Боб Шоу. Судный день Орбитсвиля

---------------------------------------------------------------
     Bob SHAW (1931-1996) "Orbitsville Judgement" (1990)
     <i>Перевод Алексея Верди и Игоря Алюкова</i>
     М: АСТ, 1995 (www.ast.ru) ? http://www.ast.ru
---------------------------------------------------------------


     Круг небес ослепляет нас блеском своим.
     Ни конца, ни начала его мы не зрим.
     Этот круг недоступен для логики нашей,
     Меркой разума нашего не измерим.
     <i>О.Хайям. "Рубаи"</i>



        Часть первая. МОЛОТ ПОДНИМАЕТСЯ


        1

     Однажды   знакомые  звезды,  что  оставались  неизменными  всю  историю
человечества, исчезли. В одно мгновение изменился привычный узор созвездий -
прежние светила погасли, но зажглись новые, доселе неведомые.
     Эти поразительные  изменения во Вселенной смогли  увидеть  лишь те, кто
работал  у порталов  Орбитсвиля  и непосредственно  в тот  момент  смотрел в
открытое  небо.  Новость,  конечно  же,  достигла  самых  отдаленных уголков
Орбитсвиля,  но  произошло это не  сразу. На благодушных жителей Оринджфилда
она не произвела особого впечатления. Большинство из них никогда не бывали у
порталов,  а следовательно  никогда не видели звезд. Странное происшествие в
открытом  космосе их  не  слишком  заинтересовало, у  обитателей  небольшого
городка были дела и поважнее, чем ломать голову над космической загадкой.
     Далекие  звезды   могли  исчезать  и  появляться,  могли   менять  свое
положение;  галактики  могли  сколько  угодно перемещаться самым странным  и
необычным  образом,  -  но здесь,  в Оринджфилде, жизнь текла своим чередом.
По-прежнему необходимо  было убирать урожай с плантаций, по-прежнему  должен
был  исправно  работать  механизм  торговли, люди  по-прежнему  должны  были
трудиться в  поте  лица  своего,  а  дети  каждый  вечер  должны  были  быть
накормлены,  вымыты  и вовремя  уложены спать. Загадка  Вселенной  никак  не
повлияла  на жизнь  Оринджфилда. В  часы, когда  городок  и его  окрестности
погружались  в  ночную тьму,  небо  Орбитсвиля,  никогда не  знавшее  звезд,
освещалось  бледными  сполохами,  и  сотни синих  и голубых  линий  привычно
испещряли горизонт. Словом, все было как обычно.


     Квартира Джима Никлина, его библиотека  и  мастерская располагались под
одной  крышей, в  старом бревенчатом  доме.  Сложенный из толстых бревен дом
находился в  чудесном  местечке на  северной окраине  городка и  выглядел на
редкость   прочным  и  основательным.   Он  не  мог  похвастать  какими-либо
архитектурными  изысками, но  он был очень удобен и вполне устраивал  Джима.
Поддерживать порядок в нем было нетрудно, а, с другой стороны, здесь хватало
места  для  разнообразных  занятий  хозяина.  Городская  цивилизация  с   ее
удобствами  и благами  располагалась совсем неподалеку,  но  в  то же  время
жилище Никлина стояло довольно уединенно, на  самой кромке  поля, за которым
простирались необъятные дикие степи.
     Примерно в сотне шагов  от дверей дома  пролегала дорога с покрытием из
расплавленных камней. Но незваные гости не слишком докучали Джиму. От дороги
дом отделялся  рекой.  В ее чистой, прозрачной воде водилось много рыбы, лет
сто назад завезенной на Орбитсвиль с Земли. Рыба настолько хорошо прижилась,
что, казалось, обитает здесь испокон веков.
     Чтобы  попасть во  владения Никлина, необходимо  было перебраться через
реку  по узкому  деревянному мосту, который заканчивался крепкими  воротами.
Когда  хозяин не был расположен к общению, он  попросту  запирал ворота, тем
самым отрезая  путь к своему дому. Реку, конечно  же,  можно было  перейти и
вброд  по камням, но  никому  это просто  не приходило  в голову.  Обнаружив
запертые ворота,  возможный  посетитель  понимал, что  явился в неподходящее
время,  и  если  дело,  с  которым он  пришел, могло подождать,  поворачивал
обратно.
     Джим   Никлин  пользовался   репутацией   человека   неуравновешенного,
склонного к быстрой смене настроения. С наступлением темноты на него нередко
накатывала меланхолия. Многие  считали, что причиной тому было  отсутствие в
его доме женщины. В городке поговаривали, что, дескать, негоже - здоровому и
нормальному   мужчине  каждый  вечер  укладываться  в  одинокую  холостяцкую
постель. Однако, несмотря на подобные пересуды, лишь немногие женщины города
всерьез  задумывались  о  Джиме Никлине  и  о возможности вступить с  ним  в
социально приемлемые отношения, а попросту говоря, выйти за него замуж.
     Джиму еще не  исполнилось и тридцати.  Это был  высокий,  светловолосый
человек,  довольно приятной и располагающей наружности. Правда, частенько он
выглядел  так, словно размышлял над  вселенским вопросом -  сколько  ангелов
уместится  на  кончике  булавки. Озабоченность,  написанная при  этом на его
мальчишеском   лице,  свидетельствовала,   что  найденный   ответ  никак  не
устраивает  мыслителя.  Когда  все  окружающие  были  предельно  серьезны  и
задумчивы, в глазах Джима нередко читалось искреннее веселье; и напротив, он
способен был грустить в тот момент, когда все вокруг покатывались от хохота.
Никлин  имел  репутацию прекрасного мастера  по  ремонту  бытовой техники  и
разного  рода  домашней утвари,  но при  этом  славился  своей  удивительной
непрактичностью.  Словом,  Джим  Никлин явно выделялся среди  прочих жителей
Оринджфилда. Его  мягкость,  мечтательность неприспособленность  к  нелегкой
сельской  жизни  отпугивали женщин. Лучшая  половина  Оринджфилда  ценила  в
мужчинах силу,  прагматичность,  хозяйственность  и,  конечно  же,  неуемное
трудолюбие.  Так  что при выборе мужа  женщины  вряд  ли могли рассматривать
Джима Никлина как серьезного кандидата.
     Но сам Никлин отнюдь  не страдал от подобной невнимательности,  и такое
положение дел его вполне устраивало. Оринджфилд представлял собой сообщество
с низким уровнем технологии, созданное  по  образу идеализированного городка
американского Среднего  Запада  года этак  1910  с  заимствованиями  из быта
английской деревни того же периода.  Жили  здесь совсем неплохо, несмотря на
отказ его  жителей  от последних достижений технической  мысли.  Впрочем,  в
случае  чрезвычайных  обстоятельств  к  ним всегда  можно  было  прибегнуть,
обратившись за помощью к соседям.
     Глядя  в окно,  Никлин с  тревогой  наблюдал, как  по мосту  через реку
перебирается  широкоплечий  здоровяк  Корт  Бренниген.  Миновав  распахнутые
ворота, Бренниген решительно направился  к  дому Никлина.  Стояло прекрасное
весеннее   утро,   способное   поднять  настроение  даже  самому   глубокому
пессимисту, но что-то в походке Бреннигена,  в его упрямо выдвинутой  нижней
челюсти и сжатых  кулаках  позволяло  предположить,  что настроен он  сейчас
отнюдь не благодушно.
     Это был толстый фермер лет шестидесяти. Ему  принадлежал участок земли,
простирающийся километров на  восемь к северу от городка.  Несмотря  на свою
тучность, что обычно является признаком добродушия, Бренниген имел репутацию
законченного скандалиста.  При ходьбе его огромный живот мерно раскачивался,
и тень от него время от  времени перекрывала тень, отбрасываемую широкополой
шляпой.  Из  кармана поношенной рубашки торчали  несколько коричных палочек,
которые  Бренниген имел привычку жевать, чтобы перебить запах виски.  Никлин
интересовал его лишь как специалист по ремонту всякой всячины.
     Дней  десять назад Бренниген принес  Джиму швейную машинку своей  жены,
чтобы     тот    приварил     сломавшуюся    лапку.    Никлин     побаивался
толстяка-скандалиста,  хотя  и старался  не  показывать  своего  страха.  Он
пообещал фермеру  отремонтировать машину  за  пару дней. Джим  хотел тут  же
поручить  ремонт своему помощнику Макси Меллому, но как  назло, именно в тот
день,  когда  Бренниген принес  свою  швейную машинку. Макси  не работал.  К
следующему утру в  мастерской накопилось много  срочных  заказов,  и машинка
Бреннигена  как-то  забылась.  Прошло несколько  дней,  Бренниген позвонил и
поинтересовался, как обстоит дело с его заказом, но Джим поспешил отделаться
от  него под  каким-то  наспех  придуманным предлогом.  После звонка  Никлин
клятвенно пообещал себе, что больше не станет откладывать дело в долгий ящик
и сейчас же займется швейной машинкой, но, как это  ни парадоксально, тут же
совершенно  забыл обо всем. Сейчас эта забывчивость казалась ему  совершенно
необъяснимой.
     Этим  утром Никлин все-таки  вспомнил  о  Бреннигене.  Именно  сейчас в
сарае, приспособленном для сварочных работ. Макси занимался Швейной машинкой
фермера. Ремонт и требовал-то всего лишь нескольких минут, так что Бренниген
не  уйдет  с  пустыми  руками,  но после сварки металл не  успеет  остыть, и
толстяк тут же поймет, насколько срочным сочли здесь его заказ.
     - Доброе утро, Корт, - поприветствовал Никлин Бреннигена, растянув губы
в радостной улыбке.
     Бренниген протиснулся  в двери  мастерской и,  набычившись,  направился
прямо к стойке, за которой стоял Джим.
     - Отличный сегодня денек, не правда ли?
     -  Не заметил, - буркнул Бренниген,  шаря глазами по полкам, где стояли
отремонтированные приборы. - Где она?
     - Она? А, ваша швейная машинка! Макси сейчас ее принесет.
     - Она не готова?
     -  Готова! Конечно же готова,  Корт! Она  стояла вот  здесь,  на полке,
дожидаясь вас. - Никлин лихорадочно соображал. - Но сегодня утром я заметил,
что  сварка  выполнена  не слишком  аккуратно, и велел Макси  исправить  эту
оплошность. Я не хотел бы, чтобы ваша супруга поцарапала руку.
     Бренниген презрительно выпятил нижнюю губу  и посмотрел на Джима как на
назойливую муху.
     -  Я встретил  юного  Макси  вчера вечером  в баре  отеля "Виктория"  и
поболтал с ним.
     Бренниген не отрывал пристального взгляда от лица Джима.
     - Вот как? - Никлин нервно вертел в руках пустую кофейную чашку. Он уже
догадался, что последует дальше. - Отлично.
     - Я спросил Макси о  моей машинке, но тот  впервые слышал о ней. Что вы
на это скажете?
     Никлин  мысленно  проклял своего  помощника  за  излишнюю  болтливость,
объясняемую то ли глупостью, то ли недостатком преданности.
     - Не стоит  серьезно относиться  к  болтовне Макси после  того, как  он
пропустит пару стаканчиков. У бедного парня  от виски в голове  все начинает
путаться. - Никлин постарался  улыбнуться. -  Думаю, у него попросту отшибло
память.
     -  Да  уж, вчера вечером память ему, наверняка, отшибло, - едко заметил
Бренниген, сверля Джима взглядом, - иначе, чем объяснить тот факт, что он не
смог  вспомнить  о  существовании своих родственников в  Пойнтинге. О  своем
любимом дядюшке, на чьих похоронах Макси недавно  присутствовал, он и слыхом
не слыхивал.
     - Да что вы?! - Никлин  горестно развел руками и тяжело вздохнул. - Моя
беда  состоит  в  том,  что  я  слишком  доверяю  людям.  -  Тут  его  голос
предательски  дрогнул:  Джим  увидел  в  окно  приближающуюся фигуру  своего
помощника.
     Под мышкой тот нес швейную машинку Бреннигена. Издалека Макси со своими
узкими плечами, крепким торсом  и широкими бедрами выглядел  гораздо  старше
своих девятнадцати лет. Как и многие люди с  подобной фигурой, Макси обладал
недюжинной  силой.  Сейчас он шагал  так энергично, что,  казалось, под  его
ногами  проседает земля.  Он не стал  надевать шляпу, и его череп, выбритый,
чтобы скрыть преждевременную лысину, сверкал на солнце, как бильярдный шар.
     Никлин  чуть  не  застонал от отчаяния. Надо же так вляпаться!  Встреча
Бреннигена с  Макси,  которой он  надеялся избежать, была теперь  неминуема.
"Пожалуйста,  Газообразное  Позвоночное!  -  взмолился  про  себя   Джим.  -
Пожалуйста, дай  Макси  немного здравого  смысла  и преданности. Пусть он не
упоминает о своем умершем дядюшке. Пожалуйста, я ведь прошу так немного..."
     Макси  энергично протопал по ступенькам и  ворвался внутрь. Он с порога
уперся враждебным взглядом в Никлина.
     -  С какой  стати,  - требовательно спросил он,  -  вы сказали  мистеру
Бреннигену, что у меня в Пойнтинге был дядя, который недавно умер?
     "О,  Боже,  Макси,  что  за чудовищная  словесная  конструкция!" -  Как
всегда,  когда  его  загоняли  в  угол,  Джим  начинал  думать о  чем-нибудь
незначительном  и  совершенно  не  относящемся  к  делу.  Его  лоб взмок  от
напряжения.
     - Чему вы улыбаетесь? - Бренниген, перегнулся через  стойку и  вплотную
приблизил  свое  налитое  кровью лицо к  Никлину. Джим  ощутил душный  запах
корицы. - Не вижу ничего смешного!
     Никлин,  и  не  подозревавший,  что  улыбается, растерянно посмотрел на
Бреннигена.
     -  Джентльмены, здесь  должно  быть  какая-то  путаница! - Мозги  Джима
вращались подобно мотору, у  которого только что полетел приводной ремень. -
Мне кажется, я никогда ничего не говорил о...
     Тут Джим  осекся, ибо на сцене появился  новый  персонаж, который, если
повезет,  мог  положить конец  этому  неприятному разговору.  В окно  Никлин
увидел, как по заросшей травой поляне, отделяющей его владения от соседских,
со всех ног бежит Зинди  Уайт, особа тринадцати с половиной лет.  Зинди и ее
родители были  ближайшими соседями  Никлина.  Сейчас она явно направлялась к
дому  Джима. Девочка была самым активным читателем  в  библиотеке Никлина и,
несмотря на солидную разницу в возрасте, ее можно было назвать лучшим другом
Джима. Глядя на то, как она торопится, Джим заключил - у Зинди припасена для
него  какая-то очень  важная новость. "Важная  новость"  могла оказаться чем
угодно - от  приобретения давно желанной игрушки до поимки жука какой-нибудь
особенно необычной расцветки.  Но что бы там ни  было, Джим дал  себе слово,
что не упустит своего шанса и найдет способ заполучить билет на свободу.
     "Благодарю  тебя, о Газообразное Позвоночное!" - патетично  подумал про
себя Никлин, вслух же воскликнул:
     - А  вот  и  малышка  Зинди! Вы  только взгляните,  как она  торопится!
Надеюсь, что у них дома все в порядке.
     Прежде, чем Бренниген и Макси успели как-то отреагировать на его слова,
Зинди вихрем ворвалась в распахнутую дверь мастерской.
     - Джим! Ты слышал новость?!
     Но увидев, что Никлин  не  один,  девочка  замолчала.  Сцепив  руки  за
спиной,  Зинди  обошла  стойку  и встала  рядом  с Джимом. Он  увидел в этом
проявление солидарности, и теплая волна благодарности затопила его сердце.
     - Эй детка, что тебе здесь нужно? - раздраженно спросил Макси.
     Зинди холодно посмотрела на своего давнего врага:
     - Не твое дело, плешивец!
     По лицу Макси  Никлин понял - стрела достигла цели. Он пожалел, что  не
обладает  способностью  наносить подобные удары. Джим  никогда  не  отпускал
обидных  замечаний по  поводу тех недостатков, которыми  человека  наградила
природа. Другое дело, если в своих неприятных качествах виноват сам человек.
В этом  случае все  честно.  Единственная  неувязка состояла в том, что Джим
вообще не умел наносить ударов ни в каких ситуациях.
     -  По-моему,  этому отродью  следует преподать  урок  хороших манер,  -
пробурчал Бренниген.
     Зинди мгновение  изучала его взглядом, и придя к выводу, что вступать в
перепалку  с  этим противником несколько неосторожно,  молча придвинулась  к
Никлину.
     - Так ты слышал новость, Джим? - тихо прошептала она.
     Макси, напряженно прислушивавшийся, тут же встрял:
     - Какая еще новость? Ну-ка выкладывай, детка.
     Зинди  вопросительно  посмотрела  на  Джима.  Никлин,  желая  разрядить
обстановку, кивком попросил ее продолжать.
     - Я только что смотрела телевизор: мир переместился, Джим!
     Никлин с улыбкой посмотрел на девочку. У Зинди было круглое веснушчатое
лицо  с  маленьким,   но   чрезвычайно  решительным   подбородком  и  широко
расставленными глазами, которые светились  умом  и чистотой. За многие  годы
общения с девочкой Никлин научился читать  это лицо. Он перестал улыбаться -
Зинди выглядела очень встревоженной.
     - Что ты имеешь в виду? Как это мир мог переместиться?
     -  Наверное,  кто-то   постарался,  -   загоготал   Макси  и  фальцетом
проверещал: - Может, это у тебя в голове что-то переместилось, дорогуша?
     -  Я слышала сообщение, - упрямо сказала Зинди. - На небе теперь совсем
другие  звезды,  Джим.  А  все  корабли,  находившиеся  снаружи  у порталов,
исчезли. После  сообщения показали  одну  женщину,  которая  совсем  недавно
прибыла с Земли, ее  зовут Сильвия Лондон. Она сказала,  что ее корабль тоже
исчез...
     - Совету  не  следовало  допускать  телевидение в Оринджфилд, - перебил
девочку Бренниген. - Телевидение лишь разлагает умы, будь оно не ладно! Этот
вот  ребенок, -  он ткнул  пальцем в Зинди, -  прекрасный тому  пример.  Она
ведать не ведает, что происходит на самом деле, а что нет.
     Никлин,  целиком  погруженный  в  свои  мечты, не  был  абонентом  даже
кабельной аудиосети, не говоря уже о телевидении. Но в последние дни он то и
дело  слышал  разговоры  о  странном  явлении,  наблюдаемом  вблизи оболочки
Орбитсвиля.  Поговаривали,  что вдоль поверхности  сферы с обеих  ее  сторон
перемещаются   зеленые  светящиеся  линии.  Сам   Никлин  не  мог  проверить
истинность  этих слухов. В районе Оринджфилда толщина скальных пород и почвы
достигала тысячи метров. Джима всегда несколько пугала мысль о  том, что они
живут  на  внутренней  поверхности  сферы,  диаметр  которой составляет  320
миллионов километров, а толщина - всего  лишь восемь сантиметров.  Все мысли
об этом Никлин постарался загнать поглубже.
     Будучи продуктом  двухвековой  миграции,  в процессе  которой, по  сути
дела, большая  часть населения Земли переселилась на Орбитсвиль, Джим Никлин
попросту называл его "миром" и жил так, как жил бы на Земле или любой другой
обычной планете.  Но  в  последние дни это  привычное  равновесие  оказалось
нарушенным.  Светящиеся  зеленые  линии,  о  которых  говорили  все  вокруг,
представляли  собой  нечто  совершенно необычное, не укладывающееся  в рамки
привычного "мира". Кое-кто в городе  уже начинал поговаривать, что эти линии
не иначе, как знамение, предвещающее нечто великое и страшное.
     Никлин взглянул на девочку:
     -  Пойдем-ка  к  тебе домой, Зинди, и  попытаемся понять, что  все-таки
происходит.
     - Эй, но ведь  мы не  закончили  наш разговор, -  несколько  растерянно
крикнул им вслед Бренниген.
     Никлин обернулся к Макси:
     - Прими за меня мистера Бреннигена и не забудь выписать ему счет.


