мя. Даже в пятидесяти страницах трудно было бы уместить ответ. Я наверняка поговорю с вами об этом позже, если вам захочется, но вот вам, по крайней мере, телеологическая часть всего этого. Теистический компонент веры включает в себя идею, что вселенная больше, чем сумма ее составляющих, что общность того, что является, если хотите, реальностью, есть проявление чего-то высшего, чем совокупность ощущений, которые мы от нее получаем. Он остановился, проанализировал собственные построения в риторике и покачал головой. - Нет, это не вполне передает то, что я хотел бы сказать. Все, что тут есть, относится к расплывчатой метафизике, а я совсем не то хотел сказать. Давайте попробуем сначала. Он постучал по столу длинными тощими пальцами. - Мы также принимаем на веру, что у реальности есть некий Унифицирующий принцип, который проявляется далеко не полностью в естественных законах бытия, которые просто указывают направление поиска сердцевины вещей и бытия. Он поерзал на окаменевшем полу из пенорезины. - Вот, более или менее, в чем суть вопроса, но я хотел бы подчеркнуть, что главная разница между нами и любой другой религией, которая включает в себя божество, состоит в том, что мы не стремимся навязать этому принципу никакой структуры, не стремимся представить его антропоморфно или как-нибудь еще. Мы не говорим про него как про бога и вообще отбрасываем всяческие этикетки. Мы считаем, что мы очень мало можем знать о самом принципе, поскольку он всегда находится в движении и развитии, он постоянно преображается. По мере того, как разворачивается и преображается Универсальный План. Мы отличаемся от классических деистов в том, что мы не можем представить положение вещей, когда создатель кое-как создает космос, запускает его по часовой стрелке, а потом просто бросает его. - Он глотнул кофе. - Мне кажется, мы не уложились в двадцать пять слов. - Джон, - сказал ему Роланд. - Ты и пукнуть не сможешь меньше, чем в двадцать пять слов. Джон первым захохотал. - Я принимаю обвинение и признаю себя виновным, милорд, - и с хитрой улыбкой он добавил: - Но, в конце концов, и выпускать воздух - это тоже человеческая черта. Стон и хохот. - Ты хоть мог бы быть оригинальным, Джон, - укорил его Роланд. - Это было ужасно, и я никогда бы тебя не простил, если бы ты мне не предоставил это вот жилище, - добавил он, показав рукой на дом. Дрожь прошла по присутствующим. - Кроме шуток, - сказала нам Сьюзен, видимо, желая извиниться за то наказание, которому нас подвергали ее сотоварищи. - Телеологисты просто обожают поговорить. И хорошо, потому что в нашей религии, пожалуй, ничего другого и нет. - Сьюзен права, - сказал Роланд. - Мы не служим мессу в традиционном смысле. У нас есть несколько церемоний, ничего даже отдаленно похожего на литургию, и очень мало с точки зрения священных книг. Мы верим, что и в этих вопросах мы должны быть гибкими, а книги меняются. - Мышление - уже богослужение, - вставил Джон. - Точно так же, если говорить о том, что ты думаешь. Но не все думают одинаково. - Да, вот именно, - согласился Роланд. - Мы хотели бы получить религию, которая была бы лишена всякой догматической жесткости и жестокости, шкурной ортодоксальности, папских булл, безгрешных наставлений и увещеваний... и всякого такого сброда. - Мы отвергаем откровение как источник истины, - сказала Сьюзен. - Больше всего крови в истории было пролито при спорах, чья книга святее. - Книги пишут люди, - сказал с ударением Роланд. - А не боги. - Разумеется, - сказал Джон, - есть еще очень много вопросов. Из телеологического ручья вытекает множество течений. Мы верим, например, в коммунальное житье. Опять же, в этом нет ничего нового... - Единственное, чего мы не делаем, - вставила Сьюзен, - это не обращаем никого в нашу веру. Мы хотим обращать людей только личным примером или чем-то вроде осмотического проникновения в общество, но не убеждением. Только не раздачей памфлетов на углах улиц. - Похоже на то, что такая религия для меня, - сказал я наконец. Собственно говоря, для моих ушей это прозвучало как Кант, Шопенгауэр и Гегель, которых прогнали через синтезатор белка и наперчили радикальной теологией середины двадцатого века. - Где мне расписаться во вступлении в члены? - Прямо тут, - сказал Джон, обводя рукой собравшихся, - и ты это уже сделал, задав этот вопрос. Я прислонился к рюкзачку Дарлы, расплел ноги и положил их под стол. - Ну, единственное мое возражение сводится к тому, что я не люблю жить коммуной. Я очень страшный по утрам, и я по ночам рыскаю в кладовке. И вообще-то я очень несговорчивый и не любящий помогать коллективу сукин сын. Джон сахарно улыбнулся мне. - Но я уверен, что на свой лад ты очень обаятельный человек, и тебя легко полюбить. Однако совершенно не обязательно жить с прочими телеологистами, чтобы им быть. - Просто надо еженедельно опускать свою лепту в тарелку для сбора пожертвований, а? - Нет. Прибавь к своему списку того, что мы не делаем, то, что мы не собираем членские взносы. - И не берем ни от кого пожертвований, - добавил Роланд, - а равно и не вымогаем их. - А кто платит за жилье? - спросил я, потрясенный. Может быть, это и впрямь мой любимый вариант древней религии. - Наша финансовая поддержка идет от фонда Шуйлера, он был основан австралийским мультимиллиардером, который довольно рано обратился к телеологии. Он прочел книги основателя религии Ариэли Маккензи-Дэвис, - Джон растянулся на полу, опираясь головой на руку. - Она очень интересно пишет. Я тебе дам прочесть ее первую работу, то есть, - сказал он, а голос его тут же стал несчастным, - если я не настолько рассеян и не забыл ее в своей котомке, что осталась в автобусе. Это воспоминание привело на ум и остальные события, и беседа замерла. Я попытался ее возобновить. - Кроме того, - сказал я, - я не отношусь к тем людям, которые могут совершить "прыжок" к вере. Я пытался читать Кьеркегаарда, но у меня это пошло не под гору, а в гору. Только Сьюзен, американка, привыкшая к подобного рода шуточкам, поняла, в чем дело и что я хотел сказать. Лицо ее исказилось, словно от боли. - Не надо, Джейк, после такого дня, - упрекнула она меня. Роланд подозрительно посмотрел на нас. - Я что - чего-то недопонял? - О господи, - сказал Джон, - до меня только что дошло. Ну конечно, просто американская шутка, когда название или имя разделяют на отдельные кусочки и всем придают какой-то смысл. Роланд заинтересовался, и Джон объяснил ему. Роланд покачал головой. - Джейк, иногда твои культурные аллюзии и намеки, не говоря уже о большей власти твоей лексики, весьма странны и устарели. По крайней мере, я далеко не всегда тебя понимаю. Ты, конечно, из Северной Америки. А из какой ее части? - Западная Пенсильвания, старые Соединенные Штаты Америки. Она довольно изолирована, и там примерно столетнее культурное отставание от современности. Еще и лингвистическая атрофия. Большая часть выражений из разговорного языка родом из середины двадцатого столетия, даже раньше. Это был мой родной язык, всосанный с молоком матери, и я никогда не отучусь от него. - Но ведь ты кажешься образованным человеком? - Это уже пришло потом, здесь. - Понятно. Дарла, а у тебя акцент, который я никак не могу опознать. По звучанию похоже на... средне-колониальный, но я знаю, что это не совсем то. Просто не могу найти лучшего слова. - Моя мать работала в колониальном управлении много лет, - сказала Дарла. - И таскала меня с планеты на планету. Она была канадкой, а мой отец - голландцем. Поэтому дома по очереди - английский и нидерландский, в школе - интерсистемный, а еще португальский, тагалогский, бенгальский, шведский, африкаанс, финский... Мы все рассмеялись. Обычный языковой салат. - Слава богу, что есть интерсистемный и английский, - сказал Джон. - Иначе у нас тут был бы Вавилон. Он зевнул. - А уж если говорить насчет горок, так мы все катимся с ног долой... Все согласились. Мы быстренько убрали мусор от ужина и приготовились провести холодную ночь в скорлупке из металла посредине Восточного Иисуса (так окрестил это место Роланд). Но прежде чем мы легли спать, необходимо было поговорить с Джоном. - Джон... мне надо было бы сказать тебе об этом раньше, но как-то не было возможности... за мою голову назначена цена. Ты и твои люди могут из-за меня оказаться в опасности. - Так я и думал, колониальные власти? - Да, и они тоже, но это наименьшее зло. - Понятно. - Откуда ты знал? - спросил я удивленно. - Те самые слухи, которые мы упомянули. В них говорится, что за тобой все гоняются. И снова - словно за нами действительно следует некая неотвратимая тень. Мне уже было от нее тошно. - Все? - я потеребил нижнюю губу. - Может быть, нам следует уехать? - Я не собираюсь в такое время ночи гнать машину в город. Я никогда не смогу найти дорогу назад. - Мы могли бы пройти ее пешком. - Что? Пешком через эту дикую пустыню? На чужой планете? - он хлопнул меня по плечу. - Джейк, мы тебе обязаны нашими жизнями, понимаешь - ж_и_з_н_я_м_и_! Роланд будет нести первую вахту. Мы бы все равно стояли на вахте. Ты сам знаешь, почему. Слишком много разбойников шастает по Космостраде. - Правильно. И еще, Джон... - Он повернулся ко мне. - Спасибо. - Не всегда получается, что принимаешь в гостях живую легенду. - Он оглянулся. - Не столько в гостях, сколько в сарае, правильнее было бы сказать. Дарла и я смотрели, как раздувается ее спальный мешок-яйцо. Он рос и рос до тех пор, пока не стал похож на гигантского зеленого жирного червяка. Я ей так и сказал. - Он такой большой, что может съесть нас обоих, - сказала она. Мы заползли внутрь, химическое тепло уже превратило нутро мешка в теплую, пышную зеленую матку, чудесную и уютную, мягко освещенную биолюмовыми панелями. Однако раздеваться было довольно трудно. Я почувствовал холодное дуло "Вальтера" Дарлы всей своей спиной. - Ну нет, сдаюсь. - Ой, прости. - Дарла, держи эту штуковину под рукой. - Обязательно, - ответила она. - А как насчет Винни? - Я ей дала еще одно одеяло. Она сказала, что ей не хочется спать. - А тебе? - Хотелось, но уже нет, дорогой мой. Иди сюда. Музыка... Музыка, такая негромкая... Музыка, такая негромкая, но вездесущая и поглощающая, единственный огромный, переливающийся аккорд, полный нотами от нижнего до верхнего конца клавиатуры, покрывающий октаву за октавой. Он звучал над равниной, как хор потерянных душ, которые оплакивают свою судьбу, мрачный и неотвязный. С этими голосами пели скрипки, флейты, гобои, струнные - плачущие виолы, угрожающие контрабасы... арфа, челеста, которая жалобно постанывала. Структура аккорда менялась, а лады перестраивались, и теперь словно сам господь бог играл на органе вселенной, прекрасные и священные звучные аккорды вырывались из-под его пальцев, отражаясь от крыши мира... Дарла вздрогнула и проснулась, ухватившись за меня. - Джейк! - Да это просто вурлитцеровские деревья, - сказал я, - все в порядке, моя красавица. Она обмякла в моих объятиях, внезапный страх растаял, как иней в пламени свечи. - Мне что-то снилось, - сказала она потерянным, сонным голосом. Спальное яйцо было теплым и тихим. Я нежно провел большим пальцем по ее закрытым векам, поцеловал теплую, влажную щеку. Она выдохнула воздух, и все напряжение спало с нее. Я пил ее дыхание, держа ее в объятиях. Снаружи аккорды переливались из минорных в мажорные, потом снова в минорные, потом снова переменились и зазвучали в модальной гармонии, пока ветер перебирал воздушными пальцами среди труб дерева-органа. Это были сольные пассажи, виртуозное исполнение. Концерт. Потом ветер сдул все прочь и оставил нас в атональном хаосе, который все вибрировал от неопределенности бытия... спутанный, таинственный, под конец непонятный мир... Огромная жилистая рука зависла над беззвездной тьмой... в ожидании? Подкарауливая? Рука дирижера. Или композитора. Или и того и другого? А может, это ни тот, ни другой? Пустота была бесформенна и включала в себя то, что должно было быть, и то, чему не суждено было случиться... бесконечные возможности. Клубки хроматических тонов развертывались в темноте, в сыром материале бытия. Построения стали сами возникать, когда им навязали диатонический порядок. (Но кто это сделал? Или что?) Фуги рождались из глубин, классические симфонии сливались с сонатами. Рука исчезла, и мощный гимн зазвучал на небосводе, воспевая единство, полноту, положительность, закономерность жизни, организующие принципы... Странный свет, охапка тепла и мягкости в моих объятиях, моментальное странное чувство, будто сам не знаешь, где находишься. Яйцо было темно, но сквозь тоненькие стенки проникал зыбкий свет. Рука... рука среди пустоты и тьмы, в самом сердце вещей и сути, матка времени... - Да-а-а-ла! Джейк! Да-а-ала! Джейк! Там, в тайном ядре, в непроницаемой сердцевине... - Да-а-ала! Джейк! Да-а-ала! Джейк! ...