Гордон Диксон. Дракон на войне --------------------------------------------------------------- © Gordon R. Dickson "The dragon at war", 1992 © Перевод с английского Сергей Буренин, 1999 Серийное оформление Светланы Герцевой, Александра Кудрявцева Составители серии: Светлана Герцева, Николай Науменко, Николай Ютанов © "Фирма "Издательство ACT", 1999 ? http://www.ast.ru Сер. Дракон и Джордж #4 OCR and spellcheck Афанасьев Владимир --------------------------------------------------------------- Кэй Мак-Коли, за дружбу и терпение Глава 1 Медный чайник пылил по лесной дороге на полной предоставленной ему магией скорости. Голая земля и дерн, по которым он скользил, уже до блеска отполировали его дно. Его владелец С. Каролинус, маг ранга ААА+, однажды, много лет назад, приказал ему быть все время на три четверти полным воды для чая, которая должна постоянно закипать. И, несмотря на свое нынешнее занятие, он и сейчас оставался верен долгу, и был на три четверти полным, и закипал. "Закипать" в понимании Каролинуса означало, что вода в чайнике должна чуть-чуть не доходить до кипения, так, чтобы маг мог в любой момент, днем или ночью, если только у него возникнет такое желание, выпить чашечку чая. Итак, ныне чайник закипал и к тому же пылил по дороге. А когда он подпрыгивал на колдобинах, брызги воды попадали на раскаленный верх его стенок и, превратившись в пар, вырывались из носика. Когда такое случалось, чайник издавал резкий короткий свисток. Он не мог не свистеть, как не мог не кипеть или не бежать спасать Каролинуса, а именно этим он сейчас и был занят. Это был всего лишь чайник. Но если, как полагали некоторые, скарб в домике Каролинуса обладал личностью, то сознание этого чайника было поглощено выполнением порученной задачи. И вот он пылил через лес с самой большой скоростью, которой наделил его Каролинус, время от времени подавая голос короткими свистками; а лесные обитатели, мимо которых он проносился, реагировали на это в полном соответствии с происходящим. Медведь, который что-то ел, стоя на четырех лапах, когда чайник пролетал мимо него, внезапно поднялся на дыбы, издав от удивления: "Ух!" Арагх, английский волк, который ничего не боялся, но все же, когда дело касалось непонятного, проявлял обычную волчью осмотрительность, резко прыгнул, спрятался за деревом и, будучи там в относительной безопасности, проводил взглядом пробегавший чайник. А дальше по дороге кабан, у которого в привычке было просто из принципа бросаться на все, что попадало в его поле зрения, замигал глазами, изогнутые бивни, готовые к атаке, сверкнули на солнце, однако, немного подумав, он решил лучше не связываться, так, на всякий случай. Кабан попятился, освобождая дорогу, и маленький чайник пробежал мимо. Так это и продолжалось. Олень от него убежал; маленькие зверьки, живущие в норках, при виде его попрыгали в свои домишки. Короче говоря, пробегая, он сеял ужас во всех направлениях. Но это было только начало, только преамбула к тому, что случилось, когда он наконец выбежал из леса на открытое пространство, окружавшее замок де Буа де Маленконтри, замок того самого благородного господина, известного как Рыцарь-Дракон, -- барона сэра Джеймса Эккерта де Буа де Маленконтри-и-Ривероук (в данный момент в замке отсутствующего). Чайник пропылил по открытому пространству перед замком, взобрался на подъемный мост через ров и пролетел через открытые большие ворота, расположенные в окружавшей замок стене. У ворот стоял на страже часовой. Но он не замечал чайник, пока тот не забряцал по бревнам подъемного моста. А вот когда он его увидел, то чуть не выронил копье. У стражника был приказ ни при каких обстоятельствах не покидать свой пост, в четырнадцатом веке часовые у ворот всегда получали подобный приказ. Но караульный бешено вцепился в свое копье и со всех ног пустился впереди чайника во двор замка, крича что есть мочи. -- Рехнулся! Я всегда говорил, что этим кончится! -- пробормотал кузнец замка, бросив взгляд во двор из-под навеса, возведенного над его кузней, которая из предосторожности была поставлена подальше от всего, что могло бы загореться. К тому времени, когда чайник пробегал мимо него, кузнец уже опять опустил глаза, а короткие свистки он принял за обычный звон в ушах. А тем временем стражник влетел через открытые двери замка в большой зал, все еще продолжая кричать: -- Заколдованный чайник! Заколдованный чайник! Помогите! -- Его голос отразился от стен большого зала, заставив остальных слуг броситься врассыпную. -- Он преследует меня! Помогите! Помогите! Голос стражника достиг даже кухни замка, где леди Анджела де Буа де Маленконтри-и-Ривероук в сотый раз повторяла кухарке, что после того как та приходит со двора, она должна, прежде чем резать мясо, вымыть руки. Леди Анджела, в голубом, отделанном серебром платье, выглядела очень обаятельно, но ни ей, ни кухарке сейчас было не до этого. Подобрав свои юбки с безропотным гневом, безропотным, потому что, похоже, в замке всегда происходит что-то, на что ей, как хозяйке, приходится сердиться, леди Анджела направилась на крик. Войдя в большой зал, она обнаружила там вооруженного воина и остальных слуг прилипшими к стенам, в то время как маленький чайник умудрился каким-то образом взгромоздиться на высокий стол, устроился там в самом центре и начал непрерывно свистеть, будто наступило время чаепития не только для Каролинуса, но и для всех, кто находился поблизости. -- Миледи! Миледи! -- бубнил стражник, забравшийся на одну из колонн и висевший там на высоте примерно четырех футов от пола, когда леди Анджела прошествовала мимо него. -- Это заколдованный чайник! Осторожней! Не подходите ближе! Это заколдованный чайник... -- Ерунда! -- сказала леди Анджела, которая родилась в другом мире, в двадцатом столетии, где в заколдованные чайники никто не верил. И она решительно зашагала мимо стражника к высокому столу. Глава 2 А тем временем Рыцарь-Дракон находился менее чем в полутора милях от замка. Он был славным рыцарем, сэр Джеймс Эккерт, барон и волею короля лорд верховного правосудия и хранитель закона земель Буа де Маленконтри-и-Ривероук, правда, где находится Ривероук, знали только сам сэр Джеймс и леди Анджела. Так назывался маленький городок, в котором находился колледж, где они оба в двадцатом веке были ассистентами преподавателя до тех пор, пока это не закончилось здесь, на расстоянии нескольких измерений оттуда, в мире четырнадцатого века, с драконами, ограми, сандмирками и другими подобными существами. Для остальных же Ривероук был неизвестным местом, находящимся, возможно, далеко-далеко за западным морем. Но сейчас сэр Джеймс, получивший лен из рук короля, собирался уклониться от вершения правосудия над народом своих земель и просто собирал цветочки. Он возвращался из затянувшегося путешествия на север, на границу Англии и Шотландии. Сэр Джеймс остановился набрать цветов в надежде, что букет, подаренный жене, поможет частично снять вполне понятное раздражение, вызванное его затянувшейся отлучкой. К этим цветам его привел сосед и ближайший друг, тоже славный рыцарь, сэр Брайен Невилл-Смит. Сэр Брайен, к своему несчастью, был всего лишь рыцарем-знаменосцем, он владел полуразрушенным замком, который с трудом поддерживал в пригодном для проживания состоянии; но его имя было знаменито в этих землях, и не только потому, что он был соратником Рыцаря-Дракона, но и потому, что он завоевал право называться мастером копья на многочисленных турнирах, проходивших в те времена по всей Англии. Сэр Брайен, полный счастья, находился сейчас в четырех милях отсюда, на пути к своей даме сердца красавице Геронде Изабель де Шане, в настоящий момент являющейся хозяйкой замка де Шане, потому что ее отец, лорд тех земель, вот уже несколько лет как уехал в Крестовый поход на Святую Землю. Леди Геронда и лорд Брайен не могли пожениться, пока ее отец не вернется и не даст на это своего благословения. Но это вовсе не мешало им встречаться, что они и делали каждый раз, как им представлялась такая возможность. Сэр Брайен и Дэффид ап Хайвел, мастер-лучник, еще один близкий друг и соратник, были с сэром Джеймсом на шотландской границе и посещали замок сэра Жиля де Мера, четвертого соратника и славного рыцаря. Как и Джеймс, Дэффид сейчас возвращался к себе домой и задержался в разбойничьей шайке своего тестя, Жиля Волдского, на расстоянии половины дня перехода до своего дома. Сэр Брайен знал эти места как свои пять пальцев, а сэр Джеймс появился здесь не более трех лет назад, вот сэру Брайену и пришлось рассказать ему об озере, на берегах которого ближе всего к замку Маленконтри можно было набрать прекрасных летних цветов. Указания сэра Брайена не подвели. На влажных землях близ озера с заболоченными берегами действительно находились обширные заросли цветов с широкими желтовато-оранжевыми лепестками. Это были не розы, о которых Джеймс, или Джим, как он все еще продолжал думать о себе, помышлял. Но цветы превосходны, и большой букет таких цветов определенно не ухудшит дела, когда речь зайдет об отношении Энджи к его задержке с возвращением домой. В руках Джима была уже полная охапка длинных цветущих веток -- цветы росли на кустах, а не отдельными стеблями, -- когда его отвлек булькающий звук, исходящий из лежащего перед ним озера. Подняв глаза, он так и застыл на месте. Вода в центре пруда заволновалась. Она вздулась большим водяным пузырем, который наконец лопнул, проткнутый чем-то шарообразным. Этот шар рос, рос и рос... Джим изумленно уставился на него. Казалось, шар никогда не перестанет расти. Наконец он вырос до того, что возвышался на десять футов, и теперь его поверхность очень напоминала короткие мокрые светлые волосы, приклеившиеся к огромному круглому черепу. Шар полз и полз вверх, пока не открылись огромный лоб, пара безмятежных глаз, глядящих из-под густых светлых бровей, огромный нос и еще более огромные рот и подбородок -- лицо, которое можно было назвать тяжелым, даже будь оно нормальных размеров. Оно оказалось лицом невероятного гиганта. Если судить по лицу, обладатель его должен быть не менее ста футов ростом, а Джим, исходя из своего знакомства с такими маленькими озерами, полагал, что глубина здесь никак не может превышать восьми футов. Однако у Джима не было времени задуматься об этом -- голова, подбородок которой чуть приподнимался над водой, начала медленно приближаться к нему; мускулистая шея, вполне подходящая для головы такой величины, гнала большую изогнутую волну. Эта бегущая впереди волна выплеснулась на берег и окатила Джима до колен. А тем временем принадлежащее голове тело все больше и больше поднималось из воды, оно оказалось не таким высоким, как предполагал Джим, зато более достопримечательным. Монстр наконец вышел на берег озера, остановился, возвышаясь над землей и разливая вокруг воду, и уставился на Джима. Предположение Джима оказалось неверным. В действительности рост незнакомца оказался не более тридцати футов. Во всех остальных отношениях гигант походил на человека. На нем была надета огромная шкура. Перекинутая через плечо, она спадала до колен на манер одежды Тарзана в старом фильме. Так, пришла Джиму в голову внезапная мысль, обычно рисуют завернутых в звериные шкуры пещерных людей. Но между монстром и пещерным человеком имелись два отличия. Нет, три. Первое -- непомерная величина. Во-вторых, он явно чувствовал себя как дома не только на земле, но и под водой. Третье было самым интересным. Человек, существо, или как там его еще назвать, сужался книзу. Короче, огромную голову подпирали довольно узкие, по гигантским меркам, плечи, а грудь была еще уже в сравнении с плечами. Ноги же оказались лишь раза в четыре больше, чем у Джима. Этого нельзя было сказать о руках -- они выглядели не то чтобы похожими на бочонки, нет, каждая рука могла запросто зажать в кулаке бочонок. -- Подожди! -- прогудел великан. Или, по крайней мере, Джим решил, что он это услышал. -- Подождать? -- с удивлением и испугом переспросил Джим. -- Чего?.. Но тут он понял -- вспомнил из дней своего пребывания в двадцатом столетии в качестве ассистента преподавателя на кафедре английской