приказы и дела, подлежащие выполнению сейчас. К тому времени, когда Флинн выбрался из паба, дождь превратился в легкую морось. Он забрался в свою машину, не глядя на сердитые лица, всматривающиеся в него от Малвени. Заведя двигатель, Флинн развернулся и медленно поехал к бетонной площадке, выходящей на пролив Эчилл и стоящие там на якоре рыболовецкие суда. Ему был виден быстрый патрульный катер, разгонявший широкую волну, несясь от Буллз Мауф. Похоже, он был не более, чем в пяти минутах отсюда, за что Флинн был ему благодарен. Он остановился на бетоне и вытащил свой дробовик из креплений, чувствуя себя странно с оружием в руках. Суперинтендант в своих инструкциях был тверд. - Я хочу, Денис, чтобы ты стоял с оружием на страже, пока они не соберут эти маленькие лодки. Я хочу, чтобы было понятно, что ты в случае необходимости применишь оружие. Флинн уныло смотрел на приближающийся патрульный катер через разделяющую их воду. Над прибрежной полосой кружились и кричали морские птицы. Он вдохнул хорошо знакомый аромат соли, запах водорослей и резкий запах рыбы. Сколько раз смотрел он на эту сцену, никогда не считая ее странной? Флинн задумался. Хотя теперь... Различия заставили содрогнуться его худое тело. То, что ему хотелось сказать в ответ у Малвени, то, что наполнило кислым его горло, преобладало в его сознании. Но его суперинтендант настоял на необходимости держать все в секрете. - Огромное количество женщин несомненно умрет, возможно, все на острове. Мы рассчитываем, что ты будешь поддерживать мир, пока не прибудет помощь. Не должно быть никакой паники, никаких сборищ. Ты должен быть тверд в поддержании порядка. - Мне следовало рассказать им, - пробормотал Флинн про себя. - Им следовало бы обратиться к священникам. Я уверен, что теперь им ничего больше не поможет. Он уставился на пришвартованные рыбачьи суда, чувствуя глубокое одиночество и испытывая ощущение несоответствия. - Господи, помоги нам теперь, в час нашей нужды, - прошептал Флинн. С тех пор, как Черная Смерть поразила Ирландию зимой 1348 года, не было такой ужасной эпидемии. Финтан Крейг Доэни За день до введения карантина на острове Эчилл Стивен Броудер и Кети О'Хара отправились вместе в Лоуг Дрейг, собираясь позавтракать возле Киллалу, а потом отправиться в коттедж на озере Клунуна. Это были бы три украденных дня перед экзаменами и лихорадочным летним расписанием для Стивена, собиравшегося специализироваться по гипербарической медицине. Коттедж, перестроенный фермерский дом, принадлежал Адриану Пирду, выпустившегося за шесть лет до Стивена и уже известному солидному исследователю в области медицины и недомоганий ныряльщиков. Пирд, отпрыск зажиточной и знатной семьи из графства Корк, устроил в коттедже на озере базу для отпусков и уик-эндов, установив огромный стальной резервуар для работы при повышении и понижении давления в сарае позади дома. Стивен несколько раз бывал в коттедже, зарабатывая деньги в качестве подопытной свинки в экспериментах Пирда. Со времени их первого сексуального опыта, рядом с Меллоу Роуд, Кети ограничила их одной или двумя повторными попытками в месяц, и то только в наименее опасные для нее периоды. Она сопротивлялась поездке на этот пикник в первую очередь из-за того, что он совпадал с ее периодом наиболее вероятной беременности, но Стивен пообещал "быть осторожным". Кети, не будучи уверена, что это значит, предупредила: "Мы не должны заводить в нашей семье ублюдков, Стивен Броудер!" Они заботливо подготовили этот пикник. Кети якобы была со своей подругой Мегги на каникулах в Дублине. Стивен, предположительно, катался с друзьями на лодке возле Кинсейла. Пирд, догадавшийся о природе Стивеновых затруднений, сам предложил пользоваться его коттеджем в Лоуг Дрейг, когда это не будет мешать его расписанию. Он вручил им ключи, рассмеявшись и сопроводив это замечанием: "Оставьте там все в порядке и постарайтесь выкроить немного времени для занятий. Мне бы хотелось, чтобы ты однажды присоединился ко мне. У тебя талант к решению необычных проблем... вроде этой". Как и ожидал Пирд, Стивен покраснел как от похвалы, так и из-за конспирации. Одолженная ими машина была крохотным зеленым "фиатом". Право пользоваться им Стивен заработал натаскиванием его владельца в тонкостях функционирования почек - предмет, ставивший обладателя "фиата" в тупик, пока Стивен не придумал уловку с огромным чертежом с указателями на булавках, между которыми студенту требовалось маневрировать крошечным картонным автомобильчиком с этикеткой "инородное тело". Двигаясь на север, Стивен и Кети, развлекаясь, называли "фиат" "инородным телом". За несколько минут до полудня, они пересекли старый, узкий каменный мост, ведущий в Киллалу. Напоминающая замок башня собора святого Фланнери выделялась на фоне одетого облаками горизонта, словно норманнский часовой. Однако небо над головой было синим, а озеро лежало, словно изумрудное зеркало в окружении холмов. Его поверхность рябила под легким ветерком от проплывающего мимо квартета лебедей. Сразу к северу от Киллалу Стивен остановился у придорожной закусочной ради сандвичей, чипсов и пива, съеденных ими на лугу, где Брайан Бору воздвиг свой замок. Место их пикника выходило вниз на Болливол Фор, где Патрик Сарсфилд и шесть сотен его кавалеристов переправились через Шеннон в ночь на 10 августа 1690 года, во время осады Лаймерика. Кети, увлекающаяся историей своей нации и испытывающая некоторое благоговение от пребывания "на этом самом месте" принялась потчевать Стивена рассказами о походе Сарсфилда, обнаружив, что ему неизвестны подробности. Стивен же, наблюдая, как она раскраснелась, рассказывая ему об этом "удивительном, тщетном походе" против осадного обоза Вильямитов, горящим взором смотрел на потаенную тень деревьев, скрывающих круглый фундамент замка Брайана Бору, размышляя, может ли Кети согласиться пойти с ним на время в ту укромную беседку. Но тут до него донеслись крики детей с озера, лежащего ниже луга. К тому же к месту их пикника слетелись мухи, привлеченные запахом обильной пищи. Они быстро проглотили свои продукты и бросились к машине, преследуемые мухами. Сидя в укрытии, Кети оглянулась на луг и удивила Стивена, явив мистическую сторону своей натуры, о которой он никогда не подозревал. - В этом месте творились ужасные вещи, Стивен. Я могу чувствовать это. Разве не могут быть эти мухи душами злодеев, творивших страшные преступления? - Да ладно тебе, Кети, что за чепуху ты говоришь? Они так по-настоящему и не ободрились, пока не свернули на посыпанную гравием дорожку к коттеджу, и Кети не увидела старые двойные колпаки дымоходов над деревьями. Когда они вошли в дом, она, в своем восторге, стала похожа на ребенка. Стивен, научившийся понимать и наслаждаться большинством ее настроений, положительно получил удовольствие, показывая ей все вокруг. Кухня была переделана по сравнению с прежними сельскими временами. Со стороны озера было добавлено окно. Каждая часть кухонного оборудования была не только современной, но и удобной в использовании. Глядя на все это, Кети приложила ладони к щекам. - Ох, Стивен, если бы у нас был такой же уютный дом. - Однажды он у нас будет, Кети. Она повернулась и обняла его. Снаружи был небольшой фруктовый сад и размеченный камнями участок под огород. Сарай расположился в дальнем конце сада. Это было каменное сооружение с новой кровлей из гофрированного металла. Оно было чуть ли не в полтора раза больше дома. Каменные стены сарая окружали высокие разросшиеся сорняки, но дорожка от дома через сад к маленькой боковой двери была чиста и аккуратно приведена в порядок по краям. Стивен отомкнул навесной замок и открыл дверь для Кети. Когда она шагнула внутрь, он щелкнул выключателем рядом с дверью. Сверкающие лучи затопили огромную комнату, изливаясь из мощных ламп, подвешенных на трубах к стропилам. В центре возвышался большой резервуар. В нем было шесть метров длины, а диаметр составлял два с четвертью метра. В резервуаре было два маленьких, установленных на уровне глаз кварцевых иллюминатора, по одному с каждой стороны. Еще одно окошко находилось в уплотнительном люке воздушного шлюза в самом конце этого сооружения. Кети, наслышанная от Стивена по поводу его пребывания в резервуаре, промурлыкала: - Он такой маленький. Ты что, в самом деле однажды был вынужден здесь сидеть целых четыре дня? - Он достаточно комфортабелен, - сказал Стивен. - Там есть санузел с двойным уплотнением, телефон. Единственным неудобством были датчики, которые Пирд заставлял меня носить. Стивен провел Кети к дальнему концу, продемонстрировав длинный верстак с инструментами, кабели, идущие в резервуар, и, под конец, стеллажи и полки с принадлежностями аппарата для дыхания под водой. Этим приспособлением они пользовались, когда купались в озере. Затем Стивен продемонстрировал два французских компрессора с усовершенствованными воздушными фильтрами. Кети посмотрела сквозь одно из окошек в резервуар. - Мне было бы очень скучно сидеть там столько времени, - сказала она. - Я брал с собой кое-какие книги. На самом деле, Кети, там очень спокойно. Большую часть времени я занимался и спал. Кети отпрянула от холодного металла и отряхнула руками свою юбку. - Я хочу приготовить в этой кухне прекрасный обед для нас, - сказала она. - Я еще никогда в жизни не видела такой великолепной кухни. Ты все захватил по моему списку? - Все лежит в багажнике. Пока Кети хлопотала на кухне, Стивен занес чемоданы, отдельный пакет со своими учебниками и таблицами насыщения крови для Пирда. Он оставил чемоданы на кровати, удостоверился, что Кети больше ничего не нужно, и устроился заниматься в крохотной гостиной. Ему было слышно, как Кети что-то мурлычет себе под нос и звенят кастрюли. Можно было представить себе их обоих, благополучно поженившихся и не торопясь устраивавших свой семейный уют. Это состояние духа Стивен сохранил на протяжении всего обеда вплоть до того мгновения, когда в постели стал объяснять Кети, каким именно образом он собирается соблюдать осторожность. Стивен показал ей презерватив, купленный одним из его сокурсников в Англии. Кети, с зардевшимся лицом, выхватила его из руки Стивена и швырнула через всю комнату. - Стивен! То, что мы делаем, это уже достаточный грех, но такого я на свою душу не возьму! Ему потребовалось около часа, чтобы ее успокоить. После этого Кети была особенна нежна, рыдая и смеясь на его плече. Когда они наконец заснули, ее голова покоилась на его груди. Стивен проснулся поздно и сразу услышал звуки, производимые хозяйничающей на кухне Кети. Он раньше не подозревал о наличии такой домовитости в ее характере, и это наполнило его теплом удовлетворения. Она включила радио и напевала под музыку. Стивен взглянул на свои часы, лежащие на тумбочке возле кровати, и обнаружил, потрясенный, что уже почти одиннадцать часов утра. Тут он смутно осознал, что музыка по радио прекратилась и звучит мужской голос, рассказывая о чем-то со сдерживаемым волнением. Приняв ванну, одевшись и выйдя на кухню, Стивен спросил: - Что там за новости передавали по радио? Я ничего не смог разобрать. - А, просто какие-то неприятности на Эчилле, - ответила Кети. - Тебе одно яйцо или два? - Три, - сказал он, целуя ее в шею. - Может, пойдем искупаемся в озере? - предложила Кети. - Будет холодно, но мы можем вернуться и согреться. Она покраснела. Стивен начал поворачивать ее к себе, но его прервал зазвеневший телефон. Он не сразу нашел аппарат за грудой журналов на этажерке в гостиной. Это был Пирд. - Ох, слава Богу, ты на месте, Стивен. Твоя подружка с тобой? Стивен ответил после некоторого колебания: - Да, но я не... - Для щепетильности нет времени! Финтан Доэни вызвал меня на большое медицинское совещание. Предмет обсуждения касается и тебя. - Доэни? САМ Доэни? Что могло... - У меня не так много времени, Стивен. Безумец, разбирающийся в рекомбинантной ДНК, заразил новой чумой Эчилл. Там установили карантин, но никто не рассчитывает, что это так и останется. Теперь слушай внимательно. Кажется, эта чума убивает только женщин. На данный момент она стопроцентно смертельна. Так вот, мне пришло в голову, что ты