одну "Тошибу"?
   - Он говорит, что  тогда  билеты  в  "КиберМир"  будут  стоить  слишком
дорого, и здесь он, конечно, прав.
   -  Значит,  думай,  где  нам  взять  еще  мощности  без  дополнительной
аппаратуры. И делать это нужно пронто, тонто. Вот тебе и задача - добиться
того, чтобы линии были четкими. Дерзай.
   - Ничего себе, - отозвался Дэн. - Как?
   - Как хочешь, - ответил Джэйс и снова погрузился в раздумье.
   - Ты что, начал заниматься йогой? - удивленно спросил Дэн. -  Что-то  я
раньше не замечал, чтобы ты сидел в такой дурацкой позе.
   - Замолкни и дай мне подумать, - ответил Джэйс. Он снова закрыл глаза и
скрестил на хилой груди тощие руки.
   Поморщившись, Дэн встал со  стула  и  заходил  по  лаборатории.  "Нужно
обязательно найти какой-нибудь выход, - размышлял он.  -  Так,  но  какова
цель? Сделать линии деталей более четкими. Уменьшить их количество нельзя,
не дадут. Действительно, надо подумать".
   В  то  же  время  Дэн  отлично  понимал,   что   для   четкости   нужна
дополнительная мощность, а ее просто физически не было. Разум говорил ему,
что невозможно взять то, чего  нет.  Конечно,  имелась  возможность  взять
мощность с других изображений, но в этом случае они  станут  хуже.  "Тогда
что дальше? Признать поражение?" - спросил себя Дэн, и вдруг его  осенило.
Он вспомнил об инерции зрительного восприятия. Когда-то  он  встречал  эту
фразу, только не помнил,  в  какой  книге.  "Кажется,  это  была  какая-то
популярная брошюрка о первых попытках создания кинематографа.  Черт,  надо
бы вспомнить, что там было написано".
   В заставленной оборудованием комнате телефонный звонок прозвучал глухо.
Стул Джэйса стоял в метре от телефона, но Джэйс даже не открыл глаза и  не
пошевелился, продолжая неподвижно висеть на стуле.
   После третьего раза Дэн рванулся к трубке.
   - Алло, - сказал он и тут же услышал голос Сьюзен.
   - Слушай, Дэн, извини, что я звоню в лабораторию, - начала она.
   - Что-нибудь случилось? - оборвал ее Дэн. - С кем? Что?
   - Да нет, ничего страшного не произошло,  -  Сьюзен  говорила  довольно
спокойно и уверенно, только немного сбивчиво.
   - Ну так что у вас? - повторил Дэн.
   - Я звоню тебе из школы. У Анжелы немного закружилась голова. Возможно,
от духоты, а может быть, и от волнения. Во всяком случае, доктор  говорит,
что ничего опасного нет. Она была в кабине,  смотрела  одну  из  программ,
какую-то игру, и вдруг закричала. С ней случился обморок, но она не упала,
не ушиблась. Физически она в полном порядке.
   Дэн подумал, что если бы Анжела была  "в  порядке",  то  Сьюзен  ему  в
лабораторию не звонила бы.
   - Ты отвезешь ее домой? - спросил Дэн.
   - Да, - ответила Сьюзен. - Миссис О'Коннел и доктор  считают,  что  мне
лучше взять Анжелу с собой. Ей нужно отдохнуть.
   - А кто такая миссис О'Коннел?
   - Миссис Элеонора О'Коннел - учительница Анжелы.
   - Понятно.
   - Мы сейчас уезжаем.
   - Хорошо, я тоже приеду. Анжела действительно нормально себя чувствует?
Ты можешь дать ей трубку?
   Сьюзен замялась:
   - Лучше приезжай домой, там и поговоришь с ней.
   - Ладно, я сейчас же выезжаю.
   - Что-то стряслось? - спросил Джэйс. Он открыл глаза  и,  прищурившись,
смотрел на Дэна.
   - Во время просмотра какой-то программы  Анжела  потеряла  сознание,  -
бросил Дэн.
   Джэйс удивленно фыркнул, затем нахмурился.
   - Как это потеряла сознание? - переспросил он. - Этого не может быть.
   - Значит, может, - ответил Дэн и снял  пиджак.  -  С  двенадцатилетними
девочками случается много такого, чего не может быть, - резко ответил он.
   - Чего ты возмущаешься? В свое  время  я  говорил  тебе,  чтобы  ты  не
заводил детей. Ты меня не послушал...
   Дэн и сейчас не стал слушать излияния Джэйса. Перебросив  пиджак  через
плечо, он быстрым шагом двинулся по коридору, вышел на улицу и  направился
к стоянке.


   Виктория Кессель разговаривала по телефону.
   - Мы обязательно пришлем к вам инженера, -  успокаивала  она  директора
средней школы Пайн-Лейк-Гарденс. - Самого  квалифицированного  специалиста
по обучающим программам. Да, да, он  проверит  все  -  и  оборудование,  и
программы. Конечно, конечно, и игры тоже посмотрит. Я понимаю вас, обморок
ученицы во время игры - это чрезвычайное событие. Не беспокойтесь, - мягко
говорила Вики. - Даже давайте сделаем  не  так.  Я  вышлю  к  вам  бригаду
специалистов прямо сейчас, и, если понадобится, они будут трудиться у  вас
всю ночь. Нет, нет, что вы! Не стоит благодарности, мы  не  меньше  вашего
заинтересованы  в  том,  чтобы  оборудование  работало  нормально.   Всего
доброго.
   Вики медленно положила трубку на рычаг, и в ту же  секунду  в  коридоре
раздались шаги. Вики вскинула голову  и  увидела,  как  мимо  ее  кабинета
вихрем промчался Джэйс с выражением ярости на угловатом, некрасивом лице.
   Опытная мисс Кессель сразу сообразила, что местный гений идет  к  шефу.
Она вскочила, выглянула в коридор и убедилась, что  не  ошиблась.  Грохнув
дверью, Джэйс буквально ворвался в кабинет Манкрифа. Кессель подкралась  к
двери и прислушалась. Были слышны голоса: один крикливый - Джэйса, другой,
поспокойнее, - босса, но, что именно  они  говорили,  Вики  не  разобрала,
плотная обивка двери глушила слова разговора.
   Она отпрянула от двери,  осмотрела  коридор  и,  удостоверившись,  что,
кроме нее, поблизости никого больше нет,  на  цыпочках  прокралась  в  зал
видеоконференций,  где  Манкриф  обычно  вел  переговоры  с   инвесторами.
Осторожно закрыв за собой дверь, она подошла к двери,  связывающей  зал  с
кабинетом Манкрифа. Отсюда слышно было намного лучше.
   - Ты чего там навытворял с  программой?!  -  кричал  Джэйс.  -  Говори,
скотина.
   - Тише, тише, Джэйс. Чего ты шумишь? Перестань, ничего я  не  вытворял.
Так, просто немножко изменил ее, и все.
   - Гнида, ты слишком далеко зашел!
   У Вики рот раскрылся от изумления, она и не  предполагала,  что,  кроме
нее, еще кто-нибудь мог говорить с боссом в подобном тоне.
   - Перестань, - попробовал возмутиться Кайл.
   - Захлопни пасть. Ты знаешь, чем это пахнет, а? Она же ребенок! -  орал
Джэйс.
   - Ну так с ней же ничего и не произошло, Джэйс. Все нормально.
   - Она свалилась в обморок, и это ты называешь "нормально"?
   - Слушай, - голос Манкрифа внезапно окреп. - Нам нужно было получить ее
реакцию, правильно? Вот мы ее и получили.
   Чуткое ухо Вики сразу отметило, что Манкриф сделал  ударение  на  слове
"мы".
   - Но не так быстро, - возразил Джэйс. - Она еще девочка, работать с ней
нужно постепенно. А ты дал ей сразу такую нагрузку.
   - Ничего, ничего. Все прошло,  повторения  не  будет.  Ты  мне  веришь,
Джэйс? Ну что ты суетишься, я все сделаю, чтобы с  ней  больше  ничего  не
случалось.
   - Но ведь она еще ребенок, - повторил Джэйс.
   - Вот и прекрасно. Давай забудем об этом, Джэйс, - миролюбиво  произнес
Манкриф. - Она поправится, а реакция ее получена. Джэйс, вот  она,  здесь,
на лазерном диске.
   - Все, я ухожу из фирмы, - твердо произнес Джэйс. - Я не  желаю  больше
впутываться в твои игры. И к тому же Дэн -  мой  друг.  Кончено,  на  меня
больше можешь не рассчитывать.
   - Перестань, Дэн никогда ни о  чем  не  узнает.  Конечно,  если  ты  не
расскажешь ему.
   - За каким хреном тебе понадобилась именно  его  дочь?  -  Джэйс  снова
закричал. - В том классе есть еще с десяток других девчонок,  которые  уже
не раз смотрели наши программы.
   - Нет, Джэйс, это было  бы  дешевой  подделкой,  -  отрешенно  произнес
Манкриф. - Нужна она, и только она.
   - Пока! - крикнул Джэйс. - Я ухожу.
   - Постой, Джэйс, ты не сделаешь этого! - умоляюще воскликнул Манкриф. -
Зачем тебе уходить? Где еще ты найдешь такие  условия?  Кто,  кроме  меня,
даст тебе всю эту аппаратуру, ассистентов, лаборантов, а? Только я. Да  ты
все и без меня понимаешь.
   - Зачем ты ее так напугал? - спросил Джэйс.  Дальше  он  заговорил  так
тихо, что даже Вики не смогла разобрать его слов. Зато она услышала  ответ
Манкрифа. Босс говорил мягко и убедительно.
   - Поверь мне, Джэйс, я  сам  не  ожидал,  что  она  потеряет  сознание.
Честное слово. Но зато какие данные мы с  тобой  получили!  -  восторженно
произнес он. - И на этом все, закончили. Отныне я буду относиться  к  ней,
как к родной племяннице. Тем более что она уже зовет меня "дядей".
   Дальше Вики уже ничего не слышала, поскольку Джэйс с Кайлом успокоились
и перешли на нормальный тон. Еще немного подождав, она повернулась  и  так
же бесшумно направилась к выходу  из  зала.  Суть  разговора  Вики  поняла
сразу, шеф и Джэйс говорили о  школьнице,  которая  потеряла  сознание  во
время просмотра игровой программы. И хотя директор школы  не  называла  ее
имени, Вики догадалась, что речь идет  о  дочери  Дэна  Санторини.  "Очень
интересно, - прошептала Вики, выходя в коридор. - И  крайне  неосторожно".
Через минуту она уже сидела за столом в своем кабинете.


   Еще не доходя до кухни, Дэн догадался, что Анжела находится в  гостиной
и смотрит телевизор. Шел какой-то детский мультик, с идиотским  сюжетом  и
громкой музыкой. Дэн заглянул в комнату и увидел дочь. Забравшись с ногами
в кресло, она неподвижно таращилась в экран  телевизора.  В  руке  ее  был
зажат   пульт   дистанционного   управления.   Если   не   считать   этого
отсутствующего взгляда, то выглядела она вполне  нормально.  "Сьюзен,  как
обычно, на кухне", - подумал Дэн.
   Анжела, как показалось ему, была настолько поглощена фильмом, что  даже
не слышала и не видела, как он вошел.
   - Привет, Энжи, - нарочно громко сказал он и улыбнулся. - Как  делишки?
Как чувствуешь себя?
   Она посмотрела на Дэна и сразу же отвела взгляд.
   - Да так, нормально.
   Дэн покосился на одно из кресел, громоздкое и блеклое, и  подумал,  что
зря он позволил Сьюзен уговорить себя привезти с собой их  старую  мебель.
Здесь, во Флориде, в их новом доме, светлом  и  живописном,  она  казалась
явно не к месту. Бросив пиджак на спинку кресла, Дэн спросил Анжелу:
   - А где мама?
   Девочка пожала плечами.
   Не зная, о чем бы еще спросить Анжелу,  чтобы  завязать  разговор,  Дэн
пошел искать Сьюзен. Нашел он ее быстро; стоя в дверях  одной  из  спален,
Сьюзен смотрела на спящего Филипа.
   - Мне показалось, что он заплакал, - прошептала она.
   Дэн внимательно рассматривал спящего малыша. Сколько страшных бессонных
ночей провел он в Дэйтоне, видя, как  его  маленький  Филип  задыхается  и
судорожно пытается вдохнуть, как от страшного кашля краснеет его личико  и
бьется за жизнь его крошечное тельце. У Филипа рано  проявилась  астма,  и
одна только мысль о страданиях малыша приводила Дэна в  отчаяние.  Он  сам
был астматиком и слишком хорошо  знал,  что  испытывает  человек,  который
хочет дышать, но не может  набрать  в  легкие  воздуха.  Даже  собственные
приступы Дэн переживал значительно легче.
   - Похоже, что все нормально, - шепнул он.
   - Мне пришлось ехать с ним прямо в школу. Я все время боялась,  что  он
плохо перенесет дорогу и станет задыхаться.
   "Мы уже месяц живем здесь, а она все еще считает, что мы в  Огайо.  Там
сейчас самая середина зимы", - ворчливо подумал он.
   - Да нет, с ним все хорошо, - сказал Дэн.
   - Надеюсь, что так, - ответила Сьюзен и тихонько вздохнула.
   - А что там стряслось с Энжи?
   Лицо Сьюзен сразу же напряглось, а в глазах мелькнула тревога.
   - Мне позвонила ее  учительница  и  заявила,  что  во  время  просмотра
какой-то игровой программы с Анжелой случился обморок.
   - То есть она потеряла сознание и упала, - проговорил Дэн.
   - Да, - продолжила Сьюзен с явной неохотой. - Элеонора сказала, что она
услышала визг, открыла кабинку и увидела, что Анжела без сознания лежит на
полу.
   -  Возможно,  произошло  замыкание  и  ее  слегка  ударило   током?   -
предположил Дэн, успокаивая себя. - Я бы прежде всего проверил проводку.
   - Доктор уверял, что не нашел никаких следов физического воздействия.
   - Мало ли... Я все равно попрошу  Кайла  прислать  в  школу  грамотного
инженера.
   - Уже послали. Когда я уезжала из школы, Элеонора сообщила, что была  у
директора и он связался с какой-то Вики Кессель из "Парареальности".
   - Да кто такая эта Элеонора? - раздраженно спросил Дэн.
   - Я ведь тебе уже говорила, что это  -  учительница  Анжелы,  ее  зовут
Элеонора О'Коннел, - ответила Сьюзен, повышая голос.
   - А, да, помню.
   - Из местной больницы даже приехал какой-то врач. Он тоже осмотрел Энжи
и сказал, что физика здесь ни при чем. Что-то было в той самой  программе,
с которой Анжела играла.
   - А почему это они там играют? Им что, в школе делать больше нечего?
