прервав это занятие. -- Замолчи! -- изогнувшись, Найла легонько шлепнула его по губам и подставила другой сосок -- такой же розовый и жаждущий ласки. Забрав его в рот, Блейд стал медленно водить языком по этому упругому бутончику плоти. Его руки раздвинули нагие бедра девушки, пальцы осторожно коснулись гладкой кожи ягодиц, ощущая сладостное напряжение мышц. Его ладонь скользнула вниз, между ног, нежно сжав треугольник лобка. Найла коротко застонала, свела колени, будто пытаясь защититься, но пальцы Блейда уже проникли глубоко, поглаживая и сдавливая выпуклый трепещущий холмик. Внезапно он почувствовал влагу и понял, что девушка тоже сгорает от желания. Блейд резко перевернул ее на спину и вошел. Найла опять вскрикнула, потом замерла, словно прислушиваясь к новым ощущениям, когда он начал мерно раскачиваться над ней. Ноги ее поднялись, обхватив талию Блейда, дыхание стало частым, прерывистым. Она застонала и вдруг подалась ему навстречу, сразу и безошибочно подстроившись к ритму его движений. Прижав губы к маленькому ушку, Блейд, сгорая от страсти и истомы, прошептал: -- Катрейя... моя катрейя! Глава 6. ПОГОНЯ Прошло двенадцать дней. Зеленый Поток нес каравеллу в восточной части Кинтанского океана, разделенного линией экватора и двумя полосами водорослей на южную и северную акваторию. Скорость течения начала замедляться. Однажды утром Блейд, бросив за борт самодельный лаг -- веревку с завязанными через каждый ярд узлами, -- отсчитал время по ударам собственного пульса и погрузился в размышления. Потом он позвал Найлу. -- Малышка, мы идем уже не так быстро. И мне кажется, что большую "Катрейю" теперь несет на северо-восток. Большой катрейей звалась теперь каравелла -- покачивающийся под их ногами, изукрашенный резьбой корабль; маленькой -- живой, теплой и нежной -- была сама Найла. Девушка повернула к Блейду лицо -- глаза сияют, на щеках круглятся ямочки. Казалось, ей все равно, куда и сколько плыть, лишь бы не расставаться со своим возлюбленным. Их медовый месяц был в самом разгаре и развивался по классическим канонам: одни на роскошном корабле и в тропиках. Правда, Блейд уже дважды мыл палубу, но тело маленькой катрейи щедро благодарило его за то, что он холил тело большой. Странник задумчиво посмотрел на восходящее солнце. Оно поднималось теперь справа от бушприта; значит, Поток -- и судно вместе с ним -- поворачивал к северу. Скорость течения, по его подсчетам упала с тридцати до двадцати пяти -- двадцати четырех миль в час; воды Зеленого потока, разогнавшись в гигантской трубе между центральным и южным континентами, затормаживали свой бег в необъятных просторах Кинтанского океана. -- Ты что-нибудь слышала об этих местах? -- спросил Блейд Найлу, сидевшую у его ног. Они находились на носу, позади мощной драконьей шеи, возносившей к солнцу катрейю, розовую наяду. Найла была такой же розово-смуглой и прелестной. Девушка кивнула черноволосой головкой. -- Да. Но только слухи, сказки... Калитанцы не плавают в этих водах. В сущности, мы знаем только свое море... мы ведь отрезаны от океана полосой водорослей, -- она задумчиво водила ноготком по палубе, словно рисуя невидимые линии морской карты: с запада -- Ксам, на севере -- Перешеек, северо-восток и восток -- побережье Кинтана, с юга -- непреодолимый барьер саргассов. Блейд присел рядом и обнял ее за плечи. -- Что же ты слышала, девочка? -- Кинтанцы плавали далеко на восход. Там -- цепь островов, они ограничивают океан с востока... Наверно, со дна поднимается горная гряда, и эти острова -- ее вершины. Их очень много, больших и малых, они тянутся полосой шириною почти в пятьсот тысяч локтей, -- больше сотни миль, быстро прикинул Блейд. -- Это целая страна, от жарких краев до холодных вод... и за ней -- другое море, еще один огромный океан. Но туда кинтанцы не прошли. Блейд припомнил карту на экране автопилота. Благодаря ей он мог добавить еще кое-что к словам девушки. Островные гряды расходились от экватора симметричными дугами и к северу, и к югу; значит, подводный горный хребет, о котором говорила Найла, шел в меридиональном направлении от полюса до полюса. Вероятно, это была чудовищная стена, в какой-то степени уравновешивающая все континенты восточного полушария и разделявшая Кинтанский и Западный океаны. -- Все, что ты слышала, похоже на правду, -- сказал он девушке. -- Можешь взглянуть на карту в моей лодке -- там, слева, на самом краю, помечены эти острова. -- Да, я видела... Только твоя карта крохотная... острова -- как точки... ничего не поймешь. Это было верно. Экранчик имел размеры с ладонь, и островные гряды пришлись на самый край; кроме факта их наличия, монитор в кабине флаера не мог подсказать ничего. Блейд не сомневался, что на экран можно было вывести изображение любой частя планеты в крупном масштабе -- однако он не умел этого делать. -- Там, на твоей карте, весь наш мир, -- задумчиво сказала Найла. -- Значит, волшебники из Хайры побывали в каждой стране, во всех местах? -- Нет, -- Блейд покачал головой, -- Видишь ли, духи воздуха -- прежде, чем опуститься в Хайре, -- долго летали над миром и разглядывали его с высоты. Потом они составили эту карту. Он твердо придерживался версии о хайритском происхождении своего странного аппарата. Что-то мешало ему рассказать девушке об истинной цели оборвавшегося над Зеленым Потоком полета; он даже старался пореже упоминать о таинственной южной земле, недостижимом айденском Эльдорадо. Найла потерлась щекой о его обнаженное плечо. -- Видно, духи воздуха владели могущественной магией, -- сказала она. -- Что же они искали в твоей стране? -- Полагаю, места, где можно поселиться, и народ, который стал бы их почитать. Но у хайритов уже были свои воздушные божества -- Семь Священных Ветров. Поэтому наши предки вырезали пришельцев и завладели их богатствами... всем, до чего дотянулись их руки и разум. -- Разве духов можно убить, Эльс? -- Найла подняла на него удивленный взгляд. -- Конечно. Тех, кто обладает плотью -- стальным клинком; бестелесных -- забвением. Да, девочка, забвением можно прикончить любого бога! Найла долго молчала, обдумывая эту мысль. Наконец она произнесла: -- Странные вы, хайриты... Бог -- душа народа! Кто же станет убивать свою душу? -- Хайриты -- не странные, Найла... народ как народ, -- Блейд говорил, нежно поглаживая блестящие черные локоны. -- Это я -- странный хайрит... -- Он пристально глядел вперед, туда, где ярко-оранжевый солнечный диск уже наполовину поднялся над океаном. -- Ладно, не будем об этом. Хайриты почитают Семь Ветров тысячи лет и вовсе не собираются отрекаться от них. Но те духи воздуха, что опустились в наших степях пятьдесят поколений назад, были чужими. Поэтому-то хайриты и убили их. Лаская головку Найлы, прильнувшую к его плечу, Блейд размышлял о том, что может произойти с могучим океанским течением, натолкнувшимся на чудовищный горный хребет. Естественно, оно должно огибать этот барьер... скорее всего -- и с севера, и с юга. Значит, Зеленый Поток раздваивается? Это походило на правду; во всяком случае, становилось понятным, почему их корабль несет к северо-востоку. Они оказались в северной ветви течения; вероятно, если б "Катрейя" плыла пятьюдесятью милями южнее, судно повернуло на юго-восток и он наконец очутился бы в южном полушарии. Какое невезенье! Невезенье? Еще многое должно случиться, прежде чем он сможет так или иначе оценить это событие... Не стоит спешить! На север так на север. Возможно, это окажется самой надежной и быстрой дорогой на Юг. Он наклонился к Найле. -- Те кинтанские мореходы, о которых ты говорила... часто ли они плавали через океан к островам? Девушка дернула хрупким плечиком. -- Не думаю. Там быстрое течение -- вдоль всей островной цепи, с юга на север. Через него трудно перебраться... -- Блейд медленно кивнул; его гипотеза подтверждалась. -- Собственно, -- продолжала Найла, -- те, кто сумел его переплыть, не возвращались обратно. В Кинтан пришли те, кому это не удалось... -- Острова опасны? -- Говорят разное... про огненные горы, великановлюдоедов, злых колдунов и стаи чудовищ... -- Ты веришь в эти истории? С прагматизмом бывалого торговца и путешественника Найла заметила: -- Такое часто рассказывают о дальних странах. Но доберешься туда -- и видишь, что там живут обычные люди... и занимаются они обычными делами. -- Вот такими? -- спросил Блейд. Он приподнял Найлу, раздвинул ей бедра и посадил к себе на колени. Девушка рассмеялась и, скрестив ножки на его пояснице, подставила губы для поцелуя. На ближайшие полчаса они забыли о причудах Зеленого Потока, который влек их каравеллу к населенным людоедами и чудовищами островам. * * * Через день они плыли почти точно на север. Скорость течения упала до двадцати миль, однако каравелла покрывала не меньше пятисот миль в сутки и, по прикидке Блейда, находилась на таком же расстоянии от экватора. Жара стала поменьше; в полдень температура поднималась только до сорока но Цельсию; влажность тоже спадала. Блейд уже рисковал выскакивать днем на палубу на минуту-другую, не боясь получить ожог. Найла начала проявлять признаки беспокойства. К вечеру она послала Блейда на мачту, велев внимательно осмотреть западный горизонт. И там, в косых лучах заходящего солнца, он наконец увидел саргассы. Изумрудно-багровое поле тянулось на мили и мили -- мрачное, зловещее, безысходное. Они находились в опасной близости от этого барьера, что нравилось Блейду ничуть не больше, чем Найле. Если "Катрейя" попадет в цепкие объятия водорослей, они застрянут тут на годы, если не навсегда. С большим трудом они поставили паруса и, пользуясь попутным западным ветром, направили бег судна к северо-востоку. Сейчас каравелла по диагонали пересекала Зеленый Поток -- вернее, северную ветвь могучего течения, -- устремляясь к подводному хребту, разделявшему два океана. Вероятно, здесь существовал разрыв в полосе саргассов, либо водоросли подходили к берегу где-то севернее. Если так, то морская дорога для "Катрейи" будет перекрыта, и их путешествие завершится -- во всяком случае, его водная часть. Еще через день, находясь уже в тысяче миль от экватора, они впервые увидели земли. По правому борту вздымались бурые, серые и черные скалистые массивы, уходившие ввысь на две-три тысячи футов -- вершины чудовищных гор, таившихся в океанской глубине. У отвесных берегов -- ни бухты, ни разлома, ни трещины! -- кипели буруны; среди белой пены торчали остроконечные темные клыки рифов. Высадиться тут было невозможно -- и ни к чему. Каменные склоны, мертвые и бесплодные, сожженные яростным солнцем, сулили только гибель, смерть от голода, жажды и безысходной тоски. Блейд направил "Катрейю" на север и спустил паруса, чтобы западный ветер не сносил корабль к скалам. Многие из вершин дымились -- вероятно, то были действующие вулканы. Они шли на расстоянии двенадцати-пятнадцати миль от этих неприветливых берегов, стараясь держаться в самом стрежне течения. Прошел день, затем -- другой. Прибрежные скалы стали ниже, рифы у их подножий исчезли; постепенно на камнях появилась почва, питавшая чахлую траву. Каравелла подошла ближе к земле. Тут уже можно было высадиться -- многие острова, особенно крупные, тянувшиеся на сорок-пятьдесят миль, имели бухты. Тут даже можно было как-то просуществовать, однако Блейд продолжал править к северу. "Как-то" его не устраивало. Выпуклые щиты островов продолжали понижаться. Хотя в целом сохранялся гористый характер местности, теперь от берега океана вглубь простирались равнины, поросшие травой и кустарником -- уже пышными и зелеными, что свидетельствовало об изобилии влаги. Стали появляться первые деревья; сначала -- одиночные, потом -- целые рощи, похожие на огромные пестрые букеты, расставленные на изумрудной скатерти прибрежных равнин. Наконец далекие горы зазеленели от подножий до иззубренных верхушек; в подзорную трубу, которую принесла Найла, Блейд разобрал, что некоторые деревья достигают исполинской вышины -- футов пятисот. Странники могли уже целых день находиться на палубе. Легкий морской бриз делал вполне терпимой тридцатиградусную жару, губительная