и твоя подружка в коттедже, и у нас есть тот славный резервуар в сарае. Женщина в этом резервуаре с положительным давлением была бы в весьма эффективной изоляции. Ты понимаешь, о чем я говорю? - Разумеется, я понимаю, но не вижу как... - У меня нет времени на споры. Просто выполни мою просьбу. Стивен бросил взгляд на Кети, стоявшую, глядя не него. - Я не знаю, будет ли она... Я хочу сказать, ты просишь меня... - Мне надо идти, Стивен. Сделай все возможное, чтобы посадить ее в этот резервуар. Если будет нужно, заберись туда вместе с ней. Подключи телефон. Я перезвоню позднее. Ты сделаешь это? Стивен сделал глубокий вдох. - Эта чума... - Она уже убила многих женщин. Мы не знаем, где этот безумец мог еще распространить ее. Посади свою подружку в этот резервуар! Пирд прервал связь. Насилие, терпимое слишком долго, приводит к моральной анестезии. Оно разлагает даже религиозных лидеров. Общество разделено на жертвенных агнцев и тех, у кого в руках ножи. Кровавую действительность маскируют высокопарные ярлыки: фразы с такими словами, как "свобода" и "политическая автономия" и вроде того. Подобные слова мало значат в обществе, лишенном морали. Отец Майкл Фланнери Все письма О'Нейла, кроме двадцати, были сданы на почту прежде, чем агенты ФБР вошли в лос-анджелесский офис с ордером на обыск. Офис представлял собой крохотное служебное помещение в кирпичном здании на Фигуэра вблизи делового центра ЛА. Обслуживался он мисс Сильвией Тропер, костлявой женщиной, выглядевшей на все свои пятьдесят, с дико оранжевыми от хны волосами и густо нарумяненными щеками. Два молодых агента, похожих, словно близнецы, в своих аккуратных синих костюмах, резко раскрыли свои бумажники, чтобы дать ей возможность взглянуть на удостоверения. Потом, словно синхронизированные танцоры, вернули бумажники в свое карманы и потребовали рассказать им о письмах О'Нейла. Что за переговоры были у нее с автором этих писем? Видела ли она содержимое каких-либо из этих писем? Ни единого письма? Какой адрес дал ей автор этих писем? Они изучили ее записи и сняли копию с ее гроссбуха, оставив мисс Троттер в унынии и истерическом смятении. Агенты, обученные и как бухгалтеры, и как юристы, были возмущены безалаберностью мисс Троттер. Она даже не сделала фотокопии чека от Генри О'Мелли, заключившего с ней это соглашение! О'Мелли, с фальшивым адресом в Топеке, штат Канзас, расплатился чеками на предъявителя банка Топеки. Еще до того, как навели справки, агенты догадались, что вытянули пустышку. В банке не нашлось никого, кто мог бы припомнить внешность этого О'Мелли. Те двадцать писем, что они забрали вместе с гроссбухом мисс Троттер, включали пять, предполагавших, что автор предвидел официальный визит следователей. Они были адресованы видным религиозным деятелям и начинались словами: "Предупреждение властям!" В них объяснялось, что Безумец держит палец на "кнопке мертвеца", которая автоматически затопит мир другими, отличными от первой, разновидностями чумы, если "кто-нибудь покусится на меня". Фотокопии всех писем Безумца были в числе первых данных, изученных в Денверском Инфекционном Центре группой, приобретшей известность как Команда. Первое собрание Команды состоялось через двадцать девять дней после эчиллской демонстрации. Задержка была вызвана политическими колебаниями в высших сферах. Нерешительность исчезла только после леденящего душу развития событий по всему миру. Заболевание О'Нейла, именуемое теперь БЕЛОЙ ЧУМОЙ из-за бледности ее жертв и белых пятен, выступавших на конечностях, само собой разумеется, не было удержано в пределах Ирландии, Британии и Ливии. Первый, явно недостаточный карантин, сплошь и рядом обходился или игнорировался высшими чиновниками, богатыми, пытающимися вывезти своих любимых в безопасное место, финансовыми курьерами, преступниками, следователями и прочими. По всему миру сообщали о вспышках Белой Чумы. Очаг ее был в Бретани. В Соединенных Штатах она заразила коридор от Бостона почти до Веймута. Западные склоны Скалистых гор от точки далеко в глубь Британской Колумбии на юг, в глубь Калифорнии и до Тихого океана пришлось оградить жестким карантином. Список "горячих точек" Всемирной Организации Здравоохранения включал Сингапур, Австралию, Нью-Дели, Санта-Барбару, Сент-Луис, Хьюстон, Майами, Константинополь, Найроби, Вену... а это были только самые значительные города. У Команды был текущий список "горячих точек" и письма О'Нейла, когда они собрались на свою первую встречу в ДИЦ. Они встретились в подземной комнате со стенами, отделанными панелями темного дерева. У них был выбор между холодным рассеянным освещением или теплым интимным светом, сфокусированным только над длинным столом, вокруг которого они собрались. Психоаналитик получил бы пищу для размышлений из того факта, что для своей первой встречи они выбрали проникающий в самые потаенные уголки рассеянный свет. Все шестеро членов Команды знали, что они здесь для того, чтобы изучить друг друга так же, как и проблему. Отбор членов Команды стоил долгих часов испытующих вопросов в звукоизолированных комнатах, задаваемых людьми, повышающими голос только для выразительности. Шестеро были разделены по национальностям - по двое от Советского Союза, Франции и Соединенных Штатов. Позднее планировали потесниться и для других национальностей, но вмешались обстоятельства. Уильям Бекетт из пары Соединенных Штатов, ставший номинальным председателем Команды, прибыл на первую встречу в чрезвычайном беспокойстве, вызванном опустошительной вспышкой чумы на западном побережье его страны. Был ли этот район заражен штаммами, вырвавшимися из ненадежной лаборатории? (Уже были подозрения, что Безумец оборудовал свою лабораторию в районе Сиэтла.) Прочие были слишком заняты оценкой друг друга, и он отложил свое дело на потом. Для Рокермана, бывшего профессором Бекетта в Гарварде, не составило особого труда ввести своего лучшего ученика в Команду. Отборочный совет преисполнился благоговения перед талантами и образованностью Бекетта - консультант народного здравоохранения по бубонной чуме, шкипер мирового класса на гоночных яхтах, лицензия пилота коммерческого самолета, обучен летать и на реактивных (майор запаса ВВС), хобби - создание и решение "головоломных" шарад, консультант по военной кодовой системе "Дискремблер", пловец и всеми почитаемый игрок в гандбол. - Как специалист в молекулярной биологии, он не уступит никому, - сказал Рокерман. - Человек Ренессанса. Бекетт был песочноголовым потомком англо-шотландских религиозных беженцев. Соответственно происхождению у него была розовая кожа и бледные глаза, но черты лица в будущем обещали стать еще более грубыми. В университете Бекетт был голкипером, пока не обнаружил, что постоянно раздражающие коллизии футбола могут одолеть предмет его особой гордости - ум, разрешающий большинство загадок, после схватки, куда более волнующей, чем любая из происходящих на футбольном поле. За те минуты, что он провел с Франсуа Данзасом из французского контингента, Бекетт понял, что работать с французами будет нелегко. Данзас был высоким, стройным и смуглым уроженцем Перонна со следами кельтов, римлян, греков и викингов в своих генах. Его явно крашенные волосы были зачесаны назад двумя вороновыми крылами над лицом, зачастую выглядевшим слепым и пустым, за исключением больших карих глаз. Эти глаза пристально смотрели с постоянным скептицизмом на мир непостоянства, то вспыхивая, то скрываясь под густыми черными бровями. Когда же Данзас закрывал глаза, его лицо сразу пустело, оставался только длинный нос и узкий, почти безгубый, рот. Даже темные брови, казалось, выцветали. По британскому выражению, Данзас был словно старое седло. Закаленный долгим пользованием, потрепанный непогодой и принявший удобную форму, он теперь был очевидным вместилищем ценного опыта. Данзас был уверен в Данзасе. Он боялся опасности только когда путешествовал или употреблял иностранную пищу. Иностранцам, особенно англичанам и связанным с ними языком американцам, нельзя было доверять, так как они были в корне ненадежны, способны на отвратительные поступки и сотрудничали только под принуждением. Для Данзаса белая чума была только нынешним фактором принуждения. Несмотря на тот факт, что Данзас с презрением задирал свой длинный галльский нос перед американцами, у себя на родине он был известен как специалист по всем штучкам янки. Разве Данзас не вытерпел четыре бесконечных года в Чикаго по программе обмена исследованиями? Где же можно найти лучшее место для изучения янки, чем поросячья столица мира? Данзас мог понять непостоянство жизни, когда это касалось его жизненного уклада, но не его лаборатории. В лаборатории Данзас всегда рассчитывал быть очевидцем девственного рождения, если уж не пришлось наблюдать сам процесс непорочного зачатия. На подобного очевидца всегда налагалась определенная ответственность. Двое свидетелей не могут предстать перед судом с разными версиями случившегося. А тридцать очевидцев обязательно породят такое же количество рассказов. Это было незыблемым правилом. На лучшее не мог рассчитывать и Римский Папа. Во Франции шутили, что Данзас был включен в Команду для контраста со своим соотечественником Джостом Хаппом. Очки Джоста в роговой оправе, слегка увеличивающие глаза, юношеская безмятежность черт, все это в сумме, словно сговорившись, вызывало доверие у окружающих. Те, кто называл Хаппа романтиком, не могли сосредоточиться на скрытой силе мира его фантазии. Он пользовался романтикой, как Бекетт пользовался сокрытым гневом. Там, где муза Бекетта вела к яростным интеллектуальным усилиям, муза Хаппа вызывала любовь и способствовала всеобщему стремлению поделиться всем - успехами, неудачами, радостями, горем... всем. Одной из основных черт этой натуры была эльзасская стойкость, сформированная французскими и германскими предками. Частично это было наследием раннего влияния римско-католической церкви. Мефистофель был реален. Бог был реален. Белый Рыцарь был реален. Грааль оставался вечной целью. В этой глубокой убежденности для Хаппа был образец. Без этого он был бы просто исследователем, человеком в белой одежде, а не в белых доспехах. Бекетт решил, что с Хаппом все нормально. Слегка со странностями, но в порядке. Данзас, однако, был педантом от науки самого худшего сорта. Какая к черту может быть разница, где собирается Команда, до тех пор, пока условия приемлемы? Бекетта ужасно раздражало, что придется работать с этим педантом одному Богу известно сколько времени. Он достаточно умело скрывал свой праведный гнев, так что только Хапп что-то заподозрил. Многие люди годами работали с Бекеттом, не сознавая, что тот подпитывается регулярными порциями злости. Он мог найти себе повод для раздражения где угодно и, зарядившись таким образом, очертя голову ринуться в стоящую перед ним проблему. Белая чума была словно подарком судьбы для него. Этот сукин-сын! Этот траханый Безумец! Какое право он имел разрушать мир, пусть и недостаточно совершенный, но все же постоянно меняющийся в соответствии со своими собственными законами? Лишь малая часть этой злости прорывалась сквозь маску добродушия. Он редко разговаривал в резком тоне. Если уж на то пошло, Бекетт был даже более дружелюбен с Данзасом, выказывающим самую корректную и чопорно-пристойную французскую учтивость. Это был случай взаимного бешенства, что весьма забавляло Хаппа. Другой член контингента США, как отметил Хапп, был настоящей шкатулкой с сюрпризами, особенно для двоих из Советского Союза, Сергея Александровича Лепикова и Дорены Годелинской. Они с трудом сдерживались, искоса поглядывая на коллегу Бекетта, Ариену Фосс. При своих шести футах и шести дюймах роста и двухсот двадцати восьми фунтах веса Фосс без особого труда стала самой большой из присутствующих. Французское досье на Фосс полагало ее одной из пяти или шести лучших медицинских умов в Соединенных Штатах в области того, что ее дед, сельский врач, называл "женскими жалобами". И французы и советские подозревали ее в связях с ЦРУ. Было замечено, что она бегло говорит на пяти языках, включая французский и русский. У Фосс были довольно мелкие, но