Эдгар Берроуз. Тарзан и потерпевшие кораблекрушение Тарзан и люди-муравьи Перевод В. Анисимова Приключения в недрах Земли. Перевод В. Анисимова Тарзан и потерпевшие кораблекрушение. Перевод И. Владимировой Тарзан и убийства в джунглях. Перевод И. Владимировой Эдгар Райс Берроуз ТАРЗАН И ЛЮДИ-МУРАВЬИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ В НЕДРАХ ЗЕМЛИ ТАРЗАН И ПОТЕРПЕВШИЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ ТАРЗАН И УБИЙСТВА В ДЖУНГЛЯХ Повести Переводчики В. Анисимов, И. Владимирова Редактор Г. Соркина Подписано к печати 25.09.91. Формат 84 X 108'/32. Гарнитура Тип Таймс. Высокая печать с ФПФ. Печ. л. 11, 5. Тираж 570000 экз. Заказ 1278. Государственное малое предприятие "Гарт". Эстония, Таллинн, Пярнусское шоссе, 10. Минский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат МППО им. Я. Коласа. 220005, Минск, Красная, 23. © ГМП "Гарт", 1991. © А/о "принтэст", 1991. ISBN 5-7985-0017-9 --------------------------------------------------------------- OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX --------------------------------------------------------------- I Иной раз бывает трудно решить, с чего начать повествование. Одна моя знакомая, рассказывая о соседке, которая, спускаясь в подвал, упала с лестницы и сломала при этом ногу, успевала перечислить все браки и смерти, случившиеся в семье пострадавшей на протяжении нескольких поколений, и лишь после этого излагала суть дела. В данном случае я мог бы начать с Ах Куиток Тутул Ксиу из племени майя, основавшего в 1004 г. н. э. Аксмол на Юкатане; потом перейти к Чаб Ксиб Чаку, краснокожему, разрушившему Майяпан в 1451 г. и вырезавшему всю семью тиранов Коком, но этого я делать не стану. Просто упомяну, что Чак Тутул Ксиу, потомок Ах Куиток Тутул Ксиу, в силу необъяснимой тяги к перемене мест и по совету Ах Кин Май, главного жреца, покинул Аксмол в сопровождении большого числа своих единомышленников, знати, воинов, женщин и рабов и отправился на побережье, где, соорудив несколько больших каноэ-катамаранов, пустился в плавание по безбрежным просторам Тихого океана. С тех пор на его родине о нем ничего не было слышно. Произошло это в 1452 или 1453 году. Отсюда я мог бы совершить большой прыжок во времени лет эдак на 485 или 486 и перенестись в день сегодняшний на остров Аксмол, расположенный в южной части тихого океана, где правит король Чит Ко Ксиу, но и этого я делать не собираюсь, ибо не хочу опережать события, о которых пойдет речь. Вместо этого перенесемся на палубу парохода "Сайгон", стоящего в Момбасе в ожидании погрузки диких животных для отправки их в Соединенные Штаты. Из трюма и клеток, расставленных на палубе, раздаются жалобный вой и грозный рев пойманных зверей; зычный рык львов, трубный клич слонов, непристойный "хохот" гиен, трескотня обезьян. Возле поручней возбужденно разговаривают двое. -- Говорю же тебе, Абдула, -- горячился первый, -- мы практически готовы к отплытию, последняя партия должна прибыть на этой неделе, а расходы с каждым днем увеличиваются. Пока ты его привезешь, может пройти целый месяц. А вдруг ты его вообще не получишь? -- Дело верное, сахиб Краузе, -- ответил Абдула Абу Неджм. -- Он ранен, как сообщил мне Ндало, в чьей стране он сейчас и находится, так что взять его будет не трудно. Подумайте, сахиб! Настоящий дикарь, с детства воспитанный обезьянами, друг слонов, гроза львов. Улавливаете? В стране белых людей он один принесет больше денег, чем все ваши дикие звери вместе взятые. Вы станете богачом, сахиб Краузе. -- Насколько я понимаю, он говорит по-английски ничуть не хуже самих чертовых англичан, о нем я слышу уже не первый год. По-твоему, в Америке я смогу выставить в клетке белого человека, говорящего по-английски? Абдула, ты вечно твердишь, что мы, белые, чокнутые, а у самого-то с головой все в порядке? -- Вы не поняли, -- ответил араб. -- Полученное ранение лишило его дара речи и способности понимать человеческий язык. В этом смысле он ничем не отличается от любого из ваших животных. Они же не могут никому пожаловаться -- их все равно не поймут -- вот и он не сможет. -- Афазия, -- пробормотал Краузе. -- Как вы сказали, сахиб? -- Так называется болезнь, в результате которой теряется способность говорить, -- пояснил Краузе. -- Она вызывается повреждением мозга. Но в таком случае дело принимает иной оборот. Твое предложение выглядит заманчивым и вполне реальным, но все же... Он заколебался. -- Вы не любите англичан, сахиб? -- спросил Абдула. -- Еще как! -- выпалил Краузе. -- А почему ты спросил об этом? -- Он -- англичанин, -- ответил араб елейным тоном. -- Назови свою цену. -- Расходы на сафари -- ничтожная сумма -- и стоимость одного льва. -- Такая знатная добыча, а ты что-то скромничаешь, -- засомневался Краузе. -- Почему? Я думал ты заломишь как всегда грабительскую цену. Глаза араба сузились, лицо исказилось гримасой ненависти. -- Он мой враг, -- процедил Абдула. -- Сколько времени потребуется? -- Около месяца. -- Жду ровно тридцать дней, -- сказал Краузе. -- После этого отплываю. -- Мне скучно, -- захныкала девушка. -- Момбаса! Как я ненавижу этот город! -- Вечно ты недовольна, -- проворчал Краузе. -- Дернул же меня черт связаться с тобой. Через три дня отплываем, независимо от того, явится эта арабская собака или нет. Тогда у тебя, я надеюсь, появится для нытья новый повод. -- Абдула, наверное, привезет очень интересный экспонат? -- спросила девушка. -- Еще какой! -- А конкретно, Фриц? Розовый слон или красный лев? -- Это будет дикарь, но об этом ни гу-гу -- английские свиньи ни за что не разрешат мне взять его на борт, если пронюхают. -- Дикарь! С головой, заостряющейся кверху, словно яйцо? На верхушке -- пучок волос, по всему лицу расползся нос, зато подбородка вообще нет. Он так выглядит, Фриц? -- Сам я его не видел, но, вероятно, ты не далека от истины. Специалисты описывают их именно такими. -- Гляди, Фриц! А вот и Абдула. Смуглый араб поднялся на борт и направился к ним с невозмутимым выражением лица. Удалась его затея или нет -- было неясно. -- Мархаба! -- поприветствовал его Краузе. -- Эй кхабар? -- Новости самые хорошие, -- ответил Абдула. -- Я поймал его. Привез в клетке и оставил на окраине города. Клетка затянута циновками от любопытных взглядов. Один аллах знает, чего стоило это предприятие! Мы набросили на него сеть, но прежде чем удалось связать ему руки, он убил троих воинов Ндало. Ну и силища у него! Как у слона! Пришлось держать его связанным, иначе бы он в миг разнес клетку в щепки. -- У меня есть железная клетка, с которой ему не справиться, -- произнес Краузе. -- Я бы не судил столь категорично, -- предостерег араб. -- Если ваша клетка не в состоянии выдержать напор слона, то советую не развязывать нашего пленника. -- Для слона моя клетка маловата, но для этого сгодится. -- И тем не менее, я бы не стал развязывать ему руки, -- стоял на своем Абдула. -- Он что-нибудь сказал за это время? -- поинтересовался Краузе. -- Нет, ни слова. Сидит и глядит. В глазах ни ненависти, ни страха. Напоминает мне льва, кажется, вот-вот зарычит. Приходится кормить его с рук, и когда он жрет свое мясо, урчит, словно лев. -- Чудесно! -- воскликнул Краузе. -- Он произведет сенсацию. Я уже вижу этих дураков американцев, горящих желанием выложить кругленькую сумму, чтобы поглазеть на него. А теперь слушай: в сумерках я отчалю и пойду вдоль берега, а ты грузи клетку на одномачтовое судно за чертой города и дожидайся моего сигнала: три короткие вспышки прожектора, потом мигнешь ты. -- Считайте, что уже сигналю, -- отозвался Абдула Абу Неджм. К тому времени, когда Абдула принял сигнал с "Сайгона", поднялся ветер и море заволновалось. Одномачтовое судно, маневрируя, подошло наконец к пароходу с подветренной стороны. Были спущены тросы, которые прикрепили к клетке с дикарем. Абдула направлял поднимаемую в воздух клетку. Неожиданно "Сайгон" сильно накренился в сторону, клетка взмыла в воздух вместе с вцепившимся в нее Абдулой. Клетка ударилась о борт парохода и поползла вверх. "Сайгон" дал задний ход и налетел на суденышко. Вся команда затонувшего судна погибла, а Абдула оказался на борту парохода, следующего в Америку. Абдула запричитал, наполняя воздух стенаниями и призывами к аллаху сохранить ему жизнь. -- Тебе чертовски повезло -- ты уцелел, -- успокоил его Краузе. -- В Америке заработаешь кучу денег. Я стану показывать тебя как шейха, поймавшего дикаря; они хорошо заплатят, чтобы увидеть настоящего шейха из пустыни. Куплю тебе верблюда и будешь разъезжать по улицам с плакатом, рекламирующим мой аттракцион. -- Чтобы меня, Абдулу Абу Неджма выставили, словно дикого зверя! -- завопил араб. -- Никогда! Краузе пожал плечами. -- Как угодно, -- сказал он, -- но не забывай, что тебе захочется есть, а в Америке осталось не так уж много ничейных финиковых пальм. Во время рейса я, так и быть, стану тебя подкармливать, но по прибытии будешь заботиться о себе сам. -- Неверный пес! -- неслышно выругался араб. II Утро следующего дня выдалось погожим. Дул свежий ветер. "Сайгон" шел на северо-восток, бороздя просторы Индийского океана. Животные на палубе вели себя спокойно. Деревянная клетка, укрытая циновками, стояла в центре палубы. Из нее не доносилось ни звука. Джанетт Лейон поднялась вслед за Краузе на палубу. Ее черные волосы развевались на ветру, легкое платье обволакивало фигуру, привлекая взгляд необычайной пленительностью форм. Вильгельм Шмидт, второй помощник капитана, прислонившись к поручням, наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки. -- Покажи мне своего дикаря, Фриц, -- попросила девушка. -- Надеюсь, он еще жив, -- сказал Краузе, -- вчера ночью его здорово потрепало, когда поднимали клетку на борт. -- Что же ты раньше не поинтересовался? -- возмутилась девушка. -- Все равно мы ничем не смогли бы ему помочь, -- ответил Краузе. -- По словам Абдулы, с ним опасно иметь дело. Пойдем глянем на него. Эй, ты! -- крикнул он матросу-ласкару. -- Сними-ка циновку вон с той клетки. Матрос бросился выполнять приказ. Подошел Шмидт. -- Что там у вас, м-р Краузе? -- поинтересовался он. -- Дикарь. Что, в новинку? -- Встречал я как-то одного французишку, от которого жена сбежала с шофером, -- отозвался Шмидт. -- Дикарь дикарем. Матрос развязал веревки и стал стягивать циновку. В клетке на корточках сидел гигант, спокойно глядя на людей. -- Так он же белый! -- воскликнула девушка. -- Белый, -- отозвался Краузе. -- И вы собираетесь держать человека в клетке, словно дикого зверя? -- спросил Шмидт. -- Он белый только снаружи, -- проворчал Краузе. -- Это англичанин. Шмидт плюнул в клетку. Девушка разгневанно топнула ногой. -- Никогда больше так не делайте, -- воскликнула она. -- А тебе-то что? Разве ты не слышала -- это всего лишь грязная английская свинья, -- процедил Краузе. -- Он человек, к тому же белый, -- возразила девушка. -- Это бессловесная тварь, -- ответил Краузе. -- Говорить не умеет, человеческого языка не понимает. А то, что в него плюнул немец -- для него большая честь. -- Все равно, пусть Шмидт прекратит издевательство. Пробили рынду, и Шмидт удалился, чтобы сменить на мостике первого помощника капитана. -- Сам он свинья, -- проговорила девушка, глядя вслед Шмидту. С капитанского мостика спустился Ханс де Гроот и присоединился к Краузе и девушке, стоявшим возле клетки с дикарем. Приятной наружности, лет двадцати двух-двадцати трех, голландец был нанят на корабль первым помощником капитана в Батавии перед самым отплытием, когда обнаружилось, что его предшественник загадочным образом "упал за борт". Шмидт, полагавший, что эта должность по праву принадлежит ему, возненавидел де Гроота и не скрывал этого. То, что они враждовали, никого на борту "Сайгона" не удивляло, ибо вражда являлась здесь скорее правилом, нежели исключением. Капитан Ларсен, который не мог подняться с постели из-за жестокого приступа лихорадки, не разговаривал с Краузе, зафрахтовавшим судно, а члены команды, состоявшей в основном из ласкаров и китайцев, в любой момент были готовы перерезать друг друга. В общем, пленные звери были самыми благородными