е: белый великан
убежал ночью от М'ганвазама и  теперь идет к  лагерю белых,  чтобы отомстить
своим врагам.
     В  лагере поднялась  страшная  тревога.  Чернокожих охватил  панический
страх  при  одной  мысли о  близости "белого дьявола"  с его бандой свирепых
зверей. Этот почти мистический страх был так велик, что  дикари  попрятались
где  попало: в лесу, на прибрежье, в кустах, на деревьях. В лагере вскоре не
осталось  никого из негров. Но, несмотря на  всю поспешность, они не  забыли
захватить с собой все, наиболее ценное, что было в лагере у Рокова.
     Таким образом Роков  и его семь  матросов были и ограблены,  и покинуты
туземными работниками. Видя свое  безвыходное  положение, Роков, как всегда,
со  злобой  накинулся  на  своих  спутников,  обвиняя  их   одних   во  всем
происшедшем. Но  на  этот раз матросы вовсе не были расположены  сносить его
оскорбления и  ругательства. Тиранические выходки  и бешеный характер Рокова
довели  его подчиненных до того, что они  стали открыто  возмущаться. И даже
более того: один  из матросов  вытащил в пылу гневных пререканий револьвер и
выстрелил в Рокова. Хотя он и  промахнулся, но  все-таки выстрел произвел на
Рокова сильное впечатление; попросту говоря, он перетрусил и поспешил к себе
в палатку.
     Но  его ждало еще одно сильное потрясение. Не успел он дойти  до своего
убежища, как буквально оцепенел от ужаса:  на опушке леса из густых зарослей
появилась гигантская фигура почти обнаженного белого человека. Роков со всех
ног  бросился  в  свою  палатку;  там,  в  задней  стене, все  еще оставался
незашитым  длинный разрез, который сделала ночью Джэн. Объятый ужасом, Роков
воспользовался этим  отверстием, выскочил  наружу и  исчез  в  джунглях,  не
заметив, что он бежит по следам Джэн Клейтон.
     При виде обезьяны-человека все матросы обратились в такое же паническое
бегство. Тарзан увидел, что  Рокова среди них не было,  и потому не пустился
за  ними в  погоню.  Ему  был нужен  только Роков; он надеялся  найти его  в
палатке. Что касается матросов,  то он  был уверен,  что  в джунглях они все
равно  понесут  справедливое  наказание за  все  свои  деяния. Джунгли  сами
воздадут им должное...  И он не ошибся:  он был  последним  белым человеком,
который видел их на этом свете.
     Тарзан   вошел   в  палатку   Рокова,  но   там   никого  не   было,  и
человек-обезьяна, рассерженный  этой неудачей, хотел немедленно пуститься  в
погоню за Роковым. Тамбуджа удержала его  от этого, советуя  ему вернуться в
их деревню.
     -- Он, наверное, там! -- сказала старуха. -- Пойдем туда поскорее!
     Предположение старухи показалось Тарзану правдоподобным, и вместо того,
чтобы  отыскивать здесь следы Рокова, он отправился с  нею обратно к деревне
Ваганвазам. Он надеялся, что Джэн была  еще жива.  Если, к счастью, это так,
то  через какой-нибудь час ему удастся, наконец, вырвать  ее из  рук Рокова!
Тарзан очень сожалел,  что  с ним не было Мугамби, Шиты, Акута и прочей  его
команды. Вот когда бы пригодилась их помощь!
     К своему удивлению, он не нашел здесь в деревне и признаков  пребывания
ни  Джэн, ни Рокова. Но, зная  лживость  предводителя,  он  не  стал  терять
времени на  бесплодные расспросы и  поспешил обратно  к  покинутому  лагерю,
чтобы отыскать  там  хоть  какие-нибудь  следы Рокова  и Джэн. Он  тщательно
обошел  вокруг  колючей  изгороди  и  нашел  здесь  кое-что, привлекшее  его
внимание. Изгородь в одном  месте была разломана и разорвана, и по некоторым
признакам можно было предположить, что кто-то пролез через  это отверстие из
лагеря и, очевидно, бежал в джунгли.
     Превосходно развитое чувство  обоняния подсказало Тарзану, что те двое,
кого он ищет, бежали здесь из  лагеря и притом бежали в  одном  направлении.
Минуту спустя, он пошел по той же дороге, отыскивая слабые следы на земле.
     ***
     В  это  время  вдали  от лагеря, в глухих  зарослях  девственного леса,
пробиралась по узкой тропе объятая ужасом молодая женщина. Каждую минуту она
боялась  очутиться  лицом  к  лицу с  диким  зверем или  с  таким  же  диким
человеком. Она шла по узкой тропе наугад, надеясь,  что тропинка приведет ее
к  большой  реке.  И вдруг  остановилась  в недоумении: окружающая местность
показалась ей странно знакомой. Что это значит?
     По  одну  сторону тропы, под гигантским  деревом лежала куча валежника.
Джэн с минуту  подумала, и внезапно в ней проснулось воспоминание:  да  ведь
здесь  ее спрятал Андерсен!  Здесь  он  отдал свою  жизнь  после  бесплодной
попытки  спасти  ее, Джэн,  от посягательства  негодяя!  Да!  Этого  места в
джунглях ей никогда не забыть -- на всю жизнь оно врезалось в ее память.
     При  виде валежника  Джэн вспомнила о винтовке и  патронах,  которые ей
оставил  в  последнюю  минуту  злополучный  швед.  Ее  рука  все еще сжимала
револьвер, выхваченный ею  у Рокова. Револьвер, правда, хорошая защита, но в
нем было только шесть  зарядов,  а  это слишком мало для  ее длинного пути к
океану.
     С замиранием  сердца  просунула она  руку  под валежник. Там  ли  клад,
оставленный  ею?  К великой  своей  радости она  нащупала  ствол винтовки  и
сумочку с патронами и вытащила и то и другое из-под груды сухих ветвей. Джэн
повесила  сумку  через плечо  и взяла наперевес  тяжелое ружье.  Вооруженная
таким образом, она почувствовала себя увереннее и  с новой надеждой на успех
продолжала свой путь.
     Ночь она провела на деревьях, а рано утром отправилась дальше.
     Днем,  пересекая  небольшую  поляну, Джэн  чуть  было не  наткнулась на
громадную обезьяну,  которая вышла навстречу из  джунглей. Ветер дул поперек
лужайки, и Джэн  догадалась встать так, чтобы  очутиться  против ветра.  Она
успела спрятаться в густом кустарнике и держала наготове свою винтовку.
     Чудовище медленно  двигалось  по  полянке,  время  от времени обнюхивая
землю и как  бы отыскивая  чьи-то  следы.  И  еще не  успел этот  гигантский
антропоид  сделать несколько шагов,  как из чащи джунглей  показался  второй
такой же, а  затем еще и  еще, и  вскоре  перед  испуганной молодой женщиной
предстали целых пять свирепых зверей.
     К  ее  удивлению,  обезьяны,  словно  в  нерешительности,  остановились
посреди полянки.  Они собрались в  кучу и оглядывались назад, как бы  ожидая
еще кого-то.
     Джэн страстно  молила бога, чтобы  они  ушли  как можно скорее.  Каждую
минуту  случайный  ветерок мог донести ее запах к обезьянам, и тогда никакое
ружье в ее руках не помогло бы ей.
     Она  взглянула  по  тому  направлению,  куда  глядели  животные,  и  ей
показалось, что  она  поняла, почему  они толпятся здесь на лужайке,  словно
прячась  от кого-то. Очевидно,  их  выслеживал хищник...  И,  действительно,
через несколько минут Джэн увидела гибкую  сильную пантеру: громадная  кошка
бесшумно выскользнула из джунглей, оттуда же, откуда вышли и обезьяны.
     Но  каково было  удивление  Джэн,  когда  пантера  вместо  того,  чтобы
кинуться на обезьян, близко подошла к обезьянам и, спокойно усевшись рядом с
ними, стала со спокойно заботливым видом облизываться.
     Но  еще через несколько минут удивление Джэн сменилось  уже страхом: из
джунглей появился высокий чернокожий и приблизился к группе зверей. Она была
уверена, что  еще секунда -- и от  человека останутся одни клочья. Но черный
человек спокойно подошел к странной компании и, что еще  страннее, заговорил
с ними...
     Вскоре  все  это диковинное общество  двинулось  дальше  и  скрылось  в
противоположной  стороне  джунглей. Со  вздохом  облегчения вскочила Джэн на
ноги и постаралась как можно дальше убежать от страшной банды; она ничего не
понимала, и вскоре ей стало казаться, что она просто видела странный сон...
     ***
     На той  же  дороге, за полмили  назад, другой  человек  лежал на  земле
полумертвый  от страха. Он спрятался за  огромным муравейником и видел ту же
банду. Это был Роков. Для него это звериное общество не было ни новостью, ни
загадкой.  Он узнал страшных союзников  Тарзана. И  как только  звери прошли
мимо него, он первым  же делом  вскочил и  бросился  со всех ног  бежать. Он
бежал по направлению к берегам Угамби.
     Туда же шла и Джэн Клейтон.  И  когда  она добралась, наконец, до реки,
Роков был так близко к ней, что они могли встретиться каждую минуту.
     На берегу молодая женщина увидела  большой  челн, наполовину вытащенный
на  берег и привязанный к дереву. Это  была желанная находка! Если бы только
Джэн  смогла  спустить челн в  воду! Быть может, ей удалось бы добраться  до
океана! Отвязав веревку, Джэн  схватилась за нос челна;  толкая и раскачивая
его, она старалась столкнуть ладью в  воду; но  все ее усилия были напрасны.
Ей пришло  тогда в голову навалить  на  корму  лодки какую-нибудь тяжесть  и
раскачивать челн до тех пор, пока он не спустится в воду.
     Она нашла  несколько  тяжелых обрубков, с большим трудом подкатила их к
челноку, втащила в него и уложила на корме. И с радостью заметила,  что челн
стал действительно опускаться в воду.
     Она была  так занята этой работой,  что  не заметила, как неподалеку от
нее появился  какой-то  мужчина. Он следил  за Джэн -- и на его смуглом лице
играла хитрая и недобрая усмешка.
     Челн был уже в воде.  Джэн вскочила  в него, положила  туда же  ружье и
сумку и уже хотела оттолкнуться веслом от берега. Вдруг в глаза ей бросилась
какая-то мужская фигура. Легкий крик ужаса вырвался у молодой женщины: перед
ней стоял Роков!
     Он  подбежал к берегу  и, угрожая смертью, заставлял  ее  остановиться.
Джэн Клейтон  ничего не  знала о неудачах, постигших  Рокова  со времени  ее
бегства из лагеря. Она была убеждена, что при нем есть оружие и что его люди
следуют за ним. Но она твердо решила не попадаться ему в руки. Лучше смерть,
чем то, что  ее  ожидает. Еще минута, и челн  понесется по волнам! Только бы
попасть на середину реки, а там она уже вне власти Рокова. На берегу не было
другой лодки, и ни один человек, тем более такой трус, как Роков, не решится
броситься вплавь в реку, кишащую крокодилами.
     Роков был, в  сущности, более всего поглощен своим бегством.  Он охотно
отказался  бы от всех своих намерений по отношению к Джэн и даже наобещал бы
ей   что  угодно,  если  бы  только  она  позволила  и  ему  воспользоваться
драгоценной лодкой. Он подбежал к самой воде и протянул руку, чтобы схватить
нос судна.  Но в эту минуту Джэн Клейтон напрягла все свои силы и оттолкнула
челн от берега.
     Она на мгновение почти потеряла сознание от  того страшного напряжения,
в котором находилась последние минуты. Но, слава богу, она спасена!
     Но не успела она опомниться, как увидела торжествующую улыбку на хитром
лице Рокова. Он быстро нагнулся и с ликующим видом поднял  еще  остававшийся
на берегу конец веревки, которой челн был привязан к дереву.
     Джэн Клейтон с широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на Рокова. В
последнюю минуту, когда, казалось, все  шло благополучно,  ее опять постигла
неудача, и она вновь оказалась во власти негодяя.
     <B>XV
     ВНИЗ ПО УГАМБИ</B>
     На середине дороги между Угамби и деревней Ваганвазам Тарзан встретился
со своей дикой командой, которая  медленно шла по его старым следам. Мугамби
едва мог  поверить, что Роков и жена его господина Джэн  Клейтон  прошли так
близко  от звериной команды. Ему казалось совершенно  невероятным, чтобы два
человеческих существа  могли пройти  мимо них, не будучи замеченными чуткими
зверями. А между тем их следы неопровержимо доказывали это.
     Тарзан, однако, сразу определил, что Джэн и Роков шли отнюдь не вместе,
а порознь. След ясно указывал,  что молодая  женщина шла впереди  на большом
расстоянии от Рокова, но  затем  становилось столь  же очевидным,  что Роков
быстро настигал свою жертву.
     Вначале  следы  диких  зверей  виднелись  поверх  отпечатков  ног  Джэн
Клейтон,  между  тем как следы Рокова доказывали,  что последний проходил по
тропе уже после того,  как дикие звери оставили отпечатки своих лап. Но  чем
дальше, тем меньше было заметно  следов  зверей между отпечатками ног Джэн и
Рокова,  и,  дойдя  до  реки,  Тарзан установил,  что  Роков  был  только на
несколько десятков сажень позади молодой женщины.
     Он  был убежден,  что  они здесь, совсем  недалеко  от  него.  Дрожа от
нетерпения  и ожидания,  он  опередил свою  команду. Он  несся по  деревьям,
перебрасываясь с ветки  на ветку, и вышел к берегу как раз в том месте,  где
Роков догнал Джэн. На песке прибрежья  он нашел  ясные отпечатки следов  тех
двух людей, которых он искал, но ни лодки, ни людей не было.
     Тарзан не сомневался,  что они уплыли  по реке в каком-нибудь  туземном
челноке.  Зоркий  глаз обезьяны-человека быстро окинул взором течение  реки.
Вдали,  где  река делала изгиб, Тарзан  увидел челн,  плывущий у берега  под
тенью густо нависших деревьев. На корме виднелась фигура мужчины.
