о немного сложнее, чем я тебе рассказываю, главное, что она преследует тебя инстинктивно. До настоящего времени ты постоянно находился в движении и остановился только здесь, на поле битвы. Поэтому она неминуемо разыщет тебя. - Но если она все равно не сможет завладеть мною, то какая мне разница? - заметил Джим. - Разница всегда есть в мире, бестолковая твоя голова, - грубо ответил Каролинус. - Разве я не говорил, что, если Мальвина не привлекут к ответственности за твое пребывание в Царстве мертвых, то отвечать придется тебе самому? Точно так же дело обстоит и с Мелюзиной. Любые неприятности, которые она устроит вне ее Царства, когда будет гоняться за тобой или пребывать в прострации, узнав о невозможности заполучить тебя, также будут зачтены тебе. Отвечать за все будешь ты. Теперь понимаешь? - Ты так говоришь, будто это вполне законное дело, - изумился Джим. - А это и есть законное дело. Даже если этот закон и отличается от тех, что ты знал раньше, - проворчал Каролинус. - Мое дело - предупредить. Это все, что я в силах сделать сейчас, за одним небольшим исключением. Дело в том, что меня тоже призовут к ответу. Но поскольку моя вина только в том, что я позволял тебе использовать мой счет волшебства, то я отделаюсь штрафом. Однако, по твоим меркам, штраф этот будет очень велик. С моей точки зрения, он вполне терпим. Поэтому вот что я собираюсь сделать. Конечно, мне не следовало бы оказывать тебе помощь магическими средствами, поскольку твой счет пуст. Но я, несмотря ни на что, решился помочь тебе. Хотя меня опять ждет крупный штраф. Засим я обязуюсь защитить тебя от всех козней Мальвина в ближайшие двадцать четыре часа. - Это и в самом деле замечательно! - воскликнул Джим. - Но ведь это влетит тебе в копеечку, в то время как я могу постараться кое-как довести дело до конца и без этого... - Мальчик, тогда у тебя не останется никаких шансов! - сказал Каролинус. - Хоть это-то ты можешь понять? Стоит тебе прижать Мальвина, как он тут же заколдует тебя. А все те малые знания, которыми ты обладаешь, дадут тебе не больше шансов, чем было у воробья, когда он собирался бороться с ураганом. - Тогда скажи мне одну вещь, - попросил Джим. - Ты уже объяснял мне, что я должен каким-то образом предотвратить победу любой из двух армий в предстоящем сражении. А у меня нет ни малейшей идеи, как это сделать. Может, хотя бы намекнешь... - Никаких намеков! - отчеканил Каролинус. - Я сделал для тебя все, что мог, и даже больше, чем следовало. Задача тебе ясна. Решай ее, если можешь. Тут его голос смягчился. - Я искренне желаю тебе успеха, Джеймс, - добавил он с волнением. - Прости, но это все, чем я могу тебе помочь. Иди, тебе нужно быть с твоими людьми. Первая часть французской кавалерии уже ринулась на англичан. 37 - Проклятье! Уже? - воскликнул Джим и бросился со всех ног назад к своему маленькому войску. Однако, с трудом преодолев несколько ярдов, он понял, что в доспехах бежать тяжеловато. Пришлось перейти на самый быстрый шаг. Добравшись наконец до лужайки, он увидел Брайена и прочих рыцарей, завороженно наблюдавших за немного неровной, но плотной линией французской кавалерии. У самой середины поля тяжело вооруженные всадники пустили тяжелых боевых коней рысью. Где-то неподалеку грянул многоголосый клич генуэзских стрелков. Ни звука в ответ не прозвучало со стороны английского войска. Генуэзцы открыли огонь из арбалетов, их стрелы прочертили в синем небе широкую полосу, похожую на черную карандашную линию, и рассыпались, намного опережая французских рыцарей. Стрелы арбалетчиков достигли английских шеренг, но Джим находился слишком далеко, чтобы разглядеть, что там произошло, хотя он, с большим трудом и задыхаясь, уже успел добраться до Брайена и прочих. Тут ответные стрелы засвистели с обоих концов английского строя, где находились лучники, и французские лошади начали спотыкаться и падать. Оставшиеся в строю рыцари, однако, продолжали двигаться вперед, пустив лошадей легким галопом, и земля задрожала от грома копыт. Вымпелы и знамена развевались и словно светились на солнце; строй ощетинился копьями, создавая жуткое, устрашающее впечатление. Казалось, сейчас все будет сметено на пути этой мчащейся сломя голову к тонкой шеренге англичан стальной махиной. - Брайен! - задыхаясь проговорил Джим, наконец добравшийся до своего Соратника. - Что ты стоишь? В любой момент лучники в укрытии, если они вообще существуют, начнут стрелять. Именно сейчас король и его рыцари полностью поглощены тем, что происходит на поле сражения. И вы все тоже. Дай команду "По коням", построй людей клином за теми деревьями, будьте в полной готовности. До моего приказа никому не снимать листьев со шлемов и лошадей. Брайен и остальные солдаты словно в один миг превратились из неподвижных статуй в живых людей. Под предводительством Брайена они отошли за деревья и дали знак латникам привести лошадей и самим садиться в седла. Джим остался на месте, пытаясь отдышаться. Рядом с ним остался только Дэффид. - Ты что, не слышал, что я сказал, Дэффид? Готовь своих лучников. Вели им занять исходные позиции. - Они уже с полчаса на местах, - отвечал Дэффид, не двигаясь с места. - Уот и молодой Клим Тайлер на правом фланге, там, куда поскачет твой клин. Уилл О'Хоу поджидает меня с левой стороны, и я сейчас иду к нему. Мне нужно от тебя только одно слово. По какому сигналу мы должны скинуть листья и стать видимыми? - Мы... - тут Джим вынужден был остановиться, чтобы глотнуть воздуха, - мы должны ждать до последнего мгновения. Я прикажу рыцарям снять зелень перед самой атакой. Иначе слишком велика опасность, что они забудут об этом. Но мне хотелось бы, чтобы лучники оставались невидимыми как можно дольше. Что, если вы будете все время наготове и сорвете листья только в тот момент, когда наш клин пройдет мимо вас? Или это слишком поздно? - Нет, - ответил Дэффид. - Если мы приготовим стрелы, то, когда клин будет проходить мимо, у нас как раз будет время, чтобы выбрать цель. Так и сделаем. Он повернулся и поспешил прочь от Джима. Ни король, ни один воин из его окружения не заметили, как раздвинулась трава, когда невидимый Дэффид пробирался к своему месту. Дойдя до него, он занял боевую позицию. Уилл О'Хоу поднялся из травы навстречу ему и встал рядом. Заметив это, два других лучника тоже поднялись на своем фланге. Джим поспешил к латникам и рыцарям, чтобы занять свое место в строю. К счастью, все уже были готовы, только еще не выстроились клином. Теолаф держал под уздцы лошадь Джима. Джим залез в седло, взял копье и бросил взгляд на своего оруженосца, садившегося на коня. Они направились туда к остальным рыцарям. - Все готовы? - спросил Джим. - Я займу место во главе клина... - Черт бы тебя унес в кровавый ад! - взорвался Брайен. Но тут же овладел собой, сделал глубокий вдох и продолжал, стараясь говорить тише: - Прости, что я позволил себе такую брань в присутствии этих джентльменов, Джеймс. Но я знаю, как ты владеешь оружием. И скажу тебе откровенно, что не твоему копью следует быть на острие клина. Я встану во главе строя. Сир Рауль, я полагаю, что вам приходилось видать сражения и раньше. Я предлагаю вам ехать справа на полкорпуса позади меня. Джон Честер, ты займешь такую же позицию слева. За Джоном Честером - Теолаф, и не забудь, Теолаф, что твой щит должен закрывать двоих. Не только тебя, но и твоего хозяина, сэра Джеймса. - Насчет этого не беспокойтесь, сэр Брайен, - поспешно отозвался Теолаф. - Об этом я забуду в самую последнюю очередь. - Джеймс, ты согласен занять место в середине, сразу за мной? Твоя лошадь пойдет вровень с конем Джона Честера, - продолжал Брайен. - Том Сейвер, ты встанешь справа от сэра Джеймса, и тоже помни, что тебе следует защищать не столько себя, сколько его. Держи копье по направлению к холке лошади сира Рауля. А когда настанет время главного удара... - Минуточку, - прервал его Джим. - Что же ты собираешься сделать со мной, Брайен? Охранять меня, как охраняют французского короля? Я здесь, чтобы участвовать в битве наравне со всеми, к тому же сейчас нам важно каждое копье! - Каждое, но не твое, Джеймс, - сказал Брайен. - Не твое, Джеймс! Пойми, если мы лишимся тебя, мы потеряем все. Все, что приведет нас к победе над французским королем, Мальвином, мнимым принцем. Если тебя не будет, кто сможет противостоять Мальвину и его чарам? Если ты погибнешь, вся наша атака окажется бессмысленной. К тому же я сомневаюсь, что у тебя будет мало работы, даже если мы окружим тебя со всех сторон. Джим вздрогнул, услышав те же самые доводы, которые он только что приводил принцу Эдварду. Он не посмел возразить. Более того, столкнувшись с правдой лицом к лицу, он понял, что настал момент, когда лидером должен стать Брайен, и именно он должен принимать решения. Если бы Жиль был здесь, он тоже оказался бы впереди него или рядом, и это было бы правильно, в соответствии с тем, как рассудил Брайен. Джиму пришлось согласиться. Он промолчал. - Остальные встают так же, как и во время учений, - говорил Брайен. - А теперь по местам! Вперед двинетесь по моему сигналу. И будьте готовы по приказу сэра Джеймса сорвать листья со шлемов и с лошадей. Пусть об этом помнят все. Я повешу любого, кто окажется слаб на память. Джеймс, когда настанет время, тебе, видимо, лучше всего просто крикнуть. Мы расслышим твой голос среди конского топота и лязга оружия. Нет сомнений, что король и его свита заслышат наше приближение и сразу повернутся к нам лицом. Джим бросил беглый взгляд назад, на выстроившийся за ним клин, и убедился, что все заняли свои места. - Сейчас! - крикнул он. - Сорвать ветки с листьями! Отбросить их. Сэр Брайен в последний раз ободряюще улыбнулся ему, глядя через плечо, и уверенно поднял голову. - Вперед! - громко скомандовал он. - Держаться всем вместе! Они ринулись вперед, постепенно ускоряя ход своих лошадей, как это делала первая шеренга французов во время наступления, только быстрее. С шага лошади перешли на рысь, а затем помчались галопом. Из-за деревьев они разобрали лишь громкие крики, раздавшиеся среди королевского окружения. Со своего не очень удобного для наблюдения места Джим увидел, как с двух сторон английского строя вдруг поднялась с земли шеренга людей с луками. Новые сотни стрел взметнулись в небо. В это мгновение король и его окружение не видели ничего, кроме поля боя. Потом кто-то все же разобрал грохот копыт сзади, и раздался оглушительный крик, перекрывший все остальные звуки: - Нас атакуют! Джим не мог разглядеть фигуры короля и его рыцарей из-за мчавшихся впереди лошадей. Они стремительно приближались к своей цели, но Джиму вдруг показалось, что время остановилось и их движение слишком медленно. Но вот наконец они настигли французов. Джиму уже приходилось участвовать в сражениях: в битве с огром, когда он находился в теле дракона Горбаша, затем вместе с латниками при осаде замка Смит. Но он оказался совершенно не готов к страшному удару, когда он, рыцарь в тяжелых доспехах, на полном скаку врезался в несущегося навстречу такого же рыцаря. Удар был невероятной силы. Джим почувствовал, как его тряхнуло внутри железных доспехов. От неожиданности он почти потерял способность соображать. Его лошадь с громким ржанием встала на дыбы под напором задних. Следующий удар пришелся по копью, и он с изумлением обнаружил у себя в руках жалкий обломок древка. Они врезались в самую гущу французских рыцарей, но сила удара разметала их клин. Джим оказался лицом к лицу с какой-то фигурой в тяжелых доспехах. На ее шлеме наискосок через забрало была прочерчена черная линия. Джим бессознательно выхватил меч и скрестил его с мечом противника. Тут же он вспомнил о щите и быстро поднял его, так что следующий поток ударов пришелся уже по щиту. Джим снова взмахнул мечом, но клинок рассек воздух: рыцарь с косой полосой на шлеме откинулся навзничь и повалился из седла. Из его груди торчала стрела, пробившая мощные доспехи. Мгновение перед Джимом никого не было. Он видел, как еще два вражеских рыцаря упали на землю, как по волшебству, и с радостью понял, что Дэффид и его лучники исполняют обещание - расчищают дорогу. Он продвигался вперед, ведя за