пронеслась над костром и исчезла под темным сводом. Робин Гуд и стрелки долго молча смотрели на рыцаря. - Четыреста фунтов за землю и замок? - Сын был мне дороже. Больше никто не хотел ссудить мне денег. Скателок нагнулся и подбросил охапку дров в костер. - Что же ты будешь делать без замка, сэр Ричард? - спросил Робин Гуд. - Я пойду с крестоносцами в святую землю. Что остается мне еще? Мой Энгельрик скрывается где-то в северных лесах. Вот уже год, как от него нет вестей. Люди Гая Гисборна караулят его по всем дорогам... Услышав имя Гая Гисборна, Робин Гуд нахмурил густые брови. - Постой, рыцарь, - перебил он гостя. - Ты назвал имя моего врага. Чем досадил твой сын этому убийце? - Франсуа Тайбуа был племянником Гая Гисборна. У Гисборна есть все: и деньги, и власть, и дружина... Рыцарь замолчал, низко опустив голову, неподвижным взглядом уставившись на огонь. Тут Вилль Белоручка воскликнул: - Робин, когда мы осадили манор сэра Стефена, сэр Ричард Ли подарил нам для боя тридцать луков с колчанами и двенадцать мечей! И Робин, забыв приличие, тяжело ударил рыцаря по плечу. - Рано сдаешься ты, Ричард Ли! - сказал он. - Крепче держали оружие в руках товарищи славного Хиреворда! Сын твой еще вернется, а Гаю Гисборну мы отрубим когти, как норманны рубили их нашим псам, чтобы уберечь свою дичь от вольной охоты. О земле не горюй - мы выкупим ее у аббатства. Есть ли у тебя верные поручители, сэр Ричард? - Покуда я был богат и силен, друзей у меня хватало. А сейчас... кто поручится сейчас за сэра Ричарда Ли? Нет, не осталось у меня на свете друзей, кроме господа бога и пречистой девы Марии. Робин Гуд весело рассмеялся и прищурил глаза. - Что ж, сэр рыцарь, лучшей поруки не может быть на земле. Уж кому-кому, а неужто я не поверю непорочной деве Марии? Такой поруки не сыщешь, хоть пройди всю Англию. Ну-ка ты, Скателок, пойди с отцом Туком, отсчитайте сэру Ричарду Ли под поруку святой Марии четыре сотни монет. Да проверьте получше, чтоб не попалось худых, с обрезанным краем. А то, чего доброго, милосердный аббат швырнет их обратно и скажет, что долг не уплачен. Но Скателок застыл на месте, разинув рот. Отец Тук подошел к нему, сгреб в ладонь бороденку виллана и щелкнул его пальцем по лбу. - Так-то, виллан! Видал, как Робин обдирает прохожих? - Ай да Робин! А я-то думал, покарай меня святой Вульфстан и Вольфхэд... - проворчал Скателок, почесывая макушку. Но вспоминать всех святых было некогда, и он, вскочив, побежал следом за фриаром Туком. Тень, отбрасываемая светом смоляного факела, запрыгала по стенам пещеры. В дальнем конце пещеры отец Тук остановился перед большим сундуком, передал Скателоку факел и принялся выгребать из сундука золотые. - Ты считай, рябой, не зевай, - приговаривал отец Тук, а Скателок считал и считал, пока число золотых не перевалило за четыре сотни. - Ну, теперь хватит, отец Тук. Четыре сотни тут уже есть. - А тебе что, жалко? - подмигнул монах. - Нам понадобится - мы всегда добудем. Бросив на разостланный плащ еще две-три пригоршни, он вскинул тяжелый сверток на плечи и пошел к столу. - Послушай-ка, Робин, - сказал отец Тук, протягивая деньги гостю, - надо бы нашему рыцарю подарить и сукна на платье. - Дельно сказано, святой отец! - откликнулся Робин. - Ступай отмерь по три ярда от каждого цвета. Отец Тук прихватил свой лук, чтобы мерить сукно, и не складная тень его кувырком прокатилась по стенам пещеры. Стрелок мерил много, а больше того припускал к длине своего лука. От каждого цвета он откроил по куску - малиновый, желтый, зеленый, а сверху на них еще бросил алый, расшитый золотом плащ. Сэр Ричард Ли смущенно смотрел, как растет перед ним гора подарков. - Хорошо бы ему еще коня, - заметил Билль Статли. По знаку Робина, он выбежал из пещеры и вернулся тотчас же с вороным жеребцом, который испуганно храпел, упираясь, у входа. Скателок привстал на носки и шепнул на ухо фриару Туку: - Там, в сундуке, я видал золотые шпоры. Отец Тук рассмеялся и таким же шепотом сообщил Робин Гуду: - Скателок говорит, что видел и сундуке золотые шпоры. - Ну, тащи их сюда, - кивнул стрелку Робин Гуд. - А ты, Клем из Клю, проводишь сэра в аббатство: не годится доброму рыцарю отправляться в путь без оруженосца. 10. О ТОМ, КАК СЭР РИЧАРД ЛИ ВОЗВРАТИЛ ДОЛГ АББАТУ "Ни пяди не увидишь ты! - Поклялся тут аббат. - Клянусь спасителем моим, Что на кресте распят!" Яркое утреннее солнце поднялось над соломенными крышами города Йорка и заглянуло в узкие окна аббатства святой Марии. Бесчисленные пылинки заплясали в солнечном луча над столом, заваленным свитками пергамента, зазубренными дощечками, и медленным золотым дождем стали сеяться на лиловую рясу аббата, на круглую головку приора и беспокойные руки эконома. Откинувшись на спинку скамьи, аббат внимательно выслушивал отчет о доходах и расходах своих земель. Красноватые глаза его быстро бегали по столбикам цифр, короткие пальцы ощупывали каждую зарубку на деревянных расписках - бирках. Эконом говорил ровным, тягучим голосом, и приор то и дело принимался клевать носом, убаюканный долгим докладом. Аббат неодобрительно посмотрел на приора и протянул руку к дощечке, покрытой тонким слоем воска. - Сколько всего уродилось? - спросил он эконома. - Урожая всего сто девяносто восемь квартеров. - А сколько получено от наших вилланов из Понтефракта? - Сто двадцать шесть квартеров по одной бирке и семьдесят один - по другой. - Из Селби? - Сорок шесть квартеров три с половиной бушеля. - Значит, всего... - Четыреста сорок один квартер три с половиной бушеля. Острая палочка зачертила по мягкому воску. - Правильно: четыреста сорок один и три с половиной. Теперь расход. - На засев ста сорока восьми акров - шестьдесят с половиной квартеров. На осенние помочи... На выдачи пастуху овец, свинопасу, плетельщику изгородей... На прокорм собак Гервазия, охотника, в течение целого года... Корм волов от преображения до обретения святого креста, в течение семнадцати недель... Пребенда Генриха, пекаря, который часто приезжал... Вздрагивая, отец приор открывал глаза. И тотчас же перед ним, прогоняя сон, начинали кружиться в солнечном луче золотые пылинки. А когда глаза, утомленные их однообразной игрой, поневоле смыкались, ровный голос эконома убаюкивал слух, снова и снова пересыпая цифры и статьи: двухколесные телеги, бочонки вина из Гамптона, шкуры баранов, головы сыра, галлоны меда, потравы, пребенды пошлины, оброки, осенние помочи, корм для свиней и уэи шерсти. Поспорив с экономом, аббат вызвал брата келаря, чтобы узнать, сколько, было представлено в кладовую орехов и солода. - Вы спите, приор! - укоризненно сказал он в перерыве между делами. - Не слишком ли вы умерщвляете свою плоть ночными бдениями и молитвой? А мы тут уже успели рассмотреть почти все отчеты манора. Пора и за трапезу, не так ли? Надо бы вам, приор, побольше вникать в хозяйственные дела. Мне становится трудно одному следить за всеми этими жуликами и обманщиками. А ведь не дальше как завтра к нашим владениям прибавятся земля и замок сэра Ричарда Ли. Год со днем истекает сегодня с тех пор, как мы ссудили ему четыреста золотых. - А вы не отсрочите ему уплату долга, аббат? - спросил приор, стряхивая с себя дремоту. Аббат вытащил из-под груды пергаментных свитков резные четки из желтой слоновой кости. Он весело рассмеялся. - Неужто вы посоветуете мне, приор, лишить святую Марию добра, которое принадлежит ей по праву? Милосердие - великая добродетель, и я могу только хвалить вас за то, что вы и брат крестоносец поделились своим добром с первым встречным бродягой... Тут аббат лукаво подмигнул своему собеседнику, а приор сморщился и позеленел при воспоминании о встрече в лесу, о молитве, о бегстве и неожиданном купании в ручье. Заметив, что стрела попала в цель, аббат продолжал с усмешкой: - Но вы пожертвовали от чистого сердца свое собственное добро, я же пекусь о землях святой Марии. Уж я и судью пригласил сегодня к обеду и лорда шерифа, чтобы покончить с этим делом. Конечно, замок рыцаря стар, и ветер гуляет в нем, как в хлеву, зато буковый лес его накормит желудями хорошее стадо свиней. - Но ведь день еще не кончен, - заметил приор. - Может быть, рыцарь еще подоспеет. - Денег-то взять ему негде. Найдется ли такой человек во всем северном крае, чтобы поверить четыреста марок голодному рыцарю из Вирисдэля? Может быть, вы, приор, из уважения к его славным предкам... А вот и наши почтенные гости! Благословенны будьте, лорд судья! Благословенны будьте, лорд шериф! Близко ли солнце к закату? - Благодарение богу, близко, - ответил королевский судья, отвешивая поклон аббату. - Во всяком случае, солнце ближе к закату, чем сэр Ричард Ли - к обители святой Марии. - Прекрасно, прекрасно, лорд судья! Поспешим же за стол, пока не кончился день! Пригибаясь, чтобы не стукнуться о низкий косяк, гости прошли вслед за аббатом в трапезную. Монахов не было здесь в эту пору, только два-три послушника дожидались своего пастыря. Королевский судья поднял кубок с вином и воскликнул: - Я пью за доброго сэра Ричарда Ли из Вирисдэля! За его славных предков и за их добро! За Вирисдэльский замок! За пашни, за луга, за буковый лес, за вилланов сэра Ричарда Ли! И лорд шериф йоркский тоже поднял кубок. Но в это время в трапезную вошел рыцарь Ричард Ли. Привратник, отворивший ворота аббатства, впустил во двор всадника в алом плаще, а за ним - оруженосца. - Никогда еще не видывал я такого коня! - воскликнул привратник, любуясь вороным жеребцом. А всадники, спрыгнув наземь, сбросили с себя богатые плащи и остались: рыцарь - в изорванной ржавой кольчуге, оруженосец - в заплатанной кожаной куртке. И не успел еще привратник прийти в себя от изумления, сэр Ричард Ли переступил порог трапезной. - Благослови вас господь! - сказал он, преклоняя колено. - Святой отец, я пришел в назначенный день. Рука аббата дрогнула, и капля вина прокатилась по его рясе, оставив на бархате серебряный след. Монах впился в рыцаря пристальным взглядом, потом облегченно вздохнул. Его успокоил нищенский наряд должника. - Принес ты мне деньги, рыцарь? - спросил он резко, не ответив вошедшему на приветствие. - Ни пенни, - тихим голосом промолвил сэр Ричард Ли. Аббат затрясся от радости. Он долго смеялся, потирая руки и всхлипывая, переглядываясь то с судьей, то с шерифом йоркским. Потом залпом осушил свой кубок и громко стукнул им по столу. - Мы не ошиблись с вами, лорд судья! - воскликнул он, вставая. - Земля Ричарда Ли ближе к святой Марии, чем солнце к закату. Зачем же ты пожаловал сюда, сэр рыцарь, если у тебя нет четырехсот золотых, чтобы заплатить свой долг? - Чтобы просить тебя, святой отец, дать мне еще хоть немного сроку. Именем пречистой девы Марии прошу тебя... - Вы слыхали, судья? Именем девы Марии он просит, чтобы мы подарили ему то, что по праву принадлежит деве Марии! Однако ты многого просишь, сэр рыцарь. Что же вы не пьете, шериф? Судья прошелся по залу и остановился перед Ричардом Ли. - Нет, дорогой мой рыцарь, - сказал он, - просить теперь поздно. Если тебе нужен добрый совет, скачи поскорей назад в Вирисдэль попрощаться с землей и с замком. - Так защити меня ты, шериф города Йорка! - вскричал рыцарь. - Не допусти, чтобы я ушел отсюда нищим! - От тебя ли я слышу это, сэр Ричард Ли? С каких это пор гордые саксы гнут шею перед норманнами? Даже при этой обиде у старого рыцаря хватило силы сдержаться. Он снова обернулся к аббату. - Будь милосерд, святой отец! Распоряжайся моей землей, как своей, пока я не уплачу тебе долга, но не отнимай ее у меня навсегда! Я буду служить тебе простым вилланом. Клянусь Христом, распятым на кресте, я верну тебе долг до последнего пенни! Аббат насмешливо покачал головой. - У святой Марии довольно есть вилланов, которые пашут получше тебя. А в страдную пору мы выгоним в поле вилланов сэра Ричарда Ли - того, что когда-то владел Вирисдэлем. Куда ни обращал глаза рыцарь, он всюду встречал злорадную усмешку. Только приор, верный своей привычке, мирно дремал, спрятавшись за серебряным распятием. - Хорошо, коли так! - грозно воскликнул сэр Ричард. - Ты хочешь, монах, чтобы я