менее решительный и громкий, чем голос покойного царя.
И  с изумлением  каждый  день  убеждались,  что их  молодой полководец знает
военную  науку,  что  он  умеет  командовать,  что,  сохраняя  для  них  все
привилегии,  он потребует от них полного повиновения и полной отдачи сил. Но
поняли  и то,  что сам он, их молодой царь,  пойдет первым  с  ними на любую
опасность,  не побоится никаких бед и трудов и что за таким  царем они могут
смело пойти в самые тяжелые и далекие походы.
     Молодой царь  торопился.  Сейчас  все его  заботы  были  о  том,  чтобы
подготовить себе надежное войско. Армия - его сила. Армия - его надежда. Его
будущее, его власть, его мечты, его слава - все в  руках  армии. Армия же  и
его защита.
     А защита Александру  была сейчас очень нужна. Враги  грозят ему со всех
сторон,  отовсюду  идут  тревожные вести. На севере  фракийские  племена,  с
которыми  много  пришлось сражаться  Филиппу,  прежде  чем  он  покорил  их,
отказываются признавать власть Македонии.  В Фессалии брожение, фессалийская
конница  не  хочет  подчиняться   македонянам.  Пеония   заявляет  о   своей
независимости. Варвары уже  разбойничают на македонских  границах... Эллада,
еще  разрозненная  внутренними  распрями,  зашумела  в  единодушной  надежде
вернуть свою свободу. Афины готовятся  к войне, вооружаются, вооружают флот,
который все еще  самый  сильный  в Элладе. Пелопоннес  не хочет  подчиняться
решению совета  амфиктионов, которое провел Филипп, и  признать македонского
царя гегемоном  - вождем объединенных войск для войны с персами. Филипп умер
- отпадает и решение амфиктионов.
     Фиванцы  постановили  изгнать  из  своей  крепости  Кадмеи  македонский
гарнизон.  Они были согласны  признать Филиппа вождем объединенных войск. Но
Александра признавать вождем они не хотят.
     Амбракийцы  [<i>Амбракийцы - жители города Амбракия  в Эпире.</i>] македонский
гарнизон  уже изгнали.  Этоляне [<i>Этоляне - жители  области Этолии  в средней
Элладе.</i>],  заверявшие Филиппа  в  своей дружбе,  взялись  за  оружие. Аргос,
элейцы [<i>Элейцы  - жители области Элея  в  Пелопоннесе.</i>],  аркадяне больше не
считаются ни с  военной  силой  Македонии, ни с договорами о союзе  с ней. А
Спарта  никогда  ни  с кем  не считалась  и  никому не подчинялась...  Союз,
организованный Филиппом, распадался.
     В Афинах первым о смерти Филиппа узнал Демосфен.
     Демосфен неделю назад  похоронил свою  единственную дочь.  С омраченным
лицом, осунувшийся, он в последнее время редко показывался на улицах. И лишь
в том  случае, когда государственные дела  требовали неотложного присутствия
Демосфена, его сутулая фигура появлялась в совете.
     На седьмой  день траура, вечером,  в  его  дом постучался тайный  гонец
Харидема,  военачальника наемных  войск.  Харидем стоял  у границ  Фракии, и
вести  о  событиях   в  Македонии   дошли  до  него  очень  скоро.  Харидем,
своевольный,  разнузданный  человек, ненавидел  македонского  царя -  он  не
забывал,  что Филипп  когда-то отнял царство  у его  зятя, фракийского  царя
Керсоблепта.
     Демосфен удивился, услышав, что гонца прислал Харидем. Что нового может
сообщить ему этот человек?
     Гонец сразил его оглушающей вестью:
     - Филипп убит!
     Демосфен выпрямился. Он боялся поверить своим ушам.
     - Повтори!
     - Филипп убит. В Эгах.
     - Расскажи подробно, - еле вымолвил  Демосфен, чуть  не задохнувшись от
радости.
     Он  усадил  гонца  Харидема,  сам  сел  напротив  и  внимательно, жадно
выслушал рассказ о том, как убили ненавистного ему македонского царя.
     На другой день афиняне с  удивлением  смотрели на Демосфена.  Он шел по
улицам в торжественной белой одежде, с венком на голове - так одеваются лишь
в дни больших народных празднеств.
     Демосфен шел в совет.
     Афинские правители, заседавшие в совете, не сразу поняли, о чем говорит
Демосфен и что означает его праздничная одежда.
     Демосфен начал с того, что  поздравил афинян и всех эллинов с радостной
вестью. Потом в  таинственных, похожих на  пророчество, выражениях сообщил о
смерти  своего исконного врага,  которого он считал таким же исконным врагом
всей  Эллады. И  когда афиняне наконец поняли, о ком говорит Демосфен, когда
им стало ясно, что Филиппа, наложившего на Элладу свою тяжелую руку, уже нет
в живых, в совете началось ликование.
     Демосфен  предложил отпраздновать это событие принесением жертвы богам.
Кроме  того, он предложил  почтить  память  Павсания,  убившего македонского
царя.  Оба  предложения  были  приняты. Собрание  одобрительными  возгласами
поддержало   Демосфена.   Смерти  Филиппа  так   радовались,   что   вынесли
необыкновенную  псефисму: наградить Павсания  высшей  наградой государства -
золотым венком.
     Македонская  партия  пыталась  протестовать.  Старый  суровый   стратег
Фокион, прозванный Честным, осудил это ликование.
     -   Во-первых,  неблагородно  радоваться  смерти,  -  сказал  он,  -  а
во-вторых, сила,  стоявшая  против нас при Херонее, сделалась  меньше  всего
лишь на одного человека.
     Фокиона уважали  в Афинах, прислушивались к его словам.  Но на этот раз
его красноречие не имело никакого успеха.
     С горькой речью выступил давний друг Филиппа Эсхин:
     -  Я не  сказал  бы, что хорошо надевать венки  и приносить  жертвы  по
случаю смерти царя, который, одержав победу, обошелся  с вами, побежденными,
так  мягко   и  человеколюбиво.  Не  говоря  уже  о  гневе  богов,  низко  и
неблагородно  живому  оказывать  почести  и  даровать  ему  право  афинского
гражданства, а когда он пал от руки  убийцы, в  восторге забыться настолько,
чтобы попирать ногами труп и петь торжествующие гимны, словно сами совершили
невесть какой подвиг!
     Но  антимакедонская  партия,  когда  ей уже  не  грозил  Филипп,  стала
отважной. Сторонники Демосфена заглушили речь Эсхина бранью и криками.
     Демосфен торжествовал. Снова на  Пниксе народ услышал его обличительные
речи. Он призывал афинян к разрыву с Македонией, он убеждал, что настало как
раз  то время,  когда  можно выгнать  македонян со  всей  эллинской земли  и
установить мир с персами.
     И всячески поносил Александра:
     -  Этот  мальчишка  не рискнет выйти  за  пределы своей Македонии.  Это
маргит,  дурачок, который  "многие  знал дела, только знал-то их плохо", нам
ли, древним городам и славным народам, бояться его?
     Слухи,  донесения,  сообщения,  доносы,  словно  буря, бушевали  вокруг
Александра. Александр  не раз отправлял послов  в  Афины с уверением в своей
дружбе и уважении к существующим вольностям и законам эллинских городов. Все
было напрасно.
     Александр знал, что говорят о нем в Афинах:
     -  При  Херонее все македонское  войско  под  командой самого Филиппа и
старого полководца Пармениона едва смогло победить войска Афин и Фив. Теперь
все эллины объединены, а против них стоит мальчик, не уверенный даже в своем
собственном престоле!
     Да, престол его  еще  был шаток,  Александр  прекрасно понимал это.  Не
только в соседних странах готовились восстания,  но и в самой Македонии было
неспокойно. Все еще слышались голоса о том, что у  сына Филиппа  и Клеопатры
больше  прав  на  македонский  престол.  Клеопатра  -  македонянка,  а  мать
Александра - чужеземка из Эпира.
     -  Да  еще  и  колдунья, -  добавляли  шепотом  те,  кто  боялся  мести
Олимпиады.
     Советники  Александра  пришли к единому решению:  сын  Клеопатры должен
быть устранен. Александр выслушал приговор, нахмурясь.
     - Что сказал бы на это отец?
     - Он поступил бы так же, если бы это грозило расколом Македонии. Потому
что Македония была для него дороже собственной жизни. Допустишь ли ты, чтобы
погибло все, чего такими великими трудами и кровью добился царь Филипп?
     - Что надо делать, Антипатр?
     - Ради сохранения Македонии сына Клеопатры надо убить.
     Молодая царица  Клеопатра сидела  тихо, закрывшись в своем гинекее. Муж
ее убит. Дядя ее Аттал в Азии. Она слала к нему гонцов, прося защиты, но что
же сейчас мог сделать Аттал? Ведь  и его в  Македонии  ждала гибель.  Только
одно может теперь спасти их всех - провозглашение ее сына царем, наследником
Филиппа. В  этом у  Клеопатры  были  союзники, на  которых она надеялась  со
страстью отчаяния.
     Но тут же  вступили в силу  зловещие заклинания Олимпиады. Приговор был
произнесен. Маленького сына Клеопатры убили.
     Кто еще опасен Александру? Аминта. Тот самый Аминта, племянник Филиппа,
у  которого Филипп отнял царство. Среди старой  македонской знати  то и дело
возникает это  имя.  Так  какое же  право имеет  Александр занимать  престол
Аминты?
     Аминта молчал и ничего не требовал. Но требовали другие, которые хотели
править Македонией за его спиной.
     -  Отдашь  ли  ты  им Македонию?  -  говорили советники  Александру.  -
Откажешься ли ты от власти ради их мелкого честолюбия, ради их личных выгод?
Разве  могут они сохранить славу и могущество  Македонии? Это можешь сделать
только ты, царь, потому что  ты  - полководец и ты - сын  царя  и полководца
Филиппа!
     Да, Александр может сохранить  славу и могущество  Македонии. И  он  не
только  сохранит, но и  увеличит их,  потому что завоюет для  Македонии весь
мир!
     - Что делать с Аминтой?
     - Аминту надо убить. Аминту убили.
     Македония затихла.
     Так, по залитой кровью дороге, Александр прошел к власти.
     Теперь  надо обдумать  точно,  ясно,  твердо,  что  необходимо  сделать
сейчас,  немедленно, что  отложить на  будущее. При всей пылкости  характера
Александр и  тогда  уже умел вовремя разобраться  в  обстоятельствах, быстро
принять решение и сделать так, как решил.
     Македония затихла.  Но  в  странах, окружающих  Македонию,  по-прежнему
бушевало  море вражды.  Друзья Александра,  тесно  стоявшие около  него, его
молодые этеры были сильно встревожены. Призадумались и старые военачальники.
Хмурился и верный Антипатр. Прикидывали, как лучше поступить сейчас, в такое
трудное время. И сходились на одном - не предпринимать решительных действий,
не  рисковать, искать  путей примирения...  Ведь  и  царь  Филипп  не всегда
бросался в  бой, он ведь и хитрил,  бывало, если это  было выгодно, и шел на
примирение, если не был уверен в победе.
     - Надо быть осторожным. Особенно  с Элладой. Не вмешивайся сейчас  в их
дела, Александр, пусть они сами их решают.
     -  Помирись  с Атталом, царь, он очень  опасен. Ты ведь слышал, что  он
договаривается с Демосфеном. А каким страшным врагом может быть Демосфен, ты
сам знаешь. К тому же они оба ищут союза с персами против тебя.
     - Надо помириться с Атталом, царь, склонить к себе его войско. Иначе мы
погибнем. Дела в Азии плохи, Пармениона уже теснят персидские сатрапы!
     -  То  же  самое  и  с  варварами. Ты  знаешь,  как  они  сильны.  Надо
обезоружить их дружбой, милостями, подарками. Так постепенно ты утвердишься,
приобретешь влияние в Элладе, как твой отец. Тогда можно  будет подумать и о
походе в Азию. А иначе... Так страшно кругом, так угрожающе!
     Александр   внимательно,    не   возражая,   слушал   все   эти   речи,
предупреждения,  опасения. Но лицо его  с  крепко  сжатым  ртом  и холодными
глазами  было замкнуто и  неподвижно. В его упрямой голове шла  своя работа,
зрели  свои  решения.  Страшно?  Нет.  Угрожающе?  Угрожать  будет  он  сам.
"Примириться с Атталом? Никогда.  Уговаривать Элладу? Задаривать варваров? И
потом потихоньку, из года в год, добиваться их расположения?  Да так и жизнь
пройдет, клянусь Зевсом! А когда же покорять персов и завоевывать мир?.." Да
если  он  сейчас  хоть в  чем-нибудь  уступит,  если  враги  почувствуют его
слабость, они тотчас и покончат с ним!
     Нет. Надо действовать. Действовать немедленно.
     Но с чего  начинать? Идти во Фракию усмирять варваров? Аттал немедленно
явится в  Македонию  и  захватит власть.  Направиться  в Элладу и  принудить
эллинов признать  его права? Но  как он прорвется через горные проходы?  Там
даже небольшое войско может преградить ему дорогу. Леонид, царь спартанский,
когда-то  с  горсткой  воинов стоял в  Фермопилах против  лавины  персов,  и
неизвестно,  сколько легло  бы там  персидского  войска, если  бы  персам не
помогла измена. Теперь Александр будет мучиться в Фермопилах,  а в это время
Аттал войдет в Македонию, объединится с фессалийцами - и молодому царю будет
отрезан проход в свою страну.
     Опять Аттал!
     Тогда, может быть, прежде всего двинуть  войско против  Аттала, разбить
его  и подчинить?  При  этой  мысли  лицо  Александра бледнело  и  в  глазах
разгорались  огни   холодной  ярости.  Он  всегда  презирал  Аттала  за  его
откровенную  грубость, за то, что  он  напивался до безумия, за то, что  был
несдержан до отвращения.
     А  потом он стал  и  ненавидеть  Аттала. Александр ненавидел его с того
самого дня, когда Аттал объявил на свадьбе Филиппа и Клеопатры, что теперь у
царя  наконец  родится  законный наследник.  Еще не  было  никакого  сына  у
Клеопатры, но Аттал уже был готов отстранить Александра от престола.
     Нет. Александр не пойдет с войском против Аттала  и не заставит драться
македонян  с   македонянами.   Аттал   -  его   подданный.  Аттал,   который
договаривается   с   Демосфеном   и   с  персами   против  своего  царя,   -
государственный  изменник. И не воевать с ним  надо, и не искать примирения,
как советуют некоторые друзья, а поступить так, как поступают с изменниками:
приговорить его к смерти.
     Сталось по слову царя - Аттала приговорили к смерти.
     - Вспомни, царь, - сказал ему кто-то из друзей, - Аттал женат на дочери
Пармениона. Что, если Парменион восстанет против тебя?
     -  Парменион  поддержал  меня, когда  Аттал  требовал царство для  сына
Клеопатры.  Поддержит  и  теперь, когда мне угрожает  измена.  Парменион  не
предаст своего царя.
     Один из царских этеров, военачальник Гекатей из Кардии, получил приказ:
взять сильный  отряд, переправиться  в  Азию, захватить и привезти Аттала  в
Македонию. А если не  удастся захватить живым,  убить его. Если будет трудно
это сделать одному, потребовать помощи Пармениона - Парменион поможет.
     Вскоре после  того,  как  Гекатей  с большим отрядом  ушел  в  Азию,  к
Александру в Пеллу примчались гонцы Аттала.
     - Кто сказал Александру, царю македонскому,  что Аттал замышляет против
него? Все это  ложь и клевета.  Аттал был предан царю Филиппу, его отцу. Так
же он предан и ему, царю Александру!
     В  доказательство своей  верности и преданности  он прислал  Александру
письмо Демосфена, адресованное Атталу. Вот оно, это письмо. Демосфен ищет  в
лице Аттала союзника против Александра. Но он,  Аттал, выдает ему Демосфена.
Потому что Аттал никогда не изменял царям македонским и - он клянется Зевсом
- никогда не изменит!
     Александр был сдержан. Он слушал посланцев Аттала, не выражая ни гнева,
ни радости. Из  их  речей он понял - Аттал  уже чувствует, что по его следам
идет смерть.  Александр отпустил посланцев милостиво, с  улыбкой,  мгновенно
осветившей лицо. Гонцы уехали успокоенные.
     - Царь, ты прикажешь отозвать Гекатея? - хмуро спросил Антипатр.
     Александр задумчиво перечитывал письмо Демосфена Атталу.  Чуть заметная
усмешка  таилась в уголке  рта. Не так, видно,  сильна Эллада, если просит у
Аттала союза  и дружбы. И не так-то, видно, уверен в победе Аттал, если ищет
сближения с  ним, с  Александром. И  все-таки Аттал  всегда будет  для  него
скрытой угрозой...
     - Нет. Я не отзову Гекатея, Антипатр, - ответил он ему.
     Антипатр одобрительно кивнул. Вскоре из Азии вернулся Гекатей.
     - Приказ выполнен, царь, - сказал он, - Аттала нет в живых.
     Войска  Аттала, узнав  о  смерти своего полководца,  взбунтовались.  Но
Парменион сумел успокоить их. Он оправдал надежды Александра.
     - Только теперь я могу  с уверенностью назвать тебя царем, Александр! -
воскликнула, торжествуя, Олимпиада.
     Александр вздохнул.
     Не легко стать царем, если даже ты сын царя и законный его наследник!
     Не легко.  Но Александр перешагнул через  все - через  убийства,  через
предательства - и стал царем.

