ь... - И так... навсегда? - На столько, на сколько нужно. Эта планета уже изменяет нас, - сказал Валентин. - Может быть, когда-нибудь наши дети и лесной народ сумеют найти общий язык; поживем - увидим. Джуди принялась задумчиво крутить висящую вокруг шеи цепочку. - Это был крест? - Да, но я сняла его; простите, пожалуйста, наверно, этого было нельзя... - Почему? Все равно здесь крест ничего уже не значит. А что это у вас там такое? С цепочки свисал ярко-голубой камешек; казалось, внутри него то и дело вспыхивают серебристые узоры. - Он говорил... они с помощью таких камешков учат детей; и если я научусь им пользоваться, то смогу держать связь... сообщить, что со мной и ребенком все в порядке. - Дайте посмотреть, - протянул руку Валентин, но Джуди болезненно поморщилась и отстранилась. - Что такое?.. - Не могу этого объяснить. Я и сама не понимаю. Но если кто-то другой трогает камешек, мне... больно, как будто это... часть меня самой, - скороговоркой закончила она. - Как по-вашему, я спятила? - Что такое безумие? - покачал головой священник. - Кристалл, усиливающий телепатические способности... может, он как-то резонирует с электрическими сигналами мозга... Должно же в основе телепатии лежать какое-то природное явление, не могут все многочисленные свидетельства основываться на пустом месте. Может быть, кристалл подстроился под некую специфическую функцию сигналов мозга, отвечающую вашей личности. В любом случае, кристалл существует, и... кстати, вы пытались связаться с этим вашим пришельцем? - Пыталась. Это похоже... - она замялась, подыскивая слова, - как если бы я слышала чей-то голос и узнавала, чей... нет, не так... но, в общем, это случалось. Мне казалось - на какое-то мгновение, но совершенно явственно - будто он стоит рядом, прикасается ко мне... а потом опять все пропадало. Словно он напоминает о том, что любит меня, хочет приободрить... но все на какое-то мгновение. Однако у меня временами возникает странное ощущение, будто это только начало, что когда-нибудь я узнаю гораздо больше... Она спрятала камешек за ворот рубашки и застегнула верхнюю пуговицу. - На вашем месте, - наконец произнес священник, - я пока держал бы это в тайне. Я говорил, что мы уже начали меняться на этой планете - боюсь только, недостаточно быстро. Наверняка ведь найдутся ученые, которым захочется поэкспериментировать с этим камешком, разобраться, как он устроен... может быть, даже его отберут, а вас опять заставят отвечать на бесчисленные вопросы и сдавать анализы, вас будут снова и снова проверять, не врете ли вы и не сошли ли с ума. Никому не говорите об этом камне, Джудит. Пользуйтесь им, как объяснял вам ваш пришелец. Может быть, когда-нибудь нам действительно важно будет знать, как работает этот кристалл - как он на самом деле работает у лесного народа, а не как хотелось бы заставить его работать нашим ученым. Он поднялся, отряхивая с колен крошки. - Ладно, пора вернуться к моим валунам. Джуди приподнялась на цыпочках и легонько поцеловала его в щеку. - Спасибо, - тихо сказала она. - Вы очень мне помогли. Отец Валентин протянул руку и невесомо погладил ее по щеке. - Я рад, - произнес он. - Это... только начало. Дорога назад будет очень долгой - но начало уже положено. Ступайте с Богом. Джудит направилась к столовой; священник проводил ее долгим взглядом, и в голову ему пришла странная, чуть ли не еретическая мысль: "Откуда мне знать, может быть, ребенка ей посылает Господь... только наполовину человека... но здесь, на дикой планете? - Он попытался прогнать эту мысль. - Наверно, я сошел с ума, - промелькнуло у него в голове; но тут же нахлынула другая мысль, еще более мучительная: - Откуда мы знаем, может, Сын Человеческий, которому я поклонялся все эти годы - плод такого же странного союза?" - Какая нелепость! - вслух произнес он и опять принялся ворочать валуны. 14 - Никогда бы не подумала, что стану молиться о плохой погоде, - произнесла Камилла. Она затворила дверь небольшого, с усиленным деревянным каркасом купола, в котором размещался компьютерный терминал, и прошла к консоли, где уже сидел Гарри Лейстер. - Вот о чем я думала. Если нам известны продолжительность здешнего дня, солнечное склонение и так далее - можем мы точно подсчитать продолжительность здешнего года? - Ну, это довольно элементарно, - отозвался Лейстер. - Напиши простенькую программку, и компьютер все тебе скажет; может быть, даже сколько тут длится лето, и сколько зима. Камилла сделала шаг к консоли; беременность уже начинала становиться заметной, хотя походка по-прежнему оставалась легкой и грациозной. - Я уже занес в банки данных почти полную информацию о фотонном приводе, - сказал Лейстер. - Когда-нибудь - помнится, Морэй как-то говорил, что от изобретения парового двигателя до первых полетов к звездам прошло меньше трехсот лет... Камилла, когда-нибудь наши потомки сумеют вернуться на Землю. - Если захотят, - заметила Камилла, усаживаясь за клавиатуру. - А ты в этом сомневаешься? - недоуменно воззрился на нее Лейстер. - Ни в чем я не сомневаюсь. Просто я не беру на себя смелости предполагать, чем захотят заниматься мои пра-пра-пра-пра... а черт! В общем, мои внуки в девятом колене. В конце концов, земляне преспокойно жили многие поколения подряд и даже не думали создавать вещи, изобрести которые, в общем-то, было раз плюнуть, после того как научились плавить железо. Вы что, серьезно думаете, человек стремился бы к звездам, если бы не демографический взрыв и не загрязнение окружающей среды? Не говоря уж о множестве социальных факторов... - Морэю дай волю - и все наши потомки будут варварами, - сказал Лейстер, - но до тех пор, пока с нами остается компьютер, знания будут сохранены. - Если компьютер переживет следующий Ветер... - пожала плечами Камилла. - Честно говоря, у меня такое ощущение, будто все, что мы притащили с собой, не протянет дольше одного поколения. С большим трудом Лейстер удержался от резкости. "Она же беременна, - напомнил он себе, - не зря ведь долгие годы считалось, что женщина не может быть ученым - когда она ждет ребенка, ее... посещают странные мысли". Пальцы Камиллы замелькали над клавиатурой. - А зачем тебе продолжительность здешнего года? - поинтересовался Лейстер. "Что за глупый вопрос!" - подумала девушка, но вовремя вспомнила, что Лейстер вырос на космической станции, и погода для него ничего не значит. "Вряд ли, - подумалось ей, - ему даже придет в голову выстроить простейшую триаду: климат - урожай - выживание". - Во-первых, - принялась разъяснять она, - нам надо прикинуть, сколько тут длится севооборот, чтобы знать, когда можно рассчитывать на урожай. Это проще, чем методом проб и ошибок - будь мы в нормальной колонии, исследовательские отряды Экспедиционного Корпуса понаблюдали бы за планетой, по меньшей мере, несколько годовых циклов. Во-вторых, Фионе, Джуди... да и всем нам, остальным, тоже хотелось бы знать, в какое время года родятся наши дети, и какой ждать тогда погоды. Я сама шитьем детской одежды не занимаюсь, но кто-то этим будет заниматься, и неплохо бы знать, на какую погоду рассчитывать! - Вы настолько далеко планируете? - удивленно спросил Лейстер. - Ведь вероятность не больше пятидесяти процентов, что ребенка удастся нормально доносить, и такая же, что он не погибнет при родах. - Не знаю... Почему-то я ни секунды не сомневалась, что мой ребенок будет среди тех, кому повезет. Может быть, предчувствие или экстрасенсорика. А насчет Рут Фонтаны... у меня было ощущение, что у нее случится выкидыш - так и произошло. - Не самый приятный дар, - поежился Лейстер. - Не самый, - спокойно согласилась Камилла, но я уже немного привыкла. Морэю и остальным в садоводстве это тоже очень кстати, не говоря уже о колодце, который Хедер показала, где копать. Очевидно, это просто активизация скрытых способностей, изначально заложенных природой, и ничего в этом нет такого уж страшного. Как бы то ни было, похоже, нам поневоле предстоит научиться использовать этот дар. - Когда я был еще студентом, - проговорил Лейстер, - кто-то ввел в компьютер все известные факты насчет экстрасенсорного восприятия, и ответ был, что с вероятностью тысяча против одного такого явления не существует в природе... а единичные случаи, где не удалось придумать однозначного научного опровержения - ошибки эксперимента. - Вот вам и доказательство, - широко улыбнулась Камилла, - что компьютер не Бог. - Она потянулась и откинулась на спинку перетащенного с мостика астрогаторского кресла. - До чего же дурацкая штука! Правда, никто и не думал пользоваться им при нормальной силе тяжести. Надеюсь, удобная мебель находится в списке приоритетов не на последнем месте, а то Младшему не нравятся жесткие сиденья... "Господи Боже, как я люблю эту девушку! Кто бы мог подумать, в моем-то возрасте..." - Камилла, - торопливо спросил Лейстер, дабы лишний раз ткнуть себя носом в непреложность фактов, - ты выходишь замуж за Мак-Арана? - Вряд ли, - ответила она с еле заметной улыбкой. - Об этом мы как-то и не задумывались. Я люблю его - нас сблизил еще первый Ветер, у нас столько всего общего, в каждом из нас навсегда осталась частица другого. Я живу с ним, когда он в лагере - что случается не слишком часто - если это то, что вам хотелось знать. В основном, потому что я так ему нужна, а когда вы были с кем-то настолько близки, когда вы... - Она замялась, подыскивая подходящее слово, - когда чувствуешь, как сильно ты ему нужна, ты просто не можешь не утолить этой жажды и оставить его несчастным. А насчет того, что будет дальше, захотим ли мы жить вместе до конца дней - честное слово, не