Сильвия Болен вдруг услышала, как по радио, доносившемуся из дома, стали передавать последние известия. Расположившаяся рядом хозяйка приподнялась и спросила: - Скажи-ка, не о вашем ли соседе идет речь? - С-сс, - прошептала Сильвия, внимательно прислушиваясь к голосу диктора. Но никаких подробностей больше не передали, только краткое сообщение: "Норберт Стинер, торговец экологически чистой пищей, покончил жизнь самоубийством, бросившись под автобус в деловой части Нью-Израиля". Точно - их сосед, она сразу поняла. - Как ужасно, - произнесла Джун, садясь и завязывая тесемки хлопчатобумажного в горошек сарафана. - Я видела его только пару раз, но... - Уродливый маленький человечек, - перебила Сильвия. - Не удивляюсь, что он так поступил. - Но все-таки она испытывала шоковое состояние. - Хотя просто не верится. - Продолжая говорить, Сильвия поднялась: - Подумать только - четверо детей. Он оставил ее с четырьмя маленькими детьми на руках! Что с ними будет? Они такие беспомощные. - Кажется, он делец черного рынка, - сказала Джун. - Ты слышала что-нибудь? Может, за ним охотились? - Пойду-ка я домой, - сказала Сильвия, - и посмотрю: не могу ли я помочь чем-нибудь миссис Стинер. Возможно, надо взять детей на время. "Может быть, это моя вина? - мысленно добавила она. - Может быть, он поступил так из-за того, что я отказала им с этой дурацкой водой сегодня утром? Вполне вероятно, ведь он не ушел на работу, когда я разговаривала с ними. Да, наверное, есть тут и наша вина, - размышляла женщина. - Как бесцеремонно мы обошлись с ними... А кто из нас по-настоящему хорошо относился к ним или вообще хоть как-то признавал их? Но они ужасные нытики, всегда взывали о помощи, неряхи и попрошайки... Кто же после этого мог уважать их?" Собираясь уходить, Сильвия вошла в дом приятельницы и натянула футболку и слаксы. Джун всюду следовала за ней. - Да, - говорила женщина, - ты совершенно права, нужно всем взяться и помочь Стинерам чем только возможно. Хотелось бы знать, останется она здесь после всего, что случилось, или вернется на Землю? Я бы предпочла уехать, - мне и так хотелось бы это сделать - здесь такая скука. Захватив сумочку и сигареты, Сильвия попрощалась с Джун и торопливо пошла по тропинке вдоль канавы к своему дому. Запыхавшись, она поспела как раз к тому моменту, когда полицейский вертолет растаял в небе. Они прилетали сообщить ей - поняла она. На заднем дворе Сильвия нашла Дэвида и четырех девочек, сосредоточенно возившихся в песке. - Они забрали миссис Стинер с собой? - обратилась она к сыну. Заслышав голос матери, мальчик сразу вскочил и, возбужденный, подбежал к ней. - Мама, она поехала с ним. А я забочусь о девочках. "То, чего я боялась больше всего", - подумала Сильвия. Четверо девочек все еще сидели возле дамбы, машинально ковыряясь в грязи и воде. Ни одна не взглянула на нее и не поздоровалась. Они, казалось, находились в шоке от известия о смерти отца. Только самая младшая не подавала никаких признаков беспокойства, очевидно, толком не понимая того, что случилось. "Холод от смерти маленького человека уже распространяется на других", - сказала себе Сильвия. Она почувствовала, как сжалось ее собственное сердце. "Даже несмотря на то, что я не любила его", - думала она. Вид девочек бросил ее в дрожь. "Я должна возиться с этими глупыми, толстыми, скучными детьми? - мысленно вопрошала Сильвия. Ответная мысль, отвергая все другие соображения в сторону, пришла ей на ум: - Я не хочу!" Ее охватила паника. Вдруг стало ясно, что у нее не осталось выбора. Дети играли на ее земле, в ее саду, они уже висели на ней. С надеждой в голосе самая младшая попросила: - Миссис Болен, можно нам взять побольше воды для нашей дамбы? "Вода! Вечное желание воды, - думала Сильвия. - Они, как пиявки, присасываются к нам, будто рождены для этого". Она не ответила ребенку, а обратилась к сыну: - Пойдем в дом, я хочу поговорить с тобой. - Вдвоем они прошли в дом, откуда девочки не могли ничего слышать. - Дэвид, - сказала Сильвия, - по радио объявили, что погиб их папа. Поэтому приезжала полиция и забрала миссис Стинер с собой. Некоторое время необходимо помочь им. - Она силилась улыбнуться, но не смогла. - Как бы мы ни презирали соседей... Дэвид вспыхнул в ответ: - Я не презирал их, мама. Как он умер? У него случился сердечный приступ? Или на него напали дикие бликманы? - Не имеет значения, каким образом ему пришлось умереть, а вот нам следует подумать, что можно сделать для девочек. - Голова отказывалась работать, и женщина ничего не могла придумать. Единственное, что она чувствовала, - полное нежелание видеть девочек рядом. - Что же нам делать, сынок? - спросила она. - Думаю, стоит покормить их. Девочки сказали мне, что они ничего не ели с утра, только собирались завтракать, когда прилетела полиция. Сильвия вышла из дома и по тропинке подошла к детям. - Все, кто хочет есть, пойдемте со мной. Девочки, я собираюсь приготовить завтрак в вашем доме. - Она выждала мгновение и направилась к дому Стинера. Оглянувшись, женщина увидела, что только самая младшая тронулась за ней, остальные даже не шелохнулись. Старшая девочка, едва сдерживая слезы, проговорила: - Спасибо, мы не хотим. - Вам все же лучше поесть, - сказала Сильвия, но в душе почувствовала облегчение. - Пойдем со мной, - сказала она маленькой девочке. - Как тебя зовут? - Бетти, - застенчиво ответила малышка. - Можно мне бутерброд с яйцом? И какао! - Посмотрим, что там можно приготовить, - ответила Сильвия. Немного погодя, пока ребенок ел бутерброд с яйцом и пил какао, она воспользовалась случаем осмотреть дом Стинеров. В спальне она нашла фотографию маленького мальчика с темными, огромными, блестящими глазами и вьющимися волосами. "Он выглядит, - подумала Сильвия, - как скорбное существо из потустороннего мира, еще более ужасного, чем наш". Захватив фотографию, она вернулась в кухню и спросила маленькую Бетти, кто этот мальчик. - Это мой брат, Манфред, - с полным ртом, набитым яйцом и хлебом, ответила Бетти. Потом вдруг стала хихикать. Сквозь детский смех Сильвия разобрала несколько сбивчивых слов о том, что девочкам строго-настрого не велели никому говорить о брате. - Почему он не живет с вами? - совершенно заинтригованная, спросила женщина. - Он - в лагере, - ответила малышка, - потому что не может говорить. - Какой ужас! - сказала Сильвия и подумала: "Без всякого сомнения - в том самом лагере в Нью-Израиле. Не удивительно, что девочкам не разрешают упоминать о нем. Он один из тех аномальных детей, о которых постоянно слышно, но никто их не видит". Эта мысль навеяла на нее грусть. Нешуточная трагедия в доме Стинеров, а она даже не предполагала о ней. - "Как раз в Нью-Израиле Стинер расстался с жизнью. Несомненно, он там навещал сына. Тогда это не имеет к нам никакого отношения, - сказала себе она, возвращая фотографию на место в спальню. - Решение Стинера основано на личных мотивах. - От этих мыслей она почувствовала облегчение. - Странно, - думала она, - как быстро появляется чувство вины и ответственности, когда слышишь о самоубийстве: если бы я только не сделал это, или если бы наоборот сделал то... можно было бы предотвратить... я в замешательстве... Но в данной ситуации все происходило совершенно иначе". Сильвия была посторонним человеком для Стинеров, практически не знавшим их действительной жизни, а только воображавшим ее в припадке нервного стыда. - Ты когда-нибудь видела брата? - спросила женщина у Бетти. - Кажется, я видела его один раз, - нерешительно ответила Бетти. - Он играл в салки, там еще было много других мальчиков больше меня. Одна за другой в кухню неслышно вошли трое старших сестер и молча встали возле стола. Наконец старшая выговорила: - Мы передумали и хотели бы перекусить. - Хорошо, - сказала Сильвия, - тогда помогите мне облупить яйца. А почему бы вам не пригласить Дэвида, чтобы он тоже поел? Разве не лучше поесть всем вместе? В ответ дети только молча кивнули. Проходя главной улицей Нью-Израиля, Арни Котт увидел впереди толпу зевак, несколько сгрудившихся машин у обочины дороги и, задержавшись на мгновение на перекрестке, свернул к магазину современных народных промыслов, принадлежащему Анне Эстергази. "Что-то случилось, - размышлял он. - Кража? Уличное происшествие?" - У него не было времени разбираться. Арни продолжил путь и вскоре подошел к небольшому современному магазинчику, который содержала его бывшая жена. Сунув руки в карманы и придав себе независимый вид, он вошел внутрь. - Есть кто в доме? - весело позвал мужчина. - Никого. - Должно быть, побежала поглазеть на происшествие. Какая безответственность, даже магазин не закрыла. Через несколько секунд Анна, задыхаясь, вбежала в магазин. - Арни! - сказала она удивленно, неожиданно видя его. - Господи Боже мой! Знаешь ли ты, что случилось? Я совсем недавно говорила с ним, только что, не более часа назад... А теперь он мертв... - Ее глаза наполнились слезами. Она упала на стул, нащупала бумажную салфетку и, всхлипывая, уткнулась в нее. - Как ужасно! - повторяла она сдавленным голосом. - Это не было несчастным случаем, он бросился под колеса нарочно. - Ах вот что случилось! - сказал Арни, жалея, что сам не подошел посмотреть. - Кого ты имеешь в виду? - Ты, вероятно, не знаешь его. У него тоже ребенок в лагере, там я с ним и познакомилась. - Она вытирала глаза, продолжая сидеть, пока Арни бродил по магазину. - Ну? - спросила она, наконец успокоившись. - Чем могу быть тебе полезна? Как приятно снова тебя увидеть! - Мой чертов кодировщик сломался, - сказал Арни. - Ты же знаешь, как тяжело найти приличных ремонтников. Мне ничего больше не оставалось, как приехать к тебе. Что скажешь насчет того, чтобы перекусить со мной? Закрой ненадолго магазин. - Конечно, я так рада! - смущенно ответила она. - Только позволь мне привести себя в порядок. Я себя чувствую, как будто все произошло со мной, а не с ним. Я видела его, Арни! Автобус наехал прямо на него, они такие тяжелые, что не могут резко остановиться. Мне хочется перекусить. Нужно проветриться. - Она поспешила в ванную и закрыла за собой дверь. Вскоре они шли рядом по тротуару. - Зачем люди лишают себя жизни? - спросила Анна. - Мне все кажется, что я могла бы предотвратить это самоубийство. Я продала ему флейту для его мальчика. Она все еще была с ним, я видела ее вместе с чемоданом на обочине. Он уже никогда не отдаст игрушку сыну. Была ли причина самоубийства как-нибудь связана с флейтой? У меня были сомнения, дать ему флейту или... - Брось, - ответил Арни. - Это - не твоя вина. Послушай, если мужчина собрался лишить себя жизни, то никто и ничто не сможет его остановить. Ты также никак не можешь вызвать у него тягу к самоубийству, потому что оно уже у него в крови. Это - его судьба. Самоубийцы заранее в течение долгих лет готовятся лишить себя жизни. А потом все происходит неожиданно, как своего рода озарение. Бац! И они лишают себя жизни. Понимаешь? - он обнял ее и дружески похлопал по плечу. Она согласно кивнула в ответ. - Возьмем хотя бы нас с тобой, - продолжал Арни. - Наш ребенок в лагере Бен-Гуриона, но ведь он не мешает нам существовать. Это - не конец света, правда? Мы спокойно продолжаем жить... Где бы ты хотела перекусить? Как тебе нравится замечательное местечко через дорогу, ресторан "Красная лиса"? По-моему, лучше и не найдешь. Мне бы очень хотелось сейчас жареных креветок, но черт подери! я почти год их не видел. Нужно разрешить все транспортные проблемы, иначе сюда никто не поедет. - Только не ресторан "Красная лиса"! - сказала Анна. - Ненавижу мужлана, который его содержит. Давай испытаем вон тот ресторанчик, на углу, он новый, я никогда раньше там не бывала. Говорят, неплохое местечко. Пока они сидели за столиком в ожидании заказа, Арни продолжал развивать свою точку зрения. - В каждом случае самоубийства - можешь быть уверена - парень твердо знает, что он бесполезный член общества. Именно уверенность в том, что он никому не нужен, вынуждает его так поступить. Может быть, есть и другие причины самоубийств, но я уверен, это - главная. Поэтому я не теряю сон, когда слышу об очередном