которые
могут  привести  только к зловредным результатам. То, за что мы
должны всегда  бороться  --  выявить  естественное  влечение  и
следовать ему.
       <b>Преподобная  мать  ТАРАЗА.  Запись  устной беседы, БД
ПАПКА GS XIX МАТ 9</b></i>

   Безбрежное небо уходило ввысь, и в него  карабкалось  солнце
Гамму, извлекая и конденсируя влагу из трав и окружающих лесов,
и вместе с влагой вознося их запахи.
   Данкан  Айдахо  стоял у Заповедного Окна, вдыхая эти запахи.
Этим утром Патрин сказал ему:
   -- Тебе сегодня пятнадцать лет, смотри теперь на  себя,  как
на юношу. Ты больше не ребенок.
   -- Это мой день рождения?
   Они  были в спальне Данкана, куда Патрин только что вошел со
стаканом цитрусового сока.
   -- Я не знаю твоего дня рождения.
   -- У гхол есть дни рождений?
   Патрин отмолчался -- с гхолой  запрещается  разговаривать  о
гхолах.
   --  Шванги говорит, что тебе нельзя отвечать на этот вопрос,
-- сказал Данкан.
   Патрин проговорил с явным замешательством:
   -- Башар желает, чтобы я передал  тебе:  тренировка  сегодня
утром  будет  попозже.  Он желает, чтобы ты выполнял упражнения
для ног и коленей до тех пор, пока тебя не позовут.
   -- Я выполнял это вчера!
   -- Я просто передаю  тебе  распоряжение  башара,  --  Патрин
забрал пустой стакан и оставил Данкана одного.
   Данкан быстро оделся. Его ждут к завтраку... "Чтоб их всех!"
Не нужен ему их завтрак. Чем же занят башар? Почему он не может
вовремя  начать  занятия?  "Упражнение  для ног и коленей!" Это
просто, чтобы не дать ему сидеть без дела, потому  что  у  Тега
есть  какое-то  другое неожиданное дело. Данкан гневно поглядел
на заповедную дорогу к Заповедному Окну. "Пусть  эти  проклятые
стражи будут наказаны!"
   Запахи,  доносившиеся  до  него  через  открытое  окно, были
знакомы, но он никак не  мог  вспомнить,  что  же  пряталось  в
дальних уголках его сознания, будоража его память. Он знал, что
это  --  жизни-памяти.  Данкана это пугало и притягивало -- как
будто он ходил  по  самому  краю  обрыва  или  пытался  открыто
бросить  непокорный вызов Шванги. Но он никогда этого не делал.
Даже если он рассматривал голографические картинки  в  книге  с
изображением обрыва, то это вызывало странную реакцию -- у него
сводило  живот.  Что  до  Шванги,  он  часто воображал сердитое
неповиновение и переживал точно такую же физическую реакцию.
   "В моем сознании живет кто-то другой", -- подумал он.
   Не просто в его сознании: В ЕГО ТЕЛЕ. Он ощущал  эти  другие
жизненные  опыты  так, как ощущаешь, проснувшись, какой-то сон,
не в силах, однако же, этот сон припомнить. Эта  материя  снова
взывала  к  тому  его сознанию, которым, как он знал, он не мог
обладать.
   И все же, он им обладал.
   Он  знал  названия  некоторых   деревьев,   запахи   которых
доносились  до  него,  но  эти  названия не были подсказаны ему
книгами из его библиотеки.
   Заповедное Окно называлось так потому что ему было запрещено
к нему приближаться -- оно было  прорублено  во  внешней  стене
Оплота  и  могло  открываться.  Оно  часто  бывало открыто, как
сейчас, для проветривания. К окну можно  было  попасть  из  его
комнаты  по  балконным  перилам и через вентиляционную отдушину
кладовой. Он наловчился проделывать весь этот путь -- от  перил
до  вентиляционной  шахты  -- ничем себя не выдавая. Очень рано
ему стало ясно, что воспитанные Бене Джессерит могут  считывать
даже самые малые знаки. Он мог и сам прочесть некоторые из этих
знаков, благодаря обучению Тега и Лусиллы.
   Стоя  в глубокой тени верхнего прохода, Данкан вглядывался в
округлые  ступени  верхних  лесистых  склонов,  взбирающихся  к
скалистым  острым вершинам. Лес властно его притягивал. Вершины
над ним обладали почти магической силой. Легко было вообразить,
что там никогда не ступала нога человека. Как хорошо затеряться
там, оказаться наедине с самим собой. Не беспокоясь о человеке,
обитающем внутри него. Об этом постороннем.
   Данкан со вздохом отвернулся и вернулся в комнату по  своему
тайному маршруту. Только когда он опять оказался в безопасности
своей  комнаты,  он  позволил себе признать, что сделал это еще
раз. Никто не будет наказан за эту вылазку.
   Наказание  и  боль,  висевшие,  словно  аура,  вокруг  мест,
запрещенных  для  него,  заставляли  Данкана  только  проявлять
крайнюю осторожность, когда он нарушал правила.
   Ему не нравилось думать о  боли,  которую  Шванги  могла  бы
причинить  ему,  обнаружь она его у запретного Окна. Даже самая
сильная боль, однако же,  не  заставила  б  его  закричать.  Он
никогда  не  кричал,  даже  когда  она  выкидывала и что-нибудь
попоганей.  В  ответ  он  просто  смотрел  на  нее   неотрывным
взглядом,  ненавидя, но усваивая урок. Для него урок Шванги был
прям: изощряй свои способности, чтобы  двигаться  незамеченным,
невидимым  и  неслышимым, не оставляй следа, способного выдать,
что ты здесь проходил.
   В  своей  комнате  Данкан  присел  на  край  койки,  и  стал
созерцать  пустую  стену  перед  ним. Однажды, когда он вот так
смотрел на стену, на ней возник  образ  --  молодая  женщина  с
волосами   цвета   светлого  янтаря  и  сладостно  округленными
чертами. Она смотрела на него со стены  и  улыбалась.  Ее  губы
беззвучно  шевелились. Однако же Данкан, уже научившийся читать
по губам, ясно разобрал слова:
   -- Данкан, мой сладкий Данкан.
   "Была ли это его мать? Его настоящая мать?"
   Даже у гхол были настоящие матери,  когда-то,  давным-давно.
Затерянная  в  незапамятных  временах  среди акслольтных чанов,
существовала когда-то живая женщина, выносившая и любившая его.
Да, любившая его, потому что он был ее ребенком. Если это  лицо
на  стене  было лицом его матери, то как же могла она явиться к
нему? Он не мог опознать это лицо, он ему хотелось думать,  что
это его мать.
   Этот  опыт  напугал  его, но страх не загасил желания, чтобы
это еще раз  повторилось.  Кто  бы  ни  была  эта  женщина,  ее
мимолетное  появление терзало его. Тот, чужой внутри него, знал
эту молодую женщину.  Данкан  был  в  этом  уверен.  Порой  ему
хотелось  хотя бы на секунду стать этим чужаком -- только на то
время, чтобы вытащить на свет все свои скрытые воспоминания  --
но  он  страшился этого желания. "Я потеряю свое подлинное "я",
-- думалось ему, -- если этот чужак войдет в мое сознание".
   "Не на смерть ли это похоже?" -- задумался он.
   Данкан увидел смерть, когда ему не исполнилось еще  и  шести
лет.  Его  стражи  отбивали нападение, одного из стражей убили.
Погибли и четверо  нападавших.  Данкан  увидел,  как  пять  тел
занесли  в  Оплот -- обмякшие мускулы, волочащиеся руки. Что-то
существенное вышло из них. Ничего не осталось,  чтобы  воззвать
-- к собственным или чужим -- памятям.
   Этих  пятерых  унесли куда-то глубоко внутрь Оплота. Позднее
он слышал, как стражник сказал,  что  четверо  нападавших  были
напичканы  "шиэром".  Это  было  первой  встречей с понятием об
Икшианской Пробе.
   -- Икшианская Проба позволяет  считывать  ум  даже  мертвого
человека,  -- объяснила Гиэза. -- Шиэр -- это наркотик, который
от этого защищает. До того как прекращается действие наркотика,
клетки полностью умирают.
   Данкан,  наловчившись  подслушивать,  узнал,   что   четверо
нападавших  были проверены и другими способами. Об этих "других
способах" ему не рассказали, но он подозревал, что это,  должно
быть,  какие-то тайные штучки Бене Джессерит. Он думал об этом,
как об еще одном  дьявольском  приемчике  Преподобных  Матерей.
Они, как пить дать, оживляют мертвых и выкачивают информацию из
костных  тканей. Данкан живо воображал, как мускулы утратившего
душу тела покорно следуют воле дьявольской наблюдательницы.
   Этой наблюдательницей всегда бывала Шванги.
   Такие образы заполняли ум Данкана, несмотря  на  все  усилия
его  учителей развеять "глупости, порожденные невежеством". Его
учителя говорили, что эти безумные истории представляют  только
ту ценность, что порождают среди непосвященных страх перед Бене
Джессерит.   Данкан   отказывался   верить,   что  он  один  из
посвященных. Глядя на Преподобных Матерей, он всегда думал:  "Я
НЕ ОДИН ИЗ НИХ!"
   Лусилла была в последнее время весьма настойчива.
   --  Религия  -- это источник энергии, -- говорила она. -- Ты
должен  освоить  эту  энергию.  Ты  сможешь  направлять  ее  на
достижение собственных целей.
   "На их цели, а не мои", -- думал он.
   Он  фантазировал,  воображая  те  цели, каких хотел достичь,
видя себя триумфально берущим верх над  Орденом,  особенно  над
Шванги.  Данкан  осознавал,  что  такие изображения самого себя
порождались в нем глубинной реальностью того обитавшего  в  нем
чужака. Он научился кивать и делать вид, что тоже находит такую
-- религиозную -- доверчивость забавной.
   Лусилла разглядела в нем эту противоречивую двойственность.
   Она сказала Шванги:
   -- Он считает, что мистических сил следует опасаться и, если
возможно, избегать. До тех пор, пока он упорствует в этой вере,
его нельзя научить использовать наши самые сокровенные знания.
   Они  встретились  для  того, что Шванги называла "регулярная
оценочная  сессия",  когда  они  только  вдвоем  собирались   в
кабинете  Шванги.  Время было вскоре после легкого ужина. Звуки
Оплота были редкими и быстрогаснущими -- ночное  патрулирование
только   начиналось,   свободная   от  работы  прислуга  сейчас
наслаждалась одним из  коротких  периодов  свободного  времени.
Кабинет Шванги не был полностью изолирован от своего окружения,
и   это  было  умышленно  предложено  проектировщиками  Ордена:
тренированные восприятия  Преподобной  Матери  способны  понять
очень многое из доносящихся Звуков.
   Шванги чувствовала себя все более и более потерянной на этих
"оценочных  сессиях".  Все  очевидней  становилось, что Лусиллу
нельзя переманить на  сторону  противостоящих  Таразе.  Лусилла
была  неуязвима  и для манипулирующих уверток любой Преподобной
Матери. И, что хуже всего, совместное влияние  Лусиллы  и  Тега
приводило  к  тому,  что  гхола на лету схватывал самые опасные
способности, опасные до  крайности.  Вдобавок  ко  всем  другим
проблемам,  Шванги  начала  испытывать  возрастающее уважение к
Лусилле.
   --  Он  думает,  что  мы  в  своей  деятельности  используем
оккультные  силы,  -- сказала Лусилла. -- Откуда у него взялась
такая странная идея?
   Шванги почувствовала, что этот вопрос ставит ее в невыгодное
положение. Лусилла уже знала,  что  такие  мысли  были  внушены
гхоле,  чтобы  его  ослабить.  Лусилла  как  бы  говорила  этим
вопросом:
   -- Неповиновение -- это преступление против нашего Ордена!
   -- Если он захочет нашего знания, он, наверняка, получит его
от тебя, -- сказала Шванги. Неважно, как  это  опасно  с  точки
зрения Шванги, но наверняка правда.
   --  Его  страсть  к  знанию  --  вот мой наилучший рычаг, --
сказала Лусилла, -- и но мы обе знаем, что этого недостаточно.
   В голосе Лусиллы не было упрека, но  Шванги  все  равно  его
ощутила.
   "Проклятие.  Это  она  меня  старается  заполучить  на  свою
сторону!" -- подумала Шванги. Некоторые ответы  возникли  в  ее
уме.  "Я не нарушала данных мне приказаний". Ба! Отвратительная
отговорка! "Гхола  получает  стандартное  образование  согласно
учебным  принципам  Бене Джессерит". Не соответствует правде. И
гхола этот не был стандартным объектом для образования.  В  нем
были   глубины,  сравнимые  только  с  глубинами  потенциальной
Преподобной Матери. В этом-то и была проблема!
   -- Я допустила ошибки, -- сказала Шванги.
   "Вот так!" Обоюдоострый ответ, который может оценить  другая
Преподобная Мать.
   -- Ты причинила ему вред не по ошибке, -- сказала Лусилла.
   --  Я никак не могла предвидеть, что другая Преподобная Мать
сможет обнаружить в нем изъяны -- возразила Шванги.
   -- Он хочет обладать нашими силами только для того, чтобы от
нас ускользнуть -- промолвила Лусилла. -- Он думает: "Однажды я
узнаю столько же, сколько и они, тогда я сбегу от них".
   Когда Шванги не ответила, Лусилла продолжила:
   -- Это умно. Если он убежит, нам придется охотиться за ним и
самим его уничтожить.
   Шванги улыбнулась.
   -- Я не повторю твоей  ошибки,  --  сказала  Лусилла.  --  Я
говорю  тебе  открыто, что все понимаю -- ты в любом случае Это
бы  разглядела.  Я   знаю   теперь,   почему   Тараза   послала
Геноносительницу к нему так рано.
   Улыбка Шванги исчезла.
   -- Что ты делаешь?
   --  Я  привязываю  его к себе точно так, как наши наставницы
привязывают к себе послушниц. Я обращаюсь с ним с  искренностью
и верностью, как с одним из наших.
   -- Но он мужчина!
   --  Значит  ему будет отказано только в Спайсовой Агонии, но
ни в чем другом, он -- из чутких.
   --  А  когда  придет  время  для  решающего  этапа   генного
запечатления? -- спросила Шванги.
   -- Да, это будет щепетильный момент. Ты думаешь, что это его
уничтожит. Таков, конечно, был твой план.
   --  Лусилла,  Орден не единодушен в принятии проекта Таразы,
связанного с этим гхолой. Ты наверняка это знаешь.
   Это был самый мощный довод  Шванги.  И  тот  факт,  что  она
выложила  его  именно  в этот момент, говорил о многом. Страхи,
что они могут произвести нового Квизатца  Хадераха,  пустили  в
Ордене  глубокие корни, и разногласия среди Бене Джессерит были
довольно мощными.
   -- Он из примитивной генетической породы и  выведен  не  для
того,  чтобы  стать Квизатцем Хадерахом, -- сказала Лусилла. --
Но Тлейлакс что-то сделал с его генетическим наследием!
   -- Да, по нашим приказаниям.  Они  ускорили  его  нервные  и
мускульные реакции.
   -- И это все, что они сделали? -- спросила Шванги.
   --  Ты  же видела результаты его клеточного обследования, --
ответила Лусилла.
   -- Если бы мы умели делать то же,  что  и  Тлейлакс,  мы  не
нуждались  бы  в  них, -- сказала Шванги. -- У нас были бы свои
акслольтные чаны.
   -- По-твоему, они от нас что-то утаили? -- спросила Лусилла.
   --  Он  был  у  них  девять  месяцев  полностью  без  нашего
контроля!
   --  Я  уже  слышала все эти доводы, -- возразила Лусилла. --
Преподобная Мать, он -- полностью твой, и все последствия лежат
полностью на тебе.
   -- Но ты не удалишь меня с моего поста, и  неважно,  что  ты
там доложишь на Дом Соборов.
   --  Удалить  тебя?  Разумеется  нет.  Я  не хочу, чтобы твои
сподвижники прислали кого-нибудь неизвестного нам.
   -- Есть предел оскорблениям, которые я могу от тебя вынести,
-- проговорила Шванги.
   -- И есть предел тому, сколько предательства  может  терпеть
Тараза, -- сказала Лусилла.
   --  Если  мы  получим  еще  одного  Пола Атридеса, или. Боже
упаси, еще одного Тирана, это будет работа Таразы, -- прошипела
Шванги. -- Передай ей, что я так сказала.
   Лусилла встала.
   --  Ты  можешь  точно  также  узнать,  что  Тараза  оставила
полностью на мое усмотрение количество меланжа в рационе нашего
гхолы. Я уже начала увеличивать ему долю спайса.
   Шванги обоими кулаками бухнула по столу.
   -- Чтоб вас всех! Вы нас еще погубите!