        ЗАБОТЫ

     Македонское войско  двинулось в Пелопоннес. Этеры - конная свита царя -
в  блестящих  доспехах,  в шлемах  и поножах,  с копьями и мечом  при бедре.
Фалангиты  -  пехота,  идущая  в  бой  тесно сомкнутым строем,  со щитами  и
длинными копьями  - сариссами.  Тяжелая конница и легкие отряды гипаспистов,
необходимые  в бою,  когда  нужно  занимать высоты,  захватывать  переправы,
поддержать конную атаку... Легковооруженные - легкие отряды, конные и пешие,
для летучих стычек и прикрытия во время похода.
     И никакого обоза - ни телег с багажом, ни вьючных животных. Каждый воин
нес за спиной  плетеный ранец с запасом  пищи -  хлеб, оливки, лук,  соленая
рыба, соленое мясо... Так ходить в походы их приучил Филипп.
     Пути в Пелопоннес шли через Фессалию.
     Александр решил воздерживаться от жестокости, если можно будет обойтись
убеждениями. Все-таки лучше,  если у македонских  границ останутся друзья, а
не  враги, когда  он уйдет в Азию.  Но  и о  дружбе приходилось просить,  не
снимая руки с рукоятки меча.
     Провожая  в путь Александра, Олимпиада особенно настойчиво напоминала о
том, что Фессалия не чужая, не  варварская страна, что населена фессалийская
земля  эпирскими  племенами, что  там жил Ахиллес, что  там набирал  он свое
войско  для  войны с  Троей  -  "мирмидонов и  эллинов  имя  носящих...". И,
конечно, о  царе Эаке, сыне Зевса, напомнила, который был дедом  Ахиллеса, и
еще,  в бессчетный  раз, упомянула о том, что и Александр - эакид, поскольку
цари Эпира ведут свой род от Эака и Ахиллеса...
     Александр крепко сидел на широкой спине Букефала,  на плотно пригнанной
богатой попоне.
     - Ты помнишь, как Ахиллес молился перед походом, Александр?
     Александр помнил.

     ...Руки обмыл и себе и вином
     эту чашу наполнил.
     Стал в середине двора,
     и вино возливал, и молился,
     На небо глядя. И не был он
     Зевсом-отцом не замечен.
     "Зевс пеласгийский, додонский,
     далекий владыка Додоны,
     Вечно суровой, где селлы пророки
     твои обитают..."

