-  что  существует  способ  многократно
увеличить мощность лазеров...
   - В таком случае они попросту  перегорят  в  течение  одной  минуты,  -
прервал меня Вильсон. - Мы и так используем их на пределе возможности.
   - ...и добавить количество дейтерия в рабочую камеру реактора.
   Вильсон отрицательно покачал  головой,  отчего  прядь  волос  песочного
цвета упала на его высокий лоб. Отбросив ее движением руки,  он  кинул  на
меня снисходительный взгляд.
   -  Подобное  развитие  событий  еще  менее  вероятно.  Точнее,   вообще
невозможно.  Существует  специальная  система  безопасности,   действующая
автономно. Но даже если и она выйдет из строя и реакция примет необратимый
характер, то по своим масштабам это событие  не  может  идти  ни  в  какое
сравнение со взрывом водородной бомбы. Всего лишь  незначительная  авария,
ни больше ни меньше.
   - А что вы скажете о литиевой бомбе, - скептически осведомился я.
   Впервые за время нашего разговора его брови тревожно дрогнули.
   - Что вы имеете в виду? - переспросил он.
   - Возможно ли, используя дейтерий в качестве естественного  детонатора,
вызвать взрыв защитной оболочки реактора?
   - Нет, нет, ни в коем  случае.  Абсолютно  исклю...  -  Он  на  секунду
запнулся и после минутного колебания неуверенно произнес:  -  Скажем  так:
это весьма маловероятно. Чрезвычайно маловероятно. Разумеется, чтобы точно
ответить на ваш вопрос, мне необходимо произвести дополнительные  расчеты,
но в любом случае...
   - Двадцать четвертый, выйдите на связь. - Резкий голос Мэнгино  прервал
рассуждения Вильсона.
   Я обернулся и бросил взгляд на шефа службы безопасности. Он  недоуменно
и обеспокоенно смотрел на экран монитора.
   - Двадцать четвертый, черт вас возьми, отвечайте!
   Он сердито покосился  на  меня,  словно  я  был  виновником  последнего
происшествия.
   - Один из моих людей не отвечает на запрос. Он  патрулирует  территорию
грузового склада.
   - Грузового склада! - Вильсон невольно вскочил на ноги.
   - Не волнуйтесь. - Мэнгино  успокаивающе  поднял  правую  руку.  -  Там
повсюду установлены контрольные камеры. Я  сам  проверил  территорию.  Все
выглядит совершенно нормально. Но я  не  могу  найти  патрульного.  Вполне
возможно, он просто ненадолго отлучился по малой нужде.
   Я обошел стол и в свою очередь взглянул на экран монитора.  Территория,
примыкавшая к складу, была ярко освещена.  Ничего  подозрительного:  я  не
заметил ни людей, ни машин. Вся обстановка выглядела достаточно  мирной  и
будничной.
   - Пожалуй, все же нам следует самим пойти и посмотреть, -  нерешительно
заметил я.
   Мы растолкали Демпси и попросили его понаблюдать в наше  отсутствие  за
экранами мониторов. Он, правда, еще не вполне отошел от сна, но и  задание
не требовало от него особого  напряжения  умственных  способностей.  Затем
доктор Вильсон, Мэнгино и я торопливо направились  в  сторону  склада.  На
ходу шеф СБ опустил руку в карман пиджака и, достав  свой  пистолет,  снял
его с предохранителя.
   Огни ламп автоматически вспыхивали  впереди  нас,  пока  мы  бежали  по
центральному коридору корпуса, и тут же гасли за нашими спинами.
   Помещение склада ничем не отличалось от  других  ему  подобных:  те  же
бесчисленные  стеллажи  и  бесчисленные  ящики,  аккуратно  упакованные  в
пластик.
   - Здесь без труда можно спрятать взвод солдат, -  недовольно  проворчал
Мэнгино.
   - Но все, кажется, в полном порядке, - с  видимым  облегчением  заметил
Вильсон, оглядываясь вокруг.
   Я уже был готов согласиться с его мнением, когда почувствовал на  своем
лице слабую струю прохладного воздуха. Я бросил взгляд в сторону  огромных
металлических ворот ангара.  Они  были  плотно  закрыты.  Или  это  только
казалось? В одной из створок имелась врезная дверь для  прохода  людей.  Я
неуверенно потрогал дверную ручку.
   - Она закрыта,  -  заметил  Мэнгино.  -  Электронный  замок,  абсолютно
надежный, соединенный с сигнальным устройством. Если кому-нибудь придет  в
голову попытаться открыть его...
   Ему не удалось закончить фразу, так как дверь,  повинуясь  нажиму  моей
руки, в ту же секунду бесшумно распахнулась.  Склонившись  над  замком,  я
убедился,  что  он   практически   вырван   из   своего   гнезда.   Сквозь
образовавшееся в металле отверстие  и  проникала  легкая  струя  холодного
воздуха. Я молча указал на него Мэнгино.
   - Непонятно, почему не сработала  система  сигнализации,  -  недоуменно
произнес шеф службы безопасности.
   - Теперь это уже не имеет значения,  -  отозвался  я.  -  Злоумышленник
внутри лаборатории. Нам нельзя терять ни минуты.
   Мы бросились к помещению, где находился  термоядерный  реактор.  Дверь,
ведущая в комнату, где размещался пульт управления лазерами, была  сорвана
с петель, хотя мы никого  там  и  не  обнаружили.  Пока  Вильсон  проверял
настройку  пульта,  Мэнгино   по   телефону   отдавал   приказания   своим
подчиненным.
   - Всем свободным от несения караульной  службы  собраться  у  помещения
реактора.  Задерживать  всех,  кто  попадется  вам  на  глаза.  В   случае
сопротивления стрелять без предупреждения. Немедленно связаться с полицией
и отделением ФБР.
   Мы миновали большие двойные двери  и  перешли  в  комнату  с  бетонными
стенами, где находились сами лазеры. Осветительные лампы включились  сразу
же, едва мы переступили порог помещения.
   - Эти двери всегда закрыты, - прошептал доктор Вильсон, уже не  пытаясь
скрыть охватившей его тревоги.
   Лазеры представляли собой длинные, тонкие стеклянные трубки, снабженные
разнообразными приспособлениями и  водруженные  на  тяжелые  металлические
пьедесталы. Их насчитывалось не менее нескольких  дюжин.  Стволы  лазеров,
занимавших все пространство обширной комнаты, были нацелены на узкую  щель
в бетонной,  армированной  сталью  стене,  по  другую  сторону  которой  и
находился термоядерный реактор. Вся энергия мощных  приборов  была  готова
сконцентрироваться на микроскопических шариках из дейтерия,  заложенных  в
рабочую  камеру.  Несколько  мгновений  мы  нерешительно  стояли   посреди
комнаты. Неожиданно слабый звук привлек наше внимание. В ноздри нам ударил
запах озона. Стеклянные трубки засветились в темноте зловещим  зеленоватым
светом.
   - Бог мой, - прошептал Вильсон, - ему все-таки удалось включить лазеры!



        8

   Мэнгино и я  одновременно  посмотрели  в  дальний  конец  комнаты,  где
находился  центральный  пульт  управления.  Там  в  тени  позади  толстого
защитного стекла угадывались знакомые очертания массивной фигуры Аримана.
   Шеф СБ, не раздумывая, выхватил  пистолет  и  нажал  на  курок.  Стекло
покрылось трещинами, но выдержало. Ему потребовалось выпустить всю обойму,
прежде чем оно разлетелось вдребезги. Но  этих  нескольких  секунд  вполне
хватило Ариману. Он исчез. Одновременно погасли и все осветительные лампы.
Теперь помещение освещалось лишь устрашающим мерцанием лазеров, изливавших
свою смертоносную энергию сквозь щель в  бетонной  стене  в  самое  сердце
термоядерного реактора. В комнате было темно, как в преисподней,  до  того
как черти догадались развести там огонь. Насколько я мог судить,  Ариману,
с его дьявольской изобретательностью, удалось осуществить свое  намерение,
обесточив весь район и использовав освободившуюся энергию  для  увеличения
мощности лазеров.
   Перекрывая  шум  электрических  генераторов,  где-то  недалеко  от  нас
раздался топот бегущих людей и беспорядочные выстрелы.
   - Мои  ребята  все-таки  добрались  до  него,  -  прозвучал  в  темноте
торжествующий возглас Мэнгино.
   Увы, он ошибся. Очень скоро шум  перестрелки  стал  заметно  слабее,  а
скоро и совсем стих в отдалении. Я  не  сомневался,  что  и  на  этот  раз
Ариману удалось благополучно уйти от заслуженного возмездия.
   - Я иду за ним, - прорычал шеф СБ, на бегу перезаряжая свой пистолет.
   -  Нам  необходимо  любым  способом  выключить  лазеры,  -  крикнул  я,
обращаясь к впавшему в прострацию Вильсону, - прежде чем они саккумулируют
достаточно энергии, чтобы взорвать литий.
   В зеленом мерцании адского пламени глаза ученого казались неестественно
большими.
   - Но это невозможно. - Он безнадежно передернул плечами.
   - Так придумайте что-нибудь, - обозлился я.
   На этот раз он и  не  думал  спорить.  Мы  перешли  в  центр  лазерного
контроля и сразу же  убедились,  что  все  оборудование  предусмотрительно
выведено из строя. Главная консоль была разбита, от датчиков осталось одно
воспоминание, а сама металлическая панель оказалась с  корнем  вырвана  из
своего  гнезда.  Обрывки  проводов  свисали  из  навсегда   остановившихся
модулей. Казалось, здесь порезвился  взбесившийся  слон,  спутавший  центр
управления с посудной лавкой. Но и  сквозь  остатки  защитного  стекла  мы
могли  различить  зловещую  пульсацию  лазеров,  вопреки   всякой   логике
продолжавших  функционировать  в  максимальном  режиме.  От  удивления   у
Вильсона отвисла челюсть.
   - Но каким образом этот тип, кто бы  он  там  ни  был,  сумел  добиться
подобного?..
   Вой  электрогенераторов,  похоже,  достиг  предела.  Свечение   лазеров
становилось невыносимым для глаз. Под ногами хрустело разбитое  стекло.  Я
оттащил Вильсона от искалеченной панели и, спотыкаясь в темноте  коридора,
поволок его по направлению к реактору.
   - Существует ли способ остановить это светопреставление? -  крикнул  я,
стараясь перекричать какофонию звуков, наполнявших помещение.
   Вильсон пожал плечами.
   - Количество дейтерия, находившегося в реакторе... - начал он.
   - Бросьте, док. Держу пари, что оно уже превышает критическую массу.
   - Тогда, - он беспомощно развел руками, - мы не можем прервать реакцию.
Нам остается уповать лишь на милосердие Божие...
   В  призрачном  зеленом  свете  он  выглядел  постаревшим  и  совершенно
больным.
   -  ...Главная  распределительная  панель,  -   пробормотал   он   после
продолжительной паузы. - Пожалуй, я смогу отключить рубильник и обесточить
всю территорию лаборатории.
   - Отлично, док, займитесь этим немедленно.
   - Но на это потребуется время. Минут десять, в лучшем случае пять.
   - Слишком много! Через пару минут здесь не останется камня на камне.
   - Знаю.
   - Что еще мы можем сделать? - Мне приходилось кричать во весь голос,  и
все равно я едва мог расслышать собственные слова.
   - Ничего.
   - Не может быть. Должен же существовать хоть какой-нибудь выход.
   - Глушитель! - воскликнул он. - Если нам удастся поместить глушитель  в
камеру реактора, мы сможем блокировать энергию лазеров.
   Я понял! Перекрыв доступ лучей лазеров к  контейнеру  с  дейтерием,  мы
смогли бы заглушить реактор.
   - Я сам займусь глушителем, - прокричал  я.  -  А  вы  отправляйтесь  к
распределительной панели. Я обойдусь без вашей помощи.
   - Но каким образом?
   - Не теряйте времени.
   - Вы не можете войти в камеру реактора. Радиация убьет вас  меньше  чем
за минуту.
   - Ступайте. - Я решительно подтолкнул его к выходу.
   Он продолжал колебаться.
   - Ради Бога... не  делайте  этого,  -  отчаянно  крикнул  он,  когда  я
распахнул дверь помещения реактора.
   Я игнорировал его призыв и вошел внутрь. Комната имела круглую форму  и
была перекрыта низким сводчатым потолком, как и  все  другие  лабораторные
помещения, сооруженные из железобетона. Сейчас она вся утопала  в  зеленом
свете лазеров.
   Реактор,  расположенный  в  самом  центре  комнаты,  представлял  собой
металлический шар футов пяти в диаметре, со всех сторон опутанный  трубами
охлаждения. По виду он слегка напоминал батискаф, лишенный  иллюминаторов.
Задача представлялась совершенно неразрешимой. Энергия лазеров поступала в
реактор  по  толстому  кварцевому  светопроводу,  перекрыть  который   без
соответствующих инструментов было практически невозможно даже при  наличии
у меня достаточного количества времени. Но его-то у  меня  как  раз  и  не
было. В защитной оболочке сферы имелось только  одно  отверстие,  закрытое
массивной заслонкой. Не раздумывая о последствиях, я откинул ее в сторону.
   Невероятная интенсивность  света,  мгновенно  хлынувшего  в  помещение,
ошеломила меня. Рукотворная звезда, ослепительно  сиявшая  внутри  камеры,
могла взорваться в любую секунду. Это было  последнее,  что  мне  довелось
увидеть. Я ослеп раньше, чем  отблески  адского  пламени  коснулись  моего
лица. Не обращая внимания  на  невыносимую  боль,  я  нащупал  раскаленную
крышку люка и протиснулся  внутрь  камеры,  поместив  свое  тело  на  пути
лазерного луча.
   И оказался в  геенне  огненной.  Я  горел  заживо,  словно  грешник  на
сковороде, но, как ни  странно,  мой  мозг  все  еще  продолжал  работать.
Картины прошлого, настоящего и будущего одна за другой  всплывали  в  моем
сознании. Я мог видеть кричащие заголовки завтрашних газет:

   "ПОПЫТКА ВЗРЫВА ТЕРМОЯДЕРНОГО РЕАКТОРА ПРОВАЛИЛАСЬ"

   Я представлял себе:
   удивленные лица агентов и экспертов ФБР, изучающих мои жалкие останки;
   машину "скорой помощи", увозящую в больницу доктора Вильсона, так и  не
сумевшего оправиться от пережитого шока;
   горящие ненавистью красные  глаза  Аримана,  обдумывающего  новый  план
мщения;
   величественную фигуру Ормузда на фоне черной пустоты космоса; Ормузда -
победителя, хранителя мироздания;
   и даже себя, Ориона Охотника.
   Я наконец познал свое прошлое и будущее. Я знал, кто я  есть  и  каково
мое предназначение в этом мире.
   Я - Орион,  Прометей,  Гильгамеш  [герои  соответственно  греческого  и
шумерского эпосов] и Заратустра в одном и том же лице!
   Я - Феникс, умирающий в пламени и возрождающийся из собственного пепла,
чтобы умереть в очередной раз.
   Я сумел расстроить зловещие планы Аримана, хотя ему  самому  и  удалось
ускользнуть от меня.  Человечество  получило  в  свои  руки  неисчерпаемый
источник  энергии.  Пройдет  совсем  немного  времени,  и  корабли  землян
отправятся  к  звездам.   Критическая   точка   в   истории   человечества
благополучно преодолена. Это стоило мне  жизни,  но  существующая  система
мироздания была сохранена.
   Я  умер,  но  я  и  продолжал  жить.  Я   существовал   как   личность,
предназначение которой было преследовать Аримана, когда бы и куда бы он ни
направился. Моя охота все еще продолжалась.