        2

     Родители  Зинди,  Чам  и Нора Уайт,  содержали  небольшую  ветеринарную
лечебницу по соседству с владениями Никлина. Лечили они лишь мелких домашних
животных,  что  в глазах  местных жителей  делало  эту пару  почти  столь же
эксцентричной, как  и Джима Никлина. Окрестные фермеры искренне считали, что
тратить силы  и время на больных кошек, хомяков и прочую подобную живность -
занятие  по  меньшей  мере  нелепое, С  их точки  зрения, внимания  и заботы
достоин был лишь домашний скот, приносящий материальную пользу.
     Репутация  чудаков в  какой-то мере  сближала родителей  Зинди и  Джима
Никлина,  но дальше  обычной симпатии дело  не шло. Для людей, не  связанных
кровными узами,  супруги  Уайты  удивительно походили  друг  на  друга - оба
среднего телосложения, с круглыми румяными лицами, остроносые и загорелые до
красновато-коричневого оттенка.  Они  чем-то напоминали  юрких белок, и  это
очень нравилось Джиму. Но их неуемное трудолюбие и полное отсутствие чувства
юмора удерживало его от дальнейшего сближения с этой парой.
     Уайты, несмотря на  свои  довольно пуританские взгляды, неожиданно  для
окружающих    оказались   среди   немногочисленных    абонентов   кабельного
телевидения, протянутого в Оринджфилд  из  Бостон-Бриджа.  Чтобы хоть как-то
оправдать  эту слабость, Уайты смотрели телевизор лишь по  вечерам. Поэтому,
войдя  в дом,  Никлин очень удивился,  застав  Нору и  Чама  перед  объемным
телеэкраном. Похоже, тревога Зинди  имела все основания: только чрезвычайные
новости могли заставить супругов Уайтов усесться перед телевизором солнечным
утром.
     - Доброе утро, Джим! - Чам Уайт жестом  пригласил гостя сесть. - Что ты
скажешь обо всем этом?
     - Мне сейчас трудно  что-либо сказать.  Зинди описала все лишь  в общих
чертах.
     - Да и нас к телевизору позвала именно Зинди! - Чам словно извинялся за
то, что его  застали за столь греховным  занятием  ранним  утром.  -  Что-то
невероятное!  Можно  ли  всему  этому  верить,  Джим?  Они  утверждают,  что
Орбитсвиль переместился!
     Никлин отпустил руку Зинди и уселся в огромное кресло.
     - Откуда это стало известно?
     - Мир вокруг Орбитсвиля изменился. Взгляните!
     Никлин сосредоточил внимание на объемном телеэкране. Сейчас изображение
было в два раза меньше реального, и поэтому угол гостиной заполняли карлики,
но  карлики,  обладавшие нормальным  телосложением.  Люди явно  пребывали  в
состоянии  крайней  растерянности.  Вокруг  валялись  пустые  аэрокостюмы  -
создавалось  такое  впечатление,  что  лужайка усеяна  бездыханными трупами.
Зрители  могли отчетливо  видеть, что место,  откуда сейчас  велся репортаж,
мало  освоено  -  задний  план  представлял  собой  однообразную  бескрайнюю
саванну.
     - Где это? - спросил Никлин.
     -   Портал   номер   тридцать   шесть.  В  этом   месте  имеется   лишь
исследовательская агростанция, - ответил Чам, не отрываясь от телеэкрана.
     В этот момент картина покрылась  рябью,  фигуры людей исказились. Сразу
стало понятно, что это  всего лишь  голоморфное  изображение,  проектируемое
двумя лазерными пучками.
     -  Нас предупредили, что качество репортажа будет плохим.  По-видимому,
все спутники  связи  и  стационарные внешние  антенны  исчезли. Телеинженеры
работают с помощью переносной системы.
     - Это  любительская  съемка,  -  вставила  Нора  Уайт,  помогая  дочери
устроиться  у  себя  на  коленях.  - Телекомпания решила  показать репортаж,
потому что эти люди производили  высадку  из своего корабля как  раз  в  тот
момент, когда он исчез. И они видели, как все произошло.
     Чам поднял руку, призывая к тишине.
     - Послушайте, что говорит этот парень.
     -  Мы  сейчас попытаемся вновь связаться  с  Риком Ренардом, владельцем
грузового корабля "Хоксбид", пытавшегося причалить к  порталу тридцать шесть
в тот момент,  когда все и случилось. Корабль  исчез  буквально  в никуда, -
взволнованно сказал комментатор.
     Картинка  изменилась. Из  глубины экрана наплывало изображение Ренарда.
Это  был  молодой  жизнерадостный  здоровяк  с  буйной  шевелюрой  и  хорошо
накачанными мышцами.
     - Как уже сказали, - начал он, - мой корабль пытался причалить. Все шло
как обычно,  но капитан  Лессеп  почему-то  так и не  смог завершить маневр.
Казалось,  что   какая-то   сила  отталкивает  корабль,   не  позволяя   ему
приблизиться  к  оболочке  Орбитсвиля. Сама  же  оболочка  выглядела  крайне
необычно  -  вся поверхность  пульсировала бледно-зеленым излучением. Период
пульсаций  составлял одну секунду.  Возможно, что  эти явления связаны между
собой. Но говорить с уверенностью мы не можем. Все было так странно. Я  хочу
сказать...
     Тут  Ренард  страдальчески  улыбнулся,  Никлин  увидел, как у здоровяка
задрожали  губы. Стало понятно, что этот человек,  не  привыкший  отступать,
сейчас  находится  в  состоянии  сильнейшего  шока.  Он  покачал  головой  и
повернулся к  красивой  темноволосой  девушке,  которая  выглядела столь  же
растерянной  и  испуганной. Он обхватил  ее за плечи,  она же  уткнулась ему
лицом  в  грудь.  Они  словно  пытались найти  друг у  друга  защиту от того
неведомого, с чем им пришлось столкнуться.
     - Я уже видел эту красотку, -  воскликнул Чам таким тоном, словно ждал,
что его  тут же наградят  призом за находчивость  и наблюдательность. -  Она
связана с какой-то научной организацией. Эти люди утверждают, что у них есть
доказательство  существования  жизни  после  смерти.   Ее  зовут  Сильвия...
Сильвия...
     - Лондон, - подсказала Зинди.
     - Точно! Сильвия Лондон. Она из фонда "Анима Мунди". Интересно, что она
делала на этом корабле?
     - Может  быть,  тебе  отправиться к  тридцать  шестому порталу и самому
спросить у нее об этом, - неожиданно резко оборвала его Нора.
     -  Дорогая,  у  тебя нет  никаких  оснований для ревности. -  Чаму явно
польстил  гнев жены. - Впрочем, теперь  пройдет немало  времени, прежде  чем
люди смогут путешествовать между порталами.
     - Почему? - удивленно спросил Никлин.
     - Но ведь кораблей-то больше нет! Джим, вы чем слушаете? Все, абсолютно
все, что находилось снаружи, исчезло. В том числе и транспортные корабли.
     - Я  как-то об  этом не подумал, - промямлил Джим, поймав сочувственный
взгляд Зинди.
     До него  только  сейчас стала доходить вся  серьезность  услышанного  и
увиденного.  Перелет  между порталами внутри  оболочки Орбитсвиля  с помощью
летательных аппаратов,  способных развивать скорость, в два раза превышающую
звуковую, занял бы девяносто дней. Такая одиссея не имела никакого смысла.
     - Я ждал, что в конце концов все это окажется розыгрышем или ошибкой, -
признался Джим. - Я как-то читал, что  лет двести или триста назад  на Земле
сделали передачу о пришельцах с соседней планеты. Так  эта передача  вызвала
массовую  панику среди населения,  и мне подумалось,  что  сейчас происходит
что-то подобное.
     - Герберт  Уэллс, - важно заявил Чам, гордясь своими познаниями,  - эту
историю придумал Герберт Уэллс.
     - Ну, как бы его там ни звали, он сыграл очень злую шутку.
     - Нет, Джим, здесь все иначе, - сказала Нора. - Пора бы им закончить  с
этой сентиментальной  чепухой и вернуться к ученым  из Бичхеда.  По  крайней
мере, они хоть немного да понимают, что происходит.
     Словно  откликаясь на ее пожелание,  экран помутнел,  замерцал  цветной
рябью, после чего  появилось  новое  изображение. За  круглым столом  сидело
несколько  человек. Женский  голос  сообщил, что возобновлена трансляция  из
центральной   студии   Орбитсвиля  в  Бичхед-Сити.   Комментатор  представил
экспертов,  перечислив все их  звания и  чины. Первым взял  слово энергичный
профессор Карпентер из университета Гарамонда.
     -  События последних нескольких часов  являются уникальными  в  истории
Оптима Туле, - начал он, - как бы невероятно это ни звучало...
     - Да уж, этот парень и впрямь ученый, -  громогласно объявил Чам, - кто
бы еще стал так напыщенно именовать наше Большое О.
     - Потише, Чам, - проворчала Нора. - Мы все-таки хотим послушать, что он
скажет.
     -  ...когда говорится о том, что  все, что находилось снаружи оболочки,
исчезло,  то  имеется  в  виду  абсолютно  все!  Даже   то,  что  находилось
непосредственно  вблизи поверхности  -  межзвездные  и  каботажные  корабли,
стоящие у причалов,  корабли, находившиеся  в пути, причальное оборудование,
все  устройства, грузовые и  пассажирские тоннели, антенны, словом все! Все,
что выступало за пределы  Оптима Туле, словно срезали острейшей  бритвой.  -
Тут  профессор Карпентер прервался, чтобы выпить  воды. -  Исчезло не только
то,  что  было  непосредственно   у  оболочки  Орбитсвиля,  но  и  все,  что
находилось, если можно так  выразиться,  на промежуточных расстояниях, в том
числе и внешняя планета нашей системы Нейпир! Но это выглядит сущим пустяком
рядом с исчезновением всех известных  нам  звезд. Мы больше  не наблюдаем ни
знакомых  звезд, ни знакомых галактик.  Изменения носят поистине космические
масштабы! У меня есть только одно объяснение происшедшему, сколь невероятным
оно ни покажется. Я считаю, что Оптима Туле переместилась в пространстве.
     Профессор замолчал и обвел взглядом своих слушателей.
     - Этого  не  может  быть, -  покачала  головой седовласая женщина. - Вы
претендуете  на компетентность, а сами  бросаетесь подобными заявлениями. Вы
хотите, чтобы мы поверили  в  то, что наш мир,  наш Орбитсвиль, вдруг взял и
переместился неизвестно куда?!
     Ее  слова потонули в гуле  голосов. Все  сидящие за  столом  заговорили
разом, разгорелся ожесточенный спор. Никлин, тут же упустивший все его нити,
погрузился   в  мечты.  Из   этого  состояния  его  вывела  новая  картинка,
появившаяся  в  углу  гостиной  Уайтов.  Зал заседаний  исчез,  вместо  него
возникла панорама  Первого Портала, находящегося в самом центре Бичхед-Сити.
Непосвященный мог бы принять его за круглое черное  озеро. Непосредственно у
портала стоял огромный памятник первооткрывателю Орбитсвиля Вэнсу Гарамонду.
     Панорама медленно надвигалась на зрителя до тех пор, пока телекамера не
зависла  у  самого  края  отверстия.  Затем  изображение  начало  вращаться,
создавая  у сидящих перед объемными телеэкранами  впечатление  погружения  в
пространство.  Но   вот  вращение  прекратилось.  Угол  гостиной  наполнился
чернотой, испещренной сотнями светящихся  точек. За кадром голос  профессора
Карпентера говорил о том,  что  привычной  картины звездного неба  больше не
наблюдается, на небе теперь видны совершенно незнакомые созвездия.
     Никлин  не  раз  видел  по  телевидению  звездное  небо.  И  каждый раз
испытывал  разочарование.  Хотя  Оринджфилд находился всего  лишь  в  тысяче
километров от  Бичхеда, он так  ни разу и не побывал  в столице, а значит ни
разу воочию не увидел звезд. Для Джима эти светящиеся  точки не представляли
интереса,  поскольку  они  не  имели никакого отношения к  его  повседневной
жизни.  Предки  Никлина  жили  на  Орбитсвиле  уже  шесть  поколений,  и  на
размеренное течение их бытия звезды никогда не оказывали никакого влияния.
     Вдруг рассказ профессора прервал чей-то взволнованный голос:
     - А что же с Землей?
     -  Мы больше не знаем,  где находится Земля. Мы не знаем, как добраться
до нее. - Голос профессора звучал  жизнерадостно и  весело, словно Карпентер
получал  огромное  удовольствие  от всего  происходящего.  -  Следовательно,
всякая  связь  с Землей утеряна,  и возможно,  навсегда. То  же самое  можно
сказать и о Терранове.
     "Неужели  кому-то есть дело до Земли  и Террановы? - недоуменно подумал
Никлин. - Музейный хлам!"
     Картина  звездного неба нагоняла на  Джима  сон.  Он решил посидеть еще
пять минут, чтобы быть уверенным, что Корт Бренниген покинул его владения, а
затем вернуться  домой к  своим делам, куда  более важным, чем эта  звездная
чепуха.  Пускай астрономы  ломают  головы  над  загадками Вселенной, а Джима
Никлина ждут сломанная соковыжималка и погнутое велосипедное колесо.
     - Эй, да вы только взгляните на старину Джима, - раздался громкий голос
хозяина, пробив  брешь  в  пелене сна, куда постепенно погружался  Никлин. -
Десятиминутное бодрствование измотало его.
     Никлин встрепенулся.
     - Извините меня, но сегодня я провел не самую лучшую ночь.
     Он даже не заметил, как легко сорвалась с языка эта ложь.
     - Что случилось, Джим? - заботливо спросила Нора. - Нелады с желудком?
     - Да. - Никлин с благодарностью ухватился за эту версию. - Я съел перед
сном  здоровый  кусок яблочного  пирога.  А потом  еще  немного  сыра,  что,
наверное, было совершенно лишним.
     - Яблочный пирог? Вы решили попробовать себя в кулинарии?
     - Нет. Это был небольшой подарок от Мэй Мак-Викар.
     Джим  с  возрастающей  тревогой прислушивался  к своим словам.  Ведь он
опять попадет в нелепейшую историю.  И  что его  дернуло  выбрать в качестве
мифического  дарителя именно Мэй  Мак-Викар?!  Ведь она  живет всего  в паре
километров  отсюда  и  очень  дружна с  Уайтами.  Через день-другой  женщины
встретятся  поболтать  и  поделиться  новостями.  О! Да что там, при  его-то
везении вполне можно ожидать, что уже в следующее мгновение эта старая карга
появится на пороге гостиной Уайтов!
     Уже  нешуточная  тревога  охватила Джима. Он  начал  спешно обдумывать,
каким образом можно  уйти от опасной темы яблочного пирога. Внезапно с улицы
донесся  странный  шум.  Звук  быстро  нарастал  и  уже  начал   перекрывать
телерепортаж.   Шум   становился   все   громче   и  громче,   он  настолько
контрастировал с обычной сельской тишиной, что  Джим  только через несколько
секунд смог разложить его на отдельные составляющие. Оглушительную бравурную
музыку перекрывал  настойчивый  мужской голос. Слов было  не разобрать, но в
интонациях чувствовался профессионализм политика или проповедника.
     - Похоже, в нашем городке гости, - сказал Никлин, вставая и направляясь
к двери. - Пойду-ка взгляну, что там происходит.
     Джим небрежно взмахнул  рукой,  прощаясь  с Уайтами, и  вышел на улицу.
Солнце Орбитсвиля нещадно пекло. Никлин пожалел, что не надел шляпу. Прикрыв
глаза  ладонью. Джим  разглядел,  как по  пыльной дороге  медленно  движется
необычная процессия, состоящая из десятка грузовиков и небольших  домиков на
колесах. Все они были выкрашены в  яркий голубой  цвет.  По  бортам тянулись
огромные  оранжевые  буквы.  Никлин  прищурился и  разобрал  надпись:  "КОРИ
МОНТЕЙН ВЕДЕТ ВАС ДОМОЙ".
     -  О   нет,  -  прошептал   Джим,  -  мы  не  нуждаемся  в   еще  одном
болтуне-проповеднике.  О,  Газообразное  Позвоночное,  пожалуйста,  не  надо
больше этих разъезжающих святош!
     Словно в пику его молитве,  музыка смолкла, и мужской голос, искаженный
громкоговорителем, возвестил,  что  странствующий  проповедник  Кори Монтейн
пробудет в Оринджфилде  три дня.  Он  намерен  указать  путь к спасению души
всем, кто не  закостенел  в безверии.  "Все остальные, по всей видимости,  -
подумал Джим, - прямиком  отправятся в ад". Голос по мере удаления процессии
затихал.  Но  прежде,  чем  она  скрылась  за  небольшой  рощицей  свистящих
деревьев, Никлин услышал: "Орбитсвиль - это орудие дьявола".
     "Вот это здорово", - подумал он, шагая к своему дому. Похоже, следующие
три  дня  его  спокойная  жизнь  будет  осквернена  вторжением  пустоголовых
ревнителей спасения человеческих душ. А тишина городской площади, где он так
любил  прогуливаться  по  вечерам,   будет   нарушена  шумными  проповедями,
отвратительной   громкой   музыкой  и  назойливыми  причитаниями   сборщиков
пожертвований.
     Все   религиозные   организации,  каких  бы   разных  взглядов  они  ни
придерживались, всех, кто призывал к спасению души и  отказу от земных благ,
объединяло одно - всегда кто-то выходил и собирал деньги.
     При  виде  религиозной  процессии,  мысли  о   переменах  во  Вселенной
мгновенно вылетели  из головы  Никлина. Хмуря  брови, он  шел к своему  дому
через заросли  высокой сочной  травы с видом человека, наконец-то  нашедшего
достойную причину для беспокойства.


        3

     После  установки шатра Кори Монтейн  ощутил  вдруг  упадок сил и легкое
недомогание. Он уселся на  брезентовый  стул  у своего передвижного домика с
кружкой горячего чая в руках. Монтейн медленно  потягивал ароматный напиток,
и его  взгляд рассеянно скользил по  вывескам магазинов и  постоялых дворов,
расположенных вокруг  центральной  площади городка. Огромные  дубы и каштаны
тихо шелестели над головой. Вся  картина была словно напоена покоем и легкой
грустью.
     На протяжении долгой  истории человечества люди не раз создавали идеалы
своего  бытия, от  сентиментального  Нью-Йорка Франка  Капры  до  безмолвных
арктических замков Ричарда Кейна, поэта-романтика двадцать первого столетия.
Но  для огромного  числа людей идеал их земного существования приблизительно
соответствовал наблюдаемой  Монтейном картине.  В то  благословенное  время,
приметы которого так любовно и  старательно были воссозданы в этом  городке,
табак не вызывал рака,  натуральные масло и сливки не были символом греха, о
ядерном оружии  попросту  не  слышали,  а  работа  доставляла  людям  больше
радости, чем что-либо  другое. Дюжие бородатые игроки в  крикет вполне могли
отправиться  на  игру  с  командой  из  соседнего  городка  на  паровозе,  а
отдаленный  грохот  вполне  могли  издавать  сами  братья   Райт,  клепающие
очередного бесполезного механического монстра в своей мастерской.
     В  такие вечера Монтейну становилось ясно, почему так много  обитателей
Орбитсвиля  предпочитают жить  в подобных небольших  городках. Но ему  также
было понятно, что  это простое человеческое желание может прямиком  привести
людей к  серьезной угрозе  их  существованию, угрозе, которая, по  глубокому
убеждению Монтейна, таилась в самом Орбитсвиле.  Орбитсвиль  был ловушкой, а
покойная и безмятежная жизнь - приманкой.
     - С вами все в порядке, Кори?
     Монтейн  оглянулся.  Со стороны шатра, установка которого  подходила  к
концу,  к нему подошел Нибз Аффлек. Это был  еще  довольно молодой человек с
серьезными глазами и красным лицом, что было  следствием слишком длительного
пристрастия  к алкоголю. Аффлек  присоединился к  общине Монтейна год назад.
Убежденность и страстная вера  проповедника настолько вдохновили его, что он
даже сумел избавиться  от своего пагубного пристрастия. Как результатном был
очень предан  Монтейну и  проявлял  свою  благодарность неустанной заботой о
здоровье своего наставника, заботой порой очень назойливой.
     -  Все в полном порядке, Нибз. - Монтейн взглянул  на молодого человека
из-под своей широкополой шляпы. - Я немного устал, только и всего.
     - Такую работу, как установка палаток, вы могли бы оставить и нам.
     - Может, вам интересно будет  узнать, что шестьдесят  лет  еще не  дают
человеку права приковать  себя к инвалидному  креслу. -  Монтейн  улыбнулся,
показывая, что не  хотел обидеть своего собеседника, да и сам не обиделся. -
Кроме того,  вы же знаете  наши  правила, Нибз. Мы все равны и все должны  в
одинаковой мере участвовать в работах. Это правило относится и ко мне.
     Молодой  человек  переступил  с ноги на  ногу.  Вид у  него  был  самый
разнесчастный.
     - Я вовсе не имел в виду, что вы...
     - Все в порядке, Нибз. Я благодарен вам за заботу. А теперь, не окажете
ли мне одну любезность?
     -  Конечно, Кори! - с  горячностью  ответил Аффлек.  Его  круглое  лицо
засияло. - Вы только скажите, и я тут же исполню ваше поручение!
     -  В этом городке  выходит  ежедневная газета,  ну  совсем  как у Марка
Твена. Я подумываю дать в ней объявление и буду весьма вам признателен, если
вы раздобудете для меня сегодняшний выпуск.
     - Конечно, Кори!
     Аффлек  повернулся и торопливо пошел через площадь. Глаза его светились
безграничным и искренним счастьем.
     Монтейн,  нахмурившись, смотрел ему  вслед. Аффлек  был  чистосердечен,
трудолюбив  и  добр,  но  на  редкость  простодушен  и  наивен.  А  Монтейну
недоставало совсем других сторонников. Ему требовались смышленые помощники с
хорошо  подвешенными языками, умеющие добыть достаточно большие суммы денег.
Ему  нужны  были  люди, обладающие гипнотическим сочетанием деловой хватки и
религиозного   энтузиазма,  способные  убедить  богатых  граждан  Орбитсвиля
раскошелиться.  Надо  сказать, что  найти  миллионеров  на  Орбитсвиле  было
довольно  сложно, но даже  если богач и  обнаруживался,  даже если удавалось
выманить его  из своей крепости,  все равно он  не спешил жертвовать крупную
сумму денег на то, что считал нелепым чудачеством христиан.
     Когда-то Монтейн верил, что обладает способностью притягивать средства,
необходимой  для  успеха его  крестового похода,  что его устами  говорит  и
трогает  сердца людей сам  Бог. Но так было шесть лет назад. Монтейн едва не
застонал от мысли, сколько же времени миновало с тех пор, как  он прозрел, и
как мало за это время было достигнуто.
     Первые  пятьдесят лет своей жизни  Кори Монтейн был  обычным и ничем не
примечательным обитателем городка  Пьютерспир-97. Число в названии указывало
на  номер  ближайшего  к  городку  портала.  Впоследствии  вместо  этого  на
Орбитсвиле  была  введена  система  индексации.  То, что  номер  Пьютерспира
завершал  первую сотню, свидетельствовало об удаленности городка от столицы,
Бичхед-Сити. Но Монтейна это  мало  беспокоило,  ему нравилось жить вдали от
крупных  городских   центров,  вдали   от  промышленности  и  торговли.  Ему
принадлежала небольшая пекарня. Выпечка хлеба, приготовление мясных пирожков
и изысканных кондитерских изделий приносили скромный, но вполне  достаточный
доход.  В  доме  Монтейна  царила гармония,  у  него  никогда  не  возникало
конфликтов с помощниками, он любил свою жену Милли и дочь Тару.
     Ничто не указывало на  то, что в  его  жизни могут произойти  серьезные
перемены,  наоборот, все  свидетельствовало о том, что Монтейн  проживет  до
глубокой старости в полной гармонии с окружающим миром. Но все изменилось за
какие-то мгновения.


