карман (на потом, для Срама), Фрито стал читать письмо, с трудом разбирая знакомые палмеровские закорючки. Письмо гласило: Фритюша, друг! Мы таки наступили на грабли! Вонища стоит, не продохнешь! Сыроедовы Ноздрюли расчухали нашу маленькую хитрость и теперь землю роют, ищут "четырех хобботов, одного с розовым хвостом". Ты только не мети икру и не думай, будто кто трепанулся. Делай быстро ноги оттуда, где ты сейчас есть, да не потеряй сам-знаешь-чего. Постараюсь встретить тебя на Заварухе, а если нет, ищи меня в Дольне. Во всяком случае, вали налегке. А насчет Топтуна не трухай, он малый свойский, тертый, отчаянный, коли ты меня понимаешь. Вынужден закруглиться, оставил одну хреновину на бунзеновской горелке Гельфанд P.S. Как тебе моя новая почтовая бумага? Это я в Конторе по найму лабухов напел кой-чего, ну, мне и выдали. Хрюлетка с булочкой вновь оживились. Стараясь не допустить их несвоевременного повторного появления на свет, Фрито прошептал: -- Значит, здесь мы в опасности. -- Не надо бояться, мирный хоббот, -- сказал Топтун, -- ибо теперь с тобой я, Артопед из рода Артбалетов. Гельфанд должен был рассказать обо мне в письме. У меня куча имен... -- Да, господин Артбалет, конечно, -- прервал его перепуганный Фрито. -- Но если мы не выберемся отсюда, считайте, что мы вляпались. Я уверен, что кое-кто в этой жалкой рыгаловке тянется к моему скальпу и вовсе не для того, чтобы причесать меня покрасивее! Вернувшись в кабинку, Фрито обнаружил трех своих хобботов, все еще пытающихся наесть морды потолще. Игнорируя незнакомца в маске, Срам улыбнулся Фрито во всю засаленную рожу. -- Я-то гадаю, куда это вы запропали, -- сказал он. -- Хотите кусок кутенка? Хрюлетка Фрито радостно устремилась навстречу Срамову кутьку, но Фрито заставил ее вернуться и уселся за стол, стараясь оставить побольше места для кривоколенного Топтуна. Хобботы с вялым интересом оглядели пришельца. -- А я думал, попрошаек сюда не пускают, -- сказал Срам. Фрито поймал в воздухе гневную длань Топтуна. -- Послушайте, -- быстро заговорил он, -- это Топтун, друг Гельфанда и наш друг... -- И у меня куча имен... -- завел свое Топтун. -- И у него куча имен, но сейчас нам следует сделать вот что... -- тут Фрито почувствовал, что сзади над ним нависла огромная туша. -- Ну что, паскуды, платить собираетесь? -- раздался из-под копны брысых волос и картонного пятачка скрежещущий голос. -- А, да, конечно, -- ответил Фрито, -- чаевые у вас здесь, э-э-э... -- внезапно он ощутил, как здоровенная когтистая лапа полезла к нему в карман. -- Пустяки, птенчик, -- прорычал тот же голос, -- хватит с меня и колечка! Га-га-га-га-га! Фрито пронзительно взвизгнул и увидел, как с головы фальшивой свинюшки свалился парик, обнаружив горящие красные зенки и мерзкую ухмылку Ноздрюля! Будто загипнотизированный, хоббот вперился взором в слюнявую пасть огромного призрака, отметив невольно, что каждый клык его заострен, точно бритва. "Не хотел бы я получать счета от его дантиста", -- подумал Фрито, озираясь в надежде на помощь, а между тем гигантский изверг уже поднял Фрито на воздух и обшаривал его карманы в поисках Великого Кольца. -- Ну, давай, давай, -- теряя терпение, рычало чудовище. -- Где оно у тебя? Еще восемь страшенных подавальщиц приблизились, разевая жуткие пасти. Со свирепой жестокостью они схватили трех побелевших от страха хобботов. Топтуна нигде не было видно, только пара дрожащих пяток со шпорами торчала из-под стола. -- Ладно, гони Кольцо, бурундук! -- прошипел нечистый дух, воздымая огромную черную булаву. -- Говорю тебе -- уй-ю-ю-юй! Ноздрюль взвыл от боли и, уронив Фрито, подскочил к потолку. Острый, зазубренный клинок показался из-под стола. Следом вылез Топтун. -- О, Драконбрет! Гильторпиал! -- завопил он с тирольскими переливами, взмахнул, словно безумный, мясницким ножом и с этим несуразным оружием бросился к ближайшему призраку. -- Банзай! -- орал он. -- Пленных не брать! Торпеды к бою! И от души замахнувшись, Топтун на добрый ярд промазал мимо своей мишени, споткнулся о собственные ножны и кубарем покатился на пол. Круглыми, красными глазами девятеро смотрели на бьющегося в корчах маньяка, с губ которого летели клочья пены. Зрелище, являемое Топтуном, наполнило их благоговейным страхом. На миг они застыли, словно лишившись дара речи. Затем одна из окаменевших тварей хихикнула, потом прыснула. Гоготнула другая. К ним с громким фырканьем присоединились еще две, и скоро всех девятерых сотрясал истерический, надрывающий животы хохот. Топтун, разгневанно пыхтя, поднялся на ноги, но при этом наступил на собственный плащ, дернул, и с груди его во все стороны брызнули по полу серебряные пули. Небывалое веселье охватило уже весь ресторан. Двое Ноздрюлей, беспомощно взвизгивая, повалились на пол. Другие, пошатываясь, брели кто куда, по мертвенно-бледным щекам их катились красные слезы, они хватали ртом воздух, и булавы выпадали из их обессилевших рук. Га-га-га! Топтун со свекольным от гнева лицом снова вскочил с пола. Он взмахнул мечом, и клинок слетел с рукояти. Га-га-га-га-га! Один из Ноздрюлей, держась за бока, уже катался по полу. Кое-как приладив лезвие на место, Топтун могучим замахом вонзил его в цементного хряка. ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА! К этому времени Фрито, обнаружив, что никто не уделяет ему никакого внимания, подобрал одну из оброненных Ноздрюлями тяжеленных булав и принялся неторопливо прогуливаться по ресторану, вколачивая в пол подвернувшиеся головы. Срам, Мопси и Пепси последовали его примеру и тоже пошли по залу, награждая попадавшихся по дороге призраков пинками -- кого в пах, кого в брюхо. В конце концов продолжавший биться в припадке Артопед случайно перерубил веревку, на которой подтягивали к потолку ресторанную люстру, и последняя грохнулась прямо на валявшихся под ней в полубеспамятстве черных призраков, погрузив ресторан во мрак. Обрадованные временным затемнением хобботы, волоча за собой Топтуна, вслепую бросились к двери. Рассыпая вокруг удары и стараясь побыстрей прошмыгнуть мимо тлеющих во мраке глаз, они выскочили наружу и, задыхаясь, пронеслись боковыми улочками, мимо храпящих привратников, через подъемный мост и вон из селения. Фрито, пока он бежал по улицам, чувствовал, как обитатели городка провожают его самого и перепуганных его компаньонов удивленными взглядами. Надеюсь, думал Фрито, они не донесут на нас посланцам Сыроеда. И с чувством глубокой признательности он увидел, как горожане, не проявив к бегущим особого интереса, возвращаются к своим мирным вечерним занятиям, продолжая разжигать сигнальные костры и отправлять в дальний полет почтовых голубей. Оказавшись за городом, Топтун запихал хобботов поглубже в осоку и велел им сидеть тихо и не высовываться, чтобы не попасться на глаза агентам Сыроеда, которые непременно скоро очухаются и, оседлав своих скакунов, кинутся в погоню. Хобботы не успели еще отдышаться, как обладавший чутким ухом Артопед подкрутил регулятор громкости на своем слуховом аппарате и приник к земле. -- Умолкните и внимайте! -- прошептал он. -- Я слышу, как Девять Всадников скачут дорогой, выстроившись в боевой порядок. Несколько минут погодя, мимо них уныло протрусила пара кастрированных бычков, но -- следует отдать Топтуну должное -- на головах их, действительно, могли со дня на день прорезаться смертоносные рога. -- Гнусные Ноздрюли наложили на мои уши колдовское заклятье, -- пробормотал Топтун, с виноватым видом заменяя батарейки в слуховом аппарате, -- ну да ладно, во всяком случае, покамест мы можем, ничего не страшась, двигаться дальше. Именно в этот миг громовые удары свиных копыт страшным эхом разнеслись по дороге. Путешественники едва успели пригнуться, как мимо них промчались мстительные преследователи. Когда бренчанье доспехов стихло вдали, из кустов, гремя зубами на манер дешевых кастаньет, снова выставилась пятерка голов. -- На волосок пронесло, -- вымолвил Срам. -- Еще бы самую малость и остался бы я без последних штанов. Посовещавшись, решили, пока не встало солнце, двигаться к Заварухе. Луна окуталась тяжкими тучами, когда они добрались до этого величественного горного пика, одинокого гранитного перста у южных отрогов легендарного Гарца, на который редко кому выпадало взбираться, кроме случайных бездельников. Топтун неслышно шагал, обдуваемый прохладным ночным ветерком, лишь звякали у него на ногах оцинкованные шпоры. Близнецов словно притягивала к себе перламутровая рукоять меча, который он именовал "Крона, Дюжинами Разящая". Любопытный Мопси пристроился сбоку к тощему, так и не снявшему маски человеку, и попытался завести разговор: -- А ничего у вас ножичек, господин Артопед, правда? -- спросил он. -- Угу, -- ответил Топтун, прибавляя шагу. -- На серийную модель, вроде, не похож. Небось на заказ делали, так что ли, сударь? -- Угу, -- ответил рослый мужчина, в раздражении чуть подрагивая ноздрями. Мопси, стремительный, как древесная крыса, попытался выдрать оружие из ножен: -- А можно взглянуть? Однако Топтун, не поведя и бровью, двинул Мопси грубой работы сапогом, и юный хоббот заскакал по дороге, как теннисный мячик. -- Нельзя, -- отрезал Топтун, возвращая клинок на место. -- Он не хотел вам нагрубить, мистер Артопед, -- сказал Фрито, помогая Мопси подняться на негнущиеся ножки. Затем наступило неловкое молчание. Срам, весь боевой опыт которого, был приобретен в детстве, когда он мучил домашних кур, тем не менее принялся напевать обрывки заученной некогда песенки: Роздором правил Барандил, И меч его врага разил, Покуда ржа меча не съела, А Сыроед докончил дело. Тут, к удивлению хобботов, Топтун уронил большую слезу, и голос его, прерываясь, пропел в темноте: На фарш был пущен Барандил, Роздора же и след простыл, И мы поем в тоске зеленой: Когда, когда починят Крону? Хобботы, задохнувшись от изумления, оглядели своего спутника, словно бы в первый раз, и с потрясением признали вошедший в легенды скошенный на нет подбородок и далеко выступающие вперед зубы потомка Барандила. -- Так вы, должно быть, и есть законный король Роздора! -- вскричал Фрито. Рослый Скиталец бесстрастно взирал на них. -- Сказанное вами можно обосновать, -- произнес он, -- но я не хотел бы в настоящий момент делать каких-либо заявлений, ибо существует еще один, часто забываемый куплет этой печальной и скорбной песни: Итак, таи своих тузов, Садясь за карты с Сыроедом. Ждет злая доля лопухов, Спешащих праздновать победу. А юный Фрито, наблюдая за тем, как внезапно явившийся им Властитель в жалком облачении тащится по дороге, вновь погрузился в размышления и еще долго дивился множественным проявлениям скрытой в жизни иронии. Тем временем, над далеким горизонтом показался краешек солнца, и первые, робкие лучи его высветили Заваруху. Еще час утомительного восхождения, и путешественники с благодарностью уселись на ее плоской гранитной вершине, а Топтун между тем рыскал вокруг в поисках каких-либо следов Гельфанда. Принюхавшись к большому серому камню, он замер и подозвал Фрито. Фрито осмотрел камень и различил кое-как процарапанные на его поверхности череп с двумя скрещенными костями, а под ними -- X-руну старого Мага. -- Гельфанд недавно проследовал этим путем, -- сказал Топтун, -- и ежели я не ошибся, читая эти руны, он хотел сообщить нам, что место для стоянки тут самое безопасное. Несмотря на такие уверения, Фрито, укладываясь спать, томился дурными предчувствиями. Впрочем, напомнил себе Фрито, он -- король, и этим все сказано. До моста через Брендивин и дороги на Дольн оставалось рукой подать, а там Свиные Всадники их уже не ограбят. Фрито очень давно обходился без сна и потому, забившись под низкий каменный навес и свернувшись в клубок, он счастливо вздохнул. Скоро он крепко спал, убаюканный доносившимся снизу хрюканьем и лязгом доспехов. -- Очнись! Очнись! Беда! Враги! Беги! -- пробудил Фрито чей-то шепот. Рука Топтуна