радиация светила больше не беспокоила их. Блейд подозревал, что озоновый экран над планетой имеет разрывы; вероятно, над экваториальной зоной он был слишком тонок либо отсутствовал вовсе. Может быть, барьеры саргассов, опоясывавших Айден в низких широтах, являлись результатом мутации каких-нибудь безобидных водорослей, разросшихся до чудовищных размеров под действием ультрафиолетового излучения? Может быть... Его образование в части генетики и экологии оставляло желать лучшего -- впрочем, человек не обязан знать все на свете! Как бы то ни было, саргассы нигде не подходили близко к берегу, и каравелла продолжала свой путь на север. Они находились уже в трех тысячах миль от экватора, когда заметили первый дымок костра. Острова шли один за другим, разделенные проливами пяти-десятимильной ширины; казалось, что "Катрейя" плывет вдоль континентального берега, изрезанного бахромой фиордов и устьями рек. Несомненно, навигация в глубине островного лабиринта была непростым делом; струи Зеленого Потока то ответвлялись в одни морские рукава меж островами, то вливались обратно в главное течение из других. Блейд чувствовал это по поведению корабля: проливы или жадно всасывали их судно, словно стремясь вырвать его из могучих объятий Потока, или выталкивали каравеллу далеко от берега. Теперь они с Найлой стояли вахту и пользовались и парусом, и рулем; беспечные дни, когда течение несло их на своей спине прямо на восток, миновали. Столб дыма был замечен рано утром во время вахты Найлы, когда девушка стояла у руля, а Блейд отсыпался в каюте. Неожиданно он почувствовал, как маленькие руки трясут его, пытаясь вырвать из мира сновидений, и, открыв глаза, тут же повалил Найлу на себя. По его мнению, могла существовать только одна причина для подобной бесцеремонности; его руки пробежали привычный путь от стройных бедер до хрупких плеч девушки, освобождая ее от легкого прозрачного наряда. Он уже начал раздвигать ей колени, когда вдруг понял, что Найла сопротивляется изо всех сил. -- Пусти, Эльс! -- маленькие кулачки колотили его в грудь. -- Сейчас не время и не место! Блейд поймал губами розовый сосок. -- Насчет времени -- согласен, -- промычал он, -- тебе сейчас надо стоять на вахте. Но место, на мой взгляд, самое подходящее. -- Он попытался поцеловать ее в другой сосок. Вертясь, как юла, в его сильных руках, Найла прошипела: -- Оставь меня, ты, глупый хайрит! На берегу дым! Дым! Слышишь, что я говорю? Странник сел, продолжая придерживать ее за плечи. Найла нахмурилась и, вырвав из его рук подол туники, потянула вниз невесомую ткань, спрятав золотистые чаши грудей, плоский живот и темный треугольник меж бедер, так неудержимо манивший Блейда. Сейчас это была Найла-которой-тридцать. -- Дым? -- он соскочил с дивана на пол. -- Клянусь всеми Семью Ветрами и хвостом Йдана в придачу! Что же ты сразу не сказала, глупая девчонка! Найла метнула на него взгляд -- не из самых ласковых, надо признать, -- и выскочила на палубу. Блейд торопливо последовал за ней. "Катрейя" шла в двух милях от побережья большого острова, пересеченного с юга на север зубчатой стеной горного хребта; его центральная трехглавая вершина вздымалась тысячи на четыре футов. Зеленые заросли джунглей мягкой волной стекали с горных склонов, сменяясь равниной, покрытой травой, над которой кое-где торчали исполинские деревья с похожими на раскрытый зонтик кронами. Вдоль самого берега тянулись дюны, почти незаметные на фоне желтого песка; из-за одной вздымался столб черного дыма. Это явно было делом человеческих рук. Что еще может гореть на песчаной почве, кроме костра -- жаркого большого костра, в который бросают свежую зелень? И дым, мрачными клубами уходивший к ясным небесам, являлся сигналом. Пока Блейд следил за тем, как черная колонна уплывает за корму судна, впереди взметнулась еще одна; сигнал был принят и повторен. -- Трубу! -- он протянул руку, и Найла покорно вложила в нее тяжелый медный цилиндр; ее глаза расширились от возбуждения и страха. Блейд поднес трубу к правому глазу, осматривая пляж. Это оптическое устройство намного превосходило зрительные трубы айденитов; обитатели Калитана недаром считали себя морским народом. Дюны и золотой песок словно прыгнули к самому борту корабля; казалось, до них не больше двухсот ярдов. Он чуть приподнял трубу, и в поле зрения попал клочок зеленой равнины. Сначала под одним, потом под другим деревом ему удалось заметить крошечные дома и человеческие фигурки рядом с ними. Опустив свой увесистый инструмент, он задумчиво : поглядел на мачты "Катрейи". Фок нес один прямой парус; обычно этого хватало, чтобы обеспечить устойчивое управление судном. Но сумеет ли их немногочисленный экипаж поднять все паруса и справиться с ними? Возможно, решение этой задачи скоро будет означать для них жизнь или смерть; кроме домов и людей, Блейд заметил еще кое-какие подробности, вызвавшие у него самые мрачные предчувствия. На пляже и между дюн темнели корпуса лодок. Увы, это не были утлые рыбачьи челны или безобидные неповоротливые баркасы; боевые пироги на тридцать-сорок гребцов вытягивали к прибою острые хищные носы. Длинные, стремительные, прочные -- похоже, выточенные из цельных стволов, -- они несли носовой таран и два ряда овальных щитов, закрепленных по бортам, напомнив этим Блейду драккары викингов. Он ни минуты не сомневался, что видит суда, предназначенные для военных походов, погонь и грабежа; что люди, плавающие на них, не погнушаются разбоем, насилием и убийством. Впрочем, другого он не ожидал; медовый месяц с Найлой подходил к концу, запах крови и стали начал щекотать его ноздри. Самым примечательным, однако, были не столько пироги, сколько щиты и носовые бивни, отливавшие в солнечных лучах красновато-желтым металлическим блеском. Медная оковка, несомненно! Эти островитяне -- отнюдь не примитивное племя. Если они и характером похожи на древних норвежцев, то ни меч, ни фран не заржавеют в ножнах! Невольно мысли Блейда обратились к другой стране и другому народу, тоже напомнившему ему о неистовых скандинавах. Потребовался только один бой, чтобы завоевать их доверие... Сколько же крови придется ему выпустить из этих островитян? Он окинул взглядом тонкую фигурку Найлы. Нет, вдвоем им не справиться с "Катрейей"! Она может стоять у руля, пока он лазает по мачтам... но чтобы поставить паруса или взять рифы, надо не меньше четырех человек... Причем -- опытных моряков, под командой хорошего шкипера! Итак, если их начнут догонять, придется драться, иначе его просто снимут с мачты стрелой... Интересно, какую скорость могут развивать эти пироги? Рискнут ли аборигены сунуться на них в Поток? Пока никто не пытался их преследовать, но дымные столбы возникали на берегу с пугающей регулярностью. К полудню они миновали остров с похожей на трезубец вершиной и пересекли широкий двадцатимильный пролив, отделявшим его от следующего, более пологого и крупного. Не успела "Катрейя" обогнуть длинный серпообразный мыс -- загнутый коготь, выпущенный островом в океан, -- как к ней ринулся десяток пирог. Однако они не пытались ни догнать каравеллу, ни отрезать ее от океана и прижать к берегу. Ритмично вздымались весла, повинуясь барабану, грохотавшему на головном судне, и пироги мирно скользили в трехстах ярдах за кормой "Катрейи", словно почетный эскорт. Возможно, это и был почетный эскорт. Разглядывая флотилию преследователей в подзорную трубу, Блейд не заметил у них ни луков, ни копий. Казалось, смуглые обнаженные гребцы, сидевшие к нему спинами, вообще не имели оружия. Лишь двое-трое кормчих, которые стояли на корме каждой пироги у длинного рулевого весла, вроде бы носили перевязи, на которых что-то поблескивало -- вероятно, кинжалы. Но больше -- ничего! И на бортах этих пирог не было щитов. Напрасно он пытался разглядеть лица кормчих -- это превосходило возможности капитанской оптики. Вдобавок эти парни согнулись над своими веслами, только изредка бросая взгляды на каравеллу. Блейд видел только, что на переднем судне, на корме, сидел некто в высоком головном уборе из перьев -- конечно, предводитель. Вождь глядел вперед, но лицо его заслоняли спины гребцов. Они с Найлой еще могли повернуть от берега и уйти миль на двадцать в середину Зеленого Потока. Но стоило ли это делать? Рано или поздно им придется вступить в контакт с туземцами, а эти выглядели довольно миролюбиво. Правда, носы их пирог тоже походили на тараны и были окованы медью, но, возможно, это являлось просто украшением или местной, традицией. Хотя туземцев насчитывалось человек триста, Блейд не сомневался, что с франом в одной руке и мечом в другой сумеет вселить страх божий в толпу этих голышей. Он думал и о том, что островитяне не боятся плавать в Зеленом Потоке, во всяком случае -- в прибрежных водах. Может быть, они даже знают, как пересечь экватор? Южное полушарие по-прежнему оставалось его главной целью, и теперь, завладев "Катрейей" -- вместе с ее очаровательной хозяйкой, разумеется, -- странник мечтал добраться до чертогов светозарного Айдена именно в такой компании. Он ценил комфорт. И все, что ему сейчас было нужно -- это информация. Нет, не только. Еще надо, чтобы Хейдж не лез в его дела, не пытался вселить какого-нибудь головореза из "зеленых беретов" в прелестное тело Найлы. Это было бы катастрофой! Блейд успел по-настоящему привязаться к ней. Кроме того, существовали южане. Они никак не откликнулись на сигнал -- по крайней мере, явным образом. Что ж, возможно, это и к лучшему. Пусть подождут. Ричард Блейд сам доберется до них -- и не один! Он посмотрел на пироги, сохранявшие дистанцию на протяжении двух последних часов, потом на девушку, сжавшуюся на палубе у его ног. Может быть, все-таки повернуть в океан? Словно прочитав его мысли, Найла нарушила молчание. -- Эльс, мне страшно... -- она подняла к Блейду побледневшее лицо. -- Давай уйдем от берега... Блейд усмехнулся. -- Боишься людоедов, малышка? Ничего... На этот счет у меня солидный опыт! -- Что ты собираешься делать? -- Попробую вступить в переговоры, -- он пожал плечами. -- Посмотрим, что получится. -- Ты знаешь их язык? -- девушка кивнула в сторону флотилии, державшейся за кормой "Катрейи" так, словно ее привязали на канате, -- О, черт! Нет, конечно! -- с минуту он соображал что-то, поглаживая отполированные рукояти рулевого колеса. -- Знаешь, в таких делах слова -- не самое главное. Прилетит стрела -- и все ясно: приказ остановиться. Прилетит двадцать стрел -- тоже ясно: атака. А если стрелы не летят, но с тобой пытаются заговорить -- значит, выбран мир. Правда, потом-то и начинаются главные сложности... -- он потер висок, задумчиво поглядывая на пироги, и сказал: -- У моего народа, -- он не стал уточнять, у какого, -- есть поговорка: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Принеси-ка, девочка, мое оружие... да заодно чего-нибудь поесть. Натянув свои кожаные доспехи, он принялся жевать кусок мяса. Найла есть не стала. Блейд снова погнал ее вниз, велев принести бронзовый шлем и щит, которые он видел в каюте Ниласта, ятаган, пару луков и связки стрел из помещений экипажа. Стальных хайритских стрел оставалось немного, но калитанские тоже подходили к его арбалету. Правда, они торчали вперед на пол-ярда и мешали целиться, но зато их было целых три сотни. Найла совсем запыхалась, пока перетащила на ют всю эту гору оружия. Бросив оценивающий взгляд на ее тонкую, но крепкую фигурку, Блейд спросил: -- Ты умеешь обращаться с луком? Девушка неуверенно кивнула, и он, уловив ее замешательство, приподнял бровь. -- Я обучалась стрельбе, Эльс... -- личико ее побледнело. -- Но... понимаешь... я никогда не убивала людей... -- Это же так просто, малышка... проще, чем подцепить на крючок рыбу. Берешь добрый лук, клинок или топор, и -- р-раз! -- он рассек воздух ладонью. -- Прости, Эльс, я не смогу... -- Придется попробовать, -- жестко сказал он. -- Нет, Эльс, милый... Нет... Лучше уж я сама... У Найлы был такой вид, словно ее сейчас вывернет, в черных огромных глазах стояли слезы. Долгую минуту Блейд пристально смотрел на нее. Такая нерешительность