правильные черты лица, обрамленные золотыми волосами, уложенными тугими естественными завитками. Несмотря на свою величину, она была прекрасно сложена. В этот момент Лепиков и Данзас вели словесную войну за лидерство, воспользовавшись поводом для предъявления верительных грамот. Они вели себя, словно картежники, раскрывающие свои карты и осознающие, что противник приберег сильных козырей. Лепиков, невысокий и коренастый, с густыми седыми волосами на плоском лице со слегка монголоидными глазами, на фоне аристократа Данзаса выглядел крестьянином. Факт, отмеченный каждым и сочтенный личным преимуществом. Дорена Годелинская, второй представитель Советов, проявляла усиливающиеся признаки возбуждения в мужском окружении. Хрупкая седеющая женщина, постоянно прихрамывающая, она была награждена проклятьем, как она зачастую жаловалась близким друзьям, аристократического лица, "барьером для продвижения в советской иерархии, где более предпочтительны тяжелые крестьянские черты". Внезапно Дорена прервала мужчин непристойным русским ругательством, добавив на английском: - Мы здесь не для того, чтобы играть в детские игры! Фосс хихикнула и перевела ругательство: - Она просто назвала Сергея деревенским жеребцом-производителем. Что у нас тут - плохие парни и хорошие парни? Лепиков сердито посмотрел на Фосс, потом выдавил из себя улыбку. Он прошел обязательный курс в советском посольстве в Вашингтоне, округ Колумбия, и понял намек Фосс. - Хороший парень - это я, - заявил он. - Разве я не ведущий специалист-эпидемиолог в своей стране? Фосс усмехнулась ему. В досье, собранном в Соединенных Штатах, говорилось, что Лепиков ненормально озабочен работой своей печени, что было парадоксально, учитывая количество водки, которое он, как известно, поглощал. Однако за этими алкогольными поблажками всегда следовали приступы отвращения к себе. Во время этих, приближающихся к патологическим мук он пользовал себя не только специальными препаратами, но и патентованными средствами и массированными дозами витаминов, тщательно упрятанными в бутылочки, маркированные более обычным содержимым. Годелинская, заслышав хвастливые слова, пробормотала: - Крестьянин! Она произнесла это на английском, чем и привлекла внимание других. Бекетт прочистил горло и подтянулся поближе к столу. Годелинская, гласило досье, была в Советском Союзе прославленным взломщиком кодов, равно как и медицинским исследователем в космической программе своей страны. Она считалась диагностом высокого класса, а методики ее лаборатории оценивались как "великолепные". - Мы все представлены, - сказал Бекетт. - Мы все прочитали секретные служебные досье друг на друга. Вероятно, они содержат точную информацию. Кто знает? Я предполагаю, что в последующие дни мы узнаем друг о друге много нового. - Хотел бы я посмотреть, какие материалы имеются в вашем досье на меня, - проворчал Лепиков. - К сожалению, мне не позволили его сохранить, - ответил Бекетт. Годелинская кивнула. Бекетт принял совершенно правильную линию поведения с Сергеем. Шпионы были повсюду. Примите это к сведению и двигайтесь дальше. Значит, у Бекетта есть интуиция. Годелинская знала, что в этом была ее собственная сила. Она знала, что советские коллеги считали ее непредсказуемой, но этого не понимала. Для нее самой причины решений всегда были предельно ясными. Это были промежуточные шаги, не поддающиеся пониманию "грязных мозгов" вокруг, потому что их мозги не могли работать прыжками, плетясь вместо этого, словно престарелые рабочие клячи. Лепиков перевел свой взор на огромные, хорошей формы, груди Фосс. Что за тело! Он питал тайное пристрастие к крупным женщинам и прикидывал, а что, если... возможно... - Я бы оценила, если бы вы прекратили пялиться на мою грудь, - кротко произнесла Фосс. Лепиков резко обратил свое внимание на добродушную улыбку Хаппа. Однако Фосс еще не покончила с ним. Она тряхнула своими вьющимися локонами. - Я сознаю, доктор Лепиков, что я самый большой пупсик во всем мироздании. Лепиков вовсе отказался смотреть на нее. Она сказала, не запуганная столь вопиющим невниманием: - Не стоит позволять этому факту внушать вам какие-нибудь идеи, пожалуйста. Мой муж еще больше, чем я. Но это неважно, потому что я могу в любой момент его вывести. Лепиков не понял идиому. - Вывести его? Фосс перешла на разговорный русский, отругав его за недостаточное понимание английского. Лепиков может знать про хороших и плохих парней, но этого мало. Потом она оказала ему любезность, красочно расписав, что сделает с его половыми органами, если он еще хоть раз посмотрит на нее в грубой манере. Это вызвало взрыв смеха у. Годелинской. Лепиков по-русски предостерег: - Ведите себя соответственно вашему положению! Годелинская покачала головой в беспомощном веселье, потом по-русски обратилась к Фосс: - Это новая порода в Советском Союзе. Их вывели ради тупой и непоколебимой преданности власти и сексуальных достоинств. - Тут кое-кто не знает русского, а работа не ждет, - вмешался Бекетт. Все еще по-русски Годелинская добавила: - Он прав. Вы двое, ведите себя прилично. Вы, Сергей! Я думаю, вам бы не хотелось, чтобы здесь обсуждали кое-какие факты из вашей биографии. Будьте осторожней. А вы, миссис Фосс! Такой красивой женщине и знать подобные выражения! Фосс усмехнулась и пожала плечами. Лепиков попытался сделать вид, что все это его забавляет. - Это была всего лишь шутка. Бекетт начал вытаскивать бумаги из своего портфеля, раскладывая их перед собой на столе. Все еще кипя от возмущения, Лепиков сообразил, что его здесь передвинули на вторую позицию. Он задумался, а не проделали ли это Фосс и Годелинская умышленно? Или, возможно, к этому приложил руку Данзас? А Хапп, он выглядел таким самодовольным! Советское досье на Хаппа гласило, что тот не претендует на лидерство. Правда ли это? Хапп учился в университете Лос-Анджелеса, где его часто принимали за латиноамериканца. Он даже состоял в Латинском политическом клубе. Хапп был тонким, как жердь - тип, вызывавший у Лепикова инстинктивное отвращение. Эта смуглая кожа, эти мягкие карие глаза. Коровьи глаза! "Он социалист, но поведение его аморально", - говорилось в советском досье. Отчет гласил, что Хапп был практически неотразим для юных белокурых сокурсниц по ЛА, преисполненных фанатического побуждения трахаться во имя мира. Лепиков посмотрел на стареющую Годелинскую, потом на монументальную Фосс. Что за всем этим скрывалось? Бекетт взглянул на страницу перед собой и в этот момент завладел лидерством в Команде. - Мне приказано сообщить вам, - сказал он, - что мы не основная исследовательская Команда. - Но нам рассказывали... - нерешительно вмешалась Годелинская. - Это почему? - яростно вопросила Фосс. - По всему миру над этой проблемой работают сейчас пятьдесят восемь команд, - продолжил Бекетт. - Мы связаны телефаксом и закрытой сетью телесвязи через спутник. Ко второй половине завтрашнего дня у нас будет команда церковников и связистов из двадцати человек, плюс по меньшей мере тридцать лаборантов. Однако для связи будут два центральных терминала - один в Восточном Берлине, для всей Европы, другой в Вашингтоне, округ Колумбия. - Политики! - рявкнула Фосс. Бекетт проигнорировал эту вспышку. - Вашей первой задачей будет взяться за психофизический профиль для нашего Безумца. Существуют убедительные доказательства того, что это Джон Рой О'Нейл. - Какие доказательства? - вмешалась Годелинская. Хапп поднял руку. - Все подходит - имена его детей и жены, специфическая компетенция в молекулярной биологии. - Мы не засекли его лабораторию, - сказал Бекетт, - но становится все более очевидным, что она располагалась вблизи Сиэтла. - Не в Канзасе? - спросил Данзас. - Таков был первоначальный доклад. Но он сейчас опровергнут. - У вас есть новые биографические данные? - спросил Хапп. Бекетт раздал остальным листы копий из стопки, лежащей перед ним. - Заметьте, что его родители погибли в автомобильной катастрофе в тот год, когда он закончил среднюю школу. Его вырастили родители матери. Дед умер, пока О'Нейл учился в колледже. Бабушка дожила до того момента, когда он стал первым в выпуске. Она оставила ему небольшое наследство и семейный бизнес Мак-Карти. - Сколько смертей, - пробормотал Лепиков, глядя на лежащую перед ним страницу. - Невезучий клан, - согласился Бекетт. - Взять хотя бы тетку в аризонском приюте. Она до сих пор разговаривает со своим давно умершим мужем. - Нас просят определить, насколько далеко мы можем зайти в противодействии этому Безумцу, не обратив его гнева на весь остальной мир. Замечание было встречено молчанием. - Вы знакомы с его угрозами, - прервал паузу Бекетт. - "Кнопка мертвеца", - сказал Лепиков, - прибор или устройство, которое выпустит новую чуму на каждого, если Безумец будет схвачен или убит. - Значит, руки у нас связаны? - спросила Годелинская. - Разумеется, О'Нейл должен понимать, что мы не можем вовсе игнорировать того, что он натворил, - вмешался Хапп. - Определенная степень свободы у нас есть, - ответил Бекетт. - Эта база - секретная и прекрасно оборудованная. - Но он предупреждает, чтобы мы не делали именно того, чем мы здесь сейчас занимаемся, - сказал Лепиков. - Мы испытаем на себе его гнев, если не подчинимся. - Вот поэтому мы и остаемся спрятанными здесь, - вкрадчивым тоном произнес Данзас. - Мои коллеги в Советском Союзе уверены, что этот... этот ДИЦ был выбран из-за того, что он не в Европе, где наиболее вероятно распространение чумы. Данзас развел своими большими руками и обратился к Бекетту: - Я прибыл сюда в уверенности, что это идеальное место для тайной и скоординированной атаки на чуму. Мне сказали, что это будет центральный координационный пункт. - Планы изменились, - сказал Бекетт. - Ничего не могу с этим поделать. - Чертовы бюрократы! - воскликнула Фосс. Выражение лица Бекетта оставалось вежливым и дружелюбным. - ДИЦ очень просто может стать центром объединенных усилий медиков всего мира. - Но сначала мы должны себя проявить, а? - усмехнулся Хапп. - В первую очередь мы должны понять, что наш враг - человек, а не чума. - Где было принято такое решение? - спросила Годелинская. - На высшем уровне. Как мне сказали, большинство групп работают как в этом направлении, так и в изучении путей заражения чумой, придуманных О'Нейлом. Это имеет высший приоритет. Сможем ли мы его остановить? Если да, то получим возможность атаковать Безумца по всему фронту. - Начнем ли мы завтра работать, шеф? - требовательно спросил Данзас. - Когда прибывают лаборанты? - Вполне возможно. - Вполне! - фыркнула Фосс. - Я не получал подобных приказов, - заявил Лепиков. - В вашей комнате есть телефон. Вы можете им воспользоваться. - И который можно прослушать? - возопил Лепиков. - И вашей, и нашей секретной полицией, - невозмутимо сказал Бекетт. - Кого это должно беспокоить? Звоните своему боссу и получайте свой паршивый приказ. - Секретность - это наша единственная надежда, - заметила Годелинская. - Если он сумасшедший, то мы не сможем предугадать его поступки. - А кто сомневается в том, что он ненормальный? - воскликнула Фосс. - До этого состояния его довели психи всего мира! Включая политиков! Разумеется, должно быть куда опаснее жить в неведении, чем жить, обладая знанием. Филипп Хендлер Без малейшего тщеславия, Джон считал свою лабораторию в подвале дома Баллардов чудом изобретательности. Центрифуга, сооруженная из приспособления для балансировки шин, обошлась ему меньше чем в тысячу долларов. Морозильная камера была банальным оборудованием для домашнего бара, перевернутым вверх ногами с добавленным калиброванным термостатом. Он был отрегулирован с точностью до одного градуса по стоградусной шкале. Из снаряжения для подводного плавания Джон смастерил перистальтический насос. Депиллятор был сделан из подержанного катерного сонара. Двухфазный электронный микроскоп с разрешением тридцать ангстрем, модели Ай-си-ай, стоил ему самых больших затрат времени и значительной суммы денег. Его украли уголовники Сан-Франциско и предоставили Джону, умеренно оценив свои труды в двадцать пять тысяч долларов. И так обстояли дела со всей лабораторией. Комнаты для