олько Ордена! -- возразил
Туек.
   -- И не на попечении только жрецов, -- возразила Одраде.
   Шестью  этажами  ниже  эркерного  окна  Одраде  распростерся
огромный  базар, беспорядочным лабиринтом расползавшийся во все
стороны,    заполняя    почти    целиком    Великую    Площадь.
Серебристо-желтый  свет  заходящего  солнца  омывал  эту  сцену
сверканием,  подчеркивая   яркие   краски   торговых   навесов,
отбрасывая  длинные  тени  по неровной земле. Его лучи зажигали
воздух свечением там,  где  рассеянные  кучки  людей  теснились
вокруг заплатанных зонтиков или товаров барахолки.
   Великая   Площадь   не  была  правильным  квадратом.  Базар,
занимавший ее, уходил на полный километр  вдаль  от  Одраде,  и
более   чем   вдвое,  влево  и  вправо  от  нее  --  гигантский
прямоугольник   утрамбованной   земли   и    древних    камней,
превращавшихся   в   едкую   жгучую  пыль  под  ногами  дневных
покупателей,  пренебрегавших  жуткой  жарой  в  надежде  купить
повыгодней.
   По  мере  приближения  вечера базар все больше оживал, людей
стекалось все больше, пульс их движения  становился  учащеннее,
лихорадочнее.
   Одраде  изогнула  голову,  стремясь  увидеть, что происходит
совсем близко к зданию. Кое-кто  из  торговцев,  обосновавшихся
под  ее  окном,  расходились  по  ближним  кварталам. Они скоро
вернутся -- после трапезы и короткой  сиесты,  готовые  извлечь
полную  пользу из тех более ценных часов, когда люди выходят на
открытый воздух и можно спокойно дышать, не обжигая глотки.
   Шиэна  запаздывает,  отметила  Одраде.  Жрецы  не  осмелятся
задерживать  ее  намного.  Они  теперь будут отчаянно работать,
выпаливая в нее вопросами, увещевая  ее  помнить,  что  она  --
собственная  посланница  Бога  к  его  Церкви. Будут напоминать
Шиэне о многих, высосанных из пальца, обязательствах  верности,
которые  Одраде  придется  выведать  у Шиэны, чтобы выставить в
смешном виде и показать всю вздорность и неприглядность.
   Одраде изогнула спину и безмолвно выполняла минуту маленькие
упражнения,  чтобы  снять  напряжение.   Она   позволяла   себе
испытывать  определенную  симпатию  к Шиэне. Мысли девушки, как
раз сейчас, хаотичны. Шиэна знает мало,  или  вообще  ничего  о
том,  что  ожидает  ее,  когда  она  полностью  станет ученицей
Преподобной Матери. Несомненно, этот юный ум захламлен мифами и
другой ерундой.
   "Как был захламлен и мой ум", -- подумала Одраде.
   Но она не могла избежать воспоминаний  в  моменты,  подобные
этому.  Ее  непосредственная  задача  была  ясна:  очищение, не
только Шиэны, но и самой себя.
   Ее память Преподобной  Матери,  которой  она  теперь  стала,
неотвязно    преследовали   давнишние   воспоминания:   Одраде,
пятилетняя, в уютном доме на Гамму. Дорога,  на  которой  стоит
дом,   застроена   особняками  представителей  среднего  класса
приморских городов планеты --  одноэтажные  здания  на  широких
проспектах. Эти здания уходят далеко к извилистому берегу моря,
где  они  уже  стоят  намного просторней, чем вдоль проспектов.
Там, ближе к морю, они становятся подороже, и их  владельцы  не
так жмутся из-за каждого квадратного метра.
   Вынянченная  Бене  Джессерит память Одраде блуждала по этому
отдаленному дому с его  обитателями,  по  проспектам,  встречая
подружек по играм. Одраде ощущала, как у нее сжимается в груди,
и  это  подсказывало  ей,  как тесно эти воспоминания связаны с
прошлым и настоящим.
   Детский сад Бене Джессерит в искусственном мире  Ал-Дханаба,
одной  из  первых  безопасных планет Ордена. (Позже она узнала,
что, в свое время Бене Джессерит даже помышлял  превратить  всю
планету  в  не-пространство.  Это  не  позволили сделать только
слишком большие энергетические затраты.)
   Для девочки с Гамму, оторванной от  привычного  окружения  и
подруг,   этот   детский  сад  казался  фонтаном  разнообразия.
Образование  Бене  Джессерит  включало  интенсивную  физическую
подготовку.  Были  постоянные напоминания, что нельзя надеяться
стать Преподобной Матерью,  не  пройдя  через  сильную  боль  и
множество  бесконечно  утомительных упражнений, которые кажутся
непосильными.
   Некоторые из учениц не выдержали этой стадии. Они отступили,
чтобы  стать   нянями,   прислугой,   работницами,   случайными
скрещивальщицами.  Они  заполняли все необходимые Ордену места.
Бывали времена, когда Одраде просто мечтала  о  такой  неудаче,
чувствуя,  что  это будет неплохая жизнь: меньше цели -- меньше
ответственности.  Это  было   до   того,   как   она   окончила
первоначальный курс.
   "Я  думала  об этом, как о победоносном окончании, а вышла с
другой стороны".
   Только для того, чтобы к ней предъявили новые, более суровые
требования.
   Одраде присела на  своем  широком  подоконнике  и  отпихнула
подушку  в  сторону. Она повернулась спиной к базару. На базаре
становится шумней. Проклятые жрецы!  Они  затягивают  визит  до
крайних пределов!
   "Я  должна думать о моем собственном детстве, потому что это
поможет мне с Шиэной", -- подумала она. И  немедленно  хмыкнула
над своей слабостью. Еще одна отговорка!
   Некоторым  послушницам требовалось по меньшей мере пятьдесят
лет,  чтобы  стать  Преподобной  Матерью.  Основа   для   этого
закладывалась  во время Второго Этапа -- урока терпения. Одраде
рано проявила склонность к глубокому изучению. Считалось вполне
вероятным, что она может стать одним из ментатов Бене Джессерит
и, весьма  возможно,  архивистом.  Эту  идею  отбросили,  когда
выяснилось,  что  ее  таланты  устремлены  к  другому выгодному
направлению. На Доме Соборов ее  сориентировали  на  выполнение
более деликатных обязанностей.
   БЕЗОПАСНОСТЬ.
   Дикий  талант  Атридесов  часто использовался таким образом.
Внимание к подробностям, вот что особенно отличало Одраде.  Она
знала,  что  Сестры,  отлично  ее  зная,  способны  предсказать
какие-то ее  действия.  Тараза  делала  это  постоянно.  Одраде
слышала объяснение из собственных уст Таразы:
   --  Личность  Одраде  чрезвычайно отражается в исполнении ею
своих обязанностей.
   Была шутка на Доме Соборов: "Что делает Одраде, когда она не
при исполнении обязанностей? Она берется за работу".
   На Доме Соборов не было необходимости прикрываться  масками,
которые  любая  Преподобная Мать автоматически использовала при
общении с внешним миром. Она могла  на  секунду  показать  свои
чувства,  открыто  признавать  ошибки свои и других, испытывать
печаль или горечь и даже счастье. Мужчины были достижимы --  не
для  воспроизводства,  но для периодического умиротворения. Все
мужчины такого рода на Доме Соборов Бене Джессерит были  весьма
обаятельны, и некоторые были даже искренни в своем обаянии. Эти
немногие, конечно, были всегда в большом спросе.
   ЭМОЦИИ.
   Понимание этого проскочило в уме Одраде.
   "Значит, я опять пришла к тому же, что и всегда".
   Своей  спиной  Одраде ощущала тепло вечернего солнца Ракиса.
Она знала, где находится ее  тело,  но  мысли  были  распахнуты
навстречу предстоящей встрече с Шиэной.
   ЛЮБОВЬ.
   Это было бы так легко и так опасно.
   В  этот момент она позавидовала стационарным Матерям -- тем,
кому дозволялось прожить всю жизнь с единственным, выбранным  в
супруги  скрещивающимся  партнером.  От  такого союза произошел
Майлз Тег. Иные  Памяти  рассказывали,  как  это  было  у  леди
Джессики  с  ее  герцогом.  Даже Муад Диб выбрал такую же форму
совместной жизни.
   "Это не для меня".
   Одраде признавалась  себе  в  горькой  зависти,  что  ей  не
дозволено  вести  такую  жизнь.  Чем  компенсируется  это в той
жизни, в которую ее направляют?
   "Жизнь  без  любви  можно  активней  посвятить  Ордену.   Мы
обеспечиваем  посвященным  наши собственные формы поддержки. Не
беспокойся насчет  сексуальных  развлечений.  Это  достижимо  в
любой момент, когда ты почувствуешь в этом необходимость".
   С ОБАЯТЕЛЬНЫМИ МУЖЧИНАМИ!
   Со  времен  леди  Джессики  через времена Тирана и после них
изменилось  очень  многое...  включая  Бене  Джессерит.  Каждая
Преподобная Мать это понимала.
   Глубокий  вздох сотряс Одраде. Она оглянулась через плечо на
базар. До сих пор ни признака Шиэны.
   "Я не должна любить это дитя!"
   Вот и все. Одраде закончила  предписываемое  Бене  Джессерит
мнемоническое  проигрывание.  Она изогнула свое тело и уселась,
скрестив ноги, на подоконнике. Ей открывался  отличный  вид  на
весь  базар, на крыши города и его водный резервуар. Она знала,
что немногие  оставшиеся  холмы  к  югу  --  последние  остатки
Защитной  Стены  Дюны,  высоких хребтов основной горной породы,
проломленных Муад Дибом и его легионами на песчаных червях.
   Танцующая  дымка  жары  виднелась  за  кванатом  и  каналом,
защищавшим   Кин   от   вторжения  новых  червей.  Одраде  тихо
улыбнулась. Жрецы не находили ничего  странного  в  том,  чтобы
ограждать   свои   общины  и  не  позволять  Разделенному  Богу
совершать набеги на них.
   "Мы будем поклоняться тебе. Бог, но не докучай нам. Это наша
религия, наш город. Ты видишь, мы больше не называем это  место
Арракин,  теперь  это  Кин.  Планета  эта  больше  не Дюна и не
Арракис. Теперь она Ракис. Держись на расстоянии,  Бог.  Ты  --
прошлое, а прошлое -- это всегда докука".
   Одраде  поглядела  на отдаленные холмы, танцующие в мерцании
жары. Иные Памяти накладывались на  этот  древний  пейзаж.  Она
знала его прошлое.
   "Если  жрецы  еще немного затянут с возвращением Шиэны, я их
покараю".
   Жара,  собранная  за  день  землей   и   толстыми   стенами,
окружавшими  Великую  Площадь,  все еще наполняла базар. Воздух
над базаром дрожал не только от жары, но и  от  дыма  множества
небольших   костров,  зажженных  в  окружающих  зданиях  и  под
навесами, разбросанными  по  всей  площади.  День  был  жарким,
намного  больше  тридцати  восьми  градусов.  Однако, здание --
бывший центр Рыбословш -- охлаждалось икшианскими механизмами с
испарительными бассейнами на крыше.
   "Нам здесь будет комфортно".
   Здесь они будут  в  безопасности  настолько,  насколько  это
могут  обеспечить  защитные  меры  Бене  Джессерит. Преподобные
Матери ходят по этим коридорам туда и сюда. У жрецов есть  свои
представители  в  этом  здании, но никто из них не посмеет себя
навязывать, если Одраде сама не пожелает их видеть. Шиэна будет
здесь встречаться с ними только по случаю, но  все  эти  случаи
будет дозволять исключительно Одраде.
   "Это   происходит,   --  подумала  Одраде.  --  План  Таразы
продвигается вперед".
   В голове Одраде были совсем свежи сообщения последней  связи
с Домом Соборов. Открытия насчет тлейлаксанцев наполняли Одраде
возбуждением,  которое она тщательно подавляла. Этот Вафф, этот
тлейлаксанский   Господин,   будет   восхитительным   предметом
изучения.
   ДЗЕНСУННИТ! И СУФИ!
   "Ритуальный   образец,   замороженный  на  тысячелетия",  --
объяснила Тараза.
   Между строк в послании читалось другое: "Тараза возлагает на
меня свое полное доверие". Одраде почувствовала прилив сил  при
осознании этого.
   "Шиэна -- точка опоры. Мы -- рычаг. Наша сила проистекает из
многих источников".
   Одраде расслабилась. Она знала, что Шиэна не позволит жрецам
задерживать  ее долго. Даже сама Одраде, умеющая держать себя в
руках, не могла  справиться  с  приступами  дурных  подозрений.
Шиэне, конечно, еще труднее.
   Они  стали  заговорщицами -- Одраде и Шиэна. Первый шаг. Для
Шиэны это -- чудесная игра. Она рождена и воспитана в недоверии
к жрецам. Как же для нее здорово найти, наконец, союзника!
   Какое-то движение всколыхнуло людей прямо окном Одраде.  Она
с  любопытством  глянула  вниз.  Там  пять  обнаженных  мужчин,
взявшись за руки, стали кругом. Их одеяния и  стилсьюты  лежали
грудой  в  стороне  под  охраной  темнокожей  девушки в длинном
коричневом  платье  из  спайсового  волокна.  Ее  волосы   были
перевязаны красной тряпкой.
   ТАНЦОРЫ!
   Одраде  читала  множество  донесений  об  этом  феномене, но
видела она  это  впервые  со  времени  своего  прибытия.  Среди
зрителей  были  три  высоких  жреца-стража  в  желтых  шлемах с
высокими гребнями. Охранники носили короткие  накидки,  которые
оставляли   ноги   свободными  для  действия,  у  каждого  было
выкованное из металла копье.
   Когда танцоры стали в круг,  в  толпе  зрителей  стало  явно
нарастать  напряжение.  Одраде уже поняла, что это такое: скоро
последует   скандирующий   крик   неистовства   и   грандиозная
рукопашная.  Будут  проламываться  головы.  Потечет кровь. Люди
будут вопить и метаться вокруг. В конце концов все уляжется без
официального вмешательства. Некоторые удалятся плача. Некоторые
удалятся смеясь. И охранники-жрецы не будут вмешиваться.
   Бесцельное безумие этого танца,  его  последствия  уже  века
занимали  Бене  Джессерит. Теперь оно привлекло жадное внимание
Одраде.  Защитная  Миссионерия  проследила,  как  этот   ритуал
переходил  из  поколения  в  поколение.  Ракианцы  называли его
"танцем развлечения". Были у него и другие  названия,  и  самым
значительным среди них было "Сиайнок" -- вот во что превратился
величайший  ритуал  Тирана,  момент  его  сопричастия со своими
Рыбословшами.