собой остальных. И вдруг они вылетели на открытое пространство. Джим, Брайен и Рауль резко осадили коней. В нескольких шагах от них стоял рыцарь чуть пониже среднего роста, в богато украшенных золотом доспехах. Щит он отбросил в сторону, но по-прежнему сжимал в руке меч. Рядом с ним на земле лежал французский флаг с леопардами и лилиями, продолжая слегка закручиваться, как от слабого ветра. Брайен направил на рыцаря в богатых доспехах свое чудом уцелевшее копье. - Сдавайся! - крикнул он. Но сир Рауль уже слез с лошади и поспешно преклонил колено перед тем самым человеком, на которого Брайен нацелил свое оружие. - Мой господин! - воскликнул сир Рауль. - Простите меня! Я воевал не против вашего величества, но против Мальвина! - Кто ты? - спросил рыцарь в богатых доспехах, подняв забрало и внимательно глядя на Рауля. - Я сын того, кто был когда-то графом д'Аврон и верным слугой вашего величества и остался им, даже когда злой колдун Мальвин оклеветал его, обвинив в измене, и тем самым лишил его титула и земель в свою, Мальвина, пользу. Однако, пока мой отец был жив, он, несмотря ни на что, продолжал служить вашему величеству, так же, как я сейчас. Моя единственная цель - освободить вас от этого злого демона, Мальвина. Вся моя ненависть направлена против него! Простите, если эта ненависть заставила меня воевать против вас, мой король! - Сдавайтесь, ваше величество! - повторил Брайен. - Вы окружены, у вас нет пути к отступлению. - Что ж, я сдаюсь... - французский король взглянул на Рауля и передал ему свой меч. - Но сдаюсь этому рыцарю, что на коленях стоит передо мной; похоже, он - скорее добрый француз, нежели англичанин. Я сдаюсь при одном условии. Отзовите своих дьявольских лучников. Иначе у меня не останется больше моих славных рыцарей и вельмож. - Дэффид! - крикнул Джим через плечо. - Вели лучникам прекратить стрельбу! Поток стрел тут же иссяк. Тогда король Иоанн в свою очередь повысил голос. - Я сдаюсь! - закричал он. - Мои верные рыцари, сложите оружие, как это сделал я! Брайен сошел с коня и также преклонил колено перед французским королем. Джим неловко спешился и последовал его примеру, удивляясь себе. Он вспомнил, что не способен был встать на колени перед своим собственным, английским принцем. А теперь стоял перед французским королем. Вероятно, нажитый опыт помог ему. - Простите также и нас, ваше величество, - сказал Брайен. - Мы и сами не рады пленять вас. Но нас привел сюда долг перед нашим королем. С этими словами он поднялся с колен, и Джим счел для себя возможным сделать то же самое. Король Иоанн подошел к сиру Раулю, подал ему руку и помог встать. - Что ж, я ваш пленник, джентльмены, - сказал король, снимая шлем. Он оказался приятным с виду мужчиной средних лет, начинающим лысеть и седеть одновременно. - Как вы собираетесь поступить со мной? - Он взглянул на Брайена. - Я полагаю, вы командуете этой бандой английских головорезов? Брайен отступил на полшага назад. - Нет, ваше величество, - ответил он резко. - Сэр Джеймс Эккерт, он перед вами. Быть может, его слава еще не дошла до ваших владений, но у нас он стал известен подвигами, совершенными под именем Рыцаря-Дракона. - Да, - сказал король, внимательно посмотрев на Джима. Тот почувствовал, что необходимо снять шлем, и быстро обнажил голову. - Слухи о вас уже дошли до нас. Я осведомлен даже о красном цвете на вашем щите. Значит, вы волшебник, не так ли? - Самого низкого ранга, ваше величество, - ответил Джим. - Но именно благодаря этому я здесь. И мне также нужен только Мальвин, ваш министр. - Волшебник низшего ранга собирается иметь дело с Мальвином? - удивился король. - Какой в этом смысл? Мальвин - великий колдун и мудрый чародей. Иначе я не взял бы его в свои советники. Посылать мелкого английского волшебника к Мальвину в любом случае не только неприлично, но просто оскорбительно для моего королевского величия. Кстати, где же Мальвин и английский принц? Король огляделся по сторонам. - Они здесь, - отвечали с полдюжины знакомых голосов, неожиданно прерванных язвительным голосом, который Джим слышал прежде в замке, откуда им пришлось спасать принца. - И прочь от меня руки, если не хотите стать прокаженными! Из-за лошадей вышел Мальвин, за которым следовал принц. У Джима на мгновение перехватило дыхание. Почти невозможно поверить, что человек, стоявший сейчас перед ним, не был тем, кого Джим недавно оставил в развалинах под защитой Жиля. Тот, кого он видел, был не просто похож на принца Эдварда. Это и был принц Эдвард, в той же одежде, с теми же манерами и выражением лица. - Я стоял сзади, чтобы посмотреть, что здесь происходит, прежде чем показаться вам на глаза, - сказал Мальвин, подойдя к королю и вставая рядом с ним. Принц послушно последовал за ним. Тут Мальвин указал пальцем на Джима и крикнул: - Замри! Однако на Джима это никак не подействовало. Чтобы доказать это, он стянул перчатку и положил большой палец на перевязь. И продолжал смотреть на Мальвина как ни в чем не бывало. - Замри, я сказал! - прорычал Мальвин, держа палец на весу. Его глаза сузились от злобы. - Как ты научился отводить заклинание? - Я защитил его от твоей власти, - раздался неожиданно скрипучий голос Каролинуса. Он появился из-за спины Джима и встал рядом с ним под изумленные возгласы всех присутствующих. - Но секунду назад его здесь не было... - услышал Джим у себя за спиной. - Ты! - воскликнул Мальвин, уставившись на Каролинуса. - Да кто он тебе? - Он мой ученик. Вонючка, - охотно отвечал Каролинус. - Кажется, так мы называли тебя в колледже. Помнишь, как мы тогда без конца пакостили друг другу. Давненько, однако, я не видел тебя. Вонючка! - Оставь свои школярские клички при себе, - рявкнул Мальвин. - Плюс не означает большой разницы между нами. - И все же помни о нем, - ответил Каролинус. - Этот плюс может уничтожить тебя. Он повернулся к Джиму. - Ты не хочешь, чтобы настоящий принц присутствовал сейчас здесь? - спросил он. - Кого вы имеете в виду под "настоящим принцем"? - тут же спросил король Иоанн. Но прежде чем получить ответ на свой вопрос, он задал еще один. Он внимательно посмотрел на Каролинуса. - Вы действительно тот самый Каролинус, о котором так много говорят? По слухам, вам столько же лет, сколько Мерлину? И что вы делаете здесь, вдали от своих волшебных островов в западном океане? - Ты ошибаешься, Джон, - сказал на это Каролинус. - Мерлин ушел из мира за много поколений до того, как родился я. А живу я вовсе не на волшебных западных островах, а в Англии. - В Англии? - король Иоанн удивленно поднял брови. - Что же привело волшебника столь высокого ранга в Англию? - Тот факт, что я был англичанином, прежде чем стать волшебником, - пояснил Каролинус. - Но сейчас это к делу не относится. Он снова повернулся к Джиму. - Итак, принц? - спросил он. - Да, - ответил Джим. Он посмотрел на своих спутников, и взгляд его остановился на Теолафе, который до сих пор не спешился. - Теолаф, скачи на запад от места, где мы поджидали его величество, примерно сотню ярдов. Потом сверни направо и езжай прямо, пока не доберешься до каменных развалин. Среди них найдешь небольшую нишу в обломках стены. Там ждут сэр Жиль и его высочество. Прихвати с собой двух лошадей и как можно скорее привези сюда их обоих. - Мигом, милорд, - отвечал Теолаф. Он поспешно развернул своего коня, не церемонясь, схватил за поводья двух первых попавшихся лошадей и, пробравшись с ними сквозь толпу наблюдавших за развитием действия, скрылся из виду. Толпа тут же сомкнулась за ним. - Так о каком принце вы ведете речь? - снова спросил король Иоанн. - Об Эдварде, наследном принце Англии, - резко ответил Брайен. - Эдварде? - с этими словами король перевел взгляд с Брайена на принца, стоящего рядом с Мальвином, потом опять с принца на Брайена. - Что это значит? - спросил он Каролинуса, будучи несколько озадаченным. - Вы сами, этот юный волшебник, разговоры о принцах? - Задавай-ка все вопросы сэру Джеймсу Эккерту, - сказал Каролинус. Король Иоанн долго не сводил с него взгляда, но лицо Каролинуса было бесстрастно, как у каменного изваяния. - Что это значит? - спросил король, повернувшись к Мальвину. - Ваше величество, - сказал Мальвин, - это заговор против меня. Я не могу объяснить вам подробностей, потому что он носит магический характер. - А вы, сэр! - сказал король, поворачиваясь к Джиму. - Может быть, вы дадите мне вразумительный ответ? В чем дело? Я настаиваю! - Сейчас вы все поймете, ваше величество, - ответил Джим. - Это лучше увидеть, чем услышать. - Я предполагаю, - заявил Мальвин с отвратительной гримасой, - что они решили создать самозванца и провозгласить его принцем Эдвардом вместо этого благородного юноши, который стоит сейчас рядом с нами. - Что-то вроде того, - согласился Джим, - но только совсем наоборот. - Сэр Джеймс! - вдруг издалека донесся громкий крик Теолафа. Минуту спустя он уже на полном скаку ворвался в круг и резко осадил коня. - Сэр Джеймс, я нашел развалины, и если принц все еще там, то на него напали! Около дюжины рыцарей с черными полосами на шлемах. Сэр Жиль отбивает их натиск у входа среди камней, но он рискует остаться без головы, если помощь не подоспеет немедленно! 38 - Шлемы с черными полосами? - воскликнул сир Рауль и поспешно вскочил в седло. - Это рыцари Мальвина! Он послал их убить принца, настоящего принца, пока тот не показался здесь! Скорее! Долго сэру Жилю не продержаться. Все рванулись к лошадям. Жиля любили не только рыцари, но даже и простые латники. Детское простодушие, скрытое под свирепой наружностью, очаровывало всех. Брайен, несмотря на вес доспехов, с разбегу вставил ногу в стремя и занес другую над крупом своего скакуна. Так он и остановился, глубоко задумавшись. - Возьми с собой двадцать человек, Теолаф! - крикнул он. - Только двадцать! Остальные пусть остаются здесь и стерегут наших пленников. Он неторопливо слез с коня. - Там у них, наверное, самозванец, - сообщил король Иоанн Мальвину. - Так оно и есть, ваше величество, - заверил Мальвин, - а мои рыцари получили приказ не убивать его, а лишь взять в плен. Если только найдут. Я умолчал об этом, ваше величество, лишь потому, что по сравнению с прочими делами это такая мелочь, что я не хотел затруднять вас. Как только его приведут, мы тотчас увидим, что он ни капли не похож на нашего принца. - Я думаю, что его появление докажет обратное, - промолвил Джим. Едва ли не с удивлением он почувствовал, как в нем вскипает гнев на Мальвина. - А то, что ваши рыцари получили приказ просто взять его в плен, - ложь. Они могут преследовать его с единственной целью: убить, чтобы король Иоанн даже краем уха не услышал о его существовании. - Ты полагаешь, что я лгу? - Мальвин быстрыми шагами направился к Джиму, воздев свой перст. Однако, вспомнив о бессмысленности этого жеста, ограничился тем, что погрозил Джиму. - Мы еще увидим, кто из нас прав. Ожидание продлилось пятнадцать или двадцать отнюдь не самых безмятежных минут; раненые тем временем заботились друг о друге, причем так заботливо, как только солдат четырнадцатого века мог позаботиться о своем собрате. Король, Брайен и прочие не нашедшие себе занятия люди вновь обратились к созерцанию битвы. Первая дивизия французов наткнулась на спрятавшихся лучников и была рассеяна ими на мелкие кучки. В прошлом году Джим впервые увидел, что такое боевой лук, и понял, какое разрушительное действие могут производить стрелы. Но никогда прежде ему не доводилось видеть, на что способна целая сотня стрел, выпущенная разом из сотни луков. Целые группы и линии рыцарей в тяжелых доспехах попросту сметало, седла пустели, подстреленные кони падали под своими седоками. То, что казалось поначалу неукротимым, мощным натиском, обернулось беспорядочно спутанными клубками едва живых тел всадников. Как и надеялись англичане, на вид их было теперь гораздо больше, чем французских рыцарей, дожидавшихся своей очереди во второй дивизии. Рыцари и конные латники понеслись на другой конец поля, не дожидаясь приказа; это менее всего походило на строй; совершенно хаотично лавина всадников устремилась навстречу губительным тучам стрел. В атаку ринулась третья волна, но она