        ИНТЕРЛЮДИЯ

   Это место могло быть Олимпом, Валгаллой [обитель богов в эпосе  древних
германцев] или Царством Небесным в зависимости от вкуса и конфессиональной
принадлежности наблюдателя. Для  художника-сюрреалиста  оно  оказалось  бы
неиссякаемым источником вдохновения, живым воплощением его  фантастических
видений.
   Здесь не существовало видимых границ. Холодное  голубое  небо,  кое-где
покрытое  легкими  облаками,  простиралось  во  все  стороны  бесконечного
пространства. В зените, там, где его лазурь приобретала темно-синий, почти
черный оттенок, блестели крошечные точечки звезд,  никогда  не  изменявших
своего положения. Здесь не существовало  самого  понятия  времени,  как  и
тверди земной под ногами и солнца над головой. Чистый неподвижный  воздух,
казалось, светился сам по себе, наполняя  пространство  мягким  золотистым
сиянием.
   Если бы человеку довелось когда-нибудь увидеть  это  место,  то  скорее
всего оно напомнило бы ему вид, открывающийся  с  горной  вершины,  высоко
вознесшейся над облаками и бурями, страстями и тревогами  нашего  грешного
мира.  Здесь  царили  вечная  красота  и  покой,  недоступные  воображению
простого смертного, рождающегося и живущего в  страдании  и  в  свой  срок
гаснущего, словно пламя догоревшей свечи.
   Неожиданно на фоне бездонного  неба  появилась  мерцающая  точка  новой
звезды и стремительно понеслась вниз, на глазах увеличиваясь  в  размерах.
Опустившись на поверхность ближайшего облачка, она приняла образ  молодого
мужчины в золотой мантии, красивого как бог, высокого и  широкоплечего,  с
пышными золотыми волосами и глазами янтарного цвета.
   Он   уселся   на   гребне   волнообразной    поверхности    облака    с
величественностью  императора,  взошедшего  на  свой   трон,   и   глубоко
задумался. Спустя какое-то время рядом  с  ним  спустился  серебряный  шар
меньших размеров, преобразившийся в молодую женщину с черными  волосами  и
огромными серыми глазами. Серебристая легкая туника облекала  ее  стройную
фигуру.
   - Похоже, тебе пришлась по вкусу форма человеческого тела,  -  заметила
она.
   Мужчина  высокомерно   поднял   брови   и   бросил   на   свою   гостью
неодобрительный взгляд.
   - Оно помогает мне лучше понять этих существ, - произнес он серьезно, -
постигнуть их мысли и чувства.
   - Но при этом ты наслаждаешься ролью бога.
   Мужчина снисходительно пожал плечами.
   - Должна ли я называть тебя по имени, которое ты избрал  для  себя  при
общении с представителями  человечества.  -  Она  уже  не  скрывала  своей
иронии. На ее губах играла насмешливая улыбка, но ее большие  серые  глаза
смотрели холодно и строго.
   Не выдержав этого взгляда, мужчина отвернулся в сторону.
   - А ты предпочитаешь подобрать мне имя по собственному  вкусу,  не  так
ли? - усмехнулся он.
   - В таком случае пусть будет Ормузд, - предложила  она.  -  Бог  Света.
Твои маленькие игрушки должны оценить скромность своего господина.
   - А как же мне прикажешь называть тебя?
   - Аня, - отвечала она немного подумав. - Мне нравится это имя.  До  тех
пор пока мы изображаем людей, ты можешь называть меня этим именем.
   - Ты слишком легко к этому относишься, - предостерег ее Ормузд.
   - Ничего подобного, - возразила Аня, переходя на  серьезный  тон.  -  Я
знаю, насколько это важно. Я испытала на себе  их  чувства  и  думаю,  что
поняла  их.  Чувство  ужаса,   боли,   страха   перед   смертью...   перед
превращением... в ничто.
   - Тебе не следовало отправляться туда. Я предостерегал вас против этого
шага.
   - Все правильно, ты предпочел возродить  своего  воина  и  бросить  его
против Владыки Темных Сил, одного,  без  друзей,  без  надежды,  даже  без
воспоминаний.
   -  Такова  участь  всех  людей.  Они  не  должны  понимать  того,   что
происходит. К чему было делать для него исключение?
   - В том-то и беда, что они все понимают, - возразила Аня. - Правда,  на
свой  собственный  примитивный  лад.   Они   интуитивно   догадываются   о
происходящей борьбе и отдают себе отчет в том, что они не более чем  пешки
в игре сил, намного превосходящих их своим могуществом.
   Ормузд недоверчиво покачал златокудрой головой.
   - Они понимают только то, что я разрешаю им понять.
   - Ты ошибаешься, - настаивала она. - Обрати внимание на их  ученых,  их
тягу к познанию  сущности  вселенной.  Они  на  пороге  открытия  истинной
природы соотношения времени и пространства.
   - Ты заблуждаешься. Они  до  сих  пор  убеждены  в  необратимости  хода
времени и полагают, что причина всегда предшествует следствию.
   - Приглядись повнимательнее, о бог Света, -  рассмеялась  она.  -  Твои
игрушки уже не те, какими были когда-то. Они начинают постигать тайны, еще
недавно недоступные их сознанию.
   - В таком случае мне следует  вмешаться  и  изменить  существующий  ход
вещей. Они не должны узнать слишком много. Во всяком случае не теперь.
   - Нет! Только не это! Пусть они познают истину. Ты не можешь обращаться
с ними как с простыми марионетками.
   Он бросил на нее недоумевающий взгляд.
   - Я могу обращаться с ними так, как  мне  угодно.  В  конце  концов,  я
сотворил их. Они принадлежат мне!
   - Но ты не в состоянии больше контролировать их.
   - Глупости.
   - Пора бы вам признать это, - стояла на своем  Аня.  -  Они  уже  вышли
из-под твоей власти.
   - Я контролирую их!
   - Ты сам вложил в них чувство любознательности, тягу к знанию.
   - Это было необходимо, -  вздохнул  Ормузд,  -  но  я  уравновесил  его
чувством страха перед неизвестностью.
   Глаза Ани гневно сверкнули.
   - Уравновесил? Ты ошибаешься, мой благородный богоподобный  творец.  Ты
только внес чудовищную противоречивость в  их  естество.  Они  разрываются
между стремлением познать тайны  бытия  и  страхом  перед  неизвестностью.
Своим необдуманным поступком ты обрек их на вечные мучения,  превратил  их
жизнь в настоящий ад!
   Тот,  кто  называл  себя  Ормуздом,  собрался  было  возразить  ей,  но
остановился, прежде чем успел произнести хотя бы слово. Он наконец  понял,
что собирается сказать Аня.
   Она хотя и недолго, но все же пожила среди людей и лучше  его  понимала
их чувства и страдания. Вздохнув, он решил изменить свою тактику.
   - Они наивно верят, что их боги всемогущи  и  всеведущи.  Они  порицают
меня за свои болезни, свои собственные недостатки и промахи...
   - Они еще верят в твое милосердие, - добавила Аня, - и в твою любовь.
   Он снова вздохнул, на этот раз тяжело и устало.
   - Они понимают, что их создание было осознанным актом творения,  что  у
человечества  есть  свое  предназначение,  -  продолжала  она,  -  но   им
приходится брести на ощупь во тьме, дабы узнать, каково оно. Они и рады бы
служить тебе, но не знают, чего ты хочешь от них.
   Ормузд гневно выпрямился во весь свой огромный рост. Исходящая от  него
энергия озарила облака золотистым светом.
   - Они  уже  выполнили  свое  предназначение  много  столетий  назад,  -
раздраженно произнес он. - Сейчас, если Охотник осуществит свою миссию...
   - Тогда ты победил, - прервала она его. - Отныне мы в безопасности.
   - И я смогу наконец-то избавиться от них.
   - Ты не можешь уничтожить человечество!
   Ормузд насмешливо поднял брови.
   - Не могу? Я?
   - Ты не осмелишься, - поправила сама себя Аня.  -  Тебе  известно,  что
наша собственная судьба неразрывно связана с существованием  человечества.
Создатели и их  творения  -  части  одного  континуума.  Если  люди  будут
уничтожены, мы погибнем вместе с ними.
   - Неужели ты способна поверить в подобную нелепость?
   - Я знаю, что говорю. И ты знаешь.  Иначе  чего  ради  ты  позволил  им
сохранить жизнь? Ты сотворил людей, чтобы с  их  помощью  победить  Темные
Силы, Они выполнили свою задачу.
   - Но не полностью. Владыка Тьмы еще существует!
   - Да, правда. - Она вздрогнула. - И пока он  существует,  мы  не  можем
чувствовать себя в безопасности. До тех  пор  пока  Владыке  Тьмы  удается
ускользнуть от тебя, вы нуждаетесь в помощи людей.  Преданной  тебе  армии
воинов. Твоих телохранителей, всегда  готовых  пожертвовать  своей  жизнью
ради тебя.
   - Это их долг. Я сотворил их воинами.
   - Да, и справился со своей работой настолько хорошо,  что  они  уже  не
могут жить без войны. А пока творец бездействует,  им  приходится  убивать
друг друга. И этому не видно конца.
   Ормузд пренебрежительно пожал плечами.
   - Ну и что же  из  этого?  Их  и  без  того  слишком  много,  несколько
миллиардов. И число их  продолжает  увеличиваться.  Я  сам  вложил  в  них
инстинкт продолжения рода. Я дал им радость, чтобы компенсировать боль.
   - Ты опять заговорил о равновесии, - горько улыбнулась Аня. - Иногда  я
думаю, что ты на самом деле веришь, что тебе не в чем упрекнуть себя,  что
ты справедлив и даже добр по отношению к ним.
   - Они всего лишь мое творение. Игрушки, как ты сама называешь  их.  Мне
нет нужды быть добрым с ними.
   Наступила продолжительная пауза. Глаза Ани блестели. Было очевидно, что
она лихорадочно обдумывала какую-то мысль. Желая утешить ее, Ормузд  нежно
коснулся ее плеча.
   - Тебе не было никакой необходимости становиться одной из них, - сказал
он тихо. - В мои планы  никогда  не  входило,  чтобы  ты  стала  такой  же
ранимой, как и они.
   - Но это уже произошло, - возразила она еле слышно. - И мне никогда  не
забыть того, что случилось.
   - Моя дорогая...
   - Они такие... беззащитные, - вздохнула она, -  такие  слабые.  Им  так
легко причинить боль.
   - Да, их возможности весьма ограниченны.  Ты  знаешь  это  лучше  меня.
Такими я и задумал создать их. Я был обязан так поступить.
   - И ты не чувствуешь своей ответственности по отношению к ним?
   - Почему же? Конечно, чувствую.
   - Ты знаешь, во что верят некоторые из них? - спросила  она  и,  прежде
чем он успел ответить, торопливо продолжала: - Некоторые из  их  философов
полагают, что это они создали нас.  Интуитивно  они  понимают,  что  и  мы
нуждаемся в них, что мы не сможем существовать без них.
   Он пренебрежительно поморщился.
   - Подумаешь, философы. Эти  людишки  ухитрились  свалить  в  одну  кучу
истинные знания и редкостную чепуху. Тщеславные болтуны.  Преподносят  как
высшую мудрость любую ерунду, которая приходит в их пустые головы,  и  еще
называют это интеллигентностью.
   - Но они учатся. Учатся, не щадя своих сил. Они создают музыку и  пишут
картины, строят машины, которые понесут их к звездам.
   - Что же, тем лучше, - равнодушно согласился он. - Это  делает  их  еще
более ценными для нас.
   - Но, с другой стороны, знания, которые они обрели, дали им и понимание
собственной силы. Они уже обладают  оружием,  способным  уничтожить  целые
народы.
   - Такого никогда не случится, - резко возразил он.
   - Но ты опасаешься этого?
   - Нет. Я всегда могу остановить их, не дать  им  возможности  полностью
уничтожить друг друга.
   - Ты сам создал их столь агрессивными.  Ты  создал  расу  бойцов,  расу
убийц!
   - Конечно. -  Кивком  головы  Ормузд  подтвердил  свое  согласие  с  ее
словами. - Агрессивность их натуры для нас ценнее всего.
   - Даже если это качество заставляет их убивать друг друга?
   - Даже если они уничтожат свою так  называемую  цивилизацию  в  ядерной
войне. Невелика потеря. Какая-то часть из них переживет и эту  катастрофу.
Я присмотрю за этим. Сколько уже было таких цивилизаций! Где  они  теперь?
Но само человечество выжило. И только это имеет значение.
   - А как быть с Владыкой Тьмы?  Полагаю,  что  если  ты  называешь  себя
Ормуздом, богом Света, то его следует назвать Ариманом, богом Тьмы.
   В знак согласия Ормузд слегка наклонил голову.
   - Он на самом деле располагает властью,  способной  уничтожить  нас?  -
спросила она.
   - По крайней мере, сам он уверен в этом.  Он  считает,  что,  если  ему
удастся уничтожить человечество, нам придется  умереть  вместе  со  своими
творениями.
   Впервые Аня выглядела испуганной.
   - Это правда? Такое может произойти?
   В свою очередь Ормузд в первый раз не смог сразу ответить на ее вопрос.
   - Точно не знаю. Людям нравится верить в то, что  они  являются  венцом
творения, солью Земли, точкой опоры, на которой держится мир.  В  этом  их
сила и их слабость.
   - Ты хочешь сказать,  что,  может  быть,  они  недалеки  от  истины?  -
прошептала женщина.
   - Не знаю, - рявкнул Ормузд, сжимая кулаки в бессильной ярости. - Этого
не знает никто! Мы вовсе не всеведущи. Существует великое множество вещей,
которые даже я не могу понять.
   К его удивлению, Аня улыбнулась. Она стояла  перед  разгневанным  богом
Света, широко улыбаясь, пока в конце концов не расхохоталась.
   - Следовательно, люди все-таки правы. Они больше не  нуждаются  в  нас.
Что мы дали им, кроме боли и горя?
   - Я сотворил их! - прогремел Ормузд.
   - Нет,  нет,  мой  дорогой  друг,  вообразивший  себя  богом.  Это  они
сотворили нас. Может быть, ты и слепил их из глины и вдохнул в них  жизнь,
но ты сделал это по их требованию. Они хотели этого, и ты, и я, и все  так
называемые боги и богини не более чем их слуги.
   - Это безумие, - воскликнул Ормузд. - Ты сошла с ума!  Я  сотворил  их,
чтобы они служили мне.
   Смех Ани наполнял воздух, словно звон серебряного колокольчика.
   - И ты еще порицаешь их за непонимание  причинной  связи!  Конечно,  ты
создал их. Но и они тоже создали тебя. Причина и  следствие;  следствие  и
причина. Что было вначале?
   Ормузд стоял молча, опустив голову.
   - Что же теперь? - спросила она и, не ожидая его ответа, добавила: - Их
борьба - наша борьба. Если погибнут они, то умрем и мы.  Наша  обязанность
помочь им. У нас нет выбора.
   -  Я  и  так  помогаю  им,  -   произнес   Ормузд,   принимая   прежнюю
величественную позу.
   - Да, ты сотворил воинов, чтобы они сражались вместо тебя, пока ты  сам
оставался здесь, не зная ни боли, ни сомнений. Ты ограничивался  тем,  что
управляли ими, как марионетками, отправляя их на верную смерть.
   - Чего же ты хочешь от меня? Чтобы я, как и ты, отправился к ним и стал
человеком?
   - Да!
   - Никогда!
   - Я сделала это.
   - Да, и умерла за них. Испытала  агонию  и  страх.  Поняла,  что  такое
смерть.
   - Да, и если понадобится, сделаю это  еще  раз.  Столько  раз,  сколько
потребуется.
   - Зачем?
   - Чтобы помочь им. Помочь нам.
   - Это безумие!
   - Я люблю их, Ормузд.
   Он недоуменно уставился на нее.
   - Но они только наши творения, наши игрушки.
   - Да, но они живые.  Помимо  горя  и  боли  и  вечной  неуверенности  в
завтрашнем дне они познали чувство  любви,  родства,  радости  жизни.  Они
ЖИВЫЕ, Ормузд. Ты их сделал лучше, чем задумал. И я  хочу  быть  одной  из
них.
   - Даже в том случае, если тебе снова придется умереть?
   - Даже если мне придется умереть сто или тысячу раз. Жизнь стоит этого.
Попробуй, и ты сам убедишься.
   - Нет! - Он снова сделал шаг назад.
   - Ты останешься здесь, пока все мы будем  сражаться  ради  нашей  общей
окончательной победы?
   - Я останусь здесь, - отрезал он.
   - Кукловод, - сказала она презрительно.
   - Я создатель, - возразил он гордо.
   Аня рассмеялась и медленно растворилась в серебристом сиянии.
   Ормузд остался один, вне времени  и  пространства,  против  собственной
воли размышляя о том, как могло  произойти,  что  люди,  созданные  им  на
маленькой планете, называемой Земля, оказались главной силой во вселенной,
гарантами существования самого мироздания?
   Иногда даже боги могут плакать, и Ормузд, продолжавший думать о Земле и
странном нарушении причинно-следственной  связи,  неожиданно  почувствовал
себя очень старым и очень одиноким.




        ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АССАСИН


        9

   Я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь  посреди  пустынной,  плоской,
как стол, равнины. Почва здесь была преимущественно  песчаная,  с  редкими
участками пожухлой травы, разбросанными на значительном удалении  друг  от
друга.  Надо  мной  сияло  совершенно  безоблачное  небо,  хотя  у  самого
горизонта висела  грязная  пелена  дыма,  постепенно  расползаясь  во  все
стороны. Там что-то горело. Нечто  крупное,  сопоставимое  по  размерам  с
небольшим городом. Лучи солнца обжигали  мои  голые  плечи.  На  мне  была
короткая юбка и  грязные  сандалии;  ничего  больше.  Как  ни  странно,  я
нисколько не удивился, что еще жив, хотя отчетливо помнил,  как  умирал  в
камере термоядерного реактора. Я понимал, что не мог выжить, пройдя  через
такой ад. Следовательно, это началась моя другая жизнь.
   Я был совершенно здоров и мог полностью контролировать свое тело,  хотя
мои колени невольно  задрожали,  когда  я  представил  себе  то,  что  мне
пришлось пережить за несколько последних секунд, проведенных  в  двадцатом
столетии. Двадцатое столетие! Как далеко оно сейчас от меня.
   Не знаю почему, но я был абсолютно уверен, что в данный момент нахожусь
в другой эпохе, где-то на заре человеческой истории.  Ариман  сказал  мне,
что я двигаюсь сквозь время в обратном направлении - от Конца к  Войне.  И
хотя я знал, что  помимо  прочего  он  был  Князем  Лжи,  я  почему-то  не
сомневался в его словах.
   Так где же я все-таки находился? Пустыня, простиравшаяся на многие мили
вокруг  меня,  сама  по  себе  не  могла  дать  ответа  на  этот   вопрос.
Единственным же признаком человеческой деятельности оставался все  тот  же
погребальный костер, полыхавший где-то за горизонтом. За неимением лучшего
выбора я двинулся в его сторону. Безжалостное солнце жгло мне спину,  хотя
время едва перевалило за полдень и худшее было еще впереди. Труднее  всего
оказалось бороться с жаждой. Разумеется, я мог бы заставить свои железы не
выделять пота, но тогда температура моего тела очень скоро поднялась бы до
столь высокого уровня, что при всем своем оптимизме я  не  мог  бы  вообще
сдвинуться с места. С другой стороны,  обильное  выделение  пота,  хотя  и
охлаждало мою кожу, могло привести к почти полному обезвоживанию организма
со всеми вытекающими отсюда последствиями. Столь  же  бесполезен,  но  еще
более опасен был мой коронный трюк по извлечению влаги из плазмы  крови  и
клеток внутренних органов.  В  условиях  пустыни  подобная  попытка  очень
немногим отличалась бы от самоубийства.
   Как и  всякий  другой  человек,  оказавшийся  в  раскаленном  пекле,  я
нуждался в воде, и с каждым часом эта нужда становилась все острее.
   Слева от себя я заметил крупных птиц, неторопливо описывавших  круги  в
выгоревшем от зноя  небе.  Стервятники!  Кто-то  умер  или  умирал  совсем
недалеко от меня. Человек или животное, кем бы ни был  умирающий,  он  мог
стать для меня спасительным источником влаги. Я  не  менее  брезглив,  чем
любой другой человек, но у пустыни свои законы. Тот, кто гибнет от  жажды,
забывает о жалости ради спасения собственной жизни.
   Стервятники опускались все ниже, и, чтобы лучше видеть, я  забрался  на
небольшую скалу, выступавшую из песка, горячую, как свежеиспеченный  хлеб.
В конце концов я разглядел то, что птицы увидели раньше меня: перевернутую
повозку  и  несколько  тел,  распростертых  на  желтом  песке.   Один   из
стервятников  уже  сидел  на  колесе  телеги,  рассматривая  потенциальную
добычу. На моих глазах еще несколько птиц присоединились к  нему;  другие,
более решительные, направились прямо к телам погибших.
   Я подобрал с земли камень размером с  кулак  и  швырнул  его  в  птицу,
сидевшую на колесе. Камень попал  стервятнику  в  голову  и  прикончил  на
месте. Мне пришлось бросить еще несколько камней и убить  еще  пару  птиц,
прежде чем стая заметила мое присутствие и нехотя поднялась в воздух.  Тем
не менее и после этого они продолжали кружить надо мной, терпеливо  ожидая
своего часа. Я подошел к телам  погибших  людей.  Во  всяком  случае,  они
умерли не от жажды.
   Ближе всех ко мне лежал  мужчина  с  многочисленными  колотыми  ранами,
большинство из которых находилось у него на спине. Он умер совсем недавно,
кровь даже не успела свернуться. По-видимому, в него было  выпущено  сразу
несколько стрел, которые затем бережливые убийцы выдернули из его тела для
повторного использования. Неподалеку валялись тела его жены и двух  детей,
у всех троих было перерезано горло. Женщина, вряд ли старше двадцати  лет,
лежала совершенно обнаженной.
   Все их добро победители унесли с собой. Повозка была совершенно  пуста.
Исчезли и волы, тащившие ее. Их следы отчетливо просматривались на  почве.
Для  убийц  злополучной  семьи  вьючные  животные   стоили   куда   больше
человеческой жизни. Хотя я не обнаружил в повозке и следов воды,  я  сразу
убедился  в  том,  что,  вопреки   первоначальному   решению,   не   смогу
воспользоваться кровью несчастных жертв даже ради собственного спасения.
   Подняв голову, я заметил, что стервятники все  еще  продолжают  кружить
надо мной, молчаливо наблюдая. Если бы у меня были силы  и  лопата,  я  бы
похоронил несчастных. Но у меня не было ни того, ни  другого.  Стервятники
выиграли. Я повернулся  спиной  к  месту  недавней  трагедии,  предоставив
могильщикам пустыни наслаждаться их ужасным пиршеством.
   Казалось, день никогда не кончится. Жара стала совершенно  невыносимой.
Я шел уже много часов, но столб дыма, на мой взгляд, был ничуть не  ближе,
чем в тот момент, когда я впервые заметил его. Несмотря  на  безнадежность
моего положения,  ситуация,  в  которой  я  оказался,  представлялась  мне
совершенно абсурдной, чуть ли не анекдотичной. Без сомнения,  я  находился
здесь по  воле  Ормузда.  По-видимому,  нечто  чрезвычайно  важное  должно
произойти в этом забытом Богом месте в самое ближайшее время. Нечто такое,
что могло изменить всю историю человечества. Скорее всего Ариман готовился
предпринять  новую  попытку  разорвать  связь  пространства  и  времени  и
уничтожить континуум. Но похоже, что мне суждено умереть от жажды  прежде,
чем я сумею приступить к осуществлению моей миссии.
   И тут я увидел их.
   Пять  или  шесть  всадников  медленно  двигались  по  поросшей   чахлым
кустарником равнине, примерно в миле впереди меня. Таких  низких  и  тощих
лошадей мне еще не  доводилось  видеть.  Под  стать  животным  были  и  их
хозяева, низкорослые,  жилистые,  в  остроконечных  металлических  шлемах.
Каждый  из  них  имел  длинное,  тонкое  копье,  кривую   саблю   и   лук,
притороченный к седлу.
   Они заметили меня почти  в  тот  же  момент,  когда  я  увидел  их,  и,
развернув лошадей, с дикими криками понеслись  в  мою  сторону.  Подскакав
поближе, они придержали своих  коней,  понимая,  что  полуголый,  пеший  и
безоружный человек не имеет шансов  убежать  от  них.  Теперь,  когда  они
оказались совсем близко от меня, я  сумел  лучше  рассмотреть  их  лица  -
восточного типа, с высокими скулами и узкими раскосыми глазами.
   "Типичные обитатели степей Центральной Азии, - подумал я. - Монголы или
предки современных турок, обитавших некогда вблизи озера Байкал".
   Шестерка всадников остановилась ярдах в двадцати, разглядывая меня с не
меньшим любопытством, чем я сам изучал их самих.  Один  из  них,  очевидно
предводитель, произнес несколько слов, обращаясь к своим товарищам,  и,  к
своему удивлению, я обнаружил, что понимаю их язык. Ормузд позаботился обо
всем.
   - Он не похож на остальных.
   - Может быть, он раб из другого племени,  взятый  в  плен?  -  высказал
предположение второй всадник.
   - Никогда не видел никого похожего на него. Обрати внимание на его рост
и цвет кожи... розовая, словно у новорожденного поросенка.
   - Может быть, нам следует отвести его  к  орхону,  -  предложил  третий
всадник. - Глядишь, он вознаградит нас за столь необычного пленника.
   - Ты хочешь сказать, выродка?
   - Да нет, он вполне похож на человека, если не считать цвета его кожи.
   - Готов поспорить, что кровь у него красная.
   С этими словами один из всадников, находившийся справа от предводителя,
ударил пятками по бокам своей клячи, заставляя  ее  перейти  в  галоп,  и,
сделав небольшой круг, помчался в мою сторону, нацелив копье в мое сердце.
Его товарищи продолжали спокойно сидеть  в  седлах,  довольно  улыбаясь  в
предвкушении нового развлечения. Возможно, моя кожа и правда напомнила  им
шкуру молодого поросенка, но  из  этого  не  следовало,  что  я  соглашусь
позволить одному из дикарей спокойно прирезать меня.
   Не двигаясь, я ожидал приближения всадника, мобилизовав все  силы,  еще
остававшиеся в моем измученном теле. Волна адреналина прокатилась по  моим
сосудам, мгновенно приведя мышцы в  состояние  боевой  готовности.  Я  мог
видеть малейшие движения наездника и  его  лошади,  словно  на  киноленте,
запущенной с замедленной  скоростью.  Широко  открытые,  испуганные  глаза
лошади, ее трепещущие ноздри, вдыхавшие незнакомый  запах,  острие  копья,
направленное в мою сторону. Полуоткрытый рот кочевника,  лицо,  искаженное
гримасой жестокости. Когда он оказался в  нескольких  шагах  от  меня,  я,
словно  заправский  тореадор,  сделал  моментальный  шаг  в   сторону   и,
ухватившись рукой за середину древка копья, рванул его на себя. Сила моего
рывка  была  настолько  велика,  что  оба,  и  всадник,  и   его   лошадь,
одновременно грохнулись на землю, подняв вокруг себя облако пыли. У меня в
руках остался обломок копья фута в три длиной.
   Когда пыль несколько рассеялась, я заметил, что лошадь успела  вскочить
на ноги и отбежала на несколько ярдов в сторону, волоча по земле брошенные
поводья.  Не  принимавшие  участия  в  поединке  кочевники  проводили   ее
взглядами и, лишь убедившись, что  с  ней  не  случилось  ничего  дурного,
обратили внимание на  своего  поверженного  товарища.  Он  пострадал  куда
больше своего "пони". Его левая рука, очевидно, была сломана у  плеча,  но
тем не менее, не обращая внимания на боль, он выхватил свою кривую саблю и
снова набросился на меня. Я легко парировал его удар древком  копья,  хотя
при этом и лишился своего единственного оружия, перерубленного всего  лишь
в нескольких дюймах от моей кисти. Не ожидая нового выпада, я нанес своему
противнику удар  ногой  в  солнечное  сплетение,  заставив  его  согнуться
пополам и опуститься на землю.  Отбросив  в  сторону  бесполезный  обломок
копья, я вырвал саблю из его руки и, оставив его валяться на земле, отошел
в сторону.
   Предводитель отряда не стал тратить лишних слов. Схватив свой  лук,  он
натянул тетиву и выпустил стрелу мне в грудь. Ударом сабли я отбросил ее в
сторону. Это едва не доконало их. Но все они были опытными воинами,  и  им
не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Убедившись,  что  они
имеют дело с серьезным противником, всадники просто разъехались  в  разные
стороны, взяв меня в кольцо. Как бы мастерски я ни владел саблей,  мне  не
удалось бы парировать град стрел, направленных на меня с разных сторон.
   - Подождите! - крикнул я. - Я не враг вам. Я пришел из далекой  страны,
чтобы повидаться с вашим ханом.
   Воин, лежавший у моих ног, тем  временем  сумел  подняться  на  колени,
жадно ловя воздух широко открытым ртом.
   - Видите, я не убил вашего товарища, хотя  легко  мог  это  сделать,  -
продолжал я, обращаясь непосредственно к предводителю. - Я пришел к вам  с
миром. Я не воин.
   Предводитель, сощурив глаза, оглядел меня с ног до головы.
   - Не воин? - переспросил он. - Пусть в таком случае Бог охранит нас  от
воинов твоего народа.
   - Я пришел с миром, - повторил я.
   - Ты говоришь на нашем языке, - заметил он с подозрением.
   - Конечно. Я должен был изучить его, чтобы разговаривать с вашим ханом.
   Его глаза превратились в маленькие щелки.
   - С каким ханом? Великим ханом?
   - Да.
   - Этот человек - дьявол, - заметил один  из  воинов.  -  Давайте  лучше
убьем его. - Он поднял свой лук.
   - Нет, - остановил его предводитель. - Подожди.
   Я видел, что в  его  голове  происходила  жестокая  борьба.  Надо  было
решить, что делать со мной. Рядовым воинам редко  приходится  сталкиваться
со столь сложными проблемами.
   - Откуда ты пришел, чужеземец? - спросил он наконец. - Скажи  нам  свое
имя.
   - Мое имя Орион, - ответил я. - Я пришел из страны, лежащей  далеко  на
западе.
   - Твоя страна лежит за Западными горами? - спросил один из воинов.
   Я кивнул головой.
   - Значит, ты посол? - уточнил предводитель.
   - Да, я посол своей страны, - подтвердил я в тайной надежде, что даже у
этих варваров существует некое примитивное представление о дипломатической
неприкосновенности.
   - И ты хочешь видеть Великого хана?
   - Это моя миссия.
   Воин, лежавший у моих ног, наконец сумел выпрямиться во весь рост, хотя
его колени продолжали дрожать от слабости. Пинок, которым я наградил  его,
мог  свалить  с  ног  и  более  крепкого  человека.  Несколько  секунд  он
разглядывал меня, затем требовательно вытянул вперед правую руку.  Немного
поколебавшись, я вернул ему саблю. Взяв ее, он насмешливо улыбнулся мне  и
отвел руку для решающего удара.
   Я стоял, не двигаясь, глядя ему прямо в глаза, зная, что  у  меня  есть
еще достаточно времени, чтобы в случае необходимости блокировать его удар.
К тому же я почти не сомневался, что его  действия  были  лишь  испытанием
моей выдержки. Глаза  кочевника  изучали  мое  лицо  в  поисках  малейшего
признака страха. Я спокойно выдержал его  взгляд.  Предводитель  отряда  с
любопытством наблюдал за этой сценой, но  не  делал  попытки  вмешаться  в
происходящее. Наконец воин опустил саблю.
   - Он демон, а не  человек,  -  произнес  кочевник,  обращаясь  к  своим
товарищам.
   Предводитель хрипло рассмеялся.
   - Странный тип, что и говорить. Отведем его  к  орхону,  пусть  он  сам
решает, что с ним делать.