стал перед тобой на колени? Берегись! Если мне не судьба владеть землей, мечом я владею отлично. Помни: не поздоровится новым хозяевам Вирисдэля! Судья зашептал что-то на ухо аббату. Тот кивнул головой. - Послушай, сэр Ричард Ли, - сказал аббат, - ты горячишься напрасно. Четыреста марок были даны тебе под залог твоих владений. Ты не вернул долга в срок. Значит, отныне и земля твоя и замок принадлежат аббатству, и судья и шериф тотчас же могут скрепить наше право подписью и королевской печатью. Но я не хочу обижать тебя. Твой феод стоит больше четырех сотен марок. Поэтому я полагаю, что святая Мария не будет в обиде, если, кроме тех денег, что ты задолжал, я дам тебе еще сто золотых. - А двести не заплатишь? - Сэр Ричард перекинулся взглядом со своим оруженосцем, веселым Клемом из Клю, который стоял у порога, неподвижный, как статуя. - Может быть, ты подаришь мне еще двести? - Нет, двухсот не могу заплатить. Вот, может быть, нам поможет судья? - Пожалуй, - кивнул головой судья. - Добавлю и я пятьдесят. За лужок, что возле буковой рощи... - Клянусь святым Вульфстаном, - вскричал тут рыцарь, - много видал я псов, но не видал таких жадных! Так нет же, не владеть моим замком ни судье, ни монаху! Получай, аббат, свой долг - гляди, солнце еще не село! Считай получше да смотри, хороша ли монета. Перехватив из рук Клема из Клю кошель, рыцарь раскрыл его и опрокинул над столом. Закатный луч солнца проскользнул в окно трапезной и зажег золотые монеты красным огнем. Разбуженный переполохом приор полез под стол поднимать скатившуюся на пол монету. А солнце... Солнце помедлило еще немного в небе, чтобы осветить ласковыми лучами двух всадников в ярких плащах, удалявшихся от аббатства святой Марии по дороге, которая ведет на запад, - счастливого рыцаря Ричарда Ли и его веселого оруженосца, молодого Клема из Клю. 11. О ТОМ, КАК СЛУЖИЛ РЕЙНОЛЬД ГРИНЛИФ ШЕРИФУ И повар Джону отпустил Три добрых тумака. "Люблю удар, - промолвил Джон, - Такого кулака!" - Где это видано, чтобы до полудня морить людей голодом? - А где это видано, чтобы слуга храпел до полудня? Лорд шериф давно на охоте, а ты только сейчас продрал глаза. Будь я на месте шерифа, давно бы... - Да накорми меня, старый хрыч! Говорю тебе, я не монах и не намерен поститься! - Придется поститься, пока не вернется хозяин. Корки хлеба не дам тебе, бездельнику, до его возвращения. - Ну хоть горло дай промочить! Неужто жаль тебе кружки эля? Ключник повернулся спиной к Рейнольду Гринлифу и, гремя ключами, принялся запирать кладовую. - Ладно! Коли так, мы и сами возьмем, - сказал Рейнольд Гринлиф и взмахнул рукой. Старик кубарем откатился в сторону. А шерифов слуга ударом ноги вышиб дверь и, пригнувшись, вошел в чулан. Он нацедил себе кружку эля, осушил ее и налил вина. Ключник, не смея пошевельнуться, сидел на полу, таращил на него глаза и беззвучно шептал молитву. Рейнольд Гринлиф обернулся к старику и сказал добродушно: - Может, выпьешь со мной, старина? Прямо скажу, неплохое вино у лорда шерифа! Но, кроме вина, в чулане было немало припасов. Вытащив из-за пояса нож, Рейнольд Гринлиф отрезал ломоть пшеничного хлеба и снял с крюка копченый окорок. Отправляя в рот кусок за куском, причмокивая да похваливая, пропуская между кусками то кружку эля, то кружку вина, веселый стрелок и думать забыл о старичке, а тот ползком выбрался вон из коридора, поднялся на ноги и пустился бежать на кухню. Широкая тень вдруг совсем заслонила Рейнольду Гринлифу свет. Он оторвался от окорока и увидел, что в дверях стоит старший повар лорда шерифа, а из-под локтя у него выглядывает клок серой бороды старого ключника. - Хорош слуга, который спит до полудня! - сказал повар так громко, что все пустые бочки и кувшины, какие были в чулане, откликнулись дружным гулом. Подняв тяжелый кулак, повар наотмашь ударил Рейнольда Гринлифа по шее. - Уважаю хороший удар! - воскликнул Рейнольд Гринлиф, отправляя в рот новый кусок ветчины. - Хорош слуга, который, высадив двери, жрет в кладовой хозяйское добро! И снова загудели горшки и кувшины, и снова тяжелый кулак опустился на шею Рейнольда Гринлифа. - Уважаю хороший кулак! - повторил Рейнольд Гринлиф. - А ну-ка двинь, дружище, по третьему разу! - Получай и по третьему! - промолвил повар и дал стрелку такого тумака, что окорок вылетел у него из рук и шлепнулся на пол. - Да твой кулак не хуже моего, как я погляжу! - рассмеялся Рейнольд Гринлиф. - Клянусь святым Вульфстаном, который всадил свой посох в каменный пол, я не покину этого дома, пока мы не померимся с тобой силой, медведь! - Это я всегда с удовольствием, - ответил повар. - Да только боюсь, что, пока ты служил шерифу, ты и меч разучился держать в руках. - Посмотрим, посмотрим. Бери поскорей свой меч, выходи во двор на просторное место. Так сказал повару Рейнольд Гринлиф и отправился во двор дожидаться противника. Тот не заставил себя долго ждать. - Знавал я, - сказал Рейнольд Гринлиф, отбивая первый удар повара, - знавал я одного парня, - тут он высек сноп искр из его меча, - который так знатно точил мечи, - тут он отпрыгнул в сторону, увертываясь от удара, - что бросишь пушинку, - получай, приятель! - она упадет на острие, и... Но Рейнольд Гринлиф не докончил своего рассказа, потому что повар оказался хорошим бойцом и тут было не до разговоров. И сила у обоих оказалась равна, и глаз одинаково верен. Старый ключник, поварята и все, кто был в доме шерифа, выбежали по двор и только жались к стенам, когда меч ударялся о меч и бойцы, то пятясь, то наседая, окруженные блеском и звоном стали, клубком перекатывались с места на место в облаке пыли, взбитой резкими и неожиданными прыжками. Они бились долго, пар валил от обоих, но ни один не был оцарапан мечом. На решительный натиск один отвечал другому таким же напором, на хитрость - хитростью, на уловку - уловкой, на быстроту - быстротой. И кончилась драка тем, что оба бойца расхохотались и сели на землю, посыпанную мелким речным песком. - Не часто приходится встречать такого противника! Умел бы ты так же стрелять из лука, весело мы зажили бы с тобой в зеленом лесу. Две сотни марок в год положит тебе Робин Гуд. - Ну что же, - ответил повар, - из лука я бью не худо, а лесной костер мне милее, чем кухонный очаг. Я шерифу не кум и не сват. Только надо нам подкрепиться на дорогу. Ну-ка, старик, выставляй угощение. Слуги шерифа поспешно расступились, чтобы пропустить молодцов, а старый ключник побежал вперед, дребезжа ключами и жалобно тряся бородой. Повар усадил с собой за стол всех своих поварят и подручных и без большого труда заставил их выпить за Рейнольда Гринлифа и лесных молодцов. Потом он повел стрелка к сундуку, в котором шериф хранил свои драгоценные кубки и блюда. Три тяжелых замка висели на сундуке, но приятели сшибли их и выволокли на свет груду серебряной и золотой посуды. - Как же мы это все потащим? - приуныл Рейнольд Гринлиф. - Триста фунтов тут будет верных, а нести неловко. Но повар добыл два хороших мешка. И друзья вскинули ношу на плечи. - Прощай, старина! Не мори людей голодом до полудня! - крикнул стрелок, выходя из ворот шерифова дома. - Куда же наш путь лежит, Рейнольд? - спросил его повар. - Какой я Рейнольд Гринлиф? Ты зови меня Маленьким Джоном. Путь наш лежит прямо на север. Наш лагерь сейчас в Бернисдэльском лесу. Сторожа у северных ворот Ноттингема с удивлением проводили глазами двух шерифовых слуг, которые, распевая удалую песню, позванивая посудой в мешках, прошагали мимо стрельбищного поля и дальше, мимо виселиц, в ту сторону, откуда свежий осенний ветер гнал табуны облаков. Солнце село, и молодая луна взошла над лесом. Маленький Джон и повар, которого звали Артуром из Бленда, не останавливаясь, шагали вперед и вперед по залитой светом дороге. Маленький Джон рассказывал своему спутнику о многих отважных делах своего господина: и о том, как веселый Робин приезжал в Ноттингем торговать горшками и попал на обед к самому шерифу, и о том, как старый король гнался за Робином из Лондона в Шервуд, из Шервуда в Йоркшир, из Йоркшира в Ньюкастль и Бервик, а оттуда через Ланкастер в Честер, и Робин обогнал его на день, явился в Лондон и просил королеву Катерину передать от него привет королю. Он рассказал повару о веселом причетнике фриаре Туке, о Муке, мельниковом сыне, о том, как маленький Скарлет отомстил своему лорду за сына, о том, как Билль Статли спас от смерти слепого Генриха, который учил Робина искусству стрельбы в ту пору, когда был еще зрячим. И у дюжего повара нашлось о чем порассказать Маленькому Джону: о красавице Эллен, которую полюбил он больше жизни, и о том, как в веселый праздник Майклмас повел он Эллен к венцу, чтобы священник скрепил любовь, которую давно уже благословили звезды, жаркий стог ячменя и скрипки сверчков. И как господин его, сэр Ральф Мурдах, проиграл в кости его молодую жену - и одной прислужницей больше стало у благородного рыцаря Гая Гисборна. У перекрестка Трех Дубов Маленький Джон вдруг остановился и сбросил с плеч свой мешок. - Гляди, - сказал он товарищу, - свежий навоз на земле. Тут кто-то недавно проехал. Вдалеке раздался крик совы, предрассветный ветер заскрипел в верхушках деревьев. - Ничего не слыхать, - сказал повар. - В том-то и дело, - ответил шепотом Маленький Джон, разглядывая неостывший комок. - Ничего не слыхать, а навоз еще теплый. Стащи мешки в ров, а я пойду гляну, кто впереди. Он достал стрелу из колчана, свернул с дороги и исчез в темноте. Артур из Бленда долго дожидался его, непривычным ухом прислушиваясь к шорохам просыпающегося леса. Во рву было сыро, повар поплотнее запахнул свой плащ и прислонился спиной к обомшелому стволу вывороченного грозой дуба. Он не заметил, как задремал. - Не время спать, приятель! - раздался над его головой тихий голос. Испуганно вздрогнув, повар открыл глаза. Маленький Джон стоял перед ним, держа под уздцы двух оседланных лошадей. Третья лошадь стояла за ними, натянув повод, прикрученный к седлу переднего коня. Морды всех лошадей были стянуты ремнями, чтобы они не могли заржать. - Не время спать, дружище! - повторил стрелок. - Сегодня у нас будет веселое утро. Там, впереди, засада, я узнал их по шлемам. Это люди Гая Гисборна. Сон сразу покинул беглого повара. Одним прыжком он выскочил на середину дороги. Маленький Джон схватил его за руку. - Тише! Их трое. Не знаю, кого они ждут, но, кто б это ни был, мы будем драться с ним вместе. На всякий случай я увел у них лошадей. - Так если их трое, чего же нам ждать? Уж троих-то мы скрутим! - Постой, я хочу знать, кого они ловят. Едва успели товарищи привязать лошадей в густом подлеске, позади по дороге послышался топот. К западне во весь опор скакал всадник в блестящей кольчуге. Повар раскрыл уже рот, чтобы окликнуть его, но Маленький Джон успел толкнуть товарища в бок. - Постой, не шуми. Остановим его иначе. В тот же миг тяжелая тупая стрела сорвалась с тетивы Маленького Джона, и всадник скатился с коня. Он вскочил на ноги, ища обидчика. Маленький Джон спокойно шагнул ему навстречу. - Успокойся, малый, - сказал он. - Надеюсь, ты не ушибся и стрела не причинила тебе вреда. Там, впереди, засада. Не тебя ли поджидают люди Гая Гисборна? - Люди людьми и засада засадой, - запальчиво крикнул юноша, выхватывая из ножен меч, - а за свою стрелу ты мне ответишь сейчас же, и тебя не спасут от этого шерифовы знаки! Маленький Джон провел рукой по своему плащу, будто хотел стряхнуть с сукна мелкие крестики, украшавшие одежду стрелков ноттингемского гарнизона. - Драться с тобой мне некогда, мальчик. Гляди, твой конь всполошил уже засаду. Оружие пригодится нам для серьезного дела. Трое воинов с воловьими рогами на шлемах показались уже на пригорке. Маленький Джон, не дожидаясь, пока враг будет близко, вскинул лук, и стрела, пущенная сильной рукой, пробила кольчугу первого из нападавших. Воин повалился ничком; под тяжестью его тела острие вышло у него между лопаток, горбом натянув кольчугу на спине. - Не уйдешь, Энгельрик Ли! - крикнул второй воин Гая Гисборна, налетая на юношу. Повар схватился с третьим. И Маленькому Джону оставалось только