грохотом волоча за ремни два ружья, Мак-Аран ворвался на мостик к капитану. Лейстер недовольно вскинул кустистые брови, и те на глазах у Мак-Арана поползли по лбу, как гусеницы, замахали крылышками и унеслись порхать под купол... нет. _Нет!_ - Капитан! - панически выдохнул Мак-Аран, еле удерживаясь на самом краю неумолимо затягивающего водоворота бреда. - Это начинается опять! То, что было с нами наверху! Ради бога, срочно заприте все оружие и боеприпасы, пока кого-нибудь не убили! Уже есть одна раненая... - Что? - недоумевающе воззрился на него Лейстер. - Вы, должно быть, преувеличиваете... - Капитан, я через это уже проходил, - выдохнул Мак-Аран, с невероятным трудом подавляя желание броситься кататься по полу или вцепиться капитану в глотку и придушить... - Честное слово. Спросите Юэна Росса. Его много лет учили на врача, он давал клятву Гиппократа - и вот он организует этакую импровизированную шведскую семейку, не обращая внимания, что пациент, которому впору в реанимацию, пробегает мимо и валится с разрывом аорты. А Камилла... то есть лейтенант Дель-Рей, бросает телескоп и начинает гоняться за бабочками. - И вы думаете, это... эта эпидемия доберется сюда? - Капитан, я не думаю - я знаю: она сюда уже добралась, - взмолился Мак-Аран. - Я... еще чуть-чуть, и я совсем рехнусь. При недостатке воображения или умения оперативно действовать в чрезвычайных ситуациях капитаном космического корабля не становятся. С вырубки донесся еще один выстрел, и Лейстер бросился к выходу, ткнув по пути кулаком кнопку "Тревога". Никто не откликнулся, и, громко выкрикивая на бегу команды, капитан устремился через вырубку. Мак-Аран, не отстававший от капитана ни на шаг, в мгновение ока оценил ситуацию. Раненая девушка по-прежнему корчилась от боли на земле, а офицеры безопасности и новогебридцы бились стенка на стенку, кроя друг друга, на чем свет стоит. Грохнул третий выстрел; один из офицеров взвыл от боли и осел на землю, сжимая простреленное колено. - Дэнфорт! - взревел капитан. Дэнфорт развернулся волчком, не опуская пистолета, и какое-то мгновение Мак-Арану казалось, что сейчас прогремит четвертый выстрел; но сказался выработанный за годы службы рефлекс беспрекословного подчинения капитану, и обезумевший офицер замешкался. На какой-то миг - но этого хватило: Мак-Аран с разбегу обрушился на него всем весом, и они покатились по земле, а пистолет отлетел в сторону. На пистолет коршуном набросился Лейстер, моментально выщелкнул обойму и сунул в карман. Дэнфорт царапался как безумный и все пытался дотянуться до горла Мак-Арана; Рафаэль же ощутил, что и в нем вздымается волна слепой нерассуждающей ненависти, а перед глазами начинают бешено вращаться кровавые круги. Ему хотелось загрызть офицера, выцарапать тому глаза... в памяти промелькнули события Того Дня, и невероятным усилием воли Мак-Аран заставил себя вернуться к реальности, выпустил противника и позволил тому подняться на ноги. Дэнфорт уставился на капитана и разревелся, и принялся тереть кулаками глаза, из которых струились слезы, и что-то неразборчиво забормотал. - Дэнфорт, тебе это так не пройдет! - рявкнул Лейстер. - Шагом марш в кубрик! Дэнфорт последний раз судорожно дернул кадыком, Черты лица его разгладились, и он лениво улыбнулся. - Капитан, - промурлыкал он, - вам кто-нибудь говорил, что у вас изумительнейшие голубые глаза? Послушайте, почему бы нам не... - в упор глядя на командира, невинно улыбаясь, совершенно серьезно он сделал Лейстеру такое непристойное предложение, что тот аж поперхнулся, побагровел от ярости и только набрал полную грудь воздуха, дабы рявкнуть что-нибудь подобающее случаю, как Мак-Аран схватил его за плечо. - Капитан, пожалуйста, не делайте ничего такого, о чем будете потом жалеть. Неужели вы не видите - он сам не понимает, что делает или говорит. Но Дэнфорт уже потерял интерес к капитану и неторопливо удалился, расшвыривая ногами камешки. Бушевавшая вокруг всего несколько секунд назад драка утратила накал: кто-то из участников, опустившись на землю, неразборчиво ворковал себе под нос, остальные разбились на группки по два-три человека. Кто-то, разлегшись на жесткой траве, предавался животным ласкам, являя собой картину полного самоуглубления и пренебрежения всеми и всяческими условностями; кто-то перешел уже к более активным и непосредственным действиям в самых произвольных комбинациях - мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами... Капитан Лейстер в ужасе уставился на эту полуденную оргию и зарыдал. В душе у Мак-Арана полыхнула вспышка отвращения, выжигая последние остатки уважения и сочувствия к старому капитану. В одно и то же мгновение всколыхнулись самые конфликтующие эмоции и принялись раздирать Рафаэля на части: ослепляющая животная похоть, желание нырнуть в самую гущу извивающихся на земле тел; коротенькая нотка раскаяния по отношению к Лейстеру: "Он сам не понимает, что делает, даже еще меньше, чем я..." - и приступ неудержимой тошноты. На какую-то долю секунды ужас и тошнота затмили все прочие шевеления - и Мак-Аран на подкашивающихся ногах метнулся прочь. А за спиной у него совсем молоденькая длинноволосая девушка, почти еще девочка, подошла к капитану и уложила на траву, пристроила его голову у себя на коленях и принялась укачивать, как ребенка, вполголоса напевая по-гаэльски... Первую волну надвигающегося безумия Юэн Росс ощутил как внезапный приступ беспричинной паники... И в то же мгновение забинтованный с ног до головы больной, многие дни не выходивший из коматозного состояния, сорвал бинты и на глазах остолбеневших от ужаса Юэна и медсестры со смехом истек кровью. Медсестра швырнула в умирающего большой оплетенной бутылью с жидким зеленым мылом; только тогда Юэн, что есть сил сопротивляясь волне накатывающегося сумасшествия (_земля под ногами ходила ходуном, бешеной силы, головокружение угрожало вывернуть все нутро наизнанку, перед глазами раскручивались безумные цвета..._), бросился к медсестре и вырвал у нее скальпель, которым та пыталась перепилить себе запястья. Он вывернулся из обвивших его рук ("Повалить ее на койку, содрать халат..."), ворвался к доктору Ди Астуриену и умоляюще, заплетающимся языком выпалил, что надо срочно запереть под замок все яды, наркотики и хирургические инструменты. С помощью Хедер (та не забыла, что случилось в прошлый раз) Юэн успел запереть почти все препараты и надежно спрятать ключ прежде, чем весь госпиталь сошел с ума. В лесной чаще непривычно яркий солнечный свет усеял поляны и лужайки цветами и наполнил воздух запахом пыльцы, которую принес ветер с высокогорья. Насекомые суетливо перелетали от цветка к цветку, от листочка к листочку; птицы торопливо спаривались и строили из перышек теплые гнезда, и откладывали яйца в самые настоящие глинобитные коконы с прослойками из питательных нектаров и смол - до следующего такого же каприза погоды. Травы и злаки разбрасывали семена, которые после первого же снега, после удобрения и увлажнения дадут новые всходы. Напоенный сладковатым ароматом пыльцы ветер веял над долинами, и крупные животные, похожие на оленей, пускались ни с того ни с сего в паническое бегство, а то дрались не на жизнь, а на смерть или самозабвенно спаривались при свете дня. А в лесистых предгорьях безумствовали в древесных кронах маленькие пушистые гуманоиды, отваживаясь спускаться на землю - некоторые первый и последний раз в жизни - от пуза наедаясь плодами, на глазах наливающимися соком, и вприпрыжку носились по лужайкам, даже думать забыв о хищных животных. Наследственная память многих тысячелетий неизгладимо запечатлела уже на генном уровне, что в это время даже их природные враги не способны долго и методично преследовать добычу. На планету четырех лун опускалась ночь; в удивительно прозрачные сумерки закатилось темное солнце, и на небе выступили редкие звезды. Одна за другой из-за горизонта выплыли четыре луны; огромный блестящий сиреневый диск, потом бледно-зеленоватый и голубоватый внушительные самоцветы и, наконец, молочно-белая жемчужина. На вырубке, посреди которой лежал чуждый этому миру межзвездный корабль, огромный и угрожающий, люди Земли вдыхали странный ветер и странный аромат пыльцы; и в головах у них рождались помыслы, один другого курьезней. Отец Валентин и человек шесть незнакомых ему космофлотчиков распростерлись в кустарнике, изнуренные и пресыщенные. Больные оглашали госпиталь лихорадочными стонами, но некому было за ними ухаживать; некоторые вскакивали с коек и стремглав скрывались в лесу, преследуя не пойми что. Человек со сломанной ногой пробежал, петляя между деревьев, целую милю, пока нога вдруг не отказала, и он, заливаясь счастливым смехом, рухнул ничком посреди залитой лунным светом лужайки; а появившийся из-за деревьев похожий на тигра зверь лизнул его в лицо и завилял хвостом. Джудит Ловат мирно лежала на своей койке, раскачивая на цепочке голубой кристаллик, который после возвращения из первой экспедиции она все время носила на шее. Теперь же она извлекла его на свет, словно странные звездообразные сполохи внутри камешка оказывали на нее гипнотическое воздействие. В мозгу у нее завихрились воспоминания о веселом безумии Того Дня. Через какое-то время, следуя некоему неслышному призыву, она поднялась с койки и потеплее оделась, без малейших угрызений совести позаимствовав самую теплую одежку своей соседки по комнате (ее соседка по комнате, девушка, которую звали Элоиза, офицер-связистка из экипажа корабля, в это время сидела под деревом с длинными листьями, слушала шум ветра в листве и напевала песню без слов). Джуди хладнокровно прошла через всю вырубку и углубилась в лес. Она сама точно не знала, куда идет, но была уверена, что ей укажут путь, когда настанет время; так что она шла прямо по взбирающейся на холм тропинке, не отклоняясь ни на шаг, и слушала музыку ветра. Фразы, слышанные когда-то на какой-то другой планете, отдавались в голове неясным эхом: "...Где женщина о демоне рыдала". "Нет, не демон, - думала Джуди, - но для человека он слишком необычен и прекрасен...". Откуда-то донесся сдавленный всхлип, и Джуди запоздало поняла, что это плачет она сама, вспоминая ту музыку, мерцание ветра и цветы, странный блеск глаз полузабытого существа, холодный укол страха, быстро переродившегося в очарование, а затем и в счастье, в ощущение невероятной близости, какой Джуди еще не приходилось испытывать никогда и ни с кем. Может, примерно о таком и повествовали древние земные легенды? О страннике, позволившем околдовать себя феям и эльфам; о поэте, воскликнувшем зачарованно: В лесу я деву повстречал, она мне шла навстречу с гор. Летящий шаг, цветы в кудрях, блестящий дикий взор. Так это было? Или, может быть, так: "Тогда Сын Божий увидел дочерей человеческих, что они красивы..." [Бытие, 6:2. "Тогда сыны Божий увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал"] Нет, разумеется, Джуди была ученым до мозга костей; и она не могла не понимать, что такое странное поведение отдает безумием. Она и не сомневалась, что часть воспоминаний эмоционально окрашена или искажена тем измененным состоянием сознания, в котором она была в Тот День. Но непосредственное, живое ощущение тоже нельзя было сбрасывать со счетов. И даже если ее поведение было отчасти безумным, за безумием скрывалось еще что-то: что-то вполне реальное, столь же реальное, как явственно звучащее в данный момент в мозгу: "Иди ко мне. Тебе покажут путь, и ничего с тобой не случится". Над головой как-то странно зашелестела листва, и Джуди, замерев в предвкушении, подняла взгляд. Так сильно надеялась она и мечтала вновь увидеть то необычное, незабываемое лицо, что чуть не расплакалась, когда сквозь листву на нее диковато и робко уставились красные глазки одного из низкорослых древесных существ; покрытое светлым мехом создание соскользнуло вниз по стволу и встало перед Джуди, не переставая дрожать мелкой дрожью, но уверенно протянуло к ней ручки. Вряд ли можно было сказать, что между их сознаниями установился контакт. Джуди помнила, что "маленькие братья" находятся на гораздо низшей ступени развития - не говоря уже об языковом барьере. Но какое-то понимание между ними все же возникло. Низкорослое создание точно знало, что нашло