попрощались в шлюзе возле "Полос". Мы ввязались в войну. Вполне возможно, что видели друг друга в последний раз. Крепко обнявшись, мы бормотали то, о чем неинтересно рассказывать посторонним. Мы были вместе до последней минуты - последней перед тем, как двигатели грозили заглохнуть и нам пришлось бы потерять топливо, жертвовать которым было никак нельзя. Люки захлопнулись, я уселся перед пультом и запустил двигатели "Полос", сразу уводя шлюпку на безопасное расстояние. Двигатели "Джослин-Мари" тут же пробудились к жизни, и выхлоп из дюз унес мою жену вдаль. Я надел крохотные пластиковые наушники и крепко прижал их к ушам - так, словно хотел вновь приблизить к себе Джослин. - До свидания, малыш, - тихо произнес я. - Удачной охоты тебе, Мак. Не забудь оставить пару этих ублюдков мне. - Ублюдков? - переспросил я, невольно улыбаясь. - Чем же они тебе так насолили? - Как это чем? Ведь тебя больше нет со мной рядом, верно? Выбросы двигателей "Джослин-Мари" создавали плазменное облако, поток сверхгорячего газа, состоящий из отработанных частиц топлива. Он создавал помехи связи. Как только большой корабль замедлил ход, а я отклонился в сторону, плазма окончательно приглушила все сигналы рации. Нас словно отрезало друг от друга. "Джослин-Мари" вышла на орбиту, в одиноком космосе ожидая вестей от меня - если, конечно, я выживу и сумею дать о себе знать. Мне тоже пришлось выпустить пару ракет - первая ускорила мое приближение к солнцу, а вторая помогла отклониться от прежнего курса, и описать крутую дугу вокруг него. Маневр с использованием сил гравитации должен был доставить меня к Новой Финляндии меньше чем через месяц. Маневр был рискованным, при нем утлая посудина "Полосы" вполне могла немного пострадать - и я вместе с ней, если выйдет из строя система охлаждения, но мне нельзя было сбавлять скорость. Так близко от солнца пользоваться режимом С2 не представлялось возможным: в таком случае я, вероятно, кончил бы жизнь в пламени, а не там, куда мне следовало добраться. Кроме того, существовала и еще одна причина оставаться в нормальном режиме: гардианы отлавливали корабли, выходящие из С2, и меня сразу же засекли бы. Тем временем мне оставалось лишь ждать, причем это ожидание становилось все более неприятным по мере приближения к звезде. Я прошел всего в сорока миллионах километров от солнца Новой Финляндии. При этом слегка пострадала наружная обшивка "Полос", но старушка-шлюпка благополучно вынесла меня. Хуже всего я переносил скуку длительного полета. Развлечения на корабле не радовали разнообразием. Вдобавок неизвестность, ждущая впереди, раздражала и пугала. Отвлекался я лишь за уроками финского. Наконец все было кончено. Сто восемьдесят градусов солнечной орбиты отделили меня от "Джослин-Мари", и я оказался вблизи от Новой Финляндии - не слишком быстро, хотя двигался с максимальной относительной скоростью. Я не мог сбавить скорость "Полос": мы с Джослин считали, что шлюпке следует держаться на почтительном расстоянии от планеты. Если подойти ближе, шанс, что кто-нибудь ее заметит, многократно возрастал. Теперь я должен был покинуть шлюпку. Для этого и была предназначена переделанная торпеда, прозванная нами "коляской". Я подготовил ее к катапультированию, забрался в раскладное ложе и запустил двигатели. "Полосы" должны были идти прежним курсом еще некоторое время и, только оказавшись на значительном расстоянии от Новой Финляндии, прибавить скорость, не рискуя быть замеченными. Затем шлюпке следовало вернуться к солнцу и остаться на его полярной орбите - так, чтобы оказаться в зоне видимости с Новой Финляндии и "Джослин-Мари" на много месяцев - если, конечно, ее не собьют гардианы. Оставаясь в таком положении, шлюпка могла служить станцией для передачи сообщений между мной и Джослин. До сего момента полет был только опасным, но ничуть не захватывающим - даже скучным. Теперь все переменилось. Десятки раз я пересматривал свой багаж и одежду - долгое время мне предстояло полагаться лишь на них. Затем я запустил программу с курсом, перегруженную в компьютер торпеды с астронавигаторского компьютера "Полос". По крайней мере теоретически компьютер торпеды должен был знать, где я нахожусь и куда хочу попасть. Прежде чем покинуть "Полосы", я оставил для Джослин краткую записку - ничего важного. Но если я не выживу, что весьма вероятно, и Джослин подберет шлюпку, у нее останется хоть несколько слов, написанных моей рукой. Покончив с делами на шлюпке, я начал протискиваться, в люк. Он с трудом вместил мое упакованное в скафандр, слишком громоздкое тело, рюкзак и сумку с инструментами. Все вещи я разложил в торпеде так, чтобы она была как следует уравновешена в полете. Покончив с этим, я протянул палец к кнопке, открывающей торпедный отсек. Мелкая вибрация подсказала мне, что торпеда отделилась от корабля. Пролетая мимо, она ощутимо задела обшивку "Полос". Я медленно уплывал в сторону. Через некоторое время я проверил хронометр в шлеме. Оставался еще час до того момента, как я нажму кнопку "пуск" и направлюсь к планете. Уйма времени, чтобы "Полосы" успели уйти на безопасное расстояние. Торпеда медленно разворачивалась, но это было не важно. Этот час я провел, наблюдая, как "Полосы" неторопливо уплывают из поля зрения, сменяясь великолепным видом Новой Финляндии и ее единственной естественной луны, Куу. Я был слишком далеко, чтобы заметить Вапаус, мою конечную цель. К счастью, большую часть времени солнце оставалось за моей спиной. Наконец час прошел. Я нажал кнопку, и двигатель торпеды деловито загудел. Я ощутил вибрацию даже сквозь скафандр. Приборы поиска определили местонахождение Новой Финляндии, и торпеда развернулась к цели. Безо всякого предупреждения двигатель за моей спиной набрал десяток "g", и торпеда сорвалась с места. Этот стремительный полет был захватывающим, но недолгим, и двигатель выключился так же внезапно, как и заработал. Если бы этого не случилось, я последовал бы за "Полосами", медленно дрейфующими от планеты. Теперь же я двигался прямо к Новой Финляндии, притом довольно резвым аллюром. Торпеда начала вращаться вдоль длинной оси, двигателю предстояло включиться вновь через тридцать часов - иначе в атмосфере я начал бы падать и сгорел. Я достаточно доверял механизмам переделанной торпеды, чтобы не волноваться, но этого было слишком мало, чтобы избавить меня от скуки: теперь я двигался в сторону солнца и был вынужден смотреть прямо на него. Визор автоматически убирал лишнюю яркость, но постоянная настройка безумно раздражала. Я опустил матовый солнечный фильтр, чувствуя, как при виде яркого света внутри скафандра начинает раскаляться тело. Система охлаждения тут была ни при чем, и полет от этого не стал более приятным. Мне предстояло ждать еще слишком долго. Часть этого времени я потратил, заново обдумывая состряпанный вместе с Джоз план проникновения на астероид Вапаус. Кое-что о нем я уже знал: Вапаус начал свое существование как обломок камня, плывущий по собственной орбите совсем близко от Новой Финляндии. Финны перевели его на планетарную орбиту и превратили в орбитальную промышленную базу и космопорт. Первым их шагом было выдалбливание сердцевины астероида и превращение его из бесформенной глыбы в правильный цилиндр. У внешних границ системы Новая Финляндия находилось несколько гигантских газовых планет. Ближайший из этих гигантов имел маленькую ледяную луну, движущуюся в зоне гравитации. Здесь добывали лед, а его буксировали к орбите астероида. Внутренней поверхности астероида была придана цилиндрическая форма, которую финские инженеры заполнили льдом. Шахты выходили на поверхность и заканчивались воздушными шлюзами. Затем астероид был приведен во вращение. Расположенные вокруг астероида гигантские солнечные отражатели посылали на его поверхность сконцентрированный свет и тепло. Камень расплавился, как масло. От жары растаял лед внутри астероида. Закипев, он обратился в сверхгорячий пар и наполнил астероид, заставив его раздуться, как детский шарик. Инженеры знали толк в своем деле, и воздушные шлюзы сработали в нужный момент. Девяносто процентов воды вышло в космос, а затем шлюзы были запечатаны вновь. Остаток воды стал основой искусственной экологической системы Вапауса. Когда расплавленный камень остыл, финны получили планету, размером в шесть раз превышающую прежний астероид. Финны первыми испытали подобный способ обработки каменного астероида. Люди уже пытались "надувать" таким образом небесные тела с большим содержанием железа и никеля, но на таких спутниках возникали досадные проблемы с вихревыми магнитными полями и электрическими эффектами, вызванными вращением большого количества мегатонн материала-проводника. Извлеченный из недр астероида камень был переведен на нижнюю орбиту. Солнечные отражатели оплавили его, превратив в глыбу, которую называли не иначе, как Камень. Камень стал хорошей базой для множества процессов, требующих условий невесомости, и выполнял функции орбитальной станции. Мы с Джослин разработали свой план, основываясь на сведениях о том, что Вапаус был "надут". Нам было известно, что кое-где в камне образовались наполненные воздухом пустоты. Должно быть, не представляло затруднения найти такую пустоту и пробраться в нее. По крайней мере, я надеялся на это. Иначе мне грозила смерть. Я вздохнул. Лучше всего было не думать о незначительной вероятности, а именно такую вероятность имел успех всех предстоящих мне в самом ближайшем будущем задач. Когда стекло шлема становилось матовым, его можно было использовать в качестве экрана. Я включил записи, и между делом заучил еще десяток новых слов на финском. Это занятие почти не сократило путь. Тридцать часов я провел, чередуя уроки, сон и беспокойство. Полет при матовом фильтре на стекле шлема оказался еще скучнее: кроме текста на стекле и голоса внутри шлема, я ничего не видел и не слышал. Потемневшее стекло находилось на расстоянии пяти сантиметров от лица. Я висел в космосе, зная, что от бесконечного пространства меня отделяет лишь тонкий скафандр и обшивка торпеды, и ощущал приближение приступа клаустрофобии. Это лишь усилило тревогу. Десятки раз я уже тянулся к кнопке, чтобы убрать матовый фильтр и хоть что-нибудь видеть, но каждый раз уговаривал себя не делать этого. Солнце сразу же ослепило бы меня. Аргумент оказался убедительным даже в моих теперешних обстоятельствах. Согласно заложенной программе, торпеда должна была вывести меня на высоту около ста километров над Вапаусом, а затем перейти на орбитальную скорость. Преодолеть остальной путь мне следовало с управляемым парашютом, а торпеде предстояло попасть в атмосферу Новой Финляндии и сгореть. К назначенному времени я заснул. Мне снилось, что я лечу на "Звездах" сквозь угольно-черную пещеру, пытаясь догнать Джослин, но та все отдаляется. Проснувшись, я долгое время не мог сориентироваться, перейти от снов к реальности, пока не вспомнил, что пора убрать фильтр. Передо мной всплыла Новая Финляндия, медленно повернулась и осталась позади. Ее работа была выполнена, системы поиска отключены, и торпеда плыла, не нуждаясь в корректировке курса. Мне захотелось поскорее выбраться из торпеды. Я ни в коем случае не желал сопровождать ее на пути к поверхности планеты. Рюкзак с парашютом, включающим маневренный реактивный агрегат и систему жизнеобеспечения, находился под перегрузочным ложем вместе с остальным необходимым мне оборудованием. Я подсоединил шланги и рукава системы жизнеобеспечения, выпутался из ремней на ложе и вытащил из-под него свое имущество. Действуя быстро и осторожно, я выбрался из торпеды, таща за собой вещи. Надев рюкзак, я вновь проверил шланги, а затем включил ручной пульт и заработал рукояткой управления. Я нашел радиомаяк Вапауса, прочел сигнал, подождал минуту и проверил его еще раз. Определить координаты по показаниям приборов в рюкзаке можно было настолько же точно, как силу ветра - с помощью послюненного пальца, но повторное считывание показаний помогло мне в общих чертах понять, куда лететь. Я подкачал топливо и проследил, как торпеда задумчиво уплывает в верхние слои атмосферы. Она скользнула вниз и скрылась из виду за считанные минуты. Я заметил крохотное светящееся пятнышко впереди, слишком странное на вид, чтобы быть