Ничего... Там ничего... Нет ничего... - Джейк! Да-а-ала! Просыпаться! Встать! Встать! Я рванулся и проснулся, ища ощупью биолюмовые панели. Я провел рукой по одной из них и увидел, как она засветилась перед моим лицом. Музыка прекратилась. Я толкнул Дарлу. Глаза ее немедленно широко открылись. - Что такое? - Винни, это ты? - прошептал я хрипло и невнятно, расширяя выход из яйца, словно плод - родовой канал. На мордочке Винни отражалась серьезная тревога. - Большие машины! Большие машины! Вставать! Вставать! Дарла провела двумя пальцами по шву быстрого выхода, и яйцо раскололось, вылупив нас двоих нагишом в мир, в ледяную ночь. Костер был кучкой мерцающих углей. Роланд лежал возле костра, он спал, закутавшись в одеяла. Я подошел к нему и один раз резко дал ему пинка, потом схватил другое спальное яйцо и раздернул швы. В нем было два тела. Хорошо. - Дарла! - сказал я. - Выбирайся из дверей, бери свой рюкзак и пушку! Внутри спального яйца стоны и бормотанье. - Джейк. Я не пойду без тебя. - А ну! - скомандовал я. - Беги вон туда! - Я показал на задний двор дома. - Я тебя найду. Дарла схватила какие-то вещи, швырнула мне мой пистолет и побежала. - Вставайте! - завопил я. - Джон! Сьюзен! Роланд мучительно пытался подняться на ноги, глаза его были налиты кровью и припухли, он совсем потерял представление, где находится. Снаружи поисковые лучи прожекторов шарили по земле у дома, а сама темнота шипела выхлопами флиттеров. Роланд выпрямился. - Я просто... - тут он увидел свет, услышал звуки приближающихся воздушных судов. - Господи! Кто это? - Хочешь остаться и узнать? - Джейк? - это Сукума-Тейлор, одна голова торчит из спального яйца. - Беда, Джон, - сказал я ему. Яйцо раскололось и открылось, и Сьюзен встала на ноги, нагая, руками она обняла себя, чтобы спастись от холода, гримасничая от пронзительного мороза. - Всем выскочить из дома и в кусты! Быстрее! Рассыпьтесь! Джон неуверенно поднялся на ноги. Сьюзен нагнулась, чтобы найти свою одежду, но я накинулся на них обоих, схватил одеяло и накинул его на Сьюзен, потом вытолкал их обоих оттуда. Сьюзен крякнула, споткнулась, и я поймал ее. - Извини, нет времени, Сьюзи. Бегите! Оба! Они побежали прочь. На пути к заднему двору я попытался схватить спальное яйцо, промахнулся, но случайно зацепил свою куртку ногой. Я подхватил ее и помчался, на ходу надевая куртку. У задней двери я налетел на Роланда, вытолкал его прочь, схватил за плечи и направил примерно на девяносто градусов в сторону от того направления, которое выбрал для побега сам. Поисковый луч ударил по дому, отбрасывая резкие тени на землю. Кусты были расчищены примерно на десять метров от дома, и я бросился к краю еще уцелевшей полосы кустарника. Я почти уже скрылся в ней, когда диск света бешено заплясал справа и впереди от меня и накрыл меня совсем. Я бросился в укрытие за вурлитцеровским деревом, но я знал, что меня засекли. Зажигательный луч ударил с пламенем и дымом в землю очень близко от меня. Свет на меня не падал, но они примерно знали, где я нахожусь. Я переждал секунды три и помчался влево, чувствуя, как маленькие колкие частицы на земле впиваются мне в подошвы. Я прижался за другим деревом и стал ждать, глядя, как резкий круг света прометает землю. Дыхание флиттера теплом отдавалось на моей коже, вихрило пыльные смерчи у ног. Летательных аппаратов было больше, чем один-два. Целые созвездия красных и зеленых огоньков испещрили ночное небо, они зависали, метались по сторонам, перескакивали туда-сюда. Поисковые лучи обшаривали территорию перед домом и за домом. Еще один заряд взорвался возле меня, разорвав бочкообразное растение в веере брызг, превратив его в пар. Быстрая мысль: ведь у них же есть приборы ночного видения. Зачем им поисковые прожекторы? Ключ от Сэма был у меня в кармане. Я вытащил его и вызвал Сэма. Я не пробовал это сделать раньше, потому что мне казалось, что мы находимся за пределами расстояния, на котором действует связь, но теперь решил попробовать. - Джейк?.. - Треск. - Это ты? - Сэм? Можешь меня записать? - (Треск)... Джейк? Поближе!.. (к-р-рак!) - Сэм, если ты можешь меня записать, то меня вот-вот заметут колониальные власти. Колониальные власти. Записал? Я буду в отделении милиции в городе. Подтверди запись, Сэм. Ключ плюнул, затрещал статическим электричеством и - все. Еще один заряд зашипел сзади от меня. Я снова побежал, на сей раз в противоположную сторону, к дому, но стоило мне оказаться на открытом пространстве, как еще одна шипящая молния ударила в землю меньше чем в метре от меня. Я остановился в грязи, как вкопанный. Они загнали меня в ловушку. Видимо, эти выстрелы намеренно не попадали в цель. Я встал на ноги, и прожекторы ударили в меня ослепительными снопами света. - Джейк! - это голос Дарлы сзади. - Дарла! Стой, где стоишь! - Эй! Там! - она не слышала меня из-за грома флиттеров. - Дарла, оставайся там, где ты есть! Они держат меня на прицеле. Там, на равнине, стрелы света отыскали остальных. Я увидел, как Джон поднимает руки в знак того, что сдается, Сьюзен рядом с ним кивает головой, скорчившись от холода. Я посмотрел налево. Роланд, единственный из нас полностью одетый, плелся обратно к дому, подняв руки, а прожектор высветил его, как солиста на сцене в казино Лас-Вегаса. Громкоговоритель проревел: - ДЖЕЙКОБ МАК-ГРОУ? - Это я! - я помахал рукой. - Я тот самый человек, который вам нужен! - КОЛОНИАЛЬНАЯ МИЛИЦИЯ! ТЫ ПОД АРЕСТОМ. - Так я и понял, - ответил я, обращаясь к мертвым осколкам вурлитцеровских трубок под ногами. Флиттер слетел вниз и приземлился. Я поднял руки и бросил пистолет. Сзади Дарла открыла огонь по спускающемуся воздушному судну, ударив его из пушки по переднему левому пропеллеру. Искры поднялись от металла, и статические заряды заиграли там, где удар Дарлы пришелся по металлу. "Вальтер" сработал здорово: заряды плясали, как дервиши. Ответный огонь был немедленным и точным. Харканье пламени и струйки дыма взвились от того места, откуда Дарла только что стреляла. "Вальтер" не ответил на огонь. У моих ног упали куски срезанных веток кустарника. Я окаменел душой и телом. Я таращился на гаснущее пламя там, где наверняка лежало тело Дарлы, и вспомнил свой сон как раз перед тем, как проснуться, насчет странной руки. Мне так хотелось, чтобы эта рука появилась бы снова, схватила бы меня за шкирку и вытащила бы из этого кошмарного метасна, который на деле называется жизнью. 8 Менты одинаковы всюду и во все времена. Я стоял перед письменным столом в отделении милиции с голой задницей, но в кожаной куртке. Какой-то шутник, проходя мимо, остановился, чтобы с насмешкой прошептать мне в ухо: - У вас что, новый портной? Полицейский у стола показал огромные желтые лошадиные зубы в ухмылке. Ему показалось, что шутка была просто хоть куда. Те менты, которые притащили меня из флиттера, посчитали эту хохму просто ядром остроумия. Шутник прошелся по коридору, все время оглядываясь через плечо. - А? Как насчет портного? - спросил он, пытаясь выжать свою хохму до последней капельки сока. Он открыл дверь в свою комнату, не дожидаясь ответа. Но, честное слово, ответ у меня был наготове. - Место постоянного жительства? - внезапно мент за столом стал страшно деловитым. - 221-Б, Бейкер-стрит, Лондон, Англия. - Планета? - тут его осенило: дошло. - Слушай, Мак-Гроу, - сказал он, поднимая на меня усталые, но честные глаза полицейского. - Я спросил у тебя твой адрес. Когда вернутся те, кто обыскивает твое логово, я все равно спишу те же данные с твоих документов. Поэтому давай-ка покончим с этим легким путем. Ладно? - он выпрямил плечи за столом. - А теперь... постоянное место жительства? - Изумрудный город. Волшебная страна. - Название плане... И снова он замедленно соображал. Потом он оскалился на меня и зарычал. - Слушай, ты, грязный кусок МЕРТЕ, я еще раз спрошу тебя про твой постоянный адрес, а потом ты очень пожалеешь, что причинял мне хлопоты. - Факата теуйс фамилос проксимос, - это была фраза на интерсистемном, которая предлагала ему пойти и поиметь сексуальные отношения с различными членами своей ближайшей родни, преимущественно с семьей. Этим я заслужил ловкий удар ребром ладони по рту. Ржавый вкус крови просочился сквозь зубы в рот. У них у всех замедленная реакция. Только тут второй мент схватил его за руку и сказал: - Ты что, его нельзя бить. Они не хотят. У нас же есть приказ. Тот, кто сидел за столом, свирепо отдернул руку. - Не смей делать этого снова, Фрейзер, - предупредил он. - Подальше от меня свои паршивые лапы. - Фред, извини. Но у нас же есть приказ. Мы должны держать его здесь, пока не появится полковник. Мне даже думается, что нам не надо заносить его в журнал арестов. Лучше стереть эту запись. - А тогда за каким чертом он тут стоит? - Не знаю. Привычка, наверное. Они сказали, что... - Тогда уведите его с глаз моих долой!!! Бормоча что-то себе под нос, Фрейзер подтолкнул меня к креслу, сиденье было металлическим и очень холодным. Там я ждал примерно минут десять, пока кто-то очень большой и очень важный не прошелся по коридору к письменному столу, а вслед ему целая орда шишек рангом пониже вытягивалась в струнку по дороге. То был крупный мужчина, мясистый и жирноватый, на его мундир в полосочку, ярко-голубую и белую, пошло больше ткани, чем понадобилось бы на целый палаточный городок беженцев. Рыжие усы расцвели буйным цветом и курчавились под прямым носом. Глаза были ледяного синего цвета, полные решимости и холодной сдержанности. Он промаршировал мимо меня, неся в руках какую-то папку, зажав под мышкой тросточку, и полуголый человек, мимо которого он прошел, просто для него не существовал. Когда он прошел мимо письменного стола, прозвучали три слова: - Ин лей амената - проведите его ко мне. Через минуту или две меня провели снова по лабиринту коридоров в офис размером с небольшой вокзальчик. Меня поразили размеры отделения милиции. Голиаф - планета пограничная, из того, что я мог видеть своими глазами, ее только что начали заселять. Однако эта планета была прямо между двумя мирами с перекрестками Космострады, это положение было стратегическим. Знак на дверях гласил на двух языках: ТЕНЕНТА ИНСПЕКТА лейтенант-инспектор Элмо Л.