носит постоянный ярлык: Досовский жест. Раньше это называлось Атридесовским, но слишком долго выговаривать. И вновь ребенок прикоснулся к сердцевине возмужалого сознания: - Даже у жизни собаки есть своя цена. Мурбелла затаила дыхание, на мгновение увидев, каково это будет: разум взрослого в теле маленького ребенка. Смущающе. - Твою мать звали Жанет Роксборо из рода Лернеус Роксборо, она принадлежала к Бене Джессерит - говорил Дункан. - Твоим отцом был Лоши Тег, агент отделения КАНИКАТ. Через несколько минут я покажу тебе любимое изображение баши его дома на Лернеусе. Я хочу, чтобы ты оставил ее себе и изучил ее. Думай о ней, как о своем любимом месте. Тег кивнул, но выражение его лица говорило о том, что ему страшно. Возможно ли, чтобы великий воин-ментат знал, что такое страх? Мурбелла покачала головой. Ее разум понимал, что то, что делает сейчас Дункан, должно заполнить пробелы в сухих отчетах. Это было чем-то, чего ей не дано испытать. Каково это - чувствовать, что пробуждаешься к новой жизни, сохраняя при этом воспоминания прежней? Чувство совсем отличное, как она подозревала, от Иной Памяти Преподобной Матери. - Разум в своем начале, - называл это Дункан. - Пробуждение твоего Истинного Я. Мне казалось, меня выбросило во вселенную, полную магии. Мое сознание превратилось сперва в круг, потом в сферу. Произвольные формы оказались преходящими. Стол перестал быть столом. А потом я погрузился в транс - все вокруг меня наполнилось чудесным сиянием. И не осталось ничего реального. Потом все кончилось, но я чувствовал, что потерял единственную реальность. Стол снова стал столом. Мурбелла изучала руководство Бене Джессерит "О пробуждении изначальной памяти голы. Дункан далеко ушел от этих инструкций. Почему? Дункан оставил мальчика и теперь подходил к Мурбелле. - Мне нужно поговорить с Шианой, - сказал он, проходя мимо нее. - Должен же быть лучший способ. x x x Готовность понять - чаще всего просто рефлекторная реакция и наиболее опасная форма понимания. Она - теневой экран на вашей способности учиться. Некоторые законы функционируют именно так, загоняя вас в тупик. Будьте осторожны. Ничего не понимайте. Все понимание временно. Ментальная Дилемма (адакто) Сидя у своей консоли, Айдахо наткнулся на раздел, введенный им в память Систем корабля в первые дни его заключения, и обнаружил, что с головой окунулся (слово он подобрал позже) в отношения и сенсорные предчувствия тех ранних времен. Исчез вечер переполненного отчаяньем дня в не-корабле. Он снова оказался в там, протянувшемся между тогда и теперь - так обычный гхола соединяет эту инкарнацию с изначальным рождением. И в то же мгновение он увидел то, что начал называть "сетью" и стареющую чету, намеченную пересечением линий, чьи тела были видны сквозь переливчатые нити, условно сплетенные из драгоценных камней - зеленые, синие, золотые и столь яркие серебряные, что у него заболели глаза. Он чувствовал в этих людях уравновешенность и покой, делавшие их богоподобными, но было в них и что-то совсем обычное. В голову ему пришло слово заурядный. Теперь знакомый садовый пейзаж тянулся за ними к горизонту: цветущие кусты (ему подумалось, розы), лужайки, высокие деревья. Чета смотрела на Айдахо так пристально, что он почувствовал себя обнаженным под их взглядами. И в этом видении была новая сила! Она больше не была заключена в пределах Великой Власти, невероятно сильного магнита, который столь часто влек его - сюда, вниз, что он понимал - псы всегда настороже. Или он - новый Квизац Хадерах? Если подозрения Бене Джессерит достигнут нового уровня, это убьет его. А они сейчас наблюдают за ним! Вопросы, встревоженные переговоры. Несмотря на это, он не мог отказаться от видения: Почему эта пожилая чета казалась ему столь знакомой? Кто-то из его прошлого? Его семья? Ментальный зондаж воспоминаний ничем не подтверждал это предположение. Округлые лица. Маленькие подбородки. Двойные подбородки. Темные глаза - сияющая сеть не позволяла определить цвет. Женщина была в длинном, до пят, сине-зеленом платье; поверх платья был надет фартук, спускавшийся чуть ниже талии и заляпанный чем-то зеленым, из карманов торчали садовые инструменты. В левой руке женщина держала садовый совок. У нее были седые волосы, длинные пряди выбивались из-под зеленого шарфа и падали на глаза, окруженные веселыми морщинками. В ней было что-то... от бабушки. Мужчина был словно создан скульптором для того, чтобы составить идеальную пару женщине. Фартук топорщился на толстом животе: шляпы у мужчины не было. Те же темные глаза со вспыхивающими в них искорками. Вьющиеся коротко остриженные седые волосы топорщатся щеткой. Выражение его лица было таким добрым, какого Айдахо никогда в жизни не видел: уголки губ приподнялись в легкой улыбке. В левой руке у него была маленькая лейка, а на протянутой вперед правой ладони лежало что-то вроде небольшого металлического шара. Шар издал пронзительный свист, заставивший Айдахо зажать ладонями уши, но это не помогло - просто свист прекратился сам по себе. Айдахо опустил руки. Успокаивающие лица. Эта мысль возбудила подозрения Айдахо, тем более, что теперь он разгадал сходство. Они выглядели как Танцоры Лиц - во всем, вплоть до курносых носов. Он подался вперед, но образы остались на прежнем расстоянии от него. - Танцоры Лиц, - прошептал он. Сеть и пожилая чета исчезли. Их сменила Мурбелла в тренировочном трико цвета лакового черного дерева. Ему пришлось протянуть руку и коснуться ее прежде, чем он осознал, что она действительно здесь. - Дункан? Что это? Ты весь в поту... - Мне... кажется, этот проклятый Тлейлаксу что-то внедрил в мой мозг - в меня. Я постоянно вижу... Мне кажется, это Танцоры Лиц. Они... они смотрят на меня, а прямо сейчас... свист. Больно. Она взглянула вверх, на камеры наблюдения, но вовсе не казалась взволнованной. Сестры вполне могли это знать, и вряд ли такое могло представлять опасность... разве что для Скитала. Она села на корточки перед Айдахо и положила ладонь ему на руку: - Что-то, что они сделали с твоим телом в автоклавах? - Нет! - Но ты сказал... - Мое тело - не просто вещь, необходимая для этого путешествия. Оно обладает тем же составом и химической структурой, какие были у меня всегда. Мой мозг, мое сознание, они - иные. Это ее обеспокоило. Она знала, как неожиданные способности беспокоят Бене Джессерит: - Будь он неладен, этот Скитал! - Я отыщу это, - сказал Дункан. Он закрыл глаза и услышал, как Мурбелла встала. Она отняла руку: - Может быть, тебе не нужно делать этого, Дункан. Ее голос прозвучал откуда-то издалека. Память. Где они спрятали это, тайное? Глубоко в первоначальных клетках. До этого мгновения он воспринимал свою память только как орудие ментата. Он мог вызвать в ней свое собственное отражение из прошлых инкарнаций, из нечастых мгновений, проведенных перед зеркалом. Так близко, что можно было различить каждую морщинку. Глядящим на женщину за спиной - два отражения в зеркале и вопросы, читающиеся на его лице. Лица. Последовательность масок, разные ракурсы этого человека, которого он называл - я. Слегка асимметричные лица. Волосы - иногда седые, иногда вьющиеся и черные, как смоль - как и в этой его жизни. Лица - иногда веселые, иногда серьезные, ищущие в глубине души и памяти мудрости, чтобы встретить новый день. И где-то во всем этом - сознание, наблюдающее и разбирающееся. Некто, делающий выбор. Вот в это и вмешался Тлейлаксу. Айдахо чувствовал, как быстро и горячо забилась кровь в его жилах, и осознал, что опасность действительно существует. Он всегда желал испытать это... но не из-за Тлейлаксу. Он был рожден с этим. Это и значит - быть живым. Ни память о других его жизнях, ни то, что мог сделать с ним Тлейлаксу - ничто из этого не могло изменить ни на волос жившее в нем глубинное осознание. Он открыл глаза. Мурбелла по-прежнему стояла рядом, но выражение ее лица невозможно было разгадать. Так она будет выглядеть в роли Почтенной Матери. Эта перемена в ней ему не понравилась. - Что произойдет, если Бене Джессерит проиграет? - спросил он. Она промолчала, и он кивнул. Да, верно. Это худшее из всего, что можно себе представить. Община Сестер, выброшенная в сточную канаву истории. А ты не хочешь этого, возлюбленная моя. Это он и прочитал на ее лице прежде, чем она отвернулась и пошла прочь. Подняв взгляд к "глазам" камер под потолком он сказал: - Дар. Я должен говорить с тобой. Дар. Ни один из механизмов, окружавших его, не откликнулся. Он и не ожидал этого. И все же он знал, что может говорить с ней, и ей придется слушать. - Я подхожу к нашей проблеме с другой стороны, - сказал он и представил себе, как деловито жужжат записывающие устройства, сохраняя звуки его голоса на кристаллах Рипулы, - я проникал в мысли Чтимых Матре. Я знаю, что мне это удалось. Мурбелла является транслятором. Это насторожит их. У него была своя собственная Чтимая Матре. Но собственная было неверным словом: она не принадлежала ему, как может принадлежать вещь. - Даже в постели они, принадлежали друг другу. Подходили друг другу, как те двое из его видений. Может быть, это он и видел? Двоих старших людей, обученных сексу Чтимыми Матрае? - Я пытаюсь сейчас разобраться в другом, - продолжал он, - Как победить Бене Джессерит. Это был открытый вызов. - Эпизоды, - сказал он. Одрейд любила употреблять это слово. - Так мы должны рассматривать все, что происходит с нами. Мелкие эпизоды. Даже худшее предположение нужно рассматривать в этом свете. Рассеяние имеет притягательность, которая делает ничтожным все, что мы делаем. Вот так! Это лишний раз продемонстрирует его ценность для Сестер. Это обещает лучшую перспективу Чтимым Матре. Они вернулись - сюда, в Старую Империю. Песчинки в бесконечности. Он знал, что Одрейд поймет это. Белл заставит ее понять. Где-то там, в Бесконечной Вселенной, суд присяжных вынес обвинительный вердикт Чтимым Матре. Закон и его исполнители не существовали для охотников. Он подозревал, что видение показало ему двоих присяжных. И если они были Танцорами Лиц, он не принадлежали Скиталу. Эти двое за мерцающей сетью не принадлежали никому, кроме самих себя. x x x Самые большие ошибки правительство совершает из страха провести радикальные преобразования внутри себя, даже когда необходимость этих преобразований очевидна. Дорви Одрад Для Одрейд первый утренний меланж всегда был чемто особенным. Ее тело отзывалось на него, словно изголодавшийся человек, которому предложили сладкий плод. Вслед за этим шло медленное, глубокое и мучительное восстановление. Этот процесс, указывавший на зависимость от меланжа, пугал ее. Она стояла у окна спальни и ждала, когда эффект действия пройдет все свои стадии. Контроль Погоды, отметила она, создал еще один утренний дождь. Ландшафт за окном был начисто промыт живительной влагой и предстал теперь окутанным романтической дымкой тумана, который сглаживал все острые углы, оставив лишь остовы предметов - так бывает со старыми воспоминаниями. Одрейд открыла окно. Влажный прохладный воздух коснулся ее лица, навевая воспоминания - словно она надела знакомую старую одежду. Она глубоко вдохнула утренний воздух. Эти запахи после дождя! Бывали дожди, смывавшие все тревоги, обнажавшие самое суть бытия - но то были другие дожди, а этот, казалось, имел свой собственный запах, почти физически ощутимый. Одрейд это не нравилось. Все это говорило не об отмытом дочиста мире, а о жизни, возмущенной дождем, желающей только одного - чтобы он, наконец, закончился и никогда не начинался вновь. Этот дождь больше не ласкал землю, не приносил плодородия. Он нес с собой только неотвратимое предчувствие грядущих перемен. Одрейд закрыла окно, в то же мгновение очутившись среди знакомых запахов своих апартаментов и ощутила неотвязный запах шере от идентификационных меток, которые должен был получить любой, кто знал о расположении Дома Собраний. Она услышала, как вошла Стрегги, потом раздались