, Джонатан последовал примеру Ахава и вскарабкался на днище лодки, а затем помог влезть туда и псу. Оказалось, что в перевернутом виде она Держится на воде гораздо устойчивее. Небо, которое и без того было весь день хмурым и серым, сейчас стало по-настоящему темным. Одинокая звезда, горевшая на востоке, ясно говорила о том, что просто-напросто наступили сумерки, а небо очистилось от облаков. Всего через несколько минут ветер утих почти полностью, а дождь перестал хлестать как сумасшедший и только тихонько накрапывал. Лодка наткнулась на какой-то холмик и остановилась. С минуту лодка стояла возле этого возвышения, которое показалось Джонатану вершиной большого, совершенно круглого холма, больше чем на фут залитого водой. Сыровар спихнул Ахава в воду и, немного потрудившись, все-таки сумел перевернуть лодку - задача весьма несложная, если у вас под ногами твердая земля. Затем он втащил в нее Ахава и влез туда сам. Джонатан обрадовался, обнаружив пару мокрых, но целых весел, привязанных к сиденьям. Он машинально отвязал их, не думая, однако, о том, куда же это ему плыть ночью, по реке, у которой нет берегов. Наконец он решил никуда не плыть, а остаться здесь, на этом холмике, в надежде на то, что остальные члены экипажа - Дули и Профессор - оказались в лучшем положении, чем он, и что они обязательно отправятся на его поиски. Время от времени мимо проплывали какие-то обломки, но среди них не было ничего стоящего. А воздух становился все холодней и холодней. Конечно, холодно было с самого начала, но Джонатан, взволнованный происшествием, не замечал этого. Сидя на узком сиденье, промокший до нитки, он начал дрожать. Затем решил, что, черт возьми, необходимо что-то предпринять. Не придумав ничего лучше, он пару раз громко крикнул, приставив ладони ко рту: - Эй! Эге-гей! Ему показалась весьма разумной та мысль, что Профессор и Дули к этому времени были уже намного ниже по течению - после столкновения с ольхой на своем обломке плота они далеко унеслись на гребне волны. Так или иначе, а подавать голос было не так уж глупо. Если рядом нет никого, то он просто зря надрывает глотку, если рядом все же кто-то есть, то Джонатан был совсем не против найти его. К счастью, они настолько уже углубились в Горную Страну эльфов, что опасности встречи с троллями, гоблинами, медведями или волками не было никакой. К тому же все они давно забрались бы на более высокие холмы, куда не доходила вода. - Хей-хо! - кричал Джонатан, нисколько не заботясь о том, что именно ему кричать, и одновременно похлопывал себя руками по плечам, чтобы согреться хоть немного. Когда он на секунду остановился, чтобы сказать несколько ободряющих слов Ахаву, который сидел в лужице воды на дне лодки и выглядел совершенно несчастным, он вдруг услышал далекое "хей-хо", похожее на его собственное, но более растянутое и печальное. Джонатан немного удивился, но подумал, что это, должно быть, происходит из-за широких водных просторов, которые окружали его. Благодаря им он и услышал эхо. - Ну что, старина Ахав, - произнес он, обращаясь к псу, - промок? Промок, наверное, насквозь, как губка. И замерз, конечно. И в этот момент, когда Джонатан выражал псу свое сочувствие и симпатию, эхо послышалось вновь, но на этот раз - более отчетливо. - Эге-ге-гей! - как будто крикнуло эхо. А затем уже совершенно ясно раздалось: - Господин Сыровар!! - с характерным понижением голоса на последнем слоге. - Эгей! - крикнул Джонатан, привстав в лодке, не боясь опрокинуть ее - она прочно сидела на вершине холмика. - Дули! Профессор Вурцл! А-у-у! Перекличка продолжалась минут двадцать, половину этого времени Джонатан потратил на то, чтобы вслушиваться, а вторую половину - на то, чтобы кричать самому, до тех пор пока ответные крики не стали ближе. Облака в небе так и кружились. Казалось, они неслись в разные стороны с ужасающей скоростью. Глядя на них, можно было подумать, что они услышали новость о том, что в Белых Скалах что-то затевается, и решили быть там к утру и все узнать. Серповидная Луна показывалась из-за облаков каждые несколько минут, словно для того, чтобы взглянуть на Землю. Она светилась серебряным светом, испещренная трещинами и пятнами и очерченная настолько четко, что казалась сверкающим кривым мечом какого-то гиганта, который вытащил ее из-под своего темного плаща. Но несмотря на то, что луна была еще неполной, ее свет ясно стал отражаться в воде, когда небо очистилось от облаков. При таком освещении Джонатан смог разглядеть верхушки деревьев, тут и там торчащие из воды, словно пучки зелени из кастрюли с овощами. Между двумя такими пучками, до которых было ярдов сто, он увидел странное, но долгожданное зрелище. Это были Дули и Профессор, по пояс сидящие в воде и медленно гребущие палками, которые, несомненно, недавно были деталями рубки. Правда, под ними не было никаких признаков лодки, и Джонатан с изумлением смотрел на двух людей, просто сидящих в воде, - возможно, это было каким-то изобретением Профессора. Но больше всего его развеселила вереница связанных бочонков, плывшая сзади на буксире. Они напоминали небольшую армаду, выстроенную в боевом порядке. Через минуту Профессор и Дули пристали к холмику. Только тут Джонатан заметил небольшое носовое украшение, в котором он узнал часть той самой лодки, которую они недавно позаимствовали на пристани у Высокой Башни. Сейчас же ее борта едва-едва возвышались над водой. - Может, стоит подсушить лодку? - с улыбкой спросил Джонатан. - И тогда вы бы сидели повыше и сами бы тоже были сухими. - Боюсь, Джонатан, - ответил Профессор, - что если это каноэ и легко высушить, то его тяжело поддерживать в сухом виде. В полумиле отсюда оно пару раз сталкивалось с деревьями и, как говорится, набрало немного воды. Но полузатопленная лодка все же лучше. чем никакая, верно, Дули? - О да, сэр, - начал он свою речь. - Особенно если вы при этом находитесь в воде, размахивая руками. Если мне случается тонуть, то я обязательно размахиваю руками. Но если бы не Профессор, мне было бы не до смеха, как любил говорить мой дедушка. Он бы еще сказал, что я был на волосок от гибели. - Но теперь ведь все хорошо, да? - сказал Джонатан. - Вы спасли бочонки, а я - лодку, и теперь, как я понимаю, несколько дней кряду нам придется есть исключительно сыр. - Все намного лучше, Джонатан, - ответил Профессор. - Мы спасли половину плота и перенесли его на холм вон за теми деревьями, видишь, слева, а также парус, спальные мешки и куртку Дули. Если нам немного повезет, мы не замерзнем до утра, а эта проклятая вода спадет. - Я уверен, что так и будет, - сказал Джонатан. - Но буря прошла, а вместе с ней и шансы на то, чтобы вернуться домой к Рождеству. Профессор кивнул: - Но первым делом - самое важное. Почему бы нам не оттащить лодки от холма и не привязать бочонки к твоей лодке, Джонатан? И тогда мы сможем отбуксировать их туда, где лежат остатки плота. Ну конечно! Там, где бунтует разум, дух стоит крепко! Это слова Капитана Стэндиша - великого полководца гномов, который всегда был необыкновенно стойким в бою. - Верно сказано, - кивнул Джонатан. - Я тоже согласен, - добавил Дули. Все вместе они оттащили лодки, перевязали вереницу бочонков, а затем по спокойной воде доплыли наконец до того места, где находились остатки плота - семифутовый кусок палубы с остатками одной стенки рубки. Остальные стенки, очевидно, отлетели при ударе о тополь и застряли в его ветвях. Когда путешественники вскарабкались на этот обломок, то плот осел под их весом на грунт, который был всего на несколько дюймов ниже поверхности воды. Через полчаса вода уже спала, и друзья уселись на зеленом склоне. Наводнение осталось лишь в воспоминаниях. И вот четверо путешественников сидели на холме, затерянном где-то в Горной Стране эльфов, и от родного дома их отделяли десятки миль. Стояла глубокая осень - не самое подходящее время, чтобы мокнуть и сидеть на холме, со всех сторон окруженном водой. И без плота им теперь добраться до морского побережья будет, видимо, так же трудно, как до Луны. Глава 9 Дули ест сыр со Сквайром Той ночью никому не удалось толком поспать - становилось все холоднее и холоднее. Завернуться в мокрую парусину, конечно, не самый лучший выход, но Джонатан решил, что лучше уж завернуться во что-то мокрое, чем вообще ничем не укрываться. Он долго дискутировал с Профессором о звездах, и в полумраке раннего утра они рассматривали созвездия: вон там Большая Медведица, а там - созвездие Лося, а еще дальше - созвездие, похожее на улыбающуюся физиономию в очках, - и все это медленно, неторопливо шествовало в ночном небе. На востоке виднелась целая вереница звезд, пересекающая глубокую пустоту. Звезды были так близко друг к другу, что сияли словно белые брызги в небе. Профессор сказал, что эта вереница называется Млечный Путь, но Джонатан и сам знал это, и сейчас он сидел, думая над тем, каким было бы путешествие на плоту по этой звездной реке. В какое далекое море впадала бы эта река и какие таинственные создания плескались бы на мелководьях и жили в глубинах звездного океана? Но чем больше Джонатан об этом думал, тем меньше ему нравилась мысль о том, чтобы совершить подобное путешествие. Для него-то хватало старушки Ориэль, и даже ее сейчас, пожалуй, было многовато. Джонатан был единственным, кто не спал в тот момент, когда солнце выглянуло из-за горизонта на востоке. Первый яркий проблеск зари сразу напомнил ему тот день, когда он сидел на бревне за мельницей, кидая в воду камешки и наблюдая за лягушками, проплывавшими мимо. Казалось, с тех пор прошло не меньше года, хотя на самом деле - всего пара недель. Джонатан понадеялся, что солнце окажется достаточно теплым, чтобы высушить все вещи. А если человеку тепло, сухо и сытно, то у него нет повода жаловаться. Хорошая книга и мягкое кресло, конечно, были бы приятным дополнением, но книги и кресло были так же далеко, как городок Твомбли и бревно за мельницей, где на мелководье плавали лягушки. Джонатан задремал, и ему приснился сон - как будто он плывет к морю в погоне за шляпой Бэстейбла, а она кувыркается впереди под порывами ветра и все время ускользает из рук. Когда он проснулся, солнце уже стояло высоко. Должно быть, уже часов девять, подумал Джонатан. Вокруг на лугах блестели озерца, но река почти полностью вернулась в свое русло. В ветвях тополей, ольхи и редких ив запутались какие-то обломки, принесенные потоком, сломанные сучья, вырванные с корнем кустарники и прочий мусор. А внизу бежала Ориэль, причем с таким видом, словно не произошло ничего необычного, а за прошедшие сутки она занималась привычными делами и никогда не выходила из берегов. На склонах, в направлении юга, деревья росли так густо, что постепенно превращались в настоящую чащу. В туманной дали виднелись густо поросшие лесом холмы, убегавшие в глубь Горной Страны эльфов. Профессор спал, прислонившись к дереву, а Дули бродил между рекой и обломком плота. У него был такой вид, словно он собирался влезть на дерево, но пытался держать это намерение в тайне. Он забирался на нижние ветви дерева, сидел там какое-то время, болтая ногами, а затем спрыгивал вниз и на секунду припадал к земле, после чего прятался за ствол и смотрел оттуда на реку. Наконец он уцепился за сучок повыше, подтянулся и уселся на него. А вскоре был уже у самой верхушки и, спрятавшись за ветвями, наблюдал за обстановкой. Джонатан, заметив столь странное поведение Дули, внимательно прислушался. И вдруг до него донеслись какие-то слабые мелодичные звуки - словно кто-то пел песню. Джонатан сидел не шевелясь и старательно слушал. Было ясно, что певец приближался, поскольку звуки становились все громче. Слова веселой песенки Джонатану удалось разобрать почти в тот же момент, когда он увидел две фигуры, шагающие по тропе вдоль мутных вод реки. Конечно, это были коротышки, или желейщики, как называли их ребятишки из городка Твомбли. И сейчас они тащили в руках корзины со смородиной и большими зелеными яблоками. Оба коротышки согнулись под тяжестью своей ноши, словно носильщики с полными ведрами. Они были очень похожи на тех коротышек, которые несколько лет назад появились в городке Твомбли, - те продавали там желе и джемы. Но тогда