   Одраде  отлично  распознала  энергию,  заложенную   в   этом
феномене, и испытывала уважение к ней. Ни одна Преподобная Мать
не оказалась бы слепа к такой энергии. Одраде, однако, коробило
ее  бесплодное расточительство. Такие вещи следует искусственно
направлять  и   концентрировать.   Этот   ритуал   нуждался   в
каком-нибудь  полезном  применении. Все, что он делал сейчас --
истощал  силы,  которые  могли  бы  стать  разрушительными  для
жрецов, если бы пары не выпускали.
   В  ноздри Одраде поплыл сладкий фруктовый запах. Она чихнула
и поглядела на вентиляторы возле своего окна. Жар  от  толпы  и
согретой  земли  вызвал  восходящий  поток  воздуха. Он и донес
запахи снизу через  икшианские  вентиляторы.  Одраде  прижалась
лицом  прямо  к  плазу,  чтобы  посмотреть прямо вниз. Ага, или
танцоры,  или  толпа  опрокинули  торговую   палатку.   Танцоры
топтались по фруктам. Желтый сок обрызгал их до самых ляжек.
   Среди   наблюдателей  Одраде  узнала  торговца  фруктами  --
знакомое сморщенное лицо, которое она видела  несколько  раз  в
этой  палатке рядом со входом в здание. Ему словно плевать было
на понесенные убытки. Как  и  все  остальные  вокруг  него,  он
сосредоточил  свое внимание на танцорах. Пять обнаженных мужчин
двигались  разболтанными  движениями,  высоко  вскидывая  ноги,
неритмичное   и  на  вид  не  скоординированное  представление,
которое периодически повторялось -- трое танцоров двумя  ногами
на земле, двое подняты в воздух над своими партнерами.
   Это  было  сродни  древнему  обычаю Свободных -- хождению по
песку. Этот занятный танец был ископаемым, уходящим  корнями  в
древнюю  необходимость  двигаться  так,  чтобы  ничем не выдать
своего присутствия червю.
   Танцоры  начали  все   больше   обрастать   тесной   толпой,
собиравшейся  вокруг  них  со  всего  огромного  прямоугольника
базара; люди в толпе подпрыгивали как  детские  игрушки,  чтобы
поверх  голов  хоть  на секунду взглянуть на пятерых обнаженных
мужчин.
   Затем  Одраде  увидела  эскорт  Шиэны,  двигавшийся   далеко
справа,  где на площадь выходил широкий проспект. Символы охоты
на животных на зданиях говорили, что эта широкая улица является
Дорогой Божьей.  Согласно  историческим  источникам,  по  этому
проспекту  пролегал  маршрут Лито II в город из его обнесенного
высокими стенами Сарьера, расположенного  далеко  к  югу.  Если
потщательнее  приглядеться к деталям, можно различить некоторые
из форм и образцов, которые при  Тиране  были  городом  Онн  --
фестивальным  центром, построенным вокруг более древнего города
Арракина. Онн  стер  многие  отметины  Арракина,  но  некоторые
проспекты сохранились -- некоторые здания были слишком полезны,
чтобы   заменять   их   другими.  А  здания,  по  неизбежности,
определяли улицы.
   Эскорт Шиэны остановился там, где проспект впадал  в  базар.
Охранники   в  желтых  шлемах  двинулись  вперед,  очищая  путь
древками своих копий. Охранники были высоки. Когда они  ставили
свои   копья   на  землю,  у  самого  низкого  из  них  толстое
двухметровое древко доходило только до плеча. Даже среди  самой
беспорядочной  толпы  нельзя было проглядеть охранников-жрецов,
но защитники Шиэны были высочайшими среди высоких.
   Они опять двинулись  по  направлению  к  зданию.  Их  одежды
распахивались   на  каждом  шагу,  обнажая  серый  лоск  лучших
стилсьютов. Они двигались прямо вперед -- пятнадцать человек на
огромном пространстве, окаймлявшем скопления палаток.
   Разношерстная группка жриц с Шиэной в центре шла  следом  за
стражами.  Одраде  углядела  в  центре эскорта знакомую фигурку
Шиэны, пятнышки солнца в ее волосах  и  гордо  вскинутое  лицо.
Однако же, больше всего внимания привлекли жрецы-охранники. Они
двигались  с  высокомерием,  заложенным в них с детства. Охрана
знала, что они лучше простого люда. И простой  люд  расступался
перед ними, очищая путь для сопровождения Шиэны.
   Все  это  происходило так естественно, что Одраде увидела за
этим древний образец, словно наблюдала другой ритуальный танец,
который тоже не изменился за тысячелетия.
   Как это часто с ней бывало, Одраде подумала о себе,  как  об
археологе,  но  не  из  тех,  что просеивают землю ради пыльных
остатков столетий, а, скорее, из тех, кто также  как  и  Орден,
часто  сосредоточивал свой разум на обычаях, которые люди несли
с собой из своего прошлого. Здесь явно проступал личный замысел
Тирана. Приближение Шиэны было тем,  что  было  заложено  самим
Богом Императором.
   Пятеро   обнаженных   мужчин  под  окном  Одраде  продолжали
танцевать. Одраде, однако,  среди  наблюдающих  заметила  нечто
новое.  Никто  вроде  бы  и не поворачивал голову в направлении
приближающейся фаланги жрецов охранников, но глазеющая на танец
толпа их явно уже их увидела.
   "Животные всегда чуют приближение погонщиков".
   Стало видно, как теперь участился пульс беспокойства  толпы.
Они  неподражаемы  в  своем  хаосе!  Откуда-то  из задних рядов
вылетел ком земли и шлепнулся  рядом  с  танцорами.  Пятеро  не
сбились  с  шага  в  своем  растянутом  танце,  но  их скорость
возросла. Количество движений  между  повторениями  говорило  о
замечательной памяти.
   Еще  один  ком  грязи  вылетел  из  толпы  и  ударил в плечо
танцору. Никто из пятерых не дрогнул.
   Толпа начала вопить и  скандировать.  Некоторые  выкрикивали
проклятия.  Вопли  переросли  в хлопанье в ладоши, перебивающее
ритм движений танцоров.
   И опять-таки, танец не изменился.
   Скандирование толпы стало грубым  ритмом,  отзвуки  которого
отражались  эхом  от  стен  Великой  Площади.  Толпа  старалась
заставить  танцоров  сбиться  с  ритма.  Одраде  прочувствовала
глубокую значимость сцены, происходившей перед ней.
   Отряд  Шиэны  уже проделал больше половины пути через базар.
Они продвигались более широкими  проходами  между  палатками  и
повернули  теперь  прямо  по  направлению к Одраде. До главного
скопления  толпы  эскорту  было  метров  пятьдесят.   Охранники
двигались  ровным  уверенным шагом, с пренебрежением к тем, кто
суетился по бокам.  Взирая  на  толпу,  их  глаза  под  желтыми
шлемами были устремлены прямо вперед. Ни один из приближавшихся
охранников  никак  внешне  не  проявил,  что  видит  толпу, или
танцоров, или  любое  другое  препятствие,  которое  может  его
задержать.
   Толпа   резко   прекратила  скандировать,  словно  невидимый
дирижер  махнул  рукой,  подавая  знак   к   молчанию.   Пятеро
продолжали  танцевать.  Молчание под Одраде было заряжено такой
мощью, что она почувствовала, как у нее  волосы  встают  дыбом.
Прямо   под   Одраде  трое  жрецов-охранников,  стоявших  среди
зрителей,  повернулись,  как  один,  и  удалились  из  пределов
видимости в свое здание.
   Глубоко внутри толпы женщина выкрикнула проклятие.
   Танцоры никак не показали, что слышали.
   Толпа   стала  сжиматься,  ограничивая  пространство  вокруг
танцоров  по  меньшей  мере  наполовину.  Девушки,   охранявшей
стилсьюты и одеяния танцоров, больше не было видно.
   Фаланга эскорта Шиэны надвигалась прямо на танцоров -- жрицы
и их юная подопечная в кольце охраны. Справа от Одраде началось
побоище.  Люди принялись дубасить друг друга, опять, описывая в
воздухе дуги, в танцующих полетели  различные  предметы.  Толпа
возобновила свое скандирование в ускоренном темпе.
   Одновременно   задние  ряды  толпы  расступились,  пропуская
охранников. Зрители не отрывали своих взглядов от танцоров,  не
прерывали  своего  участия во все возрастающем хаосе, но дорогу
освободили.
   Абсолютно захваченная зрелищем, Одраде глядела вниз. Сколько
всего  происходило  одновременно  --  побоище,  проклинающие  и
дубасящие   друг   друга  люди,  продолжающееся  скандирование,
безмятежное приближение охранников!
   За щитом из жриц было видно, как  Шиэна  кидает  взгляды  из
стороны  в  сторону,  стараясь  рассмотреть всю суматоху вокруг
себя.
   В руках кое-кого  из  толпы  появились  дубинки,  они  стали
колотить  находившихся рядом, но никто не угрожал ни жрецам, ни
любому другому из отряда Шиэны.
   Танцоры продолжали  подпрыгивать  внутри  сузившегося  круга
зрителей.  Толпа все больше оттесняла их к стене дома Одраде, и
ей пришлось сильнее прижаться к плазу, чтобы смотреть вниз  под
очень острым углом.
   Охранники,  сопровождавшие Шиэну, продвигались посреди хаоса
по освобождающемуся пути. Жрицы не глядели ни влево, ни вправо.
Охранники в желтых шлемах смотрели прямо вперед.
   "Презрение -- слишком слабое слово, чтобы описать такое", --
подумала Одраде. Неверным было бы и  сказать,  что  беснующаяся
толпа   не  обращала  внимания  на  передвижения  отряда.  Одни
признавали присутствие других, но  существовали  в  разделенных
мирах, соблюдая строгие правила такого разделения.
   Только  Шиэна пренебрегала негласным протоколом, подпрыгивая
вверх,  чтобы  хоть  одним  глазком  увидеть  что-нибудь   изза
прикрывавших ее тел.
   Толпа  прямо  под  Одраде  хлынула  вперед. Этот натиск смял
танцоров,  взметнул,   как   щепки,   подхваченные   гигантским
водоворотом. Одраде разглядела мелькание обнаженных тел, как их
толкали  и  перепихивали  из  рук  в  руки в нараставшем хаосе.
Только  напряженно   сосредоточив   внимание,   Одраде   сумела
разобрать звуки, доносившиеся до нее.
   Это было сумасшествие!
   Никто   из   танцоров   не  сопротивлялся.  Убивают  ли  их?
Жертвоприношение  ли  это?  Анализы  Ордена  еще  ни  разу   не
сталкивались с такой реальностью.
   Желтые шлемы под Одраде двинулись в сторону, открывая дорогу
для  Шиэны  и  ее  жриц,  чтобы войти в здание, затем охранники
сомкнули ряды. Они повернулись и составили защитную арку вокруг
входа в здание -- ощетинили пики в горизонтальном положении  на
уровне поясницы.
   Хаос  перед  ними  начинал  стихать. Не было видно никого из
танцоров, но были видны жертвы -- кто-то распростерт на  земле,
кто-то с трудом волочил ноги. Были видны окровавленные головы.
   Шиэна  и  жрицы,  войдя  в  здание,  исчезли  из поля зрения
Одраде. Одраде откинулась и постаралась разобраться в том, чему
только что была свидетельницей.
   Невероятно!
   Ни одна  из  голографических  записей  Ордена  нисколько  не
передавала   увиденного   ей!   Частично   в  этом  сказывалось
отсутствие запахов  --  пыли,  пота,  создававших  концентрацию
напряженной  человеческой  толпы. Одраде глубоко вздохнула. Она
почувствовала, как внутри у нее все дрожит. Толпа распалась  на
отдельных   людей,   разбредавшихся   с   базара.  Она  увидела
плакальщиц. Кто-то проклинал, кто-то смеялся.
   Дверь позади Одраде  распахнулась.  Вошла  смеющаяся  Шиэна.
Одраде   обернулась   всем   телом,   мельком  увидев  в  холле
собственную стражу и нескольких жриц. Шиэна закрыла дверь.
   Темно-карие глаза девочки поблескивали  от  возбуждения.  Ее
узкое  лицо,  в  очертаниях  которого  уже намечалась плавность
превращения во взрослое,  говорило  о  напряженно  сдерживаемых
чувствах. Это выражение угасло, едва Шиэна взглянула на Одраде.
   "Очень  хорошо,  --  подумала  Одраде, наблюдая это. -- Урок
первый о самообладании уже начался".
   --  Ты  видела  танцоров?  --  вопросила  Шиэна,  крутясь  и
подпрыгивая,  приближаясь  к  Одраде,  чтобы остановиться перед
ней. -- Разве они не прекрасны? По-моему,  они  так  прекрасны!
Каниа  не хотела, чтобы я смотрела. Она сказала, что мне опасно
принимать участие в Сиайноке. Но мне наплевать! Шайтан  никогда
не съест этих танцоров!
   С внезапно нахлынувшим пониманием, которое она испытала лишь
однажды  во  время  Спайсовой Агонии, Одраде воочию увидела всю
схему  только  что  происходившего  на  Великой   Площади.   Ей
понадобились  присутствие и слова Шиэны, чтобы все стало просто
и понятно.
   ЯЗЫК.
   Глубоко внутри коллективного  сознания  этой  толпы  заложен
абсолютно  бессознательный  язык,  которым  передается  то, что
нежелательно быть понятым другими. Об этом говорили танцоры. На
этом языке говорила Шиэна. Этот  язык  составлялся  из  сложной
комбинации    тонов    голоса,   движений,   запахов,   которая
складывалась и развивалась по тем же причинам, что и все другие
языки.
   Из необходимости.
   Одраде улыбнулась счастливой девочке,  стоявшей  перед  ней.
Теперь Одраде знала, как поймать вдовушку тлейлаксанцев. Теперь
она знала больше и о замысле Таразы.
   "Я  должна  при  первой  же возможности сопровождать Шиэну в
пустыню. Мы  дождемся  только  прибытия  этого  тлейлаксанского
Господина, этого Ваффа. Мы возьмем его с собой!"

        x x x

   <i>Вольность  и  Свобода  --  сложносоставные  понятия.  Они
уходят к религиозным идеям Свободной  Воли  и  перекликаются  с
Божественной  Властью,  подразумеваемой  в абсолютных монархах.
Без абсолютных монархов, слепленных со Старых Богов и  правящих
по  благоволению  веры  в  религиозное  отпущение.  Вольность и
Свобода никогда бы не обрели их нынешнего значения. Эти  идеалы
самим  своим существованием обязаны прошлым примерам угнетения.