        x x x

   <i>Секрет  Тлейлакса, должно быть, в их сперме. Наши анализы
удостоверяют, что их сперма не передает  напрямую  генетические
коды.  Случаются  провалы.  Каждый  тлейлаксанец,  которого  мы
обследовали, прятал от нас свое  внутреннее  "Я".  Естественно,
они  неуязвимы  для  И  китайского Тестирования! Секретность на
глубочайших уровнях, таковы их главные щит и меч.
   <b>Анализы Боне Джессерит. Код архива: ВТ ХХ 44I</b></i>

   На  четвертый  год  пребывания  Шиэны  в  священном  убежище
жречества  от  тамошних  шпионов Бене Джессерит утром поступило
донесение, вызвавшее особый интерес орденских наблюдательниц на
Ракисе.
   --  Она  была  на  крыше,  ты  говоришь?  --  спросила  Мать
Настоятельница Ракианского Оплота.
   Эта  Настоятельница  Тамалан раньше служила на Гамму и знала
лучше   подавляющего   большинства,   на   что   Орден    здесь
рассчитывает.   Доклады   шпионов   прервали  завтрак  Тамалан,
состоявший  из  цитрусового  конферита,  сдобренного  меланжем.
Посланница  непринужденно  стояла  пред  столом,  пока  Тамалан
доедала и перечитывала доклад.
   -- Да, на крыше. Преподобная Мать, -- сказала посланница.
   Тамалан взглянула на Кипуну, посланницу. Кипуна --  уроженка
Ракиса -- была специально подготовлена для деликатной работы на
своей родной планете. Проглотив конферит, Тамалан спросила:
   -- "Привезите их назад!" Это ее точные слова?
   Кипуна  коротко  кивнула,  она  поняла вопрос. Были ли слова
Шиэны по существу приказом?
   Тамалан  опять  вернулась  к  отчету,   в   поисках   тонких
красноречивых  деталей.  Она  была  рада,  что  Вестницей  была
избрана Кипуна. Тамалан уважала способности  этой  ракианки.  У
Кипуны были мягкие округленные черты и легкие, как пух, волосы,
довольно  обычные  для жреческого сословия Ракиса, но мозги под
этими волосами были совсем не похожи на пушинки.
   -- Шиэна была  недовольна,  --  сказала  Кипуна.  --  Топтер
пролетел  совсем близко от крыши, и она совершенно ясно увидела
двух заключенных в наручниках. Она  поняла,  что  их  везут  на
смерть в пустыню.
   Тамалан положила отчет и улыбнулась.
   --  Итак,  она  распорядилась,  чтобы  заключенных  привезли
назад, к ней. Я нахожу ее выбор слов прекрасным.
   -- "Привезите их назад", -- спросила Кипуна. -- Это  кажется
самым обычным приказом, что ж тут прекрасного.
   Тамалан   восхитилась,   насколько  открыто  эта  послушница
высказывает свой интерес. Кипуна  никогда  не  упускала  случая
побольше  узнать,  как  работает  мысль  настоящей  Преподобной
Матери.
   -- Не это в ее поведении  меня  заинтересовало,  --  сказала
Тамалан.  Она наклонилась к отчету и прочла вслух. -- "Вы слуги
Шайтана, а не слуги слуг", -- Тамалан взглянула на  Кипуну.  --
Ты ведь слышала все сама?
   --  Да,  Преподобная  Мать.  Мы  рассудили:  важно,  чтобы я
доложила тебе об этом лично, на случай, если у  тебя  возникнут
другие вопросы.
   -- Она продолжает называть его Шайтаном, -- сказала Тамалан.
-- Как  же  это  должно  уязвить их! Конечно, сам Тиран сказал:
"Меня Шайтаном будут называть."
   --  Я  видела   отчеты   из   хранилища,   обнаруженного   в
Дар-эсБалате, -- сказала Кипуна.
   --  Два  заключенных были доставлены к ней? Бег задержан? --
спросила Тамалан.
   -- Сразу же, как только послание было  передано  на  топтер,
Преподобная Мать. Они вернулись за несколько минут.
   --  Значит,  за  ней  все  это  время наблюдали и слышали ее
слова. Хорошо. Шиэна никак  не  дала  понять,  что  знает  этих
заключенных? Не было между ними какого-нибудь обмена знаками?
   --  Я  уверена,  они  были не знакомы, Преподобная Мать. Два
обычных представителя  низшего  сословия,  довольно  грязные  и
бедно одетые. От них пахло грязью пригородных трущоб.
   -- Шиэна распорядилась, чтобы с них сняли наручники, а затем
обратилась  к  этой немытой паре. И теперь ее точные слова; что
она сказала?
   -- "Вы -- мой народ".
   -- Чудесно, чудесно, --  сказала  Тамалан.  --  Затем  Шиэна
распорядилась,  чтобы  этих  двоих  вымыли  и  выдали  им новые
одежды, а затем освободили. Расскажи  мне  своими  собственными
словами, что произошло потом.
   --  Она вызвала Туека, который явился вместе со своими тремя
советниками-помощниками. Это было... Почти что спор.
   -- Войди в мнемотранс, пожалуйста, -- попросила Тамалан.  --
Проиграй передо мной весь разговор.
   Кипуна  закрыла  глаза и погрузилась с мнемотранс. Затем она
заговорила:
   --  Шиэна:  "Мне  не  нравится,  когда   людей   скармливают
Шайтану".  Советник  Старое:  "Мы  приносим жертву Шаи-Хулуду".
Шиэна "Шайтан!" Шиэна топает ногой  в  гневе.  Туек:  Довольно,
Старое.  С  меня довольно этих сектантских разногласий". Шиэна:
"Когда вы усвоите?"  Старое  пытается  заговорить,  но  грозный
взгляд  Туека  заставляет  его  замолчать.  Туек  говорит:  "Мы
усвоили. Святое Дитя". Шиэна говорит: "Я хочу".
   -- Достаточно, -- сказала Тамалан.
   Послушница молча открыла глаза и осталась ждать.
   Вскоре Тамалан проговорила:
   -- Возвращайся на свой пост, Кипуна. Ты и в самом деле очень
хорошо справилась.
   -- Благодарю, Преподобная Мать.
   -- Среди жрецов будет просто паника, -- сказала Тамалан.  --
Пожелание Шиэны -- для них приказ, потому что Туек в нее верит.
Они перестанут использовать червей, как инструмент кары.
   -- Два заключенных, -- заметила Кипуна.
   --  Да,  очень  наблюдательно  с  твоей  стороны,  эти  двою
расскажут, что с ними произошло. Эта  история  будет  искажена.
Люди станут говорить, что Шиэна защищает их от жрецов.
   -- Разве не именно так она поступает. Преподобная Мать?
   --  Нет,  но  ты  только  поду май, какой выбор встает перед
жрецами. Они должны будут шире прибегать к альтернативным видам
кар -- бичеванию и конфискациям. В то время,  как  страх  перед
Шайтаном  ослабеет  из-за  Шиэны,  страх  перед  жрецами  будет
возрастать.
   Не прошло и двух месяцев, как  в  докладах  Тамалан  на  Дом
Соборов появилось подтверждение этих слов.
   "Урезание рационов, особенно урезание водного рациона, стали
преобладающим  видом  наказания",  --  докладывала  Тамалан. --
"Управляемые  слухи  достигали  самых  отдаленных  местечек  на
Ракисе  и  скоро  со  всей  определенностью  достигнут и многих
других планет".
   Тамалан сосредоточенно размышляла, какие выводы последуют из
ее отчетов. Его увидит  множество  глаз,  включая  и  глаза  не
сочувствующих  Таразе.  Любая  Преподобная  Мать способна будет
живо представить, что происходит на Ракисе.  Многие  на  Ракисе
видели  приезд  Шиэны на диком черве из пустыни. Жрецы с самого
начала повели себя  неправильно,  создавая  завесу  секретности
вокруг    Шиэны.    Неудовлетворенное   любопытство   порождало
собственные ответы. Догадки часто опасней, чем факты.
   В  предыдущих  донесениях  сообщалось   о   детях,   которых
приводили  играть  с  Шиэной.  Сильно искаженные, рассказы этих
детей  распространялись  и  обрастали  новыми  искажениями,  и,
соответственно,  в таком виде передавались на Дом Соборов. Двое
заключенных, вернувшихся на улицы  в  новой  роскошной  одежде,
только   способствовали   разрастанию   мифа.  Бене  Джессерит,
мастерицы  мифологии,  обладали  на   Ракисе   готовой   силой,
оставалось ее только развить и направить.
   --  Мы  вскормили  в населении веру в исполнение желаний, --
докладывала Тамалан. Перечитывая  свой  последний  доклад,  она
подумала о фразах, бенеджессеритских по самой своей сути.
   -- Шиэна -- именно та, кого мы так долго ожидали.
   Это  было  достаточно простое заявление, для того, чтобы его
значение разошлось без неприемлемых искажений.
   -- Дитя Шаи-Хулуда идет покарать жрецов!
   Это  создавало  чуть  больше  осложнений.  Несколько  жрецов
погибли  на темных аллеях в результате народной горячности, что
возбудило в ответ  новую  настороженность  корпуса  порядка  --
можно  было  предсказать несправедливости, которые обрушатся на
население.
   Тамалан подумала о жреческой делегации, смятенных советниках
Туека,  посетивших  Шиэну.  Семеро,  во  главе   со   Стиросом,
ворвались  к Шиэне, завтракавшей с ребенком с улиц. Ожидая, что
что-нибудь  подобное  обязательно  произойдет,   Тамалан   была
подготовлена,  и ей доставили секретную запись этого инцидента.
Было слышно каждое слово,  видно  каждое  выражение  лица,  все
мысли как на ладони для тренированных глаз Преподобной Матери.
   -- Мы жертвуем Шаи-Хулуду! -- ратовал Старое.
   --  Туек  велел  вам не спорить со мной об этом, -- ответила
Шиэна.
   Как же заулыбались жрицы, когда она так  осадила  Стироса  и
других жрецов?
   -- Но Шаи-Хулуд... -- заикнулся Стирос.
   -- Шайтан! -- поправила его Шиэна, в выражении ее лица легко
читалось: "Неужели эти глупые жрецы ничего не поняли?"
   -- Мы всегда думали...
   -- Вы были неправы!! -- Шиэна топнула ногой.
   Стирос   сыграл,   будто   ему  необходимо,  чтобы  она  его
просветила:
   -- Следует ли нам верить, что  Шаи-Хулуд,  Разделенный  Бог,
является также и Шайтаном?
   "До  чего  же  он законченный дурак, -- подумала Тамалан. --
Даже едва сложившаяся  девочка  может  его  побить,  что  Шиэна
весьма успешно и проделала".
   --  Всякий  уличный ребенок это знает, едва научится ходить!
-- назидательно проговорила Шиэна.
   -- Откуда ты знаешь,  как  думают  уличные  дети?  --  хитро
осведомился Стирос.
   -- Ты -- Зло, раз во мне сомневаешься! -- обвинила Шиэна.
   Это  был  ответ,  которым  она научилась часто пользоваться,
зная, что все дойдет до Туека и вызовет тревогу.
   Стирос тоже слишком хорошо это знал. Он подождал с опущенным
взором, пока Шиэна, говоря терпеливо, будто рассказывая  старую
басенку ребенку, объясняла ему, что либо Бог, либо дьявол, либо
оба  вместе  могут  обитать в черве пустыни. Людям остается это
только принять. Не людям дано решать такие вещи.
   За подобную ересь Стирос ссылал людей в  пустыню.  Его  лицо
(так  тщательно  записанное для аналитиков Бене Джессерит) явно
выражало: "Такие дикие мысли всегда возникают в самых  отбросах
ракианского общества". Но теперь! Он вынужден был примириться с
настояниями Туека, что Шиэна вещает правду, как Евангелие!
   Проглядывая  запись, Тамалан подумала, что каша заваривается
именно как надо. Это она и доложила  на  Дом  Соборов.  Стироса
терзают   сомнения.  Сомнения  всюду,  кроме  преданного  Шиэне
народа. Близкие к Туеку шпионы докладывали, что даже  он  начал
сомневаться  в правильности своего решения "перевести" историка
Дроминда в пустыню.
   -- Не был ли Дроминд прав, сомневаясь  в  ней?  --  вопрошал
Туек окружавших его.
   -- Невозможно -- отвечали льстецы.
   Что  еще  могли  они  сказать? Верховный Жрец никак не может
ошибаться в таких решениях. Господь этого не  позволит.  Шиэна,
однако же, явно сбила его с толку. Она ниспровергала в жестокое
преддверие ада воззрения многих предыдущих Верховных Жрецов. Со
всех сторон требовалось новое истолкование.
   Стирос продолжал наседать на Туека.
   -- Что мы на самом деле о ней знаем?
   Тамалан  получила  доклад  о  последнем  таком столкновении.
Стирос и Туек наедине проспорили  глубоко  за  полночь,  считая
себя   (напрасно)   в   одиночестве   в   апартаментах   Туека,
комфортабельно устроившись в редких голубых песьих  креслах  со
сдобренными   меланжем  конфетами  под  рукой.  Голографическая
запись  этой   встречи,   имевшаяся   у   Тамалан,   показывала