смотреть на драку, так как повару его помощь была не нужна, а юноша при его приближении крикнул: - Оставь, стрелок, я слажу с ним сам! Противник, видимо, был сильнее и искуснее юноши; тот едва успевал отражать удары и под стремительным натиском пятился понемногу к краю дороги; наемник Гая Гисборна теснил его ко рву, повторяя при каждом ударе: - Вот тебе плата за Франсуа Тайбуа! Вот тебе плата за Франсуа Тайбуа!.. Густая белая пыль повисла над местом схватки. Дубовая ветка, отсеченная чьим-то мечом, упала к ногам Маленького Джона. В это время воин, дравшийся с поваром, закричал: - На помощь, Гильом! Откинув в сторону щит, противник юноши нанес своему врагу последний удар и бросился на помощь товарищу. Но он опоздал: тело воина, пятная кровью дорогу, рухнуло к его ногам. - Беги, Гильом! - умирая, простонал раненый. Тогда воин, которого звали Гильомом, перепрыгнул через тело товарища и пустился бежать. Маленький Джон усмехнулся. - Бежит хорошо, однако не лучше оленя, - сказал он, не спеша поднимая лук. Но стрелять он не стал, потому что тройка мохнатых псов вынырнула из леса, и в этих псах стрелок сразу признал верных спутников фриара Тука. Мгновенно перемахнув через ров, собаки настигли беглеца, сбили его с ног и, ощерившись, остановились над своей добычей. Угрожая беглецу блестящими клыками, они нетерпеливо поглядывали в сторону леса. Наконец показался и сам хозяин. - Клянусь святым Кесбертом, - воскликнул отец Тук, выбираясь на дорогу, - у вас была тут добрая потасовка! Что же ты, Маленький Джон, не мог подождать меня? - А почем я мог знать, святой отец, что провидение направит твои стопы в эту сторону? - Ишь как тебя нарядил шериф! - усмехнулся отец Тук, щупая разукрашенный плащ стрелка. - А это что за молодцы? И почему завязалась драка? Маленький Джон хлопнул повара по плечу. - Это добрый малый, Артур из Бленда, которому охота пострелять королевских оленей и покрасоваться в зеленом плаще. А этот паренек сам нам расскажет, как его звать и по какой причине привязались к нему люди Гая Гисборна. - Я Эльфер из Сайлса, - сказал юноша, разглядывая разрубленную пониже плеча кольчугу. - А ты - отец Тук. Я, помню, видал тебя в харчевне "Золотой бык". - Так вот ты откуда, мальчик! Расскажи, расскажи, как поживает благородный сэр Стефен? - Сэр Стефен не смеет высунуть носа из своего манора. С тех пор как вы потрепали на большой дороге ноттингемский отряд, у нас тихо и в Вордене, и в Дэйрволде, и в Сайлсе. Эдвард из Дэйрволда у нас теперь ривом. Он слово боится молвить, потому что у него до сих пор не зажили ребра. Я затем и собрался, чтобы вам обо всем рассказать и повидать Белоручку. - А почему же привязались к тебе люди Гая Гисборна? - спросил Маленький Джон. - Вот уж не знаю! Разве из-за кольчуги моей и меча? Я заработал их в честном бою с воинами сэра Стефена. Неужто они узнали меч и кольчугу? Детский румянец вспыхнул на щеках юноши. Маленький Джон усмехнулся. - Вон тот негодяй все время поминал имя какого-то Франсуа Тайбуа, - добавил Эльфер. Отец Тук быстро обернулся, услыхав это имя. - Ну, теперь все понятно! - сказал он. - Они приняли тебя, мальчик, за Энгельрика Ли, сына сэра Ричарда Ли из Вирисдэля. Счастлив твой бог, что ты встретился с Маленьким Джоном! Эти дурни искрошили бы тебя прежде, чем заметили бы свою ошибку. Перевяжи ему руку, Маленький Джон, а я потолкую с тем молодцом, пока он не вздумал дразнить моих псов. Маленький Джон, оторвав полосу от своего плаща, туго стянул юноше раненую руку. Повар вывел из леса на дорогу лошадей. С помощью отца Тука он усадил воина с рогами на шлеме лицом к хвосту на его же коня и накрепко привязал к седлу, скрутив ремнями по рукам и по ногам. Потом стегнул коня, и тот шарахнулся прочь, унося беспомощного седока. Эльфера осторожно посадили на другого коня. Он взялся за повод здоровой рукой. Повар вытащил изо рва мешки с шерифовым добром. Тут Маленький Джон распрощался с друзьями. - Везите Робину подарки от лорда шерифа, - сказал он, кивнув на мешки. - А я отыщу самого лорда; он охотится нынче где-то у Серебряного ручья. Скоро мы с ним вас догоним. 12. О ТОМ, КАК МУК, СЫН МЕЛЬНИКА, УЧИЛ УМУ-РАЗУМУ ДОБРЫХ ВИЛЛАНОВ "Согните луки, - молвил он, - Обоз невдалеке. Передний - мой: и жизнь и смерть Его в моей руке". По всем дорогам Англии скрипели колеса возов. Первые белые мухи кружились уже в воздухе, не смея опуститься на землю. По утрам тонкой корочкой льда затягивались лужи, а небо к закату было красным, как медь. Зима подступала, и владельцы земель спешили объехать свои владения - собрать с вилланов последний оброк. По старому Ватлингу, по широкому Эрмину, по каменистым горным тропам, по топким просекам, по глухим и людным проселкам, мимо кельтских могильников, мимо затопленных золотым орешником римских военных лагерей, мимо грузных норманнских церквей и угловатых замков, лениво влегая в ярмо, тащили волы повозки, скрипящие под тяжестью нового урожая. Ветер уносил в облака пыльные клочья овечьей шерсти, мякину, запах янтарного меда, дым коптящихся окороков. Настежь были распахнуты двери монастырских амбаров, подвалов; и днем и ночью опущены были подъемные мосты. Громко визжали свиньи и гоготали гуси, громко стучали цепы по гумнам, буйный ячмень задорно хлопал, вышибая затычки из бочек, но все эти звуки заглушал громкий и протяжный скрип колес. Красные клены и медные дубы бросали охапки листьев под широкие копыта воловьих упряжек. Воробьи неохотно уступали дорогу копытам, словно уговорились, что скорее дадут раздавить себя, чем позволят увезти с полей золотое зерно. Собаки бежали между возами, то зазывая вперед ленивых волов, то отставая у верстового столба, чтобы, задрав лапу, проверить, на месте ли еще надпись, высеченная по твердому камню: "Сделал дорогу Гай Юлий Цезарь". С высокой вершины каштана, что стоит на холме в том месте, где дорога на Бернисдэль пересекает дорогу на Сайлс, Мук, сын мельника, увидел большой обоз. Как ящерица, он соскользнул по гладкому стволу и спрыгнул на землю, где, с головой укутавшись в плащи, крепким сном спали востроносый Скарлет и Билль Белоручка. - Двенадцать упряжек по восемь волов, вьючных лошадей не то семь, не то восемь, - сказал Мук, растолкав товарищей. - Сам епископ не ездит с таким обозом! Клянусь крестом, они не оставили в Вотерсе ни свиньи, ни куренка! - Какая охрана? - потягиваясь, спросил Скарлет. - Считать будем после драки. Хватило бы стрел. Билль Белоручка выглянул из чащи. Скрип колес приближался. Ветер донес мычание коров, гоготанье гусей, кудахтанье, крики погонщиков и хлопанье бичей. - Прямо ярмарка на колесах! Достанется нам от Робина, если мы упустим такой подарок! Пятеро вооруженных всадников подвигались вперед в голове обоза, трое монахов трусили следом за ними. Низко пригнув головы, брели привязанные к повозкам коровы. Вьючные лошади шли понуро, покачиваясь под тяжелой кладью. - Передний - мой, - сказал Мук, натягивая тетиву. - Бери, Скарлет, на прицел большого, на белой кобыле. А ты, Белоручка, - того, что толкует с монахом. Три стрелы сразу сорвались с луков, будто их спустила одна рука. Всадник, ехавший впереди, мешком повалился на шею лошади. Тот, что беседовал с монахом, упал бы, не подхвати его спутник. Третья стрела, скользнув по кольчуге стражника, воткнулась в морду белой кобылы. Лошадь вскинулась на дыбы и опрокинулась в сторону, на переднюю упряжку волов. Скрип колес оборвался, облако пыли скрыло обоз. Волы ревели, сбившись в кучу, опрокидывая повозки; гуси хлопали крыльями, свиньи визжали, вьючные лошади бились копытами кверху, пригвожденные кладью к земле. - Люди, ко мне! - кричал стражник, упавший с белой кобылы. - С нами бог и святые угодники! Ко мне, Жоффруа, Бонвалет! Все на разбойников! Он стоял с обнаженным мечом, прикрывая своим телом монахов, которые поспешили опуститься на колени, сложив руки на груди. Рядом с ними лежал всадник, раненный стрелой Белоручки. Но воин напрасно звал на помощь. Испуганные кони, закусив удила, далеко унесли уже и Бонвалета и Жоффруа. А погонщики волов исчезли под своими повозками с такой быстротой, как суслики прячутся в норки. Стрелки под могучим каштаном дружно расхохотались, увидав чудесное действие трех хорошо направленных стрел. - Клянусь святым требником, тысяча стрел не заменит нам имени Робин Гуда! С этими словами Скарлет выскочил на дорогу следом за Муком, сыном мельника, и Белоручкой. Стрелки тотчас же взяли на прицел единственного готового к обороне врага. - Послушай, вояка, - сказал Мук, обращаясь к стражнику, - если ты будешь брыкаться, мы подарим тебе три добрые стрелы, сработанные хромым из Трента. Только боюсь, что ты отправишься в преисподнюю прежде, чем успеешь их хорошенько сосчитать. Ну-ка, вкладывай свой меч в ножны, чтоб не ржавел на осеннем ветру... Так! А теперь посмотрим, каких гостинцев прислал нам господь. Не спеша он прошелся взад и вперед мимо сбившегося в кучу обоза. Скарлет и Билль Белоручка зорко следили за возницами и провожатыми, не выпуская из рук направленных на стражника луков. - Так, - повторял Мук, сын мельника, - так. Мед и эль - хорошо. Надо думать, ваш мед вкуснее, чем дикий. Рожь хорошая. Овес нам не нужен. Для чего бы нам сдался овес, если лошадей мы не держим? Ба! Какая свинья! С хорошего аббата будет. Это ты раскормил такую, виллан? Да не прячься ты под повозку! Разве я дьявол? Отвечай, если есть у тебя язык. Это ты откормил свинью так, что она стала поперек себя толще? Погонщик робко выбрался из-под повозки. - Твоя свинья? - снова спросил Мук. - Была моя, - несмело ответил виллан. - А зачем ты ее отдал монахам? - За выпас. Я держу от аббатства землю. - А еще чего отдал? - Двух гусей отдал, десять кур, три чельдрона овса. - Они, верно, у тебя лишние были? Из-под всех повозок теперь вылезли погонщики. Не решаясь подойти поближе к стрелку, они вытянули шеи, прислушиваясь к разговору. - Почему ж это лишнее? - с обидой в голосе спросил крестьянин. - У меня кур всего-то и было двенадцать да дни петуха. А свинья - такой свиньи во всем Вотерсе нету, всякий скажет. - Так бери их себе, если они нужны, - вдруг сказал Мук. Виллан разинул рот и захлопал глазами. Он весь подался назад, испуганно глядя на стрелка. - Мне? И кур? И свинью? А эти что скажут? Он кивнул на монахов, которые продолжали стоять на коленях, тесно прижавшись друг к другу, с руками, сложенными на груди. Мук рассмеялся. - Они свое получили. Да шевелись попроворнее! Забирай свое добро и тащи домой. Жена-то есть у тебя? - Есть. - Так скажи ей, что это подарок от Робин Гуда. - Только тут все поняли, что стрелок не шутит. Первый крестьянин топтался еще на месте, не зная, каких угодников благодарить за свое счастье, а уж другой, косясь на Мука, принялся отвязывать от повозки корову. - Ну, ну, смелее! - подбодрил погонщиков стрелок. Вилланы везли свой оброк на своих же волах. И едва Мук кивнул головой, как упряжки были повернуты, опрокинутые повозки поставлены на колеса и ремни звонко защелкали по спинам волов. И хотя волы на подъем ленивы, обоз тронулся с места и скрылся с глаз так быстро, точно его подхватило вихрем. Посреди взрытой дороги осталась колода меду, пузатая бочка эля и несколько мешков с пшеницей и рожью. Когда скрипучий обоз скрылся вдали, Мук, сын мельника, обернулся к монахам. Святые отцы все еще стояли на коленях, побелевшими губами шепча молитвы. Билль Белоручка и Скарлет давно опустили луки, но стрелы держали на тетиве. Стражник, неподвижный, как каменное изваяние, смотрел в ту сторону, где еще клубилась пыль, поднятая колесами повозок. - Ты, парень, ступай, откуда пришел, - сказал Мук стражнику. - Да прихвати с собой эту падаль, пока ее не склевали вороны. Взвалив раненого товарища на седло, стражник взял под уздцы свою белую кобылу, взглянул исподлобья на монахов и побрел прочь. - Ну, вилланы, не каждый день посылает господь такое утешение! - воскликнул Скарлет. - Как жеребята, как жеребята! Волы-то скакали, как жеребята!.. Вставайте, вставайте, святые отцы! Помолились - и хватит. Все равно не замолить вам своих грехов. И какой толк по сто раз повторять "Ave", если пречистая слышит вас с первого слова? Поднимайтесь живее да помогите нам погрузить лошадей. Взгромоздив мед и эль, пшеницу и рожь на свои же седла, монахи старательно увязали кладь и повели лошадей в поводу вслед за Скарлетом к Бернисдэльским пещерам. Вспоминая, с каким проворством вилланы скрылись с глаз со своим добром, Скарлет то и дело принимался хохотать, трясясь всем своим поджарым телом. Мук, сын мельника, и Билль Белоручка шли позади. - Ого-го! - окликнул кто-то стрелков, когда они вышли на широкую лесную поляну, и эхо трижды повторило веселый крик. Знакомый свист прорезал воздух. И навстречу стрелку, обгоняя друг друга, понеслись, заливаясь приветственным лаем, псы фриара Тука. - Эге! И ты ведешь добрых гостей, фриар Тук? - крикнул Мук, сын мельника, и эхо снова принялось перебрасывать слова, как игральные кости. - Ну и славный же выдался денек! А в мешках у вас что за добыча? - Подарок Робину от лорда шерифа. Маленький Джон вернулся. Этого парня он сманил с шерифова двора, а мальчика они нашли по дороге. Как тебя звать? Я запамятовал, молодец. - Эльфер! - воскликнули в один голос Скарлет и Билль Белоручка. А юноша ничего не ответил, потому что его слишком крепко стиснули старые друзья, добрые вилланы. Так крепко, что он едва не скатился с коня. 13. КАК РОБИН ГУД ПРИНИМАЛ ЗНАТНЫХ ГОСТЕЙ В БЕРНИСДЭЛЬСКОЙ ПЕЩЕРЕ Олень прекрасный промелькнул, Сверкнул зеленым блеском, И три десятка молодых - За этим перелеском. Опустив к земле мокрые носы, задевая стрелков упругими хвостами, псы фриара Тука вбежали в пещеру, деловито обрыскали все углы и, найдя все в порядке, улеглись вокруг медвежьей шкуры, на которой сидел Робин, обхватив руками колени. "Сейчас придут!" - говорили их веселые морды, а глаза, скошенные ко входу в пещеру, и хвосты, нетерпеливо постукивающие по земле, говорили другое: "Куда ж они запропастились? Почему их не видно?" Наконец в дальнем конце просеки, освещенной ясным холодным солнцем, показался караван: фриар Тук рядом с парнем в плаще, расшитом крестами; нагруженный двумя мешками конь; стройный всадник в кольчуге, с перевязкой на руке; трое монахов вели тяжело навьюченных лошадей, а позади всех с горделивым видом шагали Мук, сын мельника, Билль Белоручка и востроносый маленький Скарлет. - Привет Робин Гуду от лорда шерифа! - сказал повар, бросая к ногам Робина мешки с серебром. - Маленький Джон просил приготовиться к встрече знатного гостя: не дальше как к вечеру он приведет сюда моего господина. - А ты кто же будешь? - Шерифов слуга, - ответил повар. - И если ты хочешь, Робин, чтобы шериф остался доволен обедом, я зажарю оленя в точности так, как это делал всегда в Ноттингеме. Отец Тук подтолкнул вперед Эльфера. - Вот молодой волчонок, из которого вырастет добрый волк! Он привез нам весточку из Сайлса. - Выпей вина и ложись, - заботливо сказал Робин, взглянув на бледное лицо юноши. - Цела ли кость? Снимите, ребята, с него эти тряпки и перевяжите рану получше... Мир вам, снятые отцы! Монахи жались друг к другу, с тревогой осматриваясь по сторонам. Стрелки окружили их тесным зеленым кольцом. - Что-то знакомо мне твое лицо, - обратился Робин к одному из святых отцов. - А ну, подними капюшон немного повыше! Голову ставлю, что мы когда-то встречались! Только, помнится, на плаще у тебя тогда был крест. Не с тобой ли мы однажды молились господу богу, чтобы он подарил нам от своих щедрот десяток золотых? А этот уж, верно, тогдашний твой спутник, не так ли? Маленький толстый монах при этих словах попятился, стараясь спрятаться за спину долговязого крестоносца; но и тот сделал шаг назад, промямлив что-то невнятное в ответ. - Вот хорошо, что нам снова привелось встретиться! - сказал Робин, вставая. - Скорей же за стол - вы, наверное, устали с дороги. Серебряные блюда и золотые кубки шерифа заблестели на широком столе. Монахи покорно жевали, не решаясь поднять глаза на стрелков, угрюмые и молчаливые, точно летучие мыши, укутавшиеся в свои перепонки. Стрелки наперебой угощали и потчевали безмолвных гостей. - Выбирайте куски пожирнее, ведь сегодня не пост. Поглядите, как управляется с ветчиной отец Тук, а ведь он тоже духовного звания и с юных лет привык к воздержанию в пище! А вот это вино - из монастырских подвалов. Брат крестоносец уж, верно, знает в нем толк? Когда же гости, покушав, ополоснули руки, Робин спросил их: - Скажите, святые отцы, далеко ли ваш монастырь? Монахи переглянулись. Толстенький с отчаянием в глазах посмотрел на крестоносца; тот заморгал, но рта не раскрыл. Ответил третий монах, у которого голова была узкая и голая, как утиное яйцо, а нос походил на утиный клюв. - Мы из аббатства святой Марии, - сказал он тонким, птичьим голосом. - Я главный эконом аббатства и не потерплю никакой обиды! - Святой отец, - улыбнулся Робин, - зачем бы я стал тебя обижать? Большая честь для меня, что пречистая дева избрала своего главного эконома, чтобы возвратить мне долг! Монах откинул голову назад, как делают утки, когда пьют. - О каком долге ты говоришь, мой сын? Робин Гуд переглянулся со своими стрелками; веселые искорки бегали у него в глазах, когда он снова обернулся к монахам. - Однажды был такой случай, что дева Мария поручилась своим словом за рыцаря, которому я отсчитал четыреста марок. - Вы слыхали что-нибудь об этом, приор? Я ничего не знаю об этом долге. - Полно шутить, монах! - воскликнул Робин. - Кто поверит тебе, чтобы святая дева забывала свои обещания? Ты - эконом аббатства святой Марии, кому же знать, как не тебе? Она, конечно, прислала с тобой червонцы, потому что сегодня срок. Эконом даже взвизгнул, во все стороны тыча своим утиным клювом, точь-в-точь как утка, когда подавится коркой. - Но я клянусь, - прошипел он, - что у нас нет ни фартинга! - И переметные сумы пусты? Глаза монаха на миг закрылись веками, по его сухому горлу пробежал бугорок, будто он проглотил наконец свою корку. - Там есть только двадцать марок, которые мы собрали в Вотерсе с наших вилланов. Клянусь, у нас больше нет ничего! - Клянусь и я! - сказал Робин. - Если так бедна дева Мария, я ни фартинга не возьму из этих денег и даже прибавлю к ее добру! Но, если там найдется больше двадцати, это значит, что пречистая дева прислала свой долг. Пойди сосчитай, Скарлет! Я знаю, что ты не собьешься в счете. Скарлет выскочил из пещеры, как заяц, ловким прыжком и раскинул свой плащ на траве. Он отвязал кошели, притороченные к седлам монахов, и вытряс из них на сукно холмик золота и горсть серебра. Он долго считал монеты, потом вернулся к столу. - Восемь сотен марок прислала непорочная дева! Я не считал серебра. - Видишь, монах! Недаром я сказал тому рыцарю: пройди всю Англию от моря до моря, ты но найдешь поручителя надежнее. Если снова святой Марии случится нужда, я всегда приду ей на помощь. Голова эконома вытянулась еще больше, а нос опять принялся клевать воздух. Рот его открывался и закрывался, и все стрелки с любопытством ожидали, какие вылетят из этого рта слова. Но в это время у входа в пещеру раздался громкий, веселый голос Маленького Джона: - Вот, лорд шериф, в этой пещере скрылся от меня зеленый олень с золотыми рогами. Он ослепил меня - я не посмел пустить в него стрелу. Всадник и пеший остановились на пороге. И всадник крикнул, рванув удила: - Проклятье! Ты обманул меня, Рейнольд Гринлиф! Искры брызнули из-под копыт жеребца, но Маленький Джон успел схватить его под уздцы с одной стороны, Робин Гуд - с другой. - Прости, лорд шериф, - сказал Робин, - почему ты зовешь моего стрелка Рейнольдом Гринлифом? Он всегда назывался у нас Маленьким Джоном. Помоги, Маленький Джон, благородному лорду сойти с коня. - Привет дорогому гостю! - дружно грянули все стрелки, какие были в пещере. А Робин усадил шерифа за стол рядом с экономом аббатства святой Марии. - Рад тебя видеть, шериф, - промолвил он. - Я давно не видал тебя; с тех самых пор, как проезжий горшечник подарил твоей жене три отличных кувшина и ты пригласил его к своему столу. Наконец я смогу расплатиться с тобой честь по чести! Хороша ли была охота? Ты видал, не всех еще королевских оленей перебил в лесу Робин Гуд. Мы выбираем обычно самых жирных, таких, которые сами просятся в котел. Вот отведай. Его приготовил твой повар и клялся, что работал старательнее, чем в Ноттингеме. Не гнушайся и элем - за вкус его и за цвет ручается главный эконом аббатства святой Марии! То ли желтые лица монахов, сидевших бок о бок с ним, напоминали о благостях воздержания и поста, то ли серебряное блюдо, на котором повар подал ему сочный ломоть оленины, показалось шерифу слишком знакомым, то ли повар, посмеивавшийся в лицо своему господину, показался ему непочтительным и нерадивым слугой, только шериф, несмотря на все уговоры, не притронулся к еде. - Отпусти меня, дерзкий стрелок, - сказал шериф Робин Гуду. - Я заплачу тебе, сколько потребуешь, хотя рад был бы вздернуть тебя на виселицу, как вздергивал твоих людей. - Нет! - твердо ответил Робин. - Ничего нет дороже хорошего гостя. Вот если мои люди согласны за несколько золотых простить тебе все обиды, я послушаюсь их. Скателок, Билль Белоручка, Мук, Скарлет, Билль Статли и Маленький Джон! - Робин обвел глазами своих стрелков. - Благородный шериф предлагает вам выкуп. Сколько возьмешь ты, Скателок, за руку, которую слуги Ральфа Мурдаха отрубили твоему сыну? Скателок не спеша отхлебнул вина, потом подмигнул фриару Туку, который сидел с ними рядом. - Сколько взять с него? Одну или две руки? - А сколько возьмешь ты, Скарлет, за след от ошейника, который я снял с твоей шеи? Стрелок ничего не ответил. - Мук, сын мельника, - сказал Робин, - мне помнится, что твою жену затравили собаками лесничие благородного лорда шерифа. За сколько марок ты продашь память о своей жене? Сотни марок с тебя довольно? Ты видишь, шериф, мои люди молчат. Конечно, не все еще в сборе; может быть, к утру подойдут остальные и кто-нибудь из них польстится на твое добро, - слепой Генрих, которому ты выколол глаза, или Давид Донкастерский, тот самый, чью землю ты подарил сэру Гаю Гисборну. А сегодня придется тебе заночевать вместе с нами в веселом Бернисдэльском лесу. Пес, лежавший у ног фриара Тука, перевалился на бок и зевнул, завив колечком розовый язык. Толстенький монах с тоской посмотрел на тающую в сизых сумерках просеку. - Отпустите хоть нас! - всхлипнул он. - Ведь скоро ночь. Столько заячьей трусости было в этом возгласе, что Робин Гуд рассмеялся. - Ну ступайте, - сказал он монахам. - Вы честно исполнили поручение непорочной девы Марии, и я не хочу, чтобы слуги ее дурно ославили меня в своей святой обители. Дай им лошадей, Билль Статли. А этот, - он кивнул на шерифа, - пусть попробует сегодня, как сладко спать на траве и корнях под зеленым линкольнским сукном. Вмиг с шерифа был содран бархатный плащ и кафтан, отороченный мехом, с ног - сапоги с золотыми шпорами. Зеленый плащ линкольнского сукна накинули ему на плечи. И до утра он корчился на мерзлой земле, измышляя страшную казнь для Робин Гуда. - Проклятье! - стуча зубами от холода, повторял шериф. - Ты дорого мне заплатишь за эту ночь, разбойник!.. - Хорошо ли спалось тебе, благородный лорд? - приветствовал его поутру веселый стрелок. - Не правда ли, эти дубы поют колыбельные песни? - За все богатства Англии я не просплю здесь второй ночи! - угрюмо ответил шериф, опуская глаза под жестким взглядом стрелка. - Но ты будешь жить здесь со мной не месяц и не год, - сказал Робин. - Ты будешь спать под этим дубом, пока не слетит с тебя спесь, шериф. Я дарю тебе жизнь на этот раз за то, что ты был ласков с моим Маленьким Джоном. Шериф сидел на обомшелом пне, неловко кутаясь в зеленый плащ. Растрепанная седая борода его вздрагивала на ветру. Былинки травы и мха прилипли к морщинистой шее. Скателок, Мук, сын мельника, фриар Тук, Билль Статли и Билль Белоручка стояли рядом. Маленький Джон сплюнул сквозь зубы и махнул рукой. - Хорошо, - сказал Робин. - Вот мой меч, шериф. Поклянись мне на нем: не вредить ни мне, ни моим стрелкам ни на земле, ни на морском пути. Шериф вскочил так поспешно, что плащ распахнулся, обнажив