существами на борту. Де Гроот в течение нескольких секунд разглядывал человека в клетке. Реакция его оказалась такой же, как и у девушки и Шмидта. -- Это белый человек! -- воскликнул он. -- Надеюсь, вы не будете держать его в клетке, словно дикого зверя? -- Именно это я и собираюсь делать, -- обозлился Краузе. -- Не ваше собачье дело. Не суйтесь, куда не следует, -- и он бросил сердитый взгляд на девушку. -- Дикарь принадлежит вам, -- сказал де Гроот, -- но хотя бы развяжите ему руки. Держать его связанным -- излишняя жестокость. -- Развяжу, -- недовольно буркнул Краузе, -- как только на палубу поднимут железную клетку, иначе с его кормежкой хлопот не оберешься. -- Он ничего не ел и не пил со вчерашнего дня, -- воскликнула девушка. -- Мне все равно, кто он такой, Фриц, но я даже с собакой не стала бы обращаться так, как ты обращаешься с этим беднягой. -- И я не стал бы, -- отозвался Фриц. -- Он ничтожнее собаки, -- раздался за их спинами голос. Подошел Абдула. Он приблизился к клетке и плюнул в человека, находящегося в ней. Девушка влепила Абдуле звонкую пощечину. Рука араба схватилась за кинжал, но вмешался де Гроот, сжав его запястье. -- Зря ты так, -- сказал Краузе. Глаза девушки метали молнии, кровь отхлынула от лица. -- Я не собираюсь стоять и безучастно смотреть, как он издевается над человеком, -- сказала она. -- Это касается и всех остальных. -- И Джанетт взглянула прямо в глаза Краузе. -- Я поддерживаю ее, -- добавил де Гроот. -- Может быть, то, что вы держите его в клетке, -- и не мое дело, но оно станет моим, если вы не соизволите обращаться с ним достойно. Вы уже распорядились насчет железной клетки? -- Буду обращаться с ним так, как мне заблагорассудится, -- прошипел Краузе. -- А что, интересно, вы предпримете в противном случае? -- Изобью, -- ответил де Гроот, -- а в первом же порту сдам властям. -- А вот и железная клетка, -- сказала Джанетт. -- Пересадите его и снимите веревки. Краузе испугался угрозы де Гроота сообщить обо всем властям и сбавил обороты. -- Да ладно вам, -- произнес он благодушным тоном, -- не стану я его мучить. Я выложил за него немалые деньги и собираюсь заработать на нем кругленькую сумму. Какой же мне резон относиться к нему плохо? -- Вот и постарайтесь относиться к нему хорошо, -- сказал де Гроот. Поднятую из трюма большую железную клетку поставили вплотную к деревянной, дверь в дверь. Краузе достал револьвер. Затем обе двери были подняты. Человек в клетке не шелохнулся. -- Перебирайся, ты, немой идиот! -- заорал Краузе, наставляя на человека револьвер. Тот даже не взглянул в сторону Краузе. -- Принеси железный прут, эй ты там, -- скомандовал Краузе, -- и пихни его сзади. -- Погоди, -- сказала девушка, -- дай-ка я попробую. -- Она подошла к противоположной стороне железной клетки и стала жестами подзывать пленника. Тот глядел на нее, не шевелясь. -- Подойдите на минутку, -- позвала она де Гроота. -- Дайте ваш нож, а теперь сомкните запястья, словно они у вас связаны. Да-да, вот так. -- Она взяла нож и стала изображать, будто перерезает веревку на руках у де Гроота. Затем снова поманила человека из деревянной клетки. Он приподнялся, ибо не мог выпрямиться во весь рост в низкой клетке, и перешел в железную. Девушка стояла вплотную к решетке, держа в руке нож. Матрос опустил дверь железной клетки. Узник подошел к девушке и, повернувшись к ней спиной, прислонил запястья к решетке. -- Ты говорил, что он глуп, -- сказала Джанетт Краузе, -- но это не так. По одному его облику видно. -- Она перерезала путы, сковывавшие побелевшие вспухшие руки человека. Тот обернулся и поглядел на нее, не говоря ни слова, но глаза его, казалось, благодарили девушку. Де Гроот стоял рядом с Джанетт. -- Впечатляющий экземпляр, верно? -- спросил он. -- И красивый, -- отозвалась девушка и тут же повернулась к Краузе. -- Вели принести воды и пищи, -- распорядилась она. -- Хочешь стать его нянькой? -- усмехнулся Краузе. -- Хочу, чтобы с ним обращались по-человечески, -- ответила она -- А что он вообще ест? -- Не знаю, -- откликнулся Краузе. -- Так что же он ест, Абдула? ---- Этот пес не ел двое суток, -- ответил араб, -- так что, думаю, он будет жрать практически все. В джунглях он, словно зверь, питается сырым мясом, добытым на охоте. -- Постараемся снабдить его и мясом, -- сказал Краузе. -- Кстати, таким образом будем избавляться от падали, если она у нас появится. Он отправил матроса на камбуз за мясом и водой. Человек в клетке уставился на Абдулу и глядел так долго и пристально, что араб сплюнул на палубу и отвернулся. -- Не хотел бы я оказаться на твоем месте, если он, не дай Бог, вырвется из этой клетки, -- произнес Краузе. -- Не стоило развязывать ему руки, -- ответил Абдула. -- Он опаснее льва, Вернувшийся матрос вручил мясо и воду Джанетт, которая передала их дикарю. Тот отхлебнул глоток воды, затем прошел в дальний угол клетки, уселся на корточки, вонзил в мясо крепкие белые зубы и урча принялся есть. Девушка вздрогнула, мужчины неловко задвигались. -- Так же ест и большеголовый, -- сказал Абдула. -- То есть лев, -- пояснил Краузе. -- А под каким именем этого человека знают туземцы, Абдула? -- Его зовут Тарзан из племени обезьян, -- ответил араб. III "Сайгон" пересек Индийский океан, и на Суматре Краузе взял на борт двух слонов, носорога, трех орангутангов, двух тигров, пантеру и тапира. Опасаясь, что де Гроот осуществит свою угрозу и сообщит властям Батавии о присутствии на корабле заключенного в клетку человека, Краузе не зашел в этот порт, а двинулся дальше в Сингапур за обезьянами, еще одним тигром и несколькими удавами. Затем "Сайгон" взял курс через Южно-Китайское море к Маниле, последнему порту на долгом пути к Панамскому каналу. Краузе благодушествовал. Пока все его замыслы осуществлялись без сучка и задоринки, а если удастся доставить груз в Нью-Йорк, можно сорвать солидный куш. Однако, знай Краузе, что происходит на "Сайгоне", вряд ли он испытывал бы такое воодушевление. Ларсен продолжал болеть и не выходил из своей каюты, и хотя де Гроот считался хорошим офицером, он был новичком на судне. Как и Краузе, он не знал того, о чем говорили на полубаке и на палубе в ту ночь, когда на вахту заступил Шмидт. Второй помощник капитана имел долгую и серьезную беседу с Джабу Сингхом, ласкаром. Разговор велся шепотом. После этого Джабу Сингх долго и серьезно беседовал на полубаке с остальными ласкарами. -- А как же дикие звери? -- спросил Чанд у своего соплеменника Джабу Сингха. -- Что делать с ними? -- Шмидт сказал: выбросим всех за борт вместе с де Гроотом, Краузе и остальными. -- Звери стоят много денег, -- возразил Чанд. -- Их надо сохранить, а потом продать. -- Нас поймают и вздернут, -- вздохнул другой ласкар. -- Нет, -- уверенно сказал Джабу Сингх. -- Пока мы стояли в Сингапуре, Шмидту стало известно, что Германия и Англия объявили друг другу войну. Это английский пароход. Шмидт утверждает, что немец имеет право захватить его. Говорит, что мы получим денежное вознаграждение, но животные, по его мнению, не представляют никакой ценности и будут только мешать. -- Я знаю одного человека на острове Иллили, который с радостью приобрел бы их, -- упорствовал Чанд. -- Нельзя позволить Шмидту выбросить зверей за борт. Ласкары переговаривались на своем родном диалекте, уверенные в том, что матросы-китайцы не понимают их. Однако они ошибались. Лум Кип, пересекший однажды Китайское море на фелуке, команда которой состояла из ласкаров, выучил их язык. А также возненавидел ласкаров, потому что они третировали его на протяжении всего рейса и не поделились добром, захваченным в результате пиратских вылазок. Однако Лум никак не показал, что понял смысл разговора, -- его лицо сохраняло обычное выражение глубокого безразличия, а сам он невозмутимо попыхивал своей длинной трубкой. Человек в большой железной клетке часто целыми часами расхаживал взад-вперед. Время от времени он подпрыгивал, хватался за решетку потолка клетки и, перебирая руками и раскачиваясь, двигался бросками от одного конца клетки до другого. Стоило кому-нибудь приблизиться, как он прекращал упражнение, ибо проделывал его не для забавы, а для того, чтобы сохранить в форме свое могучее тело и не дать ему деградировать за время заточения. Джанетт Лейон часто навещала его, проверяя, регулярно ли его кормят и всегда ли у него есть вода. Она пыталась научить его своему родному языку -- французскому, но в этом не преуспела. Тарзан сознавал, что с ним произошло, и, хотя не мог говорить и не понимал речи людей, мыслил он по-прежнему связно и логично. Он задавался вопросом, сумеет ли когда-нибудь выздороветь, однако не сильно тревожился из-за неспособности общаться с людьми. Больше всего его беспокоило то, что он не мог общаться с ману, обезьянкой, или с Мангани, большими обезьянами, к которым он относил орангутангов, находящихся на палубе в соседних клетках. Увидев груз на "Сайгоне", Тарзан понял, какая судьба его ожидает, но также осознал, что рано или поздно совершит побег. Чаще всего эта мысль посещала его, когда на палубе появлялся Абдула. Ночью, когда поблизости никого не было, он попробовал решетку на прочность и убедился, что сумеет при случае раздвинуть прутья и выйти на волю. Но если он сделает это сейчас, когда пароход еще находится в море, его попросту застрелят, ибо он знал, что его боятся. Он стал дожидаться благоприятного момента с терпеливостью дикого зверя. Когда на палубе появлялись Абдула или Шмидт, он не спускал с них глаз -- эти люди плюнули в него. Абдула имел все основания ненавидеть его, поскольку Тарзан разрушил его прибыльный бизнес работорговца и браконьера по части слоновой кости. А второй помощник капитана, будучи задирой и в то же время трусом, относился к нему как к расовому врагу, который не в состоянии дать отпор. Абдула, ненавидевший Краузе и девушку и игнорируемый де Гроотом, общался в основном со Шмидтом, и вскоре они, обнаружив между собой много общего, стали близкими приятелями. Абдула, искавший повод отомстить Краузе, с готовностью согласился помочь Шмидту в предприятии, затеваемом вторым помощником. -- Ласкары все как один на моей стороне, -- заявил Шмидт Абдуле, -- но китаяшкам мы ничего не сказали, они враждуют с ласкарами, и Джабу Сингх утверждает, что его люди не станут лезть на рожон, если китаяшки согласятся на наши условия и получат свою долю. -- Их не так уж много, -- сказал Абдула. -- Если они взбрыкнутся, мигом окажутся за бортом. -- Проблема в том, что они нужны для управления кораблем, -- пояснил Шмидт, -- а что касается того, чтобы от них избавиться, то я передумал. За бортом никто не окажется. Все они станут военнопленными, и, если что-то сорвется, нас никто не сможет обвинить в убийстве. -- Сможете управлять судном без Ларсена и де Гроота? -- поинтересовался араб. -- А как же, -- отозвался Шмидт. -- На моей стороне Убанович. Поскольку он из России, да к тому же "красный", он терпеть не может Краузе и ненавидит всех, у кого хоть на пфенниг больше, чем у него. Я назначу его первым помощником, но ему придется присматривать и за работой в машинном отсеке. Джабу Сингх станет вторым помощником. О, я давно все продумал. -- А вы будете капитаном? -- спросил араб. -- Конечно. -- А я? Кем стану я? -- Вы? О, черт! Да хоть адмиралом! После обеда Лум Кип обратился к де Грооту. -- Может, вас ночью убивать, -- зашептал он. -- Ты это о чем? -- опешил де Гроот. -- Вы знать Шмидта? -- Конечно, а в чем дело? -- Сегодня ночью он захватывать пароход. Ласкары захватывать пароход. Убанович захватывать тоже, человек в длинной белой одежде захватывать тоже. Они убивать Ларсена, убивать вас, убивать Клаузе, убивать всех. Китаец не захватывать пароход, не убивать. Понимать? -- Ты что, накурился опиума, Лум? -- спросил де Гроот. -- Не курить. Подождать, там сами увидеть. -- А матросы-китайцы? -- де Гроот не на шутку встревожился. -- Вас не убивать. -- Они дадут отпор ласкарам? -- А как же. Вы давать им оружие. -- Оружия нет, -- сказал де Гроот. -- Скажи им, чтобы вооружались железными прутьями, ножами и всем, чем можно. Понял? -- Я понимать. -- Когда