была вовсе не в ее характере. Он успел убедиться, что Найла не относится к разряду неженок; она умела делать многое, и делала все это хорошо. И она выросла на Калитане, в средневековом мире планеты Айден! Каким бы изолированным и благополучным не был этот тропический остров, все-таки жизнь на нем не походила на безопасное существование в благоустроенных пригородах Лондона, Нью-Йорка или Стокгольма. Итак, Найла не может убивать... Об этом стоило поразмыслить на досуге! Пока что досуга не предвиделось; пироги, как привязанные, тащились за кормой "Катрейи". -- Хорошо, -- сказал Блейд, -- я не буду заставлять тебя стрелять. Станешь у руля. В случае серьезных неприятностей правь в океан. Да, еще одно... -- он снова осмотрел Найлу, облаченную в свой обычный воздушный наряд. -- У тебя найдется, что одеть? Я имею в виду -- что-нибудь более соответствующее моменту? Она с готовностью кивнула. -- Да, конечно! Мой охотничий костюм! Через десять минут она вернулась в тунике из тонкой замши, таких же лосинах и сапожках. Наряд облегал ее ладное тело как тугая перчатка, и выглядела девушка в нем весьма соблазнительно. Критически осмотрев ее, Блейд хмыкнул и велел принести и надеть легкую кольчугу, что висела на ковре из перьев в каюте Ниласта. Край подола из тонких металлических колец доходил Найле до колен, рукава спускались ниже локтей, но теперь она была хоть как-то защищена от стрел. Привязав веревку к рукоятям небольшого круглого щита, Блейд пристроил его девушке на спину -- так, что верхний край закрывал затылок. Потом он уступил Найле место у руля. С полчаса они исходили потом в своих доспехах. Потом судно обогнуло очередной мыс, оказавшийся последним; за ним вглубь архипелага уходил узкий пролив, впереди же маячил новый остров. Внезапно девушка вскрикнула. -- Эльс, Эльс! Помоги! Я не... не могу... Блейд, наблюдавший за пирогами, обернулся. Найла всей тяжестью повисла на руле, но "Катрейя" упрямо отклонялась вправо, целясь носом в пролив. Он был шириной всего с милю. Подскочив к колесу, странник попытался выправить курс, однако тащившее их течение оказалось очень сильным. Паруса! Только паруса могли их спасти! Он бросил- взгляд на фокмачту -- парус едва трепетал под слабыми порывами бриза. Позади раздалась резкая барабанная дробь, и Блейд, оглянувшись, увидел, что флотилия преследователей резко ускорила ход. -- Вот мы и попались, малышка, -- пробормотал он сквозь зубы. -- Правь посередине этой канавы и старайся не приближаться к берегам. Он отправился на корму и встал, держа в руках арбалет, у резного чешуйчатого туловища левого дракона, гордо вздымавшего голову с клыкастой пастью над ютом "Катрейи". Два извива его тела футовой толщины образовывали отличное прикрытие; между ними, как в амбразуру, можно было просунуть ствол арбалета. Нахлобучив на голову шлем, Блейд поднес к глазу трубу и направил ее в сторону преследователей. До них оставалось ярдов двести пятьдесят, и они медленно, но верно настигали корабль. Теперь-то он смог разглядеть их лица! Кормчие стояли выпрямившись и смотрели вперед; гребцы, не сбиваясь с ритма, часто оборачивались. Физиономии у них были устрашающие, размалеванные красными и черными полосами, которые тянулись со лба на щеки. Блейд ни секунды не сомневался в значении этого факта -- боевая раскраска! И, подтверждая худшие из его подозрений, со дна глубоких пирог поднялись лучники. Свистнул десяток стрел, догнав "Катрейю", и ее резная высокая корма украсилась безобразной щетиной. Видимо, лучники не пытались поразить немногочисленный экипаж; то было просто предупреждение. Блейд, однако, пробормотал: -- Одна стрела -- приказ остановиться, десять стрел -- атака. Затем он поднял арбалет, и через мгновение короткий стальной болт проткнул горло первого лучника на первой пироге. Он успел снять еще четверых, пытаясь добраться сквозь строй вражеских воинов до рулевых и вождя, когда ошеломленные островитяне опомнились, ответив ливнем стрел. Блейд оглянулся. Найла твердо держала курс; высокая корма "Катрейи" с чуть наклоненной в сторону мачты палубой надежно прикрывала ее до пояса. Быстро высунув руку наружу, он выдернул несколько стрел, впившихся в шею дракона и закрывавших обзор. Слава Творцу! Наконечники у них были медными, не кремневыми. В течение ближайшей минуты он перестрелял остальных лучников в пироге вождя. Это действительно было так просто -- для профессионала, разумеется. Берешь добрый хайритский арбалет, и -- р-раз! Одиннадцатая стрела пробила череп кормчего, и пирога вильнула. Предводитель в перьях что-то рявкнул -- Блейд видел, как он размахивает руками. Два задних гребца бросили весла и, подняв с днища пироги большие овальные щиты, прикрыли ими вождя и двух оставшихся в живых кормчих. Блейд решил поберечь хайритские стрелы и всадил две калитанские в переднюю пару гребцов. Летели они отлично, но теперь он перезаряжал арбалет не так быстро. Вождь опять закричал. Расстояние было еще велико, и странник не мог различить слов, но повелительный резкий тон приказа распознал отлично. Вторая пара гребцов оставила весла и прикрыла остальных щитами. Однако с высокой кормы каравеллы отлично простреливалась середина пироги, и Блейд тут же доказал преследователям, что ему все равно, кого убивать. Еще четыре стрелы нашли цель, и гребцы, уже без всяких приказов, бросили весла и схватились за щиты. Заметив убор из перьев, приподнявшийся над краем овального щита, Блейд всадил пятую стрелу точно в лоб любопытного вождя -- в доказательство своей меткости и для острастки. Пирога беспомощно закачалась на мелких волнах, течение начало сносить ее к берегу. -- Восемнадцать! -- спокойно прокомментировал он. -- Считая с их касиком! -- Что? -- голос Найлы был хриплым от напряжения; вцепившись в руль, она вела каравеллу точно посреди пролива. -- Что ты сказал, Эльс? -- Их стало на восемнадцать меньше, -- повторил Блейд. Найла повернула к нему бледное лицо, ее глаза расширились. Теперь это была женщина-которой-тридцать. Может быть, даже сорок. -- Ты хочешь сказать, что убил уже восемнадцать человек? -- Надеюсь, что ранениями дело не обошлось. Я целил в лоб, в глаза и в шею... -- Руль дрогнул в руках Найлы, и Блейд невозмутимо произнес: -- Держи курс, малышка, а я побеспокоюсь об остальном. Он уже понял, что даже при слабом ветре преследователям будет нелегко догнать каравеллу. Сейчас до девяти пирог, обошедших лодку убитого им воина в перьях, оставалось ярдов двести. По его прикидке, они выигрывали у "Катрейи" десяток футов каждую минуту; значит, погоня продлится с час. Сколько надо перестрелять островитян, чтобы к нему отнеслись с должным почтением? Он был готов уложить их всех -- благо стрел хватало! Хайритский арбалет метал снаряды на триста ярдов, и луки островитян не могли с ним сравниться -- Блейд видел, что их стрелы втыкаются в корму на излете или падают в воду. И в меткости он намного превосходил их. Ильтар сделал-таки из него настоящего хайрита! Он поглядел назад -- теперь флотилию возглавляли три пироги, выстроившиеся шеренгой. Стрелы с них сыпались градом, не причиняя, однако, никакого вреда. Блейд снова взялся за арбалет и начал методично расстреливать лучников и гребцов. Заметив, что на одной пироге поднялся щит, которым гребец прикрывал стрелка, он прикинул расстояние и решил рискнуть. Стрела из хайритского арбалета пробивала дюймовую доску за двести ярдов, и если медная оковка на щитах островитян не очень толста... Он поднял арбалет, заряженный стальной стрелой. Оковка не может быть очень толстой, иначе такой большой щит просто не поднять... Стрела мелькнула, словно серебристая молния, и лучник свалился на гребца, потянув за собой пробитый насквозь щит. Услышав возгласы ужаса, Блейд пожалел, что в начале схватки так неэкономно распорядился своим запасом -- хайритских стрел осталось не больше десятка. Но, как бы то ни было, враги получили хороший урок! Он довольно усмехнулся, наблюдая за воцарившейся в пирогах суматохой, и тут услышал крик Найлы. Неужели ее ранили? Блейд подскочил к девушке, схватил за плечи. Нет, хвала Семи Ветрам, она была цела! Только страшно перепугана. Цепляясь одной рукой за штурвал, она показывала другой вперед и вправо. Блейд посмотрел туда -- и понял, что он проиграл этот бой. Вдоль побережья здесь тянулись невысокие базальтовые утесы, выглядевшие, однако, неприступными -- их склоны были отвесны и покрыты осыпями. Милях в двух ниже по течению в этой скалистой стене зиял пролом, перегороженный бревенчатым частоколом; за ним -- узкая полоска пляжа, заваленная валунами, следами давнего камнепада. И от этого неприветливого берега отчалили еще десять больших пирог -- с гребцами, лучниками, рулевыми и вождем, тоже носившим убор из перьев. Теперь лодки пересекали пролив под острым углом, и не оставалось сомнений, что через четверть часа их носовые тараны уткнутся в правый борт "Катрейи". Чертыхнувшись, Блейд бросился вниз по трапу, потом в каюту и вытащил на палубу диван. Фальшборт судна прикрывал его только до пояса; эта защита казалась слишком ненадежной сравнительно с могучим туловищем деревянного дракона на юте. Он протащил диван на самый нос, так как пространство между фок-мачтой и гротом занимал его флаер, и повалил на бок. Диван -- вернее, тахта -- был плотно набит конским волосом на полтора фута толщиной; снизу шла двухдюймовая доска. К сожалению, в нем не было амбразур. Блейд засунул его правый край между корпусом флаера и фальшбортом и бросился на корму за стрелами. Пробегая мимо кабины, он невольно метнул взгляд на монитор автопилота -- яркая точка, отмечавшая их местоположение, горела на границе экрана и на четверть дюйма выше экватора. Дьявольщина! Если эти южане все же намерены встретиться с ним, то сейчас самый подходящий момент! Ободряюще помахав Найле рукой, он застыл на носу, напряженно следя за второй флотилией. Пироги были уже посередине пролива, прямо перед бушпритом "Катрейи", в пятистах ярдах от нее. Их экипажи не пытались развернуть лодки и направиться к каравелле; хотя в этом рукаве Зеленого Потока скорость течения составляла всего миль пятнадцать, весла не могли превозмочь мощь быстрых прозрачных струй. Опустив их в воду, откинувшись назад и упираясь ногами в днища, гребцы тормозили изо всех сил. Над ними стояли лучники, внимательно наблюдая за быстро приближавшимся судном. Предводитель, рослый детина с размалеванной физиономией, что-то кричал, размахивая медным клинком, -- вероятно, пытался выстроить свою флотилию перед боем. Блейд вздохнул и погладил рукой ковровую обивку дивана. Это ложе верно служило любви; немало дней они с Найлой приминали его в согласном ритме охваченных любовной страстью тел. Что ж, теперь оно так же верно послужит ему в бою -- в том бою, где потоки крови так не похожи на капли, исторгнутые лоном девственницы, а хриплые крики умирающих -- на стоны экстаза, слетавшие с ее искусанных губ. Он снова вздохнул, прикинул расстояние и спустил первую стрелу. Следующие полчаса прошли в кровавом кошмаре. Блейд стрелял и стрелял, а когда нападавшие полезли на "Катрейю" -- сразу с двух бортов, -- рубил мечом и франом. Лишь на мгновение он вновь вспомнил о Найле, когда услышал ее придушенный вскрик. Потом он снова рубил, и палуба каравеллы из благородного дерева тум стала скользкой от крови. Странник запнулся о рухнувшее под ноги тело, ощутил страшный удар по затылку и потерял сознание. Глава 7. ПЛЕН Он очнулся и, застонав, приподнял свесившуюся на грудь голову. Перед ним в полумраке плавало кошмарное лицо -- широкое, с чудовищно толстыми серыми губами, покрытое рыжим волосом. "Бур, проклятый, добрался-таки", -- мелькнуло в голове у Блейда. Мысли текли лениво, словно нехотя, затылок трещал от боли. Постепенно он приходил в себя. Мерзкая физиономия не исчезла, однако теперь он понимал, что это лицо человека, а не трога. Его покрывала кирпично-красная охра, которую он принял за шерсть; губы были обведены темным. Блейд попробовал пошевелить руками, потом -- ногами, и понял, что крепко связан. Не только связан, сообразил он минуту спустя, но и примотан к столбу; ремни шли поперек