     -  Вот видишь, -  сказала Олимпиада, - теперь ты  идешь  туда, где  жил
Ахиллес. Не разоряй эту землю!
     -  А  если  они не  захотят меня  пропустить? Тогда,  может  быть,  мне
вернуться и сидеть дома?
     При этих его лукавых словах мать сразу поднялась с кресла.
     -  Нет, о нет!  Этого я не скажу  ни  теперь и  никогда.  Ты рожден для
славы, для  подвигов, я это  знаю, Александр,  и  ты  это знаешь.  Но...  не
разоряй эту землю!
     Вот  они идут теперь по каменистым  дорогам Фессалии  недалеко от моря.
Горы стоят  по  сторонам, из-за гор смотрят другие горы,  и все  они  словно
прислушиваются к топоту конных отрядов, к шарканью грубой  обуви, к широкому
шуму идущего войска...
     Александру рассказывали, что в древности равнина Фессалии была огромным
озером.
     Кто же рассказывал об этом? Аристотель, конечно. Он все знал...
     Вспомнил об Аристотеле, и  сердце  обожгла  обида.  Его бывший  учитель
уехал из Пеллы.  Он не остался  при дворе  Александра. Александр думал,  что
Аристотель  навсегда  привязался  к   нему,  к  своему  ученику...  Но  нет.
Аристотель человек холодной души. Он любил только свою науку и больше ничего
и никого. Теперь он в. Афинах,  где-то там, в западном предместье,  в Ликее,
преподает  свой  курс другим  ученикам...  Он  уехал,  как только  не  стало
Филиппа.
     Это очень обидно!
     Александр  постарался  отвлечься  от  неприятных  мыслей.  Так  что  же
рассказывали ему  о  Фессалии? Равнина Фессалии была огромным озером.  Озеро
лежало в котловине, окруженное горами.  Вода и  горы и лес  на горах, полный
птиц и зверей.
     А потом бог  Посейдон,  "сотрясатель  земли", разгневался за  что-то  и
встряхнул гористые  берега.  Горный кряж, что  стоит на  границе  Фессалии и
Македонии, раскололся,  образовались две  огромные  горы. Одну  гору назвали
Оссой, а другую, которая повыше, Олимпом. Озеро хлынуло между этими горами и
почти все ушло в море. Вода осталась только в небольших впадинах - это озеро
Иссонида и озеро Бебеида.
     Солнце  осушило  равнину.  Лишь по  краю  ее,  ближе к  Эпиру, остались
болота.  Александру случилось  побывать  в странном  городе Равенне, который
стоит  среди болот.  Вместо улиц там каналы, наполненные зеленой водой,  над
каналами  деревянные  мосты,  а по  городу жители плавают на лодках. В  этом
городе душно  и смрадно. Но во время прилива морская вода заполняет Равенну,
а потом, отхлынув, уносит из города все нечистоты и освежает воздух...
     Между   Оссой   и   Олимпом  образовалась  расщелина,  которую  назвали
Темпейской  долиной. По этой долине течет  прозрачная  река  Пеней,  которая
берет начало в горах Пинда. Эта река лежит шумной сверкающей границей  между
Нижней, или Приморской, Македонией и Фессалией.
     К Пенею войско  Александра  подошло на рассвете. В долине висел  густой
белый туман,  словно  большое  облако  свалилось  туда, закрыв проход.  Лишь
далеко,  наверху,  поднявшись  над  этим  облаком,  словно  легкое  утреннее
видение, слабо розовела снежная вершина Олимпа.
     Александр  остановил  войско  и  послал  разведчиков  осмотреть  горные
проходы. Если фессалийцы задумали отпасть от Македонии  и вступить в  войну,
то они засели теперь в этой узкой долине, скрытые горами и туманом.
     Отряды  стояли неподвижно. Ни громкого голоса, ни бряцания меча. Ждали.
Журчали в тумане волны  Пенея, бегущего  по  камням. Слева, совсем недалеко,
влажно вздыхало море...
     Солнце разгоралось,  наступало  утро.  Все  менялось на  глазах.  Пеней
сбрасывал ночное  покрывало  тумана,  с  горных вершин  спускались в  долину
широкие потоки  света. Уже можно было  различить на поверхности чистой  воды
Пенея темные маслянистые струи  реки Европы, впадавшей в  него.  Серебристая
зелень древних рощ, зарослей лавра и олеандра проступала сквозь туман...
     В это время на горной тропе появились разведчики.
     - В долине стоит фессалийское войско. У них выгодная позиция. Пробиться
будет трудно.
     Разведчики, ходившие к боковому проходу" сообщили то же самое.
     - Проход занят сильным отрядом. Пробиться будет трудно.
     Александр на секунду  задумался.  Пути закрыты. Взять  проходы нелегко,
пришлось бы много положить войска, а войско его бесценно.
     -  Пробиться  будет  трудно, - повторил Александр,  -  а  мы и не будем
пробиваться. Мы обойдем их.
     Военачальники  переглянулись.  Обойдем?  По каким  дорогам?  Перед ними
громоздятся крутые уступы суровой Оссы, а  глава ее, седая от снега, покрыта
белесым нетающим облаком...
     Но Александр узнал, что если повернуть к югу и подойти к морю, то здесь
Осса не так страшна, как со стороны Пенея. Здесь ее склоны поднимались более
отлого, по  этим склонам уже можно было, хотя и с трудом, пробраться вверх и
перевалить в равнину. Вот сюда-то и привел он свое войско.
     Фессалийцы ждали Александра в горных  проходах. Они были  готовы к бою.
Сейчас македоняне вступят  в  долину, и фессалийцы  обрушатся на них. Но все
было тихо в горах. Македоняне исчезли.
     А македоняне в это время переваливали через Оссу.  Всадники  спешились,
карабкались  как могли. Где было  очень круто, вырубали  ступени,  проходили
сами и  проводили лошадей. Александр шел  вместе с  ними, в  первых рядах. И
всему войску был виден пышный султан его блестящего шлема.
     Вдруг  фессалийский пикет, стоявший на вершине горы, увидел, что войско
Александра стремительно  заполняет  равнину.  Македоняне оказались у  них  в
тылу,  вот  они  уже  строятся  к  бою, вот  и  фаланга уже  стоит,  сверкая
частоколом поднятых кверху сарисс!
     Начинать сражение с македонянами было  бесполезно - фессалийцы не могли
противостоять  македонским   фалангам.  Фессалийские   вожди,   ошеломленные
внезапным появлением Александра, сложили оружие.
     Александр  пригласил к себе правителей всех  фессалийских племен,  всех
знатных людей и военачальников. Фассалийцы собрались. Они мрачно и  смущенно
стояли перед македонским царем, ожидая расправы.
     Александр обратился  к  ним с речью.  Он не хочет войны с ними и пришел
сюда  не  как враг,  а  как  друг. Пусть  они вспомнят  о  своем  родстве  с
македонянами  - ведь Фессалию, что у моря, называют  пеластическим  Аргосом.
Значит,  они  так  же,  как  когда-то  македоняне,  пришли  из  Аргоса.  Они
родственны и по крови, потому что  происходят от одного  и того же  предка -
Геракла. Родственна их племени и мать Александра Олимпиада, она ведь из рода
Эака,  а  фессалийцы тоже  эакиды. И  Александр  пришел  сюда  не  проливать
родственную кровь, а закрепить с ними союз и дружбу.
     Под конец своей речи Александр сказал:
     - Я требую только тех привилегий, которые вы добровольно даровали моему
отцу царю Филиппу.  Вы  признали его гегемонию  над Элладой.  Почему  же  вы
теперь отказываете в этом мне, его сыну? Я так же, как мой отец царь Филипп,
обещаю  хранить  и  защищать ваши  права,  я обещаю, что в  войне с  Персией
фессалийские всадники,  которые пойдут со мной, получат равную со всеми долю
военной добычи.  А Фтию [<i>Фтия  - область в Фессалии.</i>],  родину нашего общего
предка Ахиллеса, я почту освобождением от всяких податей.
     Лица фессалийцев прояснились. Они не ожидали, что Александр отнесется к
ним так  милостиво. Они поспешили принять эти выгодные и почетные условия. И
тут же вынесли  постановление:  утвердить за  Александром принадлежавшие его
отцу  права, а  если  Александру  будет нужно, они  двинутся вместе с ним  в
Элладу и помогут ему покорить непокорных.
     Так же  быстро, обещая союз и дружбу, Александр склонил на свою сторону
и соседние племена,  которые жили возле Эпира, по верхнему течению Пенея, на
склонах гор, на берегу моря, - энианов, малиев, долопов... Эти племена имели
свои  голоса  в  совете амфиктионов, каждое  племя  -  один  голос.  А совет
амфиктионов  многое решал,  и  голоса  их были нужны  Александру. В Амбракию
Александр  направил послов. Пусть эмбракийцы успокоятся, македонский царь им
не  враг.  Пусть  они  не волнуются,  добиваясь автономии. Он и  сам  охотно
предоставит им автономию, только пусть они лишь немного подождут!
     Фессалия затихла, успокоилась. Александр сделал  все, чтобы  установить
дружбу. Он  ушел,  не тронув ни  огнем, ни мечом земли Эака и Ахиллеса.  Но,
уходя, все же разместил повсюду свои гарнизоны - так было надежней.
     Так же неожиданно явился Александр и в Элладу. Эллинские города даже не
успели закрыть свои горные проходы.
     Александр  вошел в  Фермопилы. Сюда он пригласил  амфиктионов  - членов
союза  амфиктионии. Амфиктионы  собрались со всей Эллады. Лишь Фивы, Афины и
Спарта не прислали своих послов.
     Александр предстал перед амфиктионами в блестящих воинских доспехах, но
без  шлема, с  открытым лицом. Его  юношеский голос,  звонкий и  чистый, был
слышен далеко  и отчетливо. Пелопоннесцы пришли настороженными, враждебными,
готовыми к  отпору, хотя и скрывали свою враждебность, увидев на своей земле
македонское  войско.  Но,  слушая Александра, они,  сами не понимая, как это
случилось, прониклись расположением к юному царю.
     Александр говорил по-эллински:
     - Вы уже решили, эллины, что справедливо было бы наказать персов за все
то  зло, которое  они  причинили Элладе.  Отец  мой царь  Филипп  готов  был
выполнить вашу волю и выступить в поход,  но  вы знаете,  почему он этого не
сделал. Вы вручили  царю Филиппу командование нашими объединенными войсками,
но царь Филипп умер. Теперь  я, царь македонский, прошу вас предоставить это
командование мне, сыну Филиппа.
     Амфиктионы  нашли,  что  все  правильно  и справедливо.  Они  ведь  уже
признали  вождем  царя  Филиппа,  так  почему  же  отказывать  в  этом  царю
Александру?  Что  изменилось?  Только имя царя-полководца.  Слава о  военной
доблести  Александра эллинам уже была известна со дня  битвы  при Херонее. А
самое главное, о чем думали с опаской, но  о  чем умалчивали,  - непобедимая
македонская фаланга уже стоит  здесь,  в  Элладе.  Этого тоже  без  должного
внимания оставлять было нельзя.
     Амфиктионы  согласились  признать  Александра  вождем  и  вручить   ему
командование объединенными эллинскими и македонскими войсками.
     Гегемония   была   дарована  Александру   общим   постановлением  союза
амфиктионов.
     Когда совещание закончилось, Александр простился с амфиктионами ласково
и  почтительно.  Итак,   царь  македонский  Александр  получил  гегемонию  -
верховное командование  объединенными  войсками.  Но  к походу  в  Азию  еще
столько  препятствия! Из Афин, из  Беотии  все  время приходят  неприятные и
оскорбительные  вести.  Фивы  восстали, они  почувствовали поддержку  других
городов. В Афинах  Демосфен требует войны  с  Александром, которого называет
мальчишкой и маргитом. В Элладе появляются письма  персидского  царя  Дария,
призывающие эллинов  к  восстанию  против Македонии.  Дарий обещает  золото,
много золота в помощь  эллинам, - так  он боится  войны с Македонией. Однако
эллинские государства не принимают персидских денег, они не продаются.
     Одна  лишь  Спарта  приняла  персидских  послов  и  согласилась  помочь
персам...
     -  И  Демосфен  принял  золото  Дария,  -  сообщили  Александру  тайные
вестники, посланные из Афин. - Персидский царь прислал  ему триста талантов,
сказав: "Расходуй их по своему усмотрению. Но в моих интересах".
     - В интересах персов! - возмутился Александр. - Пускай лучше персы, чем
мы?
     - Персы купили его! - хмуро сказал Гефестион. - Демосфен продался им!
     - Нет, - возразил старый Антипатр, -  я  не  люблю Демосфена, но должен
сказать правду: Демосфена купить нельзя. А деньги у перса он берет  лишь для
войны  с  нами. Персы сейчас не грозят Афинам. А  царь Филипп грозил. И  ты,
Александр, грозишь.
     - Я не собираюсь разорять Афины!
     - Ты их не будешь разорять. Но верховную власть над  ними возьмешь. Вот
этого-то они и боятся пуще всего.
     Гора забот обрушилась на голову двадцатилетнего царя. Гора  препятствий
закрыла пути его  стремлениям. Но  это  не смущало его, а только сердило. Он
мог бы и сейчас подчинить Фивы и обезоружить Афины.  Он знал - эти города не
готовы к войне. И Спарта тоже еще не обрела своего прежнего могущества после
того, как Эпаминонд разорил ее. В Кадмее, в Халкиде, на Эвбее, в Акрокоринфе
еще стоят македонские гарнизоны, оставленные Филиппом. Но Александр не хотел
воевать с Элладой.  Ему нужны были не  покоренные города, а союзники. Однако
время  идет,  надо  решать  дела. В  гневе,  в ярости  за  все  эти задержки
Александр  не понимал упорной враждебности  афинских вождей,  и прежде всего
Демосфена.  Близорукий,  с   ограниченным  кругозором  человек!   Македоняне
открывают Элладе  пути  к  мировым завоеваниям, а  он твердит  одно: свободу
Афинам!  Какая свобода  у  Афин,  если там  даже и хлеба  своего  нет, чтобы
накормить граждан!
     Александр не понимал, не  хотел понять, что Демосфену была непереносима
мысль  подчинения  его прославленной родины  - и  кому  же?  -  македонянам,
которых афиняне все-таки не считали чистокровными эллинами.
     Ослепленный   патриотической  преданностью   Афинам,  Демосфен  не  мог
поверить, что поли-СЬ1 - замкнутые города-государства - отживают свое время,
как отживает  свое время  и  рабовладельческая  демократия Афин;  что  рабы,
выполняющие в  афинском государстве все  работы, оставляют свободных граждан
без заработка, а  значит, и  без  хлеба;  что  граждане афинские  уже не те,
какими  были   во  времена   нашествия   персов,  они  изнеженны,  болтливы,
невоинственны,  и  если  иногда  Демосфену удается пробудить  их  отвагу, их
патриотизм,  то  ненадолго;  что вся  система  эллинских  полисов  со  своей
замкнутой жизнью умирает  и  что он со  своими призывами и  увещаниями не  в
силах воскресить ее, - все это не останавливало его внимания.
     Всеми силами своего пламенного красноречия Демосфен отстаивал свободу и
национальную честь Афин, не понимая, что время работает против него.
     Яростно  негодуя  на  упорное  сопротивление  Демосфена,  Александр  из
Фермопил спустился в Беотийскую равнину. Он стал  лагерем около  Фив, вблизи
фиванской крепости Кадмеи. Фивы сразу затихли.
     А в Афинах всполошились. Два дня пути - и Александр у афинских стен!
     Снова афиняне бросились поправлять городские  укрепления.  Снова  город
наполнился повозками поселян и  их стадами. Оратор  Демад  горько говорил об
этом:
     -  ...Город, служивший предметом удивления и борьбы, как скотный  двор,
наполнился овцами и рогатым скотом!
     Демосфен еще пытался вдохновить афинян на борьбу,  на сопротивление. Но
афиняне,  даже  самые яростные противники Филиппа и Александра,  пали духом.
Все уже понимали,  что  не о борьбе, не о войне должна идти  речь, а  о том,
чтобы смягчить Александра, чтобы отвести от Афин его карающую руку.
     Афиняне направили к  Александру послов просить прощения за то, что  они
не сразу признали его гегемоном. Среди этих послов был и Демосфен - граждане
афинские надеялись на его красноречие.
     С  тяжелым сердцем и  угрюмым лицом отправился  Демосфен  на  поклон  к
Александру. Что он скажет  ему? Может быть, сообщит, как ненавидел  его отца
Филиппа?  Или доложит  о письме  к  Атталу,  с  которым хотел заключить союз
против Александра? Или откроет свою связь с персами и признается, что взял у
них золото для войны с Александром?
     Дорога  горела под ним. Чем дальше, тем тяжелее  становилось Демосфену.
Как  встанет  перед  этим  мальчишкой,  как  поднимет на  него  глаза? Каких
оскорблений наслушается?
     Посольство медленно приближалось к Беотийской равнине. Вот уже начались
скалистые отроги горы Киферона, которая спускается потом вдоль реки  Асопа в
Фиванскую  область.  Минуют  Киферон,  и  перед  глазами  предстанет  лагерь
Александра...
     Демосфен остановил коня. Нет,  он не может выполнить  поручение афинян.
Умолять  македонянина  о  прощении - это было выше его сил. Он  остановился,
опустив глаза и нахмурясь. Он вернется. Послы без него сделают свое дело.
     Послы  переглянулись,  вздохнули.  И  долго  глядели  вслед  Демосфену,
который, повернув коня, поспешно уезжал обратно.
     Ну  что  ж,  на  этот   раз  собственная   безопасность  оказалась  для
знаменитого оратора дороже, чем интересы Афин!
     Александр принял афинских послов очень приветливо.
     Афиняне  просят  прощения? Александр  прощает. Не так уж они  виноваты,
если их болтливые  ораторы без конца сбивают  с  толку  народ.  Но Александр
требует возобновить заключенные с его отцом договоры. Уполномочены ли  послы
на это? Да, они уполномочены.
     Договоры заключены. Афинские  послы  могут  вернуться домой и успокоить
афинских  жителей.  Он  не собирается  воевать  с  ними. Только пусть  Афины
пришлют своих послов в Коринф для дальнейших  переговоров, так как в Коринфе
Александр соберет уполномоченных всех союзных государств.
     Македонская  партия  в  Афинах   снова   торжествовала.  Афиняне   были
счастливы, что легко отделались и предотвратили  гнев  Александра.  Народное
собрание в  Афинах  постановило: оказать молодому царю еще  большие почести,
чем были оказаны Филиппу. Они наградили  Александра двумя золотыми  венками.
Золотой венок - великая почесть. А два венка - вдвое большая почесть!
     Теперь  Александру только  закрепить  свою  гегемонию  в  войне  против
персов, - для  этого  он и созывает конгресс  в Коринфе. Полный  нетерпения,
лишь уладив дела с Афинами, Александр двинулся с войском в Коринф.
     В Коринф собралось  много  народа. От всех эллинских государств прибыли
послы.  От  всех, кроме  Спарты. Спартанцы, как  всегда, подчинялись  только
своим законам.
     - Мы  не пойдем  за чужим полководцем. Мы сами  вожди и полководцы. Так
нам завещано отцами. И так будет всегда.
     На конгресс явился Демий, ученик Платона. Его прислали  эллины, живущие
на азиатском  берегу.  Демий  горячо убеждал  собрание поскорее начать войну
против персов, потому что эллинам в Азии живется очень тяжело.
     Были здесь  и  посланники острова Лесбоса,  на котором  правили  друзья
персов.
     - Эллины там несчастны. Они обречены на погибель!
     При   большом  стечении  народа,  в  присутствии  представителей   всех
государств  Эллады,  кроме Спарты, был возобновлен  союз Эллады и Македонии.
Формулу  союза  скрепили  клятвой.  Александра  провозгласили  полновластным
стратегом, гегемоном союзных войск.
     После конгресса начались  пиры  и  праздники. В  Коринф со всех  сторон
Эллады   собрались  художники,  скульпторы,  философы,  ораторы...  Все  они
окружали Александра.
     - Ученик Аристотеля!
     - Победитель при Херонее!
     Они ловили  каждое  слово молодого царя, добивались хотя бы  одного его
взгляда...
     Александр  знал,  что  в  Коринфе,  где-то  в предместье  города, живет
философ Диоген.
     - Здесь ли он сейчас?
     - Нет. Он, как всегда, в своем пифосе!
     - Диоген не захотел явиться ко мне. Тогда я сам отправлюсь к Диогену!
     И царь, окруженный роскошной свитой, отправился повидаться с философом.
     В предместье города Карнее, на палестре, Александр увидел огромный, как
амбар,  поваленный набок  и врытый в землю пифос. Возле этого пифоса лежал и
грелся  на солнце  Диоген. Александр  поздоровался с  ним, тот  ответил,  не
обернувшись. Царь  с  любопытством  смотрел на этого человека, свободного от
всех  человеческих  желаний. Ни богатства, ни  славы, ни  завоеваний  -  ему
ничего не  нужно.  Вот он лежит на  своем  драном плаще  - лысый, с косматой
неопрятной  бородой, прямые  пряди  нечесаных волос  торчат клоками.  Увидев
перед  собой роскошно одетых людей, Диоген лишь слегка повернул  к  ним свое
угрюмое горбоносое лицо.
     - Я - царь Александр, - сказал Александр.
     - Я - киник  [<i>Киник, или,  как теперь говорят, циник, от слова "кион" -
"собака".</i>] Диоген, - ответил Диоген.
     - Я слышал, что вы, киники, отрицаете все, - сказал Александр, - и даже
богов. Правда ли?
     - Боги или не нужны, или вредны, - ответил Диоген.
     - А государство? Родина?
     - Для меня родина - весь мир.
     - Но почему не  хочешь  ты жить, как все, - в хорошем доме, приобретать
богатство, наслаждаться искусством?
     - Мне хорошо и в моем пифосе.
     - Ну, а где же у тебя семья?
     - А на что мне семья?
     - Наступит зима, холод. У тебя нет даже очага. Где же ты согреешься?
     - Укроюсь одеялом.
     Александр, заглянув в широкую  горловину пифоса, увидел  там  старое, в
дырах, домотканое одеяло.
     - Мы, киники, сильнее  природы, - сказал Диоген. - У нас нет желаний, и
в этом наше благо. Ничто не может  доставить нам горести. Ничего не имея, мы
ничего не теряем.
     - Диоген, не могу ли я что-нибудь сделать для тебя? - помолчав, спросил
Александр.
     -  Можешь, - ответил Диоген. - Посторонись  немного и не  заслоняй  мне
солнце.
     Александр засмеялся и отошел.
     - Клянусь Зевсом, - сказал он,  - если бы я не был Александром, я желал
бы быть Диогеном!
     Кончились  совещания. Кончились праздники.  Теперь можно было вернуться
домой и готовиться к походу в Азию. Все свершилось так, как хотел Александр.