сухую белую грудь. - Клянусь! Клянусь! Клянусь! - повторил он трижды. - Я буду верным другом тебе, Робин Гуд! - Так беги же отсюда прочь, старик! И спеши, пока не раздумали мои молодцы. Босую ногу продел шериф в стремя; ветер рвал с его плеч зеленый линкольнский плащ. - Я выжгу это гнездо каленым железом!.. - скрипел сквозь зубы шериф, нахлестывая плетью коня. 14. О ЧУДОТВОРНЫХ МОЩАХ СВЯТОГО ГУГА И ЕЩЕ КОЕ О ЧЕМ А стрелы какие - длиною в ярд! Оперенье - павлинье перо! Блестящей насечкою радует глаз Белое серебро. Полная луна светила так ярко, что муравьи видны были на лесной тропинке. Серебряные ветви дубов бросали на траву черную тень, а там, где листва была реже, дымчатые столбы лучей тянулись к земле. Возле сторожки лесничего, срубленной из толстых бревен, остановилась невзрачная лошаденка. Сухонький старичок неловко сполз с седла и, сильно припадая на одну ногу, проковылял к окну. Он постучал по доске, которой изнутри было закрыто окно, и к щелке тотчас же прильнул недоверчивый глаз. - Открой, добрый человек, - тихо сказал поздний гость. - Я совсем заплутался у вас в лесу. Полоска красного света брызнула в щель, погасла, вспыхнула снова: хозяин сторожки вздул огонь. - Кого еще там принесло? Старичок уткнулся бородкой в окно и громко закричал: - Башмачник я, в Ноттингем еду за кожей, на ярмарку! Пусти переночевать, хозяин! Загремел засов. Тяжелая дверь отворилась, и в лунном свете блеснуло лезвие ирландского ножа. Черный Билль, лесничий королевских лесов, встретил позднего гостя на пороге. - Ты один? - спросил лесничий, вглядываясь в тень за спиной старика. - Как Адам, когда еще не было Евы, - повеселевшим голосом ответил старичок. - Впрочем, есть при мне кости святого Гуга. Он вошел в сторожку, ведя за собой лошадь. Поставив лошадь в тот угол, где гремел о кормушку цепью жеребец лесничего, старичок скинул с плеча небольшую кожаную сумку. Черный Билль, угрюмо насупившись, разглядывал гостя. - А что у тебя в сумке, башмачник? Старичок развязал котомку и поднес к носу лесничего десяток ножей, шильев и сверл. Лукаво ухмыляясь в седую бороденку, он заговорил быстро-быстро, так что Черный Билль не мог вставить ни словечка. - Великое дело - мощи святого Гуга! Святой Гуг ведь тоже был бродячий башмачник, вроде меня. А когда накинули ему на шею петлю за то, что он полюбил прекрасную Финифред, он воскликнул в великом горе: "Слушайте, все башмачники, какие есть на божьей земле! Мне нечего вам завещать. Жизнь у меня отнимает палач, мясо мое склюют жадные птицы. Я оставлю вам свои кости, пусть они принесут вам счастье". Нацеди мне кружку эля, хозяин, дай промочить горло с дороги... Хорош, хорош у тебя эль, лесник! Вот шли мимо виселицы веселые башмачники, слышат - стучат на ветру белые кости святого Гуга. "Глядите, - говорит один, - вот кости, что завещал нам святой!" - "А на что живому нужны мертвые кости?" - спрашивает другой. "Как на что? В этих костях такая же сила, как в мозгу бобра или в языке лягушки. Потому что, если ты высушишь мозг бобра, растолчешь в порошок и добавишь сычуга, который хозяйки кладут в сыр, и этой мазью натрешь порог, ни один вор не войдет в твой дом. А язык лягушки имеет такую силу, что если положишь его на грудь спящего, то спящий ответит тебе на всякий вопрос и расскажет, что будет завтра и через десять лет. А если лист чернобыльника положишь в башмак - хоть сорок миль пройди, не устанешь. А если кости святого Гуга башмачник положит в сумку..." - Да постой, не тараторь, старик! - перебил гостя Черный Билль. - Никто не поверит тебе, что ты башмачник. Зачем башмачнику сверла? Уж больно знакома мне твоя борода. Не хромой ли ты стрельник из Трента? Как, и колчан у тебя при седле? - А хоть бы так, - не моргнув глазом, ответил старик. - Если мощи святого Гуга помогают башмачнику, почему бы им не сослужить службу доброму стрельнику? - Какой же ветер занес тебя сюда, старик? - Уж ты-то знаешь какой, - подмигнул гость. - Тот самый ветер, который тридцать лет не дает мне покою и таскает, как палый лист, по всему северному краю. Слыхать, шериф в Ноттингеме объявил состязание лучников в день святого Петра? Значит, смекаю я, кому-нибудь да понадобятся меткие стрелы. - А давно, однако, не видно тебя в наших лесах, - заметил лесничий, подливая старику темного эля. - Да мало ли в Англии городов и сел! Рук-то у меня, на беду, только две. Трудно стало мне таскать по дорогам свои старые кости, а хороший стрелок всегда отыщет хромого из Трента. Только третьего дня приходили ко мне в Донкастер здешние молодцы. Говорят, красного зверя в Шервуде много, да шерифовы заставы караулят у каждого пня. Черный Билль нахмурился. - Смотри, старик, не сносить тебе головы! Я давно примечаю, у разбойников стрелы твоей работы. - Ремесло наше такое. Разве ткач виноват, если веселые молодцы ходят в сукнах его работы? Были бы стрелы чисто сделаны, а чья рука их спустит с тетивы и в какую мишень, это дело не наше. Погляди, видал ты такие стрелы? Стрельник прохромал к своей лошади, отвязал от седла объемистый кожаный колчан и положил его на стол перед лесничим. - Вот на этих широких боевых - настоящие фландрские наконечники. Вот "игла" - по мелкой дичи. Вот винтовая - для сильного ветра, - приговаривал мастер, бережно вытаскивая из колчана свои изделия. - Перья на ней заправлены наискось одно к другому, чтобы она вертелась на лету. Эта красная, с павлиньим пером, - для ветра с правой руки, а эта - для ветра с левой. Короткая - для дальнобойного лука, а эти, в ярд, - для шестифутового... Черный Билль, вскидывая стрелы к глазу, проверял их прямоту. Вдруг он заметил, что стрельник, вытащив наполовину одну стрелу, поспешно упрятал ее обратно в колчан. - Стой, стой! - воскликнул лесничий. - Покажи-ка мне ту, кленовую. - Вот эту? - Да нет же, ту, что ты спрятал, старик. - То плохая стрела. Возьми лучше эту. Смотри, у нее ложбинка на пятке для воска, чтобы не соскальзывала с тетивы. Но Черный Билль протянул уже руку и выдернул из колчана кленовую стрелу. - Так эта, по-твоему, плохая, стрельник? Хитришь ты, как я посмотрю. Мне сдается, что лучшей нет у тебя в колчане. Лесничий взял свой шестифутовый лук и приложил к тетиве блестящую полированную стрелу. - Как раз и по луку! Клянусь распятием, с такой стрелой не страшен мне спор в Ноттингеме! Продай мне ее, старик! Стрельник покачал головой. - Эта стрела тебе не годится, парень. Видишь, она со свистом. - Что это значит - со свистом? - А вот в наконечнике у нее прорезана щелка. Ветер в нее сходит, она и свистит на лету. - Для чего же ты сделал стрелу со свистом? Мастер замялся. - Так уж... так уж мне было приказано, - пробормотал он, - Ты скажи прямо, старик, для кого ты припас такую стрелу? - Для одного молодца, который тоже будет в Ноттингеме на святого Петра. Черный Билль, наморщив брови, так пристально посмотрел на хромого, словно хотел пронизать его взглядом. - Что же, ты думаешь обмануть меня, старик? Или снова запоешь мне про мощи святого Гуга? Не видать Робин Гуду этой стрелы, потому что ты подаришь ее мне, лесничему королевских лесов! - А если нет? - тихо спросил хромой стрельник из Трента. - Если нет, - вспылил лесничий, - я отберу ее силой, а тебя научу, как таскаться по разбойничьим берлогам! - Что ж, возьми, Черный Билль. Только смотри, никому ни слова, не то, пожалуй, кто-нибудь всадит мне в грудь стрелу моей же работы. Кленовая стрела со щелкой в наконечнике исчезла в колчане лесничего. Отобрав еще две такие же стрелы, Черный Билль отправил их в свой колчан следом за первой. 15. КАК ШЕРИФ НОТТИНГЕМСКИЙ ПОДАРИЛ РОБИНУ СЕРЕБРЯНУЮ СТРЕЛУ Шериф приказал обыскать Ноттингам И вдоль и поперек. А Робин бродил по веселым лесам - Веселей, чем на липе листок. По всем дорогам, в селах и городах, герольды прокричали шерифово слово: - Слушайте! Слушайте! Слушайте! Слушай, весь добрый народ, слушайте, охотники, воины и лесничие! Слушай всякий, кто носит лук и колчан! Этот крик кричит благородный шериф ноттингемский. На святого Петра мы призываем всех метких стрелков северной стороны на веселый спор. А кто лучше всех будет бить в мишени, тот получит в награду стрелу чистого серебра. Наконечник и перья у стрелы - красного золота! И будет назван тот стрелок первым лучником северного края по сю сторону Трента. Боже, храни короля Ричарда и гроб господень! Кто на конях, кто пешком, поодиночке и дружными ватагами, от Мэнсфильда и от Оллертона потянулись лучники к Ноттингему. Молодцы Робин Гуда, оставив в Шервуде и Бернисдэле свои зеленые плащи, порознь, в желтых, в синих, в коричневых куртках, пробрались в город мимо зорких шерифовых сторожей: этот в северные ворота вошел, тот въехал в южные на старом осле. А шерифовы слуги все ждали, когда же покажется в городе меткий стрелок со своей дружиной. Не для него ли по всем дорогам трубили в свой рог герольды? Шериф и знатные гости взошли на помост, разукрашенный пестрыми лентами. По правую руку рядом с шерифом сидела его жена в туго зашнурованном лифе, с серьгами в ушах, с длинными косами в шелковых вышивных чехлах. Стуча мечами по доскам, рассаживались рыцари по местам. Густая толпа окружала просторное стрельбище - железные колпаки вояк вперемежку с широкополыми войлочными шляпами крестьян. Четыре сотни лучников, позванивая тетивами, ждали начала состязания. Маленький старичок с кожаной сумкой за плечами опустился на колени перед шерифом. - Благородный лорд шериф, - промолвил он тихо, оглянувшись по сторонам, - если ты подаришь мне одну золотую марку, я скажу тебе, как найти среди этих стрелков разбойника Робин Гуда. - А кто ты такой и что известно тебе о разбойнике, старик? - Я стрельник из Трента, сэр. Я сделал для Робин Гуда стрелы, с которыми он прибудет на праздник. В наконечниках этих стрел я прорезал искусные щели, так что стрелы при полете будут петь протяжным и резким свистом. Разбойника не узнать среди других стрелков, потому что он переоделся и выкрасил бороду. Но ты отличишь его по свистящим стрелам. Шериф запустил руку в кошель, висевший у пояса, и бросил старику немного серебра. - Ты заслужил награду, старик! Если твои стрелы помогут изловить разбойника, ты получишь новый кафтан и денег в придачу. Он подозвал к себе начальника городской стражи и приказал ему выследить стрелка со свистящими стрелами, схватить его незаметно и тихо, чтобы не нарушить веселье праздника. Между тем стрельба началась. Круглая мишень была врыта в землю за двести двадцать ярдов от черты. Прижимая коленом упругое дерево, стрелки сгибали луки, чтобы накинуть петлю тетивы на зарубку. Словно стая птиц с резкими криками пронеслась над стрельбищем - это витые сухожилия запели под сильными пальцами. То здесь, то там громко хлопала, лопаясь, слишком туго натянутая струна. Черный Билль зорко всматривался в лица лучников. Он узнал Маленького Джона, и Белоручку, и тощего стрелка, с которым однажды ему пришлось уже встретиться на стрельбищном поле за городскими стенами. Но Робина не было видно. Когда черед дошел до лесничего, он уверенной рукой пустил стрелу в мишень, и эта стрела пропела не громче, чем все другие, потому что лучший подарок хромого из Трента Черный Билль берег для трудного спора, который был впереди. Слепец с двумя красными ямами вместо глаз протиснулся вперед, таща на ремне трехногую собаку. - Безглазый с безлапым пришел! Дайте дорогу! - кричали ребята, и люди сторонились, чтобы пропустить слепца. Все в Ноттингеме знали, что старый Генрих был когда-то первым стрелком на всю Англию, но шериф изловил его в королевском лесу на охоте и в наказание выколол ему глаза. Парень в малиновой куртке положил руку слепому на плечо. - Здравствуй, Генрих, - сказал он тихо. - Что не видать тебя в Шервуде? - Приду, приду, стрелок, - вздрогнув, ответил безглазый. - И то заскучал в Ноттингеме. Слепой склонил голову набок и долго прислушивался к жужжанию стрел. - Эх, пострелять охота! - промолвил он. Парень в малиновой куртке сунул в руки слепому свой лук и стрелу. - А ты покажи им, Генрих, что для такой мишени и глаз не нужно. Еще одна стрела прожужжала мимо и стукнулась