чмокающие звуки изменяющейся карты пустыни. В звуке движений Стрегги чувствовалась деловитость. Недели, проведенные в тесном общении, подтвердили первое мнение, которое составила о ней Одрейд. На Стрегги можно было положиться. Она не блистала умом, но была чрезвычайно внимательна к нуждам Преподобной Матери. Вон как тихо она движется. Достаточно было обратить чувствительность и внимание Стрегги на нужды юного Тэга, и они добились требовавшейся им подвижности и роста. Рабочая лошадь? Нет, много больше. Организм Одрейд достиг высшей точки насыщения меланжем, и реакция пошла на спад. По отражению Стрегги в оконном стекле было видно, что она ожидает заданий и распоряжений. Она знала, что эти мгновения жизни Одрейд отданы только спайсу. На той ступени, на которой находилась Стрегги, ей оставалось только предвкушать тот день, когда она вкусит от этого таинственного волшебства. Пусть ей с этим повезет. Большинство Почтенных Матерей следовали учению и не думали о спайсе как о наркотике, вызывающем зависимость. Одрейд каждое утро заново постигала его суть. Человек принимал спайс весь день, как того требовало его тело, следуя тому, чему каждого из них учили с самого начала: минимальная доза, достаточная для того, чтобы подхлестнуть метаболизм и максимально увеличить возможности мозга и тела. Биологические процессы протекали более гладко с помощью меланжа. Еда казалась вкуснее. Если не случалось катастрофы или нападения, человек жил много дольше, чем мог бы жить без спайса. Но спайс вызывал зависимость. Ее тело отдохнуло и восстановилось. Одрейд моргнула и принялась разглядывать Стрегги. В ней чувствовалось любопытство, вызванное этим долгим утренним ритуалом. Одрейд заговорила с отражением Стрегги в оконном стекле: - Ты знаешь об удалении, вызываемом спайсом? - Да, Преподобная Мать. Несмотря на предупреждения, приказывающие быть внимательным с последствиями применения наркотиков и привыкания к ним, эти последствия всегда были близки и реальны для Одрейд. Ментальная подготовка, приобретенная во времена послушничества не всегда срабатывала: на этот опыт накладывались Иные Воспоминания и сжатие времени. Предостережение: "Удаление отнимает самую суть жизни, если оно приходит в пожилом возрасте, может быть причиной смерти." Как мало это значит для нее теперь... - Удаление имеет для меня особенное значение, - сказала Одрейд, - Я - одна из тех, для кого утренний меланж означает страдание. Я уверена, что тебе говорили о подобных случаях. - Мне очень жаль. Преподобная Мать. Одрейд принялась изучать карту. На ней был явно виден новый отросток пустыни, протянувшийся к северу, а также известное расширение засушливых земель в юговостоку от Центральной, там, где находилась станция Шианы. Внимание Одрейд снова переключилось на Стрегги, которая смотрела на Преподобную Мать с новой заинтересованностью. Мысли о темной стороне силы спайса, видно, заставили ее придержать язычок! - В нашем возрасте люди редко задумываются об исключительных свойствах спайса, - промолвила Одрейд, - Все те старинные наркотические средства, которыми пользовались люди в прежние времена, обладали таким же свойствами, как и спайс, за исключением одного. Они приносили боль и укорачивали жизнь. - Нам насказывали, Преподобная Мать. - Но вам, вероятно, не говорили, что проблемы власти могут скрываться за нашей тревогой по поводу Чтимых Матре. Властные структуры (да, и наша в том числе) жаждут энергии, а эта жажда может привести в ловушку. Если ты будешь мне служить, ты это почувствуешь всем своим существом, наблюдая за тем, как я мучаюсь каждое утро. Пусть осознание этой грандиозной и смертельно опасной ловушки пребудет с тобой. Не становись одной из тех, кто печется только в собственной выгоде, не заботясь ни о чем другом, и потому попадают в сети той системы, что подменяет жизнь беспечной смертью, как это делают Чтимые Матре. Помни: приемлемые наркотики могут использоваться, как плата, а могут - для создания новых рабочих мест функционерам, не заботящимся ни о чем. Стрегги была озадачена: - Но ведь меланж продляет нашу жизнь, улучшает здоровье и пробуждает желание... Она умолкла на полуслове, увидев, что Одрейд сдвинула брови. Слова, взятые из Наставлений Послушникам! - Все это имеет оборотную сторону, Стрегги, как ты можешь видеть по мне. Наставления Послушникам не лгут. Но меланж - наркотик, и все мы находимся в зависимости от него. - Я знаю, что не со всеми это проходит гладко, Преподобная Мать. Но вы говорили, что Чтимые Матре не пользуются меланжем. - То вещество, которое используют они, с успехом замещает меланж и дает некоторые преимущества, но не может предотвратить ни агонии удаления, ни смерти. Оно также вызывает зависимость. - А как же пленница? - Мурбелла принимала его, теперь она принимает меланж. Они взаимозаменяемы. Интересно? - Я... мне кажется, мы узнаем об этом больше. Я заметила. Преподобная Мать, что вы никогда не называете их шлюхами. - Как это делают послушники? А-ах, Стрегги, Беллонда оказывает дурное влияние. Я узнаю и эти приемы, и это воздействие, - и, видя, что Стрегги собирается возразить, - Послушники чувствуют угрозу. Они смотрят на Дом Собраний как на надежное убежище для себя в долгую ночь шлюх. - Что-то вроде этого. Преподобная Мать... Ее слова отражали весьма глубокое сомнение. - Стрегги, эта планета - только очередное временное пристанище. Сегодня мы отправимся на юг, и ты увидишь это своими глазами. Найди, пожалуйста, Тамалан, и скажи ей, чтобы она закончила все приготовления, о которых мы говорили, собираясь посетить Шиану. Никому больше об этом не говори. - Да, Преподобная Мать. Вы хотите сказать, что я буду сопровождать вас? - Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Передай той, которую ты готовишь, что теперь она будет следить за моей картой. Когда Стрегги вышла, Одрейд задумалась о Шиане и Айдахо. Она хочет говорить с ним, и он хочет говорить с ней. Наблюдатели, обрабатывавшие информацию камер слежения, отметили, что эти двое разговаривали жестами, стараясь закрыть от камер большую часть движений рук своим телом. Язык жестов был похож на старинный язык боя Атридесов. Одрейд узнавала некоторые жесты, но недостаточно для того, чтобы определить содержание. Беллонда требовала объяснений от Шианы. "Тайны! - Одрейд была более осторожна, - "Пусть это продлится еще некоторое время. Быть может, из этого выйдет чтонибудь интересное." Чего хочет Шиана? Что бы ни занимало мысли Дункана, это касалось Тэга. Причинять боль, которая была нужна Тэгу, чтобы вновь обрести свои первоначальные воспоминания - нет, это было не в характере Дункана. Одрейд заметила это, связавшись вчера с Дунканом. - Ты припозднилась. Дар, - сказал он, не поднимая головы от того, чем занимался. Припозднилась? Был только ранний вечер. Он часто называл ее "Дар" - вот уже в течение нескольких лет; это была его извечная "шпилька", напоминание о том, что он не смирился со своим пребыванием в замкнутом аквариуме корабля. Обращение раздражало Беллонду, которая вечно сетовала на его "проклятые фамильярности". Разумеется, Беллонду он называл "Белл". Дункан щедро раздавал колкости. Вспомнив об этом, Одрейд замешкалась на пороге рабочей комнаты. Дункан тогда ударил кулаком в стену возле консоли: "Для Тэга должен быть лучший путь!" Лучший путь? Что у него на уме? Движение в коридоре привлекло ее внимание, оторвав от размышлений. Стрегги возвращалась от Тамалан. Стрегги вошла в Комнату Послушников. Чтобы отдать распоряжения о своей замене в отношении карты пустыни. На столе Одрейд поджидала стопка архивных материалов. Беллонда! Одрейд уставилась на стопку. Как она не старалась, всегда оставалось то, с чем, по мнению ее советников, не мог разобраться никто, кроме Преподобной Матери. Большая часть этих новых материалов были следствием требований "предложений и анализа", исходивших от Беллонды. Одрейд коснулась своей консоли. - Белл! Голос служителя Архивов откликнулся: - Преподобная Мать? - Пусть Белл поднимется сюда! Я хочу, чтобы она шла ко мне так быстро, как только могут двигаться ее толстые ноги! Хватило одной минуты. Беллонда стояла перед рабочим столом Одрейд словно наказанный послушник. Все они знали, что означают такие нотки в голосе Преподобной Матери. Одрейд коснулась стопки, лежавшей на столе, и отдернула руку, словно обжегшись: - Что, во имя Шайтана, это такое? - Мы сочли это важным. - Вы считаете, что я должна знать все обо всем? Где пометки? Где тут отмечено самое важное? Это дрянная работа, Белл. Это вообще не работа. Я не глупа, да и ты тоже. Но это... перед этим... - Я выбрала столько, сколько... - Выбрала? Ты посмотри на это! И что мне теперь с этим делать? Ни одной пометки! - Я прослежу за тем, чтобы это было немедленно исправлено. - Разумеется, Белл, разумеется. Потому что мы с Там отправляемся сегодня на юг. Мы собрались устроить небольшую необъявленную инспекцию и нанести визит Шиане. А ты в мое отсутствие посидишь на моем месте. И посмотрим, как тебе понравится копаться в этой куче! - С тобой можно будет связаться? - Световая связь и Ухо-Ц будут работать в любое время. Беллонда вздохнула с некоторым облегчением. - Я бы предложила тебе, Белл, спуститься в Архивы и назначить себе заместителя. Будь я проклята, если вы не начинаете действовать, как заправские бюрократы! Слишком бережете свои зады! - Настоящие корабли разбиваются. Дар. Что, Белл попыталась пошутить? Значит, еще не все потеряно! Одрейд махнула рукой в сторону проецирующего устройства; появилось изображение Таамлан в Транспортном Зале: - Там? - Да? - не отрываясь от списка заданий. - Как скоро мы можем отправиться в путь? - Примерно через два часа. - Скажи, когда будешь готова. Ах, да: Стрегги тоже едет с нами. Приготовь место и для нее, - Одрейд отключила изображение прежде, чем Тамалан ответила. Одрад знала, что сейчас ей надлежит заниматься делом. Там и Белл не были единственной заботой Преподобной Матери. У нас осталось шестнадцать планет... и это - включая Баззел, находящуюся в непосредственной опасности. Всего шестнадцать! Одрейд заставила себя не думать об этом. У нее было не так много времени. Мурбелла. Должна ли я связаться с ней и... Нет. Это может подождать. Новая Комиссия Прокторов? Пусть с этим разбирается Белл. Роспуск общины? Втягивание персонала в новое Рассеяние заставило людей объединяться. Остаться впереди пустыни! Это огорчало, и Одрейд не была уверена, что сможет заняться этой проблемой сегодня. Мне всегда беспокойно перед поездкой. Одрейд быстро покинула рабочую комнату и тихо, почти на цыпочках, пошла по коридору, глядя, как работают ее подчиненные, останавливаясь в дверях, замечая, что читают ученики, как они ведут себя во время ежедневных упражнений прана-бинду. - Что здесь читаешь? - спросила она у молодой послушницы второй ступени, сидевшей перед проектором в полутемной комнате. - Дневники Толстого, Преподобная Мать. Знающий взгляд послушницы словно говорил: "Есть ли эти слова прямо в вашей Иной Памяти?" Вопрос прямо-таки вертелся у девчонки на кончике языка! Они всегда устраивали такие мелкие проверки, когда заставали ее одну. - Толстой - это фамилия! - резко ответила Одрейд на невысказанный вопрос, - Упоминание о дневниках заставляет меня думать, что ты говоришь о Графе Льве Николаевиче. - Да, Преподобная мать, - ответ прозвучал смущенно - она явно уловила упрек. Смягчившись, Одрейд обронила: - "Я не река, я сеть". Он сказал эти слова в Ясной Поляне, когда ему было только двенадцать. Ты не найдешь этих слов в его дневниках, но, быть может, это самые важные слова, которые он когда-либо произносил. Одрейд пошла прочь прежде, чем послушница успела поблагодарить ее. Вечно учить!.. Она прошла вниз, к главным кухням, и осмотрела их. Проверила, нет ли следов жира в кухонной посуде, проведя пальцем по внутреннему краю, уголком глаза заметив, как настороженно следит за ней повар-учитель. В кухне царили аппетитные