уки,  Тлейлакс
терпеливо  копил  силы  для  этого момента. "Мы достигли нашего
времени, о, Пророк!"
   Город, расстилавшийся под его  высоким  окном,  виделся  ему
символом,  крупной  меткой на странице тлейлакса некого атласа.
Другие  планеты,  другие   великие   города,   взаимосвязанные,
взаимозависимые, преданность которых сводится к этому центру --
к  Богу Ваффа и его городу, ожидают сигнала, который -- все они
знают -- должен скоро  последовать.  Двойные  силы  Танцоров  и
Машейхов, готовясь к космическому броску, сконцентрировали свою
мощь. Тысячелетние ожидания вот-вот завершатся.
   Вафф думал об этом как о "долгом начале".
   Да.  Он  кивнул  себе,  глядя  на  приникший  город. С самой
начальной стадии, с бесконечно малого зародыша  идеи  правители
Бене  Тлейлакса  понимали  опасности  столь  огромного плана --
всеобъемлющего,   хитросплетенного,   тонкого.   Они   изведали
необходимость  проходить  по самому краешку катастрофы, терпеть
то и дело разящие потери, подчиненность и униженность. Все это,
и намного больше, делалось для сотворения особого  образа  Бене
Тлейлакса. За тысячелетия притворства они сотворили миф.
   --  Греховные,  отвратительные  грязные тлейлаксанцы! Глупые
тлейлаксанцы!    Предсказуемые    тлейлаксанцы!    Импульсивные
тлейлаксанцы!
   Даже  креатура  Пророка  пала  жертвой  этого  мифа. Пленная
Рыбословша стоя в этой комнате,  кричала  на  тлейлакса  некого
Господина:
   --  Долгое притворство создает реальность! Ты и в самом деле
греховен!
   Вот они и убили ее, и Пророк ничего им не сделал.
   Лишь немногие среди  всех  чуждых  миров  и  людей  понимали
сдержанность  тлейлаксанцев.  Порывистость?  Они еще передумают
после того, как Бене Тлейлакс покажет, сколько тысячелетий  был
способен ждать своего господства.
   -- Спаннунгсбоген!
   Вафф  покатал  это древнее слово по языку: "Натяжение лука!"
Как далеко ты натягиваешь лук перед тем, как выпустить  стрелу.
Эта стрела войдет глубоко!
   --  Машейхи  ждали больше, чем кто-либо другой, -- прошептал
Вафф. Здесь, в своей крепкой башне, он осмелился произнести это
слово вслух только для самого себя: "Машейхи".
   Крыши под ним мерцали в восходящем солнце. Он  услышал,  как
начала  шевелиться  жизнь  в  городе. Сладостная горечь запахов
Тлейлакса потянулась в воздухе к его окну. Вафф глубоко вдохнул
и закрыл окно.
   Он  почувствовал  себя  обновленным  после   этого   момента
одинокого  наблюдения.  Отвернувшись  от  окна,  он облачился в
белое одеяние-хилат почета,  перед  которым  обязан  склоняться
весь  Домель.  Длинный хилат полностью скрыл его короткое тело,
вызвав у него отчетливое чувство, будто он облачился в доспех.
   -- Мы -- народ Ягиста, -- напомнил он своим советникам всего
лишь вчера вечером. -- Все остальное -- пограничные области. Мы
с единственной целью все эти тысячелетия лелеяли  миф  о  наших
слабости и темных кознях.
   Девять  его  советников,  сидевших в глубокой сагре без окон
под защитным полем не-пространства, улыбнулись тогда, молчаливо
одобряя его слова. По суду гуфрана,  они  понимают.  Сцена,  на
которой  тлейлаксанцы  определяли  свою судьбу, всегда была для
них кехлем с его законом гуфрана.
   Так надлежало, чтобы даже Вафф, самый могущественный из всех
тлейлаксаицев, не мог покинуть свой мир,  быть  впущен  в  него
заново,  не  пройдя  обряда  самоуничижения через гуфран, прося
прощения за контакты с невообразимыми  грехами  неверных.  Даже
самого   сильного   способно   запятнать  общение  с  повиндой.
Хасадары, надзирающие за всеми границами Тлейлакса и охраняющие
женщин Селамлика, вправе подозревать даже Ваффа. Он -- один  из
людей  Кехля,  но все равно должен подтверждать это всякий раз,
когда покидает и возвращается в родной мир  --  и,  разумеется,
всякий  раз,  когда  входит  в селамлик для пожертвования своей
спермы.
   Вафф подошел к высокому зеркалу и  рассмотрел  себя  и  свое
одеяние.  Он  знал,  что для повинды представлялся чем-то вроде
эльфа. Едва ли полтора метра роста, глаза,  волосы  и  кожа  --
различные   оттенки   серого,  все  должно  работать  на  общее
впечатление от овального лица с крохотным ртом и линией  острых
зубок.  Лицевые  Танцоры могли воспроизводить его жесты и позы,
могли дезинтегрироваться по повелению Машейха. Но ни  Машейхов,
ни  Хасадаров  нельзя  одурачить.  Только  повинду это способно
обмануть.
   "Кроме Бене Джессерит!"
   От этой мысли его лицо стало угрюмым. Что  ж,  этим  ведьмам
еще предстоит встретиться с одним из новых Лицевых Танцоров!
   "Ни  один  другой  народ не овладел языком генетики так, как
Бене Тлейлакс", -- успокоил он себя. -- "Мы правы, называя этот
язык "языком бога", поскольку  сам  Бог  дал  нам  эту  великую
силу".
   Вафф  подошел  к  двери  и  дождался утреннего колокола. Нет
способа описать испытываемое им  богатство  переживаний.  Время
развернулось  перед  ним.  Он  не  спрашивал,  почему правдивое
послание Пророка было услышано только Бене Тлейлаксом.  Это  --
Господне Деяние, и в этом. Пророк есть Мышца Господня.
   "Ты приготовил их для нас, о. Пророк".
   И  этот  гхола  на  Гамму  --  нынешний гхола -- в настоящий
момент стоил всех ожиданий.
   Прозвучал утренний колокол, и Вафф прошел в  зал,  вместе  с
другими,  облаченными  в  белое  фигурами,  вышел  на восточный
балкон приветствовать солнце. Как Махай и Абдль своего  народа,
он мог теперь олицетворять себя со всем народом Тлейлакса.
   "Мы  живем  законом Шариата, единственные оставшиеся во всем
мироздании".
   Раньше нигде, кроме закрытых палат его братьев --  Малик  не
мог  он  открыть эту тайну. Но теперь работа этой тайной мысли,
разделяемой сейчас каждым вокруг него, в  равной  степени  была
заметна  и  в Машейхах, и в Домеле и Лицевых Танцорах. Парадокс
родства и  ощущения  социальной  общности,  пронизывающие  весь
Кехль  от Машейхов до самых низов Домеля, не был парадоксом для
Ваффа.
   "Мы работаем на единого Бога".
   Лицевой Танцор, в личине Домеля, поклонился и  открыл  двери
балкона.   Вафф,   выходящий   на  солнечный  свет  со  многими
спутниками вокруг него, улыбнулся, узнав Лицевого Танцора.  Еще
и  Домель!  Семейная  шуточка  -- но Лицевые Танцоры не кровные
члены семьи. Они -- конструкции, инструменты, точно так же, как
гхола на Гамму -- это инструмент,  созданный  языком  Бога,  на
котором говорят только Машейхи.
   Вместе  с  другими,  теснившимися вокруг него, Вафф совершил
намаз перед солнцем. Он испустил крик Абдля и услышал, как этот
крик разнесся эхом голосов до самых крайних точек города.
   -- Солнце не Бог! -- закричал он.
   Нет, солнце было только символом бесконечных господних  мощи
и  милосердия  --  еще  одна  конструкция, еще один инструмент.
Чувствуя себя очищенным гуфраном, через  который  прошел  вчера
вечером   и  оживленный  утренним  ритуалом,  Вафф  мог  теперь
поразмыслить о путешествии в мир повинды, из которого он только
что вернулся, пройдя обряд гуфрана. Другие верующие  освободили
ему  путь,  когда  он  пошел  назад во внутренние коридоры и по
спускопроводу  в  центральный  сад,  где  назначил  сбор  своим
советникам.
   "Успешный выдался рейд, рейд среди повинды", -- подумал он.
   Покидая  внутренний  мир  Бене  Тлейлакса,  Вафф  всякий раз
ощущал себя в лашкаре  --  боевом  походе  ради  высшей  мести,
которая  на  тайном языке его народа называлась Бодал (всегда с
большой буквы  и  всегда  заново  подтверждаемая  в  гуфране  и
кехле). Последний лашкар был чрезвычайно успешным.
   Вафф  попал  из  спускопровода  в  центральный  сад, залитый
солнечным светом через призматические рефлекторы, установленные
на окружающих крышах. В  самой  середине  присыпанного  гравием
круга  небольшой  фонтан исполнял фугу для зрения. Низкий белый
палисад ограждал коротко стриженую лужайку, пространство вполне
достаточное чтобы фонтан освежал воздух, но чтобы плеск воды не
мешал ведущейся  тихими  голосами  беседе.  На  этом  газончике
стояли  десять узких скамей из древнего пластика, девять из них
-- полукругом, лицом к поставленной чуть отдельно десятой.
   Помедлив перед газончиком, Вафф огляделся удивляясь,  почему
он  никогда  раньше  не испытывал такого радостного наслаждения
при виде этого места. Сам материал скамей  был  синий,  они  не
были  крашеными.  За  века  употребления  в  скамьях  появились
плавные изгибы, округлые впадины от бесчисленных ягодиц,  но  в
сносившихся местах цвет был все также ярок.
   Вафф   уселся,   обернувшись   лицом  к  девяти  советникам,
тщательно  подбирая  слова,  которые  должен  был   произнести.
Документ,  привезенный  им из последнего лашкара, и послуживший
основным поводом  для  него  оказался  очень  ко  времени.  Его
название   и   сам   текст  содержали  важнейшее  послание  для
Тлейлакса.
   Из внутреннего кармана Вафф извлек тонкую пачку ридуланского
хрусталя. Он заметил неожиданный интерес  у  своих  советников:
девять  лиц,  подобных  его  собственному,  Машейхи, сердцевина
кехля --  выражали  ожидание,  они  все  читали  в  кехле  этот
документ: "Манифест Атридесов". Они провели ночь в размышлениях
над  содержанием Манифеста. Теперь это надо было обсудить. Вафф
положил документ к себе на колени.
   -- Я предлагаю распространять этот текст вдаль и  вширь,  --
сказал Вафф.
   --  Без  изменений?  --  это  Мирлат,  советник, ближе всего
подошедший к гхоло-трансформации. Мирлат, вне  сомнений,  метит
на  место  Абдля  и  Махая. Вафф сосредоточил взгляд на широких
челюстях советника,  где  за  века  нарос  выступающий  хрящик,
видимая примета огромного возраста его нынешнего тела.
   -- Именно таким, каким он попал в наши руки, -- сказал Вафф.
   -- Опасно, -- заметил Мирлат.
   Вафф  повернул  голову вправо, его детский профиль выделялся
на фоне фонтана так, что его могли видеть все  советники.  Рука
Господня  мне  порука!  Небеса  над нами -- словно полированный
карнелиан, словно бы Бандалонг, самый древний город  Тлейлакса,
выстроен   под   одним  из  гигантских  искусственных  укрытий,
возводившихся, чтобы укрыть первопроходцев на тяжелых для жизни
планетах. Когда Вафф опять перевел взгляд на своих  советников,
лицо его сохраняло прежнее выражение.
   -- Для нас не опасно, -- сказал он.
   -- Как посмотреть, -- сказал Мирлат.
   --  Тогда давайте сравним наши точки зрения, -- сказал Вафф.
-- Должны ли мы бояться Икса или  Рыбословш?  Разумеется,  нет!
Они наши, хотя они этого не знают.
   Вафф  сделал паузу, чтобы его слова полностью до всех дошли:
всем здесь было известно, что новые  Лицевые  Танцоры  сидят  в
высочайших  советах  Икса  и  Рыбословш,  и  что подмена эта не
разоблачена.
   -- Космический Союз не выступит против нас и не  окажет  нам
противодействия,   потому   что  мы  --  единственный  надежный
источник меланжа, -- продолжил Вафф.
   -- А как насчет этих Преподобных Черниц,  возвращающихся  из
Рассеяния? -- осведомился Мирлат.
   --  Мы  с  ними разберемся, когда это потребуется, -- сказал
Вафф.
   -- И нам помогут  потомки  тех  из  нашего  народа,  кто  по
собственной воле отправились в Рассеяние.
   --    Время   действительно   представляется   удачным,   --
пробормотал другой советник.
   Это, заметил Вафф,  проговорил  Торг-младший.  Отлично!  Вот
один голос и обеспечен.
   -- Бене Джессерит! -- проворчал Мирлат.
   --  Я  думаю,  Преподобные  Черницы  устранят ведьм с нашего
пути, -- сказал Вафф. -- Они: уже  рычат  друг  на  друга,  как
звери на арене для боев.
   --  А  что,  если будет установлен автор этого Манифеста? --
вопросил Мирлат. -- Что тогда?
   Несколько советников закивали  головами.  Вафф  отметил  их:
люди, которых надо еще привлечь на свою сторону.
   -- В наш век опасно носить имя Атридес, -- сказал он.
   --  Кроме,  может быть, как на Гамму, -- сказал Мирлат. -- И
документ этот подписан именем Атридеса.
   "Как странно", -- подумал Вафф.
   Представитель КХОАМа на той самой конференции повинды,  ради
которой  Вафф  вынужден  был покинуть родные планеты Тлейлакса,
подчеркнул именно этот пункт. Но большинство КХОАМа --  скрытые
атеисты,  на  все  религии  смотрят  с подозрением, а Атридесы,
конечно  же,  были  в  свое  время  мощной  религиозной  силой.
Беспокойство КХОАМа было почти осязаемо.
   Теперь Вафф докладывал об этой реакции КХОАМа.
   --  Этот  КХОАМовский клеврет, проклятье его безбожной душе,
прав, -- настаивал Мирлат. -- Документ с подковыркой.
   "С Мирлатом надо будет разобраться",  --  подумал  Вафф.  Он
поднял документ с колен и прочел вслух первую строку:
   -- "Сначала было слово и слово было Бог".
   -- Прямо из Оранжевой Католической Библии, -- сказал Мирлат.
И все опять в тревожном согласии закивали головами.
   Вафф, коротко улыбнувшись, обнажил свои остренькие зубки.
   --  Есть  ли  среди  вас  такие,  кто допускает, будто среди
повинды  имеются  подозревающие  о  существовании   Шариата   и
Машейхов?