грубо встряхнула его. Подчиняясь ей, Фрито глянул вниз по скату горы и различил девять черных фигур, воровато ползущих вверх, к укрытию путешественников. -- Похоже, ошибся я, когда читал руны, -- в смущении пробормотал провожатый хобботов. -- Скоро они набросятся на нас, если только мы не сумеем отвести от себя их злобу. -- Как? -- спросил Пепси. -- Да, как? -- присоединился к нему Догадайся-Кто. Топтун смерил хобботов взглядом. -- Один из нас должен остаться здесь и задержать их, пока мы добежим до моста. -- Но кто же...? -- Не волнуйтесь, -- быстро сказал Топтун. -- Вот здесь, в боевой рукавице, я спрятал четыре жребия, три длинных и один короткий для того, кого мы бросим на поживу... э-э-э... чье имя будет вечно сиять в пантеоне героев. -- Четыре? -- спросил Срам. -- А как насчет тебя? Исполненный величественного достоинства Скиталец выпрямил стан. -- Я был бы бесчестен, если б воспользовался столь явным преимуществом, -- сказал он. -- Ведь я же сам приготовлял эти жребии. Успокоенные его словами хобботы потянули жребии, оказавшиеся трубочными ершиками. Короткий достался Сраму. -- Может, еще кто останется? -- заныл Срам, но его сотоварищи уже перевалили за вершину пика и во все лопатки дунули вниз по склону. Фрито, как он ни пыхтел и ни отдувался, все же успел пустить слезу. Он знал, что будет скучать по Сраму. Срам перевел глаза на другой склон и увидел, что спешившиеся Ноздрюли быстро приближаются к нему. Скорчившись за камнем, он отважно завизжал в их сторону: -- А вот я бы на вашем месте ближе не подходил! А подошел бы, так ой бы как пожалел! Не обращая внимания на его крики, свирепые рыцари подобрались еще ближе. -- Ну, щас вы у меня точно получите! -- не весьма убедительно заорал Срам. Но всадники все приближались, и Срам струхнул окончательно. Выхватив из кармана белый платок, он помахал им над головой и затем ткнул пальцем в сторону удиравших друзей. -- Че вы на меня время-то тратите, -- завопил он. -- Этот, с Колечком, вон туда рванул! Услышав снизу его вопли, Фрито сморщился и еще быстрее засучил короткими ножками. Топтун на своих длинных и тощих ходулях уже проскочил по мосту на другой берег, где начиналасьтерритория нейтральных эльфов. Фрито оглянулся. Нет, не успеть! Притаясь под свисавшими над потоком кустами вереска, Топтун наблюдал за смертельным забегом и помогал Фрито полезными советами: -- Быстрее давай, -- кричал он, -- ибо злые Всадники уже у тебя за спиной! Затем он прикрыл ладонью глаза. Слитный грохот свиных копыт все громче и громче отдавался у Фрито в ушах, он слышал смертельный посвист, то рассекали воздух жуткие ноздрюльские погонялки. Из последних сил Фрито рванулся вперед, но споткнулся, проехался по земле и замер, всего несколько футов не докатив до границы. Фыркая в злобном веселье Девятеро окружили Фрито, их косоглазые скакуны всхрапывали, жаждая его крови. -- Крови жаждем! Крови! -- всхрапывали они. Охваченный ужасом, Фрито поднял глаза и увидел, как враги неторопливо обступают его, -- теперь смерть стояла от него на расстоянии вытянутой руки. Вожак отряда -- высокий, дородный призрак в блестящих хромированных наголенниках, испустил свирепый смешок и воздел булаву. -- Хе-хе-хе, грязный грызун! Вот теперь-то мы позабавимся! Фрито съежился. -- Может, позабавимся, а может и нет, -- сказал он, привычно блефуя в надежде выиграть время. -- Арргх! -- взревел нетерпеливый Ноздрюль, которого, кстати сказать, так и звали -- Аргх. -- А ну, ребятки, кончай придурка! Босс сказал -- отнять кольцо и пришить этого злыдня прямо на месте! Мысли Фрито лихорадочно метались в поисках выхода. Наконец, он решил разыграть последнюю карту. -- Ну, ты не очень-то тут разоряйся, а то я те такуюбяку заделаю, какая тебе и не снилась, -- сказал он, выкатывая глаза и вращая ими, словно шариками подшипника. -- Ха-ха-ха! -- зареготал еще один Всадник. -- Что можешь ты придумать хуже того, что мы собираемся сделать с тобой? Злые духи пододвинулись ближе, желая услышать, как смертельный ужас клокочет у Фрито в груди. Однако хоббот только присвистнул и сделал вид, что наигрывает на банджо. Затем он запел "Старого шутника", одновременно отплясывая кекуок, зашаркал ножками, засеменил взад-вперед, почесывая мохнатую голову, делая вид, что вытряхивает из ушей арбузные семечки -- и все это в ритме исполняемого произведения. -- А умеет танцевать, -- пробормотал один из Всадников. -- Ща поглядим как он подыхать умеет! -- рявкнул другой, коему не терпелось вцепиться Фрито в глотку. -- Погляди, погляди, -- с ленцой ответил Фрито. -- Делай со мной что твоей душеньке угодно, братец Ноздрюль, об одном прошу, не бросай меня вон в тот вересковый куст! Заслышав такие слова, Всадники (а все они были садисты), радостно захихикали. -- А-а, ну, если ты этого боишься пуще всего, -- взревел полный звериной жестокости голос, -- то именно так мы с тобой и поступим, маленькая ты дрянь! Фрито почувствовал, как мозолистая черная лапа ухватила его и швырнула за Брендивин, в чахлые кустики, росшие на другом берегу. Ликуя, он поднялся на ноги и выудил из кармана Кольцо, дабы удостовериться, что оно по-прежнему крепко сидит на цепочке. Однако уловка Фрито ненадолго обманула проницательных Всадников. Пришпорив своих роняющих слюни свиней, они тронулись к мосту, намереваясь сызнова изловить хоббота вместе с его бесценным Кольцом. Но у самого въезда на мост Черную Девятку, как с удивлением увидел Фрито, остановила некая фигура в сияющем макинтоше. -- Пошлину, будьте добры, -- потребовала фигура у ошарашенных Всадников. Еще пуще ошарашила страшных преследователей приколоченная к опоре доска, на которую им указала фигура. На доске красовалось извещение, выведенное чьей-то явно спешившей рукой: Мостовой сбор, установленный муниципалитетом Эльфборо С одиноких путников ............. 1 фартинг С двухосных телег ............... 2 фартинга С Черных Всадников ............. 45 золотых монет -- Дай нам проехать! -- взревел осерчавший Ноздрюль. -- Разумеется, дам, -- с приятностью пообещал контролер. -- Значит, так, вас тут один, два... ага, девять по сорок пять с носа это выходит... м-м-м, четыреста пять золотых ровно. Да, и будьте любезны наличными. Ноздрюли принялись торопливо рыться в седельных сумках, а их вожак сердито лаялся и в отчаянии потрясал погонялкой. -- Послушайте, -- наконец зарычал он, -- вы нас совсем за ослов принимаете, что ли? У вас же должна быть скидка для государственных служащих, разве не так? -- Сожалею... -- улыбнулся контролер. -- А как насчет Кредитной Карточки Путника? Их везде принимают! -- Сожалею, но у нас здесь мост, а не меняльная контора, -- бесстрастно ответила сияющая фигура. -- А мой личный чек? Он обеспечен казной Фордора. -- Прости, друг. Нет денег -- нет проезда. Ноздрюли затряслись от гнева, но развернули скакунов, приготовляясь отъехать. Однако, прежде чем ускакать, их вожак погрозил Фрито суковатым кулаком. -- Не думай, что это конец, сопляк! Ты еще услышишь о нас! После этих слов девятеро пришпорили своих вонючих хряков и понеслись прочь, скоро скрывшись в облаке пыли и навоза. Размышляя об этом почти невозможном спасении от неминуемой смерти, Фрито гадал, как долго еще авторы намерены пробавляться подобной трухой. Впрочем, гадал не он один. Тем временем Топтун, а с ним и хобботы подбежали к Фрито, многословно поздравляя его со столь удачным спасением. Затем все вместе потянулись к таинственной фигуре, которая также приблизилась и, узрев Топтуна, воздела приветственно руки и запела: О НАСА, О УКЛА! О Этайон Зеру! О Эскроу Бериллий! Пандит Дж. Неру! Топтун тоже воздел руки и ответил: -- Шанти Биллерика! После чего они обнялись, обменялись словами дружбы и секретным рукопожатием. Хобботы с любопытством разглядывали нового незнакомца. Он представился, назвавшись эльфом Гарфинкелем. Когда он сбросил с себя сияющее облачение, хобботы принялись с таким же любопытством разглядывать его сплошь покрытые кольцами и браслетами руки, тунику с отложным воротником и серебристые пляжные туфли. -- Расчитывал встретить вас здесь несколькими днями раньше, -- признес лысеющий эльф. -- Какие-нибудь неприятности в пути? -- Да уж, хватило бы на целую книгу, -- пророчески ответил Фрито. -- Ну что же, -- сказал Гарфинкель, -- нам лучше сматываться, пока не вернулись эти громилы из второсортного вестерна. Они, может, и туповаты, но в упорстве им не откажешь. -- Снова-здорово, -- пробормотал Фрито, приобретший в последнее время привычку бурчать себе под нос. Эльф с сомнением оглядел хобботов: -- Вы, молодые люди, верхом-то ездить умеете? И не дожидаясь ответа он пронзительно свистнул сквозь золотые зубы. Что-то зашуршало в высоких кустах и из них, раздраженно отдуваясь, выскочила небольшая отара раскормленных мериносов. -- По седлам, -- скомандовал Гарфинкель. Фрито, кое-как сохраняя прямую осанку, сидел на спине не сулящего доброй поездки парнокопытного, -- последнего в кавалькаде, скачущей от Брендивина к Дольну. Сунув руку в карман, он нащупал Кольцо и вытащил его под слабеющий сумеречный свет. Фрито чувствовал, что порождаемые Кольцом медленные изменения, о которых преждупреждал его Килько, уже начались: его мучал запор. IV. ПУСТЬ ОТЫСКАВШИЙ ПЛАЧЕТ После изнурительной трехдневной скачки, многими фарлонгами отделившей их от Черных Всадников, усталые путешественники добрались, наконец, до бугров, окружавших Дольн природной стеной, которая защищала долину от случайных мародеров, слишком бестолковых или мелковатых, чтобы суметь вскарабкаться по крутым склонам этих всхолмий и вздутий. Впрочем, крепконогие скакуны наших странников преодолели эти препятствия короткими прыжками, от которых замирало в груди сердце, и вскоре Фрито и сопровождающие его лица достигли вершины последней кочки и увидели под собой оранжевые крыши и купола эльфийских ранчо. Пришпорив запыхавшихся жвачных, они галопом помчали вниз по извилистой бревенчатой дороге, что вела к жилищу Орлона. Стоял уже поздний и серый осенний вечер, когда баранья кавалькада во главе с Гарфинкелем, восседавшем на величавом и курчавом производителе по имени Астенит, въехала в Дольн. Дул злобный ветер, и из угрюмых туч сыпал гранитный град. Когда путешественники осадили, наконец, своих скакунов близ большого барака, на крыльцо его вышел и обратился к ним со словами привета рослый эльф, облаченный в тончайший перкаль и ослепительной белизны белье. -- Добро пожаловать в Последнее По-настоящему Безопасное Убежище к Востоку от Моря, -- сказал он. -- У нас постоянно работает магазин сувениров. Во всех номерах имеются удобные диваны. Гарфинкель и рослый эльф обменялись древним приветствием их расы (показали друг другу носы) и поздоровались по-эльфийски. -- А сианон эссо декка ги гавайя, -- сказал Гарфинкель, пружинисто соскакивая с барана. -- О тронутовадо сильвантин нитол приято-зритя, -- ответил рослый эльф, и повернувшись к Топтуну, добавил: -- Я Орлон. -- Артопед из рода Артбалетов, к вашим услугам, -- сказал, неуклюже спешиваясь, Топтун. -- А эти? -- спросил Орлон, указывая на четверку хобботов, мертвецки спавших на спинах также закемаривших баранов. -- Фрито со товарищи, хобботы из Шныра, -- ответил Топтун. При звуках своего имени Фрито громко загукал во сне и сверзился с барана, а из-за пазухи у него выпало и подкатилось к ногам Орлона Кольцо. Один из баранов бочком подобрался к Кольцу, лизнул его и тут же обратился в пожарный гидрант. -- Не было печали, -- тяжко вздохнул Орлон и, пошатываясь, скрылся за дверью. Гарфинкель последовал за ним, а за Гарфинкелем струйкой потянулись прочие эльфы, чином пониже. Артопед с минуту постоял, прислушиваясь, затем подошел к Сраму, Мопси и Пепси и пробудил их, тыкая пальцем под ребра и нанося боковые в челюсть. Фрито, подняв Кольцо, засунул его обратно в карман. -- Так вот он, значит, какой -- Дольн, -- сказал Фрито, протирая глаза и с изумлением озирая удивительные эльфийские