тобы кто-то из членов твоей семьи оказался тяжело ранен или убит. - Нет, - медленно проговорил Геррак, оглядывая горящие нетерпением лица своих сыновей. - Мы не можем оставить замок без командира. Жиль, ты должен остаться. - Отец! - воскликнул Жиль. - Ведь я единственный рыцарь среди твоих сыновей! - Именно по этой причине я и оставляю тебя за главного. Пока сэр Брайен из-за своей раны не способен покинуть постель... - Простите, отец, - перебил Жиль. До этого Джим ни разу не слышал, чтобы один из сыновей Геррака осмелился перебить своего отца. - Но я думаю, сэр Брайен поднимется, если возникнет необходимость. Я разговаривал с ним и спрашивал, когда он сможет покинуть постель. Он сказал: "Завтра или послезавтра". Я знаю, что это слишком рано. Но я уверен, если на замок нападут, сэр Брайен, невзирая на свою рану, сумеет принять командование на себя. Наступило долгое молчание. - В это я верю, - наконец сказал Геррак. - Судя по всему, этот человек способен в случае необходимости встать и взять в руки меч, несмотря ни на какие раны. - Он вздохнул. - Ладно, Жиль, можешь ехать с нами. В конце концов, соседи, которые могли бы замышлять что-нибудь против нас, будут сражаться вместе с нами против полых людей. - Благодарю вас, отец, - сказал Жиль с большим чувством. - И я, - неожиданно раздался голос Лизет. - Я тоже могла бы быть полезной, если только... - Лизет, - перебил ее отец. - Ты не поедешь ни в коем случае. Понятно? - Да, отец, - сквозь зубы процедила Лизет. - Если вы приказываете. - Приказываю. Только подумай: кто позаботится о сэре Брайене, если тебя не будет? Она закусила нижнюю губу: - Никто, это правда, отец. - Сколько времени... ик... - спросил Джим Лахлана, - нам понадобится, чтобы добраться до того места, где мы сможем устроить засаду на Мак-Дугала? - Верхом - меньше шести часов. Мы можем выехать рано утром и тогда после полудня будем на месте. Даже если он явится завтра днем, а не послезавтра утром, мы успеем подготовиться к встрече. - Хорошо. - Джим оглядел остальных, его икота как будто прошла. - Решено, выезжаем завтра рано утром. - Решено то, что касается меня и моих сыновей, - заметил Геррак. - Поскольку Лахлан уже объявил о своем намерении, остается только лучник... - Конечно, я буду с вами, - перебил его мягкий голос Дэффида. - В таком случае, я советую всем поесть, выпить и пораньше лечь спать, - предложил Геррак. - Мы встанем до рассвета, потому что перед отъездом нужно будет приготовиться. Хотя, по словам Лахлана, времени у нас довольно. - Отлично... ик... - Джим поспешно встал и выбрался из-за стола. - Тогда я бы еще раз попросил миледи найти для меня отдельную комнату, где я мог бы заняться собственными приготовлениями, которые связаны с магией. На сей раз пусть это будет не твоя комната. Ведь найдутся слуги, чтобы убрать и приготовить другое помещение? - Конечно, это будет сделано, - ответила Лизет, вставая. - Пойдемте со мной, милорд. - Когда закончите, не забудьте о еде! - послышался им вслед могучий голос Геррака. - Милорд, вы самый важный участник всего предприятия. Я хочу, чтобы вы были сыты и как следует отдохнули. -- Я скоро вернусь, -- пообещал Джим. Он последовал за Лизет на кухню; там она взяла с собой нескольких слуг; потом все поднялись на тот этаж, где находилась спальня Лизет. Она привела их в комнату, заваленную обломками старой мебели и всевозможного мусора. С удивительной уверенностью и знанием дела она дала указания слугам, и те принялись за уборку. -- Вы можете спуститься к столу, если хотите, милорд, -- сказала она, повернувшись к Джиму. -- Я еще ненадолго останусь и присмотрю за слугами, чтобы он сделали все, как следует. Когда вы вернетесь, здесь будет кровать, ночной горшок, кувшин с вином, кубок, маленький столик и стул -- дайте им только часа два. -- Спасибо, -- кивнул Джим. -- Тогда я пошел в большой зал. Сбегая вниз по ступенькам лестницы, он обнаружил, что икота прошла окончательно. Он мог вернуться в зал, сесть за обеденный стол вместе с остальными и продолжить беседу без столь досадной помехи. Но теперь он остерегался пить. Когда Лахлан хотел наполнить его кубок, Джим решительно отказался, в очередной раз сославшись на магию. -- Слишком много вина может повредить заклинанию, -- заявил он. Это произвело должное впечатление на Лахлана и остальных. Джим ел за обедом сколько мог, и, когда Лизет вернулась в зал, он попросил, чтобы в его комнату кроме кувшина с вином принесли еще и кувшин пива. Не засиживаясь за столом, он поспешил наверх и обнаружил, что комната совершенно преобразилась. Она стала чистой, -- разумеется, по стандартам четырнадцатого столетия. На стене горел факел, рядом лежала куча лучин. Кровать, стол, стул, вино и пиво -- все было так, как и обещала Лизет. Сначала он думал улечься на кровать. Но, оставшись без Лизет, решил все же воспользоваться своим матрасом. На самом деле он затеял всю эту возню лишь для того, чтобы хорошенько выспаться. Джим запер дверь изнутри -- теперь никто, даже Лизет и Геррак, не могли войти, предварительно не постучавшись, -- затем расстелил на полу матрас, завернулся в него и уснул, прежде чем догорел факел. Ночь, как ему показалось, продлилась не дольше мгновения. Он заснул -- и как будто сразу же проснулся от стука в дверь. - Одну минуту! -- ответил Джим. Он выбрался из своего матраса и свернул его, встал, налил в кубок немного пива и сделал несколько глотков. Вкус был жуткий, но все же жидкость немного освежила его. Протерев глаза, Джим подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Лизет. Он пропустил ее в комнату. - Отец уже поднимает братьев, -- сообщила она. -- Я сама взялась разбудить вас, милорд. Не могу ли я чем-нибудь помочь в ваших приготовлениях? - Очень любезно с твоей стороны, -- пробормотал Джим. Он еще плохо соображал со сна, и кроме этой фразы ему ничего не пришло в голову. Между тем Лизет прошла мимо него и с удивлением посмотрела на кровать, освещенную бледным предрассветным сиянием, струившимся из окна. -- Вы совсем не спали, милорд? -- спросила она, когда Джим взял под мышку свой матрас. -- У меня были кое-какие дела, -- ответил Джим, стараясь придать своему тону многозначительность, но все еще пребывая в полудреме. -- Ты, конечно, понимаешь. -- О да!-- кивнула она. И тут Джим вдруг почувствовал, как важно для него сделать сейчас одно дело, котором он не подумал в первую минуту после пробуждения. -- Не могла бы ты оставить меня одного еще на некоторое время? Это займет всего одну минуту. Только пусть никто не входит. -- Никто даже не приблизится к вашей двери, милорд! -- решительно заверила Лизет. -- Вы можете мне доверять. -- О, разумеется! -- воскликнул Джим. Лизет вышла и закрыла за собой дверь. Оставшись один, он торопливо расстегнул кожаный пояс, на котором держались его штаны, и направился к ночной вазе. Ночь была долгой, и Джим ни разу не просыпался. Он помочился с большим облегчением, потом привел в порядок свой туалет и поспешил к Лизет. -- Прости, что так задержался, -- сказал он. -- Задержались? -- удивилась Лизет. -- Но ведь прошла всего минута, как вы и сказали. -- А...-- Теперь Джим полностью проснулся. - Когда имеешь дело с магией, время воспринимается несколько иначе. Ты слышала истории о людях, похищенных эльфами? Они думали, что отсутствовали всего несколько дней, а когда возвращались, узнавали, что прошло много лет. - Конечно. Няня рассказывала мне эти старинные истории. Я лучше всего запомнила про Золушку и ее башмачок -- как принц, который на ней женился, заставил злую мачеху и ее дочерей плясать на свадьбе в раскаленных докрасна сапогах. Я просто умирала со смеху. -- Э-э... да, -- пробормотал Джим. Они спустились по лестнице, прошли через большой зал и направились к конюшням, которые, в отличие от кухни, находились во дворе, на некотором расстоянии от башни. Лишь когда они подошли к конюшням, где царила суматоха, Джим вспомнил, что его оружие, доспехи и прочие вещи, которые могли пригодиться в предстоящей поездке, остались наверху, в комнате Брайена. Джим уже подыскивал подходящий предлог, чтобы вернуться за ними, как вдруг увидел их возле стойла своего коня Оглоеда. - Откуда здесь взялись мои вещи и оружие? -- спросил Джим. -- Они ведь были в комнате сэра Брайена! - Я осмелилась приказать слугам, чтобы они принесли ваши вещи сюда, -- ответила Лизет. -- Я сделала неправильно, милорд? - Нет-нет! Все совершенно правильно. Ты выбрала именно то, что мне нужно. Я тебе весьма обязан. - Обязаны мне? -- Лизет нахмурилась. -- Ничуть, милорд. Все эти вещи принадлежат вам. Я не добавила к ним ни имущества замка де Мер, ни своего лично. - О, прости, я неправильно выразился. Маги иногда говорят не так, как обычные люди. Я хотел сказать, что я тебе признателен. Тем временем один из конюхов вывел из конюшни Оглоеда; тот был уже оседлан, в выемке справа от седла торчало копье Джима. -- Если хотите, я помогу вам надеть доспехи, милорд, -- предложила Лизет. Взглянув на нее, Джим впервые заметил, что она держится с нарочитой скромностью, и впервые подумал, что может быть привлекательным для этой девушки, как некогда -- даже в облике дракона -- для Даниель Волдской. Очевидно, в обоих случаях главную роль сыграл таинственный ореол мага. Даниель вообразила, будто Джим -- заколдованный принц. Впрочем, возможно, она просто прикидывалась, желая вызвать ревность у Дэффида, своего будущего супруга. Магия и все связанное с ней имели примерно такую же притягательную силу для людей средневековья, как лотерея в мире, который покинул Джим. И в том и в другом случае люди мечтали о чудесах и богатствах, которые можно получить запросто, оказавшись рядом с тем, кто занимается магией. И хотя шансы получить что-нибудь с помощью магии, как, впрочем, и с помощью лотереи, были ничтожны, все же близость и возможность чуда завораживала. Джим поспешно начал облачаться в доспехи, одновременно закусывая хлебом и мясом, которые принесли для отъезжающих слуги. Лизет помогала ему. Геррак и пятеро его сыновей уже полностью собрались и сели на коней. Лахлан тоже был готов, несмотря на явный похмельный синдром, и почему-то бросал на Джима и Лизет сердитые взгляды. Глава 17 Покинув замок и направляясь на север, озаряемые лучами восходящего солнца, они, несомненно, представляли собой весьма эффектную группу. В одной превосходной книге о шотландской границе Джим как-то вычитал, что приграничные жители могли, поднявшись среди ночи, за считанные минуты надеть доспехи и помчаться в погоню за грабителями, угнавшими их скот. Всадники ехали в две колонны и перестраивались в одну, когда дорога сужалась. Сам Джим ехал впереди, рядом с сэром Герраком, который в своих доспехах, на огромном большеголовом коне, способном нести на себе не только всадника, но и собственную стальную сбрую, казался сказочным великаном. Джим нисколько не стремился занять ведущее место; просто случилось так, что выбора у него не осталось. Дело в том, что в очередной раз сработало то почти забавное правило четырнадцатого столетия, согласно которому лицу, имевшему более высокий ранг, следовало всегда и всюду находиться впереди всех, в особенности если предстояло сражение. За Джимом ехали Лахлан и сэр Жиль, хотя по справедливости обоим следовало бы ехать впереди него. То же относилось и к Дэффиду, но, разумеется, лучник ни при каких обстоятельствах не мог быть впереди рыцаря. Беда в том, что в предстоящей схватке каждый, включая даже такого старого и опытного воина, как Геррак, ожидал от него, Джима, ценных указаний. А все из-за одной глупости, которую он совершил, когда делал первые шаги в этом средневековом мире: надеясь облегчить себе жизнь, он назвался бароном. Самозваное баронство принесло ему больше тревог, чем радостей. Внешне Джим сохранял невозмутимое спокойствие, но мысли его клубились вихрем. Он понятия не имел, как полагается устраивать засады, а что делать с оружием и воинами четырнадцатого столетия, ему просто в голову прийти не могло. Джим думал, что не мешало бы ему предварительно встретиться со Снорлом и предупредить волка о засаде. Кроме того, непременно нужно найти время, чтобы еще раз поговорить с маленькими людьми и уговорить их принять