противниками Свенельда и Ярополка, но и суровыми мстителями за Святослава. Хортицей печенежский остров мог для русских стать только в связи с каким-то громким событием, случившимся здесь, далеко за рубежом, и связанным именно с Хорсом. Только два крупных события русской истории связаны с островом за порогами: гибель Святослава и конвоирование сюда Перуна. В трагедии 972 года могущество Хорса проявиться никак не могло. Очевидно, имя острова говорит о том, что Хорс проявил свое могущество, покарав Перуна на Черной скале, на месте его преступления. Но при чем здесь Хорс, если торжество над Перуном приписано в летописи Христу? Однако мы уже давно знаем, что Хорс был "небесным князем" Новгородской земли, Хорсом Новгородским. Так что имя Хортицы - еще один памятник победы новгородского оружия. То есть победы Добрыни. А это означает, что Перун выпровожен за пороги еще до крещения Руси - именем Хорса Новгородского. Перед тем Перун долго "воевал" против Мала, Добрыни, Малуши, Олега и Владимира. В 946 и 977 годах он одержал победу. Но в 980-м потерпел поражение. Сокрушительное поражение в собственном доме, в Киеве. От кого же? Хорс Новгородский. Былина победу над Перуном приписывает своему любимцу Добрыне. В известной былине "Добрыня и Змей" он бьется со Змеем Горынычем на Пучай-реке (реальной речке Почайне в Киеве), затем на высокой горе, убивает Змея и его змеенышей и освобождает из подземных темниц знатных пленников Змея и несчетное множество русских простолюдинов. Былина права: реально Перуна Варяжского победил в 980 году, а затем и свергнул Добрыня. Но в государственной теории той эпохи дело обстояло иначе. В глазах Перуна Добрыня и Владимир (точно так же, как и император Византии) не были ему ровней. Он мог потерпеть поражение не от смертных людей, а лишь от бессмертных богов. И притом не только бессмертных, но еще и равных ему по рангу - от небесных владетельных князей. Как Перун не стал бы заключать мир, скажем, с апостолом Лукой или архангелом Гавриилом, ибо никто из них не был в его глазах владетельным князем, не владел Византией, так и в 980 году он мог быть побежден только небесными князьями новгородско-древ-лянской коалиции во главе с Хорсом Новгородским. Имя небесного хозяина Новгородской земли примечательно. В 1970 году Н. Р. Гусева в статье "К вопросу о значении имен некоторых персонажей славянского язычества" сопоставила Хорса с рядом индийских параллелей. Санскритские слова "хари", "харас" означают "огонь", "пламя", "наполненность энергией". Нетрудно убедиться, что "Огненный бог" или "Животворящий бог" очень подходило для Бога-Солнца. Индийская параллель вскрывает утерянную первоначальную семантику имени Хорса-Солнца. На хинди же, указывала Гусева, слова "хари", "хару" имеют значение "бог". Подходит и этот вариант семантики. И еще на хинди есть наречие "хара" со значением "радостно", "хорошо". Все это слова одного корня. Они показывают, что русский Хорс - близкий родич индийских богов. Но ведь и само русское слово "хорошо" (отмечает Гусева) восходит к имени Хорса! Значит, в 980 году в державе стало "хорошо" не просто в смысле, что в ней стало солнечно, но и в том, что в ней воцарилась воля Хорса Новгородского, что над страной после долгих испытаний взошло и засияло Красно Солнышко русской свободы. В тот год и еще много лет спустя это слово явно означало политически - "по-новгородски", "по-добрынински". Упрочению былинного эпитета Владимира Красно Солнышко, как я уже говорил, способствовало как раз то, что хозяевами державы стали в 980 году два союзных солнечных бога (в каждой земле светило, конечно, по одному солнцу, но обожествлено оно было в разных землях под разными именами, с различной мифической биографией, точь-в-точь, как это было в Древнем Египте). Но разгадка фигуры Хорса Новгородского дает разумное объяснение и имени Хортицы. Если в 980 году Хорс стал фактически хозяином державы ("небесным мажордомом" при Перуне), то несколько лет спустя он вполне способен был окончательно рассчитаться с Перуном, свергнув и покарав его на Черной скале. Система территориальных богов. Что же все-таки произошло с Перуном сразу после победы Добрыни? Его статуя оказалась в обществе пяти других богов. И на новом месте. У жречества Перуна (важной политической силы, давнего союзника варяжской партии?) было отнято его главное святилище, око было дискредитировано. А сам Перун поставлен под контроль пяти других богов, отдан под их постоянный бдительный надзор (чтобы он не мог принять ничьих молитв о свержении Владимира). Нет, Перун Полянский не был в 980 году низложен с небесного трона державы. (Добрыне помешала это сделать угроза печенежской интервенции. Разгромленному наголову Перуну были предоставлены неожиданно большие льготы, чтобы он не санкционировал тех, кто обратился за этой интервенцией.) Но тем не менее положение Перуна резко изменилось. Он продолжал царствовать, но - перестал править. Первенство его в Шестибожии оказывается при ближайшем рассмотрении лишь номинальным. На самом деле правят державой отныне пять других богов, для проформы продолжающие признавать Перуна своим собратом и главой. Кто эти пятеро? Несомненно, хозяева каких-то пяти земель. Почему же пяти, а не двух? Потому, что перед нами три младших участника новгородско-древлянской коалиции. Три земли, которые Добрыне удалось вырвать из-под власти Ярополка и привлечь на свою сторону как активных участниц борьбы. Принципиально картина ясна: пять земель победившей новгородско-древлянской коалиции держат своим оружием Владимира Древлянского на троне в Киеве, в шестой, Полянской земле. Поэтому-то и богов именно шесть. И перечислены они в Шестибожии (кроме номинального первенства Перуна) строго в порядке заслуг их земель в завоевании победы. Самовластие Перуна Добрыня заменил соправительством шести богов, зримо символизировавшим соправительство шести земель. Шестибожие было не просто Пантеоном Победы - им Добрыня вводил и закреплял новгородско-древлянскую гегемонию в державе. Это было возможно потому, что русский "Олимп" возглавлялся группой "великих богов" - хозяев княжеств, федеральных земель Руси. Система "разнобожия земель" была поразительно пластичной. Вместе с новыми землями в державу могли вступать их боги-хозяева, и признание последних гарантировало, что новые земли становятся не бесправной добычей и провинциями, а полноправными федеральными землями Руси. Именно на этих началах в державу были включены Святославом Вятичская и Тмутараканская земли, а Владимиром - Полоцкая и Волынская. Такие вольности отнюдь не были тогда всеобщим правилом. Совсем напротив, как в христианском, так и в мусульманском мире господствовал принцип: "Наша вера правая, наш бог истинный, а все прочие ложные". На практике это означало страшнейшую религиозную нетерпимость и национальный гнет. Мусульманское иго Халифата было равно трагедией для христианских народов Закавказья и языческих Средней Азии. Но и византийское ("единоверное") иго ничуть не меньшая трагедия для Болгарии или Абхазии. В языческой же Руси господствовал противоположный, более высокий принцип: "Все боги истинные, и каждый бог хозяин в своей стране". Он обеспечивал не только веротерпимость, но и вольности как старым, так и новым землям державы. Но эта система была интересной и в другом отношении; в ней поддавались выражению сложнейшие политические понятия и программы. Суверенитет. Коалиция земель. Право войны и мира (для державы, но также и для отдельных земель). Гегемония. Вассалитет и сюзеренитет. Привилегии земель и их порядок. Но также борьба против самовластия. Борьба за народные права. Борьба за свержение варяжского ига. Конституционная монархия. И даже, как мы убедились, федеральный парламент державы. Все это, в любой комбинации, могло быть при такой системе просто и четко выражено и закреплено через фигуры земельных богов. Подобного совершенства не знали ни деспотическая Византия, ни весь тогдашний христианский и мусульманский мир. Русская система признанного разнобожия земель, пронизанная веротерпимостью и свободолюбием, и выросшая на этой почве языческая русская культура оказали глубокое влияние и на характер русской культуры после крещения страны Добрыней и Владимиром. Следов языческого влияния на культуру раннехристианской Руси обнаруживается по мере изучения все больше. Рыбаков даже выдвинул формулу - "христианство слилось с язычеством" [103]. Так, былина рисует Владимира и его пиры чисто языческими красками (несмотря на упоминание икон и церквей). Так, на пирах Владимира пьют мед из турьего рога - это языческий ритуальный напиток и ритуальный сосуд. И никакого перелома в былинах при переходе от языческой эпохи к христианской не наблюдается. Так, русские, в том числе и знать, и даже князья, продолжают и после крещения Руси (еще столетия!) именоваться в официальных документах "мирскими" (то есть языческими) именами, а их параллельные христианские имена рассматриваются как второстепенные и зачастую упоминаются лишь в сугубо церковных документах. Никому и в голову не придет именовать, к примеру, Ярослава I Георгием I (по его крестному имени); но из-за привычности этого мы не задумываемся над тем, насколько странен такой обычай для христианской страны. Низложение бога-волка и его последствия. Еще когда победа была далека, именем Хорса Новгородского и Даждьбога Древлянского ставился в государи Олег, а затем Владимир. Теперь же, в 980 году, Хорс стал первым богом в державе (то есть был такой же серьезной фигурой, как Юпитер Капитолийский или Ра Египетский). Но числился вторым. Могло ли это продолжаться долго? Нет, ибо Шестибожие было лишь временным решением. Владимир и Перун, принужденные заключить компромисс, не только не доверяли друг другу, но просто ненавидели друг друга. Перун поневоле терпел ненавистного государя, но должен был мечтать о реванше (а "чудо Перуна" могло сделать контргосударем любого ставленника его жречества, облегчив переворот против Владимира). В свою очередь, Владимир терпел поневоле небесного государя, который продолжал оставаться опасным даже под неусыпным надзором богов пяти других земель. Поскольку Перун и Владимир были заклятыми врагами, дело должно было при первой возможности кончиться низложением одного из них. А так как на страже трона Владимира стояло оружие пяти союзных земель (и новгородская армия в Белгороде, в двух шагах от Киева!), обречен был Перун. И, укрепив трон Владимира, Добрыня мог наконец рассчитаться с кровожадным Змеем Горынычем сполна. Перун был низложен. Не за язычество, а за государственную измену, за нарушение княжеского долга перед Русью! Судим прочими богами-покровителями и признан виновным и утратившим право на небесную корону Руси. Пункты обвинения легко рассчитываются от 882 года, когда Перун продал державу варягам, и до 977-го. Таким образом, древлянская конституционная теория, антитеза "волка и пастуха", теория долга перед народом, была спроецирована на небо: вслед за князьями-волками - Игорем и Ярополком был свергнут и их покровитель, бог-волк Перун. За преступления перед своим народом, за государственную измену стране, которую обязан был беречь как бог-пастух. Но которую продавал и варягам и печенегам. Произошло это, вероятно, в 985 году. Христос же в низложении Перуна не играл ни малейшей роли. Наоборот, крещение Руси явилось парадоксальным последствием низложения Перуна. Казалось бы, вакантный небесный трон должен был занять Хорс, став "конституционным" небесным государем Руси. Или если уж не Хорс, то Даждьбог. Но это было невозможно, поскольку они были территориальными небесными князьями. Хорс и Даждьбог могли завоевать гегемонию над Перуном и Киевом, могли и низложить Перуна, но не могли сами переехать в Киев! Их статуи в Киеве стоять могли, но сюда сами боги как бы прилетали на "съезд князей", а главные храмы их, личные столицы, по-прежнему незыблемо находились в Новгороде и Коростене. Поэтому формальное провозглашение кого-либо из них новым верховным богом державы означало бы перенос столицы Руси из Киева либо в Новгород, либо в Коростень. Такой перенос оказался для Добрыни и Владимира неприемлемым по