не расквасив в падении нос. Заслышав чьи-то шаги и негромкое посвистывание, Гордон спрятался за дверной створкой и пропустил свистуна. Едва тот прошел мимо, он приник к щели. Человек в толстых перчатках и белом с черным халате служащего остановился у дальней двери и грохнул об пол запотевшим коробом, точь-в-точь как коробка для пикника. - Эй, Элмер! - позвал человек и постучал в дверь. - Пошевеливайся, там! Я притащил для нашего повелителя сухого льда! Должен же Циклоп кушать! "Сухой лед..." - отметил про себя Гордон. Из-под крышки короба выбивался белый туман. Искаженный дверью голос ответил: - Ладно, придержи лошадей! Ничего не случится, если Циклоп потерпит минуту-другую. Затем из открывшейся двери хлынул поток света и низкое уханье старого рок-н-ролла. - Чего это ты задержался? - Играл! Набрал в "Управляемых ракетах" сто тысяч очков и никак не хотел... Дверь захлопнулась, заглушив конец объяснения. Гордон толкнул створки двойной двери и торопливо зашагал по коридору. Чуть дальше его внимание привлекла еще одна приоткрытая дверь. Из щели просачивался свет, слышались обрывки разговора. Он остановился, узнав голоса собеседников. Спор шел о нем, Гордоне. - Я по-прежнему считаю, что его надо было убить, - ворчал кто-то - кажется, доктор Гробер. - Этот субъект загубит все, что мы тут успели создать. - О, ты преувеличиваешь опасность, Ник. Я, наоборот, полагаю, что он почти безвреден. - Говорила самая пожилая среди женщин-служащих, имени которой Гордон так и не запомнил. - Честный и безобидный парень. - Вот как? Разве ты не слышала, какие вопросы он задавал Циклопу? Не то что эта деревенщина - я имею в виду нашего среднего жителя, каким он стал после всех этих несчастий. Нет, этот человек проницателен! И к тому же отлично помнит былые времена. - Ну и что же? Может, лучше попробовать привлечь его на нашу сторону? - Бесполезно? Любой вам скажет: это идеалист. Он на такое никогда не пойдет. Единственный выход - убить его! Немедленно! А потом уповать на то, что пройдут годы, прежде чем ему пришлют замену. - А мне все-таки кажется, ты сходишь с ума! - не сдавалась женщина. - Если кто-нибудь когда-нибудь разнюхает, что в этом виновны мы, последствия будут катастрофическими! - Я согласен с Марджори. - Голос принадлежал самому доктору Тайферу. - Дело не только в том, что против нас поднимется народ - наш, орегонский, но и в том, что нас захочет покарать вся страна, если это раскроется. Последовала продолжительная пауза. - А я все еще не до конца убежден, что он взаправду... - Гроберу не дали договорить. На сей раз инициативу перехватил мягкий голос Питера Эйга. - Уж не забыли ли вы все основную причину, почему до него нельзя не только пальцем дотрагиваться, но и вообще как-либо препятствовать? - Что вы имеете в виду? Голос Питера сделался тише: - Боже, как можно! Неужто вам так и не открылось, что это за человек и что он собой олицетворяет? Как же низко мы пали, раз способны даже помыслить о том, чтобы причинить ему зло, тогда как на самом деле мы должны были бы наперегонки демонстрировать ему свою преданность и оказывать любую посильную помощь! - Ты склоняешься на его сторону, Питер, потому что он спас твоего племянника. - Возражение прозвучало не слишком убежденно. - Возможно. Плюс то, что считает по этому поводу Дэна. - Дэна? - фыркнул Гробер. - Взбалмошный ребенок с завиральными идеями! - Пусть так. Но вам все равно некуда деваться от флагов. - Флаги? - Пришел черед удивиться доктору Тайферу. - Какие флаги? Ему ответил задумчивый голос женщины: - Питер говорит о флагах, которые вывесили жители всех районов и городков. Бывший государственный, звездно-полосатый! Тебе надо бы чаще появляться на людях, Эд, тогда бы ты лучше знал их настроения. Ни разу еще не видела, чтобы что-то могло так поднять дух сельских жителей, даже в довоенные годы. Все какое-то время переваривали услышанное. Потом Гробер негромко произнес: - Интересно, что думает обо всем этом Джозеф? Гордон насторожился. Он знал все голоса, доносящиеся из комнаты, - они принадлежали старшим служащим Циклопа, - однако его никогда не представляли человеку по имени Джозеф. - Думаю, Джозеф сегодня рано лег спать, - ответил Тайфер. - Я собираюсь последовать его примеру. Обсудим все позже, когда поутихнут страсти. Совещавшиеся направились к двери, спугнув Гордона. Он, впрочем, не сожалел, что вынужден покинуть удобное местечко для подслушивания. Мнения всех этих людей не имели для него ровно никакого значения. Сейчас ему хотелось услышать лишь один голос, и он устремился туда, где внимал ему в последний раз. Обогнув угол, он очутился в элегантном холле, где впервые встретился с Гербом Кейло. Сейчас здесь было темно, однако это не помешало ему с легкостью взломать замок конференц-зала. Стоило Гордону переступить порог, как у него пересохло во рту. Он с трудом поборол желание ступать на цыпочках. Серый цилиндр за стеклянным экраном, в который упирался длинный дубовый стол, все так же окутывал мягкий свет. "Только бы я оказался не прав!" - мысленно взмолился Гордон. Если его опасения не подтвердятся, то Циклоп посмеется над длинной цепочкой сделанных им ложных умозаключений. Как бы и ему хотелось посмеяться вместе с ним над своими дурацкими страхами! Он приблизился к динамику у самого стекла. - Циклоп! - шепотом позвал он, делая еще один шаг вперед и чувствуя, как сжимается у него горло. - Циклоп, это я, Гордон. Объектив был погашен, но вереницы огоньков мигали как ни в чем не бывало, повторяя одну и ту же замысловатую последовательность, гипнотизирующую незваного гостя. Все это походило на сигнал бедствия, поданный на утраченном, закодированном языке, - сигнал, несущийся с гибнущего среди волн корабля. Гордона охватил ни с чем не сравнимый ужас. Точно такой же страх он испытал однажды в детстве, когда обнаружил своего деда лежащим абсолютно неподвижно в кресле-качалке... Он тогда боялся дотронуться до него, боялся убедиться в смерти любимого человека. Тем временем по рядам огоньков пробегала одна и та же световая волна. Интересно, много нашлось бы людей, которые по прошествии семнадцати лет, проведенных в аду, смогли бы, как он, вспомнить, что световая индикация суперкомпьютера не способна к самовоспроизведению? Приятель-кибернетик говорил ему, что индикация в этом смысле сродни форме снежинки, ибо так же трудноповторима. - Циклоп, - сдерживая волнение, произнес он, - ответь мне! Я требую ответа во имя порядочности! Именем Соединенных шт... Гордон осекся. Он не мог заставить себя лгать, с тем чтобы вывести на чистую воду другого лжеца. Пусть по крайней мере здесь не останется обманутых, не считая его самого. В помещении было сейчас теплее, чем во время его беседы с Циклопом. Он огляделся и заметил маленькие вентиляторы, которые днем гнали холодный воздух в сторону посетителя, чтобы у того создавалось впечатление, будто за стеклянной стеной царствует лютый мороз. - Сухой лед, - пробормотал Гордон. - Бедные обманутые граждане страны Оз... Дороги и в кошмарном сне не приснилось бы такое предательство, какое раскрыл он. Совсем недавно Гордон согласился бы пожертвовать жизнью ради того, чего здесь на самом деле не было и в помине. Его, как и всех остальных, провели на мякине. Просто кучка избежавших смерти фальсификаторов изобрела способ собирать с соседей дань в виде еды и одежды, да так, чтобы те еще и испытывали к хитрецам искреннюю благодарность. Выдумав миф о проекте "Тысячелетие" и создав рынок сбыта для электронной рухляди, они с успехом убедили местных жителей, что старая электроника - весьма ценный товар. На всей территории долины реки Уилламетт люди усердно добывали остатки домашних компьютеров, приборов, игрушек - еще бы, ведь Циклоп в обмен на них готов давать советы, как дальше жить! "Служащие Циклопа" обставили все таким образом, что даже весьма благоразумные мужи, вроде Герба Кейло, не обращали внимания, сколько еды и прочего добра идет самим служащим. Ученые отлично питаются, но при этом фермеры и не думают жаловаться на судьбу! - Ты ни в чем не виновата, - шепнул он безмолвной машине. - Ты бы обязательно сконструировала инструменты, восстановила утерянные премудрости, помогла нам выйти на верный путь. Ты и тебе подобные были нашими наивысшими достижениями... Гордон прерывисто вздохнул, вспомнив теплый, мудрый голос, обращавшийся к нему в Миннеаполисе в незапамятные времена. Взгляд его затуманился, он повесил голову. - Вы правы, Гордон. Никто ни в чем не виноват. Он встрепенулся. В нем на мгновение возродилась сгоревшая было дотла надежда - ведь голос принадлежал самому Циклопу! Однако донесся он не из динамика. Гордон резко обернулся и увидел... худого старика, наблюдавшего за ним из кресла в темном дальнем углу комнаты. - Я, знаете ли, частенько сюда наведываюсь. - Старик говорил голосом Циклопа - печальным, полным сожаления. - Просто чтобы посидеть рядом с моим другом, умершим давным-давно в этой самой комнате. Старик слегка подался вперед, и на его лицо упал отблеск бледно-жемчужного света. - Моя имя - Джозеф Лазаренски. Это я создал Циклопа. Много лет тому назад... - Он посмотрел на свои руки. - Я руководил программированием и всем его обучением. Я любил его, как собственного сына. И, подобно любому добросовестному родителю, гордился тем, что он будет лучше, добрее, ч_е_л_о_в_е_ч_н_е_е_, чем я. - Лазаренски вздохнул. - Он действительно не погиб, когда разразилась война. В этой части все верно. Циклоп отдыхал тогда в клетке Фарадея, и его не затронули электромагнитные импульсы, порожденные взрывом водородных бомб. В ней он и оставался все время, пока мы бились над тем, чтобы не дать ему умереть. В первый - и единственный - раз, я убил человека во время бунта ненавистников техники. Я участвовал в обороне электроподстанции и стрелял как одержимый. Однако все оказалось бесполезно. Генераторы были повреждены, хотя городскому ополчению удалось в конце концов оттеснить безумные орды. Но оно подоспело слишком поздно... Опоздание измерялось минутами - а выходит, что годами. Он развел руками. - Вы, очевидно, догадываетесь, Гордон, что после этого мне не оставалось ничего другого, как сидеть рядом с Циклопом и наблюдать за его угасанием. Гордон не шевелился. Лазаренски продолжил: - Мы надеялись своротить горы. Проект "Тысячелетие" появился у нас еще до бунтов. Вернее, его создателем был Циклоп. Он уже составил вчерне программу, как заново отстроить мир. Говорил, что ему остается месяца два, чтобы покончить с деталями. Гордон сидел с каменным лицом и молча ждал. - Известно ли вам о квантовых пузырьках памяти, Гордон? В сравнении с ними сочленения Джозефсона не стоят выеденного яйца. Эти пузырьки легки и хрупки, как сама мысль. Благодаря им умственный процесс движется в миллионы раз стремительнее, чем с помощью обычных нейронов. Однако для их существования и работы необходимы низкие температуры. Отключи холод - и они погибнут раз и навсегда. Мы пробовали спасти их, но потерпели неудачу. - Старик снова потупился. - Лучше бы я сам умер той ночью... - И тогда вы решили претворить план Циклопа в жизнь самостоятельно, - сухо продолжил за него Гордон. Лазаренски покачал головой. - Куда там! Без Циклопа об этом нельзя было и мечтать. В наших силах оставалось лишь предложить людям его скорлупу. Иллюзию. Это по крайней мере давало шанс выжить в наступающем каменном веке. Вокруг воцарился хаос, никто ни во что не верил. Единственный инструмент, остававшийся у нас, хилых интеллектуалов, именовался надеждой. - Надежда!.. - горько усмехнулся Гордон. Лазаренски пожал плечами. - Просители приходят переговорить с Циклопом и говорят - со мной. Дать добрый совет не так уж трудно. Технические решения можно найти в книгах, остальное подсказывает здравый смысл. Они верят в беспристрастность компьютера, тогда как к живому человеку испытывают недоверие. - В случаях же, когда здравый смысл не подсказывает вам ответа, вы выступаете в роли гадалки... Еще одно движение худых плеч. - В Дельфах и Эфесе это срабатывало. Если начистоту, то какой от этого вред? Люди из долины Уилламетт перевидали за последние двадцать лет слишком много чудовищ, охочих до власти, чтобы соглашаться на объединение под предводительством человека или группы людей. Зато о машинах у них сохранились теплые воспоминания! Как и об этой старой форме, которую вы нацепили, хотя в лучшие времена они зачастую вытирали об нее ноги. Неподалеку раздались голоса, но вскоре стихли. - Мне пора, - спохватился Гордон. Лазаренски усмехнулся. - Не бойтесь вы их! Сплошная болтовня и полная неспособность к действию. Не то что вы! - Вы меня совсем не знаете, - проворчал Гордон. - Отчего же? Исполняя роль Циклопа, я проговорил с вами не один час. Кроме того, о вас с жаром распространялась моя приемная дочь, да и Питер Эйг... Я знаю о вас куда больше, чем вы догадываетесь. Вы - редкий экземпляр, Гордон. Каким-то неведомым образом вам удалось, беспрестанно балансируя на грани жизни и смерти, сохранить вполне ясное сознание, а значит, и обрести силу, отвечающую требованиям нашего нелегкого времени. Даже если бы эта шайка попробовала на вас покуситься, вы бы их перехитрили. Гордон шагнул было к двери, но остановился. Обернувшись, он посмотрел напоследок на мягкое свечение, испускаемое мертвой машиной, на беспомощно перемигивающиеся огоньки. - Не так уж я хитер. - Ему было трудно дышать. - Я поверил вам! Он встретился с Лазаренски взглядом, и старик опустил голову, не зная, что ответить. Гордон вышел вон, навсегда покинув холодный склеп и населяющие его живые трупы. 