запахи - тут готовился ленч. Звенели ножи, булькали кастрюли, но звуки голосов умолкали, стоило ей только войти. Она прошла мимо деловитых поваров к возвышению, на котором восседал главный повар-учитель. Это был огромный полный человек с сильно выдающимися скулами; лицо его было красным, как мясо, за приготовлением которого он наблюдал. Одрейд не сомневалась в том, что он - один из величайших поваров в истории. Имя у него было вполне подходящее: Плачидо Салат. Он был уверен, что занимает уютный уголок в ее мыслях, и уверенность эта была продиктована несколькими причинами, включая и ту, что он обучал ее собственного повара. Важные посетители во времена, когда никто и не слышал о Чтимых Матре, отправлялись в путешествие по кухне и имели возможность попробовать некоторые особенные блюда. "Позвольте мне представить вам нашего старшего повара, Плачидо Салат..." Его говяжье плачидо вызывало зависть у многих. Почти сырое мясо, подаваемое с травами и горчичным соусом, лишь оттенявшим вкус мяса. Одрейд считала это блюдо слишком экзотическим, но никогда не высказывала замечания вслух. Когда, наконец, она полностью завладела вниманием Салат (после того, как он на мгновение отвлекся, чтобы дать указания по готовящемуся соусу) Одрейд сказала: - Мне хочется съесть что-нибудь особенное, Плачидо. Он узнал начало. Так она всегда начинала разговор, собираясь попросить свое "особенное блюдо". - Может быть, тушеные устрицы? - предположил он. Это похоже на танец, подумала Одрейд. Они оба знали, чего она хочет. - Великолепно! - сказала она и начала требующееся представление: - Но с ними нужно обращаться осторожно, Плачидо, чтобы не переварить устрицы. Немного молотого сушеного сельдерея в бульон... - И, может быть, немного паприки? - Мне это всегда нравилось. Будь очень осторожен с меланжем - его нужно только каплю, не больше. - Разумеется, Преподобная Мать! - повар выкатил глаза в ужасе от мысли, что он мог бы положить слишком много меланжа. - Так легко проглядеть и позволить спайсу преобладать. - Приготовь устриц в бульоне из морских моллюсков, Плачидо. Я хотела бы, чтобы ты присмотрел за ними сам, нужно слегка перемешивать их, пока краешки устриц не начнут слегка заворачиваться. - И ни секундой дольше. Преподобная Мать. - Подогрей немного жирного молока. Не кипяти его! Плачидо изобразил изумление: неужели она могла заподозрить его в том, что он станет кипятить молоко для ее тушеных устриц? - В блюдо, в котором будут подавать устриц, нужно добавить капельку масла, - сказала Одрейд. - А сверху залить бульоном. - Без шерри? - Как я рада, что ты лично заботишься о моем любимом блюде, Плачидо! Я совсем забыла о шерри. Преподобная Мать ничего не забывала, и все знали об этом, но это было одной из фигур танца. - Три унции шерри в готовящийся бульон, - сказал повар. - Нагрей его, чтобы избавиться от алкоголя. - Разумется! Но нельзя повредить вкусу... Сидя за маленьким столом, Одрейд съела две тарелки тушеных устриц, вспоминая, как любила их Дитя Моря. Папа познакомил ее с этим блюдом, когда она толькотолько научилась подносить ложку ко рту. Он готовил это блюдо сам, по собственному рецепту. Одрейд передала рецепт Салат. Она воздала должное вину: - Мне особенно понравилось то, что к этому блюду ты выбрал Шабли. - Это один из лучших сортов вин, которые у нас есть. Оно великолепно оттеняет приправы к устрицам. Тамалан отыскала Одрейд в алькове. Они всегда знали, где искать Преподобную Мать, когда им нужно было найти ее. - Мы готовы, - на лице Там отражалось нечто напоминающее неудовольствие. - Где мы остановимся вечером? - Эльдио. Одрейд улыбнулась; она любила Эльдио. Там старается угодить мне, потому что я в критическом настроении? Может быть, это попытка несколько отвлечь мое внимание... Следуя за Тамалан к транспортным докам, Одрейд подумала, что весьма характерно желание старшей женщины путешествовать на подземном транспорте, Наземные путешествия раздражали ее: "Кому в моем возрасте хочется тратить время даром?" Одрейд не любила подземного транспорта. В нем человек заперт и так беспомощен! Сама она предпочитала передвигаться по земле или летать на топтере, подземку же использовала только когда дело было спешным, но без колебаний посылала письма и посылки пневмопочтой. Письму безразличен способ передвижения. Эта мысль всегда наводила ее на раздумья о сети связи, приспособленной ко всем ее передвижениям. Где-то в глубине (всегда существовало это "где-то в глубине") автоматическая система передавала сообщение, устанавливала связь и заботилась (в большинстве случаев) о том, чтобы важные послания попадали к адресату. Когда не требовалась Линия Личной Доставки (все они называли ее ЛЛД), возможны были личные или визуальные контакты наряду со световыми линиями. Внепланетная связь представляла собой отдельную проблему, особенно в эти времена Великой Охоты. Самым безопасным было послать в качестве связного Почтенную Мать, несущую послание в памяти. Каждый из посланцев теперь принимал все большие дозы шере. С помощью Т-проб можно было читать даже в мертвом мозгу, если он не был защищен воздействием шере. Каждое сообщение, передававшееся на другую планету, было зашифровано, но враг мог найти ключ к шифру, несмотря на то, что каждый шифр использовался только единожды. Передача межпланетных сообщений представляла большую опасность. Может быть, именно поэтому Рабби до сих пор молчал. Почему же я думаю об этом именно сейчас? - От Дортьюлы еще не было известий? - спросила она, когда Тамалан собралась войти в один из отсеков, где их поджидали остальные. Там много людей. Почему? Одрейд увидела Стрегги, стоявшую у края дока и беседовавшую с послушником Отделения Связи. Поблизости было еще не менее шестерых из Связи. Тамалан обернулась с выражением оскорбленного достоинства: - Дортьюла! Мы же все сказали, что поставим тебя в известность сразу же, как придут вести! - Я просто спросила. Там. Просто спросила. Одрейд спокойно, почти покорно последовала за Тамалан. Нужно контролировать свой мозг и проверять все, что в нем возникает. Ментальные вторжения всегда имели под собой достаточные основания. Это было одним из методов Бене Джессерит, как ей часто напоминала Беллонда. Одрейд с удивлением осознала, что методы Бене Джессерит более чем надоели ей за последнее время. Пусть всем этим ради разнообразия займется Белл! Пришло время спокойно и свободно плыть, подобно блуждающему огоньку на волнах, плыть по течению. Дитя Моря разбиралась в течениях. x x x Время не считает своих часов. Достаточно только посмотреть на круг, и это становится очевидным. Лито II (Тиран) Смотрите! Смотрите, до чего мы дошли! - взывал Рабби. Он сидел, скрестив ноги, на холодном неровном полу; кусок полотна покрывал его голову, полускрывая лицо. Комната, в которой он находился, была мрачной, в ней отдавались непрекращающимся гулом шум механизмов, вызывавший у него тошнотворную слабость. Если бы эти звуки затихли!.. Ребекка стояла перед ним, уперев руки в бедра, и на ее лице читалось усталое отчаянье. - Не смей стоять передо мной так! - приказал Рабби, бросив на женщину взгляд снизу вверх. - Если ты впадешь в отчаянье, разве мы не погибнем? - спросила Ребекка. Звук ее голоса разозлил его; у него ушло несколько мгновений на то, чтобы подавить нежелательное чувство. Она осмеливается поучать меня? Но не говорили ли мудрейшие, что и сорная трава приносит знание? Дрожь пробежала по его телу от тяжелого глубокого вздоха, он отбросил ткань на плечи. Ребекка помогла ему подняться. - Не-комната, - пробормотал Рабби. - И здесь мы прячемся от... - его взгляд поднялся к темным сводам, словно различая там что-то, видимое ему одному, - Лучше не говорить об этом даже здесь. - Мы прячемся от неназываемого, - сказала Ребекка. - Дверь нельзя открыть даже по пропуску, - сказал он. - Как же войдет Чужак? - Нам не каждый чужак годится и не каждому здесь будут рады, - сказала она. - Ребекка, - он склонил голову. - Ты больше чем испытание и проблема. Эта маленькая частица Тайного Израиля делит с тобой изгнание потому, что мы понимаем... - Прекрати! Вы ничего не понимаете в том, что со мной произошло. Моя проблема? - она наклонилась к нему ближе. - Моя проблема в том, чтобы остаться человеком несмотря на все эти связи с прошлыми жизнями. Рабби отшатнулся. - Итак, ты больше не одна из нас? Ты, значит, теперь Бене Джессерит? - Ту поймешь, когда я стану Бене Джессерит. Ты увидишь, что я смотрю на тебя так, как смотрю на себя. Он нахмурился, сдвинул брови: - Что ты такое говоришь? - На что смотрит зеркало, Рабби? - Хммм! Теперь ты говоришь загадками... Но по его губам скользнула бледная улыбка. Потом его взгляд снова обрел решительность. Он обвел взглядом комнату. Их здесь было восемь - больше, чем могло вместить столь маленькое пространство. Не-комната! Она была с великим трудом собрана из осколков и фрагментов. Такая маленькая. Двенадцать с половиной метров в длину. Он сам измерял ее. По форме она напоминала положенную на бок старинную бочку, овальную в сечении, закрытую полусферами крышеклюков. Потолок возвышался над его головой всего на метр. В самой широкой точке "бочка" была пяти метров, но все равно казалась уже из-за изгиба стен. Сухой паек и вода, получаемая по замкнутому циклу. На этом им приходилось жить - и кто знает, сколько это продлится? Кто знает... может, вечность - если их не найдут. Он не доверял надежности этого убежища. Да еще эти странные призвуки в работе машин... Они влезли в эту дыру поздно вечером. Теперь снаружи наверняка темно. А где остальные его люди? Бежали, забились в убежища, какие только можно было найти, извлекая на свет божий старые долги и почетные награды за прошлые заслуги. Кое-кто спасется. Быть может, выживут они с гораздо большим успехом, чем собравшаяся здесь горстка людей. Вход в не-комнату находился под погасшим очагом, подле которого стоял камин. Металлические накладки камина включали в себя вплетенные между волокон кристаллы Ридбюлы, передававшие сюда изображения внешнего мира. Пепел? В комнате до сих пор пахло гарью, а к этому еще прибавлялся запах канализации от небольшой регенерационной системы, находившейся в отдельной комнатке. Какой эвфемизм для туалета! Кто-то подошел к Рабби сзади. - Поисковая, группа уходит. Хорошо, что нас вовремя предупредили. Это был Джошуа, тот, кто построил не-комнату. Невысокий тонкий в кости человек с острым треугольным лицом, резко сужающимся к подбородку. Пряди темных волос спадали в беспорядке на его широкий лоб. У него были широко расставленные карие глаза, смотревшие на мир с задумчивостью, которой Рабби не доверял. Он выглядит слишком молодым для того, чтобы так много знать об этих вещах. - Итак, они уходят, - сказал Рабби, - Но они вернутся. И вряд ли тогда можно будет сказать, что нам повезло. - Они не подумают о том, что мы можем прятаться так близко от фермы, - сказала Ребекка. - Они по большей части просто мародерствовали здесь. - Послушай Бене Джессерит, - откликнулся Рабби. - Рабби, - какой упрек звучал в голосе Джошуа! - Разве не от тебя я слышал много раз, что благословенны те, кто скрывает ошибки других даже от себя самих? - Каждый сейчас становится учителем! - ответил Рабби. - Но кто может сказать, что случится дальше? Но, тем не менее, скрепя сердце, он признавал правоту Джошуа. Мне не дает покоя боль, причиной которой - наше бегство. Наша маленькая диаспора. Но мы не бежим из Вавилона, чтобы рассеяться по земле. Мы скрываемся в... в циклоновом погребе! Эта мысль взбодрила его. Циклоны проходят. - Кто занимается нашей едой? - спросил он. - Мы должны с самого начала ввести рационы. Ребекка вздохнула с облегчением. Самое худшее в Рабби - резкие смены его настроений: то он слишком эмоционален, то чересчур углублен в размышления. Но сейчас он снова взял себя в руки. Следом за этим он впадет в задумчивость. Затем придет уныние. Знание Бене Джессерит давало ей новое видение