панель, потом дотронулся до белой кнопки над штурвалом. Над кнопкой загорелся красный огонек. - Это, наверное, из-за того, что мы движемся слишком быстро, - пробормотал Маккрей. Он отключил автопилот и взялся за штурвал. Рокерман наблюдал за медленно движущейся зеленой полоской индикатора скорости, которая остановилась на ста двадцати. И снова Маккрей нажал на белую кнопку. Красный огонек опять загорелся. - Должно быть, какие-то неполадки в схеме, - буркнул пилот. - Что ты делаешь? - поинтересовался Рокерман. Маккрей взялся за штурвал, проверил курс и опять включил автопилот. Они теперь летели над открытым океаном, над тонким изорванным облачным одеялом. Яркое солнце бросало на волны белые искры. - Тут есть маленькая барометрическая безделушка, которая уже несколько раз использовалась, - сказал Маккрей. - Мои друзья говорят, что она очень нравится Турквуду. Эта штука прикрепляется к куску пластиковой взрывчатки и располагается в камере шасси. Она на взводе, когда вы снижаете скорость, и если вы опускаетесь ниже установленной высоты - БАБАХ! - Какой... какой высоты? - Может быть, пару сотен метров. Как раз тогда, когда вы у цели, поле перед вами, и вы ни черта не можете сделать. У вас нет времени на то, чтобы выпрыгнуть с парашютом, даже если он у вас есть, а у нас его нет. Зато у вас будет уверенность в том, что вас размажет по всем окрестностям. То, что от вас останется, поместится в шлеме и будет в нем похоронено. - Похороны в шлеме? - Если соберут достаточно ваших останков, чтобы его наполнить. - Как ты можешь подтвердить, что... - Этот маленький красный огонек. Авария. Зеленый огонек говорит о том, что шасси убрано или выпущено, в зависимости от того, что показывает индикатор вверху. - Маккрей ткнул пальцем в индикатор, который мигал зеленым светом. - Когда я проверяю, эта лампочка говорит, что шасси не убрано, но мы летим, будто все в порядке. - Может ли этому быть другое объяснение? - Разве что схема не в порядке. Но, черт побери! Целая бригада механиков проверяла все детали на этой птичке! Рокерман на мгновение задумался, потом глубоко вздохнул и покачал головой. - Это паранойя! - С Турквудом? Просто инстинкт самосохранения! Рокерман чувствовал гнев в словах пилота, передававшийся ему. Это были эмоции, так им нелюбимые. Мозг при сильных эмоциях не может нормально работать. А в нем заключено рациональное мышление - будущее всего мира. Наука терпит крах, когда людям не хватает рационального мышления. Гнев Рокермана продолжал нарастать. - Что мы, черт возьми, можем с этим поделать? - спросил он. - Как мы можем быть уверены в том, что ваши подозрения справедливы... - Дайте мне подумать, Билл. - Маккрей проверил приборы и автопилот, подтвердил свое местоположение и откинулся в кресле, закрыв глаза. Рокерман наблюдал за ним, стесненный непонятным приступом гнева. КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ! Подозрения Маккрея - сплошная фантазия. Компьютерная программа, подведения итогов других проектов, все материалы, лежащие в портфеле... и то, что О'Нейл, вероятно, находится сейчас в Ирландии! Боже мой! Он имеет шанс лично взять у него интервью. Что могло быть важнее этого? Президент многое сделал, чтобы удержаться у власти и держать весь мир в подчинении, но он, конечно же, не упустит возможности найти лекарство от чумы. Медленно до сознания Рокермана дошел странный звук. Он посмотрел на Маккрея. Парень храпел! Этот ублюдок просто уснул! Как он мог спать после... после... Маккрей фыркнул и сел прямо, открыв глаза. - У них в Англии такие озера... - произнес он. - Высокогорное озеро... или, может быть, даже высокогорный аэродром. - Пилот потянулся влево, порылся в куче карт и извлек одну из них. Раскрыл ее перед собой. Маккрей просматривал карту, и его губы шевелились. - Вот... Вот оно, прекрасное местечко сразу над Эберфелди. - Он положил карту на место. - Мы сымитируем поломку двигателя... и устремимся вниз. - Как далеко это от Хаддерсфилда? - поинтересовался Рокерман. - Не волнуйся, Билл, - сказал Маккрей. - Ты ОВП - очень важная персона. Они будут возить тебя в лимузине. Что касается меня, то я - мелкая сошка, и, безусловно, в меньшинстве. Я найду способ вернуться в Ирландию и добраться до жилища дядюшки Майкла. - Маккрей повернулся и улыбнулся Рокерману. Широкая улыбка буквально осветила его лицо со впалыми щеками. - Кроме того, я здесь - капитан. Я говорю этой птичке, куда лететь. Рокерман хмуро посмотрел на пилота и отвернулся. Безрассудные подозрения! Но... еще несколько часов задержки... В самом деле, какое это имеет значение? Пусть, в конце концов, Маккрей будет удовлетворен. Эгоистичный и легкомысленный идиот! Вдруг еще одна мысль промелькнула в мозгу Рокермана. Он повернулся к Маккрею. - А если в этом самолете есть еще одно взрывное устройство, и оно установлено на срабатывание через определенное время? - Тогда пойдем на корм рыбам, - невозмутимо ответил Маккрей. Вверх по длинной лестнице И вниз по короткому канату - В ад с королем Билли, В ад вместе с Папой! Песни новой Ирландии Джон сидел в глубине бронированной машины с единственной прорезью в стали около его головы, через которую можно было рассмотреть пробегающие сельские пейзажи, насыщенные зеленью в лучах утреннего солнца. Снаружи было прохладно, и сталь приятно холодила кожу, когда он к ней прикасался. Сиденье было довольно жестким. Отец Майкл вместе с мальчиком занимали места впереди Джона. Мальчик свернулся калачиком и спал, положив голову на колени священнику. Водитель с вооруженным охранником, сидящие впереди, представляли собой молчаливую пару - пышущие здоровьем молодцы в военной форме цвета хаки, оба темноволосые, со странным цинично-настороженным выражением на лицах. Они будто прислушивались к кому-то невидимому, предупреждающему об ужасных событиях, которые вот-вот произойдут. Еще одна бронированная машина ехала впереди на расстоянии примерно сотни метров, а две другие следовали сзади. Все они были полностью укомплектованы людьми. Впереди группы машин двигалась ракетная установка. Давно не было видно Херити - с тех пор, как он стоял у ворот тюрьмы Килмайнхам. Ни отец Майкл, ни кто-либо другой не мог сказать, куда тот пошел. Отец Майкл наклонился вперед, подвинув мальчика рядом с собой, и тот спросонья застонал. Священник заговорил с водителем. Его слова Джон расслышать не мог, но зато ответ водителя был ясно слышен. - Мы едем по самой безопасной дороге, отец. Длинный путь является часто самым коротким в наши дни. Отец Майкл кивнул и облокотился на сиденье. Бронированная машина двигалась резкими толчками и подпрыгивала на шероховатых местах дороги, которая петляла по склонам, временами открывая виды на поляны с хвойными деревьями по направлению к Ирландскому морю, с домами и дымящимися трубами. Это была картина такой необычной красоты, что шокировала Джона, подобно удару током, вызывая глухое хныканье О'Нейла-Внутри. Потом это перерастало в плач и ужасный вопль, ждущий возможности выплеснуться в глубинах его мозга. Однако вид на море не должен был казаться неизменным. Могли быть заметны признаки того, что старая Ирландия исчезла с лица земли. Иначе... к чему все это? Водитель повернулся к своему спутнику и что-то сказал. Джон услышал только два последних слова, произнесенных чуть громче, когда громыхание бронированной машины усилилось на крутой дороге. - ...но теперь... Эти два слова в конце разговора, повторение тех же двух слов и молчание после них показались Джону словесным символом новой Ирландии. Эта мысль успокоила О'Нейла-Внутри и оставила Джона одного и в раздумье. "...но теперь..." Более описательного выражения для этих времен трудно было найти. НИЧЕГО не будет после "теперь". Люди думают, что могут решить любую проблему, научную или иную, если приступят к этому со скрупулезной настойчивостью и твердым желанием, с терпением, для которого время ничего не значит. По крайней мере, это был научный подход к решению. Но теперь... Что он может сделать в лабораториях Киллалу? Окажутся ли правдой самые страшные опасения Доэни? Этого просто не может быть! Джон вспомнил, как уходил от Финтана этим утром. Наступал рассвет - в офисе было сумрачно и холодно. Свет над столом Доэни был желтым островком во мраке. Сам Финтан был занят, подписывая кипу бумаг и передавая их старику, ожидавшему сзади. Этот сутулый человек бережно брал документы узловатыми пальцами и расправлял их на столе перед тем, как отправить их с Джоном. За все время эти два человека не проронили ни слова. Джон, чтобы как-то занять себя, начал бродить по офису, рассматривая фотографии на стенах, всматриваясь в них пристально при тусклом освещении. Около одной он остановился, увлеченный тайной частично стертой надписи на кирпичной стене. Джону захотелось разобрать слова. "ЕСЛИ В ИМ ИНФОРМ О УБИЙС ВЗР ЗАПУГИВ ИЛИ ТЕР ОРИЗ ПОЗВ БЕЛ АСТ ПОЛ КОНФ 65 155". Заметив внимание Джона к этой фотографии, Доэни сказал: - Я оставил ее как напоминание. Это, разумеется, практически бесполезно - слова вместо действия. Ничего, кроме слов, и очень мало действий. Однако сообщение есть, и правители в Ольстере придают ему большое значение. Это сравнить интересно с нашей нынешней проблемой. Если восстановить пропущенные части, надпись гласит: "Если вы имеете информацию об убийствах, взрывах, запугивании или терроризме, позвоните в Белфаст, полностью конфиденциально, по телефону 65-155". Джон повернулся и посмотрел на Доэни, чувствуя накатывающуюся волну беспокойства от его слов. Терроризм! - Безумец послал нам сообщение с вырезанными частями, - сказал Доэни. Он кивнул в сторону фотографии. - Эта надпись была в Дерри. Белфаст являлся центральным пунктом для сбора информации. Терроризм... Джон медленно заговорил, глядя на фотографию: - Информацию о людях, подобных Джозефу Херити? - И о "Провос" тоже. Если на вас обрушился град пуль и бомб, значит кто-то из них обязательно должен был находиться где-нибудь поблизости. Джон медленно и неохотно повернулся, Доэни безразлично уставился на него, но в его темных глазах мелькнула вспышка циничного юмора. В желтом свете лампы Финтан казался очень похожим на куклу с кудрявыми волосами, лишь на окне позади него был серый оттенок пробуждающегося утра. - У нас было что-то около шестидесяти тысяч душ здесь, - проговорил Доэни. - А теперь... где-то около пяти-шести тысяч мужчин, включая местных. Город умирает без своих женщин. Джон проглотил комок в горле, но ничего не ответил. - Торговля - вот что поддерживает в городе жизнь, - продолжал Доэни. - Но успехи в торговле зависят от домашнего очага. Город... - Он бросил взгляд на фотографию позади Джона. - Город - это место для ремесленников, лавочников, коммивояжеров и тому подобных. Но женщины являются катализатором городской торговли. Мужчины без женщин вынуждены возвращаться к земле, выкапывать себе еду из грязи и повторно открывать для себя понятие "муж". Странное слово, однако. Джон посмотрел на верхнюю часть оконной рамы, не в силах стерпеть пронзительный взгляд Финтана. - Цветная фотография справа - это изображение такой же надписи, только на другом берегу реки, - сказал Доэни. - Вон там, маленькое белое пятнышко, которое невозможно прочесть из-за большого расстояния, даже если надпись полная. Джон обернулся и посмотрел на фотографию - типичный старый город Дерри, с каменными стенами, ободранными и покрытыми рубцами многовековых конфликтов... грязные коричневые скалы, возвышающиеся над Ривер Фойл... и внизу, с одной стороны - маленький белый прямоугольник с крошечными черными буквами. - Уцелевшие мужчины пока отсюда не уходят, - сказал Доэни. - Но уже забыто само понятие зарплаты. Они скоро будут вынуждены покинуть это место. Ты понимаешь, о чем я говорю. Зарплата - это основа семьи, средство выживания, домашний очаг, питание, одежда, развлечения, наконец. А теперь я прямо тебя спрашиваю, Джон. Сколько источников зарплаты есть на сегодня в Дерри? Джон повернулся к Доэни. Снова этот убийственный взгляд. - Не очень... много. - Что хорошего приносят неоконченные сообщения? - спросил Финтан. - Но наша литературная фантазия безгранична. Джон