груди, охватывали пояс, бедра и голени. Похоже, он произвел сильное впечатление на хозяев острова... они постарались на славу! Ремни были толстыми, шириной в три пальца. Странник медленно повернул голову, поднял глаза вверх. Он был привязан к одной из бревенчатых колонн, подпиравших дощатый потолок большой хижины, скорее даже -- сложенного из ошкуренных толстых стволов дома. Окон в помещении не было; поток света падал через наполовину притворенную дверь из массивных брусьев. Кажется, пол тоже был набран из такого же тесаного вручную бруса, темного и, отполированного босыми ногами. В углу валялось оружие -- фран Блейда, его меч, кинжал и арбалет; сверху на этой груде тускло посверкивал бронзовый шлем. Все эти подробности сейчас его не интересовали; гораздо важнее было то, что к соседней подпорке, в пяти ярдах слева, была привязана Найла. Ее скрутили не столь основательно -- только завели руки за толстенное бревно, перехватив там ремнем. Однако девушка была совершенно беспомощна, Блейд понял это сразу. Он быстро осмотрел Найду и успокоился. По крайней мере, ее пока не тронули, даже не стащили кольчугу; одежда девушки была в полном порядке, только на щеке багровела длинная царапина. Между столбами, на равном расстоянии от Блейда и Найлы, стоял рослый, обнаженный до пояса человек в головном уборе из перьев, с длинным медным кинжалом на перевязи. Вождь, главарь пиратской банды, что захватила их! Блейд понял, что раскрашенное лицо этого дикаря маячило перед ним в момент пробуждения. Пожалуй, эта рожа и впрямь чем-то напоминает Бура, решил он и снова оглядел просторный зал с бревенчатыми стенами. Кроме них троих тут никого не было, хотя сквозь полуоткрытую дверь доносились далекие причитания и вопли. Ноги, торс и плечи предводителя оставались совершенно неподвижными, он только поводил головой то налево, то направо, поочередно обозревая каждого из пленников. Блейду он напомнил Буриданова осла меж двух соблазнительных охапок сена; видимо, он решал, какому из упоительных занятий предаться вначале -- то ли пытать мужчину, то ли насиловать женщину. А в том, что Найлу изнасилуют, Блейд был уверен. Недаром здесь больше никого нет... Скорее всего, этот размалеванный садист в перьях будет насиловать девушку на его глазах... если к тому моменту у него еще останутся глаза. Жаль, что он не побеспокоился о Найле раньше... Непростительная ошибка! А ведь всего один взмах франом, и он мог избавить ее от мучений... О себе самом Блейд не беспокоился. В крайнем случае, он будет вынужден вернуться -- как ни обидно оставлять Айден с его наполовину раскрытыми тайнами, крепкое молодое тело Рахи, к которому он так уже привык, Лидор... Златовласую Лидор, чернокудрую Найлу, Тростинку с волосами цвета меда, Зию, ксамитку Р'гади... Р'гади! События той ночи в степи стремительно промелькнули перед ним, и сердце на миг дрогнуло от надежды. Странник попытался шевельнуть кистями. Если удастся добраться до крохотного лезвия, скрытого под кожаной нашлепкой на тыльной стороне ладони, он будет свободен через три минуты... Нет! Его руки и запястья были примотаны к столбу так плотно, что он даже не чувствовал пальцев. Не вышло! Дьявольщина! Подняв голову, он с яростью уставился на предводителя дикарей. Если бы удалось перерезать или порвать ремни! Он задавил бы эту крысу, оставил кинжал Найле и вышел наружу с франом и мечом. А там... Там он либо привел бы железом и кровью это племя к покорности, либо пал, утыканный стрелами и копьями... и, покинув тело Арраха Эльса бар Ригона, возвратился домой -- к неописуемой радости Хейджа и Дж.! Вождь в перьях, повернувшись к Найле, что-то рявкнул. К великому удивлению Блейда, она ответила дикарю и, выслушав его, негромко позвала: -- Эльс! Ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю? -- Слышу, малышка. Ты знаешь его язык? -- Это испорченный сайлорский. Помнишь, я рассказывала об экспедициях из Кинтана? Чаще всего на восток плавали сайлорцы -- и чаще всех не возвращались. -- Хм-м... Ну, если так, попробуй убедить нашего приятеля, чтобы он меня развязал. А потом я с ним побеседую -- даже на сайлорском, если угодно. -- Эльс, ты невозможен... Ты понимаешь, что нам грозит? -- Я понимаю, что грозит тебе. Поэтому постарайся убедить это раскрашенное чучело... это в твоих интересах. Ну, ты же умная девочка! Ты умеешь кружить головы мужчинам! -- Если в этих головах есть мозги... А тут -- сплошная... Вождю надоели их переговоры, и он опять взревел, шагнув к Найле и замахнувшись кулаком. Девушка быстро начала говорить; шипящие, свистящие и булькающие звуки казались в ее устах райской музыкой. Дикарь выслушал ее, повернулся к Блейду и, ткнув толстым пальцем в его сторону, произнес несколько слов. -- Его зовут Канто Рваное Ухо, -- перевела Найла, -- и он -- сайят, вождь пяти окрестных деревень на этом острове, на Гарторе. Он самый сильный воин на северном побережье... -- Я сильнее, -- с великолепным безразличием произнес Блейд и сплюнул под ноги вождю. В голове у него прояснилось, и он начал обдумывать некий план. -- Но, Эльс... -- Переводи! -- Блейд рявкнул не хуже Канто. -- И переводи точно! Я знаю, что делаю! Немного поколебавшись, Найла перевела. Вождь осклабился и разразился длинной тирадой. -- Он говорит -- может, ты и сильнее. Но ты связан, и он вырвет твою печень, твое сердце и твой мозг. -- Канто -- не вождь и не мужчина. Он труслив, как баба! Моя печень обожжет его пальцы, ибо это -- печень воина! Найла перевела, и на сей раз вождь побагровел. Он подскочил к Блейду, схватился за ворот его кожаного доспеха и рванул. Манеры у этого типа были как у хулигана из закоулков Ист-Энда. Сквозь его рев Блейд еле разобрал слова Найлы: -- Теперь он описывает, как станет нарезать ремни из твоей кожи, Эльс... -- девушка сделала паузу, потом быстро произнесла: -- Эльс, милый, я боюсь... Может, не стоит его дразнить? -- Ты как предпочитаешь -- чтоб тебе сначала раздвинули ноги, а потом перерезали горло, или -- сразу?.. -- резко спросил Блейд. Найла приоткрыла рот, потом кивнула -- поняла. -- Тогда скажи нашему другу, что из его рожи получатся отличные красные ремни -- куда красивей, чем из моей спины. И добавь чтонибудь от себя, если хочешь. Она добавила. Блейд не знал, что она сказала, но дикарь, отпустив его ворот, чуть не взвился под потолок -- язычок у Найлы был острый. Отлично, решил он, все идет по плану. У их пленителя явно наблюдался холерический темперамент. Еще пара-другая шпилек, он в ярости схватится за нож и попростецкому перережет горло обоим, хотя потом станет горько сожалеть, что избавил пленников от мучений. Вот только в кого он всадит клинок первым? Блейд надеялся, что в Найлу; ему хотелось бы уйти со спокойной душой. Дикарь что-то рявкал и бил себя в грудь. -- Великий вождь Канто Рваное Ухо клянется... -- начала Найла. Блейд взревел и дернул столб. Голос его покрыл хрипенье дикаря, как львиный рык покрывает тявканье шакала; с потолка посыпались кусочки коры и труха. -- Если я освобожу хотя бы палец, то Канто будут звать Два Рваных Уха! -- Блейд с упоением наблюдал, как костяшки предводителя побелели на рукояти ножа, когда Найла закончила перевод. Внезапно он отскочил в угол, где было свалено снаряжение Блейда, схватил его длинный меч и снова приблизился к своему пленнику. Повернув голову в сторону Найлы, он начал что-то говорить -- медленно и с гнусной ухмылкой. Блейд увидел, как кровь отлила от лица девушки. -- Ну, малышка, что собирается делать наш приятель? -- спросил он с наигранной бодростью. -- Он... он... -- Найла задыхалась от ужаса. -- Он сказал, что сначала вырежет у тебя все между ног, а потом займется мной... пока ты будешь исходить кровью... Блейд шумно выдохнул. Не вышло! Этот скот оказался умнее, чем он ожидал. Неужели придется уйти, бросив тут Найду? Не хотелось бы... он так многим обязан милой девочке.. Однако острие меча неумолимо приближалось к его промежности. Канто, растянув губы, следил за лицом своего беспомощного врага, а Блейд уже чувствовал холод стали в своих внутренностях. Вдруг он услышал короткий сдавленный всхлип и, бросив взгляд налево, увидел, как Найла сползает на пол, выворачивая руки. Потеряла сознание... Что ж, лучше так... Клинок царапнул его штанину, и Блейд сфокусировал глаза на световом потоке, падавшем из-за двери. Прекрасные условия для погружения в транс... Полумрак. . прохлада... покой... тишина... яркое пятно света -- щель, в которую он должен проскользнуть... Мир тускнел и расплывался перед ним; горечь, боль, заботы, сожаления, страх -- все, все уходило прочь, подергивалось серым пеплом забвения. Слова... теперь -- слова... три слова, словно три поворота ключа, отпирающие дверь... Первое -- "Правь!" -- короткое, повелительное и резкое, хлестнуло ударом бича по пыльной дороге... дороге, по которой давно, тысячу лет назад, скакали огненноглазые тароты. Второе -- "Британия!" -- плавное и протяжное, пошло играть отголосками: Британия.. тания... литания... калитания... Калитан... танн... танн... танн-н-н... Третье, главное, слово всплыло в сознании, услужливо вынырнув из потаенного ларца памяти: "Моря..." Меч глухо лязгнул, и Блейд усилием воли заставил себя очнуться. Канто Рваное Ухо, пошатываясь, стоял перед ним. Внезапно нырнув головой вперед, он угодил макушкой в живот Блейда, потом колени дикаря мелко задрожали -- точь-в-точь как у пьяного в дым докера, выползающего из паба, -- и он рухнул на пол. Блейд с недоумением посмотрел на него, потом перевел глаза на Найлу -- может, ее штучки? Девчонка способна довести до судорог кого угодно... Но Найла -- самым честным образом -- пребывала в глубоком обмороке. Канто вдруг пошевелился, открыл глаза и сел, дико озираясь по сторонам. "Что это с ним?" -- подумал Блейд, разглядывая ошарашенную физиономию своего палача. Великий вождь Канто Рваное Ухо уставился на свои руки, на толстые пальцы и, похоже, пересчитывал их. Да, пересчитывал! Он аккуратно касался каждого пальца на левой руке средним пальцем правой, и Блейд видел, как шевелятся его губы, выговаривая знакомые слова -- один, два, три, четыре, пять... Потом -- обратный счет, уже побыстрее: пять-четыре-три-два-один. И снова: один-два-три-четыре-пять! Воистину, только один человек мог с такой научной методичностью и самообладанием вживаться в образ! Когда Канто пересчитал пальцы в четвертый раз, Блейд произнес: -- Ну, Джек, хватит! Их действительно пять, а не семь и не девять. Поздравляю с прибытием! Канто Рваное Ухо, он же -- Джек Хейдж, поднял на руководителя проекта "Измерение Икс" ясные глаза и с полным спокойствием заметил: -- А, Ричард, это вы! Рад вас видеть, старина, -- он внимательно осмотрел столб и ремни, в которых висел его шеф, затем почесал переносицу. -- Кажется, вы попали в несколько затруднительное положение? -- Ни в малейшей степени! -- заверил американца Блейд. -- Меня только собирались слегка кастрировать... так, милая шутка, не больше. -- Ох уж мне этот английский юмор! -- Хейдж, кряхтя, поднялся. -- И чем? Такой вот железякой? -- он небрежно подтолкнул меч ногой, и Блейд молча кивнул. -- Крайне негигиенично! Бурча что-то под нос, потирая то плечо, то поясницу, американец начал прохаживаться взад-вперед, смешно выбрасывая ноги -- Канто был выше его на целую голову. Постепенно его движения стали более уверенными, жесты -- более плавными; адаптация протекала нормально. Наконец он остановился перед Блейдом и, склонив голову к плечу, начал его разглядывать. -- Похоже, я поторопился, -- с сожалением заявил он. -- Еще минута-другая -- и мы встретились бы на Земле в более привычном обличье. Полагаю, вы ведь не собирались ждать, пока вам вырежут кишки? -- Конечно, нет. Я был уже на полпути домой, когда доктор Хейдж собственной персоной свалился мне под ноги, -- с мстительным удовлетворением заявил Блейд. -- Теперь же кастрация отменяется, и я могу остаться. -- Хм-м? Да... -- протянул Хейдж. -- А кто же, собственно, собирался вас... того... -- Вы, мой дорогой. Вернее -- тот тип, чье тело вы так своевременно оккупировали. Хейдж вздрогнул и уставился на свои руки. Теперь он не