   Он  почувствовал,  что  правильно  сделал,  задав вслух этот
вопрос,  напоминая  собравшимся,  что  только  здесь,  в  самой
глубине  Тлейлакса  старые  слова и старый язык сохраняются без
изменений. Разве Мирлат или кто-нибудь  еще  из  присутствующих
страшатся, что слова Атридесов могут ниспровергнуть Шариат?
   Вафф  задал  этот вопрос -- и увидел встревожено нахмуренные
лица.
   -- Есть ли среди  вас  думающий,  будто  хоть  один  повинда
знает, как мы пользуемся языком Бога? -- спросил Вафф.
   "Вот  вам!  Поразмыслите-ка  теперь  над  этим!"  Здесь  они
периодически пробуждаются  к  новой  жизни  в  очередной  плоти
гхолы.  Непрерывность  плоти в этом Совете, которую не достигал
больше никто из людей. Сам Мирлат  видел  Пророка  собственными
глазами. Скайтейл говорил с Муад Дибом! Научившись возобновлять
плоть и восстанавливать память, они сконцентрировали эту силу в
едином  правительстве.  Основа  его  мощи  утаивалась  за семью
замками, иначе на них  стали  бы  отовсюду  давить,  чтобы  они
поделились источником этой мощи. Только ведьмы обладали сходным
хранилищем   опыта,   из   которого   черпали  --  с  боязливой
осторожностью делая каждый ход, приходя в ужас от одной  мысли,
что могут произвести еще одного Квизатца Хадераха!
   Вафф изложил все это своим советникам и добавил:
   -- Наступило время действий.
   Когда все выразили согласие, Вафф сказал:
   --  У  этого Манифеста есть один автор. На этом сходятся все
аналитики. Мирлат?
   -- Написано одним человеком,  и  этот  человек  --  истинный
Атридес, никакого в том сомнения, -- согласился Мирлат.
   --  На  конференции  повинды  все это подтвердили, -- сказал
Вафф. --  С  этим  согласен  даже  Кормчий  Космического  Союза
Третьей Ступени.
   --  Но  этот  один  человек  создал  то, что вызовет жесткую
реакцию среди самых разных народов, -- возразил Мирлат.
   -- Разве мы когда-нибудь  сомневались  в  таланте  Атридесов
сеять  раскол  и  смуту?  --  спросил  Вафф.  --  Когда повинда
показала мне этот документ,  я  понял,  что  Бог  посылает  нам
сигнал.
   --  Ведьмы  до  сих  пор отрицают авторство? -- спросил Торг
младший.
   "Как же он умеет попадать в цель" -- подумал Вафф.
   -- Все великие религии повинды ставятся  под  сомнение  этим
Манифестом,  --  проговорил  Вафф. -- Каждая вера, кроме нашей,
оказывается подвешенной в преддверии Ада.
   -- Именно в этом и проблема! -- сделал выпад Мирлат.
   -- Но только мы об этом знаем, -- сказал Вафф.  --  Кто  еще
хотя бы подозревает о существовании Шариата?
   -- Космический Союз, -- сказал Мирлат.
   --  Они  никогда  об  этом  не  заговаривали  и  никогда  не
заговорят. Они знают, каков будет наш ответ.
   Вафф поднял стопочку ридуланской бумаги  со  своих  колен  и
опять зачитал вслух:
   --  "Силы,  которые мы не способны понять, проникают всюду в
наше мироздание. Мы видим тени этих сил, когда они проецируются
на экран доступных нам восприятии, но при этом мы никак  их  не
понимаем".
   --  Атридес, написавший это, знает о Шариате, -- пробормотал
Мирлат.
   Вафф продолжил как будто никто его и не перебивал:
   -- "Понимание требует слов. Есть нечто, что  не  может  быть
ограничено  до  слов.  Есть  нечто,  что может быть испытываемо
только бессловесно".
   Вафф опустил документ на колени, обращаясь с ним, словно  со
святой   реликвией.  Так  тихо,  что  его  слушателям  пришлось
наклониться к нему, и даже поднести сложенные ковшиком ладони к
ушам, Вафф проговорил:
   -- Это -- утверждение волшебности нашего  мироздания.  Того,
что  все  выводимые  сознанием  аксиомы  мимолетны и подвержены
волшебным переменам. Наука  нас  привела  к  этому  толкованию,
словно бы поместив нас в колею, из которой нам нельзя выпасть.
   Он  дал слушателям секунду, чтобы они как следует переварили
услышанное, затем продолжил:
   -- Ни один ракианский Жрец Разделенного Бога, никакой другой
шарлатан повинды не способен это принять. Только мы это  знаем,
потому  что  наш  Бог  -- это волшебный Бог, языком которого мы
говорим.
   -- Нас обвинят в том, что мы сами -- авторы этого манифеста,
-- сказал Мирлат. Говоря это, Мирлат резко покачал  головой  из
стороны  в  сторону.  -- Нет! Понимаю, понимаю, что ты имеешь в
виду.
   Вафф  хранил  молчание.  Он  видел,  что  все   они   сейчас
задумались  над  своим  происхождением суфи, припоминая Великую
Веру и Дзенсунни, породивших Бене Тлейлакс.  Люди  этого  кехля
знали  богоданные  факты  своего  происхождения,  но  поколения
секретности  давали  им  гарантии,  что  ни  один  повинда   не
причастен к этому знанию.
   Через ум Ваффа безмолвно проплыли слова.
   "Предубеждения,  основанные  на  понимании,  содержат веру в
абсолютную почву, из которой  все  произрастает,  как  растения
произрастают из семян".
   Зная,   что  его  советники  тоже  припоминают  сейчас  этот
катехизм Великой  Веры,  Вафф  напомнил  им  о  предостережении
Дзенсунни:
   --  "Под  такими  условностями лежит вера в слова, в которых
повинда не сомневается. Только Шариат сомневается, и мы  делаем
это безмолвно".
   Его советники в унисон закивали.
   Вафф наклонил голову и продолжил:
   --  Сам  факт  провозглашения существования того, что нельзя
описать словами, потрясает мироздание, в котором слово является
верховной верой.
   -- Яд повинды! -- воскликнули его советники.
   Теперь он всех перетянул на свою  сторону,  и  окончательную
точку в одержанной победе поставил вопросом:
   -- Каково кредо суфи-дзенсуни?
   Им  нельзя  было  произносить  этого  вслух,  но все они это
припомнили:
   --  "Когда  достигаешь  ситори,  не   нужно   уже   никакого
понимания, ситори существует без слов, даже без названия".
   Они  одновременно  подняли  глаза  и  обменялись понимающими
взглядами. Мирлат взял на себя процитировать мольбу Тлейлакса:
   -- Я могу сказать "Бог", но это не есть мой Бог. Это  только
шум, не могущественней любого другого шума.
   --  Я  вижу теперь, что все вы ощущаете, какая сила попала в
наши руки, -- проговорил Вафф. -- Миллионы и миллионы копий уже
гуляют по рукам среди повинды.
   -- Кто этим занимается? -- спросил Мирлат.
   -- А кому какое дело? -- возразил  Вафф.  --  Пусть  повинда
преследует  их, ищет истоки, старается пресечь распространение,
проповедует против них. Каждое  такое  действие  повинды  будет
наполнять эти слова еще большей силой.
   --  Не  следует  ли и нам проповедовать против этих слов? --
спросил Мирлат.
   -- Только если этого потребуют конкретные обстоятельства, --
сказал Вафф. -- До скорого! -- он похлопал бумагами по коленям.
-- Мышление   повинды   основано   на   сильнейшей    тяге    к
целеустремленности  и в этом их слабость. Мы должны обеспечить,
чтобы этот Манифест разошелся как можно шире.
   -- Волшебство нашего  Бога  --  наш  единственный  мост,  --
напевно процитировали советники.
   Во  всех  них,  заметил Вафф, он укрепил надежность опоры на
краеугольный камень Веры. Это легко ему удалось. Ни один Машейх
не разделял дурости  хнычущей  повинды:  "В  твоей  бесконечной
милости.  Боже,  почему  я?"  Одной фразой повинда и утверждает
бесконечность и отрицает ее, никогда даже не  обращая  внимания
на собственную дурость.
   -- Скайтейл, -- проговорил Вафф.
   Самый   молодой,   с   самым   детским  личиком  среди  всех
советников, сидевший на самой последней скамье слева, как ему и
было положено, жадно наклонился вперед.
   -- Вооружи верных, -- сказал Вафф.
   -- Я дивлюсь тому чуду, что Атридесы дали нам это оружие, --
сказал Мирлат. -- И откуда только в Атридесах  эта  способность
всегда хвататься за тот идеал, который завербует себе миллиарды
последователей.
   --  Это  не  Атридесы,  это  Бог,  -- ответил Вафф. Затем он
поднял руки и проговорил ритуальные завершающие слова:
   -- Машейхи собрались в кехле и  ощутили  присутствие  своего
Бога.
   Вафф закрыл глаза и подождал, пока другие удалятся.
   Машейхи!  Как  хорошо  нам  называть  самих  себя  на  своих
секретных совещаниях на языке исламиата,  на  котором  ни  один
тлейлаксанецне говорит во внешнем мире. Даже Лицевые Танцоры не
говорят  на  нем.  Нигде  в  Вехте  Яндольском, ни даже в самых
дальних пределах тлейлаксанского Ягиста,  нет  живого  повинды,
который знает этот секрет.
   "Ягист",  --  подумал  Вафф,  поднимаясь со своей скамьи. --
Ягист, страна неуправляемых".
   Ему показалось, что он ощущает, как документ вибрирует в его
руке. Этот Манифест Атридесов  --  как  раз  то,  что  направит
повинды к их року.

        x x x

   <i>Одни дни -- как меланж, другие как горькая грязь.
   <b>Ракианский афоризм.</b></i>

   На  третий  год  своего  пребывания  у жрецов Ракиса девочка
Шиэна лежала, вытянувшись во  весь  рост,  на  вершине  высокой
изгибающейся  дюны.  Она глядела на просторы, охваченные утром,
откуда  доносился  мощный  звук,  трущийся  и  погромыхивающий.
Призрачно серебряный свет подернул горизонт прозрачной льдистой
дымкой. Песок все еще был по-ночному холоден.
   Она знала, что жрецы наблюдают за ней из безопасного убежища
-- окруженной  водой  башни -- приблизительно в двух километрах
за ее спиной, но это ее мало заботило. Дрожь песка требовала ее
полного внимания.
   "Этот  велик,  --  подумала  она.  --  По  меньшей  мере  --
семьдесят метров. Замечательно большой".
   Серый  стилсьют, мягко облегая, льнул к коже. На нем не было
ни одной залатанной потертости, какие были на той  ветоши,  что
она   носила  прежде,  еще  не  попав  под  опеку  жрецов.  Она
испытывала благодарность за чудесный  стилсьют  и  за  плотный,
белый  с  пурпурным,  плащ  поверх  него,  но  больше всего она
испытывала  возбуждение  от  самого  пребывания  здесь.   Нечто
торжественное и тревожное переполняло ее в подобные моменты.
   Жрецы  не  понимали  происходящего здесь. Она это знала. Они
трусы. Она поглядела через плечо на отдаленную башню и увидела,
как вспыхивает солнечный свет на линзах окуляров.
   Не по годам развитая девочка, одиннадцати  стандартных  лет,
тонкая  и смуглая, с солнечными стрелками в каштановых волосах.
Она  зримо  представляла,  как  все   эти   жрецы   смотрят   в
подглядывающие бинокли.
   "Они  видят,  как я делаю то, чего они сами не осмеливаются.
Они видят меня на пути Шайтана. Я  кажусь  такой  маленькой  на
песке,   а   Шайтан  --  таким  огромным.  Они  уже  могут  его
разглядеть".
   По  скребущему  звуку  она  понимала,   что   скоро   увидит
гигантского  червя.  Шиэна  не думала о приближавшемся чудовище
как Шаи-Хулуде, Боге песков, воспеваемом каждое утро жрецами  в
знак  почтения  к  жемчужинам  сознания  Лито  II. спрятанным в
каждом из этих многорубчатых правителей пустыни. Она в основном
думала о червях, как "о тех, кто меня щадит" или как о Шайтане.
   Они теперь принадлежали ей.
   Эта была взаимосвязь, начавшаяся чуть более трех лет  назад,
в  месяц, на который приходился ее восьмой день рождения, месяц
игат по старому календарю. Ее деревенька  --  бедное  поселение
первопроходцев,  возведенное  далеко  за пределами таких границ
безопасности, как кванаты и кольцевые каналы Кина. Только ров с
сырым песком ограждал такие  поселения  первопроходцев.  Шайтан
избегал  воды,  но блуждающая песчаная форель быстро высасывала
любую влагу. Драгоценная влага,  собранная  в  ловушки,  должна
была  пополняться.  Ее деревушка была жалким скоплением хижин и
лачуг с двумя небольшими ветроловушками,  которых  хватало  для
добывания  питьевой воды, но лишь изредка способных производить
излишки, которые могли быть пожертвованы на  создание  преграды
от червя.
   В  то  утро  --  так  похожее на это, ночной морозец все еще
пощипывал нос и легкие, горизонт затягивала призрачная дымка --
большинство деревенских детей разбрелось по пустыне  в  поисках
малых крох меланжа, оставляемых порой проходящим Шайтаном. Двух
больших  Шайтанов в ту ночь слышали неподалеку. На меланж, даже
при современных упавших ценах"  можно  было  купить  достаточно
глазурованных кирпичей на третью ветроловушку.
   Каждый  ищущий  ребенок  выглядывал  не  только  спайс, но и
приметы, которые могли бы  навести  на  след  одной  из  старых
крепостей   --   съетчей   прежних  Свободных.  От  них  сейчас
оставались только развалины, но каменная преграда намного лучше
защищала  от  Шайтана.  И  было  известно,  что  в   развалинах
некоторых съетчей можно отыскать запрятанные хранилища меланжа.
Каждый деревенский житель мечтал о таком открытии.
   Шиэна   в   своем  залатанном  стилсьюте  и  тонком  верхнем
облачении  пошла  в  одиночку  на  северо-восток,  к   дальнему
кургану,   дрожащее   марево   над  которым  подсказывало,  что
прогретые солнцем ветерки возносят влажные  испарения  богатого
водой великого города Кина.
   Искать   кусочки  меланжа  в  песке  --  дело,  в  основном,
напряженно   внимательного   принюхивания.   Это   была   форма
концентрации,   которая   оставляла   лишь   частичку  сознания
восприимчивой  к  скребущему  звуку  песка,   уведомляющему   о
приближении   Шайтана.   Мускулы  ног  автоматически  двигались
неритмично -- чтобы звук шагов сливался с естественными звуками
пустыни.