единственный  желтый глоуглоб, блуждавший на своих суспензорах,
совсем близко над этой парой, свет приглушен, чтобы  не  резать
уставшие глаза.
   --  Может  быть,  в  тот  первый раз, когда мы оставили ее в
пустыне с тампером, испытание было  некачественным,  --  сказал
Стирос.
   Это был хитрый ход. Туек был известен своей простоватостью.
   -- Некачественный? Что только ты имеешь в виду?
   --   Возможно,   Бог  желал  бы,  чтобы  мы  провели  другие
испытания.
   -- Ты сам видел! Множество раз в пустыне она разговаривала с
Богом!
   -- Да! -- Стирос чуть не  подпрыгнул.  Он  явно  рассчитывал
именно на такой ответ. -- Если она способна стоять невредимой в
присутствии  Бога,  то  может  быть,  она  может научить других
этому.
   -- Ты знаешь, что она гневается, когда мы это предлагаем.
   -- Может быть, мы не так подходили к этой проблеме?
   -- Стирос! Что, если девочка права? Мы  служим  Разделенному
Богу.  Я  думал  об  этом  долго  и  серьезно.  С  чего бы Богу
разделяться? Разве это не наивысшее испытание Бога?
   Стироса явно раздражало, что Туек вошел в колею как раз  тех
умствований,  которых  партия  Стироса и боялась. Он постарался
отвлечь Верховного Жреца на другую тему, но Туека нелегко  было
сдвинуть, если он садился на любимого конька свой метафизики.
   --  Наивысшее испытание, -- настаивал Туек. -- Видеть доброе
во зле и злое в добром.
   Выражение  лица  Стироса  можно  было  описать  только   как
глубочайший ужас. Туек -- Верховный Помазанник Божий. Ни одному
жрецу  не  дозволено сомневаться в этом! Выступи Туек открыто с
такой концепцией -- и может произойти то, что  потрясает  самые
основы жреческой власти! Стирос явно задавался сейчас вопросом,
не подошло ли время ПЕРЕВЕСТИ Верховного Жреца?
   --  Я  никогда  не  предполагал,  что  смогу обсуждать столь
глубокие идеи с моим Верховным Жрецом, -- сказал Стирос. -- Но,
может быть, я могу выдвинуть предложение,  способное  разрешить
многие сомнения.
   -- Тогда выдвинь, -- сказал Туек.
   --   В   ее  одеяниях  можно  было  бы  спрятать  незаметные
устройства, -- так,  чтобы  мы  могли  ее  слушать,  когда  она
разговаривает с...
   -- По-твоему, Бог не узнает, что мы делаем?
   -- Такая мысль никогда не приходила мне в голову!
   -- Я не прикажу отвести ее в пустыню, -- сказал Туек.
   --  Но  если ей самой вздумается туда отправиться? -- Стирос
напустил на себя самое вкрадчивое выражение. -- Она делала  это
много раз.
   --  Но не последнее время. Она словно потеряла необходимость
советоваться с Богом.
   -- Разве мы не можем предложить ей? -- спросил Стирос.
   -- Например?
   -- "Шиэна, когда ты наконец опять поговоришь со своим Отцом?
Ты не жаждешь еще раз предстать пред Его очами?"
   -- Это больше звучит как понукание, чем как предложение.
   -- Я только предполагаю, чтобы...
   -- Святое Дитя не  простушка!  Она  разговаривает  с  Богом,
Стирос. Бог может нас жестоко покарать за такую дерзость.
   --  Разве  Бог  не  послал  ее сюда, чтобы мы ее изучали? --
спросил Стирос.
   По мнению Туека, это было слишком близко к ереси Дроминда.
   Он метнул на Стироса убийственный взгляд.
   -- Я  имею  в  виду,  --  сказал  Стирос,  --  что  Господом
наверняка предначертано, чтобы мы учились от нее.
   Туек  сам  говорил  это  множество  раз, никогда не слышав в
собственных словах курьезного эха слов Дроминда.
   -- Ее нельзя понукать и испытывать, -- сказал Туек.
   -- Боже, упаси! -- сказал Стирос.  --  Я  буду  сама  святая
осторожность.  И  все,  что  я  узнаю от Святого Ребенка, будет
немедленно тебе доложено.
   Туек просто кивнул. У него были свои возможности всегда быть
уверенным, что Стирос ему не лжет.
   Последующие  коварные  подначки   и   испытания   немедленно
докладывались на Дом Соборов через Тамалан и ее подчиненных.
   -- Шиэна выглядит задумчивой, -- докладывала Тамалан.
   Среди   Преподобных  Матерей  на  Ракисе  и  тех,  кому  это
докладывалось,   задумчивый   вид   Шиэны   имел    объяснение.
Происхождение   девочки  было  вычислено  давным-давно.  Колкие
намеки Стироса заставляли девочку страдать  ностальгией.  Шиэна
хранила  мудрое  молчание, но явно много думала о своей жизни в
деревушке первопроходцев. Несмотря на все страхи  и  опасности,
для  нее  то  время было явно счастливым. Она припоминала смех,
угадывание  погоды  по  установке  места  в  песке,  охоту   за
скорпионами   в   трещинах,   деревенские  хижины,  вынюхивание
спайсовых выбросов. Из  одних  лишь  повторяющихся  путешествий
Шиэны  в определенную область пустыни Орден верно вычислил, где
находилась ее сгинувшая деревня, и что с ней  произошло.  Шиэна
часто  глядела  на  одну  из  старых  карт Туека на стене своих
апартаментов.
   Как и ожидала Тамалан, однажды утром Шиэна ткнула пальцем  в
то  место  на  стенной  карте,  которое постоянно привлекало ее
внимание.
   --  Отвезите  меня  туда,  --  распорядилась   Шиэна   своим
прислужницам.
   Был вызван топтер.
   Жрецы  оживленно  слушали  в  кружившем  высоко над пустыней
топтере, как  Шиэна  вновь  призвала  из  песков  свою  судьбу.
Тамалан  и  ее  советницы,  настроенные на волну приема жрецов,
наблюдали с неменьшей живостью.
   Даже  самого  отдаленного   напоминания   о   деревушке   не
сохранилось в покрытой дюнами пустыне, где Шиэна приказала себя
высадить.  Однако на этот раз она использовала тампер. Еще одно
из  ехидных  предложений  Стироса,  сопровождаемое  тщательными
инструкциями  о  том,  как использовать древнее средство вызова
Разделенного Бога".
   Пришел червь.
   Тамалан, наблюдавшая по собственному каналу,  подумала,  что
червь  этот  -- средних размеров. "Примерно пятидесяти метров в
длину", -- прикинула Тамалан. Шиэна стояла всего  лишь  в  трех
метрах  от  его распахнутой пасти. Наблюдателям были ясно видны
всполохи пламени из внутренних топок червя.
   -- Скажешь ты мне, зачем  ты  это  сделал?  --  осведомилась
Шиэна.
   Она не отпрянула от жаркого дыхания червя. Песок поскрипывал
под чудовищем, но она ничем не показывала, что слышит это.
   -- Ответь мне! -- приказала Шиэна.
   Червь  ничего  ей  вслух  не  ответил,  но  Шиэна, как будто
прислушивалась, склонила голову набок.
   -- Тогда ступай, откуда пришел, --  сказала  Шиэна,  взмахом
руки отсылая червя.
   Червь покорно развернулся и ушел в глубь песков.
   Целыми  днями,  пока  Орден  с  великим весельем наблюдал за
ними, жрецы обсуждали эту  короткую  беседу.  Шиэну  спрашивать
нельзя,  иначе  она  узнает, что ее подслушивали. Как и прежде,
она отказывалась обсуждать  что-либо,  связанное  с  посещением
пустыни.
   Стирос  продолжал  свои  коварные  происки.  И результат был
именно таков, какого ожидал Орден: без  всякого  предупреждения
Шиэна могла однажды проснуться и заявить:
   -- Сегодня я отправляюсь в пустыню.
   Порой она использовала тампер, порой танцем призывала червя.
Из песков, далеко за видимостью из Кина или другого населенного
места,  к ней приходили черви. Шиэна в одиночестве стояла перед
червем, разговаривала  с  ним,  пока  другие  слушали.  Тамалан
находила  отчеты,  проходившие через ее руки перед отправкой на
Дом Соборов, восхитительными.
   -- Мне бы следовало тебя ненавидеть!
   Какое же смятение это  вызывало  среди  жрецов!  Туек  хотел
затеять  открытую  дискуссию:  "Следует  ли нам всем ненавидеть
Разделенного Бога и в то же время любить его?"
   Стиросу кое-как удалось не допустить этого, ссылаясь на  то,
что пожелания Бога не были высказаны ясно.
   Одного из своих гигантских посетителей Шиэна спросила:
   -- Позволишь ли ты мне опять проехаться на тебе?
   Когда  она  приблизилась  к  червю,  тот  подался назад и не
позволил ей взобраться на себя.
   В другой раз она спросила:
   -- Должна ли я оставаться со жрецами?
   Этому червю она задавала множество вопросов и среди них:
   -- Куда деваются люди, когда ты их проглатываешь?
   -- Почему люди лживы со мной?
   -- Следует ли мне карать плохих жрецов?
   Тамалан рассмеялась при последнем  вопросе,  подумав,  какое
смятение  он  вызовет  среди  людей  Туека.  Ее  шпионы должным
образом доложили об испуге и унынии среди жрецов.
   -- Как он ей отвечает?  --  спрашивал  Туек.  --  Кто-нибудь
слышал ответ Бога?
   --  Может  быть  он  говорит  ей  прямо в душу, -- осмелился
заметить советник.
   -- Вот оно! -- Туек ухватился  за  это  предложение.  --  Мы
должны спросить ее, что Бог велит ей делать.
   Но Шиэна не давала втянуть себя в подобные обсуждения.
   --  Она отлично оценивает свои силы, -- докладывала Тамалан.
-- Она не собирается слишком часто бывать в  пустыне,  несмотря
на   подстрекательства   Стироса.   Как  мы  и  могли  ожидать,
притяжение ослабело. Страх и восторг будут нести ее как раз  до
того, как это потускнеет. Она, однако, обучилась и эффективному
приказанию: "Убирайся прочь"!
   Орден  отметил  это,  как  важное  достижение  --  раз  даже
Разделенный Бог подчиняется, то никакой жрец или жрица не будут
сомневаться в ее праве на такое приказание.
   -- Жрецы строят башни в пустыне, -- докладывала Тамалан.  --
Они хотят больше безопасных мест, из которых могли бы наблюдать
за Шиэной, когда она в пустыне.
   Орден  предвидел такое развитие событий и даже сам несколько
подстрекнул к тому, чему следовало произойти.  У  каждой  башни
были  свои  собственные  ветроловушки,  штат  обслуги,  водяной
барьер,  сады  и  другие  элементы  цивилизации.  Каждая   была
небольшой  общиной,  распространяющей населенные области Ракиса
дальше и дальше в царство червя.
   Деревушки первопроходцев перестали  быть  необходимостью,  и
заслуга этого приписывалась Шиэне.
   -- Она -- НАША жрица, -- говорили в народе.
   Туек и его советники балансировали на кончике иглы:
   ШАЙТАН и Шаи-Хулуд в одном теле?
   Стирос  жил  в  ежедневном  страхе,  что  Туек открыто такое
провозгласит. Советчики Стироса, после всех дискуссий  отвергли
предложение, что Туека следует ПЕРЕВЕСТИ. Другое предложение --
чтобы  со  Жрицей  Шиэной  произошел  несчастный случай -- было
встречено  всеми  с  ужасом,  и  даже   Стирос   счел   слишком
рискованным.
   --   Даже  если  мы  устраним  эту  занозу,  Бог  может  нас
подвергнуть  более  жестокому  вторжению,  --  сказал   он.   И
предостерег:
   -- Самые старые книги говорят, что нас поведет малое дитя.
   Стирос  совсем  недавно  оказался  среди  тех, кто взирал на
Шиэну как на нечто, не совсем смертное. Не только Каниа,  но  и
другие окружающие заметили, что стали ее любить -- она была так
простодушна, так жизнерадостна и отзывчива.
   Многие  наблюдали, что всевозраставшая привязанность к Шиэне
распространяется даже на Туека.
   Для людей, затронутых этой  силой,  у  Ордена  было  твердое
определение. Боне Джессерит дал ярлык этому древнему эффекту --
"распространяющееся    поклонение".   Тамалан   докладывала   о
глубинных переменах, распространявшихся по Ракису по мере того,
как люди на всей планете начинали молиться Шиэне вместо Шайтана
или даже Шаи-Хулуда.
   --  Они  видят,  что  Шиэна  стоит  за  самых   слабых,   --
докладывала Тамалан. -- Все это знакомый образец, все идет, как
положено. Когда вы пришлете гхолу?

        x x x

   <i>Внешняя  поверхность  надувного шара всегда больше центра
этой треклятой штуковины! Вот в чем самая суть Рассеяния!
   <b>Ответ Бене Джессерит  на  предложение  икшианцев  о  засылке
новых разведывательных отрядов к Затерянным</b></i>