Джонатану казалось, что все коротышки похожи друг на друга. Они, и эльфы, носили остроконечные шляпы, у них были худенькие ножки и тонкие вздернутые носы, а на губах вечно блуждала улыбка. Почти всегда, независимо от времени года, они носили короткие штаны и шерстяные гетры, и если эти вещи не подходили им по размеру, то тогда их вообще было не отличить от эльфов. Но эльфы, конечно, были выше их на голову и всегда вели себя очень скрытно и осторожно, а потому вряд ли их можно было встретить вот так прогуливающимися и распевающими веселые песни. Один коротышка пел ужасно громко, даже скорее кричал, чем пел, в то время как другой напевал тонким фальцетом: В небе солнце ярко светит, Ветер гонит облака! Хорошо мне жить на свете, Потому что, тра-ля-ля, У меня полны корзины Винограда и малины! Джонатан отметил про себя, что хотя коротышки делают просто великолепный джем, умело собирают фрукты и вообще, без сомнения, славные ребята, но настоящими поэтами их вряд ли можно назвать. Как только первый коротышка кончил свой куплет, второй тут же пропел следующий: Я подумал, я их съем, Ну а может, сварю джем, Полью кремом золотистым, Кину лепестков душистых, Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля, И посыплю сверху пудрой - Это будет очень мудро! Тра-ля-ля. Он сопровождал свое пение таким громким и пронзительным "тра-ля-ля-ля", что Джонатану это резануло уши намного больше, чем рифма "съем - джем". Джонатан решил, что единственное, что ему следует сделать, - это встать и постараться привлечь внимание коротышек. А также объяснить, что путешественники потерпели крушение, и поинтересоваться содержимым их корзинок, которое в ярких солнечных лучах выглядело очень привлекательно. Яблоки и ягоды, конечно, не очень подходят в качестве завтрака, но когда приходится выбирать между фруктами и одним сыром, то сыр, хоть он и является кулинарным чудом, лучше оставить до обеда. Едва Джонатан дружески помахал рукой и открыл рот, как коротышки заметили его и что-то возбужденно заговорили, размахивая руками. Они находились уже футах в шести от дерева, на котором сидел Дули, как вдруг раздался треск ветвей и сам Дули с дикими воплями и грохотом упал на землю. Он тут же вскочил и побежал вверх по склону холма, к Джонатану и Профессору, которые смотрели на изумленных коротышек, надеясь, что они не примут Дули за сумасшедшего и не скроются со своими корзинками. И действительно, они выглядели немного растерянными и озадаченными. Но едва Дули убежал на холм и им стало ясно, что он не представляет для них опасности, они просто пожали плечами, взбодрились и стали подниматься по склону холма. - Привет, привет, привет! - закричал один из коротышек - тот самый, что пел особенно рьяно. - Вот и мы, а вы - сыродел и двое его приятелей, точнее, трое. Там, среди обломков, сидит еще и зверь. Удивительный зверь из холмистой долины. Джонатан хотел было представиться, но тут же сообразил, что это, по-видимому, совершенно излишне. Эти коротышки, что довольно странно, назвали его сыроделом. Сначала волшебник Майлз, а теперь коротышки. Как будто все вокруг знали, что он со своими друзьями где-то рядом. - Да, действительно, - произнес Джонатан, не зная, что ему еще ответить. Профессор же слегка поклонился, взмахнул своей шапкой и сказал "да-да", при этом он удивительно был похож на знахаря, пытающегося всучить свои эликсиры прихожанкам. Дули, улыбаясь, спрятался за спину Профессора. Он ткнул старика Вурцла пальцем и указал в сторону реки, где появилась еще парочка коротышек. Один из них был на редкость жирным, а другой шел как-то странно - все время подпрыгивал и пританцовывал. Они также несли полные корзины. Корзинка толстяка была нагружена буханками хлеба; одни из них были длинные и белые, другие - круглые и очень темные. Такого количества хлеба хватило бы, чтобы накормить дюжину человек, а может, и раза в два больше, но тут Джонатан заметил, что свободной рукой толстяк отщипывал от хлеба куски и бросал их в рот, точно уголь в печку. Джонатану показалось, что он похож на ходячую пирамидку, хотя, может, это было и не вполне справедливо. Его плечи переходили непосредственно в голову, без всякого намека на шею, а щеки были настолько круглыми, что голова казалась почти треугольной, заканчивающейся такой же остроконечной шляпой. Где-то ниже пояса, как догадывался Джонатан, у него начинались ноги. На них были широкие штаны, что издалека в целом придавало коротышке комический вид. Больше всего он походил на холмик, шаркающий ногами, который ожил только для того, чтобы ограбить пекарню. Первые два коротышки достали из корзинок большие цветные скатерти, расправили их под порывами легкого ветра и разложили на траве. - Прошу прощения, - произнес Профессор. - Я - Профессор Артемис Вурцл, это мой друг Дули, а это, как вы, по-видимому, уже знаете, Джонатан Бинг, Сыровар из городка Твомбли. Коротышки прервали свое занятие и с почтением выслушали Профессора. - Мы поэты, - объяснил тот, что был в зеленой шляпе, - вы, может быть, слышали нас, когда плыли по реке, - мы шли по берегу. - Он искоса взглянул на Джонатана, а потом на Профессора, словно говоря: "Весьма редкое достоинство, верно?" Но коротышки по натуре очень скромные и, конечно, не станут сами себя нахваливать. - О, действительно, - сказал Джонатан. - Ваша песня звучит почти как эпос. А продолжение есть? - Нет, пока нет, - ответил тот, что был в желтой шляпе,- но будет, обязательно. Это иногда ударяет, как... как... - Как камень по голове, - подсказал его приятель. - Точно. Словно ударяет вас по голове. Это чудо поэзии. Словно летит по ветру. - Похоже, что вы говорите о вдохновении, - подсказал Профессор. - О, именно это, - согласился Желтая Шляпа. - Как коротко и точно сказано. И вы никогда не знаете наперед, когда оно придет. Вот смотрите. - Коротышка сделал шаг в сторону, и в его глазах зажегся огонек. - Слушайте!.. Ты поднял жуткую бурю, и вспенилось море! Ты все время кричал, то о том, то об этом! И ты разозлил глупых тварей, им же на горе, и ты сделал это, прямо там, в Лесу Гоблинов! И ты гнал ветер, о глупый отшельник, ты просто объелся, глупый бездельник, и надвигаешься, как грозное нечто... Он замолчал, сделал шаг назад, потом вперед, одной рукой при этом держась за голову, а другой бешено размахивая в воздухе. Дули в изумлении застыл. Профессор серьезно кивнул, а Джонатан испугался, что коротышка немножко переборщил с этим вдохновением. - ...как надвигается грозное нечто... где же может надвигаться нечто дьявольское? - спросил Желтая Шляпа у приятеля. - В зале из камня? - Да нет, что ты! - В стране "Перекати-Поле"? - Я не выношу твоих шуток! - вскричал Желтая Шляпа и бросил на друга свирепый взгляд. - Словно движется нечто большое... - продолжил он и принялся шагать взад-вперед, не в силах подобрать нужное слово. Джонатан громко поинтересовался, не найдется ли эта строка, которую он так ищет, во время завтрака, как рекомендует Дж. Смитерс из Бромптона. Коротышка в зеленой шляпе согласился с этим и принялся доставать из корзинки посуду и выкладывать ее на скатерть. Очевидно, он полагал, что слова "в стране Перекати-Поле" значительно улучшили бы стихи, которые Желтая Шляпа продолжал сочинять, расположившись рядом на небольшом холмике. С вершины этого холмика доносились обрывки стиха - "грозное скользкое нечто...". Но вдохновленное творчество Желтой Шляпы было прервано появлением двух других коротышек, которые поднялись на холм по тропинке. Коротышка-пирамидка жадно поедал на ходу буханку ржаного хлеба. - Сквайр! - закричал Зеленая Шляпа. - Дай-ка мне свою корзинку, Сквайр! Сквайр, как видно, был туг на ухо. Он остановился и, не отпуская из рук корзинку, продолжал заглатывать хлеб. - Ну-ка, Ветка! - крикнул Зеленая Шляпа. - Ты позволил Сквайру нести хлеб, вместо того чтобы делать это самому, и половина хлеба съедена. Ты же знаешь, что ему можно доверять только чашки и тарелки. - Он и не отказывался от тарелок, - ответил бедняга Ветка. - Он сказал, что он только проверит, не заплесневел ли хлеб. А потом выхватил корзинку и сказал, что сам ее понесет. Он сказал, что хлеб совершенно точно испорчен плесенью и, чтобы проверить это, нужно его съесть. И что он не отдаст корзинку, пока не попробует хлеб, чтобы убедиться в этом. И он ел, и ел, и ел все время, пока мы шли вдоль реки. Это правда, господин Буфо, честное слово. Господин Буфо, поэт в зеленой шляпе, попытался оторвать пальцы Сквайра от ручки корзинки. - Сквайр Меркл! - заорал он. - Хлеб должен остаться в целости и сохранности. Тут же у нас голодные люди. Сквайр, позволь мне представить тебя этим чудесным путешественникам. Вот, правильно, можешь положить корзинку вот сюда, на скатерть. Буфо дернул за ручку корзины, но Сквайр, глядя вокруг отсутствующим взглядом, словно приклеился к ней. - Нужно положить ее вот сюда, на скатерть. Это, Сквайр, мистер Бинг, Сыровар, а это - Профессор Вурцл, знаменитый ученый. А это - мистер Дули, с его дедушкой ты прекрасно знаком. Джонатан был просто ошеломлен этими словами. Профессор же внимательно смотрел ему в глаза, словно подозревал, что в этой стране действительно происходит что-то странное. Дули начал говорить что-то о своем дедушке, но не успел он сказать и двух слов, как Буфо опять стал кричать на Сквайра, когда тот принялся шарить рукой в корзине. - Ты видишь того зверя?! - заорал он прямо в ухо Сквайру. - Он целиком сделан из сыра! Сквайр выпустил из рук корзинку с хлебом и неуклюже затопал к Ахаву, который в этот момент смирно лежал на земле. Увидев приближающегося к нему Сквайра, Ахав привстал и потянулся к нему. И тому пришлось признать печальный факт, что собака, вопреки сказанному, была сделана отнюдь не из сыра. Сквайр уселся на середине скатерти и посмотрел на всех с таким видом, словно собирался заплакать. Джонатан подивился тому странному факту, что Сквайр, когда сел, хотя и стал короче, но фигура его по-прежнему имела пирамидальную форму. - Сыр! - воскликнул Сквайр, грустно качая головой, а Ахав подошел к нему и стал принюхиваться. - Вот, я нашел! - раздался крик с вершины соседнего холма, и вниз сбежал Желтая Шляпа, соратник Буфо по поэзии, несколько театрально крича и жестикулируя. - Что пыхтишь ты, ползучее нечто, брюхо себе набивая и через страну сыра проползая? - Мне, пожалуй, нравится, - произнес Буфо. - Да. Это звучит. - Мне тоже так кажется. Спасибо тебе, Сквайр, за подсказку, - обратился Желтая Шляпа к Сквайру, - ты хороший. Но эти комплименты, как видно, не имели значения для самого Сквайра - он сидел и рассеянно гладил Ахава по голове. - Сыр! - восклицал он. - Немного сыра для бедного Сквайра. Бедный, ослабленный от голода Сквайр плачет о сыре! Джонатану стало неловко. Поскольку его представили как сыровара, ему теперь казалось, что Сквайр обращается именно к нему. И ему ничего не оставалось делать, кроме как открыть крышку бочонка и достать сыр. - Вот, пожалуйста, - сказал Джонатан, протягивая Сквайру кусок сыра. В ответ тот очень учтиво кивнул. - Спасибо вам, друг мой, - поблагодарил он и, повернувшись к Ахаву, забормотал: - Хороший он человек. У него всегда найдется кусочек сыра для Сквайра. Сквайр обогатит его. Сквайр сейчас съест этот сыр. И, произнеся эти слова, Сквайр принялся за сыр, то и дело отщипывая от него кусочки и протягивая их Ахаву. Они быстро стали хорошими друзьями. Дули не выдержал и присоединился к ним, откусив кусочек. И втроем они выглядели настолько трогательно, что спустя много лет и Джонатан, и Профессор в своих воспоминаниях нередко возвращались к этой картине - как Дули и Ахав ели сыр вместе со Сквайром. Остальные уселись рядом и энергично принялись за завтрак, не переставая болтать все время, пока ели. Ягоды дикой смородины были сладкие и большие, размером не меньше большого пальца Сквайра. Они оставляли синие полосы на бородах и лицах. Батоны хлеба, пухлые и широкие, белые и темные, исчезли в мгновение ока, словно по мановению волшебной палочки, а следом за ними - и два больших куска сыра, остававшихся в бочонке. Джонатан решил было взломать крышку на бочонке, в котором лежал сыр с изюмом, но вовремя передумал. Ведь этот сыр, в конце концов, предназначался для торговли, и Джонатану, честно