знаю. Вообще-то... не думаю. Слишком мы разные. - Она улыбнулась, глядя прямо в глаза Лейстеру, и внутри у него все перевернулось. - Наверно, если говорить о долговременных отношениях, я была бы куда счастливее с вами. У нас гораздо больше общего. Рэйф такой нежный, такой хороший, но вы понимаете меня лучше. - Камилла, ты носишь его ребенка и можешь говорить такое? - Вас это шокирует? - с искренним участием поинтересовалась она. - Прошу прощения, честное слово, я не хотела. Да, это ребенок Рэйфа, и я, наверно, даже рада. Он так этого хочет - по крайней мере, один из родителей должен хотеть ребенка. Но для меня - ничего не могу с собой поделать, мне слишком долго промывали мозги - для меня это по-прежнему прискорбный биологический инцидент. Если бы, например, это был ваш ребенок - что вполне возможно, могло ведь произойти все, что угодно; Фиона, вот, носит вашего ребенка, а вы ее и в лицо-то едва знаете - если б это был ваш ребенок, роли бы поменялись: вы бы и думать об этом не могли, вы бы хотели, чтоб я боролась до конца. - Не уверен. Может быть, вовсе нет. По крайней мере, сейчас бы - точно нет, - глухо произнес Гарри Лейстер. - Но от таких разговоров мне до сих пор как-то не по себе. Что-то меня шокирует. Наверно, я просто слишком стар. - Нам придется научиться не стыдиться друг, друга, - мотнула головой она. - В обществе, в котором будут расти наши дети, зная, что все их чувства как на ладони - какой смысл прятаться друг от друга за масками? - Страшноватая перспектива. - Немного. Но для них, возможно, это будет чем-то совершенно естественным. Откинувшись в сторону, она оперлась спиной на грудь Лейстеру, нашарила его ладонь и крепко сжала. - Не пугайтесь, - медленно проговорила она. - Но... если доживу... если доживем... мне хотелось бы, чтобы следующий мой ребенок был от вас. Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Он был настолько тронут, что потерял дар речи. Камилла еще крепче сжала его пальцы, потом убрала руку. - Я уже говорила об этом с Мак-Араном, - совершенно спокойно произнесла она. - Из генетических соображений лучше, если у женщины будут дети от разных отцов. Но, как я уже сказала, дело далеко не только в этом. Глаза ее затуманились, - на мгновение Лейстеру показалось, будто она разглядывает что-то невидимое и через вуаль - и лицо ее перекосила гримаса боли. На его встревоженный вопрос, в чем дело, она выдавила улыбку. - Нет-нет, со мной все в порядке. Давайте лучше посмотрим, что можно выяснить насчет длительности года. Кто знает, вдруг сегодня наш первый Национальный праздник! Ветряные мельницы теперь были видны аж от базового лагеря - огромные сооружения с деревянными лопастями, приводящие в действие жернова (из лесных орехов получалась сладковатая мука тонкого помола, которой до первой жатвы вполне можно было обойтись взамен овса и ржи) и вырабатывающие чуть-чуть электричества. Но на этой планете с электричеством, судя по всему, всегда должно было быть напряженно, и энергия пускалась только на самые неотложные нужды поселения: на освещение в госпитале, на несколько станков в слесарной мастерской и на новую оранжерею. За лагерем, окруженный отдельным заградительным валом, был разбит так называемый Новый Лагерь, хотя переселившиеся туда новогебридцы предпочитали называть его Нью-Скаем. Там же разместилась экспериментальная животноводческая ферма, где Льюис Мак-Леод с группой помощников пытались одомашнивать некоторых местных животных. Рэйф Мак-Аран дал знак своей геологоразведочной бригаде остановиться и прежде чем углубляться в лес, обернулся бросить с гребня холма взгляд на долину. Сверху оба лагеря были видны как на ладони, и в обоих кипела бурная деятельность; но чем-то неуловимым вид этот отличался от любого знакомого Мак-Арану по Земле поселения, и секунду-другую он никак не мог сообразить, в чем дело. Наконец до него дошло: дело в тишине. Впрочем, в тишине ли? Звуков снизу доносилось предостаточно. Огромные лопасти мельниц со скрипом проворачивались под напором ветра. Со стройплощадки, где сооружались внушительные дома с расчетом на зиму, слышались бодрый перестук молотков и пение пил. Свои звуки доносились и с фермы - мычание крупных рогатых млекопитающих, всевозможные хрюканье, щебет и писк. В конце концов, Рэйф сообразил, в чем дело. Не было слышно звуков искусственного происхождения. Не шумел транспорт. Не надрывалась всяческая техника - если не считать негромкого свиста гончарных кругов и нестройного звяканья ручных инструментов. За каждым из этих звуков подразумевался определенный человеческий умысел. Практически не раздавалось безличных звуков. Казалось, каждый звук служит отражением некой конкретной цели, и почему-то Мак-Аран вдруг почувствовал себя странно и одиноко. Всю жизнь он прожил в огромных земных городах; и даже на диком высокогорье постоянно слышался далекий рев вездеходов, гудение высоковольтных ЛЭП, свист разрезающих воздух высоко над головой реактивных самолетов - знакомый успокаивающий фон. Здесь же было тихо, до жути тихо - потому что стоило какому-нибудь звуку разрушить безмолвие, за этим звуком тут же открывался какой-то конкретный смысл. И никуда от него было не деться. Если раздавался звук, к нему обязательно надо было прислушаться. Звуков, которые можно безболезненно проигнорировать, на этой планете попросту не существовало. Ведь когда на Земле слышишь далекий рев реактивных двигателей или видишь вспухающий над горизонтом дымный след взлетающей орбитальной ракеты, то прекрасно знаешь, что это не имеет к тебе ни малейшего отношения. На этой же планете любой шорох мог иметь к слушателю самое непосредственное отношение; и почти все время Рэйф напряженно слушал окружающее. Ладно-ладно. Наверно, и к этому можно привыкнуть. Он принялся инструктировать свою бригаду. - Сегодня будем работать вдоль нижних скальных гребней - и особенно по руслам ручьев. Нам нужны образцы любой земли необычного вида... какой, к черту, земли - почвы. Каждый раз, как только цвет глины или суглинка меняется, берите образец и отмечайте на карте, где именно взяли... Джанис, ты картограф? - спросил он у девушки. - Я работаю с миллиметровкой, - кивнула та, - наношу на карту мельчайшие изменения рельефа. Утренний полевой выход оказался не слишком богат событиями, если не считать одной находки возле самого русла ручья, о которой Рэйф упомянул, когда в полдень бригада собралась перекусить - испечь на костре лепешки из ореховой муки и запить "чаем", заваренным на местных листьях и сладковатым освежающим вкусом напоминающим настой американского лавра. Костер разожгли в аккуратно сложенном из камней очаге - самым строгим в колонии законом было ни в коем случае не разводить огня без противопожарных канав или заградительных каменных стенок - и стоило смолистым поленьям удивительно быстро прогореть до углей, как с вершины холма к бригаде Мак-Арана спустилась еще одна исследовательская группа: трое мужчин и две женщины. - Привет! Позвольте присоединиться к вам на обед? Не хотелось бы разводить еще один костер, - произнесла Джудит Ловат. - Конечно, присоединяйтесь, мы только будем рады, - кивнул Мак-Аран. - Но, Джуди, что ты делаешь в лесу? Я думал, тебя давно отстранили от любой физической работы. - Если уж на то пошло, - отозвалась та, - ко мне тут относятся как к багажному месту - и пальцем не позволяют шевельнуть, не говоря уж о том, чтобы подниматься в горку. Но если я проведу кое-какие анализы прямо в лесу, в лагерь надо будет тащить гораздо меньше образцов. Кстати, так мы и наткнулись на канатные лианы. Юэн говорит, прогулки на свежем воздухе - самая полезная вещь, если я, конечно, не переутомлюсь или не простужусь. - Она плеснула себе в кружку чаю и присела рядом с Мак-Араном. - Повезло сегодня? - Как раз только что, - кивнул Рэйф. - Вот уже три недели, день изо дня, не попадалось ничего, кроме бесчисленных кварцитов и кальцитов. Последнее, на что мы тогда наткнулись, - это графит. - Графит? А зачем он нужен? - Ну, среди всего прочего, из него делают карандашные грифели, - пояснил Мак-Аран, - а древесины для карандашей тут предостаточно; так что можно будет хорошо сэкономить на других писчих материалах. Еще из графита делают машинную смазку, а, значит, больше животных и растительных жиров можно будет пустить в пищу. - Удивительно, - произнесла Джуди, - сколько всяких вещей, о которых никогда не задумываешься. Буквально миллионы мелочей, которые мы привыкли принимать как должное. - Точно-точно, - подхватил кто-то из бригады Мак-Арана. - Я всю жизнь думал, что косметика - это роскошь... ну, в смысле, никак не предмет первой необходимости. А тут недавно Марсия Камерон сказала, что работает над одной из самых приоритетных в списке Морэя программ - гигиеническим кремом, а когда я спросил, зачем это нужно, она объяснила, что на планете, где столько снега и льда, жизненно необходимо, чтобы кожа оставалась мягкой и не трескалась, а то могут пойти инфекции. - Именно так! - рассмеялась Джуди. - А в данный момент все мы сходим с ума, пытаясь найти заменитель кукурузному крахмалу, из которого делается детская присыпка. Взрослые могут обойтись тальком, и его тут хватает, но если дети станут вдыхать тальк, у них начнут развиваться болезни легких. А все местные зерна или орехи не желают молоться достаточно мелко; мука - хороший адсорбент, но слишком груба для нежных младенческих попок. - И сколько на это; осталось времени? - спросил Мак-Аран. - На Земле, - пожала плечами Джуди, - мне оставалось бы месяца два с половиной. Камилла, я и Аланна, девушка Аластэра, идем вровень; следующая партия ожидается еще через