     Вышедшая на берег вслед за своим предводителем звериная команда видела,
как  он  проворно помчался  по болотистому  грунту, перепрыгивая с  кочки на
кочку, к небольшому мысу на повороте реки.
     Тяжелые неповоротливые обезьяны не могли идти  по  вязкому берегу; Шита
тоже не любила такой ходьбы. Поэтому они пошли в обход по лесу. Мугамби тоже
последовал за ними.
     После получасового быстрого  бега Тарзан достиг мыса. Отсюда открывался
далекий вид на извилистую реку. И на  ее  светлой  поверхности Тарзан  сразу
увидел челн  и в нем Николая Рокова. Роков был один. Джэн не было с ним. При
виде  своего  заклятого  врага,  широкая  полоса  на  лбу  обезьяны-человека
побагровела от гнева,  и он испустил  страшный звериный крик обезьяны-самца.
Роков содрогнулся при этом зловещем крике. Прижавшись ко дну лодки, стуча от
ужаса зубами,  он, не  отрывая глаз,  смотрел на  человека, которого  боялся
больше всего на свете.
     Находясь в челне на середине реки, Роков считал себя в безопасности; но
уже один вид Тарзана приводил его в трепет. Трудно описать, что стало с ним,
когда  он  увидел,  что  белый  гигант  бесстрашно  нырнул  в  жуткие  волны
тропической реки и поплыл к лодке...
     Рассекая волны быстрыми движениями рук, человек-обезьяна приближался  к
плывущему  по  течению  челноку. Роков схватил лежащее  на дне весло и, дико
глядя на своего преследователя, гнал, что было сил, неповоротливый челн. А с
противоположного берега на обнаженного пловца уже надвигалась зловещая рябь.
     Тарзан  достиг кормы судна.  Вытянув руку, он схватился за борт.  Роков
сидел, не шевелясь, словно парализованный ужасом...
     Что-то плеснуло за спиной у Тарзана. Он недоумевающе обернулся и увидел
предательскую рябь. И  понял, что это значит. В ту же минуту могучие челюсти
обхватили  его  правую ногу.  Он с  силой рванулся,  стараясь освободиться и
влезть в  челн. Страшная боль мутила его  сознание.  Роков вскочил и тяжелым
веслом изо всех сил ударил своего  врага по голове... Руки человека-обезьяны
соскользнули с лодки, и он погрузился снова в воду.
     На поверхности воды  закипела и угасла  недолгая борьба... Запенилась в
круговороте  вода, всплыли пузыри, разошлись на воде  сглаживаемые  течением
круги. И этот водоворот, и эти пузыри, и круги отметили то место, где Тарзан
из племени обезьян скрылся в зловещих водах Угамби...
     ***
     Подкошенный  пережитыми  волнениями  и смертельной усталостью,  Роков в
изнеможении повалился на дно лодки. В первый момент он не мог дать себе даже
отчета о случившемся. Потом, поняв все значение выпавшей на  его долю удачи,
он торжествующе  улыбнулся.  Но  радость  его  была  непродолжительной. Лишь
только у него мелькнула мысль о  том, что  теперь  можно  уже считать вполне
безопасным  дальнейшее  путешествие до океана, как с берега  до него донесся
дикий рев.
     Он оглянулся: на берегу, в густой листве сверкали  устремленные на него
злые глаза пантеры. Из-за нее выглядывали страшные обезьяны, а впереди этого
кошмарного  звериного  воинства  чернела мощная фигура  чернокожего гиганта,
который кричал и выразительно грозил Рокову кулаками...
     ***
     Это было какое-то сумасшедшее бегство вниз по  Угамби... Фантастическая
орда гналась за лодкой Рокова днем и ночью. Иногда  преследователи шли почти
наравне с  ним, иногда на время  пропадали в лабиринте джунглей, чтобы вновь
появиться с воплями гнева, с угрозами, с щелканьем клыков  и диким воем. Это
путешествие превратило крепкого,  здорового Рокова  в  изнуренного,  седого,
полубезумного старика...
     Он плыл мимо населенных поселков.  Неоднократно туземные воины пытались
в  своих челнах  перехватить  его.  Но всякий  раз  из  джунглей  появлялась
страшная команда и отгоняла испуганных чернокожих обратно на берег.
     Нигде на своем пути Роков  не встречал следов Джэн Клейтон. Он не видел
ее с  того  момента, когда схватил конец  веревки,  привязанной  к  лодке, и
смеялся от мысли, что она опять находится в его власти. Но это был лишь один
момент. В следующую же секунду молодая женщина схватила со дна челна ружье и
прицелилась ему в грудь...
     Быстро выпустил он тогда веревку,  и челн с Джэн уплыл вниз по течению.
Он же побежал по берегу вверх по реке к устью одного маленького притока: там
был спрятан  его челн, в котором он и его люди плыли во  время преследования
Андерсена и Джэн.
     Что  с  ней?  Роков  не  сомневался,  что она попала в  руки дикарей  в
какой-нибудь  из  деревень, мимо которых  она плыла  к  океану.  Добравшись,
наконец,  до  устья Угамби,  Роков воспрял духом:  там на желтых водах бухты
стоял на якоре "Кинкэд".
     Перед своей поездкой вверх по реке  он отослал пароход грузиться углем,
оставив  его на попечение Павлова.  Он  чуть не вскрикнул от радости,  когда
увидел,  что пароход уже вернулся и нагруженный  стоял на рейде. Усиленно он
начал грести к пароходу, время от времени оборачиваясь и громко крича, чтобы
привлечь внимание экипажа. Но его крики не вызывали никакого ответа с палубы
молчаливого судна. Роков бросил беглый взгляд на берег: страшная команда уже
обогнала его и находилась на морском побережье.
     Но что стало с  теми, кого он оставил на "Кинкэде"? Где Павлов? Неужели
судно брошено экипажем?  Неужели  ему, пережившему  все эти  кошмарные дни и
ночи,   предстоят   еще  новые   испытания?   Роков  вздрогнул:  ему   вдруг
почувствовалось дыхание смерти.
     Однако  он  продолжал  грести  и,  спустя  короткое  время,  нос  челна
стукнулся о борт парохода. На одной стороне свешивалась веревочная лестница.
Но, когда Роков обеими руками схватился за нее, он  услышал с палубы грозный
предостерегающий окрик и, подняв голову,  увидел холодное, безжалостное дуло
ружья.
     ***
     После того, как Джэн Клейтон насмерть перепугала на берегу Угамби своей
винтовкой  Рокова  и ей  удалось,  благодаря этому  "жесту",  ускользнуть  в
челноке  от  его  преследования, она  все  время держалась  самого  сильного
течения.
     Все эти длинные дни и тяжелые ночи она держала лодку на страже.  Только
в  самые жаркие  часы  дня она  ложилась  на дно лодки, прикрыв лицо большим
пальмовым  листом,  и  отдавалась  течению. Это  были ее  единственные  часы
отдыха, в другое же время она гребла, стараясь увеличить быстроту движения.
     Напротив того, Роков, плывя следом за ней по той же реке, держался  все
время в  струе слабого течения,  так как  он старался уклоняться  как  можно
дальше  от того  берега,  по которому  шли  его страшные  преследователи,  и
попадал в тихие заводи противоположного берега.
     Таким образом,  хотя Роков отплыл  вниз по  Угамби почти одновременно с
Джэн, она достигла бухты  двумя часами раньше его.  Увидев стоявший на якоре
пароход,  она  невольно  прослезилась  от  радости  и  надежды.  Но  радость
сменилась тяжелым раздумьем, когда Джэн увидела, что это "Кинкэд": тот самый
"Кинкэд", на котором она уже перенесла столько испытаний!
     Но у нее  была надежда, что теперь, когда Рокова там нет и не будет, ей
удастся уговорить экипаж  отвезти ее за  большое вознаграждение в  ближайший
цивилизованный портовый  город. Во  всяком  случае, ей стоило  пойти даже на
риск -- только бы добраться до парохода!
     Течение быстро несло ее вниз по реке, и она  почувствовала, что  только
при  напряжении  всех сил  ей удастся направить свой  неповоротливый  челн к
"Кинкэду". Она рассчитывала,  что с парохода помогут ей, но, к ее удивлению,
на  борту не было даже  признака жизни. Челн несся  все ближе и ближе к носу
парохода, а между  тем никто  не окликал  ее.  Еще минута,  и ее отнесет  за
пароход, и, если  не  спустят  шлюпки  для ее  спасения, она  будет  унесена
течением в океан.
     Джэн  начала  громко  звать на  помощь,  но  в ответ  послышался только
пронзительный рев зверей из окрестных джунглей. Джэн изо всех сил налегла на
весла,  чтобы подъехать к пароходу. Но  челн относило течением в сторону, и,
казалось, что он ни за что не удержится около парохода и унесется в открытое
море.
     Но в самую  последнюю минуту челн попал в струю водоворота -- в одну из
тех  крутящихся  пучин,  которых  так  много в  устье быстрой  реки. Быстрая
кружащаяся  струя  отбросила челн  в  сторону,  и  он  попал под  самый  нос
парохода. Джэн успела  ухватиться  за якорную цепь. Прикрепив конец лодочной
веревки к  цепи,  она  пустила  челн вдоль борта,  пока  он не  очутился под
спускавшейся с борта веревочной лестницей.
     С  перекинутым  через  плечо ружьем,  она ловко вскарабкалась на палубу
парохода. Первым  же делом она стала  осматривать пароход. Она держала ружье
наготове, не без основания опасаясь какого-нибудь  нападения.  С первого  же
взгляда  Джэн  поняла,  почему  пароход казался  покинутым:  в  кубрике  она
наткнулась  на двух  мертвецки  пьяных  матросов,  которым,  очевидно,  была
поручена охрана судна.
     Содрогаясь от  отвращения,  Джэн поспешила взобраться наверх  и  плотно
прикрыла  люк над спящими  матросами. Затем  она  отправилась на поиски еды,
нашла на  кухне  кой-какую  провизию и, утолив свой голод, заняла на  палубе
караульный  пост с ружьем в руках. Она  решила, что никто  против ее воли не
причалит к борту "Кинкэда".
     Прошло около часа. Ничто не показывалось на  реке, что могло бы вызвать
у нее тревогу, но вот  в излучине реки  показался  челн.  На  нем  виднелась
фигура мужчины. Челн приблизился  к пароходу, Джэн узнала Рокова и направила
на него дуло ружья...
     ***
     Увидев,  кто  целит в  него  из винтовки,  Роков  пришел  в неописуемую
ярость. Он всячески грозил Джэн и осыпал ее ругательствами. Видя, что это на
нее  не действует, он  переменил тон: начал умолять ее  и соблазнять разными
обещаниями.  На все его  предложения  Джэн отвечала  одно:  она  никогда  не
позволит Рокову быть  на том  же пароходе,  где  она,  и при  первой  же его
попытке взобраться по лестнице, она его застрелит.
     Не  видя  никакого  другого  выхода из положения,  Роков решил,  рискуя
каждую  минуту быть  отнесенным в открытое  море, высадиться на  берег. А на
другом берегу по-прежнему стояла и ждала его страшная команда.
     К вечеру молодая женщина была сильно  встревожена доносившимися с  моря
криками.  Это  кричал Роков. Джэн  выглянула  за  борт  и  с ужасом  увидела
приближающуюся к "Кинкэду" пароходную шлюпку. В ней сидело несколько мужчин.
     <B>XVI
     ВО МРАКЕ НОЧИ</B>
     Когда Тарзан понял, что его  схватили могучие челюсти крокодила,  он не
покорился судьбе и  не оставил  надежды на спасение.  Так поступил бы только
обыкновенный человек,  но не  Тарзан-обезьяна!  Раньше, чем чудовище утащило
его в воду, он  набрал в легкие как можно больше воздуха, а затем напряг все
свои жизненные силы, чтобы высвободиться из пасти чудовища. Он  нащупал свой
каменный  нож,  вытащил его и стал, что было  мочи, долбить  им толстую кожу
пресмыкающегося.
     Боль и страх заставили крокодила еще быстрее поплыть в  свою берлогу. И
в ту минуту, когда человек-обезьяна почувствовал, что уже задыхается, он был
выброшен  на  илистый  грунт, а  голова  оказалась  над  поверхностью  воды.
Несколько мгновений Тарзан  жадно  вдыхал спертый  воздух берлоги,  лежа  на
вязком  иле.  Вокруг  него  был  мрак  и  безмолвие  могилы.  Сцепившись   с
крокодилом,  Тарзан  некоторое  время  лежал  с  ним  рядом;  он  чувствовал
прикосновение  холодного  тела  чудовища. Не  теряя надежды на спасение,  он
продолжал вонзать свой каменный нож в брюхо животного, пока не почувствовал,
что  огромное  туловище  крокодила  конвульсивно  затрепетало  и  замерло  в
неподвижности.
     Высвободив  свою  ногу  из  его  пасти, человек-обезьяна  начал  ногами
исследовать берлогу. Без сомнения,  единственным ее входом и выходом было то
отверстие,  через  которое  крокодил протащил его. Его  первой мыслью  было,
конечно, скорее  выбраться отсюда,  но это  оказалось  не так-то  просто. Он
ежеминутно рисковал попасть в зубастую пасть другого такого же страшилища.
     Мало того: если бы даже он благополучно выбрался  на свободное течение,
то и там его  каждую минуту ждала опасность нападения. Но другого выбора все
равно  у него  не  было,  и, наполнив легкие  спертым  и  зловонным воздухом
берлоги, Тарзан  нырнул  в темное  отверстие, которого он не  мог  видеть, а
только нащупал своими ногами.
     Нога,  которая побывала в крокодильей пасти,  была сильно разорвана, но
кости остались целы.  Мышцы и сухожилия были  тоже не  настолько повреждены,
чтобы нельзя было пользоваться раненой ногой. Тарзан ощущал мучительную боль
и только.
     Но  Тарзан  из  племени обезьян  умел  стойко  переносить  страдания, а
потому, исследовав  ногу  и убедившись в ее относительной целости, он больше
не думал о ней.