была встречена английскими всадниками; поле битвы рассыпалось на кучки людей, сошедшихся в схватках один на один. Тут до группы, собравшейся вокруг короля, донесся крик: англичане расступились, и мгновение спустя в получившийся таким образом проход въехал Теолаф, а за ним, с непокрытой головой и мечом, спрятанным в ножнах, следовал принц. Он подъехал к королю Иоанну и прочим рыцарям, стоящим под флагом, и спешился. - Брат, - раскрыл он объятья королю Иоанну, как то было заведено среди монархов. Тот, однако, отпрянул и сложил руки на груди; принц остановился и опустил руки. - Ну, и кто же вы такой, сир? - спросил король. - Я? - юноша надменно поднял голову. - А кем я могу быть? Я - Эдвард Плантагенет, наследный принц всей Англии, перворожденный сын Эдварда, короля Англии. А кто вы такой, сэр? Этот вопрос король оставил без внимания. - Что и говорить, - обернулся он к Мальвину, - он весьма похож на нашего принца. - Скажите уж, что ваш принц весьма похож на его королевское высочество принца Эдварда, - одернул его Брайен. - Разберемся, - отрезал Мальвин. Он рванулся вперед и ткнул указательным пальцем в сторону принца так стремительно, что едва не коснулся его носа. - Замри! - приказал он. Принц мгновенно окаменел, и уже никто не сомневался, что магия Мальвина действует вполне исправно. Мальвин ухмыльнулся и бросил беглый взгляд на Каролинуса. - Кто бы подумал! - сообщил он. - Ты не смог набросить покров своей защиты на всех. А теперь тот, кого вы называете принцем, в моих руках. Каролинус не ответил. Он был столь же неподвижен, сколь и принц, однако почему-то само собой разумелось, что если он пожелает, то никто не помешает ему пошевелиться. Он просто не желал этого делать. Он стоял и наблюдал за происходящим так, будто Мальвина просто не существовало. - Как бы там ни было, - Джим подошел к лошади и отстегнул от седла флягу, - давайте разберемся, кто есть кто. - Остановите его! - закричал Мальвин. - В его фляге волшебная жидкость! Не пускайте его к принцу. - Вода как вода, - заметил Джим. Он подошел к королю Иоанну, откупорил флягу и плеснул из нее себе на ладонь. Он поднял руку, чтобы король понюхал жидкость. - Чувствуете какой-нибудь запах, ваше величество? - спросил он. - Я же говорю: вода как вода. - Он заколдовал воду! - выпалил Мальвин. Джим даже бровью не повел, беря пример с Каролинуса. Он направился к настоящему принцу. - Прошу прощения, ваше высочество, - сказал он, - но это совершенно необходимо. С этими словами он выплеснул пригоршню воды в лицо Эдварда. Эдвард не мог вытереться, ни один его мускул не дрогнул. Но зато глаза полыхнули яростью, а у англичан из груди вырвался не то стон, не то рычание. Кто на лошади, кто на ногах - все рванулись было к Джиму, но затем остановились. - Еще раз прошу прощения, ваше высочество, - поклонился Джим. - Будь у меня другой выход, я бы воспользовался им. Он развернулся и двинулся к другому принцу, стоявшему между королем и Мальвином. Последний встал было у него на пути, но Брайен быстро шагнул вперед и отшвырнул чародея прочь. Прежде чем Мальвин обернулся к Брайену и обездвижил его, прежде чем король успел встать между Джимом и принцем и оттолкнуть его, Джим выплеснул вторую пригоршню воды в лицо принца Мальвина. На сей раз заголосили все, даже король Иоанн, который в ужасе отшатнулся и разразился бранью. Как только вода попала на физиономию принца, она изменилась. Послышалось шипение, свист, и черты лица не то чтобы исказились, но как-то съежились. Рот сжался, нос укоротился, а глаза плотно съехались друг с другом. При этом принц вроде бы даже и не почувствовал, что по его лицу стекает вода. Он по-прежнему, как человек, который не понимает, что происходит, с удивлением взирал на Джима. Джим взял открытую флягу и щедро выплеснул в лицо принца столько воды, сколько уместилось в его сложенных наподобие чаши ладонях. Шипение и свист усилились. Лицо стремительно съеживалось. Тело теряло в росте и тонуло в складках одежды, сама же одежда тряпкой повисла на двойнике Эдварда. С головой уйдя в свое платье, принц все уменьшался и уменьшался, даже когда вся вода стекла на землю. Джим отступил назад. На глазах у всех присутствующих принц, стоявший между Мальвином и королем, становился все меньше и меньше, пока вовсе не исчез; на земле осталась лишь груда тряпья. Каролинус стремительно развернулся на каблуках. - Департамент Аудиторства! - рявкнул он. - Я здесь, - раздался поразительно глубокий бас в четырех футах от земли. - Отметь получше вопросы и ответы, которые ты сейчас услышишь, - сказал Каролинус. - Джеймс? Джим оторвал глаза от кучи одежды, лежавшей на земле, и взглянул на Каролинуса, Хотя он и знал, что произойдет, если он плеснет в лицо принцу водой, случившееся все равно потрясло его. Он чувствовал себя едва ли не убийцей. Глаза Джима встретились с глазами Каролинуса. - Джеймс, - начал волшебник, - была ли та вода, которую ты использовал, действительно водой, и ничем, кроме воды? - Обычная вода, - отвечал Джим. - Я взял ее несколько часов назад из ручья. Сэр Брайен видел, как я вылил из фляги вино и наполнил ее водой. - Клянусь волей Всевышнего, я видел это, - дрожащим голосом подтвердил Брайен. - Зачем ты облил водой поддельного принца? - спросил Каролинус. - Зачем... - Джим сглотнул слюну. - Я ведь знал, что от воды он растает. Я знал, что эти подобия всегда делаются с помощью волшебства из свежего снега с горных вершин. - А кто тебе сказал, что подобия делаются из снега? - вопрошал Каролинус. - Кто сказал тебе, что предмет, изготовленный таким образом, растает, если ты плеснешь на него водой, как тает мокрый снег? - Об этом, - ответил Джим, - не раз говорилось в волшебных сказках в... словом, там, откуда я прибыл. - Ты все слышал. Департамент Аудиторства? - спросил Каролинус. - Я слышал, - отозвался бас. Голос волшебника стал поспокойнее. Он был почти вежлив. - Ну вот, пока все, - сообщил он. - Джим, отойдем немного: мне надо поговорить с тобой. Он развернулся, даже не взглянув на Мальвина, да и у Джима не было никакого желания рассматривать этого мастера магии. Он уже двинулся за Каролинусом, да тут среди людей, стоявших перед ним, началась суматоха. Семеро латников несли кого-то на изрубленном щите, словно на носилках. Один воин поддерживал голову раненого - шлем уже сняли, - и двое держали ноги, не уместившиеся на щите. Они вынесли раненого на открытое пространство и осторожно опустили его рядом с флагштоком. - Жиль! - воскликнул Джим. И тут разом случилось два события. - Вы свободны, - раздался незримый бас, и в тот же миг мимо Джима промелькнула худощавая фигурка в голубом камзоле и упала на колени перед телом, лежащим на щите. - Мой храбрый сэр Жиль! - зарыдал настоящий принц. - Как мне отблагодарить тебя за это и за все, что ты сделал ради спасения меня - моей жизни и моей чести? В лице Жиля, покоившегося на импровизированных носилках, не было ни кровинки. Его губы зашевелились, но Джим не смог расслышать ни единого звука. Принц схватил обмякшую руку Жиля и прижал ее к своим губам. Доспехи на теле рыцаря были изрублены на куски, причем казалось, каждый из них был густо залит кровью. Теолаф опустился на колени по другую сторону от Жиля и принялся мокрыми тряпками стирать кровь с ран, надеясь остановить кровотечение. И вдруг среди воинов поднялась новая суматоха. Плотный круг рыцарей и латников развалился, будто его пронзили тараном. В открывшийся между людьми проход въехали на конях четыре рыцаря. Их предводитель, плотный человек крепкого телосложения, остановил коня в шаге от флагштока. Он спешился, снял шлем, и все присутствующие увидели его круглую седоватую голову, коротко подстриженную бороду, подернутую нитями седины, и тяжелое, жесткое лицо. Незнакомец преклонил колено перед королем Иоанном. - Ваше величество, - начал он, не удостоив даже взглядом Джима, Брайена и прочих, - простите меня за то, что я прибыл сюда так поздно, но весть о вашем пленении англичанином только сейчас достигла моих ушей. Я, с вашего разрешения, Роберт де Клиффорд, граф Камберлендский, командующий английскими силами здесь. Мы сожалеем, что такой монарх и рыцарь, как вы, был вынужден сдаться. Однако этот факт ставит перед нами новые вопросы, которые следовало бы скорее разрешить. Раз уж вы стали английским пленником, то готовы ли вы признать англичан победителями и приказать своим французам оставить поле боя? - Встаньте, граф Роберт, - холодно молвил король Иоанн, - вы стали жертвой недоразумения. Я действительно сдался, но не англичанину, а французу - графу д'Аврон, и приказал сложить оружие только рыцарям, входящим в число моей личной стражи. Не вижу причин сдаваться вам, поскольку исход битвы по-прежнему неясен. Он вновь взглянул на поле боя, и все присутствующие последовали его примеру. Сейчас и вправду тяжело было предсказать, кто победит. Насколько хватало глаз, повсюду продолжалась борьба - кто бился один на один, кто - небольшими группками. Однако сплоченности у этих группировок не было, и невозможно было обнаружить четкий воинский строй хотя бы у одной из сторон. Так что предсказать можно было разве что исход того или иного поединка, но уж никак не общего сражения. Граф Камберленд помрачнел и поднялся на ноги. - И все же ваше величество, наверное, понимает, что никакого прока в продолжении битвы нет, - произнес он. - Ей может положить конец только смерть множества французов. - И множества англичан, граф Роберт, - отозвался король. - Кто сейчас поручится, на чьей стороне потерь будет больше? И как дальше повернется сражение? В конце концов, та или иная сторона выбьет своего противника с поля боя. Рано или поздно это случится. Скажите не за англичан, а за французов: мы не желаем уходить с поля боя, пока неясно, чем закончится битва. - Но, ваше величество... Граф Роберт так и не закончил фразу, ибо как раз в этот момент был прерван новым, совершенно неожиданным вторжением. Нежданная помеха переговорам явилась в образе весьма привлекательной молодой леди, облаченной в платье из воздушной зеленой материи. По дорожке, проторенной графом Камберлендом, незнакомка проворно подбежала прямо к группе, стоявшей под флагом, миновав солдат свиты и англичан. Вот только Джим, едва завидев ее, тотчас понял, что красота этой девушки не сможет очаровать его, поскольку она уравновешивалась тем фактом, что юную леди звали Мелюзиной, а направлялась она прямо к нему. Он хотел было спрятаться, но Мелюзина уже поймала его в крепкие объятья. - О, мой возлюбленный! - завопила она. - Наконец-то я тебя нашла! Как ты мог подумать, что я позволю такому красавчику убежать от меня! Наконец мы вернемся в мое озеро! Ты мой! - Нет, он не твой, - вмешался Каролинус. - Он тебе не по зубам. В глазах Мелюзины полыхнула ярость; она стремительно обернулась на звук голоса, однако, как только она увидела, кто стоит перед ней, ее взгляд тотчас смягчился. Русалка склонилась в реверансе. - Маг, - чуть ли не проворковала она. - Для меня большая честь видеть тебя. Ты тоже красив. Но я знаю, что ты для меня недосягаем. А почему я не могу взять моего Джеймса? - Потому же, почему не можешь взять и меня, - ответил Каролинус. - Он тоже волшебник. - Волшебник! Глаза Мелюзины широко распахнулись, руки соскользнули с талии Джима, и она отступила на шаг, не отводя взгляда от своего возлюбленного. - Джеймс, и ты все это время молчал! Как ты мог так поступить со мной? - Ну, это... - пробормотал Джим, не зная толком, что и сказать. Мелюзина заплакала, утирая слезы изящным носовым платком из легкой зеленой ткани, извлеченным ею откуда-то из своего платья. - Привести меня сюда, и лишь затем, чтобы так разочаровать! - причитала она. - Как ты мог, Джеймс! - Ну как... - беспомощно молвил Джим. - Ну и ладно, - Мелюзина вытерла и без того сухие глаза, и носовой платок мгновенно исчез. - Достаточно я с тобой настрадалась. Надо поискать новую любовь. Кажется... О! Какой красивый коротышка. Ты будешь моим. Я никогда тебя не отпущу. Она мотнулась вперед и обвила руки вокруг широкой груди короля Иоанна. - Это тоже не для тебя, - сообщил Каролинус. - Почему это? - осведомилась Мелюзина, вцепившись в короля мертвой