литературы в Ривероуке, -- что услышанное слово означает вовсе не "подожди". К нему обратились на староанглийском, и было сказано "Вает!". Единственной причиной, по которой его смятенный ум определил это слово, было то, что именно этим словом начинается старинная английская поэма "Беовульф", написанная за четырнадцать веков до того времени, в котором Джим пребывал в мире, где родился и первоначально жил. Джим попытался вспомнить, что означает "вает", -- очевидно, это слово было своего рода приветствием или предназначалось для привлечения внимания, но он был слишком сбит с толку происходящим, чтобы выудить из памяти какие-то староанглийские слова, хотя когда-то и положил немало сил, изучая этот язык. Такое обращение ввергло его в шок -- здесь, в этом мире, любой человек и все животные, которые по непонятным причинам умели говорить, включая драконов, говорили на одном языке. -- Извини... Извини, я, -- заикаясь, забормотал он, -- я не говорю на... Великан оборвал его на полуслове, заговорив на том же языке, что и все. -- Конечно! -- прогудел он. -- Прошло две тысячи лет, если мне не изменяет память... или три? Язык, на котором говорит народ, изменился. Но все в порядке, коротышка, я могу говорить так же, как говорите вы, маленький народец. Это просто, как вот это! -- И он щелкнул большим и указательным пальцами правой руки так, что раздался звук, напоминающий пушечный выстрел. Джим тряхнул головой, чтобы прекратился звон в ушах, и выпалил первое, что пришло ему на ум. Он перевел взгляд с похожего на перевернутую пирамиду великана на озеро, которое в сравнении с тем казалось действительно очень маленьким: -- Но... откуда ты взялся? Как ты попал... -- Заплутал! -- опять перебил его великан. -- Прошло немало столетий с тех пор, как я последний раз посещал сии места. Сбился с пути в подземных реках этого острова. Единственное, что пришло Джиму в голову, было то, что теперь речь его собеседника стала еще больше похожа на "Беовульфа", но "Беовульфа" переведенного, со своеобразным старинным ароматом. Стоя всего лишь в дюжине футов от собеседника, Джим был вынужден задирать голову, чтобы посмотреть в лицо великану, но даже тогда вид получался несколько искаженным. Чтобы лучше рассмотреть незнакомца, Джим отступил на дюжину шагов. -- Не бойся, -- прогудел великан. -- Знай, что я Рррнлф, морской дьявол. Зови меня Ренальф, как это делали коротышки, когда я был здесь в последний раз. Как и тогда, клянусь сиренами, я не желаю вам ничего дурного. Я ищу кое-кого другого. А как называешь себя ты, парень? -- Я... э... -- Джим чуть было не представился просто как Джим Эккерт, но вовремя спохватился. -- Я сэр Джеймс Эккерт, барон Маленконтри... -- Странные у вас, людишек, имена, -- проворчал великан. -- Всего одно "р", а "л" вовсе нет. Однако это не имеет значения. В какой стороне здесь море? Джим показал на запад. -- А, -- удовлетворенно проговорил морской дьявол, -- теперь я уже не заплутаю. -- С каждым предложением его речь становилась все более обычной. -- Отсюда я уже пройду под землей куда угодно и больше не заблужусь. А почему ты держишь в руках это... как их там? -- Это цветы для моей жены, -- ответил Джим. -- Она ест цветы? -- удивленно прогудел Рррнлф. -- Не-ет, -- ответил Джим, задумавшись, как бы это объяснить великану. -- Она просто любит держать их... смотреть на них, ну, сам понимаешь. -- Почему же она просто не придет сюда, к ним? -- спросил Рррнлф. Джиму уже начали надоедать все эти вопросы. Какое собачье дело этому мамонту в человеческом облике до Энджи и цветов? Но, с другой стороны, не стоит сердить существо таких размеров. -- Потому что ей хочется, чтобы они были всегда под рукой! -- ответил он. В этот момент в его голове взорвалась, как фейерверк Четвертого июля, идея. Он совсем позабыл о своих, хотя и ограниченных, магических способностях, которые приобрел, появившись в этом феодальном мире. Какой смысл обладать магическими способностями, если волшебник вроде него не может уладить такую не очень сложную ситуацию? Он быстренько мысленно написал заклинание на внутренней стороне своего лба. Я И МОЯ ОДЕЖДА - РАЗМЕРОМ С МОРСКОГО ДЬЯВОЛА И моментально обнаружил, что смотрит в гигантское лицо на уровне собственного. Как обычно, никакого особого ощущения при этом не возникло, но теперь он и сам был около тридцати футов ростом и смотрел на собеседника с расстояния в пару шагов. Если смотреть на него таким образом, с высоты его роста, внешность морского дьявола казалась довольно приятной, хотя он так и остался блондином с тяжелым лицом необычной формы, выделялись только яркие темно-синие глаза. Эти глаза навязчиво напоминали Джиму самые бездонные морские глубины, в какие ему когда-либо доводилось заглядывать, с играющим в них солнечным светом. Как ни странно, Рррнлф, похоже, вовсе не удивился внезапно изменившемуся росту Джима. -- А! Крошка волшебник! -- сказал он. Его голос все еще гудел. Но теперь в нем не было раскатов грома, которые, как казалось Джиму, он слышал вначале, беседуя с Рррнлфом с высоты своего человеческого роста. А его собеседник продолжал: -- Удачная встреча, волшебник. Не бойся. Я знаю магию и тех, кто ею пользуется. -- Он придвинулся к Джиму: -- Очень повезло, что встретил тебя! -- В его голосе послышалось ликование. -- Именно волшебник и может мне помочь. Получилось так, что я ищу подлого грабителя, которому, когда я его найду, оторву все конечности и оставлю извиваться в морской тине, как червя. -- Боюсь, моя магия не настолько сильна, чтобы сделать это, -- ответил Джим. -- Я еще только начинающий волшебник. Мне очень жаль, что тебя ограбили, однако... -- Ограбили самым подлым и бесчестным образом! -- взорвался Рррнлф, внезапно приняв грозный вид. -- У меня украли мою леди! -- Твою леди? -- переспросил Джим и попробовал представить существо женского рода, соответствующее Рррнлфу, но его разум не справился с такой задачей. -- Ты хочешь сказать, твою жену? -- Жену? Да ни в коем разе! -- прогудел Рррнлф. -- На что морскому дьяволу жена? Это была леди, которую я взял с затонувшего корабля, с носа затонувшего корабля; изображение моей утраченной любви. Самая прекрасная леди, леди с золотыми волосами и трезубцем в руке. Она была приделана к носу давно затонувшего корабля. Я отцепил ее и унес в безопасное место. Последние пятнадцать столетий я золотил ее и украшал драгоценными камнями. А теперь ее украли, и я знаю, кто это сделал. Это один из морских змеев! Ага, один из подленьких морских змеев, который завидовал мне из-за того, что она у меня есть, и, когда меня не было, похитил ее, чтобы спрятать в своих кладовых! У Джима закружилась голова. Слишком сложно представить себе женский род морских дьяволов. Но непомерно труднее переварить информацию, обвалившуюся на него с последними словами Рррнлфа. Он знал о существовании морских змеев. Прадядюшка дракона, в чьем теле он оказался, попав в эти время и мир, рассказывал ему про их драконьего предка, который одолел в поединке морского змея. Он попытался вспомнить оба имени -- драконьего предка и змея. И обнаружил, что имени змея вспомнить не может, возможно потому, что ему его и не называли, а вот предка дракона звали Глингул. Согласно рассказу его драконьего прадядюшки, чтобы выиграть поединок с морским змеем, Глингул сделал нечто очень напоминающее то, что совершил святой Георгий, чтобы убить дракона. Только вот почему Глингул сражался с морским змеем, Джиму никто никогда не объяснял. Но если морские змеи являются чем-то вроде подводных драконов и тоже копят в своих тайниках золото и драгоценные камни, то слова Рррнлфа приобретали смысл. -- Понятно, -- сказал Джим, немного помолчав, -- но боюсь, что не смогу тебе помочь. Я не видел здесь в округе ни одного морского змея... -- Ты уже помог мне, указав, в какой стороне находится море, -- сказал Рррнлф. -- Теперь я продолжу свои поиски. И не бойся, я его найду. Гранфер сказал, что по какой-то причине все морские змеи направились к этому острову. Тот, которого я ищу, мог попробовать спрятаться под землей на этом острове, хотя они и не любят пресной воды и всячески избегают ее. Нам, морским дьяволам, без разницы, соленая вода или пресная, мы даже можем бывать на воздухе, вот как я сейчас. Ну, прощай. Я перед тобой в долгу, коротышка волшебник. Позови меня, если я тебе потребуюсь. С этими словами он развернулся, вошел в озеро и побрел в глубину. Вода поглощала его по мере того, как он уходил. Вдруг Джим кое о чем вспомнил. -- Но как же я тебя найду? -- крикнул он вслед морскому дьяволу. Рррнлф бросил короткий взгляд через плечо. -- Позови меня на берегу моря! -- прогудел он в ответ. -- Даже коротышки должны бы это знать. Пошли свое сообщение с прибоем. Я услышу его! -- Но... что, если ты в это время будешь на другом конце света? -- спросил Джим. Жизнь в четырнадцатом столетии научила Джима поддерживать любую дружбу, которая встречалась на его пути. Он не представлял, чем Рррнлф может оказаться ему полезен, но не мешает знать, как его можно позвать. Но его собеседник уже погрузился в воду. -- Где бы я ни был в море-океане, твои слова дойдут до меня! -- ответил Рррнлф, внезапно вынырнув опять. -- Море полно голосов, и они остаются там навсегда. Если ты меня позовешь, я услышу тебя, где бы я ни был. Прощай! И он исчез под водой. Джим стоял, уставившись на озеро, пока потревоженная поверхность воды не успокоилась, не оставив никакого следа присутствия великана. Ошеломленный, Джим вернул себе нормальные размеры, возобновил прерванное занятие и набрал полную охапку цветов. Затем он оседлал своего боевого коня Оглоеда, который стоял неподалеку, спокойно жуя мягкую и сладкую травку на заболоченном берегу озера, и поскакал к себе в замок. Дорога до замка не заняла много времени. Джим нахмурился, выехав на открытое пространство между замком и окружающим его лесом, -- открытым оно поддерживалось из военных соображений. Замок казался каким-то опустошенным, и это встревожило Джима. Он пустил Оглоеда рысью, и уже через несколько мгновений конь простучал копытами по бревнам подъемного моста и въехал во двор замка. Двор был бесспорно пуст. Чувство беспокойства переросло в настоящую тревогу. Джим поспешно соскочил с Оглоеда и бросился к главному входу замка. В то же мгновение его чуть не свалили наземь, с вполне определенной целью обхватив за колени. Джим взглянул под ноги и увидел перепуганное лицо кузнеца замка, который все еще сжимал его колени в кольце своих сильных обнаженных рук, усеянных шрамами от ожогов. -- Милорд! -- закричал кузнец, который, после того как увидел стражника, пробежавшего в замок, вопя о заколдованном чайнике, наконец-то сообразил, что происходит. -- Не ходи туда! Замок захвачен заколдованным чайником! Мы все погибнем, если ты тоже попадешь к нему в рабство! Оставайся в безопасности, в стороне от этого, и порази это зло своей магией. Иначе мы все навсегда погибнем! -- Не будь наив... -- начал было Джим, но вовремя вспомнил, что слово "наивный" в средние века имело совсем другое значение. Оно означало "невинный" или "блаженный", а он в данный момент хотел сказать совсем другое. Он решил, что лучше всего в данной ситуации действовать в прямой средневековой манере. -- Отцепись, собака! -- рявкнул он в лучших баронских традициях. -- Ты что, думаешь, я боюсь, что меня поработит какая-то заколдованная штуковина? -- Милорд... н-не?.. -- изумился кузнец. -- Абсолютно! -- сказал Джим. -- Ну оставайся здесь, а я все улажу. Руки кузнеца выпустили колени Джима, а когда тот шагнул вперед, на его лице появилась надежда. Однако на полпути к двери замка Джима начали покалывать первые маленькие признаки сомнения. Это был мир, в котором ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, и магия в этом мире играла немаловажную роль. Возможно, здесь действительно существуют такие вещи, как заколдованный чайник. Возможно, они действительно могут обратить людей в рабство... Джим постарался отбросить эти мысли. Он разозлился на себя даже за то, что подумал об этом. В конце концов, напомнил он себе, он все же волшебник, правда еще только ранга С. Он двинулся вперед, вошел в дверь и, оказавшись в