12. ОРЕГОН Он вернулся к тому месту, где привязал лошадь, в час, когда на востоке обозначились первые проблески зари. Забравшись в седло, Гордон двинулся в северном направлении по старой проселочной дороге. Он ощущал в душе горечь и пустоту, словно могильный холод склепа, где существовал призрак Циклопа, добрался до самого его сердца. Все внутри замерло: хватило бы малейшего движения, чтобы спугнуть что-то бесценное, что там еще теплилось. Единственное, чего он хотел сейчас - оказаться подальше от этого места. Пусть дураки продолжают тешиться мифами, а с него довольно! Гордон решил не возвращаться в Сиотаун, где его ждали мешки с почтой. Этот груз он навсегда стряхнул со своих плеч. Он уже начал было расстегивать форменную рубашку, собираясь бросить ее в дорожную пыль, и расстаться таким образом с тяготившей его ложью, однако в голове заметалась непрошенная мысль: "Кто же теперь возьмет на себя ответственность?" Что такое?.. Он помотал головой, желая избавиться от этого наваждения, однако слова не уходили. "Кто теперь возьмет на себя ответственность за детей неразумных сих?" Гордон выругался и наподдал кобыле в бока каблуками. Она играючи несла его на север, все дальше от того, что представляло для него ценность еще вчера утром и что теперь обернулось столь жалким обманом. Картонные манекены из грошовой лавки. Страна Оз. "Кто возьмет на себя ответственность..." Эти слова повторялись вновь и вновь, словно навязчивая мелодия. Он понял, наконец, что они звучат в том же ритме, в котором перемигивались огоньки индикации на старой, давно усопшей машине. "...за детей неразумных сих?" Кобыла бодро трусила в предрассветной мгле мимо превратившихся в лес садов, вдоль которых нескончаемой вереницей тянулись остовы автомобилей. Гордона внезапно посетила странная мысль: что, если в завершающее мгновение жизни, когда улетучивались жалкие остатки жидкого гелия и надвигалось смертоносное тепло, последняя мысль бесхитростной, но мудрой машины каким-то образом перетекла в периферийную цепь и теперь отчаянно мигает, никем не понятая? Тянет ли это на галлюцинацию? Занятно, какими были последние мысли Циклопа, его последние слова... Может ли человек сделаться жертвой призрака машины? Гордон встряхнулся. Он просто переутомился, иначе в голову не лезла бы разная ерунда. Никому он ничего не должен! Ни символу на дрянной кокарде, ни истлевшей мумии, застрявшей в ржавом джипе... Призраки! Он сплюнул в пыль и попробовал улыбнуться. Но нет, упрямые слова никак не шли у него из головы. "Кто теперь возьмет на себя ответственность?" Он настолько запутался в терзающих его противоречиях, что не сразу расслышал крики позади. Натянув поводья, Гордон оглянулся, положив руку на револьвер. Кто бы ни гнался за ним, он не даст преследователям спуску. Хотя бы в одном старик Лазаренски не ошибся: для этой шайки служителей Циклопа он - добыча не по зубам. Вдали, перед Домом Циклопа, царила суета. Впрочем, какое это имеет к нему отношение? Заслонив ладонью глаза от только что выкатившегося из-за горизонта солнца, Гордон разглядел вдалеке пар, поднимающийся от двух взмыленных лошадей. По ступенькам дома взбежал измученный всадник, встретивший бросившихся к нему людей нетерпеливыми криками. Его спутнику, судя по всему, раненому, оказывали первую помощь прямо на земле. До Гордона донеслось всего одно слово, но оно все разъяснило: - ...выживания! Ответ его был еще более кратким: - Черт! Он повернулся к крикам спиной и хлестнул кобылу поводьями, заставив возобновить прерванный бег в прежнем - северном направлении. Еще вчера он поспешил бы на помощь и с готовностью отдал собственную жизнь, лишь бы спасти мечту Циклопа. Выходит, что он сложил бы голову ради пустого фарса, выдумки, бессовестного обмана, игры, в конце каинов! Если вторжение холнистов и впрямь началось, деревни, расположенные к югу от Юджина, дадут им слаженный отпор, и бандиты повернут на север, туда, где сопротивление слабее. Отвыкшим от войны жителям северной части долины Уилламетт не выстоять против головорезов с Рог-Ривер. Однако холнистов могло оказаться недостаточно, чтобы захватить всю долину. Корваллис, без сомнения, падет, но Гордону все равно есть куда податься. Возможно, он свернет на восток и доберется по шоссе номер 22 до Пайн-Вью. Будет неплохо снова повидаться с миссис Томпсон. Он еще поспеет к рождению у Эбби первенца! Кобыла бежала по-прежнему резво. Крики за спиной стихли, подобно улетучившимся из головы дурным воспоминаниям. День обещал быть ясным - впервые после нескольких недель сплошной облачности. Лучшей погоды для путешествия не придумаешь. Но тут за расстегнутый ворот Гордона начал заползать холод. Еще через сотню ярдов его пальцы потянулись к пуговицам воротника. Лошадь перешла на медленный шаг, а потом и вовсе остановилась. Гордон, сгорбившись, сидел в седле. "Кто возьмет на себя ответственность..." Проклятая фраза и подмигивающие огоньки все так же мучили его. Лошадь вскинула голову и заржала, перебирая копытами. "Кто?.." - Дьявольщина! - не выдержал Гордон и, развернувшись, поскакал назад, на юг. Беспомощная, перепуганная толпа мужчин и женщин расступилась в почтительном молчании, когда он осадил лошадь у крыльца Дома Циклопа. Гордон долго рассматривал людей, не произнося ни слова. Наконец он сбросил накидку, застегнул рубаху и нахлобучил на голову фуражку с лучезарной кокардой, поймавшей луч разгорающегося солнца. Потом набрал в легкие побольше воздуха и принялся выкрикивать отрывистые команды, тыкая пальцем в первых подвернувшихся под руку. Во имя собственного выживания и во имя Возрожденных Соединенных Штатов все - жители Корваллиса и служащие Циклопа - бросились выполнять его приказания. ИНТЕРЛЮДИЯ В вышине стоял надсадный вой ветра. Снова наступала зима, и над северной акваторией Тихого океана проносились ледяные вихры, напоминая о скорых холодах. Более двадцати лет тому назад тысячелетние маршруты ветров были спутаны гигантскими черными смерчами, словно армада рассерженных вулканов в один и тот же момент произвела залп раскаленной породой в небеса. Если бы смерчи не рассосались столь стремительно, то исчезли бы все признаки жизни на планете и навечно воцарился бы ледниковый период. Ведь и так тучи пепла на долгие недели окутали Землю, прежде чем частицы покрупнее начали выпадать на поверхность грязевыми дождями. Но все равно огромное количество пыли и сажи было развеяно воздушными потоками высоко в атмосфере, и еще долго не пропускало солнечный свет. Минули годы, прежде чем наконец снова пришла весна. Но весна пришла. Океан - живущий своей, неторопливой жизнью и не ведающий уныния, послал в самый раз тепла, чтобы не дать спирали перемен раскрутиться и не сделать зиму необратимой. В должный срок теплые облака, набухшие поднявшейся из морей влагой, снова поплыли над континентами. Ветви деревьев опять потянулись к небу, повсюду, из всех трещин в асфальте, поползла трава. И все же высоко в небе оставалось еще достаточно пыли. Холодный воздух то и дело прорывался на юг, напоминая о Нескончаемой Зиме. Туман кристаллизовался вокруг частиц пыли и выпадал на землю снежинками невиданной величины. Ненавистная Зима упрямо возвращалась, пытаясь погрузить континенты в вечную тьму. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЦИНЦИННАТ 1 Снегопад сопровождался ветром, круговерть метели порождала зловещие белые фигуры-призраки, которые исчезали поя кладбищенской сенью застывших на морозе деревьев, но тут же на смену им являлись новые, еще страшнее прежних. Облепленная снегом ветка треснула, не выдержав веса еще одной огромной снежинки. Эхо хруста разнеслось далеко вокруг, как от ружейного выстрела. Снег милостиво припорошил мертвые глаза издохшего от голода оленя и уже начал сглаживать неровности между его выпирающими ребрами. Совсем скоро не осталось и следа от углублений в промерзающей земле, проделанных животным всего час назад в бесплодных поисках корма. Танцующие снежные вихри, не ведающие пристрастий, укутывали белым саваном все, к чему подступали; они быстро накрыли свежей чистой пеленой багровые пятна на старом, слежавшемся снегу. Белых одеял хватило на все трупы; мертвые тела выглядели теперь мирно и напоминали спящих. К тому времени, когда Гордон отыскал тело Трейси под засыпанным снегом кедром, пурга подчистила все следы недавней схватки. Кровь давно перестала сочиться, превратившись в ледяную корку. Перерезанное горло несчастной девушки было холодным и сухим. Гордон заставил себя отбросить воспоминания о Трейси, какой он знал ее при жизни, хотя их знакомство продолжалось недолго: неизменно жизнерадостной, отважной, исполненной энтузиазма по поводу безнадежного дела, которое она на себя взвалила. Скорбно опустив уголки рта, он разорвал ее шерстяную фуфайку и потрогал подмышку. Тело было еще теплым. Беда стряслась совсем недавно. Гордон бросил взгляд в юго-западном направлении, куда тянулись быстро исчезающие в метели следы, и зажмурился от яркой белизны снега. Рядом с ним неслышно возникла фигура в белом балахоне. - Жаль! - услыхал он шепот Филиппа Бокуто. - Славная была девушка! А я-то готов был поклясться, что эти гады не сумеют... - Как видишь, сумели, - оборвал его Гордон. - И всего-то минут десять назад. Он приподнял труп за ремень. Глаза на темно-коричневом лице под белым капюшоном понимающе сощурились. Тело Трейси осталось нетронутым и даже не было изуродовано холнистской символикой. Небольшая банда "мастеров выживания", видно, слишком торопилась, чтобы прихватить свои традиционные жуткие трофеи в виде частей тела. - Мы могли бы их поймать, - шепнул Бокуто. Его глаза пылали гневом. - Через три минуты я буду здесь с остальным отрядом. Гордон покачал головой. - Нет, Фил. Мы и так увлеклись преследованием и вышли далеко за пределы нашего периметра обороны. Пока мы их настигнем, они успеют устроить засаду. Лучше заберем тело Трейси и вернемся. Бокуто сжал челюсти. Он уже не шептал, а говорил полным голосом: - Мы сумеем их поймать! Гордон не мог справиться с раздражением. Зачем Филипп говорит это? Бокуто был сержантом морской пехоты - до того, как около двух десятков лет тому назад от былого мира осталось мокрое место. Ему, а не Гордону, следовало бы принимать подобные малоприятные, но необходимые решения, взваливать на себя ответственность... Он снова покачал головой. - А я говорю, нет! И оставим это. Он взглянул на девушку, бывшую до сегодняшнего дня лучшей разведчицей в армии Уилламетта. Видимо, она все же где-то дала маху... - Нам нужны живые бойцы, Фил. Свирепые и готовые к схватке, а не мертвые. Они избегали смотреть друг на друга. Немного погодя Бокуто оттеснил Гордона в сторону и склонился над неподвижным телом. - Дай мне пять минут, прежде чем поднимешь отряд. - Оттащив тело Трейси за ствол кедра, на подветренную сторону, он вытащил нож. - Вы правы, сэр, нам нужны злые бойцы. Вот мы с Трейси и позаботимся об этом. Гордон