звездой. Настроив бинокль, я без сомнений узнал в светящемся пятне Вапаус. Пользуясь встроенным в шлем секстантом, я приблизительно определил скорость моего приближения к цели. Цифры казались такими, какими им и следовало быть, и у меня появилась уверенность, что я вышел на нужную орбиту. Пришло время очередного ожидания. Час спустя я уже мог ясно различить Вапаус, который превратился из бесформенного пятнышка в ровный круг, напоминающий вид корабля со стороны кормы. Еще полчаса - и я увидел, как пятно света приобретает форму, а затем - как вращается это пятно и одновременно поворачивается ко мне другим боком. Я слегка подправил траекторию и прибавил скорость, взяв более точный курс на цель. Вапаус быстро увеличивался в размерах. С помощью легкого маневра я направился точно в сторону кормы спутника. Носовая его часть представляла собой лабиринт воздушных шлюзов, причалов, доков и других сооружений. Вапаус был оживленным местом. С точки зрения экономики центром этой солнечной системы следовало считать именно Вапаус, а не Новую Финляндию. Опасаясь загрязнения планеты, финны перенесли почти всю тяжелую промышленность в космос. Однако деловая жизнь была сосредоточена в основном в носовой части спутника. Никто еще не удосужился освоить его корму. Она казалась мрачной и пустынной. Я надеялся, что это обстоятельство окажется моим козырем. Астероид рос, заполняя собой небо, - огромный серый силуэт, напоминающий гигантскую картофелину правильной формы. Возможно, для планеты он был маловат, но довольно обширен по людским меркам. Внезапно оказалось, что я уже прибыл: я больше не двигался к еле различимому пятнышку, а видел перед собой рукотворную планету, громадную, как мамонт. Я не мог разобраться, что испытываю: удивление или страх. Впрочем, это было не важно. Зрелище потрясло меня. Останавливая и вновь запуская двигатели, я обогнул Вапаус, видя, как укорачивается цилиндрическая картофелина, оказался прямо напротив его кормы и завис в небе, обратившись лицом точно к центру круглой каменистой площадки, наполовину освещенной заходящим солнцем. Астероид медленно и умиротворенно вращался прямо передо мной, а я спускался к нему, разыскивая место для посадки. Я искал взглядом хороших размеров трещину в камне, говорящую о том, какому расплавлению подверглась каменная оболочка Вапауса. Кое-где пузыри, наполненные воздухом, прорвались, оставив после себя на поверхности астероида кратеры с рваными краями. Другие же остывали достаточно медленно, чтобы сохранить прежнюю форму - вероятно, они должны были напоминать купола на хаотическом ландшафте. Я подлетел еще ближе, пока поверхность астероида не оказалась всего в тридцати - сорока метрах впереди меня - или подо мной, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, а затем затормозил, чтобы осмотреться. Кругом был только камень, серый и бурый, и вращение, которое с километрового расстояния казалось умиротворенным, теперь достигло головокружительной скорости. Я обнаружил, что слегка смещаюсь от центра поверхности планеты к ее боку, пока не оказался в тени. Я спустился слишком низко, чтобы видеть из такого положения солнце. Я чертовски приблизился к этому мрачному камню. Тут же я постарался взять себя в руки. Мне предстояла виртуозная работа. Я внимательно оглядел несущуюся ко мне поверхность. Вот он! Пузырь, достигающий в поперечнике двух метров, почти прямо по курсу. Запустив двигатели, я двинулся к поверхности астероида со скоростью около метра в секунду. Пот катился у меня со лба, и я потряс головой, чтобы избавиться от него. Капли слетели с лица и немедленно высохли на внутренних стенках шлема. Теперь я находился всего в десяти метрах над поверхностью, наблюдая за ее стремительным приближением. От приземления меня отделяли секунды. Сейчас следовало попробовать привести скорость моего движения по горизонтали в соответствие с интенсивностью вращения астероида. Требовалось двигаться с той же скоростью, что и камень, на который я намеревался приземлиться. Если мое движение окажется слишком медленным, я пропущу выбранное место и, вероятно, буду отброшен в космос. Если же поторопиться, я вообще пролечу мимо астероида и буду вынужден предпринять еще одну попытку - на этот раз под угрозой нехватки топлива. Стиснув зубы, я двинулся вперед, сворачивая в сторону центра каменистой поверхности. Запустив двигатели, я выровнял скорость - так, чтобы она совпала со скоростью вращения астероида. Камень вращался все медленнее, и, когда мои ноги оказались всего в пяти метрах над поверхностью, я вновь настроил скорость. Оставив в покое пульт маневрирования, торопясь и нервничая, я вынул из-за пояса крепежный костыль. Я чуть не ударился о камень, прежде чем успел пустить в него управляемый костыль. Даже когда он вонзился в камень, меня продолжало тащить вперед. Я подтянулся на тросе, привязанном к костылю, и аккуратно приземлился на ноги, балансируя свободной рукой. Астероид вращался, создавая искусственную гравитацию. Чем дальше от оси, тем заметнее становились силы притяжения. Я находился не в самой дальней точке, но все-таки далеко. Я почувствовал заметный толчок вниз - насколько позволяло мне судить тело, несколько отвыкшее от гравитации, хотя "вниз" теперь значило не к поверхности астероида, а к горизонту. Внезапно я осознал, что нахожусь не на небольшой возвышенности посреди плоскогорья, а свисаю на веревке с утеса высотой в три километра. Внизу, у подножия - или у вершины - утеса начиналась пустота - ничего, кроме пустого космоса. Как только я сделал ошибку, взглянув вниз, солнце выплыло из-за горизонта с ошеломляющей скоростью. Фоторецепторы внутри шлема успели отреагировать на смену освещения. Словно завороженный, я смотрел, как потемневшее солнце заливает мрачную равнину и проходит подо мной. Пылающий ад находился прямо под моими ногами. Я поскользнулся. Мгновение я болтался, хватаясь за неровную поверхность утеса, удерживаемый лишь тонким тросом, прикрепленным к поясу. Я чуть не упал! Прямо на солнце! Душа моя вопила от страха, уйдя в пятки. Снова взглянув вниз, чтобы убедиться, что солнце действительно там, я заметил планету, Новую Финляндию, проплывающую под моими ногами. Ближе и больше, чем звезды, она, казалось, двигалась намного быстрее. Затем она вышла из поля зрения, оставив после себя только россыпь холодных звезд. Смерть среди них была хуже, в тысячу раз хуже мгновенной смерти на солнце. Вой миллионов обезьяноподобных предков отдавался у меня в ушах. Я мог упасть, и это падение обещало быть вечным - падение в никуда, лишь одно падение... Вероятно, этот ужас длился всего несколько секунд. Очнувшись, я попытался успокоить собственные инстинкты. Горло горело, словно я и впрямь вопил. Я старался смирить дрожь во всем теле, глубоко дышал, расслабляя и напрягая мускулы. Я даже попытался спеть себе песню, но самое главное - постоянно запрещал себе смотреть вниз и даже открывать глаза. Все страхи, которые обычно защищают нас от безрассудных поступков - боязнь падения, боязнь темноты, неожиданной потери направления, опасных сюрпризов, - сейчас ополчились против меня. Если бы я держался за трос руками, а не был обмотан им, вероятно, я разжал бы руки и страх убил бы меня. Чтобы победить страх, мне понадобилось несколько долгих минут. Когда дрожь утихла, я медленно и осторожно приоткрыл один глаз, стараясь смотреть только перед собой и убеждая свое внутреннее око, что все в порядке, я всего лишь повис на самой обычной скале в полуметре от карниза. Словно на учениях. Я подождал еще немного и с такими же предосторожностями открыл второй глаз. Пока все шло нормально. Не без опаски я начал болтать ногами туда-сюда, раскачиваясь, словно маятник, чтобы добраться до поверхности. Схватившись за каменный карниз так отчаянно, словно цеплялся за жизнь, я с радостью увидел каменный пузырь, который выбрал еще в полете. Я испустил облегченный вздох. Оказалось, что я не совсем промахнулся и приземлился всего лишь в пятнадцати метрах от цели. Поверхность астероида была наклонена к боковому горизонту, и быстрое вращение Вапауса вновь привело к тому, что солнце оказалось прямо подо мной. Вспомните обо всем - остатках дрожи, от которых я так и не смог избавиться, о поте, заливающем внутренность скафандра, двух сутках, проведенных в скафандре, внезапной мысли, что стекло шлема вот-вот треснет - может быть, совсем скоро, - и вы поймете, что спуск со скалы проходил совсем не в благоприятных или обнадеживающих условиях. Единственным моим преимуществом стало приближение к оси вращения, и следовательно, ожидалось снижение искусственной гравитации. Вероятно, в условиях нормального притяжения совершить этот спуск я бы не смог. Спуск с гор, особенно с таких крутых, состоит из пауз и рывков. Поглядывая на поверхность скалы, надо не раз мысленно повторить, какую конечность передвинуть первой и что делать потом. Человек ждет, набираясь храбрости перед следующим рывком. Иногда он даже пытается сдвинуться с места, не отрывая от камня рук и ног, просто расслабившись и удерживаясь одной рукой, пытаясь угадать, хватит ли у него сил для очередного спуска. Иногда оказывается, что план был построен неудачно, и тогда приходится подолгу обдумывать другой вариант. И наконец, когда причин медлить больше не остается, человек продолжает спуск, двигаясь быстро и уверенно, словно перехватывая руками и переступая ногами на ступеньках лестницы в уверенности, что они выдержат. Иногда это помогает. Я передвигался ползком и короткими рывками, полз и висел, медлил и срывался с места. Дважды опоры для рук и ног оказывались ненадежными, и я сваливался со скалы, вновь начиная раскачиваться, чтобы вернуться к ней. Наконец мне удавалось за что-нибудь зацепиться, я ждал, пока утихнет дрожь, и начинал все заново. Наконец каменный пузырь оказался прямо подо мной, на расстоянии полуметра. Вбив еще один костыль в поверхность скалы, я запустил второй к пузырю, а затем укоротил и связал концы двух веревок. Еще одной я воспользовался, чтобы надежнее держаться на скале. После пятиминутной передышки я перешел к пузырю. Вытащив ручной лазер из кобуры, я настроил его на узкий луч и выстрелил в пузырь. Потребовалось почти полторы секунды, чтобы луч пронзил поверхность пузыря, и вскоре воздух вырвался наружу вместе с клубами пыли, которые быстро рассеялись. Я вырезал на поверхности пузыря неровный круг с центром в том месте, где был вбит костыль с веревкой. Через пятнадцать минут в поверхности пузыря было проделано отверстие размером как раз для человека. Я сунул в кобуру почти разряженный лазер и потянул за веревку, привязанную к костылю. Потребовалось лишь небольшое усилие, и с противным скрипом кусок камня отделился от пузыря и вывалился. Я отпустил его, и он несколько секунд качался на веревке, как маятник, нелепо отклоняясь от центральной линии движения под воздействием непостоянной кориолисовой силы, создаваемой вращением спутника. Избавившись от рюкзака, я отсоединил шланги и протолкнул рюкзак в щель первым, а следом забрался сам. Теперь я был внутри пузыря и сумел это сделать. По крайней мере, сполз со скалы. Я ощущал под ногами твердый камень, а не видел его лишь над своей головой. Я развязал все веревки, связывающие меня с костылями на скале. Использовав одну из них как лассо, я с третьей попытки притянул обратно вырезанный кусок камня. Вбив костыль на его внутренней поверхности, я обмотал веревку вокруг локтя. Удерживая каменную пластину одной рукой и сожалея, что у меня всего две руки, я вытащил банку герметика для камня и нанес его толстым слоем на края пластины и отверстия. Отступив подальше в свое убежище, я включил на шлеме фонарь, поставил плиту на место и как следует прижал ее, чтобы герметик успел затвердеть. Ради предосторожности я еще раз покрыл клейким веществом все стыки камня. Герметик схватился через несколько минут. За это время я успел вынуть из рюкзака плоскую коробку системы жизнеобеспечения и снова надел ее на спину, присоединив обратно шланги. Это было сделано как раз вовремя - еще немного, и от недостатка кислорода у меня перед глазами поплыли бы пятна. Я вытащил из рюкзака последний положенный туда инструмент - нож для камня, очень простое, мощное, надежное и самое большое из устройств, которые я захватил с собой. Я приставил его к стене, напротив которой находилось отверстие. По другую сторону этой стены начиналась внутренняя поверхность астероида. Я включил нож. Три ряда вращающихся алмазных зубьев вгрызлись в поверхность камня. Камень перемалывался в тонкую пыль и выводился наружу через шланг. Конец шланга я отвел к дальней стороне пузыря. Сцепив зубы, я снова приложил нож к стене. Звук работающего ножа отражался от каменных стен и проникал сквозь скафандр, представляя собой пронзительный, дьявольский вой. Вскоре нож выгрыз в камне туннель около полуметра в диаметре. Несмотря на отводной шланг, пыль вскоре осела мне на шлем, и пришлось сделать паузу, чтобы смахнуть ее. Туннель медленно рос. Через двадцать томительных минут я продвинулся на метр в каменную толщу. Я не представлял, насколько толстыми могут быть здесь стены, и приготовился провести долгие часы в обществе оглушительно воющей машины и каменной пыли. Но прошло меньше часа, прежде чем нож чуть не выпрыгнул у меня из рук, а остатки стены обвалились перед ним. Я отключил инструмент в тот момент, когда внутренний воздух Вапауса со свистом ворвался в вакуум каменного пузыря, поднимая тучи пыли, которая осела лишь через несколько минут. Я встревожился, что это пыльное облако могут заметить, но, когда оно рассеялось, я увидел, что внутри спутника темно. На Вапаусе стояла ночь. Я отбросил нож назад, в переполненный каменной пылью пузырь, прополз по туннелю с гладкими, словно отполированными стенками и высунул голову, а затем снял шлем и вдохнул сладкий воздух Вапауса. Прошло сорок два дня, тысяча часов с того момента, как сигнал маяка разбудил нас. И вот теперь я был внутри Вапауса. Дальше предстояло самое трудное. 