        СНОВА ПРЕПЯТСТВИЯ

     Нет, не кончились заботы и неприятности.
     Едва он вступил во  дворец, едва  успел, сбросив  плащ,  согреть руки у
пылающего очага,  как  Олимпиада  прислала за ним, требуя,  чтобы  он пришел
немедленно. Александр и сам пришел бы узнать, как она живет и здорова ли. Он
только сначала хотел вымыться после дороги.
     Но мать требовала его сейчас.
     Он  вошел  в  гинекей с  неясным  предчувствием  какой-то беды.  Что-то
случилось...
     -  Александр! -  Мать встретила его объятиями, глаза у нее светились от
счастья, что сын ее благополучно вернулся,  что  он у нее такой умный, такой
талантливый и  такой красивый!  Все сделал: успокоил Фессалию, примирился  с
Элладой и взял в свои руки гегемонию! Он ее опора, ее защита!
     Александр  глядел  на  нее  ласково, с  улыбкой. Он глядел  на нее, как
смотрит сильный на слабого, - с нежностью и жалостью. Конечно, он ее защита.
Александр знал,  что у матери много врагов, что многие ее тайно ненавидят...
Что  поделать, его  мать излишне  жестока. Но она его мать и самый  близкий,
родной ему  человек. Ей одной  он может довериться до конца. А  кому еще так
поверишь, если даже отец, его родной отец, изменил ему!
     - Так что же случилось!
     - Я не хотела, чтобы ты узнал это от других, Александр.
     - Что случилось?
     - Клеопатра умерла.
     - Что?
     - Она умерла.
     Александр заглянул в черные глаза  Олимпиады, в которых  горел глубокий
зловещий огонь.
     - Ты убила ее?
     - Она повесилась.
     Александр  гневно  нахмурился.  На  лице и на  груди у  него  выступили
красные пятна.
     - Ты заставила?
     Олимпиада гордо подняла голову.
     - Да, я.
     - Зачем?  -  закричал Александр.  - Зачем еще эта ненужная кровь?  Кому
была опасна эта женщина?
     - А ты  думал, что я могу простить  этой  рыжей кошке все, что пережила
из-за нее?  Я не трогала ее. Я просто велела  ей удавиться на ее собственном
поясе.
     Александр резко повернулся и вышел из покоев Олимпиады.
     Антипатр, который  оставался  правителем  Македонии на время отсутствия
Александра, тоже не обрадовал:
     -  Фракийцы   опять  шумят.  Геты   лезут   на   нашу  землю.  Трибаллы
разбойничают.
     - Опять трибаллы?
     - Иллирийцы тоже. Царь Клит, этот сын  угольщика, как  видно,  замыслил
захватить проходы к югу от Лихнитского озера.
     - Сын угольщика?
     -  Разве ты не  знаешь, царь,  что его отец Бардилис, прежде чем  стать
царем, был  угольщиком? Царю Филиппу  пришлось немало  потрудиться,  пока он
отбросил этого разбойника Бардилиса с македонской земли.
     - Я помню.
     - А там  еще  и  тавлентинцы со своим  царем Главкием вооружаются. Идут
заодно  с  иллирийцами  против  нас. Кроме  того, слышно,  что  и  автариаты
поднимаются   на   помощь   своим   иллирийским  сородичам,  тоже  готовятся
вторгнуться к нам. Жажда добычи их всех сводит с ума.
     - А "вольные фракийцы"?
     - Они будут заодно с трибаллами. Боюсь, царь, что и меды не останутся в
стороне, и бессы, и корпиллы.  Это  разбойники, которые даже для разбойников
страшны.  Царь Филипп не  раз  отбрасывал их всех  и  почти покорил - почти,
потому  что  этих  кочевников  окончательно  покорить невозможно. Но все  же
подчинил и дань наложил. А теперь они решили - Филипп умер, так и бояться им
нечего. Даже и трибаллов за их беспримерную дерзость он наказать не успел. -
Значит, накажу их я. Они все забыли, что такое македонское оружие. Скоро они
об это вспомнят.
     С  трех  сторон  подступали  к  Македонии  враги,  кочевые  разбойничьи
племена.  Как  уйдешь  в  Азию?  Границы   останутся  открытыми,  и  варвары
растерзают Македонию.
     Значит, надо  теперь же, как только минует  зима и весна откроет горные
дороги и проходы, двинуть во Фракию войска и усмирить варваров. Филипп умер,
Филиппа уже  нет. Да, Филиппа нет, но  есть  Александр! Поход  в  Азию снова
откладывался на неизвестное время.
     Всю зиму Александр, не щадя себя, не щадя своих полководцев  и  войско,
готовил  армию к походу, тренировал воинов. Он  добивался, чтобы  фаланга по
одному слову команды могла моментально развернуться,  сомкнуться,  перейти в
походный   строй  и  снова  построиться  в  бою.  С  огромным  терпением   и
настойчивостью он добивался  четкости  в движениях,  точности, быстроты.  Он
хотел,   чтобы   эта   живая   военная   машина   действовала   безошибочно,
незамедлительно, не путаясь, не ошибаясь.
     И  полководцы, и простые воины уже мечтали о том дне,  когда  прозвучит
походная труба и они избавятся от этой ежедневной, неотступной, неотвратимой
муштры. Воля молодого царя была непреклонна, а усталости он не знал.
     Наконец отгремели, отсверкали весенним  половодьем  реки, ушли снега из
горных ущелий,  открылись проходы.  Свежая  зелень хлынула  на  склоны  гор,
задымились под солнцем сырые  поля, из влажной  земли  на  глазах  напористо
лезли посевы...
     В эти дни и запели по всей Македонии призывные военные трубы.  Походным
строем  зашагала пехота.  Тронулась в путь  конница. Отряд за отрядом  пошли
легковооруженные войска.
     Александр торопил войско.  Сам он  мог  сутками не слезать  с коня.  Но
войску  нужен отдых и обед.  Лошадей надо кормить.  И  он терпеливо ждал  на
привалах,  когда  разгорятся костры,  когда  сварится обед или ужин и  когда
снова можно сесть на коня.
     Он решил  прежде всего ударить на трибаллов.  Никаких уступок, никакого
промедления.  Пусть почувствуют мстящую руку македонянина. Племя это сильное
и  опасное.  Но если Александр  собирается  сражаться с несметной персидской
армией, то устрашит ли его разбойничье племя варваров?
     Дорога  была нелегкой -  лесистые холмы, овраги, ледяные ручьи  на  дне
оврагов,  бегущие с гор. Скалистые отроги  вставали по сторонам, загораживая
горизонт...
     В землю трибаллов было два  пути. Или подняться вверх по течению Аксия,
пройти  через северные проходы и через земли агрианов, верных Македонии. Или
повернуть на  восток, в долину Гебра, подняться на гору Гем и оттуда напасть
на трибаллов.
     Александр выбрал второй путь. Эта дорога  пролегала через земли чубатых
фракийцев, людей ненадежных и опасных, которых он  не хотел оставлять у себя
в тылу. Об  этих фракийских племенах шла злая слава: если эллины попадали  к
ним в плен, то уже не ждали пощады и не получали ее.
     Невысокие фракийские  горы  постепенно окружали  македонское войско.  С
каждым днем становилось теплее, с каждым  днем прибавлялось зелени на горах.
На десятый день  пути войска Александра перевалили через отроги Малых Балкан
и остановились перед утесами высокой фракийской  горы Гем. Здесь и раскинули
лагерь, чтобы дать войскам отдых перед боем.
     Александр задумчиво смотрел на снежные  вершины горной  гряды. Об  этих
горах говорил Гомер:

     ...Гера же вдруг, устремившись,
     оставила выси Олимпа,
     Вдруг пролетела Пиерии х<i>о</i>лмы,
     Эмафии д<i>о</i>лы,
     Быстро промчалась по снежным горам
     фракиян быстроконных...

     -  "Фракиян  быстроконных"...  -  повторил  Александр.  -  Как  бы  эти
быстроконные фракияне нужны были мне в моем войске!
     Прежде  чем  войти в  ущелье и перевалить через  невысокий хребет Малых
Балкан, Александр на заре послал разведку.
     Разведчики вернулись смущенные.
     -  Ущелье забито  фракийцами.  Они ждут,  приготовились  стрелять из-за
каменных уступов. Но самое главное - вот что придумали: втащили на гору свои
огромные повозки и поставили их перед собой. Как полезем через перевал - так
и сбросят они на нас эти свои повозки. Наше войско смешается, а они тотчас и
нападут.
     Этеры, военачальники стояли вокруг Александра.
     - Что делать?
     - Идти вперед. Другого пути  нет. Полководцы  переглянулись - не велика
слава погибнуть под телегами варваров!
     Смущение  пробежало  и  среди  войска. Повозки  с тяжелыми колесами  из
деревянных кругляков нависли над головами. Стоит  македонянам тронуться, как
повозки с грохотом повалятся на них.
     -  Пусть  валятся, -  сказал Александр, - а вы сделаете  то,  что я вам
скажу.  Гоплиты,  слушайте   меня.   Когда  повозки  повалятся   на   вас  -
расступайтесь и пропускайте их, пусть летят дальше вниз, а вы оставайтесь по
сторонам.  А  там,  где узко  и расступиться  некуда,  пригнитесь  к  земле,
прижмитесь друг к другу и накройтесь щитами. Повозки прокатятся по щитам,  а
вы останетесь целы и невредимы. И тогда уже прямо в бой. Вперед!
     И первым, подняв щит, полез на гору.
     Фракийцы   выжидали.  Их  рыжие  лисьи  шапки  виднелись  над  заслоном
огромных,  грубо  сделанных повозок.  Увидев,  что  македоняне двинулись  на
перевал,  они  с  дикими торжествующими  криками  столкнули  со  скалы  свои
повозки. Грохот, звон щитов... Словно горный обвал обрушился на македонян.
     Но что  же  это?  Фракийцы  с ужасом увидели, что их  повозки никому не
причинили  вреда.  Они  катятся вниз, в  ущелье, кувыркаясь и распадаясь  на
части. Македоняне расступились и пропустили их. А где некуда было отступать,
они вдруг, укрывшись щитами, превратились в большую черепаху, и повозки лишь
прогрохотали по железу.
     И вот македоняне уже лезут наверх, и удержать их больше ничем нельзя.
     Александр послал вперед лучников. А вслед за ними двинул фалангитов. Он
сам повел их.
     Фракийцы выбегали из-за  скал в надежде остановить это надвигающееся на
них бедствие,  но  тут же  падали, сбитые  стрелами.  Воющий свист стрел  не
умолкал,   заполняя  ущелье,  пока  не  вступила  в  бой  фаланга.  Выставив
сверкающие   жала  копий,  заслонившись  щитами,  македоняне  двинулись   на
легковооруженное фракийское  войско.  Фракийцы  еще пытались сопротивляться,
хотя поняли, что  стену сомкнутых македонских  щитов пробить невозможно.  Но
когда увидели  перед  собой  высокие  белые  перья  Александрова шлема,  они
бросили оружие и побежали в горы в панике, в ужасе, в отчаянии.
     Догонять их  не  стали. Горцы бегали  быстро, знали все  горные  тропы,
ущелья и пещеры, где можно спрятаться. Но семьи свои, женщин и детей, увести
не успели. Македоняне взяли их и все их добро как военную добычу.
     Ни один македонянин не погиб  в этой битве.  Они перевалили через Гем и
пошли дальше, оставив на склонах горы почти полторы тысячи неподвижных  тел,
над которыми уже кружили птицы.