отошел от стены и направился мимо стола к жесткому деревянному стулу. Что-то в этих фотографиях производило на него ужасное впечатление! Стул под ним был холодным и тяжелым. Доэни пристально следил за Джоном, и взгляд его не дрогнул. Глядя на улицу через щель в бронированной машине, Джон вспомнил об этом разговоре. Группа машин пересекала длинную полосу болотистой местности со штабелями недавно срезанного торфа, тщательно укрытыми соломой. Их вершины венчали клочки черного пластика, придавленные камнями. Это была обычная сцена, но Джон почувствовал, что она может пробудить О'Нейла-Внутри. Отец Майкл внезапно обернулся и посмотрел на Джона. - Они все еще заготавливают торф, - сказал тот. Священник тихо заговорил, чтобы не тревожить мальчика. - Дамба в Арднакруше была взорвана. Теперь у нас есть только торфяные электростанции и мало мужчин, чтобы заготавливать для них топливо. Джон заметил, что на священнике свитер с вырезом и белыми пуговицами под черным костюмом. Свою шляпу он сменил на кепку с козырьком. Свитер по цвету очень походил на тот, что носил старый беззубый охранник в больничном дворе. Доэни оставил тогда Джона наедине с этим человеком, когда отправился посмотреть "что там с машинами". Свитер старика был связан вручную из толстой пряжи с небольшими погрешностями, которые могли сделать только чьи-то руки. Джон стоял на каменных ступенях, ощущая влажный холод утра. Поднимался туман, но небо над головой было покрыто заплатами голубого цвета. Внимание Джона вновь и вновь обращалось к этому старику, стоявшему в позе молчаливого наблюдателя, с руками, спрятанными под свитер. "Этот свитер связали руки его жены", - подумал Джон. Как только эта мысль появилась у пего, старик еще плотнее натянул на себя свитер, чтобы защититься от холода. Внизу на нем сразу же обнаружилась дыра от недостающей пуговицы. Эта вязаная вещь вообще имела такой вид, как будто никогда не стиралась. Джон опять подумал: "Старик хочет, чтобы к этому подержанному свитеру снова прикоснулись те пальцы, что связали его". Джону послышался шепот О'Нейла-Внутри: "Неужели из того, к чему прикасались пальцы Мери, уже ничего не осталось?" Слезы навернулись ему на глаза. Внимание старика было отвлечено каким-то шумом снаружи внутреннего дворика. Он наклонил голову, прислушиваясь, а когда повернулся, то уже не было того пристального, внимательного взгляда, как раньше. Это было иссохшее лицо, подслеповатые глаза и рот, где уже не было зубов, - вот и все. Надтреснутым голосом старик произнес: - Ты один из тех, кто пришел сюда со священником? - Совершенно верно. - Предупреди этого малого, чтобы не вздумал возрождать здесь церковь и мессу, - сказал старик. - Я его задушу его же собственной рясой, если он только попытается. Джон был поражен горечью и силой в голосе старика - силой, которая не отражалась ни в глазах, ни в движениях губ, как будто беззубая дыра была просто механическим диктофоном внутренних мыслей. - Вы не хотите, чтобы отец Майкл справлял мессу? - Справлял мессу! - Старик плюнул на камни внутреннего дворика, затем заговорил слабым голосом, как будто каждое слово истощало его. - Я старый человек. Дни, когда я был ловким, проворным и сильным, давно ушли в прошлое. Больше во мне нет быстроты, и я никогда не пойду к мессе, потому что считаю - это Фиона стоит на коленях и молится вместо меня. - Тут надтреснутый голос словно запылал огнем: - Что могут принести ее молитвы, кроме одиночества? Джон почувствовал О'Нейла-Внутри, молчаливого наблюдателя, завороженного беззубым ртом и его горькими словами. - Я был рожден в полночь и поэтому могу видеть тени мертвых, - продолжал старик. - Если я правильно прищуриваю глаза и пристально смотрю в одно и то же место достаточно долго, то вижу мою старуху у огня так же реально, как в жизни. Она готовит мне на завтрак кашу. Старик прищурился и сосредоточенно вгляделся в глубину дворика. Его голос упал почти до шепота. - Это не похоже на память о старой боли. Ее можно заставить уйти, ты знаешь. Это та боль, которая не уходит, боль, которую чувствуешь, не зная ее причины. Она глубоко засела в черепе и не прекращается. Она появилась вскоре после того, как могила была засыпана землей. - Старик слабо покачал головой. - Может быть, она не кончится вовсе. Через несколько минут Доэни вернулся, выбежав из аркообразного входа. Такая неожиданно энергичная походка была нетипичной для полных людей типа Финтана. Старик слабым движением отдал ему честь, когда тот остановился. - Они сейчас заедут за отцом Майклом и мальчиком, - отрывисто сказал Доэни. - Будут здесь через минуту. Старина Барри, наверное, развлекал тебя какой-нибудь историей? Джон кивнул. Доэни потрепал старика по плечу. - Пойдем к выходу, Барри. Помашешь рукой, когда они приедут, а мы подойдем потом. Доэни заговорил с Джоном, не сводя глаз со старика, тяжелой походкой удаляющегося от них. - Некоторые из них живут надеждой на месть. - Он бросил быстрый взгляд на Джона. - Некоторые пребывают в отчаянии, а кто-то пытается забыться в сомнительных удовольствиях, которые можно найти, - алкоголь, наркотики, отвратительные пародии на секс без всякой надежды на потомство. - Доэни кивнул в сторону старика, занявшего свой пост посередине арки и сосредоточившего внимание на правой стороне. - Барри хочет только одного - встретить Безумца и задать один-единственный вопрос: "Ты удовлетворен тем, что сделал?" - И снова Доэни пристально посмотрел на Джона. - Большинство из нас здесь не знает усталости. - Он прокашлялся и вместо того, чтобы сплюнуть, сглотнул слюну. - Мы находим много путей, чтобы сбежать от реальности. Если кто-нибудь заставит нас сталкиваться с ней лицом к лицу каждый день, то мы просто сойдем с ума. На небольшом расстоянии, со стороны улицы, послышалось громыхание нескольких велосипедов. Старик наклонился вперед, отвлеченный этим звуком. - Месть О'Нейла, я полагаю, была своего рода попыткой убежать от реальности, - сказал Доэни. - А террористы с бомбой, надругавшиеся над ним, решали те же проблемы. - И опять он посмотрел на Джона странным тяжелым взглядом. - Ты можешь найти даже некоторую симпатию у людей к этому бедному Безумцу, О'Нейлу. У Джона першило в горле, и он не мог отвести взгляда от глаз Доэни. - Если у вас нет альтернативы отчаянию, то мир может взорваться, - задумчиво продолжал тот. - Мы имеем только ролевые модели наших отцов, примеры церкви, государства и семьи - яростные, разгневанные, болезненные. - Доэни повернулся к выходу. - О, вот и они, наконец. Джон посмотрел вперед и увидел, как старик машет им рукой. Оливково-зеленая бронированная машина уже была ясно различима в арочном проходе позади него. - Когда доберешься в Киллалу, - сказал Доэни, - попросишь их, чтобы дали тебе какую-нибудь новую одежду, вещи, которые тебе подойдут. Тебе, по крайней мере, нужно чувствовать себя комфортно. Направляясь в бронированной машине в Киллалу, Джон вновь и вновь возвращался к этой странной сцене во дворе клиники... старик, Доэни... Это было похоже на театральное представление, подготовленное только для него. С какой целью? Была ли это еще одна облава на О'Нейла? О'Нейл-Внутри оставался неподвижным. Ни вздоха, ни шепота, ни даже отзвука рыданий. Не было воя, подобного вою покинутой собаки. Этот вой был самым ужасным из всех звуков. Старик во дворике продолжал пребывать в беспокойном состоянии. Джон почувствовал, что этот человек ему симпатичен. Подобную симпатию он испытывал и к О'Нейлу. Оба эти человека испытали страшное чувство утраты. Интересно, что здесь делает этот бедный старик? Охраняет дверь? Наверное, выполняет мелкие поручения Доэни. Старается украсить чем-нибудь свои дни до тех пор, пока не умрет... в одиночестве. Джон не мог представить себе в Ирландии ни стариков, подобных этому, ни молчаливых мальчиков, могущих выполнять такую работу. Слезы скатились по его щекам. Он закрыл глаза, пытаясь их смахнуть, а когда открыл, то увидел пристальный взгляд отца Майкла, брошенный поверх спинки сиденья. Джон похлопал по сиденью рядом с ним. - Садитесь ко мне, отец. Осторожно, пытаясь не разбудить безмятежно спящего мальчика, отец Майкл встал, неловко ударившись о Джона, и, потеряв равновесие, упал на место рядом с ним, когда машина делала крутой поворот. - Что с тобой, Джон? - спросил священник. - Выслушаешь ли ты мою исповедь, отец? - прошептал Джон. "Это, наконец, случилось", - подумал отец Майкл. Предчувствие этого момента не оставляло священника с того времени, как он впервые увидел Джона возле озера - эта странная совершенно лысая голова, измученное лицо, покрытое теперь бородой... но глаза все еще горят ужасным огнем. - Да, конечно, - произнес отец Майкл. Джон подождал, пока священник найдет свой чемодан под сиденьем и подготовится к старинному ритуалу. Джон чувствовал себя спокойным, более спокойным, чем помнил себя с тех пор... с тех пор... Впрочем, у него никогда не было такого спокойствия. Отец Майкл наклонился к нему. - Сколько времени прошло с момента твоей последней исповеди, сын мой? Этот вопрос очень смутил Джона. Он вообще никогда не исповедовался. Джон Гарреч О'Доннел никогда не произносил тех слов, что сейчас были готовы сорваться с его языка. И вот он говорит их: - Прости меня, отец, за то, что я согрешил. - Да, сын мой. В чем заключается твое прегрешение? - Отец... у меня внутри Джон Рой О'Нейл. На лице священника появилось озадаченное выражение. Он хрипло прошептал: - Ты... ты О'Нейл? Джон пристально посмотрел на отца Майкла. Почему он не понимает? - Нет, отец. Я Джон О'Доннел. Но О'Нейл находится внутри меня. Глаза священника расширились, в них появилось изумление и растерянность. Его обучал психологии квалифицированный иезуит, отец Амброз Дрейфус, доктор и эксперт по Фрейду и Юнгу, Эдлеру и Райху, а также по многим другим. Концепция шизофрении также была знакома отцу Майклу. Но это! Это ненормально... опасно... Однако привычки священника взяли верх над эмоциями. - Да, сын мой. Продолжай, пожалуйста. Продолжать? Джон был в замешательстве. Как он может продолжить? Он уже все сказал. Джон чувствовал себя подобно изнасилованной женщине, забеременевшей от насильника и слышащей вопрос мужчины-гинеколога: "Какие у вас еще симптомы?" Пока он молчал, отец Майкл задал вопрос: - Может быть, О'Нейл хочет исповедаться через тебя? Джон почувствовал сильное волнение и чуть не застонал. Нет! Он прикрыл уши руками, пытаясь подавить внутри себя эти звуки ужасной тоски. Отец Майкл ощутил этот страх и произнес как можно более спокойным голосом: - Ты хочешь исповедаться только за себя? Джон подождал некоторое время, пока удары сердца станут более тихими, и опустил руки, почувствовав приход относительного спокойствия. - За себя, - тихо вымолвил он. Отец Майкл вплотную наклонился к Джону, когда машина преодолевала крутой поворот, громко фыркая на низкой скорости. Священник посмотрел вперед: водитель и охранник, казалось, не ощущают драмы, разыгрывающейся на задних сиденьях. Мальчик все еще спал. Близко придвинувшись к уху священника, Джон прошептал: - Это страшно тяжелая ноша, отец. Отец Майкл решил, что согласен с этим. Сильное чувство сострадания охватило его. Бедный парень! Сошедший с ума... и вселившийся в застенчивую, робкую, но устойчивую личность Джона О'Доннела. Человек, молящий о помощи. Безумное существо внутри его пыталось уничтожить сделанное им ужасное зло. - Помоги мне, отец, - умолял Джон. Отец Майкл положил руку на его голову, чувствуя, как от этого прикосновения мускулы шеи напряглись, а затем расслабились, когда Джон наклонил голову. "Как можно облегчить такую муку? - спрашивал себя священник. - Какое наказание ждет этого человека?" Он чувствовал, как другая личность, О'Нейл, ждет от него ответа. - Пожалуйста, отец, - прошептал Джон. Священник автоматически шептал знакомые ему слова отпущения грехов и благословения. Осталось наказание, и это самое трудное - покарать. Может ли кто-нибудь помочь бедному созданию? "Боже, помоги мне!" - молился отец Майкл. Но решение вдруг пришло в его сознание, и он ощутил священное спокойствие, когда начал говорить. - Джон, ты должен сделать