4 Вернувшись в каменный пузырь, я выбрался из скафандра - это было невыразимо приятно. Я провел внутри ненавистного кокона двое с половиной суток, и мне надоело дышать собственным потом. Раздевшись догола, я понял, что потом от меня будет нести даже в таком виде. Мне следовало помыться. Со вздохом я облачился в прежнее белье и одежду, не желая надевать чистое на пыльное и потное тело. Каменный пузырь нельзя было назвать удобным обиталищем. В нем оказалось невозможно стоять, не держась рукой за стену. Изнутри пузырь формой напоминал яйцо, воткнутое в землю острым концом. Пузырь наполнял перемолотый камень и мои вещи, о которые я то и дело спотыкался. Края вырубленного в камне отверстия, по-видимому, были скреплены надежно, но я еще раз прошелся по ним герметиком. Мне не хотелось делиться своими запасами воздуха с астероидом. Добрую половину жизни я провел, дыша воздухом из баллонов, и потому научился ценить его. Из туннеля появился постепенно усиливающийся луч света. На Вапаусе наступал день. Решив, что без риска быть замеченным выбраться внутрь спутника при дневном свете не удастся, я настроился ждать ночи. Это значило, что можно подремать - я нуждался в отдыхе. Отцепив от скафандра штанины, я скатал их, соорудив своего рода подушку, и вытянулся в туннеле. Проснувшись ближе к вечеру, я обнаружил, что все тело у меня затекло от неудобной позы. Я выбрался обратно в туннель и размялся, как смог, а затем стал готовиться к выходу. Я вбил костыль в потолок туннеля и электромагнитом прикрепил к нему веревку. Электромагнит включался и выключался по команде, подаваемой передатчиком. Я проверил его исправность. Магнит вместе с веревкой тут же упал с потолка туннеля. Я подхватил их и снова укрепил на прежнем месте, включив магнит и для надежности несколько раз подергав веревку Она выдержала. Предыдущей ночью я уже спускался с этой скалы. Теперь мне предстояло проделать то же самое - но спуститься по ее внутренней поверхности. Я оставил в пузыре скафандр, рюкзак, нож для камня и прочие инструменты, захватив лишь комбинезон и все, что было в его карманах. Прежде чем начать спуск, я оглядел внутренность Вапауса. Сумерки только начали спускаться на просторную долину. Свет внутри создавало мощное сферическое "солнце" из тысяч отдельных ламп, подвешенное точно над центром равнины и плывущее в зоне невесомости у оси. "Солнце" удерживали на месте прочные растяжки, укрепленные на скалах в носовой и кормовой частях спутника - они не поддерживали вес конструкции (в осевой зоне "солнце" ничего не весило), а просто не давали ему сойти с центральной линии. Сейчас внутреннее "солнце" угасало, приобретая красноватый отблеск, каким бывает настоящее солнце в сумерках. В домах на равнине светились окна. Я с удивлением осознал, насколько легко воспринял этот окруженный со всех сторон каменными стенами мир. Может, это произошло потому, что я уже видел снимки других подобных планет, но скорее всего, потому, что изнутри Вапаус выглядел естественно и упорядочение. Единственное, что мне не удавалось, - поверить, что этот мир сотворен человеком. Он выглядел таким же величественным, как Большой каньон или долина Маринерис, и вместе с тем был куда более гостеприимным. В пейзаже Вапауса преобладали все оттенки зелени. Мягко округленные холмы покрывала сочная трава, в которой кое-где мелькали неразличимые с такого расстояния пятна цветов. Под моими ногами виднелось целое море деревьев, плавной дугой поднимавшееся по стенам до самого свода. Здесь реки текли даже на своде, одна вилась прямо над моей головой. Ее исток скрывали облака, но я проследил вдоль реки до самого моря, которое уютно плескалось посредине спутника. Цепочки облаков-близнецов скрывали из виду края равнины. Эти облачные ленты тянулись от скал в носовой и кормовой частях спутника и простирались почти на четверть километра к середине цилиндра, словно окаймляя серой рамкой расстилающееся внизу зеленое великолепие. Когда я начал спускаться со скалы, цепочка облаков оказалась под моими ногами. Эти облака и сгущающаяся темнота должны были скрыть меня из виду. Стены или скалы в передней и задней частях спутника имели вид пустотелых куполов. Если измерять по оси, Вапаус достигал одиннадцати километров в длину от края до края, измерения же по подножиям скал давали длину долины около десяти километров. Это означало, что если спуск по наружной стене утеса с каждым шагом становился все труднее, то спуск по внутренней стене постепенно приводил меня к более ровному и пологому склону. К тому времени, как я достиг конца веревки, я уже спускался достаточно уверенно, несмотря на померкший искусственный свет. С помощью передатчика я отключил электромагнит, удерживающий веревку, и она немедленно стала падать, ложась затейливыми кольцами. Как я уже говорил, реальная гравитация внутри вращающегося цилиндра вроде Вапауса увеличивалась от нуля у оси до максимального значения у стен цилиндра. Конечно, это означало, что верхняя часть веревки падает медленнее нижней. Было и еще одно странное явление: вращение спутника не влияло на свободно падающий предмет внутри него. Предмет падал по прямой к поверхности. Но для наблюдателя, стоящего на этой поверхности и подверженного вращению спутника, предмет падал перпендикулярно к направлению вращения. Вместе оба этих странных явления заставили падающую веревку танцевать наподобие змеи - более причудливого падения я еще никогда не видел. Наконец веревка упала к моим ногам, я смотал ее и сунул в трещину между камнями. Глупо, конечно, но я чувствовал себя гораздо увереннее, когда спускался по внутренней стене, а не по внешней. Почему-то меня радовало сознание того, что в случае падения я пролечу всего километр и ударюсь о землю, а не буду падать в пустой космос вечно. Впрочем, внутренний спуск и в самом деле был безопаснее. На скале оказалось полно трещин, выступов и расщелин: я без труда находил опоры для рук и ног. Я быстро спустился в облака, жмущиеся к скале в этой стороне долины. Стена стала более влажной и скользкой, и вскоре я попал в зону дождя. Капли быстро пропитывали одежду. Я отметил, что воздух тут, на мой вкус, слишком прохладен. Это было вполне объяснимо - финнам полагалось любить прохладу. Кроме того, по мере снижения воздух становился плотнее. Последние пятьдесят метров спуска я лишь скользил, тормозя каблуками, по мелким камням, собравшимся у подножия утеса. Наконец я достиг уровня земли и взглянул наверх, туда, откуда спустился. Всегда приятно припоминать опрометчивые поступки после того, как они приводят к успеху. Гардианы охраняли воздушные шлюзы в носовой части спутника, но здесь никто не додумался поставить охрану. Я пробрался сквозь мокрую от дождя траву у подножия утеса и направился к обитаемым местам. Должно быть, человек, живущий на краю зеленой долины близ гор, до сих пор удивляется, куда исчезли его рубашка, брюки и кое-какая еда. Кем бы ни был этот человек, спасибо ему. Он помог мне как раз вовремя. Комбинезоны разведывательной службы Лиги Планет мало кто носит в тех местах, а черный хлеб жителя равнины оказался восхитительным. Перекусив, я закопал комбинезон и двинулся дальше. Вскоре я оказался на своего рода транспортной станции. Спрятавшись неподалеку, я терпеливо ждал. Транспортировка в здешних краях оказалась довольно простой: ярко освещенные вагончики бежали по монорельсовой дороге с пятиминутным интервалом между поездами. У станции вагончики останавливались, открывались двери, секунд тридцать ожидая пассажиров, затем двери захлопывались, и поезд уплывал в ночь. Посмотрев в небо, или скорее на землю, висящую над моей головой, я заметил огни других поездов монорельсовой дороги, скользящие в темноте там и сям, как светляки. Один из поездов пересекал центральное море, и его огни разбросали на поверхности воды мягкий отблеск, который почти сразу угас. В такое позднее время на станции не было других пассажиров. Я вошел в вагон, двери со свистом закрылись за мной, и поезд плавно покатил вперед. Я прилип к окну, стараясь как можно лучше рассмотреть в темноте незнакомый ландшафт. На следующей станции вошли пассажиры. В соответствии с обычаями всего мира я не обратил на них внимания, как и они на меня. Следующие несколько станций были пустынны. Поезд приближался к скоплению многоэтажных домов, стоящих на берегу моря. Вагон остановился, и двое угрюмых мужчин в темно-серых мундирах растолкали других пассажиров и вошли в вагон первыми, заложив большие пальцы за пояса, поблизости от лазерных пистолетов угрожающего вида. Враги. До этого момента в моем представлении гардианы были почти неизвестным, далеким от меня явлением. И вот теперь они стояли рядом, прямо передо мной - я выбрал ближайшее к двери сиденье. Один из гардианов лениво подошел ко мне и ткнул большим пальцем в дальний конец вагона. Я сделал вид, что не замечаю его. Возможно, я перестарался. Во всяком случае, я чуть не провалил все дело. - В чем дело, парень? - осведомился солдат. Он говорил по-английски с резким акцентом и глотал окончания. - Не хочешь поделиться своим местом? - Гардиан шагнул ближе и навис надо мной. - Ну, что? Я поднялся и прошел в конец вагона, провожаемый странными взглядами пассажиров. Оба солдата плюхнулись на только что освобожденное мною сиденье. - Вот так-то лучше, парень, - заметил тот из них, что согнал меня. Он указал на панель стены, отчасти прикрывающую нечто похожее на дыру от лазерного оружия. - Ты что, хочешь, чтобы в этих чистеньких вагонах прибавилось пятен крови или дыр? Оба солдата громко расхохотались. Остальные пассажиры старательно игнорировали эту сцену. Гардиан помахал мне рукой в знак, что я свободен, и сплюнул на безукоризненно чистый пол. Как только вагоны затормозили у следующей станции, я вышел, опасаясь в гневе совершить какую-нибудь глупость, чем-нибудь выдать себя - так, что все прежние усилия пропадут даром. Они и без того едва не пропали. Пассажир, сидящий рядом, вышел вместе со мной и, как только поезд умчался, взял меня за локоть и произнес на беглом финском, который я едва понял: - Будь осторожнее и осмотрительнее, друг. Не разменивайся по мелочам. Завтра или послезавтра придет время вступить с ними в бой. Но если ты погибнешь сегодня, то нас станет на одного меньше. - Кивнув, он торопливо зашагал прочь и вскоре исчез за поворотом дорожки. Деревья, скрывшие его из виду, были почерневшими и обугленными, дорожку усеивали выбоины. Вчера здесь тоже был бой. Остаток ночи и начало следующего утра я бродил по Вапаусу. Я многое