Вот на свободе вторая рука; с нее упали последние витки проволоки. С поддона большой, плоской и черной птицей поднялся кусок пластиковой пленки и запорхал вслед за банкой, которая уже прокатилась через половину станции. Ксоксарл быстро нагнулся, схватил Эвигера поперек туловища и, без труда держа его одной рукой, а лазер другой, помчался вниз по перрону к стене рядом с заблокированным отверстием туннеля, где ветер стонал и свистел мимо скошенной хвостовой части поезда. -- ....а этих двоих запереть здесь внизу. Знаешь, мы могли бы... -- сказала Йелсон. Мы близки к цели, думал Хорза. Он отсутствующе кивал и совсем не слушал, как Йелсон доказывала, почему при поисках мозга ему нужна именно она. Мы у цели, я уверен в этом. Я чувствую, что мы рядом. И мы... я... держались все вместе. Но она еще не достигнута, и достаточно крошечного заблуждения, недосмотра, единственной ошибки -- и крах, неудача, смерть. До сих пор все получалось, несмотря на ошибки, но ведь так легко сделать что-то не так, не заметить какой-нибудь мелочи в массе данных, которая потом -- если забыть о ней, повернуться спиной -- выползет наверх и расправится с тобой. Загвоздка в том, что приходится думать обо всем сразу -- и Культура, по-видимому, была права, что это в буквальном смысле под силу только машине -- и быть настроенным на происходящее так, чтобы автоматически думать обо всех важных и потенциально важных вещах и игнорировать остальное. Через сознание Хорзы шоком пронеслась мысль, что его собственное стремление никогда не делать ошибок и думать обо всем сразу не так уж сильно отличалось от того фетишистского стремления, которое отталкивало его в Культуре. Культура хотела сделать все равным и справедливым и исключить из жизни случайность. Он не удержался от улыбки над скрытой в этой мысли иронией, потом бросил взгляд на Бальведу, которая смотрела, как Вабслин экспериментировал с регуляторами. Стараться быть похожим на своих врагов, думал Хорза. Может, в этом что-то есть. -- ...Хорза, да ты меня слушаешь? -- спросила Йелсон. -- Хм-м? Ну конечно, -- сказал он с улыбкой. Пока Хорза и Йелсон продолжали разговаривать, а Вабслин ковырялся в регуляторах поезда, Бальведа хмурилась. Ей почему-то было очень неуютно. Снаружи, у переднего вагона, вне поля зрения Бальведы, вдоль перрона прокатилась маленькая банка и ударилась в стену возле отверстия туннеля. Ксоксарл мчался к задней части станции. Рядом с входом в пешеходный туннель, ведущий под прямым углом в скалу за перроном, находился тот самый туннель, из которого недавно вышли Оборотень и женщины после осмотра станции. Идеальная площадка для наблюдения. Там можно избежать последствий столкновения поездов и держать под обстрелом голову поезда, подумал Ксоксарл. Он может оставаться в своем укрытии, пока не наедет второй поезд, а если люди попытаются выскочить -- они в его руках. Он проверил ружье и поставил регулятор на максимальную энергию. Бальведа спрыгнула с сиденья, скрестила руки и медленно направилась к боковому окну, неотрывно глядя в пол и ломая голову, почему ей так неуютно. В зазоре между краем туннеля и поездом завывал ветер; он уже превратился в шторм. Ксоксарл встал на колено, поставив вторую ногу на спину лежащего без сознания Эвигера. В двадцати метрах дальше последний вагон начал шататься и раскачиваться. Робот оборвал резку на полпути. Ему пришли две мысли: во-первых, черт возьми, действительно слышался какой-то забавный звук, а во-вторых, он предположил, что на палубе управления выла сирена, и не только люди неспособны слышать ее, но и шлемофон Йелсон не воспринимал этот высокий визг. Но разве не должно быть и визуального предупреждения? Бальведа повернулась спиной к окну, так и не выглянув в него, и привалилась к стоящей там консоли. -- ...от того, насколько серьезно ты намерен найти эту проклятую штуку, -- говорила Йелсон Хорзе. -- Не беспокойся, -- ответил тот и кивнул в ответ. -- Я ее найду. Бальведа посмотрела в окно на станцию. Как раз в это мгновение шлемы Йелсон и Вабслина ожили возбужденным голосом робота. Бальведу отвлек кусок черного материала, быстро порхавшего по полу. Она распахнула глаза. Рот ее приоткрылся. Шторм превратился в ураган. Из туннеля доносился шум, как от далекой лавины. Потом над длинными прямыми рельсами, ведущими от станции "шесть" к станции "семь" появился свет. Ксоксарл не мог видеть света, но он слышал шум. Он поднял ружье и прицелился вдоль стоящего поезда. Скоро эти глупые люди должны кое-что заметить. Стальные рельсы запели. Робот задом наперед быстро выбирался из шахты, отшвыривая к стенам обрезанные куски кабелей. -- Йелсон! Хорза! -- кричал он в коммуникатор. Он пробрался вниз по низкому проходу и когда огибал угол, от которого недавно отколол кусок, услышал слабый, высокий, пронзительный вой тревоги. -- Это тревога! Я слышу! Что случилось? В низеньком проходе он уже мог чувствовать и слышать и воздух, который шумел вокруг поезда. -- Снаружи шторм! -- быстро сообщила Бальведа, как только стих голос робота. Вабслин взял с пульта свой шлем. Там, где он лежал, мигал маленький оранжевый огонек. Хорза уставился на него. Бальведа снова выглянула на перрон. По полу неслись облака пыли. С поддона сдувало легкие предметы. -- Хорза, -- спокойно сказала она, -- я не вижу ни Ксоксарла, ни Эвигера. Йелсон вскочила. Хорза посмотрел в боковое окно, потом снова на мигающий на пульте огонек. -- Это же тревога! -- заорал голос робота из обоих шлемов. -- Дураки, вы что, отсидели уши, черт бы вас побрал? Хорза схватил ружье, взял шлем Йелсон за край и сказал в него: -- Там приближается поезд, робот; угроза столкновения. Немедленно покинуть поезд! Он отпустил шлем, и Йелсон быстро надвинула его на голову и застегнула. Хорза показал на дверь. -- Быстро отсюда! -- сказал он громко и оглядел по очереди Йелсон, Бальведу и Вабслина. Инженер сидел и держал в руках шлем, взятый с пульта. Бальведа бросилась к двери, Йелсон следом за ней. Хорза сделал несколько шагов, обернулся, посмотрел на Вабслина. Тот уже положил шлем на пол и снова повернулся к регуляторам. -- Вабслин! -- заорал он. -- Быстро! Бальведа с Йелсон уже бежали через вагон. Йелсон оглянулась и приостановилась. -- Я трону его с места, -- с нажимом заявил Вабслин, не глядя на Хорзу, и нажал несколько кнопок. -- Вабслин! -- опять заорал Хорза. -- Уходи! Немедленно! -- Все будет нормально, Хорза. -- Вабслин продолжал возиться с кнопками и переключателями, смотрел на экраны и измерительные приборы, морщился, когда приходилось двигать раненой рукой, и совсем не собирался поворачиваться к Хорзе. -- Я знаю, что делаю. Уходите. Я поведу его, вот увидишь. Хорза бросил взгляд назад. Йелсон стояла в центре первого вагона, все еще видимая через две открытые двери, и вертела головой из стороны в сторону, стараясь не выпускать из виду и Бальведу, которая мчалась через второй вагон к посадочным рампам, и Хорзу, все еще стоявшего на палубе управления. Хорза махнул ей, чтобы она уходила, вернулся и взял Вабслина за локоть. -- Ты с ума сошел! -- закричал он. -- Он пробегает метров пятьдесят в секунду! Представляешь, сколько нужно времени, чтобы сдвинуть с места такую махину? Он потянул инженера за руку. Вабслин вскочил и свободной рукой ударил Хорзу в лицо. Хорза отлетел назад и упал на пол. Он был скорее удивлен, чем оскорблен. Вабслин снова занялся регуляторами. -- Мне жаль, Хорза, но я смогу увести его с дороги по этой кривой ветке. А теперь уходи! Оставь меня в покое! Хорза поднял лазерное ружье, встал, посмотрел на инженера, повернулся и побежал. Поезд дернулся, как будто выгнулся и потянулся. Йелсон бежала за женщиной Культуры. Хорза махнул ей, чтобы она не ждала его, и она так и сделала. -- Бальведа! -- крикнула она. -- Аварийные выходы на самой нижней палубе! Агент Культуры ее не слышала. Она держала курс на второй вагон к рампам. Йелсон с проклятиями побежала за ней. Робот пулей вылетел из пола и через вагон бросился к ближайшему аварийному люку. Вибрация! Это поезд! Приближается другой поезд, и быстро! Что там эти идиоты натворили? Придется выходить! Бальведа быстро повернула за угол, ухватившись за край переборки. Согнувшись, она прыгнула в открытую дверь, ведущую к средней посадочной рампе. За ней гремели шаги Йелсон. Она выскочила на рампу, в воющий шторм, тугой, непрекращающийся ураган. Воздух вокруг нее немедленно сдетонировал треском и искрами; свет вспыхнул со всех сторон, и по опорам потек расплавленный металл. Она бросилась плашмя на пол и прокатилась по рампе. Опора перед ней, там где рампа делала изгиб и уходила вбок и вниз, снова брызнула искрами под ударами лазера. Бальведа опять привстала и метнулась к поезду, ища опору руками и ногами -- в те доли секунды, прежде чем движущаяся линия лазерного огня ударила в бок рампы, в опоры и по ограждению. Йелсон чуть не столкнулась с ней. Бальведа схватила ее за руку. -- Там кто-то стреляет! Йелсон подошла к краю и ответила на огонь. Поезд дернулся. Прямой отрезок пути перед станцией "семь" был более трех километров. И время между точкой, когда с задней части стоявшего на станции "семь" поезда стали видны прожектора мчащейся машины, и тем мгновением, когда поезд вылетел из темного туннеля на станцию, составляло меньше минуты. Мертвое тело Квейанорла дрожало и покачивалось, но было заклинено слишком крепко, чтобы его отбросило от пульта. Его холодный, закрытый глаз был направлен на скошенное бронестекло. За стеклом в черной ночи почти вещественным светом сияли огни-близнецы, а прямо впереди с ужасной быстротой увеличивалось размытое яркое пятно, ослепительное кольцо с серой, металлической сердцевиной. Ксоксарл выругался. Цель двигалась слишком быстро, и он промахнулся. Но они сидели в поезде, в ловушке. Им не уйти от него. Старик под