глянул на священника и обнаружил у того дикий взгляд в неподвижных глазах. Джон первым отводил глаза, заглушая в себе всплеск ярости на этого священника, этого Фланнери. Узнать этот тип священника было легко - человек, который рано в своей жизни открыл неистовство и власть в абсолютно надменной вере. Да, это был Фланнери. Он завернулся в свою веру, как в плащ, надел ее, как броню... и теперь... теперь его броня пробита. Джон снова взглянул на священника и обнаружил, что тот смотрит назад на Херити. Здесь помощи не получить, священник! Легко было догадаться, что делал Фланнери: он был занят отчаянным ремонтом своей брони. Жизнь его вытекала через пробоины, и он цеплялся за старую самоуверенность, пытаясь приставить обломки на старое место, стараясь восстановить броню, за которой он может стоять, не соприкасаясь с внешним миром, пока остальные приплясывают под его стоны. Он был, как девственница, идущая на компромисс, и в нем было нечто тайное и грязное. Джон взглянул вниз на мальчика. Где его мать? Наверное, мертва. Мертва так же, как Мери и близнецы. Отец Майкл, видя, как Джон смотрит на мальчика, спросил: "Как вы попали в Ирландию, мистер О'Доннел?" Имя как будто привело его в чувство, установив в нем сердечный тон, который, как он знал, сработает в данной ситуации лучше всего. "Называйте меня Джоном". - Это хорошее имя, Джон, - сказал отец Майкл. Джон услышал, как Херити ускоряет шаги, догоняя их. - Я попал в Ирландию... - сказал Джон, - ну что ж, это долгая история. - У нас уйма времени, - сказал Херити справа от Джона. Они шли теперь все четверо шеренгой по поднимающейся дороге. Джон подумал, потом начал свою историю с того момента, когда катер с военного корабля высадил его в заливе вблизи Кинсейла. - Они раздели вас догола и бросили умирать на дороге? - спросил отец Майкл. - Да, эти Пляжные Мальчики - жестокие люди и полны гнева. Никакого понятия о человеческой доброте. - Они оставили его в живых, - сказал Херити. - Они извлекают выгоду из наших печалей, - сказал отец Майкл. Этот отвлеченный елейный тон вызвал у Джона раздражение. Он спросил: - Люди с военных кораблей появляются в Кинсейле регулярно? - Они присылают продукты и боеприпасы на управляемых лодках, которые они потом топят. Пляжные Мальчики за это охраняют наше побережье, не позволяя никому покинуть страну. - А что еще они могут сделать? - спросил Херити. - Вы хотите отправить это безумие в другие страны? Вы, человек, принявший духовный сан! - Я не это имел в виду, Джозеф Херити, и ты знаешь это! - Значит, вы думаете, что наше побережье не надо патрулировать? - Они это делают, но я не нахожу в этом ничего приятного. И я бы предоставил таким, как мистер О'Доннел, более сердечный прием, чем тот, который он описывает. - Отец Майкл с сожалением покивал головой. - Это все из-за ИРА. - О чем вы говорите? - спросил Джон. Он чувствовал, что у него сильнее забилось сердце. Ему казалось, что к его лицу прилила кровь и бросило в жар. Отец Майкл сказал: - Финн Садал, наши Пляжные Мальчики, все они в основном из ИРА. Они так легко приспособились к ситуации, что я думаю, не всегда ли они пользовались нашим горем? - Некоторые бы убили вас и за менее обидные слова, - сказал Херити. - И вы тоже, мистер Херити? - спросил отец Майкл. Он испытующе взглянул на Херити. - Ну вот, святой отец, - сказал Херити ровным успокаивающим тоном. - Я просто предупредил вас. Следите за своим языком, приятель. Мальчик, который смотрел с одного говорящего на другого во время этого обмена репликами с бесстрастным лицом, вдруг отскочил к обочине дороги. Здесь он поднял камень и швырнул его вниз в деревья у конца озера. Когда камень исчез в листве, с деревьев поднялась туча грачей. Воздух наполнился резкими криками птиц, которые взвились черной спиралью и вытянулись в линию, направляясь на юг через озеро. - Вот вам Ирландия, - сказал отец Майкл. - Крики и вопли, когда нас побеспокоят, потом мы снимаемся и идем в другое место ждать новых неприятностей. - Значит, у вас нет правительства? - спросил Джон. - О, все это есть, - сказал отец Майкл. - Но реальная сила у армии, а это означает власть штыков. Мальчик вернулся к отцу Майклу, где он снова занял свою позицию, шагая сбоку, как будто никуда и не уходил. Его лицо было безмятежно. Джон подумал, что, может быть, мальчик глухой... но нет. Он выполнял устные приказы. - Боюсь, что здесь всегда была власть штыков, - сказал отец Майкл. - Ничего не изменилось. - А Пляжные Мальчики являются частью правительства? - спросил Джон. Он чувствовал, как О'Нейл-Внутри ждет ответа. - У них есть винтовки, - сказал отец Майкл. - И у них есть свои люди в высших эшелонах власти. Херити сказал: - Нет, некоторые вещи изменились, священник. Некоторые вещи изменились очень сильно. - Да, это факт, я согласен, - сказал отец Майкл. - Мы вернулись к феодальным временам. А также к тщетности существования, если вы понимаете, что я имею в виду. - Ага, священник оказывается еще и поэт! - сказал Херити. Джон взглянул на небо, так как свет вокруг них неожиданно померк. Он увидел, что с запада нагнало туч, их темная линия несла в себе предвестие дождя. - Демократии нет, - сказал отец Майкл. - Может быть, ее никогда и не было, это слишком драгоценное сокровище, которое люди крадут, если его оставить без охраны. - Но ведь у нас есть в Дублине единое для всей Ирландии правительство, - сказал Херити. - Скажите, отец Майкл, разве это не то, к чему мы всегда стремились? - с лукавой улыбкой он повернулся к священнику. - Свары и подозрения остались прежними, - сказал отец Майкл. - Мы все так же разобщены. - Не слушайте его, мистер О'Доннел, - сказал Херити. - Он всего лишь старый, выживший из ума священник. Мальчик бросил на Херити мрачный взгляд, но заметил это только Джон. - Это наш очень древний обычай, - сказал отец Майкл, - часть подлинного гэльского безумия. Мы разделяемся, чтобы другие могли завоевать нас. Для викингов мы были легкой добычей, потому что были слишком заняты борьбой друг с другом. Если бы мы когда-нибудь объединились против норвежцев, будь они белыми или черными, мы бы скинули их в море. - Он взглянул на Херити. - И белокурые ирландцы вообще бы не существовали! Херити смотрел на него, понимая намек на свое происхождение. - Норвежцы смешали свою кровь с нашей, - сказал отец Майкл, глядя на пучки светлых волос, выглядывающих из-под зеленой шапки Херити. - Это одно из величайших бедствий истории, смешение берсеркеров с ирландцами! Мы стали великими самоубийцами - готовыми броситься на смерть во имя любой цели. Джон посмотрел на Херити и был поражен дикой яростью, отражавшейся у того на лице. Руки Херити сжимались и разжимались, как будто он страстно желал задушить священника. Отец Майкл, казалось, не замечал этого. - Это была дурная смесь во всех отношениях, - сказал он. - Она сгноила общинные корни ирландцев и выродила то, что было лучшими чертами в норвежцах - их чувство товарищества. - Замолчи, ты, безумный поп! - проскрежетал Херити. Отец Майкл только улыбнулся. - Обратите внимание, мистер О'Доннел, что у этой смешанной породы осталась только жадная преданность себе и развязность в использовании любых преимуществ для собственной славы. - Вы закончили, святой отец? - задал вопрос Херити, едва владея своим голосом. - Нет, я не закончил. Я собирался высказать мысль о том, что существовали древние связи между нами и жителями Нортамбрии, которые жили прямо в сердце этих проклятых бриттов на другом берегу. Викинги разорвали и эту связь. И если взглянуть на вещи глубже, мистер Херити, мы сделали это с собой сами, отказавшись объединиться и позволив викингам завоевать нас! Херити больше не мог сдерживаться. Он выпрыгнул вперед, развернулся и нанес сокрушительный удар в висок отца Майкла. Священник упал на мальчика, и оба они рухнули на дорогу. Мальчик со сжатыми кулаками попытался вскочить на ноги и, очевидно, атаковал бы Херити, но отец Майкл удержал его. - Спокойно, парень, спокойно. Насилие не даст нам ничего хорошего. Злость мальчика медленно унялась. Отец Майкл тяжело поднялся на ноги, отряхнул дорожную пыль со своей черной одежды и улыбнулся Джону, не обращая внимания на Херити, который стоял со сжатыми кулаками, с пустым и вопросительным выражением на лице, как будто ожидая нападения с любой стороны. - А это наглядный урок того, о чем я говорил, мистер О'Доннел, - сказал отец Майкл. Он обернулся и помог встать мальчику, затем посмотрел на Херити. - Теперь, когда вы показали нам всю свою силу, мистер Херити, может быть, мы пойдем дальше? Ведя мальчика за руку, отец Майкл обошел Херити и направился дальше по дороге, которая теперь поворачивала влево через хвойные заросли и становилась более пологой. Джон и Херити пошли следом за ним, при этом Херити свирепо глядел на спину священника. У Джона было ощущение, что Херити чувствовал себя побежденным. - Теперь, что касается англичан, - сказал отец Майкл, как будто не было никакого перерыва, - по радио нам говорят, мистер О'Доннел, что у них там два парламента - один в Данди для шотландцев, а другой в Лидсе для галлов с юга. - Сознание того, что у бриттов тоже чума, - пробормотал Херити, - и что они разделились на север и юг, - одна из немногих радостей, которые у нас остались. - А что слышно из Лондона? - спросил Джон. - Боже мой! - сказал Херити повеселевшим голосом. - В Лондоне до сих пор правит толпа, как говорят. Точно так же было бы и в Белфасте, и Дублине, если бы армия позволила этому произойти. - Значит, в Англии нет армии? - Что касается этого, - сказал Херити, - говорят, что они допустили анархию в Лондоне, потому что никто не хочет идти и расчищать его. Это совсем в духе бриттов, да? - А из Ливии ничего не слышно? - спросил Джон. Он обнаружил, что ему доставляет удовольствие чувствовать, как священник и Херити соперничают за первенство. - Кому есть дело до язычников? - спросил Херити. - Богу есть дело, - сказал отец Майкл. - Богу есть дело! - фыркнул Херити. - Вы знаете, мистер О'Доннел, первое, что произошло в Ирландии - это ввод ограничивающих законов. Лицензионные участки, согласие взрослых, ограничение скорости, кодекс об одежде, воскресные запреты и все такое прочее. А новый закон прост: если тебе нравится что-то, делай это. Отец Майкл обернулся к Херити и раздраженно заметил: - Люди все также должны заботиться о своих бессмертных душах, и не забывай это, Джозеф Херити! - Для тебя, священник, мистер Джозеф Херити! И, может быть, ты покажешь мне теперь свою бессмертную душу? Ну-ка, покажи ее мне, папистская свинья! Покажи ее! - Я не буду слушать такие богохульства, - сказал отец Майкл, но голос его был тихим и упавшим. - Отец Майкл выполнял свои пастырские обязанности в Мейнуте в графстве Килдар, - сказал Херити веселым голосом. - Расскажи мистеру О'Доннелу, что случилось в Мейнуте, священник. Джон взглянул на отца Майкла, однако священник отвернулся и шел, опустив голову, читая тихим, бормочущим голосом молитву, из которой можно было разобрать только отдельные слова: "Отче... молитва... даждь..." Потом, громче: "Господи, помоги нам обрести наше братство!" - Братство отчаявшихся, - сказал Херити. - Это единственное братство, которое у нас сейчас есть. Некоторые ищут утешения в пьянстве, некоторые - в чем-то другом. Это все одно и то же. Они уже почти добрались до перевала у конца долины, каменные стены изгороди были покрыты куманикой, листья которой были испещрены жучками. С левой стороны, за стенами, виднелись низкие постройки, обгорелые руины фермерского дома, инвентарь во дворе был ржавый и разбитый, столб электропередач наклонился под неестественным углом над помятой металлической крышей пристройки. Все указывало на безумство разрушения, которое Джон видел с самого первого дня своего появления здесь. Он остановился и оглянулся в направлении, откуда они пришли. Сквозь низкие хвойные заросли он увидел кусочек озера и врезающуюся в склон линию другой дороги на противоположном берегу. Когда он посмотрел на Херити, который тоже изучал оставшуюся сзади дорогу, у Джона возникло чувство, что Херити и священник соперничают из-за него, что он, Джон Гарреч О'Доннел - это добыча, за которой охотится каждый из этих двоих. Священник с мальчиком не остановились. Херити тронул руку Джона. - Поспешим дальше. - В его голосе слышался испуг. Джон пошел быстрым шагом за Херити, взглянув мимоходом на гонимые ветром облака. В воздухе чувствовался запах мокрого пепла. Дорога повернула направо, и стало холоднее, деревья по эту сторону перевала были значительно выше. Херити не замедлял шаг, пока они не поравнялись с отцом Майклом и мальчиком, вновь шагая рядом. Дорога повернула налево вдоль выхода скальной породы, затем последовал небольшой подъем и снова спуск. Здесь находились ворота, двое с каждой стороны дороги, их побелка давно смыта дождями, сами проходы забаррикадированы высокими штабелями поваленных деревьев. За второй баррикадой справа Джону была видна заросшая колея от повозок, бегущая через поле ржи, из которого выглядывали высокие сорняки. На стойке ворот болталась побитая вывеска, некоторые буквы которой еще были видны. Проходя мимо, Джон попытался прочесть их: - "ДЖ... ПА... официально благословленный... Преп. ...