все, что в твоих силах, для создания лекарства против чумы. Это будет твоей карой. - Отец Майкл осенил крестным знамением лоб Джона, ощущая при этом, что принял на себя его тяжкое бремя. Разве кого-либо из священников прежде просили хранить такой страшный секрет за семью печатями исповеди? Пожалуй, только сам Христос имел подобную тяжесть на сердце. Отец Майкл не мог вымолвить ни слова. Джон сидел отстранение, зажмурив глаза, сжав руки в кулаки. Отец Майкл чувствовал глубокое волнение этого человека, но не слышал жалоб и стонов. Одна из основных характеристик элитного корпуса - его подверженность влиянию структур, более могущественных, чем он сам. Элитную власть, естественно, привлекает властная иерархия, и она осторожно и послушно подыскивает себе место, обещающее наибольшие личные привилегии. Это ахиллесова пята армии, полиции и бюрократии. Джост Хапп Руперт Стонар, политический наблюдатель по исследованию чумы в Хаддерсфилде, стоял прямо под прожектором в рабочей лаборатории Хаппа. Свет отражался от стеклянных предметов на столе около него. Он выхватывал линии красного цвета и оттенял ими его непокорные светлые волосы. Лицо казалось высеченным из камня. Было уже за полночь, но Хапп не знал точного времени. Он оставил свои часы на прикроватной тумбочке, когда отвечал на вызовы, и у него не осталось даже секунды, чтобы снова взглянуть на них. Крепыш Ройял Марин, некто, кого Хапп никогда раньше не видел, сопроводил его в лабораторию и оставил примерно на расстоянии шага от Стонара. В комнате больше никого не было. Хапп чувствовал себя очень неудобно в купальном халате. Когда Ройял Марин уходил, Стонар приказал: - Поставьте охрану и не разрешайте никому сюда входить. - Да, сэр. Хапп решил, что ему не нравится пренебрежительное выражение бледно-голубых глаз Стонара. Здесь было полно подобных типов в военной форме как в офисах, так и на земле - и Хаппу это тоже не нравилось, но он держал свои мысли при себе. - Что-то случилось? - поинтересовался он. - Вы находитесь на решающем этапе в своих исследованиях, - заявил Стонар. - Насколько решающем? "Откуда Стонар это узнал?" - спросил себя Хапп и ответил вопросом на вопрос: - Может быть, вам лучше поговорить с Викомб-Финчем или доктором Бекеттом? - Почему вы не предположили, что я беседовал с доктором Рокерманом? В конце концов, разве он не сделал полное исследование работы вашей службы? Итак, Стонар также знал, что Рокерман приехал, понял Хапп. Разговор становился весьма неприятным. Он сказал: - Рокерман - это верный выбор. Кстати, где он сейчас? - Его привезут ко мне, как только я буду к этому готов. - Тогда при чем здесь я? - Я должен быть уверен в том, что услышу правду. Ваша семья ближе и более нам доступна. Последствия обмана были бы чрезвычайно болезненны для вас. Все это было произнесено бесцветным монотонным голосом, и внутри у Хаппа зашевелился страх. "Жанин! Мальчики!" Он слишком хорошо знал, насколько сомнительна их безопасность в Дордон-Резерве. - Чего вы уже достигли? - спросил Стонар. - Мы приближаемся к точному биохимическому описанию чумы, - угрюмо ответил Хапп. - Вы можете в этом поклясться? - Да. - Хапп внимательно посмотрел на Стонара, размышляя, как точно его прозвали: "Стоуни", то есть "каменный". Глаза его были, словно осколки сапфира. - Означает ли это, что в настоящее время вы имеете возможность репродуцировать чуму? - Или... противоядие. - Вы должны убедить меня в этом. Хапп осмотрел свою большую захламленную лабораторию. Поблизости нет ни одного стула. Это было место, где он не стал бы давать интервью: слишком много свидетельств его собственного непостоянства. - Это очень сложно, - промямлил Хапп. - Тогда упростите. Хапп нащупал в своем халате футляр для очков, ища себе хоть какую-то поддержку. Ройял Марин не дал ему даже одеться, и теперь он вспомнил, что очки остались там же, где и часы, - на прикроватной тумбочке. Ноги у Хаппа замерзли, от холодного пола они были защищены только тапочками. - Двойная спираль изгибается сама по себе, - объяснял Хапп. - Вы можете увидеть это, например, в генах для ботулического или холерного токсина, и даже для обычных энтерических или кишечных организмов. - Кишечных? - переспросил Стонар. - Микробов, которые могут жить в прямой кишке. - Вы имеете в виду, что О'Нейл мог изменить обычный организм в нечто подобное холере? - Мог изменить... да. Но не сделал этого. Чума - это неординарный вирусный геном. Суть ее такова, что природа не может этого проделать без вмешательства человека. Вы понимаете в целом процедуру рекомбинации ДНК? - Считайте, что я ничего не знаю. Хапп был озадачен. Стонар к этому времени должен был быть уже достаточно наслышан о рекомбинантном процессе. Он пожал плечами, затем произнес: - Это своего рода процедура резки и склейки с использованием преимущественно энзимов. Вы отрезаете плазмид ДНК и вводите инородную ДНК перед повторной вставкой плазмид к "хозяину". Плазмид - это миниатюрная хромосома, присутствующая в бактериях в дополнение к основной. Плазмид копируется каждый раз при делении клетки. - Продолжайте. Хапп начал говорить, но был прерван каким-то шумом в холле. Он узнал голос Викомб-Финча и еще кого-то, угрожавшего: - Пустите, а не то я применю силу. Стонар, казалось, ничего не заметил. Он спросил: - Как относится новый генетический материал к "хозяину"? - Он несет новую информацию, заставляя клетку выполнять новые задания, но это несущественно для жизни клетки, если нет каких-то чрезвычайных обстоятельств. - Как в случае с чумой. - Точно. О'Нейл создал прекрасно сбалансированный комплект генов, входящих в экологическую нишу, никогда не занимаемую ранее болезнетворным организмом. - Вы не закончили ваше биохимическое описание, а уже знаете это? - Мы получили это решение обратным методом. Чума не только связывает защитные механизмы тела, могущие бороться с нежелательным вторжением, но также блокирует жизненно важные ферменты, создавая очень быстрый процесс псевдостарения. И что самое ужасное, она сама закрепляет себя на одном месте. - Это идея застежки-молнии. - Да, нечто подобное. Стонар оглядел лабораторию. "Чертова дыра!" - подумал он. Именно из такого же беспорядка, как ему казалось, произошла и чума. Затем внимание Стонара снова вернулось к Хаппу, который виделся ему хитрой маленькой лягушкой. "Все они лжецы!" - Можно ли растормозить чуму, если она заблокирована? - спросил Стонар. - Мы сможем ответить на этот вопрос только тогда, когда узнаем ее точную форму. А мы еще не совсем уверены в том, какая она на самом деле. - В действительности, вы ничуть не уверены, - жестко произнес Стонар. - Господин Стонар, подобные вещи представляют собой обычно нити аминокислот. Каждая нить заканчивается одинарной цепочкой - явление, обычно не наблюдаемое в природе, потому что процесс воспроизводства имел бы тенденцию к их удалению. - Почему же чума не устраняется? Дыхание Хаппа участилось. Ему внезапно захотелось, чтобы пришел Бекетт. Билл бы смог выпутаться из подобной ситуации. - О'Нейл создал фабрику жизнедеятельности, - сказал Хапп. - Она воспроизводит свой патогенный микроорганизм и зависит от такого воспроизводства для своего длительного существования. - Вы хотите сказать, что не можете ответить на вопрос до того момента, когда сумеете воспроизвести чуму? - Я предупреждал вас, что это сложный процесс! - А я предупреждал, чтобы вы его упростили. - В голосе Стонара смертельная ненависть. У Хаппа пересохло в горле. Он сказал: - Генетическая информация для протеинов, могущих производиться в одном типе клеток, должна передаваться другому типу клеток. До О'Нейла мы считали, что можем менять только несколько характеристик рекомбинантных процедур, никогда не приближаясь вплотную к получению новой страшной болезни в ином обличье. Патогенный организм О'Нейла - это не обычный процесс расщепления простой цепочки аминокислот. Ферментативные и другие процессы расщепления экстраординарны. Мы много замечательного узнали от этого ученого. Замечательного. Хапп помолчал несколько секунд, размышляя. Потом сказал, будто самому себе: - Я не думаю, что он понял. - Что он мог не понять? - Наши открытия могут быть гораздо более весомыми, чем... они могут значительно превзойти эффект чумы. Стонар посмотрел на Хаппа недобрым взглядом, потом сказал: - Конечно, ваша семья все еще жива. Хапп будто проснулся, поняв, как много, должно быть, потерял Стонар из-за чумы. Он заговорил быстро и сбивчиво. - Я не пытаюсь преуменьшить опасность этой болезни. Просто хочу заглянуть в будущее. Человечество сейчас агонизирует. Я имею в виду, что гигантского значения этого открытия мы пока не в состоянии осознать. - Быть может, вы считаете, что Безумец войдет в историю как герой? - Нет! Но он привел нас к новому пониманию генетики. - Уф! - вздохнул Стонар. Хапп, углубившись в размышления, ничего не услышал. - Мы видим новые горизонты. Я благоговею перед тем, что нам открылось. - Когда я говорю с подобными вам типами от науки, то перед моими глазами предстает только кромешный ад! - гневно рявкнул Стонар. Хапп, услышав эту фразу, внезапно вспомнил о той власти, что находится в руках Стонара. Он сказал: - Я должен уточнить, сэр, что совсем не ученые свели О'Нейла с ума. Насильственное распространение политики, к несчастью, поразило человека КОМПЕТЕНТНОГО... Матерь Божья! Какое неадекватное английское слово! Не компетентного, а необычайно одаренного в своей области. - Вы дадите мне знать, когда соберетесь принять О'Нейла в свои августейшие ряды? Хапп, теперь уже внимательно прислушивающийся к голосу Стонара, почувствовал насмешку. - Ящик Пандоры был открыт в течение длительного времени, - сказал Хапп. - Нет путей для предотвращения таких явлений, как эта чума, пока мы не найдем способов устранения политического безумия - включая сумасшедший терроризм и несправедливость полиции. - У вас нет даже смутного представления о том, до какой степени правительство может дойти в карательных акциях, - хмыкнул Стонар. - Но я пришел сюда не для того, чтобы дискутировать по вопросам политической философии. Я считаю, что это вне вашей компетенции. - Вы верите, что могли бы предотвратить появление О'Нейла чем-то... чем-то вроде... наблюдения или слежки? - Вернемся к нашему разговору, - прервал его Стонар. - Каково ваше описание чумы? Чего вы уже достигли? - Она базируется на ряде доказательств, полученных и предоставленных как ирландцами, так и другими... - Привезенных сюда доктором Рокерманом. - Он отлично помог в этом, разумеется, - отметил Хапп. - Как я говорил раньше, симметричная спираль ДНК изгибается сама по себе. Этот процесс довольно интересен. Мы открыли теперь, что форма субмолекулярных элементов в ДНК может быть выведена из этих изгибов. Нам пришло на ум, что О'Нейл развил новую масс-спектрометрическую технологию десорбции поля, очень гибкую в отношении анализа продуктов пиролиза ДНК. - Что? - Он использовал стереоизомеры - правые и левые. Он... он сжигал их, накладывая друг на друга спектрометрические изображения, и выводил субмолекулярную форму из... из... Это подобно тому, как видишь тень на шторе и представляешь себе форму, ее образовавшую. - Видите? - торжествующе произнес Стонар. - Можете ведь упрощать, если на карту поставлена ваша жизнь. Хапп ничего не ответил. - Доктор Рокерман рассказывал президенту, что вы почти готовы проделать удивительные вещи, - сказал Стонар. - Викомб согласится с этим? - Доктор Викомб-Финч? - Хапп почесал затылок, выигрывая время для обдумывания ответа. - Я думаю, он бы хотел дать нам карт-бланш для эксплуатации производимого нами макета болезни. - Но у него есть и другие люди со своими проектами, которые ему тоже нужно рассмотреть? - Об этом я и говорю. Мы уже упоминали в разговоре с ним о половине имеющегося компьютерного времени. - Вы уверены, что не можете еще сказать, ведет ли ваша чума... вернее, ее модель, к получению лекарства? Хапп пожал плечами; и Стонару этот жест показался оскорбительным. - Так вы не знаете? - Мы сможем ответить только после того, как получим наше биохимическое описание чумы. - Поможет ли вам то, что вы будете иметь