месяц. Что будет со сроками здесь... ни малейшего представления. По расчетам Камиллы, - тише добавила она, - зима наступит раньше. Но ты хотел рассказать, что такое вы сегодня обнаружили. - Фуллерову землю, - объявил Мак-Аран, - или что-то настолько на нее похожее, что мне отличить слабо, - Джуди недоуменно вскинула брови, и Мак-Аран пояснил: - Она используется в легкой промышленности для обработки тканей. Берется чуть-чуть животного волокна, что-нибудь типа шерсти - например, от рогатых кроликов, которыми тут все кишит... да и, наверно, их можно разводить на ферме - но с фуллеровой землей все процессы обработки существенно упрощаются, и ткань легче усаживается. - Подумать только, - удивилась Джанис. - Оказывается, чтобы наладить выпуск текстиля, надо обращаться к геологу! - Если задуматься, - отозвалась Джуди, - все науки взаимосвязаны; это на Земле специализация стала настолько узкой, что перспектива потерялась. - Она допила остатки чая. - Рэйф, вы куда, в базовый лагерь? - Нет, - мотнул головой Мак-Аран, - мы назад, в лес; может быть, даже к тем самым предгорьям, куда мы ходили нашей первой экспедицией. Не исключено, что там можно отследить речки, текущие с высокогорья. Еще мы хотим поискать какие-нибудь следы маленького лесного народца; вот зачем с ними доктор Фрэйзер - поточнее оценить уровень развития их культуры. Пока единственное, что мы знаем точно - это что они перекидывают плетеные мостики между деревьями; залезть посмотреть мы даже и не пытались, эти существа явно гораздо легче нас - не говоря уже о том, что не хотелось бы отпугивать их или что-то испортить. - Жалко, у меня не получится к вам присоединиться, - не без зависти в голосе отозвалась Джуди. - Но Морэй запретил будущим матерям отлучаться от базового лагеря дальше, чем на несколько часов ходу, пока не разрешимся от бремени. В глазах ее мелькнула глубокая тревога, и Мак-Аран, в последнее время ставший особенно чувствительным к чужим эмоциям, успокаивающе погладил ее по плечу. - Не бойся, Джуди, мы будем вести себя очень осторожно - и с маленьким лесным народцем, и... с кем бы то ни было. Если бы кто-то здесь был враждебен нам, это выяснилось бы уже давно. У нас нет ни малейшего намерения их беспокоить. Одна из главных причин этой вылазки в предгорья - удостовериться, что мы тут не нарушаем ничьей экологической ниши. Когда мы поймем, где они живут, то будем знать, где нам селиться не следует. - Спасибо, Рэйф, - негромко сказала Джуди, улыбнувшись. - Приятно слышать. Если Морэй действительно собирается следовать такой политике - мне не о чем беспокоиться. Вскоре два отряда разделились; диетологи двинулись к базовому лагерю, а бригада Мак-Арана направилась в предгорья. За следующую десятидневку следы большеглазых пушистых аборигенов встретились им только дважды; высоко над горным ручьем обнаружился аккуратно перевязанный тростниковыми петлями плетеный мостик, к которому из древесных крон вели веревочные лестницы. Доктор Фрэйзер, стараясь ничего не трогать руками, внимательно обследовал лианы, из которых были сплетены лестницы; по его словам, вызывалось это отнюдь не одним досужим любопытством - уже в самое ближайшее время нужды колонии в шпагате, волокнах и бечеве должны были многократно перекрыть скромные возможности канатных лиан. А когда они удалились в предгорья еще миль на сто, им встретилось нечто странное - кольцо деревьев, высаженных почти идеально ровным кругом и буквально увешанных веревочными лестницами; но сооружение выглядело заброшенным, а соединявшая деревья плетеная платформа - опять же из чего-то наподобие ивняка - искрошилась в труху, и сквозь проеденные червем-древоточцем дыры виднелось небо. - Готов отдать пять лет жизни, лишь бы толком рассмотреть это сооружение, - заявил Фрэйзер; глаза его полыхнули алчущим блеском. - Пользуются ли они мебелью? Что это вообще такое - храм, жилье, еще что-то? Но на эти деревья мне не влезть, а веревочные лестницы не выдержат, пожалуй, даже веса Джанис - не говоря уже о моем; насколько я помню, эти существа не крупнее десятилетнего ребенка. - Времени у нас предостаточно, - сказал Мак-Аран. - Судя по всему, заброшена эта конструкция уже давно и никуда от нас не денется. Когда угодно можно будет вернуться сюда с нормальными лестницами и поисследовать ее до полного душевного удовлетворения. Вообще-то, мне кажется, что это ферма. - _Ферма?_ Мак-Аран ткнул пальцем в ближайшее дерево. На расставленных по кругу через равные промежутки стволах идеально прямыми и строго параллельными, словно прочерченными по линейке, линиями рос восхитительно вкусный серый древесный гриб, открытый Мак-Леодом во время первого Ветра. - Вряд ли такое могло произойти само по себе, - заметил Рафаэль. - Наверняка они высажены искусственно. Может быть, лесной народец появляется тут только раз в несколько месяцев - собрать урожай; а эта платформа наверху может быть чем угодно - домом отдыха, складом, полевым лагерем... Весьма вероятно, правда, что эту ферму забросили уже много лет назад. - Хорошая новость, что эти грибы можно культивировать, - произнес Фрэйзер и принялся аккуратно заносить в полевой дневник данные о породе дерева и расположении грибной плантации. - Только взгляните! Простейшая и абсолютно эффективная система ирригации - по специальным желобкам вода отводится от грибов и направляется к корням! Джанис тщательно нанесла на карту местоположение "фермы", и экспедиция двинулась дальше; Мак-Аран же размышлял о маленьких лесных созданиях. Конечно, это примитивный народ - но какая еще цивилизация возможна на такой планете? Судя по изощренности некоторых их сооружений, вряд ли они так уж глупее среднего землянина. "Капитан говорит о возврате к варварству. Подозреваю, это не получилось бы у нас при всем желании. Начать хотя бы с того, что мы - отнюдь не среднестатистическая выборка, мы группа избранных, практически все с высшим образованием, если, не с учеными степенями, прошедшие строжайший отбор Экспедиционного Корпуса. За нами знание, наработанное миллионами лет эволюции и несколькими сотнями лет вынужденного технического прогресса на перенаселенной, экологически небезопасной планете. Может быть, не получится перенести сюда всю нашу культуру один к одному, такого эта планета просто не выдержит - даже пытаться было бы равносильно самоубийству. Но капитан совершенно зря беспокоится, что мы можем скатиться к варварству. Какое бы общество ни построили мы на этой планете, подозреваю, оно будет по крайней мере не примитивнее земного - в смысле эффективности использования того, что в нашем распоряжении. Оно будет совершенно другим... допускаю, через несколько поколений и я с трудом смог бы поверить, что оно происходит от земной культуры. Но человек - это всегда человек; и разум по определению не способен работать вполсилы". Маленькие лесные создания эволюционировали в соответствии с требованиями этого мира; лесной народ с меховым покровом ("Полезная вещь", - думал Мак-Аран, дрожа от промозглого холода летней ночи), живущий в симбиозе со своим окружением и обладающий весьма гибким, судя по элегантности технических решений, сознанием. Как их называла Джуди? _Маленькие братья, не обладающие мудростью_. А эти... _Прекрасные?_ Очевидно, здесь независимо развились две разумные расы, способные, в определенных рамках, сосуществовать. Хороший знак - может; и нам повезет вписаться. Но Прекрасные... Если верить рассказу Джуди, они должны быть очень близки к человеку, раз возможно скрещивание; и мысль эта вызывала у Мак-Арана некое странное беспокойство. На четырнадцатый день экспедиция достигла нижних склонов гигантского ледника, который Камилла окрестила Стеной Вокруг Мира. Стена вздымалась в полнеба, и Рафаэль прекрасно понимал, что даже со здешним содержанием кислорода в атмосфере так высоко им не забраться. Чуть выше уже начинались голый камень и лед, и вечное неистовство ледяного ветра, так что идти дальше смысла не было. Мак-Аран дал команду к возвращению; но в тот самый момент, когда экспедиция повернулась спиной к гигантской горной цепи, Мак-Арана вдруг до глубины души возмутило это пораженческое "не забраться". Нет ничего невозможного, напомнил он себе; не сейчас, так в другой раз. Может, уже не на моем веку; и точно не раньше, чем лет через десять - двадцать. Не свойственно это человеческой натуре - мириться с поражением. Когда-нибудь эта горная цепь покорится мне. Или моим детям. Или их детям. - Ладно, в этом направлении мы, можно сказать, дошли до предела, - произнес доктор Фрэйзер. - Следующей экспедиции лучше отправиться в противоположную сторону. Здесь сплошные леса, леса и ничего, кроме лесов. - Леса - тоже вещь полезная, - изрек Мак-Аран. - А в противоположной стороне, может быть, пустыня. Или океан. Или - нам-то откуда знать - плодородные долины и города. Поживем - увидим. Он бросил удовлетворенный взгляд на изрядно пополнившуюся топографическими знаками карту - прекрасно понимая, правда, что исследовать все белые пятна целой жизни не хватит. Этой ночью они встали лагерем у самого подножия ледника; незадолго до рассвета Мак-Арана разбудило то, что привычный ночной снегопад прекратился раньше обычного, и умолкло шуршание по палаточному шелку тяжелых мягких хлопьев. Выбравшись наружу, он поднял голову к темному небу, на котором горели незнакомые звезды; три из четырех лун самоцветной гирляндой зависали над гребнями застилающей полнеба горной цепи. Потом он развернулся кругом и уставился на восток, где была их долина, где ждала его Камилла, и где за горизонтом уже начинало разгораться огненное зарево. И невероятное, невыразимое