Гордон Диксон. Дракон, эрл и тролль

---------------------------------------------------------------
     Gordon Dickson "The dragon, the earl and the troll", 1994
     <i>Составители серии: Светлана Герцева, Николай Науменко, Николай Ютанов
     Перевод с английского Вадима Григорьева, Андрея Николаева
     Серийное оформление Светланы Герцевой, Александра Кудрявцева</i>
     &copy; Gordon R.Dickson, 1994
     &copy; Перевод. В.П.Григорьев, А.В.Николаев, 1999
     &copy; "Фирма "Издательство ACT", 2000 ? http://www.ast.ru
     OCR and spellcheck Афанасьев Владимир
---------------------------------------------------------------


     <i>Керби Маккаули</i> с <i>уважением и благодарностью</i>


        Глава 1

     Гоблин снова стал появляться в кухне.
     -- Просто в голове не укладывается,  -- заявил Джим. -- Ну, блохи, вши,
крысы, даже  ежи,  --  те  понятно.  Они  ищут себе теплое место,  где можно
выспаться. Но гоблины!..
     -- Успокойся, -- сказала Энджи.
     -- Но почему у нас должны быть гоблины? -- возмущался Джим.
     Гоблины жили в каминах. Это маленькие,  безвредные,  а порою и полезные
существа. Каждую ночь им  нужно оставлять чашку молока или  что-нибудь  еще,
это уж по вашему усмотрению.
     Гоблин съедал  или  выпивал оставленное и никого  не беспокоил.  Но  на
кухне в Маленконтри гоблин постоянно устраивал пирушки. Вообще-то он ничего,
кроме молока, в рот не брал. Но, когда ему приходило  в голову закатить пир,
он заимствовал по глоточку или кусочку  от  всякой  снеди,  что хранилась на
кухне. А кухонной прислуге -- ох  уж эти приметы и  суеверия! -  запрещалось
касаться того, к чему притронулся гоблин.
     -- Успокойся, -- сказала Энджи,-- ведь это было вчера.
     Кроме  Джима и  Энджи, никто  еще не проснулся. Они стояли,  прижимаясь
друг к  другу. Энджи поуютнее  устроила свою голову на плече Джима. Под ними
был  деревянный  помост, положенный  у самого верха зубчатой  стены. Позднее
люди станут называть ее парапетом замка. Их замка, их дома -- Маленконтри.
     Декабрьский рассвет -- ледяной под тяжелыми облаками, обложившими  небо
-- только  наступал. В его сером свете они  пытались  разглядеть истоптанное
голое  поле  перед  стеной  и  близкий, в  нескольких  сотнях  ярдов,  лес с
поднимающимися над деревьями тонкими завитками дыма.
     Вчерашняя кровь на снегу почернела и сливалась  с черной вязкой землей;
снег и кровь  превратились  под тяжелыми сапогами и  железными  каблуками  в
сплошную грязь.
     Тонкий слой снега, выпавший ближе к  вечеру,  припорошил  темные  пятна
человеческих тел, успокоившихся вечным сном и брошенных на милость воронья и
других  любителей  падали,  которые  объявятся  сразу  же,  как  будет  взят
Маленконтри. Взят, как следовало ожидать, сегодня.
     Защитников оставалось слишком мало, к тому же они  были очень истощены.
Вдоль  помоста,  справа и  слева от Джима  и  Энджи, лежали  в  глубоком сне
обессилевшие  от  ран  лучники, арбалетчики и тяжеловооруженные солдаты, все
те, кто невзирая на раны  был еще способен сражаться. Они заснули прямо там,
где стояли, на боевых постах, отбиваясь от тех, кто пытался вчера взобраться
по лестнице с внешней стороны замка.
     Будь  на стенах Маленконтри достаточно  воинов,  замок смог бы сдержать
целую  армию,  не  говоря  уж о  небольших отрядах  из двух-трех  рыцарей  и
полутора сотен закаленных в боях тяжеловооруженных солдат и лучников вкупе с
двумя сотнями всякого сброда да шушеры  из простолюдинов,  снаряженных  лишь
тем, что они смогли добыть во время набегов в эту часть Сомерсета.
     Но  Маленконтри  никто  не предупредил.  Обитатели замка не успели дать
знать даже тем, кто жил и работал в близлежащих лесах и полях, бывших частью
феода. Эти люди могли бы пополнить  число  обороняющихся и лишить нападавших
всякой  надежды на успех. Как  бы то ни было, нападавшие, похоже, не ведали,
что Джим в замке. В  противном случае, у  них никогда не хватило бы смелости
напасть на крепость, принадлежащую магу  даже низшего ранга, не говоря уже о
Джиме, известном как Рыцарь-Дракон.
     -- Там скоро начнут просыпаться, -- сказала Энджи.
     -- Да, --  согласился Джим. Он  тоже наблюдал за тонкими струйками дыма
от догоравших костров врага.
     Он  видел,  как  дым повалил  гуще  от  подброшенных  дров. На  кострах
варилась  или  подогревалась пища  для  тех,  кто  сегодня  вновь  пойдет  в
наступление.
     --  Во  всяком  случае,--  Энджи крепко  обняла  мужа  за талию,--  это
покончит  со всеми  надеждами  на  ребенка.--  Она  немного  помолчала.-- Ты
считаешь, что я действительно невыносима со своими разговорами о ребенке?
     -- Нет.-- Он поцеловал ее.-- Ты никогда не была для меня невыносима. Ты
это знаешь.
     Ребенок -- и это стоит  здесь отметить  -- был сосредоточием всех забот
Энджи вот уже целый год, если не больше. Ей только что минуло двадцать пять,
но здесь,  где все дышало средневековьем, женщины  гораздо  моложе ее, почти
девочки,  имели  детей. И Энджи разрывалась между желанием  иметь ребенка  и
чувством, которое разделяла с Джимом и которое подсказывало ей, что было  бы
нечестно заводить его здесь.
     Не просто  в средневековье, ибо  на  дворе, по здешним понятиям,  стоял
приблизительно четырнадцатый  век,  а в мире,  совсем непохожем на ту версию
двадцатого века, откуда они прибыли.
     Понимая  это, оба просто отбросили мысль  о детях. А теперь уже слишком
поздно, это можно сказать с  уверенностью, потому  что  нападавшие, стоит им
ворваться в замок, убьют всех и каждого.
     -- По правде  сказать, мне следовало найти способ возвращения отсюда до
всего этого.
     -- Ты его  однажды  уже  нашел, вначале,-- сказала  Энджи,--  а  я тебя
отговорила.
     -- Нет, совсем не так.
     -- Да, именно так.
     В  каком-то  смысле  оба они были правы. Какое-то короткое время  после
того, как Джим перебрался сюда, чтобы спасти Энджи от Темных Сил, пытавшихся
нарушить баланс Случая и Истории в этой  средневековой  версии мира,  у него
еще было достаточно  магической энергии,  чтобы отправить их обоих назад,  в
двадцатый век.
     Энджи  тогда сказала, что хочет делать все то, что хотелось делать ему.