случае самоубийства. Ты представить себе не можешь, какое множество так называемых естественных смертей здесь, на Марсе, являются ничем иным, как скрытыми самоубийствами. Такова суровая действительность. Планета сама определяет, кто достоин жить, а кто - нет. Хотя Анна время от времени согласно кивала головой, речи бывшего мужа, казалось, мало ее утешили. - Таким образом, этот парень... - продолжал Арни. - Его фамилия - Стинер, - подсказала Анна. - Стинер?! - он оторопело уставился на нее. - Норберт Стинер - делец черного рынка?! - Последние слова Арни чуть не прокричал. - Он продавал экологически чистую еду. - Так вот кто этот самоубийца!.. - Арни был крайне изумлен. Нет! Не может быть! Только не Стинер! Какая серьезная утрата! Арни получал все деликатесы от Стинера и почти полностью зависел от этого человека. Официант принес заказ. - Какой ужас! - сказал Арни. - Просто чудовищно! Что же делать? - он лихорадочно соображал: на всех приемах... Каждый раз, когда он накрывал интимный ужин для двоих - для себя и какой-нибудь Марты или последней - Дорин... Черт возьми! Слишком много для одного дня! Самоубийство Стинера... кодировщик... все одно к одному... - Как ты думаешь, - спросила Анна, - нельзя ли что-нибудь сделать для его семьи, несмотря на то, что он немец? Немцы так пострадали в шестидесятых, когда из-за того лекарства родились дети-уроды с ластами. Я открыто так заявляю всем тем, кто утверждает, что германский народ постигла Божья кара за злодеяния, творимые ими в период нацизма. И это заявляют не какие-нибудь религиозные фанатики, а просвещенные люди - бизнесмены и на Марсе и на Земле. - Проклятый дурак Стинер! - злился Арни. - У него не голова, а кочан капусты. - Ешь, Арни, - Анна развернула салфетку. - По-моему, суп выглядит очень аппетитно. - Я не могу есть, - ответил Арни. - Я просто не желаю есть помои, - он отставил тарелку с супом. - Ты так и остался большим капризным ребенком, - сказала Анна. - Все те же неожиданные вспышки. - Ее голов звучал мягко и сострадательно. - Черт тебя возьми! - зарычал Арни. - Иногда мне кажется, будто я - размером в целую планету, а ты зовешь меня ребенком! - он смотрел на нее в крайнем раздражении. - Я... А я и не знала, что Норберт Стинер был вовлечен в черный рынок, - слегка растерявшись от неожиданной вспышки гнева у бывшего мужа, произнесла Анна. - Ну, конечно, ты не могла знать, ни ты, ни твои дамочки из комитета. Что ты вообще знаешь о мире вокруг тебя?.. А теперь перейдем к делу. Зачем я приехал? Я читал твое последнее заявление в "Таймс". Оно, мягко говоря, попахивало. Тебе следует прекратить поднимать панику. Твои статейки производят впечатление на таких же сумасбродов, как и ты сама, но, кроме того, они отпугивают умных людей. - Пожалуйста, - уговаривала Анна, - ешь! Успокойся. - Я собираюсь выделить человека из своего аппарата - просматривать все твои материалы, прежде чем ты будешь их распространять. Эх ты! Горе-политик. - Ты? - коротко удивилась она. - У нас существует действительно серьезная проблема. Мы больше не можем привлечь на Марс искусных работников с Земли. Всем известно - мы загниваем. Наши колонии никому не нужны, никто не будет вкладывать средства в них. Улыбнувшись, как ей показалось, от того, что она догадалась о причине гневной вспышки Арни, Анна сказала: - Кто-нибудь займет место Стинера в твоей жизни, должны же быть и другие торговцы на черном рынке. - Ты совершенно не понимаешь меня, - ответил Арни. - Ты воображаешь меня жадным и маленьким, в то время, как на самом деле я являюсь одним из самых влиятельным людей целой системы марсианских колоний. По правде сказать, мы расстались из-за твоего унижающего отношения ко мне, постоянной ревности и соперничества. Я жалею, что приехал сюда. Ты же не можешь разговаривать спокойно - тебе обязательно нужно перейти на личности. - Известно ли тебе, что на рассмотрение ООН представлен закон о закрытии спецлагеря Бен-Гуриона? - спокойно спросила Анна. - Нет! - отрезал Арни. - А тебе не причиняет страдания мысль о том, что лагерь будет закрыт? - Ну и черт с ним! Наймем для Сэма частную сиделку! - А что будет с остальными детьми? - Пусть родители сами о них позаботятся, - ответил Арни. - Послушай, Анна, тебе следует подчиниться тому, что зовется мужской доминантой и позволить моим людям редактировать твою писанину. Боже правый, эта галиматья приносит гораздо больше вреда, чем пользы. Я вынужден сказать тебе это прямо. Как ты сама говоришь, в моем лице тебе лучше иметь плохого друга, чем хорошего врага. Ты - всего лишь любитель! Как, впрочем, и большинство женщин. Ты - безответственна, не понимаешь всех последствий своих поступков. Он хрипел от ярости, а на ее лице не появилось никакой реакции. Все, что сказал бывший муж, не произвело на нее ни малейшего впечатления. - Можешь ты оказать нам содействие, чтобы сохранить лагерь открытым? - спросила Анна. - Мы будем добиваться положительного решения вопроса. Я хочу, чтобы лагерь продолжал работать. - Из-за остальных детей? - свирепо прорычал Арни. - Да. - Ты хочешь получить прямой ответ? Она холодно кивнула. - Я всегда жалел, что эти евреи открыли лагерь! - Слава тебе, прямодушнейший, честнейший и благороднейший Арни Котт - друг человечества! - насмешливо произнесла Анна. - Целый мир только и твердит о том, что на Марсе живут мутанты, что, отправившись сюда, путешественники рискуют подвергнуться губительной радиации во время перелета и, нарушив таким образом свою половую функцию, родить монстров, вроде тех, которые рождались у немцев, с ластами, вроде твоего соседа. - Так говорят только ты и мужлан, содержащий "Красную лису". - Я только реалист до мозга костей. В борьбе за нашу жизнь необходимо сохранить приток эмигрантов. Ведь здесь никто не хочет рожать, все спиваются, Анна. Ты отлично знаешь об этом. А если бы у нас не существовало лагеря, то мы бы объявили, что вдали от ядерных испытаний, загрязненной Земной атмосферы все дети рождаются здоровыми. Я бы очень обрадовался, чтобы было так, но лагерь мешает. - При чем тут лагерь? Рождения сами по себе, а он к ним не имеет абсолютно никакого отношения. - Если бы не лагерь, - сказал Арни, - то никто не мог бы выявить случаи уродств среди нас. - И ты мог бы спокойно дурить землян, рассказывая небылицы, будто бы на Марсе более благоприятные экологические условия, чем на Земле? - Конечно, - кивнул он в ответ. - Но ведь это аморально! - Нет! Послушай, как раз наоборот. Аморальны ты и твои дамочки из комитета. Сохранением лагерем Бен-Гуриона вы... - Не сердись, мы никогда не согласимся между собой. Давай ешь и можешь возвращаться в Левистоун... Я больше не выдержу... Остаток обеда они провели в тишине. Член совета психиатров спецлагеря имени Бен-Гуриона доктор Милтон Глоб сидел наконец один в психиатрическом кабинете поселка Союза Космолетчиков, куда он только что вернулся из поездки в Нью-Израиль. В руке он держал счет, пришедший от компании по ремонту крыш еще месяц назад и до сих пор неоплаченный. Из-за постоянных песчаных бурь дом доктора был завален песком до такой степени, что поселковый пожарный инспектор послал предписание - в тридцатидневный срок расчистить территорию. Бедняга доктор был вынужден обратиться в компанию "Ремонт крыш", хотя отлично знал, что не сумеет расплатиться. Теперь, разглядывая счет, он был совершенно раздавлен. Ему требовалось не меньше месяца ишачить, чтобы заработать такую сумму. Ах! Если бы Джин, его жена, хоть чуточку поэкономнее вела хозяйство! Но даже это не решит проблему. Необходимо заполучить побольше пациентов. Союз Космолетчиков платил ему ежемесячное жалованье плюс пятьдесят процентов за каждого пациента, так называемых премиальных. Если бы не прогрессивка, то доктор вообще не смог бы свести концы с концами. Зарплата психиатра составляла лишь мизерную величину, чтобы, имея жену и детей, можно было сносно существовать на такое жалованье. Кроме того, всем известно, как неохотно тратило деньги на зарплату руководство Союза Космолетчиков. Жизнь в поселке, где проживал Глоб, протекала размеренно, во многом похоже на земную. Обстановка же в Нью-Израиле, как и в других национальных поселках, носила более напряженный, взрывчатый характер. Однажды доктор жил в такой национальной колонии, принадлежащей Объединенной Арабской республике, в одном из особенно процветавших исследовательских центров, куда постоянно доставлялось множество растений с Земли и проводились непрерывные опыты по акклиматизации их на Марсе. Постоянная враждебность к нему и другим сотрудникам сначала просто раздражала, а потом начала серьезно настораживать. Люди, до сих пор спокойно выполнявшие обычные повседневные работы, стали очень обидчивы. Они буквально взрывались при затрагивании определенных тем. А однажды ночью враждебность приняла открытую форму. Под покровом темноты толпа разгромила сложнейшие механизмы, исследовательские лаборатории, в которых ежедневно производились тончайшие эксперименты. Естественно, разгром производился с огромным воодушевлением, радостью и национальной гордостью. "Черт с ними! - решил доктор Глоб. - Их жизнь пуста, они просто перенесли сюда застарелые национальные обиды, а про главную цель колонизации совершенно забыли". В сегодняшней утренней газете он прочитал о скандале, случившемся в поселке электриков. В сообщении намекалось на ответственность жителей ближайшего итальянского поселка лишь на том основании, что несколько нападавших имело длинные нафабренные усы, популярные в итальянской колонии. Стук в дверь кабинета прервал его размышления. - Да, - произнес доктор, пряча счет в ящик письменного стола. - Ты готов принять старину Пурди? - спросила его жена, решительно входя в дверь. - Давай сюда старину Пурди, - ответил Глоб. - Но задержи его хотя бы на пять минут, чтобы я успел просмотреть его историю болезни. - Ты будешь обедать? - поинтересовалась Джин. - Конечно. Все на свете обедают. - Ты выглядишь бледным, - сказала жена. "Плохо", - решил доктор. Он вышел из кабинета в ванную и тщательно натер лицо коричневой пудрой по последней моде. Это улучшило его внешний вид, но не настроение. Привычка пользоваться пудрой возникла по причине того, что руководство Союза Космолетчиков, в основном испанцы и пуэрториканцы, с недоверием относилось к работникам со светлой кожей. Конечно, явно об этом никогда не говорилось, но в объявлениях о найме на работу сообщалось, что марсианские климатические условия вызывают у светлокожих изменение тона от естественного до мертвенно бледного. Как следует припудрившись, доктор Глоб подготовился к встрече с пациентом. - Здравствуйте, старина Пудри. - Здравствуйте, док. - Как я понял из вашего личного дела, вы - булочник. - Точно так, док. Немного помолчав, доктор спросил: - Итак, что вас беспокоит? Уставившись в пол и смущенно теребя кепку, старина Пудри наконец выдавил из себя: - Я раньше никогда не обращался... к психиатру. - Да, действительно, в вашем деле нет жалоб на психическое здоровье. - Прием... ну... который давал мой зять... Вообще-то я не любитель приемов... - И что же необычного случилось на приеме? - доктор Глоб тихонько поставил на стол часы, начавшие отсчитывать полчаса, положенные на пациента. - Они прямо навалились на меня. Хотели, чтобы я взял в подмастерья племянника, и он, таким образом, стал бы членом Союза, - затараторил Пудри, - с тех пор я ночами не сплю, пытаюсь найти выход из положения... Мои отношения с родственниками... Я не могу настоять на своем и твердо сказать им "нет". Я не могу разъехаться с ними, так как недостаточно хорошо себя чувствую... Вот почему я здесь, док! - Понимаю, понимаю, - сказал доктор Глоб. - А теперь расскажите-ка мне подробности приема: когда и где он произошел? Имена действующих лиц, чтобы я мог как следует во всем разобраться. Пурди порылся в карманах пальто и с облегчением вытащил аккуратно отпечатанный документ. - Я ценю, что вы так глубоко входите в мое положение, док. Вы, психиатры, в самом деле снимаете тяжесть с человеческой души. Я ведь действительно потерял сон из-за родственников. - Он с благоговейным страхом смотрел на