        ТРИБАЛЛЫ

     Сирм, царь трибаллов, уже знал, что Александр идет по фракийской земле.
Ему  было известно  могущество  македонских  фаланг.  Но  и  трибаллы  умели
воевать. Они однажды крепко поколотили  македонян, когда те шли из Скифии. И
всю добычу  у них отняли! Да и сам царь Филипп не  ушел от  них,  его унесли
отсюда на щитах, почти мертвого. А уж на что опытный был, уж на что свирепый
был вояка!
     Теперь к ним идет  Александр.  Мальчишка, который думает, что  если  он
назвался  царем,  то  уже  стал  полководцем.  Пусть  идет.  Сирм знает, как
встречать  непрошеных  гостей. Если Филипп кое-как  вырвался из его рук,  то
Александр, пожалуй, тут свой путь и закончит.
     Однако царь трибаллов изменился в лице,  когда разведчики донесли  ему,
что Александр разбил  фракийцев,  перевалил  через Гем и теперь идет прямо к
Истру.
     Сирм немедленно созвал военный совет. - Как отнестись к  этому? Как это
понять? Случайная удача  македонянина? Оплошность  горцев, пропустивших его?
Или... нам действительно надо его опасаться?
     Советники Сирма ответили, что, пожалуй, надо опасаться. Филиппа нет, но
осталось  его  грозное войско. Александр неопытен,  но  у  него есть опытные
полководцы. Надо опасаться!
     Трибаллы, вооружившись, ждали  Александра.  Разведчики ни днем ни ночью
не покидали  постов, прислушиваясь, не  донесется ли  гулкий топот коней, не
отзовется ли эхом в горах тяжелая поступь македонской фаланги.
     Македоняне  приближались.  И   в  стране,  постепенно  нарастая,  начал
распространяться ужас. Не остался спокойным и царь Сирм.
     На  Истре, среди его широкой голубизны, возвышался каменистый, заросший
лесом, большой остров Певка. На этот почти неприступный остров Сирм приказал
переправить всех  женщин, стариков  и детей. Туда же  бежали и  те фракийцы,
которые жили по соседству с племенем трибаллов.
     Трибаллы в эти дни не расставались с оружием. Ждали.  От ожидания нервы
напрягались, как натянутая тетива лука.
     А  македоняне уже  шли по фракийскому плоскогорью, которое расстилалось
сразу  за  Гемом. Взбодренные  победой над  горцами,  они  шагали уверенно и
легко. Добыча не отягощала их - Александр поручил Филоте, сыну Пармениона, и
этеру  Лисании   отправить  пленных  и  награбленное   добро  в  близлежащие
приморские города, подвластные Македонии.
     Александр покинул Гем, не оглянувшись. Он стремился  дальше,  вперед, к
великой реке  Истру, где засели  трибаллы, Трибаллы,  снова трибаллы! Вот он
припомнит  им  нынче  страдания  Филиппа,  его  отца,  он  припомнит  им тот
злосчастный день,  когда  воины, осторожно ступая, внесли  во  двор царского
дома на своих щитах полумертвого македонского царя!
     Старые полководцы предостерегали Александра:
     - Эти так легко не дадутся, царь. Будь осторожен!
     Александр отвечал резко:
     - Легко или нелегко, но они будут разбиты.
     На пустынном  плоскогорье стояла  тишина, слышались  только  мерный шаг
пехоты  да  топот тяжелых  коней по  каменистой земле,  кое-где  прорезанной
скупыми ручьями весенней воды.
     "Какие печальные места! - думал Александр, невольно отвлекаясь от своих
военных забот. - Уже и сейчас вода еле струится и трава не  в силах прикрыть
камень.  А  что  же  здесь  летом?  Солнце  высушит  ручьи,  выжжет землю...
Бесплодная степь, пустыня. Вот и колодцы  здесь  почти бездонны, так глубоко
вода. Если бы не овраги и не весенние  потоки,  настрадались  бы от жажды...
Ах, широкий Аксий, ах, светлый Лудий!"
     Хороша  Македония, многоводна, многолесна. Сейчас Александру  казалось,
что лучше  Македонии нет  на свете земли. Но такой всегда предстает человеку
родина, когда он покидает ее хотя бы даже ненадолго.
     Однообразие каменистой долины  утомляло.  Александр  уже с  нетерпением
вглядывался  в полуденную  даль - не  блеснет  ли  наконец из-за гор,  из-за
свежей зелени лесных зарослей живая синева Истра?
     Память,  словно  это  было вчера,  повторяла  слышанное  давно,  еще  в
детстве. Вот он, совсем маленький мальчик, недавно вошедший в мегарон, сидит
и слушает  рассказы отцовских  этеров  об их походах, о тех  местах, где  им
приходилось побывать с  царем  Филиппом, о  битвах, о  победах,  о разорении
городов... И почти каждый их этих бородатых воинов упоминал  о великой  реке
Истр.
     Вот и сейчас, чуть покачиваясь на широкой спине сильного  фессалийского
коня - Букефала он берег в походах, - Александр будто слышит свой разговор с
Антипатром. Александр, еще мальчик, пристает к Антипатру с расспросами:
     "Антипатр, а откуда она течет, эта река Истр?"
     "Не знаю.  Откуда-то  с гор, что  около Адриатики.  На ее берегах живет
множество племен".
     "А какие племена там живут?"
     "Ближе к  нам - иллирийские,  фракийские. А если к северу - там кельты,
кельтские племена - бойи, инсубры, сенопы, гезаты..."
     "А еще дальше какие?"
     "Дальше, у истоков, живут геты.  Потом галатские  племена -  скордиски,
тавриски...  А  еще германские галаты.  Рослые, с желтыми волосами.  Из всех
варваров самые дикие".
     "А Истр больше Аксия?"
     "Ха! Он больше Нила, что где-то  в Египте. Говорят, тоже  большая река.
Но Истр куда больше!.."
     А  потом он и сам увидел  Истр, когда покорял  медов. Какая река, какой
красоты, какой мощи.
     Александр  вздрогнул, словно проснувшись.  Впереди блистало под солнцем
голубое серебро воды.
     - Истр?!
     Он  живо  оглянулся,  ожидая увидеть Антипатра,  с которым  только  что
мысленно  разговаривал.  И  тут  же  вспомнил,  что Аитипатра он  оставил  в
Македонии править делами.
     - Нет, это не Истр, - ответил кто-то из этеров, - это река Лигин.
     - Ах  да,  Лигин. Значит,  до Истра  еще три  дня пути! Три дня  -  и я
загляну в лицо Сирму. Еще целых три дня.
     Войско  Александра  переправилось  через  Лигин  и   продолжало   путь,
продвигаясь к Истру. Странные вести приносили царю разведчики, перебежчики и
внезапно   захваченные  рыскавшие  по  лесам  отряды,  посланные   выследить
Александра.
     - Войско трибаллов готово  к бою... Но  царь Сирм  испугался,  ушел  на
остров  Певку. И семья  его с ним. И  его приближенные... Но трибаллы готовы
его защищать.
     Александр  не  так  далеко  отошел  от  Лигина,  когда  новое донесение
остановило его.
     - Трибаллы на Лигине! То ли они хотят зайти в тыл и закрыть проходы, то
ли ищут Александра.
     - Они меня найдут очень скоро, - сказал Александр.
     Он тотчас повернул  войско назад  к Лигину.  Фаланга шла скорым маршем.
Александр нетерпеливо стремился застигнуть врага тогда, когда тот совсем его
и  не  ожидает.  Так  поступал  персидский  полководец царь Кир,  о  котором
рассказывал не раз в тишине Миэзы Аристотель. Так поступал и его отец.
     Вожди трибаллов, возбужденные яростью  против  македонянина,  жаждавшие
немедленно сразиться  с  ним, были разгневаны и раздосадованы. Они  пришли к
Лигину, увидели следы македонского лагеря, недавно стоявшего у реки.
     - Ушел!
     - Не успели захватить!
     Среди трибаллов  еще  были  те, которые помнили, как Филипп свалился  с
коня.  Привыкшие к разбою, к жестоким  расправам, к беспощадным  битвам, они
заранее торжествовали победу.
     Вечером на  берегу Лигина, в  лесу,  загорелись  костры военного лагеря
трибаллов. Бледное пламя с лиловыми дымками еле светилось  в зеленом сумраке
деревьев.  Трибаллы готовили пищу, с тем чтобы,  отдохнув и подкрепившись, с
новыми силами ринуться в погоню за Александром.
     И  вдруг среди сумеречной тишины, среди мирного  потрескивания пылающих
костров над головами  трибаллов зловеще прогудела стрела. Они  еще не успели
сообразить, что произошло, как лес внезапно наполнился шумом летящих камней,
воющих стрел и дротиков, - все  кругом было пронизано их густым смертоносным
дождем.
     Трибаллы вскочили, забегали  среди костров, хватаясь  за оружие. Многие
тут же и падали, сраженные дротиком или стрелой.
     Наконец трибаллы выбежали из  леса на  открытое место.  Они решили, что
это лишь легковооруженные отряды Александра, лучники  и  пращники, у которых
даже щитов нет. Но, выбежав из леса, трибаллы дрогнули. На расстоянии полета
стрелы перед ними стояла македонская фаланга, защищенная с флангов конницей.
Она стояла, готовая к бою, неотвратимая, как судьба.
     Трибаллы  поняли, что  Александр умышленно выманил их из леса. И что от
битвы,  которой  они искали и  которой теперь  испугались, им  уже никуда не
уйти.
     Дротики,  стрелы,  камни  летели  с  обеих сторон. Гудящая,  сверкающая
металлом гроза бушевала над головами трибаллов и македонян.
     Александр приказал Филоте, сыну Пармениона, двинуть всадников на правое
крыло  войска  трибаллов.  Полководцев  Гераклида  и Сопола  с их всадниками
послал на левое крыло. А сам повел на центр фалангу.
     Торчавшие вверх  сариссы  у  фалангитов  по мановению  руки  Александра
опустились, направив на врага свои длинные жала. Мощная, обороненная щитами,
построенная  во много рядов  стена  грозных македонских  воинов двинулась на
трибаллов...
     Сражение  длилось  недолго. Трибаллы  не  могли  устоять. Они  нарушили
строй, побежали. Они бежали обратно в лес, к реке, надеясь скрыться в густой
чаще. Дротики и стрелы летели им вслед, кони настигали и убивали копытами...
     До леса добежали немногие, они  ворвались  в чащу  и скрылись во  тьме.
Остальное войско  трибаллов осталось лежать на широкой равнине, и македоняне
уже грабили убитых.
     Поле битвы затихло  как-то внезапно. Александр оглянулся  и увидел, что
наступила  ночь.  Над поляной еще светилось заревое  майское небо, а лес уже
стоял в черной мгле, скрывая тех, кто нашел там убежище.
     Александр снял шлем, откинул рукой влажные кудри, вытер вспотевший лоб.
     - Есть пленные?
     - Очень мало, царь. Но убитых трибаллов много. Тысячи три, не меньше.
     - А наших?
     - Мы потеряли одиннадцать всадников, царь. И сорок пехотинцев.
     Александр кивнул головой.
     -  Утром  похороним  их  и  принесем  жертвы.  Пока  ставили палатки  и
разжигали костры,
     Александр, сопровождаемый друзьями-этерами, обошел поле битвы.
     Он молчал. Молчали и друзья.
     -  Александр, -  наконец негромко сказал  Гефестион,  -  можно спросить
тебя?
     - Спрашивай.
     - Я не пойму тебя,  Александр. Как ты разгневался, когда убили... когда
заставили умереть Клеопатру...
     Александр нахмурился.
     - ...и когда убили тех, кого надо было убить. Тебе было тяжело.
     - Это так. Мне было тяжело. Но...
     - А вот теперь, когда после тебя в поле остаются тысячи убитых...  И ты
сам, своей рукой убиваешь людей, глядя им  прямо  в лицо. И ничего. Спокоен.
Весел даже. Как же это?
     Александр пожал плечами:
     - Разве убивать на войне - это убийство? И разве те, что  лежат в поле,
люди? Это  враги, Гефестион, враги, которых я победил. И все. Чего же тут ты
не понимаешь?
     Александр над этим не задумывался.