     Быстро  пролез  и  проплыл  он через проход, выходивший на илистое  дно
реки. Вынырнув на поверхность реки, он увидел  недалеко  от себя головы двух
крокодилов. Они  быстро приближались  к нему... С  нечеловеческими  усилиями
Тарзану удалось  уйти от этой погони и, приплыв к берегу, он схватился здесь
за свешивающийся сук большого дерева.
     Он успел сюда  вовремя! Две огромные пасти защелкали под ним зубами, но
он был уже  в безопасности.  От пережитых волнений и усталости  он ослабел и
прилег  на  берег,   чтобы  отдохнуть.  Но  он  не  спал:  его  глаза  зорко
всматривались в даль... Он искал и ждал Рокова. Но ни лодки, ни Рокова нигде
не было видно.
     Отдохнув и перевязав свою раненую ногу большим пальмовым листом, Тарзан
снова  пустился  преследовать своего врага.  Он  оказался  теперь не на  том
берегу,  на который он вышел из джунглей, а на противоположном,  но это  ему
показалось безразличным.
     Вскоре  он с  огорчением заметил, что его нога была  повреждена гораздо
сильнее,  чем это  ему  показалось  сначала. Она  очень мешала быстроте  его
передвижения.  По  земле  он  еще  мог двигаться довольно быстро,  хотя и  с
большим  трудом и  страданиями. Но  прыгать  с дерева на  дерево  во "втором
этаже"  джунглей  оказывалось прямо  невозможным. А  между  тем  этот способ
передвижения всегда был у Тарзана излюбленным и самым быстрым.
     От старой негритянки, Тамбуджи, Тарзан узнал, что белая женщина, хоть и
была опечалена смертью  ребенка, но будто бы  говорила, что  этот ребенок не
ее, а чужой. Тарзан  не  видел причины, почему Джэн  стала бы отрекаться  от
своего  ребенка.   Единственным   объяснением   могло  быть,   что  женщина,
сопровождавшая вместе со шведом его сына, была вовсе не Джэн.
     Чем  больше он  думал об этом, тем больше он приходил  к убеждению, что
его сын умер, а жена находится в Лондоне  и  ничего не знает о судьбе своего
Джека. В таком  случае,  он  неверно понял  намек  Рокова и напрасно все это
время так беспокоился за Джэн.
     Но  мысль о  смерти сына повергла его опять в  уныние. Несмотря на свою
привычку к жестокостям и страданиям, Тарзан содрогался при мысли о  страшной
судьбе, постигшей ни в чем не повинного ребенка.
     В продолжение всего путешествия к океану  Тарзан  думал  о том, сколько
зла и  горя  принес  ему  и  его  семье  Роков, и  широкая багровая  полоса,
обозначавшая  всегда моменты его наивысшей животной ярости, не сходила с его
лба. Время  от времени он издавал невольный рев или такое свирепое  рычание,
что мелкие животные джунглей прятались от испуга  в свои норы. О если бы ему
суждено было схватить этого негодяя!
     В пути воинственные  туземцы  дважды  пытались  напасть  на  него,  но,
услышав страшный  обезьяний крик и  увидев  яростно набрасывавшегося на  них
белого великана, немедленно обращались в бегство.
     Тарзан  привык передвигаться  с быстротой самых проворных  обезьян; ему
казалось поэтому,  что  он движется очень  медленно;  на самом  же  деле  он
двигался почти с такой  же скоростью, как Роков. Он подошел к  океану в один
день с Джэн  и  с Роковым, но только  поздним вечером,  когда уже  наступила
густая темнота. Над черной  рекой  и прибрежными джунглями навис такой мрак,
что даже Тарзан,  глаза  которого  привыкли различать  в  темноте,  едва мог
видеть на несколько сажен перед собой.
     Он собирался  исследовать морской берег в надежде найти следы  Рокова и
женщины,  которая,  по  его  мнению,  шла  впереди  Рокова. Он,  конечно,  и
представить себе не мог, что "Кинкэд" или вообще какой-либо пароход стоит на
якоре в нескольких саженях от него. Не единый огонек не выдавал  присутствия
парохода.  Внезапно внимание его было привлечено шумом весел: кто-то ехал  в
лодке на  недалеком расстоянии  от берега.  Вскоре этот  шум прекратился,  и
послышались  звуки ног,  подымавшихся по веревочной лестнице и ударявшихся о
стенки корабля. Что бы это могло значить?
     Тарзан стоял на самом берегу, напряженно всматриваясь в густой мрак, но
нигде  не  мог обнаружить присутствия  парохода. Вдруг  грянули  выстрелы, и
зазвенел  отчаянный женский крик. Тарзан из племени  обезьян  забыл про свою
усталость  и раны. Не  колеблясь ни  секунды, он бросился в воду и поплыл  в
непроницаемой тьме туда, где стреляли и кричала женщина.
     ***
     Шлюпка,  привлекшая внимание Джэн, была также замечена Роковым с одного
берега и Мугамби с другого.
     Роков  подозвал шлюпку и в ней направился к "Кинкэду". Но не прошла она
и половины расстояния,  как выстрел  из  ружья,  грянувший в темноте, уложил
одного  из  матросов  на  носу  шлюпки.  Шлюпка начала  двигаться медленнее,
ехавшие повернули к  берегу  и там остановились.  Они ровно ничего не  могли
различить в быстро наступившей темноте.
     ***
     Дикая  команда  Тарзана   находилась  на  противоположном   берегу  под
предводительством Мугамби.
     Этот преданный  человек  знал все обстоятельства, приведшие Тарзана  на
остров джунглей. Он  знал, что его господин искал жену и ребенка,  знал, что
они  были украдены злым белым  человеком, которого они преследовали вверх по
Угамби, далеко  внутрь страны, а теперь обратно до  океана. Он полагал,  что
этот же  самый человек убил  и белого великана, которого Мугамби  почитал  и
любил  преданнее и горячее, чем кого-либо из величайших предводителей своего
племени.  И  Мугамби твердо  решил  настигнуть  злого  человека  и  достойно
отомстить ему за убийство своего господина.
     Мугамби  сообразил, что  имея в своем распоряжении небольшое судно,  он
мог бы быстро расправиться со  всеми врагами  Тарзана, которые, как он знал,
находились на "Кинкэде". Но как добыть это судно?
     ***
     Роков и его спутники  отступили перед выстрелами Джэн, темнота укрывала
их  где-то на  реке.  И Джэн  решила  использовать  темноту  и эту временную
передышку  для  последней и решительной  попытки  к своему спасению. С  этой
целью  она вступила в переговоры с двумя  матросами,  которых она заперла  в
каюте; и под угрозой смерти они согласились повиноваться ей.
     Становилось  уже темно, когда  Джэн выпустила их. С револьвером в руках
она  выводила  их  по  очереди, заставляя  поднять  руки вверх  и  тщательно
обыскивая  их. Удостоверившись, что они безоружны, она  приказала им поднять
якорь и пустить пароход свободно по волнам океана.
     Она считала безопаснее довериться стихии, чем мстительному  и жестокому
Рокову.  Можно  было  надеяться,  что  "Кинкэд" будет  замечен  каким-нибудь
встречным кораблем.
     Притом на пароходе имелось  достаточное количество съестных  припасов и
воды  --  так  по  крайней  мере  ее уверили матросы --  потому  Джэн  имела
некоторые основания надеяться на успех ее замысла.
     Надвигалась ночь... Тяжелые тучи нависли над  джунглями и морем, только
на  западе,  на горизонте безбрежного океана,  еще виднелась светлая полоса.
Темнота ночи  благоприятствовала исполнению задуманного ей плана.  В темноте
враги  не заметят, что на пароходе что-то  происходит и не смогут определить
направление, по которому быстрое течение унесет "Кинкэд" в океан. К рассвету
отлив  увлечет "Кинкэд" в Бенгуэльское  течение, которое направляется  вдоль
берегов Африки к северу. Так как дул сильный южный ветер, то  Джэн надеялась
скрыться из бухты Угамби раньше, чем Роков заметит исчезновение парохода.
     Джэн с револьвером в руках стояла около работающих  матросов и торопила
их -- и у нее вырвался вздох облегчения, когда якорь был, наконец, поднят  к
бушприту... Она знала, что теперь она скоро выберется из дикой Угамби.
     Все  еще угрожая револьвером двум  пленникам,  Джэн приказала им идти в
каюту с  намерением опять  их  запереть. Но  они стали так  горячо  клясться
честно и верно служить  ей, что  она  сдалась  на их просьбы и  разрешила им
остаться  на  палубе.  Между  тем  "Кинкэд"  незаметно,  но быстро несся  по
течению. На минуту пароход застрял на мели, но  затем, повернувшись  носом к
берегу, медленно тронулся вновь.
     Джэн  Клейтон  уже поздравляла себя с удачей. Все шло хорошо. Вдруг она
услышала  трескотню  ружей  и   крик  женщины   --  громкий,  пронзительный,
перепуганный... Стреляли и кричали в  том месте,  где  перед  этим  стоял на
якоре  "Кинкэд". Джэн  вся превратилась во внимание:  что  такое происходило
там?
     Матросы на "Кинкэде"  были убеждены, что  выстрелы обозначают появление
их командира. Им совершенно не нравился план Джэн носиться по океану по воле
ветра и волн. Тихонько -- за спиной  Джэн -- они сговорились арестовать  эту
женщину  и  позвать  Рокова  и  его   спутников   на   помощь.   Судьба   им
благоприятствовала: звук выстрелов отвлек внимание Джэн Клейтон от матросов.
Они,  крадучись,  подошли к ней сзади, схватили ее и связали.  Когда матросы
вели ее по палубе, Джэн увидела силуэт мужчины, который перелезал через борт
"Кинкэда".
     После  долгих  трудов, мук и испытаний ее героическая борьба за свободу
потерпела опять неудачу.
     <B>XVII
     НА ПАЛУБЕ "КИНКЭДА"</B>
     Мугамби  повернул со своей командой обратно в джунгли не  зря:  у  него
была определенная цель.  Он хотел раздобыть  челн,  чтобы переправить зверей
Тарзана  на  борт  "Кинкэда".  К   вечеру  он  действительно   нашел  лодку,
оставленную кем-то на  берегу небольшого рукава Угамби. Не теряя времени, он
согнал в лодку всю звериную команду и отчалил от берега. Впотьмах Мугамби не
заметил, что на дне лодки спала какая-то женщина.
     Не успели они отплыть от берега, как  одна  из  обезьян дико  и  злобно
зарычала и пришла  в беспокойство. Мугамби наклонился, чтобы узнать, на кого
она рычит, и увидел лежавшую женщину. С трудом ему удалось удержать обезьяну
и  успокоить женщину. К удивлению Мугамби,  это  была негритянка. Оказалось,
что  она  бежала  из  своей  деревни,  не  желая  быть   выданной  замуж  за
ненавистного ей старого человека, и спряталась на ночь в челне, найденном ей
на берегу реки.  Она была большой помехой Мугамби, но делать было нечего. Он
не хотел терять времени на высаживание ее на берег и позволил ей остаться.
     Со  всей  скоростью,  на  которую  они были  только  способны, страшные
спутники Мугамби мчали  лодку ударами своих весел к устью реки и  "Кинкэду".
Мугамби с большим трудом различал в темноте неясные силуэты парохода.
     Чернокожий  вождь  был  крайне  удивлен,  когда  заметил,  что  пароход
движется вниз по течению.  Он стал уговаривать свою команду налечь на весла,
чтобы нагнать  пароход.  В этот момент, на  расстоянии сажени от  его лодки,
неожиданно вынырнула  из темноты  другая шлюпка. Экипаж этой шлюпки  заметил
ладью Мугамби,  но  не  успел  рассмотреть  ее страшных пассажиров. Человек,
сидящий на носу чужой шлюпки, крикнул им, желая предупредить столкновение.
     В  ответ послышалось угрожающее  ворчание пантеры, и  человек на шлюпке
увидел  перед собой горящие  глаза Шиты.  Пантера, положив передние лапы  на
борт, готовилась прыгнуть на пассажиров шлюпки.  Роков (это он был в шлюпке)
понял, какая опасность  угрожает ему и его спутникам. И он приказал стрелять
по встречной лодке.
     Эти-то  ружейные  залпы и  крик перепуганной  негритянки  и  слышали  в
темноте Джэн и Тарзан.
     Раньше,   чем   неповоротливые  и   неискусные  гребцы  Мугамби  сумели
использовать  свое преимущество, чужая шлюпка быстро повернулась, и матросы,
что  было  силы,  налегли   на  весла,  направляясь  к  "Кинкэду".  Пароход,
толкнувшись  об  отмель, попал в полосу медленного течения, и его относило к
южному  берегу Угамби. Таким образом "Кинкэд"  предавал Джэн Клейтон прямо в
руки ее врагов.
     В это время Тарзан бросился в воду и поплыл наугад к невидимой цели. Он
не видел  в  темноте  парохода, и ему в голову не могло  прийти,  что совсем
близко от него находится большое судно.  Плывя во мраке, он руководствовался
только звуками, доносившимися к нему с обеих лодок.
     В его памяти живо встала  его последняя  встреча  с  крокодилом в водах
Угамби,  и  он  невольно   содрогнулся.  Два  раза   он   чувствовал  чье-то
прикосновение  к своим ногам, но никто не схватил  его. В темноте перед  ним
неожиданно  выросла  бесформенная  высокая  масса, и,  к его  удивлению,  он
нащупал просмоленный  борт корабля.  С ловкостью  обезьяны он  ухватился  за
якорную  цепь,  перелез  через  бортовую сетку  и  выскочил  на  палубу.  На
противоположной стороне палубы -- он это ясно слышал -- происходила какая-то
борьба. Тарзан бесшумно побежал туда, спотыкаясь о канаты.
     Теперь  не было уже так  темно,  как прежде.  Взошла  луна. И,  хотя во
многих  местах  небо  все  еще  было  обложено  тучами,  мрак  не   был  так
непроницаем, как раньше. Зоркие глаза Тарзана увидели на  корме фигуры  двух
мужчин, боровшихся с женщиной.