людей. Наша еврейская чувствительность. Только посмотрите на этих интеллектуалов! Это была мысль, характерная для Сестер. Недостатки людей оказывали большое влияние на их интеллектуальные достижения. Она не могла закрыть глаза на эту очевидную реальность. Глашатай демонстрировал ей факты всякий раз, стоило ей лишь на мгновение усомниться. Ребекка начала получать почти наслаждение в том, чтобы перебирать всплывавшие в памяти образы. Знание прежних времен заставляло ее отказаться от собственного прошлого. Она верила множеству вещей, которые, как она знала теперь, были чушью. Мифы, химеры, порывы почти детского поведения. "Наши боги должны взрослеть вместе с нами." Ребекка подавила желание улыбнуться. Глашатай часто вытворял с ней такое - легкий тычок в ребра, полученный от того, кто знает, что ты это оценишь. Джошуа вернулся к своим инструментам. Она заметила, что кто-то проверяет список продуктов. Рабби наблюдал за этим со своеобычной сосредоточенностью. Все прочие завернулись в одеяла и спали на циновках в дальнем конце комнаты. Видя это, Ребекка поняла, в чем будут заключаться ее функции. Спасти всех нас от скуки. "Мастер игр?" Если не можешь предложить чего-нибудь получше, не пытайся говорить со мной о моем народе, Глашатай. Что бы она не думала о таких внутренних диалогах, не было сомнения в том, что все фрагменты были связаны между собой - прошлое с этой комнатой, эта комната с ее предвиденьем последствий. И это было великим даром Бене Джессерит. Не думай о "Будущем". Предопределенность? Тогда - что же случается со свободой, которая была дана тебе при рождении? Ребекка увидела свое собственное рождение в новом свете. Оно было началом пути к неведомой судьбе. Плавание, несущее еще невидимые горести и радости. Итак, они достигли поворота реки и наткнулись на нападающих. За следующим поворотом мог открыться гремящий водопад - а могла оказаться полоска берега неописуемой красоты. В этом и было колдовское очарование предвидения, которому поддались Муаддиб и его сын. Тиран. Оракул знает, что должно произойти. Орла, напавшая на Лампадас, научила ее не искать оракулов. Ведомое может сковать вернее, чем неведомое. Сладость новых открытий - в неожиданности. Видит ли это Рабби? "Кто скажет, что будет дальше?" спрашивает он. Этого ты хочешь, Рабби? Тебе не понравится то, что ты услышишь. Я тебе это гарантирую. С того мгновения, как заговорит Оракул, твое будущее станет таким же, как и твое прошлое. Как ты будешь выть от скуки и тоски... Ничего нового, ничего и никогда. Все станет старым в одно мгновение озарения. "Но я хотел вовсе не этого!" Я словно слышу эти твои слова. Ни злодеяние, ни жестокость, ни тихое счастье, ни бурная радость - ничто не наступит для тебя неожиданно. Как пневмопоезд в своем туннеле, твоя жизнь понесется вперед к последнему мгновению борьбы. Как мотылек, залетевший в машину, ты будешь биться о стекла и молить Судьбу освободить тебя. "Пусть волшебство изменит направление туннеля! Пусть случится что-нибудь новое! Не позволь случиться всем тем ужасным вещам, которые я видел!" Внезапно она поняла - ведь так и случилось с Муаддибом. Кому он возносил молитвы? - Ребекка! - окликнул ее Рабби. Они подошла - он сейчас стоял рядом с Джошуа, глядя на темный мир за пределами их комнаты, мир, видный на маленьком экране над рабочим пультом Джошуа. - Надвигается буря, - сказал Рабби, - Джошуа считает, что она превратит пепел очага в цемент. - Это хорошо, - сказала она. - Именно поэтому мы построились здесь и оставили незакрытым люк, когда спускались вниз. - Но как же мы выберемся? - Для этого у нас есть инструменты, - ответила она. - А даже если бы их и не было, у нас остаются наши руки. x x x Защитной Миссией управляет одна важнейшая концепция: Инструктирование масс, предпринимаемое с определенной целью. Это имеет глубокую основу в нашей вере в то, что цель спора суть изменение истины. В таких ситуациях мы предпочитаем использовать власть, но не силу. Кодекс. Жизнь в не-корабле приобрела для Дункана Айдахо оттенок игры с тех пор, как его посетило видение и он начал изучать поведение Чтимой Матре. Введение в игру Тэга было обманным ходом, не просто появлением еще одного игрока. Этим утром он стоял перед пультом, размышляя о том, что узнаваемые элементы этой игры напоминали его собственному детству гхолы в Обители Бене Джессерит на Гамму, где за ним надзирал стареющий Башар - мастер оружия и одновременно страж. Образование. И тогда, и теперь это было первоочередной задачей. И стражи - по большей части, ненавязчиво следящие за ним на не-корабле, как это когда-то было на Гамму. А если уж не стражи, так искусно замаскированные приборы слежения. На Гамму он стал просто-таки знатоком в умении обводить вокруг пальца и жив, и механических сторожей. Здесь, с помощью Шианы, он отточил это умение, превратив его в искусство. Деятельность вокруг него не носила чересчур активного характера. У охраны не было оружия. Но это были по большей части Почтенные Матери и среди них несколько старших послушниц. Они просто не поверили бы, что им может понадобиться оружие. Кое-что в не-корабле способствовал созданию иллюзии свободы - главным образом, его размеры и сложность. Корабль был велик - на сколько, Дункан не мог определить, но он имел доступ на несколько этажей, и в некоторых коридорах можно было насчитать до тысячи помещений. Трубы и туннели, линии доставки, лифты, залы и широкие коридоры, двери, открывавшиеся от прикосновения (или остававшиеся закрытыми: Запрещено!) - все это западало в память, образуя почву для размышлений - несомненно, совершенно отличных от мыслей, которые это вызывало у его сторожей. Энергия, требовавшаяся для того, чтобы посадить корабль на поверхность планеты и поддерживать его деятельность (хотя бы пассивную) - все это говорило о том, что затеивалось что-то серьезное. Здесь Сестры не считались с расходом энергии, как они это делали обычно. Казначей сокровищниц Бене Джессерит занимался далеко не только денежными расчетами. Не для них была энергия Солнца или подобных космических лучей и течений. Им нужна была другая энергия... Плати, Дункан! Мы закрываем твой счет! Этот корабль был не просто тюрьмой. Дункан, Ментат, видел несколько вариантов. Основной: это была лаборатория, в которой Почтенные Матери искали способ свести на нет способность не-корабля обманывать человеческие чувства. Не-корабль, шахматная доска - головоломка и кроличий садок одновременно. И все это для того, чтобы содержать здесь трех пленников? - нет. Должны быть и другие причины. Игра имела тайные правила, о некоторых из которых он мог только догадываться. Но его немного обнадежило то, что Шиана постигла дух этой игры. Я знаю, у нее будут свои планы. Это стало очевидным с тех пор, как она стала изучать приемы Чтимых Матре. Оттачивая мастерство моих стажеров! Шиане требовалась интимная информация о Мурбелле, но не только это - много больше: его воспоминания о тех людях, которых он знал во многих своих жизнях. И особенно - воспоминания о Тиране. А мне нужна информация о Бене Джессерит. Сестры позволяли ему только минимальную активность. Доводили его до отчаяния, чтобы увеличить его способности Ментата. Не он был сердцем великой проблемы, которая, он ощущал это, существовала вне пределов корабля. Обрывки мучительных раздумий доносила до него Одрейд, когда она задавала ему вопросы. Достаточно для того, чтобы возникли новые посылки? Нет - без доступа к тем данным, которые его информационное устройство отказывалось выдавать ему. И это тоже было его проблемой, будь они все неладны! Он был в ящике внутри их ящика. И все они были в ловушке. Одрейд стояла за этим пультом однажды после полудня неделю назад и чистосердечно уверяла его, что информационные банки Сестер были "широко распахнуты" для него. Она стояла как раз на этом месте, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Временами она бывала просто неправдоподобно похожа на взрослого Майлза Тэга. Вплоть до необходимости (возможно, неосознанной) стоять во время беседы. Кресла-собак она тоже не любила. Он знал, что весьма туманно представляет себе ее мотивы и планы. И не доверял ни тому, ни другому. Тем паче после Гамму. Приманка, наживка. Так они использовали его. Ему повезло, что не пришлось стать таким же, как Дюна - мертвой шелухой. Использованная Бене Джессерит. Погружаясь в подобные размышления, он предпочитал сидеть в кресле перед информационной машиной. Иногда он просиживал здесь часами без движения, в то время как его разум пытался обнаружить решение проблем доступа к ресурсам данных корабля. Система могла идентифицировать любого человека. Следовательно, она обладала автоматическим управлением. Система должна была знать, кто говорит, делает запросы или принимает временное управление ею. Контуры корабля отражают мои попытки подобрать ключи к закрытой информации. Отключены? Именно это и говорили его стражи. Но система идентификации тех, кто включался в эти контуры - он знал, что именно в этом заключается разгадка. Может быть, поможет Шиана? Слишком доверяться ей - опасное и рискованное предприятие. Временами, когда она следила за ним у пульта, она напоминала ему Одрейд. Шиана была ученицей Одрейд. Это воспоминание отрезвляло. Какое им дело до того, как он использует системы корабля? Словно об этом нужно спрашивать! На третий год плена он создал свою систему сокрытия данных, снабдив ее его собственными ключами. Чтобы провести всевидящие камеры, он делал все на виду. Все было совершенно очевидным, но содержало зашифрованное сообщение. Это было просто для Ментата и полезно по большей части как фокус, помогающий изучить возможности систем корабля. Он "заминировал" свои данные, обезопасив их от случайностей. У Беллонды были подозрения, но, когда она начала задавать вопросы, он только улыбнулся. Я скрываю свою историю, Белл. Мою серию жизней гхолы - все их, вплоть до первого не-гхолы. Личные подробности, которые я помню в каждой из них: скользкая почва для воспоминаний. И сейчас, сидя за пультом, он испытывал смешанные чувства. Заключение давило на него. Неважно, как велика и богата была его тюрьма - она не переставала быть тюрьмой. Некоторое время он сознавал, что с большой степенью вероятности может выбраться отсюда, но его удерживала Мурбелла и все увеличивающееся сознание трудностей, стоявших перед ними. Он чувствовал себя пленником своих мыслей в той же мере, что и пленником отработанной системы, представляемой его стражами и этим чудовищным устройством. Устройством был, конечно, не-корабль... Орудие. Способ перемещаться невидимым в опасной Вселенной. Способ скрыться самому и скрыть свои намерения даже от настойчивых поисков. Применяя умения, приобретенные во многих жизнях, он смотрел на свое окружение словно бы сквозь экран изощренности и наивности. Ментаты культивировали наивность. Думать, что что-либо знаешь было самым надежным способом ослепить себя. Не рост и развитие постепенно тормозили обучение (как учили Ментатов), а совокупность "того, что мне известно". Новые источники информации, открытые для него Сестрами (если, конечно, он мог на них положиться), вызывали целый ряд вопросов. Как в Рассеянии было организовано сопротивление Чтимым Матре? Очевидно, существовали группы (он сомневался, можно ли назвать их силами), которые преследовали Чтимых Матре так же, как Матры преследовали Бене Джессерит. И так же убивали их, если принять очевидность происшедшего на Гамму. Футары и Управляющие? Он создал ментальную проекцию: ответвление Тлейлаксу в первом Рассеянии занялось манипуляциями с генами. Те двое в его видении: были ли это те, кто создал Футаров? Могла ли эта чета быть Танцорами Лиц? Независимыми от Мастеров Тлейлаксу? В Рассеянии нет ничего, что существовало бы в единственном числе. Черт возьми! Ему нужен был доступ к другой информации, к более глубоким ее источникам. Нынешние его источники информации не соответствовали его