твие другого круга. Он понял без слов, что они соединились с работниками далекой Башни в Трамонтане. "Приветствую вас, родственники. Пожар потушен, и теперь у нас есть свободное время, чтобы принять вас". В мозгу у Конна возникла картина выжженного леса и обезлюдевшей, выгоревшей деревеньки на землях Сторнов. Далее он увидел, как роются землянки для бездомных, раздается пища и одежда. "Что с моим сыном?" Этот вопрос задала Эрминия, и ее сознание вышло из круга, устремившись на поиски сына, к которым моментально присоединился и Конн. "Он поправляется, но находится в замке Сторна - в качестве гостя, под защитой законов гостеприимства, которые тот свято соблюдает, - тут же заверил Эрминию Хранитель Трамонтаны. - Ему не причинят никакого вреда, а раны его не смертельны. Уверяю вас". - Если Аластер ранен, то я буду нужен Маркосу и моему народу, - сказал Конн. - Мама, позволь мне ехать. Я уже собрал вещи, но ты должна дать мне хорошую, сильную лошадь. На моей уехал Аластер. Мне надо добраться туда как можно быстрее. - Бери все, что тебе нужно, - сказала она. - Любая лошадь моей конюшни в твоем распоряжении. Я тотчас же последую за тобой, но один ты доберешься быстрее. - Я тоже еду, - заявила Флория. - А я поеду с Конном, - произнес Гейвин. Тогда Конн обратился к Гейвину и матери: - Ну зачем туда ехать кому-то из вас? Мама, ты должна оставаться здесь, в безопасности, а ты, Гейвин, заботился бы здесь о ней. Я прекрасно понимаю, что у тебя самые добрые намерения, друг мой, но ты даже не представляешь, что такое горные дороги, а в одиночку ехать быстрее, чем вдвоем. - Раз Аластер ранен, то ему без меня не обойтись, - твердо сказала Эрминия. - А ты тем временем будешь выполнять поручение короля - собирать армию, о которой он говорил. Я знаю дорогу на Хамерфел так же хорошо, как и ты. Но тебе следует отправляться туда как можно быстрее. - Тогда, Гейвин, ты будешь сопровождать мою мать и Флорию, раз уж им так необходимо туда ехать. Это будет лучшая услуга, которую ты можешь мне оказать, - с мольбой в голосе обратился к нему Конн. - Я чувствую, что должна ехать с тобой, Конн. Это касается всех нас: тебя, меня и Аластера, - тихо заметила Флория. - Ты права, - согласился он, - но будет лучше, если ты останешься с моей матерью. Она очень в тебе нуждается. Эрминия проводила Конна до его комнаты, где он взял седельную сумку, после чего, прихватив на кухне хлеба и сушеного мяса, пошел седлать лошадь. Когда он отъезжал, мать стояла в воротах, провожая его взглядом. Медяшка рванулась за ним, потащив за собой державшую ее на поводке Эрминию. Та сначала попыталась удержать собаку, но затем спустила ее с поводка, прошептав: - Позаботься о нем, девочка. Она стояла, глядя, как ее второй сын уезжает вдаль, в горы, уже поглотившие первого. Затем пошла в дом послать в Башню записку с просьбой о предоставлении отпуска, а также уладить хозяйственные вопросы с прислугой, чтобы с первым лучом солнца тронуться в путь. Настало время вернуться к мужниному наследству, брошенному двадцать лет назад. Спала она плохо, а проснувшись утром, обнаружила, что Флория пакует дорожные сумы. - Я не хотела вас будить, - сказала девушка, - но мы должны тронуться в путь как можно скорее. - Подожди, дорогая моя, - запротестовала Эрминия, - это непорядок, если мы обе одновременно будем отсутствовать в Башне. - Ерунда, - ответила Флория. - Сейчас там нечего делать. К тому же у них есть Наблюдающий, который может занять мое место в кругу, если круг вообще соберется, а кроме того, в запасе имеются два ученика. Было бы трусостью оставаться здесь, прикрываясь в качестве оправдания моей работой в Башне, когда я должна быть в другом месте. - Она запнулась. - Но если вам просто не нравится моя компания... - Нет, вовсе нет, - заверила ее Эрминия. - Я вообще не люблю путешествовать в одиночестве и буду очень рада твоей компании. Но... - Аластер уехал, а он - мой жених. И Конн уехал... - Она замолчала, не в силах подобрать слова, но Эрминия поняла, что хотела сказать девушка. - Даже собаки и те - убежали, - произнесла она, превращая все сказанное в шутку. - Так что же нам одним здесь оставаться? Правда, я не знаю, ты ездила когда-нибудь так далеко? - Нет, - честно призналась Флория, - но я хорошая наездница и постараюсь вас не задерживать. - Значит - уезжаем... - В этот момент Гейвин Деллерей вошел в комнату, и, глянув на него, Эрминия покатилась со смеху. - Рада, что ты согласился сопровождать нас, дорогой мой мальчик, но только не в таком наряде! Сходи в комнату Конна и возьми там себе какую-нибудь одежду, подходящую для верховой езды... - Как вам угодно, - согласился Гейвин, - хотя, признаться, я надеялся донести последние веянья моды до гор, где до сих пор никто понятия не имеет, что такое нормальный покрой плаща. Он вышел и вскоре вернулся одетый в кожаную тунику, брюки и сапоги Конна, доходившие ему почти до колен. - Остается только надеяться, что никто из моих знакомых не увидит меня в этом наряде, - проворчал он. - Я этого не переживу. - Путешествие будет долгим и трудным, особенно если вы не уроженцы гор, - предупредила Эрминия. Но Флория и Гейвин были непреклонны. Флория привела свою лучшую лошадь, причем обе женщины были одеты в костюмы для верховой езды и тяжелые плащи; хотя на улицах города было сухо и тепло, Эрминия знала, что в в горах их встретит пронзительный холод. И вот они поскакали к северным городским воротам. Первый день пути выдался солнечным. На ночлег они остановились на тихом постоялом дворе, где поужинали горячей едой, экономя взятые с собой припасы. Женщины были рады, что их сопровождал Гейвин, как и положено менестрелю, он настоял, чтобы перед сном исполнить им песню. Следующее утро было холодным и серым, а за час до выезда начался дождь. Дорогой они молчали, женщины думали каждая о своем. Флория горевала о женихе, который лежал раненый или мертвый в замке Сторна, то и дело виновато вспоминая Конна. Эрминия с грустью пробуждала в памяти дни своего замужества и, сама того не желая, ловила себя на том, что завидует любви ехавшей рядом с ней девушки. Ей самой это чувство было незнакомо. Не то чтобы Эрминия об этом особо не задумывалась, но теперь, став вдруг невольным свидетелем чужой любви, она с грустью наблюдала, как сильна бывает молодая страсть. Ей нравился Валентин, но она понимала, что во втором замужестве ее вряд ли ожидает горячая любовь. Гейвин ехал рядом, сам до конца не понимая, чего ради он с такой настойчивостью залез в эту авантюру. Аластер приходился ему родственником и закадычным другом, и Конна он полюбил моментально, но это были недостаточные причины для того, чтобы нежданно-негаданно подвергать себя таким опасностям. В конце концов он сказал себе, что, возможно, найдет здесь материал для новой баллады - истории двух наследников Хамерфела, - и удовлетворился тем, что пришел к выводу: это зов судьбы. Собственно, в судьбу Гейвин никогда не верил, но ощущал странную потребность участвовать в этой нерадостной миссии, поэтому другого объяснения придумать не мог. Когда они миновали горный перевал, дождь стал сильнее и холоднее. К вечеру третьего дня он перешел в снег. Лошадям уже совсем невмоготу было перебирать ногами по обледеневшей почве. Тропинки стали настолько скользкими и неприметными, что Эрминия с трудом их отыскивала. Ездила она по ним лишь раз в жизни, да и то - в противоположном направлении. К сумеркам она начала опасаться, что окончательно заблудилась, и попыталась телепатически связаться с Конном, чтобы выяснить, в каком направлении он ехал. Но Конн заблокировал сознание, и ей пришлось просканировать округу в поисках хоть какого-нибудь путника, идущего в том же направлении и знающего дорогу. Строго говоря для тренированного телепата это было не совсем этично, но иного способа выйти к Хамерфелу Эрминия придумать не смогла. Через некоторое время тропа вывела их к маленькой горной деревушке. Постоялого двора там, как выяснилось, не было, но один крестьянин согласился предоставить им кров и ужин по грабительским ценам, а также проводить их по утру до следующей деревни. Эрминия согласилась, ибо альтернативы у них не было. Полночи она пролежала без сна рядом с мирно посапывающей Флорией, боясь, как бы мирные местные жители не оказались разбойниками и не напали бы на них ночью. Но в конце концов сон сморил и ее, а на рассвете, когда она проснулась невредимая, то устыдилась своих подозрений. Ее муж и сын - оба всю жизнь жили с горцами. И хотя среди тех иногда встречались отъявленные негодяи - лорд Сторн, например, - большинство были все-таки приличными и честными людьми. Прошел еще один утомительный день. Проводник вывел их на нужную дорогу и рассказал, как добраться до Хамерфела и до замка Сторна, и вот, после пары изматывающих дневных переходов, они прибыли на место. На закате пятого дня путешественники подошли к развилке, возле которой росла группа деревьев. Эрминия узнала в них пограничный знак, левая дорога вела в Хамерфел, а правая - к Вратам Сторна. Замок виднелся даже отсюда, похожий на маленький каменный рог, торчащий над гребнем горной гряды. Здесь Эрминию охватила неуверенность. Она не могла решить, то ли ей ехать в Хамерфел, который в последний раз она видела в руинах, и искать союзников, то ли направиться прямиком к Сторну и потребовать, чтобы тот пустил ее сидеть возле раненого сына. Своими сомнениями она поделилась с Флорией, которая, выслушав, сказала: - Конн ведь определенно говорил, что он жил у Маркоса, леди Эрминия. Я думаю, вам лучше искать пристанища там. - Но ведь Аластер в руках Сторна, - возразила Эрминия, - и возможно, подвергается опасности... - А разве не говорилось всегда, что для горцев перемирие на время пожара священно? - в свою очередь, возразила Флория. - Ведь Аластер получил ранение, борясь с пожаром в землях Сторна, и Сторну ничего не остается, как только честно о нем заботиться. - У меня нет оснований верить в честность лорда Сторна, - бросила Эрминия. - Тогда тем более нет оснований доверяться ему, явившись незваными. Эрминия согласилась, что это веский довод, и путники повернули на Хамерфел. Проехав совсем немного, они услыхали топот копыт приближающихся к ним всадников. Не представляя, кто бы это мог быть, Эрминия и Флория сошли с дороги и спрятались вместе с лошадьми в кустах. Тут Эрминия услыхала знакомый лай, а вслед за ним голос, который не слышала уже полжизни. - Моя герцогиня, это вы? - Неужели это ты, Маркос, старый дружище? - Да, и я вместе с ним, мама, - крикнул Конн. Только тогда, облегченно вздохнув, Эрминия выехала на дорогу и, едва не теряя сознание, упала на руки Маркосу. Убедившись, что его мать цела и невредима, Конн по-дружески поздоровался с Гейвином, а потом, нерешительно обнял Флорию. - Вот уж чего вам не следовало делать, так это приезжать сюда, - ворчал он. - В Тендаре вы были бы в безопасности, при всем том, что Аластер находится в руках Сторна, да к тому же тяжело ранен. Вдохнув бодрящего горного воздуха, Эрминия тут же вспомнила друга детства - Аларика и как тот был захвачен в замок Сторна, где и умер. - Насколько тяжело ранен Аластер? От Сторна были какие-нибудь угрозы? - Пока нет, - ответил Маркос. - Но, полагаю, позже они обязательно последуют. Я безмерно рад видеть вас живой и невредимой, моя госпожа. Все эти годы я считал вас умершей... - То же самое я думала о тебе, старина, - сказала Эрминия, с чувством пожав руку телохранителя мужа. Затем она импульсивно потянулась и поцеловала его в щеку. - Я так тебе благодарна за то, что ты столько лет заботился о моем сыне, Маркос! - Это я вам благодарен, госпожа, он был мне за сына, которого у меня никогда не было, - сказал Маркос, - а сейчас надо найти вам кров. Уже поздно, и дождь скоро перейдет в снег. Как бы мне хотелось показать вам заново отстроенный Хамерфел, но, боюсь, все это еще только предстоит сделать. Начни мы восстанавливать замок под носом у Сторна, тот бы понял, что в горах еще остались наследники старого герцога. Я осмелюсь предложить вам в полное распоряжение мой дом и прислугу, которая позаботится о вас и молодой лерони. - А что насчет пожара и Аластера? - С пожаром вроде бы все кончено, - медленно произнес Конн. - Был сильный дождь, и к тому же я видел планер, пришедший им на помощь. В Трамонтане много лерони, мама, и я думаю, что одна из затей Сторна - заручиться их расположением, словно он сам не кто иной, как Комин. Эрминия закрыла глаза и сосредоточилась на звездном камне, расширив восприятие до максимальной широты, на какую была способна. Молча попросила Флорию прикрыть ее и осмотрела окрестности. - Пожара нет, - наконец сказала она. - Земля влажная и клубится паром, а небольшой патруль следит за тем, чтобы огонь не вспыхнул снова. Люди в лагере готовятся ко сну, чтобы утром разойтись, насколько я понимаю, по домам. Но Аластера я не вижу. - Он не в лагере, - заявил Конн. - Он совсем недавно пришел в сознание, и я чувствую его боль. Рана серьезная, но смерть, судя по моим ощущениям, ему не грозит. - Тогда - где он? - Он во Вратах Сторна, и насколько могу судить - как почетный гость. Ни Флории, ни Эрминии это известие не пришлось по душе, но Конн добавил: - У нас есть альтернатива, кроме как довериться Сторну, мама? Не можем же мы подъехать к замку и потребовать, чтобы он немедленно его освободил. Это действительно сильно задело бы честь Сторна, да и откуда нам знать, в том ли состоянии Аластер, чтобы его можно было забирать оттуда? Этим Эрминии и пришлось удовлетвориться. - Хорошо, - сказала она наконец. - Ты говорил, в доме Маркоса есть комната, где мы все могли бы переночевать? Веди нас туда, все лучше, чем стоять посреди дороги. 