дома, сооруженные из предварительно напряженного железобатона и армированных кренделей. -- Гляньте-кось, господин Фрито, -- сказал Срам, указывая на дорогу. -- Эльфов-то сколько, а? Туча-тучей. Ооооо, не иначе, как я еще сплю. Хотел бы я, чтобы старик Губа-не-Дура видел меня сейчас. -- А я бы хотел поскорее сдохнуть, -- прохныкал Пепси. -- И я, -- присоединился Мопси. -- Пусть добрая фея, что восседает на небесах, исполнит всякое ваше желание, -- сказал Срам. -- Где Гельфанд, вот что мне интересно? -- с интересом промолвил Фрито. На крыльце вновь появился Гарфинкель, сунул в зубы цинковый свисточек и извлек из него пискливую, пронзительную и фальшивую ноту, услышав которую, бараны бесцельно побрели кто куда. -- Волшебство, -- вздохнул Срам. -- За мной, -- сказал Гарфинкель и повел Топтуна с хобботами по узкой грязной тропинке, вившейся среди кустов родоцитронов и высоких осиновых кольев. Шагая по ней, Фрито впивал неуловимые ароматы свежескошенного сена, мешавшиеся с запахами хлорки и горчичников, а издалека до него доносился нежный, надрывающий душу звон губной арфы и обрывки эльфийской песни: Чижик-пыжик элебетиель слюнива глитиель Муж обмуна волокита сизигия гнеув Куда, куда вы, сахарнэ Пенна Ариз Фла масс. В конце тропы стоял домик, построенный из шлифованного рахат-лукума и окруженный клумбами, на которых густо росли бумажные цветы. Гарфинкель распахнул дверь и жестом показал: заходите. Хобботы оказались в большой комнате, целиком заполнявшей маленький дом. Вдоль стен тянулось множество кроватей, и все они выглядели так, словно на них совсем недавно отдыхали склонные к извращениям кенгуру, а по углам комнаты стояли непарные кресла и столы, облик которых свидетельствовал, что к ним приложили руку эльфийские мастера, -- впрочем, и ногу тоже. Середину комнаты занимал большой стол со следами бурной игры в трехколодную канасту и с несколькими чашами, полными муляжных плодов, которые и с пятидесяти метров трудно было принять за настоящие. Плоды эти Мопси и Пепси незамедлительно съели. -- Будьте как дома, -- сказал, выходя, Гарфинкель. -- Плату за постой принимают в три часа. Топтун грузно осел в кресло, и кресло с глухим треском сложилось под ним. Не прошло и пяти минут после ухода Гарфинкеля, как в дверь постучали. Срам с недовольным видом поплелся открывать. -- Пусть лучше ты будешь едой, -- бормотал он, -- потому что я тебя в любом случае слопаю. Он рывком распахнул дверь, и перед обществом предстал очередной таинственный незнакомец в длинном сером плаще с капюшоном и в толстых черных очках с фальшивым резиновым носом, весьма неубедительно свисающим с дужки. Таинственный облик этой темной фигуры дополняли картонные усы, парик из половой тряпки и широченный галстук с намалеванной на нем от руки картинкой, изображающей эльфийскую деву. В левой руке незнакомец, обутый, кстати сказать, в банные шарканцы, держал клюшку для гольфа. Во рту его чадила толстая сигара. Срам отшатнулся, а Топтун, Мопси, Пепси и Фрито в один голос воскликнули: -- Гельфанд! Старик, волоча ноги, вступил в комнату и, избавившись от камуфляжа, явил присутствующим знакомый облик целителя-чудотворца и карточного артиста. -- Что ж, это я, -- признал Маг, сокрушенно выдергивая из волос застрявшие в них нитки. Затем Гельфанд обошел путешественников, наградив каждого крепким рукопожатием и электрическим шоком, для каковой цели он неизменно таскал с собой миниатюрное разрядное устройство, пряча его в ладони. -- Ну-ну, -- повторял Гельфанд, -- вот мы и опять оказались вместе. -- Я предпочел бы оказаться в толстой кишке дракона, -- сказал Фрито. -- Надеюсь это еще при тебе? -- спросил, уставясь на Фрито, Гельфанд. -- Ты имеешь в виду Кольцо? -- Тише, -- громовым голосом потребовал Гельфанд. -- Не упоминай о Великом Кольце ни здесь, ни где-либо еще. Если шпионы Сыроеда дознаются, что ты, Фрито Сукинс, гражданин Шныра, владеешь Единым Кольцом, все будет потеряно. А у него везде есть шпионы. Девять Черных Всадников снова рыщут повсюду, и кое-кто уверяет даже, будто встречал на дороге Семь Смертных Грехов, Шесть Знаков "Вход Воспрещен" и Троих В Лодке, считая сюда и собаку. Даже у стен ныне имеются уши, -- добавил он, указывая на две огромных ушных раковины, торчавших из-под каминной доски. -- Значит, никаких надежд не осталось? -- задохнулся Фрито. -- И повсюду нас подстерегает опасность? -- Кто может знать об этом? -- ответил Гельфанд и всем показалось, будто некая тень прошла по его лицу. -- Я, впрочем, мог бы кой-что добавить, -- добавил он, -- но мне показалось, будто некая тень прошла по моему лицу. И добавив это, он погрузился в показавшееся всем странным молчание. Фрито заплакал, но Топтун склонился к нему и похлопал его по плечу, успокаивая. -- Не надо бояться, милый хоббот, я всегда буду с тобой, какая бы нам не досталась доля. -- И я тоже, -- сказал Срам и заснул. -- И мы, -- зевая, сказали Мопси и Пепси. Но Фрито был безутешен. Когда хобботы пробудились, оказалось, что Гельфанд с Топтуном куда-то ушли, а сквозь леденцовые окна смутно светит луна. Они уже доели занавески и начали стаскивать с ламп абажуры, но тут явился облаченный в тончайшую марлю Гарфинкель и повел их к уже знакомому хобботам бараку. Обширное это строение было ярко освещено, и летящее из него бругага разгоняло ночную тишь. При приближении хобботов, в бараке вдруг замолчали, а затем воздух пронзил печальный звук носовой флейты, напоминающий скрип мела по школьной доске. -- За что же это они свинью-то так мучают? -- спросил, затыкая уши, Срам. -- Чшш, -- ответил Фрито, и одинокий чистый голос запел, наполнив хобботов неясным ощущением тошноты. О Юнисеф о чистопыр И тарабар и вздар О Меннен минхер мюриэль Гей дерри-дерри тум гардоль О Юбан нетто чудодыр? Концен, нитоль и вазелин! Пеан эх на-ни нембутал. Визгливо взвыв напоследок, музыка смолкла, и с полдюжины оглушенных птиц с глухим стуком плюхнулось к ногам Фрито. -- Что это было? -- спросил Фрито. -- Это был древний плач на языке Стародавних Эльфов, -- со вздохом ответил Гарфинкель. -- В нем повествуется о Юнисефе, о его долгих и горестных поисках чистой уборной в некой гостинице. "Что же у вас и удобств никаких тут нету? -- восклицает он. -- А где же ванная комната?" Но никто ему не ответил. Так сказал им Гарфинкель и ввел хобботов в Дом Орлона. Они очутились в длинной с высокими стропилами зале, по середине которой тянулся бесконечный стол. В одном ее конце располагался огромный отделанный дубом камин, сверху свисали латунные канделябры, в которых с веселым треском горели ушного воска свечи. За столом расселось всегдашнее отребье Нижесредней Земли -- эльфы, феи, марсиане, несколько лягвий, гномы, гоблины, небольшое число чисто условных людей, пригоршня кобольдов, несколько троллей в солнцезащитных очках, пара домовых, изгнанных из своих домов адептами Христианской Науки, и томимый смертельной скукой дракон. Во главе стола восседали Орлон и Леди Лукра в одеяниях ослепительной светозарности и белизны. Мертвыми казались они, но мертвыми не были, ибо Фрито заметил, как мерцают, подобно мокрым грибам, их очи. До того обесцвечены были волосы их, что сияли, как цветы золотарника, лица же у обоих безупречностью кожи и яркостью уподоблялись луне. Вокруг них, подобно звездам, лучились цирконы, гранаты и магнетиты. Шелковые абажуры покрывали их головы, а на челе у каждого было написано много чего -- и хорошего, и плохого -- к примеру: "Натравите на них Чай-Кан-Ши" или "Жена женой, а ты мой птенчик". И тот, и другая спали. Слева от Орлона сидел Гельфанд в красной феске, обличающей в нем Масона Тридцать Второго Калибра и Почетного Члена Тайного Храма, а справа -- Топтун в белом (от Кардена) костюме Скитальца. Фрито указали на сиденье, расположенное в середине стола, между редкостной кривобокости гномом и эльфом, от которого несло птичьим гнездом, а Мопси и Пепси усадили за маленький столик в углу, за которым уже сидели Пасхальный Кролик и парочка фей, узких специалисток по заговариванию зубов. Как и большинство мифических созданий, без явных средств к существованию проживающих в зачарованных лесах, эльфы питались весьма экономно, так что Фрито был несколько разочарован, обнаружив у себя на тарелке лишь горстку покрытых грязной кожурой арахисов. Впрочем, он, подобно всякому хобботу, обладал способностью съедать все, что удается протиснуть в глотку, хотя и хобботы тоже предпочитают иметь дело с блюдами, с которыми не приходится особенно бороться, ибо даже наполовину сваренная мышь способна уложить хоббота в двух раундах из трех. Едва Фрито покончил с орехами, как сидевший по правую его руку гном повернулся к нему и приветственно протянул чрезвычайно мозолистую ладонь. "Поскольку рука у него кончается этой штукой, -- думал Фрито, нервно ее потрясая, -- она, очевидно, должна быть ладонью". -- Гимлер, сын Героина, ваш всепокорный слуга, -- произнес гном, кланяясь так, что стал виден горб на его спине. -- Да будете вы всегда покупать подешевле, а продавать подороже. -- Фрито, сын Килько, к вашим услугам, -- с некоторым смущением представился Фрито, лихорадочно пытаясь припомнить как велит отвечать обычай. -- Да рассосется ваш геморрой безо всяких хирургов. Гном принял его ответ с некоторым недоумением, но без недовольства. -- Так вы, стало быть, тот самый хоббот, про которого рассказывал Гельфанд, Носитель Кольца? Фрито кивнул. -- И оно с вами? -- Хотите взглянуть? -- вежливо осведомился Фрито. -- О нет, благодарю покорно, -- сказал Гимлер. -- У моего дяди была когда-то волшебная булавка для галстука, так он однажды чихнул на нее и, представьте, остался без носа. Фрито нервно погладил себя по ноздре. -- Извините, что перебиваю, -- произнес сидящий слева эльф, метко сплевывая прямо в левый глаз гнома, -- но я невольно подслушал вашу беседу с этим Квазимодо. Вы и впрямь притащили сюда упомянутую безделушку? -- Впрямь, -- ответил Фрито, борясь с внезапно напавшим чихом. -- Не угодно ли? -- произнес эльф, предлагая уже неудержимо чихающему Фрито кончик Гимлеровой бороды. -- Я Ловелас, из эльфов Северной Заморочки. -- Эльфийская собака, -- прошипел Гимлер, выдирая бороду из рук Ловеласа. -- Гном свинячий, -- парировал Ловелас. -- Игрушечник. -- Землекоп. -- Потаскун. -- Прыщ корявый. -- Может, хотите, услышать какую-нибудь смешную историю, или песню? -- спросил встревоженный Фрито. -- Вот, знаете, был один такой бродячий дракон и вот он однажды забрел на ферму, а фермер... -- Лучше песню, -- единогласно произнесли Гимлер и Ловелас. -- Ну, хорошо, -- сказал Фрито, и с трудом выковыривая из памяти скверные вирши Килько, пискливо затянул: Жил в старину эльфийский Царь Сатранап, могучий и гордый, На Веселом Болоте он урков разбил Смирив Сыроедовы орды. В подмогу себе он гномов призвал, Коротышек и рудокопов, Но те, когда грянул ужасный бой, Предпочли отсидеться в окопах. Припев: Чистопыр, метрекол, лаворис и хором: Предпочли отсидеться в окопах. Прогневался могучий Царь, Да так, что небо померкло. "Ну, попадитесь вы мне, -- он сказал, -- Трусливые недомерки". Но гном, сколь ни был бы он труслив, Еще и хитер, зараза! И Король Желтозад, чтобы шкуру спасти, Решился эльфов подмазать. Припев: Ремингтон, террикон, городуль и туз. Решился эльфов подмазать. "Чтоб нашу лояльность вполне оценить, -- Сказал Желтозад Сатранапу, -- Прими от нас этот гномовский меч, Как говорится, на лапу. Меч Чистопыр прозывается он, -- Продолжил лукавый гном, -- Прими его в дар и о прошлом забудь, Пусть прошлое кажется сном." Припев: Кадиллак, брик-а-брак, Эздель, кокаин. Пусть прошлое кажется сном. "Я принимаю ваш чудный дар, Вы, гномы, парни что надо", -- Ответил Царь и принял меч, И в лапшу изрубил Желтозада. И с той поры народ говорит, А также поет и пишет: "Верь эльфу и гному лишь в степени той, В какой он уже не дышит." Припев: Оксилол, геритол, кукуруза, трикс. В какой он уже не дышит. Стоило Фрито