участие в битве с полыми людьми. Джим поражался беспечности своих спутников. Даже Геррак отправился за шотландским посланником и сундуком с золотом, принадлежащим королю Шотландии, не потрудившись для начала переговорить с другими приграничными жителями и узнать, согласятся ли они участвовать в сражении, ради которого и было затеяно это похищение. Джиму очень хотелось побеседовать с Лахланом Мак-Грегором и выведать у шотландца, как тот сам хотел устроить эту засаду. Однако в настоящий момент Джим не видел подходящего предлога, чтобы покинуть свое место рядом с Герраком. Придется ждать остановки или конца путешествия... Никаких остановок они не делали, и Джиму так и не удалось поговорить с Лахланом по пути. Потом Джиму пришлось придерживать язык, пока они искали место выбранное шотландцем для засады. Оно находилось чуть в стороне от тропы. Это была не поляна -- просто сосны здесь росли пореже. Однако места оказалось вполне достаточно, чтобы расседлать коней, сесть и подкрепиться хлебом с мясом и вином, которые Геррак взял с собой на вьючной лошади. -- Вот и это место, -- сказал Лахлан, когда они поели. -- Чудесно, правда? Джим не мог не согласиться. Тропа, по которой они ехали -- остальные называли ее дорогой, но Джим не видел в ней ничего, что делало бы ее похожей на дорогу, и потому считал тропой, - представляла собой обычную колею, оставленную какой-то повозкой, причем довольно узкой. Здесь могли проехать не более двух всадников в ряд. Позади и, на сколько хватал глаз, впереди от того места, где они остановились, тропа тянулась по ровной земле. Однако по обе стороны от нее, на протяжении ста пятидесяти -- двухсот ярдов, местность повышалась. Вокруг стоял густой лес, как, впрочем, почти повсюду в здешних краях. Склоны по обе стороны от тропы были невысоки. Место, выбранное Лахланом, находилось ярдах в двадцати от тропы и всего на три-четыре фута выше нее. Однако землю устилал такой толстый слой сосновых игл, что даже лошади почти не производили шума, ступая по ней, а человеческие шаги оказались и вовсе беззвучными. Огня они не зажигали, во-первых, потому, что уже достаточно потеплело; во-вторых, они не хотели обнаруживать свое присутствие. Полуденное солнце здорово припекало, и Джим чувствовал себя неуютно в доспехах и кожаной куртке. Его спутники как будто не обращали внимания на жару -- совсем как давеча, по пути к замку де Мер, Брайен и Дэффид не обращали внимания на холод. По-видимому, температура считалась у людей четырнадцатого столетия некой совершенно неконтролируемой стихией, и если ее не удавалось смягчить с помощью одежды или четырех стен, то ее попросту игнорировали. Говорят, примерно так же древние греки относились к головной боли. - Судя по всему, на дороге пока никого нет, -- заметил Геррак. -- Поэтому, я думаю, в ближайшее время они не появятся. По правде говоря, мне кажется, им еще не один час ехать до нас. Если мы не увидим их до того, как солнце склонится к западу, нам придется сидеть здесь по крайней мере до утра. А ты как думаешь, Лахлан? - Думаю, ты прав. Они остановятся, как только стемнеет и станет попрохладнее, и устроятся на ночлег. Мак-Дугал всегда любил удобства. Он любит развести огонь, закусить и выпить вина, прежде чем сядет солнце. -- Так я и полагал, -- кивнул Геррак. -- Значит, у нас есть время обсудить наш план. Каковы будут ваши распоряжения, милорд? "Ну вот..." -- обреченно подумал Джим. Он считался здесь главной персоной, хотел он того или нет. Быть может, у остальных хватит здравого смысла объяснить, почему его указания окажутся неразумными. Джим надеялся на это. Вдруг у него мелькнула мысль. Как предводитель, он мог предварительно спросить мнение тех, кого ему предстояло вести в бой. Правда, обычно выслушивались лишь мнения начальников рангом пониже. Но поскольку в столь малочисленном отряде не могло быть больше одного начальника, право высказаться имели все. -- Прежде чем принять окончательное решение, я должен получше ознакомиться с ситуацией, -- заявил Джим. -- Лахлан, может быть, ты расскажешь, как ты себе все это представляешь? -- Я уже кое-что рассказал, -- отозвался Лахлан, сидевший рядом с ним. Они сидели скрестив ноги, кружком на сосновых иголках. -- Они поедут по двое в ряд; впереди, конечно, Мак-Дугал, за ним, может быть, одна лошадь без седока; дальше, наверно, шесть-восемь его людей верхом и в доспехах; одна или две лошади в середине будут везти золото. По сигналу мы пешими нападем на них... - Он повернулся к Герраку: -- Ты уже видел, как я это делаю, когда мы сражались вместе. Главное -- подлезть под брюхо лошади, разрезать его кинжалом -- и дело сделано. Лошади встанут на дыбы, и большинство седоков не удержатся в седлах. А тех, кто упадет на землю, прикончить уже нетрудно. Сам Мак-Дугал ничего не сумеет сделать, когда недосчитается людей. Только один из нас должен выехать вперед и преградить ему дорогу; иначе он ускачет на свежей лошади и может даже прихватить с собой золото, а мы останемся ни с чем. -- Ну... -- начал Джим, но его перебил Геррак. -- Ты предлагаешь, -- проговорил Геррак, и, хотя он почти не повысил голоса, его слова прозвучали подобно надвигающейся грозе, -- чтобы мы оставили коней и напали пешими? -- Так будет гораздо легче, -- сказал Лахлан. -- Я думал, тебе лучше известно, что значит быть рыцарем! Я давал рыцарскую клятву не для того, чтобы, оставив коня и копье, сражаться в пешем строю, подобно какому-нибудь простолюдину! И не для того, чтобы лезть под брюхо лошади и выпускать ей кишки, подобно какому-нибудь голому дикарю! Когда я сражаюсь, то сражаюсь как мужчина и рыцарь, верхом, щит к щиту и меч к мечу, если для копий нет места. Так же будут сражаться и мои сыновья. - Я скажу то же самое, отец! -- воскликнул Жиль. - Вы такие же дураки, как англичане! -- презрительно скривился Лахлан. -- А еще зовете себя нортумбрийцами! Перепалка грозила перерасти в крупную ссору между двумя важнейшими участниками предприятия. Джим поспешил вмешаться, чтобы предотвратить конфликт: -- Не в моих правилах игнорировать мнения опытных людей. Возможно, нам в самом деле лучше сражаться различными способами, и если способ Лахлана наиболее удобен для него, значит, по крайней мере он сам должен сражаться именно так... -- Он обвел взором лица своих соратников: -- Впрочем, я бы все же желал услышать мнение остальных. -- Мнение одного из присутствующих я выскажу сам, -- заявил Геррак. -- Лахлан, ты ручаешься, что Мак-Дугал безвреден? -- Если тебя интересует, будет ли он сражаться, когда его люди падут от наших мечей, -- начал Лахлан со своим прежним жутким акцентом, -- то даже и не думай об этом. А если речь идет о том, чтобы исподтишка сунуть тебе клинок под ребро, -- тут уж он не оплошает, будь спокоен. Геррак обратился к самому младшему из своих сыновей: -- Кристофер, ты преградишь путь Мак-Дугалу. Учти, ты должен только сидеть на коне. Не пытайся приблизиться к нему. Кристофер улыбнулся. Лахлан также повернулся к нему: -- Кристофер, ты здоровый детина, хотя и совсем молодой. В доспехах и с копьем наперевес ты удержишь Мак-Дугала на месте не хуже, чем целая армия. Шестнадцатилетний сын Геррака, похоже, был не в восторге, но под взглядом отца не посмел выказать недовольства. -- Да, сэр, -- пробубнил он. -- Я понял, отец. -- Помни, просто сиди на коне! -- сказал Лахлан. -- Потому что, если ты двинешься ему навстречу, он решит, что ради спасения своей жизни ему остается лишь сражаться. Тогда, мой мальчик, тебе придется биться с достаточно опытным и искусным воином и у тебя будет мало шансов. Но если ты не сдвинешься с места и будешь преграждать ему путь с опущенным забралом и копьем наперевес, он ни на минуту не усомнится, что перед ним один из воскресших паладинов Круглого Стола Короля Артура. На несчастном лице Кристофера появилась слабая улыбка. -- Значит, Лахлан хочет сражаться только пешим; я с моими сыновьями хочу сражаться только верхом. Как это повлияет на ваши замыслы, милорд? -- спросил Геррак. Джим решил немного прозондировать почву. -- Вы хотите сказать, -- строго сказал он Герраку -- что, если бы я приказал вам сражаться пешими, вы и ваши сыновья не стали бы делать этого? -- Сэр Джеймс, -- ответил Геррак, в упор глядя на Джима; то, что Геррак на сей раз не назвал Джима милордом, а обратился к нему в соответствии с его рыцарским званием, было весьма многозначительно. -- Я рыцарь и обязан соблюдать рыцарскую честь, честь моих сыновей зависит от меня. "Ну, так и есть", -- подумал Джим. Всякий раз, как он сталкивался со средневековыми обычаями, перед ним словно дверь захлопывалась. Ясное дело, Геррак не собирался менять свое мнение и готов стоять на своем, что бы ни случилось. Воцарившуюся после этого довольно напряженную тишину нарушил мягкий, но внушительный голос Дэффида: -- Не подобает лучнику высказываться в компании рыцарей. Но вероятно, я поступил бы неразумно, если бы не упомянул о том, что с такого близкого расстояния, спрятавшись за деревьями, я могу лишить седоков шести или восьми коней, прежде чем кто-либо из вас успеет пошевелить рукой или ногой. После этого заявления снова наступило молчание. Джим понял, что, если теперь он в самом деле не возьмет власть в свои руки, все предприятие расстроится. -- Хватит рассуждать, -- поспешно сказал он. -- Вот мои распоряжения. Ты, Лахлан, пролезешь с кинжалом под брюхо двум лошадям -- ты уже говорил об этом -- и выберешься на другую сторону дороги, но в первую очередь ты нападешь на лошадей, везущих золото. Когда ты перережешь им подпруги и хотя бы половина золота окажется на земле, наши противники будут меньше думать о бегстве. Тем временем... -- Джим повернулся к Герраку: -- Вы, сэр Геррак, вместе с сыновьями верхом, как и хотели, нападете на всадников. Но поскольку Кристофер должен преграждать путь Мак Дугалу, вас останется пятеро, со мной -- шестеро, а их, как я полагаю, будет тоже не меньше шести. Несомненно, вы считаете себя более чем равными противниками для них. Но для меня важнее победа, а не то, какой ценой мы ее достигнем. -- Джим остановился, чтобы перевести дыхание. -- Ты, Дэффид, займешь удобную позицию в лесу и, прежде чем кто-нибудь из нас шевельнется, выбьешь из седел как можно больше всадников своими стрелами. Сэр Геррак, вы и ваши сыновья поскачете, когда Дэффид. выпустит стрелы. Ты, Лахлан, двинешься одновременно с ними; суматоха, вызванная атакой, отвлечет внимание от лошадей, везущих золото, и сыграет тебе на руку. Все понятно? Джим поостерегся спрашивать, приемлемы ли его указания для остальных; он просто решил делать вид, будто иначе и быть не может. И это прекрасно сработало. Никто не возражал. Лахлан и сэр Геррак кивнули. Дэффид просто улыбнулся. - Ну вот! -- весело сказал Лахлан, потянувшись к меху с вином. -- Нам остается просто ждать. По-моему, это золото уже все равно что у нас. -- Он принялся разливать вино по кубкам. Однако предсказание Геррака сбылось. Мак-Дугал и его свита не появились до следующего утра. Первым, что обнаружили Джим и его спутники, наблюдая на следующий день за дорогой из своего укрытия, оказалось золотое сияние. Однако исходило оно не от золота, предназначенного для полых людей, а от роскошного плаща, накинутого поверх доспехов первого всадника кавалькады. Золотой блеск и доспехи, по которым Лахлан немедленно признал Мак-Дугала, а также флаг, развевавшийся на древке, прикрепленном к седлу всадника в плаще, означали, что добыча близка. Укрывшись за деревьями, они наблюдали за Мак-Дугалом и его людьми, пока те не приблизились ярдов на тридцать-сорок к тому месту, где тропа проходила между двумя склонами. Джим повернулся к спутникам. - Кристофер, -- сказал он самому юному из рода де Мер, -- отойди по дороге по крайней мере на дюжину ярдов подальше, чтобы до начала атаки тебя никто не видел. Когда атака начнется, но не раньше, ты приблизишься к ним и преградишь путь. -- Он повернулся к сэру Герраку и сэру Жилю: -- Сэр Геррак, сэр Жиль, вам нужно занять такую позицию, чтобы как следует разогнаться для атаки, хотя из-за деревьев это нелегко. Я предоставляю вам выбрать самим: или вы будете ближе к тропе, но окажетесь в редколесье, или отъедете подальше, но