   Сначала Шиэна не слышала воплей, так они совпадали  по  тону
со   скребущим  звуком  мечущегося  ветра,  гонящего  песок  по
барханам, закрывавшим деревню от ее  взгляда.  Потихоньку  этот
звук проник в ее сознание, а затем привлек полное внимание.
   ВОПЛЬ МНОЖЕСТВА ГОЛОСОВ!
   Шиэна  отринула  осторожную  неритмичность  передвижения  по
пустыне. Двигаясь со всем проворством, на которое были способны
ее детские  силы,  она  взобралась  на  бархан  и  поглядела  в
направлении ужасающего звука. Она успела как раз вовремя, чтобы
увидеть то, что положило конец воплям.
   С  дальней стороны деревни ветер и песчаная форель проложили
в защитном барьере широкую брешь сухого песка. Шиэне видно было
пятно другого цвета. Дикий червь проник через  это  открывшееся
место.  Он  кружил внутри, вплотную к сырому кольцу. Гигантская
пасть, окутанная отблесками пламени, поглощала людей и хижины в
быстро сужавшемся круге.
   Шиэна увидела, как последние  уцелевшие  цеплялись  друг  за
друга   посреди   уже   освобожденного  от  грубых  построек  и
сокрушенных остатков ветряных  ловушек  пространства.  Еще  она
увидела,  как  некоторые  пытались  убежать  в  пустыню.  Среди
отчаявшихся  бегунов  Шиэна  узнала  отца.  Никто  не   спасся.
Огромная  пасть  поглотила  всех,  перед  тем,  как  сравнять с
поверхностью пустыни остатки деревни.
   Оставался лишь дымящийся песок, и НИЧЕГО больше от крохотной
деревушки, осмелившейся притязать на  клочок  земли  в  царстве
Шайтана.  Место, где только что была деревушка, не сохранило ни
единого следа людского обитания -- став таким же, каким было до
прихода сюда людей.
   Шиэна судорожно вдохнула, вдох через  нос,  чтобы  сохранить
влагу  тела,  как это делал любой ребенок пустыни. Она обшарила
взглядом горизонт, ища других детей, но  след  Шайтана  оставил
огромные петли и извилины всюду вокруг дальней стороны деревни.
Ни  единого  человека  не встретилось ее взгляду. Она закричала
пронзительным криком, далеко разнесшимся в сухом воздухе. Никто
не откликнулся ей в ответ.
   ОДНА.
   Она словно в трансе пустилась по гребню дюны  --  туда,  где
прежде  была деревня. Когда она подошла, в нос ей ударила волна
коричного запаха, доносимого ветром, до сих пор взметавшим пыль
по верхушкам дюн. И тогда она осознала, что произошло. Деревня,
к несчастью, была расположена прямо над  местом  предспайсового
выброса.   Когда   огромный  запас  в  глубине  песков  созрел,
произошел меланжевый взрыв, и  пришел  Шайтан.  Каждый  ребенок
знал, что Шайтан не может устоять против спайсового выброса.
   Шиэну стали наполнять ярость и дикое отчаяние. Не соображая,
что  делает,  она  припустила  с дюны к Шайтану, настигла червя
сзади, когда он выскальзывал через сухое место, отворившее  ему
доступ  в  деревушку.  Ни  о  чем не думая, она метнулась вдоль
хвоста червя, вскарабкалась на  него  и  побежала  по  огромной
рубчатой  спине.  У  бугра  позади  его  пасти она скорчилась и
заколотила кулачками по неподдающейся поверхности.
   Червь остановился.
   Ее гнев внезапно сменился ужасом. Шиэна  перестала  молотить
по  червю.  Только теперь она осознала, что плачет. Ей овладело
ужасное чувство одиночества и беззащитности. Она  не  понимала,
как  попала сюда, зная только, где находится, и это стиснуло ее
агонией страха.
   Червь продолжал недвижимо покоиться на песке.
   Шиэна не знала, что делать. В любой  момент  червь  мог  или
перевернуться  и  задавить ее, или зарыться в песок, оставив ее
на поверхности, чтобы проглотить на досуге.
   По червю вдруг прошел резкий трепет -- по всей его длине, от
хвоста до того места, где позади его  пасти  находилась  Шиэна.
Червь  пришел  в  движение.  Он  описал широкую дугу и, набирая
скорость, устремился на северо-восток.
   Шиэна наклонилась  вперед  и  уцепилась  за  ведущую  кромку
кольцевого  рубца  на  спине  червя.  Она  боялась, что в любую
минуту червь скользнет в глубь песка. Что ей тогда  делать?  Но
Шайтан  не зарывался в песок. Протекали минута за минутой, а он
двигался через дюны все по тому же  прямому  пути,  без  всяких
отклонений.   Шиэна   потихоньку   опять   обрела   способность
соображать. Она знала об этой  езде.  Жрецы  Разделенного  Бога
запрещали  это,  но  и писаная и Устная истории говорили, что в
древности  Свободные  разъезжали  таким  способом  на   червях.
Свободные  стояли  во  весь  рост на спине Шайтана, опираясь на
тонкие шесты с крючьями на концах. Жрецы провозглашали, что это
делалось до того, как Лито II разделил свое святое самосознание
с богом пустыни. Теперь не дозволялось  ничего,  что  могло  бы
унизить разрозненные частички Лито II.
   С  изумлявшей ее скоростью, червь нес Шиэну по направлению к
подернутым туманом очертаниям Кина.  Великий  город  представал
миражем  на  искаженном  горизонте.  Заношенное облачение Шиэны
хлестало по тонкой поверхности  ее  залатанного  стилсьюта.  Ее
пальцы  ныли  от боли, так сильно она стискивала ведущую кромку
гигантского кольца.
   При сменах ветра ее овевало запахами корицы, жженого кремния
и озона, вырабатываемого внутренними топками червя.
   Впереди нее Кин начал приобретать все более ясные очертания.
   "Жрецы увидят меня и рассердятся", -- подумала она.
   Она разглядела низкие кирпичные строения, отмечавшие  первую
линию  кванатов,  и  закрытый  изогнутый  желоб  поверхностного
акведука позади них. Над  этими  строениями  возвышались  стены
идущих   террасами   садов   и   высокие   профили   гигантских
ветроловушек.  Затем  шел  комплекс  храма,  окруженный  своими
собственными водяными барьерами.
   Дневной переход по открытому песку меньше, чем за час!
   Ее  родители  и  деревенские соседи много раз ходили в город
торговать и на праздники, но Шиэна лишь дважды их сопровождала.
Ей, в основном,  запомнились  танцы  и  случившееся  после  них
побоище.  Размеры Кина наполняли ее благоговейным трепетом. Как
много зданий! Как много людей! Шайтан не может причинить  вреда
подобному месту.
   Но  червь  продвигался  прямо вперед, словно мог перебраться
через кванат и акведук. Шиэна воззрилась на город, вздымавшийся
перед ней все выше и выше. Восхищение подавило ее ужас.  Шайтан
не собирался останавливаться!
   Червь резко остановился.
   Внешние  тубулярные  отдушины  кваната  были не более, чем в
пятидесяти метрах от  распахнутой  пасти.  Она  ощутила  жаркий
запах  корицы  от  выхлопов  червя, услышала глубокое рокотание
внутренних топок Шайтана.
   Ей стало ясно, что путешествие наконец-то закончилось. Шиэна
медленно разжала пальцы, отпуская кольцо. Она  встала,  ожидая,
что  в  любой  момент  червь  возобновит  свое движение. Шайтан
оставался полностью недвижим.  Осторожно  она  соскользнула  со
своего  насеста  и  спрыгнула  на  песок.  Там она задержалась.
Сдвинется ли он теперь? У нее смутно брезжила  мысль  рвануться
со  всех  ног  ко кванату, но червь ее привораживал. Скользя по
потревоженному песку, Шиэна зашла червю спереди и  поглядела  в
его   устрашающую   пасть.  За  обрамлением  хрустальных  зубов
перекатывались взад и вперед языки пламени.  Иссушающие  выдохи
червя обдавали ее своими запахами.
   Сумасшествие  первого  броска  с  дюны  на спину червя опять
охватило Шиэну.
   --  Проклятие  тебе.  Шайтан!  --  вскричала  она,  потрясая
кулачком перед ужасающей пастью. -- Что мы тебе только сделали?
   Эти  слова  она  слышала  как-то  от матери, произнесшей их,
когда  был  разрушен  их  трубный  сад.  Шиэна   ни   разу   не
задумывалась  ни  откуда  это  имя -- Шайтан, -- ни над яростью
своей матери.  Она  была  из  беднейшего  слоя,  в  самом  низу
ракианской сословной пирамиды, и знала это. Люди верили сначала
в  Шайтана,  а  затем  уже в Шай-Хулуда. Черви -- это черви, и,
часто, что-то  еще  намного  хуже.  Не  было  справедливости  в
открытой  пустыне.  Только  опасность  там  таилась. Бедность и
страх перед жрецами могли заставить людей  уходить  в  грозящие
смертельной  опасностью дюны. Но даже тогда ими двигала гневная
настойчивость, некогда направлявшая Свободных.
   На этот раз, однако. Шайтан победил.
   Тут до сознания Шиэны дошло, что она стоит  на  смертоносной
тропе.  Ее  мысли  не  до  конца  еще утряслись, она осознавала
только, что совершила нечто  сумасшедшее.  Много  позже,  когда
учение  Бене Джессерит отшлифовало ее самосознание, она поняла,
что тогда ее одолел ужас одиночества. Она хотела, чтобы  Щайтан
воссоединил ее с погибшими родными.
   Из-под червя донесся скрежещущий звук.
   Шиэна сдержала вскрик.
   Сперва  медленно,  потом  быстрее,  червь  подался от нее на
несколько  метров  вспять.  Затем  он  развернулся  и,  набирая
скорость,  двинулся назад в пустыню по собственному следу -- по
вмятине,  окаймленной  насыпями  с  двух  сторон.  Скрежет  его
движения  с  расстоянием  становился все тише. До Шиэны донесся
другой звук. Она подняла взгляд к  небу.  Это  было  "твоктвок"
жреческого  орнитоптера,  кружащего  над ней, отбрасывая на нее
свою  тень.  Летный  аппарат  поблескивал  в  утреннем  солнце,
двигаясь вслед за червем вглубь пустыни.
   Тогда Шиэну охватил более знакомый страх.
   ЖРЕЦЫ!
   Взгляд   ее   был  прикован  к  орнитоптеру.  Тот  завис  на
расстоянии,  затем  вернулся  и  плавно  опустился   на   песок
неподалеку, на укатанную вмятину, оставшуюся от червя. До Шиэны
донесся  запах смазочных масел и муторно едкого топлива. Словно
гигантское насекомое приземлилось на песке, готовясь  броситься
на нее.
   Распахнулся люк.
   Шиэна  расправила плечи, принимая все как есть. Очень хорошо
-- они ее поймали. Она знала,  чего  теперь  ожидать.  Бегством
ничего  не  выиграешь.  Только  жрецы пользуются топтерами. Они
могут добраться, куда угодно, и увидеть, что угодно.
   Два жреца в богатых облачениях -- бело-золотых с  пурпурными
каймами -- вылезли и побежали к ней через песок. Они рухнули на
колени  перед Шиэной -- так близко, что она почувствовала запах
пота и мускусное благоухание меланжа, распространявшееся от  их
одежд.  Они  были молоды, но, в остальном, очень похожи на всех
других виденных ей  жрецов:  мягкие  очертания  лиц,  руки  без
мозолей, беззаботное расточительство влаги тела. Ни на одном из
них под облачением не было стилсьюта.
   Жрец слева от нее, глаза на уровне глаз Шиэны, заговорил:
   --  Дитя Шаи-Хулуда, мы видели, как Твой Отец привез тебя из
Своих мест.
   Эти слова не представляли для Шиэны никакого  смысла.  Жрецы
--  это  люди,  которых  надо  опасаться.  Ее  родители  и  все
взрослые, которых она когда-либо знала, накрепко заложили это в
нее и словами,  и  поступками.  Жрецы  обладают  орнитоптерами.
Жрецы могут скормить тебя Шайтану за малейшую провинность и без
всякой провинности, просто по своей жреческой прихоти. Ее народ
знал тому много примеров.
   Шиэна  попятилась  от  коленопреклоненных  мужчин  и метнула
взгляд вокруг. Куда ей бежать?
   Тот, что заговорил, умоляюще поднял руку.
   -- Оставайся с нами.
   -- Вы плохие! -- голос Шиэны надламывался от переживаний.
   Оба жреца распростерлись на песке.
   Далеко вдали на  городских  башнях  вспыхнули  на  подзорных
линзах  блики  солнечного  света. Шиэна их увидела -- и поняла,
что это такое. В городах жрецы всегда наблюдают за тобой. Когда
ты видишь вспышку подзорных линз, это сигнал  быть  незаметным,
"быть хорошим".
   Шиэна  стиснула  руки,  чтобы  унять их дрожь. Она поглядела
налево и направо, затем на простертых жрецов. Что-то  здесь  не
так.
   Оба  жреца,  уткнувшись  головами  в  песок,  содрогались от
страха и ждали. Никто из них не заговаривал.
   Шиэна не знала, как реагировать. Обвал нежданных событий  не
мог  быть  переварен  ее  восьмилетним  умом. Она знала, что ее
родители  и  все  соседи  взяты  Шайтаном.   Она   видела   это
собственными  глазами.  И  Шайтан  привез  ее сюда, отказавшись
поглотить в свой ужасный пламень. Он ее пощадил.
   Это было слово, которое она понимала. ЕЕ  ПОЩАДИЛИ.  Ей  это
объяснили, когда она заучивала ритуальную песню.
   "Пощади, Шаи-Хулуд, отведи Шайтана..."
   Медленно,  не  желая  волновать  распростертых жрецов, Шиэна
начала шаркающие неритмичные движения  танца.  Памятная  музыка
стала  нарастать  у  нее  внутри, широким взмахом она раскинула
руки. Ноги ее высоко поднимались в  величавых  движениях.  Тело
крутилось  --  сперва  медленно,  а  потом все быстрее, по мере
возрастания танцевального экстаза. Ее длинные каштановые волосы
хлестали ей по лицу.
   Оба жрецы осмелились приподнять головы.  Это  странное  дитя
исполняет  танец! Они узнали эти движения: ТАНЕЦ УМИРОТВОРЕНИЯ.
Она просила Шаи-Хулуда пощадить его  народ.  Она  просила  Бога
простить ИХ!
   Они, повернув головы, поглядели друг на друга, одновременным
движением  поднялись  на  колени. Затем стали хлопать в ладоши:
освященный временем ритуал, попытка отвлечь танцора. Их  ладони
ритмически хлопали, они напевно скандировали древние слова:
   Наши отцы ели манны в пустыне.
   В жгучих песках приходящего вихря!