удовлетворение переполнило душу Мак-Арана. На Земле он никогда не был счастлив. В колонии, наверно, было бы лучше, но и там ему пришлось бы вписываться в мир, организованный другими людьми - и людьми далеко не его склада. Здесь же он мог строить с самого начала, с нуля - строить то, что нужно ему; что, как он считает, понадобится его детям и внукам. Трагедия и катастрофа открыли им дорогу в этот мир, безумие и смерть угрожают им на каждом шагу - но Мак-Аран понимал, что ему повезло. Этот мир ему по душе, и он обязательно найдет здесь свое место. Весь этот день и значительную часть следующего они повторяли в обратном порядке свой недавний маршрут; небо заволакивало, в воздухе висела холодная серая морось - а Мак-Аран, который приучился уже на этой планете не доверять хорошей погоде, ощущал, тем не менее, хорошо знакомое беспокойство. К вечеру второго дня начался снегопад, да такой, какого никому из них и видеть не приходилось. Даже в самых теплых пуховках холод пробирал до костей, а умение ориентироваться не помогало в мире, на глазах превратившемся в белое вихрящееся безумие, бесцветное и бесформенное. Остановиться они не осмеливались, но скоро стало очевидно, что ковылять, сцепившись друг с другом, через растущие с угрожающей быстротой сугробы мягкого сыпучего снега они больше не могут. Оставалось только двигаться вниз. Все прочие направления потеряли смысл. Под деревьями было чуть-чуть лучше; но в вышине завывал ветер, и оглушительно скрежетали, раскачиваясь, ветви, подобно скрипучему такелажу невероятно огромного парусника - и полумрак полнился бесчисленными жутковатыми отголосками. В какой-то момент они попытались расставить под деревом палатку - но дважды налетал страшный порыв ветра, и шелковое полотнище, пронзительно вибрируя, вырывалось из рук и уносилось во тьму, и они преследовали бьющийся в объятиях воздушных потоков лоскут по снежной целине, пока тот не запутывался в ветвях какого-нибудь дерева и в непотребно перекрученном виде не возвращался к законным владельцам. Мороз все крепчал; и хотя нейлоновые пуховки не пропускали влаги, от такого немыслимого холода они совершенно не спасали. - Если это называется лето, - стуча зубами, заявил Фрэйзер, когда они сгрудились в кучу под очередным гигантским деревом, - какие, черт побери, снегопады бывают здесь зимой? - Подозреваю, - угрюмо отозвался Мак-Аран, - зимой лучше и носу не высовывать из базового лагеря. Ему вспомнилось, как после первого Ветра опрыскал по лесу в поисках Камиллы, и в воздухе кружился легкий снежок. А им тогда казалось, что это настоящий буран. Как мало известно об этом мире! Он ощутил болезненный укол страха - и глубокое сожаление. _Камилла. Она в безопасности, в базовом лагере - но суждено ли туда вернуться?_ "Может быть, - подумал он, чувствуя, что ему жалко себя до слез, - я никогда не увижу своего ребенка..." И тут же, рассердившись, постарался об этом не думать. Пока еще рано задирать лапки кверху и ложиться умирать - наверняка поблизости должно быть какое-нибудь укрытие. Иначе они не доживут до утра. От палатки проку не больше, чем от листка бумаги - но что-то надо придумать. "Думай. Зря, что ли, бил себя давеча пяткой в грудь, какие мы тут собрались все из себя умницы и аристократы духа? Шевели мозгами, а то ведешь себя хуже австралийского аборигена. Кстати, о жителях буша. В чем, в чем, а в выживании они там у себя весьма преуспели. Тебя же всю жизнь холили и лелеяли. Ну же!" Одной рукой он притянул к себе Джанис, другой ухватил за плечо доктора Фрэйзера; привлек поближе Доменика, парня из коммуны, учившего, чтобы отправиться в колонии, геологию. И закричал, перекрывая вой снежной бури: - Кто-нибудь видит, где лес гуще всего? Пещер тут нет, от палатки проку никакого - надо забраться в самую чащу, спрятаться от ветра и снега! - Почти ничего не видно, - еле слышно отозвалась Джанис, - но вон там что-то вроде темнеет. Если не что-то сплошное - значит, деревья растут так густо, что сквозь них ничего не видно. Вы это имели в виду? У Мак-Арана сложилось такое же впечатление; получив подтверждение, Рэйф решил ему довериться. _В тот раз его вывели прямо к Камилле_. Опять предчувствие? Может, и так. Терять, в любом случае, нечего. - Всем взяться за руки, - скомандовал он - не столько голосом, сколько жестами. - Если разбредемся, то нипочем уже друг друга не найдем. Крепко сцепившись, они принялись прокладывать путь к темному пятну, еле-еле выделяющемуся на фоне сплошной стены деревьев. Доктор Фрэйзер до боли стиснул ладонь Мак-Арана. - Может быть, я схожу с ума, - прокричал он Рэйфу в самое ухо, - но я видел свет! Мак-Арану тоже казалось, будто перед его слезящимися от ветра глазами блуждает расплывчатый огонек; что еще невероятней, за огоньком ему на мгновение почудилась человеческая фигура - высокая, бледно мерцающая и совершенно голая, несмотря на бушующую стихию... Наваждение тут же исчезло, но в последний момент словно бы поманило рукой из сгущающегося впереди мрака. Они прибавили шагу. - Вы его видели? - пробормотала Джанис. - Кажется, да. Позже, уже под прикрытием плотно переплетенных древесных стволов, они сравнили, кто что видел. Совпадений не оказалось. Доктор Фрэйзер видел только свет. Мак-Аран - манящую из темноты обнаженную фигуру. Джанис - только лицо в странном светящемся ореоле; словно бы - по словам девушки - на самом деле лицо это жило только в ее воображении, и стоило сощурить глаза, чтобы получше его разглядеть, тут же исчезало, подобно Чеширскому коту. Доменик же видел фигуру, высокую и сияющую ("Как ангел, - говорил он. - Или как женщина... женщина с длинными блестящими волосами."). Что бы это ни было, но, следуя за ним, группа наткнулась на деревья, так плотно переплетенные, что между стволами едва удалось протиснуться. Мак-Аран упал в снег и, по-змеиному извиваясь, прополз в узкую щель; остальные последовали за ним. Внутри снегопад напоминал о себе только редкими легкими хлопьями, а ветра не чувствовалось вовсе. Они сгрудились поплотнее, укутавшись в извлеченные из рюкзаков одеяла, и без особенного аппетита принялись доедать холодные остатки обеда. Потом Мак-Аран включил фонарь, и они увидели ряд аккуратно прибитых к одному из древесных стволов плоских планок - лестницу, исчезающую в темноте над головой... Еще до того как они стали по ней карабкаться, Рафаэлю пришло в голову, что сооружение это вряд ли рассчитано на маленький лесной народец. Ступеньки отстояли одна от другой настолько далеко, что даже у Мак-Арана были некоторые проблемы - что уж говорить о низенькой Джанис, которую пришлось буквально затаскивать на руках. Доктор Фрэйзер попытался было запротестовать, но Мак-Аран ни секунды не колебался. - Даже если каждому мерещилось что-то свое, - сказал он, - факт остается фактом: нас сюда привели. Что-то передавало сигналы напрямую к нам в мозг, Можно сказать, нас сюда пригласили. Если это создание действительно было без одежды - а двоим из нас казалось именно так - значит, ему такая погода нипочем, но он... или оно... понимает, что нам угрожала смертельная опасность. Предлагаю принять это приглашение - со всем надлежащим уважением. С немалым трудом все протиснулись в щель неплотно подвязанного люка - и вот они оказались в сложенном, из тесно пригнанных бревен домике. Мак-Аран хотел было включить фонарь, но обнаружил, что этого не нужно: покрывающий стены неизвестный люминофор испускал тусклое мерцание. Снаружи завывал ветер, а ветви гигантских деревьев скрипели и раскачивались, так что мягкий пол, казалось, слегка шевелится - вызывая ощущение не то чтобы неприятное, но несколько тревожное. Весь домик состоял из одной большой комнаты; пол был покрыт чем-то мягким и губчатым - вроде мха или какой-нибудь морозостойкой травы. Смертельно уставшие, до костей промерзшие путешественники благодарно растянулись на полу, расслабляясь в тепле, сухости и уюте, и тут же уснули. Прежде чем погрузиться в сон, Мак-Арану показалось, будто издалека, сквозь бурю доносится звонкая мелодия - то ли музыка, то ли пение. Пение? Невозможно - в такой буран!.. Но звук настойчиво звенел в ушах; и вдруг в дремотном сознании Мак-Арана словно приоткрылась некая дверца, и хлынул поток образов, словесных и зрительных. Гораздо ниже, в предгорьях, безумно блуждать по лесу после первого Призрачного Ветра - потом прийти в себя и обнаружить, что палатка уже поставлена, а внутри аккуратно сложены рюкзаки и приборы. Камилла думала, что это сделал он. Он думал, это сделала она. "Кто-то наблюдает за нами. Охраняет нас. Джуди говорила правду". На мгновение перед мысленным взором его возникло прекрасное спокойное лицо, не мужское и не женское, и зазвучал голос: "Да. Мы знаем, что вы здесь. Мы не желаем вам вреда, но пути наши различны. Тем не менее, мы будем помогать вам, чем возможно - хотя докричаться через запертые двери вашего восприятия ой как непросто. Лучше будет нам слишком не сближаться: но сегодня спите спокойно и расстанемся с миром..." Вокруг прекрасного лица, казалось Мак-Арану, светится ореол, а глаза лучатся серебром; но ни сейчас, ни когда-либо после ему так и не довелось узнать, действительно ли видел он светящийся среброглазый лик, или мозг услужливо смонтировал картинку из всплывших детских снов об ангелах, эльфах и святых с нимбами. И Мак-Аран забылся под звуки далекого пения и убаюкивающий шум ветра. 15 - ...