множеству причин: Киев был традиционной столицей, обладал особым стратегическим положением, за его освобождение велась долгая и упорная война, и еще многое другое. Где оставалось искать выход? В приглашении нового Полянского и нового верховного бога державы "со стороны"! Это и было вскоре сделано. Вероятно, в 986 году (вспомним сведения монаха Иакова). Каковы были истинные обстоятельства этого события, мы не знаем. По летописи, Владимир долго выбирал подходящую веру из четырех единобожных (причем мотивировки отвержения или принятия той или иной веры нередко анекдотичны или вообще неясны), продолжая все это время поклоняться языческим богам, хотя в них будто бы уже не верил. Языческий титул государя Руси "Даждьбожий внук" был, несмотря на крещение, прекрасно известен и в конце XII века (когда он зафиксирован в "Слове о полку Игореве"). Былина, как мы помним, продолжала пользоваться в политических целях геральдикой обоих солнечных богов - геральдикой, которая в связи с именем Владимира оставалась общепонятной в XI-XII веках. Это показывает, что сторонников Даждьбога и Хорса в момент крещения Руси и далее при Владимире отнюдь не преследовали. Не стану касаться здесь всего комплекса связанных со сменой веры проблем. Скажу только, что "благочестивая" летописная легенда об обстоятельствах крещения Руси никаким доверием в науке давно не пользуется. Академик Е. Е. Голубинский так писал о летописной истории крещения Руси: "Кто любит занимательные и замысловатые повести, не заботясь ни о чем другом, для кого сказка предпочтительней всякой действительной истории, лишь бы имела указанные качества, того... повесть о крещении Владимира должна удовлетворить вполне, ибо достоинство замысловатости ей принадлежит бесспорно. Но немного критики, немного просто некоторой меры в вере - и с пространной повестью тотчас же должно случиться такое чудо, что от нее останется только голый остов, а потом и от этого голого остова останется только одна половина" [104]. Хотя по летописной версии Владимир крестился из Византии, но в науке предлагались самые разнообразные подлинные источники крещения Руси - из Болгарии, с Запада, из Закавказья и др. Из того, что предлагались столь разные версии, видно, что ранняя история русской церкви известна очень плохо. Летописная версия крещения Руси, по-видимому, просто составлена триумвирами в своих интересах, чтобы скрыть, что крещение Руси было следствием победы Добрыни и делом рук Древлянского дома. Что же до подлинных обстоятельств крещения Руси, то мы их, возможно, не узнаем никогда. Видимо, загадок в его истории кроется еще больше, чем предполагалось до сих пор. Однако пора вернуться к загадке предательства Свенельда. Как же оно было совершено? Как Свенельду удалось погубить Святослава? Хортица ответа не дала. Но можно ли это выяснить? Пожалуй, можно. И для этого нет нужды разбирать весь болгарский поход Святослава. Достаточно приглядеться к его возвращению. [101] История СССР, т. I, с. 496. [102] Б. А. Рыбаков. Древняя Русь, с. 180. [103] История СССР, т. I, с. 506. [104] Е. Е. Голубинский. История русской церкви, т. I, первая половина тома. М., 1901, с. 110-111. Глава 11. Дунай Доростол. Я гляжу на широкий Дунай с южного берега - из Болгарии. Берег этот был болгарским и в X веке, и о роковом походе Святослава здесь напоминает многое. На южном берегу Дуная лежит болгарский город Силистра - древний Доростол. Это здесь произнес Святослав свой знаменитый призыв к воинам лечь костьми, но не посрамить земли Русской. Отсюда начался обратный путь Святослава на Русь. О доростольских событиях мы имеем подробный рассказ их очевидца и участника - византийского хрониста Льва Диакона. Он издавна считается в науке ценным и правдивым источником (в частности, за незаурядную объективность в оценке противников: хронист не раз пишет о храбрости русских воинов, личном мужестве Святослава и т. п.). Болгарский поход, вначале развивавшийся успешно, обернулся тяжелой военной неудачей. Из Болгарии Святослав вторгся на греческую территорию и даже грозился взять Царьград и изгнать Византию из Европы. Встревоженная Византия, мобилизовав стотысячную армию, послала ее под командованием самого императора Цимисхия в Болгарию. Цимисхий неожиданно перевалил Балканы, одержал ряд побед, оттеснил Святослава к Доростолу и в конце концов осадил его с суши в самом Доростоле. Одновременно с моря в Дунай вошел византийский огнеметный флот и, став против Доростола, отрезал Святослава от Руси. В Доростоле начался голод. После двухмесячной осады положение стало критическим, и Святослав призвал своих воинов пробиться силой на суше. На следующий день попытка прорыва действительно была предпринята. Святославу вначале удалось обратить византийцев в бегство, но Цимисхий сумел бегство пресечь. Попытка прорыва потерпела неудачу, русские отступили обратно в Доростол. Наутро Святослав послал к Цимисхию просить мира и безопасного отплытия на родину. Мир пришлось подписать на очень тяжелых условиях. Но этим быстрым решением, смелым и здравым, Святослав спасал свою армию, ибо положение стало безнадежным. Цимисхий охотно принял предложение Святослава (ибо оно отвечало его интересам и избавляло от необходимости вести дальнейшие военные действия). Русская армия была не только беспрепятственно выпущена из Доростола, но и снабжена провиантом на дорогу. Цимисхий велел выдать каждому русскому воину по 2 меры хлеба. "Получивших хлеб, - пишет хронист, - было только 22 тысячи человек, оставшихся из 60 тысяч русского войска; следовательно, прочие 38 тысяч пали от Римского (то есть византийского. - А. Ч.) меча" [105]. Цифры эти показывают, что кампания уже привела к тяжелым потерям, но все же у Святослава оставалась еще солидная боевая сила. И если бы около 20 тысяч русских воинов вернулись из Болгарии в Киев, никакого варяжского переворота они не допустили бы. Доростольский мирный договор подписан с русской стороны Святославом и Свенельдом. Это свидетельствует, что Свенельд не мог бросить князя до Доростола. При мирных переговорах Святослав настоял на личной встрече. Она произошла на берегу Дуная, Цимисхий был на коне, Святослав в ладье, оба государя немного говорили о мире. Святослав поразил византийцев суровой простотой одежды и манер. Эта встреча и положила конец войне. Затем, отдав по договору пленных и Доростол, Святослав, очистив Болгарию, поспешно отплыл со всей своей армией (и Свенельдом в том числе) в отечество. Плыть до Руси было всего 250 километров. Как и сейчас от Силистры до советской границы. Дело в том, что в X веке Русь владела большим участком северного берега Дуная - тем же, который является советским берегом сегодня. Русский берег Дуная. Теперь я гляжу на Дунай с севера - в дельте, с его левого, советского берега. Пограничный Дунай отделяет здесь СССР от Румынии. В X веке пограничный Дунай отделял здесь же Русь от Болгарии. Я объезжаю весь советский берег Дуная - от устья Прута до "украинской Венеции", рыбачьего городка Вилково, где вместо улиц "ерики" (каналы), по которым снуют лодки. Следов похода Святослава здесь не нахожу. И даже никаких местных преданий, связанных с его именем (здесь многие столетия, по самый XIX век, была чужая земля - печенежская, половецкая, татарская, турецкая - и население полностью сменилось). Тем не менее здесь сохранилось главное - сама арена давних событий. Дельта Дуная с ее низменными берегами да порой невысокими холмами, островами и протоками. В X веке этот длинный участок северного берега Дуная входил в состав двух юго-западных земель Руси - Уличской и Тиверской. По летописным данным, обе доходили до Дуная и до самого моря (видимо, в их владениях имелась чересполосица, обе земли имели и черноморское и дунайское побережья). Сюда и причалили ладьи возвращающейся армии. К долгожданному русскому берегу. Здесь воины Святослава могли немного отдохнуть после недавних испытаний. И затем спокойно направиться в Киев. И как раз где-то здесь Свенельд и расстался со Святославом. Оба направились в Киев, но - разными дорогами. Путь с Дуная на Киев. Где он, Киев, если смотреть отсюда? Далеко ли до него? По прямой - 600 километров, по автодорогам - 700. Дорога идет через Украину, затем Молдавию и снова Украину. В X веке она вела через Тиверскую и Уличскую, а затем Полянскую земли Руси. В 971 году, как и сегодня, кратчайший прямой путь с русского Дуная на Киев лежал по сухопутью, но тогда проходил целиком по русской территории. Но Святослав, как мы знаем, почему-то направился с Дуная в Киев через Хортицу. Летопись уточняет, что он пошел туда на ладьях. Но это же совсем в другую сторону от Киева! Ведь до Киева через Хортицу около 1450 километров, вдвое дальше, чем напрямик! Может быть, этот путь удобней? Ничего подобного: его преграждают пороги, а вверх по порогам провести ладьи было невозможно. В обход каждого суда надо было тащить волоком - и не две-три ладьи, а огромный флот! Сколько катков понадобилось бы? Нет, пороги делали обратный путь через Хортицу самым неудобным из возможных маршрутов. Но, может быть, в то время дальние странствия совершались только по рекам? Ничего подобного: тот же Святослав успел прославиться множеством дальних сухопутных походов и в степях, и в горах, и даже в лесах (и притом на чужой территории). Переход по собственной русской территории, по дорогам не мог представлять для него никакой трудности. Путь с Дуная на Киев 971 года Самая невероятная черта маршрута Святослава состоит в том, что Хортица, как мы помним, лежит за рубежами Руси, в глубине Печенегии. Путь с Дуная на Киев проходит на протяжении 600 километров по печенежской территории! Выбирая этот путь, Святослав зачем-то покинул русскую землю и углубился на несколько сот километров в глубь печенежской (притом, согласно летописи, зная, что с печенегами неожиданно вспыхнула война!). Почему же он избрал такой роковой маршрут? Это возможно только, если прямой путь на Киев внезапно оказался перерезанным! Если внезапным вторжением с востока печенеги захватили Уличскую и Тиверскую земли (точнее, северную и центральную их части). В таком случае перерезаны и более короткие и удобные водные пути вверх по Днестру и Бугу. И единственным (хоть и неверным) шансом возвращения в Киев остается самый дальний и неудобный днепровский путь. Идея его использования состоит в отчаянной попытке прорваться домой в глубоком тылу у печенежских войск, занявших юго-западные земли Руси. Вот какой сюрприз ожидал Святослава, когда он, беспрепятственно выведя спасенную им армию из Болгарии, высадился на русском берегу Дуная. Здесь, на Дунае, пришлось принимать новые, трудные решения. В чем они состояли, подсказывают историческая карта и исход событий: Святослав повел армию днепровским путем, а Свенельд отправился прямо на север (видимо, сражаться с печенегами для отвлечения их от обходного маневра Святослава). Однако в результате Святослав попал со всей армией в западню, а перерезанный печенегами путь с Дуная на Киев внезапно снова открылся, и хозяином в Киеве стал вместо Святослава Свенельд. "Мудрый совет". Как же летопись мотивирует столь странный маршрут возвращения Святослава? Она пытается представить его следствием того, что князь пренебрег мудрым советом Свенельда. Последний, по летописи, дал князю совет обойти пороги на конях, так как у порогов стоят печенеги. Но Святослав его не послушал и пошел в ладьях, за что и поплатился головой. Таким образом, первопричиной гибели выставлено собственное безрассудство. А так как перед тем в летописи приводились другие примеры легкомыслия и своеволия Святослава (вызывавшие сетования киевлян и даже Ольги), эти мотивировки производят в летописном рассказе внешне правдоподобное впечатление. Таким образом, вопрос о том, как лучше пройти с Дуная на Киев, подменен вопросом о том, как лучше обойти Днепровские пороги. Но зачем же вообще было советовать обходить эти пороги? Да разве ж они лежат на пути с Дуная на Киев?! Неужто ж нелепости такого совета мог не заметить Святослав, если бы действительно услышал его? Представьте себе, для сравнения, что вы сегодня едете из Москвы в Ленинград. И получаете совет: ни в