        10

   Мне пришлось и дальше идти пешком, но, надо отдать им  должное,  воины,
ехавшие верхом, были настолько  великодушны,  что  не  пожалели  для  меня
большей части своей воды. Я осушил кожаные бурдюки предводителя и двух его
воинов, прежде чем день подошел к концу.
   Мы находились в Персии. Почему-то  я  не  сомневался  в  этом.  Что  же
касается моих покрытых шрамами всадников, то  они,  судя  по  всему,  были
монголами армии Чингисхана, дикие  орды  которых  в  тринадцатом  столетии
потрясли цивилизованный мир от Китая до границ Польши. Я попытался  задать
несколько вопросов предводителю  маленького  отряда,  но  он  презрительно
игнорировал мои поползновения. Очевидно,  приняв  решение  доставить  меня
своему хану, он не хотел скомпрометировать себя общением с  подозрительным
чужеземцем. Он  был  воином,  а  не  дипломатом.  И  все  же  я  испытывал
благодарность к нему, поскольку именно это  решение  в  конечном  итоге  и
спасло мне жизнь.
   Наконец долгий день завершился. Солнце опустилось за горизонт, и  минут
через десять стемнело. И  стало  чертовски  холодно.  Разумеется,  у  меня
имелись свои способы согреться, но  для  ночи  в  пустыне  их  одних  было
недостаточно, а скудность одежды не позволяла мне рассчитывать на большее.
Монголы отнеслись к моему состоянию с полнейшим равнодушием, а может быть,
и вовсе не заметили его. Они лениво трусили на  своих  маленьких  лошадках
следом за своим предводителем, рядом со стременем которого я и шагал.
   Еще примерно через час мы добрались до города, дым от пожарищ  которого
я наблюдал в течение минувшего дня. Мне никогда так и  не  удалось  узнать
его названия. Монголы  не  селились  в  завоеванных  ими  городах.  Будучи
кочевниками, они предпочитали степи, богатые  травой,  где  могли  пастись
табуны их лошадей и стада домашнего скота. Во время войны, если осажденный
город сдавался на милость победителей, они обычно оставляли его жителей  в
покое, ограничиваясь сбором налогов.  Встречая  сопротивление,  они  брали
город штурмом, а его обитателей вырезали или продавали в рабство. Мужчины,
как  правило,  безжалостно  уничтожались,  а  их   женщины   и   имущество
доставались воинственным победителям. Не брезговали они и пытками  богатых
горожан, если рассчитывали найти  спрятанные  сокровища.  Люди  двадцатого
столетия  напрасно  думают,  что  разрушение  городов   до   основания   -
изобретение их современников. Монголы еще восемь веков назад делали это  с
не  меньшим  эффектом,  сжигая  деревянные  постройки,  разрушая  каменные
укрепления стенобитными машинами, а  в  отдельных  случаях  даже  затопляя
целые города водой из близрасположенных рек, для чего строили  специальные
дамбы. По сравнению с тем, что мне довелось увидеть собственными  глазами,
находясь рядом с этими варварами, ядерное оружие по крайней мере имеет  то
преимущество, что убивает мгновенно, не заставляя свои  жертвы  испытывать
дополнительные мучения, которые порой оказывались пострашнее самой смерти.
   Монгольский лагерь  поражал  своими  размерами.  На  обширной  равнине,
примыкавшей к дымящимся руинам города, полыхали  тысячи  походных  костров
завоевателей, возвышались шатры их военачальников, паслись  многочисленные
табуны лошадей. Постороннему человеку ничего не стоило заблудиться в  этом
человеческом муравейнике, но  мои  конвоиры  ориентировались  в  нем  безо
всякого труда.
   Неожиданно мы оказались на открытом пространстве,  окруженном  со  всех
сторон вооруженными  до  зубов  людьми.  Пламя  костров  бросало  кровавые
отблески на бронзовые шлемы воинов и украшенные драгоценными камнями эфесы
их сабель. Здесь монголы  придержали  своих  лошадей,  а  их  предводитель
спрыгнул на землю и, подойдя к одному из младших офицеров, обменялся с ним
парой многозначительных фраз. По-видимому, результат переговоров  оказался
вполне удовлетворительным для него, потому что, счастливо улыбнувшись,  он
тут же снова вскочил в седло и растворился в ночи вместе со своим отрядом,
предоставив меня моей собственной судьбе.
   Офицер караула несколько секунд недоверчиво изучал мое лицо.
   - Мне сказали, что ты говоришь на нашем языке? - произнес он надменно.
   Это  был  уже  пожилой,  поседевший  в  сражениях  человек,  и  подобно
большинству своих соотечественников по меньшей мере на голову ниже меня.
   - Я понимаю ваш язык, - подтвердил я.
   - Твое имя Орион? - продолжал он свой  допрос.  -  И  ты  явился  из-за
Западных гор, чтобы выразить почтение Великому хану?
   - Я был послан с миссией к Великому хану, - согласился я.
   - Но у тебя нет даров для него, - недоверчиво возразил он.
   - Мои дары у меня здесь, - усмехнулся я, постучав себя по  лбу.  -  Это
дары мудрости, не менее ценные, чем золото и жемчуг.
   Легкая улыбка промелькнула на губах ветерана, и я понял, что имею  дело
с далеко не простым человеком, каким показался он мне с  первого  взгляда.
Тем не менее его подозрительность отнюдь  не  уменьшилась.  Очевидно,  мой
внешний вид  не  вызывал  у  него  особого  доверия.  Несколько  минут  он
продолжал молча изучать мой череп,  словно  собирался  лично  убедиться  в
наличии внутри его сокровищ, о которых я упомянул.
   - Но ты не можешь появиться перед орхоном в таком виде,  -  заметил  он
презрительно. - Следуй за мной.
   - Но я голоден, - напомнил  я.  -  Я  не  ел  уже...  -  слова  "восемь
столетий" едва не сорвались у меня с языка, но я  сумел  вовремя  подавить
свои эмоции, - ...много дней.
   В принципе он ничем не отличался от любого другого младшего  офицера  в
любой армии мира. Пробормотав проклятие, он отвел меня к ближайшему костру
и приказал сидевшей  рядом  с  огнем  старой  женщине  накормить  меня.  Я
проглотил миску тушеного мяса и запил его кувшином кислого молока. Едва  я
успел утолить свой голод, как появился еще один монгол и  бросил  мне  под
ноги охапку одежды.
   Старуха, с любопытством наблюдавшая за мной, невольно  рассмеялась  при
виде моих тщетных попыток натянуть на себя эти лохмотья.
   - Они слишком малы для него, - заметила она, - хотя, пожалуй,  во  всей
армии не найти сапог, которые смогут подойти ему.
   - Пусть ходит босиком, - огрызнулся солдат, - это его забота, не моя.
   В конце концов мне, хотя и с  трудом,  удалось  справиться  с  нелегкой
задачей. Правда, не думаю, что мой внешний  вид  от  этого  сколько-нибудь
выиграл. Я был выше и шире в плечах, нежели большинство монголов.  Грязная
кожаная куртка  пропахла  потом.  Потертые  брюки,  по-видимому,  когда-то
принадлежали дородному человеку, так что у меня не возникло проблем с тем,
чтобы натянуть их на себя, но они едва закрывали мои  икры.  Что  касается
сапог, то старуха была безусловно  права,  но  это  обстоятельство  меньше
всего беспокоило меня. Мои сандалии вполне  меня  устраивали.  Впрочем,  и
одежда, какой бы она ни была,  позволила  мне  меньше  чувствовать  ночной
холод.
   После того как меня накормили и кое-как одели, мне еще в течение целого
часа или чуть больше пришлось отвечать на многочисленные вопросы различных
чиновников. Лагерь монголов, как я успел заметить, состоял из двух частей:
внешней,  беспорядочно  раскинувшейся  по  равнине,  и  внутренней,  четко
распланированной и строго охраняемой.
   Орда, как сами монголы  называли  свое  становище,  представляла  собой
палаточный  городок,  где  жили  знать  и  офицеры   личной   гвардии   их
предводителя. В центре  стоял  огромный  шатер  белого  шелка,  украшенный
многочисленными  штандартами  и  знамениями.  Здесь  находилось  жилище  и
штаб-квартира самого орхона.
   С двух сторон от меня шли  двое  офицеров,  судя  по  всему  занимавших
высокое  положение  в  иерархии  монгольского  войска.  Замыкала   шествие
полудюжина рядовых воинов, составлявших  арьергард  маленького  отряда.  У
входа в шатер полыхали два огромных костра. Как  я  выяснил  впоследствии,
все прибывавшие для аудиенции к орхону должны были проходить  между  ними.
По представлениям монголов,  пламя  костров  не  позволило  бы  возможному
злоумышленнику осуществить свои черные замыслы. Тем не  менее  у  входа  в
шатер  меня  подвергли  еще  и  тщательному  личному  обыску  на   предмет
возможного наличия при мне оружия. Двое часовых, стоявших у входа в шатер,
были почти одного роста со мной, но во всем остальном мало чем  отличались
от своих товарищей.
   По простоте душевной  я  ожидал  увидеть  внутри  все  чудеса  древнего
Востока, собранные для услаждения досуга  повелителя  монголов.  На  самом
деле все оказалось значительно проще. Орхон восседал на шелковых  подушках
посредине великолепного ковра в окружении своих военачальников.  По  рукам
ходили массивные золотые кубки, украшенные драгоценными  камнями.  Молодые
девушки молча сидели за спиной грозного хана. И все же  прежде  всего  это
был шатер военачальника, готового в  любой  момент  покинуть  пышный  пир,
чтобы занять свое место в седле боевого коня.
   - Твое имя Орион? - спросил меня худощавый мужчина, стоявший по  правую
руку от своего повелителя и похожий скорее на китайца, нежели на монгола.
   Я слегка замешкался с ответом, и один из сопровождавших  меня  стражей,
не долго думая, ткнул меня кулаком в бок.
   - Да, это мое имя, - подтвердил я, наклоняя голову.
   - Подойди ближе. Мой повелитель Хулагу [внук  Чингисхана,  правивший  в
Иране с 1256 по 1265 год] желает получше рассмотреть тебя.
   Я послушно выполнил приказание и  остановился  в  нескольких  шагах  от
орхона, с любопытством разглядывая грозного владыку монголов.
   Этому человеку, небольшого роста, даже несколько ниже большинства своих
соплеменников, с длинными, все еще черными волосами  и  жилистой,  крепкой
фигурой кочевника, по моим оценкам, было никак не больше тридцати  пяти  -
сорока лет, хотя,  когда  дело  касается  возраста  этих  диких  уроженцев
степей, никогда нельзя быть до конца уверенным в точности своей оценки.
   - Ты посол с запада? - спросил меня китаец высоким, тонким голосом.
   В знак подтверждения я вторично склонил голову.
   - Откуда именно? - спросил монгол, сидевший рядом  с  орхоном.  Он  был
заметно старше своего повелителя и производил впечатление опытного воина.
   - Моя страна лежит далеко за Западными горами и морем, расположенным за
ними.
   - Ты из страны, где почва жирная и  черная,  а  растительность  так  же
обильна, как волосы у тебя на голове?
   Возможно, он имел в виду Украину, славившуюся своими  черноземами,  или
какую-либо другую область Южной России.
   - Моя страна лежит гораздо дальше на запад, мой господин, - отвечал  я,
невольно вспомнив о разделявшем нас огромном пространстве. - Я  пришел  из
страны, что так же  далека  от  места,  где  мы  находимся,  как  и  пески
Каракорума. Даже еще дальше.
   - Расскажи нам о своей стране, - попросил он.
   - Достаточно вопросов о далеких странах, Субудай, - прервал его  орхон.
- Мои люди доложили мне, что этот человек обладает невероятной силой.
   Субудай [последние годы своей жизни Субудай  служил  при  армии  Батыя,
вместе   с   которыми   покорил   Русь   и   страны   Восточной   Европы].
Субудай-багатур! Легендарный полководец монголов, сподвижник Чингисхана  и
Батыя.
   Субудай критически осмотрел меня с ног до головы.
   - Он производит впечатление  крепкого  мужчины,  -  согласился  великий
полководец, - хотя, по его собственным словам, не является воином.
   - Тем не менее мне рассказывали, что он голыми руками сумел сбросить  с
коня вооруженного воина и поймал стрелу, когда Туман хотел его убить.
   Как обычно бывает  в  подобных  случаях,  доклад  не  отличался  особой
точностью. Было очевидно, что Хулагу желает сам оценить мои способности.
   - Повелитель, - возразил я, - я не ловил стрелы рукой, а лишь отбил  ее
клинком сабли.
   - Хорошо, покажи нам, на что ты способен, - приказал он, кивком  головы
подзывая к  себе  лучника.  Воины,  стоявшие  за  моей  спиной,  молчаливо
расступились, освобождая место для предстоящего поединка.
   Даже с моими способностями - чистое безумие  пытаться  поймать  стрелу,
выпущенную к тому же с  близкого  расстояния.  Поэтому,  как  и  в  первом
случае, я ограничился тем, что сделал  быстрый  шаг  в  сторону  и  ребром
ладони отбросил ее от себя.
   Невозмутимые до сих пор монголы  были  потрясены.  Субудай  возбужденно
вскочил с подушек. Хулагу одобрительно улыбнулся.
   Вслед за лучником на  импровизированную  арену  вышел  профессиональный
боец, мужчина огромного роста с наголо обритой головой и обильно смазанным
маслом телом. Я в свою очередь  разделся  до  пояса  и  сбросил  сандалии.