Рейли У меня было ощущение, что я не встречу человека по имени Элмо. Это оказалась маленькая комнатенка без окон, с металлическим письменным столом, металлическими полками, несколькими картами и плакатами на стене, на книжной полке стояла фотография семьи, а сама полка была чистая и не захламленная. Химический свет с потолочной панели слегка смягчал суровость помещения, но это все равно было холодное и стальное место. Крупный человек уселся у письменного стола, положил тросточку направо, папку налево. На нем все еще была белая фуражка с кокардой, полной каким-то пышным гербом. - Вас допросит полковник-инспектор Петровски, - сказал Фрейзер и плюхнул меня на холодный металлический стул. - Это не допрос, - поправил его Петровски. Фрейзер выскользнул за дверь. Интерсистемный язык Петровски был тяжело гружен славянским задумчивым акцентом. - Тогда что это такое? - спросил я на самом отчетливом системном языке, на какой меня только хватило. - Это будет зависеть от многого. Вы можете оказаться, правда, не обязательно, серьезным и важным свидетелем преступления. Вы можете оказаться и подозреваемым. Это тоже от многого зависит. - А от чего, могу я спросить? Синие глаза просверлили во мне дыру. - От того, что вы мне скажете и что я восприму как правду. - Тогда это допрос, - решил я. - Нет. Встреча по обмену информацией. - Нет, он положительно был влюблен в сложные и запутанные определения вещей. Я переключился на английский. - Это эвфемизм. - Кверос? - он поморщился от раздражения. - Вы плохо говорите на интерсистемном. Вы ставите глагол в начале или в середине предложения, как это делают все англоговорящие. Очень хорошо, я стану разговаривать с вами по-английски. - Отлично. Мне трудно вести разумную беседу на свинской латыни. - На "свинской латыни"? Это означает, что вы не одобряете официальный язык колоний? - Как большая часть искусственных языков, это лингвистический, культурный и политический компромисс. Эсперанто или интерлингва гораздо лучше, пусть даже и они не совсем адекватны своим задачам. Липкое гораздо лучше подходит для общения с инопланетянами. И, что бы ни говорили лингвисты, интерсистемный все-таки очень сильно склоняется в сторону привычек индоевропейских языков. Он крякнул. - У нас получается очень интересная академическая дискуссия. Как бы там ни было... - он открыл свой портфель и вытащил аппарат-чтец и набор пипеток. Потом заправил чтеца, постучал по панели управления, пока не добился нужной ему настройки. Потом он резко перевел на меня взгляд. - Что вы знаете об исчезновении констебля Моны Бэрройс? - А что я должен знать? - Не играйте словами. Вы что-нибудь знаете? - Да. - Она остановила вашу машину на участке Грумбридж? - Да. - Потом произошла встреча с патрульной машиной? - Да. - И патрульная машина сожгла машину констебля Бэрройс? - Да. Вы и сами это знали. - Знали, - сказал он спокойно. - Оружие на вашем тяжеловозе не способно причинить такие разрушения. Мы нашли следы перехватчика, его радиоактивные выбросы. Показатели приборов сказали нам, что это была патрульная машина. - Тогда зачем вы меня спрашиваете? - В таких вопросах свидетели, если они есть, обязательно должны быть допрошены, - сказал Петровски. - Лучше всего сказать вашим дорожным фараонам, чтобы не делали того, что сделала Бэрройс. - Она следовала приказам. Закон должен выполняться. Мы не можем продолжать действовать под диктовку внешних сил, причем не имеет значения, насколько они технологически превосходят нас. - Ну, опять же, Космострада не принадлежит нам, - сказал я. Петровски поглядел на стол. На экранчике его прибора пробегали тоненькие крохотные символы. Не поднимая от них глаз, он сказал: - Что вы можете рассказать мне о событиях, которые имели место на Деметре три стандартных дня назад в мотеле под названием "Грейстоук Гровз"? - Простите мне, если я спрошу, какие события вы имеете в виду? - Те, - прочел он с экрана, - которые касаются смерти человека по имени Джоэл Дермот. - Я никогда про него не слышал. Как он умер? - Он стал жертвой наезда, когда водитель скрылся с места происшествия без оказания помощи. - Увы. Должно быть, это случилось, когда я уже уехал. - Вы не выписались из мотеля. - Верно. Я очень спешил. - Куда вы спешили? - По делу. - Куда именно? - Сюда, - ответил я. - На Голиаф? Но ваше место назначения - Ураниборг. - Да, окончательное место назначения. Но сперва я хотел заехать сюда. - С какой целью? - Чтобы обсудить свои дела с людьми, которых ваши подчиненные вытащили из постелей прошлой ночью. - Та религиозная группа? Это было неизбежно. Что за дело у вас к ним было? - Оно вас не касается, - сказал я ему. Ледяной взгляд приморозило еще на пару градусов. - Отказ сотрудничать с нами вам не поможет. - Я официально нахожусь под арестом? Будет ли мне предъявлено какое-нибудь обвинение? Секундное колебание. - Технически - официально - вы не под арестом. Вы находитесь под защитой... - Что?! - я сам удивился молнии гнева, которая пронизала меня. Я вскочил на ноги, не обращая внимания, что все мои принадлежности качаются нагишом перед глазами полковника. - Тогда я требую моего немедленного освобождения. Вы немедленно прикажете снять с меня эти молекулярные наручники и вернуть мне всю мою одежду. Он невозмутимо сказал: - Мистер Мак-Гроу, ваше положение не таково, чтобы... - Мое положение таково, что плевать я на него хотел, - выпалил я ему. - Мне не предъявили постановления на арест, мне не предъявили никакого обвинения, меня не задерживали по обвинению, чтобы можно было арестовать меня на трое суток. Мне не дали возможности переговорить со своим адвокатом. Я вполне хорошо оценил свое положение, чтобы подать в суд на вас и на всех участников этого фарса. Петровски откинулся на спинку стула, его вполне устраивала возможность дать мне выкричаться. - Более того, - орал я дальше, - у вас нет никаких улик и никакой разумной причины, чтобы оправдать ваше поведение и то, что вы меня взяли под стражу. Петровски потрогал рыжие кудри, украшавшие его верхнюю губу. - Улики можно получить. Например, кусочки тканей с вашего тяжеловоза. Что означало: они пытались именно это и сделать, но у них ничего не получилось. Сэм потом будет мне про это рассказывать долгими зимними вечерами. Должно быть. Вонючка совсем быстро собрал Сэма воедино, а то Петровски весьма ловко нашел бы свои доказательства и улики. - Можно получить? Значит, вы арестовали меня просто по предположению? Я сам не собирался поднимать этот вопрос, но в разговоре совсем не прозвучало имя Уилкса или кого-нибудь из свидетелей. И вообще не говорилось ни о каких жалобах, которые подавал Уилкс. - Пожалуйста, сядьте, мистер. Мак-Гроу. Вид оттуда, где я сижу, мне не нравится. - Я также сделаю все, что в моих силах, чтобы открыть дело по расследованию об убийстве моей подруги Дарлы... Тут я резко запнулся. А как фамилия Дарлы? О господи, я не знал. Тут мои паруса окончательно потеряли ветер, и я стоял молча, помаргивая. Петровски вдруг испытал прилив великодушия. - Я вам вот что скажу, мистер Мак-Гроу. Вас развяжут и... э-э-э... дадут какую-нибудь одежду при условии - одном условии, - что наши разговоры будут продолжаться. Он повернул ко мне мозолистую ладонь. - Может быть, мы сможем говорить на более дружеских тонах. Согласны? Я молчал. Он нажал большим пальцем кнопку вызова на панели коммутатора. - Вы ведь со мной не были абсолютно честны и искренни, мистер Мак-Гроу. Но и я, должен признаться, не полностью откровенничал с вами. - Вот как? - это все, что я мог сказать. Фрейзер просунул в дверь голову. - Да, сэр? - Снимите молекулярные наручники, - приказал Петровски. - И найдите ему пару брюк. - И ботинок, - сказал я. - И ботинок, - согласился Петровски. - Да, сэр, да, полковник-инспектор, - Фрейзер вошел и освободил меня от наручников. Петровски вытащил пачку сигарет, по которой ползали каракули на кириллице. Потом зажег одну сигарету старинной зажигалкой с колесиком и фитильком. Он толкнул пачку и зажигалку через стол ко мне. Я мечтал о сигарете и закурил. Сделал одну затяжку, пожалел, что вообще ее взял, зашелся кашлем и сел на место. С минуту мы глядели друг на друга. Потом Петровски тяжело выпустил воздух и откинулся назад, отступив в терпкую голубоватую дымку своих сигарет. Он нашел что-то интересное на потолке. Прошла минута, потом Фрейзер приоткрыл дверь и бросил в щель пару серых форменных штанов. - Ботинки ищем, - сказал он. Петровски встал и стал изучать карту Максвеллвилля. Я натянул штаны. Они довольно хорошо на мне сидели, пусть даже были немного коротки в штанинах. Я уселся и ждал, затягиваясь сигаретой. Наконец Фрейзер вернулся и протянул мне ботинки. - Это мои собственные запасные, - сказал он мне. - Когда тебе принесут свои собственные, ты мне вернешь эти. - Спасибо. - Ладно, не за что. Дверь закрылась, и Петровски снова уселся. - А теперь, мистер Мак-Гроу, я не стану задавать вам никаких предварительных вопросов и сразу перейду к делу весьма серьезному и важному. - А именно? - Тот артефакт, который оставили строители Космострады. Сплетни, слухи, дорожная чушь, бред - все это стало совершенно незыблемой, алмазно твердой реальностью, как только прозвучало из уст официального чиновника. Меня это потрясло. - Что-что? - Артефакт. Карта. Карта Космострады. Я медленно покачал головой. - Я ничего подобного не знаю. Петровски погладил крышку стола, глядя на меня, пытаясь определить степень моей искренности. - Тогда почему, - спросил он меня ровным голосом, - все думают, что она находится в вашем распоряжении? Я не видел никакой пепельницы и уронил наполовину выкуренную сигарету себе под ноги. - Вот это, мой ненаглядный блюститель закона, - я свирепо растер окурок, - и есть вопрос на биллион в полосочку кредиток. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил мне то же самое. - Я уселся обратно и скрестил ноги. - Кстати, а кто такие эти "все"? - Представители различных рас, различных профессий, и мы, колониальные власти, я должен сказать. - Ну а кто еще конкретно, за исключением властей? - Я не могу представить себе ни одной расы внутри Расширенного лабиринта, которая не мечтала бы завладеть такой картой, особенно сейчас, когда мы знаем, что ретикулянцы мечтают ее захватить, и мы специально стремимся им в этом помешать. И рикксы, и кваа-джхины. У них есть свои агенты. Это мы знаем. Но все указывает на то, что есть многое, чего мы не знаем. Я взял еще сигарету. Я бросил курить много лет назад, но есть такие кризисные моменты, которые просто просят никотина. - Почему? Вот мой единственный вопрос, - сказал я, щелкая зажигалкой, чтобы погасить в ней огонек. - Почему этот вымышленный артефакт настолько важен? Я мог догадаться, но мне нужны были те причины, которые он назовет. - Да просто сами подумайте, мистер Мак-Гроу. Подумайте о том, что это означало бы. - Его тон был больше академическим, нежели восторженно фанатичным. - Есть ли у вас представление, насколько это продвинет наши попытки разрешить загадку Космострады? Разве это не стало бы открытием веков? - Он оперся о стол и поднялся на ноги, а лишняя сила тяжести для него самого превращала его массивное тело в изрядную обузу. - В какую сумму вы оценили бы карту, мистер Мак-Гроу? - он стал расхаживать по кабинету, сложив на груди массивные руки. - Ну ладно, допустим, такая карта пользуется большим спросом, чем горячие пирожки, - я чуть не поперхнулся затяжкой. - Допустим, вы узнали с ее помощью, что Космострада разветвлена по всей вселенной, вы найдете миллионы прочих рас, живущих во всех ее уголках. Чем больше, тем веселее. Мы бы и так их нашли раньше или позже. Петровски поднял палец и помахал им. - Подумайте. Подумайте, к чему еще могла бы привести находка такой карты. Я был уже окончательно сыт по горло всем этим. Я не ответил. Все, что я мог в данный момент придумать - это то, что в один миг Дарла была в моих объятиях, а в следующий момент я смотрел, как она погибла. Петровски начал говорить снова, но я его не слышал. Дарла... - Вы можете представить себе все это? Вы же должны понять, что возможности просто потрясают. Он остановился и стал раскачиваться взад-вперед на каблуках, немного рассерженный, что я не обратил на него должного внимания. - Я сказал, что есть возможность предполагать, что карта приведет нас к самим строителям Космострады. Я глубоко затянулся, мои легкие уже получили достаточно яда, чтобы выдержать такой удар. - Ага. А они себе спокойно держат магазинчик придорожных товаров на Межзвездной улице, 84. - Магазинчик? - он зашел за свой стол. - Разумеется, это шутка. Но разве вы не видите, что такая возможность делает карту бесценной? - Но ведь строители Космострады давно мертвы, по крайней мере, так гласит молва. - Да, но остатки их цивилизации? Наверняка что-нибудь да уцелело. Уцелела же Космострада? Подумайте только обо всех тайнах, мистер Мак-Гроу. Тайны самой технологически совершенной расы во вселенной. Может быть, вообще такой больше не существует и не будет существовать. Ну что же, теперь я знал цену мифической карты. Причем оценка полковника совпадала с моей. Он наклонился над письменным столом, подпершись руками, огромные волосатые лапы разлеглись по крышке стола. Он внимательно посмотрел на меня. - Кто сконструировал порталы? - продолжал он. - Только та раса, которая смогла взять верх над самыми основными законами жизни во вселенной. Рассмотрим цилиндры. Такие плотные массы, как эти, могли бы существовать только в черных дырах. И тем не менее цилиндры явно дело чьих-то рук, это не самопроизвольные образования. Как их сконструировали? Почему они не разрушают тех планет, на которых находятся? Какие титанические силы поддерживают их в нескольких