     На пароходе появилась новая неведомая сила... Матросы, тащившие молодую
женщину, первые узнали об этом... Эта  сила  прежде всего обрушилась на них:
чьи-то могучие  руки схватили их  за  плечи. Еще мгновение  -- и оба матроса
были отброшены в сторону с такой легкостью, с какой  могучее  маховое колесо
швыряет в воздух мелкие щепки.
     -- Джэн!
     Молодая женщина сразу узнала своего мужа и с радостным криком бросилась
к  нему. Развязать ей  руки,  поднять  ее,  как  ребенка,  прижать  к груди,
расцеловать, было для Тарзана делом одной  минуты. Громадное,  ослепительное
счастье засияло в его сердце...
     -- Джэн! Джэн! Дорогая, любимая жена!
     Но  радость  свидания  была  слишком  коротка.  Не  успели оба  супруга
опомниться, как увидели, что  через борт "Кинкэда" лезут какие-то люди. Тучи
разошлись, и луна ярко осветила палубу.  Перед Тарзаном стояли Роков  и  его
товарищи.
     Тарзан быстро втолкнул Джэн в каюту, около которой они  стояли, а  сам,
не тратя  ни секунды,  бросился на  Рокова.  Двое матросов, стоявших  позади
Рокова, прицелились в Тарзана и выстрелили.
     А  в полутьме  позади  них  по  веревочной  лестнице на  борт  парохода
поднимались еще какие-то фигуры. Это была страшная звериная команда Тарзана!
Сначала появились  и  грозно  рычали  пять  громадных обезьян с  оскаленными
клыками  и  покрытыми  пеной  мордами,  а  за  ними  перепрыгнул  через борт
чернокожий гигант; его длинное копье сверкало  при лунном  свете. Позади них
карабкался  еще один  зверь, и из всей этой  странной  команды он  был самый
страшный. Это  была Шита, пантера,  с разинутой  пастью и свирепыми глазами,
горящими ненавистью и кровожадностью.
     Тарзан  был  жив. Матросы  промахнулись:  у них  дрожали руки при  виде
приближавшихся свирепых  обезьян. Объятый паническим  страхом,  весь  экипаж
"Кинкэда" попрятался по разным углам. Четыре матроса  кинулись  в  кубрик  и
пытались забаррикадироваться.
     Там, в темной каюте, сидел, скорчившись, Роков. Возмущенные тем, что он
первый убежал и покинул их в минуту опасности, матросы набросились на него с
руганью и вышвырнули его обратно на палубу.
     Тарзан и его заклятый враг встретились лицом к лицу...
     Еще минута -- и Тарзан бросился бы  на Рокова...  Но Шита, следившая за
Роковым, предупредила своего  хозяина. С  оскаленными  зубами  могучий зверь
бесшумно подкрался к  объятому  ужасом  человеку.  Отчаянные  крики о помощи
огласили воздух, когда Роков увидел, что к нему крадется свирепая пантера.
     Тарзан подскочил  к  Рокову. Его  сердце горело яростным  огнем  мести.
Наконец-то убийца его сына в его руках!
     Однажды Джэн  остановила его руку, когда он хотел покарать Рокова своей
властью. Теперь никто не остановит его -- он  приговорил преступника к давно
заслуженной  смерти  и  сам  казнит его! Но тут  он  внезапно  увидел  Шиту,
готовившуюся  отнять  у  него законную  жертву  его  мщения.  Тарзан  громко
прикрикнул на зверя и приказал Шите отойти.
     Роков воспользовался удобной минутой и бросился бежать на нос парохода.
Шита,  не обращая  внимания  на  голос  своего господина,  бросилась за ним.
Тарзан  в  свою  очередь  кинулся  за ними,  но  вдруг  почувствовал  легкое
прикосновение к руке. Обернувшись, он увидел испуганную Джэн.
     -- Не оставляй меня одну, -- прошептала она. -- Я боюсь твоих зверей.
     Тарзан оглянулся. За Джэн стояло несколько обезьян. Две или  три из них
подкрадывались  к  молодой  женщине  с  оскаленными клыками  и  с угрожающим
рычанием.  Обезьяна-человек отогнал их. Он совершенно  упустил  из вида, что
они не знают Джэн и вообще не умеют различать его врагов от друзей.
     Роков забрался  на капитанский мостик. Там он стоял у  штурвала,  дрожа
всем  телом,  и   широко  раскрытыми  глазами  глядел   на  зверя,  медленно
подкрадывающегося  к  нему.  Пантера ползла, глухо  ворча. Роков  стоял  как
окаменелый -- его  глаза  были готовы  выскочить  из  орбит, и холодный  пот
выступил у него на  лбу. Под ним на  палубе стояли  огромные  антропоиды  и,
словно выжидая момента, высматривали его снизу. Роков потерял всякую надежду
на   спасение.   Его  колени   дрожали.   С   его  уст   срывались  какие-то
нечленораздельные звуки.
     Пантера  прыгнула на  Рокова  и  повалила  его  на спину. Джэн  Клейтон
невольно отвернулась  в  ужасе;  громадные клыки Шиты разрывали  несчастному
грудь  и  шею. Но  Тарзан из племени  обезьян  не отвернулся.  Торжествующая
улыбка  трепетала  на его губах. Багровая полоса  на  его  лбу  бледнела  и,
наконец, совсем исчезла.
     Роков  отбивался,  как мог, от  рычащей, яростной пантеры, но все  было
тщетно! Пантера мучила свою жертву, как  кот мышонка! Все свои  злодеяния он
искупил этой страшной смертью.
     Когда борьба  кончилась,  Тарзан, по  просьбе Джэн, хотел вырвать  тело
Рокова из когтей пантеры для погребения; но раздраженная, опьяненная  кровью
и борьбой, Шита, рыча, встала с ногами на свою добычу и готова была кинуться
на своего господина, и Тарзан должен был отказаться от своего намерения.
     При  свете луны зверь предавался кровавому  пиршеству  до утра, и когда
солнце встало, от злейшего врага Тарзана остались лишь обглоданные кости...
     ***
     Из  партии  Рокова  все  были  налицо,  кроме  Павлова.   Четверо  были
пленниками на "Кинкэде". Остальные погибли.
     С  помощью  этих четырех уцелевших матросов  Тарзан на "Кинкэде"  решил
отправиться на  поиски  Острова  Джунглей. Случайно остался в живых помощник
капитана. Он мог оказать Тарзану большую помощь в плавании.
     На  рассвете поднялся сильный  западный ветер,  и  помощник не  решился
выйти в  море. Весь день пароход стоял на якоре  в устье реки под прикрытием
берега.  Хотя к  вечеру  ветер  стих, решено было ждать  следующего утра для
отплытия.
     Звериная команда  Тарзана днем беспрепятственно расхаживала  по  палубе
парохода -- Тарзан и Мугамби внушили ей,  что они не смеют трогать никого на
"Кинкэде", но на ночь, из предосторожности, их запирали в трюм.
     Радость Тарзана была  безгранична, когда Джэн сказала ему, что ребенок,
умерший  в деревне Ваганвазам,  был не его сыном. Кто был этот ребенок и что
стало  с их сыном,  они не могли узнать, так как  ни  Рокова, ни  Павлова не
было... Но уже  надежда на  то, что  их  сын  остался в живых, была  большим
утешением. Очевидно, маленький Джек вовсе не был привезен на борт "Кинкэда",
иначе  Андерсен  знал  бы это. Он  не  переставал  уверять  Джэн перед своей
смертью, что ребенок, переданный им Джэн, был единственным ребенком на борту
"Кинкэда".
     <b>XVIII
     ЗАМЫСЕЛ МЩЕНИЯ</b>
     Джэн  и  Тарзан,   сидя  на   палубе,  рассказывали  друг   другу  свои
приключения, пережитые каждым из них с  того времени, когда они расстались в
Лондоне. В это время с берега за ними следила пара злобных глаз.
     Пока билось сердце Алексея Павлова, ни один человек, возбудивший к себе
его неприязнь, не  мог считать  себя в безопасности. В мозгу этого  человека
уже рождались планы, каким образом  помешать отъезду Тарзана и  его жены  на
родину!
     Он придумывал один план  за другим, но  ни один не удовлетворял его: то
он считал его невыполнимым, то слишком мягким для своей мести. Но при каждом
новом плане Павлов приходил к заключению,  что он  ничего не сможет сделать,
пока не попадет  сам на пароход, где находятся будущие жертвы  его мести. Но
как  добраться  до  корабля?  Он  мог достать  лодку  только  в негритянской
деревушке, а Павлов не был уверен, что  "Кинкэд" будет все еще  стоять здесь
на якоре, пока он вернется на лодке.
     Однако другого  выхода не было. И, погрозив на прощанье Джэн  и Тарзану
кулаком, Павлов скрылся  в  густых джунглях. Но по дороге в  его уме  возник
новый план, по его мнению, наиболее целесообразный. Он решил забраться ночью
на борт  "Кинкэда", отыскать кого-либо из команды,  кто остался живым  после
той  страшной ночи, и уговорить их вырвать  пароход из  рук Тарзана.  В  его
прежней каюте было оружие и патроны, а в  одном потайном отделении даже была
спрятана адская  машина,  которую Павлов смастерил еще в  то время, когда он
был анархистом.
     Если бы только добраться до нее! В этом маленьком деревянном ящике было
достаточно разрушительной силы,  чтобы в одну секунду превратить в прах всех
врагов на борту "Кинкэда".
     Павлов решительно остановился на этом плане и  уже предвкушал  сладость
мести. И,  несмотря на  свою усталость, ускорил  шаги,  чтобы не  опоздать и
застать "Кинкэд" еще на рейде. Конечно, все зависело от того, когда "Кинкэд"
отплывет.  Павлов знал, что он  ничего не  сможет сделать  днем, при  свете.
Только  ночью  можно рискнуть  на  такой шаг. Если  только Тарзан  или  леди
Грейсток его увидят, ему ни за что не попасть на судно.
     Он  догадывался,  что  "Кинкэд" задержался  из-за сильного  ветра. Если
ветер не стихнет до вечера,  то все шансы будут на его стороне. Было слишком
мало  вероятности, что Тарзан решится  отплыть в темноте, так как извилистый
рукав  Угамби  отличался дурным  фарватером  и  в  нем  было  много мелей  и
островков.
     Поздно  вечером   Павлов  добрался  до  деревушки  на  берегу   Угамби.
Чернокожий предводитель встретил  его подозрительно и  недружелюбно. У  него
было слишком мало  оснований симпатизировать  этому белому человеку: он  так
же,  как и все,  кто так  или иначе приходил в соприкосновение с Роковым или
Павловым, пострадал от их алчности, жестокости и распутства.
     Павлов  обратился  к нему  с  просьбой дать  ему челн. Но  предводитель
угрюмо  отказал.  А  в ответ  на  дальнейшие  просьбы  и  увещания  попросту
предложил  белому  человеку  покинуть  деревню.   Предводитель  был  окружен
свирепыми воинами, которые, казалось, только и ждали повода, чтобы проткнуть
незваного  гостя копьями. При таких  условиях Павлову  не оставалось  ничего
другого, как уйти...
     Человек десять вооруженных  туземцев  проводили  его  за  деревню  и на
прощанье предложили ему не показываться больше в их соседстве.
     Подавив  свою злобу, Павлов  скрылся в  джунглях, но  там остановился и
стал выжидать, когда уйдут его конвоиры. Он напряженно прислушивался; слышал
удалявшиеся голоса чернокожих  и,  убедившись,  что они действительно ушли и
никто не следит за ним, пробрался через кусты к берегу реки. Он решил во что
бы то ни стало добыть нужный ему челн.
     Для него было  вопросом  жизни попасть на "Кинкэд"  и уговорить остаток
экипажа  перейти  на  его  сторону.  Оставаться  здесь,   среди   опасностей
африканских джунглей, где он успел возбудить против себя всех туземцев, было
равносильно  смертному приговору. А к  этому  присоединялась  еще неутолимая
жажда мести.
     Ему не  пришлось долго ждать. Вскоре на поверхности реки показался один
из  тех  небольших  неуклюжих  челнов,  которые  мастерят туземцы.  Какой-то
чернокожий  парень  выехал  на  нем  из  деревушки  и,  гребя  одним веслом,
неторопливо  направил  его к  середине  реки. Там  он пустил челн  плыть  по
течению, а сам беспечно улегся на дно своего челна.
     Не подозревая о том, что с  берега жадно  следят за ним чьи-то жестокие
глаза, молодой негр медленно плыл вниз по течению.  А в это время  по берегу
шел,  не  отставая  от  него,  Павлов.  Чернокожий  юноша проехал  небольшое
расстояние,  а затем направил лодку к берегу,  где  таился Павлов, к большой
радости последнего.  Павлов спрятался в кустарнике и  следил, куда  причалит
челнок.  В этом  месте течение  реки  было  очень медленное. Так же медленно
приближался  и  челнок.  Парень,  не  торопясь,  направил  свою  лодку   под
небольшое, свешивающееся над водой дерево.
     Павлов уподобился пресмыкающемуся:  он лежал на траве. Жестокие, хитрые
глаза были устремлены на желанный челн; он оценивал  взглядом  фигуру юноши,
взвешивал свои  шансы  на успех  в  случае возможного столкновения.  У  него
оставалось  уже очень  мало времени, чтобы попасть на "Кинкэд"  до рассвета.
Оставит ли когда-нибудь этот чернокожий болван свой челн? Павлов  выходил из
себя.  А  юноша, не торопясь, с  ленивой  медлительностью осмотрел  стрелы в
колчане, попробовал лук, вынул охотничий нож... Затем он потянулся и зевнул.
Посмотрел на  берег,  передернул  плечами  и  опять  улегся  на  дно,  чтобы
вздремнуть до заката солнца.
     Павлов  слегка  приподнялся.  Он  не  отрывал  глаз  от  своей  жертвы.
Чернокожий парень  закрыл глаза; он заснул.  Павлов встал на ноги.  Желанная
минута наступила...