именно кого надо, и зачем; Джуди точно знала, что "маленький брат" послан именно за ней и несет то самое послание, которое она так жаждет услышать. Подняв голову, она разглядела среди листвы еще не одну пару робких красных глазок; видно, "маленькие братья" ощутили, что Джуди не желает им никакого зла, и в следующее мгновение она оказалась в кольце пушистых фигурок, Один из них ухватился за кончики ее пальцев узкой прохладной ладошкой; другой, высоко подпрыгнув, набросил ей на шею венок из цветов и ярких листьев. Почтительно, чуть ли не благоговейно они повлекли ее вглубь леса, и без единого слова возражения она последовала за ними, понимая, что это только пролог к той, настоящей встрече, которую она так ждет. Высоко над землей, в кормовой части косо врезавшегося в землю гигантского корабля прогремел взрыв, и эхо его прокатилось по лесу, вспугивая с деревьев птиц. Тучей, на мгновение затмившей солнце, они взметнулись в воздух, но никто из землян не обратил на оглушительный грохот ни малейшего внимания... Морэй ничком растянулся на мягкой вспаханной почве садоводства и прислушивался к шевелениям растительной жизни глубоко под землей. Ему казалось в эти мгновения, что сознание его бесконечно расширилось, и он слышит, как прорастает трава, и на деревьях распускаются листья: слышит, как одни высаженные в незнакомую почву земные растения жалуются на жизнь, плачут и умирают, в то время как другие растут и меняются, вплоть до клеточной структуры, чтобы приспособиться и выжить. Вряд ли Морэю удалось бы высказать все это с помощью слов; а, будучи практиком и материалистом, в экстрасенсорное восприятие он все равно никогда не поверил бы. Но странное безумие этого мира активировало у него в мозгу не использовавшиеся ранее центры, и вопрос о том, верить или не верить - или, тем более, как-то понять происходящее - даже не стоял. Он просто знал и принимал это знание, и понимал, что теперь оно останется с ним навсегда. Отца Валентина разбудили лучи поднимающегося над вырубкой солнца. В первое полубессознательное мгновение, еще не оправившись от нахлынувшего накануне целого сонма новых ощущений, он сел и уставился в изумлении на солнце и все четыре луны - которые, благодаря какой-то игре света или странным образом обострившемуся зрению отца Валентина, ярко выделялись на фоне темно-лилового рассвета: зеленая, лиловая, алебастрово-жемчужная и переливчато-синяя. Но стоило бросить взгляд на раскинувшиеся вокруг в изнеможении тела, как потопом хлынули воспоминания о вчерашнем, и за ними - ужас. Жуткий, неотвязный ужас при мысли о том, что происходило, когда накатила тьма, и на свободу вырвались животные инстинкты - ужас этот обрушился на мозг, и без того настолько замутненный и перевозбужденный, что собственного безумия не сознавал. У одного из космофлотчиков на поясе висел нож. Сотрясаясь в рыданиях, отец Валентин выхватил нож из чехла и очень серьезно принялся удалять с лица земли всех свидетелей своего грехопадения, недвижным взглядом провожая струящиеся среди корней кустарника ручейки крови и бормоча под нос отходные молитвы. "Все дело в ветре", - подумал Мак-Аран. Хедер была права: ветер принес какую-то дрянь. С пыльцой или с пылью, какую-то легочную инфекцию, вызывающую массовое безумие. С ним это случалось уже второй раз, и теперь он хотя бы примерно понимал, что происходит; по крайней мере, достаточно, чтобы выдержать первую волну безумия и, перебарывая время от времени накатывающие приступы паники или эйфории, прятать под замок оружие, боеприпасы и яды из химической лаборатории. Он понимал, что тем же самым, в меру возможностей, занимаются в госпитале Хедер и Юэн. И все равно события прошедшего дня и ночи отдавались во всем теле холодным мертвящим ужасом; поэтому, когда опустилась тьма, Мак-Аран здраво рассудил, что один наполовину спятивший немногое может; против двухсот абсолютно невменяемых, и просто спрятался в лесу, временами борясь с накатывающими волнами безумия. Будь проклята эта планета! Будь проклята, вместе с ее навевающими безумие ветрами, бесшумно, как призраки, обрушивающимися с высокогорья и поражающими всех поголовно - и людей, и зверье. Вездесущий, ненасытный ветер - призрак безумия и ужаса! "Капитан прав. Мы должны уносить отсюда ноги. Человек здесь не выживет, слишком он уязвим..." "Что с Камиллой?" - не отпускала его тревожная мысль. В эту безумную ночь насилия, крови, паники, борьбы не на жизнь, а на смерть и вандализма - где она? Он уже пробовал искать ее, но безрезультатно; несмотря на то, что обострившимися чувствами пытался "слушать эфир", как тогда, на горе, когда он безошибочно вышел к Камилле сквозь буран. Но собственный его страх забивал "эфир" сплошными статическими разрядами и от слишком - если не сказать болезненно - чувствительного приемника проку было мало; Мак-Аран ощущал, что она где-то рядом - но где? "Может быть, - думал он, осознав бесполезность дальнейших поисков, - она тоже просто спряталась где-нибудь от безумной толпы? Может быть, ей застлала глаза дикая животная страсть, и ее затянуло в одну из множества группок, что самозабвенно предавались плотским утехам по всей вырубке?". Думать так была сущая мука... но Мак-Аран понимал, что это самая безопасная альтернатива. Более того, это была единственно терпимая альтернатива; стоило только подумать, что ей мог встретиться какой-нибудь потенциальный маньяк-убийца до того, как все оружие было надежно заперто, или что она могла в приступе паники убежать в лес и попасться в лапы хищным зверям... нет, о таком Мак-Аран пытался не думать вообще. В голове у него гудело, и ноги заплетались. Пересекая вырубку, он старался внимательно глядеть по сторонам; в зарослях кустарника возле ручья неподвижно замерли несколько тел - трудно сказать, раненые, убитые или пресытившиеся до изнеможения: по крайней мере, Камиллы среди них точно не было. Казалось, земля колеблется под ногами, и Мак-Арану требовалось предельное сосредоточение, чтобы не броситься очертя голову назад в лес в поисках... в поисках... тряхнув головой, он вспомнил, наконец, предмет своих поисков и угрюмо направился дальше. Не в актовом зале - где распростерлись в изнеможении или меланхолично дули в свои дудки и щипали арфы новогебридцы. Не в госпитале - хотя, судя по устилающим пол бумажным сугробам, кто-то совсем недавно неплохо позабавился с медицинским архивом... _нагнуться, подобрать горсть бумажных обрывков, просеять сквозь пальцы невесомыми снежными хлопьями, и клочки завихрятся ветром..._ Мак-Арану никогда не довелось узнать, как долго стоял он, замерев, слушая музыку ветра и не сводя недвижного взгляда с прихотливого узора, вытканного облаками на рассветном небе; в конце концов волна безумия схлынула, как мучительно медленно откатывающийся от берега отлив. Но мечущиеся по небу облака уже скрыли солнце, и дул ледяной ветер; Мак-Аран откровенно запаниковал и пустился обшаривать все мыслимые и немыслимые закоулки. Заглянуть в компьютерный терминал ему пришло в голову в последнюю очередь; под куполом было темно хоть глаз выколи ("Что случилось с электричеством?. Неужели тот взрыв напрочь отрубил все питание?"), и в первое мгновение Мак-Арану показалось, будто там никого нет. Потом глаза его привыкли к полумраку, и в дальнем углу он разглядел какие-то призрачные размытые фигуры; ага, капитан Лей-стер и... да, Камилла - присела рядом с ним на колени и держит за руку. В мозгу что-то шевельнулось; теперь Мак-Аран уже принимал как должное, что он может читать мысли капитана: "Камилла, почему раньше я никогда тебя толком и не замечал?". Каким-то дальним, не поддавшимся безумию уголком сознания Мак-Аран подивился всколыхнувшейся в нем первобытной ярости, кипучей и неудержимой: _эта женщина - моя!_ Мягко, по-звериному ступая, он направился к ним, чувствуя, что у него сводит горло, зубы оскаливаются, а из глотки вырывается клокочущий рык. Капитан Лейстер подскочил и с вызовом уставился сквозь полумрак на Мак-Арана; а тот с отстраненной ясностью снова погрузился в поток мыслей капитана и ощутил, что Лейстер все не так понял... "Еще один безумец, я должен защитить от него Камиллу, хотя бы такая малость в моих силах..." - последние внятные мысли смазал взметнувшийся вал ярости и желания. Рафаэль обезумел; низко пригнувшись, Лейстер бросился на него, и они покатились по полу, царапаясь и утробно рыча. Мак-Аран оказался наверху и на какое-то мгновение взгляд его упал на Камиллу; та безвольно полулежала, прислонившись к стенке, нов расширенных зрачках ее читалось нетерпение. Наша драка возбуждает ее, пронеслось в голове у Рафаэля; кто бы ни победил, тому она готова принадлежать, пассивно, безразлично... Тут наступило краткое просветление. Мак-Аран с трудом высвободился от капитана и поднялся на ноги. - Послушайте, сэр, это чистой воды идиотизм, - низким, убедительным тоном начал он. - Если вы будете сопротивляться, безумие отступит. Попробуйте... Но вскочивший на ноги Лейстер отозвался только яростным рыком; на губах у него выступила пена, глаза застлала безумная муть. Пригнув голову, он с разбегу бросился на Мак-Арана; тот, уже вполне овладев собой, отступил на полшага в сторону. - Прошу прощения, капитан, - с искренним сожалением проговорил Рэйф и, хладнокровно примерившись, хуком слева послал Лейстера в глубокий нокаут. Секунду-другую он стоял и смотрел на неподвижно раскинувшуюся на полу фигуру, чувствуя, как из организма вытекают последние капли безумной ярости. Потом он подошел к Камилле и опустился рядом на корточки. Она подняла на него взгляд и улыбнулась, и в то же мгновение между ними установился несомненный контакт. - Камилла, - нежно произнес он, - почему ты не сказала, что ждешь ребенка? Я бы, конечно, страшно беспокоился - но был бы счастлив. "Не знаю. Сначала мне было страшно, я никак не могла поверить; это слишком изменило бы всю мою жизнь". "Но теперь ты не против?" - В данный момент - нет, не против, - вслух произнесла она. - Но сейчас все так необычно... Я могу опять измениться. - Значит, это не иллюзия, - пробормотал Мак-Аран. - Мы действительно читаем мысли друг друга. - Разумеется, - отозвалась Камилла все с той же безмятежной улыбкой на лице. - А ты так и не понял? "Ну, конечно, - подумал Мак-Аран - вот почему ветер приносит безумие". Первобытный человек на Земле наверняка владел экстрасенсорным восприятием, полным комплектом лей-талантов - как дополнительным козырем в борьбе за существование. И это объясняло бы не только стойкую веру в экстрасенсорику (не основывающуюся практически ни на каких доказательствах), но и выживание в тех ситуациях, когда одного разума было явно недостаточно. Первобытный человек, будучи существом весьма хрупким, просто не сумел бы выжить, не обладай он способностью точно знать (при том, что зрение у него было гораздо слабее, чем у птиц, а слух на порядок хуже, чем у собаки или любого другого хищника), где можно найти пищу, воду, укрытие; как избежать своих природных врагов. Но по мере развития цивилизации и техники эти таланты атрофировались за ненадобностью. Человек, ведущий сидячий образ жизни, отучается бегать и карабкаться; несмотря на то, что все мускулы на месте и в случае необходимости могут быть разработаны, как прекрасно известно любому гимнасту или цирковому акробату. Полагаясь на записные книжки, человек утрачивает способности древних бардов помнить наизусть гигантские эпические поэмы и генеалогические таблицы. Но все эти тысячелетия память об экстрасенсорных талантах сохранялась в человеческих генах и хромосомах; и какой-то химикат в инопланетном ветре (пыльца? вирус? пыль?) пробудил эту дремлющую память. И как следствие - безумие. На человека, привыкшего использовать только пять своих чувств, внезапно обрушилась лавина неисчислимых новых раздражителей; и примитивный перевозбужденный мозг, не в состоянии выдержать столь массированной бомбардировки, не справлялся - у кого слетали все установленные цивилизацией тормоза, кто экстатически раскрывался до самого дна, а кто замыкался в непроницаемой оболочке аутизма... "Значит, если мы хотим выжить на этой планете, нам следует прислушиваться к этому новому чувству, не противиться ему, а привыкать и учиться использовать". - Послушай, Рэйф, - негромко