пересчитывал пальцы, а просто разглядывал их -- толстые, сильные, с обломанными ногтями. Потом он наклонил голову, обозрев мощную волосатую грудь, мускулистый живот, ремень с полуторафутовым кинжалом, кильт из грубо выделанной кожи и торчащие из-под него могучие колонны ног. Внезапно он поднял глаза на Блейда и тихо сказал: -- Дик, я хотел бы увидеть его лицо... ну, этого... в кого я попал... Блейд широко ухмыльнулся. -- К вашему счастью, Джек, зеркал тут не водится. -- Неужели так плохо? -- похоже, американец был не на шутку расстроен. Блейд закатил глаза. -- Плохо? -- передразнил он Хейджа. -- Если бы плохо... Чудовищно, Джек, чудовищно! -- Ладно, -- американец махнул рукой. -- В конце концов, я здесь не задержусь. Сейчас мы обсудим наши маленькие проблемки, и... -- Может быть, вы сначала развяжете меня, Джек? -- О, простите, конечно! Он начал возиться за столбом, чертыхаясь и бормоча под нос: "Связали... и руки, и ноги... почище, чем федеральное налоговое ведомство... те тоже мастера вязать..." Наконец Блейд не выдержал и сказал: -- Джек, у вас на поясе здоровенный ножик. Возьмите его и перережьте ремни. Ведь вы -- техасец, дьявол вас побери! Он услышал, как Хейдж стал со скрипом перепиливать ремень, приговаривая: -- Техасец! Что с того, что техасец? Вы, англичане, думаете, что каждый техасец умеет ловко обращаться со здоровенными ножиками... да еще такими тупыми... Ошибаетесь, друг мой! Техас -- это не коровы... не ковбои... и не ножики! -- Ремень лопнул, и Хейдж с торжеством закончил: -- Техас -- это нефтяные поля! Вышки! Скважины! К тому же я только родился в Техасе, а вырос в Калифорнии! -- Еще один бандитский штат! -- заявил Блейд, разминая руки. Когда Хейдж попытался что-то возразить в защиту отечества, он добавил: -- Вспомните о калифорнийских налогах, Джек! Это был удар не в бровь, а в глаз, ибо у Хейджа в свое время были изрядные неприятности с налоговой декларацией, и соответствующее ведомство он ненавидел многий ненавистью. Блейд подступил к нему вплотную и добавил -- прямым в челюсть, вполсилы. Потом разрезал ремни на руках Найлы, уложил девушку поудобнее и стал массировать запястья и лодыжки. Когда он закончил эту операцию, Хейдж как раз очнулся и сел. -- Что случились. Дик? -- с недоумением спросил он, потирая подбородок. -- Рухнул потолок? -- Нет. Мой маленький аванс. -- Мне? За что?! -- Совсем не вам, а тому мерзавцу, в чью шкуру вы влезли. Вам еще будет -- за Дж.! И Блейд нанес следующий удар. Затем он приступил к осмотру своего оружия, изредка поглядывая на Найлу. Что-то слишком долго она не приходит в сознание... уснула, что ли, от переживаний? Ему приходилось встречаться и с такой странной реакцией на опасность -- человек просто не выдерживал и погружался в каталепсию. Наконец он стащил с Найлы кольчугу, расшнуровал тунику и приложил ухо под маленькой грудью. Сердце девушки билось ровно, и он успокоился. Хейдж глухо застонал, ворочаясь на полу. Из разбитой губы сочилась кровь, расплываясь багровыми пятнами на жутком размалеванном лице. Блейд пожалел, что у него нет с собой зеркала или хорошо отполированного щита. Вероятно, лучшим наказанием для Хейджа была бы не эта кулачная расправа, а один взгляд на физиономию того, в чье тело он переселился. Но зеркала у странника не имелось; он мог вразумить научного руководителя проекта "Измерение Икс" только подручными средствами. Он присел перед Хейджем и, когда тот открыл глаза, резко вздернул американца, прислонив спиной к столбу. -- О, боже! -- простонал ученый, потом яростно уставился на своего мучителя. -- Ричард, что это значит? Прекратите избиение! -- Я очень сожалею, Джек, но вы получили еще не всю порцию, -- Блейд легонько похлопал его по щекам. -- Но за что же еще. Бог мой? За Дж. -- виноват, принимаю; я еле отходил старика... Но в чем я еще провинился? -- Поглядите-ка туда, -- Блейд показал на спящую девушку. -- Хм-м... Очаровательная крошка... Иначе и быть не могло... Где Ричард Блейд -- там всегда вертится что-нибудь этакое... -- Хейдж изобразил непослушными руками намек на бессмертный стандарт конкурсов "Мисс Америка": грудь-талиябедра. -- Но я-то тут при чем? -- Вы ведь и на этот раз целили в разумное существо, ближайшее к Ричарду Блейду, верно? -- Хейдж кивнул, непонимающим взглядом уставившись на девушку. -- Так вот: если бы этот мерзавец в перьях, -- Блейд ткнул Хейджа в грудь, -- стоял в пяти ярдах от меня или дальше, вы приземлились бы прямо в головку той девицы. -- Он помолчал, ожидая, пока эта мысль дойдет до американца, и добавил: -- Поверьте, мне бы этого совсем не хотелось. Малышка Найла устраивает меня такой, какая она есть. -- О! -- пробормотал Хейдж. -- Простите, Дик, я этого не учел... -- Вы многого не учли. Например, того, что осталось бы от этой юной и прелестной девушки после вашего ухода... Хейдж понурил голову. Наконец он поднял на Блейда глаза и с надеждой сказал: -- Признаю, я виноват и здесь. Однако, Дик, мы все же цивилизованные люди... -- Но находимся в абсолютно нецивилизованном месте, -- безжалостно уточнил Блейд. Когда Джек Хейдж очнулся в третий раз, шеф отдела МИ6А был готов обсудить с американцем все возникшие у него маленькие проблемки. * * * -- Доверьтесь моему опыту, Джек! Все будет в порядке. -- Но, Ричард! Должно же существовать какое-то альтернативное решение! Мы же не дикие звери, чтобы рвать друг другу глотки на арене на потеку публике! Блейд устало потер лоб и принялся объяснять в пятый раз. -- Согласитесь, Джек, что число альтернативных решений определяется конкретной ситуацией. Наш мир -- я имею в виду Землю -- намного сложнее местного курятника. К примеру, если у вас есть деньги, вы можете положить их в банк, купить ценные бумаги и играть на бирже, стать филантропом, основав фонд своего имени, приобрести некую собственность -- землю, фабрику, дом... наконец, вы можете просто промотать свои доллары. Но все эти возможности существуют на Земле! В Айденской же империи, о которой я вам рассказывал, нет ни банков, ни акций, ни благотворительных фондов, и там у вас имеются только два выхода: приобрести что-нибудь полезное или спустить денежки в кабаке. А, скажем, в Хайре нет даже кабаков... Они спорили уже целых полчаса, сидя на полу большой бревенчатой хижины, в уголке которой тихо посапывала Найла. Блейд дал краткий, но полный отчет, без труда убедив Хейджа, что с возвращением лучше обождать. Когда американец услышал о селгах и о таинственных южанах, владеющих, по-видимому, исключительно высокой технологией, глаза его загорелись, как два уголька. Было странным -- и даже пугающим -- видеть, как вдруг изменились грубые черты Канто, теперь на его жутком лице, размалеванном и покрытом потеками подсыхающей крови. Читалось только неутолимое любопытство. Блейд понял, что поле боя осталось за ним. Никакие приказы, никакие убеждения не удержали бы Хейджа от вмешательства в его судьбу, здесь могло сыграть лишь одно -- намек на новую информацию. Ибо Хейдж, как и Лейтон, был фанатиком -- фанатиком знания, которое было для него дороже дюжины дюжин Ричардов Блейдов. В поведении его, однако, чувствовалась некая едва заметная перемена. Блейд не мог сказать, почему у него возникло это ощущение и чем именно Джек Хейдж, прибывший к нему на рандеву, отличается от своего земного воплощения -- в конце концов, он даже не видел его истинного лица! И, тем не менее, что-то изменилось. Хейдж словно стал менее безапелляционным, менее едким и колючим, чем в последние годы, он больше напоминал сейчас того сравнительно молодого ученого, которого лорд Лейтон за полгода до своей смерти привлек к проекту "Измерение Икс" Может быть, пребывание в чужом теле лишило его изрядной доли сарказма и самоуверенности? Впрочем, упрямства у него не убавилось. Они обсуждали теперь конкретный вопрос -- как выйти из создавшейся ситуации с максимальной выгодой для эмиссара Земли, и Хейдж никак не хотел согласиться с планом, предложенным Блейдом. Скорее всего, острый ум ученого давно подсказал ему, что возможен только такой выход; однако барьер предубеждений и традиций, защитный панцирь цивилизованного человека, было нелегко преодолеть. Джек Хейдж очень не любил федеральную налоговую службу и на словах мог сделать фарш из любого ее инспектора; он был способен сражаться как лев, выдавливая новые ассигнования на свои эксперименты; наконец, он без колебаний провел опасный опыт над старым и больным Дж. Все эти действия, с его точки зрения, были вполне допустимы в цивилизованном обществе -- и даже похвальны, но Блейд сомневался, что его коллега по проекту "Измерение Икс" способен зарезать собственными руками даже курицу. Он привел свой финансовый пример, надеясь затронуть самые потаенные струны в душе Хейджа; как истый американец, тот был весьма неравнодушен к деньгам -- или, вернее, к выгодному их вложению. Теперь Блейд пытался развить успех, уловив огонек интереса в глазах собеседника -- Итак, Джек, чем сложнее общество, тем больше возможностей оно предоставляет индивидууму. Мы с вами находимся сейчас в весьма примитивном мире -- гораздо более примитивном, чем ваш родной Техас, -- Блейд позволил себе усмехнуться. -- И здесь закон один: убей или умри! Американец уныло кивнул. Кажется, он начал понимать удручающую безвыходность положения. -- Доверьтесь моему профессиональному чутью, Джек, -- продолжал Блейд. -- Все пройдет без сучка, без задоринки... Через сорок минут вы будете пить бренди в своем кабинете. -- Черт с ним, с бренди, -- махнул рукой американец. -- Курить хочется... -- Не сомневаюсь, что ваш письменный стол набит пачками "Мальборо", -- заметил коварный искуситель Хейдж сглотнул слюну. -- Ладно, Ричард... Я надеюсь, что полученный тут ценный опыт поможет мне в борьбе с чиновниками Ее Величества... Но детали! Как вы себе представляете детали? Блейд задумчиво оглядел покрытое слоем охры лицо. -- Прежде всего, вытрите кровь.. вот здесь... и здесь... -- Хейдж начал размазывать багровые потеки по физиономии, отчего превратился совсем уж в жуткое чудище. Блейд довольно кивнул: -- Превосходно! Теперь попробуйте обревизовать свою память... вернее -- память Канто. Вы сможете воспроизвести тот шакалий вой, на котором говорят местные двуногие? Хейдж погрузился в глубокую задумчивость. Блейд по личному опыту знал, что сейчас творится в его голове. Стремительно восстанавливались нервные связи в мозгу; прокручивалась кинолента зрительных образов -- со звуковым и тактильным сопровождением, с ощущениями запаха и вкуса; вскрывались тайники памяти, рушились барьеры, ломались преграды. Разум Джека Хейджа, ученого-физика с планеты Земля, поглощал информацию, запечатленную в сознании Канто Рваное Ухо, вождя дикарей с побережья острова Гартор, Айден. Американец поднял голову; в глазах его светились удивление и восторг. -- Знаете, Дик, кажется, я могу говорить на их языке... -- он пробормотал несколько фраз, то взревывая, то взлаивая, то хрипя, словно астматик. -- И я многое помню -- из того, что случилось с этим типом... Пожалуй, мысль выпустить из вас кишки уже не столь противна моему сердцу. -- Ну, на это не рассчитывайте, -- снисходительно усмехнулся Блейд. -- Я буду доволен, если вы продержитесь хотя бы десять минут... Публика должна получить удовольствие, а я -- славу и пост вождя. -- Десять минут я вам гарантирую, -- Хейдж свирепо оскалился -- Вот так, вот так, мой дорогой... У вас превосходно получается! Любой чиновник Ее Величества -- не говоря уже о менее закаленных парнях из налогового ведомства -- упал бы в обморок при виде такой рожи! Хейдж стукнул себя в грудь и испустил рычание Блейд в восторге вскочил на ноги; его план обрастал деталями прямо на ходу. Полоснув себя кинжалом по запястью, он сбросил свой кожаный колет и начал размазывать кровь по щекам, груди и плечам. Через минуту он выглядел как жертва самых изощренных и зверских пыток. Затем, схватив Хейджа за руку, Блейд потащил его поближе к дверям. -- Теперь, Джек, рявкните пару раз... да погромче, чтобы было слышно ярдов на сто. Некоторое время они развлекались от души. Хейдж ревел, как атакующий носорога африканский