вел руками, отпуская меня. И я вышел, но по дороге к своему шатру меня не оставляла уверенность - так просто он нас не отпустит. Когда ночь раскинула свой черный плащ над руинами Иерихона, израильтяне вернулись в лагерь; запятнанные кровью мужчины несли в свой стан богатства самого старого города мира. Небольшими группками возвращались они к своим шатрам и к ожидавшим их женщинам... Были они молчаливы и мрачны, ибо память о жестоких злодеяниях уже начинала жечь их совесть. Женщины тоже молчали, понимая, что вопросов лучше не задавать. Лукка привел две дюжины своих воинов; каждый из них сгибался под грудами шелков, одеял, оружия, доспехов, украшений, драгоценной резной кости. - В Египте мы будем богачами, - гордо заявил он, когда награбленное сложили к моим ногам возле костра. Я негромко сказал ему: - Если нам и суждено оказаться в Египте, то лишь вопреки желанию Иешуа и его народа. Лукка взглянул на меня, и даже в неверном свете пляшущих отблесков костра я увидел, как изменилось его лицо. - Пусть люди держатся вместе; будьте готовы выступить по моему приказу, - сказал я ему. Он коротко кивнул, и немедленно воины принялись собирать добычу и укладывать ее на повозки. Сегодня Елена еще сильнее, чем обычно, стремилась оставить израильтян, а когда я рассказал ей о своих предчувствиях, решила: - Нужно бежать немедленно, этой же ночью, пока они опьянены победой и уснут, не выставив часовых. - А что будет завтра утром, когда они обнаружат наше отсутствие? Разве они не сумеют догнать нас и силой вернуть обратно? - Тогда пусть их сдерживает Лукка со своим отрядом, а мы с тобой убежим, - предложила она. - Пусть они умрут, дав нам возможность опередить погоню на несколько часов? - Я покачал головой. - Мы уйдем отсюда, но сначала я уговорю Иешуа отпустить нас по-хорошему. Она рассердилась, но поняла, что другого пути нет. Той ночью я спал без сновидений и не посещал творцов. А утром меня осенило. План оказался донельзя прост, но я надеялся, что он сработает. Целый день ушел на церемонии, на благодарение и восхваление бога... Звучали скорбные и меланхоличные мелодии. Израильтяне облачались в одеяния, недавно захваченные в Иерихоне, и, выстроившись рядами, воспевали победу. И хотя слова гимнов посвящались невидимому богу, я видел, что глаза иудеев смотрели на Иешуа и хвалу они возносили ему. Иешуа в длинных многоцветных одеяниях молча стоял перед ними и принимал поклонение. К закату люди разделились на семьи, собрались возле своих очагов, песни их повеселели. Повсюду начинались пляски. Хороводы женщин и мужчин кружили отдельно, и все смеялись, огибая костры и вздымая пыль. Бенджамин прислал мальчика, чтобы пригласить меня к шатру своего семейства, но я вежливо отклонил предложение, поскольку не мог взять с собой Елену. У израильтян мужчины и женщины не только ели порознь, но и танцевали. Я ждал приглашения от Иешуа, и когда мы отобедали, молодой человек в новоприобретенном бронзовом панцире подошел к нашему очагу и сказал мне, что их предводитель хочет поговорить со мной. Я приказал Елене и Лукке готовиться в дорогу, а сам отправился за молодым израильтянином. Шатер Иешуа был полон трофеев, захваченных в Иерихоне: прекрасных кипарисовых ларцов, украшенных слоновой костью, до краев набитых тонкими одеяниями, тканей, вышитых покрывал, одеял... Столы прогибались под тяжестью золоченых кубков и блюд, искусно украшенных кинжалов, мечей, кувшинов с вином, россыпей драгоценных камней. Я окинул сокровища одним быстрым взглядом, потом посмотрел на Иешуа. Он восседал на груде подушек в дальнем конце шатра, утопая в великолепном наряде, как и подобает восточному владыке. Движением руки он отпустил служанок, которые босиком пробежали мимо меня, оставив нас в шатре с глазу на глаз. - Бери свою долю, - предложил Иешуа, показывая на добычу. - Бери все, что хочешь, и не забудь прихватить какие-нибудь украшения для своей прекрасной спутницы. Я прошел мимо сокровищ и опустился на ковер у его ног. - Иешуа, я не хочу никаких трофеев. Только выполни свое обещание и с миром отпусти нас - ведь это мы отдали Иерихон в твои руки. Вина в шатре не было, но Иешуа казался опьяненным... Наверное, победой. А может быть, предвкушением будущих завоеваний. - Сам бог послал мне тебя, Орион, - отвечал он. - И он прогневается, если я отпущу тебя. - Ты говоришь от лица своего бога? Иешуа гневно прищурился, однако ответил достаточно кратко: - Теперь мы нападем на амалекитян. Они угрожают нашему флангу, их следует полностью уничтожить. - Нет, - отрезал я. - Ты и твои хетты слишком большая сила, чтобы я согласился так просто отказаться от вашей помощи, - заметил Иешуа. - Тем более сейчас, когда вокруг столько врагов. - Мы должны уйти. Он поднял руку, останавливая меня: - Уйдешь, когда в этих землях настанет мир и дети Израиля смогут жить здесь, не боясь нападения соседей. - Но на это уйдет много лет, - возразил я. Он пожал плечами: - На все воля Божья. Я заставил себя улыбнуться: - Иешуа, кому, как не тебе, понять стремление человека к свободе? Я не хочу быть рабом, не хочу служить тебе и твоему богу. - Рабом? - Он вновь указал на добычу. - Разве раба так награждают? - Раб тот, кто не может отправиться, куда хочет, и не важно, сколько побрякушек навесил на него хозяин. Он разгладил кудрявую бороду. - Боюсь, что тебе придется побыть какое-то время рабом, Орион. А заодно и твоим хеттам. - Это невозможно, - настаивал я. - Если ты будешь возражать, - пригрозил Иешуа кротко, словно бы мы разговаривали о погоде, - за твое упрямство заплатят твои люди... И твоя красавица. Я ожидал именно такого разговора и нисколько не удивился подобному повороту событий. Встав, я посмотрел на него. - Бенджамин сказал мне, - ответил я, - что твой бог поразил египтян многими казнями, чтобы их царь отпустил вас в землю обетованную. Казней не обещаю, но если вы силой заставите нас остаться, то пожалеете об этом. Лицо Иешуа побагровело... От гнева или стыда, я так и не понял. И я вышел, оставив его одного в шатре, и направился к себе. Лукка и Елена принялись расспрашивать меня, когда мы наконец выступаем. - Завтра, с зарей, - отвечал я. - А теперь - спать. Нас ждет трудный день. 33 Елена оказалась права: в эту ночь израильтяне забыли про бдительность. Мужчины иерихонские были убиты, женщины и дети, оставшиеся в городе, прятались в обугленных руинах ограбленных домов. Некого бояться, незачем выставлять стражу и часовых. После дневных церемоний и праздничного пиршества израильтяне спали крепко. Безмолвно пробрался я в темноте к жилищу Иешуа. Вокруг рдели черные угли костров, а над головой во всем великолепии горело звездное небо. Млечный Путь пересекал небеса; взглянув вверх, я вновь принялся отыскивать звезды, к которым вместе с моей любимой мы направлялись перед смертью. Впрочем, не время вспоминать и горевать. Я вошел в шатер Иешуа, переступив через уснувших возле входа слуг. Я направился в том направлении, откуда шло улавливаемое мной тепло, которое излучало тело Иешуа... "Как гадюка", - усмехнулся я про себя. Впрочем, моя способность чувствовать тепло уступала острому зрению гремучей змеи, способной видеть в темноте. Иешуа лежал ко мне спиной на подушках, тех же самых подушках, на которых он восседал несколько часов назад... И в той же великолепной одежде. Он спал один. Неплохо. Я нагнулся и зажал левой рукой его рот. Иешуа мгновенно проснулся и принялся колотить воздух руками и ногами. Тогда я сдавил его горло и шепнул: - Неужели ты хочешь, чтобы ангел смерти посетил твой шатер? Глаза его расширились. Иешуа узнал меня и умолк. Не отрывая руки от его рта, я поднял его на ноги и проговорил: - А теперь мы с тобой совершим небольшое путешествие. Я устремился мысленно к миру творцов, - на какой-то момент зажмурил глаза и ощутил мгновенный укол леденящего холода, а потом нас вновь охватило тепло. Иешуа находился в моих руках, левой я по-прежнему зажимал его рот, а правой держал за плечо. Мы стояли над огромным городом. Все вокруг окутывало золотое сияние. И тут я понял, что впервые вижу здесь все достаточно отчетливо. Под нами распростерся изумительный город. Дивные башни и шпили вздымались к прозрачному куполу. Глаза Иешуа вылезли из орбит. Я освободил его рот, но израильтянин не мог вымолвить даже слова. - Орион! Это уж слишком! Передо мной стоял худощавый Гермес. - Мало нам тебя, так ты еще вздумал таскать сюда кого попало, - усмехнулся он. - Если увидят остальные... - Ты намекаешь, что никому не скажешь? - поддел я его. Он ухмыльнулся: - Сказать не скажу, но у нас нет секретов друг от друга, мы обмениваемся информацией независимо от того, нравится нам это или нет. Однако если бы я был на твоем месте, то постарался бы убраться отсюда раньше, чем остальные решат, что ты чрезмерно обнаглел. - Спасибо, я так и поступлю. - Ну смотри. - И он исчез. Ноги Иешуа подкосились, и мне пришлось поддержать его. Оглядевшись вокруг, чтобы запомнить все в подробностях, я вновь закрыл глаза и вернулся усилием воли туда, откуда мы прибыли. Я открыл глаза в темном шатре. Иешуа лежал на моих руках, его тело сотрясала дрожь. - Когда настанет рассвет, - сказал я, - мой отряд выйдет из лагеря. Мы служили тебе верно, и я надеюсь, что ты не станешь нарушать договор; но если ты любым способом посмеешь воспротивиться нам, я приду к тебе ночью и вновь перенесу тебя в ту золотую землю, но оставлю там навсегда. Я опустил Иешуа на подушки и вышел из шатра. Больше я никогда не видел его. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЕГИПЕТ 34 И вновь Елена не ошиблась: в Египте процветала культура. Увиденное потрясло даже Лукку. - У здешних городов нет стен, - удивился он. Мы пересекли скалистый дикий Синай через горные ущелья, по пескам, пламеневшим под безжалостным солнцем, стремясь в Египет. Редкие племена, населявшие Синай, подозрительно относились к пришельцам, однако законы гостеприимства пересиливали страхи. Не сказать, чтобы пастухи-номады радовались нам - нас кормили, поили и от всей души желали счастливого пути, лишь бы мы поскорее убирались с глаз долой. Я всегда оставлял хозяевам что-нибудь ценное, то янтарную камею из Трои, то тонкую, с почти прозрачными, как молодая листва, стенками, каменную чашу из Иерихона. Номады с удовольствием принимали подобные безделушки. Они знали им цену... Более того, наши дары говорили им, что мы выполняем долг гостя, так же как они сами не пренебрегают обязанностями хозяев. И все же жара и пустынный пейзаж угнетали нас. Трое наших людей умерли от лихорадки. Быки, что тащили наши повозки, падали один за другим, не выдерживали дороги и кони. Мы заменяли их выносливыми и рослыми ослами и своенравными вонючими верблюдами, которых выменивали у номадов на драгоценные камни и хорошее оружие. Мы оставили грохотавшие повозки и перегрузили нашу поклажу на ослов и мулов. Елена лучше переносила дорогу, чем многие мужчины. Теперь она ехала верхом на крикливом, едва прирученном верблюде, в раскачивавшемся паланкине под шелком, прятавшим ее от солнца. Все мы исхудали, безжалостное светило вытопило жир и влагу из наших тел. И все же Елена оставалась прекрасной. Она не нуждалась ни в косметике, ни в изящной одежде. Эта женщина никогда не жаловалась на тяготы пути, прекрасно зная, что каждый шаг приближает наш отряд к Египту. Я тоже не роптал... Зачем? Ведь и я стремился в Египет, на встречу с Золотым богом. Наконец настало утро того дня, когда наш крошечный отряд увидел на горизонте пальму. Она манила нас, словно говоря, что наше путешествие заканчивается. Мы поторопили наших животных и вскоре увидели, что прямо на глазах меняется местность. Вокруг становилось все больше и больше зелени. Нас приветствовали деревья и возделанные поля. Полуобнаженные мужчины и женщины сгибались, возделывая поля, трудились среди паутины ирригационных каналов. Вдалеке я увидел реку. - Это Нил, - произнесла Елена, сидевшая на верблюде. Его вел кто-то из хеттов, и она приказала воину подвести животное ближе ко мне. Я повернулся в самодельном седле из нескольких сложенных покрывал и взглянул на нее. - Во всяком случае, его рукав. Должно быть, перед нами дельта. Крестьяне не обратили внимания на очередной вооруженный отряд - слишком маленький, чтобы представлять для них