вот, в общем-то, и все. Мы оставались внутри около полутора суток, пока не прекратился снегопад и не утих ветер, а потом ушли. Мы так ни разу и не видели того, кто там живет; подозреваю, он специально держался подальше, пока мы не ушли. Джуди, а тебя не туда же вызывали? - Нет, ближе. Гораздо ближе. К тому же это было, скорее, не его жилище, а один из городов лесного народца; он их называл "народом древесных дорог". Но я не смогла бы еще раз найти то место, даже если б и захотела. - Но они относятся к нам доброжелательно, в этом я уверен, - произнес Мак-Аран. - Полагаю... вряд ли это был тот же самый пришелец, который встречался о тобой? - Откуда я знаю? Очевидно же, что они - раса телепатов. Подозреваю, известное одному из них, знают и все остальные... по крайней мере, близкие... члены семьи... если у них есть семьи. - Может, когда-нибудь они поймут, что мы не желаем им зла, - сказал Мак-Аран. Джуди слабо улыбнулась. - Уверена, они и так знают, что ты - или я - не желаем им зла; но не всех же из нас они знают так хорошо... и, подозреваю, вопрос времени стоит у них далеко не так остро, как у нас. Что, впрочем, не настолько необычно, как может показаться; на востоке, в отличие от западной Европы, давным-давно было принято мыслить категориями поколений, а не месяцев или лет. Вероятно, он считает, что еще успеет толком узнать нас в ближайшие век-другой. - По крайней мере, - усмехнулся Мак-Аран, - никуда мы не денемся, это уж точно. Времени хоть отбавляй. Доктор Фрэйзер, кстати, на седьмом небе от счастья; он теперь года три, наверно, будет в свободное от основной работы время разгребать собранный материал. По-моему, он составил опись абсолютно всего, что было в домике; надеюсь, хозяева не слишком обиделись за такую наглость. И, разумеется, Фрэйзер подробнейше изучил тамошние пищевые запасы - если мы действительно настолько биологически близки, все, что едят они, годится и нам... Конечно, - добавил Рафаэль, - к его запасам мы и не притрагивались, только составили опись. Я говорю "он" чисто для удобства; Доменик уверен, что это была женщина. Кстати, единственное, что там было из мебели - из крупной мебели - нечто типа прялки со снаряженным мотовилом. Еще там вымачивалось какое-то растительное волокно - вроде коробочек, что остаются после обмолота нашего молочая; явно из него готовились сучить пряжу. По пути обратно мы наткнулись на это растение и захватили несколько образцов для Мак-Леода; похоже, можно получить очень мягкую ткань. Мак-Аран поднялся, намереваясь откланяться. - Вы понимаете, - на прощание сказала Джуди, - большинство в лагере до сих пор не верят, что здесь есть какие-то аборигены. - Ну и что с того, Джуди? - мягко спросил Мак-Аран, поймав ее безнадежный взгляд. - Мы-то знаем. Может, просто надо немного подождать - и научиться мыслить категориями поколений. Может, наши дети будут знать все. На планете красного солнца продолжалось лето. С каждым днем солнце поднималось над горизонтом выше и выше; миновало летнее солнцестояние, и день начал понемногу укорачиваться; Камилла, задавшаяся целью составить календарь, обратила внимание, что впервые за последние четыре месяца дни становятся не длиннее, а короче - и, значит, дело идет к зиме, о которой страшно и помыслить. Компьютер, которому скормили всю информацию, какую удалось собрать, предсказал долгую-долгую ночь, среднюю годовую температуру около нуля по Цельсию и практически постоянные снежные бури. "Но, - напомнила себе Камилла, - это всего лишь математический прогноз, а не истина в последней инстанции". В последние месяцы, были моменты, когда она сама себе удивлялась. Ни разу раньше ей и в голову не приходило усомниться в самодостаточности сурового мира естественнонаучных дисциплин; или помыслить, что ей придется столкнуться с проблемами (ну, не считая проблем личного плана), которые окажутся этим дисциплинам не по зубам. Насколько она понимала, ее товарищи по экипажу подобными сомнениями не терзались. Несмотря на то, что накапливалось все больше и больше свидетельств ее усиливающихся день ото дня способностей читать чужие эмоции и даже мысли, заглядывать в будущее и делать сверхъестественно точные прогнозы, руководствуясь одним, как она это называла "предчувствием", - несмотря на все это, ее товарищи по экипажу только посмеивались и пожимали плечами. И при этом она знала, что подобное происходит нес ней одной. Благодаря Гарри Лейстеру - про себя она по-прежнему называла его капитаном Лейстером - Камилле удалось внятно сформулировать проблему и даже взглянуть на нее со стороны. - Камилла, придерживайся фактов. По-другому просто нельзя; это называется научной добросовестностью. Если что-то невозможно, значит, оно невозможно. - А если невозможное происходит? Например, экстрасенсорное восприятие? - Значит, - жестко произнес он, - это ошибка эксперимента или интерпретация, основанная не на фактах, а на подсознательном стремлении выдать желаемое за действительное. И нечего из-за этого сходить с ума, Придерживайся фактов. - А что именно вы сочли бы надежным свидетельством? - тихо спросила Камилла. - Честно говоря, - качнул он головой, - ничего я не счел бы надежным свидетельством. Случись со мной... я бы сам себя объявил сумасшедшим, а значит; неадекватно оценивающим происходящее. "А как насчет того, - подумала Камилла, - чтобы выдавать нежелаемое за недействительное? И какая тут научная добросовестность, если так вот брать и объявлять невозможными целый набор фактов даже без экспериментальной проверки?" Но ей не хотелось обижать капитана, да и старая привычка к субординации взяла верх. Раньше или позже, может, придется поговорить начистоту; но, с тихим отчаянием надеялась она, лучше позже, чем раньше. Каждую ночь исправно лил дождь, и ветер безумия не дул больше с высокогорья; но трагическая статистика, как и предвидел Юэн Росс, брала свое. Из ста четырнадцати женщин в первые пять месяцев должны были забеременеть восемьдесят-девяносто; на самом деле забеременели сорок восемь, и у двадцати двух из них в первые же два месяца произошли выкидыши. Камилла с самого начала чувствовала, что окажется среди тех, кому повезет - и ей действительно повезло; беременность ее проходила настолько спокойно, что временами она совершенно забывала, что ждет ребенка. У Джуди тоже все шло абсолютно спокойно; а вот у Аланны, из новогебридцев, схватки начались на шестом месяце, и она родила недоношенных близнецов, которые умерли через несколько секунд после появления на свет. Камилла, почти не пересекалась с девушками из коммуны - большинство из них работали в Нью-Скае, кроме беременных, которые обследовались в госпитале, но, стоило ей услышать об Аланне - и что-то сродни мучительной боли поразило ее до глубины души, и тем же вечером она отыскала Мак-Арана и долго оставалась с ним, приникнув к нему в бессловесной муке, происхождения которой сама не могла ни объяснить, ни понять. - Рэйф, - в конце концов поинтересовалась она, - ты знаешь такую Фиону? - Да, и довольно неплохо; такая рыжая красавица из Нью-Ская. Не надо только ревновать, дорогая; вообще-то, в данный момент она живет с Мак-Леодом. А в чем дело? - Я смотрю, ты много кого знаешь в Нью-Скае. - Да, последнее время я там бываю довольно часто; но в чем, все-таки, дело? Мне казалось, ты их держишь за отвратительных дикарей, - произнес Рэйф, словно оправдываясь, - но они очень милые люди, и мне нравится, как они живут. Я же не прошу тебя к ним присоединиться; знаю, ты не захочешь, а одного меня, без своей женщины, все равно не примут. Они стараются поддерживать баланс полов, хотя и не практикуют брака, но меня они уже считают все равно что своим. - Очень рада за тебя, - с необычной мягкостью проговорила она, - и ничуть не ревную. Просто мне хотелось бы встретиться с Фионой - и сама не могу объяснить, зачем. Ты не мог бы взять меня на какое-нибудь их собрание? - Ничего не надо объяснять, - сказал он. - Как раз сегодня вечером у них концерт - ничего официального, но тем не менее... в общем, приглашаются все желающие. Если у тебя будет настроение спеть, можно даже выступить; я так иногда и делаю. Наверняка ведь ты знаешь какие-нибудь старые испанские песни, правда? Уже начинает, кстати, разворачиваться своего рода самодеятельный проект сохранить всю музыку, какую сможем вспомнить. - С удовольствием, но как-нибудь в другой раз; последнее время меня мучает одышка, - сказала Камилла. - Может, после того, как родится ребенок. - Она крепко сжала ладонь Мак-Арана, и тот почувствовал укол самой настоящей, дикой ревности. "Она знает, что Фиона носит ребенка капитана, и хочет встретиться с ней, Вот почему она не ревнует, вот почему ей совершенно все равно... А я ревную. Но разве хотел бы я, чтоб она мне лгала? Она любит меня, она родит мне ребенка - чего мне не хватает?" Музыка донеслась до них гораздо раньше, чем они подошли к недавно возведенному в Нью-Скае концертному залу, и Камилла, вздрогнув, испуганно посмотрела на Мак-Арана. - Господи Боже, это что еще за кошмар? - Дорогая, я совсем забыл, что ты не из Шотландии; разве тебе не нравятся волынки? - рассмеялся Мак-Аран. - Это упражняются Морэй, Доменик и еще несколько умельцев, но явка, как я уже говорил, добровольная; можно подождать, пока они закончат. - Хуже дикого банши, - твердо заявила Камилла. - Надеюсь, у них не вся музыка такая? - Нет, еще есть арфы, гитары, лютни и все, что душе угодно; они то и дело выкапывают какие-то новые инструменты. - Волынки умолкли; Мак-Аран крепко сжал ладонь Камиллы, и они вошли в концертный зал. - Здесь стараются следовать традициям. Волынки и все такое прочее. Даже кильты и мечи. В зале, ярко освещенном свечами и факелами, Камилла неожиданно ощутила острый укол зависти; девушки с яркими клетчатыми пледами, мужчины в кильтах и при мечах, с такими же пледами определенных клановых