слои, Блейд в промежутках испускал страшные вопли, в которых звучала неподдельная мука. Потом он подтолкнул американца к двери. -- Думаю, они уже собрались. Теперь ваш сольный выход, Джек. Скажите им что-нибудь вдохновляющее. Хейдж набрал в грудь воздуха, напыжился и шагнул наружу. Вид у него был величественный и грозный. Притаившись у двери, Блейд разобрал гул голосов, потом все покрыл басистый рык Канто Рваное Ухо. Говорил он довольно долго; наконец раздались выкрики и громоподобный гогот -- толпа осталась довольна. -- Ну, что? -- с любопытством спросил Блейд, когда его гость, стащив головной убор вождя и вытирая со лба пот, перешагнул порог. -- Чем вы их так развеселили? -- Я сказал им, что развлекся с мужчиной и сейчас начну насиловать девку. Велел не мешать. А в награду за послушание обещал спектакль -- поединок с пленником за пост вождя. Они восприняли это как хорошую шутку! -- Хейдж мечтательно поднял глаза к потолку и протянул: -- Ах, Ричард, Ричард... Ни на одной конференции, ни на одном научном симпозиуме мое выступление не пользовалось таким успехом! Блейд ухмыльнулся. Можно было считать, что Джек Хейдж полностью вошел в роль. -- Как вы полагаете, сколько должен длиться акт насилия? -- спросил он, поглядывая на распростертую у стены Найлу. Странный сон! Даже их вопли ее не разбудили! Сейчас хорошо бы ей проснуться и испустить пару-другую стонов понатуральнее... С другой стороны, может, и лучше, что девочка отключилась. Они с Хейджем говорили по-английски, что могло вызвать ненужные расспросы. Найла была любопытной малышкой. Хейдж размышлял, почесывая темя и посматривая на грудки девушки, соблазнительно белевшие в полумраке. -- В обычной ситуации я не оторвался бы от такой милой штучки целый час, -- наконец заявил он, -- но мы сократим время до десяти минут. Надо учитывать темперамент Канто... Это просто зверь, и он жаждет крови пленника -- вашей крови, Дик, -- гораздо больше, чем любовных утех. И потом... потом я дьявольски хочу курить! Они подождали нужное время. Хейдж-Канто иногда взревывал, Блейд попробовал имитировать женский стон. Вышло у него не очень удачно -- что-то среднее между хохотом гиены и козлиным блеяньем, -- так что он своих попыток не продолжал. Затем, в соответствии с разработанным планом, Хейдж вынес наружу снаряжение Блейда и свалил у входа в хижину. Через минуту он вывел на утоптанную площадку самого пленника -- таща его за ремень, обвивавший шею. Блейд, окровавленный, ссутулившийся, выглядел самым жалким образом. Кинжал бар Ригона торчал у него за отворотом сапога. Толпа собралась большая -- в этой деревне обитало не меньше двух-трех тысяч человек. Впереди стояли воины в коротких кожаных кильтах, с медными клинками на перевязях. Боевая раскраска была смыта, и выглядели они вполне благопристойно -- если не считать свирепого выражения широкоскулых лиц. За ними сгрудились женщины, почти обнаженные; Блейд заметил нескольких хорошеньких девушек с отличными фигурками. Несомненно, островитяне являлись диким и жестоким народом, но им нельзя было отказать в своеобразной красоте. Звероподобный лик Канто оказался скорее исключением, чем правилом. Блейд исподлобья оглядел улюлюкающую толпу. Ему придется привести к покорности этих людей и править ими, так что сейчас главное -- не переиграть, Он должен казаться человеком, ослабленным пытками, но не сломленным, не потерявшим силу духа. Он прикончил своими стрелами сорок дикарей, да еще две дюжины -- во время бойни на палубе "Катрейи". А сейчас, на глазах этого воинственного племени, ему надо совершить подвиг -- прирезать их могучего, непобедимого, полного сил вождя, столь уверенного в успехе. Презрительно швырнув конец ремня в лицо противнику, Хейдж сделал несколько шагов вперед к толпе, потряс зажатым в огромном кулаке клинком и что-то прокричал. Воины ответили одобрительным гулом. Американец повернулся и плюнул в сторону Блейда. Тот гордо выпрямился, содрал с шеи петлю и плюнул в ответ; потом потянул из-за отворота сапога свое оружие. Кинжал бар Ригона был на полторы ладони короче, чем у вождя, но Хейджу это мало поможет; главное -- в чьих руках находится клинок. Они сошлись на середине площадки и начали кружить там в классических позах дуэлянтов на ножах: ноги широко расставлены, тела согнуты, левая рука впереди, правая, с клинком, сзади у бедра. Хейдж, видимо, в детстве насмотрелся немало фильмов из жизни чикагской мафии -- американец изображал все весьма натурально. Наконец, взревев, он бросился на Блейда, беспорядочно размахивая своим "здоровенным ножиком". Его противник сделал шаг в сторону и подставил ногу; огромное тело дикаря грохнулось на землю, толпа недовольно загудела. Блейд полоснул кинжалом по ребрам Канто -- так, слегка, чтобы пустить первую кровь и подогреть страсти. Хейдж резво вскочил на ноги. -- Эй, Дик, -- возмущенно прошипел он, -- мы так не договаривались! Вы что, хотите изрезать мою шкуру в клочья? -- Не вашу, а Канто Рваное Ухо, -- негромко ответил Блейд, продолжая кружить около американца. -- Джек, это необходимо. Вы не можете уйти без крови -- никто нам не поверит. За схваткой следят опытные воины. Ну, смелей! -- он сделал ложный выпад, и Хейдж в панике отскочил на целый ярд. -- Дьявол! Идите в атаку! Пусть ваша техасская кровь закипит! Представьте, наконец, что я -- ваш любимый налоговый инспектор! Это помогло. Хейдж прыгнул вперед как тигр и задел лезвием предусмотрительно подставленное плечо противника. Блейд отступил, изображая ранение средней тяжести. Американец наседал, глаза его налились кровью. Видимо, он стремился получить весь ценный опыт, какой удастся. "Несчастный сборщик налогов, -- подумал Блейд, -- что его ждет во время следующей встречи с Джеком Хейджем?" Он продолжал обороняться, стараясь ненароком не проткнуть насквозь своего соперника. Они бились уже минут шесть-семь, и все выглядело достаточно естественным: оба -- в крови и пыли, с искаженными яростью лицами; два гиганта, сражавшихся за власть над первобытным племенем на неведомом острове неведомого мира. Войдя а очередной клинч, Блейд въехал Хейджу локтем под дых и прошептал: -- Решающий третий раунд, Джек! Британия атакует и выигрывает! -- А? Что? -- Хейдж словно очнулся. -- Готовьтесь уйти. Вас ждет скотч и дымок "Мальборо". Сейчас я начну резать вас на части. -- Но, Дик, помилуйте... -- Я не шучу. Блейд действительно не шутил. Он собирался сделать убытие своего коллеги из айденской командировки как можно более неприятным и болезненным. Что значили три тычка, которые Хейдж получил в хижине! Так, легкая трепка... Но если он помучается минуту-другую -- как мучился Дж. в теле умирающего Грида, -- это станет хотя бы частичным искуплением вины. И в следующий раз Хейдж трижды подумает, прежде чем отправиться в жестокий первобытный мир, в котором может выжить только Ричард Блейд! Он всадил клинок в живот американцу, и тот сдавленно охнул. Блейд повел кинжал вверх, представляя, как лезвие разрезает стенку желудка; на миг его передернуло от отвращения. Хейдж навалился на него, судорожно глотая воздух, на его губах пузырилась кровавая пена. Жестоко, но справедливо, подумал Блейд; время кинематографических трюков прошло, началась суровая реальность. Ударом кулака он сшиб Хейджа на землю и наклонился над ним. Толпа возбужденных зрителей ревела за его спиной. -- Все, Джек, -- сказал он, всматриваясь в полные муки глаза, -- уходите. Привет Дж. Скажите ему, чтобы дождался меня. Ну, Джек, вперед! Как подобает настоящему техасцу! Хейдж слабо улыбнулся и в знак согласия прикрыл глаза. Секунд на пять он застыл в полной неподвижности, потом губы его рефлекторно шевельнулись, и Блейд скорее угадал, чем услышал: "Правь, Британия, морями..." Когда его веки вновь поднялись, Блейд понял, что Джек Хейдж завершил свой визит в Айден. Дух его улетел домой, оставив тело, временно послужившее ему пристанищем, в полной власти победителя. Долгие мгновения он всматривался в тусклые бессмысленные глаза, ожидая, что Канто Рваное Ухо, сайят и великий вождь, займет свое законное место. Этого не случилось; перед ним было лишенное разума существо, и он не мог больше тянуть время, продолжая свой эксперимент. Резким ударом Блейд перерезал горло этого манекена, потом еще двумя рассек толстую шею и приподнял длинные черные волосы; на левом ухе действительно не было мочки. Он встал. Начинался заключительный акт спектакля. Зрители пока безмолвствовали. Странник решительными шагами направился ко входу в хижину, швырнул голову Канто на землю, натянул колет и застегнул на талии пояс с мечом. Затем он содрал убор из перьев, тут же водрузив его на собственные растрепанные волосы. Взяв в левую руку фран, а в правую -- отсеченную голову, он повернулся к своим новым подданным и поднял этот страшный трофей. Из обрубка шеи капала кровь. Теперь предстояло сказать тронную речь. Что-нибудь такое, что поняли бы все и что отбило бы у претендентов охоту связываться с ним. Блейд как раз обдумывал соответствующую моменту серию звуков и угрожающих телодвижений, когда за его спиной послышался шорох. Он оглянулся. Из-за тяжелой дверной створки выглядывала Найла, которой полагалось валяться где-нибудь в углу хижины, оплакивая свой позор. Но, если не считать царапины на щеке, девушка была свежа, как весеннее утро, и ее розово-смуглое заспанное личико неопровержимо доказывало, что полчаса назад за бревенчатыми стенами разыгралась не драма, а комедия. -- Эльс, что происхо... -- звонким голоском начала она. Зашипев от злости, Блейд плечом втолкнул ее обратно в хижину и мазнул отвратительным обрубком прямо по лицу. Найла вскрикнула, и окровавленная плоть Канто тут же прошлась по ее замшевому охотничьему наряду -- от ворота до паха. Быстрым движением франа Блейд надрезал лосины, зацепив нежную кожу бедра. Найла снова закричала -- от ужаса и боли. Он довольно кивнул. Сейчас ее маскарадный костюм вполне соответствовал ситуации, да и душевное состояние, пожалуй, тоже. Он вытолкнул ее вперед, к толпе, и рявкнул так, что стоявшие поблизости в страхе отшатнулись. -- Скажи им, -- кричал он на ксамитском, потрясая франом над головой, -- скажи этим крысам, что я, Эльс Перерубивший Рукоять, их новый вождь! Тот, кто не трясется за свою печень, сердце и мозги, может подходить -- я вышибу все разом! Окровавленная Найла, всхлипывая после каждого слова, начала переводить. Глава 8. ГАРТОР Блейд стоял на высокой корме "Катрейи", любуясь закатом. Солнце неторопливо опускалось за мыс на противоположной стороне бухты, бросая последние оранжевые лучи на Ристу, крупнейший поселок гартов на западном побережье, мирно дремавший в теплом вечернем воздухе. Бревенчатые хижины, большие и малые, рассыпались по склонам прибрежных холмов под огромными раскидистыми кронами деревьев кайдур, дарящих прохладу в самый сильный зной. На одной из этих зеленых вершин высились стены "дворца" Блейда -- довольно обширного строения с верандами, которое уже начали подводить под крышу. Умелые рабы с севера строили быстро. Он отказался занять усадьбу Канто, переполненную женщинами и детьми, поселившись пока на "Катрейе". У прежнего ристинского вождя было пять законных жен и чертова дюжина наложниц из рабынь; ребятишек же хватило бы на три футбольных команды. Казалось, никто из них не проявил особого горя по своему погибшему супругу и повелителю -- Блейд, во всяком случае, этого не заметил, когда дым большого погребального костра унес в небеса души Канто и других воинов, павших от его руки. Все они были бойцами, и все умерли достойно, в схватке с великим героем, прибывшим из-за океана. Этот герой убил шесть десятков мужчин -- включая Ригонду, сайята с западного берега, выдержал несколько часов в Доме Пыток, а потом сумел прирезать Канто как цыпленка карешина. Достойный вождь -- Эльс Перерубивший Рукоять! Блейд задумчиво прикоснулся к своему роскошному головному убору -- не тому, пыльному и окровавленному, который он содрал с мертвой головы Канто, а к парадной короне из перьев, которую он носил уже целых шестнадцать дней. Кроме нее, он взял только длинный кинжал побежденного