Правдой же было то, что ему хотелось остаться. Им обоим хотелось. Впрочем, и
сейчас им хотелось того же, если бы не мечты о ребенке.
     Но  тогда, в  самом  начале, ни  один из них  не мог  предугадать,  что
однажды наступит  такой  рассвет, когда  оба они,  полные жажды жизни, будут
уверены, что умрут. Им  хотелось надеяться, что это произойдет до  того, как
они попадут  в плен. Иначе их распнут  на  кресте, или посадят  на кол,  или
замучают насмерть те, кто захватит и начнет грабить замок.
     Будь осада замка, как ее рассматривали в средние века, законной военной
акцией,  Джима,  Энджи и их  возможных детей могли  задержать для  получения
выкупа. Но при подобном нападении, которое само по себе являлось незаконным,
на такое рассчитывать невозможно. Джим снова взглянул  на клубы дыма. Трудно
было   определить,  сгущаются   они   или  просто  темнеют,  но  день   явно
разгуливался,  и  вряд ли те, кто находился у  стен, станут тянуть с атакой.
Вчера защитники Маленконтри узнали среди нападавших своих знакомых. Это были
вассалы  сэра  Питера Карлея,  рыцаря, который раньше  был в феоде  у  графа
Сомерсета,  но затем их пути разошлись,  и теперь он оказался  в феоде графа
Оксфорда.
     После резкого  разрыва с графом сэр  Питер счел -- вполне в духе нравов
четырнадцатого  века --  всех,  кто  связан  с  Сомерсетом,  своей  законной
добычей,  а потому рассматривал  недавний поход толпы восставших крестьян на
Лондон как достаточно  веский повод  для набега на  земли  Сомерсета. Это  и
привело его под стены Маленконтри.
     --  Мне  очень  не  хочется  их  будить, --  сказала  Энджи,  глядя  на
стражников  и лучников, которые  спали, прислонившись к стене и свернувшись,
чтобы  сохранить  как  можно больше  тепла. --  Не  понимаю,  почему они  не
замерзли, лежа под открытым небом,
     -- Некоторые, наверно, замерзли, -- ответил Джим.
     -- Возможно, для них это  к  лучшему, -- продолжила  Энджи.--  Не  могу
поверить,  что ни  один из  наших посланцев  не  прошел.  У  нас  так  много
друзей...
     Конечно, у них здесь много друзей. И это одна из причин, почему они так
привязались  к  четырнадцатому столетию, несмотря  на гоблинов, вшей,  крыс,
ежей,   блох...  А  все  эти  ясновидящие,  маги,  колдуны,  Темные  Силы  и
прочее-прочее  --  разве  это  не  делало здешнюю  жизнь интересной, хоть  и
опасной?
     Действительно, многие из тех, кого они  знали, были  больше  чем просто
друзья.  Невероятно  верные и безусловно достойные  полного доверия, готовые
прийти на помощь по  первому зову, ничего не прося взамен,-- вот какие у них
были друзья.  Непонятно только, почему ни  один из них не поспешил на помощь
на этот раз.
     Конечно, размышлял Джим, посланцев к друзьям  отправили буквально через
несколько  минут  после того,  как  нападавшие были  замечены  менее  чем  в
полумиле  от замка.  Возможно, что всех посланцев перехватили,  и  они давно
мертвы. Но хоть кто-нибудь должен ведь был пройти.
     Правда и  то,  что оба  его  друга, Дэффид ап Хайвел  и  Жиль Волдский,
находились  далеко. Поэтому,  даже  выслушав  посланцев Джима, они не  могли
добраться  сюда за  два  часа,  чтобы  вместе  с  ним дать  достойный  отпор
нападавшим.
     Но замок  сэра Брайена Невилл-Смита, замок Смит, находился менее  чем в
четверти часа  езды галопом от  Маленконтри.  И замок Малверн, где жила леди
Геронда Изабель де Шане, обрученная с сэром  Брайеном, тоже  был  не так  уж
далеко. Сэр Брайен должен был подойти сам, а Геронда могла послать на помощь
свое  войско, если бы  посланцы добрались до них без приключений. Но никакой
помощи не последовало,
     Самым  любопытным было  отсутствие  английского  волка Арагха, уж он-то
всегда знал обо всем происходящем на многие мили вокруг. Арагх мог явиться и
по  собственному  почину  и он, конечно, сделал бы это, если  бы  знал,  что
случилось.  Присоединился  же  он к ним,  когда  их осадили в замке в начале
года, проскакав ради этого буквально по спинам сотен ползущих плотным строем
морских  змеев. Его  тогда втащили в  замок через крепостной ров,  бросив  с
зубчатой стены веревку, в которую он вцепился зубами.
     По  тем  же  причинам  оставалось  загадкой  и  отсутствие  Каролинуса.
Конечно,  Джим весьма глупо  растратил весь  свой запас магической  энергии,
хотя на этот раз даже  Энджи --  но не Каролинус  --  рассматривала это  как
доброе дело. Магическая энергия пошла на помощь в сборе  урожая и подготовку
замка к зиме. Никто так и не появился.
     --  Скорее всего,  нашим посланцам не удалось  пройти, --  сказал Джим,
стараясь  умолчать  о том, что  Энджи, как и он  сам, знала:  ни  Арагх,  ни
Каролинус не нуждались в посланцах. Им, наверняка, известно, что Маленконтри
атаковали, и оба должны были поспешить на помощь во имя дружбы, хотя ни один
из них не признался бы в этой слабости, А Каролинус, кроме того, мог явиться
из чувства ответственности за Джима, своего ученика в магии.
     -- Это неважно, -- пробормотала Энджи, прижимаясь к груди Джима.
     -- ПРИВЕТ! -- прогрохотал трубный глас.
     Джим и Энджи  испуганно  посмотрели на гиганта -- истинного гиганта: до
тридцати футов ему не хватало всего лишь дюйма,--  двадцатифутовыми прыжками
приближавшегося из леса к зубчатой стене.


        Глава 2

     - Ррнлф!  --  выдохнула  Энджи.  Конечно же, это  был  морской  дьявол,
знакомый им по тем дням, когда морские змеи в  союзе с французами попытались
вторгнуться  в Англию. Наиболее невероятный из спасителей, если он, конечно,
хотел их спасти.
     Взгляд   Джима  переместился  на  верхушки  деревьев.  Ррнлф  шел  мимо
небольшого леска совсем рядом с тем местом, откуда вверх текли струйки дыма.
Только  теперь  Джим увидел, что дым  все  еще  поднимается, не становясь ни
темнее, ни гуще, а  это означало, что костры уже  не поддерживают. Наоборот,
струи стали тоньше, прозрачнее,-- костры затухали.
     Джим вновь перевел взгляд на  морского дьявола. Ррнлф маячил уже  возле
самой стены, чуть ли не нависая над ней. По  природе своей он был  не только
сверхъестественным  существом,  но  и  одним  из  самых  крупных  обитателей
океанов. Хотя,  судя  по всему,  прекрасно себя  чествовал и на воздухе<i>,</i> под
открытым небом. Примечателен в  нем был не только тридцатифутовый рост, само
тело морского дьявола было сложено весьма любопытно.