большом зале, продолжил шагать в сторону высокого стола, который находился в дальнем конце помещения. Все стены зала были облеплены челядью. Слуги сохраняли гробовое молчание и изо всех сил жались к стенам. А на высоком столе действительно стоял чайник, из которого, похоже, шел пар и который к тому же, хотя Джим с трудом мог в это поверить, с помощью пара ни больше ни меньше как пел слабым грудным голосом мелодию, ясно разносившуюся по всему залу. Около стола неподвижно стояла и смотрела на чайник, держа указательный палец правой руки во рту, что было для нее совершенно нехарактерно, жена Джима, леди Анджела. Она была так же неподвижна и так же хранила молчание, как и прижавшиеся к стенам люди. Глава 3 Джим бегом бросился к высокому столу. Казалось, до сих пор никто не замечал его присутствия, но сейчас он почувствовал, что все глаза устремились на него. Как-никак теперь он был почти у самого чайника. Леди Анджела обернулась на звук бегущих шагов. Она вынула палец изо рта и уставилась на Джима, как на привидение. Джим одним прыжком подскочил к высокому столу и заключил ее в объятия. -- Энджи! -- воскликнул он. На мгновение она застыла, потом обхватила его руками и крепко поцеловала. -- Джим! -- воскликнула она. -- О Джим! Некоторое время они так и стояли обнявшись, потом он почувствовал, что ее руки уперлись ему в грудь и отталкивают его. Ее глаза потемнели, и она нахмурилась. -- И где же ты пропадал все это время... -- начала она. Он поспешно пихнул ей в руки цветы, которые все время машинально держал в левой руке: -- Это тебе! -- Джим, мне наплевать... -- Она опять умолкла и взглянула на цветы. Спустя секунду она глубоко вдохнула их аромат. -- О Джим... -- Она оборвала фразу на полуслове, но теперь уже с совсем другой интонацией. Опять опустила голову и глубоко вдохнула аромат цветов, потом снова обняла Джима и крепко прижала к себе. -- Черт тебя побери! -- прошептала она мужу в ухо, потом опять поцеловала его -- одновременно и сердито, и с любовью. Затем они разомкнули объятия и отступили друг от друга. -- С тобой все в порядке? -- спросил он. -- Ты держала палец во рту... -- А, я обожглась об этот чайник, -- раздраженно сказала Энджи. -- Не могла поверить, что он кипит, хотя его не подогревают. Глупо! Но, Джим... как получилось, что ты вернулся именно в этот момент? Ты пользовался магией? -- Я не возвращался именно в этот момент, -- возразил Джим. -- А почему вернуться именно в этот момент было так важно? -- Потому что чайник тоже только что появился здесь и хочет с тобой поговорить! -- Чайник? -- переспросил Джим и перевел взгляд на посудину, которая продолжала, стоя на столе, пускать пар и петь. -- Чайник хочет поговорить со мной? -- Да! Разве ты не слышишь? -- спросила Энджи. -- Послушай! Джим прислушался. Чайник продолжал напевать тихим грудным голосом, и вблизи, где теперь стоял Джим, можно было разобрать слова. Песня состояла из коротенького куплета, который повторялся снова и снова. Немедленно брось все другие дела. Скорее, Джим Эккерт, меня выручай. Отчаянно помощь твоя. мне нужна! Скорее, Джим Эккерт, меня выручай! Когда чайник вновь вернулся к первой строчке и начал повторять все четверостишие, Джим заморгал. Он опять наполовину прослушал песенку, прежде чем стряхнул с себя изумление. -- Я здесь, -- сказал он чайнику. -- Это Джим Эккерт. Я здесь. Что ты хочешь мне сказать? Чайник тут же сменил песенку. Он запел: Ты, Джим, Каролинусу нужен быстрей. Его выручать тебе надо скорей! Он болен и ныне как будто в аду -- Знахарки две лечат его на беду! Две "мудрые" бабы пришли из селенья, Не столько умны, сколь сильны от рожденья. От их врачеванья совсем ему плохо. Спеши, чтоб успеть до последнего вздоха! Спасай Каролинуса! Спасай Каролинуса! Спасай Каро... -- Хорошо! Я уже все понял! -- огрызнулся Джим, так как чайник, похоже, собирался бесконечно петь: "Спасай Каролинуса!" Чайник затих. Уже после того как он замолчал, небольшое облачко пара вырвалось из его носика, но совершенно беззвучно. Медные бока чайника, казалось, засветились -- с извинением и немым укором. Непонятно почему, Джим почувствовал себя виноватым перед чайником за свою вспышку. -- Извини, -- не задумываясь, сказал он. -- Дурачок! -- Энджи снова с чувством обняла его. -- Это всего лишь чайник. Ему не понять твоих извинений. -- Наверное, ты права. -- Джим почувствовал холодок в желудке. -- Но, похоже, Каролинус болен, и его лечат шарлатаны, которые думают, что помогают ему встать на ноги. Этому вполне можно поверить, такое постоянно происходит то тут то там. Я должен прямо сейчас отправиться к нему. -- Мы оба отправимся к нему прямо сейчас! -- сказала Энджи. -- И разве чайник не пропел, что эти женщины сильны? Я думаю, нам стоит взять с собой нескольких вооруженных людей. Теолаф! Оруженосец Джима отделился от стены и вышел вперед: -- Да, миледи? Милорд? Теолаф являлся самым необычным оруженосцем -- до того как Джим возвел его в этот ранг, он был всего лишь латником и командовал стражей замка. Над броней доспехов, закрывавших его тело, возвышалось темное лицо, увенчанное копной седеющих волос, хотя ему было немногим за тридцать, а шрам на лице придавал ему вид бывалого человека. -- Подбери восемь латников, вы поедете с нами, -- приказала Энджи. -- Проследи также за лошадьми и прочими приготовлениями. Мы выезжаем немедленно. -- Энджи взглянула мимо него. -- Соланж! -- позвала она. Кухарка замка, высокая женщина, которой было далеко за сорок и в которой имелось фунтов пятьдесят лишнего веса, хотя, похоже, большая часть этого веса приходилась на мускулы, отошла от стенки. Ей с трудом удавался реверанс, и она изобразила нечто вроде книксена: -- Да, миледи? -- Проследи, чтобы приготовили провиант для седельных сумм всадников, а также для милорда и для меня, -- сказала Энджи. -- В мое отсутствие ты будешь распоряжаться слугами. Ив? Ив Морген! А, вот ты где! Как начальник стражи, ты остаешься главным в замке в наше отсутствие. Оба все поняли? -- Да, миледи, -- ответил Ив. И вместе с Соланж он развернулся и отошел в сторону. Соланж, несмотря на свое имя, была родом не из Франции, а с острова Гернси. -- Минутку! -- воскликнула Энджи. -- Кто у нас может что-нибудь знать про этих двух сестер из -- как его там? -- селенья? -- Марго, -- сказала Соланж, обернувшись. -- Она родом из тех мест. -- Марго! -- позвала Энджи. Но, похоже, Марго среди собравшихся в зале не было. -- Соланж, немедленно найди ее и пришли сюда! -- Сейчас, миледи, -- ответила Соланж. Марго появилась через несколько мгновений после того, как Соланж вошла в дверь главной башни, где на первом этаже находилась кухня. Очевидно, она занималась там каким-то делом или сидела просто так, а когда прибежал чайник, благоразумно решила держаться в сторонке. -- Да, миледи, -- сказала она, делая реверанс. Она тоже была высокая, но худая, с большим ртом и седеющими светлыми волосами. -- Что ты знаешь о двух сестрах из местечка по соседству с домом Каролинуса, знахарках, которые помогают больным, несомненно за плату? -- О, это, наверное, Элли и Эльдра, миледи, -- сказала Марго. -- Они единственные дочери старого Тома Эльдреда, который был самым большим и сильным человеком в округе. Обе, и Элли, и Эльдра, пошли в него, я имею в виду, выглядят совсем как он, миледи. Вот ни один мужчина и не взглянул на них, боясь, что жена будет бить его, а не наоборот, как положено. Молодой Том Девли даже сбежал из дома, когда Эльдред сказал, что отдаст за него Элли, хочет тот того или нет... -- Спасибо, Марго, -- решительно остановила ее Энджи, когда Марго перешла на мягкий, доверительный тон, который грозил тем, что она сейчас поведает всю историю окрестных мест. -- Ты сказала нам все, что мы хотели знать. Можешь теперь вернуться к своим делам. -- Она повернулась к Джиму: -- Мне еще надо сделать кое-какие распоряжения, чтобы быть уверенной, что за время моего отсутствия замок не развалится на части, а ты лучше возьми-ка другого коня. Даже если ты и ехал шагом, Оглоед, как я понимаю, возил тебя несколько дней. -- Ты права, -- сказал Джим. -- Я прямо сейчас и займусь этим. Они с Энджи разошлись в разные стороны. Джим вышел через главный вход большого зала, через который поспешно расходилась челядь, придерживаясь мудрого правила всех слуг: подальше от хозяйского глаза -- меньше вероятность, что тебе придумают какую-нибудь работу. И менее чем через полчаса экспедиция по вызволению Каролинуса верхом двигалась по направлению к цели. Джим и Энджи ехали впереди, за ними следовал Теолаф с восьмью своими лучшими латниками. Чайник же, выглядевший несколько обиженным, остался в большом зале. Обычно слуги постоянно сновали туда-сюда по этому обширному помещению, но мысль, что чайник все еще способен выкинуть какую-нибудь волшебную штучку, заставляла их держаться подальше от большого зала. Джим и Энджи обменивались новостями о последних событиях. Рассказ Энджи ввел Джима в курс событий в замке и окрестностях. А она внимательно выслушала повествование о морском дьяволе, а потом о приключениях Джима на границе, которые произошли гораздо раньше. Это включало в себя рассказ о полых людях, которые были чем-то вроде привидений, и о приграничных жителях -- нортумбрийских рыцарях и других господах, живших по соседству с шотландской границей, и, наконец, -- без конца -- о маленьких людях. Энджи восхитило, что маленькие люди так привязались к Дэффиду и хотели, чтобы он был их предводителем. И Джим под конец чуть не проболтался о том, о чем Дэффид взял с него клятву молчать: что лучник находится в родстве с древним королевским родом, о котором маленькие люди помнят, хотя все остальные уже давно забыли. -- Я рассказал тебе все, но у меня есть обязательства перед Дэффидом, -- наконец сказал он. -- Все в порядке, -- отозвалась Энджи. -- Я знаю, что есть вещи, о которых ты не можешь мне рассказать. До тех пор пока они не касаются твоего здоровья и безопасности, меня это не беспокоит. Ты думаешь, маленькие люди -- потомки народа, который жил здесь, когда строился старый римский вал? -- Не знаю. Можно спросить у Дэффида, но я обещал забыть про его связь с ними, поэтому мне не хотелось бы задавать ему вопросы на эту тему. -- Он склонился с седла, взял руку Энджи и сжал ее. Они посмотрели друг другу в глаза. -- Ты знаешь, что ты великолепна? - спросил Джим. -- Конечно, знаю, -- весело ответила Энджи. Она пожала руку Джима и отняла свою. И они очень благопристойно, бок о бок, поехали дальше. Звенящая Вода, обитель Каролинуса, находилась недалеко, и они оказались там еще до того, как исчерпали темы для разговоров. По крайней мере, трава, деревья и пруд не изменились. Это местечко всегда было мирной пустынной полянкой, поросшей травой и окруженной высокими вязами. Трава здесь всегда росла густая и сочная, без каких-либо признаков сорняков. Она, как ковер, окружала пруд и маленький домик с островерхой крышей, в котором, как знал Джим, было всего две комнаты -- одна наверху и одна внизу. К двери домика, вплоть до единственной ступеньки крылечка, вела усыпанная гравием дорожка, которая магическим способом поддерживалась всегда ровной и чистой. Рядом с дорожкой был маленький круглый пруд с прекрасной голубой водой, из самого центра которого в воздух на четыре-пять футов вверх била струя воды, наверху она рассыпалась на мелкие брызги, которые падали обратно в пруд, издавая звенящие звуки -- будто ветер нежно играл какими-то восточными стеклянными колокольчиками. Именно эта особенность и дала название всему местечку -- Звенящая Вода. По мнению Джима, это местечко всегда было очаровательным. Но сейчас оно таковым не выглядело. Причиной тому были тридцать-сорок человек, расположившихся табором вокруг домика. Ободранные пристанища -- назвать их палатками было бы лестью для этих сооружений -- были разбросаны по сочной зеленой траве лужайки. Мусор валялся повсюду, а люди, в основном мужчины, хотя были тут и женщины и несколько детей, выглядели необычайно оборванными и грязными даже для четырнадцатого столетия. Было вполне понятно, что здесь происходит. Жилище Каролинуса окружила бродячая банда бездельников и воров, не имеющих никакого