коем случае не ехать по мостам через Днепр в Киеве, так как там идет ремонт. Что бы вы подумали о таком "мудром совете"? К тому же совет обходить пороги излишен по одному тому, что ладьи вверх через пороги вообще не проведешь, а стало быть, обход так или иначе неизбежен. А если уж у порогов стоят печенеги, их и на конях не обойдешь, ибо у печенегов прекрасная конница. Нет, можно ручаться, что анекдотического совета (выдаваемого в летописи за мудрый) Свенельд Святославу не давал. Весь этот рассказ - просто выдумка, имеющая целью выгородить Свенельда и опорочить Святослава. Точно так же нельзя поверить в то, что Святослав поплыл к порогам, зная, что там стоят печенеги. Подлинный совет Свенельда. Так давал ли Свенельд вообще совет Святославу? Конечно! Этого требовал его долг воеводы. Что же он посоветовал князю? Можно ли это узнать? С большой долей вероятности. Совет дан здесь, на русском Дунае. По долгу воеводы Свенельд докладывает государю обстановку, которая внезапно стала катастрофической: гонцы доложили ему, что печенеги прорвались в глубь не только Уличской, но и Тиверской земель. Прямой путь на Киев перерезан и большинство обходных тоже. В этой обстановке Свенельд предлагает князю отправиться со всей своей армией в дальний обход - маршрутом столь кружным и неудобным, что его там наверняка не ждут. Это единственный шанс на спасение. Далее Свенельд предлагает отвлекающий маневр своего варяжского отряда. Он сам поведет его прямо на север, симулируя прорыв армии Святослава на Киев. Пока печенеги заметят ошибку, время будет выиграно и Святослав будет далеко. Это тоже разумное и достойное предложение, в котором Святослав не может заподозрить ничего дурного. Более того, оно выглядит благородным самопожертвованием, и если Святослав и может возражать, то только против того, что варяжский отряд, заранее обреченный на гибель, поведет сам Свенельд. Настояние Свенельда на личном руководстве опаснейшей операцией ему никак нельзя было поставить в вину. План здрав и безупречен, он соответствует обстановке и долгу воеводы. И Святослав должен был его принять. При попытке избежать нового, печенежского, окружения от князя следует ожидать той же трезвости и решительности, что и в Доростоле. И Святослав эти качества, несомненно, проявил, приняв план Свенельда. Он одобрил отъезд Свенельда на север, а всю армию повел на Днепр и беспрепятственно дошел до самой Хортицы. И только там, когда от русского Дуная пройдено без малого тысяча километров, Святослав убеждается, что попал в ловушку. До русской границы на Суле остается всего 300 километров, но пороги перекрыты печенегами. Здесь стоят, против ожидания, не дозоры, а главные силы печенежской армии. Прорыв невозможен, а выручки из Киева нет, хотя она, конечно, была обещана Свенельдом в случае, если кому-либо из варягов удастся пробиться до Киева. Только на Хортице Святославу становится ясно, что совет Свенельда, казавшийся таким безупречным и даже благородным, был на самом деле предательским. Союзник хана Кури. Предательством было, конечно, не только то, что Свенельд заманил Святослава в ловушку, но и то, что он, уже из Киева, не прислал на выручку Святославу своих войск. На подозрительность последнего момента обратил внимание еще в прошлом веке историк С. М. Соловьев. Сочтя, что Свенельда послал в Киев сам Святослав как раз за свежим войском, он писал: "Но Свенельд волею или неволею мешкал на Руси" [106]. Как видим, подозрение Соловьева подтверждается точно так же, как обвинение Рыбакова. Итак, подозрительным выглядит в 971 году чуть ли не каждый шаг Свенельда, даже если не знать истинной обстановки и его подлинного совета. Но если допустить, что Святослав погиб в результате совета Свенельда, тогда в событиях обнаруживается еще один зловещий момент. Давая свой замаскированный предательский совет, Свенельд знал, что произойдет на самом деле. Но как же он мог знать, что все разыграется именно так, как он хочет? Ведь речь идет о маневрах печенежских (то есть вражеских) войск! И это очень сложные маневры. Сначала печенеги должны прорваться в Тиверскую землю (иначе Святослав не направится к Хортице). Затем должны неожиданно уйти оттуда назад, открывая путь в Киев Свенельду, и целый год держать Святослава в блокаде. Быстрые и дальние переброски печенежских войск, каждая из которых выгодна Свенельду! Но кто же ручается за то, что печенежские войска станут действовать в его интересах? И тем не менее они действуют в интересах Свенельда, и Свенельд это заранее знает... Но как же он мог, например, быть уверен в том, что печенеги его самого пропустят, а Святослава окружат? А вдруг печенеги, увидев благоприятную возможность захватить Уличскую и Тиверскую земли, оставят все свои силы здесь? Ведь это было бы для Кури так естественно. И ведь тогда все планы Свенельда сорвались бы. А все "сработало" словно по графику. Выходит, такой график был? Не слишком ли велико число совпадений, чтобы быть случайными? Не остается ли предположить, что составить и осуществить этот коварный замысел можно только при заранее достигнутой тайной и точной договоренности между Свенельдом и печенежским ханом Курей? В заговор с Курей Свенельд вступил, видимо, задолго до событий. Он заранее знал и то, что войска Кури будут наготове, ожидая условленного сигнала, и то, что Святославу придется уходить с тяжелыми потерями из Болгарии, и то, что Ярополк будет не с отцом в походе, а княжить в Киеве. (Притом не государем Руси, им оставался сам Святослав, а только князем Полянским. В случае возвращения Святослава Ярополк не только не получил бы престол, но даже не остался бы вообще княжить в Киеве.) Да и не был ли сам ненужный болгарский поход делом рук Свенельда? Ему надо было вражескими руками погубить и Святослава, и всю русскую армию. На Руси же поход был непопулярен - былинами он не воспет, а в летописи сохранились горькие упреки киевлян Святославу, что он ищет чужой земли, а свою губит. Упреки были заслуженными: в разгар болгарского похода печенеги в 968 году осадили и чуть не взяли Киев. При этом Ольга и все трое юных Святославичей чудом избежали плена. Наличие варяжско-печенежского сговора прослеживается и при Ярополке. Ни одной попытки деблокировать и спасти Святослава. Ни одного похода против печенегов, чтобы отомстить за его смерть. Открытая печенежская граница даже не укрепляется (крепости здесь построил лишь Владимир!). Вместе с тем ни одного печенежского похода на Киев и вообще на Русь при Ярополке. А ведь во время гражданской войны на Руси, когда армия Свенельда была скована годами на двух фронтах, Куря мог брать беззащитный с юга Киев и всю Полянскую землю просто голыми руками. Это выглядит как союз Свенельда с Курей, сначала тайный, затем и открытый. И в 980 году Ярополк бежит от Добрыни и Владимира из Киева прямо к Куре просить об интервенции. А его приближенный по имени Варяжко долго воюет потом на стороне печенегов против Владимира. Две русские земли - за голову Святослава. Одним из решающих условий будущего варяжского переворота была уверенность Свенельда в том, что Куря не выпустит Святослава из окружения. Вернувшийся в Киев Святослав, несомненно, покарал бы предателя. А за выход из окружения Святослав с готовностью заплатил бы Куре большой выкуп. Почему же Куря его не принял? Ведь, как и Цимисхий, Куря не воспользовался победой, не пошел на Киев! Как и Цимисхий, Куря мог выпустить Святослава с армией из окружения за крупные уступки. Раз он этого не сделал, то в чем же состояла его выгода? Иными словами, чем заплатил Свенельд Куре за голову Святослава и уничтожение русской армии? Историческая карта и здесь дает ответ: Уличской и Тиверской землями Руси! Сведения об этих двух (активно антиваряжских!) землях были скупы в IX веке, дата их покорения Олегом не указана. А что говорится о них в X веке? Сведения становятся еще скудней. Тиверская земля упомянута летописью лишь в 907 и 944 годах. Оба раза речь идет об участии ее дружины в войнах против Византии. Уличская, странным образом, не упомянута ни разу, словно вообще исчезла с карты державы. Возможно, это означает, что она была Олегом упразднена, влита в состав Тиверской (как Северская за непокорство была влита им в состав Полянской). А после 944 года исчезает упоминание и о Тиверской. Но означает ли такая скудость сведений, что две юго-западные земли державы не играли в X веке в ее судьбах никакой серьезной роли? Историческая карта говорит об обратном: их стратегическое значение было огромно. Они обеспечивали Русской державе непрерывную сухопутную связь от самого Киева со своими морскими портами (в том числе и дунайскими). Внезапный и победоносный рейд под самые стены Царьграда был возможен для флота Аскольда как раз из этих портов. Именно эти две земли делали Русь первоклассной черноморской державой и давали ей на Дунае прямую границу с Болгарией. Но в конце XI века летопись говорит об этих землях, как о давно утраченных Русью. Когда же они были утрачены? При каких обстоятельствах? Летопись молчит, хотя утрата целых двух земель да еще такого значения - не мелочь. Опять хорошо знакомый нам прием отвлечения от фактов, не выгодных для варягов. Между тем запретная дата злополучного события была составителям проваряжской версии известна. Более того, она фигурирует в летописи между строк. Установить ее позволяет наличие в летописи скрытой информации о русском Дунае. Первое такое "скрытое упоминание" этих двух земель (или расширенной Тиверской) обнаруживается в летописной статье 969 года. Там Святослав называет недавно завоеванную им Болгарию серединой своей земли - центром державы. Это свидетельствует, что в 969 году существовал "сухопутный мост" из Киева в Болгарию. Если бы южная граница Руси лежала тогда на реке Роси, в сотнях километров от Дуная, Святослав, завоевав Болгарию, никак не мог бы рассматривать свое новое изолированное и далекое владение как центр своей державы (никому не приходило в голову давать такое определение изолированному Тмутараканскому княжеству). Стало быть, между 944 и 969 годами эти земли продолжали находиться в составе Руси. Оставались они русскими и далее - в 970 и 971 годах. Без их "сухопутного моста" удерживать Болгарию, когда назревала, а затем разразилась война с Византией, было бы невозможно. И наконец, наличие русского берега Дуная подтверждается, как мы знаем, для лета 971 года проверкой маршрутов возвращения Святослава и Свенельда. Но затем всякая скрытая информация о наличии русского Дуная и этих двух земель из летописи исчезает. Затяжные войны Владимира с печенегами, начавшиеся в 980-х годах, разыгрываются вблизи от Киева без участия Уличской и Тиверской земель: нет ни ударов русских войск оттуда во фланг печенегам, врывающимся с юга в Полянскую землю, ни рассказа о захвате их печенегами. И в княжение Ярополка земли эти также никак "не прощупываются". Вывод ясен: они утрачены Русью именно в 971 году. "Мелочь", от которой проваряжская версия так старательно отвлекает внимание, была для Руси подлинной катастрофой. Не меньшей, чем гибель Святослава и его армии. Южная граница державы разом переместилась с Дуная и Черного моря на верхнее течение Роси, в непосредственную близость от Киева. Прямой выход к Черному морю Русь утратила, оказалась отрезанной и от Болгарии. Правда, Русь все же осталась черноморской державой благодаря Тмутараканской земле. Но военное использование изолированного Тмутараканского княжества зависело от согласия печенегов (а затем половцев), что сильно ослабило позиции Руси на Черном море. Юго-западные же земли Руси остались утраченными на века. Таковы оказались поздние плоды традиционного с конца IX века варяжско-печенежского союза против русских. Чтобы взять реванш, варяжская партия расплатилась с ханом Печенегии за голову ставшего ей помехой Святослава всем юго-западом Руси! Святослав и Печенегия. В проваряжской версии утрата юго-запада Руси представлена как стихийное бедствие, как следствие алчности и неодолимой силы кочевников. На самом деле инициатива захвата двух юго-западных земель Руси принадлежала вовсе не Печенегии. Русь была слишком сильна, чтобы печенеги могли отважиться