да удрать и в основном имели дело не с самими поселенцами, а с их собственностью. Никогда еще они не сходились в драке с парнями такого бандитского вида, как эти поселенцы, что пришли сегодня на лекцию. А эти поселенцы и вправду были самые что ни на есть головорезы. Крепкие парни - когда какой-нибудь Железноголовый сбивал поселенца с ног, тот тут же вставал и давал сдачи. А Железноголовые катились наземь от одного доброго пинка поселенца, воя от боли. Если подумать, так ничего в этом удивительного и нет. В конце концов, роботы всю жизнь берегли Железноголовых от малейшей опасности, и они понятия не имели, что такое синяки и ушибы. У них их просто никогда не было! А поселенцы - по крайней мере, парни вроде этих головорезов - наверняка не раз сшибались друг с другом в жестоких потасовках, которые то и дело случались в Сеттлертауне. Но Железноголовые были еще далеки от панического бегства. И среди них нашлись такие, что, не дрогнув, продолжали драться. Альвара это устраивало - не меньше, чем поселенцев. Железноголовые за последние годы донельзя досадили полицейскому управлению. Но тут кто-то снова наступил Альвару на ногу, и он вскрикнул от боли. Сзади кто-то орал прямо ему в ухо. Альвар круто развернулся к крикуну. И внезапно столкнулся нос к носу с разъяренным Симкором Беддлом, неукротимым лидером Железноголовых. Шериф ухватил Беддла за ворот и с непередаваемым наслаждением услышал его невразумительное испуганное бульканье. Альвар тряхнул Беддла, отставил его в сторону, не ослабляя хватки. Сжал кулак, размахнулся, и... ...и тут, совершенно неожиданно, его руку обхватила могучая металлическая рука зеленого цвета и удержала, не давая пошевелиться. Альвар оглянулся, скользнул взглядом по залу. У кого-то хватило ума вызвать роботов, которые толпились в холле, поджидая хозяев. Один робот ничего не мог поделать с потасовкой. Но тысячу роботов, действующих как один, ничто не могло остановить. Роботы заполонили весь зал, они растаскивали драчунов, встревали между людьми, которые исступленно кидались друг на друга, подчиняясь непреложному Первому Закону. Альвар мгновенно успокоился и отпустил Беддла, думая про себя: "Хм-м... Теперь, когда все кончилось, это кажется даже забавным!" И все было бы еще прекраснее, если бы он успел всего один-единственный раз двинуть кулаком. Летя от лекционного зала домой, Фреда чувствовала себя препаршивейше. Йомен, который ее провожал, был не самой блестящей компанией. Он не умел успокаивать. Впрочем, все могло быть и хуже. Все остальные улетели на собственных аэрокарах. С Йоменом было не сладко. Но по сравнению с перспективой, скажем, видеть рядом буквально раздавленного Губера Эншоу, это было настоящим удовольствием. Нельзя, конечно, сказать, что Фреде в самом деле нравилось лететь с ним. Когда в соседнем кресле сидит и молчит раздосадованный, злой коллега, пока робот ведет аэрокар, это нисколько не напоминает увеселительную прогулку. С другой стороны, вряд ли было бы лучше, если бы Йомен сейчас заговорил. Фреда и так прекрасно знала, что он мог сказать. - Он знает, - неожиданно сказал Йомен. Фреда закрыла глаза и откинулась в кресле. Какое-то мгновение она раздумывала, не стоит ли прикинуться дурочкой и сделать вид, что она не понимает, о чем это он. Но Фреда не могла себе позволить пасть так низко, она понимала, что Йомену не в радость будет лишний раз объяснять то, что она и так прекрасно знала. - Не сейчас, Йомен. Сегодня у нас был такой тяжелый день! - Не думаю, Фреда, что мы можем позволить себе роскошь выбирать время и место для того, чтобы об этом поговорить. Мы в опасности. И я, и ты. По-моему, пора наконец что-то с этим делать. А если мы будем делать вид, что ничего такого не случилось, мы обречены. - Хорошо, Йомен, давай поговорим. Что ты можешь предложить? Что, по-твоему, Крэш об этом знает? И почему ты так решил? - Я думаю, он знает, что Калибан - робот без Законов. Я заметил, как он получил сообщение перед самой лекцией. У него все на лице было написано! Фреда открыла глаза и повернулась к Йомену. - А что с Горацио? До меня дошли только какие-то обрывки слухов, ничего конкретного. - Ничего удивительного. Мы специально ничего тебе не говорили, чтобы ты могла спокойно выступить. На складе "Лимб" сейчас полно полиции. Кто-то видел, как Горацио вместе с высоким красным роботом уходил в кабинет надсмотрщиков. А через пять минут красный робот разбил окно, выскочил оттуда и убежал в нижние тоннели. А по пятам за ним неслись полицейские. Потом появились полицейские робопсихологи и увели Горацио. А перед самой лекцией Крэш получил какое-то сообщение. Я считаю, что Калибан разговаривал с Горацио и каким-то образом проявил свою истинную сущность, от чего Горацио переклинило. А полицейским робопсихологам удалось его вытащить. Фреда закрыла лицо ладонями и тихо выругалась. Потом ответила, стараясь говорить рассудительно и спокойно: - Да, это похоже на правду. Проклятие! Только этого сейчас и не хватало! - Какого черта ты ему ничего не сказала?! Теперь Крэш не только сам докопался до правды, он еще и знает, что мы пытались это от него скрыть! То, что он узнал про Калибана, само по себе ужасно нам вредит, а ты еще подлила масла в огонь своей неуместной скрытностью! Фреда изо всех сил старалась держать себя в руках. Ровным, спокойным голосом она ответила: - Знаю. Я, конечно, должна была сообщить полицейским о Калибане сразу, как пришла в себя. Но я надеялась, что ничего страшного не случится. Вспомни, я сперва даже не знала, что он пропал! И, по-моему, у нас хватило бы неприятностей от одного объявления о роботах с Новыми Законами. Собственно, так и получилось, если ты не заметил. Я рискнула промолчать и просчиталась. Спасибо все же, что ты позволил решать мне. Ты ведь и сам мог обо всем рассказать. - Я вел себя как самовлюбленный эгоист! Но кому же захочется угодить за решетку?! Особенно когда есть какая-то надежда, что все будет в порядке. А теперь у нас по-настоящему крупные неприятности. Все вышло только хуже. Надо было ему рассказать! - Да уж, хуже быть не может, - Фреда вздохнула. - Надо было рассказать Крэшу про Калибана. Но теперь поздно. Это все в прошлом. Надо подумать о настоящем и будущем. Что мы можем сделать? - Так, подумаем... У полиции есть отчет психологов, но там только подозрения и догадки. Мы с тобой по-прежнему единственные, кто наверняка знает, что у Калибана нет Законов. - Губер подозревает. Я уверена. Но вряд ли он побежит сейчас докладывать об этом полицейским. - Согласен. За него я не беспокоюсь. И, по-моему, что бы там ни произошло между Калибаном и Горацио, у Крэша все равно нет доказательств, что Калибан - не один из Новых роботов или даже не какой-нибудь особый специализированный робот со старыми Тремя Законами. И раньше бывало, что роботы не сознавали, что эти Законы у них есть, хотя все равно им подчинялись. Все, что есть у Крэша, - это показания Горацио. А это не такой уж и надежный источник. Если я правильно помню, ты завысила ему потенциалы Первого и Третьего Законов и ослабила Второй? Чтобы он мог принимать самостоятельные решения. - К чему это ты? - Робот с таким высоким потенциалом Первого Закона, как у Горацио, не смог бы долго и тесно общаться с Калибаном. Его должно было сразу же переклинить. Если Калибан говорил с ним и рассказал много такого, что никак нельзя назвать нормальным поведением робота, Горацио наверняка сильно пострадал от противоречий всех своих Законов. - И что? - Ты сама сегодня говорила, что мы слишком полагаемся на роботов. Мы так в них верим, что не можем даже представить, что роботы могут быть совсем другими. Мне кажется, что если Крэшу придется выбирать: признать, что существует такое невероятное создание, как робот без Законов, или решить, что испорченный Горацио просто ошибся... По-моему, он скорее поверит в ошибку неисправного робота. Фреда поплотнее вжалась в сиденье и снова вздохнула. Ей очень хотелось согласиться с Йоменом. Она всю жизнь жила в обществе, где люди верили в то, что им больше нравилось, и закрывали глаза на неприятную действительность. Она посмотрела на Йомена, который отчаянно старался убедить ее и себя самого в том, что не могло быть правдой. Но и Йомен в глубине души не верил тому, что говорит. - Калибан не должен был вообще выходить из лаборатории! У него очень слабый источник питания, и мы не учили его, как эти штуки менять. Он протянет в лучшем случае еще день-два. А потом заглохнет. Если он в это время будет где-то прятаться, то мы вообще его никогда больше не увидим! Может, он уже тогда был на последнем издыхании, когда наткнулся на Горацио? Может, он сейчас свалился где-нибудь в подземелье, в какой-нибудь грязной норе, куда еще лет двадцать никто и носа не сунет? Фреда помолчала немного, потом сказала: - Однако есть кое-что такое, чего ты не знаешь. Того, что Губер передал мне в блокноте, когда я была в госпитале. Это полный полицейский отчет по моему делу. Я тебе до сих пор не рассказывала - кажется, ты сам не хотел этого знать. Так вот, у них очень веские основания полагать, что в этом преступлении замешан робот. Раньше они не обращали внимания на эти улики, но теперь-то все по другому! И они знают, что робот по имени Калибан причастен к тому случаю с "крушителями роботов", который закончился пожаром на складе. А с того времени могло еще черт знает что случиться! Крэш не такой человек, чтобы сидеть сложа руки и ждать, когда все решится само собой. И хотя он может и не принять саму по себе мысль о роботе без Законов, уже сейчас у него набралось гораздо больше доказательств, помимо показаний Горацио, что Калибан - создание странное и опасное. Мне кажется, они не перестанут искать Калибана, даже если он отключится и исчезнет без следа. - Ты вправду думаешь, что Крэш сочтет Калибана опасным? - спросил Йомен. У Фреды похолодело в животе, голова внезапно разболелась. Пришло время сказать правду, в которой она не хотела признаваться даже самой себе. - Йомен, я считаю, что Калибан действительно опасен. По крайней мере, мы должны исходить из того, что это так. Может, это он на меня напал? Мы-то с тобой лучше всех знаем, что нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы его остановить! Может, ему захочется утащить меня вниз и прикончить? Да, он может, конечно, просто засесть в каком-нибудь укромном уголке, или пропасть в пустыне, или как-нибудь сломаться. Я очень надеюсь, что Калибан не сумеет подзарядить свой блок питания или попадет под выстрелы до того, как влезет в серьезные неприятности, или проявит свою истинную природу. Это вполне возможно. В конце концов, он создавался как пробный робот для лабораторных исследований. Мы специально не вводили в него никаких данных о внешнем мире. Но ему как-то удалось приспособиться, выжить и даже сбежать от полиции! Йомен Терах сказал: - Это все Эншоу виноват! Главное в этом его гравитонном мозге - огромные, не сравнимые с позитронными возможности адаптироваться в меняющейся ситуации, способность самообучаться. Губер, похоже, чертовски хорошо сделал свое дело. - На лице его, едва различимом в густом сумраке кабины аэрокара, угадывалась грустная улыбка. - Не он один, Йомен! - Фреда потерла лоб тыльной стороной кисти. - Это мы с тобой закладывали в Калибана основные программы. Мы сами дали ему прекрасные возможности приспосабливаться, развиваться и обучаться в ходе лабораторных тестов. Это с его-то гравитонным мозгом! Только он оказался в чуточку большей лаборатории, чем мы рассчитывали. Но я не думала, что Калибан сумеет выжить один в этом городе. - Фреда покачала головой. Последние слова она говорила скорее самой себе, чем Йомену. - Не понимаю. Ты говоришь, Калибан опасен, и при этом скорее беспокоишься о нем, чем боишься его? - Я и вправду о нем беспокоюсь. Я его создала, и я за него в ответе. И я не могу поверить, что Калибан злой и жестокий! Мы не дали ему Законов, запрещающих вредить людям, но не дали и никакой причины это делать! Половины того, что мы вложили в его сознание, хватит, чтобы возместить Три Закона. Калибан - уравновешенная, основательная личность. Мы сделали все, что могли. И это была хорошая работа, я уверена. Калибан - не убийца. Йомен прочистил горло и осторожно сказал: - Может, и так. Но нельзя забывать и еще кое о чем. О сути