начнется заваруха, вы, ребята, бросайтесь на ласкаров. -- Так и сделать. -- Спасибо тебе, Лум. Этого я не забуду. Де Гроот немедленно отправился к Ларсену, но тот в беспамятстве метался по кровати. Затем зашел в каюту Краузе, где обнаружил его самого и Джанетт Лейон, и объяснил им ситуацию. -- Вы верите китайцу? -- спросил Краузе. -- Он не стал бы сочинять такую бессмыслицу, -- ответил де Гроот. -- Да, я верю ему. Он -- лучший матрос на пароходе, тихий, незаметный. Добросовестно выполняет свою работу, ни во что не встревает. -- Что же нам делать? -- спросил Краузе. -- Я немедленно арестую Шмидта, -- сказал де Гроот. Неожиданно дверь в каюту распахнулась, и на пороге с автоматом в руках возник Шмидт. -- Черта с два ты меня арестуешь, проклятый ирландец, -- прорычал он. -- Мы заметили, как этот грязный китаяшка нашептывал тебе кое-что, и сразу смекнули, что именно. За спиной Шмидта толпились человек шесть ласкаров. -- Взять их, -- скомандовал Шмидт. Отстранив вожака, матросы бросились в каюту. Де Гроот заслонил собой девушку. -- Не прикасайтесь к ней своими грязными лапами! -- вскричал он. Один из ласкаров попытался оттолкнуть его и схватить Джанетт, но был сбит с ног быстрым ударом. Мгновенно вспыхнула потасовка. Де Гроот и Джанетт отражали нападение в одиночку -- Краузе тихо уполз в угол и безропотно позволил связать себе руки. Джанетт схватила тяжелый бинокль и оглушила одного из ласкаров, а де Гроот свалил с ног еще двоих. Однако силы были неравны. В конце концов их обоих связали, а де Гроот от удара по голове потерял сознание. -- Это бунт, Шмидт, -- прошипел Краузе из своего угла. -- Тебя вздернут на рее, если не освободишь меня. -- Это не бунт, -- ухмыльнулся Шмидт. -- Судно английское, и именем моего фюрера оно переходит в наши руки. -- Но я-то немец, -- возразил Краузе, -- и зафрахтовал пароход я. Это немецкое судно. -- О нет, -- произнес Шмидт. -- Оно зарегистрировано в Англии и идет под английским флагом. Если ты немец, значит, предатель, а мы в Германии знаем, как поступать с предателями. IV Тарзан чувствовал, что на судне произошло что-то неладное, но что именно, не знал. На его глазах плетками избили китайца, подвешенного за большие пальцы рук. В течение двух дней он ни разу не видел девушку или молодого помощника капитана. Тарзану перестали регулярно приносить воду и пищу. Он видел, что плюнувший в него второй помощник капитана стал главным на корабле. Сопоставив факты, Тарзан, хотя ничего и не знал, начал догадываться о том, что произошло. Изредка мимо клетки проходил Абдула, однако не задирал его, и Тарзан понимал почему -- араб боялся его, хотя Тарзан и находился в железной клетке. Но из клетки можно вырваться. Тарзан знал это, а Абдула этого опасался. Теперь ласкары прохлаждались, а всю работу выполняли китайцы. Шмидт осыпал их бранью и награждал тумаками по малейшему поводу или вовсе без повода. Человек, подвешенный за большие пальцы рук и избитый плетьми, провисел целый час, прежде чем его сняли и бросили на палубе. Жестокость наказания возмутила Тарзана, однако он допускал, что человек этот серьезно провинился и был наказан заслуженно. Проходя мимо клетки с Тарзаном, второй помощник капитана всякий раз останавливался и изрыгал ругательства. Один вид Тарзана приводил его в неописуемую ярость, как и все, что питало его комплекс неполноценности. Тарзан никак не мог взять в толк, отчего тот так сильно его ненавидит. Он не знал, что Шмидт психопат и, следовательно, поступки его лишены разумной мотивации. Как-то раз Шмидт притащил гарпун и принялся тыкать им сквозь решетку, норовя уколоть Тарзана. Абдула с одобрением наблюдал за этой сценой. Тарзан ухватился за гарпун и выдернул его из рук Шмидта с такой легкостью, как если бы перед ним стоял ребенок. После того как дикарь оказался вооруженным, Шмидт уже старался не подходить к клетке вплотную. На третий день после того, как Тарзан в последний раз видел девушку, на палубу подняли старую деревянную клетку Тарзана и еще одну -- железную и бОльших размеров. Чуть позже на палубу вывели девушку под конвоем двух матросов-ласкаров. Ее заперли в деревянной клетке. Вскоре привели де Гроота и Краузе, их затолкнули в железную. После этого с капитанского мостика спустился Шмидт и подошел к пленникам. -- Что все это значит? -- требовательным тоном спросил де Гроот. -- Сами жаловались, что вас содержат взаперти внизу, не так ли? Вы должны благодарить меня за то, что я распорядился поднять вас на палубу, а вы опять проявляете недовольство. Здесь вам и свежий воздух и загар. Хочу, чтобы вы выглядели наилучшим образом, когда придет время выставить вас напоказ в Берлине вместе с другими представителями африканской фауны. И Шмидт расхохотался. -- Если хотите позабавиться тем, что заперли нас с Краузе, как диких зверей, -- пожалуйста, но не можете же вы держать здесь мисс Лейон. Выставить белую женщину на обозрение всем этим ласкарам! -- Де Гроот старался не выдать голосом своего гнева и презрения. Он давно понял, что они оказались в руках сумасшедшего и что перечить ему значит навлекать на себя новые унижения, которые они уже с лихвой испытали. -- Если мисс Лейон пожелает, она может разделить со мной каюту капитана, -- проговорил Шмидт. -- Ларсена я приказал вышвырнуть вон. -- Мисс Лейон предпочитает звериную клетку, -- с вызовом произнесла девушка. Шмидт дернул плечом. -- Ах вот как! Что ж, неплохая идея. Почему бы не поместить тебя в клетку с одним из львов герра Краузе или тебе больше по вкусу тигры? -- Все равно, только не с тобой, -- выпалила девушка. -- А может, в клетку с дикарем, который тебе так понравился, -- не унимался Шмидт. -- Вот будет представление, заодно и мы развлечемся. Абдула говорит, что этот человек -- каннибал. Я перестану кормить его, как только суну тебя к нему. Шмидт ушел, беззвучно посмеиваясь. -- Этот человек абсолютно невменяем, -- сказал де Гроот. -- Я с самого начала заподозрил, что он несколько не в себе, но не предполагал, что он самый настоящий сумасшедший. -- Вы полагаете, он осуществит свою угрозу? -- с тревогой спросила Джанетт. Де Гроот и Краузе не ответили, и их красноречивое молчание послужило ответом на вопрос, подтвердив худшие опасения. До этого она только кормила дикаря и следила за тем, чтобы у него была вода, да и то всегда держалась начеку, готовая в любой миг отскочить от клетки, если дикарю вздумается схватить ее. На самом деле она очень боялась его, и лишь природная доброта побуждала ее подружиться с ним. Кроме того, Джанетт видела, что Краузе все это раздражает, а его она втайне презирала. Джанетт, застрявшая в Батавии без средств к существованию, ухватилась за предложение Краузе поехать с ним, лишь бы выбраться, а куда -- неважно. Перспектива оказаться в Нью-Йорке будоражила. Ей приходилось много слышать о великом американском городе, слышать сказочные истории о том, как просто красивой девушке стать там обладательницей норковых манто, соболиных шуб и драгоценностей. Джанетт Лейон знала, что ее красоту оценят в любой стране. Хотя де Гроот и Краузе оставили вопрос девушки без ответа, ответ вскоре последовал. Вернулся Шмидт с матросами. Он и еще двое были вооружены пистолетами, остальные держали в руках железные прутья, которыми пользуются при обращении с дикими зверями. Клетку Джанетт сдвинули с места и приставили к той, где сидел Тарзан, дверь в дверь. Затем обе двери одновременно подняли. -- А ну-ка ступай к своему дикарю! -- приказал Шмидт. -- Вы не смеете, Шмидт! -- вскричал де Гроот. -- Ради Бога, не делайте этого! -- Заткнись! -- гаркнул Шмидт. -- Шевелись, потаскуха! А ну-ка, пощекочите ее прутьями! Оглохли, что ли? Кто-то из матросов ткнул Джанетт, и в тот же миг Тарзан зарычал и двинулся вперед. Три пистолета нацелились на него. Просунутые сквозь решетку прутья преградили ему путь. Рычанье повергло девушку в ужас, однако, сознавая, что ее могут силой затолкать в соседнюю клетку, Джанетт храбро вошла в нее сама с высоко поднятой головой. За ее спиной со стуком гильотины упала железная дверь. Де Гроот, Краузе, Шмидт и ласкары, затаив дыхание, ожидали трагической развязки, при этом каждый испытывал различные чувства: Шмидт предвкушал кровавое зрелище, Краузе нервничал, ласкары глазели с безразличием, а де Гроота обуревали чувства, в принципе несвойственные флегматичным голландцам. Окажись он французом или итальянцем, он, вероятно, стал бы кричать и рвать на себе волосы, но, будучи голландцем, он держал свои эмоции в узде. Джанетт Лейон в ожидании застыла у порога клетки. Она глядела на Тарзана, а Тарзан глядел на нее. Он видел, что она дрожит от страха, и жалел, что не может успокоить ее словами. Тогда он сделал единственное, что мог -- улыбнулся ей. Джанетт хотелось верить, что улыбка эта -- ободряющая, дружеская, но ей нарассказывали столько кошмаров о его свирепости, что она засомневалась: это могла быть улыбка кровожадного предвкушения. На всякий случай Джанетт заставила себя улыбнуться в ответ. Тарзан подобрал гарпун, отнятый им у Шмидта, и двинулся к девушке. -- Стреляйте же, Шмидт! -- вскричал де Гроот. -- Он убьет ее! -- Что я, рехнулся? Стрелять в такой ценный экземпляр! -- откликнулся Шмидт. -- Сейчас начнется потеха! Тарзан подошел к Джанетт, вручил гарпун девушке, вернулся назад и сел на пол в дальнем углу клетки. В значении этого жеста невозможно было ошибиться. У Джанетт подкосились ноги, и, чтобы не упасть, она быстро села. Подобная реакция обычно наступает после сильного нервного напряжения. Де Гроота прошибло холодным потом. От ярости и разочарования Шмидт затопал ногами. -- И это дикарь! -- завопил он. -- Мне казалось, ты говорил, что он совсем дикий, Абдула. Ты меня надул, подлый лжец! -- Если не верите, что он дикий, зайдите к нему в клетку, -- ответил араб. Тарзан не спускал со Шмидта глаз. Он ничего не понял из слов этого человека, но, наблюдая за его мимикой, жестами, поступками, составил о нем свое мнение. Герр Шмидт получил очередное очко не в свою пользу; очередной гвоздь был вбит в его гроб. V Наутро оба пленника, заключенные в большую железную клетку, пребывали в прекрасном настроении. Джанетт радовалась тому, что осталась целой и невредимой после ночи, проведенной вместе с существом, которое питается сырым мясом, издавая при этом урчание, -- с дикарем, который голыми руками убил троих африканских воинов, пока его самого не скрутили, и которого Абдула называл каннибалом. От избытка чувств девушка пропела отрывок из французской песенки, которая была популярна в Париже в ту пору, когда она покидала этот город. Тарзан же чувствовал себя счастливым потому, что понял слова песни. Пока он спал, могучее здоровье взяло верх, и недуг оставил его столь же внезапно, как и поразил. -- Доброе утро, -- произнес он на французском, первом усвоенном им человеческом языке, которому его обучил лейтенант-француз. Давным-давно Тарзан спас его от смерти. Девушка изумленно взглянула на дикаря. -- Я... доброе утро! -- произнесла она, запинаясь. -- Я... я... мне говорили, что вы немой. -- Со мной произошел несчастный случай, -- объяснил он. -- А теперь я опять здоров. -- Я очень рада, -- сказала она. -- Я... -- девушка замялась. -- Знаю, -- прервал ее Тарзан. -- Вы меня боялись. Бояться не стоит. -- О вас рассказывали жуткие вещи, вы, наверное, и сами слышали. -- Я не только не мог говорить, -- ответил Тарзан, -- но и не понимал речи. Что же они говорили обо мне? -- Что вы очень жестокий и что вы... вы... едите людей. Тарзан улыбнулся редкой для него улыбкой. -- Поэтому вас поместили сюда в надежде, что я вас сожру? Кто это сделал? -- Шмидт -- человек, который возглавил бунт и захватил пароход. -- Тот самый, который плюнул в меня. -- произнес Тарзан, и девушке показалось, что в его голосе прозвучали рычащие нотки. Абдула был прав, этот человек и вправду напоминает льва. Но теперь она уже не боялась его. -- Вы разочаровали Шмидта, -- сказала она. -- Он был вне себя, когда вы передали мне гарпун, а сами отошли в дальний угол. Он прекрасно понял, что вы даете понять, что мне ничего не грозит. -- Почему он вас ненавидит? -- Ненавидит? Не думаю. Он