        ОСТРОВ НА ИСТРЕ

     Если бы не войско, которому  надо давать отдых в пути, Александр мчался
бы  день и ночь.  Его  тренированное тело могло выдерживать любые лишения, а
жажда действия и  побед не давала покоя. Кроме  того, тайная,  еще не вполне
осознанная  страсть к  открытиям  - а что там,  за этими  горами,  а  что за
Истром?  -  гнала   его  вперед.   Но  Александр   считал  это  мальчишеским
любопытством и скрывал даже от друзей свою смешную слабость.
     На  третий  день, когда войско уже  подходило  к Истру,  Александр  все
зорче, все встревоженней всматривался в даль. Уходя  из Македонии, он послал
гонцов в Византий с требованием прислать на Истр несколько  кораблей. У него
был договор с  этим городом о взаимной помощи. Но захочет ли теперь Византий
помочь  Александру?  Если  кораблей  на  Истре не  окажется,  это не  только
затруднит войну с варварами. Это будет уже и вражда с Византием.
     - Что за горы впереди?
     - Это Бабагадские горы, царь.
     - Значит, мы уже у Истра.
     Горы  приближались,  вырастали,  заслоняя  горизонт.  Александр   начал
торопить коня.  И вот наконец  перед ним открылось  спокойное голубое сияние
большой  реки.  Это был  Истр.  Александр окинул реку  мгновенным  взглядом.
Корабли?..
     Есть корабли!
     Несколько ниже  по течению,  над берегом,  поднимались мачты, державшие
яркую белизну парусов. Пять длинных кораблей стояли у берега,  подняв высоко
над водой свои изогнутые носы.
     Александр облегченно перевел дух.
     Македонское войско стало лагерем  на берегу  Истра. Александр, еще и не
отдохнув как следует, приказал лучникам и гоплитам войти на корабли.
     Сам он первым поднялся на корабль и первым повел его осаждать остров.
     Друзья Александра, как всегда, были рядом. Ближе всех стоял Гефестион.
     - Я хочу увидеть Сирма, - сердито повторял  Александр, - я хочу  знать,
что за  человек, из-за которого  мне пришлось отложить поход в Азию,  и  так
надолго отложить!
     - Ты увидишь его, Александр.
     Гефестион отвечал уверенно и спокойно. Эта
     постоянная уверенность друга, что его царь достигнет  всего, чего решит
достигнуть,  нужна  была  Александру.  Спокойствие,   которого  не  хватало,
передавалось ему. Это помогало молодому полководцу владеть собой, сдерживать
нетерпение, умерять пылкость, которая иногда могла помешать его замыслам...
     Остров Певка, высокий  и скалистый, стоял как неприступная крепость. На
нем,   скрытые   густым  цветущим   лесом,  таились   трибаллы.  Преодолевая
стремительное течение воды, Александр подвел свой корабль к острову. Но лишь
только изогнутый нос корабля коснулся отвесного берега, сверху  обрушился на
македонян звенящий  ливень стрел  и  дротиков. Они застучали  по  бортами  и
палубе, по железным бляхам  щитов,  которыми македоняне поспешили закрыться.
Высадиться было  невозможно - крутой берег стоял как стена. К тому же бурное
течение не давало бросить якорь и закрепиться.
     Несколько раз подходили корабли  македонян к острову. И уходили, ничего
не добившись. Остров и река защищали трибаллов.
     Александру  пришлось  отвести  суда. Он  был раздражен. Кое-кто  из его
друзей-этеров пробовал склонить Александра к тому, чтобы вернуться домой.
     - Да  пускай сидит этот варвар на своем острове. Чем он опасен?  Или он
захватит Македонию, когда мы уйдем за Проливы?
     В ответ Александр угрожающе сверкал глазами:
     - Уйти, не победив? А кто  отомстит  за  царя  Филиппа,  за его  кровь?
Нельзя бросать дело, сделав его наполовину.
     Взять Сирма необходимо. Но как? Александр  поднимался на крутой холм  и
подолгу глядел на  тот  берег,  на прибрежную равнину у  подошвы Бабагадских
гор. Может быть, переправиться через Истр и напасть на Певку с той стороны?
     Дни бездействия были томительны. Цветущий май уже  шествовал по горам и
долинам. Солнце  становилось все  горячее... Так  не  заметишь,  как  и лето
подступит.  А они все еще стоят здесь,  у большой синей реки, жгут  по ночам
костры да смотрят, как передвигаются в небе блистающие светила...
     В  половине мая,  вечером,  македоняне  заметили,  что  на  том  берегу
происходит какое-то  движение. У Александра были зоркие глаза, и  он увидел,
что  к Истру подошли в сумраке толпы людей,  будто возникла откуда-то  из-за
гор  темная туча и растянулась по всему  берегу. Сквозь шум  воды  слышались
негромкие голоса, ржание лошадей...
     В  македонском лагере  не  спали. Военачальники  собрались  у  царского
шатра.
     -  Кто живет на  том берегу, за  Истром? - обратился Александр к старым
этерам, которые не раз бывали здесь с его отцом.
     - В этих местах живут геты.
     - Зачем они пришли сюда?
     - Боятся, как бы ты не переправился  к ним.  Как  видно,  пришли помочь
Сирму.
     Эти слова упали, как искра в сухую солому.
     -  Так  мы  переправимся туда,  - сказал Александр, -  клянусь  Зевсом,
довольно нам сидеть и сторожить Истр.
     Утром македоняне увидели, что весь противоположный берег Истра заполнен
войсками, Геты не пытались переплыть реку, не  стреляли,  хотя, как видно, и
держали оружие наготове.
     Александр созвал военачальников.
     - Что будем делать?
     Мнения военачальников разделились. Более осторожные предупреждали:
     - Варвары многочисленны - трибаллов еще  много на острове. Теперь им на
помощь подошли геты. А за Истром варваров еще больше - иллирийцы, савроматы,
скифы... Царь Филипп и то не смог покорить их всех!
     - Варвары  многочисленны, - ответил Александр осторожно,  -  значит, со
всеми  ими  и  сразимся. И  с  трибаллами,  что  на острове, и с гетами, что
смотрят на нас сейчас  с того берега,  а потом и с  иллирийцами, и со всеми,
кто не захочет признать нашей власти.
     -  А прежде всего,  -  сказал  Птолемей, кивнув в  сторону гетов, -  мы
схватимся вот с этими,  "дарующими бессмертие"! Они, видно,  хотят, чтобы их
проучили.
     Птолемей знает, что говорит. Он полководец его отца Филиппа.
     -  Дарующими бессмертие? - живо спросил Александр. - Кому же они даруют
бессмертие?
     - И если они могут даровать бессмертие, то, наверно, прежде всего самим
себе? - усмехнулся Черный Клит. - А если так, то как же сражаться с ними?
     - А почему так говорят о гетах - "дарующие бессмертие", Птолемей?
     - Да слышал я такую историю...
     - Расскажи, Птолемей.
     Александр с жадным любопытством слушал Птолемея.
     -  У философа Пифагора  из  Самоса -  этот философ  жил лет двести тому
назад... Слышали?
     - Слышали, конечно!
     - Ну так  вот, у этого философа был раб из племени гетов Замолксий. Как
видно, Пифагор отпустил его  на волю, потому что этот Замолксий отправился в
дальние странствия. У Пифагора он кое-чему научился, особенно запомнил  все,
что говорил философ о разных небесных явлениях. Бродя из страны в страну, он
попал в Египет.  И там  наслушался  разных  премудростей, каких  варвары  не
знают. Потом вернулся к себе на родину и прославился тем, что умел толковать
многое непонятное  людям. Он  глядел на небо и по звездам читал волю  богов.
Царь  гетов  сделал его своим соправителем.  Потом  Замолксий  стал  жрецом,
служителем бога. А потом его и самого объявили богом.
     - Раб Замолксий - бог? - захохотал Неарх. - Вот уж не бывает!
     - А что ты смеешься? - улыбаясь, сказал Гефестион. - Между нами говоря,
ты и сам соврать мастер!
     -  Что  же  он  сам,  этот  Замолксий,  объявил себя  богом?  - спросил
Александр.
     - Ну, если не сам, то шепнул об этом кому следует, и тот  сделал это за
него.
     - А все-таки как же геты даруют бессмертие? - допытывался Александр.
     - Царь гетов обо всем советовался с Замолксием, - отвечал Птолемей, - а
народ считал,  что он советуется с богом. И раз дома у  них собственный бог,
то он может даровать все. И бессмертие тоже.
     - Посмотрим  сегодня ночью, бессмертны ли они,  -  сказал  Александр  и
встал. - Будем готовиться к переправе.
     В ту же ночь была  назначена переправа. А как переправиться через такую
широкую реку? На чем? Кораблей мало, целое войско на них не посадишь.
     Но  македоняне  были  опытными  воинами,  они  знали,  как  и  на   чем
переправляться. Весь день они готовили меха, набивали ветками и сухой травой
овечьи  и козьи шкуры, которые служили им палатками.  На  таких мехах  можно
переплыть любую реку.
     Кроме того, Александр велел собрать  рыбацкие  челноки, выдолбленные из
дерева,  их множество лежало  на отмелях. Прибрежные жители  ловили  на этих
челноках рыбу, плавали и навещали друг друга - река была самой лучшей, самой
легкой  дорогой. На  этих  же  челноках  прибрежные  разбойники пускались на
добычу...  Ночью,   когда  на  реке  поднялся  туман,   македоняне  пошли  в
наступление. Тихо, стараясь  не  плеснуть  веслом, словно бесчисленные  стаи
водяных  птиц,  тронулись по воде  узкие челноки. Будто призраки, отошли  от
берега черные корабли. На одном из них в полном вооружении стоял Александр.
     Спустились  вниз   по  реке.   В  назначенном   месте  войско  неслышно
переправилось через реку. Конники, держась за  набитые травой  шкуры, плыли,
уводя за  собой  на поводу лошадей. Челноки подгребали  к  берегу, наискосок
срезал  течение. Неслышно,  как  тени,  македоняне  выбирались  на вражеский
берег. Беззвучно подошли корабли. Придерживая мечи, с кораблей сошли царские
этеры.  Александр  первым спрыгнул  на еще неизвестную ему  землю фракийских
гетов.
     Майская ночь коротка.  Пока  македоняне переправлялись и  высаживались,
над горами  забрезжил  зеленоватый рассвет.  Военачальники быстро  построили
войско. Четыре  тысячи пехотинцев  и  полторы  тысячи  конницы встало  перед
Александром.
     Александр  был  возбужден,  почти  счастлив.  Геты  сидят   на  берегу,
сторожат,  как  бы  он не переправился через Истр. Чтобы переправиться,  ему
понадобится несколько  дней  -  войска-то  много! А как  только  македонянин
начнет переправляться, тут геты и  встретят его, и положат его  войско отряд
за отрядом!
     Вот они и  сидят  сейчас  на  берегу,  и  дремлют в серебристой  тишине
майского рассвета... Ждут.
     А македонянин уже здесь, он  уже переправился, он уже идет по их земле,
скрываемый высокой рожью [<i>"...Как мне лично передавал один ботаник, видевший
здесь в половине мая хлеб величиной в рост человека". Дройзен И. Г. "История
эллинизма".</i>].
     Небо посветлело.  Еще зеленые, но уже заколосившиеся хлеба стояли седые
от росы.
     Александр велел  пехоте взять  сариссы наискосок  и  следовать  за ним,
раздвигая  колосья.  Сразу  за пехотой  пошла конница. Колосья хрустели  под
тяжелыми копытами коней.
     Хлеба  кончились. Утро озарило широкую  незасеянную  равнину. Александр
сел на коня и велел пропустить  вперед конницу. Упершись покрепче пятками  в
твердые  мослаки Букефала, взяв сариссу наперевес  и  почти припав  к буйной
гриве  своего коня, он  пустил  его  по равнине.  Конники с криком  ринулись
следом.
     Македонская  конница, внезапно обрушившаяся на гетов, сразу смешала их.
Ошеломленные  геты пытались отбиться. Но,  увидев тесно построенную фалангу,
которая шла на них, геты поняли, что сопротивление их бесполезно,  и бежали.
Они  бежали  в свой город,  лежавший  не  очень далеко от Истра, под  защиту
городских стен. Закрыв городские ворота, геты еле перевели дух. Они не могли
понять,  как  случилось,  что  Александр  за одну  ночь  перешел  через  эту
величайшую реку. Как он мог подойти так неслышно и так внезапно?
     Никто уже не говорил о войне с македонянином.  Теперь только отсидеться
в городе,  дождаться, пока он уйдет  обратно, в свою страну. Но очень  скоро
они  поняли,  что надежды на это напрасны.  Стража,  стоявшая  на  городской
стене,  с ужасом увидела,  что по равнине к городу движется  большое  желтое
облако пыли. Оно  расплывалось,  ширилось,  угрожая охватить  город со  всех
сторон. Сквозь пыль уже светились шлемы  воинов и острия копий... Македоняне
шли к городу.
     Плач детей,  крики женщин, смятение поднялись у гетов. Началась паника.
Поспешно запрягали быков, сажали  в повозки детей и всех,  кто  был стар или
слаб  и не мог  уйти от врага. Геты уходили и убегали  из города в пустынную
степь. Они  знали, что там нет  ни воды, ни  земли, пригодной для пахоты. Но
уже было все равно, куда бежать, - лишь бы спастись от македонян!
     Македоняне  вошли  в  безмолвную,  покинутую  крепость  гетов.  Дома  с
распахнутыми  дверями,  брошенная рухлядь,  хлеб, который  не успели увезти,
скот, который не успели угнать...
     Александр, сидя на  своем высоком коне, нахмурясь, смотрел на разорение
печальных  улиц и убогих домов... И это город! И это народ,  который захотел
противостоять ему, македонскому  царю! Александр шел наказать трибаллов и не
собирался воевать с гетами. Они сами выпросили себе эту войну. Выпросили - и
получили.
     Около  рта Александра появилась  жестокая морщинка.  Да, выпросили  - и
получили. Будут знать наперед, что в Македонии по-прежнему есть царь.
     Александр подозвал старых этеров Мелеагра и Филиппа.
     - Соберите все,  что  можно взять. Скот и хлеб -  в обоз. Остальное - в
Македонию. Не оставлять ничего.
     - Но у нас нет обоза, царь. При царе Филиппе обозов не было.
     - А  теперь обозы будут,  - ответил Александр,  - вот и позаботьтесь об
этом.
     Добыча была невелика. Македоняне  складывали в повозки домашнее добро и
хлеб. И тут же, в  досаде на то,  что добра мало, а  драгоценностей  и вовсе
никаких,  с  бранью и криком разваливали  дома,  поджигали убогие соломенные
кровли, рушили каменную кладку городских стен...
     К вечеру македоняне вернулись к Истру.
     Александр, вымывшись и надев чистые одежды, окруженный телохранителями,
вышел к реке.
     Здесь, на зеленом берегу,  среди высоких цветов уже стоял алтарь. Жрец,
в  белом  одеянии,  с венком на голове, окропил маслом жертвенных  быков. На
широких  рогах животных  красовались пестрые  венки" Мы эллины, и все  как у
эллинов.  На высоком берегу, при закате над алой водой Истра, Александр, как
в то время было принято, торжественно  принес жертвы богам. Он принес жертву
Зевсу, сохранившему жизнь ему, Александру. Принес жертву Гераклу, предку его
отцов, который даровал македонянам победу. Принес жертву и могучему Истру  в
благодарность за то,  что Истр позволил македонскому войску переправиться на
северный  берег и тем помог победить врага... Молодой полководец  стоял  над
жертвенником полный благоговения.
     Потом  он вынул из ножен меч и провел острием черту позади расположения
войск.
     - Здесь северная граница нашего государства Македонии. И пусть  варвары
знают, что через эту границу переступать нельзя.
     В тот же вечер  Александр  вместе с войском переправился обратно в свой
лагерь на южный берег Истра.
     В этой войне македоняне не потеряли  ни одного человека. Раненые  были,
но убитых не было ни одного.