хваткой. - Потому что я - король, черт возьми! - выпалил Иоанн. - Мне на роду написано быть королем, и я всегда буду им, несмотря на всякую там магию или нечисть вроде тебя! - Правда? На глаза Мелюзины вновь навернулись слезы. Она отпустила короля. Опять на свет Божий показался носовой платок. - Так обмануться дважды! - зарыдала она в зеленую тряпицу. - А ты даже красивее Джеймса. Я все равно буду любить тебя, мой король. Но раз уж и ты не для меня... Она оглянулась, и ее взгляд наткнулся на Жиля с Теолафом; латник стоял на коленях над рыцарем и пытался остановить кровотечение из многочисленных ран Жиля: для этого он прижимал к ним полосы ткани, оторванные от рубах прочих латников, столпившихся вокруг него. - Бедняга! - Мелюзина подбежала к щиту и упала рядом с ним на колени. - Он болен. Я приведу его в порядок. - А кровь ты можешь сотворить, леди? - грубо спросил Теолаф. - На его теле нет ни одной смертельной раны. Но мелких ран так много, что он потерял уже почти всю кровь, а остатки вытекают слишком быстро, я не могу остановить кровотечение. - Сотворить человеческую кровь? - с испугом переспросила Мелюзина. - Увы, это недоступно никому, но человек может сам сделать это для себя. - Неудивительно, что он пролил столько крови, - заметил Теолаф. - Я насчитал шесть мертвецов в шлемах с черными полосами перед нишей, в которой прятался принц... - Ты можешь его хотя бы в тень перенести? - прервала его Мелюзина. - Это я могу, - ответил Теолаф. - Хорошо, что вы подумали об этом, миледи. Он отошел и принялся подбирать латников для переноски раненого, а Мелюзина склонилась над Жилом. - Как это грустно, - с чувством произнесла она. - Ты так молод и красив. А еще у меня какое-то странное чувство, что мы с тобой похожи. Губы Жиля шевельнулись. Никто, кроме Мелюзины, не смог бы поручиться, что рыцарь ответил, но она, видимо, расслышала его слова. - Но ведь твой нос прекрасен! - возразила она. - Я никогда еще не видела такого великолепного носа! Когда я взглянула на тебя, то его-то я в первую очередь и приметила. Он чудесен. Просто взяла бы да откусила. Она наклонилась еще ниже и осыпала нос сэра Жиля поцелуями. - Поднимайте бережнее! - приказал Теолаф приведенным им латникам. - Давайте, понесли его в тень дерева, вот там, прямо. Воины осторожно подняли щит с сэром Жилом и понесли его. В сопровождении Мелюзины они доставили его в тень, падавшую от дерева, под которым расположились остальные латники. Что же до Джима, то он оставался на прежнем месте и слушал, как граф Камберленд ведет торг с королем Иоанном. Как это ни странно, граф, несмотря на свое богатырское телосложение, оказался ловким и проницательным дельцом. В конце концов ему удалось убедить короля, что тот ничего не выиграет от продолжения битвы и что, поскольку цена капитуляции может оказаться высокой и даже слишком высокой, лучше пока не поздно выторговать себе условия повыгоднее. Собственно говоря, на этот шаг толкал простой здравый смысл: опытных французских рубак, ветеранов многих сражений, стоило спасти от смерти - или от тяжелых ранений, поскольку в ту эпоху они, как правило, тоже заканчивались смертью, - хотя бы ради будущих сражений с англичанами. Но тут Джим заметил, что принц, стоящий рядом с графом, никак не может отвести пристального взгляда горящих глаз от лица аристократа. Лицо принца все больше и больше напоминало грозовую тучу; того и гляди, разразится смерч... Джим поспешил вмешаться в ход беседы, дабы предотвратить близящуюся грозу. - Прошу прощения, милорд, - перебил он графа, - но мне показалось, что наш царственный принц желал бы поговорить с вами. Граф неторопливо повернулся к принцу и взглянул на него; казалось, что все это время он даже не подозревал о существовании Эдварда. - Да, ваше высочество? - холодно произнес он. - Сэр, да знаете ли вы, кто я такой? - с раздражением поинтересовался принц. - Я знаю вас как моего царственного принца, - по-прежнему холодно отвечал граф, - однако, как мне сообщили, вы недавно отвернулись от англичан и земли, давшей вам жизнь, чтобы помогать французам во всех их делах против Англии; возможно, за это время вы уже успели приобрести новый титул. - Наглец! - выкрикнул принц. - На колени передо мной, милорд, или вы лишитесь головы, причем дело не заставит долго ждать! У меня есть люди, которые сделают это, стоит мне только приказать, - он оглянулся. - Есть или нет?! За спиной принца латники подняли дружный вопль, а Джим подумал, что лучше стерпеть их крики, чем стать свидетелем усекновения головы графа Камберленда по законному приказу их принца. С графом приехало лишь три рыцаря. Он поспешно опустился на колено. - Посмотрите направо, милорд, - стальным голосом произнес принц. - Видите кучу тряпок? Не правда ли, они чем-то похожи на мою одежду? Совсем недавно в этом тряпье был созданный из снега с помощью магии самозванец, а сделал его злой колдун, который сейчас, как я вижу, стоит за спинами у вас и у короля Франции. Он же дал существование и плоть лживой небылице о том, что я присоединился к французам. Как я могу покинуть Англию, если Англия - это я сам? Скажите мне, как вы поверили в такую ложь? - Не скажу, что я поверил всем сердцем, ваше высочество, - ответил граф. Лицо его побледнело, но голос звучал вполне уверенно. - Но дело-то идет не только о слухах и небылицах; люди, которых лжецами не назовешь, своими глазами видели, пусть даже и издалека, как вы в полном вооружении прогуливаетесь в компании французов и, судя по всему, прекрасно чувствуете себя среди них. Признаюсь, мне нелегко было поверить в это. Но человеку свойственно заблуждаться, ваше высочество, говорю прямо: именно это заблуждение и заставило англичан отправиться в поход во Францию. Если из-за него я должен лишиться головы, то я охотно передаю свою жизнь в ваши руки. - Вы правы, - принц немного успокоился. - Успокойтесь, вас одурачили не меньше, чем всех прочих. На самом деле можно сказать, что волшебный самозванец был похож на меня как две капли воды; когда я видел его, мне даже казалось, что я смотрю в зеркало и вижу свое отражение. Ну, а теперь-то вы что чувствуете, милорд? Какие еще доказательства вам представить? Сесть на лошадь и поскакать на поле, чтобы биться с французами? Что ж, за моей спиной стоят люди, которые охотно последуют за мной. Принц обернулся. - Или нет? Он взглянул на рыцарей и латников. - Или нет? - повторил он. Ответом ему был еще более дружный и громкий, чем давеча, крик. - А раз так, - продолжал принц, - то сомневаетесь ли вы, милорд, что если я вскочу на лошадь, помчусь вперед со своим боевым кличем и нападу на первого же попавшегося мне француза, то все увидевшие меня англичане в конце концов присоединятся ко мне? Я спрашиваю вас. - Ваше высочество, - искренне ответил граф, - я первым последую за вами. Принц не сводил с него пристального взгляда. Наконец он расслабился. - Встаньте, милорд, - сказал он. - Вижу, вы преданный и верный слуга мне и моему отцу, королю Англии. Но не давайте мне больше повода усомниться в вас. - Никогда, ваше высочество, - заверил граф. - Пока я жив, этого не случится. Он поднялся на ноги. - Я рад слышать это, - отвечал принц. - С этим делом мы покончили, так что можете продолжить обсуждение условий капитуляции с моим братом, королем Франции. Я признаю, что вы, милорд, более опытны, чем я, поэтому я предпочитаю послушать, как вы ведете эти переговоры, и отдать все в ваши руки. Конечно, я уверен, что благодаря вам битва закончится куда быстрее... - Боюсь, что вы ошибаетесь, брат, - вмешался король Иоанн. - В наших переговорах даже речи не заходило о том, что я согласен на капитуляцию французов. Или мы, как подобает людям чести, продолжим битву, или предложим англичанам столь легкие условия, что для них не будет ничего постыдного в том, чтобы принять их. Я вижу, вы хмуритесь, брат. Вы уже готовы напомнить мне, что я - ваш пленник. Позвольте мне объясниться, чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скорее вы отрубите мне, вместо графа Камберленда, голову, чем я отдам французам приказ сдаться противникам, которые еще не победили. - В таком случае, - заявил принц, - у меня нет выбора. Коня мне! Коня! Эй! Ближайший к принцу латник поспешно соскочил с седла, подвел коня к принцу, преклонил колено и протянул ему поводья. Принц схватил их и вскочил в седло. - Брат, вы не даете мне выбора, - сказал принц королю Иоанну. - Равновесие сил в сражении сейчас зависит от меня. Кто знает, может быть, чаша весов склонится на сторону англичан, если я окажусь на поле боя. Так что я поехал, и ваши французы еще увидят, за кем останется сегодня победа! Он оглянулся через плечо на рыцарей и латников; те поднялись и были готовы следовать за ним. - За мной! - крикнул принц, выхватил меч из ножен и, размахивая им, направил коня к полю сражения, 39 - Подождите! - выкрикнул король Иоанн. Его лицо вроде и не изменилось, но Джим стоял рядом с ним, так что смог заметить, как в королевской брови вспыхнула слабая искорка, что, верно, указывало на то, что Иоанн слегка вспотел. - Подождите, мой юный брат! Я восхищен вашим желанием вести своих подданных к победе. И все же подумайте немного. Ваш порыв может стоить жизни многим добрым рыцарям; ведь и англичане, и французы наверняка будут биться насмерть, едва увидят вас на поле, в самой гуще сражения. То, что граф в беседе с королем использовал те же самые доводы, похоже, ничуть не помешало самому королю испытать их силу уже на принце. - Поразмыслите, брат, - продолжал король Иоанн. - Исход сегодняшнего дня может быть каким угодно: день и так идет наперекосяк. Так зачем же нам громоздить ошибку на ошибке? Нам есть что обсудить. Если это вас может удержать от того, чтобы выехать на поле сражения, то я готов поговорить не только об английской капитуляции, но и о возможной капитуляции французов... Но вы понимаете, что последнюю возможность я допускаю лишь как тему для обсуждения. - Ваше высочество, - мягким и полным надежды голосом окликнул принца граф Камберленд. Тот сидел на лошади и некоторое время молчал, погрузившись в глубокие размышления. Потом он посмотрел прямо в глаза графу. - Милорд, - изрек он, - в этих делах у вас больше опыта, чем у меня. Посоветуете ли вы отложить ненадолго мое вступление в битву, чтобы вы могли поговорить с королем? - Конечно, ваше высочество, - мягко отвечал граф. - Я говорю совершенно серьезно. Я не вижу в этом бесчестья: я просто думаю, что вы слишком дороги не только для сегодняшней, но и для будущей Англии, чтобы подвергать вашу жизнь опасностям на поле битвы. - Из страха за собственную жизнь я не поверну назад! - резко ответил принц. - Нет-нет, об этом я и не говорил, - поспешно возразил граф. - Я просто советую продолжить разговор с его величеством королем Франции. Эдвард спешился. - Хорошо, - согласился он, - я последую вашему совету. Продолжайте переговоры, а я послушаю вас. Он присоединился к графу и королю. Джим обнаружил, что переговоры повернули совершенно в другую сторону. Граф и король, будто это разумелось само собой, стали размышлять, как покончить с делом так, чтобы ни одна из сторон не победила, но и не проиграла. Весь вопрос упирался только в то, как найти подходящие для этого слова, поскольку до сих пор все переговоры подобного рода велись либо о победе, либо о поражении, то есть одна сторона признавалась выигравшей битву, а другая - проигравшей. Вообще-то было похоже, что проблема, возложенная Каролинусом на плечи Джима, разрешалась сама собой. Джим этого никак не ожидал; сейчас он размышлял, какой психологический эффект могло бы произвести появление юного принца на поле боя, да еще и на стороне англичан, в тот момент, когда английские силы более или менее сравнялись с числом уцелевших французов. Англичан, конечно, весьма воодушевил бы тот факт, что принц окончательно примкнул к своим соотечественникам. Напротив, французы неизбежно упали бы духом, увидев, что их козырная карта, то есть предполагаемая верность принца французской короне, бита. Так что не только граф Камберлендский и принц Эдвард, но и король Иоанн прекрасно понимали, что именно психологический фактор может повлиять на исход