поморщился. - Фил, - запротестовал он, вытягивая руку, - не надо! Не обращая внимания на Гордона, Бокуто с перекошенным лицом разорвал на Трейси рубашку. Не поднимая глаз, выдавил: - Согласен с тобой: мы должны привести наших трусливых фермеров в бешенство, чтобы они рвались в бой! Именно так и советовали нам поступить Дэна и Трейси в случае необходимости. Гордон все еще не верил своим глазам. - Дэна не в своем уме, Фил! Разве ты до сих пор не понял? Пожалуйста, не делай этого! - Он схватил друга за руку и попробовал оттащить от трупа, однако был вынужден отступить перед нацеленным на него острием ножа. Глаза Бокуто метали молнии. - Не усугубляй моего горя, Гордон! Ты - мой командир, и я буду подчиняться тебе, пока это остается наилучшим способом убивать как можно больше холнистов. Но ты, Гордон, слишком цивилизован, хотя жизнь требует совсем другого! Надо же знать меру! Ты меня слышишь? Я не позволю тебе предать Трейси, Дэну, меня ради твоего глупого упрямства, место которому в двадцатом веке! Вот так! А теперь вали отсюда, мистер инспектор... сэр. - Бокуто задыхался от негодования. - И не забудь дать мне пять минут, прежде чем приведешь остальных. Он озверело сверкал глазами. Гордон попятился. Фил сплюнул на снег, смахнул иней с мокрых бровей и ресниц и занялся своим страшным делом... Возвращаясь к отряду, Гордон продолжал недоумевать. Фил Бокуто ни разу еще не набрасывался на него вот так, размахивая ножом, с диким взглядом, не желая подчиниться приказу... Но потом он вспомнил, что никогда не приказывал ему не делать того, что Бокуто собирался сделать сейчас, он всегда просил, уговаривал. Уверен ли он, что сержант на самом деле не прав? Не разделяет ли он сам в глубине души кое-какие идеи из тех, что проповедует Дэна и ее свихнувшаяся женская банда? Гордон покачал головой. Фил прав по крайней мере в одном: философствовать на поле боя просто глупо. Здесь главная проблема - как выжить. Другой войне - той, что разворачивается еженощно в его снах, - придется дожидаться лучших времен. Он осторожно спустился вниз по склону, сжимая в кулаке штык - наилучшее оружие при подобной погоде. Половина людей в его отряде отложила до поры ружья и луки и вооружилась длинными ножами - еще один урок, с трудом перенятый у безжалостного, неистощимого на пакости врага. Они с Бокуто оторвались от остального отряда всего метров на пятьдесят, однако ему казалось, что на целые мили вокруг нет дружеской души - одни расставленные врагом ловушки. Людей заменяли призрачные тени снежных вихрей - словно не умеющих решить, к какому лагерю примкнуть. Эфемерные нейтралы в безмолвной, безжалостной войне... "Кто возьмет на себя ответственность?.." Гордону отовсюду слышался этот свистящий шепот. Роковая фраза прочно засела в его мозгу с тех самых пор, как он сделал выбор между разумной трусостью и бессмысленной надеждой сохранить здесь островок цивилизации... Очередная диверсионная группа холнистов свирепствовала с размахом; впрочем, местные фермеры проявили себя более отчаянными вояками, чем можно было от них ожидать. К тому же Гордон и его отряд всегда находились неподалеку, готовые ввязаться в бой. Совсем недавно его Армия долины Уилламетт одержала небольшую, но важную победу: двадцать человек расстались с жизнью, но забрали с собой и пятерых врагов. От банды холнистов уцелело всего трое или четверо - теперь они пытались уйти на запад. Однако даже четверо этих двуногих чудовищ, пусть измотанные и почти лишившиеся боеприпасов, представляли собой страшную угрозу. В его отряде оставалось всего семь человек, а подкрепления ждать не приходилось. Пусть уходят. Все равно они вернутся. Впереди раздалось совиное уханье. Гордон узнал условный сигнал, подаваемый Лейфом Моррисоном. Лейф делает успехи. Если война подарит нам еще годик жизни, он кого-нибудь да сумеет одурачить. Гордон отозвался похожим уханьем - два крика в ответ на три. Потом он стремительно пересек небольшую поляну и съехал в овраг, где его уже ждали. Моррисон и еще двое поспешили к нему. Их бороды и козлиные бурки были запорошены снегом, они взволнованно сжимали в руках оружие. - Где Джо и Энди? - спросил Гордон. Лейф, верзила-швед, ткнул пальцем влево и вправо. - Посты, - пояснил он. Гордон кивнул и, развязав под большой елью рюкзак, вытащил оттуда термос. Начальственное положение давало ему привилегии, в частности, возможность налить себе горячего сидра когда вздумается, не спрашивая ничьего разрешения. Бойцы отряда снова заняли свои позиции, но то и дело оглядывались на "инспектора", ломая головы, что он выдумает на этот раз. Моррисон - фермер, едва унесший ноги во время сентябрьского налета холнистов на Гринлиф, - имел вид человека, лишившегося всего, что он любил, и уже не принадлежащего к этому миру. Гордон взглянул на свои часы - отличные, довоенные, преподнесенные ему умельцами в Корваллисе. Бокуто давно управился. Сейчас он, наверное, возвращается, петляя, чтобы запутать следы. - Трейси мертва, - сообщил Гордон, следя за реакцией разом побледневших лиц подчиненных. - Наверное, пыталась зайти в тыл этим сволочам и задержать их до нашего подхода. Она не спросила у меня разрешения. - Он пожал плечами. - Вот и поплатилась. Испуганное молчание сменилось отменной бранью. "Так-то лучше, - подумал Гордон. - Только в следующий раз холнисты не будут дожидаться, пока вы, ребята, рассвирепеете. Они прикончат вас, когда вы еще будете соображать, стоит ли пугаться". Имея богатый опыт по часта вранья, Гордон произнес ровным, без всякого выражения голосом: - Мы опоздали на каких-то пять минут, а то успели бы ее спасти. Но у бандитов время нашлось: они прихватили с собой кое-какие сувениры. На лицах слушателей появилось выражение омерзения, быстро сменившееся гневом. - Поспешим за ними! - предложил Моррисон. - Они не могли уйти далеко. Остальные закивали в знак согласия. "Недостаточно энергично", - определил Гордон. - Нет, - отрезал он. - Если вы и сюда добирались с ленцой, то теперь и подавно угодите в ловушку. Мы рассыпемся цепью, заберем тело Трейси и возвратимся домой. Лишь один из фермеров - кстати, только что громче остальных высказывавшийся за погоню, - не скрыл облегчения. Остальные смотрели на Гордона с неприязнью. "Держитесь же настороже, ребята, - с горечью подумал Гордон. - Будь я прирожденным начальником, я бы нашел лучший способ вселить в вас боевой задор". Он убрал термос, так и не предложив никому сидра. Смысл такого поведения был ясен: они не заслужили угощения. - Вперед! - приказал он, закидывая на спину свой легкий рюкзак. Отряд быстро подчинился: бойцы в спешке похватали оружие и затопали по снегу. Слева и справа появились из укрытий Джо и Энди и заняли свои места на флангах. Холнисты прятались бы гораздо искуснее: у них имелось куда больше возможностей попрактиковаться, чем у этих новоиспеченных вояк. Люди, вооруженные штыками, ушли вперед, обогнав тех, кто шел с ружьями наперевес. Спустя минуту Гордон, кравшийся позади цепочки, почувствовал, что рядом с ним идет Бокуто, как ни в чем не бывало появившийся из-за ствола дерева. Никто из фермеров, при всей их вновь обретенной воинственности, не заметил его. Лицо разведчика оставалось бесстрастным, однако Гордон знал, какие чувства обуревают его сейчас, и постарался не встречаться с ним взглядом. Впереди раздался взволнованный крик: изуродованное тело Трейси было обнаружено. - Представь себе их реакцию, если бы они узнали правду, - тихонько сказал Гордону Филипп. - Или если бы до них дошло, почему большинство твоих разведчиков - девушки... Гордон пожал плечами. Идея принадлежала женщинам, но он ответил согласием. Вся вина лежала на нем. Вся вина, при том что дело их почти безнадежно... И все же он не мог допустить, чтобы даже цинику Бокуто открылась вся правда. Ради его же блага Гордон привычно солгал: - Тебе известна главная причина. Помимо теорий Дэны и обещаний Циклопа. Бокуто кивнул, голос его стал хриплым от волнения: - Во имя Возрожденных Соединенных Штатов, - мечтательно, с несвойственным ему трепетом прошептал он. "Сплошное вранье, - подумал Гордон. - Если ты, друг мой, когда-нибудь узнаешь правду, то..." - Во имя Возрожденных Соединенных Штатов, - вслух согласился он. - Да. Они дружно ускорили шаг, чтобы возглавить свою перепуганную, но теперь в должной степени обозленную армию. 2 "Ничего не выходит, Циклоп". Из-за толстого стекла на него смотрел жемчужный глаз, мерцающий на высоком цилиндре, тонущем в клубах холодного тумана. По двойному ряду лампочек пробегала одна и та же замысловатая световая волна. Призрак Циклопа преследовал Гордона уже много месяцев, ибо был воплощением единственной лжи, не уступавшей в дерзости его собственной, давно опостылевшей самому автору. В этой мрачной комнате ему лучше думалось. Там, среди снегов, на частоколах, огораживающих деревни, в одиночестве сумрачного леса мужчины и женщины принимали смерть за них двоих - за химеру, олицетворением которой им казался Гордон, и за машину, хоронящуюся за этим стеклом. "За Циклопа и за Возрожденные Соединенные Штаты". Не будь этих могучих оплотов надежды, жители долины Уилламетт давно уже были бы повержены. Корваллис лежал бы в руинах, а его собранные по томику библиотеки, хлипкая промышленность, ветряки и мигающее электричество - все бы рухнуло, покорившись надвигающейся дикости. Захватчики с Рог-Ривер ввели бы здесь феодальные порядки, уже свирепствовавшие к западу от Юджина. Фермеры да электронщики преклонного возраста сражались против в десятки раз более опытного и хитроумного противника. И все же битва продолжалась, битва, в которой они отстаивали не столько собственную жизнь, сколько эти два символа: ласковую, мудрую машину, на самом деле давно уже мертвую, и канувшее в небытие государство, сохранившееся только в их воображении. Бедные простаки... "Ничего не выходит", - говорил Гордон своей ровне, товарищу по лицедейству. Ответом ему была все та же пляска лампочек у него перед глазами и одновременно в мозгу. "Суровая зима на время остановила холнистов. Они пока свирепствуют в городах, захваченных еще осенью. Но по весне они снова вернутся, вцепятся в нас, примутся жечь и убивать, пока деревни одна за другой не взмолятся, чтобы бандиты приняли их под свою "защиту". Мы пытаемся огрызаться. Однако любой из этих дьяволов стоит дюжины наших робких горожан и фермеров". Гордон опустился в мягкое кресло перед толстым стеклянным экраном, вдыхая запах пыли и затхлости, от которого некуда было деться даже здесь, в Доме Циклопа. Если бы у них было время на военную подготовку... Если бы мир не царил здесь столь долго... Если бы у них появился подлинный лидер... Такой, как Джордж Паухатан. Из-за притворенной двери доносилась негромкая музыка. Кто-то поставил пластинку двадцатилетней давности с записью "Канона" Пахельбеля. Он вспомнил, как не сдержал слез, когда после огромного перерыва снова услышал подобную музыку. Ему в ту минуту отчаянно хотелось верить, что где-то на свете еще сохранились отвага и благородство, что здесь, в Корваллисе, он нашел то, что искал. Однако "Циклоп" оказался надувательством, ничем не лучше его собственного мифа о Возрожденных Соединенных Штатах. Для него оставалось загадкой, почему наступление "мастеров выживания" вдохнуло в обе выдумки новую жизнь. Среди крови и ужаса обе легенды обрели особо возвышенное звучание, и люди ежедневно отдавали ради них свои жизни. "Не выходит, и все. - Он не ждал ответа от навеки умолкнувшей машины. - Наши люди сражаются и умирают. Однако зверье в камуфляже доберется к лету и сюда, как бы мы этому ни противились". Он прислушался к печальной, волшебной музыке, задаваясь вопросом, станет ли кто-нибудь слушать Пахельбеля после падения Корваллиса. В дверь тихонько постучали. Гордон выпрямился в кресле. Кроме него, в этот час в здании могли находиться только служащие Циклопа. - Да? - отозвался он. Пол прочертил узкий луч света. Потом луч расширился, и в нем выросла длинная тень женщины с распущенными волосами. Дэна... Именно ее ему сейчас меньше всего хотелось видеть. Она заговорила тихо, но торопливо: - Прости за беспокойство, Гордон, но я подумала, что тебе надо узнать новость немедленно. Только что прискакал Джонни Стивенс. Гордон вскочил с бешено бьющимся сердцем. - Боже, так он прорвался! Дэна кивнула. - Джонни добрался до Розберга и вернулся, хотя и не без труда. - Люди! Привел ли он... - Гордон поперхнулся, видя, что она покачала головой. Ее взгляд не оставлял никакой надежды. - Десять человек. Он доставил южанам твое послание, и они прислали десяток добровольцев. Голос Дэны звучал странно, словно ей было стыдно за остальной мир, который так их подвел. Дальнейшее стало для него откровением: он еще ни разу не слышал, чтобы у нее дрожал голос. - О, Гордон, они даже не мужчины. Это мальчишки, просто мальчишки! 