закончить, как Орлон вдруг проснулся и знаком потребовал тишины. -- Столы для лото накрыты в Эльфийской Гостиной, -- объявил он, и пир на этом закончился. Фрито направлялся к столику, за которым сидели Мопси и Пепси, когда из-за росшего в горшке фикуса протянулась и схватила его за плечо костлявая рука. -- Следуй за мной, -- сказал, отводя ветку, Гельфанд и повлек удивленного хоббота через зал в небольшую комнату, в которую почти невозможно было затиснуться из-за огромного, накрытого толстым стеклом стола. Орлон с Топтуном уже расположились за ним, и Фрито, усаживаясь рядом с Гельфандом с удивлением увидел, как в комнату вошли и сели подальше друг от друга его соседи по пиршеству, Гимлер и Ловелас. Сразу за ними появился крепко сколоченный человек в переливающихся всеми цветами радуги зауженных у щиколоток брюках и остроносых полуботинках. Последним вошел коротышка в крикливой рубашке, с вонючей эльфийской сигарой во рту и с доской для скрабла подмышкой. -- Килько! -- воскликнул Фрито. -- А, Фрито, мальчик мой, -- сказал Килько, с силой хлопая Фрито по спине, -- значит, ты все-таки добрался сюда. Ну, и ладно. Орлон протянул влажную ладонь, и Килько, порывшись в карманах, вытащил несколько смятых в комок купюр. -- Два, верно? -- спросил он. -- Десять, -- ответил Орлон. -- Ну да, ну да, десять, -- согласился Килько и уронил купюры эльфу на ладонь. -- Каким далеким кажется теперь твой праздник, -- сказал Фрито. -- Что ты поделывал все это время? -- Какие у меня дела? -- ответил старый хоббот. -- Немножко скрабла, немножко педерастии. Я ведь теперь на покое, сам знаешь. -- Но что же все это значит? Кто такие Черные Всадники и чего им от меня надо? И какое отношение к этому имеет Кольцо? -- И большое и малое, милый хоббот, более или менее имеет, -- объяснил Орлон. -- Но всему свое время. Мы созвали это Великое Совещание, чтобы ответить и на твои вопросы, и на иные, но сейчас я скажу лишь, что происходит, увы, много такого, что нам совсем не с руки. -- Чего уж тень на плетень наводить, -- мрачно произнес Гельфанд. -- Неизреченное Ни-Ни вновь наползает на нас. Наступило время решительных действий. Фрито, Кольцо! Фрито кивнул и звено за звеном вытащил из кармана изготовленную из канцелярских скрепок цепочку. Резким движением он швырнул роковой брелок на стол, и Кольцо чуть слышно звякнуло по стеклу. У Орлона перехватило дыхание. -- Волшебная вещь! -- воскликнул он. -- А где доказательства, что это то самое Кольцо? -- спросил мужчина в остроносых полуботинках. -- Здесь множество знаков, Бромофил, прочесть которые в состоянии мудрый, -- объявил Маг. -- Компас, свисток, магический дешифратор -- все они здесь. А вот и надпись: Грюндик блаупункт люгер скром Чтопольз всхрап былуу! Никсон фигсон назохист Ребузу напугалуу! Хриплый голос Гельфанда, казалось, долетал откуда-то издали. Зловещее черное облако заполнило комнату. Фрито подавился густым маслянистым дымом. -- Это что, обязательно? -- спросил Ловелас, пинком ноги выкидывая за дверь еще изрыгавшую черные клубы дымовую шашку. -- Фокус-покус -- так Кольца лучше смотрятся, -- величественно ответил Гельфанд. -- Но что же все это значит? -- спросил Бромофил, несколько раздраженный тем, что его при описании диалога обозвали "мужчиной в остроносых полуботинках". -- Существует множество переводов, -- принялся объяснять Гельфанд. -- Я полагаю, что это должно означать либо "Через ленивого пса перепрыгнет лиса", либо "Хватит за мной таскаться". Никто не произнес ни слова и в комнате повисло странное молчание. Наконец, Бромофил встал и обратился к присутствующим со следующей речью. -- Я теперь многое понял, -- сказал он. -- Однажды в Минас Термите в полуночной грезе предстали передо мною семь коров и съели семь бушелей пшеницы, покончив же с нею, они взобрались на красную башню, трижды стравили и спели: "Скажи им прямо, без булды: коровы мы и тем горды". А после некто в белой хламиде и с весами в руках выступил вперед и зачитал, глядя в клочок бумаги, следующий текст: Рост -- пять одиннадцатых твоего, вес порядка одной седьмой, а платить по счетам тебе предстоит на странице, так, шестьдесят восьмой. -- Да, это серьезно, -- произнес Орлон. -- Ну ладно, -- сказал Топтун, -- насколько я понимаю, пора нам выложить карты на стол. И сказав так, он принялся с шумом выкладывать на стол все, что заполняло карманы его выцветшего туристского трико. В конце концов, перед ним выросла изрядная груда довольно странных предметов -- здесь был сломанный меч, золотая рука, стеклянное пресс-папье, внутри которого кружились снежинки, Святой Грааль, кусочек Истинного Креста и стеклянная же туфелька. -- Артопед из рода Артбалетов, наследник Барандила и Король Минас Термита, к вашим услугам, -- несколько громче, чем следовало, сказал он. Бромофил глянул на номер страницы и сморщился. -- Это же целую главу еще мучиться, никак не меньше, -- простонал он. -- Так значит, Кольцо твое! -- воскликнул Фрито и метнул его в Артопедову шляпу. -- Значит да не значит, -- сказал Артопед, держась за кончик длинной цепочки, так что Кольцо раскачивалось над столом. -- Поскольку оно обладает волшебной силой, оно и принадлежать должно тому, кто смыслит во всем этом мумбо-юмбо и шурум-буруме. То есть, к примеру сказать, магу. И он аккуратно надел Кольцо на кончик волшебной палочки Гельфанда. -- В общем и целом, оно, конечно, да, то есть справедливо и воистину так, -- затараторил Гельфанд. -- Точнее сказать -- и да, и нет. А может быть, просто "нет" в чистом виде. Дураку же понятно, что перед нами простой и ясный случай habeas corpus или даже tibia fibia, поскольку эту штукенцию хоть и изготовил Маг, -- Сыроед, чтобы уж быть совсем точным, -- но сами-то вещицы подобного рода изобретены все-таки эльфами, а Сыроед всего лишь работал по их, так сказать, лицензии. Орлон подержал Кольцо на ладони так, словно оно было обозленным тарантулом. -- Нет, -- веско сказал он, -- не мне предъявлять права на это сокровище, ибо сказано: "Пусть отыскавший плачет". Он смахнул невидимую слезу и набросил цепочку на щею Килько. -- Сказано также: "Пусть собаки спокойно поспят", -- нашелся Килько и спустил Кольцо обратно к Фрито в карман. -- Ну, вот и договорились, -- подхватил Орлон. -- Пускай Фрито Сукинс держит Кольцо у себя. -- Сукинс? -- переспросил Ловелас. -- Вы сказали "Сукинс"? Это любопытно. У нас по Заморочке ползает на четвереньках какой-то шут гороховый по имени Гормон, вынюхивая следы некоего мистера Сукинса. Довольно странно. -- Действительно, странно, -- сказал Гимлер. -- О прошлый месяц в наших горах целая орава черных великанов верхом на огромных свиньях охотилась за каким-то хобботом по имени Сукинс. Я прежде об этом как-то и не задумывался. -- И это тоже серьезно, -- провозгласил Орлон. -- Рано или поздно они заявятся сюда, это всего лишь вопрос времени, -- он с головой накрылся шалью и сделал такой жест, будто бросает акуле в пасть нечто, способное задобрить ее. -- А поскольку мы придерживаемся нейтралитета, нам ничего не останется, как... Фрито содрогнулся. -- Кольцо и его носитель должны уйти отсюда, -- согласился Гельфанд. -- Но куда? И кто будет хранить у себя Кольцо? -- Эльфы, -- сказал Гимлер. -- Гномы, -- сказал Ловелас. -- Маги, -- сказал Артопед. -- Люди Роздора, -- сказал Гельфанд. -- Выходит, остается только Фордор, -- сказал Орлон. -- Но туда даже недоразвитый тролль не сунется. -- Что там тролль, гном и тот не полезет, -- согласился Ловелас. Фрито вдруг обнаружил, что все взоры устремлены на него. -- Но разве мы не можем просто-напросто спустить Кольцо в канализацию или заложить его, а квитанцию съесть? -- спросил он. -- Увы, -- торжественно молвил Гельфанд. -- Это не так просто. -- Но почему? -- Я же тебе объясняю -- увы, -- объяснил Гельфанд. -- Что увы, то увы, -- согласился Орлон. -- Но не страшись, милый хоббот, -- продолжал свои речи Орлон, -- ты пойдешь не один. -- Добрый старый Гимлер составит тебе компанию, -- сказал Ловелас. -- И бесстрашный Ловелас, -- сказал Гимлер. -- И благородный Король Артопед, -- сказал Бромофил. -- И верный Бромофил, -- сказал Артопед. -- И Мопси, и Пепси, и Срам, -- сказал Килько. -- И Гельфанд Серозубый, -- добавил Орлон. -- Ну еще бы, -- сказал Гельфанд, пронзая Орлона таким взглядом, что если бы взгляд мог покалечить, старого эльфа уволокли бы отсюда в мешке. -- Быть по сему. Вы отправитесь в путь, как только знамения будут благоприятны, -- сказал Орлон и заглянул в карманный гороскоп. -- И если я не слишком ошибаюсь, через полчаса знамения ожидаются просто бесподобные. Фрито застонал. -- Лучше бы мне было и не родиться, -- сказал он. -- Не говори так, милый Фрито, -- воскликнул Орлон. -- Минута, в которую ты появился на свет, была для всех нас счастливой минутой. -- Ну что же, я так понимаю -- пора нам сказать друг другу "всего хорошего", -- промолвил Килько, отводя Фрито в сторонку, когда они вышли из совещательной комнаты. -- Или правильнее -- "до встречи"? Да нет, я думаю "всего хорошего" будет вернее. -- Всего хорошего, Килько, -- сказал Фрито, подавляя рыдание. -- Как бы мне хотелось, чтобы ты пошел с нами. -- Да, конечно. Но я уже слишком стар для таких приключений, -- произнес старый хоббот, искусно имитируя состояние полного паралича нижних конечностей. -- Как бы там ни было, а я припас для тебя кое-какие подарки. С этими словами он извлек на свет пухлый сверток, и Фрито развернул его -- без особого пыла, ибо помнил о предыдущем прощальном подарке Килько. Однако сверток содержал лишь короткий меч доброй старинной работы, да еще во множестве мест проеденный молью бронежилет и несколько зачитанных романов с заглавиями вроде "Похоть Эльфа" и "Девушка Гоблина". -- Прощай, Фрито, -- сказал Килько, весьма убедительно изображая эпилептический припадок. -- Теперь все в твоих руках, а я трепещу, трепещу, задыхаюсь, о! о! положи меня под свежею листвой, оооооо! Оооооооо! -- Прощай, Килько, -- сказал Фрито, и в последний раз помахав рукой, вышел, чтобы присоединиться к своим спутникам. И как только он вышел, Килько легко вскочил на ноги и ушмыгнул в зал, напевая песенку: Я размышляю под столом, Уклюкавшись до ручки, Что всякий гном -- осел ослом, А эльфы все -- вонючки. Я размышляю под столом, Хлебнувши алкоголя, Об урков сексе групповом Об извращенцах троллях. Я размышляю под столом, Надравшись до икоты, Какие все же все кругом Козлы и идиоты, Как несказанно хорошо Напакостить соседу -- Подав на стол ночной горшок, Позвать его к обеду! -- Горестно мне, что вы так скоро уходите, -- примерно двадцать минут спустя торопливо говорил Орлон, обращаясь к отряду, выстроившемуся близ вьючных баранов. -- Но Тень растет, а дорога вас ожидает дальняя. Лучше выйти сразу, пока темно. У Врага везде есть глаза. При самых этих словах с одной из ветвей ближнего дерева на них зловеще выпучились два больших, поросших толстым волосом глазных яблока, не удержались, сорвались и с громким всхлипом шлепнулись наземь. Артопед обнажил Крону, его прежде сломанный, а ныне второпях подклеенный Меч, и взмахнул им над головой. -- Вперед, -- крикнул он, -- на Фордор! -- Прощайте, прощайте, -- нетерпеливо сказал Орлон. -- Вперед и выше! -- вскричал Бромофил, мощно дунув с свой утиный манок. -- Сайонара, -- сказал Орлон. -- Алоха. Аванте. Изыди. -- Кодак хаки но-доз! -- воскликнул Гимлер. -- Дристан носограф! -- возопил Ловелас. -- Habeas corpus, -- сказал, взмахивая волшебным дрючком, Гельфанд. -- Я какать хочу, -- сказал Пепси. -- И я тоже, -- сказал Мопси. -- Вот щас вы у меня оба откакаетесь, -- пообещал Срам, протягивая руку к здоровенному камню. -- Ладно, пошли отсюда, -- сказал Фрито, и отряд неторопливо зашагал по дороге, ведущей из Дольна. Через несколько коротких часов уже несколько сотен футов отделяло их от барака, на пороге которого по-прежнему стоял Орлон с перекошенным от улыбки лицом. Когда путешественники проходили первый невысокий