исследований при отрицательном давлении Джон обшил фанерой и пластиковой пленкой. Шлюз запирался двумя люками от мини-подлодки, что вынуждало его входить и выходить из этих комнат ползком. Это было самое большое неудобство. Пока лаборатория не была завершена, Джон работал со своим компьютером, строя полноцветные графики моделей молекул, на которых ему следовало сосредоточить свое внимание. В параллельные схемы компьютерной памяти он закладывал все, что мог разыскать по механизмам воздействия наркотиков. Особое внимание Джон обратил на известные данные по ферментам и специфическим рецепторам ДНК. Он с удовлетворением обнаружил, что многие из наиболее важных сведений, потребных для его молекулярных карт, были доступны в "законсервированной форме" - на компьютерных дисках, которые можно было купить или украсть. Ко времени завершения лаборатории его компьютер уже был загружен основными строительными блоками проекта. В кресле перед дисплеем Джон наблюдал, как двойные завитки основной спирали изгибаются и закручиваются согласно командам. В этом было гипнотическое очарование. Красные, зеленые, лиловые, желтые линии жили своей собственной жизнью. Его сознание и дисплей образовывали что-то вроде объединенного пространства, где трудно было различить, что происходит в его мозгу, а что на экране. Временами казалось, что руки на панели управления создают образы в его мозгу, а временами, что образ, родившийся в его голове, чудесным образом возникает на экране. Были моменты, когда Джон думал, что действительно говорит на языке генетического кода, РАЗГОВАРИВАЯ с отдельными участками молекул ДНК. На протяжении этого периода истинное течение времени ускользало от его сознания. Однажды Джон выполз из люка шлюза, пошатываясь, поднялся на ноги и обнаружил, что снаружи уже совсем рассвело. Расследование показало, что он непрерывно работал в течение тридцати семи часов, подкрепляясь лишь глотком, воды от случая к случаю. Джон был зверски голоден, а его трясущиеся руки не в состоянии были справиться с твердой пищей, пока он не выпил почти целую кварту молока. Однако необходимые ему структуры медленно проявлялись и на экране, и на получаемых под присмотром компьютера продуктах его лаборатории. Джон знал, что подбор соответствующего молекулярного ключа к биологическому замку - лишь вопрос времени. Ответы были здесь, в лаборатории и его голове. Ему просто надо было претворить их в реальность. Генетическая информация по каждой биологической функции была закодирована последовательностью нуклеотидов в ДНК. Это была проблема расшифровки кода. Без компьютера ему бы это не удалось. На каждый момент тот мог обрабатывать от четырех до двадцати тысяч генов. Закартированное их расположение и ДНК-коды могли отобразиться в миллионах комбинаций. Впрочем, столько не было нужно - только ключевые, закодированные в особых последовательностях нуклеотидов. Депиляцией, ферментативным разделением и температурно-контролируемым синтезом с применением коллиматоров и центрифуг Джон выискивал те обрывки, наличие которых подсказали ему умственно-компьютерные образы. Вскоре он формировал рибосомные и информационные РНК по своим собственным ДНК-шаблонам, отбирая и отбрасывая, разыскивая управляющие участки геномов. Они и регулярные белки были его первыми целями. Где-то через два месяца со времени начала проекта Джон понял, что ему понадобится специальный источник природной ДНК для полимеризационного цикла. ДНК должна быть биологически активной и содержать необходимые шаблоны. К тому же материал ДНК переносится в парах, где каждый компонент есть зеркальное отражение соответствующего номера. У Джона уже болела голова от обдумывания этой проблемы, но другого пути не было. Хотя он грозил разоблачением. Это было опасно... но Джон не видел альтернативы. Некоторое время, проведенное с набором для подделки документов, дало ему сносное удостоверение на имя Джона Висенти, доктора медицины, служба Народного Здравоохранения. Ранее, заготавливая оборудование для своего проекта, Джон приобрел небольшой ручной печатный станок. Теперь тот произвел ему кое-какие вполне отвечающие требованиям бланки. На них Джон отпечатал рекомендательные письма, нацарапав под ними небрежные подписи чиновников. Он купил темный парик, выкрасил кожу в оливковый цвет и начал просматривать газеты, чтобы узнать сроки школьных прививок. Оно появилось на неделе, объявление о программе прививок в Неполной Средней Школе Западного Сиэтла в следующий понедельник. Облачившись в белую куртку, со стетоскопом, торчащим из бокового кармана, и именной биркой на лацкане, удостоверяющей его как Джона Висенти, он пораньше объявился в школе. Было холодное зимнее утро. Коридоры были забиты студентами, упакованными в теплые куртки. Джон двигался сквозь кричащую, тараторящую сутолоку, вызывая не более, чем случайные замечания. В левой руке он нес заботливо снаряженную деревянную коробку с инструментами, в которой расположились штативы с предметными и покровными стеклами и аккуратно подобранный комплект приспособлений для взятия крови. В правой руке у него был портфель с документами. Джон решительно поспешил в кабинет школьной медсестры, отметив ее имя на двери: "Дженетт Бланк". - Привет, - сказал он, сама невинность. - Я доктор Висенти. Где мне пристроиться? - Пристроиться? - Сестра Бланк была стройной молодой блондинкой с выражением перманентной спешки на лице. Она стояла позади длинного стола с разложенными на нем четкими рядами инструментов для прививок. На дальнем конце стола громоздились две кипы анкет. На стене висел календарь и две совершенно пристойные анатомические таблицы, одна подписанная "мужчина", другая - "женщина". - Для взятия крови, - сказал Джон. Он поставил свою деревянную коробку и портфель на стол и предъявил ей свое удостоверение и рекомендации. Сестра Бланк просто взглянула на них. Выражение спешки на ее лице стало еще сильнее. - Взятие крови, - пробормотала она. - Нам предложили взять образцы крови прямо во время вашей программы прививок, чтобы свести к минимуму нарушение школьного распорядка, - объяснил Джон. - Мне предложили на сегодня в помощь двух лаборантов из клиники, - поморщилась сестра. - Один из них только что позвонил и сказал, что болен, второй срочно понадобился в "Добрых Самаритянах". Теперь еще вы взялись на мою голову. Только этого мне и недоставало! Зачем вам эти образцы? - Мы проводим генетическую перепись в масштабе всей страны, чтобы посмотреть, нельзя ли установить корреляцию с некоторыми определенными заболеваниями и иммунитетами. Мне предложено воспользоваться вашими идентификационными номерами, а не именами. Все, что мне нужно знать, так это только у мужчины или женщины взяты образцы. - Доктор Висенти, меня никто ни о чем не предупреждал. - Ее голос звучал устало. Сестра кивнула в сторону стола. - Мне предложили обработать сегодня двести шестнадцать студентов и еще большее количество завтра. Джон скрипнул зубами. - Проклятье! Это у них уже второй прокол за неделю! Кое-кого в этой конторе следовало бы повесить! Сестра Бланк сочувственно покачала головой. - Ну, что ж, чем я могу вам помочь? Нельзя ли поручить всю работу с бумагами студенту? - предложил Джон. - Я уже попросила одного, - ответила сестра. Затем посмотрела на стол перед собой. - Не могли бы вы расположиться здесь рядом со мной? Что за образцы вы будете брать? Джон открыл свою коробку, продемонстрировав стоящие ровными рядами предметные стекла, тампоны, банки со спиртом, ланцеты - все очень аккуратное. - А, - протянула сестра. - Ну это у нас много времени не займет. Думаю, что мы сможем договориться, как это побыстрее устроить. Когда "доктор Висенти" вернулся в дом Баллардов в этот вечер, у него было двести восемь образцов крови, каждый с ловко включенным фрагментом клеток кожи. "Там будут специфические различия, - думал он, удаляя свою маскировку в ванной комнате, по-прежнему благоухающей застарелым табачным дымом. - Генетическая информация для каждой биологической функции - включая тот факт, мужчина это или женщина. Здесь есть матрица, куда я могу заключить вирулентного разрушителя". Положительный эффект взаимоформирования двойных спиральных цепочек, где каждая сторона способна воспроизводить противоположную, - вот ключ к успеху. Можно попробовать также и пептидные связи. Джон забрал образцы в свою лабораторию. Он уверил себя, что в них заключены ответы. Они были в структуре ДНК. Должны быть. Когда вирус инфицирует бактерию, то именно вирусная ДНК, а не белок, проникает в клетку. Здесь был носитель информации, который разнесет месть О'Нейла по всему миру. Методика проверки результатов была уже разработана. Она выглядела в высшей степени элегантной. Ему потребуются короткоживущие вирусоподобные бактериальные формы, способные произвести определенный эффект в нужной популяции. Эффекты должны быть распознаваемы и видимы. Не смертельными, но достаточно серьезными, чтобы вызвать комментарии. Проверочная бацилла должна быть короткоживущей. И ни в коем случае не распространяться самостоятельно. Эти требования, способные обескуражить крупный исследовательский центр, не вызвали никакой задержки в его работе. Джон чувствовал свою непобедимость. Это был только маленький шаг в развитии его проекта. Когда он подберет ключ к этому замку и удостоверится в его истинности, тогда начнется формирование более вирулентной формы. И ТОГДА послание будет отправлено! Это не мой стол. ЭТО НАСТОЯЩАЯ, ВСЕ В СЕБЯ ВКЛЮЧАЮЩАЯ ЗАПАДНАЯ МАНТРА. И ПОХОЖЕ, ЧТО ОНА ЗАПОЛУЧИЛА НАС. Финтан Крейг Доэни Вновь собравшись после ленча в тот первый день, Команда уже имела точно выраженную структуру - Бекетт за старшего, кипящий от возмущения Лепиков, Годелинская, интуитивно плетущая лабиринт своих вопросов, Данзас, берегущий силы и настороженный, Хапп, мечущийся, как терьер, вокруг каждой новой идеи, Фосс, восседающая, словно надменная богиня. Хаппа позабавило то, собравшись вновь, они выбрали для комнаты более интимное освещение. Оно сфокусировалось только на длинном столе, оставляя остальное пространство комнаты в укромной тени. Команда свободно столпилась у одного конца стола, разложив вокруг свои заметки и портфели. Перепалка между Данзасом и Лепиковым стала более утонченной - поднятая бровь, вежливое покашливание в определенный момент. Данзас взял за правило рыться в своих бумагах, когда говорил Лепиков. Лепиковская злость к Фосс превратилась в детские обиженные взгляды, избегавшие ее обширных грудей. Годелинская явно приняла продиктованное "женской солидарностью" решение взять сторону Фосс, что уязвляло гордость Сергея, но он вернулся на собрание, сказав, что получил приказ подчиняться руководству Бекетта. Приготовившись рассказать об этом со всеми подробностями, Лепиков откинулся назад в своем кресле справа от Бекетта и пристально посмотрел через стол на Данзаса, с громким шорохом перелистывающего свои заметки. Быстрый взгляд на Годелинскую показал, что та смотрит на сидящую в стороне Фосс, отделенную от Хаппа пустым креслом. Однако прежде чем Сергей смог заговорить, Годелинская спросила Бекетта: - Зачем запирать конюшню, если лошадь уже увели? - Она протянула руку и постучала по листу желтой бумаги, который лежал перед Бекеттом. Хапп был очень возбужден этим вопросом. - Да, - сказал он. - Зачем теперь вводить жесткий карантин? - Мы должны делать то, что говорит Безумец, - вмешался Лепиков. - Действительно, это неразбериха, - кивнул Бекетт. - Безумец упрочняет свое положение! - воскликнул Данзас. - Перед тем, как сюда прийти, я немного посовещался с нашими людьми из Службы Безопасности, - сказал Бекетт. - Мы уже ничего не можем сделать с Северной Африкой от Атлантики до Суэца. Южная Африка под вопросом. Они сказали, что есть сообщение, будто курьер мафии заразил Йоханнесбург. Во Франции есть земли, вызывающие беспокойство. Южнее Рима вспышка эпидемии. - А как насчет Англии и Ирландии? - спросил Данзас. Бекетт покачал головой. - Англия все еще пытается создать районы безопасности для своих женщин. Ирландия, очевидно, от этого отказалась. Сейчас там идет сражение между армией и ИРА. Белфаст... они пытались установить