тогда вам помешают деревья. Лахлан, -- обратился Джим к стоявшему рядом с ним шотландцу; тот был уже в одном килте, но похоже, собирался швырнуть на землю и его, вместе с мечом, щитом и всем прочим, кроме обнаженного кинжала. -- Лахлан, тебе надо быть к тропе ближе всех, поскольку тебя труднее заметить, чем людей в доспехах. Ты можешь спрятаться за деревом, даже если какая-то часть тела будет высовываться из-за ствола. Тогда тебе надо будет совершить совсем короткий бросок, чтобы достичь лошадей, везущих золото, независимо от того, в середине они будут или нет. -- Ну... -- как-то странно замялся Лахлан. -- Извините, сэр Джеймс, -- сказал Геррак. -- Насколько мне известна манера Лахлана, ему лучше находиться не ближе всех, а дальше всех от тропы. -- Да! -- поспешно кивнул Лахлан. -- Не беспокойтесь, я успею к тропе вовремя и в нужном месте. Но мне лучше стоять подальше. -- Да? -- озадаченно пробормотал Джим. Но поскольку ни Лахлан, ни Геррак не дали больше никаких объяснений, он подумал, что тому есть причина, о которой неудобно или просто неучтиво говорить вслух, и 6лагоразумно решил не возражать. -- Хорошо, Лахлан, выбери себе место сам. Я верю, что ты сделаешь, как сказал. Вообще-то я собирался стоять рядом с тобой, поближе к тропе, но раз так получилось, то я присоединюсь к вам, сэр Геррак, и к тебе, сэр Жиль, если вы не возражаете. -- Ты окажешь нам честь, -- отозвался Жиль столь поспешно, что его отец не успел даже рта раскрыть. -- Разумеется, окажете честь, -- пробормотал Геррак, бросив на сына укоризненный взгляд. Отряд шотландцев приближался. Джим, держась на своем коне рядом с де Мерами, вдруг услышал за спиной слабый звук. Не веря своим ушам, он прислушался. Через несколько секунд звук повторился, и сомнения Джима рассеялись. Это икота. Джим взглянул на Геррака, однако массивное лицо рыцаря Границы словно окаменело. Сосредоточив все внимание на тропе, он будто оглох. Тогда Джим понял, что икать мог только один человек, находившийся гораздо дальше сзади, то есть не кто иной, как Лахлан. По-видимому, предвкушение близкого сражения вызвало у Лахлана приступ икоты. Но только не страх -- такую возможность Джим просто выбросил из головы. Лахлан принадлежал к числу тех, кто никогда не испытывал страха в подобных ситуациях. Вероятно, причиной икоты было возбуждение и напряженное ожидание. Но все равно это интересно. Это особенно интересно потому, что, когда Джим сам начал икать вчера, выпив слишком много вина, Лахлан выразил удивление и сказал, что Джим, дескать, не мог опьянеть -- еще ведь так рано. Похоже, Лахлан давеча решил, будто перед ним человек, обладающий той же, что и он сам, особенностью организма, и сделал вывод, что Джим получил некое ошеломляющее известие. Впрочем, всадники, которые уже подъезжали к участку тропы, зажатому между двух склонов, вряд ли могли услышать икоту шотландца. А если бы и услышали, то столь странный, да еще в столь неподходящем месте звук едва ли мог встревожить их или привлечь внимание. Мак-Дугал надвигался. Он был великолепен, восседая с прямой, как палка, спиной на украшенном прекрасным чепраком, закованном, как и его обладатель, в доспехи коне. На расстоянии трех конских корпусов за ним следовал, очевидно, слуга на маленькой лошадке с широкими копытами, который вел под уздцы лошадь поприличнее, нагруженную багажом. За слугой ярдах в трех ехали в два ряда всадники в легких доспехах. Их оказалось восемь. Очевидно, они охраняли золото, которое -- как и предсказал Лахлан -- покоилось в двух разукрашенных сундуках, взваленных на спины двух вьючных лошадей, что шествовали между четырьмя передними и задними всадниками. Джим решил не давать сигнала к атаке, надеясь, что Дэффид сам разберется, в какой момент стрелять. И хотя Джим как будто был готов к этому, он все же вздрогнул, когда четверо всадников, ехавших позади, вдруг свалились с седел или неестественно склонились к шеям своих коней, причем из спин их торчали стрелы. Тут все разом и началось. За спиной Джима раздался дикий вопль, и совершенно голый Лахлан ринулся к тропе, оставив позади Геррака и его сыновей, но и те вдруг тоже сорвались с места. Когда кони рванулись вперед, начался невообразимый хаос, как и во всех битвах, в которых довелось участвовать Джиму. Его собственный конь, Оглоед, наткнулся на дерево, и Джим отстал от де Меров. Через несколько мгновений, когда он выехал на тропу, Геррак уже покончил с одним из людей Мак-Дугала, обрушив на него всю свою богатырскую мощь, и энергично и наглядно доказывал с помощью меча свое превосходство другому шотландскому латнику. На первый взгляд, все шло хорошо; но тут Джим заметил, что один из сыновей Геррака упал с коня, а двое других отступают под натиском шотландцев, несмотря на свое могучее сложение и силу. Слишком многое тут зависело от опыта. Джим не сомневался, что такой отец, как Геррак, заботился о том, чтобы его сыновья ежедневно упражнялись в обращении с оружием и устраивали между собой учебные бои. Но никакая подготовка не могла научить и половине того, чемy учит первое сражение. Это Джим знал по собственному тяжкому опыту. Брайен не раз говорил ему, что в лучшем случае его можно назвать довольно посредственным бойцом. О том, как он владел копьем, не стоило даже упоминать; с прочими видами оружия четырнадцатого столетия он обращался не более чем сносно. Однако Брайен заметил, что Джим добился кое-каких успехов в работе с широким мечом и щитом. После долгих мучений Джим в конце концов научился наклонять свой щит так, чтобы меч противника просто соскальзывал. Это, да еще природная склонность Джима к тому стилю фехтования, в котором меч используется скорее как дубина, наконец заставило Брайена сделать вывод, что Джиму в экстренных случаях следует пользоваться именно широким мечом и щитом. Конечно, обстоятельства могли изменить этот выбор, как произошло во время дуэли с сэром Хьюго де Буа де Маленконтри, прежним владельцем замка Джима. Тогда Джим одержал победу в схватке на длинных двуручных мечах -- впрочем, лишь благодаря тому, что сэр Хьюго оказался немного тяжеловат, а у него, Джима, были довольно сильные и быстрые ноги. Лахлан успешно перерезал подпруги обеим лошадям, которые везли золото, и оба сундука оказались на земле. Лахлан же, голый, с кинжалом в руке, плясал вокруг слуги, доставшего откуда-то из-под своей одежды боевой топор с короткой рукояткой. Однако Вильям едва держался в седле и явно нуждался в помощи, но его брат, сам оказавшийся в затруднительном положении, ничем не мог облегчить его участь, а Геррак и Жиль были слишком далеко. Внезапно у Джима закипела кровь. Издав жуткий воинственный клич, он пришпорил Оглоеда и устремился на помощь сыну Геррака. Глава 18 Джим налетел на латника, теснившего Вильяма де Мера, и нанес ему такой удар мечом, что шотландец едва не вылетел из седла. Тут сыграли роль и тяжелые доспехи Джима, и вес его скакуна. Оглоед вообще-то был довольно крупным конем, а теперь он к тому же разъярился. Никогда прежде Джим не пришпоривал его. Желая отыграться на ком-нибудь, все равно на ком, Оглоед, как заправский боевой конь, встал на дыбы, заржал и саданул копытами явно уступавшую ему габаритами лошадь шотландца. Но Джиму некогда было вникать в тонкости, поскольку он уже вовсю рубился с шотландцем. Тот удержался в седле и выпрямился, однако неожиданное появление второго противника на здоровенном коне, к тому же привставшего на стременах, заставило латника перейти к обороне. Про Вильяма забыли, и он отъехал в сторону, прижимаясь к шее своего коня, в то время как его бывший противник полностью переключился на поединок с Джимом Будь Джим хоть чуть-чуть поспокойнее -- позднее он понял, что ему, вероятно, отчасти передалось воодушевление Лахлана, поскольку голый человек, бросающийся с одним кинжалом на закованных в латы противников, производил поразительное впечатление, -- ему, может статься, и не повезло бы в этой схватке. Джим просто подавил своего противника весом и силой и в конце концов вышиб его из седла, совсем в стиле Геррака. И вдруг на поле брани все стихло. Лошади и люди стояли, тяжело дыша, или лежали на земле. Никто не двигался с места, пока Геррак, проворно, словно двадцатилетний юноша, соскочив с коня, не бросился к своему сыну: того выбили из седла. -- Алан! -- горестно воскликнул Геррак. Он упал на колени возле своего сына и положил его голову себе на колени. -- Алан... Толстыми дрожащими пальцами он принялся расшнуровывать шлем Алана. Наконец шлем был снят, и показалось белое как полотно лицо юноши с закрытыми глазами. У Джима сжалось сердце. Алан был старшим сыном. Для Геррака смерть первенца могла оказаться слишком тяжелым ударом; несомненно, Геррак долгие годы как неосознанно, так и сознательно готовил Алана к тому, чтобы тот стал хозяином замка и всех земель рода де Мер. Джим сошел с коня, протиснулся между Лахланом и сыновьями сэра Геррака и опустился на колени возле Алана. Поднеся руку к приоткрытому рту юноши, Джим улыбнулся Герраку, который держал голову Алана в своих руках и раскачивал ее из стороны в сторону, словно баюкая малое дитя. -- Он дышит, -- сказал Джим. Геррак заплакал. Прежде Джим поразился бы, увидев такого человека плачущим. Но он уже знал, что в четырнадцатом столетии и мужчины, и женщины плакали так же легко, как дети. О, конечно, у Геррака были на то причины, ведь его сын оказался жив. - Помогите! -- обратился Джим к сыновьям Геррака. -- Помогите снять с него доспехи -- осторожно. Я посмотрю, что можно сделать. Услышав обещание мага заняться Аланом, остальные сыновья, в том числе и Жиль, зачарованно смотревшие на своего брата, вышли из оцепенения. Они сгрудились вокруг Алана и начали бережно снимать с него доспехи. Джим осторожно ощупал тело Алана, но не обнаружил никаких признаков ранения. Затем он взял безжизненную кисть и нащупал пульс; тот оказался хотя и ровным, но довольно медленным. Джим нахмурился, но тут же расправил брови, заметив страх в глазах Геррака. - Похоже, Алан не ранен, -- сказал Джим. -- Единственное, что тут может быть, -- это контузия... -- Он поднял голову и взглянул на братьев Алана, ближе всех находившихся к нему во время сражения. -- Кто-нибудь из вас видел, что случилось с Аланом? -- Латник ударил его один раз, -- ответил Гектор. -- По-моему, удар был не сильным, сэр Джеймс, но Алан сразу упал с коня. -- Хм... -- пробормотал Джим. Он ощупал череп Алана под волосами, которые были примяты шлемом и теперь понемногу расправлялись. -- Вероятно, контузия,-- повторил Джим. Впрочем, возможно, у Алана была какая-то мозговая травма раньше, вот он и упал в обморок после удара. Но это уже относилось к области медицины, о которой Джим имел весьма смутные представления, так что он предпочел не упоминать о своем предположении, чтобы не пугать семью де Мер. -- Принесите воды или вина, -- велел Джим. Джим совершил несколько пассов рукой над принесенным кубком, бормоча вполголоса "заклинание", для того чтобы подбодрить зрителей и внушить им мысль, будто здесь совершается некая магическая процедура, а не обычное смачивание кожи. Затем он достал из своего совсем не средневекового кармана, пришитого изнутри к его рубашке руками Энджи, тряпицу, обмакнул ее в вино, -- разумеется, они принесли вино, а не воду -- и осторожно смочил лицо Алана. Сначала ничего не произошло. Но Джим не убирал мокрый лоскут от бледного лица Алана, и наконец у юноши задрожали ресницы; он открыл глаза. -- Что... что случилось? -- пробормотал он. -- Отец... то есть... сэр, где я? -- Лежишь на земле, парень, -- громко ответил ему Лахлан, -- после того как тебя выбил из седла один из людей Мак-Дугала. Теперь припоминаешь? - Да... да... Я помню. -- Алан оглядел окружающих и остановил свой взор на отце. Геррак поспешно схватил руку своего старшего сына: -- Алан! С тобой все в порядке? - Конечно, отец! -- ответил Алан. -- Я никогда не чувствовал себя лучше. Простите, что разговариваю с вами лежа... -- Он сел и вдруг схватился обеими руками за голову. - Что случилось? -- закричал Геррак. - Голова болит, отец... -- с трудом проговорил Алан. -- Я не ожидал, что она будет болеть, только и всего. Джим взял молодого человека