вождя, который сейчас болтался у него на бедре, свешиваясь с перевязи. Перья, эта перевязь да замшевый кильт, украшенный перламутром -- вот все, что было на нем сейчас. Царский наряд -- по местным понятиям, конечно. Точнее, княжеский. Ибо, захватив власть над Ристой и всем северо-западным берегом острова, Блейд автоматически приобрел титул сайята, предводителя тысячи воинов. Назавтра ему предстояло встретиться со своим сюзереном, лайотом Порансо, повелителем всего обширного, воинственного и грозного Гартора, а также соседнего островка Гиртам. Лайот собирался прибыть собственной персоной с далеких центральных равнин (до них было миль пятьдесят, не меньше!), чтобы принять присягу у нового подданного и ознакомиться с чудесной лодкой, на которой тот приплыл из Стран Заката. По такому случаю "Катрейя" была выскоблена от клотика до киля. Рабы-мужчины мыли палубу и протирали воском драгоценную резьбу; Найла, с полудюжиной молодых служанок, трудилась в каютах. Блейд, как полагается воину и вождю, командовал. По правде говоря, он следил только за одним -- чтобы ктонибудь в порыве усердия не влез в кабину флаера и не стал протирать пульт. К его великому удивлению, после схватки в проливе каравеллу отбуксировали в просторную гавань Ристы в целости и сохранности. Единственным убытком являлся незабвенный диван, пробитый стрелами и изрубленный медными топорами, однако ложе в каютке Найлы оказалось не менее мягким и удобным, так что странник не сожалел о потере. Больше победители не тронули ничего. Видимо, грабеж -- если таковой вообще намечался -- должен был вестись под строгим присмотром Канто, обязанного выделить долю лайоту Порансо и своей дружине. Блейд уже успел убедиться, что гарты были дисциплинированным народом, особенно когда дело касалось войны, набегов и дележа добычи. Тут все проступки карались только одним наказанием -- смертью. Он уже неплохо говорил на языке островитян; то, что еще недавно казалось ему мешаниной рева, свиста, взлаиваний и придушенного хрипа, стало распадаться на слова, которые выстраивались в фразы и в целые речи -- иногда весьма глубокомысленные. Первое, что он осознал -- с неоценимой помощью Найлы, разумеется, -- что на Гарторе полностью справедлива поговорка пионеров американского Запада: индеец в своем вигваме и индеец на тропе войны -- два разных индейца. Несомненно, большинство воинов умели обуздывать свою природную свирепость, и ссор между дружинниками не бывало. Но междуусобицы случались, и не раз. После смерти правителя очередной царек иногда восходил на трон по колени в крови менее удачливых родственников. Как там говорила Найла? Огненные горы, великаны-людоеды, колдуны и чудовища? Такое часто рассказывают о дальних странах. Но доберешься туда -- и видишь, что там живут обычные люди, и занимаются они обычными делами: строят и разрушают, любят и ненавидят, воюют, грабят и жгут... Титул сайята, которого удостоился Блейд, не являлся наследственным. Лайот присваивал его самому умелому и самому свирепому из воинов, но другой, еще более умелый и свирепый, мог заработать белое перо, перерезав глотку его обладателю. Так что сейчас закон Гартора был на стороне Блейда; он получил Ристу по праву сильного. Владение нового сайята лежало на берегу обширной бухты, ограниченной со стороны пролива скалистым мысом; образовавшая его невысокая базальтовая гряда, которую туземцы называли Черной Стеной, тянулась в глубь суши, прикрывая холмистую равнину за поселком от бесчинства бурь и ветров. За узким проливом, в котором пироги Канто поймали "Катрейю", находился Гиртам -- отколовшийся от гарторского островного щита кусок суши миль тридцать длиной. Сам Гартор был гораздо обширней -- почти сто миль с запада на восток и немногим меньше с севера на юг в самой широкой части. Впрочем, здесь не существовало привычных для Блейда названий стран света. Запад Понитэка, длинной меридиональной цепи островов, именовался Наш Край, восток -- Та Сторона; север, куда стремил свои воды Зеленый Поток, был Низом, юг -- Верхом. Многие острова, и большие, и малые, лежали полностью в Нашем Краю; другие -- на Той Стороне, сотней миль ближе к восходу, в зоне медленного северного течения Гартор же был весьма велик и вытянут поперек архипелага, так что от его восточных берегов до Той Стороны оставалось всего тридцатьсорок миль. Блейд еще не вполне улавливал смысл всех этих обозначений, за которыми, видимо, крылись какие-то особые взаимоотношения островитян с Зеленым Потоком. Однако он уже знал, что в лабиринте проливов, каналов и проток имеется сложная система течений, странным образом определявшая иерархию островов. Он часто слышал, как ристинцы с плохо скрытой неприязнью отзывались о Броге, южном острове, который приветствовал прохождение "Катрейи" столбами дыма. Брог был гораздо меньше Гартора и полностью располагался на Нашем Краю; от северного соседа его отделял широкий пролив с мощным течением, направленным к северу. По словам жителей Ристы, броги являлись прирожденными разбойниками, грабителями и лодырями, не способными вскопать участок земли или забросить невод в морские воды. Впрочем, и сами гарты трудиться не любили; этот воинственный народ действительно оказался похожим на викингов. Они ходили в набеги на север и брали там рабов; они грабили, разоряли и жгли столь же умело и успешно, как и презренные броги; они насиловали, пытали и убивали -- и Блейд пока не мог понять, почему северяне не отвечают тем же. Но главное -- гарты обожествляли воинскую доблесть, и всякий искусный боец имел шанс стать не только сайятом, но и великим героем. Сам Блейд, похоже, уже им стал -- по острову пошли гулять легенды о преследовании "Катрейи" и последней битве на палубе. Он стащил свой головной убор и задумчиво погладил роскошное белое перо, торчавшее в центре подобно султану на рыцарском шлеме. То был знак его титула -- перо из хвоста редчайшего белого карешина, огромной нелетающей птицы, похожей на страуса. Найла говорила, что как раз на таких чудищ ее отец, Ниласт, охотился вместе с рукбатским послом на Хотрале. Здесь же, на Гарторе, их разводили -- ради мяса и великолепных перьев. Единственная на острове стая белых карешинов содержалась при дворе лайота, который и раздавал перья гарторской аристократии: по одному -- сайятам, по два -- туйсам, принцам его дома. Три пера носил сам Порансо. Как говорил Блейду Магиди, местный жрец и навигатор Потока, лайот был стар, очень стар, и три его возможных наследника не ладили между собой. Сейчас Блейд решал дилемму, стоит ли ему бороться за три белых пера или нет? Посмотрим, подумал он. Посмотрим завтра на этого дряхлого туземного царька и примем решение. Он не собирался задерживаться на Гарторе дольше, чем будет необходимо для отдыха и разведки путей на юг. Если Порансо не станет ему мешать, то сохранит в целости свои перышки. Иначе... Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках "Катрейи" воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено -- на полу. А Найла, нагая и розово-смуглая -- в его объятиях. Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен -- Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее -- все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой? Но до этого было еще далеко. Родной остров его возлюбленной отличался весьма жарким климатом, и благородные калитанские дамы носили полупрозрачные и невесомые воздушные одежды, словно сотканные из разноцветного тумана и расшитые утренней радугой. Сундуки же в каюте Найлы выглядели очень вместительными. Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке -- они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -- золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу. Широкий хитончик, схваченный на талии витым пояском, спускался до середины стройных икр, а туфельки добавляли Найле четыре дюйма роста; в этом наряде девушка походила на тоненького гибкого эльфа, слетевшего с зачарованных холмов Уэльса на погибель запоздавшему путнику. Она замерла на миг посреди палубы, потом медленно повернулась на каблуках, позволяя Блейду обозреть свое великолепное убранство. Над "Катрейей" поплыл чарующий аромат духов. Он захлопал в ладоши. -- Изумительно, малышка! -- Правда? -- склоненная к плечу головка, лукавый взгляд, полуоткрытые губы: это была Найла-которойчетырнадцать. -- Тогда иди сюда -- и поскорее! Блейд молнией слетел с юта, и в следующий миг девушка уже была в его руках. Он понес ее вниз, в каюту, где они проводили последние ночи; Найла, прижавшись лицом к его плечу, дышала часто и возбужденно. Сквозь паутину шелковистого одеяния он чувствовал тепло ее тела. Вскоре обнаружилось, что со вчерашней ночи диван не стал ни тверже, ни уже. Найла распростерлась на нем, позволив Блейду снять ее венец; темные блестящие волосы рассыпались по пестрой обивке изголовья. Затем ладони Блейда легли на тонкие колени девушки, скользнули вниз -- и туфельки словно сами слетели с ее ног. Теперь он занялся пояском. То ли случайно, то ли в силу изощренного кокетства, пояс был завязан на совесть, и странник провозился с ним довольно долго. Найла, однако, не проявляла нетерпения и не пыталась ему помочь; прижмурив глаза, она с интересом следила за его усилиями. Наконец последняя преграда пала. Блейд спустил свой кильт и поднял край хитончика Найлы. Воздушная ткань широким полукругом накрыла диван, внезапно превратив стройного эльфа в цветок огромной, пламенеющей золотом орхидеи. Найла, ее розовая сердцевина, чуть шевельнулась на полупрозрачном лепестке своего одеяния; колени ее разошлись, руки легли на маленькие груди, словно подсказывая Эльсу, хайритскому принцу и возлюбленному, где срочно требуется его помощь. Принца не надо было просить дважды. С похвальным усердием и страстью он целовал и то, что было ему указано, и то, что маленькие руки безуспешно пытались защитить от его губ. Впрочем, это сопротивление было только игрой -- той игрой, которую всегда начинает в постели женщина, предчувствуя неминуемое поражение. Блейд, во всяком случае, считал так. Но Найла еще не собиралась сдаваться. Когда он склонился над ней, готовый погрузиться в душистую и нежную плоть, она вдруг прижала его голову к груди и шепнула в самое ухо: -- Нет, Эльс, не так... Возьми меня на колени... Блейд замер. Это было чем-то новым! Правда, он давно уже понял, что теплый Калитан рождал женщин куда более страстных, чем его родной чопорно-холодный Альбион. Найла быстро впитывала науку любви, иногда удивляя своего многоопытного учителя той готовностью, с которой воспринимались самые смелые его предложения; иногда Блейд думал, что в теле юной девушки обитает душа зрелой, жаждущей наслаждений женщины. Однако инициатива в любовной игре всегда оставалась за ним; Найла подчинялась -- с удовольствием и нежностью, не отдавая предпочтения ни одной из поз, в которых они совместно штурмовали вершины страсти. И вот она попросила о чем-то... Впервые! Это было восхитительно! Отложив решающую атаку, Блейд перевернулся на спину, потом сел, скрестив ноги. Он сгорал от нетерпения и любопытства, искоса поглядывая на Найлу. Девушка приподнялась, и через секунду ее золотистый хитон полетел на пол, туда, где ему и надлежало пребывать до утра. Правда, раньше этим занимался он сам -- и с большим удовольствием, надо отметить! Найла встала над ним, широко раздвинув ноги, и Блейд, лаская нежные округлые бедра, настойчиво потянул девушку вниз. Но нет! На этот раз она не хотела капитулировать так быстро! Он почувствовал, как напряженный лобок приближается к его губам, и понял, что ему предлагают. Блейд откинул голову, и его язык скользнул в трепещущее влажное лоно Найлы. Она застонала, сжимая ладошками его затылок; она вскрикивала все громче и громче, пока Блейд осторожными прикосновениями ласкал набухающий бутон плоти, сгорая от желания по-волчьи впиться в него зубами. Вдруг он ощутил, как что-то изменилось -- Найла, по-прежнему прижимая его голову к бедру, согнула ногу, и нежные пальчики девушки пробежали по твердому стволу пениса Блейда. Бархатистая ступня Найлы снова и снова гладила готовый впиться в ее