И силы, поддерживающие  такие  идеи,  будут  разрушаться,  если
только  их  не обновит драматический урок нового угнетения. Вот
ключ всех ключей к моей жизни.
   <b>Лито II, Бог Император Дюны: из Записей в Дар-эс-Балате.</b></i>

   В  густом  лесу,  приблизительно  в  тридцати  километрах  к
северо-востоку  от Оплота Гамму, Тег заставил Лусиллу и Данкана
ждать под прикрытием одеяла жизнеутаивающего поля до  тех  пор,
пока солнце не скрылось за высокогорьем на западе.
   -- Завтра мы пойдем в новом направлении, -- сказал он.
   Уже  три  ночи  он  вел  их  через  закрытую деревьями тьму,
мастерски демонстрируя свою память  ментата,  направляя  каждый
шаг  точь-в-точь  по  тому  следу,  который  проложил  для него
Патрин.
   -- У меня все тело затекло от  такого  долгого  сидения,  --
пожаловалась   Лусилла.  --  И  ночь  эта  тоже,  вроде,  будет
холодной.
   Тег сложил одеяло  жизнеутаивающего  поля  и  убрал  в  свой
рюкзак.
   --  Вы  можете  чуть-чуть  поразмяться,  походить вокруг, --
сказал он. -- Но мы не двинемся отсюда до полной тьмы.
   Тег,  усевшись  спиной  к   стволу   густоветвистой   сосны,
посмотрел   как  Лусилла  и  Данкан  скользнули  на  прогалину.
Какой-то миг они стояли -- морозец, идущий на  смену  последним
летучим  остаткам  дневного  тепла,  пробрал  их  ознобом. "Да,
сегодня опять будет холодная ночь", -- промелькнуло у Тега,  но
у него будет мало возможностей думать об этом.
   НЕОЖИДАННОСТЬ.
   Шванги  никогда  не заподозрит, что они до сих пор настолько
близки к Оплоту и передвигаются пешком.
   "Таразе следовало бы  яснее  выражать  свои  предостережения
насчет   Шванги",   --   подумал   Тег.   Яростное  и  открытое
неповиновение Шванги Верховной Матери было настолько вне всяких
традиций Ордена, что логика  ментата  не  могла  принять  такое
положение без большого количества данных.
   Память  преподнесла ему присказку его школьных дней, один из
тех   предупреждений-афоризмов,   которые   помогали    ментату
управлять своей логикой:
   "Когда  виден хвост настолько безупречной логики, что бритве
Оккама нечего отсекать, путь следования  ментата  такой  логике
может привести к личной катастрофе". Значит, было известно, что
логика, порой, никуда не годится.
   Его  мысли  опять  обратились к поведению Та разы на корабле
Космического Союза и сразу же после. "Она хотела, чтобы я знал,
что буду полностью предоставлен самому себе. Я должен  смотреть
на вещи с моей собственной точки зрения, а не с ее".
   Значит,  угроза  от  Шванги  -- угроза неподдельная, и он ее
выявил, встретил лицом  к  лицу  и  решил  своими  собственными
средствами.
   Тараза   не  знала,  что  из-за  всего  этого  произойдет  с
Патрином.
   "Тараза,  на  самом  деле,  не  очень-то  беспокоится,   что
произойдет с Патрином. Или со мной. Или с Лусиллой".
   "Но как насчет этого гхолы?"
   "Вот тут Таразе не наплевать!"
   Нелогично,  чтобы  она...  Тег  перекрыл  эту линию выводов.
Тараза не хотела, чтобы  он  действовал  логично.  Она  хотела,
чтобы  он  действовал  именно так, как действует, как он всегда
действовал, оказываясь в трудном положении.
   НЕОЖИДАННОЕ.
   Значит, за  всеми  событиями  стоит  логическая  модель,  но
участники  событий  выпадут  из  гнезда  в хаос, если последуют
логике.
   "Из хаоса мы должны извлечь наш собственный порядок".
   Печаль затопила его сознание.  "Патрин!  Черт  тебя  подери,
Патрин! Ты знал, а я нет! Что я буду без тебя делать?"
   Тег  почти  наяву  услышал  ответ  старого помощника -- этот
жесткий   "службистский"   голос,   которым    Патрин    всегда
пользовался, когда укорял своего командира:
   "Справишься так, что лучше некуда, башар".
   Глубоким  холодом  веяло  от железно выводимых друг из друга
умозаключений -- да Тег, никогда не увидит Патрина во  плоти  и
не  услышит  снова голоса старика. И все же... голос оставался.
Человек жил в его памяти.
   -- Не пора ли нам двигаться?
   Это Лусилла. Она стояла прямо перед ним под деревом.  Данкан
ждал рядом с ней. Они оба уже надели на плечи свои рюкзаки.
   Пока  он  сидел,  раздумывая,  пала  ночь.  Небо было усеяно
яркими звездами, от  которых  на  прогалине  возникали  смутные
тени. Тег поднялся на ноги, поднял свой рюкзак и, наклонившись,
чтобы  не  налететь  на самые низкие ветви, вышел на прогалину.
Данкан помог Тегу надеть на плечи его рюкзак.
   -- Шванги, в конце концов, до этого додумается,  --  сказала
Лусилла. -- Ее охотники последуют за нами сюда. Ты это знаешь.
   --  Нет,  до  тех  пор,  пока они не пройдут до самого конца
ложного следа и не уткнутся в этот конец,  --  сказал  Тег.  --
Пойдем.
   И он повел их на запад, через прогалину среди деревьев.
   Уже три ночи он вел их по тому, что называл "памятной тропой
Патрина".  Сейчас,  в эту четвертую ночь, Тег корил себя за то,
что не спроецировал логические последствия поведения Патрина.
   "Зная  глубину  его  преданности,  я  не  спроецировал   эту
преданность до наиболее очевидного результата. Мы так много лет
были  вместе,  что  я  воображал,  будто  знаю его ум, как свой
собственный. Патрин, чтоб  тебя!  Тебе  не  было  необходимости
умирать!"
   Тут  Тегу  пришлось признаться себе, что на самом деле такая
необходимость была. Патрин ее увидел. А ментат сам помешал себе
ее разглядеть. Логика может ослеплять не  меньше  любой  другой
способности.
   Как Бене Джессерит часто говорит и демонстрирует.
   "Итак, мы передвигаемся пешком. Шванги этого не ожидает".
   Тег  был  вынужден признать, что пешее передвижение по диким
местам Гамму полностью перестроило его взгляды.  Всему  региону
было  позволено буйно зарасти растительностью во времена Голода
и Рассеяния. Позже были сделаны новые  посадки.  Тег  вообразил
Патрина  юношей,  исследующим  этот  регион  --  этот скалистый
отрог, едва видимый в звездном свете за просветами в  деревьях,
этот  покрытый  пиками  отдаленного  леса  мыс, эти тропки мимо
гигантских деревьев.
   "Они будут ожидать, что мы попытаемся бежать на  не-корабль,
--  на  этом  сошлись  и  он,  и Патрин, согласуя свой план. --
Приманка должна направить охотников в таком направлении".
   Только Патрин не сказал ему, что приманкой будет он сам.
   Тег сглотнул комок в горле.
   "Данкана нельзя было защитить в Оплоте", -- оправдывался он.
   И это было правдой.
   Лусиллу  лихорадило  весь  первый  день   под   их   одеялом
жизнеутаивающего  поля, укрывавшим их от обнаружения приборами,
ищущими с воздуха.
   -- Мы должны послать весточку Таразе!
   -- Когда сумеем.
   -- Что, если с тобой что-нибудь произойдет? Я  должна  знать
все о нашем плане бегства.
   --  Если  со  мной что-нибудь произойдет, то ты все равно не
сможешь пройти тропой Патрина: нет времени вкладывать ее в твою
память.
   Данкан в тот день принимал мало  участия  в  разговорах.  Он
молчаливо  наблюдал за ними или подремывал, просыпаясь резко, с
гневным взглядом в глазах.
   Только на второй день под их одеялом  жизнеутаивающего  поля
Данкан внезапно спросил Тега:
   -- Почему они хотят меня убить?
   --  Чтобы  разрушить  планы  Ордена,  основанные на тебе, --
сказал Тег.
   Данкан грозно взглянул на Лусиллу.
   -- Что это за планы?
   Когда Лусилла не ответила, Данкан проговорил --  Она  знает.
Знает, потому что мне, как бы загодя, предписано доверять ей --
и любить ее!
   Тег   подумал,   что   Лусилла   очень  хорошо  скрыла  свое
разочарование.  Все  ее   планы   в   отношении   гхолы   стали
беспорядочными,   их   бегство   нарушило  всю  планировавшуюся
последовательность.
   Поведение  Данкана  выдвинуло  и  другую   вероятность:   не
является   ли   гхола   потенциальным   Видящим  Правду?  Какие
дополнительные  силы   заложены   в   этого   гхолу   коварными
тлейлаксанцами?
   В их вторую ночь в этой глуши Лусилла была полна обвинений.
   --  Тараза  приказала тебе восстановить его исходную память!
Когда ты сможешь это сделать?
   -- Когда мы достигнем убежища.
   В эту ночь сопровождал их Данкан, молчаливый  и  чрезвычайно
бодрый. В нем проявилась новая жизненная сила. Он услышал!
   "Ничто не должно повредить Тегу", -- думал Данкан. Где бы ни
было это убежище, Тег должен достичь его в безопасности.
   "Тогда я буду знать!"
   Данкан  не  знал,  что  именно  он  вспомнит,  но  теперь он
полностью принимал цену, которую надо за  это  уплатить.  Глушь
должна  привести к этой цели. Он припомнил, как глядел на дикие
места из Оплота, мечтая оказаться здесь, на  свободе.  Ощущение
неприкосновенной  свободы исчезло. Глушь была всего лишь тропой
к чему-то важному.
   Лусилла, идущая в их арьергарде, заставляла  себя  сохранять
спокойствие  и  живость,  и  принимать  то,  что  она  не может
изменить. Частично она твердо опиралась на приказания Таразы:
   -- Держись поближе к гхоле, и когда придет  момент,  заверши
данное тебе задание.
   Шаг  за  шагом  тело  Тега  отмерял километры. Это четвертая
ночь. По расчетам Патрина, им нужно четыре ночи, чтобы  достичь
их цели.
   И КАКОЙ ЦЕЛИ!
   План  бегства  на  случай опасности базировался, на открытии
совсем юного в ту пору Патрина, открывшего одну из многих  тайн
Гамму.  Слова  Патрина  всплыли  в  памяти Тега: "Под предлогом
одиночного  разведывательного  обхода  я  два  дня  назад   там
побывал.  Там  ничего  не  тронуто.  Я  до сих пор единственный
человек, когда-либо туда попадавший".
   -- Откуда ты можешь быть уверен?
   -- Я принял свои собственные  меры  предосторожности,  когда
покидал  Гамму  много лет назад, маленькие штучки, которые были
бы потревожены другим человеком. Ничто не было передвинуто.
   -- Харконненовский не-глоуб?
   --  Очень  древний,   но   все   палаты   так   и   остались
неприкосновенными и работающими.
   -- Как насчет еды, воды...
   --  Все,  чего  ты только захочешь или пожелаешь, ты найдешь
там, в нуллентропных ларях, в самой сердцевине не-глоуба.
   Тег и Патрин составляли свой план, надеясь, что  им  никогда
не  придется  использовать этот аварийный ход, хотя и тщательно
оберегали свой секрет, пока Патрин  закладывал  в  память  Тега
тайный путь к открытию своего детства.
   Позади Тега Лусилла споткнулась о корень и чуть задохнулась.
   "Мне  бы  следовало ее предостеречь", -- подумал Тег. Данкан
явно следует за Тегом по звуку. Лусилла -- настолько же явно --
в основном сосредоточена на своих собственных мыслях.
   "Схожесть ее лица с лицом  Дарви  Одраде  феноменальна",  --
сказал  сам  себе  Тег. Там, в Оплоте, увидев двух женщин бок о
бок, он увидел и  различия,  наложенные  разницей  в  возрасте.
Юность  Лусиллы  проявлялась  в  том,  что  в  ней  было больше
подкожного жира,  лицо  помягче.  Но  голоса!  Тембр,  выговор,
нюансировка   --  общий  отпечаток  манеры  разговаривать  Бене
Джессерит. В темноте их было бы  невозможно  отличить  друг  от
друга.
   Зная  Бене  Джессерит так, как знал он, Тег отлично понимал,
что это не случайно. Учитывая, как заботился Бене  Джессерит  о
дублировании  и  даже  повторном  дублировании  своих  отборных
генетических линий ради сохранения ценного материала, где-то  у
этих двух женщин должно было быть пересечение общего предка.
   "Атридесы, все мы", -- подумал он.
   Тараза не открыла ему своего замысла насчет гхолы, но работа
по осуществлению  этого замысла дала Тегу доступ к все большему
его постижению. Не точная модель, но он уже начинал ощущать все
контуры.
   Поколение за поколением Орден вел дела с Тлейлаксом, покупал
гхол Айдахо, готовил их здесь на  Гамму  --  только  для  того,
чтобы  их  убивали.  Все  время  выжидая  нужного  момента. Это
смахивало на жестокую игру -- и игра эта достигла  своей  самой
критической  точки,  потому  что  на  Ракисе появилась девушка,
способная управлять червями.
   Сама Гамму должна быть  частью  этого  замысла.  Келаданские
приметы  по всей планете. Данианская утонченность, наслоившаяся
на древнее варварство. Что-то другое, чем  население,  вышедшее
из  данианского  убежища,  где  бабушка  Тирана, леди Джессика,
доживала свои дни.
   Тег видел явные и неявные приметы во  время  своего  первого
разведывательного объезда Гамму.
   БОГАТСТВО!
   Свидетельства   ему   повсюду  --  только  глаза  имей.  Оно
обволакивало   их   мироздание,   двигаясь   наподобие   амебы,
просачиваясь  в  любое  место,  где  только можно пристроиться.
Богатство из Рассеяния на Гамму, понимал Тег.  Богатство  столь
великое,  что  немногие  подозревали (или могли вообразить) его
размеры и могущество.
   Он резко остановился. Приметы ландшафта  перед  его  глазами
требовали  полного  внимания.  Перед ними был обнаженный выступ
голой скалы, определяющие его пометки были  помещены  в  память
Тега Патрином -- это был один из самых опасных переходов.
   "Никакие  пещеры  или  густые заросли не скроют вас. Держите
наготове одеяла".