требованиям даже отдаленно. Орудие для достижения ограниченной цели, его информационная машина могла бы быть переоборудована для соответствия новым требованиям, но переоборудовать ее не удавалось. Ему придется поработать, как Ментату! Меня просто связали по рукам и ногам, а это ошибка. Разве Одрейд мне не доверяет? Атридес, будь она неладна! Она знает, чем я обязан ее семье. Больше одной жизни прошло, а я до сих пор в неоплатном долгу! Он знал, что нервничает. Его разум на мгновение замкнулся на этом. Нервничающий Ментат! Знак того, что он стоит на пороге прорыва. Первая Проекция! Чтото, что они не сообщили ему о Тэге? Вопросы! Незаданные вопросы хлестали его, как плети. Мне нужна перспектива! Дело не обязательно в расстояниях. Перспективы можно достичь и здесь, если в твои вопросы вкрадываются некоторые искажения. Он чувствовал, что где-то в опыте Бене Джессерит (возможно, в ревниво охраняемых Белл Архивах) и были недостающие фрагменты. Белл должна это оценить! Другой Ментат должен знать восхитительный подъем в такие мгновения. Его мысли напоминали головоломку: большинство фрагментов под рукой и только того и ждут, чтобы быть вставленными в общую мозаику. Здесь дело было не в решениях. Он буквально слышал слова своего первого учителя Ментата - они отдавались в его памяти: "Раздели свои вопросы на две противоположных группы и раздели имеющиеся факты - брось их на обе чаши весов. Решения выводят каждую ситуацию из состояния равновесия. Дисбаланс позволяет обнаружить то, что ты ищешь." Да! Достижение дисбаланса с помощью вопросов - вот плутовство Ментата. Что-то Мурбелла говорила прошлой ночью - что? Они были в постели. Он вспомнил время - цифры, проецирующиеся на потолок: 9:47. Он тогда подумал: Эта проекция требует энергетических затрат. Он почти физически чувствовал поток энергии, излучаемой кораблем, этим огромным замкнутым куском, вырванным из Времени. Работа сложных механизмов делала корабль неотличимым от местности для любых механизмов обнаружения. Сейчас, правда, в статическом положении он был доступен взгляду, но не предвидению. Мурбелла рядом с ним: еще одна сила, и оба они знают о том, что властно влечет их друг к другу. Какое количество энергии было необходимо, чтобы преодолеть это взаимное притяжение! Все нарастающее, нарастающее, нарастающее сексуальное влечение. Мурбелла говорила. Да, именно это. Странный самоанализ. Она подходила к своей жизни с позиций новой зрелости, с позиций Бене Джессерит - повышенная чувствительность и уверенность в том, что в ней растет великая сила. Каждый раз, видя в ней эти изменения, происходившие под влиянием Бене Джессерит, он чувствовал печаль. Еще на один день приблизилось наше расставание. Но Мурбелла говорила. "Она (Одрейд часто именовалась "Она") продолжает задавать мне вопросы, чтобы добраться до истоков моей любви к тебе." Вспомнив об этом, Айдахо позволил всей сцене заново пройти перед его мысленным взором... - ...Она пыталась применить ко мне тот же подход. - Что ты говоришь? - Odi et amo. Excrucior. Она приподнялась на локте и взглянула на него сверху вниз: - Что это за язык? - Очень старый. Лито как-то заставил меня выучить его. - Переведи. Повелительный тон. Ее прежнее "я" Чтимой Матре. - Я ненавижу ее и люблю ее. Я измучен. - Ты действительно меня ненавидишь? - недоверчиво. - Я ненавижу быть связанным вот так, когда я не властен над собственным "я". - Ты бы оставил меня, если бы мог? - Я хочу, чтобы решение вызревало по капле. Я хочу контролировать его рождение. - Это игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать... Вот оно! Ее слова. Вспомнив, Айдахо не ощутил озарения; просто было ощущение, что он открыл глаза после долгого сна. Игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать. Игра. Его взгляд на не-корабль и на то, что делали здесь Сестры. Но в разговоре было кое-что еще. - Корабль - наша собственная специальная школа, - сказала Мурбелла. Он не мог не согласиться с этим. Сестры усиливали его способности Ментата в том, чтобы изучать данные и выявить то, что не проходит. Он понял, куда это может завести, и ощутил свинцово-тяжелый страх. "Ты очищаешь нервную систему. Ты защищаешь свои мозг от отвлекающих факторов и бесполезных блужданий мысли." Ты направляешь свои реакции в то опасное русло, от которого предостерегают любого Ментата. "На этом пути ты можешь утратить себя." Учеников водили смотреть на людей-растения, "Ментатов-неудачников", которых оставляли жить, чтобы продемонстрировать опасность другим. И все же - какое искушение. В этом чувствовалась сила и власть. Ничто не скрыто. Все известно. Среди всех этих страхов и опасений Мурбелла повернулась к нему, и сексуальное напряжение стало почти невыносимым. Не сейчас. Не сейчас! Кто-то из них сказал что-то еще. Что? Он думал тогда об ограниченности логики как орудия, способного раскрыть мотивы Сестер. - Ты часто пытаешься анализировать их? - спросила Мурбелла. Поразительно, как она умела отвечать на невысказанное. При этом она утверждала, что не умеет читать мысли. - Я просто читаю тебя, гхола мой. Ты ведь мой, ты знаешь. - И наоборот. - Слишком верно, - сказано было почти шутливо, но за веселостью скрывалось какое-то более глубокое чувство. В любом анализе человеческой души всегда был какойто просчет, и он сказал ей об этом: - Думая, что знаешь, почему ты ведешь себя так, а не иначе, ты подыскиваешь оправдания для неординарного поведения. Оправдания для неординарного поведения. Вот еще один фрагмент его мозаики. В голосе Мурбеллы слышалось что-то вроде размышления: - Полагаю, ты можешь понять с точки зрения разума почти все, списав это на какой-нибудь дефект. - Понять разумом такие вещи, как сожжение целой планеты? - В этом есть некоторая грубая решимость. Она говорит, что решительный выбор укрепляет душу и дает чувство подлинности - поддержку в стрессовой ситуации. Ты согласен, Ментат мой? - Ментат не твой, - но в его голосе не было силы. Мурбелла рассмеялась и снова откинулась на подушки: - Ты знаешь, чего хотят от нас Сестры, Ментат мой? - Им нужны наши дети. - О нет, гораздо большее! Они хотят, чтобы мы стали добровольными участниками их сна. Еще один элемент мозаики! Но кто иной, кроме Бене Джессерит, знал этот сон? Сестры были актрисами, они всегда играли, не позволяя ничему естественному пробиться сквозь их маски. Реальный человек был словно бы заточен в них; реальные чувства отмерялись по капле. - Почему она хранит эту старую картину? - спросила Мурбелла. Айдахо почувствовал, что желудок у него сжимается. Одрейд принесла ему голографическое изображение картины, которую держала в своей спальне. "Домики Кодервилля" Винсента Ван Тога. Разбудив его в каком-то жутком часу ночи почти месяц назад. - Ты спрашивал о том, что привязывает меня к человечеству? Так вот оно, - голограмма появилась перед его мутными от сна глазами. Он сел и уставился на изображение, пытаясь понять. Что с ней было не так? В голосе Одрейд был такой восторг... Она оставила голограмму в его руках, выключив свет; комната начала внушать странное ощущение - множество острых углов, множество жестких линий, все отдает чемто еле уловимо механическим - как, вероятно, и должно быть в не-корабле. Где Мурбелла? Они ложились спать вместе... Он сосредоточился на голограмме; она странно трогала его, словно связывала его с Одрейд. Ее связь с человечеством? Голограмма казалась его ладоням холодной. Она взяла ее из его ладоней и поставила на столик у кровати. Он продолжал смотреть на картину, пока она искала стул и усаживалась у его изголовья. Усаживалась? Что-то принуждало ее находиться рядом с ним! - Эта картина была написана сумасшедшим на Старой Земле, - сказала она, почти прижимаясь щекой к его щеке, пока они оба разглядывали копию картины, - Посмотри на нее! Зафиксированное состояние человека. В ландшафте? Да, будь все проклято. Она была права. Он устремил взгляд на голограмму. Эти великолепные краски не просто краски. Все в целом, общее впечатление. - Большинство современных художников посмеялись бы над тем, как он создавал это, - сказала Одрейд. Неужели она не может помолчать, пока он смотрит на это? - Человеческое существо как лучший из записывающих приборов, - продолжала Одрейд, - Человеческая рука, человеческий взгляд, суть человеческая сфокусированы в сознании одного человека, который искал предела возможностей. Предел возможностей. Еще один осколок... - Ван Гог создал это, пользуясь примитивными материалами и оборудованием, - ее голос звучал так, словно она была пьяна. - Пигменты, знакомые даже пещерному человеку! Изображение на холсте, который мог быть сделан его собственными руками. Возможно, и свои инструменты он сделал сам из меха и стеблей. Она коснулась поверхности голограммы - тень ее пальца закрыла высокие деревья: - Культурный уровень по нашим меркам - на грани дикости, но - видишь, что он создал? Айдахо почувствовал, что должен что-то сказать, но слова застряли в горле. Где Мурбелла? Почему ее нет здесь? Одрейд отстранилась, и следующие слова ее, показалось ему, врезались в него, как раскаленные шипы: - Эта картина говорит о том, что мы не можем подавить дикости, особенности, которая будет проявляться в людях, как бы мы не пытались этого избежать. Айдахо оторвал взгляд от голограммы и пристально посмотрел на губы Одрейд - а она продолжала говорить: - Винсент сказал нам кое-что важное о наших приятельницах в Рассеянии. Этот художник, умерший так давно? О Рассеянии? - Они там делали и делают то, что мы не можем даже представить себе. Дикость! Взрывное увеличение популяции Рассеяния убеждает в этом. Мурбелла вошла в комнату и остановилась за спиной Одрейд. Она была в мягкой белой рубахе, босая; волосы ее были влажными. Итак, вот, значит, где она была. В душе. - Преподобная Мать? - голос Мурбеллы был сонным. Одрейд не обернулась к ней - только слегка повернула голову: - Чтимые Матре считают, что они могут предупредить и взять под контроль любое проявление дикости. Какая глупость. Они не могут контролировать это даже в себе. Мурбелла подошла ближе и встала в ногах постели, вопросительно взглянув на Айдахо: - Похоже, я пришла на середине разговора. - Равновесие, вот в чем ключ, - сказала Одрейд. Айдахо был по-прежнему сосредоточен на Преподобной Матери. - Разумные существа могут удерживать равновесие на весьма странной почве, - говорила Одрейд. - Даже на непредсказуемой в своем поведении... Это называется "попасть в тон". Великие музыканты это знают. Те люди, которые занимались серфингом на Гамму в дни моего детства также знали это. Некоторые волны сбрасывают тебя, но ты готов к этому. Ты поднимаешься снова, и все повторяется. Безо всякой на то причины Айдахо вспомнил другую фразу Преподобной Матери: "У нас нет складов или свалок. Мы перерабатываем все." Переработка. Снова и снова. Круг. Части круга. Кусочки мозаики. Он гнался за случайностями, а потому понимал это лучше. Такой путь не для Ментата. Переработка - Иная Память не была складом, но чем-то, что они считали переработкой. Это означало, что они пользовались своим прошлым только для того, чтобы изменить и обновить его. Попадание в тон. Странная иллюзия для того, кто утверждал, что избегает музыки. Вспоминая, он ощущал мысленно создаваемую мозаику. Но с головоломкой что-то было неладно. Ни один элемент не подходил к другому. Случайные осколки, которые возможно, вовсе не были частью единого целого. Но ведь были же! Голос Преподобной Матери продолжал раздаваться в его памяти. Значит, есть что-то еще. - Те, кто знает это, проникают в самую суть, - говорила Одрейд, - Они предупреждают, что невозможно думать о том, что делаешь. Это верный способ прийти к неудаче. Просто делай! Не думай. Делай. Он чувствовал хаос. Ее слова привели его к иным источникам, нежели обучение Ментата. Шуточки Бене Джессерит. Одрейд сделала это намеренно, рассчитывая на определенный эффект. Куда подевалось то расположение, которое