говоря, он вообще не принадлежал, поскольку мэр Бэстейбл купил его от имени всех жителей городка Твомбли той ночью накануне их отплытия. Коротышки, как заметил Джонатан, ели даже с большим удовольствием, чем они, жители холмистой долины, что, в общем-то, было удивительно; их достаточно немногословная беседа сводилась к обсуждению сравнительных качеств эля и портера, а также пирогов и тортов. Самым лучшим кондитером был признан один гном по имени Экройд, известный пекарь, который прославился своими медовыми пряниками; даже коротышки вынуждены были согласиться, что их собственные пекари хотя и пекли по каким-то очень редким и необычным рецептам, но Экройду в подметки не годились. Один Дули, который, очевидно, ничего не знал о славе гнома-пекаря, начал оспаривать это мнение. Он сказал, что, насколько ему известно, на Очарованных Островах есть страна, в которой батоны хлеба с корицей растут прямо на деревьях, и что жители могут отгрызать у них корки, нисколько не боясь, что испортят продукт. Так, по крайней мере, рассказывал ему дедушка. Джонатан немного смутился за Дули, поскольку россказни его дедушки казались слишком неправдоподобными, чтобы выдавать их незнакомцам за правду. Но, к его огромному удивлению, коротышки дружно закивали, и Буфо в стихотворной форме высказал мысль, что ни один батон, испеченный простым смертным, нельзя сравнить с творением, вынутым из печи самой Матушки-Природы. Джонатан не мог бы точно сказать, какими соображениями руководствовался Буфо, говоря так, - философскими или дипломатическими, а может, он и в самом деле поверил в деревья, на которых растут батоны хлеба с корицей. Но, в конце концов, это было не так уж и важно. Беседа внезапно потекла в другом направлении, когда Буфо встал и подошел к обломкам плота, чтобы как следует рассмотреть их. - Что-то нехорошее стряслось с вашим плотом, - заметил он, тыкая в него палкой. - Я бы не рискнул переплывать на нем и запруду у мельницы Сквайра, которая находится намного ниже по течению Ориэль. - Кто это собирается переплывать мою запруду? - спросил Сквайр, который занимался тем, что пальцами одной руки сдавливал ягоду смородины, стараясь выстрелить ею между сомкнутыми большим и указательным пальцами другой руки. - Они должны спросить у меня, прежде чем плавать в моей запруде. На этот раз пусть плывут так, но в следующий раз они должны дать мне немного мраморных шариков. И они должны обещать, что не станут охотиться на моих уток. Желтая Шляпа округлил глаза, подмигнул Джонатану и покрутил пальцем у виска. Глядя на него, Буфо нахмурился, а затем обратился к Сквайру: - На запруде, Сквайр, никого не было и нет с тех пор, как в прошлую субботу эти грязные гоблины развлекались на твоем островке. Сквайр выстрелил в него ягодой и покатился со смеху. - Гоблины, - произнес он, - совсем безмозглые. У них головы набиты паутиной и пылью. - Гоблины? - переспросил Профессор. - Вот уж не думал, что даже вы повстречаете их. Я полагал, что хоть здесь-то их нет, ведь Горная Страна эльфов так близко. - А их и не было несколько недель назад, - ответил Желтая Шляпа. - Но однажды они прокрались к нам, и принялись ломать деревья в садах, и лазили в дома, и наливали в обувь всякую гадость. А несколько этих головорезов плавали на лодке по запруде Меркла, а потом лодку сожгли. Но они, видно, не очень-то согрелись, потому что, когда появился Сквайр, уж он задал им жару! - Вот так Сквайр! - воскликнул Джонатан. - Вот так Сквайр! - выкрикнул Сквайр, выстреливая ягодой в Буфо. - Сквайр посадил их в темницу. Заставил их чистить рыбу. - Темница - это то, что они заслуживают, - согласился Профессор. - Но что же нам делать с плотом, мистер Буфо? Как вы сказали, он находится в жалком состоянии. А все из-за того, что мы, по несчастью, налетели на дерево. И Профессор тут же начал обдумывать, как починить старый плот и отправиться на нем в путь. Глава 10 Как обмануть остальных и съесть все пикули Все какое-то время еще сидели, не двигаясь с места, а Сквайр продолжал то и дело стрелять ягодами. Джонатан не мог сказать с уверенностью, над чем задумался Буфо - то ли он обдумывал, как починить плот, то ли его опять посетило поэтическое вдохновение. Солнце поднялось высоко, и лучи его согревали все вокруг. За несколько недель это был первый по-настоящему теплый, даже почти жаркий день - словно буря унесла с собой к морю все признаки плохой погоды. И Джонатан был уверен, что в следующие несколько ночей на побережье появятся блуждающие огни и начнется листопад. И если бы вчера буря не была такой яростной и безумной, то сейчас они вместе с Профессором и Дули оказались бы в самой гуще всего этого. - На самом деле все не так уж и плохо, - проговорил Буфо. - Мы сейчас отправимся на морское побережье - мы ведь все равно туда идем - и пошлем к вам гномов, а они помогут дотащить эти бочонки. Это займет несколько дней. Они не будут раздумывать. Во всяком случае, долго. Эти гномы и в самом деле шустрые ребята. Правда, они могут потребовать вознаграждение... - Которого у нас нет, - вставил Джонатан, - но главное, мы не можем ждать несколько дней и принимать помощь от кого бы то ни было. Это ведь наши трудности. Мы обещали доставить эти бочонки на побережье, и мы сделаем это. - Урра! - закричал Дули весьма патриотическим тоном. - Мы залезем в бочонки, господин Сыровар, как я тогда, помните, когда забрался на плот. Господин Буфо закроет крышки и скатит нас в реку. - Идея, конечно, хорошая, но... В таком случае мы не заметим, как доплывем до морского побережья. И ветер и волны отнесут нас к Очарованным Островам. Если уж так делать, то лучше просто спустить бочонки с сыром в Ориэль, а самим идти пешком. Обращаясь к Буфо, Профессор спросил: - Сколько времени уйдет на то, чтобы доплыть до побережья, господин Буфо? Дня два? - Около того, - ответил тот. - Всякие пороги и стремнины остались позади. Вам было бы приятно плыть, это точно. До первой сторожевой вышки вы добрались бы через день - запросто, если идти под парусами. Может быть, нам и удастся починить этот плот. Профессор кивнул: - Именно об этом я и думаю. - И я, - согласился Джонатан. - Мы все же используем бочонки так, как предложил Дули. Если мы найдем бревно, на котором будет не очень много сучков, то привяжем его снизу, по правому борту, в том месте, где плот разломался на две части, - тогда он под нашим весом будет не так сильно погружаться в воду и мы останемся сухими. А вокруг мы привяжем бочонки и тем самым разгрузим палубу. - И улучшим плавучесть, - добавил Профессор. - У нас есть достаточно веревки и кое-какие паруса, так что мы сможем устроить такой навес, чтобы на нас не дул холодный ветер. Сгодится он и на случай дождя. - Давайте приступим к делу, - сказал Джонатан, которому всегда больше нравилось заниматься хоть чем-то, чем совсем ничем. - Давайте чинить плот сейчас, пока еще хорошая погода. Сквайру Мерклу, казалось, понравилась эта идея. Он медленно поднялся на ноги и, переваливаясь, пошел к плоту, а следом за ним - Ахав. Джонатану вдруг пришло в голову, что эти двое чем-то ужасно похожи друг на друга. - Лучше всего подтащить плот вниз, к берегу, и работать там, - предложил Джонатан, - и еще нужно поискать хорошее ровное бревно - среди обломков, вытащенных на берет. Дули вместе с Ахавом помчался к Ориэль, выкрикивая на ходу, что он знает, где найти такое бревно. Джонатан с удовольствием обнаружил, что бочонки, которые буксировал Профессор, были связаны вместе тем самым запасным двухсотфутовым тросом, который мэр Бэстейбл припас по настоянию Джонатана. Лишние сто семьдесят футов веревки были аккуратно свернуты и перевязаны и выглядели совершенно целыми, только чуточку грязноватыми. Этой длины веревки хватит с запасом. К плоту все еще была прикреплена стенка рубки - она была расколота криво, но все же дюжина длинных досок осталась совершенно целой. Стенки рубки в свое время были сколочены из досок красного дерева шириной примерно в фут. Джонатан принялся отдирать эти доски, аккуратно извлекая их вместе с обломками веток и палок, стараясь не расколоть и не выломать гвозди, которыми они были прибиты. Шляпки некоторых гвоздей, несмотря на то что были широкими и квадратными, прорывали дерево, но большая часть все-таки оставалась в досках. После того как по острому концу гвоздей пару раз ударяли плоским камнем, они выходили из досок. Джонатан пальцами извлекал их и складывал в свою шляпу. Ему все никак не удавалось вытащить несколько погнутых гвоздей, но потом он все-таки это сделал, ударив по ним несколько раз камнем. Ветка, уставший от перебранок со Сквайром, отправился к реке мыть тарелки, но по дороге оставил эту идею и встал рядом с Джонатаном, наблюдая за тем, как тот разбирает рубку. Сыровар воспользовался его любопытством - дал ему шляпу, полную гвоздей, и послал к гранитному валуну, выдающемуся из берега, снабдив подробными инструкциями о том, как следует распрямлять гвозди. Профессор и Буфо были заняты жаркими спорами о том, что же именно лежит в основе плавучести. Все, говорил Профессор, притягивается к центру Земли благодаря тому, что, подвешенная в пространстве, она имеет огромную массу. Господин Буфо заметил, что это наблюдается отнюдь не всегда. Сквайр, сказал он, может плавать, как пузырь, все дни напролет в своей мельничной запруде с бутылкой лимонада, поставленной на живот. Подобные заявления, возразил Профессор, известны науке как недальновидные. Ведь Сквайр, теоретически, мог бы преспокойно утонуть вместе со своим лимонадом. Какие научные принципы лежали в основе восстановления плота - этого Джонатан не мог сказать с уверенностью. Он всегда был не очень силен в теории. Отец его придерживался того мнения, что к результату приведет только работа, напряженная работа, а не умствования, и сам Джонатан довольно часто приходил к такому же выводу. Единственное, что нужно делать, чтобы плот опять поплыл, - это засучить рукава и чинить его до тех пор, пока он не станет похожим на плот, а не на груду бревен. Стоя у самого берега, он видел, как Дули и Желтая Шляпа - чье настоящее имя было Джонатану до сих пор неизвестно - стараются извлечь бревно, футов на десять врытое в землю. Желтая Шляпа пытался склонить Сквайра к тому, чтобы тот помог им, но он отправился вниз, к берегу, вместе с корзинкой с посудой подхватив еще и корзинку с хлебом и на ходу выедая мякоть из двух круглых батонов. Когда Желтая Шляпа принялся спорить со Сквайром, Дули неожиданно оставил свое занятие. Джонатан с удивлением наблюдал, как он побежал к реке и залез на несколько футов в воду, высматривая что-то в бурном течении. А затем осторожно двинулся вперед, едва не теряя равновесие, и вниз головой ринулся в воду. Джонатан вскочил и закричал - это отвлекло Профессора и Буфо от их беседы, но тут Дули вынырнул и встал на ноги, крича и указывая на куст, торчащий из воды. Все, включая Ветку, оставили свои дела и помчались к реке. Даже Сквайр Меркл неторопливо потопал вслед за Желтой Шляпой, ликующе выкрикивая что-то. При этом оба хлебных кругляша были надеты на его запястья, словно браслеты. Все выбежали к реке и столпились на берегу, поросшем клевером и щавелем, пытаясь понять, что же так заинтересовало Дули в этой на редкость чистой воде. Ориэль бежала быстро и весело, и из поднявшейся воды торчали колючий кустарник и коряга. В ветках куста запутался всякий мусор, в основном это были ветки деревьев и кусочки коры, которые так и остались бы лежать на берегу, если бы в реке не поднялась вода и не смыла их. Дули размахивал одной рукой, а другой указывал на что-то непонятное, застрявшее среди ветвей куста. Все пристально вглядывались в ветки, но Джонатан первым понял причину волнения Дули. Скрытое ветками и практически не видное за их переплетением, в кустарнике застряло некое устройство, и это было не что иное, как оружие Профессора, - устройство, которым развлекались гоблины, пируя на плоту. Джонатан разглядел сначала рукоятку, а затем запутавшиеся в ветвях маховик и носик воронки, но сама эта странная машина была явно вне пределов досягаемости. Дули, не дожидаясь, когда его попросят, вылез из воды, подбежал к плоту и отвязал веревку, которой были связаны бочонки. Затем он пролез