   Тег извлек одеяло жизнеутаивающего поля из своего рюкзака  и
перекинул  через руку. Потом показал, что им следует продолжать
путь. Когда он двинулся, темное плетение  полеобразующей  ткани
защитного одеяла зашелестело с присвистом о его тело.
   "Лусилла  становится  все  менее загадочной", -- подумал он.
Так и хотелось добавлять "леди" перед ее именем. Леди  Лусилла.
Нет  сомнения,  что  для  нее это звучало бы приятно. Немногие,
титулованные подобным образом. Преподобные  Матери  встречались
сейчас,  когда  Великие  Дома  стали  возрождаться  из  долгого
упадка, наложенного на них Золотой Тропой Тирана.
   Лусилла, соблазнительница, Геноносительница.
   Все женщины в Ордене были специалистками по сексу. Мать Тега
еще в юности  обучила  его  тому,  как  работает  эта  система,
подбирая местных женщин отборной селекции, развивая и оттачивая
его  чуткость  к  приметам, проявлявшимся и в нем, и в женщине.
Прививать такую чувствительность  без  ведома  и  надзора  Дома
Соборов  было  запрещено,  но  мать Тега была одной из еретичек
Ордена.
   "Тебе это понадобится, Майлз".
   Несомненно, в ней была некая сила провидения. Она  вооружила
его   против   Геноносительниц   --   специалисток,   владеющих
искусством  бесконечно   усиливать   оргазм,   бессознательными
связями привязывая мужчину к женщине.
   "Лусилла  и  Данкан.  Оттиск  на  ней  станет  оттиском и на
Одраде".
   Тег почти услышал, как щелкнув, плотно  соединились  друг  с
другом  все  кусочки  в  его  мозгу.  Тогда, что же насчет этой
молодой  девушки  на  Ракисе?   Обучит   ли   Лусилла   технике
соблазнения   закодированного   ею  ученика,  вооружит  ли  его
возможностями заманить ту, что управляет червями?
   "Недостаточно данных для первичной компутации".
   Тег помедлил в конце опасного открытого прохода через скалы.
Он убрал одеяло и закрыл свой рюкзак. Данкан  и  Лусилла  ждали
вплотную  позади него. Он испустил тяжелый вздох. Одеяло всегда
его беспокоило -- оно не обладало  отражающими  силами  полного
боевого  защитного поля, и если в него попадал лазерный луч, то
последующий быстрый огонь становился смертоносным.
   "Опасные игрушки!"
   Вот  как  теперь  Тег  классифицировал  такие  вооружения  и
механические  приспособления.  Лучше полагаться на свои мозги и
тренированное тело, на пять подходов  Бене  Джессерит,  которым
научила его мать.
   "Пользуйся  инструментами только тогда, когда они совершенно
необходимы,  чтобы  усилить  плоть",  --  таково  учение   Бене
Джессерит.
   -- Почему мы останавливаемся? -- прошептала Лусилла.
   -- Я прислушиваюсь к ночи, -- ответил Тег.
   Данкан  --  его  лицо  казалось призрачным пятном в звездном
свете, просеянном сквозь  деревья  --  поглядел  на  Тега.  Тег
действовал  на  него  успокаивающе. "Где-то в моей недостижимой
памяти хранятся черты этого лица, -- подумал Данкан. -- Я  могу
доверять этому человеку".
   Лусилла  заподозрила, что они остановились здесь потому, что
старое тело Тега требовало отдыха, но она  не  могла  заставить
себя  сказать  это. Тег утверждал, что в его плане бегства есть
способ доставки Данкана на Ракис. Очень хорошо. Вот все, что  в
данный момент имело значение.
   Она  уже  сообразила,  что  убежище, бывшее их целью, должно
быть чем-то вроде не-корабля или  не-палаты.  Ничто  другое  не
подходило.  Каким-то  образом  ключом  к  этому являлся Патрин,
который, по намекам Тега, и проложил маршрут их бегства.
   Лусилла первой поняла, как Патрин должен будет заплатить  за
их  бегство.  Патрин  был  самым  слабым  звеном.  Он оставался
позади, там, где Шванги могла его захватить. Схватить приманку,
это неизбежно. Только дурак мог считать, будто Преподобная Мать
уровня Шванги будет не в  состоянии  вытрясти  все  секреты  из
простого  мужчины.  Шванги  даже  не  понадобилось  бы  тяжелое
убеждение. Тонкое использование Голоса и тех  болезненных  форм
допроса,   которые  остаются  монополией  Ордена  --  коробочка
мучений  и  давление  на  нервные  узлы  --  вот  все,  что  ей
потребуется.
   И  Лусилле  уже  тогда  стало ясно, куда заведет Патрина его
преданность. Как же Тег мог быть настолько слепым?
   ЛЮБОВЬ!
   Долгие узы  доверия  между  двумя  мужчинами.  Шванги  будет
действовать быстро и жестоко. Патрин это понимал. Тег просто не
сделал соответствующих выводов из своего знания Патрина.
   Голос Данкана вывел ее из этих мыслей.
   -- Топтер! Позади нас!
   --  Быстро! -- Тег выхватил одеяло из рюкзака и набросил его
на них. Они скорчились в пахнущей землей тьме, прислушиваясь  к
орнитоптеру,  пролетающему  над  ними.  Он  не  замедлил  и  не
вернулся.
   Когда они окончательно убедились, что  их  не  засекли,  Тег
опять повел их по следу памяти Патрина.
   --  Это  был  охотник,  --  сказала  Лусилла.  --  Либо  они
заподозрили, что мы... либо Патрин...
   -- Побереги свои силы для ходьбы, -- огрызнулся Тег.
   Она не стала на него  давить.  Они  оба  знали,  что  Патрин
мертв. Спор об этом только измотает.
   "Этот ментат глубоко копает", -- сказала себе Лусилла.
   Тег  был  сыном  Преподобной  Матери, и мать подготовила его
свыше дозволительных пределов, прежде чем Орден  забрал  его  в
свои  руки.  Неизвестные  возможности таились здесь не только в
гхоле.
   Тропа шла, петляя взад и вперед -- тропа дичи, карабкающейся
по крутым склонам через густой лес. Звездный свет  не  проникал
сквозь деревья. Только чудесная память ментата безошибочно вела
их по тропе.
   Лусилла    ощутила   угольную   крошку   под   ногами.   Она
прислушивалась к движениям Тега, считывая их,  чтобы  двигаться
как и он.
   "До  чего же молчалив Данкан, -- подумала она. -- До чего же
замкнут сам на себя". Он повинуется приказам. Он следует  туда,
куда  Тег их ведет. Она ощущала, на чем основывается покорность
Данкана. Он держит совет сам с собой. Данкан повинуется, потому
что его устраивает повиноваться -- пока что. Бунт Шванги посеял
некую яростную независимость в этом  гхоле.  Так  что  же  свое
вмонтировали в него тлейлаксанцы?
   Тег  остановился  на  ровном  месте  под высокими деревьями,
чтобы перевести дух. Лусилла услышала, как  он  глубоко  дышит.
Это  еще  раз  ей  напомнило,  что  ментат  -- глубокий старик,
слишком старый для таких упражнений. Она тихо проговорила:
   -- С тобой все в порядке, Майлз?
   -- Я скажу, если со мной что-то будет не в порядке.
   -- Сколько нам еще? -- спросил Данкан.
   -- Осталось совсем мало.
   Вскоре он опять повел их сквозь ночь.
   -- Мы должны поспешить,  --  сказал  он.  --  Этот  седловой
хребет -- последний отрезок пути.
   Теперь,  когда  он  принял  факт  смерти Патрина, мысли Тега
повернулись, как стрелка компаса, к Шванги,  к  тому,  что  она
должна сейчас испытывать. У Шванги должно быть ощущение, словно
ее  мир рушится вокруг нее. Беглецы выиграли четыре ночи! Люди,
которые  могли  провести  Преподобную  Мать,  способны  на  что
угодно!  Разумеется,  беглецы,  вероятней  всего,  уже покинули
планету. Не-корабль. Но если...
   Мысли Шванги будут полны таких "если".
   Патрин был слабейшим звеном, но Патрин хорошо  усвоил  науку
удаления  слабых  звеньев, усвоил от своего командира -- Майлза
Тега.
   Тег, быстро встряхнув головой, смахнул влагу со своих  глаз.
Насущная   необходимость   требовала  той  глубокой  внутренней
честности, которой он не  мог  избежать.  Тег  никогда  не  был
хорошим  лжецом,  даже  перед  самим  собой. Еще в самом начале
своей подготовки, он осознал, что его мать  и  другие,  занятые
его   воспитанием,   укоренили   в   нем  глубинную  внутреннюю
честность.
   "Приверженность кодексу чести".
   Сам  кодекс,  когда  он  распознал  его  в   себе,   привлек
восхищенное  внимание  Тега. Он начинался с признания, что люди
не  сотворены  равными,  что  врожденные  способности  у   всех
различные,  и  что  события в жизни с ними случаются различные.
Это и формирует людей с различными целями и способностями.
   Повинуясь этому кодексу,  Тег  рано  понял,  что  он  должен
строго  соблюдать  иерархию, и с достоинством встретить момент,
когда не сможет продвигаться дальше.
   Воспитание, обусловленное этим кодексом,  глубоко  сидело  в
нем.  Он  никогда  не  мог найти его окончательных корней. Этот
кодекс был частью  самой  человеческой  сущности  Тега,  что  с
неимоверной  силой ограничивало рамки дозволенного стоящим выше
и ниже него в иерархической пирамиде.
   "Ключевой символ -- верность".
   Верность  распространялась  вверх  и  вниз,   повсюду,   где
находила  достойное  себя  пристанище. Такую верность осознавал
Тег в себе. Он не сомневался, что Тараза будет поддерживать его
во всем, кроме  ситуации,  когда  потребуется  принести  его  в
жертву  ради  выживания  Ордена.  И  это  будет,  само по себе,
правильным. Это будет тем, на чем, в конце концов, покоится  их
общая верность.
   "Я -- башар Таразы. Вот что говорит кодекс".
   Это  был  тот  самый кодекс чести, который дал Патрину право
жертвовать собой.
   "Я надеюсь, ты умер безболезненно, старый друг".
   И опять Тег задержался под деревьями.  Вытащив  из  ножен  в
сапоге боевой нож, он оставил маленькую пометку на дереве.
   -- Что ты делаешь? -- спросила Лусилла.
   --  Это  тайная  метка,  --  ответил Тег. -- Ее знают только
подготовленные мной люди. И Тараза, конечно.
   -- Но, почему ты...
   -- Я объясню позже.
   Тег двинулся вперед, остановился у другого дерева, где  тоже
оставил  крохотную,  вполне  естественную  для дикой жизни этих
глухих мест  метку,  такую,  какую  могло  бы  оставить  когтем
животное.
   Прокладывая  путь  вперед,  Тег  понял, что у него сложилось
окончательное  мнение  о  Лусилле.  Ее  планам  насчет  Данкана
следует  помешать.  Любые  рассуждения ментата о безопасности и
здравом рассудке Данкана требовали этого. Пробуждение  исходной
памяти  Данкана  должно  произойти  раньше  любого воздействия,
которое наложит на него Лусилла.  Нелегко  будет  помешать  ей,
понимал  Тег.  Чтобы провести Преподобную Мать требуется лучший
лжец, чем он когда-либо был.
   Нужно,  чтобы  помехи  все   время   выглядели   случайными,
естественным развитием обстоятельств. Лусилла никогда не должна
заподозрить  умысла.  Тег  не  испытывал  иллюзий,  что  сможет
провести Преподобную Мать и помешать  ей  в  тесном  обиталище.
Лучше  убить  ее.  Он  подумал,  что  смог  бы  это сделать. Но
последствия! Тараза никогда  не  посмотрит  на  такое  кровавое
дело, как на повиновение ее приказам.
   Нет,   он   должен  выигрывать  время,  наблюдать,  слушать,
выжидать.
   Они вышли на небольшую открытую площадку с высоким  барьером
из  вулканических пород прямо перед ними. Прямо у барьера росли
щетинистые кустарники  и  низкие  колючие  деревья,  казавшиеся
темными пятнами в звездном свете.
   Под  кустами  Тег  разглядел  еще  более  темное пятно узкой
впадины.
   -- Отсюда надо ползти на животе, -- сказал Тег.
   -- Я чувствую запах пепла,  --  сказала  Лусилла.  --  Здесь
что-то сгорело.
   --  Здесь  была  наша  приманка,  --  ответил Тег. -- Патрин
оставил  выжженную  область  слева  от  нас,   подделав   следы
стартовавшего   и   оставившего   после  себя  обгорелое  место
не-корабля.
   Было заметно, как Лусилла сдержала дыхание. Ну  и  дерзость!
Даже   если   Шванги  обратится  к  следопыту-ясновидцу,  чтобы
обнаружить следы Данкана (потому что  Данкан  был  единственным
среди   них,   не   обладавшим   кровью  Сионы,  скрывающей  от
ясновидческого поиска), все приметы  укажут,  что  они  прибыли
сюда и улетели с планеты на не-корабле... если только...
   -- Куда ты нас ведешь? -- спросила она.
   -- Это харконненовский не-глоуб, -- ответил Тег, -- Он здесь
уже целое тысячелетие, и теперь он наш.

        x x x

   <i>Совершенно  естественно,  имеющие  власть желают подавить
"дикие" исследования. Неограниченные поиски знания имеют долгую
историю  производства  нежелательной  конкуренции,   Наделенным
властью  хочется "безопасной линии исследований", которая будет
разрабатывать только доступные контролю продукты и идеи, и, что
важнее   всего,   которая   позволит   внутренним    вкладчикам
присваивать  большую  часть доходов. К несчастью, беспорядочное
мироздание,  полное  изменчивой   относительности,   никак   не
гарантирует такую "безопасную линию исследований".
   <b>Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит</b></i>

   Хедли  Туек,  Верховный Жрец и номинальный правитель Ракиса,
чувствовал,  что  не  соответствует  требованиям,  только   что
возложенным на него.
   Ночь  пыльным  туманом  обволокла город Кин, но здесь, в его
личной  палате  аудиенций,   сверкание   множества   глоуглобов
рассеивало  тени.  Однако даже здесь, в самом сердце его храма,
было слышно отдаленное завывание ветра, сезонных страданий этой
планеты.
   Палата аудиенций была помещением  неправильной  формы,  семи
метров  в  длину  и  четырех  метров в ширину. Дальний от входа
конец почти неощутимо сужался. Потолок  в  том  же  направлении
тоже  шел  с мягким наклоном. Занавески из спайсового волокна и
хитрые   жалюзи   желтого   и    серого    оттенков    скрывали
неправильности.  Одна  из занавесок скрывала фокусирующий горн,
который  передавал  даже  малейшие  звуки   подслушивающим   за
пределами этой комнаты.