расцветок, удерживаемыми на плечах специальными застежками... И большинство присутствующих - огненно-рыжие. "Впечатляющая сила традиций. Они передают их из поколения в поколение, а наши традиции... отмирают. Ладно, хватит, какие, к черту, традиции? Ежегодный парад Космической Академии, что ли? Их традиции, по крайней мере, вписываются в этот странный мир". На сцене двое мужчин, Морэй и высокий рыжеволосый Аластэр, исполняли танец с мечами, проворно прыгая через блестящие клинки под звуки волынки. На мгновение перед внутренним взором Камиллы мелькнуло странное видение, где блестящей стали придавался отнюдь не ритуальный смысл, а совершенно серьезный, смертельно серьезный - но видение тут же пропало, и Камилла принялась вслед за всеми громко аплодировать танцорам. Потом плясалось еще много танцев и пелось много песен - по большей части, неизвестных Камилле - со странной, меланхоличной, убаюкивающей, словно плеск моря, мелодикой. И пелось в большинстве случаев тоже про море. Даже при свете факелов в зале было темно, и Камилла нигде не видела медноволосой девушки, в поисках которой явилась в Нью-Скай, а через какое-то время и думать об этом забыла, отдавшись атмосфере печальных песен об исчезнувшем мире морей и островов. Мхари, любовь моя, очи твои, бездонные, синие, как океан, навеки сковали заклятьем меня, и канул берег родной в туман. Мак-Аран покрепче обнял ее, и она склонила голову ему на плечо. - Как странно... - прошептала она. - На планете, где нет морей, петь столько песен про море... - Ничего, - пробормотал Мак-Аран, - мы еще найдем тут моря, достойные того, чтоб о них петь... - и осекся, потому что песня стихла, и кто-то крикнул: - Фиона! Фиона! С тебя песня! Крик был подхвачен, и через некоторое время на сцене, пробившись через толпу, появилась сухощавая рыжеволосая девушка в длинной зелено-голубой юбке, которая только подчеркивала, чуть ли не с вызовом, выступающий живот. - Но не больше одной, - произнесла она мелодичным голоском, - сейчас у меня быстро начинается одышка. Что вы хотели бы услышать? Из зала выкрикнули какое-то название на гаэльском; Фиона улыбнулась и мотнула головой, потом взяла у одной из девушек маленькую арфу и присела на деревянную скамью. Секунду-другую пальцы ее скользили вдоль струн, извлекая негромкие арпеджио; потом она запела: Несет ветер с острова грустные песни, рыдания чаек, стенанья ручьев. А ночью мне чудятся дивные воды, бегущие с гор по земле наших снов. Голос ее лился негромко и нежно, и, пока она пела, перед глазами у Камиллы возникала картинка: невысокие зеленые холмы, картины детства, виды земли, которые мало кто из них мог помнить, которые сохранялись только в песнях наподобие этой; память о времени, когда холмы Земли были действительно зелеными, солнце - золотисто-желтым, а небо - бездонным и синим, как океан... Подуй же на запад, молю морской ветер, и мне принеси шепот ивы во мгле. Во сне, наяву - все мне чудятся воды, бегущие с гор по родимой земле. Камилла полузадушенно всхлипнула. Потерянная земля, забытые... впервые она сознательно попыталась распахнуть двери восприятия, воспользоваться даром, обретенным во время первого Ветра. Безудержной волной нахлынула страстная любовь к поющей девушке, и Камилла сосредоточенно, самозабвенно уставилась на Фиону - как глазами, так и внутренним зрением; и пришло видение, и Камилла расслабилась. "Она не умрет. Ее ребенок будет жить. Я бы этого не вынесла, если б он исчез, словно никогда и не было. Что со мной такое? Он всего на несколько лет старше Морэя, он вполне может еще пережить большинство из нас..." Но мучительное предчувствие не отпускало, пока, к величайшему облегчению Камиллы, не прозвучали последние строки песни: В далекой земле поем песни изгнанья! над арфой и флейтой не властны года. Но музыки дивной дивнее стократно журчанье ручья, что умолк навсегда. Оказалось, по щекам у Камиллы бегут слезы; и не у нее одной. Повсюду вокруг, в полутемном концертном зале оплакивали навеки утерянную родину; не в силах вынести этого, Камилла вскочила с места и слепо устремилась к Двери. Видя, что она беременная, ей вежлива освобождали дорогу; а по образовавшемуся в толпе проходу следом за ней устремился Мак-Аран. Но она не замечала его, и только когда они оказались на улице, бросилась ему на грудь; ее сотрясли рыдания. Услышав наконец его встревоженный голос, Камилла только помотала головой: ни на один вопрос она была не в силах ответить. Рэйф попытался утешить ее; но почему-то его тоже охватило безотчетное беспокойство, и он беспомощно замер, пока вдруг его не осенило. Ночь была ясной, и в темнеющем над головой фиолетовом небе не было видно ни облачка - только две огромных луны, ярко-зеленая и переливчато-синяя, низко висели над горизонтом. И поднимался ветер. Концерт в Нью-Скае тем временем незаметно перерос в поголовные экстатические пляски; атмосфера всеобщей любви и вечного, незабываемого братства окутала зал. Уже поздно вечером, в какой-то момент, когда факелы не столько светили, сколько дымно чадили, изредка выплевывая языки пламени, ни с того, ни с сего двое мужчин метнулись навстречу друг другу во вспышке беспричинного необузданного гнева, и сталь зазвенела о сталь, вылетев на свободу из красочных клетчатых лабиринтов. Морэй, Аластэр и Мак-Леод сработанно, как пальцы одной руки, налетели на драчунов и разметали их, выбив мечи в противоположные углы сцены, и швырнули их ничком на пол, и удерживали их так - сев на них верхом, совершенно буквально - пока животная ярость не утихла. Потом, заботливо подняв тех с пола, им лили в глотки виски ("Даже на задворках Вселенной, - мелькнула мысль у Морэя, - шотландцы умудряются в первую очередь изготовить виски") до тех пор, пока драчуны, пьяно обнявшись, не поклялись друг другу в вечной дружбе; и пир всеобщей любви продолжался до рассвета, покуда в ясном безоблачном небе не поднялось красное солнце. Джуди проснулась с каким-то странным ощущением - словно холодный ветер продувает ее насквозь, до костей. В первую очередь автоматически она проверила, как там дочка. Да. С дочкой все в порядке, но она тоже чувствует приближающийся ветер безумия. В комнате было темно, и Джуди прислушалась к доносящимся издалека звукам пения. Это еще только начало, но теперь... поймут ли они теперь, что это такое, встретят ли без страха? Сама же Джуди чувствовала себя совершенно спокойно; казалось, в самый центр ее бытия заронено зернышко абсолютной тишины и начинает прорастать. Теперь она понимала - и ничуть тому не удивлялась - откуда возникает безумие; а также понимала, что, по крайней мере, к ней безумие больше не вернется. Когда повеет ветер, всегда будет возникать странное ощущение невероятной открытости; и под воздействием прилетающего на крыльях ветра мощного галлюциногена будут активизироваться ранее невостребованные способности. Но теперь она поняла, как их использовать, и не будет больше сходить с ума - только совсем чуть-чуть, так, чтобы на душе стало легко-легко, а утомленный мозг расслабился и отдохнул. И она отдалась на волю потоку, воскрешая в памяти эти незабываемые прикосновения, полусон-полуявь. Ей казалось, ее крутит какой-то вихрь и куда-то несет воздушный поток, беспечно жонглируя мыслями, и на мгновение мысли ее выстроились в стройную цепочку и сцепились с мыслями прекрасного пришельца (до сих пор она не знала, как того зовут, и не надо было ей этого знать, и без того они знали друг друга, как мать знает в лицо своего ребенка, или как близнец узнает близнеца; они всегда будут вместе, даже если больше им не суждено увидеться) - на мимолетное, экстатическое мгновение. Пусть мимолетное, но ей было достаточно. Она извлекла из-за пазухи на цепочке кристаллик, его подарок. Ей казалось, в темноте кристаллик светится, тепло и переливчато мерцает - как мерцал в его руках, когда он отдавал камешек ей, там, в лесу, - отражением серебристо-голубого блеска его глаз. "Попробуй научиться им пользоваться". Глазами и недавно обретенным внутренним зрением она принялась буравить кристалл, пытаясь понять, что имелось в виду. В комнате было темно; луны уже миновали оконный проем и скрылись за рамой, а звезды едва мерцали. Не выпуская камешка из ладони, она потянулась за смоляной свечкой - о сне уже и речи не было - в темноте промахнулась и сшибла на пол самодельные спички. Раздраженно ругнувшись - теперь придется вылезать из кровати - она свирепо уставилась на свечку; совершенно случайно на линии ее взгляда оказался лежащий в ладони кристаллик. "Дайте, черт возьми, свет!" И смоляной цилиндрик в резном подсвечнике неожиданно вспыхнул язычком ослепительного пламени. У Джуди перехватило дыхание; чувствуя, как бешено колотится сердце, она задула свечу, сконцентрировала мысли на кристалле, поднеся тот к самому фитильку, и снова вспыхнул огонь. "Значит, вот в чем дело... Это может быть опасно. Спрячу-ка я его до лучших времен". В этот миг она понимала, что сделала открытие, которое когда-нибудь, возможно, позволит преодолеть разрыв между импортированным знанием с Земли и древней мудростью этого незнакомого мира - но также она понимала, что долго еще никому о своем открытии не расскажет; может, и никогда. "Придет время, и придет лично выстраданная, незаемная мудрость - наверно, тогда можно будет доверить им это знание. Если ж я проговорюсь сейчас... половина мне не поверит, а другая половина тут же примется измышлять, как бы это приспособить в хозяйстве. Нет, еще рано". С того момента, как кораблю нанесли смертельный удар, и капитан Лейстер вынужден был признать, что никуда им с этой планеты не деться ("Никогда? Несколько