коленом застонал и попытался пошевелиться. Ксоксарл надавил посильнее и снова приготовился к стрельбе. Из туннеля с ревом и визгом, обтекая задний конец поезда, вырывался ураганный поток воздуха. Ответные выстрелы наугад попали в стену станции далеко от него. Он улыбнулся. В это мгновение поезд тронулся. -- Выходите! Хорза добрался до двери, у которой были женщины, одна из них стреляла, а другая сидела на корточках и время от времени выглядывала наружу. Ветер с ревом и рычанием врывался в вагон. -- Это, наверное, Ксоксарл! -- перекричала шум ветра Йелсон. Она высунулась наружу и выстрелила. Ответные выстрелы плеснули по посадочной рампе и ударили в обшивку вагона вокруг двери. Бальведа отпрянула назад, когда внутрь влетели горячие обломки. Поезд качнулся и очень медленно двинулся вперед. Хорза что-то сказал. -- Что?.. -- закричала Йелсон. Он пожал плечами, высунулся в дверь и выстрелил по перрону. -- Вабслин! -- крикнул он и послал град выстрелов через всю станцию. Поезд полз вперед; рампа за открытой дверью сдвинулась уже на метр. В темноте туннеля, откуда визжал ветер, клубами несло пыль и приближался похожий на далекий, нестихающий гром шум, что-то засверкало. Хорза тряхнул головой и рукой подал знак Бальведе выйти на рампу, которая теперь была доступна лишь на половину ширины дверного проема. Он снова выстрелил; Йелсон высунулась и выстрелила тоже. Бальведа шагнула вперед. В это мгновение в центре поезда распахнулся люк и в том же вагоне проломила обшивку какая-то большая круглая штука -- плоская пробка из толстого материала стенки опрокинулась вниз. Из открывшегося люка вылетела маленькая темная фигурка, и пока кусок обшивки вагона падал на перрон, а Бальведа бежала по рампе, в большой дыре рядом показалась серебристая точка, быстро распухавшая в толстый, блестящий, зеркальный овоид. -- Это он! -- закричала Йелсон. Мозг покинул поезд. Он хотел повернуть и умчаться прочь, но мигающий лазерный огонь у заднего конца станции переместился. Он уже больше не колотил в рампу и в опоры, а начал осыпать световыми взрывами всю поверхность серебристого эллипсоида. Мозг остановился в воздухе, сотрясаемый очередью лазерных выстрелов, и завалился набок. Его гладкая поверхность вдруг сморщилась и замутилась, а сам он покатился через ревущий воздух, искалеченным воздушным кораблем падая на боковую стену станции. Бальведа оставила позади себя рампу и сбежала вниз по откосу почти до нижнего уровня. -- Давай! -- крикнул Хорза и толкнул Йелсон вперед. Поезд удалялся от рампы, его моторы ревели, но их не было слышно в бушующем урагане. Йелсон ударила себя по запястью, включая антиграв, и прыгнула, стреляя на ходу, в этот ураган. Хорза наклонился вперед. Ему приходилось стрелять меж опор рампы. Одной рукой он держался за край дверного проема и чувствовал, как вагон дрожал, словно испуганный зверь. Несколько выстрелов ударили по опорам, подняв фонтаны осколков, и заставили его отпрянуть. Мозг с треском ударился о стену станции, скатился и остался лежать в углу между полом и сотрясавшейся стеной. Его серебристая кожа дрожала и все больше мутнела. Юнаха-Клосп вертелся в воздухе, уходя от выстрелов. Бальведа спустилась вниз и побежала по перрону. Веер лазерного огня из далекого пешеходного туннеля на мгновение остановился между ней и летящей фигуркой Йелсон, потом метнулся вверх и окутал женщину в скафандре. Йелсон отлетела назад, но лазерный огонь находил ее, заставляя скафандр искриться. Хорза бросился из поезда, вывалился из медленно движущегося вагона. От удара о пол перехватило дыхание. Его перевернуло воздушным потоком, но он поднялся и побежал, стреляя сквозь ураган по другой стороне станции. Йелсон все еще летела сквозь шторм и трескучий лазерный огонь. Задний конец поезда, удаляющегося от станции уже со скоростью пешехода, залил свет. Грохот приближающегося поезда становился все сильнее. Он перекрывал все остальные звуки, даже взрывы и выстрелы, и внутри этого чудовищного рева все происходило будто в шокирующей тишине. Йелсон упала. Ее скафандр был поврежден. Ее ноги побежали, еще не коснувшись пола, а потом она бросилась к ближайшему укрытию. Она мчалась к мозгу, матово-серебристому эллипсоиду у стены. И вдруг изменила решение. Она повернула как раз в тот момент, когда уже могла нырнуть за мозг, и помчалась мимо него к дверям и альковам в стене. Огонь Ксоксарла нашел ее в то мгновение, когда она повернулась, и на этот раз броня ее скафандра не смогла адсорбировать энергию выстрелов. Она не выдержала, лазерный огонь пробил ее, будто окутав все тело женщины молнией. Она подлетела в воздух, раскинув руки и ноги; ее тряхнуло, словно куклу в руках рассерженного ребенка. Из груди и нижней части туловища вырвалось светящееся красное облако. Поезд приближался. Он ворвался на станцию на приливной волне грохота, с ревом вылетев из туннеля, подобно громовому металлическому клину, и в одно мгновение преодолел пространство между отверстием туннеля и медленно ползущим перед ним поездом. Ксоксарл, который был к нему ближе остальных, успел бросить беглый взгляд на обтекаемый блестящий нос, прежде чем он врезался в хвост другого поезда. Он никогда бы не поверил, что может быть еще более громкий шум, чем тот, который производил поезд в туннеле. Но грохот столкновения превзошел даже эту какофонию. Там, где раньше было тусклое свечение, возникла сверкающая звезда шума, ослепительная сверхновая. Этот поезд двигался со скоростью около двухсот километров в час, а поезд Вабслина успел сдвинуться только на длину вагона и двигался чуть быстрее пешехода. Мчащийся поезд врезался в последний вагон, в доли секунды поднял его и раздавил, вмял в крышу туннеля и сбил слои металла и пластика в тугой пакет. Его нос и первый вагон вонзались под передний поезд, ломая колеса и скручивая рельсы. Металлическая оболочка поезда осколками гигантской гранаты разлетелась во все стороны. Второй поезд продолжал врезаться под первый, буксуя и сползая в сторону, пока разбитые отсеки обоих поездов сдвигали рельсы, сдавливая все в путаницу рвущегося металла и ломающегося камня в главной части станции, дробя, сминая и скручивая вагоны. Вся длина мчавшегося поезда продолжала изливаться из туннеля, вагоны мчались мимо, спеша в хаос кружащихся обломков, вздымали его и рушились вместе с ним. В детонирующем мусоре вспыхнуло пламя, взлетели фонтаны искр, из ломающихся окон брызнуло стекло, ленты металла хлестнули по стенам. Ксоксарл отступил подальше в туннель, прочь от брызжущего грохота. Вабслин почувствовал наехавший поезд. Его швырнуло назад, в кресло. Он уже понял, что ничего не получилось; поезд, его поезд двигался слишком медленно. Большая ладонь из ничто толкнула его в спину. В ушах затрещало. Палуба управления, вагон, весь поезд вокруг него затряслись, и вдруг среди всего этого хаоса на него помчался задний конец следующего поезда, поезда в ремонтной пещере. Его поезд на повороте, который, возможно, мог бы увести его на безопасную ветку, слетел с рельсов. Ускорение нарастало. Он был пригвожден к креслу и ничего не мог сделать. Последний вагон другого поезда летел ему навстречу. Он еще успел закрыть глаза за полсекунды до того, как был раздавлен, словно насекомое. Хорза лежал, свернувшись, в нише в стене станции, не представляя, как здесь оказался. Он не смотрел туда, он не мог этого видеть. Он скулил в углу, а хаос гремел в его ушах, швыряя ему на спину обломки и сотрясая стены и пол. И Бальведа нашла место у стены -- в алькове, где она вжалась в стену, повернувшись к хаосу спиной и спрятав лицо. Юнаха-Клосп прилепился к потолку за куполом камеры. Он наблюдал за разыгрывающимся внизу столкновением, видел покидающий туннель последний вагон, другой поезд, врезающийся в тот, в котором они сидели еще несколько секунд назад, как они двигались вперед одной спутанной и сдавленной массой. Вагоны слетали с рельсов и, лежа, сползали в сторону по каменному полу. Потом обломки замедлились, вырвали из скалы посадочную рампу и сорвали с потолка лампы. Обломки еще летали, и роботу приходилось уклоняться от них. Он видел, как на перроне под ним вагоны ударили тело Йелсон и в облаке искр покатились по каменному полу. Они едва не попали в мозг, смели изуродованное тело женщины с пола и вместе с рампой погребли в стене, вбили все в черный камень рядом с туннелем, из которого выдавило веер обломков, когда последняя энергия столкновения истощилась в прессовании металла и камня. Вспыхнул огонь, от рельсов полетели искры, замигали лампы, обломки упали на пол, и дрожащее эхо катастрофы заметалось взад и вперед. Вверх поднялся дым, станцию сотрясли взрывы, и вдруг неожиданно для робота из дыр в потолке, расположенных рядом с рядами ламп, хлынула вода. Она превращалась в пену и падала вниз теплым снегом. Обломки поезда зашипели, застонали и затрещали, опадая. Над ними полыхали языки пламени, борясь с падающей пеной и ища горючие материалы. Потом гулко прозвучал крик, и робот сквозь пелену дыма и пены посмотрел вниз. Из двери в стене вылетел Хорза. Мужчина бежал вверх по усеянному обломками перрону, кричал и стрелял из ружья. Вокруг входа в туннель, из которого стрелял Ксоксарл, лопались и взрывались камни. Робот ждал, что сейчас ударит ответный огонь и мужчина упадет, но ничего не произошло. Мужчина бежал и стрелял и все время что-то нечленораздельно кричал. Агента Культуры нигде не было видно. Едва грохот стих, Ксоксарл выставил лазер за угол. В это мгновение появился мужчина и начал стрелять. У идиранина было время прицелиться, но нажать курок он не успел. Выстрелы Хорзы попали в стену возле ружья, и что-то ударило Ксоксарла по руке. Ружье щелкнуло и отказало. В корпусе ружья торчал осколок камня. Ксоксарл выругался и отшвырнул ружье. Выстрелы Оборотня попали в отверстие