в мишень. - А клянусь святой троицей, покажу! - Безглазый улыбнулся широкой улыбкой. - Подержи моего пса, сынок. А ну-ка, ребята, поставьте меня у черты! Запрокинув назад голову, он прошел к черте, у которой показывали свое искусство стрелки. Толпа притихла, глядя на горделивую осанку слепого. - Стреляйте, стреляйте, молодцы! - сказал старик. - Бейте сильнее, чтобы я услышал мишень. Лук неподвижно замер в его руке. Не шевелясь, старый стрелок прислушивался, как ударяются стрелы в круглую доску. Стрела, оттянутая дальше-правого уха, медленно поворачивалась на звук; легкий ветерок шевелил яркие павлиньи перья на ее древке. - Сколько ярдов до мишени? - Двести двадцать. Привычная рука подняла жало стрелы дюймом повыше. - Смотри, шериф, - громко сказал слепой, не поворачивая головы, - в такие мишени только и стрелять что сослепу! Он спустил тетиву с такой силой, что стрела надвое расколола мишень. Потом, не обращая внимания на восторженные крики стрелков и народа, высоко вскидывая колени, зашагал прочь от черты. Парень в малиновой куртке выбежал к нему навстречу с трехногой собакой на ремне. Немало потребовалось времени, чтобы все четыре сотни лучников выстрелили по первому разу. Ко второй стрельбе из них осталось пятьдесят человек. Мишень поставили дальше на сотню ярдов, и по три стрелы в нее всадили только семеро: синяя куртка, рыжая куртка, Черный Билль, малиновая куртка, тощий лучник и двое стрелков из шерифовой стражи. Теперь слуги принесли охапку прямых ивовых прутьев, очищенных от коры, и воткнули три прута в землю на расстоянии в триста ярдов от черты. Крестьяне веселыми возгласами подзадоривали стрелков: - Неужто кто-нибудь срежет стрелой такие тонкие прутья? - Это только Робину впору! - Старый Генрих, уж верно, срезал бы, будь у него глаза. - А Робин-то струсил: не видать его что-то сегодня. - Ясное дело - всякому шкура дорога. Приди он, его живо бы сцапал лорд шериф. - Эй ты, рыжая куртка! Что ты там шепчешь над своей тетивой? Скажи, как звать твоего святого, помолимся вместе - авось скорее услышит! Тощий лучник первым вышел к черте. - Вот стрелок! Не стрелок, а стрела: и тонок и легок! - Что это он колдует? Гляди: перышко кинул в воздух! - Это он ловит ветер. Внимательно проследив полет пушинки, лучник прицелился и спустил тетиву. Прут задрожал, по стрела, задев его, пролетела мимо. Со второго выстрела он расщепил ивовый прут, третья стрела пролетела мимо. - Ну, рыжая куртка, покажи, как любит тебя твой святой! Рослый парень вразвалку подошел к черте, отер правую руку о свою рыжую куртку, широко расставил ноги и выстрелил. Вырванный сильным ударом прут упал на траву. Черный Билль исподлобья посмотрел на стрелка: его раздосадовала удача Маленького Джона. Второй прут разлетелся в щепки. - Ай рыжий, ай рыжий! - кричали в толпе. - Да он мухе в глаз попадет, если крепко прицелится! Но на третий раз Маленький Джон промахнулся. Синяя куртка сменила его у черты. Билль Белоручка, промазав два раза подряд, виновато посмотрел на парня в малиновой куртке. Тот укоризненно покачал головой. Первый из воинов шерифовой стражи выпустил три стрелы, но все пролетели мимо трудной мишени. Теперь пришел черед Черного Билля. По своему обыкновению, он сощурился так, что стрелки покатились со смеху. Протяжный, резкий свист пронесся над полем. Прицел был взят слишком низкий - стрела впилась в землю у самого прута. - Да ты жмурься получше! - кричали ему со всех сторон. - Не робей, борода! Это черт толкнул тебя в локоть! Шериф привстал с места, услышав свист стрелы. - Где твоя хваленая меткость, стрелок?! - спросил он насмешливо, и лесничий ответил ему удивленным взглядом. - Покажи, покажи, как вы бьете королевских оленей! Сменив тетиву на луке, Черный Билль выстрелил снова. В неподвижной тишине опять раздался резкий, свистящий звук. Второй прут был расщеплен надвое, а за ним и третий. - Что за стрелы такие у молодца? Свищут, как змеи. А прицел у него хорош! Если б он пристрелялся... Какая-то суматоха поднялась вокруг чернобородого стрелка, когда он шагнул в толпу. Но все глаза направлены были на мишень, потому что второй воин из шерифовой стражи стоял уже у черты и целился. Раз... Первый прут пошатнулся, оцарапанный стрелой. Два... От второго отлетела верхушка. Три... Третий прут раздвоился вилкой. Толпа пошатнулась, четыре сотни луков поднялись в воздух, приветствуя искусного стрелка. Шериф снова встал и в его руке заблестела золотом и серебром стрела, предназначенная победителю в состязании. Он помедлил одно мгновение, глядя, как его стражники тащат в сторону от стрельбища упирающегося чернобородого стрелка. В это время к черте вышел парень в малиновой куртке. - Таких удальцов я люблю, - весело сказал парень, тяжелой рукой хлопнув воина по спине. - Только спор наш еще не кончен. Эй, там, не зевайте! Поставьте новые прутья! Три стрелы, сверкая павлиньими перьями, одна за другой слетели с его тетивы, три расщепленных прута запрыгали в дальнем конце поля. - А теперь, молодец, мы с тобой потягаемся снова, - шепнул Робин шерифову стрелку. - Только, чур, уговор: если ты меня обстреляешь, я пойду под твое начало, а если я тебя - гулять тебе со мной вместе по веселым лесам! Шериф опустил серебряную стрелу, ожидая, пока смолкнет оглушительный рев толпы. - Что ж, - сказал он, когда возгласы стихли, - я не знаю, кому присудить награду. Как сказать, кто из вас метче, если оба стреляли без промаха? Выбирайте, как стрелять вам теперь. - Пусть Генрих скажет! - закричали в толпе. - Пусть Генрих скажет! Десятки рук подтолкнули слепого вперед. - Пусть померяются, кто лучше бьет навскидку! - сказал старик. И тотчас же народ подхватил его слова: - Навскидку! Навскидку! Бейте навскидку! Воин кивнул головой. Он снова вышел к черте и повернулся спиной к полю, держа наготове натянутый лук. Теперь ему не было видно, на каком расстоянии и в каком направлении воткнут будет в землю прут. По слову шерифа он должен был повернуться и, прежде чем шериф досчитает до трех, спустить стрелу. - Готово! - сказал шериф. - Раз... два... три! Воин выстрелил, но промахнулся. Шериф поморщился, потому что желал удачи стрелку своей стражи, а никак не безвестному крестьянину в малиновой куртке. Когда последний повернулся спиной к стрельбищу и прут был воткнут в землю на новом месте, шериф снова воскликнул: - Готово! - и отсчитал до трех. На этот раз он считал гораздо быстрее, чем прежде, но стрелок в малиновой куртке вовремя успел спустить стрелу. Вычертив в воздухе широкую дугу, стрела начисто снесла верхушку белого прута. - Получай же награду! - сказал шериф, протягивая лучнику в малиновой куртке стрелу с наконечником и перьями красного золота. - Поистине ты заслуживаешь имени лучшего стрелка во всем северном крае по сю сторону Трента! Неизвестный в малиновой куртке поклонился шерифу и веселой толпе, опуская стрелу в свой колчан. Синие, рыжие, желтые куртки окружили его. Кто-то тронул стрелка за рукав. Это был хромой стрельник из Трента. - Нам нужно спешить, друзья, - сказал он, - они скоро раскусят, что обманула их стрела, которая свистит на лету. 16. О ТОМ, КАК РОБИН СПАС ТРЕХ СЫНОВЕЙ ВДОВЫ "Кафтан, кафтан, - сказал шериф, - И денег заплачу. Тринадцать пенсов и кафтан - Вот плата палачу". - Что же случилось с твоими сыновьями, добрая женщина? - спросил Робин. - Сэр Стефен дознался, что это они, - отвечала старуха. - Он дознался, что они зажгли костер, на котором сгорели все свитки и грамоты вотчинного суда. Они хорошие мальчики, мои сыновья. Как три молодых дубочка! А сэр Стефен схватил их и угнал в Ноттингем, и шериф их повесит теперь. Говорят люди, что ты никогда не оставлял виллана в беде. Помоги мне, спаси моих мальчиков, стрелок! - Хорошо, - сказал Робин. - Ступай домой и не плачь. Я спасу твоих сыновей. Он поднял старуху на ноги и обернулся к стрелкам. - Принеси мой лук, Давид Донкастерский. Ну, молодцы, кто хочет со мной в Ноттингем? Но стрелок, которого звали Давидом Донкастерским, не тронулся с места. - Тебе нельзя в Ноттингем, Робин! - воскликнул он. - На Ватлингской дороге вчера стоял герольд и кричал, что шериф объявил за твою голову награду. - И дорого стоит моя голова? - Двадцать марок обещает шериф всякому, кто доставит тебя в Ноттингем живым или мертвым. - Неправду ты говоришь, Давид, - повел бровями Робин. - Я был на Ватлинге и сам. Я слыхал, что кричал глашатай. Двадцать марок шериф обещал за мертвого Робин Гуда, десять марок всего - за живого! Ты говоришь, как трус, Давид! Веселый стрелок взял свой лук и колчан, в котором среди других стрел блестела серебряная стрела, подарок лорда шерифа. Его товарищи двинулись за ним, а дрозды свистали в ветвях, щебетали синички и коноплянки, и пестрые дятлы стучали над головой. На широкой дороге повстречался Робину нищий, одетый в лохмотья. Робин скинул с плеч свой зеленый плащ и отдал его побирушке, а сам поверх малиновой куртки накинул рубище, в котором было больше прорех, чем разноцветных заплат. Когда стрелки подошли к Ноттингему, у городской стены они увидели три виселицы и большую толпу народа. Поминая Христово имя и почесываясь, как это делают вшивые бродяги, Робин Гуд протиснулся вперед. Три сына вдовы, связанные веревками по рукам и ногам, стояли под виселицами, и шерифова стража в блестящих кольчугах, с копьями, с датскими топорами и с луками в руках окружала их. Шериф сидел на высокой скамье, покрытой сарацинским ковром, рядом с ним сидели присяжные и сэр Стефен. Священник с распятием подошел к сыновьям вдовы; библия на железной цепи болталась у его колена; он предложил осужденным принять перед смертью святое причастие. Но старший из сыновей отвернулся от исповедника и сказал громко, как смелый человек: - Святой отец, ты говоришь так, будто мы уже мертвы. Но мы еще живы, и господь не допустит, чтобы нас лишили жизни за правое дело. И средний сын отвернулся от священника и сказал: - Плохо ты служишь господу богу, если служишь шерифу ноттингемскому. - Потом он подмигнул вилланам, стоявшим в толпе. - А палача у них нет! Глядите, он выпил для храбрости слишком много и никак не сладит с веревкой. Тут все в толпе рассмеялись, потому что палач и вправду был пьян. Он хотел потуже затянуть петлю на веревке и продел в нее ногу, как в стремя, а петля затянулась, точно силок. Палач упал на спину и не мог подняться: он дергал ногой, но не мог оборвать веревку. Стражники поволокли его прочь, а священник подошел к третьему сыну вдовы. Младший сын тоже не принял причастия. Он посмотрел на далекий зеленый лес и расправил широкие плечи. - Я помню за собой только один грех, святой отец, и в нем охотно тебе покаюсь. Я грешен в том, что слишком долго терпел. Давно мне нужно было сбросить с плеч ярмо и уйти в леса, к свободному Робин Гуду. Веселому Робину пришлись по душе эти слова. Он получше прикрыл лохмотьями свой лук и подошел к шерифу. - Какую плату положишь ты палачу за работу, благородный лорд? - спросил он шерифа. Ральф Мурдах выпрямился, и глаза его радостно блеснули. - Клянусь, сам бог послал тебя, нищий? Я подарю тебе за работу новый кафтан, без единой прорехи, и тринадцать пенсов серебром. - Тринадцать пенсов! - воскликнул Робин. - Тринадцать пенсов за три веревки, тринадцать пенсов и новый кафтан! А сколько заплатишь ты мне за эту стрелу, шериф? Перед самым носом шерифа сверкнула стрела с наконечником и перьями красного золота. И шериф откинулся назад, побледнев так сильно, будто эта стрела вошла ему в ребра. Робин стряхнул с себя лохмотья побирушки, малиновая куртка вспыхнула на солнце. Он пустил серебряную стрелу в небо, и по этому знаку со всех сторон из толпы кинулись к виселицам молодцы в зеленых плащах. - О-хо-хо! - закричал отец Тук. - С нами бог и святые угодники! Дубина завертелась над его головой и пошла щелкать по железным колпакам шерифовых стражников. Стрела летела выше и выше в синее небо, а Маленький Джон и повар Артур из Бленда уже расчистили дорогу к помосту, на котором стояли три сына вдовы. Священник бросился на колени, как щитом, прикрывшись распятием, и прямо через него перемахнул старший сын, скидывая