3 Дэну ребенком взял на воспитание Джозеф Лазаренски и другие ученые Корваллиса, оставшиеся в живых, вскоре после Светопреставления. Она выросла среди служащих Циклопа и поэтому оказалась достаточно рослой для нового времени девушкой и получила неплохое образование. Неудивительно, что Гордона поначалу влекло к ней. Однако потом он испытал сожаление, видя, что она так начитанна. Лучше бы она читала гораздо меньше... или неизмеримо больше. Дэна даже придумала собственную теорию! Хуже того, она фанатично верила в эту теорию и без устали пропагандировала ее в кругу впечатлительных подруг и даже за его пределами. Теперь Гордон боялся, что, сам того не ведая, способствовал всему этому. Ему трудно было объяснить себе самому, как это он дал Дэне уговорить себя и принял в армию девушек разведчицами. "Тело юной Трейси Смит, распростертое среди сугробов... Следы на ослепительно-белом снегу..." Накинув белые халаты, они с Дэной прошли мимо охранников, караулящих вход в Дом Циклопа, и ступили на снег, превращающий своим свечением ночь в сумерки. Дэна негромко произнесла: - Если Джонни действительно постигла неудача, то это означает, что у нас остается всего одна надежна. - Не хочу говорить об этом. - Он опустил голову. - Сейчас не хочу. Снаружи стоял пронизывающий холод, и он торопился в столовую, чтобы выслушать доклад юного Стивенса. Дэна взяла его за руку, и он был вынужден взглянуть на нее. - Поверь, Гордон, никто не огорчен случившимся больше меня. Неужели ты считаешь, мы с девочками мечтали, чтобы у Джонни ничего не вышло? По-твоему, мы сумасшедшие? Гордон воздержался от наиболее очевидного ответа. Минувшим днем ему выпало счастье полюбоваться на пополнение, собранное Дэной, - молодых женщин из деревень на севере долины Уилламетт: восторженные голоса, пылающие взоры новообращенных. Выглядели они забавно: скаутские куртки из оленьей кожи, по ножу на бедре, на запястье и на голени: все сидели кружком, положив на колени открытые книжки. СЬЮЗЕН: Нет-нет, Мария! Ты все перепутала! "Лисистрата" [комедия Аристофана: по инициативе ее главной героини женщины устраивают специфическую "забастовку", отказывая мужчинам в близости, и тем добиваются прекращения войны] не имеет никакого отношения к Данаидам! [пятьдесят дочерей египтянина Даная, убившие в брачную ночь нелюбимых мужей] Все они поступали неверно, но по разным причинам. МАРИЯ: Не понимаю! Только потому, что одни использовали секс, а другие взялись за мечи? ГРЕЙС: Дело не в этом. Просто им не хватало системы взглядов, идеологии... Спор резко оборвался, стоило женщинам завидеть Гордона. Они вскочили и отдали ему честь: он в замешательстве ускорил шаг. У всех женщин радостно сияли глаза, и ему почему-то показалось, что он служит для них каким-то образцом, символом неизвестно чего. Совсем недавно Трейси смотрела на него такими же глазами. Как бы то ни было, Гордону это совершенно ни к чему: он и так не знал, куда деваться от стыда, когда из-за его лжи гибли мужчины. А тут еще женщины... - Нет, - ответил он на вопрос Дэны, качая головой. - Сумасшедшие, но не настолько... Она, засмеявшись, стиснула его руку. - Спасибо и на этом. Но он отлично знал, что словами дело не кончится. В столовой охранник принял у них халаты. Дэне хватило ума поотстать, и Гордон получил возможность выслушать дурные новости один на один. Отличная штука - молодость. Гордон вспомнил себя подростком, каким он был еще незадолго до Светопреставления. В те времена его тоже ничто не могло остановить, разве только автомобильная авария. С некоторыми из ребят, ушедших с юга Орегона вместе с Джонни Стивенсом две недели назад, произошло кое-что похуже. Сам Джонни побывал в форменном аду. И все же он по-прежнему выглядел беззаботным семнадцатилетним гонцом, когда сидел у огня, грея руки о миску с бульоном. Ему не помешает горячая ванна и часов сорок беспробудного сна. Лицо, там, где его не закрывали свесившиеся соломенные волосы и проклевывающаяся бородка, было нещадно исцарапано, а на форме сохранилось всего одно нетронутое место - аккуратная нашивка с простой надписью: ПОЧТОВАЯ СЛУЖБА ВОЗРОЖДЕННЫХ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ - Гордон! - Он широко улыбнулся и с трудом поднялся. - Я молился за твое благополучное возвращение, - сказал Гордон, обнимая Джонни и откладывая пачку депеш, за которые паренек не пожалел бы жизни. - На это я взгляну чуть погодя. Сядь и выпей свой бульон. Гордон мельком посмотрел на новобранцев, которых кормили и обихаживали у большого камина работники столовой. У одного была подвязана рука, другой вообще лежал на столе, в то время как армейский врач по фамилии Пилч хлопотал над его раной в голове. Остальные хлебали из мисок дымящийся суп и с откровенным любопытством разглядывали Гордона. Видимо, Джонни прожужжал им уши героическими историями, и они выглядели готовыми броситься в схватку. Ни одному из них нельзя было дать больше шестнадцати лет. "И это - наша последняя надежда?" - подумалось Гордону. Население южной части Орегона противостояло "мастерам выживания" с Рог-Ривер уже без малого двадцать лет, причем за последние десять лет им удалось принудить варваров к обороне. В отличие от северян, которыми приходилось командовать Гордону, скотоводы и фермеры из-под Розберга не расслабились за последние годы, ибо так и не вкусили мирной жизни. Они отличались стойкостью и хорошо понимали, что представляет собой противник. Кроме того, у них были настоящие вожди. До Гордона доходили рассказы о человеке, который топил в крови одно наступление холнистов за другим. Именно поэтому врагу потребовался новый план действий. Совершив дерзкий бросок, холнисты вышли к морю в районе Флоренса, далеко к северу от тех мест, где их по старинке поджидали. Маневр был безупречен. Остановить бандитов теперь невозможно. Фермеры с юга прислали на подмогу всего десять мальчишек. Десять мальчишек! Когда Гордон приблизился, новобранцы встали. Он прошелся вдоль шеренги и у каждого спросил, как его зовут и откуда он родом. Они с жаром трясли ему руку и величали "мистером инспектором". Несомненно, все надеялись заслужить высшую награду - стать почтальонами, служить государству, которого они по молодости лет знать не знали. Ни это, ни то, что государства больше не существует, не помешает им умереть, думал Гордон. Потом он заметил в углу Фила Бокуто, строгающего палочку. Чернокожий морской пехотинец ничего не сказал, но Гордон видел, что он уже посматривает на новобранцев оценивающим взглядом и ничего не имеет против. Любой из них, хоть что-то умеющий, станет разведчиком, что бы ни говорила по этому поводу Дэна со своими женщинами. Гордон почувствовал ее взгляд, хотя она осталась в дальнем конце помещения. Придется ей смириться с тем, что он никогда не согласится с ее новым планом. Пока он остается командующим армией Нижнего Уилламетта, этому не бывать. Он будет сопротивляться безумию до последнего вздоха. Гордон потратил еще несколько минут на разговор с новобранцами. Когда он снова попытался отыскать взглядом Дэну, ее и след простыл. Не иначе, поспешила с новостью к кучке своих новоиспеченных амазонок. Столкновение становилось неминуемым. Гордон возвратился к столу. Джонни Стивенс теребил сумку из блестящей кожи. На сей раз от него не отвяжешься. Он протянул пакет, проделавший вместе с ним столь длинный путь. - Мне очень жаль, Гордон, - молвил он. - Я лез из кожи вон, но они отказывались меня слушать. Я передал ваши письма, но... - Он понурил голову. Гордон пролистал ответы на просьбы о помощи, которые он сочинял больше двух-месяцев тому назад. - Зато все они хотят быть охваченными почтовым сообщением, - с иронией в голосе сообщил Джонни. - Даже если мы не удержимся, в Орегоне останется хотя бы полоска земли, готовая влиться в состав государства. Гордон узнал по конвертам названия городков вокруг Розберга, ставших легендарными. Ответы оказались вежливыми, в них сквозило любопытство и даже энтузиазм по поводу возрождения Соединенных Штатов. Однако никто ничего не обещал. И не слал войск. - А что Джордж Паухатан? Джонни пожал плечами. - Все тамошние мэры, шерифы, вообще боссы заглядывают ему в рот. Они и пальцем не пошевелят, пока он не сделает первый шаг. - Что-то не нахожу ответа Паухатана. - Он заявил, что не доверяет бумаге. Да и ответ его состоял всего из трех словечек. Он попросил меня передать его устно. - Голос Джонни сделался тише: - Он велел сказать: "Мне очень жаль". 4 Подойдя к двери своей комнаты, Гордон увидел, что внутри горит свет. Его рука замерла на дверной ручке. Он отлично помнил, что, отправляясь пообщаться с Циклопом, задул все свечи. На-прежде чем отворить дверь, он услышал ласковый женский голос, и загадка объяснилась. В его кровати, накрыв одеялом ноги, лежала Дэна. На ней была просторная домотканая ночная сорочка; под самой свечой она держала раскрытую книгу. - Ты портишь глаза, - сказал Гордон, бросая на стол сумку с депешами, полученную от Джонни. - Согласна, - отозвалась Дэна, не поднимая глаз от книги. - Но смею тебе напомнить, что ты сам вернул свою комнату в каменный век, тогда как остальная часть здания электрифицирована. Полагаю, что все вы - люди, сформировавшиеся Во войны, - воображаете, что в пламени свечи есть что-то романтическое. Ведь так? Гордон сам не мог бы точно объяснить, зачем повывертывал у себя в комнате все лампочки и спрятал их подальше. В первые недели, проведенные в Корваллисе, он едва не подпрыгивал от радости всякий раз, когда появлялась возможность щелкнуть выключателем и залить помещение электрическим светом, как в дни его молодости. Зато теперь он не переносил этого света - во всяком случае, у себя. Он налил в стакан воды и взял зубную щетку. - У тебя в комнате есть отличная сорокаваттная лампочка. Могла бы почитать и там. Дэна, словно не расслышав намека, шлепнула ладонью по странице. - Ничего не понимаю! - возмущенно бросила она. - Если верить этой книге, Америка перед самым Светопреставлением переживала культурное возрождение. Конечно, не обошлось без Натана Холна, проповедовавшего свою безумную доктрину супермужественности, и без проблем со славянским мистицизмом за океаном, но в основных проявлениях это было замечательное время! В искусстве, музыке, науке все шло как нельзя лучше. Но, с другой стороны, опросы, проведенные в конце века, свидетельствуют, что большая часть американок не испытывала доверия к технике. Вот во что мне трудно поверить! Неужели это правда? Они что, сплошь были идиотками? Гордон ополоснул рот над тазиком и посмотрел на обложку книги. На ней красовалась яркая голограмма: КАКИЕ МЫ: ПОРТРЕТ АМЕРИКИ 90-х Он стряхнул с зубной щетки воду. - Все не так просто, Дэна. Техника тысячелетиями считалась мужским занятием. Даже в девяностых годах лишь небольшой процент инженеров и ученых были женщинами, хотя появлялось все больше и больше отличнейших... - Не о том речь! - оборвала его Дэна, захлопывая книгу и выразительно встряхивая светлыми кудрями. - Суть в ином: кому это выгодно? Даже если главную роль в этом деле играли мужчины, технология помогала женщинам куда больше, чем им! Сравни Америку своего времени с миром в его теперешнем состоянии и попробуй доказать, что я ошибаюсь. - Сейчас женщины живут в форменном аду, - согласился Гордон, смачивая полотенце водой из кувшина. Он падал с ног от усталости. - Жизнь сейчас гораздо труднее для них, чем для мужчин. Она безжалостна к ним, доставляет одну лишь боль и к тому же коротка. И я, к своему стыду, позволил тебе уговорить себя поручить девушкам наихудшее, самое опасное... Дэна не дала ему закончить мысль. Возможно, смерть молоденькой Трейси Смит оказалась для нее слишком болезненным ударом, и она торопилась переменить тему. - Прекрасно! - бросила она. - В таком случае мне хотелось бы знать, почему до войны женщины боялись техники - если эта дурацкая книга не врет, - хотя наука так много сделала для них. Ведь альтернатива была ужасна! Гордон повесил на крючок влажное полотенце и пожал плечами. С тех пор минуло слишком много времени. В своих скитаниях он навидался такого, что Дэна навечно утратила бы дар речи, опиши он ей все это. Она застала крушение цивилизации, будучи неразумным маленьким ребенком. Если не считать страшных дней, предшествовавших ее удочерению сердобольными служащими Циклопа, - а те испытания к тому же давно изгладились из ее памяти, - она выросла в единственном в целом мире месте, где сохранялось подобие былого комфорта. Ничего удивительного, что у нее до сих пор не появилась седина - это в двадцать два-то года! - Некоторые утверждают, что именно технология и погубила цивилизацию. - Он присел на стул рядом с кроватью и закрыл глаза, надеясь, что она поймет намек и оставит его в покое. - Возможно, они не так уж не правы. Бомбы, вирусы. Трехлетняя зима, уничтожение коммуникаций, от которых так зависело общество... - На сей раз она не прерывала его, но он все равно запнулся, не найдя сил, чтобы читать поминальную молитву вслух. - ...