поколений? Какая разница - для меня это все равно, что никогда"), у него оставалась одна-единственная цель, одна-единственная надежда, единственный лучик света во тьме отчаяния и единственное, что придавало жизни смысл. Морэй мог сколько угодно организовывать милое его сердцу неоруралистское сообщество, привязываться мириадами связей к почве этого мира и ковыряться в грязи ради пропитания, как свиньи в поисках желудей. Это его дело; может, на какое-то время это действительно необходимо - организовать стабильное общество, дабы обеспечить выживание. Но только оно не стоит ровным счетом ничего, если это выживание ради выживания; а теперь капитан Лейстер понимал, что должна быть еще какая-то цель. Например, открыть их далеким потомкам дорогу к звездам. В его распоряжении был компьютер и профессиональный квалифицированный экипаж - и опыт целой жизни. За последние три месяца он систематично, прибор за прибором, снял с корабля все оборудование и с помощью Камиллы и трех корабельных техников загрузил в компьютер все, что знал. Он перенес в банки данных все до единой книги из корабельной библиотеки, от астрономии до зоологии, от медицины до радиоэлектроники; он приводил в терминал по очереди всех оставшихся в живых членов экипажа и скармливал компьютеру все знания, которыми те располагали. Ни единой крупице информации нельзя было дать пропасть, начиная с того, как собрать или отремонтировать синтезатор пищи, и кончая тем, как изготовить или починить застежку-молнию. "Вот, - думал он, не скрывая торжества, - теперь в моем компьютере наследие всей нашей технологической цивилизации - в целости и сохранности, потомкам достаточно будет руку протянуть. Мне этого уже не увидеть, да и Морэю, наверно, тоже; не исключено, что и нашим детям будет еще не до того. Но когда-нибудь мы перерастем стадию, каждодневной борьбы за существование - вот тогда-то оно и пригодится, это знание; это наследие. Разумеется, оно пригодится и сейчас; если в госпитале вдруг потребуется узнать, как лечится опухоль мозга, или на кухне - как глазуровать глиняный горшок; и когда Морэй столкнется с проблемами в организации своего общества, - а это неизбежно произойдет - ответы будут здесь. В его распоряжении будет вся мировая история, так что мы сможем миновать все тупиковые пути и напрямик выйти на дорогу, ведущую к развитой технологии и когда-нибудь к звездам - чтобы возвратиться в лоно космической цивилизации; не копошиться на одном жалком шарике, а простираться, как ветви гигантского дерева - от звезды к звезде, от вселенной к вселенной. Пусть даже все мы умрем, но то, что сделало нас людьми, останется в неприкосновенности; и когда-нибудь мы вернемся. И заявим свои права". Он лежал и прислушивался к доносящимся из нью-скайского концертного зала звукам далекого пения; лежал в куполе терминала, ставшем для него всем. Появилась расплывчатая, неоформленная мысль, что надо бы встать; одеться, пойти в Нью-Скай и присоединиться к поющим. _У них тоже есть, что сохранять_. Ему вспомнилась милая рыжая девчушка, с которой его так мимолетно свело общее безумие; которая - подумать только! - ждет теперь от него ребенка. Она была бы рада его увидеть; да и, что ни говори, он ощущает некую ответственность - несмотря на то, что бросила его к ней в объятия безумная (в прямом смысле), животная страсть... Его всего передернуло. Но она вела себя нежно и с пониманием, и он оставался перед ней в долгу - за то, что использовал ее и даже думать забыл. Как там ее звали? Как-то очень странно и красиво... _Фиона_. Наверняка гаэльское имя. Он поднялся с постели, нашаривая какую-нибудь одежду, но замялся и замер на пороге, рассматривая сквозь приоткрытую дверь ясное небо. Уже поднялись луны, а далеко на востоке начала разгораться лже-заря, гигантская радуга, напоминающая северное сияние, отражающаяся, подозревал Лейстер, от какого-нибудь далекого ледника, которого он никогда не видел; и никогда не увидит; и не больно-то надо. Он вдохнул полной грудью, принюхиваясь к ветру, и у него шевельнулось страшное подозрение. В прошлый раз они уничтожили корабль; на этот раз очевидная цель их - он и дело его жизни. Он захлопнул дверь и запер замок на два оборота; потом задвинул массивный засов, вытребованный недавно от Морэя. На этот раз он не подпустит к компьютеру никого; даже тех, кому доверяет как себе самому. Даже Патрика. Даже Камиллу. - Лежи спокойно, милая. Видишь, луны уже скрылись, скоро утро, - пробормотал Рэйф. - Как тут тепло, под звездами, на ветру. Камилла, почему ты плачешь? Она улыбнулась в темноте. - Я не плачу, - тихо сказала она. - Я думаю о там, что когда-нибудь мы откроем океан... и много островов... не зря же мы слышали сегодня все эти песни - и наши дети будут петь их там. - Камилла, ты тоже полюбила этот мир? - Полюбила? Не знаю, - ровно произнесла она, - в любом случае, это ведь наш мир. Мы не обязаны любить его. Просто надо как-то научиться здесь жить. Не на наших условиях - на его. По всему базовому лагерю земляне испытывали беспричинную радость или страх и пили ветер безумия; ни с того, ни с сего женщины вдруг начинали рыдать или разражались хохотом, не в силах потом объяснить, что им так смешно. Отец Валентин, спавший в своей хижине, проснулся, тихо спустился с горы, незамеченным проскользнул в нью-скайский концертный зал и смешался с ликующей толпой. Когда ветер утихнет, он снова станет затворником; но поймет, что никогда больше не будет совсем одинок. Хедер и Юэн, которым этой ночью выпало дежурить в госпитале, взявшись за руки, смотрели, как в безоблачном небе поднимается красное солнце. Безмолвное экстатическое созерцание неба (тысяча рубиновых искр, ослепительный поток света, гонящий прочь темноту) оборвал донесшийся из-за спины крик; пронзительный, стонущий вопль муки и ужаса. И со своей койки к ним метнулась девушка, потерявшая голову от внезапного приступа чудовищной боли и хлынувшей потоком крови. Юэн взял ее на руки и уложил обратно на койку, пытаясь внушить ей спокойствие и силу ("Ты можешь преодолеть это! Борись! Сопротивляйся!"), но замер, остановленный тем, что увидел в ее расширенных от ужаса глазах. Хедер сочувственно тронула его за плечо. - Нет, - сказала она, - нечего и пытаться. - О Боже, Хедер, я не могу, я просто не могу так! Я не вынесу... - Помогите, - умоляла девушка, - пожалуйста, помогите мне, помогите... Хедер уселась на край койки и привлекла девушку в объятия. - Нет, милая, - нежно проговорила она, - мы не можем тебе помочь, ты умрешь. Не бойся, Лаура, милая, это будет очень быстро, и ведь мы с тобой. Не плачь, милая, не плачь, бояться нечего... - Так она шептала девушке на ухо, крепко обнимая ее, гладя по волосам, впитывая ее страх до последней капли, пока та наконец не затихла, прижавшись щекой к плечу Хедер. Так они и сидели втроем, и неизвестно, кто плакал горше, но в конце концов дыхание девушки успокоилось, а потом и вовсе затихло; тогда они осторожно уложили ее на койку, прикрыли простыней и, скорбно держась за руки, удалились под лучи восходящего солнца и тогда уж выплакались всласть. Капитан Гарри Лейстер увидел, что начинается рассвет, и потер покрасневшие веки. Всю ночь он не сводил глаз с консоли компьютера, сторожа единственный шанс для этого мира не скатиться к варварству. Незадолго до рассвета ему показалось, что из-за двери его зовет Камилла, но наверняка это ему пригрезилось. (_Когда-то она разделяла его порыв. Что случилось?_) И вот теперь, то ли в дреме, то ли в трансе, перед мысленным взором его двигалась процессия странных существ, похожих на людей, но не людей, поднимающихся в красное небо на своих странных кораблях и столетия спустя возвращающихся. (_Что искали они среди звездных миров? Почему не нашли?_) Может быть, поиск бесконечен? Или замыкает полный круг и возвращается к началу? "Но у нас есть фундамент, на котором можно строить. История целого мира. _Другого мира. Не этого. А годятся ли для этого мира ответы мира другого?_ Знание - всегда знание, - яростно напомнил он сам себе. - Знание - это сила, которая может спасти их... _...или уничтожить_. Разве после долгой борьбы за существование им не захочется прийти на готовенькое, воспользоваться старыми ответами и попытаться воспроизвести исторический путь, уже заведший один мир в тупик - здесь, на другой планете, с куда более хрупкой экологией? Вдруг когда-нибудь они уверуют - как я верил всю жизнь - что компьютер знает ответы на все вопросы? _А что, не так?