М... ПО...ЕР". - Что это за место? - спросил Джон, кивнув головой. - Кого это интересует? - спросил Херити. - Оно умерло и исчезло. Над дорогой здесь нависали деревья с опадающей листвой, и четверо путников, вынырнув из их тени, обнаружили дома вблизи дороги с каждой стороны. Тот, что справа, представлял из себя разбитые и обгорелые руины, однако левый выглядел нетронутым, только немного моха было на шиферной крыше, и дым не выходил из его двух труб. Даже дверь была распахнута, и внутри висел плащ, как будто хозяин только что вернулся с поля. Джон, чувствуя приближение дождя, спросил: - Может быть, мы укроемся здесь? - Он остановился, и остальные остановились вместе с ним. - Вы сошли с ума? - спросил отец Майкл тихим голосом. - Разве вы не чувствуете? Это дом смерти. Джон принюхался и почувствовал легкий запах гниения. Он посмотрел на Херити. - Но ведь это крыша над головой, святой отец, а приближается дождь, - сказал Херити. Он вел себя так, как будто не войдет внутрь без одобрения отца Майкла. - Здесь вокруг непогребенные тела, - сказал отец Майкл. - Возможно... самоубийцы. - Он взглянул на дорогу впереди него, затем вниз, на желтое пятно травы под стеной дома. - Впереди город, и там будет кров. - Города стали не такими уж безопасными в наши дни, - сказал Херити. - Я собирался пойти по верхней дороге и обойти город стороной. Джон услышал короткие резкие крики грачей за деревьями, теперь, когда они остановились, воздух казался неприятно холодным. - Лучше идем дальше, - сказал отец Майкл. - Мне не нравится это место. - Здесь наверняка побывали злые духи, - сказал Херити. Он обошел священника, поправляя лямки своего рюкзака. Отец Майкл и мальчик поспешили догнать его. Джон присоединился к ним, размышляя о странном характере этого обмена репликами. Еще один скрытый разговор между этими двумя. В один момент они дерутся, в следующий - приходят к какому-то секретному соглашению. На вершине следующего холма, справа, на расчищенном месте стояли еще одни обгорелые развалины с нетронутой вывеской у въезда. "Гостиница Шемрок". Херити быстрым шагом подошел к въезду и заглянул за развалины. - Задние строения все еще целы, - крикнул он. Он достал из-под куртки пистолет, зашел за руины и, вернувшись через мгновение, объявил: - Никого нет дома. Хотя воняет мочой, если вы не имеете ничего против, отец Майкл. Когда Джон, священник и мальчик подошли к Херити, как раз начался дождь. Херити пошел вперед по грязной дорожке, гордо показывая на низкое строение без окон, появившееся перед ними с другой стороны. - Баня и туалеты остаются! - сказал Херити. - Символы нашей цивилизации выживают. Понюхайте, отец Майкл. Пахнет мочой, но и еще кое-чем. Отец Майкл вошел в открытую дверь обветренного строения, остальные последовали за ним. Дождь уже усилился и громко барабанил по металлической крыше над ними. Отец Майкл принюхался. - Он чувствует это! - сказал Херити, насмешливо поглядывая на отца Майкла. - Он, как и его драгоценные викинги, мой святой отец, по запаху сена находит поселение, которое можно разграбить. Он учуял запах пивоварни и теперь думает, как было бы прекрасно ощутить этот вкус на своем языке. Отец Майкл бросил обиженный и умоляющий взгляд на Херити, который только хихикнул. Джон понюхал воздух. Он чувствовал запах мочи из расположенных рядом туалетов, но Херити был прав: в этой комнате чувствовался аромат пива, как будто его годами разливали на пол, оставляя впитываться. Джон огляделся. По-видимому, здесь была баня и прачечная, но теперь остались только раковины, и те кто-то почти полностью оторвал от стены. Беспорядочная куча разбитого зеленого стекла и бумаги была отодвинута в угол. В остальном пол выглядел подметенным, и только несколько занесенных ветром листьев валялись здесь и там. Херити скинул свой рюкзак на цементный пол у двери и куда-то нырнул. Вскоре он вернулся, держа в руках, вымазанных черной влажной глиной, пять бутылок гиннессовского пива. - Были закопаны, слава Богу! - сказал он. - Но я знаю все их штучки, когда они что-то прячут. И в этой яме еще много, достаточно, чтобы утопить все наши печали. Держите, отец Майкл! - Херити бросил темно-зеленую бутылку священнику, который поймал ее трясущейся рукой. - А вот и для мистера О'Доннела! Джон взял бутылку, чувствуя ее холод. Он стряхнул грязь с горлышка. - А теперь вот это! - сказал Херити, доставая из рюкзака консервный нож. - Не смущайте драгоценный напиток. Когда Херити открыл бутылку Джона и вернул ее, Джон услышал, как О'Нейл-Внутри вопит: "Не надо! Не надо!" "Один глоток", - подумал он. Только чтобы прочистить горло. Над перевернутой бутылкой он встретился взглядом с Херити. В глазах этого человека было оценивающее, выжидающее выражение, и он не пил, хотя отец Майкл уже успел опорожнить свою бутылку. Джон опустил бутылку и снова встретился взглядом с Херити, улыбаясь. - Вы не пьете, мистер Херити. Джон вытер свои губы рукавом желтого свитера. - Я наслаждался вашим видом и тем удовольствием, которое вам доставила гордость Ирландии, - сказал Херити. Он передал открытую бутылку отцу Майклу. - Я принесу еще. - Он совершил три ходки, выставив ряд бутылок вдоль стены - всего двадцать, со стеклом, проблескивающим между пятнами коричневой глины. - И там есть еще, - сказал Херити, вытирая бутыль и открывая ее для себя. Джон цедил свое пиво. Оно было горьковатым и хорошо утоляло жажду. Он почувствовал поднимающееся тепло и вспомнил о рыбных консервах у себя в кармане. Он достал их наружу. - Мы будем здесь готовить? - То-то я удивлялся, что там выпирает, - сказал Херити. Он сделал из своей бутылки большой глоток. - Мы можем поесть позже. Сейчас наступил редкий момент для серьезной выпивки. "Он хочет напоить меня", - подумал Джон. Отставив полупустую бутылку, он выглянул за дверь, ощущая раздраженное бормотанье О'Нейла-Внутри, его вопли, висящие где-то на краю сознания. "Почему я действую по команде О'Нейла-Внутри?" - удивленно подумал он. О'Нейл всегда был рядом, всегда наблюдал, всегда знал, что говорилось и делалось вокруг, всегда особенно внимательно следил за муками тех, кого видел. Джон при этом чувствовал, что этот О'Нейл-Внутри двигает О'Доннелом, как будто О'Нейл был кукловодом, играющим другой личностью на какой-то особой сцене. "И уж Херити-то обрадуется, когда обнаружит этого кукловода!" - Вы пьете, как воробей, - сказал Херити, открывая другую бутылку. - В той яме на улице, наверное, целая сотня бутылок. - Он передал открытую бутылку отцу Майклу, который взял ее твердой рукой и выпил, не отрываясь от горлышка. Мальчик отполз в угол рядом с разбитой раковиной и сидел там, глядя на мужчин с угрюмым выражением ни лице. - Я засыпаю, если выпью на пустой желудок, - сказал Джон. Он взглянул на мальчика. - И парень тоже проголодался. Вы согласны, отец Майкл? - Оставьте священника в покое! - выкрикнул Херити. - Разве вы не видите, что он пьяница, наш отец Майкл! Отец Майкл принял еще одну откупоренную бутылку от Херити. Взгляд священника был остекленевшим. Нетвердо держа бутылку, он содрогнулся, как будто от холода. Он посмотрел на бутылку, затем на мальчика, очевидно, пытаясь сделать выбор. Неожиданно рука его разжалась, и бутылка разбилась об пол. - Ну и посмотрите, что вы наделали, - упрекнул его Херити. - Хватит, - пробормотал отец Майкл. - Это говорит не тот отец Майкл, которого я знал! - Принеси-ка консервный нож, мальчик, - сказал отец Майкл. Мальчик встал и извлек из кармана небольшой консервный нож с острым, как бритва, лезвием. Он передал его отцу Майклу, который взял у Джона банку консервов, открыл ее с деланной твердостью, а затем передал мальчику вместе с ножом. Хриплым голосом отец Майкл спросил: - У вас много таких? - он ткнул пальцем в банку в руках мальчика. - По одной на брата. - Мне не надо, - сказал Херити. - По крайней мере, в этой компании будет хоть один настоящий пьяница. - Он уселся рядом с неоткупоренными бутылками и положил руку на свой зеленый рюкзак. - Я - единственный человек среди вас, который может оценить исключительность такого случая. - И он начал глушить одну бутылку за другой. Джон сел, прислонившись к стене, выбрав место так, чтобы он мог наблюдать за своими компаньонами. Мальчик взял у него еще две банки и открыл их, передав одну отцу Майклу, а вторую Джону, прежде чем вернуться в свой угол. Дождь продолжал барабанить по металлической крыше. Становилось все темнее и прохладнее. "Мальчика что-то сильно волнует, - думал Джон. - В нем есть какой-то глубинный заряд, давление, которое вот-вот дойдет до такого предела, что взорвет его". В первый раз с тех пор, как он увидел мальчика в лодке, Джон ощутил в нем личность, туманное нечто, сотканное из обид и страхов. Мальчик снова посмотрел на священника. Джон, последовав за его взглядом, увидел, что отец Майкл свернулся клубком в углу и заснул. С его стороны слышалось ровное сопение. - Вы видите этого маленького сорванца? - спросил Херити тихим голосом. Джон вздрогнул и обернулся, обнаружив, что Херити наблюдал за ним и заметил его интерес к мальчику. - Так вот, как же его могут звать? - спросил Херити. - Есть у него имя? - Херити прикончил бутылку и откупорил новую. - Может быть, у этого грязнули и не было родителей? Может быть, его создали феи? Мальчик смотрел на Херити неподвижным взглядом, уткнув подбородок в колени. Казалось, что выпитое не подействовало на Херити. Он осушил новую бутылку и открыл еще одну, не спуская глаз с мальчика. - А может, нам надо носить куртки вывернутыми наизнанку? - спросил Херити. - Если так сделать, то никакая фея не сможет идти за нами. У меня есть мысль вытряхнуть из него его имя. Какое он имеет право скрывать его от нас вот так вот? "Голос Херити немного охрип", - заметил Джон. Тем не менее, он сидел устойчиво, голова его держалась прямо, в руках не было заметно дрожи. - Я могу вернуть ему речь очень быстро, - сказал Херити. Он осушил очередную бутылку и аккуратно поставил ее в ряд пустых бутылок слева от себя. Оперев руку о свой рюкзак и положив на нее голову, он продолжал пристально смотреть на мальчика. "К чему все эти разговоры о феях?" - молча удивлялся Джон. Херити, казалось, обладал своим собственным чувством реальности, своими собственными святыми и дьяволами. Трезвый Херити был человеком, суждения которого сформировались очень давно и никогда не менялись. Однако пьяный Херити, а в этот момент выпитое должно уже было подействовать на него, - это совсем другое дело. Он выглядел злым любителем поспорить, но теперь молчал... и Джон чувствовал в нем глубокую внутреннюю боль. Были ли это воспоминания? Херити, наверное, был одним из тех, кто не может утопить свои чувства в спиртном. Пиво, по-видимому, вызвало в нем жгучие воспоминания и даже сознание вины. За что же Херити чувствовал себя виновным? За то, что ударил священника? Херити закрыл глаза. Вскоре только глубокое дыхание колыхало его тело. Мальчик встал и, перейдя комнату на цыпочках, остановился над Херити. В правой руке он что-то держал, но в наступающих сумерках Джон не мог