Больницы... университеты... рестораны... блестящие на солнце авиалайнеры, переносившие свободных граждан куда им только захочется... веселые, ясноглазые ребятишки, прыгающие на газоне под струей крутящейся поливалки... фотографии с поверхностей спутников Юпитера и Нептуна... мечты о звездах... замечательные, мудрые машины, вынашивавшие головокружительные планы и наполнявшие нас гордостью... знания... - Антитехнологическая болтовня, - вынесла Дэна приговор обозначенной тенденции. - Мир погубили люди, а не наука. И ты это знаешь, Гордон. Люди определенного сорта. У Гордона не хватило даже сил пожать плечами. Какое это имеет теперь значение? До него донесся ее смягчившийся голосок: - Иди сюда. Давай снимем эти потные тряпки. Гордон попробовал возмутиться. Единственное, чего ему сейчас хотелось, - это свернуться калачиком, отгородиться от остального мира и, оставив страшные решения на завтра, поскорее забыться. Однако Дэна была сильна и непоколебима. Ее пальцы бегали по его пуговицам, тянули к подушкам, пропитавшимся ее запахом. - Я знаю, почему все пошло прахом, - приговаривала Дэна, не оставляя своего занятия. - Книга не врет. Просто женщины утратили бдительность. Они погрузились в периферийные заботы, забросив наиболее насущную проблему - мужчин. Вы прилично справлялись со своим делом - рассчитывали, конструировали, изготовляли разные предметы. Тут мужчинам нет равных. Однако любой, в ком есть хоть крупица здравого смысла, согласится, что от четверти до половины из вас - безумцы, насильники и убийцы. _Н_а_м_ надо было не спускать с вас глаз, пестовать лучших и отбраковывать выродков. - Она довольно кивнула, не усматривая в своей логике изъяна. - Это мы, женщины, оказались не на высоте и позволили произойти тому, что произошло. - Да ты на сто процентов лишилась рассудка, Дэна! - буркнул Гордон. Он уже смекнул, куда она клонит: она предприняла очередную попытку обвести его вокруг пальца и заставить согласиться с новым сумасшедшим планом постижения победы в войне. Только на этот раз у нее ничего не выйдет. Одной части его естества сейчас хотелось, чтобы доморощенная амазонка ушла восвояси и оставила его в покое. Однако ее запах сделал свое дело. И несмотря на то что глаза его были закрыты, Гордон знал, что ее домотканая сорочка беззвучно упала на пол и она задула свечу. - Возможно, я и ненормальная, - сказала Дэна, - но я знаю, о чем говорю. - Она прижалась к нему. - Знаю! Это наша вина. Прикосновение ее гладкой кожи подействовало на него как удар током. Его тело помимо воли откликнулось на близость женщины, как ни пытался он сохранить хотя бы крупицу гордости и забыться сном. - Но мы, женщины, больше такого не допустим, - шептала Дэна. Она скользила кончиком носа по его шее и водила пальцами по плечам и груди. - Теперь мы разбираемся в мужчинах: кто из них герои, а кто ублюдки, и как разглядеть разницу. В себе мы тоже стали разбираться гораздо лучше. Ее кожа горела огнем. Руки Гордона уже обнимали ее и принуждали растянуться рядом. - В этот раз, - выдохнула Дэна, - все будет по-другому. Гордон решительно закрыл ей рот поцелуем: надо же было хоть как-то прервать поток ее красноречия. 5 - Сейчас маленький Марк продемонстрирует, что нашим новым инфракрасным прибором ночного видения может пользоваться даже ребенок. Он снабжен лазерным обнаружителем и может выхватить цель даже из кромешной тьмы. Совет обороны долины Уилламетт восседал за длинным столом в самой большой аудитории, какая только была в университете штата Орегон, и взирал на Питера Эйга, демонстрировавшего последнее "секретное оружие", созданное в лабораториях служащими Циклопа. Свет погас, двери затворились, и Гордон едва мог различить теперь долговязого конструктора. Зато его голос сделался подобен грому. - В глубине зала мы посадили в клетку мышь, олицетворяющую вражеского лазутчика. Марк включает снайперский прицел... - В темноте раздался негромкий щелчок. - Он ищет мышь по тепловому излучению. - Вижу! - раздался чистый детский голосок. - Умница! Теперь Марк ловит зверька лазерным лучом... - Поймал! - ...и фиксирует луч. Наш прибор преобразует лазерные частоты, и мы все видим мышь! Гордон впился взглядом в темноту, но так ничего и не увидел. Кто-то из зрителей хихикнул. - Ее, видать, уже слопали, - предположил чей-то голос. - Ага. Лучше настройтесь на кошку. - Кто-то весело мяукнул. Как ни стучал председатель Совета своим молотком, Гордон присоединился к хохоту остальных остряков. Он бы с радостью добавил что-нибудь от себя им в тон, но его голос все хорошо знали. Он исполнял здесь слишком серьезную роль, и его шутка прозвучала бы обидно. Внизу слева конструкторы затеяли какую-то возню, сопровождаемую перешептыванием. Потом кто-то попросил зажечь свет. Замигали лампы дневного света, и члены Совета принялись протирать глаза. Десятилетний Марк Эйг - тот самый мальчик, которого Гордон спас от холнистов среди руин Юджина несколько месяцев тому назад, - снял с головы шлем с прибором ночного видения и сказал: - А я видел мышь! Отлично видел. И поймал ее лазерным лучом. Только никак не переключались цвета. Питер Эйг был смущен. Его коллеги возились с громоздким устройством. - Вчера прибор выдержал пятьдесят испытательных включений, - объяснил он. - Наверное, забарахлил конвертор параметров. Бывает. Разумеется, это всего лишь прототип. Никто в Орегоне не пытался сделать чего-либо подобного уже лет двадцать. Прежде чем запустить его в производство, мы должны будем устранить неполадки. Совет обороны состоял из трех групп людей. Двое мужчин и женщина, одетые так же, как Питер, в белые с черным халаты служащих Циклопа, закивали, подтверждая его слова. Остальные члены Совета не проявили такой же понятливости. Справа от Гордона сидели двое в таких же синих форменных рубахах и кожаных куртках, как и у него. На рукавах курток красовались нашивки с орлами, взмывающими в небо с погребального костра, и надпись: ПОЧТОВАЯ СЛУЖБА ВОЗРОЖДЕННЫХ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ Коллеги Гордона по "почте" переглянулись; один театрально закатил глаза. В центре стола расположились две женщины и трое мужчин, включая председателя Совета, представлявшие территории, образовавшие союз. Это были округа, когда-то объединившиеся благодаря вере в Циклопа, затем сплоченные растущей почтовой сетью, а в последнее время сбившиеся в кучу из-за страха перед общим врагом. Одеты они были кто во что горазд, но каждый носил на рукаве повязку с яркими буквами "W" и "V", обозначавшими "Willamette Valley" ["Долина Уилламетт" (англ)]. Хромированные символы - единственное, чего в армии имелось в достатке: брошенные автомобили оказались неисчерпаемым источником. Первым заговорил один из этих невоенных членов Совета: - Сколько таких игрушек вы сможете поставить армии к весне? - Ну... - Питер задумался. - Если очень постараемся, то примерно дюжину к концу марта. - И, насколько я понимаю, для всех потребуется электричество. - Мы сумеем изготовить переносные аккумуляторы. Комплект будет весить не больше пятидесяти фунтов. Фермеры переглянулись. Женщина, представлявшая индейские общины Каскадных гор, выразила общую точку зрения: - Не сомневаюсь, что эти ночные прицелы помогут отразить внезапное нападение на крупный населенный пункт. Но хотелось бы знать, на что они будут годны после того, как растает снег и эти любители отрезать части тела станут накатываться на нас волнами, сжигая наши, деревушки одну за другой? Не можем же мы загнать все население в Корваллис: спустя неделю-другую начнется повальный голод. - Точно, - поддакнул один из фермеров. - Где же все сверхоружие, которое вы, умники, собирались сварганить? Не иначе как вы выключили Циклопа, а? Настал черед переглядываться служащим Циклопа. Главный среди них, доктор Тайфер, протестующе повысил голос: - Это несправедливо! У нас совершенно не было времени! Циклоп создавался для мирных целей и должен перепрограммировать сам себя с мира на войну. Даже если он разработает величественные планы, претворять их в жизнь придется обычным людям со всеми их недостатками. Гордон не верил своим ушам: Тайфер казался не на шутку уязвленным, он защищал от нападок своего механического оракула, которого в долине по-прежнему почитали, как великого волшебника страны Оз. Представитель северных территорий с должным уважением, но с не меньшим упорством покачал головой. - Я вовсе не намерен критиковать Циклопа. Уверен, он выпекает идеи с максимально возможной скоростью. Просто не возьму в толк, чем ночной прицел лучше аэростата, о котором вы все время твердите, или газовых бомб и хитроумных мин-ловушек. Всего этого не хватит, чтобы переломить ход событий! Ну, наделаете вы их сотни, тысячи - от этого был бы толк, если бы вы сражались с настоящей армией, как во Вьетнаме или в Кении перед самым Светопреставлением. Но против этих бестий они бессильны! Гордон хранил молчание, но мысленно соглашался с выступающим. Доктор Тайфер опустил глаза. После шестнадцати лет мирного, добродушного умничанья и снабжения местных фермеров некоторым количеством отремонтированных диковин из XX века, отчего те пребывали в состоянии завороженности, от него и его специалистов требовали теперь настоящих чудес. Ремонта игрушек и ветряков будет отныне недостаточно, чтобы производить впечатление на требовательную публику. Мужчина, сидевший справа от Гордона, - Эрик Стивенс, дед юного Джонни Стивенса, - заерзал на месте. На старике была та же форма, что и на Гордоне; он представлял верховья реки Уилламетт, где несколько городков к югу от Юджина недавно присоединились к союзу. - Давайте смотреть правде в глаза, - призвал Стивенс. - Штучки Циклопа иногда приносят пользу. И без того укрепленные позиции станут благодаря им еще надежнее. Однако все мы, кажется, согласны с тем, что для противника они будут всего лишь досадной помехой. Гордон предупреждает, что нам нечего в ближайшее время надеяться на помощь цивилизованного востока. Пройдет лет десять, а то и больше, прежде чем Возрожденные Соединенные Штаты сумеют продемонстрировать здесь свою мощь. Нам придется держаться все это время, дожидаясь восстановления контакта с остальной страной. Старик оглядел слушателей. - И выход у нас один: драться! - Он ударил кулаком по столу. - Все возвращается на круги своя: исход будет зависеть от настоящих мужчин. За столом согласно закивали головами. Однако Гордон не забывал про Дэну: сидя в одном из передних рядов, она ждала своей очереди обратиться к Совету. Дэна возмущенно покачала головой, и ее мысли не представляли для Гордона тайны. "Не только от мужчин..." - думала она. На высокой девушке была форма служащей Циклопа, однако Гордон знал, чему она предана на самом деле. Рядом с ней сидели ее ученицы: женщины-скауты в куртках из оленьей кожи, такие же эксцентричные особы, как и их предводительница. До сих пор Совет отвергал их предложения. Девушкам