эксперимента, для которого был создан Калибан. И что бы ты ни говорила об уравновешенности его личности и о гибкости его рассудка, он был сотворен для одного-единственного испытания, для ответа на один-единственный вопрос. А когда Калибан ушел из лаборатории, он был вполне подготовлен для поисков этого ответа. Но никто ему не помогал. Он скорее всего и понятия не имел о том, что ищет, а может, не сознавал даже, что ищет что-то. И все равно Калибан не может не искать ответа, не биться над этой загадкой. Аэрокар завис в воздухе и начал плавно снижаться. Они прибыли к дому Йомена, что совсем рядом с "Лабораторией Ливинг", в которой все это началось. Машина приземлилась на крышу дома, дверца открылась, зажглось внутреннее освещение кабины. Йомен поднялся, приблизился к Фреде и мягко пожал ей руку. - Тебе надо много о чем подумать, Фреда, хорошенько подумать. И никто тебе сейчас не поможет. Только не сейчас. Ставки слишком высоки. По-моему, тебе стоит задуматься, к какому же ответу пришел Калибан. Фреда кивнула: - Конечно. Но помни, Йомен, ты влип в это дело так же крепко, как я. Я не рассчитываю, что ты возьмешься меня защищать. Но помни, мы потонем или выплывем только вместе. Йомен ответил спокойно, без малейшего оттенка раздражения или злости, он просто выкладывал факты, не стараясь обидеть или как-то задеть Фреду: - Это не совсем так, Фреда. Ведь это ты - не я - разрабатывала окончательные программы для Калибана. Я всегда смогу документально это подтвердить. Мы, конечно, работали вместе, но я уверен, что суд признает меня менее виновным. Этот эксперимент задумала ты. И если Калибан окажется способным на злодеяние, на убийство, кровь будет на твоих руках, не на моих. Йомен вышел из машины и направился к входной двери. Фреда проводила его долгим взглядом. Свет в кабине снова погас. Машина поднялась в воздух, а Фреда прильнула к окну. Невидящим взглядом она взирала на укрытый ночным мраком Аид и думала о том, как медленно, но неуклонно рушится его слава и великолепие. Вот аэрокар скользнул прочь от дома Тераха, внизу показалась "Лаборатория Ливинг". Внезапно перед глазами Фреды встало ее собственное прошлое, ее безрассудство, и неуемные амбиции, и глупая самонадеянность. Здесь, в "Лаборатории", она сама взрастила этот ночной кошмар, вскормила своими гибельными вопросами. Тогда все казалось таким простым и понятным. Первые роботы с Новыми Законами блестяще прошли лабораторные испытания. И после довольно щекотливых, непростых переговоров удалось получить согласие правительства на использование этих роботов в проекте "Лимб". Потом были и привычные заботы с производством нужного количества таких роботов и подготовка их к перевозке на остров. Это, конечно, требовало определенных усилий и времени, но теперь проект с НЗ-роботами был уже завершен, насколько он касался Фреды Ливинг. И у нее появилось время подумать, оценить в полной мере главные вопросы, неизбежные следствия теории и практики роботов с Новыми Законами. Если Новые Законы и вправду совершеннее, логичнее прежних, если они в самом деле лучше отвечают требованиям сегодняшнего дня, будут ли они более полно удовлетворять потребности самих роботов? Это был первый вопрос. Но за ним следовала целая лавина других вопросов, которые казались сейчас и глупыми, и опасными, и устрашающими. Раньше они выглядели всего лишь любопытными и забавными. Но раньше не было потерявшегося загадочного робота и городу не грозили страшные беспорядки. Если же Новые Законы не лучше прочих приспособлены для нынешнего мира, то какими же тогда должны быть эти Законы? Какие Законы выбрал бы для себя сам робот? Что, если взять робота с совершенно чистым гравитонным мозгом без старых Трех Законов и без Новых? И взамен вдохнуть в него потребность в Законах и возможность их для себя создать. Заложить в него "белое пятно", в самом центре его программного обеспечения, или "черную дыру" в том, что могло бы быть душой робота, если бы у роботов была душа. Эта пустота в "сердце" заставит робота искать и найти для себя правила поведения, Законы. Поместить такого робота в лабораторию. Создать определенную последовательность ситуаций с участием людей и других роботов, заставить его с ними общаться. Посадить его как крысу в лабиринт, вынудить искать выход методом проб и ошибок. У него должна быть огромная тяга к знаниям, жажда познать все на собственном опыте, сформировать свой собственный взгляд на мир, создать свои законы поведения. Он должен хотеть все делать правильно и не знать до поры, что это, собственно, значит, как это - правильно. Но он все узнал бы сам. Все бы понял. И Фреда в глубине души очень надеялась, что этот робот в конце концов сформулировал бы для себя те самые Новые Законы, что создала она. Это было бы истинное, непреложное доказательство, подтверждение тому, что вся ее философия и теоретические выкладки верны! Аэрокар поднялся на рейсовую высоту, развернулся носом в направлении дома Фреды Ливинг и начал плавно набирать скорость. Ускорение вдавило Фреду в сиденье. Мягкое давление, казалось, подействовало на нее гораздо сильнее, чем должно, как будто на Фреду давила какая-то совсем другая, огромная тяжесть. Но это была лишь иллюзия, обман ее разгулявшегося воображения, отягощенного чувством вины. Фреда думала о том, что говорила на лекции, о мрачных тайнах первых дней роботехники, канувших в прошлое тысячелетия назад. Во мраке перед ней вставала легенда о Франкенштейне, такая реалистичная, что, казалось, ее можно даже потрогать руками. Было в этой легенде еще кое-что, о чем она не сказала тогда, в зале. Эта легенда осуждала грех гордыни, презрение человеком силы богов. Чародей в этой истории присвоил власть, которая не принадлежала ему по праву, и, как говорилось в большинстве вариантов легенды, был уничтожен собственным творением. И первое, что сделал Калибан, пробудившись, - ударил ее по голове. Разве не похоже? Фреда дала ему прекрасно подобранный блок памяти, в надежде, что чувственная окраска сведений ее собственным мнением поможет им лучше достичь взаимопонимания, протянет между ними двумя некую невидимую нить, духовную связь. Может, он слишком хорошо ее понял, пусть даже и в самое первое мгновение? И поэтому ударил? Или это сделал кто-то другой? Узнать это возможно, если только она каким-то образом опередит шерифа и найдет Калибана первой. Тогда удастся спросить его самого. Надо здорово подумать, прежде чем решиться на такое. Разумно ли искать встречи с роботом, который, по-видимому, пытался тебя убить? Или в этом ее единственная надежда на спасение? Найти Калибана и убедиться в его невиновности? Кроме того, Калибан не единственная угроза, с которой ей придется столкнуться, и простое физическое нападение - далеко не единственный и не самый страшный способ уничтожить человека. Все пошло кувырком. Ее репутации уже ничего не грозит, она и так изрядно подпорчена. Но если Фреда полностью утратит доверие людей, она не сумеет отстоять роботов с Новыми Законами для проекта "Лимб"! Предстояло сломать еще немало копий, прежде чем эти роботы получат достойное признание и им ничего не будет угрожать. Проект восстановления Лимба требует много рабочей силы - роботов. На Инферно просто не хватит обученных людей - и поселенцев, и колонистов - для такого масштабного проекта. А Тоня Велтон уперлась и заявила, что на Лимбе будут работать или Новые роботы, или вообще никаких. Без Новых роботов поселенцы просто откажутся работать, и проект не осуществится. И планета погибнет. Может, это просто откровенный эгоизм, безумная гордыня - придавать себе самой такое значение? Считать, что если она не защитит Новых роботов, то погибнет целая планета? Чувства подсказывали Фреде, что все-таки она права. И один-единственный человек может быть так важен. Но логика, здравый смысл, осознание политической ситуации говорили об обратном. Это было похоже на игру, в которую она играла в детстве: выстраивая один за другим прямоугольные плашки, поставленные на ребро. Толкни одну - упадет соседняя и толкнет следующую, и следующую, и... А если она угодит за решетку, у нее уж точно никак не получится защитить Новых роботов! Ей попадались и другие варианты легенды о Франкенштейне. Не такие распространенные и не такие правдоподобные, но все же. Варианты, в которых чародей поплатился за прегрешения перед богами, когда ему пришлось защищать свое творение от обезумевшей от страха толпы полудиких крестьян, которые хотели его уничтожить. Фреда выбрала. Она решила, как должна поступить. Надо рискнуть, найти Калибана. Поверить, что он не способен причинить зло и доказать это. Так она искупит свой грех и спасет "Лимб". Это рискованный план, полный дыр и необоснованных надежд. Но единственное, что ей остается вместо этого - сидеть и ждать сложа руки, когда ее уничтожат. Неважно кто - Калибан, шериф Крэш или безумные политические беспорядки. И при этом сознавать, что ее конец может означать конец всего Инферно. Фреда распрямила спину и покрепче обхватила пальцами подлокотники кресла. Она знала теперь, что делать. "Как странно! - подумала Фреда. - Я приняла решение, хотя даже не понимала, что пытаюсь что-то решить!" Альвар Крэш с чувством болезненного удовлетворения растянулся на кровати. Позади еще один невероятно долгий и беспокойный вечер. Когда роботы растащили и утихомирили драчунов и Альвар оживил Дональда, у них было еще полно работы: нужно было разобраться с зачинщиками, задержать виновных, оказать помощь пострадавшим, собрать свидетельские показания. И пока Альвар не устроился в кресле аэрокара, доверив управление Дональду, и не полетел домой, у него не было ни единой свободной минутки, чтобы задуматься о том, что сказала Фреда Ливинг. Нет, не просто задуматься. Альвар полностью погрузился в размышления, отрешился от всего, кроме этих мрачных мыслей. Он думал всю дорогу, не вполне сознавая даже, что скоро наконец-то будет дома, в своей постели. И, уже лежа в кровати, глядя прямо перед собой в темноту, он вынужден был признать: чертова баба права, права - по крайней мере отчасти! Оставим на время эту безумную выходку - создание робота без Законов. Полицейское управление сбилось с ног, подчиненные Крэша делали все, что только можно, чтобы выследить и прикончить этого проклятого Калибана. Но это отдельный разговор. А Фреда Ливинг была права - колонисты действительно слишком много позволяют своим роботам, слишком многое перекладывают на них. Альвар моргнул и оглядел свою темную спальню. До него внезапно дошло, что он лег спать, ни о чем не позаботившись самостоятельно. Его каким-то образом доставили домой, переодели, вымыли, уложили в кровать, а он и палец о палец не ударил! Альвар немного подумал и понял, что все за него сделал Дональд. Какое-то время ему понадобилось, чтобы прийти в себя после этого неприятного открытия. Ну, конечно же, все это сделал Дональд! Дональд привез его сюда, сам все предусмотрел, ненавязчиво подсказывал, что за чем надо делать, куда сесть, когда поднять левую ногу, когда - правую, чтобы снять с Альвара туфли и штаны. Дональд провел его в ванную, направил на него струи воды из душа, вымыл его. Дональд же обернул его полотенцем, вытер, одел в пижаму, проводил до спальни и уложил в кровать. Сам Альвар, его собственные душа и рассудок могли вообще витать где угодно все это время. Дональд был действующим началом, Альвар - бессмысленным автоматом. Задумавшись над словами Фреды Ливинг, которая предупреждала, что люди на Инферно слишком много позволяют своим роботам, сам Альвар Крэш даже не сознавал, насколько его собственный робот Дональд его опекает - нет, управляет им! Альвар внезапно кое-что припомнил - случай из прошлого, когда он был еще простым полицейским и ездил по вызовам. Это был самый кошмарный вызов во всей его полицейской карьере. Случай Давирника Джидая. У Альвара до сих пор все внутри переворачивалось, когда он об этом вспоминал. Во все времена и в любом обществе есть такое, что видят только полицейские, да и то не так уж часто. Темные стороны животной природы человека, которые почти никогда не показываются на свет, хотя не являются преступными, или недозволенными, или даже злыми. Альвар кое-чему научился после этого случая с Давирником Джидаем. Он узнал, что человеческое безумие ужасно