произнесла Камилла, взяв его за руку. - Ветер стихает; скоро пойдет дождь, и все кончится. Наверно, мы станем другими... Рэйф, ветер уляжется, и я наверняка опять стану другой. Давай не будем терять такой возможности... пока это в моих силах. В голосе ее звучала такая грусть, что Мак-Аран сам чуть не расплакался. Вместо этого он взял ее за руку и, осторожно ступая, они направились к выходу; у двери Камилла замешкалась, мягко высвободила ладонь и вернулась к Лейстеру. Склонившись над капитаном, она осторожно подсунула тому под голову свою сложенную ветровку; на мгновение присела рядом с ним на корточки и легонько поцеловала в щеку. Потом поднялась на ноги и вернулась к Рэйфу, и приникла к нему, сотрясаясь в беззвучных рыданиях; он взял ее за руку и повел прочь от купола. На высокогорье начал подниматься туман, и в воздухе повисла легкая ледяная морось. Низкорослые создания, покрытые светлым мехом, словно очнувшись от долгого сна, растерянно поводили вокруг красными глазками и опрометью кидались под лесную сень, к своим плетеным из веток домикам в древесных кронах, Крупные травоядные, выделывавшие в долинах немыслимые курбеты, обиженно и голодно мычали, прекращали свои прыжки и принимались пастись, как и паслись всю жизнь, по лугам вдоль ручьев. А чужаки с Земли, чувствуя на лицах капли дождя, пробуждались каждый от своего длинного-длинного, путаного кошмара; и когда действие ветра сходило на нет, в большинстве случаев оказывалось, что кошмар неразрывно слился с явью. Капитан Лейстер медленно пришел в себя; в компьютерном терминале было пусто и темно, а по куполу громко колотил дождь. Челюсть болезненно ныла; шатаясь, Лейстер поднялся на ноги и удрученно ощупал лицо, пытаясь хоть как-то упорядочить кошмарный завал, отложившийся в памяти за последние тридцать шесть часов или около того. С упорядочением было туго; он растерянно помотал головой и, поморщившись, сжал ладонями болезненно запульсировавшие виски. Щеки его покрывала щетина, мундир был измят и перепачкан. В голове крутилась сумасшедшая карусель фрагментарных картинок, произвольно перепутанные звенья одной длинной бредовой цепи. Стрельба, а потом какая-то драка; склоняющееся над ним милое личико в ореоле огненно-рыжих волос, а потом обнаженное девичье тело, радостно раскрывающееся ему навстречу - это-то, интересно, было на самом деле или тоже плод болезненной фантазии? Взрыв, от которого под ногами дрогнула земля... корабль? Где он был потом и что делал, не вспоминалось хоть тресни; стоило напрячься, и перед мысленным взором сплошной стеной вставал туман. Следующая четкая картинка - он возвращается к компьютеру и обнаруживает там Камиллу, одну-одинешеньку... _разумеется, она первым делом рванулась защищать компьютер, как наседка - своего единственного цыпленка..._ Чем они занимались дальше, сохранилось в памяти гораздо хуже; кажется, они очень долго сидели рядом, он держал ее за руку, и между ними установился очень глубокий контакт, абсолютная, невероятно, до боли сильная связь, только не сексуальная, хотя нет, сексуальная, кажется, тоже... _или он все перепутал, и накладывается другая картинка, с той рыжеволосой девушкой, которую он даже по имени не знает..._ она пела странные песни... а потом снова взметнулся вал животного страха и неуемного желания защитить, потом ослепительная вспышка в голове, почти взрыв... черная тьма и забытье. Кошмар медленно отступал, и возвращалась ясность мышления. Что произошло с кораблем, экипажем, колонистами за время всеобщего безумия? Об этом Лейстер не имел ни малейшего представления. Пора бы начать выяснять. Он вроде бы смутно припоминал, что кто-то у него на глазах был ранен - последнее, что он помнил перед тем, как окончательно отъехать. Или это тоже безумная фантазия? Он нажал кнопку "тревога", но никто из Службы Безопасности не явился. Тут до Лейстера дошло, что электричество отключено. Значит, в припадке безумия кто-то добрался до генератора. Ну, что еще у нас плохого? Давно пора пойти и выяснить. Кстати, а где Камилла? ("Прости, querido [дорогой, любимый (исп.)], - шептала в это время Камилла Мак-Арану, - но я должна пойти посмотреть, что там с кораблем и с капитаном. Не забывай, я по-прежнему офицер Космофлота. Боюсь, нам пора расстаться - на какое-то время, по крайней мере. Ближайшие дни у всех у нас дел будет по горло. Честно, я должна сейчас идти к нему... да, конечно, я люблю и его тоже по-другому, не так, как тебя; но теперь, дорогой, я знаю о любви гораздо больше... а он мог пораниться".) Она поспешила через вырубку под усиливающимися потоками дождя, перемешанного с хлопьями тяжелого мокрого снега. "Надеюсь, - подумала она, - когда-нибудь кто-то обнаружит здесь каких-нибудь пушных зверей; одной земной одеждой тут будет зимой не обойтись". Мысль промелькнула и скрылась, отступила на задний план; Камилла зашла под темный купол терминала. - Где вы были, лейтенант? - послышался охрипший голос капитана. - У меня странное ощущение, будто я должен перед вами за что-то извиниться, но совершенно не помню, за что. Камилла обвела взглядом купол, оценивая причиненный терминалу ущерб. - Хватит этих глупостей, какая я вам "лейтенант"; вы уже звали меня Камиллой, еще до аварии. - Камилла, где все? Я так понимаю, это то же самое, что было с вами в горах? - Наверно, да. Подозреваю, мы теперь до скончания века будем расхлебывать последствия... - Ее передернуло. - Капитан, мне страшно... - она осеклась, и кривовато усмехнулась. - Я даже не знаю, как вас зовут. - Гарри, - рассеянно отозвался Лейстер, пристально разглядывая компьютер; и Камилла, испуганно вскрикнув, зажгла смоляную свечку и осветила контрольную панель. Массивные железные пластины защищали главные банки данных от пыли, механических повреждений или случайного стирания. Камилла нашарила поблизости разводной ключ и в лихорадочной спешке принялась откручивать гайки. - Давайте, я вам посвечу, - хрипло произнес капитан, которому передалась ее тревога. Камилла вручила свечку Лейстеру, и работа пошла куда более споро. - Капитан, кто-то снимал предохранительные панели, - сквозь зубы процедила она. - Мне это не нравится... Массивная железная пластина наконец отошла - и с грохотом упала на пол; Камилла бессильно опустила руки, лицо ее побелело от ужаса. - Вы понимаете, что случилось? - безжизненно проговорила она; слова выходили с трудом, словно застревая в горле. - Компьютер... По крайней мере, половина программ - если не больше - стерты. Подчистую. А без компьютера... - Без компьютера, - медленно закончил за нее капитан Лейстер, - корабль - это уже не корабль, а несколько тысяч тонн металлолома. Все кончено, Камилла. Мы застряли тут на веки вечные, 10 Высоко над лесом в домике из плотно переплетенных прутьев ивняка слышался шум дождя, шуршащего по выложенной листьями крыше; Джуди, устроившись на чем-то наподобие кушетки, покрытой мягкой волокнистой тканью, внимала - и не только ушами - тому, что пытался объяснить ей прекрасный среброглазый инопланетянин. "Безумие овладевает и нами тоже; мне крайне жаль, что пришлось столь бесцеремонно вмешаться в вашу жизнь. Когда-то - много эпох назад, но память об этом сохранилась - мы тоже, как и вы, путешествовали меж звезд. Может быть, давным-давно, у начала времен, все люди были одной крови, и вы тоже братья наши меньшие, как и древесные пушистые создания. Воистину похоже на то; ибо повеял ветер безумия и свел нас вместе, и теперь ты носишь моего ребенка. Не то чтоб я раскаивался..." Невесомое соприкосновение рук, ничего больше - но никогда перед Джуди не раскрывалась такая бездна нежности, как сейчас в грустных глазах инопланетянина. "Теперь, милая малышка, когда безумие покинуло мою кровь, великая скорбь овладела мной. Никому у нас не позволили бы вынашивать ребенка в одиночестве; но ты должна вернуться к своему народу, не в наших силах позаботиться о тебе. Даже в разгар лета, дитя мое, тебе было бы слишком холодно в наших жилищах, а зимы ты просто не перенесла бы". "Значит, я теперь больше тебя никогда не увижу?" - возопила Джуди - не голосом, не мысленно даже, а всем своим существом. "Только когда веет ветер безумия, мне под силу докричаться до тебя, - хлынул ответ. - Хотя теперь твой мозг чуть более открыт для меня, чем раньше, обычно ваше сознание для нас - как неплотно притворенная дверь. Разумней всего было бы, если б ты сейчас ушла и больше не вспоминала об этом сумасшествии; но... - долгое молчание и затем тяжкий вздох... - но я не могу, просто не могу, даже подумать страшно, что ты уйдешь, и больше я тебя не увижу..." Среброглазый инопланетянин протянул руку и коснулся голубого самоцвета на тонкой цепочке, свисающего с шеи Джуди. "Мы пользуемся ими - иногда - при обучении детей. Взрослым они уже не нужны. Это был подарок в знак нашей любви; не самый мудрый поступок, сказали бы наши старейшины. Но если твое сознание достаточно открыто для того, чтобы научиться пользоваться камнем - тогда, может быть, у меня получится иногда достучаться до тебя и проведать, все ли в порядке с тобой и с малышом". Джуди перевела взгляд на камешек, синий, как звездчатый сапфир, с мерцающими в глубине крохотными огоньками; потом печально подняла глаза. Инопланетянин был выше, чем простые смертные и очень изящно сложен; длинные чувствительные пальцы, очень светлая кожа, бледно-серые, едва ли не серебряные глаза, длинные, почти бесцветные волосы, свисающие до плеч невесомым шелковым покрывалом, и босые, несмотря на холод, ноги - все в нем было необычно и прекрасно, до предела, до боли. Бесконечно нежно и грустно он обнял Джуди и на мгновение прижал к себе; она ощутила, что это не обычный жест, а уступка ее отчаянию и одиночеству. Разумеется - зачем расе телепатов внешние проявления эмоций? "А теперь ты должна уйти, бедняжка моя. Я провожу тебя до опушки, дальше тебе покажет дорогу маленький народец. Я боюсь ваших людей, милая, они такие... необузданные... и сознание их непроницаемо..." Джуди поднялась, не сводя глаз с инопланетянина; и ее собственный страх расставания немного рассеялся, стоило ей ощутить чужую боль и горе. - Понимаю... - вслух прошептала она, и осунувшееся лицо среброглазого неуловимо просветлело. - "Мы еще увидимся?" "Столько всяких возможностей перед нами, дитя мое, и хороших, и плохих. Не знаю; боюсь что-то обещать". Невесомым касанием он окутал ее в отороченный мехом плащ. Она кивнула, пытаясь сдержать слезы; только когда его высокая фигура скрылась за деревьями, она разрыдалась и позволила маленьким пушистым созданиям увлечь ее в путь по незнакомым тропам. - Вы - подозреваемый номер один, - жестко произнес капитан Лейстер. - Вы никогда не скрывали, что не хотите улетать отсюда; теперь компьютер испорчен - можете считать, что своего вы добились. - Нет, капитан, вы ошибаетесь. - Морэй, не мигая, смотрел прямо в глаза Лейстеру. - Я с самого начала понимал, что мы застряли тут навсегда. Да, признаюсь, во время... как бы это обозвать, черт побери?.. массовый улет? Да, во время массового улета мне приходило в голову, что не работай компьютер, все было бы куда как проще; по крайней мере, вы перестали бы притворяться, будто в наших силах починить корабль... - Я не притворялся, - ледяным тоном перебил его Лейстер. - Как вам угодно... - пожал плечами Морэй. - Хорошо, значит, вы перестали б играть в свои игры и занялись бы наконец серьезным делом - нашим тут выживанием. Но я не портил компьютера. Что греха таить, такая мысль могла бы прийти мне в голову - но я же в компьютерах совершенно не разбираюсь; я даже не знаю, что там, собственно, надо портить. Допустим, я мог бы его просто взорвать - смутно припоминаю, что слышал какой-то взрыв - но дело в том, что когда я услышал взрыв, я лежал на грядке и... - он смущенно хохотнул, - имел плодотворную, как никогда и ни с кем, беседу с капустной рассадой - или еще с чем-то в том же роде. - Никто не взрывал компьютера, - нахмурился Лейстер. - Да и, в общем-то, не портил. Просто была стерта часть программ. Это под силу любому грамотному человеку. - Любому грамотному человеку, понимающему в космических кораблях, - поправил его Морэй. - Капитан, ума не приложу, как бы мне убедить вас... но я ведь эколог, не техник. Я даже простейшей компьютерной