Впрочем,  схватки  как  таковой  не  получилось.  При  первом  же   выпаде
своевременно проведенная подсечка заставила моего противника  пошатнуться.
Удар ребром ладони в основание шеи довершил остальное.
   - И все же я говорил правду, мой повелитель,  -  повторил  я,  кланяясь
Хулагу. - Я посол, а не воин, и сражаюсь только ради самообороны.
   - Никогда не видел  человека,  обладающего  его  силой  и  реакцией,  -
пробормотал орхон, раздосадованный поражением своего воина.
   - Люди его народа могут стать опасными противниками, - добавил Субудай.
   Другие присутствовавшие на пиру монголы выразили свое  полное  согласие
со знаменитым полководцем.
   - Но я всего лишь посол, - настаивал я, повышая голос. - Я прибыл сюда,
чтобы повидать Великого Потрясателя Вселенной, Чингисхана.
   Наступила мертвая тишина. Хулагу бросил на меня разгневанный взгляд.
   - Он чужестранец среди нас и не знает наших обычаев, - заметил  Субудай
примирительным тоном. - Он не знает, что монголы не произносят вслух имени
Великого хана.
   - Мой великий дед  умер  больше  десяти  лет  тому  назад,  -  медленно
произнес Хулагу, подымаясь на ноги и принимая угрожающую  позу.  -  Угэдэй
[монгольский Великий  хан  (1186-1241  г.),  третий  сын  Чингисхана,  его
наследник  с  1229;  при  нем  завершилось  завоевание  Северного   Китая,
завоеваны  Армения,  Грузия,  Азербайджан,  предприняты  походы  Батыя   в
Восточную Европу;  к  сожалению,  автор  несколько  небрежно  относится  к
хронологии: вышеупомянутый  Хулагу  сумеет  основать  династию  Хулагундов
только в 1256 г., т.е.  приблизительно  через  16  лет  после  описываемых
событий, а поход в Персию  он  вообще  предпринял  только  в  1252  г.;  к
предполагаемому же моменту 1240 г. со дня смерти Чингисхана прошло 13 лет]
правит сейчас  в  Каракоруме  [Каракорум  -  Хара-Хорин  (монг.),  столица
монгольского гос-ва,  основанная  Чингисханом  в  1220  г.;  находилась  в
верхнем течении реки Орхон (притек р.Селенга)].
   - Тогда мне надлежит увидеть Угэдэя, - исправился я.
   - Как я могу послать тебя в Каракорум, если ты  не  знаешь  даже  имени
того,  кто  сидит  на  золотом  троне  Потрясателя  Вселенной?   Человека,
способного  голой  рукой  отразить  выпущенную  стрелу  и  двумя   ударами
повергнуть на землю моего лучшего бойца. Откуда я знаю, кто  ты  такой  на
самом деле. Может быть, ты демон. Какое дело у тебя к Угэдэю?
   "Хотел бы я и сам знать об этом побольше", - подумал я. Но не мог же  я
публично признаться в своем полном неведении.
   - Мне приказано, мой повелитель,  -  объявил  я,  -  говорить  о  своем
поручении только перед лицом Великого хана. Прошу прощения, но я не вправе
нарушить волю моего господина.
   - А я думаю, что ты колдун или, того хуже, убийца.
   - Уверяю вас, что это не так,  мой  повелитель,  -  сказал  я,  понижая
голос.
   Хулагу снова опустился на подушки и повелительным жестом вытянул правую
руку, продолжая  с  подозрением  одновременно  изучать  меня  узкими,  как
щелочки, глазами. Немедленно подскочивший слуга вложил ему в руку кубок.
   - Уходи, - произнес он наконец. -  Мои  воины  найдут  тебе  место  для
отдыха. Завтра утром я приму решение и сообщу тебе мою волю.
   "Плохо дело", - подумал я.
   Тон,  которым  были  произнесены   последние   слова,   заставил   меня
заподозрить, что хан решение уже принял, и отнюдь  не  в  мою  пользу.  Но
спорить  не  приходилось.  Я  молча  поклонился  и,  собрав  свою  одежду,
направился к выходу. Шесть воинов следовали за мной по пятам. У  порога  я
оглянулся. Хулагу сидел на своем месте, мрачно  рассматривая  стрелу,  все
еще лежавшую на ковре.
   Оказавшись за пределами шатра, я остановился и  попытался  натянуть  на
себя вонючую кожаную куртку. В этот момент мои конвоиры и  набросились  на
меня. Я был сбит на  землю  прежде,  чем  сумел  избавиться  от  проклятой
куртки. Удары посыпались на меня со всех сторон. В лунном  свете  блеснули
лезвия кинжалов, занесенных над моей головой. Я почувствовал острую  боль,
когда сразу несколько клинков вонзилось в мое  тело.  Кровь  заливала  мне
глаза. Получив очередной удар по голове, я потерял сознание.
   Когда я очнулся несколько минут спустя, нападавшие исчезли. Я лежал  на
земле позади брошенной повозки. С места, где я упал, можно было разглядеть
белый шатер орхона и огромные костры, полыхавшие  у  его  входа.  Рукой  я
попытался зажать рану у себя на груди.  Кровотечение  замедлилось,  но  не
прекратилось. Я чувствовал себя слабым  и  совершенно  разбитым.  Нетрудно
было понять, что если я снова лишусь сознания, то потеряю  столько  крови,
что уже никогда не приду в себя. Откуда-то из темноты до  меня  доносились
негромкие голоса двух людей. Я попытался повернуть голову, но тут же  едва
не потерял сознание от боли.
   - Он здесь, мой господин, - прошептал первый голос. - Они оттащили  его
сюда.
   - Похоже, что он все-таки человек, - услышал я слова того, кого  первый
мужчина почтительно назвал господином. - Он  истекает  кровью,  как  любой
простой смертный.
   Мне наконец удалось повернуть голову и разглядеть два силуэта  на  фоне
освещенного луной небосклона.
   - Отнеси его к Агле, - распорядился второй. - Может  быть,  ведьма  еще
сумеет спасти ему жизнь.
   - Слушаюсь, мой господин Субудай.
   Голоса умолкли, и силуэты мужчин  растворились  в  темноте.  Сколько  я
пролежал таким образом, остается только  догадываться.  Наконец  появились
еще несколько человек и, грубо схватив меня за ноги и за  руки,  поволокли
по земле. Жуткая боль заставила меня снова потерять сознание.
   Когда я очнулся, первое, что я почувствовал, было тепло, исходившее  от
разведенного рядом костра. Голова моя кружилась. Все плыло  у  меня  перед
глазами. Я попытался было сесть, но тут  же  в  изнеможении  повалился  на
спину.
   - Лежи, - раздался у моего уха  тихий  женский  голос.  -  Тебе  нельзя
двигаться.
   Я ощутил у себя на щеке прикосновение холодных пальцев.
   - Спи... спи. Агла защитит тебя. Агла исцелит тебя.
   Ее голос гипнотизировал меня. Я закрыл глаза и  погрузился  в  забытье,
инстинктивно чувствуя себя в полной безопасности рядом со своей  неведомой
защитницей.
   Впоследствии я узнал, что находился  без  сознания  почти  двое  суток.
Снова открыв глаза, я обнаружил, что лежу на войлочной подстилке  у  стены
юрты. Сквозь  круглое  отверстие  посредине  крыши  в  помещение  струился
дневной свет. Тело болело, но после нескольких неудачных попыток  я  сумел
все же приподнять голову и осмотреть раны, которые, как я  и  предполагал,
оказались глубокими, но не смертельными. К  моему  удивлению,  большая  их
часть уже начала зарубцовываться. Можно  было  надеяться,  что  уже  через
несколько дней на их месте останутся только шрамы, да  и  те  со  временем
исчезнут. В юрте стоял характерный запах кислого  молока  и  человеческого
пота. Монголы, как и почти все степные народы, не жаловали горячую воду.
   Кожаная занавеска откинулась в сторону, и на пороге  появилась  молодая
женщина. Я не поверил собственным глазам. Передо мной стояла живая  Арета.
Как и у большинства монгольских женщин, у нее была обветренная,  загорелая
почти дочерна кожа и  черные,  неровно  постриженные  волосы.  Она  носила
длинную юбку и свободную блузу, наподобие тех, что можно увидеть в фильмах
о Диком Западе. Ожерелье из раковин и костей животных болталось на ее шее;
к широкому кожаному поясу, обхватывавшему ее тонкую  талию,  прикреплялись
многочисленные мешочки с травами и разнообразные амулеты.
   Но я не мог ошибиться.  С  первого  взгляда  я  узнал  это  божественно
прекрасное лицо, блестящие темные волосы и бездонные серые глаза.
   - Арета, - прошептал я, не зная, что и подумать. - Ты здесь, ты жива?
   Она опустила за  собой  кожаную  занавеску  и  несколько  секунд  молча
смотрела на меня.
   - Вот вы и вернулись к нам, - произнесла она голосом Ареты.
   - Это ты вернулась ко мне, - возразил я, - сумев  пройти  через  бездну
времени, победив саму смерть.
   Она  слегка  нахмурилась   и   тыльной   стороной   прохладной   ладони
прикоснулась к моему лбу.
   - Лихорадка прекратилась, - заметила она, - но я не могу  понять  ваших
слов.
   - Ты Арета! Я знал тебя в  другом  времени,  в  другой  стране,  далеко
отсюда...
   - Мое имя Агла, - поправила она меня. - Такое же имя носила моя мать, а
до нее моя бабка. Это имя знахаря, хотя некоторые варвары и думают, что  я
колдунья.
   Я бессильно откинулся на лежавшую у меня под головой охапку соломы.
   - Мое имя Орион, - произнес я.
   - Я знаю. Субудай-багатур приказал перенести вас ко  мне.  Люди  орхона
Хулагу пытались убить вас. Они боятся.
   - А Субудай?
   Она улыбнулась, и мне показалось на  мгновение,  что  юрта  наполнилась
солнечным светом.
   - Субудай никого не боится. Возможно, он думает,  что  вы  можете  быть
полезны ему. Я должна вылечить вас или умереть сама. Он не держит при себе
людей, не исполняющих его приказы.
   - Почему он заинтересовался моей судьбой?
   Не ответив на мой вопрос, она продолжала:
   - Когда вас принесли в мою юрту, я попросту  испугалась.  Я  употребила
все силы, чтобы Субудай не заметил моего страха, но была уверена,  что  вы
не переживете и ночи. Вы истекали кровью.
   - Но я все-таки выжил.
   - Я еще не встречала настолько сильного человека, как вы. Я практически
ничего не сделала для  вас,  разве  что  промыла  ваши  раны  и  дала  вам
болеутоляющее лекарство. Фактически вы исцелили себя сами.
   Я не мог избавиться от мысли, что женщина, сидевшая рядом  со  мной,  -
Арета, которую я короткое  время  знал  в  двадцатом  столетии  и  которая
чудесным образом сумела возродиться в тринадцатом. Но либо она не  помнила
своего  раннего  (а  может  быть,  лучше   сказать   -   более   позднего)
существования, либо на самом деле была совершенно другой личностью, только
выглядела и разговаривала, как Арета.  Как  могло  такое  произойти?  Если
Ормузд сумел провести меня сквозь ад и смерть, сохранив при этом память  о
моей прежней жизни, почему он не смог сделать этого для Аглы-Ареты?
   - Если бы люди узнали, что вы излечились без моей помощи, -  продолжала
она, - то наверняка еще больше утвердились  бы  в  своем  мнении,  что  вы
колдун.
   - Как бы это обстоятельство отразилось на моей судьбе?
   - Скорее всего печально. Колдуны не пользуются здесь любовью.  Их  либо
заживо сжигают на костре, либо  им  заливают  глаза  и  уши  расплавленным
серебром.
   Я невольно содрогнулся.
   - Слава богу, что этого не произошло.
   - Но вы колдун или нет?
   - Конечно нет. Неужели ты сама не видишь? Я такой же человек, как и ты.
   - Но я  никогда  еще  не  видела  мужчины,  похожего  на  вас,  -  тихо
произнесла она.
   - Может быть, и так, -  согласился  я,  -  но  это  не  имеет  никакого
отношения к магии. Я просто сильнее любого другого здешнего мужчины.
   Она вздохнула с видимым облегчением.
   - Когда я увидела, как быстро вы поправляетесь, я  объяснила  господину
Субудаю, что ваши раны оказались не столь  серьезными,  какими  показались
ему с первого взгляда.
   - Почему же ты не захотела приписать мое исцеление своему искусству?
   - Они зовут меня ведьмой, хотя вряд ли сами серьезно верят в  это.  Они
терпят меня, потому что нуждаются в моих знаниях. Но если  они  заподозрят
неладное, скорее всего мне не поздоровится.
   - В таком случае мы - естественные союзники в стане врага.
   Я продолжал склоняться к мысли, что она действительно Арета, хотя и  не
подозревает об этом. Смогу ли я пробудить в ней воспоминания о ее  прежней
жизни? Я подумал об Аримане.
   "Почему, собственно, мы оба были перенесены в  данное  время  и  место?
Может быть, если она сумеет вспомнить Властителя Тьмы, это разбудит в  ней
и другие воспоминания?"
   - Существует еще один человек, злобный и  очень  опасный,  -  начал  я,
стараясь по возможности дать точный портрет Аримана.
   Агла отрицательно покачала головой, отчего раковины ее  ожерелья  мягко
зазвенели.
   - Я никогда не встречала этого человека, - произнесла она уверенно.
   Но он должен быть где-то поблизости. Иначе чего  ради  Ормузд  направил
меня сюда? В этот момент у меня в голове возникла новая мысль: а  имел  ли
Ормузд вообще какое-либо отношение к моему появлению в лагере монголов? Не
могла ли злая воля Аримана занести меня сюда, за многие  столетия  до  той
временной точки, где я был действительно необходим?
   Но у меня не было возможности обдумать этот вопрос.  Кожаные  занавески
снова раздвинулись, и на пороге юрты появился Субудай-багатур.



