Даниил Хармс. Рассказы и повести "Я ДУМАЛ О ТОМ, КАК ПРЕКРАСНО ВСЕ ПЕРВОЕ!" Даниил Иванович Ювачев (1905 - 1942) еще на школьной скамье придумал себе псевдо- ним - Хармс, который варьировал с поразите- льной изобретательностью, иногда даже в под- писи под одной рукописью: Хармс, Хормс, Чармс, Хаармс, Шардам, Хармс-Дандан и т.д. Дело в том, что Хармс полагал, что неизмен- ное имя приносит несчастье, и брал новую фа- милию как бы в попытках уйти от него. "Вчера папа сказал мне, что, пока я буду Хармс, ме- ня будут преследовать нужды. Даниил Чармс. 23 декабря 1936 года" (дневниковая запись). Он происходил из семьи известного наро- довольца Ивана Павловича Ювачева, пригово- ренного в свое время к смертной казни, заме- ненной пожизненным заключением, отбывавшего ссылку на Сахалине, где с ним познакомился Чехов. Даня родился уже после освобождения отца, когда Ювачев вернулся в Петербург. В эти годы начала века отец Хармса стал авто- ром мемуарных и религиозных книг - послужил прототипом для героев Льва Толстого и Чехо- ва... Так что корни Хармса - вполне литера- турные. Но известно, что Иван Павлович, не одобрял сочинений сына, - столь не похожи они были на то, что он сам почитал в литера- туре. Хармс-писатель сформировался в 20-е го- ды, испытав влияние Хлебникова и заумника А. Труфанова, и обрел единомышленников в кругу поэтов, назвавших себя обэриутами (от ОБЭРИУ - Объединения Реального Искусства). "Кто мы? И почему мы?.. - вопрошали они в своем мани- фесте. - Мы - поэты нового мироощущения и нового искусства... В своем творчестве мы расширяем и углубляем смысл предмета и сло- ва, но никак не разрушаем его. Конкретный предмет,очищенный от литературной и обиход- ной шелухи, делается достоянием искусства. В поэзии - столкновение словесных смыслов вы- ражает этот предмет с точностью механики", и так далее. Обэриуты нашли себе приют в сте- нах ленинградского Дома печати, где 24 янва- ря 1928 года состоялся их самый большой ве- чер,"Три левых часа". Хармс - вместе с Н.За- болоцким, А.Введенским, К.Вагиновым, И.Бах- теревым и другими - читал на первом "часу" свои стихи, восседая на шкафу, а на втором "часу" была представлена его пьеса "Елизаве- та Бам", одним из постановщиков которой был сам автор. ОБЭРИУ очень увлекло Хармса, и он (вспомним возраст) разрывался между обэриут- скими занятиями и... возлюбленной. "Кто бы мог мне посоветовать, что мне делать? Эстер несет с собой несчастие. Я погибаю с ней вместе, - восклицал он в дневниковой записи 27 июля 1928 года. - <...> Куда делось Обэ- риу? Все пропало, как только Эстер вошла в меня. С тех пор я перестал как следует пи- сать и ловил только со всех сторон несчас- тия. <...> Если Эстер несет горе за собой,то как же могу я пустить ее от себя. А вместе с тем как я могу подвергать свое дело, Обэриу, полному развалу. <...> Господи, помоги! <... .> Сделай, чтоб в течение этой недели Эстер ушла от меня и жила бы счастливо. А я чтобы опять принялся писать, будучи свободен как прежде!" Однако помогли разрубить этот узел спус- тя несколько лет совсем другие - внешние и недобрые силы. Желая положить конец выступ- лениям обэриутов в общежитиях, клубах, воин- ских частях и т.д. ленинградская молодежная газета "Смена" поместила статью "Реакционное жонглерство" (9 апреля 1930 года), имевшую подзаголовок: "Об одной вылазке литературных хулиганов". Тут прямо говорилось, что "лите- ратурные хулиганы" (читай: обэриуты) ничем не отличаются от классового врага. Автор статьи воспроизводил, очевидно, реальный ди- алог "пролетарского студенчества" с обэриу- тами: "Владимиров (самый молодой обэриут Юрий Владимиров. - Вл.Г.) с неподражаемой нагластью назвал собравшихся дикарями, кото- рые попав в европейский город, увидели там автомобиль. Левин (прозаик, обериут Дойвбер Левин. - В.Г.) заявил, что их "пока" (!) не понимают, но что они единственные представители (!) действительно нового искусства,которые стро- ят большое здание. - Для кого строите? - спросили его. - Для всей России, - последовал класси- ческий ответ". А в 1931 году Хармс, Введенский и неко- торые их друзья были арестованы и сосланы на год в Курск. Позади остались две единственные "взрос- лые" публикации Даниила Хармса - по стихот- ворению в каждом - в двух сборниках Союза поэтов (в 1926-м и 1927 годах). Больше Дани- илу Хармсу, как, впрочем, и Александру Вве- денскому, не удалось опубликовать при жизни ни одной "взрослой" строчки. Стремился ли Хармс к публикации своих "взрослых" произведений? Думал ли о них? По- лагаю, что да. Во-первых, таков имманентный закон всякого творчества. Во-вторых, есть и косвенное свидетельство, что он свыше четы- рех десятков своих произведений считал гото- выми для печати. Но при этом - вот сознание безвыходнос- ти! - не делал после 1928 года никаких попы- ток опубликовать что-то из своих "взрослых" вещей. Во всяком случае о таких попытках пока неизвестно. Больше того, - он старался не посвящать своих знакомых в то, что пишет. Художница Алиса Порет вспоминала: "Хармс сам очень лю- били рисовать, но мне свои рисунки никогда не показывал, а также все, что он писал для взрослых. Он запретил это всем своим друзь- ям, а с меня взял клятву, что я не буду пы- таться достать его рукописи". Думаю, однако, что небольшой круг его друзей - А.Введенс- кий, Л.Липавский (Л.Савельев), Я.С.Друскин и некоторые другие - были постоянными слушате- лями его сочинений в 30-е годы. А писал он - во всяком случае стремился писать - ежедневно. "Я сегодня не выполнил своих 3-4 страниц", - упрекает он себя. И рядом, в те же дни, записывает: "Я был наи- более счастлив, когда у меня отняли перо и бумагу и запретили мне что-либо делать. У меня не было тревоги, что я не делаю чего-то по своей вине, совесть была спокойна, и я был счастлив. Это было, когда я сидел в тюрьме. Но если бы меня спросили, не хочу ли я опять туда или в положение, подобное тюрь- ме, я сказал бы: нет, НЕ ХОЧУ". И тут же: "Человек в своем деле видит спасение, и потому он должен постоянно зани- маться своим делом, чтобы быть счастливым. Только вера в успешность своего дела прино- сит счастье. Сейчас должен быть счастлив За- болоцкий". "Довольно праздности и безделья! Каждый день раскрывай эту тетрадь и вписывай сюда не менее полстраницы. Если ничего не пише- тся,то запиши хотя бы по примеру Гоголя, что сегодня ничего не пишется. Пиши всегда с ин- тересом и смотри на писание, как на празд- ник. 11 апреля 1937 года". ("Голубая тет- радь" N% 24). Эти записи относятся к середине 30-х годов, когда сочинение для детей, в которое Хармса и других обериутов (Введенского, Вла- димирова, Дойвбера Левина...) вовлек Мар- шак, шло у Хармса все натужнее, все труднее. Начав с сотрудничества в журнале "Еж" (с 1928 года), а затем "Чиж" (с 1930-го), с то- го,что в одном номере журнала могли появить- ся и его рассказ, и стихотворение, и подпись под картинкой, Хармс к середине 30-х уже писал для детей все реже и реже, от случая к случаю. И можно лишь удивляться, что при сравнительно небольшом числе детских стихот- ворений ("Иван Иваныч Самовар", "Врун", "Иг- ра", "Миллион", "Как папа застрелил мне хорька", "Из дома вышел человек", "Что это было?", "Тигр на улице" ...) он создал свою страну в поэзии для детей и стал ее класси- ком. Нет, я не разделяю точку зрения, будто детская литература была для него "отхожим промыслом". Слишком честным и талантливым человеком был Даниил Хармс, чтобы писать только для денег. Да и сами детские стихи Хармса говорят за себя: они из того драго- ценного металла, что и стихи "для взрослых". Детская литература с конца 20-х годов до конца жизни была, что немаловажно для писа- теля, его лицом, его визитной карточкой,име- нем наконец. Но жил он, внутренне жил тем, что творил не для детей. Это - с самого начала - были рассказы, стихотворения, пьесы, статьи и да- же любая строчка в дневнике, письмо или час- тная записка. Во всем, в любом избранном жанре он оставался оригинальным, ни на кого не похожим писателем. "Я хочу быть в жизни тем же, чем Лобачевский в геометрии", - за- писал он в 1937 году. Мир удивился,узнав Даниила Хармса. Впер- вые прочитав его в конце 60-х - начале 70-х годов. Его и его друга Александра Введенско- го. До тех пор мир считал родоначальником европейской литературы абсурда Эжена Ионеско и Сэмюела Беккета. Но, прочтя наконец неиз- вестные дотоле и, к сожалению, еще не опуб- ликованные у нас в стране пьесу "Елизавету Бам" (1927), прозаические и стихотворные произведения Даниила Хармса, а также пьесу "Елка у Ивановых" (1939) и стихотворения А. Введенского, он увидел, что эта столь попу- лярная ныне ветвь литературы появилась за- долго до Ионеско и Беккета. Но ни Хармс, ни Введенский уже не услышали, как их чествуют. Слом, разлад, разрушение устоявшегося быта, людских связей и прочее они почувство- вали, пожалуй, острее и раньше других. И увидели в этом трагические последствия для человека. Так все ужасы жизни, все ее неле- пости стали на только фоном, на котором раз- ворачивается абсурдное действо, но и в какой -то мере причиной, породившей самый абсурд, его мышление. Литература абсурда оказалась по-своему идеальным выражением этих процес- сов, испытываемых каждым отдельным челове- ком. Но, при всех влияниях, на которые указы- вает сам Хармс, нельзя не видеть, что он на- следует не только Гоголю, которого, как мы потом узнаем, он ставил выше всех писателей, но и, например, Достоевскому... И эти истоки свидетельствуют, что русский абсурд возник не вдруг и не на случайной почве. <...> Произведения Даниила Хармса - как ни на что похожие камешки в мозаике нашей литера- туры 20 - 30-х годов. Отмытые временем, как морем, они еще сильней отливают своей таин- ственностью, загадочностью. <...> Рассказы и сценки из цикла "Случаи", по- священного жене, Марине Малич, удивительным образом передают, несмотря на весь их лако- низм (иные вещи - в треть машинописной стра- ницы) и фантасмагоричность, - и атмосферу и быт 30-ых годов. Их юмор - это юмор абсур- да. Хармс прекрасно сознавал, что такой юмор может быть не всякому понятен, и все же не отказывался от него. В заметках "О смехе" он говорил: "Есть несколько сортов смеха. Есть средний сорт смеха,когда смеется и весь зал, но не в полную силу. Есть сильный сорт сме- ха, когда смеется та или иная часть залы, но уже в полную силу, а другая часть залы мол- чит, до нее смех в этом случае совсем не до- ходит. Первый сорт смеха требует эстрадная комиссия от эстрадного актера, но второй сорт смеха лучше. Скоты не должны смеяться." "Меня, - писал Хармс 31 октября 1937 го- да, - интересует только "ч у ш ь"; только то, что не имеет никакого практического смы- сла. Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, уми- ление и азарт - ненавистные для меня слова и чувства. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, пе- чаль и горе, радость и смех". <...> Высказав свое кредо, он примерно в то же время открыл в дневнике имена писателей, кои больше всего близки ему. Этот список включа- ет шесть имен в таком порядке: Гоголь, Прут- ков, Мейринк, Гамсун, Эдвард Лир и Льюис Кэ- рролл. Причем Хармс - с точностью до сотой - сообщает, сколько, по его понятию, каждый из упомянутых писателей дает человечеству и сколько его, Хармса, сердцу. Гоголь - оди- наково: 69 - 69. Прутков: 42 - 69. Мейринк так же. Гамсун: 55 - 62. Лир: 42 - 59. Кэр- ролл: 45 - 59. И Хармс добавляет: "Сейчас моему сердцу особенно мил Густав Мейринк" (запись 14 ноября 1937 года). В это время Хармс перечитывает, пожалуй, лучший роман австрийского писателя - "Голем" - и делает для себя заметки по поводу прочитанного. <...> Быт у Хармса, как и все действие, условен, алгебраичен, если говорить языком математики. Бытовой фон - не более чем стар- товая площадка, с которой начинается дейст- вие. В этом, в частности, убеждает и повесть "Старуха" (1939). Читать ее реалистическими глазами, забы- вая о направлении, которое исповедовал писа- тель, бесмысленно, - это приведет по край- ней мере к ошибочному суждению о вкусе ав- тора. По свидетельству Л.