в своем распоряжении больше лабораторных ресурсов и оборудования? - Пожалуй, но только после того, как... - Получите ваше описание чумы! Да! Поймите меня, Хапп. Вы не нравитесь мне. Вы один из творцов этого бедствия. Вы... - Сэр! - Это не я предположил, что вы сошли с ума, пойдя по стопам О'Нейла. В любом случае, за вами теперь будут пристально следить. Я считаю, что вам вообще не принесет удачи то, что мы нуждаемся в вас. Я предупреждаю: не переоценивайте степень вашей нужности. "Без сомнения, ты сын шлюхи с Монмартра!" - подумал Хапп, но вслух ничего не сказал. Слабая улыбка коснулась губ Стонара и исчезла. Он развернулся и подошел к двери, а открыв ее, произнес: - Приведите Рокермана. Билл Рокерман был разбужен примерно таким же способом, как и Хапп, но ему разрешили одеться, а затем препроводили под охраной в комнату для хранения оборудования, наискосок от лаборатории Хаппа. Рокерман чувствовал, что что-то не так, но ничего не понимал. Усиленная охрана, множество военных на территории Хаддерсфилда - все это, однако, было неизбежно. Несмотря на холод в маленькой комнате-складе, Рокерман был весь в испарине, и это не ушло от внимания молчаливого охранника. Все шло так хорошо! План Вэлкорта по доставке его в Хаддерсфилд сработал, и даже Сэддлер не подозревал истинной причины этого. Только Турквуд чуял нечто неправдоподобное и предпринял типично турквудовский ход. Рокерман вспомнил их прибытие в Англию. Маккрей улыбался ему в кабине маленького реактивного самолета, ведя его по плотному кольцу над озером выше Эберфелди, в Шотландии. - Вы видите художника за работой, - хвастался он. - Почему мы не можем найти аэропорт выше... - Посмотри-ка сюда, - Маккрей поднял большой палец на самолеты карантинщиков, кружившие у них над головами. - Это опасно. Если мы внезапно бросимся искать себе другое место для посадки, они сядут нам на хвост. Даю голову на отсечение, что им приказано стрелять в случае, если запахнет жареным. - Это озеро выглядит таким маленьким. Рокерман уставился поверх головы пилота на приближающуюся воду. Над озером клубился низкий туман. - Уловка состоит в том, чтобы точно направить самолет, - заявил Маккрей. - Мы слегка чиркнем по воде и только. Осторожно, становясь чуть-чуть на дыбы, самолет начал резко терять высоту и падать по направлению к долине в конце озера. Затем резко выровнялся. Рокерман мертвой хваткой вцепился в подлокотники. Маккрей явно собирался отправить их к праотцам! Эти утесы на краю озера были слишком близко! Маккрей, казалось, говорил сам с собою, а не с Рокерманом: - Нос чуть-чуть вверх. - Он потянул штурвал на себя. - Еще выше... Рокерман с ужасом уставился на скалы, неясно вырисовывающиеся впереди и с каждой секундой увеличивающиеся в размерах. Здесь не было места для посадки! Он протестующе закричал, когда хвостовая часть коснулась воды. Резкий шлепок, и нос самолета пошел вниз со скрипом, от которого встал на дыбы и содрогнулся металл фюзеляжа, выбрасывая Рокермана из его безопасной амуниции. Плотная стена воды покрыла ветровое стекло впереди него, закрывая вид на берег. Что-то скрежетало и дребезжало под носовой частью. Потоки воды стекали с ветрового стекла. Нос приподнялся, и самолет, наконец, остановился. Рокерман увидел тонкую линию лишенных листвы деревьев впереди. На некотором расстоянии от него находилось поле, где паслись овцы. - Йеху-у-у! - Маккрей издал громкий вопль радости. Он что-то сказал, но слова заглушили реактивные двигатели самолетов-карантинщиков, пролетевших прямо над ними... Рокерман был оглушен этим грохотом. Несколько секунд он "отходил", а потом что-то забулькало и скрипнуло позади. - Посмотри-ка туда, слышишь? - крикнул Маккрей. - Нос самолета уже на земле! Пилот хлопнул по аварийному люку и вывернул треугольник ветрового стекла около него. Он снял с себя все снаряжение и стоял на сиденье, высунув голову наружу, чтобы оглядеть окрестности. - Сначала дадим убраться нашим асам, - проговорил он. Маккрей ступил на край кабины и выскользнул из самолета на покрытый галькой берег с торчащими на нем острыми копьями камыша. Только теперь Рокерман смог наклониться и задать ему вопрос. - Что с нашими сумками? - с тревогой поинтересовался он. - Если там бомба... - Маккрей покачал головой. - Лучше выйди из самолета и подожди немного. Рокерман нахмурился. А если бомбы нет и в помине? Что, если все это просто великолепное представление, устроенное этим ничтожным сопляком? Быстро присев, он забрался обратно в самолет и прошел в конец, шлепая ногами по воде. Рокерман нашел свою сумку и чемодан Маккрея, привязанные ремнем к сиденью, вытащил их и вернулся к аварийному выходу, швырнув все это пилоту. - Выходи! - крикнул Маккрей. - Быстро выбирайся оттуда! Шагая нарочито медленно, чтобы подчеркнуть свое презрение, Рокерман последовал за Маккреем на берег. Там он взял свою сумку и пошел за пилотом вверх по галечному покрытию, к деревьям. - Ты легкомысленный идиот! Вовсе не нужно было так рисковать! - возмущался Рокерман. - Здесь не было... Его прервал звук сильного взрыва, раздавшегося из самолета позади него. Оба путешественника застыли в смятении. Левое крыло самолета было оторвано от фюзеляжа. Изуродованный кусок крыла был выброшен примерно на шесть метров в сторону и упал вертикально на камыши. - Только одно могу сказать про Турквуда, - заявил Маккрей. - Он всегда верен себе. Рокерман, с отвисшей челюстью, неотрывно смотрел на эту сцену. О Боже! Что, если бы это произошло высоко в воздухе? Он все еще разглядывал части самолета, когда появился "лендровер", урча на спуске со скалы и набирая скорость по направлению к озеру. - У нас гости, - задумчиво произнес Маккрей. Рокерман вспомнил все это, когда сидел в маленькой комнате напротив лаборатории Хаппа и разглядывал охранника. Он подумал о бедном Маккрее. Англичане явно были не склонны пустить его в Ирландию. - У нас нет средств для увеселительных прогулок, - сказал региональный командир, когда организовал перевозку Рокермана в Хаддерсфилд. Беднягу Маккрея доставили в какой-то "Центр размещения иностранцев". Кто-то тихо постучал в дверь комнаты, и охранник открыл ее. Этот таинственный кто-то произнес: - Приведите его. Рокермана поставили рядом с Хаппом. Стонар рассматривал их так, будто они обросли мхом с подножия влажных скал. Рокерман, встречавшийся со Стонаром только мельком во время последней из регулярно проводимых инспекций, знал, что находится лицом к лицу с представителем властей и мог теперь пожаловаться. - Что все это значит? - требовательно спросил он. - Вы знаете, кто я? - Ты шпион, - сказал Стонар, - а мы, как известно, уничтожаем шпионов. - Он посмотрел на Хаппа. - Эта лягушка рассказала мне интересную историю. А теперь он будет держать язык за зубами, пока я задам тебе несколько вопросов. "Быть беде!" - подумал Рокерман. Что ж, президент предупреждал его, что в Хаддерсфилде он может рассчитывать только на себя самого. Правительство Соединенных Штатов не будет предпринимать официальных действий для его защиты. - Мы считаем, что твой недавний отчет президенту Вэлкорту довольно интересен, - продолжил Стонар. - Бекетт и его команда собираются предпринять какие-то удивительные шаги. Что это за шаги? - Мы очень близки к получению полного описания чумы, - ответил Рокерман и прокашлялся. - Меня тут только что назвали шпионом. Все, что я сделал... - Было нам известно, - закончил его мысль Стонар. - Под словом "удивительный" имеется в виду создание лекарства? - Как можно говорить об этом, если у нас нет полной картины? - в свою очередь спросил Рокерман. Хапп кивнул. - А ты стой спокойно, лягушка, - угрожающе произнес Стонар. Но Рокерман имел теперь в рукаве козырного туза. Хапп не выболтал никаких секретов этому гнусному типу! - Вы не оказываете помощь нашим исследованиям в этом плане, - сказал он. - Есть большая вероятность, что мы сможем изготовить... лекарство, если хотите. - Но ты использовал слово "удивительный". - Президент проявляет озабоченность, - продолжал Рокерман. - И я просто высказал догадку, что нас ждет успех. Как ученый, однако, я не могу сказать прямо сейчас, что нам удастся победить чуму. Я могу только с уверенностью утверждать, что вскоре мы будем иметь ее полное описание. - Как скоро? Рокерман украдкой посмотрел на Хаппа, словно говоря: "Это уже чересчур!" Тот пожал плечами. - Несколько недель, я думаю, - нехотя произнес Рокерман. - Или несколько дней. Мы исследуем чрезвычайно сложный, не имеющий прецедентов организм. Это абсолютно новое явление, созданное руками человека. - Ты рассказывал президенту, что предоставил Хаппу и его сотрудникам "полную картину". Картину чего? - Я привез часть нового программного обеспечения, программу компьютерного поиска, которая значительно ускорит нашу работу. Президент знал, что я это сделал. - Почему ты не информировал нас об этом сразу же? - Я не думал, что вы это поймете, - пояснил Рокерман. - Мне дали понять, что только команда Бекетта значительно продвинулась и имеет опыт эффективного использования этих программ. - Дали понять? Но кто? - Сам Бекетт в числе прочих! - И отчеты твоих шпионов! - жестко сказал Стонар. - Господин Стонар, - заявил Рокерман. - Программа поиска введена в компьютерную систему Хаддерсфилда, куда любой может получить доступ. Если вы хотите это проверить, пожалуйста. Стонар свирепо посмотрел на него. Этот чертов ублюдок Рокерман! "Он знал, что программное обеспечение компьютеров находится вне компетенции инспектора!" Нахмурившись, Стонар шагнул к двери и открыл ее. - Пришлите генерала Шайлза, - сказал он. Наконец бригадный генерал в превосходно сшитой полевой форме широкими шагами вошел в комнату. Он кивнул только Стонару в знак приветствия. У Шайлза была высокая тощая фигура, монокль в правом глазу, офицерская тросточка под мышкой. Кожа генерала обветрилась на солнце: ястребиный нос торчал над плотно сжатым ртом и квадратным подбородком. Бледно-голубые глаза, один из которых был прикрыт моноклем, излучали стеклянный блеск. - Вы слышали весь разговор, генерал? - спросил Стонар. - Да, сэр, - голос генерала был отрывистым. Он говорил, глотая слова. - Мне срочно нужно вернуться на базу, - сказал Стонар. - Я оставляю вас, чтобы вы изложили здесь присутствующим наши условия. Можете начинать с лягушки и этого шпиона, его друга. - Очень хорошо, сэр. Стонар злобно посмотрел на Хаппа и Рокермана, но ничего не сказал и, повернувшись, вышел из комнаты. Рука в униформе просунулась снаружи и закрыла дверь. - Я имею полностью укомплектованную бригаду и охрану на всех постах вокруг этого учреждения, - заявил Шайлз, обращаясь как будто к пустому пространству между Хаппом и Рокерманом. - Никому отсюда не будет разрешено выйти. Больше никаких походов в деревенскую пивную по вечерам. Без моего личного разрешения не будет никакой связи с внешним миром. Все понятно? - Сэр, - сделал попытку Хапп, - я думаю, что могу... Рокерман прикрыл ему рот рукой и покачал головой. Шайлз с удивлением рассматривал американца. Взяв записную книжку и карандаш со стола Хаппа, Рокерман записал несколько слов и передал ее генералу. "Настало время предложить пряник, - подумал Рокерман. - Политика кнута в этом случае не сработает". Шайлз бросил мимолетный оценивающий взгляд перед тем, как взял блокнот и прочитал написанное. Монокль выпал из глаза генерала. Он установил его на место, взял карандаш и написал чуть ниже сообщения Рокермана: "Как это может быть?" Рокерман перевернул следующую страницу в книжке и написал: "То, что мы обнаружили, не оставляет других выводов". Шайлз посмотрел на дверь, куда вышел Стонар, потом опять на Рокермана. Тот покачал головой, взял блокнот и написал: "Он будет распространять смерть, а мы будем распространять жизнь". Генерал Шайлз вырвал использованные страницы блокнота и засунул их в боковой карман, опираясь на свою тросточку. Рокерман видел, что этот человек явно созрел для решения. На вырванных страницах была лакомая приманка - долгая, долгая жизнь и прекрасное безупречное здоровье. А Шайлз был из тех, кто привык доверять ученым. Разве не они подарили ему атомные бомбы и ракеты? Генерал