     Походило оно на клин, острием направленный  книзу. Он буквально  сходил
на  конус  от макушки  до  самых  ступней.  Голова его  была  крупнее  всего
остального.   Плечи,   хоть  и   выглядели  непропорционально   узкими,   по
человеческим,  естественно, меркам, но ненамного. Торс  сходил  на  конус  к
бедрам,  предплечья также сужались к запястьям рук, но не особо резко,  хотя
все равно руки его походили на громадные ковши экскаватора. От пояса морской
дьявол  продолжал сходить на  конус  к ногам,  которые были  больше Джимовых
всего-то в несколько раз.  Поразительно, что эти сравнительно небольшие ноги
несли вес всего остального легко и без заметных усилий. Но, конечно, у него,
как и у всех подобных ему  творений  природы; был какой-то  запас врожденной
магической силы, хотя он, как и все сверхъестественные существа, не имел над
ними реального контроля,
     Морской дьявол достиг стены. Он  положил на нее свою массивную  руку и,
легко  перескочив двадцатифутовое препятствие, приземлился  во  дворе замка.
Стена  зашаталась,  разбудив  спавших  на  настиле  защитников, а  от  удара
массивного  тела  о  землю  проснулось  большинство  тех, кто, обессиленный,
забылся в тяжелом сне в самом замке.
     -- Ти не приветь, -- сказал морской дьявол, переходя на англосаксонскую
речь тысячелетней давности. И тут же поправился: -- Я имел в виду, что вы не
приветствовали меня!  -- Он  вперил  в  Джима и  Энджи осуждающий взор,  его
широкоскулое,  с  голубыми глазами лицо  выражало  упрек.  Он  возвышался на
десяток футов  над ними,  хотя  они  стояли на деревянном  помосте  на стене
замка.
     -- Привет! -- поспешно воскликнули Джим и Энджи хором.
     Лицо Ррнлфа  прояснилось. Оно  стало простым, дружеским, в нем  не было
ничего ужасного, если не считать размеров.
     -- Моя мать всегда мне  говорила, что  именно сейчас  у  вас, маленьких
людей,  сезон приветствий,  --  грохотал он,  -- а может,  я потерял чувство
времени,  и  ваши  привычки изменились  с тех  пор, как  я  побывал здесь  в
последний раз?
     -- Нет, Ррнлф,--  ответила  Энджи,--  ты был здесь  всего  пять месяцев
назад.
     --  Надо же!  -- удивился Ррнлф.-- Я  и не  думал, что  прошло  столько
времени.  Мне его хватило только на  то,  чтобы найти  для  вас подарки. Моя
мать... Я вам рассказывал о своей матери?
     -- Рассказывал.
     --  У  меня была прекрасная мать,-- словно в  забытьи  начал  Ррнлф, не
обратив  никакого  внимания  на реплику  Джима.--  Прекрасная.  Мне  уже  не
вспомнить, как она выглядела,  но я точно знаю,  что она была прекрасна. Она
заботилась обо мне первые  четыреста  или пятьсот  лет, пока я подрастал. Не
было  матери,  подобной   ей.   Между  прочим,  она   рассказала  мне  массу
интересного. И среди прочего о том, что примерно в то время, когда  меняются
глубинные морские  течения,  вы, маленькие люди, поздравляете  друг друга, а
некоторые из вас обмениваются подарками. Вы помогли  мне вернуть мою леди, и
я хотел непременно подарить вам подарки в этом году. Их было  нелегко найти,
но кое-что я достал.
     Джим  давно  выяснил, что  леди  Ррнлфа --  всего  лишь съемное носовое
украшение корабля  вроде  голов  драконов, которые викинги снимали со  своих
длинных судов, высаживаясь на землю, потому что жившие на земле тролли могли
посчитать себя оскорбленными, если голова дракона окажется на их территории.
Леди Ррнлфа была деревянной фигурой с затонувшего судна и изображала девятую
волну.
     Народная молва гласила, что девятая по счету волна дальше всех выбегает
на берег. Скандинавы называли ее Ярнсакса -- Железный Меч.
     Ярнсакса   была  дочерью  скандинавского  морского  божества   Эгира  и
великанши Ран. У них было девять  дочерей. Самая младшая  и самая знаменитая
-- Ярнсакса.  Ррнлф  утверждал,  как  бы  дико  это  ни звучало, что  они  с
Ярнсаксой были  возлюбленными.  Он потерял ее,  когда Эгир  и  Ран вместе  с
другими скандинавскими богами  и великанами  бежали с севера, забрав с собой
своих дочерей.
     Ррнлф  очень  высоко  ценил это изваяние. Его похитили у него во  время
событий, которые привели к нападению на Англию морских змеев.
     Этой  историей с  похищением леди Джиму  удалось  тогда  заинтересовать
Каролинуса  --  одного из трех  магов  высшего ранга ААА+. Он  вывел мага из
глубокой  депрессии как раз вовремя, чтобы победить  гигантское  головоногое
чудовище  из  морских  глубин,  которое руководило  наступавшими  на  Англию
змеями. Так он получил столь ценимое Ррнлфом изваяние.
     -- А, вот  они где,--  пробурчал Ррнлф, погрузив свою  огромную руку  в
мешок, который свисал с  чего-то похожего  на  обрывок  кабеля,  обмотанного
вокруг  его  сравнительно узкой талии.  Он  носил свой мешок,  как  пещерный
человек,--  обернув  краем  бедра  и  позволив свободно  свисать  к коленям,
прикрытым чем-то вроде шотландской юбки с бахромой.
     Рука появилась  вновь, зажав что-то в кулаке. Ррнлф протянул это Энджи,
которая инстинктивно отпрянула.
     -- А  вот и подарок! -- произнес  гигант, не заметив  движения Энджи.--
Протяните руки.
     Энджи  протянула обе  руки, сложив ладони  чашей. Ррнлф медленно разжал
свой огромный кулак и легонько потряс его.
     Что-то похожее на гирлянду бус, сияющих алым блеском в призрачном свете
начинавшегося дня, упало в ладони Энджи, заполнив их почти целиком.
     Энджи была потрясена.
     Джим застыл, уставившись на руки жены.
     То,  что  она  держала  в   руках,  напоминало  бусы,  составленные  из
нескольких  нитей. Каждая нить была унизана чем-то вроде огромных рубинов,--
хотя в это было трудно поверить из-за их необычных  размеров. Неограненные и
неотшлифованные, как это делалось с  драгоценными камнями  в двадцатом веке,
они были просто  отполированы, и в свете серого дня на фоне зимних деревьев,
камней, снега и вытоптанной земли лучились теплым необыкновенным сиянием.
     -- А это, маленький маг, тебе,-- сказал Ррнлф.
     Джим  подставил руки, и как  раз  вовремя; на ладони ему легла шкатулка
длиной  в  десять дюймов,  шириной  в восемь  и высотой  в четыре. Она  была
покрыта  искусной   резьбой   и   раскрашена,  бока  ее  украшали   фигурки,
напоминавшие санскритские письмена.