различить что именно. Неожиданно, без всякого предупреждения, мальчик прыгнул на Херити, размахивая предметом, зажатым в руке, и теперь Джон увидел, что это консервный нож. Он попытался перерезать Херити горло, но ему помешал воротник куртки. Херити, проснувшись от толчка, поймал руку с ножом и зажал ее. Они боролись молча, дикая сила юного тела, обнажившаяся в мечущейся, неудержимой ярости, ужасала своим напором. - Ну, хватит! Я тебя отпускаю! - в голосе Херити слышались истерические нотки. Он поймал другую руку и держал обе руки мальчика, который пытался вырваться. - Хватит, парень! Я тебе ничего не сделаю. Отец Майкл уселся и спросил: - В чем дело? Голос священника, казалось, подействовал на мальчика. Он медленно затих, и хотя глаза его продолжали с ненавистью глядеть на Херити, оружие выпало из его руки, а Херити оттолкнул его в сторону, отпустив руки. Мальчик встал и попятился. Странным образом протрезвевший Херити поднял оружие. Он осмотрел его так, как будто никогда не видел подобную вещь прежде, и потрогал свой воротник в том месте, куда пришелся удар. Затем он взглянул на мальчика и тоном искреннего раскаяния сказал: - Прости, парень. У меня не было права вторгаться в твое горе. - Что произошло? - спросил отец Майкл. Херити бросил ему консервный нож, а отец Майкл поднял его к самым глазам, чтобы разглядеть. - Держите это у себя, священник, - сказал Херити. - Ваш маленький сорванец пытался испробовать его на моем горле. - Херити начал смеяться. - Он больше мужчина, чем вы, святой отец, хотя он едва достает вам до пояса подбородком. Но если он попытается сделать это еще раз, я сломаю его, как лучину для растопки. Мальчик подошел к отцу Майклу и сел рядом с ним, продолжая опасливо наблюдать за Херити. - Разве я не говорил тебе, что насилием ничего не добьешься? - спросил отец Майкл. - Посмотри на Джозефа, он человек насилия, и спроси себя, хочешь ли ты стать похожим на него? Мальчик подтянул колени и уткнулся в них лицом. Его плечи вздрагивали, хотя никакого звука не было слышно. Наблюдая за всеми остальными, Джон почувствовал прилив необъяснимой злобы. Что за неудачники эти люди! Мальчик не смог даже убить как надо. У него были все возможности для этого, и он упустил их. Отец Майкл положил руку на плечо мальчика. - Страшно холодно, - сказал он. - Мы будем разводить огонь? - Не пытайтесь быть большим глупцом, чем вы есть на самом деле, - сказал Херити. - Прижмитесь друг к другу со своим сорванцом и держите его подальше от неприятностей. Мы остаемся здесь на ночь. Ирландцы - это безобидный народ, который всегда был так дружелюбен к англичанам. Преподобный Беде Адриан Пирд стоял у окна кабинета Доэни в Королевской больнице. Был ранний вечер холодного и пасмурного дня, и серое небо сливалось с бастионами Килмейнхема, видневшимися справа. Окно выходило на Инчикор-роуд, за которой виднелся ручей Камек-крик и обгорелые развалины заправочной станции. Он слышал, как Доэни пошевелился в кресле у стола, но не обернулся. - Почему они послали тебя? - спросил Доэни. В его голосе слышалось напряжение. - Потому что они знали, что ты меня выслушаешь. - Он собирался убить меня, говорю тебе! У него на столе лежал пистолет, и он поигрывал им, как он это обычно делает. Ты это видел. - Никто из нас не сомневается в твоих словах. Фин. Дело не в этом. - Так в чем же? - Никто не может так хорошо держать под контролем Пляжных Мальчиков, как Кевин. - Значит, мы будем просто тупо сидеть и смотреть, как он угрожает нашим ученым и убивает любого, кого ему только... - Нет, Фин! Это вовсе не так. Пирд повернулся спиной к окну. Картина там вызывала уныние, развалины заправочной станции напоминали о массовых волнениях, которые прокатились здесь, пока армия и Финн Садал не установили снова подобие порядка. Доэни сидел, положив локти на стол, сжав кулаки и уперев в них подбородок. Он выглядел близким к взрыву. - Ты должен перестать угрожать Кевину О'Доннелу, - сказал Пирд. - Это указание, которое мне велели передать. Армия не хочет, чтобы у нас были внутренние распри. Что касается Кевина, то они убрали его и предупредили, чтобы он оставил лабораторию в покое. Она вне его компетенции. - Если в его безумную голову не придет мысль убить нас всех, пока мы спим! - Ему сказали, что армия расстреляет его, если он не подчинится. - То же самое касается и меня? - Мне очень жаль, Фин. - Он не будет пытаться помешать нашим контактам с хаддерсфилдскими людьми? - Его предупредили не делать этого. - Но они, конечно, будут продолжать подслушивать. - Конечно. - И передавать все это Кевину? - У него есть друзья в армии. - Похоже на то. - Ну что ж, это все, Фин. Ты подчинишься? - Конечно, я же не молодой идиот! - Хорошо. Доэни опустил руки и разжал кулаки. - Как дела у Кети и Броудера? - Все идет как ожидалось. Она все плачет и требует священника, чтобы он обвенчал их. - Ну так достань ей священника. - Это не так просто, как кажется. Фин. - Да... да, я знаю, - Доэни покивал головой. - Это было нехорошее дело, этот Мейнут. - Один человек, про которого я знал наверняка, что он священник, отрицал это, глядя мне в глаза, - сказал Пирд. - Двое, которые все еще носят воротнички, отказались, когда я сказал им, что мы хотим от них. Они не доверяют никому из правительства, Фин. - Нам суждено пекло, как они говорят. - Я пытался найти отца Майкла Фланнери, - сказал Пирд. - Мне сказали, что он может... - Фланнери занят, и с ним нет контакта. - Ты знаешь, где он? - В некотором смысле, знаю. - Ты не можешь передать ему сообщение и спросить... - Я сделаю, что смогу, однако ты продолжай искать. Пирд вздохнул. - Я лучше спущусь на перекресток. Полагают, что конвой в Киллалу отбудет вовремя. - Это никогда не случается. - Именно теперь я не могу винить их за задержки. Чем темнее, тем лучше, я бы сказал. - Мне сообщили, что дорога Н-семь безопасна, - сказал Доэни. Пирд пожал плечами. - Я все равно считаю, что мы должны перевезти барокамеру и этих двоих в Дублин. - Никогда, если Кевин О'Доннел будет за углом. - Ну что ж, в том, что ты говоришь, что-то есть. Фин. - Ты передал пистолет Броудеру, как я тебе сказал? - Да, но ему это не понравилось, и, я думаю, Кети устроит из-за этого сцену. - Он довольно маленький. - Военные предостерегли его, Фин. Можешь положиться на это. - Там, где сумасшедший, нельзя положиться ни на что, кроме неожиданностей. - Доэни отодвинул кресло и встал. - Лично я собираюсь ходить только вооруженным и с охраной. Советую тебе сделать то же самое, Адриан. - Он не приедет в Киллалу. Они обещали. - Конечно, они обещали также, что найдут всех незараженных женщин и защитят их! Ты ведь слышал это, не так ли? В шахте Маунтмеллик мертвы все до единой! - Что случилось? - Один заразный мужчина. Они его, конечно, убили, но было уже слишком поздно. - Я возвращаюсь в Лабораторию, - сказал Пирд. - Как там дела? - Пока еще просвета нет, но этого можно ожидать. Ты получишь данные наших последних результатов, когда вернешься в Киллалу. Дай мне знать свое мнение о них. - Обязательно. Проклятье! Как бы я хотел, чтобы можно было ездить в Хаддерсфилд и обратно! - Заградительный Отряд не позволит этого. Я спрашивал. - Я знаю, но это выглядит преступно. Кого мы можем заразить? У них полно чумы, как и у нас. - Даже больше. - Открытое исследование - это единственная надежда, которая есть у мира, - сказал Пирд. - Единственная надежда, которая осталась у Ирландии, - сказал Доэни. - Не забывай это. Но если янки или русские найдут решение первыми, то они все равно могут стереть нас с лица земли. Все во имя стерилизации, ты понимаешь? - В Хаддерсфилде мирятся с этим? - А почему же мы так откровенны друг с другом, Адриан? Они ведь все еще остаются англичанами. - А мы остаемся ирландцами, - сказал Пирд. Его хрупкая фигура стала сотрясаться от визгливого смеха. Доэни подумал, что это особенно неприятный смех. Право на свободу слова и печати включает в себя не только право выражать мнение устно или письменно, но и право распространять, право получать, право читать... и свободу исследования, свободу мысли, и свободу учить... Верховный Суд Соединенных Штатов (дело "Гризволд против штата Коннектикут") Доктор Дадли Викомб-Финч знал, что думали его сотрудники о кабинете, который он себе выбрал, слишком маленький для директора самого важного Английского Исследовательского Центра, слишком тесный и находится слишком далеко от центра событий, происходящих здесь, в Хаддерсфилде. В те дни, когда Хаддерсфилд был занят физическими науками, это был кабинет ассистента, находящийся на первом этаже. Здание располагалось у периметра окруженной оградой территории. Оно представляло собой трехэтажное бетонное строение, не обвитое плющом и мало чем примечательное. У Викомб-Финча был и другой кабинет для "официальных случаев" в административном здании. Это было просторное, облицованное дубом помещение с толстыми коврами и барьером из секретарей в расположенных рядом приемных, однако эта маленькая комнатушка с примыкающей к ней лабораторией была тем местом, где его можно было застать большую часть времени - именно здесь, в замкнутом помещении без окон, со стенами, покрытыми книжными полками, и единственной дверью, ведущей в лабораторию. Стол был таким маленьким, что он легко мог достать до дальнего угла любой рукой. Единственное кресло было вращающимся и удобным, с высокой спинкой. Здесь же он держал свой радиоприемник, а также аппаратуру и электронное оборудование. Он откинулся на спинку кресла и, попыхивая трубкой с длинным, тонким черенком, ожидал утреннего звонка от Доэни. Они встречались с Доэни несколько раз на международных конференциях, и Викомб-Финч мог хорошо представить себе своего ирландского коллегу, когда они разговаривали по телефону, - невысокий, скорее тучный мужчина с шумными манерами. Викомб-Финч, напротив, обладал высокой, худощавой, одетой в серое фигурой. Как-то один американский коллега, увидев его рядом с Доэни, назвал их "Матт и Джефф", что Викомб-Финч находил оскорбительным. Капля горького никотина вспузырилась из черенка трубки, обжигая его язык. Викомб-Финч вытер нарушившую порядок частицу белым льняным платочком, который, как он запоздало заметил, был со дна ящика, то есть одним из тех, которые его жена Хелен постирала перед тем, как... Он переключил свои мысли на другую волну. Он знал, что за стенами маленького кабинета утро было наполнено холодной туманной серостью, и все удаленные предметы терялись в текучей размытости. "Утро Озерной Страны", как называли его местные жители. Телефон перед ним стоял, как пресс-папье, на разбросанных бумагах - рапортах, докладах. Он смотрел на бумаги, покуривая, и ждал. Телефонная связь между Ирландией и Англией была не слишком удовлетворительной даже при самых хороших условиях, и он научился быть терпеливым, регулярно обмениваясь информацией с Доэни. Телефон зазвонил. Он приложил трубку к уху, отложив курительную трубку в пепельницу. - Викомб-Финч слушает. Отчетливый тенор Доэни был узнаваем, даже несмотря на плохую связь, дающую сильный шум и отчетливые щелчки. "Много слушателей", - подумал Викомб-Финч. - А, это ты, Уай. Проклятая телефонная связь сегодня утром даже хуже, чем обычно. Викомб-Финч улыбнулся. Последний раз он встречался с Доэни на лондонской конференции по межотраслевому сотрудничеству. Веселый парень с широко поставленными голубыми глазами обладал первоклассным научным умом. Но только во время этих регулярных телефонных разговоров им удалось сформировать то, что Викомб-Финч мог назвать деловой дружбой. - Дое и Уай. Они перешли на эти фамильярные обращения после третьего сеанса связи. - Я убежден, что телефон был создан для того, чтобы научить нас терпению, Дое, - сказал Викомб-Финч. - Сожми губы, и все такое прочее, да? - сказал Доэни. - Ну ладно, что нового, Уай? - У нас тут сегодня утром прибывает новый правительственный консультант для проверки наших успехов, - сказал Викомб-Финч. - Я знаю этого парня - это Руперт Стоунер. В науке не слишком хорошо разбирается, но зато прекрасно знает, когда ему хотят втереть очки. - Стоунер, - сказал Доэни. - Я слышал о нем. Политик. - Да, до мозга