     То роковое январское  утро выдалось промозглым  и неуютным, но  Монтейн
вовсе  не  собирался  предаваться  унынию.  Крупные  капли дождя стучали  по
мостовой,  разбиваясь   хрустальными  фонтанчиками.  Монтейн   подумал,  что
сегодняшний день  очень  напоминает  сочельник,  с  которым  у  него  всегда
ассоциировалась дождливая погода. Освещенные  витрины  весело  отражались  в
мокрой мостовой,  внося  свой  вклад  в сходство  с  праздничной  атмосферой
грядущих Святок.
     Монтейн довольно улыбнулся, отметив еще одно сходство с предпраздничным
днем  - торговля в  это  утро шла исключительно бойко. Пора уже  и пополнить
прилавок новой порцией товара. Монтейн решил нарезать на куски большой пирог
с телятиной и яйцом и парочку сладких "марципановых горок".
     -  Милли, - позвал он жену, доставая из холодильника пирог,  - куда  ты
подевала все ножи?
     - Они здесь, в стерилизаторе, - откликнулась из кухни жена.
     - Ты не могла бы мне их принести?
     Милли, издав нетерпеливый возглас,  появилась в дверях  с  подносом, на
котором горкой лежали остро заточенные ножи.  Ее раздраженный голос напомнил
Монтейну,  что жена этим утром собиралась  отправиться в  Кентербери  выпить
кофе  с приятельницами. В эту  минуту Милли внезапно поскользнулась,  нелепо
взмахнула руками и упала лицом вперед. Впоследствии  предположили, что всему
виной оставленные  покупателями  лужи на  полу  магазина. Но  в  это  слегка
грустное,  ностальгическое  утро  у  Монтейна не было  никаких  предчувствий
чего-либо  неожиданного,  тем  более,   трагического.  Однако  в  то   самое
мгновение, когда  Милли падала  на пол,  он отчетливо  понял,  что случилось
непоправимое. Жуткий полухрип-полувздох, в котором смешались  боль,  страх и
недоумение, подтвердил его страшную догадку.
     -  Милли!  - Монтейн обежал стойку  и склонился над лежащей лицом  вниз
женой.  Из-под  Милли  выглядывал  краешек подноса. С перекошенным от  ужаса
лицом Монтейн опустился на  колени и перевернул тело  жены. Под левой грудью
торчала ручка ножа, лезвие которого целиком ушло в тело Милли.
     Женщина  умирала.  Она  смотрела  на  Монтейна  изумленным,  ничего  не
понимающим взглядом. Он чувствовал, как жизнь толчками уходит из ее тела. На
светлой  блузке  расплывалось алое пятно. Ручка ножа под действием последних
сердечных сокращений вздрагивала и игриво покачивалась. Все было кончено.
     Монтейн закричал.
     Последующие  часы  и дни были сущим кошмаром.  После того, как  полиция
провела предварительный следственный осмотр места  трагедии, и карета скорой
помощи увезла тело Милли, Монтейн остался наедине с дочерью. Он повернулся к
Таре, чтобы обнять ее, надеясь, что вместе им  будет легче пережить страшную
трагедию,  в одно  мгновение  разрушившую  их  счастливую  жизнь.  Но  к его
недоумению Тара ответила на  его молчаливую мольбу холодной яростью,  словно
это он был виновен в смерти  Милли. Монтейн так  и не  смог пробиться сквозь
стену ненависти и отчуждения,  внезапно выросшую между ним и  дочерью. Сразу
после похорон Тара  собрала свои вещи и уехала  из города, никому не сказав,
куда направляется.


     Монтейн в мыслях не раз  возвращался к тем трагическим дням. Он пытался
философски  осмыслить тот  удивительный  факт, что  причиной  перемены в его
мировоззрении  стали  не смерть жены  и  уход дочери, а как  это ни странно,
геологические особенности района Пьютерспира.
     Городок   расположился   на   дне   широкой   блюдцеобразной   впадины,
обозначаемой  на старых  топографических картах как ложе Макинтоша. Монтейну
всегда было  известно  это название, но  прежде  оно было  лишь поводом  для
вульгарных школьных шуток. Он также знал, что толщина слоя каменистой почвы,
на котором стоял  город, в некоторых  местах не превышала  и двух метров, но
это мало его заботило. Все изменилось, когда он впервые после похорон пришел
на могилу Милли.
     Он опустился на колени рядом со свежим холмиком. Когда-нибудь эта земля
примет  и его  тело, и  тогда он  воссоединится с Милли,  ведь смерть - лишь
часть  естественного   природного  цикла.   Человек  выходит   из   земли  и
возвращается в землю.
     И в  этот момент Монтейн внезапно осознал, что тело Милли от  безликого
серого  слоя илема  отделяет  всего лишь  ширина ладони. А за  ним  ледяная,
мертвая  пустота космоса,  безмолвие звездного неба! Милли от  этого черного
пространства  отделяют лишь несколько десятков сантиметров почвы и илема!  А
значит, она  никогда не воссоединится  с землей, никогда не  обретет  покоя.
Здесь невозможно тихое поглощение тела умершего  человека окружающим  миром,
здесь невозможно  воссоединение с этим миром, данным Богом. Но ведь  это  же
несправедливо!..
     Монтейн долго стоял на коленях у могилы жены. Его мозг, подобно парящей
в небе птице, балансировал между божественным вдохновением и безумием. Когда
же Монтейн, наконец, поднялся на  онемевшие ноги, он стал  уже совсем другим
человеком. Позже люди, имеющие отношение к медицине,  говорили ему,  что его
превращение стало результатом скорее  психологического шока нежели глубокого
религиозного переживания. Монтейн отвечал им, что ему лучше знать, что с ним
случилось.
     Даже  сейчас, когда проповедник сидел на  поросшей  травой  центральной
площади Оринджфилда и мирно потягивал горячий чай  - он никуда не мог деться
от одной-единственной грызущей его день и ночь мысли. Почему никто так  и не
может понять того, что все они оказались  в дьявольской западне?! Что за вид
массового безумия, что за форма коллективной  слепоты поразили  человечество
после того, как оно переселилось на Орбитсвиль?!
     Еще два века назад  люди были  продуктом цивилизации,  основным законом
которой  была борьба  за выживание. Люди были  суровы, циничны, их одолевали
самые  разные сомнения. Они понимали, что за все надо  платить,  что  космос
ничего  не отдает  даром. И  тем  не  менее,  обнаружив  Орбитсвиль, они, не
раздумывая, доверились ему, как пчела доверяется цветку.
     Никто не остановился и не сказал: "Подождите! Давайте не будем спешить,
давайте  обдумаем  то, что  мы  видим.  А  видим  мы  гигантскую сферу из не
поддающегося   анализу  материала,  обладающего  необычными  гравитационными
свойствами.   В  центре   сферы  висит  солнце,  окруженное  силовым  полем,
образующим  что-то  вроде  клетки.  Силовая  клетка  устроена  так,  что  на
внутренней поверхности Орбитсвиля существует  смена дня и  ночи и даже смена
времен  года.   Эта   штука   без  всякого  сомнения   имеет   искусственное
происхождение! Орбитсвиль  сулит нам разрешение всех наших проблем, он сулит
нам избавление от  трудностей, обещает исполнить все наши  мечты! Он слишком
хорош, чтобы быть правдой. А если  так, то стоит задуматься,  может быть эта
штука ничто иное, как ЗАПАДНЯ?!"
     Монтейн не имел  ни малейшего представления о создателях Орбитсвиля, но
он  знал  сердцем,  что  эти загадочные  существа задумали  исказить  судьбу
человечества, данную Богом. А  значит, создатели  Орбитсвиля  - враги Божьи.
Орбитсвиль оставался спокойным в течение двух столетий  -  срока, достаточно
долгого по сравнению с жизнью человека, но для истории Вселенной являющегося
лишь  кратчайшим мигом. Плотоядные цветы  всегда  хранят  спокойствие до тех
пор, пока жертва не заберется поглубже, пока не исчезнет малейший шанс на ее
спасение. Эти два века Орбитсвиль попросту ждал!
     Но  вот  недавно  появились  сообщения  о  светящихся  зеленых  линиях,
перемещающихся вдоль поверхности  гигантской  сферы. Монтейн  увидел в  этом
первые признаки грядущей катастрофы. Челюсти капкана дрогнули в предвкушении
момента, когда они захлопнутся и жертва будет поймана...
     Монтейн  встряхнулся  и  постарался  вернуться  к  более земным  делам.
Вдалеке он увидел фигуру  возвращающегося Нибза Аффлека.  Нибз  торопился  и
время от времени переходил  на бег. Белое пятно в его руке скорее всего было
газетой.  Монтейн улыбнулся, вспомнив те безвозвратно ушедшие времена, когда
он  мог  позволить  себе  растрачивать  силы  зря.  В  свои  шестьдесят  лет
проповедник выглядел еще довольно крепким  человеком - густые темные волосы,
лицо почти  без  морщин, прямая спина,  -  но  с  недавних  пор  стал быстро
уставать.  Монтейн вовсе  не считал, что  его подтачивает  какая-то  скрытая
болезнь. Ему  казалось,  что на плечи давит груз его знаний, тяжесть которых
возрастает с каждым годом.  Может быть, это токсины  усталости разъедают его
душу, так же как они отравляют мышцы переработавшего тела.
     Аффлек резко  остановился. После бега по жаркому солнцу  его нездоровый
румянец разгорелся еще ярче, сильно смахивая на чахоточный.
     - Вот ваша газета, Кори. Я принес вам экземпляр.
     - Вижу,  что  принесли.  - Монтейн  осторожно поставил  кружку на землю
рядом с собой. - Сколько она стоит?
     - Какие деньги, Кори! - обиженно воскликнул Аффлек. - Да и стоит-то она
всего ничего, какой-то четвертак.
     - Спасибо, Нибз.
     Монтейн поначалу хотел заставить  Аффлека взять деньги, но подумал, что
тот и впрямь обидится. Награда состояла  в том,  чтобы  сделать проповеднику
приятное,  большего  Нибз  и  не  желал.  Монтейн  жестом  разрешил молодому
человеку уйти,  сам же взялся за газету. Она оказалась довольно объемистой и
громоздкой, как в старых  видеофильмах. Но печать при этом была современная,
лазерная - издатели  не перегибали палку в своей тяге  к  традициям далекого
прошлого.  Монтейн, не  испытывавшей  не  малейшего  желания портить зрение,
удовлетворенно хмыкнул.
     На  первой  странице  бросался  в  глаза заголовок  "ЦЕНТРАЛЬНАЯ  УЛИЦА
ОСТАНЕТСЯ В ТЕМНОТЕ". Статья представляла  собой отчет о  споре  в городском
совете по поводу  просьбы одного из бизнесменов разрешить установку световых
вывесок на витринах его магазинов. Другие статьи были  в том же духе: одна о
том, как некий фермер обнаружил  на своем  поле неизвестный сорняк, другая о
выставке акварелей, принадлежащих кисти жены мэра города.
     Монтейн просмотрел газетные  столбцы со снисходительным интересом и уже
собирался  перевернуть   очередную  страницу,   когда  наткнулся  на  совсем
коротенькую  статью в  самом  низу газетного  листа.  Его привлек заголовок,
упоминающий астрономию - Монтейн с  особым вниманием относился ко всему, что
касалось отношений Орбитсвиля с естественным миром. Вот что он прочитал.