подобной битвы. Вот они и пытались найти язык, подходящий для того, чтобы выразить решение существующей проблемы. Просто перемирием это не назовешь, ведь, как правило, условия перемирия, при котором обе армии взаимно отказываются от попыток испытать силу противника, зависят от их согласия, а здесь испытания силы, можно сказать, шли полным ходом. В конце концов поладили на немедленном и временном перемирии. Теоретически за ним должны следовать переговоры, но признание одной из сторон победителем в сражении могло откладываться до бесконечности и в конце концов стать уже древней историей, никому не интересной. Похоже, что это решение вполне удовлетворило как короля, так и графа, и не слишком разочаровало даже принца. На том и порешили. Но, к несчастью, соглашение о перемирии поднимало один, отнюдь не самый легкий, вопрос. Его надо было объявить и как-то положить конец битве. В процедуре не было ничего сложного. Королевские герольды выезжали на поле боя, трубили в трубы и зачитывали соглашение; стало быть, английские и французские герольды объявят, что немедленно заключается перемирие, поскольку английский принц вернулся на сторону англичан, а дипломатические тонкости следует уладить побыстрее, пока не началась новая битва. Однако те, кто сейчас заключили соглашение, не сказали ни слова о том, что у них нет ни малейшего желания вновь доводить дело до битвы. Проблема, впрочем, заключалась в том, что перемирие легче провозгласить, чем осуществить, и знали это все, кроме Джима. - А в чем дело? - прошептал Джим на ухо Брайену, поскольку был единственным человеком, до которого никак не доходила суть проблемы. Брайен склонился к уху своего друга, чтобы его ответ также был неуловим для слуха присутствующих. - Рыцари никогда не прекратят сражения только потому, что им прикажут это сделать, - пояснил он. - Команда еще может остановить их перед битвой, но коль уж она началась, так легко ее не остановишь. А уж если кто-то почувствует, что победа близка и хватит самого ничтожного усилия, чтобы поймать ее за хвост, то тут уж и говорить о перемирии не приходится. Джим никак не мог поверить в это, поскольку прямо на его глазах король Иоанн и граф Камберленд послали гонцов к королевским герольдам с сообщением о перемирии и прекращении битвы. Но вот до Джима понемногу стал доходить смысл слов Брайена. Как он сказал, так все и вышло. Герольды выехали на поле боя, затрубили в трубы и провозгласили перемирие на английском и французском языках. Но те, кто по-прежнему горячо рубились на мечах и сшибались в яростных схватках, даже не собирались отвечать королевским посланцам. Джим постепенно начал понимать, в чем тут дело. В средние века рыцари шли на войну не за тем, чтобы прекращать сражение. Они отправлялись туда, чтобы выигрывать битвы и убивать людей или, может быть - но только может быть, - быть убитыми самим. Если удача не улыбнется рыцарю, то он, возможно, и проиграет в бою. Но он никогда не отправится на войну, чтобы так, ни с того ни с сего, вложить меч в ножны и покинуть поле боя. Истина в том, что рыцарь беззастенчиво влюблен в войну. Целые зимы напролет он выслушивал, как люди клянут ее, даже те, кого он посещал, будь то дворяне, имевшие замки, или люди, державшие залы, достаточно большие, чтобы принимать гостей. Зима была периодом нетерпеливого ожидания весны, которая делает возможным то, что и придает жизни цену, - битву. А джентльмены постоянно говорят только об одном: сколько ты можешь съесть, сколько ты можешь выпить, за сколькими женщинами стоит волочиться... Лучше уж покончить с этим побыстрее и бить баклуши. Пока с земли не сойдет снег, рыцарь не вернется к главному делу своей жизни. - Джеймс. Джим обернулся и увидел перед собой Каролинуса, отчего почувствовал себя виноватым. Он вспомнил, что Каролинус еще несколько минут назад сообщил ему, что им следует отойти в сторонку и побеседовать, но Джим увлекся стремительным потоком событий и совершенно запамятовал о волшебнике. - Пойдем, - позвал Каролинус. - Никто, кроме Мальвина, не заметит, что ты ушел. А Мальвин уже заждался, когда же мы наконец уйдем. Не дожидаясь ответа, он развернулся и двинулся вперед, прокладывая себе дорогу среди латников. Джим последовал за ним. Он с любопытством наблюдал, как латники, вроде бы даже ни о чем не подозревая, невольно отшатывались и освобождали пространство, по которому мог пройти Каролинус. Они миновали внешний круг воинов и отошли к деревьям, чтобы никто не увидел их и не подслушал их разговор. В шаге от дерева, чья огромная крона защищала их своей тенью от лучей полуденного солнца, Каролинус остановился и обернулся к Джиму. Тот тоже остановился. Глаза наставника и ученика встретились. - Тебе следует подумать, что делать с Мальвином, - сообщил Каролинус. - Самое время решать. - Что делать с Мальвином? - переспросил Джим. - Но все вроде бы прекрасно разрешилось само по себе. Поддельного принца больше нет, граф и король договорились. Осталось только остановить солдат и прекратить битву. - Как ты понимаешь, - сухо заметил Мальвин, - это дело само собой никак не разрешится. - В общем, да, - согласился Джим. - Но, как мне кажется, Мальвин уже сошел со сцены. - Именно так, но только со сцены этого времени и этого места, - кивнул Каролинус. - Вопрос, что с ним делать, поскольку он принадлежит к Царству магов, остается столь же насущным, как и прежде. - Но в таком случае не мне решать, не так ли? - парировал Джим, чувствуя себя как-то неуютно. - Я полагаю, что им займутся другие люди, или другие законы, или еще что-нибудь в этом роде. - В некотором смысле это действительно так, - согласился Каролинус. - В первую очередь дело за Департаментом Аудиторства. Однако решение Департамента Аудиторства зависит от того, что решишь сделать ты. - Почему? Что еще я должен решать? Что я должен делать? - Я же сказал, - отвечал Каролинус, - ты должен сделать то, что решишь. Раньше я тебе помогал, но тут помочь не могу. Мальвина надо остановить и начать расследование, причем сделать это должен волшебник, подобный не мне, а тебе, то есть маг низшего ранга. Таковы законы тех, кто занимается магией. Дело в том, что необходимо было создать систему, которая удерживала бы магов от схваток друг с другом, поскольку опасности бы тогда подверглись все остальные Царства, составляющие этот мир, высшее и низшее пространства и их поверхность. Кое-что я могу тебе рассказать, но то, что ты услышишь, я скажу лишь затем, чтобы ты точно понял, какое именно положение ты сейчас занимаешь. - Ну, так рассказывай, - попросил Джим. - Охотно, - отозвался Каролинус. - Прежде всего пойми, что ты - единственный член цеха, в который входят все волшебники этого мира, владеющий нашим искусством, могущий решать, что делать с Мальвином. Как я уже сказал, его должен низложить низший. Однако низший по определению не может преуспеть в этом деле. Исключение тут может составлять лишь такой низший, который прежде учился не у другого мага в этом мире, а изучал то, что ты не называешь магией, но то, что полностью оформило мир будущего, покинутый тобой. Джим понял. - Ты имеешь в виду технологию? - Если это называется именно так, то да, - ответил Каролинус. - Это необходимо, поскольку никто не разрешил бы мне помогать тебе. Даже научить тебя, как остаться в живых, когда Мальвин с помощью магии нападет на тебя, мне запрещено. Да я и знать не мог, как именно он нападет на тебя, так что от всяких случайностей я тебя защитить никак не в состоянии. Впрочем, я сообщил тебе достаточно, чтобы ты мог подняться до его ранга. Хотя, даже если бы это было разрешено, времени у нас все равно не было. Одно обучение заняло бы годы. - Ну а технология-то тут при чем? - спросил Джим. - С теми знаниями, которые у тебя были и без меня, - с удивительным терпением пояснил Каролинус, - ты был способен учиться самостоятельно, чего не может ни один из обучающихся магии в этом мире. Прежде всего, тебя никак не ограничивали те бессознательные привычки и убеждения, которые местные жители приобретают, даже не осознавая этого. Требуются многие годы обучения магии, чтобы человек смог отучиться от них, только после этого он может идти дальше. Ну, вот пример: обычно юному волшебнику в первую очередь приходится отучаться от чувства необъяснимого ужаса, который вызывает магия и вещи, подобные ей, - ну, способности элементалей вроде Мелюзины или мощь короля и королевы мертвых в их Царстве. - Вот этого я не понимал, - признался Джим. - А почему я свободен от всех этих привычек и убеждений? - Да именно потому, - ответил Каролинус, - что ты, благодаря своему знакомству с тем, что называешь _т_е_х_н_о_л_о_г_и_е_й_, привык в различных ситуациях пользоваться предметами, созданными так, что они либо доступны тебе, либо ты имеешь опыт обращения с ними, хотя и не понимаешь принципа их действия. В твоем мире, наверное, есть и те, кто понимает, как та или иная вещь работает, и даже может объяснить это, но ты просто довольствуешься тем, что принимаешь их принцип действия на веру. На самом деле ты сталкиваешься с этим каждый день, и для тебя тут нет ничего необычного. Ты смотришь на них и даже не видишь, что перед тобой чудо-машина; она для тебя не более удивительна и сложна, чем лопата или топор. - Ты так думаешь? - Джиму было тяжело поверить в слова Каролинуса. Но тут он вспомнил автомобили, телевизоры... - Приведу пример, - пояснил Каролинус. - Помнишь, ты оказался у двух драконов, а когда их покидал, один с полным знанием дела отправил тебя прямо к озеру Мелюзины, чтобы та заманила и утопила тебя? - Да, но почему этот пример объясняет мое отличие от других? - Потому что вследствие многих факторов, определявших прежнее состояние этого мира, молодой волшебник вроде тебя, оказавшись в теле дракона, никогда не стал бы оборачиваться человеком только оттого, что ему жарко в драконьей туше. А с твоей точки зрения это вполне естественно. В результате к озеру ты пришел человеком, и Мелюзина встретила тебя совсем иначе, чем обычного дракона. То же самое случилось, когда ты привел своих Соратников в замок Мальвина: тебе даже в голову не пришло, что ты можешь и не придумать, как выбраться из магических ловушек, поставленных Мальвином. Ты даже и не подумал сказать самому себе: "Все ловушки здесь поставлены более великим магом, чем я, следовательно, у меня нет даже надежды придумать, как их обезвредить или обойти". - Да, не подумал, - признался Джим. - Однако я не понимаю, при чем здесь наше нынешнее положение и Мальвин? Да и вообще, что мне с ним делать? - В настоящий момент, - сказал Каролинус, - Мальвин должен ответить на обвинение короля мертвых в попустительстве и даже в разрешении на проникновение мага в его Царство. Он легко разберется с этим обвинением, признав себя частично виновным и перечислив королю мертвых приличный процент со своего счета в Департаменте Аудиторства; однако это ему не слишком повредит. А кроме этого обвинения на него в Департаменте Аудиторства нет ничего. - А как же снежная кукла? Поддельный принц? - изумился Джим. - Обычное заблуждение, - сухо отвечал Каролинус. - Ты полагаешь, что в ведении Департамента Аудиторства находятся моральные и этические проблемы. Они его просто не интересуют. Он занимается только тем, за что ответствен, - балансом энергии. Пойми, что иск короля мертвых имеет какое-то значение лишь потому, что за ним стоит нарушение энергетического равновесия между Царством мертвых и человеческим миром, к которому принадлежит даже Мальвин, несмотря на то, что он - маг. А вот снежный принц находился только в человеческом мире, и факт его существования никак не повлиял на энергетическое равновесие; был принц - и нет принца. Каролинус сделал ударение на последних словах, и Джим внимательно посмотрел на него. - Ты считаешь, что этим делом стоило поинтересоваться? - спросил он. - Может, и стоило бы, - ответил Каролинус, - если бы какой-нибудь маг сумел показать, что снежный принц был создан затем, чтобы помочь Темным Силам изменить ход грядущего. Даже Департаменту Аудиторства запрещено заглядывать в грядущее. А магам строго-настрого заказана всякая поддержка вмешательства в ход событий. Это