туннеля. Ксоксарл посмотрел на Эвигера. Тот слабо шевелился на полу, лежа лицом вниз и перебирая конечностями, будто пытаясь плыть. Ксоксарл оставил старика в живых, чтобы использовать в качестве заложника, но теперь Эвигер не представлял для него ценности. Женщина Йелсон мертва, это он убил ее, и Хорза будет мстить. Ксоксарл раздавил ногой череп Эвигера, повернулся и побежал прочь. До первого поворота было метров двадцать. Ксоксарл бежал изо всех сил, не обращая внимания на боль в ногах и теле. Со станции донесся звук взрыва. Над головой Ксоксарла зашипело, и из разбрызгивающей системы в потолке ударили струи воды. Воздух раскалился от лазерного выстрела, когда идиранин уже собрался одним прыжком исчезнуть в ближайшем боковом туннеле. Навстречу ему бросилась стена, и что-то ударило в ногу и спину. Он захромал дальше. С левой стороны было множество дверей. Ксоксарл попытался вспомнить расположение станции. Двери должны были вести в диспетчерскую и спальни. Тут можно сократить путь, пересечь по подвесному мосту пещеру ремонта и обслуживания и боковым туннелем добраться к системе транзитных труб. Может быть, так ему удастся уйти. Он быстро хромал, толкая двери плечом. Где-то позади громко звучали шаги Оборотня. Робот видел Хорзу, как тот, непрерывно стреляя, бежал, как безумный, по перрону, кричал и выл, и прыгал через обломки. Там лежало тело Йелсон, пока его не смело сошедшими с рельсов вагонами. Впереди Хорзы бежал раскаленный конус света его ружья. Промчавшись мимо места, где стоял поддон, Оборотень у заднего конца станции нырнул в боковой туннель, из которого стрелял Ксоксарл, и исчез в нем. Юнаха-Клосп спустился. Руины поезда трещали и дымились; густым снегом падала пена. В воздухе распространялся ужасный запах. Сенсоры робота обнаружили повышенное излучение. В разрушенных вагонах гремели взрывы и вызывали свежие пожары на месте тех, что погасила пена. Пена лежала на горе искореженного металла, подобно снегу. Юнаха-Клосп приблизился к мозгу. Тот лежал у стены, его поверхность, матовая и темная, стала разноцветной, как масляная пленка на воде. -- Ты, конечно, считал себя ужасно хитрым, да? -- тихо спросил Юнаха-Клосп. Может, мозг слышит его, а может, уже мертв; у робота не было возможности выяснить это. -- Ты спрятался в вагоне-реакторе; спорим, что я знаю, что ты сделал с реактором. Ты сбросил его в одну из глубоких шахт, возле вентиляторных двигателей, возможно, даже возле того, который мы видели на экране сенсора массы в первый день. Ты, должно быть, очень доволен собой. Но посмотри, к чему это привело. -- Робот смотрел на немой мозг. На его верхней стороне собиралась падающая пена. Собственный корпус робот очищал силовым полем. Мозг зашевелился, резко поднялся примерно на полметра, сначала одним концом, потом другим, и воздух вокруг него целую секунду шипел и трещал. Поверхность его ненадолго заблестела. Юнаха-Клосп, не зная, что происходит, отпрянул назад. Потом мозг упал на пол и успокоился. Цвета его оболочки медленно менялись. Робот почувствовал запах озона. -- Подбитый, но не совсем, да? -- спросил он. На станции темнело, потому что неповрежденные лампы окутывал поднимающийся дым. Послышался чей-то кашель. Юнаха-Клосп обернулся. Из алькова, пошатываясь, выходила Бальведа. Она скорчилась, держась за спину, и кашляла. На голове у нее -- резаная рана, а кожа пепельного цвета. Робот подлетел к ней. -- Еще один выживший, -- сказал он больше самому себе, чем агенту Культуры, остановился рядом и поддержал ее силовым полем. Пар и газ в воздухе душили ее. Со лба текла кровь, а на спине куртки было видно влажное красное и блестящее пятно. -- Что?.. -- Она закашлялась. -- Кто еще? -- Ее походка была неуверенной, и роботу приходилось поддерживать ее, когда она запиналась о разбросанные куски вагонов и обрывки рельсов. Пол усеивали выбитые катастрофой из стен камни. -- Йелсон погибла, -- деловито сообщил Юнаха-Клосп. -- Вабслин, вероятно, тоже. Хорза отправился за Ксоксарлом. Что с Эвигером, не знаю. Я его не видел. Мозг, по-моему, еще жив. Во всяком случае, шевелится. Они направились к мозгу. Тот постоянно подпрыгивал одним концом вверх, будто пытался взлететь. Бальведа хотела приблизиться, но робот ее удержал. -- Не надо, Бальведа! -- посоветовал он и потянул ее дальше по перрону. Ее подошвы заскользили по мусору. Она продолжала кашлять с искаженным от боли лицом. -- Ты задохнешься, если останешься тут, -- дружелюбно сказал робот. -- Мозг позаботится о себе сам, а если нет, ты все равно ничего не сможешь сделать. -- Я в порядке, -- заявила Бальведа, остановилась и выпрямилась. Ее лицо стало спокойным, и она перестала кашлять. Робот тоже остановился и посмотрел на нее. Она повернулась к нему и задышала нормально. Цвет ее лица по-прежнему был пепельно-серым, но выражение спокойное. Она убрала со спины залитую кровью руку, а другой вытерла кровь со лба и глаз. -- Вот видишь, -- улыбнулась она. Вдруг ее глаза закрылись, тело переломилось в поясе, ноги подогнулись, и она повалилась головой на каменный пол станции. Юнаха-Клосп подхватил ее в воздухе, прежде чем она ударилась, и понес с перрона через первую попавшуюся боковую дверь. Она вела к диспетчерской и жилищам. На свежем воздухе Бальведа быстро пришла в себя, они не прошли и десяти метров. Сзади прогремели взрывы, и по галерее толчками, как неровные удары большого сердца, пронесся воздух. Замигали лампы, с крыши туннеля сначала закапала, а потом хлынула вода. Хорошо, что я не ржавею, сказал себе Юнаха-Клосп и полетел через туннель к диспетчерской. Женщина в захвате его силового поля зашевелилась. Он опять услышал выстрелы. Это был лазерный огонь, но робот не понял, где стреляли, потому что звук доносился через вентиляционные щели впереди, сзади и сверху. -- Видишь... со мной все в порядке... -- пробормотала Бальведа. Робот ослабил поле, давая ей возможность двигаться. Они почти добрались до диспетчерской; воздух стал чистым, а излучение слабело. Станцию встряхнули новые взрывы. Волосы Бальведы и мех куртки зашевелились в потоке воздуха, сбрасывая клочья пены. Сверху продолжала течь вода. Робот влетел через дверь в диспетчерскую. Лампы горели ровно, и воздух был прозрачным. С потолка не лилась вода, и только тело женщины и его собственный корпус истекали водой на покрытый пластиком пол. -- Так-то лучше, -- сказал Юнаха-Клосп и положил женщину в кресло. Сквозь камни и воздух вибрацией донеслись новые взрывы. По всей комнате, на всех пультах и панелях замигали огоньки. Робот посадил женщину прямо, осторожно опустил ее голову меж колен и обмахнул лицо. Взрывы продолжали греметь, сотрясая атмосферу в диспетчерской как... как... топот громадных ног! Бум-бум-бум. Бум-бум-бум. Юнаха-Клосп приподнял голову женщины и хотел уже поднять ее из кресла, когда шаги за дверью, которые уже не мог замаскировать даже звук взрывов на станции, вдруг стали громче. Дверь распахнулась от пинка и внутрь ворвался Ксоксарл -- раненый, хромой, насквозь промокший. Он увидел Бальведу и робота и пошел прямо на них. Юнаха-Клосп метнулся вперед, целясь в голову идиранина, но Ксоксарл отбил машину одной рукой и швырнул ее в пульт управления. Экраны и светящиеся панели разразились суматохой искр и едкого дыма. Юнаха-Клосп застрял, полупогребенный в закороченных и брызжущих искрами схемах. Вокруг него все дымилось. Бальведа открыла глаза и уставилась перед собой окровавленным, диким и испуганным лицом. Она увидела Ксоксарла и открыла рот, но только закашлялась. Ксоксарл схватил ее, прижав ее руки к бокам, посмотрел на дверь, через которую ворвался, и на секунду остановился перевести дыхание. Он понимал, что силы его покидают. Выстрелы Оборотня почти насквозь прожгли роговые пластины на спине, здорово досталось и ноге, которая теперь мешала бежать. Человек скоро догонит его... Он посмотрел в лицо женщины и решил не убивать ее сразу. -- Может быть, ты удержишь указательный палец малыша от нажатия на курок, -- прохрипел Ксоксарл, забросил Бальведу одной рукой на спину и быстро захромал к двери, ведущей к спальням, комнатам отдыха, а потом в ремонтную зону. Он толкнул дверь коленом, и она захлопнулась за ними. -- Хотя я в этом сомневаюсь, -- добавил идиранин по дороге через короткий туннель. Потом он прошел через первую спальню, под качающимися сетками. Опять включились разбрызгиватели, свет замигал и потускнел. Юнахе-Клоспу в диспетчерской удалось выбраться. Корпус был покрыт горящими кусками пластиковых проводов. -- Мерзавец, -- сказал он одурманенно и неуверенно полетел от дымящегося пульта, -- бродячий зверинец... Робот добрался до двери, через которую пришел Ксоксарл, замешкался там ненадолго, потом движением, похожим на пожатие плечами, влетел в туннель и начал набирать скорость. Хорза потерял идиранина. Он бежал за ним по туннелю, потом через несколько выбитых дверей. Наконец, ему пришлось решать -- вправо, влево или прямо. Три коротких коридора, мигающие огни, потоки воды сверху и дым, ленивыми волнами ползущий у потолка. Хорза пошел направо. Идиранин должен был выбрать этот путь, если хотел добраться до транзитных труб. Если знал направление и не имел других планов. Но Хорза ошибся. Он крепко держал ружье обеими руками. По лицу, словно слезы, бежала вода из разбрызгивателей. Ружье жужжало, он чувствовал это через перчатки. Из живота поднимался распухающий шар боли, сдавливал горло, делал руки тяжелыми и заставлял стискивать зубы. У нового перекрестка возле спален он остановился в мучительной нерешительности, оглядываясь по сторонам, а вокруг текла вода, полз дым и мигали лампы. Потом он услышал крик и побежал. Женщина отбивалась. Она была сильной, но против идиранина все равно беспомощной, пусть даже его захват слабел. Ксоксарл хромал по коридору к большой пещере. Бальведа