она временами прямо-таки излучала? Могло ли ее всерьез заботить благополучие того, с кем она так обращалась? Когда Одрейд покинула их (он едва заметил ее уход), Мурбелла села на постель и расправила рубаху на коленях. Разумные существа удерживают равновесие даже на весьма странной почве. Движение в его сознании: кусочки мозаики, пытающиеся образовать построение. Он чувствовал волнение во Вселенной. Та странная пара в его видении? Они были частью новой волны. Он знал это, но не смог бы сказать, почему. Что там говорили о себе Бене Джессерит? "Мы изменяем старые образы и верования." - Посмотри на меня! - сказала Мурбелла. Голос? Не совсем, но теперь он был уверен, что она, попыталась воспользоваться им, а ведь она не сказала, что они обучали ее этому ведьмовству. Он увидел что-то странное, чужое в ее зеленых глазах - что-то, что подсказало ему: она думает о своих прежних связях. - Никогда не пытайся стать умнее Бене Джессерит, Дункан. Было ли это сказано для наблюдателей? Он не был уверен в этом. В ее глазах было знание, словно бы запускавшее в него когти. Он чувствовал, как оно растет в ней, как интеллект Мурбеллы растет подобно плоду в ее чреве. Голос! Что они делают с ней? Глупый вопрос. Он знал, что они делают. Они отнимают ее у него, превращая ее в Сестру. Больше не моя возлюбленная, моя прекрасная Мурбелла. Почтенная Мать, отстранение просчитывающая все свои действия. Ведьма. Кто может любить ведьму? Я И буду любить всегда. - Они подкрались к тебе со спины и поймали тебя в ловушку, чтобы использовать в собственных целях, - сказал он. И увидел, что его слова возымели действие. Она словно прозрела и воочию увидела эту ловушку. Бене Джессерит были так чертовски умны! Они заманили ее в силки, показывая картинки столь же завораживающие, как сила, привязывающая ее к нему. А осознание этого могло только разъярить Чтимую Матре. Мы ловим в ловушки других! Но не они нас! Но Бене Джессерит это сделали. Они принадлежали к другой группе. Почти Сестры. К чему отрицать это? И она хотела получить их возможности. Она хотела, чтобы закончились эти испытания и началось настоящее учение - то, которое она чувствовала вне корабля. Неужели она не знает, почему ее до сих пор продолжают испытывать? Они знают, что она все еще сопротивляется их ловушке. Мурбелла выскользнула из рубашки и скользнула в постель. Не касаясь его. Но сохраняя это настороженное ощущение близости их тел. - Изначально они хотели, чтобы я держал под контролем для них Шиану, - сказал он. - Как меня? - А я держу тебя под контролем? - Иногда, Дункан, ты кажешься мне просто шутом. - Если я не смогу смеяться над собой, я и вправду пропаду. - Смеяться и над твоими потугами на шутку? - В первую голову, - он повернулся к ней и положил руку на ее левую грудь, чувствуя, как под его ладонью твердеет сосок. - Ты знала, что меня никогда не отнимали от груди? - Никогда за все эти... - Ни разу. - Я могла бы и догадаться, - по ее губам скользнула улыбка, а через мгновенье они оба смеялись, обнимая друг друга, не в силах остановиться. Потом Мурбелла заговорила: - Проклятье, проклятье, проклятье... - Проклятье кому? - его смех умолк, они отстранились друг от друга. - Не кому - чему. Проклятье судьбе!" - Не думаю, что судьбе есть до этого дело. - Я люблю тебя, но я не должна этого делать, если хочу стать порядочной Почтенной Матерью. Ему не нравились такие размышления: уж слишком они напоминали жалость к самой себе. Тогда - шути! - Ты никогда не была порядочной, - он гладил ее живот. - Я порядочная! - Когда тебя создавали, об этом слове просто забыли. Она оттолкнула его руку и села, глядя на него: - Почтенные Матери не должны любить. - Я это знаю. Неужели моя боль выдала себя?.. Она слишком глубоко погрузилась в свои собственные тревоги: - Когда я дойду до Агонии Спайса... - Любовь моя! Мне не нравится идея какой-либо агонии, связанной с тобой! - Как я могу избежать этого? Я - как пуля в стволе. Вскоре мне придадут нужную скорость, и тогда я буду продвигаться очень быстро. Он хотел отвернуться, но ее взгляд притягивал его. - Это правда, Дункан. Я чувствую это. В какой-то мере это похоже на беременность. Существует момент после которого слишком рискованно ее прерывать. Приходится с этим смириться. - Итак, мы любим друг друга! - стараясь переключить мысли - с одной опасности на другую. - А они это запрещают. Он взглянул на глазки камер: - Сторожевые псы следят за нами, и у них острые клыки. - Я знаю. Я сейчас говорю с ними. Моя любовь к тебе не недостаток. Недостаток - их холодность. Они такие же, как Чтимые Матре! Головоломка, в которой нельзя двигать один из фрагментов. Он хотел выкрикнуть это, но те, кто сейчас "слушал его, могли уловить больше, чем было сказано словами. Мурбелла была права. Опасно думать, что можешь провести Почтенных Матерей. Что-то мелькнуло в ее глазах, когда она взглянула на него. - Как странно ты сейчас выглядел... Он узнал в ней Почтенную Мать, которой она собирается стать. Гони прочь эти мысли! Мысли о странностях его воспоминаний иногда отвлекали ее. Она думала, что его предыдущие инкарнации делали его в чем-то похожим на Почтенных Матерей. - Я умирал столько раз... - Ты это помнишь? Каждый раз один и тот же вопрос. Он покачал головой, не решившись сказать ничего, что могли бы по-своему интерпретировать сторожевые псы. Только не смерти и возрождения. Повторения смягчили яркость. Временами он даже не давал себе труда занести эти воспоминания в свой тайный банк данных. Нет... там содержались неповторимые встречи с людьми, долгий перечень узнаваний. Шиана говорила, что это ей и нужно от него. "Подробности жизни, мелкие детали. Это то, что нужно всякому артисту". Шиана сама не знала, чего просила. Все эти когда-то жившие и встретившиеся ему на пути люди создавали новые значения. Построения внутри построений. Крохотные детали приобретали огромную значимость, одна мысль о том, чтобы поделиться ими с кем-либо, вызывала отчаянье... даже если это была Мурбелла. Прикосновение руки к моей руке. Смеющееся личико ребенка. Блеск в глазах нападающего. Бесчисленное количество мелочей. Знакомый голос, говорящий: "Мне просто хочется задрать лапки кверху и расслабиться. Не заставляй меня двигаться." Все это стало частью его самого. Все они вросли в его память, в его характер. Он никому не сумел бы объясните, чем стали для него эти мелочи. Не глядя на него, Мурбелла сказала: - В твоих жизнях было много женщин. - Никогда не считал. - Ты любил их? - Они умерли, Мурбелла. Все, что я могу тебе сказать - то, что в моем прошлом не было ревнивых призраков. Мурбелла погасила светильники. Он закрыл глаза, ощущая подкрадывавшуюся к ним тьму; Мурбелла скользнула в его объятия. Он крепко прижимал ее к себе, зная, что это нужно ей, но мысли его текли своим чередом. Старое воспоминание - учитель-ментат: "Все наиболее важное может стать неважным за мгновение, разделяющее два удара сердца. Ментатов должны радовать такие мгновения" Он не ощущал радости. Все эти прожитые жизни вступали в нем в конфликт с системой ценностей Ментата. Ментат вступал во Вселенную в невинности неведения. Ничего старого, ничего нового, ничего фиксированного - ничего, что было бы действительно известно. Ты был сетью и существовал только для того, чтобы оценить улов. Что же не проходило? Какую мелкую сеть я использовал для этого? Таков был взгляд Ментата. Но не было способа, с помощью которого Тлейлаксу могли бы вложить в гхолу-Айдахо все клетки прежних инкарнаций. В их коллекции его клеток должно было чего-то не хватать. Но в моей памяти нет провалов. Я помню их все. Он был вневременной сетью. Вот так я и вижу этих людей... сквозь сеть. Это было единственным объяснением, которое могло предложить сознание Ментата, и если бы Сестры узнали об этом, они пришли бы в ужас. Не имеет значения, как горячо он будет отрицать это; они скажут: "Новый Квизац Хадерах! Убейте его!" Так поработай на себя, Ментат! Он знал, что собрал большую часть кусочков мозаики, но они все еще не складывались в столь ценимую Ментатом совокупность вопросов - Ах-ха! Игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать. Оправдания необычному поведению. "Они хотят, чтобы мы добровольно участвовали в их снах!" Искать пределы! Люди могут удерживать равновесие на довольно странной почве. Попасть в тон. Не думай. Делай это. x x x Лучшее искусство должно имитировать жизнь. Если оно имитирует сон, то это должен быть сон о жизни. В противном случае не возникает точек пересечения. Мы не подходим друг к другу. Дарва Одрейд. Они продолжили путешествие на юг к пустыне. Наступил ранний вечер. Одрейд заметила, что ландшафт вокруг города тревожаще изменился по сравнению с тем, что она видела три месяца назад во время предыдущей инспекции. Она невольно пожалела о том, что предпочла путешествие по земле. На этом уровне пейзаж, видимый сквозь защищавший их от пыли пластекс, представал в ином свете; она могла рассмотреть множество новых подробностей. Здесь стало гораздо суше. Они ехали в сравнительно легкой машине, рассчитанной только на пятнадцать пассажиров, включая шофера. Воздушная подушка, совмещенная со сложным двигателем, позволяла двигаться над землей. Скорость - три сотни в час, ход плавный. Эскорт Одрейд (слишком большой, все из-за излишне рьяной Тамалан) следовал за ней на автобусе, в котором также помешалась смена одежды, еда и вода на случай остановок в дороге. Стрегти, сидевшая рядом с Одрейд позади водителя, сказала: - Неужели мы не могли бы устроить здесь хотя бы небольшой дождь? Одрейд поджала губы. Лучшим ответом в этом случае было молчание. Они отправились в дорогу поздно. Все они собрались в транспортных доках и уже собирались ехать, но туг прибыло сообщение от Беллонды. Новая весть о несчастье, требовавшая личного внимания Преподобной Матери - и это в последний момент! Это была одна из тех минут, когда Одрейд чувствовала, что ее единственная роль была ролью официального переводчика. Подойти к краю сцены и разъяснить всем, что это значит: "Сегодня, Сестры, мы узнали, что Чтимые Матре уничтожили еще четыре наших планеты. Нас стало еще меньше" Только двенадцать планет (включая Баззел) - и безликий охотник с топором приблизился еще на четыре шага. Одрейд почувствовала, что под ее ногами разверзлась пропасть. Беллонде следовало бы придержать эти последние скверные новости до более подходящего момента. Одрейд выглянула в окно. Разве для таких вестей есть более подходящий момент... Они продвигались на юг в течение чуть более трех часов, дорога змеилась перед ними лаково блестящей зеленой лентой. Дорога вела их меж холмов, поросших пробковым дубом, тянущихся до горизонта, скрытого горными хребтами. Здесь, на плантациях с менее строгими регламентациями, чем сады, дубам было позволено вырастать низкими и приземистыми. Изначально плантация была заложена на естественных уступах террас, ныне заросших высокой и жесткой бурой травой. - Здесь мы выращиваем трюфели, - сказала Одрейд. У Стрегги оказалась в запасе еще одна скверная новость: - Мне говорили, что с трюфелями приключилась беда, Преподобная Мать. Недостаточно дождей. Больше не будет трюфелей? Одрейд заколебалась; ей очень хотелось подозвать сидящую позади послушницу из Отдела Связи и запросить Контроль Погоды о том, можно ли смягчить засуху. Она оглянулась на своих адъютантов. Три ряда, по четыре человека в каждом, специалисты, способные расширить ее возможности наблюдателя и исполнить любое приказание. Только посмотрите на едущий следом автобуса. Одно из самых больших и вместительных транспортных средств Дома Собраний. Тридцать метров в длину, по меньшей мере! Битком набит людьми! Вокруг него клубами вздымалась пыль. Тамалан по приказанию Одрейд ехала позади. Услышав о таком распоряжении, все подумали, что Преподобная мать может быть достаточно едкой, если ее разозлить. Там взяла в поездку слишком много людей, а Одрейд обнаружила это