костей. - Что ты можешь сказать ему? - Чертовски мало. Подчищаем хвосты, вот что мы делаем. Упорное корпение, которое со временем принесет плоды, но пока никаких больших прорывов, которые нужны Стоунеру и его людям. - А что эти четверо новичков, которых у тебя прибавилось? Этот американец, Бекетт, - я слышал, это он додумался, как Безумец распространил свою заразу. - Блестящий парень, несомненно. Я оставил их всех четырех в одной команде. В том, как они работают вместе, что-то есть. Я бы, может, и не назвал этот способ революционным, однако это одна из тех счастливых групп, которые зачастую делают большие открытия. - Расскажи это Стоунеру. - Он уже знает. Я надеялся, что, может быть, ты дашь мне какой-нибудь лакомый кусочек, которым мы сможем поделиться с ним, Дое. Помолчав мгновение, Доэни сказал: - Мы ведь не скрываем от тебя слишком многого, правда, Уай? Викомб-Финч распознал это начало, часть тонкого кода, который он с Доэни выработал между строк. Он означал, что у Доэни что-то есть, нечто "горячее", но его начальству может не понравиться, если он расскажет это, но это не имело бы значения, если Викомб-Финч даст понять, что уже знает это. - Я надеюсь, ты даже и пытаться не будешь, - сказал Викомб-Финч, подхватывая свою роль. - Видит Бог, я не люблю пользоваться шпионами, и уверяю тебя, Дое, что мы с тобой совершенно откровенны. Смех Доэни затрещал в телефонной трубке. Викомб-Финч мягко улыбнулся. Что же там, черт возьми, есть у Доэни? - Ну что ж, - сказал Доэни, - это правда. У нас, может быть, появится сам О'Нейл. Викомб-Финч воспользовался длинным всплеском шумов на линии и резко переспросил: - Что? Я не слышал этого. - Безумец. Он может оказаться у нас, здесь. - Вы задержали этого парня, проводите допросы и всякое прочее? - Ради Бога, конечно, нет! Я отправил его длинной дорогой в наш центр в Киллалу. Он пользуется именем Джон Гарреч О'Доннел. Называет себя молекулярным биологом. - Насколько вы уверены? - Викомб-Финч почувствовал, как у него забилось сердце. Неизвестно, кто может подслушивать этот разговор. Очень опасно. Доэни должен ответить на этот вопрос очень правильно. - Мы не уверены полностью, Уай. Но должен сказать тебе, у меня от него волосы встают дыбом. Мы повесили на него одного из наших лучших людей и, кроме того, священника на случай, если он захочет исповедоваться, а также бедного, потерявшего всех близких мальчика, чтобы он постоянно имел перед глазами результат того, что он совершил. Викомб-Финч медленно покачал головой. - Дое, ты ужасный человек. Ты все это подстроил. - Я воспользовался ситуацией, в которой мы оказались. - Все равно, это было с твоей стороны чертовски умно, Дое. Совесть - это подходящий ключ к этому парню, если мы можем верить описанию, которое передали американцы. Боже мой! Это все надо обдумать. Признаюсь, я сомневался, когда наши мальчики от "плаща и кинжала" сказали мне об этом. - Мы не слишком надеемся, но это кое-что для твоего Стоунера. - Он, наверное, уже знает. Я советую тебе быть очень осторожным, Дое. У О'Нейла могут быть в запасе какие-нибудь новые неприятности... то есть, если это Безумец. - Белые перчатки, мы так и подходим к этому. - Чертовски мутная вода, Дое. Это было напоминание о шутке, которой они обменялись на конференции: мутная вода - самая плодородная для нового урожая. Доэни немедленно подхватил шутку. - В самом деле, прямо кипит. Я дам тебе знать, если она станет еще более мутной. - Американцы, безусловно, оказывают помощь? - Мы не сообщили им ничего из очевидных соображений, Уай. Перед этим они переслали нам кое-какие материалы... на всякий случай, но они сильно урезаны. Нет отпечатков пальцев, зубной карты. Они сваливают все на Панический Огонь, и, может быть, это правда. - А если этот... О'Доннел, ты говоришь? Если он действительно тот, за кого себя выдает? - Мы собираемся устроить ему моральную пытку: третья степень, и все будет сводиться к одному - он должен дать нам новый блестящий подход для исследований. - Тройной подход? А, ты имеешь в виду случай, если он действительно О'Нейл, и ты не сможешь доказать это. - Вот именно. Он может дать нам настоящий ключ, попытаться искусственно увести в сторону или совершить диверсию. - Или прямой саботаж. - Все верно, как на духу. - В разговор вторгся взрыв шумов, болезненно громкий. Когда он утих, было слышно, что Доэни говорит: - ...делает группа Бекетта. Викомб-Финч посчитал это вопросом. - Я думаю, парень, на которого стоило бы посмотреть - это тот лягушонок, Хапп. Совершенно запутанная голова. Он скармливает идеи Бекетту, как будто даже играет Бекеттом, использует его вместо персонального компьютера. - Чтоб мне провалиться! Как говорите вы, бритты. - Ничего мы такого не говорим, ты, ирландский картофелеед. Они усмехнулись. Это слабоватые оскорбления, подумал Викомб-Финч, недостаточные, чтобы обмануть слушателей, но это стало у них теперь почти ритуалом, который означал, что они подошли к концу разговора. - Если мы когда-нибудь снова встретимся лицом к лицу, я расплющу тебе уши своей тростью - если смогу найти подходящую, - сказал Доэни. По левой щеке Викомб-Финча скатилась слеза. Стереотипы появляются, чтобы над ними смеяться, но можно ли их игнорировать? Может, они играли в эту игру, чтобы не забывать ошибки прошлого - зонтик против трости, нелепость против нелепости. Викомб-Финч вздохнул, и ему показалось, что он услышал эхо этого вздоха от Доэни. - Я нарисую перед Стоунером картины сахарных фей из Ирландии, - сказал Викомб-Финч, - но этот твой О'Доннел, по-видимому, просто тот, кем он себя называет. - Молекулярный биолог - это молекулярный биолог, - сказал Доэни. - Мы бы воспользовались услугами даже самого Иисуса, Марии и святого Иосифа, если бы они у нас появились. - У О'Доннела есть какие-нибудь документы? - спросил Викомб-Финч, как только эта мысль пришла ему в голову. - Тот дубиноголовый, который командовал отрядом, встретившим его, выбросил его паспорт. - Выбросил? - Через плечо в море. Теперь исследовать нечего, чтобы определить, подделка ли это. - Дое, я думаю, иногда мы становимся жертвами зловредной судьбы. - Будем надеяться, что для равновесия существует и доброжелательная судьба. Может быть, это группа Бекетта. - Кстати, Дое, Бекетт и его люди думают, что теория замка-молнии, наверное, путает нас, заводит на боковую тропинку в саду, так сказать. - Интересно. Я передам это. - Жаль, что у нас нет ничего более существенного для тебя. - Уай, мне только что пришла в голову мысль. Почему бы тебе не свести Стоунера с Бекеттом? Блестящий американец, объясняющий тонкости удивительного научного исследования неинформированному политику. - Это может быть интересным, - согласился Викомб-Финч. - Это может даже зажечь какие-нибудь новые идеи у Бекетта, - сказал Доэни. - Это иногда происходит, когда объясняешь что-нибудь несведущим людям. - Я подумаю над этим. Бекетт, если разойдется, бывает довольно красноречивым. - Я бы хотел сам поговорить с Бекеттом. Не мог бы он присоединиться к нам во время одного из таких разговоров? - Я устрою это. Хаппа тоже? - Нет... только Бекетта. Может быть, Хаппа позднее. И пожалуйста, подготовь его к тому, что это будет глубокий допрос, Уай. - Как я сказал, он вполне красноречив, Дое. Некоторое время между ними была тишина, заполненная шумами, потом Викомб-Финч сказал: - Я составлю рапорт об их идеях, связанных с теорией замка-молнии. Мы сразу же пошлем его тебе по факсу. В этом может что-то быть, хотя я особенно не надеюсь. - Бекетту нужно, чтоб ему возражали, да? - Это хорошо настраивает его. Не забудь это, когда будешь разговаривать. - Его можно разозлить? - Никогда не подает виду, но немного есть. - Отлично! Отлично! Я покажу ему, на что я способен в травле американцев. А что касается этого вероятного Безумца, я дам тебе знать, если вода станет еще мутнее. Викомб-Финч кивнул. Совершенно мутная вода будет, конечно, означать, что они убедились в том, что этот человек - О'Нейл. Он сказал: - Еще один момент, Дое. Может оказаться, что Стоунер прибывает с тем, чтобы уволить меня. - Если он это сделает, то передай ему, что он может обрезать телефонные провода. - Ну вот, Дое. Ты не должен сжигать мосты. - Я говорю серьезно! Мы, ирландцы, не относимся к вам, бриттам, как к обычным людям. Я не собираюсь тратить время, чтобы наладить еще один контакт в Хаддерсфилде. Так и скажи им. - У нас ушла всего неделя на то, чтобы перейти к делу. - В наши дни неделя - это целая вечность. Политики это еще просто не поняли. Это они нуждаются в нас, нам они не нужны. - О, я думаю, что нужны, Дое. - Мы останемся вместе, Уай, или все это проклятое сооружение рухнет. Передай Стоунеру, что я так сказал. Ну, до следующего раза? - Как скажешь, Дое. Викомб-Финч услышал щелчок прерванного соединения. Шум прекратился. Он положил трубку на место и глядел на свою холодную трубку рядом с телефоном. Что ж, слушатели получили сообщение. "Доэни, конечно, на свой лад прав. Ученые заварили эту ужасную кашу. Во всяком случае, сделали свой вклад, этого нельзя отрицать. Плохая связь, плохое взаимопонимание с правительствами, невозможность воспользоваться той силой, которая у нас была, и даже разглядеть действительный характер силы. Когда мы делали ход, мы играли в те же самые старые политические игры". Он взглянул на стену, заполненную книгами, не видя их. Что, если там в Ирландии действительно Безумец О'Нейл? Если можно будет придумать способ использовать его, то Доэни достаточно хитер, чтобы найти этот способ. Но спаси нас Бог, если не те, кому надо, узнают об этом "по ту сторону". Викомб-Финч помотал головой. Хорошо, что этот человек в руках у Доэни. Он поднял трубку и снова зажег ее, думая об этом. До этого момента он не замечал, насколько сильно он стал верить в хитрые методы Доэни. Если существует принцип, который был бы понятней прочих, то он заключается в следующем: в любом занятии, правительственном, или просто торговле, кому-то надо доверять. Вудро Вильсон "Все это время с проклятым янки, и никакой зацепки!" - думал Херити. Был полдень, и они тяжелым шагом поднимались из следующей неглубокой долины, мальчик и священник шли несколько впереди. После драки в бане мальчик стал еще более замкнутым, его молчание еще углубилось. Отец Майкл смотрел неодобрительно. Все это было виной Херити. - Все это вина этого проклятого янки! - А священник ничуть не помогает. - Янки устроил это нам - сделал из Ирландии гетто. Херити никогда не считал себя сверхпатриотом - только типичным ирландцем, переживающим за столетия английской тирании. Он чувствовал племенную лояльность к своим людям и своей земле, родство душ. "В ирландской земле есть какая-то притягательная сила", - думал он. Это была память, которая жила в самой почве. Она помнила, и так было всегда. Даже если здесь не останется больше людей, все равно здесь что-то будет, сущность, которая расскажет, как когда-то по этой дороге прошли гэлы. Отец Майкл беседовал с янки, не пытаясь его прощупать и не делая всего возможного, чтобы выяснить, не маска ли это, которую носит этот человек, скрывающая самого Безумца. Затаив черные мысли, Херити слушал. - Теперь встречается больше развалин, - сказал отец Майкл. - Вы заметили? - Разрушение, как видно, - сказал Джон. - Однако много еды. - Больше таких, которые сами разваливаются. Мы утратили живописность, которую иногда действительно имеют крупные руины. Теперь... это просто гора мусора. Они замолчали, проходя мимо еще одного сгоревшего дома, стены которого одиноко стояли напротив дороги. Пустые окна выставляли напоказ обгорелые лохмотья занавесок, похожие на израненные веки. "Кто-нибудь ответит за это", - думал Херити. Он ощущал древнюю память Ирландии, острую, как стрела. Оскорби ее, и однажды ты почувствуешь удар и увидишь, как из раны брызнет твоя жизнь. Потом они поднялись на вершину холма и остановились отдышаться, глядя вперед на длинный изгиб следующей долины, уходящий в туман у подъема, где с черных скал каскадом изливался поток, который оставлял в воздухе след в виде влажной занавеси, скрывавшей дальние холмы. Где-то поблизости прокудахтала курица. Херити повернул