   Сьюзен недовольно фыркнула:
   - Тебе бы следовало хоть раз сходить в школу, посидеть на  родительском
собрании. Да и вообще поинтересоваться у Анжелы, как у нее идет  учеба.  А
что касается игровых программ, то ученикам разрешается их  смотреть,  если
они справились с заданием и осталось время.
   - Вон оно как.
   - По химии Анжела одна из лучших, она быстро решила все  задачи,  и  ей
включили "Царство Нептуна". И это вовсе не игра, это урок  по  биологии  и
экологии.
   - Да, я знаю эту программу, - ответил Дэн  и  отвернулся.  Сьюзен  была
явно взвинчена, и он решил уйти, пока  она  окончательно  не  завелась.  -
Хорошо, я пойду поговорю с Анжелой, - сказал он.
   Он  снова  вернулся  в  гостиную,  сел  на  диван  рядом  с  Анжелой  и
наигранно-веселым тоном спросил:
   - Что там у тебя стряслось? Чего это ты так разволновалась?
   Анжела не ответила, она, не отрывая глаз, смотрела на экран телевизора,
где Фил Донахью, треща в микрофон и энергично тыкая пальцем  мимо  камеры,
призывал зрителей обратить внимание на кого-то.
   Дэн взял лежащий на краю столика пульт дистанционного управления.
   - Ты не против, если я выключу эту дребедень? - спросил  он  Анжелу.  -
Давай лучше немного поболтаем.
   Анжела угрюмо кивнула.
   Раздался тихий щелчок, и экран погас.
   - Мне сказали, что в школе ты упала в обморок.
   - Ну да, - неохотно ответила Анжела.
   - А почему?
   - Не знаю. - Девочка пожала плечами.
   В комнату вошла Сьюзен,  села  на  стоящее  у  дивана  кресло  и  стала
наблюдать за разговором. Вид у нее был усталый и взволнованный.
   - Дочка, ты помнишь, что было до этого? - снова  заговорил  Дэн.  -  Ты
смотрела какую-то игру? Так?
   - Да, так, - отрешенно ответила Анжела.
   - Помнишь какую?
   - "Царство Нептуна". Про океан, рыбок и все такое.
   -  Учительница  сказала,  что  ты  закричала.  Наверное,   ты   увидела
какую-нибудь картинку, которая тебя напугала. Что это было? - спросил Дэн.
   Губы Анжелы задрожали, а на глаза начали наворачиваться слезы.
   - Дорогая Энжи, я ведь специалист по этим штукам. Расскажи мне, что  ты
увидела. Ведь я должен это знать, иначе я не смогу помочь тебе.
   - Я видела тебя. Ты лежал на столе, мертвый, - ответила Анжела и  сразу
захлебнулась в рыданиях. Прижавшись к груди отца, она плакала так долго  и
так горько, словно весь ее мир разрушился.
   Дэн был потрясен.
   - Но это же  глупость.  -  Он  попытался  успокоить  дочь,  обнимая  ее
дрожащие плечи. - Вот он я, весь тут как на ладошке.
   - Но я ведь тебя видела там, видела! - твердила Анжела глухим  от  слез
голосом. - И гроб видела. Лицо у тебя было таким страшным, серым каким-то,
руки лежали на груди, а около тебя плакала принцесса русалок,  и  когда  я
посмотрела на ее лицо, то увидела, что это я. Я была принцессой, а ты - ее
отцом.
   Дэн прижал к себе дочь и начал покачиваться с ней из стороны в сторону.
Бледная от страха Сьюзен подошла к ним и стала гладить голову дочери.
   - Успокойся, доченька, успокойся, - твердила  Сьюзен.  -  Теперь-то  ты
видишь, что это не так. Мы все тут, здесь, с тобой.
   Несколько минут Дэн и  Сьюзен  молчали,  подавленные  страхом  и  горем
Анжелы. Дэн ждал, когда Анжела немного  успокоится.  "Все  это  ей  просто
показалось, - убеждал он самого себя. - Конечно. Пусть  сначала  придет  в
себя. А потом я смогу убедить ее в том, что она ошиблась".  Вскоре  Анжела
перестала плакать, Сьюзен достала откуда-то бумажный гигиенический  платок
и вытерла девочке лицо. Анжела  высморкалась,  нос  и  глаза  у  нее  были
красными от слез.
   Дэн погладил ее щеки и улыбнулся.
   - Посмотри-ка на меня, - весело сказал он. - Видишь меня? Ну и  что  ты
рыдала? Все, что ты видела, это ерунда и  чушь  собачья.  -  Дэн  подвигал
бровями, и девочка слабо  улыбнулась.  Сьюзен  поднялась,  прислушалась  и
снова села.
   - Я думаю, что дело в самой программе, - раздраженно произнесла она.
   Дэн едва сдержал себя, чтобы  не  закричать  на  жену.  "Ничего  с  ней
случиться не может!" - думал он, сдерживая свой гнев.
   - Все действие в этой игре происходит под водой, правда? - спросил  он,
стараясь говорить спокойно.
   - Да, - шмыгнув носом, ответила девочка.
   - Я сейчас объясню тебе, как мы делаем эти программы, и  ты  сразу  все
поймешь. Видишь ли, мы стараемся, чтобы в них каждая деталь была настолько
реальна,  чтобы  человек  забыл,  что  он  играет.  И   тогда   происходит
парадоксальная вещь - ты не только забываешь, что ты находишься в игре, но
и начинаешь воображать вещи, которых в самой игре-то и нет.
   Сьюзен подозрительно покосилась на  Дэна.  Анжела  тоже  посмотрела  на
отца, сначала с недоверием, потом с любопытством.
   - Поняла? - спросил Дэн.
   - Отец хочет сказать, что тебе все привиделось, -  пояснила  Сьюзен.  -
Игра была  настолько  реалистичной,  что  ты  представила  себя  на  месте
принцессы.
   - Ага, - кивнула Анжела, вытирая нос ладошкой.
   - На самом же деле ты сидела в школе и играла, а в  программе  тебя  не
было. Там сидела другая  девочка,  ее  нарисовал  художник,  -  продолжала
Сьюзен.
   - Тебе просто привиделось.
   - Ничего мне  не  привиделось,  это  была  я,  -  еле  слышным  голосом
повторила Анжела, снова начиная хлюпать носом.
   - Не говори чепухи, - укоризненно произнес  Дэн.  -  Энжи,  можешь  мне
поверить, что тебя и не могло быть в той игре.
   - Но я же видела! - упорствовала девочка.
   - Слушай, Дэн, - нервно заговорила Сьюзен,  -  а  может  быть,  Энжи  и
вправду видела себя? Если она так настаивает... Она же не могла ошибиться?
   - Могла, - заявил  Дэн.  -  Энжи,  вот  послушай,  что  я  тебе  сейчас
расскажу. Однажды, когда я еще был мальчиком, со мной, понимаешь, со мной,
произошел такой случай. Как-то вечером я пробирался домой по темной улице.
Я шел осторожно, потому что мы враждовали с местными мальчишками  из  того
двора и я, сама понимаешь, не хотел лишний раз на них нарываться. И вот  я
крался между домами, а нужно сказать, что  все  дома  на  той  улице  были
огорожены высоченными деревянными заборами.
   Анжела как завороженная смотрела на  отца,  внимательно  вслушиваясь  в
каждое его слово.
   - Внезапно я услышал за собой громкий лай, обернулся и увидел,  что  на
меня бежит громадная собака.  Представляешь,  как  я  испугался?  Вечером,
один,  на  темной  улице,  и  вдруг  -  собака.  У  меня  сердце  чуть  не
остановилось от страха. Я смотрел на  собаку,  и  мне  чудилось,  что  она
величиной со льва, а на голове ее - длинные черные рога. Да,  да,  Анжела,
не смейся, я до сих пор их вижу.
   - У собак нет рогов, - возразила Анжела.
   - Анжела, я и тогда это знал, но я их видел  точно  так  же,  как  вижу
сейчас тебя. Вот что делает воображение.
   - Ну и что? Собака догнала тебя?
   - Что ты! Я рванул  так,  что  только  пятки  засверкали.  Можешь  себе
представить, но мне удалось добежать до своего  дома  и  юркнуть  в  дверь
прежде,  чем  собака  догнала  меня.  -  Дэн  посмотрел  на  Сьюзен,   она
недоверчиво слушала рассказ мужа. - С того самого  вечера  меня  и  начала
мучить астма. После первого приступа я провалялся в  постели  почти  целую
неделю. Вот что значит сила воображения. - Дэн посмотрел на Анжелу.
   Девочка заметно оживилась. Увидев это, Дэн рассказал ей  еще  несколько
историй, а потом они принялись решать головоломку, затем собрали несколько
картинок из перемешанных кусочков картона и даже не заметили, как  подошел
вечер. Сьюзен не принимала участия в их  играх;  не  обращая  внимания  на
звонки, она суетилась по дому и раскладывала по местам валяющиеся вещи.  А
когда проснулся Филип, все четверо играли, возились  на  нагретом  солнцем
полу, и тем очень напоминая  вечно  счастливую  семейку  из  коммерческого
телесериала.
   К ужину Анжела, было похоже, не только окончательно успокоилась,  но  и
забыла все происшедшее с  ней.  Она  повеселела,  шутила,  а  после  ужина
спокойно ушла спать. Когда дети уснули, а  Дэн,  растянувшись  на  диване,
рассматривал унылую физиономию представителя  метеоцентра,  сообщавшего  о
ливнях, надвигающихся на Флориду, в комнату из кухни вошла Сьюзен.
   - Послушай, Дэн, - сказала она, вытирая руки о полотенце. - Я хочу тебе
кое-что сказать.
   Дэн встал, сунул ноги в шлепанцы и выключил телевизор.
   - Ну а сейчас-то тебя что беспокоит? - спросил он.
   - Анжела, - сухо ответила Сьюзен.
   Дэн скривился:
   - Но я же все вам рассказал. Эти игры  очень  реалистичны,  порой  даже
слишком. Вот и лезет детям в голову всякая чертовщина. Завтра  я  поговорю
об этом с Манкрифом.
   - Зачем же вы такие игры делаете? - возмутилась Сьюзен.
   - Дорогая, здесь ты ни к чему не придерешься.  Строго  говоря,  тебе  и
придираться не к чему. Сколько детей  смотрело  эту  программу?  Наверное,
десятки. А на скольких она подействовала таким образом? На одну Анжелу.
   - Не знаю, может быть, и не только на нее.
   Дэн покачал головой:
   - Ты хочешь сказать, что другие дети тоже  падали  в  обморок,  но  эти
случаи замалчиваются? Нет, Сьюзен, такое  скрыть  невозможно.  Случись  со
школьниками обмороки, "Парареальность" разорвали бы в клочья.
   - Ну, может быть, - Сьюзен неуверенно пожала плечами.
   - А я за это просто ручаюсь.
   - А ты сам как думаешь, кого она увидела там, в игре? - вдруг  спросила
Сьюзен.
   - Кого угодно, но только не меня и не себя, - огрызнулся Дэн. - Ты что,
хочешь сказать, что для каждого ученика у нас своя программа, с его личным
участием? Да ты что?! Ты знаешь, сколько бы стоила такая затея?
   - Но, Дэн, пойми меня правильно. Я верю Анжеле, верю, что она видела  в
программе все, о чем рассказала нам. Ты можешь все отрицать, в чем  угодно
убеждать меня, но факт остается фактом - она упала в обморок. Почему?
   Дэн вздохнул и посмотрел в потолок. Это означало, что разговор начинает
ему надоедать.
   - Ну, хорошо. Завтра я сделаю следующее - сам  проверю  программу.  Все
лазерные диски хранятся у нас, и в обед я просмотрю это  чертово  "Царство
Нептуна". Договорились?
   - Все игры хранятся у вас? - удивленно спросила Сьюзен.
   - А где же еще? От нас они и запускаются. Кабинки в школе -  это  всего
лишь последнее звено, там стоит только приемная аппаратура, а  компьютеры,
с которых игры идут туда, находятся в нашей лаборатории. Игры передаются в
школу по  специальной  телефонной  линии,  по  оптико-волоконному  кабелю.
Сьюзен, ведь я тебе не раз уже все объяснял.
   - Нет, я впервые слышу, что игры передаются из "Парареальности".
   - Я даже тебе скажу, откуда точно они идут - из кабинета Вики  Кессель.
Она отвечает за качество обучающих программ.
   - Вон оно что... - задумчиво протянула Сьюзен.



        10

   Когда Джэйсон Лоури наконец вышел из здания "Парареальности",  был  уже
вечер. В отличие от всех остальных  сотрудников,  покидающих  фирму  через
сверкающие двойные металлические двери бокового входа,  Джэйс  предпочитал
выходить иначе.
   Он проходил по цеху, затем  шел  на  склад,  садился  на  конвейер,  по
которому в склад втягивали всякую всячину, и,  скользя  по  нему,  вылетал
через окно на улицу. Там, под  небольшим  навесом,  стоял  его  велосипед.
Несмотря на то что Джэйс очень берег  его,  велосипед  был  сверху  донизу
покрыт уродливыми  пятнами  ржавчины,  которые  Джэйс  называл  "экземой".
Ржавыми были и цепь, и звездочки велосипеда, что совсем неудивительно - во
влажном флоридском климате  гниет  даже  пластик.  С  момента  приезда  во
Флориду Джэйс ни разу  не  дотронулся  до  рычажка  переключения  скорости
велосипеда - на плоской как поднос равнине Орландо в этом не было  никакой
необходимости.
   Джэйс перекинул ногу, сел в седло  и,  оттолкнувшись  ногой  от  стены,
направился в переулок, по которому обычно  добирался  до  своего,  как  он
говорил, "бунгало". Еще в Дэйтоне Дэн, заботливый, словно  нянька,  увидев
транспорт Джэйса, тут же купил ему цепь и замок.
   - Так будет сохраннее, - сказал он.
   Джэйс немедленно высмеял покупку Дэна.
   - Ты обалдел, - сказал он.  -  Да  кому  понадобится  мой  дрын  модели
"экзема спэшэл"? Кстати, я был бы очень рад, если б у меня его  кто-нибудь
свистнул. Только у кого на такую рухлядь рука поднимется?
   Джэйсон  Лоури  был  единственным  сыном   профессора   математики   из
университета в Сан-Франциско и известной в обществе красавицы, не  ставшей
первоклассной фотомоделью  только  из  снобизма  и  пренебрежения  к  этой
профессии. Она считала себя закоренелой аристократкой, но иногда  все-таки
позировала, в основном на приемах и балах,  посвященных  сбору  средств  в
помощь бедным, обездоленным или бездомным.  Бывали  и  другие  случаи,  но
столь же благородные.  Отец  Джэйса  боготворил  свою  жену,  но  зарплата
преподавателя не позволяла ему выказать свою любовь материально,  например
в виде дорогостоящих украшений, красивого фешенебельного дома или хотя  бы
лыжной прогулки в горах Сьерра. Все это мать Джэйса покупала сама, на свои
деньги, о чем беспрестанно напоминала  своему  мужу,  вырабатывая  у  него
сознание неспособности обеспечить своей красавице жене достойную жизнь.