     Шкатулка была на  удивление легкой. Джим попробовал открыть крышку. Она
легко поддалась,
     Шкатулка   была  совершенно   пуста.  Чистое  бело-коричневое   дерево,
великолепно  обработанное, заключало пустоту; там не  было абсолютно ничего,
разве что слабый аромат, напоминавший приятный запах кедра.
     Джим широко улыбнулся,  приготовившись поблагодарить  Ррнлфа, но Энджи,
оправившись от шока, вызванного своим подарком, опередила его.
     -- Ррнлф! Какие они огромные! Где ты их нашел?
     --  Конечно,  на  морском  дне,  где  же  еще.  В обломках  затонувшего
корабля...--  Ррнлф  взглянул на  рубины,  покоящиеся  в  ладонях Энджи:  --
Огромные? Нет-нет. Ты слишком любезна, маленькая леди, как, впрочем, всегда.
Но я нашел  для тебя кое-что еще, чтобы твой подарок  мог сравниться с  тем,
что я  дарю маленькому  магу. Обещаю  тебе. Кстати, как тебе  понравился мой
подарок?  Пришлось потрудиться,  скажу  я  тебе! Это  шкатулка  для хранения
магических сил.
     -- О... Неужели? -- удивился Джим.--То есть... ну, конечно, для  этого!
Ее-то мне и  не  хватало.  Не могу  поверить, что удалось  заполучить  нечто
подобное. Я смотрю на нее и боюсь поверить, что это правда!
     Он перехватил взгляд Энджи.
     -- Да,-- подтвердила она,-- конечно,  Джим никогда  не забудет об  этом
подарке, Ррнлф. Я это тебе обещаю.
     --  О, что  ты...-- глуповато улыбнулся Ррнлф.--  Что ты,-- повторил он
опять,--  о  чем  ты, право.  Сейчас  это  может  сойти  за  подарок.  Но  я
действительно обещаю,  маленькая леди, что подарю нечто более ценное и очень
скоро.
     -- Это необязательно, Ррнлф,-- совершенно искренне ответила Энджи.
     Только  позднее до Джима  дошло,  что Энджи явно не  поняла, что камни,
которые она держала в  руках, были не настоящими рубинами, а шпинелью. Рубин
Черный  принц  в  четырнадцатом веке их  собственного  мира  был шпинелью --
различия  между тем и другим тогда еще не знали. Драгоценные  камни в те дни
не резали, и даже эксперт затруднился бы обнаружить различие между образцами
настоящего рубина  и его изотропа -- шпинели. В этом мире и  времени подарок
Ррнлфа мог  быть и настоящим рубином. Лучше  всего было промолчать,  а потом
поразиться вместе с Энджи, если выяснится, что камни на самом деле шпинель.
     Раздумывая,  что  бы еще сказать в  благодарность за пустой  ящик, хотя
работа была прекрасная, Джим выглянул из-за  стены  и тотчас обнаружил,  что
тянувшиеся  кверху дымные  струйки уже  почти не  видны.  Тревога  мгновенно
вытеснила из головы Джима все остальное. Он резко повернулся к Ррнлфу.
     --  Ты  прошел этим путем,-- показал  он.--  Скажи, не заметил ли ты...
других маленьких людей в лесу?
     --  Нет,--  задумался  Ррнлф.--Вообще-то   я  не  очень-то  внимательно
смотрел.-- Внезапно его взгляд просветлел.-- Да, я видел там толпу маленьких
людей,  уходивших отсюда вон туда... Они шли все вместе и довольно быстро.--
Он показал на восток, в сторону от того пути,  по которому  пришел  в  замок
сам.
     Энджи  с  Джимом инстинктивно повернулись друг к Другу  и с облегчением
обнялись.
     --  Наверно, они увидели, как ты подходишь, и убежали! -- сказала Энджи
морскому  дьяволу,  как только  к ней вернулась  способность  дышать. Они  с
Джимом отодвинулись друг от друга.
     --Я бы их не тронул,<b>--</b> возразил Ррнлф.-- Я бы с ними поговорил. Я бы им
сказал: "Я -- Ррнлф. Я морской дьявол. Я ваш друг".
     -- Неважно, Ррнлф,-- поспешно прервала его Энджи.-- Мы твои друзья, как
и все остальные в замке. У тебя здесь много друзей.
     -- Это правда.-- Ррнлф воспрял духом.
     --  Правда? Что  еще за  правда? -- заинтересовался Каролинус, внезапно
появляясь на помосте за спиной Джима.
     --  Теперь и  ты появился!  --  сказала  Энджи, и  в голосе ее не  было
радости.
     --   Правда,  что  у   меня  здесь  много   друзей,--  объяснил   Ррнлф
Каролинусу.-- Но ты, наверно, и сам это знаешь, маг.
     Тон, с которым Ррнлф произнес сейчас слово "маг", был совсем не  таким,
когда он произносил это слово, называя Джима "маленьким магом". Ни Ррнлф, ни
кто-либо другой никогда не  называли  Каролинуса  маленьким.  Каролинус  был
хрупким  тощим  седобородым стариком невысокого роста,  на  нем всегда  было
красное одеяние, явно  нуждающееся  в стирке. Энджи  случайно узнала,  что у
мага подобных мантий сколько угодно, но у него была привычка, относив одежду
некоторое  время,  просто  складывать  ее кучкой в  углу своего  дома  возле
Звенящей  Воды,  пока  он  не  вспоминал,  что  надо  произнести  магическое
заклинание,  и  тогда вещи вновь делались  чистыми. Поэтому Каролинус всегда
выглядел так, будто донашивает одежду, брошенную каким-то более процветающим
магом.
     --  Я только  что  подарил маленькому магу и  маленькой  леди  подарки,
потому что они помогли мне получить обратно мою леди. Ты  тоже  мне помогал,
маг.  К сожалению, у меня пет для тебя  подарка.  Но  взгляни, что я  принес
маленькому магу.
     Каролинус взглянул,
     --  Интересная шкатулка!  -- Он  взял  шкатулку  из  рук Джима, открыл,
заглянул внутрь,  понюхал, закрыл крышку  и вернул  подарок морского дьявола
Джиму.-- Она послужит тебе верой и правдой, Джим.
     В голосе  Каролинуса, особенно в последних словах,  прозвучала холодная
нотка. Кроме того, он назвал его Джимом, а здесь,  в четырнадцатом веке, его
никто  так  не называл,  исключая, конечно, Энджи. Его звали здесь Джеймсом,
сэром Джеймсом, Рыцарем-Драконом или милордом.
     Джим  обычно не возражал, когда к нему обращались запросто, но что-то в
манере Каролинуса  ему не понравилось -- тон,  что ли, был презрительный? --
маг с ним говорил, будто с плохо натасканной собакой.
     Однако Каролинус, вдобавок к тому, что был одним из трех магов, имевших
в  этом мире  ранг ААА+  (тогда  как  Джим  имел только  степень  С,  причем
Каролинус  открыто  выражал сомнение  в том,  что Джим когда-либо  достигнет
большего), был известен  своей бесцеремонностью со всеми -- простыми людьми,
королями,   сверхъестественными   существами,   знакомыми   магами   и  даже
Департаментом  Аудиторства,   который  имел  точнейшие  сведения  о   запасе
магической  энергии  любого  волшебника.  Джиму  довелось  однажды  услышать
громовые раскаты повелительных басов этого Департамента, но и там относились
к Каролинусу с уважением.