   Один  из  самых быстрых лайтеров Ордена доставил Майлза Тега
на транспорт Союза, зависший на орбите Гамму. Ему  было  не  по
душе покидать Оплот в такой момент, но он ясно видел, насколько
это  важно. У него было и внутреннее предчувствие, что ждет его
в этой вылазке. За три столетия  своего  жизненного  опыта  Тег
научился  доверять  своему  внутреннему  чутью.  Дела  на Гамму
складывались не очень-то хорошо. Каждый патруль, каждый  доклад
сенсоров   дальнего  слежения,  сообщения  шпионов  Патрина  из
городов -- все подогревало беспокойство Тега.
   Выкладки ментата Тега делали для него ощутимым движение  сил
внутри и вокруг Оплота. Его подопечный -- гхола -- под угрозой.
Однако  приказ явиться на борт транспорта Союза, будучи готовым
к применению силы, исходил от самой Таразы -- шифр-индикатор ее
личности на посланиях не оставляли места для сомнений.
   На лайтере, уносящем его вверх, Тег приготовился к бою.  Все
приготовления,   которые   он  мог  сделать,  сделаны.  Лусилла
предупреждена. Он испытывал доверие к Лусилле. Шванги -- другое
дело.  Тег  был  намерен  обсудить  с  Таразой   --   некоторые
существенные  переделки  в Оплоте Гамму, но прежде, однако, ему
надо выиграть очередную битву. Тег не имел ни малейших сомнений
о готовящейся серьезной схватке.
   Когда его лайтер вошел в погрузочный отсек, Тег выглянул  из
иллюминатора  и  увидел  гигантский  икшианский  символ  внутри
завитка   Союза   на   темной   стороне   транспорта:   корабль
переоборудован   Союзом  под  икшианский  механизм,  заменявший
традиционного Навигатора. Значит,  на  борту  будут  икшианские
техники,  обслуживающие  все  оборудование. Подлинный навигатор
Союза тоже там будет. Союз так и не научился полностью доверять
навигаторским машинам, пусть  даже  переделывал  под  них  свои
транспорты.
   Тег  ощутил  слабый  крен,  сотрясение  при посадке и сделал
успокаивающий вдох. Он чувствовал себя в точности,  как  всегда
перед  битвой:  избавлен от всех лживых фантазий. Лелеять их --
поражение. Разговоры часто  ни  к  чему  не  приводят,  и  спор
разрешается   кровью,  если  только  этого  так  или  иначе  не
предотвратить. Битвы в эти дни редко были массовыми. Но смерть,
тем не менее, в  них  присутствовала.  Она  представляла  более
устойчивый  вид  неудачи.  "Если мы не можем мирно уладить наши
различия, мы становимся нечеловечными...
   Прислужник, говоривший с явным икшианским  акцентом,  провел
Тега  в  помещение,  где  ждала  Тараза.  Всюду  по коридорам и
пневмотрубам, через которые  он  шел  к  Таразе,  Тег  различал
приметы,  подтверждающие  секретное  предупреждение,  посланное
Верховной  Матерью.  Все  казалось  безмятежным,  обыденным  --
прислужник с должным уважением держался впереди башара.
   --  Я  был среди офицеров Тирога в битве при Анжу, -- сказал
сопровождающий, напоминая одну из тех почти состоявшихся  битв,
которую Тег предотвратил.
   Они   подошли   к   обыкновенному  овальному  люку  в  стене
обыкновенно-то  коридора.  Люк  открылся,   и   Тег   вошел   в
белопанельное  уютное  помещение  --  подвесные  кресла, низкие
боковые столики, глоуглобы,  отлаженные  на  желтый  свет.  Люк
скользнул,  закрываясь  позади него с увесистым стуком, оставив
охранника в коридоре.
   Послушница Бене Джессерит  отодвинула  кружевные  занавески,
открывавшие проход справа от Тега. Она кивнула ему. Его увидели
-- Тараза уведомлена.
   Тег подавил дрожь в ногах.
   ПРИМЕНЕНИЕ СИЛЫ!
   Он не ошибся в толковании секретного предостережения Таразы.
Достаточны ли принятые им меры?
   Справа  от  него  было черное подвесное кресло, длинный стол
перед ним и еще одно кресло в конце стола.  Тег  отошел  к  той
стороне  помещения  и стал ждать, прислонясь спиной к стене. Он
отметил: коричневая пыль Гамму до сих пор на носках его сапог.
   Особенный запах в комнате. Он принюхался, ШИЭР!  Вооружались
ли  Тараза  и  ее попутчики против икшианской пробы? Тег принял
положенную капсулу шиэра  перед  посадкой  на  лайтер.  Слишком
много знаний в его голове, которые могли бы оказаться полезными
для  врага.  Тот  факт,  что Тараза оставила здесь запах шиэра,
имел другое значение: сигнал, что за ними наблюдает  некто,  от
чьего присутствия она не может отделаться.
   Тараза вышла через кружевные занавески. "Усталый у нее вид",
-- подумал  Тег.  Для  него  это  было  красноречивым сигналом,
потому что Сестры способны скрывать утомление до тех пор,  пока
просто  с  ног не валятся. Действительно ли она совсем падает с
ног -- или это еще один жест ради скрытых наблюдателей?
   Помедлив  на  самом  пороге  помещения,  Тараза  внимательно
вгляделась  в  Тега.  "Башар  словно  бы сильно постарел с того
времени, когда они  в  последний  раз  виделись",  --  подумала
Тараза.  Обязанности  на  Гамму  оказали  свое действие, но она
находила это успокаивающим -- значит Тег выполняет свою работу.
   -- Твоя быстрая реакция высоко оценена,  Майлз,  --  сказала
она.
   "Высоко  оценена!" Это их пароль: "За нами наблюдает опасный
враг".
   Тег кивнул, а взгляд его проследовал  к  занавескам,  откуда
вышла Тараза.
   Тараза  улыбнулась  и  прошла в помещение. Никаких признаков
меланжевого цикла в Теге, отметила она. Преклонный возраст Тега
всегда  вызывал  подозрение,   что   он   может   прибегать   к
подстегивающему  действию  спайса.  Ничто  в нем не выдавало ни
малейшего признака, ДАЖЕ намека на  то,  что  он  мог  бы  быть
меланжеманом,  хотя  даже  сильнейшие,  чувствуя,  что их жизнь
подходит к концу, обращались к спайсу. На Теге был  его  старый
мундир  башара,  но без золотых звезд на плече и воротнике. Это
был сигнал, который она распознала. Он как бы говорил:  "Помни"
как  я  заслужил это на твоей службе. Я не подвел тебя и в этот
раз".
   Глаза,  изучавшие  ее,  были  спокойными,  даже  намека   на
какое-либо  волнение  не  проскальзывало  в  них.  Весь его вид
говорил о внутренней уверенности, он  расценивал  происходившее
сейчас,  как  одну  из  вариаций  возможного. Он ждал только ее
сигнала.
   -- Исходная память нашего гхолы должна быть  пробуждена  при
первой  же  возможности,  -- сказала она и махнула рукой, чтобы
заставить его замолчать, когда  он  попытался  ответить.  --  Я
видела  отчеты  Лусиллы  и  знаю,  что  он слишком молод. Но мы
принуждены действовать.
   Она говорила это для  наблюдателей,  понял  он.  Следует  ли
верить ее словам?
   -- Я теперь отдаю тебе приказ: пробудить его, -- сказала она
и изогнула  левое  запястье  -- жест подтверждения на их тайном
языке.
   Значит, это правда! Тег поглядел на  занавески,  закрывавшие
проход, откуда появилась Тараза. Кто там подслушивает?
   Он  включился  в  решение  этой  проблемы  как  ментат. Были
пропущенные фрагменты, но они ему не препятствовали. Ментат мог
работать и не имея каких-то кусочков, если  у  него  достаточно
информации,  чтобы  выстроить  общую  модель.  Порой достаточно
самых общих очертаний -- они позволят  увидеть  скрытую  форму.
Затем   он  может  использовать  недостающие  фрагменты,  чтобы
восстановить  все  в  целом.  Ментат   редко   обладает   всеми
необходимыми   данными,  но  он  натренирован  ощущать  модель,
распознавать системы и ценности. Теперь Тег напомнил себе,  что
он  также  совершенно  натренирован и в военном смысле: его еще
рекрутом тренировали обращаться с оружием, ПРАВИЛЬНО НАЦЕЛИВАТЬ
ОРУЖИЕ.
   Тараза сейчас его нацеливает. Его оценка  ситуации  получила
подтверждение.
   --  Перед  тем,  как мы сможем пробудить нашего гхолу, будут
предприняты отчаянные  попытки  убить  его  или  захватить,  --
сказала она.
   Он  узнал этот тон -- холодный анализ -- предлагающий данные
для мента та. Она увидела, что он включился в ментатный ключ.
   Ум его,  заработав  в  ключе  ментата,  погрузился  в  поиск
модели.  Главное,  их  гхола  вписан  в  определенный проект, в
основном неизвестный  Тегу,  но  вращающийся  каким-то  образом
вокруг той девочки с Ракиса, способной (как говорят) повелевать
червями.  Данкан Айдахо -- такая очаровательная личность -- что
заставляла  и  Тирана  и  Тлейлакс  воспроизводить   его   гхол
бессчетное  количество раз. Данканы гуртом! Какую же службу мог
нести этот гхола, чтобы Тиран никак не позволял ему  упокоиться
среди мертвых? И тлейлаксанцы: они тысячелетиями извлекали гхол
Данкана  Айдахо  из  своих акслольтных чанов, даже после смерти
Тирана. Тлейлакс продавал гхол Айдахо Ордену двенадцать раз,  и
Орден  платил  за них в самой твердой валюте: меланжем из своих
собственных драгоценных запасов.  Почему  Тлейлакс  принимал  в
уплату  то,  что сам мог отлично воспроизвести? Очевидно: чтобы
подорвать запасы Ордена -- особая форма жадности. Тлейлаксанцев
подкупает превосходство -- игра на силу!
   Тег  сосредоточил  взгляд  на  спокойно  ждущей  Преподобной
Матери.
   -- Тлейлаксанцы убивали наших гхол, чтобы контролировать наш
временной график, -- сказал он.
   Тараза  кивнула,  но не заговорила. Значит за этим еще чтото
есть.
   Тег опять переключился на мышление ментата.
   Бене Джессерит -- это  ценный  рынок  сбыта  тлейлаксанского
меланжа,  но  Тлейлакс  не  единственный  источник, поэтому что
всегда есть ручеек  с  Ракиса.  Но  слишком  разумно  Тлейлаксу
отдалять  от  себя  столь ценный рынок сбыта, если только он не
обзавелся рынком поценнее.
   Кто  еще  может  быть  заинтересован  в  деятельности   Бене
Джессерит? Несомненно, икшианцы. Но икшианцы -- это не льготный
рынок  для  меланжа.  Присутствие  икшианцев на этом не-корабле
говорит об их независимости. Поскольку  икшианцы  и  Рыбословши
составляют  союз,  Рыбословш  можно  не  брать в расчет по этой
модели.
   Какая же великая сила или  объединение  сил  в  нашем  миро"
здании обладает...
   Тег  похолодел  от  этой  мысли, словно надавив на тормозные
рычаги топтера, предоставил своему уму свободно парить, пока он
сортирует другие соображения.
   "Не в нашем мироздании".
   Модель обросла формой. Богатство Гамму приобрело новый смысл
в его ментатных выкладках.  Гамму  была  давным-давно  ободрана
Харконненами,   брошена,  как  обглоданный  скелет,  который  и
восстановили данианцы. Было,  однако,  время,  когда  на  Гамму
исчезли надежды. Без надежды не могло быть мечтаний. Карабкаясь
из   этой   навозной  ямы,  население  приобретало  лишь  самый
низменный прагматизм. Если это срабатывает, значит это хорошо".
   Богатство.
   При своем первом знакомстве с Гамму  он  отметил  количество
банковских  домов.  Некоторые  из  них  даже были помечены, как
сейфы  Бене  Джессерит.  Гамму   служила   точкой   опоры   для
манипуляций  несметным  богатством.  Банк,  который он посетил,
чтобы изучить его пригодность  в  случае  опасности,  полностью
вошел  в его сознание ментата. Он сразу понял, что это место не