голову, заслышав шум воды; здесь был ручей или родник. - Я слышу звук воды, - сказал Джон. - Мы могли бы немного отдохнуть и перекусить, - сказал отец Майкл. Он подошел к обочине, где высокая трава покрывала длинный склон, спускающийся к деревьям. Найдя в каменной стене удобное место, он перебрался на другую сторону и сделал несколько шагов по траве. Мальчик перепрыгнул через стену и присоединился к священнику. Джон бросил взгляд на небо. Облака прибывали, заполняя западную сторону горизонта. Он посмотрел на Херити, который махнул ему рукой, приглашая присоединиться к священнику с мальчиком. Джон взобрался на стену, перед тем, как спрыгнуть вниз, остановился и посмотрел в открывшееся перед ним поле. В ландшафте бросались в глаза серые каменные изгороди среди зеленых прямоугольников с редкими домиками, черными и без крыш. Он услышал, как Херити перебрался через стену и встал рядом с ним. - В этом еще осталась какая-то красота, - сказал Херити. Джон посмотрел на него, затем снова обратил взгляд на раскинувшийся вид. Редкий туман превращал предметы, находящиеся на недалеком расстоянии, в приглушенные пастельные картины: чередующиеся луга, среди которых извивалась река, на дальнем берегу которой стояли высокие деревья и более темная растительность. - Вас не мучит жажда, мистер О'Доннел? - спросил Херити. При этом, однако, он глядел на отца Майкла. - Я бы не отказался глотнуть холодной родниковой воды, - согласился Джон. - Я думаю, что вы не знаете, что такое жажда, - сказал Херити. - Стаканчик холодного "Гиннесса" со стекающей через край пеной, белой, как трусики девственницы. Вот вид, способный вызвать жажду у мужчины! Отец Майкл и мальчик зашагали к деревьям, виднеющимся за лугом. - Я слышал, как вы со священником рассуждали о развалинах, - сказал Херити. - Это даже не развалины. Полный упадок! Вот вам подходящее слово. Надежда, наконец, умерла. Священник с мальчиком остановились, не дойдя до деревьев, у выхода гранитных пород. Глядя им вслед, Херити сказал: - Прекрасный человек, священник. Вы согласны, мистер О'Доннел? На этот неожиданный вопрос Джон почувствовал, как в нем начал подыматься внутренний О'Нейл. Его охватила паника, затем она перешла в приступ гнева. - Остальные страдали так же, как и вы, Херити! Не вы один! От прилива крови лицо Херити потемнело. Губы его сжались в тонкую линию, а его правая рука двинулась к пистолету под курткой, но, поколебавшись, он вместо этого поднял ее и поскреб щетину на подбородке. - Теперь ты нас выслушаешь? - спросил он. - Мы как двое близнецов в... Он оборвал фразу, остановленный громким звуком выстрела, раздавшимся внизу. Одним движением Херити сбил Джона с ног и повалил в траву, потом откатился в сторону, засунув руку в рюкзак, и, еще не перестав катиться, уже держал в руках небольшой автомат и заползал под укрытие гранитных валунов. Здесь он остановился, наблюдая за деревьями внизу. У него за спиной Джон прислонился к холодному камню. Джон выглянул со своей стороны валуна, ища глазами священника и мальчика. Ранены ли они? Кто стрелял и в кого? Внизу под ними хрустнула ветвь, и из-под кустов показалось голова отца Майкла с бледным лицом и без шляпы. Лицо его выглядело белой кляксой с выпученными глазами на коричнево-зеленом фоне, и на бледной коже его лба ясно виднелся шрам-метка. Священник в упор глядел на Джона. - Спрячь голову! - сказал Херити. Он втащил Джона назад под защиту камня. - Я видел отца Майкла. Кажется, у него все в порядке. - А мальчишка? - Его я не видел. - Запасемся терпением, - сказал Херити. - Это был выстрел винтовки. - Он прижал автомат к груди и откинулся назад, осматривая каменную стену над ними, отделяющую их от дороги. Джон посмотрел на оружие в руках Херити. Заметив интерес Джона, Херити сказал: - Отличные автоматы делают евреи, не так ли? - Внизу, под ними, раздалось шуршание травы, и он резко обернулся. Джон поднял глаза и увидел отца Майкла, который смотрел на них сверху вниз. Черная фетровая шляпа снова прикрывала его меченый лоб. Херити поднялся на ноги и посмотрел на деревья за спиной священника. - Где мальчишка? - В безопасности за камнями, там, среди деревьев. - Только один винтовочный выстрел, - сказал Херити. - Наверное, кто-то застрелил корову или свинью. - Или застрелился сам, что более распространено в наши дни. - Вы человек, полный зла, - сказал отец Майкл. Он указал на автомат. - Где вы взяли это ужасное оружие? - Это отличный автомат "узи", который сделан умными евреями. Я снял его с мертвого человека, отец Майкл. Разве не так мы достаем большую часть вещей в наше время? - И что вы собираетесь с ним делать? - спросил отец Майкл. - Воспользоваться, если возникнет необходимость. Где именно вы оставили мальчика? Отец Майкл повернулся и указал на серое пятно, проглядывающее между деревьями и гранитными валунами, частично закрытыми наступающими кустами можжевельника. - Мы спустимся туда по одному, - сказал Херити. - Я пойду первым, затем мистер О'Доннел, затем вы, святой отец. Оставайтесь здесь, пока я не крикну. Низко пригнувшись, Херити выскочил из-за камней и, петляя, побежал вниз по склону к зарослям. Они видели, как он нырнул в следующую группу валунов, а затем он крикнул: - Делайте точно, как я! Джон выскочил из-за валуна и помчался вниз по склону, чувствуя себя открытым и незащищенным, - налево, направо, налево и в просвет между камнями, где он заметил пригнувшегося мальчика, съежившегося в голубой куртке. Херити не было и следа. Мальчишка смотрел на Джона безучастным взглядом. Снова раздался звук шагов, и к ним присоединился отец Майкл, который обнял мальчика рукой, как бы защищая его. Потом снова появился Херити, вышедший быстрым шагом из глубины деревьев. Тяжело дыша, он присоединился к ним в укрытии, держа наготове автомат, прижатый к груди. - Вы трое останетесь здесь, пока я осмотрю территорию ниже нас, - сказал Херити. - Это было глупо, святой отец, то, что вы сделали - прогуливаться по открытому месту после такого выстрела. - Если Бог хочет, чтобы я ушел сейчас, он заберет меня тотчас же, - сказал отец Майкл. - Или вы на это надеялись, - сказал Херити. - Это грех, отец. Помните это. Если вы заигрываете со смертью, то чем же это отличается от намеренного самоубийства? Отец Майкл съежился. Херити двинулся, собираясь идти, но Джон придержал его за руку. - Джозеф. Херити бросил удивленный взгляд на Джона. - Я благодарю вас за заботу, - сказал Джон. - Я хочу, чтобы вы называли меня Джоном, но я не откажусь ни от одного слова из того, что я сказал там, наверху. - Он указал подбородком наверх, на холм, где Херити сбил его с ног, чтобы защитить. - Я готов повторить каждое слово. Херити улыбнулся. - Конечно, янки! Сказав это, он вынырнул из-за скального укрытия и побежал, пригнувшись, вниз, в заросли. Они услышали треск ветки, потом настала тишина. - Странный человек, - сказал отец Майкл. Мальчик отделился от священника и выглянул из-за валунов. - Эй! Сиди внизу! - сказал отец Майкл. Он втащил мальчика назад. - Херити действует, как солдат, - сказал Джон. - Да. - Где вы с ним встретились? Отец Майкл отвернулся, стараясь спрятать лицо от Джона, но сделал это недостаточно быстро, и Джон увидел на его лице почти паническое выражение. Что связывало этих двоих - священника и жесткого человека действия? Отец Майкл сказал прерывающимся голосом: - Можно сказать, что Бог соединил нас с Джозефом. Причину этого я сказать не могу. - Он опять повернулся к Джону, и выражение лица его опять было собранным. - А что с мальчиком? - спросил Джон. - Почему он с вами? - Его дала мне банда бродяг, - сказал отец Майкл. - Их называют цыганами, но они вообще-то не цыгане. Они обращались с ним хорошо. Это они сказали мне о его обете молчания. - Значит, он может говорить? - Я слышал, как он кричал во сне. Мальчик закрыл глаза и уткнул лицо в голубую куртку. - У него есть имя? - спросил Джон. - Только он сам может сказать его, а он не говорит. - Вы не пытались найти его... - Тихо! - Отец Майкл пристально смотрел на Джона. - Некоторые раны лучше не трогать. Джон резко отвернулся в сторону, пытаясь справиться с судорожной улыбкой. В его груди возникла боль. Он чувствовал, как О'Нейл подбирается все ближе и ближе к поверхности. Джон закрыл лицо руками, стараясь утихомирить опасное второе "я". Хруст гальки заставил его оторвать руки от лица. В укрытие нырнул Херити. По лицу его стекал пот, колючки и репейники покрывали нижнюю часть его зеленых штанов. Израильский автомат он прижимал к груди. Он отдышался и сказал: - За следующей грядой находятся два домика, из обоих идет дым. У них радио, они слушают новости и обсуждают их. Отец Майкл прокашлялся. - А какие-нибудь следы... следы... - Никаких следов женщин, - сказал Херити. - На веревке сушится только мужская одежда. Но аккуратная, оба домика тоже чистые и ухоженные. Я думаю, там только мужчины, которые были хорошо выдрессированы своими женщинами. - Могилы? - спросил отец Майкл. - Четыре могилы на лужайке за домиками. - Тогда, может быть, эти люди приютят нас, - сказал отец Майкл. - Не так быстро! - сказал Херити. Он бросил взгляд на Джона. - Как думаешь, Джон, ты сможешь пользоваться этим оружием? Джон посмотрел на автомат, ощущая исходящую от него силу. Он согнул пальцы. - Пользоваться для чего? - Я собираюсь пойти к этим домикам в открытую и дружелюбно, - сказал Херити. - А ты будешь прикрывать меня сверху. Там, на гребне, камни и отличная позиция. Джон посмотрел на священника. - Я не благословляю это, - сказал отец Майкл. - Церковь достаточно нагрешила, взывая к Господу, чтобы благословлять убийство. - Я не собираюсь там никого убивать, - сказал Херити. - Вы хотите провести военную операцию, - сказал отец Майкл. - А, вот оно что, - сказал Херити. - Я просто еще не готов совершить самоубийство, святой отец. - Он посмотрел на Джона. - Ну так как, Джон? Джон протянул руки к автомату. - Покажи мне, как он работает. - Очень просто, - сказал Херити. Он встал рядом с Джоном, держа автомат. - Это предохранитель. Когда он вот так... - он щелкнул предохранителем, - ...все, что тебе нужно сделать - это прицелиться и потянуть за спуск. Он устойчивый, как Кашельская скала. - Херити вернул предохранитель на место и передал автомат Джону. Джон взвесил оружие на руке. Оно было теплым на ощупь от прикосновения Херити. Вещь, значительно более прямая, чем чума. Может быть, сейчас поднимется О'Нейл-Внутри и начнет убивать с шумной стремительностью? Джон поднял голову и увидел, что Херити испытующе смотрит на него. - Ты можешь это сделать? - спросил Херити. Джон кивнул. - Тогда иди за мной, тихо, как мышь в перине. Священник, вы с мальчишкой оставайтесь здесь, пока мы не позовем. - Храни вас Господь, - сказал отец Майкл. - Ну вот! - насмешливо сказал Херити, ухмыляясь. - Он благословил нас в конце концов! Затем он, нагнувшись, быстро пошел, показывая дорогу. Они спустились в полосу деревьев и последовали по протоптанной в опавшей хвое тропинке, перейдя через тонкий ручеек, бегущий среди черных обломков скалы. Джон остановился, чувствуя жажду, посмотрел сначала на воду, а затем на Херити. - Я бы не стал ее пить, - прошептал Херити. - Там, выше, лежит труп. - Он показал вверх против течения ручья. - Он мертв уже, по меньшей мере, неделю и портит воду. - Херити улыбнулся. - У него побывали кабаны. Джон содрогнулся. Херити отвернулся. Джон следовал за ним по противоположному склону, медленно продвигаясь сквозь колючий можжевельник. Хвоя под ногами приглушала их шаги. Добравшись до гребня, Херити знаком приказал Джону пригнуться, потом указал вдоль гребня налево, где среди бурых стволов виднелась опора, сложенная из серого камня. - Оттуда, - прошептал Херити, - у тебя будет отличный вид вниз на их двор. Я подожду, пока не увижу, что ты на месте, потом пойду посвистывая, дружелюбный и открытый, без оружия на виду. Ты понял? Джон кивнул. Он нагнулся и начал продираться вперед между деревьями, приближаясь к камням снизу. Когда он переполз через вершину, то обнаружил, что может поскользнуться на камнях. Они пахли скальной породой и были еще теплыми от солнца. Он глянул вверх. Скоро