кричала, пытаясь извернуться и пиная идиранина ногами в бедра и колени. Но он держал ее слишком крепко и слишком высоко на спине. Ее руки были прижаты к бокам, а ноги колотили лишь по выпирающим роговым пластинам. Позади них в воздушных потоках, которые доносило сюда каждым новым взрывом на перроне в обломках поездов, плавно покачивались спальные сетки, которыми когда-то пользовались строители Командной Системы. Она услышала где-то сзади выстрелы, в другом конце длинного помещения с петель слетела дверь. Идиранин тоже услышал шум. Почти добежав до выхода из спальни, он оглянулся. Потом они оказались в коротком коридоре и на террасе, огибающей глубокую пещеру ремонтного ареала. На одной стороне большой пещеры горела беспорядочная куча разбитых вагонов и обломков механизмов. Поезд с Вабслином врезался в тот поезд, который уже находился в длинных подвесных лесах над полом пещеры, и куски обоих поездов лежали разбросанными игрушками на полу, были навалены у стен, вмяты в потолок. Через пещеру падали хлопья пены и шипели на горячих обломках, где плясали языки пламени и во все стороны летели искры. На террасе Ксоксарл поскользнулся, и Бальведе на секунду показалось, что они перелетят через ограждение и упадут в путаницу машин и оборудования на холодном, жестком полу. Но идиранин удержался, повернулся и затопал по террасе к металлическому пешеходному мостику, который пересекал пещеру и у дальнего конца выходил в другой туннель -- тот самый, через который можно было попасть к транзитным трубам. Бальведа слышала дыхание идиранина. Сквозь звон в ушах она улавливала треск огня, шипение пены и напряженный свист дыхания Ксоксарла. Он держал ее без усилий, как будто она ничего не весила. Она закричала от отчаяния, изо всех сил приподняла свое тело и задергалась, пытаясь ослабить его захват или хотя бы высвободить руку. Они подошли к висячему переходу, и опять идиранин чуть было не поскользнулся, но вовремя успел восстановить равновесие. Он пошел по узкому мостику. Хромающая, неуверенная походка сотрясала мостик, заставляя его греметь, как жестяной барабан. Спина Бальведы заболела -- так она была изогнута. Захват Ксоксарла не ослабевал. Он остановился и перетащил ее со спины вперед, к своему седловидному лицу. Мгновение подержал перед собой за оба плеча, потом одной рукой схватил ее за правую руку у локтя, а другой -- за плечо. Он согнул ногу в колене, подняв бедро параллельно полу пещеры в тридцати метрах под ними. Подвешенная за плечо и локоть, всем весом на одной руке, с болевшей спиной и едва ясной головой, женщина внезапно поняла, что собрался делать идиранин. И закричала. Ксоксарл положил ее руку поперек ноги и переломил, как соломинку. Крик Бальведы треском льда наполнил пещеру. Потом идиранин схватил женщину за запястье здоровой руки, сдернул к своим ногам, положил ее ладонь на тонкую металлическую перекладину и отпустил. Все это произошло в одну или две секунды, и Бальведа маятником повисла под металлическим мостом. Ксоксарл, хромая, помчался прочь. Каждый шаг, сотрясавший мостик, вибрацией отдавался в руке Бальведы, ослабляя хватку. И так она висела, с беспомощно болтающейся сломанной рукой. Пальцы второй руки охватывали холодную, гладкую, испачканную пеной поверхность тонкой перекладины. Перед глазами все кружилось; прибоем накатывали волны боли, которую она безуспешно пыталась отключить. Огни пещеры погасли, потом загорелись снова. Новый взрыв разметал обломки вагонов. Ксоксарл оставил позади мостик и, хромая, побежал по террасе к туннелю на другой стороне пещеры. Ладонь Бальведы начала соскальзывать, теряла чувствительность; вся рука похолодела. Перостек Бальведа извернулась в воздухе, откинула голову назад и завыла. Робот остановился. Теперь звуки доносились сзади. Он выбрал неверное направление. В мыслях все еще была путаница. Значит, Ксоксарл не повернул назад. Я идиот! Меня нельзя оставлять на свободе одного! Он на лету повернулся к туннелю, который уводил от диспетчерской и длинных спален, затормозил и остановился. А потом заспешил в том направлении, откуда пришел. Донесся звук лазерных выстрелов. Хорза вбежал в диспетчерскую. Там не было ни воды, ни пены, но из большой дыры в пульте поднимался дым. Он помешкал, потом снова услышал крик -- человеческий голос, голос женщины -- и бросился в дверь, ведущую к спальням. Бальведа попыталась раскачать тело, как маятник, и уцепиться за мостик ногой. Но с поврежденными мышцами поясницы ей это не удалось. Мышечные волокна рвались, и ее окатило болью. Она снова повисла. Пальцы немели. Пена падала на обращенное вверх лицо и разъедала глаза. Кучу изуродованных вагонов взметнул ряд новых взрывов, сотрясая воздух вокруг и встряхнув ее тело. Бальведа чувствовала, что соскальзывает, ее рука сдвинулась на миллиметр или два дальше вниз. Она силилась ухватиться покрепче, но уже не чувствовала пальцев. С террасы донесся шум. Она попыталась обернуться и узнала Хорзу, с ружьем в руке бежавшего по террасе к мостику. Он поскользнулся на пене и ухватился свободной рукой. -- Хорза... -- Она хотела закричать, но из горла вырвался только хрип. Хорза бежал над ней вдоль мостика, направив неподвижный взгляд прямо. Ее ладонь затряслась под его шагами и соскользнула еще чуть-чуть. -- Хорза! -- сказала она еще раз -- громко, как могла. Оборотень с решительным лицом и ружьем наперевес промчался мимо, грохоча сапогами по металлу над ней. Бальведа опустила голову и посмотрела вниз. И закрыла глаза. Хорза... Крайклин... гериатрический инопланетный министр на Сорпене... ни один образ или воплощение этого Оборотня, ничто и никто, чем когда-либо был этот мужчина, не могло иметь ни малейшего желания спасти ее. Кажется, Ксоксарл надеялся, что нечто вроде пангуманоидного сочувствия заставит Хорзу остановиться, вытащить ее и тем самым подарить идиранину несколько бесценных секунд. Но идиранин в отношении Хорзы сделал ту же ошибку, что и весь его вид в отношении Культуры. В конце концов, они вовсе не были такими мягкими; люди умели быть не менее жестокими, решительными и безжалостными, чем любой идиранин, если только имели верные инструкции... Я умру, подумала она и скорее удивилась, чем испугалась. Вот здесь и вот сейчас. После всего, что произошло, после всего, что сделала. Умру. Просто так! Немеющие пальцы медленно отпускали перекладину. Шаги над ней замедлились, вернулись. Она посмотрела вверх. Прямо над нею было лицо Хорзы, смотрело на нее сверху вниз. Она застыла на мгновение, изогнув тело в воздухе, а мужчина смотрел ей в глаза, держа ружье возле своего лица. Взгляд Хорзы пробежал вдоль мостика, по которому ушел Ксоксарл. -- Помоги... -- прохрипела Бальведа. Он встал на колени и взял ее за руку. -- Сломана, -- снова прохрипела она, и тогда он ухватил ее за воротник куртки и потянул на мостик. Пена падала сквозь смену света и тьмы, и когда лампы гасли, огни пожара отбрасывали длинные, мечущиеся по пещере тени. -- Спасибо, -- сказала она и закашлялась. -- Туда? -- Хорза кивнул в том направлении, куда ушел Ксоксарл. Бальведа кивнула -- все, на что ей хватило сил. -- Хорза, -- попросила она, -- пусть бежит! Хорза уже удалялся от нее. -- Нет, -- сказал он, мотнул головой, повернулся и побежал. Бальведа скорчилась, ее онемевшая рука приблизилась к сломанной, но не коснулась ее. Она закашлялась и поднесла ладонь ко рту. Потом сунула пальцы в рот и выплюнула зуб. Хорза пересек мостик. Сейчас он чувствовал себя совершенно спокойным. Пусть Ксоксарл задержал его, если ему так хотелось. Он все равно доберется до идиранина и в транзитной трубе. Он просто войдет в трубу и выстрелит в уходящий конец капсулы или отключит энергию, чтобы идиранин оказался в ловушке. Это не важно. Он бежал по террасе в туннель. Более километра тот тянулся прямо. Путь к транзитным трубам где-то сворачивал направо, но были другие двери и входы, где мог спрятаться Ксоксарл. В туннеле было светло и сухо. Лампы лишь чуть мигали, а разбрызгивающая система пока не включалась. В последнее мгновение Хорза подумал о том, что нужно смотреть на пол. Он видел след из капель воды и пены, ведущий к нескольким дверям, располагавшимся по обеим сторонам туннеля друг напротив друга. Там след исчезал. Хорза бежал слишком быстро, чтобы успеть остановиться и только пригнулся. Кулак Ксоксарла вылетел из левой двери и хлестнул над головой Оборотня. Хорза повернулся и вскинул ружье; Ксоксарл отпрянул от двери в сторону и ударил ногой. Удар попал в ружье. Ствол его ударил Хорзу по губам и носу, а лазерный выстрел прошел мимо головы в потолок и вырвал облако каменной пыли и обломков, осыпавших обоих. Человек оцепенело отшатнулся назад. Ксоксарл вырвал ружье и направил на Хорзу, как раз когда Оборотень с текущей изо рта и носа кровью оперся одной рукой о стену. Ксоксарл оторвал скобку у спускового крючка. Юнаха-Клосп пролетел через диспетчерскую, промчался по кривой сквозь чад и разбитые двери, а потом вниз по короткому коридору. Мимо качающихся сеток длинной спальни он влетел в еще один короткий коридор, а оттуда на террасу. Повсюду валялись обломки. Юнаха-Клосп увидел сидящую на мостике Бальведу. Она держалась за плечо, а потом положила ладонь на пол мостика. Юнаха-Клосп метнулся к ней. Он уже почти до нее добрался, и она подняла голову и смотрела ему навстречу, когда из туннеля на другой стороне пещеры послышался звук лазерного выстрела. Робот снова повернул и набрал скорость. Ксоксарл нажимал на курок, и в этот момент Юнаха-Клосп ударил его сзади. Ружье даже не начало стрелять. Идиранина швырнуло вперед на пол туннеля. Он перевернулся в падении, но ствол ружья зацепился за скалу, на мгновение принял на себя весь его вес и переломился пополам. Робот остановился прямо перед Хорзой. Тот как раз собрался броситься на