ограничивает себя  чисто  планетарными  делами.  Это  был  всем
банкам банк.
   Не просто богатство, но Богатство.
   До  разработки  первой  модели  ум Тега не дотягивал, но для
проверочной  проекции  у  него  было  достаточно   предпосылок.
Богатство не нашего мироздания. ЛЮДИ ИЗ РАССЕЯНИЯ.
   Все  эти  раскладки  ментата  заняли  всего  лишь  несколько
мгновений. Достигнув опорной точки Тег  расслабился,  освободил
мускулы  и  нервы, лишь раз взглянув на Таразу, и зашагал через
помещение к скрытому входу. Он заметил, что  Тараза  не  подает
ему  сигнала  опасности при этих передвижениях. Резко распахнув
занавески, Тег столкнулся с человеком, почти таким же  высоким,
как  он  сам:  скрещенные  пики  на петличках воротника, одежда
военного образца. Лицо было тяжелым, челюсти тяжелыми,  зеленые
глаза.  Взгляд удивленно настороженный, одна рука выше кармана,
где явно лежало оружие.
   Тег улыбнулся  человеку,  опустил  занавески  и  вернулся  к
Таразе.
   -- За нами наблюдают люди из Рассеяния, -- сказал он.
   Тараза расслабилась. Тег превосходный ментат.
   Занавески  со  свистом  распахнулись.  Стеклянное  выражение
гнева свело лицо вошедшего.
   -- Я предупреждал тебя, чтобы  ты  ничего  не  говорила!  --
голос  был  скрипучим баритоном, в нем слышался незнакомый Тегу
акцент.
   -- А я предупреждала тебя о силах этого  ментата-башара,  --
отрезала Тараза. Отвращение мелькнуло на ее лице.
   Человек подался в сторону, и тонкая тень страха промелькнула
по его лицу.
   -- Преподобная Черница, я...
   --  Не  смей  меня так называть, -- тело Таразы напряглось в
боевой позе, в которой Тег никогда ее  раньше  не  видел  и  не
представлял.
   Мужчина слегка наклонил голову.
   --  Дорогая  леди,  здесь  не  ты  контролируешь ситуацию. Я
должен напомнить тебе, что мои приказы...
   Тег слышал уже достаточно.
   -- Поверь мне, здесь она контролирует  ситуацию,  --  сказал
он.  --  Перед  тем,  как отправиться сюда, я привел в действие
определенные защитные силы. Это... --  он  поглядел  и  перенес
взгляд   на  чужака,  лицо  которого  сейчас  обрело  выражение
пугливой настороженности, -- не является  не-кораблем.  В  этот
самый   момент   два  наших  корабля-монитора  держат  вас  под
прицелом.
   -- Вы и сами не останетесь в живых! -- рявкнул мужчина.
   Тег дружелюбно улыбнулся.
   -- Никто на этом корабле не останется в живых.
   Стиснув челюсти, он включил установленный в нерве  сигнал  и
привел   в  действие  пульсосчетчик  в  своем  мозгу,  начавший
проигрывать графические сигналы перед его глазами.
   -- А теперь, у вас совсем  немного  времени,  чтобы  принять
решение.
   -- Скажи мне, как ты догадался, что надо сделать? -- спросил
чужак.
   --  У  нас  с  Преподобной Матерью есть собственные средства
связи, -- сказал Тег. -- Более того, у нее и не было надобности
меня предупреждать. Ее  появления  было  достаточно.  Верховная
Мать на транспорте Союза в такие времена? Невозможно!
   -- Невероятно, -- проворчал мужчина.
   -- Допустим, -- сказал Тег. -- Но ни Союз, ни Икс не рискнут
предпринять  тотальную и всеобъемлющую атаку на Бене Джессерит,
силами которого руководит  подготовленный  мной  полководец.  Я
имею  в  виду  башара Бурзмали. Ваша поддержка будет развеяна и
исчезнет.
   -- Я ничего этого не говорила, -- сказала  Та  раза,  --  Ты
просто-напросто  являешься  свидетелем  работы  ментата-башара,
которому,  не  сомневаюсь,  не   найдется   равного   в   вашем
мироздании.  Подумай  об этом, если помышляешь выступить против
Бурзмали -- человека, подготовленного этим ментатом.
   Чужак перевел взгляд  с  Таразы  на  Тега,  затем  опять  на
Таразу.
   -- Есть выход из нашего кажущегося тупика, -- сказал Тег. --
Верховная  Мать  Тараза и ее свита удаляются вместе со мной. Ты
должен решить немедленно. Время истекает.
   -- Ты блефуешь, -- в его словах не было уверенности.
   Тег повернулся лицом к Таразе и поклонился.
   -- Для меня было великой  честью  служить  Вам,  Преподобная
Мать. Прощайте навсегда.
   -- Может быть, смерть нас и не разлучит, -- ответила Тараза.
   Это  было  традиционное прощание Преподобной Матери с равной
ей Сестрой.
   -- Ступайте! -- мужчина с тяжелыми чертами лица повернулся к
люку   коридора   и   распахнул   его,    открыв    там    двух
икшианцев-стражников  с  удивленными  лицами.  Хриплым  голосом
мужчина распорядился:
   -- Отведите их на лайтер.
   Все также расслабленно и спокойно, Тег сказал:
   -- Собери своих людей. Верховная Мать, -- мужчине, стоявшему
возле люка, Тег сказал, -- ты слишком  дорожишь  своей  шкурой,
чтобы  быть хорошим солдатом. Ни один из моих людей не допустил
бы такой ошибки.
   -- На борту этого корабля  находятся  настоящие  Преподобные
Черницы, -- огрызнулся мужчина. Я поклялся защищать их.
   Тег  скорчил  гримасу  и  повернулся  в сторону примыкающего
помещения,  откуда  Тараза  выводила   свою   свиту   из   двух
Преподобных  Матерей  и  четырех  послушниц.  Тег узнал одну из
Преподобных Матерей: Дарви Одраде. Он видел ее до этого  только
на   расстоянии,   но   овальное   лицо   и   прекрасные  глаза
привораживали -- как похожа на Лусиллу.
   -- Есть у нас время на взаимное представление?  --  спросила
Тараза.
   -- Разумеется, Верховная Мать.
   Тег  кивнул  и  пожал  руку каждой женщине по мере того, как
Тараза их представляла.
   Когда они уходили, Тег повернулся к незнакомцу в мундире.
   -- Всегда надо много  наблюдать,  учитывать,  --  проговорил
Тег. -- Иначе мы не останемся до конца людьми.
   Только  когда они оказались в лайтере, и Тараза сидела рядом
с ним, а ее свита поблизости, Тег задал самый главный вопрос.
   -- Как они вас захватили?
   Лайтер  резко  пошел  вниз  к  планете.  Экран  перед  Тегом
показывал,  что  космический  корабль с клеймом Икса, повинуясь
его команде, остается  на  орбите  до  тех  пор,  пока  они  не
окажутся в пределах планетарных систем обороны.
   Тараза  не  успела  ответить,  как  Одраде наклонилась через
проход и сказала:
   --  Я  отменила  приказание  башара  уничтожить  космический
корабль. Верховная Мать.
   Тег резко дернул головой и обдал Одраде полыхающим взглядом.
   -- Но они захватили вас в плен и... -- он сурово нахмурился.
Откуда вы знаете, что я...
   -- Майлз!
   В   голосе   Таразы   был   подавляющий   упрек.  Он  просто
ухмыльнулся. Да, она знала его почти также хорошо, как он  себя
сам...
   В некоторых отношениях -- даже лучше.
   -- Они просто захватили нас, Майлз, -- сказала Тараза. -- Мы
позволили  себя захватить. Я, якобы, сопровождала Дар на Ракис.
Мы покинули не-корабль на Узловой Станции и  затребовали  самый
быстрый  транспорт  Космического Союза. Весь мой Совет, включая
Бурзмали, сошелся на том, что  эти,  вторгшиеся  из  Рассеяния,
подменят  транспорт  и доставят нас к тебе, рассчитывая собрать
все кусочки проекта гхолы.
   Тег был поражен ужасом. Ну и риск!
   -- Мы знали, что ты нас освободишь, -- сказала Та  раза.  --
Бурзмали выжидал, на случай, если у тебя это не получится.
   --  Этот космический корабль, который вы пощадили, -- сказал
Тег, -- призовет на помощь и нападет на нашу...
   -- Они не нападут на Гамму, -- сказала Тараза. --  На  Гамму
собрано  много  непохожих  друг  на друга сил Рассеяния. Они не
рискнут погубить столь многих.
   -- Я бы хотел быть уверенным не меньше тебя.
   -- Будь уверен, Майлз. Кроме того, есть и другие причины  не
разрушать   космический   корабль.   Иксу  и  Союзу  приходится
лавировать. Это будет плохо для бизнеса, а им  нужно  все,  что
они могут получить.
   -- Если только более важные заказчики не предложат им больше
выгод!
   -- Ах, Майлз, -- она проговорила задумчивым голосом. -- Чего
Бене   Джессерит   последних   дней   действительно   старается
достигнуть -- так это более спокойного тона,  уравновешенности.
Ты это знаешь.
   Тег  согласился,  что  это  правда,  но  его  внимание  было
приковано к одному выражению: "последних дней" -- от этих  слов
веяло ощущением подведения итогов перед смертью. Перед тем, как
он смог задать об этом вопрос, Тараза продолжила:
   --  Нам  нравится  улаживать  самые накаленные конфликты, не
допуская их военного разрешения. Я вынуждена  согласиться,  что
нам  нужно  благодарить  Тирана за такой подход. Я предполагаю,
что ты не думал когда-либо о себе,  как  о  продукте  выведения
Тирана, Майлз, но это так и в самом деле.
   Тег принял это без комментариев. Это был фактор, влиявший на
все человеческое общество. Ни один ментат не мог избежать этого
как данности.
   --  Это  качество,  Майлз,  и  притягивает  к  тебе в первую
очередь, -- сказала Тараза. Ты можешь быть чертовски занудливым
по временам, но мы не хотели бы иметь тебя никаким другим.
   По тонким откровениям в голосе и поведении  Тег  понял,  что
Тараза  говорит  не  только для его похвалы, но эти слова также
адресованы и ее свите.
   --  Имеешь  ли   ты   хоть   какое-нибудь   понятие,   какое
сумасшествие  слушать  тебя,  Майлз, когда ты выступаешь за обе
стороны в споре с равной  силой?  Но  твое  сочувствие  --  это
могучее   оружие.   Некоторые  наши  враги  приходили  в  ужас,
обнаружив,  что  ты  противостоишь  им  там,  где  они   и   не
подозревали о твоем появлении!
   Тег  позволил  себе  напряженно  улыбнуться.  Он поглядел на
женщин, сидевших через проход от него. Почему  Тараза  адресует
такие слова этой группе?
   Дарви  Одраде  вроде  бы  отдыхала:  голова  откинута, глаза
закрыты. Другие болтали между собой. Но Тега на это не  купить.
Любая  послушница  Бене  Джессерит проходила несколько ступеней
подготовки,  чтобы  научиться  думать  одновременными  потоками
мыслей. Он опять обратил свое внимание к Таразе.
   --  Ты  действительно  ощущаешь  так,  как  ощущает враг, --
проговорила Тараза. -- Вот что я имею в виду. И конечно,  когда
ты в этом состоянии ума, то для тебя не существует врага.
   -- Нет, существует!
   --  Не  понимай  неправильно моих слов, Майлз. Мы никогда не
сомневались в твоей верности. Но просто сверхъестественно,  как
ты  заставляешь  нас  видеть то, что иначе мы увидеть не можем.
Бывают времена, когда ты и есть наши глаза.
   Тег заметил, что Дарви Одраде открыла глаза и  поглядела  на
него. Очаровательная женщина. Что-то тревожащее в ее внешности.
Как  и  Лусилла, она напоминала ему кого-то из его прошлого. До
того,  как  Тег  успел  проследить  эту  мысль,  Тараза   опять
заговорила.
   --   У  гхолы  тоже  есть  способность  балансировать  между
противоположными силами? -- спросила она.
   -- Он мог бы быть ментатом, -- ответил Тег.
   -- Он и был именно ментатом в  одном  из  своих  воплощений,
Майлз.
   -- Ты действительно хочешь пробудить его таким молодым?
   -- Это необходимо, Майлз, это смертельно необходимо.