на такую дерзость. К тому же (хотя проваряжская версия старается это скрыть) печенеги до самого 971 года были вовсе не противниками Святослава, а его многолетними союзниками. Науке хорошо известно, что Святослав восхищался печенежской тактикой и перенял многие печенежские обычаи, что возможно лишь при многолетнем дружеском общении. Так, в летописи сохранилось описание привычек Святослава в походе: он не брал с собой не только обоза, но даже котлов; мяса не варил, а питался зажаренной на углях кониной, дичыо или говядиной (конина поставлена на первое место!); не брал и шатров, а спал на войлоке, с седлом в изголовье, под открытым небом. К тому же приучал и своих воинов. Но обычаи эти не русские, а печенежские. На византийских миниатюрах, которыми иллюстрирована рукопись хрониста Иоанна Скилицы, ученых поражает обилие печенежских бытовых деталей в изображении Святослава и его свиты. Например, их печенежские шапки (казалось бы, столь не подобающие русскому государю и его приближенным). "Действительно, Святослав, удивлявший современников простотой своего воинского быта, видимо, сильно "опеченежился", - пишет в этой связи этнограф Липец [107]. Далее, у Льва Диакона сохранилось описание внешности Святослава в Доростоле - длинные свисающие усы, длинный чуб на гладко выбритой голове, в одном ухе золотая серьга. Нам такой облик сразу напоминает запорожца. Но для X века то был облик не южнорусский, а печенежский! Историк П. В. Голубовский специально отмечал, что, когда эта мода несколько позже проникла в Венгрию уже как половецкая, против нее повел борьбу даже сам папа римский. Итак, в самый канун катастрофы мы видим Святослава горячим, восторженным поклонником всего печенежского. Причина увлечения в том, что печенеги, изобретатели сабли, обладали в то время чуть ли не лучшей в мире легкой конницей. Потому и увлечение Святослава печенегами нимало не ограничивалось внешним подражанием. В основе его лежала вера во всесилие легкой конницы (разуверился он в этом только перед Доростолом, когда выяснилось, что Византию кавалерийским набегом не сломить) и в спасительность и надежность печенежского союза. Такой союз не был мечтой Святослава. Он был реальностью, основой его внешней политики! Перед самой Болгарской кампанией (начатой в 967 году) Печенегия была союзницей Святослава в успешной войне против Хазарии (964-966 годы). Хазарский Запад был тогда поделен между ними, причем территория между Вятичской и Тмутараканской землями (Кубань и Нижний Дон) досталась не Руси, а как раз Печенегии. Есть сведения и об отрядах кочевников в войске Святослава в Болгарии. Святославу не верилось, что Печенегия способна изменить их соглашению, их долгому союзу. И Куря действительно ни за что не пошел бы на разрыв выгодного союза с Русью ради такой безнадежной авантюры, как захват двух ее земель, - если бы ему эти две земли не предложил Свенельд! Свенельд и Святослав. Выяснение судьбы двух юго-западных земель Руси обнажает скрытый механизм происков Свенельда. Показательно, что в летописи отмечен ряд конфликтов Святослава с Ольгой. И всякий раз они связаны либо с дружиной, либо с военными действиями Святослава вдалеке. Кто-то из его военного окружения (летопись предпочитает не уточнять, кто именно) систематически ссорил Святослава с Ольгой. Кто был главным зачинщиком этого, теперь догадаться нетрудно. У трона молодого государя стоит опытный воевода, спаситель его трона и хозяин его армии. Внутренняя политика (которой воевода недоволен) прочно в руках Ольги. Но военные дела не в ведении Ольги, ибо она женщина. И воевода использует этот шанс. Он старательно прививает молодому Святославу равнение на все печенежское, разжигая его честолюбие обещаниями вечных побед в союзе с печенегами. Именно это Свенельд делает главным рычагом своего влияния на Святослава, главным рычагом противодействия Ольге. Но побудить Святослава порвать с Древлянским домом и сменить внутреннюю политику Свенельду так и не удается. Совместное влияние Ольги, Малуши и Добрыни парализует любые советы Свенельда в этом направлении. Тогда Свенельд решает погубить Святослава, для чего использует тот же рычаг - обещания новых побед, теперь уже на Балканах, плюс тайный заговор с ханом Курей. Свенельд и Ярополк. В этой игре он делает ставку и на старшего сына Святослава, на Ярополка (сам он занять трон не может). О роли малолетства Ярополка, давшего Свенельду возможность стать "киевским мажордомом", достаточно сказано у Рыбакова. О том, что Свенельд упрочил свое положение, женив Ярополка на своей дочери (или другой близкой родственнице), я говорил выше. Но чем ближе приглядываешься к фигуре Ярополка, тем более подозрительным кажется его поведение, тем более зловещей его роль. Нет, он не просто марионетка Свенельда, он активный соучастник заключительного этапа его заговора! Дело не просто в варяжском перевороте в Киеве. Дело в троне самого Ярополка. Я уже заметил выше, что Ярополк был оставлен в Киеве всего лишь князем Полянским. Киев в тот момент был Святославом "развенчан", а столица Руси перенесена им (вопреки Ольге, заявившей: "Пока я жива, этого не будет!") за рубеж! В завоеванную Болгарию, в Переяславец на Дунае. (Между прочим, это безумие делало, чего не учел Святослав, по международному праву не Болгарию владением Руси, а, напротив Русь теоретически владением Болгарии.) При повороте военного счастья столица Руси теоретически находилась в ставке Святослава в осажденном Доростоле. А Ярополк? Всего лишь удельным князем Полянским в державе Святослава. Но после Доростола Святослав возвращался на Русь, в Киев. Ведь по Доростольскому мирному договору Святослав отказывался от Болгарии вообще, а государем Руси оставался, - и в результате неудачи Болгарской кампании Киев снова становился столицей Руси. Как только Свенельд возвратился в Киев, он сказал Ярополку: "Отныне ты правишь не Полянской землей, а всей Русью. Но если отец вернется, править Русью станет он, а вовсе не ты". И Ярополк это прекрасно понял. И сам стал бороться за неожиданно доставшийся ему (с помощью Свенельда) трон. Он стал противодействовать всяким мерам по спасению Святослава и его армии из печенежского окружения. Иными словами, он оказался соучастником отцеубийства! Вот что вскрывает анализ тех событий в XX веке. Но это бросалось в глаза всем русским и в 70-х годах X века! Вопрос, кто же виновник гибели Святослава и всей действующей армии, был у всех на устах. И первыми вправе были открыто задать такой вопрос младшие сыновья Святослава и его шурин Добрыня! Скидки на малолетство Ярополка, на то, что он мог быть обманут Свенельдом, делались. Как-никак он был старшим сыном, и это ставило славянскую партию вначале в трудное положение: после гибели Святослава первым его наследником был, бесспорно, Ярополк, и его соучастие в отцеубийстве надо было предварительно доказать (как и вину в гибели окруженной печенегами армии и утрате двух юго-западных земель). А отговорки у Ярополка, конечно, были (часть их мы знаем по летописной версии: во всем-де виноват сам Святослав да еще коварство и неодолимая сила печенегов). И все-таки на Вышгородской встрече от Ярополка потребовали, видимо, не только отставки Свенельда и смены политики с варяжской на славянскую, но еще и расследования обстоятельств гибели Святослава и его армии. И отказ Ярополка от такого расследования повлек за собой и прямое обвинение его в соучастии в отцеубийстве, в узурпации трона и в государственной измене. Низложение Ярополка силой оружия, отказ союзных земель признавать его далее государем получили исчерпывающее обоснование. Куда после этого делся Свенельд? Естественно, он оставался реально у власти во все продолжение гражданской войны. Летопись, правда, упоминает его в последний раз в 977 году, когда Ярополк, увидев в Овруче тело убитого Олега, будто бы упрекнул Свенельда за его смерть. А сам будто бы раскаялся. И вроде подверг Свенельда опале. Но верить этой уловке составителей проваряжской версии нельзя. Даже летопись принуждена признать, что Владимир в раскаяние Ярополка не поверил и в дальнейшем упрекал Ярополка в братоубийстве. А когда в 980 году новгородской армии Добрыни и Владимира удается наконец прорваться с победой на Юг и она встает под стенами самого Киева, происходит примечательный эпизод. Ярополк бежит из восставшего Киева, бросив даже жену. Бежит к печенежской границе. И вместе с ним бежит приближенный с характерным именем Варяжко. Ярополк будет пойман в крепости Родне, у самой печенежской границы. А Варяжко бежит к хану Куре и долго воюет на его стороне против Владимира. Разумно заключить, что "Варяжко" вовсе не имя, а презрительная кличка. И столь же разумно заключить, что это просто "псевдоним" свергнутого и принужденного бежать из Киева всевластного варяжского "мажордома". То есть, что под именем Варяжко скрывается в этом отрезке летописи наш старый знакомец Свенельд. Таков финал его заговора, его захвата власти над Киевом и Русью. Добрыня - надежда Руси. Но вернемся от 980 года, от победы Добрыни, к году 971-му. Выяснение судеб Уличской и Тиверской земель проливает свет не только на игру Свенельда, но и на судьбу Добрыни. События на далеком юго-западе Руси предопределили то, что путь его к победе занял целое десятилетие. Только теперь мы можем, наконец, окинуть взглядом всю глубину пропасти, спасать Русь из которой выпало Добрыне. Вот она, картина 971 года во всем ее ужасе. То был год катастроф. Они следовали одна за другой, сливаясь в грандиозную катастрофу. Вся эта цепь катастроф была умело "срежиссирована" Свенельдом - и она не только смела с политической арены Святослава, но и политически испепелила русский Юг. Одновременно она выбила оружие из рук Добрыни! На Юге не одна Полянская, как казалось вначале, а целых три земли были выведены Свенельдом из строя. И ключевым звеном всего плана Свенельда были Уличская и Тиверская: в них решалась судьба Святослава, в них открылся Свенельду путь на Киев. Наконец, разгром и захват печенегами этих земель резко облегчил варяжский переворот в Киеве (послать в Киев против варягов уличские и тиверские дружины стало невозможным). В канун трагических событий вся держава была в руках славянской партии, а русский Юг состоял из пяти земель. Удача плана Свенельда разом выбила из лагеря славянской партии три земли Юга. А четвертая, Тмутараканская, была парализована (ибо лежала за печенежским барьером). Из пяти земель русского Юга устояла только Древлянская. После этого-то главной надеждой всей страны и стал русский Север, Новгород Добрыни. Но увы, и Новгород был временно парализован. Мы убедились в том, сколь велико было могущество Новгородской земли, знаем, что оружие Новгорода спасло и преобразило Русь. Но в 971 и 972 годах Добрыня был вынужден бессильно взирать, как гибнут Святослав, армия, юго-западные земли... Протянуть тогда спасительную руку помощи он не мог. От Доростола, от Хортицы, от Тиверской земли Новгород лежал за тысячу верст. Путь туда из Новгорода вел через Полянскую землю, а в руках Свенельда Полянская земля блокировала путь Добрыне (и даже Олегу). Пробиться на выручку Святославу, уличам, тиверцам через Полянскую землю можно было бы только с боем. А для этого у Добрыни в Новгороде в тот момент не было войска. Это войско было уложено стараниями Свенельда в землю Болгарии или переживало долгую агонию в печенежском окружении (для того чтобы легче добраться до головы Святослава, Куря предпочел не сражаться, а выморить его армию голодом). Теперь мы видим, что в год катастрофы положение Добрыни было крайне тяжелым. Но мы можем наконец оценить в полной мере проявленные им сразу же твердость духа и замечательные качества политического и военного лидера. В год катастроф Русь была спасена Добрыней буквально на краю гибели. На пути к победе лежали долгие годы тяжелой и упорной борьбы. Но именно эта борьба (вместе с испытаниями юных лет) сделала Добрыню навсегда любимцем былины и национальным героем Руси. [105] История Льва Диакона Калойского. СПб., 1820, с. 94. [106] С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. I. M., 1959, с. 169. [107] В. С. Липец. Эпос и Древняя