анановая роща, что в дополнение к отлавливаемым курам и козам людей-леопардов сулило полные желудки после скудной пищи за время похода и сражений. Целый день предавался Тарзан размышлениям. Теперь он вспомнил, что побудило его прийти в эти края, и он не переставал удивляться этому стечению обстоятельств, направившему его именно тем путем, которым он и намеревался следовать до того, как несчастный случай лишил его памяти. Он вспомнил, что набеги людей-леопардов вынудили его в одиночку отправиться на разведку с целью отыскать их едва ли не мифический храм и логово. То, что ему посчастливилось их найти, а деревню уничтожить, наполнило Тарзана удовлетворением, и он благодарил судьбу за успех. Отдельные подробности пока еще ускользали от него, но и они постепенно восстанавливались, и, когда настал вечер, а вместе с ним время ужинать, он вдруг вспомнил белых - девушку и мужчину, которых видел в храме бога Леопарда. Тарзан рассказал о них Орандо, но негр ничего о них не знал. - Если они остались в храме, то их наверняка уже нет в живых, - рассудил Орандо. Тарзан долгое время просидел, погруженный в свои мысли. Тех людей он не знал, но тем не менее чувствовал по отношению к ним определенные обязательства, ибо были они с ним одной расы, одного цвета кожи. Наконец он встал и кликнул Нкиму, уплетавшего врученный ему кем-то банан. - Ты куда? - поинтересовался Орандо. - В храм бога Леопарда, - отозвался Тарзан. x x x Целый день пролежал Старик без еды и питья, крепко-накрепко связанный. Время от времени в темницу наведывались то жрец, то жрица, проверяя, на месте ли пленник и не сумел ли он ослабить путы, но в остальном он был предоставлен сам себе. Обитателей храма за все это время почти не было слышно. Большинство из них отсыпались после вчерашней попойки. Ближе к вечеру до пленника стали долетать звуки, свидетельствующие о пробуждении признаков жизни. Из главного зала храма послышалось пение, перекрываемое пронзительным голосом верховного жреца и рычанием леопарда. В течение всех этих нескончаемых часов мысли Старика постоянно возвращались к девушке. Он слышал, как Имигегу сообщили о том, что она попала к Боболо, и опасался, что ее вновь заставили участвовать в спектакле на помосте в обществе бога Леопарда. В этом случае, по крайней мере, он сумеет снова увидеть девушку (а это уже немало), но надежда вызволить ее померкла настолько, что вряд ли вообще могла именоваться надеждой. Вопреки здравому смыслу, он пытался внушить себе, что, бежав единожды из храма, им удастся сделать это вторично, но тут в каморку с факелом в руке вошел жрец. Посетитель оказался стариком свирепой наружности, раскраска его лица лишь подчеркивала жестокость его черт. Это был Собито, колдун из деревни Тамбай. Ни слова не говоря, колдун нагнулся и стал развязывать веревки, стягивающие ноги белого пленника. - Что со мной сделают? - спросил Старик. Собито обнажил желтые клыки в злорадной усмешке. - А ты как полагаешь, белый человек? Старик пожал плечами. - Наверное, убьют. - Но не сразу. У человека, умирающего медленно, в муках, мясо гораздо нежнее, - объяснил Собито. - Дьявол! - воскликнул пленник. Собито облизнул губы. Ему доставляло наслаждение причинять страдания, моральные ли, физические ли, а тут представился случай который он просто не мог упустить. - Сначала тебе раздробят руки и ноги, - молвил он, - потом опустят в яму с болотной водой и привяжут так, чтобы ты не смог сунуть голову под воду и утопиться. Там ты просидишь три дня. За это время мясо твое станет мягким, нежным. Он замолчал. - Ну а потом? - спросил белый не дрогнувшим голосом. Старик решил не доставлять им удовольствия от вида его смятения и молил бога, чтобы хватило сил выдержать предстоящие физические муки и не посрамить своей расы. Целых три дня! Боже, что за испытания ожидают его! - Потом? - переспросил Собито. - Потом тебя доставят в храм, и дети бога Леопарда растерзают тебя на куски своими стальными когтями. Гляди! Из-под широких рукавов своего одеяния, сшитого из леопардовых шкур, он выставил длинные изогнутые когти. - И потом сожрете, да? - Да. - Хоть бы вы подавились. Развязав наконец веревки на ногах белого, Собито угостил его грубым пинком, заставляя встать на ноги. - А белую девушку тоже убьют и съедят? - спросил Старик с замиранием сердца. - Ее здесь нет. Боболо выкрал ее. И раз уж ты помог ей бежать, мучения твои будут еще сильнее. Я посоветовал Имигегу вырвать тебе глаза после того, как переломают руки и ноги. Кстати, забыл добавить, что кости тебе переломают в трех-четырех местах. - У тебя явно слабеет память, - иронически заметил Старик. - Надеюсь, больше ты ничего не забыл. Собито заворчал. - Пошли! - приказал он. Колдун повел пленника темным переходом к главному залу, где собрались люди-леопарды. При появлении беглеца из полутора сотен глоток вырвался яростный крик, дико взревел леопард, на верхнем помосте завертелся верховный жрец, а омерзительные жрицы бросились вперед, словно намереваясь разорвать пленника на куски. Собито втолкнул белого на нижний помост и швырнул к ногам верховного жреца. - Вот жертва! - провозгласил он. - Жертва доставлена! - объявил Имигег, обращаясь к богу Леопарду. - Ждем твоих распоряжений, о отец детей леопарда! Имигег ткнул зверя острым концом посоха, хищник грозно оскалился, и из рычащей пасти как будто донесся ответ. - Пленника казнить, а на третью ночь да будет здесь пиршество! - А как поступить с Боболо и белой жрицей? - осведомился Имигег. - Пошли за ними воинов, пусть доставят их в храм. Боболо мы прикончим для очередного пира, а белую девушку я вручаю верховному жрецу Имигегу. Когда она ему надоест, мы снова попируем. - Такова воля бога Леопарда! - возвестил Имигег. - Его слово закон для всех нас! - Готовьте белого к смерти, - взревел леопард. - А на третью ночь пусть дети мои соберутся здесь набраться мудрости, отведав мяса белого человека. Когда его мясо будет съедено, то оружие белого пленника больше не будет представлять угрозы. Смерть белому человеку! - Смерть! - пронзительно завопил Имигег. В тот же миг на пленника набросилась дюжина жрецов, швырнула на глиняную поверхность помоста, навалилась всей тяжестью, широко разведя в стороны руки и ноги белого. Тут же к Старику подскочили четыре жрицы, вооруженные тяжелыми дубинками. В глубине зала раздалась зловещая дробь барабана, под звуки которого жрицы принялись приплясывать вокруг распростертого тела своей жертвы. Вдруг одна из мегер вырвалась вперед и замахнулась на лежащего дубинкой, но один из жрецов сделал вид, словно защищает его, и жрица, отступив в танце, воссоединилась со своими подругами в безумном вихре. Так повторялось снова и снова, но с каждым разом жрецам становилось все труднее отражать наскоки обезумевших фурий. Белый с самого начала понял, что разыгрывается спектакль, некий первобытный ритуал, но никак не мог сообразить, в чем его смысл. Если они рассчитывали устрашить его, то они явно просчитались. Лежа на спине, он наблюдал за ними безо всякого страха, скорее с любопытством, но не большим, чем вызвал бы самый заурядный танец. Возможно, именно из-за его кажущегося безразличия они затянули свой танец, завывая гораздо громче обычного, а дикость их воплей и жестов и вовсе не поддавалась описанию. И все же Старик прекрасно понимал, что конец неизбежен. Обрисованная Собито участь была далеко не пустой угрозой. Старик еще давно слыхал, что среди некоторых племен каннибалов подобный способ приготовления мяса являлся скорее правилом, нежели исключением. Испытываемое им омерзение к тому, что его ожидало, подтачивало его рассудок, словно отвратительная крыса. Изо всех сил он старался не думать о предстоящем кошмаре, чтобы не сойти с ума. Доведенные до экстаза танцем и грохотом барабанов воины, которым не терпелось увидеть развязку жестокого зрелища, стали подстрекать жриц на решительные действия. Верховный жрец, прекрасный режиссер, уловил настроение публики, подал знак, барабан умолк, танец прекратился. Зрители замерли в ожидании. Зал охватила тишина, более страшная, чем недавний гвалт. И тогда жрицы с поднятыми дубинками крадучись двинулись к беспомощной жертве. XIII. ВНИЗ ПО ТЕЧЕНИЮ Кали-бвана калачиком свернулась на дне пироги. Лодка шла на большой скорости, раздавался ритмичный плеск весел. Девушка знала, что плывут они не по большой реке, но и не по ведущей в храм протоке, и в то же время не возвращаются в деревню Гато-Мгунгу. Какую новую каверзу уготовила ей безжалостная судьба? Склонившись к девушке, Боболо шепнул: - Не бойся, я увожу тебя от людей-леопардов. Девушка, кое-как разбиравшаяся в диалекте племени Боболо, уловила смысл сказанного. - Кто ты? - спросила она. - Вождь Боболо, - ответил он. Девушка моментально вспомнила, что это тот самый человек, на помощь которого надеялся белый спутник и которому обещал расплатиться бивнями. Она воспрянула духом. Теперь она сможет купить свободу для обоих. - Белый человек с нами? - спросила она. - Нет, - поморщился Боболо. - Ты обещал спасти его, - напомнила девушка. - Я мог спасти только одного. - И куда ты меня везешь? - К себе в деревню. Там тебе будет хорошо. Никто не обидит. - А потом доставишь меня к нашим? - спросила она. - Возможно, как-нибудь потом, - ответил он. - Спешить незачем. Ты останешься с Боболо. Он человек добрый и будет обращаться с тобой очень хорошо, потому что он великий вождь, и у него много воинов и много хижин. Еды у тебя будет вдоволь, рабынь тоже, работать не придется. Девушка содрогнулась. Она все поняла. - Нет! - вскричала она. - Пожалуйста, отпусти меня. Белый человек сказал, что ты его друг. Я знаю, вы договорились об оплате. Обещаю, что заплачу тебе. - Белый-то уже не заплатит, - ответил Боболо. - Если он еще жив, то умрет со дня на день. - Я сама готова заплатить! - взмолилась она. - Если отвезешь меня к моим соотечественникам, я выложу все, сколько бы ты ни запросил. - Деньги мне ни к чему, - пробурчал Боболо. - Мне нужна ты. Девушка видела, что положение ее становилось безнадежным. Единственный же человек в этой жуткой местности, который знал о грозившей ей опасности и мог помочь, либо погиб, либо близок к смерти, а сама она бессильна себя зищитить. И вдруг ее осенило: выход все же есть - река! Она запретила себе думать о черной холодной воде, о крокодилах, чтобы не лишиться остатков мужества. Действовать следовало решительно, без промедления. Она рывком вскочила на ноги, но Боболо был тут как тут. Он мигом разгадал ее намерения, бесцеремонно швырнул на дно лодки, в ярости надавал ей по щекам, затем связал руки и ноги. - Со мной такое не пройдет! - злобно прошипел он. - Тогда придумаю что-нибудь другое, - с вызовом крикнула она. - Меня ты не получишь. Советую принять мое предложение, иначе не получишь ни меня, ни денег. - Молчи, женщина, - приказал негр. - Я слышал достаточно. И Боболо снова ударил девушку. В течение четырех часов лодка буквально летела вперед. Чернокожие гребцы, работавшие веслами в четком быстром темпе, казалось, не знали усталости. Между тем взошло солнце, но девушка, скрючившаяся на дне пироги, не видела ничего, кроме раскачивающихся тел негров, уродливого лица Боболо да бесстрастного неба над головой. Через какое-то время с берега послышались крики. Экипаж лодки отозвался, и спустя пару секунд нос лодки коснулся берега. Затем Боболо снял с девушки веревки и помог встать на ноги. На берегу сгрудилась сотня дикарей - мужчин, женщин и детей. В отдалении виднелась деревня с хижинами, напоминающими ульи и крытыми соломой, вокруг шла ограда из кольев, скрепленных лианами. Как только жители деревни заметили белую незнакомку, раздались крики, посыпался град вопросов, а когда она сошла на берег, ее обступила толпа любопытных туземцев, среди которых наиболее агрессивными оказались женщины. Те награждали пленницу плевками, щипками и тумаками. Они нанесли бы девушке серьезные увечья, если бы не гордо вышагивавший Боболо, раздававший удары копьем направо и налево. Пленницу привели в центр деревни, где оказался компаунд вождя, к хижине больших размеров, окруженной жилищами поменьше. Все эти постройки были обнесены невысоким