слишком поздно; чтобы что-либо изменить. - Это не инспекция! Это вторжение какое-то, будь оно неладно! Исполняй мои указания. Там. Маленькая политическая драма. Это сделает переход легче. Она снова перенесла внимание на шофера, единственного мужчину в этом автомобиле. Клэрби, вечно кислый и неприветливый эксперт по транспорту. Морщинистое личико, кожа цвета свежевскопанной влажной земли. Любимый шофер Одрейд. Водящий машину быстро и безопасно, изучивший до мелочей возможности своей машины. Они перевалили через гребень холма; здесь дубняк редел, уступая место фруктовым садам, окружающим Обитель. Как она прекрасна в лучах заката, подумала Одрейд. Невысокие здания - белые стены, оранжевые черепичные крыши. За аркой начиналась первая улица - ее можно было разглядеть издалека, а дальше была видна высокая центральная структура, в которой размещались региональные службы наблюдения. Это зрелище вселило в Одрейд уверенность. Обитель общины сверкала и сияла, сияние смягчалось расстоянием и туманной дымкой, поднимавшейся над садами. Деревья стояли безлистными - здесь проходил зимний климатический пояс, - но было очевидно, что они способны дать еще один урожай. Сестрам требовалось, чтобы все, что окружает их, было красиво, напомнила себе Одрейд. Окружение, услаждающее чувства, но при этом удовлетворяющее потребности желудка. Удобства были вполне возможной вещью... если только их было не слишком много! Кто-то позади Одрейд сказал: - Мне кажется, на некоторых из этих деревьев набухают почки. Одрейд присмотрелась внимательнее. Да! На темных ветвях виднелись крохотные зеленые бугорки. Здесь зима допустила ошибку. Контроль Погоды, пытающийся установить смену времен года, не мог предотвратить некоторых случайных просчетов. Наступающая пустыня слишком быстро поднимала температуру воздуха; растения начинали цвести и оживать как раз в то время, когда должны были стоять жестокие морозы. Вымирание плантаций становилось вполне обыкновенным явлением. Советник-Наблюдатель извлек откуда-то давно забытый термин "Бабье Лето" для рапорта, иллюстрированного трехмерной фотографией сада в цвету, занесенного снегом. Одрейд почувствовала, как при этих словах что-то шевельнулось в ее памяти. Бабье Лето. Как это верно! Ее советники, разделявшие ее мнение о работах на планете, приняли эту метафору жестокого морозазавоевателя, следующего по пятам за не вовремя наступившей оттепелью, самое время для таких визитов - нашествий на соседей. Снова вспомнив все, Одрейд словно почувствовала холодок топора на своей шее. Как скоро? Она не смела искать ответа на этот вопрос. Я не Квизац Хадерах! Не оборачиваясь, Одрейд заговорила со Стрегги: - Это место, Пондрилл - ты когда-нибудь была там? - Мой центр предварительной подготовки находился не там. Преподобная Мать, но я полагаю, что все они одинаковы. Да, эти общины все походили одна на другую: невысокие здания, окруженные садами, составляющие центры специальной подготовки. Это было что-то вроде системы сит - чем ближе к Центральной, тем мельче ячеи. Некоторые сообщества, такие, как Пондрилл, были сосредоточены на увеличении нагрузок и ужесточении условий. Они каждый день посылали женщин на длительные физические работы. Руки, возившиеся в земле и в грязи, руки, залитые фруктовым соком редко пренебрегали и более грязной работой, которая представлялась им в дальнейшей жизни. Наконец они выехали из пылевого облака, и Клэрби открыл окно. Волна жаркого воздуха буквально захлестнула их! Чем там занимается Служба Погоды? Два здания на окраине Пондрилла соединялись галереей, нависающей над улицей, образуя длинный туннель. Все, что понадобилось бы здесь, чтобы воссоздать обстановку докосмической эры - опускная решетка. Рыцари, закованные в броню, нашли бы привычным сумрачную духоту этой арки, сделанной из пласт-камня, почти неотличимого от настоящего. Камеры наблюдения прекрасно заменяли стражей ворот и дозорных. Длинный сумрачный коридор, ведущий в обитель, был, как заметила Одрейд, чист. Вообще, в обителях Бене Джессерит обоняние редко оскорбляли запахи, подобные запаху разложения или гниения. Никаких трущоб. Очень мало калек, хромающих по чистым улицам. Очень много здоровой плоти. Хорошо отлаженная система управления делала все, чтобы осчастливить здоровое население. И все-таки у нас есть калеки. И не все - калеки в физическом смысле этого слова. Клэрби припарковал машину у выхода из затененной улицы; они вышли. Автобус Тамалан остановился за их машиной. Одрейд надеялась, что крытая улица принесет им желанную прохладу, но жаркий воздух превратил ее в настоящую раскаленную печь, и температура здесь оказалась гораздо выше. Она была рада оказаться на светлой открытой центральной площади, где жар, мгновенно высушив пот, подарил ей краткое мгновенье прохлады. Чувство облегчения улетучилось, едва солнце начало палить ее голову и плечи. Ей пришлось контролировать метаболизм, чтобы поддерживать температуру тела на нужном уровне. В желобе, обегающем площадь, плескалась сверкающая в солнечных лучах вода - беспечная демонстрация, которой скоро придет конец. Оставим это пока. Мораль! Она слышала за спиной шаги своей "свиты", обычные жалобы на "сидение в одном положении так долго..." С той стороны площади спешила приветственная делегация. В первых рядах Одрейд разглядела Цимпэй, главу Пондриллы. Адъютанты Преподобной Матери вышли на площадь у фонтана, мощенную голубой плиткой, - все, кроме Стрегги, оставшейся стоять за плечом Одрейд. Группу Тамалан также манил плеск воды. Одрейд подумала, что вода всегда была неистребимой частью человеческих мечтаний и снов. Плодородные поля и вода - чистая вода, которую можно пить, в которую можно погрузить лицо, утоляя жажду, возвращая покой душе. И действительно, часть ее группы была занята именно этим. Их лица блестели от капель влаги. Делегация Пондриллы остановилась недалеко от Одрад на голубых плитах. Цимпэй привела с собой еще трех Почтенных Матерей и пятерых старших послушниц. Все эти послушницы находились на грани Агонии - Одрейд легко могла определить это по их прямым взглядам, полным ожидания муки. Одрейд нечасто видела Цимпэй в Центральной, хотя та иногда и появлялась там в качестве учителя. Она подходила к этой роли: каштановые волосы, такие темные, что казались на свету черными с медным отливом; узкое лицо настолько аскетично, что не выражает почти ничего; притягивающие взгляд глаза - совершенно синие - под строго сдвинутыми бровями. - Мы все рады видеть вас. Преподобная Мать. Это прозвучало довольно искренне. Одрейд слегка склонила голову - минимальное необходимое приветствие. Я тебя слышу. Почему ты так рада видеть меня? Цимпэй поняла. Она жестом указала на высокую худую Почтенную Мать, стоявшую подле нее: - Вы помните Фали, нашу Начальницу Садов? Фали только что посетила меня с делегацией садовников. Достаточно серьезная жалоба. Обветренное лицо Фали было какого-то сероватого оттенка. Переутомление? Острый подбородок, тонкие губы. Грязь под ногтями. Одрейд заметила это с одобрением. Не боится копаться в земле. Делегация садовников. Итак, еще новые жалобы. Должно быть, они действительно серьезны. Непохоже на Цимпэй перекладывать свои заботы на плечи Преподобной Матери. - Давайте выслушаем, - сказала Одрейд. Бросив взгляд на Цимпэй, Фали начала подробный рассказ, приводя даже квалификационную оценку каждого из членов делегации. Некоторые из них находились непосредственно в распоряжении Цимпэй. Как можно объяснить своим людям, что какой-то далекий песчаный червь (быть может, даже еще и не существующий) требует подобных изменений? Как можно объяснить фермерам, что дело не в недостающей "капельке дождя" - в климате, свойственном самой планете? Чуть больше дождя - в областях высокого давления зародятся ветра. Это, в свою очередь, приведет к изменениям где-нибудь еще, вызовет отягощенный влагой сирокко там, где он не только создает неприятные помехи, но еще и опасен. Слишком легко можно породить чудовищные торнадо, просто немного изменив условия. Погода на планете не была чем-то, что можно легко исправить. Как я иногда требовала. Каждый раз приходилось просматривать и просчитывать изменения картины в целом. - Последнее слово остается за планетой, - сказала Одрейд. Эти слова для Сестер были древним напоминанием о человеческой слабости. - У Дюны все еще есть право голоса? - в вопросе Фали было больше горечи, чем ожидала Одрейд. - Я чувствую жар. Мы видели листву ваших садов, когда приехали, - сказала Одрейд. Я знаю, что заботит тебя, Сестра. - В этом году мы потеряем часть урожая, - сказала Фали. В ее словах слышались обвиняющие нотки: Это ваша вина! - Что вы сказали вашей делегации? - спросила Одрейд? - Что пустыня должна расти, и что Контроль Погоды больше не может производить всех необходимых нам изменений. Верно. Правильный ответ. Неадекватный, как это часто бывает с правдой, но единственный, который у них сейчас был. Чем-то придется жертвовать. А пока - новые и новые делегации и потери урожая. - Вы выпьете с нами чаю. Преподобная Мать? - дипломатически вмешалась Цимпэй. Видите, как все это нарастает. Преподобная Мать? И все же Фали теперь вернется к своим овощам и фруктам. Ответ получен. Стрегги прочистила горло. Что-то нужно делать с этой ее проклятой привычкой! Но значение было понятно. Лучше будет предоставить Стрегги заботу о расписании. Пора отправляться. - Мы поздно выехали, - ответила Одрейд, - Мы остановились здесь только чтобы поразмять ноги и узнать, нет ли у вас проблем, которые вы не можете разрешить самостоятельно. - Мы вполне можем сами разобраться с садовниками, Преподобная Мать. Резковатый тон Цимпэй сказал Одреид гораздо больше, и она с трудом удержалась от улыбки. Проводите инспекцию, если вы так желаете. Преподобная Мать. Смотрите куда хотите. В Поядрилле вы увидите порядок Бене Джессерит. Одрейд бросила взгляд на автобус Тамалан. Кое-кто уже возвращался в кондиционированную прохладу салона. Тамалан стояла у дверей, откуда ей было слышно каждое слово. - Я услышала от вас хороший отчет. Цимпэй, - сказала Одрейд. - Вы вполне можете обойтись без нашего вмешательства. Разумеется, я не хочу обременять - вас слишком долгим визитом. Последнее было сказано достаточно громко - так, чтобы слышали все. - Где вы остановитесь на ночь. Преподобная Мать? - В Элидо. - Я давно не бывала там, но слышала, что море стало гораздо меньше. - Полеты над ним подтверждают ваши слова. Нет необходимости предупреждать их, что мы к ним едем, Цимпэй. Они уже знают это. Нам пришлось подготовить их к этому нашествию. Начальница Садов Фали сделала небольшой шаг вперед: - Преподобная Мать, если бы можно было дать нам... - Скажите вашим садовникам, Фали, что у них есть выбор. Они могут ворчать и ждать, пока Чтимые Матре не придут, чтобы взять их в рабство, или отправиться в Рассеяние. Одрейд вернулась в машину и сидела там, закрыв глаза, пока не услышала звук закрывающихся дверей и они не отъехали на достаточное расстояние. Они уже покинули Пондриллу и находились на дороге, ведущей через южное кольцо садов. Позади нее царило молчание. Сестры серьезно обдумывали поведение Преподобной Матери. Неудовлетворительная встреча. Разумеется, настроение передалось послушникам. Стрегги выглядела мрачной. Эта погода требовала, чтобы на нее было обращено внимание. Словами больше нельзя было заставить умолкнуть жалобы. Добрые времена судили менее строго. Все знали, каковы причины, но перемены оставались центральной проблемой. Нельзя пожаловаться на Преподобную Мать (по крайней мере, без веских на то причин! ), но можно ворчать по поводу погоды. "Почему сегодня они устроили такой холод? Почему именно сегодня, когда у меня была назначена поездка? Когда мы выехали, было достаточно тепло, но теперь! А у меня даже нет подходящей одежды! Стрегги решила поговорить. Что ж, за этим я ее и взяла. Но она сделалась почти болтливой, словно вынужденная близость уничтожила