за плечи и снова уложил его на землю. - Полежи еще немного. Не шевелись. Кто-нибудь, снимите куртку с убитого или наших пленников и принесите сюда. -- Джим сам немного удивился, слыша, как бесчувственно звучат его слова. Но два года, проведенные здесь, не могли не сказаться. -- Потом найдите какие-нибудь покрывала, чтобы Алан не замерз, пока лежит на земле. Подождем, не пройдет ли у него головная боль. - Это пустяки, сэр Джеймс, -- проговорил Алан, лежа на земле. -- Мне стыдно, что я сказал про головную боль. Позвольте мне подняться... -- Не двигайся! -- приказал Геррак. -- Делай, что тебе говорит сэр Джеймс! - Да, отец. -- Алан вновь опустился на какой-то тюк, который подложил ему под голову один из братьев. Остальные раздевали мертвецов и слугу, который остался в живых, хотя одна его рука висела как плеть, а топор торчал в стволе дерева футах в десяти от тропы, несомненно брошенный туда искусной рукой Лахлана. -- Сэр Геррак, -- Джим поднялся, -- будьте добры, посидите немного с Аланом, а мы пока позаботимся о другом. Лахлан, я думаю, мы должны побеседовать с Мак-Дугалом. -- Да уж, конечно, должны, -- ответил Лахлан с весьма недоброй усмешкой. Он потрогал лезвие своего кинжала. -- Я сказал -- "побеседовать"! Пошли со мной. - Джим повернулся к Жилю: -- И ты тоже, Жиль. Оставив сэра Геррака с Аланом и другими сыновьями Джим двинулся к Мак-Дугалу; тот по-прежнему сидел на коне, глядя на сияющую стальную фигуру юного Кристофера, преградившего ему путь. Шестнадцатилетий юноша сдержал свое слово. Он не шевельнул ни одним мускулом и, на взгляд Джима, который шел к Мак-Дугалу пешком, представлял собой действительно довольно грозное зрелище, застыв на дороге с копьем наперевес Когда они подошли, человек в расшитом золотом плаще обернулся и взглянул на них. -- Эй, Ивен, -- обратился к нему Лахлан, прежде чем Джим успел вставить слово. -- Никак ты решил навестить нас? -- Сэр,-- начал Джим, -- каково бы ни было ваше звание... -- Его зовут этим новомодным словечком "виконт", -- подсказал Лахлан. -- Милорд Мак-Дугал, -- продолжал Джим. - Я сэр Джеймс Эккерт, барон де Буа де Маленконтри. Вы мой пленник. Сойдите с коня. - И поживей, Ивен, -- добавил Лахлан, снова пробуя острие своего кинжала. -- Очень советую поторопиться. Однако Мак-Дугал спешился без особой суеты. На земле его фигура не производила такого впечатления, поскольку он оказался на добрых четыре дюйма ниже Джима и по крайней мере на два дюйма ниже Лахлана. Однако худощавое лицо с высокими скулами выражало глубокое презрение. - В наши дни на дорогах полно разбойников, -- пробормотал он, просовывая руку под свой плащ. Лахлан тут же приставил ему к горлу кинжал, и рука виконта остановилась. -- Я хочу лишь достать платок, -- мягко произнес Мак-Дугал и медленно извлек лоскут тончайшей ткани, который, казалось, больше подходил для женщины. От платка исходил легкий аромат духов. -- Здесь что-то дурно запахло. - Продолжай в том же духе, и тебе скоро вообще будет нечем нюхать, -- пригрозил Лахлан. -- Ты даже не обратил внимания на имя человека, взявшего тебя в плен. Это сэр Джеймс Эккерт, Рыцарь-Дракон. Джим никак не ожидал, что слова Лахлана могут произвести такой эффект. От хладнокровия Мак-Дугала не осталось и следа. - Рыцарь... Дракон? -- запинаясь повторил Мак-Дугал. -- Этот... колдун? - Маг! -- взорвался Джим, почему-то вдруг разозлившись. -- Тот, кто еще раз произнесет это слово, пожалеет об этом! - Да-да, сэр Джеймс! -- Голос Мак-Дугала дрожал. Лицо его стало белым, как у Алана, когда с него сняли шлем. -- Конечно, милорд маг. Я ваш пленник. Какова будет ваша воля? Джим быстро пораскинул мозгами. Он оглянулся на де Меров, все еще толпившихся вокруг лежащего на земле Алана. Ни к чему Мак-Дугалу видеть вблизи Геррака и его сыновей и знать, кто они такие. Мак-Дугалу следовало сохранить жизнь, и потому чем меньше он будет знать, тем лучше. Джим повернулся к Лахлану: -- Лахлан, будь добр, позаботься о виконте. Мы покинем это место, как только все будет готово. Даже слуги я уже не вижу. Может быть, он или кто-нибудь из латников еще остались в живых, но тяжело ранены и не могут передвигаться. -- Больше ни одного! -- зловеще ухмыльнулся Лахлан. -- Я им всем перерезал глотки. В любом случае, когда их найдут, подумают, что на них напали разбойники, которые воруют скот. Джим мысленно содрогнулся. Такая кровавая бойня была совершенно неприемлема для человека двадцатого века, однако здесь обычно поступали именно так. Пленников, которые представляли собой какую-то ценность, например, за них можно было получить выкуп, брали c собой. Тех же, кто не имел особой ценности, просто убивали, поскольку на их содержание не хватало провизии, а если и хватало, то все равно они не внушали доверия. -- Хорошо, -- кивнул Джим. -- Останься с милордом. А я схожу за тем рыцарем, которому мы поручили охранять дорогу. Держи пленника подальше от остальных. Понимаешь? Джим намеренно назвал Кристофера рыцарем, чтобы Мак-Дугал не переживал, что позволил себя остановить мальчишке. Однако, похоже, это не добавило виконту бодрости. -- Я не вчера родился, -- усмехнулся Лахлан. -- Еще бы мне не понимать! -- Отлично. Джим оставил Лахлана с Мак-Дугалом и направился к Кристоферу. Юный де Мер не пошевелился, когда Джим подошел к нему вплотную. Джим положил руку на стальное колено юноши. - Ты хорошо справился со своим делом, -- тихо сказал он. - Я не шевелился, сэр, -- прогудел из-под забрала голос Кристофера. -- Как сказал отец. - Говори потише. Нашему пленнику в золотом плаще незачем знать чьи-либо имена, кроме моего и Лахлана. Твоя задача выполнена. Возвращайся к отцу и братьям -- они все возле Алана. И скажи, пусть пришлют кого-нибудь в доспехах и с опущенным забралом известить меня, когда Алан будет готов ехать. -- Джим вовремя вспомнил об одном обстоятельстве. -- Я имею в виду -- когда он в самом деле будет готов ехать. Пусть даже не пытается вставать, пока не утихнет головная боль; и при малейших признаках дурноты он снова должен лечь. Потом ему нужно будет ехать шагом, а вы все время оставайтесь рядом с ним, до самого замка. Там пусть его немедленно уложат в постель. Я приказываю как маг. Ты можешь передать своему отцу все слово в слово? - Слово в слово, сэр, -- ответил Кристофер вполголоса. Джим не имел оснований сомневаться в нем. В ту эпоху обмениваться письмами было не принято -- разве что они писались на латыни, но пользовались ею лишь монахи и священники, -- так что большинство сообщений передавалось устно; гонцам приходилось запоминать все слово в слово. Это было необходимо, и потому люди, как правило, умели это делать. Джим нисколько не сомневался, что Кристофер в точности передаст Герраку его слова. -- Хорошо, -- продолжал Джим. -- Еще скажи отцу, что я, Лахлан и наш пленник поедем впереди или позади вас, чтобы Мак-Дугал не догадался, кто вы такие. Незачем подвергать лишней опасности замок де Мер. Возможно, мы с Лахланом и не вернемся туда, а устроимся где-нибудь вместе с пленником, по крайней мере на одну ночь. Когда придет время, мы свяжемся с сэром Герраком. Пока же пусть он узнает, согласны ли приграничные жители собраться и объединить свои силы с маленькими людьми -- если мне удастся договориться с ними, -- чтобы покончить со всеми полыми людьми. -- Передам все в точности, милорд, -- сказал Кристофер. -- Отлично. Теперь возвращайся к своему отцу, но не по тропе, а в обход, через лес. А я пойду к своему коню. Потом мы с Мак-Дугалом сядем на коней. Лахлан оденется и тоже сядет в седло. Тогда я решу, что нам с ним делать. Прошло добрых полчаса, прежде чем Алан с помощью братьев действительно смог взобраться в седло и отправиться в путь. Тем временем прочие сыновья Геррака навьючили сундуки с деньгами на коней убитых латников -- лошади, которые везли золото, ускакали в ту же секунду, как Лахлан перерезал им подпруги. Сам Лахлан вернулся в лес за одеждой и оружием. Он сел на коня и присоединился к Джиму с Мак-Дугалом; последний, очевидно, слишком боялся Джима и не делал попыток завязать разговор. Джим был рад тому, что с ним несколько минут никто не разговаривал. Он мог обдумать свои дальнейшие шаги. Прежде всего следовало отделаться от спутников и повидаться с волком Снорлом. И еще с Лизет -- никто, кроме нее, не мог отвести его к маленьким людям, которых он хотел уговорить сражаться вместе с приграничными жителями в решающей битве против полых людей. Джим подозревал, что Лахлан не очень обрадуется, когда узнает, какая его ждет работа: ведь ему предстояло в одиночку стеречь Мак-Дугала. При таких обстоятельствах Лахлан вполне мог прикончить пленника кинжалом, чтобы избавиться от лишних хлопот. Предстояло решить довольно непростую проблему. Лахлан, не в пример послушным сыновьям Геррака -- и даже самому Герраку, подчинялся приказам лишь отчасти. Но одно Джим знал точно. Возвращаться в замок им нельзя. Стоило подумать о том, как сообщить эту новость Лахлану. К счастью, в запасе оставалось еще немного времени. Во всяком случае, Джим собирался пока просто следовать за Герраком и его сыновьями, будто тоже направляясь в замок, и лишь позднее расстаться с ними. Только после этого он посвятит шотландца в свои планы. Так или иначе, Лахлана едва ли обрадует перспектива провести несколько дней в лесу наедине с пленником. Джим, Лахлан и Мак-Дугал отъехали в лес, чтобы дать Герраку и его сыновьям проехать мимо по дороге, которую Джим продолжал считать тропой, и затем последовать за ними. Лахлан, похоже, согласился с тем, что Мак-Дугалу незачем знать, кто, кроме Джима и его самого, перебил охрану и захватил золото, предназначенное для подкупа полых людей. Поэтому Лахлан не произнес ни звука, увидев, как семья де Меров проехала мимо них и удалилась на достаточное расстояние, чтобы Мак-Дугал не сумел их узнать. Затем Джим, Лахлан и их пленник двинулись следом. Потребовалось около шести часов, чтобы добраться до того места, где была устроена засада на облаченного в золотую мантию вождя клана. На обратный путь может уйти и того больше, поскольку Алан, подчинившись приказу, ехал медленным шагом; значит, и остальные двигались не быстрее. Поэтому лишь к вечеру они достигли того места, где Джим решил, что, пожалуй, пора расстаться с Герраком и его сыновьями; поредевшие деревья по обе стороны от тропы отбрасывали длинные тени в направлении еще далекого морского побережья, где стоял замок де Мер. До сих пор Джим так и не придумал достаточно убедительных аргументов для Лахлана. Но новость все равно нужно было сообщить, и Джим просто сделал это: -- Лахлан, я думаю, нужно привязать нашего пленника к дереву, чтобы ему наверняка не удалось освободиться по крайней мере в течение десяти-пятнадцати минут. Тогда мы можем отойти в сторону и поговорить. Лахлан улыбнулся своей зловещей улыбкой, взглянул на Мак-Дугала и подмигнул, словно обещая пленнику что того не ждет ничего хорошего. Но, насколько заметил Джим, эта безмолвная угроза не произвела на Мак-Дугала особого впечатления и привлекла его внимание не более чем на секунду. До сих пор пленник не произнес ни слова. Он продолжал хранить молчание и тогда, когда они отъехали с дороги, нашли дерево толщиной около фута и спешились. Лахлан сам взялся связать Мак-Дугалу руки и привязать его к дереву. И хотя шотландец не позволил себе даже поморщиться, Джим хорошо видел, что Лахлан нарочно чересчур сильно затягивает кожаные ремни. Но Джим промолчал, а Мак-Дугал вел себя так, как будто ничего неприятного с ним не делали. - Ну вот, -- сказал Лахлан, отступив в сторону и оглядывая свою работу. -- Теперь ты не убежишь, Ивен. - Помнится, -- с манерной медлительностью произнес Мак-Дугал, -- ты говорил на вполне сносном английском языке. Отчего же ты утратил эту способность? - О! Ты ошибаешься. Я всегда говорю только так. Потому что я шотландец, и снаружи и внутри. А вот ты сам наполовину француз, наполовину англичанин. Мак-Дугал проигнорировал эту реплику; Джим отвел Лахланa за деревья так, чтобы пленник не мог услышать беседу, но оставался в их поле зрения. Они забрали с собой всех коней, и если бы Мак-Дугалу все-таки удалось освободиться, они легко догнали бы его. - Так что же ты хотел