сантиметрах от земли? Все это вопросы, мистер Мак-Гроу. Тайны. А вам самим никогда не приходилось задумываться над этим? - Да, приходилось, частенько, - сказал я. - Но у меня есть еще один вопрос - к вам. Почему во имя священной вселенной все на свете думают, что именно я - тот человек, у которого есть ответы на все ваши вопросы? Почему вы так думаете? Петровски тяжело опустился в скрипучее вертящееся кресло, вынул еще одну сигарету и прикурил ее. - Я-то, кстати, - сказал он между одной бешеной затяжкой и другой, - так и не думаю. - Вы - нет? - я затянулся трижды. - Вот как? - Но это мое личное мнение, понимаете? - он выпустил бледный дым метра на четыре через всю комнату. - Я отношу карту Космострады к таким же явлениям, как, скажем... копи царя Соломона, золото Монтесумы, философский камень и так далее. Как это по-английски говорится? А, сказки для маленьких детишек. Нет, есть еще одна поговорка... - Достаточно будет сказать, что это - "погоня за несбыточным". Я понимаю, но это не ответ на мой вопрос. Почему я? Почему вы думаете, что эта вещь именно у меня? - У вас, возможно, есть что-то. Или, если выражаться точнее, возможно, вы хотите, чтобы люди считали, что у вас что-то есть. Убедительная подделка - хотя мне даже трудно представить, как она может выглядеть - может принести вам немалую сумму денег. А что касается вашего вопроса, я могу только говорить про колониальные власти. Мы занимаемся вами именно на основе этих слухов. - Что?! Я такому поверить не могу. Петровски вытащил рывком сигарету из ее уютного гнездышка в усах и выпустил на меня дым. - Может быть, я вас ввел в заблуждение. Я мог случайно создать у вас впечатление, что все сильнейшие ведущие силы колониальных властей собрались идти на вас походом. Нет. Я возглавляю специальное разведывательное подразделение внутри милиции. Наша главная роль состоит в том, чтобы расследовать все вопросы, которые относятся к тайне Космострады. У меня есть штат из пяти человек и несколько, если можно так выразиться, полевых агентов. Мой ранг и положение позволяет мне иногда для служебных целей набирать силы, необходимые для такой операции, свидетелем которой вы были сегодня рано утром. - Он снял фуражку и бросил ее на свою папку. Короткие его волосы были цвета свежей моркови. - Это расследование - одно из многих. Многих. Нам приходилось рассматривать множество рапортов о различных необъяснимых событиях, замеченных, но неопознанных предметах, феноменах... слухах. Ни один из них не принес нам ничего большего, чем обычный набор фантазий, "погоню за недостижимым", как вы это очень удачно описали. Он бросил на пол окурок, все еще довольно длинный, и сразу же наступил на него. Мне показалось, что и ему стало тошно наконец от собственных сигарет. - Я буду еще более откровенным с вами, сэр. Мне не нравится моя работа, но это мой долг. Что же касается карты Космострады, у меня нет своего мнения относительно ее существования или несуществования, когда я увижу ее своими собственными глазами, я в нее поверю. Понимаете? - глаза его на кратенький миг оттаяли. - Да. - Так вот, - он хлопнул ладонями по столу. - Скажите мне, - начал я, пытаясь перевести его на другие вопросы, - а почему такой рейд против нас? Почему вы не могли просто прийти в дом с ордером? Или без такового? - Я как раз собирался об этом сказать, - ответил он, - как я уже вам сказал, в своем интересе к вам, равно как и в своей слежке за вами, мы не одиноки. Мы также следим за теми, кто следит за вами. Нас особенно интересуют ретикулянцы. Мы следуем за ними, следим очень внимательно за сферой их интересов, а они приводят нас прямехонько к вам. Весьма примечательно. Но кто может понять инопланетную психологию? Он улыбнулся, в первый раз за это время. Улыбка была мимолетна, но искренна. - Как я уже сказал, мы проследили ретикулянцев сюда, отсюда наш интерес к вам. Они не направились в Ураниборг, как направились мы. Мы потеряли их след в Максвеллвилле. Как бы там ни было, констебль, который совершал обычное патрулирование, наткнулся на них на Космостраде, где они встали к востоку от города. Естественно, он не мог ничего сделать. Он спросил их, может, им нужна помощь по части починки машины, но они ответили, что у них все в порядке. Однако констебль все равно внес их в рапорт. Та машина-тяжеловоз, на которой они ехали, вполне могла перевозить внутри маленькую легковушку, в то же примерно время мы сумели отыскать вас у телеологистов. Это было не так трудно, но заняло изрядно много времени. Однако было вполне очевидно, что эти инопланетяне станут делать. Они встали на Космостраде в точке, удаленной примерно на семьдесят километров от фермы. Я немедленно приказал провести "рейд", как вы его назвали, - он снова улыбнулся. - Вы видите, мистер Мак-Гроу? Этот рейд был предназначен для вашей же защиты. Мы, если признаться, уже ждали того, что ретикулянцы полностью захватили вас. К счастью, мы приехали вовремя. - Понятно. - Почему-то с ним было трудно спорить. Если учесть, что Роланд заснул, а мы все были до смерти измучены, у нас не было ни малейшего шанса противостоять рикки-тиккам. Но оставался еще вопрос Дарлы. - Где теперь мои друзья? - спросил я. - Не знаю. Их тоже расспрашивают. Мы ими не интересуемся. - Вы предупредили их насчет ретикулянцев? - Ну, не совсем такими словами. Мы сказали, чтобы они ожидали вторжения посторонних. Мне кажется, они уехали и отправились в город. И снова - никакого упоминания об Уилксе в этих речах, что само по себе весьма примечательно. Но у Уилкса на всяких высоких постах есть приятели. Вне сомнения. Петровски знал, что Уилкс был замешан в историю с картой Космострады, но мне непонятно было, каким образом Уилкс был связан с ретикулянцами. На экране чтеца затанцевали символы. Петровски прищурился на экран, стальные мышцы его челюстей напряглись. Он ткнул в панель управления пальцем, похожим на сардельку, и кассета начала прокручиваться назад. Он перевел взгляд на меня. - Мне кажется, сэр, что наша беседа окончена. - Угу. Так что, я могу идти? Он не ответил. Чтец издал что-то вроде "фырк-динь", и Петровски поднял аппаратик, надел снова фуражку, открыл папку, бросил в нее чтеца. Он откинулся подальше назад в кресле и соединил ладони на животе. - Боюсь... что пока нет. - Металл кресла застонал, словно собирался сломаться и распасться от усталости на мелкие кусочки. - У меня здесь нет возможностей продолжать свое расследование дальше. Вам придется последовать за мною на Эйнштейн, где это расследование, возможно, закончится. - Тогда, значит, вы имеете в виду прогнать меня через дельфийскую серию? - Если это понадобится. Извращенная логика завязала мои мозги в узлы. - Послушайте, - сказал я, пытаясь убрать из голоса нотку раздражения, которая, как я понимал, все равно прорывалась наружу. - Вы же почти ясным языком сказали, что не верите, что у меня есть карта Космострады. И все же вы хотите прогнать меня через дельфийскую серию, чтобы убедиться, что ее у меня нет. - Я должен следовать правилам ведения расследования, невзирая на свои личные чувства. Если вы что-нибудь знаете, это узнаем и мы. Если карта Космострады действительно реальность, то мы будем это знать, и вся эта история - просто бредни или политическая интрига, мы тоже будем это знать. В слове "политика" прозвучали странные тона, поэтому я был заинтригован. - Политическая интрига? Как такое может быть? - Все возможности надо принимать во внимание, - сказал он, немного отводя взгляд, словно жалел, что вообще упомянул политику. - Во всяком случае, - сказал я, думая о том, что хорошо бы как раз сейчас и сбежать, - дельфийская серия была бы совершенно нелегальна в такой ситуации. - Без должного разрешения - да. Но у меня есть такое полномочие, - руки его расплелись, и он развел ими, а потом снова сплел. - Техника дельфийской серии не причиняет постоянного вреда. Вы и сами это знаете. Неужели Фрейзер был у дверей? Наверное, был. - Да, конечно, но на время я превращусь в калеку. Как после лоботомии. - Это преувеличение. - А я-то думал, что колониальные власти недавно издали закон, который объявлял дельфийскую серию нелегальной. - Да, но есть и исключения. Язык закона весьма ясно это объяснял. Да кому какое дело, как Ассамблея колоний нашла выход из этого положения? Они там все бюрократы, им бы только печатями шлепать. - И все же, - продолжал я, - у вас нет ничего, чтобы задерживать меня. Сколько, интересно, человек за дверями? Двое? Трое? Один? Наверное, двое. Фрейзер и еще один. - Вы неправы, - говорил мне Петровски. - У нас есть показания менеджера мотеля. - Переса? А что он мог вам сказать? - От него мы составили вместе картину того, что произошло. - У меня есть такое чувство, - догадался я, - что Перес на самом деле не был свидетелем дорожного происшествия. Петровски наклонил голову набок. - Правильно. Мне приходилось признать, что в некоторых вопросах этот человек был скрупулезно прям и честен. - Однако его показания дают нам так называемую вероятную причину происшествия, которое вы упомянули раньше. Кроме того, - он беспомощно пожал плечами, - есть мертвое тело, которое необходимо объяснить. Вы должны понять. - О да, конечно. Петровски был искренен, но в руках у него были все козыри. - Разумеется, - продолжал он, играя большими пальцами где-то возле своего солнечного сплетения, - если у вас есть какие-либо сведения, которые могут меня заинтересовать, и вы добровольно передадите их мне, дельфийская серия, конечно, не понадобится. - Замечательный пример средневековой логики. Петровски нахмурился. - Не понял. - Я думаю, что поняли. Кстати, вот вам стульчик. Я поднял стул между ног и швырнул его через письменный стол прямо ему в физиономию. Мощная рука заслонила лицо и пыталась защититься от удара, но немного поздно. Спинка стула попала ему в переносицу, и он опасно откинулся назад, зажав руками нос, пока он не перекинулся через спинку стула и не упал со стулом вместе на металлическую книжную полку, уставленную призами, чашами и кубками. На него с громом и грохотом посыпались полки. К этому времени я уже скорчился возле дверей. Двери с треском распахнулись, и Фрейзер влетел внутрь, держа руку на пистолете. Я дал ему войти, но зато дал ребром ладони по шее его напарнику, который влетел за ним по пятам. Мент обмяк у меня в руках, и я подпер его одной рукой, а второй схватился за его пистолет. Фрейзер был у письменного стола, все еще копался в кобуре, пытаясь вытащить пистолет. - Эй, - сказал он, и это все, что он смог сказать, прежде чем его напарник полетел прямо к нему, подгоняемый одним из запасных ботинок Фрейзера, который пришелся напарнику как раз пониже спины. Друзья обнялись и упали вместе на письменный стол. Я выглянул в коридор, вышел и захлопнул дверь. Я уже прошел половину коридора влево, когда услышал, что кто-то вот-вот выйдет из-за угла коридора, который пересекал мой. Я выпалил с полдюжины зарядов в стену возле угла, посылая каскады дюропены в физиономию старого Фреда, как раз когда он выходил из-за угла. Он отпрянул, закрыв лицо руками. Я рванулся по коридору назад, прикрывая свой зад выстрелами через каждые три шага, а пока я мчался, то встретил бедного Фрейзера снова как раз в тот момент, когда он выбегал из кабинета, наконец выхватив свой пистолет. Я остановил его собственным телом, добавил ему удар локтем в зубы для ровного счета и отправил его падать обратно в кабинет, а его пистолет уже катился, подскакивая по коридору. Я повернулся на углу и увидел, что этот коридор свободен. Я бросился в темный кабинет, чтобы прислушаться и переждать, думая, что пропущу таким образом все вспомогательные силы, когда они встретятся на том месте, с которого пошла вся заварушка. Я проверил свой пистолет. Это был "горбатов" стандартного образца, стреляющий дробью. В магазин входило восемьсот зарядов, и он был почти полон, но зато энергия была почти на нуле. Я немного поудобнее пристроил пистолет в руках и высунул нос за дверь. Я услышал грохочущие шаги, вопли. Не мешало бы еще узнать, в какую сторону выход. Я потерял ориентацию. Вон туда по коридору и направо - нет, та дорога вела к письменному столу в холле и к выходу, через который меня привели. Задняя дверь должна вести на стоянку