еле-еле позволили вступать в армию. На и то благодаря остаточному уважению к старомодному феминизму, не покинувшему цивилизованную долину. Но сегодня над столом витало отчаяние. Новости, доставленные Джонни Стивенсом с юга, оказались ударом под дых. Совсем скоро, когда окончатся снегопады и снова зарядят теплые дожди, члены Совета дозреют до того, чтобы ухватиться за любой план, пусть и совершенно безумный. Гордон решился выступить, пока дело не приняло совсем уж скверный оборот. Стоило ему поднять руку, как председатель поспешил предоставить ему слово. - Убежден, что Совет благодарен Циклопу и обслуживающим его ученым за их неустанный труд. - Присутствующие согласно закивали, Тайфер и Питер Эйг опустили глаза. - Впереди еще шесть-восемь недель благоприятствующей нам холодной погоды, после чего противник возобновит активные действия. Судя по докладам комитетов по военной подготовке и по организации, нас ждет немало дел. Действительно, утренний перечень невзгод начался с доклада Филиппа Бокуто. Гордон вздохнул и продолжил: - Когда прошлым летом холнисты пошли в наступление, я предупреждал, что на помощь остальной страны надеяться нечего. Создание почтовой связи, которым я занимаюсь при вашем содействии, - это только первый шаг в длительном процессе объединения континента. Еще много лет Орегон останется в одиночестве. Он научился говорить неправду, произнося слова, каждое из которых являлось неопровержимой истиной. Он достиг в этом деле мастерства, однако гордиться этим было трудно. - Не стану ходить вокруг да около. То, что из района Розберга нам прислали столь скудную помощь, для нас чувствительный удар. У южан есть опыт, к тому же там появились подлинные лидеры, которых так недостает нам. Мое мнение: необходимо все же убедить их оказать нам помощь - вот самая главная наша задача. - Он перевел дух. - Я сам отправлюсь на юг и попытаюсь заставить их передумать. Эти слова вызвали мгновенный и бурный отклик. - Это сумасшествие, Гордон? Вы не можете!.. Вы нужны нам здесь! Он закрыл глаза. За четыре месяца ему удалось сколотить союз, способный отразить натиск врага. Инструментом ему служил при этом талант рассказчика, лицедея, лжеца... Однако он не питал иллюзий, будто стал настоящим лидером. Армию Уилламетта удерживал в боеспособном состоянии его образ, его легендарный авторитет "инспектора", олицетворяющего национальное возрождение. "Страна, от которой осталась единственная трепещущая искорка... Скоро и она нарочно погаснет, если что-то не предпринять, и без промедлениям Не могу я вести за собой этих людей: им нужен полководец, воин!" Им подавай человека под стать Джорджу Паухатану. Он поднял руку, призывая всех к тишине. - И все-таки иного выхода у нас нет. Прошу вас пообещать мне, что в мое отсутствие вы не согласитесь ни на какие безумные авантюры. Он в упор посмотрел на Дэну. Она не отвела взгляд, но губы ее были плотно сжаты. Мгновение спустя ее глаза затуманились, и она отвернулась. Что ее беспокоит больше - его судьба или участь ее плана? - Я вернусь до наступления весны, - пообещал он. - С подкреплением. - И добавил так, что его никто не расслышал: - Или умру. 6 На подготовку ушло три дня. Все это время Гордон нервничал и рвался в дорогу. Однако назревала настоящая экспедиция: Совет настоял, чтобы Бокуто и еще четверо сопровождали Гордона по крайней мере до Коттедж-Гроув. Джонни Стивенс и один из добровольцев-южан поскакали вперед, чтобы разведать дорогу; кроме того, о приезде инспектора положено оповещать заблаговременно. Гордон относился ко всей этой суете с нескрываемым презрением. Ему достаточно было бы провести с Джонни какой-то час над картой. Быстроногий конь и вьючная лошадь стали бы не меньшей гарантией его невредимости, чем целый эскадрон охраны. Особенно ему было не по душе то, что с ним отправляется Бокуто, который так необходим здесь. Но переубедить Совет не удалось. Вопрос стоял однозначно: либо согласиться на условия Совета, либо вообще отменить поездку. Отряд вышел из Корваллиса ранним утром. От лошадей валил пар, когда они скакали рысью мимо бывшего спортивного городка университета. Там, несмотря на колючий холод, занимались шагистикой новобранцы. Хотя все они были закутаны с ног до головы, поющие голоса свидетельствовали: готовился свежий набор в гвардию Дэны. Если мой жених рыгает, Курит, пьет, хамит, икает, Лучше замуж не ходить, Лучше замуж не ходить. Чем всю жизнь с невежей драться, Лучше в девушках остаться. Нет уж, замуж не пойду, Нет уж, замуж не пойду. Войско стояло по стойке "смирно", когда всадники проследовали мимо. Выражения лица Дэны Гордон не мог разглядеть на таком расстоянии, но все равно почувствовал ее пристальный взгляд. Прощание их происходило бурно. Гордон не был уверен, что даже в довоенной Америке, с ее тогдашним бесконечным разнообразием в отношениях полов, смогли бы подобрать определение для их связи. Он испытывал облегчение, расставаясь с Дэной, однако знал, что ему будет ее недоставать. Слушая распевающие бравурную песенку девичьи голоса, Гордон почувствовал, как у него сжимается горло. Он попытался прогнать это чувство, убеждая себя, что последовательницы Дэны все же беззаветно храбрые бойцы, однако страх за девушек так и остался при нем. Отряд мчался мимо цепенеющих в снегу садов, чтобы до заката достичь Рауленда. Фронт проходил совсем рядом - всего в дне пути от хрупкого оплота псевдоцивилизации. Дальше раскинулась страна беззакония. В Рауленде их попотчевали новыми слухами: группа холнистов якобы уже основала свое герцогство на руинах Юджина. Беженцы рассказывали о бандах варваров в белых маскировочных халатах, никому не дающих спуску, сжигающих жилища, уносящих еду, угоняющих в рабство и мужчин, и женщин. Юджин действительно представлял собой проблему: ведь отряду предстояло проскочить мимо его развалин. Осторожный Бокуто настоял на кружном пути. Гордон хмурился и не открывал рта, пока они три дня ковыляли по обледеневшему асфальту сперва на восток к Спрингфилду, потом снова на юг, чтобы в конце концов оказаться возле укрепленного Коттедж-Гроув. Несколько городков к югу от Юджина лишь недавно объединились с более зажиточными северными общинами. И вот теперь захватчики почти что отрезали их от севера. Мысленно представляя себе весь Орегон, Гордон причислил две трети его территории, лежащие на востоке, к диким землям: здесь простирались бесплодные высокогорья, поля застывшей лавы, здесь тянулись к небу вершины Каскадных гор. На западе пролегала омываемая серыми волнами Тихого океана и частыми дождями полоса побережья. Северная и южная оконечности штата также были практически недосягаемы: на севере долина реки Колумбии так и не оправилась от взрывов бомб, которые смели с лица земли Портленд и прорвали дамбы на реке. На юге на сотню миль протянулось гористое ущелье, по дну которого протекала река Рог. Дальше лежала неведомая Калифорния. Даже в более счастливые времена территория вокруг Мэдфорда считалась враждебной. Еще до Светопреставления поговаривали, что в долине Рог-Ривер наберется больше тайников с припрятанными пулеметами, чем где бы то ни было за пределами флоридских болот. Шестнадцать лет назад, когда власти еще пытались сохранить управление штатом, чума "мастеров выживания" нанесла решающий удар, сокрушив цивилизованный мир. В южном Орегоне последователи Натана Холка свирепствовали как нигде. Судьба, постигшая злополучных обитателей этих мест, так и осталась неизвестной. Между пустыней и океаном, радиацией и безумными холнистами цеплялись за жизнь две горстки людей, не околевшие в Трехлетнюю зиму и пока еще не соскребающие с себя грязь, как дикие звери... Одна из них удерживалась на севере, в долине Уилламетт, другая - на юге, в районе Розберга. В самом начале казалось, что южане обречены на рабство или даже худшую участь, ибо их неминуемо поработят новые варвары. Но потом где-то в междуречье Ампкуа и Рог случилось непредвиденное: заразе был поставлен заслон, враг остановлен. Гордону больше всего на свете хотелось разобраться, как это получилось, прежде чем смертельная болезнь поразит незащищенную долину Уилламетт. На карте штата, существовавшей в голове у Гордона, отвратительный красный язык тянулся от плацдарма врага в Юджине на запад. Поэтому Коттедж-Гроув и оказался почти отрезан от союзников. Уже в миле от города стало ясно, как плохо обстоят там дела. Вдоль дороги висели шесть трупов, распятые на накренившихся телеграфных столбах. Варвары оставили на телах уродливые отметины. - Снимите их, - приказал Гордон. Сердце его колотилось, во рту пересохло. Именно на такую реакцию и рассчитывал враг, преследовавший цель запугать путника. По всей видимости, жители Коттедж-Гроув даже не патрулировали ближайшие окрестности своего города. По углам новых укреплений вдоль восточной границы стояли сторожевые башни. Все постройки, остававшиеся за пределами укреплений, были снесены, благодаря чему образовалась широкая простреливаемая полоса. Из-за беженцев население городка выросло втрое, причем большая их часть ютилась в переполненных хибарах сразу за главными воротами. Дети, уцепившись за юбки изможденных женщин, глазели на всадников, явившихся с севера. Мужчины держались кучками, грея руки над кострами. Дым смешивался с испарениями немытых тел, и вокруг стоял весьма неприятный запах. Некоторые мужчины выглядели подозрительно. Гордон не сомневался, что многие из них - холнистские лазутчики, только прикидывающиеся беженцами. Такое неоднократно случалось и прежде. Приезжих ждали дурные вести. В городском совете им сообщили, что мэр Питер Ван Клик погиб, угодив всего несколько дней тому назад в засаду вместе с отрядом, который он повел на выручку осажденному союзному поселению. Утрата была невосполнимой, и Гордон совсем пал духом. Теперь он понимал, почему на промерзших улицах городка царит тревожное безмолвие. Вечером в отблеске факелов на запруженной людьми площади он произнес вдохновенную речь. Впрочем, толпа аплодировала вяло. Его дважды сбивал с мысли треск ружейной перестрелки, доносившийся из-за стен, с лесистых холмов. - После того как растает снег, они продержатся не больше двух месяцев, - шепотом поделился с ним своими опасениями Бокуто на следующий день, когда они покинули Коттедж-Гроув. - А то и двух недель, если проклятые холнисты поднажмут. Ответа от Гордона не требовалось. Городок был как бы чекой гранаты для северного союза. Стоит сорвать эту чеку - и ничто не сможет предотвратить взрыва: враг повернет на север, проникнет в сердце долины, и тогда Корваллису не устоять. Они скакали сквозь метель на юг, приближаясь к истокам реки Уилламетт. Темно-зеленая сосновая хвоя поблескивала из-под белого покрывала. Здесь и там на серых берегах почти полностью скованного льдом потока выделялись ярко-красной корой стволы миртового дерева. Упрямые утки-крохали продолжали нырять в ледяную кашу полыньи, намереваясь протянуть до весны. К югу от брошенного населением городка под названием Лондон они отклонились в сторону от сузившегося речного русла. Дальше шла необитаемая территория, где вехами были только развалины ферм и заправочных станций. До сих пор путники хранили молчание. Однако теперь они могли перевести дух, ибо даже осмотрительный Филипп Бокуто не сомневался, что они оставили позади холнистские разъезды. Теперь можно разговаривать, а значит, и смеяться. Всем им было за тридцать, поэтому они затеяли игру "Угадай-ка", а потом принялись травить старые анекдоты, в которых новое поколение не обнаружило бы ни малейшего смысла, и беззлобно препираться из-за полузабытых спортивных интриг. Гордон едва не вывалился из седла от смеха, когда Аарон Шиммель забубнил в нос, подражая знаменитым телевизионным ведущим 90-х годов. - Поразительно, как много подробностей из нашей юности держит про запас память, - поделился он с Бокуто. - А ведь всегда считалось, что это один из признаков старения - способность с большей легкостью припомнить события двадцатилетней давности, нежели совсем свежие. - Вот-вот, - согласился Бокуто и старческим голосом сварливо осведомился: - Так о чем это мы сейчас говорили? Гордон приложил ладонь к уху. - Ась? Ни слова не разберу. А все былая привычка слушать рок-н-ролл. Всадники уже привыкли