        АСТРОНОМЫ В РАСТЕРЯННОСТИ

     Дорогие  сограждане.  Если кто-нибудь из вас  заметил розоватые отсветы
над  горизонтом в той стороне, где находится Бичхед, то знайте, что причиной
тому  вовсе не огромное число зажженных разом красных светофоров. Нет, всему
виной - красные лица наших  уважаемых протирателей штанов, наших смотрителей
за звездами, которые  сегодня  вечером заявили,  что они потеряли визуальный
контакт с известной доселе Вселенной!
     Профессор Карпентер из  университета Гарамонда попытался объяснить этот
недосмотр   очень   просто  -   Орбитсвиль   всего-навсего  переместился   в
пространстве.  Но  не падайте духом и не прислушивайтесь,  не колеблется  ли
почва под вашими ногами. Не стоит  волноваться - поколеблены не основы ваших
домов, а всего лишь основы науки!

     Монтейн  медленно опустил  газету  и уставился  в пространство.  Сердце
бешено стучало. Его не  обманул  ернический тон газетной статьи. Безусловно,
вся  эта  история нуждается в проверке,  но  он уже  сейчас был убежден  - в
космосе  действительно  произошло  что-то невероятное.  Необходимо  выяснить
следующее: Ловушка Орбитсвиля уже  захлопнулась  или  это всего лишь начало?
Обречено ли население Орбитсвиля,  или  еще есть время, чтобы ускользнуть из
дьявольского капкана  на космическом  корабле  и найти  какую-нибудь  данную
Богом планету,  пригодную для  жизни? Если  человеческая  раса погибнет,  не
будет  ли виноват  в этом  он.  Кори Монтейн?  Ведь ему удалось  сделать так
немного!
     Ужас и глубочайшее чувство вины затопили Монтейна.  Он встал и быстрыми
шагами направился к шатру, где беззаботно веселились, завершив свои  дневные
труды, его сторонники.