   Внимание жрецов отрешилось от всего, кроме этой девочки. Они
видели  худышку,  с  жилистыми  мускулами,  стойкими  руками  и
ногами. Роба и  стилсьют  заношены  и  залатаны,  как  у  самых
бедных.  Скулы  высоки  и  отбрасывают  тень на оливковую кожу.
Карие  глаза,  отметили  они,  рыжеватые  солнечные  стрелки  в
волосах. В ее лице -- поджарость экономящих воду -- узкие нос и
подбородок,  широкий  лоб, широкий тонкий рот, длинная шея. Она
так похожа на портреты Свободных в святая святых Дар-эс-Балата.
Разумеется! Дитя Шаи-Хулуда именно так и должно выглядеть.
   И танцевала она хорошо. Даже слабейшего повтора ритма нельзя
было углядеть в ее танце. Ритм был,  но  он  был  восхитительно
растянут  --  по  меньшей  мере,  сотня  движений  перед каждым
повтором. Она держала его, а  солнце  поднималось  все  выше  и
выше. Был уже почти полдень, когда она, изможденная, рухнула на
песок.
   Жрецы  встали  и  поглядели  в пустыню, куда ушел Шаи-Хулуд.
Притаптывание ее танца не призвало ЕГО назад. Они прощены.
   Вот как началась новая жизнь Шиэны.
   В своих покоях старшие жрецы громко много дней  дебатировали
о  Шиэне  -- и, наконец, предоставили свои обсуждения и доклады
Верховному Жрецу Туеку. Собрание состоялось в полдень.  В  Зале
Малых Собраний присутствовали Туек и шесть высших советников. С
фрески на них благосклонно взирал Лито II, человеческое лицо на
огромном теле червя.
   Туек уселся на каменную скамью, перевезенную из Ветроломного
съетча.  Считалось,  что  некогда  сам  Муад  Диб сидел на этой
скамье. А одну из  ее  ножек  до  сих  пор  украшала  резьба  с
изображением  ястреба  Атридесов.  Советники расселись напротив
него на скамеечках посовременней и поменьше.
   Верховный Жрец был  величественной  фигурой  --  шелковистые
седые   волосы,   гладко  зачесанные  и  ниспадающие  до  плеч,
подходящее обрамление для лица с широким полным ртом и  тяжелым
подбородком. Глаза Туека сохраняли естественную белизну белков,
окружавших  темно-синие  зрачки.  Кустистые  взъерошенные седые
брови нависали над глазами.
   Состав Совета был весьма пестр.  Отпрыски  старых  жреческих
фамилий,  каждый  носит  в  своем  сердце веру, что дела бы шли
намного лучше, если бы на скамье Туека сидел ОН.
   Костлявый, с крысиным личиком.  Старое  взял  на  себя  роль
голоса оппозиции.
   --  Она  -- всего лишь бедная сирота пустыни. И она ехала на
Шаи-Хулуде. Это запрещено, и за это предписано наказание.
   Другие немедленно заговорили.
   -- Нет! Нет, Старое. Ты неправильно подходишь! Она не стояла
на спине Шаи-Хулуда, как это делали Свободные. У нее не было ни
крючьев Созидателя, ни...
   Старое старался их перекричать. Туек увидел, что они зашли в
тупик: трое на трое, и  Умпфруд,  толстый  жизнелюб,  сторонник
"осмотрительного решения".
   --  У нее не было никакого способа управлять Шаи-Хулудом, --
доказывал Умпфруд. --  Мы  все  видели,  как  она  безбоязненно
слезла с него на песок и заговорила с ним.
   Да,  они  все  это  видели. Либо непосредственно в тот самый
момент,   либо    на    голографической    записи,    сделанной
сообразительным  наблюдателем.  Сирота  или  нет, но она стояла
перед Шаи-Хулудом и говорила с Ним. И Шаи-Хулуд ее не поглотил.
Нет,  разумеется.  Червь  Бога  попятился  по  приказанию  этой
девочки и вернулся в пустыню.
   -- Мы ее испытаем, -- сказал Туек.
   Рано   утром   на   следующий   день,   управляемые  жрецами
орнитоптеры, привезшие ее из пустыни, увезли  Шиэну  далеко  за
пределы видимости населения Кина.
   Жрецы  высадили  ее  на  вершине  дюны,  установили на песке
тщательно  воспроизведенную  копию  тампера  Свободных.   Когда
отомкнули держатель тампера, тяжелый стук побежал через пустыню
--  древний  призыв  Шаи-Хулуда.  Жрецы  убежали  к  топтеру  и
наблюдали сверху, а пришедшая в ужас Шиэна -- сбылись ее худшие
страхи -- стояла в одиночестве приблизительно в двадцати метрах
от тампера.
   Пришли два червя. Они  были  не  самыми  большими  из  всех,
которых  доводилось  видеть  жрецам, не более двадцати метров в
длину. Один из них проглотил тампер, итог замолчал. Вместе  они
закружили  на параллельных курсах и остановились не далее шести
метров от Шиэны.
   Она стояла, покорясь судьбе. Кулаки сжаты, руки опущены. Так
всегда поступают жрецы: скармливают тебя Шайтану.
   Жрецы  зачарованно  наблюдали  из  своего   низко   парящего
топтера. Их линзы транслировали зрелище для так же зачарованных
наблюдателей в покоях Верховного Жреца в Кине. Все они и прежде
видели   подобные  события.  Это  было  стандартное  наказание,
подручный способ устранять мешающих из  подвластного  жречеству
населения  или открыть дорогу для приобретения новой наложницы.
Никогда  прежде,  однако,  они   не   видели,   чтобы   жертвой
оказывалась девочка-сирота. И какая девочка!
   После  первой остановки черви бога медленно поползли вперед.
Затем, оказавшись приблизительно в трех метрах  от  Шиэны,  они
опять словно оцепенели.
   Покорная  судьбе,  Шиэна  не  побежала. Скоро, думала она, я
увижусь с родителями и друзьями. Но, поскольку черви оставались
недвижимыми, ее ужас сменился гневом. Плохие жрецы оставили  ее
здесь!  Она слышала их топтер над головой. Горячий запах спайса
от червей наполнял воздух вокруг нее. Она резко подняла  правую
руку и указала на топтер.
   -- Подходите, съешьте меня. Вот чего они хотят!
   Жрецам  над ее головой не было слышно слов, но жесты им были
видны -- она разговаривает  с  двумя  Червями  Господа.  Палец,
указующий вверх, на них, не сулил ничего хорошего.
   Черви не сдвинулись.
   Шиэна опустила руку.
   --  Вы  убили  мою  мать,  моего отца и всех моих друзей! --
обвинила она. Шагнув вперед, она погрозила им кулаком.
   Черви подались назад, сохраняя прежнее расстояние.
   -- Если вы меня не хотите, убирайтесь, откуда пришли! -- она
махнула им рукой, указывая в сторону пустыни.
   Они  послушно   попятились   еще   дальше   и   одновременно
развернулись.
   Жрецы в топтере следили за ними, пока они опять не исчезли в
песке,  более чем в километре от места встречи с Шиэной. Только
тоща жрецы вернулись, полные страха и  трепета.  Они  подобрали
дитя Шаи-Хулуда из песка и вернулись с ней в Кин.
   К  ночи  посольство  Бене  Джессерит  в Кине получило полный
доклад. На следующее утро новость уже находилась в пути на  Дом
Соборов.
   Наконец-то произошло!

        x x x

   <i>Беда  с  некоторыми,  видами  военных действий (и, будьте
уверены. Тиран это знал, потому что это явно подразумевается  в
данном им уроке), они разрушают всякую моральную порядочность в
нестойких  личностях.  Войны  такого  типа  вываливают морально
разрушенных  уцелевших  в  невинное  население,  которое   даже
представить  себе не способно, на что горазда такая вернувшаяся
солдатня"
   <b>Учение Золотой Тропы, Архивы Бене Джессерит</b></i>

   Одно из ранних воспоминаний  Майлза  Тега  --  он  сидит  за
обедом со своими родителями и младшим братом Сабитом. Тегу было
тогда только семь лет, но память его все сохранила неизгладимо:
столовая на Лернаусе, яркие пятна свежесрезанных цветов, низкий
свет   желтого   солнца,   просеянный  сквозь  древние  жалюзи.
Ярко-голубая посуда и  поблескивающее  серебро  украшают  стол.
Послушницы  стоят  наготове,  потому  что его мать всегда может
быть вызвана со специальным заданием, но нельзя оставить на это
время  сына  без  наставницы  Бене  Джессерит,   что,   обычно,
исполняла  она  сама. Жанет Роксборо-Тег, ширококостая женщина,
настоящая гранд-дама, со своего конца стола зорко следит, чтобы
не было ни малейшего нарушения в правилах  подачи  обеда.  Лоше
Тег,  отец  Майлза,  всегда  взирает  на  это  с легкой веселой
иронией. Он -- худой человек с высоким лбом, лицо такое  узкое,
что  темные  глаза  как  будто  бы  выпячиваются в стороны. Его
черные волосы -- полный контраст с белокурыми волосами жены.
   Над  приглушенными  звуками  за  столом  и  густым   запахом
сдобренного спайсом супа из эду, мать Тега наставляет отца, как
вести дела с назойливым Свободным Торговцем.
   Когда  она произносит "Тлейлакс", то сразу привлекает полное
внимание  Майлза.  В  своих  занятиях  он  как  раз  дошел   до
Тлейлакса.
   Даже  Сабит,  которого  много  лет  спустя отправят на Ромо,
слушает, стараясь сколько возможно понять  своим  четырехлетним
умишком.  Сабит  преклоняется  перед  братом, как перед героем.
Все, что привлекает внимание Майлза, интересно  и  Сабиту.  Оба
мальчика безмолвно слушают.
   -- Этот человек -- прикрытие Тлейлакса, -- говорит Жанет. --
Я слышу это по голосу.
   --  Я  не  сомневаюсь  в твоих способностях определять такие
вещи, моя дорогая, -- отвечает ей  Лоши  Тег.  --  Но  что  мне
делать?  У  него надлежащие кредитные доверенности, и он желает
приобрести...
   --  Заказ  на  рис  в  данный  момент  неважен.  Никогда  не
воображай,   будто   то,   что  Лицевой  Танцор,  якобы,  хочет
приобрести, на самом деле то, что ему нужно.
   -- Я уверен, он не Лицевой Танцор. Он...
   -- Лоше! Я знаю, мое  руководство  не  прошло  даром,  и  ты
можешь  определить  Лицевого  Танцора.  Я  согласна,  Свободный
Торговец не  из  них.  Лицевые  Танцоры  находятся  у  него  на
корабле. Они знают, что я здесь.
   -- Тогда они знают, что не могут тебя одурачить. Да, но...
   --   Тлейлаксанская  стратегия  всегда  вплетена  в  паутину
стратегий,  каждая  из  которых   могла   бы   быть   подлинной
стратегией. Они научились этому от нас.
   --  Моя дорогая, если мы имеем дело с тлейлаксанцами, а я ни
капли не сомневаюсь  в  твоих  суждениях,  то  отсюда  напрямую
возникает вопрос меланжа.
   Леди  Жанет  мягко  кивает  головой.  Разумеется! Даже Майлз
знает о прямой связи Тлейлакса со спайсом. Это одна из  причин,
что   привораживает   его   внимание  к  Тлейлаксу.  На  каждый
миллиграмм меланжа, добываемый на Ракисе, чаны  Бене  Тлейлакса
производят  полновесные  тонны.  Потребление  меланжа  возросло
соответственно новым возможностям поставок, и даже  Космический
Союз склонил колени перед этой силой.
   -- Но рис... -- осмеливается заметить Лоше Тег.
   --   Мой   дорогой   муж,   Бене   Тлейлакс   не  испытывает
необходимости в таком количестве риса понджи в  нашем  секторе.
Он  нужен  им для перепродажи. Мы должны выяснить, кто на самом
деле нуждается в рисе.
   -- Ты хочешь, чтобы я потянул время, -- говорит он.
   -- Именно. Это нам и требуется, и ты в этом неподражаем.  Не
давай  этому  Свободному  Торговцу  ни  "да"  ни "нет". Если он
подготовлен Лицевыми Танцорами, то как должное  воспримет  твои
уловки.
   -- Мы выманим Лицевых Танцоров из корабля, в то время как ты
начнешь повсюду наводить справки.
   Леди Жанет улыбается.
   -- Ты чудесен, когда ты одним махом опережаешь мои мысли.
   Они обмениваются понимающими взглядами.
   --  В  этом  секторе  ему  не  найти  другого поставщика, --
говорит Лоше Тег.
   -- Он никак не захочет доводить  до  ненужного  конфликта  и
будет  избегать  этого,  --  говорит  леди Жанет, похлопывая по
столу. -- Оттягивай, оттягивай и еще раз  оттягивай  время.  Ты
должен вытащить Лицевых Танцоров из корабля.
   -- Они поймут, конечно.
   --   Да,  мой  дорогой,  и  это  опасно.  Ты  должен  всегда
встречаться с ними на нашей земле, и чтоб охрана была рядом.
   Майлз Тег припоминает, что отец, разумеется, вытащил Лицевых
Танцоров из корабля.  Мать  взяла  Майлза  в  досмотровый  зал,
откуда  он  видел  помещение  с  медными  стенами, где его отец
правил ходом сделки, на которую  были  высочайшие  рекомендации
КХОАМа и щедрый кредит.
   Это  были  первые  Лицевые  Танцоры,  которых увидел в своей
жизни  Майлз  Теп  два  небольших  человечка,  похожие,  словно
близнецы. Почти без подбородков, круглые лица, вздернутые носы,
крохотные ротики, глаза, как черные кнопочки, коротко стриженые
белые  волосы торчат на головах, как щетина на щетке. Одеты эти
двое точно так же, как и Свободный Торговец -- в черные  туники
и брюки.
   -- Иллюзия, Майлз, -- сказала его мать. -- Иллюзия -- вот их
путь.  Напустить  тумана ради достижения настоящих целей -- вот
как действуют тлейлаксанцы.
   -- Как фокусник в зимнем шоу? -- спросил Майлз,  его  взгляд
был прикован к экрану наблюдения, к этим крошечным фигуркам.
   --  Очень-очень  похоже,  -- согласилась его мать. Произнося
это, она тоже смотрела на  экран,  но  одной  рукой  оберегающе
обняла плечи сына.
   --  Ты  глядишь  на зло, Майлз. Внимательно в него вглядись.
Эти лица, которые ты видишь, могут измениться в  долю  секунды.
Лицевые   Танцоры   могут  стать  выше,  увесистее.  Они  могут
воспроизвести твоего отца так, что только я распознаю подмену.
   Рот Майлза Тега изобразил бессловесное "О". Он уставился  на
экран,  слушая  объяснения  отца, что цена КХОАМа на рис понджи
опять тревожаще подскочила.