14 Когда Аластер впервые очнулся, он был уверен, что виденный им в бредовом кошмаре ад все-таки поглотил его. Тело терзала жгучая боль, но через несколько минут он потихоньку начал соображать, что весь перебинтован и намазан странно пахнущими снадобьями. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой озабоченное лицо Ленизы. Постепенно память начала возвращаться: горящее дерево и его отчаянная попытка спасти Ленизу... Лицо девушки было красное - словно разрумянившееся, одна рука перебинтована, а волосы на висках выгорели. Она заметила, как взор его остановился на уродливо выжженных проплешинах, и выпалила: - Да, это безобразно, но лерони говорит, что все скоро будет как раньше, а то, что волосы подгорели, так это для них даже лучше - иногда парикмахеры специально подпаливают кончики волос, чтобы те росли быстрее. - Меня не это волнует, - перебил ее Аластер, - скажи только, что ты не пострадала. - Нет, ничего серьезного, - заверила его она. - Я обожгла руку и теперь дней десять не смогу ни месить тесто, ни печь пироги. Так что, если ты хочешь пирога с ягодами, тебе придется подождать, пока рука заживет. Она тихо засмеялась, и Аластер почувствовал, как неодолимо его влечет к ней. - Значит, когда-нибудь ты испечешь мне пирог? - Да, конечно, - сказала Лениза. - Ты ведь этого заслужил, раз не участвовал в пире, который устроили в честь успешного тушения пожара. Если ты голоден, то я сберегла для тебя немного холодных закусок и пирожных. Тут Аластер задумался, ему ужасно хотелось пить, а есть - ни капельки. - Кажется, пока что я есть не смогу, но готов выпить целую бочку холодной воды! - Это из-за твоих ожогов, но теплое питье будет для тебя лучше, чем холодная вода, - сказала она и поднесла к его губам чашку. В нее был налит тот же пахучий травяной чай, что разносила она вдоль рядов на тушении пожара. Он хорошо утолил жажду. Аластера тут же потянуло в сон, так что он даже подумал, не подмешали ли ему немного снотворного, чтобы заставить спать. - Ты должен спать, - заметила девушка. - С тебя очень долго не могли снять горящее дерево. Еще повезло, что тебя придавило лишь одной веткой. В конце концов пришла лерони и подняла его с помощью матрикса. Никто уже ни на что не надеялся. Сначала все подумали, что ты умер, а дедушка очень сердился, потому что я плакала навзрыд и не давала себя перевязывать... - Внезапно она покраснела и повернулась, чтобы идти. - Я, наверное, утомляю тебя своими разговорами. Сейчас тебе надо спать. Позже я вернусь и принесу обед. Успокоенный таким образом, Аластер задремал, и в голове у него сложилась странная картина: эта девушка плакала из-за его ожогов! "Интересно, - подумалось ему, - успела ли она сообщить деду, кто их гость? Знает ли лорд Сторн, что приютил под своей крышей злейшего врага?" Аластер догадывался, что находится во Вратах Сторна. Впрочем, он все равно был абсолютно беспомощен, и единственное, на что оставалось ему уповать, это на пожарное перемирие. С этими мыслями он погрузился в сон. Когда он вновь проснулся, а по его прикидкам произошло это довольно скоро, Лениза вернулась со служанкой, в руках которой был поднос. Женщина помогла Аластеру сесть, подложив ему под спину кучу подушек, а Лениза присела рядом на кровать и начала кормить его с ложечки мясом и пудингом. Когда юноша основательно поел (удивляясь про себя, насколько мало был в состоянии проглотить за один раз, хотя уже успел проголодаться), она тщательно укрыла его. Затем за ее спиной он увидал морщинистое лицо лорда Сторна. - Примите благодарность за спасение жизни моей внучатой племянницы, молодой Хамерфел, - сказал старик официальным тоном. - Она мне дороже дюжины дочерей - моя единственная наследница... - Он помолчал и перешел на более личный тон: - Можете мне поверить - я умею быть благодарным. Хотя между нами было много стычек, то теперь, когда вы стали, пусть не по собственному желанию, моим гостем, мы могли бы поговорить о том, как сгладить наши противоречия. Он помолчал, и Аластер, который хорошо знал светские условности, понял, что настал его черед говорить. - Поверьте, я очень признателен за ваше гостеприимство, ваи дом. Я слыхал, что не бывает таких ссор, которые нельзя было бы уладить, даже если они происходят между богами, а не только между людьми. А поскольку мы - всего лишь люди, то понятно, что те завалы лжи, что нагромождены меж нами, можно расчистить при наличие доброй воли и обоюдного доверия. Лорд Сторн облегченно кивнул в ответ. Он снял с себя грубую рабочую одежду, в которой тушил пожар. Седые волосы были зачесаны назад, гладко уложены и так блестели, что Аластер начал подозревать, не парик ли это. Пальцы унизывали перстни, а одет он был в дорогое платье из небесно-голубой парчи. Выглядел старик величественно, даже царственно. - Тогда я выпью за это, герцог Хамерфел. Позвольте мне торжественно заявить, что если вы готовы забыть прошлые обиды, то вам нечего меня бояться. Даже несмотря на то, что в последнем столкновении с моими людьми вы убили моего племянника, а мне грозили смертью... - в голосе лорда Сторна зазвучали грозные ноты. Аластер поднял руку, чтобы остановить его и не подвергать испытаниям свою хрупкую безопасность. - При всем моем уважении, ваи дом, я сегодня впервые появился в ваших землях. Человек, который столь немилосердно третировал вас и путал всю политику, был не я, а мой младший брат-близнец. Его вырастил старый телохранитель моего отца, который ошибочно полагал, что мы с матерью погибли в пожаре, уничтожившем Хамерфел, и что мой брат Конн был последним в роду. Мой брат всегда спешит, и, боюсь, он мог вести себя недостойно и выказать отсутствие хорошего воспитания. Если он нападал на вас без особых на то причин, я могу только извиниться за него перед вами и постараться возместить ущерб. Не вижу причин, по которым эта мучительная кровная вражда должна продлиться еще одно поколение. Аластер искренне надеялся, что его речь успокоит старика. В ответ лорд Сторн широко улыбнулся. - В самом деле? Так, значит, это ваш брат совершал набеги на мои земли и убил моего племянника? И при этом он считал себя полноправным герцогом Хамерфелом? А где он сейчас? - Насколько мне известно, в Тендаре, у матери, где я прожил все эти восемнадцать лет после того, как сгорел Хамерфел, ваи дом. Мы воссоединились менее месяца назад, и я приехал на север, чтобы служить интересам моих подданных здесь, на моих наследственных землях. - Один? - Да, один, если не считать... - и тут он вспомнил о Ювел. - Моя собака! Я помню, что слышал, как она выла, когда на меня свалилось дерево. Надеюсь, она не ранена. - Бедная старая тварь едва подпустила нас к вам для того, чтобы лечить ожоги, - сказал лорд Сторн. - Да, она в безопасности, ее хотели забрать на мою псарню, но внучка узнала ее и привела сюда. - Я видела ее в таверне, и, если ты помнишь, мы подружились, - улыбаясь, добавила Лениза. - Моя мать никогда бы мне не простила, если бы со старой Ювел что-то случилось, - произнес Аластер. Лорд Сторн подошел к двери и открыл ее. Лениза крикнула: - Джермилла, приведите, пожалуйста, собаку лорда Хамерфела. - И, уже обращаясь к Аластеру, добавила: - Видишь, она в хороших руках - под присмотром моей гувернантки. Меченосица, которую он уже видел в таверне, вошла, держа Ювел за ошейник. Но едва Аластер попытался сесть в кровати, как собака вырвалась, прыгнула прямо на кровать и принялась лизать ему лицо. - Ну, хватит, хватит, отойди, хорошая моя девочка, - приговаривал Аластер, которому эти ласки причиняли ощутимую боль. Он тихонько оттолкнул ее голову, приказав: - Все в порядке, старушка, ничего плохого мне не сделали. Со мной все в порядке. А теперь - лежать! - Он посмотрел на лорда Сторна. - Надеюсь, она никого не покусала в вашем доме. Ювел соскочила с кровати и легла у изголовья, не сводя глаз с лица Аластера. - Нет, не думаю, - ответил лорд Сторн, - хотя, если бы Лениза с ней не подружилась раньше, она растерзала бы любого, кто попытался к вам приблизиться. Пришлось надеть ей намордник, она так громко лаяла, что могла переполошить всю округу. С тех пор, как вас ранило, она ничего не ела. - Не приняла ни еды, ни пива, которым угощали работавших на пожаре после тушения, - сказала Лениза. - Наверное, она так беспокоилась о тебе, что даже есть не могла. - Нет, - произнес Аластер, - мы с матерью приучили ее брать еду только из наших рук. - Не знаю, хорошо это или плохо, - произнесла Джермилла. - Если вы оба умрете, то бедное животное тоже умрет - от голода. - К тому же она ни разу в жизни не оставалась без присмотра, - добавил Аластер. - А быть убитой или раненой в ее планы не входит. - Да, думаю - это так, - согласился лорд Сторн, - но есть старая поговорка: "Ничто в этом мире не бывает наверняка, кроме смерти, да снега будущей зимой"; мы заботимся о наших подопечных или собаках, пока нас не убьют, особенно в нынешние дни. - Думаю, это не совсем так, - сказал Аластер, вдруг вспомнив, что он находится в руках того же лорда Сторна, который сжег его родовой замок и убил отца. Впрочем, как уже неоднократно слышал Аластер, в горах гость считался неприкосновенным. Но не в этих ли стенах умер его старший брат? И не произошло ли это потому, что Сторн не оказал ему помощи? Вспомнить с точностью он не мог, поэтому ничего не оставалось, как довериться лорду Сторну... и Ленизе. - Я был бы благодарен вам, местра [уважительное обращение к женщине], если бы вы дали ей что-нибудь поесть на вашей псарне, - обратился он к меченосице, поглаживая Ювел и настойчиво ее уговаривая: - Все в порядке, девочка. Иди с ней. Это друг. - С этими словами он поднес руку Джермиллы к носу собаки. - Можешь идти с ней, девочка, и поесть. Поняла? Ювел глянула на него так, словно действительно поняла, и засеменила рядом с мадам Джермиллой. Лениза улыбнулась: - Значит, это вовсе не тот самый легендарный пес Хамерфелов, который натаскан охотиться за всеми, в ком течет кровь Сторнов? Аластер никогда не слыхал и об этом и усомнился, есть ли в сказке хоть крупица правды. - Увы, - ответил он. - Но знаю точно - меня, мою мать и даже моего брата она будет защищать насмерть. - Что это была бы за собака, если бы она этого не делала, - сказала Лениза. - А теперь, чиа, - произнес лорд Сторн, - хватит пустой болтовни. Мне надо кое о чем поговорить с Хамерфелом, Молодой человек, мне хотелось бы, чтобы вы серьезно подумали о действительных интересах ваших арендаторов, так же как и моих. - Всегда готов выслушать, - учтиво ответил юноша. Было в лорде Сторне нечто такое, что заставляло забыть все пережитые бедствия, забыть о мести. Теперь ему уже казалось несколько нелепым его намерение, прибыв сюда, поднять армию против этого пожилого человека. Возможно, с помощью дипломатии и при взаимном понимании удастся избежать войны. А Лениза тем более не была его врагом. По крайней мере, ее он может слушать без предубеждения. - Земля здесь истощилась и больше не пригодна для землепашества, - начал лорд Сторн. - Я пытаюсь помочь моим арендаторам переселиться в другие места, но они упрямы, как демоны Зандру, возможно, вместе мы сумеем их переучить. Теперь новой отраслью должно стать овцеводство - людей надо убедить разводить скот. Они должны понять, что так будет лучше для всех. Арендное земледелие более не приносит дохода. А в получении дохода с земли вы заинтересованы не меньше моего. Но прежде чем отвечать, подумайте. Давайте обсудим это завтра. - Он встал. - Слышите - идет дождь? Хотел бы я оставаться в доме, лежа, как вы, в уютной теплой постели, когда о тебе заботится юная девушка и подает на ночь чашку глинтвейна. Но мне надо объезжать границы, чтобы убедиться, что ни один из моих дражайших соседей не воспользовался пожаром, чтобы передвинуть пограничные камни - да-да, такое бывает, независимо, горит лес или нет. Кроме того, надо проверить, сложены ли химикаты в надежном месте и стоят ли на посту Наблюдающие. - Я встану и приготовлю тебе на ночь чашку глинтвейна, когда ты вернешься, дедушка, - пообещала Лениза. - Нет, девочка, спи и смотри свои прекрасные сны, - сказал он и неловко поцеловал ее в лоб. - Ухаживай за нашим гостем и вовремя ложись спать. А завтра, молодой Хамерфел, мы поговорим с вами наедине. Спокойного вам сна. И, обменявшись с Аластером дружеским кивком, он вышел из комнаты. 