программы не напишу. А если компьютер работоспособен, из-за чего весь сыр-бор? Нельзя, что ли, его перепрограммировать - или как там это называется? Что, эти пленки - или о чем там речь - такие незаменимые? И это Лейстера убедило. Морэй действительно не понимал, о чем речь. - К вашему сведению, - сухо произнес капитан, - в компьютере содержалась примерно половина всех накопленных человечеством знаний по физике и астрономии. Даже будь под моим началом человек пятьдесят действительных членов Эдинбургского Королевского Астрономического общества, только на восстановление астрогационных программ им потребовалось бы лет тридцать. И это, кстати, еще не говоря о медицинских программах - что с ними, мы пока не успели проверить - или о Большом Корабельном информатории. В общем, это акт вандализма почище поджога Александрийской библиотеки. - Что ж, могу только повторить, что я тут ни при чем - и понятия не имею, кто бы мог это сделать, - сказал Морэй. - Поищите лучше среди своих людей; наверняка это должен был быть кто-то с техническим образованием... - он издал сухой, невеселый смешок, - и чрезвычайно устойчивой психикой. Кстати, Медслужба еще не выяснила, что это было? - Лучшее предположение, какое мне пока доводилось слышать, - пожал плечами капитан, - это что ветер принес с пылью какой-то мощнейший галлюциноген. До сих пор не удалось выяснить, какой именно - и, боюсь, не удастся, пока все более или менее не утрясется в госпитале. Морэй покачал головой. Убедить капитана, что он ни при чем, ему удалось - но, честно говоря, он и сам был не больно-то рад тому, что компьютер вышел из строя. До тех пор, пока все усилия Лейстера направлялись на ремонт корабля, он не очень мешал Морэю в организации жизнеспособной колонии. А теперь, оставшись без корабля, мог начать путаться под ногами. Только сейчас Морэй понял бородатую шутку насчет Космофлота: "Капитана не отправить в отставку - проще пристрелить". По спине пробежал холодок, и Морэй неуютно поежился. По натуре он был довольно спокойным человеком - но за последние тридцать шесть часов открыл в себе много неожиданного... и даже неприятного, если не сказать опасного. "Не исключено, что в следующий раз кто-нибудь вспомнит эту старую шутку и примет ее за руководство к действию... Откуда я взял, что будет следующий раз? И, может, не кто-нибудь, а я сам - за что теперь можно ручаться?" - О потерях уже докладывали? - поспешно спросил он, гоня подальше такие мысли. - Погибших девятнадцать человек - от медслужбы подробного рапорта еще не было, но, по меньшей мере, четверо больных умерли по недосмотру, - отрывисто сообщил Лейстер. - Два самоубийства. Одна девушка порезалась битым стеклом и умерла от потери крови - но это, скорее, не самоубийство, а несчастный случай. И... про отца Валентина вы, наверно, уже слышали. Морэй устало прикрыл глаза. - Слышал. Но без подробностей. - А подробностей никто и не знает, - произнес Лейстер. - По крайней мере, никто из живых. Да и сам отец Валентин толком ничего не помнит - и не вспомнит, если Ди Астуриен не решит вколоть ему чего-нибудь сильнодействующего. Я слышал только, что вроде бы наш капеллан прибился к группе электриков, занимавшимися всякими безобразиями у ручья... э-э, сексуальными безобразиями. Словом, форменные Содом и Гоморра. Когда первая волна безумия пошла на убыль, он осознал, что произошло, вынести этого, судя по всему, не смог и принялся резать глотки. - Значит, насколько я понимаю, одно из самоубийств - это отец Валентин? - Нет, - покачал головой Лейстер. - Судя по всему, когда он окончательно пришел в себя, то уже в самый раз, чтобы осознать, что самоубийство - тоже смертный грех. Смех, да и только; похоже, я уже начинаю осваиваться с прелестями вашей милой планетки - только о том и думаю, насколько проще все было бы, не остановись отец Валентин на полпути. Теперь придется судить его за убийство; да еще решать - или устраивать референдум - вводить ли тут смертную казнь. - Напрасный труд, - слабо улыбнулся Морэй. - Какой, интересно, вердикт сможет вынести суд, кроме временного умопомешательства? - Боже мой, конечно, - выдохнул Лейстер и устало потер лоб. - Капитан, я совершенно серьезно. Не исключено, что это случится еще, и не один раз. Я предложил бы - по крайней мере, пока мы точно не узнаем причины - чтобы вы немедленно разоружили Службу Безопасности; помните, все началось с того, что один из ваших офицеров открыл пальбу и ранил сначала девушку из новогебридцев, а потом кого-то... э-э, из коллег. Еще я предложил бы после первой же сухой ночи запирать под замок все оружие, кухонные ножи, хирургические инструменты и прочее в том же роде. Разумеется, это не абсолютная мера - нельзя же запереть все здешние булыжники или дубье... а, судя по вашему виду, кто-то напрочь забыл о субординации и... обошелся без подручных средств. - Кому рассказать - не поверят, - произнес Лейстер, потирая подбородок. - В моем-то возрасте - и драка из-за девушки! Морэй понимающе ухмыльнулся; впервые за все время между ним и капитаном на короткое мгновение возникло самое настоящее взаиморасположение. Впрочем, не более чем на мгновение. - Я подумаю о вашем предложении, - пообещал Лейстер. - Боюсь, это будет непросто. - Капитан, а что вообще здесь просто? - угрюмо проговорил Морэй. - Но у меня такое ощущение, что если мы немедленно не начнем серьезнейшую кампанию по насаждению этики ненасилия - такой, чтобы работала на подсознательном уровне, даже при массовом улете - никто из нас не доживет до осени. 11 "Слава Богу, - подумал Мак-Аран, - садоводство не пострадало. Может быть, какой-то глубинный инстинкт подсказал обезумевшим колонистам, что это их единственный шанс на выживание". Ремонт госпиталя шел полным ходом, а на скорую руку сформированные рабочие бригады принялись разбирать корабль на лом - Морэй недвусмысленно объяснил, что на многие годы вперед это будет их единственным источником металла для сельскохозяйственных и прочих инструментов. Постепенно от корабля оставался голый остов; мебель переселялась из кубриков и рекреаций в жилые постройки и досуговый центр, а целые бригады учетчиков занимались инвентаризацией инструментов из корабельных мастерских, кухни и даже с мостика. Камилла, насколько знал Мак-Аран, была занята тем, что срочно тестировала компьютер, выясняя, какие программы сохранились. Вплоть до шариковых ручек и женСкой косметики, все подлежало учету и строжайшему рационированию. Морэй ясно дал понять: когда привезенные с Земли запасы всяких бытовых мелочей подойдут к концу, пополнить их будет негде и придется выдумывать заменители на основе того, что может предложить местная природа; работа над тем, чтобы переход был возможно более плавным, уже велась. Вырубка, на взгляд Мак-Арана, являла собой престранное зрелище; небольшие купола из пластика и синтетического волокна, едва выдержавшие напор бурана, усиливались каркасами из местной древесины; надзор и уход за нагромождениями сложной техники осуществлялся бригадой корабельных механиков - в форме и под началом главного, инженера Патрика; а новогебридцы - те сами вызвались (насколько понимал Мак-Аран) работать в садоводстве и в лесу. В руках у Рафаэля были два клочка бумаги - старая земная привычка рассылать меморандумы в письменном виде сохранялась до сих пор; вряд ли она продержится долго - запасы бумаги не бесконечны. Интересно, что придумают на замену? Систему колокольных сигналов, свою для каждого - как делалось на Земле в некоторых больших универмагах, когда требовалось привлечь внимание какого-то конкретного человека? Или придумают, как делать бумагу из местного сырья, и многовековой привычке не суждено отмереть? Один из клочков бумаги требовал от Мак-Арана зайти в госпиталь для, как это было сформулировано, "профилактического осмотра"; другой - к Морэю для "профессионального освидетельствования". В основном, известие о том, что компьютер вышел из строя, и вопрос о ремонте корабля больше не стоит, было встречено достаточно спокойно. Один-два человека из экипажа пробормотали себе под нос, что того, кто это сделал, следует линчевать; но в данный момент не представлялось ни малейшей возможности выяснить, кто почистил банки данных астрогационного компьютера или заложил самодельную бомбу в машинное отделение. Что касается бомбы, то подозрение пало на одного из корабельных энергетиков, который незадолго до массового улета подал заявление о приеме в коммуну Новые Гебриды, и чье изувеченное тело было найдено неподалеку от места взрыва; копать глубже ни у кого желания не было. Затишье, подозревал Мак-Аран, было не более чем временным, раньше или позже новые бури обязательно разразятся; но в данный момент все поневоле вынуждены были сплотиться, дабы устранить ущерб, причиненный массовым улетом, и подготовиться к неведомым тяготам надвигающейся зимы. Мак-Аран и в собственных-то чувствах не больно был уверен - но, по крайней мере, он с самого начала был морально готов к колониальной жизни; в глубине души ему даже казалось, что колонизация дикой планеты - занятие куда увлекательнее освоения мира, по которому уже основательно прошлась нивелирующая гребенка Экспедиционного Корпуса. Но к чему Мак-Аран никак не был морально готов - так это к тому, что они окажутся отрезанными от земной цивилизации: ни тебе регулярного межзвездного сообщения, ни связи с остальной Галактикой - на многие-многие поколения, если не навсегда. Вот с этим свыкнуться было тяжело; может, даже невозможно. На двери кабинета Мак-Арана встретила табличка! "Входить без стука". Отворив дверь, он обнаружил, что у Морэя уже есть посетитель - молодая девушка, судя по одежде, из новогебридцев. - Да, да, конечно, милая моя, понимаю, вы хотели бы работать в садоводстве - но в вашем личном деле говорится, что вы специалист по керамике, а это для нас очень важно. Вам никогда не приходило в голову, что самое первое ремесло почти у всех цивилизаций было гончарное? Да и в любом случае... насколько я помню из доклада Медслужбы, вы ждете ребенка. - Да, как раз вчера у меня была церемония Возвещения. Но у нас принято, чтобы женщины работали до самых родов. По лицу Морэя промелькнула слабая улыбка. - Я рад, - проговорил он, - что у вас такой боевой настрой. Но в колониях женщинам не разрешается заниматься физическим трудом. - Статья четвертая... - Статья четвертая, - перебил Морэй, и лицо его посуровело, - придумана для Земли и для земных условий. Аланна, пора бы уже и запомнить, что мы на планете с другой силой тяжести, другим спектральным классом солнца и другим содержанием кислорода в атмосфере. Нам еще повезло: кислорода здесь чуть больше, сила тяжести чуть слабее... Но даже на самых райских планетах всегда устанавливается какой-то переходный период, и статистика тут не в нашу пользу, особенно с таким мизерным населением. Так вот, первые пять - десять лет половина женщин стерильны; у остальных же в половине случаев дело кончается выкидышем. А из родившихся детей половина умирает, не прожив и месяца - в течение тех же пяти - десяти лет. Аланна, в колониях женщин следует беречь как зеницу ока. Пожалуйста, будьте благоразумны - а то, не дай Бог, придется вас госпитализировать и колоть успокоительное. Если вы хотите иметь живого здорового ребенка - пожалуйста, будьте благоразумны. В конце концов Аланна удалилась - ошарашенная услышанным, сжимая в кулачке направление на амбулаторное обследование в госпитале; Мак-Аран занял ее место перед заваленным бумагами столом. - Ну что, слышали? - поморщился Морэй. - Как вам понравилась бы такая работка - нагонять страх на юных девиц, ждущих ребенка? - Не слишком, - отозвался Рафаэль. Раз начав, он никак не мог прекратить думать о Камилле, тоже беременной. Значит, по крайней мере, она не стерильна. Но один шанс из двух, что у нее случится выкидыш - и потом вероятность не более пятидесяти процентов, что ребенок выживет... Безжалостная вещь - статистика; по спине у Мак-Арана пробежал холодок. А с Камиллой Морэй уже беседовал? Что она сказала? Согласилась ли... как это он сказал... быть благоразумной? Половину последней десятидневки Рафаэль ее практически не видел; она безвылазно пропадала с капитаном в компьютерном терминале. - Спуститесь на землю, - прервал