гребень холма, Фрито обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Дольн. Где-то в черной дали лежал Шныр, и Фрито ощутил жгучее желание вернуться, -- так, может быть, пес вспоминает порой о давно позабытой блевотине. Пока он смотрел в ту сторону, поднялась луна, прошел метеоритный дождь, просияло полярное сияние, трижды пропел петух, грянул гром, стая гусей, построившись свастикой, пролетела над ним, и гигантская рука гигантскими серебристыми буквами вывела по небу: "Mene, mene, а тебе что за дело?". Фрито охватило ошеломительное ощущение, что он подошел к какому-то поворотному пункту, что старая глава его жизни закончилась и начинается новая. -- У-у-у, морда паршивая, -- сказал он, пнув вьючного барана по почкам. Четвероногое затрусило вперед, грозя хвостом чернеющему Востоку, а из глуши окрестных лесов донесся такой звук, словно некую огромную птицу быстро, но бурно стошнило. V. ЧУДИЩЕ НА ЧУДИЩЕ Много дней отряд продвигался к югу, избрав в проводники зоркий глаз Скитальца Артопеда, острое ухо хобботов да мудрую проницательность Гельфанда. В конце второй недели пути они вышли на большой перекресток и остановились, чтобы обдумать, в каком месте лучше всего пересечь Мучнистые горы. Артопед прищурился, вглядываясь вдаль. -- Вот он, мрачный пик Карабас, -- произнес он, указывая на большой камень -- километровую веху, торчавшую у дороги в нескольких ярдах от них. -- Значит, пришла нам пора поворотить на восток,-- сказал Гельфанд, ткнув волшебной палочкой в солнце, что, покраснев, опускалось в пришедшие с моря тучи. Над головой их с оглушительным граем промчалась утка. -- Волки! -- крикнул Пепси и напряг острое ухо, вслушиваясь в замирающий звук. -- Лучше всего остановиться здесь на ночь, -- сказал Артопед, сбрасывая с плеч тяжелую котомку, которая, рухнув на землю, расшибла в лепешку мирного аспида. -- Завтра будем искать перевал. Через несколько минут отряд уже сидел прямо на перекрестке вкруг яркого огня, на котором весело румянился кролик из сценического реквизита Гельфанда. -- Хоть у настоящего костерка посидим, -- говорил Срам, подбрасывая в весело потрескивающее пламя гремучую змею. -- Я так понимаю, знаменитые волки господина Пепси вряд ли к нам нынче ночью полезут. Пепси фыркнул. -- Очень нужен волку пустоброд вроде тебя, -- сказал он и запустил в Срама камнем, который, всего на фут промазав мимо Срамовой головы, оглушил тем не менее пуму. Кружа высоко-высоко над странниками, незримый для них предводитель разведотряда Черных Ворон разглядывал их в полевой бинокль и, отрывисто чертыхаясь на языке своего племени, клялся, что в жизни больше в рот не возьмет спиртного. -- Где мы сейчас и куда направляемся? -- спросил Фрито. -- Мы на большом перекрестке, -- ответил Маг и, вытащив из-под одежд помятый секстант принялся определять возвышения луны, ковбойской шляпы Артопеда и верхней губы Гимлера. -- Вскоре мы перейдем через горы или через реку, не помню, и окажемся в неведомых землях, -- добавил он. Артопед приблизился к Фрито. -- Не надо бояться, -- сказал он и сел прямо на волка, -- мы приведем тебя куда следует. Заря следующего дня занялась ясная и яркая, что нередко случается, если нет дождя, и настроение путешественников значительно улучшилось. Скудно позавтракав молоком и медом, сплоченный отряд двинулся вслед за Артопедом и Гельфандом. Замыкающим шел Срам, подгоняя впереди себя вьючного барана, к которому он питал редкостной теплоты чувства, -- нередко, впрочем, посещающие хобботов при общении с любым мохнатым животным. -- Эх, хоть бы капельку мятного соуса, -- жалостно повторял Срам. Отряд прошел множество лиг(*1) по широкому, гладко вымощеному шоссе, приближаясь к пахучему изножью Мучнистых гор, и уже под вечер добрался до первых невысоких пригорков. Здесь шоссе внезапно исчезло под грудами мусора и руинами древней городской тюрьмы. За развалинами виднелась недлинная, угольно-черная долина, круто взбиравшаяся к скалистым горным склонам. Артопед знаком приказал всем остановиться, и спутники его подтянулись поближе, разглядывая отталкивающий ландшафт. --------------------------------------------------------------- (*1) Лига - это примерно три фарлонга, то есть чуть меньше гектара. -- Боюсь, недоброе это место, -- сказал Артопед, подскальзываясь на липкой черной краске, покрывающей каждый вершок земли. -- Это Черная Долина, -- торжественно молвил Гельфанд. -- Мы что, уже в Фордоре? -- с надеждой спросил Фрито. -- Не упоминай этой черной земли в этой черной земле, -- туманно ответил Гельфанд. -- Нет, тут еще не Фордор, но, похоже, и этой земли уже коснулся Враг всех Людей Доброй Воли. Пока они стояли, разглядывая страшную долину, сзади послышался вой волков, рев медведей и перебранка стервятников. -- Как тут тихо, -- сказал Гимлер. -- Слишком тихо, -- сказал Ловелас. -- Здесь оставаться нельзя, -- сказал Артопед. -- Нельзя, -- согласился Бромофил, бросая над серым пространством страницы взгляд на толстую половину книги, по-прежнему сжатую правой рукой читателя. -- Нам еще эвон сколько идти. После более чем часового подъема по крутому, усесянному каменьями склону, утомленные и измазанные черной краской путники добрались до длинной каменной полки, шедшей между крутым обрывом и прудом, поверхность которого сплошь покрывала плотная маслянистая слизь. Большая ширококрылая птица из водоплавающих на глазах у путешественников с мягким всплеском опустилась на нечистую воду и немедленно растворилась. -- Поспешим, -- поспешно сказал Гельфанд, -- перевал уже близко. Сказав так, он повел отряд в обход каменного выступа, уходившего в воды пруда и заслонявшего всю остальную гору от глаз. Огибая этот выход скальной породы, полка все больше сужалась, постепенно замедляя продвижение отряда. Наконец, перед ними открылась гладкая поверхность горы, на сотни фунтов уходящая вверх . В этой скальной стене был пробит проход в какую-то пещеру, коварно прегражденный огромной деревянной дверью с кованными петлями и колоссальной дверной ручкой. Всю поверхность двери покрывала некая странная заповедь, грациозно начертанная хиромантическими рунами гномов, и столь волшебно было устройство двери, что с расстояния в сотню футов тончайшая щель между деревом и камнем оставалась совершенно невидимой. Артопед задохнулся. -- Черная Яма, -- вскричал он. -- Да, -- сказал Гимлер. -- Баснословный Карат Чун моего предка, Фергюса Фанабера. -- Страшная Андреа Дориа, проклятье живых грудей, -- сказал Ловелас. -- А перевал-то где же? -- спросил Фрито. -- Лик земли переменился с тех пор, как я последний раз бродил в этих местах, -- быстро отозвался Гельфанд, -- и нечто, быть может, сама Судьба, провела нас обманным путем. Фергюсу принадлежат эти слова и тако рек он: Вот в чем моя вера, и отныне жизнь моя станет блистающим примером добродетели и совершенства, достойным того, чтобы оный леляли в Небесах как образчик для всех, у кого достанет мудрости, дабы последовать за мною. Вероучение же мое, подобно Галлии, разделяется на три части. Во-первых, мне долженствует не совать носа в чужие дела. Во-вторых, я обязан стараться во всякое время и во всяком месте поддерживать нос свой в чистоте наиболее сообразными с оной целью средствами. И в-третьих, яко же и в последних, надлежит мне всегда заботиться о том, чтобы руки мои не блудили черт знает где. -- По моему разумению, -- сказал Артопед, -- самое правильное это снова искать перевал. Он должен быть где-то рядом. -- Еще три сотни верст переть за здорово живешь, -- с некоторой робостью сказал Гельфанд, и тут узкая полка, связывавшая их с долиной, с негромким урчанием соскользнула в пруд. -- Ну так, этот вопрос решен, -- брюзгливо заметил Бромофил и крикнул: -- Йо-хо-хо, иди сюда, попробуй, съешь нас! Низкий голос отозвался издалека: -- Моя большой зверь, моя так и сделает. -- И впрямь мрачная Судьба привела нас сюда, -- сказал Артопед, -- или дурак-волшебник! Гельфанд невозмутимо откликнулся: -- Нам надлежит отыскать заклинание, открывающее эту дверь, да поскорее. И так уж смеркается. Он поднял волшебную палочку и вскричал: Юма пало альте напо ерин ходит браэ Тергин корряга кремора оле. Дверь осталась недвижима, а Фрито между тем нервно вглядывался в маслянистые пузырьки, затеявшие во множестве подниматься со дна пруда. -- Если бы я только послушался дядюшку Пука и пошел учиться на дантиста, -- заскулил Пепси. -- А если бы я остался дома, я бы уже заработал кучу денег, торгуя энциклопедиями, -- всхлипнул Мопси. -- А если бы у меня было фунтов десять цемента да пара мешков впридачу, -- поддержал их Срам, -- вы бы уже целый час гуляли по дну этого пруда. Гельфанд, бормоча магические слова, отрешенно присел перед упрямым порталом. -- Псаммобия, -- произносил он нараспев. -- Битум. Мазло. Дверь глухо ухнула, но не шелохнулась. -- Какой-то мрачный вид у нее, -- сказал Артопед. Внезапно Маг вскочил на ноги. -- Ручка! -- вскричал он, и подтащив к двери вьючного барана, влез ему на спину, встал на цыпочки и обеими руками повернул огромную ручку. Ручка легко подалась и дверь, визгливо заскрипев, приотворилась. Гельфанд поспешно протиснулся в щель, а Артопед с Бромофилом оттянули дверь еще на несколько дюймов. В этот миг в середине пруда что-то забулькало, зарыгало и над поверхностью, громко икнув, вздыбилось громадное бархатное чудище. Маленький отряд от ужаса врос в землю. В твари было футов пятьдесят росту, отвороты она носила широкие, а из пасти ее свисали, болтаясь, причастия и украшенные официальными печатями нормы правописания. -- Ой-ей-ей! -- завопил Ловелас. -- Это Тезаурус! -- Калечить! -- взревел монстр. -- Увечить, уродовать, крушить. Смотри УЩЕРБ. -- Скорее! -- закричал Гельфанд. -- В пещеру! Один за одним путешественники проскочили в узкую щель. Последним был Срам, попытавшийся пропихнуть в нее протестующего барана. После двух лихорадочных, но безуспешных попыток он поднял негодующее травоядное и швырнул его в раззявленную пасть жуткого зверя. -- Съедобный, -- чавкая, сообщила гигантская тварь, -- вкусный, аппетитный, легко усваиваемый. Смотри ЕДА. -- Чтоб ты подавился, -- горько пожелал твари Срам, в мозгу которого на миг отчетливо нарисовалось баранье филе. Затем он, извиваясь, протиснулся сквозь щелку в пещеру и присоединился к остальному отряду. Чудище же, рыгнув так, что содрогнулась земля и воздух наполнился ароматами, какие встречаешь, наталкиваясь на давно забытый кусок сыра, с грохотом захлопнуло дверь. Эхо от удара ускакало в глубины горы, а маленький отряд очутился в совершеннейшем мраке. Гельфанд поспешно извлек из кармана своего одеяния коробок с трутом и кремнем и, отчаянно высекая искры из стен и пола, ухитрился запалить конец волшебной палочки, -- маленький язычок пламени давал примерно столько же света, сколько дохлый светляк. -- Вот так магия, -- сказал Бромофил. Маг вгляделся в темноту и, уяснив, что путь перед ними открыт лишь один, а именно вверх по лестнице, возглавил шествие во мрак. Они уходили все дальше в гору, двигаясь коридором, который после того, как кончилась ведшая вверх от ворот длинная лестница, теперь все больше спускался вниз, бессчетное множество раз меняя направление, пока воздух не стал горячим и спертым, а путешественники не запутались окончательно. Никакого источника света, кроме мигающей и плюющейся волшебной палочки Гельфанда, у них по-прежнему не имелось, а единственными звуками, какие они слышали, были зловещие шаги за спиной, тяжкое дыхание северо-корейских солдат, лязг карет скорой помощи и прочие беспорядочные шумы, обыкновенные на темных глубинах. В конце концов, они добрались до места, где коридор разделялся надвое, причем оба прохода вели вниз, и Гельфанд знаком велел всем остановиться. Незамедлительно до них донеслось урчание и потусторонний стрекот, внушающие мысль, что не далее чем в ярде от них расположились, чтобы по-дружески сыграть пару робберов в бридж, Четыре Всадника