_" Он встал и подошел к двери купола. Смотровое окошко (специально, по погоде, сделанное совсем крошечным) распахнулось, когда Лейстер отщелкнул шпингалет, и впустило в купол первые утренние лучи красного светила. "Это не мое солнце. Это их солнце. Когда-нибудь они разгадают его тайны. С моей помощью. В результате моей единоличной борьбы за сохранение наследия истинного знания, целой технологии, способной вернуть их к звездам". Он глубоко вдохнул и стал молча прислушиваться к звукам этого мира. К шуму ветра в кронах деревьев, к журчанью ручьев, к зверям и птицам, живущим под пологом леса своей таинственной жизнью, к неведомым пришельцам, которых когда-нибудь встретят его потомки. И варварами его потомки не будут. Потому что в их распоряжении будет знание. Если возникнет у них искушение ступить на внешне заманчивую тропинку, оканчивающуюся на деле тупиком, всегда можно будет проконсультироваться; протянуть руку - и получить готовый ответ. (Но почему в голове у него неумолчно звучат слова Камиллы? "_Это только доказывает, что компьютер не Бог_"). "Разве истина не есть божественное проявление? - неистово потребовал он ответа у себя самого и у Вселенной. - "_И познайте истину, и истина сделает вас свободными_" [Евангелие от Иоанна, 8:32]. (Или закабалит? Может ли одна истина скрывать другую?)" И внезапно жуткое видение представилось ему; ибо мысленный взор его, освободившись от рамок пространства и времени, заглянул далеко вперед, и раскинулось перед ним живое, трепетное будущее. Раса, выученная приходить к этому куполу за правильными ответами, к святыне, которой ведомы все правильные ответы. Мир, в котором нет места дискуссиям, ибо известны все ответы, а что выходит за их рамки, познанию не подлежит. Варварский мир, где компьютеру поклоняются как Богу. Богу. Богу. Богу. И этого Бога он создает собственноручно. "Боже! Спятил я, что ли? Нет, - пришел бесстрастный недвусмысленный ответ. - Нет. Это с момента аварии я был безумен, но теперь пришел в себя. Морэй был с самого начала прав. Ответы, которые хороши для другого мира, здесь бессмысленны. Технология и наука являются технологией и наукой только на Земле. И если мы попытаемся перенести их сюда, один к одному, мы погубим эту планету. Когда-нибудь - не так скоро, как мне этого хотелось бы, но когда-нибудь обязательно - они разовьют технологию, укорененную в почве, камнях и ресурсах этого мира, взошедшую под его солнцем. Может быть, технология эта откроет им путь к звездам, - если им того захочется. Может быть, она откроет им путь через время или в бездонные глубины собственных сердец. Но это будет их путь, не мой. Я не Бог. Не в моих силах сотворить мир по собственному образу и подобию". Все, что удалось спасти с корабля, он когда-то перетащил под купол терминала. Теперь он тихо отыскал среди штабелей то, что ему было нужно, и торопливо принялся соединять одно с другим, а в голове у него крутились старые слова другого мира: Миров и светил бесконечен ход, бесконечен путь мой. Вернувшись к началу, замкнувши кольцо, обретаю покой. Твердой рукой он зажег смоляную свечу и уверенно поднес к кончику длинного фитиля. Услышав взрыв, Камилла и Мак-Аран со всех ног бросились к куполу - как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот взметает к небу фонтан осколков и расцветает огненным цветком. Провозясь какое-то время с массивным засовом, Гарри Лейстер начал осознавать, что выбраться у него не получится. На этот раз не повезло. Еле держась на ногах, он с гордостью обвел взглядом пылающую груду обломков. "Честное состязание, - завертелись в голове бессвязные мысли, - никакой форы... может быть, я все-таки действительно Бог, тот, который прогнал Адама и Еву из рая и перестал подсказывать им ответы, чтобы они сами отыскали свой путь и выросли... ни страхконцов, ни надувных подушек, пусть сами ищут путь, жизнь или смерть..." Он не услышал, как они ломали дверь, и не почувствовал, как его выносят на воздух, но ощутил гаснущим сознанием, что рядом Камилла, и разлепил веки, и встретил сочувственный взгляд ее широко раскрытых голубых глаз. - Я глупый безрассудный старик... - бессвязно зашептал он, чувствуя, как ее слезы капают ему на лицо. - Не надо ничего говорить, - услышал он в ответ. - Я знаю, почему вы это сделали. В прошлый раз мы начали вместе, но не успели... о, капитан, капитан... - Капитан чего? - прошептал он, закрывая глаза. И добавил, уже на последнем дыхании: - Капитана нельзя отправить в отставку. Проще пристрелить... вот я и пристрелил... А потом красное солнце навсегда погасло, рассыпалось галактиками ослепительного света. ЭПИЛОГ От гигантского корабельного корпуса не осталось даже шпангоутов - и те в конце концов отправились на склад; рудное дело будет развиваться на этой планете очень медленно, а с металлами будет очень напряженно еще в течение многих-многих поколений. До сих пор, проходя долиной, Камилла по привычке бросала взгляд на то место, где когда-то лежал разбившийся корабль. Все такой же легкой походкой шла она, следуя едва осознанному предчувствию, но волосы ее уже слегка припорашивала седина. За скальным гребнем высился высокий каменный памятник жертвам аварии; там же находилось кладбище, где жертвы первой жуткой зимы покоились бок о бок с жертвами первого лета и ветров безумия. Поплотнее укутавшись в меховой плащ, она покосилась на один из зеленых холмиков; но это было так давно, что грусть успела притупиться. Спускающийся в долину с холмов Мак-Аран узнал ее издали (по знакомому меховому плащу и клановой юбке) и приветственно помахал рукой. Столько лет прошло, но стоило увидеть Камиллу, и сердце начинало колотиться; а, приблизившись, он взял ее руки в свои и несколько мгновений постоял, ничего не говоря. - С детьми все, в порядке, - наконец произнесла Камилла. - Сегодня утром я была у Мхари. А тебя можно не спрашивать, и так видно, что вылазка была удачной. Продолжая держаться за руки, они зашагали по Нью-Скаю. Их хозяйство располагалось в самом конце улицы; оттуда открывался вид на Восточный пик, из-за которого каждое утро в облаках тумана поднималось красное солнце; на краю участка отдельно стояло маленькое сооружение - метеостанция, за которую отвечала Камилла. Зайдя в гостиную (общую для полудюжины семей), Рафаэль скинул меховую куртку и сразу прошел к огню, Как и большинство колонистов, не носящих кильтов, он предпочитал кожаные брюки и мягкие клетчатые рубашки цветов клана. - Дома никого? - Юэн в госпитале; Джуди в школе; Мак отправился с погонщиками, - ответила Камилла. - А если Тебе не терпится взглянуть на детей, то они все, по-моему, на школьном дворе - кроме Аластэра. Он сегодня у Хедер. Подойдя к окну, Мак-Аран увидел хорошо знакомую треугольную крышу, школы. "Как быстро вытянулись наши дети, - мелькнула у него мысль, - а взглянешь на их мать - и не подумаешь, что четырнадцать лет прошло". Уже подрастали семеро, переживших жуткий зимний холод пятилетней давности. Каким-то образом Мак-Аран с Камиллой вытерпели все перипетии первых тяжелых лет; и хотя у Камиллы были дети от Юэна, Льюиса Мак-Леода и еще от кого-то (от кого именно, Мак-Аран не знал; Камилла, как он подозревал, тоже), двое старших ее детей и двое младших были от него. Самая младшая, Мхари, не жила с ними; за три дня до ее рождения умер при родах ребенок Хедер, и Камилла, никогда не стремившаяся выкармливать ребенка, если была возможность воспользоваться услугами кормилицы, отдала Мхари на воспитание Хедер; когда пришло время отлучать девочку от груди, Хедер не хотела ее отдавать, и Камилла согласилась, чтобы Мхари оставалась у Хедер - хотя навещала ее почти каждый день. Хедер была одной из тех, кому не повезло; за четырнадцать лет она родила семерых, но только один из детей прожил больше месяца. Кровные связи в колонии значили не слишком много; матерью ребенка считалась та, кто о нем заботится, отцом - тот, кто учит. У Мак-Арана были дети еще от трех женщин, и обо всех он заботился одинаково; но больше всего по душе была ему. Лори, странная дочь Джуди, которая уже в четырнадцать лет была выше мамы; полколонии называли ее подменышем, но почти никто не догадывался, кто ее настоящий отец. - Ну что, бродяга, - спросила Камилла, - когда снова в дорогу? - Ну, несколько дней отдохну дома, - отозвался Мак-Аран, обнимая ее за талию, - а потом... мы все-таки хотим найти море. Наверняка где-то на этой планете оно есть. Но сначала... у меня для тебя сувенир. Несколько дней назад обследовали мы одну пещеру - и вот что нашли в скальной породе. Знаю-знаю, ювелирное дело у нас пока совершенно не развито, извлекать их из скалы только лишняя морока - но очень уж они нам с Аластэром приглянулись; в общем, держи - тебе и девочкам. Что-то, кажется мне, есть в этих камешках... Он извлек из кармана пригоршню голубых камней и высыпал Камилле в подставленные ладони; в глазах ее мелькнуло сначала удивление - потом откровенная радость. Тут гурьбой ворвались дети, набросились на Мак-Арана, и тот потонул в море гомона. - Па, можно мне с тобой в следующий раз в горы? Гарри ты берешь, а ему только одиннадцать! - Па, Аланна взяла мое печенье, скажи, чтобы отдала! - Папа, смотри, смотри, как я лезу! Камилла как всегда игнорировала этот бедлам и спокойными размеренными жестами призывала к тишине. - Давайте только по очереди... что у тебя, Лори? Высокая сероглазая девочка с серебристыми волосами подобрала один из голубых кристалликов и стала всматриваться во вспыхивающие внутри звездочки. - У моей мамы есть такой же, - очень серьезно произнесла она. - Можно я тоже возьму? Мне кажется, у меня может получиться с ним работать. - Хорошо, бери, - разрешил Мак-Аран и бросил поверх головы девочки взгляд на Камиллу. Когда-нибудь, когда Лори сочтет необходимым объяснить, они узнают, в чем дело; в одном они могли быть уверены - их странный приемыш никогда ничего не делает просто так. - Знаешь, - сказала Камилла, - у меня такое чувство, что когда-нибудь эти кристаллики станут для всех нас очень важны. Мак-Аран кивнул. Интуиция Камиллы подтверждалась уже столько раз, Что это перестало удивлять; можно было позволить себе подождать. Он подошел к окну и поднял глаза на знакомый силуэт горной цепи на горизонте; воображение унесло его дальше, к равнинам, холмам и неведомым морям. Бледно-голубая луна, напоминающая цветом камешек, в который зачарованно уставилась Лори, тихо выплыла из облаков, клубящихся у вершины горы; и начал моросить мелкий-мелкий дождь. - Когда-нибудь, - проговорил вдруг Мак-Аран, - кто-нибудь, наверно, придумает этим лунам - и этой планете - названия. - Когда-нибудь... - эхом отозвалась Камилла. - Но мы никогда не узнаем, какие. Веком позже планету назвали _Даркоувер_. Но на Земле услышали о них только через две тысячи лет.