15 Ардрин, лорд Сторн, вышел широким шагом из замка, остановился и задумался: не взять ли с собой кого-нибудь из слуг, чтобы вместе с ним совершить объезд границ? Нет, не было смысла; он производил этот осмотр каждый день, на протяжение всей жизни, с тех пор как ему исполнилось двенадцать лет, и поэтому не захотел тащить с собой людей в ночь. До сих пор дождь шел мелкий, теплый, почти приятный - особенно после жаркого дня, к концу которого старик немного подустал. Одет он был в одежду из плотной, непромокаемой ткани, шел быстро, почти автоматически проверяя каждый пограничный камень. Уже давным-давно в душе его жило чувство единства с этой землей. С грустью он думал: "На этом поле мой отец выращивал яблони, а теперь, кроме овцеводства, оно ни на что не пригодно. В Тендаре с каждым днем все больше развивается производство шерсти; на земледелии никто из нас так и не разбогател, а вот на овцеводстве, пожалуй, это может получиться". Горько было выгонять с земель арендаторов, которые столько лет обрабатывали земли Сторнов, но оставить их здесь умирать от голода на мертвых землях он тоже не мог. Как ни крути, а делать это заставляла суровая необходимость. Только так у всех них будет шанс на процветание. Пастухов ему требовалось совсем немного, к тому же он твердо решил, что наберет их из числа приближенных. "Да, так на самом деле всем будет лучше, - думал Сторн, - успокаивая себя. - Мы не сможем угнаться за требованиями дня, цепляясь за старое. В Нижних Землях или где-нибудь еще они, если повезет, найдут себе участки для земледелия. Фабрикантам в городах требуются хорошие рабочие. Их сыновья и жены могут устроиться прислугой в городских домах. Действительно, так будет лучше, чем цепляться, как голодные животные, за обесплодившие фермы". Он не заметил, как дождь пошел сильнее, и лишь теперь вдруг осознал, что с неба сыплет мокрый снег. Старик поскользнулся и упал, но поднялся вновь. Снег теперь повалил такой густой, что ему пришлось сунуть руки в карманы плаща и продолжать путь, оглядывая нанесенный пожаром ущерб и запоминая увиденное. Пройдя довольно долго, Сторн начал жалеть, что не разрешил Ленизе приготовить ему горячий ужин перед сном, вода просачивалась даже сквозь толстую ткань плаща. Ему показалось, что в темноте мелькнул огонек, причем в таком месте, где, как пелось в старинной балладе, "огня не могло быть следа". "Разве что, - с юморком подумал он, - это коровы принесли огоньку пастухам". Его первой реакцией была не тревога, а любопытство. Сторн решил подойти ближе, посмотреть, не зажжется ли тот вновь; возможно, это был лишь уголек, но в ночи он был виден издалека. Но огонь больше не появлялся, и теперь Сторн не был уверен, видел ли он его вообще. Это мог быть блик от звезд на каком-то металлическом предмете. Вспомнился случай, произошедший с ним в молодости, когда он поднял тревогу, увидев в ночи искру, оказавшуюся отблеском лунного света на пряжке ремня и висящем на нем ноже какого-то пастуха. С того самого дня его всегда одолевали сомнения. Эти чувства постоянно конфликтовали в его душе с прочно укоренившейся привычкой поднимать тревогу при виде огня в неположенном месте. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы сначала разобраться, что происходит, а затем уж звать подмогу. Будь то пожар, вражеская армия или бандиты - в любом случае он должен был сперва оценить степень опасности. Осторожно сойдя с дороги, старик двинулся в направлении огня. Теперь тот вновь виднелся впереди, то угасая, то вновь разгораясь по мере приближения, и Сторн ощутил гордость, что его зрение такое же острое, как и несколько десятков лет назад. Теперь оно подсказало ему, что огонь этот - не что иное, как блик на стекле. Но блик - от чего, Зандру его побери?! Сквозь тучи не мог пробиться ни звездный, ни лунный свет. Лишь несколько его арендаторов были настолько богаты, чтобы иметь застекленные окна. Он осторожно подошел к дому и обнаружил, что тот хоть и был безлюдным, но где-то внутри его горел огонек - в нарушение строжайших приказов, запрещавших разводить открытый огонь без крайней необходимости. И именно его слабый отсвет заметил он в ночи. Ступив на деревянный порог, мучительно заскрипевший под ногами, старик вошел внутрь. От тепла сразу стало удивительно хорошо, но закон оставался законом, а опасность опасностью; придется потушить огонь, чтобы уберечь этих людей от штрафа и неприятной беседы с начальником пожарной охраны. Вблизи огня от его одежды повалил пар. И вдруг Сторн отскочил назад с широко раскрытыми от ужаса глазами, когда его руки наткнулись на что-то висящее под потолком, на ощупь напоминающее тело. "Неужели все они повесились? Но почему?" Сторн опять пошел вперед, заставив себя подойти ближе, чтобы в слабом свете костра разглядеть то, чего боялся увидеть. И тут из груди его вырвался вздох облегчения. Это были лишь плащи, подвешенные под стропилами на просушку. Затушив огонь песком из корзины, стоявшей рядом, он стал ждать фермера, чтобы прочитать ему нотацию о недопустимости разведения открытого огня по ночам. Но где же эти люди, ушедшие в ночь и оставившие огонь без присмотра? Он мог побиться об заклад, что шляются они неспроста, хотя мог и ошибаться. Но через некоторое время, когда никто не пришел, он вновь отправился на улицу, в холод, чтобы закончить обход. Погода становилась все хуже и хуже - мокрый снег валил все сильнее, и лорд Сторн подумал, что самое разумное было бы оставить все до утра и вернуться обратно - провести ночь у очага одного из арендаторов, а проверку границ и подсчет убытков от пожара закончить завтра. Как это ему пришло в голову, что можно оценить ущерб в темноте в такую бурю? Не пускает ли он пыль в глаза молодому Хамерфелу? Но нет, когда он выходил, дождь был мелкий и приятный, к тому же ему хотелось побыть одному на свежем воздухе. Теперь ветер зловеще завывал, и опыт подсказывал, что пора искать убежище. Одно дело гордость, другое - безрассудство. Лучше всего было бы зайти на ближайшую ферму. Там жил человек по имени Джеред, уже лет двадцать - тридцать арендовавший землю. Ферму приходилось закрывать, и ему уже было послано предупреждение. Но тот, насколько известно было лорду Сторну, не торопился сниматься с насиженного места. Идти было тяжело. Сапоги промокли после того, как он наступил в лужу и зачерпнул воды; стекавшая по голеням жижа уже пропитала чулки. Через какое-то время старик увидел светившую в окне Джереда лампу и, подумав, что трудно представить себе более желанное зрелище, громко крикнул, дабы оповестить о своем прибытии прежде, чем стучаться в дверь. Молодой человек с закрытым черной повязкой глазом, с рваной шляпой на голове, придававшей ему свирепый и дикий вид, открыл ему дверь. Сторн не помнил, чтобы раньше когда-нибудь его видел. - Чего тебе надо? - подозрительно спросил он. - Разве не должны добропорядочные люди в этот забытый богом час лежать в постели? - У меня дело к Джереду, - сказал Сторн. - Насколько мне помнится - это его дом, а ты кто такой? - Эй, дед! - мрачно крикнул молодой человек. - Здесь тебя спрашивают. Джеред, сутулый, толстый и низкорослый человек, одетый в старую мятую куртку домотканого сукна, показался в дверях. На лице его было тревожное выражение, но увидев Сторна, он тут же просиял. - Мой господин! - воскликнул он. - Какая честь для меня! Заходите скорее, не стойте на холоде. Через несколько минут Сторн уже сидел на лавке у очага, а его промокшая одежда и сапоги клубились паром от тепла. - Извините, что у меня нет для вас вина, мой лорд, но, может быть, выпьете подогретого сидра? - С удовольствием, - ответил Сторн. Его поразила доброта, с которой его принимают после того, как он через своего комиссара предупредил крестьянина, что тот должен оставить ферму. Глубоко же укоренилась в этих людях преданность клану; в конце концов большинство из них приходилось ему отдаленными родственниками, а привычка уважительного отношения к главе клана и господину была очень древней. Когда принесли горячего сидра, он с удовольствием отхлебнул. - А этот угрюмый одноглазый юноша, который открыл мне дверь, - твой внук? - спросил он, вспомнив, как тот назвал фермера дедом. Но в ответ Джеред сказал: - Это пасынок моей старшей дочери от второго брака. Он мне не родственник. Его отец умер четыре года назад. Я приютил парня, потому что больше идти ему некуда. Семья отца подалась на юг - искать работу в Нескье на шерстяной мануфактуре, но он говорит, что не хочет быть безземельником, поэтому остался здесь... - Тут в его голосе зазвучало беспокойство. - Говорит он, конечно, грубо, но вы же знаете нынешнюю молодежь - все только чешут языком и ничего не хотят делать. - Хотел бы я поговорить с кем-нибудь из этих молодых, выяснить, что у них на уме, - проворчал Сторн, глянув вверх, на старый чердак, куда скрылся угрюмый юноша. Но Джеред лишь вздохнул. - Его почти никогда нет дома, болтается со своими дружками. Вы же понимаете, ваи дом: эта молодежь всегда думает, что может изменить мир. А сейчас, даже не мечтайте, что мы отпустим вас домой в такую погоду. Вы ляжете на мою кровать, а мы с женой устроимся здесь, у огня. Моя младшая дочь тоже сейчас с нами, им пришло указание оставить ферму, но Бран - это муж Мари - не хочет, а у них четверо ребятишек, которым нет еще и пяти лет, а десять дней назад Мари родила еще двойню, поэтому я поселил всех у себя, что еще мне оставалось делать? Сторн начал отказываться, но Джеред настаивал: - И вовсе никаких беспокойств, ваи дом. Все равно в плохую погоду мы всегда спим здесь, на кухне, а сейчас жена постелет свежие простыни и даст вам лучшее одеяло. С этими словами он провел лорда Сторна в крохотную спальню. Почти всю комнату занимала огромная кровать с периной и стеганым одеялом; кроме того, на ней лежали старые, латаные, но очень чистые подушки. Престарелая жена Джереда помогла Сторну снять промокшую одежду и выдала ему взамен ветхую, но тоже очень чистую ночную рубашку. Парик повесили в изголовье, а одежду сложили на скамье. Старуха укрыла его одеялом и ушла, почтительно пожелав ему спокойной ночи. Наконец-то Сторну удалось согреться, и он перестал дрожать. Он успокоился, слушая, как дождь со снегом стучит в окна. Вскоре он заснул. День выдался длинный. 