его раздумья Морэй. - Вам, можно сказать, повезло, Мак-Аран, - вас ждет работа по специальности. - Как это? - Вы геолог - и в качестве геолога вы нам и нужны. Вы же слышали, что я говорил Аланне: первое ремесло, которое нам надо развивать и как можно быстрее - горшечное. А для этого нам нужен каолин - или какой-нибудь его заменитель. Нам нужен надежный строительный материал - вроде цемента или бетона; нам нужен известняк или какой-нибудь другой похожий на него мягкий камень; нам нужны силикаты, чтобы делать стекло, не говоря уже о всевозможных рудах... Короче, нам нужен подробный геологический обзор этой части планеты - и до наступления зимы. Не буду врать - обзор этот не на самом первом месте в нынешнем списке приоритетов; но на втором или третьем точно. У вас получится в ближайшие день-два набросать план полномасштабной геологической экспедиции - и чтоб я хоть примерно представлял, сколько людей вам понадобится? - Конечно, конечно... только мне казалось, вы говорили, что у нас не будет возможности поддерживать технологическую цивилизацию... - Не будет, - кивнул Морэй, - по крайней мере, в том смысле, как понимает это инженер Патрик. Без тяжелой промышленности, без механизированных средств передвижения... но такой вещи, как нетехнологическая цивилизация, не существует в природе. Даже у пещерных людей была своя технология - они обрабатывали кремень... впрочем, вы наверняка видели реконструкции первобытных "цехов" в музее антропологии. Я никогда и не замышлял отката к варварству. Вопрос только в том, какие технологии мы сможем себе позволить - особенно, первые три-четыре, поколения. - Вы планируете настолько далеко? - Приходится. - Вы сказали, что мое направление - не самое приоритетное... А какое самое? - Пропитание, - со всей приземленностью реалиста отозвался Морэй. - Опять же, нам еще повезло. Почва тут плодородна - правда, еле-еле, так что придется все время накачивать ее удобрениями и компостом - и возможности для развития сельского хозяйства есть. А то мне приходилось видеть планеты, где добыча пропитания - столь тяжкое дело, что даже развитие простейших ремесел пришлось бы отложить на два-три поколения. Колонизации такие планеты не подлежат - но нам, можно сказать, еще сравнительно повезло. А тут могут оказаться даже пригодные для одомашнивания животные; этим сейчас занимается Мак-Леод. Следующее по приоритетности направление - жилье... Кстати, когда будете делать обзор, посмотрите заодно в нижних предгорьях, нет ли там каких-нибудь пещер поуютней. Не исключено, что в пещере будет теплее, чем в любом из наших жилищ - зимой, по крайней мере. Ну а после пропитания и жилья можно позаботиться о простейших жизненных удобствах - одежда, керамика, освещение, музыка, садовый инвентарь, мебель... В общем, понятно. Давайте, Мак-Аран, составьте план экспедиции, и я дам вам столько людей, сколько потребуется. - Он опять хмуро усмехнулся. - Как я уже говорил, вам еще повезло. Сегодня утром мне пришлось объявить специалисту по дальней космической связи, что работы по специальности ему не светит поколений, по меньшей мере, десять, и предложить на выбор стать фермером, плотником или кузнецом! Когда Мак-Аран выходил от Морэя, мысли его непроизвольно вернулись к Камилле. Ей что, тоже предстоит похожий выбор? Да нет, ни в коем случае: как может цивилизованное общество обойтись без компьютерной библиотеки! Не факт, правда, что Морэй с его безжалостным списком приоритетов думает точно так же. Полуденное солнце висело высоко в небе, красное, как воспаленный и налитый кровью глаз; на земле лежали бледно-лиловые тени. Направляясь к госпиталю, Мак-Аран обратил внимание на маленькую фигурку, складывающую вдали из камней невысокую изгородь; это отец Валентин в одиночестве совершал свое покаяние. В принципе, Мак-Аран соглашался с теорией, что колония не может позволить себе разбрасываться рабочими-руками; и что пускай лучше в расплату за свое преступление отец Валентин займется общественно-полезным трудом, чем "будет повешен за шею на веревке вплоть до последующего удушения"; и в памяти Мак-Арана до сих пор свежо было воспоминание о том, как он чуть не убил капитана Лейстера в безумном припадке ревности - так что искренне ужасаться преступлению священника он никак не мог. Решение капитана сделало бы честь царю Соломону; отцу Валентину было приказано похоронить мертвых - и тех, кто пал от его руки, и остальных жертв массового улета - установить надгробные плиты и обнести кладбище изгородью от диких зверей или возможного вандализма и осквернения; а также соорудить памятник над братской могилой погибших при аварии. Мак-Аран, честно говоря, с трудом понимал, зачем им сейчас нужно кладбище - разве лишь напоминать, что смерть и жизнь, безумие и рассудок соседствуют бок о бок. Плюс таким образом можно было держать отца Валентина подальше от остальных колонистов - не осознающих, как близки они были к тому, чтобы повторить его преступление - по крайней мере, какое-то время, пока страсти успеют несколько улечься; а тяжелый труд хоть чуть-чуть утолит мучающую несчастного отца Валентина нестерпимую жажду покаяния. Почему-то при виде этой одинокой согбенной фигуры Мак-Арану расхотелось проходить "профилактический осмотр"; подождет до другого раза. Он направился в сторону леса, вдоль длинных зеленеющих грядок садоводства, где трудились новогебридцы. Аластэр, опустившись на колени, пересаживал крошечные ростки из глубокого, наполненного компостом таза в землю. Мак-Аран помахал ему рукой, и тот ответил улыбкой. "Они-то ничуть не жалеют о случившемся, - подумал Мак-Аран, - этот мир словно специально создан для них". Аластэр что-то сказал парню, державшему таз с ростками; потом поднялся и вприпрыжку направился к Мак-Арану. - _Патрон_... Ну, Морэй... говорит, вы скоро отправляетесь в геологическую экспедицию. Насколько вероятно найти какие-нибудь подходящие силикаты, чтобы изготовить стекло? - Понятия не имею. А в чем дело? - В здешнем климате будет не обойтись без оранжерей, - ответил Аластэр. - Парниковый эффект, плюс защита от снежных бурь. Пока что мы пытаемся обойтись пластиковыми панелями, отражателями из фольги и ультрафиолетом, но долго так не продержаться. И посмотрите заодно, если сможете, как тут с естественными удобрениями и нитратами. А то почва не больно-то плодородная... - Постараюсь, - пообещал Мак-Аран. - А на Земле вы тоже занимались сельским хозяйством? - Упаси Господи! - состроил гримасу Аластэр. - На Земле я был автомехаником. А капитан еще хотел подключить меня к энергетикам. Теперь я готов ночи напролет молиться за неизвестного благодетеля, который взорвал корабль. - Хорошо, я попробую найти какие-нибудь силикаты, - пообещал Мак-Аран, пытаясь вспомнить, на каком месте в морэевском списке приоритетов стояло производство стекла. И музыкальных инструментов. Вроде бы, на довольно высоком. Дикарские племена и то не обходились без музыки; что уж говорить о новогебридцах, у которых пение в крови. "Если зима будет действительно такая жуткая, как представляется сейчас, - не исключено, только музыка и поможет нам не сойти с ума; могу поспорить, Морэй - до чего же скрытный тип! - об этом уже подумал". Словно в ответ на эти мысли, одна из трудящихся на грядках девушек негромко затянула печальную песню. Голос ее, низкий и хрипловатый, чем-то напоминал голос Камиллы; а слова старой гебридской песни отдались в голове у Мак-Арана грустным монотонным звоном: О Каристьона, ответь на мой зов! Не дает ответа. Горе мне... О Каристьона... "Камилла, почему ты избегаешь меня, почему не отвечаешь мне? Ответь на мой зов!.. Горе мне..." Злые кошки на сердце скребутся, а из глаз слезы горькие льются. О Каристьона... ответь на мой зов! "Камилла, я понимаю, тебе нелегко, но почему, почему ты избегаешь меня?" Зажав в кулаке направление на осмотр, Камилла медленно и неохотно вошла в госпиталь. Приятно, конечно, было хоть ненадолго отвлечься от изрядно опостылевшего за последние несколько дней компьютера - но, увидев вместо главврача Ди Астуриена ("Тот хотя бы говорит по-испански!") Юэна Росса, она раздраженно нахмурилась. - А где главврач? У вас нет допуска на обследование экипажа! - Старик сейчас оперирует того беднягу, которому прострелили колено во время Призрачного Ветра; да и в любом случае, всякая текучка висит на мне. В чем дело, Камилла? - на молодом лице его расплылась обворожительная улыбка. - Чем я не подхожу? Честное слово, у меня великолепная характеристика. К тому же я думал, мы друзья - по крайней мере, собратья по несчастью, первые жертвы Ветра. Ты что, покушаешься на мой авторитет? - Юэн, негодник, - невольно улыбнулась Камилла, - ты просто невозможен! Да, пожалуй, это именно текучка. Пару месяцев назад главврач объявил, что наши контрацептивы больше не действуют - и, похоже, мне как раз не повезло. Я хотела бы поскорее сделать аборт. Юэн негромко присвистнул. - Прошу прощения, Камилла, - мягко произнес он. - Ничего не получится. - Но я же беременна! - Значит, поздравляю - или что там еще полагается говорить в таком случае. Может быть, ты даже войдешь в историю как первая здешняя мать - если, конечно, тебя не опередит кто-нибудь из коммуны. Камилла недоуменно нахмурилась. - Полагаю, мне все же придется обратиться к доктору Ди Астуриену, - деревянным голосом произнесла она. - Вы, судя по всему, не знакомы с правилами Космофлота. Юэн с жалостью посмотрел на нее; с правилами Космофлота он был знаком, и даже слишком хорошо. - Ди Астуриен ответил бы точно так же, - мягко сказал он. - Ты ведь наверняка слышала, что в колониях аборты делают только в самых крайних случаях - если точно известно, что ребенок будет страдать тяжелыми наследственными заболеваниями, или если роды угрожают жизни матери; честно говоря, я не уверен даже, что прогнозирование наследственности нам здесь под силу. Высокая рождаемость абсолютно необходима - по меньшей мере, первые три поколения; наверняка же ты знаешь, что Экспедиционный Корпус и заявлений не принимает от женщин, если те переросли репродуктивный возраст или отказываются подписать обязательство иметь детей. - Но мой случай особый! - вспыхнула Камилла. - Я-то ни в какой Экспедиционный Корпус заявлений не подавала, я офицер Космофлота! К тому же ты и сам прекрасно знаешь, что для женщин с учеными степенями делается исключение - иначе ноги бы моей не было в колониях; мне слишком дорога моя карьера! Юэн, я этого так не оставлю! Черт возьми, не могут же меня заставить иметь ребенка! Что за бред! Юэн печально улыбнулся. - Камилла, сядь и успокойся, - произнес он. - Во-первых, милая, тот факт, что у тебя ученая степень, делает тебя для нас вдвойне ценной. Твои гены гораздо нужнее нам, чем твои инженерные таланты; таланты такого рода пригодятся тут поколений через пять-шесть, в лучшем случае. Но без твоих генов, без твоих выдающихся математических способностей генофонд наш значительно обеднеет, а этого допустить никак нельзя. - Ты хочешь сказать, что меня заставят рожать? Я что вам, доисторическая женщина, ходячее чрево с какой-нибудь дикарской планеты? - Лицо ее побелело от ярости. - Немыслимо! Да все женщины из экипажа тут же объявят забастовку, стоит им услышать это! - Сомневаюсь, - пожал плечами Юэн. - Во-первых, ты поставила закон с ног на голову. Экспедиционный Корпус даже не рассматривает заявлений от женщин, если у них плохая наследственность, если они вышли из репродуктивного возраста или не желают подписывать обязательства иметь детей - и только в порядке исключения принимаются женщины старше репродуктивного возраста: если имеют ученую степень. В любом же другом случае шансы отправиться в колонии становятся практически нулевыми - ты вообще в курсе, сколько обычно приходится ждать? Я прождал четыре года; родители Хедер внесли ее в списки, когда ей было, десять - а сейчас ей двадцать три. А после того как приняли новые демографические законы, некоторым женщинам приходится ждать по двенадцать лет, только чтобы завести второго ребенка. Двенадцать! - Делать им больше нечего, что ли! - в голосе Камиллы звучало отвращение. - Один ребенок - уже более чем достаточно; если, конечно, у женщины есть что-то в голове, кроме застарелых комплексов и неврозов! - Камилла, - Юэн