повидал, но узнать сумел не больше, чем знал прежде. Этот мир был не просто завоеван, но и постоянно подвергался жестокости завоевателей. Солдаты здесь были повсюду - расталкивали пешеходов, слонялись по улицам, задевали и оскорбляли финнов. Ночная жизнь Вапауса проходила в основном вокруг группы башен у моря, и здесь гардианы веселились вовсю: переворачивали уличные лотки, выливали и выпивали запасы винных погребов и баров, выкрикивали непристойности вслед женщинам. Во время ночной прогулки я ни разу не встречал на улицах одиноких солдат. Видя приглушенную ненависть в глазах финнов, я сомневался, что гардианы могли чувствовать себя в безопасности даже вдвоем. Бегло поглядывая на карту на станции монорельсовой дороги, я обнаружил, что госпиталь находится в одной из башен у моря. По плану, разработанному нами с Джослин, мне следовало первым делом оказаться в госпитале, и потому я вновь вошел в вагон. В тот момент, когда я пересекал центральное море, искусственное солнце над головой вновь начало разгораться. С моста для монорельсовой дороги море казалось фантастическим зрелищем. Совершенно ровная подо мной поверхность воды вдали изгибалась, поднимаясь вверх, словно единственная великанская волна, которая лизнула небесный свод и застыла. У побережья виднелась россыпь мелких островков, небольшие песчаные пляжики, узкие фиорды. Там и сям попадались бусинки ярко раскрашенных прогулочных катеров, но в море не было ни единого судна. Вскоре море осталось позади, и я вышел из вагона в ста метрах от госпиталя, посреди обгорелых остатков сквера. Я вытащил из кармана крохотную капсулу с транквилизатором и проглотил ее, стараясь идти беспечной походкой и ожидая, когда лекарство подействует. Его воздействие напоминало удар обухом по голове. Я повалился на замусоренную дорожку. Препарат представлял собой сочетание депрессанта и релаксанта. От него у меня понизилась температура, пульс замедлился настолько, чтобы испугать любого прохожего, который решит узнать, что со мной стряслось. Действие капсулы кончилось несколько часов назад, но я по-прежнему спал. Сон в узком туннеле прошлой ночью не принес облегчения. Я проснулся в чистой отдельной палате госпиталя, как и требовалось по плану. За мной внимательно наблюдала высокая и стройная сероглазая медсестра с короткими светлыми волосами. Заметив, что я проснулся, она стремительно приставила к моему виску карманный лазер. Вот это уже не соответствовало плану. Она говорила по-английски недурно, чуть-чуть растягивая слова: - Знаешь, ты очень плохой шпион. Ни одному финну не позволяется носить лазер, но шансов сообщить о том, что у меня он есть, тебе не представится. Твой трюк с обмороком был настолько детским, что над тобой смеялись все врачи. Неужели твое начальство считало, что ты сможешь пробраться в госпиталь и не выдать себя? Зачем тебе это понадобилось? Эти слова немного успокоили меня. Как и рассчитывали мы с Джослин, персоналу госпиталя разрешили продолжать работу после того, как была закончена война, - госпиталь и врачи всегда могли понадобиться. Мы надеялись найти здесь подпольную группу сопротивления: во-первых, потому, что только здесь финнам было позволено иметь свою организацию, а во-вторых, потому, что врачам и сестрам приходилось не раз и воочию убеждаться в жестокости гардианов. По-видимому, мы оказались правы. Теперь все, что мне оставалось, - убедить сестру не делать дыры у меня в черепе. Стараясь сохранять спокойствие, я спросил ее на плохом финском: - Эта комната прослушивается? Вопрос изумил ее. Сестра ответила по-фински, но так быстро, что я ничего не понял. Не верьте рекламам курсов изучения языка под гипнозом - с их помощью вы так и не научитесь бегло владеть языком, как бы долго и старательно ни занимались. Особенно если этот язык финский. Я поднял руку, останавливая ее: - Прошу вас, помедленнее. Я плохо понимаю по-фински. Нахмурившись так, что весь ее лоб собрался в морщины, сестра повторила - на этот раз внятно и неторопливо: - Какая тебе разница, гардиан? Если нас и подслушивают, то только твои друзья. - Она злорадно усмехнулась, и эта усмешка до неузнаваемости исказила ее миловидное лицо. - По правде говоря, они только считают, что эта комната прослушивается. Но мы сменили здесь несколько проводов. То, что они услышат, они примут за твой храп. Вот и славно. По крайней мере я мог говорить без опасений. Внезапно у меня промелькнула тревожная мысль. - Но откуда мне знать, что вы сами... не гардиан? Более гневное выражение лица вообразить себе было невозможно. Палец сестры дернулся на спусковом крючке. - Верю, верю, - от неожиданности я заговорил по-английски, но опомнился и перешел на финский. - Все в порядке. Вы меня убедили. Сестра фыркнула: - Зато ты меня совсем не убедил, идиот. Если вы хотите шпионить здесь, по крайней мере пришлите того, кто говорит по-фински не хуже нас. - Я не шпион! Я на вашей стороне. - Чепуха! Мы о тебе ничего не знаем. Ты не здешний. Слушай, шпион, ты испытываешь мое терпение. Если она и впрямь считала себя терпеливой, то меня ждали большие неприятности, когда она придет в ярость. - Я из Лиги! Из Лиги Планет! Меня отправили сюда! Сестра усмехнулась: - И твой корабль стоит в доке рядом с военными кораблями гардианов? - Я - Терренс Маккензи Ларсон, командир корабля РКЛП-41 "Джослин-Мари" флота Республики Кеннеди. Личный номер 498245. Едва заметное сомнение мелькнуло в глазах сестры, но она не опустила лазер. Я считал, что она начинает мне верить. - Ты лжешь, - заявила она после минутного колебания. Вероятно, мои слова не показались ей убедительными. - Если ты из Лиги, почему же тебя прислали только сейчас, а не три месяца назад, когда здесь появились эти чудовища? - Я пробыл на этой планете - или внутри ее, как вам угодно, - менее двадцати часов. - И как же ты сюда пробрался? По личному шлюзу? Теперь я сам начал терять терпение. - В сущности, да. Сестра взорвалась смехом. - Шпион, да ты совсем новичок в своем деле! - заявила она, отсмеявшись. - Что бы ты ни пытался сделать, такая задача тебе не по зубам. Я вздохнул, повернулся на постели и только тут заметил в комнате огромное окно. Передо мной расстилалась кормовая часть Вапауса: я различил утес, с которого спустился, и понял, что надо делать. Повернувшись к сестре, я увидел, что она по-прежнему хмурится. - Не могли бы вы принести мне хороший... как же это по-фински... бинокль? Моя просьба вновь рассмешила ее. - Разве у тебя нет собственного, шпион? - Послушайте, можете смеяться сколько угодно, только принесите мне бинокль, и я покажу вам мой личный шлюз. Без бинокля вам его не разглядеть. - Мы зря теряем время. Но чтобы прекратить эту ерунду, я выполню твою просьбу и посмотрю, что ты станешь делать дальше. А потом узнаем, зачем ты сюда явился. - Замечательно! Великолепно! Только принесите бинокль. Продолжая целиться мне в голову, сестра поднялась, нажала кнопку аппарата внутренней связи и что-то негромко и быстро проговорила в микрофон. Затем она снова села и несколько минут ждала молча. Рослый и плотный мужчина в халате поверх мундира военного врача вошел в палату, неся бинокль. Не говоря ни слова, он протянул бинокль сестре, а та передала ему лазер. Мужчина прицелился мне не в голову, а в грудь - разница несущественная. Сестра бросила бинокль на постель, но я взял его и протянул ей. - Нет, посмотрите вы. Не подходя ближе, сестра потянулась и забрала у меня бинокль. - Куда смотреть? - Вы знаете, где находится площадь Рус? - На эту площадь выходила улица, по которой я шел, спустившись с утеса. Я молча порадовался тому, что сумел запомнить это название. - Да. - Отлично. Теперь ведите биноклем вверх от площади, прямо до скалы. Ну, как? - Готово. - Теперь поднимитесь вверх по скале - чуть выше облачного слоя, ближе к оси. Сестра послушалась. Я наблюдал, как она осмотрела поверхность скалы, вдруг остановилась и повела биноклем вниз, словно заметив нечто достойное внимания. - И что же вы видите? - Нечто вроде дыры в Кормовом утесе. Вверху, на козырьке дыры, что-то блестит - по-моему, металл. - Голос сестры дрогнул. Очевидно, я все-таки убедил ее. - Это и есть мой личный шлюз. Если вы дождетесь ночи и пошлете своих разведчиков, коммандос или кого угодно, вы сможете осмотреть этот туннель. Вы увидите, что он выходит в каменный пузырь с прорезанным и вновь закрытым отверстием в стенке. Кроме того, в пузыре вы увидите стандартный скафандр с опознавательными знаками Лиги, лазер с пустыми батареями и еще несколько инструментов. Мой корабль спрятан по другую сторону солнца. - Вы и в самом деле из Лиги? - Теперь в голосе сестры прозвучало удивление и надежда. - Да. - Мы даже не надеялись, что вы когда-нибудь появитесь... - Внезапно у нее вспыхнула новая мысль: - Какова численность вашего войска? Я вспомнил об экспериментальном передатчике материи. - Если повезет, около пяти тысяч человек. Сестра метнулась из комнаты. Похоже, победа осталась за мной. Затем последовала общая суета, во время которой плотный мужчина невозмутимо направлял лазер мне в грудь. Меня фотографировали и снимали отпечатки пальцев - я так и не узнал зачем. По-видимому, моя сестра всеми силами пыталась привлечь ко мне внимание некой важной персоны. Несколько раз она выходила из палаты и снова входила - нерешительно и настороженно, словно прикидывая, правду ли я сказал. Наконец дверь распахнулась и в палату вошел солидный, держащийся с достоинством мужчина в форме медика - очевидно, прибыла долгожданная важная персона. Отпустив мужчину с лазером, вновь прибывший уселся рядом с моей постелью. - Сестра Тулкаас рассказала о вас нечто чрезвычайно любопытное, командир, - произнес он на безупречном английском. - И где же войска, о которых вы говорили? - Полагаю, на расстоянии четырех световых недель отсюда. Мужчина и глазом не моргнул, но я заметил, как лицо сестры Тулкаас исказилось от разочарования. - Разве вам неизвестно о существовании ракетной системы? - осведомился врач. - Мы должны провести войска сквозь нее. - Каким образом? Я смутился. - Доктор, нельзя ли мне встать и рассказать об этом за столом? И желательно за столом с завтраком? Прошу прощения, но мне не удавалось поесть как следует уже несколько дней. - Разумеется, можно. - Отлично. - Я вскочил с постели и тут же снова укрылся одеялом. Облачение пациентов финского госпиталя не включало брюки. Врач улыбнулся при виде моего смущения. - Сестра, подайте командиру Ларсону халат из шкафа. Сестра принесла халат и помогла облачиться в него, не вытаскивая меня из-под одеяла - несомненно, в этом сказывалась длительная практика. Я завязал пояс и снова поднялся. - Еще один момент, - предупредил я. - Нет ли у вас специалиста по гипнозу? Я не решился захватить с собой ни единого документа или записи, но у меня много важной информации. Мне хотелось спрятать ее ненадежнее - на случай, если я попадусь вашим приятелям гардианам. Информация закодирована в подсознании, вызов осуществляется с помощью трех отдельных команд в состоянии гипноза. Чтобы узнать эти команды, вам придется ввести меня в легкий транс. - Я вызову мистера Кендрела, - заверил врач и повел меня в коридор. - Это последний пароль, командир. Как только я произнесу его, вы очнетесь, полностью вспомнив всю закодированную в памяти информацию. Голос доносился до меня словно издалека, но я не придавал этому значения. - Сейчас начнется обратный отсчет, и после него я произнесу пароль. Итак, пять, четыре, три, два, один... Маннергейм! Вы все помните? "Еще бы", - тупо подумал я и ответил вслух: - Да. - Отлично. Теперь пойдет отсчет до трех, и я прикажу вам очнуться. После этого вы придете в себя, но по-прежнему будете все помнить. Вы готовы? Один... два... три... просыпайтесь! Мой мозг словно сразу переключился в рабочее состояние, и я открыл глаза, в первый момент ничего не увидев перед собой. Поморгав, я повернулся к гипнотизеру. - Дайте мне бумагу и ручку. Мне пододвинули требуемые вещи, и я принялся царапать длинный столбец цифр, торопясь и опасаясь что-нибудь забыть. Этими цифрами были координаты антенны, уровни напряжения и тому подобное. Затем последовала схема принимающего устройства со всем вспомогательным оборудованием, по которой хороший инженер-электронщик запросто мог собрать