серьезную опасность, но слишком большой, чтобы кто-то захотел пускаться в расспросы. Скоро мы набрели на дорогу, уходившую в город Тахпанхес в дельте Нила. Лукку потрясало отсутствие оборонительных стен, меня же удивили размеры города. Если Троя и Иерихон умещались на нескольких акрах, Тахпанхес раскинулся почти на милю. Едва ли в нем больше жителей, чем в Иерихоне, но они селились в просторных домах, выстроившихся вдоль широких прямых улиц. На окраине мы обнаружили постоялый двор. Несколько строений из сырцового кирпича окружали центральный дворик; величественные пальмы и ивы защищали его от вездесущего солнца. Часть двора занимал виноградник. На другой стороне реки рос сад, напротив располагались стойла. В зависимости от того, с какой стороны дул ветер, воздух пах лимонами и гранатами или конской мочой либо же приносил с собой докучливых мух. Хозяин постоялого двора был рад принять на постой две дюжины усталых путников. Этот невысокий, округлый и лысый, весьма бодрый человек средних лет постоянно складывал ладони на круглом брюшке. Кожа его была темна, как плащ Лукки, но глаза поблескивали огоньками, особенно когда он занимался любимым делом - вычислял, сколько взять за услуги. Помогала ему семья: жена, столь же темнокожая, как и ее кругленький муж, - она казалась еще толще его - и дюжина темнокожих ребятишек, самому младшему из которых исполнилось шесть лет. Еще там жили кошки. Я насчитал десяток только во дворе. Прищурив глаза, они следили за нами, медленно пробираясь по балконам или по глинобитному полу. Дети хозяина, худые и шустрые, помогли нам разгрузиться, приглядели за животными, показали нам комнаты. Я понял, что могу свободно изъясняться с египтянами. Если Лукка и удивлялся моим лингвистическим способностям, он никогда не проявлял своего удивления. Елена воспринимала это как должное, хотя сама владела только родным языком и тем его диалектом, на котором говорили в Трое. Как только мы разгрузили поклажу и устроились в комнатах, я разыскал хозяина в кухне, расположенной снаружи дома. Он покрикивал на двух девушек, выпекавших круглые и плоские лепешки в печи, похожей на улей. Их одежда состояла только из набедренных повязок, молодые груди чаровали упругостью, а гибкие темные тела увлажнял пот. Если хозяину и не понравилось, что я увидел его дочерей полураздетыми, он ничем этого не показал. Напротив, когда я появился, он улыбнулся мне и кивнул на дочерей. - Жена заставляет девочек готовить, - сказал он без всяких предисловий. - Она говорит им, что иначе не получат хорошего мужа. А по-моему, одного этого умения мало, нужно уметь и другое. - Он многозначительно усмехнулся. Хозяин явно намекал, что он не против того, чтобы гости позабавились с его дочерьми. Лукка будет доволен. Но я не отреагировал на его намек и произнес: - Я привел своих людей в вашу землю, чтобы предложить их услуги вашему царю. - Великому Мернепта? [тринадцатый сын фараона Рамсеса II, правил с 1225 г. по 1215 г. до н.э.] Он в Уасете, это вверх по реке. - Мои солдаты - хетты. Они хотят поступить на службу к твоему царю. Улыбка исчезла с лица хозяина. - Хетты? Мы враждовали с ними. - Хеттского царства более не существует. Эти люди остались без работы. Может быть, в городе есть представитель царской власти... Чиновник или полководец, с которым можно переговорить? Он закивал так, что затряслись щеки: - Царский чиновник уже здесь, во дворе, и хочет видеть тебя. Ничего не сказав, я последовал за хозяином. Представитель власти уже прибыл, чтобы встретить гостей. Должно быть, хозяин постоялого двора отправил к нему одного из своих сыновей с вестью, как только мы переступили его порог. Несколько кошек врассыпную бросились из-под наших ног, когда жирный хозяин повел меня между колонн коридора к боковому входу во двор. Там, в тени виноградника, восседал седовласый мужчина с худым лицом и впалыми щеками, чисто выбритый, как и положено египтянину. Он поднялся на ноги, когда я приблизился к нему, и оказался не выше хозяина постоялого двора. Его макушка едва доходила до моего плеча. Впрочем, кожа его казалась светлее, и он был гибок, словно клинок меча. Чиновник был безоружен; лишь золотой медальон на цепочке - символ власти - свисал с шеи. Взглянув на его легкие белоснежные одежды, я вдруг осознал, что грязен и немыт... И одет в кожаную юбку с жилетом, которые не снимал много месяцев. По давней привычке я носил под юбкой на бедре кинжал. Одежда моя сильно истерлась после долгого странствия, мне следовало вымыться и побриться, я даже подумал, что лучше не вставать так, чтобы ветер мог донести запах моего тела до этого цивилизованного человека. - Перед тобой Неферту, слуга царя Мернепта, Повелителя Обеих Земель, - представился он, держа руки вдоль тела. - Меня зовут Орион, - ответил я. Под виноградником стояли две деревянные скамьи. Неферту пригласил меня сесть. "Вежлив, - подумал я, - или же просто не хочет запрокидывать голову, чтобы поглядеть на меня". Наш премудрый хозяин появился из кухни с подносом, на котором стоял каменный запотевший кувшин, две симпатичных каменных чаши и маленькое блюдо с морщинистыми черными маслинами. Он поставил блюдо на небольшой деревянный стол, так чтобы Неферту мог до него легко дотянуться, потом поклонился и, улыбаясь, исчез в кухне. Чиновник разлил вино, и мы выпили вместе. Вино оказалось слабым и кислым, но прохладным, и это было приятно. - Ты не хетт, - спокойно произнес он, опуская чашу, голосом негромким и ровным, как подобает человеку, привыкшему говорить и с теми, кто ниже его рангом, и с теми, кто выше. - Да, - согласился я, - я пришел издалека. Он внимательно выслушал историю о падении Трои и Иерихона, а также о том, что люди Лукки предлагают свои услуги его царю. Весть о падении царства хеттов его не удивила. Но когда я заговорил об израильтянах, взявших Иерихон, глаза его слегка расширились. - Это те самые рабы, которых наш царь Мернепта прогнал за Красное море? - Да, - подтвердил я. - Впрочем, они уверяют, что бежали из Египта, а ваш царь пытался вернуть их, но не сумел. Улыбка промелькнула на тонких губах Неферту и мгновенно исчезла. Он спросил с некоторым удивлением: - И неужели они сумели взять Иерихон? - Сумели. Они полагают, что сам бог направил их в землю Ханаанскую и отдал ее в их руки. Неферту улыбнулся, оценив иронию. - Тогда они смогут послужить заслоном на нашей границе, защищая ее от азиатских племен, - сказал он. - Эта новость будет передана фараону. Мы проговорили несколько часов в тенистом уголке двора. Я узнал, что слово "фараон" - в том смысле, который вкладывал в него Неферту, - означает правительство, двор царя. В течение многих лет Египет подвергался нападениям людей моря - так здесь называли воинов из Европы и с Эгейских островов, они совершали набеги на прибрежные города и даже углублялись в дельту. С его точки зрения, Агамемнон и его ахейцы тоже принадлежали к людям моря, то есть к варварам. И в падении Трои он видел поражение цивилизации. Я согласился с ним, хотя и не стал рассказывать о том, что воспрепятствовал Золотому богу, желавшему предотвратить разрушение Трои. Не стал я объяснять ему и того, что спутница моя - не кто иная, как царица Елена, и о том, что законный муж Менелай ищет ее. Я говорил только о своих воинах, о том, что мой отряд стремится поступить на службу к его царю. - Войску всегда необходимы люди, - проговорил Неферту. Вино мы уже выпили, от маслин осталась горстка косточек, и заходившее солнце бросало длинные тени, тянувшиеся через двор. Ветер переменился, и его порывы несли к нам от стойла противно жужжавших мух. И все же он не стал приказывать рабу встать возле нас с опахалом и отгонять их. - А возьмут ли чужестранцев в войско? - поинтересовался я. Ироническая улыбка вернулась на его лицо. - Наше войско состоит в основном из варваров. Сыны Обеих Земель давно забыли про стремление к ратным подвигам. - Значит, хеттов примут? - Конечно! Мы будем рады, особенно если они столь искусные инженеры, как ты говорил. Он велел мне подождать на постоялом дворе, пока он передаст весть в Уасет, столицу, расположенную на далеком юге. Я предполагал, что нам придется провести в Тахпанхесе много недель, но уже на следующий день Неферту вернулся на постоялый двор и сказал, что приближенный военачальник царя хочет видеть воинов из рассеявшейся армии хеттов. - Он здесь, в Тахпанхесе? - удивился я. - Нет, он находится в столице, при великом дворе Мернепта. Я заморгал от удивления: - Но каким образом ты получил весть? Неферту расхохотался с неподдельным удовольствием: - Орион, превыше всех богов мы почитаем Амона, бога Солнца. Он и передает наши вести по всей земле с помощью зеркал, улавливающих его свет. "Солнечный телеграф". Я тоже расхохотался. Как все становится ясно, когда объясняют. Вести могут летать по этой стране со скоростью света. - Ты должен привести своих людей в Уасет, - продолжал Неферту. - А я буду сопровождать тебя. Впервые за многие годы мне доведется посетить столицу. Я хочу поблагодарить тебя за предоставленную возможность, Орион. Я слегка наклонил голову. Счастью Елены не было конца, когда она узнала, что мы направляемся в столицу. - Но никто не гарантирует, что мы встретимся с царем, - предупредил я ее. Подобное предположение она отмела легким движением руки. - Как только царь узнает, что царица Спарты и Трои прибыла в его столицу, он тут же потребует, чтобы меня представили ему. Я ухмыльнулся: - Напротив, как только царь поймет, что Менелай способен высадиться на его побережье, чтобы найти тебя, он может потребовать, чтобы ты немедленно вернулась в Спарту. Она нахмурилась. И когда мы ночью улеглись на продавленную кровать, Елена обернулась ко мне и поинтересовалась: - А что будет потом, когда ты передашь меня египетскому царю? Я улыбнулся ей, затканной лунными тенями, погладил роскошные волосы: - Царь немедленно воспылает страстью к тебе. Или отдаст в жены кому-нибудь из сыновей. Она не поддержала мою шутку: - А ты действительно думаешь, что он может отослать меня назад, к Менелаю? Я считал подобное возможным и постарался успокоить ее: - Нет, конечно же нет. Зачем? Ведь ты явилась сюда в надежде на его покровительство. Он не может отвергнуть царицу. Египтяне считают ахейцев своими врагами, они не станут принуждать тебя вернуться в Спарту. Елена откинулась на подушку и, глядя в потолок, спросила: - А что будет с тобой, Орион? Ты останешься со мной? Мне уже хотелось этого. - Нет, - сказал я, едва расслышав собственный голос. - Я не могу. - И куда же ты отправишься? - Искать свою богиню, - сказал я. - Но ты сказал, что она умерла. - Я попытаюсь вернуть ее к жизни. - Ты отправишься в Аид, чтобы вернуть ее оттуда? - В голосе Елены слышались тревога и страх, она вновь повернулась ко мне и прикоснулась к моему обнаженному плечу. - Орион, не стоит так рисковать! Даже Орфей... Я остановил ее, прижав палец к губам: - Не пугайся, Елена, я умирал много раз и всегда возвращался в мир живых. Если Аид действительно существует, я не видел его. Она взглянула на меня так, словно перед ней появился призрак... Или хуже - богохульник. - Елена, - сказал я, - твоя судьба здесь, в Египте. Моя же - в другом месте, в краях, где обитают те, кого вы, люди, зовете богами. Они не боги, вы представляете их не такими, какие они на самом деле. Да, так называемые боги могущественны, но не бессмертны, и они безразличны к людям. Один из них убил женщину, которую я любил. Я пытаюсь вернуть ее к жизни. Если мне это не удастся, я отомщу ее убийце. Вот моя судьба. - Значит, ты любишь ее, а не меня? Этот вопрос удивил меня, и на какое-то мгновение я растерялся. Потом, взяв ее рукой за подбородок, я проговорил: - Елена, тебе можно предпочесть только богиню. - Но я люблю тебя, Орион. Ты единственный мужчина, которому я отдалась по своей воле. Я люблю тебя и не хочу потерять! Печаль охватила меня, и я подумал о том, как мог бы жить с этой дивной красавицей в этой прекрасной стране. Но я ответил: - Наши судьбы ведут нас разными дорогами, Елена, а одолеть судьбу не по силам никому. Она не плакала. И все же в голосе ее слышались слезы, когда она медленно проговорила: - Выходит, выпало мне, Елене, быть желанной для каждого мужчины, кто бы меня ни увидел, но только не для того, кого я действительно люблю. Я закрыл глаза и попытался забыть все миры, которые знал. Почему не могу я любить эту прекрасную женщину? Почему не могу, подобно обычному человеку, прожить одну жизнь, любя и будучи любимым, забыть свою вечную битву с силами, стремящимися разрушить континуум? Ответ я знал: я не свободен: Хочу я того или нет, я - создание Золотого бога... Охотник его и посыльный. Я могу восстать против него, но жизнь моя зависит от любой его прихоти. А потом я увидел ее, мою сероглазую богиню, мою настоящую любовь, и понял: даже Елену нельзя сравнить с ней. Вспомнил наше короткое счастье, и сердце мое переполнилось горечью и болью. Судьбы наши переплетены навеки, во всех вселенных, во всех временах и пространствах. И если ее нельзя вернуть к жизни, жизнь - ничто для меня и пусть придет смерть. 