   -- И самое ужасное из всего,  --  продолжала  мать,  --  что
некоторые из новых Лицевых Танцоров могут через прикосновения к
плоти жертвы впитывать некоторые из ее воспоминаний.
   -- Они читают умы? -- Майлз взглянул на мать.
   --   Не   совсем.   Мы   полагаем,   они  снимают  отпечаток
воспоминаний. Почти как  процесс  голофотографии.  Они  еще  не
знают, что нам это известно.
   Майлз  понял.  Он  ни с кем больше не будет об этом говорить
даже с отцом или с матерью -- мать научила его секретности Бене
Джессерит. Тег внимательно приглядывается к фигурам на экране.
   На слова отца Лицевые Танцоры не проявили  никакой  реакции,
но глаза их, похоже, поблескивают чуть ярче.
   -- А как они стали таким злом? -- спросил Майлз.
   -- Они -- коллективные существа, выведенные только принимать
любую  форму  или лицо. Принятая ими сейчас внешность -- мне на
руку.  Они  знают,  что  я  за  ними   сейчас   наблюдаю.   Они
расслабились  и  приняли  свою естественную коллективную форму.
Как следует это запомни.
   Майлз наклоняет голову набок и внимательно  изучает  Лицевых
Танцоров. Они выглядят такими бледными и безобидными.
   --  У  них  нет  чувства  собственного "я", -- объясняет его
мать. -- У них  есть  только  инстинкт  сохранения  собственной
жизни,  кончающийся  там,  где  начинается  приказ  умереть  за
хозяев.
   -- И они выполняют этот приказ?
   -- Множество раз его выполняли.
   -- Кто их хозяева?
   -- Люди, которые редко покидают планеты Бене Тлейлакса.
   -- У них есть дети?
   -- У Лицевых Танцоров -- нет. Они  мулы,  стерильны.  Но  их
хозяева могут размножаться. Мы заполучили нескольких из них, но
потомство  от  них странное. Рождается очень мало девочек, и мы
даже не можем проверить их Иные Памяти.
   Майлз нахмурился. Он знал, что его мать Бене  Джессерит.  Он
знал,  что  сами  Преподобные Матери -- чудесные хранилища Иных
Памятей, проходящих  через  все  тысячелетия  Ордена.  Он  даже
кое-что  знал  об  их  Программе  выведения: Преподобные Матери
выбирают определенных мужчин для заведения от них потомства.
   -- А каковы они, тлейлаксанские женщины? -- спросил Майлз.
   Это был умный вопрос, наполнивший леди Жанет гордостью.  Да,
ее  сын  --  почти  наверняка потенциальный ментат. Разрешающие
Скрещивание правильно оценили генетический потенциал Лоше Тега.
   -- Никто, кроме них самих, никогда  не  говорил,  что  видел
тлейлаксанку, -- ответила леди Жанет.
   -- Они существуют, или все тлейлаксанцы попросту из чанов?
   -- Они существуют.
   -- А есть среди из Лицевых Танцоров женщины?
   --  Они  могут  становиться  и  мужчинами,  и  женщинами, по
собственному выбору. Внимательно за ними наблюдай.  Они  знают,
что делает твой отец, и это их злит.
   -- Они попробуют причинить вред моему отцу?
   -- Не осмелятся. Мы приняли меры предосторожности, и они это
знают.  Видишь, как один из них, слева, работает челюстями. Это
один из признаков злобы.
   -- Ты сказала, что они коллективные существа.
   -- Как общественные насекомые,  Майлз.  У  них  нет  понятия
собственного "я", поэтому они заходят далеко за пределы морали.
Нельзя доверять ничему из того, что они говорят и делают.
   Майлз содрогнулся.
   --  Нам никогда не удавалось определить их этический код, --
проговорила леди Жанет.  --  Это  механизированная  плоть.  Без
собственного  "я", им нечем дорожить, не в чем сомневаться. Они
предназначены  только  для  того,  чтобы   повиноваться   своим
хозяевам.
   -- Им велели направиться сюда и купить рис.
   --  Им приказано достать его, а другого места, где это можно
сделать в этом секторе, нет.
   -- Они должны купить его у отца?
   -- Это их единственный источник. Как раз  сейчас,  сын,  они
платят меланжем. Видишь?
   Майлз  увидел,  как  переходит  из рук в руки высокая стопка
оранжево-коричневых  фишек  спайса,  которую  один  из  Лицевых
Танцоров извлек из чемоданчика.
   --  Цена  много-много  выше той, чем они ожидали, -- сказала
леди Жанет. --  Они  оставят  след,  по  которому  будет  легко
пройти.
   -- Почему?
   --  Кто-то  обанкротится, совершив такую покупку. Мы думаем,
что узнаем, кто покупатель. Кто бы он ни  был,  мы  выясним.  И
тогда поймем, чем же здесь на самом деле торговали.
   Затем  леди  Жанет  указала  на  некоторые  мелочи, выдающие
тренированным глазам и ушам Лицевого Танцора. Это  были  тонкие
приметы.  Майлз  схватывал  их  на лету. Мать сказала ему, что,
думает, он мог  бы  стать  ментатом...  возможно,  даже  чем-то
большим.
   Незадолго  до  его  тринадцатого  дня  рождения  Майлза Тега
отослали в высшую школу Бене Джессерит, в Оплот  Лампадас,  где
подтвердилась   оценка,   данная   ему  матерью.  Ей  вернулась
весточка:
   "Ты дала нам того воина-ментата, на которого мы надеялись".
   Тег узнал  об  этой  записке  только  разбирая  архив  своей
матери,   после  ее  смерти.  Слова,  начертанные  на  листочке
ридуланского  хрусталя  с  оттиском  Дома  Соборов  под   ними,
наполнили   его   странным  чувством  перемещения  во  времени.
Внезапно его память унеслась назад на Лампадас,  где  любовь  и
благоговение,  которые  он испытывал к своей матери, были ловко
переключены  на  собственно  Орден  --  как  предварительно   и
планировалось.  Он  стал понимать это во время своей дальнейшей
подготовки на ментата, но и понимание мало что изменило. А  то,
что  изменилось  --  лишь  еще  крепче  привязало  его  к  Бене
Джессерит. Это подтверждало, что Орден  должен  быть  одним  из
источников  его  силы. Он уже знал, что Орден Бене Джессерит --
одна из самых могущественных сил  в  мироздании:  как  минимум,
равен    Космическому    Союзу,    выше    Совета    Рыбословш,
унаследовавшего ядро старой Империи Атридесов, неизмеримо  выше
КХОАМа и уравновешиваемый каким-то образом фабрикаторами Икса и
Бене  Тлейлаксом. Малый показатель далеко простирающейся власти
Ордена можно было увидеть в том, что он  сохранял  эту  власть,
несмотря  на меланж тлейлаксанских чанов, нарушивший ракианскую
монополию на спайс -- точно так же, как навигационные механизмы
икшианцев  покончили  с  монополией   Космического   Союза   на
межпланетные путешествия.
   К тому времени Майлз Тег уже хорошо знал историю. Навигаторы
Союза  больше  не  были  единственными,  способными  направлять
корабли через подпространства -- только сейчас в этой галактике
-- и уже в отдаленной, не успеешь и глазом моргнуть.
   Школьные наставницы почти ничего от него  не  утаивали.  Они
ему  и поведали впервые об его атридесовском происхождении. Это
пришлось открыть ему, чтобы объяснить,  почему  его  подвергают
определенным   тестам.   Они   явно   испытывали   его  на  дар
ясновидения.  Способен  ли  он,   подобно   навигатору   Союза,
опознавать  смертоносные  препятствия? Он провалился. Затем они
проверили, не воспринимает ли он не-помещения и не-корабли.  Он
был   так   же   слеп  к  этим  устройствам,  как  и  остальное
человечество. Для этого теста они испытывали  его  увеличенными
дозами спайса, и он почувствовал пробуждение ИСТИННОГО "Я".
   --  Ум  в  своем начале, -- вот как обучающая Сестра назвала
это, когда он попросил объяснения своего странного чувства.
   Некоторое время, пока он глядел новым  видением,  мироздание
представлялось  волшебным.  Сознание стало кругом, затем шаром.
Условные формы стали быстро преходящи.  Он  без  предупреждения
впадал  в транс, пока Сестры не научили его это контролировать.
Они дали ему прочитать о святых и мистиках и заставили от  руки
начертать круг -- любой рукой, следуя линии своего сознания.
   К  концу  того  семестра его сознание вернулось в нормальное
русло к общепринятым обозначениям вещей, но память о волшебстве
никогда его не покидала. Эта память была  для  него  источником
силы в самые тяжелые моменты.
   Приняв  новое  назначение  и  став  чем-то  вроде  дядьки  и
воинского наставника гхолы, Тег все чаще стал  ощущать  в  себе
эту  волшебную  память.  Это  оказалось  особенно  полезным при
первом контакте со Шванги в Оплоте  Гамму.  Они  встретились  в
кабинете  Преподобной  Матери  со  стенами  сияющего  металла и
многочисленными приборами, несущими, по  большей  части,  явный
отпечаток  Икса.  Даже  стул,  на  котором  она сидела (в свете
утреннего солнца,  льющегося  в  окно  позади  нее,  лицо  было
трудноразличимым),       был      одной      из      икшианских
самоприспосабливающихся -- "песьих" -- форм.  Он  вынужден  был
сесть  в  песье  кресло, хотя понимал, что она должна знать, до
какой степени он  не  любит  такое  унизительное  использование
любых форм жизни.
   --  Ты  выбран,  потому  что  действительно похож на старого
дядьку-воспитателя, -- сказала  Шванги.  Яркое  солнце  короной
сияло  вокруг  ее  укрытой капюшоном головы. УМЫШЛЕННО! -- Твоя
мудрость завоюет любовь и уважение ребенка.
   -- У меня нет способа стать для него похожим на отца.
   -- Если верить Таразе, ты имеешь именно  те  характеристики,
которые  ей  требуются.  Я  знаю, сколь ценное для нас стоит за
каждым из твоих славных шрамов.
   Это только подтвердило его предыдущий  вывод  ментата:  "Они
спланировали это заранее. Для этого они и скрещивали. Я сам был
выведен  для  этого. Я -- часть их большого плана". Но произнес
он лишь:
   -- Тараза ожидает, что это дитя  станет  доблестным  воином,
когда вернется к своему исходному "я".
   Шванги просто глядела на него секунду, затем сказала:
   --  Ты не должен отвечать на любой его вопрос о гхолах, если
он вдруг затронет эту тему. Даже словом этим не пользуйся, пока
я тебе не разрешу. Мы поставим тебе все данные  гхолы,  которые
потребуются для исполнения долга.
   Холодно  взвешивая  слова,  чтобы  резче их подчеркнуть, Тег
ответил:
   -- Может быть, Преподобная Мать не осведомлена, что я хорошо
искушен  в  науке   тлейлаксанских   гхол.   Я   встречался   с
тлейлаксанцами в битве.
   -- По-твоему, ты знаешь достаточно о серии Айдахо?
   -- Айдахо имеют репутацию великолепных военных стратегов, --
сказал Тег.
   --  Тогда, может быть, великий башар не ознакомлен с другими
характеристиками нашего гхолы.
   В ее голосе, без сомнения, слышалась  насмешка.  И  вдобавок
еще  ревность  и  плохо  скрываемый  огромный  гнев.  Мать Тега
научила  его  способам  читать  скрытое  под  ее   собственными
личинами  -- запретной науке, которую он всегда скрывал. Он был
раздосадован и пожал плечами.
   Хотя очевидно, что Шванги знает, что он башар Таразы.  Черта
подведена.
   -- По желанию Бене Джессерит, -- сказала Шванги, -- Тлейлакс
внес   значительные   изменения  в  этот  образец  Айдахо.  Его
нервно-мускульная система модернизирована.
   -- Без изменения его исходного "я"?  --  Тег  очень  вежливо
подсунул  ей  этот вопрос, интересуясь, как далеко она зайдет в
своих откровениях.
   -- Он -- гхола, а не клон!
   -- Понимаю.
   -- В самом деле? Он нуждается в самой тщательной  тренировке
прана-бинду на всех стадиях.
   --  В  точности -- приказания Таразы, -- сказал Тег. -- И мы
все будем повиноваться этим приказаниям.
   Шванги наклонилась вперед, не скрывая своего гнева.
   -- Тебя попросили подготовить гхолу, чья роль в определенных
планах крайне опасна  для  всех  нас.  Я  думаю,  что  ты  даже
приблизительно не представляешь, что именно будешь готовить!
   ЧТО  ты  будешь  готовить,  --  подумал  Тег.  НЕ КОГО. Этот
мальчик гхола НИКОГДА НЕ БУДЕТ КТО для Шванги -- или для  любой
другой, противостоящей Таразе. Может быть, гхола ни для кого не
будет  КТО,  пока не будет восстановлено его исходное "я", пока
ему не будет  накрепко  возвращена  исходная  личность  Данкана
Айдахо.
   Тег  теперь  ясно  видел,  что  у  Шванги  за  пазухой нечто
большее, чем камень скрытых оговорок против проекта гхолы.  Она
была  в активной оппозиции -- точно как и предупреждала Тараза.
Шванги -- враг, а приказания Таразы недвусмысленны:
   -- Ты будешь защищать этого ребенка от любой угрозы.

        x x x

   <i>Десять тысяч лет прошло с тех пор, как Лито II начал свою
метаморфозу из человека в песчаного червя Ракиса, а историки до
сих пор спорят о его мотивах. Жаждал ли  он  долгой  жизни?  Он
прожил  в  десять  с  лишним  раз дольше нормального жизненного
срока в триста стандартных лет, но поразмыслите над  уплаченной
им  ценой.  Была  ли  то приманка власти? Его весьма оправданно
называют Тираном, но что власть принесла ему  такого,  чего  не
мог   бы   пожелать  человек?  Двигало  ли  им  желание  спасти
человечество от него самого? У нас есть только его  собственные
слова  о  Золотой  Тропе,  чтобы  ответить  на это, и я не могу
принять его самоапологичных записей из Дар-эс-Балата. Могли  ли
это  быть  другие  вознаграждения,  которые доступны постижению
лишь с позиций его жизненного опыта? Без дополнительных  данных
вопрос  остается  спорным.  Мы ограничены лишь установками: "Он
это сделал!" Только сам физический факт и неопровержим.
   <b>Метаморфоза   Лито   II.    Десятитысячелетняя    годовщина,
заключительная речь Гауса Андауда</b></i>

   Вафф  понял, что он вновь в лашкаре. На этот раз ставки были
высоки до последнего предела. Преподобная Черница из  Рассеяния
требовала  встречи  с ним. Повинда из повинд. Потомки Тлейлакса
из Рассеяния докладывали ему все, что  могли,  об  этих  жутких
женщинах.