необходимую цепь. - Командир, вы можете объяснить, что все это значит? - Минутку доктор. Мне надо вспомнить подробности. Пожалуйста, дайте мне карту планеты. Последними в память были заложены координаты места, где надлежало установить принимающее устройство - широта и долгота. Быстро оглядев карту, я провел одним пальцем по линии требуемой долготы, а другим - по линии широты. И повторил все сначала. А потом еще раз. Координаты оказались неверными. Участок поверхности планеты с координатами сорок пять градусов западной долготы и пятнадцать градусов северной широты находился под водой. Я сел и уставился на карту, а потом закрыл глаза и сосредоточился. Нет, координаты я вспомнил правильно. Я вновь оглядел карту. Чертыхнулся. Покусал ногти. Указанный участок по-прежнему находился под водой, вдали от берега. - В чем дело, командир? - осведомился врач. - Эта карта, конечно, составлена точно. - Я не решился произнести эти слова вопросительным тоном. - Разумеется. Я обернулся к врачу, который до сих пор не назвал своего имени. - Тогда понадобится кое-что объяснить. Совсем недавно в Лиге был разработан передатчик материи. Имеется лишь экспериментальный образец, но создатели уверены в его надежности. Мой корабль встретился с курьером, доставившим основные компоненты для принимающего аппарата. Мне было приказано прибыть сюда. Передатчик - более сложная и точная система, он требует больших затрат энергии. Корабль флота США "Мэйфлауэр", на борту которого находится передатчик, направит сюда пять тысяч человек вместе со снаряжением со скоростью света, оставаясь за пределами вашей солнечной системы. Луч передатчика будет направлен на Новую Финляндию, в точку с указанными координатами. Войска должны прибыть именно в эту точку, или они погибнут. Но это место скрыто под водой, и берега от него далеко. - Финским кораблям запрещено выходить в море. Водные пространства контролируют гардианы. - И пять тысяч человек не поместятся ни на одном корабле, - заключил я. - Поразительно! Неужели эти люди действительно будут перенесены сюда? - Обернувшись, врач взглянул на гипнотизера. - Такое возможно? Мистер Кендрел пожал плечами и ответил: - Теоретически - да. Такой аппарат планировалось создать еще со времен изобретения двигателя С2 с применением того же принципа. Говоря упрощенно, здесь действует тот же эффект, который позволяет кораблю развивать сверхсветовую скорость во вращении, - если не считать того, что он остается статичным, или, точнее, применимым к любой точке пространства. Короче, найден способ заключить участок пространства в своего рода пузырь и перетащить его в нормальный космос контролируемым образом. По-моему, именно так они и решили эту проблему - Мистер Кендрел оказался начитанным специалистом. - Замечательно! Какое удивительное изобретение! - Вдруг врач задумался, а затем вернулся к нашей нынешней проблеме. - Но почему войска не могут прибыть в какое-нибудь другое место? Неужели этот луч настолько узок? - Дело не в ширине направляющего луча, а в допплеровском отклонении. Точка, из которой направляется луч, и вторая, в которую он направлен, должны быть неподвижны относительно друг друга. Точка с указанными координатами будет перемещаться с определенной скоростью в тот момент, когда сигнал достигнет Новой Финляндии. Вращение планеты вокруг солнца, вращение ее вокруг собственной оси, даже отклонения, вызванные этим спутником, - все было тщательно учтено. Если же сигнал при приеме исказится, то и войска окажутся... искаженными. Значит, они могут появиться в виде гигантов? Или пигмеев? А может, вывернутыми наизнанку? Или изогнутыми в виде синусоиды? Принять войска невозможно. Закрыв глаза, я попытался представить, каково шагнуть в машину, ожидая, что сейчас чудесным образом окажешься на другой планете... и никогда этого не дождаться. Быстрая и легкая смерть, которую не сознают сами погибшие. Неужели они и впрямь погибнут, застыв на мгновение субъективного времени, которое растянется на вечность? Или просто исчезнут? Хрустнув переплетенными пальцами, сестра Тулкаас встала, уставясь в никуда. - На краткий миг у нас была надежда, а теперь она рассеялась. Вашей Лиге следовало бы поучиться читать карты, прежде чем посылать людей на гибель. - Карина, ты несправедлива, - возразил врач. - Вся беда в смещении координат. Это вполне объяснимо, командир: составляя первые карты планеты, мы пользовались произвольными координатными сетками. Но когда пришло время строительства, оказалось, что одна из первых строительных площадок города находится как раз на базовой координатной линии всей планеты. Вместо того чтобы переносить стройку, мы предпочли сместить линии долготы. Ваши войска были направлены в самое подходящее место - если судить по старым картам. - А теперь эти люди наверняка погибнут, - заключил я. Вдруг сестра Тулкаас взорвалась: - Зачем вообще вы затеяли все это безумие? Я отвел взгляд от стола, который изучал так пристально, словно намеревался проделать в нем дыру. - Что? - Почему вы, вместо того чтобы заниматься своим делом, потащились сюда, подали нам ложную надежду и погубили столько людей из-за дурацкой ошибки? - Потому, Карина, - решительно возразил врач, - что командир - достойный человек, посланный Лигой, членами которой все мы являемся, и потому, что Лига обязана попытаться помочь нам. А что касается дурацких ошибок, в них виноваты только мы сами, составив неточные карты и проиграв войну прежде, чем прибыло подкрепление. - Но мы и вправду поступили глупо, - признался я. - Нам следовало знать о новых картах. Для этого Лиге и понадобилась разведывательная служба. Поскольку еще шесть месяцев назад мы об этом даже не задумывались, вы проиграли войну, а мы погубили войска. Люди погибли, даже не зная об этом. Врач собирался что-то ответить, когда вмешался новый голос. - Эти люди не погибли. - В разговор вступил гипнотизер Кендрел. - Насколько я понял из теории и схемы, нарисованной вами, как только вместе с радиосигналом в приемник поступит пузырь пространства с заключенными в нем войсками, мы можем извлечь их, когда нам вздумается. И мы сделаем это, соединив простой приемник, схема которого набросана вами, с устройством для сохранения сигналов. Ваш корабль может выровнять скорость в космосе относительно принимающего устройства. Сигнал можно принять без искажений и сохранить в приемнике. Затем мы перевезем сохраняющее устройство туда, где должны появиться войска. Последовала гробовая тишина. Невысокий лысоватый мистер Кендрел смущенно улыбнулся и впервые заговорил по-английски: - Видите ли, командир Ларсон, электроника - мое хобби. 5 Мы вернулись к обсуждению, и вскоре финны взялись за работу. В качестве подпольной группы они действовали весьма ловко и, по-видимому, не вызывали подозрений у гардианов. Наконец врач раскололся и сообщил мне, что его фамилия Темпкин, а также признался, что он и есть лидер подпольной группы. В тот момент я считал, что его люди лишь на девяносто процентов уверены в моих благих намерениях. Все мои слова и поступки подвергались сомнению, но мое преимущество заключалось в том, что никто из подпольщиков не мог найти убедительных мотивов столь изощренного обмана. Но даже в этом случае я был уверен: финны готовы уничтожить меня при первой же ошибке. Как бы там ни было, Темпкин пребывал в полной уверенности, что я никого не выдам. Именно потому он охотно рассказал, как группе удалось столь надежно ввести в заблуждение врага. - Прежде всего, - объяснял он, - госпиталь был естественным местом сосредоточия деятельности лоялистов. В этом же здании находятся административная и исполнительная власти всего спутника. Целых тридцать процентов помещений здесь отведено под разнообразную электронику: компьютеры, системы связи и тому подобное. К счастью для нас, - с улыбкой добавил он, - большинство микросхем похожи как две капли воды. Здесь, в центре управления, мы разместили массу скрытой аппаратуры. Кстати говоря, мистер Кендрел не просто электронщик-любитель. Мы перехватываем их сообщения, подслушиваем разговоры и сбиваем их со следов. Кроме того, когда в капитуляции Вапауса не осталось никаких сомнений, все карты, планы, транспортные схемы и информационные базы прошли тщательную "проверку" и были в значительной мере исправлены. Многое ускользнуло от внимания гардианов только потому, что компьютеры и не подозревали о существовании подобной информации. Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, но есть ряд крупных сооружений, в том числе и оборонного значения, о которых гардианы понятия не имеют. Некоторые из этих установок поддерживаются в рабочем состоянии, и, когда придет время, они помогут нам. Я в достаточной мере доверяю вам, чтобы привести один пример: под этим зданием имеется обычный пешеходный переход, из тех, что выводят к соседним сооружениям. Он действительно выходит к ним, но благодаря своевременной работе строителей и устранению нескольких указателей мы заставили его исчезнуть. Этот туннель бывает очень полезным для нас. Меня проводили в отведенную мне комнату. Во время беседы для меня успели найти обычную одежду добропорядочного финна, и я переоделся. Темпкина куда-то вызвали, и мне осталось только ждать его возвращения. Очевидно, мне еще не доверяли настолько, чтобы показать вход в скрытый туннель. В сущности, меня более или менее вежливо оставили в комнате дожидаться следующего утра. Подозреваю, эта задержка была вызвана тем, что к скале действительно отправили разведчиков, чтобы осмотреть проделанный мною туннель из каменного пузыря. К утру они вернулись, прихватив с собой нож для камня, скафандр флота Республики Кеннеди и разряженный лазер образца Лиги, а также замаскировали вход в туннель (по крайней мере, позднее я не смог разглядеть его в бинокль). Во всяком случае, после этого финны общались со мной более свободно. На следующее утро Темпкин провел меня в другую комнату - в нее мы попали, пройдя через чулан с хозяйственным инвентарем. В комнате размещалась рация. Темпкин, радист и я провели здесь несколько часов подряд, ведя трехстороннюю и двуязычную дискуссию о том, как отправить к шлюпке "Полосы" сообщение и что должно содержаться в этом сообщении. Понадобилось немного компьютерной работы, терпеливый перевод Темпкина, несколько испорченных листов бумаги, но радист установил связь с "Полосами" с первой же попытки - как только понял, где надо искать шлюпку. Я спросил Темпкина, как группе удалось скрыть лазерную радиостанцию от гардианов, и он охотно объяснил: - Поскольку Вапаус вращается, а поблизости постоянно летают корабли, очень велики шансы на то, что луч перехватят или команды кораблей будут ослеплены этим лучом. Поэтому лазерную радиостанцию всегда держали не на Вапаусе, а на его спутнике, Камне. Теперь мы просто как следует замаскировали ее. Гардианы много раз искали станцию и теперь даже убеждены, что нашли ее, и тем не менее она в безопасности. Мы постоянно пользуемся лазером, выходя на связь с нашими людьми на планете. Скажу честно - им уже известно о вашем появлении. К сожалению, обратной связи у нас нет. Кроме того, у нас есть несколько небольших ретрансляторов, спрятанных на наружной поверхности Вапауса. Часть из них уже обнаружили, но связь еще не прервана... пока. Как вам известно, выявить лазерный луч в вакууме невозможно, если только не наткнуться на него. Это во многом помогло нам. Еще час я провел, кодируя сообщение для Джослин стандартным шифром Лиги и надеясь, что гардианы не перехватят его. Самым кратким способом я сообщал, как поступить дальше с приемником сигнала, и велел ждать дальнейших указаний, как перебросить устройство на Вапаус. Наконец сообщение для Джослин было отправлено. После некоторых размышлений мне стало ясно, что пятитысячное войско Лиги невозможно принять на Вапаусе, где население составляет всего четыре тысячи человек. На спутнике для войска просто не хватило бы места, еды и даже воздуха. Кроме того, здесь войску было бы негде развернуться. Разумеется, захватить гарнизон спутника солдаты Лиги могли бы запросто, и что дальше? Гардианы с планеты просто взорвут спутник и разом покончат с противником. Или же просто уничтожат все корабли, взлетающие с Вапауса и отправляющиеся в его сторону, дожидаясь, пока население