        11

   Субудай-багатур вошел в юрту один, без почетного  эскорта  воинов,  без
предварительного уведомления о своем появлении и  без  малейших  признаков
страха. Он был одет в изрядно поношенный кожаный костюм степного кочевника
и при себе имел только кривой  кинжал,  засунутый  за  пояс.  Несмотря  на
невысокий рост и бедную одежду, выглядел он достаточно внушительно,  разве
что седые волосы выдавали его почтенный  возраст.  Круглое,  плоское  лицо
казалось, по обыкновению, невозмутимым. Однако его темные  глаза  смотрели
молодо и живо.
   - Добро пожаловать  в  мое  убогое  жилище,  мой  господин  Субудай,  -
приветствовала его Агла с низким поклоном.
   - Я пришел всего лишь к врачу, - произнес полководец, - хотя мне  и  не
устают повторять, что это юрта колдуньи.
   - Только потому, что я могу излечить раненого воина,  который  умер  бы
без моей помощи, - спокойно возразила Агла.
   Я обратил внимание, что она была чуть выше  знаменитого  военачальника,
во всяком случае когда выпрямлялась во весь рост.
   - У меня есть китайские лекари, которые творят  чудеса,  -  бесстрастно
возразил Субудай, - но никто не называет их колдунами.
   - Я не творю  чудес,  мой  господин  Субудай.  Это  наше  знание,  наше
искусство врачевания. У одного оно меньше, у другого  больше,  но  оно  не
имеет ничего общего  с  черной  магией.  Твои  воины  тоже  творят  чудеса
храбрости, но никто не называет их  волшебниками.  Мы  занимаемся  разными
делами, но цель у нас одна.
   - Мои люди думают иначе, - возразил Субудай. - А как тебе известно,  не
бывает дыма без огня.
   -  Прости  меня,  мой  господин.  Но  я  не  занимаюсь  ни  магией,  ни
предсказаниями будущего. Я только знаю, какие растения  и  камни  способны
исцелить человека, - улыбнулась Агла.
   Субудай недоверчиво хмыкнул, но не стал развивать эту скользкую тему.
   - А ты поправляешься на удивление быстро, - заметил он, оборачиваясь ко
мне. - Того и гляди, еще несколько дней, и ты будешь силен, как и  прежде.
Твой народ может гордиться таким воином.
   - Просто мои раны  оказались  не  столь  опасными,  какими  казались  с
первого взгляда, - возразил я, пожимая плечами.
   -  Возможно,  и  так,  -  согласился  Субудай  таким  тоном,  что  было
совершенно очевидно - он не верит ни одному моему слову.
   Я сделал еще одну неудачную попытку приподняться на своем ложе, и  Агла
поспешно подсунула мне под голову пару подушек.
   - Поймали ли убийц, которые напали на меня? - осведомился я,  с  трудом
принимая сидячее положение.
   Субудай неторопливо уселся рядом, скрестив ноги.
   - Нет, - сказал он коротко. - Им удалось бежать.
   - Тогда, возможно, они все еще в лагере и попытаются снова  напасть  на
меня при первом удобном случае.
   -  В  данный  момент  это  маловероятно.   Ты   находишься   под   моим
покровительством.
   Я слегка наклонил голову в знак признательности.
   - Благодарю вас, мой господин Субудай.
   Я собирался было спросить о причинах, побудивших  его  взять  меня  под
свою защиту, но он опередил меня.
   - Нередко бывают случаи, когда  людям,  занимающим  высокое  положение,
скажем вождю такого ранга, как Хулагу, приходится  сталкиваться  с  весьма
серьезными проблемами. Такой  человек  иногда  может  ненароком  высказать
вслух надежду, что предпочел бы, чтобы  проблема  перестала  существовать.
Люди, преданные ему, могут в этом случае неверно истолковать его  слова  и
попытаться освободить его от излишних забот,  например,  перерезать  горло
докучливому чужеземцу.
   Я нахмурился:
   - Но какую проблему я представляю для Хулагу?
   - Разве я говорил о Хулагу? Или о тебе?
   - Нет, - быстро согласился я, - ничего подобного не было.
   Субудай кивнул, вполне удовлетворенный тем,  что  я  правильно  осознаю
деликатность ситуации.
   - Но тем  не  менее  ты  представляешь  для  него  некоторую  проблему.
Чужеземец, появившийся неизвестно откуда, хотя и говорящий на нашем языке.
Ты настаиваешь на том, что являешься  послом  заморского  владыки,  но  не
имеешь при себе ни даров, ни верительных грамот и при этом обладаешь силой
десяти воинов. Ты утверждаешь, что  должен  лично  встретиться  с  Великим
ханом в Каракоруме. Вполне  естественно,  что  у  Хулагу  могли  появиться
подозрения, что ты никакой не посол, а наемный убийца, приехавший с  целью
убить его дядю.
   - Убийца, я? - приподнимаясь, переспросил я, не веря своим ушам.  -  Но
тогда чего ради...
   Субудай-багатур мановением руки заставил меня опуститься на свое ложе.
   - Это правда, что ты пришел из вечерней страны?
   - Да, - ответил я, не раздумывая, помня, что из  всех  пороков  монголы
больше всего презирают и ненавидят ложь.
   Как и у других кочевых  народов,  само  выживание  в  условиях  пустыни
зависело в первую  очередь  от  гостеприимства  хозяина,  его  честного  и
строгого соблюдения собственного слова.
   Он наклонился вперед, положив ладони на колени.
   - Несколько лет тому назад я  повел  своих  воинов  на  запад  от  двух
великих внутренних морей, туда, где сама  почва  черна  как  смола  и  так
плодородна, что там выращивают злаки выше человеческого роста.
   "Украина", - подумал я.
   - Люди в этой стране тоже имеют розовую кожу, как и ты?
   Я бросил невольный взгляд на Аглу, молча сидевшую на корточках рядом  с
моей подстилкой.
   - Верно, - подтвердил я. - Люди с таким цветом кожи живут на этой земле
и дальше на запад, вплоть до великого моря.
   - Дальше  на  запад  лежат  королевства,  где  еще  не  ступало  копыто
монгольского  коня,  -  продолжал  Субудай,  на  мгновение  утратив   свою
невозмутимость. - Богатые, сильные страны.
   - Я слышал о людях, живущих в этих странах, - подтвердил я. - Русские и
поляки, венгры, немцы и франки. А еще дальше на острове, не уступающем  по
размерам Гоби, бритты.
   - Ты пришел из этого королевства? - спросил Субудай.
   Я отрицательно покачал головой.
   - Нет, я проделал  куда  более  длинный  путь.  Мне  пришлось  пересечь
великое море, такое широкое, как земли, лежащие между нами и Каракорумом.
   Субудай  слегка  отклонился  назад,  пытаясь  представить  себе   столь
огромное пространство воды.
   Как я уже говорил, из того, что я слышал и видел, я сделал  вывод,  что
лагерь монголов был расположен где-то на  территории  современного  Ирана,
более чем в тысяче миль от монгольской столицы  Каракорума,  находившегося
на севере пустыни Гоби.
   - Я взял тебя  под  свое  покровительство,  так  как  убежден,  что  ты
говоришь правду, - повторил он небрежно. - Но я хочу  знать  все,  что  ты
знаешь о западных королевствах, их городах, силе и  устройстве  их  армий,
искусстве и доблести их воинов.
   Я заметил, что Агла едва заметным кивком головы дала  мне  понять,  что
отказать Субудаю или хотя бы попытаться дать  ему  неполную  или  неточную
информацию  для  меня  равнозначно   подписанию   собственного   смертного
приговора.  Впрочем,  похоже,  знаменитый  полководец  даже  не   допускал
возможности отказа. Не давая мне опомниться, он продолжал:
   - Но прежде всего ты должен убедить  меня  в  том,  что  страхи  Хулагу
абсолютно беспочвенны. Итак, объясни мне, с какой целью ты хочешь  увидеть
Великого  хана?  У  тебя  нет  ни  даров  для  него,  ни  других   знаков,
подтверждающих твою миссию. Ты дал ясно понять Хулагу, что прибыл сюда  не
для того, чтобы выразить свою покорность Ослепительному  от  имени  твоего
короля. Какое же другое послание ты собираешься передать Угэдэю?
   Я продолжал колебаться. Разумеется, у меня не  было  и  не  могло  быть
никакого послания Угэдэю. Я просто изобрел  этот  предлог  и  назвал  себя
послом, чтобы спасти свою жизнь. Субудай бросил на меня надменный  взгляд.
В его голосе зазвучали железные нотки:
   - Всю свою жизнь я провел на службе Великого хана Угэдэя  и  его  отца,
Великого Потрясателя Вселенной, чье имя чтут все монголы. Оба они доверяют
мне, и я ни разу не обманул их доверия.
   Намек был совершенно ясен. Если сам Чингисхан доверял  Субудаю,  как  я
осмеливался сомневаться?
   - Хорошо, я скажу, - произнес я медленно,  тщательно  обдумывая  каждое
слово. - Я пришел в эту землю, чтобы предупредить Великого хана о происках
дьявола, способных уничтожить его самого и всю империю монголов.
   Темные глаза Субудая впились в мое лицо, точно пытаясь проникнуть мне в
душу.
   - Кого ты называешь дьяволом? - уточнил он.
   - Существует человек, не похожий ни на одного другого  известного  мне.
Темноволосый и темнокожий, с глазами, горящими ненавистью.
   - Ариман, - уверенно произнес Субудай.
   - Вы знаете его?  -  переспросил  я,  чувствуя,  что  у  меня  внезапно
пересохло в горле.
   - Еще бы! Это он предсказал нашу  победу  над  войсками  Джелал-ад-Дина
[старший опальный сын последнего шаха Хорезма Мухамеда,  долго  и  успешно
сражавшийся против войск Чингисхана]  и  обещал  Хулагу,  что  он  покорит
Багдад и навсегда уничтожит власть халифа.
   На мгновение я закрыл глаза, пытаясь припомнить известные мне истории о
Гарун-аль-Рашиде, знаменитом герое сказок "Тысячи и одной ночи", и славном
городе Багдаде. Насколько я  помнил,  его  великое  царство  было  сметено
волной  монгольских  завоевателей.  Пышный   цветок   цивилизации   ислама
раздавили копыта  монгольских  лошадей.  Города  сожжены,  волшебные  сады
безжалостно вытоптаны и вырублены, миллионы людей вырезаны или  проданы  в
рабство.
   Пока гордые рыцари Европы безуспешно пытались  противостоять  арабам  в
горах Испании и равнинах Святой Земли, монгольские захватчики разбили само
сердце ислама, обратив цветущие поля Шинара в выжженную пустыню.
   - Ариман - дьявол, - повторил я. - Он  намерен  уничтожить  государство
монголов.
   Субудай не выказал ни возбуждения, ни тревоги, как, впрочем, и  доверия
к моим словам.
   - Однако до сих  пор  все  его  пророчества  сбывались,  -  невозмутимо
подытожил он. - Монголы одерживали одну победу за другой.
   - Он здесь, в лагере? - спросил я. - В таком случае, скорее всего,  это
его люди пытались  убить  меня,  а  не  сверхисполнительные  слуги  орхона
Хулагу.
   - Нет, - небрежно бросил Субудай. - Он покинул лагерь две  недели  тому
назад.
   - И куда он направился? - спросил я,  уже  заранее  зная,  каким  будет
ответ  монгольского  вождя.   Увы,   мои   худшие   подозрения   полностью
оправдались.
   - Подобно тебе, он  хотел  отправиться  в  Каракорум  для  разговора  с
Великим ханом. Он уехал две недели назад.
   - Две недели назад, - машинально повторил я.  -  Я  должен  перехватить
его.
   - Зачем?
   - Он опасен. Я должен предупредить Великого хана о его замыслах.
   Полководец в задумчивости покрутил кончики своих усов. Кажется, это был
единственный  признак  неуверенности,  который  мне  когда-либо   довелось
наблюдать у него. Я повернулся к Агле, не сделавшей ни одного  движения  в
течение всего нашего разговора. Сейчас  она  молча  смотрела  на  Субудая,
ожидая его решения.
   - Я пошлю тебя в Каракорум, - произнес он наконец, -  и  позабочусь  об
охране.
   - Но он не может отправиться в путешествие, пока полностью не оправится
от ран, - запротестовала Агла.
   - У меня хватит сил, - настаивал я,  -  со  мной  будет  все  в  полном
порядке.
   Субудай отвел все мои возражения движением руки.
   - Ты останешься в лагере, пока лекарка не  сочтет  возможным  разрешить
тебе отправиться в дорогу. И в течение всего этого времени я буду навещать
тебя каждый день. Ты расскажешь мне все, что знаешь о королевствах запада.
Мне необходимо знать о них как можно больше.
   Прежде чем я сумел ему ответить, он  с  заметным  усилием  поднялся  на
ноги. Только сейчас я  сообразил,  что  этому  человеку  никак  не  меньше
шестидесяти лет. Оставалось только удивляться силе духа дикого  кочевника,
целую жизнь проведшего в седле, покорившего сотни городов  и  побеждавшего
во множестве сражений.
   Когда Субудай покинул юрту, я бросил умоляющий взгляд на Аглу:
   - Я должен ехать немедленно. Я не могу допустить, чтобы  Ариман  раньше
меня достиг Каракорума и встретился с Великим ханом.
   - Но почему? - не поняла она.
   Что я мог ей на это сказать?
   - Я должен сделать это, - повторил я.
   - Но каким образом один человек может быть настолько опасен?
   - Не знаю, но так оно и есть, и мое предназначение остановить его.
   Агла печально покачала головой:
   - Субудай не позволит вам покинуть лагерь, пока не  узнает  всего,  что
ему требуется. И я тоже не хочу, чтобы вы уехали.
   - Вы что, опасаетесь, что пострадает ваша  репутация  лекарки,  если  я
уеду до срока?
   - Нет, - ответила она просто. - Я хочу... чтобы вы остались со мной.
   Я протянул руки к ней, и она позволила мне заключить ее в объятия. Агла
доверчиво положила голову мне на плечо. Я вдыхал запах ее  волос,  чистый,
свежий и очень женственный.
   - Каким именем ты назвал меня? - спросила она шепотом. - Другим именем,
которое, по твоим словам, когда-то принадлежало мне.
   - Теперь это не имеет значения, - тихо ответил я. - Это было так далеко
отсюда.
   - И все-таки... - настаивала она.
   - Арета.
   - Какая она была? Ты любил ее?
   Я глубоко вздохнул и прижал ее к своей груди.
   - Я едва знал ее... но, да, я любил  ее.  Десять  тысяч  миль  и  почти
восемь веков отделяют меня от нее... Да, я любил ее.
   - Она была очень похожа на меня?
   - Но ты и есть та самая  женщина,  Агла.  Я  не  знаю,  как  это  могло
произойти, но, поверь мне, так оно и есть.
   - Значит, ты любишь меня?
   - Конечно, я люблю тебя, - отвечал я, не  колеблясь  ни  секунды.  -  Я
всегда любил тебя. Я любил тебя от самого сотворения мира и  буду  любить,
пока он не обратится в прах.
   Она подняла ко мне свое лицо, и я поцеловал ее.
   - И я люблю тебя, могучий воин. Я любила тебя всю жизнь. Я ждала тебя с
той самой поры, когда впервые почувствовала себя взрослой, и наконец нашла
тебя. И никогда больше не позволю тебе покинуть меня.
   Я еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как бьются наши сердца...
   Однако где-то в глубине моего сознания постоянно билась  мысль,  что  в
это самое время Ариман находится на пути в Каракорум, куда и я должен  был
скоро отправиться, и что он еще недавно жил в этом самом лагере, хотя,  по
словам Аглы, она никогда и не видела его.