16 Дом Маркоса хоть и был невелик, но Эрминии при свете лампы он показался очень уютным. За стенами стояла беззвездная ночь. Небо затянули тяжелые, дождевые тучи, стремительно гонимые ветром и отливающие собственным призрачным светом. За невысокой каменной оградой виднелись стены Хамерфела, которые тендарские друзья Аластера наверняка назвали бы "романтическими развалинами". Гейвин, к неудовольствию Маркоса, назвал их так уже трижды, поэтому Флории пришлось тихонько толкнуть его в бок и неодобрительным взглядом заставить замолкнуть. Дом, хоть и не просторный, прекрасно противостоял ненастью. Состоял он всего из одной комнаты с низким потолком, обставленной узкими лавками, на одной из которых сейчас сидела Эрминия и сушила у огня промокшие ноги. У стены стоял стол и несколько крепких деревянных стульев. Больше ничего. На стол Маркое постелил старую вышитую льняную скатерть и поставил потемневшие от времени серебряные кубки. Он принес еды и вина для женщин. - Как бы я хотел, чтобы все это происходило в Большом Зале Хамерфела, госпожа, - стал извиняться он, но Эрминия лишь покачала головой. - Тот, кто отдает лучшее, что у него есть, поистине по-королевски щедр, даже если это "лучшее" - всего лишь пол-охапки соломы. А твой дом гораздо лучше. Гейвин присел на коврик у ног Эрминии у очага, где его окатывали волны живительного тепла. По другую сторону сидела на лавке Флория, надев поверх тонкой белой одежды - униформы работника Башни - плотное бархатное платье. Эрминии тоже пришлось переодеться, потому что ее костюм для верховой езды вымок до нитки. Медяшка устроилась на полу, положив голову на колени хозяйке. Конн занял один из стульев, а Маркос нерешительно стоял возле другого, заметно нервничая, - очевидно до сих пор не совсем веря в то, что принимает у себя саму герцогиню Хамерфел. В глубине комнаты, позади стола, располагалось еще человек пять. И еще с полдюжины набилось в сени, откуда с любопытством заглядывали в комнату, пытаясь хоть краем глаза увидеть, что творится внутри. Среди них, как знала Эрминия, были люди, ходившие вместе с Конном в первый набег и слышавшие, как он был объявлен полноправным наследником Хамерфела. Когда Маркос попросил их внимания и представил им Эрминию, они приветствовали ее ликующими возгласами, от которых задрожали старые чердачные стропила, вспугнув с насиженных мест стаю летучих мышей. От радостного приема у Эрминии стало тепло на душе, хотя она прекрасно понимала, что вовсе не она тому причиной. Но даже в этом случае она знала наверняка: Конн заслужил такую встречу, и то, что эти люди, прожившие двадцать лет без законного господина, и по сей день оставались преданны Хамерфелам - его заслуга. "А в Тендаре я никогда не думала о них. Стыдно. Значит, теперь я должна о них заботиться. С помощью короля Айдана..." Тут она сонно подумала, а что же в действительности может сделать после стольких лет. Затем, вздохнув, она вспомнила: все равно Конн не был их полноправным герцогом, эта честь была закреплена за ее старшим сыном, хотя отцовский меч по-прежнему носил Конн. И приветствие это, по закону предназначавшееся Аластеру, только продлевало веру людей в то, что они должны следовать за Конном. Если же это было выражение их личной преданности Конну, а вовсе не дому Хамерфелов, впереди могла ждать всех новая беда. Эрминия переживала за обоих сыновей, одного она всю свою жизнь лелеяла, другого - всю жизнь оплакивала. Однако эти тяжкие думы не соответствовали моменту, и, увидев мрачное лицо Конна, женщина подумала, не прочитал ли он ее мысли и не то же ли самое заботит его самого? Эрминия подняла бокал и произнесла: - Какое удовольствие вновь видеть тебя в родных местах, дорогой мой сын. Я пью за день, когда дом твоего отца будет заново отстроен и двери Большого Зала распахнуться перед тобой и твоим братом. Медяшка, не снимая головы с ног Эрминии, завиляла хвостом, словно присоединяясь к тосту. "Где-то сейчас наша старушка Ювел?" - подумала Эрминия. Конн тоже поднял бокал и встретился взглядом с матерью. - Всю свою жизнь с тех пор, как себя помню, мама, и даже думая, что ты умерла, в мечтах я хотел видеть тебя здесь, этот вечер для нас воистину радостный, несмотря на бушующую на улице непогоду. Да будет воля богов, чтобы это был лишь первый из нескончаемых столь же радостных праздников. - Конн выпил и поставил бокал. - Как жаль, что с нами нет сейчас Аластера, чтобы порадоваться всем вместе. Это по праву его праздник, но этот день скоро придет. Тем временем, Маркос, как думаешь, - не послать ли за сыном Джериана? Он хорошо играет на рриле [арфе], а четыре дочери старика могли бы нам станцевать... эй, Маркос? Куда он подевался? - Он оглядел комнату, ища приемного отца. - Не надо никого беспокоить, мой дорогой, - сказала Эрминия. - Мне не нужна торжественная встреча, я рада, что наконец очутилась в своей стране, и больше мне ничего не надо. К тому же мне очень жаль, что мы доставляем старому Маркосу столько хлопот, его дом слишком мал, чтобы вместить так много людей. Мы с Флорией за пять дней проделали трудное путешествие, и все, в чем мы нуждаемся, - это теплая постель. А если понадобится музыка, то с нами Гейвин, который может спеть, - добавила она, ласково улыбнувшись молодому музыканту. - Но посмотри, похоже, там пришел к тебе человек... - заметила Эрминия, увидев, как высокий дородный мужчина машет Конну из конца комнаты, где показался и Маркос. Конн встал со стула. - Позвольте, я узнаю, чего он хочет. Не выпуская бокала из рук, он подошел к вновь прибывшему, внимательно выслушал, а затем повернулся так стремительно, что даже вино расплескалось из бокала. Лицо его было хмурым и сердитым. Какое-то мгновение поколебавшись, Конн развернулся и крикнул: - Люди Хамерфела! Все мгновенно обратили взоры к нему. Те, кто был в комнате, выжидательно смотрели, те же, кто толпился у двери, прошли внутрь, располагаясь у очага и скромно рассаживаясь по краям лавок, где сидели женщины. - Прислужники Сторна вышли в поход! А мы-то думали, что в такое ненастье они будут сидеть по домам. Нет, этой услуги они нам не оказали. Собаки Сторна рыщут по дорогам и в дождь и в снег, а сейчас они разоряют хозяйство старого арендатора, который не заслужил такого отношения! Пойдемте, мужчины, положим этому конец! Он повернулся к дверям, и все мужчины, надевая на ходу плащи, с воинственными возгласами устремились за ним. Через несколько минут к женщинам подошел Маркос и сказал: - Высокочтимые дамы, мой господин приносит извинения, но ему действительно нужно идти, он просит вас сейчас ложиться спать, а завтра утром он все объяснит. - Я слышала, как он говорил, Маркос, - произнесла Эрминия. Глаза Маркоса сверкнули гордостью. - Вы видели, как они идут за ним! Они умрут за молодого герцога. Эрминия подумала, что Маркос оценил все правильно, за исключением того, что Конн не был их герцогом... но сейчас было не время обсуждать, как могло это повредить Аластеру. - Будем надеяться, что им не придется умирать за него, - заметила она. Все мужчины ушли, за исключением старого Маркоса и Гейвина, который, совсем разомлев от тепла, не мог даже двинуться с места. Он все же поднялся и хотел последовать за ними, но Маркос покачал головой. - Нет, ваи дом. Мой господин хотел, чтобы вы оставались здесь и охраняли женщин. Подумайте, что может случиться, если люди Сторна узнают о прибытии герцогини! Они запросто могут спалить дом вместе с нами. - Как однажды они уже сделали это, - добавила Эрминия. Она вовсе не удивилась, когда Конн уехал с людьми, которых знал всю жизнь, забыв про существование Гейвина. Себя же она ощущала здесь в безопасности и теперь была благодарна старику за то, что тот не уронил чести Гейвина. После того, как все ушли, в маленькой комнате стало очень тихо, лишь потрескивал огонь, да с улицы доносился монотонный шелест дождя, хлещущего о булыжную мостовую деревенской улицы. Эрминия допила вино - оно было не очень хорошим, но жажду утоляло. Сейчас ее одолевало беспокойство за Конна, ускакавшего в ненастную тьму, и о людях, которые слепо шли за ним, считая его законным вождем. - Но ведь так оно и есть, - тихо заметила Флория, откликаясь на невысказанные вслух мысли Эрминии. - Он завоевал их любовь и преданность, и они всегда будут с ним независимо от того, утвердится ли Аластер в правах. Эрминия оценила мудрость, прозвучавшую в словах Флории, но не смогла подавить беспокойства. - Я люблю их обоих, - сказала Флория, - и боюсь за них обоих. А Конн беспокоится об Аластере даже больше, чем вы. Как вы думаете, почему он ускакал с такой поспешностью? Эрминия даже не пыталась гадать, поэтому Флория ответила сама: - До тех пор, пока не закончится история с Аластером, он не хочет оставаться со мной в одной комнате. Он любит своего брата и не хочет его предавать. Вот так наконец все открылось, и Эрминия была этому рада. Было похоже, что они с Флорией все ходили осторожно, вокруг да около вопроса их отношений с Конном с того самого момента, когда Конн впервые прибыл в Тендару. И с вечера прерванной помолвки это, казалось, стояло за каждым словом, которым она обменивалась с Флорией. - А ты хочешь предать Аластера? - Нет, конечно, нет. Я выросла вместе с ним, и он мне всегда нравился. Поэтому я была вполне счастлива назвать его своим женихом. Еще я знаю, что тоже нравлюсь ему, и он был со мной ласков. Но когда в Тендару приехал Конн, все изменилось. Эрминия не знала, что сказать. Как всегда ей, не знавшей любви и полноты чувств, оставалось лишь молчать, ощущая беспомощность перед молодой женщиной, воспринимавшей все происходящее как само собой разумеющееся. - Я хотела бы выйти замуж за них обоих, - чуть не плача, призналась Флория. - Мне не хватит духу обидеть Аластера, но и без Конна моя жизнь будет пустой и бессмысленной. Криво усмехнувшись, Гейвин произнес: - Лет сто назад в этих горах, насколько я слыхал, такое было возможно. Флория вспыхнула. - Это варварство. Даже здесь, в горах, этот обычай забыт. Но как же сделать выбор между другом детства и его братом-близнецом, так на него похожим внешне и в то же время совершенно другим? Дело не в том, что Конн, обладая лараном, мог проникать в ее сердце так, как Аластеру и не снилось, Флория чувствовала - за этим кроется нечто большее. Она не знала, что такое страсть, пока в ее жизнь неожиданно не ворвался Конн. Стыдно было признаться, но сейчас ей казалось, что Конн жизненно ей необходим, а Аластер - лишь слабое и тусклое его отражение. - В любом случае, - продолжила девушка, пытаясь снять напряжение, - я буду вашей дочерью, поэтому такая ли уж большая для вас разница, за которого из них я выйду замуж? - Но хочешь ли ты стать герцогиней Хамерфел? - мягко спросила Эрминия. И тогда Флория наконец произнесла вслух то, что давно звучало в душе: - Конн мне дороже любого герцогства. А Конн уехал в дождь и тьму; ей бы очень хотелось сейчас скакать рядом с ним, но женщины должны оставаться дома и ждать своих мужчин... "Что мучительнее - ожидание или сам поход?" - подумала она. Флория понимала, что от волнений за Конна ей лучше не будет. Это его долг идти туда, где в нем нуждались. Она улыбнулась Гейвину и сказала: - Спой нам, друг мой, прежде чем мы отправимся спать. Здесь нам ничто не угрожает, а я вижу, что ваи домна Эрминия очень устала. В конце концов именно ее заботам Конн поручил мать, зная его, Флория не сомневалась, что это весьма почетное поручение. Дождь кончился. Небо прояснилось, и в нем заблистали звезды. Моментально стало очень холодно. Конн скакал, окруженный своими людьми, зная, что он спешит предотвратить чудовищную несправедливость, едва укладывавшуюся в сознании. Король Айдан принимал как само собой разумеющееся право господина вершить судьбы крестьян. Наверное, лорду Сторну нельзя было иметь подданных, возможно - во всем виновата традиция. Может быть, даже следовало раздать всю эту землю мелким фермерам, которые на ней и работают, и они сами смогли бы решить, как использовать ее наилучшим образом. Но пока традиция имела силу закона, то кто он такой, чтобы взывать к совести лорда Сторна и указывать, как ему распоряжаться своей собственностью? Раньше Конн никогда не задавался такими вопросами. Он всегда принимал все то, что Маркое называл неправдой, как подлинную несправедливость. Теперь же его одолели сомнения. Он не знал, прав ли, но еще сильнее уверился, что землю необходимо отдать фермерам. Конн знал, откуда пришло это понимание, - от мистической связи с сознанием его брата. Хотя Аластер не разделяет его убеждений, а принимает как должное, как раз и навсегда установленный богами порядок, согласно которому все эти люди родились его подданными, а он - их господином. Он чувствовал, что здесь они с Аластером никогда не придут к согласию, но до этой ночи он тоже принимал как само собой разумеющееся, что должен подчиняться брату из-за глупой случайности, что тот родился на двадцать минут раньше. А на самом