   Когда Джэйс достаточно подрос, он узнал, что любовь - это прежде  всего
боль. Не физическая, нет, а моральная. Он  так  же  быстро  понял,  что  с
помощью любви можно мучить, издеваться и терзать.  В  эти  годы  он  начал
замечать поведение своей матери. С его отцом она была надменной, холодной,
деспотичной женщиной, порой даже жестокой. С Джэйсом она вела  себя  точно
так же,  он  запомнил  ее  индифферентной  и  сухой,  резкой  и  вечно  им
недовольной. Он никогда от нее не  слышал  ни  одного  ласкового,  нежного
слова. Тогда-то его начало интересовать, почему это его отец терпит  такое
ужасное отношение к себе. Со временем, когда в его жизнь пришел  секс,  он
узнал ответ на свой вопрос. Вскоре Джэйсу стала ясна  причина  зависимости
его отца, он понял,  что  только  похоть  делает  его  таким  угодливым  и
подобострастным. Это открытие ужаснуло его, и с тех пор отец вызывал в нем
только чувства омерзения и ненависти.
   Когда Джэйс был маленьким, отец старательно не замечал его.
   - До тех пор пока ты не наберешься ума и разговор с тобой не станет мне
хоть чуточку интересен, можешь не подходить ко мне,  -  как-то  сказал  он
Джэйсу. - Играть с тобой я не собираюсь и помогать тебе - тоже.
   Даже когда Джэйс попал в больницу с осложнением  аппендицита,  отец  не
пришел к нему.
   - Чем я могу облегчить его  состояние?  -  спрашивал  он  мать  Джэйса,
собираясь на математический симпозиум. - В больнице есть врачи, пусть  они
о нем и позаботятся. Я-то тут при чем?
   Но стоило Джэйсу начать ходить в школу, как его отец вдруг  превратился
в жестокого тирана. Он требовал, чтобы его сын был лучшим учеником. Джэйс,
как мог, сопротивлялся, но силы были неравны. Учеба давалась ему легко, он
получал  только  отличные  отметки,  и,  если  бы  не  его  поведение,  он
действительно стал бы лучшим учеником. Но Джэйс вел себя вызывающе, грубил
учителям, дрался с одноклассниками и вскоре стал язвой местной  школы.  Он
быстро смекнул, что отца можно нейтрализовать, натравив на  него  мать,  и
таким образом обеспечить себе легкую жизнь. После очередной выходки Джэйса
мать набрасывалась  на  отца,  винила  его  в  неспособности  и  нежелании
воспитывать собственного сына, он же отвечал ей, что это она "окончательно
испортила ребенка", а Джэйс в это время делал все, что хотел.
   Самым первым увлечением Джэйса  стал  телевизор.  Он  не  пропускал  ни
одного  мультфильма,  заразительно  смеялся  над  похождениями  рисованных
героев, радовался их победам и остро переживал их неудачи. С возрастом  он
переключился на другие персонажи - одетых в яркие костюмы, мужественных  и
сильных мужчин, которые боролись со злом и сокрушали его.  Родители  сразу
поняли, как  можно  воздействовать  на  Джэйса  и,  когда  он  выходил  из
повиновения, запрещали ему смотреть телевизор, а иногда и просто  выносили
его из комнаты Джэйса. Тщательно скрывая свое увлечение  мультфильмами  от
своих прыщавых товарищей, Джэйс неизменно каждую субботу утром  усаживался
у  экрана,  чтобы  следить  за  похождениями  своих  очередных  кумиров  -
черепашек-ниндзя.
   Вскоре он открыл для себя видеоигры и с жадностью  набросился  на  них.
Он, как волк, ходил по дому, выискивая забытые или  оставленные  монеты  и
тут же нес их в видеосалон. В то время родители купили ему компьютер, и он
чуть ли не на коленях ползал, вымаливая у них деньги на покупку своих игр.
Ради них он шел на все, даже дал обещание хорошо  вести  себя  и  выполнил
его. Родители охотно шли ему навстречу, для них было легче заткнуть Джэйсу
рот долларом, чем возиться с ним. Правда, со временем игры становились все
дороже и дороже.
   К тому моменту, когда Джэйсу пришла пора подумать о высшем образовании,
это был рядовой шалопай. Выглядел он, как и все юноши в  его  возрасте,  -
угловатый, с покрытым угрями лицом, торчащими во все  стороны  волосами  и
нервным дрожащим голосом. О любви он знал, что это боль, а в  сексе  видел
только возможность подавлять и властвовать.
   Но кроме того, он был гением, и  все  понимали  это.  В  университет  в
Беркли, где его отец преподавал математику, он не  просто  поступил  -  он
туда влетел, но через год ушел оттуда.
   - Ничего, пусть побегает, - сказал его отец матери, сообщившей ему, что
Джэйс отправился поступать в Калифорнийский технологический институт. - Он
считает себя умником, прекрасно. Там  его  быстро  на  место  поставят.  В
Калифорнийском технологическом таких корифеев видали не один десяток. Да и
не сказал бы я, что Джэйс такая уж умница, так себе,  крепкий  середняк  с
налетом сообразительности, не более того.  Полагаю,  что  очень  скоро  он
заявится обратно со следом подошвы на заднице.
   Но  Джэйс  не  вернулся,  он  продолжал  блистать  и  в  Калифорнийском
технологическом. Умнее его в институте никого не было, по крайней мере  он
сам так считал. Жил он в студенческом городке, известном своими гениями  и
свободой нравов, где  стал  подлинной  знаменитостью.  Даже  его  дурацкие
выходки и хамоватое поведение являлись предметом восхищения. У  него  было
много приятелей, но ни одного настоящего друга. Подруги  у  него  тоже  не
было, Джэйс хорошо усвоил уроки детства и никогда не забывал, что любовь -
это боль, а секс - подчинение.
   Его поведение приводило преподавателей в отчаяние. Через три года декан
вызвал к себе Джэйса и сказал ему, что либо он начинает учиться,  то  есть
придерживаться расписания, либо покидает учебное заведение.
   - Как это ни прискорбно, мистер Лоури, но пока я не вижу у вас никакого
прогресса. Похоже, вы совсем не стремитесь к степени, а в таком случае нам
придется распрощаться, - закончил декан.
   Степень Джэйса в самом деле не интересовала, но еще меньше ему хотелось
расставаться с вольготной жизнью в институте.  Она  ему  нравилась.  Джэйс
выбрал себе расписание, набор предметов и  с  обычной  легкостью  принялся
сдавать экзамены. В то время он уже жил не в городке, а  снимал  квартиру.
Джэйс постоянно менял апартаменты, поскольку не  было  еще  таких  хозяев,
которые долго бы выносили его и ту грязь, которую он  сразу  же  разводил.
Одну хозяйку, терпевшую его присутствие дольше всех, он разозлил до  такой
степени, что она, найдя в комнате Джэйса  какую-то  железку  с  проводами,
сочла его террористом и вызвала сотрудников ФБР.  Те  устроили  в  комнате
повальный обыск, ничего подозрительного  не  нашли  и  успокоили  хозяйку,
сказав, что ее постоялец не бандит, а простой  придурок.  В  тот  же  день
Джэйс вылетел и из этой квартиры.
   Калифорнийский технологический институт пестует своих гениев только  до
определенной  поры.  Через   шесть   лет   обучения   Джэйса   вызвали   в
администрацию, где предупредили, что настало время или получать степень  и
начинать самостоятельную  жизнь,  или  вылетать  из  института.  Сообщение
повергло Джэйса в шок, он сразу сделался паинькой и принялся готовиться  к
выпускным экзаменам. Он бы, несомненно, сдал  их  и  получил  степень,  не
появись у них в институте Ральф Мартинес.
   Тогда Мартинес был капитаном,  только  что  возвратившимся  с  войны  в
Персидском заливе и назначенным на должность начальника службы по связям с
общественностью.  В  отличие  от  руководства,  полагавшего,  что  оказало
Мартинесу высокую честь, сам капитан ВВС так не считал и свою новую службу
ненавидел. По роду работы ему приходилось таскаться по учебным заведениям,
что он, скрипя зубами, и делал. Так судьба занесла  его  в  Калифорнийский
технологический институт. Там, в одном  из  конференц-залов,  он  прочитал
студентам  зажигательную  речь,  которая,  по  его  отчетам,  должна  была
проходить как "неформальная встреча со студенческой молодежью".
   Слушало его человек двадцать, но надо же  было  случиться  такому,  что
одним из них был Джэйс! После речи, сопровождавшейся слайдами и рассказами
Мартинеса о новейших сверхзвуковых самолетах,  состоялся  обмен  мнениями.
Большинство студентов заинтересовалось сообщениями Мартинеса, но только не
Джэйс.  Его  присутствие  в  зале  расценивалось  как  вызов   милитаристу
Мартинесу, предполагалось, что  Джэйс  схватится  с  ним  -  и  стычка  не
заставила себя долго ждать.  Когда  капитан  Мартинес  попросил  студентов
задавать ему вопросы, сразу же прозвучал голос Джэйса.
   - Скажите, вам доставляло удовольствие убивать иракцев? -  спросил  он,
вставая, и на его костлявом лице заиграла большезубая улыбка.
   Стальные глаза Мартинеса холодно блеснули,  казалось,  что  он  вот-вот
взорвется, но он  сделал  вид,  что  не  заметил  выпада.  Мартинес  молча
рассматривал ухмыляющегося Джэйса. Со стороны картина была очень забавной:
тощий как жердь, расхлябанный, неопрятный Джэйс  и  словно  высеченная  из
камня,  ладно   скроенная   фигура   капитана   в   идеально   отглаженной
небесно-голубой форме. Одна  из  присутствующих,  перезрелая  студентка  с
огромным  бюстом  и  сильным  грудным  голосом,   презрительно   крикнула:
"Заткнулся бы ты лучше, слышишь, умник хренов? - И добавила,  обращаясь  к
Мартинесу:  -  Не  обращайте  на   него   внимания,   капитан,   это   наш
сверхчеловек", - и покрутила у виска пальцем.
   Улыбка Джэйса стала еще шире.
   - Так вы не ответили на мой вопрос, - ехидно произнес он. - Правда  ли,
что убивать беззащитных детей и женщин - приятное занятие?
   - Мы бомбили исключительно военные объекты, - ответил Мартинес.
   - А кто же тогда бомбил тех мирных жителей, которых  нам  показывали  в
"Новостях"?
   Перезрелая  студентка  вскочила  и,  заслоняя  своим  телом  Мартинеса,
подошла к Джэйсу.
   - Ты что это тут разошелся? - угрожающе спросила она. - Решил  податься
в политику?
   - Да нет,  -  ответил  Джэйс.  -  Просто  решил  поинтересоваться,  как
чувствует себя человек, убивающий других. Я никогда прежде ни видел  и  не
разговаривал с убийцами, вот и хотелось бы выяснить.
   Было видно, что Мартинес кипит от  негодования,  но  голос  его  звучал
ровно:
   - Я повторяю, что мы бомбили только военные цели. Да, я  знаю,  что  не
всегда наши удары были точными. Сожалею, что  имели  место  непредвиденные
потери.
   - Например, когда бомба попадала в бомбоубежище, - сказал Джэйс.  -  Но
меня интересует  другое,  сколько  людей  убили  лично  вы?  Сто,  двести?
Сколько?
   - Мы не предполагали,  что  иракцы  притащат  на  свои  позиции  мирных
жителей.
   - Ну конечно, - Джэйс фыркнул. - У вас же на  вооружении  нет  думающих
бомб, которые не взрываются, если вокруг находятся мирные жители.
   - Так сделай такую, - предложил Мартинес.
   - Кто? Я? - поразился Джэйс.
   - Да, да, ты, - ответил Мартинес. - Ты  ведь  полагаешь,  что  в  армии
служат одни маньяки-убийцы, которые наслаждаются видом окровавленных  тел,
так?
   - Почти.
   - Тогда запомни раз и навсегда, полудурок,  что  для  военного  летчика
самое прекрасное - это полет. Он может вылететь на задание и бомбить цель,
убивать, но не это для него главное. Я был на войне, бомбил и стрелял,  но
могу обойтись и без этого.
   Джэйс недоверчиво покачал головой.
   - А если  ты  такой  жалостливый  и  не  хочешь,  чтобы  мирные  жители
погибали, - продолжал говорить Мартинес, - тогда приходи к  нам  и  помоги
создать новое, как ты говоришь, думающее оружие.
   - Нет уж, спасибо.
   - Естественно, - презрительно скривил губы Мартинес. - Разве такие, как
ты,  станут  над  этим  ломать  голову?  Да  никогда.  Они  лучше  посидят
где-нибудь, поплюют в нас. Это и легче, и спокойнее, тем более когда еще и
мозгов маловато. Да, парень, для тех  проблем,  над  которыми  бьемся  мы,
нужны мозги, а не навоз.
   Джэйс изучающе посмотрел  на  капитана,  отсалютовал  одним  пальцем  и
вышел. Бой выиграл Мартинес, и не по очкам, а нокдауном.
   Два месяца спустя дверь в кабинете Мартинеса на  базе  военно-воздушных
сил "Райт-Паттерсон" открылась, и на  пороге  возникла  долговязая  фигура
Джэйса.
   - Какого черта  тебе  здесь  надо?  -  требовательным  голосом  спросил
новоиспеченный майор Мартинес.
   - Как же это ты забрался в такую задницу? - невозмутимо ответил  Джэйс.
- Черта с два тебя сразу отыщешь.
   Пройдя в кабинет, он  остановился  у  стола,  длинный,  потрепанный,  в
полинялой футболке с яркой самодельной надписью: "Расщепляй  атомы,  а  не
поленья", похожий на побитое непогодой пугало.
   - Я здесь недавно, - ответил Мартинес. - Только неделю назад  назначили
сюда. А ты зачем сюда приперся?
   - Да хочу посмотреть, над чем вы тут бьетесь. Ты говорил,  что  у  меня
мозгов не хватит для ваших проблем.  Вот  и  давай  проверим.  Я  согласен
поработать у вас немножко.
   - Угу, - промычал Мартинес, рассматривая Джэйса  и  покачивая  головой.
Только позже он узнал, что Лоури  плюнул  на  степень  и  все-таки  бросил
институт, но не догадывался, что причиной  этого  был  он  сам.  Джэйс  не
только не забывал оскорблений, но и не прощал их.