спутника не вымрет от удушья и голода. Нет, войска следовало высаживать на планету - это несомненно. Но осуществить такое решение было не так-то просто. Гардианы следили за всеми движущимися объектами в ближайшем космосе. Хуже того, финнам не позволялось вылетать в космос - за исключением тех случаев, когда это имело большое значение для гардианов, и только под усиленной охраной и после тщательного обыска, для которого обыскиваемых не только раздевали догола, но и осматривали под рентгеном и микроскопами. Финны пытались похитить несколько маленьких кораблей и даже сумели сделать пару рейсов, но гардианы, как и следовало ожидать, оказались меткими стрелками. Они сбивали любой воздушный и космический транспорт, взлетающий с планеты без разрешения властей. Ускользнуть от бдительного надзора гардианов не удавалось никому. Все это наводило на мысль, что устройство придется везти на корабле гардианов - разумеется, с достойным сопровождением. Естественно, самым подходящим кандидатом для такой работы оказался я. План не потребовал длительных обсуждений. Мы всего лишь договорились о том, что заставим гардианов соорудить для нас приемник материи. Первым этапом плана было внедрение моей персоны в население Вапауса. Кто-то умело поработал с компьютерными банками данных, состряпал и ввел в них убедительное досье на некоего доктора Джефферсона Дэрроу, недавно эмигрировавшего из США. Дэрроу женился на финке и последовал за женой сюда. Жена вскоре умерла, но Дэрроу остался на Вапаусе. В собственной лаборатории он разрабатывал приборы связи. Доктор Дэрроу был высококвалифицированным специалистом по электронике и совершенно не интересовался политикой - вследствие чего заслужил неприязнь соседей. В сущности, он вел жизнь отшельника. В срочном порядке я был водворен в заранее подготовленный дом у Переднего утеса, где на столе стоял портрет моей усопшей жены, мебель покрывали пятна и пыль, а под стол для пущей убедительности были заброшены грязные, явно провалявшиеся тут несколько месяцев трусы. Мне предоставили возможность на свое усмотрение распоряжаться в доме и делать вид, что я поглощен работой в лаборатории, занимающей одну из комнат. Никто в точности не знал, когда гардианы проявят ко мне интерес, но предполагалось, что ждать не придется долго. Специалисты по связи значились во главе списка полезных им людей, и насторожить их могло лишь то, почему мое досье оказалось в банке данных совсем недавно. Итак, я хозяйничал в доме и ждал, пока враг заметит меня. Кухню я привел в совершенно запущенное состояние (Джослин непременно высказалась бы, что в этом дурная привычка оказала мне хорошую службу) и старался вести себя как ни в чем не бывало. Десять дней мною пренебрегали и финны, и гардианы. Сообщники Темпкина больше не появлялись. Не знаю почему, но даже мои соседи делали вид, что не замечают меня. Затем в один прекрасный день долгожданное событие произошло. Вернувшись домой с прогулки по соседним улочкам, я обнаружил, что в гостиной меня ждут гардианы. Их было трое - главный, развалившийся в моем любимом кресле, и двое прихвостней в мундирах, стоящих рядом. Увидев старшего гардиана, я понял, что смотрю прямо в лицо врага. Он был слишком толст, его тучность прямо-таки кричала о склонности гардиана жить на широкую ногу, была неопровержимым доказательством, что этот человек ест и пьет больше других - благодаря своим неограниченным правам на все, что только пожелает. Мышино-серые волосы гардиана были подстрижены так коротко, что топорщились ежиком. Его глаза отражали лишь скуку и брезгливость - пока не устремились на меня. Внезапно эти глаза возродились к жизни, воинственной, отвратительной жизни. Эти глаза почти заплыли складками жира, но блестели, как холодные драгоценные камни. Свой широкий тонкогубый рот гардиан держал приоткрытым, как будто готовясь всосать любой лакомый кусочек, что попадется на его пути. Униформа этого отвратительного существа была не стандартно-серой, а темно-красной, с черными эполетами и карманами. Яркие нашивки на груди смотрелись особенно крикливо на мрачном красном фоне. Поднявшись, он уставился на меня и заговорил по-английски с типично гардианским акцентом, грубо и гнусаво. - Я - полковник Брэдхерст из особого разведотдела. В досье сказано, что твое имя - Джефферсон Дэрроу. Мы считаем, что ты слишком поздно был включен в список квалифицированных специалистов протектората Новая Финляндия. - Сделав многозначительную паузу, он вдруг заорал: - Где находится компьютер, на котором тебя внесли в списки, кретин? Или ты возник здесь из воздуха? - Я... - Молчать! - Полковник прошел к окну и уставился на чудесный вид за ним так, словно затаил на него злобу. - Сколько ты прожил в системе Новая Финляндия? - Мы с женой прибыли сюда около десяти месяцев, или шести тысяч часов, назад. - Неподходящее вы выбрали время, верно? Твоя жена умерла и оставила тебя здесь в одиночестве... Какая досада. - Полковник развернулся и вновь уставился на меня. - Одно мы знаем наверняка: твои сородичи, финны, - отъявленные сплетники. А о тебе никто и ничего не знает. Что ты скрываешь? - Я просто... ни с кем не общаюсь. Мне нечего скрывать. В сущности, я давно ждал вас. - Конечно, тебе нечего скрывать - ни сейчас, ни впредь. - На его лице появилось жесткое выражение. - От меня ничего не скроешь. Говоришь, ты ждал нас? Зачем? Что ты здесь делаешь, Дэрроу? Я решил, что Дэрроу должен быть трусом. Разыграть испуг оказалось довольно просто. Требовалось лишь сосредоточиться, чтобы заставить Брэдхерста заглотать приманку, а не стоять как вкопанному. - Я... я работаю над особым передатчиком, очень сложным, который... - заикаясь, начал я. - Врешь! Без тебя эту хибару обыскали сверху донизу. Твоя лаборатория набита бесполезными, никуда не годными игрушками. Говоришь, передатчик очень сложный? Чепуха! Все вы стараетесь произвести впечатление на новых хозяев, добиться расположения, выхвалиться перед ними, чтобы получить привилегии и присвоить все, что только можно. Твой народ не знает преданности, Дэрроу. - Это не мой народ! - возразил я. - Я не принадлежу к нему, финкой была моя жена. Я ничем не обязан этим людям, и они для меня ничего не значат - в отличие от вас. - Тогда почему же ты сам не обратился к нам? - допытывался Брэдхерст. - Вы же сами сказали - финны любят посплетничать. Если бы я обратился к вам и ничего не добился, меня прирезали бы как пособника гардианов. Я не начинал новую работу, боясь, как бы этого кто-нибудь не заметил. Новый передатчик вот здесь. - Я указал на свой лоб. - Мне недостает лишь оборудования, компьютерного времени, чтобы сделать тесты, и возможности испытать передатчик. У меня нет всего необходимого, чтобы изготовить его, но я знаю, что я способен собрать действующий передатчик материи! Выражение на лице полковника резко изменилось - очевидно, до него дошло, что из меня можно извлечь некоторую пользу. - Передатчик материи? Что ты несешь? - Это устройство, которое может перемещать предметы в пространстве с помощью радиоволн. - Я решил, что для приманки этого хватит. Полковник застыл - не просто замолчал, а намертво застыл на месте. Его лицо стало бессмысленным, и, несмотря на роскошный мундир и надменную позу, он стал походить скорее на робота, чем на человека. Я почти с уверенностью мог прочесть его лихорадочные мысли: "Передатчик материи! Если он говорит правду, то это нечто особое. Стоит нам завладеть секретом такого изобретения, и мое положение укрепится. И потом, чем я рискую? Его он врет, его можно убить, и никто не узнает, как глупо я попался. Я могу лишь выиграть, но не проиграть". - И ты сможешь доказать это? Ты будешь сотрудничать с нами? - наконец требовательно спросил он. - Да, - ответил я, чувствуя, как заколотилось сердце. - Только дайте мне место для работы. И потом, я хочу, чтобы моя работа была оплачена. - Конечно. - Полковник задумчиво разглядывал меня. Тиранам зачастую неведомо, что такое добровольное сотрудничество. - Если ты не лжешь. Я пришлю сюда наших специалистов. Ты опишешь им этот передатчик и принцип его действия. Но если ты попытаешься обмануть их, тебя ждет медленная и мучительная смерть. Если же ты сказал правду и сможешь собрать такой передатчик, тебя щедро вознаградят. Гардианы великодушны с теми, кто готов предложить им выгодные сделки. - Полковник собрался уходить. - И еще одно: ты и в самом деле мог прибыть сюда десять месяцев назад. Сейчас я не стану тратить времени на допрос. Если записи неверны и ты приложил к этому руку, ты будешь наказан. Мы подробно разузнаем о тебе, о твоем настоящем и прошлом, и если поймаем тебя на лжи, то уничтожим, невзирая на передатчик. - Он вышел, двигаясь на редкость легко для такого грузного человека. Оба солдата удалились вслед за ним. Я рухнул на диван, обливаясь потом. Игра продолжалась. 6 - Эй, поосторожнее! Рядовой в серой форме схватил чувствительный измерительный прибор, как ручную гранату. Джефферсон Дэрроу, классный специалист, воспользовался помощью своих друзей. Я внушил им, что мне не удастся надежно компенсировать избыточную кориолисову силу на Вапаусе. Разумеется, вращение Новой Финляндии вокруг оси создавало тот же самый эффект, но не настолько сильный. Здесь компенсировать ее было возможно. Мои стражи верили всей этой чепухе, и потому испытание устройства было намечено провести на поверхности планеты. За десять недель, проведенных среди людей, которых гардианы считали учеными, мне удалось, не выдавая самого принципа действия, убедить их, что аппарат будет действовать. К счастью, гардианы не посылали своих самых передовых ученых на вновь захваченные территории. Мне помогло и то, что человечеству уже десять лет назад было известно о возможности создания передатчика материи. Точно так же о расщеплении атома ходило много разговоров еще в начале 30-х годов прошлого тысячелетия, прежде чем атом действительно удалось расщепить. Как и прежде, люди были готовы поверить тому, о чем долго слышали. Почва для моего эксперимента была подготовлена таким же образом. При такой поддержке мои объяснения и действия могли оставаться весьма неопределенными. Сооружая действующий приемник для передатчика материи, я хотел, чтобы гардианы знали о нем как можно меньше. К тому времени, как мои теории дойдут до настоящих ученых на родной планете гардианов и в них выявят ошибки, будет уже слишком поздно - конечно, если мне повезет. Обман продолжался уже десять долгих недель. Компьютерные техники Вапауса были настоящими мастерами своего дела, и иногда мне казалось, что они способны окончательно задурить мозги любому компьютеру и с успехом ввести в банки данных любую, самую неправдоподобную информацию. Во всяком случае, к тому времени, как полковник Брэдхерст приступил к расследованию, мое прошлое представляло ряд убедительных фактов, близких к совершенству, но не идеальных - иначе это вызвало бы подозрение. Пробелы в информации были оставлены весьма искусно, и объяснить их не составляло труда. Толстяк Брэдхерст был чрезмерно подозрительным по долгу службы и по свойствам характера и доставил мне немало неприятных часов. Как голодный пес, готовый жевать сухую кость, лишь бы не пускаться на поиски свежего мяса, Брэдхерст подолгу расспрашивал меня, пытаясь поймать на мелких несовпадениях, но даже не попытался провести настоящее расследование, при котором вполне могла бы всплыть важная информация. Эти десять недель я провел в постоянном напряжении, прислушиваясь, запоминая и переполняясь отвращением. Из обрывков разговоров, случайно брошенных слов, горьких вздохов и кратких замечаний финнов, похвальбы и насмешек солдат в голове у меня складывалась история падения Новой Финляндии. Победа досталась гардианам не так легко, как они рассчитывали. Они планировали войти в систему на нескольких кораблях, провести обстрел мелких городов, разрушить лазерными орудиями крупные и снисходительно принять капитуляцию перепуганных жителей планеты. Корабли действительно вошли в систему, на три города были сброшены бомбы, лазеры сожгли дотла десяток зданий в Маннергейме и Новом Хельсинки. Гардианам казалось, что победа уже у них в кармане. Захватчики рассчитывали напасть на безоружного противника. Но финны хорошо помнили прошлое, когда долгие века им