С.Друскиной, "Хармс" читал эту вещь Введенскому и Якову Семенови- чу (ее брату). "Выйдя от Хармса, Яков Семе- нович спросил Введенского: - Как тебе "Старуха"? На что Введенский ответил: - Я ведь не отказался от левого искусст- ва". Хармса занимала чудо, чудесное. "Интере- сно только чудо, как нарушение физической структуры мира", - замечает он в своей запи- си 1939 года. Он верил в чудо - и при этом сомневался, существует ли оно в жизни. Иног- да он сам ощущал себя чудотворцем, который может, но не хочет творить чудеса. Один из часто встречаемых мотивов его произведений - сон. Сон как самое удобное состояние, среда для того, чтобы свершались чудеса и чтобы в них можно было поверить. Сон был не только лучшей формой, в которой воплощались мечты персонажей, но и счастливым соединением той трагической разорванности мира, яви, которую Хармс ощущал сильнее всего. Эта трагическая разорванность, конфликт- ность мира и составляет, пожалуй, главный интерес писателя. Как и психология, поведе- ние человека в нем. Что человек диктует се- бе, или вернее, что мир диктует отдельному человеку. К самому Хармсу жизнь становилась все суровее. В 1937 и 1938 годах нередки были дни и недели, когда они с женой жестоко го- лодали. Не на что было купить даже совсем простую еду. "Я все не прихожу в отчаянье,- записывает он 28 сентября 1937 года. - Долж- но быть, я на что-то надеюсь, и мне кажется, что мое положение лучше, чем оно есть на са- мом деле. Железные руки тянут меня в яму". Но в те же дни и годы, безнадежные по собственному ощущению, он вместе с тем ин- тенсивно работает (рассказ "Связь", напри- мер, датирован 14-м сентября 1937 года). Он как художник исследует безнадежность, безвы- ходность, пишет о ней (рассказ "Сундук" - 30 января 1937 года,сценка "Всестороннее иссле- дование" - 21 июня 1937-го, "О том, как меня посетили вестники" - 22 августа того же года и т.д.). Абсурдность сюжетов этих вещей не поддается сомнению, но также несомненно, что они вышли из-под пера Хармса во времена, когда то,что кажется абсурдным, стало былью. Творящие легенду о Хармсе писали, как был изумлен дворник, читая на дверях его квартиры табличку каждый раз с новым именем. Возможно, что так все и было. Но вот подлин- ная записка, сохранившаяся в архиве Хармса: "У меня срочная работа. Я дома, но никого не принимаю.И даже не разговариваю через дверь. Я работаю каждый день до 7 часов". "Срочная работа" у непечатающего писате- ля! Но он словно знал об отпущенных ему 36 годах жизни. Бывали дни, когда он писал по два-три стихотворения или по два рассказа. И любую, даже маленькую вещь мог несколько раз переделывать и переписывать. Но ни разу пос- ле 1928 года не перепетатывал свои стихи и рассказы на пишущей машинке - за ненадобнос- тью. Носить их в редакции было бесполезно. Он знал, что их не возьмут, не напечатают. В дневнике он уговаривает себя не пасть духом, обрести равновесие, чтобы остаться верным избранному пути, даже если приходится плыть против течения. "Жизнь это море, судьба это ветер, а человек это корабль, - размышляет он. - И как хороший рулевой может использо- вать противный ветер и даже идти против вет- ра, не меняя курса корабля, так и умный че- ловек может использовать удары судьбы и с каждым ударом приближаться к своей цели. П р и м е р: Человек хотел стать оратором, а судьба отрезала ему язык, и человек онемел. Но он не сдался, а научился показывать до- щечку с фразами, написанными большими буква- ми, и при этом где нужно рычать, а где нужно подвывать и этим воздействовал на слушателей еще более, чем это можно было сделать обык- новенной речью". <...> Детская литература уже не могла прокор- мить Хармса, и они с женой временами жестоко голодали. "Пришло время еще более ужасное для меня, - записывает он 1 июня 1937 года. - В Детиздате придрались к каким-то моим стихам ("Из дома вышел человек..." - Вл.Г.) и начали меня травить. Меня прекратили печа- тать. Мне не выплачивают деньги, мотивируя какими-то случайными задержками. Я чувствую, что там происходит что-то тайное, злое. Нам нечего есть. Мы страшно голодаем. Я знаю,что мне пришел конец..." В среде писателей он чувствует себя чу- жим. Стихи "На посещение Писательского Дома 24 января 1935 года" начинаются строчками: "Когда оставленный судьбою, Я в двери к вам стучу, друзья, Мой взор темнеет сам собою И в сердце стук унять нельзя..." Второй арест, в 1937 году, не сломил его. После скорого освобождения он продолжал творить. Чудо,чудеса врывались в его расска- зы и пьесы, приобретая подчас гротесковые, абсурдные формы, но эти формы парадоксальным образом соотносились с той жизнью, которая окружала самого Хармса, и потому даже самые короткие его вещи выглядят художественно и философски законченными. Он жил высокой духовной жизнью, пускай его круг ограничивался несколькими друзьями (Введенский, Липавский, Друскин, Олейников.. .). Большая дружба связывала его с художни- ками: Петром Соколовым, Владимиром Татлиным (он, кстати, талантливо иллюстрировал его книжку "Во-первых и во-вторых"), с Казимиром Малевичем, на смерть которого он отозвался прекрасными стихами, с ученицами Филонова - Алисой Порет и Татьяной Глебовой, с музыкан- тами Исайей Браудо, Марией Юдиной, с Иваном Соллертинским... Я нарочно не останавливаюсь на внешнем облике Хармса, столько раз описанном во всех мемуарах, - облике чудака. Нет, мемуаристы этот облик, конечно, не выдумали, не сочини- ли. Хармс и вправду одевался на обычный взгляд вызывающе, странно, иногда нелепо, - но если мы будем говорить только об этом, мы не узнаем о Хармсе ничего. Это все из облас- ти легенды и анекдотов о Хармсе. А по сути его внешность могла стоить ему жизни. Вера Кетлинская, которая возглавляла в блокаду ленинградскую писательскую организацию, рас- сказывала, что ей в начале войны, приходи- лось несколько раз удостоверять личность Ха- рмса, которого подозрительные граждане, в особенности подростки, принимали из-за его странного вида и одежды (гольфы, необычная шляпа, "цепочка с массой загадочных брелоков вплоть до черепа с костями" и т.д.) за не- мецкого шпиона. "Двадцать третьего августа, - сообщала в письме от 1 сентября 1941 года М.Малич своему другу Наталии Шанько, эвакуи- ровавшейся на Урал, - Даня уехал к Николаю Макаровичу. Я осталась одна без работы, без денег, с бабушкой на руках. Что со мной бу- дет, я не знаю, но знаю только, что жизнь для меня кончена с его отъездом". "Отъезд," "к Николаю Макаровичу" - что за этим стояло, друзья понимали сразу. Н.М.Олейников был давно арестован и, по слухам, погиб. <...> Последние месяцы жизни Хармс провел в тюрьме. [1] Уже слабея от голода, его жена, М.В.Ма- лич, пришла в квартиру, пострадавшую от бомбежки, вместе с другом Даниила Ивановича, Я.С.Друскиным, сложила в небольшой чемодан- чик рукописи мужа, а также находившиеся у Хармса рукописи Введенского и Николая Олей- никова, и этот чемоданчик как самую большую ценность Друскин берег при всех перепитеях эвакуации. Потом, когда в 1944-м году он вернулся в Ленинград, то взял у сестры Харм- са, Е.И.Ювачевой, и другую чудом уцелевшую на Надеждинской часть архива. В нем были и девять писем к актрисе Ле- нинградского ТЮЗа (театра А.Брянцева) Клав- дии Васильевны Пугачевой, впоследствии арти- стки Московского театра сатиры и театра име- ни Маяковского, - при очень небольшой дошед- шей до нас эпистолярии Хармса они имеют особенную ценность (ответные письма Пугаче- вой, к сожалению, не сохранились); рукопись как бы неоконченной повести "Старуха" - са- мого крупного у Хармса произведения в прозе <...>. Сейчас все эти рукописи, кроме авто- графа "Старухи" находятся в отделе рукописей и редких книг Государственной публичной биб- лиотеки имени М.Е.Салтыкова-Щедрина в Ленин- граде. Открытие Даниила Хармса для нашего чита- теля продолжается. Владимир Глоцер. --------------- 1. В 1984 году, пишут М.Мейлах и В.Эрль в журнале "Родник" N% 5 за 1988 г., одному из них стало доподлинно известно, что вскоре после ареста, в сентябре 1941 года, Хармс был признан невменяемым и направлен на при- нудительное лечение в психиатрическую боль- ницу, куда прибыл в конце декабря и где он умер, вероятно, от голода, 2 февраля 1942 года.  СЛУЧАИ 1. ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ N% 10 ЖИЛ один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно. Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутреннос- тей у него не было. Ничего не было! Так что не понятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше гово- рить. 1937 2. СЛУЧАИ Однажды Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридоно- ва упала с буфета и тоже умерла. А дети Спи- ридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридо- нова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом четы- реста рублей и так заважничал, что его вы- толкали со службы. Хорошие люди не умеют поставить себя на твердую ногу. 22 августа {1936года}. 3. ВЫВАЛИВАЮЩИЕСЯ СТАРУХИ Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась. Из окна высунулась другая старуха и ста- ла смотреть вниз на разбившуюся, но от чрез- мерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась. Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. Когда вывалилась шестая старуха, мне на- доело смотреть на них, и я пошел на Мальцев- ский рынок, где, говорят, одному слепому по- дарили вязаную шаль. 4. СОНЕТ Удивительный случай случился со мной: я вдруг забыл, что идет раньше - 7 или 8. Я отправился к соседям и спросил их, что они думают по этому поводу. Каково же было их и мое удивление, когда они вдруг обнаружили, что тоже не могут вспомнить порядок счета. 1,2,3,4,5 и 6 по- мнят, а дальше забыли. Мы все пошли в комерческий магазин "Гас- троном", что на углу Знаменской и Бассейной улицы, и спросили кассиршу о нашем недоуме- нии. Кассирша грустно улыбнулась, вынула изо рта маленький молоточек и, слегка подвигав носом, сказала: - По-моему, семь идет после восьми в том случае, когда восемь идет после семи. Мы поблагодарили кассиршу и с радостью выбежали из магазина. Но тут, вдумываясь в слова кассирши, мы опять приуныли, так как ее слова показались нам лишенными всякого смысла. Что нам было делать? Мы пошли в Летний сад и стали там считать деревья. Но дойдя в счете до 6-ти, мы остановились и начали спо- рить: по мнению одних дальше следовало 7, по мнению других - 8. Мы спорили бы очень долго, но, по сча- стию тут со скамейки свалился какой-то ребе- нок и сломал себе обе челюсти. Это отвлекло нас от нашего спора. А потом мы разошлись по домам. 12 нояб<ря> 1935. 5. ПЕТРОВ И КАМАРОВ ПЕТРОВ: Эй, Камаров! Давай ловить комаров! КАМАРОВ: Нет, я к этому еще не готов. Давай лучше ловить котов! 6. ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН Семен Семенович, надев очки, смотрит на сосну и видит: на сосне сидит мужик и пока- зывает ему кулак. Семен Семенович, сняв очки, смотрит на сосну и видит, что на сосне никто не сидит. Семен Семенович, надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне сидит му- жик и показывает ему кулак. Семен Семенович, сняв очки, опять видит, что на сосне никто не сидит. Семен Семенович, опять надев очки, смот- рит на сосну и опять видит, что на сосне си- дит мужик и показывает ему кулак. Семен Семенович не желает верить в это явление и считает это явление оптическим об- маном. 7. ПУШКИН И ГОГОЛЬ Г о г о л ь (падает из-за кулис на сце- ну и смирно лежит). П у ш к и н (выходит, спотыкается об Го- голя и падает): Вот черт! Никак об Гоголя! Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут! (Идет, спотыкает- ся об Пушкина и падает). Никак об Пушкина спотыкнулся! П у ш к и н (поднимаясь): Ни минуты по- коя! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Вот черт! Никак опять об Гоголя! Г о г о л ь (поднимаясь): Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Пушкина и па- дает). Вот мерзопакость! Опять об Пушкина! П у ш к и н (поднимаясь): Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Вот черт! Опять об Гоголя! Г о г о л ь (поднимаясь): Это издевате- льство сплошное! (Идет, спотыкается об Пуш- кина и падает). Опять об Пушкина! П у ш к и н (поднимаясь): Вот черт! Ис- тинно что черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Об Гоголя! Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). Об Пушкина! П у ш к и н (поднимаясь): Вот черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает за ку- лисы). Об Гоголя! Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость! (Уходит за кулисы). За сценой слышен голос Гоголя: "Об Пушкина!" Занавес. <1934> 8. СТОЛЯР КУШАКОВ Жил-был столяр. Звали его Кушаков. Однажды вышел он из дому и пошел в ла- вочку, купить столярного клея. Была оттепель, и на улице было очень скользко. Столяр прошел несколько шагов, поскольз- нулся, упал и расшиб себе лоб. - Эх! - сказал столяр, встал, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил себе лоб. Но когда он вышел на улицу и сделал не- сколько шагов, он опять поскользнулся, упал и расшиб себе нос. - Фу! - сказал столяр, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил пластырем себе нос. Потом он опять вышел на улицу, опять поскользнулся, упал и расшиб себе щеку. Пришлось опять пойти в аптеку и заклеить пластырем щеку. - Вот что, - сказал столяру аптекарь. - Вы так часто падаете и расшибаетесь, что я советую ваь купить пластырей несколько штук. - Нет, - сказал столяр, - больше не упа- ду! Но когда он вышел на улицу, то опять по- скользнулся, упал и расшиб себе подбородок. - Паршивая гололедица! - закричал сто- ляр и опять побежал в аптеку. - Ну вот видите, - сказал аптекарь, - Вот вы опять упали. - Нет! - закричал столяр. - Ничего слы- шать не хочу! Давайте скорее пластырь! Аптекарь дал пластырь; столяр заклеил себе подбородок и побежал домой. А дома его не узнали и не пустили в ква- ртиру. - Я столяр Кушаков! - закричал столяр. - Рассказывай! - отвечали из квартиры и заперли дверь на крюк и на цепочку. Столяр Кушаков постоял на лестнице, плю- нул и пошел на улицу. 9. СУНДУК Человек с тонкой шеей забрался в сундук, закрыл за собой крышку и начал задыхаться. - Вот, - говорил, задыхаясь человек с тонкой шеей, - я задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея. Крышка сундука закры- та и не пускает ко мне воздуха. Я буду зады- хаться, но крышку сундука все равно не от- крою. Постепенно я буду умирать. Я увижу бо- рьбу жизни и смерти. Бой произойдет неесте- ственный, при равных шансах, потому что ес- тественно побеждает смерть, а жизнь, обре- ченная на смерть, только тщетно борется с врагом, до последней минуты не теряя напрас- ной надежды. В этой же борьбе, которая про- изойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука. Посмотрим: кто кого? Только вот ужасно пахнет нафтали- ном. Если победит жизнь, я буду вещи в сун- дуке пересыпать махоркой... Вот началось: я больше не могу дышать. Я погиб, это ясно! Мне уже нет спасения! И ничего возвышенного нет в моей голове. Я задыхаюсь!.. Ой! Что же это такое? Сейчас что-то про- изошло, но я не могу понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал... Ой! Опять что-то произошло? Боже мой! Мне нечем дышать. Я, кажется, умираю... А это еще что такое? Почему я пою? Ка- жется, у меня болит шея... Но где же сундук? Почему я вижу все, что находится у меня в комнате? Да никак я лежу на полу! А где же сундук? Человек с тонкой шеей поднялся с пола и посмотрел кругом. Сундука нигде не было. На стульях и кровати лежали вещи, вынутые из сундука, а сундука нигде не было. Человек с тонкой шеей сказал: - Значит, жизнь победила смерть неиз- вестным для меня способом. (В черновике приписка: жизнь победила смерть, где именительный падеж, а где вини- тельный). 30 января 1937 года. 10. СЛУЧАЙ С ПЕТРАКОВЫМ Вот однажды Петраков хотел спать лечь, да лег мимо кровати. Так он об пол ударился, что лежит на полу и встать не может. Вот Петраков собрал последние силы и встал на четвереньки. А силы его покинули, и он опять упал на живот и лежит. Лежал Петраков на полу часов пять. Сна- чала просто так лежал, а потом заснул. Сон подкрепил силы Петракова. Он про- снулся совершенно здоровым, встал, прошелся по комнате и лег осторожно на кровать. "Ну, - думает, - теперь посплю". А спать-то уже и не хочется. Ворочается Петраков с боку на бок и никак заснуть не может. Вот, собственно, и все. 11. ИСТОРИЯ ДЕРУЩИХСЯ Алексей Алексеевич подмял под себя Анд- рея Карловича и, набив ему морду, отпустил его. Андрей Карлович, бледный от бешенства, кинулся на Алексея Алексеевича и ударил его по зубам. Алексей Алексеевич, не ожидая такого бы- строго нападения, повалился на пол, а Андрей Карлович сел на него верхом, вынул у себя изо рта вставную челюсть и так обработал ею Алексея Алексеевича, что Алексей Алексеевич поднялся с полу с совершенно искалеченным лицом и рваной ноздрей. Держась руками за лицо, Алексей Алексеевич убежал. А Андрей Карлович протер свою вставную челюсть,вставил ее себе в рот и, убедившись, что челюсть пришлась на место, осмотрелся вокруг и, не видя Алексея Алексеевича, пошел его разыскивать. <1936> 12. СОН Калугин заснул и увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов проходит мили- ционер. Калугин проснулся, почесал рот и опять заснул, и опять увидел сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах притаился и сидит милиционер. Калугин проснулся, подложил под голову газету, чтобы не мочить слюнями подушку, и опять заснул, и опять увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов проходит мили- ционер. Калугин проснулся, переменил газету, лег и заснул опять. Заснул и опять увидел сон, будто он идет мимо кустов, а в кустах сидит милиционер. Тут Калугин проснулся и решил больше не спать, но моментально заснул и увидел сон, будто он сидит за милиционером, а мимо про- ходят кусты. Калугин закричал и заметался в кровати, но проснуться уже не мог. Калугин спал четыре дня и четыре ночи подряд и на пятый день проснулся таким то- щим, что сапоги пришлось подвязывать к ногам веревочкой, чтобы они не сваливались. В бу- лочной, где Калугин всегда покупал пшеничный хлеб, его не узнали и подсунули ему полуржа- ной. А санитарная комиссия, ходя по кварти- рам и увидя Калугина, нашла его антисанитар- ным и никуда не годным и приказала жакту вы- кинуть Калугина вместе с сором. Калугина сложили пополам и выкинули его как сор. 13. МАТЕМАТИК И АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ МАТЕМАТИК (вынимая из головы шар): Я вынул из головы шар. Я вынул из головы шар. Я вынул из головы шар. Я вынул из головы шар. АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Положь его обратно. Положь его обратно. Положь его обратно. Положь его обратно. МАТЕМАТИК: Нет, не положу! Нет, не положу! Нет, не положу! Нет, не положу! АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Ну и не клади. Ну и не клади. Ну и не клади. МАТЕМАТИК: Вот и не положу! Вот и не положу! Вот и не положу! АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Ну и ладно. Ну и ладно. Ну и ладно. МАТЕМАТИК: Вот я и победил! Вот я и победил! Вот я и победил! АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Ну победил и успокойся! МАТЕМАТИК: Нет, не успокоюсь! Нет, не успокоюсь! Нет, не успокоюсь! АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Хоть ты математик, а честное слово, ты не умен. МАТЕМАТИК: Нет, умен и знаю очень много! Нет, умен и знаю очень много! Нет, умен и знаю очень много! АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Много, да только все ерунду. МАТЕМАТИК: Нет, не ерунду! Нет, не ерунду! Нет, не ерунду! АНДРЕЙ СЕМЕНОВИЧ: Надоело мне с тобой препираться. МАТЕМАТИК: Нет, не надоело! Нет, не надоело! Нет, не надоело! (Андрей Семенович досадливо машет рукой и уходит. Математик, постояв минуту, уходит вслед за Андреем Семеновичем). Занавес 1933 14. МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, УДИВИВШИЙ СТОРОЖА - Ишь ты, - сказал сторож, рассматривая муху. - Ведь если ее помазать столярным кле- ем, то ей, пожалуй, и конец придет. Вот ведь история! От простого клея! - Эй ты, леший! - окликнул сторожа моло- дой человек в желтых перчатках. Сторож сразу же понял, что это обращают- ся к нему, но продолжал смотреть на муху. - Не тебе что ли говорят? - крикнул опять молодой человек. - Скотина! Сторож раздавил муху пальцем и, не пово- рачивая головы к молодому человеку, сказал: - А ты чего, срамник, орешь-то? Я и так слышу. Нечего орать-то! Молодой человек почистил перчатками свои брюки и деликатным голосом спросил: - Скажите, дедушка, как тут пройти на небо? Сторож посмотрел на молодого человека, прищурил один глаз, потом прищурил другой, потом почесал себе бородку, еще раз посмот- рел на молодого человека и сказал: - Ну, нечего тут задерживаться, проходи- те мимо. - Извините, - сказал молодой человек, - ведь я по срочному делу. Там для меня уже и комната приготовлена. - Ладно, - сказал сторож, - покажи би- лет. - Билет не у меня; они говорили, что ме- ня и так пропустят, - сказал молодой чело- век, заглядывая в лицо сторожу. - Ишь ты! - сказал сторож. - Так как же? - спросил молодой человек. - Пропустите? - Ладно, ладно, - сказал сторож. - Иди- те. - А как пройти-то? Куда? - спросил моло- дой человек. - Ведь я и дороги-то не знаю. - Вам куда нужно? - спросил сторож, де- лая строгое лицо. Молодой человек прикрыл рот ладонью и очень тихо сказал: - На небо! Сторож наклонился вперед, подвинул пра- вую ногу, чтобы встать потверже, пристально посмотрел на молодого человека и сурово спросил: - Ты чего? Ваньку валяешь? Молодой человек улыбнулся, поднял руку в желтой перчатке, помахал ею над головой и вдруг исчез. Сторож понюхал воздух. В воздухе пахло жжеными перьями. - Ишь ты! - сказал сторож, распахнул куртку, почесал себе живот, плюнул в то мес- то, где стоял молодой человек, и медленно пошел в свою сторожку. 15. ЧЕТЫРЕ ИЛЛЮСТРАЦИИ ТОГО, КАК НОВАЯ ИДЕЯ ОГОРАШИВАЕТ ЧЕЛОВЕКА, К НЕЙ НЕ ПОДГОТОВЛЕННОГО I ПИСАТЕЛЬ: Я писатель! ЧИТАТЕЛЬ: А по-моему, ты говно! (Писатель стоит несколько минут, потря- сенный этой новой идеей и падает замерт- во. Его выносят.) II ХУДОЖНИК: Я художник! РАБОЧИЙ: А по-моему,ты говно! (Художник тут же побледнел, как полотно, И как тростиночка закачался И неожиданно скончался. Его выносят.) III КОМПОЗИТОР: Я композитор! ВАНЯ РУБЛЕВ: А по-моему, ты говно! (Композитор, тяжело дыша, так и осел. Его неожиданно выносят.) IV_ ХИМИК: Я химик! ФИЗИК: А по-моему, ты говно! (Химик не сказал больше ни слова и тяже- ло рухнул на пол.) 16. ПОТЕРИ Андрей Андреевич Мясов купил на рынке фитиль и понес его домой. По дороге Андрей Андреевич потерял фи- тиль и зашел в магазин купить полтораста грамм полтавской колбасы. Потом Андрей Анд- реевич зашел в молокосоюз и купил бутылку кефира, потом выпил в ларьке маленькую кру- жечку хлебного кваса и встал в очередь за газетой. Очередь была довольно длинная, и Андрей Андреевич простоял в очереди не менее двадцати минут, но, когда он подходил к га- зетчику, то газеты перед самым его носом кончились. Андрей Андреевич потоптался на месте и пошел домой, но по дороге потерял кефир и завернул в булочную, купил французскую бул- ку, но потерял полтавскую колбасу. Тогда Андрей Андреевич пошел прямо до- мой, но по дороге упал, потерял французскую булку и сломал свои пенсне. Домой Андрей Андреевич пришел очень злой и сразу лег спать, но долго не мог заснуть, а когда заснул, то увидел сон: будто он по- терял зубную щетку и чистит зубы каким-то подсвечником. 