старался говорить как можно мягче, - всему этому есть чисто биологическое объяснение. Еще в двадцатом веке экспериментировали на крысах - да и опыт гетто кое-чему научил; короче, выяснилось, что первейшая реакция на критическое перенаселение - атрофия материнского инстинкта. Это патология в чистом виде. Человек - рассудочное животное; поэтому социологи выдумали всякую там эмансипацию и прочее - но на самом-то деле все сводится к обычной патологической реакции на перенаселение. Если нельзя было позволить женщинам иметь детей, приходилось изыскивать им какое-нибудь другое занятие - ради их собственного душевного здоровья. Но это проходит. Отправляясь в колонии, женщины подписывают обязательство иметь не меньше двух детей - но большинство из них, стоит вырваться с Земли, снова обретают умственный и эмоциональный баланс, и в средней колониальной семье обычно четыре ребенка - что, в общем-то, близко к норме, с точки зрения психологии. К тому времени, когда тебе придет черед рожать, нормальный гормональный баланс, будем надеяться, восстановится, и из тебя выйдет превосходная мать, Если же не восстановится - что ж, ребенок все равно унаследует твои гены; а приемную мать можно будет всегда найти среди тех женщин, которые пока стерильны. Поверь мне, Камилла... - Хочешь сказать, что я должна родить этого ребенка? - Именно должна, - ответил Юэн, и голос его неожиданно посуровел, - и не ты одна; если, конечно, у вас получится нормально доносить. Пятьдесят процентов - вероятность, что у тебя случится выкидыш. - Глядя Камилле в глаза, он ровным, без выражения, голосом сообщил ей те же цифры, что Мак-Аран слышал утром от Морэя. - Если нам повезет, Камилла, то получается, что сейчас нестерильных женщин пятьдесят девять. Если даже все они забеременеют в этом году, то в лучшем случае выживут двенадцать детей... а если мы не хотим, чтобы наша колония вымерла, то должны увеличить свою численность человек хотя бы до четырехсот, прежде чем самые старшие женщины выйдут из репродуктивного возраста. Очень долго мы будем балансировать на грани - и у меня такое ощущение, что если женщина откажется иметь столько детей, сколько она способна физически, ее просто не поймут: она будет даже не Врагом Общества Номер Один, а... В голосе Юэна сквозила суровость; но, благодаря обостренной чувствительности, какой наделил его еще первый Ветер, он словно бы собственными глазами увидел чудовищные картины, разворачивающиеся перед мысленным взором Камиллы: "Не личность, а просто вещь, ходячее чрево, инструмент для продолжения рода, безгласный, безмозглый... просто племенная кобыла..." - Камилла, не так все мрачно, честное слово, - сочувственно проговорил он. - Твои таланты зря не пропадут. Но ничего тут уже не изменишь. Я понимаю, тебе, наверно, тяжелее, чем другим - но все тут в одинаковом положении. От этого зависит наше выживание. - Он отвел глаза, такая нестерпимая мука была в ее взгляде. - Может быть, - произнесла она, горько скривив губы, - в таком случае лучше было бы и не выживать. - Думаю, этот разговор стоит отложить на другой раз, когда ты будешь лучше себя чувствовать, - тихо сказал Юэн. - Я выпишу тебе направление на предродовое обследование у Маргарет... - _...никогда!_ Юэн вскочил с места. Сделав за спиной Камиллы знак медсестре, он крепко схватил девушку за локти так, что та не могла пошевелиться. В предплечье Камиллы вонзилась игла; девушка метнула на Юэна сердитый, подозрительный взгляд, но глаза ее уже начали затуманиваться. - Что... - Безвредное успокоительное. Запасы уже подходят к концу, но пока можно позволить себе такую роскошь, - спокойно пояснил Юэн. - Камилла, а кто отец? Мак-Аран? - Не твое дело! - огрызнулась она. - Согласен - но я же не любопытства ради; это нужно для генетического архива. Капитан Лейстер? - Мак-Аран, - сердито, но без прежнего пыла произнесла Камилла; и внезапно острой, грызущей болью резануло воспоминание: _как они были счастливы, пока дул Ветер..._ Юэн с глубоким сожалением посмотрел на забывшуюся тяжелым сном девушку. - Свяжитесь с Рафаэлем Мак-Араном, - распорядился он. - Пусть будет рядом, когда она придет в себя. Может, у него получится вправить ей мозги. - Как можно быть такой эгоисткой! - с ужасом в голосе произнесла медсестра. - Она воспитывалась на орбитальной станции, - объяснил Юэн, - и в колонии Альфы. В пятнадцать она поступила на службу в Космофлот, и всю жизнь ей втолковывали, что деторождение - не для нее. Ничего, научится. Это только вопрос времени. Боюсь, подумал он, большинство женщин из экипажа думают точно также; а стерильность может быть вызвана факторами далеко не только физиологическими, но и психологическими. И сколько может понадобиться времени, чтобы преодолеть давно и прочно вбитые страх и отвращение... Да и возможно ли это - поднять численность колонии выше порога выживания на столь суровой и негостеприимной планете? 12 Сидя подле спящей Камиллы, Мак-Аран прокручивал в памяти недавний разговор с Юэном Россом. Объяснив все насчет Камиллы, врач задал один-единственный вопрос. - Не помнишь, Рэйф, занимался ты еще с кем-нибудь сексом во время Ветра? Поверь, это не просто досужее любопытство. Некоторые вообще не могут вспомнить или называют добрых полдюжины имен. Собрав до кучи кто что точно помнит, можно будет начать действовать методом исключения; я имею в виду составление генетического архива. Например, если какая-нибудь женщина говорит, что отец ее будущего ребенка - кто-то из трех данных мужчин, достаточно взять у всех троих кровь на анализ, чтобы хоть примерно установить, кто на самом деле отец. - Только с Камиллой, - чуть помедлив, отозвался Мак-Аран. - Удивительное постоянство, - улыбнулся Юэн. - Надеюсь, ты сумеешь хоть немного вправить ей мозги. - Честно говоря, с трудом представляю себе Камиллу в роли матери, - медленно проговорил Мак-Аран, чувствуя себя предателем. - Какая разница? - пожал плечами Юэн. - У нас будет предостаточно женщин, желающих, но не способных иметь детей: кто не доносит до срока, у кого родятся мертвые. Если ей так уж неохота возиться с воспитанием, в чем, в чем, а в приемных матерях у нас недостатка не будет! И вот Мак-Аран не сводил взгляда со спящей на кушетке Камиллы, а в душе у него закипало негодование. Любовь между ними, даже в лучшие моменты, возникала из антипатии, колебалась между враждебностью и безудержной страстью; и вот сейчас гнева было не сдержать. "Испорченная девчонка, - проносилось в голове у Мак-Арана, - всю жизнь все ей потакали - и вот стоило появиться хоть малейшему намеку на то, что нужно поступиться собственным удобством ради каких-то других соображений, она тут же поднимает шум! Черт бы ее побрал!" Можно было подумать, ожесточенность его мыслей передалась Камилле, беспокойно дремлющей в ослабевающих тенетах навеянного уколом сна: голубые глаза ее, окаймленные длинными черными ресницами, широко раскрылись, и непонимающий взор, пройдясь по полупрозрачному пластику стен госпитального тента, остановился на Мак-Аране. - Рэйф? На мгновение по лицу ее скользнула тень боли. "По крайней мере, - подумал Рафаэль, - она больше не зовет меня Мак-Араном". - Мне очень жаль, что ты не слишком хорошо себя чувствуешь, любовь моя, - как можно мягче произнес он. - Меня попросили немного посидеть с тобой. Нахлынули воспоминания, и лицо Камиллы заледенело; Мак-Арану показалось, что боль ее передалась ему со всей остротой и пронзительностью, и былое негодование как рукой сняло. - Камилла, честное слово, мне очень жаль. Я понимаю, ты этого не хотела. Если уж тебе надо кого-нибудь ненавидеть, ненавидь лучше меня. Это моя вина; понимаю, я действовал совершенно безответственно... Его нежность, его готовность принять на себя всю вину обезоружили ее. - Нет, Рэйф, - с болью в голосе проговорила она, - так нечестно. Когда все случилось, мне хотелось этого ничуть не меньше, чем тебе, поэтому не надо терзаться. Беда в том, что все мы давно разучились ассоциировать секс и беременность, мы для этого теперь слишком цивилизованны. К тому же никто из нас не мог знать, что стандартные контрацептивы не работают. Мак-Аран нагнулся к кушетке и взял Камиллу за руку. - Ладно, значит, мы виноваты оба. Но неужели ты не можешь попробовать вспомнить то время? Как нам было хорошо? - Тогда я была не в себе. И ты тоже. В голосе ее было столько горечи, что Мак-Аран дернулся, как от боли. Камилла попыталась высвободить руку, но он удержал в ладони ее тонкие пальцы. - Камилла, сейчас я вполне в здравом уме - по крайней мере, так мне кажется - и я по-прежнему тебя люблю. Мне не хватает слов, чтобы выразить, как сильно. - А мне казалось, ты должен меня ненавидеть. - Ну как я могу тебя ненавидеть? Конечно, меня беспокоит, что ты не хочешь этого ребенка, - добавил он, - и будь мы на Земле, может, я и согласился бы, что у тебя есть право выбора... сохранять ребенка или нет. Конечно, это меня тоже беспокоило бы... и я, разумеется, не собираюсь сокрушаться насчет того, что нашему ребенку предоставляется шанс выжить. - Значит, - вскинулась Камилла, - ты рад, что меня хотят заставить рожать? - Ну как могу я быть рад чему бы то ни было, что делает тебя такой несчастной! - в отчаянии воздел руки Мак-Аран. - Ты думаешь, мне приятно видеть тебя в таком состоянии? Это меня просто убивает! Но ты беременна, и тебе плохо, и если тебе делается хоть немного лучше, когда ты даешь волю языку... Камилла, я люблю тебя, и что мне остается, кроме как все выслушивать и пытаться изредка вставить что-нибудь обнадеживающее? Если бы только ты не была так несчастна - а я так беспомощен! Его беспокойство и смятение передались Камилле в полную мощь - и она, привыкшая ассоциировать этот эффект исключительно со временем Ветра, была поражена настолько, что былое негодование и жалость к себе как рукой сняло. Она медленно приподнялась на кушетке и взяла Рафаэля за руку. - Рэйф, ты ни в чем не виноват, - тихо произнесла она, - и если мое поведение так тебя беспокоит, я... попробую исправиться. Не в моих силах притворяться, будто я хочу ребенка... но если иначе никак - а иначе, похоже, никак - я рада, что он твой, а не чей-то другой... Полагаю, - добавила она, слабо улыбнувшись, - при том, как все было, это мог быть кто угодно... но я рада, что это был ты. Рэйф Мак-Аран обнаружил, что потерял дар речи - а потом понял, что тот ему, в общем-то, и не нужен. Он нагнулся и поцеловал Камилле руку. - Я сделаю все, что смогу, лишь бы тебе было полегче, - пообещал он. - Боюсь только, в моих силах очень немногое. Последними на профессиональное освидетельствование к Представителю Колонии явились главный инженер Лоуренс Патрик и капитан Лейстер. - Знаете, Морэй, - сказал Патрик, - до того, как заняться фотонным приводом, я работал в фирме, проектирующей, малые вездеходы. Железа, уже снятого с корабля, хватит на несколько таких машин - и на каждую можно поставить маленький реактор-конвертер. Наверняка это очень помогло бы при поиске полезных ископаемых, и я готов организовать сборку. Когда можно будет приступить? - Простите, Патрик, - произнес Морэй, - но в лучшем случае через несколько поколений. - Не понимаю. Разве это не помогло бы при поиске и добыче полезных ископаемых? Или вы задались целью создать уклад настолько дикарский и варварский, насколько возможно? - сердито выпалил инженер. - Не хватало еще, чтобы в Экспедиционном Корпусе оказалось сплошное засилье антитехнократов и неоруралистов! - Никакого засилья, - невозмутимо покачал головой Морэй. - К вашему сведению, свою первую колонию я организовывал с широким использованием электричества и вообще по последнему слову техники, и до сих пор очень ею горжусь; честно говоря, я намереваюсь - точнее, ввиду нашей с вами общей беды, правильней было бы сказать намеревался - удалившись на покой, поселиться именно там. И мое назначение в колонию Короны как раз и означает, что я специализируюсь в основном на технических цивилизациях. Но так уж вышло... - Не все еще пропало, - произнес капитан Лейстер. - Морэй, мы в состоянии передать технологическое наследие земной цивилизации нашим детям и внукам, чтобы когда-нибудь - даже если мы застрянем тут до конца жизни - потомки смогли вернуться домой, Неужели вы не знакомы с историей, Морэй? От