        x x x

   <i>Главный  промах  КХОАМа?  Очень прост: они игнорируют тот
факт, что на обочинах их деятельности поджидают  более  крупные
коммерческие   силы,   способные   проглотить   их,   как  слиг
заглатывает отходы. В этом истинная угроза Рассеяния -- и им, и
всем нам.
   <b>Заметки Совета Бене Джессерит. Архивы ХХ90СН</b></i>

   Одраде воспринимала беседу  только  частью  сознания  --  их
лайтер  был  маленьким,  пассажирский отсек тесным. Она поняла,
что наверняка  в  этом  лайтере  используется  атмосферика  для
приглушения  скорости  при  посадке,  и приготовилась к тряске.
Пилот не станет прибегать к суспензорам ради экономии энергии.
   Она использовала эти моменты, как  использовала  сейчас  все
подобное   время:   сосредоточиться   для  близкого  исполнения
необходимого долга. Время поджимало, ею  правил  особый  отсчет
времени.  Она  смотрела  на  календарь  перед  отбытием  с Дома
Соборов, пойманная, как  часто  с  ней  бывало,  настойчивостью
времени  и  его  языка:  секунды,  минуты,  часы,  дни, недели,
месяцы,   годы...   стандартные   годы,   если   быть   точной.
Настойчивость  --  неподходящее определение для этого феномена.
Нерушимость -- вот, что больше подходило. Традиция. Никогда  не
трогать  традицию.  У нее были твердые сравнения в уме, древний
поток  времени,  наложенный  на  планету,  которая  не  шла   в
соответствии  с  примитивными  человеческими  часами. Недели из
семи дней. Из семи! До  чего  же  могущественным  остается  это
число.  Мистическим.  Оно  прославлено, как святыня в Оранжевой
Католической библии. Господь сотворил мир за шесть дней, "и  на
седьмой день Он отдыхал".
   "И  правильно  поступил!  --  подумала  Одраде.  -- Всем нам
следует отдохнуть после великих трудов".
   Одраде слегка повернула голову в проход и поглядела на Тега.
Он и понятия не имел, как много воспоминаний о нем  она  имела.
Сейчас  ей  было  ясно  видно, как годы обошлись с этим сильным
лицом -- обучение гхолы  истощило  его  силы.  Этот  ребенок  в
Оплоте Гамму -- должно быть впитывает все, как губка.
   "Майлз  Тег,  знаешь  ли  ты,  как  мы  тебя используем?" --
задумалась она.
   Эта мысль была из ослабляющих, но Одраде,  почти  с  вызовом
позволила ей задержаться в сознании. Как легко было бы полюбить
этого  старика!  Не как супруга, конечно... Но все-таки любить.
Она опознала чувство, притягивающие ее к нему, на тонкой  грани
своих  способностей  Бене  Джессерит. Любовь, проклятая любовь,
ослабляющая любовь.
   Одраде испытала такое притяжение с  самым  первым,  кого  ей
было  поручено  соблазнить.  Забавное  ощущение. За годы в Бене
Джессерит  она  стала  относиться  к   этому   с   недоверчивой
осторожностью.  Никто  из  ее  прокторш  не  дозволял ей такого
непрошеного тепла, и в свое время она поняла  причину.  Но  вот
она  была  послана  Разрешающими Скрещивание с приказом войти в
близость с определенным индивидуумом,  позволить  ему  войти  в
нее.
   Все  медицинские  данные  лежали  вне  сознания,  и она ясно
видела сексуальное возбуждение своего  партнера,  хоть  и  себе
дозволила  его  испытать.  В конце концов, как раз для этого ее
тщательно готовили со спарринг-мужчинами,  которых  Разрешающие
Скрещивание   отбирали   и  специально  готовили  для  подобных
тренировочных упражнений.
   Одраде вздохнула и, отведя взгляд от  Тега,  закрыла  глаза,
погружаясь  во  воспоминания. Тренировочные партнеры никогда не
допускали, чтобы проявления их эмоций выходили за ту грань, где
проступает самозабвенность, приковывающая людей друг  к  другу.
Это был необходимый изъян в сексуальном образовании.
   Первое  соблазнение,  на  которое  она  была  послана -- она
оказалась полностью неподготовленной к обволакивающему  экстазу
одновременного  оргазма, к этой совместимости и сопричастности,
такой же старой, как человечество... нет,  старше!  Мощь  этого
чувства  была  способна  одолеть любой разум. Выражение лица ее
партнера, его  сладостный  поцелуй,  то,  как  он  с  последней
самозабвенностью   отбрасывал   все   свои   защитные  барьеры,
становясь  незащищенным  и  предельно   уязвимым...   Ни   один
спарринг-мужчина никогда такого не делал! В отчаянии, она стала
цепляться  за уроки Бене Джессерит. Через эти уроки она увидела
суть этого мужчины на его лице. Всего  лишь  на  мгновение  она
отдалась  ему с равной силой, испытывая новую высоту экстаза, о
достижимости которой никто  из  ее  учителей  никогда  даже  не
намекал.  В  этот  момент  она  поняла,  что  произошло  с леди
Джессикой и другими неудачами Бене Джессерит.
   Этим чувством была любовь!
   Сила этого чувства ее  перепугала.  Разрешающие  Скрещивание
заранее  знали, что так и будет, и она спряталась за тщательный
самоконтроль,  воспитанный  Бене  Джессерит   --   под   маской
удовольствия  скрыла  мгновенно  промелькнувшее  неестественное
выражение своего лица, пустила в ход отработанные  ласки,  хотя
неопытность была бы естественней и легче, но менее эффективной.
   Мужчина реагировал, как и ожидалось, глупо. Мысли о нем, как
о глупце, помогли.
   Ее  второе  соблазнение прошло легче. Однако, она до сих пор
могла вызвать в памяти черты того,  первого  --  порой  не  без
черствого  чувства  удивления.  Иногда его лицо приходило к ней
само по себе без всякой видимой причины.
   О других  мужчинах,  с  которыми  ее  посылали  спариваться,
отметки памяти были другими. Она должна была охотиться за своим
прошлым, чтобы увидеть их. Чувственные записи пережитого с ними
остались совсем неглубокими. Не то, что с тем, первым!
   Такова была опасная сила любви.
   И   поглядите   на   беды,  которые  эта  потайная  сила  на
тысячелетия  причинила  Бене  Джессерит.  Леди  Джессика  с  ее
любовью  к  своему  герцогу  была лишь единичным примером среди
бессчетных. Любовь затмевала рассудок. Она отвращала Сестер  от
их  обязанностей. Любовь могла быть терпима только там, где она
непосредственно и явно не сбивала с пути, или где  она  служила
более  великим  целям Бене Джессерит. Во всех других случаях ее
следовало избегать.
   Хотя в  любом  случае,  любовь  всегда  оставалась  объектом
беспокойной настороженности.
   Одраде открыла глаза и опять поглядела на Тега и Таразу.
   Верховная  мать  перешла  к другой теме. Как же раздражал по
временам голос Таразы! Одраде закрыла глаза  и  прислушалась  к
разговору,   прикованная  неразрывным  сознанием  к  этим  двум
голосам.
   -- Очень немногие  люди  осознают  насколько  инфраструктура
цивилизации   является  инфраструктурой  взаимозависимости,  --
говорила Тараза. -- Мы из этого вынесли хороший урок.
   "Любовь, как инфраструктура взаимозависимости", --  подумала
Одраде.  Почему  Тараза  набросилась на эту тему именно сейчас?
Верховная Мать редко что делала без глубоких мотивов.
   --   Инфраструктура   взаимозависимости   --   это   термин,
охватывающий  все необходимое для человеческой популяции, чтобы
сохраниться в  существующем  либо  увеличенном  количестве,  --
сказала Тараза.
   -- Меланж? -- спросил Тег.
   --  Разумеется,  но  большинство  людей  смотрит  на спайс и
говорит: "Как же чудесно, что мы его имеем и  можем  продлевать
свои  жизни намного дольше жизненных пределов, дарованных нашим
предкам".
   -- При условии, что они  могут  себе  это  позволить,  --  в
голосе Тега была небольшая подковырка, как отметила Одраде.
   -- До тех пор, пока никакая монопольная сила не контролирует
весь  рынок  спайса, большинству людей он вполне по карману, --
сказала Тараза.
   -- Я экономику усваивал с  материнским  молоком,  --  сказал
Тег.   --   Еда,   вода,   годный  для  дыхания  воздух,  жилое
пространство, незараженное ядами -- есть много видов  денег,  и
ценности меняются, согласно меняющимся обстоятельствам.
   Слушая  его,  Одраде чуть не кивнула, соглашаясь. Ее реакция
была такой же самой.  "Не  переливай  из  пустого  в  порожнее,
Тараза! Переходи к сути".
   --  Я  хочу,  чтобы  ты очень ясно вспомнил, чему тебя учила
твоя мать, -- сказала  Тараза.  "До  чего  же  мягок  стал  его
голос!" И тут же резко изменившимся голосом Тараза выпалила: --
Водный деспотизм!
   "Она хорошо сейчас сместила ударение", -- подумала Одраде.
   Память  выплеснула  данные,  как внезапно открытый на полную
силу кран. Энергетический деспотизм: централизованный  контроль
за  существенной  энергией  -- водой, электричеством, топливом,
лекарствами,     меланжем...     Подчиняйся      контролирующей
централизованной   силе,   или   поступления   энергии  к  тебе
перекроют, ты умрешь!
   Тараза опять заговорила:
   -- Есть еще одна полезная концепция, -- которой, я  уверена,
твоя мать тебя научила -- ключевое бревно.
   Одраде  теперь  стало очень любопытно. Тараза направляла эту
беседу  к  чему-то  важному.  Ключевое  бревно:   действительно
древняя   концепция,   досуспензорных   дней,   когда  лесорубы
сплавляли  поваленный  лес  вниз   по   рекам   к   центральным
лесопилкам.   Порой   бревна   образовывали  большой  затор,  и
призывался  опытный  человек,  чтобы  найти   то   единственное
ключевое  бревно,  при  удалении  которого  весь затор сразу же
рассасывался. Тег, она  знала,  обладал  умозрительным  знанием
этого  термина,  но она и Тараза могли действительно призвать в
свидетели Иные Памяти и увидеть,  как  вскипает  вода  и  летят
щепки, когда устранена преграда.
   --  Тиран  был  ключевым  бревном,  -- сказала Тараза. -- Он
сначала создал затор, а потом его освободил.
   Лайтер резко задрожал, войдя в первые слои атмосферы  Гамму.
Одраде  несколько секунд чувствовала напряженность удерживающих
ее ремней, затем полет судна стал  более  устойчивым.  Разговор
прервался на это время, затем Тараза продолжила:
   --  Кроме  так  называемых  естественных взаимозависимостей,
существуют    так     называемые     религиозные,     созданные
психологически.  Даже  физические необходимости могут содержать
такой подпольный компонент.
   --  Тот  факт,  который  очень  хорошо   понимает   Защитная
Миссионерия,  --  сказал  Тег.  И опять Одраде услышала скрытый
оттенок  глубокого  возмущения  в  его  голосе.   Тараза   тоже
наверняка расслышала. Что она делает? Она может ослабить Тега!
   --  Ах, да, -- сказала Тараза. -- Наша Защитная Миссионерия.
Люди испытывают величайшую необходимость в том, чтобы структура
их собственной веры была "истинной верой".  Если  это  приносит
удовольствие  или  чувство безопасности, и если замыкает в свою
структуру веры, какую же могучую взаимозависимость это творит!
   Лайтер попал в  очередную  воздушную  яму,  и  Тараза  опять
умолкла.
   -- Хотелось бы мне, чтобы он использовал свои суспензоры! --
пожаловалась Тараза.
   -- Он бережет топливо, -- сказал Тег. -- Меньше зависимости.
   Тараза хихикнула.
   --  О, да, Майлз, ты хорошо понимаешь урок. Узнаю руку твоей
матери. Проклятие плотине, когда ребенок вырывается  в  опасном
направлении.
   -- Ты думаешь обо мне, как о ребенке? -- спросил он.
   --  Я  думаю  о тебе, как о том, у кого только что произошла
первая непосредственная  встреча  с  происками  так  называемых
Преподобных Черниц.
   "Так  вот  оно  что",  --  подумала  Одраде.  И  с внезапным
болезненным удивлением Одраде  осознала,  что  разговор  Таразы
адресован не только и не просто к Тегу.
   "Она обращается и ко мне".
   --  Эти  Преподобные  Черницы,  как  они  себя  называют, --
сказала  Тараза,  --  свели  воедино  культовый  и  сексуальный
экстаз. Сомневаюсь, что они когда-либо подозревали об опасности
подобного единства.
   Одраде  открыла  глаза и поглядела через проход на Верховную
Мать. Устремленный на Тега взгляд Таразы был напряженным,  лицо
непроницаемо,  вот  только глаза горели, говоря Тегу, насколько
необходимо его понимание.
   --  Опасности,  --  говорила  Тараза.  --   Огромная   масса
человечества имеет собственную объединенную -- общечеловеческую
-- личность. Человечество может быть единым, тогда оно способно
действовать, как единый организм.
   -- Так говорил Тиран, -- возразил Тег.
   --   Так   Тиран   нам   и  продемонстрировал!  Он  свободно
манипулировал Групповой Душой.  Бывают  времена,  Майлз,  когда
выживание  требует, чтобы одна душа общалась с другой. Души, ты
знаешь, всегда ищут лазы во внешнее.
   -- Разве общение с душой устарело в наши времена? -- спросил
Тег. Одраде  не  понравилась  насмешка  в  его  голосе,  и  она
отметила, что эта насмешка возбудила ответный гнев в Таразе.
   -- Ты думаешь, я говорю о религиозных модах? -- осведомилась
Тараза,  ее пронзительный голос был настойчиво резок. -- Мы оба
знаем,  как  можно  сотворить  религию!  Я   говорю   об   этих
Преподобных  Черницах, которые слизнули у нас сверху сливки, но
не взяли ничего из наших глубинных познаний.  Они  осмеливаются
ставить в центр поклонения самих себя!
   -- То, чего всегда избегал Бене Джессерит, -- сказал Тег. --
Моя  мать  говорила,  что  те,  кто  поклоняется,  и  те,  кому
поклоняются, объединены верой.
   -- И они могут быть разъединены!
   Одраде увидела, что  Тег  внезапно  переключился  на  модуль
ментата:  рассредоточенный взгляд, безмятежное лицо. Она теперь
частично поняла, что делала Тараза. "Ментат  едет  поримски  --
каждая  нога  на  другом  коне.  Каждая  нога  стоит  в  другой
реальности, пока длится его скачка поиска внутренних  структур.
Он должен ехать в разных реальностях к единой цели".
   Тег заговорил бесцветным, задумчивым голосом ментата:
   -- Разделенные силы будут сражаться за превосходство.
   Тараза   с   удовольствием,   почти   чувственно  вздохнула,
естественно выразив свое облегчение.
   -- Инфраструктура взаимозависимости, -- сказала  Тараза.  --
Эти люди Рассеяния будут контролировать различные силы, все эти
силы  будут  отчаянно  биться  за  лидерство. Военный офицер на
космическом  корабле  говорил  о  Преподобных  Черницах   и   с
благоговением,  и  с  ненавистью. Я уверена, ты расслышал это в
его голосе, Майлз. Я знаю, как хорошо твоя мать тебя обучила.
   -- Расслышал, -- Тег опять сосредоточил  взгляд  на  Таразе,
ловя каждое ее слово, как и Одраде.
   --  Взаимозависимости,  --  сказала Тараза. -- Как же просты
они могут быть, и как сложны. Возьмем, например, зубную боль.
   -- Зубную боль!
   Тег был выбит из своей ментатской колеи. Одраде, наблюдавшая
за ним, увидела, что именно это и  требовалось  Таразе.  Тараза
очень умело и тонко играла своим ментатом-башаром.
   "И  мне  сейчас  надлежит  наблюдать  за этим и учиться", --
подумала Одраде.
   -- Зубная боль, -- повторила Тараза. -- Простая  имплантация
при   рождении  предотвращает  это  проклятие  для  большинства
человечества. И все равно, мы должны чистить зубы и всячески  о
них  заботиться.  Для  нас это так естественно, что мы редко об
этом   задумываемся.   Приспособления,   которые   мы   считаем
совершенно заурядными составляющими нашего окружения. И все же,
эти  приспособления,  материалы, инструкторы, обучающие следить
за зубами, мониторы Сакк -- все это связано во взаимосцепленное
родство.
   -- Ментату не нужно объяснять взаимозависимости,  --  сказал
Тег.  В  его  голосе  все  еще  слышалось любопытство, но был и
определенный оттенок негодования.
   -- Именно, -- сказала Тараза. -- Это естественная среда  для
мыслительного процесса ментата.
   -- Но тогда, зачем ты разводишь все эти разговоры?
   --  Ментат,  просмотри  известное  тебе  об этих Преподобных
Черницах, и скажи мне, в чем их изъян.
   Тег проговорил без колебаний:
   -- Они могут выжить, только если будут продолжать  усиливать
зависимость тех, кто их поддерживает. Это тупик наркомана.
   -- Именно. И в чем опасность?
   --  Они  могут  увлечь  в свое падение слишком большую часть
человечества.
   -- В этом была проблема Тирана, Майлз.  Я  уверена,  он  это
понимал.  Теперь слушай меня с величайшим вниманием. И ты тоже.
Дар, -- Тараза поглядела через проход и встретилась взглядом  с
Одраде.   --  Оба  слушайте  меня.  Мы,  люди  Бене  Джессерит,
сплавляем в людской поток очень могущественные...  стихии.  Они
могут  образовать затор. Это наверняка причинит крупный вред, и
мы...
   Опять лайтер попал в  полосу  жестокой  тряски  в  воздушных
ямах.  Разговаривать  было  невозможно,  пока  они цеплялись за
сидения и прислушивались к рокоту и потрескиваниям вокруг  них.
Когда эта помеха миновала, Тараза опять заговорила:
   --  Если  мы  выживем в этой проклятой машине и высадимся на
Гамму, ты должен потолковать с Дар  наедине,  Майлз.  Ты  видел
"Манифест  Атридесов".  Она  расскажет  тебе о нем и подготовит
тебя. Это все.
   Тег повернулся и поглядел на  Одраде.  Вновь  что-то  смутно
зашевелилось   в   его   памяти   при   виде   этого  лица,  --
необыкновенное  сходство  с  Лусиллой,  --  но  не  только.  Он
отодвинул  это  в сторону, "Манифест Атридесов?". Он читал его,
потому что указание прочесть его было среди прочих  инструкций,
данных ему Таразой. "Подготовить меня? К чему?"
   Одраде  заметила  вопросительный  взгляд  Тега.  Теперь  она
поняла мотивы  Таразы.  Распоряжения  Верховной  Матери  обрели
новый смысл, как и слова самого Манифеста.
   "Точно  так,  как  мироздание  было  сотворено  при  участии
сознания, человек-провидец доводит эту  творческую  способность
до  ее последнего предела. Вот в чем совершенно непонятная сила
атридесовского бастарда, сила, которую он передал  своему  сыну
-- Тирану".
   Одраде  знала  эти  слова назубок -- так, как их может знать
только автор, но они вернулись к ней  теперь  так,  словно  она
прежде не встречалась с ними.
   "Черт  тебя  подери. Тар!" -- подумала Одраде. -- "Что, если
ты не права?"

        x x x

   <i>На квантовом уровне наше мироздание  можно  рассматривать
как  неустоявшееся  место,  статистически  предсказуемое только
тогда, когда  задействованы  достаточно  большие  числа.  Между
таким  мирозданием  и  сравнительно предсказуемым, где движение
единичной  планеты  может  быть  вычислено   с   точностью   до
пикосекунды,  вступают  в  игру  другие  силы.  Поскольку  этот
внутри-между космос нашего  повседневного  обитания  ПО  ВАШЕМУ
ГЛУБОКОМУ УБЕЖДЕНИЮ является доминирующей силой. Ваши верования
выстраивают  в  систему происходящие повседневные события. Если
нас, верующих, набирается достаточное количество, то наша  вера
может   сделать   реальностью   существование  чего-то  нового.
Структуры веры  создают  фильтр,  через  который  процеживается
хаос, становясь порядком.
   <b>Анализы Тирана. Досье Таразы. Архивы Бене Джессерит.</b></i>

