.
Александр был жив. Он пришел в себя, открыл глаза, увидел стрелу, торчащую в
груди, и  Фердикку, склонившегося над ним.  Он  смутно слышал, что кто-то  в
смятении зовет врача...
     Преодолевая боль и  дурноту, Александр приказал Фердикке надрезать рану
и вытащить стрелу. Фердикка  осторожно надрезал рану  своим мечом и,  крепко
ухватив стрелу, выдернул ее. Кровь хлынула, заливая грудь, и Александр снова
потерял сознание.
     Македоняне, видевшие это, опять подняли крики отчаяния: они решили, что
царь умер.
     Эту весть - царь умер! -  из-под стен крепости  маллов привезли войскам
Гефестиона, стоявшим  лагерем  при слиянии  рек Гидраота [<i>Гидраот  - река  в
Пенджабе.</i>] и Акесина. Лагерь пришел в  смятение. Встревоженный Гефестион тут
же послал гонцов узнать, что случилось с царем.
     - Наш царь умер! Александр убит! Умер Александр! Умер! Убит!..
     Черная  тень   смерти  шла   по  лагерю.   Воинов  охватили   страх   и
растерянность.
     - Кто поведет войско дальше?
     - Как мы дойдем  до Македонии из этой чужой, враждебной и такой далекой
земли?
     - На пути у нас реки... Как мы перейдем их без Александра?
     - Как мы справимся  с варварами, которые  теперь нападут на нас, - ведь
Александра нет, им некого уже бояться!
     Но вот словно заря засветилась среди черной ночи, - Гефестиону привезли
письмо от Александра.
     -  Вот  он сам  пишет  вам, воины, сам, своей рукой. Он жив,  он  скоро
вернется в лагерь!
     И  хотелось  верить, и боялись верить. Обрадоваться и обмануться  - это
еще тяжелее. Ведь  письмо могли написать и сами его телохранители...  Войско
по-прежнему волновалось.
     Александр велел везти себя в лагерь.
     Его перенесли на  корабль и положили  в палатку, поставив ее  на корме.
Александр лежал - у него не было сил встать, кружилась голова.
     Весь лагерь стоял на берегу, когда подошла триера Александра.
     Гефестион и  Неарх  вышли вперед, с тревогой  следя глазами за медленно
идущим кораблем. Они не видели на борту Александра. Снова гул рыдания и горя
прошел по войскам - везут тело царя!
     Александр  услышал  это. Он приказал убрать палатку, чтобы  все  видели
его. И когда  триера наконец  пристала  к  берегу,  он, приветствуя  войско,
поднял и протянул к ним руку. Радостный вопль  взорвался над  берегом.  Царь
жив! Царь вернулся к ним!
     Александр, еле  передвигая  ноги, вышел  на берег.  Щитоносцы  принесли
ложе, чтобы отнести царя в лагерь. Но он отказался.
     - Коня!
     И войско увидело его на коне.  Крик торжества пронесся над рекой. Воины
кричали, ликовали, били в щиты. Они шли  за царем до самого шатра. Александр
сошел с коня,  из последних  сил  стараясь  держаться  твердо, направился  в
шатер. Воины ликовали.  Его спасение - их спасение. Воины были убеждены, что
никто,  кроме  Александра,  не  сможет  привести  их обратно домой из  этого
страшного похода.
     Войдя в  шатер, Александр свалился  в изнеможении.  Врачи  приняли его,
обмыли  и перевязали  рану,  наложили  целительные  припарки. Успокоенный  и
счастливый, Александр наконец остался в благоуханной тишине шатра.
     Царь   тяжело  болел.   Но  как  только  рана  закрылась   и  перестала
кровоточить, он уже снова сидел на коне.
     Александр не  торопился в  обратный  путь.  Прежде  чем уйти,  он решил
исследовать судоходность великой реки  Инда:  эту реку он уже включил в свою
необъятную державу.
     Теплое февральское небо проливало золотой свет на цветущие берега Инда.
Корабли  подняли   паруса,  сразу  отбросившие  разноцветные   отражения   в
ультрамариновую воду реки. Гребцы взялись за весла.
     Царь  долго стоял на корме.  Здесь, при слиянии пяти  восточных рек,  в
прекрасном  месте,  где широкий Панджнад  впадает в Инд, по  воле Александра
поднялся город. Еще одна Александрия. Еще  одна крепость  македонского царя,
поставленная на завоеванной  земле. Александрия  на Инде...  Царь  задумчиво
смотрел, как удаляется  берег  и на нем желтые, еще не достроенные городские
стены, маленькие новые дома, намечающие улицы... Эллинский город. Его город.
     Снова  мерный  плеск  весел,  ритмичные  возгласы келевстов [<i>Келевст  -
человек, командующий гребцами. По его команде весла поднимались и опускались
в такт.</i>], крылатый шум парусов...
     Невиданной силы растительность, огромные,  с многочисленными воздушными
корнями странные деревья, пальмы  с  роскошными  резными кронами, мелькающие
среди  темной  зелени  рыжие  обезьянки,  яркие  голубые  и  красные  птицы,
взлетающие  над  ветвями,  -  все   это  медленно  проходило  перед  глазами
македонян, как длительный полуденный сон.
     Александр, скрывшись от  зноя в тихую  глубь  корабля,  позвал  к  себе
флотоводца  Неарха,  Оне-сикрита -  кормчего  своей  царской  триеры, позвал
географов и землемеров, которые сопровождали войско...
     На столе лежала новая географическая карта.
     - Когда-то персидский царь Дарий, сын Гистаспа, как  вам всем известно,
послал Скилака  из  Карианды по  этому пути,  - сказал  Александр. -  Скилак
проплыл по  всему Инду,  вышел  в Океан, прошел  в Красное  море, приплыл  к
побережью Египта. Значит, мы сможем сделать то же самое.
     -  Как  верить  этому человеку? - возразил Неарх,  сдвинув свои широкие
черные брови. - Ведь  он  много  написал всякой ерунды.  Где эти  одноглазые
люди? Где эти одноногие, которые заслоняются своей ступней от солнца?
     -  Как  знать? - ответил ему  Онесикрит.  -  Может, мы просто не видели
того, что он видел. Или ему рассказывали...
     - Эти географы и путешественники, к сожалению, много напутали, - сказал
Александр. -  Вот и  Гекатей пишет: население многочисленное и воинственное.
Это правда. Но он же выдумал, что здесь муравьи почти с лисицу ростом и  что
они добывают из земли золотой песок!
     -  Я тоже слышал об этих муравьях! - живо возразил  Онесикрит.  - Царь,
это такая страна, где все возможно!
     -  Мы  достаточно  глубоко  прошли по  этой  стране,  чтобы  увидеть  и
муравьев, и  одноглазых,  и  одноногих, -  рассердился Неарх,  - но мы их не
видели. Ктесий, как теперь  нам стало  ясно, тоже немало наболтал чепухи! Мы
должны  сами все увидеть и  написать  о  том,  что видели. Это  наше  дело -
прокладывать дорогу.
     -  Друзья мои,  -  сказал  Александр, - вот  что я  думаю  и  что  хочу
осуществить.  Мы  идем  к дельте  Инда.  Мы уже не можем  обманываться,  как
раньше, руководствуясь сведениям ученых, но никогда не бывавших здесь людей.
Я говорю о том, что  писал Аристотель: устье Инда и устье  Нила очень близки
друг к другу. Все не так! Хотя в Инде, как и в Ниле, живут крокодилы.
     - Далеко не так, - подтвердил Неарх.
     - Если мы пройдем дельту Инда, куда выйдут наши корабли?
     - В Океан... - раздались неуверенные голоса.
     - И если  мы пойдем по Океану, то  должны  прийти в Персидское море. Не
так ли?
     С уверенностью ответить на этот вопрос не мог никто.
     - Узнаем, царь, - сказал Неарх, - когда пройдем этот путь.
     - Но ведь надо знать, куда идешь, Неарх!
     - Мы, царь, пока можем только предполагать.
     - Я предполагаю, - после  раздумья сказал Александр, -  что мы выйдем в
Персидское море, к устью Паситигра. А там мы дома!
     В Патталах,  большом городе,  стоявшем  у дельты Инда,  Александр решил
построить военную  крепость. Весь нижний  Инд, его дельта, будет под властью
этой крепости.  Паттала может быть  и прекрасным торговым  пунктом -  водный
путь с моря в Индию, а из Индии в море и дальше, в азиатские страны.
     Крепость Александр поручил строить Гефестиону.
     Гефестион за время похода уже немало построил и городов, и крепостей, и
гаваней, и  верфей. Шум стройки, звонкий перестук топоров заполнили берег, и
Александр  знал, что в самый короткий срок, какой возможен, у начала рукавов
Инда будет  стоять  сильная крепость, будут гавани и будут верфи,  в которых
будут сколачиваться новые корабли.
     Царь старательно расспрашивал индийцев из Патталы:
     - Что там, если идти на восток? Какие там земли?
     - Там пустыня.
     - Реки, озера, какая-нибудь вода есть там?
     - Там нет воды. Там нет никакой воды.
     - А как же там живут люди?
     - Там не живет никто.
     - А если отсюда идти на запад?
     -  Там  Гедросия.  Там  живет  племя  оритов и племя  гедросов. И  тоже
пустыня.
     - Ну, если там живут люди, то не такая уж это пустыня!
     Наступила  спокойная, размеренная жизнь  военного  лагеря с его мелкими
ежедневными заботами. Строительный шум работ в Патталах. Заснувшие корабли с
опущенными парусами. Вечерние  беседы  с друзьями, которые  являлись к царю,
нарядные и  умащенные  благовониями. Царь  замечал, как  они осунулись,  как
почернели под индийским  солнцем,  как много прибавилось  у них морщин, а  у
иных и седины...
     Здесь, в Патталах, к Александру неожиданно явился Оксиарт.
     Александр встретил его и с  радостью, и  с  тревогой.  Он дал отдохнуть
Оксиарту после такой далекой  и  трудной  дороги и взволнованно ходил взад и
вперед, ожидая  его. Роксана встала перед ним со  своей  жемчужной красотой.
Оказывается, уж очень давно он не видел ее. Куда исчезает время? Как вода из
рук, как вода из рук...
     Они долго сидели вдвоем за чашей вина. Оксиарт был хмур и озабочен.
     - В Бактрах неспокойно, царь. В городах, которые ты основал, восстания,
резня.
     - Кто?
     -  Не разгневайся  на  меня,  царь,  бесчинствуют  твои старые  воины -
македоняне,  которых  ты  оставил  в  Бактрах.  Они  восстали против  тебя и
призвали  к этому  бактрийцев. А бактрийцы,  ты сам  знаешь,  только и ждали
этого! Не хотят царя-македонянина!..
     - А чего хотят македоняне?
     - Они хотят домой, царь. На родину. Выбрали себе нового царя. И если бы
ты  знал - кого! Коновода Афинодора. Он им обещал отвести их в Македонию. Но
ему позавидовал некий Викон,  убил его на  пиру.  Воины  чуть  не растерзали
этого Викона.  А когда его  стали судить,  так те  же  воины  вырвали его из
темницы и потребовали, чтобы он вел их на родину.
     Александр слушал, опустив глаза.  Гнев  уже бурлил  в  глубине души, но
печаль гасила его. Люди хотят домой. В Македонию. В ее прохладные горы, к ее
чистым рекам, к ее зеленым пастбищам... О Македония!
     - Пришлось усмирять эту буйную  толпу силами  войска, царь.  Но если бы
это  только у  нас. В  сатрапии  Паропамиса  тоже нехорошо. Но  там  виноват
сатрап.
     - Тириасп?
     - Да,  царь. Он  притесняет людей. Он  жесток и несправедлив. Поэтому и
восстания.
     - Возьмешь эту  сатрапию ты, Оксиарт. Я смещу Тириаспа. Но как только я
вернусь, я  жестоко расправлюсь  с теми, кто не  оправдал  моего доверия.  Я
накажу их без жалости!
     Оксиарт спешил занять новую сатрапию, да и Александр торопил его.
     Но едва он проводил бактрийца, как явился вестник из Арианы. Перс Ордан
захватил власть и провозгласил себя царем.
     Царь был раздражен.  Он  сам, своей рукой, немедленно  наказал бы всех,
кто  восстает против  него, -  и он их накажет. Сам. Так же как расправлялся
сам, своей рукой, с восставшими племенами.
     Ко  Александр не мог сейчас идти в Ариану. Усмирять восстание он послал
своего верного  полководца  Кратера. Кратер  сделает все  так,  как прикажет
Александр, и так, как сделал бы сам Александр.
     Кратер пошел  в  Ариану  уже  известной  дорогой  -  через  Арахозию  и
Дрангиану.  Этот  путь  не   грозил  непредвиденными   опасностями:   места,
населенные мирными жителями, есть и пастбища для лошадей и вьючных животных,
есть и вода. Поэтому Александр отправил с ним и  обозы, и семьи, ехавшие  за
войском, и добычу, какая была сохранена.
     С Кратером пошли фаланги, конница, слоны. И под особой  охраной поехала
с ним, заливаясь слезами, Роксана, царская жена.
     -  Жди  меня  в  Кармании [<i>Кармания  -  область  в  Азии.</i>], -  приказал
Александр Кратеру.
     -  Жди меня  в Кармании,  -  сказал он, прощаясь,  Роксане. - Я не могу
взять тебя с собой,  потому что я пойду еще неизвестной  нам дорогой. Что мы
сможем вынести, то не сможешь вынести ты. Не плачь. Жди!
     Войско Кратера тронулось в  путь.  Запылила конница, закачались сариссы
фалангитов, загромыхали обозы, зашагали, помахивая хоботом, слоны...
     Молча  вздыхая, глядели  оставшиеся вслед уходившим.  Скоро  ли  и  они
пойдут по этой благословенной дороге - по дороге домой?
     Они еще не знали, какое тяжкое испытание готовит им Александр.