   Только   Дарви  Одраде,  новая  Настоятельница  Оплота  Бене
Джессерит на Ракисе, сидела с Туеком в этой палате приемов. Они
смотрели друг на друга через небольшое  пространство  между  их
мягкими зелеными подушками.
   Туек  постарался  сдержать  гримасу. Это усилие разоблачающе
исказило  его  обычно   властные   черты.   Он   с   величайшей
тщательностью готовился к нынешней встрече Смотрители гардероба
старательно  привели в порядок одеяние на его высокой несколько
дородной фигуре. На его длинных ногах  были  золотые  сандалии.
Стилсьют  под  его  облачением  был  чистой бутафорией: никаких
насосов  или  водосборных  кармашков,   никаких   неудобных   и
отнимающих  время  приспособлений.  Его серебристо-седые волосы
были зачесаны к плечам -- подходящее обрамление для квадратного
лица с широким полным ртом и тяжелым подбородком. В его  глазах
появился  благосклонный взгляд -- он научился напускать на себя
такое выражение у своего деда. Войдя в палату аудиенций,  чтобы
встретить  Одраде,  он чувствовал себя весьма представительным,
но теперь, внезапно, у него появилось ощущение, что  обнажен  и
растрепан.
   "Он и в самом деле довольно пустоголов", -- подумала Одраде.
   А  Туек  думал:  "Я  не  могу  обсуждать  с ней этот ужасный
Манифест! Ни тлейлаксанским Господином,  ни  с  этими  Лицевыми
Танцорами,  подслушивающими  в  другом  помещении. Какой Шайтан
меня дернул разрешить это?"
   -- Это ересь, ясно и просто, -- сказал Туек.
   -- Мы всего лишь одна религия  среди  многих,  --  возразила
Одраде.   И   с   людьми,   возвращающимися   из  Рассеяния,  с
возрастанием количества сект и различных верований...
   -- Мы -- единственная истинная вера, -- заявил Туек.
   Одраде подавила улыбку. "Он сказал это точно так, как  надо.
И  Вафф, наверняка, его слышал". Туеком замечательно легко было
управлять. Если Орден прав насчет Ваффа, то слова Туека взбесят
тлейлаксанского Господина.
   Глубоким и значительным голосом Одраде сказала:
   -- Манифест  поднимает  вопросы,  над  которыми  все  должны
задуматься: верующие и неверующие, в равной степени.
   --  Да  что  все  это  имеет  общего  со Святым Ребенком? --
вопросил Туек. -- Ты сказала мне, что мы должны встретиться  по
делам, касающимся...
   --  Разумеется!  Не старайся отрицать, что знаешь, как много
людей начинает поклоняться Шиэне. Манифест подразумевает...
   -- Манифест! Манифест!  Это  еретический  документ,  который
будет  уничтожен.  Что  до Шиэны, она должна вернуться под нашу
исключительную опеку!
   -- Нет, -- тихо ответила Одраде.
   "До чего же возбужден Туек, -- подумала она. Его жесткая шея
еле-еле шевелилась, когда он поворачивал голову  из  стороны  в
сторону,  но  взгляд  упорно  возвращался к занавеске справа от
Одраде, словно указывая на это особенное место. -- До  чего  же
он  прозрачен,  этот Верховный Жрец. Он мог бы с равным успехом
прямо  сознаться,  что  Вафф   подслушивает   гдето   за   этой
занавеской".
   -- А затем вы увезете ее с Ракиса, -- сказал Туек.
   --  Она  останется  здесь, -- ответила Одраде. -- Точно так,
как мы тебе обещали.
   -- А почему она не может...
   -- Ну-ну! Шиэна ясно изложила свои желания. Я уверена,  тебе
докладывали ее слова. Она хочет стать Преподобной Матерью.
   -- Она уже является...
   --  Владыка  Туек!  Не  пытайся  хитрить  со  мной. Она ясно
изложила свое желание, и мы счастливы ей угодить. С  чего  тебе
возражать?  Преподобные  Матери  служили  Разделенному  Богу во
времена Свободных. Почему бы не сейчас?
   -- Вы, Бене Джессерит, умеете заставить людей  говорить  то,
чего  они  не  хотят  говорить,  --  обвинил  Туек.  --  Нам не
следовало обсуждать это наедине. Мои советники...
   -- Твои советники только  замутили  бы  наш  спор.  То,  что
подразумевается в Манифесте Атридесов...
   --  Я  буду  обсуждать  только  Шиэну!  -- Туек приосанился,
принимая, как он считал, позу  неколебимо  твердого  Верховного
Жреца.
   -- Мы ее и обсуждаем, -- сказала Одраде.
   --  Тогда  позволь  мне  ясно  тебе заявить, что мы требуем,
чтобы в ее свите находилось  больше  наших  людей.  Она  должна
охраняться со всех...
   --  Так, как она охранялась в том саду на крыше? -- спросила
Одраде.
   -- Преподобная Мать Одраде -- это Святой Ракис! У вас  здесь
нет никаких прав, кроме тех, что мы вам даровали!
   --  Права?  Шиэна  стала  мишенью,  да,  мишенью  для многих
амбиций, и ты еще желаешь спорить о правах?
   -- Мои  обязанности,  как  Верховного  Жреца,  ясны.  Святая
Церковь Разделенного Бога будет...
   --  Владыка  Туек! Я изо всех стараюсь соблюдать необходимую
вежливость. То, что я делаю -- настолько же для  твоего  блага,
как и для нашего собственного. Предпринятые нами действия...
   --  Действия? Какие действия? -- эти слова вырвались у Туека
с хриплым прихрюкиванием. Эти ужасные  ведьмы  Бене  Джессерит!
Тлейлаксанцы  позади  него  и  Преподобная Мать перед ним! Туек
чувствовал себя мячиком в жуткой игре, отбрасываемым  туда-сюда
ужасными  силами. Мирный Ракис, безопасное место его ежедневных
обязанностей, исчез, Туек выкинут на  арену,  правила  игры  на
которой не совсем ему понятны.
   -- Я послала за башаром Майлзом Тегом, -- сказала Одраде. --
Вот  и  все.  Его передовой отряд скоро прибудет. Мы собираемся
усилить  наши  оборонные  силы  на  этой  планете.  "   --   Вы
осмеливаетесь захватить...
   --  Мы ничего не захватываем. Люди Тега перестроили защитные
порядки  планеты   по   просьбе   твоего   собственного   отца"
Соглашение,  по  которому это было сделано, по настоянию твоего
отца содержит и пункт, требующий нашей периодической инспекции.
   Туек  замер,  ошарашенно  замолчав.  Вафф,   этот   зловещий
маленький   тлейлаксанец,   все   слышал.  Будет  столкновение!
Тлейлаксанцы хотят секретного соглашения, устанавливающего цены
на меланж. Они не потерпят вмешательства Бене Джессерит.
   Одраде говорила об отце Туека,  и  теперь  Туек  желал  лишь
того,  чтобы  здесь  сидел  его  давно  покойный  отец. Твердый
человек. Он бы  знал,  как  обойтись  с  этими  противостоящими
силами.  Он-то всегда отлично управлялся с тлейлаксанцами. Туек
припомнил, как он подслушивал (точно так же, как сейчас слушает
Вафф) тлейлаксанского посла по имени Воуз... И еще  одного,  по
имени Пук. Ледден Пук. До чего же странные у них имена.
   Перепутанные мысли Туека внезапно метнулись к другому имени.
Одраде  только  что  его  упомянула:  Тег!  Неужели  это старое
чудовище до сих пор действует?
   Одраде опять заговорила.  Туек  попробовал  сглотнуть  сухим
горлом, склоняясь вперед, заставил себя внимательно слушать ее.
   -- Тег также осмотрит ваши внепланетные линии обороны. После
фиаско в саду на крыше...
   --  Я  официально  запрещаю  вмешательство в наши внутренние
дела, -- сказал Туек. -- В этом нет надобности. Наша  жреческая
гвардия вполне годится, чтобы...
   --  Годится? -- Одраде печально покачала головой. -- До чего
же неподходящее слово, учитывая новые обстоятельства на Ракисе.
   -- Какие новые обстоятельства? -- в голосе Туека был ужас.
   Одраде просто продолжала сидеть, пристально глядя на него.
   Туек постарался привести в порядок свои мысли. Знает ли  она
о подслушивающих за стеной тлейлаксанцах? Невозможно! Он сделал
дрожащий  вдох.  Что  насчет  этих  оборонных  порядков Ракиса?
Оборонные порядки превосходны. Они обладают лучшими икшианскими
мониторами и не-кораблями. Более того, всем  независимым  силам
выгодно,  чтобы Ракис по-прежнему оставался независимым как еще
один источник спайса.
   "Выгодно  всем,   кроме   тлейлаксанцев   с   их   проклятым
перепроизводством меланжа из акслольтных чанов!"
   Это  была убийственная мысль. Тлейлаксанский Господин слышал
каждое слово, произнесенное в этой палате аудиенций!
   Туек воззвал к  Шаи-Хулуду,  Разделенному  Богу,  чтобы  тот
защитил.  Этот ужасный человечек, подслушивавший за занавеской,
заявил, что говорит также от лица  икшианцев  и  Рыбословш.  Он
предъявил  документы.  Не  те  ли это "новые обстоятельства", о
которых говорит Одраде? Ничего нельзя надолго утаить от ведьм!
   Верховный Жрец не мог унять дрожь при мысли о Ваффе: круглая
маленькая головка, поблескивающие глазки, этот вздернутый нос и
острые зубки, когда он ощеривался улыбкой. Вафф  был  похож  на
чуть  увеличенное  дитя,  пока  не  встретишься  взглядом с его
глазами и не услышишь,  как  он  говорит  своим  приквакивающим
голосом.  Туек припомнил, как его собственный отец жаловался на
эти голоса: "Своими  детскими  голосками  тлейлаксанцы  говорят
такие  жуткие  вещи!"  Одраде  заерзала  на своих подушках. Она
думала о подслушивавшем Ваффе.  Достаточно  ли  он  слышал?  Ее
собственные  секретные подслушиватели наверняка задаются сейчас
тем же вопросом. Преподобные Матери всегда заранее  проигрывают
такие словесные состязания, раздумывая, какие улучшения внести,
и  как  их  повернуть  при  том  или  ином  ходе событий, чтобы
выиграть побольше преимуществ для Ордена.
   "Вафф слышал достаточно, -- сказала себе  Одраде.  --  Время
сменить игру".
   С самой деловито сухой интонацией Одраде сказала:
   --  Владыка  Туек,  кое-кто весьма важный слушает то, что мы
здесь говорим. Вежливо ли заставлять такую  персону  слушать  в
тайне?
   Туек закрыл глаза. Она знает!
   Он открыл глаза и встретился с ничего не выражающим взглядом
Одраде.  Она  глядела  так,  словно  у нее есть целая вечность,
чтобы дождаться ответа.
   -- Вежливо? Я... я...
   -- Пригласи этого тайного слушателя присоединиться к нам, --
предложила Одраде.
   Туек провел рукой по влажному лбу. Его отец и дед, Верховные
Жрецы  до  него,  составили  ритуальные  обеты  на  большинство
случаев,  но  ничего  на  момент,  подобный  этому.  Пригласить
тлейлаксанца  сюда?  В  эту  палату,  вместе...  Туек  внезапно
припомнил, что ему не нравится запах тлейлаксанских Господинов.
И отец его на это жаловался: "Они пахнут отвратительной пищей!"
   Одраде поднялась на ноги.
   --  Я  бы очень предпочла иметь того, кто слушает мои слова,
перед газами, -- сказала она. -- Следует ли мне пойти  самой  и
пригласить тайного слушателя...
   --  Пожалуйста!  --  Туек  продолжал сидеть, но поднял руку,
останавливая ее. -- У меня нет  выбора.  У  него  документы  от
Рыбословш и икшианцев. Он заявил, что поможет нам вернуть Шиэну
в наше...
   -- Поможет вам? -- Одраде поглядела на потеющего жреца почти
жалостливо. "И он воображает, будто правит Ракисом?"
   --  Он  с  Бене Тлейлакса, -- сказал Туек. -- Его зовут Вафф
и...
   -- Я знаю, как его зовут, и знаю, почему он  здесь.  Владыка
Туек. Что изумляет меня, это то, что ты позволяешь ему шпионить
за...
   --  Это  не шпионаж! Мы ведем переговоры. Я имею ввиду: есть
новые силы, к которым мы должны приспособить наше...
   -- Новые силы? Ах, да, эти шлюхи  из  Рассеяния.  Привез  ли
Вафф кого-нибудь из них с собой?
   До  того,  как  Туек смог ответить, боковая дверь палаты для
аудиенций распахнулась. Вафф возник как по  подсказке  суфлера,
позади него двое Лицевых Танцоров.
   "Ему  же  велели  не приводить с собой Лицевых Танцоров!" --
подумала Одраде.
   -- Только ты! -- сказала Одраде, указывая на Ваффа. --  Ведь
другие не были приглашены, верно. Владыка Туек?
   Туек  тяжело  поднялся  на  ноги;  заметив  близость Одраде,
припомнил  все  жуткие  истории   о   физических   способностях
Преподобных   Матерей.   Присутствие  Лицевых  Танцоров  только
усиливало его смятение. Они всегда наполняли его такими жуткими
дурными предчувствиями.
   Повернувшись к двери и стараясь изобразить на лице  радушное
выражение, Туек сказал:
   -- Только... только посол Вафф, пожалуйста.
   Произносимые слова царапали горло Туека. Это было более, чем
ужасно! Он чувствовал себя обнаженным перед этими людьми.
   Одраде указала на подушку рядом с собой.
   -- Это для Ваффа? Пожалуйста, проходи и садись.
   Вафф кивнул ей так, как будто никогда прежде ее не видел. До
чего  же вежливо! Сделав жест своим Лицевым Танцорам, чтобы они
оставались снаружи, он прошел к указанной подушке,  но  остался
стоять в ожидании рядом с ней.
   Одраде  заметила, что маленький тлейлаксанец просто источает
напряжение. Что-то похожее на рычание трепетало на  его  губах.
Он  так и держит наготове оружие в своих рукавах. Не собирается
ли он нарушить их соглашение?