        ПОСЛЫ

     Царь Сирм понял, что произошло. Сначала он надеялся, что многочисленное
войско  гетов  защитит его от македонянина.  Македонянин  разбил и  разогнал
гетов. Мало того, он захватил оба берега  Истра, и царь Сирм оказался у него
в плену.
     Вскоре  к Александру  от  царя  трибаллов пришли  послы.  Они  смиренно
просили дружбы и союза.
     Александр,  еще не научившийся притворяться, торжествовал. Он радовался
и  немножко кичился - так вот они, трибаллы,  которые и слышать не  хотели о
каком-то Александре, вот они уже просят у него дружбы и союза!
     Но, торжествуя победу,  Александр не обидел послов. Он  велел  передать
Сирму, что и на дружбу с ним согласен, и на союз согласен.
     Отныне царь трибаллов Сирм и царь Македонии Александр будут защищать  и
поддерживать друг друга. Послов Сирма проводили с почетом.
     Слух о могуществе молодого  македонского царя полетел по берегам Истра,
по всем племенам, живущим у  реки.  Отовсюду к Александру шли послы с дарами
своей земли, просили мира и дружбы.
     Александр  принимал  дары,  на  мир  и  дружбу  соглашался охотно.  Это
радовало  его.  Не нужно  тратить  силы  на  пустые,  никчемные войны,  - ни
богатства,  ни славы  они ему  не сулили.  Лишь бы  оставить в  тылу  мир  и
спокойствие,  лишь  бы  не  трогали варвары Македонии,  когда  он  уйдет  за
Проливы, лишь бы дали ему уйти туда!
     Азия! Персидское царство, страна Кира... Не встанет ли он, этот великий
полководец и мудрый человек, на пути Александра, чтобы защищать свою страну?
     Нет. Не встанет. Те, что наследовали его престол, были недостойны взять
в свои  руки такое  огромное  государство. Они  забыли  Кира, они ничего  не
приняли из  его  заветов и обычаев, мелкие,  жестокие люди, разоряющие  свой
народ.  Они  погрязли   в  лени,  в  богатстве,  в  преступлениях...  Им  ли
противостоять македонянам?
     - Царь, к тебе послы от кельтов!
     - Пусть войдут.
     Вот   и  кельты   явились.   Это  хорошо.  Племя  сильное,  жестокое  и
воинственное. И если они тоже хотят дружбы...
     В  шатер  вошли  рослые светло-русые  люди.  Они  держались  с  большим
достоинством. Нет,  они не просят  дружбы Александра,  они  ему  свою дружбу
предлагают!
     Александр принял  их ласково.  Он  пригласил их к себе на  пир. Он  сам
угощал их. Когда затихала музыка и прерывалось пение, он беседовал с ними.
     -  Я  слышал,  что  страна  ваша сурова, а  народ  отважен  и презирает
страдания.
     - Да, - отвечали  кельты, -  земля  наша сурова. Иногда приходится есть
желуди, если нет ни хлеба,  ни проса. Но мы не боимся ни голода,  ни холода,
не боимся трудных дорог и лишений, если боги посылают нам их. Лишь одного мы
не можем вынести - рабства.
     При этих словах все они выпрямились и расправили широкие плечи.
     -  Что делать,  - сказал  Александр,  -  никто  не  хочет  рабства.  Но
случается, что люди становятся рабами и против желания.
     - Кельты  рабами не бывают, -  возразил  старший  из них, возглавлявший
посольство, а остальные при этом  легонько,  но надменно усмехнулись, - если
нас побеждают и берут в плен, мы умираем.
     - Но как ты умрешь, если, например, тебя схватили и заковали в цепи?
     - Я умру раньше, чем меня закуют в цепи.
     - Такие случаи бывали, - сказал один из послов, синеглазый, с белокурой
бородой и твердым, жестким очертанием рта. - Бывало,  что кельты  попадали в
плен. Очень редко, случайно,  но попадали. Тогда матери убивали своих детей,
чтобы им не остаться рабами.
     - А иногда  и дети убивали родителей,  - продолжал его  рассказ  другой
кельт, человек с прямым носом и прямой линией бровей. - Было, например, так:
отца  и  мать  заковали  цепью.  Как  им  умереть? Отец  приказывает  своему
маленькому  сыну: "Возьми меч и убей нас, и меня и мать". Мальчик взял меч и
убил их. Он понимал, что лучше умереть, чем остаться в рабстве. Он освободил
их.
     "И все-таки, - с  некоторым самодовольством думал Александр, слушая эти
рассказы, - все-таки вы пришли ко  мне искать моей дружбы,  хотя и сильны  и
независимы. Не боятся ничего и никого? Ну, а меня тоже не боятся?"
     Уверенный в том, что уж его-то они, конечно, боятся, иначе не пришли бы
искать мира, спросил:
     - Но есть же народы, которых вы боитесь?
     - Мы боимся только  одного, - сурово ответил старший посол, - как бы не
упало на нас небо.
     - И больше ничего?
     - И больше ничего.
     - И никого?
     - И никого.
     Улыбка  Александра   померкла.  Он   готов  был  обидеться  -  все-таки
македонский царь достаточно  показал  варварам  свое  могущество,  можно  бы
признать это...
     Но тут  он поймал лукавый взгляд одного из своих близких друзей - Клита
Черного, который всегда был не прочь подшутить над молодым царем.
     -  Жил на свете  когда-то  лидийский царь Крез, - сказал  Клит, -  тому
страх как хотелось, чтобы его признали самым счастливым человеком на земле!
     Розовые  пятна  запылали  на  лице Александра, жаром  охватило шею.  Он
опасливо взглянул  на  кельтов - Клит догадался,  какого ответа добивался от
них Александр, так хоть бы они не догадались!
     Но кельты все поняли.
     - А к тебе нас послали не из боязни, - сказали они, - и не ради выгоды.
Мы живем далеко, на скудных землях, воевать тебе с нами незачем. Но прислали
нас  к тебе, чтобы сказать: мы восхищаемся твоей отвагой, твоим бесстрашием,
царь! Вот только за этим мы и пришли сюда.
     Расстались  дружелюбно и почтительно.  Александр заключил с ними союз и
назвал их друзьями, как они желали.
     Но  когда  кельты отбыли домой и  топот  их  коней  затерялся  в горах,
Александр сказал, усмехнувшись, чуть-чуть небрежно:
     - А все-таки, клянусь Зевсом, они хвастуны!