стемнеет, а тучи несли дождь. Он медленно выполз на мелкую впадину в камнях, пока его глазам не открылся вид внизу. Он обнаружил, что смотрит вниз вдоль пологого склона длиной не более ста ярдов на огороженный двор за аккуратным домиком - побеленные стены, две трубы, и из обоих идет дым... во дворе копаются цыплята. Крыша второго домика, несмотря на склон, выглядывала из-за первого, дым шел только из одной из его труб. В отдалении слева виднелся врытый прямо в склон холма коровий хлев. От него исходил запах навоза. Дальше в долине виднелись разбросанные здесь и там обгорелые домики и разрушенные хозяйственные постройки, без всяких признаков жизни. Он снова сконцентрировал внимание на ближайшем домике. От угла здания и до столба на огороженном каменным забором дворе была натянута бельевая веревка. На ней на ветру колыхалась одежда - штаны, рубашки, кальсоны... Доносился слабый звук радио и кудахтанье цыплят. Вдруг Джон замер, услышав голоса почти прямо под ним, за выходом породы, где трудно было что-то рассмотреть. - Они нас здесь не увидят, - это был голос мальчика. - Сколько там в бутылке? - Еще один юный голос. - Почти целая чашка. - Это снова был первый. - Ты действительно думаешь, что все из-за этого? - Раздался скребущий звук, потом бульканье, за которым последовал припадок кашля. - Уфф! Ну и дрянь! - Она сказала, что это выпивка, Берг, и теперь она умерла. - Это все глупые штуки взрослых! Что-то потерлось о камни ниже Джона. Он затаил дыхание. - Взрослые никогда не знают, чего хотят! Тут внизу наступила долгая тишина, во время которой Джону казалось, что его сердце бьется слишком громко. Он не смел двинуться. Он мог зацепиться за камень и напугать ребят, а они предупредят взрослых в домиках. Он двигал только глазами, стараясь обнаружить Херити и удивляясь, где тот может быть. - Я рад, что ты со своим папой пришли и поселились во втором доме, Берг. - Это был первый ребенок. - В городе было плохо. - Много стреляли? - Да. - Здесь тоже. Мы прятались в пещере. Они снова замолчали. "Почему Херити задерживается?" - удивлялся Джон. Его грудь болела при дыхании. - Ты помнишь, что случилось с твоей мамой? Это был первый ребенок. - Да. - Я скучаю по своей. Иногда я думаю, что лучше бы я пошел на небо и был с ней. Мой папа теперь невеселый. - Мой пьет эту дрянь. - Я знаю. - Ну, как тебе эта выпивка? - Я думаю, мне от нее станет плохо. - Нет, ты не выпил ее слишком много. - Тес! Под укрытием Джона наступила тишина. Тогда он услышал: Херити пел о своей Черной Розалин, красивый тенор приближался к домикам внизу. - Кто-то идет! - Это был первый ребенок, произнесший фразу хриплым шепотом. - Чужой. Я его вижу. Мужской голос позвал из ближайшего домика: - Берг-Терри! - Мы будем откликаться? - Это был второй ребенок. - Нет! Стой здесь. Если это неприятности, то здесь нам будет безопаснее. - Чужой один. Херити громко крикнул снизу: - Эй, в домиках! Есть кто нибудь дома? Мужской голос ответил: - А кто спрашивает? - Я Джозеф Херити из Дублина. Со мной священник и мальчишка, а также американец, который считает себя спасителем Ирландии. У вас найдется еда и кров для усталых путников? Мужчина в доме закричал: - Подойди поближе и дай взглянуть на тебя. Херити шагом приблизился на расстояние нескольких метров к задней двери ближайшего домика. Он поднял руки и повернулся кругом, показывая, что он не вооружен. Джон заметил движение ствола в открытом окне дома, но выстрел не последовал. - Ты сказал, что с тобой священник? - спросил мужчина в доме. - Да. Это отец Майкл Фланнери из Мейнута, лучший священник из всех, кто когда-либо носил сутану. А я вижу над вашей дверью крест, который говорит мне, что здесь нет тех, кто ненавидит священников. - У нас есть могилы, которые нуждаются в благословении, - сказал мужчина в доме, понизив голос. - Конечно, и отец Майкл будет счастлив сделать это, - сказал Херити. - Могу я крикнуть, чтобы он присоединился к нам? - Да... и добро пожаловать. Херити обернулся и крикнул, сложив руки рупором: - Отец Майкл! Вы все можете выходить. Передайте американцу. Джон начал подниматься, но, услышав последние слова, замешкался. Что-то не в порядке, там, внизу? Ведь Херити знает, что Джон его и так слышит. С широкой улыбкой на лице Херити подошел к двери домика, которую открыли изнутри. Он протянул руку. - Джозеф Херити хотел бы узнать ваше имя, сэр. - Терренс Гэннон, - сказал мужчина в доме. Он протянул Херити толстую руку. Херити ухватил эту руку и выдернул Гэннона из дома, отбив ствол ружья в сторону, бросил мужчину на землю и отнял у него оружие. Гэннон растянулся во весь рост на дворе, пистолет Херити был нацелен на его голову. - Все в порядке! - крикнул Херити в открытую дверь. - Одно ваше движение, и я отстрелю бедному Терри Гэннону голову. А на случай, если вы захотите пожертвовать им, мой друг американец сидит на гребне холма с пулеметом. Из домика, подняв руки, вышел худой пожилой мужчина с седыми волосами, одетый в нижнюю рубаху и коричневые шерстяные штаны на зеленых подтяжках. - Хорошо, - сказал Херити. - Вы двое будете лежать здесь вниз лицом. - Он поднял ружье и перебросил его через ограду. Когда мужчины растянулись на земле перед дверью, Херити поднял голову к наблюдательному пункту Джона. - Ты слышал, как он кричал, янки! Здесь есть еще люди. - Только два маленьких мальчика, - сказал Гэннон приглушенным голосом. - Они на камне прямо подо мной, - крикнул Джон, - и здесь они останутся. - Великолепно! - крикнул Херити. Повернув пистолет наизготовку, Херити вошел в дом. Вскоре он вышел и, обойдя кругом, прошагал к другому дому. Раздался звук пинком открываемой двери, и через мгновение Херити появился снова, толкая перед собой подростка, лицо которого было бледной маской ужаса, обрамленной неряшливо висящими черными волосами. - Это все! - крикнул Херити. - Этот сидел внутри и играл со своими руками! Какой стыд! - Херити громко засмеялся. Джон встал, видя, что отец Майкл с мальчиком выходят из-за деревьев справа в отдалении и идут по узкой дороге. Отец Майкл радостно помахал рукой, потом остановился, увидев Херити, поднимающего винтовку с земли, и двух мужчин, все еще лежащих у двери. - Эй, что ты наделал, Джозеф Херити? - задал вопрос отец Майкл. - Я просто убедился, что мы не войдем прямо в осиное гнездо, отец. - Он посмотрел на мужчин, лежащих на земле. - Вы и ваш друг можете теперь встать, мистер Гэннон. И я умоляю вас простить мою подозрительность. Гэннон поднялся на ноги и отряхнулся, затем помог встать второму мужчине. Гэннон был плотным мужчиной с длинными черными волосами. У него был широкий подбородок и большой рот с толстыми губами. В его глазах, когда он смотрел на Джона, казалось, отражалось безнадежное крушение надежд. Джон перегнулся через край скалы и заглянул во впадину под ней. - Вы, ребята, выходите. Никто не сделает вам ничего плохого. "Это правда", - думал Джон. О'Нейл-Внутри ушел в какое-то тихое место, довольствуясь наблюдением и наслаждаясь плодами своей мести. Два светловолосых мальчика - один лет десяти, а другой немного моложе - вышли из-под скалы и глазели на Джона. - Кто из вас Берг? - спросил Джон. Младший поднял руку. - Ну что ж, Берг, - сказал Джон, - если в этой бутылке что-нибудь осталось, то я буду благодарен, если ты отнесешь ее в дом. Человеческие общества редко бывают приспособлены к планированию на длительный срок вперед и не хотят думать в масштабе целых поколений. Нерожденные, незачатые не имеют права голоса в текущих делах. Мы приспосабливаем наши исследования к ближайшим убеждениям, наши проекты - к безотлагательным желаниям. Где же голос тех, кто еще только будет? Без этого голоса их не будет никогда. Финтан Крейг Доэни После ленча прошло полчаса, до ужина было еще слишком долго. Стивен Броудер шагал взад и вперед по комнате со стальными стенами, в которой они с Кети были заключены, видя, как она сидит в углу и читает, и понимая, что она знает о его беспокойстве. Ее живот заметно увеличился - свидетельство формирующегося там ребенка. А Пирд все еще не нашел священника! Броудер знал, что произошло в Мейнуте, но ведь должен же во всей Ирландии быть хоть один достойный доверия священник. Настоящий священник. Он знал, что в округе было достаточно фальшивых и что Пирду и его людям приходится быть осторожными, но где-то просто должен найтись священник, который поженит двух узников чумы. Он остановился у маленького стола, где разложил некоторые свои книги и стопку рапортов о продвижении исследований чумы. Может, ему начать расчищать этот беспорядок и готовить стол к ужину? Нет. Слишком рано. Пирд и его коллеги переслали внутрь небольшой факс-аппарат, полагая, что это ослабит напряжение в камере. Он регулярно выдавал копии рапортов, которые поступали из различных исследовательских центров. Из этих рапортов Броудер составил картину работы во всем мире. Он представлял себе бесчисленные фигуры в белых халатах, тщательно разделяющие поколения культуры, инкубационные камеры, строго отрегулированные на температуру тридцать семь градусов по Цельсию, нетерпеливое ожидание в течение обязательных двух дней инкубации каждой пробы. - А я заперт здесь. Приборов нет. Только эти проклятые книги и эти глупые, раздражающие доклады. Что я могу сделать для того, чтобы помочь? Неужели Пирд намеренно придерживает священника, как обвиняет его Кети? Броудер лениво поднял верхний рапорт со стола - сложенный вдвое лист факс-принтера. Это была копия последних материалов из Хаддерсфилда. Какая в этом польза? Какие-то люди в Англии думают, что теория "замка-молнии" неправильна! Он позволил себе проиграть в уме эту теорию, зная, что японцы считают ее правильной - две нити спирали, соединенные друг с другом химическими связями, воспроизводят друг друга подобно закрыванию "молнии". Что же здесь неверно? Русским это нравилось. Сам Доэни сказал, что это "полезная концепция". Почему какие-то люди в Хаддерсфилде начали сомневаться в ней? Он бросил листок обратно на стол. Чума вторгается в систему ферментации тела. Этот факт ясно прослеживался по всему миру. Очень мало аммиака в бактериальных культурах. Аминокислоты используются как для постройки структуры, так и для получения энергии... однако энергия связана в структурах, которые населяют ферментативные системы. Без ферментов наступает смерть. Которые же системы? Где-то, по-видимому, останавливается функция построения структуры. Ингибируется. Агглютинины не формируются в присутствии антибиотиков. Структура! Они должны знать структуру! Чума ингибирует кислородно-углекислый цикл. Методом простой дедукции они поняли, что строение ДНК у женщин должно где-то явно отличаться от строения у мужчин. Смертельные случаи и тяжелые болезни у гермафродитов только подтверждали этот факт. Может быть, ключ к этому находится в гормональном аппарате, как утверждают канадцы? Чуме необходима связанная линия передачи "вирус - бактерия". Должна быть необходима. Какова же форма бактериофагоцитного вектора? Существует патоген, способный сопротивляться антибиотикам. Американцы убеждены, что О'Нейл создал разновидность свободной ДНК, которая находит какое-то место в спирали и встраивается в нее. - Быстро распространяется в среде культуры, - утверждали американцы. Если они в самом деле ищут патоген чумы, то такой быстрый рост сам по себе вызывает тревогу. Другие, созданные искусственно рекомбинанты, так себя не ведут. Форма... структура... что же это такое? Он думал о двойной молекуле, одна цепочка которой обвивается вокруг другой в виде спирали, каждое звено элегантно стыкуется с противоположным, аденин, гуанин, цитозин и тимин, каждый из них задает звено на противоположной цепочке. "Это похоже на изящный майский шест, - думал Броудер. - Майский шест без центральной стойки, а ленточки удерживаются их перекрестной связью в..." Броудер замер, представив себе эту картину. - Что-то не так, дорогой? - спросила Кети. Он посмотрел на нее безумным взглядом. - Они правы, - сказал он. - Это не "молния". Он представил, как спираль взбирается сама по себе, ленточка на ленточку - цепочка из цепочек, замыкающаяся в форму по мере того, как она