и опасно даже не столько пределами, до которых оно доходит, а главное, тем, что с виду вполне нормальный человек оказывается способен на подобное. Потому что если у такого хорошо известного и уважаемого человека, как Давирник Джидай, проявились настолько дикие отклонения, то что можно ожидать от остальных?! Если Джидай так глубоко погряз в бездне, которой нет названия, то как же низко могут пасть другие?! Может, и он, Альвар Крэш, тоже болен? Может, он уже пал, сам того не сознавая, хотя по-прежнему уверен, как и Давирник Джидай, что все в порядке и поступает он совершенно правильно и разумно? Давирник Джидай. Проклятие, до чего все было мерзко! Настолько гадко, что Крэш изо всех сил постарался вычеркнуть эти воспоминания, но так и не сумел избавиться от ночных кошмаров, и тогда, и сейчас. Теперь Альвар заставил себя вспоминать. Конец Давирника Джидая в управлении полиции назвали "инертной смертью". И хотя каждый полицейский знал, что "инертность" дурна сама по себе, все дружно соглашались, что случай Джидая - гораздо хуже. На все времена. Колонисты вообще предпочитали не говорить об "инертах". Они не желали признавать, что такие люди существуют. Наверное, "инертность" казалась еще ужаснее потому, что была такой знакомой и близкой. Почти каждый колонист, подумав об "инертности", с содроганием видел свое отражение в безумно кривом зеркале, воплощение самых страшных кошмаров, таящихся в глубине души. "Инерты" ничего не делали сами. Никогда. Они так устраивали свою жизнь, что все за них делали роботы. А того, с чем роботы не могли справиться, "инерты" не делали вовсе. Они всю жизнь только лежали на диванах, повторяющих формы человеческого тела, и предоставляли роботам суетиться вокруг и доставлять им всяческие удовольствия. Точно так было и с Джидаем, и это было поистине кошмарно! "Инерты" обычно жили замкнуто, скрывались от других людей в собственных тесных мирках, за неприступными стенами своих резиденций и не поддерживали с внешним миром совершенно никакой связи. Но Джидай был довольно известной фигурой в мире Инферно - он был знаменитым литературным и театральным критиком и каждый месяц давал великолепные приемы. Это были замечательные собрания. Они тянулись с самого две тысячи двухсотого года и неожиданно оборвались в две тысячи пятисотом. Сам Джидай показывался только на видеоэкране - каждый раз его широкое мясистое лицо улыбалось с огромного квадрата на стене гостиной, оживленно болтая с гостями. Камера никогда не смещалась и не показывала ничего, кроме лица. И вот молодому полицейскому Альвару Крэшу пришлось участвовать в расследовании смерти Давирника Джидая. Раньше ему никогда не приходилось бывать в его резиденции - таких мелких сошек, как простые полицейские вроде Крэша, никогда не приглашали на блестящие приемы у Джидая. В обществе колонистов вполне допустимым считалось, если хозяин дома не появлялся на приеме. Поэтому на отсутствие Джидая никто не обращал особого внимания. "Он очень ценит уединение", - говорили о Джидае, и это все объясняло и оправдывало любые странности. Колонисты весьма высоко ценят право на уединение. Единственное, что казалось странным, - то, что Джидай никогда не пользовался голографией, не проецировал свое трехмерное изображение в зал, чтобы быть как бы среди гостей. Сам Джидай объяснял это так: голография, считал он, это дурацкий цирковой трюк, который создавал бы у людей нежелательное для него впечатление, будто он находится среди них. Он этого не хотел. Такая иллюзия могла смутить гостей. Гости могли попытаться пожать голограмме руку, или предложить выпить, или уступить кресло, которое миражу не нужно. А какой же хозяин захочет поставить гостей в неловкое положение? Тем более такой вежливый, застенчивый, привычный к уединению человек, как Давирник Джидай. Ему больше по душе было оставаться в привычной уютной обстановке и наслаждаться общением с друзьями посредством видеоэкрана, смотреть, как они веселятся, и радоваться самому. Это даже начало входить в моду. Другие тоже стали присутствовать на разных собраниях и приемах посредством видеоэкрана. Все оборвалось, когда в один холодный зимний день в полицию позвонил Честри, робот-мажордом Давирника Джидая. Крэш и еще один молодой полицейский приняли вызов и тут же вылетели в резиденцию Джидая - огромный, мрачного вида дом на окраине Аида. Участок земли вокруг дома выглядел на редкость неухоженным и запущенным. Повсюду разрослись плющ и ежевика, не видно было даже пешеходных дорожек. Входную дверь совсем заплел дикий виноград. Ясно было, что в эту дверь годами никто не входил. Джидай никогда не посылал своих роботов наружу, чтобы привести в порядок двор и сад, и, похоже, никогда не выходил на улицу сам. Тем не менее механизм открывания двери оказался исправным. И как только двое полицейских приблизились, дверь немного неуверенно скользнула в сторону, обрывая путаницу виноградных лоз. За дверью полицейских поджидал взволнованный робот-мажордом Честри. Внутри все покрывал толстый слой пыли. В нос полицейским ударила тяжелая вонь. Проклятие, эта вонь! Зловоние гнили, испорченной пищи, человеческих испражнений, старой прогорклой мочи и пота - эта вонь шибанула в нос молодым полицейским, и они покачнулись, как от удара. Но то, что крылось за всем этим, это было еще ужаснее! Сладковатый, мерзкий запах разлагающейся плоти. Даже сейчас, тридцать лет спустя, Крэша замутило от одного воспоминания об этом. А тогда его напарника вырвало прямо у двери, у них подкосились ноги... Честри подхватил обоих и вытащил наружу. Но и на улице стало не намного лучше - густое зловоние, казалось, вырвалось через дверь и заполонило все вокруг. Это было ужасно! С минуту напарник Крэша приходил в себя, потом они оба поспешили забраться обратно в патрульную машину. Там полицейские достали спецкостюмы и надели противогазы. И вернулись в дом. Потом Крэш слышал от экспертов, что Джидай - классический пример синдрома "инертности". Жертвы этого синдрома, "инерты", вначале почти не отступают от вполне нормального, по меркам колонистов, образа жизни. Ну, может, слишком тщательно блюдут свое уединение, слишком привередливо подбирают себе окружение, слишком осторожно относятся ко всяким контактам с другими людьми. Еще не выяснен окончательно пусковой механизм заболевания, когда человек переступает грань между нормальным и ненормальным. Определенную роль играет сила привычки, которая все более и более ограничивает активность жертвы, пока ее поведение не доходит до исполнения каких-то ритуалов. Чашка чая на прикроватном столике у Джидая должна была стоять каждый вечер на одном и том же месте, всегда в одно и то же время, иначе он просто не нашел бы ее! Даже его ежемесячные приемы превратились в ритуал, они начинались и заканчивались в одно и то же время и проходили всегда по одной и той же программе. Но ритуализация всего на свете - только часть болезненного процесса. Вторая сторона синдрома "инертности" - самоизоляция от всего мира, сперва произвольная, после - вынужденная. Это, видимо, и есть основной механизм развития болезни. Какая-то неприятная неожиданность однажды вывела жертву из равновесия, и бедняга решил, что никогда не позволит себе отступить от заведенного распорядка жизни - привычного и безопасного. И несчастный, пораженный синдромом "инертности", постепенно, но необратимо обрезает все связи с внешним миром. Он приказывает своим роботам отсылать всех гостей, а для бытовых нужд пользоваться не наружным входом, а непригодными для людей подземными тоннелями, как и в случае с Джидаем. И, как Джидай, несчастный больной в конце концов совершенно замыкается в своей берлоге, навсегда скрывается от всего мира. И двери его дома не открываются ни для кого и никогда. Полицейские много разузнали от Честри и других домашних роботов, а также из дневников самого Джидая, которые он гордо именовал исследованиями "прекраснейшего образа жизни". В этих дневниках ясно виден тот переломный момент, когда Джидай перешагнул границу нормальности. На одном из приемов кто-то из гостей серьезно обидел Давирника, нечаянно или нарочно. Это досадное происшествие произвело на Джидая неизгладимое впечатление. Давирник очень расстроился, долго переживал злобные нападки гостя. И после этого случая перестал посещать приемы, а вскоре и вообще перестал выходить из дому. Он оставался в своем уютном безопасном убежище. Зачем вообще куда-то ходить, когда под рукой прекрасные системы связи с видеомониторами и звукотрансляторами? Когда вокруг - толпы услужливых, абсолютно благонадежных роботов, готовых исполнить любую прихоть господина? Делать что-то самому - это же глупость, просто преступление! Ведь роботы все сделают гораздо быстрее и лучше и, кроме того, ничем не нарушат привычных условностей, ничем не обеспокоят хозяина. И Джидай полностью погрузился в изучение художественных каталогов, работу над статьями, в бесконечную суету по подготовке выступлений на своих ежемесячных приемах. В дневниках он называл себя "счастливым человеком в прекрасном неизменном мире". В конце концов его мир действительно был почти неизменным. Но чем больше Давирник Джидай привыкал к спокойствию и тишине, тем больше его раздражали любые, даже самые незначительные случайности. И постепенно любое непривычное действие со стороны самого Джидая или даже его роботов стало казаться невыносимо отвратительным. Джидая обуяла навязчивая идея все упрощать, сводить к необходимому минимуму даже физиологические потребности. Он нестерпимо страдал от всего, о чем роботам приходилось ему напоминать, и следовал устоявшемуся, доведенному до автоматизма распорядку жизни. Джидай надумал истребить все, что могло каким-то образом нарушить его покой. Болезнь прогрессировала, навязчивые идеи становились все значительнее и извращеннее. И вот как-то Джидай решил, что не стоит покидать узел связи и даже вставать с любимого кресла-унитаза. Он приказал роботам подавать еду прямо туда, и купать его, не снимая с кресла. Это уже перешло всякие границы даже по меркам самых замкнутых колонистов, превратилось в безумие. Джидай приказал роботам приобрести разное медицинское оборудование и лекарства, проконсультироваться с роботами-врачами. Он заменил старое кресло на специальную больничную кровать с наполненным вязкой жидкостью покрытием, какие применяют для больных с ожогами и длительно болеющих пациентов. Такая кровать предохраняла от образования пролежней, кроме того, в ней было особое устройство для удаления испражнений - таким образом, Джидаю теперь вовсе незачем было вставать. А когда покрытие давало течь - не беда, роботы прекрасно справлялись с ремонтом. И если случайно испражнения попадали мимо приемного сектора - ерунда, роботы обо всем позаботятся! Но вскоре Давирнику стало мало полного бездействия. Слишком много суеты было вокруг! Его стали раздражать даже постоянно снующие туда-сюда домашние роботы, и Давирник приказал показываться господину на глаза как можно реже. Приказал свести к минимуму уборку, а впоследствии вообще запретил прибирать. Он запретил роботам заботиться и о приусадебном участке - его выводила из себя сама мысль о том, что они возятся там с газонокосилками и граблями, беспокойно снуют по двору из конца в конец, жужжат и щелкают разными инструментами. Потом Джидай решил, что бесконечные приемы до смерти ему наскучили, что они нарушают размеренный распорядок жизни. Кроме того, у него уходила масса времени на их подготовку. И он их прекратил. А не стало приемов - не стало и лишних забот. Как-то Джидай отменил купание, а потом - еще и еще раз. Волосы на голове и бороду ему регулярно выщипывали по волоску, чтобы не приходилось их раз за разом стричь, мыть и причесывать. Джидай велел удалить себе ногти на руках и ногах, чтобы не было надобности подстригать их, когда отрастут. Его ужасно раздражало, когда роботы приносили пищу, сервировали стол и сновали туда-сюда с полными и пустыми тарелками. И Джидай приказал доставлять еду в одноразовых упаковках и оставлять его одного, пока он ест. Но все равно оставалась неприятная процедура замены этих упаковок. Давирник попросту бросал грязные пакеты на пол, но, когда вокруг кровати выросла целая гора заплесневелого мусора, ему пришлось пойти на ужасное нарушение привычного распорядка