        ОПАСНЫЕ ЧУДЕСА ВЕЛИКОГО МОРЯ

     Снова шли дожди и хлестали ливни.  Но  случалось и  так,  что одолевало
солнце, и тогда где-то близко лежащая  пустыня  посылала к  берегу Инда свое
горячее дыхание и дымку обжигающего песка...
     Легкие  тридцативесельные  корабли,  быстроходные  керкуры  [<i>Керкура  -
небольшое  морское  судно  кипрского происхождения.</i>]  и гемиолы  [<i>Гемиола  -
скороходный пиратский корабль.</i>] шли по правому рукаву Инда. По берегу шагало
войско, гоплиты и всадники Леонната.
     Александр стоял на  переднем  корабле  -  он должен  был сам  осмотреть
дельту Инда, сам все узнать и увидеть.
     Прошел  день спокойного плавания. Македоняне  осторожно вели корабли, у
них не было лоцмана. Индийцы разбежались, когда они хотели взять их с собой.
     На второй день Инд неожиданно взбушевался. Вдруг начался сильный ветер,
высокие волны разметали  легкие суда.  В шуме  ветра и  воды  слышался треск
разбивающихся кораблей,  крики... Пришлось поспешно пристать к  берегу. Люди
спаслись  вплавь,  корабли починили, но  дальше без сопровождения  лоцманов,
знающих реку, плыть было нельзя. Пришлось взять лоцманами индийских рыбаков,
знавших  реку. С ними уже  поплыли спокойнее.  Но  это было тяжелое  время -
время дождей,  река наливалась в верховьях  и катила в  море огромную  массу
воды. Река расширялась,  затопляя  прибрежные  равнины. Не зная русла, легко
сесть на  мель.  Мутная, коричневая вода разлилась кругом стадий  на двести.
Лишь вдали, у горизонта, виднелись темные, плоские линии земли...
     Александр не уходил с палубы  с утра до вечера. Все сильнее пахло морем
- это волновало.  Он хотел увидеть  морскую даль  в ту же минуту, как только
корабли выплывут из реки.
     Но здесь  случилось  что-то  непонятное!  Волны Инда, вздымаясь крутыми
буграми,  вдруг пошли обратно. Ветер начал  неистово  трепать  паруса, весла
зарывались в волнах, не в силах противостоять бушующей реке.
     Индийские лоцманы отвели  флот к острову, за которым корабли укрылись в
тихой воде. И  отсюда Александр увидел над белым прибоем  темную, сверкающую
синеву  Океана.  Александр  безмолвно  глядел  на  эту грозную стихию  воды,
которая   от  самого  горизонта   гнала  к  берегу  длинные  тяжелые  волны,
захлестывая устье реки. Край Ойкумены!
     Александр приказал вывести в Океан лучшие суда. Это была  торжественная
минута - его корабли вышли на простор Великого моря.
     К вечеру  начался прилив. Это тоже  было  пугающей неожиданностью  -  в
Срединном  море таких мощных приливов не бывает. Океан подхватил и словно на
огромных ладонях принес их триеры обратно к берегу.
     Александр, обрадованный, что корабли так благополучно вернулись в устье
Инда, тут же совершил благодарственную жертву богам.
     Но  Великое  море еще раз  удивило  и напугало  македонян. Они с ужасом
увидели, что вода уходит из-под их кораблей, совсем уходит. И через короткое
время их триеры оказались на суше, завязшими в гуще ила. Что творится в этой
непонятной стране? Как теперь вытащить из этой черной грязи их корабли?
     Александр  был изумлен не меньше своих  моряков. Как снять корабли? Это
он решит. Но как решить загадку Океана, вдруг ушедшего из-под его кораблей?
     - Как ты думаешь, Неарх, что это такое?
     -  Сам  не  понимаю, Александр.  Посмотрим,  что еще  надумает  сделать
Посейдон.
     Посейдон  надумал.  Так же неожиданно,  как  ушла,  к  новому удивлению
воинов,  вода  начала  прибывать  и поднимать  корабли.  Вода  поднимала  их
медленно, тихонько... И  вот они уже снова стоят на якорях, как  стояли.  Но
некоторые  сорвались с якорей,  начали  разбиваться друг о друга и  о берег.
Александр велел тотчас починить их.
     Наконец все снова успокоилось. Снова тихие корабли стоят в тихом заливе
на глубокой воде.
     Так  македоняне узнали  о том,  что  в  Великом море  бывают приливы  и
отливы. И Неарх записал это в своем судовом дневнике.
     Наутро, когда солнце только  что поднялось, Александр вышел на триере в
открытое море.
     - Я хочу посмотреть, нет ли где поблизости земли... - сказал он.
     Корабль уходил все дальше.  Вот уж  и совсем не видно  берега. Глубокая
синева с  отблесками солнца и белыми гребешками волн со всех сторон окружила
триеру.  Александр был взволнован.  Да, вот он достиг своего, он плавает  по
великому  Океану. И это не сон,  не мечта, которая так  много лет  мучила  и
звала его!..
     Недалеко  от берега  лежали  неведомые острова.  Царь велел причалить к
одному из  них.  Здесь,  на  пустынном песчаном  берегу, омываемом океанской
волной, он заколол двух быков, которых велел заранее погрузить на корабль, и
опустил их в море. Это была благодарственная жертва Посейдону.
     Но у него была еще одна просьба к властителю моря и  потрясателю земли.
Он  сделал возлияние.  И пока  густое вино тонкой струйкой  лилось в морскую
воду, Александр молился:
     -  Бог Посейдон, будь  милостив, проведи в целости мой флот,  который я
отправлю отсюда в Красное море, к Устью Тигра и Евфрата!
     И, чтобы Посейдон не забыл о его просьбе, бросил в море и золотую чашу,
из  которой вылил жертвенное вино, и тяжелые золотые кратеры, в которых  это
вино хранилось.
     Заручившись милостью богов, Александр вернулся в Патталы.
     И  только  теперь  он  объявил  своим  военачальникам,  что  он   решил
возвращаться  в  Азию  другим путем, не тем, которым они пришли  сюда.  Флот
пойдет по морю, вдоль берегов, на запад...
     - Нам неизвестно это море, царь, - напомнил Неарх.
     - Вот потому я и пошлю свой флот, чтобы это море стало нам известным, -
ответил Александр, - а сухопутное войско пойдет по берегу, - продолжал он, -
тоже на запад, через Гедросию, через земли  оритов. И так, я полагаю, мы все
придем в Карманию и встретимся там на реке Аман.
     Военачальники молчали, задумавшись. Море -  неизвестно. Сухопутные пути
- неизвестны.
     - Я объясню  вам, почему я так решил, - сказал  Александр, чувствуя  их
тревогу. - Нам сейчас очень  важно проложить путь, который соединит  Индию и
Персию. Иначе мы потеряем индийские земли, которые с таким трудом завоевали.
Этот же путь будет и нашей торговой дорогой.
     Войска,  назначенные во флот,  приуныли.  Их  корабли хороши на  реках.
Могут плавать и во Внутреннем море от острова до острова... Но выйти на этих
кораблях в Океан, где, говорят, встречаются всякие морские чудовища,  да еще
без  лоцмана,  когда  только по звездам  можно  будет  определить,  где  они
находятся,  - это идти на  верную  гибель... Звезды да  берег, а берег часто
опасен - мало ли какие враждебные племена повстречаются там!
     - Но, может, царь откажется от этого?
     - Нет,  друзья, не откажется. Уж  если что задумал, то  не  успокоится.
Разве не знаете вы, что  он посылал людей рыть колодцы вдоль берега?  Зачем?
Затем, что мы пойдем мимо этих берегов и нам понадобится вода.
     - Он заботится о нас.
     - Он заботится о  том, чтобы мы были живы. А какой толк ему от нас,  от
мертвых?
     - А может быть, все-таки он не пошлет нас туда?
     Но эти  надежды таяли с каждым днем. Македоняне  понимали,  почему  так
тщательно  снаряжаются   их  корабли,   почему  так  заботливо   проверяется
оснащение, почему крепятся новые паруса... Флот готовился выйти в Океан.
     - А если пошлет, то кто поведет нас? Неарх?
     - Ну, друзей-то своих он побережет.
     Нет, царь никогда не отказывался от того, что задумал. Но кого  послать
в это опасное, полное неизвестностей путешествие?
     Об этом царь и посоветовался сегодня с  Неархом, верным другом юности и
одним из лучших своих полководцев.
     - Как ты думаешь, Неарх, кто сможет провести корабли?
     - О царь! У тебя много отважных военачальников.
     Неарх  называл   имена.  Царь  отклонял.   Этот  человек  не  настолько
мужествен, чтобы выполнить это. А этот не так  уж предан своему  царю  -  он
побоится  опасностей.  А тот - нет,  не годится.  Он  тоскует о  родине, ему
хочется спокойной жизни, где ж ему...
     - О царь! - сказал Неарх с  улыбкой  в лукавых черных глазах. - Пошли с
кораблями меня. Я  готов  взять на себя начальство над флотом.  И с  помощью
богов и людей в полной  сохранности доставить его в Персию, если только море
доступно для судов и если  это предприятие вообще исполнимо для человеческих
сил!
     - Нет, нет, Неарх! - Александр движением руки отверг его предложение. -
Я не могу подвергнуть такой опасности своего друга! Нет.
     Однако Неарх подметил огонек радости в быстром взгляде Александра.
     "Только  меня ты и хотел  бы послать,  -  подумал Неарх. - О Александр,
тебе ли обмануть меня?"
     -  Царь,  - сказал он.  - Я думаю, что смогу выполнить это не хуже, чем
другой. А может быть, и лучше. Доставь мне эту возможность - совершить такое
великое деяние!
     Царь  продолжал  сопротивляться.  Но ему  уже трудно  было  скрыть, что
именно  на помощь  Неарха  он и  надеялся.  Кому  же еще,  как не критянину,
корабельщику, быть флотоводцем в Океане?
     -  Ты знаешь,  Неарх, что  при  других обстоятельствах  я бы сам  повел
корабли...
     - Царь, кто же сомневается в этом!
     - Но я хочу пройти по берегу моря, я хочу сам обследовать эту землю, а,
как видно, это тоже будет нелегко, Неарх!
     - Царь, я все понимаю!
     Александр подошел и обнял Неарха.
     - Спасибо, Неарх. - И уже деловым тоном сказал; - Останешься в Патталах
до ноября. Сделаешь запас продовольствия  на четыре  месяца. Я выйду раньше,
пойду по берегу, проложу сухопутную  дорогу. На пути  мы  будем рыть колодцы
для  вас,  если  местность  окажется  безводной.  И  сделаем  для  вас запас
провианта. Так  мы вместе пройдем вдоль берега Океана, откроем новые пути от
Инда до Евфрата и вернемся в Вавилон.
     Моряки, услышав, что в Океан идет с ними сам Неарх,  успокоились. Царь,
конечно, не послал бы своего друга, если бы думал, что флот может погибнуть.
     Сделав все эти распоряжения, царь со своим войском выступил в путь.