     Джим уже смирился  со странностями  в  поведении мага.  Однако Энджи  в
данный момент смирения не испытывала. Джим заметил, как она стиснула зубы от
возмущения.  Сейчас  она была  совсем не  в настроении  слушать, как  кто-то
непочтительно обращается к Джиму. Особенно это касалось Каролинуса,  который
отсутствовал, когда был так нужен.
     --  Он может  держать  в  нем свою  магию,--  объяснил  Ррнлф, улыбаясь
Каролинусу.
     -- Я не нуждаюсь в том, чтобы мне сообщали об этом  морские дьяволы! --
рявкнул Каролинус.
     -- Нет, маг,<b>--</b> с раскаянием ответил Ррнлф,-- конечно, нет, я лишь...
     Его прервал  -- что  было  настоящим  подвигом,  учитывая мощный  голос
морского дьявола -- резкий сигнал охотничьего  или, скорее, коровьего рога с
прикрепленным к  нему пузырем; когда  в рог дули, пузырь раздувался и  звук,
который получался при этом, все же более походил на музыку, чем на скрежет.
     Все обернулись  и заглянули за  край стены. Там на опушке леса,  откуда
недавно вышел Ррнлф, показалась колонна вооруженных людей. Во главе высилась
закованная  в броню фигура. Это был,  конечно, один из самых  близких друзей
Джима  и  Энджи сэр  Брайен  Невилл-Смит.  За  ним виднелась женщина, одетая
весьма  благопристойно,  в  высокой  островерхой  шляпе, с  которой  свисала
благопристойная  же  дорожная  вуаль,   предохранявшая  от  пыли  и   других
неприятностей, возможных при переезде с места на место.
     Безусловно, это  могла быть только невеста  Брайена, Геронда Изабель де
Шане,  которая действительно являлась  по-своему  благопристойной  особой. К
тому  же она  была еще и  управительницей замка  Малверн  и его единственной
владелицей,  потому что ее  отец  уже  три  года  отсутствовал,  участвуя  в
крестовом походе.
     -- Чудно, чудно, вся банда в сборе! -- пробормотала Энджи.
     Джим не ошибся, предполагая, что она сейчас  чувствует. А пребывала она
в жутком  недовольстве, и оно распространялось не только на Каролинуса, но и
на  всех друзей, к которым они  посылали за помощью и которые явились только
сейчас,  когда   после  случайного  прихода   Ррнлфа  атаковавшие  их  враги
обратились  в  бегство.  Словно  чтобы  подлить  масла в огонь,  из леса  на
соединение  с  отрядом  сэра  Брайена выступила еще  одна знакомая фигура --
четвероногая.  Она пристроилась сбоку от  сэра  Брайена  к  леди  Геронде  и
приветливо помахивала хвостом. Это был Aparx, английский волк.
     -- Каролинус,--  взорвалась  Энджи,-- что  все  это значит?  Не пытайся
уверить меня, что  ты  не замешан в этом! Разве не ты  намеренно  задерживал
наших спасителей?
     --  О,  Aparx  видел, что случилось,  и прибежал ко  мне  за помощью,--
пустился в  объяснения  Каролинус,-- Атакующих было слишком  много, чтобы он
мог  справиться с  ними один. А мне понадобилось отбыть  на срочное собрание
магов ранга А и выше. Поэтому, зная, что сэр Брайен живет от вас ближе всех,
Aparx бросился к нему, но оказалось, что сэр Брайен и большинство его воинов
покинули замок. Оставшиеся  в замке знали Арагха и  сообщили ему, что Брайен
уехал  встречать  Геронду  и  ее  свиту  в  замок Малверн,  потому  что  они
собирались вместе  отправиться на праздник Рождества к графу. Aparx поспешил
за  ними,  но  они уже уехали  на  ежегодную  рождественскую  елку  у  графа
Сомерсета. Получилось так, что  волк  нашел их  почти  тогда же,  когда и  я
добрался до них.
     -- Так ты добрался до них?
     -- Конечно,-- ответил Каролинус,-- ведь  я уже покидал собрание...-- Он
внезапно прервал объяснения.-- Ррнлф, разве тебе не пора поспешить  по своим
делам?
     -- Ну конечно!  -- Ррнлф широко  улыбнулся.-- Я и собирался уйти, чтобы
найти для  маленькой леди что-нибудь  поинтереснее тех безделушек, которые я
принес, и показать,  что у меня  для  нее  есть подарок не менее ценный, чем
тот, что я вручил маленькому магу.
     -- Вот и прекрасно,-- заключил Каролинус.-- Тебе лучше этим и заняться,
ведь ты не против?
     -- Конечно, маг! -- Ррнлф повернулся, оперся рукой о стену, перепрыгнул
ее и, провожаемый взглядами оставшихся, зашагал к лесу.
     Джим  поморщился,  как  от  боли,  взглянув  на стену, задрожавшую  под
тяжестью Ррнлфа.  Затем он  перевел взгляд на Каролинуса, который осматривал
помост, будто желая убедиться, что их никто не подслушает.
     -- Мне надо было бы остановить его...-- начал Джим.
     --  Подожди, подожди, лучше послушай! Как я уже  сказал, я встретился с
Брайеном, Герондой и  Арагхом,  но главное заключается в  том,  что я  сразу
увидел все в своем магическом хрустальном шаре. Я тотчас перенесся туда, где
были сэр Брайен с Герондой и свитой, направлявшиеся на рождественскую елку к
графу. Я рассказал им,  что видел  морского дьявола на пути в  Маленконтри и
что Ррнлф доберется туда  быстрее всех, кроме меня,  конечно, и до того, как
нападающие смогут нанести  замку какой-либо урон. Морской дьявол, по меньшей
мере, хотя бы напугает разбойников. Они поймут, что замок принадлежит Джиму,
а, кроме того, увидев,  что дьявол направляется в  замок, сообразят,  что  и
Джим вот-вот вернется. Так вот, я сразу попросил Брайена и Геронду следовать
за мной, поскольку вы с Энджи отправитесь к графу.
     Джим и Энджи уставились на Каролинуса.
     -- Мы не поедем,-- заявил Джим.
     --  Вам   придется,--  мрачно   изрек  Каролинус,--  это  настоятельная
необходимость.
     -- Настоятельная...-- начал Джим, но заставил себя замолкнуть, чтобы не
спрашивать,  что общего имеет настоятельная необходимость с тем  фактом, что
им  с   Энджи  придется  провести  двенадцать  дней   на  совершенно   диком
празднестве,  где  смешаны  набожность, турниры  и опасное  насилие, которое
преподносится как здоровый спорт. Общественной необходимости, в которую Джим
не верил и которая совсем не нравилась Энджи, здесь не было и в помине.
     -- Ответ остается прежний, "нет",-- повторил он.