   --  Намного  ужаснее, чем Преподобные Матери Бене Джессерит,
-- сообщали они.
   -- "И намного многочисленнее", -- напомнил себе Вафф. Он  не
до  конца  доверял  вернувшимся  потомкам  Тлейлакса. У них был
странный выговор,  еще  странней  манеры,  соблюдение  ритуалов
сомнительно.  Как  можно  было дозволить им вернуться в великий
кехль? Вообразим ли такой обряд гуфрана, что очистит их всех от
всей многовековой скверны? Даже поверить нельзя,  что  все  эти
поколения они хорошо хранили секреты Тлейлакса.
   Они  не  были  больше  братьями-малик,  но, все же, были для
Тлейлакса   единственным   источником   информации   об   этих,
возвращающихся  теперь,  ЗАТЕРЯННЫХ.  Какие же потрясающие вещи
они поведали! И эти потрясающие знания  были  заложены  в  гхол
Данкана  Айдахо  --  такое  стоило  всех рисков отравиться злом
повинды. Местом  встречи  с  Преподобной  Черницей  был,  якобы
нейтральный,  икшианский корабль, вращавшийся на строгой орбите
гигантской  газообразной  планеты  из  взорвавшейся   солнечной
системы  Старой  Империи. Сам Пророк исчерпал остатки богатства
этой системы. И, хоть новые Лицевые Танцоры в личине  икшианцев
были  внедрены в корабельную команду, Ваффа до сих пор пробирал
пот при мысли об этой  первой  встрече.  Если  эти  Преподобные
Черницы  и  в  самом деле ужаснее всех Преподобных Матерей Бене
Джессерит,  не  раскусят  ли  они  подмену  икшианской  команды
Лицевыми Танцорами?
   Выбор  места встречи и приготовления к ней внесли напряжение
на Тлейлакс. Безопасно ли это? Вафф успокаивал себя, что у него
тайное двойное оружие, никогда прежде не  виданное  вне  планет
Тлейлакса,   результат   долгих   трудов  его  создателей:  два
крохотных дротикомета, спрятанные в рукавах. Он тренировался  с
ними  долгое  время,  пока  выстрел  отравленными дротиками при
взмахе рук не стал почти безусловным рефлексом.
   Стены  конференц-каюты  были  медного  цвета  --  надлежащее
доказательство  их  непроницаемости  для  икшианских  шпионских
устройств.  Но  какие  приборы,  далеко  обгоняющие  мастерство
икшианцев, могли изобрести люди Рассеяния?
   Вафф  нерешительно вошел в комнату. Преподобная Черница была
уже там и сидела в кожаном подвесном кресле.
   -- Ты будешь  меня  называть  так,  как  меня  называют  все
остальные,  --  вот  были  ее  первые  слова.  --  "Преподобная
Черница".
   Он  поклонился,  как  его  заранее   научили.   "Преподобная
Черница".
   Ни  намека на скрытые силы в ее голосе. Низкое контральто, в
переливах  которого  звучит  презрение   к   Ваффу.   Внешность
состарившейся спортсменки или акробатки, до сих пор сохранявшей
тонус   своих   мускулов   и   часть  прежнего  мастерства.  От
тонкогубого рта веяло высокомерием.  В  разговоре  она,  словно
отпуская низшей расе, цедила каждое слово.
   --  Что  ж,  заходи  и садись! -- распорядилась она, взмахом
руки указывая на подвесное кресло напротив себя.
   Вафф услышал шипение закрывавшегося люка. Он  --  наедине  с
ней!  На  ней  был слипер. Он видел, как тянется в ее левое ухо
ведущий поводок снупера. Его дротикометы были "промыты"  против
снуперов,  став  для  них незасекаемыми, затем их на положенные
пять  стандартных   лет   поместили   в   радиационную   ванну,
охлажденную  до  минус  40 градусов по Кельвину, чтобы закалить
дополнительно. Достаточно ли этого?
   Вафф молча опустился на указанное кресло.
   Подцвеченные  оранжевым,  контактные  линзы  скрывали  глаза
Преподобной Черницы, придавая им дикарский вид. Она устрашала с
головы  до  ног. А ее одежда! Красная под темно-синей накидкой.
Наружная  сторона  накидки   разукрашена   каким-то   жемчужным
материалом,  воспроизводящим  странные  арабески  и изображения
драконов. Она сидела на  своем  кресле,  словно  на  троне.  Ее
когтистые руки легко покоились на подлокотниках.
   Вафф  быстро  оглядел  комнату. Его люди осмотрели это место
вместе с  икшианскими  работниками  надзора  и  представителями
Преподобных Черниц.
   "Мы  сделали  все,  что  могли",  -- подумал он и постарался
расслабиться.
   Преподобная Черница рассмеялась.
   Вафф рассматривал ее с таким спокойствием, какое только  мог
изобразить.
   -- Ты смеешься сейчас надо мной, -- обвинил он теперь. -- Ты
говоришь  сама  себе,  что  можешь  задействовать  против  меня
огромнейшие ресурсы -- и тонкие, и грубые инструменты,  которые
выполняют твои распоряжения.
   --  Не  бери  со мной такого тона, -- слова ее были тихими и
бесстрастными, но так налиты ядовитой злобой, что Вафф чуть  не
отпрянул.
   Он поглядел на развитые мускулы ног женщины, на густокрасное
трико,  которое  так  обтягивало  и  струилось  по  коже, будто
срослось с ней.
   Время встречи было подогнано так,  чтобы  для  каждого  было
позднее утро -- их часы пробуждения были отрегулированы по пути
следования.  Вафф,  однако, чувствовал себя не в своей тарелке,
так что преимущество здесь не за ним. Что,  если  рассказы  его
осведомителей правдивы? У нее наверняка есть при себе оружие.
   Она улыбнулась ему без всякого юмора.
   -- Ты стараешься запугать меня, -- сказал Вафф.
   -- И преуспеваю в этом.
   В  Ваффе  вспыхнул гнев. Но он не дал гневу прозвучать в его
голосе.
   -- Я прибыл по твоему приглашению.
   -- Я, надеюсь,  ты  не  собирался  вступать  в  конфликт,  в
котором наверняка проиграешь, -- сказала она.
   --  Я прибыл выковать те звенья, что нас соединят, -- сказал
он.
   И подивился: "Что им нужно от нас? Наверняка ведь  им  чтото
нужно".
   -- Что может нас соединить? -- спросила она.
   -- Будешь ли ты строить здание на песке?
   -- Ха! Соглашения могут быть нарушены и часто нарушаются.
   -- На основе чего будет идти наш торг? -- спросил он.
   --  Торг? Я не торгуюсь. Меня интересует тот гхола, которого
вы изготовили для ведьм. -- Ее голос ничего не  выдавал,  но  у
Ваффа при этом вопросе участился пульс.
   В   одной   из   своих   жизней   гхолы,   Вафф  обучался  у
ментатаотступника.  Способности  ментата  оказались  выше   его
способностей, и кроме того, убеждение требует слов. Им пришлось
убить  ментата-повинду,  но  кое-что ценное Вафф тогда для себя
приобрел. Вафф позволил себе скорчить недовольное лицо при этом
воспоминании, но припомнил и толковое наставление:
   "Нападай  --  и  пользуйся  данными,  которые   выдает   это
нападение!"
   --  Ты  ничего  не  предлагаешь  мне  взамен!  -- обвинил он
громким голосом.
   -- Воздаяние на мое собственное усмотрение, -- сказала она.
   На лице Ваффа появилась ядовитая гримаса.
   -- Ты играешь со мной?
   Она обнажила в дикарской ухмылке белые зубы.
   -- Ты не выживешь в этой моей игре, да и  не  хочешь  этого,
как я погляжу.
   -- Значит, я должен полагаться на твою добрую волю!
   -- Полагаться! -- она так выплюнула это слово, словно у него
был очень дурной вкус. -- Почему вы продаете этих гхол ведьмам,
а затем сами их и убиваете?
   Вафф поджал губы и промолчал.
   --  Вы  каким-то  образом  изменили  этого  гхолу, сохранив,
однако, у него возможность вернуться к памяти исходного "я", --
сказала она.
   -- Как же много ты знаешь! -- ответил Вафф.
   Не совсем насмешка, и он, кажется,  ничем  не  проговорился.
ШПИОНЫ!  У  нее  есть  шпионы  среди ведьм! И предатели в самом
сердце Тлейлакса?
   -- Есть еще девочка на Ракисе, фигурирующая в планах  ведьм,
-- сказала Преподобная Черница.
   -- Откуда тебе это известно?
   -- Нам известен каждый шаг ведьм! По-твоему, шпионы не могут
знать, как далеко простерты наши руки?!
   Вафф  впал  в  уныние. Способна ли она читать в уме? Было ли
что-то порождено в Рассеянии? Дикий талант, возникший там,  где
нельзя  было  следить  за  развитием  посеянных  исходных семян
человечества?
   -- Как вы изменили этого гхолу? -- вопросила она.
   ГОЛОС!
   Вафф,   даже   вооруженный   против   таких   уловок   своим
учителем-ментатом,  все  равно  чуть машинально не ответил. Эта
Преподобная Черница обладала  кое-какими  способностями  ведьм!
Настолько   неожиданно  было  --  услышать  Голос  от  нее.  От
Преподобных Матерей всегда ожидаешь -- и всегда  наготове.  Ему
понадобился момент, чтобы вновь обрести равновесие. Вафф поднял
руки перед подбородком.
   -- У тебя есть интересная возможность, -- сказала она.
   На  лице  Ваффа  появилось выражение азартного мальчишки. Он
знал насколько безобидно, этаким эльфом, может выглядеть.
   НАПАДЕНИЕ!
   -- Мы знаем, как многому вы научились от Бене  Джессерит  --
сказал он.
   По лицу ее промелькнула ярость и исчезла.
   -- Они нас ничему не научили!
   Вафф заговорил забавно умоляющим тоном, залебезил.
   -- Но ведь это никак не сделка.
   -- Разве? -- она была искренне удивлена.
   Вафф опустил руки.
   -- Ну-ну, Преподобная Черница. Ты интересуешься этим гхолой.
Ты толкуешь о происходящем на Ракисе. За кого ты нас держишь?
   --  За  дешевку.  И  с  каждым  мгновением твоя ценность все
уменьшается.
   Вафф ощутил механическую логику в ее ответе. Нет,  это  была
не  логика  ментата,  --  но  что-то беспощадное. "Она способна
убить меня прямо здесь!"
   Где же оружие? Может ей вообще  не  нужно  никакого  оружия?
Ваффу  не нравился вид этих жилистых ног, загрубелых мозолей на
ее руках, охотничьего блеска в оранжевых  глазах.  Способна  ли
она догадаться (или даже знать) о дротикометах в его рукавах?
   --  Мы  столкнулись  с  проблемой,  которая  не  может  быть
разрешена посредством логики, -- сказала она.
   Вафф  в  шоке  на  нее  уставился.  Так   мог   бы   сказать
дзенсуннитский  Господин!  Вафф  сам  не  раз  пользовался этой
фразой.
   --  Ты,  вероятно,  никогда   не   задумывался   над   такой
возможностью, -- сказала она.
   При этих словах Вафф словно увидел ее без маски. Он внезапно
разглядел  за этими жестами расчетливую личность. Не считает ли
она его каким-то сиволапым дурачком, способным только дерьмо за
слигом собирать?
   Вделав свой голос озадаченным и нерешительным, он спросил:
   -- Как же может быть разрешена такая проблема?
   -- От нее избавляет естественный ход  событий,  --  ответила
она.
   Вафф  продолжал  пялиться на нее, притворяясь озадаченным. В
ее словах ни на йоту не было никакого откровения. И все  равно,
то, что подразумевалось! Он промямлил:
   -- Я запутался в твоих словах.
   --  Человечество  стало  бесконечным, -- сказала она. -- Вот
истинный дар Рассеяния.
   Вафф совладал со смятением, вызванным этими словами.
   -- Бесконечные мироздания, бесконечное время -- всякое может
случиться, -- сказал он.
   -- Ах, ты, смышленый гномик,  --  проговорила  она.  --  Как
можно допускать все, что угодно. Это нелогично.
   "У  нее  интонации,  --  подумал  Вафф, как у древних вождей
Бутлерианского Джихада, которые старались избавить человечество
от  механических  умов.   Эта   Преподобная   Черница   странно
несовременна".
   --  Наши  предки  искали  ответы  на  это с компьютерами, --
рискнул заметить он. "Прощупаем ее, отсюда!"
   --  Ты  уже  знаешь,  что  компьютеры   лишены   возможности
бесконечно накоплять информацию, -- ответила она.
   И  опять ее слова его смутили. Действительно ли она способна
читать мысли? Не вид ли это считывания  умов?  То,  что  делают
тлейлаксанцы с Лицевыми Танцорами и гхолами, могли бы точно так
же   сделать   и   другие.   Он   успокоил   свое   сознание  и
сконцентрировался на  икшианцах,  на  их  дьявольских  машинах.
Машины повинды!
   Преподобная Черница обвела взглядом комнату.
   -- Правы ли мы, доверяя икшианцам? -- спросила она.
   Вафф затаил дыхание.
   --  Я  не  думаю,  что ты полностью им доверяешь, -- сказала
она. -- Ну-ну, человечек, я предлагаю тебе мою добрую волю.
   Вафф  с  опозданием  начал  понимать,  что  она   собирается
разыгрывать дружелюбие и искренность, явно отказавшись от своей
предыдущей  личины  гневного  превосходства. Осведомители Ваффа
среди Затерянных сообщали,  что  Преподобные  Черницы  в  своем
подходе  к сексу очень схожи с Бене Джессерит. Не попытается ли
она заняться соблазнением? Но  она  ведь  ясно  ПОНИМАЕТ  --  и
слабость логики видна ей самой.
   До чего смущающе!
   -- Наш разговор ходит кругами, -- сказал он.
   --   Совсем  наоборот.  Круги  замкнуты.  Круги  ограничены.
Пространство,  в  котором  растет   человечество,   больше   не
ограничено.
   Вновь она туда же! Он сухо проговорил:
   --  Как  говориться,  то,  чем  не  можешь  управлять,  надо
принимать.
   Она наклонилась вперед,  напряженно  вглядываясь  оранжевыми
глазами в его лицо.
   --  Допускаешь  ли  ты,  что  Бене  Тлейлакс  может  постичь
необратимая катастрофа?
   -- Если бы дело было в этом, то меня бы здесь не было.
   -- Когда логика терпит поражение, то должен быть использован
другой инструмент.
   Вафф ухмыльнулся.
   -- Это звучит логично.
   -- Не насмехайся надо мной! Как ты смеешь!