     Павлов  подкрался  поближе. Ветка захрустела под  тяжестью  его ног,  и
юноша  беспокойно повернулся во сне. Павлов вытащил  револьвер и нацелился в
чернокожего.  Он застыл в  ожидании, но тот  уже  опять  крепко спал.  Белый
человек подполз  еще ближе. Он знал, что необходимо выстрелить  без промаха.
Близко  наклонившись  над спящим,  Павлов  приставил  дуло револьвера к  его
груди. Молодой  негр продолжал безмятежно спать; нежный пушок  лежал на  его
темных щеках; он улыбался во сне.
     Рука  Павлова не  дрогнула  при  виде  картины  счастливой  безмятежной
молодости.  С  усмешкой на  губах надавил он  на курок. Послышался негромкий
сухой треск,  слабо прозвучавший в сыром воздухе. Тело немного приподнялось.
Улыбавшиеся губы конвульсивно передернулись, и безвестный чернокожий мальчик
погрузился в глубокий, вечный сон.
     Убийца быстро вскочил в челн, схватил мертвого мальчика и  без зазрения
совести перебросил его за борт в темную, кишевшую крокодилами реку...
     Отвязать веревку было делом одной минуты. И, схватив весло, Павлов стал
лихорадочно грести по направлению к бухте  Угамби. Уже наступила ночь, когда
челн выехал из притока на реку Угамби. Павлов напрягал свое зрение, стараясь
пронизать быстро сгустившуюся темноту.
     Стоял ли  еще пароход  в водах  Угамби, или же Тарзан отважился выйти в
море?  Это  было  весьма  возможно, так как  ветер  утих. Эти вопросы сильно
тревожили  Павлова.  Ему  казалось  в  темноте, что  он  несется  с  большой
скоростью; поэтому он все больше  убеждался, что давно должен был достигнуть
места стоянки "Кинкэда".
     Но  вот перед ним показалась светящаяся точка  -- это был мигающий свет
корабельного фонаря.  Павлов перестал  грести,  предоставив  челну плыть  по
течению,  изредка  погружая  бесшумно  весло  в воду, чтобы  направить  свое
примитивное судно к борту парохода.
     Темная масса корабля  как-то  сразу выросла  перед  ним в  темноте.  Ни
единого звука  не доносилось с палубы.  Никем не замеченный,  Павлов подплыл
вплотную к  пароходу. Легкий  стук его  лодки, ударившейся о  борт "Кинкэда"
почти не нарушил молчания ночи.
     Дрожа от нервного возбуждения, Павлов несколько минут сидел  неподвижно
в  лодке. Наверху было все  спокойно,  ничто не свидетельствовало о том, что
его заметили.  Тогда он осторожно направил челн вдоль борта, пока веревочная
лестница не оказалась как раз над  ним.  Привязав лодку, он вылез  из  нее и
поднялся, никем не замеченный, на палубу
     Он  чувствовал  сильное  нервное  напряжение.  Невольно  подумал  он  о
страшной команде, которая сейчас находилась  на пароходе, и мурашки забегали
у него по спине. Но кругом  все было пусто и тихо.  Даже вахтенного  не было
нигде видно.
     Павлов  бесшумно подкрался к матросской каюте. Там тоже было тихо.  Люк
был поднят. Заглянув  вниз, Павлов увидел матроса: последний читал там книгу
при свете фонаря.  Павлов  хорошо знал  этого  матроса. Это  был отъявленный
мошенник. На него-то, главным  образом,  он и  рассчитывал  при  составлении
своего адского плана.
     Осторожно спустился он  по узкой и крутой лестнице в  каюту. Матрос был
так углублен в чтение,  что  не  заметил вошедшего.  Только когда тот позвал
матроса  по имени, последний поднял  голову.  Его глаза широко раскрылись от
удивления  при виде знакомого лица, но в следующую секунду он  нахмурился  и
воскликнул:
     -- Черт возьми! Откуда вы явились? Мы думали, что вы уже давно подохли.
Лорд будет очень рад вас видеть, прикажете доложить?
     Павлов подошел к матросу с дружеской улыбкой и протянутой рукой с таким
видом, как будто встретился с  дорогим приятелем. Матрос не обратил внимания
на протянутую руку и не улыбнулся в ответ.
     --  Я пришел  вам помочь! --  объяснил Павлов. --  Я  хочу  помочь  вам
отделаться  от  этой английской обезьяны и его страшной команды,  тогда  нам
нечего будет  бояться  правосудия, если вернемся опять на  родину.  Мы можем
напасть на них ночью, когда они спят, а затем нетрудно будет справиться и со
зверями. Кстати, где они?
     -- Они внизу, -- ответил матрос.  -- Только знаете что, Павлов! Если вы
думаете  восстановить нас  против нашего нового  капитана, то это ровно ни к
чему не поведет. Мы  уже достаточно натерпелись от вас и от скотины  Рокова.
Он съеден пантерой, и я готов биться о заклад, что и  вас скоро постигнет та
же участь. Вы оба обращались с нами, как с собаками, и если вы рассчитываете
на нашу привязанность, то очень ошибаетесь.
     Павлов спросил:
     -- Вы хотите сказать, что вы меня выдадите? Матрос утвердительно кивнул
головой, но после небольшой паузы добавил:
     -- Если  вы сумеете меня  кой-чем заинтересовать, то я, пожалуй,  так и
быть позволю вам выбраться отсюда...
     --  Надеюсь,  вы не  вздумаете  выбросить  меня  на произвол  судьбы  в
африканские джунгли? -- сказал Павлов. -- Я через неделю там погибну!
     Матрос возразил:
     -- И все-таки у вас больше шансов спастись  там, чем здесь. Здесь стоит
только мне разбудить товарищей, как они перережут вам глотку раньше, чем вас
увидит наш новый капитан. Вам необыкновенно повезло, что сегодня дежурный я,
а не кто-нибудь другой.
     -- Да вы с ума сошли! --  воскликнул  Павлов. -- Разве вы не понимаете,
что при первой возможности англичанин вас выдаст правосудию, и вы все будете
повешены!
     Матрос улыбнулся.
     --  Ничего  подобного! Он нам при всех  объявил, что Роков и вы во всем
виноваты, а мы были только слепым орудием в ваших руках! Поняли?
     Павлов бесконечно долго упрашивал матроса; то  он обещал ему  сказочные
награды, то стращал его ужасными карами. Матрос был неумолим.
     Он заявил Павлову, что  перед  ним  только два решения: или остаться на
пароходе,  и тогда  он будет немедленно выдан лорду Грейстоку, или заплатить
матросу  за  позволение  покинуть незамеченным  "Кинкэд"  и  убраться долой!
Матрос требовал за это все деньги и все ценности, которые были у Павлова при
себе и в его каюте.
     -- Решайте поскорее! -- прибавил матрос. -- Я хочу спать!
     -- Вы поплатитесь за вашу глупость! -- сердито промолвил Павлов.
     -- Замолчите!  --  крикнул  на  него матрос.  --  Если  вы будете много
разговаривать, я могу передумать и не выпущу вас совсем!
     У  Павлова  не  было ни малейшего желания попасть в руки Тарзана.  Даже
ужасы джунглей казались ему  легче, чем  смерть, которая его  ждала от  руки
человека-обезьяны.
     -- Кто-нибудь спит в  моей каюте?  -- спросил  Павлов.  Матрос  покачал
головой и сказал:
     -- Нет! Лорд и леди спят в  каюте капитана, помощник у себя, а в  вашей
никого нет.
     --  Прекрасно! -- промолвил Павлов.  -- Я  спущусь туда  и  принесу вам
деньги и драгоценности.
     -- Я пойду с вами! -- сказал матрос и поднялся вслед за ним на палубу.
     У дверей каюты  матрос  остался сторожить, а Павлов вошел один  в  свою
каюту. Он собрал вещи,  за которые хотел купить свою сомнительную свободу, а
затем приступил к выполнению своего  дьявольского плана. Лицо его осветилось
злорадной усмешкой...
     Убедившись в  том,  что  его  никто  не видит,  Павлов  открыл потайное
отделение бюро и вынул из него небольшой черный ящик и открыл его. Ящик имел
два отделения: в  одном из  них был часовой механизм, а в  другом  небольшая
батарея.  Соединив провода, он стал  ключом заводить механизм, прикрыв  ящик
пледом, чтобы заглушить шум. Затем установил стрелку на циферблате и, закрыв
ящик крышкой, поставил машину опять на прежнее место.
     Все с той же злорадной улыбкой Павлов собрал вещи, задул лампу  и вышел
из каюты к ожидавшему его матросу.
     -- Вот все мои драгоценности! -- сказал он. -- Теперь выпустите меня!
     Матрос промолчал.
     -- Хорошо! Но сначала нужно осмотреть еще ваши карманы!
     Павлов поморщился.
     -- Это еще зачем? Матрос усмехнулся.
     -- А, может быть, вы там имеете что-либо такое, что в
     джунглях вам не потребуется, а в Лондоне мне пригодится?
     Ага! Так и есть!
     Матрос вытащил у  Павлова из  кармана пачку денег. Павлов выругался. Он
утешался только тем, что матрос никогда не достигнет Лондона и не насладится
плодами своего грабежа.
     Немного погодя, он  уже греб  к берегу. Его  там ожидала первая  жуткая
ночь в  джунглях. Если бы он мог хоть немного  предвидеть, что его ожидает в
последующие долгие годы, он бы предпочел броситься в море.
     Убедившись  в  том,  что Павлов  отчалил,  матрос вернулся в  каюту  и,
спрятав свою неожиданную добычу, мирно улегся спать.
     В  бывшей  каюте  Павлова  в  тишине  ночи равномерно  тикал  небольшой
механизм  в черном  маленьком ящике:  там  таилась  бомба.  Она  должна была
взорваться  в  известное время  и  мгновенно уничтожить "Кинкэд" со всем его
экипажем.
     <B>XIX
     ГИБЕЛЬ "КИНКЭДА"</B>
     Вскоре  после  рассвета  Тарзан вышел  на  палубу, чтобы  узнать  какая
погода.  Ветер  стих.  Небо было безоблачное. Условия  для путешествия  были
вполне  благоприятные, и Тарзан решил немедленно отплыть на Остров Джунглей,
чтобы высадить зверей. А затем в Англию!
     Человек-обезьяна  разбудил  своего помощника  и приказал поторопиться с
отплытием. Матросы, которых  лорд Грейсток уверил, что они не будут отвечать
за поступки Рокова и Павлова, взялись с радостью за свое привычное дело.
     Звери,  выпущенные  из своего заключения,  прогуливались  по  палубе  к
немалой  тревоге экипажа. Матросы слишком  хорошо еще помнили жуткую картину
ночной борьбы,  когда  столько  людей нашли  смерть от клыков и  когтей этих
самых  зверей. Им  казалось, что  звери и сейчас  высматривают себе  добычу.
Однако под  бдительным взором Тарзана и  Мугамби обезьяны и Шита должны были
смирять свои инстинкты, и матросы работали на палубе среди зверей.
     Наконец, "Кинкэд" поднял  якорь и  вышел  из бухты Угамби  и поплыл  по
водам Атлантического океана. Тарзан  и Джэн Клейтон  внимательно следили  за
зеленой   береговой  линией,   удалявшейся   от   них,   и   в   первый  раз
человек-обезьяна покидал свою родную землю без малейшего сожаления.
     Ему казалось, что  даже самый  быстроходный пароход в мире не мог  бы с
достаточной  быстротой увезти его  из дикой  Африки... С  таким  нетерпением
рвался Тарзан в Лондон, чтобы возобновить там поиски сына. "Кинкэд" со своим
медленным ходом представлялся  нетерпеливому Тарзану настоящей черепахой! По
мнению Тарзана, он совсем не двигался...
     Однако "Кинкэд" все-таки  шел вперед, и  вскоре на  западном  горизонте
показались низкие холмы Острова Джунглей.
     В  бывшей каюте Павлова механизм в  черном ящике продолжал тикать,  и с
каждой минутой  стрелки  приближались все ближе  к  роковому моменту,  когда
провода должны были соединиться и произвести взрыв.
     Джэн  и Тарзан стояли  на  мостике  парохода и  беззаботно смотрели  на
приближающийся   берег.  Матросы  собрались  на  носу  парохода,  следя   за
выплывающей  из-за  океана  землей.  Звери  забрались  в тень  на палубе  и,
свернувшись, спали. Все было тихо и спокойно и на корабле, и на воде...
     Внезапно  грянул оглушительный треск... Крыша над каютами  взлетела  на
воздух; высоко вверх  взвился столб густого  дыма. Затем последовал страшный
взрыв, от которого пароход содрогнулся от носа до кормы.
     На палубе произошла паника. Обезьяны, перепуганные взрывом, бегали взад
и вперед,  рыча и ревя. Шита  бросалась в разные стороны,  издавая отчаянный
вой... Мугамби  трясся  всем  телом... Только Тарзан и  его  жена  сохранили
присутствие  духа. Тарзан немедленно  очутился среди  зверей, успокаивал их,
разговаривал с ними спокойным тоном, гладя их мохнатые тела и уверяя их, что
ничего страшного нет.
     Через несколько  минут стало ясно,  что  главная опасность  заключается
теперь   в  пожаре.   Пламя  лизало  расщепленные  доски  каюты   и   оттуда
перебросилось уже на  палубу.  Каким-то чудом ни один человек на пароходе не
пострадал от  взрыва; причины его никто на пароходе не знал...  Никто, кроме
одного матроса. Последний  сразу догадался, что это дело рук Павлова, однако
никому об этом не говорил. Он решил лучше умолчать об этом.
     Между  тем  пламя  все  разгоралось. Тарзану  стало  ясно,  что  им  не
справиться с огнем. Чем больше они заливали пламя водой, тем оно становилось
сильнее, словно в  горевшей каюте был какой-то секрет,  превращавший  воду в
огонь...
     Прошло с  полчаса.  Над  обреченным  пароходом  вздымались черные клубы
дыма. Пламя достигло уже машинного  отделения, и пароход остановился. Судьба
"Кинкэда" была решена.
     Тарзан сказал своему помощнику:
     --  Оставаться на пароходе бессмысленно! Нужно  спустить  шлюпки и,  не
теряя времени, высадиться на берег.