Русь. М, 1969, с. 190. Глава 12. Путь к победе Я меняю метод изложения. Путь к победе 980 года был для Добрыни значительно более долгим и трудным, чем даже в 975 году. Сначала согласованные военные действия обеих земель патриотической коалиции развивались успешно, изматывая и парализуя Свенельда. Но затем Добрыню ожидала серия катастроф. И трехлетие с 977 по 980 год оказалось не менее бурным, чем предыдущие годы. Если бы я стал излагать события этого трехлетия так же подробно и обстоятельно, как делал до сих пор, мне пришлось бы писать по меньшей мере еще одну книгу. Если даже не две. Написать такие книги я мог бы, ибо побывал практически во всех решающих точках жизненного пути Добрыни, за исключением разве Швеции. Мог бы и потому, что подробный расчет событий 977-980 годов мною уже сделан и даже частично опубликован в моих научных статьях [108]. Но увеличивать вдвое объем книги, которую читатель держит сейчас в руках, было бы нецелесообразно: это вышло бы за рамки серии "Необыкновенные путешествия". А вместе с тем книга моя не должна оказаться оборванной на полуслове в самый разгар схватки со Свенельдом. У читателей, естественно, возникнет вопрос: "А что же дальше?" И ответ на этот законный вопрос должен быть дан сразу же. А это возможно, только если изменить метод изложения, то есть перейти от аргументированного обоснования выводов к изложению сжатой канвы событий. Зная уже, кто такой Добрыня и какая обстановка сложилась в середине 70-х годов X века в Русской державе, общий ход дальнейших событий можно понять и без подробного разбора деталей. Овруч. Я смотрю на Овруч с моста через речку Норинь на дороге, ведущей из Коростеня. Отсюда открывается панорама древней части города. Он стоит на горе, а я смотрю на него с равнины. Под горой течет ручей Вручий - в X веке он был, видимо, речкой Вручью (имя городу дала именно она). От X века сохранился только общий рельеф, и отсюда он хорошо виден. Да еще сохранилась часть крепостных валов, окружавших замок Олега Древлянского. И о событиях 977 года напоминает в городе камень с надписью, поставленный на месте кургана, насыпанного когда-то над телом Олега. С равнины этот памятник не виден, так как стоит там, где был когда-то въезд в замок, - на другой его стороне. Въезд был через мост (описанный и в летописи и в былине), переброшенный через крепостной ров. Таким образом, штурм замка начался уже на горе. Нет, надежды былины не сбылись: Олегу не удалось победить "черного ворона". В 977 году Олег погиб совсем юным, обороняя свою столицу. Погиб во время штурма замка, на этом самом мосту. Штурмом руководил Свенельд. Хотя на мосту коннице действовать очень неудобно, нет простора для маневра, ров Овруча оказался заваленным доверху не только людскими, но и конскими трупами. То есть мост и ворота Овручского замка штурмовала почему-то конница. Видимо, то была печенежская конница, ибо печенеги сражаться в пешем строю не умели. Похоже, Свенельду удалось в 977 году добиться от хана Кури интервенции. Это помогло ему достичь решительного перелома в ходе военных действий. Позволило прорваться наконец к близкому, но ранее недосягаемому Овручу и взять его штурмом, расправиться с Олегом и всей Южной армией Добрыни. Гибель Олега известна из летописи, а гибель "силы Микулушкиной" на овручском мосту - из былины. Вся Древлянская земля была залита кровью, Южный фронт патриотической коалиции рухнул. "Черный ворон" торжествовал, и было отчего: теперь он стал князем Древлянским. Добрыня сдает Новгород. То была тяжкая катастрофа. Коалиция потеряла своего первого контргосударя, свою Южную армию и свой плацдарм на Юге - Древлянскую землю. Владимир, кроме того, оплакивал не только верного союзника, но и брата. И этим дело не кончилось. Теперь у Ярополка руки были развязаны, и он немедленно двинул освободившиеся войска на Новгород. Но в столь тяжелейшей обстановке Добрыня не пал духом, он тоже стал действовать без промедления. Именем Хорса и Даждьбога новым контргосударем Руси от патриотической коалиции вместо погибшего Олега был сразу же выставлен и коронован следующий сын Святослава - Владимир. Это означало: борьба продолжается, несмотря ни на что! Но вслед за политическим решением предстояло принять решение военное, принять в резко изменившейся обстановке. Теперь в руках Свенельда были все земли державы, а против него стояла одна Новгородская - и сам Новгород мог теперь оказаться под прямым ударом. Что же делать? Добрыня решил: надо спасти Северную армию и выиграть время. И он сдал без боя Новгород ради спасения армии (как много веков спустя Кутузов сдаст Москву). В полном порядке новгородская армия была посажена на корабли - и эскадра ушла в открытое море. 977 год - самый черный в жизни Добрыни. В тот год все головы варяжского Змея Горыныча взвились над головой Добрыни (вот какой исторический момент лежит в основе картины в Доме-музее Васнецова). В тот год небо над Древлянской землей было черно от погребальных костров погибшей армии Олега. Но армия Владимира цела, и надежды всей Руси связаны отныне с молодым Владимиром. Хорс и Даждьбог, храня его жизнь, явно желают теперь, чтобы на престол в Киеве взошел внук Мала. Южная армия погибла, но Северная цела - и там, далеко на Севере, штевни боевых ладей Новгорода режут тяжелую волну Балтики. Над ними реют знамена с ликами обоих русских солнечных богов. И на них направлены с надеждой взоры всей Руси, всюду ждут их возвращения с победой. Швеция. Добрыня временно увел армию и флот Севера за рубеж. Однако это не означало прекращения боевых действий. Новгородская эскадра блокировала захваченное Свенельдом побережье Финского залива. Она крейсировала в море, но блокада велась с ближних баз, с русских островов в Финском заливе, остававшихся последним свободным клочком русской земли. Вероятно, главной такой базой стал остров Котлин, где века спустя возникнет Кронштадт. Однако прокормить всю новгородскую армию эти небольшие острова не могли, да и вообще требовалось более дальнее и надежное убежище, более прочная база для подготовки контрудара в будущем. И свою ставку, а также главную базу шурин и младший сын Святослава разместили в Швеции, предоставившей им убежище на три долгих года. Видимо, ставка Добрыни располагалась вблизи Упсалы, тогдашней столицы Швеции. Шведский период Добрыни тоже был плодотворным. Как уже говорилось, в Швеции правил в то время король Эрик, стремившийся покончить с долгими смутами в стране, очистить ее берега от пиратов-викингов и не дать вовлечь Швецию в нескончаемые войны, бушевавшие между королевскими домами Норвегии, Дании и Англии. Эрик встретил Добрыню как желанного гостя - ведь тот приехал не просто как беглец, спасающий свою жизнь, а как борец и хозяин закаленной в боях армии. Трехлетнее пребывание в Швеции новгородских полков Добрыни сильно укрепило позиции короля. Эрик смог одержать верх над своими врагами и получил прозвище "Сегерсел" ("Победоносный"). А Добрыня сумел убедить Эрика, что для проведения национальной шведской политики необходим прочный тыл. Если Эрик действительно желает добиться шведского порядка в шведском доме и нейтралитета в чужих распрях, раздирающих скандинавский Запад, то лучшей опорой для такой политики будут дружба и союз с могучей Русской державой. А раз так, то государственным интересам Швеции отвечает союз с русскими патриотами, желающими навести русский порядок в русском доме, а не с кровавыми варяжскими авантюристами, временно хозяйничающими на Руси. И такой союз был заключен. Он лишил Свенельда с Ярополком возможности вербовать в Скандинавии наемников, как это делали Рюрик и его преемники. Более того, он дал Добрыне возможность усилить новгородское войско вспомогательным варяжским отрядом. Ничего подобного раньше русским патриотам, боровшимся против варяжских угнетателей, не удавалось. Союз Древлянского дома со Шведским королевским домом был заключен на основе дружбы и взаимного невмешательства во внутренние дела друг друга. Рукопожатием Добрыни Древлянского и Эрика Сергерсела была создана на севере Европы зона мира - на двести лет! Целых два века после этого между Русью и Швецией не было военных столкновений (другой подобной зоны прочного мира в средневековой Европе не найти). В случае победы Добрыни союз гарантировал Руси прочный тыл на Севере (очень нужный для борьбы с Печенегией) и открытый выход на Балтику. В тяжелейшей обстановке сын Мала Древлянского сумел проявить не только твердость духа, но и беспримерную государственную мудрость, выдающееся мастерство дипломата. Сообразно понятиям той эпохи союз был скреплен династическим браком Добрыни с дочерью Эрика Сегерсела (о чем уже говорилось выше). Этот второй "королевский брак" Древлянского дома имел не меньшее значение, чем первый, то есть брак Малуши со Святославом. Он знаменовал триумфальный выход Древлянского дома на международную арену. Характерно, что Эрик предпочел заключить этот брак не с Владимиром (хотя законным государем Руси признал именно его), а с Добрыней как главой Древлянского дома и главным своим союзником. Добрыне удалось то, о чем Мал и мечтать не мог, - превратить одно из варяжских королевств самой Скандинавии в надежного союзника Древлянского дома. Примечательно, что шведская историческая традиция приписывает Эрику Сегерселу ликвидацию пиратства на Балтике. Между тем сделать это, владея одним западным побережьем Балтики, было бы невозможно. Эрику нужен был союзник на востоке Балтики, обладающий там господством на море и не дающий пиратам уйти от шведских берегов на восточные и закрепиться там. Это, очевидно, означает, что варяжское пиратское гнездо на Балтике - то самое, откуда в свое время явился на Русь Рюрик, - было ликвидировано как раз в 977-980 годах совместными действиями шведского флота Эрика и новгородской эскадры Добрыни. В русской былине этот эпизод биографии Добрыни отразился в виде сражений Настасьи Микуличны и Ильи Муромца с морскими разбойниками. Колывань. Таким образом, годы пребывания в Швеции не были потеряны Добрыней. Новгородская армия укрепила свой боевой дух, пиратское гнездо на Балтике было разгромлено, господство на севере и востоке Балтики завоевано новгородской эскадрой, ценный союз со Швецией упрочен. Боевая сила была сохранена, и время выиграно. Добрыня успел продумать все уроки поражения 977 года и составить план действий на будущее. И вот, подготовившись к решающей схватке, новгородская эскадра покинула гостеприимную Швецию и взяла курс на Русь. Однако десант на новгородском побережье успеха не сулил, ибо оно с самого 977 года охранялось сильными отрядами Свенельда, ждавшего контрудара Добрыни именно здесь. Но у Добрыни был уже наготове план. Каков он был, показывает былина. В цитированной уже книге о былинной ономастике автор Т. Н. Кондратьева обратила внимание на то, что в русской былине есть несколько богатырей со странным отчеством Колыванович и не менее странным именем Колыван. Коль скоро такого имени вообще не существует, возник вопрос, откуда же оно в былине взялось? И Кондратьева указала, что оно восходит к топониму Колывань - древнерусскому названию Таллина. Это имя города, в свою очередь, восходит к имени Калева, героя финского и эстонского эпоса - "Калевалы" и "Калевипоэга". То есть "Колывань" означает "город Калева". (Русским было известно и другое, исконно эстское, название этой крепости - Линданиса. В былине это город Леденец.) Но как богатыри-эсты могли попасть в русскую былину? Полагаю, что Колывановичами могли быть русские богатыри, отличившиеся под Колыванью, и что отличились они именно в 980 году. Новгородская эскадра бросила якорь в Колывани - и вслед за Швецией эстонские земли встали на сторону Добрыни. И предоставили ему свою территорию для скрытного обходного маневра, для форсированного марша от Колывани в глубь Эстонии и через Чудское озеро прямо на Новгород. (Отвлекающий десант был, вероятно, предпринят на русском морском побережье.) Этот быстрый маневр застал врагов врасплох, Новгород был освобожден стремительным ударом, а вслед за ним и вся Новгородская земля. Армия Новгорода сразу же перешла в наступление и, развивая первый успех, вступила