было бы серьезным обвинением. Если бы его удалось доказать, то Мальвин лишился бы не только счета в Департаменте Аудиторства, но и статуса, который в любом случае положен ему по рангу. А для Царства магов это особенно важно. Если он утратит только свои силы, но сохранит положение, тебе придется все время быть начеку, поскольку он будет по-прежнему опасен. - Но если он будет по-прежнему опасен, - возразил Джим, - то какой смысл лишать его сил? - Темные Силы не будут больше его использовать - с одной куклой дважды они не играют. А если сила останется при нем, то Темные Силы охотно воспользуются им снова. - Ну ладно, а почему ты не... Джим осекся и внимательно посмотрел на Каролинуса. - Ты хочешь сказать, - продолжал он, - что я должен подать на него иск в Департамент Аудиторства? - Я ничего не хочу сказать, - отозвался Каролинус. - Я никак не могу вмешиваться в эту ситуацию, поскольку закон запрещает мне оказывать тебе какую-либо помощь. Я и так, пусть совсем немного, но нарушил его, защитив тебя сегодня от магии Мальвина. Когда двадцать четыре часа истекут, защита кончится, и ты будешь уязвим для его чар. Тогда Мальвин сможет задействовать весь свой счет - он же по-прежнему в его распоряжении - и сделать с тобой все что угодно. Джим взглянул прямо в глаза Каролинуса. Очи волшебника будто пытались что-то подсказать ему. - Значит, говоришь, у меня осталось меньше суток, чтобы подать иск на Мальвина? - Повторяю, - заявил Каролинус, - я тебе ничего не говорю. Я просто рассказываю тебе, каково нынешнее положение вещей, а выводы изволь сделать сам. - Ну, на один-то вопрос ты ответишь? - Посмотрим, - лаконично ответил Каролинус. - Вот, допустим, иск я не подал, двадцать четыре часа истекли, Мальвин освободился от чар, наложенных на него тобой... - Я уже говорил, за эти чары мне придется платить штраф, - прервал его Каролинус и поморщился. - Дороговато они обойдутся. А счет в Департаменте Аудиторства восполнить нелегко, знаешь ли. - Да-да, - подтвердил Джим. - Знаю. Меня интересует вот что: если я пережду сутки и ничего не сделаю, то сколько сможет возместить Мальвин из того, что он потерял? - Я не собираюсь во всеуслышание заявлять о том, на что способен мой собрат по волшебству, - отрезал Каролинус. - Но если говорить о гипотетической ситуации, то, коль этот маг и вправду таков, как ты о нем говоришь, он, вероятно, может вернуть все, что потерял, да и еще кое-что прихватить в придачу. - Иными словами, если его останавливать, то сейчас - самое время, - подытожил Джим. - Если это вывод из моей гипотетической ситуации, то мне придется согласиться, - сказал Каролинус. - Учти только, что, когда низший волшебник подает подобный иск на старейшего мага класса ААА, ему следует быть готовым к тому, что ежели он не сможет отстоять своей правоты, то не только лишится счета, но и, возможно, даже будет совершенно изгнан из Царства магов. Худшего даже Мальвину не пожелаешь. - Но я даже не знаю толком, какой иск подавать! - в отчаянии воскликнул Джим. - Как наставник ученику, я могу тебе сообщить, - начал Каролинус, - что в нашем гипотетическом случае иск может быть подан на того, кто создал ситуацию, конечным результатом которой станет постоянное убывание энергии, контролируемой Департаментом Аудиторства. Таким образом сила самого Департамента Аудиторства уменьшится, и он практически лишится возможности осуществлять контроль над Царством магов. Джим посмотрел на слабую фигурку волшебника, стоящую перед ним, и перевел глаза на его лицо с клочковатой бородкой и усами. - Ты хочешь сказать, - наконец вымолвил он, - что все эти кошмары могут стать результатом деятельности Мальвина? - В нашем гипотетическом случае. Решать, конечно, Департаменту Аудиторства. Мое собственное мнение в расчет принимать не следует, но я полагаю, что от иска тут никуда не денешься. Надо что-то делать с этим гипотетическим магом, которому мы говорим, то есть о котором мы говорим... Каролинус чуть ли не с яростью поправил себя. - С годами моя речь становится все более и более ужасной, - проворчал он. - Ладно, она тут ни при чем; сейчас тебе надо как следует разобраться в подоплеке той ситуации, о которой мы только что говорили. Мой долг исполнен. Подашь ли ты иск в Департамент Аудиторства или нет - зависит только от тебя. - А мы ничего не забыли? - спросил Джим. - Все ли тут чисто? Если я подам иск, то тот гипотетический волшебник, о котором ты говорил, точно ничего больше не сможет сделать? - Да, - ответил Каролинус. - Послушай, пусть это останется между нами, но я не могу думать, как бы угодить другому гипотетическому волшебнику! Тем более что он целые годы поносил высокое искусство магии и цех волшебников. Да еще, будучи всего лишь человеком, умудрился стать причиной стольких бед! Оба несколько минут молчали. - Ладно, - сказал Каролинус, - пойдем-ка лучше к людям. Все, что хотел, я уже сказал. Он развернулся и стремительно двинулся вперед. Джим последовал за ним. Как только они достигли кружка людей, к Джиму подбежал Теолаф. - Сэр Джеймс! - воскликнул он. - Где вы были? Сэр Жиль вот-вот умрет; он хочет вас видеть! 40 Джим подошел к дереву, в тени которого лежал Жиль. Люди позаботились о том, чтобы устроить раненого поудобнее: под голову ему на манер подушки положили несколько стеганых курток латников, а шлем и те части доспехов, что можно было снять, не потревожив ран, лежали рядом с рыцарем. Мелюзина по-прежнему не отходила от него: она стояла на коленях у его изголовья и что-то говорила, несмотря на то, что, по всей видимости. Жиль не мог ей ответить. Едва завидев Джима, она замолчала и перевела на него глаза. - Наконец-то! - сказала она. - Поторопись, пожалуйста! Ему надо поговорить с тобой, а сил для разговора почти не осталось. Тебе придется приложить ухо прямо к его рту. Джим опустился на колени и взял Жиля за руку, но та, совершенно обескровленная, казалась холодной и чужой в пальцах Джима. - Лучше бы мне лишиться чего угодно, только не тебя. Жиль, - проговорил он. Он увидел, что умирающий пристально смотрит на него, и уловил слабый огонек жизни в его глазах. - Я услышу все, что ты скажешь, - пообещал Джим. - Я приложу ухо к твоим губам. Не вставая с колен, он наклонился и прижал ухо прямо к холодным губам Жиля, но мгновение спустя опомнился и отвел голову на долю дюйма назад, чтобы дать Жилю сказать то, что он хотел. Джим напряг слух. - Море... - с огромным трудом прошептал Жиль. - Там... похорони... - Даю тебе слово. Жиль, - Джим сжал руку друга, - будь спокоен. Тебя похоронят в море. Обещаю! Джим не понял, что случилось в следующий момент - то ли Жиль просто вздохнул, то ли какой-то неясный звук, родившись в его груди, вырвался через губы, но глаза рыцаря закрылись, а лицо разгладилось. - Бедняга, - сказала Мелюзина: она так и не выпустила его руку. Жиль еще был жив. Он дышал, и грудь его слабо вздымалась. - Вода, - промолвила Мелюзина, опуская глаза. - Совсем как я: перед смертью ему нужна вода. Джим поднялся на ноги и обнаружил, что его полукругом обступили латники во главе с принцем, неотступно наблюдавшие за Джимом и Жилем. Во всех глазах светилась одна и та же надежда: люди смотрели на Джима и думали, что он сможет что-нибудь сделать, чтобы сохранить рыцарю жизнь. Джим медленно покачал головой. - Он хотел сказать мне, что желает быть погребенным в море, - сообщил он окружающим. - Я пообещал, что сделаю это. Джим повернулся к Жилю спиной, хотя даже предположить не мог, что это возможно. Его горло сжалось, он прокашлялся и принялся пробиваться сквозь полукруг латников, чтобы вернуться на прежнее свое место - под флаг, где граф Камберленд и король Франции Иоанн по-прежнему обсуждали условия перемирия. Даже на самый поверхностный взгляд было ясно, что проблема, как остановить рубак на поле боя, как и прежде, оставалась проблемой. Когда Джеймс подошел, король и граф беседовали о том, как будут погребать мертвецов. - Да, - говорил король Иоанн. - Да, милорд граф, эта идея мне нравится. Я сам возведу часовню и определю ей содержание, чтобы они вознесли молитвы за французов, павших сегодня на этом поле. - Не сомневаюсь, что и король Эдвард сделает то же самое для англичан, павших здесь же, - добавил граф. - Само поле мы прикажем освятить, и все погибшие сегодня англичане будут погребены на нем. - В одной могиле, - кивнул король Иоанн. - Да, с телами французов поступят так же. Так нам и подобает сделать, чтобы этот день не забылся; это, в соответствии с нашими дальнейшими намерениями, привлечет к себе внимание всего мира скорее, нежели факт несостоявшегося перемирия. Наши павшие воины, покоящиеся вместе, хотя и в раздельных могилах, - вот что наложит печать молчания на уста, готовые задать вопрос. - Мы обыщем все поле, чтобы не упустить ни одного погибшего английского рыцаря. Простые люди, то есть не джентльмены, - тут граф махнул рукой, - упокоятся в лесу, чтобы своим присутствием не умалить торжественности того факта, что здесь лежат наши джентльмены. - И французские дворяне тоже, - подхватил король Иоанн. - Простые солдаты и особенно генуэзцы не должны лежать на поле; их мы похороним в стороне. Тут и говорить не о чем... - Простите, - вставил Джим. Какое-то мгновение граф и король не слышали его или просто не хотели обращать на него внимания. Наконец они медленно повернули головы и посмотрели на него. - Думаю, это один из ваших англичан, - прошептал король. - Да, к моему величайшему стыду, - зарычал граф, не отводя от Джима глаза. - Сэр, вы столь неотесанны, что я теряюсь в догадках, из какой глуши вы явились сюда? Мы с королем Франции беседуем... Граф говорил с Джимом таким тоном, что тот едва не заскрипел зубами, однако попытался придать своему голосу столько спокойствия и учтивости, сколько смог. - Я знаю, - начал он. - Ваше величество, милорд, прошу простить меня за вторжение. Я бы не осмелился вмешаться в вашу беседу, если бы не услышал, что вы собираетесь похоронить рыцарей с обеих сторон в общих могилах и построить часовни для молитв об их душах. Это прекрасная идея. Я бы хотел только обратить ваше внимание на то, что одного из павших сегодня рыцарей необходимо похоронить не здесь, а в другом месте. Граф Камберленд вперил глаза в лицо Джима, и коротко подстриженная борода графа, не говоря уж о его седоватых усах, встала дыбом. - Что еще за необходимость; кто он вообще такой?! - взревел граф. - Еще чего! Будет похоронен вместе с остальными! Иначе зачем строить часовню и говорить, что здесь лежат все англичане?! - Боюсь, - выдавил Джим, с трудом сохраняя спокойствие и умиротворенность в своем голосе, - что это невозможно... - Черт бы тебя побрал! - взорвался граф. - Это ты будешь мне тут говорить о необходимости, о том, что я чего-то должен?! Да где ты набрался наглости-то такой?! Я сказал, что он будет лежать здесь, и он будет лежать здесь! А теперь ступай прочь! - Вы не понимаете, - отчаявшись, сказал Джим. - Я же говорю о сэре Жиле де Мер. О рыцаре, который, как мы уже говорили, спас принца от рыцарей Мальвина, посланных, чтобы убить его. Так неужели он не заработал права быть похороненным где он хочет и когда он хочет? - Будет лежать вместе с остальными! - орал граф. - Пошел вон! Не то я тебя вышвырну отсюда! - Вышвырнете отсюда, милорд? - впервые в голосе Джима зазвучал отклик давно охватившего его, но до сей поры сдерживаемого гнева. - С вами только четыре человека. Он не стал говорить, что у него самого, напротив, пятьдесят воинов; впрочем, в этом не было особой нужды: глаза у графа были на месте. - Пошел вон! - повторил милорд. По природе Джим не был особенным упрямцем, но сейчас эта черта внезапно ожила в нем и расцвела пышным цветом. - Я уйду после того, как вы хорошенько усвоите себе, что сэр Жиль, согласно его желанию, будет похоронен в море. Я дал ему слово, что так и будет. - Да что мне твое слово! - взвился граф. - Ты думаешь, что я испугаюсь твоего красного щита или того, что о тебе рассказывают? Ты хочешь со своей горсткой людей вынудить меня делать то, чего желаешь ты, потому что я один? Не тебе решать это дело! Его уже решили - я и его королевское величество. Он будет похоронен вместе с остальными, и