   Одраде поняла, что сейчас тот момент, когда подозрения Ваффа
пробудятся с прежней силой -- и даже с большей. Он почувствует,
что ухищрения Та разы  завлекают  его  в  ловушку.  Вафф  хочет
завести  собственных  Выводящих  Матерей! Весьма ощутимый запах
свидетельствовал о его глубочайших страхах. Значит, он держит в
уме, что можно выгадать из их соглашения --  по  крайней  мере,
формально.  Тараза  же  не рассчитывала, что Вафф действительно
поделится всеми знаниями, приобретенными от Преподобных Черниц.
   -- Владыка Туек сообщил мне, что ты... гм, скажем...  ведешь
переговоры,  --  сказала Одраде. "Пусть он запомнит эти слова!"
Вафф знал, в чем заключаются настоящие переговоры. Говоря  это,
Одраде опустилась на колени, затем опять на подушку, но ее ноги
оставались в таком положении, чтобы она могла мгновенно метнуть
свое тело при любом намеке на нападение со стороны Ваффа.
   Вафф  взглянул на нее и на подушку, которую она ему указала.
Он медленно опустился на подушку, но  его  руки  оставались  на
коленях, рукава нацелены на Туека.
   "Что  он  делает?"  --  подивилась  Одраде,  движения  Ваффа
говорили, что он выносил свой собственный план.
   Одраде сказала:
   -- Я старалась внушить Верховному Жрецу  важность  Манифеста
Атридесов для нашего общего...
   --  Атридесов! -- выпалил Туек. Он чуть не грохнулся на свою
подушку. -- Это не могут быть Атридесы.
   -- Очень убедительный Манифест,  --  сказал  Вафф,  усиливая
явные страхи Туека.
   "По  крайней  мере,  хоть это идет соответственно плану", --
подумала Одраде. Она сказала:
   -- Нельзя игнорировать принесение обета ситори.  Для  многих
людей ситори равняется присутствию их бога.
   Вафф метнул на нее удивленный и гневный взгляд.
   Туек сказал:
   --  Посол  Вафф  уведомляет  меня, что икшианцы и Рыбословши
встревожены этим доку ментом, но я успокоил его, что...
   -- Я думаю, мы можем игнорировать  Рыбословш,  --  возразила
Одраде. -- Им повсюду чудится их бог.
   Вафф  распознал  насмешку в ее словах. Не подкалывает ли она
его? Она, однако же,  права  насчет  Рыбословш.  Они  настолько
утратили  свои  прежние  верования  и  преданность,  что  стали
маловлиятельны, а то, на что  они  хоть  как-то  влияют,  легко
поддается  управлению  новыми  Лицевыми  Танцорами, которые ими
сейчас руководят.
   Туек попробовал улыбнуться Ваффу.
   -- Ты говорил о том, чтобы помочь нам...
   -- Об этом попозже, --  перебила  Одраде.  Она  должна  была
удерживать   внимание  Туека  на  документе,  который  так  его
тревожил. Она процитировала из Манифеста:  "Твоя  воля  и  твоя
вера -- твоя система веры -- доминируют над твоим мирозданием".
   Туек  узнал  эти слова. Он читал этот ужасный документ. Этот
Манифест говорил; что Господь и все его деяния  не  более,  чем
человеческие  творения. Он задумался, как ему следует ответить.
Подобное ни один Верховный Жрец не может оставить без ответа.
   Прежде, чем Туек нашел слова, Вафф  перекинулся  взглядом  с
Одраде  и  произнес  слова,  которые,  он  понимал,  она должна
истолковать правильно. Одраде не может ошибиться,  будучи  тем,
кто она есть.
   --  Ошибка  предвидения, -- проговорил Вафф. -- Разве это не
так называет документ? И разве не в этом месте он говорит,  что
ум верующего застаивается?
   --  Именно! -- провозгласил Туек. Он испытал благодарность к
тлейлаксанцу за его вмешательство. Именно в этом и  был  корень
опасной ереси!
   Вафф не взглянул на него, но продолжал пристально глядеть на
Одраде.  Бене  Джессерит  находит свой умысел неуязвимым? Пусть
она встретится с более великой силой. Она воображает себя такой
сильной! Но Бене Джессерит на самом деле не знает, как  Господь
Всемогущий защитил будущее Шариата!
   Туека было не остановить.
   --  Этот  Манифест нападает на все, что мы считаем святым! А
его распространяют повсюду!
   -- Тлейлаксанцы, -- подсказала Одраде.
   Вафф  поднял  рукава,  наведя  свое  оружие  на  Туека.   Он
заколебался  только  потому,  что  увидел, что Одраде разгадала
часть его замыслов.
   Туек переводил взгляд с одного из них на  другого.  Правдиво
ли обвинение Одраде? Или это еще один трюк Бене Джессерит?
   Одраде  увидела  колебания Ваффа и догадалась об их причине.
Она быстро  перебрала  в  уме  возможности,  ища  ответ  в  его
мотивах.  Какое  преимущество получат тлейлаксанцы, убив Туека?
Вафф явно намеревается заменить Верховного Жреца одним из своих
Лицевых Танцоров. Но что это им даст?
   Выигрывая время, Одраде сказала:
   -- Тебе следует быть очень осторожным, посол Вафф.
   --    Когда    это    осторожность    управляла     великими
необходимостями? -- спросил Вафф.
   Туек  поднялся  на  ноги и тяжело пошел по покоям, заламывая
руки.
   -- Пожалуйста! Это  святые  места.  Нельзя  обсуждать  здесь
ересь,  если  только мы не размышляем, как ее уничтожить, -- он
поглядел на Ваффа. -- Ведь это правда, верно? Вы  не  являетесь
авторами этого ужасного документа?
   --  Он  не  наш,  --  согласился  Вафф.  "Черт подери, этого
надутого жреца!" Туек отошел  в  сторону  и  опять  представлял
собой движущуюся мишень.
   --  Я знал это! -- воскликнул Туек, вышагивая позади Ваффа и
Одраде.
   Одраде продолжала смотреть на Ваффа. Он  замышлял  убийство!
Она была в этом уверена.
   Туек заговорил из-за ее спины.
   --  Ты  не знаешь, как ты не права с нами, Преподобная Мать.
Сер Вафф просил, чтобы мы  составили  нечто  вроде  меланжевого
картеля.  Я  объяснил,  что  наша  цена  для  Ордена  останется
неизменной, потому что одна из ваших была бабкой Бога.
   Вафф выжидающе склонил голову. Жрец опять вернулся в пределы
досягаемости оружия. Господь не допустит промаха.
   Туек стоял позади Одраде, глядя на Ваффа. Трепет  прошел  по
жрецу.  Тлейлаксанцы  так...  так  отталкивающе  аморальны.  Им
нельзя доверять. Насколько можно верить  отрицательному  ответу
Ваффа?
   Не  отрывая  от  Ваффа  своего  задумчивого  взгляда, Одраде
проговорила:
   -- Но, Владыка Туек, разве перспектива увеличения доходов не
привлекает тебя?
   Она  увидела,  как  рука  Ваффа  чуть   повернулась,   почти
нацелившись на нее. Его намерения становились ясными.
   -- Владыка Туек, -- проговорила Одраде, -- этот тлейлаксанец
замышляет убить нас обоих.
   При  этих  ее словах, Вафф рывком вскинул обе руки, стараясь
поразить  одновременно  обе  трудные  мишени.  Но  Одраде   его
опередила.  Она услышала слабый звук выпущенного дротика, но не
почувствовала  укола.  Ее  левая  рука  сокрушительным  рубящим
ударом  обрушилась  на  правую  руку  Ваффа.  Правой  ногой она
сломала ему левую руку.
   Вафф взвыл.
   Он никогда не подозревал такой скорости у  воспитанниц  Бене
Джессерит.   Это  было  сильнее  того,  что  продемонстрировала
Преподобная Черница на  икшианском  корабле  Конференций.  Даже
через  свою  боль  он  осознал,  что  должен  доложить об этом.
Преподобные Матери владеют синаптической обводкой,  если  их  к
тому принуждают!
   Дверь  позади  Одраде  распахнулась.  Лицевые  Танцоры Ваффа
ворвались в палату. Но Одраде уже стояла позади  Ваффа,  обеими
руками держа его за горло.
   -- Остановитесь или он умрет! -- закричала она.
   Лицевые Танцоры замерли на месте.
   Вафф корчился в ее руках.
   --  Стой  спокойно!  --  приказала  она. Одраде взглянула на
Туека, распростертого на полу правее нее --  один  из  дротиков
достиг своей цели.
   --  Вафф  убил Верховного Жреца, -- сказала Одраде для своих
тайных подслушивателей.
   Оба  Лицевых   Танцора   продолжали   глядеть   на   нее   в
нерешительности. Она видела: они не сообразили заранее, как все
это  сыграет  на  руку Бене Джессерит. Разумеется, тлейлаксанцы
попали в ловушку!
   Одраде заговорила с Лицевым Танцором.
   -- Удалитесь в коридор вместе отелом и закройте  дверь.  Ваш
хозяин  совершил глупый поступок. Вы понадобитесь ему позже, --
И добавила Ваффу, -- В  данный  момент  ты  нуждаешься  во  мне
больше, чем в своих Лицевых Танцорах. Отошли их.
   -- Уходите, -- приквакнул Вафф.
   Увидев,  что  Лицевые  Танцоры  продолжают  на  нее глядеть,
Одраде сказала:
   -- Если вы не удалитесь, я сперва убью его, а затем уничтожу
вас обоих.
   -- Выполняйте, -- завопил Вафф.
   Лицевые Танцоры  восприняли  это,  как  приказ  повиноваться
своему   хозяину.   Одраде   расслышала  в  голосе  Вафф  нотки
самоубийственной истерики, из которой его придется выводить.
   Оказавшись опять наедине с ним, Одраде вынула использованное
оружие из его рукавов и спрятала к себе  в  карман  --  следует
попозже  подробно  изучить. Она почти ничего не могла сделать с
его сломанными костями, кроме того, чтобы  ненадолго  облегчить
боль  и  вправить  их. Из подушек она сделала импровизированные
шины  и  нарвала  полосок  зеленой  материи  из  обивки  мебели
Верховного Жреца.
   Вафф быстро пришел в себя. Он застонал, поглядев на Одраде.
   --  Ты  и  я теперь союзники, -- сказала Одраде. -- Все, что
происходило в этой палате, слышали мои люди и представители той
фракции, которые хотели заместить Туека одним из своих.
   Для Ваффа все  произошло  слишком  быстро.  Ему  понадобился
момент,  Чтобы  усвоить сказанное ей. Как бы то ни было, но его
ум зацепился за самое важное.
   -- Союзники?
   -- Я так представляю, с Туеком трудно было  вести  дела,  --
сказала она. -- Предложи ему очевидные выгоды -- и он наверняка
заколебался бы. Ты оказал услугу некоторым жрецам, убив его.
   -- Они сейчас подслушивают? -- приквакнул Вафф.
   --  Разумеется.  Давай  обсудим предложенную тобой спайсовую
монополию. Этот незадачливый покойный  Верховный  Жрец  сказал,
что  ты упоминал об этом. Давай посмотрим, смогу ли я вычислить
размах твоего предложения.
   -- Мои руки, -- простонал Вафф.
   -- Ты все-таки остался жив, -- возразила она.  --  Благодари
мою осторожность, я могла бы убить тебя.
   Он отвернул от нее голову.
   -- Это было бы только к лучшему.
   --  Не  для твоего Бене Тлейлакса и, наверняка, не для моего
Ордена, -- сказала она.  --  Давай  посмотрим.  Да,  ты  обещал
поставить  нам  на  Ракис  много  спайсовых харвестеров, новых,
летающих   по   воздуху,   лишь   касающихся   пустыни   своими
сбороголовками.
   -- Ты подслушивала! -- обвинил Вафф.
   --  Нисколько. Очень привлекательное предложение, поскольку,
я уверена, икшианцы поставят  харвестеры  бесплатно,  по  своим
собственным причинам. Следует ли мне продолжать?
   -- Ты же сказала, что мы союзники.
   --  Монополия  заставит  Космический  Союз  закупать  больше
икшианских навигаторских машин, -- сказала она. -- И вы  будете
держать Космический Союз в своей пасти, готовые раздавить его в
любой момент.
   Вафф  повернул  голову,  чтобы  поглядеть  на  нее. От этого
движения по его сломанным рукам прошла мучительная боль,  и  он
застонал.   Несмотря   на   боль,   он   изучал  Одраде  сквозь
приспущенные веки. Действительно ли ведьмы полагают, что  таков
размах  тлейлаксанского плана? Он едва смел надеяться, что Бене
Джессерит идет в столь неверном направлении.
   -- Разумеется, это не был твой основной план, --  продолжила
Одраде.
   Глаза Ваффа резко открылись. Она читает его мысли!
   --  Я  опозорен, -- сказал он. -- Когда ты спасла мою жизнь,
ты спасла бесполезную вещь, -- он откинулся навзничь.
   Одраде  глубоко  вдохнула.  "Время  использовать  результаты
исследований  Дома Соборов". Она наклонилась вплотную к Ваффу и
прошептала в его ухо:
   -- Шариат в тебе все еще нуждается.
   Вафф поперхнулся.
   Одраде откинулась  назад.  Этот  его  жест  все  ей  сказал.
Исследования подтвердились.
   --   Ты   думаешь,   что  люди  из  Рассеяния  были  лучшими
союзниками, -- сказала она. -- Эти Преподобные Черницы и другие
гетеры такого сорта. Я спрашиваю тебя: заключает ли слиг союз с
поглощаемым им мусором?
   Вафф услышал этот вопрос, задаваемый вслух только  в  кехле.
Его  лицо  побледнело,  он  задышал  часто и неглубоко. То, что
подразумевается в этих словах! Он заставил себя забыть о боли в
руках. Союзники, говорит она. Она знает о Шариате!  Откуда  это
только возможно?
   -- Как можно не понимать множества выгод от союза между Бене
Тлейлаксом и Бене Джессерит? -- спросила Одраде.
   "Союз  с  ведьмами  повинды?"  Ум  Ваффа  был охвачен полным
смятением.  И  ему  стоит  напряжения   всех   сил   сдерживать
мучительную боль в руках. До чего же хрупок этот миг! Он ощутил
жгучий желчный привкус на корне языка.
   --  Ага,  -- сказала Одраде. -- Ты слышишь? Жрец Крутансик и
его единомышленники  прибыли  и  стоят  за  нашей  дверью.  Они
предложат,  чтобы  один из твоих Лицевых Танцоров принял личину
покойного Хедли Туека. Любой другой ход событий вызовет слишком
большое смятение. Крутансик действительно  мудрый  человек,  до
сих  пор  державшийся  в  тени.  Его  дядя  Стирос  хорошо  его
воспитал.
   -- Что выигрывает Орден  от  союза  с  нами?  --  едва  смог
проговорить Вафф.