в Смоленскую землю. (Колыван Колыванович вполне мог быть и эстом, присоединившимся в Колывани к армии Добрыни; Эстония могла дать ему и вспомогательный отряд.) Витебск. Добрыня с Владимиром разбили свою ставку на смоленской территории, в районе Витебска, на водном рубеже Западной Двины. Армия стояла фронтом на Смоленск, угрожая этой крепости. Встревоженный Ярополк стал спешно стягивать войска к Смоленску. Но Добрыня почему-то медлил. Вскоре против него стояли главные силы Ярополка, готовясь наступать на Новгород и снова выбросить Добрыню и Владимира из Руси. Задача Добрыни была необычайно трудна: с войском одной-единственной земли победить Ярополка, владевшего десятком земель. Это была все та же задача, что стояла в 977 году, - и тогда она оказалась невыполнимой. Удастся ли Добрыне решить ее теперь? И как? Из поражения 977 года Добрыня извлек следующий урок: из двух фронтов против Ярополка решающим оказался Южный, но ключом к победе являлась переброска армии Новгорода на южный плацдарм, то есть в Древлянскую землю. В 977 году она оказалась невозможной: путь туда был заблокирован Смоленской армией Ярополка. Сейчас было то же самое. Тем не менее на сей раз Киев был освобожден, так как Добрыня заранее, еще в Швеции, нашел способ прорваться на Юг. Теперь он стал выполнять свой блестящий стратегический план. Полоцк. Итак, в военных действиях наступила пауза. А тем временем Ярополк послал сватов к Рогнеде (Рагнхейдр), дочери полоцкого князя-варяга Рогволода (Регнвальда) из отдельной варяжской династии. Полоцк в ту пору был нейтрален, и войск ни одной из сторон там не было. Если сватовство будет принято, Полоцк (тогда независимый, в державу не входивший) вступит в союз с Ярополком, в тылу у ставки Добрыни появится новый враг и создастся возможность удара прямо на Новгород. Узнав о прибытии в Полоцк сватов из Киева, Добрыня решил прекратить выжидание. Было ясно, что Ярополк потребует от Рогволода пропустить войска через полоцкую территорию для обхода его, Добрыни, армии. Что делать, Добрыня и Владимир решили заранее. В Полоцке успешно велись переговоры с киевским посольством, как вдруг прибыло другое посольство - Рогнеду сватал и Владимир! По былине, главным сватом приехал сам Добрыня. Разумеется, Владимир также требовал не только руки Рогнеды, но и заключения Полоцком военного союза с Новгородом и немедленного пропуска его войск на Оршу, в тыл крепости Смоленск. Поход на Киев 980 года Рогволоду предстоял выбор: продолжение нейтралитета или союз с одной из сторон. Взвесив количество земель и войск у обеих сторон, он решил, что союз с Ярополком выгодней. Кроме того, ему, князю-варягу, правившему славянской землей, была по душе политика Свенельда. И он заключил, что может без всякого риска поднять свой престиж, заставив Владимира проглотить тяжкое оскорбление. Ведь Владимир уже имел одного могущественного противника, да к тому же связан на фронте. Наверняка он не сможет и не захочет начинать войну со вторым. И Рогволод вложил в уста дочери нарочито оскорбительный ответ послам Владимира: "Не хочу разуть робичича". Как мы помним, это означало: "Не пойду замуж за сына рабыни". Такое оскорбление, наносимое в торжественной обстановке от имени Полоцка Новгороду и его князю, было, несомненно, поводом к войне. А добавление "а хочу за Ярополка" вдобавок означало, что Полоцк вступает в союз с Ярополком. Уверенный в безнаказанности, Рогволод дал оскорблению максимальную огласку, чтобы сильнее унизить Владимира и Новгород. Правила дипломатической игры Рогволод рассчитал верно, но насчет безнаказанности жестоко просчитался. Добрыня и Владимир предусмотрели такой ответ и приготовились к действиям. Как только весть о "робичиче" достигла ставки Владимира, главные силы Добрыни устремились не на Смоленск, а на Полоцк! Там шел в полном разгаре свадебный пир, Рогнеду уже собирались везти в Киев. Войск Ярополка в Полоцке не было, а Рогволод не только не был готов к бою, но не успел даже убежать. Полоцк пал, все княжеское семейство попало в плен. Теперь Добрыня в свою очередь обозвал Рогнеду "робичицей", и она была взята не в жены, а в наложницы Владимира. Рогволода и его сыновей тут же казнили. Князем Полоцким стал Владимир, а Полоцкая земля была возвращена в состав Русской державы. Сопротивление Владимиру могла оказать Полоцкая земля: ее войско и население. Но они приветствовали свержение князя-варяга. И, очевидно, даже подняли восстание, облегчившее Добрыне взятие Полоцка, а Рогволоду с семейством помешавшее спастись бегством. Полоцкое войско присоединилось к армии Добрыни. И Полоцкая земля широко распахнула перед Добрыней ворота на Юг. Вслед за Новгородом армия-освободительница Добрыни разожгла антиваряжское восстание и в Полоцке. Туров. Не теряя времени, армия Добрыни немедленно устремилась из Полоцка дальше. Но не на Оршу и Смоленск, а прямо на юг, в Древлянскую землю! Боярин, командовавший Смоленской армией Ярополка, имел приказ наступать на Новгород, а не на Полоцк, за который не отвечал. К тому же от Владимира можно было ждать, что он задержится в своем новом владении. Но если бы даже этот боярин и разгадал замысел Добрыни, помешать ему он все равно бы не смог: армия Добрыни скрылась из виду. Она совершала свой марш за двойным прикрытием - Друти и Березины с их болотистыми поймами, ей нельзя было ударить во фланг и за ней было бесполезно гнаться в обход через Полоцк. Теперь на пути в Древлянскую землю из Полоцка лежала только одна земля - Дреговичская со столицей в Турове. И в ее пределах находилась серьезная водная преграда - Припять. Если бы дреговичи стали ее оборонять, это надолго бы задержало Добрыню, возможно, сорвало бы весь поход. Но этого не произошло. Населяли Дреговичскую землю славяне, а правил ею ставленник Ярополка, князь-варяг Тур. И в Дреговичской земле повторилось то же самое, что в Полоцкой, - Туров (его древние валы видны в городе и сейчас; следов замка Тура не искали, как, впрочем, не искали и следов замка Рогволода в Полоцке) был взят внезапным ударом, Припять форсирована без боя. Дреговичи встретили Добрыню как освободителя, князем Дреговичским стал Владимир, а дреговичские добровольцы встали под их Древлянское знамя. Это было уже третье антиваряжское восстание на победном пути Добрыни. А его армия-освободительница в стремительном броске на юг вышла теперь к южной границе Дреговичской земли - за рекой Убортью лежала уже родная земля Добрыни - Древлянская. Стрибог Полоцкий и Симаргл Дреговичский. Помните, как были расшифрованы "небесные князья" Древлянской и Новгородской земель? Я говорил тогда, что остальные участники Шестибожия это боги-хозяева младших участниц провладимирской коалиции. А так как вначале эта коалиция состояла только из двух земель, то ее младшими участниками могли стать только княжества, повернувшие в 980 году оружие против Ярополка. Теперь становится ясно, кто же такие следующие боги Шестибожия. Порядок этих богов продолжает строго выдерживаться согласно заслугам их княжеств в победе 980 года, а право на очередное место в Шестибожии завоевано как раз тем, что обе земли не оказали армии Добрыни сопротивления, которое привело бы к тому, что бросок на Юг захлебнулся бы в самом начале или на полпути. И даже оказали Добрыне активное содействие, открыв ему дорогу на Юг и пополнив его войско. Бог No 4 в Шестибожии расшифровывается как небесный хозяин Полоцкой земли Стрибог Полоцкий, а бог No 5 - как Симаргл Дреговичский. Эти земли активным участием в свержении Ярополка заработали статут соправительствующих земель, что и было выражено через фигуры их богов. Победа Добрыни. Как только первый отряд Добрыни ворвался в пределы Древлянской земли, гарнизоны Ярополка и Свенельда оказались в кольце восставших. Вспыхнуло четвертое антиваряжское восстание на пути Добрыни. Теперь древляне рассчитались за все сполна. Коростень, Овруч и прочие древлянские города были освобождены. А армия Добрыни, пронесшаяся как метеор через Полоцкую и Дреговичскую земли, не теряя темпа, как гром среди ясного неба обрушилась прямо на Киев. Вся оборона Ярополка была взломана одним мастерским ударом. О правнуке Владимира Всеславе Полоцком "Слово о полку Игореве" говорит, что он в сказочном конном прыжке дотянулся оружием до злата стола Киевского. Добрыня совершил не сказочный, а вполне реальный тысячеверстный прыжок с Севера, и оружие его Новгорода дотянулось наконец до злата стола Ярополка, до его недосягаемой ранее столицы. И оружие не только Новгорода. Когда авангард сына Мала Древлянского, завершая этот фантастический прыжок, вырывается наконец через Ирпень, под стенами Киева встают в едином строю полки четырех союзных русских земель. И кровавый трон Ярополка рушится разом. Его обойденные армии (Смоленская и резервная Любечская) бессильно топчутся вдали от Киева, куда переместились внезапно главные военные действия. Ярополк успевает только спешно затворить городские ворота. Но не помогает и это (хотя Владимир останавливается в Дорогожичах, чтобы подтянуть отставшие отряды и дать войску передышку; в Дорогожичах - теперь это Бабий Яр - он даже окапывается). Восстание вспыхивает наконец и в самом Киеве. Цепная реакция антиваряжских восстаний, начавшаяся в Новгороде, достигла за одно лето стольного Киева. Страшась восстания, Ярополк бросает даже старшую жену - знакомую нам "царицу" - и бежит из столицы. 11 июня 980 года Киев открывает ворота Добрыне и Владимиру. Знамя победы, заветное Древлянское знамя, наконец водружено над Киевом. И сын Мала Древлянского возводит на престол державы внука Мала Древлянского. Началось славное царствование Владимира Красно Солнышко, которому суждено было продлиться 35 лет. Широкий обходной маневр Добрыни, завершившийся полной победой, сделал бы честь и Суворову. Добрыня проявил себя великолепным стратегом, лучшим полководцем Киевской Руси. Ничего подобного его феерической кампании 980 года, задуманной и осуществленной по единому плану, история Руси не знает ни по дальности, ни по стремительности. Притом эффект внезапности был сохранен на всем пути - от Упсалы и до самого Киева. Политические итоги этой кампании еще более значительны. Взят полный реванш за 977 год. И за 946-й. И за 882-й. И за 862-й тоже. Древлянский дом одержал в 980 году блистательную победу! За один этот победный год сметены все варяжские династии, хозяйничавшие на Русской земле. Столетнее варяжское иго свергнуто наконец, русским народом в 980 году вооруженной рукой. И это бессмертная заслуга Добрыни. Неудивительно, что былина запомнила и прославила его имя на целое тысячелетие. Добрыня предстает как центральная фигура русской истории 70-х и 80-х годов X века. Он - национальный герой Руси! Родень. А что же стало с Ярополком и Свенельдом? Они бежали из восставшего Киева. Не на восток, где в их власти все еще оставалась обширная русская территория, а на юг, вниз по Днепру, прямо к печенежскому хану Куре, пившему, помните, вино из черепа Святослава. Свенельд советовал Ярополку просить хана привести на Русь страшную печенежскую конницу, чтобы она растоптала утомленную дальним походом армию Владимира, как растоптала ранее армию Олега. Свенельд действительно отправился к Куре с этим поручением. Но Добрыня не дремал. Его авангард был послан берегом вдогонку Ярополку и настиг его у самой печенежской границы, в крепости Родень (теперь ее руины находятся в Каневском заповеднике). Опасность печенежской интервенции была очень велика. Но Родень, где Ярополк дожидался печенежской конницы, был осажден и сдался. Ярополк был тут же казнен - в тот самый день 11 июня, когда Владимир вступил в Киеве на престол. Так хан Куря лишился своего ставленника на русском троне и предлога к интервенции, чтобы восстановить его на престоле. Смоленск. Но весь маршрут похода Добрыни от Новгорода до Киева проходил через пять земель. И больше княжеств на этом пути просто не было. Откуда же взялся в Шестибожии бог No 6? Иными словами, какая земля могла быть последней участницей провладимирской коалиции? Ответ дает историческая карта. Обойденная Смоленская армия Ярополка оставалась цела и нетронута. Если б она теперь двинулась на Киев