скручивается. Броудер начал копаться в бумагах на столе, разыскивая определенную страницу. Он нашел ее и разгладил, изучая. "Эта вещь похожа на винтовую лестницу, состоящую всего лишь из четырех структурных единиц". Это были слова кого-то по имени Хапп в Хаддерсфилде, он явно пытался упростить вид ДНК, пытаясь получить исходный пункт для понимания того, что сделал О'Нейл. "Переносчик РНК и результирующая ДНК могут иметь и другие взаимосвязи. Может быть, это то, что имеет в виду Безумец, когда упоминает о совмещении? Один напротив другого - так тоже можно представить эту взаимосвязь". Броудер поднял глаза, задумавшись, чувствуя, как Кети наблюдает за ним с беспокойством на лице. "Майский шест, - думал он. - Скрученный, свернутый спиралью майский шест!" Точно закодированные команды всего с четырьмя буквами в коде, но группа из четырех букв в любой комбинации дает субструктурную кодовую серию... затем еще одну... еще одну... "Майский шест! Комбинации!" Кети отложила книгу в сторону и встала. - Стивен! Что случилось? - Я должен поговорить с людьми из Хаддерсфилда, - сказал он. - Где Адриан? - Он снова уехал в Дублин. Ты разве не помнишь? - А... да. Ну что ж, могут они подключить меня к линии с нашим телефоном? Кто там, снаружи? - Только Мун, я думаю. Там у них грипп, и им не хватает людей. - Мун может это сделать! Он разбирается в электронике. Ты слышала, как он установил подслушивающие устройства в штабе Параса? Броудер подошел к телефону, стоящему на полке рядом со столом. - Мун! Эй, там, снаружи! У меня для тебя работа, Мун, и ты единственный во всей Ирландии человек, который может ее сделать! История английского правления, особенно в Ирландии - это история стравливания одного предрассудка с другим. Разделяй и властвуй! Британский правящий класс сделал это своим жизненным кредо. А вы, янки, научились этому, когда они нянчили вас на своих коленях! Джозеф Херити - Прохвессор философий! - сказал Херити с преувеличенным деревенским акцентом. Терренс Гэннон только что, после чая из диких трав, вновь подтвердил, что прежде он был преподавателем в Дублинском Тринити-колледже. Они сидели на жесткой мебели в официальной передней гостиной комнаты верхнего домика. На улице совсем стемнело, погода была облачной, казалось, что вот-вот пойдет дождь, комната освещалась тремя свечами, стоящими на блюдцах. Они придавали традиционной гостиной, с ее фотографиями в рамках и тяжелой деревянной мебелью, призрачный вид. Разведенный на торфяных брикетах огонь шипел в узком камине, давая мало тепла, но извергая при каждом порыве ветра в трубе клубы едкого дыма. От гэнноновского самогона Херити проявлял некоторые признаки опьянения, тем не менее, когда они вышли наружу, чтобы собрать спрятанное оружие, то оставили кувшин на кухонном столе, а не перенесли спиртное в гостиную. Оружие, ружье и пистолет лежали разряженными на полу у ног Херити. Голос Херити с той минуты, когда он вошел в гостиную, приобрел напряженность, как у человека, разговаривающего в доме с привидениями. Тем не менее, проверяя, хорошо ли устроились гости, он двигался по-прежнему сохраняя точность движений. - Когда в Дублине стало невозможно оставаться дальше, мы сбежали сюда, в старое поместье моей семьи, - объяснял он. - Мой шурин приехал из Корка, так как сейчас не то время, когда дети могут оставаться в городе. Шурин, Вик Мерфи, привез с собой двух уцелевших сыновей, Терри и Кеннета. Две его дочери и домработница умерли перед отъездом. Его жена, старшая сестра Гэннона, умерла при рождении Терри. Семейная история изливалась из узкого рта Мерфи с облегчением, когда он обнаружил, что отряд Херити всего лишь проявил осторожность и не является "одной из этих ужасных банд, которые рыщут в округе". Джон выбрал низкий стульчик и разместился, прислонившись спиной к одной из стенок камина. Запах торфа был здесь сильнее, но зато кафельные плитки за его спиной излучали тепло. Отец Майкл с детьми взял фонарь и ушел навестить могилы, расположенные на небольшой, огороженной камнем площадке, ниже по склону. Мерфи, несколько более пьяный, чем Херити, сидел на кресле-качалке, которое поскрипывало при каждом его движении. У него был довольный вид человека, хорошо поевшего и выпившего, жизнь которого оказалась сегодня не хуже, чем в предыдущий день. Херити сидел в одиночестве на кушетке в гостиной с автоматом на груди, свисающим с шеи на тонком кожаном ремешке. Он, казалось, был доволен этим мужским хозяйством и полон похвал кулинарному мастерству Гэннона. У Гэннона не было видно обиды на жесткое вторжение Херити, но в глазах его застыло выражение человека, который никогда не станет больше играть в игру, зная, что наверняка проиграет. Когда Херити забрал у него ружье, оно стояло на предохранителе. "Этот человек, только и ждет смерти", - думал Джон. На ужин была свежая свинина и мозги с овощами из кухонного огородика, сваренные с яйцами. Пока Гэннон готовил ужин, Херити с Джоном обошли окрестности домиков и осмотрели хлев. - Этот взгляд Гэннона, мы называем его "взгляд самоубийцы", - сказал Херити. - Как случилось, что эти домики уцелели? - спросил Джон, посмотрев на желтый свет в окне кухни Гэннона. Пожар и разрушение, казалось, остановились не меньше чем за милю отсюда. В сумраке пасмурного вечера во всей долине не было видно ни огонька. - В суматохе наших дней это просто чудо, - сказал Херити тихим голосом. - Но я не думаю, что это чудо религиозного характера. Может быть, это из-за того, что в доме Гэннона никогда ничего не было сломано. Феи это любят. В этой стране есть странные вещи, что бы об этом ни говорили. - Мне не нравится этот шурин, - сказал Джон, наблюдая за реакцией Херити на эти слова. - Мерфи, да! Он хочет выжить любой ценой. Я много раз видел людей такого сорта. Они продадут душу, чтобы подышать воздухом лишние десять минут. Они продадут друзей и украдут корку хлеба у голодного. Да, ты прав, Джон. За этим Мерфи нужен глаз да глаз. Джон кивнул. Херити похлопал по израильскому автомату, висящему на ремешке у него на груди. - Ему понравится мой автомат, этому Мерфи. - Херити снова взглянул на хлев, где в соломе под крышей он спрятал ружье без патронов. - Они сказали, кто здесь похоронен? - спросил Джон, глядя на площадку с могилами. - Мать этого маленького Берга, две соседки, укрывавшиеся у Гэннона, и еще здесь была дочь одной из них. Гэннон здесь уже давно. Ты обратил внимание на сад? Он посажен уже давно. Джон посмотрел на гребень холма, думая о ручье, за которым Херити нашел труп. - Они знают, кто этот мертвец, там? - Чужак, они говорят. Но он был убит винтовочным выстрелом. - И они не могут объяснить тот выстрел, что мы слышали, - сказал Джон. - Ну не чудеса ли это! - воскликнул Херити. - Их свинья была застрелена из винтовки, а винтовки нет. - Ты уверен, что свинья была убита именно из винтовки? - Я внимательно осмотрел ее, когда был в хлеву. Да, ты знаешь, Джон, что мы, ирландцы, научились многим хитрым способам прятать оружие во время английского господства. Я прямо предвкушаю, когда обнаружу и это. - А оно не может быть в одном из домов? - Уверяю тебя, что нет, а я - самый лучший специалист по обыскам, которого когда-либо воспитал мой отец. Нет, Джон, оно под хлевом, завернутое в промасленную тряпку и надежно покрытое смазкой. Ты видел, как Мерфи наблюдал за нами из окна, когда мы направились сюда! А с винтовкой будет и пистолет. Мерфи - это человек, которому понравился бы пистолет. Гэннон? Ну что ж, он когда-то был охотником, если я не ошибаюсь. Херити покачался на каблуках, принюхиваясь, - из открытой двери домика доносились запахи доброй стряпни. Джон взглянул на автомат на груди Херити, вспоминая ощущение его тяжести в руке и исходящую от него силу. - Любопытно, как тебе достался этот автомат, - заметил Джон. - Любопытство! Это то, что сгубило кошку. - С мертвого человека, ты сказал. - Это прекрасное оружие было собственностью одного политика из команды Параса в Ольстере, - сообщил Херити. - Каким изысканным джентльменом он был, с маленькими усиками и голубыми шелковыми глазками! Мы знали о нем все, это правда. Он был одним из этих деятелей английских публичных школ, эвакуация которых причинила их прекрасному правительству так много чудесных неприятностей. Этого они бросили, когда пришла чума. Я нашел его, когда он прятался в одном старом амбаре вблизи Россли. Он сделал ошибку, оставив свое оружие, когда вышел накачать воды из колонки. И тогда я проскользнул в амбар, прежде чем он меня заметил. - Ты сказал отцу Майклу, что он был мертвым? - Да, сказал. Он же кинулся на меня с садовым резаком! Что мне оставалось делать? - Херити ухмыльнулся Джону и похлопал по автомату. - У него еще был и целый рюкзак патронов к нему. За ужином Джон наблюдал за Мерфи и Гэнноном, отмечая точность характеристик Херити. "Как Херити оценивает меня?" - спрашивал себя Джон. Эта мысль беспокоила его. Он взглянул на Херити, который сидел напротив и деловито уписывал тушеные мозги. "Он доверил мне автомат". Джон решил, что это была проверка. По реакции Херити Джон догадался, что проверку он выдержал. Однако все равно с этим человеком нельзя терять бдительность. Они сидели за длинным столом в кухне - клетчатая красная скатерть, массивные тарелки, вода в высоких стаканах с толстой кромкой. Свинина была сварена с листьями какой-то дикорастущей зелени, что придавало ей терпкий, пожалуй, приятный привкус и заглушало вкус жира. У Гэннона были кулинарные способности человека, который когда-то готовил для удовольствия и не потерял навык. - Когда-нибудь из вас выйдет отличная жена, - шутил Херити. Гэннон не реагировал на остроты. Мерфи хмуро глядел на Гэннона, его лицо было стянуто в строгую гримасу, которая становилась улыбкой, когда на него смотрел Херити. - Ты заметил, Джон, - спросил Херити, жестикулируя своим столовым ножом, - как сгорел пыл ирландца? Я думаю, что сам Безумец мог бы войти прямо в нашу компанию без всякой опасности, покрытый кровью всех этих миллионов людей. Мы только потеснимся за столом и спросим, что он пожелает выпить? - Это не апатия, - возразил Гэннон. Это было его первое замечание с тех пор, как он подал еду на стол. Отец Майкл поднял глаза на Гэннона, удивленный резкостью в его голосе. - Мистер Гэннон собирается почтить нас своим грандиозным мнением, - сказал Херити. - Слушайте, когда говорит профессор! - отрезал Мерфи. Именно тогда Гэннон впервые и открыл свою связь с Тринити-колледжем. - Я знал, что где-то вас видел, - сказал отец Майкл. - Мы уже перешли за грань апатии, - продолжил Гэннон. Херити, улыбаясь, откинулся на спинку стула. - Тогда, может быть, вы объясните нам, прохвессор, что же там, за гранью апатии? - Женщины ушли навсегда, - сказал Гэннон утомленным голосом. - Женщины ушли, и ничто... ничто (!) не вернет их назад. Ирландская диаспора кончилась. Мы все вернулись домой умирать. - Должны же где-то быть женщины. - Это сказал старший мальчик, который сидел рядом с отцом. - И умные люди, такие вот, как мистер О'Доннел, найдут лекарство от чумы, - добавил Мерфи. - Все образуется, профессор. Будьте в этом уверены. - Когда мы все еще жили в Корке, - сказал Кеннет, - я слышал, что в старом замке Лакен есть женщины - в безопасности и под защитой пушек. Во время всего этого разговора Гэннон молча смотрел в свою тарелку. - Много таких рассказов ходит, - согласился Херити. - Я верю в то, что вижу. - Вы умный человек, мистер Херити, - сказал Гэннон, подняв на него глаза. - Вы видите правду и принимаете ее такой как есть. - И в чем же заключается правда? - спросил Херити. - В том, что мы неумолимо движемся к краю, за которым уйдем в небытие. Что за гранью апатии? Та вещь, о которой некоторые из вас думают, что это жизнь, - на самом деле уже смерть. - Добро пожаловать в Ирландию, янки! - воскликнул Херити. - Есть Ирландия, которую прохвессор только что описал нам. И есть еще Ирландия литературных фантазий. Вы думали, что найдете именно ее, мистер О'Доннел? Джон почувствовал в груди смятение. Он снова вернулся к легенде, которая до сих пор помогала ему защищаться: - Я приехал, чтобы помочь. - Я все время забываю, - сказал