к злым порывам утреннего ветра и негромкому топоту лошадиных копыт по поросшему травой шоссе. Земля вокруг успела покрыться растительностью, в леса вернулись олени, однако человек еще не скоро возвратится сюда и вдохнет жизнь в брошенные селения. Оставив позади извилистые притоки Уилламетт, отряд преодолел гряду холмов и спустя день очутился на берегу новой реки. - Ампкуа, - сказал проводник. Северяне остановили коней. Этот ледяной поток несся не в мирную Уилламетт, которая в свою очередь впадала в великую Колумбию. Нет, эти бурные воды устремлялись прямиком на запад, к океану. - Добро пожаловать в солнечный Южный Орегон, - провозгласил присмиревший Бокуто. Небо здесь было почти безоблачным, даже деревья казались более раскидистыми и дикими, чем на севере. Впечатление дикой суровости подтвердилось, когда им стали попадаться небольшие укрепленные селения. Молчаливые мужчины, сузив глаза, издали наблюдали за отрядом и пропускали его дальше, не окликая. Об экспедиции они знали заранее, и было ясно, что хотя здешний люд ничего не имеет против почтальонов, однако относится с подозрением к любым чувакам. На ночлег остановились в деревушке Сатерлин, и Гордон поближе познакомился с местным образом жизни. Дома здесь были просторные и пустые, без удобств, еще сохранившихся на севере. Почти никто не избежал отметин, оставленных болезнями, недоеданием, непосильным трудом и войной. Пусть местные жители и не позволяли себе непочтительных замечаний, все равно было нетрудно догадаться, что они думают о пришельцах с Уилламетта. Маменькины сынки! Вожаки держались предупредительно, однако не умели скрыть подлинного отношения: если холнисты уходят с юга, то зачем нам вмешиваться? Спустя день Гордон встретился в торговом центре Розберга с комитетом лидеров окрестных селений. Из прошитых пулями окон открывался вид, напоминающий о наихудших моментах семнадцатилетней войны с варварами с Рог-Ривер. Полоса сплошных разрушений указывала на рубеж, где почти десятилетие назад был остановлен, а затем и отброшен враг, устремившийся было в глубокий прорыв. С тех пор дикие "мастера выживания" ни разу не забирались так далеко. Гордон чувствовал, что место встречи выбрано со значением. Здесь царили совсем другие настроения, преобладал совсем другой тип людей. Никто не проявил любопытства к легендарному Циклопу и к неуверенному возрождению технологий. Даже весть о государстве, восстающем из пепла далеко на востоке, почти не вызвала интереса. Не то чтобы эти рассказы встречались-с недоверием - просто людей из Глайда, Уинстона и Лукингласса все это мало заботило. - Мы напрасно теряем время, - вспылил Бокуто. - Эта деревенщина слишком давно воюет, поэтому думать забыла о чем-то, кроме каждодневного выживания. Гордон же не исключал, что в этом как раз и заключается преимущество местных молчунов. Впрочем, Филипп оказался прав: суждения всяческих боссов, мэров, шерифов и иже с ними мало что значили. Они кичились своей независимостью, однако было совершенно очевидно, что в этих местах имеет вес слово только одного человека. Через два дня с запада прискакал на взмыленном коне Джонни Стивенс. Ни на кого не глядя, он спешился и, задыхаясь, бросился к Гордону. Сообщение, которое он принес на этот раз, уложилось в одно слово: "Приезжайте". Джордж Паухатан дал согласие выслушать их просьбу. 7 Горы Каллахан, взметнувшиеся в семидесяти милях от океана, отделяли долину Камас от Розберга. У подножия их вился, устремляясь на запад, главный рукав речки Кокилл; пробежав под несколькими разрушенными мостами, он сливался с еще двумя рукавами близ горы, носящей название Сахарная Голова. На севере долины выросли изгороди, разделяющие припорошенные сейчас снегом пастбища. Над укрепленными поселениями, вскарабкавшимися на холмы, тянулись к небу дымки. На южном берегу реки - лишь затянутые колючим кустарником развалины. Броды через реку оказались неохраняемы. Это удивило путешественников, поскольку именно в этой долине армии холнистов было оказано самое ожесточенное сопротивление и нанесен сокрушительный удар. Кэлвин Льюис - темноглазый молодой человек с растрепанными волосами - пустился в объяснения. Он служил проводником Джонни Стивенсу с тех пор, как тот впервые попал в Южный Орегон. Рассказывая, он указывал рукой то влево, то вправо. - Укрепления не могут служить охраной реки, - втолковывал он слушателям низким, неторопливым голосом. - Мы обороняем северный берег, то и дело переправляясь на противоположную сторону и отлично зная, что там творится. Филипп Бокуто согласно кивал. Он поступил бы точно так же. Джонни Стивенс отмалчивался, поскольку слышал все это уже не в первый раз. Гордон осматривал деревья, стараясь обнаружить среди ветвей наблюдателей. Он не сомневался, что наблюдательные посты есть у обеих сторон, и обе знают о продвижении экспедиции. Иногда он замечал какое-то движение или отблеск стекол бинокля, однако людей так и не увидел. Здешние вояки смогли бы дать фору любому в армии Уилламетта, исключая разве что самого Фила Бокуто. На юге воевали не армии, здесь не практиковали кампаний, осад и стратегических бросков. Скорее эта война напоминала боевые действия индейских племен, когда победу приносит стремительный кровавый рейд, позволяющий добыть побольше скальпов. "Мастера выживания" освоили эту тактику в совершенстве. Не привыкшие к подобным действиям жители долины Уилламетт станут для них легкой добычей. Однако здешние фермеры все же сумели остановить бандитов. Гордон не считал приличным для себя вслух оценивать способы защиты южан и предоставил Бокуто засыпать проводника вопросами. Гордон знал, что подобное умение приобретается в течение целой жизни. Он находился здесь с единственной целью: не приобретать опыт, а убеждать. Со старой дороги, вьющейся по склону горы Сахарная Голова, открывался захватывающий вид на сливающиеся в единый поток рукава реки Кокилл. Засыпанные снегом сосновые леса выглядели так, словно там никогда не ступала нога человека; начинало казаться, что ужасы последних семнадцати зим имели значение лишь для каких-то мелких созданий, чья возня никак не влияет на участь планеты. - Иногда эти мерзавцы пытаются просочиться к нам, используя большие каноэ, - продолжал Кэл Льюис. - Южный рукав тянется сюда от самой Рог-Ривер, и стремнина в месте слияния с остальными рукавами - будь здоров. - Молодой человек усмехнулся. - Впрочем, Джордж неизменно знает, что нам грозит, и встречает их в полной боевой готовности. Упоминание о вожде селений, разбросанных в долине Камас, как всегда, прозвучало восхищенно и одновременно трепетно. Уж не употребляет ли-он на завтрак устриц? Не поражает ли неприятеля ударами молний? Гордон такого наслушался про Джорджа Паухатана, что был готов поверить любым небылицам. Бокуто, раздув ноздри, натянул поводья и остановил Гордона движением руки. Автомат бывшего морского пехотинца был нацелен в сторону предполагаемого врага. - В чем дело, Фил? - Гордон взял наизготовку карабин, озирая лесистый склон. Кони храпели, топтались на месте, им передалось волнение седоков. - Это... - Бокуто принюхался. Его глаза недоверчиво сузились. - Чую медвежье сало. Кал Льюис посмотрел на верхушки деревьев за дорогой и улыбнулся. Из-за выступа скалы раздался низкий, хриплый смех. - Отлично, дружище! У тебя острый нюх! Перед изумленным Гордоном и его спутниками выросла на фоне елей сутулая фигура, озаряемая полуденным солнцем. Гордон похолодел, затрудняясь определить, обычный фермер перед ним или знаменитый Саскуатч - Снежный Человек Северо-Запада. Потом фигура сделала шаг вперед, и все увидели костлявое лицо мужчины средних лет с перехваченными расшитой лентой длинными волосами. Короткие рукава домотканой рубахи оставляли открытыми могучие бицепсы. Холод не был для этого силача помехой. - Я - Джордж Паухатан, - с улыбкой сообщил он. - Добро пожаловать на гору Сахарная Голова, джентльмены. Гордон судорожно сглотнул. Голос силача соответствовал его внешности: он звучал так властно, что ни о каком притворстве здесь не могло идти и речи. Паухатан раскинул в стороны ручищи. - Сюда, востроносый! И вы, обладатели чудной формы! Что, попахивает медвежьим салом? Тогда прошу ко мне в гости! Сейчас увидите, какая это чудесная вещь! Пришельцы успокоились и опустили стволы, обезоруженные его искренним смехом. "Какой там Снежный Человек! - подумалось Гордону. - Радушный горец, и ничего больше". Похлопывая по шее своего всхрапывающего коня, он думал о том, что и сам, похоже, испугался медвежьего духа. 8 Владыка Сахарной Головы пользовался медвежьим салом в кувшинах для предсказания погоды, усовершенствовав народный метод с помощью собственных наблюдений. Он также разводил высокоудойных коров и овец, дающих большой настриг шерсти. Его теплицы, обогреваемые путем сжигания метана, получаемого методом разложения биомассы, круглый год, даже в суровую зиму, полнились свежими овощами. С особой гордостью Джордж Паухатан демонстрировал свою пивоварню: его пиво считалось непревзойденным в четырех округах. На стенах жилища, расположенного в центре поселения, висели тканые коврики и детские рисунки. Гордон ожидал увидеть здесь оружие и воинские трофеи, однако не обнаружил ничего похожего. Стоило гостю оказаться внутри высокой ограды, укрепленной земляной насыпью, как он получал редкую возможность напрочь забыть о нескончаемой войне. В первый день Паухатан даже отказывался говорить о делах. Вместо этого он таскал гостей по селению, а также лично наблюдал за приготовлениями к празднеству в их честь. Ближе к вечеру, когда прибывшие разошлись по своим комнатам отдыхать, хозяин куда-то пропал. - Кажется, он удалился в западном направлении, - ответил Бокуто на недоуменный вопрос Гордона. - Туда, где у него ложный пост. Поблагодарив друга, Гордон устремился туда же по усыпанной гравием дорожке, петляющей среди деревьев. Час за часом Паухатан виртуозно избегал любых серьезных разговоров, отвлекая внимание гостей разными диковинами и не уставая черпать из своего неистощимого запаса сельской премудрости все новые. Гордон опасался, что и вечером, при большом стечении желающих поглазеть на "инспектора", разговора не получится. Он, разумеется, знал, что не стоит проявлять нетерпение. Однако ему осточертели толпы. Он хотел поговорить с Джорджем Паухатаном наедине. Гордон выследил его на крутом утесе, под которым кипела вода сразу трех рукавов реки, сливающихся воедино. На западе золотился прибрежный хребет, приобретавший с закатом темно-оранжевый оттенок. Тучи над ним горели сейчас всеми цветами осенней листвы. Джордж Паухатан сидел в позе лотоса на простой тростниковой циновке, положив руки на колени ладонями кверху. Выражение его лица напомнило Гордону сравнение, бытовавшее до войны, - "улыбка Будды". "Ну и сюрприз! - мелькнуло у него в голове. - Последний неохиппи! Кто бы мог подумать?" Из-под безрукавки горца виднелась побледневшая татуировка на мускулистом плече - могучий кулак с оттопыренным пальцем, на котором примостилась голубка. Ниже читалась надпись: "AIRBORNE" ["Воздушный десант" (англ.)]