        12

   В течение трех последних дней я рассказал Субудаю  все,  что  мне  было
известно о Европе тринадцатого столетия. Не надо было иметь семи пядей  во
лбу, чтобы понять - его интерес носил чисто практический характер. Грозный
полководец, сумевший в свое время с триумфом провести свою армию от песков
Гоби, через весь Китай и далее до границ Киевской Руси, был одержим  одной
идеей -  выполнить  завет  своего  Священного  правителя  и  омыть  копыта
монгольских  коней  в  водах  Последнего  моря,  которого  никто  из  них,
естественно, никогда не видел.
   - Но для чего все это? - спросил я его недоуменно. -  Вы  уже  владеете
империей, простирающейся от побережья  Индийского  океана  до  Каспийского
моря. Скоро армии Хулагу покорят для нее Багдад  и  Иерусалим.  Зачем  вам
идти дальше?
   Помимо многих других своих достоинств, Субудай обладал и еще одним:  он
был достаточно простым и, я бы даже сказал, по-своему честным человеком, и
в его словах не было и намека на фальшь, какую я наверняка бы уловил, если
бы задал тот же вопрос  Цезарю,  Наполеону,  Гитлеру  или  любому  другому
покорителю вселенной. Ответ был прост, под стать внешнему облику  простого
монгольского воина:
   - Многие годы я вел от победы к победе воинов Священного  правителя.  Я
потерял счет странам, которые завоевал для него и его  сыновей.  Сейчас  я
уже старый человек, которому осталось не так  много  лет  жизни.  Я  видел
многое, но еще большего не видел. Да, я помог основать  огромную  империю,
но собственного улуса у меня нет. Дети Священного правителя  и  его  внуки
наследовали земли, которые я покорил для  него.  Сейчас  я  хочу  покорить
новые страны, где будут править уже мои дети  и  внуки.  Для  них  я  хочу
завоевать земли, не уступающие владениям Хулагу, Кубилая и прочих потомков
Потрясателя Вселенной.
   В его словах не слышалось и намека на  горечь,  разочарование  или  тем
более гнев. Это была просто констатация  сложившейся  ситуации,  и  он  не
скрывал желания заполучить собственную империю,  опираясь  на  мощь  своих
армий. Высказаться яснее, наверное, было просто невозможно.
   - Почему бы Великому хану Угэдэю в знак признания ваших  заслуг  просто
не выделить вам какой-нибудь домен?
   - Возможно, он и поступил бы таким образом, если бы я попросил  его  об
этом. Но я не люблю просить никого, даже Великого  хана.  Проще  завоевать
новые земли и присоединить их к уже существующей империи.
   Трудно было не восхищаться примитивной логикой этого дикаря.
   - Вы хотите сказать, что в этом случае не будет  повода  для  конфликта
между вашими детьми и потомками Великого хана?
   Субудай снисходительно улыбнулся:
   - Никакого конфликта и не может быть. Монголы не враждуют  и  не  воюют
друг  с  другом.  Ясса  [свод  законов  Чингисхана]  определяет  все  наши
поступки. Мы не собаки, готовые передраться из-за кости.
   - Понятно, -  пробормотал  я,  склоняя  голову  в  знак  того,  что  не
намеревался оскорбить его.
   - Для нас это насущная  необходимость  -  завоевывать  новые  земли,  -
продолжал Субудай, пребывавший в достаточно благодушном настроении,  чтобы
снизойти до объяснения своих взглядов бестолковому чужестранцу. - Это  еще
одно из проявлений мудрости Великого хана.  Под  страхом  смерти  монголам
запрещено воевать друг с другом. Предназначение монголов - покорять  чужие
народы. И до тех пор, пока мы  осуществляем  завет  Священного  правителя,
наши армии должны идти вперед.
   Кажется, я начинал  понимать  идею  Субудая  или,  правильнее  сказать,
самого Чингисхана. Недаром он настолько  почитается  своими  воинами,  что
никто из них не имеет  даже  права  вслух  произнести  его  имени.  Говоря
современным языком, это была модель динамически  развивающегося  общества,
стабильность которого зависела  от  постоянного  приумножения  территории.
Именно поэтому Субудай сейчас стремился на запад. Весь восток,  вплоть  до
берегов Тихого океана, уже покорился монголам.
   - Кроме того, - продолжал Субудай, словно прочитав  мои  мысли,  -  мне
всегда было скучно сидеть на  одном  месте.  Мне  нравится  знакомиться  с
новыми землями, их людьми и обычаями. Сейчас моя главная  цель  -  увидеть
берега Великого океана, о котором ты рассказал мне, и,  кто  знает,  может
быть, и земли, лежащие по другую сторону его.
   - Но,  непобедимый,  королевства  Европы  способны  выставить  огромные
армии, чтобы воспрепятствовать вашему  вторжению;  тысячи  рыцарей  и  еще
больше легко вооруженных воинов.
   Субудай рассмеялся:
   - Не пытайся запугать меня, Орион. Я не в первый раз  поведу  на  врага
свои армии. Я не знаю, известно ли тебе  о  моих  сражениях  против  войск
императора Китая или великого шаха Хорезма Мухамеда?
   Наши беседы продолжались без малого трое суток. Скажу откровенно, порой
я чувствовал себя не совсем комфортно, рассказывая монгольскому полководцу
об устройстве и ресурсах средневековой Европы. Мне оставалось утешать себя
теми соображениями, что, насколько я знал, грандиозным замыслам Субудая не
суждено было осуществиться: монголы не прошли на запад далее Балкан.
   К концу третьего дня я откровенно  признался,  что  полностью  исчерпал
запас своих сведений, и напомнил ему об обещании отправить меня в  столицу
Великого хана.
   Ариман опережал меня уже на две с половиной недели, и у него  были  все
шансы достигнуть Каракорума прежде, чем я  сумею  помешать  ему.  Судя  по
всему, на  Субудая  не  произвели  впечатления  мои  рассказы  об  угрозе,
нависшей над империей монголов, и он склонялся к мысли предоставить нам  с
Ариманом самим улаживать наши проблемы.
   - Ариман направился в Каракорум  с  караваном,  везущим  сокровища  для
Великого хана, - объяснил Субудай. - Тяжело нагруженные верблюды двигаются
медленно. Ты хороший наездник?
   До сего времени мне вообще  не  приходилось  ездить  верхом,  но  я  не
сомневался, что при известном старании сумею освоить это искусство за день
или два.
   - Я сумею справиться с лошадью, - объявил я.
   - Отлично. Я пошлю тебя в Каракорум "ямом", - пообещал Субудай.
   В тот день мне впервые довелось услышать это  слово.  Субудай  объяснил
мне, что "ям" означает систему  застав,  где  всадник,  направляющийся  со
специальным  поручением,  может  поменять  усталых  лошадей,  отдохнуть  и
поесть.
   Монголы были, конечно, дикими кочевниками, но в своих начинаниях они во
многом предвосхитили изобретения западной цивилизации  и,  главное,  умели
добиваться своей цели, не стесняя себя  условностями  современной  морали.
Утверждают, что безоружная девушка,  сопровождавшая  повозку,  нагруженную
золотом, могла проехать через всю армию  монголов  без  угрозы  для  своей
жизни, если имела при себе специальное разрешение Великого хана. Из  того,
что мне довелось узнать по собственному опыту, можно было  сделать  вывод:
подобные рассказы весьма смахивают на правду...
   Когда я вернулся в юрту  Аглы  и,  разбудив  ее,  сообщил,  что  завтра
отправляюсь в Каракорум, она только сонно кивнула и чуть-чуть отодвинулась
в сторону, освобождая мне место рядом с собой.
   - Ложись спать, - посоветовала она. - Ты должен хорошо выспаться.  День
будет трудным для нас с тобой.
   - Для нас?
   - Конечно, я отправлюсь в Каракорум вместе с тобой.
   - Но неужели Хулагу позволит тебе покинуть лагерь?
   Возможно, при других обстоятельствах  ее  реакция  была  бы  еще  более
впечатляющей.
   - Я не рабыня! - сердито  возразила  она.  -  Я  могу  идти,  куда  мне
заблагорассудится.
   - Но это будет тяжелое путешествие, - попытался  я  отговорить  ее.  Мы
должны будем проделать весь путь верхом, меняя лошадей на заставах. И  так
в течение многих недель.
   Она только улыбнулась в ответ:
   - Я более  привычна  к  таким  путешествиям,  нежели  ты.  Я  научилась
управлять лошадью прежде, чем ходить.
   Путешествие действительно оказалось изнурительным. В двадцатом столетии
мы бы благополучно провели все время, занимаясь любовью в  купе  спального
вагона  поезда,  мчавшегося  по   Транссибирской   магистрали   Москва   -
Владивосток. Агле и мне пришлось преодолеть то же расстояние, не слезая  с
седла, пересекая леса, пустыни и горы,  пока  мы  не  добрались  до  цели.
Думаю, что окажись мы предоставленными самим себе, то уже в  конце  первой
недели скорее всего безнадежно заблудились  бы.  Но  система  застав  была
организована безупречно. На исходе каждого дня нас ожидала  горячая  пища,
свежая вода, ночлег, а наутро мы получали свежих лошадей  для  продолжения
путешествия. Старые, израненные воины наблюдали за  порядком.  Разумеется,
своими силами они не смогли  бы  при  нападении  оборонять  эти  крошечные
оплоты империи, но ужас перед монголами был  настолько  велик,  что  ни  о
каких набегах не шло и речи. Во всяком случае, мне не приходилось  слышать
ни об одном таком случае. Следовало признать, что сила  монгольской  армии
или законы Яссы действительно позволяли сохранить  мир  на  всей  огромной
территории империи, существовавшей в тринадцатом столетии.
   Я  надеялся  перехватить  караван,  с  которым  Ариман  направлялся   в
Каракорум, но многоопытный Субудай посоветовал мне избрать более  короткий
и прямой маршрут. Неприхотливые местные лошади  могли  пройти  по  местам,
недоступным  для  тяжело  нагруженных  верблюдов.  Время  от  времени   мы
пересекали древние караванные пути, отмеченные костями  погибших  людей  и
животных. По  меньшей  мере  дважды  нам  встречались  караваны,  медленно
двигавшиеся в направлении Каракорума, но среди  путников  мы  не  находили
никого даже близко напоминавшего Аримана. Охрана таких караванов была, как
правило, весьма малочисленна. Ужас перед недавним нашествием монголов  жил
еще в памяти местных жителей, и никто не осмеливался нападать на  караван,
принадлежащий Великому хану.
   Я начинал уже опасаться, что Ариману удалось настолько  опередить  нас,
что у меня не осталось ни малейших шансов настигнуть  его  до  прибытия  в
столицу Монгольской империи.
   Однажды ночью,  после  того  как  мы  преодолели  один  из  заснеженных
перевалов Тянь-Шаня и благополучно  устроились  на  ночлег  в  хижине  для
путников на одной из ямских застав,  я  спросил  Аглу,  почему  она  столь
упорно отрицала, что встречалась с Ариманом в лагере Хулагу.
   - Но я на самом деле не видела его, - возразила она.
   - Однако ты не могла не знать, что он находился поблизости, -  возразил
я. - Даже в большом лагере присутствие столь заметного человека  не  могло
остаться незамеченным.
   - Да, - согласилась она. - Я слышала о нем.
   - Почему же ты не сказала мне об этом?
   Она гордо вздернула подбородок:
   - У меня и в мыслях не было лгать тебе. Ты спросил у меня, видела ли  я
Аримана, и я ответила отрицательно. Темный человек жил в юрте Субудая, и я
никогда не встречалась с ним.
   - Но тебе было известно о его присутствии в стане монгольских воинов.
   - Мне известно многое, Орион. Я знала, например, что Ариман предупредил
Хулагу  о  твоем  скором  появлении.  Он  утверждал,  что  ты   демон,   и
настоятельно советовал убить тебя. - Голос Аглы звучал как обычно, и в  ее
тоне не было и намека на раскаяние. - Я до сих пор не перестаю удивляться,
что покушение на тебя не удалось. Но я  знала,  что  с  тех  пор,  как  ты
оказался под покровительством Субудая-багатура, тебе  больше  не  угрожала
опасность. Кто, по-твоему, нашел тебя лежащим в  пыли  за  шатром  Хулагу?
Кто, как ты думаешь, привел туда Субудая и сумел убедить его в том, что ты
слишком ценный союзник, чтобы позволить тебе умереть столь бесславно?
   - Так это была ты, Агла?
   - Да, это была я.
   - Тогда уже я ничего не понимаю.  Ты  ни  разу  не  говорила  мне,  что
знаешь, кто я такой и зачем пришел в лагерь монголов.
   - Я знаю достаточно... - прошептала она. В ее серых глазах  таинственно
мерцали отблески пламени костра. - Я слышала, что странный могучий человек
был доставлен в лагерь монголов и что Хулагу склонялся к мысли последовать
совету Темного человека и убить его. А еще я знала,  что  ты  и  есть  тот
самый мужчина, которого я ждала всю свою жизнь.
   - Значит, это ты спасла меня от неминуемой смерти и охраняла меня, пока
я лежал без сознания?
   Она смущенно кивнула головой.
   - И я буду защищать тебя всеми моими  силами,  когда  мы  окажемся  при
дворе Великого хана.
   - Но и Ариман тоже будет там, - задумчиво произнес я.
   - Да. И он наверняка снова попытается убить тебя.