17. МАКАРОВ И ПЕТЕРСЕН N% 3 МАКАРОВ: Тут, в этой книге написано, о наших желаниях и об исполнении их. Прочти эту книгу, и ты поймешь, как суетны наши же- лания. Ты также поймешь, как легко исполнить желание другого и как трудно исполнить жела- ние свое. ПЕТЕРСЕН: Ты что-то заговорил больно торжественно. Так говорят вожди индейцев. МАКАРОВ: Эта книга такова, что говорить о ней надо возвышенно. Даже думая о ней, я снимаю шапку. ПЕТЕРСЕН: А руки моешь, прежде чем кос- нуться этой книги. МАКАРОВ: Да, и руки надо мыть. ПЕТЕРСЕН: Ты и ноги, на всякий случай, вымыл бы! МАКАРОВ: Это неостроумно и грубо. ПЕТЕРСЕН: Да что же это за книга? МАКАРОВ: Название этой книги таинствен- но... ПЕТЕРСЕН: Хи-хи-хи! МАКАРОВ: Называется эта книга МАЛГИЛ. (Петерсен исчезает) МАКАРОВ: Господи! Что же это такое? Пе- терсен! ГОЛОС ПЕТЕРСЕНА: Что случилось? Макаров! Где я? МАКАРОВ: Где ты? Я тебя не вижу! ГОЛОС ПЕТЕРСЕНА: А ты где? Я тоже тебя не вижу!.. Что это за шары? МАКАРОВ: Что же делать? Петерсен, ты слышишь меня? ГОЛОС ПЕТЕРСЕНА: Слышу! Но что такое случилось? И что это за шары? МАКАРОВ: Ты можешь двигаться? ГОЛОС ПЕТЕРСЕНА: Макаров! Ты видишь эти шары? МАКАРОВ: Какие шары? ГОЛОС ПЕТЕРСЕНА: Пустите!.. Пустите ме- ня!.. Макаров!.. (Тихо. Макаров стоит в ужасе, потом хва- тает книгу и раскрывает ее). МАКАРОВ (читает): "...Постепенно чело- век утрачивает свою форму и становится ша- ром. И став шаром, человек утрачивает все свои желания". ЗАНАВЕС. 1934 18. СУД ЛИНЧА Петров садится на коня и говорит, обра- щаясь к толпе, речь о том, что будет, если на месте, где находится общественный сад,бу- дет построен американский небоскреб. Толпа слушает и, видимо, соглашается. Петров запи- сывает что-то у себя в записной книжечке. Из толпы выделяется человек среднего роста и спрашивает Петрова, что он записал у себя в записной книжечке. Петров отвечает, что это касается только его самого. Человек среднего роста наседает. Слово за слово, и начинается распря. Толпа принимает сторону человека среднего роста, и Петров, спасая свою жизнь, погоняет коня и скрывается за поворотом. То- лпа волнуется и, за неимением другой жерт- вы, хватает человека среднего роста и отры- вает ему голову. Оторванная голова катится по мостовой и застревает в люке для водосто- ка. Толпа, удовлетворив свои страсти, расхо- дится. 19. ВСТРЕЧА Вот однажды один человек пошел на служ- бу, да по дороге встретил другого человека, который, купив польский батон, направлялся к себе восвояси. Вот, собственно, и все. 20. НЕУДАЧНЫЙ СПЕКТАКЛЬ На сцену выходит Петраков-Горбунов, хо- чет что-то сказать, но икает. Его начи- нает рвать. Он уходит. Выходит Притыкин. П р и т ы к и н: Уважаемый Петраков-Гор- бунов должен сооб... (Его рвет, и он убега- ет). Выходит Макаров. М а к а р о в: Егор... (Макарова рвет. Он убегает.) Выходит Серпухов. С е р п у х о в: Чтобы не быть... (Его рвет, он убегает). Выходит Курова. К у р о в а: Я была бы... (Ее рвет, она убегает). Выходит маленькая девочка. М а л е н ь к а я д е в о ч к а: - Папа просил передать вам всем, что те- атр закрывается. Нас всех тошнит. Занавес 21. ТЮК! Лето, письменный стол. Направо дверь. На столе картина. На картине нарисована лошадь, а в зубах у лошади цыган. Ольга Петровна ко- лет дрова. При каждом ударе с носа Ольги Пе- тровны соскакивает пенсне. Евдоким Осипович сидит в креслах и курит. О л ь г а П е т р о в н а (ударяет ко- луном по полену, которое, однако, нисколько не раскалывается). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! О л ь г а П е т р о в н а. (Надевая пе- нсне, бьет по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! Е в д о к и м О с и п о в и ч (Надевая пенсне). Евдоким Осипович! Я вас прошу, не говорите этого слова "тюк". Е в д о к и м О с и п о в и ч. Хорошо, хорошо. О л ь г а П е т р о в н а (Ударяет ко- луном по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! О л ь г а П е т р о в н а (надевая пен- сне). Евдоким Осипович! Вы обещали не гово- рить этого слова "тюк". Е в д о к и м О с и п о в и ч. Хорошо, чорошо, Ольга Петровна! Больше не буду. О л ь г а П е т р о в н а (Ударяет ко- луном по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! О л ь г а П е т р о в н а (надевая пен- сне) Это безобразие! Взрослый пожилой чело- век и не понимает простой человеческой про- сьбы! Е в д о к и м О с и п о в и ч. Ольга Петровна! Вы можете спокойно продолжать вашу работу. Я больше мешать не буду. О л ь г а П е т р о в н а . Ну я прошу вас, я очень прошу вас: дайте мне расколоть хотя бы это полено. Е в д о к и м О с и п о в и ч. Колите, конечно, колите! О л ь г а П е т р о в н а (Ударяет ко- луном по полену). Е в д о к и м О с и п о в и ч. Тюк! Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может сказать. Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с головы до ног и медленно уходит. Ольга Петровна стоит неподвижно с открытым ртом и смотрит на удаляющегося Евдокима Оси- повича. Занавес медленно опускается. 22. ЧТО ТЕПЕРЬ ПРОДАЮТ В МАГАЗИНАХ Коратыгин пришел к Тикакееву и не застал его дома. А Тикакеев в это время был в магазине и покупал там сахар, мясо и огурцы. Коратыгин потолкался возле дверей Тика- кеева и собрался уже писать записку, вдруг смотрит, идет сам Тикакеев и несет в руках клеенчатую кошелку. Коратыгин увидел Тикакеева и кричит ему: - А я вас уже целый час жду! - Неправда, - говорит Тикакеев, - я все- го двадцать пять минут, как из дома. - Ну, уж этого я не знаю, - сказал Кора- тыгин, - а только я тут уже целый час. - Не врите! - сказал Тикакеев. - Стыдно врать. - Милостивейший государь! - сказал Кора- тыгин. - Потрудитесь выбирать выражения. - Я считаю... - начал было Тикакеев, но его перебил Коратыгин. - Если вы считаете.. - сказал он, но тут Коратыгина перебил Тикакеев и сказал: - Сам-то ты хорош! Эти слова так взбесили Коратыгина, что он зажал пальцем одну ноздрю, а другой смор- кнулся в Тикакеева. Тогда Тикакеев выхватил из кошелки самый большой огурец и ударил им Коратыгина по го- лове. Коратыгин схватился руками за голову, упал и умер. Вот какие большие огурцы продаются те- перь в магазинах! 23. МАШКИН УБИЛ КОШКИНА Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина. Товарищ Машкин следил за товарищем Кош- киным. Товарищ Кошкин оскорбительно махал рука- ми и противно выворачивал ноги. Товарищ Машкин нахмурился. Товарищ Кошкин пошевелил животом и при- топнул правой ногой. Товарищ Машкин вскрикнул и кинулся на товарища Кошкина. Товарищ Кошкин попробовал убежать, но спотыкнулся и был настигнут товарищем Машки- ным. Товарищ Машкин ударил кулаком по голове товарища Кошкина. Товарищ Кошкин вскрикнул и упал на чет- вереньки. Товарищ Машкин двинул товарища Кошкина ногой под живот и еще раз ударил его кулаком по затылку. Товарищ Кошкин растянулся на полу и умер. Машкин убил Кошкина. 24. СОН ДРАЗНИТ ЧЕЛОВЕКА Марков снял сапоги и, вздохнув, лег на диван. Ему хотелось спать, но как только он за- крывал глаза, желание спать моментально про- ходило. Марков открывал глаза и тянулся ру- кой за книгой, но сон опять налетал на него, и, не дотянувшись до книги, Марков ложился и снова закрывал глаза. Но лишь только глаза закрывались, сон улетал опять, и сознание становилось таким ясным, что Марков мог в уме решать алгебраические задачи на уравне- ния с двумя неизвестными. Долго мучился Марков, не зная, что ему делать: спать или бодрствовать? Наконец из- мучившись и возненавидев самого себя и свою комнату, Марков надел пальто и шляпу, взял в руки трость и вышел на улицу. Свежий ветерок успокоил Маркова, ему стало радостнее на ду- ше и захотелось вернуться обратно к себе в комнату. Войдя в свою комнату, он почувствовал в теле приятную усталость и захотел спать. Но только он лег на диван и закрыл глаза, - сон моментально испарился. С бешенством вскочил Марков с дивана и, без шапки и без пальто, помчался по направ- лению к Таврическому саду. 25. ОХОТНИКИ На охоту поехало шесть человек, а верну- лось-то только четыре. Двое-то не вернулось. Окнов, Козлов, Стрючков и Мотыльков бла- гополучно вернулись домой, а Широков и Каб- луков погибли на охоте. Окнов целый день ходил потом расстроен- ный и даже не хотел ни с кем разговаривать. Козлов неотступно ходил следом за Окновым и приставал к нему с различными вопросами, чем и довел Окнова до высшей точки раздражения. КОЗЛОВ: Хочешь закурить? ОКНОВ: Нет. КОЗЛОВ: Хочешь, я тебе принесу вон ту вон штуку? ОКНОВ: Нет. КОЗЛОВ: Может быть, хочешь, я тебе рас- скажу что-нибудь смешное? ОКНОВ: Нет. КОЗЛОВ: Ну, хочешь пить? У меня вот тут есть чай с коньяком. ОКНОВ: Мало того, что я тебя сейчас этим камнем по затылку ударил, я тебе еще оторву ногу. СТРЮЧКОВ и МОТЫЛЬКОВ: Что вы делаете? Что вы делаете? КОЗЛОВ: Приподнимите меня с земли. МОТЫЛЬКОВ: Ты не волнуйся, рана заживет. КОЗЛОВ: А где Окнов? ОКНОВ (отрывая Козлову ногу): Я тут, не- далеко! КОЗЛОВ: Ох, матушки! Спа-па-си! СТРЮЧКОВ и МОТЫЛЬКОВ: Никак он ему и но- гу оторвал! ОКНОВ: Оторвал и бросил вон туда! СТРЮЧКОВ: Это злодейство! ОКНОВ: Что-о? СТРЮЧКОВ: ... ейство... ОКНОВ: Ка-а-ак? СТРЮЧКОВ: Нь...нь...нь...никак. КОЗЛОВ: Как же я дойду до дому? МОТЫЛЬКОВ: Не беспокойся, мы тебе приде- лаем деревяшку. СТРЮЧКОВ: Ты на одной ноге стоять мо- жешь? КОЗЛОВ: Могу, но не очень-то. СТРЮЧКОВ: Ну, мы тебя поддержим. ОКНОВ: Пустите меня к нему! СТРЮЧКОВ: Ой нет, лучше уходи! ОКНОВ: Нет, пустите!.. Пустите!.. Пус- ти... Вот, что я хотел сделать. СТРЮЧКОВ и МОТЫЛЬКОВ: Какой ужас! ОКНОВ: Ха-ха-ха! МОТЫЛЬКОВ: А где же Козлов? СТРЮЧКОВ: Он уполз в кусты. МОТЫЛЬКОВ: Козлов, ты тут? КОЗЛОВ: Шаша!.. МОТЫЛЬКОВ: Вот ведь до чего дошел! СТРЮЧКОВ: Что же с ним делать? МОТЫЛЬКОВ: А тут уж ничего с ним не по- делаешь. По-моему, его надо просто удавить. Козлов! А, Козлов? Ты меня слышишь? КОЗЛОВ: Ох, слышу, да плохо. МОТЫЛЬКОВ: Ты, брат, не горюй. Мы сей- час тебя удавим. Постой!.. Вот... Вот... Вот... СТРЮЧКОВ: Вот сюда вот еще! Так! Так! Так! Ну-ка еще... Ну, теперь готово! МОТЫЛЬКОВ: Теперь готово! ОКНОВ: Господи, благослови! 26. ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭПИЗОД В.Н.Петрову Иван Иванович Сусанин (то самое истори- ческое лицо, которое положило свою жизнь за царя и впоследствии было воспето оперой Гли- нки) зашел однажды в русскую харчевню и, сев за стол, потребовал себе антрекот. Пока хо- зяин харчевни жарил антрекот, Иван Иванович закусил свою бороду зубами и задумался: та- кая у него была привычка. Прошло 35 колов времени, и хозяин принес Ивану Ивановичу антрекот на круглой деревян- ной дощечке. Иван Иванович был голоден и по обычаю того времени схватил антрекот руками и начал его есть. Но, торопясь утолить свой голод, Иван Иванович так жадно набросился на антрекот, что забыл вынуть изо рта свою бо- роду и съел антрекот с куском своей бороды. Вот тут-то и произошла неприятность, так как не прошло и пятнадцатим колов времени, как в животе у Ивана Ивановича начались си- льные рези. Иван Иванович вскочил из-за сто- ла и кинулся на двор. Хозяин крикнул было Ивану Ивановичу: "Зри, како твоя борода кло- чна", - но Иван Иванович, не обращая ни на что внимания, выбежал во двор. Тогда боярин Ковшегуб, сидящий в углу харчевни и пьющий сусло, ударил кулаком по столу и вскричал: "Кто есть сей?" А хозяин, низко кланяясь, ответил боярину: "Сие есть наш патриот Иван Иванович Сусанин". - "Во как!" - сказал боярин, допивая свое сусло. "Не угодно ли рыбки?" - спросил хозяин. "Пошел ты к бую!" - крикнул боярин и пустил в хозяина ковшом. Ковш просвистел возле хо- зяйской головы, вылетел через окно на двор и хватил по зубам сидящего орлом Ивана Ивано- вича. Иван Иванович схватился рукой за щеку и повалился на бок. Тут справа из сарая выбежал Карп и, пе- репрыгнув через корыто, на котором среди по- моев лежала свинья, с криком побежал к воро- там. Из харчевни выглянул хозяин. "Чего ты орешь?" - спросил он Карпа. Но Карп, ничего не отвечая, убежал. Хозяин вышел на двор и увидел Сусанина, лежащего неподвижно на земле. Хозяин подошел поближе и заглянул ему в лицо. Сусанин при- стально глядел на хозяина. "Так ты жив?" - спросил хозяин. "Жив, да тилько страшусь, что меня еще чем-нибудь ударят", - сказал Сусанин. "Нет, - сказал хозяин, - не стра- шись. Это тебя боярин Ковшегуб чуть не убил, а теперь он ушедши". "Ну и слава тебе, Боже, - сказал Иван Сусанин, поднимаясь с земли. - Я человек храбрый, да тилько зря живот по- кладать не люблю. Вот и приник к земле и ждал, что дальше будет. Чуть чего, я бы на животе до самой Елдыриной слободы бы уполз. Евона как щеку разнесло. Батюшки! Полбороды отхватило!".. "Это у тебя еще раньше было",- сказал хозяин. "Как это так раньше? - вскри- чал патриот Сусанин. - Что же, по-твоему, я так с клочной бородой ходил?" "Ходил",- ска- зал хозяин. "Ах ты, мяфа", - проговорил Иван Сусанин. Хозяин зажмурил глаза и, размахнув- шись со всего маху, звезданул Сусанина по уху. Патриот Сусанин рухнул на землю и за- мер. "Вот тебе! Сам ты мяфа!" - сказал хозя- ин и удалился в харчевню. Несколько колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался, но, не слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и осмотрелся. На дворе никого не было, если не считать свиньи, которая вывалившись из корыта, валялась теперь в грязной луже. Иван Сусанин, озираясь, подобрался к воротам. Во- рота, по счастью, были открыты, и патриот Иван Сусанин, извиваясь по земле, как червь, пополз по направлению к Елдыриной слободе. Вот эпизод из жизни знаменитого истори- ческого лица, которое положило свою жизнь за царя и было впоследствии воспето в опере Глинки. 