   - Я тут недавно кое-что прочитал о вас, - продолжал Джэйс. - Над  новым
типом вооружений я,  разумеется,  работать  не  буду,  в  этом  я  вам  не
помощник, а вот программа имитации полета меня действительно интересует. И
у меня есть насчет нее кое-какие идейки.
   Мартинес потер щеку и потянулся к телефону.
   - Хорошо, - ответил он. - Сейчас я попрошу  поговорить  с  тобой  Билла
Эпплтона. - А про себя подумал: "Уж если кто и сможет сбить с этого хлюста
спесь, так это только он".
   Уже через час Джэйс был зачислен в штат и вовсю трудился в  лаборатории
Эпплтона. В конце  недели  Джэйс  отослал  своим  родителям  в  Калифорнию
открытку с видом Дэйтона. Обратного адреса на открытке не было.
   Правда, однажды он позвонил домой - соскучился  по  голосу  матери.  Он
сказал, что у него все нормально, и ждал, что она порадуется вместе с ним,
но вместо этого услышал, что его отец в больнице, умирает от рака. В конце
разговора мать попросила Джэйса приехать.
   - Чем я могу облегчить его состояние? В больнице  ведь  есть  врачи,  -
дрожащим голосом произнес Джэйс, повторив  фразу  своего  отца,  сказанную
более двадцати лет назад.
   Переехав во Флориду, он не послал и открытки, просто сообщил  по  почте
свой новый адрес. За четырнадцать месяцев его жизни  в  Орландо  на  адрес
Джэйса не пришло ни одного письма.
   С освещенного желтыми огнями авеню Джэйс свернул в полутемный переулок.
Его жалкое жилище, так называемое "бунгало", стояло в конце улицы,  словно
пряталось от мира за рядами красивых домов. В окнах, мимо которых проезжал
Джэйс, призрачным светом мигали экраны телевизоров. Шуршала  под  колесами
галька. Подъезд к его логову был не освещен, но Джэйс  знал  здесь  каждый
камешек, каждую выбоинку. Из сада возле одного из  домов  потянуло  дымом,
кто-то жег опавшие листья и срезанные ветки деревьев.
   Джэйс прислонил велосипед к стене рядом с дверью,  вытащил  из  кармана
пульт и набрал замысловатый код.  Раздался  слабый  писк,  после  которого
сначала отключилась сигнализация, а  затем  над  дверью  замигала  зеленая
лампочка. Через  несколько  секунд  послышалось  жужжание,  отошел  язычок
замка, раздался легкий вздох, и дверь открылась. Не хватало только  белого
костюма и маски, и тогда создалось бы полное впечатление, что перед вами -
дверь  в  лабораторию,  в  которой  действуют  жесткие  правила  вакуумной
гигиены.
   Развешанные на потолке неоновые светильники зажглись автоматически, как
только Джэйс вошел в дом и закрыл за собой дверь. Окна  были  закрашены  и
наглухо завешены плотными шторами. Джэйс сломал все перегородки, превратив
свое "бунгало" в одну большую комнату, куда никогда не проникал  солнечный
свет. Из  всей  мебели  имелись  только  стол,  некое  подобие  кровати  и
продавленное черное кресло, очень похожее на то,  в  котором  на  "Шаттле"
сидят  астронавты.  На  грубых,  сколоченных  из   досок   ящиках   стояли
телевизоры,  телевизионные  трубки  без  корпусов,  перевернутые  корпуса,
компьютеры и мониторы. Повсюду - на полу, самодельном топчане  и  длинном,
по дизайну похожем на столярный верстак столе - грудами лежали клавиатуры,
"мышки", пульты управления и разноцветные, в основном зеленые, платы. Там,
где не было больших деталей, словно крупная технологическая пыль, валялись
микросхемы. Во всем доме не имелось ни одной книги, ни единой  газеты  или
журнала. Джэйс в них не нуждался.
   Джэйс прошел к креслу и растянулся на нем.  Даже  от  его  веса  кресло
сплющилось. Джэйс дотянулся до пультов и включил сразу три телевизора, три
разные программы, но с одинаково выключенным звуком.
   Со стороны могло показаться, что хозяин дома не ест, в доме не было  ни
одной хозяйственной принадлежности: ни холодильника,  ни  плиты,  ни  даже
микроволновой печи или кастрюль. Все помещения,  за  исключением  комнаты,
Джэйс превратил в склад, а все трубы  отрезал,  чтобы  не  мешали  хранить
видеокассеты. Питался он на работе. Там  же,  в  душе,  и  мылся,  правда,
нечасто. В ванную в своем "бунгало" он  не  заходил,  даже  для  него,  не
отличающегося брезгливостью, она казалась слишком  грязной.  Каждый  день,
возвращаясь с работы и блаженствуя в кресле, он давал себе слово завтра же
вычистить ее.
   Переводя взгляд с одного экрана на другой, Джэйс напряженно  думал.  Он
должен доделать то, о чем просил его  Манкриф.  Тем  более  теперь,  когда
лазерный диск с записью программы "Царство Нептуна" и реакцией на нее  был
у него в кармане. Но взяться за работу сейчас же Джэйс не мог, ему  мешали
неизвестно откуда появившиеся угрызения совести - чувство, до сих пор  ему
неизвестное. "А действительно, что, собственно, произошло? - уговаривал он
себя. - Девчонка не пострадала, навредить ей у него и в  мыслях  не  было.
Какие могут быть сомнения? Нужно действовать, работать". Но,  несмотря  на
убедительные аргументы, Джэйс не мог заставить  себя  приняться  за  дело.
Что-то ему все-таки мешало.
   Вскоре Джэйс понял, что не дает ему действовать. Нет, ни в коем  случае
не душевные муки, а желание поиграть с Манкрифом, пошантажировать его.
   "В одном он прав, такого поля деятельности и таких средств  мне  больше
никто не даст. Но и он будет выполнять мои просьбы только до тех пор, пока
я буду делать то, что ему нужно. - Джэйс почувствовал легкий дискомфорт. -
Проклятье, не нужно было мне с ним связываться".
   "Вот моралист нашелся, - продолжал мучиться он. - Брось  выкаблучивать,
сделай ему эту программу, и все. Хочет, чтобы в  ней  была  Анжела?  Пусть
получит. Кто об этом узнает? Да никто. Тоже  мне  специальное  задание,  -
ухмыльнулся Джэйс. - И зачем мне нужно отказываться?  Нет,  сделаю.  Затем
Дэн поможет мне отшлифовать этот чертов бейсбол, а  уже  потом  мы  с  ним
примемся за что-нибудь в самом деле стоящее".
   Джэйс потянулся, встал с кресла и подошел к столу, где лежали его  шлем
и перчатки. Он вставил диск, подсоединил проигрыватель  к  компьютерам  и,
взяв со стола шлем и перчатки, стараясь не запутаться в проводах, пошел  к
креслу. Поудобнее разместив в  нем  свое  тщедушное  долговязое  тело,  он
погрузился в свой мир, мир, в котором Джэйс был героем, укрощал роботов  и
покорял орды инопланетян. И все ради того, чтобы своим мужеством завоевать
сердце и тело повелительницы созданного им мира, прекрасной, как Богиня, и
очень похожей на его мать.



        11

   - Вы так считаете? - учительница вопросительно посмотрела на Сьюзен.  -
Но как  же  так,  ведь  вся  наша  программа  построена  на  использовании
обучающих программ, - ответила она. - Не посещая их,  Анжела  отстанет  от
класса.
   Сьюзен нахмурилась:
   - Девочка напугана, она, я думаю, даже не захочет войти в кабину.
   - Я понимаю вашу тревогу, миссис Санторини, но, может быть, нам  вместе
попытаться уговорить Анжелу преодолеть свой страх? -  предложила  Элеонора
О'Коннел.
   Удобно расположившись в креслах, они сидели в тихом, опрятном кафетерии
для преподавателей. Сьюзен, по правде  говоря,  поразила  его  изысканная,
почти шикарная обстановка. На  полу  расстелен  ручной  работы  ковер,  на
креслах лежали мягкие подушечки, столики  маленькие  и  изящные.  У  стены
стояли  сверкающие  никелем  автоматы   с   напитками.   Из   машины   для
приготовления кофе  шел  пар,  рядом  стояла  корзиночка  с  разнообразной
выпечкой. Две преподавательницы сидели на мягком диване у  окна,  одна  из
них курила. Уловив запах дыма, Сьюзен поморщилась.
   Она вдруг вспомнила школу, в которой Анжела училась в Дэйтоне,  убогую,
грязноватую, неприглядную. В ней не было ни таких сногсшибательных комнат,
ни аппаратуры. Этой школе, новенькой, с иголочки,  она  и  в  подметки  не
годилась. Сьюзен мысленно похвалила себя за то, что решила приодеться.  На
ней был бледно-зеленый брючный костюм, который, как полагала Сьюзен, делал
ее похожей на солидную, преуспевающую даму и спокойную мать. Меньше  всего
она хотела,  чтобы  ее  приняли  за  бедноватую,  приехавшую  с  периферии
истеричку.
   Элеонора О'Коннел была не намного старше  самой  Сьюзен,  но  выглядела
хуже. Располневшая,  с  круглым,  как  арбуз,  лицом,  она  была  одета  в
аляповатую голубую блузку в белый горошек. Разглядывая учительницу, Сьюзен
подумала о том, какие адские муки она принимает каждый  день,  отказываясь
от  лишнего  кусочка  любимой  выпечки.  "Но  иначе   она   будет   просто
бесформенной. Будь я на ее месте, я бы убила на  месте  того,  кто  принес
сюда все эти печенья".
   - Анжела  -  одна  из  лучших  учениц  класса,  -  продолжала  говорить
учительница. - Неужели мы с вами покажем свою слабость  и  сдадимся  из-за
одного печального инцидента?
   - Но мне кажется, что Анжела и слушать не желает о том, чтобы  войти  в
кабину, - возразила Сьюзен, правда,  уже  не  так  твердо,  как  в  начале
разговора.
   Элеонора наклонилась и дотронулась до руки Сьюзен.
   - Но есть только два пути - или войти в нее, или выйти  из  школы.  Нам
просто не разрешается преподавать  традиционными  методами.  Вы  понимаете
меня?
   Сьюзен понимала. Миссис О'Коннел не  угрожала  ей,  нет,  она  пыталась
поставить Сьюзен на свое место. И еще она очень искренне  переживала,  что
Анжеле придется уйти.
   -  Наша  школа  -  особенная,  -  снова   заговорила   учительница.   -
Единственная в стране. Неужели вы  не  хотите,  чтобы  ваша  дочь  училась
здесь?
   - Вчера вечером мы с мужем долго разговаривали с ней. Говорили, что все
происшедшее - случайность, недоразумение. Не знаю, но мне кажется, что  мы
ее не очень убедили. - Сьюзен пожала плечами.
   - В том,  что  произошло  с  ней,  никто  не  виноват.  Она  не  успела
эмоционально подготовиться к программе.
   Сьюзен закивала головой:
   - Муж ей сказал то же самое.
   - А  сегодня  утром  с  ней  разговаривал  наш  психолог,  -  прибавила
Элеонора. - После беседы с Анжелой  она  сказала  мне,  что  хотя  девочка
немного  напугана,  но  причину  своего...  -  учительница   помялась,   -
неудачного опыта понимает.
   - Вчера она была очень напугана, - повторила Сьюзен.
   - Но если Анжела начнет убегать от своих страхов, это  не  принесет  ей
пользы не только здесь, но и в  дальнейшей  жизни.  Она  должна  научиться
управлять своими чувствами. Скажите ей, что в нашей жизни случается всякое
и человек обязан  спокойно  смотреть  в  лицо  любым  неожиданностям,  как
приятным, так и неприятным.
   Сьюзен неуверенно кивнула.
   - А с другими детьми у вас были подобные случаи? -  осторожно  спросила
она.
   Элеонора немного помолчала.
   - Н-н-нет, - ответила она, выдавливая из  себя  это  слово,  и  тут  же
торопливо прибавила: - В прошлом семестре был один случай,  но  совершенно
обратный. Мальчику настолько понравилась  игра,  что  он  долго  не  хотел
выходить из кабинки. Мне пришлось его уговаривать сделать это.  А  вечером
он пробрался в школу и попытался открыть одну из кабин.
   Сьюзен не поверила своим ушам.
   - Пробрался в школу, вы говорите? - переспросила она. - Впервые  слышу,
чтобы ученик рвался в класс.
   Элеонора захохотала так громко, что сидящие на диване учителя  тревожно
посмотрели в ее сторону.
   - Я сама удивилась, но тем не менее это правда. Да, это было  в  первом
семестре. Первого сентября открылась  эта  школа,  и  мы  начали  занятия.
Правда, нам  тогда  частенько  приходилось  вызывать  из  "Парареальности"
инженеров, аппаратура часто ломалась.
   Сьюзен быстро ухватилась за эту спасительную соломинку.
   - Может быть, и сейчас аппаратура сработала как-нибудь  не  так?  Разве
сейчас поломки невозможны?
   Миссис О'Коннел энергично затрясла головой:
   - Нет, нет, оборудование  в  полном  порядке.  Приходила  целая  группа
инженеров и  все  досконально  проверила.  Кстати,  я  совсем  забыла  вам
сказать, ведь и ваш муж тоже был здесь сегодня утром.
   - Вот как? - удивленно воскликнула Сьюзен.
   - Да, - ответила учительница. - Он пришел  первым,  раньше  меня.  А  я
всегда прихожу очень рано, ведь мне  нужно  все  проверить  и  подготовить
класс к занятиям. Насколько я поняла, вашего мужа пропустил сюда сторож.
   - Что вы говорите? А я и не знала.
   - Послушайте, - сказала  Элеонора,  -  мне  кажется,  я  нашла  способ,
который  поможет  вам  убедить  Анжелу  не  отказываться  от   занятий   с
программами.
   - И какой же? - спросила Сьюзен.
   Учительница хитро улыбнулась:
   - Поиграйте в эту игру, в "Царство Нептуна", сами и  увидите,  что  она
собой представляет.
   - Никогда не  имела  дела  с  виртуальной  реальностью,  -  проговорила
Сьюзен. Она думала о Дэне. Ее заинтересовало, почему он не предупредил ее,
что направляется в школу. Он же  обещал  проверить  программу  у  себя  на
фирме. А  вместо  этого  поехал  в  школу.  Хотя...  Он,  возможно,  хотел
проверить оборудование до прихода  инженеров.  "Мысль  сделать  это  могла
прийти к нему случайно, ведь школа расположена по пути, - решила  она,  но
тут же отвергла это предположение, потому что хорошо знала Дэна. - Нет, он
все продумывает заранее. Скорее всего он целую  ночь  не  спал,  дожидаясь
утра. И мне ничего не сказал? А что, это очень на него похоже, -  подумала
Сьюзен и успокоилась. - Конечно, только так  он  и  поступает.  Ничего  не
скажет, чтобы лишний раз не беспокоить меня".