        ДОРОГА СТРАДАНИЙ

     Армия  шла вдоль берегов Аравийского моря, по направлению к Персидскому
заливу.  Конница  широко  раскинула  свои отряды, чтобы захватить как  можно
больше чужих, неизвестных земель. Следом, сомкнутым строем, шагала пехота.
     Деревня  племени оритов,  встретившаяся  на пути,  стояла среди  песков
побережья зеленым  оазисом. Пальмы с  желтыми  гроздьями фиников возвышались
над убогими  жилищами, вокруг деревни  колосились хлеба, ходили стада овец и
коз. Армия прошла через деревню -  и  не осталось ничего! Ни воды в реке, ни
хлеба, ни стад.
     Одна  из  таких  деревень  пыталась  защитить  свое  добро. В македонян
полетели отравленные стрелы. И  одну  из  них  получил  Птолемей, сын  Лага.
Александр, знавший противоядия, бросился к нему.
     Битву  закончили  фалангиты  без  него.  Жителей  закидали   дротиками,
оставшихся в живых взяли в плен, а деревню сожгли.
     Александр, не доверяя врачам,  сам лечил  Птолемея. Его жизнь была  ему
слишком дорога. Птолемей остался жить.
     Войско двинулось дальше.
     В Рамбакии, городе племени оритов, Александр остановил войско на отдых.
Место понравилось ему: если поставить здесь  свою  крепость,  то можно будет
захватить и всю землю оритов.
     -  Гефестион,  ты  останешься  здесь  и   построишь  город.  Это  будет
Александрия Оритская.
     - Да, царь.
     Александр внимательно поглядел на него.
     - Ты не болен, Гефестион?
     Гефестион,  сильно почерневший под  индийским солнцем,  стоял  с тяжело
повисшими руками и опущенной головой.
     - Не знаю, Александр.
     - Но кто лучше тебя построит город, Гефестион?
     Гефестион не спорил. Ему приказано строить крепость. Он ее построит.
     Он долго стоял на холме и  смотрел вслед уходящему  войску. Глядел, как
скачет  Александр  во главе своей конной свиты,  как  несутся  следом отряды
верных агриан, гипаспистов, конных стрелков...
     Вот  уже и  нет их,  только  желтое  облако  пыли медленно стелется  на
дороге.  Унылая равнина  Гедросии  с редкой зеленью,  и  лиловые вершины гор
вдали, и затихший лагерь...
     Сойдя с холма, Гефестион снова принял спокойный и властный вид.
     - Работать!
     Строители  энергично  взялись  за дело.  Не первый город они  строят  с
Гефестионом. Гефестион  торопил: им некогда медлить здесь, на чужой, далекой
от родных мест земле.
     Он следил, как возникают стены, но казалось, что возникают они  слишком
медленно.
     Порой  нападала  печаль.  Может  быть,  начала  одолевать  усталость от
непрерывных забот,  трудов  и сражений последних лет. "Сколько  мне еще быть
здесь!  - с  тоской думал он. - Скоро ли я это построю - ведь это же не дом,
это город, крепость!.."
     Неожиданно в лагерь явился Леоннат, телохранитель царя.
     - Гефестион, собирайся в путь. Царь приказал вернуться к нему!
     Гефестион не знал - верить ли?
     - А как же Александрия Оритская? - спросил он, стараясь скрыть радость.
     - Я буду достраивать ее.
     - А как сражения? Трудно ли было?
     Леоннат усмехнулся.
     -  А  сражений не  было  вовсе. И ориты,  и гедросы, как увидели  царя,
бросились перед ним на колени: "Возьми все! Возьми весь  наш город, все наше
имущество!  Только пощади!" Ну, мы, конечно, довольны - и землю захватили, и
драться не пришлось.
     - А царь?
     - Царь доволен больше всех. А что же еще  ему  надо?  "Живите спокойно.
Только повинуйтесь царю македонскому". А те от счастья себя не помнят. Ждали
смерти, а получили жизнь.
     - Значит, ты остаешься здесь, Леоннат?
     - Да. Буду строить крепость. Буду ждать наших моряков. Как пойдут мимо,
доставлю им  провиант. Царь приказал, чтобы здешние  люди  давали все, что я
потребую. И они выполнят, если приказал царь!
     - Так же, как и мы с тобой, Леоннат!
     ...И  вот уже конь Гефестиона шаг в шаг идет с Александровым конем. Все
стало, как  прежде... И только где-то еще в глубине сердца  осталась печаль.
Гефестион не понимал ее причины, может быть, и правда какая-то болезнь мучит
его?
     Несколько дней шли по плоскому песчаному берегу моря.
     Но постепенно путь уводил их в глубь Гедросии. Становилось все жарче, и
все безотраднее  пустынные пески. Палящее солнце  стояло  прямо над головой.
Лишь изредка, словно счастливый мираж, появлялись пальмы. И люди, и животные
прибавляли шагу, стремясь в их тень.  Но пальмы росли  небольшими группами и
тени от них почти не было.
     Попадались среди этой песчаной равнины колючие кусты мирры с  курчавыми
листьями.  Финикийские  купцы, которые  в  чаянии  богатой  наживы, вместе с
обозом  сопровождали  войско Александра,  бросались к этим кустам и обдирали
кору с застывшей на ней благовонной смолой. Мирра стоила дорого, и финикийцы
тюками грузили душистую кору на своих верблюдов.
     Попадались и места, где сандалии и сапоги воинов топтали и давили корни
драгоценного  нарда [<i>Нард  - растение,  из  корней  которого  делали  дорого
ценившиеся благовония.</i>]. Войско шло сквозь их  терпкий фимиам.  Финикийцы  с
жадной торопливостью выкапывали эти  корни и снова грузили  тюками на  своих
верблюдов, подсчитывая огромные барыши и боясь верить такой легкой и богатой
добыче.
     Мирры  и  нарда было так  много, что  воины  иногда набирали охапки  их
листьев и спали на них.
     Аристобул  в часы  привалов  писал  свой  походный дневник.  Писал и  о
странных деревьях, которые  во время морского прилива стоят в соленой воде и
нисколько  не страдают от этого. И о колючем  кустарнике с железными шипами:
если зацепишься за такую колючку, то скорей она тебя стащит с лошади, чем ты
отцепишься  от нее; случается, что зайцы, нечаянно  попадая  в эти  колючки,
находят здесь верную гибель, там и остаются. И  о деревьях, похожих на лавр,
писал Аристобул,  и о белых цветах, осыпавших  рощу незнакомых ему деревьев.
Эти цветы были похожи на левкой, только еще душистее, чем левкой.
     Но шли дальше, и все пустыннее становилось кругом. Реки умирали в серых
песках Гедросии. Безлюдные  пространства грозили  отсутствием  всякой жизни.
Шли по ночам. Днем как могли укрывались от жгучего солнца.
     Александр был озабочен. Проводники-гедросы сказали, что  есть два пути.
Один - вдоль берега моря. Другой - более короткий, но более опасный путь.
     Александр решил идти коротким путем.
     - Царь,  - напомнил Птолемей, - говорят, что когда-то именно этим путем
пыталась пройти  ассирийская царица  Семирамида, но не смогла,  вернулась. И
потеряла войско.
     - Царь Кир тоже хотел  пройти здесь, - сказал Аристобул, - и вернулся в
сопровождении всего семи человек, оставшихся от его армии.
     Александр ответил спокойно и жестко:
     - Они не прошли. А я  пройду. И проведу войско. И еще одно побережье  -
побережье Великого моря - будет моим!
     Но  шли ночь за ночью. А  когда наступало утро, то  видели, что пустыня
становится все беспощаднее и никакой надежды на поселения нет.
     Наступило время послать провиант к морскому  берегу для флота и  вырыть
на берегу колодцы,  чтобы обеспечить  моряков  водой.  Александр отправил  с
отрядом молодого военачальника Фоанта.
     -  Да посмотри, может, там есть  жители. Возьми у них провиант,  возьми
все, что сможешь.
     Фоант вернулся смущенный:
     -  О  царь, это поистине жалкий  край. Мы нашли на берегу поселения. Но
там  живут  ихтиофаги  [<i>Ихтиофаги -  рыбоеды.</i>].  У  них  не дома  -  лачуги,
построены они из морских раковин. А крыши у них из рыбьих хребтов.
     - Но они сеют хлеб?
     - Нет, царь. Здесь не растет хлеб. Они сушат рыбу, толкут ее и пекут из
этой муки хлеб.
     - Но вода-то у них есть?
     - Вода  есть, царь. Но какая! Они руками  раскапывают песок, и  там,  в
ямках, вода. Плохая, испорченная вода. Правда, они пьют ее.
     - Ты расспросил: нет ли где больших поселений?
     -  Да,  царь,  расспросил.  Говорят,  там,  куда  мы  идем, есть  такие
поселения. Что там есть и вода, и хлеб. Но наверное ли это? Так они слышали,
и все.
     Александр, когда остановились на привал, вызвал к себе людей,  ведающих
провиантом. Те сказали, что  нехватка провианта начинает чувствоваться и что
запасы необходимо пополнять.
     Вечером Александр объявил, что идут дальше по тому же самому пути.  Там
где-то есть поселения, и они найдут их.
     И снова ночной путь среди безмолвной и жестокой страны.
     Шла конница, шла  пехота,  тащились  обозы,  оставляя за  собой широкую
полосу взрытого песка.
     Войско  вступило  на  плоскогорье.  С  восточной  стороны  встали голые
красные скалы. Впереди лежала мрачная, безмолвная пустыня.
     Идти становилось все  тяжелей, словно вступили в раскаленную печь,  где
нечем дышать. В воздухе висела блестящая красноватая пыль. Иногда поднимался
ветер,  но  такой же раскаленный;  не принося прохлады,  он обжигал  лицо. С
движением  ветра начинали  передвигаться  и  песчаные холмы:  опадали здесь,
возникали  там, меняя  свои  очертания,  как в кошмарном  сне... И  люди,  и
животные стали терять силы.
     Остановились,  чтобы дождаться ночи. Ночью, как  только  зашло  солнце,
вдруг свалился ледяной холод. Днем хотелось  снять всю  одежду, все казалось
лишним. Ночью  пришлось  надевать  на  себя  все, что было...  Холодная луна
заливала пустыню густым белым светом, отбрасывая зловещие черные тени.
     Через  несколько дней  продовольствие кончилось. Воду  выдавали  скупо.
Войско уже  шло вразброд, никто не соблюдал дисциплины, и никто не  требовал
ее.  Никаких  деревень  не было на  пути, а  вместо  рек -  лишь  пересохшие
русла...
     Александр молча ехал во главе конницы. Зоркие глаза  его не  отрывались
от горизонта.
     Изредка он беспокойно  оглядывался на Гефестиона. Александр видел,  как
запеклись его губы,  как осунулось побледневшее лицо. Со вздохом он  отводил
от  него  глаза. И снова  вглядывался  сквозь красную пыль в  пылающую линию
горизонта. Ничего.
     Но  как-то на  рассвете, когда войско, измученное ночным переходом, еле
тащилось за ним, Александр увидел темные купы деревьев.
     - Вода!
     Сразу откуда-то взялись силы. Всадники ринулись вперед, лошадей не надо
было погонять - они чуяли воду. Пехота врассыпную побежала к реке. Погонщики
бросили  повозки,  женщины,  дети с  криком  устремились следом, соскочив  с
повозок...
     Река  медленно шла  в своем глубоком  русле, вытекая из ущелья  красных
гор. Войско как безумное припало к воде, люди лезли в воду, ложились животом
на песок; чуть не захлебываясь, ловили воду пересохшим ртом... И пили, пили,
пили... Пили вместе с песком, поднятым со дна реки.
     И,  когда  почувствовали, что не могут больше пить, поспешили наполнить
водой все сосуды, какие у них были.  Медленно отходили  от реки лошади. Люди
возвращались к жизни. Но  были такие, что  к  жизни не  вернулись,  - так  и
остались в реке, выпив слишком много воды.
     Как  и предполагали  проводники,  на реке  оказалась  большая  деревня.
Деревню тотчас окружили  и выгребли  из  домом  все съестное. Изголодавшееся
войско готово было  тут же накинуться на хлеб, но Александр остановил их. Он
сам разделил  провиант. Часть отдал по  отрядам. А остальное велел сложить в
тюки и погрузить на верблюдов.
     Он  запечатал  тюки  своей  царской  печатью  и  отправил  на  берег  -
дожидаться Неарха: ведь морякам тоже понадобится провиант.
     Но  едва  Александр  отошел   со  своими  конными   отрядами,   стража,
приставленная  к  тюкам, сорвала печати. Нестерпимо  голодные  люди с криком
стащили с верблюдов тюки и съели тут же все, что надо было отвезти на берег.
Они знали, что будут жестоко наказаны, - царь не терпел ослушания.
     Но царь и на этот раз простил их.
     На реке оказалось еще несколько поселений. Войско перевело дух - были и
вода,  и пища.  Александр  приказал жителям собрать  как можно больше хлеба,
фиников и скота. И отсюда еще раз собрал караван с хлебом и уже под надежной
защитой отправил на берег для Неарха.
     Войско  повеселело, жизнь стала легче, пустыня  уже не  казалась  такой
страшной. Но они не знали, что самый тяжелый путь у них еще впереди.
     Александр  направлялся  к главному городу гедросов.  Он спешил, торопил
войско, стремясь поскорей миновать это опасное место. Но  люди уже были не в
силах идти. Израненные ноги вязли в сыпучем, обжигающем песке. Лошади падали
и  больше не поднимались, и воины,  сговорившись, украдкой убивали лошадей и
ели их мясо. С каждым днем путь  становился невыносимей. Люди начали умирать
от зноя  и  от жажды. Больных и усталых становилось все  больше. Повозок  не
хватало,  животные  уже  не  могли  их тащить по  этим глубоким, раскаленным
сугробам  песка... Воины  шли,  шатаясь от  изнеможения, многие валились  на
ходу, из глаз, изо рта проступала кровь. Их мольбы о помощи не слышал никто,
потому что те, что  еще держались на ногах, сами не  знали, не свалятся ли и
они через несколько шагов  умирать  страшной смертью среди злых, беспощадных
песков.
     Александр  видел все  это.  Он  знал,  что в  прославленном дисциплиной
македонском  войске сейчас никакой  дисциплины нет. Шли как  могли,  спасали
свои жизни, как могли.
     В один из этих палящих дней несколько  воинов  каким-то чудом  нашли  в
овраге небольшую лужу. Вода была плохая, застоявшаяся, но то была вода!
     Как неоценимое сокровище они принесли ее в шлеме Александру.
     - Царь, вода!
     Александр принял шлем.
     - Спасибо вам, друзья мои, спасибо!
     Поднес было  воду  к пересохшим устам...  Но оглянулся на своих воинов,
которые воспаленными глазами со всех сторон смотрели на него, -  и выплеснул
в песок этот драгоценный глоток воды.
     Вздох признательности, благодарности, изумления прошел по рядам войска.
     - Ты благородный человек, Александр, - сказал Гефестион.
     - Я - полководец, - возразил Александр, - разве я не понимаю, что из-за
одного этого глотка воды могу потерять преданность войска?
     В самом трудном переходе,  когда его оборванная пехота, задыхаясь,  еле
вытаскивала из  раскаленного песка окровавленные ноги, Александр слез с коня
и пошел пешком  вместе со  своими фалангитами.  И воины  видели, что их царь
идет рядом с  ними, и так же мучится, как они, и у него, так  же, как у них,
губы потрескались и запеклись от жажды...
     Наконец ночью, во время перехода, они услышали журчание ручья. Тут же у
воды и остановились на ночлег.
     Но македоняне не  знали,  что  в это  время среди  горных  вершин  идет
ливень.  Ночью  ручей  вздулся, взбушевался,  внезапно вышел  из  берегов  и
затопил лагерь. Крики ужаса, плач детей, вопли женщин, дикое ржание гибнущих
мулов... Взбесившийся ручей, превратившись в бурную  реку, стал беспощадным.
Женщины вместе с детьми беспомощно тонули в воде. Поток  захлестнул и утопил
мулов.  Унесло все  царское снаряжение -  воины  прежде всего  спасали  свое
собственное оружие. Этой ночью вода погубила много людей и животных...
     Но  еще  не  все  испытания  кончились.  После  долгих  дней   и  ночей
мучительного  пути,  когда, казалось,  пустыня  уже должна скоро  кончиться,
проводники  вдруг  объявили,  что  не  узнают  местности.  Ветер  все  время
передвигает пески, и нет ни одной приметы, чтобы угадать дорогу...
     "Надо держать  влево... - думал Александр, стараясь сообразить, в какой
стороне от них море, - да, влево..."
     - Дайте мне коня...
     Ему подвели лучшего из оставшихся коней. Царь нахмурился.
     - Почему этот, рыжий? Букефала мне! Где Букефал?
     - Царь, - растерявшись, ответил конюший, - Букефал умер... еще в Индии.
     - Александр, - сказал Гефестион со страхом и жалостью, -  там, где умер
твой конь, стоит город Букефалы.
     Александр приложил руку к горячему лбу.
     - Да. Да. Что же это я говорю?..
     Он понял,  что на несколько мгновений потерял память. Это испугало его.
Тотчас  овладев собой, он вскочил на  рыжего  коня. Приказав  конному отряду
следовать за ним, он поскакал туда, где ожидал увидеть море.
     Александру казалось,  что он мчится сквозь пламя костров. Красный туман
слепил глаза.
     Усилием воли он заставлял  себя держаться на коне,  кружилась голова, и
он приникал на мгновение к торчащей густой рыжей гриве... Всадники отставали
один за другим. Лишь пять человек из всего отряда следовало за царем.
     И они увидели море. Морская синева выпукло поднялась над белым песчаным
берегом.  Александр приказал  копать  песок  -  нет ли воды. Вода была.  Она
лежала близко, чистая, светлая, холодная вода! Жизнь возвратилась.
     В город гедросов войско Александра - всего четвертая часть его - пришло
на  шестидесятый  день.  Эти  шестьдесят дней остались в  памяти, как  время
невыразимых страданий.

        ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

     Города и цветущие поселения Кармании казались нереальными. Вот закроешь
глаза  -  и  все это исчезнет.  И  снова зловещие голые скалы будут  грозить
сквозь красную, раскаленную дымку пыли, и пустыня огнем дохнет в лицо.
     При мысли о  Гедросии кровь отливала от сердца  и земля  уходила из-под
ног. Александр потребовал колесницу.
     На  этот раз Александр  особенно щедро приносил богам  благодарственные
жертвы. Он молился и благодарил за то, что боги даровали ему победу в Индии,
отдали в  его власть такие обширные, невиданные земли и спасли его войско  в
Гедросии. Он не просто совершал  торжественный  обряд, но и  сердце его было
полно благодарности. Боги даровали ему самое драгоценное - военную славу!
     И еще одну молитву приносил он эллинским богам: пусть  они  сохранят  и
вернут  ему его друга Неарха и его флот; пусть сохранят  и  вернут  ему  его
любимого полководца Кратера и его войско, которое идет к нему через  Ариану.
И пусть сохранят ему его дорогую Роксану, жену.
     Жертвоприношения совершались в  обрядах празднеств.  В честь  эллинских
богов  устраивались  игры,  состязания,  театральные  действа,  на   которые
собиралось множество народа.
     Но  Александр  был  сумрачен  и  тревожен. Он ждал.  Ждал Неарха.  Ждал
Кратера. Ждал Роксану.
     И  вот,  наконец,  как-то на заре город  переполнился  шумом  входящего
войска. Мерный топот,  голоса команды - и вдруг  рев, странный, пугающий рев
животных...
     Народ уже весь был на  улице. Александр, накинув плащ, вышел на террасу
дворца...
     Это шел Кратер  со своим войском, - боги услышали Александра! Александр
сразу увидел Кратера, и Кратер увидел его. Движением руки они приветствовали
друг друга.  Кратер прошел  дальше.  Александр  смотрел,  как  идет  войско.
Фаланги шли  четко. Стройно шла конница.  Никто не мог бы подумать, что  эти
люди сохранили  свой облик,  пройдя сквозь  такие  большие лишения, что  они
явились из  невообразимой дали, что они были  в невиданных землях...  Слонов
вели  следом за войском.  Эти  громады шли, покачивая хоботом,  на удивление
толпы, которая  окружила  их и  не  отставала,  пока они не  вышли  за черту
города. Прошел и обоз, скрипя, колыхаясь  повозками. И несколько  повозок  с
высоким  верхом, окруженные  охраной воинов,  свернуло  к  царскому  дворцу.
Роксана!
     Роксана явилась  перед  ним  измученная  долгой,  трудной  дорогой. Но,
увидев  Александра,  сразу  вся  словно засветилась  от  счастья.  Александр
бросился к ней, прижал ее к груди.
     - О моя светлая! О моя светлая!
     Эта бесхитростная девушка гор несла в себе  свой мир - непостижимый мир
здоровья,  радости, солнечного спокойствия. В ней было  все, чего сейчас так
не хватало Александру.
     Сатрапы Александра  начали  собираться  к  царю.  Каждый  день являлись
пышные  караваны - вельможи со своей  свитой и  дарами, со своим войском.  В
Кармании становилось людно.
     Праздники и трудовые заботы, чередуясь и  перемешиваясь, заполняли дни.
Во дворце было тесно от гостей, от их ярких нарядов, сверкающих доспехов, от
шелковых плащей... Но, оставаясь один, Александр  тотчас посылал кого-нибудь
из своих молодых слуг:
     - Узнай, нет ли вестей от Неарха?
     С  многочисленной свитой  и  войском явились  к  царю  правители  Мидии
Клеандр и Ситалк, те  самые,  что по приказу  Александра  убили  Пармениона.
Гордо,   с  независимым   видом,  вошли  они  в   зал.  Клеандр  почтительно
приветствовал царя, однако глаза его глядели дерзко.
     Но не  успел  Александр ответить  им  приветствием, как на улице вокруг
дворца поднялся непонятный шум. Гефестион  поспешил  узнать,  что случилось.
Через несколько минут он, бледный, вошел обратно.
     - О царь, ты сам должен услышать, что говорит войско этих людей!
     -  Что они  там  говорят?  -  сердито крикнул  Клеандр.  -  Что они там
клевещут?
     -  Неужели  царю  надо  слушать, что  говорят простые  воины? -  сказал
Ситалк.
     Но царь  встал и  вышел к войску. Тысячи жалоб и обвинения -  из тысячи
уст. Обвиняли Ситалка и Клеандра.
     - Они творили нам всякие несправедливости! - донеслось к царю.
     - Они грабили храмы!
     -  Они разрывали  старые  могилы! Александр  вернулся в зал  черный  от
гнева.
     - Разве не знали вы, что в моем государстве правители не смеют  грабить
моих  подданных?  - закричал  он  мидийским сатрапам.  - Не  оправдывайтесь.
Тысячи свидетелей против вас. Вам нет оправдания.
     Он позвал стражу:
     -  Увести  и казнить.  И  чтобы  все  видели!  И  чтобы  все знали, что
сатрапам, не оправдавшим моего доверия, пощады не будет!
     Заботясь  о  том,  чтобы  его сатрапы  не  разоряли  страну,  Александр
надеялся  завоевать  признательность  подвластных  ему   народов.  Он  хотел
властвовать  над   богатым  и  хорошо  устроенным  государством,  а  не  над
разоренной  и  нищей  толпой,   и  его  уже  начинали  тревожить  неурядицы,
восстания, произвол  сатрапов,  которым он верил... Являлась страшная мысль,
что великое его государство уже теперь начинает разваливаться.
     Во  дворце  бродил приятный  шум празднеств.  Звучала  музыка.  Веселые
восклицания доносились  в  отдаленный  покой,  дымок  благовоний  пробирался
сквозь толстые занавеси...
     Царь сидел один. Тяжелая тревога снова увела его от праздничного стола.
Там новые гости - сатрапы из дальних областей, дары, поздравления.
     А у него болит голова. Багровый ужас пустыни не отпускает его. Он видит
этот мертвый берег, его ноги снова вязнут по колено в жгучем песке, он снова
чувствует, как силы покидают его, а глаза заволакивает туман...
     ...А  они где-то там, плывут мимо этого  мертвого, безводного берега. А
может, и не плывут уже... Океан огромен. Так легко затеряться кораблям в его
темной пучине!
     - Не вернулись гонцы с побережья? На окрик вбегает юный слуга.
     - Нет, царь. Еще нет.
     - Как вернутся, пусть идут прямо сюда.
     И вчера,  и позавчера, и все эти дни он посылает  гонцов  в  прибрежные
селенья - не слыхать ли чего-нибудь о флоте? Гонцы приходят с одним ответом:
     - Никто не видел флота. И никто ничего не слышал о нем.
     По  ночам  вокруг  Александра  бушевал  грозный Океан...  Черные  волны
поднимались к небу и разбивали один за другим его корабли...
     А иногда не разбивали. Измученные моряки боролись с волнами, приставали
к  берегу. Но  это был опять тот же  самый злой  берег, где гибли его воины,
безмолвная  пустыня,  затаившая  смерть.  Моряки  выходили  на  этот  берег,
ложились на песок, умирали...
     Сны  были  так  реальны,  что  Александр  кричал  от  ужаса,  от тоски.
Просыпался, узнавал  роскошное спокойствие дворца, приходил в себя. Но тоска
оставалась, угнетая сердце.
     - Нет ли гонцов?
     - Двое вернулись. Они здесь. Александр вскочил:
     - Что?
     - Ничего, царь. Никто ничего не видел.
     Но наступил день, когда к царю вошел Гефестион и сказал:
     -  Александр,  явился здешний  гипарх  [<i>Гипарх - правитель области.  Не
путать  с гиппархом, гиппарх  -  начальник конницы.</i>], говорит, с известием о
Неархе.
     - Где он?
     Правитель области стоял на пороге.
     - Где они?!
     -  О  царь,  Неарх  благополучно пристал  с  флотом  к берегу  в  устье
Анаспиды... Эта река в пяти днях пути отсюда.
     - Это правда?
     - Это правда, царь.
     -  Гонцов  туда!  Немедленно!  Неарх ведь  не  знает, что  я  здесь,  в
Кармании!
     - Он знает, царь. Он  расположился  лагерем. Огородил  лагерь  валом  и
рвом. А сам собирается к тебе, царь!
     У Александра  отлегло от сердца.  Флот остался  цел.  Неарх  жив. Скоро
явятся гонцы, а с ними и он, его флотоводец!
     Но гонцы вернулись растерянные. Они  не нашли лагеря Неарха. И  сколько
ни спрашивали, ни искали - никто не видел флота.
     -  Это  слепые,  нерасторопные кроты, -  гневно сказал  царь, - пошлите
других гонцов. Немедленно!
     Через несколько  дней  вернулись  и  эти гонцы, объездили  весь  берег:
никакого лагеря там нет, и никто о нем не  слышал. И еще раз послали гонцов.
И еще  раз. Некоторые, боясь царского  гнева,  не вернулись. Никто не  видел
флота...
     Александр снова потерял надежду. Он приказал привести гипарха.
     - Ты рассказал мне  сказку, - крикнул Александр, - вероломную сказку ты
сочинил мне! Ты осмелился шутить горем войска, горем царя!
     - Я сказал правду, царь! Неарх там, на берегу!
     Но царь уже не слушал его:
     - Заковать в цепи этого лжеца!
     Гипарха увели. Александр,  бледнея, повалился на  ложе. Силы уходили из
его тела.
     И  снова ночные видения - корабли, налетающие на  скалы,  стоны и крики
тонущих... Бескрайние, темные просторы Великого моря,  и среди них одинокие,
затерявшиеся  триеры, которым  никогда  не  вернуться...  И  снова  зловещая
пустыня, пески, пески... И тела умерших людей на песках...