. Кажущееся противоречие внешности и татуировки не особенно удивило Гордона. Не стало для него неожиданностью и умиротворенное выражение лица Паухатана. Все почему-то казалось соответствующим одно другому. Гордон знал, что кодекс вежливости не требует, чтобы он удалился; главное - не мешать медитации. Он не спеша расчистил для себя местечко в нескольких футах справа от Паухатана и тоже опустился на землю, повернувшись лицом в ту же сторону. Гордон даже не попытался принять позу лотоса - он не практиковался в этом искусстве с семнадцатилетнего возраста. Он лишь уселся с прямой спиной и попытался прогнать любые мысли, чтобы наслаждаться сменой цветов заката, глядя в направлении невидимого океана. Сперва он мог думать лишь об одном: до чего ему неудобно сидеть, а также о том, как болит его тело после беспрерывной тряски в седле и ночевок на жестких камнях. Стоило солнцу спрятаться за грядой гор на западе, как его принялся терзать колючий ледяной ветер. Мозг Гордона превратился в растревоженный муравейник звуков, забот, воспоминаний... Однако совсем скоро без всяких усилий с его стороны веки налились свинцом, опустились и так застыли, более неспособные к движению - ни смежиться окончательно, ни подняться. Если бы он не понимал, что с ним творится, впору было бы запаниковать. Однако он узнал это ощущение - легкий транс, сопровождающий медитацию. "Ну и черт с ним", - подумал он и не стал бороться с собой. Уж не поступил ли он так, вознамерившись соперничать с Паухатаном? Как бы тот не вообразил, что остался единственным сыном Ренессанса, сохранившим сладостные воспоминания... Или дело всего лишь в усталости и неописуемой красоте заката? Гордон чувствовал внутри небывалую пустоту, словно оба легких закупорились, причем уже давно. Он попытался вздохнуть поглубже, но ритм его дыхания ни на йоту не изменился, словно телу была ведома мудрость, недоступная рассудку. Покой, разлившийся по его лицу, застывшему на холодном ветру, заструился вниз, прикасаясь к горлу, словно нежные женские пальчики, пробежал по неподвижным плечам, массируя его мышцы - и так до тех пор, пока они сами собой не расслабились. "Краски..." - думал он, не видя ничего, кроме неба. Удары сердца легонько сотрясали все тело. С тех пор как он в последний раз сидел вот так, отрешившись от всего, минула целая вечность. Или просто у него в душе накопилось слишком много лишнего, такого, от чего необходимо избавиться? "Они меняются..." Наступил момент облегчения, какого он ни за что бы не достиг, если бы сознательно, усилием воли стремился к нему. Ощущение "закупорки" легких пропало, он снова мог дышать. Затхлый воздух вылетел вон, унесенный западным ветром. Дыхание сделалось необыкновенно сладким. "Краски меняются..." Слева от него послышался шорох. Спокойный голос произнес: - Раньше я спрашивал себя, уж не являются ли эти закаты последним даром Господним, подобно радуге, подаренной им Ною, только на сей раз с иным смыслом, как бы в знак прощания со всеми нами... Он ничего не ответил Паухатану: в этом не было необходимости. - Но после многолетних наблюдений за сменой красок я догадался, что атмосфера постепенно становится чище. Закаты теперь уже не те, какими они были сразу после войны. Гордон кивнул. Почему прибрежные жители воображают, будто обладают монополией на закаты? Он вспомнил закаты в прериях, сразу после Трехлетней зимы, когда небеса впервые расчистились, выпустив на свободу солнце. Тогда ему показалось, будто небеса распахнули перед землянами всю свою убийственную по яркости палитру. Даже не заботясь о том, чтобы проверить свое ощущение, Гордон знал, что Паухатан ни разу не пошевелился. Он сидел, не меняя позы, и блаженно улыбался. - Однажды, - молвил седовласый мудрец, - лет, наверное, десять тому назад, я сидел здесь же, в этой же позе, оправляясь от недавно полученной раны и любуясь закатом; внезапно я заметил что-то или кого-то, какое-то скольжение внизу на реке. Сперва я решил, что это люди. Я тотчас вышел из медитации и наклонился над пропастью, стараясь разглядеть получше. И тут, несмотря на высоту, что-то подсказало мне, что это не враги. Тогда я подобрался на несколько сот метров ближе и поднял маленький бинокль, который всегда при мне. То были совсем даже не люди! Представьте себе мое удивление, когда я увидел их на берегу реки, держащихся за руки и помогающих друг дружке карабкаться на камни; самка что-то верещала, таща в руках какой-то сверток... Господи, да это же пара шимпанзе! Или один шимпанзе, а с ним обезьяна помельче, может, даже не человекообразная. Они пропали в чаще, прежде чем я сумел как следует их разглядеть. В первый раз за целых десять минут Гордон моргнул. Вся картина представилась ему так явственно, будто он наблюдал ее через плечо Паухатана. "Зачем он рассказывает мне все это?" Паухатан продолжал: - ...их, наверное, выпустили из Портлендского зоопарка вместе с леопардами, которые теперь совсем одичали в Каскадных горах. Простейшее объяснение состояло в том, что они год за годом продвигались на юг, отыскивая себе пропитание, скрываясь от любопытных глаз и помогая друг дружке, надеясь добраться до более теплых краев. Потом я понял и другое: ведь они идут вдоль южного рукава Кокилла, прямиком на территорию холнистов! Что я мог предпринять? Я подумывал, не пуститься ли за ними следом, чтобы поймать их или хотя бы заставить изменить маршрут. Однако потом усомнился, смогу ли я им действительно помочь. Скорее всего, я бы просто спугнул их. Кроме того, раз уж они сумели забраться так далеко, то нужен ли я им со своим участием? Прежде они сидели в клетке, теперь же оказались на воле. Разумеется, я не был настолько глуп, чтобы вообразить, будто они стали счастливее, но по крайней мере они не зависели больше от чужой воли. Голос Паухатана зазвучал приглушенно. - Это уже немало... Последовала новая пауза. - Словом, я дал им уйти, - закончил он. - С тех пор я частенько, сидя здесь на закате, гадаю, какая судьба их постигла. Веки Гордона уже давно смежились. Воцарилась тишина. Он глубоко дышал, стараясь избавиться от навалившейся тяжести. Паухатан хотел что-то донести до него своим необычным рассказом. Гордон, в свою очередь, тоже имел, что ответить... - Долг человека - прийти на помощь другому, и это вовсе не то же самое, что зависеть от чужой воли... Гордон осекся, почувствовав какую-то перемену. Его глаза открылись, и, повернувшись, он обнаружил, что Паухатана и след простыл. В тот вечер для встречи с ним собралось больше людей, чем, казалось, вообще насчитывалось в этой малолюдной долине. Ради заезжего почтальона и его свиты жители устроили нечто вроде фольклорного фестиваля. Дети распевали песенки, команды взрослых соревновались в ловкости. В отличие от севера Орегона, где в народные песни превратились бывшие шлягеры, звучавшие когда-то по телевизору и радио, здесь не возобладала увлеченность рекламным мотивчикам, а немногие рок-н-ролльные мелодии исполнялись все больше на банджо и акустической гитаре. В музыке взяли верх прежние традиции. Бородатые мужчины, женщины в длинных платьях, прислуживающие у стола, пение при свете костров и масляных ламп - все это вполне могло происходить две сотни лет назад, когда в долине впервые поселились бледнолицые, нуждавшиеся в обществе друг друга в зимнюю стужу. В соревновании певцов честь северян защищал Джонни Стивенс. Он притащил свою драгоценную гитару и заворожил слушателей своим музыкальным дарованием, заставив их хлопать и топать ногами ему в такт. Все это было прекрасным развлечением, и Гордон с радостью присоединился бы к остальным, предложив кое-что из своего прежнего репертуара, когда он еще не заделался "почтальоном", а был просто бродячим менестрелем, менявшим песни и байки на еду и преодолевшим таким способом половину континента. Однако накануне отъезда из Корваллиса он ночь напролет слушал Дебюсси и джаз и сейчас не мог отделаться от беспокойства, что ему никогда больше не доведется услышать этих волшебных звуков... Гордон догадывался, чего пытается добиться Джордж Паухатан, устроив этот чудесный праздник. Он откладывал решающую беседу, преднамеренно томил, пришельцев из долины Уилламетт, а сам тем временем изучал их. Впечатление о горце, сложившееся у Гордона на вершине утеса, не изменилось с тех пор. Длинные локоны и безграничное добродушие только укрепляли его мнение о Паухатане как о стареющем воплощении типичного неохиппи. Набравшее силу в 90-х годах и давно уже почившее движение вполне соответствовало стилю лидерства, который практиковал здешний предводитель. К примеру, все в долине Камас были на первый взгляд равны и независимы. Однако стоило Джорджу засмеяться, как его смех мгновенно подхватывали остальные. Это получалось как бы само собой. Он не командовал, не отдавал распоряжений. Никому как будто и в голову не приходило, что может возникнуть необходимость в принуждении. Вокруг просто не происходило ничего такого, что вынудило бы его приподнять хотя бы бровь в знак недовольства. В том, что именовалось бы прежде "пластическим" искусством и навыками, то есть не требовало работы по металлу и применения электричества, здешние умельцы нисколько не отстали от мастерок долины Уилламетт, а в чем-то даже превзошли их. Поэтому, несомненно, Паухатану и хотелось продемонстрировать гостям свою ферму: там было ясно видно, что об отсталости в его владениях не может идти и речи, просто люди восстанавливают цивилизацию ровно в той мере, в какой им хочется. Часть плана, вынашиваемого Гордоном, в том и заключалась, чтобы доказать Паухатану, насколько тот заблуждается. Когда наступил момент извлечь из мешков "дары Циклопа", Гордон воодушевился. Люди с широко раскрытыми глазами наблюдали за компьютерной мультипликацией на цветных дисплеях, любовно восстановленных кудесниками Корваллиса. Гордон побаловал зрителей видео-шоу с участием динозавра и робота. Яркие персонажи и смешные звуки скоро вызвали у всех хохот, причем взрослые не отставали в веселье от детворы. И все же Гордон подмечал в их настроении нечто, склонявшее его к унынию. Пусть зрители аплодировали и смеялись, однако они делали это, всего лишь отдавая должное забавному трюку. Показ компьютерных игр должен был возбудить в них аппетит, желание опять сделаться хозяевами высокой технологии. Однако Гордон не замечал в их взорах алчного огня и с каждой минутой утрачивал надежду, что в них снова возродится тяга к чудесам техники. Несколько мужчин, правда, встрепенулись, когда настала очередь Филиппа Бокуто. Чернокожий десантник извлек им на радость из кожаного чемодана образцы нового оружия. Он демонстрировал газовые гранаты и мины и объяснял, как применять их, защищая позиции от атакующих. Он расписывал прелести прицелов ночного видения, которые совсем скоро начнут выпускать в мастерских Циклопа. По рядам зрителей пробежала волна неуверенности - в основном это были украшенные шрамами ветераны многолетней войны со страшным врагом. Пока Бокуто разглагольствовал, все косились на мощную фигуру в углу. Паухатан не сказал и не сделал ничего определенного. Оставаясь воплощением вежливости, он всего раз зевнул, предусмотрительно прикрыв рот. При появлении каждого нового образца он снисходительно улыбался, и Гордон с ужасом наблюдал, как, пользуясь столь умеренными средствами, он вразумляет своих подопечных, намекая им, что все эти подарки оригинальны, даже занятны, но не имеют ни малейшего отношения к их подлинным заботам. Вот негодяй! Гордон терялся в догадках, как его сломить. Совсем скоро улыбкой Паухатана улыбались все присутствующие, и Гордон понял, что настало время прибегнуть к последнему средству. Дэна пристала к нему перед отъездом как репей, уговаривая захватить отобранные лично ею подарки: иглы, нитки, бесщелочное мыло, образцы нового, состоящего наполовину из хлопчатобумажной ткани нижнего белья, которое начали производить в Сейлеме как раз перед вторжением... "Это покорит женщин, Гордон! От этого будет гораздо больше толку, чем от твоих побрякушек, поверь!" Однако последняя его уступка Дэне привела к тому, что он вынужден был оплакивать под заснеженным кедром несчастную хрупкую девушку, остывающую у него на руках. Он успел досыта наесться псевдофеминизма в исполнении Дэны. Правда, еще неизвестно, что хуже. Уж не поторопился ли он? Возможно, было бы полезно прихватить какие-нибудь банальные вещицы - зубной порошок, гигиенические салфетки, посуду, постельное белье... Он покачал головой: плотина была слишком крепка, чтобы ее прорвал такой хилый ручеек. Жестом приказав Бокуто убрать бесполезные приманки, он решил воспользоваться третьим козырем в колоде и передал Джонни Стивенсу седельную сумку. По толпе пробежал ропот. Гордон и Паухатан сверлили друг друга глазами, пока Джонни гордо шествовал в своей щегольской форме к камину. Пошелестев конвертами, он стал выкрикивать имена. Призыв почтальонов прокатился по всей долине Уилламетт, где еще теплилась цивилизация. Всякого, кто хотя бы шапочно знал кого-то на юге, просили написать письмо. Разумеется, большинства адресатов не окажется в живых, однако часть писем обязательно попадет в нужные руки или хотя бы к родственникам. Теоретически это могло привести к восстановлению старых связей. Тогда мольба о помощи утратила бы абстрактность, приобрела личный характер. Идея была недурна, однако реакция южан и здесь оказалась неожиданной. Гора невостребованной почты