перемирие, но его уже прозвали "кровавой амнистией". Я просто не понимаю этих ирландцев. - Расскажите им про Швейцарию, - предложила Фосс. - Швейцарцы отрезали себя от мира, взорвали мосты и тоннели, закрыли свои аэропорты. Они установили военный кордон вокруг страны и, по сообщениям, убивают и сжигают из огнеметов всякого, кто попытается пройти. - Столько убийств, - пробормотала Годелинская. - Я слышал насчет Бретани, - сказал Лепиков. - Это и есть те неприятности, о которых вы упомянули в связи с Францией? - Даже более того, - вмешался Данзас. - Отдельные префектуры изолировали себя на манер Швейцарии. Войска не подчиняются центральному командованию и удерживают... уффф... - Полный распад, - прокомментировал Хапп. - Вашингтон, округ Колумбия, сделал то же самое, его примеру последовал Нью-Йорк, - продолжил Бекетт. - Это жестоко, но, кажется, эффективно. - Он посмотрел на Лепикова. - А что произошло в Советском Союзе? - Нас не информируют, - ответил Сергей. - Они просят, чтобы мы ускорили поиски Безумца. - А что мы будем делать, когда его найдем? - спросила Годелинская. - Я уверен, Сергей имеет в виду установление личности Безумца, - вмешался Хапп, стараясь придать своим словам новый тон близкого знакомства. - Мы должны узнать его, как самих себя, - заявил Лепиков. - Надеюсь, что даже получше, - добавила Фосс. Ее грудь заколыхалась, словно она захихикала. Лепиков, забывшись, зачарованно уставился на ее груди. "Великолепная великанша!" - Сергей Александрович, - обратилась по-русски Фосс, - вы пробуждаете во мне материнские инстинкты. Годелинская чихнула, чтобы скрыть смех. Бекетт, ощутивший возвращение враждебности между Фосс и Лепиковым, сказал: - Сбавь обороты, Ари. У нас есть работа. Я хочу, чтоб мы изучили упоминания о террористах в письмах Безумца. Если это О'Нейл, то там должны быть наиболее резкие высказывания. - Мы с коллегой выделили эти упоминания, - заявил Хапп. - Билл прав. Эти пассажи примечательны. - Давай заслушаем их, Джо, - сказал Бекетт. Хапп улыбнулся. Это был именно тот тон, который был ему нужен. Билл и Джо. За ними последуют Ари, Сергей и Дорена. Он взглянул на Годелинскую. "Возможно Дори?" Нет, Годелинская не была Дори, кроме, разве что, в постели. - Данзас вытянул из груды бумаг синюю папку. - Вот самое существенное. Лепиков поднял бровь при виде толщины папки и пробормотал: - Самое существенное? Данзас его проигнорировал. - Мы берем оригинальные слова из контекста в целях нашего анализа. Он прочистил горло, водрузил очки на нос и, наклонившись вперед, стал читать ясным голосом со следами британского акцента, выдававшего страну, где он изучал английский. - "Их трусость скрывается ложью и вероломством", - Данзас поднял голову. - Это из второго письма. Для сопоставления пассаж из его третьего письма, где он говорит, - Данзас снова перенес свое внимание на страницу. - "Они соблазняют людей верой в насилие, а потом предоставляют их всем репрессиям, которые могут повлечь за собой подобные слепые и совершенные наобум поступки". - Акцент делается на трусости, - сказал Хапп. - Интересно. Думает ли Безумец, что его собственная месть труслива? Может, он просто вероломно нам лжет? А не рассматривает ли он даже себя самого как террориста? - Я припоминаю ряд мест, где он упоминает о трусости, - добавила Фосс. - Не может ли быть так, что с нами разговаривает его совесть? - Вот еще одна цитата, - продолжил Данзас. - "Они совершают только такие преступления, которые не требуют истинной храбрости. Террористы подобны пилотам бомбардировщиков, которым не приходилось непосредственно смотреть в лица людей, своих жертв, расплачивающихся в муках. Террористы сродни помещикам, взимающим чрезмерно высокую ренту, которые..." - Это еще что? - прервала его Годелинская. - Что такое помещики, взимающие чрезмерно высокую ренту? - Интересный кусочек ирландской истории, - пояснил Хапп. - Это из времен английского господства. Самые плодородные земли были переданы английским помещикам, назначенным надзирать за выжиманием как можно большей арендной платы из крестьян. Взимание чрезмерно высокой ренты. - Понятно, - кивнула Годелинская. - Простите, что перебила. - А этот Безумец хорошо знает ирландскую историю, - хмыкнул Бекетт. Данзас снова склонился над страницами. "...помещикам, которые не хотели даже посмотреть в глаза голодающим крестьянам". - Он демонстрирует безоговорочное сочувствие жертвам насилия, - заявила Фосс. - Мы можем использовать эту его слабость в своих интересах. - Точно! - согласился Хапп. Данзас добавил: - Там в одном месте Безумец еще характеризует террористов, как обладающих "вероломством Пилата". - Это не там, где он называет террористов "адреналиновыми наркоманами"? - спросил Бекетт. - Вы правильно помните, - согласился Данзас. - Это его слова: "Они творят агонию, а потом умывают свои руки фальшивым патриотизмом. Истинным их стремлением является личная власть и вечный балдеж от адреналина в крови. Они адреналиновые наркоманы". - А ОН ощущает этот балдеж? - Диатриба, обличительная речь, - заявила Фосс. - Это ярость О'Нейла против убийц его семьи. - Узаконенное использование насилия, - пробормотала Годелинская. Лепиков бросил на нее пораженный взгляд. - Что? - Я цитирую товарища Ленина, - гордо заявила Годелинская. - Он одобрял "узаконенное использование насилия". - Мы здесь не для того, чтобы разводить дебаты по идеологии, - отрезал Лепиков. - Именно для этого, - вмешался Хапп. - Идеология Безумца будет занимать каждую секунду нашего бодрствования. - Вы полагаете, что Ленин был сумасшедшим? - окрысился Лепиков. - Это не предмет обсуждения, - сказал Хапп. - Но понимание одного безумца помогает понять всех остальных. В этой лаборатории нет священных коров. - Я не буду следовать за капиталистической селедкой, - прорычал Лепиков. - В оригинале это выражение, Сергей, звучало как "красная селедка", - усмехнулся Хапп. - Цвет рыбы не делает ее менее рыбной, - заявил Лепиков. - Надеюсь, вы правильно поняли мою мысль. - В тоне Лепикова не было и следа фамильярности. Хапп предпочел наслаждаться остротой, рассмеявшись, потом сказал: - Вы правы, Сергей. Абсолютно правы. - Вопрос в том, что этот Безумец думает о себе; - пробормотал Бекетт. Фосс согласилась: - Действует ли он честно и мужественно? Кажется, он помешан на этих понятиях. - Там есть стоящий внимания пассаж, - сказал Данзас. Он пролистал бумаги, кивнул, найдя что-то, потом зачитал: - "Террористы всегда нападают на честь, достоинство и самоуважение. Их собственная честь должна умереть первой. Вам следует знать, что "Провос" из ИРА отбросили в сторону честь ирландца. По старому закону вы могли убить своего врага только в открытом сражении. Вы должны были драться с ним равным оружием. Такой мужчина заслуживал всеобщего уважения. Воин был благороден и справедлив. Какое благородство и справедливость были в бомбе, убившей невинных на Графтон-стрит?" - Графтон-стрит - это там, где погибли жена и дети О'Нейла, - вздохнула Годелинская. - Это либо О'Нейл, либо очень умная маска. - Возможно, - согласился Данзас. Он снова склонился над своими заметками и зачитал: - "Эти убийцы из временной ИРА напоминают мне лакеев-лизоблюдов, лизавших задницу Дублинскому замку в худшие времена деградации Ирландии. Методы их не различаются. Англия правила пытками и смертоносным насилием. Псевдопатриотичные трусы из "Провос" хорошо выучили этот урок. Выучив его, они отказались изучать что-либо еще. Поэтому я преподам им урок, какого никогда никто не забудет!" - Эти из временной ИРА или "Провос". Это они взорвали бомбу на Графтон-стрит? - спросила Фосс. - Наш Безумец их выделяет, но не делает большого различия между террористами, - ответил Хапп. - Обратите внимание, что он считает в равной степени виновными Великобританию и Ливию и предупреждает Советский Союз, приписывая ему сотрудничество с Ливией. - Ложь! - заявил Лепиков. - Франсуа, - промурлыкала Фосс, наклонившись вперед, чтобы посмотреть прямо на Данзаса. А сама подумала: "Он называет меня по имени. А как он воспримет подобную фамильярность по отношению к самому себе?" Данзас не выглядел оскорбленным. - Да? - Видите ли вы в этом нечто большее, чем просто шизоидную диатрибу? - Это слова оскорбления, вырвавшиеся из агонизирующего существа. Уверен, это О'Нейл. Перед нами вопрос - как он видит себя? - вмешался Хапп. - Здесь есть его собственные слова, - сказал Данзас, возвращаясь к своим заметкам. - "Каждый тиран в истории отмечен равнодушием к страданию. Это четкое определение тирании. Так вот, я тиран. Вы должны иметь дело со мной. Вы должны ответить мне. И мне безразличны ваши страдания. По причине этого безразличия я прошу вас учитывать последствия ваших собственных насильственных действий и насильственного бездействия". - Но действительно ли он безразличен? - спросил Бекетт. - Думаю, что да, - ответил Хапп. - В противном случае он просто не смог бы этого сделать. Видите систему? Настоящее надругательство, происходящее из агонизирующей чувствительности, а потом безразличие. - Но он называет себя Безумцем, - пробормотала Годелинская. - Точно подметили, Дорена. Это его защита. Он говорит: "Я безумен". Это лежит в двойственном ощущении гнева и сумасшествия; Оправдание и объяснение. - Билл, - спросила Годелинская. - Какие еще агентства выслеживают этого О'Нейла? Бекетт покачал головой. Вопрос встревожил его. Для ошибок не было места. Вопрос Годелинской ударил по больному месту. - Я не знаю. - Но вы сказали, что другие разыскивают его, - настаивала она. - Да. Рассчитываю на это. - Надеюсь, что они работают с предельной деликатностью. - Вы начинаете видеть его моими глазами, - сказал Хапп. - И как же вы его видите? - спросила Фосс. Хапп откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Это придало ему детский облик, испорченный только очками с толстыми стеклами. - О'Нейл. Потомок ирландцев. Получил в Штатах хорошее образование. Наверное, нужно уточнить - великолепное образование. Хорошее знание ирландской истории. Вероятно, приобретенное в семье. Он завершил огромный проект по молекулярной биологии, а обстоятельства ему, несомненно, не благоприятствовали. Небольшая лаборатория, можете быть уверены. - Почему мы можем быть в этом уверены? - спросила Фосс. - Если это О'Нейл, - сказал Бекетт, - то, по оценкам ФБР, он скрылся, имея около полумиллиона долларов. Лепиков даже подпрыгнул. - Так много? Как может обычный гражданин приобрести такое богатство? - Не обычный гражданин, - уточнил Бекетт. - Это точно, - отстраненно сказал Данзас. - Доктор Хапп и я сошлись в оценке экстраординарности ситуации этого Безумца. При упоминании своей фамилии Хапп открыл глаза, но к формальности Данзаса отнесся равнодушно. Он заявил: - Франсуа сформулировал это в двух словах. Наш Безумец - это незаурядное человеческое существо, претерпевшее великие муки, потерявшее душу. С тех пор он фанатично пытается заставить других разделить с собой эту муку. Согласитесь, он добился успеха. Ни одна женщина не выжила на острове Эчилл и... вы все видели доклады из Ирландии и Великобритании. Последние донесения из Северной Африки... - Хапп смолк. Бекетт подвел итог. - С некоторыми оговорками все согласились, что О'Нейл и Безумец - это одно и то же лицо. Он шизоид особенного толка. - Не расщепленный в общепринятом смысле, - вставил Хапп. - Расколотый, но осознающий раскол. Осознающий. Вот так. - Никто не ответил на мой вопрос об этом человеке, - вмешался Лепиков. - Что значит незауряден? Кто это может принести ему пятьсот тысяч долларов? - Он унаследовал часть с семейным бизнесом, - пояснил Бекетт. - У него была хорошая работа, он сделал удачные вложения. - Не считая наследства его жены, - добавила Фосс. Лепиков хрюкнул, потом сказал: - Он был капиталистом, теперь я это понимаю. Видите, к чему это привело. Если мы сделаем хотя бы одно неверное движение, то он обрушит на наши головы новые болезни, а может, и похуже. - Сергей прав, - вздохнул Хапп. - Учитывая способности О'Нейла, можно предсказать, что он в состоянии вывести новый вирус, убивающий, скажем, только людей азиатского происхождения. - Хапп посмотрел на слегка раскосые глаза