должен был знать, что этот приз стоит того, чтобы рискнуть. А теперь он бы хотел проконтролировать сам процесс. - Черт побери! - воскликнул Шайлз. - Кажется, у меня в руках курица, несущая золотые яйца. - Помните, что может случиться, если фермер зарежет эту птицу, - угрюмо буркнул Хапп. - Вы очень умны для лягушки, - отметил генерал Шайлз. - Но не надо забывать: фермер - это я. - Надеюсь, что вы проявите благоразумие, - сказал Рокерман. - Конечно, - ответил Шайлз. - Я оставлю вас обоих наедине с вашими научными разработками и верю, что вы сможете объяснить новые правила вашим сотрудникам. Предоставьте Викомб-Финча мне. Рокерман погрозил пальцем. - Ладно-ладно, - сказал Шайлз. - Чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Повернувшись, он широко зашагал к двери, распахнул ее и вышел. Хапп слышал, как удаляется звук каблуков, и представлял себе, как щеголевато генерал отдает честь. Англичане вообще славятся военной выправкой. - Могло быть и хуже, - пробормотал Рокерман. Хапп согласно кивнул. Рокерман был прав, когда заткнул ему рот. И у стен есть уши. Рокерман верно решил, что Шайлза нужно ввести в курс дела. Здесь сам воздух пропитан жаждой власти. Генерал выглядит как человек, обожающий власть - чем больше власти, тем лучше. - Викомб-Финч сорвался с крючка, зато мы подцепились на него, - сказал Рокерман. Пожалуй, наше самое большое преступление - это приверженность жестокому фанатизму. Оно привело нас к истреблению или иному способу заглушения умеренности. Мы сломали людей с либеральными взглядами, вот что мы сделали. И посмотрите, куда нас это привело! Финтан Крейг Доэни Джон почувствовал мгновенную антипатию к Адриану Пирду в лабораториях Киллалу. Этот человек нарядился в причудливый костюм из зеленого твида, в котором вышел ко входу приветствовать вновь прибывших. Он представлял собой карикатуру на важного сеньора, с лицом, загоревшим под интенсивным освещением внутреннего дворика. Саму лабораторию Джон мог смутно видеть, когда бронированная машина спускалась со склона. Она находилась не прямо в Киллалу, как объяснил водитель, а немного севернее. В названии была тщательно продуманная доля путаницы, которую они никогда не раскрывали. Лаборатория располагалась в большом каменном здании, бывшей крепости. Грязно-серый камень лежал в согнутой руке гор, подобно злокачественной опухоли, простирающей свои метастазы к побережью близлежащего озера. - Это чужеродный организм здесь, вот о чем вы думаете, - сказал водитель, словно прочитав его мысли. - Всем так кажется. Но внутри гораздо лучше, и оттуда вид совсем другой. - Добро пожаловать к нам в Киллалу, - представившись, произнес Пирд. Рукопожатие его было сухим и формальным. - Наслышаны о вашей славе, доктор О'Доннел. Мы все очень взволнованы. Джон почувствовал гнев. Доэни осуществил свою угрозу и создал миф о О'Доннеле! Отцу Майклу и мальчику был предоставлен гид, и они отправились в "другое крыло". Священник, когда уходил, старался не смотреть Джону в глаза. Он был все время молчаливым и задумчивым после исповеди. Стоны О'Нейла-Внутри, однако, прекратились, и Джон почувствовал себя несколько спокойнее. То, что он облегчил душу, здорово ему помогло. Душевное смятение, последовавшее после исповеди, лежало в преддверии ада. Все, чего сейчас хотелось Джону, просто еды и отдыха. И немного времени на раздумье. - Мы организовали небольшое собрание руководящего персонала, - протараторил Пирд. - Надеюсь, что вы готовы к этой встрече. Время не ждет. Джон посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки, но гнев уже сменился усталостью. Пирд подумал, что этот человек почему-то выглядит усталым и смущенным, но Доэни предупредил, чтобы ему не давали времени на размышления. "Пусть он потеряет душевное равновесие". Неужели... ЭТО, по предположениям, и есть О'Нейл? Воздух во внутреннем дворике был наполнен запахами влаги и плесени, с добавлением выхлопных газов от отъехавших бронированных машин. Джон был рад, что покидает это место. Пирд сопроводил его через несколько больших двойных дверей, некоторые из которых оставались открытыми. Здесь можно было увидеть людей за различными занятиями - у компьютеров, вращающихся центрифуг, стерилизаторов, откуда с шипением вырывался пар. В одной из комнат Джон увидел голубой луч лазера. Создавалось впечатление хорошо организованной, но в большей степени бесполезной индустрии. Вокруг было много суеты, внимательного исследования тарелочек с культурами и тест-пробирок. И даже электронный микроскоп. За одной из закрытых дверей был слышен грохот электродвигателя. В дальнем конце холла была изогнутая винтовая лестница. Она привела Джона и его спутника вверх, на площадку, где Пирд распахнул тяжелую дубовую дверь и пригласил в библиотеку. Стены украшали старые портреты с одной стороны, остальное место занимали книжные шкафы, стеллажи со стопками книг и выдвижная лестница. Небольшой камин итальянской работы, с высеченными из мрамора херувимчиками, располагался в конце открытого пространства, где помещались еще несколько массивных кресел и стол. В комнате пахло старыми книгами и сигаретным дымом. Джона представили по крайней мере десяти мужчинам. После третьего он уже не считал. Перед его глазами мелькали твидовые костюмы, свитера с высоким воротом, кардиганы... Кого-то из них звали Джим, доктор Бэлфор, "о котором вы, конечно, уже слышали". Когда Джон пожал последнюю, предложенную ему руку, со стороны стеллажей вывезли стоявшую там школьную доску и поставили рядом с камином. Пирд подал знак, призывая своих людей к более благопристойному поведению. Они в самом деле были хорошо проинструктированы, и их лица выражали только глубокую заинтересованность. Джон смотрел мимо сидящих людей, которые теперь внимательно и изучающе вглядывались в него, на пустую поверхность доски. Она была очень тщательно вычищена, и не было даже намека на то, что ее когда-либо использовали по прямому назначению. Пустая, черно-зеленая поверхность. Интересно, что ему с ней нужно делать? Внезапно он вспомнил о каре, наложенной на него отцом Майклом. Это должно пробудить О'Нейла-Внутри? - Доэни говорил, что у вас есть новый интересный подход к чуме, - подсказал Пирд Джону. Джон нашел мел внизу на выступе доски. О'Нейл-Внутри не возражал. За рукой было интересно наблюдать со стороны: она как бы двигалась сама по себе. Его тело жило другой жизнью. Повернувшись к Пирду и остальным со спокойной улыбкой, Джон заговорил твердым и уверенным голосом. - Каждый из вас, конечно, согласится с тем, что вирус должен использоваться как специализированная структура, которая вводит нуклеиновую кислоту в клетки этой новой бактерии. Я думаю, что не стоит этого разъяснять данной аудитории. Несколько коротких смешков приветствовали это замечание. Джон на мгновение отвернулся и посмотрел куда-то мимо доски, собираясь с мыслями. Он посмотрел на камин и портрет над ним, где был изображен щеголь эпохи королевы Елизаветы: плотно пригнанное темное пальто и кружева на шее и манжетах, жестокие глаза на лице хищной птицы. - Синтетическая наследственная информация была заключена в привитой к вирусу ДНК, - говорил Джон, перебрасывая мел из руки в руку. - Должна быть и другая характеристика фага, - продолжал Джон. - То, что вирус в своем паразитировании на новой бактерии должен обладать только одинарной ДНК. Это дополнительное сообщение, которое вводится в "хозяина". Я допускаю, что синтетическая ДНК должна прилипнуть к вирусной ДНК таким образом, что это приводит к образованию вирусом все больше и больше нужной ему формы. "Все-таки какая замечательная вещь - голос", - подумал Джон. Он лился свободно, практически самостоятельно, сильный и полный информативной значимости. Головы вокруг Джона согласно кивали в такт его словам. - Но что, если фаги создавались не с одинарной? - спросил Джон. - Некоторые клетки человека, например, имеют рецепторы для тестостерона. У женщин имеются эстрогенные рецепторы. Есть множество подобных положений. Также должен быть образец информации, определяющий пол плода в утробе. Для разных полов есть свой образец. Копия нуклеиновых кислот, управляющая созданием белков, должна обладать формирующей способностью, которая может направлять субстанции в определенные положения. Джон повернулся к доске и стал наблюдать за удивительным движением своей руки, которая нарисовала скетч из серии трехбуквенных комбинаций: УЦУ - УЦЦ - УЦА - УЦГ ГГУ - ГГЦ - ГГА - ГГГ ГЦУ - ГЦЦ - ГЦА - ГЦГ Он наблюдал за работой своей руки, пока она не остановилась, завершив пять рядов триплетных серий. Потом она вернулась назад и добавила опознавательные метки напротив каждой серии - Сер, Гли, Ала, Тир, Про. Курильщик в голубом свитере ручной вязки слева от Джона указал на доску концом своей трубки. - Он неполный, - заявил он. - Неполный ряд. - Я сейчас представлю вам все остальное, - произнес Джон. - Я хочу, чтобы вы подумали о группе из пяти единиц. Порядок очень важен, как вы можете отметить. Но выбор пяти, я полагаю, наиболее существенный. Код передачи разбит на группы по пять, а распределение соответствует имеющимся химическим связям в местах рецепторов. - Тех местах, определяющих пол, что вы постулируете? - опять спросил курильщик. - Да. Я хочу, чтобы вы представили себе флагеллу, с волокнами в одной цепочке и неполную, которая достигает закрепления в живых рецепторах - пента-пробка, можно сказать, предназначенная для конкретного гнезда. Она может вставляться только на свое место, четко определенное. И если уже вставлена, то выпасть не может. Переставляя стулья, люди Пирда придвинулись ближе, внимательно слушая Джона. - Почему именно пять? - спросил кто-то. - Каждая из этих квадратных групп... - Джон указал на ряды, написанные на доске, - имеет открытый конец, пятый сегмент, который можно разместить как угодно. Формировать его можно до соответствующего вида. - Боже мой! - воскликнул курильщик. Он посмотрел на Джона с благоговением. - Процесс жизнедеятельности отключается. Как вы до этого дошли? - Это самая простейшая из требуемых форм, - ответил Джон. - Имея данные о симптомах чумы... - начал Пирд. - Как вы определяете боковые группы? - перебил его кто-то. - Между ДНК и РНК единственное химическое различие - это четвертое основание, тимин для одной и урацил для другой, - пояснил Джон. - Можно определить различные последовательности путем сравнения масс-спектров ФД, с применением стереоизомеров, конечно. Различные виды спиралей ДНК расскажут нам о субмолекулярных формах в их пределах. - Вы утверждаете, что основная теория Крика - это не истина? - вопросительно сказал Пирд. Джон кивнул. Как бы там ни было, а этот малый довольно сообразительный. Без сомнения, он сразу схватывает то, что еще только подразумевается. Вопросы бомбардировали Джона со всех сторон. "...