Херити. - Что ж, это Ирландия, мистер О'Доннел, то, что вы видите сейчас вокруг вас. Может быть, это единственная Ирландия, которая всегда только и существовала, и она страдает в тысячелетней агонии. Я приглашаю вас посетить ее. И Херити снова склонился и начал есть. Гэннон встал, подошел к буфету и вернулся с полным кувшином чистого самогона. Когда он снял крышку, над столом поплыл острый запах алкоголя. Джон уже успел попробовать это пойло из бутылки, которую ребята принесли вниз со склона холма. Он отрицательно помахал рукой, показывая, чтобы Гэннон не наливал в его стакан. - Ну вот, Джон, - сказал Херити. - Ты откажешься от самогона так же, как и от "Гиннесса"? Не хочешь же ты, чтобы мы пили одни! - Здесь достаточно людей, чтобы выпить с вами, - сказал отец Майкл. - И вы среди них? - спросил Херити. Отец Майкл взглянул на другой конец стола, где неразговаривающий мальчик смотрел на него с тревогой. - Нет... мне не надо, благодарю вас, мистер Херити. - Вы стали аскетом, святой отец? - спросил Херити. - Вера! Какие ужасные вещи происходят. - Он принял стакан самогона от Гэннона и отхлебнул из него, причмокнув губами в притворном восхищении. - Ах, это, действительно, молочко маленького народца! Гэннон подвинул сосуд вдоль стола по направлению к Мерфи, который жадно схватил его и налил себе большой стакан. Снова усевшись за стол, Гэннон посмотрел на отца Майкла. - У вас есть родственники в этих местах, отец? Отец Майкл отрицательно помотал головой. Херити сделал большой глоток самогона, поставил стакан и вытер рот тыльной стороной ладони. - Семья? У нашего отца Майкла? Разве вы не знаете, что все священники происходят из выдающихся и больших семей? Отец Майкл бросил на Гэннона затравленный взгляд. - У меня есть два живых брата. - Живых! - воскликнул Херити. - Вы слышали, что сказал прохвессор? Это не жизнь. - Он поднял стакан. - Тост. Дайте мистеру О'Доннелу стакан. Он выпьет с нами. Гэннон плеснул немного самогона в стакан и подвинул его Джону. - За проклятую Ирландию! - сказал Херити, высоко поднимая стакан. - Пусть она восстанет из мертвых и поразит дьявола, который причинил нам это зло. И пусть он переживет тысячу смертей за каждую, которую вызвал. Херити опорожнил стакан и выставил его на стол, чтобы наполнить снова. - Я пью за это! - сказал Мерфи и выпил свой стакан, затем поднял кувшин со стола и снова наполнил стаканы себе и Херити. Кеннет, возраст которого Джон оценивал в четырнадцать лет, мрачно посмотрел на отца, с шумом отодвинул стул и встал. - Я выйду на улицу. - Сиди здесь, - сказал Херити. Он указал стаканом на стул. Кеннет посмотрел на отца, который кивнул головой. Помрачнев, Кеннет снова сел на стул, но не придвинул его к столу. - Куда ты собирался, Кеннет? - спросил Херити. - На улицу. - В хлев, полный мягкой соломы? Мечтать о том, как хорошо было бы поваляться на этой соломе с молодой женщиной, которую сам выберешь? - Оставьте его в покое, - примирительно сказал Мерфи. Херити перевел на него взгляд. - Конечно, мистер Мерфи. Но на улице почти ночь, и мы не нашли ни винтовку прохвессора, ни ваш пистолет, поэтому я хочу держать всех перед глазами. - Херити сделал большой глоток самогона, переводя глаза над краем стакана с Мерфи на Гэннона. Отец Майкл вмешался: - Джозеф! Вы плохой гость. Эти люди не желают нам зла. - Я тоже не желаю им зла, - сказал Херити. - Ни в коем случае, это просто предосторожность против того зла, которого можно избежать, если быть осмотрительным с оружием. И он снова сделал большой глоток самогона. Мерфи попытался улыбнуться ему, но смог только скривить губы. Его взгляд был прикован к автомату на груди Херити. Гэннон просто уставился в свою тарелку. - Мистер Гэннон? - спросил Херити. Не поднимая глаз, Гэннон сказал: - Мы достанем остальное оружие после новостей. - После новостей? - Сейчас время новостей, - пояснил Гэннон. - У меня есть приемник. Он сзади, в буфете возле раковины. - Он поднялся. Херити повернулся на стуле, наблюдая, как Гэннон подходит к буфету и возвращается с переносным приемником, который он поставил посреди стола. - У нас есть запас батареек, - сообщил Мерфи. - Терренс все хорошо продумал, когда приехал сюда. Гэннон повернул ручку, и в неожиданно затихшей кухне раздался громкий щелчок. Все смотрели на приемник. Он издавал шум помех, который сменился мягким гудением, затем раздался мужской голос: - Добрый вечер. Вы слушаете континентальную станцию Би-би-си с нашим специальным выпуском для Великобритании, Ирландии и Ливии. - В голосе диктора слышался итонский акцент. - По нашему обычаю, мы начинаем передачу с молчаливой молитвы, - сказал диктор. - Мы молимся за быстрое окончание этого несчастья, чтобы мир получил новые силы и долгий покой. Шум радио казался Джону громким, он наполнял пространство вокруг них напоминанием о других людях и иных местах, о многих мыслях, сосредоточенных в молитве. Он почувствовал горечь в горле и окинул взглядом сидящих за столом. Все склонили головы, кроме него и Херити. Последний, встретившись глазами с Джоном, подмигнул. - Ты заметил последовательность? - спросил Херити. - Великобритания, Ирландия и Ливия. Они могут называть ее первой, но Британия больше не великая. - Это Би-би-си, - сказал Гэннон. - А передачу ведут из Франции, - продолжил Херити. - Ни одного англичанина в редакции, хотя я уверен: все они говорят, как преподаватели из Оксфорда. Американцы, французы и пакистанцы, как мне сказали. - Какое это имеет значение? - спросил Гэннон. - Это имеет значение, потому что это факт, который не может отрицать ни один разумный человек! Этим янки, и "пакки", и лягушатникам сделали промывание мозгов. В первую очередь Англия, потом уже Ирландия, а потом язычники. - Да получат наши молитвы скорый ответ, - сказал диктор. - Аминь. - Бодрым голосом он продолжил: - А теперь новости. Джон слушал с увлечением. Стамбул был охвачен Паническим Огнем. Обнаружены новые "горячие" места. В Африке был назван тридцать один город, Найроби и Киншаса среди них. Йоханнесбург оставался радиоактивными руинами. Во Франции подтверждалась потеря Нима. Толпа в Дижоне линчевала двух священников по подозрению в ирландском происхождении. В Соединенных Штатах все еще пытались спасти "большую часть Нью-Орлеана". Швейцария скрылась за чем-то, что они называли "Лозаннским Барьером", объявив, что оставшаяся часть их страны не заражена. - Что за великая и славная картина! - воскликнул Херити. - Весь мир становится Швейцарией! Антисептический мир с перинами, мягкими, как юная грудь, да, Кеннет? - Херити смотрел на мальчика, лицо которого густо покраснело. Джон чувствовал только удивление от размеров пространства, которое было приведено в движение. Последствия были гораздо более внушительными, чем он ожидал, хотя Джон и не мог сказать, каковы были ожидания. Когда он думал об этом, то чувствовал шевеление О'Нейла-Внутри. Он все равно испытывал не раскаяние, а только благоговейный страх перед тем, что Немезида может принять вид национальных катастроф. Перечень мест, в которые ударила чума, казался бесконечным. Джон понял, что это наиболее важная часть новостей - места, которых надо избегать. "Как близко она подобралась?" Он знал об ограничениях на путешествия - чтобы пересечь большинство границ, требовались специальные паспорта, утвержденные Барьерной командой Объединенных Наций... и границы эти больше не были всего лишь границами стран. Советский Союз не объявил о новых "горячих" точках, однако данные спутниковых наблюдений, предоставленные Соединенными Штатами, говорили о новых вспышках Панического Огня в юго-восточном регионе, от Омска и почти до Семипалатинска - "во многих городах и деревнях явно видны пожары, однако Омск выглядит нетронутым". - Так много новых эвфемизмов насилия, - пробормотал Гэннон. Он обвел взглядом стол, будто ища что-то или кого-то, кто здесь не присутствовал. - Неужели Безумец думает, что принесет мир и конец насилия? Джон опустил взгляд на свои руки. "Стремление к миру никогда не было частью этого", - думал он. Было только страстное желание О'Нейла отомстить. Кто может отказать в этом человеку, потерявшему близких? Джон чувствовал себя как психиатр О'Нейла, понимая его, а не обвиняя и не оправдывая. В маленькой записной книжке, где делались краткие заметки для рапорта в Дублин, Херити написал этой ночью: "Если О'Доннел - Безумец, то он, по-видимому, ошеломлен размахом несчастья. Знает ли он, как далеко распространится чума? Волнует ли его это? Никаких признаков раскаяния. Никаких указаний на нечистую совесть. Как может он не реагировать, если он О'Нейл?" В середине передачи было телефонное интервью с доктором Дадли Викомб-Финчем, директором Хаддерсфилдского исследовательского центра в Англии. Викомб-Финч сообщал, что "нет никаких заметных продвижений в поисках вакцины", хотя имеются "многообещающие направления, о которых я надеюсь сообщить позже". Когда диктор попросил его сравнить эту чуму с "аналогичными историческими катастрофами", Викомб-Финч сказал, что, по его мнению, подобные сравнения бесцельны, добавив: - Такого массового уничтожения людей не было очень долгое время. Это уничтожение в совершенно новых масштабах, и влияние его на наших потомков - если нам достаточно повезет, и мы будем их иметь - не поддается полной оценке. В простых финансовых терминах - прецедента нет, нет ничего, с чем можно было бы сделать обоснованное сравнение. Что касается людей... Здесь он просто разрыдался. Би-би-си позволило этому некоторое время продолжаться, используя ситуацию для эффекта, затем диктор сказал: - Спасибо, доктор. Мы полностью понимаем вашу реакцию и молим Бога, чтобы ваша глубокая и очевидная эмоциональная позиция лишь усилила вашу решимость в Хаддерсфилдском центре. - Усилила вашу решимость! - фыркнул Херити голосом, хриплым от самогона. - Английские слезы помогут покончить с засухой. - Как они только могут думать о финансовых расходах? - задал вопрос Гэннон. Это была первая искра, близкая к гневу, которую Джон видел у этого человека. - Игра между Богом и Маммоной была прекращена из-за того, что половина игроков покинула поле, - сказал Херити. Джон взглянул на отца Майкла и заметил слезы, бегущие по его щекам. В свете лампы его клейменый лоб казался размытой красной полосой. Диктор Би-би-си закончил передачу еще одной молитвой: - Простим в сердцах наших все прошлые несправедливости и создадим мир, в котором человечество обретет подлинное братство и милосердие, к которому призывает нас каждая религия. Эта молитва была передана благодаря любезности Буддийской Заморской миссии из Сан-Рафаэля, штат Калифорния. Гэннон повернул ручку. Раздался щелчок, и радио замолчало. - Мы должны экономить батарейки, - сказал он. - Для чего? - спросил шурин, который говорил невнятно после выпитого. - Слушать эти дрянные новости? Зачем? В этом нет будущего! Пришли чужие и стали учить нас своим манерам. Они презирали нас за то, что мы такие, какие есть. "Залив Галвэй", ирландская баллада Меньше часа оставалось до делового обеда в малом зале при столовой Белого Дома, и президент Адам Прескотт знал, что у него нет ни малейшего намека на новый подход к их проблемам. Тем не менее, он должен был выглядеть уверенным и целеустремленным. Лидер должен вести за собой. Он в одиночестве сидел в Овальном кабинете, и история этого места пронизывала все пространство вокруг него. Здесь принимались исторические решения, и что-то от этого, казалось, пропитало эти стены. Стол, находившийся перед ним, был подарен Резерфорду Б.Хейзу королевой Викторией. Картина над камином напротив, кисти Доминика Сера, изображала битву между "Благородным Ричардом" и "Сераписом". Джон Ф.Кеннеди любовался ею с того же самого места. Столик в простенке за ним был заказан и использовался Джеймсом Монро. Кресло под Прескоттом было частью того же заказа. Прескотт чувствовал себя в кресле, как в тюрьме, его спина болела, несмотря на изысканную форму спинки, найденную Пьером-Антуаном Беланже. На оправленной в зеленую кожу папке перед ним лежала стопка докладов, их ярлычки были раздвинуты так, чтобы он мог их прочесть и достать нужный документ. О