Лепикова. - Он должен быть остановлен! - воскликнул Лепиков. - Теперь ясно, почему понять его было нашей первоочередной задачей, - заметила Фосс. - Мы не можем позволить себе ни единой ошибки. Он слишком опасный противник. - Дорогая леди, - произнес Лепиков, глядя на Фосс. - Сознание этого Безумца может оказаться слишком изощренным для нашего понимания. - В любом случае мы должны это сделать, - сказал Бекетт, с трудом скрывая раздражение от подобного пораженческого разговора. - В Советском Союзе такого просто не могло случиться, - заявил Лепиков. У Годелинской вырвался короткий неприятный смешок. - Разумеется нет, Сергей. В Советском Союзе нет несправедливости. Лепиков погрозил ей пальцем. - Это опасные речи, Дорена. - И добавил по-русски: - Ты прекрасно знаешь, что у нас контролируются все эксперименты. - Он говорит, что в России не разрешают ставить опасные эксперименты, - перевела Фосс. Годелинская покачала головой. - Сергей прав в том, что у нас хорошо работает КГБ, но, тем не менее, он не прав. Он забывает, что эту штуку сделал один человек, в уединении собственного дома. Даже в Советском Союзе мы не можем проконтролировать поведение человека дома. В тот первый вечер Бекетт обедал с Фосс и Хаппом. Прочие увильнули, сказав, что предпочитают обедать в собственных апартаментах. Данзас, прочитав меню, пожал плечами. - Цветная капуста с сыром "чеддер"? Это что, новая американская отрава? Даже вина нет. Фосс на протяжении всего обеда была мрачной. Она пристально рассматривала антисептическую столовую. Это было огороженное белыми стенами пространство снаружи более просторного кухонного блока ДИЦ, где обедал технический персонал, преимущественно женщины. Бекетт представил свою компанию персоналу, когда они проходили через меньшую комнату. Техники ответили взглядами, где смешались благоговение и что-то похожее на циничное опасение. "Наверное, вот что заставило ее помрачнеть, - подумал Бекетт. - Это и проклятый Лепиков!" Фосс подтвердила это, уже сидя за столом: - Сергей прав. Мы должны в совершенстве понять этого человека. Как мы можем это сделать? - Я не знаю, как устроен электрон, - сказал Хапп. - Но прекрасно пользуюсь электричеством. - Ну разве наука не удивительна! - воскликнула Фосс. После обеда Бекетт вернулся в свою берлогу, небольшую стерильную комнату с примыкающей ванной. К бетонной стене на кронштейнах была прикреплена кровать. В комнате был единственный стул с прямой спинкой и письменный стол, но рядом в стене был сейф, комбинация которого была известна только Службе Безопасности и самому Бекетту. Его задачей было каждый вечер исследовать сейф и проверять все новые материалы, оставленные для него. Бекетт вздохнул, увидев толстую пачку бумаг, аккуратно покоящуюся в открытом сейфе. Он сел к столу и стал их перелистывать, размышляя над тем, какую же все-таки систему отбора использует Служба Безопасности. Были ли ее приоритеты определены на высшем уровне? Вполне возможно. На верхнем документе стояла печать президента. На сопроводительной странице стояли два красных штемпеля, один помеченный "Связь Пентагона" и неподписанный. На другом вырисовывался гриф НСБ - Национальной Службы Безопасности. Он был подписан неразборчивой закорючкой, но Бекетт решил, что это может быть ЧЕМ-ТО вроде "Турквуд". Он внимательно прочитал приложение, все более озадачиваясь. Здесь было стенографическое изложение радиопередачи, перехваченной военным постом, предположительно из Ирландии. Оно было подписано "Брайан Маккрей". Бекетт воспринял его как худшую разновидность религиозной чепухи, явную болтовню психа. Маккрей призывал мир вернуться к культу деревьев, называя рябину "наиболее священным свидетелем святости". Его передача содержала призыв к племяннику, Гренмору Маккрею, в Соединенных Штатах: "Возьми самолет и лети ко мне. Я сделаю тебя верховным жрецом рябины". Передача Маккрея утверждала: "Рябина защищает моих женщин". В конце последней страницы отчета были неподписанные каракули. Бекетт решил, что это может быть написано самим президентом. Он-прочел: "Определите местонахождение этого Гренмора Маккрея. Неужели Брайан Маккрей сохранил часть женской популяции в Ирландии?" Следующим в пачке был еще один стенографический отчет, на этот раз официального сеанса связи с Белым Домом из "Убежища Киллалу" в Ирландии. Отправитель представлялся как "доктор Адриан Пирд". В отчете был список "оборудования, заявленного для отправки с высшим приоритетом". Бекетт внимательно просмотрел список. Там было все необходимое для хорошего центра по исследованию ДНК. Внизу списка теми же безымянными каракулями был написан лаконичный комментарий: "Отправьте это". Затем - "Бекетт, что-нибудь может им еще понадобиться?" Бекетт написал прямо под вопросом: "Хороший источник стереоизомеров". Сообщение от доктора Пирда завершалось информацией о том, что доктор Финтан Крейг Доэни назначен главой секции исследования чумы. Автор каракулей спрашивал: "Кто такой этот Доэни?" Бекетт написал под каракулями: "Мне не известен". Он подписал это своим полным именем и званием. Под этой страницей была еще одна, с президентской печатью. Она была адресована Бекетту, и на ней стоял только штамп НСБ в конце текста, без имени. Она гласила: "Попытайтесь выяснить у Годелинской или Лепикова, почему Советский Союз закрыл отдельные районы за Уралом. Этому есть спутниковое подтверждение. Москва на наши вопросы отвечать отказывается". Под этой была еще одна подобная страница с кратким вопросом: "Где может скрываться О'Нейл?" "Значит, они убедились, что это О'Нейл", - подумал Бекетт. Последняя страница, тоже проштампованная неподписанной рамкой НСБ, спрашивала просто: "Как насчет искусственного оплодотворения?" "И как, черт возьми, прикажете это понимать?" - недоумевал Бекетт. У него не было сомнений, что власти спрятали другие женские популяции. Он знал по меньшей мере еще об одной, в Карлсбаде. Рассматривает ли правительство возможности восстановления популяции? Сколько женщин умерло там снаружи, в Соединенных Штатах? Чем больше Бекетт об этом размышлял, тем злее становился. Он нацарапал поперек последней страницы: "Что означает этот вопрос? Что делается там, снаружи?" Лишь после этого Бекетт попытался заснуть, зная, что сон будет краток и что через час придется вставать. На самом деле поспал он всего лишь двадцать пять минут, вскочив с кровати, чтобы записать серию памяток к таинственным вопросам НСБ. Первая памятка предлагала им попросить этого Пирда выследить религиозного чудака Маккрея, напомнив ирландцу, что им понадобятся женщины, чтобы проверить все, что произведет их лаборатория. По вопросу Доэни Бекетт написал: "Ради Бога, спросите ирландцев". В ответе на этот вопрос он мог выместить свою злость. По советскому вопросу Бекетт ответил просто: "Сделаю". На вопрос о том, где может прятаться О'Нейл, он написал: "Запросите Ирландию или Англию. Он захочет увидеть эффект своей мести. Сомнительно, чтобы он говорил по-арабски. Ливия маловероятна. Или же он может влиться в какую-нибудь городскую популяцию здесь, изображая отщепенца. Обсужу это с полной Командой". На вопрос об искусственном оплодотворении Бекетт спросил: "Что имеется в виду? Что мы должны рассмотреть?" Под конец Бекетт написал: "Есть ли что-нибудь новое о том, как О'Нейл распространяет свое заболевание? Если нет, то в ближайшее время я обсужу это со своей Командой". Заканчивая, Бекетт перечитал свои памятки, раздумывая над вопросами. В них чувствовалась паника, беспорядочный поиск. "Нам нужна организация, - подумал он. - И очень быстро". Как это зачастую происходило в мозгу Бекетта, когда его мысли сфокусировались на подобной настоятельной необходимости, его посетила внезапная вспышка интуиции относительно Данзаса: "Организованный человек". Данзас был человеком, рожденным не то чтобы не в свое время, но не в том месте. По всем правилам ему нужно было родиться в северном Нью-Хемпшире или в штате Мэн. Под маской француза скрывался толстолобый американец - сварливый, подозрительный, держащий язык за зубами, использующий свой акцент скорее как щит, чем как подмогу в общении. Или, можно было возразить, Данзас родился как раз там, где положено, а сходство с твердолобым американцем было продуктом социального совпадения. Бекетт слыхал, что Бретань была отмечена теми же характеристиками - изолированное место с натуральным хозяйством, не доверяющее чужакам, где местные держатся дружной кучкой. Акцент, манеры, склад ума проявляются в присущих только этому региону колкостях и шутках, зачастую вращающихся вокруг запутывания и смущения туристов. Интуиция подсказала Бекетту, как наилучшим образом работать с Данзасом. Как следует искать сильные стороны этого человека и как их использовать. Меньше пустопорожней болтовни. Разделять его предрассудки. Поставить его ответственным за организацию ключевых элементов нашего проекта. "Придется выяснять его кулинарные привязанности", - подумал Бекетт. Не сосредоточиваясь на этом сознательно, Бекетт привел себя в порядок. Ему было нужно превратить команду в работающую структуру, чтобы выжать максимум возможного из отдельных ее членов. Тот случай, когда целое больше, чем арифметическая сумма его составляющих. Слава! Слава дерзким фениям! Баллада Педара Керни За две недели до демонстрации на Эчилле Джон был готов покинуть свое убежище в Балларде. Он знал, что ему следует тщательно замести следы. Розыски его будут массовыми и международными. Широкий размах поисков предполагал, что его местоположение будет установлено достаточно быстро. Оказание давления на любого, кто был с ним в контакте, даже на его инструктора до фальшивкам в Сент-Луисе, гарантировало, что ни один секрет не продержится достаточно долго. У него не было иллюзий насчет повиновения правительств его приказам. Новый паспорт был изготовлен с особой тщательностью. Джон сделал его из паспорта Мери, взяв документ из футляра, где были также документы Джона О'Нейла и отдельные паспорта для двойняшек. Он не смог бы объяснить, почему выбрал именно паспорт Мери, но тщательно спрятал неиспользованные документы за подкладку чемодана. Работая над фальшивкой, Джон вспомнил слова Мери о том, что обладание собственными паспортами заставит двойняшек почувствовать себя более значительными. Воспоминания были странно перемешаны. Он чувствовал себя соглядатаем, всматривающимся в тайные радости ближнего и без разрешения сующим нос в чужие личные дела. Но Джон мог вспомнить радость двойняшек, сравнивающих свои фотографии, демонстрирующих свое умение читать и писать, важно выводящих свои подписи на соответствующих линиях. Завершив химическую подчистку паспорта Мери, Джон почувствовал, что теперь окончательно вычеркнул ее из этого мира. Он полез в секретное отделение чемодана и посмотрел на три книжечки в синих обложках с золотым тиснением на них. Паспорта были реальны. Но сколько содержится в них от реальной личности? Если он очистит их, сделает ли это их бывших обладателей еще более нереальными? Джон пристально всмотрелся в кодированную перфорацию на паспорте Мери. Смех и счастье от получения этих документов были частью той кинопленки, что прокручивалась в его черепе. Он мог видеть Мери, вручающую паспорта каждому из-детей, сначала Кевину, потом Мейрид. "Они личности, теперь у них есть документы, чтобы это подтвердить", - сказала она. КАК ОНА МУДРА. Джон спрятал три неиспользованных паспорта в тайник и вернулся к подделке. Его так лихорадило, что он испугался - не подхватил ли что-нибудь во время работы в лаборатории. Нет. Относительно своего собственного здоровья Джон был очень осторожен. Это было частью его общей цели. Похоже было, что только эта цель заставляет его жить. Все прочее потеряло свое значение в метаниях планов и странной кинопамяти. Была лишь вызвавшая лихорадку безотлагательность. Джон мог почувствовать давление времени. Роковые письма уже готовились к отправке. Он включил свет на узкой лестнице рядом с кухней и забрал подчищенный паспорт Мери вниз в лабораторию. Лестница скрипела, пока Джон спускался, и он задумался, а сколько сейчас времени. Снаружи темно. Не имеет значения. На перилах лестницы повисла