   Мысли  Тега  были  в  смятении, когда он вернулся на Гамму с
космического корабля. Он шагнул из лайтера на опаленную дочерна
кромку закрытого посадочного поля Оплота и поглядел вокруг так,
словно видел все это впервые. Почти полдень. Так  мало  времени
прошло, и как много изменилось.
   До  каких  пределов  дойдет  Бене  Джессерит в преподнесении
существенного  урока,  задумался  он.  Тараза  выбила  его   из
привычных  процессов работы в ментатском модуле. Он чувствовал,
что весь инцидент на корабле Союза был разыгран специально  для
него.  Он  был  сбит  с предсказуемого курса. Какой же странной
мерещилась ему Гамму, когда  он  шел  по  охраняемой  полосе  к
выходам.
   Тег  повидал  много планет, изучил не только их обычаи, но и
отпечаток, накладываемый обычаями на их  обитателей.  Некоторые
планеты  имели  большое желтое солнце, которое низко висело над
ними и поддерживало все живое теплым, развивающимся,  растущим.
Некоторые  планеты  обладали  маленькими  мерцающими  солнцами,
висящими высоко в темном небе, и их свет затрагивал эти планеты
очень мало. Вариации  существовали  внутри  и  даже  вне  этого
размаха.  Гамму была желто-зеленым вариантом, с днем в тридцать
один  стандартный  час  и  двадцать  семь  стандартных   минут,
продолжительностью  года  в  два  и  шесть десятых стандартного
года. Тег думал, что знает Гамму.
   Когда Харконненам пришлось ее покинуть,  на  ней  высадились
колонисты, отпавшие от Данианской группы уходивших в Рассеяние,
и назвали эту планету во время великой переписи звездных карт в
честь  Гурни  Хеллека.  В  те  дни  эти колонисты назывались не
данианцами, а келаданцами,  --  но  ведь  известно,  как  часто
меняются названия, проходя через тысячелетия.
   Тег  помедлил  у  защитных  отвалов входа, уводившего с поля
вниз под Оплот. Тараза и -- ее свита двигались позади него.  Он
видел, как Тараза напряженно разговаривала с Одраде.
   "Манифест Атридесов", -- подумал он.
   Даже  на  Гамму  немногие  признавались  в  происхождении от
Харконненов или от Атридесов, хотя генотипы были видны  повсюду
--  особенно доминировал генотип Атридесов: длинные заостренные
носы,  высокие  лбы  и  чувственные  рты.  Часто  эти   кусочки
встречались  порознь  --  рот на одном лице, буравящие глаза на
другом, и так в  бесконечных  смещениях.  Порой,  однако,  один
человек  мог  нести  все  признаки,  и  тогда можно было видеть
гордость, внутреннее осознание: "Я -- ОДИН ИЗ НИХ!"
   Улицы Гамму признавали и уважали это, но  немногие  решались
провозглашать.
   Подо  всем этим лежало наследство, оставленное Харконненами,
--   генетические   линии,   прослеживаемые   до   самой   зари
человечества,  до  времен  греков,  парфян  и мамелюков -- тени
древней  истории,  которые  немногие,  кроме   профессиональных
историков,   подготовленных   Бене  Джессерит,  знали  даже  по
названиям.
   Тараза и ее сопровождение поравнялись с Тегом.  Он  услышал,
как она говорила Одраде:
   -- Ты должна все это рассказать Майлзу.
   Очень  хорошо, она ему расскажет. Он повернулся и направился
мимо внутренних охранников к длинному коридору  под  дзотами  в
собственно Оплот.
   "Черт  побери этих Бене Джессерит! -- подумал он. -- Что они
на самом деле делают здесь, на Гамму?"
   Множество примет присутствия Бене  Джессерит  было  на  этой
планете:   обратное   скрещивание,   закрепляющее  селекционные
свойства; то и дело эта работа проступала явной подчеркнутостью
соблазнительных женских глаз.
   Тег, не оглянувшись, ответил на салют капитанши охраны. "Да,
глаза". Он заметил это вскоре после своего прибытия в Оплот,  и
особенно  наглядно  --  во время своей инспекционной поездки по
планете. Он видел это во многих лицах и припомнил то, что много
раз говорил Патрин:
   -- У тебя вид гаммутянина, башар.
   Соблазни глаза тоже такие. Они, Одраде  и  Лусилла,  в  этом
одинаковы.  "Немногие  уделяют должное внимание важности глаз в
вопросах  соблазнения",  --  подумал  он.  Нужна  закалка  Боне
Джессерит,  чтобы это углядеть. Большие груди у женщин, крепкие
чресла у мужчины, подобранные мускулистые ягодицы --  все  это,
естественно,  важно  в сексуальных спариваниях. Но без глаз все
остальное почти ничего не стоит. Глаза составляют  самую  суть.
Он  уже  давно  постиг,  что  глаза  нужного  типа способны так
затянуть, что ты в них просто тонешь и уже  не  осознаешь,  что
происходит, пока напрягшееся влагалище не стиснет пенис.
   Он обратил внимание на глаза Лусиллы сразу же после прибытия
на Гамму  и стал очень осторожен. Нет сомнения в том, как Орден
использует ее таланты.
   А вот и Лусилла, ждущая в центральной палате  досмотра.  Она
очень  быстрым жестом показала, что с гхолой все в порядке. Тег
расслабился и посмотрел, как Лусилла и Одраде сходятся лицом  к
лицу.  Они  примечательно  похожи  друг  на  друга, несмотря на
разницу в возрасте.  Разница  --  в  их  телосложении:  Лусилла
выглядела поплотнее на фоне гибких форм Одраде.
   Капитанша охраны с соблазнительными глазами подошла к Тегу и
наклонилась вплотную к нему.
   --  Шванги  только  что  узнала,  кого ты привез с собой, --
сказала она, кивая на Таразу. -- Ага, она уже здесь.
   Шванги вышла из шахты лифта и подошла к Таразе, метнув  лишь
один гневный взгляд на Тега.
   "Тараза хотела увидеть тебя, -- подумал он. -- Мы все знаем,
почему".
   --  Судя  по  тебе, ты не особенно счастлива меня видеть, --
сказала Тараза, обращаясь к Шванги.
   -- Я УДИВЛЕНА, Верховная Мать, -- сказала  Шванги.  --  Я  и
понятия  не имела. -- Она опять, с ядовитой злобой взглянула на
Тега.
   Одраде и Лусилла продолжали осматривать друг друга.
   -- Я, конечно, слышала об этом, -- сказала Одраде. -- Но все
равно, просто ошарашивает, когда в  лице  другой  видишь  самое
себя.
   -- Я предостерегала тебя, -- сказала Тараза.
   --  Каковы  твои  распоряжения? -- спросила Шванги. Это было
самым близким, насколько она могла осведомиться о  цели  визита
Таразы.
   --  Я хотела бы побеседовать наедине с Лусиллой, -- ответила
Тараза.
   -- У меня приготовлены для тебя апартаменты,  --  предложила
Шванги.
   --  Не  хлопочи,  -- сказала Тараза. -- Я не останусь. Майлз
уже организовал мой транспорт. Долг требует  от  меня  быть  на
Доме  Соборов,  мы с Лусиллой прогуляемся во внутренний дворик,
-- Тараза поднесла палец к щеке. -- Да, и я бы хотела несколько
минут понаблюдать за  гхолой.  Уверена,  Лусилла  способна  это
устроить.
   --  Он  хорошо  справляется  с  возрастающей нагрузкой своих
занятий, -- сказала Лусилла, когда она и Тараза  направились  к
шахте лифта.
   Тег  перенес внимание на Одраде. Когда его глаз скользнул по
лицу Шванги, он  заметил  ее  раздражение,  которое  она  и  не
старалась скрывать.
   "Была  ли  Лусилла сестрой или дочерью Одраде?" -- задумался
Тег. Ему внезапно пришло в голову,  что  таким  сходством  Бене
Джессерит  преследовал  определенные цели. Да, конечно! Лусилла
-- Геноносительница!
   Шванги справилась со своим раздражением. Она с  любопытством
поглядела на Одраде.
   --  Я  как  раз собиралась сесть за обед. Сестра, -- сказала
Шванги. -- Не желаешь ли присоединиться ко мне?
   -- Я должна перемолвиться словечком с  башаром  наедине,  --
сказала  Одраде. -- Если все в порядке, то ведь нам можно будет
поговорить прямо здесь? Гхола не должен меня видеть.
   Шванги  насупилась,  не  стараясь   больше   скрывать   свое
разочарование   в  Одраде.  Эти,  на  Доме  Соборов,  соблюдают
верность своей стороне. Ни одна... никому не удалить ее с этого
командного  поста,  дающего  возможность  наблюдать.  Оппозиция
имеет свои права!
   Ее  мысли  были  ясны  даже  Тегу.  Он  отметил, как холодно
выпрямилась Шванги, когда их покидала.
   -- Плохо, когда Сестра обращается против Сестры, --  сказала
Одраде.
   Тег  подал  капитанше охраны знак покинуть помещение. Одраде
ведь сказала: НАЕДИНЕ,  ЗНАЧИТ,  ОСТАЕМСЯ  НАЕДИНЕ.  Одраде  он
сказал:
   --  Это  одна из моих зон. Здесь за нами не могут проследить
ни шпионы, ни технические средства.
   -- Я так и думала, -- сказала Одраде.
   -- Но там у  нас  есть  служебная  комната,  --  Тег  кивнул
налево. -- Мебель, даже песьи кресла, если ты предпочитаешь.
   --  Терпеть  не могу этих песьих кресел, угодливо пытающихся
принять  твою  форму,  --  сказала  она.  --  Не  можем  ли  мы
поговорить  здесь?  --  она  взяла  Тега  за руку. -- Может, мы
немного пройдемся.  У  меня  все  затекло  от  сидения  в  этом
лайтере.
   --  Что тебе предписано мне рассказать? -- спросил он, когда
они двинулись.
   -- Мои жизни-памяти не являются выборочно  отфильтрованными,
--  сказала  она. -- Я владею ими всеми -- естественно, лишь по
женской линии.
   -- Вот как? -- Тег поджал губы. Это было не  то  вступление,
которого  он ожидал. Одраде больше похожа на ту, что берет быка
за рога.
   -- Тараза говорит, ты прочел "Манифест  Атридесов".  Хорошо.
Ты знаешь, что это вызвало растерянность во многих местах.
   --  Шванги  уже превратила его в средство борьбы против вас,
Атридесов.
   Одраде  торжественно  и  серьезно  на  него  поглядела.  Как
сообщали  все  доклады,  Тег оставался внушительной фигурой, но
она знала это и без докладов.
   -- Мы оба Атридесы, ты и я, -- сказала Одраде.
   Тег стал весь внимание.
   -- Твоя мать объяснила это тебе  во  всех  подробностях,  --
сказала  Одраде,  --  когда ты приехал домой на Лернаус на свои
первые школьные каникулы.
   Тег остановился и поглядел на нее. Откуда ей  это  известно?
Насколько  он знал, он никогда прежде не встречал некую далекую
Дарви Одраде и не беседовал с ней. Может,  о  нем  были  особые
разговоры на Доме Соборов? Он промолчал, заставляя Одраде самой
поддерживать разговор.
   --  Я  перескажу тебе разговор между мужчиной и моей матерью
по рождению, -- сказала Одраде. -- Они --  в  постели,  мужчина
говорит:  "Я  породил нескольких детей, когда впервые сбежал из
тесных уз Бене Джессерит, считая себя в то  время  независимым,
вольным  по  собственному выбору поступать на службу и воевать,
где угодно".
   Тег и не старался скрыть удивления. Его  собственные  слова!
Память   ментата  подсказала,  что  Одраде  воспроизвела  их  с
точностью   механического   записывающего   устройства.    Даже
интонация!
   -- Еще? -- спросила она, поскольку он продолжал неотрывно на
нее  смотреть.  --  Очень  хорошо.  Мужчина говорит: "Это было,
конечно, до того, как меня отправили в школу ментатов.  Как  же
это  мне  открыло  глаза!  Я  никогда, ни на секунду не был вне
пределов видимости Ордена! Я никогда не был свободным".
   -- Даже, когда я произносил те слова, сказал Тег.
   -- Верно, -- держа его под руку, она  стиснула  его  локоть,
увлекая  дальше  по  залу.  --  Все дети, отцом которых ты был,
принадлежали Бене  Джессерит.  Орден  не  позволит,  чтобы  наш
генотип использовался, как угодно случаю.
   --  Пусть  мое тело хоть к Шайтану сгинет, но их драгоценный
генотип останется на попечении Ордена, -- сказал он.
   -- На моем попечении, -- сказала Одраде. --  Я  --  одна  из
твоих дочерей.
   И опять он заставил ее остановиться.
   --  Я  думаю,  ты  знаешь, кто моя мать, -- сказала она. Она
подняла руку, призывая  его  к  молчанию,  когда  он  попытался
ответить. -- В именах нет необходимости.
   Тег  внимательно  разглядывал  лицо Одраде, узнавая знакомые
черты. Сильнейшее сходство между матерью и дочерью, но  кто  же
тогда Лусилла?
   Словно услышав его вопрос, Одраде сказала:
   --   Лусилла   из   параллельной   линии  выведения.  Просто
замечательно,   чего   можно   достигнуть   верно   проведенным
скрещиванием?
   Тег откашлялся. Он не чувствовал эмоциональной привязанности
к этой  заново  обретенной  дочери.  Ее  слова  и другие важные
сигналы поведения --  вот  что  требовало  его  первоочередного
внимания.
   --  Это не случайный разговор, -- сказал он. -- Это все, что
ты должна мне открыть? По-моему, Верховная Мать сказала...
   -- Есть и кое-что еще, -- сказала Одраде. -- Манифест.  И  я
-- его автор. Я написала его по распоряжению Таразы и следовала
ее подробным инструкциям.
   Тег  окинул глазом огромное помещение, удостоверяясь, что их
никто не подслушивает. Он проговорил, понизив голос:
   -- Тлейлаксанцы распространяют его, где только могут.
   -- Именно на это мы и надеялись.
   -- Зачем ты мне это рассказываешь? Тараза  сказала,  что  ты
должна будешь подготовить меня к...
   --  Придет время, когда ты поймешь нашу цель. Желание Таразы
--  с  этого  времени  ты  принимаешь  собственные  решения   и
действительно становишься свободным в своих действиях.
   Еще  не  замолчав, Одраде увидела стеклянный блеск ментата в
его глазах.
   Тег глубоко вздохнул. "Взаимозависимости и ключевые бревна!"
Чутьем ментата он  уловил  модель  огромного  размера,  уже  за
пределами  накопленных  им  данных.  Он  и  на  секунду  не мог
поверить,  что  Одраде  пошла  на  такую  откровенность   из-за
какой-то  кровной  привязанности.  В  ней была фундаментальная,
догматичная и  ритуальная  сущность,  воспитанная  тренировками
Бене  Джессерит.  Одраде,  дочь  из  его  прошлого, была полной
Преподобной Матерью с грандиозными силами мышечного и  нервного
контроля  и  полная жизнями-памятями по женской линии! Она была
одной из  особенных!  Она  знала  такие  уловки  жестокости,  о
которых  очень  немногие  когда-либо  вообще подозревали. И все
равно, это сходство, эта сущность оставались, а  ментат  всегда
такое видит. Чего она хочет?
   "Подтверждения  моего  отцовства? У нее, наверняка, уже есть
все подтверждения, которые она только может иметь".
   Наблюдая сейчас, как она терпеливо  ждет,  когда  его  мысли
придут  к какому-либо решению, Тег вспомнил, что часто и вполне
правдиво говорилось,  что  Преподобные  Матери  больше  уже  не
вполне   члены  человеческой  расы,  они  движутся  где-то  вне
главного  течения,  может,  параллельно  к  нему,  может   быть
периодически  ныряя в него ради своих собственных целей, но они
навсегда отстранены от человечества. Они самоотстранились.  Это
опознавательный    знак    Преподобной   Матери   --   ощущение
сверхличности, которое делает их ближе к давно умершему Тирану,
чем к тому человеческому стаду, из которого они вышли.
   Манипулирование. Вот их примета. Манипулирование всем и вся.
   -- Я должен стать глазами Бене Джессерит, -- сказал Тег.  --
Тараза  хочет,  чтобы  я  принимал  за  всех  вас  человеческие
решения.
   Явно довольная, Одраде стиснула его руку.
   -- Какой же у меня отец!
   --  У  тебя  действительно  есть  отец?  --  спросил  он   и
пересказал  ей  то, что подумал сейчас о Бене Джессерит, о том,
как они отстранились от человечества.
   -- Вне человечества, -- сказала она. -- До чего же  занятная
идея.   А   Навигаторы   Союза   тоже   вне   своего  исходного
человеческого?
   Он поразмыслил над  этим.  Навигаторы  Союза  имели  сильные
отклонения  от  человечества  в  его обычной форме. Рожденные в
космосе, проводящие свои жизни в  чанах  меланжевого  газа,  --
искажающих   исходную   форму,   --  они  вытягиваются,  у  них
перестраиваются конечности  и  внутренние  органы.  Но  молодой
Навигатор,  будучи  в  этрусе  и  до погружения в чан, способен
скрещиваться с нормальной женщиной. Это уже  демонстрировалось.
Они становились не-людьми, но не так, как Бене Джессерит.
   -- Навигаторы -- не родня вам по мышлению, -- сказал он.
   --  Они  думают  по-человечески.  Проведение  корабля сквозь
космос, даже обладание ясновидением для  прозрения  безопасного
пути  --  все  равно,  модель  их мышления такова, что ее может
воспринять человек.
   -- Ты не воспринимаешь нашу модель?
   -- Воспринимаю насколько могу, но где-то в вашем развитии вы
вышли за пределы исходной  человеческой  модели.  Наверное,  вы
даже  можете достаточно хорошо представлять проявления совести,
чтобы казаться людьми. Вот и ты сейчас, так  держишь  меня  под
руку, как будто ты и в самом деле моя дочь.
   --  Я  твоя  дочь,  но я удивлена, что ты так мало думаешь о
нас.
   -- Совсем наоборот, я стою перед тобой в благоговении.
   -- Перед своей собственной дочерью?
   -- Перед любой Преподобной Матерью.
   --  По-твоему,  мы  существуем  только   для   того,   чтобы
манипулировать меньшими творениями?
   --  По-моему,  вы  больше  по-настоящему  не  ощущаете  себя
людьми. Есть в вас какой-то пробел,  нехватка  чего-то,  что-то
устранено. Вы больше не из нас.
   --  Спасибо,  -- сказала Одраде. -- Тараза говорила мне, что
ты не заколеблешься говорить правдиво, но я и сама знала это.
   -- К чему вы меня приготовили?
   -- Ты узнаешь, когда это произойдет... Вот и все, что я могу
сказать... И все, что мне дозволено сказать.
   "Опять манипулирование, -- подумал он. -- Черт их побери!"
   Одраде кашлянула. Она, вроде, собиралась еще что-то сказать,
но промолчала, и молча пошла с Тегом в обратный путь.
   Хотя она и заранее знала,  что  наверняка  скажет  Тег,  его
слова  ее  ранили.  Ей хотелось сказать ему, что она -- одна из
тех, кто до сих пор чувствует себя человеком, но  его  суждение
об Ордене нельзя было отрицать.
   "Мы  приучены  отвергать  любовь. Мы можем изобразить ее, но
каждая из нас способна прервать представление в любой момент".
   Позади них послышались звуки. Они остановились и обернулись.
Лусилла и Тараза выходили из  шахты  лифта,  небрежно  обсуждая
свои наблюдения за гхолой.
   --  Ты абсолютно права, обращаясь с ним, как с одной из нас,
-- сказала Тараза.
   Тег слышал, но не делал  никаких  выводов,  пока  они  ждали
приближения двух женщин.
   "Он  знает, -- подумала Одраде. -- Он не спросил меня о моей
матери  по  рождению.  Там  не  было  уз,  не  было  настоящего
кодирования. Да, он знает".
   Одраде   закрыла  глаза,  и  память  с  поразительной  силой
воспроизвела перед ней живописное полотно. Эта  картина  висела
на   стене   утренней   комнаты  Таразы.  Благодаря  мастерству
икшианцев,  чудеснейшая  герметичная   рама   и   покрытие   из
невидимого  глазу  плаза  полностью  сохраняли  картину. Одраде
часто останавливалась перед картиной, каждый раз  с  ощущением,
что  стоит  лишь  протянуть  руку  -- и действительно коснешься
древнего холста, столь хитроумно сохраненного икшианцами.
   "Домики в Кордевилле".
   Это название, данное картине самим  художником,  как  и  имя
художника, сохранилось на начищенной табличке: Винсент Ван Гог.
   Эта вещь была датирована временем столь древним, от которого
лишь  редкие  остатки  --  такие,  как  эта картина -- уцелели,
донося  физическое  впечатление  о  тех  эпохах.   Прежде   она
старалась вообразить путешествия, совершенные этой картиной, ту
цепь   случайностей,  которые  привели  ее,  неповрежденной,  в
комнату Таразы.
   При реставрации и консервации картины икшианцы проявили себя
во всем блеске. Зритель мог коснуться  темное  пятна  в  нижнем
левом углу рамы. И немедленно до глубины души поражала истинная
гениальность  еще  и  икшианца,  отреставрировавшего и спасшего
гениальную работу. Имя этого  икшианца  было  на  раме:  Мартин
Буро.  Это  пятнышко,  едва  его  коснешься пальцем, становится
проекцией чувств -- блаженство побега от  той  технологии,  что
произвела  и  Икшианскую  Пробу.  Буро  восстановил  не  только
картину, но и душу художника  --  зритель,  приложивший  палец,
познавал,  с  каким  чувством наносил Ван Гог каждый мазок. Все
было  поймано  в  этих  мазках  кисти,  запечатлено  с  помощью
человеческих движений.
   Одраде  так  много  раз,  полностью поглощенная, простаивала
перед этой картиной, что у нее  возникало  чувство,  будто  она
могла бы сама ее заново воспроизвести.
   Сейчас,  на  фоне обвинений Тега, Одраде припомнила, что она
испытывала перед картиной, и сразу  же  поняла,  почему  память
воспроизвела   этот   образ,  почему  картина  до  сих  пор  ее
очаровывала. На короткое  время  она  всегда  чувствовала  себя
полностью  человеческой,  осознавала домики, как места обитания
настоящих людей,  осознавала  неимоверную  полноту  живой  цепи
человечества, которое остановилось перед личностью сумасшедшего
Винсента Ван Гога, остановилось, чтобы запечатлеть себя.
   Тараза и Лусилла остановились приблизительно в двух шагах от
Тега и Одраде. От Таразы попахивало чесноком.
   --  Мы чуть задержались, чтоб перекусить, -- сказала Тараза.
-- Вы ничего не хотите?
   Это был самый что ни на  есть  неправильный  вопрос.  Одраде
высвободила руку из руки Тега. Она быстро повернулась и вытерла
глаза  манжеткой. Опять поглядев на Тега, она увидела удивление
на его лице. "Да-да" -- подумала она, -- эти слезы настоящие!"
   -- Мне думается, мы здесь сделали все, что могли, -- сказала
Тараза. -- Тебе пора двигаться на Ракис, Дар.
   -- Давным-давно пора, -- ответила Одраде.