и к машинам отделения. Но где она? Двое прошли за угол справа от меня, и я прикрыл дверь и стал ждать, пока они пройдут. Я прождал еще примерно секунд пять, потом выбрался и на цыпочках прошел туда, откуда они пришли, надеясь таким образом отыскать задний вход. Я оглянулся на бегу и увидел, как тень легла на пол и метнулась по полу. Я развернулся, упал на пол и выстрелил, причем "горби" зажужжал, как сердитое шмелиное гнездо. Человек за углом встал на ноги. - Бросай!.. - но это было все, что он успел сказать. Пистолет вылетел у него из кисти, а потом и несколько пальцев. Остальные части его тела были защищены стеной, кроме колена и ноги. Его брюки разлетелись облаком кровавых ошметков, а закаленная дюропена стены задымилась, когда "горби" выхаркнул свои пятьдесят зарядов в секунду. Я перестал стрелять и перекатился на другую сторону холла, прижавшись там к стене. Я услышал стон и глухой стук. Мне не нравилось то место, где я был. Я поглядел на холл за своей спиной, но никого не было видно. Приглушенные спорящие голоса. Потом хриплый шепот: - Не хочу, чтобы вы его убивали! - Петровски. Я воспользовался преимуществом их колебаний, чтобы вскочить и побежать, поливая коридор за своей спиной мощным потоком выстрелов. Я пробежал через следующее пересечение коридоров и застиг врасплох двух ментов, которые планировали напасть на меня сзади. Я продолжал стрелять назад на бегу, бросился вправо, пробежал мимо полок с картонными коробками, мимо ряда шкафчиков для одежды, а потом нашел двойные двери. Я присел и аккуратно и осторожно приоткрыл одну из дверей. Огромные двери гаража были закрыты, несколько патрульных машин стояло на домкратах, но не было никаких механиков и ни одной машины, которой можно было бы воспользоваться. Однако в углу была еще и маленькая дверь, и я промчался к ней, прекрасно зная, что я потерял время и теперь наверняка все выходы будут под прицелом. Я прижался к стене и схватился за ручку двери, аккуратно приоткрыв ее. Огонь автоматов прорезал то место, где я должен был бы стоять, если бы хотел совершить самоубийство. Луч сконцентрированной энергии прорезал воздух и зажег небольшой пожар среди полок с коробками вдоль одной из стен. Это одна из причин, почему такое оружие нельзя применять внутри зданий и помещений. На меня бросили в бой все, что можно. Пули высокого давления впивались в дюропену, рикошетивший свинец и сталь пели песни по всему гаражу. Одна из дверей повисла на петлях: кто-то вошел. Я оглянулся в поисках убежища, но был в десяти шагах от чего-нибудь подходящего. - Порядок, камрада. Все кончено. Бросай оружие. Это снова был старый Фред, который нацелил на меня снайперскую винтовку поверх прозрачного фонаря полицейской патрульной машины. Он злорадно усмехался, и что-то подсказало мне, что совершенно безразлично, брошу я пистолет или нет. Но выбора у меня не было, поэтому я бросил пистолет на пол так, что слышен был стук. Фред поднял прицел до уровня глаз, наслаждаясь своим переживанием, он набрал воздуха в грудь, словно участвовал в финале турнира милицейских снайперов, он все делал, как полагалось, как надо было по книжкам, он уже видел мысленно очередной платиноиридиевый трофей для своей коллекции на каминной полке, потому что все, что от него требовалось, - это как следует нацелить свой выстрел, только нажать курок, и потом можно идти праздновать вместе с мальчиками и девочками, с соевым пивом и хрустящей картошкой... Петровски, словно пуля, ворвался в двери и врезался прямо во Фреда, так что тот полетел через весь пол и врезался в стеллаж с инструментами. Когда прекратились грохот и звон, Фред лежал на спине под грудой металла, вырубившись насмерть. Задолго до того, как я сделал хоть долю движения, чтобы нагнуться за своим пистолетом. Петровски уже нацелил на меня свою пушку. Я был поражен его быстротой, тем, какие ловкие у него оказались и ноги, и руки. - Так вот. Мак-Гроу, - сказал он. - Хватит нам рассуждать над тем, почему мы вас задержали, теперь всему есть причина. Правильно? - в его голосе не было никакого триумфа, просто окончательность и решимость. - Я рад, что все так чудесно устроилось. Ей-богу, так оно и было. Обрывок разговора донесся до меня как раз в тот момент в блоке камер, когда прозрачная дверь в мою ячейку захлопнулась и отрезала интересный разговор. - Полковник-инспектор, я понимаю, что ваш ранг и ваши особые полномочия от центрального командования требуют от нас нашего полного содействия и сотрудничества, но я должен вам указать, что... Тот, кто говорил, носил лейтенантские погоны и шел в той торжественной процессии, которая меня сюда привела. Он как раз и выглядел так, словно был тем самым Элмо, чье имя значилось на двери. Я растянулся на койке. У Петровски были свои проблемы, у меня - свои, но мне не хотелось думать ни над теми, ни над этими. Мне хотелось пока просто лежать здесь и дать воздуху, профильтрованному сквозь вентиляцию, омывать меня. Я слушал, как шумят машины по очистке воздуха, заглушая тишину камеры. Матрас был комковатый и вонял мочой и плесенью, но мне и на это было, в общем-то, наплевать. Я дал своим мозгам как следует отдохнуть, позволил им встрепенуться и посчитать секунды, которыми измеряется отведенное мне время, каждую порцию крови, которой сопровождается наша печаль, наша радость. И потом мне пришла в голову одна мысль: можно очень легко подсчитать хорошие минуты и радости моей жизни, потому что они так легко выделяются во всей пакости и дерьме. Хорошие вещи - это преимущественно негативные понятия: отсутствие боли, когда нет горя, нет беспокойств. Любовь, отсутствие ненависти. Удовлетворение, то есть, смерть лишений. И я сказал себе: к черту все это. Я решил попытаться активно думать снова, поскольку была пара-тройка таких вещей, на которых стоило попробовать свои мысли, например, парадокс - если таковой действительно существовал. Парадокс, казалось, говорил мне: ты выберешься отсюда, ты снова увидишь Дарлу, только для того, чтобы снова ее потерять. И это будет на сей раз окончательно. Мне это не нравилось, но это была правда, чего бы она ни стоила. Пока я продумал эту идею до конца, мне пришло в голову, что и это - очередная порция дерьма. Так мало я знал, чтобы продолжать всерьез это продумывать. Неужели у меня здесь действительно был двойник, будущее "я", которое действительно нашло путь в прошлое? Неужели у моего парадоксального "я" была карта Космострады? Вопросы, вопросы... и еще вопросы: кто сказал Томассо и Ченгу в тот день быть у "Сынка"? Ведь это место отстояло на несколько световых лет от их обычного маршрута. Неужели кто-то все-таки им подсказал? Тайны не прекращались, их было столько, что можно было бы загрузить ими тяжеловоз. Уилкс, ретикулянцы, власти, химера карты Космострады - кто? где? когда? почему? что? И что общего у этих проблем с политикой? То, о чем проговорился Петровски, было самой значительной частью нашей с ним беседы. Разумеется, карта Космострады была бы замечательным трофеем для любого, кому удалось бы ее захватить. Но колониальные власти обладали полномочиями только в земном лабиринте, и только слабая Ассамблея риторически время от времени пыталась противостоять им. Внутри Ассамблеи тоже были оппозиционные и диссидентские элементы, верно, но за ними велась тщательная слежка, они постоянно компрометировались, нейтрализовались, уничтожались и все такое в том же роде, по крайней мере, так гласили дорожные байки. О, конечно, все говорили о том, как придет славный день и колонии достигнут какой-никакой независимости от материнской планеты, но об этом не так много разговаривали, как о том плачевном факте, что колониальные власти уже достигли де-факто определенной независимости и правили колониями так, словно именно они, власти, были колыбелью человечества, а не просто заместителем и наместником земли в земном лабиринте. Колониальные власти были обыкновенной бюрократией, раздутой, озабоченной только поддержанием собственного благополучия, как и Советы, которые ее породили, и они крепко окопались на всех планетах, которые были поближе к родной планетной системе, если ехать Космострадой, и хватка властей постепенно ослаблялась, чем дальше от Космострады находилась планета. Но я очень мало знал обо всех событиях в последнее время, потому что поклялся не слушать новости по радио и видео очень давно. Слава богу, земной лабиринт - очень большой, и пухлые пальцы колониальных властей не могут дотянуться повсюду, не могут они контролировать и Космостраду, у которой есть своя собственная жизнь. Там, разумеется, тоже были свои подводные течения бунта и непокорности, на самых корневых уровнях, но все дело о карте Космострады пахло чем-то гораздо более глубоким и серьезным. Шла какая-то борьба за право обладания этой картой, и она простиралась не только за пределы лабиринта, она шла и в самом лабиринте. Это была охота, и многие скакали с борзыми собаками. Кроме того, можно было бы подумать про Дарлу... Над умывальником было небольшое зеркало. Оно было врезано в стену и отдавало пустотелым звуком, если по нему постучать. Вне всякого сомнения, его сюда поставили не с мыслью о косметических потребностях узника. Я смотрел на слепую сторону наблюдательного окошка, но это меня не беспокоило. Какое мне дело до отражения моего тридцатипятилетнего лица на теле пятидесяти трех лет от роду, которое постепенно проигрывает войну, проигрывает потому, что лекарства от старения оказались не на его стороне. Лицо слегка постарело. Люди говорят, что я постоянно выгляжу мальчишкой, но ребенок, о котором шла речь, был папашей того старого джентльмена, на которого я смотрел сейчас. В уголках глаз - морщинки, черные волосы, пусть и курчавые, стали суше и реже, щеки немного отвисли и расслабились, кожа стала напоминать дубленую шкуру, вся в пятнах, линия подбородка - более определенная, а щетина, двухдневной давности, гораздо менее привлекательной, чем раньше. Опять-таки, подумал я, может быть, все, что мне надо - это принять горячий душ и побриться. Я повернул лицо в профиль. - Хороший профиль, - всегда говорила мне мама, - сильный. Но что это за пухлый кусочек вон тут - начало второго подбородка? Хватит. Я лег на койку. Самокопание - это не мой род невроза, кроме того, я почувствовал, как у меня начинает болеть голова. Я подумал, могу ли я себе позволить такую роскошь, как пожалеть о своей попытке к бегству. Тот мент, в которого я стрелял, вероятно, выживет, если они направили его вовремя в больницу. Но обвинение одновременно в сопротивлении властям и попытке к бегству окажется достаточно трудным, чтобы выкрутиться. Единственное, что я мог сказать в свое оправдание - это что меня задержали незаконно, но у меня было такое ощущение, что меня это ни к чему не приведет. Кроме того, у меня еще было то обвинение, которое они мне уже попробовали предъявить: то, что я сбил человека и уехал с места происшествия, не оказав ему помощи. Совершенно верно, вел не я, но водители отвечают за свои системы автопилотирования... Вот черт, эта головная боль явно торопилась. Я слышал, как из задней части головы, от самого затылка, идет какое-то странное жужжание, и это жужжание оставалось там независимо от того, куда я поворачивал голову. Оно все быстрее становилось все громче и громче. Я сел, чувствуя внезапную тошноту и головокружение. Я постарался свесить голову между колен, но от этого мне стало только хуже. Жужжание становилось оглушительным, словно кто-то пытался прорезать металл вибропилой прямо у меня на шее. Кровь колотилась у меня в голове, и я словно видел ее пульсацию перед глазами. Ну что же, ничего не поделаешь. Сердечный приступ или удар. Лечение от старости имеет свои преимущества, но тело все-таки находит способ воздать вам по заслугам. Я надеялся, что кто-нибудь смотрит через окошко. Вроде как Петровски хотел, чтобы я был жив. Может быть, ему удастся убедить Элмо, что меня стоило бы отвезти в больницу. Я сполз по стене. ...