        НЕАРХ

     А Неарх тем временем уже  шел к Александру. Его воины достраивали  свой
лагерь, чинили  корабли.  Здесь они  были  уже в безопасности, и  Неарх  мог
покинуть их на время.
     Он шел вместе со своим другом Архием. И  еще пять  человек сопровождали
их.
     На дороге им встретились царские гонцы. Неарх остановил их:
     - Скажите, где стоит царский лагерь?
     Гонцы еле взглянули на них. Но показали путь и поехали дальше.
     - Неарх, - сказал Архий, осененный догадкой,  - уж не нас  ли они ищут?
Давай скажем, кто мы такие, и спросим, куда они едут?
     Неарх остановил гонцов:
     - Эй, друзья, вы ищете кого-нибудь?
     - Мы ищем Неарха и войска которое прибыло на кораблях.
     Неарх засмеялся:
     - Ну, так я и есть тот, кого вы ищете. Ведите нас к царю.
     Гонцы  соскочили  с  колесниц,  окружили  моряков.  Перед  ними  стояли
странные  люди  -  длинные,  косматые  волосы,   косматые  бороды,  бледные,
пожелтевшие лица, ввалившиеся глаза. Одежда в лохмотьях.
     - Я - Неарх, друзья!
     Да, это был Неарх. Люди, вернувшиеся из преисподней!
     Гонцы закричали  от радости,  посадили их  в  свои колесницы  и погнали
коней обратно,  к царю.  Подъезжая к лагерю,  несколько гонцов в  нетерпении
соскочили с колесниц и побежали к царскому дворцу.
     - Царь, вот едут Неарх и Архий! И еще пятеро с ними!
     -  Неарх! Неарх... - Александр  побелел,  как его хитон.  - А  войско?!
Значит, эти несколько  человек  - все, что  осталось от моего  флота... Флот
погиб!
     Он нетерпеливо ждал Неарха.
     - Неарх пришел, царь!
     В зале появился незнакомый, заросший, оборванный, смертельно исхудавший
человек. Александр смотрел на него в недоумении. Человек улыбнулся, блеснули
его крупные белые зубы.
     - Неарх! Это ты, Неарх!
     - Это я, царь! И вот Архий со мною!
     Александр поглядел на  них. И  вдруг слезы  хлынули  у него.  Он теперь
часто  и легко плакал.  Изнурительный  индийский поход,  страшные  испытания
Гедросии, тревога за Неарха и свой флот,  тревога из-за  грозных  неурядиц в
его государстве - все это безнадежно подорвало могучие нервы Александра.
     - О Неарх! Я вижу тебя и Архия живыми. И мне уж не так тяжело перенести
нашу потерю... Расскажи, как погиб мой флот и мое войско?
     - Царь, твой флот и твое войско не погибли. Корабли стоят на реке. А мы
пришли, чтобы сказать тебе об этом!
     Вскоре  Неарх,  отдохнувший,  отмывшийся,  одетый   в  богатые  одежды,
выступал  перед  всем  войском.   Огромная   масса   людей,  расположившаяся
полукругом, слушала  Неарха,  затаив  дыхание.  На него  смотрели  с  жадным
любопытством  и  удивлением: ведь  он  побывал  в таинственном и неизвестном
Великом море,  он прошел  с кораблями по  неведомым путям... Что видели  там
моряки? Что испытали?
     Царь и его свита сидели тут же, рядом с Неархом.
     Неарх повел рассказ с того дня, как они вышли их устья Инда:
     - Не сразу могли мы выйти в Океан. Пассаты, супротивные ветры, дуют все
лето  с моря на  сушу,  гонят  воду вверх по реке, не дают  плыть.  Пришлось
ждать, когда переменится ветер. Дождались, пошли. А  в устье  Инда оказались
рифы. Волны бьют, кипят, ни один корабль не выстоит. Ничего. Прорыли  канал,
целых пять стадий, по каналу вышли в море. И пошли вдоль берега...
     Неарх развернул перед царем карту, начерченную во время плавания.
     - Вот этот берег, - Неарх водил пальцем по чертежу, - вот  тут, справа,
высокая гора Эйрон. А  слева остров, низкая  песчаная земля. В конце острова
хорошая  гавань,  -  вот она.  Я назвал  ее  твоим  именем, царь,  -  гавань
Александра.
     - Правильно, Неарх!
     -  Около  этих берегов нас  одолел голод. Не стало  сил  вести корабли.
Вышли на сушу, стояли двадцать четыре дня, отдыхали.  Ловили рыбу. Доставали
раковины,  огромные раковины.  А воду  пришлось пить  соленую.  Потом  пошли
дальше.  Вот тут, в этом месте,  плыли  между скал.  Так  тесно, что весла с
обеих  сторон ударялись  о  скалы. И, наконец, пришли к реке. Она называется
Арабий. Обрадовались - река, вода!
     Но хоть и река эта Арабий, а вода в ней оказалась соленая,  как в море.
Что  делать?  Вышли на берег, раскопали  песок, там вода пресная. Так  вот и
добывали воду -  останавливались, раскапывали песок, пили. Особенно  тяжелое
дело - это прилив и отлив. То тебя несет на скалы, на отмели. То тебя  тащит
куда-то в море. И так  нас здесь измотало, так мы настрадались,  что я решил
дать воинам передышку. Корабли оставили на якорях, а сами  вышли на берег. И
что  же?  Как раз в  это  время  Леоннат  привез нам хлеб. Леоннат,  - Неарх
обернулся к Леоннату, который сидел за  спиной царя,  -  ты спас нас  в  это
тяжелое  время, клянусь  Зевсом! Пусть боги  будут милостивы к тебе во  всех
твоих начинаниях.
     - Я сделал это по приказу царя, Неарх! - отозвался Леоннат.
     Неарх обернулся к царю:
     -  Ты  все  предусмотрел, царь!  Мы тогда десять  дней  грузили хлеб на
корабли. Это  было в Пагалах,  вот здесь.  Тут  я спихнул Леоннату со  своих
кораблей всех слабых, всех ленивых. А себе взял у него настоящих людей.
     - Да, так и было, - отозвался Леоннат.
     Неарх рассказывал долго. И о том, как велик Океан, как  суровы, жарки и
пустынны его берега. И о том, как попали мореплаватели к ихтиофагам, которые
едят только рыбу и дома себе строят из рыбьих и китовых костей...
     - А киты вам встречались? - спросил Александр. - Видели вы их?
     - О! Еще бы! - крикнул Архий.
     -  Видели,  царь, - продолжал Неарх.  - Чудо из  чудес!  Задали они нам
страху. Мы тронулись из Кинза - вот отсюда,  - палец Неарха нашел  точку  на
карте, -  море тихое. Рассвет.  Гладкая вода.  И  вдруг бьет  струя. Да  так
высоко! Как  сейчас  вижу -  заря, море темное, а струя блестит над ним, как
серебро. Воины мои  да и  я сам испугались.  Потому что  непонятное  что-то!
Спрашиваем у индов-переводчиков: что за чудо? А это, говорят, киты. Это они,
говорят,  плывут  и  воду  кверху выдувают.  Глядим,  уже не  одна  струя  -
несколько. У моих гребцов и весла из рук выпали. Конец!  От таких чудовищ не
уйти. Кончилось наше плавание!
     Тогда  я  говорю:  "Что вы, говорю, воины вы  или кто?  Кому и когда мы
сдавались? Ну-ка, становите корабли в ряд, поверните их носами к этим китам.
Давай в наступление!" И пошли на них всем фронтом. Да как закричали что есть
силы, да как хлопнули все сразу веслами  по воде! Да  как затрубили в трубы!
Глядим -  они  под воду! А потом снова всплыли, но уже за  кормой. Так мы от
них и спаслись.
     - Неарх спас флот и в этом случае, и во многих других, - сказал Архий.
     - А вот было еще...
     Историям  Неарха не предвиделось конца.  Были тут  рассказы о том,  как
взяли приступом городок на берегу ихтиофагов  - ради хлеба. И о таинственном
острове, где, говорят, пропадают люди, хотя Неарх высаживался на нем и вот -
не  пропал.  И  о другом острове,  где  будто бы  живет  одна  из  нереид  и
превращает людей в рыб, а потом кидает их в море.  Но Неарх считает, что все
это пустая болтовня...
     - Расскажи подробней о том высоком  береге, который мысом уходит далеко
в море, - попросил Александр, - я вижу, у тебя на карте тут залив. Но что по
ту сторону мыса?
     -  Хорошо,  царь, расскажу, что удалось узнать. Мы  стояли  в  море  на
якорях. И смотрели на этот мыс.  Вдруг  твой главный кормчий Онесикрит - вот
он, - Неарх кивнул в сторону Онесикрита, - приказывает: плыть прямо  на этот
мыс. "Нечего нам терпеть всякие беды и опасности возле берегов - то приливы,
то  отливы, то подводные скалы!" Ну, я сказал ему: "Ты, Онесикрит, глуп!  Ты
глуп,  Онесикрит, - повторил Неарх, услышав протестующий возглас Онесикрита,
- ты глуп, говорю я, если  не знаешь, с какой целью отправил царь этот флот.
Он  послал нас не  потому,  что  не  мог сухим путем в  целости  вывести все
войско, но потому, что хотел точно разузнать все  берега вдоль  пути  флота,
все  стоянки,  острова,  заливы, узнать,  какие там есть приморские  города,
какая  земля плодородна,  какая пустынна.  Неужели мы должны  уничтожить все
наше дело,  когда уже подошли к концу своих трудов? А если  этот мыс  уходит
так далеко к югу, что мы снова попадем в пустыню, без воды, без хлеба?" [<i>Это
был острый выступ Аравии, где македоняне действительно попали бы в пустыню.</i>]
     - И еще раз Неарх спас  флот, - как припев повторил Архий, -  оттуда мы
не вернулись бы.

        СВАДЬБЫ

     Снова   Персия,  знакомые,  когда-то  пройденные  дороги,   подвластная
македонскому царю страна.
     И  тут, в Персии,  сразу начались для Александра  крупные неприятности,
Произвол  сатрапов,  уверенных,  что  Александр погиб  в Гедросии. Заговоры.
Новоявленный царь мидийцев, уже надевший  на себя высокую кифару  персидских
царей...  Александр решил  взять  государство  в  железные  руки.  Люди,  не
оправдавшие его Доверия,  должны умереть. И он  казнил каждого,  кто не смог
оправдаться на следствии.
     - Пусть знают все, что преступники будут наказаны. И наказаны жестоко!
     Но казни и заговоры - не битва с врагом на поле сражений. Это оставляет
ядовитый след в памяти, омрачает душу, ожесточает сердце. И теперь уже редко
видели царя веселым, он тяжело и угрюмо смотрел на людей.
     Пасаргады, древний персидский город... Снова  ехал Александр на коне во
главе конницы  этеров по знакомым улицам - по слепым, окнами внутрь  дворов,
улицам восточного города.
     Едва отдохнув, он отправился навестить гробницу Кира. Вот и луговина, и
белые дорожки, ведущие к темному саду, где стоит этот небольшой зиккурат...
     Смущенно, не глядя в лицо Александру, встретили его маги.
     Чувствуя  недоброе, Александр соскочил с  коня и  поспешил  к гробнице.
Гробница была разграблена. У Александра от гнева и  возмущения стало темно в
глазах - осквернили гробницу Кира, которого он так почитал!
     - Аристобул! Ты когда-то украшал последнее жилище  этого великого царя.
Попытайся еще раз войти к нему и посмотри, что там.
     Аристобул тогда  был  на несколько  лет моложе.  Но и  сейчас он  сумел
подняться к куполу.  Купол  оказался разбитым. Крышка гроба снята, тело Кира
сброшено. Все драгоценности, украшавшие  гроб, золотой стол, золотая посуда,
славное оружие царя -  все  вытащили из гробницы. Пытались унести и  золотой
гроб: рубили  его,  сплющивали,  чтобы протащить в  узкое  отверстие, но  не
смогли и оставили его исковерканным...
     По  приказанию Александра Аристобул  исправил  гроб, уложил  тело Кира,
закрыл крышкой. Снова поставил покойному царю золотой стол и золотую посуду.
Снова положил ему роскошные, шитые  золотом одежды, ожерелья, золотые цепи с
драгоценными камнями,  украсил  гробницу  яркими  лентами... Дверцу  сделали
незаметной,  заложили ее камнем, замазали глиной. И  в глину  вдавили печать
царя Александра.
     Магов  Александр  приказал  пытать  - пусть назовут преступников.  Маги
терпели пытку, но сказать  ничего  не могли. Они  не  знали,  кто  разграбил
гробницу.
     - Спросим у Орксина, - мрачно сказал Александр, - как могло случиться в
его сатрапии это злодеяние?
     Войско Александра тронулось к Персеполю. Сатрап  Персии Орксин встретил
царя  дарами и приветствиями.  Лукавый  перс  не  скупился на пышные похвалы
победам Александра.
     Но следствие подтвердило обвинения. Орксина повесили.
     Мрачные мысли одолевали Александра. Как скоро все эти  люди, которым он
доверил власть, похоронили его.
     Кого оставить в Персии вместо Орксина?
     Телохранителя  Певкеста.  Человека, который доказал  в войне с маллами,
что готов  умереть за  своего царя. Певкест  один из первых надел персидскую
одежду. Он выучил персидский  язык, чтобы не зависеть от переводчиков и быть
наиболее полезным царю в управлении персидскими областями.
     -  Ты возлагаешь на меня тяжелую ношу, царь, - сказал Певкест, -  но  я
приму ее, если ты этого хочешь.
     Стоял февраль.
     Войско   Александра  продвигалось  к  Сузам.  Шли  медленно.  Отдыхали,
раскинув лагерь среди садов и полей,  на  берегах рек. Кони паслись в лугах,
нагуливая силу.
     Но царю отдыха не было. Доклады, отчеты по содержанию войска, письма из
дальних сатрапий,  письма из Индии - неурядицы, вспышки восстаний... Письма,
требующие немедленного вмешательства царя.
     И письма  из Македонии, от  которых можно сойти с ума. Царица Олимпиада
бушует ненавистью к  Антипатру,  который  не подчиняется ей. Антипатр теряет
терпение от этой вражды и просит оградить его от несправедливости царицы.
     Что делать ему с Македонией, с его родным домом в Пелле? Он никогда  не
позволит ни себе, ни другим обидеть мать. Может быть, отозвать Антипатра?
     В  Сузах  к  Александру  собрались  все  его  войска. Пришел со  своими
отрядами  Гефестион.  Привел  свой  флот Неарх.  А  вскоре по улицам  города
прошагало  в  полном  боевом снаряжении  еще одно  большое войско, при  виде
которого  старые  македонские  воины изумились и вознегодовали.  Шла  четким
шагом,  вооруженная  македонским  оружием,  построенная  македонским строем,
фаланга  персидских  юношей. Те самые тридцать  тысяч  юных  персов, которых
Александр велел обучить македонскому военному искусству. Их привел Певкест -
персидский сатрап Александра.
     По  лагерю  зашумели   враждебные  выкрики.  Кое-где  ударили  в  щиты.
Засверкали мечи,  выхваченные из ножен... Но фаланга шла, не  нарушая строя,
сумрачные  черные глаза, глядящие  из-под  шлемов, грозили...  И  македоняне
опустили оружие.
     К  еще  большей своей  обиде,  македоняне  увидели,  как  радостно, как
ласково принял царь это персидское войско - как родных сыновей!
     Македоняне, понурив голову, разбрелись по своим палаткам. Конечно, царь
любит персов. Он набирает  себе персидское войско. А они, македонские воины,
прошедшие с ним все войны, царю больше не нужны!
     - Чего нам ждать, если царь даже в жены себе взял азиатку!
     Александру было  известно, о  чем говорят в  войске.  Но  разговоры эти
скоро прекратятся. Он знает, что ему делать.
     Александр  устроил  большой пир  для своих этеров  и  военачальников. И
после первой чаши вина,  когда гости  повеселели,  но еще  были трезвы, царь
сказал:
     - Я женился на азиатке,  друзья. Думаю, что будет хорошо, если и вы все
женитесь на азиатках!
     Друзья онемели. Чаши звякнули о столы.
     -  Невест много, - продолжал  Александр, - дочери  царя  Дария,  дочери
знатных персов. Для каждого найдется хорошая невеста.
     Гефестион, всегда владеющий  собой,  смотрел на Александра с молчаливым
упреком.
     - И ты женишься, Гефестион, друг мой. Одна  из дочерей царя Дария будет
твоей женой. Разве ты откажешься от царской дочери?
     Гефестион молча опустил глаза.
     - Царь, - сказал, смеясь, Неарх, - а ты что же, будешь у нас сватом?
     -  Не только  сватом, - ответил  Александр,  - я и  сам еще раз женюсь.
Женюсь  на   персидской  царевне.  У  нас  будут  персидские  дети,  мы  все
породнимся. Вот тогда и не будет больше разговоров, кто эллин, а кто варвар.
Или для вас не велика честь породниться со своим царем?
     - О Александр! -  упавшим голосом  сказал Гефестион. - Каким испытаниям
ты нас подвергаешь!
     - Друг мой, Гефестион! - ответил Александр. -  Я и себя подвергаю  тому
же. Но ведь ты знаешь,  чего я хочу. Когда мы породнимся с азиатами и тысячи
македонян породнятся  с  ними, разлад между эллинами  и варварами сам  собою
исчезнет. И это укрепит мою власть.
     Гефестион молчал. Длинные  черные  кудри,  упавшие на лоб, скрывали его
глаза. Он понимал,  что Александр надеялся этим  смешением народов  скрепить
свое разноплеменное государство. Но жениться на персиянке...
     - Ты  думаешь, что я очень счастлив назвать женой  Статиру? - продолжал
Александр. - Ошибаешься. Лишь одна женщина есть в моей жизни - Роксана.
     -  Я понимаю, Александр. - Гефестион улыбнулся Александру. - То, что ты
решил, - правильно. Может быть, только выполнить очень трудно...
     Гефестион,  сын  Аминтора,  был  чистокровным   эллином,  и  преодолеть
присущего эллинам отвращения к варварам он  не  мог. Он мог  только скрывать
его.
     Такого  роскошного  празднества  еще не  видели персидские города. Пять
дней  шумело  свадебное  веселье.  Женился  царь. Женились  его  этеры,  его
военачальники. Женились на  азиатских женщинах воины-македоняне. Когда стали
считать,  то оказалось, что  свадеб  было  больше  десяти  тысяч. Царь  всем
невестам дал богатое приданое, он щедрой рукой одаривал всех новобрачных.
     Кто думал о счастье? Кто ждал счастья?
     Многих прельстило приданое невесты.  Многие хотели угодить царю. Женщин
о согласии не спрашивали. Они  должны были забыть  о своих отцах  и братьях,
погибших  в битвах с македонянами, которые стали их мужьями. Но могли ли они
забыть?
     Александр  все  понимал.  Злое,  с  прямыми  чертами  лицо  Статиры  не
привлекало его.  Но он  веселился, пил  вино, громко приветствовал  певцов и
флейтисток. И потихоньку, с затуманенной, захмелевшей головой, шептал себе в
чашу:
     - Светлая моя". Светлая моя...
     Роксаны не было в Сузах. В тот же день, как узнала о том, что готовятся
свадьбы, не простясь с Александром, она уехала в Вавилон.
     Александр сделал то, что хотел. Но он чувствовал,  что  эти  свадьбы по
его приказанию не принесли радости никому. Многие, получив приданое от царя,
тут же  покинули  своих жен. Многие женщины, безропотно покорившиеся приказу
царя, бежали и прятались от своих мужей, которые были им ненавистны...
     Объединения не получалось. Какое-то тяжелое  уныние, как похмелье после
большого пира, угнетало лагерь.
     Что сделать, чтобы в войске поднялось настроение? Дать денег? Александр
знал, что многие воины его завязли в долгах, и он решил уплатить их долги из
своей царской сокровищницы.
     По всему  лагерю были поставлены огромные  столы. На них  лежали  груды
золота и серебра. Глашатаи ходили по войску:
     -  Воины  македонские,  если у  кого  есть  долги,  царь  заплатит  их.
Приходите и записывайте свои имена.
     Лагерь гудел. Это неслыханно! Царь хочет уплатить их долги!
     Но записываться не  спешили. Царь хитроумен. Может быть, он вовсе и  не
собирается платить  их  долги, а  просто  хочет выяснить, кто из  них  живет
безалаберно и тратит больше,  чем  имеет... А  таких  среди  войска  немало.
Получили  жалованье  и тут  же  пропили  или проиграли...  Да  ведь  и кроме
жалованья,  было достаточно всякой  добычи. Что скрывать? Грабили и города и
деревни. И все-таки в руках ничего не осталось, кроме долгов.  Что-то скажет
им царь, когда это все всплывет наружу?
     Лишь немногие внесли в списки сбои  имена.  У них были большие семьи, и
жалованья не хватало.
     Царь с  удивлением смотрел, что  к  столам  никто не подходит. А  когда
понял, в чем дело, рассмеялся. И рассердился.
     - Царь  говорит  только правду  своим  подданным,  -  сказал  он,  -  и
подданные должны верить своему царю!
     И уже не велел записывать имен должников - пусть берут так.
     Началось веселое оживление. Сначала  смущенно, потом уже уверенно воины
предъявляли долговые  обязательства.  Рабы, взятые на  войне,  едва успевали
таскать мешки с деньгами к столам. В этот день по войску разошлось двадцать,
тысяч талантов.
     Александр одарил и военачальников, учитывая  сан и учитывая  доблесть в
сражениях.
     А лучших друзей своих за их подвиги увенчал золотыми венками  -  высшей
наградой  Эллады.  Первым  получил  венок  Певкест, прикрывший царя щитом  у
маллов. Потом  Леоннат,  который тоже,  вместе с Певкестом, защитил у маллов
царя  и  блистательно  победил  оритов  в Индии.  Затем  был увенчан  Неарх,
проложивший  морской  путь  по  Великому  морю.  Получил  золотой   венок  и
Онесикрит,  кормчий  царского  корабля.  Гефестиону,  много  построившему  и
мостов, и верфей, и городов, Александр сам надел золотой венок.
     Казалось,  конца  не  будет  празднествам  и  веселью.  Но  так  только
казалось. Александр уже обдумывал  дальнейший поход и  дальнейшие завоевания
еще не завоеванных земель.