Апокалипсиса. -- Может, разделимся? -- предложил Бромофил. -- Я лодыжку подвернул, -- пожаловался Пепси. -- Ни в коем случае не издавайте ни звука, -- сказал Артопед. -- А-апзчхи! -- визгливо чихнул Мопси. -- Итак, вот мой план, -- сказал Гельфанд. -- Этаких и пулей не остановишь, -- сказал Бромофил. -- Что бы ни случилось, -- сказал Артопед, -- кто-то должен нести неусыпный дозор. И вся компания, как один человек, завалилась спать. Когда они проснулись, вокруг вновь воцарилась тишина, и все, второпопях позавтракав пирогами и пивом, приступили к решению главной проблемы -- каким проходом двигаться дальше. Пока они стояли, препираясь друг с другом, из земных глубин поднялся к ним ровный рокот барабана. Дрынь, дрынь, дрынь, ба-бах, пшт. Между тем, воздухстановился все более горячим и плотным, а земля начала подрагивать у них под ногами. -- Нельзя терять времени, -- сказал, подскакивая, Гельфанд. -- Необходимо быстро принять решение. -- А я говорю -- направо, -- сказал Артопед. -- А я -- налево, -- сказал Бромофил. Тщательная проверка показала, что в левом проходе на протяжении примерно сорока футов отсутствует пол, и Гельфанд помчался направо, а прочие устремились по его стопам. Проход круто спускался вниз, являя взорам разные неаппетитные знамения, вроде побелевшего скелета минотавра, трупа Питлдаунского человека и растоптанных в лепешку кроличьих карманных часов с гравировкой: "Дорогому Белянчику от всей шараги Страны Чудес". Вскоре спуск стал более пологим и наконец проход вывел их в большую залу с огромными металлическими рундуками по стенам. Зала смутно освещалась отблесками жаркого пламени. Стоило отряду войти в нее, как раскатыстали громче: Дрынь. Дрынь. Фах. Дрыннь. Фах. Ба-бах. И вдруг из прохода, только что покинутого отрядом, выскочила большая банда урков и, размахивая серпами и молотами, бросилась на путешественников. -- Ялу, Ялу! -- орал их вожак, угрожающе взмахивая здоровенной вязанкой хвороста. -- Бей янки! -- орала вязанка. -- Оставайтесь на месте, -- сказал Артопед, -- я разведаю путь. -- Прикройте меня, -- сказал Ловелас, -- я их отвлеку. -- Охраняйте тылы, -- сказал Гимлер, -- я отобью проход. -- Не сдавайте форт, -- сказал Гельфанд, -- я возьму их в клещи. -- Держитесь, -- сказал Бромофил, -- я их отброшу. -- Пьонг-йанг панмун-йом! -- вопил вожак урков. Преследуемый урками отряд кинулся через залу в боковой коридор. Ворвавшись туда, Гельфанд молниеносно захлопнул дверь перед носом первого урка и быстро сотворил заклинание. -- Сезам, закройся! -- произнес он, ударяя по двери волшебной палочкой, отчего дверь с громким и дымным "пфут!" исчезла, оставив Мага лицом к лицу с озадаченными урками. Гельфанд быстренько накатал пространный протокол о явке с повинной, подмахнул его, сунул в руки вожаку и рысью понесся дальше по коридору, -- туда, где на другом конце узкого веревочного моста, перекинутого через еще более узкую бездну, стояла, поджидая его, вся остальная шатия. Едва Гельфанд ступил на мост, как в коридоре вновь послышалось зловещее "дрынь, дрынь" и из него высыпала уже не большая, а огромная банда урков. В самой гуще ее возвышалась мрачная тень, слишком страшная, чтобы ее еще и описывать. В одной лапе тень держала громадный черный шар, а на груди ее ужасными рунами было выведено: "Виланова". -- Ой-ей-ей! -- завопил Ловелас. -- Это булдог! Гельфанд повернулся, чтобы взглянуть на ужасную тень, и та начала, бия в мрачный шар, кругами подбираться к мосту. Маг отшатнулся и, вцепившись в веревку, воздел волшебную палочку. -- Стоять, гнусная тварь! -- крикнул он. Но булдог подбирался все ближе, и волшебник, отступив на шаг, выпрямился во весь рост и сказал: -- Пшел прочь, тонкошкурый! Артопед взмахнул Кроной. -- Ему не удержать моста! -- вскричал он и бросился вперед. -- E pluribus unum(*1) ! -- заревел Бромофил и устремился за ним. -- Esso extra, -- произнес Ловелас и прыжками понесся следом. -- За Кайзера! За Фрэзера! -- закричал Гимлер, спеша им на подмогу. Булдог прыгнул вперел и, подняв над головой кошмарный шар, испустил торжествующий вой. -- Dulce et decorum(*2), -- сказал Бромофил, перерубая поручни моста. -- Они не пройдут, -- подтвердил Артопед, перерубая опорные колья. -- Лучшее -- враг хорошего, -- сообщил Ловелас, перерубая трап. -- Все ближе к тебе, Господь, -- пропел Гимлер, быстрым взмахом топора перерубая последний канат. --------------------------------------------------------------- (*1) Из многих единое (лат.). Девиз США. - Прим. перев. (*2) Первая часть латинской фразы, означающей "Приятно и почетно умереть за родину". - Прим. перев. Мост с громким щелчком оборвался, стряхнув в пропасть Гельфанда и булдога. Артопед развернулся и, подавив рыдание, побежал дальше по коридору. Прочие не отставали. Свернув за угол, они внезапно вылетели под ослепительный солнечный свет и, потратив несколько коротких минут на то, чтобы обезглавить спящий караул урков, протиснулись сквозь ворота и покатили вниз по восточной лестнице. Лестница шла вдоль кисельного потока, в волнах которого зловеще раскачивались какие-то большие и липкие разноцветные сгустки. Ловелас остановился и с чувством сплюнул. -- Это Спумони, -- пояснил он, -- столь любимое эльфами. Не пейте его -- оно вам дырок в зубах понаделает. Отряд быстро двинулся вдоль неглубокого русла и меньше чем через час уже вышел на западный берег реки Нессельроде, которую гномы зовут Кисельвроде. Артопед дал знак остановиться. Ступени, по которым они спустились с горы, обрывались у кромки воды, а по обеим сторонам узкого пути широкой бесплодной равниной, заполненной бореями и зефирами, дельфинами в бескозырках и уличными указателями, уходили вдаль холмы. -- Боюсь, мы попали в места, еще не нанесенные на карту, -- сказал Артопед, из-под ладони вглядываясь вдаль. -- Увы, нет с нами Гельфанда, чтобы наставить нас на истинный путь. -- Да, похоже, припухли, -- согласился Бромофил. -- Вон в той стороне лежит Лодыриен, Земля Ушлых Эльфов, -- сказал Ловелас, указывая через реку на неряшливый лес, образованный ползучими вязами и араукариями. -- Я уверен, Гельфанд повел бы нас именно туда. Бромофил окунул ногу в небыструю реку, и из нее тут же взлетела в воздух порция рыбных палочек с гарниром из жаренных в масле улиток. -- Колдовство! -- завопил Гимлер. -- Ведьмовство! Дьявольство! Изоляционизм! Биметаллизм! -- О да, -- сказал Ловелас, -- заклятие лежит на этой реке, ибо названа она именем прекрасной эльфийской девы Нессельроде, пылавшей страстью к Ментолу, Богу Десертных Напитков. Но злобная Оксидоль, Богиня Ловкости Рук и Малого Шлема, явилась ей в образе медного пятака и рассказала, что Ментол изменяет ей с Принцессой Психессой, дочерью Короля Здоровиллы. Узнав об этом, Нессельроде исполнилась гнева и страшной клятвой поклялась отбить Ментолу печенки и упросить свою маму, Синераму, Богиню Краткосрочных Ссуд, обратить Ментола в эректор. Однако Ментол прознал о замыслах Нессельроде и, явившись ей в образе холодильника, превратил ее в реку, а сам отправился на запад, торговать энциклопедиями. Еще и теперь можно слышать, как по весне река принимается негромко стенать: "Ментол, Ментол, сволочь ты этакая! Жила я себе эльфийкой, никого не трогала, и вдруг -- плюх! -- обратилась в реку. Вонючка ты, вот ты кто!" И ветер отвечает: "Тьфу на тебя!" -- Печальная история, -- сказал Фрито. -- И все это правда? -- Нет, -- сказал Ловелас. -- А вот еще песня про это. И он запел: То песнь о деве, что жила В далекие года. С власами, будто бы метла, С очами, как вода. Был полон жвачки рот ее И сплетен -- голова, Подол же нижнее белье Скрывал едва-едва. Она носила пудру "в тон" И туфли -- самый шик. И все ждала -- ну где же он, Порядочный мужик? Однажды эльф-аристократ Повел ее на бал. Он намекнул ей, что богат И жить один устал. И дева эльфу отдалась В обшарпанном "рено", Смекнув, что этот -- в самый раз И дело решено. А он в конце сказал, что ждет Давно его невеста, Что он сапожник и вот-вот Останется без места. Сказал все это, сукин сын, И дернул со всех ног. Когда б такой он был один... Спаси эльфийку бог! -- Нам следует переправиться до ночи, -- сказал, дослушав пение, Артопед. -- А то поговаривают, будто в этих местах свирепствуют таможенные нетопыри и сосущие кровь овиры. С полотенцем в одной руке и мочалкой в другой Артопед ступил в мыльную воду, прочие последовали его примеру. Глубина нигде не превышала нескольких футов, так что хобботы переправились без труда. -- Действительно, странная река, -- сказал Бромофил, когда вода обняла его бедра. На другом берегу путешественников ожидала шеренга иссохших деревьев, стволы которых покрывали плакаты на Эльферанто, гласившие: "Посетите сказочный Эльф-Виллидж", "Загляните на Змеиную Ферму", "Не пропустите Мастерской Санта-Клауса", "Зачарованный Лес -- наше богатство!" -- Лодыриен, Лодыриен, -- вздыхал Ловелас, -- дивное диво Нижесредней Земли! Словно в ответ на его вздохи в стволе большого дерева открылась дверца, обнаружив за собой комнатушку, тесную от стоек с почтовыми открытками, громко тикающих ходиков с кукушкой и коробок леденцов из кленового сахара. Из-за торгующего тянучками автомата выскользнул сальной внешности эльф. -- Рекламный фургон, -- произнес он и низко поклонился.-- Меня зовут Пентель. -- Приблизься, конастога, -- сказал Ловелас. -- Так-так-так, -- важно откашливаясь, сказал эльф. -- Что-то не вовремя вы пожаловали, туристский сезон уже кончился, разве нет? -- Да мы просто так, мимо проходили, -- сказал Артопед. -- Ну, не важно, -- сказал Пентель. -- Тут у нас есть на что посмотреть, будьте уверены, есть. Слева от вас находится оцепенелое дерево, справа -- образующая естественный мостик скала с неестественным эхом, а прямо впереди -- старинный Источник Исполнения Желаний. -- Мы, знаете, только что из Дории, -- продолжал Артопед. -- А теперь вот в Фордор идем. Эльф побелел. -- Надеюсь, вам понравилось в Волшебной Стране Лодыриен, -- торопливо сказал он и, вручив им пачку рекламных проспектов и стрекал для вьючных скотов, метнулся внутрь дерева, захлопнул дверь и запер ее на засов. -- Да, тревожные настали времена, -- сказал Артопед. Ловелас открыл один из проспектов и углубился в карту. -- Тут неподалеку лежит Эльф-Виллидж, -- наконец, сказал он, -- и если там еще не сменились хозяева, в нем должен и поныне проживать Орлонов родич, Владыка Килоперц, а с ним Госпожа Лавалье. -- Эльфы! -- пробормотал Срам. -- Я, конечное дело, не хочу сказать, что Сыроед прав, но и кругом неправым я бы его не назвал, коли вы понимаете, о чем я толкую. -- Заткнись, -- мрачно произнес Ловелас. Второпях позавтракав мирром и благовониями, отряд выступил по широкому пути, определенному Ловеласом с помощью карты как "Поляна Ужасов". Время от времени из каучуковых кустов выскакивали на нетвердых ногах механические драконы и гоблины, разевали пасти и всхрапывали. Но эти наскоки оставили невозмутимыми даже хобботов, и спустя несколько коротких часов путешественники вышли на опушку рощицы, состоящей из чрезвычайно оцепенелых деревьев, с чьих странно симметричных ветвей неубедительными охапками осыпались изъеденные коррозией медные листья. Пока путешественники стояли, дивясь подобному чуду, из чердачного окна ближайшего к ним дерева высунулась голова эльфийской девы. Высунулась и воскликнула на языке древних эльфов: -- Горячий привет дальнестранникам! -- Есть кто дома вроде тебя? -- спросил Ловелас, отвечая, как повелевает обычай. Миг спустя, дверь огромного дерева отворилась, и из нее вышел низкорослый эльф. -- Килоперц и Лавалье ожидают вас наверху, -- сказал он и ввел путников внутрь просторного ствола. Внутри дерево оказалось совершенно пустым и оклеенным обоями под кирпичную кладку. Винтовая лестница вела сквозь дыру в потолке на верхний этаж. Эльф сделал знак, что им следует подняться по узким ступенькам. Добравшись доверху, путешественники попали в комнату, украшенную