   Одраде  улыбнулась.  Теперь  она  могла говорить правду. Это
всегда намного легче, это самый могущественный аргумент.
   -- Наше выживание перед лицом  бури,  за  рождающейся  среди
людей Рассеяния, -- сказала она. -- И выживание Тлейлакса тоже.
Самая отдаленная цель наших желаний, это та же цель с теми, кто
хранит Великую Веру.
   Ваффа съежился. Она говорит это открыто! Затем он понял. Что
такого,  если  это  услышат  другие?  Они  не смогут распознать
тайного значения этих слов.
   -- Наши Выводящие  Матери  готовы  для  вас,  --  продолжала
Одраде.  Она  пристально  поглядела на его глаза и сделала жест
дзенсуннитского жреца.
   Вафф почувствовал, как у  него  отпускает  стиснутую  грудь.
Неожиданное,   немыслимое,   невероятное   было  правдой!  Бене
Джессерит не повинда! Весь мир еще последует за Бене Тлейлаксом
в истинную веру! Господь не допустит иного. Особенно здесь,  на
планете Пророка!

        x x x

   <i>Бюрократия  уничтожает  инициативу, Мало есть такого, что
бюрократы ненавидят сильнее новшеств, особенно, если  новшество
дает  результат  лучше,  чем  заведенный  прежде порядок. Из-за
улучшений находящиеся на вершине над массой  начинают  казаться
не у дел. А кому нравится казаться не у дел?
   <b>Руководство по Испытаниям и Ошибкам в Правлении. Архивы Бене
Джессерит</b></i>

   Донесения,   резюме,   разнообразные  информационные  сводки
грудой лежали на длинном столе, за котором сидела Тараза.  Весь
Дом  Соборов  вокруг  нее  спал,  кроме  ночных дозоров и самых
необходимых  служб.  Только  знакомые   звуки,   поддерживающие
жизнеобеспечение,   проникали  в  ее  личные  апартаменты.  Два
глоуглоба нависали над ее столом,  окутывая  темную  деревянную
поверхность   и  ряды  ридуланской  хрустальной  бумаги  желтым
светом. Окно за ее столом казалось темным зеркалом,  отражавшим
комнату.
   АРХИВЫ!
   Графический  проектор  помаргивал,  продолжая воспроизводить
изображение  над  ее  столом  --  все  новые  крохи  и  кусочки
заказанной ею информации.
   Тараза  не  доверяла  архивариусам,  и понимала, что в самом
этом  недоверии   заложено   противоречие,   поскольку   нельзя
одновременно  не  понимать  глубокую  необходимость в обладании
данными. Но архивы Дома Соборов  могли  рассматриваться  только
как джунгли привиатур, специальных сносок, котированных вставок
и примечаний. Такой материал часто требовал участия ментата для
его перевода, или, что еще хуже, во время предельной усталости,
требовал погружения в Иные Памяти. Все архивариусы конечно были
ментатами,  но это не успокаивало Таразу. Никогда нельзя просто
заглянуть в архивный  источник.  Большинство  источников  имели
множество  интерпретаций и ссылок, в которых разбирались только
специалисты, к которым приходилось  обращаться  за  толкованием
(до  чего  ненавистно!).  Ускоряли  дело услуги механистических
систем поиска. Это, в свою  очередь,  вызывало  зависимость  от
тех,  кто  управлял этой системой. Это дает функционерам больше
власти, чем хотелось бы Таразе им предоставлять.
   ЗАВИСИМОСТЬ!
   Тараза  ненавидела  зависимость.  Это  горестное   признание
напоминало  ей, что не все, что представлялось, сбудется именно
так, как хотелось бы и требовалось.  Даже  лучшие  из  проекций
ментатов становятся ошибочными... дай только побольше времени.
   И  все  равно,  каждый  ход  Ордена,  каждая  обычная сделка
требовали консультаций с  архивами,  бесконечных  исследований.
Это часто раздражало Таразу. Следует ли создать такуюто группу?
Подписать такое-то соглашение?
   И  всегда  приходил  момент  во время совета, когда она была
вынуждена огласить решение:
   -- Анализ архивариуса Гестерион принят.
   Или:
   -- Доклад архивариуса отвергнут, неуместен.
   Тараза наклонилась, чтобы изучить  голопроекцию:  "возможный
план скрещивания для субъекта Ваффа".
   Она  проверила  номера,  генетические планы образцов клеток,
доставленных  Одраде.   Обрезки   ногтей   редко   представляли
достаточный  материал  для  надежного  анализа, но Одраде очень
хорошо поработала  под  предлогом  исцеления  сломанных  костей
Ваффа.  Тараза  покачала  головой,  глядя на данные. Потомство,
наверняка, будет таким же, как и все предыдущие,  которые  Бене
Джессерит  затевал  с  Тлейлаксом:  женщины  будут  неуязвимы к
пробам  памяти,  мужчины,  конечно,   будут   непроницаемым   и
отталкивающим  хаосом.  Тараза  откинулась  в  своем  кресле  и
вздохнула.  Когда   дело   доходило   до   записей   выведения,
моментальные   перекрестные   отсылки   приобретали  искажающие
пропорции. Официально  это  называлось  "институт  генетической
совместимости",   ИГС  для  архивариусов.  Сестры  в  разговоре
пользовались термином "книга племенного  учета",  что,  хотя  и
было  точным,  не  очень  вписывалось в архивные заголовки. Она
запросила проекции Ваффа  на  три  сотни  поколений,  легкая  и
довольно   быстро   выполнимая  задача,  достаточная  для  всех
практических  целей.  Три  сотни  основных  генетических  линий
(таких  как  Тег,  его  побочные  линии,  его  братья и сестры)
доказывали, что они надежны на  тысячелетия.  Инстинкт  говорил
ей,   что   терять  больше  времени  на  проекцию  Ваффа  будет
бесполезно.
   В Таразе поднималась усталость. Она опустила голову на  руки
и отдохнула секунду, чувствуя прохладу дерева.
   "Что, если я неправа насчет Ракиса?"
   Доводы оппозиции нельзя смахнуть в архивную пыль. "Проклятие
этой зависимости от компьютеров!" Орден хранил сведения о своих
основных  линиях  в  компьютерах,  память  которых уходила аж в
запретные  дни  Бутлеаринского   Джихада,   устроившего   дикое
избиение  "думающих  машин". Наши, "более просвещенные", дни не
склонны  задаваться  вопросами   о   бессознательных   мотивах,
вызвавших эту древнюю оргию разрушения.
   "Порой   мы   принимаем   весьма  ответственные  решения  по
бессознательным причинам. Слишком часто  сознательный  поиск  в
архивах  или  Иных  Памятях  не  дает никаких гарантий". Тараза
подняла руку и похлопала ей по крышке стола.  Ей  не  нравилось
иметь  дело с архивариусами, семенившими к ней с ответами на ее
вопросы. Весьма неприятный народец, полный тайных шуточек.  Она
слышала, как они сравнивали свою работу по выведению с фермами,
на  которых  скрещивают  и  выводят  новые  виды животных. Черт
подери их шуточки! Правильное решение  сейчас  намного  важнее,
чем  они  только  могут вообразить. Эти услужливые Сестры всего
лишь  повинуются  приказам,  и   не   несут   на   себе   такой
ответственности, как Тараза.
   Она подняла голову и поглядела на нишу, в которой стоял бюст
Сестры   Ченоэ,   той   древней   Сестры,   что  встречалась  и
разговаривала с Тираном.
   "Ты знала,  --  подумала  Тараза.  --  Ты  никогда  не  была
Преподобной  Матерью,  но  все  равно, ты знала. Это показывают
твои  отчеты.  Как  же  ты  узнала,  чтобы  принять  правильное
решение?"
   Запрос  Одраде  о  военной  поддержке  требовал немедленного
ответа. Временные рамки очень ограничены.  Но  с  исчезновением
Тега  и  Лусиллы  с  гхолой  следует ввести в действие запасной
план.
   "Черт подери Тега!"
   Еще одна из  его  неожиданностей.  Он,  разумеется,  не  мог
оставить   гхолу   в  опасности.  Действия  Шванги  можно  было
предусмотреть.
   Что же сделал Тег? Отправился ли он, чтобы затаиться в  леса
или  в  один  из  больших  городов  Гамму? Нет. Если бы это был
город, то Тег сообщил бы о себе через одного из тайных агентов,
которых они подготовили. У него был полный список этих агентов,
и с некоторыми из них Тег  познакомился  лично.  Явно,  Тег  не
доверял   им   полностью.   Он  что-то  заметил  вовремя  своей
инспекционной поездки, заметил что-то такое, о чем  не  доложил
даже через Беллонду.
   Следует  призвать Бурзмали и, конечно, дать ему наставления.
Бурзмали самый  лучший,  он  подготовлен  самим  Тегом,  первый
кандидат  на  звание  Верховного  башара.  Бурзмали должен быть
послан на Гамму.
   "Я играю по наитию", -- подумала Тараза.
   Но если Тег затаился, то след должен  начинаться  на  Гамму.
Правда,  там  же  может  и  кончиться.  Да, послать Бурзмали на
Гамму. Ракис  должен  подождать.  Есть,  конечно,  и  очевидная
привлекательность  в  таком ходе: это не насторожит Космический
Союз, да и тлейлаксанцы и люди из Рассеяния, наверняка,  клюнут
на  эту  наживку.  Если  Одраде  не  удастся  поймать в ловушку
тлейлаксанцев... о, нет, Одраде никак не допустит провала.  Это
можно считать почти надежным.
   НЕОЖИДАННОЕ.
   "Ты видишь, Майлз, я действительно научилась этому от тебя".
   Ничто из этого не подавит оппозицию внутри Ордена, однако.
   Тараза положила обе руки ладонями на стол и прижала к столу,
словно  стараясь, здесь на Доме Соборов, ощутить тех людей, кто
разделяет взгляды Шванги. Громкая оппозиция была подавлена,  но
тихая всегда держала наготове насилие.
   "Что же мне делать?"
   Считалось,  что в кризисные моменты Верховная Мать не должна
быть уязвима нерешительностью. Но сейчас связь с тлейлаксанцами
выводила из равновесия данные  их  исследований.  Некоторые  из
рекомендаций  для  Одраде представлялись очевидными, и уже были
ей переданы. Этот план был ясен и прост.
   Взять Ваффа  в  пустыню,  подальше  от  нежелательных  глаз.
Создать   экстремальную   ситуацию   и   потом  воспользоваться
религиозным опытом по старой и надежной  модели,  разработанной
Защитной Миссионерией. Проверить, действительно ли тлейлаксанцы
использовали  процесс  гхолы  для  создания своего собственного
вида  бессмертия.  Одраде  способна  прекрасно  выполнить  этот
неоднократно  выверенный план. Но многое однако же, зависело от
этой молодой девушки Шиэны.
   "Червь сам по себе является неизвестностью".
   Тараза напомнила себе, что нынешние черви  --  не  аборигены
древнего  Арракиса.  Несмотря на проявленную Шиэной способность
повелевать  червями,  они  остаются  непредсказуемыми.  Как  бы
сказали  в архивах, у них нет обратных записей. Тараза почти не
сомневалась,  что  Одраде  сделала  точное  наблюдение   насчет
ракианцев и их танцев. Это было плюсом.
   "Язык.  Но мы все еще не говорим на нем. Это минус. Я должна
принять решение сегодня!"
   Взгляд Таразы стал блуждать по комнате, в то время, как  вся
неразрывная   линия  Верховных  Матерей,  все  женские  памяти,
заключенные в хрупкой оболочке ее самой и двух других, Беллонды
и Гестерион мучительно следовали сквозь Иные Памяти, от которых
она так уставала, когда им следовала. Самым крайним следом были
наблюдения Муад Диба, атридесовского бастарда,  который  дважды
потряс  мироздание,  сначала  завладев  Империей  с помощью орд
своих Свободных, а затем породив Тирана.
   "Если мы на этот раз потерпим  поражение,  это  будет  конец
всем нам, -- подумала она. -- Тогда, скорее всего, нас поглотят
эти отродья из Рассеяния".
   Альтернатива  представлялась  сама  собой:  девочка с Ракиса
должна быть перевезена в самую  сердцевину  Ордена  на  пределе
досягаемости полета не-кораблей -- позорное отступление.
   И так много зависит от Тега. Потерпел он поражение на службе
Ордену или нашел неожиданный способ спрятать гхолу?
   "Я должна найти предлог для отсрочки, -- подумала Тараза. --
Мы должны  предоставить  Тегу  время  связаться  с нами. Одраде
должна будет одна вытягивать наш план  на  Ракисе".  Это  очень
опасно, но должно быть сделано.
   Тараза твердо поднялась из своего песьего кресла и подошла к
темному  окну. Дом Соборов лежал во тьме, с тенями от звездного
света. Убежище -- планета Дом Соборов. Такие планеты больше  не
носили  никаких  названий,  только номера где-то в архивах. Эта
планета уже четырнадцать сотен лет наблюдала, как  ее  занимает
Бене  Джессерит,  но  даже  такой  срок стоит рассматривать как
временный. Тараза подумала о сторожевых некораблях, кружащих по
орбите над головой: собственная  оборонная  система,  созданная
Тегом. И все равно. Дом Соборов оставался уязвимым.
   У проблемы есть название: "Случайное обнаружение".
   Это вечный изъян. Там, в Рассеянии, человечество значительно
разрослась, затопляя неограниченные пространства. Золотая Тропа
Тирана,   наконец,  защищена.  Защищена  ли?  Наверняка,  Червь
Атридес планировал большее, чем просто выживание человечества.
   "Он сделал с нами что-то, до чего мы еще не докопались, даже
после всех этих  тысячелетий.  Мне  кажется,  я  знаю,  что  он
сделал. Мои противники утверждают обратное".
   Преподобной  Матери всегда нелегко размышлять над путами, от
которых они страдали под Лито II, и он, как  хлыстом,  подгонял
свою Империю по Золотой Тропе целых тридцать пять сотен лет.
   "Мы спотыкаемся, когда оглядываемся на те времена".
   Заметив свое отражение в темном плазе окна, Тараза поглядела
на себя. Лицо мрачное, и усталость легко заметна.
   "Я имею полное право быть усталой и мрачной!"
   Она  знала, что тренированное сознание умышленно приводит ее
к негативным моделям -- такова была ее система защиты, ее сила.
Она становилась отстраненной от всех человеческих взаимосвязей,
даже от соблазна,  который  она  представляла  для  Разрешающих
Скрещивание.  Тараза была вечным "адвокатом дьявола", это стало
главенствующей силой в целом Ордене, естественным следствием ее
возвышения до Верховной Матери. Противники легко развивались  в
такой питательной среде.