Оставить меня в живых, ведь Петровски фанатичный профессионал, но как я буду жить с каким-нибудь изосердцем... понятия не имею. Ладно, я и так ничего об этом не знаю... они до сих пор не усовершенствовали их, эти ученые. Сердца время от времени впадали в фибрилляцию без всякого предупреждения. Они не знали до сей поры, в чем дело: может быть, какой-нибудь случайный энзим, который не воспроизвелся как следует... Я был совершенно свеж и бодр. Дверь камеры была открыта. Я вскочил на ноги. Кто-то только что был здесь и что-то делал со мной. Что именно? В моем правом плече было жжение, что говорило за то, что мне сюда вкатили шприц чего-то, какого-то лекарства. Следа не осталось, но моя куртка была стянута с левого плеча. У меня все еще не было рубашки. Я не совсем вырубился - состояние было вроде полусна, какому подвергают в космолетах, но оно сперва очень неприятно: что-то вроде тошнотворной нирваны. У меня было абсолютно ясное воспоминание о том, как кто-то наклонился надо мною, пока я сидел тут, а я даже не удостоил его взглядом, словно это было настолько неважно, что можно было не беспокоить собственную персону. Но краем глаза я все-таки увидел какой-то частью своего восприятия очень знакомую личность, знакомое лицо. Очень даже знакомое, но лицо оставалось белым пятном, дырой в когнитивном поле, недостающим звеном. Я попытался заполнить этот пробел, но не мог. Сигнал распознавания был каким-то образом блокирован, застрял в подсознании. Я знал, черт побери. Я знал, кто это, но не мог сказать. Но времени теперь не оставалось. Я вышел из камеры. Возле своего письменного стола сидел вахтенный охранник, но лицо его было в тарелке рагу, глаза открыты и таращились на стену. Очень тихо я взял ключ от всех дверей, помахал им перед кодировочной пластиной и выпустил себя из блока камер. Все в участке вырубились, кроме меня. Коридоры были завалены телами с широко раскрытыми глазами, чиновники валялись у панелей управления. Менты сидели вдоль стен, тупо уставясь на вытащенные пушки, окаменевшие и неподвижные. В одной из комнат принтер был оставлен включенным, и теперь непрерывно плевал рулон копий, рассыпая их прямо на пол. Судя по размерам этой кучи бумаги, все они были без сознания примерно минут тридцать. Я искал контору Петровски, а если не найду, то такие места, где они хранят ценности, изъятые у арестованных, или какие-нибудь улики. Мне нужен был ключ от Сэма. Никто не проявлял пока признаков жизни, но я торопился, пробегая сквозь лабиринт белых антисептических холлов, заглядывая в комнаты и снова удирая. Офис Рейли был пуст, и нигде не было никаких признаков Петровски. Я попробовал еще полдюжины комнат, наткнулся на комнату отдыха для персонала, где два мента были расстелены на столе, который просто тонул в пролитом напитке, нашел коммутатор, архив, набитый картотечными ящиками, библиотеку, но ничего даже отдаленно похожего на ту грозную комнату под ключом, где хранятся улики. Может быть. Петровски как раз просматривал мое имущество, когда их всех вырубили - если бы мне только его найти... Я нашел его в еще одной комнате, где он сидел за столом прямо и неподвижно, глаза его остекленели, он смотрел в одну точку, как рыжеголовый будда, в трансе, фуражка была у него в правой руке, белый носовой платок - в левой, обе руки протянуты через стол, словно он собирался о чем-то просить. Голова его склонилась набок, взгляд был направлен в вечность. А на полу перед письменным столом лежала Дарла. 9 Она лежала лицом вниз, причем голова покоилась на согнутой руке. Я перевернул ее, чтобы невидящие глаза уставились на меня. Она переменила одежду и теперь была в темно-зеленом комбинезоне из эрзац-бархата, а на ногах были сапоги до колен. Она выглядела совершенно иначе. Я поднял ее, чтобы она села, и она как бы ответила на это, начав двигаться, словно под водой, руки и ноги - как мороженое в жаркий день на солнце, но когда я поднял ее на ноги, она не могла идти, не могла выполнить всю последовательность движений, которые надо было выполнять. Я прижал ее к себе, наклонился через стол и впихнул Петровски снова в его кресло. Потом открыл верхний ящик стола и стал искать ключ к Сэму, но нашел только "Вальтер" Дарлы. Я взял его, потом протянул руку во внутренний карман мундира Петровски, чтобы достать его пистолет. Я остановился, подпер плечом Дарлу в живот, потом резко выпрямился, и она повисла у меня на плече, как мешок с картошкой. Ее рюкзак был возле перевернутого стула, и я бросил ее пистолет в рюкзак, а потом подхватил его. Когда я пронес ее по полицейскому участку, я все время думал, сколько времени у меня осталось. У меня было такое ощущение, что все очень скоро начнут приходить в себя. Я не забивал себе голову размышлениями над тем, что могло вызвать такое странное явление, поскольку я мог назвать сразу несколько методов для выполнения такого плана, но меня впечатлили интенсивность и масштаб эффекта. Попозже - если это время для меня вообще наступит - я напишу торжественное благодарственное письмо на красивой бумаге и подумаю, кому его послать. Я добрался до гаража, прошел сквозь маленькую боковую дверцу, думая о том, как странно, что никто не зашел внутрь, удивляясь тому, что же такое могло тут произойти - например, полицейские, которые могли возвращаться с патрулирования, возвращаться с обеда, и все такое прочее. Я приотворил дверь и выглянул на стоянку. Двое крепких, как сталь, констеблей развалились в своей патрульной машине неподалеку, их загипнотизированные пушки целились в никуда. Теперь я действительно находился под глубоким впечатлением от случившегося. Даже более того, когда снаружи я нашел еще одного полицейского, который въезжал на стоянку, когда эффект парализовал всех - или он тоже поддался влиянию парализатора, либо у него была привычка сворачивать свою машину вокруг пожарного крана, когда он ставил ее на стоянку. Это напомнило мне, что нам немедленно нужен был транспорт. Украсть милицейскую машину? Невозможно. Нет времени, чтобы дезактивировать отпечатки пальцев полицейских, которые их водят, или выключить наводящий маяк. Кроме того, они бы прекрасно знали, на какой машине я сбежал, вплоть до серийного номера. Потом на миг я забыл про эту проблему, обалдев от того факта, что пешеходы на противоположной стороне улицы тоже поддались парализующему фактору. Трое лежали и на нашей стороне улицы. Нечего сказать, здорово. Я бросился в боковой проход, параллельно улице позади участка. Дарла вряд ли весила больше шестидесяти килограмм на планете с обычной силой тяжести, но на Голиафе она была обузой. Ее рюкзак - тоже не мелочь. Я нашел проход между двумя домами, положил Дарлу и прислонил ее к стене. Я крепко похлестал ее по щекам несколько раз, аккуратно переходя болевой барьер, потом потряс ее изо всех своих сил. Щеки ее раскраснелись, как зимняя заря, глаза затрепетали, и она вздохнула, но все еще никак не могла прийти в себя и спала на ногах. Ну что же, настало время снова идти. Я подхватил ее на плечо, взвалил на другое рюкзак и стоял там, думая, куда же мне идти. Потом я почувствовал позади себя движение и резко развернулся, чуть не упав. Два рикксианина стояли в проходе, пялясь на нас, а их тощие птичьи ноги упирались в асфальт под странным углом. Их страусиные тела еле выстаивали при почти двойной тяжести по сравнению с той, которая была на их родной планете. Прозрачные вспомогательные дыхательные маски покрывали их лица. Лица не соответствовали птичьим телам, кислые старые физиономии, похожие на морды земных верблюдов, но глаза были гораздо больше, и их было четыре, два над основанием пятачка-носа, а два в основании тонкой длинной шеи. Они очень тщательно следили, куда ставят свои тонкие птичьи ножки. Одеты они были обычным образом, в тесные прилегающие к телу комбинезоны из цветного материала с богатой золотой вышивкой в тех местах, где прорези обрамляли вырезы для нижних глаз. Их огромные костлявые руки - руки, которые когда-то были костяком мембраны крыльев - были очень сложно и аккуратно сложены по бокам. Я прощелкал подходящее приветствие, которое, если не написать, читалось бы так: - Ррикс-ррикс-ррикс-щелк-ррикс. При этом каждая морфема произносится слегка в другой тональности. Если учесть мои лингвистические неспособности, я, вероятно, попросил их передать мне соль. Один, справа, ответил приветствием на приветствие, а второй заговорил на интерсистемном: - Тебе привет, брат по дороге. - И вам тоже, братья по дороге, - сказал я, - большие спасибо, если именно вам я обязан своей свободой. Я повернулся и пошел прочь после того, как решил, что они не собираются ответить мне или переменить выражение своих лиц, чтобы показать мне, они или не они освободили меня. Я не оборачивался, зная, что они следует за мной на приличном расстоянии. Я вышел на улицу, на которую выходил и милицейский участок, только чуть подальше. Это было рискованно, но я автоматически шел прочь от рикксиан, пусть даже они и не делали никаких попыток мне помешать или загородить дорогу. Я стоял на входе в закоулок рядом с магазинчиком "Остановись - Купи". Мимо проходили поселенцы, смотрели на стройную молодую девушку, переброшенную через мое плечо, хмурились и шли дальше. Но я на них и не смотрел. Вот оно. Древний автомобиль, припаркованный возле магазина. Мотор был включен. В нем был ключ! Не электронный сигнал-радар-радио, как ключ от Сэма, а _к_л_ю_ч_, господи помилуй, кусок металла, который подходил к механическому отверстию, к замку. Я подивился интерьеру машины, металлической решетке приборной доски, голубому меху на сиденьях, розовым мохнатым коврам на полу, парочке мохнатых побрякушек, которые висели на зеркальце заднего обзора... и руль-то, руль! Настоящая баранка. Матерь божья, руль, а на нем какая-то блестящая кнопка. Что же это такое? Так, это переключатель скоростей, который торчит из примечательного горба в полу и разделяет нутро машины на две части, старый большой переключатель скоростей, украшенный ручкой с луковицеобразным наконечником, на котором было выгравировано какое-то изображение. Вот оно: R 1 3 | | | +++++++++++++ | | | 2 4 Переключатель скоростей? Рулевое колесо? Окна, которые приходится открывать вручную? И к тому же кажется, что их сделали из стекла. Это была машина, которая не стоила космострады. Погодите минуту. Ну да, вот они, под приборной доской, датчики. Не такое забавное фуфло вроде давления масла или температуры воды, а настоящие приборы, просто спрятанные от глаз: температура плазмы, дельта потока, все, что надо. Это была машинка, которая ездила на плазменном топливе. Разумеется, внешний вид был просто имитацией, а не настоящим древним автомобилем. Но все-таки: где она включается? А это что такое? Батюшки, сцепление! Как раз как в книжках. Не может такого быть, но я не видел никакого другого способа воздействовать на эту штуку. Давайте-ка попробуем... если я правильно помню... выжать педаль сцепления - выпустить сцепление, - и оно должно быть в нейтральном положении. Где ты, буква "н"? Нет буквы. Ладно, хорошо, линия, которая соединяет две вертикальные на ручке. Нейтральное положение. Так, перевести туда. Теперь повернуть на 1. Первая скорость. Правильно... теперь... Машина рванулась вперед, и я почувствовал, как мотор заглох. Я снова прижал педаль к полу, и машина остановилась, но что-то словно напрягалось, чтобы удержать ее на месте. А это что, ручка у меня рядом? Ах, механический тормоз. Я правильно догадался. Ну конечно. Я порылся в нем до тех пор, пока ручка не отскочила назад, в дырку, где ей и положено быть, под приборной панелью. Машина медленно покатилась вперед, разгоняясь на легком наклоне улицы. Я наконец поставил машину на скорость, и мы начали двигаться. Дарла лежала на сиденье рядом со мной, лицом вверх, проявляя некоторые знаки того, что просыпается. Она слабо стонала и мотала головой из стороны в сторону. Когда мы отъезжали прочь, молодой человек со странной прической выскочил из магазинчика с воплем: - Эй! Что вы, черт возьми... Эй!!! Вернитесь!!!!! Вернитесь!!! Я нажал педаль газа, и машина рванулась вперед с пугающей скоростью, а звук мотора поднялся до высокого визга. - Ах вы, вшивые ублюдки! - вопил парень, пока мы, ревя, удалялись по улице прочь. Вшивые? Я многие годы не слышал такого выражения. Оно было явно американским и архаичным. Мотор, протестуя, завыл, требуя от меня сменить скорость. Я отпустил сцепление, и мотор бешено заработал вхолостую, пока я не сообразил, что хорошо бы убрать ногу с