доктора, искушенного в человеческих взаимоотношениях, способного разобраться в многочисленных межличностных конфликтах, поразивших жителей поселка за последние годы. - Не беспокойтесь больше об этом, - бодро сказал доктор. "Типичный случай вялотекущей шизофрении, - подумал он. - В любом случае моя задача облегчить его страдания". - Я займусь вашими отношениями с родственниками, и, по крайней мере, в течение нескольких месяцев можете не волноваться. Конечно, если какое-нибудь новое нервное потрясение опять не выбьет вашу слабую психику из равновесия... Когда старина Пудри наконец ушел, доктор Глоб с удовольствием подумал, что ему опять удалось применить безлекарственную психотерапию, частенько практикуемую им на Марсе. Вместо назначения лекарств, он встанет на место больного в качестве судьи, разбирая конфликт с родственниками, приведший к болезни. Неожиданно из внутреннего селектора раздался голос Джин: - Милт. Тебя вызывают из Нью-Израиля. Босли Тувим. "О, Господи! - подумал Глоб. - Сам президент Нью-Израиля! Что-то случилось!" Он торопливо снял телефонную трубку: - Доктор Глоб слушает. - Доктор, - зазвучал глубокий властный голос. - Это это Тувим. У нас здесь несчастный случай со смертельным исходом. Ваш пациент - насколько я понимаю. Не будете ли вы так любезны прилететь к нам? Позвольте мне предварительно сказать несколько слов о потерпевшем. Норберт Стинер, эмигрировал из Западной Германии... - Он не мой пациент, сэр, - перебил Глоб. - Но его сын страдает аутизмом и находится в спецлагере Бен-Гуриона. Вы хотите сказать, что Стинер мертв? Ради всего святого! Я только сегодня утром говорил с ним. Вы действительно уверены, что речь идет о нем, а не о его однофамильце? У меня действительно имеется личное дело всей семьи Стинеров ввиду заболевания их мальчика. В случае детского аутизма мы считаем, что прежде чем начинать лечение, необходимо разобраться в семейной обстановке пациента. Да... теперь понятно... - Вероятно, это самоубийство, - сказал Тувим. - Просто не верится, - ответил доктор. - Я только что беседовал с обслуживающим персоналом лагеря Бен-Гуриона. Мне сказали, что вы долго говорили со Стинером, как раз перед уходом того из лагеря. Полицию интересует, не проявлял ли Стинер во время беседы с вами признаков подавленного или болезненно замкнутого состояния? Не говорил ли он нечто такое, что заставило бы вас отговаривать его от своего намерения и подвергнут несчастного лекарственной терапии? Я имею в виду, не проговорился ли этот человек о чем-то таком, что насторожило бы вас? - Абсолютно ничего, - сказал Глоб. - Тогда вам нечего беспокоиться, - проговорил Тувим. - Просто будьте готовы дать характеристику психического состояния Стинера: обозначить возможные мотивы, приведшие того к самоубийству. Вы понимаете? - Спасибо, мистер Тувим, - вяло поблагодарил доктор Глоб. - Думаю, он был удручен состоянием сына. Я в общих чертах описал ему новый метод, который может, как мы надеемся, излечить его ребенка. Стинер действительно показался мне замкнутым, озлобленным, даже циничным, он отреагировал на мой рассказ совсем не так, как я ожидал. Но самоубийство!.. "Что, если я потеряю место в лагере?" - подумал Глоб. Как раз сейчас это было бы ощутимым ударом по его кошельку. Работа там раз в неделю давала значительную прибавку к доходу, достаточную, чтобы он мог ощущать хотя бы относительную финансовую стабильность. Чек от "Бен-Гуриона" вселял уверенность в доктора. "А не подумал ли идиот Стинер, что его смерть может повредить другим? Наверное, он так и решил и нарочно расстался с жизнью, чтобы отомстить нам. Отплатить - но за что? За попытку исцелить его ребенка? Все очень серьезно, - продолжал размышлять доктор. - Самоубийство сразу же после беседы между врачом и пациентом... Слава Богу, что мистер Тувим предупредил меня! Газеты поднимут шум вокруг самоубийства, и все, кто хотел бы видеть лагерь ликвидированным, получат лишний довод в пользу закрытия". Закончив ремонт холодильника на молочной ферме Мак-Олиффа, Джек Болен вернулся в вертолет, положил ящик с инструментами позади сидения и перед тем, как взлететь, еще раз связался с мистером И. - В школу, - кратко подтвердил мистер И. - Ты должен немедленно отправиться туда. Джек, мне некого послать, кроме тебя. - О'кей, мистер И, - он включил двигатель вертолета, удрученный невозможностью отказаться от работы. - Есть еще сообщение от твоей жены, Джек. - Да? - Болен был удивлен, его работодатель не любил, когда звонили жены рабочих, и Сильвия отлично знала об этом. Может быть, что-нибудь с Дэвидом? - Вы можете пересказать мне, о чем она говорила? - попросил Джек. - Миссис Болен попросила диспетчера проинформировать тебя, - начал китаец в своей обычной манере, - что ваш сосед Стинер покончил жизнь самоубийством. Миссис Болен взяла на себя заботу о детях и сообщает тебе об этом. Она также просила, если только возможно, прибыть тебе вечером домой. Но я ей ответил, что хотя мы очень сожалеем о случившемся, но обойтись без тебя не можем. Ты должен продолжать работать до конца недели, Джек! "Стинер умер, - подумал Болен. - Бедный маленький неудачник. Ну, что ж, возможно, так даже лучше для него". - Спасибо, мистер И, - сказал на прощание в микрофон Джек. "Этот случай глубоко затронет всех нас, - размышлял Болен, пока вертолет поднимался над пастбищем с увядшей редкой травой. У него было сильное и острое предчувствие беды. - Не могу поверить. За все время я не перекинулся с ним и дюжиной слов, но чувствую, что его смерть будет иметь для нас роковые последствия. Она и сама по себе имеет огромную власть над человеком. Мысль о ней вызывает такой же благоговейный трепет, как и раздумья о самой жизни, но насколько сложнее смерть для человеческого понимания..." Джек развернул вертолет по направлению штаб-квартиры ООН, за которым находился огромный самоуправляющийся кладезь человеческой мудрости, уникальнейший искусственный организм - Общественная школа. Этого места он почему-то панически боялся больше всего на свете с тех пор, как прибыл на Марс. 5 Почему же Общественная школа беспокоила Джека? Глядя на нее сверху, он видел белое, в форме утиного яйца, здание на фоне темной, пятнистой поверхности планеты. Очевидно, построенное в спешке, по его мнению, оно совершенно не вписывалось в окружающий пейзаж. Приземлившись на бетонированную посадочную площадку перед входом, Джек сразу же почувствовал, как напряглись и онемели кончики пальцев - явный признак нервного напряжения. Странно, но его сын Дэвид, которого три раза в неделю привозили в школу, чувствовал себя в ней совершенно спокойно и уверенно. Причина беспокойства находилась в самой натуре Джека. Возможно, из-за того, что сам он был великолепным механиком, он не мог поддаться иллюзиям школы и включиться в ее игру. Джек не мог, подобно детям, считать "учителей" школы живыми. Он понимал, что имеет дело всего лишь с обучающими машинами, но иногда поддавался обману, и они казались ему живыми и мертвыми одновременно. Вскоре после приземления Джек сидел в вестибюле школы, поставив рядом ящик с инструментами. В ожидании кого-нибудь из администрации, Джек взял со стеллажа с журналами экземпляр "Мира моторов", и его тренированный слух уловил едва слышимый щелчок реле. Школа отметила его присутствие. Она фиксировала, какой журнал он выбрал. Сколько времени будет читать. Что возьмет следующим. Школа "измеряла" его. Дверь открылась, и вошла женщина средних лет в твидовом костюме. Улыбаясь, она произнесла: - Ага! Вы, должно быть, механик от мистера И. - Совершенно верно, - вставая, ответил Джек. - Как хорошо, что вы прилетели, - сказала женщина, приглашая жестом следовать за собой. - У нас было столько хлопот с одним из "учителей", но теперь его удалось отключить. Быстрыми шагами она пошла по коридору, приоткрыла дверь и подождала Джека. - Вон он - "Сердитый сторож", - показала она на робота. Джек сразу же узнал его по описанию сына. - Он сломался неожиданно, - тихо сказала женщина. - Понимаете? Он шел по улице и кричал на учеников, а потом должен был погрозить кулаком... - А где же дежурный механик? - А я и есть дежурный механик, - лукаво улыбнулась женщина, и блеск очков в стальной оправе слился с сиянием ее глаз. - Вы?.. Ну, да, конечно, - с сомнением протянул Джек. - Вас это смущает? - протягивая ему сложенную бумагу, спросила женщина, которая, по его мнению, скорее была эдаким прогуливающимся бесполезным приложением к школе. Развернув бумагу, он увидел принципиальные схемы самонастраивающихся электронных узлов с обратными связями. - Это фигура представителя власти, не так ли? - спросил Джек, чтобы поддержать разговор. - Приучает ребенка беречь имущество. Строгий и справедливый индивидуум, надзирающий за детьми после ухода "учителей". - Да, - ответила женщина. Переведя "Сердитого сторожа" в ручной режим, Джек задал программу и включил "исполнение". После нескольких щелчков "лицо" робота засветилось красным, руки поднялись и он закричал: - Эй, вы, мальчишки! А ну-ка, уходите отсюда! Кому говорю! Наблюдая, как его щеки с бакенбардами тряслись от негодования, а рот то открывался, то закрывался, Джек представил, какой огромный "воспитательный" эффект производит это чудище на ребенка. Даже его собственные ощущения были не из приятных. Тем не менее такая конструкция олицетворяла собой сущность удачной обучающей машины - она хорошо справлялась со своей работой вместе с двумя дюжинами других конструкций, размещенных подобно аттракционам в парке развлечений - в коридорах, во всех направлениях пересекавших школу. Неподалеку в углу Джек заметил еще одну обучающую машину, возле которой стояло несколько детей, они почтительно слушали ее речь. - ...а потом я подумал, - робот говорил приятным оживленным голосом, - невероятно много можно извлечь из этого урока, друзья мои! Кто-нибудь из вас знает?.. Давай, Салли. Тонкий детский голосок ответил: - М-м-м... ну, возможно, мы можем извлечь из этого урока, что в любом остается что-нибудь хорошее, как бы дурно он не поступал. - А что ты скажешь, Виктор? - обучающая машина неуклюже повернулась в сторону мальчика. - Давайте послушаем, что скажет Виктор Планк. Заикаясь, мальчик начал: - Я хотел бы сказать... то же самое, что и Салли... Большинство людей действительно хорошие внутри... если только взять на себя труд и как следует разобраться в них... Ведь правда, мистер Витлок? Таким образом, Джек познакомился с обучающей машиной типа "Витлок". Сын много раз рассказывал о ней и очень ее любил. Доставая инструменты, Джек прислушивался к речи робота. "Витлок" выглядел как пожилой, убеленный сединой джентльмен, говоривший с канзасским акцентом. Это был "добрый" робот, позволявший детям самовыражаться, разновидность обучающей машины без резких и властных манер "Сердитого сторожа". Насколько мог разобраться Джек, она представляла собой комбинацию Сократа и Дуайта Д.