деле - какая разница? Ведь он гораздо лучше Аластера знает, как править людьми... Тут Конн усилием воли отогнал эти мысли, испугавшись предательского направления, которое они начали принимать. С тех пор, как он стал преступно заглядываться на невесту Аластера, все вокруг вызывало сомнение: закон, приличия, сам вселенский порядок, на который он до сих пор полагался. Сейчас юноша заставил себя сосредоточиться на стуке копыт по промерзшим камням дороги. Возглас Маркоса вернул его к действительности. - Мы опоздали! Они уже подожгли... сторновские собаки. Деревня горит. - Стойте, - крикнул Конн. - Там еще могут оставаться жители. А если их выгнали из дому в эту ночь, то сейчас им, как никогда, потребуется наша помощь. Тут со стороны дороги послышались крики. Солдаты в сторновской форме подгоняли разношерстную толпу полуодетых мужчин, женщин и детей. Среди них была молодая женщина в ночной рубашке с двумя младенцами на руках, а несколько малолетних босоногих детишек цеплялись за ее подол. Кроме того, в толпе метался что-то яростно выкрикивавший и кипевший гневом старик. - Клянусь, что после сорока лет службы моему господину я не заслужил такого обращения! Пожилая женщина с седыми волосами, очевидно его жена, пыталась его успокоить. - Тише, тише, придет день, и все станет на свои места. Вот тогда ты можешь говорить... - Но его светлость обещал мне... И тут внимание Конна привлек другой человек в заплатанной ночной рубашке и ботинках на босу ногу, потрясающий кулаками и что-то резко выкрикивавший. Конн прислушался. Кто-то из его людей попытался выяснить у этого старика, что же все-таки произошло. - Они пришли, когда мы спали, и выкинули нас под дождь, а дом подожгли. Я говорил им... я требовал, чтобы они прекратили... я приказывал им остановиться, говорил им, кто я такой, но они не слушали... Лицо низкорослого старика было красным как помидор, так что Конн даже подумал, не хватил ли его удар. - А кто ты, дедушка? - доброжелательно спросил один из людей Маркоса. - Ардрин Сторн! - выкрикнул тот, багровея еще больше. Один из сторновских солдат захохотал: - Ну да, тогда я - Хранитель Башни Арилинн. Значит, сегодня мы будем соблюдать протокол, можешь звать меня "ваша светлость". - Черт бы тебя побрал, - прокричал старик. - Говорю тебе, я - Ардрин, лорд Сторн, и просто остановился здесь на ночлег. - Заткнись, старик, и не испытывай мое терпение! Неужели ты думаешь, что я не знаю в лицо моего господина? - ответил солдат. Конн вгляделся в лицо старика. Не обладай он лараном, он в жизни не поверил бы его словам, но как телепат мог сказать наверняка: все, что тот сказал, - правда. Старик действительно был лордом Сторном. Какая ирония судьбы, что Сторна выкинули под дождь его собственные солдаты из того самого дома, где ему дали ночлег, и который сожгли на его глазах по его же приказу. Конн и не думал осуждать солдата за грубость. Кто бы мог поверить, что дряхлый старик в застиранной фланелевой ночной рубашке мог быть одним из самых могущественных людей отсюда до владений Алдаранов? Подойдя к нему, Конн слегка поклонился и тихо произнес: - Лорд Сторн, я вижу, наконец-то вы ощутили на себе результаты своих приказов! - Солдату же он бросил: - Старики все похожи друг на друга, если на них нет роскошной одежды и парика. Солдат пригляделся. - Зандру меня побери! - воскликнул он. - Мой господин, я не знал... я всего лишь исполнял ваш приказ выставить семью Джереда... Сторн фыркал и, казалось, готов был взорваться. - Мой приказ? - зловеще повторил он. - Разве в нем сказано, что выставлять семью Джереда из дома нужно посреди ночи, в такую бурю? - Но, - неуверенно произнес солдат, - я думал, после этого нам не придется возиться с другими... Надо лишь показать пример... - Ах, ты думал? - угрожающе спросил Сторн. Он указал на дрожащих, плачущих детей. - Глядя на них, я сомневаюсь, что ты вообще способен думать. В разговор вступил Конн: - Дело уже сделано. Сейчас главное - предоставить этим детишкам кров. Сторн хотел было что-то сказать, но Конн повернулся к нему спиной и направился к женщине, у которой на руках были спеленутые младенцы. Лорд Сторн жестко приказал солдату: - В следующий раз слушай, когда тебе что-то говорят! Солдат хотел что-то сказать, но при виде искаженного гневом лица Сторна молча отдал честь, коротко скомандовал своим людям, и они ушли. Тем временем Конн говорил с женщиной. - Значит - близнецы, - произнес он. - Моей матери довелось пережить такое же и тоже по милости лорда Сторна, если я не ошибаюсь, когда мне с братом было всего лишь по году от роду. У тебя есть куда идти? Стесняясь, она ответила: - Моя сестра замужем за хорошим человеком, который работает на войлочных фабриках в Нескье, они с мужем могут хоть на какое-то время нас приютить. - Хорошо. Тогда тебе надо туда добраться. Маркос... - Он подал знак пожилому человеку, - посади эту женщину с детьми на мою лошадь и дай им в сопровождение одного, нет - двух своих людей, чтобы они несли младшеньких. Приведите их в Хамерфел и поселите в доме кого-нибудь из наших арендаторов, а днем снарядите им телегу и проводите до Нескьи или - куда им надо. Один из наших мог бы отвезти их туда, а заодно - пригнать обратно телегу с ослом. - Но как же вы без лошади, ваи дом? - Ерунда. Делай, как я сказал. Пешком доберусь. У меня есть в запасе пара хороших ног, - ответил Конн, а затем опять обратился к женщине: - И что вы будете там делать? - Мой муж - стригальщик овец, ваи дом, и все время на работе, а несколько недель назад нас выгнали из дома как раз перед тем, как малютки должны были появиться на свет... Молодой мужчина грубой внешности, с растрепанными ярко-рыжими волосами и черными глазами встал рядом с женщиной и сказал Конну: - Я всю жизнь работал, но теперь с четырьмя, нет - с шестью ртами, которых надо кормить, - как я пойду бродяжничать? И ведь всю жизнь я только и заботился о своем доме... а меня выгнали... но я не сделал ничего, чтобы так со мной поступать, ваи дом. Совершенно ничего. Хотел бы я спросить у старого Сторна, в чем моя вина, что я заслужил такое? Конн кивнул головой в сторону и предложил: - Вон он стоит. Спроси его. Молодой человек нахмурился и потупил взор, но все же повернулся к лорду Сторну и произнес: - За что, ваи дом? Что мы вам сделали, чтобы вот так выкидывать нас на улицу? Теперь уже дважды. Сторн стоял, напряженно выпрямившись. Глядя на него, Конн решил, что тот изо всех сил пытается сохранить достоинство. Действительно, трудно выглядеть достойно, стоя посреди дороги в заплатанной рубашке, едва прикрывавшей дряблые старческие ягодицы. Кто-то дал ему попону, которую старик накинул на плечи, но все равно не мог унять дрожь. - Эй, человек, как твое имя? Джеред не сказал мне, что ты женат на его старшей дочери. Мужчина прикоснулся пальцами к пряди волос на лбу. - Эвин, ваи дом. - Тогда, Эвин, ты должен знать, что эта земля истощилась. Она не может больше родить зерно и не может прокормить молочный скот. Единственное, на что она еще пригодна, это разводить овец. Но овцам надо много места для пастбища. Раз ты работаешь стригальщиком, то для тебя в будущем найдется работа. Но мы должны покончить с мелким фермерством и объединить угодья. Неужели это не понятно? Здесь все ясно как на ладони. Только дурак будет пытаться содержать на этой бесплодной земле тридцать мелких хозяйств. Мне очень жаль вас, люди, но что я могу поделать? Если я буду голодать только потому, что никто из вас не сможет прокормиться, а тем более платить за аренду, то никому из вас это пользы не принесет. - Но я не голодаю, я всегда, до последнего дня, сполна выплачивал ренту, - настаивал Эвин. - Я не живу земледелием, за что же меня выгонять? Сторн опять покраснел, и было видно, что в нем вскипела злость. - Да, тебе это может казаться несправедливостью, но мой управляющий сказал, что я не могу делать исключений. Если я позволю остаться хоть одному мелкому арендатору, независимо от того, насколько хороши его дела, а у тебя они, несомненно, идут хорошо, то все начнут говорить, что тебе дано особое право остаться. Некоторые из них не платили мне ренту по десять лет, а кое-кто даже пятнадцать и двадцать - еще до великой засухи. Я вовсе не тиран - я всем здесь прощал неуплату за год, но хорошего - понемногу. Когда-то должен был прийти конец. Мои земли больше непригодны для земледелия, и я не хочу оставлять на них арендаторов. От этого нет никаких доходов, а если я разорюсь, вам от этого лучше не станет. Конна потрясла железная логика и очевидность всего сказанного. Владения Хамерфелов были в том же бедственном положении, но какой прок от того, что всем мелким арендаторам предоставят выживать самостоятельно, кто как может, или если они разбредутся восвояси? А может, Сторн просто сдался под давлением необходимости? Он должен поговорить накоротке с Аластером и, возможно, с самим лордом Сторном. В конце концов тот правил землями в горах задолго до того, как Конн появился на свет. Но должен же быть какой-то способ делать крестьянам поблажки в исключительных случаях. И если земля больше не пригодна для земледелия и ею владеет один человек, разве не должен он сесть по-хорошему со своим управляющим и арендаторами, чтобы вместе подумать, как лучше использовать эту землю, а не решать одному за всех, как это сделал Сторн? Довольно. Ведь сам-то он не был герцогом Хамерфелом, несмотря на полученное воспитание. Он должен посоветоваться с Аластером: по обычаю, только его брат вправе принимать решения. "Пусть это будет даже неправильное решение", - добавил внутренний голос. Но на это возразила другая половина его души, взращенная Маркосом: "Я в ответе за всех этих людей", - напомнив ему, что даже если Аластеру безразлична их судьба, Конн все равно должен попытаться убедить его принять правильное решение. Сторн пристально наблюдал за ним. Потом, явно враждебно, произнес: - Полагаю, вы - брат герцога Хамерфела. Значит, это вы нападали на моих солдат все это лето и мешали выполнять мои приказы. На это Конн ответил: - Сегодня ночью, ваи дом, нам не удалось помешать вашему приказу. Разве не преступление - выгонять из дому под дождь женщину с шестью малолетними детьми? У старика оказалось достаточно совести, чтобы покраснеть от стыда при этих словах, но тем не менее он продолжил: - Ваши люди потворствуют анархии, подбивая моих арендаторов к бунту. - Ничего подобного, - возразил Конн. - Все это лето я прожил в Тендаре и ни одного человека ни разу в жизни не подговаривал к бунту или беспорядкам. - Может, и моего племянника не вы убили? - спросил старик. Конн задумался, в пылу благородного спора он совсем забыл о кровной вражде. Подумав, он произнес: - Мы действительно убили дома Руперта в бою, но он был вооружен, а кроме того, напал на меня и моих людей на землях, веками принадлежавших Хамерфелам. Я не чувствую никакой вины за это. Я не могу осуждать вас за кровную вражду, начавшуюся еще до нашего с вами рождения, но, благодаря вам, ваи дом, она оказалась моим единственным наследством. Сторн хмуро глянул на него. Он сказал: - Полагаю, в ваших словах есть доля истины. Хотя многие годы я считал, что с враждой можно покончить единственным пригодным в подобных случаях способом - не оставить в живых никого, кто мог бы продолжить ее. - Да, но все вышло иначе, - произнес Конн. - Я здесь для того, чтобы сказать: если вы собираетесь и дальше враждовать, лорд Сторн, то мы с моим братом... - И тут он осекся, вспомнив, что Аластер в данный момент находился в доме Сторна. Сторн, воспользовавшись этой паузой, заверил юношу: - За брата не бойтесь. Он - мой гость, и его защищает закон. Кроме того, он спас жизнь моей единственной родственнице - моей внучатой племяннице. Он, похоже, человек благоразумный, и я, разумеется, не причиню ему никакого зла. - Помолчав, он задумчиво добавил: - Может быть, мы и так уже слишком долго враждуем, молодой Хамерфел, а нас осталось слишком мало... - Я не собираюсь просить у вас пощады, - гневно произнес Конн. На это Сторн возразил нахмурившись: - Никто не обвинит вас в малодушии, молодой человек, сейчас достаточно бед грозит нам обоим извне, и поэтому нам не следует враждовать еще и у себя дома. Алдараны и Хастуры точат когти, готовясь завладеть нашими доменами, пока мы будем грызться друг с