сказать? -- спросил Лахлан без малейшего шотландского акцента. - Вот что, -- ответил Джим. -- Мы уже достаточно близко подъехали к замку де Мер -- ты, я и наш пленник. -- Достаточно близко? -- повторил Лахлан, удивленно взглянув на него. -- Почему ты об этом говоришь? -- Ведь мы не можем допустить, чтобы он узнал замок де Мер и его хозяев, не так ли? -- Ни в коем случае! Но если вся проблема в этом, мы можем перерезать ему глотку прямо сейчас и избавиться от него. Я думал, у тебя была какая-то причин везти его сюда. -- Причина есть. Помнишь, я собирался воспользоваться своей магией, чтобы приобрести его внешность? -- Так что ж тебе мешает? Приобретай его внешность -- и дело с концом! -- Боюсь, так скоро это не удастся, -- возразил Джим. Он начал испытывать некоторое беспокойство. Конечно, он был на добрых два дюйма выше Лахлана и, вероятно, фунтов на десять-пятнадцать тяжелее, однако едва ли мог успешно противостоять ему в единоборстве. Плечи Лахлана казались неестественно широкими, а мастерством в обращении с оружием он несомненно превосходил Джима. Безусловно, вопрос следовало разрешить дипломатическим путем. -- Видишь ли, -- сказал Джим, -- просто выглядеть как он -- недостаточно. Я должен говорить и вести себя как он -- с теми же жестами, манерой сидеть, стоять, ходить -- вдруг кто-нибудь из полых людей встречался с ним и знает его достаточно хорошо. -- Что из того, если ты будешь говорить и двигаться немного иначе? Раз у тебя его внешность, значит, ты и есть он, так они и решат, чего им сомневаться? - Я думаю, ты недооцениваешь полых людей, Лахлан. - Это я-то? -- возмутился шотландец. - Не обижайся. Просто я маг и понимаю некоторые вещи лучше, чем обычные люди. Эти полые не принадлежат к обычным людям. На самом деле они призраки. Тебе, вероятно, и в голову бы не пришло, что внешностью известного тебе человека способен воспользоваться кто-то другой. Но кто-нибудь из полых людей вполне может догадаться. Поэтому я вижу тут только один путь. Мне нужно побыть с Мак-Дугалом хотя бы один день и хорошенько изучить его. - Может, и так, -- проговорил Лахлан. Потом его лицо прояснилось. -- А может, и нет. Если уж на то пошло, так я и сам могу рассказать, как этот человек ходит, говорит и сидит. Ведь я с ним знаком не первый год, видел его и при дворе, и в других местах. Все, что нужно, ты можешь узнать от меня. И нет нужды возиться с Ивеном. - Прости, но нужда есть, -- твердо сказал Джим. -- Я очень рад, что ты можешь мне кое-что рассказать, это нам поможет. Но я все-таки должен понаблюдать за ним некоторое время собственными глазами. И значит, мы должны побыть с ним вместе в лесу. Теперь вот что: не знаешь ли ты поблизости какого-нибудь места, где мы могли бы пожить день-другой? Лахлан довольно долго молча смотрел в землю. Потом поднял глаза на Джима: - Да, ты, должно быть, прав, и я свалял бы дурака, если бы не согласился с тобой. Хорошо, поживем день-другой в лесу; есть одно место. Придется немного подняться в гору, там есть шейлинг, и на нем хижина, которая, по крайней мере, защитит нас от дождя, и мы сможем развести огонь. Пойдем развяжем Ивена да поедем туда. Так они и сделали. На дорогу ушло больше часа. К тому времени солнце склонилось к горизонту, и последние полчаса пути не совсем соответствовали тому, что Джим понимал под словами "немного подняться": то и дело приходилось спешиваться и почти тащить за собой коней. Но когда они наконец достигли горного пастбища -- поскольку оказалось, что именно его Лахлан назвал словом "шейлинг",-- никакого скота обнаружить не удалось. Маленькая хижина стояла в углублении, примыкавшем к поросшему травой пологому склону; с трех сторону ее защищал от ветра холм. -- Ну вот, -- сказал Лахлан, весело потирая руки, когда путники увидели за лугом хижину. -- Теперь посмотрим, что к чему. Глава 19 Хижина, в которую они зашли, оказалась довольно примитивным убежищем от непогоды -- дверь, четыре стены и крыша с дымоходным отверстием, расположенным над вырытой в земляном полу ямой для костра. Внутри было нечисто и скверно пахло, -- впрочем, Джим уже привык к такой обстановке, встречавшейся в эту эпоху и в более роскошных жилищах, даже в замках. Однако длительное, -- вероятно, в течение нескольких месяцев -- отсутствие обитателей ослабило зловоние, состоявшее из смеси запахов человеческого тела, сырых шкур и еще неизвестно чего. А отсутствие чистоты означало лишь присутствие обычной грязи, и Джим решил, что ему повезло, поскольку на полу могло оказаться и нечто более неприятное. Они привязали своих коней к специальным кольям, вмазанным в глиняную стену хижины, и занесли вещи внутрь. Лахлан первым делом опутал длинной веревкой ноги Ивена Мак-Дугала. Вождь клана Мак-Дугалов на протяжении почти всего пути хранил молчание. Очевидно, он немного оправился от потрясения, которое испытал, узнав, что попал в плен к Рыцарю-Дракону. Однако он по-прежнему соблюдал осторожность, стараясь не попасть впросак, и отвечал только на прямо поставленные вопросы. Они развели огонь в очаге; к счастью, благодаря легкому ветерку снаружи большая часть дыма уходила через дымоходное отверстие, так что он почти не ел глаза. Все уселись поближе к огню и приступили к трапезе, состоявшей из мяса и хлеба. Джим велел поделиться с Мак-Дугалом, хотя Лахлан заявил, что это пустая трата продуктов. Покончив с едой, Джим сделал попытку завязать беседу со своим пленником. -- Милорд виконт, -- начал он, щурясь от дыма, так же как и Мак-Дугал. -- Нам нужно кое-что обсудить. Это поможет нам обоим. Я знаю, куда вы направлялись и почему везли с собой золото. Мне известны все ваши планы. Им не суждено осуществиться. Они обратятся в прах подобно дому, охваченному пламенем. Но ваша судьба зависит от того, насколько вы готовы разговаривать и сотрудничать со мной. Он немного подождал, но Мак-Дугал ничего не сказал. -- Итак? -- продолжал Джим. -- Намерены вы говорить со мной откровенно или нет? -- О, ты зря тратишь с ним время! -- заметил Лахлан с отвращением. -- У него не хватает мозгов понять, о чем ты ему толкуешь. Он воображает, будто ведет себя очень благородно; его гордость не позволяет ему говорить. - Не может быть, -- возразил Джим, примирительно взглянув на Мак-Дугала. - Убедись сам! -- фыркнул Лахлан. Он открыл дверь и вышел из хижины, хотя снаружи не светила даже луна и делать там было совершенно нечего, кроме отправления естественных надобностей, -- впрочем, именно для этого он, скорее всего, и вышел. Джим вновь попытался заговорить с Мак-Дугалом. Но тот не отвечал. Он явно очень боялся Джима, но разговаривать по-прежнему не желал. Между тем вернулся Лахлан, и Джим обратился к нему: - Лахлан, мне нужно поговорить с тобой наедине. Ты заботишься, чтобы этот человек не наделал глупостей, если мы оставим его одного? - Это можно, -- кивнул Лахлан. Воспользовавшись различными подручными средствами, включая подпругу с седла Мак-Дугала, он привязал виконта к кровати, которая представляла собой нечто вроде деревянного помоста с охапкой сена для мягкости. - На несколько минут хватит, -- сказал Лахлан, поднимаясь. -- Но надолго я бы его не оставлял -- улизнет. - Хорошо, -- согласился Джим, и они вышли, прикрыв за собой дверь. Над деревьями, окружавшими луг, показалась луна. Она была еще далеко не полной и давала мало света, но все же больше, чем звезды. Джим отошел на несколько шагов от хижины и повернулся к смутной фигуре Лахлана, который остановился перед ним. -- Как мне заставить его заговорить? -- спросил Джим. -- Ведь я должен изучить его. Мне нужно знать, как он говорит, как ходит, какие делает жесты, и тому подобное. Но если так будет продолжаться, я от него ничего не добьюсь. -- Я мог бы сказать заранее, -- ответил Лахлан. -- Ты никогда не увидишь того, что тебе нужно, в этом шейлинге. Мак-Дугал может показать себя только в той обстановке, к которой он привык: при дворе или в подобных местах; а поблизости нет таких мест, кроме замка де Мер. Но если ты хочешь увидеть все его ужимки, придется предоставить ему почти полную свободу, поставив только охрану у наружных ворот, чтобы он не сбежал из замка. -- Но тогда он узнает де Меров! Этого-то я и не хочу! -- У тебя нет выбора. Если ты хочешь того, о чем говоришь, это единственный способ достичь цели. Дай ему сыграть роль благородного пленника, и тогда увидишь все, на что он способен -- он будет даже говорить комплименты Лизет, раз уж она единственная дама в замке. Джим молчал и думал, но ничего иного придумать не мог. -- Я бы с самого начала сказал это, -- продолжал Лахлан, -- если бы сразу понял, чего ты от него хочешь. Здесь он ни за что не покажет себя. Такая жалкая пастушья лачуга не место для него. К тому же тут нет того общества, в котором он привык красоваться. Его нужно везти в замок, и пусть он все узнает. А потом мы решим все проблемы одним ударом кинжала. Джим поморщился в темноте. Такое решение его не очень устраивало. - Я еще не... -- начал он. -- Будь же благоразумен! -- раздраженно перебил Лахлан. -- Ведь это попугай, а попугаи танцуют только на подходящей жердочке. Больше они вообще ничего не умеют делать. Неужели тебе никак этого не понять? Джим уже не раз оказывался в подобной ситуации. Ему следoвaлo постоянно напоминать себе, что он толком не знает людей четырнадцатого столетия. Даже после двухлетнего пребывания здесь он плохо разбирался в мотивах их поступков. В данном случае оставалось только поверить Лахлану и надеяться на то, что позднее, может быть, удастся найти решение, которое сохранит жизнь Мак-Дугалу и в то же время убережет де Меров от мести короля Шотландии. - Хорошо, -- сказал он. -- Тогда поедем в замок завтра. - Вот это другое дело, -- обрадовался Лахлан. Он повернулся и пошел обратно в хижину. Джим последовал за ним. Мак-Дугал не сделал попытки освободиться от своих пут, чем заслужил не одобрение, а скорее презрение Лахланна. - Он всегда был жалким трусом. Побоялся, что мы пойдем и заметим, как он пытается удрать; ведь кто-нибудь из нас мог рассердиться и перерезать ему глотку. Ну а пока надо поспать. Хоть он и не пытался ничего сделать, пока мы разговаривали снаружи, лучше спать по очереди. Кто ляжет первым: ты или я? - Ты, -- ответил Джим. Прежде всего, ему не хотелось ложиться на эту кишевшую, вероятно, вшами солому. Кроме того, его мозг продолжал лихорадочно работать, пытаясь найти реальный способ воплощения безумного плана. Джим имел пока лишь самое общее представление о том, что собирался сделать: от перевоплощения в Мак-Дугала до сбора всех полых людей в месте, найденном Снорлом. Однако конкретные детали еще скрывались за целой тучей вопросительных знаков. Джим сел у огня -- или, скорее, поблизости от него, где жар и чад были терпимыми, -- а Лахлан забрался на ворох сена и через несколько секунд засопел. Дважды за ночь у Джима появлялась возможность поспать, когда приходила очередь Лахлана караулить пленника. Джим заворачивался в свой плащ, объяснив Лахлану, что по причинам, связанным с магией, не может пользоваться чем-либо напоминающим кровать, и дважды снова садился, глядя на неподвижного и, судя по всему, спящего Мак-Дугала. Однако до самого утра у Джима так и не появилось ни одной новой идеи. Когда поднялось солнце, они доели съестное, перерезали путы Мак-Дугала и позволили ему немного размяться и восстановить нарушенное кровообращение, чтобы он мог по крайней мере держаться в седле. Около полудня они достигли замка де Мер, где их радостно встретила вся семья, и тут же сели за высокий стол, уставленный кушаньями и вином. Там же по просьбе Джима и приказу Геррака посадили Ивена Мак-Дугала. Несмотря на вино и хорошую еду, а также относительно удобную скамью, прошло больше получаса, прежде чем Мак-Дугал, пролежавший всю ночь связанным на земляном полу, начал вести себя так, будто был в чужом замке в гостях. Он вступил в беседу с де Мерами и особое внимание уделил Лизет, очевидно считая ее более юной и менее умной и опытной, чем она была на самом деле. Он так распушил перед ней хвост, что на лицах братьев появилось угрожающее выражение. Лишь благодаря многозначительному взгляду Джима, адресованному Герраку, который сразу все понял и