лорда или хозяина; они постоянно шлялись туда-сюда по дорогам, работая, когда приходилось, воруя, когда удавалось. Было совершенно ясно: они, как стервятники, собрались здесь в надежде, что Каролинус не выживет и они смогут раздобыть что-нибудь ценное в доме или на подворье. Но сейчас они, конечно, просто весело ожидали развития событий. Как заметил Джим, Энджи распознала, кто они такие, так же быстро, как и он сам; и он был уверен, что воины за его спиной поняли это еще быстрее. Он услышал легкое движение и бряцание металла о металл -- Теолаф и его восемь воинов убедились, что оружие под рукой и готово к немедленному применению. Не обращая ни на кого внимания, Джим продолжал двигаться сквозь толпу по гравиевой дорожке, заставляя бродяг рассыпаться и очистить путь. Затем он спешился, Энджи собралась сделать то же. В мрачном бормотании толпы слышались голоса, объяснявшие, что это дракон, который еще и рыцарь. -- Не надо, Энджи, -- сказал он тихим голосом, достаточным для того, чтобы его слышала жена и не слышала окружавшая толпа. -- Оставайся в седле. Так будет безопасней. Я войду один. -- Ты ни в коем случае не пойдешь один, -- сказала Энджи. -- Я хочу взглянуть на этих так называемых знахарок! Она спешилась и пошла по гравиевой дорожке, Джиму оставалось только последовать за ней. Они подошли к двери, и Джим без стука распахнул ее. Порыв спертого воздуха ударил им в лицо, и на мгновение полумрак ослепил их привыкшие к дневному свету глаза. Затем они разглядели, что Каролинус лежит на кровати, изголовье которой придвинуто к дальней стенке комнаты. Одна из женщин, сложив руки, стояла над кроватью, другая -- в противоположном конце комнаты, обе с изумленными лицами обернулись к Джиму и Энджи. Марго ничего не преувеличила в своем описании. Обе знахарки были на три-четыре дюйма выше Джима и, вероятно, превосходили его в весе фунтов на пятьдесят каждая. Они были широкоплечи в соответствии со своим ростом, а сложенные руки женщины, стоявшей у кровати Каролинуса, являли мускулы, не уступавшие мускулам кузнеца в замке Джима. Эта женщина первой и отреагировала на их появление. -- Кто такие? -- рявкнула она баритоном. -- В доме больной. Убирайтесь! Все убирайтесь! -- И она махнула рукой, предлагая им убраться, будто отгоняла мух. Джим почувствовал, как его отодвинули в сторону, и рядом с ним и Энджи появился Теолаф. Оруженосец внезапно опять превратился в воина, которым когда-то был; не только лицо, но и все его жесты выражали все что угодно, только не дружелюбие к этим женщинам. -- Молчать! -- рявкнул он. -- Оказать должное уважение барону и леди Маленконтри! -- Он положил руку на рукоять меча и шагнул вперед: -- Слышали, вы обе? Ну-ка проявим вежливость! -- Элли! -- воскликнула женщина, стоявшая в дальнем конце комнаты. -- Это Рыцарь-Дракон и его леди! -- Рыцарь-Дракон он или нет, -- сказала Элли, не двигаясь и продолжая стоять в изголовье кровати со сложенными руками, -- это не его владения, а земля, которая принадлежит только магу, о котором мы заботимся. Здесь распоряжаемся мы. Вон отсюда! Вон! Вон! Меч Теолафа со скрежетом вылетел из ножен. -- Как прикажет милорд? -- спросил он, сверкая глазами. -- Позвать моих людей, вытащить их обеих из дома и повесить? -- Повесить? -- звенящим голосом воскликнула Энджи. -- Нет! Это, должно быть, ведьмы. Сжечь их! Схватить и сжечь, обеих! Та, что прижалась к стене и, очевидно, была сестрой по имени Эльдра, вскрикнула и еще сильнее вжалась в стенку. Даже Элли, ту, что стояла у кровати, похоже, это поразило. Джим удивленно уставился на Энджи. Он никогда раньше не замечал у нее такого тона да и таких выражений. И это его нежная Энджи говорит о том, чтобы сжечь людей живьем? Затем он сообразил, что Энджи угрожает не всерьез. Она просто хочет сломить сопротивление более упрямой сестры. И все же Элли стойко не отходила от кровати, несмотря на то, что даже при тусклом свете, просачивавшемся в дом сквозь несколько узких оконец, было видно, как она побледнела. -- Говорить о том, чтобы сжечь, -- это одно. А вот сделать это -- совсем другое, -- упрямо заявила она. -- Может, у нас поблизости есть друзья, которые замолвят за нас словечко, если воины попробуют нас тронуть, милорд... -- Прошу прощения, милорд, прошу прощения, миледи, -- вмешался новый голос, и появился низенький человечек, одетый в потрепанное коричневое одеяние, подпоясанное веревкой, скрепленной на поясе тремя узлами, -- рясу отца францисканца; он вынырнул из тени под лестницей, ведущей на верхний этаж. У него были темные грязные и лохматые волосы, на макушке выбрита тонзура. -- В самом деле, милостивые господа, эти две добрые женщины делают все что могут, чтобы помочь магу, который серьезно болен. -- Он вышел и встал напротив Джима и Энджи, не обращая никакого внимания на Теолафа и его обнаженный меч. -- Я отец Морель, -- сказал он, -- пастырь той небольшой паствы, которую вы видели перед домом. -- Он перекрестился. -- Да хранит их Господь вместе с магом, этими двумя добрыми женщинами и вашей светлостью. -- Он опять перекрестился. -- Dominus vobiscum. Джим в общем-то был не религиозен, но не требовалось слишком большого знания средневековой церковной латыни, чтобы понять и ответить на набожное обращение святого брата "Да будет с вами Бог". -- Et cum spiritu tuo, -- ответил он.-- И с тобой. Джим прекрасно понимал, что святой отец прибегнул к этому латинскому диалогу, рассчитывая на него как на верительные грамоты, не больше. Но вот низенький человечек с тонзурой заговорил опять, теперь уже обращаясь к Энджи. -- Миледи, -- сказал он укоризненно, -- наверняка не хотела сделать то, о чем говорила: сжечь этих добрых женщин. Я могу уверить именем Господа, что они не ведьмы, а только знахарки, помогающие больным и несчастным. И только благодаря их стараниям маг все еще жив. -- Правда? -- спросил Джим. Он прошел вперед, отодвинув локтем Элли. Несмотря на свои слова, она отступила без всяких протестов. Джим положил руку на лоб Каролинуса. На ощупь лоб был скорее холодный и влажный, чем горячий. Но старик, похоже, был без сознания. Вдруг старческие веки на миг приподнялись, и с губ Каролинуса слетели слова: -- Забери меня отсюда... -- Не беспокойся, Каролинус, -- ответил Джим, -- сейчас мы это сделаем. Тебе будет намного лучше в замке Маленконтри. Что они с тобой делали? -- Все... -- прошептал Каролинус, после чего силы его, очевидно, иссякли. Его глаза закрылись. -- Это грязная ложь! -- вмешалась Элли. -- Я говорю, это бред, вызванный болезнью! Мы только давали ему слабительное и делали примочки да два раза пустили кровь. -- Этого вполне достаточно, чтобы убить его, -- прорычала Энджи. Она подошла к Джиму и встала рядом с ним. Через плечо она сказала: -- Теолаф, возьми пару человек и сделай носилки. Пусть где угодно раздобудут жерди, а мы воспользуемся одеялами или какой-нибудь другой материей, чтобы перенести Каролинуса. -- Да, миледи. -- Теолаф вложил в ножны меч, развернулся и вышел в залитый солнцем прямоугольник дверей. Они услышали, как он отдает распоряжения своим воинам. -- Это его убьет! -- воскликнула Элли. -- Взять его из-под нашей опеки, когда мы с таким трудом сохранили ему жизнь! Он не перенесет поездки до замка! -- О, думаю, перенесет, -- сердито возразила Энджи женщине, что покрупнее. Она тоже пощупала лоб Каролинуса. -- Возможно, он с самого начала был не так уж и болен, но вы вдвоем довели его почти до смерти своими непотребными методами! -- Он наш! -- злобно ответила Элли. -- Пусть ты и леди, но, как я уже сказала, это не твои земли! Последним желанием мага, когда он находился в твердой памяти, было остаться здесь, с нами. И мы оставим его здесь, чего бы это нам ни стоило! -- В самом деле, -- примиряюще вставил отец Морель, -- не только эти две добрые женщины, но и вся моя паства будет опечалена, если вы попробуете забрать отсюда мага, чтобы он умер по дороге в ваш замок. Мы воспротивимся любой такой попытке во имя Божье! -- Милорд! -- раздался из дверей голос Теолафа. -- Может ли милорд на минутку выйти поговорить со мной? -- Сейчас! -- ответил Джим. Он обвел взглядом двух женщин и святого отца. -- Если, пока меня не будет, что-нибудь произойдет с Каролинусом или миледи, ни один из вас не увидит рассвета! Он с удивлением обнаружил, что именно это и имел в виду. Джим вышел из дома. Сразу же за дверью, на ступеньке крылечка, стоял Теолаф, за ним, развернув коней к толпе, руки на оружии, находились восемь воинов, которых они привели с собой. Это сдерживало толпу оборванцев на расстоянии, чтобы они не могли подслушать. Теолаф прошептал Джиму на ухо: -- Эти поганые крысы собрались здесь исключительно для того, чтобы поживиться чем-нибудь из дома мага, и только и ждут, когда это можно будет сделать беспрепятственно. Все, что здесь есть, охраняется магией, но магия прекратит действовать, как только умрет волшебник. Ясно, что они задумали не дать нам забрать его отсюда и спасти ему жизнь. Мне бы хотелось, чтобы здесь было еще с дюжину наших парней! У них у всех спрятаны под одеждой длинные ножи, а может, и несколько мечей. Джим оглядел хмурые лица, выглядывавшие из ярких грязных тряпок палаток и одежд. Ношение меча, по королевскому указу, каралось смертью, если человек не обладал соответствующим званием или не имел разрешения от кого-нибудь, обладающего таким званием. Но жизнь этих людей может быть отобрана в любой момент по дюжине других обвинений. Да, у них, несомненно, есть и мечи. Ясно и то, что их скорее человек сорок, чем тридцать. Толпа в четыре раза превосходит его, Теолафа и их людей, и, хотя бродяги, противостоящие им, не обучены, у них есть достаточный опыт владения оружием. Ситуация была не из лучших. И вдруг Джим понял, что выбора у него нет. Ведь это четырнадцатое столетие, и он -- барон и рыцарь. Даже сама идея сдаться такому сброду лишит его уважения всех соседей, включая лучших друзей. В частности, сэр Брайен Невилл-Смит как его лучший друг примет этот стыд лично на себя. Сам Брайен без колебаний атаковал бы в одиночку целую армию. У Джима мелькнула мысль, что Брайен был бы даже рад такому случаю. Так что вопрос не в том, стоит ли пытаться атаковать толпу и вынести Каролинуса, а в том, когда и как это сделать. В голове Джима мелькнула мимолетная мысль, что он может использовать собственную магию и сделать так, что его людей покажется намного больше или они будут выглядеть в несколько раз больше, и этим испугать толпу. Но тут он вспомнил, что если отец Морель действительно является членом религиозного ордена, какое бы низкое положение он там ни занимал, то, хотя уже существующая магия никуда не исчезнет, никакая новая магия здесь действовать не будет, особенно если Морель молился против ее использования. Внезапно Джим сообразил, что отец Морель уже наверняка сделал это. В противном случае Каролинус воспользовался бы собственной магией, чтобы в мгновение ока перенестись из рук знахарок в замок Маленконтри, где, конечно же, как он знал, о нем позаботятся, даже если там будет только Энджи, без Джима. Несомненно и то, что между толпой, расположившейся табором во дворе, и этими двумя знахарками есть какая-то связь. Болезнь Каролинуса вызвана чем-то странным, ведь Каролинус никогда не болел, хотя неоднократно указывал Джиму на то, что, хотя магия и может лечить раны, перед болезнью она бессильна. Так что, возможно, с самого начала болезнь не была опасной, но оказалась достаточным предлогом для того, чтобы эти две женщины захватили власть над Каролинусом. Затем банда бродяг каким-то образом прослышала об этом и прибыла сюда, так как наверняка было известно, что лечение Элли и Эльдры только ухудшает состояние Каролинуса. Они знали, что он слабый старик, более того, его тело не сможет долго выдерживать такое надругательство и вскоре он окончательно сдастся. Хорошо, что Джим, Энджи и их воины добрались сюда вовремя. На самом деле хорошо, что чайник вовремя сообщил об этом. Морель не мог помешать чайнику -- его молитвы останавливали только новую магию. Но, какую бы магию ни попробовал Джим, она не подействует. Так что использовать ее он не сможет. А это означает, что придется просто-напросто