Эйзенхауэра. - Овцы - забавны, - продолжал "Витлок". - Теперь посмотрите, как они поведут себя, если перебросить им за загородку немного еды, например, кукурузных стеблей. Почему они предпочитают этот корм множеству других? - "Витлок" многозначительно усмехнулся. - Потому что они умные, когда дело касается пищи. А может быть, пример с овцами поможет нам понять, в чем состоит истинная находчивость? Она не подразумевает чтение множества толстых книг или запоминание длинных слов... Находчивостью называется умение выделить то, что может послужить нашей пользе. Очень полезно обладать истинной находчивостью. Стоя на коленях, Джек начал отвинчивать крышку на спине "Сердитого сторожа". Дежурный механик школы стояла рядом, наблюдая за его работой. Джек знал, что машина выполняла свои "песни и танцы" по командам, записанным на катушку с лентой, но их реализация всякий раз модифицировалась в зависимости от поведения аудитории. Открытая управляющая система сравнивала ответы детей с эталонными, записанными на ленте, затем находила соответствующий и, согласно произведенной классификации, реагировала. Обучающая машина не могла воспринимать уникальные ответы, не предусмотренные программой. И все-таки робот давал убедительную иллюзию живого существа, он представлял собой триумф инженерного искусства. Его преимущество перед человеком-учителем - состояло в способности уделять внимание каждому ребенку индивидуально. Робот скорее представлял собой наставника, а не учителя в обычном понимании. Благодаря электронной памяти, обучающая машина, имея дело с множеством учеников, ни разу не спутала бы их друг с другом. Обращение с каждым ребенком отличалось такой индивидуальностью, что машина казалась тонко чувствующим существом. Механическим? Да! Но бесконечно сложным! На примере обучающих машин Джек отчетливо осознал удивительные возможности так называемого "искусственного разума". И все-таки он чувствовал глубокое отвращение к обучающим машинам. Преподавание в Общественной школе совершенно не соответствовало взглядам Джека на общее образование. Здесь не давали полной информации или глубоких знаний, а только отдельные шаблоны для решения строго определенного круга задач. Хотя широко рекламировалось, что "школа является светочем унаследованной культуры и во всей полноте передает ее юношеству". Увековечивание достигнутого человечеством уровня являлось главной целью и любые детские причуды, уводившие их любознательность в других направлениях, мгновенно сглаживались. Как считал Джек, здесь шла неравная борьба между косной механической душой школы и индивидуальной живой душой ребенка, в которой у малыша не оставалось никаких шансов на победу, а преподаватель обладал решающим преимуществом. Ребенок, не дававший стандартных правильных ответов, причислялся к аутистам, то есть психически больным, у которых внутренний субъективный фактор доминирует над чувством реальности. Такой ребенок исключался из школы и отправлялся в специальное заведение для реабилитации: в спецлагерь имени Бен-Гуриона. Там его не учили, а в основном лечили. Джек, отвинчивая крышку "Сердитого сторожа", размышлял о том, что аутизм - стал удобным термином для властей Марса. Он заменил собой старое название - "психопатия", которое, в свою очередь, ввели вместо "моральной неустойчивости", еще ранее пришедшей на смену "преступным наклонностям". Зато в лагере Бен-Гуриона детей учил, а точнее лечил, не бездушный робот, а живой человек. С тех пор, как Дэвид начал посещать общественную школу, Джек постоянно боялся услышать, что его мальчик не может быть аттестован по шкале оценок, согласно которой обучающие машины оценивали своих учеников. Но ребенок охотно учился и его успехи оценивались очень высоко. Дэвиду нравилось большинство "учителей" и, приходя домой, он буквально бредил ими. Мальчик получал "отлично" даже у самых строгих и постепенно отцу становилось совершенно ясно, что у ребенка не возникает проблем с учебой, сын - не аутист, а нормальный, здоровый парень, он никогда не переступит порога спецлагеря. И все-таки Джека одолевали сомнения. Никакие успехи сына, которые радовали Сильвию, не могли избавить его от беспокойства. В конце концов, только два пути существовали для ребенка на Марсе - или Общественная школа, или лагерь Бен-Гуриона. Джек боялся и того и другого. Почему? Он и сам толком не знал. Иногда ему казалось, что страх за Дэвида вызывался тем, что однажды, в самом начале обучения, ребенок впал в состояние, сходное с аутизмом. У мальчика проявилась детская форма шизофрении, которой переболело множество людей. Шизофрения вообще становилась главной болезнью человечества, рано или поздно поражавшей почти каждую семью. Шизофреник не мог адекватно воспринимать существующие в обществе нормы. Он жил искаженной реальностью собственной внутренней жизни, со свойственной только ей особой логикой и ценностями, хотя и не существующей на самом деле, но воспринимаемой им с абсолютной достоверностью. При облегченном ходе заболевания шизофреник в конце концов вырывался из своей второй реальности или, по крайней мере, приучался не ставить ее на передний план. Главная задача, которую решали взрослые, находящиеся рядом с больным ребенком, - учителя, родители, врачи, состояла в том, чтобы медленно, шаг за шагом вывести его из болезненного состояния. В подобных случаях Общественная школа обычно исключала ребенка, который не мог учиться. Дело было даже не в затратах на обучение или в способности в дальнейшем возместить средства, затраченные на обучение. Все обстояло гораздо глубже. С ранних лет ребенку внушали, что определенные культурные ценности необходимо защищать, не считаясь со средствами. Собственная ценность человеческой личности как бы принижалась по сравнению с общепризнанными достижениями общества. В его сознании закреплялись некие традиции, согласно которым он не только сохранял полученное культурное наследие, но даже преумножал его. Как считал Джек, истинный аутизм заключался в апатии к общественным стремлениям, как будто человеческая личность не являлась порождением унаследованных общественных ценностей. Он не мог согласиться с тем, что общественная школа со всеми ее обучающими машинами, как единственный судья, решало, что имело, а что не имело общественной значимости. По его мнению общечеловеческие ценности находились в постоянном преобразовании, а существующая система образования пыталась законсервировать их, заморозить, мумифицировать. Джек давно решил, что Общественная школа сама больна. Она создавала мир, в котором не случалось ничего нового, не было никаких сюрпризов. Совершенно больное общество страдающих маниакально депрессивным психозом. Пару лет назад Джек попытался изложить свою теорию жене. Сильвия внимательно его выслушала и сказала: - Ты просто не понимаешь задач, стоящих перед общим образованием. Попытайся понять. Есть куда более серьезные вещи, чем невроз у ребенка. - Ее голос звучал негромко, но достаточно твердо. - Мы только начинаем выявлять безнадежных неврастеников. Ты ведь согласен, что они существуют. Ты и сам один из них. Он согласно кивнул, хотя и не понял того, что сказала Сильвия. Когда Джеку исполнилось двенадцать лет, у него однажды произошел нервный срыв. Это случилось неожиданно и резко. Окружающий мир вдруг потерял свои привычные очертания и оказался странным, враждебным. Тогда ему пришлось в одиночку разбираться в своих ощущениях, к слову сказать, просто ужасных, в то время как жесткая, косная, принудительно-невротическая Общественная школа позволяла практически любому ребенку легко и безболезненно находиться в мире привычных ощущений. Давнишний случай заставил Джека понять, что страх перед переменами умышленно закладывался в систему образования больным обществом в состоянии кризиса. Так поступать заставлял инстинкт самосохранения. "Не придирайся к неврозу", - сказала Сильвия, и он, наконец, понял, что она имела в виду. Невроз - страх перемен - являлся умышленным стопором, отрезвителем, стоящим на тропе жизни больного шизофреника. Вне ее находилась бездна. Любой шизофреник знал о ней. И каждый, подобно Джеку, помнил свой случай панического страха. Двое мужчин у противоположной стены комнаты как-то странно его разглядывали. А что такого особенного он сказал? "Герберт Гувер лучше руководил ФБР, чем Каррингтон, как бы последний не пыжился... Совершенно точно... держу пари..." - Казалось, мозг заволакивало и, чтобы взбодриться, Джек отхлебнул пива. Все вокруг стало тяжелым: рука, да и сам стакан. Было легче смотреть вниз, чем вверх... Он принялся изучать программку скачек, лежащую на кофейном столике. - Ты же не имеешь в виду Герберта Гувера, - сказал Лоу Ноттинг, - а хочешь сказать Ю.Эдгара. "Господи! - с тревогой подумал Джек. Да, он действительно произнес имя Герберта Гувера и пока ему не указали на ошибку, все казалось в порядке. - Что случилось со мной? - удивился Джек. - Я чувствую себя как в полусне". И это после того, как он уснул накануне в десять вечера и проспал почти двенадцать часов. - Простите... - неуверенно произнес Джек, - конечно же, я имел в виду... Язык заплетался. Джек медленно произнес: - ...Ю.Эдгара Гувера... Но его голос звучал неразборчиво и приглушенно, подобно звуку юлы, теряющей скорость. Сидя в гостиной Ноттинга, он провалился в сон, хотя его глаза оставались открытыми. Его внимание приковала программка скачек. Брошюрка закрыта, но, кажется, до начала приступа он читал ее. "Можете ли вы самостоятельно выбрать лошадь?.. Первый урок совершенно бесплатно - вы не принимаете на себя никаких обязательств... Пролистайте брошюру до свободного бланка для выяснения участников заезда..." Джек тупо уставился перед собой, пока Лоу Ноттинг и Фред Кларк разглагольствовали об ограничении свобод, демократическом процессе и прочих высоких материях. Хотя Джек слышал все слова разговора совершенно отчетливо, он не вникал в их смысл. Он не желал ничего обсуждать, но был уверен, что оба собеседника заблуждаются. Лучше ему не вмешиваться в спор... С ним опять случился припадок. Бедняга ничем не смог помешать приступу шизофрении. - Джек видимо сможет пойти с нами сегодня вечером, - сказал Кларк. Джек сразу почувствовал, когда заговорили о его персоне и решил поддержать беседу. - Конечно, - сказал он, хотя фраза стоила ему страшных усилий, как будто он всплывал со дна океана, - продолжайте, я слушаю... - Господи! Какой у тебя вид дурацкий, - сказал Ноттинг. - Иди домой и проспись, ради Христа. В гостиную вошла Филлис, жена Лоу, она посмотрела на Джека и сказала: - В таком состоянии, как сейчас, тебя никогда не допустят на Марс, Джек. Она включила проигрыватель, из которого полилась современная джазовая музыка, хотя, возможно, звучали электроинструменты. Нахальная блондинка Филлис уселась рядом с Джеком и принялась к нему приставать с расспросами: - Джек, мы случайно не обидели тебя? Ты ведь у нас такой чувствительный. - Пустяки, Филлис. Одна из обычных его причуд, - сказал Ноттинг. - Когда мы находились на дежурстве, он частенько доставал всех таким образом, особенно в субботнюю ночь. Мрачный, неразговорчивый... размышляющий! О чем ты теперь думаешь, Джек? Вопрос показался ему бессмысленным: как раз сейчас он ни о чем не думал, его мозг был пуст. Программка скачек все еще владела его вниманием. Неужели так необходимо отчитываться, о чем он думает? Но все с нетерпением ждали ответа, и Джек покорно поддержал тему. - Воздух, - сказал он. - Сколько мне потребуется, чтобы приспособиться дышать в марсианской атмосфере? Разным людям требуется различное время. Подавленный зевок застрял в груди Джека. Рот оказался полуоткрытым, и он с трудом сомкнул челюсти. - Пожалуй, мне лучше уйти, - сказал Джек. - Пойду одену пальто. Он изо всех сил пытался справиться со своими ногами. - Не забудь, в девять! - крикнул на прощание Фред Кларк. Спустя некоторое время он шел домой по прохладным темным улицам Окленда и чувствовал себя великолепно. Что же в квартире Ноттингенов так повлияло на него? Может быть, спертый воздух или плохая вентиляция? Вроде ничего особенного он не припоминал. Марс!.. Он уволился с работы, продал свой "плимут" и предупредил управляющего домом, что отказывается от квартиры. Джек почти год потратил на то, чтобы найти ее. Самоокупающееся кооперативное общество Западного побережья владело жилым массивом, частично подземным, с тысячами секций, с универмагом, прачечными, детским садом, подземными магазинами и клиникой, где даже принимал психиатр. Кроме того, в жилой комплекс входила УКВ радиостанция, транслирующая классическую музыку, заказываемую обитателями огромного дома, внутри которого помещались даже кинотеатр и конференц-зал. Прекраснейший, современнейший кооперативный комплекс, который Джек так неожиданно бросил. Идея все оставить взбрела ему в голову однажды, когда он стоял в очереди в книжном магазине. Предупредив управляющего домом о своем желании съехать с квартиры, Джек бродил по бесконечным коридорам кооперативного массива. У доски с объявлениями он остановился и стал машинально их просматривать. За спиной проносились дети, бежавшие на игровую площадку возле дома. Одно из объявлений, напечатанное большими буквами, привлекло его внимание: Кооперативное движение разворачивает набор желающих во вновь колонизируемые области Марса. Регистрация эмигрантов