успокоил своих сыновей, удалось предотвратить ссору. - Ни на миг не забывайте, дети мои, -- сказал Геррак, выбрав подходящий момент, -- что, хотя милорд Мак-Дугал наш пленник, он также дворянин и гость в нашем замке, поэтому мы должны быть учтивыми с ним. Уверен, что вы так и поступите. Сыновья поняли если не предшествующее объяснение, то, по крайней мере, приказ, содержавшийся в последней фразе. Вскоре Джим, выпивший и съевший уже более чем достаточно, заявил о своем намерении поговорить с Лизет о Брайене и взглянуть на друга. Джим выразил надежду, что сэр Геррак простит их с Лизет и позволит им выйти из-за стола. Геррак не возражал, и Лизет поспешно поднялась со своей скамьи. Они вышли из зала, провожаемые разочарованным взглядом Мак-Дугала, сосредоточенном, конечно, на Лизет, а не на Джиме. - Я в самом деле хочу узнать о Брайене, -- сказал Джим, когда они начали подниматься по винтовой лестнице. - Но я хотел бы обсудить с тобой еще кое-что. Сначала, конечно, о Брайене. Как он себя чувствовал после моего отъезда? Удалось ли тебе менять ему повязку каждый день и как выглядела рана? -- Мы меняли повязку каждое утро, в точности как вы показывали, милорд, -- ответила Лизет. -- Рана затягивается быстро, просто с чудесной скоростью -- и это, конечно, только благодаря вашей магии, сэр Джеймс. Кровь теперь почти не идет, когда мы снимаем повязку, -- совсем не так, как было всего два дня назад. И еще вокруг раны нет никакой красноты, о которой вы говорили. Теперь сэр Брайен чувствует себя бодрее; он все настойчивее требует вина и чего-нибудь еще кроме супа, которым мы его кормим. Вы уж теперь сами решите, как с этим быть. -- Спасибо, что предупредила. -- Джим нахмурился. Похоже, Брайен становился все более беспокойным пациентом, независимо от состояния своей раны. -- Я поговорю с ним и, может быть, даже позволю давать ему немного вина, мяса и хлеба. Но прежде всего я должен взглянуть на его рану, только после этого я смогу решить. -- Мы нашли немного лука возле стены замка, -- сообщила Лизет. -- Наверно, его тоже можно дать сэру Брайену. Ведь это первый весенний овощ. Когда она сказала про лук, у Джима потекли слюнки и он пришел в восторг от спокойного предложения Лизет. Не только она -- каждый обнаруживший молодой зеленый лук и каждый, кто услышал о нем, должен был проявить железную выдержку, чтобы не броситься за этой первой съедобной зеленью, поскольку припасенные на зиму овощи давным-давно кончились. Как человека двадцатого столетия, Джима всегда удивляло, каким образом в средние века люди обходились без овощей, -- по крайней мере, свежих - почти девять месяцев в году. А когда сезон овощей наконец начинался, он мог оказаться слишком коротким. Джим мог себе представить, какое большое внимание уделяли в замке огороду, когда приходило время первого урожая. Слуги, первыми обнаружившие лук, конечно, не решились бы тут же выкопать и съесть его, опасаясь сурового наказания. Зато Лизет проявила подлинную самоотверженность, ведь именно она раньше всех услышала про лук и предложила отдать первые ростки сэру Брайену. Впрочем, чувство чести было присуще Лизет в не меньшей степени, чем остальным членам семьи. Конечно, свежую зелень следовало предложить единственному раненому в замке. Но все же можно было найти предлог, чтобы не делать этого: например, предположив, что лук повредит Брайену в его нынешнем состоянии. - Ха! -- быстро воскликнул сэр Брайен, когда Джим и Лизет вошли в его комнату. -- Ты вернулся, Джеймс! Иди сюда, дай я поцелую тебя! Джим стоически перенес этот ритуал. Хотя Брайен и был близким другом, из его рта, как у всякого человека четырнадцатого столетия, исходил довольно тяжелый дух, отнюдь не улучшившийся от того, что он пролежал несколько дней в постели. И конечно, он не брился. - Теперь расскажи мне обо всем, что произошло, -- потребовал Брайен, отпуская его. Джим начал рассказывать, одновременно разбинтовывая ранy. Повязка отошла без особых затруднений, и в открытой ране почти не оказалось крови. По краям раны Джим не обнаружил признаков воспаления. Он постарался скрыть свое изумление. Конечно, разрез, хотя и довольно длинный, едва ли затронул что-нибудь, кроме кожи. Но кожа растягивалась при малейшем движении, и заживление подобной раны в столь короткий срок казалось совершенно невероятным, особенно в таких антисанитарных условиях. А может быть, на здешних людях раны вообще заживали как на собаке? Но ведь Лизет тоже удивилась. Джиму пришло на ум более правдоподобное, хотя и недостаточно убедительное объяснение. В средние века, как в этом, так и в других мирах, зрелых лет достигали лишь те, кто мог выжить; на одного взрослого приходилось от четырех до пяти детей и подростков, которым не удавалось дожить до двадцати лет. Джим знал, что наследственность и привычка позволяли людям успешно противостоять инфекциям, чувствительным для других. В его собственном замке люди спокойно пили воду из колодца, хотя обычно предпочитали за неимением лучшего хотя бы слабое пиво. Джим хорошо помнил, как худо ему стало, когда он в первый и последний раз отведал этой жидкости. Поэтому Энджи всегда кипятила воду, которой они с Джимом пользовались не только для питья, но и для приготовления пищи. Словом, Брайен поправлялся и несомненно знал об этом. -- Ну, что скажешь, Джеймс? -- радостно говорил Брайен. -- Я уже совсем здоров, правда? Почему бы мне не встать и не присоединиться к остальным? Если хочешь, я воздержусь денек-другой от верховой езды, но в этом нет особой необходимости. Я вполне способен сесть на коня уже сейчас. - Не сомневаюсь, -- сказал Джим, который уже закончил свой рассказ о захвате Мак-Дугала. -- Ты мог бы сесть на коня, даже если бы тебе отрубили руки и ноги. Но это ничего не значит. Ты нужен мне целый и невредимый недели через две или даже раньше, и я не хочу, чтобы у тебя от излишней активности открылась рана. Так что никакой верховой езды, пока я не увижу, что ты в полном порядке. - Но послушай, Джеймс... -- начал Брайен. - Нет, Брайен! -- перебил Джим. -- Ты понадобишься мне менее чем через две недели! Ты очень пригодишься мне, если только сможешь сопровождать меня. Даю слово рыцаря и мага, что тебе надо еще полечиться! Брайен бессильно опустился на постель. -- Джеймс, -- жалобно проговорил он, -- если бы ты знал, что значит лежать тут часами с этими слугами... - Он умолк и повернулся к Лизет: -- Простите, миледи, я не хотел сказать ничего плохого о ваших людях. Просто мне нужно встать, иначе я сойду с ума! Джим внезапно понял, что так, вполне возможно, и будет, и его решимость поколебалась. - Вот что, Брайен, -- сказал он, -- если ты полежишь спокойно до обеда с новой повязкой, мы придем и снесем тебя... - Меня не надо носить! -- заявил Брайен. - Я сказал, снесем тебя. -- Джим повысил голос. - Дай мне закончить. Вниз по лестнице, чтобы ты мог с нами пообедать, а после обеда ты, вероятно, можешь немного погулять. Но кто-то все время должен находиться рядом с тобой на случай, если ты неожиданно ослабеешь. -- Я? -- возмутился Брайен. -- Ослабею? Пролежав несколько дней в постели? Этого не может быть и никогда не будет! -- Во всяком случае, таковы условия. Ты согласен? Джим затаил дыхание. Он чувствовал, что пойдет на новые уступки, если Брайен продолжит в том же духе: в таком случае рыцарь несомненно причинит себе большой вред, и его выздоровление сильно затянется. -- Хорошо, Джеймс, -- пробормотал сэр Брайен, -- клянусь, я предпочел бы оказаться под пыткой, чем провести еще один вечер в этой постели и с этой компанией! -- Отлично! -- Джим с облегчением выдохнул. -- Теперь как насчет того, чтобы мне дали приличного вина? -- поинтересовался Брайен. -- Да-да, ты можешь выпить вина. Но только немного, потому что ты ведь обязательно будешь пить и за обедом, и надо еще посмотреть, как оно на тебя подействует. Ты понимаешь? -- Слава Господу и святому Стефану! -- воскликнул сэр Брайен. -- Пошлите же скорее за вином одного из этих баранов, не то, клянусь, я умру от жажды прежде, чем он вернется, как бы быстро ни бежал. -- Ты! -- Лизет указала на одного из слуг. -- Кувшин... -- Полкувшина, -- быстро вставил Джим. -- Полкувшина для сэра Брайена! Человек, на которого она указала, выбежал из комнаты. Джим и Лизет остались у Брайена, пока он не сделал первый оценивающий глоток принесенного слугой вина. Потом Джим извинился за себя и за Лизет, и они снова стали спускаться по лестнице. А теперь, -- сказал Джим, когда они оказались наедине, -- слушай, что ты должна сделать в замке и что должен сделать я за его пределами в течение ближайших двух дней. От этого зависит будущее -- твое и мое. - Да, милорд! -- с воодушевлением ответила Лизет. Глядя на ее ясное юное лицо с темно-карими глазами, Джим думал, что оно слишком резко контрастирует с недовольной физиономией прикованного к постели Брайена. Похоже, появление в замке Джима вместе с Брайеном и Дэффидом и особенно деятельность Джима приятно оживили повседневную жизнь семьи де Мер. Вероятно, тем более это относилось к Лизет, которая, несмотря на свое высокое положение, была достаточно юна, чтобы приходить в восторг по малейшему поводу. -- Мне нужна твоя помощь, -- продолжал Джим. -- Речь идет о нашем пленнике, э-э... Ивене Мак-Дугале. -- Да, милорд. -- Я не помню, была ли ты с нами, когда я объяснял, что собираюсь с помощью магии приобрести его внешность и занять его место. Тогда я смог бы пойти к полым людям и уговорить их собраться в одном месте, чтобы приграничные жители вместе с маленькими людьми могли уничтожить их всех раз и навсегда. - О, я все это знаю, милорд. Что же я могу сделать для вас? - Вот что. Я воспользуюсь магией и стану внешне похожим на Мак-Дугала. Кроме того, мне нужно научится вести себя как он. Поэтому я хотел бы понаблюдать за ним в различных ситуациях, и особенно когда он общается с другими людьми. Ты ему нравишься... -- Вы так думаете? -- невинным тоном спросила Лизет. -- Ну конечно. Его привлекает твоя красота и молодость. А кроме того, твой ум и способность выполнять роль хозяйки в замке произвели на него большое впечатление. -- Вы в самом деле так думаете? -- Да. И знаю, что так оно и есть. Я хотел бы, чтобы ты заставила его разговориться. Во всяком случае, он будет искать твоей благосклонности. Пожалуйста, сделай так, чтобы он добивался ее с наибольшим рвением. Пусть он старается... Джим не смог подобрать средневековый эквивалент выражению "приударить" и запнулся. -- Мне кажется, я поняла, -- сказала Лизет. -- Вы хотите, чтобы он разговорился, чтобы он искал моей благосклонности и показал себя со всех сторон. -- Именно так! Ты все правильно поняла. Я надеюсь, что Мак-Дугал распустит хвост, как павлин. Тогда я смогу понаблюдать за ним; и тут еще одно преимущество: когда я приобрету его внешность, я попробую вести себя перед тобой как он, а ты скажешь, что я делаю правильно, а что -- неправильно. В общем, тебе надо очаровать его... -- Сэр! Глава 20 Джим удивленно взглянул на Лизет. Она совершенно переменилась. Девушка побледнела, на лице ее застыло надменное выражение. Ее голос прозвучал с пронзительностью, присущей всему семейству де Мер, и, возможно, разнесся по всему замку. Джим бы даже не удивился, если бы через несколько секунд на лестнице снизу и сверху появились по два брата и разом бросились на него. Еще не посвященные в рыцари сыновья де Мера выглядели не очень эффектно, сражаясь с такими искусными воинами, как те латники, которых взял с собой Мак-Дугал. Но Джим-то не был искусным воином, о чем Брайен не раз открыто говорил ему. К тому же перспектива схватки с четырьмя противниками, общий вес которых, очевидно, значительно превышал семьсот фунтов, не представлялась привлекательной благоразумному человеку. Конечно, многие рыцари вроде сэра Брайена не отличались особым благоразумием. Но к Джиму это не относилось. -- Лизет! -- проговорил он, невольно делая успокаивающий жест. -- Что... -- Сэр! -- Выражение ее лица нисколько не смягчилось. -- Как прикажете вас понимать? Вы хотите, чтобы я только заставила этого человека разговориться? И больше ничего? -- Ну конечно же, больше ничего! -- заверил ее Джим. -- У меня не было никаких других