идиранина, который уже восстановил равновесие и снова возвышался перед ними. Юнаха-Клосп опять бросился с намерением провести апперкот, как уже проделал однажды, но Ксоксарл рукой отшвырнул машину в сторону. Робот, как резиновый мяч, отскочил от стены, и идиранин ударил его снова, швырнув измятую и искореженную машину через коридор в сторону пещеры. Хорза прыгнул вперед. Ксоксарл со свистом опустил кулак на голову человека. Оборотень увернулся, но недостаточно быстро. Удар вскользь задел голову. Хорза в падении процарапал вдоль стены, ударился об пол и остался лежать прямо у входа в другой туннель. С потолка, где в него попал выстрел Хорзы, из разбрызгивателей ударили струи воды. Ксоксарл подошел к лежащему на полу человеку, который пытался снова подняться на ноги. Ноги Хорзы были мягкими, неуверенными, а руки, ища опору, скользили по гладкой каменной стене. Идиранин поднял ногу, чтобы наступить Хорзе на лицо, потом вздохнул, опустил ногу; на него через туннель -- неуверенно и медленно -- летел робот Юнаха-Клосп. -- Ты... животное!.. -- взвизгнул Юнаха-Клосп ломким жестким голоском. Ксоксарл схватил машину за переднюю часть, без труда поднял двумя руками над головой Хорзы -- и прицелился роботом ему в череп. Человек мутным взглядом смотрел вверх. Хорза будто устало покатился в сторону, и Ксоксарл почувствовал, что верещавшая машина ударила Оборотня в плечо и голову. Человек распластался на полу, раскинув руки и ноги. Но он был еще жив; одна рука слабо двигалась, пытаясь защитить обнаженную и окровавленную голову. Ксоксарл повернулся и снова поднял беспомощного робота над головой человека. -- Ну вот... -- сказал он тихо и напряг мускулы для удара. -- Ксоксарл! Он посмотрел между поднятыми руками. Робот слабо дергался в ладонях, а мужчина у ног медленно провел ладонью по слипшимся от крови волосам. Ксоксарл улыбнулся. У входа в туннель с террасы над пещерой стояла женщина Перостек Бальведа. Она сгорбилась, лицо ее казалось вялым и усталым. Правая рука беспомощно висела у бедра с неестественно вывернутой наружу ладонью. Пальцы другой сжимали что-то маленькое, и она направляла это на идиранина. Ксоксарлу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть, что это было. Оно напоминало ружье: ружье, сделанное главным образом из воздуха, ружье из линий, тонких проволочек, ружье, которое едва ли можно было назвать вещественным; скорее рамочная конструкция, нарисованный карандашом контур, который был поднят с бумаги и заполнен ровно настолько, чтобы его можно было держать. Ксоксарл засмеялся и направил робота вниз. Бальведа выстрелила. У конца тоненького ствола что-то коротко сверкнуло, словно маленький бриллиант в солнечном свете, и раздался совсем тихий кашель. Юнаха-Клосп в руках гиганта не продвинулся еще и на полметра к голове Хорзы, когда середина туловища Ксоксарла вспыхнула, словно солнце. Нижнюю часть корпуса идиранина разорвало надвое и смело с бедер сотней мелких взрывов. Грудь, руки и голова косо взлетели вверх, ударились в потолок и дождем опали вниз. Руки обмякли, пальцы разжались. Роговые пластины живота разорвались, и по мокрому полу туннеля зазмеились внутренности; верхняя часть туловища запрыгала по мокрым лужам от искусственного дождя. То, что осталось -- тяжелые бедра и три ноги толщиной в туловище человека, -- несколько секунд продолжало стоять само по себе. Юнаха-Клосп за это время поднялся к потолку, а Хорза тихо лежал под падающей водой, лужи которой окрашивались его кровью и кровью Ксоксарла в красный и пурпурный цвет. Торс Ксоксарла неподвижно лежал там, где упал, в двух метрах за еще стоящими ногами. Потом колени медленно подогнулись, будто против собственной воли уступая тяготению, и тяжелые бедра опустились на разошедшиеся ноги. В кровавое блюдо открытого таза идиранина с плеском падала вода. -- Бала бала бала, -- забормотал у потолка Юнаха-Клосп, роняя капли воды. -- Бала лабалабалабла... хаха. Бальведа медленно поднималась по коридору, расплескивая ногами темно-красную воду и продолжая направлять ружье на разорванное тело Ксоксарла. У ног Хорзы она остановилась и без всякого сочувствия осмотрела голову и верхнюю часть туловища Ксоксарла. Из груди павшего гиганта текла кровь и вываливались внутренние органы. Она прицелилась и выстрелила в массивную голову воина, снесла ее с плеч и швырнула роговые .куски на двадцать метров вверх по туннелю. Ее толкнуло отдачей, в ушах зазвенело эхо. Наконец она расслабилась, плечи ее обвисли. Она посмотрела на робота вверху. -- Здесь я, парю снизу вверх, падаю на потолок бала бала ха ха... -- сказал Юнаха-Клосп и неуверенно зашевелился. -- Ну вот! Смотрите! Я готов, я только... Как меня зовут? Сколько времени? Бала бала, хехе хо! Масса воды. Внизу вверху. Хаха и так далее. Бальведа опустилась на колени подле лежащего человека, сунула ружье в карман и ощупала шею Хорзы. Он был еще жив. Его лицо было в воде. Она попыталась поднять его и перевернуть. С головы текла кровь. -- Робот, -- сказала она, стараясь не дать мужчине снова упасть в воду, -- помоги мне! -- Она схватила здоровой рукой руку Хорзы и, морщась от боли, другим плечом попыталась перевернуть его. -- Юнаха-Клосп, черти бы тебя побрали, помоги мне! -- Бла бала бал. Хохо хе. Здесь я, я здесь. Как твои дела? Потолок крыша, внутри снаружи. Ха ха бала бала, -- выводил трели робот, по-прежнему вися у потолка. Бальведе наконец удалось перевернуть Хорзу на спину. На разбитое лицо падал фальшивый дождь, смывая кровь с носа и рта. Открылся один, а потом и другой глаз. -- Хорза, -- позвала Бальведа и наклонилась, чтобы заслонить собой от воды и света с потолка. Лицо Оборотня было бледным, лишь тоненькие красные струйки сочились изо рта и носа. Красный поток шел от его спины и сбоку головы. -- Хорза? -- снова спросила Бальведа. -- Ты победила, -- тихо сказал Хорза, растягивая слова, и закрыл глаза. Бальведа не знала, что сказать. Она тоже закрыла глаза и затрясла головой. -- Бала бала... поезд прибывает на первый путь... -- ...робот, -- прошептал Хорза и посмотрел вверх, мимо головы Бальведы. Она кивнула. Его глаза закатились вверх, будто он пытался посмотреть на что-то сквозь лоб. -- Ксоксарл... Что с ним? -- Я его застрелила, -- ответила Бальведа. -- ...Бала бала брось руку выходи входи одним больше тот же самый... Здесь кто-нибудь есть? -- Чем? -- Голос Хорзы был почти не слышен; ей пришлось наклониться к нему вплотную, чтобы разобрать слова. Она вынула из кармана маленькое ружье. -- Вот этим. -- Она открыла рот и показала дыру, где был коренной зуб. -- Запоминающая форма. Ружье было частью меня и выглядело как настоящий зуб. -- Она попыталась улыбнуться. Сомнительно, что мужчина вообще может видеть ружье. Он снова закрыл глаза. -- Хитро, -- сказал он тихо. Кровь текла с его головы, смешиваясь с пурпурной кровью от изуродованного тела Ксоксарла. -- Я доставлю тебя назад, Хорза, -- сказала Бальведа. -- Обещаю. Я доставлю тебя на корабль. Ты снова будешь здоровым. Об этом я позабочусь. -- Ты хочешь сделать это? -- тихо спросил Хорза с закрытыми глазами. -- Спасибо, Перостек. -- Спасибо бала бала бала. Стекопер, Зах-хор, Аха-Юн-Клосп... Хохо хе, хехе хо, хо за все, подумайте-ка. Извиняемся за возможные неприятности... Что есть который где есть который как есть который где когда почему как и так... -- Не беспокойся. -- Бальведа прикоснулась к его мокрому лицу, и с ее шеи на лицо Оборотня потекла вода. Глаза Хорзы снова открылись, поискали вокруг, посмотрели на Бальведу, потом на изуродованное тело идиранина и робота у потолка и, наконец, на стену и воду. Он что-то прошептал. -- Что? -- переспросила Бальведа и склонилась ниже. Хорза снова закрыл глаза. -- Бала, -- сказала машина у потолка. -- Бала бала бала. Бала бала бала. -- Какой дурак, -- сказал Хорза очень отчетливо, хотя голос его замирал, а глаза оставались закрытыми. -- Какой проклятый... сумасшедший... дурак! -- Он чуть шевельнул головой, будто кивнул; кажется, это не причиняло ему боли. Падающие капли воды выплескивали ему на лицо красную и пурпурную кровь из лужи под головой и опять все смывали. -- Джинмоти с... -- пробормотал он. -- Что? -- снова переспросила Бальведа и наклонилась еще ниже. -- Данатре скехеллис, -- оповестил с потолка Юнаха-Клосп, -- ро влех граампт на жире; ско тре генебеллис ро бинитшир, наско воросс амптфенир-ан хар. Бала. Вдруг глаза Оборотня широко раскрылись и застыли, а на лице появилось выражение крайнего ужаса, такого беспомощного страха, что Бальведа сама задрожала и волосы у нее на затылке встали дыбом, преодолев силу склеивающей воды. Руки мужчины поднялись, и пальцы страшным когтистым захватом вцепились в ее куртку. -- Мое имя! -- простонал он, и мука в его голосе была еще ужаснее, чем в чертах лица. -- Как мое имя? -- Бала бала бала, -- лепетал с потолка робот. Бальведа сглотнула слюну и почувствовала жжение под веками. Она коснулась одной из этих белых цепляющихся рук. -- Хорза, -- сказала она ласково. -- Бора Хорза Гобучул. -- Бала бала бала бала, -- тихо и сонно бормотал робот. -- Бала бала бала. Руки мужчины упали вниз, ужас с лица исчез. Он обмяк и снова закрыл глаза. Рот его почти улыбался. -- Бала бала. -- Ах да... -- прошептал Хорза. -- Бала. -- ...