больше, чем одна аминокислотная замена?.. пептидной связи? Да! Карбоксильная группа и аминогруппа... но разве оно не должно быть высшим полимером? Не будет ли фаг дезинтегрироваться?" Пирд встал и помахал рукой, требуя тишины. - Должна быть обратная связь от цитоплазмы, - сказал Джон, - как предполагает доктор Пирд. Он положил мел на место и потер переносицу, не удержавшись от желания закрыть глаза. Начиналась головная боль, и плечи Джона подрагивали от усталости. Пирд тронул Джона за руку. - Была тяжелая дорога, не правда ли? Я бы сказал, что то что вам сейчас нужно, - это хороший обед и спокойный сон. Джон кивнул. - Подходит, будь я проклят! - сказал кто-то. - Годится во всех отношениях. - Мы завтра снова встретимся. Пусть доктор О'Доннел отдохнет, - произнес Пирд. Джон безропотно позволил себя увести. Он все еще слышал доносящиеся из библиотеки взволнованные голоса, споры, какие-то обрывки разговоров... Значит, Доэни был прав? В самом деле необходимо только вдохновение? Но он дал им точные инструкции, как того требовала кара. Пирд привел Джона в ярко освещенную кухню, куда пожилой человек в белом переднике принес сандвичи и молоко. Потом Джона проводили в маленькую спальню с ванной. Единственное окно выходило на залив, где купалась луна. Джон слышал, как закрылась дверь и щелкнула задвижка. Он подергал дверь и убедился, что она заперта. Тогда Джон погасил свет в комнате и вернулся к окну. Около озера находился огражденный камнями выгон для скота, а за оградой была болотистая земля с высокими камышами. "Я пленник. Это работа Доэни?" Джон не сопротивлялся усталости, нараставшей в нем, когда он наблюдал за лунным светом, разливающимся по заливу и трясине. Какое все это имеет значение, если ты в плену? "Луна, освещающая вечерний пейзаж, - это навязчивая идея", - подумалось Джону. Свет из прошлого влюбленных пар, льющийся прочь, туда, где уже не может быть любви. Эпизоды и мелочные подробности долгой поездки продолжали терзать сознание Джона. Они неслись бесконечной чередой в долгих сумерках, в бесконечной монотонной вечности. Когда прекратились рыдания О'Нейла, Джон почувствовал, что ноша уже не столь тяжела. Прорезь в стали бронированной машины обрамляла вид на вершину холма, погруженную в оранжевый закат, отрезки черных теней вверху, где стоял древний форт. Джон подумал, что раньше здесь, наверное, кипела жизнь. Теперь это была лишь молчаливая реликвия, пережиток прошлого. Он чувствовал, что сидящие в бронированной машине люди могли бы тоже легко исчезнуть - превратиться в бренные останки, кости и ржавый металл. Поездка сюда очень отличалась от простого путешествия по сельским окрестностям. Поединок с Херити велся почти инстинктивно в течение долгих месяцев их медленного пути. Стирая свои вещи в холодной воде, добывая пищу из зарытых тайников, охотясь на одичавших свиней и коров... Что это была за земля! Джон помнил небольшой ручеек у своих ног, воду бежавшую через камыши, торчавшие в вязкой жиже. Течение безразличными движениями наклоняло тростинки - вверх-вниз, вверх-вниз... Это было похоже на шагающие ноги четырех путников, и в этом была свобода. Да, свобода: все их пожитки были за плечами. Странное чувство: Джон был свободным здесь, вместе с Херити, священником и мальчиком, чувствуя отвлеченность от всех явлений окружающего мира, присущую, пожалуй, только мигрирующим толпам кочевников - тем людям, что проводили все время на ногах или на лошадях. Только дом мог уменьшить такое ощущение свободы. Это была мысль, которую Джону очень хотелось обсудить с Гэнноном. "Мы берем только то, что пригодилось бы в жизни кочевникам..." Когда Джон стоял в темноте своей комнаты, глядя на лунное отражение в воде, ему почудилось внизу какое-то движение. Черная фигура вышла из тени с другой стороны бывшего крепостного вала. Джон узнал отца Майкла по походке - священник бесцельно бродил по краю мощеных плит, а потом перешел на лужайку выше озера. Его появление напомнило Джону о каре: надо помочь им найти лекарство. Он отвернулся от окна, включил свет в комнате и расстелил кровать. Помочь им найти лекарство... Да, ему придется сделать это. Священник стоял лицом к зданию, когда свет в окне Джона опять зажегся. Ему был виден профиль Джона, смутные движения. Потом свет погас. Исповедь Джона вызвала противоречивые чувства у отца Майкла: ужасную тяжесть на сердце и вместе с тем ощущение пустоты. Священник вдруг вспомнил о другом периоде своей жизни, - о тех годах, когда он занимал угловой дом в нижней части Дублина и служил духовным советником в католической школе. Этот дом отец Майкл снова увидел этим утром, из окошка бронированной машины, когда водитель объезжал город, в ряду строений, погруженных в печаль, не примечательных ничем, кроме сорняков и пустых окон. Церковная школа превратилась в гранитные руины, а ее внутреннее убранство было опустошено огнем. Отец Майкл решил, что больше всего он скучает по тому моменту, когда мальчики и девочки толпой выбегают из школы. Они начинают шумную возню, радуясь краткому мигу свободы между школой и домом. Стоило священнику закрыть глаза и подумать об этом, как он вновь представлял себе их радостные крики, громкие возгласы насмешек и ребячьего хвастовства, множество лиц, обмен детскими планами и секретами, жалобы на придирки домашних. Отец Майкл снова взглянул на темные окна комнаты Джона, вспоминая, какое странное влияние оказал молчаливый мальчик на это бедное создание там, наверху. Доэни придумал этот метод воздействия с изощренной злобой. Мальчик оказался правильным выбором. Он представлял собой квинтэссенцию того, что можно было увидеть лишь у некоторых, мельком встречающихся в этом ирландском мире. От прежней энергии почти ничего не осталось. Могут ли эти мальчишки вызывать такую же суматоху во дворе в отсутствие девочек? Был особенный вид счастья во всем этом шуме и беспорядке, которого лишен теперь мир, и отец Майкл опасался, что его больше не будет никогда. Это были не просто мальчики, погруженные во что-то, напоминавшее им те дома с каменными фасадами в долине, - каждый из них в конечном итоге прикрывает лишь пустоту, стараясь не выдавать даже намека на печали, спрятанные внутри. "Исповедь Джона ничего не изменила, - подумал отец Майкл, - разве что привела человека к пониманию того, что сделанное им ужасное зло необходимо исправить. А что, если лекарства вообще нет?" Отец Майкл почувствовал, что его собственные мысли выдают его. Это был беспринципный вопрос, недостойный священника. Бог не может этого допустить! Вот еще один пример того, что старые принципы ушли, стерлись, из-за действий одного человека. Недавно восстановленная вера отца Майкла вновь покачнулась. "Принципы!" Это было одно из тех слов, которые можно сравнить со словом "ответственность". Такие слова раскрывали внутренние человеческие страсти, но оставляли некий покров тайны, подобно торчащему из сложенной пачки товара уголку материи: он ничего не мог рассказать об остальных тканях. Эти слова были синонимами для очень разных вещей. Вера часто маскируется под словом "принцип". ВЕРА! Как это слово измельчало! Оно похоже на красно-белый плакат, купленный в дешевом магазине, с надписью: "По газонам не ходить". Или: "Границу не пересекать". Или: "Закрыто, вход только по пропускам". Отец Майкл закрыл лицо руками. "Боже, что мы наделали!" "На все времена было разрушено понятие невинности", - подумал священник. Вот что они сотворили. Он внезапно понял, что это качество было присуще Джону Рою О'Нейлу, пока на него не обрушилась трагедия. Нельзя это назвать совершенной невинностью, потому что даже тогда О'Нейл играл с огнем. Этакий ученик чародея, пытающийся колдовать в отсутствие учителя. Разве Бог не приходил к нему тогда? Разве потеря невинности произошла по желанию Бога? От такой потери некуда скрыться, ее нельзя исправить. Это самая ужасная вещь из всех. Девственность и чистота ушли без возврата. Отец Майкл упал на колени на влажную траву под окном Джона и начал молиться: - Боже, возроди нас... Боже, возроди нас. Пирд, возвращаясь после разговора с Доэни, услышал голос со стороны озера и задержался в тени зданий, заинтересованный склоненной фигурой. Лунный свет был настолько ярок, что он смог рассмотреть отца Майкла. Священник еще не знал о небольшом дельце с бракосочетанием, которое его ожидало. Пирд колебался: пойти и сразу обо всем ему рассказать или дать возможность закончить свои молитвы. Воспитание дало Пирду представление о молитве как о явлении очень личном, чем не делятся с другими. Наблюдение за молящимся смущало его. Во время посещения церкви Пирд всегда молился одними губами, сознавая, что все вокруг могут услышать его слова. "С этим делом можно повременить до утра", - подумал он. Пирд поспешил в свои апартаменты, занятый размышлениями о том, что произошло между ним и Доэни. Разговор был довольно занятным. Доэни был уже в своем офисе, примчавшись в Киллалу по короткой дороге, сопровождаемый мотоциклистами. Он как раз говорил по телефону с Викомб-Финчем. Разговор казался странным, как будто односторонним - явно с англичанином, не привыкшим много разговаривать. Доэни что-то написал в маленьком блокноте, и Пирд прочел следующее: "Что-то там случилось. Кто-то нас подслушивает, и Ви этим очень расстроен". - Я тебе говорю, Ви, личность человека меняется у нас на глазах. - Доэни жестом поманил Пирда и указал на телемонитор в углу стола, с камерной, сфокусированной на библиотеке в том месте, где Джон стоял у доски. Доэни сказал одними губами: - Я наблюдаю за ним. Пирд кивнул. Викомб-Финч сказал что-то, по всей видимости, уклончиво или выразил несогласие с Доэни. Тот нахмурился. - Водитель наблюдал в зеркало, - продолжал Доэни. - Священник услышал исповедь, да. Не знаю, что это было, но отец Майкл был сражен наповал. Доэни дал знак Пирду занять место наискосок от него за столом. Пирд повиновался, спрашивая себя, почему тот дает информацию англичанам, ведь это очень опасно. Любой мог подслушать. - Да, пять, - сказал Доэни. - Он говорит, базовый ряд продолжается, чтобы делиться на четыре. Еще минуту Доэни слушал собеседника, потом перебил его: - Что в этом неестественного? Мы узнали это из сплетен. Викомб-Финч сказал что-то, показавшееся Доэни забавным. - Зачем ему обманывать нас? В любом случае, это до смешного просто: пять одинаковых протяжек к двойной спирали - и весь комплект блокируется в местах рецепторов. Довольно элегантно. Я вам говорю, Ви, что человек, стоящий здесь, объясняет нам все со знанием дела, черт побери. "Доэни, когда говорит с Викомб-Финчем, становится настоящим британцем, - подумал Пирд. - Он, черт побери, слишком откровенен для такого сотрудничества. Все это попахивает предательством". Доэни продолжал слушать, округлив глаза, потом заявил: - Да, то, что он подразумевает, поражает ум. Поговорим об этом позже, Ви. - Он положил трубку на рычаг и взглянул на Пирда. - Адриан, ты действительно считаешь, что мы держим тигра за хвост? - Что ты имеешь в виду? - Неужели ты не представляешь, во что может ввернуть мир знание этого? - Мы можем вновь привести мир в порядок, - сказал Пирд. Доэни направил острый взгляд прищуренных глаз на тени позади Пирда. - Привести в порядок? О нет, Адриан, Шалтай-Болтай ремонту не подлежит. То, что мы приведем в порядок, не будет похоже на наш старый мир. Он уже ушел навсегда, забудь о нем. - Два поколения, максимум три, - пытался развить тему Пирд. - Не говори глупостей, Адриан. - В голосе Доэни послышалось раздражение. - Знание всегда было могуществом, властью, но не до такой же степени. Если мы не будем соблюдать осторожности, то создадим мир, по сравнению с которым времена чумы покажутся детской забавой. Пирд заморгал. Что Доэни имеет в виду? Конечно, в мире в течение определенного времени будет мало женщин. Но если они найдут средство от чумы, многие болезни можно будет стереть с лица земли вообще. Черная полоса исчезнет из будущего человечества. - Я, пожалуй, пойду посплю, - сказал Доэни. - Наш гость надежно спрятан на ночь? - Дверь закрыта, и поставлен охранник. - Если он спросит, почему на двери замок, скажешь, что так приказал я, - произнес Доэни. - Охранник не слишком заметен? - Все в порядке. Он в штатском и находится там будто бы случайно. - Будут и определенные ограничения в его перемещениях в течение дня, - продолжал Доэни, - ему нельзя никуда ходить и особенно близко подбираться к барокамере, где находятся Кети и Стивен. С ним все время должен быть сопровождающий. Тщательное наблюдение и внимательность - не отходить ни на шаг. Вне наших границ становится небезопасно. Он это поймет. - Какие будут инструкции в отношении мальчика и священника? - Никаких ограничений. Я хочу, чтобы он встречался с ними почаще. Старый Мун все еще здесь? Пирд посмотрел на свои часы. - Он, наверное, сейчас у себя. - Попроси его завтра поработать в комнате О'Нейла. - Ты уверен, что это и в самом деле О'Нейл? - Уверен, как в золотом запасе Форт Нокса. - Если он обнаружит в своей комнате подслушивающее устройство, не станет ли он от этого излишне подозрительным? - Мун свое дело знает. Скажи ему, чтобы поставил магнитофон на запись и ежедневно предоставлял мне кассеты для прослушивания. - Ты остаешься здесь? - Конечно, остаюсь. Ты же не можешь меня отсюда так просто прогнать. Пирд поджал губы. Ему не нравилось такое развитие событий. Пирд любил свою собственную маленькую империю, свое собственное могущество. Присутствие Доэни нарушало его власть. - Мне не нужны ошибки, - сказал Финтан. - Не нужно повторять глупостей Кевина О'Доннела. Если все провалится, вина ляжет на мои плечи. Вот такие дела, поэтому мои приказы должны выполняться в точности, а я буду наблюдать за этим. Пирд кивнул, ожидая такого поворота событий. Если план не удастся, Доэни нужно будет винить только самого себя. - Жить я буду в той же самой комнате? - поинтересовался Доэни. - Да. - А теперь пойдем, - сказал Финтан. - Настало время нам отдохнуть. Завтра предстоит тяжелый день. - Перечни поставок все пуще у меня для изучения, - заметил Пирд. Доэни улыбнулся, но ученый заметил, что улыбка коснулась только его губ. - Что ж, очень хорошо, - сказал Финтан и вышел из комнаты. Пирд подождал несколько минут, а затем снял телефонную трубку и набрал номер в Дублине. Когда на звонок ответили, он назвался и тихо сказал: - Я думаю, мы сумели одурачить Доэни. Пока не было чумы, мы мало уделяли внимания тому, как технология, научное исследование и развитие в целом могут ускорять и успехи, и бедствия. Сэмюэл Б.