27. ФЕДЯ ДАВИДОВИЧ Федя долго подкрадывался к масленке и, наконец, улучив момент, когда жена нагну- лась, чтобы состричь на ноге ноготь, быстро, одним движением вынул из масленки все масло и сунул его к себе в рот. Закрывая масленку, Федя нечаянно звякнул крышкой. Жена сейчас же выпрямилась и, увидя пустую масленку, указала на нее ножницами и строго сказала: - Масла в масленке нет. Где оно? Федя сделал удивленные глаза и, вытянув шею, заглянул в масленку. - Это масло у тебя во рту, - сказала же- на, показывая ножницами на Федю. Федя отрицательно покачал головой. - Ага, сказала жена. - Ты молчишь и мо- таешь головой, потому что у тебя рот набит маслом. Федя вытаращил глаза и замахал на жену руками, как бы говоря: "Что ты, что ты, ни- чего подобного!". Но жена сказала: - Ты врешь. Открой рот. - Мм, - сказал Федя. - Открой рот, - повторила жена. Федя растопырил пальцы и замычал, как бы говоря: "Ах да, совсем было забыл; сейчас приду", - и встал, собираясь выйти из комна- ты. - Стой! - крикнула жена. Но Федя прибавил шагу и скрылся за две- рью. Жена кинулась за ним, но около двери остановилась, так как была голой и в таком виде не могла выйти в коридор, где ходили другие жильцы этой квартиры. - Ушел, - сказала жена, садясь на диван. - Вот черт! А Федя, дойдя по коридору до двери, на которой висела надпись: "Вход категорически воспрещен", открыл эту дверь и вошел в ком- нату. Комната, в которую вошел Федя, была узкой и длинной, с окном, завешенным грязной бумагой. В комнате справа у стены стояла грязная ломаная кушетка, а у окна стол, ко- торый был сделан из доски, положенной одним концом на ночной столик, а другим на спинку стула. На стене висела двойная полка, на ко- торой лежало неопределенно что. Больше в ко- мнате ничего не было, если не считать лежа- щего на кушетке человека с бледно-зеленым лицом, одетого в длинный и рваный коричневый сюртук и в черные нанковые штаны, из которых торчали чисто вымытые босые ноги. Человек этот не спал и пристально смотрел на вошед- шего. Федя поклонился, шаркнул ножкой и, вынув пальцем изо рта масло, показал его лежащему человеку. - Полтора, - сказал хозяин комнаты, не меняя позы. - Маловато, - сказал Федя. - Хватит, - сказал хозяин комнаты. - Ну ладно, - сказал Федя и, сняв масло с пальца, положил его на полку. - За деньгами придешь завтра утром, - сказал хозяин. - Ой,что вы! - вскричал Федя. - Мне ведь их сейчас нужно. И ведь полтора рубля все- го... - Пошел вон, - сухо сказал хозяин, и Фе- дя на цыпочках выбежал из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. 28. АНЕКДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ ПУШКИНА 1. Пушкин был поэтом и все что-то писал. Однажды Жуковский застал его за писанием и громко воскликнул: - - Да никако ты писака! С тех пор Пушкин очень полюбил Жуковско- го и стал называть его по-приятельски Жуко- вым. 2. Как известно, у Пушкина никогда не росла борода. Пушкин очень этим мучился и всегда завидовал Захарьину, у которого, на- оборот, борода росла вполне прилично. "У не- го растет, а у меня не растет", - частенько говаривал Пушкин, показывая ногтями на Заха- рьина. И всегда был прав. 3. Однажды Петрушевский сломал свои часы и послал за Пушкиным. Пушкин пришел, осмо- трел часы Петрушевского и положил их обрат- но на стол. "Что скажешь, брат Пушкин?" - спросил Петрушевский. "Стоп машина", - ска- зал Пушкин. 4. Когда Пушкин сломал себе ноги, то стал передвигаться на колесах. Друзья любили дразнить Пушкина и хватали его за эти коле- са. Пушкин злился и писал про друзей ругате- льные стихи. Эти стихи он называл "эпиграм- мами". 5. Лето 1829 года Пушкин провел в дерев- не. Он вставал рано утром, выпивал жбан пар- ного молока и бежал к реке купаться. Выкупа- вшись в реке, Пушкин ложился на траву и спал до обеда. После обеда Пушкин спал в гамаке. При встрече с вонючими мужиками Пушкин кивал им головой и зажимал пальцами свой нос. А вонючие мужики ломали свои шапки и говорили: "Это ничаво". 6. Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и начнет ими кидаться. Иногда так разойдется, что стоит весь крас- ный, руками машет, камнями кидается, просто ужас! 7. У Пушкина было четыре сына и все идиоты. Один не умел даже сидеть на стуле и все время падал. Пушкин-то и сам довольно плохо сидел на стуле. Бывало, сплошная умо- ра: сидят они за столом; на одном конце Пуш- кин все время падает со стула, а на другом конце - его сын. Просто хоть святых вон вы- носи! 29. НАЧАЛО ОЧЕНЬ ХОРОШЕГО ЛЕТНЕГО ДНЯ (СИМФОНИЯ) Чуть только прокричал петух, Тимофей вы- скочил из окошка на улицу и напугал всех, кто проходил в это время по улице. Крестья- нин Харитон остановился, поднял камень и пу- стил им в Тимофея. Тимофей куда-то исчез. - Вот ловкач! - закричало человеческое стадо, и некто Зубов разбежался и со всего маху двинулся головой о стенку. - Эх! - вскрикнула баба с флюсом. Но Ко- маров сделал этой бабе тепель-тапель, и баба с воем убежала в подворотню. Мимо шел Фетелюшин и посмеивался. К нему подошел Комаров и сказал: - Эй ты, сало, - и ударил Фетелюшина по животу. Фетелюшин прислонился к стене и на- чал икать. Ромашкин плевался сверху из окна, стара- ясь попасть в Фетелюшина. Тут же невдалеке носатая баба била корытом своего ребенка. А молодая толстенькая мать терла хорошенькую девочку лицом о кирпичную стенку. Маленькая собачка, сломав тоненькую нож- ку, валялась на панели. Маленький мальчик ел из плевательницы какую-то гадость. У бакалейного магазина стояла очередь за сахаром. Бабы громко ругались и толкали друг друга кошелками. Крестьянин Харитон, напившись денатура- та, стоял перед бабами с растегнутыми штана- ми и произносил нехорошие слова. Таким образом начинался хороший летний день. 30. ПАКИН И РАКУКИН - Ну ты, не очень фрякай! - сказал Пакин Ракукину. Ракукин сморщил нос и недоброжелательно посмотрел на Пакина. - Что глядишь? Не узнал? - спросил Па- кин. Ракукин пожевал губами и, с возмущением повернувшись на своем вертящемся кресле,стал смотреть в другую сторону. Пакин побарабанил пальцами по своему колену и сказал: - Вот дурак! Хорошо бы его по затылку палкой хлопнуть. Ракукин встал и пошел из комнаты, но Пакин быстро вскочил, догнал Ракукина и ска- зал: - Постой! Куда помчался? Лучше сядь, и я тебе покажу кое-что. Ракукин остановился и недоверчиво посмо- трел на Пакина. - Что, не веришь? - спросил Пакин. - Верю, - сказал Ракукин. - Тогда садись вот сюда, в это кресло, - сказал Пакин. И Ракукин сел обратно в свое вертящееся кресло. - Ну вот, - сказал Пакин, - чего сидишь в кресле, как дурак? Ракукин подвигал ногами и быстро замигал глазами. - Не мигай, - сказал Пакин. Ракукин перестал мигать глазами и, сгор- бившись, втянул голову в плечи. - Сиди прямо, - сказал Пакин. Ракукин, продолжая сидеть сгорбившись, выпятил живот и вытянул шею. - Эх, - сказал Пакин, - так бы и шлепнул тебя по подрыльнику! Ракукин икнул, надул щеки и потом осто- рожно выпустил воздух через ноздри. - Ну ты, не фрякай! - сказал Пакин Раку- кину. Ракукин еще больше вытянул шею и опять быстро-быстро замигал глазами. Пакин сказал: - Если ты, Ракукин, сейчас не переста- нешь мигать, я тебя ударю ногой по грудям. Ракукин, чтобы не мигать, скривил челюс- ти и еще больше вытянул шею, и закинул назад голову. - Фу, какой мерзостный у тебя вид, - сказал Пакин. - Морда как у курицы, шея си- няя, просто гадость. В это время голова Ракукина закидывалась назад все дальше и дальше и, наконец, поте- ряв напряжение, свалилась на спину. - Что за черт! - воскликнул Пакин. - Это что еще за фокусы? Если посмотреть от Пакина на Ракукина, то можно было подумать, что Ракукин сидит вовсе без головы. Кадык Ракукина торчал вверх. Невольно хотелось думать, что это нос. - Эй, Ракукин! - сказал Пакин. Ракукин молчал. - Ракукин! - повторил Пакин. Ракукин не отвечал и продолжал сидеть без движения. - Так, - сказал Пакин, - подох Ракукин. Пакин перекрестился и на цыпочках вышел из комнаты. Минут четырнадцать спустя из тела Раку- кина вылезла маленькая душа и злобно посмот- рела на то место, где недавно сидел Пакин. Но тут из-за шкапа вышла высокая фигура ан- гела смерти и, взяв за руку ракукинскую ду- шу, повела ее куда-то, прямо сквозь дома и стены. Ракукинская душа бежала за ангелом смерти, поминутно злобно оглядываясь. Но вот ангел смерти поддал ходу, и ракукинская ду- ша, подпрыгивая и спотыкаясь, исчезла вдали за поворотом. 31. БАСНЯ Один человек небольшого роста сказал: "Я согласен на все, только бы быть капельку по- выше". Только он это сказал, как смотрит - перед ним волшебница. А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать не может. "Ну?" - говорит волшебница. А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчезла. Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на ру- ках ногти сгрыз, а потом на ногах. * * * Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе. 32. Два человека разговорились. Причем один человек заикался на гласных, а другой на гласных и согласных. Когда они кончили говорить, стало очень приятно - будто потушили примус. 33. АНТОН ГАВРИЛОВИЧ НЕМЕЦКИЙ бегает в ха- лате по комнате. Он размахивает коробочкой, показывает на нее пальцем и очень, очень рад. Антон Гаврилович звонит в колокольчик, входит слуга и приносит кадку с землей. Антон Гаврилович достает из коробочки боб и сажает его в кадку. Сам же Антон Гав- рилович делает руками замечательные движе- ния. Из кадки растет дерево. (1931?) 34. СИМФОНИЯ N% 2 Антон Михайлович плюнул, сказал "эх", опять плюнул, опять сказал "эх", опять плю- нул, опять сказал "эх" и ушел. И Бог с ним. Расскажу лучше про Илью Павловича. Илья Павлович родился в 1883 году в Константинополе. Еще маленьким мальчиком его перевезли в Петербург, и тут он окончил не- мецкую школу на Кирочной улице. Потом он служил в каком-то магазине, потом еще чего- то делал, а в начале революции эмигрировал за границу. Ну и Бог с ним. Я лучше расскажу про Анну Игнатьевну. Но про Анну Игнатьевну рассказать не так-то просто. Во-первых, я о ней почти ни- чего не знаю, а во-вторых, я сейчас упал со стула и забыл, о чем собирался рассказывать. Я лучше расскажу о себе. Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не пью, на скачки не хо- жу, но к дамам тянусь. И дамы не избегают меня. Даже любят, когда я с ними гуляю. Се- рафима Измайловна неоднократно приглашала меня к себе, и Зинаида Яковлевна тоже гово- рила, что она всегда рада меня видеть. Но вот с Мариной Петровной у меня вышел забав- ный случай, о котором я и хочу рассказать. Случай вполне обыкновенный, но все же забав- ный, ибо Марина Петровна благодаря мне со- вершенно облысела, как ладонь. Случилось это так: пришел я однажды к Марине Петровне, а она трах! - и облысела. Вот и все. 9 - 10 июня 1941 года. ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова по морде): Вот вам и зима настала. Пора печи топить. Как по-вашему? СЕМЕНОВ: По-моему, если отнестись серьезно к вашему замечанию, то, пожалуй, дейст- вительно, пора затопить печку. ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова по морде): А как по-вашему, зима в этом году будет холод- ная или теплая? СЕМЕНОВ: Пожалуй, судя по тому, что лето бы- ло дождливое, то зима всегда холодная. ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова по морде): А вот мне никогда не бывает холодно. СЕМЕНОВ: Это совершенно правильно, что вы говорите, что вам не бывает холодно. У вас такая натура. ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова по морде): Я не зябну. СЕМЕНОВ: Ох! ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова по морде): Что ох? СЕМЕНОВ (держась за щеку): Ох! Лицо болит! ГРИГОРЬЕВ: Почему болит? (И с этими словами хвать Семенова по морде). СЕМЕНОВ (падая со стула): Ох! Сам не знаю! ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова ногой по морде): У меня ничего не болит. СЕМЕНОВ: Я тебя, сукин сын, отучу драться (пробует встать). ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова по морде): Тоже, учитель нашелся! СЕМЕНОВ (валится на спину): Сволочь, парши- вая! ГРИГОРЬЕВ: Ну ты, выбирай выражения полег- че! СЕМЕНОВ (силясь подняться): Я, брат,долго терпел. Но хватит. ГРИГОРЬЕВ (ударяя Семенова каблуком по мор- де): Говори, говори! Послушаем. СЕМЕНОВ (валится на спину): Ох! <...> 36. ПРОИСШЕСТВИЕ НА УЛИЦЕ Однажды один человек соскочил с трамвая, да так неудачно, что попал под автомобиль. Движение уличное остановилось, и милиционер принялся выяснять, как произошло несчастье. Шофер долго что-то объяснял, показывая паль- цами на передние колеса автомобиля. Милицио- нер ощупал эти колеса и записал в книжечку название улицы. Вокруг собралась довольно многочисленная толпа. Какой-то человек с тусклыми глазами все время сваливался с тум- бы. Какая-то дама все оглядывалась на другую даму, а та, в свою очередь, все оглядывалась на первую даму. Потом толпа разошлась и ули- чное движение восстановилось. Гражданин с тусклыми глазами еще долго сваливался с тумбы, но наконец и он, отчаяв- шись, видно, утвердиться на тумбе, лег прос- то на тротуар. В это время какой-то человек, несший стул, со всего размаха угодил под трамвай. Опять пришел милиционер, опять соб- ралась толпа и остановилось уличное движе- ние. И гражданин с тусклыми глазами опять начал сваливаться с тумбы. Ну, а потом опять все стало хорошо, и даже Иван Семенович Карпов завернул в столо- вую. 37. ПОБЕДА МЫШИНА Мышину сказали: "Эй, Мышин, вставай!" Мышин сказал: "Не встану", - и продолжал лежать на полу. Тогда к Мышину подошел Кулыгин и сказал: "Если ты, Мышин, не встанешь, я тебя за- ставлю встать". "Нет", - сказал Мышин, про- должая лежать на полу. К Мышину подошла Се- лезнева и сказала: "Вы, Мышин, вечно валяе- тесь на полу в коридоре и мешаете нам ходить взад и вперед". - Мешал и буду мешать, - сказал Мышин. - Ну знаете, - сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал: - Да чего тут долго разговаривать! Зво- ните в милицию. Позвонили в милицию и вызвали милиционе- ра. Через полчаса пришел милиционер с двор- ником. - Чего у вас тут? - спросил милиционер. - Полюбуйтесь, - сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал: - Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает нам ходить по коридору. Мы его и так и эдак... Но тут Кулыгина перебила Селезнева и сказала: - Мы его просили уйти, а он не уходит. - Да, - сказал Коршунов. Милиционер подошел к Мышину. - Вы, гражданин, зачем тут лежите? - сказал милиционер. - Отдыхаю, - сказал Мышин. - Здесь, гражданин, отдыхать не годится, - сказал милиционер. - Вы где, гражданин, живете? - Тут, - сказал Мышин. - Где ваша комната? - спросил милицио- нер. - Он прописан в нашей квартире, а комна- ты не имеет, - сказал Кулыгин. - Обождите, гражданин, - сказал милицио- нер, - я сейчас с ним говорю. Гражданин, где вы спите? - Тут, - сказал Мышин. - Позвольте, - сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал: - Он даже кровати не имеет и валяется на голом полу. - Они давно на него жалуются, - сказал дворник. - Совершенно невозможно ходить по кори- дору, - сказала Селезнева. - Я не могу веч- но шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да еще руки вытянет, да еще на спи- ну ляжет и глядит. Я с работы усталая прихо- жу, мне отдых нужен. - Присовокупляю, - сказал Коршунов, но его перебил Кулыгин и сказал: - Он и ночью здесь лежит. Об него в тем- ноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал. Селезнева сказала: - У него вечно из кармана какие-то гвоз- ди вываливаются. Невозможно по коридору бо- сой ходить, того и гляди ногу напорешь. - Они давеча хотели его керосином по- жечь, - сказал дворник. - Мы его керосином облили, - сказал Кор- шунов, но его перебил Кулыгин и сказал: - Мы его только для страха облили, а поджечь и не собирались. - Да я бы не позволила в своем присут- ствии живого человека жечь, - сказала Селез- нева. - А почему этот гражданин в коридоре ле- жит? - спросил вдруг милиционер. - Здрасьте-пожалуйста! - сказал Коршу- нов, но Кулыгин его перебил и сказал: - А потому что у него нет другой жил- площади: вот в этой комнате я живу, в той - вот они, в этой - вот он, а уж Мышин в кори- доре живет. - Это не годится, - сказал милиционер. - Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали. - А у него нет другой жилплощади, как в коридоре, - сказал Кулыгин. - Вот именно, - сказал Коршунов. - Вот он вечно тут и лежит, - сказала Селезнева. - Это не годится, - сказал милиционер и ушел вместе с дворником. Коршунов подскочил к Мышину. - Что? - закричал он. - Как вам это по вкусу пришлось? - Подождите, - сказал Кулыгин и, подойдя к Мышину, сказал. - Слышал, чего говорил ми- лиционер? Вставай с полу. - Не встану, - сказал Мышин, продолжая лежать на полу. - Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, - сказала Селезнева. - Определенно, - сказал с раздражением Кулыгин. И Коршунов сказал: - Я в этом не сомневаюсь. Parfaifemenf! 38. ПЬЕСА ШАШКИН (стоя посредине сцены): У меня сбежала жена. Ну что же тут поделаешь? Все равно, коли сбежала, так уж не вернешь. Надо быть философом и мудро воспринимать всякое событие. Счастлив тот, кто обладает мудро- стью. Вот Куров этой мудростью не обладает, а я обладаю. Я в Публичной библиотеке два раза книгу читал. Очень умно там обо всем написано. Я всем интересуюсь, даже языками. Я знаю по-французски считать и знаю по-немецки жи- вот. Дер маген. Вот как! Со мной даже худож- ник Козлов дружит. Мы с ним вместе пиво пьем. А Куров что? Даже на часы смотреть не умеет. В пальцы сморкается, рыбу вилкой ест, спит в сапогах, зубов не чистит... тьфу! Что называется - мужик! Ведь с ним покажись в обществе: вышибут вон, да еще и матом покро- ют - не ходи, мол, с мужиком, коли сам ин- теллигент. Ко мне не подкопаешься. Давай графа - поговорю с графом. Давай барона - и с баро- ном поговорю. Сразу даже не поймешь, кто я такой есть. Немецкий язык, это я, верно, плохо знаю: живот - дер маген. А вот скажут мне: "Дер маген фин дель мун", - а я уже и не знаю, чего это такое. А Куров тот и "дер маген" не знает. И ведь с таким дурнем убежала! Ей, видите ли, вон чего надо! Меня она, видите ли, за мужчину не считает. "У тебя, - гово- рит, - голос бабий!" Ан и не бабий, а дет- ский у меня голос! Тонкий, детский, а вовсе не бабий! Дура такая! Чего ей Куров дался? Художник Козлов говорит, что с меня садись да картину пиши. 39. Когда жена уезжает куда-нибудь одна, муж бегает по комнате и не находит себе мес- та. Ногти у мужа страшно отрастают, голова трясется, а лицо покрывается мелкими черными точками. Квартиранты утешают покинутого мужа и кормят его свиным зельцем. Но покинутый муж теряет аппетит и преимущественно пьет пустой чай. В это время его жена купается в озере и случайно задевает ногой подводную корягу. Из -под коряги выплывает щука и кусает жену за пятку. Жена с криком выскакивает из воды и бежит к дому. Навстречу жене бежит хозяйская дочка. Жена показывает хозяйской дочке пора- ненную ногу и просит ее забинтовать. Вечером жена пишет мужу письмо и подроб- но описывает свое злоключение. Муж читает письмо и волнуется до такой степени, что роняет из рук стакан с водой, который падает на пол и разбивается. Муж собирает осколки стакана и ранит ими себе руку. Забинтовав пораненный палец, муж садит- ся и пишет жене письмо. Потом выходит на улицу, чтобы бросить письмо в почтовую круж- ку. Но на улице муж находит папиросную ко- робку, а в коробке 30 000 рублей. Муж экстренно выписывает жену обратно, и они начинают счастливую жизнь. 40. СКАЗКА Жил-был один человек, звали его Семенов. Пошел однажды Семенов гулять и потерял носовой платок. Семенов начал искать носовой платок и потерял шапку. Начал искать шапку и потерял куртку. На- чал куртку искать и потерял сапоги. - Ну, - сказал Семенов, - этак все рас- теряешь. Пойду лучше домой. Пошел Семенов домой и заблудился. - Нет, - сказал Семенов, - лучше я сяду и посижу. Сел Семенов на камушек и заснул. 41. СЕВЕРНАЯ СКАЗКА Старик, не зная зачем, пошел в лес. По- том вернулся и говорит: - Старуха, а стару- ха! - Старуха так и повалилась. С тех пор все зайцы зимой белые. 42. Одному французу подарили диван, четыре стула и кресло. Сел француз на стул у окна, а самому хо- чется на диване полежать. Лег француз на диван, а ему уже на крес- ле посидеть хочется. Встал француз с дивана и сел на кресло, как король, а у самого мысли в голове уже такие, что на кресле-то больно пышно. Лучше попроще, на стуле. Пересел француз на стул у окна, да толь- ко не сидится французу на этом стуле, потому что в окно как-то дует. Француз пересел на стул возле печки и почувствовал, что он устал. Тогда француз решил лечь на диван и от- дохнуть, но, не дойдя до дивана, свернул в сторону и сел на кресло. - Вот где хорошо! - сказал француз, но сейчас же прибавил: - А на диване-то, пожа- луй, лучше. 43. КИРПИЧ Господин невысокого роста с камушком в глазу подошел к двери табачной лавки и оста- новился. Его черные лакированные туфли сияли у каменной ступенечки, ведущей в табачную лавку. Носки туфель были направлены внутрь магазина. Еще два шага, и господин скрылся бы за дверью. Но он почему-то задержался, будто нароч- но для того, чтобы подставить голову под кирпич, упавший с крыши. Господин даже снял шляпу, обнаружив свой лысый череп, и таким образом кирпич ударил господина прямо по го- лой голове, проломил черепную кость и заст- рял в мозгу. Господин не упал. Нет, он только пошат- нулся от страшного удара, вынул из кармана платок, вытер им лицо... и, повернувшись к толпе, которая мгновенно собралась вокруг этого господина, сказал: - Не беспокойтесь, господа, у меня была уже прививка. Вы видите, у меня в правом глазу торчит камушек? Это тоже был однажды случай. Я уже привык к этому. Теперь мне все трын-трава! И с этими словами господин надел шляпу и ушел куда-то в сторону, оставив смущенную толпу в полном недоумении. 44. ВОПРОС - Есть ли что-нибудь на земле, что име- ло бы значение и могло бы даже изменить ход событий не только на земле, но и в других мирах? - спросил я у своего учителя. - Есть, - ответил мне мой учитель. - Что же это? - спросил я. - Это... - начал мой учитель и вдруг за- молчал. Я стоял и напряженно ждал его ответа. А он молчал. И я стоял и молчал. И он молчал. И я стоял и молчал. И он молчал. Мы оба стоим и молчим. Хо-ля-ля! Мы оба стоим и молчим! Хэ-лэ-лэ! Да, да, мы оба стоим и молчим! 16-17 июля 1937 года. 45. ЗАБЫЛ, КАК НАЗЫВАЕТСЯ Один англичанин никак не мог вспомнить, как эта птица называется. - Это, - говорит, - крюкица. Ах нет, не крюкица, а кирюкица. Или нет, не кирюкица, а курякица. Фу ты! Не курякица, а кукрикица. Да и не кукрикица, а кирикрюкица. Хотите я вам расскажу рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не ку- рякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а ки- рикрюкицу! Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикрюкицу? Нет опять не так! Забыл я, как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ про эту кирикуркукукрекицу. 46. У одной маленькой девочки начал гнить молочный зуб. Решили эту девочку отвести к зубному врачу, чтобы он выдернул ей ее моло- чный зуб. Вот однажды стояла эта маленькая девочка в редакции, стояла она около шкапа и была вся скрюченная. Тогда одна редакторша спросила эту де- вочку, почему она стоит вся скрюченная, и девочка ответила, что она стоит так потому, что боится рвать свой молочный зуб, так как должно быть, будет очень больно. А редактор- ша спрашивает: - Ты очень боишься, если тебя уколют бу- лавкой в руку? Девочка говорит: - Нет. Редакторша уколола девочку булавкой в руку и говорит, что рвать молочный зуб не больнее этого укола. Девочка поверила и вы- рвала свой нездоровый молочный зуб. Можно только отметить находчивость этой редакторши. 6 января 1937 года. 47. ПАШКВИЛЬ Знаменитый чтец Антон Исаакович Ш. - то самое историческое лицо, которое выступало в сентябре месяце 1940 года в Литейном лекто- рии, - любило перед своими концертами поле- жать часок-другой и отдохнуть. Ляжет оно, бывало, на кушет и скажет: - Буду спать, - а само не спит. После концертов оно любило поужинать. Вот оно придет домой, рассядется за сто- лом и говорит своей жене: - А ну, голубушка, состряпай-ка мне что- -нибудь из лапши. И пока жена его стряпает, оно сидит за столом и книгу читает. Жена его хорошенькая, в кружевном перед- ничке, с сумочкой в руках, а в сумочке кру- жевной платочек и ватрушечный медальончик лежат, жена его бегает по комнате, каблучка- ми стучит, как бабочки, а оно скромно за столом сидит, ужина дожидается. Все так складно и прилично. Жена ему что-нибудь приятное скажет, а оно головой кивает. А жена порх к буфетику и уже рюмоч- ками там звенит. - Налей-ка, душечка, мне рюмочку, - го- ворит оно. - Смотри, голубчик, не спейся, - говорит ему жена. - Авось, пупочка, не сопьюсь, - говорит оно, опрокидывая рюмочку в рот. А жена грозит ему пальчиком, а сама бо- ком через двери на кухню бежит. Вот в таких приятных тонах весь ужин проходит. А потом они спать закладываются. Ночью, если им мухи не мешают, они спят спокойно, потому что уж очень они люди хоро- шие! 1940 г. 48. УПАДАНИЕ Два человека упали с крыши пятиэтажного дома, новостройки. Кажется, школы. Они съе- хали по крыше в сидячем положении до самой кромки и тут начали падать. Их падение раньше всех заметила Ида Мар- ковна. Она стояла у окна в противоложном до- ме и сморкалась в стакан. И вдруг она увиде- ла, что кто-то с крыши противоположного дома начинает падать. Вглядевшись, Ида Марковна увидела, что это начинают падать сразу целых двое. Совершенно растерявшись, Ида Марковна содрала с себя рубашкуи начала этой рубашкой скорее протирать запотевшее оконное стекло, чтобы лучше разглядеть, кто там падает с крыши. Однако сообразив, что, пожалуй, па- дающие могут увидеть ее голой и невесть чего про нее подумать, Ида Марковна отскочила от окна за плетеный треножник, на котором стоял горшок с цветком. В это время падающих с крыш увидела дру- гая особа, живущая в том же доме, что и Ида Марковна, но только двумя этажами ниже. Осо- бу эту тоже звали Ида Марковна. Она, как раз в это время, сидела с ногами на подоконнике и пришивала к своей туфле пуговку. Взгянув в окно, она увидела падающих с крыши. Ида Мар- ковна взвизгнула и, вскочив с подоконника, начала спешно открывать окно, чтобы лучше увидеть, как падающие с крыши ударятся об землю. Но окно не открывалось. Ида Марковна вспомнила, что она забила окно снизу гвоз- дем, и кинулась к печке, в которой она хра- нила инструменты: четыре молотка, долото и клещи. Схватив клещи, Ида Марковна опять подбе- жала к окну и выдернула гвоздь. Теперь окно легко распахнулось. Ида Марковна высунулась из окна и увидела, как падающие с крыши со свистом подлетали к земле. На улице собралась уже небольшая толпа. Уже раздавались свистки, и к месту ожидае- мого происшествия не спеша подходил малень- кого роста милиционер. Носатый дворник суе- тился, расталкивая людей и поясняя, что па- дающие с крыши могут вдарить собравшихся по головам. К этому времени уже обе Иды Марковны, одна в платье, а другая голая, высунувшись в окно, визжали и били ногами. И вот наконец, расставив руки и выпучив глаза, падающие с крыши ударились об землю. Так и мы иногда, упадая с высот достиг- нутых, ударяемся об унылую клеть нашей буду- щности. 7 сентября 1940 год. 49. Жил-был человек, звали его Кузнецов. Однажды сломалась у него табуретка. Он вышел из дома и пошел в магазин купить столярного клея, чтобы склеить табуретку. Когда Кузнецов проходил мимо недостроен- ного дома, сверху упал кирпич и ударил Куз- нецова по голове. Кузнецов упал, но сразу же вскочил на ноги и пощупал свою голову. На голове у Куз- нецова вскочила огромная шишка. Кузнецов погладил шишку рукой и сказал: - Я гражданин Кузнецов, вышел из дома и пошел в магазин, чтобы... чтобы... чтобы... Ах, что же это такое! Я забыл, зачем я пошел в магазин! В это время с крыши упал второй кирпич и опять стукнул Кузнецова по голове. - Ах! - вскрикнул Кузнецов, схватился за голову и нащупал на голове вторую шишку. - Вот так история! - сказал Кузнецов. - Я гражданин Кузнецов, вышел из дома и по- шел в... пошел в... пошел в ... куда же я пошел? Я забыл, куда я пошел! Тут сверху на Кузнецова упал третий кир- пич. И на голове Кузнецова вскочила третья шишка. - Ай-ай-ай! - закричал Кузнецов, хвата- ясь за голову. - Я гражданин Кузнецов вышел из... вышел из... вышел из погреба? Нет. Вы- шел из бочки? Нет! Откуда же я вышел? С крыши упал четвертый кирпич, ударил Кузнецова по затылку, и на затылке у Кузне- цова вскочила четвертая шишка. - Ну и ну! - сказал Кузнецов, почесывая затылок. - Я... я... я... Кто же я? Никак я забыл, как меня зовут? Вот так история! Как же меня зовут? Василий Петухов? Нет. Николай Сапогов? Нет. Пантелей Рысаков? Нет. Ну кто же я? Но тут с крыши упал пятый кирпич и так стукнул Кузнецова по затылку, что Кузнецов окончательно позабыл все на свете и крикнув "О-го-го!", побежал по улице. * * * Пожалуйста! Если кто-нибудь встретит на улице человека, у которого на голове пять шишек, то напомните ему, что зовут его Куз- нецов и что ему нужно купить столярного клея и починить ломаную табуретку. 1 ноября 1935 года. 50. Когда два человека играют в шахматы, мне всегда кажется, что один другого околпачива- ет. И я до некоторой степени прав, потому что тот, кто проиграл, может считаться окол- паченным. Особенно, если они играли на день- ги. Вообще мне противна всякая игра на день- ги. Я запрещаю играть в своем присутствии. Когда я вхожу куда-нибудь, где в тот момент ведется игра, все моментально стуше- вывются. Все-таки я фигура удивительная, хотя я и не люблю очень часто говорить об этом. Я долго изучал женщин и теперь могу ска- зать, что знаю их на пять с плюсом. Прежде всего женщина любит, чтобы ее не замечали. Пусть она стоит перед тобой или стонет, а ты делай вид, что ничего не слы- шишь и не видишь, и веди себя так, будто и нет никого в комнате. Это страшно разжигает женское любопытство. А любопытная женщина способна на все. Я другой раз нарочно полезу в карман с таинственным видом, а женщина так и уставит- ся глазами, мол, дескать, что это такое? А я возьму и выну из кармана нарочно какой-ни- будь подстаканник. Женщина так и вздрогнет от любопытства. Ну, значит, и попалась рыбка в сеть! 51. О РАВНОВЕСИИ Теперь все знают, как опасно глотать ка- мни. Один даже мой знакомый сочинил такое вы- ражение: "Кавео", что значит: "Камни внутрь опасно". И хорошо сделал. "Кавео" легко за- помнить, и как потребуется, так и вспомнишь сразу. А служил этот мой знакомый истопником при паровозе. То по северной ветви ездил, а то в Москву. Звали его Николай Иванович Сер- пухов, а курил он папиросы "Ракета", 35 коп. коробка, и всегда говорил, что от них он меньше кашлем страдает, а от пятирублевых, говорит, я всегда задыхаюсь. И вот случилось однажды Николаю Ивано- - Ну и ну! - сказал Кузнецов, почесывая вичу попасть в Европейскую гостиницу, в ре- сторан. Сидит Николай Иванович за столиком, а за соседним столиком иностранцы сидят и яблоки жрут. Вот тут-то Николай Иванович и сказал себе: "Интересно, - сказал себе Николай Ива- нович, - как человек устроен". Только это он себе сказал, откуда ни возьмись, появляется перед ним фея и гово- рит: - Чего тебе, добрый человек, нужно? Ну, конечно, в ресторане происходит дви- жение, откуда, мол, эта неизвестная дамочка возникла. Иностранцы так даже яблоки жрать перестали. Николай-то Иванович и сам не на шутку струхнул и говорит просто так, чтобы отвя- заться: - Извините, - говорит, - особого такого ничего мне не требуется. - Нет, - говорит неизвестная дамочка, - я, - говорит, - что называется фея. Одним моментом что угодно смастерю. Только видит Николай Иванович, что ка- кой-то гражданин в серой паре внимательно к их разговору прислушивается. А в открытые двери метродотель бежит, а за ним еще какой- -то субъект с папироской во рту. "Что за черт! - думает Николай Иванович, - неизвестно что получается". А оно и действительно неизвестно что по- лучается. Метродотель по столам скачет, ино- странцы ковры в трубочку закатывают, и вооб- ще черт его знает! Кто во что горазд! Выбежал Николай Иванович на улицу, даже шапку в раздевалке из хранения не взял, вы- бежал на улицу Лассаля и сказал себе: "Ка ве О! Камни внутрь опасно! И чего-чего только на свете не бывает!" А придя домой, Николай Иванович так ска- зал жене своей: - Не пугайтесь, Екатерина Петровна, и не волнуйтесь. Только нет в мире никакого рав- новесия. И ошибка-то всего на какие-нибудь полтора килограмма на всю вселенную, а все же удивительно, Екатерина Петровна, совер- шенно удивительно! ВСЕ. 18 сентября 1934 года. 52. ШАПКА Отвечает один другому: - Не видал я их. - Как же ты их не видал, - говорит дру- гой, - когда сам же на них шапки надевал? - А вот, - говорит один, - шапки на них надевал, а их не видал. - Да возможно ли это? - Говорит другой с длинными усами. - Да, - говорит первый, - возможно, - и улыбается синим ртом. Тогда другой, который с длинными усами, пристает к синерожему, чтобы тот объяснил ему, как это так возможно - шапки на людей надеть, а самих людей не заметить. А синеро- жий отказывается объяснять усатому, и качает своей головой, и усмехается своим синим ртом. - Ах ты дьявол ты этакий, - говорит ему усатый. - Морочишь ты меня старика! Отвечай мне и не заворачивай мне мозги: видел ты их или не видел? Усмехнулся еще раз другой, который сине- рожий, и вдруг исчез, только одна шапка ос- талась в воздухе висеть. - Ах так вот кто ты такой! - сказал уса- тый старик и протянул руку за шапкой, а шап- ка от руки в сторону. Старик за шапкой, а шапка от него, не дается в руки старику. Летит шапка по Некрасовской улице мимо булочной, мимо бань. Из пивной народ выбега- ет, на шапку с удиылением смотрит и обратно в пивную уходит. А старик бежит за шапкой, руки вперед вытянул, рот открыл; глаза у старика остек- лянели, усы болтаются, а волосы перьями тор- чат во все стороны. Добежал старик до Литейной, а там ему наперерез уже милиционер бежит и еще какой- -то гражданин в сером костюмчике. Схватили они безумного старика и повели его куда-то. 21 июля 1938 года. 53. ИЗ "ГОЛУБОЙ ТЕТРАДИ" N%12 - Федя, а Федя! - Что-с? - А вот я тебе покажу что-с! (Молчание). - Федя, а Федя! - В чем дело? - Ах ты, сукин сын! Еще в чем дело спра- шиваешь. - Да что вам от меня нужно? - Видали? Что мне от него нужно! Да я тебя, мерзавца, за такие слова... Я тебя так швырну, что полетишь сам знаешь куда! - Куда? - В горшок. (Молчание). - Федя, а Федя! - Да что вы, тетенька, с ума сошли? - Ах! Ах! Повтори, как ты сказал! - Нет, не повторю. - Ну то-то! Знай свое место! Небось! То- же! 23 февраля 1937 года. 54. ЧЕТВЕРОНОГАЯ ВОРОНА Жила-была четвероногая ворона. Собствен- но говоря, у нее было пять ног, но об этом говорить не стоит. Вот однажды купила себе четвероногая во- рона кофе и