сквозь толпу зевак, которые были весьма озадачены увиденным, кроме, разумеется, Джонатана и Профессора. - Привяжите меня! - храбро закричал Дули. - Я достану его! Джонатан, вспомнив, что Дули плохо плавает, решил, что это неудачная идея. Но у него самого не было такого уж сильного желания лезть в холодную воду - с тех пор как он окончательно высох после крушения, прошел всего лишь час. Но он также понимал, что вряд ли ему удастся уговорить кого-то из коротышек сделать это. И Профессор Вурцл, который в случае необходимости смело кидался вперед, сейчас тихонько пожаловался на ревматизм, разыгравшийся у него под утро от холодной погоды и вечной сырости. - Не надо, Дули, - сказал Джонатан, оборачивая конец веревки вокруг своего пояса - Я полезу туда сам. Сегодня хорошая погода, как раз для купания, светит солнышко. Он завязал на веревке беседочный узел, дернул за пего пару раз, а Сквайр Меркл ухватился за другой конец, чтобы Джонатана не унесло течением. Сыровар двинулся вперед, а Профессор, свесившись с высокого берега, давал ему ценные указания и выкрикивал слова ободрения. Непонятно почему, может быть, потому, что над головой было теплое солнце, но вода оказалась намного холоднее, чем предполагал Джонатан, - у него даже перехватило дыхание. Он шел вперед, раздвигая ветки, и так вода дошла ему до пояса. Затем он опустил руку в воду, чтобы схватить оружие за ручку. Сначала он испугался, что ему не дотянуться одной рукой и, возможно, придется даже нырять, но едва он схватил оружие, как оно без всякого труда выпуталось из веток, и Джонатан вытащил его и протянул озабоченному Профессору. Сквайр, сжимая в руках конец веревки, стал таращиться на эту жуткую вещь и совсем забыл о веревке. Профессор же обнаружил, что его драгоценное оружие было совершенно целым и невредимым. Натяжение веревки ослабло, и течение резко толкнуло Джонатана, он чуть не упал, но его задержали ветки. Он ухватился за них, а Профессор и Буфо натянули веревку, выкрикивая извинения и напоминая Сквайру о том, что нужно быть внимательнее. Вдруг Джонатан увидел перед собой подводную тень какого-то предмета, слишком симметричную для того, чтобы она могла принадлежать валуну или камню. Он напряженно всматривался в воду и в конце концов установил, что это был бочонок, немного меньше тех, которые остались сейчас у них. Раздвигая колючие ветки и царапаясь о них, Джонатан стал пролезать в глубь куста. Неожиданно ветка, которая выступала дальше остальных, сорвала с его головы шляпу, когда он наклонился. Джонатан приподнялся, чтобы взять шляпу, и вдруг с удивлением обнаружил, что над ним висят целых две шляпы. Одна была его собственная, а другая - мокрая и мятая, но, видно, хорошо сшитая - свисала с другой ветки на фут выше. Джонатан взял свою шляпу, а затем, подтянувшись, достал и вторую. - Я что-то нашел, Профессор, - сказал он. - Он что-то нашел! Он что-то нашел! - раздался с берега хор голосов. - Сокровища! - вопил Дули. - Нет, всего лишь шляпу, - возразил Джонатан, огорчаясь, что ему пришлось кого-то разочаровать. - И какой-то бочонок. Я сейчас отвяжу веревку и прицеплю ее к бочонку, Профессор, и вытащу наверх. А вы с берега тяните его. Профессор крикнул: "Действуй!" - и Джонатан начал действовать. Он дотянулся до бочонка, и его пальцы тут же нащупали колечко в крышке. Он продел в него конец веревки и крепко завязал. - Тяните веревку, - сказал он, пролезая обратно через кусты и надев себе на голову обе шляпы. Через несколько секунд он, дрожа от холода, стоял на берегу рядом со своими друзьями. Ветка и Буфо стояли поодаль, рассматривая необычное оружие. У Профессора был счастливый и ужасно гордый вид, как у человека, который оказался первооткрывателем. Веревку медленно сматывали в клубок, и было ясно, что найденный бочонок ни капельки не запутался в ветках кустарника. - Я нашел шляпу, - сказал Джонатан. - И кажется, неплохую, - заметил Профессор. - Или она когда-то была такой. Кажется, эта шляпа была унесена рекой не менее нескольких недель тому назад. Правда, судя по всему, Ориэль нисколько не заботилась о ней. Джонатан принялся рассматривать шляпу, и вдруг сказал: - Смотрите-ка, - и указал на надпись, аккуратно вышитую на ленточке. Надпись гласила: "Дж. Бэстейбл, мэр". - Это же шляпа мэра, которую унесло бурей! - И ты удивлен этим? - спросил Профессор. - Да, пожалуй. - Это закон науки, мой мальчик. И ничего сверхъестественного здесь нет. Третий закон остановки и предела, и ничего больше. - Ну конечно, - кивнул Джонатан. - Как же я сразу об этом не догадался! - Тут сработал закон притяжения, - продолжил Профессор. - Подобное стремится к подобному. Потерянное стремится к потерянному, а найденное - к найденному. - А! - Джонатан кивнул, выражая полное согласие. - Но тут у нас есть еще и бочонок. И мне кажется, что я где-то его уже видел. Профессор хитро взглянул на Джонатана: - Похоже на бочонок с овощами, верно? Джонатан сказал, что, пожалуй, так, после чего завязался спор на тему, попала ли внутрь вода и испортились ли пикули или же нет. - Они протухли, - с видом знатока произнес Желтая Шляпа. - Сгнили, - добавил Буфо. - Обычно маринованные овощи пребывают в состоянии пассивности, - заметил Профессор. - И процессы гниения и газообразования их не затрагивают. Готов поспорить на собственную репутацию, что с ними все в порядке. - Пикули! - воскликнул Сквайр, на запястьях которого все еще были надеты браслеты из хлеба. Время от времени он откусывал от них кусочек, стараясь при этом не испортить их кольцеобразную форму. Иного способа проверить, что стряслось с пикулями, кроме как вскрыть бочонок и попробовать их, не было. Поскольку Сквайр, возможно, лучше других разбирался в дегустации блюд, он вгрызся в один пикуль, затем выловил другой, после чего объявил, что овощи в полном порядке, но, чтобы быть совершенно уверенным в этом, ему необходимо попробовать третий. Он задумчиво скосил глаза и попросил еще четвертый, а затем жадно проглотил его, заедая хлебом. - Вот хитрец! - воскликнул Ветка. - Да он все пикули сейчас съест! - Сквайру нужен еще пикуль, - сказал Сквайр, одаряя Ветку холодным взглядом. - Сквайр Меркл попробует каждый. - Да вы посмотрите на него! - заорал Ветка. - Он сделает с пикулями то же самое, что с корзиной с хлебом. Просто сожрет все пикули. Ни одного не оставит! Было совершенно очевидно, что Ветка прав. Сквайр засунул обе руки в бочонок и принялся доставать оттуда пикули горстями и тут же, чавкая, поглощал их. Один пикуль он предложил Ахаву, который жадно сопел рядом. Ахав с благодарностью принял дар и уселся с таким видом, словно это была говяжья косточка. Сквайр хитро улыбнулся, глядя на своего компаньона, и вновь запустил руки в бочонок. Тут Буфо воскликнул: - Ну и хитрец! - и, последовав примеру Сквайра, каждому начал передавать овощи, которые, кстати говоря, выглядели очень аппетитно. Стоит добавить, что утром эти пикули показались всем удивительными, несмотря на то что их, как и сыр, лучше всего было съесть во время обеда. Но тот факт, что они были выловлены в реке, определенно прибавлял им какую-то прелесть - может быть, даже мистическую прелесть, - и поэтому они действительно казались на редкость вкусными. Буфо пару раз откашлялся, стараясь привлечь к себе внимание, и, держа пикуль в вытянутой руке, пристально взглянул на Желтую Шляпу, как бы говоря: "Слушайте!" - после чего начал читать весьма своеобразные стихи: В шляпе, с кошкой на коленях, Пикуль едет по аллее. Повстречал он на пути - не пройти, не обойти, Всю в морщинах - как противно - Жабу в темном парике. Я приехал, говорит, Из страны, там, где за лесом Вырастают сорняки. Это рядом со страной, Где на берегу каменья. И со мной мои друзья - эта кошка на коленях, А еще летучья мышь Из пещер, где так темно, так чудесно и прелестно! - Урра! - закричал Ветка, разразившись рукоплесканиями. - Последняя строчка самая лучшая, - сказал Профессор. - Я бы сказал, самая значительная, - добавил Джонатан. - Сорняки и перекати-поле, - проговорил Желтая Шляпа, который, очевидно, был совершенно убит стихами, упоминавшими о сорняках. Ветка и Дули выразили желание послушать еще раз о путешествии пикуля, и Буфо громогласно прочел свои стихи вторично, после чего добавил, что чуть погодя он напишет еще несколько стихов. На Желтую Шляпу же он бросил довольный и надменный взгляд. Затем они полчаса всей толпой прогуливались по берегу Ориэли, но Джонатан думал о том, что одной болтовней, как говорится, сыт не будешь. И в самом деле, ему казалось страшно глупым в такую замечательную погоду зря тратить время. Если они вообще намерены закончить свое путешествие, то отправляться в путь, конечно, имеет смысл именно в такую погоду. Еще одна буря, и их песенка будет спета. Этими мыслями он поделился с Профессором, который, осмотрев свое летающее ружье, пришел к выводу, что оно в полном порядке. Старик Вурцл полностью согласился с Джонатаном и добавил, что он совсем не прочь на следующее утро быть уже в пути. Проводить ночи на берегу, в месте, кишевшем гоблинами, казалось неразумным. Сам же Джонатан считал, что торопиться следует не по этой причине, но, подумав, согласился, что в этом тоже есть зерно истины. Поэтому они энергично принялись за дело. Ветка и Дули распрямляли гвозди и приводили в порядок спутанную парусину, а остальные в это время тащили обломки плота к воде, причем Сквайр Меркл, сгорбившись под его тяжестью, шел самым первым. Бревно, которое нашел Дули, с помощью рычагов из палок без особых усилий было извлечено из земли и груды мусора. Хотя бревно было коротковато, все согласились с тем, что оно все же вполне пригодно, поскольку большая часть веток, которые могли бы мешать, была обломана. Оставшиеся ветки, которые мешали бы привязывать бревно к поперечным балкам палубы, Джонатан легко сломал. Затем с помощью огромного булыжника он выламывал все зазубрины, которые остались от веток, до тех пор, пока бревно не стало относительно гладким и его можно было использовать. Привязывать бревно решили Профессор и Джонатан, после чего Буфо и Желтая Шляпа стали спорить с ними насчет того, какие следует вязать узлы, и связали парочку. Но они получились настолько слабыми и непрочными, что при использовании бы моментально развязались. Сквайр, который хотя и без конца отвлекался, но оказался на удивление сильным, послушно приподнял углы плота вверх, и Джонатан с Профессором смогли просунуть под него один конец веревки, а другой пропустить снаружи. В этот день, не прилагая особых усилий, они соорудили деревянный навес, нижние углы которого Джонатан укрепил на палубе с помощью пары досок. К передней его части кое-как прицепили тент, сделанный из остатков потрепанного и изношенного паруса, который с боков слегка обрезали, чтобы по плоту можно было легко передвигаться. К задней стенке навеса Джонатан крест-накрест прибил оставшиеся доски - при этом он страшно боялся, что промахнется и вся непрочная конструкция развалится на куски. Но этого не произошло, и в конце концов навес получился прочным и достаточно большим, чтобы вместить троих путешественников и Ахава. И еще оставалось свободное пространство, хотя и не слишком большое. Они скатили бочонки вниз и оставшимся куском веревки привязали их к плоту по периметру. Джонатану оставалось лишь надеяться, что привязаны они достаточно крепко и, раскачанные течением, не будут постоянно биться о борта и не разлетятся в щепки. Лодку, все еще вполне пригодную для плавания, привязали к плоту сзади. Каноэ можно было бросить - пробитое днище вряд ли прибавляло ему ценности. Но они взяли с собой весла, и это было лучше, чем ничего. Джонатану начало казаться, что если им будет сопутствовать удача, то он, пожалуй, еще увидит морское побережье. Уже в наступившей темноте все по очереди осмотрели плот, оценивая его с разных точек зрения, и пришли к выводу, что все в полном порядке. Все - и путешественники, и коротышки - были настолько поглощены работой, что никто из них даже не заметил, как наступил вечер. Когда наконец Профессор Вурцл попросил всех обратить внимание на этот факт, небо на горизонте, еще ярко-пурпурного цвета, постепенно стало приобретать прозрачно-синий оттенок. И до того момента, когда на нем