точь в точь как нижняя, но ярко освещенную свисавшей со стропил люстрой, изготовленной из тележного колеса. В дальнем конце комнаты сидели на паре пеньков Килоперц с Лавалье, облаченные в богатый муслин. -- Добро пожаловать в Лодыриен, -- медленно поднимаясь на ноги молвила Лавалье, и путешественники увидели, что она прекрасна, как юный побег карликового дуба. Голову ее осеняла роскошная копна каштановых волос, и стоило Лавалье встряхнуть ею, как целые горсти роскошных каштанов сыпались на пол, подобно дождю. Фрито вертел в пальцах Кольцо и дивился великой ее красоте. Словно завороженный, он встал, и Лавалье оборотилась к нему и увидела, что он вертит в пальцах Кольцо и дивится великой ее красоте. -- Я вижу, Фрито, -- молвила она, -- что ты вертишь в пальцах Кольцо и дивишься великой моей красоте? У Фрито перехватило дыхание. -- Пусть тревога покинет твое сердце, -- молвила она, торжественно ущипнув его за нос. -- Мы не кусаемся. Килоперц поднялся, поочередно обратился с приветствием к каждому из путешественников, пригласил их устраиваться поудобнее на расставленных вдоль стен одноногих табуретках с резиновыми сиденьями и попросил поведать об их приключениях. Артопед прокашлялся. -- Дела давно минувших дней, -- начал он. -- Зовите меня Измаил, -- перебил его Гимлер. -- Когда Апрель обильными дождями, -- встрял Ловелас. -- Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, -- завел свое Бромофил. После недолгих споров пришлось Фрито рассказать всю историю Кольца и повесть о путешествиях Килько, поведать о Черных Призраках на свином ходу, о Совещании у Орлона, о Дории и о безвременной кончине Гельфанда. -- Уху-ху-ху, -- печально промолвил Килоперц, когда Фрито закончил. Лавалье глубоко вздохнула. -- Труден ваш путь и опасен, -- молвила она. -- Да, -- подтвердил Килоперц, -- тяжкое бремя приняли вы на себя. -- Враг ваш силен и безжалостен, -- молвила Лавалье. -- Многого вам надлежит опасаться, -- промолвил Килоперц. -- Вы отправляетесь на рассвете, -- молвила Лавалье. Досыта пообедав херувимами и серафимами, усталые путешественники разошлись по комнатам, отведенным им Килоперцем и Лавалье в стоявшем поблизости маленьком дереве, но Фрито, собравшегося войти вовнутрь, Лавалье поманила за собой и вскоре привела в небольшую укромную лощину, посреди которой стояла заляпанная пометом птичья купальня с плавающей в ней кверху лапками четой воробьев. -- Яд, -- пояснила Лавалье, выбрасывая оперенные трупики в кусты, -- больше их ничем не отвадишь. Вслед за тем она плюнула в воду, и оттуда с криком: "Ну, так какое твое седьмое желание?" -- выпрыгнула золотая рыбка. В ответ Лавалье склонилась к воде и прошептала: "Клаузула Вильмота", -- и вода вскипела, наполнив воздух тонким ароматом мясного супа с фасолью. Затем показалось Фрито, будто поверхность воды разгладилась и на ней появилось изображение человека, что-то запихивающего себе в нос. -- Это так, рекламная пауза, -- раздраженно молвила Лавалье. Через миг вода прояснилась, и Фрито увидел сначала, как танцуют на улицах эльфы и гномы, потом какой-то пир в Минас Термите, потом веселый дебош в Шныре, потом большую бронзовую статую Сыроеда, разбиваемую на куски, чтобы понаделать из них булавок для галстуков, и наконец самого себя сидящим на груде бижутерии и улыбающимся до ушей. -- Это хорошее видение, -- провозгласила Лавалье. Фрито потер кулаками глаза и сам себя ущипнул. -- Значит все не так уж и сумрачно? -- спросил он. -- Купальня Лавалье никогда не лжет, -- строго ответила Владычица и, отведя Фрито к остальным путешественникам, исчезла в облаке духов "Похоть Джунглей". Фрито напоследок еще раз ущипнул себя, шатаясь, забрался в дерево и скоро забылся глубоким сном. Некоторое время поверхность купальни оставалась темной, затем замерцала и показала по очереди: радостную встречу "Титаника" в Нью-Йоркской гавани, выплату Францией военных долгов и прием по случаю инаугурации Гарольда Стэссена. На востоке встала Вельвита, возлюбленная утренняя звезда эльфов и служанка рассвета, встала, приветствуя фланелевоязыкую Нокзему, и лязгая золотым помойным ведром, повелела ей пробудить крылатого рикшу Новокаина, глашатая дня. А следом за нею явилась в небе розовоокая Овальтина, дабы облобызать пушистыми устами землю к востоку от Моря. В общем, рассвело. Отряд поднялся и, впопыхах позавтракав спирохетами и зобами, прошел, ведомый Килоперцем с Лавалье и их слугами, туда, где лежали на берегу великой реки Анаглин три бальзовых плотика. -- Настал печальный час расставания, -- торжественно молвила Лавалье. -- Но у меня есть для каждого из вас по небольшому подарку, который поможет вам в грядущие темные дни вспоминать о счастливом пребывании в Лодыриене. Сказав так, она вытащила из кустов большой сундук и извлекла из него несколько чудных вещиц. -- Для Артопеда -- драгоценности короны, -- молвила она и поднесла удивленному королю грушу, ограненную подобно брильянту, и воробьиное яйцо размером с изумруд. -- Для Фрито -- нечто волшебное, -- и в руке у хоббота оказался дивный хрустальный шарик, внутри которого порхали снежинки. За ними и все остальные члены отряда получили в дар нечто удивительное и роскошное каждый: Гимлеру досталась годовая подписка на "Эльфийскую Жизнь", Ловеласу дорожный набор для игры в Ма-джонг, Мопси баночка Клеверного Бальзама, Пепси пара салатных вилок, Бромофилу велосипед фирмы "Швайн", а Сраму канистра с репеллентом. Путешественники быстро попрятали подарки среди прочего, уже уложенного на плоты необходимого в странствии снаряжения, включающего веревки, банки с говяжьей тушенкой, несколько тюков копры, волшебные плащи, позволяющие сливаться с любым окружением, будь то зеленая трава, зеленые деревья, зеленые скалы или зеленое небо; альбом "Драконы и василиски мира"; ящик собачьих галет и ящик польской водки. -- Прощайте, -- молвила Лавалье, когда отряд кое-как разместился на плотиках. -- Дальний путь начинается с первого шага. Человек -- это не остров. -- Ранняя птичка червя получает, -- промолвил Килоперц. Плоты соскользнули в реку, а Килоперц с Лавалье погрузились на большого, переделанного под ладью лебедя и некоторое время плыли рядом с плотами, причем Лавалье, сидя у лебедя на носу, пела голосом, томящим душу, подобно дроби стальных барабанов, древний эльфийский плач: Даго, Даго, Лэсси Лима ринтинтин Янки уницикл рамар ротор ют Тельстар алоха сааринен кларет Никсон камера импала десото? Гардоль масла телефон лумумба! Чаппакуа хаватампа мюриель Твою мог что хоти делай, бвана, Но ти выпить не поима! Комсат мельба рубайат нирвана Гарсиа и вега гайавата алу. О митра, митра, скора мне капута! Волдари валдера, ля ви се ля ви, Хони соут ла ваш квирит, Хони соут ла ваш квирит. ("Ах, падают листья, увядают цветы, и все реки впадают в Республиканскую партию. О Рамар, Рамар, помчись, словно ветер, на своем одноколесном велосипеде и предупреди речных нимф и королев кокаина! Ах, кто будет теперь сбирать земляные орехи и пировать средь подстриженных ровно деревьев? Кто теперь станет ощипывать наших единорогов? Видишь, куры уже смеются? Увы, Увы!" Хор: "Мы -- хор, мы со всем согласны. Согласны, согласны, согласны, согласны.") Когда крошечные плотики один за одним скрывались под берегом, следуя изгибу реки, Фрито в последний раз обернулся и как раз успел увидеть, как Госпожа Лавалье в принятом у древних эльфов жесте прощания, засовывает палец себе в глотку -- в то место, откуда растет язык. Бромофил устремил взоры вперед, туда, где за речными излучинами едва-едва показалось солнце. -- Ранняя птичка гастрит получает, -- пробормотал он и крепко заснул. Столь велико было очарование Лодыриена, что хотя путешественники провели в этой волшебной земле всего одну ночь, им она показалась неделей, и Фрито, плавно несомый рекой, преисполнился вдруг неясного страха, -- ему стало казаться, что времени у них осталось всего ничего. Он вспомнил о полном зловещих предзнаменований сне Бромофила и, вглядевшись в спящего воина, впервые заметил пятно на его челе, как бы от высохшей крови агнца, большой меловой крест на спине и черную метку размером с дублон на щеке. На левом плече Бромофила сидел огромный, недобрый на вид стервятник -- сидел, ковырял в зубах и пел дурацкую песню про каких-то трупиалов. Вскоре после полудня русло реки начало сужаться и мелеть, а вскоре за этим путь отряду преградила громадная бобровая плотина, из нутра которой до путешественников донеслись мрачные шлепки бобровых хвостов и зловещий вой турбин. -- Я полагал, что путь на Крутобокие Острова свободен, -- сказал Артопед, -- но ныне вижу, что слуги Сыроеда и здесь уже поработали. Дальше нам по реке не проплыть. Путешественники подгребли к западному берегу и, вытащив плоты, второпях позавтракали луной и грошем. -- Ох, боюсь, подгадят нам эти скоты, -- сказал Бромофил, махнув рукой в сторону нависающей над ними бетонной плотины. Словно в ответ на его слова, некая массивная фигура, нетвердо ступая, враскачку двинулась по каменному берегу в сторону путешественников. Фута, примерно, в четыре ростом, очень темнокожая, с похожим на кусок запеченного мяса хвостом, в черном берете и в скрывающих поллица темных очках. -- Ваш покорный слуга, -- низко поклонившись, прошепелявила эта странная тварь. Артопед подозрительно разглядывал негодяя. -- А ты кто такой? -- спросил он наконец, и рука его пала на рукоять меча. -- Безобидный путешественник вроде вас, -- ответило бурое существо, в подтверждение хлопнув оземь хвостом. -- Мой конь расковался или лодка утопла, никак не могу запомнить. Артопед облегченно вздохнул. -- Ну что же, милости просим, -- сказал он. -- А я уж испугался, что вы, может быть, какой-нибудь лиходей. Странное существо снисходительно рассмеялось, показав пару передних зубов размером с плитки-кабанчики, какими выкладывают ванные комнаты. -- Это навряд ли, -- сказало оно, жуя в рассеянности кусок разбухшей в воде лесины. Затем существо громко чихнуло, и темные очки его упали на землю. Ловелас испуганно ахнул. -- Черный Бобер! -- отшатнувшись, воскликнул он. В тот же миг в ближнем лесу послышался громкий треск и на невезучий отряд обрушилась объединенная банда завывающих урков и рычащих бобров. Артопед вскочил на ноги. -- Эвиндюр! -- воскликнул он и, обнажив Крону, протянул ее рукоятью вперед ближайшему урку. -- Рахат-лукум! -- возопил Гимлер, разжимая пальцы, чтобы из них упало на землю его тесло. -- Вазелин! -- произнес Ловелас, поднимая руки. -- Ipso facto(*1)! -- проворчал Бромофил, и расстегнул перевязь своего меча. --------------------------------------------------------------- (*1) В силу факта, на деле (лат.). Прим. перев. Пока остальные торопливо сдавались, Срам подскочил к Фрито и ухватил его за локоть. -- Пора рвать когти, бвана, -- сказал он, набрасывая на голову шаль, и оба хоббота соскользнули на плот и отплыли от берега прежде, чем набегающие урки и их неуклюжие союзники успели заметить пропажу. Вожак урков сгреб Артопеда за грудки и свирепо встряхнул. -- Которые тут хобботы? -- взревел он. Артопед повернулся туда, где только что стояли Срам и Фрито, потом туда где скорчились, стараясь быть понезаметнее, Мопси и Пепси, и наконец туда, где прикинувшись мертвыми, лежали Гимлер и Ловелас. -- Соврешь -- костей не соберешь, -- пригрозил урк, и Артопед против воли своей отметил прозвучавшую в голосе урка угрожающую нотку. Он указал рукою на хобботов и двое урков прыгнули вперед и сграбастали несчастных руками, превосходившими толщиной Артопедовы ноги (обе сразу). -- Вы ошибаетесь! -- заверещал Мопси. -- У меня его нет! -- Не того вяжете! -- взвизгнул Пепси. -- Вон его берите! И указал на Мопси. -- Ну да, не того -- того самого, -- кричал Мопси, маша лапкой в сторону Пепси, -- я бы его где хошь признал. Рост три-пять, вес восемьдесят два, на левой руке татуировка -- дракон перед случкой, два привода за недонесение и пособничество