     Другого выхода не было.  Почти весь  пароход был охвачен огнем. Матросы
успели  вынести свои  пожитки;  Другие  каюты  уже  пылали. Немедленно  были
спущены  две  лодки. Море  было  спокойно, переправа на берег  произошла без
затруднений. Встревоженные звери при приближении к  берегу жадно втягивали в
себя родной воздух; как только шлюпки пристали, Шита и обезьяны перепрыгнули
через борт и помчались в джунгли.
     С грустью посмотрел Тарзан им вслед.
     --  Прощайте, друзья мои! -- промолвил он.  -- Вы были хорошими верными
товарищами, и мне без вас будет скучно!
     -- Они еще вернутся, дорогой мой? Не правда ли? -- утешала его Джэн.
     -- Это неизвестно! -- ответил Тарзан. -- Им было очень не по себе с тех
пор, как они попали  в такое многочисленное людское общество. Мугамби и я --
мы их меньше стесняли, но ведь мы только наполовину люди. А ты,  мой друг, и
матросы,  вы слишком культурны для моих зверей -- они убежали именно от вас?
Вероятно, они  боялись как-нибудь  ненароком соблазниться, видя  перед собой
такую чудесную пищу...
     Джэн засмеялась и сказала:
     -- А я думаю, они  убегают от тебя. Ты так часто  не позволял им делать
того, что им казалось  вполне естественным. Им,  как детям,  захотелось дать
стрекача от родительской опеки!
     Смеясь, она прибавила:
     -- Во всяком случае, я надеюсь, что они не вернутся к нам ночью!
     -- Или голодными, не  правда ли? --  засмеялся Тарзан. Небольшая группа
людей  целых два часа стояла на берегу и смотрела на горевший пароход. Затем
донесся  слабый звук второго  взрыва,  и  почти  немедленно  вслед  за  этим
"Кинкэд" погрузился в воду.
     Причина  второго  взрыва  не  заключала  в себе  ничего  таинственного.
Помощник  объяснил,  что  огонь достиг паровых котлов,  и  их разорвало.  Но
отчего произошел первый взрыв? Потерпевшие кораблекрушение долго и бесплодно
рассуждали об этом...
     <B>XX
     СНОВА НА ОСТРОВЕ ДЖУНГЛЕЙ</B>
     Маленькое общество прежде всего позаботилось о том, чтобы найти пресную
воду для питья и разбить лагерь. Все понимали, что пребывание их  на Острове
Джунглей может затянуться на месяцы и даже годы.
     Тарзан знал  расположение ближайшей речки и повел к ней немедленно  всю
партию.  Здесь  мужчины  тотчас  же  принялись   за  постройку  жилья  и  за
изготовление  кое-какой  грубой мебели. Тарзан  пошел  в  джунгли  за пищей,
оставив  Джэн  на  попечение  верного  Мугамби  и  негритянки.  На  матросов
"Кинкэда" он положиться не мог
     Леди Грейсток страдала нравственно больше других, потерпевших крушение.
Ей казалось, что поиски ее сына бесполезны, и его положение, рисовавшееся ей
всегда в  самых мрачных красках, не будет улучшено. Более того: ей думалось,
что она никогда не узнает ничего о судьбе маленького Джека.
     Общество  разделило  между собой  разные  обязанности. Было установлено
постоянное   дежурство  на  высоком   холме,  откуда  виднелось  на  далекое
расстояние море. Здесь была собрана огромная куча сухого  валежника, чтобы в
любой момент развести сигнальный костер.  На высоком  шесте, вбитом в землю,
развевался  сигнальный  флаг.  Его смастерили  из красной  рубахи  помощника
"Кинкэда".
     Но на горизонте не показывались  ни паруса, ни дым, и напряженные глаза
часовых безнадежно смотрели на пустое, безбрежное пространство океана.
     Тарзану пришла мысль построить судно,  на котором они могли бы  отплыть
обратно на материк. Он  показал матросам, как смастерить грубые инструменты,
и  все  горячо  принялись  за  работу. Однако,  чем  дальше,  тем  очевиднее
становилось, что эта работа не под силу такой горсточке людей. Матросы стали
раздражаться,  и  к  прежним   невзгодам  присоединились   еще   раздоры   и
подозрительность.
     И более, чем  когда-либо, Тарзан боялся теперь оставлять Джэн с грубыми
матросами. Но ему волей-неволей приходилось по временам покидать ее, уходя в
джунгли  на  охоту:  никто  не  приносил так много дичи, как он.  Иногда его
заменял  Мугамби, но копье и  стрелы чернокожего не давали  тех результатов,
как аркан и нож человека-обезьяны.
     В конце  концов матросы  побросали свою  работу и  тоже стали уходить в
джунгли для охоты. Все это время в лагере не показывались ни Шита, ни  Акут,
ни другие большие обезьяны.  Но Тарзан иногда встречал  их во время охоты  в
джунглях.
     ***
     В лагере злополучных  пассажиров "Кинкэда" дела с  каждым днем  шли все
хуже и хуже.
     Их лагерь находился на восточном берегу Острова Джунглей. А к северу от
них в это время расположился другой лагерь. Здесь, в небольшой бухте, стояла
на якоре парусная шхуна  "Каури". Несколько дней тому назад на ней произошел
бунт  матросов,  окончившийся  убийством офицеров и  капитана.  Тяжелые  дни
пришлось пережить  "Каури" с тех  пор, как  на ее  борт  в числе  матросской
команды попали такие люди, как швед Густ, араб Момулла Маори и самый главный
негодяй во всей этой компании -- китаец Кай-Шанг.
     Матросов было десять.  Это были  настоящие отбросы южных гаваней. Густ,
Момулла и  китаец  Кай-Шанг  были  заправилами и душою их кружка.  Бунт  был
организован ими.  Они  подстрекали матросов перебить  начальство,  захватить
шхуну и разделить между собой улов жемчуга, составлявший богатство "Каури".
     Кай-Шанг  убил  спящего капитана, а Момулла Маори  напал на офицеров  и
часовых.  Густ  всегда находил предлоги отказаться от активного выступления,
но зато, умело воспользовавшись обстоятельствами, произвел себя в начальники
над мятежниками. Он присвоил себе  все вещи убитого капитана "Каури" и  даже
стал носить его мундир, чтобы показать, что он теперь начальник.
     Кай-Шангу это было совсем не  по душе. Он вообще  не признавал никакого
начальства,  а тем более  не хотел подчиняться простому  шведскому  матросу.
Таким образом семена для распрей уже были посеяны в лагере мятежников.
     Кай-Шанг понимал, что он должен действовать осмотрительно. Из всей этой
банды только один Густ имел достаточно знаний по навигации, чтобы вывести их
из Атлантического океана и обогнуть мыс Доброй Надежды.  Там они могли найти
подходящий рынок для сбыта награбленного имущества и устроить дележку.
     За  день  до  того, как они  увидели  Остров  Джунглей  и  нашли  в нем
маленькую защищенную от ветра  бухту, вахтенный  заметил на южном  горизонте
дым  из  трубы  военного  корабля.  Никому из них  не хотелось встречаться с
военными моряками и подвергаться риску быть допрошенными. Поэтому они решили
укрыться здесь на несколько дней и переждать опасность.
     А теперь Густ уже совсем не желал  выходить в  море. Он был уверен, что
замеченный ими корабль послан специально  на их поиски. Кай-Шанг указывал на
нелепость  подобного предположения:  ведь  никто,  кроме  них самих, не  мог
знать, что произошло на борту "Каури".
     Но Густ  стоял  на своем.  Этот алчный по  натуре человек лелеял  мечту
каким-нибудь образом увеличить свою долю добычи. У него созревал такой план.
Только он один мог  управлять "Каури", и поэтому остальные не могли без него
покинуть Остров Джунглей. И вот. Густ собирался в один прекрасный день взять
с собой  только самое необходимое  количество  людей  и  бежать на шхуне  от
Кай-Шанга, Момуллы Маори и остальных.
     Густ   только   и  ждал  теперь  удобного  случая;  он  надеялся,   что
когда-нибудь  Кай-Шанг,  Момулла и трое  или  четверо из остальных уйдут все
вместе из лагеря на охоту, и он воспользуется их отсутствием для  внезапного
отплытия. И Густ напрягал все силы своего  ума, чтобы как-нибудь отвлечь  их
от места стоянки "Каури". С этой целью он устраивал одну охоту за другой, но
подозрительный и хитрый китаец никогда не соглашался охотиться без Густа.
     Однажды Кай-Шанг переговорил тайком с Момуллой Маори и сообщил ему свои
подозрения  относительно шведа. Момулла посоветовал  сейчас же  расправиться
без лишних  церемоний  с изменником. Правда,  у Кай-Шанга  не  было  никаких
данных  против шведа,  и  свои  подозрения  он основывал на  догадках.  Да и
убивать Густа не  имело смысла, так как все они зависели от  него. Однако он
решил его припугнуть и заставить согласиться на их условия.
     После  этого   разговора  Момулла  стал  опять  приставать  к  шведу  с
требованием немедленно отплыть в море. Но  Густ стал  приводить свои прежние
возражения:  военный  корабль,  вероятно, еще  крейсирует  в южных  водах  и
подстерегает их и поймает их прежде, чем они обогнут  мыс. Момулла высмеивал
его  страх; он уверял, что никто  ни на  одном военном  корабле  не знает  о
мятеже. Каким же образом и у кого их шхуна может вызвать подозрение?
     -- Нет, извините! В этом-то вы и  ошибаетесь,  --  воскликнул Густ.  --
Ваше  счастье,  что среди вас находится такой образованный человек,  как  я!
Иначе вы по незнанию попали бы в хорошую переделку! Негры -- дикари и ничего
не знают о радио.
     Момулла Маори  вскочил и схватился  за  рукоятку  ножа.  Я не негр!  --
закричал он.
     Я только пошутил,  -- поспешил  объяснить швед. --  Мы  с тобой  старые
друзья, Момулла,  мы  не  должны  ссориться.  В  особенности  теперь,  когда
Кай-Шанг замышляет украсть весь жемчуг.  Если  бы только  он нашел человека,
умеющего  управлять  шхуной, он в  ту  же минуту бросил  бы нас на  произвол
судьбы.  Он потому-то и  говорит так много об отъезде,  что хочет как-нибудь
отделаться от нас.
     Момулла, помолчав, сказал:
     -- Ты говоришь о радио... Причем тут радио?
     -- Причем радио?
     Густ почесал  у  себя в  затылке.  Он соображал, действительно ли Маори
настолько невежественен, что поверит такой нелепости.
     --  Видишь   ли,   --  начал  он,  --  каждый  военный  корабль   имеет
радиостанцию.  На такой станции  имеется  аппарат, с  помощью которого можно
разговаривать с другими судами на расстоянии тысячи миль и  слышать все, что
говорится на тех судах. Ну, а когда мы стреляли  на "Каури" и кричали, шуму,
я  думаю, было немало. Мне думается, этот военный корабль находился не очень
далеко  от нас и все слышал.  Конечно, они не могли знать названия шхуны, но
они  безусловно знают, что экипаж какого-то судна  взбунтовался и убил своих
офицеров. И теперь они будут обыскивать каждое судно.
     Швед старался придать своему лицу самый серьезный вид, чтобы не вызвать
в своем  слушателе подозрений  относительно  правдивости своих слов. Момулла
сидел  некоторое  время молча, исподлобья  глядя на  Густа; затем,  встав  с
места, сказал:
     -- Ты бессовестный лжец! Если ты завтра же не выведешь  нас отсюда,  то
тебе уже никогда  не  придется  больше врать.  Знаешь,  что  я тебе скажу? Я
слышал, как два человека сговаривались всадить тебе нож, если ты  будешь еще
держать нас на этом проклятом острове!
     -- А ты пойди и спроси Кай-Шанга, существует ли на военных судах радио!
--  сказал Густ, обидевшись. --  Он  тебе  тоже  скажет,  что  корабли могут
говорить  друг  с другом  на расстоянии тысячи миль. А потом скажи  тем двум
дуракам, которые собираются меня убить, что им никогда не придется  получить
своей доли добычи, потому что только я один могу вывести их отсюда!
     Момулла  действительно отправился к Кай-Шангу и спросил, существует  ли
такой  аппарат,  посредством  которого  корабли  могут  переговариваться  на
большом расстоянии. Кай-Шанг подтвердил ему это. Момулла был поражен; однако
он все  же хотел покинуть остров. Он предпочитал встретиться с какими угодно
опасностями   в  открытом  море,  чем   жить  томительно  и  однообразно  на
необитаемом острове.
     Кай-Шанг сетовал:
     -- Если бы у нас был кто-нибудь другой, кто мог бы управлять шхуной!
     Однажды Момулла отправился на охоту с двумя товарищами. Они направились
на юг и еще не успели отойти далеко от лагеря, как вдруг услышали в джунглях
звук человеческих голосов.
     Они знали,  что никто из их  компании не пошел в эту сторону. А так как
они были  убеждены, что остров необитаем, то  у них мелькнула мысль, не духи
ли это? Может быть, духи убитых офицеров и матросов с "Каури"?
     Испугавшись,  они  хотели  бежать, но у Момуллы  любопытство пересилило
суеверный  ужас. Показав жестом своим спутникам, чтобы они следовали за ним,
он пополз осторожно  на четвереньках по тому направлению, откуда раздавались
голоса невидимых людей.
     Вскоре  он  остановился  на  опушке   небольшой  полянки  и  облегченно
вздохнул.  Это  были вовсе не духи! Прямо перед  собой  он увидел двух белых
людей.  Они сидели на дереве и были заняты серьезным разговором. Один из них
был Шнейдер, помощник с "Кинкэда", а другой -- матрос с того же парохода, по
имени Шмидт. Шнейдер говорил:
     -- Мы это сможем легко сделать, Шмидт! Вовсе не так уж трудно построить
хороший челн, а трое гребцов смогут в один день  доставить челн на  материк,
если море спокойно и  ветер  попутный.  Зачем нам  ждать,  пока этот упрямый
англичанин построит большое судно, чтобы забрать всю  компанию?  Матросы уже
устали, ведь им приходится работать весь день не покладая рук. Это совсем не
наше дело спасать англичанина. Пусть он сам заботится о себе и устраивается,
как хочет! -- Шнейдер остановился на минуту, а  затем, пристально  посмотрев
на  собеседника,   чтобы  заметить,  какой   эффект  произведут  его  слова,
продолжал.  --  Ну, а  женщину мы заберем  с собой. Было бы  глупо оставлять
такую хорошенькую бабенку на необитаемом острове, не правда ли?