приходилось жить бок о бок с врагами, знать, что у самой границы ждут чужие войска. Им приходилось сражаться с русскими, немцами, шведами, датчанами и даже друг с другом - в мрачном средневековом прошлом, в XIII-XIV веках. Память не позволяла финнам довериться десяткам световых лет и безвоздушному пространству, отделяющим их от врагов. Финны дождались прибытия оккупационных войск. Из первой волны прибывающих войск мало кто добрался до планеты и, даже высадившись, прожил на ней недолго. Но гардианы были слишком сильны и многочисленны, и войска все прибывали. Вскоре они захватили всю планету. Зато в космосе корабли гардианов то и дело разлетались на куски. Финны подготовились к вторжению гораздо лучше, чем рассчитывали захватчики. Наконец гардианы прибегли к тактике террора: ядерные снаряды были взорваны в космосе, в нескольких километрах от Вапауса, грозя уничтожить спутник вместе с многочисленным гражданским населением. Со спутника велись битвы на орбите, но, когда он был вынужден капитулировать, исчезла последняя надежда планеты. Гардианы почти преуспели, не давая финнам сообщить о вторжении своим союзникам из Лиги. После прибытия гардианов ни одному кораблю с экипажем не удалось покинуть систему Новая Финляндия. Насколько мне было известно, тот курьер, который добрался до систем Лиги, оставался последним судном финнов. Но то, что должно было занять десяток дней, неделю, растянулось на три месяца. Последнее восстание произошло за несколько дней до моего прибытия на Вапаус. "Легкие недоразумения" переросли в настоящую бойню - на земле, в воздухе и в космосе. Однако финны выиграли время. Вапаус превратился в скопище тайных убежищ, скрытых туннелей, замаскированных складов оружия. Данные в отчетах и компьютерных банках были предусмотрительно уничтожены или фальсифицированы. На Камне был имитирован взрыв - убедительный спектакль, заставивший гардианов поверить, что бывший спутник превращен в источник радиации. Гардианы старались держаться подальше от Камня, а там по-прежнему велась работа в доках. Медленно, исподтишка финны готовили корабли к бою. Даже потерпев поражение, многие финны не сдались. Гардианы считали, что целая треть населения Вапауса погибла в мятежах, резнях и репрессиях, последовавших за прибытием гарнизона захватчиков. Но это заблуждение побежденные использовали как свое преимущество. Более половины тех, кого считали погибшими, просто ушли в подполье, инсценировав свою смерть. Эти люди скрылись в тени, разрабатывая планы, готовясь к тому дню, когда смогут возобновить борьбу. Впрочем, не все смерти были мнимыми. Из окна мне был виден страшный черный шрам на земле, где-то на полпути к закруглению внутренней стены этого перевернутого мира. Подслушав разговор в местной лавке, я узнал, что вся семья администратора спутника доктора Темпкина, за исключением сына, была вмиг уничтожена взрывом бомбы. Трупы жены и детей опознали, но от трупа самого Темпкина остались лишь спекшиеся угли. Я часто размышлял, хватило бы мне смелости прийти к собственному дому, превращенному в пылающие руины, увидеть гибель всей семьи и все-таки найти в себе силы воспользоваться ситуацией и исчезнуть. Неужели предусмотрительность помогла бы мне найти мертвеца и бросить его в пламя - мне на замену? Темпкин казался весьма деликатным человеком. Знать бы, какие кошмары мучают его по ночам? Захватчики не позволили кремировать останки семьи Темпкина, руины дома были окружены кольцом солдат день и ночь. Исходящая от руин вонь была запахом настоящего варварства. Десять недель прошли в неведении. Я мысленно отметил лишь один день из них - тот день, когда по плану Джослин должна была вылететь на шлюпке "Звезды" (она расходовала меньше топлива, чем "Полосы") и установить принимающее устройство в нужном месте. Если Джослин удастся принять сигнал и она сможет передать устройство финнам, мы еще сможем победить. Я соорудил устройство, размерами и формой не отличающееся от настоящего, и долго гадал, каким образом будет сделана подмена. Однажды вечером я оставил свою подделку со снятой задней панелью на столе. Войдя на следующее утро в лабораторию, я обнаружил настоящее устройство. Схватив отвертку, я быстро поставил на место заднюю панель. Индикатор был включен. Я не знал, удалось ли и в самом деле принять сигнал, не представлял себе, как Джослин передала устройство на Вапаус, как финны собрали его и пробрались, чтобы доставить его в строго охраняемую лабораторию. Финны оказались знатоками своего дела - возможно, ловкость в подобных играх была у них в крови. Этого я не знал. Но, на мой взгляд, они действовали слишком таинственно. Задолго до того, как я перевоплотился в Дэрроу, помощники Темпкина выбрали точный момент для выхода войск, который должен был сопровождаться общим восстанием. Теперь, с прибытием пятитысячного войска Лиги, и планета, и спутник были готовы взорваться массовым мятежом. Финнам предстояло заняться транспортом врага. Армия, лишенная средств передвижения, не способна воевать. Мне было важно придерживаться согласованного времени - именно исходя из него я объявил о готовности к эксперименту. И вот теперь неуклюжие охранники грузили мое оборудование - среди него были и настоящие приборы, и просто ящики, набитые всяким радиохламом. Наконец все было уложено, и меня подняли в порт на пассажирском лифте. Для перевозки моей персоны была выделена финская баллистическая шлюпка, перекрашенная в цвета гардианов - красный и черный. Войдя в шлюпку, я увидел, что привычный интерьер гражданского пассажирского судна исчез и заменен рядами скамей в военном стиле. Очевидно, шлюпку потрошили поспешно и небрежно - острые углы, кривые швы, царапины и торчащие болты были тому доказательством. Небрежность в подобных делах можно было считать характерной чертой гардианов - инженеров-разрушителей, работников-лентяев. Повсюду я замечал следы небрежной работы, недочеты, скрытые за сверкающими фасадами. Мои охранники носили мундиры из десятка разных тканей, не особенно прочных на вид. Обтрепанные штанины были распространены у младших чинов и даже у сержантов. Гардианы предпочитали пользоваться конфискованным у финнов оружием - мало кто из офицеров был вооружен чем-либо еще, кроме финского пистолета. Охранники у моего дома жаловались, что выданного им лазерного оружия едва хватает на неделю. Ущерб, нанесенный войной, гардианы поправляли грубо и впопыхах. Отстроенные заново стены были кривыми, обвалившийся пролет моста через центральное море пришлось переделывать дважды. Но пока победителями были они. Даже оказавшись на борту шлюпки, имеющей заметное фамильное сходство со "Звездами", "Полосами" и "Дядей Сэмом", я точно не представлял, куда лечу. Такую проблему финны предвидели заранее и заверили меня, что я могу ожидать помощи на любой из баз, куда бы меня ни привезли. Ко мне приставили многочисленную охрану - любой из этих охранников благодаря своему званию мог запросто отдавать приказы пилоту корабля. При посадке охранники затеяли такую толкотню у люка, что на время забыли обо мне. Выйдя из шлюпки, я обнаружил, что в мою голову направлен десяток лазерных винтовок. Временами мне не составляло труда разыгрывать труса. Я застыл, потрясенный неожиданной мыслью: меня разоблачили и по каким-то причинам лишь ждали, пока перевезут на Новую Финляндию, чтобы здесь арестовать. Но тут же я заметил, что ко мне спокойно направляется мужчина в мундире лейтенанта, с улыбкой на лице. У пассажирского трапа он приветственно протянул руку. Я робко ответил на его пожатие. - Добро пожаловать на Новую Финляндию, доктор Дэрроу! Я - лейтенант Граймс. Буду сопровождать вас на базу "Деметра". - Офицер еще раз сердечно пожал мне руку - Прошу вас, вот сюда. - Он помог мне сойти с трапа и указал на только что поданный джип. Охранники по-прежнему целились мне в голову. - Скажите, а это не опасно... - начал я срывающимся голосом. - А, почетный караул? Совершенно безопасно. Они не станут стрелять без команды - видите ли, таков порядок. Слишком много финнов пытались удрать, едва ступали на трап. Почетный караул помогает образумить их. Но вам нечего опасаться - я в этом уверен. Прошу вас, вот сюда. Лейтенант подвел меня к джипу и помог сесть. Мы выехали с посадочной площадки и за воротами свернули на север. Поездка заняла около четырех часов. Наконец мы приблизились к воротам базы "Деметра". Ворота тут же открылись, и мы направились вперед по широкой грунтовой дороге, огибающей центральную группу строений. После второго поворота, направо мы некоторое время двигались по более узкой улочке, затем еще пару раз свернули направо и оказались на однорядной дороге, заканчивающейся круглой площадкой около тридцати метров в диаметре. Площадку окружали массивные, напоминающие ангары строения, стены которых были выкрашены в серо-стальной цвет, а крыши закамуфлированы зеленым. Водитель Граймса ввез нас прямо в самое большое из строений с дверями наподобие амбарных. Внутри строение оказалось совершенно пустым, и это наводило на мысль, что им никогда не пользовались. Это была грубая сборная конструкция, без вентиляции и отопления, предназначалась она только для защиты от дождя. В этом кубе со стороной тридцать метров не было ни единого окна. Граймс повернулся ко мне. - Ну, Дэрроу, вот и ваше жилье. В этом углу для вас поставят койку, еду вам будут приносить. Уборная во дворе. Вам разрешено пользоваться ею не более трех раз в день. Необходимые вам материалы и груз будут доставлены сюда в течение часа. Мой командир ждет, что вы продемонстрируете нам свое изобретение не позднее чем через десять местных суток. - Теперь из его голоса исчезли все следы приветливости. Граймс отдавал приказы и требовал беспрекословного подчинения. Закончив, он развернулся к двери. - Но мне обещали две недели! - запротестовал я. - В меньшее время мне просто не уложиться! Но было уже слишком поздно - Граймс ушел. Конечно, насчет двух недель я солгал. Мне хватило бы и одной, тем более что через неделю ожидалось восстание, но, закончив работу раньше, чем предполагалось, я мог добиться благосклонности тюремщиков. Двери с лязганьем захлопнулись, отсекая поток дневного света. Я остался наедине со своим рюкзаком, двумя гориллоподобными охранниками и замыслами, которые вполне могли стать моим смертным приговором. Отойдя подальше от охранников, я присел на корточки у стены ангара и вздохнул. Пока мне оставалось только ждать. Прошел не один, а все три часа, прежде чем мое оборудование было доставлено. Два капрала с опознавательными нашивками 135-го отряда таможенного досмотра въехали в ангар, таща на прицепе тележку, нагруженную моим багажом. Один из них вышел из машины и протянул папку с бланками. - Подпишите все шесть копий. Такое количество багажа намного превосходит положенное. Досмотр был чрезвычайно затруднен. Этот тип напомнил мне библиотекаря из сиротского приюта на Кеннеди. Это ископаемое существо было уверено, что для надлежащей работы библиотеки надо, чтобы книги вообще не покидали полки. Я покорно подписал все шесть бланков, улыбаясь своим воспоминаниям. Я решил быть достаточно дружелюбным и послушным, чтобы хоть немного скрасить капралу хлопотливый день. Возиться с документами мне пришлось долго: здесь были накладные, разрешения, декларации, требования, акты осмотра на предмет выявления ущерба, счета за перевозку на космическом корабле и наземном транспорте. В том отсутствии воображения, с которым бюрократ относится к своей работе, есть нечто трогательное. Для такого человека красота - прежде всего порядок, идеальный, нетронутый и хрупкий, как цветок. Стоит допустить неточность хоть в одной из бумажек, и бутон этого цветка завянет. Работа капралов из 135-го таможенного отряда тоже поражала красотой. Все бланки были аккуратно заполнены, все правила соблюдены, печати аккуратно приложены. Несмотря на все затруднения, багаж доставили бережно, в том числе и приемное устройство, индикатор которого светился по-прежнему. Не важно, что я стал первым человеком в мировой истории, контрабандой сумевшим провезти через таможню пять тысяч полностью вооруженных солдат. Моя подпись удостоверяла, что указывать в декларации мне решительно нечего. Распаковывать хлам, привезенный мною с Вапауса, почти не имело