пробиваться. А сделать это, да еще с Каролинусом на носилках, непростая задача, потому что шайка попытается убить Каролинуса в разгар битвы. Однако если хорошенько подумать, то лучше убедиться, что магия не действует, прежде чем сбросить ее со счетов. Он подозвал к себе Энджи и Теолафа и нахмурился, увидев, что отец Морель, без приглашения, тоже двинулся к нему. Нахмуренные брови Джима остановили Мореля. Теолаф и Энджи наклонились к нему, и Джим прошептал: -- Отойдите от меня и дайте мне место. Я попробую превратиться в дракона. Оба кивнули и отошли. Морель выглянул из двери домика и попытался приблизиться к ним, но Теолаф вытянул руку и без всяких церемоний втолкнул коротенького человечка обратно. Джим мысленно составил привычное заклинание. Я В ОБЛИЧЬЕ ДРАКОНА, ОДЕЖДА ИСЧЕЗЛА НЕПОВРЕЖДЕННОЙ - НЕМЕДЛЕННО! Он стоял там же, где и был. Ничего не случилось. Он остался Джимом Эккертом, и ничто в нем не напоминало дракона. Что ж, значит, пусть так оно и будет. Он взглянул на Энджи и Теолафа, которые с надеждой смотрели на него. -- Я все объясню позже, -- совершенно открыто громко сказал он. Итак, им не проложить себе путь при помощи магии, но они вряд ли смогут пробиться при соотношении сил один к четырем, да еще неся носилки с Каролинусом. Только меч или воля могли решить дело. Что сделал бы славный рыцарь четырнадцатого столетия, такой, как сэр Брайен, в подобной ситуации? Глава 4 Конечно же! Внезапно Джима осенило. Что сделал бы Брайен, так это взял бы заложников! Сомнительно, что две знахарки являются достаточной ценностью как заложники. С другой стороны, есть еще отец Морель. Джим привлек к себе Энджи и проговорил ей в ухо так тихо, чтобы никто из находящихся в комнате не услышал: -- Ты распорядилась, чтобы кто-нибудь отправился за нами, если мы вскоре не вернемся? -- Нет, -- ответила она. -- Конечно же, Ив Морген пошлет кого-нибудь завтра утром; ручаюсь, что он отправит соответствующее подкрепление. Но мне не нравится идея провести здесь ночь, особенно с Каролинусом в таком состоянии. Я думаю, надо перевезти его в замок как можно скорее. Согреть, накормить и начать по-настоящему лечить. Джим кивнул, и Энджи пошла взглянуть на Каролинуса, в то время как Теолаф, держа в руке обнаженный меч, хмуро смотрел на Элли, на случай, если она или ее сестра посмеют вмешаться. Джим задумался. Он мог отозвать своих воинов со двора в дом и просто закрыть дверь и запереться. Магическое заклятие, которое Каролинус наложил не только на дом и двор, но и на всю лужайку, было надежнее защиты любого неприступного замка, который только можно себе представить. Снаружи не так-то легко сюда проникнуть, хотя стены дома и выглядят так, будто их можно пробить кулаком. Жилище мага так просто не сдастся. Но есть и другая точка зрения: Энджи считает, что Каролинуса надо как можно скорее увезти отсюда. Джим не мог с этим не согласиться. Старый маг находился на пороге смерти. Лежащий в кровати в грязном красном халате, который он обычно носил, Каролинус был бледен как покойник. Но смогут ли они так просто уйти, используя Мореля как заложника? Вне всякого сомнения, бродяги не питают особой любви к Морелю, по крайней мере не больше, чем к любому другому. Люди вроде тех, которые составляли эту банду, потеряли всякие человеческие чувства много лет назад. Они не станут защищать святого отца ради него самого, но он им, несомненно, очень полезен. Он не только добавлял им некой респектабельности как группе, но и был, очевидно, самым умным из них и вполне мог быть их вожаком. Дверь открылась, и один из воинов заглянул внутрь: -- Носилки готовы, милорд. Принести их сюда? -- Минуточку, -- сказал Джим. Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Джим повернулся к отцу Морелю: -- Мы собираемся унести Каролинуса отсюда. Так вот, если кто-нибудь из людей на лужайке причинит нам какие-нибудь неприятности, мы перережем тебе глотку, потому что возьмем тебя с собой как заложника. -- Вы не посмеете! -- Морель вытянулся во все свои пять с половиной футов. -- Я состою в ордене францисканцев и нахожусь под защитой церкви. Кто тронет меня, погубит свою бессмертную душу. Об этом Джим не подумал. Он сомневался, что существует столь суровое наказание для тех, кто тронет члена ордена францисканцев, к которому, без сомнения, принадлежал Морель. И все же... он уже готов был отдать приказ Теолафу, чтобы тот приставил кинжал к горлу священника. Однако, взглянув на своего оруженосца, он увидел, что тот побелел как полотно. Сами по себе обещания Мореля ничего не значили, но они были подкреплены узловатой веревкой, которую он носил на поясе. Теолаф был не готов рискнуть и навлечь на себя такую угрозу, а это означало, что никто из его воинов тоже не захочет поднять руку на святого отца. Вся затея полностью ложилась на Джима. Он собрался с силами и скорчил самую грозную ухмылку, какую только смог изобразить. -- Мне наплевать на твои угрозы, -- сказал он, наклоняя свое лицо к лицу коротышки. -- Если понадобится, я сам перережу тебе глотку! И не сомневайся, я это сделаю! Теперь настала очередь Мореля побледнеть. Джим почти слышал, как тот думает, что Рыцарь-Дракон уже давно продал свою бессмертную душу Сатане. Чтобы придать убедительности своим словам, Джим выхватил кинжал, дотянулся до затылка Мореля, схватил пучок сальных волос пониже тонзуры, рывком развернул святого отца спиной к себе и приставил к его горлу острое обнаженное лезвие: -- Ну, что теперь? И тут он столкнулся с новой трудностью. -- Ты не заберешь от нас больного! -- воскликнула Элли. Джим повернул голову, чтобы взглянуть на знахарку, и увидел, что она извлекла откуда-то из своих напоминающих воздушный шар одежд приличных размеров нож и приставила его к горлу Каролинуса. -- Скорее он умрет, чем я увижу его в руках тех, кто не сможет помочь ему! -- продолжала Элли. Эта угроза сводила все к ничьей. Но из дальнего уголка сознания Джима внезапно вырвалась светлая идея. -- Ты считаешь, что можешь вылечить его? -- яростно спросил он. -- Да знаешь ли ты, что сама стоишь на пороге смерти, находясь так близко от него? Ты хоть немножечко понимаешь, какой ужасной опасности ты себя подвергаешь? -- Таща Мореля за волосы, он заставил его подойти к краю кровати Каролинуса: -- Посмотри на него, святой отец! Ты знаешь латынь! То, что ты видишь, -- последняя стадия phytophthora infestans! Ты, конечно, знаешь, что это означает? -- Э-э... да. Да, конечно! -- сказал Морель, и его зубы внезапно застучали от страха. -- И как я сам этого не увидел? Знахарки обречены! Эльдра в другом конце комнаты пронзительно вскрикнула. Лицо Элли исказилось от страха, но она продолжала угрожающе держать нож в согнутой руке. -- Ты волшебник, а не лекарь... -- с укором сказала она Джиму. Но ее голос резко утратил уверенность. -- Я еще и лекарь! -- огрызнулся Джим. -- Ты знаешь, что означают эти латинские слова, святой отец. Разве это не самая смертельная на земле болезнь... хуже проказы? -- Да... да... да... -- заикаясь, пробормотал Морель, падая на колени и стараясь удалиться от кровати, но Джим, стоя за ним, не пускал его. Джим повернулся к Элли и Эльдре: -- Вы слышали, что сказал святой отец. Давайте я вам расскажу, что вскоре случится с Каролинусом и с вами, если вы заразились. Начнут расти отвратительные черные пятна, которые появятся по всей коже. Когда вы увидите это, то поймете, что уже начали гнить изнутри. Эльдра опять пронзительно вскрикнула, из рук Элли исчез нож. -- Сэр... милорд, маг... -- заикаясь, бормотала Эльдра, -- если мы заразились, можно нам прийти в замок? Милорд нам поможет? -- Я подумаю об этом, -- грубо сказал Джим. -- А теперь я заберу отсюда святого отца, так, на всякий случай, а вы выйдете из дома и опишете тем людям, чему они себя подвергают... что может с ними случиться, если они вздумают приблизиться к кому-нибудь из нас. -- Милорд, -- льстиво пролепетала Элли, -- я не могу повторить тех латинских слов. Милорд не скажет их еще раз? Джим четко, по слогам, произнес: -- Фи-то-фто-ра ин-фес-танс. Глаза Элли загорелись. Джим был удовлетворен. Цепкая память, которой обладали все эти люди, чтобы, как клеем, зафиксировать в мозгу услышанное, вновь проявила себя. Хорошая память была просто необходима, ведь письменность не имела широкого распространения. Выйдя из дома, Элли сможет повторить эти звуки как попугай, независимо от того, понимает она их или нет. Она направилась к выходу, ее сестра уже распахнула дверь и выскочила наружу. -- Милорд, -- дрожащим голосом сказал Теолаф, -- я теперь оруженосец и со своим господином до самой смерти. Но вот остальные парни ни за какие коврижки не захотят быть рядом с магом, если у него такая смертельная болезнь. Нам не унести его на носилках всего лишь втроем. Об этом Джим не подумал. Какое-то время он стоял, держа почти на весу скрючившегося, как мешок, святого отца, у края постели, затем на него опять снизошло вдохновение. Он подозвал Энджи, отстранил святого отца на вытянутой руке, а другой повернул к себе Энджи так, чтобы прошептать ей на ухо на одном дыхании: -- Картофельная болезнь. -- Что? -- громко и удивленно переспросила Энджи. -- Кар... -- Шш! -- прошептал Джим. -- Осторожно, не произноси вслух... даже если эти слова ничего не говорят этим людям. Я старался придумать какую-нибудь страшную болезнь, такую, чтобы отец Морель не понял даже по-латыни, но испугался. Все, что я смог придумать, это болезнь картофеля, которая случилась в Ирландии во время картофельного голода. Помнишь? В тысяча восемьсот сорок шестом и сорок седьмом годах эта болезнь опустошила картофельные поля Ирландии. Считается, что миллион человек погибли тогда от голода. -- А, -- сказала Энджи, -- конечно. -- Хорошо. Теперь иди и объясни Теолафу на ухо, что все это хитрость, что я просто назвал болезнь растений, которых здесь даже еще и нет. Затем оба идите во двор и прошепчи это каждому воину на ухо. Они еще могут усомниться в словах Теолафа, но леди Анджеле де Маленконтри-и-Ривероук они поверят. А эта банда во дворе пусть думает, что ты просто даешь своим людям особые инструкции и не хочешь, чтобы кто-нибудь подслушал. Сделаешь? -- Сию минуту. -- И Энджи тотчас вышла из дома. Прошло около десяти минут, прежде чем Энджи вернулась, но на этот раз она привела с собой четверых воинов с носилками, сделанными из двух шестов, очевидно взятых у людей во дворе, так как шесты были сухие и обветренные, и нескольких слоев материи, прикрепленной к шестам, что и образовывало носилки, на которых можно было нести Каролинуса. -- Теперь, -- сказал Джим воину с носилками, -- надо аккуратненько переложить на них Каролинуса. Пусть один разложит носилки, а Теолаф, ты и остальные возьмут за края простыню. Потом поднимите простыню вместе с Каролинусом и переложите на носилки. Они проделали все это под наблюдением Джима и Энджи. Когда Каролинуса перекладывали, он слабо застонал, но других признаков того, что пришел в сознание, не выказал. Он, казалось, все еще был без сознания либо, в лучшем случае, в полузабытьи. Все вышли из дома; Джим по-прежнему держал кинжал у горла Мореля. Он закрыл за собой дверь, зная, что она автоматически магическим образом запрется. Четыре воина уже сидели в седлах, другие четверо, которые должны были нести носилки Каролинуса, стояли рядом, готовые взяться за ручки носилок, как только понадобится. Толпа бродяг подалась назад от входа в дом и расчистила своего рода дорожку к лесу, но они отошли не настолько далеко, как надеялся Джим, к тому же открывшаяся дорожка была не так уж широка. Они просто перенесли шатры, стоявшие прямо на дороге, шатры, которые Джим и его люди слегка помяли копытами своих лошадей по дороге сюда. Джим испытывал неловкость, когда, прокладывая себе путь, просто смял эти, пусть временные, укрытия, но он хорошо знал, что в четырнадцатом веке люди его звания всегда так поступают. Поступи он иначе, и не только его воины, но и сами бродяги сочли бы это слабостью. Маленький отряд построился, окружив носилки с Каролинусом. Теперь между Каролинусом и бродягами был двойной ряд воинов, считая тех, что несли носилки, которые уже привязали к высоким задним лукам средневековых