и страны буквально нашпигованы подобными убежищами, набитыми доверху всякой всячиной. Хозяева их нашли себе хобби: они фантазировали на тему о грядущем упадке общества и собственной доблести в условиях Наступившей первозданной дикости. Плодились специальные курсы, мастерские, журналы, образовалась даже целая отрасль промышленности, обслуживавшая далеко не простых бродяг и туристов. Некоторым из них просто нравилось предаваться мечтам, другие были достаточно безобидными чудаками, помешавшимися на ружьях. Мало кто по-настоящему шел за Натаном Холном, и почти все испытали ужас, когда их фантазии вдруг стали явью. В конце концов одинокие "мастера выживания" вымерли в своих бункерах. Сражения, ливни и ползучая растительность уничтожили следы пребывания здесь любителей покопаться в чужом хламе, прокатившихся несколькими волнами. Теперь бетонная плита ничем не отличалась от вековечной скалы; трое беглецов прятались под ней от холодного дождя, по очереди дежуря и забываясь сном. Лишь один раз до них донеслись крики и шлепанье лошадиных копыт по грязи. Гордон изображал уверенность, чтобы подбодрить женщин. Он постарался замести следы, но его подопечные не дотягивали по части военной подготовки даже до разведчиц Дэны. Он сильно сомневался, что им удастся сейчас провести лучших следопытов со времен краснокожих. Однако всадники проскакали мимо, и беглецы перевели дыхание. Гордон задремал. В этот раз его не посетили сновидения. Он настолько лишился сил, что доступ в его подсознание для навязчивых воспоминаний оказался закрыт. Прежде чем отправиться дальше, им пришлось дожидаться, пока выкатится луна. Предстояло выбрать одну из нескольких перекрещивающихся тропинок, однако Гордон знал, куда держать путь: ему помогал слой изморози на северной стороне древесных стволов. Через три часа после заката они набрели на развалины деревеньки. - Иллахи, - уверенно сказала Хетер. - Ни одного жителя, - заметил Гордон. Залитое лунным светом призрачное селение производило жуткое впечатление. Все, от баронского "замка" до самой нищей лачуги, было начисто обобрано. - Солдат и невольников отослали на север, - пояснила Марси. - За последние недели так переселили много деревень. - Они бьются на трех фронтах, - отозвался Гордон. - Маклин не преувеличивал, говоря, что к маю будет в Корваллисе. Перед ними стоит выбор: взять долину Уилламетт или умереть. Окрестности напоминали пустынный лунный пейзаж. Кое-где росли елочки, но деревьев повыше не осталось и в помине. Гордон догадался, что холнисты пробовали заняться здесь подсечно-огневым земледелием, однако здешним почвам было далеко до плодородной долины Уилламетт, поэтому эксперимент окончился неудачей. Хетер и Марси шли, взявшись за руки, испуганно шарахаясь от каждой тени. Гордон помимо воли сравнивал их с Дэной и ее отважными амазонками, не говоря уже о счастливой, никогда не унывающей Эбби из Пайн-Вью. Нет, в настоящем каменном веке женскому полу не поздоровится. В этом, по крайней мере. Дэна не ошиблась. - Давайте осмотрим большой дом, - предложил он. - Вдруг найдем какую-нибудь еду? Женщины тут же согласились и первыми вошли в брошенный "замок" - прочный дом довоенной постройки, окруженный укреплениями. Гордон застал их за работой: они освежевывали двух крупных немецких овчарок. Борясь с тошнотой, он сообразил, что хозяин не смог взять четвероногих друзей в путешествие по реке, хотя, несомненно, оплакивал их куда больше, чем рабов, которые перемрут как мухи во время массового исхода в обетованные земли на севере. Мясо пахло умопомрачительно. Гордон решил подождать чего-нибудь более аппетитного. Женщины оказались менее привередливыми. Пока что им везло. Преследователи двинулись на запад, тогда как беглецы избрали противоположное направление. Возможно, люди генерала Мамина уже наткнулись на тело Джонни и ошибочно предположили, что остальные трое уходят к океану. Только время могло ответить на вопрос, сколько еще продлится их везение. Вблизи брошенной деревни Иллахи протекал бурный поток, устремлявшийся на север. Гордон решил, что перед ними - южный рукав Кокилла. Естественно, у беглецов не оказалось под рукой лодки, однако, даже найди они что-нибудь подходящее, соваться в этот поток было бы слишком рискованно. Им предстояло и дальше брести по суше. По правому берегу реки тянулась старая дорога. Так как у них не оставалось выбора, они побрели по ней, хотя это и было опасно. Впереди поднимались горы, подпирающие озаренные луной облака: дорога терялась за ними. Гордон надеялся, что тут они по крайней мере наверстают время, упущенное на вязкой тропе. Он похваливал своих выносливых спутниц, задавая им при этом нелегкий темп движения. Ни Марси, ни Хетер ни разу не пожаловались, ни разу не взглянули на него с упреком. Гордон не знал, что заставляет их преодолевать милю за милей - отвага или смирение. Если уж на то пошло, он не был уверен и в собственных мотивах. Чего он добивается? Права дожить до старости в лишенном света мире, пришествие которого не вызывало у него ни малейших сомнений? Призраки на время оставили его, но он был убежден, что в случае удачи они возьмутся за него с удвоенной энергией. "Почему? - спрашивал он себя. - Неужто я - единственный оставшийся в живых идеалист из XX века? Возможно. Не исключено, что Чарлз Безоар прав: идеализм - это болезнь, самообман". Прав и Джордж Паухатан: что проку бороться за большие идеи, за ту же цивилизацию? Результат налицо: тебе верят девчонки и мальчишки - и бессмысленно расстаются с жизнью, так ничего и не достигнув. Прав Безоар, прав Паухатан. Даже Натан Холн, оставаясь чудовищем, правильно оценил Вена Франклина и его одержимых соратников - авторов американской конституции, которой оболванивали легковерных. По сравнению с такими грандиозными пропагандистами Гиммлер и Троцкий показались бы жалкими любителями. "Мы считаем эти истины не требующими доказательств!.." Ха! Потом появился Орден Цинцинната, состоявший из офицеров Джорджа Вашингтона, которые, едва не учинив переворот, были пристыжены их суровым командиром и дали слезную клятву, что останутся фермерами и законопослушными гражданами, в солдат же будут превращаться, только если их призовет родина. Кому пришла в голову такая неслыханная клятва? Обещание, которое дали офицеры, продержалось целое поколение - достаточно долго, чтобы успел зародиться идеал. В своих основных проявлениях идеал этот просуществовал вплоть до эры профессиональных армий и войны технологий. Иными словами, так продолжалось до конца XX века, когда кто-то решил, что солдат надо превратить в сверхчеловеков. Мысль о Маклине и его "приращенных" ветеранах, наваливающихся на ничего не подозревающую долину Уилламетт, вызывала у Гордона тошноту. Впрочем, ни он, ни кто-либо другой не имел сил предотвратить катастрофу. "Ничего не поделаешь, - устало размышлял он. - Однако это не избавит меня от проклятых призраков..." С каждой милей Южный Кокилл становился все более бурным, питаемый ручьями с окрестных гор. Зарядил тоскливый дождик; в унисон с потоком, шумевшим слева, загрохотал гром. Дорога сделала поворот, и путники увидели в небе зигзаги молний. Гордон задрал на ходу голову и натолкнулся на внезапно замершую на месте Марси. Он хотел было подтолкнуть ее, как делал это все чаще с каждой милей. Однако на сей раз она прочно приросла к месту. Марси обернулась, и Гордон заметил в ее глазах бессилие и отчаяние, превосходившие все, что он успел повидать за семнадцать лет войны. Пронзенный ужасным предчувствием, он обогнал ее и... Примерно в тридцати ярдах впереди находились развалины придорожной лавки. Выцветший щит призывал окупать по бросовым ценам резные деревянные статуэтки. Рядом вросли в грязь два ржавых автомобильных остова. Там же Гордон увидел четырех лошадей и двухколесную тележку. Под козырьком лачуги стоял, сложив на груди руки, улыбающийся генерал Маклин. - Бегите! - крикнул Гордон женщинам, а сам нырнул в придорожный кустарник и спрятался за мшистым стволом, сжимая в руках винтовку Джонни. Он отлично знал, что поступает глупо. Возможно, у Маклина сохранилось намерение не дать ему умереть, однако в перестрелке у него нет ни малейших шансов уцелеть. Прыгая в кусты, он следовал инстинкту: так он надеялся дать уйти женщинам, отвлекая внимание на себя. "Безмозглый идеалист!" - выругался он. Марси и Хетер так и остались стоять на дороге, прикованные к месту то ли усталостью, то ли отчаянием. - Это вы напрасно, - проговорил Маклин со смесью любезности и смертельной угрозы в голосе. - Неужели вы воображаете, что можете меня застрелить, господин инспектор? Гордон действительно имел-такое намерение. Все будет зависеть от того, подпустит ли его "приращенный" достаточно близко, а также от состояния боеприпасов двадцатилетней давности, искупавшихся в реке Рог. Маклин по-прежнему не двигался. Гордон приподнял голову и разглядел рядом с ним Чарлза Безоара. Оба выглядели отменными мишенями. Однако, передергивая затвор, Гордон внезапно спохватился: лошадей-то четыре! Тут над его