производится правлением в Сакраменто для работы на крупных марсианских компаниях по добыче полезных ископаемых в соответствии с правилами, разработанными профсоюзами рабочих горнорудной промышленности. Стремитесь не упустить ваш шанс! Предложение эмигрировать на Марс выглядело очень заманчиво. А почему бы, собственно говоря, и не последовать призыву? Наверняка соберется много молодежи... И что ценного оставлял Джек на Земле? Хотя он и потеряет квартиру, но все еще останется пайщиком кооператива, за ним сохранится его вклад и номер счета в банке. Позже, когда он уже подписался на эмиграцию и находился как бы между небом и землей, причина и следствие перепутались в голове и ему казалось, что сначала он пришел к решению улететь на Марс и лишь потом потерял квартиру и работу. Такая версия казалась более логичной и в этом виде он преподнес всю историю друзьям. Джек просто наврал. Что же на самом деле ждало его впереди? В течение почти двухмесячного ожидания все, что он узнавал о другой планете, носило противоречивый и обрывочный характер. Случайные сведения приводили его в отчаянье. Совершенно точно Джек знал только то, что 14 ноября их группа в составе двухсот человек членов кооператива отправится на Марс и тогда наконец все встанет на свои места, сомнения рассеются, и он опять будет ясно понимать ход событий. Он помнил ощущение внезапного озарения, случившегося с ним однажды в прошлом, когда он мог ясно увидеть ход событий, но теперь, по причинам ему совершенно не понятным пространство и время закрылись для него и смешанное чувство потерянности и неприкаянности не покидало его. Жизнь не имела для него смысла. Четырнадцать месяцев он жил большой мечтой: приобрести квартиру в огромном новом кооперативном доме. А потом, когда цель оказалась достигнутой, жить стало нечем. Будущее перестало существовать. Он слушал сюиты Баха, покупал пищу в супермаркете, беспорядочно приобретал книги... "Но что дальше? - спрашивал он себя. - Кто я?" Постепенно стали пропадать его технические способности. Этот зловещий первый признак надвигающейся беды больше всего напугал Джека. Все началось с рокового происшествия, которое он до сих пор не мог полностью осознать. Очевидно, доля случившегося представляла собой чистую галлюцинацию. Но что являлось реальностью, а что наваждением? События разворачивались как во сне - всепоглощающая паника, желание убежать, выбраться любой ценой. В то время он работал контролером качества в фирме по производству электронного оборудования, находившейся в Редвуд-Сити к югу от Сан-Франциско. В его обязанности входило наблюдение за контрольным стендом, испытывавшим соответствие заданным параметрам крохотных, не более спичечной головки, батареек на жидком гелии. Однажды во время работы его неожиданно вызвал управляющий по кадрам, и, когда он поднимался на лифте в административный корпус, гадая о причине, то достаточно разнервничался. Позже он вспомнил, что чувствовал необычное возбуждение. - Входите, мистер Болен, - пригласил его в кабинет управляющий по кадрам - представительный мужчина с вьющимися седыми волосами - возможно, в модном тогда парике. - Я не задержу вас долго. - Он резко взглянул на Джека. - Мистер Болен, почему вы не получаете свою зарплату? Наступила полная тишина. - Я? - сказал Джек. Его сердце громко бухало в груди, сотрясая все тело. Он почувствовал неуверенность и усталость. "Я думал, что получал", - произнес про себя Джек. - Вам следовало бы купить себе новый костюм, - неожиданно сказал управляющий по кадрам, - и, конечно, постричься. Правда, конечно же, как вам будет угодно. Проведя рукой по своей шевелюре, Джек ломал себе голову: неужели ему нужно постричься? Он же побывал в парикмахерской только на прошлой неделе... Или раньше?.. Он утвердительно кивнул и произнес: - Спасибо! О'кей, я сделаю то, что вы хотите. А затем - галлюцинация, если только можно так назвать то, что случилось дальше. Он вдруг увидел управляющего по кадрам в новом свете. Мужчина был мертв. Джек ясно видел скелет под кожей. Кости соединялись между собой с помощью прекрасной медной проволоки. Обычные человеческие внутренние органы: почки, сердце, легкие - отсутствовали, а вместо них имелись искусственные, из нержавеющей стали и пластика. Голос мужчины воспроизводился с магнитофонной ленты при помощи усилителя и динамика. Возможно, когда-то в прошлом управляющий по кадрам существовал как реальный, живой организм, но постепенно, дюйм за дюймом, его внутренности заменялись искусственными и теперь он представлял собой механическую структуру, своим человекоподобным видом вводившую в заблуждение окружающих. Фактически, она хотела обмануть его - Джека Болена. Не человек обращался к нему и слушал его ответы. Джек находился совершенно один в бездушной, механической комнате. Чувствуя все возраставшую неуверенность, он пытался не слишком пристально глазеть на человекоподобную структуру рядом. Джек пытался говорить спокойно, естественным тоном о работе и даже о личных проблемах. Чудовищная структура исследовала его, как будто старалась чему-нибудь научиться у него. Джек старался говорить как можно меньше. Он смотрел на ковер, видел радиолампы и трубки, связывающие человекоподобную структуру с механизированной комнатой, и не мог оторвать взгляда от слаженной работы всех частей. Все, чего ему хотелось - поскорее убраться прочь. Он вспотел от страха, а сердце бухало все громче и громче. - Болен, вы больны? - спросило механическое чудовище. - Да, - ответил тот, - позвольте мне вернуться на рабочее место. - После чего он отправился к двери. - Одну минуту, - сказало чудовище ему в спину. В этот самый момент панический ужас охватил Джека, он бегом бросился к двери и выскочил из кабинета... Спустя около часа он очнулся на незнакомой улице в Берлингейме. Джек не помнил, что произошло, и не понимал, как он очутился здесь. Болели ноги. По-видимому, он отмахал несколько миль. Голова стала проясняться. "Я - шизофреник, - сказал себе Джек. - Точно. Все знают симптомы болезни, даже школьники - кататоническое возбуждение с параноидной окраской. Вот что выяснил управляющий по кадрам... Мне нужна медицинская помощь..." Наблюдая, как быстро Джек отключил питание "Сердитого сторожа" и положил его на пол, дежурный механик школы сказала: - Ловко же у вас получается. Он мельком окинул взглядом женскую фигуру и подумал: "Я догадался, почему школа так нервирует меня. То, что сейчас происходит со мной, очень напоминает давнишние переживания. Неужели я тогда заглянул в будущее?" В те времена еще не существовало механизированных школ. По крайней мере, он никогда не слышал о них. - Спасибо, вы очень любезны, - с некоторым запозданием ответил Джек на восхищенное замечание женщины. Тогда получалось, что случай с управляющим по кадрам "Корона корпорейшн" не являлся галлюцинацией? То, что он увидел в кабинете начальника, действительно представляло собой искусственную конструкцию, вроде обучающих машин? Значит, он - психически здоров! Вместо душевного припадка ему приоткрылась завеса, скрывавшая его будущее. Это была неожиданная идея, так сильно отличающаяся от его обычных взглядов. Его душевное беспокойство проходило от предчувствия будущего. Ковыряясь в раскрытых внутренностях "Сердитого сторожа", тщательно ощупывая чуткими длинными пальцами детали, Джек коснулся оборванного провода, явившегося причиной неисправности. - Думаю, мне удалось найти причину неполадок, - обратился он к стоявшей рядом женщине. "Слава Богу, что произошел всего лишь обрыв, а не вышла из строя какая-нибудь печатная плата, тогда пришлось бы заменять элементы, - подумал Джек. - Ремонт стал бы затруднительным". - На мой взгляд, - ответила женщина, - при конструировании учителей потратили достаточно усилий, чтобы максимально облегчить их ремонт. На наше счастье до сих пор не случалось серьезных неполадок, приводивших какое-нибудь школьное оборудование надолго в нерабочее состояние. Я твердо убеждена: основой успешной долговременной эксплуатации является своевременная техническая профилактика. Поэтому мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели дополнительно еще одного "учителя", который не подавал пока признаков явных неполадок. Он играет важную роль в общем учебном процессе. - Она предупредительно подождала, пока Джек пытался просунуть жало паяльного пистолета сквозь толстые жгуты проводов и добавила: - Я хочу, чтобы вы проверили "Доброго папу". - "Доброго папу"? - повторил Джек и саркастически подумал: "Не удивлюсь, если здесь найдется какая-нибудь "Ласковая мама". Какие-нибудь прелестные, невероятные доморощенные россказни "Ласковой мамы" для усваивания малышами". Его просто тошнило от всей этой школьной галиматьи. - Вы знакомы с этим "учителем"? К слову сказать, как раз нет. Дэвид ни разу не упоминал о нем. Из дальнего конца коридора все еще доносились голоса детей, обсуждавших жизнь с "Витлоком", пока Джек, лежа на спине, подняв паяльный пистолет над головой, ковырялся в рабочих органах "Сердитого сторожа", пытаясь добраться до места пайки. - Да, - разглагольствовал "Витлок" абсолютно спокойным, безмятежным голосом. - Енот - удивительное создание, прямо как Джимми Ракун. Я часто наблюдал за мальчиком. Он вполне взрослый парень, кстати сказать, с сильными длинными руками, которые к тому же очень проворные, как у зверька. - Я видел енота однажды, вовсе мы не похожи, - обиделся ребенок. - Я видел его близко, мистер Витлок. "Ты видел енота на Марсе?" - насмешливо подумал Джек. Внутри обучающей машины что-то щелкнуло и он сказал: - Нет, Дан. Ты не видел. Здесь нет енотов. Чтобы посмотреть на одного из этих замечательных зверьков, тебе необходимо отправиться на старую Мать-Землю. Но тот, о ком я хочу сказать, находится здесь, девочки и мальчики. Вы знаете, что наш Джимми Ракун любую еду украдкой моет в воде. Как мы смеялись над ним, когда он пытался помыть кусок сахара, и тот полностью растворился! А знаете ли вы, девочки и мальчики, что среди нас еще много таких джимми ракунов... - Я закончил, - сказал Джек, убирая паяльник. - Не поможете ли мне поставить крышку обратно, чтобы поскорее разделаться с ним? - Вы куда-нибудь торопитесь? - спросила женщина. - Нет. Просто мне не нравится болтовня соседнего робота, - сказал Джек. Он почувствовал такое сильное головокружение, что едва ли мог уверенно продолжать работу. Дверь в коридор закрылась и голос "Витлока" затих. - Так лучше? - спросила женщина. - Спасибо, - поблагодарил Джек. Но руки у него продолжали трястись. По ее внимательному взгляду он понял, что дежурный механик заметила его состояние. И ему хотелось бы знать, о чем она при этом подумала. Помещение, где на легком стуле с развернутой газетой на коленях сидел "Добрый папа", имитировало собой часть гостиной с камином, кушеткой, кофейным столиком и нарисованным занавешенным окном. Несколько детей сидели на кушетке и так внимательно слушали увещевания обучающей машины, что даже не заметили, как вошли Джек Болен и дежурный механик школы. Женщина отпустила детей и затем собралась тоже покинуть комнату. - Я не знаю толком, что от меня нужно, - задержал ее Джек. - Прогоните его через всю программу. Мне кажется, он где-то заедает или зацикливается, в любом случае на урок тратится слишком много времени. Программа выполняется приблизительно за три часа. Закончив объяснения, женщина вышла, закрыв за собой дверь, и Джек, к своему разочарованию, остался один на один с обучающим роботом. - Привет, "Добрый папа", - сказал Джек без всякого энтузиазма. Поставив свой чемодан с инструментами рядом, он принялся отвинчивать заднюю крышку "учителя". - Как тебя зовут, паренек? - спросил "Добрый папа" сердечным приятным голосом. - Мое имя, - сказал механик, снимая крышку и откладывая ее в сторону, - Джек Болен, и я тоже добрый папа, как и ты. Моему мальчику уже исполнилось десять лет. Так что не называй меня "паренек", хорошо? Ему опять стало дурно и он вспотел. - О! - произнес "Добрый папа". - Я понимаю. - Что ты понимаешь? - почти прокричал Джек. - Давай, действуй по своей чертовой программе! Понятно? Вперед! И, если тебе от этого легче, считай меня маленьким мальчиком. "Только бы убраться отсюда поскорее", - добавил он про себя. Джек ощущал нарастание противоречивых чувств. "Подумать только! Три часа!" - мрачно размышлял он. - Маленький Джекки, мне кажется, на твоих плечах сегодня тяжелый груз. Я угадал? - Сегодня и всегда, - Джек щелкнул карманным фонариком и осветил внутренности "учителя". Механизм, казалось, работал нормально. - Может быть, я могу помочь тебе? - спросил "Добрый папа". - Часто помогает, если рассказать о своих проблемах более старшему и опытному, который может разобраться в них и сделать их легче. - О'кей, - садясь на пол согласился Джек. - Я поиграю с тобой. Как-никак, я застрял здесь на три часа. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе все с самого начала? С того самого эпизода, случившегося на Земле, когда я работал в "Корона корпорейшн"? - Начни с того момента, с которого тебе легче, - сказал робот. - Ты знаешь, что такое шизофрения, "Добрый папа"? - Думаю, что у меня есть неплохая идея на этот счет, - сказал обучающий механизм. - Ладно. Это самая загадочная болезнь за всю историю медицины. Каждый шестой - болен ею. Очень большой процент для человечества. - Да, это действительно так, - подтвердил "Добрый папа". - Однажды, - начал Джек, продолжая наблюдать за работой механизма, - со мной произошло то, что они назвали "ситуационный полиморфный шизофренический симплекс". Все случилось очень неожиданно. - Еще бы, - подтвердил автомат. - Кажется, я знаю, для чего тебя здесь поставили, - сказал Джек. - Я понимаю твое предназначение, "Добрый папа". Миллионы миль отделяют нас от Земли. Наша связь с земной цивилизацией очень слабая. И множество людей обеспокоены тем, что она становится все меньше. Общественную школу основали, как центр, в котором дети, рожденные на Марсе, могли бы познакомиться с земной обстановкой. Например, с камином. На Марсе их не существует, для обогрева жилья служат маленькие автоматические печки. А это нарисованное окно с прозрачным стеклом? Да ближайшая песчаная буря сделала бы его матовым. Фактически, на этой планете нет ничего, что соответствовало бы земным условиям. Ты знаешь, кто такие бликманы, "Добрый папа"? - Не могу ответить утвердительно, малыш Джекки. Кто такие бликманы? - Это местная марсианская раса. А сам-то ты знаешь, что находишься на Марсе, а? "Добрый папа" кивнул. - Шизофрения, - сказал Джек, - одна из наиболее серьезных проблем, когда-либо встававших перед человечеством. Откровенно говоря, я эмигрировал на Марс из-за припадка, случившегося со мной в двадцатидвухлетнем возрасте, когда работал в "Корона корпорейшн". Я все бросил. Мне нужно было вырваться из сложной урбанистической обстановки в более простую, природную. Давление города оказалось так велико, что у меня не оставалось выбора: эмигрировать или отправляться в сумасшедший дом. Можешь себе представить огромное кооперативное здание, возносящееся на много этажей вверх и простирающееся на несколько уровней под землей, с массой живущих там людей, для удобства которых имеется свой супермаркет? Я сошел с ума, стоя в очереди в книжном магазине. Все люди вокруг - и в книжном магазине, и в супермаркете - все жили рядом со мной в одном доме. Целый город размещался в единственном здании. А сегодня его уже считают маленьким по сравнению с теми, которые вновь построены. Что ты на это скажешь, а? - Ну и ну! - покачал головой "Добрый папа". - А теперь я тебе прямо скажу, - произнес Джек. - Вы, обучающие машины, воспитываете новое поколение шизофреников, подобных мне. Вы раскалываете души детей, обучая принимать во внимание обстановку, не существующую для них. Она уже и на Земле не существует. Спросите "учителя Витлока": будет ли ум истинным, если не будет практическим? Я сам слышал, как он говорил, что "мозг - орган адаптации". Верно, "Добрый папа"? - Да, малыш Джекки, это так. - То, чему следовало бы учить детей... - продолжал Джек. - Да, малыш Джекки, это так, - перебил "Добрый папа". В свете ручного фонаря Джек увидел, как проскальзывала считывающая игла, когда робот произносил фразу. - Ты застрял, - сказал Джек. - "Добрый папа", у тебя износилась считывающая игла. - Да, малыш Джекки, это так, - согласился робот. - Ты прав, - сказал механик, - это так. Все в конце концов изнашивается, вечного ничего нет. Изменение - одно из главных составляющих жизни. Верно, "Добрый папа"? - Да, малыш Джекки, это так, - в очередной раз подтвердил автомат. Отключив источник питания, Джек принялся за разборку ведущего привода, чтобы заменить изношенную деталь. - Вы нашли неисправность? - спросила дежурный механик, когда спустя полчаса он вышел из комнаты, утирая рукавом лоб. - Да. - Джек был совершенно измучен. Хотя часы показывали только четыре и до конца рабочего дня оставался целый час. Женщина провожала его на стоянку. - Я очень довольна той быстротой, с которой вы откликнулись на наши нужды, - говорила она. - Я позвоню мистеру И и поблагодарю его. Он кивнул и, совершенно измученный, даже не попрощавшись, влез в вертолет. Вскоре винтокрылая машина поднималась в воздух, а Общественная школа в форме утиного яйца осталась далеко внизу. Она больше не давила на Джека, и он наконец вздохнул свободно. Щелкнув передатчиком, Болен сказал в микрофон: - Мистер И, говорит Джек, я все отремонтировал в школе. Что следующее? После некоторой паузы голос мистера И ответил: - Джек, звонил из Левистоуна Арни Котт. Он просил, чтобы мы отремонтировали кодирующий диктофон, который ему очень нужен. А так как все остальные из нашей команды заняты, то я решил послать тебя. 6 Арни Котт владел единственными на Марсе клавикордами. Правда, они были совершенно расстроены и все никак не удавалось найти кого-нибудь, кто бы мог их настроить. Так или иначе, на Марсе не было ни единого настройщика клавикордов. Месяц тому назад он предложил бликману, служившему в его доме, взяться за освоение инструмента. Аборигены Марса имели прекрасный музыкальный слух, и Гелиогабал, казалось, понял, чего от него хотят. Его снабдили переведенными на блики-диалект учебниками игры на клавикордах, и Арни постоянно ожидал результатов. Но до сих пор клавикорды фактически не издавали ни единого звука. Арни вернулся домой в Левистоун после визита к Анне Эстергази в мрачном настроении. Смерть Норберта Стинера, торговца на черном рынке, явилась для него тяжелым ударом ниже пояса. Теперь придется предпринять самые решительные действия, чтобы компенсировать потерю. Было три часа пополудни. Что же он вынес из поездки в Нью-Израиль? Только кучу плохих новостей? С Анной, как всегда, ни о чем невозможно разговаривать. Она собирается продолжать свои дилетантские мероприятия и, даже, если над ней станет смеяться весь Марс, это не будет иметь для нее никакого значения. - Черт тебя подери, - Гелиогабал, - яростно рычал Арни, - или ты заиграешь на этом проклятом инструменте, или я вышвырну тебя из Левистоуна. Можешь убираться жрать жуков и корни в пустыню с остальными тебе подобными. Сидевший на полу возле клавикордов бликман вздрогнул, быстро взглянул на Арни, а затем снова опустил глаза в учебник. - Все здесь временное, - ворчал бывший водопроводчик. Марс похож на Шалтай-Болтая. Вначале все шло прекрасно, а затем - все вдруг стало разваливаться. Арни чувствовал себя председателем огромной свалки. А затем он снова думал о ремонтном вертолете И-компании, который встретил в пустыне, и о пилотировавшем его говнюке. "У-у, независимые ублюдки! - злился Арни. - Следует задать им хорошенько. Ишь! Знают себе цену! "Жизненно важные для экономики планеты" - написано на их рожах. "Мы никому не кланяемся" - и так далее". - Нахмурясь и засунув руки в карманы, Арни расхаживал по большому парадному залу Левистон-хауз, принадлежавшего ему вдобавок к апартаментам в Юнион-Холле. "Подумать только! Как он посмел мне сказать такое! - размышлял Арни. - Он, должно быть, дьявольски хороший механик, если такой самоуверенный. Я проучу его, если в последний момент не передумаю. Я никому не позволю хамить мне и оставаться безнаказанным!" Но из двух мыслей о наглом механике из И-компании предыдущая постепенно начала доминировать в мозгу. Как человек практичный, он знал, что вещи должны работать. А на законы поведения внимание следует обращать во вторую очередь. "У нас не благородное рыцарское общество, - сказал себе Арни. - И, если парень действительно хороший механик, он может болтать все, что захочет. Меня интересует только результат его деятельности". С этой мыслью в голове он позвонил в Банчвуд-Парк и вскоре разговаривал с мистером И. - Послушай, - сказал Арни, - у меня сломался кодировщик, и если твои парни в состоянии его починить, то может быть, заключим контракт? Ты следишь за моей мыслью? Вне всякого сомнения мистер И сразу понял его, все в порядке. Он сразу сообразил, что имеется прекрасная возможность заключить выгодную сделку. - Наш лучший механик, сэр! Немедленно! Всегда к вашим услугам в любое время дня и ночи. - Мне нужен конкретный механик, - сказал Арни и описал внешность ремонтника, встреченного в пустыне. - Молодой... темноволосый... стройный... - повторил мистер И. - ...очки... с нервными манерами... это Джек Болен. Наш лучший механик. - Послушай, - сказал Арни, - этот парень, Болен, сказал мне такое, чего обычно я никому не позволяю говорить себе, но позже, обдумав его слова, я решил, что он совершенно прав, и собираюсь при встрече так и сказать ему. Похоже, у Болена неплохая голова на плечах. Может он прибыть ко мне сегодня? Без малейших колебаний китаец пообещал, что механик прибудет к пяти часам. - Ценю твою любезность, - сказал Арни. - Разумеется, передай ему, что я не держу на него зла. Конечно, он меня захватил врасплох, но теперь с этим покончено раз и навсегда. Скажи ему... - Арни подумал. - Скажи Болену, что ему нечего беспокоиться относительно меня. Он повесил трубку и сел с чувством злорадного удовлетворения. Все-таки день проведен не без пользы. К тому же он получил интересную информацию от Анны во время поездки в Нью-Израиль. Он заговорил о подозрительной возне вокруг гор Рузвельта, и как всегда Анна знала пару сплетен, по секрету переданных с Земли, безусловно искаженных при передаче из уст в уста, но несомненно содержащих зерно истины. Организация Объединенных Наций на Земле претерпевала одну из своих очередных реорганизаций. Через несколько недель ООН собиралась прибрать к рукам горы Рузвельта, которые до сих пор никому не принадлежали. Но для чего им нужны эти бесполезные холмы? Россказни Анны ставили его в тупик. Один из слухов, циркулировавших в Женеве, говорил о намерении властей ООН создать в горах Рузвельта огромный межнациональный парк, вроде райского сада, для завлечения эмигрантов с Земли. Другой сообщал, что разрабатывались проекты постройки в том районе огромной атомной электростанции на водородном топливе, которая решит проблему энергетического обеспечения Марса. Наконец, возможно, оживят водную систему. Это позволило бы развивать на Марсе тяжелую индустрию, используя все преимущества планеты: обилие свободных земель, слабую гравитацию, низкое налогообложение. Имелся еще слух, что ООН собиралась строить в горах Рузвельта военную базу, надолго обеспечившую бы заказами заводы оборонной промышленности США и России. Ясно было одно: некоторые участки земли в том районе скоро здорово поднимутся в цене. А в настоящий момент целая горная область продавалась кусками размером от половины акра до сотен тысяч акров по ошеломляюще низкой цене. Какие-нибудь спекулянты уже наверняка разнюхали планы ООН и, без сомнения, начали действовать. По существующему законодательству для приобретения земли на Марсе необходимо личное присутствие покупателя. Так что, если слухи, сообщенные Анной, верны, следует ожидать прибытия спекулянтов в самое ближайшее время. Торговцы землей проявят такую же деловую активность, как в первый год колонизации. Раскрыв сборник сонат Скарлатти, Арни Котт сел за расстроенные клавикорды и принялся барабанить свою любимую, которую уже несколько месяцев пытался выучить. Игнорируя расстроенность инструмента, он