забором. Здесь обитал вождь Боболо со своим гаремом и рабами. Толпа осталась за оградой, а Боболо и Кали-бвана вошли в ворота. И снова девушку вмиг окружили разгневанные женщины - жены Боболо. Их оказалась целая дюжина, причем всех возрастов - от четырнадцатилетнего подростка до дряхлой беззубой старухи, которая, несмотря на свою немощность, видимо, правила всеми остальными. И вновь Боболо пришлось пустить в ход копье, чтобы девушке не причинили телесных повреждений. Он безжалостно колотил самых неуемных, пока те не отошли на безопасное расстояние, затем повернулся к старухе. - Убуга, - произнес Боболо. - Я привел новую жену. Поручаю ее тебе. Гляди, чтобы с ней чего не случилось, ты за нее в ответе. Приставь к ней двух рабынь, а я прикажу рабам приготовить для нее хижину рядом с моей. - Дурак! - взорвалась Убуга. - Она же белая! Женщины не дадут ей жить спокойно, если вообще дадут жить, да и тебе не видать спокойной жизни, пока она не умрет или пока ты ее не сплавишь. Ты дурак, что притащил ее, хотя, впрочем, ты всегда был таким! - Придержи язык, старая карга! - заорал Боболо. - Я вождь! Если женщины станут травить ее, я убью их... и тебя впридачу! - Может, других и убьешь, а меня не посмеешь. Старая ведьма хохотнула. - Я выцарапаю твои глаза и съем твое сердце, - продолжала она. - Кто ты такой? Сын шакала! А мать твоя - свинья! Вождь называется. Да ты был бы рабом самого последнего раба, если бы не я. Твоя родная мать не знала, кто твой отец! Да ты... Но Боболо благоразумно ретировался раньше, чем старуха успела закончить свой обличительный монолог. Подбоченясь, Убуга повернулась к Кали-бване и с пристрастием оглядела ее с ног до головы. От ее глаз не укрылось роскошная одежда из шкуры леопарда и драгоценные браслеты на руках и ногах. - Ну ты, пошевеливайся! - гаркнула Убуга и вцепилась девушке в волосы. Эта была последняя капля, переполнившая чашу терпения белой пленницы. Уж лучше умереть сразу, чем выносить жестокое обращение и гнусные оскорбления. Размахнувшись, Кали-бвана влепила старухе такую пощечину, что та едва устояла на ногах. Женщины громко засмеялись. Девушка ожидала, что Убуга тут же набросится на нее и прикончит на месте, но ничего подобного не произошло. Убуга застыла, опешив от неожиданности, вытаращив на девушку округлившиеся глаза и даже не пытаясь закрыть отвалившуюся нижнюю челюсть. Так старуха стояла, пока до нее наконец не дошло, что женщины смеются именно над ней. Тогда она с диким воплем схватила палку и, изрыгая проклятья, бросилась на женщин. Словно затравленные кролики в поисках норы, они порскнули кто куда, но прежде чем они разбежались, увесистая палка Убуги успела пройтись по парочке спин. Вернувшись к белой девушке, старуха лишь кивнула в сторону хижины и коротко приказала: - Иди. Тон, с которым она это сказала, был уже не таким грозным, и вообще казалось, что ее отношение к девушке несколько изменилось, стало гораздо менее недружелюбным или во всяком случае не таким враждебным, как прежде, а что такая отвратительная старуха могла относиться к кому-либо с дружелюбием казалось и вовсе невероятным. После того, как Убуга отвела девушку в собственную хижину, где оставила под присмотром двух рабынь, старуха заковыляла к калитке, рассчитывая хоть мельком увидеть Боболо, которому она не все еще успела высказать, но Боболо нигде не было видно. Тут она увидела воина, сопровождавшего Боболо в походе и сидевшего сейчас на корточках перед своей хижиной, пока жена стряпала для него еду. Убуге, которая обладала особыми привилегиями, разрешалось покидать запретную территорию гарема, и она пересекла улицу и подсела к воину. - Кто эта белая девушка? - спросила старуха. Воин, который был туповат от природы, накануне сильно перебрал, а кроме того не спал две ночи, а потому плохо соображал. К тому же он панически боялся Убуги. Он тупо уставился на нее воспаленными, покрасневшими глазами. - Это новая жрица бога Леопарда, - сообщил он. - Где Боболо ее откопал? - продолжила допрос Убуга. - Мы возвращались с битвы у деревни Гато-Мгунгу, где нас разбили, и когда мы с Гато-Мгунгу направились в хр... Воин сердито пресекся. - Понятия не имею, где Боболо ее откопал, - со злостью закончил он. Безобразное лицо Убуги сморщилось в беззубой злой усмешке. - Так я и думала. Она загадочно хихикнула и, поднявшись с корточек, заковыляла обратно. Жена воина неприязненно уставилась на мужа. - Так ты, оказывается, человек-леопард! - с ненавистью шепнула она. - Ложь! - крикнул он. - Ничего подобного я не говорил! - Как бы не так! - обрушилась на него жена. - Сказал Убуге, что Боболо - человек-леопард. Теперь вам с Боболо непоздоровится. - Женщинам с длинным языком, бывает, его укорачивают. - Это у тебя самого длинный язык, - парировала она. - Ничего я не говорила и впредь не скажу. Или по-твоему, мне не терпится разнести по всей деревне, что мой муж - человек-леопард? В голосе женщины звучало глубокое отвращение. Люди-леопарды являлись тайной сектой, члены которой жили по разным деревням бок о бок с обычными людьми, и среди последних не было ни единого, кто не испытывал бы к страшной секте отвращения и омерзения. Даже в самых отсталых племенах обряды и деяния людей-леопардов вызывали чувство презрения, и оказаться уличенным в принадлежности к ним в любой общине было равносильно приговору к изгнанию или к смерти. Полученные сведения Убуга затаила про себя, лелея в груди, словно малое дитя. Сидя перед хижиной, она что-то бормотала себе под нос, пугая своим видом других жен, которые видели, что Убуга улыбается, и прекрасно знали, что когда она улыбается - быть беде. В душе каждая из них надеялась, что неприятность минует ее стороной. Когда в компаунд вернулся Боболо, Убуга встретила его широкой улыбкой, а женщины вздохнули с облегчением - жертвой оказался сам Боболо, а не кто-то из них. - Где белая девушка? - поинтересовался Боболо, поравнявшись с Убугой. - С ней все в порядке? - Твоя ненаглядная жрица жива и невредима, человек-леопард! - прошипела Убуга. Она произнесла эти слова так тихо, что никто из посторонних их не услышал. - Что ты сказала, старая карга? Лицо Боболо исказилось гримасой ярости. - Я давно подозревала это, - захихикала Убуга, - а теперь знаю наверняка. Боболо схватил женщину за волосы и замахнулся ножом. - Думаешь, я не посмею убить тебя? - взревел он. - Не посмеешь! А теперь слушай. Я все рассказала одному человеку, и тот обещал молчать, пока я жива. Если я умру, вся деревня узнает правду, и тебя разорвут на куски. А теперь можешь убивать, если посмеешь! Боболо швырнул старуху на землю. Он не знал, что Убуга солгала и что никому ничего не сказала. Может, он что и заподозрил, однако побоялся рисковать, ибо сознавал, что Убуга права. Его соплеменники растерзали бы его на части, если бы прознали про то, что он человек-леопард. Боболо не на шутку встревожился. - Откуда ты узнала? От кого? - спросил он. - Хотя неважно, все это клевета! - А теперь об этой девице, верховной жрице бога Леопарда, - ехидно продолжала Убуга. - После того, как вас разгромили у деревни Гато-Мгунгу, вы с ним, а всем известно, что он человек-леопард, вернулись в храм. Там ты и сцапал девчонку. - Ложь! Я не человек-леопард! Да, я похитил ее у них, но я не человек-леопард! - Тогда отправь ее туда, откуда взял, и ты больше не услышишь об этом от меня ни слова. Я никому не скажу, иначе все поймут, кто ты на самом деле. - Ложь! - машинально повторил Боболо, не знавший, что сказать. - А если нет? Так ты избавишься от нее? - Ладно, - согласился Боболо. - Через пару дней. - Сейчас же и ни часом позже, - потребовала Убуга. - Иначе вечером я ее убью. - Хорошо, - выдавил Боболо и собрался было уходить. - Ты куда? - За человеком, который отведет ее к людям-леопардам. - Но почему ты не убьешь ее? - Тогда меня убьют люди-леопарды. И не только меня одного, но и моих людей, а в первую очередь моих жен, посмей я только прикончить их верховную жрицу. - Ладно, проваливай, ступай за тем, кто увел бы ее отсюда, - сказала Убуга. - Но смотри, без глупостей, ты - сын жабы, свинья, ск... Остальных комплиментов Боболо не слышал. Он стремглав помчался в деревню, кипя от злобы и холодея от страха. Он понимал, что Убуга говорит дело, но, с другой стороны, страсть его к белой девушке усиливалась с каждой минутой. Надо было срочно что-то придумать, отыскать какой-нибудь способ сохранить ее для себя, а если ничего не получится, найти местечко, куда можно было бы ее спрятать. Вот какие мысли вертелись у него в голове, когда он спешил по деревенской улице, направляясь к хижине своего закадычного друга колдуна Капопы, неоднократно оказывавшего Боболо ценные услуги. Старый колдун как раз торговался с посетителем, желавшим приобрести талисман, который вызвал бы смерть матери одной из его жен. Капопа за талисман запросил три козы, причем плату потребовал вперед. Разгорелся шумный торг, заказчик пытался убедить колдуна в том, что его теща и живая-то не стоит даже одной козы, а за мертвую вообще следует снизить цену до одного цыпленка, но Капопа стоял на своем, и мужчина ушел, пообещав подумать еще. Боболо не мешкая изложил колдуну суть дела. - Капопа знает, - начал он, - что я вернулся с реки не один, а с новой женой. Колдун кивнул. - Кто же этого не знает. - У меня из-за нее одни неприятности. - Хочешь от нее избавиться? - Я-то нет, да Убуга насела, проходу не дает. - Пришел за талисманом, чтобы ликвидировать Убугу? - Я купил у тебя целых три талисмана, но Убугу ничто не берет, - напомнил ему Боболо. - Живет себе как ни в чем не бывало. Не нужны мне талисманы. Убугу им не одолеть. - Чего же ты хочешь? - Сейчас скажу. Убуга вбила себе в голову, что я человек-леопард, так как белая девушка - жрица бога Леопарда. Но это бред! Я действительно выкрал ее у людей-леопардов, но всякому известно, что я не имею с ними ничего общего. - Разумеется, - поддержал его Капопа. - А Убуга пригрозила рассказать всем про меня, если я не убью девчонку или не отошлю ее обратно. Что ты мне посоветуешь? Капопа помолчал, затем стал рыться в сумке, лежавшей под рукой. Боболо обеспокоился. Если уж Капопа полез в сумку, то придется раскошеливаться. Наконец колдун извлек небольшой сверток, обернутый в грязную тряпицу. Отбросив в сторону лоскут, он принялся развязывать оказавшийся внутри маленький узелок, в котором обнаружилось несколько коротеньких палочек и резная фигурка из кости. Капопа поставил фигурку прямо перед собой, потряс палочками в пригоршне и бросил на землю рядом с божком. Изучив, как они легли, он поскреб затылок, собрал их и бросил еще раз. Затем Капопа взглянул на Боболо. - Есть идея, - сообщил колдун. - Сколько это будет стоить? - спросил Боболо. - Сперва назови цену. - У тебя есть дочь, - произнес Капопа. - Их у меня много. - Все мне не нужны. - Получишь любую, если научишь, как сохранить белую девушку, но чтобы об этом не прознала Убуга. - Предлагаю вот что. Есть одна маленькая деревушка, где нет своего колдуна. Ее жители издавна обращаются ко мне по всем вопросам и выполнят любую мою просьбу. - Не понимаю, - сказал Боболо. - Деревушка расположена неподалеку от твоей. Мы отведем белую девушку туда. Дашь им немного муки и десяток рыбин. Девушка будет жить там, пока не умрет Убуга. Когда-нибудь это же произойдет. Она и так зажилась на этом свете. Тем временем Боболо сможет наведываться к своей новой жене. - Поможешь мне уладить это дело? - Да, я пойду с тобой и белой девушкой и обо всем договорюсь. - Прекрасно! - воскликнул Боболо. - Пойдем немедленно, а когда вернемся, заглянешь в гарем Боболо и выберешь любую из его дочерей, какая приглянется. Капопа завязал палочки и божка в узелок, положил в сумку и потянулся за копьем и щитом. - Веди свою девушку, - сказал он. XIV. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОБИТО В храме бога Леопарда чадили факелы, отбрасывающие колеблющийся свет на чудовищное по своей варварской дикости зрелище, полное драматизма. Снаружи же царила такая темнота, что фигура человека, пробиравшегося вдоль берега, растворялась в ночном мраке. Быстро и бесшумно двигался человек среди лодок людей-леопардов, сталкивая их в воду. Когда лодки, кроме одной, последней, поплыли по течению, человек отвел ее вверх по реке и вытащил наполовину на берег. Затем побежал к храму, вскарабкался по свае на галерею, а оттуда забрался на крышу, где уселся верхом на балку и приник к отверстию в кровле, продолжая прерванное наблюдение за трагической сценой в главном зале. Ранее он уже был здесь, проведя наверху немало времени и сразу понял, что белому пленнику угрожает серьезная опасность. В тот же миг в голове человека созрел план, и он бросился к реке, чтобы немедленно привести в исполнение первую его часть. Вернувшись назад, он увидел, что еще несколько секунд, и он бы опоздал. В охватившей зал тишине чернокожие жрицы бога Леопарда бесшумно надвигались на распростертое тело жертвы. Младшие жрецы уже не препятствовали им. Сейчас начнутся мучения пленника. Тарзан из племени обезьян одним махом влетел через отверстие в храм. Перепрыгивая с балки на балку, он двигался беззвучно, как дым, поднимавшийся от факелов, но тут увидел, что жрицам осталось сделать несколько шагов и что с такими темпами его помощь может и запоздать. Сложившийся в деятельном мозгу человека-обезьяны план был безумным по своей дерзости, но теперь, казалось, он обречен на провал еще до того, как Тарзан приступит к его исполнению. Внезапная тишина, сменившая грохот барабанов, вопли и топот танцующих, обрушилась на напряженные нервы беспомощного пленника. Скосив глаза в сторону, он увидел крадущихся к нему жриц. Внутренний голос подсказал ему, что наступают самые жуткие, самые невыносимые минуты. Он напряг все силы, чтобы достойно встретить пытку и не доставить палачам удовольствия полюбоваться видом его страданий. Ни за что на свете он, белый человек, не позволит себе проявить малодушие и не выкажет этим примитивным дикарям ни страха, ни боли. Жрицы приблизились почти вплотную, как вдруг в вышине раздался голос, нарушивший мертвую тишину. - Собито! - глухо прогремело под сводами храма. - Я - мушимо Орандо, друга Ниамвеги, явился за тобой вместе с духом Ниамвеги! В тот же миг вниз по колонне соскользнул белый человек гигантского роста, в одной набедренной повязке, и с проворством обезьяны метнулся к нижнему помосту. От внезапного вмешательства всех присутствующих словно охватил паралич. Собито потерял дар речи. У него затряслись колени и, выдавая свое присутствие, он с воплем ринулся с помоста под защиту толпившихся внизу воинов. Пораженный не менее негров, Старик, как завороженный, глядел на происходящее, ожидая увидеть, что белый незнакомец бросится вдогонку за Собито, но тот, как ни странно, не сделал этого, а обратился к пленнику. - Пойдете со мной. Приготовьтесь, - скомандовал пришелец. - Я уйду через дальний конец храма. Говорил он тихо, по-английски, после чего тут же перешел на местное наречие. - Схватить Собито и привести ко мне! - крикнул он воинам внизу. - До тех пор я буду держать в заложниках этого белого! Не успел никто возразить или ответить, как незнакомец подскочил к Старику, отогнал от него перепуганных жрецов и жриц, схватил за руку и рывком поставил на ноги. Затем, ни слова не говоря, повернулся, стремительно пересек нижний помост и запрыгнул на верхний ярус. При виде несущихся на него обоих белых Имигег отшатнулся, и те выбежали через проем в конце помоста. Здесь незнакомец на миг задержался и остановил Старика. - Где белая девушка? - спросил он. - Нужно взять ее с собой! - Ее здесь нет, - ответил Старик. - Ее похитил один из вождей и, по-моему, увез по реке в свою деревню. - Тогда за мной, - повелительно бросил Тарзан и свернул налево. В следующую секунду они были на галерее, откуда поспешно спустились по свае на землю. Человек-обезьяна устремился к реке, Старик не отставал от него ни на шаг. На берегу Тарзан остановился возле лодки. - Садитесь, - велел он. - Это единственная имеющаяся лодка. Так что погони не будет. А доберетесь до большой реки, то опередите их настолько, что за вами им просто не угнаться. - Разве вы не со мной? - Нет, - ответил Тарзан и стал сталкивать лодку на воду. - Кстати, как зовут вождя, что выкрал девушку? - Боболо. Тарзан оттолкнул лодку прочь от берега. - У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, - сказал Старик. - Их просто нет в английском языке. Человек на берегу ничего не ответил, а спустя мгновение, когда лодку подхватило течение, растворился в темноте. Старик приналег на весла, желая как можно скорее оказаться подальше от этой реки тайны и смерти. Как только лодка скрылась из поля зрения, Тарзан из племени обезьян вновь отправился в храм все тем же путем - на галерею, а оттуда в дальний конец храма. Из главного зала доносились вопли и шум. Губы Тарзана, моментально догадавшегося о причине переполоха, тронула жесткая улыбка. Через дверной проем, выходивший на верхний ярус помоста, он увидел вопящего, отбивающегося Собито, которого тащили воины. Тарзан тотчас вышел вперед и встал рядом с богом Леопардом. Присутствующие оцепенели от страха. Смелое вторжение Тарзана в их святая святых, решимость и легкость, с которой он завладел их пленником, потрясли чернокожих, а паническое бегство колдуна Собито убедили в сверхъестественном происхождении пришельца. - Связать по рукам и ногам, - приказал Тарзан. - Я забираю его с собой. Дух Ниамвеги ждет не дождется, чтобы убить его, так что пошевеливайтесь! Волочившие Собито воины поспешили связать колдуна. Затем его подняли в воздух и понесли из зала вглубь храма. Их перехватил Тарзан. - Оставьте Собито мне! - приказал он. - А где наш пленник, которого ты взял в заложники? - спросил воин посмелее. - Поищите в самом конце коридора, в последней комнате, - ответил человек-обезьяна. Взвалив Собито на плечо, Тарзан вышел через то же помещение, что и раньше, когда спасал Старика, и тем временем, пока отправившиеся на поиски пленника воины шарили наощупь в потемках, человек-обезьяна углублялся в лес, унося голосящего от страха Собито. Долго еще молчаливые, напуганные обитатели храма бога Леопарда слышали душераздирающие вопли тамбайского колдуна, постепенно замиравшие вдали. Затем вернулись воины и сообщили, что пленник исчез. - Нас обманули! - воскликнул Имигег. - Мушимо Орандо похитил нашего пленника! - Может, он сам сбежал, когда мушимо занимался Собито, - предположил Гато-Мгунгу. - Обыскать остров! - крикнул один из вождей. - Осмотреть лодки! - подхватил другой. Сломя голову бросились люди-леопарды к реке, и только тут осознали весь ужас обрушившегося на них несчастья, ибо из всех лодок, доставивших их в храм, не осталось ни одной. Положение их было гораздо трагичней, чем могло показаться с первого взгляда. Их деревню спалили, оставшиеся односельчане, которые не поехали в храм, либо погибли, либо разбежались. В непроходимых зарослях джунглей не было ни единой тропы, более того, религиозные предрассудки запрещали им входить в мрачную чащу, простиравшуюся от острова до ближайшей тропы. Болота вокруг острова, а также река кишели крокодилами. Запасов продовольствия в храме хватило бы всего на пару дней. Люди-леопарды были людоедами, и более слабые из них оказались первыми, кто в полной мере осознал весь драматизм случившегося. x x x Вокруг костров рядом с полем маниоки, принадлежащим Гато-Мгунгу, расположились воины Орандо. Они сытно поели и пребывали в благодушном настроении. Завтра они отправятся в родные края, но уже сейчас предвкушали ту встречу, которая их ожидала как победителей. Воины в который раз наперебой перечисляли личные подвиги, ни один из которых не терял своего героизма от повторного пересказа. Если бы их мог слышать статистик, то он насчитал бы не менее двух тысяч убитых врагов. Воспоминания воинов прервало появление человека огромного роста, возникшего, казалось, прямо из воздуха. Еще секунду назад его здесь не было, и вот он появился! Это был тот, кого они знали как мушимо, - Тарзан из племени обезьян. На плече он держал связанного человека. - Тарзан из племени обезьян! - закричали одни. - Мушимо! - приветствовали его другие. - Кого ты нам принес? - спросил Орандо. Тарзан бросил ношу на землю. - Вашего же колдуна, - ответил он. - Возвращаю вам Собито, который к тому же жрец бога Леопарда. - Неправда! - пронзительно запротестовал Собито. - Глядите, на нем шкура леопарда! - выкрикнул один из воинов. - И когти людей-леопардов! - воскликнул другой. - Куда ему до человека-леопарда! - иронизировал третий. - Я встретил его в храме людей-леопардов, - объяснил Тарзан. - Мне показалось, что вам будет приятно заполучить назад своего колдуна, чтобы он приготовил для вас чудодейственное средство против людей-леопардов. - Смерть ему! Смерть Собито! - послышалось со всех сторон. Разъяренные воины двинулись на колдуна. - Стойте! - приказал Орандо. - Давайте отведем Собито в Тамбай. Там найдется немало таких, кто с удовольствием посмотрит на его смерть. У него будет время подумать о зле, которое он причинил. Пусть он помучается подольше, точно так же, как он продлевал мучения других. - Лучше сразу убейте, - взмолился Собито. - Не хочу в Тамбай. - Его захватил Тарзан, пусть он и решает, что делать с Собито, - предложил кто-то из воинов. - Делайте, что хотите, - ответил человек-обезьяна. - Колдун не мой, а ваш, у меня другие заботы. Я ухожу. Вспоминайте Тарзана из племени обезьян, если больше не встретимся, и ради него хорошо относитесь к белым людям, ибо Тарзан вам друг, и вы его друзья. И он ушел так же беззвучно, как появился, и вместе с ним малыш Нкима, известный воинам из племени утенго как "дух Ниамвеги". XV. МАЛЕНЬКИЙ НАРОД Боболо и Капопа поспешили увести девушку прочь от большой реки, являвшейся жизненной артерией этого края. Узкими лесными тропами углублялись они в мрачную чашу джунглей, где рыскали хищные звери и обитал маленький, низкорослый народ. На всем пути они не встретили ни единой просеки, ни расчищенных полей, ни какой-нибудь деревни. Тропы, которыми они шли, были узкими, ими явно мало пользовались, иной раз приходилось сгибаться в три погибели, ибо пигмеям нет резона расчищать свои тропы до высоты нормального человеческого роста. Хотя и Боболо, и Капопа знали про нравы этого народа, в частности, про то, что они прячутся в густом подлеске и набрасываются на неосмотрительных путников либо же прогоняют, пуская с деревьев отравленные стрелы, Капопа все же пошел впереди, поскольку ему приходилось чаще общаться с этими людьми, чем Боболо. Маленькие люди, узнав Капопу, не тронут ни его, ни Боболо. Следом за Капопой шла Кали-бвана с веревкой на лебединой шее. Другой конец веревки держал Боболо, шедший сзади. Девушка не имела ни малейшего представления ни о цели маршрута, ни о том, что ее ожидает. Она двигалась, точно сомнамбула, пребывая в безмолвном отчаянии. Потеряв всякую надежду на спасение, она сожалела лишь о том, что не может собственноручно положить конец своим страданиям. Она не сводила глаз с ножа на бедре шедшего впереди Капопы, страстно желая завладеть этим оружием. Мысленно возвращаясь к мрачной реке и обитавшим в ней крокодилам, девушка жалела, что не погибла тогда. Нынешнее ее положение казалось Кали-бване хуже, чем когда бы то ни было. Возможно, сказывалось гнетущее воздействие мрачного леса и неизвестность относительно того, куда ее ведут, точно бессловесную скотину на бойню. Бойня! Это слово парализовало ее. Она знала, что Боболо - людоед. Может, ее уводят в глубину страшного леса, чтобы там убить и сожрать? Девушка поразилась тому, что подобная мысль перестала ее возмущать, и тут же догадалась почему. Это слово означало смерть. Смерть! Больше всего на свете она жаждала именно смерти. Бредя по нескончаемой тропе, Кали-бвана потеряла счет времени. Ей казалось, что миновала целая вечность, как вдруг их окликнул чей-то голос. Капопа остановился. - Что вам нужно во владениях Ребеги? - Я - Капопа, - ответил колдун. - Со мной Боболо с женой. Идем проведать Ребегу. - Я знаю тебя, Капопа, - ответил голос. В следующий миг из кустов на тропу вышел низкорослый воин. Рост его не превышал четырех футов. Он был совершенно голый, если не считать ожерелья и нескольких браслетов из железа и меди. Маленькие, близко