   Вафф защищающе поднял руки и произнес умиротворяющим тоном:
   -- Какой инструмент предлагают Преподобные Черницы?
   -- Энергию!
   Такой ответ удивил его.
   -- Энергию? В какой форме и сколько?
   -- Ты требуешь логических ответов, -- проговорила она.
   С  чувством  печали  Вафф  признал,   что   она   вовсе   не
дзенсуннитка.  Преподобная  Черница  только  играет  словами на
кружевных оборочках нелогичного, мило их  собирая,  но  иголкой
для этого служит логика.
   -- Рыба гниет с головы, -- сказал он.
   Она словно и не слышала его замечания.
   -- Есть невостребованная энергия в глубинах любого человека,
и мы,  по  нашей  милости,  ее  раскрепощаем,  --  она вытянула
палец-скелет перед его носом.
   Вафф вдавился в кресло, и подождал, пока она  опустит  руку.
Затем сказал:
   --  Не  то  же  ли  самое говорил Бене Джессерит, прежде чем
произвел своего Квизатца Хадераха?
   -- Они потеряли контроль и над самими собой, и над  ним,  --
съязвила она.
   "И  опять  она  пытается логически осмыслить нелогичное", --
подумал Вафф. Как же много он понял из допущенных ею  маленьких
ошибок.  Ему приоткрылась вероятная История Преподобных Черниц.
Одна из  случайно  получившихся,  САМОПРОИЗВОЛЬНЫХ  Преподобных
Матерей,  возникшая среди Свободных Ракиса, ушла в Рассеяние --
самые разные люди бежали на не-кораблях сразу же  после  Времен
Голода.  Где-то  не-корабль  и высадил эту побочную ведьму с ее
концепциями.   Посеянное   семя   вернулось   в    виде    этой
оранжевоглазой охотницы.
   Снова пользуясь Голосом, она спросила:
   -- Что вы сделали с этим гхолой?
   На этот раз Вафф был наготове -- и только пожал плечами. Эту
Преподобную  Черницу необходимо отвлечь совсем в другую сторону
или, если это возможно, убить. Он многое из нее выведал, но нет
возможности сказать, сколько она вычитала  из  него  с  помощью
своих, кто его знает каких, талантов.
   "Они  сексуальные чудовища, -- сообщали его осведомители. --
Они порабощают мужчин силами секса".
   -- Как же мало ты знаешь о радости, которую я могла бы  тебе
дать,  --  сказала  она. Ее голос обвил его, как хлыст. До чего
искушающе! До чего соблазнительно!
   Вафф проговорил, защищаясь:
   -- Скажи мне, почему вы...
   -- Мне нет необходимости что-либо тебе говорить!
   --  Значит,  сделка  для  вас  не  состоялась,  --  печально
проговорил он.
   Те,   другие,  не-корабли  засеяли  те,  другие,  мироздания
гнильцой. Вафф  ощущал  тяжкое  бремя.  Что,  если  у  него  не
получится ее убить?
   --  Как  ты смеешь все время предлагать сделку с Преподобной
Черницей? -- осведомилась она. -- Понимаешь  ли  ты,  что  цену
назначаем мы?
   -- Мне не ведомы ваши обычаи. Преподобная Черница, -- сказал
Вафф. -- Но по вашим словам я чувствую, что я оскорбил вас.
   -- Извинение принимается.
   "Никакого  извинения  и не подразумевалось!" Он вкрадчиво на
нее посмотрел. По ее поведению  можно  было  предсказать  очень
многое.  Пользуясь  своим  тысячелетним  опытом,  Вафф мысленно
подвел  итог  всему,  что  удалось  выяснить:  эта  женщина  из
Рассеяния  пожаловала  к  нему  из-за  жизненно  важной для нее
информации. Следовательно, у нее нет другого ее  источника.  Он
ощущал   в   ней   отчаянность.   Хорошо   замаскированную,  но
определенно присутствующую. Она нуждается в подтверждении или в
опровержении чего-то, чего страшится.
   До чего же она похожа на хищную птицу, со своими  когтистыми
руками,  так  расслабленно  брошенными  на подлокотники кресла!
"Рыба гниет с головы". Он сказал это, она не расслышала.  Ясно,
атомарное человечество продолжает взрывообразно накатываться на
это  Рассеяние Рассеянии. Люди, представляемые этой Преподобной
Черницей, не изобрели способа засекать не-корабли. Вот в чем, в
итоге, дело. Она так же охотится за не-кораблями,  как  и  Бене
Джессерит.
   --  Ты  ищешь  способ  уничтожить невидимость не-корабля, --
проговорил  он.  Это   заявление   от   такого   эльфоподобного
манекенчика,  сидящего  напротив, ее явно ошеломило. Он заметил
на  ее  лице  страх,  сменявшийся  сперва   гневом,   а   потом
решимостью.  Затем  она  снова  прикрылась непроницаемой маской
хищницы. Она, конечно, понимала, что он видел.
   -- Значит, вот что вы проделали с вашим гхолой,  --  сказала
она.
   -- Это то, чего добивался Бене Джессерит, -- солгал Вафф.
   --  Я тебя недооценила, -- сказала она. -- Ты допустил такую
же ошибку?
   -- Я так не думаю. Преподобная  Черница.  Проект  выведения,
породивший  вас,  явно  внушителен  и грозен. Я так понимаю, ты
можешь убить меня ударом ноги, не успею я  и  глазом  моргнуть.
Ведьмы вам и в подметки не годятся.
   Довольная улыбка смягчила ее черты.
   --  Станут  ли  тлейлаксанцы  нашими слугами добровольно или
понесут кару?
   Он и не старался скрыть свое негодование.
   -- Ты предлагаешь нам рабство?
   -- Это один из ваших выборов.
   Теперь она его! Высокомерие, вот  ее  слабость.  С  покорным
видом он спросил:
   -- Что вы нам прикажете?
   --  Ты  возьмешь  с  собой  в  качестве  гостей двух молодых
Преподобных Черниц. Им надо  будет  скреститься  с  тобой  и...
научить тебя нашим путям к экстазу.
   Вафф два раза медленно вдохнул и выдохнул.
   -- Стерилен ли ты?
   --  Только  наши  Лицевые  Танцоры  являются  мулами, -- она
наверняка уже знает. Ведь это известно всем.
   -- Ты называешь себя Господином, -- сказала она. -- Но ты  и
самому себе не господин.
   "Побольше  тебя, сука Преподобная! И я называюсь Машейхом --
вот что еще может тебя уничтожить".
   --  Две  Преподобные  Черницы,  которых  я  пошлю  с  тобой,
осмотрят  на  Тлейлаксе  все  и  возвратятся  ко  мне  со своим
отчетом, -- сказала она.
   Он вздохнул, как бы уступая.
   -- Эти молодые женщины миловидны?
   -- Преподобные Черницы! -- поправила она его.
   -- Это что, единственное имя, которым вы пользуетесь?
   -- Если они сочтут нужным сообщить тебе  имена,  то  это  их
привилегия, а не твоя, -- она наклонилась и постучала костлявым
суставом пальца левой руки по полу. В ее руке блеснул металл. У
нее есть способ сообщения за пределами комнаты!
   Люк  отворился,  вошли две женщины, одетые точно так же, как
Преподобная Черница. Меньше узоров на их  черных  капюшонах,  и
обе  они моложе. Вафф вгляделся в них. Они обе... Вафф старался
не показать  восторга,  но  понял,  что  это  ему  не  удалось.
Неважно.  Пусть  старшая решит, что он восхитился красотой этих
женщин. По признакам, знакомым только Господинам Тлейлакса,  он
узнал  в  одной  из  вошедших  Лицевого  Танцора  новой модели.
Успешная замена  проведена  --  и  эти,  из  Рассеяния,  ее  не
раскусили!  Тлейлакс  успешно  преодолел  барьер! Будет ли Бене
Джессерит так же слеп в отношении новых гхол?
   --  Ты  будешь  разумно   покладист,   и   будешь   за   это
вознагражден, -- сказала старшая Преподобная Черница.
   --  Я признаю твою силу, Преподобная Черница, -- ответил он.
Это было правдой. Вафф склонил голову, чтобы скрыть решимость в
глазах, которую невозможно сдержать внутри себя.
   Она сделала знак вошедшим.
   -- Они будут  сопровождать  тебя.  Их  малейшая  прихоть  --
приказ для тебя. Обращайся с ними со всем почетом и уважением.
   --  Разумеется,  Преподобная Черница, -- не поднимая головы,
он вскинул обе руки, как бы салютуя и подчиняясь ей. Из каждого
рукава со свистом вырвался  дротик.  Освобождая  дротики,  Вафф
резко   отклонился   в  кресле.  Недостаточно  быстро,  однако.
Взлетевшая правая нога старшей Преподобной Черницы попала ему в
левое бедро, отшвырнув назад.
   Это было последним движением в  жизни  Преподобной  Черницы.
Дротик  из  его  левого  рукава впился ей в горло и вышел через
открытый   рот,   так   и   оставшийся   изумленно   разинутым.
Наркотический  яд  не  дал  ей  даже вскрикнуть. Лицевой Танцор
ударом  по  горлу  предупредил  любой  возможный  крик   второй
Преподобной Черницы, а другой дротик поразил ее в правый глаз.
   Два тела повалились замертво.
   Испытывая  боль,  Вафф  кое-как  высвободился  из  кресла  и
поправил  его,  поднимаясь  на  ноги.  Его   бедро   болезненно
пульсировало,  чуть-чуть сильнее -- и она сломала бы ему бедро!
Он понял, что ее реакция не проходила через центральную нервную
систему. Как  и  у  некоторых  насекомых,  атака  начиналась  с
периферии  мускульной  системы.  Это  достижение  следовало еще
исследовать!
   Его сообщница прислушалась у отворенного люка, затем шагнула
в сторону, чтобы пропустить  еще  одного  Лицевого  Танцора,  в
личине икшианского охранника.
   Вафф   массировал  свое  поврежденное  бедро,  пока  Лицевые
Танцоры раздевали мертвых женщин. Псевдоикшианец  положил  свою
голову   на  голову  мертвой  Преподобной  Черницы.  Далее  все
произошло очень быстро. Вскоре не стало икшианского  охранника,
а  были  лишь  точная  копия  старшей  Преподобной Черницы и ее
помощница.  Преподобная  Черница  помоложе.  Вошел   еще   один
псевдоикшианец  и скопировал вторую убитую Преподобную Черницу.
Вскоре там, где лежала мертвая  плоть,  остался  только  пепел.
Новая  Преподобная Черница смела пепел в мешочек и спрятала его
под своей накидкой.
   Вафф тщательно осмотрел помещение. Его дрожь пробрала, когда
он подумал о последствиях увиденного здесь.  Такое  высокомерие
--   наверняка  от  наличия  чудовищной  силы.  Эту  силу  надо
прощупать. Он задержал Лицевого Танцора, скопировавшего старшую
Преподобную Черницу.
   -- Ты снял с нее оттиск?
   -- Да, хозяин. Ее бодрствующая память была еще жива, когда я
снимал отпечаток.
   -- Передай  ей,  --  он  указал  на  того,  кто  был  прежде
икшианским  стражником.  Они  соприкоснулись лбами на несколько
мгновений, затем опять разошлись.
   -- Сделано, -- сказала та, что постарше.
   -- Сколько мы еще сделали копий этих Преподобных Черниц?
   -- Четыре, Господин.
   -- Никто их не засек?
   -- Никто, Господин.
   -- Эти четверо должны вернуться  в  родной  мир  Преподобных
Черниц  и  выяснить  там все, что только можно о них разузнать.
Одна из них должна вернуться с докладом о всем узнанном.
   -- Это невозможно, Господин.
   -- Невозможно?
   -- Они отрезали себя  от  своего  источника.  Это  их  метод
действий, Господин. Они -- новая ячейка, и поселились на Гамму.
   -- Но, наверняка, мы могли бы...
   -- Прошу прощения. Господин. Координаты их местонахождения в
Рассеянии  содержались  только в рабочих системах не-корабля, и
все стерты.
   -- Их следы полностью скрыты? -- в его  голосе  было  полное
уныние.
   -- Полностью, хозяин.
   КАТАСТРОФА!  Он заставил себя справляться со своими мыслями,
сдерживая их от внезапного горячечного броска.
   -- Они не должны узнать о том, что мы  здесь  совершили,  --
пробормотал он.
   -- От нас они не узнают, Господин.
   -- Какие таланты они в себе развили? Какие силы? Быстро!
   --  Они  то,  что следует предположить в Преподобных Матерях
Бене Джессерит, но без меланжевых жизней-памятей.
   -- Ты уверен?
   -- Ни намека на это. Как ты знаешь. Господин, мы...
   -- Да-да. Знаю, -- он махнул рукой, чтобы она замолчала.  --
Но эта старуха была так высокомерна, так...
   --   Прошу  прощения.  Господин,  но  время  поджимает.  Эти
Преподобные Черницы усовершенствовали удовольствия  секса  так,
как раньше этого и близко не достигалось.
   -- Значит, сообщения наших осведомителей -- правда.
   --   Они   вернулись   к  примитивному  Тантрику  и  развили
собственные пути  сексуальной  стимуляции,  Господин.  Так  они
завоевывают поклонение своих последователей.
   --  Поклонение, -- он выдохнул это слово. -- Они превосходят
Разрешающих Скрещивание Бене Джессерит?
   -- Сами Преподобные Черницы считают так, хозяин. Следует  ли
нам демонти...
   --  Нет! -- узнав такое, Вафф сбросил свою маску эльфа, лицо
его обрело выражение повелевающего Господина.  Лицевые  Танцоры
покорно  закивали  головами.  На лице Ваффа появилось выражение
бурной  радости.  Возвращающиеся  из  Рассеяния   тлейлаксанцы,
докладывали  правдиво!  Простым  снятием  оттиска  с  разума он
удостоверился в существовании нового оружия у этих людей!
   -- Каковы твои приказания. Господин? -- спросила старшая  из
Преподобных Черниц. Вафф опять стал похожим на эльфа.
   --  Мы  проведем  полное  исследование  только  тогда, когда
вернемся в сердце  Тлейлакса,  в  Бандалонг.  А  пока  --  даже
Господин  не  отдает  приказа  Преподобным Черницам. Это вы МОИ
Госпожи, пока мы не освободимся от шпионящих глаз.
   -- Разумеется, Господин. Следует ли мне теперь передать твои
приказы находящимся снаружи?
   -- Да, и вот мои  приказания:  этот  не-корабль  никогда  не
должен  вернуться  на  Гамму. Он должен исчезнуть без следа. Ни
одного выжившего.
   -- Будет сделано. Господин.