замерцает первая звездочка, оставалось совсем немного времени - может, полчаса, не больше. Лес, тянувшийся вдалеке вдоль границы Горной Страны эльфов, в сумерках выглядел как темно-коричневая полоска и едва отличался от тени. Услужливо выплыла ранняя луна, казавшаяся на фоне пурпурного неба кораблем призраков. Джонатан подумал, что с такой яркой луной ночь не будет темной и страшной. Все считали просто немыслимым не разжечь большой костер, но, когда они решили набрать веток, выяснилось, что это совсем не просто. Хотя на лугах валялось множество всяких щепок и деревяшек, по большей части они были промокшие насквозь и годились только для того, чтобы дымом от них выкуривать пчел. Наконец в нескольких сотнях ярдов вниз по течению кто-то нашел поваленную и изгрызенную жуками сосну - ее ветки были довольно высоко и поэтому не намокли. Джонатан и Дули вскарабкались на ствол и принялись обламывать ветки ногами. Все остальные тащили охапки сучьев к плоту, возле которого сложили огромную кучу. Кроме того, были сложены четыре кучки поменьше, и все вместе они образовали маленький лагерь, с одной стороны которого бежала Ориэль, а с другой, расположенные полукругом, весело трещали костерки. Джонатан боялся, фактически он был уверен, что сушняка не хватит, чтобы всю ночь поддерживать огонь, но он сделал расчет на то, что граница Горной Страны эльфов находилась слишком близко, поэтому реальной опасности, что на них набредет какое-нибудь жуткое создание, не было. И, кроме того, они, кажется, нечасто тут встречались. Для поздней осени ночь была необычно теплой, никто не просил дополнительных одеял. И всем было тепло - места вокруг костров хватало. Поздно вечером в небе появилась пара облаков, они плыли с северо-востока - возможно, остались еще со вчерашнего шторма. Луна потихоньку шествовала по темному небу. Рядом, составляя ей компанию, путешествовала яркая звезда, у которой, наверное, был свой, не похожий ни на что мир. А на лугах каждая ветка и каждый ствол, каждый валун в лунном свете отбрасывали странные тени, и все они были направлены в сторону морского побережья. Когда лик луны заслоняло случайное облачко, тени становились блеклыми, а ландшафт - тусклым, и казалось, что сейчас не вечер, а глубокая ночь. Облако же на фоне луны было словно охвачено огнем и сверкало, и казалось, что внутри него бушует нечто великое, может быть даже океан. И, приглядевшись, можно было увидеть огромные волны, перекатывающиеся и падающие вниз. Но затем за какую-то секунду огонь тускнел и пропадал совсем, и уже нельзя было сказать наверняка, было ли это грозовое облако, или в нем не было ни капли влаги, или же в нем не было вообще ничего. Все расположились вокруг костров, жуя овощи из бочонка и сыр и доедая остатки хлеба. Время от времени кто-нибудь подкидывал в костер сучья. Сквайр Меркл заснул с час назад, а остальные вели тихие и неторопливые разговоры. Дули тоже участвовал в беседе, рассказывая разные истории про своего дедушку, большинство из которых коротышки принимали за чистую монету и оценивали очень высоко. Буфо, раздуваясь от гордости, рассказал, что повстречал старика несколько лет тому назад, когда ехал на рынок к побережью. Старик Эскаргот, как называл его Буфо, в обмен на его лошадь дал ему глаз кита и, все время поглядывая через плечо, вскочил на лошадь и поскакал вниз по реке, в сторону леса, поднимая за собой клубы темной пыли. - Странный он, этот твой дедушка, - сказал Буфо. - Я больше никогда не видел его, хотя у него были какие-то дела со Сквайром, и не так давно. Это было связано с пригоршней изумрудов размером со стеклянные шарики. Сквайр, кажется, без ума от них. Его подвалы все доверху набиты этими шарами. Разговоры текли то в одном, то в другом направлении, то прекращались. Затем опять кто-нибудь находил тему, и все принимались лениво болтать. Но чем дальше, тем дольше в промежутках длились паузы, и все говорили тише и тише, словно разговаривать громко было неприлично, а может, и небезопасно. Когда луна поднялась уже высоко и Джонатан подумал, что наступила глубокая ночь, где-то далеко, в верхнем течении, он услышал какой-то грохот. Это был низкий, мрачный звук, и Джонатан вдруг испытал глубокое чувство одиночества, даже несмотря на то, что сейчас он был в компании своих друзей. Он протянул руку и похлопал по спине старину Ахава, который, свернувшись калачиком, лежал рядом, такой теплый, как согретое солнцем яблоко. Секунду назад Джонатан подумал о том, а что же могло издать такой звук, но до того, как этот грохот раздался вновь, Ахав навострил уши; он вскочил на ноги и зарычал в темноту. - Это всего лишь где-то гремит гром, малыш, - сказал Джонатан, внутренне надеясь, что на самом деле это не так. Новые штормы не принесут никому из них ничего хорошего. Однако странную реакцию Ахава можно было объяснить только после того, как в дополнение к первому послышался другой шум. Порыв ветра донес приглушенное эхо ударов в медный гонг и гогочущий смех гоблинов с той стороны, где находился Лес Гоблинов. И Джонатан увидел огни их факелов, горящие на далеких холмах, многими милями выше вверх по течению, в направлении городка Твомбли. Вокруг путешественников и коротышек, сидящих возле костров, в пляске колыхались жуткие тени, отбрасываемые деревьями, и иногда они казались гоблинами или сгорбленными троллями, в ярости воздевающими над ними свои руки. Джонатан был рад, что Дули, уснувшего следом за Сквайром, не разбудило ворчание Ахава. Ветка сидел с настороженным видом, широко раскрыв глаза, и пальцем указывал в сторону дуба с толстым стволом, стоящего на небольшом возвышении за лагерем. Среди искривленных сучьев, колыхающихся на ветру, мерцал фонарь, вставленный в тыкву, в которой были сделаны прорези в виде глаз и рта. "Глаза" блестели неверным, таинственным светом, а "рот" был раскрыт в усмешке. Никто из сидящих не пошевелился и не произнес ни слова, пока это было там. Когда же оно мигнуло и исчезло, раздалось громкое "уфф" - просто все одновременно вздохнули. Профессор Вурцл, который, к счастью, был любознателен и достаточно разумен, чтобы рассматривать такое жуткое видение с научной точки зрения, сказал просто: - Можете ли вы представить себе что-то подобное? - И, когда, очевидно, никто не смог этого сделать, добавил: - Кто-то сыграл с нами маленькую шутку. Я был бы не прочь подняться вот на тот холмик и сам разыграть его. - Кто бы это ни был, по-моему, лучше его не трогать, - предостерег Джонатан. - Пусть он немножко повеселится. Мерцающие огоньки не такие уж и маленькие. Давайте лучше останемся тут и дождемся рассвета. - Правильно, - кивнул Буфо. - Это хорошая идея - ночевать на открытом месте. Никто, если у него есть хоть капля разума, не станет бродить в такую ночь по лесу. Профессора эти слова не убедили. - Все это мне очень знакомо. Это напоминает стихи, которые читала обезьяна из Малого Беддлингтона. У ее хозяина, гнома, была большая шляпа и повязка на одном глазу, а вторым глазом он смотрел очень хитро. Обезьяна прочитала бы "Стенания безумца" так же хорошо, как это сделали бы вы или я, если, конечно, здесь не использовалось чревовещания. Обезьяна читала и другое стихотворение - вы знаете, о какой обезьяне идет речь, Джонатан, - но я не помню точно, о чем оно. Что-то насчет огней на дереве и большого куска сыра. - Кажется, я знаю, - сказал Буфо. - Хотя, конечно, странно, что эти стихи имели какое-то отношение к обезьяне. Если я не ошибаюсь, то это "Песня имения Илдора", написанная Ламом Увальнем. Послушайте, то ли я имею в виду: Бутылка, закрытая пробкой, Бутылка, закрытая пробкой, - В ней нет ничего, лишь осадок. Глаза огонька сверкают И пляшут в ночи на ветру. И гоблины зажигают Свои огни, и они В темном лесу мерцают. Говорят, если сливки взбить, Облака получаются. Если хочешь пить, то пожалуйста, В океанах чай колыхается. Бриллиантов растаявших дождь с неба капает, В небе ночью висит сыра круг и не падает. - Да, да, это те самые стихи! - воскликнул Профессор. - Это точно они. И он удивленно почесал макушку. Где-то далеко гоблины не переставая били в барабаны и гонги, но путешественники и коротышки постепенно, один за другим, забыли об их существовании, начали дремать, а потом и вовсе уснули. Джонатан, боясь, что костры потухнут, сложил оставшиеся сучья в кучу и только потом наконец лег спать, поблагодарив Буфо за то, что тот одолжил ему одно из своих одеял, а Ахава, который успокоился и уютно устроился рядом, - за компанию. Его опять посетил все тот же волнующий сон, и казалось, что он снился несколько часов кряду. Джонатану привиделось, что его захватили в плен и держали в большом доме, очень высоком, с длинными, пыльными и очень широкими лестницами, по которым в поисках выхода он бродил, кажется, целую вечность. И наконец ему повезло, и он обнаружил люк, ведущий в мансарду, - возможно, именно через этот люк он смог бы сбежать. Но, пробравшись туда, увидел, что вся она загромождена старой мебелью и пыльными, скрученными в рулоны коврами. И все это было в таком беспорядке, что ему пришлось проползать, извиваясь, сквозь весь этот хлам и все время вытягивать голову, чтобы в сумраке не упустить из виду дверь, ведущую наружу. Когда он был уже на полпути к выходу, раздался лай Ахава, который, должно быть, лаял на бурю. Это было не так уж плохо, поскольку во сне Джонатану одному было очень страшно - так, что мурашки бегали по телу. Он позвал Ахава и велел ему отыскать выход, но тот лишь продолжал лаять. И тут Джонатан проснулся - его тряс Профессор, и он обнаружил, что лежит, завернувшись в одеяло, рядом с потухшим костром, а Ахав и в самом деле лает рядом. Профессор показал рукой на небо, где в вышине стремительно неслась пара облаков. А луна, проделав весь свой путь, уже собиралась закатываться за верхушки деревьев с той стороны, где находилась Горная Страна эльфов. Сначала Джонатану показалось, что он еще спит и все, что он видит, - лишь плод его воображения. Но, с другой стороны, было очевидно, что Профессор Вурцл тоже видел это, а господин Буфо и Сквайр казались на редкость невозмутимыми. Там, лавируя между островками облаков, плыл корабль. Он был ужасно далеко - казалось, мимолетная тень подгоняемого ветром листа, не больше. Но это был не воздушный корабль, как у эльфов, а хорошо вооруженное судно, какое вы могли бы встретить, путешествуя по торговым путям за Островами Пиратов. Галеон поднимался и опускался, словно плыл не по воздуху, а по воде. Цветные паруса раздувались на мачтах и на какой-то миг сверкнули в свете луны. Джонатану подумалось, что он мог бы увидеть и самих моряков, как он их представлял, снующими по палубе. Вместе с Профессором, Буфо и Сквайром он наблюдал за тем, как корабль плыл на восток, а затем исчез за далекими холмами. Вдруг Джонатан заметил, что кругом стоит необычайная тишина, и он понял, что гоблины перестали бить в свои барабаны. И на холмах их леса не было видно и намека на факелы или костры - лишь лес темнел вдалеке, да широкая река бежала к морю. - Барабаны смолкли в тот момент, когда в небе появился этот корабль. Смолкли напрочь, Джонатан, и огни потухли почти тут же. Если вы спросите мое мнение, я скажу лишь, что это была какая-то магия, присущая эльфам, что-то такое, что я не в состоянии объяснить. Но все же магия эльфов лучше, чем магия гоблинов. Джонатан не мог с этим поспорить. Сквайр, широко улыбаясь, сказал: - Это мистер Бламп с подарком для Сквайра. Бламп, Бламп, Бламп... Эти слова Джонатану показались бессмысленными, но Буфо полностью согласился со Сквайром. Проснулся Желтая Шляпа и сонным голосом спросил, о чем это тут все болтают, но Буфо велел ему замолчать и идти досматривать сон. Какое-то время Ахав сидел с таким видом, словно он собирался сделать то же самое, но затем вдруг вскочил и с воем побежал к плоту, где начал яростно царапать его борт и с сопением обнюхивать подвешенные к нему бочонки. Он, казалось, с головой ушел в свое занятие, и Джонатан с Профессором отправились посмотреть, что это такое нашел пес. Они успели увидеть какое-то неизвестное животное размером с белку, но не похожее ни на одну из белок, которых они когда-либо видели, - оно лишь быстро промелькнуло и прыгнуло в реку, а затем