паутина. "Сколько раз я проходил этим путем?" Ему казалось, что он всегда жил здесь, всегда ходил по этой скрипящей лестнице. Это было вообще единственное место, где жил Джон Мак-Карти, а подвальная лаборатория возвращала ему ощущение жизни. Это стало основной частью его существования - выкрашенный белым лабораторный стол с тремя газовыми горелками, самодельная центрифуга в углу, автоклав, сооруженный из кастрюли скороварки, термошкаф с точным термостатом для создания контролируемой среды, электронный микроскоп, чашки Петри, хранящиеся в стерилизаторах... Был слышен звук окрасочного насоса, встроенного в основную вакуумную систему, связанного с насосом от аппарата для дыхания под водой. Джон осторожно склонился над подделкой, работая деликатно, соблюдая точность в каждом мельчайшем движении. Мастер подделки был прав. В этом он действительно хорош. И вот оно - новое удостоверение личности. Лишь боль в спине подсказала Джону, что прошло довольно много времени. Он посмотрел на свое запястье и вспомнил, что оставил часы рядом с кухонной раковиной. Это уже не имело никакого значения. Лихорадочное ощущение срочности прошло. Только что родился Джон Гаррет О'Дей. Вот он на фальшивом паспорте - лысый мужчина со щеточкой усов и темными глазами, пристально глядящими наружу из квадратика фотографии. Джон взглянул на свое новое я. Джон Гаррет О'Дей. Он уже вжился в роль. Со стороны О'Нейлов в роду были О'Дей. И вот он на фотографии. Джону казалось, что он пятится все дальше назад по родословной, все дальше от Джона Роя О'Нейла, безжалостно уничтожая этого человека. О'Нейла будут разыскивать, и, возможно, количество сыщиков увеличится после того, что сделал Джон Мак-Карти. Но О'Нейл и Мак-Карти исчезли. Остался только О'Дей, и скоро он будет далеко отсюда. Его желудок сотрясло голодным спазмом. Джон повернулся к шлюзу, выполз наружу и запер лабораторию. Снаружи было светло. Его часы, лежащие на мойке, показывали девять тридцать шесть, и он понял, что это, должно быть, утро. Когда Джон входил в лабораторию, было уже темно. Да, субботнее утро. Всего через две недели Эчилл встретит свой судный день. Потом начнут прибывать письма с объяснениями и предупреждениями. Его воинство двигалось к месту битвы. Вот как он думал о том, что послал в Ирландию, Британию и Ливию. Воинство. Непоправимое свершилось. Возврата назад быть не может. Джон услышал крики детей на аллее и внезапно подумал о соседях. Придут ли его войска и сюда? Вопрос этот возник в его сознании в силу безразличного любопытства и исчез так же быстро, как и появился. "Пора уходить". Тут Джон почувствовал что-то странное при мысли о доме. Не забыл ли он что-нибудь сделать внизу? Джон застегнул ремешок часов и заторопился обратно вниз в лабораторию, прополз в люк шлюза, оставив его открытым. Больше нет никакой необходимости в таких предосторожностях. Можно отбросить в сторону дотошные привычки Джона Мак-Карти. Когда он встал во весь рост, то посмотрел на боковой стол с привинченной к нему кухонной машинкой для горячего запечатывания. Джон подумал, что это простое приспособление для консервации пищи олицетворяет стиль всей его лаборатории. Следователи могут изумляться здесь его вдохновенным переделкам, машинам и приспособлениям, переделанным для целей, для каких они никогда не предназначались. Тут Джон вспомнил, что забыл сделать, и это заставило его поспешить обратно в лабораторию. Термитные бомбы! Разумеется. Он осторожно двинулся вокруг лаборатории, устанавливая таймеры, потом наружу в подвал, где было еще больше мин. Потом обратно наверх в кухню: съесть чашку сухой каши. От еды его потянуло в сон, и Джон начал было готовить кофе, но решил сначала прикорнуть у кухонного стола, положив голову на руки. Уехать ему было нужно до ночи. Когда Джон проснулся, было двенадцать одиннадцать и все еще светло. Он чувствовал себя отдохнувшим, но спина ныла от того, что он спал, навалившись на стол. Все еще были слышны голоса детей, играющих на аллее. "Все правильно. Это суббота". Джон сполоснул лицо холодной водой у кухонной раковины, вытерся посудным полотенцем, потом пошел в спальню и закончил упаковывать вещи. Он снес свои чемоданы в фургон и начал подниматься по лестнице обратно на кухню, намереваясь приготовить кофе. На площадке Джон остановился, заледенев в шоке от громкого звука чего-то, разбившегося на кухне. "Вор!" Это был постоянный страх Джона Мак-Карти на протяжении всего проекта. Его охватила ярость. Как они посмели? Джон преодолел последний лестничный пролет, ведущий на кухню, и чуть не споткнулся о футбольный мяч. В раковине была мешанина из битого стекла. В раме над раковиной осталось только несколько осколков. До него донесся голос женщины, кричавшей в аллее позади его дома: - Джимми-и-и! Джимми-и-и! Немедленно иди сюда! Джон облегченно вытер пот. - Джимми-и-и! Я знаю, что ты там! На него накатило непонятное веселье. Джон подобрал футбольный мяч и вышел на заднюю веранду. Молодая женщина в синем домашнем платье вошла через его калитку и остановилась на заднем дворе. Она держала за ухо мальчишку лет десяти. Мальчишка с перекошенным от боли и страха ртом, вывернув шею, чтобы как-то компенсировать мертвую хватку своей матери, канючил: - Ма, пожалуйста! Пожалуйста, ма! Женщина посмотрела на Джона и отпустила ухо мальчишки. Она взглянула на разбитое окно и снова перевела взгляд на Джона, потом на мяч в его руке. Мальчик спрятался за ее спину. - Мне очень жаль, - сказала женщина. - Мы вставим вам новое стекло, разумеется. Я его несколько раз предупреждала, но он все забывает. Мой муж купит стекло по дороге домой. Он хорошо управляется с такими работами. Джон вымученно улыбнулся. - Нет необходимости, мэм. Полагаю, что с моих детских лет за мной осталось еще много разбитых стекол. - Он бросил мяч во двор. - Иди, Джимми. Почему бы вам, ребята, не играть на том пустом участке в конце квартала? Это безопаснее, чем на улице или на аллее. Джимми метнулся из-за матери и схватил мяч. Он держал его, прижав к груди и глядя снизу вверх на Джона, словно не мог поверить в свою удачу. Женщина облегченно улыбнулась. - Как это мило с вашей стороны, - сказала она. - Меня зовут Пачен, Гледис Пачен. Мы живем прямо через аллею от вас в шестьдесят пятом. Мы будем рады заплатить за окно. Это не было бы... - Нет необходимости, - повторил Джон, с трудом сохраняя добрососедский вид. Вторжение соседей - это последнее, в чем он нуждался. Он спокойно произнес: - Будем надеяться, что Джимми заплатит за разбитое другим юнцом окно, когда доживет до моих лет. Мы, мужчины, всегда должны оплачивать стоимость разбитых стекол. Гледис Пачен рассмеялась. - Должна сказать, что это мило, очень мило с вашей стороны. Я никогда... Я имею в виду... мы не... - Она смущенно смолкла. - Полагаю, что за эти месяцы я показал себя очень таинственным типом. - Джон с трудом сдерживал улыбка - Я изобретатель, миссис Пачен; Я весьма упорно работал над... ну, полагаю, пока не стоит об этом слишком распространяться. Меня зовут... - Он заколебался, сообразив, что чуть не заговорил о себе, как о Джоне Гаррете О'Дее. Потом застенчиво пожал плечами и сказал: - Джон Мак-Карти. Думаю, вы еще услышите это имя. Мои друзья зовут меня Джек. "Хорошо проделано", - подумал Джон. Правдоподобное объяснение. Улыбка. Нет никакого вреда в том, чтобы выдать это имя. - Джордж будет очень рад, - заявила Гледис. - Он тоже пропадает в гараже. У него там маленькая барахолка. Я... знаете, вы должны прийти к нам на обед. Не принимаю никаких отговорок. - Замечательно звучит. А то мне уже надоело самому готовить. - Джон посмотрел на мальчика. - Осмотри тот участок, Джимми. Он выглядит как хорошая площадка для бейсбола. Джимми дважды быстро кивнул, но ничего не сказал. - Что ж, Гледис, ничего страшного не произошло, - хмыкнул Джон. - Во всяком случае, ничего по-настоящему страшного. Для меня это хорошая возможность лишний раз не мыть окно над раковиной. А теперь нужно возвращаться к работе. Я тут придумал кое-что. Он небрежно махнул рукой и попятился в кухню. Спектакль, подумал Джон, забивая оконный проем куском пластика. Нет необходимости менять стекло. Все равно все это сгорит сегодня вечером. Гледис Пачен вернулась на собственную кухню, куда пригласила соседку Хелен Эвери на кофе. - Я видела, как ты с ним разговаривала, - сказала Хелен, пока Гледис наливала кофе. - Ну и как он? Я думала, что умру, когда увидела, как мяч Джимми врезался в это окно. - Он довольно милый, - ответила Гледис. - Думаю, он очень стеснительный и... одинокий. - Она налила кофе себе. - Он изобретатель. - Так вот чем он занимается в своем подвале! Билл и я удивлялись, что там круглосуточно горит свет. - Он был так добр с Джимми, - вздохнула Гледис, присаживаясь к столу. - Он не позволил мне заплатить за окно, сказав, что задолжал с детства несколько разбитых стекол. - Что он изобретает? Ничего не рассказывал? - Нет. Но держу пари - это что-то важное. Никогда не было большего антиирландского фанатика, чем Шекспир. Он был законченным елизаветинским фатом, совершенным отражением британского фанатизма. Они искали оправдания в религии. Реформация! Вот где истоки их политики геноцида. Задним умом мы усвоили горькую истину: любые враги Англии - наши друзья. Джозеф Херитц - Нам надо узнать, как он распространяет свои вирусы, - объявил Бекетт. - Эта проблема все еще не решена. Это был третий день Команды. Они перенесли свои заседания в небольшую столовую неподалеку от главного кафетерия ДИЦ. Она была ближе к лабораториям, здесь были более яркие стены и освещение, более маленький стол. Из кухни через переход со скользящей панелью можно было получить кофе или чай. Несмотря на возражения Службы Безопасности и звякающую посуду, обстановка столовой всех вполне устраивала. - Кто-то спрашивал, действует ли Безумец в одиночку? - заявил Хапп. Он слегка отодвинулся в сторону, пока официантки в белом убирали со стола. - Конспирация? - спросил Лепиков. Он смотрел на удаляющуюся официантку. - Эти дамы служат в вашей армии, Билл? Ответила Фосс: - Это наша самая страшная тайна, Сергей. Два года такой службы, и они гарантировано становятся маньяками-убийцами. Даже Лепиков присоединился к кислому хихиканью над остроумием Фосс. - Инфицированные птицы, - задумчиво протянул Данзас. - У нас есть прецедент попугайной лихорадки. Может быть, это модифицированный пситтакоз? - Мне кажется, что это на него не похоже, - заметил Хапп. - Он не пойдет таким простым путем, нет. - Он посмотрел на синюю папку перед собой, медленно открыл ее, перелистывая сколотые страницы. - Это из его второго письма: "Я знаю, что существуют связи между ИРА и федаинами, японскими террористами, тупамару и Бог знает с кем еще. У меня было искушение распространить свою месть на эти страны, давшие приют подобным трусам. Я предупредил их: не искушайте меня снова, ибо я высвободил лишь малую часть своего арсенала". - Хапп закрыл папку и взглянул на Лепикова, сидевшего напротив. - Мы должны допустить, что это не простая угроза. Не думаю, что он блефует. В свете всего этого мы должны предположить, что у него есть еще несколько путей распространения своих вирусов. Потому что если мы поймем, как он это проделывает сейчас, то сможем перекрыть каналы. - А сможем ли? - спросил Бекетт. Лепиков кивнул в знак согласия, разделяя это сомнение. Годелинская наклонилась вперед, отхлебнула свой чай, потом сказала: - Он заражает отдельные районы. Факт распространения чумы означает только то, что здесь задействованы носители-люди. - Это почему? - спросил Данзас. - Насекомые не дали бы такого эффекта, - ответила Дорена. Она потерла лоб и нахмурилась. Лепиков сказал ей что-то, понизив голос, по-русски. Фосс уловила лишь часть сказанного, но повернулась, чтобы внимательно посмотреть на Годелинскую. - Что-то не так? - спросил Хапп. - Всего лишь головная боль, - ответила Дорена. - Думаю, что от перемены воды. Можно мне еще чаю? Бекетт повернулся к панели, открыл ее и оказался лицом к лицу с низко наклонившимся с другой стороны вежливо улыбающимся блондином с белыми зубами. - Кому-нибудь нужно еще что-то из кухни? - спросил мужчина. - Мужланы! - проворчал