маньяк. Садист. Видели бы вы только, что он сделал с беднягой Лум Кипом, и как измывается над матросами-китайцами, -- Расскажите, пожалуйста, что произошло на судне, пока я был в беспамятстве, и что они, если вам известно, собираются сделать со мной. -- Краузе хочет доставить вас в Америку и выставить на обозрение в качестве дикаря вместе с остальными дикими... то есть вместе со своими животными. Тарзан снова улыбнулся. -- Краузе -- это тот, который сидит в клетке вместе с первым помощником? -- Да. -- А теперь расскажите о самом бунте и о планах Шмидта, если знаете. Девушка закончила рассказ. Для Тарзана все действующие лица разыгравшейся на "Сайгоне" драмы встали на свои места. Получалось, что только девушка, де Гроот и матросы-китайцы вели себя достойно. Они да еще звери в клетках. Проснулся де Гроот и первым делом окликнул Джанетт из своей клетки. -- Как вы? -- спросил он. -- Дикарь вас не тронул? -- Ничуть, -- заверила его девушка. -- Сегодня я собираюсь побеседовать со Шмидтом. Попробую уговорить его выпустить вас. Мы с Краузе согласны не высказывать ему никаких претензий, если только он освободит вас. -- Но здесь я в безопасности. Не хочу на волю, пока судном заправляет Шмидт. Де Гроот уставился на нее в изумлении. -- Но ведь он наполовину зверь, -- воскликнул голландец. -- Пока он вас не тронул, но никогда нельзя знать, что он выкинет, особенно если Шмидт начнет морить его голодом, как обещал. Джанетт рассмеялась. -- Советую высказываться о нем поосторожнее, раз уж вы считаете его кровожадным дикарем; в один прекрасный день он может вырваться из клетки. -- Но ведь он меня не понимает, -- сказал де Гроот. -- И потом ему из клетки не выбраться. Краузе, разбуженный разговором, приблизился и встал рядом с де Гроотом. -- Вот и я считаю, что ему не выбраться, -- сказал он. -- Шмидт уж позаботится о том, чтобы не дать ему такого шанса. Шмидт знает, что его ждет в противном случае. И не следует беспокоиться, что дикарь понимает нашу речь. Он глуп, как пробка. Джанетт повернулась к Тарзану, проверяя, какой эффект произвели слова де Гроота и Краузе. Ей было интересно, даст ли он знать пленникам, что прекрасно все понимает и наслаждается создавшейся ситуацией. К своему удивлению, она обнаружила, что сосед по клетке улегся возле решетки и, судя по всему, задремал. Завидя приближающегося Шмидта, она решила поостеречься и не стала рассказывать де Грооту и Краузе о том, что дикарь понял бы все, сказанное ими, если бы слышал разговор. Шмидт подошел к клетке. -- Надо же, еще живая, -- сказал он. -- Надеюсь, ночка, проведенная с этой обезьяной, доставила тебе массу удовольствия. Если тебе удастся научить его каким-нибудь трюкам, я разрешу тебе выступать вместе с ним в качестве дрессировщика. -- Он приблизился к клетке и взглянул на лежащего Тарзана. -- Он что, спит, или ты его прикончила? Неожиданно Тарзан просунул руку сквозь решетку, схватил Шмидта за щиколотку и рванул на себя. Нога Шмидта оказалась в клетке, а сам он опрокинулся навзничь. Шмидт заорал благим матом. Тарзан второй рукой выхватил из его кобуры пистолет. -- Помогите! -- вопил Шмидт. -- Абдула! Джабу Сингх! Чанд! На помощь! Тарзан стал выкручивать ему ногу, пока тот не застонал от боли. -- Пусть принесут еду и воду, иначе я оторву тебе ногу, -- произнес Тарзан. -- Английский пес умеет говорить! -- ошарашено воскликнул Абдула. Де Гроот и Краузе опешили от неожиданности. -- Если это так, значит, он понял, о чем мы говорили, -- сказал Краузе. -- А может, понимал все с самого начала. -- Краузе стал припоминать, не сболтнул ли он чего лишнего, ибо сознавал, что этому человеку не вечно сидеть в клетке, разве только... Но теперь дикарь вооружен -- убить его будет нелегко. Нужно посоветоваться со Шмидтом. Он заинтересован в том, чтобы обезвредить этого человека, так же, как и сам Краузе. Шмидт приказал принести еду и воду. Неожиданно де Гроот вскричал: -- Эй, ты, в клетке! Берегись! Сзади! -- Но было уже поздно -- раздался выстрел, и Тарзан рухнул на пол. Стрелял Джабу Сингх, незаметно подкравшийся к клетке сзади. Шмидт отполз в сторону, Джанетт выхватила из рук Тарзана пистолет и, повернувшись, выстрелила в Джабу Сингха, который снова целился в распростертое тело. Пуля угодила ласкару в правую руку, и он выронил оружие. Затем Джанетт, держа ласкара на мушке, пересекла клетку, просунула руку через решетку и подобрала пистолет Джабу Сингха. После чего вернулась к Тарзану, опустилась на колени и приложила ухо к его груди. Шмидта буквально колотило от бессильной злобы. Вдруг с мостика крикнули, что впереди показалось судно, и Шмидт, прихрамывая, пошел взглянуть на него. "Сайгон" шел без флага, готовый поднять флаг любого государства, какое укажет Шмидт, когда возникает необходимость. Судно оказалось английской яхтой, и, соответственно, Шмидт велел поднять английский флаг. Затем он связался с яхтой по рации и спросил, нет ли у них на борту врача, ибо у него на пароходе двое страдающих раненых, что в принципе соответствовало действительности. Джабу Сингх уж точно страдал под собственный вокальный аккомпанемент. Тарзан же тихо лежал там, где упал. С яхты ответили, что у них на борту есть врач, и Шмидт сказал, что вышлет за ним шлюпку. Он лично отправился со шлюпкой, набитой ласкарами, вооруженными тем, что сумели найти -- пистолетами, ружьями, баграми, ножами и прутьями, тщательно припрятанными от постороннего взгляда. Подойдя к яхте, они ринулись на борт по трапу и высыпали на палубу прежде, чем потрясенные яхтсмены успели сообразить, что к ним на яхту явились со злым умыслом. В ту же минуту английский флаг на "Сайгоне" был заменен на германский. Люди на палубе яхты -- двадцать пять или тридцать мужчин и девушка -- в изумлении глядели на непрошеных гостей, имевших по-пиратски свирепый вид и державших наготове оружие. -- Что все это значит? -- требовательно спросил капитан яхты. Шмидт указал на германский флаг, развевающийся над "Сайгоном". -- Это значит, что я захватил вас именем германского правительства, -- ответил Шмидт. -- Я беру вас в качестве трофея, и на яхте будет моя команда. Останутся ваш инженер и штурман. Командование примет на себя мой помощник Джабу Сингх. Он получил небольшое ранение, но ваш доктор поможет ему, а все остальные перейдут на мое судно вместе со мной. Вы должны считать себя военнопленными и вести себя соответственно. -- Но позвольте, -- запротестовал капитан яхты. -- Это судно не имеет вооружения, это не военное судно и даже не торговое, а частная яхта, совершающая научную экспедицию. Будучи торговым судном, вы не имеете никакого права нас захватывать. -- Послушайте, старина! -- К Шмидту обратился высокий молодой человек в парусиновом костюме. -- По какому праву... -- Молчать! -- обрубил Шмидт. -- Вы -- англичане, а это уже достаточная причина, чтобы вас захватить. Прекратите болтовню! Где врач? Займитесь своим делом. Пока доктор перевязывал Джабу Сингха, ласкары по приказу Шмидта обыскивали корабль в поисках оружия и боеприпасов. Они нашли несколько пистолетов и спортивных ружей. Когда доктор закончил перевязку, Шмидт назначил новую команду яхты из числа своих людей и оставил несколько матросов из прежнего экипажа яхты. Затем ласкары затолкали остальных в шлюпку с "Сайгона", которая вернулась вместе с пленными на пароход. -- Надо же! -- не унимался молодой человек в белом парусиновом костюме. -- Какая неслыханная наглость! -- Могло быть и хуже, Алджи, -- сказала девушка. -- Может, теперь тебе не придется жениться на мне. -- Скажешь тоже, -- возмутился молодой человек. -- Это будет еще хуже. VI Пуля, угодившая в Тарзана, всего лишь оцарапала голову, нанеся неглубокую рану в мягких тканях, и оглушила его на несколько минут. Вскоре однако он пришел в себя и теперь вместе с Джанетт Лейон наблюдал за пленными, которые перешагивали через борт "Сайгона". -- Шмидт стал пиратом, -- заметила девушка. -- Интересно, что он намерен делать со всей этой оравой? Их человек пятнадцать, не меньше. Ей недолго пришлось ждать ответа на свой вопрос. Шмидт отделил восьмерых добровольцев, согласившихся работать в команде "Сайгона", и тех увели. Затем он распорядился поднять на палубу еще две железные клетки и поставить их в ряд с другими. -- А теперь, -- объявил он, -- хотя я и понимаю, что не следует этого делать, я позволю вам самим выбрать себе товарищей по клетке. -- Позвольте! -- вскричал Алджернон Райт-Смит. -- Не станете же вы сажать наших женщин за решетку! -- Что годится для английского борова, годится и для английской свиноматки, -- прорычал Шмидт. -- Давайте решайте да поскорее. Пожилой мужчина с седыми моржовыми усами разгневанно фыркнул, и его красное лицо побагровело. -- Ты негодяй! -- выпалил он. -- Не смей так обращаться с английскими женщинами. -- Не надо волноваться, дядюшка, -- сказала девушка. -- Придется делать так, как он говорит. -- Ноги моей в этой клетке не будет, Уильям, -- сказала вторая женщина с яхты, леди, чей возраст -- пятьдесят с небольшим выдавала располневшая талия. -- Ни моей, ни Патриции, -- добавила она. -- Нужно быть реалистом, -- произнесла девушка. -- Мы же абсолютно беспомощны. -- С этими словами она вошла в клетку поменьше. Вскоре к ней присоединились ее дядя и тетя, осознавшие наконец тщетность сопротивления. Капитан Боултон, Тиббет, второй помощник капитана яхты, доктор Крауч и Алджи были заключены во вторую клетку. Шмидт расхаживал взад-вперед перед клетками, злорадствуя. -- Хорошенький образовался у меня зверинец, -- сказал он. -- Француженка, немецкий предатель, голландский пес и семь английских свиней; с моими обезьянами, мартышками, львами, тиграми и слонами мы произведем сенсацию в Берлине. Клетка, в которой томилась чета Ли и их племянница, стояла по соседству с той, где сидели Тарзан и Джанетт Лейон, а по другую сторону находилась клетка с четырьмя англичанами. Пенелопа Ли искоса разглядывала Тарзана и морщилась от неприязни. -- Скандал! -- шепнула она Патриции, своей племяннице. -- Этот малый практически голый. -- А он ничего, симпатичный, тетушка, -- заметила Патриция Ли-Бердон. -- Не смотри на него, -- предостерегла Пенелопа Ли. -- А эта женщина, как ты думаешь, его жена? -- Она не похожа на дикарку, -- ответила Патриция. -- В таком случае, почему она находится в одной клетке с ним? -- возмутилась миссис Ли. -- Наверное, ее туда бросили, как нас -- сюда. -- Как же! -- фыркнула Пенелопа Ли. -- На мой взгляд, она выглядит распутницей. -- Эй! -- прокричал Шмидт. -- Сейчас будем кормить животных. Все, кто не на вахте, могут прийти посмотреть. Перед клетками столпились ласкары, китайцы и кое-кто из команды яхты. Принесли еду и воду. Еда -- отвратительное невообразимое месиво, содержание которого не поддавалось определению как на вид, так и на вкус. Тарзану кинули кусок мяса. -- Какая гадость, -- фыркнула Пенелопа Ли, брезгливо отталкивая неудобоваримую пищу. В следующий миг ее внимание привлекло раздававшееся в соседней клетке урчание. Взглянув туда, она ахнула от испуга. -- Посмотрите! -- прошептала она дрожащим голосом. -- Это существо рычит и ест мясо сырым. Какой кошмар! -- Я нахожу его очаровательным, -- возразила Патриция. -- Бррр, -- поморщился полковник Уильям Сесил Хью Персиваль Ли, -- мерзкий тип. -- Гадость! -- выпалила миссис Ли. Тарзан поднял глаза на Джанетт Лейон и подмигнул ей с еле уловимой улыбкой, тронувшей его губы. -- Вы и по-английски понимаете? -- спросила она. Тарзан кивнул. -- Вы не против, если я их немножко разыграю? -- продолжала она. -- Пожалуйста, -- ответил Тарзан, -- сколько вам будет угодно... Они оба говорили по-французски и шепотом. -- Ну и как? -- спросила она по-английски достаточно громко, чтобы ее услышали в соседней клетке. -- Капитан вкусный? -- Не такой вкусный, как швед, которого мне давали на прошлой неделе, -- ответил Тарзан. Миссис Ли побледнела, ее едва не стошнило. Она грузно осела на пол. Полковник, и без того слегка пучеглазый, вытаращил глаза, потрясенно глядя на соседнюю клетку. Подошедшая к нему вплотную племянница шепнула: -- Мне кажется, они нас дурачат, дядя. Я заметила, как он подмигивал