головой раздался оглушительный треск. Прежде чем он успел двинуться, его придавила к земле страшная тяжесть. Гордон разинул рот, но не смог издать ни единого звука. Чудовищная сила приподняла его в воздух за ворот. Винтовка вывалилась из его утративших чувствительность пальцев. - Неужели этот субъект пустил в расход двоих наших парней? - проревел ему в самое ухо восторженный голос. - Такая мразь! Минула целая вечность, прежде чем Гордон снова получил возможность дышать. Он шумно разевал рот, заботясь сейчас о кислороде куда больше, чем о своем поруганном достоинстве. - Не забудь еще троих в Агнесс, - откликнулся Маклин. - Они тоже на его совести. Значит, его пояс могут украшать уши пяти холнистов. Наш мистер Кранц заслуживает уважения, учти это, Шон. Пригласи его сюда. Уверен, что он и его дамы будут рады погреться. Ноги Гордона почти не касались земли, пока верзила волок его за воротник через кусты, а потом через дорогу. "Приращенный", швырнувший Гордона на крыльцо, дышал ровно, как будто справился с былинкой. Чарлз Безоар сверлил Марси беспощадным взглядом из-под худого козырька бывшей лавки, почти не спасающего от дождя. Лицо холнистского полковника горело от стыда и предвкушения возмездия. Однако Марси и Хетер смотрели только на Гордона. Маклин присел рядом с ним на корточки. - Всегда восхищался мужчинами, умеющими найти подход к дамам. Должен признать, что вы относитесь к их числу, Кранц. - Он осклабился и обернулся к своему могучему подручному: - Тащи его внутрь, Шон. Женщин ждут дела, а нам с инспектором еще надо закончить один разговор. 17 - Теперь я все зияю о ваших женщинах. У Гордона плыло перед глазами. Ему трудно было зафиксировать на чем-то взгляд, тем более удержать в поле зрения обращающегося к нему человека. Он болтался вниз головой, подвешенный за ноги; свисающие ладони отделяло от грязного пола фута два. Генерал Маклин восседал у камина. Он бросал взгляд на Гордона всякий раз, когда тот, вращаясь, оказывался с ним лицом к лицу. С губ генерала не сходила улыбочка. Как ни болели у Гордона ноги и грудь, это не шло ни в какое сравнение с тяжестью прихлынувшей к голове крови. Из задней двери до него доносились тихие стоны - это было само по себе ужасно, но уже не так невыносимо, как вопли, раздававшиеся на протяжении последнего получаса. Маклин велел Безоару перевести дух и заставить женщин потрудиться. В соседней комнате находился пленный, которому требовался уход, и Марси с Хетер должны оставаться в сознании, чтобы от них был хоть какой-то толк. Помимо этого, Маклину хотелось беседовать с Гордоном в спокойной обстановке. - Несколько ваших сумасшедших шпионов с Уилламетт протянули достаточно долго, чтобы подвергнуться допросу, - рассудительно объяснял холнистский командир. - Тот, что валяется в соседнем помещении, пока не выказал должной готовности к сотрудничеству, однако нам хватает донесений от наших сил вторжения, так что картина вполне ясна. Хочу отдать вам должное, Кранц: план был незаурядный. Жаль, что он не сработал. - Понятия не имею, о чем вы, Маклин. - Каждое слово стоило Гордону немалых усилий. - Однако ваше лицо подсказывает мне, что вы все понимаете. Бросьте притворяться! Не стоит более переживать за ваших воительниц. Они напали исподтишка, и мы понесли некоторые потери. Но куда меньшие, чем вы рассчитывали. Теперь все ваши "разведчицы с Уилламетт" погибли или попали в плен. Должен, однако, поздравить вас: попытка была недурна. Сердце у Гордона чуть не выпрыгнуло из груди. - Нечего поздравлять меня, подонок! Это была их собственная идея. Я знать не знал, что у них на уме. Всего второй раз за время их знакомства Гордон заметил на лице Маклина удивление. - Ну-ну, - сказал главарь варваров. - Это же надо: феминистки! В наше-то время! Получается, дорогой инспектор, что мы пришли на помощь бедным жителям долины Уилламетт как раз вовремя! Он снова заулыбался. Выносить и дальше это самодовольство было выше всяких сил. Гордон хотел любыми путями вывести бандита из равновесия. - Вам не видать победы, Маклин. Даже если вы сожжете Корваллис, сотрете с лица земли все до одной деревни, разнесете на куски Циклопа, люди все равно не перестанут оказывать вам сопротивление! Улыбка никуда не исчезла. Генерал только покачал головой. - Вы считаете нас неопытными детьми? Дорогой мой, скажите, как норманны приручили гордых и многочисленных саксов? К какому тайному средству прибегли римляне, поработившие галлов? Вы - романтик, сэр, если недооцениваете могущество страха. Маклин снова принялся обстругивать трость. - Как бы то ни было, вы забываете еще об одном: мы недолго останемся чужаками. Мы станем вербовать себе сторонников из вашего же числа. Скоро не будет отбоя от гонцов, которые разберутся, как это здорово - быть властелинами, а не рабами. В отличие от средневековой знати, мы, новые феодалы, считаем, что всем мужчинам должно быть предоставлено право сражаться за первую серьгу. Это и есть истинная демократия, дружище. Именно к ней шло дело в Америке до предательства конституционалистов. Моим собственным сыновьям придется убивать, чтобы сделаться холнистами, в противном случае им останется колупаться в грязи, прислуживая тем, кто способен на большее. У нас будут новобранцы - более чем достаточно, уверяю вас. Благодаря значительной численности населения на севере мы уже через десяток лет создадим армию, какой не видывали с тех пор, как "франклинштейновская" цивилизация не выдержала тяжести собственного лицемерия. - Откуда такая уверенность, что ваши враги дадут вам десять лет? - проскрипел Гордон. - Вы считаете, что калифорнийцы позволят вам пожинать лавры побед, зализывать раны и создавать армию? - Вы мало что знаете, любезный, - ответил Маклин, пожимая плечами. - Как только мы совершим бросок на север, хлипкая южная конфедерация развалится и забудет о нас. Даже если бы этим вашим "калифорнийцам" удалось преодолеть вечные склоки и объединиться, то им все равно потребовался бы десяток лет, чтобы до нас добраться. К тому времени мы будем вполне готовы нанести по ним контрудар. Кроме того - и это самый лакомый кусочек - если им взбредет на ум преследовать нас, у них на пути вырастет гора Сахарная Голова и ваш тамошний приятель! Маклин засмеялся, увидев удрученное выражение на перевернутом лице Гордона. - Вы воображали, будто я ничего не знаю о вашей миссии? Зачем, по-вашему, я велел устроить засаду и доставить вас ко мне? Мне отлично известно об отказе тамошнего хозяина помогать кому бы то ни было за пределами линии, соединяющей Розберг с океаном. Ну, разве не чудесно? Горы Каллахан - непреодолимая стена! Знаменитый Джордж Паухатан держится за свою долину и тем обеспечивает безопасность наших флангов, пока мы собираемся с силами на севере, чтобы начать Большую Кампанию! Улыбка генерала стала задумчивой. - Остается сожалеть, что пока не удалось сцапать Паухатана. При любом столкновении наших сил он вечно ускользает, вечно оказывается в другом месте. Впрочем, так даже лучше! Пускай торчит на своей ферме еще десяток лет, пока я не захвачу весь Орегон. А там придет и его черед. Даже если придерживаться ваших взглядов, господин инспектор, трудно не согласиться, что он заслуживает подобной участи. Ответом на эту тираду могло быть только молчание. Маклин подтолкнул Гордона своей тростью, чтобы вращение не прекращалось, поэтому бедняга никак не мог сосредоточиться, когда на пороге распахнувшейся двери появилась пара огромных мокасин. - Мы с Биллом обследовали гору, - доложил командиру громила, откликавшийся на кличку Шон. - Такие же следы у реки, что и раньше. Уверен, это тот черный дьявол, который снимал часовых. "Черный дьявол... Фил?!" Маклин усмехнулся. - Остынь, Шон. Натан Холн не был расистом, не будь им и ты. Я всегда сожалел, что расовым меньшинствам не повезло во время бунтов и послевоенного хаоса. Даже у самых сильных среди них осталось слишком мало шансов. Но взгляни на этого чернокожего солдата. Он перерезал горло троим нашим часовым! Он силен, а значит, пришелся бы нам ко двору. Даже подвешенный вниз головой и к тому же вращающийся, Гордон не мог не заметить кислое выражение на лице Шона. Впрочем, оспаривать слова командира "приращенный" не осмелился. - Жаль, что у нас нет времени играть с ним в игры, Шон. Что ж, иди и убей его. Завихрение в воздухе - и гориллоподобный ветеран беззвучно исчез за дверью. - В самом деле, мне бы хотелось предупредить вашего разведчика о надвигающейся беде, - поделился Маклин с Гордоном. - Было бы более по-спортивному, если бы он знал, что его ожидает нечто... необычное. Увы, в наше время не всегда получается играть по-честному. - Маклин опять рассмеялся. Гордон полагал, что уже давно испытывает к нему ненависть. Однако никогда еще его не обуревала такая холодная ярость, как сейчас. - Филипп! Беги! - крикнул он изо всех сил, надеясь, что перекричит дождь. - Берегись, они... Маклин с размаху хлестнул его по щеке тростью, заставив вертеться как волчок. Мир для Гордона померк. Он долго не мог раскрыть глаза, залитые