конечно. -- Ла. ЧАСТЬ XIV ВСПОМНИ О ФЛЕБЕ Перед Бальведой простиралось снежное поле. С черного звездного неба ярко светила луна Мира Шара. Воздух был тихим, холодным и резким, и частично занесенный снегом "Вихрь чистого воздуха" сидел на белой, освещенной луной равнине. Женщина стояла у выхода из темного туннеля, смотрела в ночь и дрожала. Оборотень лежал без сознания на носилках. Она сделала их из пластиковой пленки, которую откопала из обломков поезда, и тащила с помощью непрерывно болтающего робота. Она забинтовала голову Хорзы -- это было все, что она могла сделать. Сумка первой помощи вместе со всем остальным была сметена с поддона при столкновении поездов и лежала теперь под холодными, покрытыми пеной обломками, заполнявшими станцию "семь". Мозг был в состоянии подняться в воздух; она нашла его парящим в воздухе над перроном. Он реагировал на желания, но не мог ни говорить, ни подавать знаков, ни двигаться вперед. Бальведа приказала ему оставаться невесомым и вместе с роботом дотащила на носилках, на которых лежал Хорза, до ближайшей транзитной трубы. Когда они наконец оказались в маленькой грузовой капсуле, обратное путешествие заняло только полчаса. Бальведа не чувствовала себя обязанной прерывать его из-за мертвых. Она наложила шины на сломанную руку, во время поездки ввела себя на короткое время в транс, а потом своими силами перетаскала подопечных через разрушенные квартиры к неосвещенному выходу из туннеля. Там все еще лежали застывшие мертвые Оборотни. Прежде чем отправиться к кораблю, Бальведа несколько мгновений передохнула в темном туннеле, сев на заснеженный пол. Спина тупо болела, в голове молотом колотилась боль, рука онемела. Она несла с собой кольцо, которое стянула с руки Хорзы, и надеялась, что его скафандр и, возможно, электрические схемы робота будут положительно идентифицированы ожидающим кораблем. Если нет, то это смерть для всех. Она опять посмотрела на Хорзу. Лицо человека на носилках было белым как снег и таким же пустым. Все черты на месте: глаза, нос, лоб, рот. Но они казались почему-то несвязанными друг с другом и придавали лицу, характеру, оживленности и глубине совершенно отсутствующий, анонимный вид. Словно все люди, все характеры, все роли, которые играл в своей жизни этот человек, вытекали из него в коме и забирали с собой маленькую частичку его действительного "я", оставляя это лицо чистым, как вытертая доска. Робот, который нес носилки, что-то коротко пролепетал на языке, которого Бальведа не знала. Его голос эхом вернулся из туннеля и смолк. Мозг висел в воздухе. Он все еще был матово-серебристым, пятнистая радужная поверхность его эллипсоидного тела отражала Бальведу, сумрачный свет снаружи и мужчину с роботом. Она встала на ноги и одной рукой начала двигать носилки по залитой лунным светом равнине к кораблю. Ноги тонули в снегу до бедер. Голубовато-стальная тень неутомимо трудившейся женщины падала прочь от луны в направлении далеких темных гор, где черной ночью висела завеса штормовых облаков. Следы Бальведы, глубокие и смазанные, тянулись назад, к зеву туннеля. Она тихо плакала от усталости и парализующей боли в ранах. Дважды на своем пути она поднимала голову к темному контуру корабля и со смесью надежды и страха на лице ждала предупредительной лазерной вспышки, потому что автоматика безопасности корабля не признала ее, что робот и скафандр Хорзы повреждены слишком сильно, чтобы быть опознанными кораблем, что всему конец и ей придется умереть тут, в ста метрах от безопасности и укрытия -- но удерживаемой приказом в верных, не имеющих сознания, автоматических схемах... ...Лифт опустился вниз, как только она ввела кольцо Хорзы в замок. Она затащила робота и человека в грузовой трюм. Робот бормотал, мужчина тихо и неподвижно лежал, словно упавшая статуя. Бальведа собралась отключить защитную автоматику корабля и сразу же втащить мозг, но тут ее испугала ледяная неподвижность человека. Она притащила аварийное медицинское снаряжение и усилила обогрев грузового трюма, но когда вернулась к носилкам, Оборотень с пустым лицом был уже мертв. ПРИЛОЖЕНИЕ ВОЙНА МЕЖДУ ИДИРАНАМИ И КУЛЬТУРОЙ (Следующие три главы -- это выдержки из "Краткой истории идиранской войны" [версия на английском языке и по христианскому календарю, оригинальный текст 2110 года после Р.Х., неизмененный], изданной Параренгийзой Листах Джа'андизи Петрайн дам Котоскло. Это произведение представляет собой часть независимого, не финансируемого Контактом, но удешевленного информпака "Земля-Экстра".) Причины: Культура Это была -- и Культура знала об этом с самого начала -- в полном смысле слова религиозная война. Культура ввязалась в нее, чтобы спасти свой душевный покой, не больше. Но этот покой был самым ценным владением Культуры и, возможно даже, единственным владением. Как на практике, так и в теории Культура была выше мысли о богатстве или завоеваниях. Простая концепция денег -- рассматриваемых Культурой как примитивное, слишком сложное и малоэффективное средство распределения -- была несущественной внутри общества, средства производства которого имели такую мощность, которая везде и в любом отношении была больше, чем могли разумно или в некоторых случаях неразумно желать ее отнюдь не лишенные воображения граждане. Все желания -- за единственным исключением -- удовлетворялись внутри самой Культуры. Жизненного пространства у нее тоже было в избытке, главным образом на материально дешевых орбиталях. Сырье было буквально в неистощимых количествах -- как меж звезд, так и внутри звездных систем. И энергия тоже была, так сказать, доступна повсюду: с помощью ядерных реакций, аннигиляции, с помощью сети или от звезд (опосредованно, путем адсорбции космического излучения, или непосредственно, путем отбора звездных ядер). Поэтому Культуре не было нужды колонизировать, грабить или порабощать. Единственное желание, которое Культура не могла удовлетворить внутри себя самой и которое было общим как у потомков древнего человеческого населения, так и у машин, которых они вызвали к жизни (пусть даже первый такой акт творения свершился очень давно): стремление не чувствовать себя бесполезной. Единственным оправданием Культуры для своей относительно беззаботной, гедонистической жизни, которой жили ее члены, были ее хорошие труды, секулярное миссионерство Секции Контактов. Ее деятельность состояла не просто в отыскании, каталогизации, исследовании и анализе менее развитых цивилизаций, но -- как считал себя уполномоченным на это обстоятельствами Контакт -- прежде всего в открытом или тайном вмешательстве в исторические процессы других культур. Со своего рода простительным самодовольством Контакт -- а за ним и Культура -- статистически доказывал, что такое осторожное и доброжелательное применение "технологии сочувствия" (если воспользоваться популярным тогда выражением) функционирует якобы в таком смысле, что техника, которую развил Контакт для недоразвитых цивилизаций, существенно улучшает качество жизни, не вредя обществу в целом тесным соприкосновением с более высокоразвитой культурой. Конфронтируя с религиозно вдохновленным обществом, решительно настроенным распространять свое влияние на любую попадающуюся ему на пути технически недоразвитую цивилизацию, без оглядки на затраты, которых требовало такое покорение, и истощение, как следствие захвата, Контакт мог или отступить и объявить себя побежденным -- что не только отняло бы у Секции основу существования, но и сделало бы невозможным единственную оправданную деятельность, которая позволяла избалованным, уверенным в себе и счастливым людям Культуры с чистой совестью радоваться жизни, -- или бороться. После десятилетий отступления, в течение которых Культура готовилась и закаляла как себя, так и общественное мнение, было неизбежно, что она, как и любой организм, существованию которого угрожают, решила бороться. При насквозь материалистическом и утилитарном мировоззрении для Культуры совершенно не имел значения тот факт, что у Идира не было никаких видов на какую-либо физическую часть самой Культуры. Культуре действительно угрожала смерть, если и не путем порабощения или потерей жизней, машин, сырья или территорий. Куда более опасной для нее была бы потеря цели существования и ее хорошей совести, разрушение ее духа, капитуляция души. Хотя внешние признаки, казалось, не раз указывали на противоположное, но именно члены Культуры, а не идиране, вынуждены были бороться, и в этой рожденной от отчаяния необходимости они приобрели наконец силу, которая -- пусть даже имелись бы какие-нибудь сомнения в конечном результате -- не могла пойти на компромисс. Причины: идиране Идиране уже находились в состоянии войны. Они побеждали виды, которые считали недоразвитыми, и присоединяли их к религиозной в первую очередь цивилизации, которая лишь случайным образом была отчасти и коммерческой. Им с самого начала было ясно, что их джихад -- умиротворение, интеграция и инструктирование других видов, приведение их пред лицо Бога -- будет вынужден растягиваться и расширяться, если не хочет стать бессмысленным. Возможно, пауза или соглашение о перемирии могли быть в военном, торговом и административном отношении не менее осмысленными, чем продолжающаяся экспансия, но это свело бы на нет воинствующее господство как религиозную концепцию. Рвение имело больший вес и блеск, чем практический смысл; как и в Культуре, здесь это тоже было делом принципа. Идиранское верховное командование считало войну -- еще задолго до того, как она была официально объявлена -- продолжением постоянной враждебности, являющейся следствием теологической и дисциплинарной колонизации и несущей с собой количественную и качественную эскалацию вооруженных конфликтов, которую нужно было только довести до известной точки, чтобы расправиться со стоящей примерно на той же технологической ступени Культурой. Пока идиране в общем предполагали, что им достаточно только разъяснить свою точку зрения и люди в Культуре уступят, немногие идиранские политики предвидели, что если Культура окажется такой решительной, как предсказывали самые плохие прогнозы, можно будет сохранить лицо путем политически умного, предпочтительного для обеих сторон объединения. Они могли бы заключить пакт или мирный договор, в котором идиране обязались бы замедлить или ограничить на какое-то время свою экспансию. Культура позволила бы приписать себе некоторый -- не слишком большой -- успех. А идиранам это дало бы: а) религиозно оправданный предлог для консолидации, которая дала бы передышку как идиранской военной машине, так и выбила бы почву из-под ног у тех идиран, которые имели возражения против высоких ставок и жестокости идиранской экспансии и... б) еще одну причину для повышения расходов на вооружение, чтобы при последующей конфронтации с Культурой или любым другим противником нанести решительный удар и уничтожить. Только самые горящие фанатизмом секции идиранского общества тянули войну до последнего конца, впрочем, не говоря об этом открыто. Они только советовали продолжать войну против Культуры и после ее отступления и мирного предложения, которое, как они считали, будет обязательно сделано. После того как идиране определили таким образом вероятное развитие событий, к которому поражение не относилось, они без сомнений и проволочек бросились в войну с Культурой. Самое страшное, что они предполагали, -- это возможность того, что война будет начата в атмосфере обоюдного непонимания. Они были не способны понять, что враг-то их понимал почти в совершенстве, а вот им самим были совершенно непонятны силы веры, необходимости, страха и морали, действующие внутри Культуры. Война (краткий очерк) Первый конфликт между идиранами и Культурой произошел в 1267 г. после Р.