газа. Я боролся с переключателем скоростей, пока не нашел то углубление, куда должен соскальзывать переключатель, и потом осторожно отпустил педаль. Машина слегка встряхнулась и полетела вперед на второй скорости. Владелец перестал бежать за нами следом и стоял, уперся руки в боки, посередине улицы. Я помахал ему рукой. Машина обладала поразительной силой. Самое примечательное было то, что нутро машины было переделано, чтобы она могла работать так, как если бы действительно была колымагой с мотором внутреннего сгорания и механической трансмиссией. Я повернул за угол влево. - Джейк! - это Дарла пришла в себя. Она уселась, опершись одной рукой о приборную доску, а другой на сиденье. Она смотрела то на меня, то на машину, и лицо ее выражало изумление. Наконец она ахнула. - Джейк, что произошло? - Доброе утро. Понятия не имею, но мы выбрались из одного безобразия и попали в другое. - А где ты?.. - до нее дошло то, на какой странной машине мы едем. - Что это за штуковина? - Это чье-то представление об истории на колесах. Я украл ее, если хочешь знать. Но сперва скажи мне, почему ты не превратилась в хорошо прожаренный бифштекс с корочкой там, на ранчо. - А? - она нахмурила лицо, протерла кулаками глаза и откинулась обратно на сиденье. - Извини, я все еще чувствую себя немножко странно. Как я что?.. Ах, да. Она резко повернулась ко мне. - А они тебе не сказали? Ты хочешь мне сказать, что все это время ты думал, что я умерла? - Я думал, что ты - кусок горелого мяса. - О, Джейк. Извини, пожалуйста. - Неважно. Так ты мне лучше скажи, как у тебя все это получилось. Молния попала прямо в цель, - я неодобрительно цокнул языком. - Довольно глупо стрелять в упор в милицейский флиттер, тебе не кажется, дурочка? Она смущенно усмехнулась. - Глупая, но гордая, мне кажется. Выражение ее лица переменилось. - Черт побери, Джейк, я не хотела, чтобы они тебя забрали. Я стреляла в панель управления, думала, что они на миг потеряют контроль над флиттером, чтобы ты мог убежать из полосы света. Я свернул на боковую улочку, убравшись с главной аллеи. Шины завизжали. Они не трещали, как роллеры, они вопили, как щенок, которому отдавили лапу. - Это не сыграло бы никакой роли. С их приборами ночного видения для них всюду был ясный день. Поисковые прожекторы были включены для нас, чтобы произвести впечатление. Человеческая жертва инстинктивно думает, что темнота ее прячет. - Я об этом и не подумала, - она прикусила губу и задумалась, потом пожала плечами. - Как бы там ни было, - продолжала она, - у их флиттера была дополнительная броня, поэтому глупо спорить по теоретическим вопросам. Я выстрелила, потом немедленно бросилась на землю и покатилась по ней. Даже при такой уловке я едва избежала поражения. Она оттянула широкий воротник комбинезона, чтобы показать мне мягкое обнаженное плечо, обожженное красными горящими следами. - Мне уже помазали их чем-то. Да и не такие они страшные. Второй степени. - И все же, - сказал я, - это было глупо, но я тебя за это люблю. Я наклонился вбок и поцеловал ее плечо. Она улыбнулась и обняла меня. - Джейк, дорогой, я так рада! - Фу-у-у! Я же должен вести эту штуковину. - Она тем не менее не обратила на мои слова никакого внимания, просто накрыла мой рот своим и закрыла от меня всякую видимость на дороге. Руки мои были прижаты к телу ее объятиями, и мы вильнули вправо к тяжеловозу, который как раз разгружал каркас надувного дюропенного домика на пустынном участке. - Эй! - проорал я, когда мой рот наконец был свободен, схватился за блестящую кнопку на рулевом колесе и передвинул ее вправо. Женщина, которая разгружала тяжеловоз, отскочила с дороги, потом выругала нас очень старательно на, как мне показалось, нидерландском языке. - Ух ты! Извини! - Дарла слезла с меня. Она снова привела себя в порядок - это превратилось почти в ритуал. Потом она посмотрела на меня. - Куда мы едем? - спросила она. - Если бы я знал, где Сэм, я наверняка быстро убрался бы из города. У меня такое ощущение, что эта штука могла бы перегнать любую машину милиции, даже перехватчик. Но... - О господи, я совсем забыла, - перебила она меня и, сунув руку в правый боковой карман, протянула мне ключ от Сэма. - Петровски пытался убедить меня вызвать Сэма, выманить его из укрытия, чтобы они смогли обездвижить его и обыскать. Из-за карты, как мне кажется. Я сумела сунуть ключ в карман, прежде чем вырубилась. Я схватил черную продолговатую коробочку и нажал кнопку вызова. - Джейк! Господи Иисусе, где ты?! - Разъезжаю по Максвеллвиллю, ищу тебя. А ты где, черт побери? - Да в кустах неподалеку от Космострады на Семь Солнц и портала на эту планету. Ищу это проклятое ранчо, или Джона, или Дарлу, или любого, кто сможет... (треск)... да что, черт побери, происходит? - Все в городе. Можешь назвать мне свое местоположение более точно? - Не совсем. Вокруг Голиафа нет навигационного сателлита. Но я примерно в двадцати кликах к северу от Космострады... (кр-р-р-рак!)... Остальная часть передачи безнадежно проглочена статическим электричеством. - Сэм, ты у меня пропадаешь. Повтори. - ...В десяти кликах от дороги... используй луч... - Сэм, я тебя не могу понять, ничего не слышно, но ты оставайся там, где ты есть, и включи луч. Повтори, остановись и включи луч. Подтверди прием. - ...Включить луч, понятно. Я хорошо тебя слышу и... - Джейк, - сказала Дарла. Она смотрела назад, в овальное окно заднего обзора. - Милицейская машина только что пересекла тот перекресток, через который мы проехали, направляется вправо от нас. Не знаю, увидели они нас или нет. - Хорошо. Ну что же, они и так тут ползают в округе, кроме того, тот парень наверняка уже доложил, что у него украли лошадку с коляской. - Мне бы надо было тебе прямо сразу отдать ключ, но я была совершенно заморочена, ничего не соображала. - Это не имеет значения, - сказал я. - Для того, чтобы выбраться из города, нам нужен неприметный транспорт. Самое скверное, что если мы украдем другую машину... В этот момент мы увидели Джона и всю компанию, когда они выезжали на своем "шмеле" в противоположном направлении. С ними была Винни. Я опустил окно и заорал в их сторону, но безрезультатно. Потом вспомнил про сигнальный гудок. Где он может быть? Кнопка? Нет, вот, как раз тут, мягко обитая кнопка в центре рулевого колеса. Клаксон пропел свой нелепый смешной сигнальчик, и в зеркале заднего обзора я увидел, как Джон выглянул из окошка возле водительского сиденья, оглядываясь назад. Я резко развернулся, подъехал к ним и снова нажал сигнал. Они подкатили к пустому месту возле обочины тротуара. Дарла вытащила свой пистолет, и я огляделся кругом. Максвеллвилль напомнил мне маленькие городки штата Джерси, где мы отдыхали, когда времена были неплохие - равнина, низкие пастельных тонов здания, но здесь были многочисленные свободные, незастроенные участки и много открытого пространства. Я надеялся, что пройдет не так много времени, прежде чем городишко застроится. Винни выбралась из "шмеля" и бросилась к нам. Я выскочил из машины, и она обняла мои ноги, потом подпрыгнула, чтобы обнять Дарлу. Я велел Дарле внимательно следить за тем, что происходит вокруг, а потом подошел к "шмелю". - Джейк? - радостно приветствовал меня Джон. - Вас выпустили! - Ненадолго, если я не уберусь из города. Улыбка его пропала. - О-о-о... мы чем-нибудь можем помочь? - Да, одолжите мне свою машину. - Э-э-э... - его лицо помрачнело. - Я знаю, что прошу слишком многого, - сказал я, быстро заполняя паузу в разговоре. - Я вам вот что скажу. Почему бы вам не зайти в эту маленькую забегаловку, якобы на завтрак, оставить ключ в "шмеле". Я его украду. Дайте мне примерно полчаса, потом сообщите об этом в полицию. Я оставлю машину на Космостраде, и не будет никаких проблем. Сьюзен сидела на заднем сиденье. Она наклонилась вперед и заговорила на ухо Джону, так, чтобы я вроде бы не мог подслушать, но мне все равно было все слышно. - Джон, не делай этого, - умоляла она, - мы и так попали в страшные передряги. Полковник Петровски сказал, - тут она остановилась и виновато посмотрела на меня, - прости, Джейк, но нам бы не хотелось больше в это вмешиваться. - Я могу понять, - сказал я, размышляя, хватит ли у меня жестокости и наглости вытащить Джона силой с водительского сиденья, выгнать из машины Роланда и Сьюзен... или просто выгнать их под дулом пистолета. Но, черт побери, с друзьями таких штучек просто не делают. Джон угнетенно посмотрел на меня. - Ей-богу, не знаю, что делать, - сказал он, устало покачивая головой. В моральном тупике ничто так не поднимает ваш дух, как вид ретикулянцев. Они, словно призраки, промчались мимо в своем низко посаженном ярком синевато-зеленом спортивном автомобиле. Это была крупная для своего класса машина, а за собой она тащила еще и домик на колесах, который был прикреплен к машине с помощью соединения-гармошки. Трейлер этот был очень большим для самой машинежки. Но машинка все-таки была целой поэмой аэродинамического дизайна, она чувственно изгибалась в нужных местах, сияла лаком, изобиловала кнопками, крохотными башенками, прозрачными капсулами и прочими штучками. Инопланетяне на меня не смотрели - этим я просто хочу сказать, что голов они не поворачивали, - но я знал, что глаза их, похожие на линзы, были повернуты под самым крайним углом. Неужели они следили за мной с самого участка? Как? Я их не видел. Незаурядно - услышал я мысленно голос Петровски. Но кто может понять инопланетян? И где бы ни были ретикулянцы, милиция будет за ними неподалеку. - Джейк, мы бы действительно очень хотели тебе помочь, - говорил в это время Джон. Мне кажется, никто из них не заметил ретикулянцев. Я повернулся к нему. - Джон, для меня это может означать мою жизнь. - Но я... о господи... - Джон выглядел совершенно растерянным. - Сделаем так, как он просит, - сказал с нажимом Роланд, - с точки зрения морали, у нас нет выбора. - Но власти, - колебался Джон, - какова будет наша ответственность... - Мне кажется, вопросы морали тут вполне ясны, - сказала Сьюзен. - Джейк помог нам, прошлой ночью мы помогли ему. По крайней мере, пытались помочь. - А ты что, ведешь счета в отношении того, кто кому сколько должен с точки зрения морали и долга? - оскорбился Роланд. - Это с каких же пор этические вопросы стали заменяться понятиями дебета и кредита? - Я не занимаюсь бухгалтерией, - огрызнулась обиженная Сьюзен. - Мне просто думается, что неразумно вмешиваться во все эти дела больше, чем мы уже влипли. Мы собираемся жить на этой планете... - Джейк, насколько это касается меня, - сказал мне Роланд, высовываясь в окошко возле Джона, - ты можешь забирать "шмеля". - Ты мне не дал закончить того, что я говорила, - сказала оскорбленно и гневно Сьюзен. - Тогда, мне кажется, вопрос должен решать я, - жалобно сказал Джон, потому что решения в такой демократической обстановке давались ему с трудом. - Джейк, неужели ты действительно считаешь, что это справедливо, - воззвала камне Сьюзен, - вот так просить нас рисковать и быть втянутыми в какое-то темное дело, куда уже влип ты? - А? Что? - я смотрел на ретикулянцев. Они завернули налево за угол и остановились, задний конец трейлера торчал из-за угла хозяйственного строения какого-то склада сельскохозяйственных орудий. Меня они в данный момент не очень интересовали. Ретикулянцы явно отчаянно рисковали, путешествуя открыто по земному городу. Дарла уже нацелила свой страхолюдный мушкет где-то в их сторону. А она сперва выпалит, а потом спросит, что именно случилось. Я одним глазом посматривал в сторону складского здания. - Прости, Сьюзен, что ты сказала? - Сьюзен высказала свое мнение, - сказал Роланд. - Джон, как насчет тебя? Джон начал было что-то говорить, когда Сьюзен выпалила: - Вы двое меня всерьез разозлили! - щеки ее пылали, и она была на грани слез. - На меня здесь никто не обращает внимания, и каждый раз, когда я что-нибудь говорю... - Никто тебя не обижал, - резко сказал Роланд. Сьюзен совсем вышла из себя. - Вот ты опять начинаешь! - Люди, люди, вы что... - попытался урезонить их Джон. Дарла снова смотрела на меня, словно спрашивая: как дела? Хороший вопрос. Мне надо было принять собственное моральное решение, а времени оставалось в обрез. Я потрогал рукоять