слезами. Во рту он ощутил привкус крови. - Да, - молвил Маклин, - вы - мужчина, этого у вас не отнимешь. Придет срок, и я позабочусь, чтобы и умерли вы, как подобает мужчине. - Мне не надо твоих благодеяний, - прошептал Гордон. Маклин презрительно усмехнулся и снова принялся обстругивать трость. Спустя несколько минут дверь приоткрылась. - Возвращайся к женщинам! - гаркнул генерал. Чарлз Безоар поспешно ретировался в складское помещение без окон, где Марси и Хетер, по всей видимости, хлопотали над пленником, которого Гордон пока не видел. - Сами понимаете, не всякий сильный человек вызывает симпатию, - заметил Маклин. - Впрочем, от него есть прок. Пока. Гордон не знал, сколько времени минуло - несколько часов или считанные минуты, - прежде чем снаружи донесся пронзительный клич. Он принял было его за крик речной птицы, но стремительная реакция Маклина подсказала ему, что он ошибся: генерал вскочил и схватил масляный фонарь. - Такое представление нельзя пропускать, - бросил он. - Наверное, ребята вышли на след зверя. Вы позволите мне оставить вас на несколько минут? - Он сгреб Гордона за волосы. - Разумеется, если вы посмеете хотя бы пикнуть в мое отсутствие, я расправлюсь с вами, когда вернусь. Обещаю! Висящий вверх ногами не может пожимать плечами. - Натан Холн ждет тебя в аду, - прохрипел Гордон. - Не сомневаюсь, что в один прекрасный день мы там с ним встретимся, - с улыбкой ответил "приращенный" и выскочил в пропитанную влагой темень. Гордон еще долго раскачивался как маятник. Потом, глубоко вздохнув, принялся за дело. Трижды он пытался, изогнувшись, дотянуться до веревки, которая перехватывала его ноги, и трижды, не добившись желаемого, падал, чуть не теряя сознание от пронизывающей все тело боли. После третьего раза у него оглушительно зазвенело в ушах. Еще немного - и он начнет слышать голоса... Сквозь заливающие глаза слезы он уже видел аудиторию, наблюдающую за его отчаянной борьбой. Все призраки, которых он собрал за долгие годы, явились на представление. Полный аншлаг! "Принимай!.." - высказался сразу за всех Циклоп: не то лампочки вспыхивали в застывшей знакомой последовательности, не то угли мерцали в камине. - Прочь! - отмахнулся Гордон. Не до призраков ему сейчас было - ни времени, ни сил... Тяжело дыша, он готовился к новой попытке; рывок - и он перегнулся пополам... На этот раз он ухватился-таки пальцами за мокрую от дождя веревку и уже не отпускал ее, хотя для этого ему пришлось сложиться вдвое, как карманный нож. Тело ломило от страшного напряжения, но он знал, что сдаваться нельзя. На пятую попытку у него уже не наберется сил. Обе руки были сейчас заняты, поэтому он не мог начать отвязываться. Перерезать веревку, естественно, нечем. "Ползи? - приказал он себе. - Попробуй распрямиться, встать". Он пополз, едва не теряя сознание от страшной боли в груди и спине, и чувствуя, что мускулы, сведенные судорогой, вот-вот откажут. Наконец он выпрямился и встал, едва не вывернув лодыжки в веревочных петлях и продолжая раскачиваться. От стены ему улыбался не ведающий смущения Джонни Стивенс; улыбалась Трейси Смит и другие разведчицы. "Для мужчины очень даже неплохо", - казалось, говорили девичьи улыбки. Циклоп восседал на облаке сверххолодного тумана, играя в шашки с дымящейся франклиновой печкой. Они тоже одобряли действия Гордона. Теперь пленник старался добраться до узлов на ногах, однако это натянуло веревки так сильно, что у него совсем потемнело в глазах от боли. Пришлось снова выпрямиться. Нет, не так. Бей Франклин осуждающе покачивал головой. Глаза Великого Манипулятора наблюдали за Гордоном, поблескивая над двойными стеклами очков. "Через верх, через верх..." Гордон перевел взгляд на толстую балку, к которой была привязана веревка. "Значит, наверх". Он обмотал веревкой руки. "Ты делал так в спортивном зале, до войны", - подбадривал он себя. "Да, но теперь ты - старик". Слезы заливали ему глаза, пока он подтягивался, помогая себе, коленями. Чем больше он старался, тем более материальными казались ему знакомые призраки. Прежде они были игрой воображения, теперь же стали первоклассной галлюцинацией. "Давай, Гордон!" - крикнула Трейси. Лейтенант Ван одобрительно жестикулировал. Джонни Стивенс уверенно улыбался, стоя рядом с женщиной, которая спасла Гордону жизнь среди развалин Юджина. Скелет в кожаной куртке поверх пестрой рубахи скалился и задирал кости, заменявшие ему большие пальцы рук. На голом черепе лихо сидела синяя фуражка с козырьком, сияющая медной кокардой. Даже Циклоп перестал ворчать, видя, что Гордон отдает своей борьбе последние силы. - Выше... - стонал он, хватаясь за осклизлую пеньку и одолевая неумолимую силу тяготения. - Выше, никчемный мозгляк... Либо ты сможешь, либо подохнешь... Одна его рука уже обнимала чертову балку. Он сделал отчаянный рывок и перебросил через балку вторую руку. На этом все и закончилось. У него больше не было сил, чтобы бороться. Гордон висел на балке, прижимаясь к ней грудью, не в состоянии пошевелить даже пальцем. Сквозь прикрытые ресницы он видел, как разочарованы им все до одного призраки. "Шли бы вы все..." - беззвучно отмахнулся он от них, лишившись даже голоса. "Кто возьмет на себя ответственность?.." - упорствовали догорающие угли в камине. "Ты мертв, Циклоп. И все остальные - тоже мертвецы. Оставьте меня в покое!" Измученный Гордон зажмурился, надеясь таким образом избавиться от свидетелей своего поражения. Но в темноте его поджидал еще один призрак - тот, которым он бессовестно прикрывался все это время, но который и сам всласть им попользовался. Этот призрак звался Страна Мир. Он увидел лица, миллионы лиц. Преданные, обреченные на гибель люди, цепляющиеся за туман надежды... Возрожденные Соединенные Штаты... Возрожденный мир... Фантазия... Но фантазия эта упорно отказывалась умирать, она просто не могла умереть, пока жив он сам. Гордона осенило: уж не потому ли он так долго изощрялся во вранье, рассказывая красивые сказки, что, и сам не мог без них обойтись? На этот вопрос у него был готов ответ. "Без них я рассыпался бы в прах". Забавно, что прежде эта мысль не приходила ему в голову - во всяком случае, с такой безжалостной ясностью. В самых глубинах его души продолжала мерцать все та же мечта - пусть это единственное место во всей Вселенной, где она еще не угасла. Она была похожа сейчас на микроскопический организм, выдерживающий сокрушительное давление океанской толщи. Ему казалось, что он берет эту мечту в ладони - и не верит своим глазам: мечта, эта чудесная драгоценность, увеличивается в размерах, заливает своим мерцанием беспросветный прежде мрак; на ее бесчисленных гранях он видит даже не просто людей, а многие поколения человечества. Вокруг него материализовалось само будущее. Будущее это проникло в его сердце. Когда Гордон все же открыл глаза, то обнаружил, что уже вытянулся во весь рост на балке, хотя и не помнил, как ему удалось на нее взобраться. Не доверяя своим ощущениям, он попробовал сесть. Мигнул несколько раз - свет заливал его со всех сторон, проникая в щели в стенах лачуги. Казалось, будто эти стены и есть сон, а ослепительные лучи - самая что ни на есть реальность. Свет был невероятно яркий, и Гордону уже казалось, что он обрел ясновидение. Потом свет пропал таким же чудесным образом, как и появился. Поток энергии словно бы ушел в тот же неведомый колодец, откуда только что вырвался. Гордон немедленно почувствовал страшную боль во всем теле. Дрожа от изнеможения, он стал возиться с узлами, впивающимися в его лодыжки. Голые ноги были залиты кровью. Когда он, наконец, отбросил веревки, кровь яростно забурлила в сосудах, ноги закололо, как будто на них напала армада взбесившихся насекомых. Наконец-то он избавился от призраков: их смыло волной света, ворвавшейся в лачугу. Гордон надеялся, что больше они не станут его донимать. В ту секунду, когда он покончил с последним узлом, он услышал в отдалении выстрелы - первые с тех пор, как Маклин оставил его висящим вниз головой. Может быть, Фил Бокуто еще жив и продолжает сопротивление? Он пожелал в душе удачи другу. За дверью, ведущей на склад, раздались шаги, и Гордон прижался к балке. Вошедший Чарлз Безоар оглядел опустевшую комнату, заметил болтающуюся веревку. Глаза бывшего адвоката наполнились ужасом; он отшатнулся и выхватил пистолет. Гордон предпочел бы, чтобы противник оказался непосредственно под балкой, но Безоар не был законченным идиотом. Начиная подозревать, что именно здесь произошло, он поднял голову... Гордон прыгнул. Пистолет Безоара изрыгнул огонь в то самое мгновение, когда их тела соприкоснулись. В пылу борьбы Гордон так и не понял, куда попала пуля и у кого громко треснули при столкновении кости. Он тянулся к пистолету, катаясь в обнимку с недругом по полу. - Убью! - ревел холнист, пытаясь направить дуло пистолета Гордону в лицо. Тот успел вовремя откатиться: прогремел новый выстрел, и его шею обожгло пороховой волной. - Не рыпаться! - гаркнул Безоар, слишком привыкший к повиновению окружающих. - Вот сейчас я... Неожиданно для него Гордон произвел одной рукой обманное движение, а другой двинул Безоара под подбородок. Тело лысого холниста дернулось, затылок со всего размаха ударился об пол, пистолет всадил две пули подряд в стену. После этого Безоар затих. Теперь у Гордона помутилось в глазах от боли - болела кисть руки. Он медленно, с великим трудом встал, отмечая, что его многочисленные телесные повреждения пополнились еще и сломанными ребрами. - Никогда не болтай во время драки, - посоветовал он безответному сопернику. - Дурная привычка. Марси и Хетер, выскользнувшие из склада, завладели ножами Безоара. Поняв, что они намереваются сделать, Гордон хотел было приказать им остановиться и связать побежденного. Однако потом махнул рукой и заглянул в темный склад по соседству. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел в углу хрупкую фигурку, распростертую на грязном одеяле. Рука потянулась к нему, дрожащий голосок произнес: - Гордон! Я знала, что ты придешь за мной. Глупо, да? Звучит... как фраза из детской сказки, но я знала, и все. Он стал перед умирающей на колени. Пускай Марси с Хетер и пытались промыть и перевязать ее раны, под всклокоченными волосами и залитыми кровью лохмотьями зияло такое, на что Гордон предпочел не смотреть. - О, Дэна!.. - Он отвернулся и закрыл глаза. Она взяла его за руку. - Мы их отлично потрепали, милый, - прошептала она чуть слышно. - Я и другие разведчицы. Иногда мы попросту заставали их со спущенными штанами! И... - Дэне пришлось умолкнуть: приступ кашля заставил ее скорчиться и выплюнуть сгусток крови. - Молчи, - велел ей Гордон. - Мы найдем способ вызволить тебя отсюда. Дэна уцепилась за его изодранную рубашку. - Им удалось разгадать наш план. Чаще всего они заранее знали, где мы готовим удар... Наверное, какая-то из девушек влюбилась в своего насильника, совсем как в легенде о Гипермнестре [одна из пятидесяти дочерей Даная, единственная из сестер, ослушавшаяся отца и не убившая супруга, который с ее помощью бежал]... - Дэна недоверчиво покачала головой. - Мы с Трейси боялись этого... потому что тетя нашей Сьюзен рассказывала - в былые времена случалось и не такое... Гордон понятия не имел, о чем она толкует, и считал, что она просто бредит. Впрочем, сейчас его больше волновало, как пронести тяжело раненую бедняжку через вражеские позиции, прежде чем вернутся Маклин и его подручные. Поразмыслив, он впал в уныние: выбраться с Дэной было попросту невозможно. - В общем, у нас почти ничего не вышло... Но мы старались, Гордон! О, как мы старались... - Дэна тряхнула головой, стыдясь своих слез. Гордон обнял ее. - Да, я знаю, моя дорогая. Знаю, как вы старались. У него самого щипало глаза. Несмотря на зловоние грязной комнаты, он чувствовал аромат ее кожи и понимал - слишком поздно! - как много она для него значит. Он сжимал ее сильнее, чем можно сжимать раненую, боясь, что она вот-вот покинет его. - Все будет хорошо. Я люблю тебя. Я здесь, я о тебе позабочусь. Дэна вздохнула. - Ты здесь. Ты... - Она стиснула его ладонь. - Ты... - Тут ее тело изогнулось в предсмертных судорогах. - О, Гордон! - вскричала она. - Я вижу... А ты? Их взгляды на мгновение встретились, и он поймал в ее глазах хорошо знакомый свет. Еще немного - и все было кончено. - Да, я видел, - тихо ответил он, все еще не выпуская холодеющее тело из рук. - Может, не так отчетливо, как ты. Но я тоже видел... 18 В углу Хетер и Марси, отвернувшись, занимались серьезным делом. Гордону не хотелось смотреть в ту сторону. Время для скорби придет позднее. Сейчас у него есть более неотложные задачи: к примеру, ему предстояло вывести отсюда двух женщин. Как ни малы шансы на успех, он попробует спасти их, доставив в горы Каллахан. Это само по себе будет нелегко; но долг требовал от него дальнейших свершений. Он вернется в Корваллис, если только это окажется в человеческих силах, и постарается оправдать надежды Дэны и совершить героический поступок: то ли умереть, защищая Циклопа, то ли повести последнюю горстку "почтальонов" в сражение против непобедимого врага. Подойдут ли ему ботинки Безоара? Нет, с такими разбухшими лодыжками лучше перемещаться босиком. - Хватит транжирить время! - прикрикнул он на женщин. - Надо уносить отсюда ноги. Но стоило ему нагнуться за пистолетом Безоара, как низкий, зловещий голос произнес: - Отличный совет, мой молодой друг. Я и впрямь рад был бы именовать такого человека, как вы, своим другом. Это, конечно, не означает, что я не разнесу вас в клочья, если вы попытаетесь завладеть пистолетом. Гордон, оставив пистолет на полу, медленно разогнулся. В дверях стоял генерал Маклин, готовый метнуть в него нож. - Отпихните пистолет в сторону, - спокойно приказал он. Гордон подчинился. Пистолет ударился о стену в пыльном углу. - Так-то лучше. - Маклин сунул нож в ножны и обратился к женщинам: - Убирайтесь! Бегите. Живите, если хотите и можете жить. Марси и Хетер испуганно прошмыгнули у Маклина за спиной и исчезли в темноте. Гордон не сомневался, что они будут бежать прочь отсюда, несмотря на дождь, пока не рухнут в изнеможении. - Видимо, ко мне это не относится? - чувствуя страшную усталость, спросил он. Маклин с улыбкой покачал головой. - Вы пойдете со мной... Мне потребуется ваша помощь. Закрытый от дождя фонарь освещал часть лужайки по другую сторону дороги; свет давали также вспышки молний и время от времени выглядывающая из-за туч луна. Проковыляв позади Маклина всего несколько минут, Гордон вымок до нитки. От луж, по которым ступали его кровоточащие ноги, поднимался розоватый пар. - Ваш чернокожий оказался ловчее, чем я предполагал, - произнес Маклин, оттаскивая Гордона на край залитой светом поляны. - Либо это, либо у него объявились помощники, хотя последнее маловероятно. Иначе мои ребята, караулившие у реки, нашли бы больше следов. Во всяком случае, Шон и Билл заслужили свою участь: они оказались ротозеями. Только сейчас Гордон начал осознавать истинное положение вещей. - Вы хотите сказать... - Подождите торжествовать! - отрезал Маклин. - Мои войска находятся менее чем в миле отсюда, а в моей седельной сумке есть пистолет. Но меня трудно представить взывающим о помощи, не так ли? Он снова ухмыльнулся. - Сейчас я вам покажу, что такое эта наша война. Вы и ваш черный ловкач - из породы сильных, вам следовало бы стать холнистами. Но вы ими не стали, поддавшись влиянию пропаганды слабых, которой наслушались с младенчества. Я хочу воспользоваться случаем и показать вам, какими слабаками она вас сделала. Вцепившись в руку Гордона мертвой хваткой, Маклин крикнул в темноту: - Эй, чернокожий! К тебе обращается генерал Волши Маклин. Со мной здесь твой командир, почтовый инспектор Соединенных Штатов! Хочешь освободить его? К рассвету сюда подойдут мои люди, поэтому у тебя остается мало времени. Поторопись! Мы станем драться за него! Выбор оружия - за тобой! - Не делай этого, Фил! Он - "прира..." Гордон не договорил: Маклин так дернул его за руку, что чуть не вырвал ее из плечевого сустава. Гордон грохнулся на колени. От безумной боли в сломанных ребрах дрожало все тело. - Тес! Полегче! Если он еще не разобрался, что к чему, расправляясь с Шоном, то это значит, что ему повезло и он свалил моего телохранителя метким выстрелом. В таком случае он сейчас не заслуживает особой заботы, не правда ли? Гордону потребовалось призвать на подмогу всю силу воли, чтобы вскинуть голову и, издав в ответ какое-то шипение сквозь стиснутые зубы, встать, преодолевая тошноту. Пусть рушится весь мир, но он отказывается стоять рядом с Маклином на коленях. Маклин одобрительно усмехнулся, словно говоря, что иного от настоящего мужчины и не ожидал. Тело "приращенного" подобралось, как у кота, в предвкушении схватки. Оба ждали, стоя в круге света. Дождь то налетал, то успокаивался. Минута проходила за минутой. - Даю тебе последний шанс, чернокожий! - Маклин приставил к горлу Гордона острие ножа. Левая рука "инспектора" была заведена назад и прижата к спине так сильно, словно его обвила своими кольцами анаконда. - Если ты не объявишься, то через тридцать секунд твой инспектор умрет. Время пошло! Эти тридцать секунд тянулись медленнее, чем когда-либо еще за всю жизнь Гордона. Как ни странно, он почувствовал некую отрешенность от сиюминутного ужаса положения, почти что умиротворенность. Маклин разочарованно покачал головой. - Плохо дело, Кранц. - Острие ножа переползло ему под левое ухо. - Видимо, он оказался сообразительнее, чем я мог себе... Гордон задыхался. Он ничего не слышал, но внезапно понял, что всего футах в пятнадцати фонарь высветил еще одну пару мокасин. - Боюсь, твои люди прикончили храброго воина, к которому ты взываешь. Негромкий голос чужака звучал очень ровно. Маклин развернулся, держа Гордона перед собой. - Филипп Бокуто был славным человеком, - продолжал загадочный голос. - Я явился вместо него, чтобы принять твой вызов, как сделал бы это он. В ленте, удерживающей длинные волосы, блеснули бусины; в круг света шагнул широкоплечий человек. Его седая