никто ничего тут не изменит. Я сказал! Внезапное упрямство полностью овладело Джимом. - В таком случае вы напрасно сотрясаете воздух; того, о чем вы говорите, не будет, - заявил Джим. - Я уйду. Но, уходя, еще раз повторяю, что сэр Жиль не будет похоронен на этом поле. Он будет погребен там, где просил, - в море. Граф побагровел от ярости. - С таким нахальством я еще никогда не сталкивался! - взорвался он. - Клянусь Небесным Воинством, ты можешь сколько угодно твердить, что твой приятель, этот чертов рыцарь, будет похоронен в море. Можешь даже попытаться утащить отсюда его тело. Но как только начнется перемирие - а это точно случится через двадцать четыре часа, а то и раньше, - я пошлю по твоему следу достаточно людей, чтобы они загнали тебя, как кролика, и вернули его кости и вонючую плоть на них туда, где они должны лежать. - Вашей светлости не придется ждать двадцать четыре часа, - злобно прошипел Мальвин из-за спины короля Франции, - это обещаю я, министр Франции. - Ну так попробуйте вдвоем остановить меня! - бросил Джим и развернулся, собравшись идти за телом Жиля - если он уже умер, - чтобы отправиться с ним к далекому Английскому Проливу, переплыв через который они оказались в этой стране. - Минутку, - раздался голос Каролинуса. На глазах у Джима вновь, будто из ниоткуда, к флагу вышел Каролинус. Вот только не на Джима он смотрел и не к Джиму обращался. Он говорил с графом. - Не угодно ли вашей светлости выслушать меня... - Ступай прочь, колдун! - взвыл граф. - Я не желаю больше слышать ни слова на эту тему! Вопрос исчерпан. Понял? Исчерпан. Вся власть здесь в моих руках, и я сказал, что будет дальше. Вам всем надо бы это понять. Он опять повернулся к королю, будто затем, чтобы продолжить беседу. Каролинус вытянул руку и схватил Джима за плечо. - Подожди здесь, - попросил Каролинус, сурово взглянув в лицо Джиму. Джим не двинулся с места. Неожиданно стремительными шагами Каролинус направился к латникам, обступившим тело сэра Жиля, и скрылся в толпе. Джим ждал: однако, поскольку ничего не происходило, он опять повернулся лицом к королю и графу, оживленно обсуждавшим тему часовен, которые надо воздвигнуть на поле, чтобы можно было помолиться за тех, кто будет лежать в двух братских могилах. Они по-прежнему не обращали на Джима ни малейшего внимания, а тому сказать было нечего. Так что он стоял себе и стоял, вполуха прислушиваясь к дискуссии. За беседой Джим следил не очень внимательно, потому что ум его был напряжен как никогда. Ему надо опустить тело Жиля в морские волны так, чтобы при этом ничего не случилось. Причем сделать это надо было уже не в уме, а на самом деле. Тут вдруг перед его глазами мелькнула фигурка в голубом камзоле, и перед Джимом предстал принц Эдвард. Лицо юного принца пылало. - Что я слышу, милорд! - обратился он к графу Камберленду. - Моему храброму сэру Жилю не разрешают покоиться там, где он пожелает? С явным усилием граф Камберленд подавил чувства, которые давеча одолевали Джима. Он попытался вразумить принца. - Дело всего лишь в необходимых условиях перемирия, о которых я, как представитель англичан, договорился с королем Иоанном, - сказал он. - Чтобы наше перемирие действительно имело место и удовлетворяло как Англию, так и Францию, мы решили построить на этом поле две часовни и вырыть две большие могилы - одну для французских рыцарей, павших в этой битве, а другую - для тех английских рыцарей, которых постигла та же участь. Быть погребенным там - большая честь, не говоря уж о том, что молитвы о душах павших, возносимые в этой часовне, будут весьма полезны погибшим. Принц сверкнул глазами. - Вы не ответили на мой вопрос, граф! Я спросил, будет ли сэр Жиль похоронен там, где он желает, или нет? - Ваше высочество, - ответил граф, - необходимо, чтобы он лежал вместе с остальными английскими рыцарями, павшими в этой битве. - Наперекор своему желанию? - Сожалею, ваше высочество, но это так, - торжественно произнес граф. - И наперекор _м_о_е_м_у_ желанию? Разумеется, графу в храбрости никак нельзя было отказать. Но при этих словах принца он все-таки бросил быстрый взгляд на короля Иоанна. Французский же монарх как раз в этот миг отвернулся и погрузился в созерцание битвы, полностью выбыв из беседы. Тогда Камберленд вновь перевел глаза на своего собеседника. Темная тень гнева понемногу наползала на лицо аристократа, и Джим понял, что на сей раз проснулось упрямство графа. - Мне бы не хотелось ни в чем прекословить вашим желаниям, ваше высочество, - ответил граф, - но вы еще, прошу прощения, молоды, и хотя отчасти знаете этот мир, но основы межнациональной политики, которые... - Я сказал: _м_о_е_м_у_?! - взорвался принц. - Ваше высочество, - взмолился граф, и лицо его потемнело, - да поймите же вы! Здесь я командую английскими силами. Армия может иметь только одного командира. Как командир, я своей честью и ответственностью перед вашим монаршим отцом должен решать, что лучше, а что хуже для всего войска. Сожалею, но сэр Жиль будет похоронен здесь. Это необходимо. Вы и сами должны это понимать. - Я понимаю одно: передо мной стоит наглый граф, который осмелился перечить своему принцу, - принц уже почти кричал. - Вы забыли, что сэр Жиль не был под вашим командованием, не был в рядах вашей армии. Он, как и добрый рыцарь, стоящий рядом со мной, входил в группу, посланную, чтобы вызволить меня из ужаснейшего плена; они прекрасно справились с этим! Он находился под моим командованием, а не вашим. Он будет похоронен там, где хочет, - в море, и больше нигде! - Я бесконечно сожалею, ваше высочество, - упрямо продолжал свое граф, - но никак не могу допустить, что он не находился под моим командованием. Все англичане, сражавшиеся и погибшие в этой битве, подчиняются мне. Он будет лежать вместе с остальными. Джим, стоявший рядом с принцем, вздрогнул; он никак не мог придумать, что делать в этой ситуации. Он не раз уже замечал, что аристократы в этом мире живут так, будто не сходят с театральных подмостков: сейчас повторялось то же самое. Граф просто исполняет роль, к которой, по его мнению, подготовила его жизнь. Он не отступает от своей власти ни на йоту, несмотря на то что таким образом рискует нажить себе смертельного врага, принадлежащего к королевской фамилии, да к тому же и первого наследника английского престола. Если принц в дальнейшем займет место своего отца, то графа в будущем может ожидать лишь полный крах и опала. Но может быть, принц уже сейчас в силах расправиться с графом, а то и просто казнить его, не дожидаясь восшествия на престол. Однако рыцарь и граф не может пойти на попятную. Соответственно и принц чувствовал, что ему брошен вызов. Просто немыслимо, чтобы какой-то граф в чем-то перечил английскому кронпринцу. Так что положение таково, что никто не мог отступить. Джим лихорадочно искал какой-нибудь предлог, чтобы прервать диалог графа и принца, когда Эдвард продемонстрировал, что он и сам может найти решение. - Хорошо же, спесивый граф! - выкрикнул принц. - Ты добился своего! Я был прав с самого начала! Я отправляюсь на поле и поведу за собой столько англичан, сколько смогу собрать. Тогда посмотрим, победим ли мы сегодня! - Мой юный брат! - король Иоанн рванулся вперед и поднял руку, чтобы остановить юношу. Но принц Эдвард уже развернулся на каблуках. - Коня мне! - провозгласил он. - Готовьтесь следовать за мной на по... Он осекся на полуслове. Все задрали головы к небу. Тогда и принц развернулся и поднял голову, глядя прямо на запад, в небо над английскими позициями. Джим последовал его примеру. То, что на первый взгляд казалось огромной кучей черных пятнышек, по мере приближения все яснее принимало форму множества драконьих тел. Картина была волнующей. Джим лучше разбирался в подобных вещах благодаря своему опыту существования в драконьей туше; переждав первый приступ изумления, он умерил свое не в меру буйное воображение и решил, что в небе сотни две драконов, вряд ли больше. Но если особо не всматриваться, то казалось - и не только ему, но, конечно, и всем остальным, - что драконы заполнили собой все небо. Воздух буквально кишел тысячами тел. Когда первые ряды драконов поравнялись с английскими позициями, в воздух взвилось несколько стрел. Но драконы летели слишком высоко, чтобы лучники могли нанести им какой-нибудь урон. Они надвигались, и тень понемногу ложилась на поле сражения, все схватки на котором прекратились. Противники, отчаянно рубившиеся мгновение назад, сидели на конях, по-прежнему не выпуская из рук мечей, и смотрели, задрав головы, на надвигающуюся драконью тучу. Джим не удержался от вздоха облегчения. Никто не услышал его. "Что ж, - подумал он, готовый засмеяться от счастья, - лучше поздно, чем никогда". Драконы приближались. Когда они появились над самим полем, то остановились в движении вперед, поймали термалы и принялись кружить над головами солдат, каждый сам по себе. Чтобы полностью закрыть солнечный свет, их было маловато, но казалось, что драконы легко покроют своей тенью всю землю под собой. На поле наконец услышали герольдов. Оружие вернулось в ножны или на седла, откуда его давеча взяли. Щиты опустились. Казалось, что англичане и французы, покрытые драконьей тенью, стали одной дружеской компанией. По крайней мере, теперь они все услышали весть о перемирии, провозглашенную английскими и французскими герольдами. - Что их сюда привело? - послышался за спиной Джима удивленный голос короля Иоанна. - Зачем они прилетели? Джим обернулся к королю и графу. - Они прилетели на помощь англичанам, ваше высочество, - ответил Джим. - Воспользовавшись своим положением Рыцаря-Дракона, я некоторое время назад заключил с ними соглашение. Они прибыли немного позже, чем я надеялся. - Граф уставился на Джима. Граф взял себя в руки первым. - Раз уж так Получилось, то вы, быть может, желаете обсудить условия капитуляции, ваше высочество? - спросил он. - Нет, - отрезал Джим. Граф рванулся было к нему. Но затем, поняв, что ситуация изменилась, проглотил брань, крутившуюся у него на языке. - Могу ли я спросить, почему, сэр Рыцарь-Дракон? - наконец спросил он, изо всех сил пытаясь удержаться в рамках вежливости. - Потому что к большему благу и вящей славе не только Англии, но и Франции, - пояснил Джим, - этому дню суждено закончиться перемирием. Поверьте мне, милорд и ваше величество. Так и должно быть. Граф и король еще раз обменялись быстрыми взглядами и вновь перевели глаза на Джима. Слов не было. Да, в общем-то, что в этом удивительного? Уж теперь-то им просто не о чем было говорить. 