   - Да вы не бойтесь, - тем временем продолжала уговаривать ее  Элеонора,
принявшая молчание Сьюзен за волнение и испуг. - В этой  игре  нет  ничего
страшного.
   -  Я  понимаю,  -  с  сомнением  ответила  Сьюзен  и  вдруг  решительно
согласилась: - Знаете, может быть, вы и правы. Давайте  попробуем.  Только
прямо сейчас.
   Сьюзен оставила маленького Филипа на попечение соседки и  ей  очень  не
хотелось, чтобы он находился у нее дольше, чем допускают обычные соседские
отношения. Сьюзен очень опасалась, что за каждую минуту,  которую  соседка
пересидит  с  Филипом,  ей  придется  расплачиваться  с  ней  утомительной
беседой. А  прервать  ее  Сьюзен  не  сможет  хотя  бы  потому,  чтобы  не
показаться неблагодарной и невежливой.
   Миссис О'Коннел взглянула на часы.
   - До конца обеда остается всего полчаса, дети скоро начнут  собираться,
- задумчиво проговорила она. - Но ничего, мы немножко уменьшим время игры.
   Женщины поднялись и быстро зашагали в класс. Где он  находится,  Сьюзен
уже знала, - в нем несколько недель  назад  проходило  собрание.  Войдя  в
комнату, она с любопытством  оглядела  расставленные  полукругом  столы  и
плакаты на стенах. Не без волнения она прошла за миссис О'Коннел к  задней
стене класса, где  были  расположены  таинственные  кабинки,  темные,  как
исповедальни. Сьюзен не боялась маленьких полутемных пространств,  но  тем
не менее, войдя  в  душноватую  кабину,  почувствовала  себя  не  в  своей
тарелке. Как перед прыжком в ледяную воду, она глубоко вздохнула и села на
небольшой стульчик. Он был маловат для нее. На полке  справа  лежали  пара
перчаток и голубой пластмассовый  шлем,  обклеенный  золотыми  и  красными
звездами. Сьюзен посмотрела на шлем -  от  частого  использования  он  был
местами потерт и поцарапан.
   - Игру я запущу со своего стола, -  сказала  Элеонора,  помогая  Сьюзен
надеть перчатки из металлизированной ткани.
   - Со стола? - удивилась Сьюзен, вспомнив, что ей говорил Дэн.
   - Конечно. Я звоню на фирму "Парареальность", соединяюсь с  компьютером
и  на  клавиатуре  набираю  код  программы.  А   дальше   все   происходит
автоматически, - сказала учительница  и  мягко  прикрыла  за  собой  дверь
кабины. Сьюзен пошевелила пальцами. Перчатки были немного маловаты,  ткань
слегка покалывала пальцы. От каждой перчатки к стоящему на полке  ящику  с
электроникой шел тонкий проводок.  Сьюзен  немного  нервничала,  и,  чтобы
успокоиться, она начала поправлять шлем. Он напоминал шлем велосипедистов,
по форме был почти такой же, только  с  большими  черными  очками.  Сьюзен
знала,  что  в  них,  прямо  напротив  каждого  глаза,  вмонтированы   два
миниатюрных    телевизора,    которые    высвечивали     перед     глазами
стереоскопическое  изображение,   отчего   видимая   картинка   получалась
трехмерной.
   Опасаясь, что шлем может свалиться, Сьюзен  покрепче  натянула  его  на
голову. Несмотря на форму, он был легкий как  перышко:  Сьюзен  совсем  не
чувствовала его вес. Темнота уже начала надоедать ей, но в ту  же  секунду
она услышала в наушниках далекий голос миссис О'Коннел.
   - Вы слышите меня, миссис Санторини? - спросила она.  Несмотря  на  то,
что слова звучали мягко, почти нежно, Сьюзен от неожиданности испугалась.
   - Да, слышу, - ответила она.
   - Я включаю игру, - предупредила учительница. - Вы готовы?
   - Готова, давайте.
   Сьюзен почувствовала, что  ее  шатает,  словно  она  в  полной  темноте
ступила на шаткую лестницу без перил.
   Теплый, дружеский голос тут же возвестил:
   - Игра называется "Царство Нептуна".
   Сьюзен поразилась тому, что  не  может  определить,  кто  это  говорит,
мужчина или женщина. "Да это же  компьютерный  синтезатор",  -  неожиданно
догадалась она.
   Внезапно Сьюзен погрузилась в полную темноту.  Это  продолжалось  всего
несколько  мгновений,  но  даже  за  это  короткое  время  Сьюзен   успела
испугаться. "Может  быть,  опять  что-нибудь  сломалось?"  -  встревоженно
подумала она. В ту  же  секунду  перед  глазами  возник  голубой,  немного
пульсирующий свет.  Его  мерцание  было  ритмичным,  почти  гипнотическим.
Ладони начало чуть-чуть покалывать, а  шлем,  казалось,  исчез  с  головы.
Дыхание Сьюзен стало ровным и спокойным, в предвкушении таинственной  игры
она поудобнее устроилась на стуле.
   Картинка перед ее глазами становилась все светлее и четче, и вот Сьюзен
уже  увидела  вокруг  себя  залитую  солнцем  водную  гладь  океана.   Она
улыбнулась - таким его обычно показывали в рекламных роликах туристических
фирм. "Привет Багамам", - прошептала она. Прошло всего  несколько  секунд,
за которые Сьюзен и не заметила, как  погрузилась,  и  теперь  зеленоватая
океанская вода была вокруг нее.  Стаи  рыбок  самых  немыслимых  расцветок
сновали вокруг нее, немного поодаль Сьюзен видела коралловые рифы.  Иногда
на них попадал солнечный свет, и тогда они  мерцали,  как  гора  пиратских
сокровищ в мультфильме. Все это была настолько красочно и реально,  что  у
Сьюзен от восторга перехватило горло. Игра захватила  ее  целиком,  Сьюзен
уже забыла, что она просто-напросто смотрит видеофильм. Ей  казалось,  что
она живет здесь, среди невероятной красоты Мирового океана.
   К ней подплыла ярко окрашенная рыбка.
   - Эй, приветик. Меня зовут рыба-ангел, я буду твоим  гидом  по  царству
Нептуна, - произнесла она тем же бесполым компьютерным голосом.
   "Рыба-ангел?  Что  это,  простое  совпадение?  -  мелькнула  у   Сьюзен
тревожная мысль. - Во всяком случае, нужно обязательно узнать, как они там
выбирают рыб-экскурсоводов - наугад или специально ищут  таких,  чтобы  их
названия имели какое-нибудь отношение к имени играющего.  Тогда  эта  игра
сделана специально для Анжелы".
   Рыба-ангел повела ее по океану. Она все время что-то  рассказывала,  не
давая Сьюзен забывать, что это не  совсем  игра,  а  урок  по  биологии  и
экологии.
   - Можешь ничего не бояться. Здесь, в царстве Нептуна,  тебе  ничего  не
угрожает, - проговорила рыбка. Однако, как только вдали показалась  акула,
Сьюзен заметила, что рыбка предусмотрительно спряталась за нее.
   - Большинство акул - хищники, - продолжала  говорить  рыбка,  появляясь
перед лицом Сьюзен. - Они едят других рыб. Это ужасно, но такова жизнь.  А
ты знаешь  каких-нибудь  хищников,  которые  живут  на  земле?  Можешь  их
назвать?
   - Конечно, - не задумываясь, ответила Сьюзен. - Во-первых, адвокаты.
   - Неправильно. Подумай немножко.
   Сьюзен усмехнулась - игра начала захватывать ее.
   - Львы, - ответила она.
   - Правильно! - воскликнула рыбка. - А еще тигры и волки. Даже собаки  и
кошки были когда-то хищниками, пока человек не приручил их.
   Сьюзен молчала. Они продолжали погружаться. Стало темно, но  Сьюзен  не
чувствовала холода. В черной воде появились рыбки с огоньками на плавниках
и  какие-то  странные  животные,  мигающие  слабым  светом.   Проносились,
извиваясь, длинные угри.
   Сьюзен проплыла мимо горы с плоской вершиной и вдруг  внизу,  на  самом
дне океана, увидела прекрасный город с высокими золотыми башнями и белыми,
словно сделанными из гипса, домами. От  города  исходил  слабый  свет,  он
пульсировал, становился то слабее, то ярче. Сьюзен даже показалось, что  и
сам город тоже живой, а исходящий от него свет - это его дыхание.
   Сьюзен едва не раскрыла рот от изумления.
   - Как прекрасно! - восторженно прошептала она.
   Чем  ближе  они  подплывали  к  широкой  улице  города,   тем   светлее
становилось вокруг. В прелестных  домиках  плавали  счастливые,  радостные
русалки, а возле них кружили в танце красивые мускулистые мужчины. Их дети
сидели или  играли  у  домиков.  Сьюзен  придирчиво  рассматривала  одежду
жителей подводного города и нашла ее вполне приличной. Чувствуя на себе ее
взгляд, русалки стыдливо закрывали лица  и  прятались,  успев  махнуть  ей
рукой.  Сьюзен  улыбнулась,  атмосфера  веселья  и  счастья  сняла  с  нее
напряжение и  усталость.  Отвечая  на  приветствия,  она  плыла  вслед  за
рыбкой-ангелом. Вскоре перед ними показался высокий дворец. Он был  сделан
из кораллов и осыпан жемчужинами.
   Серебряные ворота дворца были открыты, и Сьюзен вслед за рыбкой вошла в
них. Они миновали небольшую безлюдную  площадь  и  прошли  внутрь  дворца.
Проплывая по его длинным коридорам, Сьюзен никого не  встретила,  но  зато
отчетливо слышала доносящуюся откуда-то издалека музыку.
   - Сегодня в царстве  Нептуна  праздник,  -  объяснила  рыбка.  -  Очень
большой праздник.
   - Да? И какой же? - спросила Сьюзен.
   - Вот подожди, сама увидишь, - ответила рыбка.
   Они вошли в одну из башен,  поднялись  на  самый  верх,  и  там  Сьюзен
увидела  небольшую  комнатку,  коралловые  стены  которой  были   украшены
разноцветными драгоценными камнями. Звуки музыки становились все громче  и
громче.
   Они проплыли к небольшой двери, открыли ее и очутились в большом  зале.
И тут Сьюзен увидела  только  счастливые,  улыбающиеся  лица.  Вокруг  нее
вились мириады маленьких ярких рыбок. Ковер из ярких раковин  и  мерцающих
теплым светом драгоценных камней вел Сьюзен в дальний угол зала, туда, где
находилось небольшое возвышение. На нем стояли два величественных  золотых
трона, на одном из них сидел моложавый старик с длинной белой бородой,  на
другом - прелестная русалочка. Сьюзен направлялась прямо к ним, а  стоящие
вокруг русалки и их кавалеры грациозно кланялись ей, поджимая свои длинные
чешуйчатые хвосты, и посылали воздушные поцелуи.
   - Сегодня Нептун будет знакомить своих подданных с новой принцессой,  -
шепнула ей рыбка.
   - Вот как? - ответила Сьюзен. - И кто же она?
   - Это ты, Сьюзен. Сегодня принцессой царства Нептуна будешь ты.
   Внезапно раздался щелчок, и все вокруг Сьюзен потемнело.
   - Вот здесь, в этом  месте,  у  вашей  дочери  и  случился  обморок,  -
послышался в наушниках голос миссис О'Коннел.
   Вокруг Сьюзен опять была темнота. Кургузый шлем снова давил  и  съезжал
набок, ладони неприятно покалывало, спина ныла, словно Сьюзен долгое время
сидела без движения.
   - А нельзя ли посмотреть эту игру до конца? - попросила она.
   Учительница немного помолчала.
   - Вы знаете, -  неуверенно  начала  она,  -  мне  не  хотелось  бы  вам
отказывать, но ученики вот-вот вернутся. Обед закончился, и скоро начнется
урок.
   Сьюзен вспомнила, что, когда она садилась в  кабинку,  до  конца  урока
оставалось целых полчаса.
   - А что, разве полчаса уже прошло? - спросила она.
   - Да, - ответила Элеонора.
   Сьюзен изумилась. Ей самой показалось, что с начала игры  прошло  всего
несколько секунд. Она неохотно сняла  шлем  и  тряхнула  головой,  взбивая
волосы. Когда она стягивала перчатки, дверь кабинки открылась и показалось
лицо миссис О'Коннел. От внезапно ударившего в лицо  яркого  света  Сьюзен
зажмурила глаза и сморщилась.
   - Ну и как? - спросила учительница. - Вам удалось что-нибудь выяснить?
   - Не знаю, что и сказать, - ответила Сьюзен, пожимая плечами. -  Ничего
особенного, обычный урок биологии.  Жизнь  океана,  ничего  страшного  или
пугающего я здесь не заметила.
   - Так, значит, вы не против того, чтобы Анжела продолжала заниматься  в
кабине? - немного взволнованно произнесла Элеонора.
   - В общем нет, - протянула Сьюзен. - Только что-то  ее  все-таки  здесь
напугало.
   - Ну, хорошо, - кивнула учительница.  -  Пусть  пока  Анжела  не  будет
смотреть программы, а когда немного успокоится и забудет  то,  что  с  ней
произошло, мы снова попробуем усадить ее в кабину.
   - Да, да, вот именно. Пусть она успокоится, - согласилась Сьюзен.
   - Но честно говоря, если бы  я  была  на  вашем  месте,  -  учительница
помялась, -  я  бы  не  напоминала  ей  об  этом  печальном  инциденте.  И
развлеките ее как-нибудь. Завтра суббота, сходите на  пляж,  отдохните,  -
предложила она.
   - Да, наверное, мы так и сделаем. Кстати, мы еще ни  разу  не  были  на
пляже.
   -  Вот  и  прекрасно,  -  миссис  О'Коннел  улыбнулась,  -  там  Анжела
отвлечется и к понедельнику все забудет. И не думайте о том, что ее что-то
напугало. Ведь не исключено, что у нее всего лишь закружилась голова,  тут
немного душновато.
   Сьюзен благодарно улыбнулась. Заботливая миссис  О'Коннел  делала  все,
чтобы успокоить ее, убедить  в  том,  что  все  происшедшее  с  Анжелой  -
случайность и недоразумение.
   И Сьюзен очень хотелось бы верить ей.



        12

   - Ничего не понимаю, - сказал  Дэн,  обращаясь  к  Вики  Кессель.  -  Я
просмотрел всю  аппаратуру,  но  не  нашел  ни  одной  неисправности.  Все
работает нормально.
   - Так и должно быть, - ответила Кессель. - Скажу  больше:  Берни  и  ее
ребята полночи провозились в школе и тоже ничего не нашли.