исчезло в темной воде. У этого зверя, заметил Джонатан, была голова как у бобра, покачивающаяся на маленьком теле белки. И в целом животное выглядело чрезвычайно странно, как выразился Профессор. Ахава этот зверь, видимо, не заинтересовал настолько, чтобы он отважился прыгнуть следом за ним в реку, поэтому он потрусил обратно к огню и улегся там спать. - Что же это было? - спросил Джонатан. - Не имею ни малейшего представления, - ответил Профессор Вурцл. - Но оно покушалось на наши веревки. Взгляните-ка сюда. И действительно, веревки были изжеваны, причем настолько, что от удара о большую волну они могли спокойно разорваться. - Во всяком случае, хорошо, что я проснулся, - сказал Профессор и стал шарить вокруг, а затем поднялся, держа в руках моток веревки. В сером свете утренней зари Джонатан и Профессор еще раз как следует обвязали угол плота, но оба они были обеспокоены появлением маленькой бестии, которая явно намеревалась испортить их плот. Как только из-за холмов на востоке выглянуло солнце, они разбудили Дули и посадили Ахава на борт. После чего вместе со Сквайром Мерклом, Буфо, Желтой Шляпой и Веткой толкали плот до тех пор, пока он не оказался в воде. А затем путешественники вскарабкались на борт, и течением реки плот медленно вынесло на ее середину. На возвышении среди лугов лежало разбитое каноэ, а вокруг повсюду в траве сверкали и искрились в лучах восходящего солнца маленькие лужицы. Коротышки стояли на берегу, махали на прощанье руками и кричали, что они еще посмотрят, кто доберется до побережья первым. Но было совершенно ясно, что если удача будет на стороне путешественников, то они доберутся до моря задолго до того, как коротышки дойдут туда пешком, неся свои почти пустые уже, а потому совершенно ненужные корзинки. Джонатан подумал, не подбросить ли им идею - таскать свою поклажу не в корзинках, а в рюкзаках, но затем решил, что без корзинок коротышки перестанут быть коротышками, - а к этому времени Джонатан успел полюбить их, этих маленьких людей со своими корзинками и всем прочим. Глава 11 "Луна и шляпа" В течение последующих двух дней Ориэль не преподносила путешественникам никаких сюрпризов, чему Джонатан был весьма рад. Пару раз плот оказывался на мелководье, где он мчался среди выступающих из воды камней и изредка наскакивал на них. Но вода в реке была высокой, и если летом эти мелководные стремнины были труднопроходимы, то сейчас они грозили путешественникам лишь небольшим волнением. Несколько раз привязанные к борту бочонки так энергично подпрыгивали, что Джонатану казалось: вот сейчас они ударятся о камни, скрытые водой, и плот разлетится в щепки. Но подобного, слава Богу, не случилось. Едва только они двинулись в путь, Профессор нахмурил брови и вдруг стукнул себя ладонью по лбу. В его взгляде явно читалось: "А не сошли ли мы все с ума?" - и на то были свои причины. Как оказалось, на плоту не было одной чрезвычайно важной детали снаряжения - румпеля, - и ни Джонатан, ни Профессор не вспомнили об этом и не поставили новый. Тем не менее плот каким-то образом самостоятельно и вполне успешно обходил мели и спокойно плыл в глубокой воде. Один раз он, правда, развернулся кормой к отмели и заскреб по песку, но путешественники были настороже и с помощью шестов не дали плоту сесть на мель и вывели его на более глубокое место. Они старались следовать курсу, неистово гребя маленькими веслами с одного или другого борта, но это помогало лишь тогда, когда они находились на открытом, спокойном пространстве, где не было водоворотов и быстрин, которые могли бы помешать им. Они надеялись, что ближе к побережью, в дельте реки, смогут двигаться достаточно близко к берегу и тогда им легче будет управлять плотом. Иначе, предостерегал Джонатан, особенно если они будут плыть по этому участку ночью, плот может незаметно вынести в открытое море. Правда, это было лишь предположение, но оно заставляло нервничать; по крайней мере, Джонатан волновался очень часто. Он замечал, что Ориэль становится все шире. Временами ему казалось, что от дальнего берега их отделяет не меньше мили. Чем ближе они были к побережью, тем ярче и зеленей выглядела листва на кустах и деревьях, растущих вдоль берега. Однажды, когда плот приблизился к берегу, Джонатан увидел заросли дикого винограда, увешанные черными и пурпурными гроздьями, что было довольно странно, если учитывать, что стояла глубокая осень. Профессор Вурцл заявил, что, с теоретической точки зрения, на береговую часть осень приходит позже, чем на континентальную, благодаря климату и особенно постоянным туманам, из-за которых здесь влажно и прохладно почти весь год. Довольно поздно стали появляться морские птицы - сначала чайки, орущие как безумные и суетливо машущие крыльями, словно у них была какая-то далекая, но очень важная цель. Изредка пролетали пеликаны, иногда сразу несколько, из-за своих огромных клювов, или, как говорил Дули, носов, имевшие глуповатый вид. В целом же плавание даже начало казаться приятным. Утром путешественники съели на завтрак последний батон хлеба, немного ягод и сыра. Они могли бы съесть по пикулю или по два, но в последний раз они так объелись ими, что сейчас и думать не могли об этом лакомстве. Дули рассказал, что его мама мастерски готовила пирожки с маринованными овощами, но эта идея и Джонатану, и Профессору показалась настолько дикой, что они попросили Дули больше не говорить о таких вещах. Как-то утром, когда управление плотом не представляло большой сложности и стало более или менее привычным, Джонатан с Профессором достали свои трубки и набили их табаком, который к тому времени достаточно подсох, чтобы его можно было зажечь без мучений. Табак имел легкий привкус речной воды, и Джонатан заметил, что эффект, который река оказала на табак, можно было бы сравнить с эффектом, который она оказывала на шляпы, - то есть вода придавала табаку романтический привкус травы и водорослей, и привкус этот был довольно приятным. Профессор предположил, что Бизл, пожалуй, мог бы заинтересоваться методом изготовления подобного табака, для того чтобы выставить его на продажу в своей лавке. И назывался бы он, к примеру, "Старинный речной табак". Как только трубка разгорелась, Профессор отложил в сторону гвоздь, с помощью которого он уплотнял табак в трубке, и уселся поудобнее: - По правде говоря, наше путешествие до сих пор было очень уж странным. Оно и наполовину не должно было быть таким странным. Джонатан кивнул. Он не раз думал о том же самом. - Странно то, - сказал он, - что мы так или иначе все время ввязываемся в какие-то непонятные события. Почему, например, таинственные маленькие зверюшки без конца пытаются испортить наш плот? Почему их заботит, доберемся мы со своим сыром до побережья или нет? - По-моему, тут дело совсем не в сыре. Мне кажется, все гораздо сложнее. - Профессор скосил один глаз, задумчиво глядя на кончик носа Джонатана. - Со всем этим как-то связаны эльфы, летающие по ночам в своих невероятных кораблях, и странствующие коротышки, которые неизвестно откуда знают, кто мы такие. И неудивительно, что они заметили нас там, на вершине холма. Такое впечатление, словно они планировали закусить вместе с нами. Джонатан задумался. - Крысиное гнездо никто не станет тревожить просто так - скорее всего тут не обошлось без вмешательства того мага-гнома. А эльфы просто летали над Высокой Башней и скидывали ему на голову кирпичи. Профессор кивнул: - Думаю, ты прав. Если только этот гном не окажется более могущественным, чем мы полагаем. Он может управлять зверями, это совершенно ясно. И, кроме того, он, вероятно, может управлять и погодой. Кто знает, откуда пришла эта буря? Готов отдать свой зуб, чтобы только узнать, пронеслась ли она над всей долиной или появилась откуда-то ниже Высокой Башни. Я не удивился бы, если бы верным оказалось второе. Оба они какое-то время сидели не шелохнувшись, Думая над всем этим. Наконец Дули, восседавший с шестом на носу плота и следивший за тем, чтобы он не напоролся на камни и не сел на мель, проговорил: - Держу пари, господин Сыровар, что мой старый дедушка где-то здесь неподалеку. Немного найдется интересных мест и событий, в которых он не принимал бы участия. И он наперед знал обо всем этом деле, это уж точно. - Прошу прощения, Дули, - перебил его Профессор, - ты хочешь сказать, что он может предвидеть события? - Совершенно верно, Профессор. Именно это он и делал всегда. Он очень расторопный, мой дедушка, и ничто не случается без того, чтобы он не знал об этом. Он рассказывал мне о своем короле-друге, ну, вы знаете. Сыровар вроде вас, господин Бинг. У него корабль, который летает в небесах, и рыбки в облаках, и большие, просто огромные сети для ловли кристалла эльфов. Это все теперь опять на Луне. - Ты уверен? - Профессор подмигнул Джонатану. - Это корабль вроде того, что мы видели недавно? - Нет, - ответил Дули. - Не летающие механизмы, а корабли. Паруса, такелаж и тому подобные вещи. - Я понял, - сказал Профессор. - Очевидно, все это находится внутри облаков и поэтому недоступно нашему глазу. - Так бы сказал мой дедушка. Очень точно сказано. Дули вернулся к наблюдениям за мелями. Неожиданно он вскрикнул и указал на странное создание возле берега - в первый момент Джонатан и Профессор Вурцл испугались, что это был тот самый маленький зверь, который старался перегрызть веревки. Но это животное оказалось самым обычным, ничем не примечательным утконосом, который дружелюбно пялился на них, когда они проплывали мимо. Ахав приветственно залаял и, казалось, собрался прыгнуть в воду и поплавать вместе с утконосом, но плот пронесло мимо так быстро, что он упустил эту возможность. Джонатан продолжил разговор: - Я убежден, что наша судьба, как говорится, предопределена, Профессор. Этот сыр достигнет побережья, а вместе с ним и мы. Пока что у нас не было иного выбора, кроме как быть марионетками в чьей-то тайной игре. - Безусловно, ты прав, Сыровар. Это наиболее вероятно. Я присоединился к твоей экспедиции, как ты знаешь, затем, чтобы вести наблюдения и делать записи по естественной истории. Но мои карандаши и бумаги пропали, и я не отрицаю, что совершенно не занимаюсь наукой. Но когда мы достигнем побережья, я намерен раздобыть бумагу и сделать записи об этих воздушных кораблях. Корабль с крыльями летучей мыши казался мне совершенно невероятным, неправдоподобным, в то время как он, возможно, именно таким и был. Но той шхуны, которую мы видели прошлой ночью, совершенно очевидно, не могло существовать. - А у меня не создалось впечатления, что это невозможно, Профессор. Я уверен, что видел даже, как матросы сновали по палубе. - Ну что ж, это галлюцинация. - И всем это только привиделось? - Это массовая галлюцинация. А что, вполне возможно, Джонатан. И такое случалось прежде, как тебе известно. Я часто думал, что та обезьяна из Беддлингтона никогда не читала стихов. Зрители только так думали. - Говорящая обезьяна даже наполовину не столь таинственна, как тот корабль, который мы видели прошлой ночью. И я рад, что это корабль эльфов, а не того самого гнома. - По словам Дули, - шепотом проговорил Профессор, - корабль принадлежит тому парню, у которого рыбки плавают в облаках, Сыровару, а он-то известно откуда. И я не уверен, что мне это очень нравится. - Н-да, если он Сыровар... - пробормотал Джонатан, пытаясь добавить каплю юмора в свое высказывание. Но Профессор, очевидно, юмора не понял, поскольку он пустился разглагольствовать на тему галлюцинаций и совершенно невозможного в природе. В этот момент мимо пронеслась огромная стая пеликанов, и каждый из них делал широкие, но легкие взмахи крыльями. Профессор Вурцл указал на стаю своей трубкой. - Вот вот оно, - произнес он таким тоном, словно эти три слова каким-то образом объясняли все загадки. Джонатан внимательно слушал, не спрашивая, что же Профессор хотел сказать, - он знал по опыту, что тот сейчас весьма недалек от научного открытия. - Мах крылом, - заявил Профессор, - это ключ к пониманию того, каким образом существа, которые тяжелее воздуха, способны летать. Науке известны две вещи, с помощью которых можно преодолеть свойственное всем объектам стремление искать твердую поверхность, притягиваться