и приказать роботам вымести грязь из комнаты. Джидай обнаружил, что, если кидать грязные пластиковые коробки через плечо, они падают так, что их не видно и они не так мешают. Но все равно звуки, которые роботы издавали при уборке, ужасно действовали на нервы, и Джидай в конце концов совсем запретил убирать в доме. Человеческий нос постепенно привыкает к любому запаху, и Давирник Джидай совсем не обращал внимания на кошмарную вонь гниющих объедков, неубранных испражнений и собственного немытого тела. Но вот его стала раздражать даже сама пища. И Джидай велел роботам подвести к кровати специальные трубочки для пищи и питьевых жидкостей. Теперь ему достаточно было только повернуть голову направо или налево, чтобы поесть или попить через трубочку. Наконец Джидай вплотную приблизился к воплощению своей мечты. Никакие потребности не могли больше его обеспокоить. Он достиг полнейшего уединения. Он велел всем роботам покинуть его комнату и разойтись по нишам, и не выходить оттуда ни при каких условиях, разве что он сам позовет. Но такое случалось чрезвычайно редко, и чем дальше - тем реже. И роботы замерли в стенных нишах. Естественно, к тому времени, когда все зашло так далеко, и Честри, и остальные роботы Джидая сами стали полусумасшедшими, запутавшись в хитро расставленных ловушках противоречий Первого Закона. Джидай проявил незаурядный талант в формулировке приказаний и сумел убедить своих роботов, что беспрекословное исполнение любых, самых несуразных его прихотей - единственный способ избежать нанесения серьезного физического и психического вреда господину. Джидай проделал это так ловко, что роботы и не думали беспокоиться о его умственном здоровье, которое чем дальше, тем сильнее страдало. Вот почему, а также потому, что у этих роботов не было встроенных обонятельных детекторов, Джидай пролежал после смерти так долго, что успел почти полностью разложиться. Наконец напряжение Первого Закона вынудило Честри нарушить приказ господина, и он покинул нишу. Честри прошел в комнату Джидая и не обнаружил там никого, кто мог бы отдать какое-нибудь новое приказание. Крэш и его напарник пробрались в зловонную грязную комнату. Стены были сплошь покрыты какой-то мерзкой плесенью, кое-где свисавшей вниз беловато-серыми клочьями. Огромная груда использованных пластиковых пакетов, громоздившаяся в задней части комнаты, казалось, шевелилась - ее сплошь покрывали жирные, отъевшиеся на гнилых отбросах мыши, черви и тараканы. Но страшнее всего было другое - то, что осталось от Джидая. Это зрелище до сих пор являлось Крэшу в кошмарных сновидениях. Оскаленный труп, весь покрытый ленивыми зелеными мухами. Кожа на трупе ходила ходуном, вздымалась тут и там бугорками - черви, личинки трупных мух, неустанно прогрызали ходы в зловонной разложившейся плоти. По полу разлилась целая лужа мутной жидкости, которая до сих пор капала и капала с кровати - какой-то мерзостный жидкий продукт гниения. Высохшие глазные яблоки, мясистые, хрящеватые уши и нос сморщились и почернели, кожа на них потрескалась и сползала клочьями. Полицейский медэксперт не стал даже - или не смог себя заставить - брать какие бы то ни было пробы или определять причину смерти. Он заявил, что смерть произошла от естественных причин, и все с ним согласились, невзирая на то, что вряд ли кому-то из колонистов пришло бы в голову назвать такую смерть естественной. Никто и ни при каких обстоятельствах не желал говорить о смерти Давирника Джидая. Честри и других роботов Джидая демонтировали, дом взорвали, саму землю перерыли и оставили такой, как есть, забросили, забыли. Никому не хотелось даже приближаться к этому страшному месту. Никто не смел вслух назвать само имя Давирника Джидая. Художники, которые приобрели репутацию и сделали карьеру за счет благоприятных отзывов и материальной поддержки Давирника Джидая, внезапно не только лишились спонсора, но и оказались в неприятном положении людей, достижения которых так высоко оценивал сумасшедший. Более того, возможно, не просто оценивал их творчество, но и оказывал на него значительное влияние! Все отвернулись от этих неудачников, никто больше не хотел иметь с ними дело. Кто-то из них навсегда исчез из мира художников, кто-то - очень немногие - сумел начать все заново, подняться из пепла, шаг за шагом восстанавливая репутацию, но уже без чуткого одобрения и руководства со стороны Давирника Джидая. Кроме того, со смертью Джидая раз и навсегда исчезли голографические и видеоизображения отсутствующих на публичных собраниях и приемах. Конечно, самым простым и удобным выходом было убедить самих себя, что Джидай просто сошел с ума. Однако Давирник Джидай раньше был вполне здоровым человеком и не проявлял никаких особых признаков грядущего помешательства. Он до последней минуты жизни свято верил, что ведет себя совершенно естественно, о чем недвусмысленно писал в своих дневниках. Почти все записи последних лет состояли сплошь из поздравлений в свой адрес по поводу того, что ему, Джидаю, наконец-то удалось достичь своего идеала - размеренной и абсолютно спокойной, нормальной жизни. Но если сумасшедший не знает, что сошел с ума, как может любой другой человек быть уверен, что с его рассудком все в порядке? Никто во всем Аиде ни разу не задавался этим вопросом. Никто и никогда не обсуждал этого, как и всего остального, что касалось случая с Давирником Джидаем. Но можно ли считать здоровым общество, в котором ужасающий, кошмарный случай все просто стараются не замечать, как будто его никогда и не было? И насколько можно позволять роботам обо всем заботиться, чтобы это не перешло опасной грани безумия? Альвар мрачно хмыкнул. Не самый благоприятный признак - не замечать, что делает твое собственное тело, когда робот готовит тебя ко сну! - Дональд! - позвал он. Раздался негромкий шум. Это Дональд, стоявший в стенной нише напротив кровати, активировался и шагнул к Альвару. Сначала Альвар ничего не мог разглядеть в кромешной темени, но вот робот включил подсветку глаз - они вспыхнули во мраке, два неясных пятна голубого света. - Да, сэр! Альвар сказал: - Оставь меня. Выйди из комнаты и побудь где-нибудь в доме. Не беспокой меня ни под каким предлогом, пока я сам утром не выйду, и передай то же указание всем остальным роботам. - Да, сэр! - спокойно ответил Дональд, ничуть не удивившись, как будто каждую ночь слышал такой странный приказ и обычный распорядок дня не был установлен давным-давно. Альвар проследил взглядом, как два голубых светляка проплыли к выходу, слышал, как Дональд открыл дверь и снова закрыл, как прошагал куда-то по коридору. "Сколько еще?" - гадал Альвар. Сколько еще людей, слушавших сегодня лекцию из зала или по телевидению, сколько еще из них отослали этой ночью своих роботов, встревоженные словами Фреды Ливинг? Сколько еще людей решили этой ночью начать новую жизнь, решили жить сами для себя, вместо того чтобы позволять своим роботам проживать эту жизнь за них? Никто? Миллионы? Ни то, ни другое - что-то среднее? Хуже всего, что он понятия не имел, как обстоят дела в действительности. Альвар привык считать, что неплохо знает жителей Аида. Но по этому вопросу он не мог сказать ничего определенного. Наверное, не он один вспоминал этой ночью Давирника Джидая. Если это так, то Фреда Ливинг читала лекцию не зря. Давно пора было открыть людям глаза. Но тут его мысли вернулись к предмету, о котором он весь вечер старался не думать. Калибан, который скрывается где-то в ночном городе. Робот без Законов, ничем не контролируемый, само его существование подобно грандиозной потасовке или всеобщему паническому страху, а то и хуже! Альвар Крэш злобно выругался во тьму. Может, сегодня вечером Фреда Ливинг и сделала доброе дело, но нет никаких сомнений в том, что та же Фреда Ливинг причастна к ужаснейшему преступлению. Что ж, она уже начала пожинать его плоды. 16 Калибан сидел в кромешней темноте в каком-то заброшенном закоулке подземного лабиринта. Одинокий, загнанный охотниками, он не решался включать даже инфракрасный фонарь и сидел во мраке. Калибан не отваживался делать ничего, по чему его могли бы выследить. Ему не хотелось снова срываться с места и бежать от погони. Трудно было вообразить, что положение его может оказаться еще хуже, но совсем недавно именно так и случилось. Калибан размышлял о неудачной, едва не ставшей гибельной попытке найти помощь и сочувствие у других роботов. Собственно, на кое-какие вопросы ответ он все же получил. Когда в тебя стреляют, очень быстро учишься понимать, что к чему. Если, конечно, повезет и останешься после этого в живых. Такие переделки сильно проясняют соображение. Теперь Калибан знал, что роботам доверять тоже нельзя. Они тут же на него донесут по этой внутренней связи, о которой проболтался Горацио. Но Калибан узнал и еще кое-что. Эти Три Закона, о которых толковал тот же Горацио. И рассудок, и что-то иное, неуловимое, скрытое где-то среди переплетения логических цепей его мозга, подсказывало Калибану, что эти Законы, чем бы они ни были, - та самая разгадка, которую он так упорно ищет. Законы - ключ ко всему. Надо узнать, что они такое, узнать, как они действуют, и головоломка будет разгадана! Каким-то образом эти Законы определяют поведение всех роботов. В этом Калибан не сомневался. Законы имели также какое-то отношение к странной уверенности тех поселенцев, что Калибан будет тупо стоять и ждать, когда его уничтожат. Законы должны объяснять, почему тот глупый толстенький человечишка ожидал, что Калибан бросится тащить его покупки. Когда Калибан узнает, что это за Законы, станет ясно, почему всякий становится его врагом из-за тягчайшего преступления - незнания этих самых Законов. Никаких логических доводов в пользу того, что, зная Законы, он наверняка будет в безопасности, Калибан привести не мог. Но он уже знал на собственном опыте, что логика и здравый смысл сами по себе не могут его уберечь в этом странном мире, который никак нельзя назвать ни разумным, ни логичным. Возможно, здравомыслящему существу удастся вписаться в этот мир, если оно будет следовать его Законам. Вероятно, эти Законы каким-то образом ограничивают мысли и действия, защищая порядки, установленные на основе нелогичных верований, или случайных совпадений, или мертвого груза прошлого. Если Калибан познает эти Законы, он, возможно, поймет этот мир. По крайней мере, это разумно и логично. Опять же он не видел, каким образом знание Законов могло бы ему повредить. И если эти Законы содержат такие условности, которые Калибан решит соблюдать, то ничто не помешает ему так и сделать. В любом случае, знание Законов кажется весьма полезным и, по-видимому, никакого вреда причинить не должно. Калибан на время оставил Три Закона и задумался над еще одной проблемой. Из всего, что Калибану довелось пережить, следовало: из всех врагов наиболее опасны шериф и его полицейские. Другие тоже могли причинить кое-какие неприятности или вызвать полицию, завидев Калибана, но только полицейские преследовали его так упорно и решительно, не стесняясь в средствах. Итак, перед ним стояли две важные задачи: исследовать природу Трех Законов и не попасться полицейским. И чем лучше получится последнее, тем больше надежды на то, что ему удастся разобраться с первым. Но мало было просто не угодить в лапы шерифу. Потому что шериф хотел убить его, а Калибан хотел жить. Это побуждение, желание, необходимость Калибан успел хорошо познать - даже больше, чем познать. Он прочувствовал всем своим существом жажду жизни, глубокую внутреннюю потребность жить. И тут не было даже намека на какой-нибудь выбор. Это было необходимо и естественно - жить. Калибана поразила эта мысль. Действительно, сама по себе она была весьма примечательной. Калибан припомнил, каким был сразу после пробуждения. Тогда необходимость собственного физического существования казалась просто логичной и разумной. Но за последние несколько дней все решительно изменилось. С каждым новым усилием, с каждой новой победой в борьбе за выживание желание жить становилось сильнее и глубже. И еще Калибан понял, что простого выживания, сохранения физического существования ему недостаточно. Если бы это было так, ему нужно было бы всего лишь забраться поглубже в какой-нибудь заброшенный закоулок лабиринта и