грива была собрана на затылке, как конский хвост. Морщинистое лицо выражало смирение. По хватке Маклина Гордон понял, насколько тот доволен. - Ну-ну... Судя по приметам, передо мной не кто иной, как владыка Сахарной Головы, наконец-то спустившийся со своей горы! Я благодарен судьбе куда больше, чем вы можете вообразить, сэр! Добро пожаловать! - Паухатан! - скрипнул зубами Гордон. Он терялся в догадках, каким образом и зачем здесь появился этот человек. - Убирайся к черту, болван! У тебя нет ни малейшего шанса! Это же "приращенный"! Фил Бокуто был одним из лучших бойцов, каких только доводилось встречать Гордону. Если и он, устроив засаду на одного из этих дьяволов, причем еще не самого страшного, не выжил, то разве сможет выпутаться из такой передряги этот старик? Услышав предупреждение Гордона, Паухатан нахмурился. - Вот как? Результат экспериментов, проводившихся в начале девяностых? Я-то думал, их снова привели в нормальное состояние или поубивали ко времени начала славяно-турецкой войны. Любопытно! Тогда многое из того, что произошло за последние двадцать лет, находит объяснение. - Значит, ты слышал о нас, - осклабился Маклин. Паухатан понуро кивнул. - Слышал, еще до войны. Но я знаю, почему эксперимент с вами был прерван: объектами его стали самые негодные люди. - Так утверждали слабаки, - согласился Маклин. - Они совершили ошибку, навербовав добровольцев из силачей. Паухатан покачал головой. Можно было подумать, что он увлечен вежливым спором, в котором лишь старается уточнить значение некоторых слов. Только тяжелое дыхание выдавало его волнение. - Они набрали воинов. - Паухатан интонацией выделил последнее слово. - Безумцев, весьма полезных, когда в них возникает необходимость, и превращающихся в головную боль, когда необходим масть отпадает. Тогда, в девяностых, урок был усвоен. Слишком много бед оказалось с "приращенными", вернувшимися домой, но не разлюбившими войну. - Беда - вот верное слово, - захохотал Маклин. - Позволь познакомить тебя с Бедой, Паухатан. Он отшвырнул от себя Гордона и, прежде чем шагнуть навстречу давнему недругу, убрал нож в ножны. Вторично ухнув в грязь, Гордон мог только беспомощно стонать. Весь его левый бок горел от боли, словно его бросили на раскаленные угли. Он находился в полубессознательном состоянии и не отключался только благодаря титаническому усилию воли. Когда он в конце концов обрел зрение, то увидел, как соперники кружат по маленькому залитому светом оазису. Он не сомневался, что Маклин затеял жестокую игру. Паухатан выглядел весьма внушительно, особенно учитывая его немолодой возраст, но по сравнению со страшными буграми, вздувающимися на плечах, руках и ногах Маклина, мускулатура любого силача казалась бы жалкой. Гордон помнил, что стало с чугунной кочергой в этих ручищах. Джордж Паухатан прерывисто дышал, лицо его побагровело. Даже учитывая всю безнадежность ситуации, Гордон был неприятно поражен выражением откровенного страха на его лице. "Все легенды опираются на вымысел, - мелькнуло у него в голове. - Мы склонны преувеличивать и со временем начинаем верить в собственные выдумки". Голос Паухатана еще звучал относительно спокойно, более того, расслабленно. - Есть некоторое обстоятельство, которое вам следовало бы учесть, генерал, - молвил он, справившись с учащенным дыханием. - Это позже, - прорычал генерал. - Позже обсудим, как откармливать бычков и варить пиво. Сейчас я собираюсь преподать тебе урок поконкретнее. Маклин прыгнул, стремительный, как дикий кот, но Паухатан вовремя отскочил. Гордон вздрогнул: Паухатан занес кулак и чуть не нанес сокрушительный удар; Маклин уклонился лишь в последнее мгновение. У Гордона возродилась надежда. Возможно, Паухатан - самородок, чья скорость, несмотря на возраст, не уступает скорости Маклина? Тогда он, благодаря своей длиннорукости, сможет держать на расстоянии противника с его железной хваткой... "Приращенный" возобновил натиск. Он вцепился Паухатану в рубаху, но тот вывернулся, оставив в руках генерала лохмотья, и тут же обрушил на него град ударов, каждый из которых мог бы уложить на месте годовалого бычка. Он уже нацелился Маклину в почку, но холмист вовремя перехватил его запястье. Паухатан поступил рискованно: он пошел на Маклина грудью. Маклин словно ожидал этого маневра. Он проскочил мимо Паухатана и, когда тот устремился за ним следом, сгреб его за другую руку. На сей раз Паухатану не удалось вырваться. Маклин угрожающе скалился. Пришелец из долины Камас задыхался. Под холодным дождем ему было жарко. "Вот оно!" - в отчаянии подумал Гордон. Несмотря на его размолвку с Паухатаном, сейчас он лихорадочно размышлял, чем бы ему помочь. Он огляделся, надеясь метнуть чем-нибудь в "приращенное" чудовище и тем самым отвлечь его, дав Паухатану время спастись. Однако под рукой не оказалось ничего, кроме грязи и склизких пучков травы. К тому же у Гордона не осталось ни капли сил, он не мог даже отползти от места, где его швырнули в мокрое месиво. Ему ничего не оставалось, кроме как лежать и ждать конца схватки, а потом и своей очереди. - Вот теперь, - обратился Маклин к обездвиженному сопернику, - говори то, что хотел. Только постарайся меня развеселить. Если я улыбнусь, ты останешься в живых. Паухатан с искаженным от усилия лицом попробовал, насколько несокрушима хватка Маклина. При этом его дыхание оставалось по-прежнему глубоким, а выражение лица отрешенным, даже смиренным. Ответ его прозвучал ритмично, как мелодекламация: - Я не хотел этого. Я говорил им, что не могу... Я слишком стар, везение мое осталось в прошлом... - Он глубоко вздохнул. - Я просил их: не вынуждайте меня. А теперь все кончается здесь... - Серые глаза блеснули. - Но это никогда не кончается. Конец несет только смерть. "Сломался, - понял Гордон. - Готов". Ему не хотелось становиться свидетелем унижения Паухатана. "А я еще подтолкнул Дэну на поиски этого героя..." - Нет, сэр, это меня как-то не забавляет, - холодно произнес Маклин. - Не заставляйте меня скучать, если цените последние мгновения вашей жизни. Однако Паухатан словно унесся мыслями вдаль; он как будто думал о чем-то другом, пытаясь сосредоточиться на каких-то воспоминаниях и поддерживая беседу лишь из вежливости. - Я всего лишь... подумал, что вам следует знать... положение несколько изменилось... когда вы уже перестали участвовать в программе. Маклин покачал головой, угрожающе сведя брови. - О чем это ты, черт возьми? Паухатан несколько раз моргнул. Маклин наслаждался, чувствуя, как обреченного соперника колотит озноб. - Я имею в виду... ну как они могли оставить такой многообещающий проект, как "приращение", всего лишь потому, что первый блин вышел комом? - Им было страшно продолжать. - Маклин хмыкнул. - Они испугались нас. Веки Паухатана ходили вверх-вниз. Он по-прежнему делал один глубокий вдох за другим. Гордон не верил своим глазам. С Паухатаном определенно происходило что-то странное. На его голых плечах и груди то и дело выступали капельки пота, тут же смываемые дождем. Его мышцы трепетали, словно от судорог. Гордон испугался, что он обессилеет, распластается в грязи прямо у него на глазах. Голос Паухатана звучал как бы издалека, словно говоривший был немного не в себе: - ...новые импланты никогда не достигали таких размеров и такой силы... Зато они сосредоточились на замещающей подготовке, восточных искусствах, биоэнергетике... Маклин закинул голову и захохотал: - "Приращенные" неохиппи?! Вот это да, Паухатан! Что за чушь! Но зато смешно! Паухатан его не слушал. Он как будто все больше сосредотачивался на чем-то понятном только ему, его губы шевелились, словно он проговаривал нечто, издавна засевшее у него в памяти. Гордон то и дело вытирал с лица дождевую влагу, чтобы получше вглядеться в происходящее. По рукам и плечам Паухатана, а потом по шее и по груди стали разбегаться какие-то бороздки. Дрожь его обрела ритмичность, словно он вызывал ее преднамеренно. - Процесс требует большого количества воздуха, - как ни в чем не бывало объяснял Паухатан. По-прежнему глубоко дыша, он начал распрямляться. Теперь Маклину стало не до смеха. Он широко открыл глаза, не веря представшей перед ним картине. Паухатан продолжал говорить: - Мы - пленники, заключенные в похожих клетках, хотя вы, сдается мне, наслаждаетесь своей неволей. Мы похожи тем, что попали в ловушку гордыни последних заносчивых предвоенных лет... - Неужели и ты?.. - Оставьте, генерал! - Паухатан снисходительно улыбнулся недавнему победителю. - Откуда столько удивления? Ведь не воображали же вы, что ваше поколение - последнее? Маклин, кажется, пришел к тому же заключению, что и Гордон: Джордж Паухатан просто занимает его разговором, выигрывая время. - Маклин! - крикнул Гордон. Но отвлечь внимание холниста ему не удалось. Длинный нож, напоминающий формой мачете, блеснул в свете фонаря, занесенный над попавшей в тиски правой рукой горца. Паухатан, еще не до конца выпрямившись и не подготовившись к атаке, все же каким-то чудом отреагировал на опасность: лезвие лишь