        РАЗЛАД

     Войско у Александра уже не  то, что было. Много у него людей и больных,
и старых, и отягченных  ранами,  уже не пригодных ни к  битвам, ни к тяжелым
переходам. Он давно думал о том, что надо отправить  стариков  на родину. Он
думал об этом, когда видел, как идут перегруженные  семьями и всяким скарбом
обозы,  замедляя ход армии. Он думал  об этом, когда видел, как, превозмогая
слабость   и   усталость,   шагают  старые  македоняне...  Армию  надо  было
формировать заново.
     И  когда эти мысли приняли отчетливую форму твердого решения, Александр
созвал войско.
     К вечеру  войско стояло перед царем. Оно  стояло пестрое, многоликое на
пылающей  зноем  желтой  земле.  В  безжизненном  небе  висело  потускневшее
малиновое солнце.
     Александр поднялся на возвышение.
     "Как сейчас обрадуются старики! - думал он. - Как возблагодарят и царя,
и богов!.."
     Войско  затихло.  Безмолвие  сузийского  плоскогорья  словно  поглотило
людей.
     - Слушайте мое решение, о воины!
     Войско слушало.
     - Я решил  отпустить  домой всех,  кто  больше  не  пригоден к  военной
службе.  По старости. Или  по увечьям... Я отправлю вас на родину и  каждого
награжу так, что дома земляки ваши будут завидовать вам!
     Царь  ждал  взрыва  ликующих голосов.  Но  войско  молчало. Александр с
изумлением  понял,  что воины не обрадовались, а глубоко обиделись на своего
царя.  Сначала  где-то  вдали, в  глубине  отрядов,  началось ворчание.  Оно
становилось громче, приближалось к передним рядам. Уже можно было расслышать
слова.
     -  Конечно, мы царю больше  не  нужны.  Много ли мы  отдали ему?  Всего
только свою молодость  и здоровье! А теперь, когда мы потеряли свои силы,  -
так уходи, ты не нужен!
     - Разве не видите, какая  одежда на  нем? Персидская  на  нем одежда! И
персидское войско ему по душе. На что мы ему?
     -  Уже  и  друзья  его  надели персидские  столы.  А  мы все еще помним
Македонию и отцовские обычаи.
     -  Какие  там друзья в персидских платьях? А в чем им  быть,  если  они
персы?
     - Что ж?  Пойдем  пасти коз в Македонию, а мечами колоть дрова.  Пускай
персы пользуются славой наших побед!
     - Как  видно, не  мы, а персы ходили с ним в поход и завоевали для него
царство!
     И уже крики поднялись со всех сторон:
     - Раз  мы тебе не нужны - увольняй  всех! Мы уйдем. Воюй один, если  ты
сын Зевса. Так вот пусть твой отец Зевс и берет для тебя города!
     Александр, уже привыкший к персидской лести и  земным поклонам, онемел,
слыша, как македоняне поносят его - его, своего царя! В ярости он соскочил с
возвышения  и  бросился в гущу войска. Он заметил тех, кто  особенно  громко
кричал  и  грубил, и своей  рукой вытолкнул их  из  рядов одного за  другим.
Задыхаясь от негодования, он крикнул страже:
     - Взять их! И казнить! Немедленно!
     Стража   тотчас   арестовала   растерявшихся   людей.  Войско  замерло.
Тринадцать человек, не промолвив  ни  слова, ушли со стражей, повинуясь воле
царя, над которым только что глумились.
     Александр, разгневанный и расстроенный, снова поднялся на возвышение.
     Его речь обрушилась на воинов, как индийский ливень:
     - Не  за тем, чтобы удержать вас,  македоняне,  будет сказано  мной это
слово - вы можете уходить куда хотите, - но чтобы вы поняли, кем  вы стали и
с кем расстаетесь. Когда отец мой Филипп пришел на  царство, вы были нищими.
Одетые в  кожухи,  пасли  вы  в горах по  нескольку  штук  овец  и  с трудом
отстаивали их от иллирийцев, трибаллов и  соседей фракийцев. Он надел на вас
вместо кожухов  хламиды,  свел  вас  с гор  на равнины,  сделал вас грозными
противниками для окрестных варваров, научил  вас охранять себя, полагаясь не
на природные твердыни, а на собственную доблесть...
     Александр  перечислял  все,  что  сделал для Македонии  Филипп, и воины
молча кивали головами. Да, это так и было.
     Напомнил,  с  чем вышли  они  в  Азию.  У  Филиппа было долгов  пятьсот
талантов.  Да еще  сам Александр взял в долг восемьсот талантов, когда повел
их из страны, которая не могла накормить свой народ досыта.
     Напомнил,  что сделал для них он, Александр. Он распахнул  дорогу через
Геллеспонт,  хотя персы  были тогда  господами на море.  Завоевал  побережье
Срединного моря. Богатства лидийцев,  сокровища персов и  индов отдал им. Он
отдал  им  Великое  море.  Они уже  нынче сатрапы,  они  -  стратеги, они  -
таксиархи...
     - А  теперь  я  собрался отослать  тех  из вас, кто не годен к  военной
службе, и отослать так, чтобы дома им завидовали. Но вы хотите уйти все. Что
ж, ступайте  все. И, придя домой,  объявите,  что Александра,  своего  царя,
который победил персов, мидян, бактрийцев и саков, завоевал Парфию, Хорезм и
Гирканию, переправился через Инд, через который никто не смог переправиться,
кроме  Диониса; переправился через Гидасп, Акесин и Гидраот; переправился бы
и через Гифасис, если бы не остановились; проплыл  по  Великому морю, прошел
через пустыню гедросов,  где раньше никто не проходил с войском,  в то время
как флот шел от земли Индов в Персидское море, - и такого царя вы оставили в
Сузах и ушли,  бросив  его под  охраной побежденных варваров. Такое известие
принесет вам, пожалуй, славу и милость богов. Ступайте!
     Ни  на кого не глядя, Александр  покинул  возвышение и  ушел во дворец.
Свита, телохранители ушли вслед за ним. Войско стояло в молчании.
     Это  было горькое молчание. И  горькие слова  могли бы сказать  воины в
ответ Александру:
     "Да,  ты провел  нас победителями через  всю землю.  А скольким из  нас
зажигали погребальные костры на тех дорогах, по которым мы шли? А сколько из
нас остались изувеченными ради нашей и твоей славы? А как, в какой  тоске по
родине  будут доживать те из  нас,  которые остались  в твоих  Александриях,
среди  чужой земли и  чужого народа? И мы,  завоевавшие вместе с  тобой весь
мир, -  разве стали мы счастливее, потеряв и молодость, и здоровье? И как же
не видишь ты, отсылая старых воинов домой, как это им тяжело и обидно? У них
больше нет сил  носить  сариссу  и  скакать на  коне, - так  пусть идут  эти
победители  всех  стран  к  себе в Македонию пасти  коз,  они тебе больше не
нужны!"  Воины  в   растерянности  разбрелись  по  лагерю.  Солнце  погасло,
наступила  душная  тьма.  Задумчиво, еле  переговариваясь, сидели у костров.
Некоторые шли к военачальникам.
     - Как же нам быть? Уходить в Македонию?
     Военачальники отвечали сдержанно:
     - Царь вам разрешил.
     - Так что же? Уходить?
     - Можете уходить.
     Много обидных слов царю было сказано и  вслух,  и втихомолку.  Но время
шло,  и  уже  начались  другие  разговоры.  Они  -  воины  и  привыкли  жить
по-военному, в походах, в военных лагерях... А теперь надо уходить домой. Но
как же так -  взять да и  уйти?  Столько лет они  были с Александром вместе,
столько горя вынесли вместе, столько  славных побед отпраздновали! Как же им
оставить его?
     Нет. Пусть будет так, как  велит Александр. Пусть  идут  старики - ведь
они пойдут и с наградами, и со славой.
     А зачем уходить всем? Разве Александр отсылает всех?
     Наступило утро.  Началась  обычная лагерная жизнь.  Воины ждали  выхода
царя.
     Царь не вышел. Он закрылся в своих покоях. Даже телохранители  не могли
войти к нему.
     Александр всю  ночь пролежал  без сна. Все существо  его было потрясено
тяжкой обидой, гневом, негодованием.
     На рассвете наступило забытье.  Он слышал голос  Гефестиона и  не знал,
снится ему это или Гефестион сидит возле него.
     Вошел юный слуга - ему показалось, что царь зовет его.
     Александр открыл глаза. Он был один. Все вокруг было в каком-то тумане.
     Мелькнула страшная мысль:
     "Неужели опять слепну?! Как тогда, у скифов... После удара камнем..."
     Он велел принести вина. Юноша принес вино.
     - Царь, пришел Гефестион.
     Царь молча  махнул рукой, приказав  выйти. Его  никто  не должен видеть
сейчас таким беспомощным...
     Он пил  чашу  за чашей,  не  подливая  воды. Вино  давало отдых мыслям,
давало забвение. Он не  хотел ни о чем  помнить, не хотел ничего знать.  Нет
его. Он умер.
     Шатаясь, он вернулся на ложе. Тишина. Мгла...
     Опять кто-то говорит с ним. Голос далекий, еле слышный:
     "Искандер, думаешь ли ты обо мне когда-нибудь?.. Ах, Искандер..."
     "Роксана, моя светлая!.."
     "Нет, Искандер, я уже не светлая. Одиночество иссушило мне сердце. Ведь
ты не любишь меня, Искандер, ты взял себе другую жену".
     "Жена моя только ты, Роксана!"
     "Да,  только я. Но  ты  оставил  меня так надолго. И на все дела у тебя
хватает времени - только нет времени для меня. И самая длинная у тебя дорога
- это дорога ко мне.  Я живу среди вавилонской роскоши, а мне душно здесь, и
тоска  сводит  меня с  ума.  Этот  дворец  страшен...  Здесь стоят  каменные
чудовища - крылатые быки. Внизу чужой город, чужой народ...
     Я хочу в  горы, Искандер, там  вольный воздух, там ласковое солнце, там
растут крокусы... Белые крокусы... Я умру здесь, Искандер!.."
     "Я скоро буду у тебя, Роксана. Скоро!"
     "Я ее убью, Искандер... Потому что я уже не светлая. Я ее ненавижу. И я
ее убью!.."
     Александр  открыл глаза. Отсвет малиновой  зари лежал  на  полу,  среди
колонн. Вечер? Утро?
     Александр  встал. Болела голова, ныла рана в груди, из которой вырезали
зазубренную стрелу. Александр и на второй день не вышел к войску.
     Вечером к нему собрались этеры.
     - Царь, - сказал Леоннат, - прости их. Они в смятении. И не знают,  что
делать.
     - Как не знают? Знают. Они сказали, что все уйдут домой. Пусть идут.
     Вступился и Гефестион.
     - Царь, забудь эту размолвку!
     - Размолвку? Нет. Это не размолвка. Пусть идут.
     - Что же ты будешь делать без войска?
     - У меня мое персидское войско.
     На  третий  день  македоняне  увидели,  что  во дворец едут  персидские
военачальники.  Нисейские  [<i>Кони  из  Нисейской долины,  где росли  обильные
кормовые травы.</i>] кони играли под ними. Одежды светились золотом. Персы ехали
надменно, с неподвижными лицами. Они глядели на македонян и не видели их.
     Войско насторожилось. Что это? Почему персы собираются к царю?
     Вскоре военачальники объявили воинам решение царя.
     Начальство над войском вручается  персам. Варварское войско делится  на
лохи, как войско македонян. Будет персидская агема. Отряд "серебряных щитов"
будет персидским. Будет  персидская  фаланга. И  конница  этеров  тоже будет
персидской.
     Среди македонян сразу  поднялся неудержимый  шум.  Отдать персам своего
царя-полководца и  все  свои завоевания, добытые с такими мучениями, с такой
кровью? Этого  македоняне вынести не могли. Воины со всего лагеря ринулись к
царскому  дворцу. Оружие  со  звоном падало  к  царскому порогу,  громоздясь
грудой в знак того, что македоняне пришли как умоляющие. Они кричали,  чтобы
их впустили к царю.
     Александр сидел над списками войск. Он не шутил.
     Персидские  военачальники  отдавали земной  поклон  и, получив  поцелуй
царя, торжественно  садились вокруг него. Александр  распределял  между ними
начальство над различными частями войск.
     Гул и шум за стенами дворца становились громче, настойчивей.
     "Собрались уходить, - думал Александр, -  пусть идут!.. Пусть идут! - а
сердце сжималось от горя. Он и сам не  знал, как он вынесет, если македоняне
и в самом деле уйдут. Но - пусть идут!"
     Вошел начальник дворцовой стражи:
     - Царь, они никуда не хотят уходить. Они плачут!
     Александр  поднял  голову,  лицо  его вспыхнуло.  Растолкав  персидских
вельмож,  царь почти бегом бросился  к  войску.  Он  остановился на  верхней
ступени  белой лестницы, над  грудой  македонского  оружия, брошенного к его
порогу.
     Воины, увидев его, снова закричали, прося прощения. Многие плакали.
     - Что вы хотите, македоняне? - спросил Александр. - О чем вы просите?
     Вышел вперед один из военачальников конницы этеров Каллин:
     -  Царь, македонян огорчает то, что ты  уже породнился с персами. Персы
зовутся родственниками  Александра и целуют  тебя.  Из македонян же никто не
удостоился этой чести!
     - Всех  вас я считаю своими родственниками!  - закричал  Александр. - И
отныне так и буду вас называть!
     И  македоняне, помирившись  со  своим  царем, снова взяли свое  оружие,
брошенное у ступеней дворца, запели пеан [<i>Пеан - военная песня.</i>] и разошлись
по своим палаткам.
     Стало  так, как сказал царь.  Старые, увечные,  больные,  усталые - все
ушли в Македонию. Царь щедро наградил их за службу и сверх жалованья каждому
выдал по таланту.
     Но детей их, рожденных в лагере, оставил у себя.  Это сначала ошеломило
воинов.  Жены-азиатки, взятые  во  время похода, оказались любимыми, а дети,
родившиеся здесь, - дорогими. Отцов уводили из семей...
     Александр сам пришел в лагерь:
     - Оставьте  здесь свои семьи,  македоняне. Пусть не приходит  вместе  с
ними в Македонию раздор. Как они помирятся с теми  семьями, которые ждут вас
дома?  Я  сам позабочусь  здесь  о воспитании ваших  детей.  Я  воспитаю  их
по-македонски, я сделаю из них воинов македонян. А когда они вырастут, я сам
приведу их в Македонию и передам в ваши отцовские руки!
     На  это  нечего  было  возразить. Надежда  на  встречу  облегчила  горе
разлуки.
     "Что  еще сделать для них?  - думал Александр, видя,  как  строятся для
похода его старые воины. - Чем еще утешить их?"
     -  Кратер,  друг  мой,  ты пойдешь с ними и  проводишь их,  - сказал он
своему верному полководцу.  - Они увидят, что  я отдаю их под твою охрану, и
оценят это. Они ведь знают, что я дорожу тобой пуще глаза!
     Кратер, как всегда, без возражений принял приказ. Он стоял перед царем,
сдержанный,  невозмутимый.  Александр  давно  уже заметил, как  поседела его
борода, как осунулось его лицо, как он постарел... В суете дел, пиров, забот
и замыслов Александр не видел,  не замечал самых близких  людей.  Они здесь,
рядом,  -  и  это  хорошо.  Но  вдруг  наступал час,  когда словно  каким-то
беспощадным  лучом  освещалось  лицо друга,  и он с  удивлением  видел,  что
человек уже не тот, что он многое потерял - силу, молодость. Александр обнял
Кратера.
     - Но я отпускаю тебя не только вождем уходящих войск, - сказал он, - ты
доведешь их домой и возьмешь на себя управление Македонией...
     - А Антипатр? - прервал Кратер в изумлении.
     -  Ты  возьмешь  на  себя  управление  Македонией,  -  твердо продолжал
Александр. - Фракией  и Фессалией. Антипатру  я уже послал приказ явиться ко
мне и  привести молодое войско.  Но не  раньше, чем ты придешь в Македонию и
примешь правление из его рук.
     Македоняне, молча вздыхая, провожали своих  стариков. Их уходило  почти
десять тысяч. С ними уходил их любимый полководец Кратер...
     Старики  шли  со своей  македонской выправкой, стройно держа ряды,  все
дальше, все дальше уходили они по желтой равнине.
     В обозе стоял плач их азиатских жен и крик их азиатских детей.