колотил по клавишам, наслаждаясь громкими, энергичными и ритмичными звуками. Гелиогабал, изучавший учебник, отодвинулся подальше. Такая музыка терзала его уши. - У меня есть долго играющая запись этой сонаты, - сказал Арни бликману, не переставая играть. - Такая, черт возьми, старая и дорогая, что мне даже жаль ее ставить. - Что такое долгоиграющая запись? - спросил тот. - Как ты не понимаешь? Игра Глена Гульда. Пластинке сорок лет, она раньше принадлежала моей матери. Тот парень действительно лихо молотил сонаты Скарлатти. - Собственное исполнение расхолаживало, и Арни прекратил игру. - Мне все равно никогда в жизни не заиграть так хорошо, как он, даже, если бы инструмент не пострадал от перевозки на Марс. Бывший водопроводчик продолжал сидеть на скамье за клавикордами и думал о золотых возможностях, заключенных в горах Рузвельта. "Я мог бы купить их в любой момент, - думал он, - при помощи Союзных фондов. Но что именно? Огромный район. - Я не могу скупить все подряд. Кто же знает этот район? - спрашивал себя Арни. - Вероятно, Стинер хорошо представлял горы Рузвельта, потому что его подпольная база находится - или скорее находилась - где-то там... Еще старатели время от времени появляются в горах... Бликманы там живут..." - Гелио, - позвал он, - ты знаешь горы Рузвельта? - Конечно, я их знаю, Господин. Я избегаю их. Они холодные, пустые и не имеют жизни. - А верно то, - спросил Арни, - что бликманы имеют пророческую скалу, и вы ходите туда, когда хотите знать будущее? - Да, Господин... Нецивилизованные бликманы так поступают. Но это бесполезное суеверие. Скалу называют "Грязная Головка". - Ты сам никогда не консультировался с ней? - Нет, Господин. - Сможешь ты найти эту гору, если потребуется? - Да, Господин. - Я дам тебе доллар, - сказал Арни, - если ты задашь вопрос от меня своей чертовой "Грязной Головке". - Спасибо, Господин, но я не могу так сделать. - Почему, Гелио? - Если я пойду туда, то покажу себя невежественным и суеверным. - Господи! - возмущенно воскликнул Арни. - Но ведь это всего лишь игра. Не мог бы ты выполнить мою просьбу? Так, ради шутки? Бликман промолчал в ответ, и его темное лицо приняло замкнутое, обиженное выражение. Он вознамерился продолжить чтение учебникам. - Вы, парни, - дураки, что отказались от родной религии, - сказал Арни. - Ты демонстрируешь свою слабость. Ладно, не буду настаивать. Скажи мне, как найти "Грязную Головку", я сам спрошу у нее то, что мне нужно. Черт возьми! Я прекрасно знаю - ваша религия учит предсказывать будущее. Что здесь особенного? У нас на Земле есть экстрасенсы, некоторые из них имеют дар пророчества и могут читать будущее. Конечно, приходится изолировать их вместе с другими сумасшедшими, потому что у них есть симптомы шизофрении. А ты, случайно, не знаешь, что это такое? - Да, Господин, - сказал Гелиогабал. - Я знаю: шизофрения - дикарь внутри человека. - Действительно, возвращение к примитивному мышлению... Ну, так что, можно читать будущее? В лагерях для душевнобольных на Земле, вероятно, сотни таких предсказателей. Затем неожиданная мысль пришла в голову Арни. А может быть и на Марсе, в лагере Бен-Гуриона, тоже парочка-другая найдется? - Черт с ней, с "Грязной Головкой", - подумал он. - Я звякну в лагерь за день до его закрытия, вызову сумасшедшего предсказателя в Левистоун и поставлю его на довольствие. Арни подошел к телефону и позвонил управляющему делами Союза Эдварду Л.Хоггинсу. - Эдди, - сказал он, - отправляйся-ка в нашу психиатрическую клинику, встряхни-ка докторов и раздобудь историю кого-нибудь из сумасшедших предсказателей, я имею в виду - с такого рода симптомами, и, если в лагере Бен-Гуриона имеется такой, неплохо было бы его заполучить. - О'кей, Арни. Будет сделано. - А кто лучший психиатр на Марсе, Эдди? - Господи, Арни! Я не могу так сразу ответить. В Союзе космолетчиков есть хороший врач, Милтон Глоб. Я знаю точно, так как брат моей жены, пилот космического грузовика, в прошлом году получил результаты анализов и хороший отзыв о состоянии психики от доктора Глоба. - Я думаю, он хорошо знает лагерь? - Да, Арни! Доктор бывает там раз в неделю, врачи все подрабатывают. Евреи платят прекрасно, у них много "бабок" тратится на социальные нужды. Как тебе известно, вдобавок они получают финансовую помощь из Израиля на Земле. - Ладно! Излови этого Глоба и скажи ему, чтобы он как можно быстрее подкинул мне шизофреника-предсказателя. Предложи ему определенную ежемесячную сумму, но только в крайнем случае. Большинство из этих психиатров прямо заболевают от регулярных денег, они видят их так редко. Все понял, Эдди? - Да, Арни. Управляющий повесил трубку. - Тебя когда-нибудь подвергали психоанализу, Гелио? - шутливо спросил Арни, чувствуя теперь бодрость. - Нет, Господин. Психоанализ - это глупость. - Как?.. что это ты ляпнул, Гелио? - Психоаналитики не могут понять душу больного. В психоанализе ничего нет. - Я не улавливаю ход твоей мысли. - Цель жизни никому не известна, значит, чтобы существовать - надо прятаться от глаз живых существ. Кто доказал, что шизофреники смотрят на мир не правильно? Господин, они отправляются в превосходное путешествие. Они отворачиваются от простых предметов, которые есть в обычной жизни, они обращаются к внутренней сущности вещей. Там - черная ночь, бездна, преисподняя. Кто может ответить на вопрос, вернутся ли они? А если вернутся, то какими они станут, если сумели увидеть скрытый смысл предметов? Я восхищаюсь ими. - Умник, - сказал Арни с насмешкой, - самообразованный урод, - держу пари, если человеческая цивилизация вдруг исчезнет с Марса, ты в десять секунд окажешься в пустыне среди других дикарей и будешь поклоняться идолам и всему остальному. Чего ты решил, что хочешь быть похожим на нас? Потому что читаешь учебник? - Люди не будут вечно жить на Марсе - вот почему я изучаю эту книжечку, Господин, - ответил Гелиогабал. - Оторвись от учебника, - сказал Арни, - и давай настраивай чертовы клавикорды или отправишься обратно в пустыню, независимо от того, останется ли человеческая цивилизация на Марсе или нет. - Да, сэр, - ответил бликман-слуга. С тех пор, как Отто Зитт лишился лицензии и не мог легально работать, его жизнь превратилась в беспрерывную путаницу. Если бы у него не отобрали право на производство ремонта, он бы считался первоклассным специалистом. От всех, даже от своего работодателя Норба Стинера, Отто скрывал, что однажды он уже имел лицензию и ухитрился потерять ее. По причинам, самому до конца не понятным, Отто предпочитал держать всех в уверенности, что он просто провалил квалификационные тесты. Устроиться на работу ремонтником было практически невозможно и легче думать, что он не сдал экзамены, чем то, что его выгнали... Выгнали по его собственной ошибке. Три года назад он состоял полноправным членом Союза Ремонтников. Перед ним открывались прекрасные перспективы: он был молод, имел подружку и вертолет, правда, не новый - хотя вначале Отто не подозревал об этом - но что могло удержать его юношеский задор? Ничего - кроме собственной глупости. Он нарушил главное союзное постановление. По его мнению, совершенно дурацкий закон, но... в марсианском отделении Межпланетного Союза Ремонтников решили его наказать. Как он ненавидел этих ублюдков! Ненависть заполнила всю его жизнь. Он желал только одного - отомстить огромной монолитной структуре, которая его отвергла. Они прихватили его на бесплатном ремонте. По правде сказать, он совершенно не работал бесплатно и собирался получить приличную выгоду. Он только изобрел новый способ оплаты - записывание в кредит. Фактически, старый, как мир, способ - меновая система. Но таким образом от Союза скрывался годовой доход. Свои дела Отто вел с домохозяйками, живущими в дальних домах - очень одинокими женщинами, чьи мужья всю неделю работали в городе, приезжая домой лишь на уик-энд. Стройный, с длинными, зачесанными назад черными волосами, Отто, казавшийся самому себе писаным красавцем, проводил время с одной женщиной за другой, пока один из оскорбленных мужей, заставший его на месте преступления, вместо того, чтобы застрелить, подал в правление Союза официальную жалобу на неверное взимание оплаты за ремонт. Конечно, оплата не соответствовала стоимости проделанной работы, Отто и сам это сознавал. Таким вот образом он и оказался неделями изолированный от людского общества в пустыне возле гор Рузвельта, вынужденный работать на Норба Стинера, чувствуя все большее одиночество и озлобленность. Он нуждался в человеческом интимном контакте, который становился для него проблемой номер один. Сидя в одиночестве на складе, ожидая прибытия очередной ракеты и раздумывая о прошедшей жизни, Отто полагал, что даже бликманы не имели такой жестокой участи, как он. Ах! Если бы его собственные операции на черном рынке имели успех! Подобно Стинеру, он мог бы мотаться по планете, посещая клиентов. Чем он виноват, что дефициты, которые Отто собрался продавать, заинтересовали крупных воротил? Его выбор оказался слишком удачным, предложенный ассортимент продавался слишком хорошо. Отто ненавидел крупных махинаторов так же яростно, как и большие союзы. Он ненавидел "серовато-синих" - рабочих больших корпораций. Крупные компании разрушили американскую систему свободного предпринимательства, уничтожили малый бизнес. Фактически, Отто оставался последним мелким торговцем во всей солнечной системе. Его истинным преступлением являлось то, что он по-настоящему пытался жить американским образом жизни, вместо того, чтобы только болтать о нем. Он сидел на упаковочной клети, окруженный коробками, картонками, пакетами и деталями разобранных ракет, которые чинил и ругался про себя. За окном сарая, на сколько хватало глаз, простирались безмолвные каменистые холмы, покрытые редкими, высыхающими и погибающими кустами. Интересно, где сейчас Норб Стинер? Без сомнения, уютно устроился в каком-нибудь баре, ресторане или в какой-нибудь веселенькой дамской гостиной, перечисляет свой ассортимент, доставая банки копченого лосося. - Чтоб вам всем... - пробормотал Отто, поднимаясь на ноги, чтобы размяться. - Если это все, что их интересует, - пусть обожрутся. Стадо зверей. Эх! Еврейские девушки... Вот где Стинер, в кибуце, полном горячих, темноглазых, толстогубых, большегрудых, сексапильных девушек, которые загорели, работая на полях, одетые только в шорты и хлопчатобумажные блузки... Никаких бюстгальтеров, только большие, тяжелые груди, влажный прилипающий материал обтягивал их, и можно было под ним разглядеть выступающие соски. "Вот почему Норб не хотел брать меня с собой", - решил Отто. Здесь, в горах Рузвельта, он видел только черных, изможденных женщин бликманов, которые даже не люди и совершенно не годились для него. Его не могли обмануть некоторые антропологи, утверждавшие, что бликманы представляют собой разновидность гомо сапиенс и что, вероятно, одна и та же внеземная раса миллион лет тому назад колонизировала обе планеты. Неужели этих гадин можно считать за людей? Спать с одной из них? Господи, да лучше сразу отрубить себе... К слову сказать, группа бликманов, осторожно ступая босыми ногами по неровной каменистой поверхности, спускалась с северных холмов. "Они движутся сюда, - наблюдая за ними, решил Отто. - Ну, что ж... Как обычно..." Он открыл дверь сарая в ожидании подхода аборигенов. Четверо мужиков, двое из них - старики, одна старуха, несколько тощих детей и несколько молодых баб. Бликманы несли луки, песты, яйца паки. Остановившись неподалеку, они некоторое время молча смотрели на него, а затем один из мужиков сказал: - Дожди падут от меня на вашу драгоценную персону. - И на вас также, - ответил Отто, прислоняясь к стенке сарая, чувствуя тупость, тяжесть и безнадежность. - Что вам нужно? Бликман протянул клочок бумажки. Когда Отто взял его, то увидел, что это наклейка от банки с черепаховым супом. Бликманы съели суп и, не зная, как назывался понравившийся им продукт, сохранили от него этикетку. - О'кей, - сказал он. - Сколько? И стал по очереди показывать количество на пальцах. На пятом они закивали. Так, пять банок. - Что дадите? - спросил