        ЗАПАДНЯ

     Александр  вел  свое  войско  обратно,   в  Македонию.  Господство  над
варварами восстановлено. Граница на Истре утверждена.
     Войско шло  быстрым  маршем. Оно  уже  вступило  на дружественную землю
агриан  и  уже  почти  миновало  ее,  как  разведчики,   скакавшие  впереди,
вернулись.
     - Дальше идти нельзя. Иллирийский царь Клит, сын Бардилея, занял горный
проход  Пелиона.  Царь  тавлантиев  Главкия,  как  слышно, опытный  и смелый
полководец, уже ведет  свое войско на помощь  Клиту. Автариаты сговорились с
ними и приготовились напасть на нас, когда мы пойдем через горы.
     Александр сдвинул брови. Положение серьезное и опасное.
     Он остановил войско. Надо действовать обдуманно и  точно.  Александр не
собирается  рисковать  своей  фалангой  и  положить  ее в горной  теснине, у
варваров.
     Македоняне раскинули лагерь. Утром, когда на цветущих травах еще лежала
тяжелая роса, к царскому шатру неожиданно подъехал окруженный свитой Лангар,
царь агриан.
     Александр  не скрыл  радости.  Он  сам  вышел  встретить  друга,  столь
дорогого сейчас, среди таких больших опасностей и вражды окружающих племен.
     Лангар, искушенный в боях  и в делах государственных,  давно рассчитал,
что сын македонского царя мальчик Александр когда-нибудь сам станет царем. А
союз с Македонией выгоден каждому разумному правителю.
     Но кроме соображений деловых, Лангар  любил Александра. Бывая во дворце
царя  Филиппа, он обязательно привозил  царскому  сыну какой-нибудь подарок.
Лангара удивляла  и восхищала та  недетская серьезность,  то достоинство,  с
которым держался Александр, его смелость, о которой Лангар был наслышан, его
подкупающая красота...
     - Я и  теперь пришел к тебе с подарком, царь! - сказал Лангар, указывая
на отряд молодых воинов, стоявших за  его спиной. - Это мои щитоносцы, самые
сильные и самые красивые из всего моего войска!
     Щитоносцы   стояли  перед   Александром,   блестя  большими   щитами  и
вооружением.  Они были высоки ростом,  с  хорошей выправкой  и действительно
красивы. Александр от всего сердца поблагодарил Лангара.
     Потом  он приказал  устроить  пир  в  честь агрианского  царя.  А  пока
готовили пир, он созвал своих военачальников, и  они сели вместе  с Лангаром
обсудить сложившееся положение.
     - Мне надо занять крепость Пелий,  - сказал Александр. - Если мы успеем
ее занять, то это будет несокрушимой позицией...
     -  Ты опоздал, царь,  - со  вздохом сказал  Лангар, -  Пелий  уже занят
Клитом.
     - Да? Угольщик захватил Пелий?
     Наступило  угрюмое  молчание.  Клит  захватил  крепость Пелий  на  горе
Пелион.  Оттуда иллирийцы  могут  ринуться  прямо в  Македонию,  в самое  ее
сердце. Еще  царь Филипп заботился  о  том,  чтобы расширить  свою страну до
Лихнитского озера и завладеть  Пелием, самым высокогорным  городом в стране.
Филипп  сам  отстраивал  и  укреплял  Пелий.  Теперь там иллирийцы.  Путь  в
Македонию отрезан.
     - Еще и автариаты грозят мне, - сказал  Александр. - Что это  за племя?
Много ли их?
     Лангар пренебрежительно махнул рукой.
     - Да что принимать их в расчет? Это самые слабые воины в Иллирии.
     - Но я слышал, что  автариаты многочисленны и жестоки. Говорят, что они
все время воюют.
     - Воюют. Но с  кем? С  ардеями, что  живут у горы  Ардий, на побережье.
Ардеи -  сущие разбойники, они то и дело грабят корабли.  Да и то сказать  -
земли-то у них нет, один камень, хлеба там не вырастишь.
     - Из-за чего же автариаты воюют с ними?
     -  Из-за соляных  варниц. У  них на самой  границе, у  подошвы какой-то
горы,  весенние воды приносят массу соли. Воду вычерпывают, а  соль оседает.
Там у  них  стоят солеварницы.  Из-за  этих-то  солеварниц  они все время  и
дерутся.  Но эти племена  не  опасны.  Я  помогу  тебе. Я  сам  вторгнусь  к
автариатам, тогда им, пожалуй,  придется  больше  думать о своих собственных
делах, чем о войне с тобой!
     - Я буду благодарен тебе, - сказал Александр.  - Когда будем в Пелле, я
окружу тебя всеми  почестями, которые  считаются у  нас  в  Македонии самыми
высокими. И за помощь твою. И главное - за дружбу.
     - Я почту за счастье оказать тебе помощь, - ответил Лангар,  - и сделаю
это не ради твоих наград, а ради тебя самого!
     Так и случилось, как сказал царь Лангар, - автариатам пришлось думать о
своих собственных делах,  а не о войне с македонянами. Лангар разбил их, они
бежали  в горы, спрятались там, и  больше о  них никто не слышал. Александр,
узнав  об этом,  послал  царю  агриан богатые дары. - Встретимся  в Пелле, -
велел он передать Лангару. - Я отблагодарю тебя, как обещал!
     Но  встретиться им  больше не  пришлось.  Уже гораздо  позже Александру
рассказали,  что  царь Лангар,  вскоре  после  битвы  с  автариатами, тяжело
заболел и умер.
     Автариаты уже  не  угрожали. Но  положение  было  по-прежнему  трудным.
Крепость, набитая иллирийцами, наглухо закрыла дорогу в Македонию. На горах,
охвативших  долину  справа  и слева  от  Пелия,  горели бесчисленные  костры
иллирийских войск. Если  пойти  прямиком на штурм города, иллирийцы бросятся
на Александра сразу со всех трех сторон. Этого делать нельзя.
     Но стоять на  месте тоже нельзя. Дальше будет еще труднее, к  Клиту  на
помощь  подойдет Главкия,  царь  тавлантиев.  И тогда  уже  варвары  окружат
македонян и с центра, и с флангов, и с тыла.
     Александр  подвинул войско вперед, к самой подошве горы Пелион.  Здесь,
на берегу реки Эоардики, он велел разбить лагерь. Он  решил  все-таки  брать
Пелий  приступом.  Это  было  трудно  и  рискованно. Но  другого  выхода  не
являлось.
     Наступившая  ночь  была  одной  из  немногих  ночей,  когда  Александр,
приказав  своим военачальникам и воинам спать, сам уснуть не мог. Он выходил
из шатра и  глядел на  вражеские костры,  зловеще  мерцавшие на  склонах, на
черные вершины гор, где ветер, пролетая, поднимал широкий лесной шум...
     Гефестион не  спал тоже. Что он  думал - неизвестно. Но когда Александр
спрашивал, что будет завтра, он отвечал с уверенностью:
     - Завтра мы возьмем Пелий.
     Утром  македоняне  пошли  на  приступ. Увидев  сверху, из крепости, как
движутся к  Пелию македонские войска, царь Клит решил  немедленно вступить в
битву. Он уже предвкушал свирепую расправу с Александром. Македонянин  попал
к нему в ловушку!
     Но  прежде  чем  начать битву,  Клит,  по обычаю своей  родины, захотел
принести жертвы богам. Он вышел из крепости и на высоком  утесе, на глазах у
всего войска -  и своего и  македонского,  - заколол  троих  мальчиков, трех
девочек и трех черных баранов.
     Александр  дал  команду  начинать  штурм.  Войско  тронулось  к  Пелию.
Иллирийцы ждали наверху. Но когда македонские копья  засверкали на подступах
к Пелиону,  иллирийцы  внезапно бросились обратно  в  крепость. Даже отряды,
занимавшие крепкие и выгодные позиции на горе,  бежали под укрытие городских
стен.  Иллирийцы  бежали так  поспешно,  что не успели унести  свои  жертвы.
Маленькие окровавленные тела так и остались лежать на утесе.
     Иллирийцы не приняли боя. Остановился и Александр. Он видел теперь, что
ему с его  сравнительно небольшим войском  штурмом крепости не взять. Решили
окружить город и вести осаду.
     В  тот же день Александр запер Пелий. Но едва македоняне начали осадные
работы, на  помощь  Клиту  явился Главкия. Войска  тавлантиев  прихлынули  к
Пелиону, они были бессчетны.
     Положение македонян стало безвыходным. Александр искал решения. Послать
за помощью к Антипатру? Для этого нужно время,  а времени у  него нет. Нет у
него и провианта  для войска, и корма для лошадей тоже нет. Он отправил было
одного  из  этеров с крепким отрядом поискать провианта. Но Главкия узнал об
этом, тавлантии  погнались  за македонянами и чуть не  захватили их  в плен,
вместе с вьючными животными и повозками. Александру пришлось самому выручать
их.
     Дела катастрофически ухудшались. Гибель глядела  в глаза македонян. Уже
нашлись  люди, которые потихоньку убегали  из  лагеря и  скрывались в  лесу.
Спасаясь,  они  надеялись  пробраться  в  Македонию   или  в  Элладу  и  там
рассказать, как погиб у иллирийцев Александр, царь македонский.
     Войско Александра стояло под Пелием, окруженное врагами. Клит и Главкия
держали совет.
     - Македонянин не может стоять здесь  вечно. У него нет запасов. Я вчера
чуть не поймал его отряд, который рыскал в долине.
     - А если он пойдет на приступ?
     - Он  не пойдет на приступ - он понимает, что целых два войска защищают
крепость.
     - А что ты думаешь, Главкия? Что же он станет делать?
     -  Я  думаю вот что, - ответил Главкия. - Крепости ему не взять, это он
понимает.   Значит,  он  станет  пробиваться  через   горный   проход.   Это
единственный путь, куда  он ринется. А  там узко,  с одной стороны  река,  с
другой  - отвесные  горы. Там и четырем воинам, если со щитами,  не пройти в
ряд. Лес кругом...
     - Вот там-то мы его и настигнем! Ты прав, Главкия!
     Клит был очень  рад, что  ему  не придется сражаться  с македонянином в
открытом  бою. Главкия прав: Александр, конечно, ринется в этот узкий горный
проход! Ему больше некуда деться!
     Иллирийцы и тавлантии послали  свои  войска занять ущелье. Они  послали
туда  всадников, пращников,  метателей  дротиков и  даже  тяжеловооруженных.
Приготовили  могилу  македонскому  царю  и  его войску.  И  стали  ждать. Но
Александр поступил совсем не так, как они ожидали.
     Наступил час, когда все можно погубить. И все можно спасти,
     Александр встал  перед войском  и потребовал  полной тишины. Ему  нужно
было,  чтобы каждый военачальник и каждый воин  слышал его команду.  Сегодня
ошибаться  нельзя. Тишина  в  долине  наступила  такая, что слышно было, как
где-то на утесе шелестит под ветром осина. Войско замерло.
     Александр выстроил свою фалангу глубиной в сто двадцать человек,  и сто
двадцать  человек стояло в  ширину. На  каждом  крыле фаланги он поставил по
двести всадников.
     - Выполнять мою  команду молча и молниеносно!  -  Голос Александра  был
слышен  всему войску.  Обычно он говорил по-эллински,  как и царь  Филипп, и
требовал того же от  своих придворных. Но  сейчас, когда смерть стояла перед
их глазами, Александр  командовал  на родном македонском  языке.  Голос  его
звучал  отчетливо,  уверенно, непреклонно. И воины чувствовали,  что сегодня
только мужество полководца и безупречное выполнение его команды могут спасти
их.
     Команда была  стремительной. Александр приказал гоплитам  поднять вверх
копья - и тотчас острия копий длинными огнями вспыхнули над войском.
     - Взять наперевес!
     Огни погасли - копья мгновенно взяты наперевес.
     - Сомкнуть. Склонить вправо!
     Копья сомкнуты, их жала смотрят вправо.
     - Влево!
     Копья сомкнуты и склонены влево.
     - Фаланга, вперед! Фаланга, направо кругом! Фаланга, налево кругом!
     Иллирийцы  и  тавлантии  в  изумлении  смотрели,  как с  необыкновенной
точностью  и  быстротой  выполняет  македонское  войско  разные  маневры   и
построения.  Это  было  непостижимо.  Это поражало, это внушало  ужас... Что
будет дальше? Что собирается делать македонянин?
     А македонянин вдруг двинул вперед свое  войско. Потом повернул  фалангу
влево, построил ее клином и сам повел на приступ.
     Казалось,  что  македоняне  идут на  безрассудную гибель.  Но  они шли,
твердым шагом, ни одно  копье не дрогнуло  в руке, ни один  конь не  нарушил
строя.
     Подойдя ближе,  македоняне,  повинуясь  команде царя, принялись  метать
дротики. И,  прикрываясь ими, как железным навесом, летящим над их головами,
начали наступать на высоты горы Пелион.
     Тавлантии,  когда македонское  войско подошло к  ним, бросились было на
его  правый фланг.  Но  македоняне, слыша  команду,  мгновенно  всем войском
сделали поворот направо и  двинулись на тавлантиев. Те  дрогнули, отступили,
рассеялись.
     Тогда  на  македонян  пошли  в  наступление  тавлантии с левой стороны.
Македоняне так же, с  непостижимой  быстротой  и  точностью,  перестроились,
обернулись всей массой на левый фланг - и сбили, смешали тавлантиев.
     Так,  сменяя  свои  позиции,  подчиняясь  точной   команде  полководца,
македонское войско занимало высоты одну за другой и двигалось все выше между
неприятельскими  отрядами.   Тавлантии  и  иллирийцы   смотрели  с  каким-то
суеверным ужасом на такое непонятное им искусство  воевать, похожее на чудо.
Убегая в  чащу, они видели, как  неотвратимо  идет  на  приступ  македонское
войско,  которое   движется,  как  один   организм,   которое  повинуется  с
необыкновенной точностью голосу своего полководца...
     Снова короткая команда - и вдруг македоняне  со страшным боевым  криком
ударили копьями в щиты. Звон и гром пошел по горам. Это было уже невыносимо.
Тавлантии  в  ужасе бросились  наверх, в  крепость, обнажая  свои позиции на
склонах гор.
     Высоты  опустели.  Лишь один отряд тавлантиев оставался на уступе горы,
мимо  которого должен  пройти  Александр. Он приказал  своим этерам сесть на
коней  и  выбить оттуда  неприятеля. Но  тавлантии, увидев, что конный отряд
македонян  несется к ним, разбежались в разные  стороны и  скрылись  в лесу.
Александр тотчас занял эту важную, выгодную для боя высоту.
     Чтобы подойти к крепости, надо было переправиться через небольшую речку
Эриган.  Александр  послал  вперед  гипаспистов  -  щитоносцев, а  следом  -
фалангу.  Он  приказал  им,  перейдя  реку,  построиться в  боевой  порядок,
поставить  на  том  берегу  башни,  на которых  стояли  метательные  орудия,
стреляющие камнями  и  стрелами.  И, повернув их на  неприятеля, привести  в
действие, защищая идущую через реку фалангу.
     Сам он вместе с арьергардом остался на возвышенности и следил отсюда за
переправой своего войска и за действием неприятеля.
     Иллириец Клит, увидев, что войско Александра идет через реку, а сам он,
почти  беззащитный,  стоит  на  утесе,  тотчас послал  сильный отряд,  чтобы
захватить царя. Но тут фаланга приостановила  переправу  и  сделала вид, что
хочет вернуться. Иллирийцы тотчас отступили и снова ушли в крепость.
     Как только македонское войско перешло через реку,  Александр  со своими
стрелками бегом бросился к реке. Неприятельские камни и дротики летели в них
градом.  Александр переправился  первым  и,  чтобы защитить своих  стрелков,
тотчас  приказал  повернуть   метательные  орудия   на  тавлантиев,  которые
появились из-за стен. Стрелки, еще не успевшие перейти реку, стояли в воде и
отстреливались от врага. Отогнав тавлантиев, они благополучно присоединились
к своим.
     Македоняне  остановились  под  самой  горой  Пелион,  на которой стояла
крепость. Александр только теперь мог оглянуться на тот путь, который грозил
им неминуемой гибелью и который пройдя они все-таки остались живыми.
     - Много ли убитых?
     - Никого, царь!
     Александр кивнул со  вздохом удовлетворения. Он вдруг почувствовал, что
устал. Перед глазами у него дымился туман, а скалы и палатки лагеря двоились
и расплывались. Друзья окружили его в тревоге:
     - Что с тобой, царь? Ты ранен?
     Александр потрогал свою голову:
     - Кажется, да.
     Немедленно позвали врача.
     Оказалось, что  он  получил тяжкий удар по  голове  камнем, пущенным из
пращи. Ранена была и его шея - ударили тяжелой суковатой палицей.
     Тотчас нагрели воды.
     Александру  дали лекарства, уложили в шатре. Самые близкие его  друзья:
Гефестион, Клит Черный, Неарх,  Гарпал, Эригий - все  остались около него на
бессменное дежурство.
     Александр отдыхал. Закрыв глаза, он слушал их приглушенные разговоры.
     - Если бы не Александр, мы все погибли бы.
     - Я уже был готов к этому. Я не видел выхода!
     - А я знал, что пройдем, Я знал, что он сможет нас вывести. Я знал!
     - Не хвастайся, Неарх. Ты знал!..  Интересно, есть  ли что-нибудь, чего
ты не знаешь?
     - А я не знал. Но я верил.
     "  Это  Гефестион.  Это  его  задушевный  голос.  Он  всегда   верил  в
Александра. Даже еще и тогда, когда они  были совсем  мальчишками. А как это
важно, когда в тебя верят!
     - Что ж удивительного? Он же все-таки сын Филиппа!
     А это Черный Клит. Конечно, Александр - сын Филиппа. Но то, что  сделал
сегодня Александр, еще неизвестно, удалось ли бы Филиппу...
     Александр болел недолго, ему некогда было болеть. Еще чуть пошатываясь,
он встал с постели и тут же потребовал доспехи.
     На позиции ничего не изменилось. Македоняне стоят твердо, они могут еще
стоять какое-то  время.  Всюду расставлены форпосты. Македоняне  внимательно
следят за всеми действиями и передвижениями неприятеля.
     Царь  иллирийский  Клит  не  понимал  стратегии Александра.  Сейчас  бы
македонянину идти на  приступ. Но он не идет. Почему? Испугался. Это ведь не
то что разогнать тавлантиев. Это все-таки крепость, и стоит она неприступно.
Может быть, надо  бы защититься  валом? Или  вырыть рвы  вокруг крепости? Но
зачем? Александр и так не решается подойти к ней! А почему? Боится!
     Клит  поставил свое войско перед горой  Пелион. Оно растянулось длинной
полосой,  защищая  Пелий. Клит  был  спокоен:  если македоняне тронутся,  он
встретит их тут же, на подступах, и разобьет у самых стен Пелия.
     Но македонской разведке  лучше, чем самому  Клиту, были известны слабые
места его позиции.
     Александру уже сообщили, где лагерь иллирийцев  плохо защищен. Он знал,
что  ни рвов, ни  защитного  вала вокруг Пелия нет. Он  знал  и  о том,  что
форпосты у Клита содержатся небрежно, а стража беспечна...
     Две ночи македонская разведка незаметно высматривала расположение войск
иллирийцев и тавлантиев. На третью ночь, в  самое глухое  время,  когда даже
часовые дремлют,  опершись на копье, Александр вместе со своими щитоносцами,
стрелками верных агриан и  с пехотой двинулся в наступление. Он так  спешил,
что не стал дожидаться, когда остальное войско присоединится к нему.
     Иллирийцы  спали  у  догорающих  костров. Спали простые  воины,  сложив
оружие. Спали  военачальники,  укрывшись  в  шатрах. Спал и  сам Клит,  царь
иллирийский, посреди своего огромного, нелепо расположенного лагеря...
     Тут-то и нагрянули на  них македоняне. Крики  ужаса, предсмертные вопли
сразу  наполнили  лагерь.  Македоняне  рубили  мечами  неприятеля,  кого где
застали.  Иллирийцы  и тавлантии  падали  под копьями,  убегая  по  длинной,
непомерно растянутой линии лагеря. Их полководцы умирали беззащитно в шатрах
и палатках.  Иллирийские  воины,  успевшие  схватить  оружие, не  знали, что
делать, они не слышали команды ни военачальников своих, ни царя и погибали в
бессмысленной  битве... Многие бежали  в горы,  в  лес  -  и тоже  погибали,
настигнутые македонянами.
     Александр  искал  царя Клита.  Он  рыскал  всюду,  без  устали  поражая
варваров  своим тяжелым мечом. Он врывался  в шатры, где  мог укрыться Клит.
Клита нигде не было.
     Неожиданно окрестные  горы,  покрытые угрюмым лесом, обагрились заревом
пожара. Горела крепость.  Она  полыхала  со всех  концов, заволакивая  дымом
вершину Пелиона.
     И тогда Александр понял,  что Клита  ему  уже не поймать. Это он  велел
зажечь крепость, а сам, бесславно положив свое войско, бежал.
     Александр  не  ошибся.  Царь Клит  поджег  крепость  и  бежал  вместе с
Главкией в страну тавлантиев.
     Александр  победил и на этот раз.  Он восстановил старую, установленную
Филиппом  македонскую границу, которую захватили  было  варвары. Заключил  с
царями варварских племен мир и дружбу, которых очень скоро они пришли у него
просить. Утвердил над ними свои верховные права.
     И после этого построил войско  походным строем  и вышел вместе с ним на
горные дороги, ведущие в Македонию.
     - С  таким полководцем не  страшно  идти и на край  света,  -  говорили
воины. - Не тот  полководец хорош,  который добывает победу  тем, что кладет
свое войско на поле сражения, а тот, кто, побеждая, сохраняет его!
     Говорили  это   искренне.  Они  знали,  что  не  только  отвага  воинов
выигрывает  битвы,  но  и  военный талант  военачальника.  В  талант  своего
молодого военачальника царя Александра войско поверило отныне и навсегда.

        СЛУХИ ИЗ ИЛЛИРИИ

     Александр убит!
     Эта   весть   была   как  удар  грома.  Она  с  непостижимой  быстротой
распространилась по всем эллинским городам, по всему побережью моря.
     Александр убит в Иллирии. Он погиб там вместе со всем войском.
     Еще раньше, чем в Элладе, об этом стало известно в Македонии. Появились
люди,  бежавшие  из-под Пелиона.  Антипатр,  на которого  Александр  оставил
Македонию,  потребовал их к  себе. Беглецы  явились  измученные, оборванные,
подавленные  ужасом  того, что  они  видели.  Македонское  войско  попало  в
западню. Несметные полчища варваров охватили македонян кольцом, и  вырваться
из этого  смертельного  кольца  было невозможно. Там они все и остались  под
страшными стенами крепости Пелия.
     Спаслось лишь несколько человек. Они сумели уползти в кусты, в чащобу и
теперь  вот  добрались  домой,  чтобы  рассказать  македонянам  о  том,  что
случилось в Иллирии.
     Антипатр выслушал их с каменным лицом.
     - Я тогда поверю, что Александр убит, когда увижу его мертвым, - сказал
он. -  А чтобы вам,  трусам и предателям, не было повадно давать волю своему
лживому  языку, я велю заковать  вас  в цепи и  бросить  в темницу. Там вы и
будете рассказывать друг другу  о  том, как  покинули в  опасном  бою  своих
товарищей и своего царя.
     Антипатр  так и сделал.  Больше  никто не услышал голоса этих людей. Но
тревога,  оставленная их речами, пошла  по  стране, проникая в дома, в семьи
воинов, ушедших в Иллирию, перекидываясь из одного города в другой, из одной
деревни в другую...
     Вошла она и  в  царский дворец в Пелле, в тихие  покои  Олимпиады.  Эту
весть принесла ей заплаканная Ланика. Олимпиада не могла вымолвить ни слова,
у нее подкосились ноги.
     - Какие-то  люди прибежали оттуда, - продолжала Ланика, - говорят, были
у Анти