   - И я был сегодня в школе. Там все в полном порядке, - произнес  Дэн  и
задумчиво пожевал нижнюю губу. - Тогда в чем причина?
   Они сидели в уютном плюшевом  кабинете  Виктории  Кессель.  Сама  Вики,
поджав под себя ноги, расположилась в шикарном кресле, высокая полукруглая
спинка которого, казалось, защищала ее от неприятностей внешнего мира. Дэн
изучающе  посмотрел  на  шефа  отдела  кадров,  такую  маленькую  на  фоне
громоздкого кресла, на восточный ковер, где валялись ее туфли, затем снова
перевел взгляд на Вики. Он внезапно  подумал,  что  ее  одежда,  блузка  с
крупными  цветами  и  темно-зеленая  юбка,  очень  похожа   на   камуфляж,
скрывающий ее в глубине кресла. Дэну вдруг сделалось невероятно тоскливо.
   Висящий на  стене  громадный  экран  показывал  переднюю  часть  здания
"Парареальности" и место для парковки автомобилей.  "Зачем  это  нужно?  -
раздраженно подумал Дэн. - Ведь окна ее кабинета выходят как раз туда". Он
посмотрел  в  окно  и  увидел  Джо  Ракера.  Тот,   зыркая   по   сторонам
настороженным  взглядом,  беспрестанно  ходил  вокруг  стоянки,  словно  в
четырех стоящих там машинах лежали несметные сокровища.
   - Я вспоминаю себя в годы детства, - улыбнувшись, произнесла Кессель. -
Когда мне было столько же, сколько сейчас вашей дочери,  я  переживала  по
поводу и без повода. И хотя с тех пор прошло много лет, я до сих пор очень
хорошо помню себя и снова ощущаю свои переживания.
   Дэн посмотрел на Вики.
   - Так вы думаете, что дело не в программе, а в Энжи?
   Вики пожала плечами:
   - Но вы же сами говорите, что с оборудованием все в порядке.
   - Да, но мог произойти сбой  в  самой  программе,  -  пробормотал  Дэн,
больше для себя, чем для Вики. - Может быть, для неподготовленного ребенка
имитация оказалась слишком сильной.
   Вики лениво махнула рукой:
   - Десятки детей смотрели ее и до Анжелы. Причем из ее же класса. И  все
были в восторге.
   - Я знаю, но...
   - Но вы хотели бы посмотреть ее сами. Лично  убедиться  в  том,  что  в
программе нет ничего ужасного. Так?
   - Да, наверное, - неуверенно проговорил Дэн.
   Вики опустила ноги на пол и выпрямилась. "Да она просто  коротышка",  -
подумал Дэн, глядя на висящие над ковром ступни Вики.  Он  вдруг  заметил,
что и чулки на ее ногах, светло-зеленые,  с  замысловатым  рисунком,  тоже
были похожи на камуфляж.


   - Дэн, я прекрасно вас понимаю, - заговорила Вики  неожиданно  жестким,
резким голосом. - Вас очень заботит ваша  дочь,  но  работа  есть  работа.
Инвесторы звонят нам каждый день,  пристают  к  нам  с  ножом  к  горлу  и
требуют, чтобы мы побыстрее заканчивали игровые программы.
   - Знаю, - уныло кивнул Дэн.
   - Вот поэтому я хочу, чтобы вы с Джэйсом побыстрее разделались  с  этим
чертовым бейсболом. Тут важен каждый час, Дэн.
   - Послушайте, Вики, мы же разговариваем  не  в  рабочее  время.  Сейчас
обед, я его полдня ждал.
   - Но вчера вы ушли из лаборатории в два, а сегодня явились  в  половине
десятого, - парировала Вики.
   - Вы хотите, чтобы я ходил с секундомером? - огрызнулся он.
   - Да перестаньте, Дэн. Со мной так говорить не стоит, я не из тех,  кто
любит пощелкивать кнутом, и вы это  прекрасно  знаете,  -  голос  ее  стал
немного мягче. - Извините, я немного  раздражена.  Но  от  этого  бейсбола
сейчас зависит будущее всей фирмы.
   - Естественно, - опустив голову, уныло ответил Дэн.
   - А вы хотите засесть за "Царство Нептуна" только потому, что эта  игра
кажется вам подозрительной.
   - Не сейчас, - возразил Дэн. - Я мог бы посмотреть ее вечером.
   Вики со стоном вздохнула.
   - Уж лучше сейчас, - ответила она и, наклонив голову,  многозначительно
улыбнулась. - Иначе вы будете просто маяться  до  вечера  и  не  принесете
фирме никакой пользы.
   Дэн немедленно вскочил с софы:
   - Спасибо, Вики! Большое спасибо.
   Он бросился к двери, но  не  успел  дойти  до  нее,  как  позади  снова
раздался голос Вики.
   - Дэн, после того как закончите просмотр,  зайдите  к  Гари  Чану.  Мне
хотелось бы, чтобы вы взглянули на одну его программу. Хорошо?
   - К Гари? - удивленно переспросил Дэн.
   - Да. Кайл попросил его немного оживить "Путешествие по Луне", он начал
это делать и наткнулся на какую-то проблему. Просто посоветуйте  ему,  как
поступить.
   -  Да,  разумеется,  -  ответил  Дэн  и  вылетел  из  кабинета,  больше
напоминавшего гнездышко для влюбленных.
   Откинувшись в кресле, Вики слушала удаляющиеся шаги Дэна. Вспомнив, как
он  вылетел  от  нее,  она  улыбнулась.  По  ее  мнению,  Дэн   был   сама
непосредственность. Вот  и  сейчас  он  выскочил  из  ее  кабинета  словно
мальчишка, которого отпустили домой из школы. "Да нет же, - поправила себя
Вики. - Он ведет себя вполне нормально,  на  его  месте  так  поступил  бы
каждый отец. Ведь он женат и у него двое детей. И не стоит мне лишний  раз
давить на него. Если он уйдет, мы много потеряем. -  Вскинув  брови,  Вики
посмотрела на открытую дверь. - Сейчас потеряем, - уточнила она. - Но я  и
не собираюсь его сейчас трогать. А вот когда бейсбол будет закончен, я его
и прищучу. Тогда и посмотрим, что он выберет..."
   Вики улыбнулась, прикоснулась к своим грудям и посмотрела на висящие на
стене часы. Внутри  изящного,  выполненного  под  эпоху  Луи  XIV  корпуса
находился современный, изготовленный в  Японии  механизм.  Работал  он  на
кварце  и  батарейках.  "Через  несколько   минут   Кайл   приземлится   в
национальном аэропорту, - подумала Вики. - Слава  Богу,  мне  удалось-таки
убедить его лететь в Вашингтон". Уже в сотый раз за день  Вики  вспоминала
Кайла, но так и не решила, как ей поступить с ним. Она не понимала,  зачем
ему понадобилось ставить  эксперименты  над  дочерью  Дэна  Санторини,  но
чувствовала, что он может втянуть ее в серьезную заварушку.
   Зазвонил телефон, снова отвлекая Вики от серьезных размышлений. Она  не
стала снимать трубку.
   - Виктория Кессель слушает, - ответила она, нажимая на кнопку.
   - Серьезно? - раздался спокойный голос. - Тогда привет, Вики.
   Вики вздрогнула и не удивилась этому. Она знала, что, сколько бы лет ей
ни пришлось слышать этот голос, он всегда будет пугать ее.
   Вики схватила трубку.
   - Я же говорила вам, чтобы  вы  не  смели  звонить  мне  в  кабинет!  -
прошипела она.
   - Не волнуйся. У меня всего один маленький вопросик. Зачем это Манкрифу
вздумалось тащиться в Вашингтон?
   Человека, который спрашивал Викторию Кессель, звали Люк  Петерсон.  Это
был лысеющий толстяк средних лет, бывший инженер. Несколько месяцев  назад
он подошел к ней в одном из супермаркетов и открытым текстом предложил  ей
десять  тысяч  долларов  за  ежемесячное   предоставление   информации   о
деятельности "Парареальности". Деньги Вики, разумеется, взяла и совесть ее
от этого не мучила. Вики  успокаивала  себя  тем,  что,  если  Петерсон  -
технический шпион, с ним  лучше  работать  ей,  иначе  он  найдет  другого
человека.
   Сначала она решила поиграть с Петерсоном, она  даже  представляла  себя
этакой контрразведчицей, способной очаровать его и выведать у него больше,
чем он узнавал от нее. Но Петерсон сразу перешел на деловой тон, да  и  не
было в его внешности ничего романтического или волнующего - словом,  того,
что могло бы привлечь к нему Вики. Шелуха дешевой экзотики  слетела  почти
сразу,  и  Вики  увидела  перед  собой  побитого  жизнью,  облаченного   в
поношенный мешковатый  костюм  субъекта,  занимающегося  довольно  грязным
бизнесом. Постепенно  Вики  осознала,  что  он  может  оказаться  для  нее
довольно опасным.
   Но в глубине души Вики считала, что  поступила  правильно.  В  конечном
счете фирма Манкрифа, по ее мнению, должна  была  обязательно  рухнуть,  и
тогда контакты с конкурирующей организацией могли бы пойти ей  на  пользу.
Короче говоря, Вики готовила себе пути отхода. И эта мысль  вносила  в  ее
душу дополнительное успокоение.
   Одно было неприятно - Вики  до  сих  пор  не  знала,  на  кого  работал
Петерсон. Тертый калач, он доверял Вики не больше, чем она доверяла ему.
   - У Манкрифа есть какие-то друзья в Вашингтоне, - ответила  она.  -  Он
полетел за деньгами, мы сидим на мели.
   - А где находятся его друзья? В правительстве? - спросил Петерсон.
   - Я точно не знаю, - соврала Вики. -  Но,  как  мне  кажется,  нет.  Он
говорил о какой-то инвестиционной компании.
   - Вот так, значит, - произнес Петерсон, и  по  его  голосу  Вики  сразу
почувствовала, что он ей не поверил.
   - Не нужно мне сюда звонить, - повторила Вики.
   - Тогда знаешь  что,  -  невозмутимо  продолжал  Петерсон,  -  давай-ка
встретимся и поговорим.
   - Сегодня я не могу, - выпалила Вики. - Вечером я очень занята.
   - Да нет, встретимся мы именно сегодня.
   - Тогда попозже, после одиннадцати.
   - Ровно в одиннадцать я буду на стоянке возле твоего дома.
   - Договорились, - ответила Вики.
   Машина  у  Петерсона  была  тоже  поношенная.  Вики  хорошо  ее  знала,
поскольку все их встречи проходили в ней. Вики поежилась, она намеревалась
скрывать связи Манкрифа с правительством как можно дольше. "В случае краха
это будет мой второй путь  отступления,  -  повторяла  она  себе.  -  Если
разговор  Манкрифа  с  правительственными  чиновниками   даст   результат,
Петерсона и тех, на кого он работает, я отошью сразу".
   Но Вики, к сожалению, хорошо понимала, что этого не случится.  Для  нее
было непонятно, почему Кайл Манкриф боялся правительственных чиновников  и
не желал договариваться с ними. Он полетел в Вашингтон с  явной  неохотой.
"Дубина. Он все там провалит", - думала Вики.


   Проливной дождь не оставил и следа  от  флоридского  великолепия  Кайла
Манкрифа. Мокрый, трясущийся,  весь  какой-то  сморщенный,  съежившийся  и
жалкий, он вошел в вестибюль Аэрокосмического музея и застыл на месте.
   "На кой черт для нашей  встречи  они  выбрали  такое  людное  место?  -
возмущенно подумал он. Однако догадался он быстро. - Эти ребята не  меньше
меня заинтересованы в том, чтобы никто не знал, что мы встречались. А  где
лучше всего затеряться? Конечно, в толпе, тем более в такой, среди  зевак,
посетителей музея. Их тут тысячи. Все правильно, если хочешь,  чтобы  тебя
никто не увидел, иди в толчею. В магазин, в музей, туда, где каждую минуту
проходит толпа. Кто в такой давке заметит двух человек, которые идут рядом
и тихо разговаривают между собой? И почему между собой?  Может  быть,  это
городские сумасшедшие, которые всегда разговаривают".
   Полет из Орландо в Вашингтон Манкрифу запомнится надолго. Как раз в это
время с мыса Гаттерас вдоль всего  Восточного  побережья  двигался  мощный
шторм. Даже самые тяжелые самолеты, попадавшие в него,  тряслись  и  то  и
дело падали в воздушные ямы. Из-за непогоды самолет опоздал почти на  час,
но на  этом  несчастья  Манкрифа  не  кончились.  Вашингтон  встретил  его
проливным холодным дождем и сильным пронизывающим ветром. Едва успев выйти
из самолета, Манкриф сразу же промок и разозлился. Такси долго не было,  и
ему пришлось стоять в очереди. Подавленный и злой, он вместе с  остальными
пассажирами  ругал  погоду  и  администрацию  аэропорта.  Наконец   грубый
диспетчер буквально втиснул его в какую-то развалюху, и  Манкриф  принялся
ворчать по поводу плохо налаженной службы  такси.  Его  попутчики  тут  же
поддержали его.
   Шофер, пожилой молчаливый негр, не остался в долгу. Не моргнув  глазом,
он заявил, что десятиминутная поездка-будет стоить  каждому  пассажиру  по
двадцать пять долларов. Когда Манкриф, высаживаясь, прибавил ему еще пять,
шофер удивленно вскинул брови.
   - За что это? - спросил он.
   - Эта поездка произвела на меня очень сильное впечатление. Я ее никогда
не забуду, - выразительно ответил Манкриф.
   Взбегая  по  ступенькам  ко  входу  в   Аэрокосмический   музей,   Кайл
почувствовал,  что  у  него  начало  хлюпать  в  ботинке.  Он   привык   к
кратковременным, веселым флоридским дождям и жаркому  солнцу,  поэтому  не
взял с собой ни плаща, ни зонтика. Войдя в здание, он  остановился,  чтобы
перевести дух. Мимо шли, толкаясь, толпы  туристов,  и  Манкриф  отошел  в
сторону. Глядя на расползающуюся  под  ним  лужу,  Кайл  пожалел,  что  не
родился собакой, тогда бы он умел стряхивать с себя воду.
   Несмотря на дождь, поток туристов не кончался. В музей входили сотни  и
сотни людей, молодые пары с малолетними  детишками  на  руках,  седовласые
старики под руку со своими немолодыми супругами, молодые бабушки и дедушки
с колясками.  Между  ними,  раскрыв  от  удивления  глаза  и  рты,  шагали
подростки. И вся эта толпа восхищенно охала  и  ахала,  тыкала  пальцем  в
ракеты, останавливалась в изумлении, издавала гудение и проходила  дальше.
Манкрифу  посетители  казались  паломниками,  после  долгого   путешествия
попавшими наконец в заветный храм. "Ну и шум", - подумал он,  презрительно
оглядывая прихожан. Ему больше нравилась тишина.