        4

     Прежде  чем  выйти из библиотеки,  Никлин просмотрел список заказов  на
книги. Оказалось,  что три  дома  расположены  на  его пути.  Заказаны  были
вестерн Джека  Шеффера,  небольшой  справочник  по  конструированию  моделей
планеров  из   бумаги  и   иллюстрированный   трактат   о  железных  дорогах
викторианской  Англии. Современные книги выглядели несколько больше тех, что
были в ходу в двадцатом веке, поскольку их страницы покрывал защитный  слой,
делающий их  практически вечными. Судя  по  внешнему виду,  книгам  было  не
больше двух веков.
     Никлин   подумал,  что,   если  астрономы   не  разберутся   со   своим
оборудованием пне восстановят связь с Землей, интерес к его библиотеке может
упасть. Джим имел в основном дело со старыми книгами, поступающими с  Земли.
На Орбитсвиле  практически  не создавалось  сколько-нибудь значительных  или
даже  интересных  произведений.  По  мнению  специалистов,  это  было прямым
следствием   отсутствия   какой-либо   социальной  напряженности.   Основным
двигателем искусства  всегда был конфликт, а на Орбитсвиле, площадь которого
в пять миллиардов раз превышала площадь Земли, у людей не было особых причин
конфликтовать или, тем более, воевать.  Неизбежным  следствием  такой  жизни
стало то, что даже те  немногие, кто решался  взяться  за перо  или сесть  к
клавиатуре, создавали лишь что-то вымученное, пустое и тривиальное.
     Никлин глубоко сомневался, что его клиенты в  Оринджфилде берут на себя
труд  анализировать свои читательские пристрастия,  но прекрасно знал  - они
отдают  явное  предпочтение старым книгам,  изданным еще  до  переселения  с
Земли. Может  быть, объяснялось это ностальгией, ностальгией  не  столько по
Старому миру, сколько по уютному чувству надежности  и защищенности, которое
давала  людям  Земля.  Книжного  рынка  по  причине  крайней  разбросанности
населенных пунктов  на  Орбитсвиле  не  существовало, так  что  единственным
источником книг была Гильдия владельцев библиотек, взявшая на себя заботу по
доставке контейнеров с книгами из покинутых городов Земли.
     Никлин   положил   на   видное   место   журнал   для   записей,  чтобы
припозднившийся посетитель мог сам выбрать книгу и  отметить свое посещение.
Критически окинув взглядом библиотеку, он напоследок стер  пыль со  стойки и
вышел  на  улицу, оставив  дверь незапертой.  Вот-вот должна  была появиться
Зинди.
     Она, по-видимому, следила за  домом Джима в  окно, поскольку  сразу  же
выскочила  из дверей и стремительно  понеслась  по  зеленой  траве. Родители
разрешили Зинди  пойти с Никлином  в город  угоститься мороженым. Девочка не
преминула  отметить  столь значительное событие, надев  свою лучшую шляпу из
розовой соломки с пряжкой в  виде черепашки  Тоби,  замершей в  такой  позе,
какую  ни один  представитель панцирных не  сумел бы  воспроизвести даже под
угрозой немедленной смерти.
     - Привет, Джим!
     Зинди подбежала к нему, создав вокруг себя маленький ураган.
     - Знаешь, я могу съесть самое огромное мороженое, какое только бывает!
     -  Ну  что  ж,  даром оно тебе не достанется,  - с шутливой  суровостью
ответил Никлин, протягивая ей книги, - я доверяю тебе разнести их. За каждую
получишь по порции отличного мороженого. Ясно?
     - Слушаюсь, мой повелитель! - Зинди покорно склонила голову.
     Они пересекли мост и зашагали в тени высоких свистящих деревьев, росших
вдоль дороги. Никлин  посмотрел на Зинди - похоже,  девочка  пребывала  не в
духе. Надеясь, что ее настроение  не связано с предполагаемым перемещением в
космосе Орбитсвиля, Никлин спросил, в чем дело.
     -  Я  все думаю о тех странных  вещах,  о которых  говорили сегодня  по
телевидению.
     Никлин весело фыркнул.
     - Вот уж чем бы я не стал забивать себе голову!
     - Но это так ужасно, Джим! Разве тебя не беспокоит это сообщение?
     - О перемещении Орбитсвиля? - Он еще раз фыркнул. - У меня очень чуткий
сон,  Зинди,  и  я  полагаю, что заметил  бы,  если  бы  мир  вдруг  взял  и
переместился.
     - Но как же звезды? Они ведь теперь совсем другие!
     -  Но  откуда  это известно? -  Никлин, в жизни  не  видевший ни  одной
звезды, имел весьма смутное представление об  астрономии, но  это  отнюдь не
помешало ему тут же изложить свою космогоническую теорию. - Я  как-то читал,
что  иногда  астрономы  обнаруживают  целое  скопление  неизвестных  далеких
галактик. Но, вглядевшись попристальней, ученые мужи начинают понимать - то,
что  они приняли за дюжину  галактик, всего  лишь одна-единственная!  Просто
свет, идущий от нее, отклоняется то туда, то сюда, пока достигнет глаз наших
дорогих  мудрецов,  которые,  не   разобравшись  в  чем  дело,   приходят  в
неописуемое  волнение и начинают громко  кудахтать по  поводу открытия целых
одиннадцати галактик, которых на самом-то деле не существует.
     Зинди нахмурилась:
     - Какое это имеет отношение к...
     - Мой  пример  означает, что,  когда  речь идет о звездах,  то не стоит
доверять своим глазам.  Свет имеет  свойство отклоняться. Может статься, что
пространство... пространство... -  тут  Никлин ощутил прилив того  бурного и
греховного  восторга, который охватывал  его всякий  раз,  когда  отдельные,
разрозненные  поначалу  слова,  начинали  складываться  в  величественную  и
стройную  ложь,  -  ...неоднородно, что  оно отнюдь  не одинаково  в  разных
точках. Быть  может, в  пространстве имеются  целые  аномальные области, где
свет буквально сворачивается в тонюсенькие трубочки,  и все, что  ты видишь,
начинает  путаться  и  мешаться.  Вдруг  Орбитсвиль  попал в одну  из  таких
областей, тогда внешняя картина мира действительно изменится. Это совершенно
естественно.
     -  Джим,  -  Зинди  своей  утрированной серьезностью напоминала  сейчас
нелепого   тринадцатилетнего   профессора   логики,   забредшего   в   своих
рассуждениях в тупик, - Джим, для меня все, что ты сейчас сказал, звучит как
полнейший бычий навоз!
     -  Но  эта теория объясняет факты гораздо лучше,  чем вся эта  чепуха о
перемещении Орбитсвиля на расстояние, равное миллионам световых лет.
     - А что ты скажешь об исчезновении космических кораблей и причалов?
     -  Аномальные  области  влияют  не только на  распространение  света, -
вдохновенно продолжал  сочинять Никлин, - материя в  таких областях попадает
во  что-то  вроде  бури,  в этакий  космический  торнадо, который  разгоняет
частицы межзвездной пыли  почти  до скорости  света. При этом возрастает  их
масса, понимаешь?  Увеличивается  энергия  этих  частиц, и  они  оказываются
способными  счистить  все  с поверхности Орбитсвиля  буквально за  несколько
секунд, подобно гигантской пескоструйке.
     - А как  насчет... -  Тут  Зинди внезапно замолчала. Закрыв глаза,  она
сомнамбулически покачала головой. - Интересно, пополнил ли мистер Чикли свои
запасы грецких орехов?  В прошлый  раз, помнишь, Джим, грецких орехов у него
не оказалось, а без них у мороженого совсем не тот вкус.
     -  Ты  очень  плавно  изменила  тему,  Зинди,  -  улыбнулся  Никлин,  -
практически незаметно.
     - Мне вдруг надоело говорить о... всей этой чепухе.
     - Вот  видишь, - удовлетворенно заметил  Никлин,  -  я с самого  начала
говорил тебе, что все это сплошное занудство.
     Никлин шутливо  ткнул Зинди локтем в  бок.  Она  споткнулась и  в ответ
сильно двинула  его плечом. Так  они  и продолжали свой  путь, задерживаясь,
чтобы занести книгу или немного порезвиться.
     - Что это за звуки, Джим? -  потянула его  за руку Зинди. - Я и в самом
деле что-то слышу или мне только кажется?
     До городской площади оставалось еще несколько минут ходу, но теперь уже
и Никлин  уловил  хрипящие, басовитые  звуки, совершенно  нехарактерные  для
сонных окрестностей Оринджфилда.
     - А,  - протянул он, -  наверное, это разъезжающие святоши. Похоже, они
даром времени не теряли и уже приступили к своей агитации. Но от меня они не
получат ни гроша.
     - Что такое агитация?
     -  Это  когда  какой-нибудь ловкач  пытается убедить  тебя,  что  будет
гораздо лучше, если все денежки из твоего кошелька перекочуют в его карманы.
     В глазах Зинди,  к  великому  удивлению  Никлина,  зажегся неподдельный
интерес.
     - Давай пойдем взглянем, что там происходит.
     - А как же наше мороженое?
     - Не растает!
     Зинди теперь почти тащила Никлина за руку, стремясь побыстрее оказаться
на городской площади.
     - Ну пойдем же, Джим!
     Никлину  ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами и ускорить
шаг.  По мере приближения к  площади музыка становилась все громче и громче.
Но  вот  они завернули  за угол и вышли  на открытое  пространство. В  самом
центре   площади   высился  огромный   полотняный  шатер,   предназначенный,
по-видимому,  для  проведения  собраний  в ненастные  дни.  Перед шатром  на
небольшом  возвышении  была  установлена  платформа.  На ней  стоял  высокий
темноволосый человек.  Он обращался к аудитории, насчитывавшей около четырех
сотен   слушателей.   Большинство  из  них   сидело  на   складных   стульях
непосредственно  перед  платформой.  Остальные  неровным  полукругом  стояли
сзади. "Оставляют себе лазейку, -  с одобрением отметил Никлин. - Послушают,
а затем смоются прежде, чем сборщики денег поймают их в свои сети".
     Когда  они с  Зинди  подошли к  толпе,  девочка  хотела было пробраться
поближе  к платформе и занять свободные места,  но Никлин удержал ее.  Зинди
мгновение  сердито  смотрела  на него,  но  потом  весело улыбнулась,  и они
выбрали себе место  там,  где  слушатели стояли не  так плотно и можно  было
видеть  оратора.  Никлин постарался встать так,  чтобы можно было улизнуть в
любой момент. И лишь поозиравшись вокруг  и  убедившись, что нигде не  видно
сборщиков пожертвований, он успокоился и смог воспринимать слова человека на
платформе.
     - ...в этом вечернем выпуске "Оринджфилдского обозревателя". Заметка, о
которой я говорю, весьма ядовита  и остроумна. Может  быть, ее автор  сейчас
здесь? Нет?  В конце концов, это  не так  уж и  важно, поскольку  у меня нет
никакого желания спорить с анонимом.  Этот человек попросту делал свое дело,
выражая  точку  зрения  редакции  на  то,   что,  несомненно,  выглядит  как
классический случай - всезнающие ученые мужи в очередной раз сели в лужу.
     У нас в Пьютерспире бытует поговорка -  "ученость не  помеха глупости".
Так что  я  с сочувствием отношусь  к довольно распространенному взгляду  на
ученого, разбивающего лоб столь же часто, как и атом.
     Оратор замолчал, пережидая  пока стихнет довольный  смех  аудитории. Он
стоял в прежней позе, даже  выражение его лица не изменилось, но  каждый  из
присутствующих вдруг понял, что шутки кончились, и теперь речь пойдет о куда
более  серьезных  вещах.  Никлин,  несмотря  на свой скептицизм и совершенно
неожиданно  для  самого  себя, заинтересовался.  Проповедник,  если  это был
именно  он, совершенно  не походил на своих собратьев.  На  нем  была  самая
обычная одежда  - простая серая шляпа от солнца, голубая рубашка с короткими
рукавами и серые брюки, а вовсе  не ряса или уныло-респектабельный костюм, с
которыми  обычно  ассоциируется  образ религиозных  вербовщиков.  И  говорил
Монтейн  тоже  в совершенно обычной манере, в его речи начисто отсутствовала
показная манерность. К  сидевшим перед ним людям он  обращался  напрямую, не
прибегая  ни  к каким  ухищрениям.  Никлину начал нравиться этот человек. Он
вновь поймал себя на мысли, что с нетерпением  и неподдельным интересом ждет
продолжения.
     - Но в этой связи, друзья, я должен сказать вам нечто такое, чего, быть
может, вам и не хотелось бы услышать.
     Голос   Монтейна,   подхваченный   мощными   динамиками,   катился  над
аккуратными садами и многочисленными каминными трубами Оринджфилда.
     -  Я  хочу  сказать вам,  что астрономы из Бичхед-Сити на  этот раз  не
напрасно тревожатся. Они в растерянности. Они, так же как и вы, не понимают,
какая страшная угроза исходит от  огромного пузыря, именуемого нами "миром".
Откуда мне это известно?  Я  отвечу вам,  откуда. Я  ждал  подобного события
многие годы, я  ждал  его  каждую минуту с  того момента, как  осознал,  что
Орбитсвиль  - это западня  дьявола!  Это ловушка!  Ловушка,  которую  дьявол
создал продуманно и любовно,  сделал ее привлекательной для людей. И  сейчас
дьявол собирается захлопнуть ее!
     На городской площади поднялся гул человеческих  голосов. В  этом гуле в
равной мере слышались тревога, удивление  и  насмешка. Сверкающий золотистый
ковер из солнцезащитных шляп заволновался.
     Монтейн вскинул руки и, подождав, пока Не уляжется шум, продолжил:
     - Я  не всеведущ.  Я не обладаю  прямой связью с  Богом, по которой  он
сообщил  бы  мне,  какое будущее  уготовано  его детям.  Я  также не знаю  и
дальнейших планов дьявола.  Я знаю  лишь одно - благодаря Божьей милости нам
дарована передышка.  Господь мог оставить нас наедине с нашими проблемами, и
мы   бы  заслужили  того,  поскольку  по  собственной  воле   покинули  мир,
сотворенный для нас руками Божьими. Мы отвернулись от дарованного нам Эдема.
Охваченные  высокомерием  и  ослепленные  глупостью,  мы  слетелись на  этот
металлический пузырь. Мы сами, по собственной воле, устремились в ловушку!
     Но, как  я уже сказал,  у нас еще есть время. Бог даст,  нам может  его
хватить, чтобы вырваться  из дьявольской западни. Для  этого нам понадобятся
космические корабли. Мы  должны построить их  и покинуть Орбитсвиль.  Земля,
возможно, навеки для нас потеряна - справедливое наказание за наши грехи, но
мы  можем отправиться на какой-нибудь другой  созданный  Богом мир, на новый
Эдем, и там заново создать человечество.
     Новая  волна  шума,  перешедшего  в  рокот,  прокатилась над  площадью.
Протестующие   выкрики   подкреплялись   скептическим   смехом.   "Постройка
космического  корабля должна  стоить  немалых  денег,  - беспокойно  подумал
Никлин, -  не нужно быть Газообразным Позвоночным,  чтобы понять, из  какого
источника предполагается  добыть  их".  Он  с  тревогой огляделся  в поисках
сборщиков пожертвований.
     - Я  вовсе не прошу  вас принимать мои слова на веру,  -  повысил голос
Монтейн, стараясь перекрыть шум. - Я слишком хорошо знаю, что на веру в наши
дни  спрос  невелик. Поэтому  я  прошу  лишь  об  одном  -  взвесьте  факты.
Бесстрастные,  холодные и  бесспорные факты.  Например,  почему  так  хорошо
приспособлен Орбитсвиль к...
     Придя к  выводу,  что,  несмотря  на  рациональную  манеру  говорить  и