с рук разрубленную веревку. Только тут, блеснув золотом, стрела упала с неба и воткнулась в помост, как молния, схваченная на лету. Говорят, что в драке семеро лучше пяти и пятеро лучше трех, и это, конечно, верно. Стрелков было четыре десятка, а шерифовой стражи - сто человек. Но кольчуга крепче линкольнского сукна, датский топор тяжелее дубины, вот почему очень скоро люди шерифа железной стеной окружили своего господина и стали теснить лесных молодцов. - Веселей, веселей, ребята! - покрикивал Робин Гуд. - Не жалейте колпаков и кольчуг! - Ко мне! - раздался голос Скателока из-под кучи тел. - Клянусь крестом, я поймал их начальника! Отец Тук, бросив дубину, навалился грудью на стражников, подмявших под себя Скателока. Начальник стражников, вывернувшись из рук стрелка, взмахнул ножом над широкой спиной монаха, но опрокинулся навзничь, пробитый стрелой. Робин Гуд, спешивший на выручку Скателоку и Туку, обернулся, дивясь, откуда прилетела стрела. На перекладине виселицы сидели двое: тощий лучник в лисьей шапке и шерифов стрелок, состязавшийся с Робином на стрельбище. Оба, с луками в руках, спокойно смотрели сверху на свалку, выбирая мишени. - Эге! И ты тут! Учишься бить навскидку, приятель? - рассмеялся Робин и едва успел отскочить в сторону из под сверкнувшего над его головой топора. Он ответил врагу ударом ножа; клинок скользнул по кольчуге, но стражник упал, сшибленный с ног тяжелым кулаком. Из городских ворот вырвался конный отряд; шпоря лошадей, всадники скакали на помощь шерифу. Тогда звучный рог Робина покрыл шум схватки. - К лесу, ребята! - крикнул Робин. И его молодцы, как подхваченные ветром зеленые листья, запрыгали и понеслись по дороге. Толпа горожан, собравшаяся вокруг виселиц, чтобы посмотреть, как повесят сыновей вдовы, давно растаяла. Только кучка крестьян из-за поворота дороги следила за ходом битвы. Теперь пришло время для стрел. Тот, кто раньше других успел выбраться из свалки, натягивал лук в ожидании товарищей. - Стойте, Маленький Джон остался! - Он ранен, Робин! - Бейте по лошадям! - скомандовал Робин, надеясь задержать верховых. Вместе с Муком и сыновьями вдовы он повернул назад и, подхватив с земли чей-то меч, врезался в толпу стражников. Маленький Джон отбивался от наседавших на него врагов, стоя на одном колене; из другого колена у него хлестала кровь. Тощий лучник и шерифов стрелок принимали на себя направленные против него удары, и вся ярость стражников обрушивалась на изменившего шерифу воина. - Не робей, Джон, держись! - крикнул Мук. Робин, прорвав кольцо нападавших, с такой силой ударил мечом одного из стражников, что тот, покатившись, сбил с ног другого. Мук помог младшему сыну вдовы взвалить на плечи Маленького Джона. Тощий лучник, Робин и шерифов стрелок загородили товарищей и так, отбиваясь, пятились до самой дороги. Между тем всадники, стройная колонна которых рассылалась под первым роем стрел, совладали с прянувшими в сторону лошадьми и во весь опор понеслись на стрелков. Четверо всадников отделились от колонны и поскакали наперерез Робину и Муку. - Бегите! - крикнул Робин товарищам. - Спасайте Джона, я справлюсь с ними сам. Тощий лучник, Мук и сын вдовы с Джоном на плечах пустились вперед по дороге к лесным молодцам. Но шерифов стрелок ослушался приказания. Он остался рядом с Робином, и сразу два лука послали в неприятеля смертельные стрелы; двое всадников упали с коней. Теперь стрелять уже было поздно. С опущенными копьями, привстав в стременах, приближались воины шерифа. Робин Гуд не успел поднять меч; отбросив лук, он ждал врага. Копье устремилось в его открытую грудь. Но тут, словно подкинутый пружиной, стрелок отпрыгнул назад, рванув на себя копье. Всадник, не ожидавший такого толчка, перелетел через голову лошади. А когда он вскочил на ноги, Робин сидел уже на его месте в седле, с луком в руках. Стрела просвистала - и последний всадник выронил копье. Но выстрел запоздал на одно мгновение: шерифов стрелок лежал уже на земле, обливаясь кровью. - Клянусь святой девой, они заплатят мне за этого молодца! - воскликнул Робин, пуская вскачь жеребца. Догнав своих стрелков, он спрыгнул с копя: лесные стрелки не привыкли сражаться верхом. Первый натиск врага удалось сдержать. Теперь стрелки бежали по дороге, то и дело останавливаясь, чтобы послать стрелу в преследователей. - Они хотят отрезать нас от леса! - крикнул Эльфер, который все время дрался наравне с другими стрелками. - Ближе к лесу, ближе к лесу, друзья! Младший сын вдовы задыхался под тяжестью Маленького Джона. - Бросьте меня, спасайтесь сами! - взмолился Маленький Джон. Но Мук сердито прикрикнул на него, перехватывая его у сына вдовы: - Ты знай помалкивай, дьявол! Давид Донкастерский бросился между передним всадником и отцом Туком и упал с рассеченной мечом головой. Так отступали стрелки все дальше и дальше по дороге, а шерифовы люди теснили их справа и слева, не подпуская к лесным тропинкам. Стрелы лесных молодцов летели реже, потому что у многих уже колчаны были пусты. Тощий лучник выпустил последнюю стрелу. - Слушай, Робин, - сказал он, - по левую руку, за тем вон пригорком, - дорога к замку Ричарда Ли. Мой отец будет рад укрыть у себя твоих молодцов от шерифа. - Так это ты и есть Энгельрик Ли? Хорошего сына родил твой отец! Я охотно верну ему беглеца! Прежде чем всадники успели отрезать им путь, стрелки, перескочив через ров, понеслись по узкой тропе к Вирисдэлю. Старинный замок гостеприимно раскрыл перед ними ворота, подъемный мост прогромыхал цепями, и гранитные стены укрыли от врага Робин Гуда и его веселых друзей. - Отец, прости, что я привел к тебе гостей, не спросясь, - сказал тощий лучник, обнимая отца. - Я рад доброму Робину не меньше, чем тебе, мой сын, - ответил рыцарь. - Я думал навестить тебя в Шервуде, стрелок. Ведь завтра год со днем с тех пор, как ты помог мне спасти этот замок от йоркского аббата. 17. О ТОМ, КАК РОБИН ГУД НАНЯЛСЯ В КОРАБЕЛЬЩИКИ "На месте сиди, долговязый черт, Сухопутная крыса, смотри! Швырну тебя, хвастуна, через борт - Живо пойдут пузыри!" Белые барашки бежали по морю, а в гавани было тихо, и среди многих других судов спокойно покачивался на якоре баркас, выкрашенный в зеленую краску. Мачта с парусом, а также двенадцать пар зеленых весел с этого баркаса стояли, прислоненные к стене кабачка, где всегда мореходы, прибывшие в Скарборо, веселились, и пили вино и эль, и плясали, и распевали песни на всех языках, какие только есть на свете. И так как часто стояли зеленые весла у входа в этот дом, то в самых далеких портах и даже в портовых городах святой земли мореходы назначали друг другу встречи в Скарборо не иначе, как у "Зеленых весел". А Робин Гуду понравился цвет этих весел потому, что он похож был на цвет молодых дубов, и он вошел в кабачок, взял кружку эля и стал слушать, о чем корабельщики спорят с хозяйкой. - Сейчас в море опасно идти, - говорили корабельщики, - потому что ветер с заката, и если немного еще посвежеет, то легко может статься, что корабль угонит в открытое море. А приметы грозят жестокой бурей, и чайки жмутся к берегу и кричат о погибших христианских душах. А хозяйка похожа была на мужчину гораздо больше, чем старые матросы. У нее был грубый голос, эль она пила большими глотками, и если бы она взяла в руки большую свинью, то свинья показалась бы маленьким поросенком. - Я бедная женщина, - говорила хозяйка "Зеленых весел". - Перед бурей лучше ловится рыба. И кто мне заплатит за рыбу, которая ходит в глубине моря? Тот, кто боится соленого ветра, может наняться ко мне в пастухи или лучше пойти в монастырь святого Петра Кентерберийского и провести остаток своих дней в молитве и посте. Тогда корабельщики выходили на пристань и смотрели на небо и на белые барашки, что закипали вдали, там, где серое море сходилось с серым небом; они нюхали воздух, возвращались к столу и выпивали еще по кружке. Они не хотели сняться с якоря и говорили, что христианская душа стоит дороже рыбы. Только один соглашался идти в море, потому что у него был очень верный амулет - настоящий кусочек креста господня, и заветное слово было наколото краской у него на груди. Но один корабельщик не мог грести сразу двенадцатью парами длинных весел; для них было нужно не меньше двенадцати пар гребцов. Тогда Робин Гуд сказал, что за справедливую плату выставит тридцать смелых мореходов, которые не боятся ни северного ветра, ни южного, ни восточного, ни западного и наступали на хвост не то что дьяволу, а самому благородному лорду шерифу. И хозяйка "Зеленых весел" не пожалела справедливой платы. Робин Гуд протрубил в свой рог, и дверь распахнулась, чтобы впустить тридцать молодцов в зеленых плащах. Они взяли весла и мачту с парусом; храбрый корабельщик сказал, что святого отца не может взять на борт, потому что ото принесет несчастье, но фриар Тук успокоил его и забожился страшной клятвой, что если и вспоминает когда о господе боге, то только что ради божбы, и хорошую потасовку всегда предпочтет молитве и воздержанию. Он расстегнул малиновую куртку и показал корабельщикам, что у него на груди жирною сажей наколото много заветных слов, и корабельщик махнул рукой. Хромой стрельник из Трента остался на берегу. Вместе со всеми он вышел на порог "Зеленых весел" посмотреть, как баркас поднимет якорь. - А этот парень почему хромает? - спросил корабельщик, указывая на Маленького Джона. - Хворых нам брать не годится, пусть лучше останется с тем вон хромым. - И тут он указал на стрельника из Трента. А Маленький Джон топнул раз, и притопнул другой, и сплясал, чтобы корабельщик поверил, что рана у него совсем зажила и нога годится для всякой работы. Хозяйка баркаса удивилась, увидав у своих мореходов луки и стрелы. Она спросила, не думают ли молодцы отправиться в святую землю. Робин Гуд объяснил, что гибкие луки всегда защищали его людей от опасности, а стрелы всегда приносили им щедрую добычу. И все корабельщики громко смеялись, услышав этот ответ. Они рассмеялись еще громче, когда мореходы, взойдя на судно, сгрудились все у одного борта и баркас накренился так, что едва не зачерпнул воды. Но Робин Гуд крикнул им, что баркас довольно устойчив и никакая буря не страшна его молодцам. Потом мореходы ударили веслами. У кого весло зарылось глубоко в воду, а кто взбил только пригоршню брызг и окропил передних гребцов. Баркас завертелся на месте, как пес, который ловит свой хвост, когда его донимают блохи. Тут ветер ударил в парус, поставленный корабельщиком, и судно помчалось из гавани с такой быстротой, с какой срывается с тетины стрела. - Сушите весла! - крикнул корабельщик. И мореходы подняли весла кто высоко, а кто низко, так что баркас ощетинился, будто зеленый еж. Маленький Джон, умея править рулем, сел на корму. Отец Тук запел веселый псалом о Моисее, который вывел евреев из земли египетской, из дома рабства. И стрелкам эта песня пришлась по душе, потому что всем наскучило сидеть в тесном замке сэра Ричарда Ли, глядеть на синее небо в бойницы, похожие на игольное ушко, и любоваться тем, как шериф строит осадные машины, чтобы взять приступом замок. Они позванивали фриару Туку на тетиве своих луков, а волны расходились все дружней и дружней и громко хлопали то справа, то слева, то с носа, то с кормы, и водяная пыль курилась в воздухе. Робин Гуд встал и прицелился в чайку, которая висела над парусом совсем неподвижно, так близко, что видно было, как она помаргивает глазами; но в ту минуту, как он спустил тетиву, море вдруг выгнуло спину, и баркас встал на дыбы, как норовистый конь, стрела полетела не то в небо, не то в воду, а стрелок кувыркнулся через две скамейки и стукнулся плечом о борт, едва не сломав лук. Корабельщик посмотрел на него сердитыми глазами, потом закусил конец своей рыжей бороды и принялся молиться святой деве, потому что слишком хорошо понял, как умеют управляться с морскими волнами мореходы в зеленых плащах. - Проклятое племя! - бранился он. - Такие же моряки из вас, как из меня епископ! Быть вам на дне сегодня, туда вам и дорога! Только и мне погибать вместе с вами. Смотрите, уже не видать