        МЕСТЬ ДИОНИСА

     Вот и  снова Экбатаны, прохлада гор  и лесов, старый  дворец  мидийских
царей с разноцветными зубчатыми стенами.
     Царь  принес жертвы -  они были благоприятны.  В  угоду богам  в городе
прошумели эллинские игры и состязания.
     И  на вечернем  пиру,  в  кругу  близких  друзей, Александр  под тем же
внезапным лучом озарения увидел своего любимого друга Гефестиона.  Гефестион
молча  пил. Его похудевшее лицо  было желтым, под глазами лежали  коричневые
тени.
     -  Все  ли  хорошо у тебя,  Гефестион?  -  негромко, со страхом спросил
Александр, заглядывая ему в глаза.
     Гефестион ответил улыбкой:
     - Ничего плохого не случилось.
     - Что же томит тебя?
     - Не знаю.
     - Может быть, тебе неприятна твоя жена Дрипетрида?
     - Я не видел ее со дня свадьбы.
     Александр нахмурился, закусив  губу. Он приказал жениться Гефестиону на
женщине, которая ему противна.
     - Она мешает тебе?
     - Я не знаю, где она.
     Значит, дело не в Дрипетриде. Просто, как видно, он болен. Надо послать
к нему врача.
     А где его, Александрова, персидская жена Статира? Он тоже ее не  видит.
И она не является к нему.  Это  хорошо, что не  является.  Может  быть,  она
поняла,  что он женился на ней, лишь следуя своим замыслам смешать народы. А
может,  просто ненавидит  его  -  за  гибель своего  отца,  за гибель своего
персидского царства...
     После  пира  Александр  велел  врачу  Главкию  осмотреть  Гефестиона  -
акарнанца Филиппа уже не было в живых.
     Главкия  вернулся  к царю в  полночь.  Царь стоял  на  крепостной стене
старого  дворца.  Он  невидящими  глазами  смотрел на  город, спящий  внизу.
Огромная медная луна  висела  в небе. Над ней  остановилось  длинное  темное
облако, зловеще подсвеченное оранжевым светом.
     - Что?
     - Он болен, царь. И ему не надо пить вина.
     - Опасно?
     - Нет. Если будет лечиться. Думаю, что это лихорадка.
     - Это опасно?
     - Врач  должен находиться при нем. Но с  ним  трудно, царь. Он не хочет
ничего слушать. Я сказал, чтобы он не пил так много вина. А он отвечает, что
он пьет для бодрости, что иначе у него нет сил!
     - Не  оставляй  его.  Если отлучишься,  вели другому врачу остаться при
нем. Он лег?
     - Да, царь. Он сказал, что очень хочет спать. Александр спать не мог.
     Что же  с Гефестионом? Лихорадка. Но это не такая  уж страшная болезнь.
Он выздоровеет. Он должен выздороветь!
     Александр   повторил   эти   слова,  стараясь   поверить  им.  Но  злые
предчувствия томили его, и сердце его холодело от  страха. На заре, так и не
ложившись, он прошел в покои Гефестиона.
     Гефестион сразу открыл  глаза, и Александр с болью  заметил,  что глаза
эти полны неестественного жаркого блеска и что тени на лице еще глубже.
     Александр сел  рядом.  Они  молча смотрели друг  на  друга.  Александру
показалось, что Гефестион прощается с ним.
     - Ты что? - сказал он, бледнея. - Ты что?..
     Гефестион как-то неловко, словно стесняясь, что болен, усмехнулся:
     - Еще не умираю.
     Александр встал, заглянул в кратер, стоявший на столе. Вино блестело на
самом дне.
     - Клянусь Зевсом, ты опять пил, Гефестион! Тебе нельзя пить вина, разве
ты не знаешь?
     - Меня мучит жажда. Как в Гедросии.
     О, эта Гедросия! Она живет в них, в их крови, в их мозгу...  Они прошли
через ее губительное дыхание, они победили ее. Но так ли это? Не мстит ли им
Гедросия за эту победу?
     - Нам предстоит много дел, Гефестион. Мы с тобой построим новые корабли
и  обогнем  Аравию.  Мы возьмем  аравийскую землю  - там  большие  природные
богатства,  недаром ведь Аравию называют счастливой.  Говорят, когда плывешь
мимо  ее берегов, то воздух полон ароматами... Мы и там построим новый город
- Александрию  Аравийскую. Ты  сам - клянусь Зевсом! - ты сам будешь строить
ее!
     - Да, да, Александр...
     Темные,  пылающие  глаза  Гефестиона  глядели  куда-то в  пространство.
Александр, увлеченный своими замыслами, продолжал:
     - Я  думаю,  надо  будет  заселить  берега  Персидского  залива  -  там
пустынно. И острова тоже. В Персидском заливе много жемчуга. Видишь, сколько
нам  дел предстоит с  тобою? Выздоравливай  скорей, Гефестион. Сбрось с себя
эту проклятую немочь, Гефестион!
     - Я ее скоро сброшу, Александр.
     - Скоро?
     Мгновение  он смотрел на Гефестиона  остановившимися глазами. Александр
уловил  тайный  смысл  этого  короткого  слова и  поспешно  вышел,  стараясь
сдержать рыдание. Нет, боги не допустят этого!
     Это была осень 324 года. Над Экбатанами сияло  ясное прохладное небо. В
городе пышно справлялись праздники Дионисия.
     Александр приносил щедрые жертвы богам - за его военное счастье, за его
удачи,  за его славу... И неслышимо  для окружающих шептал  тайную молитву -
пусть боги не отнимают у него Гефестиона.
     Боевые  состязания  и  состязания   музыкантов  и  певцов.   Состязания
гимнастические и веселые,  нарядные процессии в  честь бога  Диониса.  После
зрелищ - пиры. После пиров  -  снова на стадий...  [<i>Стадий -  здесь: стадион
длиной в стадий.</i>] И люди, и боги были счастливы.
     И только Александр не мог ни пить, ни веселиться,  как прежде. Совершив
необходимый  обряд жертвоприношений, он ушел  в  покои Гефестиона.  Вместе с
врачом Главкием, который не отходил от больного, Александр варил  напиток из
целебных трав, делал припарки самозабвенно стараясь  удержать друга  в  мире
живых.
     Гефестион следил  за  ним благодарными  глазами,  но  чувствовал,  как,
несмотря на все старания, жизнь уходит из его тела...
     - Я не отпущу тебя, Гефестион. Нет, не отпущу. Этого не будет.
     Так прошло  шесть  дней.  Александр  уже  ни  днем ни ночью не  покидал
Гефестиона.  Ему казалось,  что только его  присутствие удерживает  друга на
земле.
     Гефестион то дрожал в ознобе, то сгорал от жара.  И в те минуты,  когда
Александр отлучался, он требовал у Главкия вина.  Врач умолял не пить вино -
оно  губительно.  Гефестион грозно приказывал дать вина, он уверял, что вино
возвращает ему силы. И  Главкия, тайком  от Александра, подавал  ему  чашу с
вином.
     На седьмой день, рано утром,  Александр вошел в покой Гефестиона и тихо
остановился на пороге. Гефестион  лежал спокойно. Дыхание было легким,  и на
лице, словно отсвет вечерней зари, горел темный румянец.
     Александр  неслышно подошел  к его ложу,  сел.  Гефестион  спокоен, ему
лучше, смерть отступила.
     Смерть!  Сколько  смертей видел  на своем  веку  полководец  Александр!
Тысячи,  десятки тысяч.  Сколько  людей  убил он сам, своей  рукой. А теперь
смерть стоит у ложа человека, который ему так дорог!
     Нет,  боги  не допустят этого. Нет,  не  допустят.  И  почему он  может
умереть?  Умирают под  копьем, под мечом,  под стрелой.  А во дворце,  в дни
праздника, среди тишины и роскоши... Как может умереть человек?
     Он взял  чашу, налил вина, вышел  на дворцовый двор. И  там, в углу, на
домашнем алтаре совершил возлияние богу Дионису.
     - Прости меня, о Дионис! Прости и защити моего друга!
     Он  так  горячо каялся  в преступлении,  совершенном  в Фивах,  где  он
когда-то разрушил храм Диониса, и так жарко просил милости бога, что это его
успокоило. Бог Дионис не может остаться глухим к его мольбам!
     Пришли телохранители царя, его этеры.
     - Царь,  тебе надо  показаться народу. Праздник без царя - не праздник.
Сейчас на стадии начинается гимнастическое  состязание мальчиков. Ждут тебя,
чтобы начать.
     Александр,  приказав  Главкии не  отходить  от  Гефестиона,  отправился
вместе со свитой на стадий.
     Это  было  увлекательное  и  радостное  зрелище.  Толпы  людей  кругом,
кричавших,  подбадривающих,  вопящих   от   восторга...  Тонкие,  бронзовые,
загорелые тела мальчиков, бегущих вокруг стадия. Как они ловки, как  быстры,
как мелькают их ноги!..
     - Царь...
     Царь кричал вместе со всеми, захваченный зрелищем.
     - Царь...
     - Кто меня зовет?
     Юноша из свиты Гефестиона, бледный, испуганный, стоял возле него.
     - Царь... Гефестиону плохо...
     Александр вскочил и бросился бегом к своей колеснице. Он не помнил, как
домчался, как взбежал по лестнице... Умерив шаг, чтобы не испугать больного,
он вошел в его покой.
     - Что с ним?
     Врач молча стоял в стороне, опустив глаза.
     - Что с тобой, Гефестион?!
     Гефестион не ответил.
     - Гефестион!
     Александр взял  его  за  руку.  Рука  упала. Гефестион глядел  на  него
остановившимися глазами.
     И вдруг понял:
     - Он умер!
     Будто мечом ударили прямо в сердце. Александр с криком и рыданиями упал
на холодеющее тело Гефестиона. Он кричал и плакал как  исступленный и укорял
богов за их жестокость...
     Три дня друзья не  могли увести  Александра от тела Гефестиона. Три дня
он ничего не брал в рот и ни о чем не мог ни слышать, ни говорить...
     На четвертый день  он пришел в себя.  Что-то сломалось  в его душе. Ему
казалось,  что радости в  его  жизни больше  не будет.  Не может быть. Жизнь
впереди как пустынная дорога. Гефестиона  нет. Нет. В эти минуты, холодный и
угрюмый, Александр презирал богов - они могли спасти Гефестиона. И не спасли
его.
     Готовили  погребальное шествие.  Царь  приказал  не  жалеть ничего  для
похоронного   обряда   -  ни   золота,  ни  драгоценностей...  Распоряжаясь,
приказывая, объясняя, каким  надо сделать  погребальный костер, он понемногу
втянулся в обыденную жизнь.