мыслей... -- Потому что вы должны понять, сэр! У меня есть честь! И честь моей семьи! Я девица, и я не понимаю, как может благородный человек предлагать... -- Но я не предлагал! -- возразил Джим. -- Говорю же, у меня и в мыслях не было того, что ты, вероятно, имеешь в виду. Я только хотел, чтобы ты расшевелила его на людях. Если поблизости не будет никого, ты можешь не обращать на него ни малейшего внимания. Вообще не подходи к нему близко! Мне нужно только увидеть, как он ведет себя на людях! К Лизет тут же вернулось ее обычное благодушное настроение. Джиму просто не верилось, что это та же самая девушка, которая всего несколько секунд назад издавала столь пронзительные, резкие звуки. -- Извините, если я поняла вас превратно, -- пробормотала она, опустив глаза. -- Я всего лишь простая девушка, слабая и неопытная. Мне иногда трудно понять слова такого мага, да еще и годящегося мне в отцы. Последнее замечание не привело в восторг Джима. До сих пор он был совершенно уверен, что выглядит по крайней мере не более чем лет на восемь старше Лизет. Но вряд ли имело смысл обсуждать это. Главное, она успокоилась. -- Отнюдь, -- заверил он, -- ты удивительно умна для своих лет. Я думаю, причина тому -- превосходная наследственность, а также ответственная роль в этом замке, где уже много лет нет других женщин твоего звания. Я знаю, ты умеешь обращаться с мужчинами, потому и обратился к тебе с такой просьбой. Ты не подпустишь к себе Ивена Мак-Дугала ближе, чем потребуется, -- тут, я уверен, можно полностью положиться на твое чутье. - Не скажу, что это для меня непосильная задача, - ответила Лизет. -- Вы, конечно, во многом правы. Я была одна в замке и немного научилась обращаться с мужчинами. Хорошо, я готова выполнить вашу просьбу, а касательно того, как обращаться с мужчинами, прошу вас, предоставьте мне действовать по своему усмотрению и, как бы я себя ни вела с лордом Мак-Дугалом, доверьтесь мне. Знайте, я постоянно буду стараться осуществить ваше желание. Вам может показаться, будто я делаю не то, о чем мы говорили; но если вы подождете, то увидите, что я просто выбрала самый надежный путь для достижения вашей цели. - Разумеется, я полностью доверяю тебе. И меня вполне устроит, если ты будешь действовать по собственному усмотрению. -- Джиму захотелось вытереть лоб, который похолодел от сквозняка, гулявшего на лестнице. Он поспешил переменить тему.-- Что касается прочего... - начал он. -- Да, милорд? -- Завтра или послезавтра я должен еще раз встретиться со Снорлом, чтобы он помог мне найти маленьких людей. Мне надо как можно скорее убедить их принять участие в сражении с полыми людьми. Кстати, ты не знаешь, сообщил ли твой отец своим друзьям на Границе о наших замыслах? -- Кажется, да. Я знаю, он посылал людей. Но лучше спросить у него самого. -- Разумеется. Я так и сделаю. Спасибо тебе. А теперь, если бы ты при первой возможности послала Серокрылку за волком... -- Я уже сделала это, в ту самую минуту, когда вы появились в замке. Я знала, что вам понадобится Снорл. Она разыщет его сегодня. Значит, завтра рано утром мы сможем его найти. Если я поднимусь раньше вас, милорд, я постучу вам в дверь. А вы постучите мне, если рано встанете. -- Я не знаю, где находится твоя комната. -- Да, правда. О... нет, вы знаете. Ведь вы однажды занимались в ней магией. -- А!.. -- Джим смутился. -- Конечно. Хорошо, постучу в твою дверь, если проснусь рано. Про себя же он решил не делать ничего подобного. Такой поступок вполне может быть истолкован превратно -- если не самой Лизет, то другими членами семейства де Мер; не стоит рисковать. Он забыл, пока Лизет своей бурной реакцией не напомнила ему, что люди благородного сословия превыше всего ставили честь. Например, Брайен или Жиль, несомненно, отдадут жизни ради своей чести. И конечно, то же самое относилось и к Герраку, и ко всем воспитанным им детям. Слово мужчины или женщины, то есть слово чести, своего рода валютой. Бесчестные люди, занимавшме высокое или даже очень высокое положение, могли иногда нарушить свое слово. Но если об этом становилось известно, им грозило презрение и недоверие ко всем их последующим словам со стороны тех, чья честь осталась незапятнанной. - Отлично, -- оживился Джим. -- Если ты поможешь мне найти Снорла, и он отведет меня завтра к маленьким людям, и мы найдем их в тот же день, и на переговоры потратим один день, и потом Снорл или кто-нибудь из них проводит меня обратно, чтобы я мог вернуться в замок, -- тогда все будет в порядке. -- Джим остановился, чтобы перевести дух: слишком много "и" оказалось в одной фразе. Внезапно он вспомнил еще кое-что: -- Из слов Лахлана я понял, что Мак-Дугал должен встретиться с представителями полых людей дней через пять. Потом, вероятно, потребуется неделя, чтобы собрать их всех. Это весьма кстати, потому что представителям маленьких людей еще предстоит встретиться с приграничными жителями во главе с твоим отцом; да и мне, наверное, не мешало бы принять участие во встрече приграничных жителей, чтобы оказать кое-какую помощь, если надобится. Мы поговорим об этом с твоим отцом. Ты не знаешь, где он? - Я думаю, он еще в большом зале со всеми остальными. Если хотите, я пойду вперед и позову его, чтобы вы могли поговорить с ним с глазу на глаз. - Это было бы весьма любезно с твоей стороны. К тому времени они наконец достигли первого этажа. -- Подождите здесь, -- сказала Лизет и помчалась через кухню в большой зал. Джим ждал, переминаясь с ноги на ногу у подножия лестницы и размышляя о маленьких людях, Снорле, приграничных жителях, полых людях, а также о том, как опасно дать семейству де Мер повод заподозрить кого бы то ни было в недостойном поведении по отношению к их дочери или сестре. Жужжа, прилетела ранняя весенняя муха, явившись, очевидно, через одно из открытых окон замка -- застеклено было лишь окно в комнате, где теперь лежал Брайен,-- и полетела дальше, верно, в поисках кухни. Если так, она избрала верный путь. Наконец в дверях, за которыми скрылась Лизет, появилась могучая фигура Геррака. -- Милорд, -- сказал он, -- простите, что до сих пор не пригласил вас побеседовать наедине, но я должен был отдать долг вежливости Мак-Дугалу. Теперь, если вы последуете за мной, я проведу вас в комнату, где мы сможем поговорить. Он повел Джима через дверь по какому-то узкому коридору, примыкавшему к закругленной белокаменной стене башни, освещенной лишь дневным светом, проникавшим через стрельчатые окна справа. Затем стрельчатые окна кончились, и коридор продолжался между сплошных стен; его освещали два окошка далеко впереди. К счастью, коридор оказался не длинным, и, прежде чем они достигли его конца, Геррак свернул в комнату, примыкавшую к наружной стене; она оказалась довольно светлой благодаря нескольким окнам -- солнце еще висело в небе. В комнате не было кровати, но там стояло несколько скамеек со спинками -- Джим решил, что такое название подойдет им лучше всего, поскольку до стульев они явно не дотягивали, -- а также отдаленно напоминавший письменный стол предмет со встроенными ящиками под крышкой. Геррак опустился на одну из скамеек возле него и указал Джиму на другую. - Я велел, чтобы нам принесли вина. Вы, вероятно, хотели бы узнать, что происходило здесь и о чем я узнал за время вашего отсутствия? -- спросил он. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они встретились с Джимом у лестницы. -- Или вам нужно обсудить нечто более срочное? - Только одно, -- ответил Джим, решив, что будет в большей безопасности, если расскажет кое о чем сам. -- Я попросил леди Лизет помочь мне разговорить нашего пленника, чтобы он обнаружил свои манеры; тогда, приобретя его внешность, я смогу воспроизвести также и его поведение. Леди Лизет, разумеется, понимает, что речь идет лишь об общении на людях. Я не прошу ее делать ничего выходящего за рамки приличия. - Я не возражаю, -- прогрохотал Геррак. -- Вы благородный человек и к тому же маг, я не думаю, что вы могли бы сделать моей дочери какое-нибудь недостойное предложение. Она согласилась? - Да. Мы говорили об этом, когда покинули комнату, где лежит сэр Брайен. Кстати, я разрешил ему спуститься к обеду. Что касается Лизет и Мак-Дугала, то, хотя она и согласилась, я решил поговорить с вами и убедиться в вашем согласии. -- По правде говоря, минуту назад в большом зале она отозвала меня в сторону и спросила моего разрешения. Но у меня нет сомнений в том, что моя дочь не перейдет границ приличия в обращении с кем-либо из гостей. -- Геррак немного помолчал. -- Кроме того, как вы уже, вероятно, сами заметили, ей не так-то легко отказать даже мне, ее отцу. Поскольку до сих пор никто из детей Геррака не отвечал на его слова иначе, как немедленным и безоговорочным согласием, Джима удивило такое откровение. Однако он не подал вида. -- Это странно, -- продолжал Геррак, словно говоря с самим собой, -- но парни всегда были послушны. Моя дорогая Маргарет лучше управлялась с Лизет. Он умолк. Его глаза смотрели мимо Джима на что-то, чего не было в комнате. Джим собрался было заговорить чтобы нарушить затянувшуюся паузу, но закрыл рот. -- Она умерла такой молодой, моя Маргарет, - проговорил Геррак странным глухим голосом, -- умерла так неожиданно. Это произошло среди ночи, когда мы оба спали. Я вдруг проснулся, потому что даже во сне я ощутил первый приступ боли, который постиг ее; так человек, сражающийся бок о бок со своим товарищем, ощущает, когда тому наносят удар. Это передается от тела к телу. И я проснулся. "Что случилось?" -- спросил я. "Обними меня", -- сказала она. О, как горестно! Я обнял ее, прижал к себе, будто защищал от медведя, или льва, или самого Сатаны! И она прижалась ко мне... Голос Геррака звучал все громче, да и сам он, казалось, стал расти, грозя заполнить собой всю комнату. Его глаза, устремленные в пустоту, сверкали, и Джим внезапно почувствовал, что его нервы натянуты, как тетива лука Дэффида. -- Потом начался второй приступ. -- Геррак теперь явно говорил не с Джимом, а с самим собой, однако достаточно громко. -- И я ощутил вместе с ней эту страшную боль; она пронзила меня так же, как мою Маргарет. "Маргарет!" -- закричал я. Но ее уже не стало. А я держал ее в своих объятиях... Слезы покатились по лицу Геррака. Казалось, они мешали ему продолжать. Но он будто продолжал расти, так что все в комнате, включая Джима, словно съежилось. Глаза Геррака стали безумными. -- Я был на похоронах, -- снова заговорил он, -- но видел только Маргарет и ничего не слышал. И потом несколько месяцев, -- он стиснул зубы, -- никто не осмеливался подходить ко мне близко. Они боялись, что я убью того, в ком усмотрю малейшее непочтение -- ныне или в прошлом -- к моей Маргарет! Геррак с такой яростью грохнул по столу своим огромным кулаком, что Джим вздрогнул и поморщился. Поразительно, как мог человек из плоти и крови обрушить подобный удар на толстую дубовую крышку стола. - Убью! Убью! Потому что я хотел убить эту тварь, смерть, татя в ночи, похитившего у меня мою Маргарет. Если бы я мог найти смерть, я бы убил ее, разрубил на части и растоптал, как таракана... -- Он вдруг соскользнул со стула, упал на колени и стал молиться, опустив голову: -- Господи, Ты забрал ее к Себе. Береги ее до моего прихода, ибо тогда ей уже не понадобится другая защита. Прости ей все грехи, которые она совершила по неведению, ибо сознательно она, конечно, не могла их совершить. Дай мне силу и терпение, дабы сумел я вынести жизнь на этом свете и исполнить все то, чего ей хотелось. Пусть мои сыновья станут мужчинами, дочь будет в безопасности и все пойдет хорошо, чтобы здесь больше не было нужды во мне... -- Его голос затих. - Аминь, -- проговорил он через несколько секунд. Он медленно сел на стул и некоторое время оглядывался по сторонам, словно впервые видя Джима и эту комнату. Наконец его взор остановился на Джиме. -- Несколько месяцев даже слуги не подходили ко мне близко, -- продолжал он почти нормальным тоном. -- Только дети приносили мне еду и питье и отводили меня спать -- Лизет подошла первой, хотя Алан старше всех. Со временем я свыкся с тем, что произошло; лишь иногда, как теперь, я неожиданно все вспоминаю, и безумие