Вэлкорт Халс Андерс Берген, вовсе не чувствуя себя влиятельным Генеральным секретарем ООН, закрыл дверь своего офиса, прошел через кабинет и остановился, а затем оперся кулаками о стол. "Это не может больше продолжаться", - подумал он. Снаружи уже почти стемнело. Был вечер туманного весеннего дня в Нью-Йорке. Этот пейзаж до странности схож с тем, что возникал здесь более пятидесяти лет назад: те же люди, спешащие покинуть улицы до момента, пока спустятся сумерки. Многоголосые улицы в этот час были отличительной чертой города, сколько Берген себя помнил. Даже находясь на такой высоте, он мог слышать гул городского транспорта и снова подумал о том, что Нью-Йорк всегда был шумным перед приходом ночи. Работа все еще бурлила и за стенами офиса Бергена - в холлах и кабинетах. Доклады и просто слухи вызывали брожение в ООН. Китайцы не отрицали, что стоят на пороге очень важного медицинского заявления. Блестящая новая команда исследователей из Израиля только этим утром сделала осторожное сообщение о технологии криогенных суспензий, сохраняющих на неопределенное время жизнь инфицированных женщин. Швейцария доложила о "смешанном успехе" с использованием химиотерапевтического подхода к чуме. Берген подумал, доверять ли Израилю и Швейцарии в производстве блестящих неортодоксальных технологий. Они были очень похожи, замыкая ряды и глядя внутрь на свою суперсилу. А что же случилось в Хаддерсфилде? Берген выпрямился и напряг мускулы рук. "Что за дурацкая привычка, - подумал он, - сжимать кулаки, когда чем-то расстроен". Вдобавок к тому, что случилось этим утром в Филадельфии, британская акция перекрыла все существенные каналы связи с внешним миром, что наполнило Бергена беспокойством. Он обошел вокруг стола и уселся в свое прекрасное датское кресло. В этом положении не было слышно городского гуда. Ему доложили, что свои разногласия с карантинщиками Нью-Йорк уладил - через каждые несколько этажей - проверочные пункты, идентификационные сканеры, надзиратели в апартаментах, знающие каждого постояльца в лицо. Как быстро неистовство становится рутиной! "Что-то совсем мало сейчас торжественных приемов", - подумал Берген. А жаль - расслабляющий в старом стиле вечерок был бы как раз кстати, именно то, что было ему теперь нужно. Чтобы мозги не были заняты никакими проблемами, особенно этой новой задачей, требующей от него решения. Слишком много неизвестных пряталось в уголках сознания Бергена. Почему Рокермана послали в Англию? Берген ни на минуту не поверил в то, что советник президента мог случайно заразиться. Вэлкорт что-то затевал. Этот парень себе на уме. Посмотрите-ка, как быстро он запрыгнул на папский фургон с оркестром, выступая против "разнузданной науки". Разумеется, эту позицию нужно пересмотреть в свете того, что только что произошло в Филадельфии. Взрыв газопровода с последующим пожаром, не поддающимся контролю, - Папа и девять кардиналов были мертвы. Несчастный случай? Берген так не считал. Все это попахивало тщательно спланированным убийством. Слишком много людей на улице все как один говорили, что это бог осудил Папу за его нападки на науку. Все это было спланировано и осуществлено мастерской рукой профессионального убийцы с почти неограниченными возможностями. Неужели Вэлкорт? Что ж, улицы были небезопасным местом для таких игр, как уже убедились Советы. Дайте людям возможность создать толпу, и это животное с большим количеством щупалец набросится на вас. Позвольте людям распространять слухи, и эта система откроет беспорядочный артиллерийский огонь. Лживые доклады и шарлатанские лекарства были неукротимым явлением во всем мире, и Бергену было об этом прекрасно известно. Нужны были специальные бригады, чтобы изгнать их прочь или искоренить навсегда... Боже, помоги нам! Дай нам покой и удовлетворение. "Холодный душ вместо райских утех!" Не было сомнений в том, что чума мутировала и распространялась в популяции животных как диких, так и прирученных. Вэлкорт в частной беседе упомянул, что уже предпринял действия по сохранению нескольких особей крупного рогатого скота, свиней, собак, кошек. Другие государства, конечно, предприняли подобные шаги или вскоре их предпримут. Система "частного наблюдения" ООН распространяла новости осторожно, но они, без сомнения, становились общественным достоянием в течение нескольких часов. "Что же нам делать? Неужели все дикие виды животных обречены на исчезновение?" Африка была уже потеряна. Никакой надежды не оставалось. Несколько индийских слонов могло выжить, особенно в местах типа Берлинского зоологического сада, остававшегося нетронутым благодаря буферной зоне Железного Кольца - достижения Советского Союза. Железное Кольцо было знаком величественной, самоотверженной советской интервенции. Берген покачал головой. Всего лишь несколько лет назад все проклинали Железный Занавес, а теперь Железное Кольцо стало благодеянием для всего человечества. Берген положил голову на руки. Какая сумятица царила сейчас у него в мозгу! Он ожидал любой диверсии, способной отложить момент принятия решения. Вопрос заключался в следующем: нужно ли спасать животный мир Земли? Как можно сказать о том, что эти усилия бесплодны? Морские животные не выживут. Конец дельфинам. Конец нежным морским свинкам. Конец забавным морским львам. Конец счастливым морским выдрам. Конец, конец, конец!.. Волки, койоты, бинго, барсуки, панды, куланы, антилопы, ежи, виверры, олени... "Боже мой! - подумал Берген. - Олени..." Он представил себе охотников, негодующих в ответ на запрещение ежегодной лесной "оргии", когда они услышат, что оленям пришел конец. А еще лосям... бизонам... "Больше никогда не будет Дня сурка!" Концепция "Исчезающие виды" стала смехотворной. Как можно думать сейчас о тиграх, ягуарах, леопардах и морских коровах, если под угрозой существование всего человечества?! "Только люди могут быть связаны..." Берген выпрямился, погруженный в свои мысли, чувствуя в них нечто значительное. Проект добровольцев? Инвестиции? Люди будут смеяться над попытками спасти мир животных. Заботиться о зверях, когда человечество в опасности! Наверняка возникнет общественный протест. Но они, эти дикие животные, всегда были очень ценными для науки, особенно генетики, для исследований. Ученые будут вынуждены использовать людей вместо морских свинок. Это самым отвратительным образом отразится на морали. "Да, мораль". Берген подумал о докладе, переданном всего полчаса назад и сильно рассердившем его. Прошло уже несколько недель, как ему стало известно, что лица, приближенные к конгрессу США, подстрекали американских мусульман к беспорядкам. Упорно ходили слухи о секретной базе в Судане. Распространялась история о том, что суданские мусульмане готовились к введению инфицированного джихада, нарушив свое затворничество для того, чтобы убивать неверных с помощью мечей и ножей... и истреблять женщин, просто дыша на них. Что произошло с прежними человеческими ценностями? Берген чувствовал, что ведет одинокую борьбу за сохранение чего-то из прежней морали - заботы о своем ближнем. Золотого Правила. Доклад, который ему передали еще до того, как он ворвался в свой офис, обозначил источник местных волнений мусульман. Шилох Бродерик! Берген начинал смотреть на Бродерика как на сатанинскую фигуру, сосредоточие всего, что должно подавляться, чтобы мир мог быть восстановлен до какого-то подобия прежнего порядка. Агенты Бродерика действовали в Нью-Йорке и пяти других основных центрах, включая Филадельфию. Доклад только подтверждал это. Может быть, Бродерик принимал участие в убийстве Папы? Берген уже был готов поверить и в это. Как спасти все то лучшее, что есть в человеческой морали, перед лицом таких людей? Берген предчувствовал приближение новой волны в исследовании чумы. Они стояли на грани очень важных открытий. Тотчас же на ум ему пришел лозунг. Все то, что было хорошего в прошлом, необходимо сохранить! "Спасите животных!" Он уже видел перед собой яркие плакаты, способ отвлечения замкнутых людей от тяжелых проблем, пока исследователи не найдут средства от чумы. Эта идея вдохновила Бергена и подсказала решение другой проблемы. Нужно ли обсуждать доклад о Бродерике с Вэлкортом? Берген все еще подозревал, что президент мог быть каким-то образом вовлечен в кампанию Шилоха Бродерика. Говорили, что они ненавидят друг друга, но это была старая уловка. Бродерик очень удобный инструмент для таких людей, как Вэлкорт. Впрочем, все равно. Знание того, что Генеральный секретарь ООН наслышан о последнем налете Шилоха Бродерика, может заглушить продолжение насилия из этого источника. И Берген знал, что у него есть радостная нота, на которой можно закончить. "Спасите животных!" Он подошел к красному телефону на своем столе и уже дотронулся до него, как вдруг изменившиеся снаружи звуки заставили его прислушаться. Что-то вдруг разбилось... Звуки голосов стали какими-то странными: сдавленные крики, горестное рыдание, некоторые голоса внезапно обрывались. Берген убрал руку с красного телефона и встал в нерешительности, как вдруг дверь в его кабинет с грохотом распахнулась. Человек в черной лыжной маске появился в дверном проеме. В руках у него был пулемет, снабженный глушителем. Очередь пуль прошила Бергена и оставила нить отверстий на стекле позади него. Стрелявший издал дикий крик, и это был последний звук человеческого голоса, услышанный Бергеном: - Аллах акбар! О король, рожденный для того, Чтобы крепостных освободить, В предстоящей битве Помоги гэллам. Старая ирландская молитва Вдоль залива с юга ехали три всадника - их черные тени были видны в мутном освещении. Джон наблюдал их на расстоянии, слыша в то же время гудение нескольких тяжело груженных машин на склонах выше лаборатории. Лошади были взмыленны, но все еще слушались седоков. Джон смотрел на них со своего места на лужайке над заливом, где пребывал в одиночестве после беспокойного дня. Джон чувствовал, что здесь он не один: за ним наблюдали чьи-то обеспокоенные глаза со стороны входа. У Джона не оставалось сил для того, чтобы даже просто возмутиться этим. Он чувствовал себя истощенным, неспособным даже нормально передвигаться. Вопросы... вопросы... вопросы... В этот день практически не было ни минуты, чтобы кто-то не окликал Джона. Ответы изливались из его рта совершенно бессознательно - другой голос, другая личность, действующая изнутри, вырастая из странного тревожного источника самостоятельности. О'Нейл-Внутри ли это? Он даже не точно в этом уверен. Всадники были еще на некотором расстоянии, но не снижали темпа. Джон заметил, что они не оглядываются назад. Это он расценил как тот факт, что их никто не преследует, и быстрота движений этих фигур почему-то испугала Джона. Что-то в этих всадниках не так... Он ощутил холодок надвигающегося несчастья. Звук приближающихся машин становился все ближе и ближе, но Джон слышал теперь только стук копыт. Его сердце сжалось. Затем он разглядел двух всадников - о, Боже! Это были Кевин О'Доннел и Джозеф Херити с незнакомцем посредине. Лошади погружались