     -- Джим,-- холодно произнес Каролинус,-- ты не хочешь выслушать меня?
     -- Почему же. Я слушаю.
     --  Срочное совещание,-- медленно начал  Каролинус,--  на  которое меня
вызвали,  было  созвано  потому,  что  многие  маги   нашего  мира,  имеющие
значительный ранг, обнаружили все признаки  того, что Темные Силы попытаются
изменить Историю на особом христианском  празднике, а  именно на Рождестве у
вашего эрла, на которое он вскоре соберет гостей.
     -- Но они  же не смогут  этого  сделать? -- спросила Энджи.-- Ведь  это
христианский праздник. У Темных Сил нет такого могущества, чтобы вмешиваться
в Историю во время  христианских  праздников. Даже если  бы они  попытались,
оставим  в  стороне святой  праздник,  духовенство,  которое  прибудет туда,
благословит все вокруг, и тогда Темные Силы не  смогут даже  приблизиться  к
этим местам.
     -- Все это так,-- согласился Каролинус,-- но это-то и делает  положение
весьма серьезным. Трудно  вообразить,  что смогут  натворить Темные  Силы  в
таких  условиях. Однако  имеющиеся  доказательства слишком  многочисленны  и
значительны, чтобы ими пренебречь.
     -- В чем заключаются эти доказательства? -- спросил Джим.
     -- Сегодня я не стану даже пытаться  все это тебе объяснить. Если бы ты
только знал,  что происходит, к примеру, на краю света. Но входить  в детали
совершенно излишне. Прежде всего, ты еще недостаточно владеешь магией, чтобы
уяснить важность  того, о  чем я  веду речь. Для этого надо иметь ранг А, по
меньшей  мере.  Однако  все  сказанное здесь  Энджи  -- истинная  правда.  В
действительности не существует никакого  прямого  пути, который  Темные Силы
могли бы использовать, чтобы добиться успеха в таких обстоятельствах. Но они
действуют  так,  будто  могут  добиться успеха, и это  беспокоит  нас больше
всего.
     -- Но, если они не могут...-- начала Энджи.
     -- Мы не желаем допустить даже попытки,--  мрачно произнес Каролинус.--
Если они считают, что могут  совершить нечто подобное, то у них,  наверняка,
разработан какой-то  план и имеется способ использовать свое влияние. Но  ни
один маг нашего  мира не может даже  представить, как они будут действовать,
Не  думай,  что  все исходит от меня одного. Скажу больше, все  собравшиеся,
практически, единогласно проголосовали за ваш приезд на праздник, потому что
вы, существа  иного  мира, можете заметить  то, что  мы пропустили. Если  вы
поедете, скажите об этом мне, и я тоже там буду.
     Они оба уставились на Каролинуса.
     -- Ты? -- переспросила Энджи.
     -- Я! А что в этом такого необыкновенного? Я старый друг епископа  Бата
и Уэльса,  который  тоже  приглашен.  Если возникнут какие-то  трудности, вы
сможете обратиться ко мне.-- Он неодобрительно оглядел их.-- Ну, Джим, разве
я требую слишком многого?
     Джиму  хотелось сказать, что просьба провести у  графа двенадцать  дней
Рождества в таких  обстоятельствах -- уже много. Это явно относилось к таким
делам, что,  даже  реши Джим использовать  магию этого  мира для собственной
пользы, у него вряд  ли что-то получится и он не поможет ни себе, ни другим.
У него  слишком много  причин  не  ехать к  графу, хотя трудно объяснить это
Каролинусу.
     К счастью, Энджи избавила его от дальнейших сомнений.
     -- Как сказал  Джим,--  она с удовольствием  бросила свои слова прямо в
лицо Каролинусу,-- ответ остается прежним: нет!
     Казалось,  Каролинус вырос  на  целый фут.  Глаза его буквально  метали
молнии.
     -- Хорошо же! Тогда сами за себя отвечайте!
     Внезапно все трое оказались на краю света.


        Глава 3

     Несомненно, это  был  край  света. Указательных  знаков, конечно, здесь
никаких не имелось, и на скале поблизости надписей тоже  не было,  но просто
невозможно было себе представить, что это какое-нибудь иное место.
     Край  света  напоминал шпору, выступавшую  на  большой высоте из склона
горы.  Гора, частью  которой он, возможно, являлся,  скрывалась в тумане,  а
видимый ее выступ достигал высоты пятнадцати-двадцати футов.
     Книзу  шпора  сужалась,  переходя  в острие,  упиравшееся,  кажется,  в
бесконечность,  если только  бесконечность  могла  существовать  за  плотной
пеленой  тумана, скрывавшего  гору и  мешавшего определить,  что  таится  за
острым краем шпоровидной скалы.
     В нише, которую образовала скала футах в двадцати от края шпоры, висело
огромное  гнездо, на  вид  сработанное  из чего-то золотистого,  похожего на
крученый шелк. В  гнезде дремал кто-то, смахивающий на павлина, но величиной
со страуса.
     Однако  это был  не павлин. Прежде  всего  потому, что  таких  красивых
павлинов  в природе не бывает. Хвостовое оперение птицы включало весь спектр
цветов и такое буйство оттенков, что у Джима голова пошла кругом.
     Птица дремала с довольной улыбкой  в  изгибе клюва, не  дремали  только
громадные  песочные часы возле ее гнезда. Они были выше Джима, но лишь очень
тонкая  струйка  песка  могла  медленно одолеть  крохотное  отверстие  между
верхней и нижней частью.
     Часы состояли  из двух  гигантских  стеклянных шаров, соединенных узким
горлышком, и  были заключены  в  изящный  каркас  из  темного дерева. Песок,
практически  весь, находился в  верхней  половине часов, и  только несколько
песчинок  успело  проникнуть  вниз,  где  было  изображено  счастливое лицо.
Точнее, оно было изображено некогда как счастливое, но теперь являлось каким
угодно, только не счастливым. Джим вынужден был  взглянуть на него дважды --
только тогда он сообразил, что  лицо перевернуто. И действительно, это  было
очень <i>несчастное</i> счастливое лицо, перевернутое вверх тормашками.
     -- Феникс! --  резко  произнес Каролинус.--  Феникс  и его тысячелетние
песочные часы!
     Джим и Энджи уставились на гнездо и часы.
     -- Отчего же...-- начал Джим, но его прервали часы, на счастливом  лице
которых внезапно разверзся рот.
     -- Действительно, отчего же? -- пронзительно  заверещали часы  сердитым
голосом,-- Ты это хотел спросить? Я ведь делаю свое дело? Я ведь терпелив? Я
прождал целое тысячелетие, разве  нет?  Разве я просил сверхурочных? Разве я
просил  отдыха? У меня  не было  никаких неприятностей с сотворения мира,  я
имел дело  с бесчисленными Фениксами, пока не явился этот.  У  него  хватило
наглости, смелости...
     Счастливое лицо начало брызгать слюной, и Каролинус поднял руку.
     -- Тише-тише,-- успокаивающе заговорил он,-- мы все понимаем.