известному Кольценосцу. Вожак урков злобно расхохотался. -- Остальным даю десять секунд, чтобы смыться, -- сказал он, вертя в руках комплект гигантских кривых ножей и леденя душу пленников внезапным переходом на нормальный английский язык. При этих словах Бромофил рванул с места, как спринтер, но перевязь меча обвила его ногу, он упал, и острый носок его же полуботинка пронзил Бромофилу грудь. -- Участь моя решена, -- простонал он. -- О, передайте Спартаковцам, чтобы держали торпеды сухими! Затем он громко всхрапнул и испустил дух. Урка покачал головой. -- Ну, уж это ты зря, -- сказал он и увел свою банду, а с нею Мопси и Пепси, в окрестные леса. Фрито и Срам, осторожно гребя, неторопливо переплыли реку и вытащили свое судно на восточный берег; а за ними, скрытое от глаз тенью плотины тихо прошлепало какое-то серенькое существо на зеленом в желтый горошек надувном матрасике. -- Из печного горшка да прямо в ночной, как сказал бы старый Губа-не-Дура, -- проворчал Срам. Они выудили из груды барахла на плоту спальные мешки и полезли вверх по узкому ущелью, ведущему к следующей главе. VI. ВСАДНИКИ РЕГОТАНА Три дня Артопед, Ловелас и Гимлер гнались за бандой урков, останавливаясь лишь затем, чтобы поесть, попить, поспать, сыграть несколько партий в пинокль и немного погулять, любуясь окрестными видами. Скиталец, эльф и гном неутомимо шли по следам похитителей Мопси и Пепси, порой они покрывали за один переход не менее трех сотен ярдов, прежде чем рухнуть наземь в полной апатии. Много раз Топтун сбивался со следа, что было довольно трудно, поскольку урки имеют обыкновение любовно собирать свои экскременты и складывать из них там, где они проходят, большие ароматные кучи. Кучам этим они старательно придают скульптурные, но пугающие формы -- в качестве безмолвного предостережения всякому, кто помышляет бросить вызов ихмощи. Но урковы кучи встречались все реже, свидетельствуя, что урки либо ускоряют шаг, либо испытывают недостаток в грубых кормах. Во всяком случае, след истоньшался, и рослому Скитальцу требовалось все его искусство, чтобы не упустить едва уловимых знаков, оставляемых спешащей бандой: изодранного полуботинка с отверстиями для вентиляции, колоды крапленых карт, а чуть погодя двух урков -- тоже с отверстиями и тоже для вентиляции. Земля становилась все более безрадостной и плоской, теперь вокруг виднелись лишь карликовые кустарники и чахлые сорняки. Время от времени преследователям попадалась заброшенная деревня, совершенно пустая, если не считать одной-двух бродячих собак, которыми путники пополняли свои припасы. Медленно спускались они на унылую Равнину Реготана, место жаркое, засушливое и безотрадное(*1). Слева от них смутно рисовались в небе вершины Мучнистых гор, справа в дальней дали лежал медлительный Эманац, на юге располагались баснословные земли Реготунов -- овчаров, прославленных мастерством, какое являют они в схватке с боевым мериносом. --------------------------------------------------------------- (*1) Не лишенное сходства с городом Пассаик в штате Нью-Джерси. В стародавнее время повелители баранов враждовали с Сыроедом и отважно сражались против него при Брильонтире и Ипсвиче. Ныне же поползли слухи о бандах изменников, которые, вторгаясь верхом на баранах в северные пределы Роздора, грабили, насиловали, сжигали селения, убивали и насиловали. Топтун вдруг остановился и испустил глубокий выдох уныния и скуки. Урки уходили от них все дальше и дальше. Осторожно развернул он квадратик, оставшийся от волшебного сдобного хлебца эльфов, и разломил его на четыре равные доли. -- Съесть все до крошки, ибо это последнее, что у нас есть, -- произнес он, зажимая в кулаке четвертый кусочек, чтобы сгрызть его позже, когда никто не будет смотреть. Ловелас и Гимлер жевали сосредоточенно и безмолвно. Всюду вокруг ощущали они злодейское присутствие Сарафана, злого Мага из Кирзаграда. Его зловещие чары тяжко сгущались в самом воздухе, а тайные силы его препятствовали дальнейшим поискам наших друзей. Силы, имевшие много обличий, но ныне обернувшиеся поносом. Гимлер, который питал к Ловеласу чувства еще менее теплые, нежели в Дольне, -- если такое возможно, -- подавился булкой. -- Будь прокляты эльфы с их гнилою жратвой, -- пробормотал он. -- И гномы, -- парировал Ловелас, -- с их неразвитым вкусом. В двадцатый раз эти двое обнажили оружие, горя желаньем отведать вражеской требухи, но Топтун вмешался, предотвращая смертоубийство. Он все равно уже доел свою порцию. -- Воздержитесь и смиритесь, остановитесь, угомонитесь, вложите в ножны мечи ваши, воздержитесь от ссоры вашей и остановите руки ваши, -- рек он, воздевая бахромчатую рукавицу. -- Отзынь, приставучий! -- проревел гном. -- Щас я из этого фертика запеканку сделаю! Однако Скиталец вытащил умиротворяющего вида нож, и драка закончилась так же быстро, как началась, ибо даже гномов и эльфов не прельщает перспектива получить перо в спину. Затем, едва лишь бойцы вложили клинки в ножны, Топтун снова возвысил свой голос. -- Воззрите! -- воскликнул он, указывая на юг. -- Всадники! Много! И скачут, как ветер! -- Лучше бы им скакать против ветра, -- произнес, зажимая нос, Ловелас. -- Ноздри эльфов чувствительны, -- сказал Топтун. -- И пятки их сверкают, как легкое пламя, -- чуть слышно проворчал Гимлер. Все трое, сощурясь, вглядывались в облако пыли на далеком горизонте. В том, что это были бараньи пастыри, не оставалось сомнений, ибо ветер служил им герольдом. -- Ты полагаешь, они дружелюбны? -- спросил, трепеща, словно лист, Ловелас. -- Этого я сказать не могу, -- ответил Топтун. -- Если они дружелюбны, нам тревожиться не о чем, если ж они враждебны, мы спасемся от их ярости посредством военного искусства. -- Это как же? -- спросил Гимлер, уже оглядевший плоскую равнину и не нашедший, куда спрятаться. -- Биться будем или деру дадим? -- Ни то, ни другое, -- ответил Скиталец, грузно плюхаясь наземь. -- Мы прикинемся мертвыми. Ловелас и Гимлер обменялись взглядами и покачали головами. Немного существовало на свете предметов, по которым мнения их совпадали, но Топтун был, безусловно, одним из них. -- Ну что же, -- промолвил Гимлер, вытаскивая колун, -- по крайней мере, двух-трех мы с собой заберем, ибо лучше уходить из этого мира с застегнутым гульфиком. Бараньи властители приближались, уже явственно слышалось яростное воинственное блеянье их скакунов. Рослы и светловолосы были Реготуны, носители шлемов, венчаемых грозного вида шипами, и сильно похожих на зубную щетку усов. Путешественники разглядели также высокие сапоги, короткие кожаные штаны с помочами и длинные копья, похожие больше на метлы с налитым в ручки свинцом. -- О, сколь свирепо обличие их, -- сказал Ловелас. -- Да, -- отвечал Топтун, вглядываясь сквозь щель между пальцами, ибо он прикрыл ладонью глаза. -- Горды и горячи Реготуны и пуще всего ценят они силу и обладанье землей. Но поскольку землей этой чаще всего уже обладают соседи, Реготуны отчасти непопулярны. Они хоть и не ведают грамоты, но привержены песням и танцам, и преднамеренным убийствам. Впрочем, война -- не единственное их ремесло, ибо они еще держат летние лагеря для детей соседских племен, оборудованные самыми современными кухнями и душевыми. -- Стало быть, не так уж они и плохи, мерзавцы, -- с надеждой произнес Ловелас. И в тот же миг сотня клинков сверкнула, появляясь на свет из сотни ножен. -- Может, заложимся? -- спросил Гимлер. Бессильные что-либо сделать, они наблюдали, как несется на них бараний строй. Внезапно всадник, скакавший в самой его середине, всадник, чей шипастый шлем украшала вдобавок пара длинных рогов, неопределенно махнул рукой, приказывая воинам остановиться, и те натянули поводья, явив поразительное отсутствие наездничьего искусства. Двое их свалившихся с седел товарищей были насмерть затоптаны в последовавшей сутолоке и суматохе. Когда вопли и проклятия замерли, рогатый вождь легким галопом подскакал к нашей троице на боевом мериносе редкостной стати и белизны. В хвост боевого барана были затейливо вплетены круглые резинки разнообразных цветов. -- Ну и видок у придурка -- вилка вилкой, -- прошептал Гимлер краешком толстогубого рта. Вождь, оказавшийся на голову ниже всех прочих всадников, с подозрением оглядел своих пленников сквозь сидевшие в его глазницах спаренные монокли и угрожающе взмахнул боевой метлой. Только тут троица сообразила, что перед ними женщина -- женщина, чей обширный нагрудник намекал на скрытые за ним обильные телеса. -- Куда ви держайт свой путь унд што ви делайт здесь, где вам не следовайт бить ин дер фюрст строка, где ви ист? -- требовательно вопросила предводительница на сильно испорченном Поголовном языке. Топтун выступил вперед, низко поклонился, пал на одно колено и дернул себя за чуб. Затем он поцеловал землю у ног Властительницы баранов. Да уж для верности и сапоги ей почистил. -- Привет и здравия тебе, о Владычица, -- прошепелявил Топтун, чувствуя, что язык у него во рту едва ворочается от сапожной ваксы. -- Мы путники, зашедшие в ваши земли в поисках друзей, плененных грязными урками Сыроеда и Сарафана. Быть может, вам довелось их встретить? Росту в них три фута, ножки волосатые, хвостики маленькие, одеты, скорее всего, в эльфийские плащи, а путь они держали в Фордор, дабы уничтожить опасность, представляемую Сыроедом для Нижесредней Земли. Несколько времени предводительница овчаров молча созерцала Скитальца, а затем обернулась к отряду и поманила к себе одного из воинов. -- Эй, лекарь! Поспешайт, для тебя ист работа. У парня бред. -- О нет, Прекрасная Дама, -- сказал Топтун, -- те, о ком я веду речь, это хобботы, которых эльфы зовут на своем языке полуосликами. Я же -- их проводник, некоторые называют меня Топтуном, хотя у меня куча имен. -- Готофф поспорить, што это ист так, -- согласилась предводительница, встряхивая золотистыми локонами. -- Лекарь! Где ти застревайт? Но в конце концов объяснения Топтуна были приняты на веру и все принялись представляться друг дружке. -- Я ист Йорака, дочь Йомлета, Капитан Остенфельда унд Тан Навара. Это означайт, што ти обращайтся ко мне вежлифф или ти ист пфук унд никто тебя больтше не видел, -- сказала краснолицая воительница. Внезапно лицо ее потемнело, ибо на глаза ей попался Гимлер, и она оглядела его с большим подозрением. -- Как ист твое имя, повторяй? -- Гимлер, сын Героина, Владетельный Гном Герундия и Главный Инспектор Королевских Блюд, -- ответил приземистый гном. Йорака слезла с барана, подошла к гному поближе и, сурово сомкнув уста, еще раз внимательно проинспектировала его внешность. -- Нет, не сметшно, -- наконец, сказала она, -- хороший карлик из тебя не получайтс. И она повернулась к Топтуну: -- Унд ти. Артбагет, так? -- Артбалет! -- сказал Топтун. -- Артопед из рода Артбалетов! В мгновение ока он вырвал из ножен тускло сверкнувшую Крону и, вертя ею над головой, воскликнул: -- А это Крона, меч того, у которого куча имен, того, кого эльфы называют Люмбаго, а также Магнетитом и Дуболомом, наследника трона Роздора и истинного Артбалета, сына Араплана, Дюжинами Разящего, семя от семени Барандила, Сам-с-Усама и Кума-Королю! -- Тьфу ти, ну ти, -- сказала Йорака и вновь оглянулась на ожидающего распоряжений лекаря. -- Впротшем, я верить, что ви ист альзо не шпики дер Сарафана. Он хоть и вонютшка, но не польный кретин. -- Мы пришли издалека, -- сказал Ловелас, -- а вел нас Гельфанд Серозубый, Маг Королей и Крестный Отец Фей второго разряда. Баранья Властительница приподняла соломенные брови, отчего оба монокля вывалились из глазниц, явив ее собеседникам жидко-голубые глаза. -- Тшшшшшшш! Это ист не тот имя, который стоит повторяйт в наш фатерлянд. Король, майн фатер, давайт этот шулик свой любимый скакун, Протуберанетц Моментальный, а тот поступайт с ним хуже трехногого тролля! Петный оветшк вернулся домой недель спустя весь в блохах унд разучился проситься на улитц унд обг