абсолютно  нормальный  вид. Кори Монтейна следует показать психиатру, Никлин
мгновенно  потерял  всякий интерес к  выступлению  проповедника.  Он покачал
головой, почему-то испытывая  чувство  легкого разочарования, и повернулся к
Зинди, собираясь сказать ей, что пора уходить. Но девочка  сама поманила его
пальцем, прося наклониться к ней.
     - Джим, - шепнула она, - все  это сплошной бычий навоз! Может, нам пора
пойти к мистеру Чикли?
     - Прекрасная мысль!
     Никлин   приложил  палец  к  губам,  призывая  Зинди   к   молчанию,  и
утрированной крадущейся походкой двинулся прочь от  толпы слушателей. Зинди,
давясь от смеха и зажимая  рот рукой, следовала  за ним. Они успели  сделать
всего лишь несколько  гротескных  шагов,  когда  Никлин заметил,  что на них
смотрит  какая-то  молодая  женщина. В руках  она  держала  большое плетеное
блюдо, что с  головой  выдавало  в  ней  сборщицу  пожертвований. Она с чуть
укоризненной улыбкой наблюдала за их пантомимой.
     - Уже уходите? - спросила незнакомка глубоким низким голосом с приятным
выговором. - Вас совсем не взволновало то, о чем говорит Кори?
     Никлин не успел  еще сообразить что к чему, а его язык уже  принялся за
работу.
     - Наоборот, все великолепно,  просто великолепно.  Но, к  сожалению, на
другом конце  города нас ждет одно семейное  дело. Понимаете, мой дядя решил
создать у себя на участке сад камней, и я должен помочь ему.
     В голове Никлина теснились самые разнообразные подробности, которыми он
мог бы  украсить свою  ложь,  вплоть до  биографии воображаемого дядюшки. Он
обдумывал, какой из вариантов самый многообещающий, когда его взгляд наконец
остановился на сборщице пожертвований.
     К тому, что произошло в следующий миг, Никлин был совершенно не готов.
     Его  взору  предстала  самая  поразительная реальность,  с  которой  он
когда-либо сталкивался. Краткое мгновение - мир  перевернулся, и Никлин стал
совсем другим человеком.
     Его обуревали чувства, доселе незнакомые и странные.  И главным  в этой
удивительной эмоциональной вспышке было страстное,  неукротимое  вожделение,
внезапно  овладевшее всем его существом. Он хотел эту женщину, он жаждал ее,
он желал обладать ею, обладать немедленно, здесь и сейчас. Но его чувства не
ограничивались одним лишь плотским вожделением. Он жаждал не только обладать
стоящей передним женщиной. Он хотел бы просто спать  с ней  в одной постели,
чувствовать рядом тепло ее тела, обнимать ее,  слушать женский шепот,  опять
погружаться  в сладкую  истому сна.  Он  хотел  ходить  с ней за  покупками,
обороняться от назойливых уличных  торговцев, извлекать из ее глаз случайные
соринки. Он  хотел  услышать, что  она думает  о  современной музыке,  какое
расстояние она может пробежать не запыхавшись, какие болезни она перенесла в
детстве, хорошо ли она разгадывает кроссворды...
     "Вот это да, - подумал Никлин, пытаясь прийти в себя, - а я-то полагал,
что не подвержен подобного  рода иррациональным случайностям". Он смотрел на
женщину, тщетно пытаясь понять, чем же вызвано столь разрушительное для него
воздействие. Женщине  на вид  было около тридцати, то есть примерно  столько
же, сколько и ему. Джим сразу решил, что назвать ее красавицей никак нельзя.
Обычное лицо с довольно крупными чертами,  немного тяжелые веки, широкий рот
с припухшей  верхней  губой. Высокая,  темноволосая, под  черной  блузкой  и
черными же узкими  брючками угадывалось стройное и спортивное  тело. Похоже,
свою фигуру в нужной форме она поддерживала отнюдь не диетой, а  регулярными
физическими  упражнениями. На  голове  вместо обычной солнцезащитной шапочки
красовался  плоский   черный   берет.   Эта  деталь  указывала,  что  одежда
сознательно  была  подобрана  так,  чтобы произвести определенный эффект. Но
Никлин не был уверен, что именно этот эффект женщина предполагала произвести
своим  нарядом, однако уже  от  одной мысли о том, как  он  расстегивает эту
черную блузку, у него задрожали колени.
     - Конечно  же, вы должны помочь своему дяде, - улыбнулась женщина, - но
надеюсь, что  вы  все-таки вернетесь послушать Кори, когда освободитесь. То,
что он говорит, действительно очень важно.
     - Да, да, - закивал головой Никлин. - Я всерьез поразмыслю над тем, что
здесь услышал.
     - Вот и отлично. Кстати, меня зовут Дани.
     -  А  меня  Джим,  -  ответил  Никлин,  не  на  шутку  взволнованный  и
обрадованный - она  ведь вполне  могла  и не  называть своего имени.  - Джим
Никлин. Мне только что пришла в голову отличная мысль...
     Тут   он  взглянул  на  окружавших  их  людей.  Некоторые  уже   начали
оглядываться на них и сердито шикать,  давая понять, что их разговор  мешает
слушать  выступающего. Никлин показал на свои уши,  а  затем  ткнул  рукой в
сторону  вытоптанной травяной лужайки, находившейся на некотором удалении от
зрителей и мачт с динамиками.  Дани кивнула и  направилась туда, покачиваясь
на тонких каблуках черных туфелек.
     -  Нам  здесь  будет лучше, - сказал он, останавливаясь.  -  Знаете,  я
подумал, что скоро наступит  темнота, а  значит для работы  в саду  остается
совсем немного времени. Лучше уж я побуду здесь и...
     Тут Никлин запнулся, поскольку Зинди изо всех сил дернула его за руку и
потянула в сторону.
     - Джим! - сердито прошептала она. - Джим!
     Дани дружелюбно посмотрела на девочку.
     - Это ваша дочь?
     -  Нет!  -  Никлин  понял,  что его  ответ  прозвучал слишком резко,  и
попытался исправить неловкость. - Я не женат. Это Зинди, мой лучший друг. Мы
собирались угоститься мороженым, я хочу  сказать, заглянуть в кафе по дороге
к моему дяде.
     -  Привет,  Зинди, -  улыбнулась Дани.  -  Не беспокойся о мороженом. Я
хорошо понимаю, насколько  это важное мероприятие, и уверена, что Джим вовсе
не  собирается лишить тебя обещанного угощения. - Она весело  рассмеялась, и
ее глаза встретились  с глазами  Никлина. -  В конце концов, он ведь в любой
момент может вернуться сюда.
     - Да, - энергично кивнул головой Джим.
     - Что ж, тогда и увидимся.
     Дани  широко   улыбнулась  ему,  и  Никлин  по  достоинству  оценил  ее
великолепные  зубы. С улыбкой ее  глаза  смягчились, в них появились искорки
веселого вызова.  Никлин почувствовал,  как  его колени  вновь ослабели.  Он
поднял  свободную  руку,  прощаясь, и  позволил-таки  Зинди  утащить себя  в
направлении заведения мистера Чикли.
     - Зинди, почему ты  не поздоровалась с Дани?  - сердито спросил Никлин,
как только они отошли достаточно далеко.
     - Ты говорил за  нас обоих,  - Зинди  разозлилась не  на  шутку,  о чем
свидетельствовал вздернутый маленький подбородок. -  И что это еще за дерьмо
о твоем дядюшке и каком-то саде камней?
     Зинди не прибегла к своему излюбленному эвфемизму "бычий  навоз", и это
утвердило Никлина  во мнении, что у  него, похоже, опять возникли сложности.
На сей раз с Зинди.
     - Ты не поймешь, - неубедительно сказал он.
     - Чего я  не пойму, так это  почему  ты постоянно врешь. Зачем  ты  это
делаешь, Джим?
     "Я бы не прочь и сам узнать зачем",  - грустно подумал Никлин. На щеках
его выступил жаркий румянец.
     - Но ты все-таки не  ответила,  почему столь невежливо обошлась с нашей
новой знакомой.
     -  Она  разговаривала  со  мной  как  с  маленьким   ребенком.  "Важное
мероприятие"! - Зинди презрительно фыркнула.
     Никлин  решил  промолчать.  Они  покинули  площадь,  пересекли переулок
Четырех лошадей, вошли в кафе мистера Чикли и заняли отличные места у  окна.
В дальнем  от дверей конце кафе сверкала стойка  из стекла  и хромированного
железа. Толстяк Чикли очень гордился  тем, что собственными руками обустроил
кафе  в полном соответствии с  эпохой. Правда,  не  слишком ясным  оставался
вопрос, какую именно эпоху он  стремился  воспроизвести. Псевдовикторианские
газовые  рожки  на  стенах  там  и  тут  перемежались  с  цветными неоновыми
полосками.  Вдоль  стен  тянулись  два  ряда  кабинок,   сейчас  в  основном
пустовавших.  Похоже, заведение  Чикли  не  выдерживало конкуренции  с  Кори
Монтейном.
     Пока  Зинди  делала  у стойки свой  сложный заказ,  Никлин окинул  себя
взглядом и совершенно не удивился, обнаружив, что руки у него слегка дрожат.
Что же все-таки с ним случилось там, на площади? Ведь  Никлин никогда прежде
не вел  себя  так с незнакомками. Однако оставалось неясным,  поняла ли она,
что Никлин к ней  приставал? Можно ли ее поведение назвать поощрением?  Ведь
ни одна женщина,  проживающая в  Оринджфилде,  не  стала бы  отвечать  таким
образом  в подобной ситуации. Никлин  хорошо  знал, что в глазах большинства
жителей города он был не только неудачником  и неисправимым чудаком, многие,
ко всему прочему,  подозревали его в гомосексуализме. Наверняка, он вырос бы
в  глазах  мужской половины  Оринджфилда, а,  возможно,  и  в глазах  многих
женщин,  если  бы время от времени  бывал в определенных  домах,  жительницы
которых  предпочитали зарабатывать  деньги  древнейшей профессией.  Основная
причина, по которой Никлин  воздерживался  от  посещения подобных заведений,
состояла в  его  стремлении оградить свою  частную жизнь от чужих  взглядов.
Поэтому  Никлин   ограничивал   свою  интимную  жизнь  редкими  эпизодами  в
Вестон-Бридже, куда время от времени наезжал за книгами и запчастями.
     - А вот и я! - Зинди подошла  к  столу с подносом, на котором теснились
высокие запотевшие стаканы. - Ты только посмотри, Джим! Наверное, так должен
выглядеть рай.
     - Неплохо.
     -  Деревенщина!  Жалкий  обыватель,  не  способный   оценить  подлинное
произведение искусства! - весело воскликнула Зинди.
     - Может и так...
     Никлин взял ложку и задумчиво ткнул в бледно-зеленую массу ближайшего к
нему стаканчика.
     - Кто из нас теперь невежлив?
     - Виноват.
     Он безразлично отметил, что вовсе не чувствует  себя виноватым. "Зинди,
дорогая, почему бы тебе не оставить меня хоть на время в покое!" - с  тоской
подумал Никлин.
     - Джим, я знаю, что с тобой происходит! - Зинди торжествующе улыбнулась
перепачканными мороженым губами. - Да, я знаю, что угнетает нашего Джима!
     - Вот как?
     - Он влюбился! Бедняжка совершенно потерял голову от Дамы В Черном.
     - Зинди, ешь свое мороженое и не болтай глупостей. - Никлин взглянул на
нее с еще большим раздражением. - Ты несешь совершеннейший вздор!
     -  А вот и нет! Я за тобой  наблюдала. - Зинди кинула в рот вишенку  и,
глядя на  Джима, неторопливо  принялась  жевать. -  У  нее  совсем  неплохие
буфера.
     Никлин  понимал, что ему  следует немедленно отчитать Зинди за подобный
лексикон, но  после ее  замечания, он  почувствовал, что  возбуждение  вновь
охватывает  его.  Только сейчас Никлин понял  - несмотря  на  стройную, даже
худощавую  фигуру.  Дани  обладала крупной  высокой грудью.  А  как  она ему
улыбнулась! Сам Джим старался улыбаться как можно реже, считая, что когда он
улыбается, уголки губ поднимаются  вверх, делая его похожим  на деревенского
дурачка.  Так,  во всяком случае, полагал сам  Джим.  Но у Дани улыбка  была
совсем иной - уголки губ у нее скорее иронично загибались вниз. Такую улыбку
Никлин  всегда  считал  признаком  душевной  зрелости  и  жизненного  опыта.
Интересно, как  звучит  ее фамилия? Никлин вздохнул. Не  свидетельствует  ли
немного усталая тяжесть ее век и припухшая верхняя губа об усердных занятиях
сексом? Может быть,  даже  с Кори Монтейном. Никлин  читал, что руководители
религиозных  сект  зачастую  спят   со   своими  наиболее   привлекательными
последовательницами.  А  может   быть,  в  этой  секте  секс  служит  частью
религиозного  ритуала.  Может  быть,  Дани  спит  со  всеми  членами  общины
Монтейна?! Если это так, то и  Никлин получит  свою долю, даже если придется
притвориться приверженцем их дурацкой религии.
     Никлин  почувствовал  одновременно  и  острое  физическое  желание,   и
ревность, и протест. Он даже заерзал на месте от нетерпения.  Ему необходимо
быть сейчас с Дани, а  не разыгрывать из себя заботливую  няньку  перед этой
рано созревшей  девчонкой,  которая пиявкой присосалась к нему. Он  с тоской
посмотрел  сквозь  прозрачную  штору,  создававшую  в  кафе Чикли  атмосферу
уединенности.   Вдали   была  видна   городская  площадь.  Никлин  попытался
разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо увидеть.
     -  Джим, мне пришла в  голову  отличная мысль, - заявила Зинди. -  Ведь
тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?
     - Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.
     - Ну, это еще мягко сказано.  А что, если ты отдашь мне свое мороженое?
Я с  удовольствием съем и твой порцию, правда, на это уйдет несколько больше
времени,  -  Зинди  говорила  сосредоточенно  и  серьезно,  словно  генерал,
разрабатывающий план  крупной  операции, -  а  ты  можешь  пока смотаться на
площадь и  назначить свидание  своей Даме  В Черном. Ну как,  что  ты на это
скажешь?
     - Я... -  Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на нее. -
Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
     Зинди пожала плечами:
     - Что может случиться со мной в кафе-мороженом?
     Никлин встал, благодарно  побарабанил  пальцем  по  тулье  ее  шляпы  и
выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг  понял, что в отсутствие Дани
он   вновь  обрел  свою  проклятую  застенчивость.  Никлин   совершенно   не
представлял, о чем  и как говорить с ней, и - поразительно! - ему захотелось
вернуться в  кафе,  к  Зинди.  Взглянув на  небо,  Никлин  увидел, что  край
солнечного диска  уже  скрылся  за  очередной  силовой  линией. Совсем скоро
наступит  ночь,  Джим надеялся, что под ее покровом к нему вернутся отвага и
наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.
     Преодолевая мощные волны звуков, несущихся из динамиков, Никлин подошел
к   толпе.   Монтейн    все   еще    пугал   собравшихся   своими   ужасными
предостережениями, но его  слова  проходили мимо ушей  Никлина. Джим  трижды
обошел  толпу слушателей, белый шатер, грузовики и домики на колесиках. Дани
нигде не было.
     Испытывая одновременно  горькое разочарование и невероятное облегчение,
он  решил  вернуться,  в кафе Чикли. Еще издалека  Никлин  отчетливо  увидел
Зинди,  ярко  освещенную  только  что  зажженными в  кафе  лампами.  Девочка
сосредоточенно  поглощала  мороженое.  Он  улыбнулся при  мысли  о том,  как
приятно будет  возвращаться с ней домой.  Никлин  будет рад ее ни к  чему не
обязывающему присутствию.