35 На следующее утро мы отправились по реке в Уасет. Я устал - и телом и духом. Долгий путь через Синай утомил даже меня, а грустные глаза приунывшей Елены терзали мою совесть. Как только наша широкая ладья отвалила от причала и ее косой парус наполнился ветром, виды, звуки, ароматы новой и удивительной земли заняли все наше внимание. Если Лукку в основном развлекало отсутствие стен вокруг городов, нас же восхищало буквально все, что мы видели в Египте во время долгого путешествия вверх по Нилу. Неферту играл роль хозяина, охранника и проводника, он реквизировал сорокавесельный корабль, на палубе которого нашлись каюты для нас с Еленой и его самого. Вверх по течению могучей реки нас увлекал один-единственный косой парус: Гребцы не требовались. Как я понял, они были не рабами, а воинами и подчинялись не капитану корабля, а самому Неферту. Я улыбался. Этот весьма цивилизованный человек прихватил с собой сорок воинов - чтобы мы не уклонились от избранного пути. Тонкий намек на силу хозяев обеспечивал спокойствие и не тревожил нас, находившихся под их охраной. Но если Неферту был способен на подобные тонкости, земля, которую мы видели с палубы корабля, казалась иной: великий Египет скорее вселял трепет. Жизнь в страну приносил Нил, начинавшийся за тысячу миль отсюда, на далеком юге. Вдали поднимались утесы из песчаника и гранита, за которыми виднелась пустыня. Но вдоль живописной реки тонкой лентой тянулись зеленые поля, качались деревья, поднимались могучие города. Обычно через египетский город, протянувшийся вдоль Нила, мы плыли целый день. Мимо многолюдных пристаней и амбаров, мимо царских кладовых, к которым тянулись нескончаемые вереницы телег, мимо величественных храмов, лестницы которых спускались к каменным причалам с многочисленными лодками, оставленными богомольцами. - Это еще что, - заметил Неферту однажды днем, когда вода несла нас мимо очередного города. - Подождите, пока мы доберемся до Менефера. Мы лакомились финиками, фигами, тонкими ломтиками сладкой дыни. Неферту наслаждался обществом Елены. Он прекрасно владел ахейским и старался не говорить на родном языке в присутствии красавицы. Она спросила: - Что это за строения на противоположном берегу? Я тоже заметил, что города здесь всегда располагались на восточной стороне реки. Однако напротив них, за рекой, обыкновенно находились многочисленные сооружения, иногда врезанные в толщу обрывов. - Это храмы? - не умолкала Елена, не давая Неферту ответить на ее первый вопрос. - В известном смысле, моя госпожа, - ответил он. - Это гробницы. Мертвых бальзамируют, перед тем как поместить в них, чтобы они ждали следующей жизни, окруженные вещами и пищей, всем, что потребуется им после пробуждения. Недоверие отразилось на прекрасном лице Елены, несмотря на то, что я ей рассказывал о себе. - Итак, ты считаешь, что люди могут прожить несколько жизней? Я молчал... Я прожил много жизней, много раз умирал, каждый раз воскресая в новых эпохах, в неведомых краях и временах. Не все люди живут больше одной жизни - так говорили мне. И я понял, что завидую тем, кто может сомкнуть свои глаза навеки. Неферту вежливо улыбнулся: - Египет - древняя страна, моя госпожа. Наша история насчитывает тысячелетия, восходя к тем временам, когда боги создали землю и даровали мать-Нил нашим предкам. Ты скоро узнаешь, что наш народ больше думает о смерти и последующей жизни, чем о нынешнем существовании. - Я тоже так думаю, - проговорила Елена, глядя на далекие здания с колоннами. - У нас в Аргосе великолепные гробницы положены лишь царям. Лицо египтянина расплылось в улыбке. - Ты еще не видела истинного великолепия. Подожди до Менефера. Беззаботные дни сменяли друг друга, мы плыли по Нилу, ровный северный ветер надувал наш парус. По ночам мы причаливали к пристаням, но спали на корабле. Лукке и его людям позволяли посещать города, в которых мы останавливались на ночь; стражники Неферту помогали им развлечься традиционным способом - с помощью пива и блудниц. Египтяне и хетты постепенно становились приятелями, - тех, кто вместе пил и делил женщин, на мой взгляд, сложно стравить друг с другом, разве что силой. Елена подружилась с корабельной кошкой, ослепительно белым животным, расхаживавшим по палубе с истинно царским величием... Она позволяла людям кормить себя, но не всем, а лишь тем, кому доверяла. У египтян все кошки священны, и Елена радовалась, когда кошка разрешала погладить себя. Однажды утром, едва солнце поднялось над утесами на востоке, я увидел, как вдали вспыхнул западный горизонт. На миг мое сердце замерло: я уже ждал, что свечение расширится, поглотит меня и я предстану перед Золотым богом. Но этого не произошло. Просто над горизонтом словно далекий маяк светился огонь. Я не знал, что это. С тех пор как мы оставили дымящиеся руины Иерихона, в мир творцов меня не призывали. Сам же я не пытался в него проникнуть. Я знал, что снова встречусь с ними в Египте, а там либо я уничтожу Золотого бога, либо он погубит меня. Я приготовился ждать. Но что за странное сооружение встает над западным горизонтом? - Ты видишь? Я повернулся, возле Меня стоял Неферту. - Что это? - спросил я. Он медленно качнул головой: - Словами этого не объяснить. Увидишь сам. Наша лодка поплыла навстречу огням. Мы приближались к городу Менеферу, который длинной цепью величественных каменных строений возвышался на восточном берегу Нила. Храмы и обелиски вздымались в безоблачное небо. Рядом с огромными пристанями любой корабль казался утлой лодочкой. Перед нашими глазами проплывали длинные крытые колоннады, обсаженные пальмами и эвкалиптовыми деревьями, дворцы и сады возле них, даже рощицы деревьев на крышах. Мы едва замечали это великолепие. Все пассажиры невольно смотрели на запад, поглощенные невероятным зрелищем, которое открылось нашим взорам. - Великая пирамида Хуфу, - благоговейным шепотом произнес Неферту. Даже он испытывал трепет. - Она простояла уже более тысячи лет. И будет стоять до конца времен. Перед нами высилась колоссальная пирамида... Ослепительно белая, настолько огромная и массивная, что не с чем было сравнить ее. Вблизи находились и другие пирамиды, а рядом огромная каменная фигура сфинкса охраняла подход к ним. Храмы обрамляли дорогу к великой пирамиде; рядом с ней они казались игрушечными. Пирамида была облицована белым камнем, отполированным до блеска, - я мог даже различить отражение сфинкса. Верхушка, в которой мог уместиться весь дворец Приама, горела в солнечном свете, сделанная из электра - сплава золота и серебра. Так сказал мне Неферту. Она первой встречала рассвет. Здесь назначена наша встреча с Золотым богом. Здесь мне предстоит попытаться оживить Афину. Но корабль наш скользил мимо. Вдруг ослепительно белая поверхность пирамиды медленно начала меняться. На ней открылся огромный глаз, который, казалось, смотрел прямо на нас. На борту послышались испуганные возгласы, я тоже не удержался от проявления изумления. Кое-кто из хеттов упал на колени. По моим рукам забегали мурашки. Неферту тронул меня за плечо, впервые прикоснувшись ко мне. - Не пугайся, - попросил он. - На поверхности пирамиды имеются выступы, которые отбрасывают такую тень, когда солнечные лучи падают на них под должным углом. Как солнечные часы, на которых изображен глаз Амона. Я оторвался от созерцания оптической шутки, поглядел на Неферту: серьезный, почти торжественный, он и не думал смеяться над чувствами испуганных воинов-варваров. - Как я уже говорил тебе, - сказал он почти извиняющимся тоном, - никакими словами нельзя рассказать о великой пирамиде человеку, еще не видевшему ее. Я тупо кивнул, так и не найдя слов. Огромный глаз Амона исчез - так же быстро, как и открылся, - около полудня. Вскоре после того на южной поверхности пирамиды проявилось изображение сокола, мы потратили целый день, разглядывая пирамиду; она завораживала настолько, что никто из нас не мог оторвать от нее глаз. - Это гробница Хуфу, нашего самого великого царя, жившего более тысячи лет назад, - пояснил Неферту. - Под этими могучими плитами находится погребальная камера фараона и другие помещения, наполненные сокровищами. В давно прошедшие дни слуг царя также хоронили в пирамиде вместе с его набальзамированным телом, чтобы они должным образом прислуживали владыке, когда он воскреснет. - Слуг замуровывали живыми? - спросил я. - Живыми. Они сами стремились к этому - так нам говорили - из любви к своему господину и знали, что в потусторонней жизни они окажутся вместе с ним. Выражение его худощавого лица было сложно понять. Верил ли он тоже в эти россказни или просто сообщал мне официальную версию? - Мне бы хотелось увидеть великую пирамиду, - сказал я. - Ты видел ее. - Мне бы хотелось увидеть ее поближе. Быть может, даже войти. - Нет! - резко вскричал Неферту. Впервые услышал я негодование в его голосе. - Пирамида священна! Ее стерегут день и ночь, чтобы никто не смог осквернить гробницу царя. Никто не может войти в нее без специального разрешения фараона. Молча выражая согласие, я склонил голову, размышляя... Мне незачем дожидаться царского разрешения, я сам войду в гробницу и найду Золотого бога прямо сегодня. Наш корабль наконец-то пристал к грандиозному каменному пирсу на южной оконечности города. Как всегда, Лукка и его люди отправились в город вместе с воинами Неферту. Я заметил, что из города пришла стража и остановилась на краю пристани. Они пропускали лишь тех, кому разрешал Неферту. Я, Елена и наш провожатый отобедали на корабле рыбой, ягненком и добрым вином, доставленным из города. Неферту рассказывал нам о великой пирамиде и огромном городе Менефере. Прежде он был столицей Египта, - Неферту всегда называл свою страну царством Верхней и Нижней земель. Именовавшийся вначале городом Белых Стен, став столицей царства, Менефер изменил свое имя на Анкхтойи, что означает "удерживающий обе земли вместе". После того как столицу перенесли на юг, в Уасет, город стали называть Менефер - "гармоничная красота". На ахейском название города звучало как Мемфис. С нетерпением я ждал ночи, прислушиваясь к их разговорам за обедом. Наконец трапеза закончилась, и Неферту пожелал нам спокойной ночи. Около часа мы с Еленой просто разглядывали город: огромную пирамиду за рекой и другие пирамиды поблизости. Величественная гробница Хуфу словно лучилась даже после захода солнца. Огромные плиты испускали странное излучение, растворявшееся в ночи. - Их действительно построили боги, - жарким шепотом проговорила Елена, прижимаясь ко мне. - Смертные не в силах сотворить подобное чудо. Я обнял ее. - Неферту утверждает, что люди построили и эту пирамиду, и все остальное. Их были тысячи, и они работали как муравьи. - Лишь боги или титаны могут возвести рукотворную гору, - настаивала Елена. Я вспомнил, как троянцы и ахейцы рассказывали, что стены Трои воздвигали Аполлон и Посейдон. Память об этой нелепости и упрямая настойчивость Елены горечью отозвались в моем сердце. Почему люди не хотят верить в собственные безграничные силы? Почему считают великими лишь своих богов, на самом деле не более мудрых и добрых, чем любой номад? Мы с Еленой перешли к другому борту и принялись разглядывать город. - Видишь эту грандиозную пристань? Разве боги построили ее? Ведь она длиннее всех стен Трои. А обелиск в конце? А те храмы и усадьбы, которые мы видели сегодня? Может быть, их тоже выстроили боги? Она тихо