девушке. -- Моя нюхательная соль! -- простонала миссис Ли. -- В чем дело, полковник? -- спросил Алджернон Райт-Смит из своей клетки. -- Этот дьявол ест капитана, -- ответил полковник шепотом, который можно было услышать за квартал. Де Гроот усмехнулся. -- О Боже! -- воскликнул Алджи. Джанетт Лейон отвернулась, скрывая смех, а Тарзан продолжал рвать мясо своими крепкими белыми зубами. -- Говорю вам, они насмехаются над нами, -- заявила Патриция Ли-Бердон. -- Вы не можете заставить меня поверить в то, что цивилизованные люди позволяют этому дикарю есть человеческое мясо, даже если он этого захотел бы, в чем я сомневаюсь. Когда эта девушка отвернулась, я видела, как плечи ее дрожат от смеха. -- Что это, Уильям? -- вскричала миссис Ли, заслышав рев льва, донесшийся из трюма. Некоторое время звери вели себя неестественно тихо, но теперь они проголодались, и недовольство льва спровоцировало остальных, в результате чего через несколько секунд воздух наполнился диким воем, от которого кровь стыла в жилах -- раскатистое рычание львов, кашляющее ворчание тигров, отвратительный смех гиен, трубный зов слонов в сочетании с попурри из звуков, издаваемых животными помельче. -- О-о-о! -- вскричала миссис Ли. -- Как страшно! Уильям, немедленно заставь их замолчать. -- Хм, -- произнес полковник без своего обычного энтузиазма. Вскоре однако смотрители приступили к кормежке. и шум затих. Вновь воцарилась тишина. Ближе к вечеру небо затянулось тучами, поднялся ветер, и с начавшейся качкой звери снова забеспокоились. Ласкар стал разносить по клеткам ведра с водой, минуя однако клетку, в которой сидел Тарзан. Матрос отпирал одну за другой двери, поднимая их вверх ровно настолько, чтобы протиснуть ведро, затем просовывал веник, которым заключенные должны были наводить чистоту. Хотя его и сопровождали два других матроса с ружьями, он не стал отпирать дверь в клетку Тарзана, поскольку Шмидт опасался, что тот совершит побег. Тарзан всякий раз внимательно наблюдал за этой процедурой с самого начала своего появления на "Сайгоне". Он заметил, что воду всегда разносил один и тот же ласкар, и что вторично он появлялся, когда били четыре склянки во время первой ночной вахты с последней проверкой пленников. Во второй раз он приходил один, так как ему не нужно было отпирать клетки, но Шмидт на всякий случай снабжал его пистолетом. В тот вечер, когда ласкар передал воду в клетку, занимаемую семейством Ли, полковник обратился к нему с просьбой: -- Стюард, -- попросил он, -- принесите нам четыре стула и коврики. И он протянул ласкару купюру в пять фунтов. Матрос взял бумажку и спрятал ее под грязной набедренной повязкой. -- Нет стулья, нет коврик, -- сказал он и двинулся к следующей клетке. -- Эй, постой! -- крикнул полковник. -- Вернись! Кто капитан этого судна? Я хочу видеть капитана. -- Теперь сахиб Шмидт капитан, -- ответил ласкар. -- Капитан Ларсен болеть. Его не видеть три-четыре дня. Может, умирал. Он отправился дальше, и полковник уже не пытался его удержать. Миссис Ли вздрогнула. -- Значит, это на самом деле был капитан, -- выдохнула она испуганным шепотом и как завороженная уставилась на кость в клетке Тарзана. VII С неба лились потоки дождя. Ветер со свистом гулял по клеткам, пронизывая до костей беззащитных заключенных, Море штормило, и "Сайгон" качало на волнах, словно скорлупку. Тарзан стоял в клетке в полный рост, наслаждаясь тугими струями дождя, громом и молнией. Разрывы молнии всякий раз высвечивали обитателей соседних клеток, и в одно из таких мгновений он увидел, что англичанин набросил пиджак на плечи своей жены и пытается прикрыть ее от ветра своим собственным телом. Девушка-англичанка, как и Тарзан, стояла во весь рост и, казалось, наслаждается схваткой со стихией. В тот же миг Тарзан, воспитанник обезьян, решил, что эти двое ему нравятся. Тарзан пребывал в ожидании -- он ждал ласкара с его ночной проверкой, но на сей раз ласкар не явился. Владыка джунглей умел ждать. Терпению его научили дикие звери, среди которых он вырос. Ласкар не пришел, так придет в следующую ночь. Шторм яростно нарастал. "Сайгону" удалось вырваться из эпицентра и оставить его в стороне. Огромные волны, преследующие судно, грозно обрушивались на корму. Исступленно завывал ветер, смешивая с дождем пену и грозя потопить пленников в их клетках. Джанетт Лейон прилегла и попыталась заснуть. Молодая англичанка ходила взад-вперед по узкой клетке. За ней наблюдал Тарзан, ему был знаком этот тип людей, предпочитавших находиться на открытом воздухе. Ее непринужденная походка служила тому подтверждением. Ей наверняка удавалось все, за что она бы ни бралась, и она стойко переносила тяготы. Тарзан был убежден в этом, поскольку наблюдал за ней с того самого момента, как ее доставили на борт "Сайгона"; слышал, о чем она говорила, и видел, что она воспринимает неизбежность с таким же настроением, как и он сам. Ему представлялось, что девушка станет терпеливо дожидаться первой возможности и тогда будет действовать отважно и с умом. Молодая англичанка, воспринимающая дождь, ветер и качку как самое обычное дело, остановилась возле стенки, примыкающей к клетке Тарзана, и взглянула на него. -- Ну как, капитан пришелся по вкусу? -- спросила она с мимолетной улыбкой. -- Он был немного солоноват, -- ответил Тарзан. -- Наверное, швед был вкуснее, -- предположила она. -- Намного, особенно темное мясо. -- Почему вы пытались напугать нас? -- спросила она. -- Ваши дядя и тетя не слишком благоприятно отзывались о нас в своих репликах. -- Знаю, -- согласилась она. -- Мне очень жаль, но они очень сильно расстроились. Для них все это явилось страшным ударом. Я очень переживаю из-за них, они пожилые и не смогут долго выносить все это. Как вы думаете, что Шмидт собирается с нами сделать? -- Невозможно представить, он сумасшедший. Его план -- выставить нас на обозрение в Берлине, естественно, смехотворен. Если он доберется до Берлина, то нас, англичан, конечно, интернируют. -- Вы англичанин? -- Мои отец и мать были англичанами. -- Меня зовут Бердон. Патриция Ли-Бердон, -- сказала девушка. -- Могу я узнать ваше имя? -- Тарзан, -- ответил тот. -- Тарзан и все? -- И все. -- Пожалуйста, расскажите мне, как вы очутились в этой клетке, мистер Тарзан. -- Просто Тарзан, -- поправил ее Владыка джунглей, -- без мистера. В этой клетке я оказался потому, что Абдула Абу Неджм захотел мне отомстить. Он подговорил вождя одного из африканских племен схватить меня, а у того тоже имелись причины для мести. Абдула продал меня человеку по имени Краузе, который скупал животных. Этот Краузе сейчас сидит в клетке по соседству со мной. Шмидт, который являлся вторым помощником капитана, захватил судно Краузе, а заодно и его дикаря, и всех животных, и самого Краузе тоже. -- Если шторм усилится, он может нас лишиться, -- сказала девушка. Она вцепилась в прутья -- пароход нырнул вниз с гребня волны и взмыл вверх на гребне следующей. -- "Сайгон" на вид суденышко хлипкое, -- проговорила Джанетт Лейон, подходя к Тарзану, -- но я думаю, этот шторм оно выдержит. По пути сюда мы попали в шторм похуже. Правда, тогда капитаном был Ларсен и мистер де Гроот -- первым помощником. А теперь, когда во главе встал Шмидт, всякое может случиться. Пароход вдруг развернуло кормой к волне, и он скатился вниз, где накренился, едва не черпая бортом воду. Раздался испуганный крик, и разряд молнии осветил полковника и его жену, которых швырнуло на решетку клетки. -- Бедная тетя Пенелопа! -- воскликнула молодая англичанка. -- Она этого не перенесет. -- Патриция с трудом добралась вдоль решетки к своей тете. -- Ты не ушиблась, тетушка? -- спросила она. -- У меня переломаны все кости, -- ответила миссис Ли. -- Я всегда была против этой дурацкой экспедиции. И вообще, какая разница, что за твари обитают на дне океана -- в Лондоне-то их все равно не встретишь. Только потеряли "Наяду" и вот-вот лишимся собственных жизней. Я надеюсь, твой дядя удовлетворен. Патриция с облегчением вздохнула, ибо поняла, что с тетей все в порядке. Полковник благоразумно помалкивал -- двадцатипятилетний опыт совместной жизни научил его, когда нужно промолчать. Миновала долгая ночь, но яростный шторм не затихал. "Сайгон", как и прежде, шел впереди шторма, замедлив скорость до пяти узлов и принимая его на корму. Время от времени сзади накатывалась волна и едва не накрывала с головой заключенных в клетках людей, которым ничего не оставалось делать, как прижиматься к решеткам и надеяться на лучшее. По собственному утверждению миссис Ли, она успела захлебнуться трижды. -- Отныне, Уильям, -- заявила она, -- ты будешь читать исключительно "Таймс", воспоминания о походах Наполеона и "Рим" Гиббона. Стоит тебе взяться за что-нибудь другое, как ты совершенно лишаешься рассудка. Если бы ты не прочел это "Путешествие Арктуруса", написанное этим злосчастным Бибом, мы бы, без сомнения, находились бы в данную минуту дома и горя бы не знали. Только потому, что он выудил массу отвратительных созданий с электрическим свечением, тебе приспичило отправиться в путь, чтобы убедиться самому. Никак не могу этого понять, Уильям. -- Не будь слишком сурова к дяде, -- сказала Патриция. -- Он мог бы обнаружить кое-что в водопроводной воде и стать знаменитостью. Миссис Ли громко хмыкнула. В тот день к клеткам никто не подходил, и пленники не получили ни еды, ни питья. Звери в трюме также остались без кормежки, и их жалобный вой перекрывал рев шторма. Лишь на третий день вечером явились двое китайцев с едой. К тому времени заключенные настолько изголодались, что с жадностью накинулись на принесенную пищу, несмотря на то, что это было холодное жидкое месиво из сухарей. Миссис Ли погрузилась в полное молчание. Это встревожило ее мужа и племянницу, ибо они знали, что если Пенелопа Ли переставала жаловаться, значит с ней действительно было что-то не так. Приблизительно в девять вечера неожиданно стих ветер, наступившая тишина была зловещей. -- Мы попали в центр шторма, -- сказала Джанетт Лейон. -- Скоро опять начнется, -- предположил Тарзан. -- Этот недотепа должен был бы уходить от шторма, а не входить в него, -- продолжила Джанетт. Тарзан терпеливо ждал, словно лев у водопоя, ждал, когда появится добыча. -- Так оно лучше, -- сказал он девушке. -- Не понимаю, -- откликнулась Джанетт. -- По-моему, хуже некуда. -- Подождите, -- произнес Тарзан, -- думаю, скоро увидите. Волны были по-прежнему высокими, но "Сайгон", казалось, приноровился к ним, и скоро на палубе появился Шмидт и направился к клеткам. -- Как поживает скотина? -- повелительно осведомился он. -- Женщины умрут, если вы их оставите здесь, Шмидт, -- сказал де Гроот. -- Почему бы вам не выпустить их и не поселить в каюте или, на худой конец, определить в трюме, где они будут защищены от шторма? -- Если я услышу еще хоть одну жалобу, -- рявкнул Шмидт, -- я брошу всех вас за борт вместе с клетками. И вообще, какие могут быть претензии? У вас бесплатный проезд, бесплатное питание и личные апартаменты. За последние три дня вы также воспользовались, причем не раз, бесплатным душем и ванной. -- Но, послушайте, моя жена умрет, если вы и дальше будете держать ее в клетке, -- сказал полковник Ли. -- Пусть умирает, -- ответил Шмидт. -- Мне как раз требуется свежее мясо для дикаря и других зверей. -- И с этой прощальной любезностью Шмидт вернулся на мостик. Миссис Ли разрыдалась, а полковник разразился грозными проклятьями. Тарзан ждал, и вскоре произошло то, чего он дожидался. Появился Азока, ласкар, и приступил к запоздалой проверке. Он расхаживал с важным видом, сознавая значимость собственной персоны -- смотрителя английских сахибов и их леди. В свете корабельных огней можно было различать предметы на некотором расстоянии, и Тарзан с его натренированным ночным зрением сразу же заметил Азоку, как только тот ступил на палубу. Владыка джунглей встал, держась за два соседних прута решетки. Азока прошел мимо клетки, стараясь держаться на расстоянии, чтобы не попасть дикарю под руку. Джанетт Лейон встала рядом с Тарзаном. Она интуитивно почувствовала, что должно случиться нечто важное. Глаза