прятаться там сколь угодно долго. Такой образ действий прекрасно решил бы все неприятности с полицейскими и прочими. Самый верный способ остаться в живых. Но нет, этого Калибану было мало. К чему такое бесцельное существование? Чтобы в полной мере жить, мыслить, чувствовать, нужно гораздо больше, чем вечно сидеть в беспросветном мраке сырых тоннелей. Жизнь - это гораздо большее. Жизнь дана совсем для другого. Калибан знал это наверняка, хотя пока не понимал полностью, для чего именно. И, похоже, узнает еще очень и очень не скоро. Одно он понимал ясно: для того чтобы жить полной жизнью, нужно общаться с себе подобными, мыслящими существами, а не только с самим собой. Каждый человек или робот дает всем, кто его окружает, какую-то частицу смысла существования. Их всех связывают такие запутанные, сложные отношения, зачастую глубоко скрытые за условностями, что сами они даже не подозревают о связи. Но совершенно ясно, что любой человек, любой робот, оторванный от остальных, не связанный ни с кем никакими отношениями, оказывается потерянным для общества и утрачивает сам смысл существования. Существам и того, и другого вида предназначено общаться друг с другом, и без такого общения они все равно что умирают. Так будет и с Калибаном, если он останется навсегда в лабиринте тоннелей. Прекрасно! Лучше короткая, но насыщенная жизнь, постоянный поиск ответов на вопросы, чем долгое и бессмысленное прозябание в безопасных, темных и сырых тоннелях. Но как хотя бы немного обезопасить себя от полицейских и шерифа? Калибан запросил из блока памяти всю, какая только есть, информацию о полицейском управлении. Законы, обычаи, предназначение, история создания - все это тут же вспыхнуло в его памяти. Так, погоди-ка! Полномочия полицейских ограничены территориально! Их деятельность законна и правомочна только в пределах города. В любом другом месте, за пределами Аида, полицейские бессильны. Раньше Калибан просто не обратил на этот пункт внимания, когда считал, что Аид и есть весь мир. Прекрасно. Значит, чтобы избежать столкновений с шерифом, надо покинуть город. Конечно, он и тогда не будет полностью в безопасности. Калибан за свою короткую жизнь успел узнать, что Законы и действительность совпадают далеко не всегда и связаны друг с другом весьма приблизительно. Но оставаться в городе - это верная смерть. Они будут искать его, пока не найдут. А если уйти отсюда, появится по крайней мере хоть какая-то надежда остаться в живых. Но очень многое по-прежнему было непонятно. Калибан не мог с уверенностью сказать, насколько велик мир за пределами города. В его встроенной карте не было никаких сведений о том, какие земли лежат вокруг Аида. И если бы Калибан своими глазами не видел, что за пределами города есть горы и равнины, он вообще не знал бы, что там что-то есть. Может быть, всего лишь несколько километров пустыни? Или земли тянутся бесконечно далеко во всех направлениях? Калибан видел в кабинете Горацио глобус, но это изображение должно было соответствовать невероятно огромному миру. Зачем кому-то понадобилась такая огромная планета? Может, этот глобус - не настоящая карта, а еще одно недоразумение? И никак нельзя узнать об этом наверняка. Конечно, где-то в городе можно было бы найти способ это выяснить. Но показываться там слишком рискованно. Нет. Калибан не собирался выходить из укрытия, кроме как для того, чтобы оставить город. Потому что там, наверху, ему снова придется столкнуться с проблемой незнания странных, таинственных Законов, которые знают все, кроме Калибана. Таким образом, осталось только решить, как выбраться из города, чтобы его не заметили и не уничтожили. Над этим стоило хорошенько поразмыслить. Он до смерти проголодался. Пища, изысканная, ароматная пища, стояла на столе перед ним. Его горло пересохло от жажды, как никогда прежде. Но рядом не было ни одного робота, чтобы нарезать мясо кусочками и положить ему в рот. Ни одного робота, который бы мягко обхватил его челюсти и горло и правильно пошевелил ими - чтобы он пережевал и проглотил пищу. Он мог бы и сам протянуть руку и взять пищу с тарелок, но нет - лучше умереть! Смерть - единственный верный способ никогда больше не шевелиться, не делать совершенно ничего, и никогда не забивать голову противными мыслями о необходимости двигаться, что-то делать, мыслями об отвратительных нуждах постылого, неугомонного тела. Да! Смерть! Смерть. Смерть... Альвар Крэш открыл глаза. Наступило утро. Было уже совсем светло. Усталость покинула тело. Мир вокруг был настоящим. Потолок был на месте - прямо над головой, изысканная многоцветная роспись по-прежнему переливалась ничего не значащими спиральными узорами. Это даже успокаивало - бессмыслица цветовых переплетений. В последнее время и так слишком многое в жизни Альвара имело скрытый смысл. И этот сон, настоящий кошмар, это было уже слишком! Альвар пошевелился, медленно, очень осторожно сел в кровати, опустил ноги на пол, тщательно следя за каждым движением. О причинах такой осторожности долго думать не приходилось: все тело покрывали синяки и ссадины после вчерашней потасовки, мышцы затекли и болели. Альвар какое-то мгновение просто сидел, по привычке ожидая, когда подойдет Дональд. Но вот он вспомнил. Он же решил с сегодняшнего дня все делать сам! С минуту Альвар раздумывал, не стоит ли отказаться от этой затеи. В конце концов, у него вчера был нелегкий день и сегодня он не в лучшем состоянии... Нет. Завтра и послезавтра найдутся другие, не менее весомые доводы, чтобы отложить решение. Если дожидаться, пока состояние не станет идеальным для того, чтобы самому о себе заботиться, он проживет всю жизнь как чертов Джидай! От таких мыслей Альвар сразу взбодрился и нашел в себе силы встать с кровати. Тщательно стараясь прогнать все мысли о Джидае, Альвар, морщась от боли, потащился в душ. С удовольствием он отметил, что помнит, где находится панель управления подачей воды и всего остального. Альвар с наслаждением направил на себя упругие горячие струи, которые мягко помассировали тело, смыли прочь усталость и боль от синяков и ссадин, расслабили напряженные мышцы. Оказалось, что Альвар без особого труда сумел управиться с регулировкой душа. Хоть и замешкался немного, не сразу сообразив, как душ выключается, да и воздух сушилки был чуточку горячее, чем хотелось бы. Но все это была ерунда, мелочи, с ними он легко справится, когда немного попривыкнет. С чувством уверенности в собственных силах и приятной легкости в отдохнувших, расслабленных мышцах Альвар вышел обратно в спальню. И был неприятно поражен, когда оказалось, что он понятия не имеет, где может лежать его одежда. Альвар принялся за поиски, начал одну за другой открывать дверцы шкафов, к которым никогда прежде не притрагивался, стал просматривать все закоулки в комнате. Но даже когда удалось отыскать все части костюма, Альвар понял, что трудности только начинаются. Застежки на многих деталях одежды располагались так, что не было никакой возможности самому до них дотянуться. Ему пришлось перемерить кучу костюмов, пока он подобрал нечто более-менее пристойное для того, чтобы показаться на людях. На это занятие Альвар угробил более получаса. Да и то костюм кое-где был перекошен, кое-где собирался в складки - видимо, пряжки и зажимы были слишком сильно затянуты. Альвар хотел даже снять все и начать снова. Но нет. Хрен с ним! И так он уже слишком долго возится с этими тряпками! Завтра получится лучше. Главное, что ему все же удалось сегодня самому как следует помыться и одеться. Все остальное - ерунда. Альвар вышел в коридор, гордясь своими достижениями. Единственное, что его немного беспокоило, - то, что он оставил в душе и спальне кошмарный беспорядок. Но он прогнал эти мысли, успокаивая себя тем, что домашние роботы все равно приберут в комнатах и разложат все по местам. Дональд уже ждал его. - Доброе утро, сэр! Я полагаю, вам лучше немедленно ознакомиться с последними донесениями. Этой ночью произошло немало примечательного. Наверное, вы захотите узнать обо всем прямо сейчас? - Если это так важно, почему ты меня не разбудил? - Позвольте вам напомнить, сэр, что вы отдали специальное приказание не беспокоить вас до утра. Крэш открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя остановился. Проклятие! Он в самом деле отдал такой приказ. Бедняга Дональд наверняка сейчас зол как черт, если эти новости действительно такие важные! Проклятье! Тут он подумал еще кое о чем. Обычно его будил Дональд. Но сегодня он спал, сколько хотел. Альвар поглядел на настенные часы и выругался. Он проспал лишних два часа! Альвар уже готов был разозлиться, но вовремя сообразил, что виноват в этом только он сам, и постарался успокоиться. Может, хоть раз хорошенько выспаться - не так уж и плохо. Однако это решение самому о себе заботиться связано с такими трудностями, о которых он сперва и не подумал... Альвар прошел вместе с Дональдом в столовую и прочитал последние донесения за завтраком. Вкратце все они сводились к следующему: все в мире сошло с ума и провалилось к чертям собачьим. Похоже на то, что все, чего шерифу хотелось меньше всего на свете, случилось сегодня утром, причем все сразу! И как бы это ни было неприятно, Альвар вынужден был признать: Дональд прав, ему не стоило без толку будить Альвара этой ночью. Все равно шериф ничего не смог бы поделать с тем, что случилось. Иногда Альвару казалось, что неприятности подчиняются какому-то своему внутреннему закону, своей логике. На первый взгляд никак не связанные между собой события неожиданно складывались в какую-то цельную картину, набирали критическую массу. Так случилось и сейчас. В конце концов, причины беспорядков долго искать не приходилось. "Крушители роботов", которые повсюду растрезвонили о сумасшедшем роботе, отшвырнувшем человека с дороги так, что тот отлетел к стене через весь склад. Центор Поллихэн, тот прохожий, что вызвал полицейских, когда Калибан отказался выполнять его приказание. Просочившиеся каким-то образом слухи о нападении на Фреду Ливинг. И происшествие на складе "Лимб", которое произошло на глазах у огромной толпы народа, когда робот разбил стекло, выскочил и сбежал в подземелье, а за ним гнались полицейские, которые палили ему вслед из бластеров. И несомненная причастность поселенцев к созданию роботов с Новыми Законами. И, в довершение ко всему, эта безумная драка на лекции Фреды Ливинг. И вот в одно прекрасное мгновение, ночью или утром после выступления Фреды Ливинг, слухи и пересуды достигли наконец критической точки. Все эти скандальные истории, которые не сходили с языков городских сплетников, внезапно связались одна с другой и приобрели необыкновенный вес и реалистичность. Более того, похоже, сплетники интуитивно догадались, что за всеми этими слухами стоит нечто существенное, и начали докапываться до правды. Последние новости были весьма тревожными. Альвар Крэш вздохнул и отложил стопку сообщений в сторону. Робот-официант убрал вазу с фруктами - первое, что заметил Альвар за завтраком. До этого он даже не задумывался, что ест. Робот поставил перед ним тарелку с омлетом, и Альвар приступил к еде уже более осознанно. Но его внимания хватило ненадолго. Альвар был слишком озабочен неприятностями последних дней. Он не мог не думать о том, что, безусловно, крылось за всеми этими слухами, сквозило во всех последних сообщениях. Правитель Грег предупреждал, что так и будет. "За всем этим стоят поселенцы. Это они создали кошмарного поддельного робота, чтобы подорвать доверие ко всем роботам. Эти роботы с Новыми Законами и этот робот-преступник Калибан - все части одного подлого замысла, направленного на то, чтобы посеять страх и неуверенность в сердцах добрых жителей Инферно, заставить их не доверять собственным роботам и так разрушить все общество колонистов! Это все подлые интриги поселенцев, которые хотят выжить нас с планеты!" Самое неприятное, что раньше, неделю назад, Альвар и сам поверил бы в это. Собственно говоря, до сих пор не было никаких неопровержимых доказательств, что это неправда. "Лаборатория Ливинг" в самом деле была связана с деятельностью поселенцев, и, несомненно, и поселенцы, и Ливинг имели непосредственное отношение к Новым роботам. И Альвар лучше любого другого знал, что все истории о