слегка оцарапало его, ибо он успел свободной рукой перехватить запястье Маклина. Холнист взревел, и единоборство возобновилось. Более сильный, обладающий более мощной мускулатурой генерал должен был вот-вот располосовать Паухатану руку. Неожиданное движение бедром - и горец упал вперед, отправив Маклина через голову кувырком. Генерал пружинисто вскочил на ноги и снова бросился в атаку. Теперь они перемещались все быстрее, крутились как спицы в колесе, поочередно швыряя друг друга наземь. Еще немного - и они пропали в темноте, выступив за круг света. Раздался звук тяжелого падения, потом еще... Гордону казалось, что рядом топчется стадо слонов. Превозмогая боль, причиняемую каждым движением, он пополз прочь от освещенного места, чтобы хоть что-то разглядеть в потемках, и привалился к стволу поваленного кедра. Но сколько он ни всматривался туда, где исчезли соперники, ему не удавалось ничего увидеть. Пришлось следить за сражением, ориентируясь по шуму и переполоху среди мелких лесных обитателей, уступающих дорогу сцепившимся гигантам. Когда дерущиеся снова переместились ближе к фонарю, одежда свисала с них клочьями, по телам сбегали розовые струйки. Ножа не было видно, но даже безоружные оба соперника внушали ужас. Перед их натиском не могло устоять ни одно деревце; за ними тянулась полоса будто перепаханной земли. В этой схватке было не до ритуалов, в ней не осталось ни капли изящества. Тот, что пониже ростом, но мощнее, старался сойтись с соперником вплотную и обхватить его; другой, что повыше, держался на расстоянии и осыпал противника ударами, от которых вибрировал воздух, казалось, на милю вокруг. "Не преувеличивай! - осадил себя Гордон. - Они всего лишь люди, причем немолодые..." И все же какая-то часть его существа, не внемля голосу разума, сохраняла наивную атавистическую веру в гигантов, в богов в человеческом обличье, чьи битвы заставляли вскипать моря и сокрушали горные кряжи. Когда соперники снова исчезли в темноте, сознание Гордона, словно защищаясь от жутких впечатлений, как это иногда случалось с ним, переключилось на другое - и это в самый-то неподходящий момент. Он вдруг стал вспоминать о том, что феномен "приращения", подобно многим новым открытиям, был впервые применен в военных целях. Так происходило сплошь и рядом; иные сферы применения достижений человеческого разума обозначались потом: взять хоть химию, хоть авиацию или технологию "Звездных войн"... Подлинное предназначение открытия становилось очевидным лишь спустя какое-то время. Что произошло бы, не случись Светопреставление? Если бы эта чудесная технология, помноженная на захватившие весь мир идеалы Нового Ренессанса, сделалась достоянием всего человечества, то... Какие горизонты открылись бы тогда перед родом людским! Не осталось бы ничего невозможного! Прижимаясь спиной к коре старого кедра, Гордон сумел-таки подняться. Сперва он просто стоял, пошатываясь, затем, сильно хромая, тихонько двинулся к месту схватки. Ему и в голову не приходило попытаться спастись бегством - напротив, его неумолимо тянуло сделаться свидетелем последнего из великих чудес XX столетия, которое разворачивалось сейчас под дождевыми струями, в лесу наступающего каменного века, озаряемом молниями. Окружающие поляну заросли, превращенные дерущимися в труху, еще как-то освещались фонарем, но скоро Гордон оказался в непроглядной темноте. Он ориентировался по звукам, пока все не стихло. Не стало ни криков, ни тяжелых ударов - гремели лишь раскаты грома да шумела неподалеку река. Глаза постепенно привыкли к темноте. Прикрыв их ладонью от дождя, Гордон наконец разглядел на фоне серых туч две темные фигуры, качающиеся на вершине утеса, нависшего над рекой. Одна была кряжистой, с мощной шеей, и напоминала быка Минотавра. Вторая больше походила на человеческую, но смущали длинные волосы, которые развевались на ветру подобно исполосованному непогодой знамени. Двое "приращенных" в разодранной одежде стояли лицом к лицу и раскачивались под напором ветра. Потом они, словно повинуясь сигналу, сошлись в последней схватке. Ударил гром. Зигзаг молнии хлестнул по скале на противоположном берегу реки, озарив поникшие ветви деревьев. В этот самый момент Гордон увидел, как один поднял на вытянутых руках другого. Ослепительный миг был короток, но и его хватило, чтобы он разглядел, как стоящий, напрягая мускулы, швыряет соперника с утеса. Мелькнул черный силуэт - и тут молния потухла, не выдержав соревнования с сырой тьмой. Дальнейшее Гордон мог лишь домысливать. Он знал, что тот, кого сбросили, может лететь только вниз, где разобьется о камни и будет унесен ледяной водой потока. Однако воображение подсказывало ему иное: он будто видел, как тело побежденного взмывает ввысь, преодолевая силу земного тяготения... Дождь хлестал все сильнее. Гордон ощупью добрался до поваленного ствола у освещенной поляны и тяжело опустился на него. Теперь он мог только ждать, не имея сил даже шелохнуться; мысли в его голове крутились и мешались, как щепки в ледяном водовороте. Наконец слева от него захрустели ветки. Из темноты выступила фигура в лохмотьях и неуверенно шагнула в круг света. - Дэна считала, есть только две категории мужчин, которые что-то да значат, - проговорил Гордон. - Мне это всегда казалось совершенно дурацкой мыслью. Я и представить себе не мог, что правительство думало так же! Человек привалился к стволу рядом с ним. Под его кожей пульсировали тысячи ниточек, кровь сочилась из многочисленных порезов и ран. Он тяжело дышал, уставясь пустым взглядом в темноту. - Значит, они пересмотрели свою политику? - не унимался Гордон. - В конце концов они взялись за ум! Он знал, что Джордж Паухатан слышит и понимает его. Однако ответа не последовало. Гордон вскипел. Ему был позарез необходим ответ. Почему-то до смерти хотелось убедиться в том, что в последние несколько лет перед Катастрофой Соединенными Штатами управляли люди чести. - Ответь, Джордж! Ты сказал, они отказались от воинов. Кем же они их заменили? Они что, начали выводить некую противоположность "приращенным" бойцам, сделав упор на отвращение к могуществу? На способность драться, но без всякого удовольствия? Перед его мысленным взором предстал удивленный Джонни Стивенс, жадный до знаний, который честно пытался проникнуть в загадку Римского полководца, променявшего предложенную ему золотую корону на плуг землепашца. Гордон тогда так ему ничего и не объяснил. Теперь же было слишком поздно. - Ну, так что? Оживление старого идеала? Целенаправленный поиск солдат, которые видели бы себя в первую очередь гражданами, а не убийцами? Он схватил Паухатана за истерзанные плечи. - Черт тебя возьми! Почему ты не открылся мне, когда я пришел к тебе от самого Корваллиса просить о помощи? Тебе и в голову не пришло, что уж я, по крайней мере, смогу тебя понять? Владыка долины Камас выглядел подавленным. Он на мгновение встретился с Гордоном взглядом и снова отвернулся, не в силах унять дрожь. - Держу пари, я бы все понял, Паухатан. Я знаю, что ты имел в виду, говоря, что великое - ненасытно. - У Гордона сжались кулаки. - Великое забирает у тебя все, что ты любишь, и требует еще и еще. Ты это знаешь, но это знаю и я, это знал и бедняга Цинциннат, посоветовавший римскому народу и своим бывшим солдатам забрать корону себе. Но твоя ошибка, Паухатан, в том, что ты вообразил, будто всему этому пришел конец. - Гордон с усилием поднялся. Ярость его не знала пределов. - Неужто ты искренне полагал, что твоей ответственности положен конец?! Тут Паухатан впервые разомкнул уста. Гордону пришлось нагнуться к нему, чтобы расслышать ответ, заглушенный раскатом грома. - Я надеялся... Я был уверен, что смогу... - Сказать "нет" всей большой общественной лжи сразу? - Гордон горько усмехнулся. - Ты был уверен, что сможешь сказать "нет" чести, достоинству, стране? Тогда отчего же ты передумал? Ты, смеясь, отверг Циклопа и все приманки технологии. Ни Бог, ни сострадание, ни Возрожденные Соединенные Штаты не могли заставить тебя и пальцем пошевелить. Так ответь же, Паухатан, какая такая сила сподвигла тебя последовать за Филом Бокуто и разыскать меня? Самый могучий из оставшихся на земле воинов, последняя реликвия эпохи, когда люди еще могли сделаться под стать богам, сидел, обхватив плечи руками, погруженный в себя, как мальчишка, изможденный и пристыженный. - Ты прав, - выдавил он. - Этому не будет конца. Я исполнил свой долг, я превысил его в тысячи раз! Потом я хотел только одного: чтобы мне позволили спокойно состариться. Так ли дерзко мое желание? Взор его был безрадостен. - Но нет, этому никогда не будет конца... Паухатан поднял глаза и впервые не отвел их, глядя прямо в лицо Гордону. - А все женщины! - Наконец-то он соизволил ответить на вопрос. - После твоего появления и этих чертовых писем они не закрывали рта, все спрашивали и спрашивали... Потом весть о безумии, захватившем север, достигла моей долины. Я пытался... пытался внушить им, что это - чистый идиотизм, что амазонки обречены, но они... Голос Паухатана прервался. Он покачал головой. - Бокуто вырвался из засады, чтобы в одиночку добраться сюда, попытаться спасти тебя. После этого они уже не говорили, а просто смотрели на меня... Они ходили за мной по пятам... Он застонал и закрыл лицо руками. - Боже милостивый, прости меня! Меня принудили женщины. Гордон был ошеломлен. Несмотря на дождь, на измученном лице последнего "приращенного" легко было, разглядеть слезы. Джордж Паухатан трясся и рыдал в голос. Гордон припал к корявому стволу, чувствуя, как его наполняет ледяная тяжесть - так разбухало от талых вод русло ревущего поблизости потока. Через минуту его губы тоже задрожали. Вспыхивали молнии, неумолчно шумела река. Два человека плакали под дождем, справляя тризну по самим себе, как могут оплакивать самих себя только мужчины. ИНТЕРЛЮДИЯ Замешкалась жестокая Зима, Но Океан священный долг исполнил, И Зиму прогоняет прочь Весна. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. "...НИ ХАОС" 1 По всему Орегону, от Розберга на юге до Колумбии на севере, от гор на востоке и до океана на западе, пошла гулять новая легенда. Ее разносили письма и молва, и день, ото дня она проникала все дальше. Это была куда более печальная история, нежели две другие, предшествовавшие ей, - о мудрой и великодушной машине и о Возрожденных Соединенных Штатах. Она гораздо сильнее будоражила умы. В ней присутствовало нечто такое, чего не было в первых двух. Она была чистой правдой. Легенда рассказывала об отряде из сорока женщин - многие добавляли "безумных женщин", - давших друг другу тайный обет - сделать все возможное и невозможное, чтобы положить конец страшной войне, причем еще до того, как погибнут все достойные мужчины, которые пытаются их, женщин, спасти. Одни слушатели объясняли, что сорока амазонками двигала любовь. Другие твердили, что они поступили так во имя своей страны. Прошел даже слух, будто собравшиеся в отряд рассматривали свою адскую одиссею как способ искупления каких-то былых прегрешений, которыми запятнал себя женский пол. Но во всех вариантах легенды, как бы они ни распространялась - устно или с помощью почты, было одно общее, а именно: логический вывод, мораль, руководство к действию. В каждой лачуге, на каждой ферме матери, дочери и жены читали письма, слушали рассказы - и сами становились рассказчицами. "Мужчины могут быть сильными, могут быть семи пядей во лбу, - перешептывались они. - Но разве не бывают они безумны? А безумцы способны разрушить мир". Женщины, вам судить их... "Это не должно повториться, - утверждали они, думая о жертве, принесенной отважными разведчицами. - Мы не допустим больше, чтобы извечную борьбу добра со злом вели лишь хорошие и дурные мужчины. Женщины, вы должны принять долю ответственности на себя... Ваши таланты должны перевесить чашу весов в схватке..." "И всегда помните, - гласила в заключение мораль, - что даже лучшие из мужчин, настоящие герои, порой склонны забывать про свой долг. Женщины, ваша задача - время от времени напоминать им об этом..." 2 "28 апреля 2012 г. Дорогая миссис Томпсон! Благодарю Вас за письма. Они оказались для меня неоценимой поддержкой при выздоровлении, особенно потому, что я все это время боялся, что враг может добраться до Пайн-Вью. Узнать о том, что Вы, Эбби и Майкл в полном порядке, было для меня важнее, чем Вы можете себе представить. Кстати, об Эбби: скажите ей, что вчера я виделся с Майклом! Он прибыл живым и здоровым вместе с остальными пятью добровольцами, отправленными из Пайн-Вью нам на подмогу. Подобно многим новобранцам, он прямо-таки рвется в бой. Надеюсь, я не слишком его разочаровал, рассказав о собственном опыте борьбы с холнистами. Думаю, однако, что теперь он с большим рвением займется военной подготовкой, забыв о намерении выиграть войну голыми руками. В конце концов, все мы хотим, чтобы Эбби и малышка Каролина еще с ним встретились. Я рад, что вы нашли возможность принять Марси и Хетер. Мы все перед ними в долгу. Корваллис был для них слишком сильным потрясением, поэтому Пайн-Вью - необходимый этап в процессе привыкания. Скажите Эбби, что я передал ее письмо старым преподавателям, которые только и твердят, что о возобновлении курсов. Примерно через год здесь снова может открыться подобие университета, если, конечно, мы станем успешно воевать. Последнее, разумеется, далеко не гарантировано. Поворот достигнут, но нам еще предстоит долгая-предолгая борьба со страшным врагом. Ваш последний вопрос непрост, миссис Томпсон. Уж и не знаю, сумею ли на него ответить. Я не удивляюсь, что и до ваших гор докатилась молва о Жертве Разведчиц. Но учтите, что и мы здесь не совсем знакомы с подробностями. Пока лишь могу ответить, что я хорошо знал Дэну Спорджен, но совершенно ее не понимал. Честно говоря, не знаю, пойму ли когда-нибудь". Гордон сидел на скамеечке перед почтовым отделением Корваллиса. Привалившись спиной к шершавой стене, он нежился на утреннем солнышке и размышлял о вещах, которые никак не мог упомянуть в письме к миссис Томпсон, для которых он и слов-то не умел подобрать. Пока они не отвоевали деревни Чезайр и Франклин, жителям долины Уилламетт оставалось пробавляться слухами, потому что из самовольного зимнего рейда так и не вернулась ни одна разведчица. Однако после первых же контратак освобожденные рабы поведали о подробностях. Мало-помалу картина обрела целостность. Зимой - уже через два дня после ухода Гордона из Корваллиса на юг - из армии, составленной из фермеров и горожан, стали дезертировать женщины. Они небольшими группками просачивались на юг и на запад, где, безоружные, сдавались неприятелю. Некоторых убивали на месте. Некоторых насиловали и подвергали пыткам хохочущие психи, и слушать не желавшие их вызубренных призывов. Большинство же, однако, было благосклонно принято холнистами с их ненасытной охотой до женщин, на чем и зиждился расчет. Прокравшиеся в стан врага женщины твердили, что им осточертела жизнь фермерских жен и что они соскучились по ласкам "настоящих мужчин". Именно такую басню последователи Натана Холна были способны проглотить - во всяком случае, на это уповали создательницы плана. Дальнейшее трудно даже вообразить. Ведь женщинам приходилось притворяться, причем не вызывая подозрений, - пока не настанет "ночь длинных ножей", когда им предстояло спасти хрупкие остатки цивилизации от чудовищ, вознамерившихся растоптать мир. Что-то пошло не так - что именно, не было ясно до сих пор. То ли один из захватчиков, заподозрив неладное, подверг какую-то несчастную таким пыткам, что у нее развязался язык, то ли одна из женщин влюбилась в своего варвара и выложила ему все начистоту... Дэна не ошибалась, говоря, что истории известны подобные случаи. Не исключено, что так же произошло и здесь. Возможно, кто-то просто не умел достаточно хорошо врать или скрывать дрожь отвращения при виде новых повелителей... Как бы то ни было, "ночь длинных ножей" наступила, но все пошло кувырком. Там, куда не успел дойти приказ об отмене акции, женщины, укравшие кухонные ножи, ровно в полночь принялись сновать по комнатам, убивая подонков, пока их самих не одолели в борьбе. Ни одна не покорилась, все проклинали врагов и плевали им в глаза до последних секунд жизни. Разумеется, это был провал. Его вполне можно было предсказать заранее. Даже если бы план удался, в могилу сошло бы слишком мало захватчиков, чтобы это привело к ощутимым последствиям. С точки зрения общего соотношения сил холнистов и их противников, самопожертвование женщин не дало ровно ничего. Итак, дерзкое предприятие закончилось трагической неудачей. Однако весть о нем с легкостью перекочевала через линию фронта и стала карабкаться в горы. Мужчины внимали ей, разинув рты, и недоверчиво качали головами. Женщины, выслушав рассказ, гудели, как улей, а потом обсуждали услышанное, разбившись на маленькие группки, - спорили, хмурились, размышляли... В свой черед, молва просочилась на юг; на гору Сахарная Голова она вознеслась, уже обретя черты легенды. И вот там-то, над ревущим потоком, где сливались рукава реки, отважные разведчицы наконец одержали победу. "Могу сказать одно: очень надеюсь, что все это не превратится в догму, религию. Самый страшный мой сон - о женщинах, у которых дошло в традицию топить в колодце сыновей, проявивших признаки задиристости. Так и вижу, как они считают своим долгом решать, кому жить, а кому умереть, отбраковывая мальчиков, способных стать угрозой для окружающих. Возможно, часть из нас, мужчин, слишком безумны, чтобы им было дозволено жить. Однако такой подход, доведенный до крайности, ужасает меня, ибо подобная идеология попросту не укладывается в голове. Конечно, скорее всего, все уляжется само по себе. Женщины слишком разумны, чтобы дойти до крайности. На это вся надежда. Пора отправлять письмо. Попытаюсь написать Вам и Эбби о Кус-Бэй. Пока же остаюсь, Ваш Гордон". - Курьер! Гордон подозвал пробегающего мимо юнца в джинсах и почтальонской кожанке. Тот старательно отсалютовал. Гордон подал ему конверт. - Будь добр, положи это