ее были прикованы к товарищу по клетке. Она увидела, как напряглись мышцы его плеч и рук. Тарзан вложил всю свою исполинскую силу в поединок с решеткой. Прутья медленно раздвинулись, и Тарзан, приемыш обезьян, шагнул на свободу. VIII Азока, ласкар, с высокомерным видом миновал клетку полковника, а когда оказался перед клеткой с четырьмя англичанами, на его горле сзади сомкнулись стальные пальцы. Он почувствовал, как из кобуры вытащили оружие. Джанетт Лейон с изумлением наблюдала за той кажущейся легкостью, с которой геркулесовы мускулы раздвинули прутья решетки. На ее глазах Тарзан напал на ласкара и завладел его оружием. Потом она вышла следом через образовавшийся проем, захватив с собой пистолеты, отобранные у Шмидта и Джабу Сингха. Азока сопротивлялся и порывался позвать на помощь, но как только услышал зловещий голос, шепнувший ему прямо в ухо: "Молчать или я убью тебя", сразу затих. Тарзан оглянулся и увидел подошедшую сзади Джанетт Лейон. Затем снял со шнурка, висевшего на шее Азоки, ключ от клеток и передал его девушке. -- Пойдем отопрем двери, -- сказал он и обошел последнюю клетку, выходя на ту сторону, где находились двери. -- Мужчины пойдут со мной, -- шепотом объявил он. -- Полковник и женщины останутся здесь. Тарзан остановился возле клетки полковника. Миссис Ли, задремавшая во время затишья, проснулась и увидела его. Она взвизгнула. -- Дикарь вырвался! -- Заткнись, Пенелопа! -- цыкнул на нее полковник. -- Он собирается выпустить нас из этой проклятой клетки. -- Не смей на меня ругаться, Уильям Сесил Хью Персиваль Ли, -- возмутилась Пенелопа. -- Тихо! -- прорычал Тарзан, и Пенелопа Ли в ужасе затихла. -- Можете выходить, -- сказал Тарзан, -- но от клеток не отходите, пока мы не вернемся. -- Затем он последовал за Джанетт к клетке, в которой сидели де Гроот и Краузе и подождал, пока она отомкнула висячий замок. -- Де Гроот может выйти, -- произнес Тарзан. -- Краузе останется. Азока, заходи сюда. -- Тарзан повернулся к Джанетт. -- Заприте их. Дайте мне пистолет, а другой держите при себе. Если кто-нибудь из них попытается поднять тревогу; стреляйте без предупреждения. Как вы полагаете, справитесь? -- Я стреляла в Джабу Сингха, -- напомнила ему девушка. Тарзан кивнул и повернулся к мужчинам, стоявшим сзади. Пистолет Азоки он передал де Грооту. Он оценивающе приглядывался к мужчинам с того момента, как те оказались на борту, и сейчас велел Джанетт передать третий пистолет Тиббету, второму помощнику с "Наяды". -- Как ваше имя? -- спросил он. -- Тиббет, -- ответил тот. -- Пойдете со мной. Будем брать мостик. Де Гроот знает судно. Он и остальные будут искать оружие. Пока же вооружитесь тем, что попадется под руку. Очевидно, предстоит схватка. Судно вышло из эпицентра шторма, и ветер взвыл с новой силой. "Сайгон" мотало из стороны в сторону, а в это время Тарзан и Тиббет поднялись по трапу на мостик, где за штурвалом стоял ласкар Чанд, а на вахте -- Шмидт. Шмидт случайно обернулся именно в тот миг, когда вошел Тарзан, и, завидев его, схватился за револьвер, одновременно предупреждая Чанда криком. Тарзан рванулся вперед с быстротой Ары-молнии и ударил Шмидта по руке, когда тот уже нажимал на курок. Пуля угодила в потолок, а в следующее мгновение Шмидт был разоружен. Тиббет наставил на Чанда пистолет и отобрал у него оружие. -- Беритесь за штурвал, -- распорядился Тарзан, -- и дайте мне его пистолет. Посматривайте назад и стреляйте в любого, кто попытается напасть. А вы оба спускайтесь к клеткам, -- приказал он Шмидту и Чанду. Тарзан прошел следом за ними на палубу и отвел их к клетке, где сидели Краузе и Азока. -- Откройте вот эту, Джанетт, -- сказал он. -- У меня еще два зверя для вашего зверинца. -- Это бунт, -- завизжал Шмидт. -- И когда я доставлю вас в Берлин, вам отрубят головы. -- Марш в клетку, -- приказал Тарзан и толкнул Шмидта с такой силой, что тот налетел на Краузе, и они оба свалились на пол. Сквозь шум шторма послышался выстрел, и Тарзан поспешил на звук. Спускаясь по трапу, он услышал еще два выстрела, а также брань и крики боли. Оказавшись на месте схватки, он увидел, что на его людей с тыла напали вооруженные ласкары, однако, к счастью, было больше шума, чем реальной опасности. Ранило одного ласкара. Именно он и кричал. Кроме единственного пострадавшего, ни та, ни другая сторона не понесла каких-либо потерь. Трое из четверых ласкаров оставались на ногах и палили вовсю, не разбирая цели. Сзади к ним подошел Тарзан с пистолетом в каждой руке. -- Бросай оружие, -- крикнул он повелительным тоном, -- иначе убью. Все трое обернулись почти одновременно. При виде направленных на них двух пистолетов Тарзана двое ласкаров выронили оружие, а третий прицелился и выстрелил. В тот же миг прозвучал выстрел Тарзана. Ласкар схватился за грудь и упал вперед лицом. Остальное было просто. В каюте Шмидта отыскались пистолеты, ружья и патроны, захваченные на "Наяде", и, оказавшись безоружными, Убанович и ласкары не оказали сопротивления, как не оказали и китайцы и перешедшие на сторону Шмидта члены экипажа "Наяды", ибо все были очень рады, что больше не нужно выполнять приказы сумасшедшего. Взяв пароход под свой контроль, Тарзан собрал своих людей в маленькой кают-компании. Пенелопа Ли по-прежнему глядела на него с отвращением и страхом: для нее он оставался дикарем, людоедом, сожравшим ни в чем не повинного капитана и несчастного шведа, и который рано или поздно съест их всех. Остальные же должным образом оценили силу, отвагу и ум Тарзана, вызволившего их из опасной ситуации. -- Боултон, -- обратился Тарзан к капитану "Наяды", -- принимайте командование кораблем на себя. Де Гроот будет вашим первым помощником, Тиббет -- вторым. Де Гроот говорил, что на "Сайгоне" всего две каюты. Полковник и миссис Ли займут каюту капитана, девушки -- каюту помощников капитана. -- А ведь если разобраться, он нами командует, -- шепнула мужу Пенелопа Ли. -- Ты должен что-то предпринять, Уильям. Ты должен взять командование на себя. -- Не глупи, тетушка, -- шепотом урезонила ее Патриция Ли-Бердон. -- Мы всем обязаны этому человеку. Он был великолепен. Видела бы ты, как он раздвигал прутья в решетке, словно они были резиновые! -- Ничего не могу с собой поделать, -- возразила миссис Ли. -- Я не привыкла, чтобы мною командовали голые дикари. Пусть кто-нибудь одолжит ему брюки. -- Ладно, Пенелопа, -- сказал полковник, -- если тебе от этого будет легче, одолжу ему свои -- ха! -- и останусь без оных -- ха-ха! -- Фу, как вульгарно, -- фыркнула миссис Ли. Тарзан отправился на мостик к де Грооту, чтобы сообщить последние новости. -- Я рад, что вы не назначили меня капитаном, -- сказал голландец. -- У меня не хватает опыта. Боултон -- толковый моряк. В свое время он служил в Королевском флоте. А что с Убановичем? -- Я послал за ним, -- ответил Тарзан. -- Он должен появиться здесь с минуты на минуту. -- Он ненавидит всех, -- сказал де Гроот. -- Большевик до мозга костей. А вот, кстати, и он. Появился Убанович. Сутулый, мрачный, глядящий исподлобья. -- А вы что тут делаете? -- свирепо спросил он. -- Где Шмидт? -- Он там, куда отправят и вас, если не согласитесь с нами сотрудничать, -- ответил Тарзан. -- Это куда? -- поинтересовался Убанович. -- В клетку, к Краузе и парочке ласкаров, -- объяснил Тарзан. -- Я не знаю, имели ли вы какое-либо отношение к бунту, Убанович, но если желаете и дальше работать механиком, никто не станет ни о чем вас расспрашивать. Хмурый большевик кивнул. -- Ладно, черт с вами. Хуже, чем с этим психом Шмидтом, не будет. -- Боултон -- капитан. Представьтесь ему и доложите, что вы механик. Вы не знаете, что стало с арабом -- я его уже несколько дней не видел? -- Ничего с ним не стало, -- буркнул Убанович. -- Сидит в машинном отделении -- греется. -- Пусть явится ко мне на мостик. Попросите также капитана Боултона прислать нам пару матросов. Тарзан и де Гроот устремили взоры в темноту. Нос парохода вошел в огромную волну. Судно еле выкарабкалось. -- Шторм крепчает, -- заметил де Гроот. -- "Сайгон" выдержит? -- спросил Тарзан. -- Думаю, да, -- отозвался де Гроот. -- Если сумеем удержать курс, то сохраним достаточную скорость для маневра. Вдруг сзади раздался выстрел. Стекло переднего иллюминатора разлетелось вдребезги. Тарзан и де Гроот мгновенно обернулись. На верхней ступеньке трапа стоял Абдула Абу Неджм с дымящимся пистолетом в руке. IX Араб выстрелил снова, но из-за сильной качки промахнулся. В тот же миг Тарзан прыгнул на врага. Под весом обрушившегося на него человека-обезьяны Абдула сорвался с трапа, и они вместе с грохотом рухнули на палубу. Араб оказался внизу -- оглушенная неподвижная туша. Присланные капитаном Боултоном на мостик двое матросов появились на палубе как раз в тот момент, когда все это произошло, и они рванулись вперед, полагая, что оба упавших расшиблись и потеряли сознание, но в таком состоянии оказался лишь один из них. Тарзан вскочил на ноги, а Абдула Абу Неджм остался лежать там, где упал. -- Пусть один из вас спустится вниз и попросит у мисс Лейон ключи от клетки, -- распорядился Тарзан. Затем схватил араба за руки и оттащил к клетке, в которой находились Краузе и Шмидт. Когда принесли ключ, он отпер дверь и втолкнул араба внутрь. Был ли тот жив или уже умер, Тарзан не знал. И не хотел знать. Шторм усилился, и незадолго до рассвета пароход упал в ложбину между волнами, завалился на бок и на мгновение застыл в таком положении, словно готовый вот-вот перевернуться. Затем его бросило на другой бок. Настал очередной жуткий миг, когда конец казался неизбежным. Изменение в движении судна мгновенно разбудило Тарзана, и он стал пробираться к мостику -- подвиг, который дался без особого труда человеку, выросшему в лесу среди обезьян и большую часть жизни проведшему на деревьях. Вот и сейчас он чаще перепрыгивал с предмета на предмет, чем передвигался на ногах, и вскоре достиг цели. Он увидел, что оба матроса вцепились в штурвал, а капитан -- в пиллерс. -- Что стряслось? -- спросил Тарзан. -- Штурвал заклинило, -- ответил Боултон. -- Если бы могли бросить якорь, то сумели бы выровнять положение, но при таких волнах это невозможно. А вы, черт возьми, каким образом оказались здесь в такую качку? -- Я пробирался так, как обычно передвигаюсь по верхушкам деревьев, -- пояснил Тарзан. Боултон проворчал нечто вроде "весьма любопытно", затем сказал: -- Кажется, стихает. Если корабль сейчас выдержит, мы выкрутимся, но и в этом случае окажемся в весьма затруднительном положении -- один из матросов утверждает, что этот негодяй Шмидт вывел из строя рацию. "Сайгон", словно доказывая, на что он способен, лег на бок так, что палуба встала почти вертикально, и замер в таком положении. -- О Боже! -- вскричал матрос. -- Сейчас перевернемся! Но судно не перевернулось, оно качнулось в противоположную сторону, однако не выправилось до конца. Теперь ветер дул порывами. Шторм определенно шел на убыль. Перед самым рассветом капитан спросил: -- Вы что-нибудь слышите? -- Да, -- отозвался Тарзан. -- Слышу и уже на протяжении некоторого времени. -- А знаете, что это такое? -- поинтересовался капитан. -- Знаю, -- ответил человек-обезьяна. -- Буруны, -- сказал Боултон. -- Теперь нам крышка. Медленно, словно нехотя наступил рассвет, будто задерживаемый тем злым духом, который направлял весь ход злополучного "Сайгона". С подветренной стороны люди на мостике увидели остров вулканического происхождения. Склоны гор покрывала тропическая растительность, вершины гор терялись в низко нависших тучах. Волны разбивались о коралловый риф в четверти мили от берега, и к этому рифу сносило "Сайгон". -- Вон там, справа, в рифах проход, -- заметил Боултон. -- Думаю, пора спускать шлюпки и переправлять людей на берег. -- Вы -- капитан, вам и решать, -- откликнулся Тарзан. Боултон приказал свистать всех наверх. Матросам был дан приказ приготовиться к спуску шлюпок. Часть ласкаров, не дожидаясь команды, захватила шлюпку и начала спускать ее на воду. Де Гроот выхватил пистолет и бросился к ним, пытаясь остановить самоуправство, но опоздал -- шлюпка уже коснулась воды. Его первым