и вступила в бой против Владимира, это грозило бы ему большими опасностями. Армия эта стояла в Смоленской земле. Конечно, земельные власти Смоленска были назначены Ярополком. Но там было и население - и под давлением народа власти княжества Смоленского в резко изменившейся обстановке заколебались. Что, если они приведут Смоленскую армию к присяге Владимиру? Что, если выведут из нее полки своей земли? Что, если преградят этой армии дорогу на Киев и выдворят ее в дальнюю Вятичскую землю? Наверняка они вправе запросить за эту важную услугу от Владимира немалую награду. Ведь такой услуги не может предложить ни одна из прочих земель державы - ни Радимичская, ни Вятичская, ни Ростовская, ни Тмутараканская. Короче говоря, Смоленская земля просто выторговывает себе последнее место в числе соправительствующих земель, а стало быть, и в самом конце Шестибожия. Так божество No 6 (а оно известно по летописи, это Мокошь, "русская Афродита") расшифровывается как небесная княгиня Смоленской земли, как Мокошь Смоленская. Поэтому пантеоном победы становится в Киеве в 980 году именно Шестибожие Владимира. Присоединением Смоленска к провладимирской коалиции кампания 980 года завершается. Варяжское иго с громом опрокинуто. Правда, Владимир не отказывается формально от своих прав по отцу, прав князя Варяжского дома (это еще предстоит позже), но, как мы помним, он согласно династическому праву считает и эту свою династию славянской. А отступник от династического права отце- и братоубийца Ярополк понес наконец заслуженную кару. И фактически Русью с 11 июня 980 года правит не Варяжский, а Древлянский дом во главе с Добрыней, и Владимир этого не скрывает. [108] См.: "Древлянское происхождение князя Владимира" и "Шестибожие князя Владимира" в Украинском историческом журнале; "Из истории ранних русско-булгарских политических связей" (в сб. "Из истории ранних булгар". Казань. 1981) и др. Глава 13. После победы Соправитель Владимира. После победы Добрыня сразу получил в награду от Владимира княжество Новгородское в наследственное владение с титулом посадника. Но сразу же стал и соправителем Владимира в Киеве. Некоторые из их первых мероприятий мы уже знаем: закрытие главного храма Перуна и воздвижение на новом месте храма Шестибожия, построение гигантской крепости Белгород для размещения там Новгородской армии и выдвижение на главные роли "мужицкого боярства" - на первых порах из героев гражданской войны, завоевавших победу над Ярополком и Свенельдом. Наряду с реформами внутри страны Добрыня продолжал строить свою систему союзов на международной арене. Так, уже в 981 году была установлена прямая граница с Чехией (сегодня это южный отрезок советской границы с Польшей). Прежде здесь, возможно, имелось буферное княжество (или несколько мелких), отделявшее в интересах Варяжского дома Древлянскую землю от дружественной Чехии. Добрыня и Владимир присоединили эту территорию к Руси в качестве федеральной земли - Волынской. В дальнейшем Владимир сажал туда княжить своих сыновей. Если союз со Швецией обеспечивал Руси мир на Севере, то союз с Чехией обеспечил мир на всей западной границе Руси. Союз и здесь был скреплен династическим браком - на сей раз Владимира с Малфредой Чешской. Как я уже говорил, она, видимо, было старшей по рангу женой Владимира. Внешние союзы Добрыня заключал из здравых государственных и географических соображений - всякий раз с решающей державой всего региона, не обращая внимания на различие религий. Вслед за союзом с языческой Швецией (где были другие боги, чем на Руси) теперь союз языческой Руси был заключен с христианской Чехией. Знакомство с чужими верами иной раз имеет крупные последствия. Не исключено, что крещение Владимира связано именно с Малфредой, "чехиней". Дело в том, что в Чехии тогда имелось наряду с богослужением на латыни богослужение на славянском языке. И еще в XI веке чешские жития святых служили образцом для составления русских житий (в частности, жития Бориса и Глеба, как показал советский ученый Н. Н. Ильин). А о важности давних связей Чешского дома с Древлянским уже говорилось выше. Гражданская война продолжается. При всей блистательности победы обстановка оставалась сложной: гражданская война, начавшаяся еще в 975 году, против ожиданий продолжалась. Одна из земель, Вятичская (она лежала на востоке державы, столицей ее был Муром), отказалась присягнуть Владимиру и подняла против его власти оружие. Одна она не смогла бы продержаться долго, но за ее спиной стояла сильная соседняя держава - Волжская Болгария (в отличие от Болгарии Дунайской ее принято называть коротко Булгарией) со столицей Биляр-Булгар (Великий Булгар), южнее Камы, невдалеке от нынешнего Чистополя. Вятичская земля была тогда в державе достаточно чужеродным телом. Она была присоединена Святославом только в 966 году, причем присоединению сопротивлялась. Общие интересы Руси ей были в то время чужды. Чтобы привязать ее к Киевскому престолу, Святослав взял одной из жен своему старшему сыну княжну Вятичскую. И теперь это имело непредвиденные последствия: Вятичская земля получила неожиданный шанс претендовать на гегемонию в державе и пытаться подчинить себе Киев. После свержения Ярополка Вятичская земля выставила своего контргосударя - просватанную за булгарского принца малолетнюю дочь Ярополка от вятичской жены, стараясь возвести их на престол в Киеве вместо Владимира. Прежде Булгария не поддерживала Ярополка: он был ставленником Печенегии, ее соперницы. Теперь же появился шанс сделать в Киеве преобладающим не печенежское, а булгарское влияние. Отчасти действия Булгарии диктовались заботой о престиже. Словом, цепочка династических браков почти автоматически втянула Булгарию в войну с Владимиром. Симпатий самого русского народа Булгария, проявив близорукость, не учла. Такой оборот событий лишил Добрыню и Владимира возможности сразу начать строительство крепостей на открытой печенежской границе, что означало бы войну с Печенегией. В свою очередь, Печенегия воевать за дочь Ярополка не стала, справедливо видя в ней не свою, а булгарскую марионетку, и нехотя признала власть Владимира. Этот мир был непрочным, но он давал Владимиру возможность воевать на неожиданно возникшем Восточном фронте. Великий Булгар. Между тем Булгария послала свой экспедиционный корпус в Вятичскую землю. Военный конфликт затягивался. Более того, успешный рейд вятичских (а вероятно, и булгарских) войск в Радимичскую землю создал в 984 году угрозу самому Киеву. Отразив этот рейд, Добрыня и Владимир решили, что с затяжным конфликтом надо кончать. Для этого строптивую Вятичскую землю надо было лишить булгарской поддержки. Добрыня снова применил широкий фланговый маневр, на сей раз двойной обход. В 985 году сам он повел новгородцев в ладьях вниз по Волге, а Владимир - войско Южной Руси на конях из Киева в обход вятичей, через степи временно союзной Печенегии к Волге, где она сближается с Доном, и далее вверх по Волге. Гигантские клещи двух русских армий и флотилий сомкнулись в глубоком тылу противника, под его столицей. Булгария вынуждена была просить мира. Цель Булгарского похода заключалась в том, чтобы убедить Булгарию в выгоде союза с Древлянским домом, а не с его врагами на Руси и превратить ее в союзника. Добрыня не требовал от побежденной Булгарии никаких земель. Под стенами Великого Булгара был заключен "вечный мир", скрепленный новым династическим браком Владимира - с булгарской принцессой. В залог дружбы и добрососедства детям этого брака были обещаны княжения в русских землях, пограничных с булгарской сферой влияния, - Ростовской и Вятичской. И действительно, сыновья Владимира от "булгарыни" Борис и Глеб княжили там. Булгарский поход 985 года Булгарские войска были выведены с Руси, после чего Вятичской земле пришлось признать власть Владимира. Знатные вятичские родичи дочери Ярополка пошли на отречение девочки от всех прав на Руси, после чего ее вместе с нареченным супругом с почетом выпроводили в Булгарию уже в качестве булгарской принцессы. А булгарский брак Владимира был заключен сначала в главной мечети Биляра (ее раскопанные руины показывал мне казанский археолог и историк А. X. Халиков), а затем по русскому языческому обряду то ли в ставке Владимира, то ли уже в Киеве. Этого требовало соблюдение дипломатического протокола, взаимного признания вер заключающих мир и союз держав. Словом, царь Ибрагим Булгарский, хотя и с немалым запозданием, понял выгоду союза с Владимиром и стал таким же достойным партнером Добрыни (чье слово в вопросах войны и мира, по летописи, в 985 году было решающим), как швед Эрик Сегерсел. Зона прочного мира. Теперь Русь обрела на Востоке такого же сильного союзника, как на Севере и Западе. Вторая зона прочного мира, созданная Добрыней в 985 году, продержалась более ста лет. (Зона мира, созданная чешским браком, оказалась, увы, недолговечной: чешские земли, граничившие с Русью, были вскоре захвачены Польшей, чему Владимир, занятый затяжной войной с Печенегией, помешать не мог. Это привело уже в XI веке к созданию польско-печенежской коалиции против Владимира.) И зоны эти слились в одну грандиозную зону прочного мира, созданную Добрыней вместе с его партнерами. Она простиралась от шведско-норвежской границы вплоть до Урала. На всей этой огромной территории угроза войны была устранена для населения всех стран-участниц на протяжении нескольких поколений. Даже если на других границах зоны и возникал конфликт, ее городам и селам в целом захват врагами не угрожал. Эта поразительная зона прочного мира стала важным условием для развития экономики и культуры всех народов, входивших в нее. Такова оказалась политическая программа Древлянского дома на международной арене. Не менее значительной и плодотворной, чем внутри страны. И притом программа эта была не только задумана, но и осуществлена Добрыней и Владимиром на практике с поразительной для той эпохи смелостью, на принципиальной основе. Важной чертой великолепной системы внешних союзов, созданной Добрыней, была ее веротерпимость, уважение принципа "все веры правые, и каждый бог хозяин в своей стране". Союзницами Руси стали языческая Швеция на Севере, христианская Чехия на Западе и мусульманская Булгария на Востоке. Для религиозных войн в возникшей зоне прочного мира не было места. Далеко опередившие свою эпоху, принципы эти на современном языке называются программой мирного сосуществования, сотрудничества стран с разной идеологией, программой мира и дружбы. В X веке эти принципы выдвинула и претворила в жизнь Русь Древлянского дома. Триумфальный выход Древлянской династии на международную арену был крупным событием мировой истории, благодетельным не только для Руси, но и для ее соседей. В частности, именно союз с Добрыней позволил Швеции совершить крутой поворот от викингской политики к национальной на целое столетие раньше Норвегии и Дании. Эта зона обеспечила мир и процветание народам, лежавшим между великими державами-союзницами, - населению будущих Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы на Западе и марийцам, чувашам, мордве, удмуртам на Востоке. Исключение религиозных войн шло вразрез с теорией и практикой как мусульманских, так и христианских держав той эпохи (да и более ранних и гораздо более поздних эпох). Аллах Багдадский и Христос Царьградский равно видели свою задачу в том, чтобы истреблять "ложных" богов. И это было желанным и удобным предлогом для захвата чужих земель. Христос Римский им в этом отношении не уступал - вспомним хотя бы кровавую историю колонизации Прибалтики крестоносцами и колониальных захватов Испании и Португалии, санкционированных папским престолом. Выдвижение и осуществление принципов веротерпимости и отказа от религиозных войн Добрыней в ту далекую эпоху было одной из крупнейших его заслуг. Для того чтобы доработаться до этих принципов, Западной Европе и мусульманскому Востоку понадобились века. Введение Пятибожия. Заключение мира и союза с Булгарией имело и крупные последствия внутри Руси: оно подвело черту под долгой гражданской войной. Отныне любая земля, рискнувшая поднять мятеж против Владимира, не могла рассчитывать