Отто, не двинувшись с места. Одна из молодых аборигенок вышла вперед и указала на ту часть своего тела, которая последнее время неотрывно присутствовала в мыслях Отто. - О, Господи! - простонал он. - Нет, идите дальше... Бросьте свои штучки... Нет... Не хочу... Повернувшись к ним спиной, он вошел в склад, захлопнув за собой дверь с такой силой, что задрожали стены, и упал на упаковочную клеть, обхватив голову руками. - Я схожу с ума, - произнес он вслух, чувствуя, как окостенела челюсть и распухший язык с трудом повинуется ему. Грудь болела. А потом, к своему глубокому изумлению, он зарыдал. "Господи! - в страхе думал он, - я действительно схожу с ума... я сломался... Но почему?" Слезы катились по щекам. Уже несколько лет, как он не плакал. Что же с ним случилось? Он не мог объяснить происходящее: помимо его воли тело кричало, и он ничего не мог с ним поделать. Однако прорвавшийся поток слез принес облегчение. Носовым платком Отто вытер лицо и с омерзением заметил, что его руки стали похожи на когти хищной птицы. Он не знал, заметили ли бликманы, стоявшие возле сарая, его состояние. Хотя их лица ничего не выражали, Отто считал, что они наверняка видели его через окно и тоже недоумевали о причине истерики. "Просто какая-то мистика, - подумал он. - Я такой же дикарь, как и они". Бликманы сбились в кучу, о чем-то совещаясь, а затем один из них отделился от группы и подошел к сараю. Отто услышал, как тот постучал в дверь. Подойдя к двери, Отто открыл ее и увидел молодого бликмана, протягивающего какой-то предмет. - Тогда это, - произнес дикарь. Отто взял в руки странный предмет, о назначении которого мог бы гадать всю оставшуюся жизнь. Какие-то стекла в металлической оправе... калибровки... А затем он неожиданно догадался, что перед ним - инструмент, используемый при землемерной съемке. На одной из сторон прибора стоял штамп: "Собственность ООН". - Он мне не нужен, - раздраженно сказал Отто, вертя предмет и так и эдак. "Бликманы, должно быть, стащили его где-нибудь", - решил он. Молодой бликман невозмутимо взял прибор обратно и вернулся к своей группе. Отто с шумом захлопнул за ним дверь. Выглянув в окно, он увидел, как, растянувшись длинной цепочкой в сторону холмов, уходили бликманы. "Воруете? Бедные, несчастные! - сказал он про себя. - Однако что делала компания землемеров из ООН здесь, в горах Рузвельта?" Чтобы хоть как то утешить себя, Отто нашел банку копченых лягушачьих лапок и методично, хотя и не получая при этом никакого удовольствия, прикончил банку. Джек Болен сказал в микрофон: - Пожалуйста, не посылайте меня, мистер И. Я сегодня столкнулся с Коттом и оскорбил его. - Джеком овладела апатия. "Я встретился с Коттом в первый раз в жизни и, конечно же, сразу обидел его, - подумал он. - И, как нарочно, в тот же день Арни Котт звонит в И-компанию и просит прислать ремонтника. Типичный случай моей маленькой игры с могучими силами судьбы." - Мистер Котт упоминал о встрече с тобой в пустыне, - сказал китаец. - Фактически, его решение позвонить нам основывалось на вашем свидании. - То, что вы говорите, означает для меня ужасную катастрофу. Джек был совершенно ошеломлен услышанным. - Я не знаю, что между вами произошло, Джек, но никакого вреда тебе от этого не будет. Направляйся в Левистоун. И, если ты опоздаешь и не прибудешь к пяти часам, то я тебе заплачу не за полный рабочий день, а только за половину. Мистер Котт, известный своей щедростью, очень надеется, что его кодировщик вскоре снова заработает и обещает проследить, чтобы ты получил хорошее вознаграждение. - Ладно, - ответил Джек. Всего услышанного с лихвой хватило, чтобы его совершенно запутать. В конце концов, неизвестно, что там на самом деле в голове у Арни Котта. Вскоре Джек сажал вертолет на крышу Юнион Холла Союза Гидротехников в Левистоуне. Появившаяся служащая с подозрением на него посмотрела. - Мастер-ремонтник из "И-компании". Прибыл по вызову Арни Котта. - О'кей, дружок, - игриво сказала служанка и повела его к лифту. Джек нашел Арни Котта в большой, хорошо обставленной, совсем как на Земле, гостиной. Крупный лысый мужчина кивком головы приветствовал вошедшего, не прерывая телефонного разговора. Толстяк указал на письменный стол, где стоял портативный кодирующий диктофон. Джек подошел к аппарату, открыл крышку и включил его. Тем временем Арни Котт продолжал разговаривать по телефону. - Конечно, я знаю, что потребуется особенный талант. Я понимаю, до сих пор никто всерьез не занимался пророчеством. Но ведь не прикажете мне считать, что такого дара вообще не существует - только потому, что люди настолько глупы и не удосужились за пятьдесят тысяч лет как следует разобраться с ним. Я все-таки хочу попробовать. - Длинная пауза. - Ладно, доктор. Спасибо. - Арни повесил трубку. Обратившись к Джеку, он сказал: - Ты когда-нибудь был в лагере Бен-Гуриона? - Нет, - машинально ответил Джек, полностью поглощенный разборкой кодировщика. Арни подошел сзади и стал молча наблюдать за работой. Джек чувствовал на себе сосредоточенный взгляд, который нервировал его, но ничего не мог поделать, надо было попытаться не обращать внимания и продолжать работать. "Точь-в-точь, как та дамочка - дежурный механик Общественной школы", - с раздражением подумал он. Ему хотелось знать, не сбывается ли другое из его давнишних наваждений. Чувства, которые возникали в нем рядом с могущественной фигурой, стоявшей за ним, очень походили на состояние, испытанное им на Земле, в кабинете управляющего по кадрам "Корона корпорейшн". - Я говорил по телефону с Глобом, - сказал Арни. - С психиатром. Ты когда-нибудь слышал о нем? - Нет, - машинально ответил Джек. - Чем, интересно, ты здесь занимаешься? Живешь своими мыслями, тупо уставившись в заднюю часть машины? Джек вздрогнул, оторвался от дела и посмотрел на мужчину. - У меня жена и сын. Вот мои мысли. А то, чем я занимаюсь сейчас, так это зарабатываю средства на содержание семьи. Он говорил спокойно. Арни, казалось, не заметил грубости и улыбался. - Что-нибудь выпьешь? - спросил он. - Кофе, если можно. - У меня есть натуральный кофе с Земли, - сказал Арни. - Черный? - Черный. - Да, ты, похоже, любитель черного кофе. Как ты думаешь, сможешь починить эту машину прямо сейчас или возьмешь ее с собой? - Я починю ее прямо здесь. - Отлично! - просиял Арни от радости. - Я действительно очень завишу от этой машинки. - А где же обещанный кофе? Круто развернувшись, Арни с готовностью вышел в другую комнату, моментально позаботился на счет кофе и через мгновение вернулся с керамической кружкой, которую поставил на письменный стол. - Послушай, Болен, ко мне сейчас придет один человек... девушка. Это ведь не помешает твоей работе? Полагая, что над ним смеются, Джек резко глянул вверх. Очевидно, нет: Арни смотрел на него спокойно, а затем перевел взгляд на частично разобранный диктофон, интересуясь продолжением ремонта. "Он определенно зависит от своей игрушки, - решил Джек. - Удивительно: люди зависят от вещей, словно они - продолжение их тел, прямо какая-то машинная ипохондрия. Подумать только, такой богатый человек, как Арни Котт, не мог выбросить сломанный кодировщик и раскошелиться на новый. Послышался стук в дверь, и Арни поторопился открыть ее. - О! Привет! - донесся его голос до Джека. - Давай! Входи! Представляешь, мою безделушку сегодня отремонтируют! - Брось, Арни! - с насмешкой ответил девичий голос. - Твои "специалисты" никогда в жизни не отремонтируют твою безделушку. Арни нервно захохотал. - Эй! Познакомься с моим новым мастером, Джеком Боленом. Болен! Это Дорин Андертон - наше союзное сокровище! - Привет, - ответил Джек. Не прекращая работы, он окинул ее краем глаза и заметил, что у нее прекрасные рыжие волосы, потрясающе белая кожа и огромные удивительные глаза. "Все оплачивается, - подумал он резко. - Что за огромное хозяйство? Какую гигантскую империю ты устроил здесь для себя, Арни!" - Как он поглощен работой! Правда? - сказала девушка. - О, да! - согласился Арни. - Эти ребята - ремонтники со стороны - как жуки роются в механизмах, стараясь наилучшим образом справиться с работой. Они не чета нашим - шайке слюнтяев, которые вот-вот дождутся, что их выгонят в три шеи с работы. Мое терпение скоро лопнет. По сравнению с ними этот парень просто гений: он отремонтирует кодировщик с минуты на минуту! Не так ли, Джек? - Да, - ответил тот. - Ты не поздоровался, Джек! - поддела девушка молодого человека. Он оставил свою работу и перевел свое внимание на нее: смотреть на Дорин было одно удовольствие. Ее спокойное и умное лицо выражало какую-то особенную, многообещающую и вызывающую улыбку. - Здравствуйте, - произнес Джек. - Я видела ваш вертолет на крыше, - сказала девушка. - Не отвлекай его, дай ему спокойно поработать! - раздраженно прервал ее Арни. - Ну, давай сюда пальто. Он помог ей раздеться. Под пальто оказался темный шерстяной костюм, явно импортированный с Земли и поэтому в высшей степени дорогой. "Держу пари, что стоимость костюмчика равняется союзному пенсионному фонду", - решил Джек. Во все глаза рассматривая девушку, он увидел в ее облике подтверждение старинной мудрости: "Красивые волосы и кожа создают хорошенькую женщину, но истинно превосходный нос создает прекрасную". Девушка имела именно такой нос: выразительный, прямой, доминирующий над остальными чертами лица, создающий для них основу. "Средиземноморские женщины достигали уровня прекрасного намного легче, чем, скажем, ирландки или англичанки, - размышлял Джек, - потому что, выражаясь языком генетики, средиземноморский нос, будь то испанский или иудейский, турецкий или итальянский, естественно играл бОльшую роль в физиономической организации, чем аналогичный орган северянок." Его жена, Сильвия, имела веселый, вздернутый ирландский носик; по любым меркам она была достаточно хороша собой. Но Дорин представляла собой совершенно иной тип красоты. Внимательно оглядев ее, Джек решил, что ей чуть больше тридцати. От нее веяло какой-то свежестью. Такую чистоту он встречал в ученицах средней школы, достигших брачного возраста, а иногда, правда значительно реже, в пятидесятилетних женщинах с прекрасными седыми волосами и ясными глазами. Через двадцать лет эта девушка будет так же прекрасна и, вероятно, всегда останется такой, по крайней мере, Джек не представлял ее постаревшей. Похоже, Арни неплохо распорядился доверенными ему союзными фондами, расходуя их на такую красоту: рядом с ней он не состарится. Несмотря на молодость, в ее лице ощущалась зрелость, что среди современных женщин встречается крайне редко. - Мы собираемся что-нибудь выпить, - обратился Арни к Джеку. - И, если ты отремонтируешь машинку вовремя... - Она уже работает. Джек нашел сломавшуюся деталь и заменил ее запасной из своего набора. - Прекрасно, - сказал Арни, как счастливый ребенок улыбаясь во весь рот. - Тогда пошли с нами. - Обращаясь к девушке, он пояснил: - Сегодня мы встречаемся с Милтоном Глобом, известным психиатром. Ты, вероятно, о нем слышала. Он обещал выпить со мной. Я только что говорил с ним по телефону. Он, по всему видать, головастый парень. - Арни крепко похлопал Джека по плечу и добавил: - Держу пари - сажая вертолет на крышу Юнион Холла, ты даже не подозревал, что будешь пить с одним из наиболее известных психиатров солнечной системы, не так ли? "Удивлен ли я такой высокой чести? - подумал Джек. - А почему, собственно говоря, и нет?" Вслух он произнес: - Конечно, Арни. - Доктор Глоб собирается найти для меня какого-нибудь шизофреника, - сказал Котт, - я нуждаюсь в его профессиональных услугах. - Он громко, почти до слез, расхохотался, находя собственную шутку крайне остроумной. - Да? - удивился Джек. - Я - шизофреник. Арни прекратил смеяться. - Ты не врешь? Никогда бы не подумал... Я имею в виду, что ты выглядишь вполне здоровым. Закончив ремонт и закрывая кодировщик, Джек сказал: - Со мной все в порядке. Меня вылечили. - Никогда еще в целом свете не излечивали от шизофрении, - заметила Дорин. Бесстрастным тоном она просто констатировала факт. - Меня смогли, - ответил Джек. - Они называли это ситуационной шизофренией