     Шмидт взглянул на него и  усмехнулся.  --  Вот откуда ветер-то дует! --
сказал он. -- Почему  вы это  сразу не сказали?  Ну, хорошо!  А что  вы  мне
дадите за мою помощь?
     --  Она должна  нам отвалить хороший куш, если мы ее доставим обратно в
цивилизованные  места, -- пояснил Шнейдер, -- и  я по-товарищески поделюсь с
теми двумя  матросами, которые мне помогут. Я возьму половину, а  они  могут
разделить  другую половину -- вы и тот  второй, которого мы выберем. Мне  до
черта надоел  этот остров, и чем  скорее  мы выберемся,  тем  лучше. Как  вы
думаете?
     -- Идет! -- ответил Шмидт. -- Одному мне не добраться до материка. Да и
остальные также не смогут. Только вы знаете толк в этом деле. Значит, можете
рассчитывать на меня.
     Момулла насторожил уши. Ему  не  раз  приходилось плавать на английских
судах. Он понял разговор между Шнейдером и Шмидтом.
     Он  встал  и  направился  к  ним. Шнейдер  и  его собеседник  испуганно
вздрогнули,  словно перед ними предстало привидение.  Шнейдер  схватился  за
револьвер. Момулла поднял  правую  руку ладонью  вперед в знак своих  мирных
намерений.
     -- Я друг! -- сказал он. -- Я слышал, что вы говорили, но не бойтесь, я
вас не выдам. Я даже могу вам помочь, а вы за это поможете мне!
     Он обратился к Шнейдеру:
     -- Вы  умеете управлять кораблем, но у  вас  нет корабля. А у нас  есть
корабль, да  управлять  некому. Если вы хотите поехать  вместе с  нами  и не
будете нас ни о чем расспрашивать, мы вас охотно примем  к себе.  А когда вы
нас  довезете до нужного нам места,  которое мы вам  укажем, и  нас высадите
там, мы отдадим вам и наше судно. Поезжайте тогда на нем, куда хотите.
     Он помолчал и прибавил:
     -- Вы можете взять с собой и женщину, о которой вы  говорили. И мы тоже
не будем вас ни о чем спрашивать. Идет?
     Шнейдер  заинтересовался,  но хотел  иметь  более  подробные  сведения.
Момулла заявил, что в таком случае им следует поговорить с Кай-Шангом. Тогда
Шнейдер  и  Шмидт  последовали  за  Момуллой,  к которому  присоединились  и
поджидавшие его товарищи. Момулла довел их до своего лагеря, но, не заходя в
лагерь,  оставил их  под  присмотром  товарищей,  а сам отправился на поиски
Кай-Шанга.
     Вскоре он  вернулся с Кай-Шангом, которому уже успел вкратце сообщить о
выпавшей  на  их долю удаче.  Китаец вступил  в  продолжительную  беседу  со
Шнейдером и убедился, что Шнейдер  такой же мошенник, как и он сам, и так же
страстно желал покинуть остров. Кай-Шанг не сомневался,  что Шнейдер  примет
командование  "Каури".  В  то  же время  он был уверен, что впоследствии  он
всегда найдет способ принудить Шнейдера подчиниться его желаниям.
     Возвращаясь после этого разговора в свой собственный лагерь,  Шнейдер и
Шмидт чувствовали большое облегчение. Наконец, у них был вполне осуществимый
план выбраться с острова на настоящем судне.  Не  надо  больше  мучиться над
постройкой,  не надо подвергать  свою жизнь  риску, отправившись в  океан на
самодельной  лодке,  у которой  больше шансов  пойти  ко  дну,  чем  достичь
материка.  Им помогут также захватить женщину или,  точнее, женщин. Услышав,
что в другом лагере  имеется еще  и черная женщина, Момулла настоял  на том,
чтобы и ее захватили.
     Кай-Шанг  и Момулла со своей стороны были  тоже  очень довольны. Теперь
они  не нуждались больше в Густе и могли от  него  избавиться.  Вернувшись в
лагерь, они немедленно пошли к нему  в палатку. Нужно заметить, что хотя для
всей  компании  гораздо  удобнее было  бы  оставаться на  шхуне,  но в  силу
некоторых  обстоятельств, по взаимному  уговору, было  решено  расположиться
лагерем на берегу.
     Дело в том, что никто из матросов "Каури" не доверял друг другу и никто
не решился  бы сойти на берег, оставляя других на шхуне. Поэтому было решено
всем перебраться на  берег и не пускать более двух или трех  человек за один
раз на шхуну.
     Направляясь к палатке Густа,  Момулла ощупал лезвие  своего  ножа. Швед
почувствовал  бы  себя очень  нехорошо,  если бы ему  довелось увидеть  этот
многообещающий  жест или если бы он  мог  прочесть  мысли  этого темнолицего
человека.
     Густ случайно находился в палатке повара, стоящей в нескольких футах от
его  собственной палатки,  и  поэтому он слышал, как  сюда  идут  Кай-Шанг и
Момулла,  но не подозревал, что им от него надо. На свое  счастье, он в этот
момент выглянул  из  палатки и обратил внимание  на странные крадущиеся шаги
обоих  матросов; такую  походку  отнюдь  нельзя  было  объяснить  дружескими
намерениями. А когда они проскользнули в его палатку, Густ  заметил  длинный
нож, который Момулла держал за спиной.
     Глаза шведа расширились, и волосы зашевелились на голове. Его загорелое
лицо побледнело  от страха. Поспешно вышел он  из палатки  повара. Намерения
обоих его сотоварищей были слишком очевидны.
     То  обстоятельство, что он один умел управлять шхуной, было  до сих пор
достаточной  гарантией  для  его  безопасности.  Очевидно, случилось  что-то
такое, что дало им избавиться от него.
     Не теряя ни  минуты, Густ опрометью пустился  через береговую  полосу в
джунгли.  Он чувствовал непреодолимый страх  к джунглям,  из глубины которых
доносились страшные таинственные звуки. Но еще более  он  боялся Кай-Шанга и
Момуллы. Опасность,  таившаяся  в джунглях,  была более или менее вероятной,
между тем как опасность, грозившая  от его товарищей,  была очень  реальной.
Густ  однажды  видел, как Кай-Шанг  задушил  человека  в  темной  аллее.  Он
одинаково боялся как  веревки китайца, так и ножа Момуллы. Поэтому его выбор
пал на джунгли.
     <B>XXI
     ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ</B>
     Тарзану удалось, наконец, путем угроз и обещаний  значительно подвинуть
постройку  лодки. Уже  был готов весь  ее остов.  Большая часть  работы была
сделана самим обезьяной-человеком  и Мугамби,  несмотря на  то,  что они  же
снабжали весь лагерь пищей.
     Помощник с "Кинкэда" Шнейдер был один из  главных  недовольных. Однажды
он даже бросил  работу  и ушел со Шмидтом на охоту в джунгли. Он заявил, что
ему нужен отдых, и Тарзан, не  желая вызывать лишних разговоров, позволил им
обоим уйти.
     Однако на следующий день Шнейдер сделал вид, что почувствовал угрызение
совести, и сам добровольно принялся  за работу. Шмидт  тоже работал довольно
охотно. Тарзан был очень этому рад. Он решил, что они оба, наконец, осознали
необходимость совместной работы и поняли свои  обязательства по отношению  к
остальным членам их маленького общества.
     Поэтому  с легким  чувством, какого он  уже давно  не испытывал за  все
последние дни, он отправился в полдень на охоту подальше в джунгли. Он хотел
выследить стадо молодых ланей, которых будто бы  видели накануне  Шнейдер  и
Шмидт. Шнейдер говорил, что он видел стадо на юго-западе. В этом направлении
человек-обезьяна и отправился в путь.
     В это время  с севера  крались по лесу  шесть подозрительных субъектов.
Они  думали, что идут никем не замеченные. Но  почти  с самого того момента,
как они оставили свой  лагерь, за ними полз  высокий человек. В глазах этого
человека  была видна  ненависть, боязнь и  любопытство. В его голове бродили
тревожные мысли:  зачем крадутся к югу  Кай-Шанг,  Момулла и остальные?  Это
неспроста!
     И Густ в  недоумении покачал головой. Надо это узнать!  Он выследит их,
узнает, что  они затевают, и, если  нужно, помешает  им. Ему  пришло было  в
голову, не ищут ли они его? Здравый смысл, однако, подсказал ему,  что этого
быть не может, раз они уже достигли того, чего желали, т. е. прогнали его из
лагеря.  Такие люди,  как Момулла и  Кай-Шанг, идут на убийство только из-за
денег, а так как у Густа денег нет, то, очевидно, они ищут кого-то другого.
     Вскоре  шестеро  людей остановились на отдых. Они спрятались в  листве,
окаймлявшей  звериную  тропу,  по  которой  они   шли.  Чтобы  удобнее  было
наблюдать, Густ  вскарабкался на дерево, спрятавшись так, чтобы  его прежние
товарищи не могли видеть. Ему недолго пришлось ждать. Вскоре с южной стороны
подошел незнакомый  белый человек. Увидев его, Момулла и Кай-Шанг вылезли из
своего убежища, поздоровались с ним и вступили в беседу. О чем они говорили,
Густ  не мог  расслышать. Затем белый человек вернулся в том же направлении,
откуда пришел.
     Это был Шнейдер. Приблизившись к своему лагерю, он обогнул его и вбежал
с противоположной  стороны.  В  сильном возбуждении,  задыхаясь,  словно  он
только что летел сломя голову, он побежал к Мугамби.
     --  Эй вы! -- закричал он. --  Ваши обезьяны схватили Шмидта! Они убьют
его! Бегите скорее на помощь! Вы один можете их отозвать... Возьмите с собой
в помощь Джонса и Сулливана и  идите к Шмидту  как можно скорее.  Он там, на
звериной тропе около мили к югу. Я останусь здесь! Я слишком устал!
     И  помощник с "Кинкэда" бросился на землю,  делая вид, что еле дышит от
изнеможения.
     Мугамби колебался. Ему поручили охранять обеих женщин. Он не знал,  что
делать,  но  Джэн  Клейтон, слышавшая  рассказ  Шнейдера,  присоединилась  к
просьбе последнего.
     --  Не  теряйте  времени,  --  торопила  она  негра.  --  Здесь   мы  в
безопасности.  С  нами останется мистер Шнейдер.  Идите, Мугамби. Бедняге  в
самом деле нужно поскорее помочь!
     Шмидт, который в это время  лежал за кустом у лагеря, от души  смеялся.
Он наслаждался этой комедией!
     Мугамби  чувствовал  себя  обязанным  повиноваться  своей  госпоже.  Он
послушно отправился на юг с  Джонсом  и Сулливаном. Но,  уходя из лагеря, он
все-таки очень сомневался, умно ли он поступает и к добру ли все это
     Как  только они скрылись из вида, Шнейдер вскочил и помчался на север в
джунгли. Спустя несколько  минут на опушке леса показался  Кай-Шанг. Шнейдер
увидел китайца и жестом дал ему понять, что дело сделано...
     Джэн  Клейтон  и  негритянка  сидели  у  входа   в  палатку,  спиной  к
приближающимся  негодяям.  Они узнали о присутствии  чужих  в лагере  только
тогда, когда перед ними появились шесть оборванцев.
     -- Пойдем! -- сказал Кай-Шанг, жестом приказывая им  встать и следовать
за ним.
     Джэн Клейтон  вскочила и оглянулась,  ища глазами Шнейдера. Он стоял  с
усмешкой на лице позади  незнакомцев. Рядом с ним стоял Шмидт. Мгновенно она
поняла, что стала жертвой заговора.
     -- Что это значит? -- спросила она, обращаясь к помощнику "Кинкэда".
     -- Это значит, что мы нашли корабль  и можем уехать с Острова Джунглей,
-- ответил Шнейдер.
     -- Почему вы отослали Мугамби и двух других в джунгли? спросила она.
     -- Потому что они с нами не поедут. Поедете только вы и негритянка.
     --  Идем, идем  скорей! --  повторил Кай-Шанг и схватил Джэн Клейтон за
руку.
     Момулла с своей стороны потащил негритянку и, когда она начала кричать,
закрыл ей ладонью рот.
     ***
     Мугамби между тем бежал  по лесной тропе на юг. Джонс и Сулливан бежали
за ним. Около мили прошел он ради  спасения Шмидта, но нигде и следа не было
ни  человека,  ни  обезьян.  Наконец,  он  остановился  и  испустил  громкий
призывный клич,  которым Тарзан  и он сзывали  антропоидов.  Ответа не было.
Тогда Мугамби прошел еще с полмили, временами издавая призывный клич.
     Вдруг  он  остановился пораженный.  Он  понял,  что его  обманули.  Как
испуганный олень, помчался он  обратно к лагерю. Опасения его подтвердились:
леди Грейсток  и негритянки не было  в  лагере, а также и  Шнейдера. Мугамби
пришел в такую ярость,  что хотел убить  Джонса и Сулливана, считая их  тоже
участниками  заговора.  Им  едва удалось убедить  чернокожего в своей полной
невиновности.
     Они стояли и  обсуждали,  куда могли пропасть обе женщины  и для  какой
цели  Шнейдер увел  их из лагеря. Они были  так поглощены разговором, что не
заметили, как Тарзан спрыгнул в это время с ветки дерева и подошел к ним.
     С первого же взгляда он  увидел, что случилось что-то неладное. Услышав
от Мугамби об исчезновении Джэн, он гневно сжал кулак и нахмурил брови.
     На что рассчитывал Шнейдер, похищая Джэн? Куда он мог деваться с ней на
этом маленьком островке,  где ему некуда  было уйти  от мщения Тарзана? Нет!