   Он наклонился, а когда поднял глаза, то увидел прямо над собой первый в
мире самолет братьев Райт. И не копию, а оригинал, тот самый, который  был
сделан их руками. Рядом с ним с потолка свисал "Дух Сент-Луиса" Линдберга.
Это был уже  алюминиевый  самолет,  не  чета  тряпочно-деревянному  детищу
братьев  Райт.  А  немного  впереди,  словно  уменьшенная  модель   храма,
возвышался командный модуль космического корабля "Аполло-11",  на  котором
американские астронавты долетели до Луны.
   Манкриф удивленно  заморгал  и  завертел  головой,  переводя  взгляд  с
самолетов братьев Райт на космический корабль и обратно. Между  ними  была
разница в  пятьдесят  лет.  Всего  жизнь  одного  поколения  потребовалась
человечеству, чтобы от простого полета над поверхностью  земли  шагнуть  в
космос. Перед кораблем на небольшом возвышении стояла  толстая  деревянная
пластина  с  вделанным  в   нее   осколком   настоящего   лунного   камня,
доставленного на Землю астронавтами. Манкриф не отрываясь смотрел на него.
"Это тебе не игра, не имитация, - думал он. - Они действительно там были и
привезли с собой этот камень. Вот это реальность".  Как  и  все  остальные
туристы, Манкриф подошел к камню и дотронулся до него кончиками пальцев.
   - Да, поразительно. Великолепно и поразительно, - услышал он за  спиной
чей-то взволнованный голос.
   Манкриф обернулся и посмотрел на говорящего. На  первый  взгляд  в  его
внешности не было ничего необычного. Довольно  молодой,  внешне  ничем  не
примечательный турист в сером костюме  и  консервативном  синем  галстуке.
Очень невзрачный, среднего роста, он едва доходил Манкрифу до плеча. Глядя
на его коротко остриженные и зачесанные на прямой пробор  светлые  волосы,
Манкриф подумал, что в юности  они  были  рыжими,  а  с  возрастом  начали
темнеть. На руке у мужчины висел светлый дождевик.
   Манкриф, в  промокшей  и  сморщенной  зеленой  спортивной  куртке,  без
галстука, вначале подумал, что этот коротышка -  просто  связник,  который
должен отвести его к своему боссу, и еще раз осмотрел его.
   Волевое, с крупным выдающимся  вперед  подбородком  лицо  мужчины  было
напряжено, губы сжаты. Вызывающе вздернутый маленький  нос,  пронизывающий
взгляд стальных глаз. Нет,  лицо  мужчины  не  понравилось  Манкрифу,  оно
слишком напоминало физиономию полицейского.
   Внезапно внутри у него все похолодело,  руки  задрожали,  лоб  покрылся
испариной.
   - Вы опоздали на целый час,  -  мягким  тенором  произнес  мужчина.  Он
говорил очень тихо, так, чтобы только Манкриф смог  услышать  и  разобрать
его слова. Затем он повернулся и пошел  в  сторону,  в  центральную  часть
музея. Манкриф направился за ним.
   - Я не виноват, самолет опоздал,  -  оправдывался  он.  -  Да  и  такси
пришлось долго ждать.
   Несмотря на гул и взрывы смеха,  мужчина,  казалось,  прекрасно  слышал
бормотание Манкрифа.
   - Ладно, не переживайте, - ответил он. - Главное, что вы здесь.
   Набравшись смелости, Манкриф выпалил:
   - А с кем я разговариваю?
   Мужчина, не сбавляя темпа, продолжал идти вслед за толпой.
   - Разве это так важно? - проговорил он.
   - Я не люблю вести дела с людьми, которых не знаю, - отрезал Манкриф.
   - Пап,  гляди-ка.  А  вон  "Скайлэб",  -  раздался  восторженный  голос
какого-то мальчишки.
   Мужчина покосился на Манкрифа.
   - Что заставляет вас думать, что я  собираюсь  вести  с  вами  какие-то
дела?
   Страх у Манкрифа исчез, уступив место возмущению.
   - Послушайте, я не напрашивался на эту беседу,  -  возмущенно  зашептал
он. - Это вы меня сюда пригласили. Если вы будете говорить со мной в таком
тоне, то, думаю, мне  лучше  возвратиться  в  Орландо  и  забыть  о  нашей
встрече.
   Собеседник Манкрифа едко улыбнулся:
   - Можете называть меня мистер Смит. Надеюсь, вам нравится эта фамилия?
   - В таком случае, я - Зоркий Сокол. Хао!
   Шутка дошла, мужчина рассмеялся:
   - Очень странно. Вы просили меня назваться, а когда я это сделал  -  вы
обижаетесь.
   Они поднялись на второй этаж музея. Высокому Манкрифу  был  видно  все,
поверх голов туристов он продолжал рассматривать экспонаты.  Они  миновали
видеораму, рассмотрели ряд старых ракет, стоящих внизу. Их длинные  острые
носы уходили вверх, к самому потолку.
   - Ну, так о чем мы будем говорить? - спросил Манкриф. - Что вы от  меня
хотите?
   Смит показал на изогнутую металлическую конструкцию космической станции
"Скайлэб", высокую, как десятиэтажный дом.
   - Не понимаю, что она тут делает. Ее  построили  для  того,  чтобы  она
летала в космосе, а не торчала здесь.
   Манкриф промолчал.
   - О, посмотрите-ка туда, - Смит ткнул пальцем в экспонат. - Похоже, что
это двигатели "Сатурн-5". Это они подняли наших астронавтов и  донесли  их
до Луны. А вон та крошка внизу - это ракета "Минитмен".
   - И что из того?
   - Межконтинентальная баллистическая ракета. Вы знаете, почему  она  так
называется? Потому что она в любую минуту готова отразить любую  агрессию.
Наша защитница.
   - Защитница?  -  презрительно  повторил  Манкриф.  -  Значит,  если  мы
превратим пару русских городов в пепел, то это будет называться "защитой"?
   - Не пару,  а  десять,  -  жестко  ответил  Смит.  -  Каждая  из  ракет
"Минитмен" несет три боеголовки. Но теперь их можно не  бояться,  согласно
плану по разоружению, их уничтожают.
   - Слава Богу.
   Перегнувшись через перила, Смит  посмотрел  вниз,  затем  повернулся  к
Манкрифу.
   - Я так и предполагал. Ваша реакция должна была быть  именно  такой,  -
произнес он с холодной усмешкой. - Уж в чем, в чем, а в  желании  защищать
свою страну вас обвинить трудно. Чувство патриотизма вам неизвестно.
   Манкрифа снова охватил страх. Он пожалел, что поддался на уговоры  Вики
и прилетел в Вашингтон. Самые худшие его предположения начинали сбываться.
   - Вы помните шестьдесят девятый год, мистер  Манкриф?  Тот  самый  год,
когда после получения повестки о призыве в армию вы смылись  в  Канаду?  -
спросил Смит. На губах его продолжала играть змеиная улыбка.
   - С тех пор прошло больше тридцати лет, - ответил Кайл. -  Пора  бы  об
этом и забыть.
   - Вы - дезертир, Манкриф. Вы уклонились от военной службы.
   - Слава Богу, об этом уже  никто  не  вспоминает.  Картер  амнистировал
всех, кто не хотел воевать во Вьетнаме.
   - Очень благородно. А мой старший брат погиб там.  Он  бросил  колледж,
поступил в морскую пехоту  и  ушел  на  войну  добровольцем.  И  когда  вы
прохлаждались с девками в Торонто, он погибал во вьетнамских топях.
   "Сколько им про меня известно", - гулко стучало в  мозгу  Манкрифа.  От
нарастающего волнения сердце его  учащенно  билось,  руки  вспотели.  Кайл
почувствовал, как по его спине и груди потекли  тонкие  струйки  холодного
пота. Но, несмотря на страх, он приблизился к Смиту и зашипел ему прямо  в
лицо:
   - Вьетнам был авантюрой. Мне искренне жаль вашего брата,  но  что,  вам
было бы легче, если бы и меня убили во Вьетнаме?
   - Авантюрой? - повторил Смит. - Никогда  не  подозревал,  что  политика
нашей страны может считаться авантюрой. Вы действительно так думаете?
   Манкриф отступил, давая пройти туристам.
   - Я дам вам возможность реабилитироваться перед своей страной, - заявил
Смит с убийственным спокойствием. - А воспользуетесь ли  вы  ею  или  нет,
мистер Манкриф,  это  уже  ваше  дело.  Только  будь  я  на  вашем  месте,
воспользовался бы.
   Кайл заморгал. "Что именно они знают  про  меня?  -  лихорадочно  думал
Манкриф. - Боже праведный, знают они или нет? А может  быть,  нет,  просто
пудрят мне мозги? Да что они могут знать! И зачем им тратить время на  то,
чтобы собирать информацию о дезертире? Да, скорее всего так".


   Кайл  Манкриф  родился  от  женщины,  которая  ошибочно  считала,   что
появление сына заставит его отца жениться на ней.  Первая  попытка  матери
Кайла удержать около себя любовника успехом не увенчалась: от нее осталась
лишь двухлетняя дочь.
   Провалилась и вторая попытка. Несмотря на то  что  Кайл  был  назван  в
честь отца, он ушел из Балтимора в неизвестном направлении,  оставив  мать
Кайла с двумя детьми на руках. Мать винила в этом  Кайла,  и  поэтому  его
ранние детские воспоминания всегда были связаны с криками и побоями.  Мать
жестоко рассчитывалась с ним за свою ошибку. Когда она не била  Кайла,  то
кричала на него, называя лишним и ненужным.
   Сестра жалела Кайла.  Когда  мать  уходила  и  в  тесной  однокомнатной
квартире они оставались одни, она утешала его. Иногда она  позволяла  себе
делать это и в присутствии матери. Сама еще  почти  ребенок,  Кристал  как
могла заботилась о Кайле,  купала  его  в  кухонной  раковине,  кормила  и
одевала его. Она любила Кайла.
   Мать Кайла когда-то убежала  от  своих  родителей,  суровых  баптистов,
живших в Джорджии. Последствием ее  шага  явилось  удаление  ее  имени  из
списка членов семьи. Для всех своих она словно умерла, и мать Кайла хорошо
это знала. Вернуться домой она не могла,  да  и,  по  всей  видимости,  не
хотела. Никакой особой  профессии  у  нее  не  было,  и  перебивалась  она
случайными заработками. Места работы она меняла чуть ли не каждую  неделю,
где-то ее не устраивали условия, а где-то хозяев не устраивала она сама. И
все это время она продолжала настойчиво искать себе мужа. И чем бесплоднее
было ее желание, тем сильнее оно  перерастало  в  манию.  Мать  пласталась
перед своими любовниками, делала все, чтобы только они не уходили,  и  они
этим успешно пользовались.  Постепенно  она  начала  пропивать  со  своими
ухажерами  и  то  копеечное  пособие  на  детей,   которое   получала   от
государства.
   Она не понимала, что занимается проституцией, пока однажды  днем  в  их
убогую квартирку не  вломились  два  каких-то  красномордых  детины  и  не
предупредили, что отныне она будет отдавать им часть  денег,  за  что  они
оградят ее от полиции и насилия.  Затем  они  показали  ей,  как  выглядит
насилие, - изнасиловали ее и ушли.
   В то время Кайлу было всего шесть лет. Трясясь от страха, прижавшись  к
своей  восьмилетней  сестре,  он  лежал  на  надувном  армейском  матрасе,
служившем ему кроватью. Хотя его восьмилетняя сестра и пыталась с  головой
укрыть его тонким одеялом, он все равно видел, как избивали  и  насиловали
его мать. Кайл навсегда запомнил ее мольбу и истошные крики.
   Четыре  последующих  года  превратились  для  него  в  ад.  Мать  стала
наркоманкой и превратилась в зомби. Она приводила с собой мужчин, а  порой
сразу несколько. Мужчины напивались, раздевались догола  и  делали  с  ней
все, что хотели. К его удивлению, она не только не сопротивлялась, но даже
радовалась и смеялась. Потом мужчины уходили, а мать Кайла долго, как  ему
казалось часами, лежала согнувшись. Затем она вставала, пошатываясь, шла в
грязный туалет и блевала так, словно хотела вывернуть себя наизнанку.
   Когда мать приводила к себе мужчин,  Кайл  не  вылезал  из-под  одеяла.
Таков был ее приказ - не высовываться ни под каким видом.  Кристал  обычно
тоже лежала рядом. Пока мать принимала гостей, дети, похолодев от  страха,
дрожали под одеялом. Сестра прижимала Кайла к себе, порой так крепко,  что
он едва мог дышать.
   Однажды вечером мать заявилась домой с пьяным матросом, который, увидев
Кристал, потребовал, чтобы она тоже легла с ними. Когда Кайл услышал  это,
его охватил ужас.
   - Кристал, дорогая, у нас тут  очень  хорошо,  -  заплетающимся  языком
говорила мать, хватая сестру  за  руку.  -  Иди  скорей  к  мамочке,  иди,
доченька.
   Трясясь всем телом, Кристал разжала руки и выпустила из  своих  объятий
Кайла. Она встала с матраса и подошла к кровати, на которой валялись  мать
и странно ухмыляющийся пьяный матрос. Они начали раздевать ее.  Когда  они
стали снимать ее трусики, Кристал заплакала и стала сопротивляться.  Тогда
мать ударила ее по лицу и крикнула:
   - Заткнись. Умей вести себя!
   Кайл натянул на себя одеяло, заткнул  уши,  но  ничто  не  помогло.  Он
слышал, как визжала Кристал, как ругалась мать и сопел пьяный  матрос.  Он
терпел до тех пор, пока крики сестры стали невыносимыми. Она захлебывалась
в плаче. Тогда Кайл вскочил со своего матраса и  подбежал  к  кровати.  Он
набросился на  матроса,  но  тот  легко  отшвырнул  тщедушного  мальчишку.
Потирая голову, он встал и посмотрел на лежащего на полу Кайла и  пошел  к
нему. Кайл с омерзением смотрел  на  его  сморщенный  пенис  с  маленькими
пятнами крови Кристал. Его доброй, заботливой Кристал.
   - Завидуешь сестренке, малышок? Ну что ж, сейчас я и тебя трахну.
   Кайл вскочил и подбежал к кухонному  столу.  Быстро  выдвинув  один  из
ящиков, он достал из него длинный нож.
   -  Не  сметь!  Положи  нож  на  место!  -  заорала  мать,  но  Кайл  не
пошевелился. Матрос мгновенно протрезвел.
   - Лучше положи эту штуку обратно, парень,  -  прохрипел  он,  угрожающе
поднимая татуированные руки. - Иначе тебе будет очень больно.