        5

     -  Мы  сегодня поработали совсем  неплохо,  - сказал  Кори  Монтейн,  -
гораздо лучше, чем обычно.
     Он  обращался к группе человек в сорок, состоявшей исключительно из его
приверженцев. Слушатели одобрительно, но как-то не совсем уверенно загудели.
Было довольно необычно, что  Монтейн созвал общее  собрание  в столь поздний
час. Все понимали -  предстоит что-то серьезное. Собравшиеся сидели  плотным
кругом в углу шатра. Все входы были задернуты  и  застегнуты. Шатер освещала
единственная  лампа,  висевшая  под самым  потолком и  усугублявшая ощущение
темноты  в  дальних  углах   огромной   палатки.  Атмосфера   таинственности
усиливалась тем, что Монтейн сидел в центре круга слушателей и говорил очень
тихо, так,  чтобы снаружи  его  нельзя было услышать,  даже приложив  ухо  к
брезентовой стене шатра.
     - Мы  собрали сегодня почти шестьсот  орбов, - продолжал Монтейн. - Это
вполне приличная сумма. Особенно по сравнению с нашими прежними заработками.
Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше.
     Он  замолчал  и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами.  Эти
сидевшие  перед  ним  мужчины и  женщины так различались между собой, но  он
любил  их  всех.  Некоторые, как, например, электротехник  Петра  Дэвис  или
старик  Джок  Крейг,  присоединились к нему, предложив свое профессиональное
мастерство, другие  же пришли, ничего  не  имея за  душой,  кроме готовности
делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность
и доверие.
     И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.
     - Вы уже слышали сегодняшнюю новость  - наш мир переместился в какую-то
неизвестную часть пространства,  в место, столь удаленное  от прежнего,  что
астрономы не способны обнаружить даже  Местную  Систему - двадцать галактик,
расположенных по соседству с нашей. Это событие - доказательство всего того,
что  я  говорил  людям  последние  шесть  лет.  Но  как  ни  печально,  люди
по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы.
     Но мы-то не слепы.  Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана
дрогнули и вот-вот захлопнутся.
     Я признаю, что все  эти годы проявлял преступное  благодушие.  С начала
переселения землян  на  Орбитсвиль прошло два  столетия.  Для  человека  это
огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг.
     Двухсотлетний  срок жизни  на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя
мыслью, что  в  нашем распоряжении еще  много времени, гораздо  больше,  чем
оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя
грандиозные  планы;  я  мечтал  собрать  огромные средства и  построить флот
космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я
думал. И я смирился  с  этим. Я уверял себя, что даже  в самом худшем случае
успею основать фонд  и  умру спокойно, сознавая, что рано  или поздно армада
космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня.
     Монтейн горько улыбнулся.
     -  Но  сегодняшняя  новость изменила все.  Она должна  изменить  и нас.
Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит
семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический  корабль,
должен быть  построен как можно  скорее. Может  случиться  так,  что  нам не
хватит  времени  и мы не успеем завершить его строительство, но  мы  обязаны
сделать эту  попытку.  Это  наша  единственная надежда обрести  спасение,  и
поэтому мы должны напрячь все наши силы.
     До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но
это время прошло,  теперь нам надо искать  новые пути.  Мы должны  отбросить
наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны
приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже  если способы, к
которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными.
     Я  не  очень   люблю  вспоминать  самые  мрачные  эпизоды  из   истории
человечества, но сейчас этого не избежать!
     Монтейн умолк.
     В шатре повисла  напряженная  тишина.  Ее  нарушил  Мейс Винник,  тощий
человек  с  маленьким  сморщенным  лицом.  В свое  время  он  отбыл  срок  в
исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:
     - Кори, вы говорите о воровстве?
     Монтейн отрицательно покачал головой.
     -  Нет,  не  о  воровстве.  Его  я  исключаю,  но  не  из-за  моральных
соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.
     В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели
на  Монтейна,  они  словно впервые видели  этого  человека. Наконец повар Ди
Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку.
     -  Можно  подумать... -  ее  лицо  страдальчески  скривилось,  -  можно
подумать, что вы разрешаете... разрешаете проституцию.
     Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще
достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким
способом. Среди них  выделялись  Дани  Фартинг,  Кристин  Макгиверн  и  Одри
Лайтфут.
     - Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она
поможет нам построить корабль.
     - Кори Монтейн!
     Ди Смерхерст  поджала губы и повернулась к остальным, всем  своим видом
показывая - позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу.
     Монтейн   подумал,   что   он   рискует   потерять   некоторых    своих
последователей. Что  ж, придется смириться. Он  слишком охотно  давал  приют
тем, кто  оказался  на  обочине  жизни. Пришло время  положить  этому конец.
Всякий, кто не готов пожертвовать  всем для  достижения высокой цели, должен
рассматриваться отныне как ненужный балласт.
     - Я уточню свои слова, - сказал Монтейн.  -  Я был  бы  готов допустить
обычную  проституцию, если бы она могла  решить наши проблемы.  Но пятьдесят
или  даже  сто  орбов в день,  я  не  слишком сведуща  панельных  расценках,
являются  слишком крошечным  шагом в нужном направлении. Однако я бы  только
приветствовал   стратегическую    проституцию,    когда    клиент   решается
присоединиться  к нашему  движению или хотя  бы поддержать его  материально,
продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.
     Я  не люблю высокопарных  слов,  но сейчас  их  не избежать.  На  карту
поставлены  наши бессмертные  души. Само будущее человечества  поставлено на
карту!
     Помолчав,  Монтейн  предложил  слушателям  высказаться.  В  спорах  они
провели   больше   часа,  эмоции  то  разгорались,  то  затухали.   Наконец,
почувствовав,  что  сильно  устал,  Монтейн  оставил  паству  и   в  темноте
направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он
не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной  лампой на
письменном столе.  В теплом сиянии  матового стеклянного абажура он  заварил
чай, чашку которого  всегда  выпивал  перед  сном.  Мысли  его  беспорядочно
перескакивали с одного на другое. Он  попытался  обдумать  все происшедшее в
этот   знаменательный  день,  но  чувство  крайней  усталости   подсказывало
проповеднику - что лучше побыстрее  лечь в  кровать. Сегодня у него, похоже,
не будет особых проблем со сном.
     Допив чай, Монтейн разделся,  почистил зубы, выключил настольную лампу.
На  пути  к кровати он задержался  у серебристого гроба,  стоявшего в центре
комнаты.  Положив  ладони на  холодную  металлическую  поверхность,  Монтейн
закрыл глаза и тихо прошептал:
     - Прости меня, Милли,  за то, что все так складывается, но когда-нибудь
мы оба обязательно обретем покой.