Тут  было что-то  не  так! Человек-обезьяна  не  считал  его таким  наивным.
Шнейдер не совершил бы такого поступка, если бы он не был вполне уверен, что
имеет  возможность покинуть со своими  пленницами Остров Джунглей. Но к чему
он взял с  собой  негритянку? Очевидно,  с ним был еще  какой-то чернокожий,
который пожелал иметь туземку.
     -- Идем!  --  сказал Тарзан. -- Нам  остается  только одно: идти  по их
следам!
     В это  время  с северной стороны лагеря из джунглей  показался  высокий
неуклюжий человек  и направился  к  разговаривавшим.  Он  был совершенно  им
незнаком: никто из них и не  предполагал, что кроме них на этом острове есть
еще человеческие существа. Это был Густ.
     -- Ваши женщины украдены, -- сказал он без обиняков.  -- Если вы хотите
их спасти, следуйте, не теряя  ни минуты, за  мной.  Если мы замешкаемся, то
уже не застанем "Каури" в бухте, и она выйдет в море.
     -- Кто вы?  -- спросил Тарзан. -- Что вы знаете о похищении моей жены и
чернокожей женщины? Густ промолвил:
     -- Я слышал, как китаец Кай-Шанг и Момулла сговаривались с двумя людьми
из вашего лагеря. У  меня есть с  ними кое-какие  счеты. Они замышляли убить
меня, и я хочу с ними посчитаться! Идемте!
     Густ повел всех четырех через джунгли к северу. Они шли, и у всех  была
одна и та же мысль: придут ли они вовремя?
     Когда,  наконец, они  пробрались через последний ряд  густой  листвы  и
перед ними показались бухта и  океан, они убедились, что судьба  им  нанесла
жестокий удар. "Каури" с распущенными парусами медленно отплывала в открытое
море.
     Что они могли сделать?
     Широкая грудь Тарзана  тяжело подымалась. Этот последний удар был самым
жестоким. В жизни Тарзана бывали моменты, когда он терял всякую надежду,  но
никогда еще они не имели такой остроты и боли, как сейчас, при виде корабля,
отвозящего его жену неведомо куда. Джэн была еще так близко от него и вместе
с  тем так  страшно  далеко! Молча следил он  за шхуной.  Он  видел, как она
повернула  к востоку и скрылась за мысом. Он упал на  землю  и  закрыл  лицо
руками.
     Уже совсем  стемнело, когда  пятеро  мужчин вернулись в своей лагерь на
восточном берегу. Ночь была  жаркая и душная. Не было  ни малейшего ветерка.
Никогда не видел Тарзан Атлантического океана таким спокойным. Он  стоял  на
берегу  у самой воды и смотрел  по  направлению к материку. Сердце его  было
полно отчаяния. Неожиданно из джунглей позади лагеря раздался вой пантеры.
     Была какая-то знакомая нотка  в этом  зловещем  крике, и  Тарзан  почти
машинально повернулся и ответил  таким же  криком. Минуту спустя черно-бурая
фигура Шиты скользнула в полумрак берега.  Луны не  было, но все небо горело
звездами. Дикий зверь безмолвно подошел к человеку-обезьяне.
     Прошло много  времени с тех  пор, как Тарзан расстался со своим  боевым
товарищем.  Однако нежное  мурлыканье убедило  его, что  зверь  помнит  узы,
связывавшие их прежде. Тарзан положил свою руку на спину Шиты; она прижалась
к нему, и он ласкал и гладил дикого зверя.
     Вдруг он  вздрогнул. Что это там  такое? Он  напряженно всматривался  в
морскую  даль,  а затем позвал  людей,  сидевших  на  земле и куривших.  Они
подбежали  к  нему,  только  Густ  благоразумно  остался  в стороне,  увидев
странного спутника Тарзана.
     -- Смотрите! -- закричал Тарзан.
     -- Огни! Огни корабля! Это должно быть "Каури". Они попали в штиль!
     И весь охваченный возродившейся надеждой, воскликнул:
     -- Мы можем их настигнуть! Мы доплывем к ним в нашем челне!
     Густа взяло сомнение.
     -- Они хорошо вооружены, -- заметил он,  -- мы не можем захватить шхуну
-- нас только пятеро.
     --  Нас  теперь уже шесть,  -- ответил Тарзан, указывая на  Шиту,  -- а
через полчаса  нас  будет  еще  больше. Шита  стоит  двадцати  человек, а те
остальные, которых я  сейчас  позову, будут  стоить  целой  сотни. Вы  их не
знаете...
     Человек-обезьяна  повернулся  к джунглям,  закинул  голову  и прокричал
несколько  раз призывный клич обезьяны-самца. Вскоре из джунглей  послышался
ответный крик, затем еще и еще. Густ содрогнулся при мысли, в какую он попал
компанию. Не лучше ли было остаться с Кай-Шангом и Момуллой, чем связываться
с этим гигантом, который гладил пантеру и звал зверей из джунглей?
     Через  несколько минут обезьяны Акута появились из кустарников и  вышли
на берег.
     В это  время пять  мужчин  старались спихнуть  с берега неуклюжий челн.
Понадобились  большие  усилия,  чтобы спустить  его  в  воду.  Весла с обеих
маленьких  шлюпок, бывших на "Кинкэде", служили подпорками  для палаток, так
как сами шлюпки были  унесены волнами  в  следующую же ночь после высадки на
берег. Их взяли сейчас с собой, и когда Акут  и его обезьяны вышли на берег,
все было готово к отплытию.
     Страшная команда снова вступила на службу к своему господину и послушно
разместилась  в лодке. Густа  никакими силами нельзя  было уговорить сесть в
лодку. Четыре  человека  взялись за весла, кое-кто  из обезьян последовал их
примеру, и вскоре неповоротливая ладья медленно вышла в море и направилась к
колеблющимся огням.
     На палубе "Каури" сонный матрос стоял на вахте... Внизу в каюте Шнейдер
расхаживал  взад и вперед,  гневно споря  с  Джэн  Клейтон. Молодая  женщина
случайно  нашла револьвер  в ящике стола в каюте, куда  ее заперли, и теперь
она держала под прицелом помощника с "Кинкэда"...
     Негритянка сидела тут же  на полу,  а Шнейдер ходил взад и вперед перед
дверью, то угрожая, то обещая, то уговаривая, но все безуспешно.
     Вдруг с палубы донесся предостерегающий крик и выстрел.
     На минуту  Джэн  ослабила  свою  бдительность  и  взглянула  наверх  на
окошечко в потолке. В то же мгновение Шнейдер набросился на нее.
     Вахтенный заметил, что к "Каури" приближалось небольшое судно, и  почти
в  тот  же момент  из-за борта  шхуны  высунулась  голова и плечи  какого-то
человека. Матрос с криком вскочил на ноги и прицелился в непрошенного гостя.
Этот-то крик и последовавший за ним выстрел были услышаны в каюте.
     Прежняя тишина на  палубе сменилась всеобщей тревогой.  Экипаж "Каури",
вооруженный револьверами, саблями и длинными ножами, бросился на палубу,  но
тревога была  поднята слишком поздно.  Звери Тарзана уже были на палубе, а с
ними Тарзан и два матроса с "Кинкэда".
     При виде таких небывалых страшных  неприятелей мужество совсем покинуло
матросов  шхуны.  Некоторые из  них дали было несколько  залпов,  но сию  же
минуту бросились искать  убежище. Иные полезли на мачты, но обезьяны  лазили
гораздо  лучше и быстро  стащили их с высоких  мачт.  Тарзан поспешил искать
Джэн. Никто не удерживал зверей, и они  излили всю ярость своей дикой натуры
на злополучный экипаж "Каури".
     Шита  выследила  Кай-Шанга,  пробиравшегося  тайком  в  свою  каюту.  С
пронзительным воем Шита бросилась за  ним, с воем, вызвавшим почти такой  же
нечеловеческий крик и у объятого ужасом китайца.
     Кай-Шанг добежал до своей каюты на секунду раньше пантеры  и, прыгнув в
каюту, старался закрыть дверь. Но было  уже слишком поздно. Крупное туловище
Шиты  скользнуло в дверь раньше,  чем она была защелкнута на замок. Дрожащий
Кай-Шанг забился в угол верхней койки и вопил от ужаса.
     Шита без  малейшего усилия прыгнула за своей  жертвой и  перегрызла  ей
горло, словно маленькой мыши.
     ***
     Шнейдер успел вырвать  у Джэн револьвер, но в ту же секунду дверь каюты
открылась, и высокий полуобнаженный белый человек показался на пороге. Молча
и  бесшумно прыгнул он  в каюту.  Шнейдер  почувствовал  только, как сильные
пальцы сжали его горло. Он обернулся,  и его  глаза расширились от ужаса: он
увидел перед собой человека-обезьяну.
     Пальцы сжимали все крепче и крепче горло  моряка.  Он старался кричать,
просить, но ни один звук не выходил из его горла, и его глаза выскакивали из
орбит.
     Джэн  Клейтон  схватила  мужа  за  руки  и  старалась  оттащить  его от
задыхающегося человека, но Тарзан потряс головой.
     -- На  этот  раз  нет! -- промолвил он. -- Я уже однажды  даровал жизнь
негодяям,  и  из-за  этого  нам  обоим  пришлось столько страдать.  От этого
негодяя мы должны освободиться навсегда... Мы должны быть уверены в том, что
он больше никогда не повредит ни нам, ни кому-либо другому!
     И с этими словами быстрым движением он  свернул шею матросу. Послышался
треск позвоночника, и  с отвращением Тарзан  отбросил тело в сторону и вышел
на палубу с Джэн и негритянкой.
     Борьба кончилась. Только Шмидт, Момулла и  еще двое матросов остались в
живых: они  спрятались в  матросской  каюте.  Все остальные  умерли страшной
смертью  от  клыков и когтей зверей Тарзана.  Восходящее  солнце осветило на
палубе  "Каури" страшную картину; но на этот раз пролитая кровь была  кровью
негодяев, а не невинных людей.
     Тарзан вытащил из каюты четырех спрятавшихся там матросов. Не обещая им
ни освобождения,  ни помилования, он заставил  их работать  на  шхуне; иначе
грозил им немедленной смертью.
     С  восходом  солнца  поднялся  сильный  ветер.  "Каури",  распустив все
паруса, направилась к Острову Джунглей.
     Здесь  Тарзан взял на  борт  Густа  и попрощался с Шитой и с обезьянами
Акута.  Он высадил  их  на берег,  дав им  возможность продолжать  их  дикую
привольную жизнь. И, не теряя ни минуты, звери скрылись в прохладной глубине
своих любимых джунглей.
     Без сомнения, они и не поняли, что Тарзан их покидает. Может быть, лишь
Акут, как более развитой, подозревал это. Он единственный остался на берегу,
когда маленькая шлюпка направилась обратно к шхуне, отвозя его господина.
     Тарзан  и Джэн стояли на палубе, и  пока берег не скрылся  из виду, они
видели  одинокую  фигуру  волосатого   антропоида,  стоящего  неподвижно  на
песчаном берегу Острова Джунглей.
     ***
     Три  дня  спустя,  "Каури"  встретился  с  кораблем  английского  флота
"Форватер". Благодаря  ему лорд Грейсток мог  связаться по радио с Лондоном.
Они  получили  известие, переполнившее их сердца радостью  -- маленький Джек
находился в лондонском доме Грейстоков. Он был жив и здоров.
     По приезде  в  Лондон Тарзан  и  Джэн узнали то  необычайное  сплетение
обстоятельств, которое сохранило им ребенка.
     Оказалось,   что   Роков,  опасаясь  перевезти  ребенка  днем  на  борт
"Кинкэда", отдал его в  убежище  для случайно  подобранных  на улице  детей,
намереваясь взять его вечером.
     Его соучастник и главный  помощник, Павлов, превзошел своего патрона  в
хитрости.  Надеясь  получить  громадный  выкуп,  если  он возвратит  ребенка
невредимым,  он  открыл  тайну  его происхождения  начальнице  убежища. С ее
помощью  он заменил Джека другим ребенком. Он был убежден, что Роков никогда
и ни за что не догадается о подлоге.
     Заведующая убежищем обещала сохранить ребенка до возвращения  Павлова в
Англию;  но и она, со своей стороны, тоже соблазнилась возможностью получить
большую награду и вошла в переговоры с доверенными лорда Грейстока.
     Эсмеральда, старая негритянка,  няня Джэн Клейтон, уезжавшая  в Америку
на отдых,  вернулась  и  удостоверила личность  Джека. Выкуп был уплачен  и,
спустя десять  дней  после похищения, будущий лорд Грейсток был благополучно
доставлен в отчий дом.
     Таким  образом, последнее и  самое крупное злодеяние  Рокова окончилось
неудачей, благодаря измене его "единственного" друга.
     Лорд  и  леди Грейсток вполне  успокоились,  зная, что  их злейший враг
погиб и не может уже замышлять против них новых козней.
     Хотя  судьба  Павлова была  неизвестна, но  они  имели полное основание
думать, что и  он погиб в  джунглях, и теперь лорд и леди Грейсток с  полным
правом могли  предполагать,  что  навсегда освободились от этих двух  людей,
единственных врагов, которых Тарзан опасался.
     ***
     Счастливая  семья  опять  собралась  в  полном  своем  составе  в  доме
Грейстоков. Это было в день прибытия лорда Грейстока и его жены в Англию.
     С  ними вместе  приехали Мугамби  и негритянка, которую Мугамби нашел в
лодке на маленьком притоке Угамби. Негритянка заявила, что ей гораздо больше
по душе остаться у своего нового господина, нежели вернуться к старому мужу,
от которого она бежала.
     Тарзан предложил  им  поселиться  в его  доме  в  обширных  африканских
поместьях в стране  Вазари. В непродолжительном времени чернокожая чета туда
и отправилась.
     Весьма возможно, что мы еще встретимся с ними в диких страшных джунглях
и в  бесконечных равнинах,  столь любимых Тарзаном  из племени обезьян.  Кто
знает?