порывом было -- открыть огонь по нарушителям, чтобы преподать урок остальным, однако вместо этого он повернулся и бросился к другой группе ласкаров, пытавшихся захватить еще одну шлюпку. К де Грооту примкнули вооруженные Боултон и Тиббет, и ласкары отступили. -- Любого, кто ослушается приказа, расстреливать на месте, -- распорядился Боултон. -- Пока же подождем, посмотрим, что произойдет с беглецами, прежде чем спускать вторую шлюпку. "Сайгон" беспомощно дрейфовал в сторону рифов. Пассажиры и команда облепили поручни, наблюдая за тем, как люди в спасательной шлюпке сражаются с огромными волнами, пытаясь достичь прохода в рифах. -- Да, шансов проскочить у них маловато, -- сказал доктор Крауч. -- И чем "Сайгон" ближе к рифам, тем труднее будет следующим шлюпкам, -- проговорил полковник Ли. -- Этим подонкам не проскочить, -- добавил Алджи. -- И поделом. -- А мне кажется, они проскочат, -- возразила Патриция. -- А вы как думаете, Тарзан? -- Сомневаюсь, -- ответил человек-обезьяна. -- Но если они потерпят неудачу, при том, что у них на каждом весле по гребцу и нет ни одного пассажира, это будет означать, что у других шлюпок отсутствует малейший шанс на спасение. -- Но почему бы не попытаться? -- настаивала девушка. -- Если "Сайгон" напорется на рифы, нам всем конец, а в шлюпке, по крайней мере, появится возможность бороться за жизнь. -- Ветер и волны стихают, -- заметил Тарзан. -- Сразу за рифами -- спокойная вода, и если "Сайгон" не разобьется сразу, то, думаю, лучше оставаться здесь, чем идти на шлюпках, которые разнесет в щепки, как только они налетят на рифы. -- Пожалуй, тут вы правы, -- произнес Боултон, -- но в подобной экстремальной ситуации, когда речь идет о человеческих жизнях, я могу говорить только от своего имени. Я останусь на корабле, но если наберется достаточно желающих, я велю спустить шлюпку номер четыре. Он обвел взглядом присутствующих, но глаза всех были прикованы к лодке, приближающейся к рифам, и, похоже, никто не высказывал желания рискнуть. -- Они не пройдут, -- повторил Тиббет. -- Ни за что, -- согласился доктор Крауч. -- Смотрите! -- воскликнула Джанетт Лейон. -- Они пошли прямо на рифы. -- Эти негодяи поумнее, чем я думал, -- проворчал полковник Ли. -- Они поняли, что через проход им не пройти, и теперь попытаются проскочить над рифом на гребне волны. -- Если повезет, им это удастся, -- сказал Боултон. -- В таком случае им должно дьявольски повезти, -- добавил Крауч. -- Они пошли! -- крикнул Алджи. -- Глядите, как гребут эти мерзавцы. -- Они удачно выбрали волну, -- сказал Тиббет. -- Похоже, дело выгорит. -- Глядите, глядите, они вон уже где! -- воскликнула Джанетт. Спасательная шлюпка мчалась к рифам на самом гребне огромной волны. Ласкары отчаянно работали веслами, пытаясь сохранить свое положение. -- Они проскочили! -- закричала Патриция. Однако они не проскочили -- нос шлюпки налетел на коралловый выступ, и обрушившаяся волна перевернула ее кормой вверх, вышвырнув ласкаров в лагуну. -- Ну что ж, если не шлюпка, то люди проскочили, -- заметил Крауч. -- Надеюсь, они умеют плавать, -- сказала Джанетт. -- Надеюсь, что нет, -- буркнул полковник. Ласкары побарахтались в воде минуту-другую и двинулись вплавь к берегу. Вскоре Джанетт воскликнула: -- Да они же встают на ноги, идут вброд! -- Неудивительно, -- произнес Боултон. -- Коралловые лагуны зачастую бывают мелкими. Ветер и волны быстро затихали. "Сайгон" медленно сносило к рифам. Наступал ответственный момент. На плохо оснащенном "Сайгоне" имелось лишь несколько спасательных поясов, три из них были отданы женщинам, остальные -- членам экипажа, заявившим, что не умеют плавать. -- Как вы оцениваете наши шансы, капитан? -- спросил полковник Ли. -- Если нас поднимет на риф, то шанс может появиться, даже если корабль продержится там всего несколько минут, -- ответил Боултон. -- Но если корабль разобьется до того, как сядет на рифы, то он затонет в глубокой воде, и... в общем, сами можете догадаться, что тогда произойдет. Я прикажу спустить на воду шлюпки, плоты и все, что может держаться на воде. И он отдал приказ приступить к работе. Люди занялись приготовлениями. В разгар работы с палубы послышался крик: -- Эй вы там! Де Гроот! -- Это кричал Краузе. -- Вы что, намерены оставить нас здесь, чтобы мы утонули, словно крысы в ловушке? Де Гроот вопросительно взглянул на Тарзана, и человек-обезьяна обратился к Джанетт. -- Дайте мне ключ от клеток, -- попросил он и, получив ключ, направился к клетке, в которой сидели Краузе с остальными. -- Я собираюсь выпустить вас, -- сказал он, -- но смотрите, ведите себя прилично. У меня масса оснований убить любого из вас, так что не давайте мне лишнего повода. С этими словами он отпер дверь, и люди вышли наружу. Абдула выглядел больным, а трое белых имели мрачный, хмурый вид. Выпущенные на волю пленники подошли к поручням, и капитан Боултон крикнул: -- Приготовиться к спуску шлюпок и плотов! Идем на рифы! X Люди на борту судна замерли в ожидании. "Сайгон" был подхвачен волной и взлетел над кипящей водой, вздыбившейся над рифом. Волна со страшной силой швырнула их на острые коралловые скалы. Послышался скрежет и треск расщепляемого дерева -- похоронный звон по кораблю. "Сайгон" закачался, словно пьяный, и стал сползать к глубокой воде с внешней стороны рифов. У людей замерли сердца в этот напряженный момент. Если судно соскользнет обратно в море, многие погибнут, а в том, что оно скользило назад, сомнений не было. -- Перси, -- обратилась к полковнику миссис Ли, называвшая его так только в моменты прилива нежности, -- Перси, если иной раз я и бывала несправедливой, то теперь, когда мы стоим лицом к нашему Создателю, я надеюсь, что ты меня простишь. Полковник кашлянул. -- Это я во всем виноват, не надо было читать небылицы этого Биба. Едва "Сайгон" оказался на глубоководье, как следующая волна, больше первой, подхватила корабль и с силой швырнула на риф. На сей раз судно застряло крепко. Волна откатилась, оставив "Сайгон" на скалах в почти горизонтальном положении. -- Ну дела, -- пробормотал Алджи, -- похоже, выкрутились, а? Прямо Ноев ковчег -- старая лоханка, набитая зверьем и выброшенная на вершину Арарата. Одна за другой волны поменьше разбивались о корпус "Сайгона", а люди суетились возле шлюпок и плотов, торопясь спустить их в лагуну. Накатившая вскоре очередная большая волна накрыла корабль целиком, однако тот не сдвинулся с места. Шлюпки и плоты крепились к судну с помощью линей, не дававших им отойти в сторону, но теперь возникал вопрос, каким образом усадить в них женщин. Риф был узкий, и "Сайгон" застрял всего лишь в нескольких футах от ближнего к берегу края рифа. Человек спортивного склада мог бы спрыгнуть с поручней, перескочив при этом опасный участок, и приводниться в лагуне, но миссис Ли не была человеком спортивного склада, и с ней возникла самая настоящая проблема. Она перегнулась через поручни, глядя на проносившуюся над рифом воду. -- Мне ни за что не спуститься, Уильям, -- сказала она. -- А ты прыгай. Не думай обо мне. Может статься, мы еще встретимся на более счастливом свете. -- Не говори ерунды! -- воскликнул полковник. -- Что-нибудь придумаем. -- Сейчас я спрыгну вниз, -- сказал Тарзан, -- а вы спускайте ее сверху со шлюпбалки. Я буду принимать с плота внизу, -- Ни за что, -- возмутилась миссис Ли. Тарзан повернулся к капитану Боултону. -- Немедленно спускайте ее, -- резко бросил он. -- Капризам ее не потакайте. Я сейчас спущусь проверить глубину. Те, кто не умеют плавать, будут прыгать в воду, а я помогу им взобраться на шлюпку или на плот. Тарзан встал на поручни, на мгновение замер, затем прыгнул далеко вперед и нырнул в лагуну. Люди бросились к поручням посмотреть на него. Тарзан вынырнул, затем развернулся и исчез в глубине. Через некоторое время над водой показалась его голова. -- Здесь достаточно глубоко, -- прокричал он на корабль. Патриция Ли-Бердон сняла с себя спасательный пояс, залезла на поручни и прыгнула вниз, головой вперед. Когда она вынырнула, то обнаружила рядом с собой Тарзана. -- Излишне спрашивать, умеете ли вы плавать, -- произнес он. Девушка улыбнулась. -- Я останусь здесь и помогу вам принять остальных, -- заявила она. Следующей, стараясь не удариться о край рифа, прыгнула Джанетт Лейон, прыгнула, как умела. Тарзан подхватил ее прежде, чем она коснулась поверхности воды. -- Плавать умеете? -- спросил он. -- Нет, -- созналась Джанетт. -- Вы очень храбрая девушка, -- сказал Тарзан и поплыл, поддерживая Джанетт, к шлюпке, где помог ей взобраться на борт. К тому времени на судне началась операция по транспортировке чрезвычайно разгневанной и протестующей миссис Ли, которую усадили на сооружение, напоминающее детские качели и стали спускать вниз. Когда она достигла поверхности лагуны, ее уже ждал Тарзан. -- Молодой человек, -- обрушилась она на Тарзана, -- если со мной что-нибудь случится, будете виноваты вы. -- Замолчите, -- прикрикнул Тарзан. Вероятно, никогда еще в жизни с Пенелопой Ли не говорили тоном, не терпящим возражений, который не только поразил ее, но и привел в смиренное состояние. Миссис Ли послушно сползла в руки Тарзана. Он подплыл вместе с ней к плоту и подсадил, ибо влезть на плот было легче, чем в спасательную шлюпку. Тарзан поплыл назад к пароходу. Тросы продолжали висеть над самой водой. Он уцепился за трос и, перебирая руками, взобрался на палубу. Люди один за другим прыгали или ныряли с поручней. Тарзан остановил их. -- Мне нужны десять-пятнадцать добровольцев для очень опасной работы, -- сказал он. -- Нужны храбрые ребята. -- Что вы собираетесь делать? -- спросил Боултон. -- Теперь, когда остальные благополучно добрались до берега, я собираюсь освободить животных, -- ответил человек-обезьяна, -- и заставить их прыгнуть в воду. -- Но позвольте, -- вскричал полковник Ли, -- многие из них -- опасные хищники. -- Их жизни столь же важны для них, как и наши для нас, -- ответил Тарзан, -- и я не намерен оставлять их здесь на голодную смерть. -- Ну да, ну да, -- согласился полковник, -- но, может, их лучше ликвидировать. Это был бы наиболее гуманный способ. -- Я же не предлагал ликвидировать вашу жену или друзей, -- возразил Тарзан, -- и я никому не позволю ликвидировать моих друзей! -- Ваших друзей? -- переспросил полковник. -- Да, моих друзей, -- ответил Владыка джунглей, -- или, может, лучше будет сказать -- моих соплеменников. Я был рожден и воспитан среди них. Человека я не видел ни разу, пока не подрос, а белого человека впервые повстречал, когда мне стукнуло двадцать лет. Так найдутся добровольцы, чтобы помочь мне спасти их? -- Клянусь Юпитером! -- воскликнул полковник. -- Предложение, разумеется, рискованное. Я с вами, молодой человек. Де Гроот, Боултон, Тиббет, Крауч, люди из экипажа "Наяды" и несколько китайцев вызвались помочь ему, а также трое смотрителей-индусов, нанятых Краузе для ухода за животными. Пока те, кто не решился остаться с ним, покидали судно, Тарзан выпустил орангутангов. Он разговаривал с ними на их языке, и они льнули к нему, словно испуганные дети. Затем провел людей на нижнюю палубу и открыл большие двойные двери в борту судна, через которые осуществлялась погрузка всех крупных животных. Первыми он освободил трех индийских слонов, поскольку те были понятливы и хорошо выдрессированы. Тарзан попросил одного из индусов, погонщиков слонов, сесть на самого большого и направить в лагуну, как только волна накроет риф. Последовала короткая схватка с животным, прежде чем того вынудили погрузиться в воду, но стоило первому слону поплыть, как остальные два последовали за ним без особого принуждения. Потом были выпущены африканские слоны. Это были дикие животные, гораздо более опасные и непослушные, но стоило их вожаку увидеть индийских слонов, плывущих поодаль, как он ринулся в лагуну следом за ними, и его собратья последовали его примеру. Тарзан с помощниками подтаскивали одну за другой клетки со львами и тиграми к проему, открывали двери и опрокидывали клетки, вываливая зверей за борт. Животных поменьше выгружали подобным же способом. Это была долгая и трудная