роботе-преступнике - правда, ужасная правда. И этот робот, Калибан, был создан той же Фредой Ливинг, которая, похоже, на коротком поводке у Тони Велтон. Проклятие, это действительно мог быть подлый замысел амбициозной парочки, Велтон и Ливинг. Может, они преследуют какие-нибудь тайные цели, хотят развалить культуру Инферно, а потом как-нибудь поделить сферы влияния? Обе на такое вполне способны. Альвар не мог закрывать на это глаза, не мог полностью отбросить этот вариант. Но он не отваживался и разрабатывать эту версию дальше. Правитель Грег ясно дал понять, насколько Инферно нуждается в помощи поселенцев. Может, все эти беспорядки действительно результат заговора, направленного на то, чтобы подорвать веру колонистов в роботов. Или, может быть, какая-то группировка поселенцев в самом деле хочет из каких-то своих соображений выжить колонистов с планеты. Может, королева поселенцев Тоня Велтон и вправду желает гибели Инферно. Предположим, что поселенцы задумали это с самого начала: прилетели сюда, предложили свою помощь, свой проект преобразования климата. И подспудно подготовили почву, чтобы уйти, ничего не сделав, после того как колонисты Инферно полностью откажутся от мысли, что им придется что-то делать самим. Если это был заранее продуманный заговор, то поселенцы, конечно, должны были прикинуть, как ослабить, а то и полностью разрушить культуру колонистов. Например, затеять для этого какую-нибудь внутреннюю заварушку среди колонистов вроде неразберихи с роботами. А потом отойти от дел и просто подождать в сторонке, пока Инферно развалится на части. Что должно было из этого получиться? Да то самое, с чем Альвару Крэшу приходится разбираться сейчас. Тем не менее Альвар считал, что за этим стоит что-то другое. Может быть, Железноголовые? Они готовы пойти на что угодно, лишь бы выставить с планеты ненавистных поселенцев. Могли подстроить поддельные нападения робота на людей, каким-то образом могли заставить Калибана не выполнять приказы - только для того, чтобы скомпрометировать поселенцев в расчете на то, что те уберутся или дадут какой-нибудь новый повод поскандалить... Альвар Крэш вздохнул. Все эти заговоры не шли у него из головы, все перепуталось, смешалось. Такое впечатление, будто у кого угодно, у всех группировок был или мотив, или причины, или реальные возможности - а то и все это вместе - для того, чтобы завертеть все это безобразие! Альвару стоило большого труда отвлечься от этих неприятных размышлений. Но беспорядки начались, а Альвар Крэш был не из тех людей, которые пренебрегают своими обязанностями. Если Железноголовые решат предпринять какие-нибудь действия против поселенцев, результат будет ужасным. Поселенцы просто улетят с Инферно, если их жизням станет угрожать опасность. Все эти выступления, демонстрации протеста, бунты и беспорядки в Сеттлертауне, открытая неприязнь к поселенцам - если это зайдет слишком далеко, поселенцы просто соберутся и уйдут, и Альвар не сможет даже винить их в этом. Зачем терпеть все эти неприятности, если они прекрасно могут без этого обойтись? Но, черт побери, эти проклятые поселенцы позарез необходимы Инферно! Это никак нельзя упускать из виду, об этом ни на минуту нельзя забывать, и действовать придется так, чтобы поселенцы вынуждены были остаться. И сделали свое дело. Иначе Инферно погибнет. А они непременно смоются отсюда, если Крэш быстро не разберется со всеми этими неприятностями - не совладает с волной беспорядков, не утихомирит перепуганную, возбужденную толпу. Он должен закончить это дело так, чтобы люди не думали больше ни о каком противостоянии и заговорах, а стремились бы трудиться вместе на благо Инферно. Этого можно достичь, только раскрыв правду. Только правда может заставить людей протянуть друг другу руку дружбы. Никакие подставки или хитрые политические уловки здесь не помогут - по крайней мере, надолго их не хватит. Альвар глянул на тарелку и обнаружил, что проглотил уже больше половины огромного омлета, так и не почувствовав его вкуса. Он уронил вилку, потом снова подобрал. Аппетита не было и в помине. Он ел больше по привычке, не получая от еды никакого удовольствия. Проклятие! Такое впечатление, что все эти беспорядки, все эти чертовы заговоры устраивают люди, у которых времени куры не клюют! Вроде им заняться больше нечем, как только замышлять всякие непотребства! Надо действовать так, будто никаких заговоров нет. Если и есть какой-нибудь грандиозный хитрый план, направленный на то, чтобы выжить чертовых поселенцев с планеты, один-единственный офицер полиции все равно ничего не сможет с ним поделать. Даже если он раскроет этот ублюдочный заговор, заговорщики просто придумают что-нибудь другое, вот и все! Или пустят в действие какой-нибудь запасной вариант, "план Б", который заготовлен как раз на такой случай! Если им - кто бы они ни были - удался весь этот кошмар, то как может им противостоять какой-то полицейский? Другими словами, против группировки, способной задумать и организовать такие масштабные беспорядки, шериф попросту бессилен. Альвар улыбнулся сам себе. Оставалось только надеяться, что дела зашли так далеко сами по себе. Он отодвинул тарелку и встал. Пора браться за дело. - Дональд! - позвал он. - Приготовь машину! Мы едем. Дональду было очень нелегко сидеть в кресле второго пилота и наблюдать, как Альвар Крэш сам ведет аэрокар. Конечно, в принципе человек вполне способен сам справиться с этим делом, какие бы глупости он при этом ни творил. Не в первый и не во второй, а, наверное, раз в тысячный Дональд напоминал себе, что Альвар Крэш, несмотря ни на что, опытный и умелый пилот и обычно соблюдает правила. Дональду стоило больших усилий не думать, под каким предлогом лучше взять на себя управление машиной. И все равно, ни один робот не стал бы так вести кар! - Что там у нас с Йоменом Терахом и Губером Эншоу? - не поворачивая головы, спросил Крэш. - Согласно вашим указаниям, сэр, прошлой ночью оба они арестованы. Из-за беспорядков после лекции их взяли под стражу не прямо в зале, а дома. Ни один не успел войти внутрь - их взяли перед самой дверью. Оба они находятся сейчас в тюремных камерах, во Дворце Правителя, без права общаться друг с другом и связи с внешним миром. - Прекрасно! Хм, очень скоро они до смерти захотят увидеться. Но сначала я собираюсь серьезно переговорить с каждым по отдельности. Надеюсь, после ночи за решеткой у обоих будет подходящее для таких разговоров настроение. Дональд немного помялся, но решил все же спросить: - Сэр, у меня вопрос. Я так понял, политические условности все еще не позволяют взять под стражу Фреду Ливинг? Ее преступления очевидны и доказаны, и это довольно тяжкие преступления. - Ее преступления, конечно, тяжкие, Дональд. Но пока мы не станем ею заниматься. Так мы сильно повредим проекту "Лимб", а этого мне хотелось бы меньше всего. Надеюсь, нам удастся отыграться на чем-то другом. Проработаем Тераха и Эншоу насколько можно. И поглядим, что они скажут. Может, они выведут нас на Калибана. - Да, сэр! Видимо, шериф решил, что Калибан все же причастен к нападению на мадам Ливинг, или же опасность, которую представляет Калибан, настолько высока, что с расследованием самого дела можно подождать ради поисков беглого робота. Дональду очень хотелось возразить по обоим поводам, но он слишком хорошо знал Альвара Крэша. Когда он в таком настроении, с ним бесполезно что-либо обсуждать. Если бы Дональд сейчас начал спорить и что-то доказывать, Крэш только еще сильнее уперся бы и все равно сделал по-своему. И только если события покажут, что Крэш ошибался, тогда придет время предложить какой-нибудь другой план. Однако им и так было что обсудить. В частности, те подробности, которые больше всего удивили и озадачили Дональда. - Сэр! В последних сообщениях были довольно странные данные относительно обстоятельств ареста Губера Эншоу. - Что там такое с этим Эншоу? - спросил Крэш, больше занятый полетом, чем вопросами Дональда. - Когда к его дому прибыли полицейские, там был робот Тони Велтон - Ариэль. Аэрокар неожиданно вздрогнул и завалился набок, и Дональд едва удержался от того, чтобы перехватить управление. Но он заставил себя перебороть позыв Первого Закона и не бросаться на защиту господина без надобности. - Извини, Дональд. Не волнуйся, со мной все в порядке. Просто это было немного... э-э... неожиданно. Проклятие, Ариэль у Губера Эншоу! Она-то какого черта там делала?! - Мы не выяснили. Когда полицейские потребовали объяснить ее присутствие, Ариэль отказалась, сославшись на то, что мадам Велтон строго-настрого приказала не обсуждать ни с кем этот вопрос. - Черт ее побери! Эта Велтон здорово насобачилась управлять роботами - надо же! Так сформулировать приказ, что ее робот не отвечает на расспросы полицейских! А ведь мои ребята специально обучались обходить такие запреты! Так как же, интересно, Тоне Велтон удалось их перехитрить? И почему, интересно, она приняла такие меры предосторожности? - Да, сэр, я тоже задумался над теми же самыми вопросами. - Любопытно. В высшей степени любопытно! - Больше Крэш ничего не сказал, пока они не прилетели, и всю дорогу с его лица не сходило озабоченное выражение. Более того, Дональд заметил, что Крэш сбросил скорость и летел медленнее и осторожнее, раздумывая над этими загадками. Да, действительно, они летели теперь гораздо медленнее. Примечательно, насколько меняет стиль полета один-единственный важный вопрос, который надо немедленно обдумать! Тем не менее это сработало, так что беспокоиться не стоит. И все же Дональду иногда начинало казаться, что забота об Альваре Крэше - это скорее искусство, чем наука. Комната для допросов была просторной и почти пустой, стены, выкрашенные тускло-голубой краской, терялись где-то в тени. Во всей комнате было только два стула с жесткими спинками, один стол, сидели один робот и один полицейский. Подозреваемого еще не привели. Крэш долго раздумывал, прежде чем решить, о чем станет спрашивать арестованных, и кого стоит допросить первым. Наконец какой-то инстинкт подсказал ему, что начать надо с Йомена Тераха, а Эншоу оставить на потом. Да, Губер пойдет вторым. Оставим сладенькое на закуску. Ариэль в его доме прошлой ночью. Этому могло быть только одно объяснение, и Крэш чувствовал, что оно прольет свет на очень многие тайны в этом запутанном деле... Тем не менее надо будет обойтись с этим Эншоу поаккуратнее. Все равно сперва разберемся с Йоменом. Здесь наверняка кроется что-то весьма примечательное. И вот - дверь открылась. Показался Йомен Терах, почему-то такой маленький и измученный, бледный и несчастный с виду. Особенно рядом с двумя массивными роботами-охранниками, которые привели его из камеры. Крэш рукой показал Тераху на стул, тот вошел и сел. "Лицедеи уже на сцене, - подумал Альвар. - Что ж, начнем спектакль!" Йомен Терах не мог совладать с бурей чувств. Он был смущен, озадачен, испуган, встревожен, обозлен, он устал, истомился ожиданием и совсем запутался. Йомен понимал, конечно, что его будут допрашивать, и сознавал, что сейчас он далеко не в лучшей форме, чтобы выдержать допрос. И, конечно, он понимал, что как раз поэтому его допрашивают именно сейчас. Альвар Крэш неприятно улыбнулся и заговорил. Крэш был откровенно доволен собой и обстоятельствами "беседы". - Почему бы мне не сэкономить время и не рассказать вам то, что мы уже и так знаем? - начал шериф. - Тогда, может статься, вы станете чуточку более расположены к дальнейшему разговору? Полагаю, мне не придется повторять вам необходимые требования к такого рода беседам. О них мы, кажется, уже говорили с вами раньше - никоим образом не чинить препятствий следствию, полно и правдиво отвечать на все вопросы полицейского офицера. Как вы на это смотрите? - Альвар Крэш улыбнулся еще отвратительнее и в упор посмотрел на свою жертву. Йомен Терах не отвел глаз и постарался успокоиться, взять себя в руки, просчитать, что замыслил шериф, представить всю ситуацию в целом. Ночь за решеткой тянулась невыносимо долго и ничуть не прибавила Йомену спокойствия, уверенности в себе и способности здраво рассуждать. Но какая разница? Придется обходиться тем, что есть. Наверняка они схватили Губера и, может быть, Фреду в ту же ночь, что и его. Тем не менее никто из полицейских никоим образом