рассмеялась: - Орион, глупый, конечно же нет; боги не строят мирских сооружений. - Если простые смертные этой земли способны воздвигнуть столь гигантские здания, значит, они могут построить и пирамиды. У пирамид нет никаких страшных тайн; просто они колоссальны, а значит, на их постройку пришлось затратить больше времени и труда. Она отмахнулась от меня, сочтя мои слова богохульством: - Для человека, который утверждает, что служит богине, ты, Орион, выказываешь слишком мало почтения к бессмертным. Действительно, я не очень уважаю тех, кто сотворил этот мир и людей. Ведь они, когда того требуют их не совсем понятные цели, не считаются ни с кем и ни с чем. Почувствовав мое уныние, Елена попыталась утешить меня любовью. На какое-то мгновение я забыл все воспоминания и желания. Но даже в пылу страсти, в объятиях своей царицы, закрыв глаза, я видел лицо моей возлюбленной Афины, прекрасной настолько, что человеческий язык не способен выразить это. Остыла и дерзость Елены, она сказала умоляющим шепотом: - Орион, не бросай вызов богам! Прошу тебя, не выступай против них. Это не приведет ни к чему хорошему. Я не ответил. Слова могли только еще больше взволновать ее. Мы уснули в объятиях друг друга. Когда я пробудился, судно наше слегка покачивалось, глухо пересмеивались мужчины: возвращались Лукка с воинами. Приближался рассвет. Закрыв глаза, я сконцентрировал свои мысли на великой пирамиде Хуфу. Я настроился на эту массивную глыбу каждой частицей своего существа, пытаясь проникнуть в погребальную камеру, укрытую в ее глубине. Я отчетливо видел пирамиду, светлую на фоне темного звездного неба, испускающую свет, которого не увидеть смертному. Я стоял перед великой пирамидой, она пульсировала светом, сияла и манила. И вдруг язык яркого синего пламени вырвался из ее вершины, трепетавший лучистый меч пронзил ночное небо. Я стоял перед пирамидой. Точнее, мое физическое тело стояло перед ней. Но стражи не видели меня, как не воспринимали они и свет, излучаемый пирамидой. Я не мог подойти к ней ближе. Путь мне словно бы преграждало непреодолимое препятствие. Я не мог сделать ни единого шага в сторону пирамиды. И я застыл в напряжении, пот стекал по моему лицу и груди, сливаясь в струйки на ногах. Я не мог проникнуть в пирамиду. Золотой бог находился внутри, не позволяя мне войти. От кого защищался он - от меня или от своих сородичей, пытавшихся свести с ним счеты? Впрочем, какая разница? Я не могу попасть внутрь пирамиды, не могу заставить Золотого бога оживить Афину. И я закричал, разорвав тишину ночи своим воплем, и излил свой гнев и разочарование, но лишь равнодушные звезды внимали мне, а потом, обессилев, я рухнул на каменную мостовую перед гробницей Хуфу. 36 Лицо Елены побелело от страха: - Что с тобой, Орион, что случилось? Я лежал в нашей каюте, мокрый от пота, под тонкой простыней, едва прикрывавшей наши тела. Голос я обрел не сразу. - Сон... - выдавил я. - Который ничего... - Ты снова видел богов? - тревожно спросила она. Я услышал, как по палубе простучали босые ноги, в дверь забарабанили. - Мой господин Орион? - послышался голос Лукки. - Все в порядке! - крикнул я так, чтобы он услышал через закрытую дверь. - Дурной сон. Все еще пепельно-серая, Елена вымолвила: - Они уничтожат тебя, Орион! Если ты не откажешься от своего безумного предприятия, боги раздавят тебя, как букашку! - Пусть, - согласился я, - но сначала я отомщу. А потом пусть делают со мной все, что угодно! Елена отвернулась, выражая своей позой гнев и горечь. Наутро я чувствовал себя дураком. Если причина моего вопля и занимала Неферту, из вежливости он не упоминал об этом. Экипаж поднялся на борт, и мы отчалили, продолжив путь к столице. Все утро, пока мы медленно скользили вверх по реке, я разглядывал огромную пирамиду и следил за тем, как открывался глаз Амона, торжественно взиравший на меня. "Золотой обратил пирамиду в свою крепость, - сказал я себе. - Я должен попасть в нее любым способом. Или же умереть". Шли недели, мы по-прежнему плыли по Нилу, долгие дни мы видели лишь солнце и реку, а долгими ночами я бесплодно пытался добраться до Золотого бога или кого-нибудь из творцов. Неужели они оставили Землю и куда-то исчезли? Или спрятались? Но кого же им опасаться? Елена внимательно следила за мной. Она редко говорила о богах, лишь иногда перед сном. Я гадал, каким моим словам она действительно верит? И подумал, что, скорее всего, она и сама не знает этого. Дни текли бесконечной чередой, лишь постепенно менялись берега. Несколько дней мы неторопливо проплывали мимо руин города. Он разрушался, каменные монументы валялись на земле. - Здесь была война? - спросил я у Неферту. Впервые я увидел на его лице раздражение, почти гнев. - Это бывший царский город, - сдержанно произнес он. - Царский? Ты хочешь сказать, здесь - бывшая столица? - Да, недолго этот город был столицей. Мне пришлось вытягивать из него всю историю по слову. Он не хотел говорить, но рассказ получился столь занимательный, что я засыпал Неферту вопросами и узнал всю повесть. Город именовался Ахетатон, его построил царь Эхнатон более сотни лет назад. Неферту считал Эхнатона злодеем, еретиком, отвергшим всех богов Египта, кроме одного - Атона, бога Солнца. - Он причинил стране много горя, вызвал гражданскую войну, - подвел итог рассказчик. - А когда он наконец умер, город покинули. Хоремхеб и наследовавшие ему фараоны обрушили монументы и уничтожили храмы. Позор даже вспоминать о нем! Замечая, насколько нелегко давался рассказ Неферту, я все же мучился в догадках, не предусмотрена ли ересь Эхнатона на тот случай, если одна из схем Золотого бога не сработает? Возможно, и я уже бывал здесь в одной из прежних жизней, о которой давно забыл. Или же творцы еще пошлют меня сюда расхлебывать заваренную ими кашу. "Нет, - сказал я себе. - Годы моего рабства закончатся, как только я верну жизнь Афине". Мы плыли и смотрели, как крокодилы выползают на заросшие берега реки, как огромные гиппопотамы плещутся и ревут друг на друга, разевая огромные розовые пасти, утыканные обрубками зубов, производя при этом впечатление одновременно и ужасающее и смешное. - Тут не поплаваешь, - заключил Лукка. - Конечно, если ты не хочешь окончить свою жизнь, попав кому-нибудь в пасть, - согласился я. Наконец мы стали приближаться к Уасету, могучей столице царства Обеих Земель. Заросшие тростником болота уступили место возделанным полям, потом появились выбеленные здания из сырцовых кирпичей. За рекой вновь стали видны усыпальницы, врезанные в западные утесы. Мы плыли вперед, и строения становились выше и величественнее. Сырец уступил место обтесанному камню. Сельские дома сменились поместьями с яркими фресками на фасадах. Горячий ветер колыхал ветви изящных финиковых пальм и цитрусовых деревьев. Вдали показались огромные храмы, высокие обелиски и гигантские статуи человека великолепного телосложения, с невозмутимой улыбкой и стиснутыми кулаками. - Все изваяния похожи, как братья-близнецы, - заметила Елена, обращаясь к Неферту. - Все статуи изображают одного и того же царя - Рамсеса Второго, отца нашего нынешнего фараона Мернепта. Колоссальные статуи рядами возвышались вдоль восточного берега реки. Похоже, царь извел на монументы не одну гранитную гору. - Рамсес был славным царем, - пояснил нам Неферту, - могучим воином и великим строителем. Он поставил эти изваяния здесь и во многих местах вверх по течению, чтобы напоминать нам о его славе и потрясать варваров юга, - даже сегодня, после смерти царя, они страшатся его имени. "Глядите на великие дела рук моих и скорбите", - вспомнил я фразу, высеченную на статуях этого мегаломана. Вдоль западных утесов тянулись гробницы. Одна из них настолько поражала своей красотой, что у меня замерло сердце, когда я впервые увидел ее. Низкое белое сооружение с колоннами, пропорции которого позднее возродятся в афинском Парфеноне. - Гробница царицы Хатшепсут, - пояснил Неферту. - Она правила властной и сильной рукой, огорчая тем жрецов и собственного мужа. Если Менефер потрясал, Уасет ошеломлял и подавлял. Город был построен так, чтобы человек чувствовал собственное ничтожество. Огромные каменные здания возвышались у воды, и мы привязали свою лодку к каменному причалу, располагавшемуся в их прохладной тени. По вымощенным камнем широким улицам рядом могли проехать четыре колесницы. На берегу поднималось множество храмов с массивными гранитными колоннами и покрытыми металлом, блестевшими на солнце крышами. За ними, повыше, раскинулись широкие обработанные поля, где среди садов виднелись уютные усадьбы. Возле пристани нас встречала почетная стража в хрустящих юбках и в кольчугах, отполированных до блеска. Мечи и копья их были бронзовыми. Я заметил, что Лукка быстрым взглядом профессионала окинул вооруженных египтян. Неферту встречал чиновник, облаченный лишь в длинную белую юбку; золотой медальон - символ власти - блистал на его обнаженной груди, назвался он Медеруком. Новый чиновник повел всех нас во дворец, там нам предстояло дожидаться аудиенции у царя. Нас с Еленой усадили в паланкин, который несли черные рабы-нубийцы. Неферту и Медерук поместились во втором. Лукку же и его воинов с обеих сторон окружал почетный караул. Елена сияла от счастья. - Воистину в этом городе можно жить, - сказала она. - Здесь мое место. "Но мое-то место не здесь, а в Менефере, возле великой пирамиды, - подумал я. - И чем быстрее я покину Уасет, тем больше будет у меня шансов погубить Золотого бога и оживить Афину". Пока нубийцы несли нас в гору, сквозь щель в занавесках нашего паланкина я заметил, что Неферту и Медерук весело беседуют, подобно двум старым друзьям, обменивающимся свежими сплетнями. Они выглядели счастливыми; Елена тем более. Даже Лукка и люди его казались удовлетворенными тем, что скоро поступят на службу. И лишь одного меня снедала тревога. Царский дворец в Уасете представлял собой огромный комплекс храмов и жилых помещений, казарм, амбаров, просторных двориков и скотных дворов, где откармливали животных мясных пород. Повсюду бродили кошки. Египтяне почитали этого священного зверька и предоставляли ему полную свободу. Должно быть, коты тут приносили огромную пользу, учитывая, сколько мышей и прочей нечисти неизбежно привлекают подобные помещения. Наши покои во дворце оказались поистине великолепными. Мы с Еленой разместились в двух смежных огромных комнатах с высокими потолками из кедровых бревен; полированные гранитные полы приятно холодили босые ноги. Стены были разрисованы сочной зеленью и синевой, яркие красные и золотые узоры очерчивали окна и двери. Окна моей комнаты выходили на реку. Вкус зодчего, создавшего эти покои, восхитил меня. Прямо напротив двери в коридор располагалась дверь, выходившая на террасу. По бокам ее находились окна, на противоположной стене висели картины, заключенные в такие же рамы, как и настоящие окна, расписанные столь же яркими красками. К нам приставили с полдюжины слуг. Рабы искупали меня в ароматизированной воде, побрили и причесали волосы, переодели в тонкие легкие одежды. Я отпустил всех и, оставшись в одиночестве, отыскал свой кинжал в лохмотьях, которые сбросил в изножье постели, вновь привязал его к бедру, теперь уже под чистой египетской юбкой. Без кинжала я чувствовал себя голым. Фальшивые окна-картины беспокоили меня. Я заподозрил, что за ними скрывается тайный ход в мою комнату, но, тщательно обследовав их и ощупав стену, ничего не обнаружил. В дверь почтительно поскребся слуга, и как только я разрешил ему войти, он доложил, что знатные господа Неферту и Медерук рады отобедать вместе со мной и Еленой. Я попросил слугу пригласить Неферту ко мне. Пришла пора рассказать ему о моей спутнице всю правду. В конце концов, она хотела, чтобы ей предложили остаться в Уасете и отнеслись с подобающими почестями. Мы уселись с Неферту на террасе под нежно колыхавшимся пологом, укрывавшим нас от солнца. Слуга принес нам кувшин холодного вина и две чаши. - Я должен поведать тебе о том, - сказал я Неферту, как только слуга вышел, - о чем умалчивал до сих пор. Неферту вежливо улыбался, ожидая продолжения. - Мою госпожу зовут Еленой, она была царицей Спарты, а потом царицей павшей Трои. - Вот как, - протянул Неферту, - я не