посаженные глаза глядели на белую девушку с удивленным любопытством, однако человек ни о чем не спросил. Сделав знак следовать за ним, он двинулся по извилистой тропе. Откуда ни возьмись появилось еще два воина, и под конвоем гостей доставили в деревню вождя Ребеги. Деревня оказалась убогой, с низенькими хижинами, располагавшимися по кругу, в центре которого стояло жилище вождя. Деревню окружала примитивная изгородь из бревен и заостренных кольев, в которой были проделаны два входа. Ребега был стар, весь покрыт морщинами. Он сидел на корточках перед входом в хижину, окруженный женами и детьми. Когда посетители приблизились, вождь ничем не показал, что узнает их. Маленькие блестящие глазки впились в пришедших с явным подозрением и недружелюбием. Лицо его сделалось неприятно злым. Боболо и Капопа приветствовали Ребегу, но тот лишь кивнул и буркнул что-то невразумительное. Поведение Ребеги показалось девушке враждебным, а когда она увидела, что из хижин высыпали маленькие воины и собираются вокруг, то поняла, что Боболо и Капопа попали в западню, из которой им будет сложно выбраться. Эта мысль доставила ей немалую радость. Чем это все могло закончиться для нее самой, значения не имело. Хуже той участи, которую готовил ей Боболо, уже не могло быть. Кали-бвана, доселе не встречавшая пигмеев, с интересом разглядывала их. Женщины были еще меньше, чем мужчины, некоторые едва достигали трех футов, а дети казались и вовсе игрушечными. Среди них она не заметила ни одного приятного лица. Люди ходили нагишом, были страшно грязными и, судя по всем признакам, были обречены на вырождение. Какое-то время пришельцы молча стояли перед Ребегой, затем Капопа снова обратился к вождю пигмеев. - Ты же знаешь нас, Ребега, колдуна Капопу и вождя Боболо! Ребега кивнул. - Зачем пришли? - спросил он. - Мы друзья Ребеги, - заискивающе продолжал Капопа. - Вы явились с пустыми руками, - объявил пигмей. - Не вижу подарков для Ребеги. - Будут тебе подарки, если выполнишь нашу просьбу, - посулил Боболо. - Что вы хотите? Что требуется от Ребеги? - Боболо привел к тебе свою белую жену. Пусть она поживет здесь, - объяснил Капопа. - Береги ее. Никому ее не показывай. Пусть никто не знает, что она у тебя. - А подарки? Что я буду иметь? - Раз в месяц - мука, рыба, бананы - столько, что хватит для пиршества всей деревни, - ответил Боболо. - Этого мало, - недовольно буркнул Ребега. - Нам не нужна белая женщина, от своих хлопот хватает. Капопа приблизился к Ребеге и что-то зашептал ему на ухо. Лицо вождя становилось все более недовольным, однако вдруг он забеспокоился. Видимо, колдун Капопа припугнул его гневом демонов и духов, если он не выполнит их просьбу. Наконец Ребега сдался. - Немедленно присылай еду, - сказал он. - Нам самим не хватает, а эта женщина ест за двоих. - Завтра же пришлю, - пообещал Боболо. - Сам приду с моими людьми и останусь на ночь. А теперь мне пора назад. Уже поздно. Ночью в лесу опасно, повсюду люди-леопарды. - Да, - согласился Ребега, - они повсюду. Я приму твою белую жену, если принесешь еду. А если не принесешь, отправлю ее назад в твою деревню. - Только не это! - вскричал Боболо. - Я непременно пришлю еду, не сомневайся. Кали-бвана с чувством облегчения глядела вслед уходящим Боболо и Капопе. За все время разговора с Ребегой к ней ни разу не обратились, как не обращаются к корове, которую загоняют в хлев. Ей вспомнились негры на американских плантациях, обездоленные, лишенные всяких прав. Теперь, когда ситуация изменилась, она что-то не видела, чтобы негры были великодушнее белых. Видимо, все зависит от того, кто сильнее, а у сильных, как правило, начисто отсутствует сострадание и милосердие. Когда Боболо и Капопа исчезли за деревьями, Ребега подозвал одну из женщин, с интересом прислушивавшуюся к краткой беседе вождя с гостями. - Отведи женщину к себе в хижину, - распорядился он. - Смотри, чтобы с ней ничего не случилось, и чтобы никто чужой ее не видел. Такова моя воля! - Чем я стану ее кормить? - спросила женщина. - Мужа на охоте убил дикий кабан, и мне самой не хватает еды. - Тогда пусть поголодает, пока Боболо не пришлет обещанное. Ступай! Женщина схватила девушку за руку и потащила к жалкой хибаре на самой окраине деревни. Девушке показалось, что ее поселили в самой убогой хижине. Перед самым входом на земле высилась груда мусора и валялись всякие отбросы. Внутри же стоял мрак, ибо окон в хижине не было. Увязавшиеся вслед за надзирательницей Кали-бваны женщины ввалились в хижину, где, возбужденно крича, стали грубо хватать пленницу, пытаясь рассмотреть наряд и потрогать украшения. Кали-бвана в общих чертах понимала их речь, так как довольно долго прожила среди туземцев, а пигмеи говорили на диалекте, близком к тому, которым пользовались в деревнях Боболо и Гато-Мгунгу. Потрогав тело девушки, кто-то из женщин заявил, что пленница очень нежная, и, значит, мясо у нее вкусное-превкусное, на что все засмеялись, показывая желтые остро отточенные зубы. - Если Боболо не поторопится с едой, она сильно отощает, - обронила Влала, женщина, которую приставили стеречь Кали-бвану. - Если Боболо не принесет еду, мы съедим ее прежде, чем она похудеет, - произнесла другая. - Наши мужья приносят мало мяса с охоты. Говорят, дичь перевелась. А без мяса мы никак не можем. Женщины оставались в тесной зловонной хижине до тех пор, пока не пробил час идти готовить ужин для мужчин. Девушка, изнуренная как морально, так и физически, страдала от духоты и вони. Она легла, пытаясь забыться сном, но не тут-то было - женщины принялись пихать ее палками, а некоторые из жестокости и злобы даже поколотили. Как только они ушли, Кали-бвана снова легла, но Влала подняла ее сильным ударом. - Не смей спать, белая женщина, когда я работаю! - воскликнула она. - Живо за дело! И она всучила девушке каменный пест, указывая на большой камень у стены. В углублении оказалась горстка зерен. Кали-бвана уловила не все, что сказала женщина, но достаточно, чтобы понять, что от нее требуется. Она с усилием принялась толочь зерно, между тем как Влала развела перед хижиной костер и стала готовить ужин. Когда еда поспела, женщина жадно проглотила ее, не предложив девушке ни крошки. Затем Влала вернулась в хижину. - Я хочу есть, - сказала Кали-бвана. - Ты меня не покормишь? Влала возмутилась. - Покормишь! - крикнула она. - Мне самой не хватает, а ты жена Боболо. Пусть он снабжает тебя едой. - Я не жена Боболо, а его пленница, - ответила девушка. - Когда мои друзья узнают, как вы здесь со мной обращались, вам непоздоровится. Влала рассмеялась. - Не узнают, - с насмешкой сказала она. - К нам сюда люди не приходят. За всю свою жизнь я видела, кроме тебя, только двоих с белой кожей, и обоих мы съели. Никто не придет, и никто нас не накажет за то, что мы тебя съедим. Почему Боболо не оставил тебя у себя в деревне? Жены не позволили? Это они тебя выгнали? - По-моему, да, - ответила девушка. - Ну так он тебя никогда не заберет. От него до деревни Ребеги дорога долгая. Боболо скоро надоест ходить в такую даль на свидания с тобой, раз у него дома столько жен. И тогда он отдаст тебя нам. Влала облизала толстые губы. Девушка поникла, руки ее бессильно упали. Она безмерно устала. - Очнись, ленивая тварь! - крикнула Влала и, подскочив, ударила девушку палкой по голове. Кали-бвана с трудом вслушивалась в сердитые слова негритянки. - Да смотри, разотри зерно как следует, - прибавила Влала, выходя за дверь посплетничать с деревенскими подружками. Едва Влала ушла, как девушка перестала работать. От усталости она едва держала в руках каменный пест, а от голода перед глазами плыли круги. Выглянув с опаской из хижины, она быстро схватила горстку муки и съела. Она не посмела съесть слишком много, опасаясь, как бы Влала не обнаружила пропажи, но и эта малость лучше, чем ничего. Потом она подсыпала немного зерен и растолкла в муку. Когда Влала возвратилась, девушка крепко спала подле ступки. Женщина пинком разбудила ее, но поскольку было слишком темно, чтобы работать, а сама Влала улеглась спать, Кали-бвана получила наконец возможность отдохнуть. На другой день Боболо не вернулся. Не вернулся он ни на третий, ни на следующий, и еды не прислал. Пигмеи, надеявшиеся на пиршество, сильно обозлились. Но особенно обозлилась Влала, ибо была самой голодной. Кроме того, она заподозрила, что пленница тайком таскает ее муку. И хотя прямых улик у пигмейки не было, она гневно обрушилась на Кали-бвану, обвиняя ее в краже, а затем пустила в ход палку. И тут произошло нечто неожиданное. Девушка вскочила, вырвала палку из рук Влалы и прежде, чем та успела выскочить наружу, нанесла ей несколько ударов. С этого момента Влала больше не била девушку. Пигмейка даже стала относиться к ней с некоторым уважением, однако голос ее звучал громче остальных в деревне, возмущаясь Боболо и ненавистной чужачкой. И вот перед хижиной Ребеги собрались воины и женщины, голодные и злые. - Боболо не принес еды, - крикнул воин, в сотый раз повторяя то, о чем давно твердила вся деревня. - Зачем нам его мука, рыба и бананы, когда у нас есть мясо, которого хватит на всех? Оратор многозначительно указал на хижину Влалы. - Если мы прикоснемся к его жене, то Бололо приведет воинов и перебьет нас, - предостерег чей-то голос. - Капопа напустит чары, и многие из нас умрут. - Боболо обещал явиться с подарками на следующий же день! - Уже прошло три дня, а его все нет. - Мясо белой девушки пока еще сочно, - сказала Влала. - Она подъедала мою муку, но этому я положила конец. Если она в скором времени не получит еды, мясо ее станет жестким, несъедобным. Так давайте съедим ее сейчас. - Я боюсь Боболо и Капопы, - признался Ребега. - Мы не обязаны сообщать им, что съели ее, - не унималась Влала. - Они же догадаются, - упорствовал Ребега. - А мы скажем, что приходили люди-леопарды и забрали ее, -- предложил воин с лицом, похожим на крысиную морду. - Если нам не поверят, снимемся с места. Все равно здесь плохая охота. Ради охоты стоит перебраться в другие края. Страхи Ребеги еще долго перевешивали его врожденное пристрастие к человечине, но, наконец, он заявил, что если обещанная Боболо провизия не прибудет до вечера, то нынче ночью они устроят пиршество. До Кали-бваны, сидевшей в хижине Влалы, донеслись громкие крики одобрения, которыми было встречено заявление Ребеги, и девушка решила, что это, наверное, прибыла еда, обещанная Боболо. Она надеялась, что, быть может, и ей перепадет что-нибудь, а то она сильно ослабела от голода, и, когда Влала вернулась, Кали-бвана спросила пигмейку, не прибыла ли провизия. - Ничего Боболо не прислал, но нынче мы попируем, - ухмыльнулась женщина. - У нас будет все, что мы так любим, но не мука, не рыба и не бананы. Подойдя к девушке, Влала ущипнула ее в нескольких местах. - Да, попируем на славу, - подытожила пигмейка. Последние слова Кали-бвана поняла хорошо, однако, к счастью, состояние отупения, в котором она пребывала, не позволило ей осознать весь трагизм услышанного. Боболо так ничего и не прислал, и вечером того же дня пигмеи племени бететов собрались в компаунде перед хижиной Ребеги. Женщины притащили котлы и разложили на площадке костры. Мужчины потанцевали, но самую малость: они давно жили впроголодь, и силы их были на исходе. Затем воины отправились в хижину Влалы за Кали-бваной. Тут разгорелся спор о том, кому ее убить. Из-за Боболо Ребега не тревожился, а вот гнева Капопы опасался всерьез. Что Боболо? Ну, пришлет воинов, так их можно убить из засады, а Капопа, не выходя из деревни, может наслать на них демонов и духов. Наконец порешили на том, что белую девушку убьют женщины, и Влала, не простившая Кали-бване нанесенных ею ударов, с готовностью вызвалась сделать это собственноручно. - Свяжите ей руки и ноги, и я прикончу ее, - сказала Влала, которой не хотелось повторения сцены в хижине, когда она попыталась избить девушку. Кали-бвана все поняла и, когда ее обступили воины, протянула руки, чтобы облегчить им работу. Затем девушку повалили на землю и связали ноги. Кали-бвана закрыла глаза и еле слышно зашептала молитву. Она молилась о тех, кого оставила