     -- Что  ж, я рад, что  меня  хоть  кто-то понимает,--  сказали песочные
часы, внезапно переходя на бас.-- Можете себе представить, Джим и Энджи...
     -- Откуда ты знаешь наши имена? -- спросила Энджи.
     -- Тихо, помолчи! -- нетерпеливо прервали ее часы.
     -- Тихо, помолчи! -- вторил им Каролинус.
     -- Но откуда ты знаешь? -- настаивала Энджи.
     -- Я знаю  все! -- ответили часы,  вновь переходя на фальцет.-- Как вам
это нравится? Видите, он спит. А его время вышло! Просрочено уже девять дней
тринадцать часов  сорок  шесть минут... а он все спит. Это  не  моя вина.  Я
разбудил  его  вовремя,  как раз,  когда истекло  его  тысячелетие.  Кто мог
вообразить, что Феникс с его пренебрежением к своим обязанностям, с его...--
Часы снова забрызгали слюной.
     -- Ну-ну,-- успокаивающе проговорил Каролинус.
     -- Но это невыносимо, маг, ты же знаешь,-- ответили Каролинусу часы.
     -- Здесь нет твоей вины,-- отозвался  тот.-- Ты его будил. Он поднялся,
и с этого момента ответственность легла на его плечи.
     -- А как же я?  -- вскричали  часы.-- Ведь я считаю уже  вторую  тысячу
лет.  Вы полагаете, что  этот бездельник проспит еще тысячу лет, а мир будет
его  ждать? Это его вина, но  мир-то смотрит в первую очередь  на меня.  Все
смотрят на меня и думают: <i>"Почему же он ничего не предпринял?"
     --</i> Нет,  тебя не осудят. Расскажи  обо всем  Джиму  и  Энджи  и  ты сам
увидишь, согласятся ли они с тем, что это твоя вина и что кто-нибудь  сможет
тебя обвинить.
     -- Возьмите это на заметку, ДжимиЭнджи,-- сказали часы вновь на басовом
регистре, в порыве чувств выговорив  оба имени слитно, отчего они прозвучали
как  имя одного человека.--  Я разбудил  Феникса,  а  его не  так-то  просто
разбудить. Он всегда был страшным соней.  Я разбудил его, и он встал, слегка
пошатываясь,  поискал в  гнезде, нашел  кремень  и  сталь,  попытался высечь
огонь, но высек лишь крохотную искорку, недостаточную, чтобы вспыхнуло пламя
и он смог, сверкая, взлететь к  небесам,  подобно горящей звезде,  как ему и
подобает, ведь  он должен предвещать Земле начало нового тысячелетия. С этой
минуты и до двадцать четвертого столетия, вы ведь это понимаете?
     Джим и Энджи согласно кивнули,
     -- Так вот, искра не занялась и,  и... я не знаю,  как  это  сказать,--
всхлипывая,  продолжали часы,--  но  он сразу зашвырнул  куда-то  кремень  и
железо, и я слышал, как он говорил: "О, к чертовой матери все это!" Потом он
поплелся обратно в гнездо и тотчас опять заснул.
     Капельки влаги выступили на стекле там, где оно соединялось с каркасом,
и покатились вверх  по  выпуклой  стенке  верхнего шара к  узкой перемычке и
вокруг нее.
     -- Вот, смотрите,--  фальцетом всхлипнули часы,-- даже мои слезы  текут
неправильно!
     -- Ну-ну,-- сказала Энджи.
     -- И они еще обвинят меня,-- хлюпали часы.
     -- Нет, не будут,-- хором проговорили Джим и Энджи.
     Слезы перестали  течь  вверх, и  лицо  на  нижнем шаре  песочных  часов
попыталось слабенько улыбнуться:
     -- Вы правда так думаете?
     -- Я уверена! -- заявила Энджи,-- Нельзя быть таким нечестным!
     --  Хуже  всего то,-- проговорило лицо более спокойным и рассудительным
тоном,--  что  на Земле мне  никто не  помогает.  Если  бы кто-то потрудился
устранить  неприятности,  которые  люди  создали  для  самих  себя,   Феникс
проснулся бы  снова, хочет  он или  нет,  и  уж  тогда он не  смог бы больше
заснуть. По-вашему, это случится?
     -- Я уверена в этом,-- твердо сказала Энджи.
     --  Это  меня успокаивает,-- сказали часы. Они уже улыбались,  лицо  на
шаре стало по-настоящему счастливым.--  Я узнаю об этом сразу же, потому что
тогда я вновь  повернусь правильной стороной и песок, который уже просочился
сквозь горлышко, вновь посыплется туда, куда  положено. Ох,  просто  не могу
дождаться!
     --  Полагаю,--  голос  Каролинуса  звучал  почти зловеще,--  вам  лучше
закончить разговор, Энджи и Джим. И отправляться. До свидания.
     -- До свидания,-- ответили часы.-- До свидания, ДжимиЭнджи.
     И  они  вновь  оказались  у  стены  замка  Маленконтри. Солнце  немного
поднялось  над горизонтом, и казалось,  что действительно  слегка потеплело.
Брайен, Геронда и Арагх со  всем своим окружением уже приближались к воротам
в стене.
     -- Ну,  вот,-- сказал Каролинус Джиму,--  вот ты и увидел. Темные  Силы
вновь принялись за свое,  и их надо остановить. Тебе есть что делать, и твоя
работа начнется с посещения праздника у графа, поедете оба, и ты, и Энджи.
     -- Увы,-- сокрушенно вздохнул Джим,-- я вновь против Темных Сил!
     -- Конечно! -- сказала  Энджи.-- Это просто нечестно,  Каролинус! Ты же
сам сказал, что  посылаешь мага ранга  С совершить  то, что  не в  состоянии
сделать самые могущественные маги этого мира!
     -- Конечно, это нечестно! -- оборвал ее Каролинус.-- Но кто внушил тебе
мысль, что в этом мире должна  править честность? И разве она правила там, в
том мире, откуда вы прибыли?
     Энджи молчала.
     -- Неважно,-- устало произнес Джим.-- Я, конечно, поеду, Энджи...
     За  стеной послышался крик, почти утонувший  в  шуме  и гаме, поднятыми
часовыми,  которые  сообщали, что  у  ворот  остановились и  хотят войти сэр
Брайен и  леди  Геронда,  Энджи сжала локоть Джима,  будто  говоря, что тоже
готова ехать, если поедет он.
     -- Впустите их!  -- крикнул Джим часовым  и повернулся к Каролинусу: --
За чем я, собственно, должен следить?
     -- Не имею ни малейшего представления,--  ответил тот.-- Темные Силы не
могут  действовать прямо и прибегают к  иным способам и  методам. Ты  просто
должен следить за всем,  что происходит не так, как следовало бы. Следите за
тем,  что  кажется  неразумным  или может входить в  намерения  Темных  Сил,
стремящихся поставить  Историю над  Случаем или наоборот.  Как я уже сказал,
они  будут   действовать   неподалеку.--  Он  немного  помолчал,  пристально
вглядываясь то в  Джима, то в Энджи.-- И  еще  одно. Поскольку они действуют
именно так, они могут использовать даже тех, кто  и не догадывается, что его
используют. Не намекайте никому ни о чем.  Даже таким близким людям, как сэр
Брайен и леди Геронда, они тоже могут не догадываться, что их используют.