смысла. Хлам этот изображал атрибуты последней стадии изготовления сложного электронного устройства. Прежде чем продолжать работу, я должен был дождаться изготовления самого крупного из компонентов приемника. Однако человек, которому предстояло помогать мне на базе, пока не появлялся. Мне следовало лишь создать видимость работы и ждать. Ближе к закату звук открывающихся дверей вывел меня из легкой дремоты. В ангар вкатилась машина с грузом стальных деталей и электроники. Я поднялся со своего места на полу, с трудом распрямив затекшую шею, когда приветливый на вид, добродушный и коренастый парень вышел из машины и легким шагом двинулся ко мне. Улыбаясь, парень протянул мне руку: - Доктор Дэрроу? Я Джордж Приго. Похоже, вы взялись смастерить серьезную штуку. - Пожалуй, да. - Я ощутил мгновенную симпатию к Джорджу. Голову этого невысокого парня венчала густая шапка вьющихся каштановых волос, его глаза казались почти сонными, однако время от времени в их глубине поблескивали живые искры. Его рукопожатие оказалось сердечным и твердым, а руки могли бы принадлежать отличному хирургу - большие, с длинными пальцами, с точными и грациозными движениями. Этот парень вовсе не походил на военного, не важно, что он был облачен в мундир - впрочем, его одежду лишь с натяжкой можно было назвать мундиром. Шеврон на нем выцвел, рубашка была измята и застирана до такой степени, что приобрела оттенок светло-серых брюк, слишком длинных, почти закрывающих носки нечищеных ботинок. В каждой детали одежды проявлялся характер Джорджа, небрежность истинного таланта, слишком увлеченного своим делом, чтобы обращать внимание на мелочи, и потому пользующегося большей свободой и привилегиями, чем все остальные. - Передатчик материи! - восторженно продолжал Джордж. - Вот уж не думал, что мне посчастливится работать над ним! Когда меня прислали сюда, я уж совсем было отчаялся. Здесь, на этой планете, не занимаются исследованиями. - Но теперь тебе представилась такая возможность. Ты уже видел схемы, переданные со спутника? Джордж ткнул пальцем в сторону машины, нагруженной полосами и листами металла. - Все готово к сборке. Час назад мы закончили последние детали. Вообще-то я решил собрать основную раму уже сегодня, пока ты заканчиваешь свои дела. Но ты, похоже, переутомился. Где тебя поселили? Я провожу. - Идти никуда не придется. Мне позволено лишь трижды в день выходить в уборную. Койку принесут сюда. - Замечательно! Заниматься серьезной работой - и при этом спать на полу, посреди мастерской! Генри! - Да, сэр? - Первым делом устроим доктору удобное местечко. Мы соорудим звуконепроницаемую кабину здесь, в углу. Разыщи звукоизоляционные плиты и остальное - и чтоб через три часа все было здесь. И заодно вытряси из квартирмейстера койку и белье. Еще нам понадобятся рабочие столы и стулья. Неужто начальство решило, что мы должны работать, сидя на полу? Ну, ты все понял? - Да. Может, что-нибудь еще? - Подумай сам - а еще лучше спроси у Стива. Он знает, что нам может понадобиться. - Слушаюсь. - Генри сделал вид, что позабыл отдать честь, но Джордж, по-видимому, ничего не заметил. Генри уселся в машину и уехал. - Сейчас все уладится. Слушай-ка, а тебя кормили? - Как бы не так! - И я забыл перекусить. Знаешь что? Пойди освежись, а я принесу поесть. - И Джордж ушел. В уборную пришлось шагать через весь двор. К тому времени, как я успел принять душ, побриться, почистить зубы и, в общем, вновь почувствовал себя человеком, Генри со своими подручными подготовил мне отдельную каюту. Вскоре появился Джордж с парой подносов, накрытых крышками. Немного погодя вся команда помощников занялась освещением ангара. Лампы были подвешены под углом и давали узкие лучи, как прожектора у посадочной полосы. Ярко освещенные фигуры пересекали полосы света и исчезали в темных углах. Огромные бесформенные тени появлялись на стенах и постепенно приобретали нормальный человеческий вид - как только те, кто отбрасывал эти тени, подходили ближе к стенам и выпрямлялись. В этой спешной ночной работе чувствовалось нечто таинственное. Двери ангара оставались открытыми, люди выходили в них и снова входили - с инструментами, с бутербродами из столовой, - и прохладный ночной воздух овевал освещенный ангар. Прежде нетронутое помещение лишилось девственной пустоты. Люди погрузились в работу, на полу появился мусор - обрывки бумаги с примитивными чертежами и вычислениями, обертки бутербродов, куски металла, ненужные инструменты, и спутанные змеи проводов. А посреди всей этой мешанины скелет приемника рос, подобно руинам, возрождающимся к жизни. Появились первые опоры, над платформой поднялся широкий разрезанный пополам цилиндр. Детали скреплялись, и каждое соединение Джордж подвергал пристальному осмотру. Он явно принадлежал к тем людям, что умеют доводить до конца любое дело и считают работу законченной, лишь когда она сделана на совесть. Наконец скелет чудовища был готов, и мы принялись обтягивать его кожей. Листы тонкой стали скрепляли болтами изнутри рамы, а затем сваривали финским аппаратом лазерной сварки. Проведя рукой по стыку, я изумился, не почувствовав шва. Мне в помощники досталась дружная, работящая команда. Джордж умело руководил ею, и ребята знали себе цену. Самый младший из его помощников имел право выигрывать в техническом споре с любым из своих начальников. Здесь прежде всего ценилась искусная работа, а канитель с отчетами откладывалась на потом. Гардианы, против которых я боролся, были живыми роботами, садистами, варварами или же просто невежественными животными. Но здесь меня приняли в команду, поскольку я умел держать в руках отвертку и мог помочь завершению немыслимо важного и нужного Дела. После долгих недель одиночества, начавшегося в тот момент, когда я ступил на борт "Звезд", мне недоставало именно такого сотрудничества. Я почти забыл, на чьей стороне все эти люди, не помнил о том, что устройство, над которым они так усердно работают, принесет им смерть. Оправдать убийство мерзавцев легко, но Джорджа, который дал мне послушать свой приемник, я не мог представить лежащим в луже крови. Только одна мысль побуждала меня к работе. План мог провалиться. Передатчик мог не сработать. Разведка гардианов могла разоблачить меня. График работ мог быть нарушен. Интересно, сумею ли я ускорить работу, если понадобится? Огромная конструкция росла и обрастала кожей посреди ангара, освещенная со всех сторон. Гардианы принялись наводить последние штрихи на дело своих рук, когда усталость окончательно сморила меня. Я дополз до койки и рухнул на нее. В раскрытую дверь ангара виднелось посветлевшее перед рассветом небо. Я спал долго и крепко. А за стенами моей удобной каюты медленно росла машина смерти и спасения. 7 - Джефф, если эта штука заработает, изменится весь мир - да, да, я не шучу, - Джордж сделал огромный глоток финской водки и поморщился от крепости напитка. Он протянул мне бутылку, и я сделал значительно меньший глоток, а затем неопределенно кивнул в знак согласия. - Машины, самолеты, даже межпланетные корабли - все они безнадежно устареют. Стоит только нажать кнопку - и попадешь туда, куда пожелаешь! - А там тебе сразу же вручат счет за потраченный гигаватт электроэнергии. - Это уже вопрос производительности. - Думаешь, ее можно сделать достаточно производительной? - Конечно! Это тебе раз плюнуть! - Мне? Гм... - Да, тебе. Джефф, почему ты все время говоришь о машине так, словно не ты ее придумал? - Так оно и есть. - Осознав, что ступаю на зыбкую почву, я поспешил оправдаться: - Эта идея витала в мире уже так давно, что я просто не могу приписать ее себе. И потом, я не могу поверить, что машина заработает. - Непременно заработает! - Джордж был таким же никудышным теоретиком, как и Терренс Маккензи Ларсон (ныне Джефферсон Дэрроу). Его мнение - нет, его уверенность основывалась на вере. Вере в меня, славного парня, дока Дэрроу. Я еще раз глотнул из бутылки. Иуда - вот кем я себя чувствовал. Я нравился Джорджу, он уважал меня. Мне становилось все труднее изображать доктора Дэрроу, обманывать и предавать тех, кто работал со мной. В представлении Джорджа я был талантливым изобретателем игрушки, о которой он грезил еще ребенком в детском бараке на планете гардианов - Столице. А мне предстояло предать его. Мы сидели в моей каюте, а ребята из команды Джорджа, носящей официальное название стройбата 9462, устроили себе небольшую пирушку по случаю завершения работы над основной конструкцией. Дальше предстояла лишь сложная и кропотливая работа с осциллоскопами и измерительными инструментами. Один из парней открыл дверь, сунулся в нее с криком: "За мной!" - и чуть не прихлопнул себе голову дверью, убегая и не дождавшись ответа. Джордж усмехнулся и вновь отхлебнул из бутылки. Я смотрел на него, качая головой. - Ты совсем не похож на солдата, Джордж. Как ты оказался здесь? - Черт возьми, Джефф, на Столице все люди военные. Там просто больше нечем заниматься, вот и все. - Но зачем понадобилось называть планету Столицей? Он пожал плечами: - Видимо, кто-то считал, что когда-нибудь она и впрямь станет столицей. В будущем. Столицей для всех и вся. - Для всех? Столицей Земли? Солнечной системы? Европы? - Похоже, да. - О Господи! Но почему? - А я думал, тебе нет дела до политики. - Конечно нет - Выпивка, а также дружеские отношения с Джорджем слегка развязали мне язык. - Но вы перебили здесь много людей. И если решите захватить остальные планеты, то перебьете еще больше. - Да, убито здесь было много... - пробормотал он себе под нос и мрачно улыбнулся. - Я знаю, о чем ты думаешь. Ты хочешь отвертеться от вопроса - почему ты всегда говоришь об этой машине, словно не ты ее придумал? - Он безрадостно рассмеялся и посмотрел на стену - в ту сторону, где стоял приемник от передатчика материи. - Что же мы с ней будем делать? - С этой машиной? - Да, с этой чертовой машиной. - Джордж искоса взглянул на мое ошеломленное лицо, хлопнул меня по спине и поднялся. - Ложись спать. Завтра нам придется как следует поработать. Назавтра пришлось не только работать, но и бороться с жутким похмельем - по крайней мере мне. Я слонялся по ангару, подавляя острое желание разобрать собственную голову на детали и посмотреть, что с ней стряслось. Работа продолжалась. И вот однажды оказалось, что долгожданный день наступит завтра. К тому времени я возился с внутренним оборудованием приемника уже полтора дня. Теперь пришло время положить конец обману. Устройство было собрано, все детали, привезенные с Вапауса, все впечатляюще подмигивающие лампы оказались на своих местах. Большая часть команды Джорджа вернулась к другим делам. Со мной остались лишь Генри и Джордж. Закончив осмотр громоздкого сооружения, я направился к охранникам. - Будьте любезны сообщить командующему базы, что мы готовы провести демонстрацию завтра, в восемь часов. - Слушаюсь, сэр! Момент был историческим: впервые за все время охранник назвал меня "сэром" и бросился выполнять приказ. К этому времени завершилась подготовка сотни операций здесь, на планете, и на Вапаусе. Если повезет, то ко времени прибытия войск Лиги в рядах гардианов уже наступит смятение, вызванное внезапным и таинственным прекращением связи, взрывами двигателей, странными случаями пищевых отравлений, затянувшимися поставками припасов и пожарами. Разведка гардианов уже заметила повышенную активность местного населения. Можно было предположить, что уже схвачены и допрошены те, кому известно больше, чем следовало бы. Конспирация - профессия, требующая многочисленных навыков, а здесь ею занимались любители. Несомненно, гардианы уже поняли: назревают какие-то события. Сумел ли уже кто-нибудь установить связь между моим аппаратом и внезапной вспышкой сопротивления местных жителей, которые прежде казались такими покорными? Ночью время словно застыло на месте. Я не мог избавиться от чувства одиночества и страха. Охранники бдительно следили за мной, но позволили мне выйти за порог ангара и подышать свежим воздухом теплой и ясной осенней ночи. Я засмотрелся в чистое небо, на привычные, но кажущиеся незнакомыми с чужой планеты звезды. Уже не в первый и даже не в сотый раз я думал о Джослин. Она ждала неизвестно где, и, только выжив, я мог вновь увидеться с ней. Одной этой