   Кайл продолжал стоять, сжимая нож.
   - Кому сказала, положи! - снова крикнула мать. - Вот она, твоя Кристал,
ничего с ней не случилось. Смотри!
   Увидев, что Кристал жива, он вдруг испугался стоящего матроса и положил
нож в ящик. В ту же секунду матрос подбежал к нему,  схватил  за  воротник
рубашки и легко поднял.
   - Хотел исполосовать меня, гаденыш?  -  прошипел  он.  -  Так  получай,
тварь.
   Он швырнул Кайла на пол и начал избивать.  Кайл  пробовал  загораживать
лицо от ударов, но их было так много! Матрос поднял обмякшее тело Кайла  и
швырнул на матрас с такой силой, что он лопнул.
   Затем он стал одеваться. Увидев это, мать вскочила и подбежала к нему.
   - Постой, постой, куда ты! Не уходи, давай еще  погуляем.  Ну  что  ты,
давай нас по очереди, -  упрашивала  она  матроса,  но  тот  только  мотал
головой.
   - Объясни своему уроду, что другой бы на моем месте ему  просто  голову
свернул, - сказал он, выходя из комнаты.
   После его ухода на Кайла уже набросилась мать.
   - Скотина! - кричала она, колотя  Кайла  длинным  армейским  ремнем.  -
Никчемная, ненужная скотина!
   Кайл понимал причину ее злобы - ведь матрос ничего не заплатил.
   Утром он еле поднялся, вышел из дома и направился в  школу.  Промозглый
осенний ветер бил ему в лицо. Кайл прошел  мимо  гавани,  обогнул  длинные
одноэтажные склады и подошел к школе. Здесь было его убежище, в  школе  он
видел место, куда может убежать от ужаса, окружающего его  дома.  Учителя,
конечно, догадывались о том, чем занимается его мать, предполагали,  какой
может быть жизнь у Кайла и его сестры, но помалкивали. Товарищей  у  Кайла
не было, но в школе ему было неплохо. Конечно, как и всех учеников младших
классов, старшие дразнили и обижали его, но в общем не больше, чем других.
К тому же Кайл хладнокровно сносил щипки и тычки школьников, понимая,  что
того, кого не любят, даже не будут дразнить.
   Школа служила Кайлу отдушиной. Учился он неплохо, отметками не блистал,
но и в неуспевающих никогда не числился. Он всегда старался прийти в класс
подготовленным и, как бы поздно ему ни приходилось ложиться,  уроки  делал
постоянно.
   Но в тот день ему было не до учебы. Кайл знал, что домой он  больше  не
вернется. Кайл не мог больше видеть то, чем занималась его мать, тем более
теперь, когда она заставила и Кристал делать то же самое. А еще  он  очень
боялся, что пьяный матрос вернется и выполнит свою угрозу.
   Первую  ночь  самостоятельной  жизни  он  провел  в  собственном  доме,
сооруженном из картонных коробок и ящиков. Натаскав в  него  бумаги,  Кайл
сжался клубочком и всю ночь продрожал, иногда впадая в забытье. Было очень
холодно и сыро, от влажного ветра коробки намокли. Кайлу снилась то  мать,
то Кристал, и все они сначала ругали его, потом орали и  били.  Выхватывая
друг у друга ремень, они хлестали им Кайла и что-то кричали.
   Ранним утром Кайл очнулся от своего  тяжелого  сна,  осторожно,  словно
чуткая к каждому шороху  складская  крыса,  подкрался  к  воде  и  умылся.
Желудок сводило от голода. Кайл  не  мог  ни  о  чем  думать,  кроме  еды.
Умывшись в пропахшей мазутом воде, он  вытащил  из-под  коробок  книжки  и
пошел в школу.
   Почти пять недель Кайл жил так. Отсыпался он в своем жилище у одного из
складов, выпрашивая еду у приятелей в школе. Когда же он  чувствовал,  что
может упасть от голода, то воровал из сумок завтраки и ел  их.  Постепенно
он опустился до того, что начал красть еду даже  на  глазах  у  товарищей,
голод довел его до такого состояния, что ему становилось все равно, побьют
ли его за это и как сильно.
   Учительница, сухая, как щепка, старая  дева  с  морщинистым  лицом,  не
подавала и виду, что замечает, как сидящий перед  ней  мальчик  на  глазах
теряет вес, как глухо и надрывно он кашляет и как треплется его одежда. Да
и зачем замечать, если вел он себя хорошо и уроки делал исправно? А  между
тем Кайлу становилось все хуже и хуже.
   Каждую  ночь,  едва  заслышав  чьи-то  крадущиеся  шаги,  он  в  испуге
вздрагивал, вылезал из-под коробок и жался в тень, к стене склада.  Больше
всего Кайла пугали его соседи, двое пожилых бродяг, поселившихся  в  таких
же ящиках неподалеку от него. И хотя он  часто  видел,  как  они  зажигали
костер и готовили еду, он не подходил к ним. Даже острые приступы голода и
запах их стряпни не могли подавить в нем страха.  Почти  каждую  ночь  ему
снилось то страшное: "Ну что ж, сейчас я и  тебя..."  И  ни  разу  за  все
прожитые у склада недели никто: ни мать, ни Кристал - не сделали ни единой
попытки отыскать Кайла. Сначала он  ждал,  что  кто-нибудь  из  них  вдруг
появится у школы, потребует, чтобы он вернулся домой, но шли  дни,  и  его
надежды угасли. Потом он начал думать, что Кристал  стесняется  подойти  к
нему и тайком приходит к школе, чтобы  посмотреть  на  него  издалека.  Он
часто оглядывался, в надежде увидеть  ее,  но  никого  не  было.  Не  было
Кристал. И однажды вечером он сам побрел в тот район, где жил. Кайл  долго
стоял в тени деревьев, но все-таки ему удалось  увидеть  сестру.  Не  видя
его, вихляющей походкой она прошла почти рядом с ним.  Лицо  Кристал  было
крикливо и вульгарно накрашено. Старое платье матери сидело на ней  плохо.
Парни свистели ей вслед, она махала им рукой и еще сильнее виляла бедрами.
Не в силах смотреть на сестру, Кайл опустил голову и ушел.
   В том, что его Кристал стала такой, Кайл винил себя. Он хотел  защитить
ее, вырвать ее от матери, увезти  с  собой  на  одном  из  тех  прекрасных
пароходов, которые видел в гавани, но понимал, что это всего лишь мечта. С
таким же успехом он мог пригласить ее полететь с ним на Луну.
   Кайл чувствовал, что давно заболел, но не знал, что у  него  воспаление
легких. Ему повезло. Ночью, когда он бредил и кричал в своих коробках, его
голос услышал один из бродяг, которыми всегда  полны  пристани.  Бездомный
алкоголик оказался жалостливым типом, он вытащил Кайла из  его  убежища  и
положил у дверей одного из складов, в  надежде,  что  какой-нибудь  сторож
обнаружит полуживого  мальчишку  с  горячей,  как  печь,  головой.  Так  и
случилось.
   Очнулся Кайл в больнице, и первой его  мыслью  было  не  говорить  свое
настоящее имя. Кайл не хотел больше видеть ни мать,  ни  Кристал.  На  все
вопросы о своей семье он упорно молчал. Даже когда в больницу пришли  двое
полицейских и стали допытываться, кто он, как его зовут и как он  очутился
у склада, Кайл упорно сжимал губы и только мотал головой.
   Один  из  полицейских,  которому  надоело   упорство   мальчишки,   как
показалось Кайлу, с тревогой в голосе произнес:
   - Парень, тебя поместят в приют.  А  это  совсем  не  мед,  пойми  меня
правильно.
   -  Тебе  там  точно  не  понравится,  -  произнес  второй  полицейский,
подтверждая свои слова кивком. - Подумай...
   В приют Кайла повезли в полицейском фургоне. В  тусклом  свете  зимнего
солнца серые здания приюта выглядели мрачно. Кайл подумал, что он попал  в
тюрьму, потому что именно такой он ее себе и  представлял.  Внутри  зданий
было холодно, пустынно и неуютно.  Кайл  обратил  внимание  на  выложенные
плиткой полы,  до  черноты  затертые  поколениями  прошедших  через  приют
мальчишек.
   Полицейский привел его в кабинет директора,  посадил  на  стул,  а  сам
встал рядом. Директор, молодая  женщина,  положила  перед  собой  какой-то
бланк, строго посмотрела на Кайла и спросила:
   - Как тебя зовут?
   - Я не помню, - прозвучал ответ.
   Директриса ему  не  поверила  и  укоризненно  покачала  головой.  Чтобы
оживить память Кайла, полицейский  легонько  ткнул  его  кулаком  в  щеку.
Директриса нахмурилась, и полицейский отдернул руку.
   - У каждого человека должно быть имя, -  задумчиво  произнесла  она.  -
Если у тебя его нет, назови любое. А если не хочешь, я сама придумаю  тебе
имя.
   Так он и стал Кайлом Манкрифом, тезкой знаменитого в то время  красавца
героя "мыльной оперы", страстной  поклонницей  которого  была  добродушная
директриса.
   Тот  полицейский,  который  допрашивал  Кайла  в   больнице,   оказался
абсолютно прав: Кайлу  приют  не  понравился.  Он  терпеть  не  мог  плохо
приготовленную  отвратительную  еду,   не   выносил   замашки   персонала,
считавшего приютских мальчишек паршивым стадом, и все  же  в  приюте  было
лучше, чем дома. Кайл не имел ничего  против  убийственного  серого  цвета
зданий и спокойно относился к  жесткой  сетчатой  кровати.  Дома  он  спал
намного хуже, в приюте, по крайней мере, давали  настоящие  одеяла,  очень
колючие, но теплые.
   Он безропотно сносил оскорбления и обиды преподавателей, жестокие шутки
товарищей. Сходился с ребятами он легко, но в их междоусобицах участия  не
принимал. Когда надзиратели не знали, кто из мальчишек выкидывал очередную
проказу,  то  наказывали  весь  класс,  и  тогда  Кайл  стойко  выдерживал
очередное наказание.  Словом,  он  терпел  все,  кроме  одного  -  попыток
вступить с ним в половую связь. "Я тебе не голубой", - отвечал он, хотя не
имел еще никакого опыта в сексе. Однажды трое ребят то ли в шутку,  то  ли
всерьез набросились на Кайла и попытались его раздеть. Кайл дал  им  такой
отпор, что, когда на шум драки  пришли  надзиратели,  они  увидели  жуткую
картину - разъяренный Кайл в кровь избивал обидчиков. Его едва оторвали от
одного из мальчишек. Нападавшие хором заявили, что драку начал Кайл, и его
отправили в карцер. Неделю он просидел в одиночке  на  хлебе  и  воде,  но
после того, как он вышел, к нему уже никто не приставал.
   Большую часть времени в приюте Кайл отдавал  учебе.  Видя  его  тягу  к
занятиям,  товарищи  постепенно  оставили  его  в  покое,  считая  немного
"чокнутым". Они знали, что Кайл не был трепачом и доносчиком, ни  к  какой
шайке не принадлежал, значит, ему можно было доверять. Так  Кайл  завоевал
свое одиночество. Впоследствии он даже заразил своей страстью к знаниям  и
несколько других ребят. Сначала они просто приходили к нему списать уроки,
затем увлеклись и начали  учиться  всерьез.  Некоторые  приходили  к  нему
научиться писать буквы, наивно полагая, что,  став  хотя  бы  мало-мальски
грамотными, они смогут вырваться из приютского ада.
   Кайл стал первым учеником по всем предметам, а писал так, что  ему  мог
бы позавидовать любой каллиграф. И еще он много читал.  Кайл  рано  понял,
что книги дают ему возможность  хотя  бы  мысленно  вырваться  за  пределы
приюта и уйти в другие  миры.  Только  благодаря  чтению  и  упорству  его
любимого учителя ему удалось не только исправить свою речь, но  и  сделать
ее много богаче. Видя  неординарность  Кайла,  его  учитель  взял  с  него
клятвенное обещание никогда не говорить тем  ужасающим  языком,  на  каком
болтали его приятели. Кайл мог изъясняться почти изысканно, многие никогда
бы не догадались, что перед ними стоит  не  выпускник  престижной  частной
школы, а бывший оборвыш и мелкий воришка.
   - Если ты хочешь чего-нибудь  добиться  там,  -  беспрестанно  повторял
учитель, показывая рукой в окно, - ты должен говорить, как  джентльмен,  а
не как подвальная крыса.
   В приюте все мальчики учились какой-нибудь профессии. Кайл стал изучать
основы  бухгалтерского  дела.  Он  добился  прекрасных  результатов,  и  в
качестве  награды  администрация  приюта  разрешила  ему  заочно  окончить
бухгалтерские  курсы.  Кайл  ухватился  за  этот  шанс  и  занимался   как
одержимый,  он  понимал,  что  бухгалтерия  -  это  его  тропка   в   мир,
открывающийся за стенами приюта.
   Он вышел в этот мир с дипломом бухгалтера и направлением  на  работу  в
Балтимор. Это место добыла  ему  директриса,  которая  с  первого  же  дня
следила за ним. Опытный педагог, она  нутром  чувствовала,  что  из  Кайла
обязательно получится большой человек.  Директриса  привязалась  к  своему
любимцу и при расставании даже всплакнула.
   Через полгода работы в балтиморской фирме Кайл получил повестку явиться
в военкомат. Туда он не пошел, а направился прямиком в  Канаду,  поскольку
еще в приюте насмотрелся по телевизору кровавых новостей из Вьетнама. Кайл
не желал подыхать в джунглях, за десять тысяч километров от Штатов, да еще
неизвестно за что, поэтому он предпочел лететь в Торонто.
   Но прежде Кайл решил побывать в своем родном городке, желание  отыскать
Кристал не покидало его. Он хотел взять ее с собой в Канаду, а может быть,
в Южную Африку. Куда угодно, лишь бы вырвать  Кристал  из  той  погани,  в
которую ее втолкнула мать. Он пришел в свой старый дом, но не нашел там ни
матери, ни Кристал. Кайл начал расспрашивать соседей, но никто из  них  не
мог сказать ему ничего существенного. Мать и сестра бесследно  исчезли,  и
никто не мог сказать куда. Некоторые предполагали, что они обе умерли.
   Кайл улетел в Торонто один, уцепился  за  первую  попавшуюся  работу  -
клерком-посыльным в торговой фирме и начал делать  карьеру.  Поначалу  ему
приходилось развозить на маленьком грузовичке тяжелые коробки с бумагой  и
канцелярскими принадлежностями. Кайл мотался по фирмам,  расположенным  на
окраине, солидным, с шикарной  бархатной  мебелью  и  коврами  на  полу  и
стенах. Он видел преуспевающих деловых людей, почти физически слышал тихое
шуршание денег и решил во что бы то ни стало пробиться в  бо