   Как говорят суфии: "Рыба всегда гниет с головы".
   Почему-то  они  не  упоминают,  что  некоторые  виды гниения
являются благородными и полезными.
   Теперь  она  успокаивала  себя  более   приятными   мыслями:
Рассеяние разнесло уроки Тирана по всей человеческой популяции,
изменило  неузнаваемым  образом,  но, в конце концов, поддастся
распознаванию.  Со  временем  будет  найден  способ  уничтожить
невидимость не-кораблей, но Тараза не думала, что его уже нашли
люди  из  Рассеяния  --  во  всяком  случае,  не те, что сейчас
возвращаются в места своего изначального происхождения.
   Не было  абсолютно  безопасного  курса  через  конфликтующие
силы,  но  она  считала,  что  Орден вооружен настолько хорошо,
настолько способен. Проблема была родственна  той,  что  решают
навигаторы   Космического   Союза,  ведя  свой  корабль  сквозь
подпространство так, чтобы избежать столкновения и ловушки.
   Ловушки, вот в чем ключ, и Одраде расставляет ловушки Ордена
на тлейлаксанцев.
   Когда Тараза думала об Одраде, что часто с ней  случалось  в
напряженные моменты, их долгая взаимосвязь утверждала себя. Это
было,  как если бы она глядела на выцветший гобелен, на котором
некоторые фигуры все еще остаются яркими. Самой яркой из  всех,
подтверждая  положение  Одраде  близко  к  креслам  управляющих
Орденом,  была  ее  способность  отсекать  детали  и  извлекать
удивительную  сердцевину любого конфликта. Эта была форма того,
что являлось опасным  атридосовским  предвидением  внутри  нее.
Использование   этого   скрытого   таланта,   было   тем,   что
настораживало большинство оппозиции, и был единственный  довод,
что  Тараза  знавала  ее наибольшую весомость. То, что работало
глубоко   под   поверхностью,   его    скрытые    передвижения,
обозначаемые  только  внешними всплесками беспокойства, вот что
было проблемой!
   -- Использовать  ее,  но  быть  наготове  ее  устранить,  --
доказывала  Тараза.  --  Нам все еще будет нужно большинство ее
потомства.
   Тараза знала,  что  может  положиться  на  Лусиллу...  если,
конечно,  Лусилле удалось найти убежище где-то вместе с Тегом и
гхолой.  Различные  убийцы  обитают   в   Оплоте   на   Ракисе,
разумеется. Оружие, может быть, скоро запущено в действие.
   Тараза  испытала  внезапное внутреннее смятение. Иные Памяти
рекомендовали наивысшую осторожность. Никогда больше не  терять
контроль  над  линиями  скрещивания!  Да,  если Одраде избегнет
попытки ее устранить, то она будет отчуждена  навсегда.  Одраде
является  полной  Преподобной Матерью и некоторые из них должны
до сих пор оставаться в Рассеянии, не среди Преподобных Черниц,
которых наблюдал Орден... но все же...
   Никогда больше! Таков был лозунг  всей  оперативной  работы.
Никогда больше нового Квизатца Хадераха или еще одного Тирана.
   Контролируй порождающих, контролируй их потомство.
   Преподобные  Матери  не умирают, когда умирает их плоть. Они
погружаются все глубже и глубже в самую живую  сердцевину  Бене
Джессерит,    пока   их   случайное   назидание   и   даже   их
бессознательное наблюдение не становится частью продолжающегося
Ордена.
   "Не наделай ошибок с Одраде!"
   "Я знаю, что ты думаешь обо мне. Дар, с твоим  "ограниченным
теплом",  направленным  на  подругу  старых  школьных  дней. Ты
думаешь, что я потенциально опасна для Ордена, но  что  я  могу
быть спасена от себя самой наблюдательными друзьями".
   Тараза  знала, что некоторые из ее советниц разделяют мнение
Одраде, тихо слушая и придерживая свои суждения. Большинство из
них до сих пор следуют руководству Верховной Матери, но  многие
знают  о  диком таланте Одраде и распознали ее сомнения. Только
одно удерживает всех Сестер в узде  --  и  Тараза  не  пыталась
самообманываться на этот счет.
   В основе всех действий любой Верховной Матери -- глубочайшая
верность   Ордену.   Ничто   не  должно  поставить  под  угрозу
дальнейшее существование Бене Джессерит, даже она  сама.  В  ее
точном  и  резком  самосуждении  Тараза  объясняла свою связь с
продолжающейся жизнью Ордена.
   Явно нет непосредственной необходимости устранять Одраде.  И
все же, Одраде сейчас слишком близко к центру замысла с гхолой,
и  любая  мелочь может навести ее на понимание всего целиком, с
ее-то изощренной восприимчивостью. Большая часть неоткрытого ей
скоро станет известной. "Манифест Атридесов" -- это почти  игра
наугад.  Одраде,  истинный  создатель  Манифеста,  могла только
достигнуть более глубокого прозрения, составляя этот  документ,
но сами слова были наивысшим препятствием для откровения.
   Вафф это оценит, знала Тараза.
   Отвернувшись  от  темного  окна,  Тараза  вернулась к своему
песьему креслу. Момент главного решения -- идти или не идти  --
можно  и  отсрочить, но промежуточные шаги следует предпринять.
Она набросала в своем уме послание  и  изучила  его,  Отправляя
распоряжение   Бурзмали.  Любимый  ученик  башара  должен  быть
запущен в действие не так, как хочет Одраде.
   Послание Одраде было совершенно простым по сути:
   "Помощь  в  пути.  Ты  на  сцене,  Дар.  Где  дело  касается
безопасности Шиэны, используй собственный разум. Во всех других
делах,  которые  идут  вразрез  с  моими приказами, проводи мой
план".
   Вот оно. Так тому и быть. У Одраде есть инструкции,  главные
наставления, которые она примет как "план", даже если разглядит
недостатки  модели.  Одраде будет повиноваться. "Дар", чудесный
штришок,  подумала  Тараза.  Дар  и  Тар.   Это   отверстие   к
ограниченному   теплу   Одраде  не  будет  хорошо  защищено  от
направления Дар и Тар.

        x x x

   <i>На длинном  столе  справа  сервировано  жаркое  из  зайца
пустыни  в  соусе  сепеда.  Другие яства, по часовой стрелке от
дальнего коника стола справа:  сирианский  апломаж,  чакка  под
стеклом,   кофе   с  меланжем  (обратите  внимание  на  ястреба
Атридесов на электрокофейнике),  пот-а-ойе,  и,  в  хрустальной
булутанской   бутыли   искристое   келаданское  вино.  Обратите
внимание на древний опознаватель ядов, скрытый в канделябре.
   <b>Дар-эс-Балат. Путеводитель по музейной экспозиции</b></i>

   Тег нашел Данкана в крохотном обеденном  алькове,  отходящем
от  маленькой  кухоньки  не-глоуба.  Задержавшись  на подходе к
алькову, Тег внимательно присмотрелся к Данкану: они здесь  уже
восемь  дней,  и  парень,  похоже,  наконец  оправился  от  той
странной  ярости,  что  охватила  его,  когда  они  вступили  в
переходник не-глоуба.
   Сперва   они   оказались  в  неглубокой  пещере,  где  стоял
мускусный запах местного дикого медведя. Задняя стена пещеры не
была  цельной   скалой,   хотя   могла   бы   обмануть   любого
исследователя. Крохотный выступ в скале был тайным ключом, вход
отворялся,  если  знать  этот ключик или случайно наткнуться на
него. Поворот -- и полностью открывалась задняя стена пещеры.
   Переходник, которой автоматически освещался ярким светом как
только наглухо закрывался вход позади, на стенах и потолке  был
покрыт   изображениями  грифонов  Харконненов.  Тег  потрясенно
подумал о Патрине, случайно наткнувшемся и впервые  попавшем  в
это  место  (шок!  трепет! восторг!), и упустил из вида реакцию
Данкана, заметив ее только  тогда,  когда  тихий  рык  заполнил
закрытое пространство.
   Данкан  остановился  и рычал (это было почти стоном), кулаки
стиснуты, взгляд прикован  к  грифонам  Харконненов  на  правой
стене. Выражения ярости и смятения поочередно брали верх на его
лице. Он взметнул кулаки и, ударив ими вырисовывавшиеся фигуры,
разбил руки в кровь.
   --  Проклятие  им всем до глубочайших адских ям! -- вскричал
он.
   Это было странно взрослое ругательство, вылетевшее из такого
почти детского рта.
   Не успел Данкан  договорить  эти  слова,  как  его  охватила
непроизвольная   дрожь.  Лусилла  обняла  его  и  погладила  по
затылку, успокаивая, почти чувственно, пока дрожь не улеглась.
   -- Почему я так сделал? -- прошептал Данкан.
   -- Ты узнаешь, когда восстановится твоя исходная память,  --
ответила она.
   --  Харконнены,  --  прошептал  Данкан и кровь прилила к его
лицу. Он поглядел  на  Лусиллу.  --  Почему  я  так  сильно  их
ненавижу?
   --  Словами этого не объяснишь, -- сказала она. -- Ты должен
ждать своих воспоминаний.
   -- Я не хочу  воспоминаний!  --  и  Данкан  мгновенно  кинул
испуганный взгляд на Тега. -- Нет! Нет, я их очень хочу.
   Сейчас, увидев Тега, входящего в обеденный альков не-глоуба,
Данкан четко припомнил тот миг.
   -- Когда, башар?
   -- Скоро.
   Тег   огляделся   вокруг.  Данкан  сидел  в  одиночестве  за
автоматически прибирающимся столом, перед ним  стояла  чашка  с
коричневой жидкостью. Тег узнал запах: один из щедро сдобренных
меланжем  продуктов  из  нуллентропных  закромов.  Закрома были
настоящим кладезем экзотической еды, одежды,  оружия  и  других
изделий -- музей, ценность которого даже измерить нельзя. Все в
глоубе  покрывал  толстый  слой  пыли,  но  ничего из сделанных
запасов ни капельки не подпортилось. Все продукты до  последней
крошки  сдобрены  меланжем, не до уровня меланжемана-обжоры, но
весьма ощутимо. Даже  консервированные  фрукты  были  присыпаны
спайсом.
   Коричневая  жидкость  в  чашке  Данкана  была  одним  из тех
продуктов, которые Лусилла сначала попробовала сама, прежде чем
объявила их годными  для  поддержания  жизни.  Тег  не  знал  в
точности,  как  это  удается  Преподобным  Матерям,  но  и  его
собственная мать обладала такой  способностью.  Они  определяли
пригодность еды и питья с одной пробы.
   При  взгляде  на  разукрашенные часы, укрепленные на стене в
закрытом конце алькова, Тег понял, что  сейчас  позже,  чем  он
думал  --  далеко  за  третий  час их условного полдня. Данкану
следовало пока еще находиться в  хитроумно  оборудованном  зале
для  физических  упражнений,  но  они оба заметили, как Лусилла
поднялась на верхние уровни  глоуба,  и  Тег  усмотрел  в  этом
возможность потолковать наедине.
   Пододвинув кресло, Тег уселся по другую сторону стола.
   -- Я ненавижу эти часы! -- сказал Данкан.
   --  Ты  все  здесь  ненавидишь,  --  сказал  Тег,  мгновенно
взглянув  на  часы.  Это  была  еще  одна  древность:   круглый
циферблат  с  двумя  стрелками и цифровым счетчиком секунд. Обе
стрелки были приапическими  --  обнаженные  фигуры:  мужчина  с
огромным  фаллосом  и женщина поменьше, с широко расставленными
ногами. Каждый раз, когда стрелки  часов  встречались,  мужчина
словно бы вводил свой фаллос в женщину.
   --  Мразь,  --  согласился  Тег. Он указал на питье Данкана.
Тебе оно нравится?
   -- Нормальное, сэр. Лусилла говорит,  мне  следует  выпивать
это после упражнений.
   --  Моя мать обычно готовила мне сходное питье после тяжелых
упражнений, -- сказал Тег.  Он  наклонился  вперед  и  вдохнул,
припомнил   вкус,  сохранившийся  в  его  памяти,  насыщенность
меланжа в ноздрях.
   -- Сэр, как долго мы здесь пробудем? -- спросил Данкан.
   -- До тех пор, пока нас не найдут нужные люди,  или  до  тех
пор, пока мы не будем уверены, что нас не найдут.
   -- Но... отрезанные здесь от мира, как мы об этом узнаем?
   --  Когда  я  решу,  что  подошло  время,  я  накину  одеяло
жизнеукрывающего поля и отправлюсь в наружный дозор.
   -- Я ненавижу это место!
   -- Это очевидно. Но разве ты нисколько не научился терпению?
   Данкан скорчил гримасу.
   -- Сэр, почему вы стараетесь не допустить, чтобы я оставался
наедине с Лусиллой?
   У Тега при этих словах  Данкана  на  полувыдохе  перехватило
дыхание.  Он  знал,  конечно,  что  этот парень заметил. А если
Данкан -- то, значит, и Лусилла!
   -- По-моему, Лусилла не замечает, что вы  делаете,  сэр,  --
сказал  Данкан,  --  но  это становится крайне очевидным, -- он
огляделся вокруг. -- Если бы это место не отвлекало  так  много
ее внимания... куда это она так рванула?
   -- По-моему, она в библиотеке.
   -- Библиотека!
   --  Согласен, это примитивно, но и привлекает, -- Тег поднял
взгляд к резьбе на  потолке  кухни.  Подошел  решающий  момент.
Нельзя  полагаться  на то, что внимание Лусиллы еще долго будет
отвлечено. Тег, однако же, был захвачен не меньше, чем  она.  В
этих  чудесах легко было затеряться. Весь комплекс не-глоуба --
приблизительно  две  сотни  метров  в  --  был   окаменелостью,
сохранившейся в неприкосновенности со времени Тирана.
   Лусилла заговорила с ним об этом подсевшим шепотом:
   -- Послушай, а ведь Тиран, должно быть знал об этом месте.
   Ментатное  мышление  Тега  немедленно  заинтересовалось этим
предположением.  "Почему  Тиран  позволил   семье   Харконненов
разбазарить  на  эту  затею огромную часть остатков их прежнего
богатства? Может быть, как раз по этой самой причине  --  чтобы
окончательно их разорить".
   Цены  на  взятки  и  на  перевозки  с  икшиа неких фабрик на
кораблях Союза должны были достигать астрономических цифр.
   -- Знал ли Тиран, что однажды нам понадобится это место?  --
спросила Лусилла.
   Тег  согласился, что тут не избежать сил п