в ту кучу, которая предназначена для отправки на восток. - Слушаюсь, сэр! Будет исполнено, сэр! - Не торопись. - Гордон улыбнулся. - Это личное... Но паренька уже и след простыл. Гордон вздохнул. Былые деньки тесного товарищества, когда он лично знал каждого в "почтовом ведомстве", остались позади. Он слишком высоко вознесся над молодыми курьерами, и те довольствовались его легкой усмешкой, самое большее - минутным снисходительным разговором. Пора... Он встал и лишь слегка поморщился, поднимая сумки. - Значит, вы все-таки не будете присутствовать на хоудане? [негритянский танец] Он обернулся. В дверях почты стоял Эрик Стивенс. Он жевал травинку и разглядывал Гордона, сложив руки на груди. Гордон пожал плечами. - Лучше улизнуть. Не хочу, чтобы в мою честь закатывали праздник. Все это - пустая трата времени. Стивенс согласно кивнул. Его спокойная сила была для выздоравливающего Гордона лучшим лекарством, не говоря уже о его гневном отказе считать Гордона даже в малейшей степени ответственным за смерть Джонни. С точки зрения Эрика, внук погиб, как подобает мужчине. Расплатой за его смерть стало контрнаступление, и Гордон решил больше не затрагивать эту печальную тему. Старик загородил глаза от солнца и указал пальцем в сторону шоссе номер 99. - Подходят южане. Гордон увидел колонну всадников, не спеша приближающихся к главному лагерю. - Глядите, как таращатся! - усмехнулся Стивенс. - Точно никогда прежде не видели города. Действительно, суровые бородачи из Сатерлина и Розберга, с Камаса и из Кус-Бэй, въезжая в город, привставали в стременах, дивясь непривычному зрелищу: ветряному двигателю и гудящим проводам, суете в мастерских, орде чистеньких, шумных ребятишек, резвящихся в школьных дворах. "Назвать это городом было бы преувеличением", - мысленно поправил Гордон Эрика. Впрочем, старик прав. Над центральной почтой хлопал на ветру звездно-полосатый флаг. Курьеры в форме то и дело седлали лошадей и уносились на север, на восток, на юг с битком набитыми сумками. От Дома Циклопа доносилась вдохновенная музыка прежних времен, а рядом громоздился воздушный шар в лесах, внутри которых сновали рабочие в белых комбинезонах, изъяснявшиеся на непостижимом техническом жаргоне. На воздушном шаре был изображен орел, взлетающий с погребального костра. С другой стороны красовался герб суверенного штата Орегон. Наконец, непосредственно на плацу новичков ждала встреча с воинами-женщинами, добровольцами со всей долины, которым предстояло воевать так же, как и всем остальным. Многовато для неотесанных южан! Гордон с улыбкой наблюдал, как эти бородачи дивятся на перемены, вспоминая недавнюю разруху. Ведь подкрепление воображало себя спасителями изнеженного, загнивающего севера. Ничего, домой они вернутся совсем другими людьми. - До скорого, Гордон. - Эрик Стивенс был немногословен. В отличие от многих других, ему хватало вкуса, чтобы понимать, что прощание должно быть коротким. - С Богом! И возвращайтесь назад. - Вернусь, - кивнул Гордон. - Если смогу. Бывайте, Эрик. - Он закинул сумку на плечо и зашагал к конюшне, не оборачиваясь на суету у ступенек почты. Старый стадион представлял собой теперь море палаток. Лошади ржали, мужчины маршировали. Гордон разглядел на противоположной стороне знакомую фигуру Джорджа Паухатана, который знакомил новых офицеров со своими старыми боевыми товарищами; перед ними стояла задача преобразовать рыхлую армию долины Уилламетт в новую Лигу обороны Орегонского Содружества. Седой гигант заметил спешащего мимо Гордона и поймал его взгляд. Гордон кивнул ему, прощаясь без слов. В конце концов он одержал победу, стащив Паухатана с его горы, хотя мысль о цене этой победы будет сопровождать обоих до самой смерти. Паухатан слабо улыбнулся в ответ. Теперь оба знали, как полагается поступать мужчине со взваленным на плечи грузом - тащить, и точка. Возможно, еще наступит день, когда они усядутся рядышком в мирном жилище горца под детскими рисунками, пестреющими на стенах, и станут судачить о разведении лошадей и хитром искусстве пивовара. Но срок для этого наступит только тогда, когда их отпустят Большие Дела. До тех пор ни один, ни другой не рассчитывали перевести дыхание. Паухатана ждала война. У Гордона были совсем другие заботы. Он притронулся к козырьку своей фуражки и ускорил шаг. Вчера он удивил всех, заявив об уходе из Совета обороны. - Я должен выполнять свой долг перед всей страной, а не перед одним ее уголком, - объяснил он, укрепляя надежду в сердцах слушателей. - Теперь, когда Орегон уже вне опасности, я должен вернуться к своим основным обязанностям. Почтовой связи предстоит прийти в новые места, ибо там люди слишком долго остаются отрезанными от своих соотечественников. Вы отлично справитесь и без меня. Сколько они ни протестовали, Гордон оставался непреклонен. Ведь он сказал правду: он отдал им все, что мог отдать. Теперь он будет полезнее в другом месте. В любом случае оставаться здесь дольше нельзя. Все в этой долине будет напоминать ему о вреде, который он причинил, творя добро. Гордон твердо решил сегодня же покинуть город, не принимая участия в празднике, устраиваемом в его честь. Он уже достаточно поправился, чтобы вновь пуститься в дорогу. Он простился со всеми, в том числе с Питером Эйгом и доктором Лазаренски, а также со скорлупой несчастной мертвой машины, призрак которой не тревожил его больше. Конюх вывел молодую кобылу, которую он сам выбрал для первого отрезка пути. Погруженный в свои мысли, Гордон укрепил у седла сумки с пожитками и пятью фунтами почты - впервые за все время адресованной людям, живущим вне пределов Орегона. Он ни минуты не сомневался, что война выиграна, хотя впереди их ждало немало трудных месяцев, а то и лет. Отчасти его теперешняя миссия преследовала цель отыскать новых союзников, новые способы приблизить счастливый исход. Сам этот исход был теперь гарантирован. Он не опасался, что Джордж Паухатан, одержав полную победу, станет тираном. Когда будут перевешаны все до одного холнисты, народу Орегона будет без обиняков предложено самому позаботиться о себе или проваливать ко всем чертям. Гордону очень хотелось присутствовать при раскатах грома, которые прогремят, если кому-нибудь вздумается предложить Паухатану корону. Служащие Циклопа будут по-прежнему пропагандировать свой миф, приближая возрождение технологий. Назначенные Гордоном почтмейстеры будут и впредь, сами того не ведая, лгать о возрожденной нации для нового объединения земель, и так будет продолжаться до тех пор, пока не отпадет надобность в самой лжи. Или до тех пор, пока уверовавшие в нее люди не сделают ее правдой. О, да, женщины будут продолжать судачить о событиях, случившихся здесь-зимой. Они будут вникать в записки, оставленные Дэной Спорджен, читать те же старые книги, которые читали разведчицы, и спорить насчет того, есть ли смысл в том, чтобы судить мужчин. Гордон пришел к заключению, что не так уж и важно, все ли было в порядке у Дэны с головой. И призыв судить мужчин вряд ли коснется его лично. У него не было ни желания, ни способности повлиять на судьбу легенды. Три мифа... плюс Джордж Паухатан. Народ Орегона попал в хорошие руки. С остальным люди справятся сами. Кобыла приветствовала седока радостным ржанием. Ему пришлось долго успокаивать ее - так она рвалась в дорогу. Эскорт дожидался Гордона у городской черты: его следовало невредимым доставить в Кус-Бэй, где он взойдет на борт корабля. "А дальше - в Калифорнию..." - билось у него в голове. Он вспомнил нашивку с медведем на рукаве у умиравшего солдата, поведавшего ему так много, так и не открыв рта. Он, Гордон, его должник. Как и Фила Бокуто, и Джонни, которому так хотелось самому попасть на юг и увидеть все собственными глазами... "И Дэна... Как бы я хотел видеть тебя сейчас рядом!.." Он исполнит их завет. Все они были теперь с ним. "Безмолвная Калифорния, что происходило с тобой все эти годы?" Он развернул лошадь и поскакал на юг, слыша за спиной, как радостно скандирует на стадионе и клацает затворами армия свободных людей, убежденных в победе, - воины, которые с радостью возвратятся на свои фермы, в свои деревни, когда с этой тяжелой обязанностью будет покончено раз и навсегда. Звуки, доносившиеся со стадиона, были мощными, уверенными, решительным, полными нетерпения. Гордон миновал открытое окно, из которого лилась музыка. Кто-то уже бездумно транжирит электроэнергию. Впрочем, как знать - вдруг это своего рода прощальный марш в его честь? Он встрепенулся. Даже кобыла навострила уши. Гордон узнал старую песенку ансамбля "Бич Бойз", которую не слышал лет двадцать, - наивную мелодию, пропитанную неувядаемым оптимизмом. "Держу пари, что в Калифорнии тоже есть электричество, - с надеждой подумал он. - А то и..." Воздух был пропитан ароматом весны. Воздушный шар взмыл вверх под приветственные крики толпы. Гордон тронул бока кобылы каблуками, и этого оказалось достаточно, чтобы она пустилась прямо с места легкой рысью. Оказавшись за пределами города, он ни разу не обернулся назад.