возвращается ко мне. -- Его глаза снова обрели нормальное выражение. -- Простите, сэр Джеймс, но бывают моменты, когда я словно все переживаю заново и ничего не могу поделать. Скажите, вы ведь женаты? -- Да, -- ответил Джим. -- Значит, вы знаете, что такое любовь -- такая, о которой не говорят даже менестрели? -- Да, -- повторил Джим; на миг его мысли перенеслись на много миль к югу. Геррак провел рукой по лицу, отирая остатки слез. -- Но мы пришли сюда, чтобы обсудить важные дела, -- заметил он своим обычным голосом. -- Мне известно о ваших ближайших намерениях со слов моей дочери. Вы хотели узнать, послал ли я гонцов к другим приграничным жителям. Да, я сделал это, как вы и хотели. Джим откашлялся: - Хорошо, что Лизет сама вам все сказала. Значит, мы можем перейти прямо к делу. Не могли бы вы рассказать, как восприняли другие приграничные жители наши планы битвы с полыми людьми и военного союза с маленькими людьми? -- Я оповестил своих соседей, -- ответил Геррак. -- Надо сказать, что, хотя у нас время от времени случаются кое-какие междоусобицы, все же мы вполне способны объединиться перед лицом такой угрозы, как полые люди. Никто не высказался против сражения с ними при условии, что их всех удастся загнать в угол. Однако по поводу военного союза с маленькими людьми возникли вопросы, на которые, -- надеюсь, вы меня извините -- у меня не нашлось достаточно убедительных ответов. Зачем, в самом деле, нам нужны маленькие люди? Меня спрашивали многиe, и я старался отвечать как мог. Говорил, что вы, как маг, считаете участие маленьких людей необходимым; но вы не сказали мне, почему так считаете; очевидно, тут все дело в магии, и об этом нельзя говорить нам, простым смертным. Джим помнил, что в жилах у Геррака и его детей текла кровь силки, и потому слова "нам, простым смертным" показались ему несколько странными. Однако он не стал заострять на этом внимание и поспешил подтвердить предположение Геррака: - В самом деле, милорд, вы дали совершенно верный ответ. Существуют определенные магические причины, о которых нельзя говорить. Маленькие люди необходимы для полного уничтожения полых, чтобы те не могли больше воскреснуть и приносить беды как вам, так и маленьким людям... -- Где вино, за которым я послал? -- неожиданно перебил его Геррак, обернувшись к двери. Потом снова взглянул на Джима: -- Простите, милорд. Пожалуйста, продолжайте, я слушаю. -- Так вот. Я просто хотел подчеркнуть, что, каковы бы ни были причины, приграничным жителям придется вступить в союз с маленькими людьми. Я упоминаю об этом потому, что, когда мы завтра будем вновь разговаривать с маленькими людьми, они, очевидно, зададут мне подобный вопрос. Они захотят знать, для чего им чья-то посторонняя помощь в этой битве с полыми людьми. Я могу лишь сказать им, и, если хотите, я скажу то же самое вашим соседям, -- что совместное участие приграничных жителей и маленьких людей в этой битве совершенно необходимо. Помимо тех причин, которые не могут быть названы, есть еще одна. Вы и ваши соседи страдали от полых несколько столетий, но маленькие люди страдают от них гораздо дольше и потому имеют полное право участвовать в их истреблении. Как воин, вы наверняка сами понимаете это, и, я думаю, остальные приграничные жители так же, как воины, должны понять. -- Несомненно, эти причины вполне весомы, -- заметил Геррак, по обыкновению задумчиво потирая большой, гладко выбритый подбородок. -- Но видите ли, милорд, -- продолжил он, -- получается так, что приграничным жителям предлагают отправиться неизвестно куда и сражаться бок о бок с теми, к кому они всегда относились настороженно. И все основано лишь на ваших словах, что место вполне подходящее и результат получится именно такой, как вы говорите. Все, с кем я беседовал, поддержали предложение о полном уничтожении полых людей. Но остались некоторые сомнения, стоит ли участвовать в деле, о котором пока так мало известно. -- А если вы вместе со мной поедете к маленьким людям и выслушаете их ответы на наше предложение, то, может быть, это поможет убедить ваших соседей? Тогда вы могли бы подтвердить мои слова. Может быть, они поверят, что мне удастся собрать полых людей в одном месте? Я полагаю, они поверят вашему рассказу о захваченном нами золоте, которое вез Мак-Дугал, и у них, вероятно, не вызовет сомнений известие о планах шотландского короля начать вторжение в Англию через Нортумберленд. - И то и другое произведет на них должное впечатление. Но если я расскажу им об этом, успеете ли вы сами побывать у полых людей и встретиться с приграничными жителями? - Надеюсь, времени у нас хватит. Я говорю "у нас", потому что хочу попросить вас, а также Лизет сопровождать меня во время переговоров с маленькими людьми. - Я охотно отправлюсь с вами куда угодно, лишь бы это служило достижению нашей цели. Думаю... В дверь постучали. Затем она мгновенно открылась, и в комнату поспешно вошел запыхавшийся слуга, державший в руках деревянную дощечку с двумя кувшинами и двумя кубками. Он подошел к столу и поставил на него всою ношу. - И где же ты был все это время, любезнейший? -- рявкнул на слугу Геррак. Под его взглядом слуга как будто стал по крайней мере на треть ниже ростом. -- Милорд... -- запинаясь, пробормотал он. -- Я нигде не мог отыскать поднос, на котором обычно приношу кувшин и кубки. Потребовалось время, чтобы найти хотя бы эту доску. -- Ну теперь-то ты ее принес! Ступай вон! -- приказал Геррак, и слуга поспешно удалился, осторожно прикрыв за собой дверь. Геррак наполнил два кубка, взяв один из кувшинов; конечно, оба были полны вина. -- На чем я остановился? -- спросил он. -- Ах да, я охотно сделаю все, чтобы наше дело выгорело. И я, конечно, понимаю, как важно, чтобы мы оба участвовали в разговоре с приграничными жителями. Возможно, стоит взять с собой и Лахлана. -- У меня нет возражений. -- Джим взял свой кубок и сделал небольшой глоток, в то время как Геррак наполовину осушил свой. -- А что касается того, чтобы отправиться с вами к маленьким людям, я тоже не против. Только не скроются ли они при моем приближении? Никто на Границе не считает меня другом маленьких людей, хотя их врагом я, вероятно, тоже не числюсь. -- Они вовсе не столь пугливы, -- заметил Джим и, почувствовав, что в его голосе прозвучала ироническая нотка, поспешил добавить: -- Ведь их в любом случае будет больше, чем нас. Кроме того, за нас могут поручиться Лизет и Снорл. Я договорился с вашей дочерью, чтобы она позвала волка Снорла; он будет здесь завтра утром, мы сразу отправимся на переговоры с маленькими людьми. Геррак нахмурился: -- Вы хотите говорить с маленькими людьми прежде, чем с приграничными жителями? - Вам потребуется несколько дней, чтобы устроить встречу с остальными приграничными жителями, не так ли? - Это верно. Но... - Прошу прощения, -- перебил Джим, -- но я полагаю, прийти к соглашению с маленькими людьми будет труднее, потому что они не такие, как мы. К тому же у нас мало времени. Если мы доберемся до маленьких людей завтра, у нас будет в запасе несколько дней, которые нам очень понадобятся, хотя бы потому, что полые люди ожидают скорого прибытия шотландского посланника. Они потребуют, чтобы он повидался с их представителями, прежде чем будет устроена встреча со всеми остальными. Они все должны собраться в нужном месте, и на это тоже потребуется время. -- Хорошо, -- согласился Геррак и поставил на стол пустой кубок. -- Пусть будет так, как вы говорите. Цель стоит всех наших усилий. -- Он отодвинул кубок и встал: - А теперь вернемся в большой зал. Должно быть, Лизет уже привлекла к себе внимание этого Мак-Дугала. И я, как и вы, хотел бы понаблюдать за его поведением. Несомненно, Мак-Дугал нажил бы крупные неприятности, позволив себе хоть на миг переступить границы обычной вежливости в общении с Лизет. Джим подумал, что у Лизет теперь не будет особых причин для беспокойства, по крайней мере, о том, чтобы не переусердствовать с Мак-Дугалом. Глава 21 Когда Джим и Геррак подошли к большому залу, оттуда донеслись чрезвычайно странные звуки, заглушавшие даже шум на кухне. Джим услышал звон какого-то струнного инструмента и топот, регулярно сопровождавшиеся чем-то вроде воинственного клича. Джим взглянул на своего спутника в поисках объяснения. У Геррака был не очень довольный вид. -- Мои сыновья пляшут, -- пояснил он. -- Конечно, их подбил Мак-Дугал; и я не удивлюсь, если приложил руку и Лахлан, этот дикий скот! Они вошли в большой зал и поднялись на возвышение, на котором стоял высокий стол. В тот момент за столом оставались только трое. Среди них была Лизет, безмолвная и неподвижная, словно выточенная из льда. Напротив нее сидел Дэффид, а немного ближе к центру стола, на той же стороне, что и Лизет, -- Мак-Дугал, лицо которого выражало смесь снисходительного удивления и презрения, словно при виде какого-нибудь блошиного представления. Возле низкого стола, простиравшегося до парадного входа, Кристофер играл на лютне, а Лахлан плясал под его музыку. Джима несколько удивило это зрелище. Он видел прежде шотландских плясунов на праздниках и ярмарках. Тогда танцевали в основном молодые девушки, но даже их танцы произвели на Джима большое впечатление. Они словно парили в воздухе, едва касаясь земли; при этом их ноги выделывали сложные па, одна рука упиралась в бок, а другая была поднята над головой. Лахлан делал то же самое. Он снял сапоги, и, хотя его ноги со стуком опускались на дощатый пол зала, он также, несмотря на свой вес и габариты, казалось, парил, исполняя танец. Тут же полукругом стояли остальные сыновья Геррака. Время от времени то один, то другой из них начинал подергиваться, словно тоже желал пуститься в пляс. Геррак занял свое обычное место в центре стола, оказавшись ближе к Мак-Дугалу, чем к Лизет, и с безучастным видом наблюдал за происходящим. Наконец Лахлан остановился и подтолкнул вперед одного из молодых де Меров, который тут же пустился в пляс, в то время как Кристофер продолжал играть. С точки зрения Джима, второй танцор двигался совсем неплохо; однако его братья принялись хохотать. Он густо покраснел, но продолжал танцевать, временами испуская воинственный клич, подобный тому, который был слышен несколько минут назад и исходил, очевидно, от Лахлана. Джим, занявший место между Герраком и Дэффидом, поглядывал на Лизет и Мак-Дугала. Последний потихоньку придвинулся по своей скамье ближе к Лизет и обратился к ней вполголоса. Джим услышал его слова только благодаря тому, что сидел достаточно близко. -- Если мне удастся уговорить вашего великолепного юного брата сыграть для нас что-нибудь более спокойное и изящное, -- сказал Мак-Дугал Лизет, -- не соблаговолит ли миледи пройти со мной пару кругов? Лизет не повернула головы. -- Милорду уже известно, -- ответила она с явной неприязнью, -- что меня не интересует какое-либо общение с ним, выходящее за рамки моих обязанностей хозяйки замка. Мак-Дугал тяжело вздохнул и отодвинулся -- однако, как заметил Джим, не на свое прежнее место, а гораздо ближе к Лизет. Поскольку шотландский посланник, похоже, не собирался делать ничего такого, что можно было бы заметить, запомнить и затем попытаться воспроизвести, Джим решил пока заняться другими делами. Он наклонился к Дэффиду и прошептал ему несколько слов на ухо -- совсем тихо, чтобы никто, кроме него, не услышал: -- Дэффид, можешь выйти со мной на минутку? Мне надо с тобой поговорить. Дэффид молча кивнул и так же молча встал из-за стола. Вместе с Джимом они покинули большой зал, миновали кухню и вышли в пустой коридор, который вел в комнатy, где Джим беседовал с Герраком. Убедившись, что их не подслушивают, Джим остановился и повернулся к лучнику. -- С чего вдруг эти пляски? -- с любопытством спросил он, прежде чем перейти к делу, которое он хотел обсудить с Дэффидом. - Милорд Мак-Дугал поинтересовался, нет ли в замке лютни или какого-нибудь другого музыкального инструмента, -- ответил Дэффид; по его невозмутимому тону невозможно было определить, осуждает он или одобряет поступок Мак-Дугала. -- Он предложил всем послушать несколько песен, если инструмент найдется. Оказалось, что у Кристофера -- того, самого молодого... -- Да, я