другом... Это заставило Конна вспомнить о короле Айдане, которого он так неожиданно и странно полюбил, хотя Сторн говорил о нем в таком тоне, словно Айдан был для них обоих куда более страшным врагом, чем они друг для друга. Через силу он произнес: - Не я теперь хозяин в Хамерфеле, лорд Сторн, и не мне решать, будет ли честно продолжена или честно закончена вражда между нашими домами. Только герцог Хамерфел может дать вам ответ. И если вы хотите положить конец вражде... - Это как посмотреть!.. - воскликнул лорд Сторн. - Если ей должен прийти конец, - поправился Конн, - то он, а не я должен принимать решение. Сторн невесело на него посмотрел и наконец произнес: - Мне кажется, что вы с братом похожи на человека, у которого левая рука не знает, что делает правая, и обе раздирают его на части, когда каждая пытается тянуть в свою сторону. По-моему, вы для начала должны решить, чего вы хотите, и только после этого я соглашусь вести с вами переговоры - быть меж нами миру или войне. - Вряд ли я могу с ним посоветоваться, пока вы держите его в своем замке. - Я уже говорил, что он мой гость, а не пленник, он волен уехать, когда пожелает, но я был бы плохим хозяином, если бы Аластер покинул мой дом прежде, чем залечатся его ожоги. Если вы хотите с ним встретиться и убедиться, что с ним все в порядке, даю вам клятву, что ни я, ни один человек крови Сторнов и никто из наших приближенных не причинит вам вреда и не оскорбит вас... вы увидите, что я могу держать слово не хуже Хастура. Сторн был прав, настало время поговорить с Аластером. Но довериться Сторну... От этого на душе скребли кошки, хотя Конн считал, что все могло бы давным-давно закончиться, если б хоть кто-нибудь первым решился доверять другой стороне. На него произвела впечатление открытость старого Сторна и приведенная им аргументация своих действий. Должен ли Конн доверять собственным чувствам или по-прежнему цепляться за старую вражду, которая началась еще в незапамятные времена и лично его не касалась? - Я принимаю ваши гарантии безопасности и отправлюсь повидаться с братом, - произнес он. Сторн подал знак одному из своих людей. - Проводи молодого Хамерфела во Врата Сторна и проследи, чтобы ему не причинили никакого вреда. Он может свободно и беспрепятственно уйти, когда пожелает. Порукой этому - мое честное слово. Конн поклонился старику и оглянулся, ища свою лошадь, но вспомнил, что приказал Маркосу отвезти на ней молодую женщину с детьми. Впрочем, он был молод и силен, а дождь начал стихать. Быстрым шагом Конн направился к Вратам Сторна, даже не подумав, где лорд Сторн проведет остаток ночи. 17 После того как ушел старый Сторн, Лениза с Аластером сидели молча, вероятно, из-за того, что не могли найти тему для разговора. По-прежнему слишком многое разделяло их: Аластер дал клятву верности другой женщине, а Лениза была внучатой племянницей его старейшего врага. Он хотел рассказать ей о Флории, но что он мог сказать? Какая самонадеянность - думать, будто ей интересно знать о его невесте, и еще большая самонадеянность - полагать, что она может оскорбиться из-за этой связи. На самом же деле он жаждал рассказать ей о себе все, но однажды ему недвусмысленно напомнили, что Лениза - из рода Сторнов и проявлять к ней личный интерес было бы верхом неприличия, даже не будь Хамерфел связан обещанием жениться на другой. Поэтому они просто сидели молча, с сожалением глядя друг на друга. Чтобы разорвать наконец мучительную тишину, Лениза напомнила, что ему следует больше отдыхать, тогда ожоги пройдут быстрее. - У меня сейчас ничего не болит, - сообщил Аластер. - Я рада это слышать, но все равно ты еще недостаточно поправился, чтобы выходить под дождь или скакать верхом, - сказала Лениза. - Думаю, тебе лучше поспать. - Но я совершенно не хочу спать, - жалобно произнес Аластер. - Мне очень жаль, но ты же сам знаешь - тебе необходим отдых. Не попросить ли для тебя снотворного у Джермиллы? - поинтересовалась она, как будто обрадовавшись, что может что-то для него сделать. - Нет, нет, не надо беспокоиться, - быстро ответил Аластер, в глубине души не желая, чтобы девушка уходила, испугавшись, что она воспользуется предлогом и больше не придет. До сих пор старая собака лежала неподвижно на полу и лишь время от времени поводила ушами, когда говорил Аластер. Теперь она вдруг заскулила и принялась носиться по комнате. Лениза с любопытством наблюдала за ней, а Аластер нахмурился и принялся стыдить: - Лежать, Ювел. Успокойся, девочка, веди себя прилично! Что это с ней? Ювел, лежать! - резко приказал он, но та продолжала суетиться и скулить. - Может, ей надо выйти? Мне погулять с ней или попросить Джермиллу? - спросила Лениза, поворачиваясь к дверям. Ювел в два прыжка очутилась у двери, осталась стоять там, скуля и умоляюще глядя на нее. Словно услыхав мольбы собаки, вошла Джермилла. - Моя госпожа, - начала было она, но тут же перебила саму себя: - Ой, что это с вашей собакой, ваи дом? Вой Ювел стал громким и настойчивым, стараясь ее перекричать, Джермилла сообщила следующее: - Там на улице человек, который говорит, что пришел повидаться с герцогом Хамерфелом... судя по лицу, ваш близкий родственник, ваи дом... - Это, должно быть, мой брат Конн, - сказал Аластер. - Вот поэтому собака и не находит себе места, она знает Конна и не ожидала встретить его здесь. Для меня это тоже неожиданность, я думал - он в Тендаре. - Тут он запнулся. - Могу я попросить вас принять его, дамисела? - Приведи его сюда, - распорядилась Лениза, и Джермилла, неодобрительно фыркнув, пошла выполнять приказание. Ювел бросилась следом за ней. Вскоре собака возвратилась, прыгая и увиваясь вокруг Конна, который вошел весь мокрый и забрызганный грязью. На волосах Конна кое-где повисли сосульки. Лениза глянула на него и по-детски рассмеялась, сказав при этом: - Вот это да! Наверное, впервые за всю историю Врат Сторна у нас под крышей сразу два герцога Хамерфела. Надеюсь, сами вы можете различать друг друга, а то для окружающих это, кажется, непосильная задача. Интересно, кого из вас я повстречала в корчме в Лоуэрхаммере и лишилась тарелки овсяной каши с медом? - Меня, - произнес Аластер, слегка раздосадованный тем, что она об этом спрашивала. - Ты должна была узнать меня по собаке. - Неужели? Посмотри, как бедная девочка встречает твоего брата - словно вернулся настоящий хозяин, - сказала Лениза и, когда Аластер нахмурился еще больше, добавила: - Поэтому нельзя меня винить, что я могу ошибиться, если даже собственная собака, которая знает вас гораздо лучше, чем я, не различает вас. В словах ее было столько искренности, что Аластер почувствовал себя виноватым за сиюминутное раздражение и почти непроизвольно перенес злость на Ювел, которая вела себя так, словно собиралась предать его. - Лежать, Ювел. Веди себя прилично! - прикрикнул он на собаку. - Не надо срывать злость на собаке, - грубо произнес Конн. - Ей не за что стыдиться, а вот из всех мест, где я ожидал встретить тебя, брат, это было последним. Сидеть в уюте и тепле под крышей Сторна в тот самый момент, когда он выгоняет наших людей из их домов под дождь! Аластер, и так смотревший угрюмо, произнес: - Я думал, ты в Тендаре и заботишься о нашей матери. Ты что, оставил ее там одну, без защиты? - У нашей матери есть много людей, которые с радостью будут ее защищать, - ответил Конн, - но она сейчас здесь, в надежном месте, а вместе с ней Флория и Гейвин. Неужели ты думаешь, что мы могли оставаться в Тендаре и ничего не предпринимать, когда узнали, что ты ранен и находишься в руках Сторна? - Да, я так и думал, - заметил Аластер. - В конце концов мне здесь ничто не угрожает. Лорд Сторн принял меня с исключительной добротой и сердечностью. - Вижу, - сухо сказал Конн, мельком глянув на Ленизу. - А что, внучка тоже входит в ритуал гостеприимства? Аластер сидел мрачный как туча. В его мыслях Конн прочитал, что тот больше обиделся за Ленизу, чем за себя. Тем не менее Аластер сухо ответил, что вопрос так не стоял, дамисела - хозяйка дома и по доброте своей помогает ему залечивать раны. - Не знаю, как принято обращаться с женщинами здесь, в горах, - назидательно добавил он, - но в Тендаре никто не позволил бы себе так говорить о дочери или внучатой племяннице даже своего заклятого врага. - И тем не менее я застаю тебя здесь наедине с ней в этот поздний час. Неужели ты настолько сильно ранен, братец, что за тобой по ночам должна ухаживать женщина? - В Тендаре не обязательно находиться при смерти, чтобы тебе доверили находиться в присутствии дамиселы, - ответил Аластер, а Конн прочитал то, что тот не высказал вслух: "Мой брат как был деревенским олухом, так им и останется. У него понятий о такте и галантности не больше, чем у собаки". Тогда Конн произнес: - И все равно я должен поговорить с тобой, брат, удобно ли нам будет делать это в присутствии дамиселы? - У меня нет ничего, чего нельзя было бы сказать при ней или в присутствии самих богов, поскольку, кроме правды, я ничего говорить не собираюсь, - заявил Аластер. - Лениза, пожалуйста, не уходи. "Я хочу все время видеть ее". До этого момента Аластер не мог до конца признаться в этом самому себе, теперь он окончательно разобрался в своих чувствах. И Конн, читавший его мысли, резко спросил: - А Флория? Что будет с ней? Она ждет тебя, сидя с матерью, в то время как ты здесь мечтаешь о родственнице Сторна. - И ты еще меня за это упрекаешь? - огрызнулся Аластер. - Когда сам не можешь оторвать глаз от моей невесты! "А я-то думал, что у Аластера нет ларана, тогда как же он читает мои мысли? Или это все настолько очевидно?" - спросил себя Конн, холодея от страха. Вслух же он вежливо ответил: - Брат, у меня вовсе нет желания ругаться с тобой. Тем более под этой крышей. Я встретился с лордом Сторном, и поскольку ты здесь, то подумал, что ты тоже... В ответ на его спокойные слова гнев Аластера не только не затих, но разгорелся с новой силой. "Итак, несмотря на все уверения, что признает меня герцогом и лордом, Конн думает, что может, действуя за моей спиной, обо всем договориться со Сторном, даже не посоветовавшись со мной. Он продолжает считать людей Хамерфела у себя в подчинении!" "Итак, - подумал Конн, - он считает, что, прожив двадцать лет в городе, вдали от Хамерфела, будучи просто хлыщом и пустозвоном, он может заявиться сюда и легко все устроить посредством дипломатии, забыв о долгой вражде Хамерфелов со Сторнами. Какая же в этом честь?" Сейчас Конн от всего сердца желал, чтобы его брат мог прочесть его мысли. Вместо этого ему приходилось с трудом излагать переживаемое, в то время как Аластер, воспитывавшийся по-городскому, точно знал, как и что говорить. "К тому же он влюбился в эту девочку - внучатую племянницу Сторна. Знает ли она об этом? И есть ли у нее ларан?" Наконец Конн медленно произнес: - Полагаю, Аластер, что это твоя забота - бросить клич и поднять людей, которые все еще верны Хамерфелам. После этого король Айдан... - тут он спохватился. Перебив его Лениза спросила: - Значит - будет война? А я-то надеялась, что, когда вы с моим дедом так разумно обо всем поговорили, можно найти какой-то способ положить конец этой долгой вражде. Глядя на Ленизу и пряча глаза от Конна, Аластер произнес: - Хочешь ли ты, Лениза, чтобы между нами установился мир? Неожиданно Конн, пытавшийся до сих пор сохранять благоразумие, разозлился так, что не выдержал и сорвался: - Вот поэтому я и хотел, чтобы она не присутствовала при нашем разговоре. Есть вещи, которые нам надо обсудить, не впутывая в них женщин. На это Аластер ответил: - Твое деревенское воспитание делает тебя неучтивым, брат. В цивилизованных краях женщины имеют полное право наравне с мужчинами принимать участие в решении важных вопросов, которые в конце концов касаются их в той же степени. Разве хотел бы ты отстранить нашу мать, которая является работником Башни, от принятия таких ответственных решений, как это? Или ты считаешь Ленизу слишком молодой для обсуждения важных вопросов? - Она - из рода Сторнов, - гневно ответил Конн. Лениза выступила вперед и сказала: - Именно поэтому решение касается меня лично. Я являюсь частью этой старинной вражды и унаследовала ее так же, как и вы, и так же, как и вы, потеряла благодаря ей отца, хотя - боги свидетели - едва его знала. Так как же вы