на далекой родине, и о Джерри. XVI. НАПРАВЛЕНИЕ ПОИСКОВ ПРОЯСНЯЕТСЯ Вечером того дня, как мушимо притащил в лагерь колдуна Собито, утенго отпраздновали это событие вином, которым разжились в деревне Гато-Мгунгу перед тем, как спалить ее. Пировали они допоздна, пока не выпили все до последней капли, после чего заснули безмятежным крепким сном. Часовые и те подремывали на своих постах, не в силах противиться сонливости, вызванной обильным возлиянием на сытый желудок. Пока воины спали, Собито не мешкал. Слегка опасаясь привлечь к себе внимание слишком резкими движениями, он как мог растягивал веревку на руках. Наконец он почувствовал, что веревка постепенно ослабевает. Изо всех пор задубелой кожи колдуна выступил пот, покрывший каплями морщинистый лоб. По лицу и по всему телу Собито растекалась краска. Миллиметр за миллиметром высвобождал он руку, пока наконец его усилия не увенчались успехом. Свободен! С минуту колдун лежал неподвижно, восстанавливая силы, ушедшие на избавление от пут. Затем внимательно присмотрелся к спящим. Никто не шевелился. В ночной тиши раздавался дружный громовой храп подвыпивших воинов. Собито поджал ноги, развязал узлы на веревках, затем медленно, бесшумно поднялся и, низко пригнувшись, метнулся к реке. Ночь тут же поглотила беглеца, а лагерь, ничего не подозревая, продолжал спать. На берегу колдун обнаружил лодки, захваченные у воинов Гато-Мгунгу. С большим трудом столкнул он на воду самую маленькую из них, предварительно убедившись в наличии весел. Когда Собито вскочил в лодку и почувствовал, как она скользит по течению, он ощутил себя человеком, чудом спасшимся из самой пасти смерти. Колдун уже давно продумал план действий. Когда он лежал, борясь с путами, у него было достаточно времени, чтобы все взвесить. Назад, в храм бога Леопарда, ему дороги не было, это он прекрасно понимал. Внизу же по течению располагалась деревня его старого приятеля Боболо, который, похитив белую жрицу, стал в глазах людей-леопардов гораздо большим грешником, чем Собито. Следовательно, он отправится в деревню Боболо. О том же, что он станет делать потом, знали только боги. x x x По широкой реке к деревне Боболо направлялась еще одна лодка. В ней сидел Старик, также решивший навестить старого друга в его логове, но визит он затеял отнюдь не дружеский. Более того, если все получится как задумано, Боболо вообще не должен прознать о его прибытии, иначе вождь выкажет столь горячее гостеприимство, что гостя просто-напросто никогда не отпустят обратно. В этот рискованный путь Старик пустился вовсе не ради Боболо, а ради похищенной девушки. Некий внутренний голос, вопреки здравому смыслу, твердил ему, что он обязан вызволить девушку, и он прекрасно понимал, что, коли речь идет о помощи, то действовать надо без промедления. Только так можно спасти девушку, но как именно это сделать, Старик пока не знал. Все будет зависеть от того, как он сориентируется на месте, а также от его ловкости и находчивости. И пока Старик, мягко загребая веслами, спускался вниз по реке, образ девушки завладел всеми его мыслями. Он вспоминал их первую встречу, ее платье, заскорузлое от пыли и пота, перепачканное кровью, и при всем том сияние ее прекрасного лица, неотразимое очарование небрежно уложенных волос, волнистыми прядками падавших на лоб, уши и шею. Мысленно рисовал ее такой, какою увидел в храме бога Леопарда, облаченную в суровое варварское великолепие, прекрасную, как никогда. Вновь и вновь с душевным трепетом перебирал мгновения, когда говорил с ней, касался ее руки. Из памяти выветрилась та, чей жестокий эгоизм сделал его отщепенцем, бродягой. Два долгих года носил он в душе ее образ, и вдруг он померк, ушел в небытие. Вспоминая о ней теперь, он смеялся от радости и вместо того, чтобы проклинать ее, как делал прежде, благословлял за то, что оказался здесь, где встретил прекраснейшее из созданий, завладевшее его помыслами. Этот участок реки Старик помнил хорошо. Он знал точно, где находится деревня Боболо, а также и то, что прибудет туда утром. Заявиться прямо в деревню было равносильно самоубийству, ибо Боболо знал, что Старику известна его связь с людьми-леопардами, а потому коварный вождь постарался бы избавиться от нежелательного свидетеля. Некоторое время после рассвета Старик продолжал плыть вниз по течению, держась левого берега, и когда деревня показалась вдали, направил лодку к берегу. Он не знал, понадобится ли ему лодка в дальнейшем, но на всякий случай крепко привязал ее к ветке дерева, после чего залез наверх и скрылся в листве лесного великана. Старик решил понаблюдать за деревней из укромного местечка. Там он дождется темноты, перемахнет через ограду и, пока туземцы спят, отыщет девушку. Дерзкий план, но люди решаются и не на такое, когда ими движет страсть к женщине. Не успел Старик слезть с дерева, чтобы идти к деревне Боболо, как внимание его привлекла вынырнувшая из-за ближайшей излучины пирога, в которой сидел туземец. Меньше всего желая быть обнаруженным, Старик замер, понимая, что малейшее движение может его выдать. Все ближе и ближе подходила лодка, пока не оказалась прямо напротив, и лишь тогда белый признал в гребце того самого жреца бога Леопарда, которого забрал с собой спасший Старика человек. Да, это был Собито! Но как он попал сюда? К чему бы это? Старик был убежден в том, что спасший его таинственный гигант вряд ли захватил Собито лишь затем, чтобы потом отпустить. Здесь крылась какая-то тайна, разгадать которую Старик не мог, а поскольку все это едва ли имело к нему какое-либо отношение, то стоило Собито скрыться за ближайшим поворотом, как Старик выкинул жреца из головы. Спустившись на землю, он стал крадучись пробираться к деревне Боболо. Здесь он залез на дерево, росшее у самой тропы, откуда мог осмотреть деревню, не опасаясь быть замеченным. Не обнаружив девушки, он не удивился, так как был уверен, что ее держат в одной из хижин вождя. Оставалось лишь ждать наступления темноты и надеяться на удачу. Лагерь самого Старика находился на другом берегу реки в двух днях пути. Можно было бы сходить туда, заручиться помощью своего напарника, но это означало бы отсрочку в четыре дня - срок слишком рискованный. Старик стал гадать, что поделывает сейчас Малыш. В последние дни у него не было времени думать о своем товарище, но Старик надеялся, что Малышу больше повезло со слоновой костью, чем ему. Дерево, на котором устроился Старик, стояло на краю просеки. Чуть поодаль работали женщины, разрыхлявшие заостренными палками землю и трещавшие, словно стая обезьянок, а в стороне группа воинов проверяла свои силки и капканы. Картина была мирная, идиллическая. Он увидел немало знакомых как среди женщин, так и среди мужчин, ибо не раз общался с жителями деревни. Те относились к нему дружелюбно, но теперь Старик уже не решался в открытую подойти к деревне, поскольку знал о принадлежности Боболо к людям-леопардам. Именно поэтому Боболо не оставил бы его в живых - Старик слишком много знал, в частности, про похищенную вождем белую девушку. Сегодня, в отличие от своих предыдущих визитов, Старик смотрел на деревню Боболо другими глазами. Прежде это была просто туземная деревушка, населенная чернокожими дикарями, а нынче ее окружал некий ореол, благодаря присутствию девушки. Так вот воображение зачастую подправляет наше восприятие. Но совсем иначе воспринимал бы Старик деревню, знай он о том, что девушка, завладевшая его думами, на самом деле находится далеко отсюда, в хижине Влалы, пигмейки из племени бететов, и под ненавидящим взглядом свирепой тюремщицы растирает зерно, страдая от голода! x x x На Боболо навалились заботы. Явился Собито! Вождь ничего не ведал о том, что случилось со жрецом бога Леопарда. Не знал он и того, что жрец был опозорен в глазах всех членов секты. Собито же не собирался посвящать Боболо в свои секреты. Вообще-то изворотливый колдун прибыл без определенного плана действий. Ему позарез были нужны если не друзья, то союзники. Зная, что Боболо похитил белую девушку, он рассчитывал воспользоваться этим обстоятельством, но ни словом не обмолвился о том, что он в курсе всех событий. Собито думал, что девушка в деревне, и рано или поздно он ее увидит. Они успели вволю наговориться, не касаясь однако ни белой девушки, ни людей-леопардов. Собито выжидал подходящего момента, чтобы выложить на стол козырную карту. Боболо не находил себе места. В этот день он собирался отнести Ребеге провизию, а заодно проведать белую жену. Собито же спутал все его планы. Боболо извелся, готовый на что угодно, лишь бы избавиться от непрошенного гостя. Он даже было подумал о яде, однако вовремя спохватился, поскольку в деревне были люди, преданные секте, и отравление жреца пришлось бы только на руку людям-леопардам, которые живо ухватились бы за это преступление против бога Леопарда, чтобы поквитаться с ним как за этот, так и за былые грехи. День шел своим чередом, а Боболо все еще не выяснил, зачем явился Собито. Колдун же пытался увидеть белую девушку, однако безуспешно. Старик тем временем продолжал сидеть на дереве и вести наблюдение. Мучимый голодом и жаждой, он тем не менее не смел оставить свой пост, боясь проглядеть что-нибудь существенное. Целый день перед ним внизу маячили Боболо и Собито, погруженные в нескончаемую беседу. Старик опасался, что они решают участь девушки. Он молил, чтобы поскорее наступила ночь. Тогда он сможет спуститься вниз, напиться и размяться. Жажда мучила его сильнее, чем голод, но утолить ее, как он собрался сделать, оказалось невозможно. Работавшие на пашне женщины приблизились к его дереву, а две из них устроились на отдых прямо под сенью ветвей и замололи языками. Старик услышал немало интимных подробностей из жизни деревенских жителей. Так, он узнал, что если некая особа не проявит осмотрительности, то муж застигнет ее в весьма пикантной ситуации; что некоторые снадобья приобретают особую силу, если к ним подмешать обрезанные ногти; что у юного сына другой особы в животе обитает демон, который, когда мальчик переест, причиняет ему особые страдания. Старик слушал вполуха, пока вдруг одна из женщин не задала вопрос, приковавший его внимание. - Как по-твоему, что сделал Боболо с белой женщиной? - Он сказал Убуге, что отослал ее обратно к людям-леопардам, у которых похитил ее, - ответила подруга. - У Боболо лживый язык, - возмутилась первая, - он никогда не говорит правды. - А я знаю, что он сделал с ней, - поделилась вторая. - Капопа рассказал своей жене, а я подслушала. - Что? Говори. - Сказал, что ее отвели в деревню к маленькому народу. - Но ее же съедят. - Нет, Боболо обещал каждый месяц давать им продукты, чтобы ее не тронули. - Не хотела бы я оказаться на ее месте, о чем бы они там ни уговаривались. Пигмеи страшные обманщики, они вечно голодны и пожирают людей. Вскоре женщины вернулись на пашню, и на этом беседа прекратилась, но то, что Старик услышал, изменило все его планы. С этой минуты деревня Боболо больше не интересовала его, превратившись в самое заурядное туземное селение. XVII. ЛЬВЫ Покинув лагерь утенго, Тарзан из племени обезьян сел в одну из пирог, отбитых у людей-леопардов, и пересек широкую реку, держа путь к противоположному берегу. Целью его маршрута была деревня Боболо, где он намеревался выяснить, какое отношение имеет вождь к белой девушке. Не испытывая к ней особого интереса, Тарзан занялся ее судьбой только из-за того, что девушка была одной с ним расы, но эти узы - самые непрочные. Временами он даже забывал, что они оба белые люди, и не удивительно - Тарзан прежде всего был диким зверем. Последние несколько суток Тарзану пришлось переделать много всяких дел, и он утомился. Нкима тоже устал, о чем поминутно напоминал Тарзану. Поэтому, причалив к берегу, человек-обезьяна первым делом отыскал удобное для отдыха дерево, где они и пристроились на несколько часов. Когда Тарзан проснулся, солнце стояло в зените. Малыш Нкима, уютно свернувшийся в клубок, вставать не собирался, но человек-обезьяна схватил его за загривок и легонько потряс, пробуждая ото сна. - Я есть хочу, - сказал Тарзан. - Пошли поищем чего-нибудь. - В