        x x x

   <i>Жизнь не может найти разумных  доводов  для  подкрепления
этому,  может  быть источником пристойного взаимоуважения, если
только каждый из нас не полон  решимости  вдохнуть  в  нее  эти
качества.
   <b>Ченоэ: "Беседы с Лито II".</b></i>

   Хедли  Туек, Верховный жрец Разделенного Бога, испытывал все
возраставший гнев на Стироса. Стирос, сам слишком старый, чтобы
надеяться занять скамью Верховного Жреца, имел сыновей, внуков,
многочисленных племянников, и перенес свои  личные  амбиции  на
свою  семью.  Циничный  человек  этот  Стирос.  Он  представлял
могущественное направление в жречестве, так называемое "научное
сообщество", влияние  которого  было  лукаво  и  навязчиво.  Их
отклонения были опасно близки к ереси.
   Туек  напомнил  себе,  что  не  раз уже бывали прискорбные и
несчастные случаи -- Верховный Жрец пропадал в пустыне  Стироса
и  его  единомышленников хватит на то, чтобы сотворить подобный
несчастный случай.
   В Кине был полдень.  Стирос  только  что  удалился  в  явном
расстройстве.  Стирос  хотел, чтобы Туек отправился в пустыню и
лично  понаблюдал  там  за  очередной  вылазкой  Шиэны.   Питая
подозрение насчет этого приглашения, Туек его отклонил.
   Последовал  странный  спор,  полный  едких  намеков, смутных
ссылок  на  поведение  Шиэны  и  словесных  нападок   на   Бене
Джессерит.  Стирос,  всегда  полный  подозрений  насчет Ордена,
сразу же невзлюбил новую настоятельницу Оплота  Бене  Джессерит
на  Ракисе,  эту...  как  же ее звать? Ах, да, Одраде. Странное
имя, но ведь Сестры часто принимают странные имена.  Такова  их
привилегия.  Сам  Бог никогда не выступал против благодетельной
основы Бене Джессерит. Против отдельных Сестер -- да,  но  ведь
Орден в целом был сопричастен к Святому видению Божию.
   Туеку  не  нравилось,  как  Стирос  говорит о Шиэне. Туек, в
конце концов, цинично заставил Стироса остыть, заговорив с  ним
так,  как  подобает  говорить  в  Святая  Святых,  пред высоким
алтарем   и   образами   Разделенного   Бога.    Призматические
передатчики лучей отбрасывали тонкие клинья яркого света сквозь
блуждающий  аромат  тлеющего  меланжа  на двойную линию высоких
колонн, ведущих к алтарю. Туек  знал,  что  сказанное  в  такой
обстановке восходит непосредственно к Богу.
   --  Господь  действует  через нашу нынешнюю Сиону, -- сказал
Туек Стиросу, и заметил смятение на лице старого советника.  --
Шиэна   --   живое   воплощение   Сионы,   того   человеческого
инструмента, что способствовал переводу Его в Разделение.
   Стирос впал в ярость, наговорив такого, что не осмелился  бы
повторить  перед  полным  Советом. Он слишком полагался на свои
давние отношения с Туеком.
   -- Говорю тебе, она окружена  взрослыми,  полными  намерений
присягнуть ей и...
   --  И  Богу!  --  Туек  не  мог  дозволить такому слову быть
пропущенным.
   Наклоняясь вплотную к Верховному Жрецу, Стирос проскрежетал:
   -- Она в центре образовательной системы,  доставляющей  все,
чего ни пожелает ее воображение, мы не отказываем ей ни в чем!
   -- Нам и не следует!
   Словно Туек ничего и не сказал, Стирос заявил:
   -- Я там снабдил ее записями из Дар-эс-Балата!
   --   Я   --  Книга  Судьбы,  --  напевно  процитировал  Туек
собственные слова Бога из хранилища в Дар-эс-Балате.
   -- Именно! И она вслушивается в каждое слово!
   -- Почему  это  тебя  тревожит?  --  самым  спокойным  тоном
осведомился Туек?
   -- Мы не проверяем ее знания, она проверяет наши!
   -- Значит, Господь того хочет.
   Туек, ждал, пока старый советник, на лице которого отразился
лютый  гнев,  выдвинет  новые  доводы.  Возможности  для  таких
доводов были, конечно же огромными. Туек этого  и  не  отрицал.
Все  дело  в  том, как что истолковывать. Вот почему толкование
всегда  должно  принадлежать  исключительно  Верховному  Жрецу.
Несмотря  на  их  взгляд  на  историю  (а  может  быть  из-за),
жречество очень много знало  о  том,  как  Бог  обосновался  на
Ракисе. Они обладали самим Дар-эс-Балатом со всем содержимым --
самой  ранней  из  всех известных не-палат. Тысячелетиями, пока
Шаи-Хулуд превращал зеленевшую планету Арракис в пустыню Ракис,
Дар-эс-Балат ждал  под  песками.  Из  этого  святого  хранилища
жречество  получило  собственный  голос  Бога, Его отпечатанные
слова и даже его голографические изображения.  Они  знают,  что
пустынная поверхность Ракиса воспроизводит первоначальный облик
планеты   --  самое  начало  --  когда  она  была  единственным
известным источником святого спайса.
   -- Она спрашивает о семье Бога, -- сказал Стирос. -- С  чего
бы ей спрашивать о...
   --  Она  испытывает нас. Представляем ли мы Им Их надлежащие
места? От Преподобной Матери Джессики к ее сыну, Муад Дибу, и к
его сыну Лито Второму -- святая Троица небесная.
   -- Лито Третий, -- пробормотал Стирос. --  Как  насчет  того
Лито, что умер от рук сардаукаров? Как насчет него?
   --  Осторожнее,  Стирос,  -- предостерег Туек. -- Ты знаешь,