        ВАВИЛОН

     В  горах  уже  наступила зима. Сугробы снега  засверкали  в ущельях,  и
морщины серых скал стали белыми.
     Огромное войско  Александра двигалось  к Вавилону.  На пятый день  пути
македоняне увидели Евфрат. Спокойные зеленые  воды огромной реки шли вровень
с  берегами.  На  тучной  земле желтели хлеба. Поселяне снимали  с финиковых
пальм темно-золотые плоды.
     Александр  со  своим отрядом  этеров  ехал  впереди войска.  Угрюмый  и
молчаливый, забывший, что такое улыбка, он глядел вперед, в фиолетовую даль,
куда  ушла,  сопровождаемая  Фердиккой,  погребальная колесница  Гефестиона,
направляясь в Вавилон.
     Войско осталось на берегу Евфрата,  около Киса,  маленького  города без
стен. Александр со свитой продолжал путь к Вавилону.
     Очертания  стен  великого города  уже  поднимались перед глазами, когда
произошла эта  странная, таинственная  встреча. На дороге стояли вавилонские
предсказатели - халдеи. Они остановили царя:
     - Царь, выслушай нас. То, что мы скажем, тебе необходимо знать.
     Александр молча сошел с коня. Халдеи отвели его в сторону.
     - Царь,  - заговорили они все сразу, - не  входи в Вавилон сегодня. Нам
было предсказание от бога Бэла - для тебя будет это не к добру!
     - Не входи  в город, царь, гляди на запад!  Не с этой стороны вступай в
Вавилон, обойди город и вступи в него с запада лицом к востоку!
     Александр задумался.  Может быть, так и надо сделать, как видно, халдеи
что-то знают... Он спустился вниз по реке, чтобы там переправиться и войти в
город с запада,
     Дорога шла по широкой,  изрезанной  каналами долине, Вода  переливалась
через край, среди  полей стояли темные  лужи. Тяжкое, сырое  дыхание  низины
перехватывало горло. Скоро копыта коней  начали увязать  в болотистой почве;
дальше ехать было нельзя, нужно было сделать далекий объезд, чтобы добраться
до города.
     Философ Анаксарх, который не покидал свиты царя, сказал:
     - Неужели, царь, ты и в самом деле веришь  предсказаниям  этих халдеев?
Они  просто не хотят, чтобы ты проехал мимо развалин храма бога  Бэла, что у
восточной стены. Ты  приказал восстановить храм, а они этого, как видно,  не
сделали. Вот теперь и стараются затруднить тебе въезд в Вавилон с востока.
     -  Что  ж,  войдем с востока, - равнодушно сказал  Александр и повернул
коня.
     То ли низкое оранжевое небо, то ли  ядовитые испарения болот, окутавшие
дорогу, угнетали душу неодолимо. Мысли в своем тяжелом  течении возвращались
к одному и тому же...
     "Ахилл  хоронил Патрокла [<i>Ахилл и Патрокл - герои "Илиады" Гомера.</i>]. Но
разве не хотел бы он умереть раньше своего друга, чем потом мстить за  него?
И разве  я не хотел бы умереть раньше Гефестиона, чем  теперь хоронить  его?
Что же после этого надежно, на что опереться? Всю жизнь он был рядом со мной
- и вот нет  его. Нету. Вот так может рухнуть и земля под ногами... Что же в
мире твердо и нерушимо? Ничто... Все презренно".
     Стены и  башни Вавилона загородили горизонт.  Толпа, нарядная, пестрая,
праздничная, стояла перед городом, встречая  царя. Стройными рядами сверкали
закатным  красным   огнем  копья   македонского  гарнизона.   Военачальники,
вавилонские вельможи, высшие вавилонские жрецы ждали с богатыми дарами.
     Подъезжая к городу,  Александр поднял глаза. Над  городскими  стенами в
золотом небе,  среди башен и зиккуратов,  стояло видение дворца  вавилонских
царей, вознесенного над городом, его крыши,  колонны,  темные купы  деревьев
висячего сада. Там Роксана...
     Толпа с криком приветствий окружила царя.
     Роксана ждала.  Царь  здесь, в  Вавилоне! Но увидит ли  она его? Теперь
между ними -  персиянка. Всякий раз при мысли о  персидской царевне  Роксану
душила ревность.
     Дворец  стоял  на  огромном холме. Этот  холм  насыпали, чтобы  поднять
царское  жилище  над  низинами  и  болотами,   где  скапливаются  нездоровые
испарения  и вьются  ядовитые мухи.  И  сюда, на  высоту,  подняли  обширные
висячие сады.
     Роксана беспокойно ходила из зала в зал, по галереям и переходам. Стены
с  непонятными  письменами, кедровые  колонны,  украшенные золотом,  статуи,
ковры  с изображениями странных  животных  и  зверей...  И  всюду  молчание,
огромное молчание огромного дворца, полного сокровищ чужого народа.
     Роксана  по-прежнему была прекрасна. Светлые волосы, посыпанные золотой
пудрой, длинными локонами падали из-под  обруча на  плечи.  Она причесалась,
как причесываются афинянки, - царю это  будет приятно. Длинные  нити розовых
жемчужин, присланных из  Индии,  светились у нее  на груди. На руках  играли
дорогими  камнями  золотые  браслеты, бросая  отблеск разноцветных огней  на
белую кожу.
     Но  в синих  глазах Роксаны  лежала печаль,  давняя, устоявшаяся печаль
бесконечного одиночества и напрасных  ожиданий. Царь здесь,  в  Вавилоне,  -
кажется, можно умереть от радости!
     Но Роксана уже не могла радоваться. Ее сердце ничему больше не  верило.
Она видела с высокой  террасы дворца, как шло по равнине македонское войско.
Она различила и всадника с белыми перьями на шлеме...
     Сад  задыхался от терпкого  запаха  цветов. Кипарисы, пинии, гранатовые
деревья, пальмы и высокие тополя хранили прохладу водоемов. Роксана, сверкая
украшенными золотом сандалиями, спустилась к воде по белым ступеням  широкой
лестницы. Но и  здесь, в зеленой тишине, не было покоя.  Что делать?! Царь в
Вавилоне, дни проходят один за другим, а она не видит его! Значит, и сегодня
его не будет. С поникшей головой и застывшим сердцем Роксана снова поднялась
во дворец. И здесь, в обширном зале среди крылатых черных быков, она увидела
Александра.  Но  он  ли  это?  Изжелта-бледный,  с  покрасневшими веками,  с
запавшими щеками,  царь  стоял  перед  ней.  Обрезанные в знак траура волосы
торчали над лбом.
     Царь тоже глядел  на нее -  и тоже не узнавал в ней прежней Роксаны. Не
было того  простодушного  цветения горской  девушки, того счастливого сияния
глаз,  той  улыбки - самозабвенно радостной.  Строгая, бледная, стояла перед
ним жена македонского царя.
     - Роксана! - сказал Александр. - Ты ли это, Роксана?
     - Это я, Искандер.
     - Разве ты не ждала меня? Разве ты не рада мне?
     - Я слишком долго ждала тебя, Искандер. А когда слишком долго ждешь, то
уже перестаешь желать того, чего ждала.
     И, прильнув  лицом к его груди,  заплакала. Из-за того, что в  их любви
что-то утрачено, из-за того, что не  случилось  той радости,  которая должна
была случиться...
     - Ты совсем разлюбил меня, Искандер?
     - Я не разлюбил тебя. Я люблю тебя по-прежнему.
     - А как же та? На которой ты женился в Сузах?
     - Что она тебе? Пусть живет.
     - Зачем ты это сделал, Искандер?
     - Так было нужно, моя светлая. Забудь о ней.
     - Я убью  ее... -  прошептала Роксана  в золотую  кайму  его пурпурного
плаща.
     Александр этих слов не услышал. А если бы услышал, то понял бы, что она
сделает это.
     Сразу стало  легче, когда светлые, ласковые глаза заглянули ему в лицо.
Он увидел в этих глазах и нежность, и печаль, и заботу.
     - Ты не болен ли, Искандер?
     - Нет, Роксана. Я  просто устал. Я очень устал  еще в Гедросии.  Но это
пройдет.  Хороший  отдых,  хорошая  ванна,  хорошее  вино   -  и  все  будет
по-прежнему. Да и когда мне болеть?
     Роксана  смотрела на него,  не  отводя глаз.  Она так ждала  его. Много
прошло одиноких ночей и дней. И вот наконец  он  пришел. Наконец она  скажет
ему  то,  что  собиралась сказать  все  это  время,  ожидая встречи. Тайное,
сокровенное...
     - Когда мне болеть? - продолжал Александр, как-то лихорадочно торопясь,
словно боялся, что  не успеет сказать всего, что  нужно. - Сейчас  пойдем  в
Аравию. Я уже посылал корабли разведать берега. Первым  вернулся Архий, тот,
что  плавал  с Неархом. Архий  нашел  остров. Там лес. А в лесу  стоит  храм
Артемиды.  И  по  всему острову  бродят  козы, олени. Их  убивают только для
жертвы богине. Я хочу назвать этот остров Икаровым. Ты знаешь, кто такой был
Икар?
     Роксана отрицательно покачала головой.
     -  А, ты  не знаешь.  Это  ведь в  Элладе знают.  Жил  такой хитроумный
человек - Дедал.  Он сделал крылья  из перьев и  из  воска, чтобы улететь из
плена. Себе и сыну Икару.  И улетели.  Отец велел  Икару держаться поближе к
земле и подальше  от  солнца. Но Икар взлетел к  самому солнцу. И крылья его
растопились.  И  он  упал  на остров,  там, около Эллады. Тот остров  так  и
называется  Икаровым.  Я  решил:  пусть  и  тут,  на Евфрате,  будет  Икаров
остров... Мне кажется,  что так  Эллада  будет  ближе ко мне... Там  есть  и
другой остров - Тил. Архий  туда  плавал... Подожди,  кажется, я уже говорил
тебе об этом. Клянусь Зевсом, что-то случилось с моей памятью!
     "Не  только  с твоей  памятью, - с  тоской  глядя на его осунувшееся, с
нездоровыми красными пятнами  лицо, думала  Роксана,  - с тобой самим что-то
случилось, Искандер!"
     Александр встал,  потирая  лоб, и мучительно старался вспомнить, что он
еще хотел сказать Роксана?
     - Искандер, выслушай меня...
     -  Ах,  да! Я еще не рассказал тебе, Роксана!  Я ведь  послал  к Каспию
Гераклида,  сына  Аргея. Ты  не знаешь  его? Я дал ему  отряд плотников, они
рубят там  лес и строят корабли. Потом привезут их сюда в разобранном  виде.
Здесь мы их соберем. И кроме того, я велел Гераклиду как следует исследовать
это море.  Нет  ли там прохода  на север? Не соединяется ли оно с  Меотидой?
Когда мы были там, то никак не могли этого понять. А может, оно  соединяется
с Океаном и оттуда - с Индией? Но я не  об этом хотел... О чем же? Да. Вот о
чем.  Я  задумал  поход   против   скифов.  Мы  еще  пять  лет   тому  назад
договаривались с  царем хоразмиев.  Завоевать скифов... Мы  ведь собрались с
Гефестионом... с Гефестионом...
     Речь его прервалась, он с трудом перевел дыхание.
     - Мне пора, - еле слышно сказал он.
     - Как! Ты уже уходишь, Искандер?
     - Да, моя светлая, меня ждут дела. Ты ведь знаешь.
     - Но  когда  же  я тебя еще увижу, Искандер? Мне  надо  сказать тебе...
Выслушай меня.
     -  Хорошо, хорошо, Роксана.  Я  скоро  буду у тебя. Скоро.  Я же теперь
здесь, с тобой, в Вавилоне!
     И он торопливо зашагал к выходу.
     - Но, Искандер, выслушай, что я скажу тебе!
     - Потом, потом, Роксана! А сейчас, прости, я... не могу.
     Ковер, закрывавший вход, еще покачивался, а шаги Александра уже затихли
в  глубине  дворцовых  покоев. Роксана  беспомощно уронила руки.  Медленными
шагами подошла  к большому  медному  диску, служившему  ей зеркалом.  Глаза,
полные слез, отчаяния и негодования, смотрели на нее оттуда.
     Высокая, стройная, вся в жемчугах, стояла там дочь бактрийца, жена царя
македонского...
     Ушел, не выслушал! А ведь она хотела сказать ему, что у нее будет сын!
     Рокс