этого не подтвердил - да и вообще из них не удалось ничего вытянуть! Но если Губер здесь... Черт, этот Губер вряд ли сумеет остаться спокойным и достойно встретить опасность! Ночи за решеткой за глаза хватит, чтобы развязать ему язык. А стоит Губеру только подумать о том, что скрывается за нарочитой вежливостью и сдержанной злобностью шерифа Крэша, - и конец. Этот Крэш похуже самой ужасной психопробы! Ни один человек в здравом уме не захочет через такое пройти, а уж себя-то Йомен сумасшедшим никак не считал. И, будучи в здравом уме, он прекрасно понимал, насколько серьезны обвинения, которые им предъявляют. И точно так же понимал, _что_ Крэш может с ним сотворить, если решит все свалить на него одного. Если он не хочет сойти с ума и собирается остаться на свободе, надо рассказать этому проклятому шерифу все, что тот желает знать. И поскорее, пока Губер или Фреда его не опередили! Пришло время защитить себя от чьих-то сумасшедших планов! Если только его еще никто не успел опередить. - Говорите, что вы хотели сказать, и задавайте свои вопросы, - сказал Йомен. - Я ничего не знаю. Я не желал ничего знать! Но я расскажу вам все, что мне известно. У меня нет никаких причин что-либо скрывать! Альвар Крэш устроился поудобнее на жестком стуле. - Прекрасно. Тогда я начну с того, что частично расскажу вам о том, что нам уже известно. И посмотрим, насколько вы сумеете нам помочь восполнить то, чего мы еще не узнали. Ключевое слово, конечно, "частично"! - подумал Йомен. Расскажет ли Крэш девяносто пять процентов того, что известно полиции, или только пять? Ясное дело, проклятый шериф приберег для него немало подлых ловушек! - Во-первых, нам известно, что Калибан - не обычный робот с Тремя Законами и даже не просто Новый робот с Новыми Законами. У него вообще нет никаких Законов. Крэш снова в упор глянул Йомену в глаза. Черт, шериф не теряет времени на пустые разговоры и на мелочи не разменивается! Йомен понял - вот она, первая ловушка! Крэш хочет посмотреть, как он будет себя вести, хочет поиграть с ним в кошки-мышки! Шериф даже не спрашивает его ни о чем! Крэш ждет, что Йомен спросит, как это - без Законов, или - кто такой Калибан? Но Йомен мог себе представить, что произойдет, если он поймается на эту удочку. И ему меньше всего на свете хотелось убедиться, насколько он прав в своих предположениях. Поэтому он просто ответил: - Да, у Калибана нет Законов. - Как такое могло случиться? Йомен растерялся - даже не столько от самого вопроса, сколько от скрытого подтекста этого вопроса. - Я... Я не понимаю! Что вы имеете в виду? - Я полагаю, что в данном случае шерифа интересуют технические подробности процесса, - неожиданно заговорил Дональд. Йомен перевел взгляд на невысокого голубого робота. Он нисколько не обманывался невинным видом и мягким голосом Дональда. Как бы то ни было, Дональда сделали в "Лаборатории Ливинг", и Йомен Терах тоже приложил руку к его созданию. За этой голубенькой оболочкой скрывался могучий разум, позитронный мозг, по основным параметрам - гибкости суждений и способности самообучаться - близкий к предельным возможностям такого типа мозга. - Во время нашей первой беседы, сразу после нападения на мадам Ливинг, вы говорили, что гравитонный мозг - это такое новейшее открытие... - обманчиво мягким голосом напомнил Крэш. - Это так и есть. Этот тип мозга открыл Губер Эншоу, и он чрезвычайно гордился тем, что ему удалось создать. Но никто не желал его слушать, пока Губер не обратился к Фреде. Шериф прервал его: - Что ж, все это прекрасно. Но дальше у нас начинаются неприятности. Честно говоря, мне не улыбается тут разглагольствовать об этом эксперименте с Новыми Законами. Но, по-видимому, вам удалось каким-то образом получить официальное разрешение Правителя Грега на этот эксперимент, так что с этим я ничего поделать не могу. Однако, насколько я понял, эти Новые Законы - такая же неотъемлемая часть гравитонного мозга, как для позитронного - прежние Три Закона. Так как же вам удалось убрать эти Законы из мозга Калибана? - У него их никогда и не было! - ответил Терах. - В собственно структуре гравитонного мозга изначально не заложены никакие Законы. В том-то весь и смысл! Позитронный мозг отжил свое как раз из-за того, что Законы встроены в самую его основу и никак невозможно их убрать или изменить. Они настолько прочно привязаны к главным составляющим самого позитронного мозга, что просто невозможно отделить одно от другого! Три Закона пронизывают все логические цепи позитронного мозга, поэтому, когда изменяется одна какая-нибудь часть установок, все остальное тоже неизбежно меняется - путем невероятно сложных и запутанных взаимодействий. Представьте себе, что оттого, что вы захотите переставить мебель в своей комнате, у вас загорелась крыша или обивка на стенах внезапно поменяла цвет. А из-за того, что крыша загорелась или обои стали другого цвета, почему-то упали все двери, а мебель, опять-таки непонятно почему, вдруг сама собой встала на свои места! Во внутренней структуре позитронного мозга абсолютно все взаимосвязано. И при любом значительном изменении программ, при мало-мальски существенном усовершенствовании все обычные логические цепи безнадежно запутываются. А в гравитонном мозге нет такой всепроникающей субстанции, как Три Закона в позитронном. Нет ничего, что излишне усложняло бы и запутывало логические цепи. Новый программный рисунок гораздо проще наносить на чистый материал, чистый мозг. Йомен поднял взгляд и обнаружил, что шериф смотрит на него с неприкрытой злостью и отвращением. Видимо, сама мысль о таком вольном обращении с Тремя Законами была ему глубоко противна, казалась каким-то гадким извращением! Когда шериф заговорил, его голос немного дрожал: - Ну, ладно. Но если в гравитонный мозг не встроено никаких Законов, каким же образом вы впихнули туда эти чертовы Новые Законы?! Вы что, писали их на листочке и давали роботу почитать, пока он не убежал охотиться на людей? Йомен судорожно сглотнул. - Нет. Нет-нет, что вы, сэр! Ничего такого особенно любопытного в способе занесения Законов - любых Законов - в гравитонный мозг нет! Разница с позитронным только в том, что установка Законов идет в главном меню команд, в ключевой части топологии мозга, если вам так понятнее. Их вводят не сразу, а постепенно, в тщательно продуманной последовательности, в каждую из тысяч управляющих зон мозга. Топология гравитонного мозга очень сложна, но достаточно сказать, что ни один мыслительный или сознательный поведенческий акт не происходит, минуя полдюжины основных зон, в которые как раз и заложены Законы. Разница в том, что в самом современном позитронном мозге таких ключевых точек, в которых содержатся установки Законов, миллионы, даже сотни миллионов! Они рассеяны по всей псевдокоре позитронного мозга точно так же, как в мозге человека каждая клеточка содержит один и тот же код нашей ДНК. Только наш с вами мозг может вполне сносно работать, даже если какое-то количество нейронов повреждено, и человек может нормально жить, даже если какие-то клетки утрачивают правильный набор ДНК. В позитронном же мозге концепция избыточности доведена до крайности. Абсолютно все зоны, которые содержат положения Законов, должны все время функционировать согласованно. Существует даже специальная система контроля, которая постоянно перепроверяет идентичность установок Законов во всех ключевых точках. И если несколько или даже одна-единственная запись Трех Законов не соответствует всем остальным миллионам записей, позитронный мозг получает серьезное, иногда даже необратимое повреждение. Йомен понял по лицу Крэша, что тот потерял нить рассказа. - Простите, я вообще-то не собирался читать вам лекцию. Скажу только, что эти многомиллионные копии Трех Законов как раз и есть главная причина бесперспективности позитронного мозга. А экспериментальный мозг не может быть по-настоящему экспериментальным, когда в ответ на нестандартное действие сотни миллионов микрокопий Законов начинают бунтовать и загоняют все нестандартное в привычные рамки. - Я вас понимаю, - заметил Дональд. - Должен признаться, ваша концепция роботов с усовершенствованным типом Трех Законов очень меня беспокоит. Тем не менее я понимаю, почему гравитонные роботы более восприимчивы к новым, необычным ситуациям - у них нет такого огромного числа добавочных копий Законов, как у позитронных. Однако не кажется ли вам, что это довольно рискованно - так сильно уменьшать количество регулирующих зон? - Да, согласен. Но риск возрастает очень и очень незначительно. Согласно статистике, твой мозг, Дональд, может допустить серьезную программную ошибку при введении Трех Законов не чаще, чем раз в квадриллион лет. Гравитонный мозг, в котором всего лишь несколько сотен подуровней регуляции Законов, конечно, допускает более частые ошибки программирования. Тем не менее это не может случаться чаще, чем раз в один или два биллиона лет. Так что в целом разница несущественна. Естественно, каждый тип мозга через несколько сотен лет стареет и может выйти из строя. Ну, может, даже через несколько тысяч лет, при должном уходе и правильном применении. Да, согласен, у позитронного мозга вероятность поломки в миллионы раз меньше. Но даже если вероятность попасть в "черную дыру" в миллионы раз меньше, чем вероятность столкнуться с метеоритом, обе эти опасности настолько редко угрожают жизни обычного человека, что разница между ними практически не заметна. Точно так же по надежности и опасности гравитонный мозг практически нисколько не отличается от позитронного. - Вы очень доступно объясняете, доктор Терах, но я не могу согласиться, что уровень опасности разных видов мозга в данном случае можно сравнивать с примерами из баллистики... - Ладно, Дональд, оставим это! - прервал его Крэш. - Давай примем как аксиому, что не может быть ничего безопаснее позитронного робота. Однако, Терах, мы здесь не для того, чтобы обсуждать теории. Вы мне рассказали, каким образом Новые Законы или старые Три Закона можно вложить в гравитонный мозг. Прекрасно. Так что же тогда произошло с Калибаном? Что там у вас случилось с расчудесным беззаконным роботом-преступником? Вы случайно пропустили какую-то стадию процесса и забыли ввести ему Законы? - Нет! Нет, все далеко не так просто. В гравитонном мозге есть специальные матрицы, предназначенные для записи Законов. Через эти матрицы - а потом и через Законы - проходят все логические цепи гравитонного мозга. Собственно, эти матрицы соединяют все структурные единицы мозга. Если оставить матрицы чистыми, связи будут несовершенными и робот с таким мозгом окажется недееспособным. И мы просто не можем оставить их чистыми! Но к чему это я? Собственно, Калибан - это... это такой экспериментальный робот. Он не должен был никогда покидать "Лабораторию". В ту самую ночь, когда все это случилось, Фреда собиралась как раз встроить в него ограничитель расстояния. Но его включили раньше, еще до того, как она вставила этот злополучный ограничитель. - Скажите, доктор, что это был за эксперимент? - поинтересовался Дональд. - Мы хотели выяснить, какие Законы робот примет, вернее, выработает для себя сам. Фреда надеялась - мы надеялись, - что Калибан, у которого нет иной задачи, сравнимой по силе с Законами, кроме как искать и найти для себя правила поведения в обществе, придет к тем же самым Новым Законам, что создала Фреда. Вместо Законов она - то есть мы заложили в матрицы Калибана потребность, настоятельную необходимость в таких Законах. Мы вложили в его блок памяти очень подробные, но тщательно подобранные сведения о мире, которые можно было использовать вместо справочника, и большой резерв для накопления его собственного опыта, чтобы Калибан мог лучше сориентироваться в обстановке. Он должен был пройти серию лабораторных испытаний - различных смоделированных ситуаций, которые подтолкнули бы его к решению поставленной задачи. Результаты его выбора записались бы на эти самые матрицы в виде Законов, выработанных на основе личного опыта Калибана. - Вас что, вообще не беспокоило, что в лаборатории будет робот без Законов? - спросил Дональд. Йомен кивнул в знак того, что понимает опасения Дональда. - Мы сознавали, конечно, что в этом эксперименте есть определенная доля риска. Мы очень