тело дротик; потом она зарылась глубже меж его ног, подрагивая от собственной смелости, готовая отдернуться в любой момент. Блейд шумно выдохнул. Он терпел эту муку еще минуту или две. Потом рванул к себе Найлу и вошел -- так резко, безжалостно, что она закричала -- не то от испуга, не то от неожиданности. Ноги ее сомкнулись на его спине, откинувшись назад, подставляя его поцелуям губы, шею, соски, она начала ритмично раскачиваться. Долго, бесконечно долго длилась эта скачка по благоухающим полям любви, сквозь цветущие сады страсти и поляны блаженства; наконец горячий поток оросил чрево Найлы, и она, обессиленная, сникла на груди своего принца. Блейд понял, что сегодня ему преподнесли редкий дар; давно, может быть, никогда раньше, он не испытывал такого наслаждения. Снова и снова они сходились в любовном поединке, в схватке, где не было проигравших, где каждый брал и дарил, завоевывая победу. Наконец приблизился миг расплаты. Свернувшись клубочком под боком Блейда, положив головку ему на плечо, Найла вздохнула; потом тонкие пальцы коснулись его щеки, ласково легли на подбородок. -- Эльс... милый... я хотела спросить... Блейд застонал -- про себя, конечно. Все шестнадцать дней, прошедших после схватки с Канто-Хейджем, ему удавалось уходить от этого вопроса; однако сейчас он был полностью в ее власти. Нельзя же просто так ринуться с ложа любви -- такой любви, которой его одарили этой ночью! Малышка снова обошла его -- с присущим ей тактом, умом и женским коварством; обошла, не забывая о собственных удовольствиях. Но на этот раз он подготовил запасные позиции. -- Эльс... милый... -- Слушаю и повинуюсь, моя ат киссана... Он пощекотал ее под грудками. -- Перестань дурачиться, милый... -- она помолчала, повернулась на бок, и бархатистое бедро легло на живот Блейда. -- Знаешь, я до сих пор не понимаю, как ты справился с этим зверем... с этим чудовищем. -- Я его заколдовал, малышка. Знаешь, магия бывает солнечной и лунной, доброй и... -- Эльс! Я же серьезно! Она не отступит, понял Блейд. Она верила в магию ничуть не больше его самого. Что ж, запасной рубеж обороны был готов, и он нырнул под колпак своего блиндажа, выстроенного из полуправды и скрепленного ложью. -- Как ты думаешь, зачем мы с тобой пытались разозлить этого скота в перьях? -- Ну-у-у... Он мог замучить нас... Ты искал смерти -- легкой и быстрой... хотя бы для меня. -- Верно. Но только отчасти. Еще я тянул время, -- он поднес к ее лицу руку. -- Погляди-ка, малышка. Ничего не замечаешь? Вот здесь, на тыльной стороне ладони... между большим и указательным пальцами? Найла пощупала, не доверяя глазам -- в каюте уже царил полумрак. -- Какая-то хайритская хитрость, Эльс? Тут что-то под кожей -- твердое, вытянутое и маленькое... -- Под кожей, но не под моей. Смотри. Блейд отодрал нашлепку и вытянул из-под нее крохотное лезвие. -- Этого Канто с рваным ухом сгубила самонадеянность. Когда ты шлепнулась в обморок, я уже перепилил ремень на руках. Он подошел ко мне близко, слишком близко... хотел видеть мои глаза во время намечаемой операции. Ну, и я... -- он замолчал. -- Ты освободил руки, да? Я знаю, ты очень, очень сильный... -- Найла прижалась горячей щекой к бицепсу Блейда, ласково поглаживая его грудь. -- Что же случилось потом? -- Я его вырубил. Мы, хайриты, умеем драться и с франом, и с мечом, и голыми руками. Один удар -- вот сюда, по горлу... -- Блейд пощекотал ей шейку, и Найла тихонько взвизгнула. -- Я взял меч и перерезал путы на ногах. Остальное было несложно. -- А как ты заставил его драться? Ведь был бой, да? Мои служанки говорили... -- Ну, детка, тут не понадобились хайритские хитрости. Он мог выбирать -- либо биться со мной как подобает мужчине и вождю, либо очутиться перед своими воинами без штанов... то есть без юбки... и не только без нее. -- О! -- Найла была шокирована. -- И ты... ты бы смог?.. -- Не знаю, -- Блейд задумчиво потер висок. -- Скорее, я просто убил бы его. Но он поверил, на наше счастье. И теперь я -- вождь! Сайят Эльс Перерубивший Рукоять! А ты -- верная подруга сайята! -- он негромко рассмеялся. Найла погрузилась в размышления. Блейд дорого бы дал, чтобы подслушать мысли, проносившиеся в ее хорошенькой головке. Наконец она нерешительно сказала: -- Я ужасно перепугалась, милый... Ты прости меня... я лежала без чувств и ничем не могла помочь тебе... -- Будем считать, что сегодня ты искупила свою вину, -- Блейд был само великодушие. -- И если ат-киссана и в дальнейшем осчастливит бедного дикого хайрита своими милостями... Найла захихикала и шлепнула его по губам. -- Ненасытный! Ат-киссана едва жива! -- Но этой ночью она была восхитительна! Блейд мысленно поздравил себя с тем, что сумел отсидеться в своем блиндаже. Однако его ждало разочарование. Они уже засыпали, когда Найла вдруг сказала: -- Знаешь, милый, я была в каком-то забытье... в полубреду... И мне привиделось... привиделось нечто странное... -- Да? И что же? -- Будто этот дикарь сам развязал тебя... Ты его ударил... А потом вы долго говорили с ним на непонятном языке... и кричали у двери... Так смешно! Правда? -- Удивительный был у тебя обморок, малышка, -- заметил Блейд. -- Я несколько раз пытался привести тебя в чувство, но без успеха. По-моему, ты крепко спала. И видела сны. Очень смешные! Правда? Вдруг Найла потянулась к нему и поцеловала в губы. -- Конечно, мой хитрый хайрит... * * * Лайот Порансо, против ожиданий Блейда, совсем не походил на дряхлого старца. Да, он был стар, но стан его оставался прямым, плечи -- широкими, и руки не дрожали -- даже после четырех или пяти объемистых чаш горячительного. Они расположились на палубе "Катрейи", которую Порансо подверг долгому и пристальному осмотру. Он восхищенно цокал языком, разглядывая ятаганы и сабли старого Ниласта, и Блейд, обменявшись с Найлой взглядом, тут же предложил лайоту любую на выбор. Три принца -- три сына, сопровождавшие его, -- тоже не остались без подарков. Это были дюжие молодцы, носившие по два белых пера, и поглядывали братья друг на друга весьма прохладно. Теперь вся компания, включая и ристинского жрецанавигатора Магиди, знатока морских течений, человека пожилого и весьма уважаемого, возлежала на ковре, потягивая крепкое фруктовое вино, закусывая жарким из молодых карешинов и плодами асинто, круглыми и сладкими, как перезрелые груши. Формально прием давался в честь старого лайота, но Блейд -- про себя, разумеется, -- полагал, что он-то и есть главный виновник торжества. Если его подсчеты были точны, то сегодня на Земле шел день двадцать девятого мая -- и, следовательно, Ричарду Блейду стукнуло пятьдесят шесть. Если приплюсовать к этому солидному возрасту года Рахи, вместе они окажутся постарше Порансо, решил странник. За спиной его сидела Найла. Она удостоилась такой чести не потому, что знатные гости пришли в восторг от ее внешности или изысканного туалета -- нет, на их взгляд эта красотка с запада была слишком худощавой и субтильной, слишком дерзкой и востроглазой. Но Блейд боялся, что не поймет кое-каких тонкостей языка, весьма цветистого и пышного, когда приходилось общаться с особами королевской крови, и посему его подругу допустили к столу. Разумеется, ей не досталось ни кусочка мяса, ни глотка вина, ни сочного плода. -- Я вижу, ты знатный и достойный человек, Эльс-хайрит, -- произнес Порансо и широким жестом обвел палубу каравеллы. -- Ты владеешь прекрасной большой лодкой, множеством чудесных вещей и великим воинским искусством. Ты стал моим сайятом, вождем тысячи воинов, и там, -- лайот повел глазами в сторону берега, -- строится твой новый дом, -- он помолчал, напряженно размышляя над некой сложной проблемой. -- Пожалуй, все, чего тебе еще не хватает -- десятка добрых, заботливых жен... -- Старый пень! -- едва слышно прошипела на ксамитском Найла за спиной Блейда. -- ...которые скрасили бы твое одиночество. У меня двадцать дочерей -- или больше, Катра? -- лайот бросил взгляд на старшего из принцев, -- и я готов отдать тебе трех на выбор. Любых! -- Мерзкий дикарь! -- послышался тихий шепот сзади. -- Да, ты получишь трех девушек из моего дома -- вместе с вторым белым пером и званием туйса! И еще семерых выберешь сам. Такому великому воину нужно десять жен, никак не меньше! -- Десять развратных девок! -- расслышал Блейд. -- Твоя женщина что-то сказала? -- с милостивой улыбкой осведомился Порансо. -- Она восхищается твоей щедростью, владыка, и советует мне не оставлять без внимания эти дары, особенно -- твоих дочерей. Не сомневаюсь, они очень красивы. Блейд почувствовал, как нечто острое -- вероятно, шпилька -- кольнуло его пониже поясницы, но даже ухом не повел. -- О, да! Они очень красивы, и каждая на голову выше твоей мудрой маленькой женщины. И еще они -- очень воспитанные девушки. Они не станут вмешиваться в беседу мужчин и давать советы своему господину. За спиной Блейда раздался долгий глубокий вздох -- Найла пыталась справиться с яростью. Не поворачиваясь, Блейд протянул руку и похлопал ее по круглой коленке. -- Ты прав, владыка, она -- мудрая маленькая женщина... но всего лишь женщина. Боюсь, я не смогу последовать ее советам и насладиться твоей щедростью. Порансо вопросительно приподнял бровь, и Блейд начал декламировать заранее подготовленную речь, сопровождая ее плавными ритмичными жестами, кои свидетельствовали о его глубоком почтении к владыке Гартора. -- У каждого мужчины свои дороги в этом мире, мой господин. Ты правишь обширной страной, храбрым народом -- и в том состоит твое предназначение. Твои сыновья водят в походы бойцов, учатся сражаться и побеждать. Магиди -- о, достойный Магиди молится богам, испрашивая у них милости для всех нас! -- Блейд закатил глаза, поднял к небесам чашу с вином, отхлебнул глоток и продолжил: -- Да, у каждого свои дороги... и у меня -- тоже, великий лайот. Я -- странник, скиталец, чей путь не завершен, цель -- не достигнута, искомое -- не найдено. Я проживу в своем новом доме еще целую луну, может, две или три, но рано или поздно снова отправлюсь в плавание. Легко ли будет моим безутешным женам? -- Он повернулся и накрыл рукой ладошку Найлы. -- Нет, уж лучше я оставлю себе эту маленькую женщину, которая так любит давать непрошенные советы. Ораторское искусство весьма ценилось на Гарторе, и он постарался не ударить в грязь лицом. Лайот в восторге хлопнул себя по коленям и обвел взглядом сыновей. -- Какая речь! Искренняя и мудрая! Хотел бы я, чтоб мои дети умели так говорить! -- Он сложил руки лодочкой перед грудью, словно боялся расплескать драгоценные слова Блейда, затем кивнул принцам: -- Ну, мои молодые туйсы, что же мы ответим Эльсу-хайриту? -- Не отпускать! -- буркнул угрюмый Катра, детина лет под тридцать с багровым шрамом на левой щеке. -- Отпустить! -- заявил Борти, мускулистый веселый парень, выглядевший слегка придурковатым; он с восхищением смотрел на Блейда. -- Отпустить, но с условием, -- дополнил Сетрага, третий и самый младший из братьев; на его подвижном живом лице играла неопределенная улыбка. И Блейд понял, что Порансо не так прост, как ему казалось. Взгляд лайота остановился на жреце. -- Наверно, -- произнес Магиди, одной рукой степенно поглаживая бритый череп, а другой перебирая звенья висевшего на груди ожерелья из костяных пластин, символа своего сана, -- стоило бы узнать, куда держит путь благородный сайят. Вдруг его цель лежит на расстоянии вытянутой руки? -- он покосился на Блейда, широкая ладонь которого все еще сжимала пальцы Найлы. Жрец благоволил новому сайяту; после трех-четырех вечеров, проведенных за чашей вина из неистощимых запасов "Катрейи", между ними установились самые добрые отношения. -- Я хочу перебраться через Поток -- туда... -- взгляд Блейда устремился к южному горизонту, столь недосягаемому и манящему. -- Хочу увидеть новые земли, неведомые моря и звезды, что восходят по ночам над ними... хочу побывать там, где не был еще никто! -- он сжал огромный кулак. -- Клянусь Семью Священными Ветрами -- я сделаю это! -- Достойное желание, -- кивнул Порансо, -- очень достойное! И ему никак нельзя препятствовать, -- лайот посмотрел на мра