берегов! Корабельщик спустил парус и прикрикнул на Маленького Джона, чтобы он получше правил рулем. Он стоял посреди лодки, широко расставив ноги, так твердо, будто прирос к ее Дну. - Клянусь святым Патриком, - говорил корабельщик, - жизни не жалко, чтобы посмотреть, как вы будете пускать пузыри! Сухопутные крысы, отчитал бы я вас покрепче, да боюсь прогневить святых! В такую погодку мы лавливали рыбу и приходили домой, не зачерпнув ни капли воды. А с вами и сети не бросишь в море, болтаешься, как горелый пень! Смотрите, как правят настоящие моряки! Солнце прорвало тучу, синий лоскут далеко впереди осветился ярким блеском, и по этому солнечному полю, гордо надув паруса и плавно покачиваясь, шел корабль с золоченым носом. - Это французский купец, - сказал корабельщик. Он бросился к мачте и быстро распустил парус, потом крикнул Маленькому Джону: - Поворачивай назад, долговязый! С вами тут сгоришь от стыда. Люди скажут: глядите на старого дурня, который полощется в море, как дохлый щенок! Говорю тебе, поворачивай назад, святой крест и тридцать угодников! А солнечное поле побежало по морю, и лучи задели верхушку мачты, осветили баркас и зеленые плащи. Молодцы ударили веслами, и баркас, подгоняемый попутным ветром, как ни плохо гребли стрелки, запрыгал по волнам, как подхлестнутый, ближе и ближе подходя к французскому бригу. Уже корабельщик увидел, как смотрят на них, прикрыв глаза ладонью, французские мореходы, а потом трясутся и хохочут, хватаясь за бока. - А рыбка хороша! - громко сказал Робин Гуд. - Что за веселый народ корабельщики! Смейтесь погромче, мореходы, потому что, клянусь святым Кесбертом, когда мы примемся за рыбную ловлю, вам будет не до смеха! Он поднял лук и уже натянул тетиву, но лживое море обмануло его, и лодка взметнулась носом кверху, так что французский бриг пропал, соскользнув за горизонт, и, прежде чем он показался снова, доски ушли из-под ног стрелка. - Тьфу, пропасть, чертовы качели! - воскликнул Робин. - А ну, молодцы, привяжите меня к мачте покрепче! Мук, сын мельника, и Скателок отсекли от сети крепкий смоленый конец и прикрутили Робина к мачте. Французский бриг был уже близко, и корабельщики указывали на Робина пальцами, хохотали и кричали непонятные слова. А ветер рвал с кипучих волн белую пену и бросал соленые брызги в лицо. - Только б они не удрали от нас, - сказал Мук, вытаскивая стрелу из колчана, - а уж мы посмеемся над ними вдосталь! Между тем Робин выбрал себе мишень: чернобородого француза в голубом кафтане, который громче всех смеялся и, перегнувшись через борт судна, показывал пальцами на стрелка. Волна снова подкинула кверху "Зеленые весла", и нос баркаса уткнулся бушпритом в самое небо, заслонив собой французов. Но на этот раз Робин прочно стоял на ногах, упершись спиной в мачту, и, едва баркас перекачнулся через гребень волны, он выстрелил навскидку, и чернобородый, вскрикнув, покатился под ноги своим спутникам. На палубе французского брига поднялась суматоха. Вдоль борта, обращенного к баркасу, вырос ряд щитов, паруса захлопали, руль взрыл волны, меняя направление корабля. В руках у французов появились арбалеты, и тотчас же в воздухе встретились десятки стрел. Маленький Джон бросил румпель. И баркас, болтаясь из стороны в сторону под ударами ветра и волн, повернулся бортом к приближающемуся неприятелю. - Берегите стрелы, ребята, - сказал стрелкам Робин Гуд. - Ставлю голову об заклад, у нас будет веселая драка! Снова Робин рванул тетиву, и еще одна стрела попала в цель. Не промахнулись и Билль Белоручка, и Мук, и Маленький Джон. Строй французских стрелков поредел, а на баркасе "Зеленые весла" никто еще не был ни ранен, ни задет, потому что неуклюжие арбалеты не могли сравниться с быстрыми луками лесных молодцов. Отец Тук был, однако, слишком крупной мишенью, и стрела, пробив спущенный парус, вонзилась ему в бедро. - Такими стрелами только воробьев бить! - проворчал отец Тук и собрался отправить гостинец обратно, но стрела оказалась слишком коротка для его шестифутового лука. В это время воин в кольчуге, от которой отскакивали стрелы, сложил руки трубой и что-то крикнул своим людям. Услышав его слова, корабельщик бросился к Робину. - Они хотят нас потопить, стрелок! - воскликнул он. - Смотри, они раздавят нас, как ореховую скорлупку! - С божьей помощью, не потопят, - ответил Робин. - Становись к рулю, старик, и держи эту трясучую посудину хоть зубами, чтобы она поменьше прыгала. Мы бьем без промаха на твердой земле, и за каждое мгновение, когда можно будет пустить верную стрелу, ты получишь кругленький золотой. Подрагивая на ходу, французский бриг быстро приближался к баркасу. Его высокий золоченый нос, готовый надвое рассечь утлое суденышко, поднялся над водой, как меч, а парус, напруженный ветром, дугой выгибал упругую мачту. Робин Гуд подмигнул стрелкам. - Ребята, уроним парус! - сказал он, выжидая мгновения, чтобы спустить стрелу. А корабельщик налег на руль, и большая волна, подняв на гребне "Зеленые весла", замерла, прежде чем опрокинуться в глубину. Тут прозвенели сразу дружные луки, три десятка стрел ударили в верхний край паруса, и нашлась среди этих трех десятков одна удачливая стрела, которая полоснула острым наконечником по веревке, державшей парус на мачте; а может быть, таких стрел было две или три. Веревка лопнула под напором ветра, парус упал, широким полотнищем накрыв защитников французского брига точно так же, как сеть птицелова накрывает стайку щеглов. Бриг замедлил разбег, и, прежде чем люди на бриге выбрались из-под тяжелой холстины, борт брига стеной навис над баркасом. Фриар Тук, Маленький Джон и Артур из Бленда ухватились за рваные снасти, а кое-кто из стрелков вскарабкался на французский корабль. Мечи заблестели на солнце, и громкий крик бойцов заглушил рев моря и ветра. Очень скоро французы стояли уже на коленях и просили пощады, а над ними, кто с обнаженным клинком, кто со стрелой наготове, стояли молодцы Робин Гуда. Только святой отец, схватившийся с воином в блестящей кольчуге, продолжал кататься по палубе в обнимку со своим врагом. Они докатились до люка в полу и упали в него, не выпуская друг друга из объятий. - Веселые корабельщики, - сказал Робин Гуд, - теперь пришел черед нам посмеяться над вами. Но мы пощадим вас и смеяться не станем, а только возьмем себе столько луков, стрел и мечей, сколько есть у вас на борту, и красный товар, и чеканную монету, потому что нас ограбил благородный лорд шериф и у нас за душой не осталось ничего, кроме меткого глаза и верной руки. Но французы не поняли слов веселого Робина, потому что он говорил на своем языке. И, связав одних, а к другим приставив охрану, стрелки кое-как, с помощью корабельщика, втолковали французам, чтобы они взяли на буксир баркас "Зеленые весла", подняли все паруса, какие позволит поднять противный ветер, и шли к Скарборо. Потом спустились в трюм посмотреть, чем наградила их судьба за отвагу. В трюме нашли они фриара Тука и воина в кольчуге, которые с постными лицами, сидели возле огромной бочки вина. Рыцарь грустил потому, что его люди потерпели поражение в битве, а святой отец - потому, что, свалившись в люк, он упал вместе с рыцарем на большую винную бочку и вышиб в ней днище. - Такое доброе вино погубили! - ворчал фриар Тук, отжимая свой мокрый плащ. - Искупаться в таком чудесном вине, какого, верно, и сам король-то не пил! Это великий грех. И товарищи посмеялись, посочувствовав его горю, но скоро утешились, отыскав еще несколько бочек с таким же отличным вином, и много тюков зеленого, красного и синего сукна, и ящики с золотой и серебряной монетой, и такой запас луков, стрел и мечей, какого хватило бы на добрую сотню шерифов. - Ты видишь, - сказал Робин корабельщику с "Зеленых весел", - мы наловили немало рыбы, хотя на море охота труднее, чем в королевских лесах. И вот тебе горсть золотых за то, что ты крепко держал свою скорлупу на волнах, пока мы стреляли. И вот тебе еще для твоей хозяйки, потому что нам нельзя будет мешкать в Скарборо, хотя я и не прочь бы провести денек у "Зеленых весел", только не на зеленых волнах, а на твердой земле. 18. О БИТВЕ РОБИНА С ГАЕМ ГИСБОРНОМ Леса блестят, подлесок свеж, Широк и длинен лист, И весело бродить в лесу И слушать птичий свист. Толпа корабельщиков ожидала на пристани смелых мореходов. Но Робин Гуд смотрел не на них: он увидел на берегу рядом с хромым из Трента младшего из сыновей вдовы. - Что в Вирисдэле? - спросил он, спрыгнув на пристань, прежде чем французы успели бросить якорь. - Беда в Вирисдэле, - ответил сын вдовы, которого звали Джеком. - В замке нет ни стрел, ни нищи. Шерифовы люди продолжают осаду. Они разведали, что ты со стрелками ушел из замка подземным ходом. Билль Статли и я, мы пошли на охоту, но стражники выследили нас, когда мы вышли из подземелья, и погнались за нами... Робин с тревогой заглянул в глаза юноши. - И где же Билль? - Шериф настиг нас у Понтефракта, - продолжал Джек, не отвечая на вопрос. - Добрые крестьяне вступились за нас, узнав, что мы - твои люди. Билль Статли повел их против шерифа, а мне приказал скакать к тебе, чтобы ты поспешил на помощь Ричарду Ли. - Кто в замке? - быстро спросил Робин. - Энгельрик Ли, мои братья, Скарлет и Эльфер. - Много людей взял шериф с собой к Понтефракту? - С ним восемнадцать стражников и рыцарь, одетый в конскую шкуру, с рогами на шлеме. - Гай Гисборн, - сказал Робин, нахмурившись. Он постоял в раздумье, глядя, как под надзором стрелков французские корабельщики сносят на берег свое добро. Связки луков и куча колчанов быстро росли на пристани, радуя сердце стрелка. И когда снова он поднял глаза на юношу, хмурая тень сбежала с его лица, а голос был весел. - Ничего, молодец! - воскликнул он. - Ты видишь, не зря Мы ходили в море: теперь есть у нас чем попотчевать наших врагов. Где твоя лошадь, парень? - Пала. - Юноша кивнул на дорогу, где, облепленная роем мух, лежала конская туша. - Но я приготовил здесь двух лошадей. Они накормлены и стоят под седлом. Робин Гуд поправил колчан на спине. - Маленький Джон, - крикнул он, - мы поедем с тобой вперед! А ты, фриар Тук, веди ребят в Вирисдэль выручать старого Ричарда Ли. Торопись! Может быть, уже поздно. Бросьте здесь все добро, нам сбережет его хозяйка "Зеленых весел". Оружие возьмите с собой, до последней стрелы. Поскорей развяжитесь с французами и не мешкайте ни минуты. Ты, молодец, слушайся фриара Тука, как господа бога. Младший сын вдовы с завистью посмотрел на Маленького Джона, потому что ожидал, что сам поедет с Робином; и, когда пыль взвилась под копытами двух коней, слеза прокатилась по его запыленной щеке. А Робин с Маленьким Джоном скакали, не щадя лошадей, весь вечер и добрую часть ночи. Уже села луна и засвистали птицы в лесу, когда они спрыгнули наземь возле харчевни "Синий вепрь" в Сайлсе и, бросив поводья, стукнули в дверь. Передохнув часок и подкрепившись, пока хозяин добывал свежих коней, они поскакали дальше. Лес подступил к самой дороге, и Маленький Джон, ни слова не говоря, свернул на лесную тропу. Робин Гуд похвалил его за осторожность. Копыта коней бесшумно ступали по мху и траве, а лесная чаща скрывала всадников от людского глаза. У ручья, через который переброшен был шаткий мостик, стрелки переглянулись. Много лет назад на этом мостике Робин впервые встретил своего верного друга. Ни тот, ни другой не хотели уступить дорогу, а двоим разойтись было негде. Они дрались на зыбких бревнах до тех пор, пока тяжелая дубина Джона не сбросила Робина в воду. - Скажи, - спросил Маленький Джон, спрыгивая с лошади, чтобы перевести ее через студеный поток, - ведь ты мог одолеть меня тогда, если бы захотел? Ты нарочно уступил мне в тот день? Робин лукаво усмехнулся. - Не всегда побеждают силой, - сказал он. - Расшиби я тебе голову тогда, разве был бы у меня сегодня спутником Маленький Джон? Олень, склонив ветвистые рога, пил воду выше по течению ручья. Из-за зеленой завесы плакучих ив стрелкам было видно, как насторожился он, услышав их голоса. Смоченные водой губы оленя блестели серебром; он вскинул голову выше, ловя ветерок чутки