седел. Энджи вскочила в седло, Джим тоже, усадив Мореля впереди себя. -- Отлично, -- сказал Джим, -- а теперь поехали потихоньку, чтобы как можно меньше трясти Каролинуса. Энджи, поезжай рядом и присматривай за ним... Со стороны Джима это была своего рода хитрость. Он хотел, чтобы Энджи, как и Каролинуса, окружали вооруженные люди. Энджи поехала как было сказано; Джим замыкал процессию с Морелем, сидящим на шее его коня, и кинжалом, приставленным к горлу святого отца. Они начали медленно продвигаться сквозь толпу. Сначала им молча разрешали проехать, потом среди бродяг поднялся ропот, который постепенно усиливался. Затем за спиной Джима внезапно послышались яростные крики, он взглянул через плечо и увидел, что группа оборванцев попыталась ворваться в дом Каролинуса и потерпела неудачу. Конечно же, магическое заклинание, наложенное Каролинусом, удержит дверь против любого вторжения, даже если будет применен таран. Джим мысленно улыбнулся и вновь сосредоточил внимание на проходе сквозь толпу. Бродяги теперь явно не хотели, чтобы Каролинуса и отца Мореля увезли от них. Они начали собираться вместе, закрывая проход к лесу. В толпе засверкали ножи, и, пока Джим наблюдал за оборванцами, появился сначала один, а потом еще несколько мечей, и было заметно общее движение по направлению к небольшому отряду всадников. -- Вы не имеете права забирать его! -- услышал он пронзительный голос Элли у себя за спиной. -- Вы несете его на явную смерть, а мы можем спасти его! Только мы! Джим почувствовал себя неуютно. Очевидно, страх, который он рассчитывал вызвать упоминанием латинского названия картофельной болезни, быстро прошел. Он посмотрел вперед и увидел, что проход закрылся, со всех сторон к ним подступали бродяги. Голоса вокруг становились все громче, и, в конце концов, отряд оказался в центре кричащей толпы. Теперь у бродяг в каждой руке появился клинок. -- Вперед, -- мрачно скомандовал Джим. Впереди Теолаф эхом повторил команду, и воины обнажили мечи. Толпа сомкнулась вокруг них. Их заставили остановиться. Теолаф повернулся к Джиму в ожидании нового приказа. -- Если надо, прорубите себе дорогу! -- крикнул Джим. Но, прежде чем они успели двинуться с места, раздался звук, который заставил всех замереть на месте. Это был серебряный перезвон рожка. Нет, не грубый голос пастушьего рожка или какого-нибудь простого приспособления, а редкий звук настоящего музыкального инструмента, сделанного из металла и используемого только королевскими герольдами и важными особами. Он слышался из леса, несколько правее того места, куда направлялся Джим со своим отрядом. Вглядевшись, Джим увидел трех всадников. Один из них, не такой плотный, как остальные, держал жезл с прикрепленным к нему раздвоенным вымпелом и только что отнял от своего поднятого забрала рожок. Он был весь закован в доспехи четырнадцатого века -- сочетание металлических колец и пластин. С другого бока от центральной фигуры ехал низенький, коренастый человек в таких же доспехах, у него тоже имелся раздвоенный вымпел, но он развевался на копье, которое было установлено в специальном гнезде, прикрепленном к седлу. А между ними возвышалась фигура с опущенным забралом, закованная в доспехи, состоящие сплошь из пластин, -- нечто весьма редкое. Пока Джим их рассматривал, центральная фигура подняла забрало, и над толпой раздался голос, который был очень хорошо знаком Джиму: -- Именем короля! Глава 5 Мечи и ножи, которыми только что открыто размахивали бродяги, моментально исчезли. Джим выпустил отца Мореля, который нырнул вниз и побежал, чтобы присоединиться к бродягам около двери дома. Когда святой отец скрылся, Джим повернул своего коня и направился прямо к фигурам трех всадников, за ним последовал весь его маленький отряд. Бродяги, внезапно умолкнув, рассеялись по сторонам. Затих даже голос Элли. Подъехав поближе, Джим узнал и невысокую коренастую фигуру, а фигура, только что поднявшая забрало своего шлема, открыла для обозрения лихо закрученные усы и великолепный нос сэра Жиля де Мера. Это был тот самый сэр Жиль, у которого Джим вместе с сэром Брайеном и Дэффидом ап Хайвелом, стрелком из Уэльса, провели целый месяц в замке де Мер, на шотландской границе. Джим несколько удивился, уставившись на улыбающееся лицо этого человека. Низенький рыцарь должен был буквально висеть на хвосте у него, Брайена и Дэффида во время всей их продолжительной поездки домой, коли сумел появиться здесь сейчас. Однако если так, то где он успел прихватить двух своих спутников? Закованная в доспехи, фигура с рожком явно являлась оруженосцем. Высокую фигуру в пластинчатых доспехах Джим уже опознал. Он, несомненно, командовал не только этими двумя, но и армией, которая была скрыта лесом, но следовала за всадниками. То, что здесь присутствует армия, только предполагалось. Но ее возможного присутствия, звука рожка и провозглашения имени короля было достаточно, чтобы бродяги немедленно изменили поведение. По славным норманнским традициям, их следовало из принципа повесить на ближайших деревьях, и толпа прекрасно это знала. Джим подъехал к центральной фигуре и остановился: -- Счастлив встретиться с тобой вновь, сэр Джон? Я в любом случае был бы счастлив снова увидеть Жиля, но твое присутствие делает это вдвойне приятным. Могу я надеяться, что ты отправишься с нами в Маленконтри, какой бы скромный прием ни оказал тебе мой замок? -- Именно туда мы и направлялись, сэр Джеймс, -- ответил сэр Джон Чендос. Человек, сидящий перед Джимом на высоком и могучем чалом боевом коне, был широко известен, но отказался от всех высоких титулов и настоял на том, чтобы остаться просто рыцарем-знаменосцем, как Брайен и Жиль. Правильные черты его продолговатого лица говорили о силе и власти, не нуждавшихся ни в титулах, ни в гербах. Теперь он, улыбаясь, смотрел на Энджи: -- Как я полагаю, это леди Анджела, твоя очаровательная супруга? Не только о тебе, но и о ней говорят при дворе. Джим взглянул на Энджи и мог поклясться, что ее лицо на секунду покраснело. -- Сэр Джон, я могу только надеяться, что обо мне там отзывались хорошо, -- пробормотала она. -- Не сомневайся, -- ответил рыцарь. Он опять взглянул на Джима и понизил голос: -- Разбойники за твоей спиной не знают, что нас всего трое. Я думаю, нам следует удалиться как можно быстрее. -- Совершенно верно, -- пылко ответил Джим. -- Предоставь мне честь показать дорогу. -- Давай считать, что мы просто едем вместе, и, с твоего разрешения, сэр Джеймс, может быть, леди Анджела согласится составить мне компанию? -- сказал сэр Джон, направив своего коня вперед и ставя его в ряд по другую сторону от Энджи. -- Ты не откажешь мне в любезности последовать вместе с сэром Джеймсом, сэр Жиль? -- С удовольствием! -- сказал Жиль. -- Очень рад снова видеть тебя, Джеймс! -- И я тебя тоже, -- ответил Джим. Жиль и Джим вместе с оруженосцем Чендоса, сопровождаемым Теолафом, а за ними вооруженные воины повернули своих коней и направились в лес, срезая угол, чтобы выбраться на дорожку, которая вела из Маленконтри в Звенящую Воду. Как только на них упала тень деревьев, воины вложили мечи в ножны. И уже через мгновение их полностью поглотил лес. -- Как получилось, что вы появились именно тогда, когда нам понадобились? -- спросил Джим у Жиля. -- Нет ответа проще, Джеймс, -- откликнулся Жиль. -- Мы с сэром Джоном выехали на границу твоих владений. Там мы встретили пахаря, который сказал нам, что ты только что уехал в местечко под названием Звенящая Вода. Он указал нам, в какую сторону ехать, но, поверь, этого можно было и не делать, потому что расстояние невелико, а путь прямой. -- Я не ожидал так скоро снова тебя увидеть, Жиль, -- заметил Джим. -- Произошли печальные события, Джеймс, -- не поворачивая головы, сказал сэр Джон. Очевидно, он прислушивался к их разговору, не прекращая беседы с Энджи. -- Но не будем о них говорить, пока не окажемся в безопасности в замке, где и побеседуем без посторонних. -- Теперь он повернул голову, чтобы взглянуть на Жиля, который ехал прямо за его спиной. -- Жиль, -- сказал пожилой рыцарь, -- я не хотел бы, чтобы ты говорил об этом с сэром Джеймсом, пока мы не уединимся. -- Конечно, раз ты так желаешь, сэр Джон, -- ответил Жиль. Он повернул к Джиму свое жизнерадостное лицо: -- Могу побиться об заклад, что ты не ожидал увидеть меня так скоро! Я обещал Брайену приехать на рождественские праздники, но не раньше. А ты не собираешься на праздники к графу, Джеймс? -- Все будет зависеть от обстоятельств, -- ответил Джим. Но правда заключалась в том, что он из всех сил старался при любой возможности увильнуть от этого рождественского празднования, которое Брайен и Жиль обожали. Празднование заключалось в детских играх, опасных соревнованиях и огромных усилиях заполучить к себе в постель чью-нибудь жену, а в довершение ко всему веселье сопровождалось поглощением огромного количества еды и выпивки. Ни одно из этих занятий совершенно не привлекало Джима. Но, с другой стороны, общество требовало, чтобы они с Энджи показывались в свете при соответствующих обстоятельствах. И Джим все еще старался придумать веский предлог, чтобы и в этом году увильнуть от празднования. Эти мысли заставили его вполуха прислушаться к тому, что происходило впереди. А там сэр Джон, следуя лучшим придворным манерам, посвятил все свое внимание лести, -- словом, вежливо готовил почву для соблазнения Энджи. Энджи, похоже, отражала его атаки вполне успешно, но все же Джим обнаружил, что восторгается этим рыцарем на войне и негодует на то, что тот так откровенно ухаживает за его женой под самым его носом. Однако здесь это вполне обычное и общепринятое поведение. Джим ничего не мог с этим поделать, но непосредственной опасности, пока они едут верхом в замок, не было. Он надеялся, что сэр Джон достаточно благородный человек и просто превратит все это в игру, не пытаясь довести дело до логического конца. Инстинкт подсказывал Джиму, что сэр Джон действительно человек такого сорта. Но он все же не был полностью в этом уверен, потому-то инстинкт и не гасил беспокойство. А тем временем Жиль болтал: -- ...как ты думаешь, чем болен маг? Хотя я имел честь лишь недолго общаться с ним во Франции и в нашем замке, я был бы опечален, узнав, что с ним и в самом деле случилось что-то серьезное... или действительно опасное для жизни. -- Я думаю, в этом случае просто переусердствовали с лечением, вот и все, -- пояснил Джим несколько короче, чем намеревался, потому что его внимание все еще было приковано к Энджи и сэру Джону. Он постарался вернуть свое внимание к Жилю и заставить свой голос звучать спокойно: -- Там были две женщины, которые называют себя знахарками. Как я догадываюсь, они обычно помогают при родах и ухаживают за больными в округе. Не думаю, что они на самом деле связаны с шайкой, которую ты видел около дома. Они просто пичкали Каролинуса одним снадобьем за другим, это их метод лечения. Но финалом могла быть только смерть Каролинуса, в конце концов, он старый человек, и они должны были понимать это. Со смертью Каролинуса магические заклинания, наложенные на дом и округу Звенящей Воды, пропали бы, и вот тогда эти знахарки вместе с бродягами надеялись поживиться в его доме. -- Чем поживиться? -- спросил Жиль. -- Не знаю, -- ответил Джим. -- Возможно, там есть обычные ценности вроде драгоценных камней, а может, даже какие-нибудь деньги. Но настоящими ценностями являются разные приспособления Каролинуса, например магическое стекло и что-нибудь подобное, что можно продать молодым волшебникам, нуждающимся в этом. В общем, они, возможно, нашли бы в его доме достаточно. Но если мы довезем его до замка, обогреем, окружим заботой и накормим необходимой ему нормальной пищей, то, я думаю, он вполне оправится. -- Что ж, приятно это слышать, -- сказал Жиль. -- Как я уже говорил, я никогда до путешествия во Францию его не встречал, но, как и все, много слышал о нем. О нем говорят как о великом волшебнике всех времен. -- Я полагаю, так оно и есть, -- откровенно признал Джим. -- Теперь-то я знаю его. Они продвигались медленным шагом, стараясь не растрясти Каролинуса. Но даже таким образом они очень