сомневался в ее благородном происхождении. Дело не в одной красоте, во всей ее стати чувствуется царская кровь. Я налил нам обоим вина, немного отпил из своей чаши. Оно оказалось великолепным: терпким, прохладным, изысканным. Я глотнул еще раз; такого вина мне не приходилось пить после Трои. - Я подозревал, что она знатная госпожа, - продолжил Неферту. - И рад, что ты доверяешь мне. Действительно, я и сам собирался задать тебе несколько вопросов с глазу на глаз. Мой господин Некопта хочет узнать о тебе и о твоих скитаниях, прежде чем допустить пред царские очи. - Некопта? - Он Великий жрец правящего дома, двоюродный брат самого царя. Он первый советник могущественного Мернепта. - Неферту пригубил вина, облизнул губы кончиком языка и бросил косой взгляд через плечо, словно опасаясь, что нас могут подслушать. Склонившись ко мне, он негромко сказал: - Мне говорили, что Некопта недоволен ролью царского советника, что он и сам не прочь занять трон. Брови мои поднялись: - Дворцовые интриги... Неферту пожал худыми плечами: - Кто может сказать? Жизнь во дворце опасна и сложна. Будь осторожен, Орион. - Благодарю тебя за совет. - Завтра утром мы встретимся с Некопта. Он желает поговорить с тобой и госпожой. - А что будет с Луккой и с воинами? - Их разместили в казарме на другой стороне дворца. Командир воинов фараона завтра встретится с ними и, вне всякого сомнения, зачислит в свою армию. Почему-то я ощутил беспокойство. Быть может, потому, что Неферту предупредил меня о дворцовых интригах. - Мне бы хотелось встретится с Луккой перед обедом, - проговорил я. - Чтобы убедиться, что с ним и его людьми действительно хорошо обошлись. - Ни к чему, - проговорил Неферту. - Я обязан сделать это, - настаивал я. Он кивнул. - Боюсь, я сам внушил тебе подозрения. Но, возможно, это к лучшему. - Он поднялся. - Тогда пойдем немедленно, посетим казарму и посмотрим, довольны ли твои люди. Лукку и его людей разместили действительно удобно. Конечно, казарма не отличалась роскошью, но для воинов она казалась почти раем. Здесь стояли настоящие кровати, имелась надежная крыша над головой; рабы подносили им горячую воду и чистили панцири, подавали пишу и брагу в изобилии, а ночь можно было провести с девкой. - Утром они у меня сверкать будут, - сообщил Лукка с жесткой усмешкой на хищном лице. - Завтра - смотр, нельзя, чтобы они осрамились и опозорили тебя перед египетскими военачальниками. - Я буду с тобой, - сказал я ему. Неферту хотел возразить, но промолчал. Когда мы оставили казарму, я спросил его по дороге в мои покои: - Кажется, я завтра не смогу присутствовать на смотре? Он улыбнулся тонкой улыбкой дипломата: - Только потому, что воинов твоих проверят на рассвете, а наша встреча с Некопта назначена почти на это же время. - Но я должен находиться со своими людьми в такой ответственный момент. - Ты прав, - ответил Неферту, но в его тоне слышалось неудовольствие. Вечером мы отобедали у него. Ему предоставили покои почти такой же величины, что и мои, убранные подобным образом. Видно было, что Неферту рад удаче: мы так вовремя подвернулись ему. Не каждый день гражданский чиновник из заштатного городка попадает в царский дворец, где его размещают с такими почестями. Елена поведала свою историю ему и Медеруку - чиновнику, встретившему нас у пристани. Их восхитил ее рассказ о войне между троянцами и ахейцами. Меня совершенно не удивило то, что она поместила себя в центре событий. Во время обеда Медерук бесстыдно пожирал ее глазами. Он казался человеком средних лет, но волосы его уже седели и редели, а тело набрало излишний вес и стало тучным. Как все египтяне, он был смугл, глаза же его казались почти черными. Плоское округлое лицо без единой морщинки напоминало младенческое. Дворцовая жизнь не оставила следов смеха, боли и гнева на этой невыразительной круглой физиономии. Словно каждую ночь Медерук старательно стирал с него все пережитое за день, а по утрам надевал маску полнейшей безмятежности, которая надежно скрывала все эмоции. Но он смотрел на Елену, и бисеринки пота увлажняли его верхнюю губу. - Тебе нужно поговорить с Некопта, - посоветовал он после того, как Елена закончила свое повествование. Обед давно завершился. Рабы унесли наши тарелки и блюда, и теперь на низком столе, за которым мы располагались, оставались лишь чаши с вином и подносы с фруктами. - Да, - согласился Неферту. - Не сомневаюсь, что он посоветует пригласить тебя жить в Уасет в качестве царской гостьи. Елена улыбнулась, но посмотрела на меня, словно не зная, что ответить. Я молчал. Она знала, что я уйду при первой возможности, как только уверюсь, что с ней все в порядке, а Лукку и его людей приняли в войско. - Госпожа располагает приличным состоянием и не будет вам в тягость, - заявил я. Оба египтянина оценили мой юмор и вежливо рассмеялись. - В тягость... - хихикнул Неферту, который, пожалуй, чересчур много выпил. - Словно бы великий Мернепта экономит, - согласился Медерук, но ни один мускул его лица не дрогнул. Этот-то ни разу не осушил до дна свою чашу с вином. Я внимательно посмотрел на него. Бесстрастное пухлое лицо придворного не выдавало никаких эмоций, лишь блестящие угольно-черные глазки говорили о том, что владелец их лихорадочно строит планы. 37 Перед рассветом я покинул ложе Елены и неторопливо открыл дверь, которая вела в мои покои. Небо едва начинало сереть, и комната еще оставалась темной, но что-то заставило меня замереть, задержав дыхание. Я уловил легкое движение его; по затылку и шее побежали мурашки. Я застыл, вглядываясь в темноту. В комнате кто-то был. Я знал это... ощущал. Стараясь увидеть, кто это, я вспоминал комнату, искал взглядом постель, стол, сундуки, окна и дверь в коридор. Послышался негромкий скрип, словно дерево и металл прикоснулись к камню. Я бросился на звук и больно ударился о гладкую стену, отпрянул назад, сделал один-два неверных шага и тяжело осел на пол. Я наткнулся на стену именно там, где красовалось одно из фальшивых окон. Неужели тут действительно потайная дверь, так хитроумно устроенная, что я не мог сразу обнаружить ее? Я медленно поднялся на ноги, потирая шею и копчик. Кто-то побывал в моей комнате - в этом я не сомневался. Наверняка египтянин, не Золотой бог и не кто-нибудь из творцов. Подглядывать - не их стиль. Кто-то шпионил за мной, за нами с Еленой. Или же копался в моих вещах. Вор? Проверив одежду и оружие, я убедился, что ничего не пропало. Я быстро оделся, гадая, могу ли оставить Елену спящей; а если незваный гость хотел своим внезапным появлением заставить меня никуда не выходить, быть подальше от Лукки и плаца? Неферту предупреждал меня о дворцовых интригах, и я призадумался. В дверь поскреблись. Когда я распахнул ее, передо мной предстал Неферту, улыбавшийся с обычным вежливым безразличием. Поприветствовав его, я спросил: - Можно ли выставить караул у дверей Елены? Он встревожился: - Почему? Что-нибудь не так? Я рассказал ему, что случилось. Он проявил легкое недоверие, но сходил в коридор и привел начальника стражи. Через несколько минут тот поставил у дверей караульного, мускулистого негра в юбке из шкуры зебры с мечом на поясе. Почувствовав себя уверенней, я отправился к площади возле казарм. Лукка и две дюжины его воинов уже выстроились в двойную шеренгу, их доспехи горели огнем, а шлемы и мечи блестели словно зеркало. Каждый воин держал в руках копье с железным наконечником вертикально, точно выдерживая перпендикуляр к земле. Неферту представил меня египетскому военачальнику, явившемуся инспектировать хеттов. Звали его Расет, это был крепкий коренастый вояка, лысый, с могучими руками, невзирая на его преклонный возраст. Он слегка прихрамывал, видимо, с годами он стал грузным и ноги уже не выдерживали излишний вес. - Мне случалось биться с хеттами, - оборачиваясь к выстроенному войску, проговорил он, ни к кому лично не обращаясь. - Помню, воины были хорошие. Повернувшись ко мне, он оттянул ворот своего одеяния, открывая уродливый шрам на левом плече. - Вот подарочек, оставленный мне копейщиком-хеттом в Меггидо. Похоже, этой раной он гордился. Лукка возглавлял свой небольшой отряд, глаза его глядели прямо вперед, в бесконечность. Люди его застыли, безмолвные и неподвижные, освещенные лучами утреннего солнца. Расет приблизился к ним, прошел туда и обратно вдоль обеих шеренг, придирчиво оглядывая всех, одобрительно кивая и бормоча себе что-то под нос, а мы с Неферту стояли в стороне, наблюдая. Наконец Расет резко обернулся и, хромая, направился к нам. - Где дрались они? - спросил он меня. Я кратко описал осаду Трои и Иерихона. Расет понимающе кивал. Серьезный египтянин не относился к тем военачальникам, которые шутят перед войском. - Мастера осадного дела, значит. Ну, осады случаются не часто, - проговорил он. - Но эти подойдут. Отличные воины. Мне они нравятся. Так завершилось самое легкое из дел, запланированных на день. От казарм Неферту повел меня через широкий двор. Утреннее солнце еще бросало тени на утоптанную землю, но уже припекало спину. Вдоль задней стены двора я увидел стойла; несколько горбатых зебу бродили вокруг, отмахиваясь хвостами от мух. Ветерок дул с реки, и я ощутил запах жасмина и цветущих лимонов. - Царские постройки. - Неферту указал на несколько сооружений, похожих на храмы. Впервые за время нашего знакомства я заметил, что он нервничает. - Там нас ждет Некопта. Мы поднимались по отлогой горке, по краям высились изваяния Рамсеса II. Фигуры были выше человеческого роста, и каждый могучий царь стоял, стиснув кулаки опущенных рук, со странной улыбкой на непроницаемом лице. Скульптуры поражали идеальными линиями. Розовый гранит статуй в лучах утреннего солнца казался живой плотью. Я чувствовал пристальный взгляд живых гигантов. Или богов... Или творцов... И, невзирая на тепло солнечных лучей, я поежился. После подъема среди статуй мы свернули налево и миновали ряд массивных сфинксов - тела отдыхавших львов венчали рогатые головы быков. Даже лежа сфинксы были выше меня. - Лев символизирует солнце, - пояснил Неферту. - А бык - знак Амона. Сфинксы олицетворяли слияние богов. Перед передними лапами каждого из них находились фигуры... Его, кого же еще? Но эти, по крайней мере, не подавляли своими размерами - они были выполнены в человеческий рост. - А где же статуи Мернепта? - спросил я. Неферту улыбнулся: - Царь чтит своего великого отца, как и всякий живущий в Египте. Кто посмеет низвергнуть статую Рамсеса, чтобы поставить на ее место собственную? Даже царь не вправе сделать такого. Мы подошли к огромной двери, по сторонам которой высились две колоссальные статуи Рамсеса. На этот раз царь сидел, держа в руках скипетр и колосья пшеницы, символизировавшие изобилие. Я подумал, что нынешнему царю тяжело править после столь великолепного владыки. - Некопта действительно двоюродный брат царя? - спросил я, как только мы вошли наконец в прохладную тень. Неферту натянуто, пожалуй даже угрюмо, улыбнулся: - Да, и оба они считают Пта своим наставником и покровителем. - А не Амона? - Они уважают Амона, как и других богов, Орион. Но Пта их личный покровитель. Пта властвовал в Менефере. Мернепта перенес поклонение ему в столицу. А Некопта - главный жрец Пта. - А можно ли увидеть изваяние Пта? На кого он похож? - Скоро ты все увидишь сам, - почти грубо ответил он, словно мой вопрос задел его или же он кого-то боялся. Мы шли через огромный зал с мраморным полом и огромными колоннами, такими высокими, что потолок терялся в тени. Стражники в блестящих золотых доспехах стояли через каждые несколько локтей, но мне казалось, что они здесь лишь ради того, чтобы подчеркнуть великолепие зала. Присутствие вооруженных людей в этом храме казалось излишним. Здесь человек должен был ощутить себя карликом, осознать свое ничтожество. Веками власть имущие пользовались подобными приемами. С помощью архитектуры они подчиняли людей, вселяли в них удивление, восхищение и страх перед владыками, по приказу которых создавалось такое великолепие... Два блестящих глаза загорелись в глубокой тени. Я расхохотался: это появилась одна их бесчисленных кошек, населявших дворец. В конце вселявшего трепет зала оказались ступени из черного мрамора, за которыми шел коридор, уставленный фигурами