изобретения парохода до высадки человека на Луну прошло меньше двухсот лет. От начала космической эры до создания фотонного привода и высадки на Альфу Центавра - меньше ста. Может быть, нам суждено кончить дни свои на этом Богом забытом шарике; наверняка, так оно и есть. Но если мы сумеем сохранить в неприкосновенности технологию, чтобы хоть внуки наши вернулись в лоно земной цивилизации - можно считать, что мы умираем не зря. Морэй посмотрел на него с глубокой жалостью. - Неужели вы так до сих пор ничего и не поняли? Тогда, с вашего разрешения, капитан, - и с вашего, мистер Патрик, - я все разложу по полочкам. Этот мир не в состоянии поддерживать никакой сложной индустрии. В отличие от Земли, у этой планеты ядро не железо-никелевое, а из каких-то непроводящих веществ малой плотности. Горные породы - насколько можно судить без сложного оборудования, которого у нас нет и изготовить которое нам не под силу - богаты силикатами, но крайне бедны металлическими рудами. И вообще, с металлами здесь всегда будет напряженно - очень напряженно. На планете, которую я уже упоминал - той, где я организовывал колонию с широким использованием электричества - были богатейшие залежи угля и нефти плюс мощные горные реки, чтобы ставить на них ГЭС... Плюс очень устойчивая экологическая система. Этот же мир - по крайней мере, та часть его, куда нас занесло - относится к зоне рискованного земледелия. Только лесные насаждения спасают почву от полномасштабной эрозии, так что мы должны вести вырубки с величайшей осторожностью; вообще, здешние леса - главная наша защита от голодной смерти. Не говоря уже о том, что мы просто не можем позволить себе тратить столько трудовых ресурсов на сборку этих ваших вездеходов, их обслуживание и прокладывание просек. Если хотите, я могу привести точные факты и цифры, но в двух словах: если вы настаиваете на сохранении машинной технологии, тем самым вы подписываете смертный приговор - если и не всем нам, то, по крайней мере, нашим внукам. Поколения три мы как-нибудь протянем - пока нас мало, мы можем просто переселяться на другое место по мере истощения почвы. Но не дольше. - Если нашим внукам суждена такая жизнь, - с горечью произнес Патрик, - стоит ли тогда бороться за выживание? Да и заводить внуков... - Не в моих силах заставить вас заводить внуков, - пожал плечами Морэй. - Но я отвечаю за детей, которые уже на подходе... Между прочим, очередь в колонии неоруралистского толка ничуть не меньше, чем в те, где широко, используется электричество. Выживем мы или нет, будет зависеть, в основном, не от людей вашего типа; вы - прошу прощения за выражение - только балласт. Для этой планеты лучше всего подходят люди типа новогебридцев; и, подозреваю, если нам вообще удастся выжить, это будет, в основном, их заслуга. - Что ж, - сказал капитан Лейстер, - по крайней мере, недоговоренностей не осталось. - Какое-то время он обдумывал услышанное. - И что теперь нам светит, Морэй? Морэй бросил взгляд на лежащий перед ним лист бумаги. - В вашем личном деле значится, - проговорил он, - что во время учебы в академии у вас было хобби - делать музыкальные инструменты. Не могу сказать, чтобы это относилось к главным нашим приоритетам - но зимой очень даже пригодится. А пока... никто из вас, случайно, не был когда-нибудь стеклодувом, медбратом, диетологом или учителем младших классов? - Вообще-то, - неожиданно заявил Патрик, - в Космофлот меня приняли рядовым санитаром медслужбы; только потом я подал заявление на офицерские курсы. - Тогда зайдите в госпиталь, поговорите с Ди Астуриеном. На первое время я запишу вас санитаром, с привлечением по мере надобности к строительным работам. Вы инженер, а это не так далеко от архитектора или прораба. Что до вас, капитан... - Что за глупость, какой я теперь капитан, - раздраженно вырвалось у Лейстера. - Ради Бога, капитан чего? - Хорошо, тогда Гарри, - Морэй кривовато усмехнулся. - Полагаю, звания и прочее в том же роде тихо-мирно отомрут года за три-четыре - но если кто-то предпочитает именоваться полным титулом, я не стану возражать. - Ну, тогда считайте, что я сложил все свои полномочия поэтапно, - заявил Лейстер. - Что мне теперь предстоит - пропалывать огород? Ни на что иное бывший капитан не годится. - Нет, - твердо произнес Морэй. - В первую очередь, мне от вас нужно то, что и сделало вас капитаном... может быть, дух лидерства. - Вы еще не издали закона, запрещающего сохранение тех технологических знаний, что у нас остались? Может, стоит занести их в компьютер - для наших гипотетических внуков? - В вашем случае - не таких уж и гипотетических, - улыбнулся Морэй. - Фиона Мак-Мореэ - сейчас она в госпитале, проходит обследование у сестры Раймонди - назвала вас как возможного отца. - Это кто еще такая, черт побери... прошу прощения за выражение... Фиона Мак... как ее там? - оскалился Лейстер. - Никогда о такой не слышал. - Так ли это важно? Что до меня, скажем, то почти все время Ветра я занимался любовью с капустной рассадой или бобовыми ростками... по крайней мере, выслушивал их жалобы на жизнь... Но большинство из нас провели это время... скажем так, не столь серьезно. Доктор Ди Астуриен, кстати, просил передать, чтобы вы зашли к нему и указали всех, с кем могли иметь связь. - Максимум, что я помню, - отозвался Лейстер, - это как я дрался... из-за одной девушки - но схватку проиграл. - Он потер подбородок с успевшим изрядно побледнеть синяком. - Э-э... подождите... это не такая рыженькая, из коммуны? - В лицо я ее не помню. Вообще-то, новогебридцы почти все рыжие - это, в основном, шотландцы, плюс несколько ирландцев. Я бы сказал, у вас есть хорошие шансы, если у девушки не случится выкидыша, месяцев через девять-десять стать отцом рыжего мальчугана или девчушки. Так что, Лейстер, можете считать, вы уже застолбили себе на этой планете маленький участок. Капитан медленно залился румянцем. - Я не хотел бы, чтобы мои потомки жили в пещерах и только и знали, что ковырять землю ради хлеба насущного. Мне хотелось бы, чтоб они не забыли родного мира. Морэй помедлил с ответом. Наконец он проговорил: - Я спрашиваю совершенно серьезно - и можете не отвечать, я не собираюсь висеть у вас над душой, но, прошу, подумайте над этим - не лучше ли будет, если наши потомки сами разовьют технологию, соответствующую особенностям этого мира? Зачем искушать их знанием, которое может оказаться для этой планеты гибельным? - Я рассчитываю на здравомыслие наших потомков, - произнес Лейстер. - Тогда идите и заносите в компьютер все, что вам заблагорассудится, - еле заметно пожал плечами Морэй. - Может быть, потомки будут просто до ужаса здравомыслящие и к вашему компьютеру даже не притронутся. Лейстер развернулся уходить. - Да, кстати, - напоследок поинтересовался он, - мне вернут моего помощника, или как? Может, Камилле Дель-Рей уже поручили что-нибудь архиважное - помогать на кухне, или шить занавески для госпиталя? Морэй отрицательно мотнул головой. - Она вернется к вам, как только выпишется из госпиталя. По моим спискам она проходит как беременная, а, значит, ей можно поручать только самую легкую работу; вообще-то, мы собирались засадить ее составлять задачник по математике для начальной школы. Но работа на компьютере не слишком утомительна; если ей так хочется, я не возражаю. Он сосредоточенно вперил взгляд куда-то в самую гущу загромоздивших стол бумаг; и Гарри Лейстер, бывший капитан межзвездного корабля, понял, что может быть свободен. 13 Юэн Росс в нерешительности замер над карточкой генетического архива и поднял взгляд на Джудит Ловат. - Честное слово, Джуди, - произнес он, - я вовсе не пытаюсь усложнить тебе жизнь, эта информация действительно важна для архива. Так кто был отец? - Я уже говорила, и ты мне не поверил, - бесстрастно отозвалась та, - а если знаешь лучше меня, пиши, что хочешь. - Не знаю прямо, что и сказать, - Юэн пребывал в растерянности. - Не помню, честно говоря, чтоб я был с тобой, но как скажешь... Она упрямо помотала головой, и врач издал тяжкий вздох. - Опять та же история насчет пришельца. Джуди, неужели ты не понимаешь, насколько фантастично это звучит? Насколько невероятно? Ты что, возьмешься утверждать, будто аборигены настолько похожи на нас, что способны скрещиваться с нашими женщинами? - Он замялся. - Джуди, а ты, часом, не шутишь? - Ничего я не утверждаю, Юэн. Я не генетик, я простой диетолог. И я рассказываю все, как было. - Да - но ты была тогда невменяема. Оба раза. Невесомым движением Хедер тронула его за локоть. - Джуди не врет, - сказала девушка. - Она говорит правду - или то, что считает правдой. Пожалуйста, спокойней, Юэн. - Но, черт возьми, что бы там она ни считала - это же не доказательство! - Со вздохом пожал плечами Росс. - Ладно, Джуди, как хочешь. Но это должен был быть Мак-Леод - или Забал. Или я. Что бы там тебе ни казалось, других вариантов нет. - Ну, если ты так говоришь, значит, конечно нет, - отозвалась Джуди, тихо поднялась и удалилась; и не заглядывая в карточку, она знала, что там написал Юэн: "Отец неизвестен; возможно - Мак-Леод, Льюис; Забал, Марко; Росс, Юэн". - Дорогой, - тихо сказала Хедер, когда за Джудит закрылась дверь, - уж больно ты с ней был суров. - Так уж получилось - мне почему-то кажется, что столь суровая планета не самое подходящее место для фантазий. Черт возьми, Хедер, меня ведь учили тому, что спасать жизнь следует любой ценой - любой ценой! А люди уже умирали у меня на руках... и я позволял им умереть... - Глаза молодого доктора диковато блеснули. - Нет, когда не дует Призрачный Ветер, мало быть просто в здравом уме, мы должны быть в суперздравом уме, чтобы хоть как-то компенсировать временное помешательство! Хедер добрую минуту раздумывала, прежде чем ответить. - Юэн, - наконец произнесла она, - а как отличить одно от другого? Может, то, что на Земле сочли бы здравомыслием, будет здесь отъявленной глупостью? Например... ты слышал же, что главврач обучает женщин дородовому уходу и как принимать роды - на случай, если (это я цитирую его слова) зимой будет столько потерь среди личного состава, что одна медслужба не справится. Еще он говорил, что сам не принимал родов с тех пор, как был интерном... действительно, в Космофлоте такое случается нечасто. Так вот, а начал он вот с чего: если женщине угрожает выкидыш, не следует принимать никаких экстренных мер для его предотвращения. Если постельного режима и теплого одеяла не достаточно, чтобы спасти ребенка, ничего больше делать не надо - ни гормоны колоть, ни пренатальные стимуляторы, вообще ничего. - Ушам своим не верю! - вырвалось у Юэна. - Это же преступление. - Точно так же говорил и доктор Ди Астуриен, - кивнула Хедер. - На Земле это было бы преступлением. Но здесь, по его словам, выкидыш - это единственный способ, каким природа может избавиться от зародыша, не способного привыкнуть к местным условиям - силе тяжести, там, и так далее. Лучше пускай пораньше произойдет выкидыш, и женщина начнет все заново - чем еще шесть месяцев донашивать ребенка, который все равно умрет или вырастет дефективным. На Земле мы могли позволить себе роскошь даже спасать дефективных детей - со смертельными наследственными заболеваниями, умственно отсталых, с родовыми травмами, нарушениями развития плода и прочим в том же роде. У нас была специальная аппаратура и целая инфраструктура для таких вещей, как переливание крови, трансплантация органов с гормонами роста, реабилитация и воспитание дефективных детей. Но здесь, если мы не хотим когда-нибудь оставлять дефективных детей на съедение диким зверям или... убивать самим - лучше заранее свести число их к абсолютному минимуму... Кстати, половина дефективных детей, рождающихся на Земле - не знаю, может, не половина, может, и девяносто процентов, на Земле ведь давным-давно укоренилось, что выкидыш следует предотвращать любой ценой - появляются на свет потому, что природе не дали осуществить естественный отбор, помешали умереть ребенку, который все равно ведь не жилец. А на такой планете, как эта, речь, между прочим, идет о жизни или смерти всей нашей популяции - мы просто не можем позволить наследственным заболеваниям и врожденным дефектам попасть в генофонд. Теперь понимаешь, что я имею в виду? То, что