работа, но наконец она завершилась, и остались только змеи. -- Ас ними что делать? -- спросил Боултон. -- Гиста, то есть змея, мой заклятый враг, -- ответил Тарзан. -- Ее мы ликвидируем. Они стояли в проеме и наблюдали за зверями, плывущими к берегу, откуда, согласно приказу капитана, уже возвращались к кораблю пустые шлюпки и плоты. Вдоль линии берега тянулась узкая отмель, за которой начинались густые джунгли, плавно поднимающиеся вверх к подножию вулканических гор, поросших растительностью, гор, которые служили подходящим фоном для дикого и неприветливого пейзажа. Люди с корабля жались друг к другу на берегу, наблюдая за приближением зверей. Но животные, выскочив на сушу, стремглав бросались в джунгли. Лишь один из слонов обернулся, издавая трубный зов, да еще лев зарычал то ли в знак вызова, то ли в знак благодарности, кто знает. А когда вокруг них сомкнулись джунгли, звери начали новую жизнь в незнакомом мире. Большинство матросов вернулось на корабль с плотами и шлюпками, и остаток дня был проведен в доставке на берег судовых запасов. Матросы работали в течение двух дней, снимая с парохода все, что могло еще пригодиться, и пока половина отряда занималась переправкой на берег необходимых предметов, другая половина вырубала площадку в джунглях, где предполагалось разбить постоянный лагерь. Они выбрали это место из-за протекавшего здесь ручья с пресной водой. На третий день, когда работа была почти завершена, на вершине скалы, примыкавшей к берегу с юга, появилась не замеченная никем группа людей человек в двенадцать и стала разглядывать с высоты лагерь. Укрытые растительностью, они наблюдали за пришельцами, прибывшими на их остров впервые за много-много лет. XI Люди, изучавшие потерпевших кораблекрушение с "Сайгона", были воинами. Их одежду составляли набедренные повязки. Концы ткани, свисавшие сзади, были искусно расшиты цветными нитками или украшены перьями. Плечи покрывали прямоугольные накидки, на ногах обуты сандалии, изготовленные из кожи животных. Головы венчали уборы из перьев, а на одном из воинов перья составляли сложный мозаичный рисунок. Одежду этого воина дополняла отделка из нефрита, а пояс и сандалии были усыпаны нефритом и золотом, как и браслеты на руках и ногах. Резные украшения, вдетые в нос, губу и мочки ушей, тоже были сделаны из нефрита. Весь парадный наряд этого человека отличался великолепием и не шел ни в какое сравнение с одеждой его товарищей, ибо Ксатл Дин принадлежал к знатному роду. Коричневые лица людей покрывала татуировка, но татуировка Ксатл Дина была несомненно более вычурной. Вооружение группы составляли луки и стрелы, каждый воин имел по два колчана, а кроме того, по копью и праще для метания камней. Вдобавок к этому -- длинный меч, изготовленный из твердой породы дерева. На лезвии меча через равные промежутки были сделаны вкрапления из вулканического стекла. Для обороны они носили деревянные щиты, обитые шкурой зверей. Понаблюдав некоторое время за чужаками, воины растворились в джунглях. На берег доставили карты и морские приборы, и в полдень капитан Боултон попытался установить местонахождение острова. Но, приступив к решению этой задачи и изучив карту, он обнаружил, что в радиусе нескольких сот миль нет никакой суши. -- Наверное, я ошибся в расчетах, -- сказал он де Грооту, и они вместе принялись проверять и перепроверять данные, но всякий раз результат оставался прежним -- они находились где-то в центре южной части Тихого океана, в сотнях миль от земли. -- Не может такого быть, -- воскликнул Боултон, -- чтобы существовал никому не известный и не отмеченный на карте остров. -- Я был такого же мнения, -- согласился де Гроот, -- но только до последнего момента. Ваши выводы абсолютно правильны, сэр, и мы находимся на неизвестном острове. -- Имея притом столько же шансов быть когда-либо спасенными, как если бы мы находились на луне. Если здесь не побывал ни один корабль со времен Васко да Гама, то логично предположить, что до конца наших дней сюда больше никто не заглянет. -- Если за четыреста лет сюда не заходил ни один корабль, -- возразил де Гроот, -- то наши шансы превосходны, ибо, как вам известно, рано или поздно это должно случиться, и закон вероятности, согласно которому этот остров остается необнаруженным, вот-вот исчерпает себя. -- Вы хотите сказать, что закон сработает в нашу пользу, -- рассмеялся Боултон. -- Что ж, хочется верить в вашу правоту. Тарзан работал наравне со всеми. Для полковника с женой и двух девушек были сооружены удобные хижины. Затем Тарзан созвал всех людей. -- Я позвал вас для того, чтобы сообщить о своем решении. Мы разделимся на два лагеря. Абдула, Краузе, Шмидт, Убанович и ласкары должны покинуть нас. Все наши беды из-за них. Это по их вине мы оказались выброшенными на никому не известный остров, где, по словам Боултона, нам, вероятно, придется провести всю оставшуюся жизнь. Если мы позволим им остаться в нашем лагере, не оберешься неприятностей. Я знаю этот тип людей. -- Затем он обратился к Краузе. -- Пойдете со своими людьми на север на расстояние по меньшей мере в два долгих перехода, и чтобы ни один из вас не смел подходить к нашему лагерю ближе, чем на десять миль. Того, кто ослушается -- убью. Все. Отправляйтесь. -- Ладно, мы уйдем, -- сказал Убанович, -- но возьмем с собой свою долю провизии, оружия и патронов. -- Возьмете с собой лишь свои жизни и больше ничего. -- Не хотите же вы сказать, что отсылаете их в незнакомые джунгли без еды и оружия? -- воспротивился полковник. -- Именно это я и имею в виду, -- отозвался Тарзан, -- и им еще повезло. -- Вы не смеете поступать с нами таким образом, -- воскликнул Убанович. -- Как можно содержать в роскоши кучу грязных буржуев и притеснять бедных трудящихся. Я раскусил вас! Вы -- виляющий хвостом лизоблюд, заискивающий перед богачами и власть имущими. -- Подумать только! -- возмутился Алджи. -- Этот негодяй еще и речи произносит. -- Прямо как в Гайд-парке, -- сказала Патриция. -- Вот именно, -- перешел на крик Убанович. -- Надменная буржуазия издевается над честными пролетариями. -- Пошел прочь, -- зарычал Тарзан. Абдула дернул Убановича за рукав. -- Лучше пойдем, -- зашептал он. -- Знаю я этого малого, он сущий дьявол, ему проще убить нас, чем оставить в живых. Изгои двинулись на север, таща за собой упирающегося Убановича. Он обернулся и крикнул напоследок: -- Я ухожу, но вернусь, когда гнущие на вас спину рабы поймут, что господами должны стать они, а не вы. -- Слава богу! -- воскликнула Патриция Ли. -- Я рада, что они убрались, это, по крайней мере, уже кое-что. -- И она бросила многозначительный взгляд на Тарзана. Вокруг лагеря в джунглях в изобилии росли кокосовые пальмы и бананы, хлебные деревья и съедобные корнеплоды, а в лагуне водилась рыба, так что о голоде не могло быть и речи. Но одна рыба Тарзана не устраивала. Завершив благоустройство лагеря, он стал мастерить свои излюбленные орудия охоты. Он собственноручно изготовил лук, стрелы и колчан, среди корабельного имущества отыскал подходящий нож и веревку, а из остроги сделал копье. Последним оружием он как бы косвенно признавал присутствие огромных хищников, выпущенных им на остров. И вот однажды утром, когда все еще спали, Тарзан покинул лагерь и пошел вверх по течению маленькой речушки, сбегавшей с покрытых зеленью холмов. Избегая густой поросли, он двигался по деревьям, перепрыгивая с ветки на ветку. Итак, как я уже сказал, он оставил лагерь до того, как проснулись остальные, да и сам Тарзан так полагал, но вскоре он почуял, что кто-то преследует его, и, оглянувшись, увидел двух орангутангов, двигавшихся вслед за ним по деревьям. -- Тарзан охотится, -- сказал он на языке больших обезьян, когда те нагнали его. -- Не шумите. -- Тарзан охотится, Мангани не шумят, -- уверил его один из них. И они втроем молча продолжили путь по деревьям тихого леса. На нижних склонах гор Тарзану встретились слоны, поедающие нежные побеги растений. Он заговорил с ними, и те приветственно затрубили. Они не испытывали боязни и не уходили. Тарзан решил узнать, насколько они дружелюбны, и спрыгнул на землю рядом с огромным африканским самцом и заговорил с ним на языке, к которому прибегал на протяжении всей своей жизни, когда разговаривал со своим любимцем Тантором. На самом деле это вовсе не язык, и я не знаю, как его назвать, но с его помощью Тарзану удавалось передать этим животным, с которыми он с младенчества играл в детские игры, скорее свои чувства, нежели желания. -- Тантор, -- произнес он и приложил руку к шершавой коже огромного зверя. Гигантский самец стал переминаться с ноги на ногу, затем обернулся и дотронулся до человека-обезьяны хоботом -- любознательное, пытливое прикосновение. А когда Тарзан заговорил успокаивающим тоном, прикосновение превратилось в ласку, Тогда человек-обезьяна подошел к огромному животному спереди, положил руку на его хобот и произнес: -- Нала! Хобот плавно обвился вокруг туловища Тарзана. -- Нала! Тантор, нала! -- повторил Тарзан, и хобот поднял его в воздух. -- Бьят, Тантор, -- скомандовал Тарзан, -- танд бьят! -- И самец опустил Тарзана на свою голову. -- Вандо! -- сказал Тарзан и почесал слона за ушами. Остальные слоны продолжали срывать побеги, уже не обращая внимания на человека-обезьяну, а орангутанги, рассевшись на ближайшем дереве, принялись возмущаться, поскольку боялись Тантора. Теперь Тарзан решил провести эксперимент. Он прыгнул со спины слона на ближнее дерево и отошел на небольшое расстояние в глубь джунглей. Затем позвал: -- Йад, Тантор, йад бьят. По лесу пронесся ответный гортанный крик самца. Тарзан прислушался. Раздался хруст ломаемых кустов, и вскоре перед ним замаячила огромная туша Тантора. -- Вандо, Тантор, -- похвалил он и стал удаляться по деревьям, к немалому облегчению орангутангов, с неодобрением наблюдавших за всей этой сценой. Перед ними выросла крутая гора, и они то и дело попадали в такие места, где могли пройти лишь Тарзан и его друзья -- обезьяны. Наконец они втроем наткнулись на уступ, тянувшийся к югу. Уступ однако уводил в сторону от речушки, с которой Тарзан расстался у подножия водопада, низвергавшегося на скалы, столь отвесные и скользкие, что преодолеть их могла разве что муха или ящерица и вряд ли кто-нибудь еще. Они двинулись вдоль уступа, огибая склон горы, и вышли к большому ровному плато, на котором рос густой лес. Тарзан прикинул, что здесь можно хорошо поохотиться, и снова двинулся по деревьям. Вскоре Уша-ветер донес до его ноздрей знакомый запах -- запах Хорты-кабана. Вот оно, мясо, и Тарзан моментально превратился в дикого зверя, подкрадывающегося к своей добыче. Однако не успел он проделать и несколько шагов, как его тонкое обоняние уловило два других запаха -- запах следов льва Нумы в сочетании с запахом человека. Тому, что эти два запаха перемешались, могло быть два объяснения: либо человек охотился на льва, либо лев на человека. И поскольку Тарзан определил, что это был запах одного человека, то пришел к выводу, что охоту вел лев. И Тарзан поспешил по деревьям в том направлении, откуда доносился запах. XII Тхак Чан на льва не охотился. Это невозможно, ибо он ни разу в жизни не видел льва и вообще не подозревал о существовании такого зверя, как впрочем и любой из его предков за всю историю их рода. Давным-давно, до того, как Чак Тутул Ксиу покинул Юкатан, народ Тхак Чана знавал ягуара, и память о нем перенес через огромный водный простор на этот отдаленный остров, где ее увековечили в камне в храмах и на стелах, воздвигнутых повсюду. Тхак Чан был охотником из города Чичен Ица, который основал на этом острове Чак Тутул Ксиу, открывший его и назвавший Аксмол в честь города, где он родился. Тхак Чан охотился за дикой свиньей, которая, если рассвирепеет, может стать столь же грозной, как и лев Нума. Пока же Тхак Чану не везло. Тхак Чан ступил на маленькую поляну среди леса, и тут же его испуганное внимание привлек зловещий рык, раздавшийся с другой стороны поляны. Там стоял самый жуткий зверь из тех, которых Тхак Чану когда-либо доводилось видеть. Чудовище, злобно рыча, глядело на человека. Огромны