быстро добрались до Маленконтри. Как только отряд остановился во дворе замка, колонна сбилась в кучу, подбежали конюхи. -- Не будешь ли ты так любезен, сэр Джеймс, -- сказал Чендос, когда все спешились, -- послать за славным сэром Брайеном Невилл-Смитом, лучником и волком, которые были с тобой в прошлом году во Франции? Мне бы хотелось, чтобы они присоединились к нам. -- Теолаф? -- Джим поискал взглядом своего оруженосца. -- Немедленно отправь кого-нибудь в замок де Шане... пусть передаст сэру Брайену, что у нас в замке гостит досточтимый рыцарь сэр Джон Чендос, который хочет немедленно с ним поговорить. -- Да, милорд. -- Теолаф повернулся к одному из стоящих рядом воинов и стал давать ему распоряжения. -- И пошли почтового голубя к Дэффиду. Сэр Джон хочет встретиться и с ним. А теперь убери со двора всех, кому здесь нечего делать, -- добавил Джим, -- а то здесь скоро весь замок соберется. И действительно, такая опасность существовала. Обитатели замка, все, кто сумел найти какой-нибудь предлог и оставить работу, высыпали во двор и глазели на сэра Джона Чендоса. Они, конечно, не узнали его, он жил в мире совершенно ином, нежели они, но прибежали полюбоваться его пластинчатыми доспехами, о которых слышали, но которых никто из их сословия не видывал, -- такие доспехи были редкостью, носить их могли позволить себе лишь короли, высшая знать и те, кто был в это историческое время как знатен, так и богат. Кузнец так близко подобрался, чтобы полюбоваться доспехами из сплошного металла, что Джим строго посмотрел на него, и тот отступил, бормоча: -- Прошу прощения. -- Но в кузню, где его нетерпеливо поджидал один из пахарей, чтобы тот закончил подковывать его лошадь, не вернулся. -- А что касается волка, сэр Джон, -- повернулся Джим к старому рыцарю, -- я сделаю все, что в моих силах, но он может быть где угодно, к тому же нельзя с уверенностью сказать, ответит он на зов или нет. Он очень независимое создание. -- Я понимаю, -- улыбнулся сэр Джон, -- мне говорили, что это характерно для волков. И все же ты сделаешь все что можешь? А пока мне бы хотелось, чтобы мы и сэр Жиль уединились где-нибудь, чтобы обсудить события, которые и вызвали этот визит. Пока не приехал сэр Брайен, и будем надеяться, что волк тоже появится, я скажу только пару слов, затем оставлю тебя с сэром Жилем, который расскажет остальное, а тем временем, надеюсь, -- он огляделся, ища взглядом Энджи, -- леди Анджела будет так добра и покажет мне замок. -- Он обаятельно ей улыбнулся: -- Мы, военные люди, всегда интересуемся фортификационными сооружениями. -- Я думаю, что с осмотром замка придется немного повременить, сэр Джон, -- решительно проговорила Энджи. -- Я... и, думаю, милорд тоже... должна сначала взглянуть на Каролинуса. Надо убедиться, что его надлежащим образом поместили в чистой комнате, и направить туда кого-нибудь, кто будет за ним ухаживать. А после этого, может быть, мы и сделаем обход замка. -- Как я могу противиться выполнению долга? -- сказал сэр Джон. -- Я согласен с отказом. Во всяком случае, серьезность положения мага совсем выпала у меня из головы. Конечно же, о нем надо позаботиться в первую очередь, сколько бы усилий и времени это ни потребовало. Я вполне могу подождать. -- Спасибо, сэр Джон, -- сказал Джим. -- Тогда я пойду с Энджи. Я присоединюсь к вам, как только Каролинус будет устроен. К этому времени Теолаф умудрился разогнать со двора всех зевак, кроме тех, которые нашли более или менее подходящий предлог, чтобы задержаться. Джим и Энджи повели всю процессию через главный вход в большой зал. Они прошли в дальний конец, где на небольшом возвышении стоял стол, расположенный перпендикулярно тянущемуся через весь зал низкому столу. К удивлению Джима, высокий стол оказался занят, хотя в отсутствие его и Энджи в замке не оставалось никого, чье звание позволяло бы подобное поведение. Но, когда они подошли ближе, он узнал смельчака. Наполовину закованная в доспехи фигура сидела рядом с кувшином, несомненно полным вина, и кубком. Когда Джим с остальными приблизились, фигура вскочила с места. -- Две коровы! Две прекрасные молодые молочные коровы! Это был сэр Губерт Вайтби, один из соседей Джима. К тому времени, когда Вайтби подал голос, Джим подошел достаточно близко, чтобы рыцарь мог говорить нормальным тоном, но он все равно продолжал кричать. Сэр Губерт никогда не упускал возможности покричать. Это просто вошло у него в привычку. Он проревел на пределе возможностей своего голоса: -- Это наделали твои драконы! Остались только рога да жалкая кучка костей, даже шкуры нет, только развороченная кровавая грязь. Я говорю, это твои драконы! Заставь их прекратить это и заплати мне за этих двух коров. -- Это не мои драконы, -- ответил Джим самым убедительным тоном, какой только сумел изобразить. Он знал, что ничто так не действует на сэра Губерта, как спокойный разговор. Его собеседник не был высоким, и Джим, даже стоя перед возвышением, был с ним одного роста. Джим продолжал: -- К тому же нет ни одного дракона, который делал бы то, что я ему прикажу. Они так же независимы, как и люди. Почему ты думаешь... Он уже готов был спросить, почему он, Джим, вообще должен нести какую-то ответственность за то, что сделали драконы, даже если они это и сделали, когда услышал слабый хрип в дыхании лежащего на носилках Каролинуса. Джим взглянул на него и увидел, что глаза мага открыты. Когда глаза Джима остановились на Каролинусе, тот слегка повернул голову слева направо и обратно. -- Хорошо, -- примиряюще сказал Джим, -- я посмотрю, что можно сделать. А пока разреши мне представить тебя нашим уважаемым гостям. -- Он повернулся к закованной в пластинчатые доспехи фигуре, стоящей за его спиной: -- Сэр Джон, это славный рыцарь сэр Губерт Вайтби, мой ближайший сосед. -- Он опять повернулся к сэру Губерту: -- Сэр Губерт, разреши представить тебе благороднейшего и знаменитого сэра Джона Чендоса, который нанес короткий визит к нам в Маленконтри. У сэра Губерта отвисла челюсть. Вид у него был довольно нелепый: пухлые красноватые щеки, косматые серые с проседью брови, такие же седые волосы торчали и из носа. Лицо заросло по крайней мере суточной щетиной. Из него получился бы отличный Санта Клаус, прими он добродушный вид вместо рассерженного, как в большинстве случаев, т. к. его любимым занятием было найти что-нибудь, на что можно рассердиться, загнать кого-нибудь в угол и реветь на всю округу. -- Сэр... сэр Джон? -- Теперь он начал заикаться. -- Сэр Джон Чендос? Я... э... прошу прощения, я мог показаться несколько назойливым... -- Его голос понизился, не до воркования, но близко к тому звучанию, которое свидетельствует об искренней вежливости. -- Возможно, мы сможем поговорить потом... -- продолжил он. Он взглянул на Джима. Но Джим был уже сыт им по горло. Будь он проклят, если пригласит сэра Губерта на обед, как бы тот на это ни намекал. -- Ты уж извини нас, сэр Губерт, -- сказал он, -- но нам сейчас надо позаботиться о Каролинусе. А потом сэр Джон, сэр Жиль и я хотим немного поговорить между собой, одни. Я свяжусь с тобой по поводу твоих коров в ближайшие дни. -- Но... но... -- заикался сэр Губерт. Он не смел возмутиться тем, что ему было оказано недостаточно гостеприимства в присутствии сэра Джона Чендоса. Джим вместе с Энджи и людьми, которые несли носилки, направился к входу в башню, где находились комнаты, в одну из которых можно было отвести Каролинуса. Когда небольшая процессия, несущая Каролинуса, оставив за спиной остальных присутствующих, проходила мимо высокого стола, Джим прихватил чайник. Он осторожно взял его за деревянную ручку -- чайник был горячий, потому что продолжал хранить воду закипающей. -- А это еще зачем? -- спросила Энджи, когда они вышли из большого зала в буфетную, куда сносили блюда из кухни, чтобы подать их на стол в нужное время, и начали подниматься по винтовой лестнице на верхний этаж, где находились жилые комнаты. Джим заупрямился. -- Я просто подумал, что он будет лучше себя чувствовать в одной комнате с Каролинусом, вот и все, -- сказал он, уставившись на лестницу, по которой они поднимались. -- Ради Бога! -- воскликнула Энджи. -- Ты обращаешься с этой штукой так, будто она живая. Ты что, действительно думаешь, что у чайника могут быть чувства, даже если это заколдованный чайник?! -- Да, думаю, -- сказал Джим, по-прежнему уставившись на лестницу. -- Не могу сказать почему, может быть потому, что я сам немного занимаюсь магией, но я думаю, что он будет лучше себя чувствовать рядом с Каролинусом, пребывая, как всегда, в постоянной готовности на случай, если потребуется немного кипятка для чашечки чая. Энджи вздохнула и замолчала. Они бережно опустили Каролинуса на кровать в маленькой комнатке, которую Энджи всегда держала опрятно прибранной на случай поздних гостей. Когда престарелого мага уложили, Энджи безжалостно сорвала с него халат и обнаружила несколько серьезных пролежней, что было совсем неудивительно при том уходе, который за ним был раньше. -- Мэй Хизер, -- решительно приказала Энджи одной из самых молодых кухонных прислуг, которую прихватила с собой, проходя буфетную, в расчете использовать как посыльную, если вдруг что-то понадобится, когда они будут устраивать Каролинуса, -- сходи за Марго, Эдвиной и Мери. Скажи, чтобы начали кипятить тряпки для перевязок, и принеси мне немного свежего сала, которое еще не трогали, и пару кувшинов кипятка, который всегда должен быть на кухне. Если его там не окажется, я спущу кое с кого шкуру! -- Она повернулась к воинам: -- Один из вас пусть останется здесь, остальные могут идти. Воины удалились. Энджи взглянула на Джима: -- Ты тоже можешь идти, Джим. Возвращайся к своим гостям. Я только хочу предупредить тебя, будь вежлив, но держи их подальше от этой комнаты. Больше всего Каролинусу сейчас нужен покой. Мне еще много чего надо здесь сделать, а ты мне в этом не помощник. Каролинуса необходимо вымыть, да и с этими пролежнями надо что-то делать. А теперь все пошли отсюда. Все, включая Джима, вышли. Когда Джим уже спускался по лестнице, он подивился своей симпатии к чайнику. Может, Энджи и права, и это просто дурость. С другой стороны, и он уже сказал об этом Энджи, занятия магией заставили его увидеть заколдованные вещи в новом свете. Он спросит об этом Каролинуса, как только тот достаточно окрепнет. Он отбросил саму мысль о том, что Каролинус может и не вернуться в такое состояние, чтобы быть в силах ответить на этот вопрос. Эта мысль пришла позже и заставила его похолодеть. О том, чтобы жить здесь, в волшебном мире, без Каролинуса, порывистого и раздражительного, каким большую часть времени был старый маг, невозможно даже подумать. Джим отогнал эту мысль и обнаружил, что его голова занята другим. Совсем недавно Каролинус потратил немало сил, когда в большом зале открыл глаза и просигналил Джиму, чтобы тот не вступал с сэром Губертом в спор о коровах и драконах. Почему Каролинус не хотел, чтобы он это делал, -- второй вопрос. Происходит что-то серьезное. Каролинус слышал, видел и знал очень много о том, что происходит в мире, хотя и казалось, что он никогда не покидает своего дома. А раз уж Каролинус беспокоится, то и у Джима есть все основания беспокоиться. Холодок в животе, который было улегся, когда Джим прогнал мысль, что Каролинус может и не поправиться, возобновился и давал о себе знать, пока Джим не вернулся к высокому столу в большом зале, за которым обнаружил Жиля и сэра Джона Чендоса беседующими за кувшином вина. Они сидели очень близко друг к другу, Чендос в торце стола, а Жиль -- у длинной стороны, вполоборота к нему. -- Ха, сэр Джеймс, -- сказал Чендос, прервав разговор с Жилем, когда Джим занял место рядом с этим рыцарем, -- хорошо, что ты так быстро вернулся. Я боялся, что наш друг маг отнимет у тебя гораздо больше времени. Может быть, теперь мы найдем укромное местечко, чтобы обсудить важные вещи? -- Насколько укромным ты хотел бы его видеть, сэр Джон? -- спросил Джим, мысленно перебирая подходящие места в замке. В жилищах четырнадцатого века, подобных тому, в котором он жил, не имелось комнат, где можно было бы спокойно побеседовать, если, конечно, такие