звероподобных богов: с головами сокола, шакала, льва, даже броненосца. Коридор заканчивался нишей, в которой высилась гигантская статуя: ее голова почти доставала до потолка. - Вот и Пта, - прошептал Неферту. Изваяние было огромным, как колоссальные фигуры Рамсеса, располагавшиеся снаружи храма. Через просвет, в крыше храма над головой изваяния, на лицо бога падал луч солнца, освещая белый камень. Я увидел тело, обернутое пеленами, как у мумий, лишь руки оставались открытыми и держали длинный, искусно сделанный скипетр. Голову бога венчала шапочка, небольшая бородка обрамляла его подбородок. Лицом же, вне всякого сомнения, он напоминал худощавого ехидного Гермеса, с которым я встречался, когда увлек Иешуа в мир творцов. Неферту остановился у подножия гигантской статуи. Перед нею на двух жаровнях курились благовония. Он отвесил три поклона, а потом взял шепотку порошка с золотого подноса и бросил на угольки жаровни. Порошок вспыхнул, и клубы белого дыма взметнулись к высокому потолку. - Ты тоже должен совершить жертвоприношение, Орион, - прошептал он мне. С напряженным лицом я отправился к ограждению и бросил щепотку благовоний на жаровню справа от меня. От них пошел черный дым. Обернувшись к Неферту, я увидел, что он провожает взглядом клубы с постной миной. - Я сделал что-то не так? - спросил я. - Ты ни в чем не ошибся, - ответил он, не сводя глаз с облачка дыма. - Но священный Пта недоволен твоим приношением. Я пожал плечами. Неферту повел меня по узкому коридору мимо стражей в золоченых панцирях к массивным дверям черного дерева, врезанным в глубокую каменную стену. Он явно нервничал и не мог скрыть беспокойства. Неужели мой провожатый настолько опасался встречи с Некопта или же я все-таки что-то перепутал? Возле двери стоял еще один страж. Не говоря ни слова, он открыл ее перед Неферту. Мы оказались в просторном зале. Утреннее солнце бросало косые лучи через три окна в правой стене. В помещении было пусто - лишь голые каменные стены и ничем не прикрытый пол, как в тюрьме. Возле противоположной двери стоял длинный стол, заваленный свитками, на котором высились два огромных серебряных подсвечника, но свечи не горели. За столом сидел невероятно жирный человек, выбритый наголо, его громадное тело прикрывало серое одеяние без рукавов, спускавшееся до пола. Его руки - толстые, безволосые и розовые - покоились на полированном дереве столешницы. Все пальцы жреца унизывали кольца, некоторые перстни так глубоко впились в плоть, словно владелец не снимал их годами. Подбородки его ложились один на другой отвратительными складками. Подойдя ближе, я поразился тому, как разрисовано его лицо: глаза были подведены черной краской и зелеными тенями снизу и сверху, щеки нарумянены, а губы ярко накрашены. Неферту бросился ниц и стукнулся лбом о плитки пола. Я остался стоять, но слегка наклонил голову, выказывая уважение. - О великий Некопта, - проговорил Неферту, оставаясь распростертым на полу. - Великий жрец ужасающего Пта, правая рука могучего Мернепта, хранитель Обеих Земель, по твоему повелению я привел к тебе варвара Ориона. Нарисованные пухлые губы жреца изогнулись в подобии улыбки. - Ты можешь встать, мой верный слуга Неферту. Ты хорошо справился с делом, - проговорил он чистым и сочным тенором. Казалось странным, что такой очаровательный голос может принадлежать столь уродливой туше. Тут я понял, что Некопта - евнух, один из тех, кому с детства предначертано служить богу. Неферту медленно поднялся и остановился возле меня. Я не знал, от чего он так покраснел - от смущения или от пребывания в неудобной позе. - А ты, варвар... - Меня зовут Орион, - сказал я. Неферту невольно охнул, Некопта же просто буркнул: - Ну, пусть будет Орион. Мой полководец Расет утверждает, что твои две дюжины хеттов вполне годятся для нашей армии. - Они отличные воины. - Ну, меня удовлетворить трудно, - сказал он, слегка повышая голос. - Расет сейчас в том возрасте, когда человек живет прошлым. Я же должен заглядывать в будущее, поскольку собираюсь охранять и защищать нашего великого царя. - Он внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа. Я промолчал. - А посему, - продолжил он, - я придумал испытание, которое придется пройти твоим людям. И снова он стал ожидать, что я скажу. Но я по-прежнему безмолвствовал. - Ты, Орион, отведешь своих людей в дельту, где варвары - люди моря снова разоряют наши поселения. Одна особенно докучливая шайка украшает паруса своих кораблей головой льва. Ты найдешь их и уничтожишь, чтобы никто из них более не смел тревожить Нижние Земли. "Менелай, - понял я, - он ищет Елену и разоряет прибрежные города. Быть может, и Агамемнон сопровождает его". - Сколько же таких кораблей там видели? - спросил я. Некопта, казалось, обрадовало уже то, что я наконец заговорил. - Слухи разные, но я думаю, не меньше десяти и не больше двух дюжин. - И ты полагаешь, что две дюжины воинов можно выслать против двух дюжин кораблей, полных ахейских воинов? - Тебе предоставят войско - я пригляжу за этим. Я качнул головой: - При всем уважении к вам, мой господин... - Ваша святость, - подсказал шепотом Неферту. Я едва заставил себя произнести эти слова: - При всем уважении, ваша святость, я не намереваюсь оставаться с хеттами после того, как их зачислят в египетское войско. - Твои намерения никого не интересуют, - ответил Некопта. - Главное - нужды государства. Однако я продолжал: - Я прибыл сюда, сопровождая царицу Спарты Елену. - Сопровождая? - Он подмигнул. - До самой постели? Кровь прилила к моему лицу. Сделав отчаянное усилие, я успокоился и сжал капилляры, чтобы не краснеть. - Так за нами шпионили... Некопта запрокинул голову и расхохотался: - Орион, неужели ты полагаешь, что первый вельможа царя позволит незнакомцам просто так остановиться во дворце? Мы следили за каждым вашим вздохом; я знаю даже о том кинжале, который ты прячешь под юбкой. Я кивнул, понимая, что за дверью, находящейся за спиной жреца, стоят вооруженные стражи, готовые броситься на защиту своего господина или убить нас по первому же его слову. И все же Некопта не знал всего, он никогда не видел меня в бою; я мог перерезать ему глотку прежде, чем стражи успели бы открыть эту дверь. В случае необходимости я расправился бы с тремя или четырьмя воинами сразу. - Я так долго ношу его, что кинжал словно сросся с моим телом, - кротко ответил я. - Приношу извинения, если нарушил правила. Некопта махнул мясистой рукой, блеснув кольцами в утреннем солнечном свете. - Великий жрец всемогущего Пта не боится кинжала, - сказал он. Неферту нервно переступил с ноги на ногу, словно бы желая оказаться за тридевять земель отсюда. - Как я только что говорил, - продолжил я, - я прибыл сюда, сопровождая госпожу мою, Елену, царицу Спарты и павшей Трои. Она хотела бы остаться в царстве Обеих Земель. Елена достаточно богата и не будет обузой для страны. Некопта нетерпеливо повел рукой, и его бесчисленные подбородки заколыхались. - Избавь меня от нудного повторения фактов, которые я уже знаю, - сказал он нетерпеливо. И вновь я постарался смирить свой гнев. Указав в мою сторону коротким пальцем, Некопта проговорил: - Орион, царь велит тебе разыскать варваров и уничтожить их. Такую цену заплатишь ты, чтобы мы приняли царицу Спарты в наш город. Итак, теперь я должен убить еще и законного мужа Елены, чтобы ей спокойно жилось в столице Египта. Не долго думая, я спросил: - А кто будет защищать госпожу во время моего отсутствия? - Она будет под надзором и защитой всевидящего Пта, зиждителя Вселенной, повелителя неба и звезд. - Всемогущего Пта, волю которого ты сообщаешь простым смертным, не так ли? - спросил я. Он вновь колыхнул подбородками в знак согласия. - Разрешат ли госпоже посетить царя? И жить в его доме под охраной царских слуг? - Она будет обитать в моем доме, - ответил Некопта, - под моей защитой. Тебе незачем опасаться за нее. - Я обещал передать ее царю египетскому, - настаивал я, - а не его первому вельможе. И вновь Неферту затаил дыхание, словно в ожидании взрыва. Но Некопта ограничился кротким вопросом: - Разве ты не доверяешь мне, Орион? Я ответил: - Ты хочешь, чтобы я повел войско против ахейцев, вторгшихся в твои земли? А я хочу, чтобы моя госпожа встретилась с царем и жила под его защитой. - Ты говоришь так, словно у тебя есть возможность торговаться, а у тебя ее нет. Ты сделаешь так, как я прикажу. Порадуй царя, и твоя просьба будет удовлетворена. - Порадовать царя я могу, - ответил я, - если только первый вельможа скажет царю, что его порадовали. Широкое размалеванное лицо Некопта расплылось в улыбке. - Именно так, Орион. Мы понимаем друг друга. Я тактично признал поражение: - И все же не позволят ли госпоже Елене увидеть царя? Улыбка его сделалась еще шире, и Некопта ответил: - Конечно, его величество собирается отобедать с царицей Спарты сегодня же вечером. Возможно, пригласят и тебя, если мы достигнем согласия. Ради Елены я слегка склонил голову: - Мы достигнем его. - Хорошо! - Голос его не мог греметь, потому что звучал слишком высоко, но тем не менее эхом отразился от стен приемной. Я искоса взглянул на Неферту. На лице его читалось невероятное облегчение. - Ты можешь идти, - разрешил Некопта. - Вестник призовет тебя на ужин, Орион. Мы повернулись к двери. Но великий жрец проговорил: - Кстати, еще один пустяк. На обратном пути, когда вы разобьете пришельцев, вы должны заглянуть в Менефер и доставить мне великого жреца Амона. Неферту побледнел, голос его дрогнул: - Великого жреца Амона? Некопта едва ли не с радостью ответил: - Именно так. Доставьте его сюда, ко мне. - На толстых губах его застыла улыбка, но ладони сжались в кулаки. Я спросил: - Как он узнает, что нас послал именно ты? Со смехом он ответил: - Он не усомнится в этом, не бойся. Но вам придется убедить храмовую стражу, охраняющую его. Он скрутил с большого пальца левой руки массивное золотое кольцо, украшенное кроваво-красным сердоликом с миниатюрным резным изображением Пта. - Это кольцо убедит любого в том, что ты действуешь по моему распоряжению. Тяжелое кольцо обожгло мою ладонь. Неферту посмотрел на него так, словно оно означало смертный приговор. 38 Неферту явно был потрясен нашим разговором с первым вельможей, и весь обратный путь в мои покои он молчал. Я также не затевал разговора, пытаясь сложить части головоломки. Не желая того, я оказался замешан в какой-то сложный дворцовый заговор; Некопта намеревался использовать меня в собственных целях, едва ли отвечавших интересам царства Обеих Земель. Одного взгляда на Неферту было довольно, чтобы понять - помощи от него ожидать нечего. Бледный, он шел рядом со мной, под охраной стражников в золоченых панцирях, по долгим коридорам, по уютным, окруженным колоннадами дворикам, и повсюду в тени нежились кошки. Руки его тряслись, рот превратился в тонкую линию, стиснутые губы побелели. Мы добрались до моей комнаты, и я пригласил его войти. Он качнул головой: - Боюсь, что мне придется заняться другими делами. - Зайди на минуточку, - предложил я. - Мне нужно кое-что показать тебе. Отпустив почетный караул, он вошел в мою комнату, в глазах его виделся один только страх, любопытства уже не осталось. Я знал, что за нами следят через какой-то хитроумный глазок шпионы великого жреца Пта. Я отвел Неферту на террасу, выходившую на шумный дворик, к шелестящим пальмам, где имелась пара подвешенных на веревках кресел. Следовало выяснить, что знает Неферту о дворцовых интригах и что у него на уме. Я понимал, что по своей воле египтянин ничего не расскажет мне и его нужно заставить сделать это, - пусть и против воли. Мне придется разрушить его жесткий самоконтроль, притронуться к той части разума, которая наверняка ищет союзника, чувствуя опасность. Сложив ладони на коленях, бедняга уселся на краешке кресла; я пододвинул свое кресло поближе, положил руку на его худое плечо, ощутил, как он напрягся. - Расслабься, - проговорил я голосом столь тихим, что никто не мог бы подслушать меня. Рукой я прикоснулся к тыльной стороне его шеи и заглянул прямо в глаза: - Мы знакомы уже много недель, Неферту. Я восхищаюсь тобой и уважаю тебя. И хочу, чтобы ты видел во мне друга. Его губы дрогнули. - Ты мой друг, - согласился он. - Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять: я не хочу тебе вреда, как и всему народу царства Обеих Земель. - Да, - вымолвил он как во сне. - Я знаю это. - Ты должен довериться мне. - Я должен довериться тебе. Понемногу, осторожно я заставил его расслабиться. Египтянин спал наяву, но его глаза оставались открытыми, и он мог разговаривать со мной. Разум и воля Неферту ослабли. Он был испуган и отчаянно нуждался в друге, которому мог бы довериться. И я убедил его в том, что он не просто может довериться мне, но и обязан рассказать обо всем, что пугало его. - Иначе я не смогу помочь тебе, мой друг. На мгновение он прикрыл глаза: - Понимаю, Орион. Постепенно я заставил его разговориться. Негромкий и ровный голос его шпионы Некопта не могли подслушать. Он рассказал мне запутанную историю. Как я и опасался, она грозила бедой не только мне - я-то привык к опасностям, - но и Елене, которая, не зная того, попала в ловушку, подстроенную коварным Некопта. И хоть козни жреца были направлены против меня, его сообразительность и находчивость, сила и быстрота принимаемых решений и последующих действий вызвали у меня невольное восхищение. В обоих царствах, как сказал мне Неферту, шептали, что фараон Мернепта умирает. Одни говорили, что царь тяжело болен, другие шептали, что его медленно отравляют... Как бы то ни было, вся власть находилась теперь в руках первого вельможи царя, отвратительного Некопта. Конечно, армия оставалась верной царю, а не жрецу Пта, но войско утратило прежнюю силу. Дни воинской славы, обретенной в походах Рамсеса II, давно миновали. Мернепта допустил, чтобы его войско ослабело настолько, что теперь состояло почти сплошь из иноземцев, а большая часть полководцев - стариков - жила лишь памятью прошлых побед. И если во времена Рамсеса армия уничтожала корабли народов моря, вторгавшиеся в дельту, теперь варвары осаждали города и наводили ужас на Нижнее царство, а войско не имело сил, чтобы остановить их. Некопта не нуждался в сильной армии - она могла помешать ему подчинить царя. И все же он не мог позволить людям моря грабить дельту. Нижний Египет восстанет, если его не защитить. Поэтому верховный жрец Пта придумал блестящий план: новоприбывший отряд хеттов послать против людей моря в составе нового армейского корпуса. Пусть варвары увидят, что человек, похитивший Елену у победоносных ахейцев, очутился в Египте, пусть они узнают, что их подозрения верны и царственная красавица находится под покровительством Повелителя Обеих Земель. А потом надлежало известить их через тайного вестника, что Елену вернут мужу, если прекратятся набеги на дельту. Более того, Некопта согласен выделить Менелаю и его ахейцам богатые земли в дельте, если они согласятся охранять от нападения прочих народов моря Нижний Египет. Но сначала Менелай должен убедиться в том, что Елена действительно в Египте, а посему Ориона вместе с его хеттами следует отослать в дельту в качестве жертвенных агнцев, чтобы они пали там от рук варваров. Более того, недовольство слабостью Некопта, узурпировавшего власть, уже ощущалось в городе Менефере, древней столице, где поклонялись Амону у великой пирамиды. Верховный жрец Амона, Гетепамон, возглавлял противников Некопта. И если Орион сумеет невредимым выбраться из дельты, ему придется доставить Гетепамона в Уасет либо в качестве гостя, либо - пленника. Конечно, если люди моря убьют Ориона, что вполне возможно, придется посылать кого-то другого за Гетепамоном, дабы извлечь ослушника из храма и повергнуть в прах перед могучим Некопта. Четкая схема говорила о несомненной изворотливости жреца. Я откинулся в кресле и выпустил разум Неферту из тисков моей воли. Тот слегка осел, потом глубоко вдохнул живительного воздуха, заморгал, потряс головой и улыбнулся мне: - Неужели я спал? - Ты задремал, - ответил я. - Как странно. - Утро выдалось напряженным. Он встал на ноги и потянулся, посмотрел через дворцовый двор и заметил, что солнце уже садится. - Сколько же часов я проспал? - спросил он с величайшим недоумением, обернувшись ко мне. - Наверное, тебе было скучно сидеть возле меня? - Нет. С сомнением качнув головой, Неферту проговорил: - Похоже, сон пошел мне на пользу. Я чувствую себя отдохнувшим. Меня обрадовали эти слова. Он был слишком честным человеком, чтобы, зная о кознях Некопта, не поделиться этим с другом. И все же выходил от меня Неферту слегка озадаченным. Я попросил его позавтракать со мной на следующее утро, чтобы переговорить с ним о встрече с царем. То, что я увидел на ужине, который устроил для нас царь египетский, могущественнейший из правителей мира, фараон, изгнавший израильтян из своей страны, встревожило меня. Предстоявшая встреча с великим царем невероятно взволновала Елену. Весь вечер она гоняла служанок, они купали и умащали ее благовониями, укладывали волосы, ниспадавшие золотыми кольцами, чернили глаза на прекрасном лице, румянили щеки и губы. Елена оделась в свою лучшую, расшитую золотом юбку с позвякивавшими серебряными бубенцами, украсила себя ожерельями, браслетами и кольцами, сверкавшими в свете ламп... Наконец последние лучи заходившего солнца исчезли на фиолетовом небе. Я облачился в кожаную юбку, дар Неферту, и хрустящую белую льняную рубаху, также предоставленную мне египтянином. Разумеется, я вооружился - мой неизменный кинжал на сей раз был привязан к ноге. Елена открыла дверь между нашими комнатами, трепеща от ожидания. - Ну как, я не оскорблю царского взора? - поинтересовалась она. Я улыбнулся и ответил без колебаний: - Правильнее было бы спросить, достоин ли царь египетский созерцать прекраснейшую женщину на свете. Она ответила улыбкой. Я подошел к Елене, но она отстранила меня рукой: - Не трогай! А то что-нибудь испачкаешь или помнешь! Я запрокинул голову и расхохотался. Больше мне смеяться не пришлось. Дюжина стражей в золотых панцирях повела нас по узким коридорам и лестницам, казалось построенным специально для того, чтобы запутать человека, не знающего расположения покоев во дворце. Обдумывая утреннюю встречу с Некопта и все сведения, которые, не ведая того, сообщил мне Неферту, я понял, что мы с Еленой на самом деле пленники главного жреца Пта, а не гости царя. Так что вместо великолепного пиршественного зала, полного веселившихся гостей, шутов, развлекавших всех песнями и плясками, слуг, разносивших яства на массивных блюдах или разливавших вино из золотых кувшинов, мы оказались в небольшой комнате без окон. Затем нас подвели к обычной деревянной двери. Слуга открыл ее и проводил нас внутрь небольшого зала. Мы оказались первыми. Стол был сервирован на четверых. С потолка свисал светильник из полированной меди. Вдоль стены стояли сервировочные столы. И снова по моей шее побежали мурашки; я ощутил, что за нами следят. Стены покрывали фрески с охотничьими сюжетами, на них фараон изображался огромней всех и поражал львов и леопардов. Я заметил блеск черных глаз вместо карих - львиных, за нами наблюдали через отверстие в стене. - Неужели и у вас в Спарте гостей встречают настолько равнодушно, что могут оставить их в комнате без еды, питья и без развлечений? - спросил я Елену. - Нет, - ответила она негромко. Выглядела она разочарованной. Двери зала отворились, пропуская внутрь Некопта. Его белое одеяние струилось до пола. Он напоминал оживший стог сена. Как и Елена, он был просто усыпан драгоценностями, а краска на его лице лежала куда более толстым слоем. Я заранее подготовил Елену, рассказав ей о Некопта и о том, что я о нем думаю. Некопта слышал каждое мое слово, это подтверждало выражение его лица. - Прошу прощения за скромный прием, - произнес он, обращаясь к нам обоим. - Мы примем тебя, госпожа, как подобает царице Спарты, но потом. А сегодня царь хочет просто познакомиться с вами. Взяв ладонь красавицы, он поднес ее к губам. Она с трудом сдержала отвращение. Некопта громко хлопнул в ладоши, и немедленно из дальней двери появился слуга с блюдами и кубками. Мы едва пригубили сладкое красное вино - по словам Некопта, его ввозили с Крита, - когда дверь в зал отворилась снова и глашатай возвестил: - Его величество, царь Обеих Земель, возлюбленный Пта, хранитель народа, сын Нила. Но вместо царя вошли шестеро жрецов в серых одеяниях с медными курильницами в руках, зал сразу наполнился дымными клубами благовоний. Они принялись распевать что-то на древнем языке и три раза обошли стол, превознося Пта и его земного слугу Мернепта. Когда они покинули комнату, их сменили шесть стражей в золотой броне, которые выстроились вдоль стены - по трое с каждой стороны двери - и замерли с неподвижными лицами, держа огромные копья в руках. А потом появились два арфиста и четыре прекрасные молодые женщины с опахалами из павлиньих перьев. В центре шел царь египетский - Мернепта, мужчина средних лет, волосы которого еще не тронула седина. Худощавый, невысокий, он двигался слегка сгорбившись, словно под тяжестью возраста, забот или страданий. Подол его белого одеяния без рукавов украшала вышивка золотом. Кожа его была светлее, чем у всех египтян, которых я встречал. В отличие от своего первого министра, царь почти не носил украшений, только небольшой золотой медальон - со знаком Пта - на тонкой цепочке и медные браслеты на запястьях. Меня насторожили его глаза, затуманенные, пустые, почти невидящие. Словно мысли его были обращены глубоко внутрь его собственного сознания. И мир вокруг ничего не значил, лишь досаждал и мешал - настолько, что царь мог им пренебречь. Я посмотрел на Елену, стоявшую возле меня. Она тоже обратила внимание на странный взгляд царя. Оба арфиста и женщины с опахалами низко склонились перед своим властелином и покинули комнату. Один из стражников, остававшихся в зале, закрыл дверь. Мы остались одни, если не считать шестерых стражей, которые подобно изваяниям застыли у стен. "Итак, меня посадят спиной к ним... плохо". Царю нас представили вежливо и формально. Елена изящно присела перед царем, который не только не обнаружил интереса к ее красоте, но, казалось, даже толком не заметил ее присутствия. Я поклонился, он что-то буркнул мне насчет варваров из-за моря. Мы сели за стол; слуги внесли холодный суп и блюдо с рыбой. Царь почти не прикасался к еде, зато Некопта ел за четверых. Разговора не получалось. Говорил в основном Некопта, жалуясь на то, что фанатики не хотят поклоняться Пта. - В особенности в Менефере, - досадовал Некопта, прожевывая очередной кусок рыбы. - Там жрецы пытаются возобновить поклонение Атону. - Я полагал, что они почитают Амона, - проговорил я, - а не Атона. - Да, - поддержала Елена. - Мы видели глаз Амона на великой пирамиде у реки. Некопта нахмурился: - Они только говорят, что поклоняются Амону, а на самом деле они желают оживить ересь Эхнатона. Если их не остановить, они вновь повергнут Обе Земли в смуту. Царь рассеянно кивал. Я переводил. Елена попыталась разговорить его, спрашивая о жене и детях. Но царь смотрел мимо нее. - Супруга царя умерла в прошлом году при родах, - объяснил Некопта. - Ох, прошу прощения... - Ребенок тоже скончался. - Как ужасно! Царь усиленно пытался сфокусировать свои глаза на лице гостьи. - У меня остался один сын, - пробормотал он. - Царевич Арамсет, - вмешался Некопта. - Симпатичный юноша. Когда-нибудь он станет прекрасным царем. - Тут взгляд его затуманился, и он добавил: - Конечно же, у его царского величества есть еще множество чудесных сыновей от царских наложниц. Мернепта вновь погрузился в молчание. Елена с яростью посмотрела на жирного жреца. Он, словно не замечая этого, продолжал говорить. Когда мы покончили с едой, царь пожелал нам спокойной ночи и удалился. Я заметил, что Некопта едва склонил голову перед ним, правда, при такой комплекции ему и это удалось сделать с огромным трудом. Когда стражники вновь отвели нас в наши апартаменты, я спросил Елену: - Как ты считаешь, царь болен? На лице ее выразилось беспокойство: - Нет, Орион, он одурманен. Мне случалось видеть подобное. Эта жирная тварь постоянно поит его травяными настоями, чтобы самому править страной. Я порадовался, что она разговаривала на ахейском и охранники не могли понять ее. Во всяком случае, я надеялся, что не ошибаюсь. Ситуация сразу же прояснилась. Некопта властвовал в столице и распоряжался царем. Он хотел воспользоваться мною, чтобы, отдав Елену, обеспечить безопасность дельты, защитить страну таким образом от людей моря. Заодно он намеревался сместить верховного жреца Амона, чтобы крепко держать в своих руках все царство. Ну а чтобы я не стал артачиться, Некопта оставил Елену заложницей в столице, не зная того, что мне известно о его намерении вернуть Менелаю беглянку. А Золотой бог спрятался внутри великой пирамиды. Казалось, все безнадежно перепуталось. Но тут я увидел, как рассечь узел одним ударом, - в моей голове сложился план, словно подсказанный мне богами. Когда мы с Еленой возвратились в свои покои, я уже знал, что буду делать. 