лесу полно еды, - ответил Нкима. - Давай лучше выспимся. - Ни к чему мне фрукты и орехи, - сказал человек-обезьяна. - Я хочу мяса. Нкима может поспать, а Тарзан уходит на охоту. - Я с тобой, - заявил Нкима. - Здесь очень сильно пахнет Шитой-леопардом. Я боюсь оставаться один. Шита тоже охотится, охотится за маленьким Нкимой! Губы человека-обезьяны тронула едва заметная улыбка, одна из тех редких улыбок, которые так красноречивы и которые довелось видеть лишь немногим. - Тогда в путь, - сказал он. - А пока Тарзан занят охотой, Нкима может разорять птичьи гнезда. Охота оказалась неудачной. Человек-обезьяна преодолел большое расстояние, однако его чуткие ноздри не уловили запаха желанной дичи, только сильный запах Шиты, но мясо хищных зверей он не любил. В голодные времена ему не раз доводилось питаться мясом и Шиты, и Нумы, и Сабор, но обычно он предпочитал мясо травоядных. Тарзан знал, что чем дальше от реки, тем меньше людей и тем лучше охота, поэтому он углубился далеко в девственный лес, пока не оказался за много миль от воды. Край этот был новым для Тарзана и не понравился ему, поскольку дичи здесь водилось мало. Стоило ему об этом подумать, как ноздри его учуяли запах антилопы Ваппи. Запах был еле уловимым, но этого оказалось вполне достаточно. Тарзан, Повелитель джунглей, повернул навстречу ветру. К запаху Ваппи, который ощущался все сильнее, примешивались теперь и другие - зебры Пако, льва Нумы, а также свежий аромат трав открытой саванны. Тарзан и Нкима устремились дальше. Чем сильнее становился запах дичи, тем острее охотник чувствовал голод. Чуткие ноздри говорили Тарзану, что впереди не одна антилопа, а целое стадо. Охота обещала быть удачной. Наконец лес кончился, впереди до самых синих гор раскинулась холмистая степь. На опушке леса человек-обезьяна остановился, обозревая местность. Перед ним лежала равнина, поросшая густой сочной травой, в миле от него паслось стадо антилоп, а еще дальше степь рябила от множества зебр. Из могучей груди Тарзана вырвалось еле слышное рычание, рычание зверя-охотника, предвкушающего добычу. Судя по сильному запаху Нумы, в густой траве обосновалось немало львов, но при таком обилии дичи, подумал Тарзан, они наверняка сыты, так что можно не обращать на них внимания. Львы не тронут его, если их не беспокоить, он же и не собирался делать этого. Тарзан без труда подберется к антилопам под прикрытием густой травы. Однако прежде всего он внимательно изучил местность, отмечая про себя каждую деталь. Нагромождение валунов, высившихся над травой, подсказало ему, что львы, видимо, залегли именно там, в тени камней. Тарзан поманил Нкиму за собой, но обезьянка не шла ни в какую. - Здесь Нума, - захныкал Нкима, - и не один, а с братьями и сестрами. Они караулят маленького Нкиму, чтобы съесть его. Нкиме страшно. - Тогда оставайся здесь. Поймаю Ваппи и сразу вернусь. - Нкима боится оставаться один. Тарзан укоризненно покачал головой. - Нкима жуткий трусишка, - сказал он. - Делай как знаешь. Тарзан идет на охоту. Человек-обезьяна бесшумно скользнул в высокую траву, а Нкима схоронился на высоком дереве, выбрав меньшее из двух зол. Обезьянка глядела вслед Тарзану, уходящему по огромной равнине, где обитают львы, и ее била дрожь, хотя и стояла жара. Человек-обезьяна стал обходить валуны, делая большой крюк, но даже на таком расстоянии запах львов забивал собой все остальные. Уверенно шел вперед Тарзан, не ведавший страха. Но вот когда он был на полпути до стада, которое мирно паслось, не подозревая об опасности, слева вдруг раздалось сердитое хриплое рычание льва. Так лев рычит, предупреждая о нападении. Тарзан вовсе не искал ссоры с Нумой. Все, что он хотел, - это добыть антилопу и уйти восвояси. Свернув вправо, он наметил дерево футах в пятидесяти на тот случай, если нападет лев и придется искать убежище, правда, он не верил, что такое может случиться. Он не даст Нуме повода для нападения. В следующий миг порыв ветра донес до него сигнал опасности - запах Сабор, львицы, и Тарзан понял, что наткнулся на львов в брачный период. А это означало, что нападение неизбежно, ибо в это время лев нападает без малейшего повода. До дерева оставалось футов двадцать пять. За спиной взревел хищник. Мгновенный взгляд назад на заколыхавшиеся верхушки трав открыл Тарзану всю серьезность опасности. Нума готовился к атаке! Еще секунду назад никого не было видно, и вдруг поднялась огромная голова с темно-бурой гривой. Тарзан рассердился. Его хотели обратить в бегство, но одно дело - достойное отступление, продиктованное осторожностью, а совсем другое - паническое бегство. Мало кто мог бы поспорить в быстроте с Тарзаном, к тому же, у него было двадцать пять футов форы. Он мог достичь дерева раньше льва, но даже не ускорил шага. Вместо этого он круто повернулся навстречу рычащему зеленоглазому чудовищу. Под смуглой кожей стальными пружинами напряглись мускулы, державшая копье рука резко откинулась назад, затем, вобрав всю силу мышц, всю энергию могучего тела, резко рванулась вперед. Словно из пушки, вырвалось из его руки тяжелое боевое копье утенго. И лишь тогда Тарзан из племени обезьян повернулся и побежал, но бежал не из-за какого-то одного льва. Он увидел, что вслед на Нумой мчится Сабор, а за ней тут и там колыхалась трава под напором бегущих львов. Тарзан из племени обезьян поспешил спастись от неминуемой мгновенной смерти. Копье оборвало жизнь атаковавшего хищника, и в считанные доли секунды, в которых заключается жизнь или смерть, человек-обезьяна взлетел на заветное дерево, едва успев поджать ноги и тем спастись от острых когтей льва. Оказавшись в безопасности, Тарзан обернулся и посмотрел вниз. Там в предсмертной агонии огромный Нума рвал древко копья, пронзившего ему грудь. Чуть поодаль показалась львица в обществе шестерых львов, а вдалеке вскачь уносились зебры и антилопы, вспугнутые львиным рыком. Как известно, нападающую львицу невозможно остановить, и, пытаясь стащить человека вниз, она полезла вверх по стволу. Передней лапой зацепившись за нижний сук, она повисла, и, не найдя опоры для своего тяжелого тела, сорвалась вниз. Оказавшись на земле, она обнюхала своего мертвого супруга и стала кружить под деревом. Шестерка львов, разгуливавших поблизости, присовокупили свой сердитый рев к рычанию львицы, меж тем как глядевший на них сверху человек-обезьяна тоже рычал, оскалив зубы, выражая свое недовольство. А в полумиле от этого места на самой верхушке дерева пронзительно кричала маленькая обезьянка. Целых полчаса кружила Сабор под деревом, сторожа Тарзана. Ее желтовато-зеленые глаза горели ненавистью и злобой. Затем львица легла возле тела своего погибшего супруга, а шестеро львов, сев на задние лапы, поглядывали то на Сабор, то на Тарзана, то друг на друга. Тарзан из племени обезьян с тоской проводил взглядом свой убегающий обед и стал смотреть в сторону леса. Теперь он был голоден, как никогда. Даже если бы львы и убрались, позволив ему спуститься на землю, он был бы столь же далек от обеда, как и проснувшись поутру. Он стал обламывать ветки и сучья и швырять их в львицу, пытаясь прогнать ее, ибо знал, что если она уйдет, то львы уберутся вслед за ней, но Сабор лишь яростно рычала и не собиралась покидать своего убитого спутника жизни. Так прошла оставшаяся часть дня. Настала ночь, а львица все еще находилась возле погибшего супруга. Тарзан корил себя за то, что оставил в лесу лук и стрелы. С ними он убил бы львицу, а остальные хищники разбежались бы. Теперь же он ничего не мог сделать, разве что бросать бесполезные ветки и ждать. Он старался угадать, сколько ему предстоит просидеть на дереве. Львица уйдет, когда проголодается, но когда это произойдет? По величине брюха и по запаху дыхания человек-обезьяна определил, что она плотно поела, причем недавно. Тарзану пришлось покориться своей участи. Убедившись в том, что ветками Сабор не прогнать, он прекратил бессмысленное занятие, ибо был не из тех, кто досаждает хищнику, чтобы выместить на нем свою досаду. Вместо этого он устроился поудобнее среди ветвей и уснул. В то же время возле самой опушки леса свернулась в малюсенький, как можно менее заметный клубочек перепуганная обезьянка и молча страдала. Она боялась шелохнуться, чтобы не привлечь внимания пантеры Шиты неосторожным звуком. Обезьянка была убеждена в том, что рано или поздно Шита обнаружит ее и съест. Только к чему самой торопить неприятную развязку? Взошло солнце, а Нкима все еще оставался жив, чему несказанно удивлялся, не веря в собственное везение. Должно быть, Шита просто не заметила его ночью, но теперь, при свете дня, непременно обнаружит. Правда, зверька немного утешала мысль о том, что днем он сумеет заметить Шиту раньше, чем та заметит его, и успеет задать деру. По мере того, как солнце поднималось над горизонтом, поднималось и настроение Нкимы, и все же он сильно горевал из-за того, что Тарзан не возвращается. Со своего места Нкима видел, что его хозяин продолжает сидеть на дереве там, на равнине, и недоумевал, почему Тарзан не спускается и не идет к малышу Нкиме. И хотя обезьянка видела собравшихся под деревом львов, она и представить не могла, что они-то и не дают Тарзану вернуться. У Нкимы просто не укладывалось в голове, что на свете есть такой враг, которого Тарзан не смог бы одолеть. Тарзан уже начал злиться. Казалось, львица никогда не уйдет. Ночью несколько львов уходили на охоту и теперь приволокли с собой тушу задранного ими животного, у которой тут же улегся один из хищников. Тарзан надеялся, что добыча отвлечет Сабор, но хотя запах крови был очень сильный, львицу он не соблазнил. Настал полдень. Тарзан испытывал сильный голод, от жажды у него пересохло во рту. У него чесались руки вырезать дубину и попытаться силой прорваться на свободу. Только он прекрасно понимал, к чему это приведет. Даже он, Тарзан из племени обезьян, вряд ли мог рассчитывать на то, что останется в живых, спустившись с дерева, ибо на него тотчас набросится львица, а за ней и все остальные львы. А в том, что львица нападет на него, как только он сделает шаг в сторону убитого льва, сомневаться не приходилось. Не оставалось ничего иного, как ждать. Когда-нибудь львица уйдет, не будет же она торчать здесь вечно. И в конце концов это произошло, львица ушла-таки. Вскоре после полудня Сабор встала и направилась к туше убитого животного. Стоило львице зайти в высокую траву, как следом за ней потянулись и остальные хищники. К счастью, туша лежала так, что дерево, на котором укрылся Тарзан, оказалась между нею и лесом. Не дожидаясь, пока в колыхавшейся траве скроется последний лев, Тарзан спрыгнул с дерева, вырвал из тела Нумы свое копье и поспешил к лесу. Чуткий слух человека-обезьяны ловил малейший шорох, даже Нума на своих мягких лапах не мог бы подобраться к Тарзану незамеченным, но ни один лев не погнался за ним. Нкима возликовал. Тарзана мучили голод и жажда. Воду он нашел быстро и от души напился, а вот с антилопой дела обстояли сложнее, и мысль о еде пришлось отложить, пока, наконец, ему не повезло, и он смог насытиться. Затем мысли его вернулись к цели его маршрута. Он должен пойти в деревню Боболо и все разузнать. Охотясь за антилопой, Тарзан ушел далеко от реки и оказался в долине, за которой, по его подсчетам, находилась деревня, где он надеялся найти девушку. По пути ему встретилась стая больших обезьян во главе с вожаком Зу-То, что весьма удивило Тарзана, который считал, что Зу-То находится далеко отсюда, во владениях Тарзана. Человек-обезьяна остановился поболтать с ними, но ни обезьяна, ни Тарзан, который редко общался с ними, не испытали особой тяги к долгой беседе, и он вскоре покинул их, продолжая свой путь. Тарзан устремился по деревьям к реке, где бесспорно отыщет следы, которые помогут ему сориентироваться. Сгущалась темнота. Нкима обвил лапками смуглую шею хозяина, повиснув у него на спине. Целый день перелетал он с ветки на ветку, не отставая от Тарзана, а к ночи буквально прильнул к человеку, ибо ночью в джунглях полно страшных зверей, вышедших поохотиться за малышом Нкимой. Между тем запах человека все усиливался, и Тарзану стало