41 День выдался тихий; воды Английского Пролива были спокойны, а корабль, на котором плыли Джим, Брайен, Дэффид, Арагх вместе со всеми своими людьми и лошадьми, был заметно больше той посудины, которая некогда привезла из Англии во Францию Джима, Брайена и Жиля. Однако когда судно остановилось, чтобы друзья смогли осуществить церемонию погребения сэра Жиля, началась сильная килевая качка, и Джим заподозрил, что не только горстка латников и суровых лучников, каким-то образом примкнувшая к их команде, но и многие другие желали бы, чтобы с этим делом покончили как можно быстрее и корабль поплыл бы дальше. Дело не в том, что слабому желудку легче переносить качку на движущемся судне: но люди хотели быть как можно ближе к твердой земле Англии. И все же ни Джим, ни Брайен, ни Дэффид не имели ни малейшего желания как-либо укорачивать процедуру погребения тела Жиля морскими волнами. Они не смогли взять в плавание священника, поэтому Джим сам прочел погребальную службу, надеясь, что пробелы в знании латыни у тех, кто стоял вокруг него, не позволят заметить ошибки и пропуски там, где его подвела память. День был сухой, но небо потяжелело. Серое море и серые облака будто бы обнесли оградой открытое пространство, вмещавшее в себя людей, стоящих рядом с досками, на которых при полном вооружении и в доспехах лежал сэр Жиль, готовый, едва доски будут подняты, соскользнуть в свой последний приют. Джим закончил службу. Он обернулся и кивнул Тому Сейверу и остальным латникам, стоявшим у досок. Те подняли концы досок, и сэр Жиль заскользил к морской воде, плескавшейся всего в нескольких футах ниже борта корабля. Латники в последний момент отвели глаза, но Джим, Брайен и Дэффид, перегнувшись через борт, следили за последним путем своего Соратника. Хорошо, что они так сделали. Когда сэр Жиль погрузился в воду, произошло одно событие, которое весьма встревожило бы латников, если бы они наблюдали за погребением, но для трех друзей картины лучше этой было не сыскать. Как только закованная в латы фигура скрылась в волнах, произошло как бы чудо. Доспехи разлетелись точно так же, как лопнул панцирь на Джиме, когда он добирался до дома Каролинуса. Тут же из воды вынырнул серый морской тюлень и, прежде чем вновь нырнуть в серые воды Английского Пролива и навсегда скрыться из глаз, весело подмигнул друзьям. Те отошли от борта корабля. - Ты знаешь, что произошло? - в благоговейном страхе спросил Джима Брайен. Джим покачал головой и улыбнулся. - Нет, - понизив голос так, чтобы его слышали только Брайен и Дэффид, ответил он. - Но я не удивляюсь. - И что, он теперь всегда будет тюленем? - так же приглушенно поинтересовался Дэффид. - Не знаю, - сказал Джим. - Может быть. Подожди... Он вновь вернулся к борту и покачал головой, так и не ответив на вопрос лучника. С самого вечера, когда закончилась битва, а он вызвал Департамент Аудиторства и подал иск на Мальвина, Джим пребывал во власти необъяснимой депрессии. Вплоть до нынешнего момента он никак не мог поверить, что сделанное им касается блага всех людей. А теперь тюлень мельком взглянул на него своим блестящим глазом и вернул ему душевное равновесие. - Эй, шкипер! - закричал Брайен. - Дело сделано, давай, поплыли в Англию! Прошло, должно быть, недели полторы, прежде чем трое друзей в сопровождении конных латников и лучников - их число несколько возросло за то время, пока они добирались из Франции в Англию, - наконец въехали в лес, окружавший замок Маленконтри, и растянулись цепочкой. До дома Джима оставалось меньше мили; погода вполне благоприятствовала его возвращению. Стоял один из жарких, солнечных дней конца августа, и лесная тень радушно встретила облаченных в доспехи и тяжелые защитные кожаные куртки (лучники и даже кое-кто из латников предпочитали именно их) людей. Джим, Брайен и Дэффид ехали на конях в ряд, возглавляя цепочку солдат. Арагх покинул их почти сразу после высадки, заявив, что у него нет никакого желания тащиться вместе с их медлительным караваном. Друзья не обращали внимания на разницу в общественном положении между собой, стертую не только тем, что они думали по этому поводу, но и смертью, и морским превращением сэра Жиля. Брайен был гораздо сильнее опечален смертью этого рыцаря, чем мог обкидать Джим; значит, он всегда недооценивал искренность и глубину чувств, возникавших в душах людей, среди которых ему довелось жить последний год. Однако скорбь Брайена, похоже, полностью рассеялась, отчасти благодаря преображению сэра Жиля в морских волнах, а отчасти благодаря тому обычаю, который Джим считал неотъемлемой частью этого мира: свершившиеся и ушедшие в прошлое события принимались и забывались теми людьми, с которыми они произошли. В настоящий момент Брайена интересовал только замок Маленконтри, поскольку там могла гостить его дама сердца. Дэффид упорно молчал, однако Джим подозревал, что мысли валлийского лучника витают вокруг примерно того же предмета: он надеялся, что и его жена окажется в замке Маленконтри, когда путешественники доберутся до него. И все же Дэффид явно предпочел загнать вышеупомянутую надежду в самые глубины своего сознания и болтал о другом. - Ты ничего не слышал - хотя бы так, как это делают маги, - о Мальвине? - спрашивал он у Джима. - Ты же видел, наверное, что он исчез, едва показались драконы? Помнится, ты говорил, что Каролинус предупредил тебя: через двадцать четыре часа его сила, защищающая тебя от французского колдуна, иссякнет. - Неважно, - рассеянно ответил Джим. - За это время я успел подать иск в Департамент Аудиторства. - Иск? - переспросил Брайен. Джим опомнился. Это дело относилось только к Царству магов. - Это сложно объяснить, - сообщил он. - Просто поверь, что Мальвин теперь долго-долго, а может, и никогда, не сможет никого потревожить своей магией. - Ты волнуешься, - заметил Дэффид, ехавший рядом с Джимом. Джим переглянулся с лучником. В его карих глазах он прочел беспокойство. - Немного. - Волнуешься? - отозвался Брайен. - Джеймс, что случилось? - Думаю, он и сам не знает, - заявил Дэффид. - Просто на всем по-прежнему лежит черная тень. В этом мраке повсюду присутствует Мальвин. Я тоже это чувствую, но понимаю не больше, чем Джеймс. Джим прикусил губу. Он надеялся, что найдет какие-то объяснения, но, поразмыслив, отказался даже от попыток. Все было слишком запутано. - Дэффид прав, - сказал он. - Везде темная тень, и я не понимаю, в чем дело. Брайен, пожалуйста, ни о чем не спрашивай меня. Как только я хоть немного разберусь, я сам тебе все расскажу. - Как скажешь, Джеймс, - ответил Брайен. - Но если тебе что-то понадобится, ты не забудешь обо мне? Джим улыбнулся другу. - Если мне что-то понадобится, Брайен, - заверил он, - то уж о тебе-то я никак не забуду. - Ну, выбрось все тревоги из своей головы, - посоветовал Брайен. - В этом мире неприятности кишат как блохи. На всех тебя просто не хватит. Надо просто ждать, пока одна из них не подберется поближе к твоим пальцам, и давить ее - вот и все. Почему-то беспечная философия Брайена успокоила Джима. Но тень, которую, благодаря своему ненормально обостренному восприятию, уловил Дэффид, никуда не делась. По-прежнему что-то было не так. О чем-то Джим забыл. В сотый раз он принялся мысленно изучать ситуацию. Теоретически все было как нельзя лучше. Следуя указаниям Каролинуса, Джим добился успеха. Англия и Франция находились в состоянии перемирия; хотя ни одна из стран не была этим особенно довольна, но и особых причин для нарушения мира не видела. Дополнительным условием перемирия стало возвращение короля Иоанна из плена на французский престол. А Джим получил назад свой паспорт. Случилось это, несомненно, лишь благодаря влиянию Секоха, который оторвался от драконьей орды, кружившей в воздухе, и слишком низко спустился к полю боя, едва не получив не одну, а целую кучу стрел от трех приведенных Дэффидом лучников. Секох уже собирался приземлиться, и только окрики Джима и Дэффида, прозвучавшие как раз вовремя, удержали его от этого шага, который стоил бы дракону жизни. По правде сказать, земля была для него не менее опасна, чем воздух. Любой человек при оружии - иными словами, все те, кто находился на поле сражения, - уже были готовы защититься от натиска Секоха упреждающей атакой. В этом случае вызволять его пришлось бы Джиму с Брайеном. Словом, после угрозы принца Эдварда возглавить английские войска битва завершилась, причем ни одна из сторон не была признана победителем. Что до Джима, то он получил назад свой паспорт. Он побаивался, что толком не помнит, как уменьшить мешок с сокровищами, однако в последний момент припомнил-таки заклинание и отправил драгоценные камни в свой желудок, едва справившись при этом с привычным уже ощущением тяжести в животе. Паспорт Джим намеревался как можно скорее вернуть клиффсайдским драконам и впредь ни с чем подобным не связываться. Чувство необъяснимой тревоги, предчувствие какой-то опасности по-прежнему не покидало его, хотя он даже представить себе не мог, откуда может исходить угроза. Даже если бы что-то случилось, за спиной ехали латники и лучники. Брайен прав. Лучше просто ждать, когда неприятности воочию предстанут пред тобой, чем прежде времени ломать себе голову над ними. Тут Джим обнаружил, что рыцарь и лучник оживленно беседуют друг с другом; поскольку сам он ехал между ними, то говорить им приходилось через круп Оглоеда. - Вот о чем я хотел спросить, - говорил Дэффиду Брайен. - Лично я себя красавцем не считаю. Да и, по правде сказать, не поручусь, кого женщины сочтут красивым мужчиной, хотя по части красоты благородных дам или обычных женщин я, смею надеяться, знаток не из последних. Однако, Дэффид, моя дама сердца сообщила мне, что ты был бы весьма привлекателен практически для любой женщины. Почему меня весьма поразило, что Мелюзина, лишившись Джима и короля Иоанна, бросалась на каждого, кто ей только приглянется, а на тебя даже не взглянула, хотя ты стоял среди нас, да еще считался таким желанным для нежного пола. - Не думаю, что дело тут в великой красоте, - отвечал Дэффид, - да и, если как на духу, я не раз говорил себе, что не слишком привлекателен. Однако меньше всего на свете я бы хотел, чтобы в уши моей золотой птичке змеей вползла какая-нибудь сплетня или хотя бы намек на то, что я заинтересовался другой женщиной. Поэтому, как только я заметил, что Мелюзина склонна к повышенной отзывчивости на мужчин, тут же сорвал пучок ветвей с листьями и прикрепил его к своему шлему. Вот уж не знаю, стал я после этого невидимым или нет, но сомневаться в том, что она даже не взглянула на меня, не приходится, да и ее... Дэффид неожиданно прервал себя на полуслове и пришпорил лошадь: та мигом вынесла его на пять ярдов вперед. - Стойте! - крикнул валлиец, подняв руку. Услышав команду от того, кто ни при каких обстоятельствах командовать не должен, колонна остановилась. На глазах у Брайена и Джима Дэффид свесился с коня и из густой придорожной травы извлек нечто, на поверку оказавшееся стрелой. Он выпрямился и принялся внимательно ее изучать. Джим и Брайен подъехали к нему. - Ты что? - поинтересовался Брайен. - Стрела как стрела. Наверно, какой-нибудь лучник на охоте промахнулся. В ответ Дэффид одарил рыцаря таким суровым взглядом, что тот съежился в седле. - Это стрела моей золотой птички! - отрезал Дэффид. - А то, что она оказалась здесь, может означать только одно: Даниель отправила мне послание: она попала в беду, а нам следует быть поосторожней. - Ты что, прочел все это на обычной стреле? - изумился Брайен. - Мне ли не знать стрел моей золотой птички, как собственных? - резко ответил Дэффид. - Скажу больше: эта стрела может быть лишь посланием мне. Точнее, послание касается всех нас, но, чтобы его прочесть, нужны подходящие глаза. - Видит Бог, - заметил Брайен, - мои глаза читать стрелы не умеют. Ладно, говори, что нам передает Даниель, если только эта весть предназначена для наших ушей. - Боюсь, что предназначена, - изрек Дэффид. - Понимаешь, чтобы попасть именно в то место, где мы сейчас находимся, Даниель должна была выстрелить с башни Маленконтри; дальше она вряд ли могла находиться. С такой высокой точки сквозь деревья виден разве что поворот дороги. Если ты оглядишься, то заметишь, что высоких деревьев у дороги нет. Она не раз ездила этим путем, а значит, знает эту местность как свои пять пальцев. Ей пришлось приложить всю свою силу, чтобы стрела долетела сюда. - А ты не ошибся? - усомнился Джим. - Ты уверен, что ее не потеряли на охоте несколько недель назад? - Пойми, - повернулся к нему Дэффид, и теперь пришла очередь Джима испытать на себе мрачный взгляд валлийца, - стрела торчала в земле почти вертикально: стало быть, ее выпустили с высокой точки, чтобы она пролетела как можно дальше. Под открытым небом она пробыла день или, от силы, два - уж в этом-то я разбираюсь. Потом, моя золотая птичка не дает промахов, если это надо, и не теряет стрел. Даниель, как и всякий добрый лучник, когда стреляет в цель, то одновременно прикидывает, куда упадет стрела, если она промахнется, чтобы найти ее, но ты ведь и сам знаешь, что Даниель не мажет. Во всяком случае, я не припомню за ней ни одного промаха, хотя по таким целям, как я, и с таких расстояний она не стреляет. - Ладно, вижу, что ты прав, - согласился Джим. - Стрела выпущена с высокой точки, но кто тебе сказал, что этой высокой точкой был замок? - А откуда еще Даниель могла выстрелить, не целясь, прямо в воздух? - отозвался Дэффид. - Нет-нет, только не думай, что она будет без толку разбрасывать стрелы. Если она стреляет не целясь, то вывод один - стрела прилетела из замка. А стрелять так она может только затем, чтобы мы по пути в замок наткнулись на эту стрелу. Стало быть, она направила нам послание и предостережение. - Но