думает: "Ну вот, купила я себе кофе, а что с ним делать?" А тут, как на беду, пробегала мимо лиса. Увидала она ворону и кричит ей: - Эй, - кричит, - ты, ворона! А ворона лисе кричит: - Сама ты ворона! А лиса вороне кричит: - А ты, ворона, свинья! Тут ворона от обиды рассыпала кофе. А лиса прочь побежала. А ворона слезла на зем- лю и пошла на своих четырех, или точнее, пя- ти ногах в свой паршивый дом. 13 февраля 1938 года. 55. КАССИРША Нашла Маша гриб, сорвала его и понесла на рынок. На рынке Машу ударили по голове, да еще обещали ударить ее по ногам. Испуга- лась Маша и побежала прочь. Прибежала Маша в кооператив и хотела там за кассу спрятаться. А заведующий увидел Ма- шу и говорит: - Что это у тебя в руках? А Маша говорит: - Гриб. Заведующий говорит: - Ишь какая бойкая! Хочешь, я тебя на место устрою? Маша говорит: - А не устроишь. Заведующий говорит: - А вот устрою! - и устроил Машу кассу вертеть. Маша вертела, вертела кассу и вдруг уме- рла. Пришла милиция, составила протокол и велела заведующему заплатить штраф - 15 руб- лей. Заведующий говорит: - За что же штраф? А милиция говорит: - За убийство. Заведующий испугался, заплатил поскорее штраф и говорит: - Унесите только поскорее эту мертвую кассиршу. А продавец из фруктового отдела говорит: - Нет, это неправда, она была не кассир- ша. Она только ручку в кассе вертела. А кас- сирша вон сидит. Милиция говорит: - Нам все равно: сказано унести кассир- шу, мы ее и унесем. Стала милиция к кассирше подходить. Кассирша легла на пол за кассу и гово- рит: - Не пойду. Милиция говорит: - Почему же ты, дура, не пойдешь? Кассирша говорит: - Вы меня живой похороните. Милиция стала кассиршу с пола подни- мать, но никак поднять не может, потому что кассирша очень полная. - Да вы ее за ноги, - говорит продавец из фруктового отдела. - Нет, - говорит заведующий, - эта кас- сирша мне вместо жены служит. А потому прошу вас, не оголяйте ее снизу. Кассирша говорит: - Вы слышите? Не смейте меня снизу ого- лять. Милиция взяла кассиршу под мышки и воло- ком выперла ее из кооператива. Заведующий велел продавцам прибрать ма- газин и начать торговлю. - А что мы будем делать с этой покойни- цей? - говорит продавец из фруктового отде- ла, показывая на Машу. - Батюшки, - говорит заведующий, - да ведь мы все перепутали! Ну, действительно, что с покойницей делать? - А кто за кассой сидеть будет? - спра- шивает продавец. Заведующий за голову руками схватился. Раскидал коленом яблоки по прилавку и гово- рит: - Безобразие получилось! - Безобразие, - говорит хором продавцы. Вдруг заведующий почесал усы и говорит: - Хе-хе! Не так-то легко меня в тупик поставить! Посадим покойницу за кассу, мо- жет, публика и не разберет, кто за кассой сидит. Посадили покойницу за кассу, в зубы ей папироску вставили, чтобы она на живую боль- ше походила, а в руки для правдоподобности дали ей гриб держать. Сидит покойница за кассой, как живая, только цвет лица очень зеленый, и один глаз открыт, а другой совершенно закрыт. - Ничего, - говорит заведующий, - сой- дет. А публика уже в двери стучит, волнуется. Почему кооператив не открывают? Особенно од- на хозяйка в шелковом манто раскричалась: трясет кошелкой и каблуком уже в дверную ручку нацелилась. А за хозяйкой какая-то старушка с наволочкой на голове, кричит, ру- гается и заведующего кооперативом называет сквалыжником. Заведующий открыл двери и впустил публи- ку. Публика побежала сразу в мясной отдел, а потом туда, где продается сахар и перец. А старушка прямо в рыбный отдел пошла, но по дороге взгянула на кассиршу и остановилась. - Господи, - говорит, - с нами крестная сила! А хозяйка в шелковом манто уже во всех отделах побывала и несется прямо к кассе.Но только на кассиршу взгянула, сразу останови- лась, стоит молча и смотрит. А продавцы тоже молчат и смотрят на заведующего. А заведую- щий из-за прилавка выглядывает и ждет, что дальше будет. Хозяйка в шелковом манто повернулась к продавцам и говорит: - Это кто у вас за кассой сидит? А продавцы молчат, потому что не знают, что ответить. Заведующий тоже молчит. А тут народ со всех сторон сбегается. Уже на улице толпа. Появились дворники. Раз- дались свистки. Одним словом, настоящий ска- ндал. Толпа готова была хоть до самого вечера стоять около кооператива, но кто-то сказал, что в Озерном переулке из окна старухи выва- ливаются. Тогда толпа возле кооператива по- редела, потому что многие перешли в Озерный переулок. 31 августа 1936 года. 56. НОВАЯ АНАТОМИЯ У одной маленькой девочки на носу вырос- ли две голубые ленты. Случай особенно ред- кий, ибо на одной ленте было написано "Марс", а на другой - "Юпитер". 1935. 57. ТЕТРАДЬ Мне дали пощечину. Я сидел у окна. Вдруг на улице что-то свистнуло. Я высунулся на улицу из окна и получил пощечину. Я спрятался опять в дом. И вот теперь на моей щеке горит, как раньше говорили, несмы- ваемый позор. Такую боль обиды я испытал раньше только один раз. Это было так. Одна прекрасная да- ма, незаконная дочь короля, подарила мне роскошную тетрадь. Это был для меня настоящий праздник: так хороша была тетрадь! Я сразу сел и начал пи- сать туда стихи. Но когда эта дама, незакон- ная дочь короля, увидала, что я пишу в эту тетрадь черновики, она сказала: - Если бы я знала, что вы сюда будете писать свои бездарные черновики, никогда бы не подарила я вам этой тетради. Я ведь дума- ла, что эта тетрадь вам послужит для списы- вания туда умных и полезных фраз, вычитанных вами из различных книг. Я вырвал из тетради написанные мной лис- тки и вернул тетрадь даме. И вот теперь, когда мне дали пощечину через окно, я ощутил знакомое мне чувство. Это было то же чувство, какое я испытал, ко- гда вернул прекрасной даме ее роскошную тет- радь. 12 октября 1938 года. 58. НОВЫЕ АЛЬПИНИСТЫ Бибиков залез на гору, задумался и сва- лился под гору. Чеченцы подняли Бибикова и опять поставили его на гору. Бибиков побла- годарил чеченцов и опять свалился под откос. Только его и видели. Теперь на гору залез Аугенапфель, посмо- трел в бинокль и увидел всадника. - Эй! - закричал Аугенапфель. - Где тут поблизости духан? Всадник скрылся под горой, потом пока- зался возле кустов, потом скрылся за куста- ми, потом показался в долине, потом скрылся под горой, потом показался на склоне горы и подъехал к Аугенапфелю. - Где тут поблизости духан? - спросил Аугенапфель. Всадник показал себе на уши и рот. - Ты что, глухонемой? - спросил Аугенап- фель. Всадник почесал затылок и показал себе на живот. - Что такое? - спросил Аугенапфель. Всадник вынул из кармана деревянное яб- локо и раскусил его пополам. Тут Аугенапфелю стало не по себе, и он начал пятиться. А всадник снял с ноги сапог да как крик- нет: - Хаа-галлай! Аугенапфель скаканул куда-то вбок и сва- лился под откос. В это время Бибиков, вторично сваливший- ся под откос еще раньше Аугенапфеля, пришел в себя и начал подниматься на четвереньки. Вдруг чувствует: на него сверху кто-то пада- ет. Бибиков отполз в сторону, посмотрел от- туда и видит: лежит какой-то гражданин в клетчатых брюках. Бибиков сел на камушек и стал ждать. А гражданин в клетчатых брюках полежал не двигаясь часа четыре, а потом поднял го- лову и спрашивает неизвестно кого: - Это чей духан? - Какой там духан? Это не духан, - от- вечает Бибиков. - А вы кто такой? - спрашивает человек в клетчатых брюках. - Я альпинист Бибиков. А вы кто? - А я альпинист Аугенапфель. Таким образом Бибиков и Аугенапфель по- знакомились друг с другом. 1-2 сентября 1936 года. 59. СУДЬБА ЖЕНЫ ПРОФЕССОРА Однажды один профессор съел чего-то, да не то, и его начало рвать. Пришла его жена и говорит: - Ты чего? А профессор говорит: - Ничего. Жена обратно ушла. Профессор лег на оттоманку, полежал, от- дохнул и на службу пошел. А на службе ему сюрприз, жалованье скос- тили: вместо 650 руб. всего только 500 оста- вили. Профессор туда-сюда - ничего не помога- ет. Профессор и к директору, а директор его в шею. Профессор к бухгалтеру, а бухгалтер говорит: - Обратитесь к директору. Профессор сел на поезд и поехал в Моск- ву. По дороге профессор схватил грипп. При- ехал в Москву, а на платформу вылезти не мо- жет. Положили профессора на носилки и отнесли в больницу. Пролежал профессор в больнице не больше четырех дней и умер. Тело профессора сожгли в крематории, пе- пел положили в баночку и послали его жене. Вот жена профессора сидит и кофе пьет. Вдруг звонок. Что такое? - Вам посылка. Жена обрадовалась, улыбается во весь рот, почтальону полтинник в руку сует и ско- рее посылку распечатывает. Смотрит, а в посылке баночка с пеплом и записка: "Вот все, что осталось от Вашего супруга". Жена профессора очень расстроилась, по- плакала часа три и пошла баночку с пеплом хоронить. Завернула она баночку в газету и отнесла в сад имени 1-ой пятилетки, б. Тав- рический. Выбрала жена профессора аллейку поглуше и только хотела баночку в землю зарыть, вдруг идет сторож. - Эй, - кричит сторож, - ты чего тут де- лаешь? Жена профессора испугалась и говорит: - Да вот хотела лягушек в баночку изло- вить. - Ну, - говорит сторож, - это ничего, только смотри: по траве ходить воспрещается. Когда сторож ушел, жена профессора зары- ла баночку в землю, ногой вокруг притоптала и пошла по саду погулять. А в саду к ней какой-то матрос пристал. - Пойдем да пойдем, - говорит, - спать. Она говорит: - Зачем же днем спать? А он опять свое: спать да спать. И дей- ствительно, захотелось профессорше спать. Идет она по улицам, а ей спать хочется. Вокруг люди бегают, какие-то синие, да зеле- ные, а ей все спать хочется. Идет она и спит. И видит сон, будто идет к ней навстре- чу Лев Толстой и в руках ночной горшок дер- жит. Она его спрашивает: "Что же это такое?" А он показывает ей пальцем на горшок и гово- рит: - Вот, - говорит, - тут я кое-что наде- лал и теперь несу всему свету показывать. Пусть, - говорит, - все смотрят. Стала профессорша тоже смотреть и ви- дит, будто это уже не Толстой, а сарай, а в сарае сидит курица. Стала профессорша курицу ловить, а ку- рица забилась под диван и оттуда уже кроли- ком выглядывает. Полезла профессорша за кроликом под ди- ван и проснулась. Проснулась. Смотрит: дейс- твительно лежит она под диваном. Вылезла профессорша из-под дивана, ви- дит - комната ее собственная. А вот и стол стоит с недопитым кофем. На столе записка лежит: "Вот все, что осталось от Вашего суп- руга". Всплакнула профессорш а еще раз и села холодный кофе допивать. Вдруг звонок. Что такое? - Поедемте. - Куда? - спрашивает профессорша. - В сумасшедший дом, - отвечают люди. Профессорша стала кричать и упираться, но люди схватили ее и отвезли в сумасшедший дом. И вот сидит совершенно нормальная про- фессорша на койке в сумасшедшем доме, держит в руках удочку и ловит на полу каких-то не- видимых рыбок. Эта профессорша только жалкий пример то- го, как много в жизни несчастных, которые занимают в жизни не то место, которое им за- нимать следует. 21 августа 1936 года. 60. Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и положила в воду. И я по- плыл. Какая-то рыба с четырьмя усами на носу кружилась около меня. Я заплакал. И рыба за- плакала. Вдруг мы увидели, что плывет по воде ка- ша. Мы съели эту кашу и начали смеяться. Нам было очень весело, мы плыли по тече- нию и встретили рака. Это был древний, вели- кий рак, он держал в своих клешнях топор. За раком плыла голая лягушка. - Почему ты всегда голая? - спросил ее рак. - Как тебе не стыдно? - Здесь ничего нет стыдного, - ответила лягушка. - Зачем нам стыдиться своего хоро- шего тела, данного нам природой, когда мы не стыдимся своих мерзких поступков, созданных нами самими? - Ты говоришь правильно, - сказал рак. - И я не знаю, как тебе на это ответить. Я предлагаю спросить об этом человека, потому что человек умнее нас. Мы же умны только в баснях, которые пишет про нас человек, так что и тут выходит, что опять-таки умен чело- век, а не мы. Но тут рак увидел меня и ска- зал: - Да и плыть никуда не надо, потому что вот он - человек. Рак подплыл ко мне и спро