Х., второй -- в 1288-м. В 1289-м Культура построила первый настоящий военный корабль после пятиве-кового перерыва, только в качестве прототипа (официальным поводом было то, что поколения моделей военных кораблей, которые производились электронными мозгами, так далеко ушли в своем развитии от последнего действительно построенного военного корабля, что возникла необходимость проверки соответствия теории и практики). Третий конфликт в 1307-м имел последствиями выход из строя машин. Впервые в Культуре заговорили о войне как вполне вероятном событии. В 1310-м Секция Мира отделилась от главной части населения, в то время как на конференции на Анхрамин-Пит было решено отступить (мероприятие, которое проклинали близорукие идиране и, соответственно, приветствовали граждане Культуры). Четвертый конфликт начался в 1323-м и длился (с участием представителей со стороны Культуры) до 1327-го -- года официального начала войны. Теперь в дело вступили корабли и персонал Культуры. Военный Собор Культуры в 1326-м имел следствием то, что отделились другие части Культуры, уклонявшиеся от применения силы в любых обстоятельствах. Соглашение о военных правах между идиранами и Культурой было ратифицировано в 1327 году, а в 1332-м на стороне идиран в войну вступили гомомдане. Гомомдане -- еще один трехногий вид, который обладал большей галактической зрелостью, чем Культура или идиране -- предоставили убежище тем идиранам, которые после Второго Великого Изгнания (1345-- 991 гг. до Р.Х.), происшедшего после войны между сканкатрианами и идиранами, стали Святыми Пережившими. Пережившие и их потомки стали лучшими и самыми верными десантными отрядами гомомдан. После неожиданного нападения на Идир и его вторичного покорения в 990 году до Р.Х. сотрудничество обоих трехногих видов продолжалось, и чем сильнее становились идиране, тем больше это сотрудничество приближалось к равноправному партнерству. Гомомдане вступили в войну на стороне идиран, так как не доверяли растущему могуществу Культуры (это чувство вообще-то было не у них одних, хотя они оказались единственными, кто открыто что-то предпринял против этого). В то время как между ними и людьми было относительно мало недоразумений и вообще не было сильных разногласий, все же в течение десятков тысячелетий основой гомомданской политики было то, чтобы каждой группе в Галактике, достигшей технологического уровня, помешать по возможности стать слишком сильной, а в их глазах Культура приближалась к этой точке. И никогда гомомдане не бросали все вспомогательные силы в идиранское дело; они использовали часть своего могучего и мощного космического флота, чтобы только заполнить пробелы качества идиранского. Культуре объявили, что война только тогда превратится в тотальную, когда люди нападут на родную планету гомомдан (фактически в течение всей войны между гомомданами и Культурой поддерживались ограниченные дипломатические и культурные отношения и даже велась кое-какая торговля). Ошибки в расчетах: идиране считали, что могут выиграть войну и в одиночку, а уж с гомомданской поддержкой они непобедимы вообще. Гомомдане считали, что их влияние изменит равновесие в пользу идиран (хотя для победы над Культурой никогда не были готовы поставить на карту собственное будущее). Мозги Культуры считали, что гомомдане не придут идиранам на помощь, и с учетом этого предположения произвели расчеты длительности, стоимости и выгод войны. В течение первой фазы войны Культура большую часть времени провела в отступлении перед быстро расширяющейся иди-ранской сферой, перепрофилировала свое производство на военное снаряжение и строительство флота боевых кораблей. В эти первые несколько лет война в космосе эффективно велась Культурой с помощью контактных единиц. Они строились не как военные корабли, но были достаточно вооружены и быстроходны, чтобы тягаться с обычными идиранскими кораблями. Кроме того, Культура всегда опережала идиран в технологии силовых полей, что давало контактным единицам преимущество в обороне и защите от повреждений. Эти различия в известном смысле отражали разницу в общем мировоззрении обеих сторон. Для идиран корабль был средством для перелета с одной планеты на другую и для защиты планет. Для Культуры корабль был тренировкой способностей, почти произведением искусства. Контактные единицы (и военные корабли, которыми они постепенно заменялись) строились с комбинацией гениального энтузиазма и ориентированного на машины практического смысла. На это у идиран ответа не было, хотя контактные единицы в первые годы весьма проигрывали численно. С лучшими же гомомданскими кораблями их вообще невозможно было сравнивать. В начальной фазе войны были самые тяжелые потери жизней, когда идиране проводили внезапные атаки на многие не важные для войны орбитали Культуры и иногда одним ударом уничтожали миллиарды. В качестве шоковой терапии это оказалось ошибкой. В качестве военной стратегии это только уменьшало вспомогательные средства и так уже скудных запасами идиранских военных соединений, которым с большим трудом удавалось отыскивать далекие орбитали, астероиды, корабли-фабрики и системные корабли, где производилось снабжение. Одновременно идиране пытались контролировать большие пространства и множество обычно сопротивляющихся и часто бунтующих мелких цивилизаций, которые отступление Культуры оставило на их милость. В 1333-м соглашение о военных правах было дополнено в том смысле, что было запрещено разрушение заселенных невоенных объектов, и конфликт почти до своего окончания продолжался немного более сдержанным образом. В 1335-м война вступила во вторую фазу. Идиране по-прежнему испытывали трудности в консолидации своих завоеваний; а Культура наконец справилась со своим перевооружением. Последовал период растянутых в пространстве битв, когда Культура глубоко внедрялась в идиранскую сферу. Идиранская политика колебалась между попыткой защищаться, что идиране и делали, одновременно собирая новые силы, и высылкой сильных, но ослабляющих оборону экспедиций в остальную Галактику в надежде нанести удары по врагу, который, к их разочарованию, обращался в бегство. Культура была способна использовать почти всю Галактику, чтобы спрятаться в ней. Все ее существование по сути было мобильным; даже орбитали могли перемещаться в другое место или просто сдавались врагу, а жителей эвакуировали. Идиране же своей религией были обязаны брать и сохранять все, что они могли, защищать границы, планеты и луны и прежде всего любой ценой сохранить Идир. Несмотря на гомомданские рекомендации, идиране отказывались не только отступить в легче защищаемые районы космоса, но и дискутировать о заключении мира. В течение более чем тридцати лет война колебалась туда-сюда между битвами, паузами, попытками гомомдан заключить мир, большими походами, успехами, неудачами, славными победами, трагическими ошибками, героическими деяниями, завоеваниями и перезавоеваниями больших космических пространств и многочисленных звездных систем. Но через три десятилетия гомомданам все надоело. Идиране оказались такими же бескомпромиссными союзниками, какими они были послушными наемниками, а корабли Культуры требовали слишком большой пошлины от дорогого гомомдан-ского флота. Гомомдане потребовали и получили определенные гарантии от Культуры и вышли из войны. С этого момента одни только идиране сомневались в окончательном исходе. Культура за время войны выросла в чудовищную силу и набрала за эти годы достаточно опыта (дополнительно ко всему опыту из вторых рук, который она наследовала за несколько тысяч лет до этого), чтобы лишить идиран всякого фактического или воображаемого превосходства в хитрости, коварстве и решительности. Война в космосе закончилась в основном в 1367 году, война на тысячах планет, которые были сданы идиранам -- со стороны Культуры она велась главным образом машинами, -- официально в 1375-м, хотя отряды идиран и меджелей, которые ничего не знали о заключении мира или игнорировали его, еще чуть не три столетия вели мелкие, спорадические бои. Идир никогда не подвергался нападению и никогда не капитулировал в собственном смысле этого слова. Его компьютерная сеть была взята эффекторным оружием и, однажды освобожденная от встроенных ограничений, выросла до сознания. И стала мозгом Культуры. Некоторые идиране покончили самоубийством, другие ушли в изгнание