пистолета Петровски в кармане куртки. - Мы, как всегда, должны подойти к этому рационально, - сказал Джон своей пастве. - Ей-богу, нам незачем спешить возвращаться обратно на ранчо. Я предлагаю вам пойти в закусочную... и не оставлять ключа, поскольку Джейк весьма хитроумный, предприимчивый и изобретательный человек... - он посмотрел на меня, ища поддержки. - Это было бы прекрасно, - сказал я. Но это значило бы, что потребуется больше времени, времени на то, чтобы обойти систему безопасности, а микросхема таких систем достаточно сложна. И как насчет инструментов? Где я их возьму? - Одно-единственное, - сказал я, - они вам дали набор инструментов к этой штуковине? Для поломок и аварий? Роланд открыл ящик - багажник под сиденьем - и стал копаться в нем. - Таким образом, - продолжал Джон, - мы можем доказать, что у нас не было ни малейшего намерения помогать Джейку скрыться. Насчет укрывательства преступника и тому подобного не возникнет и тени подозрения. - Он с надеждой повернулся к Сьюзен. - Для тебя это приемлемо? - Тут куча мусора, - сказал Роланд, бешено роясь в ящике. - Не могу, кажется, найти... а это еще что? - Он вытащил замасленную штуковину, из которой торчала проволока. - Старая часть от мотора, - сказал я ему. - Нет, это неприемлемо, Джон, и ты это знаешь, - сказала сердито Сьюзен. - Они нам никогда не поверят. Я немедленно выхожу из этой машины. - Ну погоди минутку, пожалуйста, - сказал Джон. Роланд поднял глаза. - Да никуда она не пойдет, - сказал он презрительно. - Сам увидишь, - ледяным тоном сказала Сьюзен и передвинулась по сиденью к той двери, которая примыкала к тротуару. Джон протянул руку назад и схватил ее. - Ну пожалуйста, Сьюзен, - стал умолять он. Я же схватил за руку Джона. - Люди, честное слово, на это у меня нет времени. Джон повернулся ко мне с раздражением. - Э-э-э... погоди минуточку, ладно? - Сьюзен попыталась вырвать свою руку, но Джон держал ее крепко. - Роланд, поговори с ней! - Инструментов нет, - сказал мне Роланд. Я крякнул. Что же, выбора практически не оставалось... Сьюзен уже открыла дверь и одну ногу свесила наружу, пытаясь оторвать пальцы Джона от своего плеча. - Пусти меня! - сказала она сквозь стиснутые зубы. - Роланд, пожалуйста, поговори с ней! - Перестань вести себя как ребенок, - рявкнул Роланд, подняв на нее взгляд, пока он все еще пытался найти что-нибудь полезное в ящике с инструментами. - Иди к черту! Джон, пусти меня! - Сьюзи, пожалуйста, - сказал Джон, голос его был тихий и умоляющий. - Мы разберемся в этом. Просто подожди минутку, прежде чем ты... - Ох, да пусть идет, - сказал с отвращением Роланд. - Куда она пойдет-то? - Куда угодно! Если только смогу выбраться отсюда. Я тебя предупреждаю, если ты... - Сьюзен, иногда ты бываешь таким абсолютным дерьмом... Ты это знаешь? Она перестала сопротивляться Джону и яростно посмотрела на Роланда. - Ах ты, сволочь! Да как ты смеешь так со мной разговаривать! - Тогда скажи мне, как это мы сможем основать тут колонию, когда люди разбегаются, как тараканы, при первом же признаке неприятностей! - Первом же признаке... - ярость Сьюзен превратилась в изумление. - Как будто эта экспедиция не была катастрофой с первого же дня, как мы покинули Хадиджу! Трое из нас уже _м_е_р_т_в_ы_, господи помилуй. - Да, знаю, - сказал Роланд. - Но мы и раньше теряли людей. Новая планета, новые опасности... - А ты когда-нибудь слышал о том, что к ним полагается готовиться? Сперва эта идиотская поломка... А чья идея была потревожить и разворошить те гнезда или как они там называются? Разве не является первейшим правилом на неизвестной планете... - Да, первое правило гласит "никогда не полагайся на свое представление о том, что может быть опасно", - сказал Джон, - я же его нарушил. Я беру на себя полную ответственность за это. - А кому от этого легче? Кого это может воскресить? - Никого... - Отпусти ее, - Роланд был сыт по горло. Джон вздохнул. Сьюзен воспользовалась тем, что беседа затихла, и вырвала свою руку прочь. Роланд немедленно протянул руку назад и схватил ее за запястье. Дарла глазами говорила мне: что эти идиоты теперь вытворяют? Я беспомощно пожал плечами. - Слушай, прекрати, перестаньте вы все меня хватать... сию секунду прекрати! - Сьюзен ударила кулаком по руке Роланда. Ситуация совершенно выходила из-под контроля. Кроме того, по мне снова начинали как бы бегать мурашки. Я повел плечами. Что это такое? Нервы? Вши? - Сьюзен, пожалуйста, успокойся, - говорил Джон. - Пустите меня. - Роланд, пусти ее. - И куда ты собираешься, как тебе кажется? - спросил ее Роланд. - В мотель, где находятся Роджер и Шарп. - Мы тебя туда отвезем, ладно? - Нет, спасибо, предпочитаю дойти туда пешком. - Сьюзен, будь же разумна. Пусти ее, Роланд. - Не будь идиоткой, - сказал Роланд. - Да убери свои подлые лапы, говорят тебе! - Нет, не уберу, пока ты не прислушаешься к умным словам хотя бы на минуту. - Я ТЕБЕ СКАЗАЛА УБРАТЬ С МЕНЯ СВОИ ПОДЛЫЕ ЛАПЫ!!! - Джейк! - это Дарла, которая стояла возле нашего автомобиля с открытой дверцей, показывала на что-то важное и срочное у меня за спиной. Я резко повернулся и увидел перед патрульной машины, который торчал из-за кучи мусора на пустом участке через улицу. - Всем ложиться, - я нырнул за моторный капот "шмеля", скользя по лакировке, аккуратно скользнул к другому концу машины и присел поближе к земле. Телеологисты смотрели на меня так, будто я потерял разум. Я прополз дальше и открыл дверцу, где сидел Роланд. - Ложись! _Л_о_ж_и_с_ь_! Роланд первым сообразил, в чем дело, схватил воротник смешной серой рясы Джона и стащил его вниз на пол. Я как раз пытался проделать то же самое с Сьюзен, когда ударил первый залп. Аэростекло "шмеля" превратилось в расколотый лед. Сьюзен все еще сидела, как сидела, - чудом не раненая, - покачивая головой и ничего не понимая. - Почему... почему они в нас стреляют? Мы же не... Я выволок ее из машины и бросил на асфальт как раз в тот момент, когда следующий залп пропорол "шмеля". Воздух был полон пулями высокой плотности, и сверхзвуковой треск отдавался громче, чем тот выстрел, который их послал. "Шмель" трепетал, как лимонное желе, пока в него впивались заряды аж с трех направлений. Джон и Роланд вывалились из передней двери на улицу. - Лежите пониже, - приказал я им. - Тихо! Оглянувшись вокруг, я так и не увидел места, где можно было бы укрыться. Участок на этой стороне улицы не мог ничего предложить, кроме сухого кустарника и нескольких вурлитцеровских деревьев. Я услышал, как Дарла завела автомобильный мотор. Шины завыли, когда она выжала сцепление и подскочила на краю тротуара. Она подъехала к нам, бешено виляя. Очень трудно привыкнуть к рулевому колесу. Она пересекла дорогу, загнала машину в рыхлую песчаную почву, срезала боком вурлитцеровское дерево, потом выправила машину на дороге и подлетела к нам, шины выбрасывали фонтаны грязи и пыли. Она остановила машину возле "шмеля" и не выключала мотор. Потом она чуть было не стала переключать скорости, не выжав сцепления, чем едва не убила мотор. Но все же она держала машину на ходу. Когда она стала открывать дверь со стороны водителя, пуля высокой плотности отлетела от "шевроле", завизжав от рикошета. У меня не было времени удивиться, почему это старинная машина не пропускает пуль. Теперь дверь успешно блокировала угол обстрела полиции, и мы были в относительной безопасности. Я помог Джону пролезть, потом пришла очередь Роланда. - Всем в машину! - сказал я. - И будьте пониже! Я пропихнул Сьюзен в дверь, Дарла помогала мне изнутри. Теперь подделка под старину притягивала на себя большую часть огня, но нас частично защищал еще и "шмель", который теперь просто разлетался на куски под ураганным огнем. Как раз в этот момент еще один выстрел попал в дверь, отрезав ее, словно бритвой, так что удар почти сбил меня в сторону. Роланд пролез в машину, потом Джон протащил на сиденье свое тощее тело. Я подтолкнул худую задницу Джона, чтобы он поскорее пролез в то, что я теперь понял, было пуленепробиваемым транспортным средством, то есть чудом из чудес. Ей-богу, пулю высокой плотности трудно остановить. На переднем сиденье была мешанина тел. Я втянулся внутрь, пытаясь найти себе местечко и одновременно пробраться ногой сквозь змеиное гнездо рук и ног к педали газа. Я до нее наконец добрался и нажал. Мотор завыл, но телега не двинулась с места. Мне надо было переключить на первую скорость, но я не мог дотянуться до переключателя скоростей. Моя левая нога застряла между дверью и передним сиденьем. Я нагнул голову и сунул ее под рулевое колесо, мучительно извиваясь, чтобы дотянуться до переключателя и педалей руками. Кто-то вогнал локоть мне в ухо. - Дарла! Переключатель! Поставь эту чертову рукоятку на номер один. Я почувствовал, как переключатель зашевелился и огрел меня по шее. Я дал возможность сцеплению выскользнуть у меня из руки и прижал акселератор предплечьем. Мотор завыл, и сила гравитации прижала мою шею к переключателю скоростей. Мы двигались. - Веди! - завопил я. Краем глаза я увидел, что Дарла наклонилась через спинку переднего сиденья, чтобы схватиться за руль. Внезапная вспышка и взрыв. Они притащили в подмогу зажигательную пушку. "Шмеля" больше не существовало. Это еще к тому же означало, что у нас не было шансов. Секундой позже нас обволокло раскаленным добела облаком сияния. И тут же мы из него выехали. В нас ударил прямо в яблочко зажигательный снаряд, а мы были целехоньки. Колымага содрогалась от попадания за попаданием, снаряды отскакивали от нас, как камни от стальной стены. Дарла свернула влево, и мы во что-то врезались, но это нас не остановило. Мотор вопил и требовал второй скорости, но я не хотел рисковать и пробовать ее сменить. Потом до меня вдруг дошло, что у нас все-таки было время. Мы приняли на себя все худшие удары, которые они могли нам причинить. - Всем слезть с меня! - завопил я довольно-таки глупо, потому что я и был на самом верху. Я выпустил акселератор и выпутался из мешанины рук и ног. - Ух! - раздался голос Роланда. Чья-то рука попыталась ухватиться за мою физиономию. Дарла сняла руки с руля и помогла вытащить меня из кучи телеологистов. Сьюзен выпуталась сама и заползла на заднее сиденье, оставив меня, Джона и Роланда разбираться, кому принадлежит та или иная рука и нога. Мы наконец разобрались с этим, и я выбрался наверх глотнуть воздуха, приоткрыл дверь, чтобы высвободить ногу, потом снова ее захлопнул. Мы мчались сквозь кустарник на другой стороне свободного участка. Мы добрались до тротуара, отлетели от бордюра, но к тому времени я загнал трансмиссию на вторую скорость. Я прижал педаль до самого пола, и мы вынеслись с ревом на улицу, а шины визжали, как гончие собаки, выследившие жертву. - Куда нам ехать на Космостраду? - спросил я, но ответа не получил. Две патрульные машины, которые высунулись из-за угла на улицу, представляли собой куда более неотложную проблему. Мой собственный ответ на события был совершенно безмятежный. Со всей уверенностью в мире я направил наш анахронизм на колесах прямо в острие треугольника, который образовали полицейские машины, попытавшиеся блокировать нам дорогу. - Держитесь, люди! Выстрелы отскакивали от стекла, которое вовсе не было стеклом, и перекрестные зажигательные лучи играли на крутых блестящих боках автомобиля. Непроницаемый. Мы ударились в патрульные машины с громким лязгом, но внутри толчок был едва ощутим, небрежно отмели патрульные машины в сторону и помчались дальше по дороге. Мы проехали остальные полицейские машины, бронированный транспортер, потом прорвались через оцепление, устроенное милицией. Их вторая линия обороны была совершенно достойна презрения: деревянные барьерчики. Я превратил несколько штук в зубочистки, проревел, сворачивая вправо за угол, потом свернул влево, потом снова вправо, и наконец, повиливая задом, вывалился на широкую аллею, которая, казалось, вела из города вон. Поразительная, пугающая мощь дрожала под педалью акселератора. Я никогда еще не водил ничего подобного, что было бы способно на такую отдачу. И по-прежнему машина шла всего лишь на третьей скорости. "Спидометр" показывал что-то девяносто в час. Девяносто миль? Наверное. Подходяще для стиля машины. В течение следующих н