можете говорить, что все это не моего ума дело и что я должна тихо сидеть в стороне, позволив другим решать за себя, что делать? Конн взял себя в руки и попробовал говорить разумно: - Дамисела, я не питаю к вам враждебных чувств. Лишь иносказательно, да и то с большой натяжкой, кто-то мог бы назвать вас врагом. Вы не сражались и не убивали, вы всего лишь жертва этой вражды, а не ее вдохновитель. На это Лениза раздраженно ответила: - Вы говорите со мной как с ребенком или со слабоумной. То, что я не ношу меч и не сражаюсь рядом с дедом, не значит, что мне ничего не известно об этой вражде. - Ну вот, вы и рассердились, а я вовсе этого не хотел, - произнес Конн. - Я просто пытаюсь... - Пытаетесь сделать из меня абсолютное ничто и доказать, что лишь мужчинам дано право говорить о таких вещах, - накинулась на него Лениза. - По крайней мере, ваш брат согласен, что я имею законный интерес во всем, что касается моего клана и моей семьи! Он верит, что я - человек и могу открыто говорить обо всем, что меня тревожит, вместо того чтобы шептаться с моим гостем и тихо склонять его на свою сторону! Конн, ощущая неудобство создавшегося положения, попытался обратить все в шутку: - Я не знал, что вы давали клятву меченосицы... - Я не давала, - сказала Лениза, - но я считаю себя полноправным участником разговора, ибо эта вражда касается меня точно так же, как моего деда. А может, и больше, поскольку он уже пожилой человек, и любое его решение будет иметь для него значение еще лишь несколько лет, тогда как я и мои дети, если они у меня будут, должны будут жить с этим. В наступившей тишине Конн тяжело произнес: - Вы правы. Простите меня, Лениза, вы считаете - мы с братом должны вести переговоры с вами, а не с вашим дедом? - Не пытайтесь сделать из меня дуру. Я только сказала, что все это касается меня не в меньшей степени, чем деда, и именно поэтому я имею право голоса при принятии решения. - Ну тогда объясните, наконец, чего же вы хотите, - взмолился Конн. - И что вы думаете об этой вражде? Вы хотите продолжать ее еще сто лет только потому, что наши предки ненавидели и убивали друг друга? Лениза отвернулась и вся напряглась, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Немного успокоившись, она сказала: - Я бы не хотела считать Аластера врагом. И вас тоже. Я не испытываю к вам ненависти, да и дед мой тоже. Он говорил с вашим братом как друг. А чего хотите вы, Хамерфел? "Сентиментальная чушь, - подумал Конн. - Просто романтическая блажь. Она еще слишком неопытна". Однако ее прямота и напор тронули его. Конн по достоинству оценил честность Ленизы. Аластер потянулся и взял ее за руку, мягко сказав: - Я бы не хотел быть твоим врагом, Лениза. Возможно, мы найдем способ подружиться. - Внезапно он поднял глаза на брата и грозно посмотрел на него. - А теперь, если хочешь, можешь назвать меня предателем Хамерфелов... - Этому не бывать, - ответил Конн. - Вероятно, старая вражда уже действительно выдохлась. Но кое-что из сказанного Сторном заставило меня серьезно задуматься. Он прав, нам угрожает столько внешних врагов, что было бы преступлением воевать между собой. Он сказал также, что Хастуры и Алдараны давят с обеих сторон, надеясь поглотить наши владения и установить здесь свою власть. Поэтому нам следовало бы объединиться. Мне тяжело думать о короле Айдане как о противнике... - ...особенно когда он пообещал нам помочь отвоевать Хамерфел, - закончил его мысль Аластер. Лениза встала и принялась расхаживать по комнате, а Ювел семенила за ней, оскалив зубы и шлепая лапами по полу. - Значит, вот как? Он обещал? И по какому праву он это обещал? Разве имеет он право вмешиваться в наши дела? - произнесла она. Было очевидно, что сейчас ее разбирала такая злость, что ей даже трудно говорить. - Я не хочу, чтобы эта земля превратилась в объект очередного грабительского набега Хастуров, которые спят и видят, как бы расширить королевство от Теморы до Стены Мира. - Вы не знаете короля Айдана, - возразил Конн. - Я считаю, что лично он лишен амбиций, но он хочет, чтобы на этой земле восстановился мир и порядок. Он терпеть не может все эти мелкие войны и кровавые междоусобицы, перевороты и беспорядки. Он хочет лишь одного: чтобы в Хеллерах воцарился мир. - Но когда мы все станем подданными Хастуров, - спросил Лениза, - что будет с такими людьми, как мой дед? - Единственный способ узнать - это спросить их обоих, когда они встретятся. - Это, вероятно, можно организовать. В самом деле, если король Айдан задумал укрепить власть в горных районах, то рано или поздно он этого добьется, - произнес Конн. - Но мы поклялись ему поднять людей против Сторнов, чтобы король мог на законных основаниях ввести армию в Хеллеры и положить конец мятежу Алдаранов. Теперь, отказываясь претворять в жизнь этот основной пункт плана Айдана, он чувствовал себя предателем. - Зачем нужна здесь армия Хастуров, если мы можем договориться друг с другом и, объединившись, обрести силу? - произнес Аластер. - И понятно, что угроза нападения со стороны Алдарана должна беспокоить только нас, а вовсе не нижнеземельских лордов, даже таких, как Хастуры. - Пусть я мало в этом разбираюсь, но я слыхала, что есть договор, по которому вся эта земля находится под властью Хастуров, и мы не можем заключать меж собой соглашения без их одобрения. Когда Джереми I правил в Астуриасе... - Похоже, надо попробовать привести сюда Айдана без армии, - перебил ее Аластер. - Вот в этом-то и загвоздка, - сказала Лениза. - Как нам убедить Айдана прийти с миром? Она подошла к кровати Аластера и присела на край. - Если король настроен развязать войну в горах... - Не думаю, чтобы он хотел войны. У меня создалось впечатление, что он рассматривает этот вариант как жестокую необходимость, которой он хотел бы всеми способами избежать, - обнадежил девушку Конн. - Так или иначе, но мы должны убедить Айдана не развязывать войну, - начал Аластер, - но как только мы заявим об этом, он подумает, что мы замышляем предательство... - Ерунда, - перебила его Лениза. - Скажи ему, что он может привести с собой сколько пожелает телохранителей, но никаких полков, которые будут вытаптывать наш урожай и которых надо размещать по деревням. Крестьяне и так не знают, чем прокормиться, не говоря уже о поставках продовольствия армейским интендантам. - Минуточку, - сказал Конн. - Я говорил с королем Айданом, и мне кажется - он очень к нам расположен. Но у меня нет власти приказать королю явиться сюда или оставаться дома. Он пообещал нам армию, но я не знаю, имел ли он при этом намерение прибыть сюда лично. - Тогда его надо как-то убедить в необходимости этого, - продолжала настаивать Лениза. - Нет ли у вас или у вашей матери, прожившей все эти годы в Тендаре, знакомого, кто имел бы влияние на короля или хотя бы состоял в родстве с королевской семьей? Ответил Аластер: - Кузен короля, Валентин Хастур, уже много лет добивается руки моей матери, но я не хочу просить ее использовать свое влияние таким образом. И не думаю, чтобы она это сделала даже по моей просьбе. Кроме того, один из моих ближайших друзей - приемный сын королевы и родной сын одной из ее любимых кузин, - продолжил Аластер, - но он в Тендаре... - Если ты имеешь в виду Гейвина, - произнес Конн, - то он настоял на том, чтобы отправиться с нами, и в данный момент находится в доме Маркоса, охраняя мать и Флорию. Разумеется, он мог бы убедить короля или хотя бы королеву, - тут Конн погрустнел, - но королева сейчас в таком состоянии, что не может никому оказать помощь. Когда мы выезжали из Тендары, она была едва ли не при смерти. После этих печальных новостей всем вдруг сделалось тоскливо, и в тишине стал слышен шум, доносившийся из зала. Чуть позже вошла Джермилла. - Хозяин дал указание, чтобы вы ложились спать пораньше, сколько еще людей собирается прийти сегодня ночью, чтобы требовать встречи с вашими гостями? - Я никого не жду, - ответила Лениза, широко раскрыв прекрасные невинные голубые глаза. - Но если только это не банда вооруженных наемников, впусти их, кто бы там ни был. Что-то проворчав, Джермилла направилась к двери и распахнула ее. В комнату вошел промокший до нитки Гейвин Деллерей. Его изысканно завитые и накрашенные волосы теперь висели сосульками, с них капала вода. - Аластер, дорогой мой друг! Что за странная и непонятная вещь приключилась со мной! Я спал в доме Маркоса и вдруг проснулся, хотя сон мой был крепок и здоров. Я видел во сне, что стою в тронном зале короля Айдана и он приказывает мне немедленно, подчеркиваю - немедленно, идти сюда, под дождем, чтобы узнать, как твои дела, а во всей деревне не нашлось даже старого зонтика. Он поклонился Ленизе и Джермилле. - Клянусь честью, местра, я ни в коем случае никому не желаю зла под этой крышей. Я не солдат, а менестрель. "Ой, так ли это? - озадаченно подумал Конн. - Я ведь уже задавался вопросом, почему это Гейвин так настаивал, чтобы поехать с нами, и мне следовало бы догадаться, что король Айдан захочет иметь здесь свои глаза и уши. Гейвин и сам не понимал, что делает здесь, но вот как я опростоволосился..." Аластер и Лениза, очевидно, пришли к тому же заключению. Они заговорили одновременно, и Гейвину пришлось поднять руку, чтобы остановить их. - Пожалуйста, прошу вас, - произнес он, - дайте хоть немного обсохнуть у огня, прежде чем втягивать меня в интриги. Лениза просто сияла. - Вы, верно, посланы нам богами. А может быть, вы ангел, который является в нужде? Джермилла фыркнула. - Христофоре говорят, что ангелов можно встретить в довольно странных местах, - заметила она. - Но воистину впервые в жизни я вижу, что бог наш - большой шутник, раз он посылает нам ангела с выкрашенными в лиловый цвет волосами. Гейвин вытаращил глаза. - Кто? Я? Это я-то ангел? О Властелин Света, воистину у тебя плоховато с посыльными! Так в чем же, собственно, дело? Аластер сел на кровати и, расстелив край одеяла у себя в ногах, предложил другу сесть. Он сказал: - Располагайся у огня, друг мой, высуши одежду. Нельзя ли попросить дражайшую Джермиллу принести какого-нибудь горячего питья? Если ты получишь воспаление легких, то не сможешь быть полезным никому из нас. Джермилла принесла небольшой чайник, висевший до этого у огня, и налила дымящегося, чудно пахнущего чаю. - А когда ты высохнешь, - продолжил Аластер, - может, согласишься помочь нам. Гейвин, необходимо предотвратить войну в горах. - Тут он засмеялся и добавил: - Когда все кончится, то ты, возможно, накропаешь балладу. 