в тень от каменистых склонов по мере того, как солнце опускалось за западные горы. Почему сюда едут Кевин О'Доннел и Джозеф Херити... и на лошадях? Он наблюдал, как три всадника проехали мимо, вверх по лужайке. Херити послал Джону дьявольскую усмешку, но остальные даже не обернулись. Все въехали во внутренний дворик, опустили поводья и спрыгнули вниз рядом с надзирателем Джона, не сказав при этом ни единого слова. "Поездка на лошадях: почему это таит в себе угрозу?" - спрашивал себя Джон. Когда солнце окончательно спряталось за горы, оставив мир в полумраке, похолодало. Джон задрожал. Он находился здесь уже девять недель, наблюдая переход от механических исследований к живому творчеству. Здесь было самое лучшее оборудование в мире, доставленное на судах через Финн Садал, и лишь теперь оно использовалось по назначению. Джон целый день испытывал сильное волнение, и это было одной из причин его усталости. Его держали в южном крыле большую часть дня, где он знакомил лабораторных служащих с усовершенствованными компьютерными технологиями, показывал им, как применять автоматику в лабораторных исследованиях. Еще одна неделя, максимум две, и у них в руках окажется патогенный микроорганизм чумы. А после этого... что? Однажды на протяжении этого дня Джону почудилось, что он мельком видел Доэни. В старой крепости сегодня кипела деятельность, и "множество людей суетилось в здании комплекса. Большой грузовик с плоским днищем въехал с торца в недавно проделанную дыру в кирпичной стене. Затем он появился опять через некоторое время с большим черным предметом, похожим на трубу, уложенным в кузов. Джону эта труба показалась большим стальным резервуаром. Грузовик присоединился к бронированным машинам и остальному конвою, свернувшему на северо-восточную дорогу. Джону говорили, что в том направлении находится Келлс, а на Ирландском море - Дандэлк. Эти места он, наверное, никогда не увидит. Старый Мун вошел и попросил Джона пройти с ним в лабораторию, чтобы проверить правильность настройки автоматического комплекса. Джон понял, что Мун является постоянной принадлежностью лаборатории. Старик все время ходил, шаркая своими дряхлыми ногами, словно преследуя какую-то цель, но стремительности ему явно не хватало. Многие исследователи здесь также обнаруживали явную нехватку независимости в рассуждениях, но открытия Джона их вдохновили. Пожалуй, Мун не знал, что происходит в облицованных кафелем комнатах и эзотерических лабораториях, мимо которых он так часто проходил. Этот человек не проявлял никакого благоговения перед учеными. Если что-то и проскальзывало на его лице, то только презрение ко всему окружающему. "Это образец отношения старого служаки", - подумал Джон. Ученые это заслужили. Он вспомнил нескольких корифеев, которых встречал, и понял теперь, какими они кажутся странными по сравнению с остальными смертными. "Мозг ученого отличается, от мозга простого человека", - считал Джон. Научная элита находится на более высокой ступени эволюции. Он задумчиво взглянул на пейзаж. Народ ждет от таких людей поведения кавалера, романтического героя. Джон посмотрел на лужайку, где все приобрело седой оттенок. "Я был ученым", - подумал он. Это была странная мысль, незнакомая, заставившая его еще раз пересмотреть все свои чувства, какие он испытывал. "Отличия могли гораздо больше рассказать, чем старинные романсы" - так считал Джон. Ему приходилось работать, имея при этом плохое зрение, вот в чем дело. Даже ближайшее в науке им отрицалось. Это был взгляд, скользящий по лицам и не меняющий фокуса. Полная и абсолютная преданность проекту. Не разрешалась даже простая надежда, только немедленный результат. Джон начинал видеть новый смысл в том, что Доэни сказал тогда, в Килмайнхам. Больше не нужно мифов? Люди здесь были погружены в свои собственные печали до прибытия Джона. Они не имели привычки к новым открытиям. Обучение дало им установленные образцы, которым можно было следовать и которые не отличались от известных задач. "Понимают ли они, что я им дал?" - спрашивал себя Джон. Это была отчаянная мысль, пришедшая откуда-то из затерянного места внутри него. Джон мог воспроизвести чуму? Но лекарство?.. Он повернул обратно по направлению к зданиям и, пробуждая от спячки своих надзирателей, направился в комнату. Ужин тяжелым камнем лежал в его желудке, и Джон знал, что уснуть ему будет трудно, но был рад услышать шуршание за дверью - все-таки он здесь в безопасности. Выключив свет, Джон наблюдал, как лужайка погрузилась в темноту. Вдруг раздались какие-то удары - бум! бум! Очнувшись от своих мыслей, Джон понял, что это звук тяжелых шагов в холле. Его дверь была почему-то распахнута, и в комнату влетел Доэни, щурясь в сумерках после яркого освещения холла. Он включил свет, закрыл дверь и уставился на Джона. - Ты должен выслушать очень внимательно все, что я тебе скажу, - заявил Доэни. - Времени у нас мало. Раздались какие-то крики снаружи здания и опять гудение тяжелых машин. Джон непонимающе посмотрел на Финтана. - Это проклятие Ирландии, - сказал тот. - Мы обречены повторять собственные ошибки бесконечно. - Что случилось? - Кевин О'Доннел захватил власть и теперь контролирует весь этот регион, - пояснил Доэни. - Меня предупредили об этом еще два дня назад. Алекс говорил мне... - Он покачал головой. - Кевин и Джозеф заключили между собой какое-то дьявольское соглашение и теперь хотят воплотить его в жизнь. - Но почему они приехали таким странным образом? Что они собираются сделать со мной? - Они хотят допросить мальчика и священника, - сказал Доэни. Джон почувствовал стеснение в груди. - Если они будут угрожать мальчику, - продолжал Доэни, - отец Майкл вынужден будет нарушить тайну исповеди. Я его хорошо знаю. Что он сможет ему рассказать, Джон? Джон открыл рот, но не мог вымолвить ни слова. Голос отказывал слушаться его. - Кевин и Джозеф очень похожи между собой, - произнес Доэни. - Экстремисты и фанатики! Все в них одинаково, и они могут далеко зайти на собственном адреналине. Их можно назвать наркоманами, и они сделают все, чтобы зафиксировать это состояние. Они будут держать священника, пока не опустошат его и не наполнят себя. Джон закрыл рот, все еще не в состоянии что-либо ответить. - Кто ты на самом деле, Джон Гарреч О'Доннел? - спросил Доэни. - Я уже говорил вам, - задыхаясь, ответил Джон. Слова давались ему с трудом. - Но ты говорил это и священнику, не так ли? Джон опустил плечи, слегка наклонившись вперед. Боль в груди и горле усилилась. - Они нашли его отпечатки пальцев и зубные карты в Штатах, - сказал Доэни. - Чьи... - только и смог вымолвить Джон. - Конечно же, О'Нейла. Они, ублюдки, пытаются свалять дурака, но мы со временем прижмем их к ногтю, будь уверен. Интересно, что покажут те отпечатки пальцев и зубные карты, а, Джон? Джон молча помотал головой. Он не ощущал внутри себя О'Нейла. Сейчас в нем осталось только огромное чувство опустошенности. - Ты подозрительная личность, и я думаю, что мы не ошибаемся, - заявил Доэни. - Может, ты имеешь по этому поводу другое мнение? Джон посмотрел на него, застигнутый врасплох этим вопросом. - Мы приблизились к победе, - продолжал Финтан. - Да, мы уже близки. - Он изобразил букву V указательным и средним пальцами правой руки. - И вот теперь... - Что... случилось? - слабо прошептал Джон. - Явление, всегда разрушающее нас, - ответил Доэни. - Победа. Мы не можем ее принять. Она восстанавливает нас друг против друга, эта победа. Как стаю собак вокруг сладкой косточки. Вот во что превращается каждая ирландская победа - в кость, до блеска отполированную нашими зубами! На ней совсем не остается мяса. В итоге мы отбрасываем ее в сторону как нечто уже использованное, а значит, бесполезное. Губы Джона шевелились, и с трудом можно было расслышать все тот же вопрос: "Что случилось?" Голос напоминал дуновение ветра. Доэни приложил ухо к двери. На некотором расстоянии он различил звук хлопнувшей двери и сказал: - Правда в том, что мы, ирландцы, придаем эпический характер всем несчастьям и бедствиям и не допускаем, чтобы победа выполняла такую же функцию. Иными словами, мы предпочитаем несчастья, и все наши поступки только подтверждают эти слова. Джон отшатнулся от Доэни, отступив в сторону кровати. Колени его дрожали. - Ты предстанешь перед судом, Джон, - пояснил Доэни. - Впоследствии они и меня посадят на скамью подсудимых. - Он кисло улыбнулся. - За то, что я отказался отдать Кевину его приказ, который он так долго искал, - маленькую Кети Броудер! Из холла донесся топот бегущих ног. - Слушай меня, Джон! - умолял Доэни. - Ты должен потребовать от отца Майкла, чтобы созвали совет защиты. Джон мог говорить только хриплым шепотом. - От чего меня нужно защищать? - Обещай мне, идиот несчастный! Джон безвольно кивнул в знак согласия. Дверь позади Доэни распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену. Джон уставился на толпу вооруженных людей, выросшую в дверном проеме. Джозеф Херити стоял в первых рядах и гаденько усмехался ему. Рэчел, Рэчел, я все мечтаю, Каким бы мир прекрасным стал, Если бы девушек привозили Из-за глубокого синего моря. Песни новой Ирландии Для Кети О'Хара Броудер полет из исследовательского центра превратился в ночной кошмар, с начала и до конца. Доэни оставил им очень ограниченное время для обдумывания и решения. - Это для вашей же собственной безопасности. - Но куда мы полетим? - спрашивал Стивен. Он вглядывался в Доэни через то самое маленькое отверстие, где утром стоял отец Майкл для выполнения брачной церемонии. - В данный момент - в Дандэлк, - ответил Доэни. Когда он это сказал, возврата назад уже не было. Все началось с остановки воздушных насосов. Сразу прекратился этот монотонный успокаивающий гул, говорящий о том, что давление в камере выше давления снаружи и что чума не проникнет в их убежище. Они настолько свыклись с этим гулом, что просто его не замечали. И вдруг - тишина! - Стивен! Компрессоры остановились! Он вскочил и бросился к основному иллюминатору, открывающему вид на замкнутую область снаружи и часть оборудования. - Что ты там видишь? - спрашивала Кети, тесно прижимаясь к нему. Ее охватило чувство всепоглощающего ужаса. Господи! Только не сейчас! - Там, снаружи, никого нет, - ответил Стивен. Он подошел к пульту связи и нажал переключатель микрофона. - Эй, вы, там! Что происходит! Ответа не последовало. А потом они услышали звук приближающихся грузных шагов, странные звуки возникали благодаря усилению динамиком выше иллюминатора. Здесь было что-то непонятное. Создавалось впечатление, что что-то волокли по земле... Что-то несомненно тяжелое и металлическое, жутко скрежетавшее по камням. - Это Доэни, - сказал Стивен. Она приникла к иллюминатору рядом с ним, чтобы посмотреть самой. Доэни выглядел испуганным и каким-то пришибленным. Его кудрявые волосы были еще в большем беспорядке, чем обычно. Доэни начал говорить через внешний коммутатор. - Все в порядке, мы вскоре запустим компрессоры, - сказал он. - Но что случилось? - требовал ответа Стивен. Именно тогда Доэни сказал, что их перевезут для их же собственной безопасности в Дандэлк. Почему Дандэлк? Кети ничего не понимала. - Не забудьте прихватить с собой запас антисептиков, - говорил Доэни. - И тот канат, что использовался для безопасности, когда мы извлекали тебя из сарая, - включите его в остальное снаряжение. Вы должны побеспокоиться обо всем этом сейчас же. Инструкции Финтан произносил странным монотонным голосом, обычно для него не свойственным. Они должны были взять с собой все, что понадобится, тщательно сложить в ту первоначальную камеру из сарая Пирда. Стивен должен был смазать антисептиком каждую щелку в барокамере. И спешить! Мужчины с факелами уже ждали, чтобы поджечь шлюз между старой барокамерой и той, что была построена. - Мы не можем забрать их обе, - пояснил Доэни. - Но почему мы все это делаем? - настаивал Стивен. - Потому что я уверен сам и убедил некоторых друзей в армии, что Кети здесь угрожает опасность! - Где Адриан? - спросил Стивен. - Он под охраной в своих апартаментах. Адриан теперь в стане врагов. Держи свой пистолет пр