на Земле сочли бы безумием, здесь абсолютно необходимо для выживания. Естественный отбор должен идти своим чередом - а значит, ни в коем случае нельзя героически предотвращать выкидыш или спасать ребенка со смертельным наследственным заболеванием или родовой травмой. - А при чем тут сумасшедшие россказни Джуди, будто отец ребенка - инопланетянин? - требовательно поинтересовался Юэн. - А вот при чем. Мы должны научиться мыслить по-новому - а не отвергать что-то с порога только потому, что это фантастично звучит. - Ты что, веришь, будто какой-то там неведомый абориген... ну хватит, Хедер, ради Бога! - Какого именно бога? - полюбопытствовала Хедер. - Все боги, о каких мне доводилось слышать - земные. Я понятия не имею, кто зачал ребенка Джуди. Меня там не было. Но она-то была - и в отсутствие доказательств я предпочитаю поверить ей на слово. Склонности к фантазированию за ней не замечалось, и если она заявляет, что с ней занимался любовью какой-то инопланетянин, и она забеременела - черт побери, я буду этому верить, пока не докажут обратного. Или, по крайней мере, пока я не увижу ребенка. Если он будет как две капли воды похож на тебя или на Забала, или на Мак-Леода - тогда, может быть, я поверю, что Джуди спятила. Но во время второго Ветра ты мог в определенной мере себя контролировать. Мак-Аран мог до определенной степени себя контролировать. Очевидно, после первого раза вырабатывается некоторый иммунитет к действию этой галлюциногенной пыльцы. Джуди дала вполне рациональное объяснение тому, что она делала во время второго массового улета - и это логически стыкуется с тем, что, по ее словам, было с ней в первый раз. Так почему бы не истолковать сомнение в ее пользу? Медленно двигая карандашом, Юэн вычеркнул из карточки все имена, оставив только: "Отец: неизвестен". - Это единственное, что мы можем сказать с уверенностью, - наконец произнес он. - Ладно, потом разберемся. В большом здании, где размещались столовая, кухня и актовый зал - хотя уже строилась отдельная кухня, из тяжелого бледного полупрозрачного местного камня - несколько женщин из коммуны Новые Гебриды, в клановых юбках и теплых форменных куртках, готовили обед. Одна из них, девушка с длинными рыжими волосами, напевала негромким сопрано: Грустно вдоль воды брожу, день же клонится к закату. Где сын солнца дочь лесов привораживал когда-то, почему сидеть, вздыхать я должна одна, устало дергая, дергая, дергая орляк?.. На кухню зашла Джуди, и девушка умолкла. - Доктор Ловат, все готово. Я сказала им, что вы в госпитале, так что мы начали без вас. - Спасибо, Фиона. Скажите, пожалуйста, а что это такое вы пели? - А, это из наших старых островных песен, - ответила та. Вы не знаете гаэльского? Так я и думала... Это "Любовная песнь феи" - про фею, которая полюбила смертного и осталась вечно бродить среди Скайских холмов, разыскивая его, недоумевая, почему он к ней не возвращается. По-гаэльски это звучит гораздо лучше. - Тогда уж пойте ее по-гаэльски, - предложила Джуди. - Скука смертная будет, если на этой планете сохранится только один язык. Скажи, пожалуйста, Фиона, святой отец не заходит в общую столовую, так? - Нет, обычно ему выносит еду кто-нибудь из дежурных. - Можно, я сегодня отнесу ему обед? Мне хотелось бы поговорить с ним, - произнесла Джуди. Фиона сверилась с приколотым к стене листком, где был криво расчерчен график дежурств по кухне. - Скорей бы уж, - пробормотала девушка, - точно выяснилось, кто беременны, а кто нет; хоть можно было бы составить нормальный график дежурств, Хорошо, - повернулась она к Джуди, - я скажу Элси, что вы ее опередили. Вон тот пакет. Отец Валентин в одиночку ворочал массивные камни, выкладывая основание памятника погибшим. Джуди вручила ему пакет; развернув, он расставил миски на большом плоском камне. - Святой отец, - негромко произнесла Джуди, усаживаясь рядом с ним, - мне нужна ваша помощь. Полагаю, вы не станете меня исповедовать... Отец Валентин медленно помотал головой. - Доктор Ловат, я больше не священник. Откуда, во имя всего святого, мне взять столько дерзости, чтоб именем Господа осуждать чужие грехи? - По лицу его скользнула еле заметная улыбка. Он был невысок и худощав, не старше тридцати, но выглядел совершеннейшим стариком. - В любом случае, я много всякого успел передумать, ворочая эти камни. Как могу я, не лицемеря, проповедовать Слово Христово на планете, куда не ступала Его нога? Если Бог захочет спасти этот мир, придется ему послать сюда нового Спасителя... если здесь это имеет какой-то смысл. - Он запустил ложку в миску каши с тушенкой. - Вы захватили свой обед? Хорошо... Теоретически я приемлю изоляцию. На практике же оказалось, что мне как никогда не хватает общества ближних своих. Казалось, тема теологического диспута исчерпана; но Джуди, задавшаяся целью хоть как-то упорядочить хаотические метания души, не отступала. - Значит, святой отец, вы просто оставляете нас безо всякой пастырской опеки? - Ну что касается пастырской опеки, то с этим у меня всегда было напряженно, - отозвался отец Валентин. - Да, наверно, и у любого священнослужителя, если подумать. Безусловно, я сделаю все, что в моих силах, в порядке дружеской помощи - для вас или для кого бы то ни было; все, что в моих скромных силах. Целая жизнь, отданная добрым делам, не перевесила бы и малой доли того ужаса, что я совершил - но это всяко лучше, чем сидеть, облачившись в дерюгу, посыпать голову пеплом и возносить покаянные молитвы. - Кажется, понимаю... - медленно произнесла Джуди. - Но, отец Валентин... вы серьезно думаете, что здесь нет места вере или религии? Тот недовольно махнул рукой. - Пожалуйста, не называйте меня "отцом". Если так уж хочется - лучше "братом". Все мы должны быть братьями и сестрами, в нашей общей беде. Нет, доктор Ловат, ничего подобного я не говорил... кстати, как вас зовут? Джудит... Так вот, Джудит, ничего подобного я не говорил. Любому человеческому существу необходимы вера в благую силу, его сотворившую - каким бы именем Творца ни называть - и некое религиозное или этическое мировоззрение. Но я не думаю, что следует воспроизводить один к одному доктрины и организационные структуры того мира, от которого уже сейчас осталось лишь смутное воспоминание - а для наших детей и внуков это будет вообще пустой звук. Этика - да. Искусство - да. Музыка, ремесла, знания, человечность - да. Но ни в коем случае не ритуалы, которые очень быстро вырождаются в суеверия. И ни в коем случае не жесткие нормы поведения или набор взятых с потолка бихевиористских штампов, не имеющих ничего общего с нашим теперешним сообществом. - И как с такими взглядами вы собирались вписаться в стандартную церковную иерархию в системе Короны? - Как-то собирался... Честно говоря, об этом я просто не думал. Я принадлежу к ордену Святого Кристофера Центаврийского, организованного с целью нести слово реформированной католической церкви к звездам - и цель эту я считал в высшей степени достойной. Вопросы доктрины никогда меня особенно не занимали; так, чтобы серьезно, основательно о них задуматься - это мне в голову никогда не приходило. Но здесь, среди этой кучи камней, у меня было предостаточно времени для размышлений. - Он слабо улыбнулся. - Не удивительно, что когда-то на Земле каторжников отправляли в каменоломни: руки заняты, размышляй - не хочу. - Значит, - медленно проговорила Джуди, - вы не считаете, что нормы этики и поведения абсолютны? По-вашему, тут нет ничего божественно предписанного, раз и навсегда данного? - Да как что-то может быть дано раз и навсегда? Джудит, вы же прекрасно знаете, что я совершил. Если б я не позволил вбить себе в голову, что некоторых поступков, по самой их природе, достаточно, чтоб угодить прямиком в ад - тогда, придя в себя после Ветра, я мог бы спокойно жить дальше. Мне было бы стыдно, тревожно или тошно - но у меня не было бы абсолютной убежденности в том, что после случившегося никто из нас не достоин жить на белом свете. В семинарии нас учили, что никаких полутонов не существует: есть только добро и зло, добродетель и грех - и ничего между ними. Да, я был не в себе - но рука моя не дрогнула перед убийством; в семинарии нас учили, что похоть - смертный грех, за который можно отправиться в ад, так что убийство ничего не должно было уже изменить. В ад можно попасть лишь единожды - а я и так уже был обречен на вечное проклятие. Этика, имеющая под собой рациональную основу, подсказала бы мне: что бы там ни совершили мы в ночь всеобщего безумия - эти несчастные из экипажа, упокой Господи их души, и я - это повредило лишь нашему чувству собственного достоинства и нарушило нормы общественного приличия (что вообще вряд ли существенно). Убийством тут и не пахло бы. - Я не разбираюсь в теологии, от... брат Валентин, - произнесла Джуди, - но как может считаться смертным грехом то, что совершено в невменяемом состоянии? - Поверьте мне, я обдумывал этот вопрос со всех мыслимых сторон. Да, конечно, я понимаю: будь у меня возможность сбегать к своему духовнику, покаяться во всем, что совершил в припадке безумия (отвратительные, по некоторым меркам, вещи, но по сути безобидные) и получить отпущение грехов - может, тогда никаких убийств и не было бы; но от этого понимания ничуть не легче. Что-то изначально дефектное должно быть в системе, позволяющей избавиться от вины не хлопотней, чем снять пальто. Что касается невменяемого состояния... безумные поступки не возникают на пустом месте, в нервную систему все уже должно быть заложено. Только сейчас я начинаю понимать: чего я действительно не смог вынести - это вовсе не знания о том, что в припадке безумия я совершил нечто запретное; нет - знания о том, что я совершил это с радостью и по собственной воле, о том, что я больше не верил в то, что это очень плохо, о том, что я никогда не смогу забыть времени, когда наши сознания были открыты друг другу, когда всем сердцем и телом мы познали самую чистую и абсолютную любовь, на какую способно человеческое существо, Я знал, что не в моих силах будет скрыть это знание - поэтому вытащил свой перочинный ножичек и попытался укрыться от самого себя. - Он криво усмехнулся; так мог бы оскалиться череп. - Джудит, пожалуйста, простите меня; вы пришли ко мне за помощью, вы хотели исповедаться - а вместо этого вам пришлось выслушать мою исповедь. - Если вы правы, - очень мягко сказала она, - всем нам придется быть друг другу священнослужителями... по крайней мере, исповедниками. - Одна сказанная отцом Валентином фраза особенно запала Джудит в память, и она повторила вслух: - "Наши сознания были открыты друг другу... мы познали самую чистую и абсолютную любовь, на какую способно человеческое существо". Вот что сделал с нами этот мир - в большей или в меньшей степени - но абсолютно со всеми. То же самое и он мне говорил... - медленно, с трудом подыскивая слова, она рассказала отцу Валентину об инопланетянине, об их первой встречи в лесу, о том, как тот послал за ней во время Ветра, и о странных вещах, что были поведаны ей без помощи речи. - Он сказал мне... что наше сознание для них как неплотно прикрытая дверь, - говорила Джуди. - Но мы все равно понимали друг друга, превосходно понимали... потому что из-за Ветра наши сознания были, как вы говорите, открыты друг другу. Но никто мне не верит! - закончила она горестным возгласом. - Они думают, я спятила или вру! - Какая разница, что там они думают, - медленно произнес священник. - Может быть, их неверием вы даже защищаете этого вашего пришельца. Вы же сами говорили, что, по его словам, они нас боятся - а если они тихий мирный народ, это не удивительно. Стоит расе прирожденных телепатов уловить то, что мы передаем в "эфир" во время Призрачного Ветра, и наверняка они решат, что мы жуткий и опасный люд; в чем-то они даже будут правы - хотя и не все так просто. Но если наши поверят в... как там пела Фиона?.. "лесного возлюбленного", они наверняка примутся за поиски лесного народа, и кончиться это может печально. - Он слабо улыбнулся. - У нашей расы уже успела сложиться дурная репутация в том, что касается контакта с культурами, которые мы считаем низшими. Джуди, если вам небезразличен отец вашего ребенка - пусть лучше вам здесь продолжают не верит