к земле, - это мах крылом и нагретый воздух. Пеликаны используют первую; раздувающиеся огненные жабы с Очарованных Островов - вторую, для того чтобы перелетать с острова на остров. Однако наш корабль с массой тяжелых пассажиров на борту кружится себе в небе как хочет. - Ты абсолютно прав, Профессор, - сказал Джонатан, глядя на пеликанов, летевших вдоль реки. - Правда, у Дж. Смитерса была описана история о летающих коврах, которые могли переносить сундуки, полные алмазов и бриллиантов, в Океании, от одного короля к другому. Они были хорошими друзьями и столь щедры, что каждый день дарили друг другу подарки, один богаче другого. Наконец они дошли до того, что стали обмениваться целыми королевствами. И так продолжалось целую неделю - до тех пор, пока один из них, который уже несколько лет ждал этого момента, получил в подарок королевство от другого, но "забыл", в свою очередь, подарить ему свое. Таким образом, второй король оказался совершенно разорен, но все в целом закончилось благополучно. - Как же это? - спросил Профессор. - Суть в том, что лучше быть умным нищим, чем глупым королем, так я полагаю. Профессор задумался, а затем высказал мнение, что этот Дж. Смитерс вовсе не был таким уж мудрым. - Все это враки, все эти короли Океании и их дела. Дж. Смитерс многое приукрасил. Но наука, мой дорогой Бинг, не может заниматься такими вещами. Она уходит своими корнями в глубокие моря, в силы, которые устанавливают определенный порядок во всем, и держит в страхе все перемены и потоки. - Потоки реки? - переспросил Джонатан, пытаясь понять, почему реку нужно держать в страхе. - Упорядочивает хаос, - продолжал Профессор. - Закон науки неизменно берет власть над беспорядком! Вот в чем секрет маха крыла и полета летучих огненных жаб - феномена Очарованных Островов. У всего есть свое объяснение. И все чудеса в глазах науки представляют собой столь же обычное явление, как, скажем, кусок ветчины. - Но все же тот корабль прошлой ночью был намного удивительней, чем любой кусок ветчины, который я когда-либо видел, - возразил Джонатан. - Хотя я и не подвергаю сомнению какие-то научные принципы. Профессор на секунду задумался, рассеянно кивая головой в ответ на слова Джонатана. То, что он наконец сказал, не имело никакого отношения ни к науке, ни к ветчине. - Это был такой же точно корабль, - произнес он негромко. - Такой же проклятый корабль. - Точно такой же, как - что? - Как корабль, который я нашел в Стутонской Топи. Как галеон эльфов с Океанских Островов. - Профессор перешел на шепот. - А я думал, ты сказал, что он не с Океанских Островов, - пробормотал Джонатан. - Я не могу сказать точно. Это достаточно сложно. Насколько я понимаю, руны могли означать как "море", так и "небо". Тогда предположим, там стоит слово "небо". Но острова в небе? - Ну да, - сказал Джонатан. - Ты не шутишь? - Ну, что еще? - нетерпеливо спросил Сыровар. В тот момент, когда Профессор был готов раскрыть истину, Дули, разинув рот, завопил: "Луна!!!" - да так громко, что Профессор и Джонатан подпрыгнули как ошпаренные. Ахав, видимо решив, что какой-то страшный фрагмент его сновидений стал вдруг явью, вздрогнул, завыл и, потеряв равновесие, едва не покатился по палубе. Но уже через секунду он опять сладко подремывал. - Дули, - доброжелательно, но твердо и с нотками снисхождения в голосе произнес Профессор, - на днях я видел два совершенно необъяснимых чуда. Но в действительности оба могли иметь одно и то же происхождение. Не скажу точно, не уверен. Они касались переноски тяжелых предметов по воздуху и совершенно пренебрегали законами науки. Я не собираюсь, конечно, заниматься исследованиями в этой области, но при наличии бумаги, универсальных расчетных таблиц и тома исследований лорда Пидмонта я смогу, и довольно быстро, объяснить все эти феноменальные явления. Но никто, сэр, ни лорд Пидмонт, ни Семь Мудрецов Лимпуса не смогут объяснить, каким образом земные объекты могли бы преодолеть влияние слоев атмосферы, притяжение земного шара и летать на Луну и обратно! И он настолько твердо и строго подчеркнул слово "Луна", что Джонатан испугался, что Дули никогда больше не отважится говорить. Но тот в ответ просто усмехнулся, кивнул и сказал, что он не знаком ни с Пидмонтом, ни со всеми прочими штуками, о которых упомянул Профессор. После чего он просто пожал плечами и произнес: - Магия, и больше ничего. Профессор посмотрел на него с досадой, без сомнения раскаиваясь в том, что вступил в спор с таким типом, как Дули. Джонатан похлопал его по плечу: - Помнишь, что ты говорил, Профессор, насчет того, что ключи от боковой двери находятся в руках у науки? - Вздор. Я находился под влиянием лунного света. Нет, Джонатан, всему остальному я предпочитаю научное объяснение. Но всегда ли следовало соглашаться с объяснениями, даваемыми Профессором Вурцлом? В конечном счете настоящую цену имело лишь то, чему можно было удивляться и над чем размышлять, - все раскрытые тайны не стоили и одной нераскрытой. По крайней мере, именно с этой точки зрения Джонатан смотрел на мир. Он часто думал, что, пожалуй, он был бы не прочь вместо Сыровара стать Ученым. В самом деле, было бы несравненно лучше, чтобы твоя комната была набита разными приборами и установками, в которых бы без конца что-нибудь кипело и пузырилось. Ученых всегда что-то беспокоит и волнует, они решают какие-то проблемы и в самом разгаре беседы могут вдруг подпрыгнуть и убежать (и никто не скажет, что это от недостатков воспитания), чтобы приняться за проверку новой теории, которая неожиданно пришла им в голову. И было бы совсем неплохо, если бы к нему пришел какой-нибудь друг, а экономка сказала бы просто: "Хозяин у себя в лаборатории" - и провела бы гостя в комнату, а он с раскрытым от удивления ртом смотрел на нагромождения разного жуткого оборудования. А сам бы он купил себе длинный белый халат и очки, за которыми его глаза казались бы похожими на сливы, и говорил бы, как Профессор, снабжая свою речь всеми этими "вращениями" и "универсальными расчетными таблицами". Но в таком случае в научном разговоре он не смог бы, безусловно, встать на сторону Дули, И все вечера уходили бы у него на вычерчивание графиков и таблиц и на чтение толстых томов, посвященных изменчивости утиных перьев и свойствам замороженной воды. И у него бы осталось совсем мало драгоценного времени на Дж. Смитерса и всех магических королей Океании. И все бы это начало казаться "вздором", как выразился Профессор. И еще он никогда не смог бы просто так сидеть без дела и этим ноябрьским днем, греясь в скудных солнечных лучах, лежать на спине и с удовольствием курить трубку, а в это время старушка Ориэль неторопливо несла бы его к морю - наверное, это показалось бы ему лишь пустой тратой времени. Кроме того, уже сделано столько открытий, что если он сменит профессию, то, наверное, ему очень скоро станет нечего делать. Тогда бы и Профессору Вурцлу пришлось сменить профессию, и не исключено, что он стал бы Сыроваром, и в итоге все осталось бы по-прежнему. Джонатан погрузился в свои размышления, но никому не рассказывал о них. Пожалуй, для того чтобы заснуть, было слишком холодно; а вот для того, чтобы просто ничего не делать, - в самый раз. Джонатан вспомнил, как у Дж. Смитерса было сказано, что ничего не делать - самое утомительное в мире занятие, может быть, просто потому, что вы никак не можете бросить его и отдохнуть. А может, Дж. Смитерс и в самом деле не такой уж умный. В тот день они опять закусывали сыром. Хлеб кончился, но в изобилии были ягоды и маринованные овощи. С каждой пройденной милей солнце, казалось, теряло немного своей яркости и тепла. После обеда задул холодный ветер, который несся с побережья, и это повторялось почти каждый день. Часто ветер нес с собой запах океана - запах соленых брызг, водорослей, тумана и рыбы, - наверное, самый приятный запах, который только мог быть на море. Во всяком случае, Джонатан думал именно так. Но в то же время в этом запахе чувствовались одиночество и холод. Казалось, в нем были простор и глубина океана, и в этой глубине было все, что только можно себе вообразить. Около двух часов дня они прошли мимо сторожевой башни гномов. Путешественники выкрикивали приветствия, но дверь была закрыта, и только после того, как Ахав громко гавкнул пару раз, появился гном, борода которого доходила почти до земли, держа в руках огромный жуткий топор. Друзья помахали ему, и в качестве приветствия он поднял свой топор и взмахнул им. - По сравнению с нами он весьма невысокого роста, да? - прокомментировал Профессор. - Пожалуй, - согласился Джонатан, - но он не виноват, что родился таким. И он удивленно покосился на Профессора Вурцла. - Я пытался понять, какое выражение было у него на лице, хотя из-за этой бороды трудно сказать, улыбается он или хмурится. Но мне показалось, что он нахмурился. И, кроме того, это равнодушное приветствие... - Скорее всего на прошлой неделе у него были гости, которые явно пришлись ему не по душе. Профессор кивнул: - Или же он подумал, что с реки ему кричала груда поленьев. Я надеюсь, что к тому времени, когда здесь появятся Сквайр, Буфо и все остальные, он отнесется к ним лучше. Ведь они будут уже очень далеко от дома и им потребуется немного отдыха. Миновав сторожевую башню, путешественники заметили, что русло реки стало еще шире, а течение замедлилось настолько, что Ориэль почти ползла, а не текла. И Джонатан подумал: а не прибудут ли первыми к побережью коротышки? Впереди них замаячил остров, заросший густым лесом и покрытый холмами, остров, на котором можно было найти всевозможнейшие пещеры и черепашьи лужи. На вершине одного из холмов стоял единственный бревенчатый домик, и из его каменной трубы белой струйкой весело поднимался дым. За первым островом показались два других, делящих русло Ориэли на три части. Казалось, что река уже растеряла большую часть своих сил и покорилась власти семейства бобров, зарослей спутанных лилий и дрейфующих бревен. Когда наконец наступила ночь, плот, лениво покачиваясь на волнах, плыл посередине реки. Профессор попробовал воду на вкус и объявил, что она слегка солоноватая, а это значит, что побережье совсем недалеко. Они решили вести наблюдение по очереди и сменяться каждые два часа и стали тянуть соломинки - кому становиться на вахту. Джонатану выпало дежурить первым, и, пока Профессор и Дули сладко похрапывали, он разжег свою трубку и попыхивал ею, а потом незаметно задремал. Утром, как обычно, наступил серый рассвет, и путешественники, проснувшись, обнаружили, что они все мокрые от росы, а проплывающий мимо берег усажен деревьями виднеющейся вдалеке фермы. Во фруктовых садах тут и там высились груды сучьев, срезанных с яблоневых, вишневых и персиковых деревьев, потрескивающие в огне. Рядом прохаживался рослый гном, наблюдающий за горящими кучами. У некоторых деревьев еще не были срезаны ветки, но листья с них уже опали, и они высокими, стройными великанами возвышались над ковром буйно растущих трав. Джонатан представил себе, как в доме на ферме жарят на сковородке блины, а затем поливают их сиропом, на другой сковородке жарят яичницу, а на третьей разогревают бекон, который с шипеньем подрумянивается. Если бы ему предложили, он бы, наверное, не удержался и обменял бы весь сыр, который имелся на борту, на чашечку ароматного кофе. Чем дальше, тем больше виднелось ферм, но они становились все меньше и меньше. То тут, то там стояли скопления домиков - маленькие деревни, окруженные крохотными рощами и затуманенные приятным дымком, который валил от куч горящих сучьев. В низинах вокруг Ориэли были вырыты длинные узкие каналы, вдоль которых росли тростник, камыш и болотные лилии. Время от времени Джонатан различал фигурки с рыболовными сетями, заброшенными далеко в воду. Джонатану казалось, что плот движется ужасно медленно, и ничто, кроме каких-то бессознательных ощущений, не указывало на то, что они приближаются к морю. Однако около полудня скорость течения начала возрастать - это явление, по словам Профессора, было вызвано морским отливом. Казалось, что это действительно так, потому что через час у ближнего берега реки показались большие темные пятна выброшенных водорослей, а по песку