места не были предусмотрены заранее. Слуги привыкли заходить во все помещения, кроме личных комнат Энджи и Джима, без предупреждения, а замки стояли только на некоторых дверях. Те немногие комнаты, которые подходили для этой цели, были или заняты, или до потолка забиты разным хламом, начиная от оружия и кончая ломаной мебелью. Одну из таких комнат в данный момент освобождали, мыли и меблировали по распоряжению Энджи, чтобы сделать спальней для сэра Джона и сэра Жиля. Так что для целей сэра Джона, после того как Каролинус занял гостевую комнату, подходило только одно помещение. Джим незаметно вздохнул. -- Есть солнечная комната, которую леди Анджела и я приберегли для себя. Может быть, перейдем туда? Глава 6 -- Прости меня, -- сказал сэр Джон несколькими минутами позже, -- за неожиданное и бесцеремонное вторжение в твои личные покои. Но у меня есть для этого веские причины. -- Никаких извинений, -- сказал Джим, -- можешь пользоваться всем, что у меня есть. И это была правда. Он был высокого мнения о Чендосе. И в то же время, сидя вместе с сэром Джоном и сэром Жилем в солнечной комнате, на его и Энджи личной территории, куда иногда заходили только слуги, чтобы прибрать или принести поесть, Джим не мог избавиться от ощущения вторжения. Только в этой комнате они с Энджи позволили себе элементы комфорта двадцатого века. Кресла, на которых сидели Джим и сэр Джон, имели не только подлокотники, но и мягкую обивку, как мебель двадцатого столетия, да и на стуле сэра Жиля были мягкие подушки -- и на сиденье, и на спинке. Места было достаточно, но эта комната принадлежала только ему и Энджи, только здесь они могли в каком-то смысле уйти из параллельного мира четырнадцатого столетия, который, как бы они его ни любили и как бы твердо ни понимали, что им придется провести в нем всю свою жизнь, был не тем миром, где они выросли и привыкли жить. Это было укромное местечко для него и Энджи, их личное убежище. Но сейчас оно уже таковым не являлось. -- ...Я должен пояснить, -- бесстрастно продолжал сэр Джон, -- то, что я собираюсь рассказать, -- абсолютная тайна. Сэр Жиль вряд ли мог лучше подтвердить, что вполне осознает серьезность предупреждения, -- Джим видел, как его друг так энергично закивал, что кончики его шелковистых усов затряслись. -- Однако я должен заметить, -- с улыбкой продолжил сэр Джон, -- что, похоже, ты, сэр Джеймс, притягиваешь неприятности всего королевства, как шпиль башни молнию. Более по этому поводу мне нечего сказать. Я расскажу тебе о наших нынешних затруднениях. -- Как тебе будет угодно, сэр Джон, -- отозвался Джим. -- Милорд, -- сказал Чендос, -- итак, я узнал, не будем говорить, каким путем, о твоем визите к сэру Жилю на шотландской границе. Меня, естественно, заинтересовало, почему вы встретились, но еще интересней был сам факт твоего появления на границе. Мне показалось, что тебя могло привлечь туда только планирующееся нападение шотландцев на Англию, совпадающее по времени с французским вторжением. И, как я выяснил, прибыв в замок де Мер вскоре после твоего отъезда, это оказалось правдой. Джим кивнул. - Я все объяснил сэру Жилю, -- продолжил сэр Джон, -- и сэр Жиль сразу со мной согласился. Мы надеялись перехватить тебя по пути домой. Но так как мы не знали точно дороги, по которой ты будешь возвращаться, то несколько отклонились от маршрута и встретились с тобой только около дома мага. -- И я был очень рад увидеть тебя там, сэр Джон, -- заметил Джим. -- Благодарю тебя, милорд, -- ответил сэр Джон, -- но наша помощь была всего лишь трюком, жалким трюком. Тем не менее обстоятельства требовали этого, и наш трюк позволил без затруднений удалиться оттуда и собраться здесь. -- Но зачем было искать меня таким образом? -- спросил Джим. -- Я думаю, ты мог послать за мной по такому случаю из Лондона, из королевского дворца... Сэр Джон небрежно махнул рукой: -- При дворе невозможно разговаривать, не боясь, что подслушают. Было бы невозможно поговорить в Лондоне или где-нибудь в другом месте, где меня хорошо знают. Джим кивнул. Это вполне понятно. В его собственном замке тоже не существовало места, где можно было бы поговорить тайком от всех, за несколькими исключениями, такими, как солнечная комната или та, которую сейчас занимал Каролинус. -- В замке де Мер или здесь, в Маленконтри, -- говорил, между тем, Чендос, -- у меня больше уверенности, что наши слова не обернутся против нас. Даже если слуги в невинной праздной болтовне и разнесут их по округе. Для начала я хотел бы отдать тебе должное, сэр Джеймс, ты великолепно справился с полыми людьми и дорвал планы шотландского вторжения. По сведениям, которые дошли до меня, шотландская корона сейчас полностью отказалась от этой идеи. -- Рад слышать, -- пробормотал Джим. -- Равно как и я, -- сказал сэр Джон. -- Тем не менее, это большое достижение еще не решает всех стоящих перед нами проблем. Король Иоанн, несмотря ни на что, намерен двинуть свою армию через Английский канал, чего не случалось со времен короля Вильгельма, разгромившего саксов, которые тогда владели этой землей. К несчастью, я должен сказать, что его французское величество не оставил своих намерений. -- Ты считаешь, что французское вторжение все еще возможно? -- Джим вспомнил о проблемах, с которыми столкнулись немцы во времена Гитлера, в мире Джима, в двадцатом столетии, когда планировали вторжение через воды Английского канала. -- Опасность существует, -- сказал сэр Джон, -- при условии, что они сумеют высадить армию. Правда, Английский канал не так-то просто пересечь, особенно на кораблях, нагруженных воинами, лошадьми и военным снаряжением. Но ходят слухи, что французы могут получить помощь из источника вне своего королевства. -- Из какого источника? -- спросил Джим. У Жиля был торжественный вид. -- Нас тоже удивляет, что это может быть за источник, -- сказал Чендос. -- Нижние земли откажут ему в помощи, как и Швеция с Норвегией. Нет, в наших сведениях содержится намек на нечто иное. Нечто такое, что придает французам полную уверенность. -- Насколько ты в этом уверен? -- спросил Джим. -- В данный момент, -- мрачно проговорил сэр Джон, -- французы строят корабли и собирают людей на берегах Нормандии и Бретани, в частности в Бресте и Кале. -- Ты хочешь сказать, -- недоверчиво сказал Джим, -- что король Иоанн намерен сделать это своими силами? Какую бы армию он сюда ни привел, против него поднимется вся Англия! -- Вся Англия? -- Сэр Джон печально улыбнулся. -- Да, каждый англичанин будет сражаться, от короля до последнего крестьянина, если французы вторгнутся на его землю. Если на его дом нападут, он будет сражаться. А все благородные люди и те, кто имеет военные навыки, с радостью вступят в ополчение. Вот с ними-то французский король Иоанн и собирается воевать в первую очередь... -- Они уже били его... -- вставил Джим. -- При Креси и Пуатье. -- Правильно, -- сказал Чендос, -- ополчение, созываемое королем, собирается быстро, приходят люди всех сословий, с любым вооружением, но по закону их можно держать только сорок дней. После этого они вольны вернуться домой. Если ополчение соберется, его придется кормить и обеспечивать всем необходимым. А это большие расходы. К тому же никто не знает, когда произойдет вторжение, даже сам король Иоанн, потому что он будет ждать попутного ветра. Ты чувствуешь, в чем трудность? -- Думаю, что да, -- задумчиво сказал Джим. -- Существует большая опасность, что ополчение будет созвано, проведет в лагере свой срок в сорок дней, но так и не дождется вторжения и тогда люди разойдутся по домам, а какая сила способна им помешать? Какая сила, кроме немедленной выплаты денег? -- Верно, -- вставил Жиль, когда Чендос ненадолго замолчал, -- люди будут думать о наступлении лета, о приближающейся жатве, будут слышать зов собственных полей и собственного дома. -- Да, -- согласился Чендос, -- но у солдат короля Иоанна все будет иначе. -- Иначе? -- переспросил Джим. -- Почему? -- Потому что английская казна чаще пуста, чем полна, а наш король вместе со своим двором живет скорее обещаниями, чем звонкой монетой, -- сказал Чендос, -- в то время как у короля Иоанна карманы полны. Франция торгует на юге и на востоке, и деньги текут рекой. -- Верно, -- опять вставил Жиль. -- Э... извини, сэр Джон. -- Не стоит извинений, -- ответил Чендос. -- Я хочу, чтобы вы оба совершенно свободно высказались по этому поводу. Ко всему прочему, многие французские дворяне тоже хотят вложить большие средства в авантюру с вторжением. Обрати внимание, они вкладывают не в любовь своего короля. Они вкладывают именно в эту аферу и в те земли, которые рассчитывают получить в Англии. Ты знаешь наших рыцарей. Во Франции они такие же. -- Да, я их знаю, -- сказал Джим. И действительно, прожив с рыцарями бок о бок три года, он их хорошо изучил. Высший класс жил ради сражений. Это была одна из главных тем во время долгих зим. Рано или поздно все приедалось -- и обжорство, и выпивка; военное сословие стремилось к тому, чему было обучено с детства, -- к битве с врагами. -- Итак, -- сказал Чендос, -- необходимо узнать, на какую помощь рассчитывает король Иоанн, строя такие самоуверенные и обширные планы. Я имел дело с тобой и с сэром Жилем и раньше, когда мы освобождали во Франции наследного принца. С тех пор я ценю вас еще больше. Я бы хотел, чтобы вы оба тайно, под чужими именами, отправились во Францию и там как можно быстрее выяснили, каковы силы противника. В комнате воцарилась тишина. Джим с сарказмом подумал, что Энджи очень понравится идея его столь скорого отъезда. -- Что ж, сэр Джон, -- сказал он, -- я должен поговорить об отъезде со своей леди. Не спуститесь ли вы с сэром Жилем в большой зал, чтобы выпить несколько кубков вина, пока я займусь кое-какими делами? А затем мы все вместе соберемся к ужину. -- Конечно. К твоим услугам, милорд, -- невозмутимо проговорил Чендос. Он встал. Находясь в солнечной комнате, все сняли доспехи и оружие; амуниция Чендоса валялась беспорядочной грудой в одном из углов. Как и большинство рыцарей, он просто бросал вещи, когда они ему были не нужны, уверенный, что рано или поздно кто-нибудь из слуг принесет их ему, если они потребуются. -- Я понимаю, что ты не можешь дать мне немедленный ответ, сэр Джеймс. Ты присоединишься ко мне, сэр Жиль? -- С удовольствием, сэр Джон, -- ответил Жиль. И все трое покинули солнечную комнату. Джим проводил своих гостей до высокого стола в большом зале. Он оставил их там, распорядившись, чтобы их оружие перенесли к ним в комнату, как только она будет готова. Затем он занялся своими делами. Уже сгущались сумерки. В лесу скоро станет совсем темно. Джим подозвал одного из воинов: -- Амит, возьми два факела из связанных веток и принеси их мне. Я буду ждать у главных ворот. -- Слушаюсь, милорд, -- ответил Амит. Это был крепкий мужчина лет тридцати, с желтоватым лицом и прямыми черными волосами. Он догнал Джима у главных ворот, не только захватив с собой факелы, но и вооружившись, и надев железный шлем. Они направились через расчищенное от деревьев поле, окружавшее замок, к лесу. Джим шел впереди. Красноватое солнце уже опускалось за вершины деревьев. Казалось, что солнце погружается в деревья, верхние ветки которых закрывают остатки дневного света. Взглянув на идущего рядом Амита -- одна связка веток была прикреплена к его поясу, а вторую он нес незажженной в руке, -- Джим заметил, что тот бледнее обычного. Раньше это озадачило бы Джима. Но теперь он не находил в этом ничего странного. Для этих людей темнота таила опасность, как реальную, так и неизвестную, а потому ужасную. Всегда существовала вероятность столкновения с хищным зверем, шныряющим в темноте, -- с вепрем или медведем. Но настоящий страх внушали всевозможные сверхъестественные существа -- ночные тролли, духи, неведомые монстры, поджидающие ночных путников в засаде. Никогда не знаешь, что ожидает в темноте. В одиночку Амит вряд ли рискнул бы отправиться в лес даже с факелом. Но рядом со своим лордом, волшебником, он почти не боялся. В лесу под деревьями уже наступила ночь. Они остановились, и Амит, пользуясь огнивом, зажег первый факел. Он подн