18 Проснулись они очень поздно, полночи проговорив о том, как Гейвину связаться с королем Айданом и попытаться убедить его явится в Хеллеры для переговоров, в сопровождении лишь телохранителей да почетного эскорта, чтобы положить конец длившейся уже многие поколения кровной вражде между родами Сторнов и Хамерфелов. - Но, - напомнила ему Лениза, - возможно, король Айдан вовсе не стремится к этому, ведь если в горах наступит мир, то у него будет мало шансов подчинить эти земли. - Я могу лишь сказать, что вы совсем не знаете короля Айдана, - ответил Конн. - Иначе вы бы верили ему так же, как я. - Возможно, - сказала Лениза, - но если Айдан такой могучий ларанцу, что может читать мысли людей на большом расстоянии, то он, вероятно, мог бы внушить мне желание стать его вассалом, не посоветовавшись со мной. На это ответил Аластер: - Я довольно плохо знаю, что у короля на уме, но моя мать все годы была лерони. Если бы она могла заставить человека делать что-то против его воли, это было бы мошенничеством. Она объяснила мне, что этим даром нельзя пользоваться, для того чтобы заставлять других людей делать что-то против их воли. Если бы здесь присутствовала Флория, она процитировала бы тебе Клятву Наблюдающей, где сказано, что первейшая обязанность лерони - не вторгаться в чужое сознание без согласия, если только требуется помощь или лечение. - Все это я слышала, когда меня учили, - сказала Лениза, - но кто знает - что на уме у Хастура - короля-волшебника? Он может решать за других, требуется ли им помощь, лечение или просто полезное вмешательство. Аластер посмотрел на девушку, и Конну показалось, что глаза брата светились нежностью, переполнявшей его сердце. "Какой он все-таки пустозвон, дурак и пустозвон, если решился бросить Флорию ради этой девчонки, - подумал Конн, - а честь предков, променять на удобство и благополучие выпрошенного мира. Воевать за Хамерфел - благородное дело. Что принесет нам в замен хваленый мир со Сторнами? Неплохо было бы услышать, что сторновские управляющие возвращают наши земли или восстанавливают наш замок. Законы чести требуют от нас продолжения борьбы, по крайней мере, до тех пор, пока мы не отомстим за отца". Но Конн, хоть и прожил всю жизнь с мыслью о мести, смутился, когда Лениза глянула на него так, словно прочитала его мысли. Глаза ее были полны печали и недоверия. Он попытался понять, что привлекает брата в Ленизе. Она показалась ему немногим лучше тех деревенских девчонок, с которыми он играл в детстве, а в юности танцевал на праздниках урожая и Середины лета. Хорошенькая - да; Конн не отрицал, что она действительно привлекательна - с округлым личиком, румяными щечками и прекрасными блестящими волосами, заплетенными в косы; одетая в простое платье в синюю и темно-зеленую клетку. В его сознании Лениза представляла разительный контраст с Флорией - высокой и элегантной, с замечательно красивым лицом, глубоко посаженными глазами и мягкой речью. Та была опытной лерони, и никто не подумал бы, что она могла собственноручно варить пиво или наливать гостям глинтвейн... Но на самом деле это было не так: Флория помогала по дому и дрессировала Медяшку. Флория ни в коем случае не была белоручкой, но обладала к тому же мастерством и знаниями. Вдобавок Флория была красива, благородна и хорошо обучена, в то время как Лениза оставалась неопытной деревенской девочкой. Впрочем, раз можно было ошибиться, глядя на Флорию, то у Ленизы тоже могли оказаться достоинства, не бросавшиеся в глаза при первом знакомстве, и если б он лучше знал ее, то наверняка мог бы и лучше их оценить. Этой ночью Конн спал на полу в комнате брата. И действительно, впервые, как сказала Лениза - а может Джермилла, - замок Сторна приютил не одного, а целых двух Хамерфелов. Ему снился король Айдан, и он чувствовал, что нарушает данную ему клятву верности. Не он, а Гейвин должен будет довести до короля тот факт, что обещанные армии больше не нужны. Тогда как быть с угрозой, исходящей от Алдарана? Но при этом Конна не покидали сомнения - может, его тревоги лишь следствие деревенского воспитания, а на самом деле Аластер и Гейвин объединились против него? Когда сон овладел им, эти тревожные мысли поплыли туда, где спала Лениза, а рядом в коридоре, на маленькой кроватке, - Джермилла, неустанно сторожившая вход в спальню Ленизы от незваных гостей. Аластер разбудил его рано утром, в окно мягко постукивал падающий снег. - Садись на лошадь, брат. Она в конюшнях Сторна. Поезжай обратно к Маркосу, потому что наша мать должна быть в курсе того, что мы планируем. А я не знаю - когда сам смогу уехать отсюда. - Ты не хочешь уезжать из-за Ленизы, - бросил Конн. - Уж кто-кто, а ты должен радоваться, а не осуждать меня за это, - раздраженно ответил Аластер, - поскольку теперь Флория может упасть в твои объятия. Ты думаешь, я не знаю, что ты влюбился в нее, едва увидев? - И ты можешь меня упрекать в этом? Почему бы мне действительно не предложить ей быть со мной, раз теперь стало ясно, что ты ее не любишь? - Это не так, - произнес Аластер. - Я люблю ее. Я знаю ее с семилетнего возраста, и пока я не приехал сюда, то думал, что большего счастья, чем жениться на Флории, и быть не может... - Тогда почему ты теперь изменил свое мнение? Неужели ты решил, что лучше жениться на этой сторновской девочке по политическим соображениям? - Можно подумать, что ты не хочешь положить конец вражде, - укорил его Аластер, на этот раз действительно разозлившись. - Я не возражал бы окончить ее с честью, - ответил Конн, - с возвращением наших земель, замка и с заверениями, что нашим людям больше не грозят притеснения. Их судьба тебя, возможно, мало волнует; действительно - с чего тебе за них переживать? Ты ведь вовсе их не знаешь. Но я прожил с ними всю жизнь и чувствую, что заботиться о них - мой долг. Неужели ты думаешь, что можно все это разом устроить, просто женившись на одной из женщин рода Сторнов? - Не на "одной из", - поправил его Аластер, - а на единственной. Они с лордом Сторном - последние оставшиеся в живых в роду. Когда Сторн умрет, а Лениза будет замужем за Хамерфелом, вражда прекратится, поскольку некому будет" ее продолжать. - Значит, ты собираешься убить человека, принявшего тебя под свой кров? - язвительно спросил его Конн. - Не знаю, как у вас в городе, но здесь такое поведение не одобряют. - Нет, конечно, не собираюсь, - начал оправдываться Аластер, но в этот момент Гейвин взревел: - Вам больше делать нечего, как грызться с утра пораньше! - Он взъерошил пальцами волосы. - К тому же - который сейчас час? Ведь только светать начало! - Конн обвиняет меня в намерении убить лорда Сторна, - ответил Аластер. - Изумительная наглость, милый брат! - Но ты ведь, похоже, готов забыть клятву, данную Флории, - подметил Конн, - поэтому как мне разобраться в твоем понятии о чести? Но Аластер не клюнул на эту приманку и через некоторое время удивленно произнес: - Все дело в том, что я не связан клятвой с Флорией. Мне очень жаль, что королева Антонелла больна, но из-за ее внезапного удара обручение так и не состоялось... На это Конн глубокомысленно заметил: - И сколько из бывших в ту ночь гостей знает, с кем из нас двоих Флория должна была обручиться в тот вечер? Гейвин сидел с умильным видом, будто знал нечто такое, чего не знали они. - Чудесная традиция - кончать вражду свадьбой. А насколько я понимаю, ты, Аластер, искренне хочешь жениться на родственнице Сторна - дамиселе Ленизе, не так ли? Аластер кивнул, и Гейвин продолжил: - А раз Конн желает жениться на Флории, то вряд ли ваша матушка станет возражать, поскольку Флория все равно станет ей дочерью. Значит, единственное, что остается, это - убедить лорда Эдрика... - И Флорию, - вставил Конн, - если только ты не считаешь ее куклой, за которую надо торговаться с ее папашей. - Разумеется, - согласился Гейвин. - Вам обоим надо поговорить с Флорией, но я уверен, что она согласится внести свой вклад в окончание этой ужасной и кровавой вражды. Ведь если бы она вышла за Аластера, вражда бы продолжилась и перекинулась на ее детей. Но согласится ли лорд Сторн? Аластер пожал плечами. - Надо спросить его, и тогда все будет ясно. Едва он произнес это, как дверь в комнату распахнулась. - О чем спросить? На пороге стоял лорд Сторн. И хотя ему не ответили, он, похоже, все равно знал, о чем идет речь. "Значит, он действительно обладает лараном?" - подумал Конн. - Разумеется, мальчик, - ответил ему Сторн. - У Сторнов он был всегда. А разве у Хамерфелов - нет? Итак, вы хотите жениться на моей внучатой племяннице. Почему вы не рассказали мне о вашей невесте, той самой, что осталась в деревне с вашей матерью? - То есть о дамиселе Флории, - медленно произнес Аластер. - Видите ли, ваи дом, наши семьи дружат, и я знаю ее с детских лет. Поэтому, когда мне предложили жениться на ней, я счел себя счастливейшим человеком. Она - очень красивая девушка. Но когда я встретил Ленизу, то полюбил ее. - Ой ли? - оценивающе произнес лорд Сторн. - Все хорошо первые несколько месяцев, молодой человек. Но что будет вас связывать потом? Я не имею в виду всю эту чушь про любовь; никогда в это не верил и никогда не поверю. Брак, устроенный родителями, имеет куда больше шансов оказаться счастливым, поэтому не надо питать иллюзий. - Он нахмурил брови. - Тем не менее Ленизе надо выходить замуж, ведь я не хочу, чтобы мой род прервался. Алдаран из Скатфелла просил ее руки для своего брата, но я не уверен... Я подумаю об этом, мальчик, я подумаю. Он взглянул на Гейвина, сидевшего на тюфяке у камина. - Вот уж кого не ожидал здесь встретить. Гейвин быстро встал, и Аластер его представил. - Значит, вы кузен короля Хастура? - Только через королеву Антонеллу, - уважительно ответил Гейвин. - И вы предлагаете убедить его приехать сюда для ведения переговоров? - Если только вы одобрите эту идею, - сказал Гейвин. - Я не хотел бы подвергать короля Айдана никакой опасности. - В горах всегда есть опасность, - проворчал Сторн. - Если нет междоусобных войн и не грабят разбойники, то всегда начеку Алдараны, которые спят и видят, как бы расширить свои владения. Но я даю слово, что с моей стороны королю ничего угрожать не будет. Почту за счастье обсудить с ним все территориальные вопросы, если он того пожелает. Сторн мрачно посмотрел на тюфяк. - Неужели это лучшее, что мой дом может предложить гостям? С этими словами он степенно подошел к дверям и крикнул: - Лениза! Вслед за эхом, раскатившимся от его голоса по залу, послышался топот бегущих ног, и в комнату вошла Лениза. - Слушаю, дедушка. Он укоризненно показал пальцем на тюфяк. - Неужели ты не могла предложить гостю ничего лучшего? Подготовь одну комнату для дома Гейвина и еще одну - для герцогини Хамерфел и ее родственницы. - Мама и Флория едут сюда? - с замиранием в голосе спросил Конн. - Ну раз вы оба - под моей крышей, то почему бы и им не бить здесь? - вопросом на вопрос ответил Сторн. - Вы же не считаете крестьянскую хижину достойным местом для проживания вашей матери и невесты Аластера? Вряд ли замок Хамерфел может принять их. Это я пригласил их во Врата Сторна. Выразительным взглядом Аластер заставил Конна молчать. - Разумеется, ваи дом. Мы в высшей степени признательны вам за гостеприимство. Конну оставалось только надеяться, что лорд Сторн не узнал то, что он добавил про себя: "Особенно если учесть, что такая нужда у нас возникла только благодаря вам". Но тот если и понял, то не подал виду. Он просто сказал: - Поскольку нам есть о чем поговорить, то лучше делать это в удобной обстановке. Я уже достаточно нагулялся под снегом. Действуй, девочка, - обратился он к Ленизе. - К приему гостей мы должны подготовиться в лучшем виде. - Неужели осмотр границ - такая трудная вещь? - спросил Аластер, и Конн понял, что тот ничего не знает о последних поджогах. Когда лорд Сторн покинул комнату, он рассказал обо всем брату, думая при этом: "Возможно, для Аластера действительно лучше жениться на Ленизе. Она, по крайней мере, знает обычаи Хеллеров и может заставить его следовать им". - А ты уверен, что наша мать и Флория будут здесь в безопасности? - спросил Конн, окончив рассказ. - За Флорию не бойся, - беспечно ответил Аластер. - Она в этой вражде не участвует. - Домна Эрминия тоже будет в безопасности, - добавил Гейвин, - раз король Айдан знает, что она здесь. Он не допустит, чтобы нам причинили вред, поэтому, на мой взгляд, повода для беспокойства нет. Эти слова успокоили братьев, более влиятельного защитника, чем король, они не знали. Конн возвратился в деревню возле развалин Хамерфела и провел утро, обследуя лошадь, на которой Аластер так быстро добрался до замка. В полдень он проводил Эрминию и Флорию до Врат Сторна. К его облегчению, Лениза, похоже, сразу же понравилась Эрминии, ведь если бы его мать вдруг невзлюбила ее, все очень усложнилось бы. На Флорию же он боялся поднять глаза, тем более - заговорить с ней. Сама мысль о том, что он волен теперь жениться на ней, не умещалась в голове. И Флория тоже что-то заметила, поскольку за обедом села рядом с Конном и уделяла ему повышенное внимание. Конн был на седьмом небе, хотя про себя подумал, не благодарить ли Гейвина за столь явные изменения в ее отношении к нему? Ответ на этот вопрос последовал очень скоро. Когда они расселись за глинтвейном в комнате на верхнем этаже замка, Флория прямо и честно заявила: - Насколько я понимаю, Аластер, ты больше не собираешься на мне жениться? Аластер сглотнул и весь напрягся. "Даже в Тендаре не могут научить изысканно обманывать своих нареченных, несмотря на весь их этикет", - с удивлением подумал Конн. - Я всегда тебя очень уважал и буду уважать, дорогая кузина, - начал Аластер, - но... - Не утруждай себя, Аластер, - мягко произнесла Флория. - Я намерена освободить тебя от обещания, которое к тому же официально никогда так и не было дано. Я просто хочу, чтобы всем присутствующим было ясно: мы оба желаем этого. - Оба? - просияв, вздохнул Аластер. - Значит, ты все же будешь мне сестрой? Все посмотрели на Конна. - Да, - воодушевленно сказал тот, - если Флория согласна, то ничто в мире не может сделать м