39 Я не ожидал, что наследник престола решит присоединиться к нашему отряду. Когда Лукка и его люди подходили к лодке, подготовленной для нашей поездки в Нижний Египет, на каменном причале появились носилки, окруженные почетной стражей; паланкин держали шестеро вспотевших нубийцев, остановившихся возле нашего корабля. Откинув занавески, из кресла легко шагнул худощавый мускулистый молодой человек, светлокожий, подобно Мернепта и тем жрецам, которых я видел. Единственный законный сын царя Арамсет был еще настолько молод, что подбородок его едва успел покрыться пушком. Симпатичный парнишка, как, наверно, и отец его в этом возрасте. Царевич просто рвался в бой. Официально главой нашего войска считался прихрамывавший, жирный полководец Расет. Он низко склонился перед царевичем и представил ему меня. - Мы будем убивать варваров, - со смехом проговорил Арамсет. - Мой отец хочет, чтобы я изучил военное искусство. Пригодится, когда я буду править. Он казался довольно приятным юношей. Впрочем, я понимал, что царевича отправил в поход Некопта. Если он случайно падет в битве, престол лишится законного наследника и власть жреца укрепится еще сильнее. Вновь я восхитился хитростью Некопта. Этим утром я простился с Еленой, доверив ее Неферту. Она не совсем понимала все хитросплетения, которыми нас опутывали, однако ощущала, что замысел "жреца сулит нам разлуку. - Менелай все еще ищет меня, - сказала она. - Он далеко отсюда, - отвечал я, обнимая ее. Она приникла своей золотоволосой головой к моей груди: - Орион, иногда мне кажется, что я просто обязана вернуться, что моя судьба связана только с ним. Что бы я ни делала - он преследует меня подобно паркам. Я молчал. - Он убьет тебя, если вы сойдетесь в бою, - проговорила она. - Едва ли, но я вовсе не хочу его убивать. Она слегка отодвинулась и заглянула мне в глаза: - Увижу ли я тебя вновь, мой защитник? - Конечно. Она покачала головой. - Сомневаюсь. По-моему, мы прощаемся навсегда, Орион. - В глазах ее стояли слезы. - Я вернусь, - отвечал я. - Но не ко мне. Ты найдешь свою богиню и обо всем забудешь. Я умолк на мгновение, ощутив справедливость ее слов. А потом совершенно искренне сказал: - Никто не сумеет забыть тебя, Елена. Слава о твоей красоте переживет века. Она попыталась улыбнуться. Я поцеловал ее в последний раз, зная, что за нами следят, а потом простился с ней. Неферту проводил меня до причалов, и я попросил старика приглядеть за Еленой и защитить ее от возможных опасностей. - Я это сделаю, мой друг, - пообещал он. - Я сохраню ее честь и жизнь. Итак, когда наша лодка отошла от причала, освещаемая косыми лучами утреннего солнца, я на прощание помахал Неферту, в глубине души понимая, что седовласый чиновник никогда не сумеет защитить даже себя от грозной мощи Некопта. Я рассчитывал быстро выполнить поручение, вернуться в столицу и разделаться с жирным жрецом еще до того, как он сумеет причинить какой-либо вред Елене или моему новому египетскому другу. Пока наша лодка выплывала на середину Нила, туда, где течение было сильнее, я разглядывал дворец, отыскивая взглядом террасу и золотоволосую женщину на ней, но никого не увидел. - Итак, мы начинаем отрабатывать свои долги. Я резко обернулся, возле меня оказался Лукка, твердое лицо его кривила вымученная улыбка. Его радовала возможность оказаться вдали от дворца, он стремился в битву, на поле боя мужчина видит своих врагов и знает, как разделаться с ними. Арамсет оказался приятным молодым человеком, он много смеялся - наверное, чтобы скрыть волнение. Расет сновал по лодке, стараясь все время держаться возле наследника. Наконец царевич намекнул ему, что хотел бы, чтобы к нему относились как к простому офицеру. Как ни странно, юноша подружился с Луккой, неподдельно восхищаясь покрытым шрамами воином, и стремился выпытать у него все, что возможно. Однажды жарким вечером, когда гребцы налегали на весла в проливе возле руин Ахетатона, я услышал, как Лукка говорил царевичу: - Все мои рассказы и поучения ничто по сравнению с боевым опытом. Только когда враг устрашающим кличем, целясь копьем тебе в грудь, бросается на тебя, ты узнаешь, достаточно ли густа твоя кровь для войны. Только тогда. Арамсет смотрел на Лукку круглыми глазами и ходил за хеттом как привязанный. Наш корабль вмещал пятьдесят воинов, на нем же располагалось шестьдесят гребцов; многие из этих рабов были чернокожими нубийцами. Но мы плыли вниз, и могучее течение Нила делало за них самую трудную работу. Мы приближались к дельте, и к нам присоединялись корабли в каждом городе, где мы ночевали, с новыми воинами. Я начал ощущать истинную мощь Египта, способного собрать огромный флот, вооружить могучее войско, нанести удар по врагу, находившемуся за сотни миль от столицы. Тем временем я гадал, сколько же людей на моем корабле шпионят для Некопта. Кто из них способен предать нас? Кому из военачальников - в том числе и тех, что на прочих кораблях, - приказано отступить после начала битвы и оставить меня вместе с хеттами погибать под натиском многочисленных варваров? Я-то знал, что могу доверять только Лукке и двум дюжинам его воинов. Долгие дни сменялись теплыми ночами, я подружился с царевичем Арамсетом и понял, что он очень умен. - Я хочу, чтобы Лукка и его хетты стали моей личной стражей, когда мы вернемся в Уасет, - сказал он однажды вечером, когда мы беседовали после ужина. Корабль стоял у пристани в очередном городе. Он мягко покачивался на волнах. Жара угнетала, и мы сидели на открытой палубе лодки, надеясь хотя бы на легкое дуновение ветерка. Раб медленно раскачивал пальмовый лист над нашими головами, отгоняя насекомых. Полководец Расет уснул у стола, уронив чашу с вином. Царевич никогда не пил вина, ограничиваясь лишь чистой водой. - Ты, государь, не мог выбрать более верных и преданных тебе людей, - одобрил я его выбор. - Я расплачусь с тобой за них сполна. Он был горд, этот молодой человек. Но я ответил: - Мой царевич, позволь подарить тебе мое войско. Я знаю, Лукка будет рад служить тебе, и мне хочется, чтобы оба вы были счастливы. Он слегка кивнул, как будто не ожидал ничего другого. - И все же, Орион, я не могу принять столь ценный дар, ничего не предложив в ответ. - Дружба наследника престола царства Обеих Земель - дар бесценный, - ответил я. Он улыбнулся. Я плеснул немного вина в его чашу и предложил царевичу. Он отказался легким движением руки. - За нашу сделку! - провозгласил я. - Я никогда не пью вина. - Тебе не нравится его вкус? Лицо его стало недовольным. - Я видел, что сделало вино с моим отцом. Правда, не только оно. - Значит, он не болен? - Он скорбит. После смерти матери отец гибнет, он погрузился в себя. В голосе его чувствовалась горечь. Юный царевич отправился в поход, чтобы показать отцу, какой достойный наследник получится из него. Самым деликатным образом я поинтересовался, что он думает о Некопта. Арамсет пристально взглянул на меня: - Великий жрец Пта, первый вельможа царя, очень могущественный человек, Орион. Даже я обязан говорить о нем с величайшим уважением. - Могущество его очевидно, - согласился я, - но будет ли он твоим первым вельможей, когда ты станешь царем? - Мой отец жив, - ровным голосом отвечал царевич - ни гнева, ни антипатии к Некопта. Этот юноша научился хорошо скрывать свои чувства. - И все же, - настаивал я, - если твой отец не сможет больше править от скорби или хвори, ты сменишь его на престоле или же править будет Некопта от его имени? Арамсет надолго замолчал. Его темные глаза впивались в меня, точно царевич пытался понять, насколько можно доверять чужаку из далеких земель. Наконец он проговорил: - Некопта вполне способен править страной, как он делает это теперь с одобрения моего отца. Настаивать не имело смысла. У него хватило мудрости не сказать ни слова против жреца, так как он был уверен, что вокруг шпионы. Однако я понял, что и царевич не испытывал симпатии к жирному вельможе. Арамсет сжал кулаки, едва услышал ненавистное имя, и не разжимал их, пока мы не распрощались, и он не сразу отправился в свою опочивальню, видимо желая успокоиться. Наконец мы добрались до дельты - плодородных возделанных земель, пересеченных ирригационными каналами, изобиловавшими прекрасными длинноногими птицами - снежно-белыми и нежно-розовыми. Местные гарнизонные военачальники переговорили с полководцем Расетом и сообщили ему, что люди моря захватили несколько деревень в устье западного рукава реки. По их подсчетам, у варваров более тысячи воинов. В тот вечер Расет, царевич и я обедали вместе в небольшой каюте в западной части палубы. Полководец, игриво настроенный, пожирал отварную рыбу с луком и запивал ее вином. - Следует учесть, что местные, естественно, преувеличивают, - сказал он, протягивая руку к кувшину с вином. - Скорее всего нам придется иметь дело с несколькими сотнями варваров. - А наше войско состоит более чем из тысячи вооруженных воинов, - проговорил царевич. Расет кивнул: - Остается лишь обнаружить варваров и уничтожить их, прежде чем они разбредутся по стране или возвратятся на свои корабли. Я вспомнил стан ахейцев на побережье возле Трои. И подумал: неужели Одиссей или Большой Аякс окажутся среди моих врагов? - Коней и колесницы скоро привезут на грузовых кораблях, - бормотал, ни к кому не обращаясь, Расет. - Через несколько дней мы будем готовы к удару. Я посмотрел на него: - И куда же мы направим удар? Неужели ты уверен, что варвары до сих пор сидят в тех деревнях, где их видели несколько дней назад? Расет поскреб подбородок: - Хм... конечно, они могут уплыть куда угодно, не так ли? - Да. Спустив корабли на воду, они могут очутиться в любом месте дельты и напасть на другие селения, пока мы будем готовиться уничтожить их тут. - Нужно послать лазутчиков, чтобы выяснить, где они, - предложил Арамсет. Расет восхитился, услышав его слова. - Великолепно! - взревел он. - Из царевича выйдет великий полководец. Потом оба обернулись ко мне. Расет проговорил: - Орион, ты со своими хеттами обследуешь деревни, где последний раз видели варваров. Если их там нет, вы вернетесь сюда и известите нас. Если же они еще не ушли, вы будете следить за ними, пока не подойдут наши основные силы. И прежде чем я успел что-либо добавить, царевич Арамсет сказал: - И я буду с вами! Полководец покачал головой: - Риск чересчур велик, на это я не могу пойти, мой господин. "Особенно когда меня выдадут Менелаю шпионы Некопта, - подумал я. - Неужели Расет служит жрецу? Какие тайные приказы отданы ему?" Но царевича не удовлетворил ответ полководца. - Отец послал меня в поход, чтобы я научился воевать. Я не стану отсиживаться в тылу, пока остальные сражаются. - Когда начнется сражение, царевич должен находиться рядом со мной, - проговорил Расет. - Так приказано... - И добавил: - Устами самого царя. Арамсет было отступил, но не сдался: - Хорошо, но уж в разведке я могу сопровождать Ориона и его людей. - Я не могу согласиться на это, господин, - ответил полководец. Молодой человек обратился ко мне: - Я буду держаться подле Лукки. Он не допустит, чтобы со мной что-нибудь случилось. Я постарался смягчить свои слова: - А что, если ему придется оборонять тебя, пренебрегая остальными своими обязанностями? Царевич сердито взглянул на меня и открыл рот, чтобы ответить, но не нашел нужных слов. Этот добрый молодой человек явно успел полюбить Лукку. Недостатком его являлась лишь молодость, - как свойственно юношам его возраста, он не мог представить себя раненным, изувеченным или убитым. Молчанием царевича воспользовался Расет: - Орион. - Его голос внезапно сделался властным