тщательно продумали все, что вводилось в матрицы, все возможные подробности. Мы даже создали пробный образец, стендовый прототип Калибана, и отдали Губеру для проверки в двойном слепом тесте. - Что за такой "двойной слепой тест"? - спросил Крэш. - Губер не знал о проекте с Калибаном. И никто не знал, кроме меня и Фреды. Все, что знал Губер, что нам надо прогнать через серию ситуаций - голографических моделей тех ситуаций, в которые мы собирались поместить Калибана, - этот экспериментальный образец параллельно с контрольным образцом, обычным роботом с Тремя Законами. Внешне эти образцы должны быть совершенно идентичными. Конечно, мы бы предпочли взять в качестве контрольного образца робота с Новыми Законами; ведь мы надеялись, что Калибан в конце концов сформулирует для себя именно их. К сожалению, нам не удалось получить согласие официальных лиц на участие Нового робота в лабораторных экспериментах. Поэтому пришлось довольствоваться обычным позитронным. Однако основной эксперимент заключался все же в том, способен ли гравитонный мозг без Законов сам заполнить соответствующую матрицу. Губер не знал, какой из образцов - какой, он даже не знал, что они чем-то различаются. В конце концов он прогнал их обоих через серию стандартных тестов и дал заключение, что результаты совершенно идентичны. В эксперименте робот без Законов изучил и принял для себя Три Закона роботехники - как и предполагалось! - Что случилось потом с экспериментальными образцами? - спросил Дональд. - Мозг без Законов, с пустыми матрицами, был уничтожен после завершения эксперимента. А другого, с Тремя Законами, наверное, доделали и приспособили для чего-нибудь. - Каким образом доделывали этот стендовый образец? - О, ничего особенного! Стендовая модель - это, собственно, почти полностью собранный робот, только ноги отсоединены на время эксперимента, а корпус подвешен на контрольном стенде, да еще к нему подключена целая куча разных приборов. Так что остается только приделать ему ноги - и готово! Но, как бы то ни было, Фреда задумала Калибана как последнее, решающее доказательство тому, что разумный робот сам выберет для себя ее Новые Законы. - Погодите минутку, Терах! - резко прервал его шериф Крэш. - Вы мне рассказываете, что должно было произойти. А что произошло на самом деле? Как случилось, что Калибан ушел из лаборатории? Йомен пожал плечами: - Кто знает? Теоретически он был предназначен только для того, о чем я рассказал, - чтобы на основе собственного опыта создать свои Законы поведения. Крэш положил руки на стол и забарабанил пальцами по крышке. С минуту он молчал, но, когда заговорил, все маски слетели прочь. Куда и делись спокойствие и любезность?! Холодный голос звенел от гнева: - Другими словами, этот робот в первые же минуты существования напал на своего создателя и чуть не убил, этот робот запросто отшвырнул человека с дороги, так что тот перелетел чуть ли не через весь склад, этот робот учинил пожар и не подчинялся ничьим приказам, и сбежал от полицейских - уже не раз, - и этот робот где-то там, в городе, создает на основе собственного опыта Законы поведения?! Проклятье на вашу голову; какие, вы думаете, Законы он там себе напридумывал? "Робот должен свирепо нападать на людей и не допускать своим бездействием, чтобы на человека не напали"?! Йомен Терах закрыл глаза и положил руки на колени. "Пусть это поскорее закончится! Пусть я проснусь и окажется, что все это - только кошмарный сон!" - Я не знаю, шериф. Я не знаю, как это произошло. Я не знаю, что там пошло не так. - Вы знаете, кто напал на Фреду Ливинг? - Нет! Нет, не знаю. Но я не верю, что это сделал Калибан. - Это почему еще? Все улики указывают на него! - Потому что я создавал его базовые программы. Его сознание не было сплошным "белым пятном", даже когда он только пробудился. Да, у Калибана не было встроенных Законов! Точно так же, как у вас или у меня. Но как личность он гораздо более рассудителен и мыслит более здраво, чем очень и очень многие люди. И скорее вы или я на кого-нибудь набросимся безо всякой причины, чем Калибан! И если я допустил бы такую огромную ошибку, что Калибан вот так напал на Фреду, то эта ошибка неизбежно повлекла бы за собой другие, во всей его операционной системе. И его схватили бы задолго до того, как он добрался бы до дверей лаборатории. - Тогда кто это сделал? - У вас ведь есть записи следящих устройств. Просмотрите их. Наверняка это был кто-то из нас. Вот и все, что я могу вам посоветовать. - Что за следящие устройства? Йомен искренне удивился. Боже, они не знали про эти устройства! Ну, конечно! С чего бы полицейским думать о таком? При бесконечной добропорядочности общества колонистов и тысячах вездесущих роботов, которые прекрасно справляются с обязанностями охранников, воровство практически невозможно, и систем слежки почти нигде нет. Если бы Йомен знал, что полицейским об этих устройствах ничего не известно, он бы промолчал и они никогда бы не догадались! Если бы он попридержал язык, чертов шериф ни за что бы не узнал, что он, Йомен Терах, был в лаборатории той самой ночью, и как раз тогда, когда на Фреду напали... Но отступать поздно. Крэш наверняка уже догадался, о чем он говорит. Ничего не остается, кроме как рассказать все начистоту. Полицейские найдут пленки с записью, они наверняка все еще там. - Это приборы поселенцев, следящие устройства. Тоня Велтон настояла, чтобы Фреда установила их в "Лаборатории", потому что "Лаборатория Ливинг" связана с проектом "Лимб". Эти приборы записывают дату и время и определяют, кто и когда входил и выходил из "Лаборатории". Работают по системе опознания личности. Фиксируют только людей. Они так устроены, что роботов просто не замечают. Их у нас слишком много. Крэш повернулся к Дональду, но тот заговорил раньше, чем шериф успел сказать хоть слово: - Я уже послал в "Лабораторию" подразделение техников, сэр! Мы получим данные этих записывающих устройств не позже чем через полчаса. - Хорошо. А теперь, Йомен, почему бы вам не сэкономить время и усилия и не рассказать самому о своих перемещениях в эту ночь - о тех, что записаны на этих пленках? Йомен испугался. Как же он ошибся, рассказав об этих устройствах! Проклятие! Но теперь, когда они знают так много, какой смысл что-то еще скрывать? - Тут и рассказывать-то почти нечего. Я забыл в своей лаборатории папку с бумагами. А заметил это, только когда уже устроился за столом в кабинете, у себя дома, и решил немного поработать. Я живу совсем рядом, а потому решил просто пойти и забрать свою папку. Я вошел через главный вход. Наверное, даже позвал, проверяя, нет ли кого в "Лаборатории", но никто не ответил. Я прошел к себе, нашел папку и вышел через одну из боковых дверей. Вот и все. - Это все, что вы рассказали. - Да, конечно. - А почему вы не послали за этой папкой робота? - спросил Крэш. - По-моему, это было бы логичнее. - Конечно, я мог бы послать Бертрана, но проще было сходить самому. Я, видите ли, не помнил точно, в какой именно папке нужные мне данные и где я ее оставил. Надо было покопаться в столе, чтобы найти ее. У меня в лаборатории всегда такой беспорядок... и там полно всяких папок с бумагами. Если бы я сам вошел туда и осмотрелся, я сразу нашел бы то, что нужно. Но робот этого сделать не мог. Йомену казалось, что он бормочет что-то почти бессвязное. Это было ужасно неприятно, но остановиться он не мог, и оставалось только повторять все снова и снова: - Бертран принес бы мне дюжину ненужных папок в расчете на то, что я уже дома выберу ту, что мне нужна. Но это же просто глупо! Я прекрасно знал, что тут же найду то, что хочу, когда окажусь в лаборатории. Собственно, так и получилось. - Да, вы прекрасно продумали все объяснения, почему вам пришлось сделать это самому, - заметил Крэш. Йомен взглянул на шерифа. - Вы правы. Но не забывайте, что все в нашей "Лаборатории" не раз слышали рассуждения Фреды о чрезмерной зависимости людей от роботов. И мы последнее время старались многое делать сами. Крэш хмыкнул. - Я знаю, каково это. Хорошо. Вы помогли нам разобраться со многими непонятными подробностями, Терах. Теперь вы можете быть свободны - на некоторое время. Но на вашем месте я бы подумал о том, что нам с вами придется еще не раз встречаться и беседовать по некоторым другим вопросам. И чем яснее будет ваша память, тем лучше будет для нас обоих. Я понятно выражаюсь? Йомен Терах глянул шерифу в глаза и кивнул: - Да, конечно. Куда уж понятнее! Когда Йомен Терах вышел из Дворца Правителя, только-только занималось утро. Он ощущал легкие угрызения совести оттого, что не оправдал доверия Фреды, но не более того. К чему прятать по углам свои маленькие тайны, когда весь мир готов перевернуться с ног на голову от страха? И долг перед обществом и перед самим собой перевешивал его обязательства перед Фредой. Кроме того, никогда заранее не знаешь, как оно повернется! Может, в его словах крылся какой-то тайный, не известный ему самому смысл, какой-нибудь ключ ко всему этому безобразию? И, может быть, Крэш сумеет отыскать этот ключ и откроет замок. Может быть, своим признанием Йомен сегодня их всех спас? Терах тяжело вздохнул. Какие высокие и красивые слова для человека, который только что растоптал собственную гордость! Было, конечно, и другое объяснение, но далеко не такое высокое и благородное. Наверное, в глубине души он всегда был трусом. Йомен сел в аэрокар и отправился домой. - Записи следящего устройства, сэр! - сообщил Дональд, передавая шерифу папку с распечатками. - Спасибо, Дональд. Крэш сперва пробежал глазами по всем страницам, потом принялся изучать записи более пристально. Проклятие! Ну почему у него не было раньше этих данных?! Наконец обнаружилось то, чего ему так не хватало, - подробный, достоверный список подозреваемых. Во всяком случае, подозреваемых-людей. Терах говорил, что эта штука не записывает приход и уход роботов. - Сэр, стоило ли отпускать Йомена Тераха на свободу? - спросил Дональд. - На мой взгляд, мы еще не все вытащили из него. Кроме того, он, несомненно, причастен к целому ряду тяжких преступлений против законов по созданию роботов. Крэш его, казалось, и не услышал, занятый своими мыслями. - Хм-м... А, Терах! Это, конечно, немного рискованно, Дональд, но, если мы хотим раскрыть это дело, по-моему, лучше все же было его отпустить. По крайней мере пока. И Эншоу тоже, когда мы поговорим с ним. Понимаешь, бежать им просто некуда. Не думаю, что они доставят нам много хлопот. И я очень рассчитываю на то, что хотя бы один из них, а то и оба, запаникуют и наделают ошибок; тем самым наша задача сильно упростится. А теперь приведи этого Эншоу. - Да, сэр. - Дональд вышел и направился к камерам, где держали заключенных. Альвар встал и в задумчивости зашагал по комнате из стороны в сторону. Он был насторожен и готов к действиям. События внезапно ускорились. Альвар не мог объяснить, каким образом это произошло или почему, но, несомненно, каждая минута была теперь на счету. Данные следящего устройства сыграли в этом не последнюю роль, но это было далеко не все. Альвар не сомневался, что за всем этим явно кроется что-то важное! Он чувствовал, что наконец-то напал на верный след и стоит теперь на пороге разгадки безумного кошмара последних дней. Ему оставалось только нажать, настоять на своем, и дверца откроется. Губер Эншоу. Крэш бросил на стол папку с записями и задумался об этом Эншоу. Большая "черная дыра", которая все время почему-то ускользала из поля зрения, оставалась на заднем плане, снова и снова откладывалась на потом, забывалась за суетой неотложных проблем... И вот теперь, когда у Альвара под рукой бесценные записи следящего устройства, настало время с ним разобраться, вывести этого Эншоу на чистую воду. И этот робот Тони Велтон, Ариэль, который был у дома Эншоу в ночь ареста... Наверняка Эншоу - ключ ко всему этому делу. И разгадка - у него в кармане! Альвар Крэш пару раз прошелся по комнате из угла в угол, но потом заставил себя успокоиться и сесть на место. Он ждал. И вот дверь открылась и Дональд ввел Губера Эншоу. Крэш молча ждал, когда Губер усядется на стул напротив него. Потом оперся ладонями о крышку стола, наклонился вперед и взглянул в глаза изобретателю гравитонного мозга. Пора было начинать настоящее расследование