ясно, что он приближается к селению гомангани. То, конечно, была не деревня Боболо, так как находилась далеко от реки. Более того, своеобразие запаха, достигшего чутких ноздрей Тарзана, указывало на то, что жители деревни принадлежат к совсем другому племени. Уже сам факт присутствия неизвестных гомангани был бы достаточным основанием для того, чтобы Тарзан отправился на разведку, ибо Повелителю джунглей полагается знать обо всем, что происходит в его обширных владениях, а тут еще среди обилия запахов людского жилья обнаружился один, почти неуловимый, заставивший человека-обезьяну изменить маршрут. Вернее, даже не запах, а легкий намек на запах, но Тарзан безошибочно уловил его, и этот запах поведал о том, что разыскиваемая им девушка находится неподалеку. Добравшись до деревни, он с вышины глянул вниз. Там стояла хижина Ребеги, вождя бететов. XVIII. СТРЕЛЫ В НОЧИ Малыш вернулся в лагерь ни с чем. Слонов он так и не встретил. Он надеялся, что Старик окажется более удачливым. Поначалу он именно так воспринял длительное отсутствие своего товарища, но шло время, а Старик все не шел, и Малыш забеспокоился. Впрочем, его собственному положению вряд ли можно было позавидовать. Трое оставшихся с ним чернокожих не сегодня-завтра объявят о своем решении вернуться домой. В последние месяцы, полные невзгод и лишений, их удерживала лишь искренняя привязанность к своим белым хозяевам. Малыш понимал, что терпение их на исходе, и просто не мог представить себе, что станет делать без них. Правда, в связи с этим он больше заботился о друге, чем о себе. Пока ему везло на охоте, и негры всегда имели свежее мясо, а потому не сильно роптали. И все же Малыш сознавал, что им не терпится домой, поскольку белые оказались безнадежными неудачниками, от которых они не получили никакой выгоды. Так размышлял Малыш, вернувшись под вечер в лагерь с удачной охоты, как вдруг его мысли прервали крики его людей. Подняв глаза, он увидел, что из лесу показались двое негров, ушедших вместе со Стариком. Малыш рванулся им навстречу, надеясь, что вслед за ними покажутся третий чернокожий и Старик. Когда они подошли поближе, по выражению их лиц он понял, что случилось неладное. - Что с бваной? Где Андрайя? - спросил он. - Оба погибли, - ответил один из прибывших. - Погибли? - вскричал Малыш. Ему показалось, что весь мир рухнул. Старик мертв! До сих пор он едва ли задумывался над тем, насколько он зависит от поддержки и попечительства старшего друга и насколько их дружба стала частью его самого. - Как же это случилось? - угрюмо спросил он. - Слон? - Люди-леопарды, бвана, - ответил все тот же негр. - Люди-леопарды? Расскажи, как все было. Негры подробно рассказали все, что знали, не упуская ни малейших деталей, а когда закончили наконец свое повествование, Малыш несколько воспрянул духом. Ведь они не видели Старика мертвым. Может, его держат в плену в деревне Гато-Мгунгу? - Он сказал, что если не вернется к тому времени, как тень от леса сойдет с деревенской ограды, то, значит, его нет в живых, - оправдывался чернокожий. Малыш мысленно прикинул расклад сил: он сам да пятеро недовольных негров, итого шесть. Всего шестеро против сплоченной секты людей-леопардов. К тому же, из шестерых пятеро испытывают перед людьми-леопардами панический ужас и ни за что не согласятся пойти с ним. Негры ждали, что он скажет. - На рассвете выступаем. Будьте наготове, - приказал Малыш. Чернокожие заколебались. - И куда мы пойдем? - недоверчиво спросил один из них. - Туда, куда поведу, - отрезал Малыш. Удалившись в палатку, он стал размышлять о попавшем в беду товарище и продумывать план действий. Что это еще за девушка и с чего вдруг Старик погнался за ней? Рехнулся что ли или забыл, что ненавидит всех белых женщин? Наверное, решил Малыш, он поступил так, как подсказывала ему совесть. Видимо, иного выхода у него не было. Девушка попала в беду, и Старик, естественно, бросился ее выручать. Но как и где он повстречал ее? Негры ничего толком не знали. Малыш заметил, что чернокожие горячо о чем-то заспорили, и вскоре с взволнованным видом они пересекли лагерь, направляясь к его палатке. - В чем дело? - спросил Малыш, когда они предстали перед ним. - Если ты, бвана, собрался в деревню людей-леопардов, - заявил уполномоченный, - то мы не пойдем. Нас мало, они запросто убьют нас и сожрут. - Глупости! - воскликнул Малыш. - Что за выдумки! Они не посмеют. - Старший бвана говорил то же самое, - ответил говорящий, - а сам не вернулся, умер. - Не верю, что он умер, - возразил Малыш. - Мы идем его искать! - Если пойдешь, то один, а мы - нет, - сказал негр. Малыш видел, что ничто не в силах поколебать их решения. Невеселая перспектива, и все же он решил идти, пусть даже в одиночку. Только чего он добьется один? И тут у Малыша возникла идея. - Вы согласны проводить меня? - спросил он. - Докуда? - До деревни Боболо. Может, сумею заручиться его помощью. С минуту негры перешептывались, потом уполномоченный повернулся к белому. - Мы согласны проводить тебя до деревни Боболо, - сказал он. - Но не дальше, - добавил другой. x x x Старик дождался, пока женщины, рыхлившие землю, отошли подальше от дерева, на котором он прятался, затем осторожно слез вниз, прячась за ствол. Ему ни разу не доводилось бывать в деревне пигмеев, однако он часто слышал о бететах от жителей деревни Боболо и в общем знал, в какой стороне те живут. Правда, в том краю много разных тропинок, поди угадай, какая из них нужна тебе. Будучи достаточно наслышан о бететах, он сознавал, что проникнуть в деревню будет совсем не просто. Бететы принадлежали к дикому воинственному племени пигмеев и даже слыли людоедами. Подходы к деревне надежно охранялись, а непрошенный гость получал предупреждение в виде отравленной стрелы. Однако, невзирая на опасности, Старик не думал изменять своего решения и не колебался в выборе маршрута. Одно то, что девушка находится в деревне бететов, заставляло его ускорять шаг. Вскоре стемнело, но он шел вперед до тех пор, пока мог различать тропу, и был снова в пути с первыми проблесками рассвета. Мрачный, глухой лес не пропускал ни единого солнечного луча. Вскоре Старика стала преследовать мысль, что он идет не той тропой, а приблизительно около полудня он вдруг остановился, неприятно пораженный. Перед ним на тропе виднелся его собственный след. Выходит, он всего-навсего сделал большой круг. Постояв в растерянности, Старик пошел наугад по узкой извилистой тропинке, которая пересекала ту, по которой он плутал половину дня. Он не знал, куда ведет новая тропа - к реке или, наоборот, в лесные дебри, однако упрямо продолжал двигаться, ибо не идти не мог. Теперь Старик внимательно изучал каждую тропинку, пересекавшую ему путь или ответвляющуюся в сторону. Тропы были плотно утоптаны, по крайней мере, некоторые из них, на влажной почве виднелись четкие следы животных, но никакой важной для себя приметы он обнаружить не сумел. И лишь под самый вечер на пересечении троп Старик нашел то, что искал - отпечаток крошечной ступни пигмея. Старик ликовал. Впервые за весь долгий неудачный день он испытал чувство радости. Он уже начал ненавидеть лес с его постоянным мраком. Лес воспринимался Стариком как злобное воплощение могучего безжалостного врага, который задался целью не только разрушить его планы, но и погубить его самого. Старик страстно желал победить лес, доказать, что, пусть даже человек и не особенно силен, но зато достаточно находчив и изобретателен. Он пошел по новой тропе, но не успел разобраться, куда она ведет, как совсем стемнело. Однако он не стал останавливаться. Лес так долго обманывал его, так долго разрушал все надежды, что Старик стал опасаться за свой разум. Ему казалось, что из тьмы к нему взывает чей-то голос. Уж не женский ли? Напряженно вслушиваясь, он продолжал наощупь двигаться в темноте. Вдруг до обостренного слуха Старика донеслись какие-то звуки, но не женский зов, а гул человеческих голосов. Он доносился из тьмы, приглушенный и невнятный. Сердце путника тревожно забилось, он пошел осторожнее. Когда, наконец, он вышел к деревне, то не смог ничего разглядеть через ограду, кроме отблесков огня, плясавших на тростниковых крышах хижин и листве окружающих деревьев. И все же он был уверен, что набрел на деревню пигмеев. Там, за оградой, находилась девушка, которую он искал, не жалея сил. Старику захотелось крикнуть во весь голос что-нибудь, чтобы ободрить ее, чтобы она знала, что он здесь, рядом, пришел спасти ее, однако он сдержался. Осторожно подкравшись поближе, Старик не увидел никакой охраны. Ночью пигмеи в ней не нуждались - мало кто осмеливался пренебречь опасностями, таившимися в ночных джунглях. Ночью сам лес охранял пигмеев. Ограда представляла собой врытые в землю колья, небрежно скрепленные лианами. В просветах между кольями виднелись горящие костры. Двигаясь крадучись вдоль ограждения, он оказался у ворот, остановился и, прильнув к щели, стал смотреть, что происходит внутри. То, что он увидел, не представляло особого интереса. Перед центральной хижиной, судя по всему, хижиной вождя столпились туземцы. Казалось, они о чем-то спорят, а кое-кто из мужчин как будто танцует, - их головы ритмично поднимались над толпой, загораживающей вид на площадку перед хижиной. Старика не интересовало, чем заняты пигмеи. По крайней мере, так он думал. Его интересовала только девушка, и он осматривал территорию, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь след ее пребывания в деревне. Правда, он не особенно удивился, не заметив ее, решив, что девушка содержится в одной из хижин. Знай он истинное положение дел, то обратил бы особое внимание на группу пигмеев, которые заслонили от него связанную девушку. Внимательно осмотрев ворота, Старик увидел, что на запоре их держит обыкновенная веревка. Затем из кармана брюк он достал перочинный нож, который проглядели люди-леопарды, и принялся за дело, мысленно поздравляя себя с тем, что жители деревни всецело поглощены чем-то, происходящим возле хижины вождя, и не глядят в его сторону. Он собирался лишь произвести подготовку к ночному визиту, который нанесет после того, как туземцы отправятся спать. Тогда он разыщет девушку, и они вместе убегут. Казалось, успех обеспечен, Старик пребывал в отличном настроении. Он уже мысленно рисовал встречу с девушкой, как вдруг толпа пигмеев расступилась, и в образовавшемся просвете он увидел нечто такое, от чего похолодел от ужаса. Он увидел девушку, связанную по рукам и ногам, а рядом с ней - дьяволицу со свирепым лицом и огромным ножом. В следующий миг на глазах у потрясенного белого пигмейка вцепилась девушке в волосы, запрокинула ее голову назад и занесла нож, блеснувший в свете костров, разложенных в ожидании омерзительного пиршества. Старик пулей влетел в ворота и практически безоружный, если не считать перочинного ножа, бросился туда, где с секунды на секунду должно было произойти убийство. Крик протеста, вырвавшийся из его груди, опешившие пигмеи приняли за военный клич атакующего неприятеля. В тот же миг в спину негритянки вонзилась стрела, и Влала упала замертво. Старик все это видел, как и большинство пигмеев, но ни он, ни они не имели ни малейшего представления, откуда прилетела стрела и кто ее пустил. От неожиданности пигмеи остолбенели, но белый понимал, что едва они догадаются, что имеют дело с безоружным одиночкой, как их замешательству придет конец. И тогда Старик решил рискнуть. Повернувшись вполоборота к распахнутым воротам, он закричал: - Окружайте деревню! Никого не выпускать! Без команды не стрелять! Команды он выкрикнул на языке племени Боболо, поскольку знал, что пигмеи понимают этот диалект, а затем обратился прямо к толпе. - Разойдитесь! Отпустите белую женщину, и никто вас не тронет! Не дожидаясь исполнения приказа, Старик подскочил к девушке, подхватил на руки, и тут Ребега словно очнулся. Вождь видел перед собой всего лишь одного человека. Может, за оградой кто и есть, но разве у Ребеги нет воинов, способных сражаться? - Убейте его! - заорал он, вырываясь вперед. Пронзенное второй по счету стрелой, тело вождя плавно осело на землю, а тем временем