все ее почтение к Преподобной Матери. - Преподобная Мать, я искала в своих руководствах объяснение... - Берегись руководств! - сколько раз в жизни Одрейд слышала и сама произносила эти слова? - Руководства порождают привычки. Стрегги часто выслушивала наставления касательно привычек. У Бене Джессерит они, конечно, были - то, что другие считали "Типичным для Ведьм?" Но все признаки, по которым можно предсказать поведение, тщательно скрывались. - Но тогда почему мы пользуемся руководствами, Преподобная Мать? - По большей части для того, чтобы опровергать их. Кодекс предназначен для новичков, остальные применяются в начальном обучении. - А история? - Никогда не отвергай банальности исторических записей. Как Почтенная Мать, в каждый момент своей жизни ты будешь заново познавать историю. - Правда - пустая чаша. Страшно гордится тем, что помнит этот афоризм. Одрейд подавила желание улыбнуться. Стрегги - просто сокровище. Это было мыслью-предостережением. Некоторые драгоценные камни можно классифицировать по их дефектам. Эксперты выявляют дефекты камня. Скрытые недостатки. То же происходит и с людьми. Их часто узнаешь по их недостаткам. Сверкающая поверхность говорит немного. Чтобы узнать человека, нужно заглянуть в глубину и увидеть там тайные трещины и пятна. В этом истинная ценность бриллианта. Чем был бы Ван Гог без таких недостатков? - Комментарии внимательных циников, Стрегги, то, что они говорили об истории - вот что должно направлять тебя до Агонии. После ты сама себе станешь циником и сама будешь определять для себя ценности. Сейчас история называет тебе даты и рассказывает о том, что что-то произошло. Почтенные Матери выискивают это что-то и разбираются в предрассудках историков. - И это все? Глубоко задета. Почему они тратят на это мое время? - Многие исторические труды бесполезны в силу своей необъективности и предрассудков историков. Они были написаны, чтобы угодить той или иной правящей могущественной группировке. Подожди, пока твои глаза откроются, дорогая. Мы - лучшие из историков. Мы были там. - И моя точка зрения будет изменяться с каждым днем? Сказано человеком, весьма склонным к самоанализу. - Это тот урок, который Башар завещал нам не забывать. Прошлое пересматривается с точки зрения настоящего. - Я не уверена, что мне это понравится. Преподобная Мать. Так много моральных решений. О-о. Эта драгоценность видела самую суть и высказывала свои мысли, как истинная Бене Джессерит. Среди темных пятен и трещинок в Стрегги были чистейшие грани. Одрейд искоса взглянула на задумчивую послушницу. Очень давно Сестры постановили, что решения в вопросах морали каждый ищет сам для себя. Никогда не следуй за направляющим, не задавая вопросов. Вот почему моральные и нравственные условия воспитания молодых имели такое большое значение. Вот почему мы предпочитаем брать в общину юных Сестер. И быть может, именно поэтому в сознании Шианы сказался недостаток морали. Мы приняли ее слишком поздно. О чем так тайно она говорит с Дунканом на языке жестов? - Всегда легко распознать нравственное решение, - сказала Одрейд, - Они появляются, когда отбрасываешь личные интересы. Стрегги посмотрела на Одрейд с почтением: - Какую же для этого нужно иметь смелость! - Не смелость! Ни даже отчаянье. То, что мы делаем, естественно - в самом глубоком значении этого слова. Это делается потому, что другого выбора нет. - Иногда, говоря с вами, я чувствую себя невежественной, Преподобная Мать. - Великолепно! Это начало мудрости. Существуют разные виды невежества, Стрегги. Самое низкое - следовать собственным желаниям, не размышляя. Иногда мы делаем это неосознанно. Оттачивай свою чувствительность. Осознавай то, что обычно не осознаешь. Всегда спрашивай себя: "Чего я пытался добиться, делая это?" Они перевалили через последний холм перед Элидо, и Одрейд на мгновение окунулась в воспоминания. Позади кто-то пробормотал: - Вот и море... - Останови здесь, - приказала Одрейд, когда они приблизились к широкому повороту, откуда было видно море. Клэрби знал это место и был готов к приказанию Одрейд. Одрейд часто просила его останавливаться здесь. Он затормозил именно там, где нужно было Преподобной Матери. Было слышно, как позади затормозил автобус, а громкий голос позади воскликнул: - Вы только посмотрите! Элдио лежал по левой стороне от Одрейд, довольно далеко в долине: хрупкие изящные дома, некоторые поднимались над землей на тонких трубах, и ветер летел между ними и под ними. Элдио находился гораздо южнее, в низине, и климат здесь был жарче. Маленькие ветряные мельницы с вертикальной осью шелестели крыльями возле домов - они снабжали общину энергией. Одрейд указала на них Стрегги: - Мы ввели их, чтобы не зависеть от сложных технологий. Произнося эту фразу, она повернулась направо. Море! Чудовищно уменьшившийся клочок его былого величия. Дитя Моря мгновенно возненавидела это зрелище. С моря поднимались теплые испарения. Вдали неясными пурпурными силуэтами вырисовывались горы. Одрейд заметила, что Контроль Погоды создал ветер, чтобы привести в движение соленый воздух. В результате море пенилось белыми барашками, набегающими на галечный берег. Одрейд вспомнила, что когда-то по берегу тянулась цепочка рыбачьих деревень. Теперь, когда море отступило, деревни оказались гораздо выше берега на склонах окрестных холмов. Когда-то деревни были ярким мазком на картине морского пейзажа. Теперь большая часть их населения была втянута в новое Рассеяние. Те же, кто остался, построили подобие маленькой железной дороги, позволяющей доставлять лодки к берегу. Она одобряла это: консервация энергии. Внезапно вся ситуация предстала перед ней в довольно мрачном свете - словно бы она вновь увидела Старую Империю, где люди просто ожидали смерти. Сколько пройдет прежде, чем умрут и эти общины? - Море так мало! Голос раздался позади нее. Одрейд узнала: клерк из Архивов. Один из проклятых шпионов Белл. Подавшись вперед, Одрейд похлопала Клэрби по плечу: - Отвези нас на ближний берег - вон на тот пляж внизу? Я хочу поплавать в нашем море, Клэрби, пока оно еще не исчезло. Стрегги и еще две послушницы присоединились к ней, нырнув в теплые воды маленького залива. Остальные разбрелись по берегу или наблюдали за странной сценой из машины и автобуса. Преподобная Мать, плавающая обнаженной в море! Одрейд чувствовала вокруг воду, придававшую ей сил. Ей нужно было поплавать: ей еще придется принять важные решения. Какую частицу этого последнего великого моря они смогут сохранить в последние дни жизни планеты? Пустыня наступала - пустыня, в которой не было больше ничего, как когда-то на Дюне. Если преследователь даст нам время. Угроза была близка, а пропасть глубока. Будь проклята эта способность. Почему я должна знать это? Медленно, медленно Дитя Моря и мерное покачивание волн помогли ей восстановить равновесие. Это водное пространство было одной из главных проблем, значительно более серьезной, чем разбросанные по планете маленькие моря и озера. Отсюда испарялось большое количество влаги. А это порождало новые нежеланные изменения. Да, это море все еще кормило Дом Собраний. Это была дорога, служившая для перевозки и связи. Морские транспортные средства были наиболее дешевыми. Энергозатраты были достаточно весомым аргументом. Но море исчезнет. Так будет. Целой популяции придется сменить место жительства. В ее размышления снова ворвались воспоминания Дочери Моря; они не позволяли рассуждать трезво и безэмоционально. Как скоро должно исчезнуть море? Таков был вопрос. И от его решения зависели неотвратимые переселения. Лучше бы это произошло скорее. Боль, оставшаяся в прошлом, мучает меньше. Нужно разобраться с этим! Она подплыла к отмели и взглянула на озадаченную Тамалан. Одеяние Там было влажным от морских брызг. - Там! Уничтожьте это море так быстро, как только возможно. Пусть Служба Погоды разработает план быстрого осушения. После обычных уточнений я приму окончательный план. Тамалан молча отвернулась и пошла прочь. Она жестом предложила Сестрам следовать за ней, всего один еще раз бросив взгляд на Преподобную Мать. Смотри! Разве я была неправа в том, что взяла с собой нужных специалистов? Одрейд выбралась из воды. Под ногами ее поскрипывал сырой песок. Вскоре здесь будет только сухой песок. Она оделась, не дав себе труда вытереться. Одежда не слишком хорошо сидела на ней. Но сейчас это было безразлично; она пошла по полоске берега - прочь ото всех остальных, стараясь не смотреть на море. Воспоминания должны оставаться воспоминаниями. Воспоминаниями, которые извлекаются из глубин памяти только для того, чтобы вновь ощутить пережитые когдато радости. Никакая радость не может длиться вечно. Все преходяще. "И это пройдет" - вот слова, которые могут быть применены ко всему сущему. Когда песок перешел во влажный суглинок, она, наконец, обернулась, чтобы взглянуть на море, приговоренное ею к уничтожению. Имеет значение только сама жизнь, сказала она себе. А жизнь не сможет существовать долго без постоянного воспроизводства. Выживание. Наши дети должны выжить. Бене Джессерит должна выжить! Ни один ребенок не был важнее остальных. Она принимала и понимала это, осознавала, как часть ее глубинного "я", впервые проявившегося, когда она ощутила себя Дочерью Моря. Одрейд позволила Дочери Моря в последний раз вдохнуть соленый воздух, пока они все возвращались к машинам, рассаживались и готовились к отправлению в Элдио. Она чувствовала, как ей становится спокойнее. Достаточно было научиться поддерживать равновесие, и уже не нужно море, чтобы восстановить его. x x x Вырви вопросы из почвы, и ты увидишь спутанные корни. Новые вопросы! Ментат Дзен-суфи. Дама была в своей стихии. Паучья Королева! Ей нравился тот титул, которым наградили ее ведьмы. Это было центром ее паутины - новый контрольный центр на Перекрестке. Внешний вид здания все же не соответствовал ей; в его дизайне было слишком много самодовольства, свойственного Гильдии. Консерватизм. Зато интерьер постепенно приобретал знакомые черты, и это доставляло ей удовольствие. Она почти могла представить себе, что никогда не покидала Дар, что нет никаких Футаров и горестного перелета назад, в Старую Империю. Она стояла посреди Зала Собраний, глядя на Ботанический Сад. Логно ждала в четырех шагах за ее спиной. Не слишком близко ко мне, Логно, иначе мне придется приказать убить тебя. На лужайке, начинавшейся прямо за плиточным полом еще лежала роса; когда солнце поднимется достаточно высоко, слуги поставят там удобные кресла и столы. Она заказала солнечный день, и, черт побери. Контролю Погоды лучше бы исполнить ее приказание. Итак, старая ведьма вернулась на Баззел. И она была в ярости. Прекрасно. Разумеется, она знала, что за ней следят, и она посетила свою верховную ведьму, чтобы попросить ее об уходе с Баззел, чтобы просить об убежище. И ей было отказано. Им нет дела до того, что мы уничтожим ветви, пока мы не можем добраться до ствола. Дама бросила Логно через плечо: - Приведи ко мне эту старую ведьму. И всех ее прихвостней. Логно повернулась и собиралась идти, но Дама добавила: - И несколько голодных Футаров. Они мне нужны голодными. - Да, Дама. Кто-то другой занял место Логно. Дама не обернулась, чтобы выяснить, кто. Всегда было достаточно помощниц, готовых выполнить важные приказания. Все они были похожи друг на друга; разнилась только степень исходящей от них опасности. Логно была постоянной угрозой. Заставляет меня быть настороже. Дама глубоко вдохнула свежий воздух. День обещал быть хорошим - потому, что именно этого она хотела. Она ушла в свои тайные воспоминания, позволив им успокаивать и услаждать ее. Будь благословен Гулдур. Мы нашли то место, где можем восстановить свои силы. Объединение Старой Империи шло именно так, как было запланировано. Немного осталось гнезд этих проклятых ведьм, а когда будет обнаружен Дом Собраний, остальные будет легко уничтожить. Теперь - Икс. Тут возн