на поддержку извне. И это немедленно развязало Добрыне и Владимиру руки для давно назревших и ставших неотложными крупных внутренних реформ. И первой из них стало низложение Перуна, бога-волка, покровителя князей-волков Игоря и Ярополка. Перуна Полянского, продавшего Русь варягам еще в 882 году и давно уже превратившегося в глазах народа в Перуна Варяжского. О его свержении и изгнании в Печенегию уже говорилось в главе "Хортица". Долгий список его преступлений перед Русью не кончился и 980 годом. Это он подстрекал вятичей, наущал Булгарию, не давал победы русскому оружию, хотя лицемерно и принимал "по должности" молитвы за эту победу. Злую волю Перуна равно видели как сторонники Владимира, так и его враги. Жить дальше с таким верховным богом ни Добрыне, ни Владимиру, ни Руси было нельзя. Победу же 985 года, по тогдашней теории, приписали Хорсу и Даждьбогу, чье могущество наконец парализовало злую волю Перуна. Мир с Булгарией заключили, видимо, уже их именем, без упоминания Перуна, и булгарский брак Владимира тоже. А затем в том же 985 году последовало и логическое завершение долгой борьбы против Перуна - совершено его низложение, которое не удалось осуществить сразу в 980 году. Это было сделано, конечно, уже не под Биляром, а в Киеве. Бог-предатель, бог-деспот был судим по обвинению в государственной измене, причем ему был предъявлен полный счет за все его преступления с 882 и по 985 год. Судим равными ему по рангу прочими земельными богами Шестибожия (от имени которых выступали их жреческие коллеги). Признан виновным, свергнут со своего небесного трона и вышвырнут с Руси вон. Шестибожие, как решение с самого начала временное, исчерпалось и было отменено. Отныне Русью правило Пятибожие во главе с Хорсом и Даждьбогом. Показательно, что их обоих, а также Стрибога мы находим в "Слове о полку Игореве", то есть в русском народе спустя 200 лет их все еще поминали добром. А Перун там ни разу не упомянут. С низложением Перуна отпала для Владимира необходимость поддерживать далее фикцию того, что он "Перунов внук". Он, разумеется, и до того по праву носил титул "Дождьбожьего внука" по материнской линии. Но в качестве государя державы по-прежнему поневоле титуловался "Перуновым внуком" и должен был носить на престоле именно этот титул до тех пор, пока Перун номинально оставался во главе Шестибожия. Только в 985 году этот титул государя, давно ставший Владимиру ненавистным, был отброшен. Только в 985 году титулом государя мог стать "Даждьбожий внук" (зафиксированный в "Слове о полку Игореве"). Не раньше да и не позже. Смена династии. Но это, в свою очередь, продиктовало Владимиру и следующую реформу, проведенную сразу же все в том же богатом событиями 985 году: Владимир манифестом с престола провозгласил, что своею властью государя меняет свою династию с отцовской линии на материнскую. До сих пор Русью с 980 года правил Древлянский дом, но княжил на престоле державы Варяжский. Отныне, провозгласил Владимир, он открыто княжит на престоле как государь Древлянского дома, раз он "Дождьбожий внук". Но разве монарх, спросит читатель, вправе менять собственную династию? Да, такое право у монарха есть (хотя используется не часто). Параллельными примерами могут служить переименование в Англии Ганноверского дома в Виндзорский и смена будущим Петром III при приглашении его в Россию своей династии с отцовской линии на материнскую. Смена династии Владимиром никого в стране не удивила, она была в логике вещей и увенчивала фактическое правление Древлянского дома, начавшееся еще в 980 году. Что дело в случае победы Добрыни кончится именно так, было всем ясно еще с 977 года, с гибели Олега и коронации Владимира. И поскольку эпопея Мала, Добрыни, Малуши и Владимира сделала Древлянский дом всенародным любимцем, смена династии приветствовалась Русью. Но правом смены собственной династии обладал не только Владимир, но и его потомки. Как и он, все они были одновременно князьями и Древлянского и Варяжского домов и могли выбирать любую из династий сообразно своей политике. А в этих двух династиях оказались материализованы две противоположные политические программы. Неудивительно, что триумвиры, будучи узурпаторами и деспотами, провозглашали себя князьями Варяжского дома, а их противники - Всеслав и Ростислав с сыновьями - князьями Древлянского дома. Борьба между двумя династиями, казавшаяся в 985 году поконченной бесповоротно, возобновилась в XI веке и стала главной осью политической жизни Руси. Устранить Древлянский дом с политической арены страны узурпаторам удалось только к середине XII века (когда оплот Всеславичей - Полоцк удалось захватить, а князей Полоцких выслать в Византию). Тогда и была уничтожена последняя летопись Древлянского дома. Выбор веры. Теперь биография Добрыни вплотную подвела нас к знаменитому летописному эпизоду "выбора веры" (статьи 986 и 987 годов). В нем Владимир почему-то колеблется между четырьмя вариантами единобожия, а сам нелепым образом продолжает чтить языческих богов, хотя в них уже не верит. Разные варианты единобожия неизменно предлагаются миссионерами, причем мотивировки отвержения трех вер совершенно анекдотичны. Первым отвергнуто мусульманство - будто бы за вымышленные непристойные обряды, которых ислам никогда не предписывал. Вторым отвергнуто иудейство - будто бы за то, что бог отдал "Святую Землю" христианам (хотя при Владимире она принадлежала мусульманам, а крестоносцы завоевали ее только во времена его правнуков). Хазары (их государственной религией был тогда иудаизм) названы в летописи евреями и столицей своей именуют Иерусалим, хотя Хазария никогда не претендовала на "Святую Землю", а столицей имела тогда Итиль на Нижней Волге. Мнимые евреи уверяют Владимира, будто они распяли Христа (хотя действительные евреи этой версии никогда не признавали, а в Евангелии ясно сказано, что Иисуса распяли римляне). Отвергнуто и западное христианство (то есть будущее католичество) будто бы лишь за то, что в западном богослужении нет-де красоты. Вопрос, за что же бог отдал им "Святую Землю", дипломатично обойден. Ясно, что все три мотивировки отвержения вер принимать всерьез нельзя - и наука давно расценила их как басни. Каждая из них придумана много позже и призвана не объяснить, а скрыть истинное положение дел. В первую голову скрыть то, что Русь была крещена не Варяжским, а Древлянским домом. Но зачем вообще могла понадобиться такая нелепая подтасовка? А затем, что сам выбор вер при Владимире был фактом общеизвестным. Поэтому его надо было ложно истолковать. Ясно, что иначе легенда о выборе веры была бы вообще ненужной. Каким же образом Русь оказалась при Владимире перед выбором из нескольких новых вер? В летописи мы читаем поздний миф, полуцерковный, полудинастический. Но что же было на самом деле? Почайна. Так называлась речка под Киевом (теперь она давно в черте города и под землей), на которой, по летописным данным, совершалось крещение киевлян. В былине она именуется Пучай-рекой, и именно на ней происходит бой Добрыни с огненным Змеем. "Былина "Добрыня и Змей", - пишет Рыбаков, - вне всяких сомнений, отражает победу над язычеством, над самыми жестокими, кровавыми элементами погребального ритуала и культа богов, требовавших человеческих жертв" [109]. Он указывает также, что ряд атрибутов Змея, с которым борется Добрыня, напоминает именно Перуна, чьи идолы были окружены грандиозными кострами, на которых сжигались жертвы, в том числе и человеческие. То есть Перун, чей главный храм стоял, как мы помним, на Старокиевской горе, к этому времени давно превратился в глазах русского народа в кровожадного огнедышащего Змея Горыныча. Таким образом, былина "Добрыня и Змей" отражает и сливает воедино несколько событий: борьбу Добрыни с Перуном и победу над ним в 980 году, свержение Перуна в 985-м, но также и Почайну (вероятно, 986 года). Характерно, что былина приписывает победу над Перуном и крещение Руси не Владимиру, а Добрыне. Это перекликается со сведениями некоторых летописей об активном участии Добрыни в введении новой веры; например, о том, что он ставил в разных городах Руси епископов. И, зная положение Добрыни в то время, его действительно можно считать также истинным крестителем Руси. Я уже говорил, что о дате, месте и подлинных обстоятельствах крещения Владимира и Руси в науке издавна ведутся споры, и, видимо, они будут продолжаться, поскольку летописная версия крайне тенденциозна, а другие письменные версии методически уничтожались еще во времена триумвиров. "Корсунская легенда" о крещении Владимира давно признана в науке очевидной поздней фальшивкой. Так, известный специалист по Древней Руси В. Г. Брюсова считает, к примеру, что в ней использованы сведения о событиях из походов на Византию его внука - Владимира Ярославича Новгородского. Не претендуя на то, чтобы положить конец научной контроверзе о крещении Руси, изложу его обстановку так, как она представляется в свете нашего путешествия по следам Добрыни. Картина крещения даже в летописи не производит впечатления внезапного озарения Владимира свыше светом истинной веры. А если поглядеть трезво, то четырехкратная смена верховных культов державы (менее чем за десятилетие!) вообще не может объясняться религиозными причинами. Так часто религиозных убеждений не меняют ни отдельные люди, ни тем более народы. Но на Руси с калейдоскопической быстротой единовластие Перуна сменяется Шестибожием, затем Пятибожием и наконец крещением. Такая серия быстрых смен верховных богов Руси совершенно очевидно могла иметь только политические причины, притом причины внутренние. Если бы Пятибожие оказалось стабильным решением, то Русь на века так и осталась бы языческой страной. И ничего дурного в этом не было бы. Примеры Индии, Японии, Монголии, Китая и т. д. показывают, что многобожие абсолютно не помешало этим странам достичь высокой культуры, процветания, государственного единства, могущества. Широко распространенный взгляд, будто все такие блага - плод принятия единобожия, лишь миф, восходящий к богословию, но проникший и в науку. (Да и сам единобожный пантеон с его сонмом ангелов и архангелов, серафимов и пророков, святых и прочих священных персонажей есть всего лишь замаскированное многобожие.) Русский языческий пантеон был ничуть не хуже любого другого (вспомним хотя бы "Слово о полку Игореве"). И сохранение русского пантеона без Перуна не грозило Руси ни распадом единой державы, ни моральной или культурной отсталостью, никакими другими бедами. Никакой антитезой мнимой "тьмы" язычества и мнимого "света" христианской культуры на Руси той эпохи не было. Как не было и общего кризиса язычества. Пятибожие не смогло стать стабильным решением исключительно по той же причине, что и Шестибожие - система территориальных богов не допускала объявления Хорса или Даждьбога небесным государем державы без перенесения столицы из Киева в Новгород или Коростень, где испокон веков и навечно стояли их главные храмы. И это означало, что надо приглашать нового верховного бога со стороны (а заодно и нового небесного князя Полянского). Вот это-то и вызвало выбор вер. Он кончился действительно выбором христианства, что дало Добрыне возможность решить "квадратуру круга": обзавестись надежным небесным государем, сохранить Киев как столицу державы и закрепить в державе с помощью новой веры новгородско-древлянскую гегемонию. Добрыня выбирает веру. Как только манифест Владимира о смене царствующей династии был оглашен, Добрыня сразу же принялся за выбор новой веры. И никакие миссионеры для этого ни ему, ни Владимиру не понадобились. Более того, всякого иноземного посланца, осмелившегося поучать могучих соправителей, что их боги-де "просто дерево", они выгнали бы. Не стал бы Добрыня и слушать, как миссионеры чернят веры его союзников (а тем более чернить их сам). Он просто искал, какая же вера лучше позволит заполнить ставший вакантным небесный трон Руси. Ведь ему предстояла жестокая схватка с Печенегией, а вести такой бой, не имея небесного государя, Русь, по тогдашним понятиям, не могла. С магометанством Добрыня только что познакомился лично в Биляре. Познакомиться же