бродили гномы - они искали устриц и лунных улиток и выковыривали их из раковин. В целом же это был очень приятный день. Сначала путешественники обсуждали, не попросить ли проходящее мимо суденышко взять их на буксир и подвезти до гавани, но затем отказались от этого намерения, отдав предпочтение неторопливому путешествию и возможности насладиться им. Днем около четырех или пяти часов на реку опустился туман, сначала в виде клочковатых обрывков, а затем - грядой белых пушистых облачков, которые пролетели вверх по течению, оставляя за собой чистое пространство, но следом тут же шествовала следующая гряда. Где-то вдалеке проревел фогхорн* [Фогхорн - корабельная или береговая сирена, которую включают во время тумана.], и друзьям стало ясно, что судов на реке становится все меньше и они спешат в сторону гавани. Джонатан и Профессор решили, что им лучше всего сделать то же самое. Тем временем туман все сгущался. Путешественники, сидя у бортов плота, гребли изо всех сил, стараясь пристать где-нибудь к левому берегу, поскольку он показался им более заселенным. Но теперь было невозможно определить - двигаются ли они в сторону берега или бесцельно шлепают веслами по воде. В случайную брешь в дымке Джонатан разглядел берег, как он полагал, левый, который находился прямо впереди, на расстоянии в две-три сотни ярдов. Дули закричал, сообщая всем, что они "встали на нужный курс", но Джонатану более вероятным показалось, что они просто плавают по кругу и находятся все еще на середине реки. Как только все вокруг окутал туман, о направлении своего движения у них было представления не больше, чем у слепого. Профессор и Джонатан одновременно перестали грести, признав, что эта работа, в общем-то, сейчас бессмысленна. Дули же все еще продолжал грести, делая веслом короткие, глубокие взмахи. Звуки фогхорна раздались вновь, но путешественники не могли сказать точно, откуда они доносились. Сначала казалось, что впереди и чуть правее, потом - что со стороны правого борта, а затем - что и вовсе с кормы. Джонатан, как вполне очевидное и естественное принял тот факт, что плот медленно движется по кругу, но Профессор сказал, что этот феномен объясняется "окутывающим" эффектом тумана. - И где мы теперь? - спросил Джонатан. - Мы не должны быть так уж далеко от устья. - Да, да... - покачивая головой, пробормотал Профессор Вурцл. - И это очень нехорошо. - Что касается меня, то я предпочел бы подплыть к берегу с этого места, а не тогда, когда окажется, что мы уже на полмили в море. Почему бы мне не добраться до берега, позвать кого-нибудь на помощь и попытаться сделать так, чтобы плот не сносило к устью? - Ты потом не найдешь нас, - ответил Профессор. - С берега ты будешь видеть плот не лучше, чем мы сейчас видим берег. А кроме того, как ты узнаешь, в какой же все-таки стороне берег? Как ты определишь, что мы уже не вышли в море? Профессор провел рукой по влажным волосам, отбросив прядь с лица, помолчал немного, а затем поднял палец вверх, призывая к тишине. Позади него раздались скрипящие и стонущие звуки. Джонатан наклонился за навес, вглядываясь во мглу за кормой, и разглядел корпус и бушприт скрытой туманом маленькой шхуны. Лишь через несколько секунд он осознал, что происходит. Она надвигалась на них, да так быстро, что Джонатан только и успел, что вскрикнуть. Раздался громкий треск расколовшегося дерева, плот накренился, и Джонатана швырнуло в воду. Он выплыл на поверхность, задыхаясь и отплевываясь, и в тот же момент его стукнул по затылку кусок плота, на краю которого, уцепившись передними лапами, висел мокрый и испуганный Ахав. Он, как и его друг, выглядел уже здорово замерзшим, и Джонатан начал думать, что то, что плот разнесло в щепки, а их всех расшвыряет по реке или вынесет в море, - всего лишь неудачный жребий в жизни. - Эгей! - закричал Джонатан, схватив в охапку Ахава, вцепившегося в обломок плота, и прищуриваясь, чтобы получше вглядеться в туман. - Эгей! Профессор! Дули! Откуда-то сзади раздался голос Профессора Вурцла: - Эй, Джонатан! Решил искупаться? Джонатан из всех сил заработал руками и ногами и неожиданно натолкнулся на Профессора и Дули, которые уцепились за деревянную стенку навеса - единственное, что на всем плоту было не слишком похоже на дрова. Сверху лежали лишь две вещи - оружие эльфов и шляпа мэра Бэстейбла. Работая ногами, Дули радостно толкал стенку навеса вперед и кричал: - Посмотрите на старину Ахава! Да он же весь мокрый! Джонатану ничего не оставалось, как согласиться с этим. Но неожиданно они услышали в тумане чьи-то голоса и умолкли. Сначала раздались звуки шлепков весел о воду, а затем показалась длинная лодка, в которой сидели двое седовласых гномов - один из них греб, а другой вытягивал шею, пытаясь разглядеть что-то в тумане. - Кто тут? - крикнул он. Джонатан сначала испугался, что их сейчас переедут во второй раз, и поэтому закричал в ответ: - Это мы! - Похоже на то, - сказал гном своему товарищу, работающему веслом. - А все ли вы здесь? - Все! - отозвался Джонатан. Не тратя времени на дальнейшие дискуссии, гномы принялись поднимать на борт путешественников и пса, стараясь при этом, чтобы никто не свалился в воду опять. Гномы толкались, кричали и прыгали от одного борта к другому, но цель наконец была достигнута. Джонатан, зорко всматриваясь во мглу, пытался разглядеть плывущие бочонки. Мысль о том, что они покоятся на дне Ориэли или что их, связанных вместе, течением унесло в сторону океана и он никогда больше не увидит свой сыр, была ему неприятна. Профессор же утверждал, что видел, как бочонки плыли по реке, связанные все вместе, и что они показались ему целыми и невредимыми. И конечно, когда они медленно плыли сквозь обволакивающий туман к шхуне - гномы при этом свистели, а потом прислушивались к ответному свисту, доносившемуся со шхуны, - Дули разглядел призрачный бочонок, подпрыгивающий на волнах. К нему были привязаны все остальные - пустые и наполненные сыром с изюмом, - и все они издавали низкие, глухие звуки. Путешественники привязали веревку, связывающую бочонки, к кольцу на корме лодки и потащили их за собой. Джонатан вдруг заметил, что он трясется от холода - в течение тех нескольких минут, пока они подплывали к шхуне. Попытка развязать мокрые узлы замерзшими пальцами оказалась безнадежной - факт, который Профессор, без сомнения, мог бы легко объяснить. А объяснения, возможно, немного приподняли бы настроение Сыровара. Оно было неважным - не только потому, что он не сумел развязать узлы на веревке, чтобы гномы подняли бочонки на борт шхуны, но и потому, что он, цепляясь за веревочную лестницу, едва смог подняться сам. Его конечности онемели, а сам он дрожал крупной дрожью. Но причина этого была не только в воздействии холодной воды в заливе, но и в том, что прямо с моря дул пронзительный ледяной ветер. Гномы, беспокоясь за дрожащих путешественников, достали целую кучу одеял, теплых накидок и сухих носков, которые, правда, оказались слишком малы и ни на кого не налезли. Лишь с помощью одеял им все же удалось спрятаться от ветра. Несмотря на это, путешественники были очень благодарны гномам и чрезвычайно обрадовались, когда наконец шхуна обошла остров, на вершине которого горел маяк, и оказалась в заливе, и они увидели огни гавани и кусочек пирса, ярдов на пятьдесят тянувшегося вдоль порта. Причал был почти пуст - нашлось не много глупцов, которые хотели, чтобы с их судном что-нибудь стряслось в таком тумане. Двое оборванных гномов ловили с пирса рыбу, но ни один из них даже не шелохнулся, когда причалила шхуна. Они по очереди отпивали кофе из чашки, стоявшей между ними, и не отрываясь смотрели через край пирса на соблазнительные наживки, висевшие в футе от серой воды. - Они ждут рыбу-туманку, - объяснил Профессор. - Сегодняшняя ночь хороша для такой рыбалки, если только любишь этот сорт рыбы. Я как-то пробовал ее, год назад, зажаренную с шампиньонами. На мой вкус, в ней слишком много костей. И одна из них обязательно застрянет у вас в горле. А по вкусу, пожалуй, напоминает форель. Дули так замерз, что не мог говорить. Он едва мог вертеть головой, но все же бросил взгляд на трех рыбин, кучкой лежавших на причале. У рыб были круглые жирные головы, имевшие глупый вид, плавники, похожие на крылья, колючие и фосфоресцирующие в тумане. Джонатана, в отличие от Дули, наблюдение Профессора нисколько не интересовало, но лишь до тех пор, пока жирная сверкающая туманка не поднялась и не полетела вдруг сквозь туман, как будто она была в воде, махая своими плавниками и издавая шипящий звук. Один из рыбаков бросил свою удочку на палубу, схватил сеть и стал на цыпочках подкрадываться к рыбе. Но рыба, видно, попалась хитрая и поэтому стала летать - или плавать, трудно сказать, что подходит больше, - зигзагами и наконец скрылась в темноте. Гном вернулся на свое место с пустой сетью и услышал от своего товарища несколько ругательств. А через секунду с той стороны, где кончался причал, раздался приглушенный всплеск, означавший, что рыба нырнула обратно в воду. Джонатану пришло в голову, что рыбаки занимаются ловлей практически в любую погоду - эту страсть сам он никогда не мог понять до конца. Ему вспомнилось, как не раз мэр Бэстейбл заснеженным декабрьским утром шел, похрустывая снегом, к обледеневшему берегу Ориэли. Им двигали необъяснимый энтузиазм и искренняя любовь к рыбалке; но окоченевшему Джонатану поведение рыбаков казалось сейчас совершенно неуместным, и, может быть, даже преступным. У конца пристани их встретил эльф, который бежал сюда - это было видно по тому, что дышал он с трудом. Очевидно, он преследовал единственную цель - взять путешественников на свое попечение. Он сказал, что его зовут Твикенгем, а затем пожал всем руки и повел их к постоялому двору, расположенному в полуквартале от океана и окруженному огромной каменной стеной. Над дверью на петлях покачивалась потемневшая от времени деревянная вывеска, на которой значилось: "Луна и Шляпа", а рядом было вырезано изображение гнома, имевшего совершенно пиратский вид - у него была спутанная борода и дико выпученные глаза. Все вместе это придавало постоялому двору весьма романтический оттенок, подобно тому как было описано у Дж. Смитерса. Внутри благодаря жаркому огню, пылавшему в камине, было тепло, как в котелке у гоблина, - и камин был таким большим, что его тепла хватало на весь дом. Сверху на каминной доске, сделанной из темного дерева, стояли большие часы, и их стрелки указывали на цифру девять. Часы были украшены выпуклым изображением улыбающейся растущей луны с двумя длинными тонкими руками, одной из которых она укрепляла в темно-синем ночном небе звездочку. Почти сразу же, как только путешественники ввалились в корчму и заспешили к огню, часы пробили девять раз. - Вот то, что нам нужно! - сказал Джонатан Профессору Вурцлу. - И нам как раз необходим такой жаркий огонь. - Совершенно согласен, - улыбаясь, произнес Профессор. Дули, все еще слишком замерзший, чтобы демонстрировать свой энтузиазм, просто кивнул, соглашаясь с ними. Ахав прошлепал к камину и прямо перед ним принялся отряхиваться - с его шерсти слетело столько воды, что в камине зашипели поленья. После чего он улегся перед огнем и тут же захрапел. В тепле Дули довольно быстро пришел в себя и даже отметил, указывая на Ахава, что "собачка устала", и засмеялся в ответ на собственную шутку. Джонатан и Профессор тоже улыбнулись, не столько, правда, одобряя юмор Дули, сколько глядя на кружки, наполненные элем, и куски говядины, которые выносили из кухни Твикенгем и Монрой, веселый тучный хозяин корчмы. Трое путешественников уставились на еду с таким видом, словно они постились целую неделю, и даже Ахав проснулся и принялся за свою долю. Пил он, конечно, не эль, а теплую пахту, но эль его не волновал нисколько, и не исключено, что он не видел в этом напитке никакого смысла. Той ночью Твикенгем не сказал почти ничего, лишь заверил Джонатана, что все бочонки с сыром перенесены в пекарню Экройда, где их проверят - не попала ли внутрь вода. Но поскольку сыры предварительно были залиты воском, то им было, в общем-то, все равно, попала ли в бочонки вода или нет. Если же путешественники снизойдут и остановятся в корч