Лепиков. - У них просто не было времени установить в этой комнате микрофоны, - хмыкнула Фосс. - Завтра это будет менее навязчиво. Я возьму черный кофе. Бекетт оглядел стол. Остальные колебались. Он снова обратил свое внимание на вежливое лицо в окошке. - Вы слышали? - Ладно, док. Панель скользнула на место. Бекетт повернулся к столу. Хапп поднял с пола портфель, смахнул с него листок салата и извлек маленький блокнот и карандаши. - Это будет самое простое. Панель позади Бекетта скользнула в сторону, открыв окошко. - Один чай, один черный кофе. - Это было Вежливое Лицо. Он вытолкнул две дымящиеся чашки на внутренний край окна и закрыл панель. Не поднимаясь, Бекетт взял обе чашки и послал их по столу. Когда Годелинская брала свою, он заметил белое пятнышко на тыльной стороне ее левой кисти. Оно было небольшим, но вполне заметным для его тренированного глаза. Прежде, чем Бекетт это прокомментировал, Лепиков заявил: - Думаю, что чума была распространена с помощью какого-то дьявольского американского приспособления. Баллончик с лаком для волос, например. Хапп что-то писал в своем блокноте. - Это есть в моем списке, но у меня большие сомнения. Это, опять-таки, слишком очевидная вещь для нашего Безумца. Годелинская шумно отхлебнула из своей чашки, потом сказала: - Согласна с Джо. Это не в стиле О'Нейла. - А в чем ЕЕ стиль? - спросила Фосс. Хапп улыбнулся. - Как я уже говорил, думаю, что это будет что-то удивительно простое. Нечто, о чем мы скажем: "Ох, Боже мой! Разумеется!" - Что именно? - подсказал Бекетт. Хапп высоко вздернул плечи и развел руками. - Я затрагиваю лишь вопрос стиля, а не отдельных методов. - Нам не известен инкубационный период, - заметила Годелинская. - Оно не может сидеть в организме месяцами. - Зараженные подарки? - спросила Фосс. - Что-то вроде, - сказал Хапп. - Игрушка, которую мать подержит в руках, прежде чем передать ребенку. Мы не должны забывать, что жена и дети О'Нейла были убиты. Он говорит о соответствующей мести. - Дьявольщина, - проворчал Данзас. - Ненормальный, - добавил Лепиков. - Конечно, - согласился Хапп. - В его методе есть то безумие, которое откроет к нему двери. Годелинская осушила свою чашку, поставила ее и посмотрела вдоль стола на Фосс. - Скажите мне, Ари, если вы - эта БЕЗУМИЦА, как вы это проделаете? - Наверное, использую какой-нибудь пищевой продукт, - ответила Фосс. - Картошка? - хмыкнул Лепиков. - Это смешно! Хапп увещевающе поднял палец. - Она коснулась сути. Это должна быть ОБЫЧНАЯ вещь, нечто, что используют в Ирландии, Британии и Ливии. И это должно быть что-то, что подвергает заражению максимальное количество женщин. - Почему женщин? - спросил Бекетт. - Почему мужчина не может быть носителем? Данзас, следуя своей обычной схеме не вносить вклада в обмен мнениями в Команде, пока дело как следует не продвинется, сказал: - Есть еще одно качество, обусловленное ограничениями, наложенными на нашего Безумца. Все внимание обратилось к нему. - Как он получает доступ к распределительной системе? - спросил Данзас. - Я согласен, что это должно быть что-то простое и доступное для всех трех регионов, но это должно быть доступно и для Безумца и, по возможности, без трудоемких приготовлений или сложного заговора. - Он одиночка, - заявил Бекетт. - Изощренный ум, - сказал Лепиков. - Научные способности, продемонстрированные им в лаборатории, будут, я уверен, приложены к его методу распространения. - Изощренный, да, - вздохнул Хапп. - Но не обязательно научно сложный. Его стиль... более вероятно, что он заражает что-то обычное, что-то такое, что есть у каждого из нас на данный момент. Предположение Хаппа было встречено молчанием. Бекетт кивнул, скорее себе, чем Хаппу. Это было похоже на истину. Стиль О'Нейла. Простота, лежащая в основе всего. - Почему это не может быть заговором? - спросил Лепиков. Годелинская покачала головой. - Насекомые? - спросила Фосс. - Насекомые как разносчик чумы, - протянул Лепиков. - Это не подходит под ваше описание, Джо? - Но как он их распространяет? - спросил Хапп. - Яйца или личинки? - спросила Фосс. - И снова вопрос распространения, - добавил Хапп. - Воздушные путешествия делают подобную концепцию Немезидой для всего мира, - заявил Лепиков. - А как насчет заражения водных систем в районах цели? - спросил Данзас. - Насекомые в воде? - предположил Лепиков. - Или сам вирус, - мрачно сказал Данзас. Хапп мягко стукнул кулаком по столу. - Распространение. Как? - Минутку, - вмешалась Фосс. - Насекомые в воде - это неплохая идея. Китобойцы распространили личинок москита по всему южному Тихому океану в отместку тем, кто их обидел. - Возможно, служащий авиалинии или пилот, - заявил Лепиков. - Этот О'Нейл случайно не пилот? - Отрицательно, - покачал головой Бекетт. - Но привлечение в качестве идеи авиарейсов, это так привлекательно, - вздохнул Лепиков. - Гавайи благодаря воздушному сообщению приобретают пятьдесят новых видов насекомых в год, - прокомментировал Бекетт. - Что повсеместно перевозится подобными самолетами? - спросил Лепиков. - Багаж, грузы, - ответил Бекетт. - Сами туристы, но... - Он покачал головой. - Это не учитывает того факта, что он конкретно указал свои цели - Ирландия, Британия и Ливия. - И никаких гарантий, что прочие этого избегнут, - добавила Фосс. - Мы не можем быть уверены в том, что он использует только один метод. Инкубационный период - вот что самое существенное для наших обсуждений. - Годелинская потерла лоб. - Почта, - предположил Хапп. - Что вы предполагаете? - спросил Бекетт. - Я в самом деле не знаю, - смутился Хапп. - Я только пытаюсь играть роль О'Нейла в этом спектакле. Что мы знаем о нем? - Он был в Ирландии, - вспомнил Бекетт. - Точно! - воскликнул Хапп. - И в Ирландии он претерпел великую агонию, подвигнувшую его на такое ужасное дело. Но у него остались об Ирландии и другие впечатления. Что он мог там узнать? - Не улавливаю, что вы имеете в виду, - сказал Лепиков. - Он узнал, как люди в Ирландии проводят свой досуг. - А также и в Британии, и в Ливии? - иронично спросил Лепиков. Хапп покачал головой. - Наверное, но давайте сначала сосредоточимся на Ирландии. Если мы сможем получить ответы, представив его действия там, то получим ответы и на все остальное. - Вперед, - сказал Бекетт, испытывая странное чувство от того, что Хапп на верном пути. "Продолжай!" - подумал он. - О'Нейл - не житель Ирландии. Таким образом, он должен был где-то остановиться. Отель? Этот факт нам известен. Что он делает в этом отеле? Спит. Он пользуется различными возможностями отеля и населенного пункта. - Я не вижу никаких ответов, - заявил Лепиков. - Только еще больше вопросов. А что, если он вызывает обслуживание в номер? - Для этого он пользуется телефоном. У него есть доступ к телефонной книге. - И у него есть туристические путеводители, - сказал Лепиков. - Ну и что? - Пусть продолжает, - вмешался Бекетт. Лепиков пожал плечами и отвернулся. - Поездки и туристические путеводители, да! Это может быть важным. Цветные брошюры, лавочки и рестораны, бары, общественные и частные средства передвижения. Он арендует машину или берет такси? - Он первым делом купил машину, - сказал Бекетт. - Дешевый подержанный "фиат". Мы как раз получили подтверждение. Оно там, в том листе, что я раздал вам сегодня утром. - Я еще не прочитал его, - извинился Хапп. - Но теперь мы знаем, что он был мобилен. - А что стало с машиной? - спросил Лепиков. - Она была продана от его имени тем человеком, что продал ее ему, - ответил Бекетт. - Но он мобилен, - повторил Хапп. - Куда он ездит? Он посещает спортивные мероприятия? Лекции? Театр? Я обращаю ваше внимание на обыденные, каждодневные поступки. Он покупает книги. Он отравляет письмо. Консьерж принимает у него заказ на места в ресторане. Данзас содрогнулся и пробормотал: - Ирландские рестораны... - Но О'Нейл начинал становиться активной частицей ирландского общества до того, как на него обрушилась эта трагедия. Он там, и он думает... по-ТАМОШНЕМУ. - И каким образом это приближает нас к его методам распространения? - спросил Лепиков. - Прежде, чем применить подобные средства, он должен был знать, как это сработает в районах его целей. Лепиков пожал плечами. - Ну и? - Что он видит вокруг себя такого, что дает ему эти знания? Каким образом он уверен, что его метод или методы сработают? - А что, если он мог заразить бумагу? - предположила Фосс. Бекетт беззвучно зашевелил губами, проговаривая невысказанное слово. Он повторил его вслух: - Деньги! - Бекетт поднял голову и обнаружил себя в фокусе внимания пяти пар пристально глядящих глаз. Хапп издал долгое "аххх". - По почте? - спросил Данзас. - Но разве это не заразит всякого, кто возьмет в руки подобную почту? - поинтересовался Лепиков. - Нет, если он запечатал ее в стерильную упаковку внутри конверта, - пояснил Бекетт. - В пластик, - уточнил Хапп. - У меня на кухне есть приспособление, - сказал Фосс. - Оно называется "машинка для горячего запечатывания". Для нее продают пластиковые пакеты. Вы кладете остатки пищи в пакеты, термически запечатываете их и можете отправлять в морозильную камеру. Позднее вы вынимаете их оттуда, оттаиваете и разогреваете - быстрый обед. - Разве это не слишком просто? - возразил Лепиков, но его тон указывал, что он испытывает благоговение перед нарисованной здесь картиной. - Это именно тот уровень простоты, какой нам нужен, - заявил Хапп. - Это соответствует его стилю. - Он отправил их в благотворительные учреждения, - возбужденно произнесла Фосс. - Или кому-то, собирающему пожертвования для ИРА, - добавил Хапп. - Лунное безумие, привлекательное для нашего Безумца. - Ирлано-американец, - сказала Годелинская. - Кому лучше известно, где принимают пожертвования для ИРА? - Он мог послать деньги по почте кому угодно в Ирландии, - уточнил Бекетт. Все посмотрели на него. - Сами посмотрите, - продолжил Бекетт. - Вы владелец магазина. Вы получаете заказ (деньги прилагаются) отправить товар в США. Или вы просто обычный гражданин, имя взято наугад из телефонного справочника. Вы получаете письмо из Штатов. В нем деньги и простое письмо с объяснениями. Вы отошлете деньги назад? А что, если там нет обратного адреса? - Но... - Лепиков покачал головой. - Деньги в пластике внутри конверта, разве это не вызовет подозрений у получателя? - Это еще почему? - спросил Хапп. - Не понимаю, как это можно объяснить случайному получателю, - ответил Лепиков. - К чему беспокоиться об объяснениях? - вмешалась Фосс. - Просто послать деньги, в местной валюте. Получатель решит, что ему наконец улыбнулось счастье. Лепиков ошарашенно уставился на нее. - В пластиковых пакетах даже нет особой необходимости, - сказала Годелинская. - Если у чумы латентный период, то для посредников не будет опасности. Мы ведь не знаем ее инкубационного периода. - Если вскрытие внешнего конверта нарушит целостность внутренней упаковки, то это должно сработать, - уточнил Бекетт. Лепиков, все еще глядя на Фосс, прокашлялся. - Значит, кто угодно может зайти в американский магазин и купить это приспособление для термического запечатывания пластиковых пакетов? - Единственное, что при этом нужно, - деньги, - объяснила Фосс. - Оно дорогое? - То, что у меня на кухне; стоит меньше тридцати долларов. На сезонной распродаже можно купить его еще дешевле. - Думаю, это именно то, что мы ищем, - заявил Бекетт. - И это удовлетворяет всем требованиям, - добавил Хапп. - Все, что ему нужно, это валюта выбранной страны. - Он идет в любую контору по обмену и говорит, что ему нужно пятьсот долларов в британских фунтах, - сказала Фосс. - Но разве они не требуют, чтобы он показал паспорт или другой документ, удостоверяющий личность? - спросил Лепиков. Фосс просто пожала плечами. - Мне это нравится, но я не могу быть пока уверен, - подвел итоги Бекетт. - Мы должно отправить сообщение, чтобы начали необходимое расследование по этому поводу, - заявил Данзас. - Я не удовлетворен, - сказал Лепиков. - Итак, он посылает деньги благотворительным организациям. Это я понимаю. Но с прочими... - Я слыхала, что католические благотворительные учреждения в Ирландии никогда не слыли особенно богатым