еще три стрелы, пущенные с завидной меткостью и быстротой, уложили трех воинов, которые кинулись выполнять волю Ребеги. Оставшихся в живых пигмеев охватил ужас, и они разбежались по хижинам в поисках более надежного укрытия. Перекинув девушку на плечо, Старик выбежал в распахнутые ворота и скрылся в лесу. Позади раздавался треск и шум, но что там происходит, Старик не знал, и не имел ни малейшего желания узнать. XIX. "НА НАС НАПАЛИ ДЕМОНЫ!" То, что увидел Тарзан из племени обезьян, обозревавший сверху компаунд Ребеги, вождя бететов, повергло его в немалое недоумение. Он увидел связанную белую девушку, костры и котлы и мгновенно сообразил, что к чему. В деревню Боболо Тарзан отправился, чтобы отыскать захваченную в плен белую девушку, но может ли быть такое, чтобы в одном и том же районе в плену у туземцев оказались две белые девушки? Сомнительно. Значит, эта девушка из деревни Боболо, но как она сюда попала? Впрочем, важно не это, а сам факт, что она здесь, и главное, что Тарзан должен ее спасти. Спрыгнув вниз, он перемахнул через ограду и, держась в тени хижин, двинулся вперед, оставив на дереве Нкиму, чья отвага на большее не простиралась. Когда пигмеи расчищали территорию для поселения, они оставили несколько деревьев для тени. Одно из них росло перед хижиной вождя. К нему-то и направился Тарзан, хоронясь от собравшихся у костра пигмеев. И, как оказалось, он подоспел вовремя. Влала как раз схватила девушку за волосы и замахнулась ножом, норовя полоснуть ее по прекрасной шее. Времени для размышлений не оставалось, требовалось немедленное вмешательство. В критические ситуации мускулы человека-обезьяны срабатывали автоматически. На то, чтобы натянуть лук и пустить стрелу, ушла ничтожная доля секунды. Тут от ворот донесся шум, в деревню с криками вбежал человек. И хотя Тарзан не узнал его, он интуитивно понял, что незнакомец явился с той же целью - спасти девушку. Услышав приказ Ребеги, Тарзан понял, что белому грозит опасность, и вновь взялся за лук. Стрелы сразили тех, кто представлял наибольшую опасность для белого, напугали всех остальных и разогнали их на короткое время, что и позволило вынести пленницу из деревни. Тарзан из племени обезьян не искал ссоры с пигмеями. Сделав то, ради чего пришел, он уже собрался было уходить, но когда стал спускаться с дерева, сук под ним обломился, и Тарзан полетел на землю. При падении он потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что его облепили воины пигмеев, которые уже затягивали веревки на его руках и ногах. Поскольку человек-обезьяна не знал, что пигмеи уже закончили свою работу, причем сделали ее очень добросовестно, он с силой рванулся. Пигмеи посыпались в разные стороны, но веревки выдержали, и Повелитель джунглей понял, что стал пленником самого жестокого и варварского племени, обитавшего в лесах бассейна великой реки. Бететы долго еще не могли успокоиться. Они накрепко закрыли ворота и приставили к ним отряд стражников, второй отряд отправился на охрану ворот на другом конце деревни. На случай появления неприятеля были приготовлены отравленные копья и стрелы, однако деревня продолжала пребывать в состоянии панического страха, граничащего с беспредельным ужасом. Их вождя убили; белая девушка, которую они чуть было не съели, исчезла; буквально с неба к ним свалился неизвестный белый гигант, и они взяли его в плен. И все это за считанные секунды! Не мудрено, что нервы у пигмеев были взвинчены. Что же касалось нового пленника, то мнение туземцев разделилось. Одни считали, что его следует тут же прикончить, чтобы он не сбежал. Другие, потрясенные загадочным появлением незнакомца, предлагали подождать, пока не выяснится, кто он, ибо подозревали, что имеют дело со сверхъестественной силой. В конце концов, вероятность вражеского нападения заставила отложить решение участи человека-обезьяны, ибо не пристало предаваться пиршеству, когда Деревня нуждается в защите. Они рассудили, что утро вечера мудренее, и десятка два воинов с грехом пополам втащили громадное тело пленника в свободную хижину и выставили снаружи двух караульных. Вцепившись в самую верхнюю ветку дерева, Нкима предавался отчаянию и ужасу, особенно последнему. Обезьянки во многом схожи с нами, ибо и мы, и они произошли от общего предка. Так, Нкиму больше беспокоила его собственная судьба, нежели судьба ближнего, пусть даже и самого дорогого. Мир и в самом деле, казалось, ополчился против малыша Нкимы. Редко случалось так, чтобы, выпутавшись из одной передряги, он тотчас же не попадал в другую, правда, чаще всего этими неприятностями он был обязан самому себе. Нужно все же признать, что на сей раз он вел себя образцово, главным образом потому, что оказался в страшном, незнакомом лесу. За целый день Нкима никого не оскорбил, ни в кого ничем не бросил, а что толку? Остался один-одинешенек в ночном лесу, вокруг сильно пахнет Шитой, а Тарзан в плену у маленьких гомангани. Нкима стал мечтать о том, чтобы рядом оказались Мувиро с вазири или Джад-бал-джа, Золотой лев. Они поспешили бы выручить Тарзана, а заодно спасли бы и его, Нкиму, но все они находились далеко, так далеко, что Нкима давно похоронил надежду встретиться с ними вновь. Ему хотелось отправиться в деревню маленьких гомангани, чтобы быть поближе к своему хозяину, только он не отваживался. Нкиме не оставалось ничего иного, как, скрючившись на дереве, ждать появления Куду-солнца или Шиты. Если первым покажется Шита, в чем Нкима не сомневался, то, значит, Нкиме конец. Ну а если произойдет чудо, и Куду опередит Шиту, то новый день принесет с собой относительную безопасность, которая продлится до тех пор, пока на этот несправедливый мир снова не опустится ночь. Пока Нкима предавался мыслям об ожидающих его самых невероятных кошмарах, далеко в деревне раздался жуткий нечеловеческий крик. Пигмеи оцепенели от ужаса. Они могли только догадываться, что это за крик. Всем им доводилось время от времени слышать этот леденящий кровь крик, который звучал в лесной чаще, но никогда он не раздавался так близко, едва ли не в самой деревне. Едва эта мысль проникла в сознание туземцев, как она тут же получила подтверждение. Эту новость сообщили два перепуганных воина, те самые, которым было поручено сторожить пленного гиганта. Запыхавшиеся, с вытаращенными глазами примчались они, бросив свой пост. - Мы поймали не человека, а демона! - закричал один из них. - Он превратился в великую обезьяну. Слышали, как он кричал? Другие туземцы были напуганы не меньше. Они остались без вождя, совета спросить было не у кого и неоткуда было ждать защиты. Ситуация же сложилась критическая. - Вы его видели? - спросил кто-то из воинов. - Как он выглядел? - Сами не видели, только слышали. - А раз не видели, то почему решили, что он превратился в большую обезьяну? - Разве я не сказал, что слышал его? - раздраженно сказал часовой. - Когда рычит лев, не обязательно идти в лес посмотреть на него, чтобы удостовериться, что рычит именно он. Скептически настроенный пигмей почесал затылок, услышав столь неопровержимый довод. Тем не менее, он постарался, чтобы последнее слово осталось за ним. - Если бы хижину стерег я, то непременно заглянул внутрь, а не сбежал бы, как старая баба. - Вот сходи и посмотри, - запальчиво выкрикнул часовой. Скептик прикусил язык. Загадочный крик, донесшийся из деревни, долетел и до Нкимы, который тоже заволновался, но отнюдь не испугался. Обезьянка напряженно вслушивалась, но ни один звук не нарушал больше тишину великого леса. Нкима забеспокоился. Ему очень хотелось откликнуться, но из-за Шиты он не посмел. Всей душой стремился он к хозяину, но страх поборол любовь. Ему только и оставалось, что дрожать и ждать. Даже выплакаться он не смел из страха перед Шитой. Прошло пять минут, в течение которых бететы больше трепали языками, нежели думали головами. Некоторым все же удалось раззадорить себя до такой степени, что они были готовы осмотреть хижину, где содержался пленник, однако их тут же единодушно отговорили. Вдруг вдали прозвучал еле слышный рык льва, а мгновение спустя откуда-то совсем уж издалека донесся таинственный жуткий крик, словно в ответ на крик из хижины, после чего в лесу опять воцарилась тишина, впрочем, не надолго. Жены Ребеги и погибших воинов принялись оплакивать своих мужей. Посыпая головы пеплом, женщины громко рыдали и причитали. Прошел час. За это время состоялся военный совет, на котором был выбран временный вождь. Им стал Ньялва, прославившийся своей отвагой. Пигмеи сразу почувствовали себя уверенней, к ним вернулось мужество. Осознав это, Ньялва решил ковать железо, пока горячо. К тому же, сделавшись вождем, он понимал, что обязан совершить нечто выдающееся. - Давайте убьем белого, - предложил он. - После его смерти нам будет спокойнее. - И животы наши станут полнее, - заметил один из воинов. - А то мой уже прилип к позвоночнику. - А вдруг он все же не человек, а демон? - поинтересовался кто-то. Тут разгорелся спор, продолжавшийся в течение целого часа, и в конце концов было решено, что несколько человек пойдут в хижину и убьют пленника. Потом еще долго обсуждали, кого именно послать. Тем временем Нкима вдруг ощутил прилив мужества. Внимательно наблюдая за деревней, он выяснил, что к хижине, где сидит Тарзан, никто не подходит, и вообще в этой части деревни нет ни одного туземца. Все они собрались на площадке перед хижиной Ребеги. Опасливо спустившись с дерева, Нкима стремглав помчался к ограде и пробрался в дальний конец деревни, где было совершенно безлюдно. Люди после жуткого крика пленника разбежались кто куда, даже стражники, приставленные охранять ворота. Нкиме потребовалось не более секунды, чтобы добраться до заветной хижины. На пороге Нкима остановился, пристально вглядываясь в темноту, но ничего не увидел. Обезьянку вновь охватил страх. - Это я, Нкима, - сказал он. - В лесу меня подстерегала Шита, но я не испугался и пришел Тарзану на помощь. Темнота скрыла улыбку, мелькнувшую на губах человека-обезьяны. Кто-кто, а уж он-то прекрасно знал своего Нкиму и не сомневался в том, что, окажись Шита даже за милю от Нкимы, тот ни за что не покинул бы своего убежища - тоненькой веточки на самой верхушке дерева, куда никакой пантере не добраться. - Нкима отчаянный смельчак, - только и сказал Тарзан. Обезьянка вбежала в хижину и запрыгнула на грудь своему другу. - Сейчас я перегрызу веревки, - заявил Нкима. - У тебя не получится, - ответил Тарзан, - иначе я давно бы тебя позвал. - Почему не получится? - удивилась обезьянка. - Зубы у меня острые-преострые. - Поверх веревок маленькие люди намотали еще и проволоку, - объяснил Тарзан. - А проволока Нкиме не по зубам. - Веревку я могу перегрызть, - стоял на своем Нкима. - А что касается проволоки, то у меня проворные пальцы. Как-нибудь распутаю. - Попробуй, - ответил Тарзан, - хотя вряд ли у тебя это получится. В конце концов, Ньялва отобрал пятерых воинов, которым предстояло вместе с ним убить пленника. Ньялва уже раскаивался, что сгоряча предложил прикончить белого, ибо ему, как будущему вождю, пришлось возглавить группу. Когда пигмеи стали крадучись подбираться к хижине, Тарзан встрепенулся. - Идут, - шепнул он Нкиме. - Ну-ка, выйди к ним. Скорей же! Нкима тихонько выбрался наружу, где оказался лицом к лицу с шестеркой пигмеев. - Пришли! - завопил он. - Маленькие гомангани! И Нкима задал стрекача. При виде обезьянки бететы остолбенели. - Демон обернулся обезьянкой и сбежал! - воскликнул один из пигмеев. Ньялве очень хотелось, чтобы так оно и было, хотя он и понимал, что вряд ли это возможно, и, тем не менее, тут же горячо поддержал это предположение. - Коли так, пошли назад, - сказал он. - Раз уж он сбежал, нам здесь делать нечего. - Неплохо бы осмотреть хижину, - произнес воин, который хотел стать вождем, а потому воспользовался случаем продемонстрировать, что он гораздо смелее Ньялвы. - Хижину можно осмотреть и утром, когда будет светло, - возразил Ньялва. - Сейчас слишком темно. Мы ничего не увидим. - Я сбегаю к костру за огнем, - сказал его конкурент, - а потом, если Ньялва боится, сам войду в хижину. Я не из пугливых. - Я тоже не из