к гомомданам (которые изъявили готовность принять их, но отказались помогать в подготовке новых, нападений на Культуру), или основали независимые, судя по именам, невоенные поселения внутри других сфер влияния (под присмотром Культуры), или в автономных кораблях отправились в менее исследованные части Облаков, или приняли победителей. Некоторые вступили в Культуру, а кое-кто даже стал ее наемником. Статистические данные Продолжительность войны: сорок восемь лет и один месяц. Общее число павших, включая машины (оцениваемые по логарифмической шкале сознаний), меджелей и некомбатан-тов: 851,4 миллиарда (плюс-минус 0,3%). Потери: корабли (всех классов, выше межпланетного) -- 91 215 660 (плюс-минус 200), орбитали -- 14 334, планеты и большие луны -- 53, кольца -- 1, сферы -- 3, звезды (при сигнификантно индуцированной потере массы или изменении позиции в ряду) -- 6. Исторические перспективы Маленькая, короткая война, которая лишь очень редко распространялась более чем на 0,2% Галактики по объему и 0,1% по звездным популяциям. Предания упорно воспевают куда более впечатляющие конфликты и занимавшие во времени и пространстве куда больше места... Тем не менее хронисты древних галактических цивилизаций оценивают войну между идиранами и Культурой как самый значительный конфликт последних пятидесяти тысяч лет и как одно из тех уникально интересных событий, которые так редки сейчас. DRAMATIS PERSONAE Сразу же после окончания войны Джубоал-Рабаронза Перостек Алсейн дам Т'сайф заставила поместить себя в долговременный накопитель. Во время войны она потеряла большинство своих друзей и решила, что ей не по вкусу ни слава, ни воспоминания. Кроме того, после наступления мира ее постоянно преследовал Мир Шара, заполняя ее ночи сновидениями о темных извивающихся туннелях, гудевших эхом безымянного ужаса. Это состояние можно было излечить, но вместо этого Бальведа выбрала сон без сновидений в накопителе. Она оставила указание, чтобы ее оживили снова только тогда, когда Культура сможет статистически "доказать", что война была морально оправдана, другими словами, через столько времени -- мирного, -- когда она сможет убедительно доказать, что при предполагаемом и вероятном развитии идиранской экспансии погибло бы определенно больше людей, чем действительно погибло во время войны. Она была в надлежащем порядке разбужена в 1813 году вместе со многими миллионами других людей в сфере Культуры, которые отправились в накопители и оставили такое же условие оживления; большинство с тем же чувством злого юмора, как и она. Через несколько месяцев Бальведа умерла вследствие автоэвтаназии и была погребена на Джубоале, ее родной планете. Фел'Нгистре так и не представилось возможности с ней познакомиться. Кверл Ксоралундра, отец разведки и воин-жрец племенной секты Четырех Душ с Фарн-Идира, был среди оставшихся в живых после частичного разрушения и захвата идиранского легкого крейсера "Рука Бога 137". Ему с двумя офицерами удалось бежать из поврежденного крейсера, пока системный корабль класса "гора" "Нервная энергия" пытался захватить его неповрежденным, прибор-деформатор доставил кверла назад, на Сорпен. Там, ненадолго интернированный Геронтократией, он при появлении 93-го идиранского флота был освобожден за номинальный выкуп. Он снова служил в тайной разведке и избежал схизматической Второй Добровольной Чистки, которая последовала за прекращением гомомданской поддержки. Вскоре после этого он вернулся к своей прежней службе в качестве офицера военной логистики и пал во время битвы у Близнецов-Новых за контроль над рукавом Один-Шесть в самом конце войны. Присоединившись во время остановки на Ваваче к Отряду Ближнего Боя Госсела, Джандралигели вскоре стал заслуживающим доверия членом шайки наемников лейтенанта и в конце концов получил командование над третьим кораблем отряда "Контрольная поверхность". Как и для всех членов Отряда Ближнего Боя, которые пережили эту войну, для Джандралигели это была добычливая война. Вскоре после смерти Госсела -- во время ряда битв у Семи Слоев на Ороарче -- он ушел из отряда, чтобы остаток жизни руководить Независимым Колледжем Житейских Советов на луне Декадент в системе Семи Грехов и вступил в секту Зажиточных Кавалеров Бесконечно Радостных Актов (реформированную). Он почил -- приятно, если не мирно -- в постели кого-то другого. Робот Юнаха-Клосп был полностью отремонтирован. Он ходатайствовал о приеме в Культуру и был принят, до конца войны он прослужил на системном корабле "Иррегулярный Апокалипсис" и легком системном корабле "Разница в прибылях". Потом его перевели на орбиталь по имени Эрбил на какой-то пост на заводе транспортных систем. Теперь он на пенсии и в качестве хобби строит маленькие автоматы на паровом ходу. Стафл-Преонса Фел Шильда 'Нгистра дам Крое пережила еще один несчастный случай при подъеме в гору и продолжала давать советы лучше, чем машины, которые были в миллионы раз умнее ее. Она много раз меняла пол, родила двоих детей, после войны вступила в Контакт, на одной из неконтактных планет второго уровня без разрешения присоединилась к племени диких наездниц, вкалывала на управляемого гипермудреца в воздушной сфере Блокстаара, из-за переноса робота Джеза в групповой мозг вернулась в Культуру, была засыпана лавиной при подъеме в гору, но осталась в живых, чтобы рассказать об этом, родила еще одного ребенка, потом приняла приглашение присоединиться к Секции Особых Обстоятельств Контакта и почти сто лет провела тайным агентом (мужчиной) в только что вошедшей в контакт с Культурой Анархии Миллиона Звезд Совелея. После этого была учительницей на орбитали в маленьком звездном скоплении близ Малого Облака, опубликовала популярную и расхваленную критиками автобиографию и несколько лет спустя исчезла в возрасте 407 лет, когда во время каникул предприняла круиз на одно из старых колец Дра'Азона. Что касается Мира Шара, то люди еще раз вернулись на него, но уже после войны. После того, как "Вихрь чистого воздуха" покинул планету -- скорее нацеленный, чем направляемый Перостек Бальведой на заключительное рандеву с кораблем Культуры за пределами военной зоны, -- прошло более сорока лет, прежде чем одному из кораблей было разрешено пересечь Тихий Барьер. Когда этот корабль -- системный корабль "Протез совести" -- прошел барьер и отправил вниз группу высадки, контактный персонал обнаружил Командную Систему превосходно отремонтированной. Восемь безупречно сохранившихся поездов стояли на восьми из девяти совершенно невредимых станций. За четыре дня, в течение которых было позволено оставаться системному кораблю и разведгруппе, не было обнаружено никаких следов обломков, повреждений, трупов, то есть никаких отходов и вообще каких-либо признаков базы Оборотней. К концу этого срока от "Протеза совести" потребовали покинуть планету, а затем Тихий Барьер закрылся навсегда. Но отходы были. Целый воз трупов и материалов с базы Оборотней, плюс дополнительное снаряжение, которое доставили с собой идиране и Отряд Вольных Наемников, да еще оболочка деформатора-"зверя" чай-хиртси -- все лежало вблизи одного из полюсов планеты под километровыми льдами глетчера, сжатое в плотный шар из разорванных частей поездов и застывших изуродованных трупов. Среди имущества, которое было вычищено из той части бывшей базы Оборотней, что когда-то была каютой женщины Кирачелл, находилась маленькая пластиковая книжка с настоящими страницами, покрытыми крошечными письменами. Это была сказочная повесть, любимая книжка этой женщины, и первая страница истории начиналась словами: Джинмоти с Бозлена Два... Спасенный из туннелей Командной Системы мозг ничего не мог вспомнить о событиях между его подпространственным переходом в туннели и окончательным ремонтом и реабилитацией на борту системного корабля "Довольно, мистер Элегантное Пугало" после его спасения Перостек Бальведой. Позднее он был установлен в корабле класса "океан" и пережил войну, хотя принимал участие во многих важнейших космических битвах. Перестроенный потом в корабль класса "горная цепь", он принял свое -- немного необычное -- самостоятельно выбранное имя. Оборотни во время последней фазы войны в космосе исчезли как вид. Эпилог Гаймишин Фо, запыхавшаяся и, как обычно, опаздывающая и в далеко зашедшей стадии беременности, случайным образом прапрапрапрапраправнучатая племянница Перостек Бальведы (а также восходящая поэтесса), вступила на борт системного корабля через час после своей семьи. Паром забрал их всех с далекой планеты в Большом Облаке, на которой они проводили отпуск, и вместе с несколькими сотнями других людей доставил на большой новый системный корабль "Детерминист", который скоро должен был отправиться в путешествие от Облаков к Главной Галактике. Фо не так интересовало само путешествие, как корабль, на котором она его совершит. Ей еще не приходилось видеть корабли системного класса, и она втайне надеялась, что размеры корабля с его множеством отдельных компонент, паривших внутри воздушного пузыря длиной двести километров, и его штатный состав в шесть миллиардов душ наполнят ее новым вдохновением. Фо немного переволновалась при этой мысли и была совершенно переполнена своим новым значением и ответственностью, но все-таки вспомнила об этом, пусть даже немного поздно, когда взошла на борт много меньшего корабля класса "горная цепь". -- Мне очень жаль, что мы не представлены, -- сказала она, выходя из модуля в нежно освещенную Малую Грузовую Бухту и обращаясь к дистанционно управляемому роботу, который помогал ей выгружать багаж. -- Я Фо. А как зовут тебя? -- Я Бора Хорза Гобучул, -- ответил ей корабль через робота. -- Странное имя. Как получилось, что ты так себя назвал? -- Это длинная история... Гаймишин Фо просияла. -- Я люблю длинные истории.