        x x x

   <i>Технология,  как  и  многие  другие  роды   деятельности,
тяготеет  к  избежанию риска для инвесторов. Сомнительное, если
возможно,  исключается.  Капитальные  вложения  следуют   этому
правилу,  поскольку  люди  обычно  предпочитают  предсказуемое.
Немногие распознают,  сколь  это  может  быть  губительно,  как
жестко  ограничивает  изменчивость  и,  таким  образом,  делает
население целых народов фатально уязвимым перед тем,  насколько
обескураживающе наше мироздание может метнуть свои кости.
   <b>Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит.</b></i>

   Наутро, после своего испытания в пустыне, Шиэна проснулась в
жреческом  комплексе  и  обнаружила,  что  ее  кровать окружена
людьми, облаченными в белое. "Жрецы и жрицы!"
   -- Она проснулась, -- сказала жрица.
   Шиэну  охватил  страх.  Она   натянула   одеяло   прямо   до
подбородка,  не  отводя  взгляда  от  этих напряженных лиц. "Не
собираются ли они опять бросить ее в пустыне?" Она  спала  сном
крайней  усталости  в  мягчайшей  постели и на чистейшем белье,
какое только бывало у нее за восемь лет ее жизни, но она  знала
--  все,  что  делают  жрецы,  может иметь двоякий смысл. Им не
следует доверять!
   -- Ты хорошо спала? -- спросила та же жрица, что  произнесла
и  первые  слова,  седоволосая  пожилая женщина, лицо окаймлено
капюшоном  белой  рясы  с  пурпурной  отделкой.  Бледно-голубые
водянистые  глаза,  старые,  но живые. Нос -- вздернутая кнопка
над узким ртом и выступающим подбородком.
   -- Ты поговоришь с нами? --  настаивала  женщина.  --  Я  --
Каниа,  твоя  ночная  служанка, помнишь? Я помогала тебе лечь в
постель.
   По крайней мере, тон  голоса  успокаивал.  Шиэна  присела  и
получше  присмотрелась  к  окружающим. Они боялись! Нос ребенка
пустыни умел распознавать едва  уловимые,  но  разоблачительные
запахи.  Для  Шиэны  это был простой и непосредственный сигнал.
"Этот запах равняется страху".
   -- Вы думали, что вы  мне  повредите,  --  сказала  она.  --
Почему вы это сделали?
   Люди вокруг нее обменялись взглядами глубокого ужаса.
   Страх  Шиэны  развеялся.  Она ощутила новый порядок вещей, а
вчерашнее испытание в пустыне означало и  дальнейшие  перемены.
Она   припомнила   раболепие  этой  пожилой  женщины...  Каниа?
Накануне вечером она почти  пресмыкалась  перед  Шиэной.  Шиэна
поняла,   что  любой  человек,  переживший  угрозу  смерти,  со
временем достигает нового эмоционального равновесия  --  страхи
становятся преходящими. Это новое состояние было любопытным.
   Голос Кании затрепетал, когда она ответила:
   --  Воистину,  дитя  Бога, мы не намеревались тебе причинить
вред.
   Шиэна разгладила одеяло у себя на коленях.
   -- Меня зовут Шиэна, -- это вежливость  пустыни.  Каниа  уже
назвала свое имя. -- А кто остальные?
   --  Их  уберут,  если  ты  не желаешь их видеть... Шиэна, --
Каниа указала на женщину с цветущим лицом слева от себя, одетую
в рясу, подобную собственной. -- Всех, кроме  Алхозы,  конечно.
Она будет помогать тебе днем.
   Алхоза сделала реверанс при этих словах.
   Шиэна всмотрелась в пухлое лицо с отечными тяжелыми чертами,
нимб  пушистых  светлых  волос.  Резко  переведя  взгляд, Шиэна
поглядела на мужчин в этой  группе.  Они  наблюдали  за  ней  с
тяжелящей  веки  напряженностью,  у  некоторых  было  выражение
трепетного подозрения. Запах страха был силен.
   Жрецы!
   -- Уберите их, -- Шиэна махнула рукой на жрецов. --  Они  --
харам! -- Это было словечко низов, самое грубое для обозначения
наибольшего зла.
   Жрицы потрясение отпрянули.
   -- Удалитесь! -- приказала Каниа. Злобная радость без ошибки
отразилась на ее лице: Каниа не была включена в число носителей
зла.  Но эти жрецы -- стояли явно заклейменные, как харам! Они,
должно быть, совершили  нечто  чудовищно  отвратительное  перед
Богом,  что  он послал ребенка-жрицу им всыпать. Каниа вполне в
это поверила. Жрецы редко обращались с ней так, как  она  этого
заслуживала.
   Словно  свора  побитых  собачонок,  жрецы низко склонились и
попятились прочь из покоев Шиэны. Среди выставленных в переднюю
комнату  были  и  историк-локутор  по  имени  Дроминд,  смуглый
человечек  с вечно занятым умом, склонным намертво вцепляться в
какую-нибудь идею, как клюв хищной птицы  впивается  в  кусочек
мяса.  Когда  дверь  покоев  за  ними закрылась, Дроминд заявил
своим   трясущимся   сотоварищам,   что    имя    Шиэна    есть
модернизированная форма древнего имени Сиона.
   --  Вы все знаете о месте Сионы в истории, -- говорил он. --
Она служила Шаи-Хулуду в Его переходе из человеческого  обличия
в Разделенного Бога.
   Стирос,  морщинистый старый жрец с темными губами и бледными
поблескивавшими глазами, недоверчиво поглядел на Дроминда.
   -- Крайне занятно,  --  сказал  Стирос.  --  Устная  История
гласит, что Сиона была инструментом в Его переходе из Одного во
Множество. Шиэна. По-твоему...
   --   Давайте  не  будем  забывать  собственные  слова  Бога,
переведенные Хади Бенот, -- перебил другой  жрец.  --  ШаиХулуд
многократно ссылается на Сиону.
   --  Не  всегда  благосклонно,  --  напомнил  им  Стирос.  --
Вспомните ее полное имя: Сиона ибн Фуад ал-Сейфа Атрядес.
   -- Атридес, -- прошипел другой жрец.
   -- Мы должны с осторожностью ее изучать, -- сказал Дроминд.
   Юный гонец-послушник торопливо подошел к жрецам, вглядываясь
в них, пока не увидел Стироса.
   -- Стирос, -- сказал гонец,  --  немедленно  освободите  это
место.
   -- Почему? -- раздался негодующий голос из толпы отвергнутых
жрецов.
   --  Ее  переводят  в апартаменты Верховного Жреца, -- сказал
гонец.
   -- По чьему приказанию? -- спросил Стирос.
   -- Верховный Жрец Туек самолично об  этом  распорядился,  --
сказал  гонец. -- Они слушали, -- он неопределенно махнул рукой
в том направлении, откуда пришел.
   Все в группе поняли. В помещении были приспособления,  через
которые  голоса  передавались  в  другие  места,  и  всегда  их
кто-нибудь прослушивал.
   -- Что они услышали? -- осведомился Стирос.  Его  старческий
голос задрожал.
   --  Она  спросила, самым ли лучшим является ее помещение. Ее
как раз переселяют, и она не должна видеть здесь никого из вас.
   -- Но что нам теперь делать? -- спросил Стирос.
   -- Изучать ее, -- сказал Дроминд.
   Холл немедленно освободился.
   Все жрецы занялись изучением Шиэны. Так была задана  модель,
определившая   характер   их  поведения  на  последующие  годы.
Сложившаяся  вокруг  Шиэны  обстановка  привела  к   переменам,
ощутимым   даже  на  самых  дальних  границах  влияния  религии
Разделенного  Бога.  Два  слова  стали  запалом  для   перемен:
"Изучать ее".
   "До чего ж она наивна, -- думали жрецы. -- До чего ж занятно
наивна.  Но  она умеет читать и проявляет пристальный интерес к
Святым книгам, которые нашла в апартаментах  Туека.  Теперь  --
своих апартаментах".
   Далее пошло-поехало выпихивание сверху вниз. Туек переехал в
помещение  своего  первого  заместителя, и процесс пошел дальше
вниз.
   С Шиэны сняли мерку. Для нее был  изготовлен  самый  изящный
стилсьют.  Она  получила. Она получила новое верхнее облачение:
жреческих цветов -- белое с золотом и пурпурной каймой.
   Люди стали  избегать  историка-локутора  Дроминда.  Он  взял
привычку  прилипать,  как  банный  лист, бесконечно пережевывая
историю о той далекой Сионе, как будто это могло сказать что-то
важное о нынешней носительнице древнего имени.
   -- Сиона была подругой святого Данкана Айдахо, --  напоминал
Дроминд всякому, кто готов был слушать. -- Их потомки повсюду.
   --  Да  ну?  Извини, что не слушаю тебя дальше, но я в самом
деле спешу по неотложнейшему поручению.
   Сначала Туек был с Дроминдом терпеливее других: история была
интересной, ее уроки очевидны.
   -- Бог послал нам  новую  Сиону,  --  сказал  Туек.  --  Все
следует уточнить.
   Дроминд  удалился  и  вернулся  с  новыми,  нащипанными  им,
крохами истории.
   --  Сведения  из  Дар-эс-Балата  приобретают  теперь   новое
значение,  -- сказал Дроминд Верховному Жрецу. -- Не следует ли
нам провести дальнейшие испытания и сравнительные  обследования
этого ребенка?
   Дроминд  заарканил  с  этим  Верховного  Жреца  сразу  после
завтрака. Остатки трапезы до сих пор  оставались  на  служебном
столике,  стоявшем  на  балконе.  Через  открытое  окно им было
слышно движение наверху, в помещениях Шиэны.
   Туек предостерегающе поднес к губам палец и тихо  заговорил,
внушая собеседнику быть потише:
   --  Святое  дитя  по  своему  собственному  выбору  навещает
пустыню, -- он подошел к карте и указал на область к юго-западу
от Кина. -- Очевидно, вот  эта  область  представляет  для  нее
интерес или... Я бы сказал, призывает ее.
   --  Мне  говорили,  она очень часто пользуется словарями, --
сказал Дроминд. -- Наверняка ведь это не может быть...
   -- Она проверяет НАС, -- проговорил Туек. -- Не обманывайся.
   -- Но, Владыка Туек, она задает самые детские вопросы  Кании
и Алхозе.
   -- Ты сомневаешься в моем суждении, Дроминд?
   Дроминд  с опозданием понял, что перешел допустимые границы.
Он умолк, но выражение  его  лица  говорило,  что  внутри  него
подавлено еще много слов.
   --  Бог  послал нам ее, чтобы выполоть зло, проникшее в ряды
помазанных, -- сказал Туек. -- Ступай! Молись и вопрошай  себя:
не зло ли нашло приют внутри тебя.
   Когда Дроминд ушел, Туек вызвал доверенного помощника.
   -- Где святое дитя?
   -- Она удалилась в пустыню ради общения со своим Отцом.
   -- На юго-запад?
   -- Да, Владыка.
   --  Дроминда  нужно отвезти далеко на восток и высадить там.
Поместите  в  том  месте   несколько   тамперов,   чтобы   быть
уверенными, что он никогда не вернется.
   -- Дроминда, Владыка?
   -- Дроминда.
   Но  и  после того, как Дроминд был "переведен" в пасть Бога,
жрецы продолжали следовать в том направлении, в котором  он  их
подтолкнул. Они изучали Шиэну.
   Шиэна тоже изучала.
   Постепенно,  так  постепенно, что она не могла бы определить
точку отсчета, она вызнала свою огромную власть  над  всеми  ее
окружавшими.  Сначала это была игра, вечный День Ребенка, когда
взрослые,  сломя  голову,  кидались  выполнить  любую   детскую
прихоть.  Представлялось,  что  нет  прихоти  слишком  трудной.
Желала ли она редкого фрукта для своего стола?
   Фрукт подавался ей на золотом блюде.
   Замечала ли она ребенка далеко внизу, на  людных  улицах,  и
требовала, чтобы этот ребенок стал ее товарищем по играм?
   Этого  ребенка  сразу  же  доставляли  в  Храм в апартаменты
Шиэны. Когда страх и потрясение  проходили,  ребенок  даже  мог
присоединиться  к  ее  игре,  которую  жрецы и жрицы напряженно
наблюдали. Невинное скакание по саду на крыше,  подхихикивающие
шепотки  --  все  это подвергалось внимательному анализу. Шиэна
тяготилась благоговением таких детей. Она редко звала  того  же
самого  ребенка  назад,  предпочитая  узнавать  новое  от новых
товарищей по играм.
   Священники не пришли к согласию насчет безвредности подобных
встреч.  Детей,  игравших  с  Шиэной,  подвергали   устрашающим
допросам,  пока  Шиэна  этого  не  обнаружила и не обрушилась с
яростью на своих опекунов.
   Весть о Шиэне неизбежно расходилась по  всему  Ракису  и  за
пределы планеты. Скапливались отчеты и у Ордена Бене Джессерит.
Проходили годы все такого же автократичного распорядка, похожие
на    неперестающую    удивлять    диковинку.   Никто   из   ее
непосредственной прислуги не думал об этом как об  образовании:
Шиэна  учила  жрецов  Ракиса,  а  они учили ее. Бене Джессерит,
однако, подмечал этот аспект жизни Шиэны  и  тщательно  за  ним
наблюдал.
   -- Она в хороших руках. Оставьте ее там, пока она для нас не
созреет,  --  поступило распоряжение Таразы. -- Держите ударные
отряды в постоянной  боевой  готовности.  Проследите,  чтобы  я
получала регулярные отчеты.
   Шиэна  ни разу не открыла ни своего истинного происхождения,
ни того, что сделал Шайтан с ней  самой.  Она  думала  о  своем
молчании, как о плате за то, что ее пощадили.
   Кое-что  потеряло  для  Шиэны  вкус. Все реже становились ее
вылазки  в  пустыню.   Любопытство   оставалось   прежним,   но
становилось  очевидным,  что  объяснения  поведению  Шайтана по
отношению к ней нельзя найти на  открытом  песке.  И  хотя  она
знала  о  существовании  на Ракисе посольств других сил, шпионы
Бене Джессерит среди ее прислуги  заботились,  чтобы  Шиэна  не
проявляла  слишком  большого  интереса к Ордену. Успокоительные
ответы, чтобы погасить такой интерес, отпускались и  отмерялись
Шиэне по мере надобности.
   Послание Таразы наблюдателям на Ракисе было прямым и четким:
"Поколения подготовки стали годами развития. Мы выступим только
в нужный  момент.  Не  должно быть больше никаких сомнений, что
этот ребенок -- тот самый".

        x x x

   <i>По моему суждению, реформаторы, творили и  творят  больше
несчастий,  чем  любая  другая  сила  в  истории  человечества.
Покажите мне кого-нибудь, утверждающего: "Надо что-то сделать!"
-- и я покажу вам голову, полную порочных устремлений,