        13

   Каракорум оказался удивительным  городом,  в  котором  царило  странное
смешение убожества  и  великолепия,  варварской  простоты  и  византийской
пышности,  когда-либо  существовавшее  на  Земле.  Во  времена  Чингисхана
безвестное  местечко,  где  еще  недавно  стояло  всего   несколько   юрт,
превратилось в столицу мира. Там надменные  аристократы  Китая  и  Хорезма
превратились в слуг и рабов победителей, туда нескончаемым  потоком  текли
баснословные  сокровища  со  всей  Азии,  оказавшейся  в  руках   недавних
полудиких кочевников.
   По иронии судьбы вплоть до самой  смерти  Потрясателя  Вселенной  здесь
запрещалось всякое строительство. Традиционная юрта была достаточно хороша
для Великого кагана, который провел всю свою жизнь  в  военных  походах  и
любил примитивный уклад кочевой жизни. Да и сейчас  многочисленные  табуны
лошадей привольно паслись на  пастбищах,  вплотную  подступавших  к  самым
окраинам монгольской столицы. Пыль, поднимавшуюся под копытами  невзрачных
монгольских лошадок, можно было заметить за много миль до города.
   Угэдэй, занимавший ныне золотой трон Чингисхана, правил ордой с помощью
китайских советников, которым принадлежали все  основные  административные
посты в его правительстве.
   Когда  мы  с  Аглой  приблизились  к  городу  на   достаточно   близкое
расстояние, первое, что нам бросилось в глаза, были храмы, построенные  из
обожженной  на  солнце  глины   и   принадлежавшие   самым   разнообразным
конфессиям. Как выяснилось, монголы были необычайно терпимы в  религиозных
вопросах, и  здесь  мирно  соседствовали  буддийские  ламы,  мусульманские
муллы,  христианские  монахи,   конфуцианцы   и   еще   множество   других
проповедников и священников,  о  конфессиональной  принадлежности  которых
оставалось только догадываться. В центре запутанного лабиринта кривых и на
удивление грязных улочек возвышался дворец Великого хана.
   Нас остановила стража, стоявшая на всех въездах в город. Китаец, одетый
в традиционный шелковый халат,  принял  у  меня  из  рук  сопроводительную
грамоту, составленную одним из советников Субудая. По всей видимости,  имя
знаменитого полководца пользовалось  немалым  уважением  и  в  монгольской
столице. Во всяком случае, он  немедленно  отдал  распоряжение  одному  из
воинов подыскать для нас временное пристанище. Малый, которому едва минуло
восемнадцать, послушно вскочил на лошадку и, не говоря ни слова, повел нас
по запутанным улочкам Каракорума. Собственно, их даже трудно было  назвать
улицами в строгом смысле этого слова. Глинобитные  хижины  и  юрты  стояли
рядом, размещенные безо всякого порядка.  Весь  город  напоминал  огромный
караван-сарай, каким он в сущности и являлся. Здесь  можно  было  услышать
китайскую, арабскую и персидскую речь.  Стреноженные  верблюды  находились
рядом  с  великолепными  арабскими  жеребцами   и   полудикими   лошадками
кочевников. Здесь продавались самоцветы из  Индии,  пряности  с  неведомых
островов, шелковые китайские ткани и бесценные дамасские клинки из далекой
Аравии.
   Нам нашлось местечко в маленьком  одноэтажном  домике,  построенном  из
необожженного кирпича, двери которого выходили прямо  на  широкую  площадь
возле ханского дворца. Сквозь узкое оконце можно было разглядеть постройки
и огромные  шелковые  шатры,  составлявшие  комплекс  дворца,  окруженного
цепочкой личных телохранителей Великого хана. Как и в лагере Хулагу, перед
входом в центральный шатер день  и  ночь  полыхали  два  огромных  костра,
разведенных для отпугивания злых духов.
   А в том, что их здесь хватало, у меня не имелось ни малейших  сомнений.
Ариман прибыл в Каракорум намного раньше нас и,  скорее  всего,  уже  имел
возможность встретиться с Угэдэем.  Рано  или  поздно  он  узнает  о  моем
прибытии, и тогда новое покушение на мою жизнь вряд ли заставит себя долго
ждать.
   Но я был слишком утомлен, чтобы думать об опасности.  Несколько  недель
изнурительного путешествия лишили нас последних сил. Агла и я уснули почти
мгновенно, едва упали на свои войлочные подстилки. Проспали  мы,  как  мне
потом удалось выяснить, без малого сутки.
   Однако врожденное чувство самосохранения спасло меня и на этот  раз.  Я
пробудился в твердой  уверенности,  что  моя  жизнь  в  опасности.  Слегка
приоткрыв глаза, я продолжал неподвижно лежать на своей подстилке, готовый
в любой момент встретить  противника  лицом  к  лицу.  Агла  мирно  спала,
положив голову мне на плечо. Скосив глаза, я осмотрел помещение, в котором
мы находились. В нем не было окон, кожаная, украшенная бусинами занавеска,
заменявшая входную дверь, располагалась всего в двух футах от нашего ложа.
По-видимому, звук звякнувших бусинок и разбудил меня. Я затаил  дыхание  и
прислушался. Я лежал спиной к двери, но опасался повернуть голову, дабы не
спровоцировать убийцу, стоявшего практически рядом со мной.
   Снова раздался еле слышный звук, и слабый свет хмурого  утра  проник  в
нашу убогую каморку. На стене против моего лица появились тени двух мужчин
в боевых шлемах монгольских воинов. Первая  тень  подняла  руку,  судя  по
всему вооруженную длинным, тонким кинжалом.
   Вскочив на ноги, я атаковал их прежде, чем они успели  сообразить,  что
происходит. Столкнувшись лбами, убийцы отлетели к дальней стене и  рухнули
на глиняный пол. В то же мгновение я уже был рядом с ними и, заломив руку,
державшую кинжал, за  спину,  заставил  нападавшего  выпустить  оружие  из
ослабевших пальцев. Ребром левой руки я изо всех сил ударил моего  второго
противника в адамово яблоко. За своей спиной  я  услышал  испуганный  крик
проснувшейся  Аглы.  Раздумывать  было  некогда.  Первый  воин  уже  успел
подняться на ноги и тянулся к сабле, висевшей у  него  на  боку.  Я  нанес
убийце удар кулаком в область сердца, сломав ему несколько ребер. Когда он
согнулся от боли, я ударил его коленом в лицо. Не издав больше  ни  звука,
он сполз по стене на землю и затих. Повернув голову, я краем глаза  увидел
нагую Аглу, стоявшую у стены с кинжалом в руке. Спору нет, зрелище  весьма
эффектное, хотя вид у нее был скорее испуганный, чем воинственный.
   - С тобой все в порядке? - спросили мы в один голос.
   Несмотря на драматичность  ситуации,  у  нее  хватило  сил  улыбнуться.
Набросив на голые плечи одеяло, она присела на  корточки  рядом  со  мной,
пока я обследовал тела своих недавних противников. Оба они уже  умерли.  У
одного была свернута шея, у другого, судя по всему, сломанные  кости  лица
проникли в головной мозг. Агла с благоговейным страхом уставилась на меня.
   - Ты убил их двоих голыми руками?
   Я автоматически кивнул.
   - По правде говоря, у меня и в мыслях не было этого делать. Я предпочел
бы, чтобы хотя бы один из них остался в живых  и  рассказал  мне,  кто  их
послал.
   - Я смогу сказать тебе это сама. Они были посланы Темным человеком.
   - Да, я тоже так думаю, но предпочел бы знать наверняка.
   Наш разговор  был  прерван  появлением  одного  из  стражей  порядка  с
обнаженной саблей в руке.
   - Я слышал крик...
   Он остановился  на  половине  фразы,  заметив  тела  двух  неизвестных,
распростертых на земле. Я опасался, что он не удержится от соблазна тут же
на  месте  отомстить  за  убийство  двух  своих   соплеменников,   и   уже
приготовился к новой схватке, но он только недоуменно уставился на меня.
   - Ты один убил их обоих?
   Я меланхолично кивнул головой.
   - Один? Без оружия? - недоверчиво спросил он.
   - Да, -  огрызнулся  я.  -  А  теперь,  будьте  добры,  уберите  отсюда
ассасинов.
   - Подожди, - вмешалась Агла, придерживая одной рукой одеяло, то и  дело
норовившее соскользнуть с ее плеч. - Ты, кажется,  хотел  узнать,  кто  их
послал?
   Прежде чем я успел что-то ответить, она о