        6

     Никлин стоял за стойкой в  своей мастерской и  осматривался  с каким-то
печальным  изумлением. Это  утро было так похоже на предыдущее  - солнечное,
ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только  порадовался хорошему  деньку,
но сегодня  солнечный  свет  лишь нагонял  на  него  тоску.  Никлин понимал,
причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя.
     Может, все  дело  в  том, что он слишком  плохо  спал  прошедшей ночью?
Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой  разговор с  Дамой В Черном.
Без  устали  он перебирал  иные  продолжения их  короткой встречи. Время  от
времени  Джим  с деланной искренностью поздравлял  себя, что  ему так  легко
удалось  ускользнуть  из  ее  лап.  Но воображение подсказывало  совсем иной
сценарий, финал которого проходил в постели.
     У него и раньше  случалась  бессонница, но тогда  Никлин лишь радовался
утреннему  свету,  освобождавшему  его  из  мучительного  ночного   плена  и
возвращавшему  в   яркий   и  осязаемый  мир.   Но  сегодня  жизнь  казалась
безрадостной  и  удивительно  тоскливой.  Веселое  убранство   мастерской  и
библиотеки  напоминало  ему  сегодня  интерьер  морга.  А скромная  мысль  о
регулировке  магнито-импульсного мотора  привела  его в состояние, близкое к
полному отчаянию.
     Усилием  воли  он  заставил  себя  открыть  книгу заказов и просмотреть
список  незаконченных  дел.  Первыми  в нем  значились  циркулярная  пила  и
газонокосилка.  Около  них  стояла пометка "МР",  означавшая, что, по мнению
Макси, моторы этих устройств требовали регулировки. Этой  операции Макси так
и  не смог обучиться, поскольку  испытывал  суеверный страх  перед вспышками
гиромагнитной  энергии  неисправных моторов,  во  время которых  инструменты
слетали со станка подобно взбесившимся насекомым.
     Никлин  всегда  не  любил  это  занятие,  считая  его  крайне  скучным.
Настройка  парамагнитных блоков  моторов  похожа на  попытки  уговорить  это
капризное  существо.  Занятие и  впрямь  малоинтересное, даже  если  человек
пребывает  в  превосходном  настроении.  А  сегодняшним  утром  Никлину  оно
показалось поистине ужасным. Проклиная удаленность друг от друга  населенных
пунктов  Орбитсвиля  и отсутствие  единых технических стандартов, что делало
невозможным  простую замену барахлящих  блоков  на  новые,  Никлин в сердцах
захлопнул журнал заказов.
     В  этот момент бесцветная неподвижность мира за окном  мастерской  была
нарушена  облаком  пыли,  двигавшимся по  дороге. Макси  Меллом, как  обычно
опаздывая, торопился  на  работу на  своем  старом мотороллере.  Подъехав  к
мастерской,  Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую  позу
всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо окна, замедлил ход
и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся от солнца
глины. Это случалось уже не в первый раз, мотороллер привычно дернулся вверх
и  медленно  завалился набок, увлекая за собой  хозяина.  Макси с проклятием
вскочил,  пару  раз  пнул мотороллер, подобрал свою  яркую  зеленую шляпу  и
смешной переваливающейся походкой направился к мастерской.
     - Доброе утро,  - проревел Макси, входя в  дверь.  Лицо его растягивала
широкая ухмылка. - Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила.
     "Хорошо бы", - мрачно подумал Джим.
     - Ты сегодня поздновато.
     - Да, - Макси даже не смутился, - лег только на рассвете. Мы с ребятами
были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели посмотреть, что они там
затеяли, а потом завалились в "Белый уголок" выпить пивка. А я вас видел  на
собрании.
     - А я тебя нет.
     -  Ну  я  вас видел, это  точно,  - победоносно  заявил Макси. -  А вы,
похоже, времени даром не теряли. Я уже собирался  вмешаться и объяснить этой
вертихвостке,  что  она зря  теряет  с  вами время,  и зазвать ее  в  "Белый
уголок", но меня удержало мое воспитание.
     "Мне прямо в  лицо  говорят,  что  я гомик,  а я стою и спокойно слушаю
это".
     -  Я уверен,  что Дани  будет очень разочарована, когда  узнает,  какую
возможность  она  упустила.  Я  передам  ей твои  слова сегодня  же вечером.
Конечно, я  постараюсь сделать  это  как можно мягче,  чтобы  не разбить  ей
сердце. Не выношу женских слез.
     - Вы встречаетесь с ней сегодня вечером?
     -  Что ты! Мы  решили общаться посредством почтовых  голубей.  Ты  что,
оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь.
     Макси переминался  с  ноги на ногу с выражением  веселого недоверия  на
лице.
     - В самом деле, Джим? У вас действительно свидание с ней? Мы с ребятами
придем понаблюдать за вами, глядишь, понаберемся уму-разуму.
     Зная, что Макси, умиравший в  свободное время от скуки, вполне способен
убить весь вечер на слежку за ним, Никлин пожал плечами и  отвернулся. И как
теперь выпутаться?! Может, сказаться  больным и остаться дома? Размышляя над
очередной  постигшей   его  неприятностью,  Никлин   направился   в  закуток
мастерской, служивший кухней, чтобы сварить кофе.
     - О, этого-то как раз мне и не хватало, - обрадованно воскликнул Макси,
следуя за Джимом. - Эй! А вы знаете, кого я видел на собрании этих чудаков?
     - Нет, не знаю, но может быть ты будешь так  любезен и поведаешь,  кого
же ты там видел.
     Невосприимчивый к сарказму Макси энергично тряхнул головой.
     -  Негра! Клянусь,  Джим,  у них  там  есть  престранный негр! Он черен
как... как... - Макси запнулся.
     "Как твои ногти", - подумал Никлин.
     - Как ботинок, - закончил Макси.
     Хотя Никлину и не хотелось потворствовать  Макси, проявляя  интерес,  к
его россказням, но уж слишком он был заинтригован. За свою жизнь Джим  видел
всего  одного  чернокожего,  да  и  то   в  далеком  детстве.  Он  попытался
представить себе негра, но далось ему это с трудом.
     "Опять  этот старый синдром Орбитсвиля, - подумал  Никлин. -  Давно уже
люди  перестали  нести  всю  эту древнюю  чушь  о всеобщем  братстве!  Когда
жизненное пространство в пять миллиардов раз превышает площадь Земли, каждый
может найти себе место,  где живут ему подобные. Никто больше не хочет  жить
там,  где  его  будут преследовать, подвергать  дискриминации  или  хотя  бы
терпеть, где  какие-нибудь  либералы будут лелеять его только  потому, что у
него не тот цвет  эпидермиса или не те политические  взгляды, что он говорит
не на том языке или придерживается не тех  религиозных убеждений, потому что
он родился не от тех родителей или не в том месте. Наперекор  всем учениям и
проповедям человек предпочитает жить среди себе подобных".
     - Во всяком случае, - сказал Макси, - глядя  на этого негра, я пришел к
выводу, что не люблю черномазых.
     -  Довольно скоропалительный  вывод.  -  Никлин достал  из  шкафа  пару
пластиковых чашек. - А могу я тебя спросить, почему?
     - Ну, они слишком вспыльчивы и  раздражительны. Мы  с  ребятами  просто
стояли  и  глазели на этого парня,  а он вдруг без всякого повода  велел нам
проваливать. - На  лоснящемся  лице  Макси появилось выражение  оскорбленной
добродетели. - Разве нельзя просто стоять и смотреть на кого хочешь?
     - И к чему идет наш мир? Именно это я всегда говорю.
     Никлин разлил кофе по чашкам, взял свою и направился к окну мастерской.
Отсюда было удобнее всего наблюдать за рекой, мостом и дорогой. За пределами
широкого навеса беззвучно лился вертикальный поток солнечных  лучей, с почти
ощутимой силой барабанящих по обесцвеченному пейзажу.
     В  Оринджфилде никогда ничего не  произойдет, и он, Джим Никлин, навеки
обречен  пребывать  здесь! От  этой  мысли Джиму захотелось  сесть на пол  и
расплакаться, как в детстве. Испуганно поймав себя на том, что нижняя губа у
него начинает  дрожать, Никлин глотнул  кофе и  сморщился, когда  обжигающая
жидкость устремилась в желудок.
     Погруженный  в  свои меланхолические  раздумья,  Никлин  уже  несколько
секунд  смотрел на приближающийся  голубой "Унимот" с откидным верхом. Он не
сразу понял, что  машина направляется прямиком к его дому. Вот она  скрылась
за  рощицей свистящих деревьев, вновь появилась,  повернула направо и  резко
остановилась  перед пешеходным мостом.  Мгновение  спустя появился водитель.
Сердце  Никлина  бешено  заколотилось  -  он узнал  в  водителе  женщину. Ту
женщину!
     Она уже больше не была  Дамой В  Черном, хотя ее  наряд и не  претерпел
особых  изменений  -  искристая блузка,  обтягивающие  брючки,  туфельки  на
высоких  каблуках и плоская шляпка. Доминирующим цветом в сегодняшнем наряде
был нежный бледно-желтый оттенок. С интересом оглядываясь по сторонам.  Дани
направилась  к мастерской.  Двигалась она словно  балерина, ставя одну  ногу
строго перед другой.  При этом подчеркивался удивительно выразительный изгиб
бедер, икр и лодыжек.
     Никлин ощутил покалывание  в бровях.  Он прокручивал в голове возможные
варианты. Вероятность того,  что женщина собирается  взять в его  библиотеке
книгу или  отдать в починку миксер, была близка к нулю, а значит, это сугубо
личный визит. Неужели она решила вернуться  к  тому,  на чем  они расстались
прошлым  вечером?  "Но  ведь  вчера,  собственно,  и   не  произошло  ничего
особенного, -  напомнил себе Никлин,  - все это лишь плод моего воспаленного
воображения".
     Он поставил чашку,  подмигнул на  ходу Макси  и  вышел  из  мастерской.
Заметив  Никлина, Дани улыбнулась столь  быстро и мимолетно, что эта  улыбка
вполне  могла лишь привидеться Джиму. Чем ближе  она подходила, тем  суровее
становилось выражение ее лица.
     - Что  с вами случилось вчера вечером? - резко  спросила она, подойдя к
Никлину вплотную.
     - Я... - Джим совершенно растерялся. - Что вы имеете в виду?
     - Джим, вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
     То, что она назвала его по имени, подбодрило и даже возбудило Никлина.
     - Уверяю вас, Дани. Я не знаю, о чем вы говорите.
     - Ну  что  же, мое имя вы, по  крайней мере,  помните, - сказала она, и
взгляд ее  немного  смягчился.  -  Это  уже кое-что,  но  так  легко  вы  не
отвертитесь, Джим Никлин. Почему вы не вернулись, чтобы встретиться со мной,
как мы условились?
     Никлин чувствовал, что волна бешеной радости захлестывает его и вот-вот
лишит рассудка.  Радость еще не охватила его целиком, но Джим  был уже готов
отдаться этому удивительно приятному чувству. Да, это была лишь первая часть
его  сна,  сна, который  вот-вот превратится  в реальность. Осталось сделать
последнюю  маленькую  проверку,  которая  окончательно  снимет все сомнения.
Никлину совершенно не  хотелось попасть в унизительное положение и  испытать
горькое разочарование.
     - Монтейну, должно быть,  и впрямь очень нужны  деньги, раз он отправил
вас за парой орбов в такую даль,  - сказал Никлин, лучезарно улыбаясь. - Так
где ваш поднос?
     - Это вовсе не смешно, Джим. - Глаза женщины смотрели на него серьезно.
- Со мной никогда еще ничего подобного не  происходило, а от ваших слов  мне
становится еще хуже. Может быть, вы и привыкли к подобным вещам, но я нет.
     - Я вовсе не привык... Дани,  но ведь вчера вечером мы действительно не
сказали друг другу ничего определенного.
     - Я знаю. - Она не отрывала от  него умоляющего взгляда.  - Неужели  вы
думаете, что я не дрожу как осиновый лист при мысли, что я ошибаюсь.
     - Вы не ошибаетесь, - потрясенно ответил Никлин.
     Он взял ее руки в свои. Горячая волна Накрыла его с головой, оставив от
прежнего Джима Никлина одни лишь воспоминания.
     - Слава Богу! - улыбнулась Дани. Она подняла его руку так, что костяшки
пальцев уперлись ей в левую грудь. -  Я совсем не спала  в эту  ночь,  Джим.
Почему ты вчера не вернулся?
     -  Я вернулся. Удрал от Зинди, оставив ей свое мороженое, и вернулся на
площадь, чтобы разыскать тебя.
     -  Я  пряталась  в шатре, пыталась  прийти в  себя.  - Тыльной стороной
ладони Никлин ощущал ее грудь под тонком блузкой. - Я без ума от тебя, Джим.
Ужасно звучит, да?
     Прежний  Джим Никлин в ответ на такой  вопрос  промямлил  бы что-нибудь
невразумительное, но новый Никлин не растерялся.
     -  Это звучит прекрасно. Над  библиотекой у меня  есть  комната. Пойдем
туда.
     -  Нет! - Взгляд Дани был устремлен за его плечо, на окно мастерской. -
Это  тот ужасный  человек, что околачивался вчера на собрании. Он смотрит на
нас во все глаза... Подслушивает... Он работает на тебя?
     - В некотором роде. -  Никлин оглянулся. В окне, подобно фантастической
статуе, застыла нелепая фигура Макси с разинутым ртом. - Только Газообразное
Позвоночное знает, почему  я все еще не выгнал этого идиота. Можно отправить
Макси домой.
     Дани покачала головой.
     - Это будет слишком откровенно.
     - Ты хочешь ждать до вечера? - спросил Никлин.
     Его радость несколько утихла, омраченная беспокойством. Джим совершенно
определенно знал (так всегда случалось), - если он упустит эту  возможность,
то другого  шанса  судьба может  ему  и  не предоставить. До вечера была еще
целая вечность, могло произойти всякое - либо Дани образумится и передумает,
либо  унес  начнется  менструация,  либо  ее вызовут  ухаживать  за  больной
тетушкой. А, может, он сам споткнется и  сломает себе  обе ноги или, что еще
хуже, снадобье мистера Хайда перестанет действовать,  и он снова превратится
в робкого доктора Джекила, и у него начнется такой мандраж, что он не сможет
переступить даже порог собственного дома.
     -  Давай  лучше  прогуляемся,  -  сказала  Дани  и  кивнула  в  сторону
небольшого  холма,  расположенного за пределами владений Никлина. - Что  там
находится?
     "Благодарю тебя, о Газообразное Позвоночное!" - пропел про себя Никлин.
     - Там ничего нет, - ответил он, стараясь  говорить как можно спокойнее.
-  Во  всяком  случае, людей-то  там  точно  нет. Холмы  и  холмики.  Вполне
подходящее место для прогулок.
     Дани заговорщически улыбнулась ему.
     - Ты не хочешь пойти взять свою шляпу?
     - Нет, солнце мне никогда  не причиняет никакого беспокойства, - соврал
он, не желая оставлять ее даже на несколько секу