     -- И, конечно, Арагх,-- сказал Джим; в его голосе помимо воли прозвучал
сарказм.
     -- Сомневаюсь, что Арагх появится где-то поблизости. Мысль о  празднике
у графа нравится  ему не  больше, чем вам. Он очень рискует, если его увидят
те,  кто его не  знает.  Ваши приятели  из гостей,  например рыцари, готовые
охотиться на все, что движется, Арагха могут принять за  разновидность дичи,
загнать и убить.
     Между тем Брайен, Геронда и их свита уже  прошли через открытые главные
ворота и вступили в Большой зал.
     --  Нам надо  спешить  вниз,-- напомнила  Энджи, глядя,  как  Брайен  с
Герондой исчезают в больших створчатых дверях.
     -- Отлично,-- сказал Каролинус,-- но  вы оба понимаете, ты тоже, Энджи:
никто  не  должен  знать, что  Джим занят  проблемой, которую  я  только что
изложил.
     -- Нет-нет,-- ответила Энджи, не спуская взгляда с Большого зала.
     -- Прекрасно, тогда спускаемся.
     Каролинус исчез. Энджи и  Джим еще шли по помосту к ближайшей лестнице,
ведущей на двор замка, когда Каролинус вновь возник  перед ними на помосте и
исподлобья оглядел их.
     -- Зачем же  ты попусту  тратишь  время?  --  резко сказал он  Джиму.--
Используй свою магическую энергию, юноша! Обрати ее наконец на дело!
     Последнее утверждение не совсем этично, подумал Джим. По его мнению, он
всегда  использовал свою  магическую  силу,  не  давая ей заржаветь.  Однако
сегодня,  к сожалению, ему  пришлось признать,  что  его  запасы  магической
энергии скудноваты.
     -- У меня нет магической энергии,-- объяснил он Каролинусу.
     Тот удивленно уставился на Джима:
     -- Нет магической энергии? Опять?
     На сей раз Каролинус выглядел скорее пораженным, чем оскорбленным.
     --  Ну, да. Понимаешь,  так уж случилось.  Я  был дома во  время уборки
урожая. Надо было как-то подготовить Маленконтри к зиме, позаботиться о том,
о сем, к тому же потребовался мелкий ремонт в замке...
     Каролинус закрыл глаза и потряс головой:
     -- Пожалуйста, избавь  меня от выслушивания всяких неприличных деталей.
Меня поражает, как  ты умудрился растратить свою магическую энергию, когда у
тебя неограниченный расчетный кредит.
     -- Неограниченный?
     Глаза Каролинуса широко открылись.
     -- Я же сказал -- неограниченный,-- ответил он тоном, уже более похожим
на  обычный.--  <i>Неограниченный!</i>  Помнишь, после  схватки с  полыми людьми на
шотландской границе я  обращался в Департамент Аудиторства и вел переговоры?
Я добился твоего перевода в ранг С. Я получил для тебя особый кредит, потому
что ты...  ну,  в  определенном  смысле,  по  крайней мере...  отличался  от
обычного ученика мага, Я не могу вообразить, что ты истратил свой счет ранга
С... нет, не могу. А ты тратишь еще и неограниченный кредит?
     -- Разве он был неограниченным?
     -- Конечно. Я же тебе сказал.
     -- Нет,  вовсе нет.  Ты  просто сказал, что  обо  всем  позаботился.  Я
слышал, о  чем ты  говорил тогда с Департаментом Аудиторства.  И  не слышал,
чтобы  ты  сказал что-либо...  ну, о моем неограниченном кредите. Впрочем, я
никогда не знал, как им пользоваться.
     --  Никогда не знал,  как им...--  Каролинус замолчал,  уставившись  на
Джима.-- Но любой маг ранга С знает, как с ним обращаться.
     --  Но  я  никогда не был  магом ранга  С,-- сказал Джим, тоже  начиная
злиться.--  Вспомни,  у меня был только  ранг  Д,  и ты просто  заставил  их
перевести меня в ранг С, хотя у меня не было нужной квалификации!
     Каролннус  посмотрел на Джима, открыл  рот,  потом  закрыл  его и вновь
открыл.
     -- Департамент Аудиторства! -- взорвался он.
     -- Да?  --  осведомился  низкий  глубокий  голос,  звучавший на  уровне
последнего ребра грудной клетки Джима.
     -- Ему объяснили доступ к превышению кредита? -- рявкнул Каролинус.
     -- Нет,-- ответил низкий голос.
     -- Почему?
     -- У  меня нет  механизма или  процедуры, чтобы  принимать во  внимание
необходимость подобных объяснений,-- отвечал Департамент Аудиторства.
     -- Почему?
     -- Не знаю. Возможно, такая вероятность не рассматривалась.
     -- Так что же, рассмотрите ее сейчас! --  заорал Каролинус.-- И скажите
ему!
     -- Я не могу. Он должен получить инструкцию об этом методе от кого-либо
из магов, по крайней мере, ранга ААА.
     --  Вы...-- начал Каролинус,  но сдержался.  Он повернулся  к  Джиму  и
заговорил  почти ласково: -- Джим, если  тебе потребуется  некоторый излишек
магических сил, о чем  я  договорился для тебя  в случае,  если ты будешь  в
стесненных обстоятельствах, то в связи с твоей необычной ситуацией ты можешь
вызвать  Департамент Аудиторства и  сказать: "Я  хочу превысить свой кредит.
Прибавьте  к моему счету эквивалент  нормального  полного рациона магической
энергии для  мага уровня С... или  вдвое больше... или в пять раз  больше...
или в пятьсот!" В общем, сколько понадобится. Ты меня понимаешь?
     - Да...
     -- Департамент Аудиторства,-- продолжал Каролинус все так же ласково,--
вы тоже понимаете, что у вас  теперь есть процедура  для  восполнения  счета
Джима Эккерта, какая требуется в случае, если он обратится к вам?
     --  Если  мне  позволительно  напомнить,--  вставил  голос  Департамент
Аудиторства,-- пятьсот раз для счета мага уровня С будет...
     --  Не  намного  больше, чем Джим  Эккерт прибавил  к  мировому  запасу
магических  сил,  когда,  попав  к нам,  остановил  вторжение  Темных Сил из
Презренной  Башни! --  резко оборвал  Каролинус.-- Я  повторяю, теперь  этот
механизм  есть? И  вы  дадите ему  столько  магической  энергии, сколько  он
потребует?
     -- Да,-- ответил Департамент Аудиторства.-- Теперь это дело простой...
     Но   Джим   уже  не   слушал.   Некая   явно  неприличная,   но  весьма
привлекательная мысль внезапно  пришла  ему на  ум. Он  и не подозревал, что
победа, одержанная  им у  Презренной Башни,  когда он только  что оказался в
этом  мире, чтобы спасти Энджи,  столь высоко  оценена для  порождения новой
магии.
     После  той победы Каролинус  сказал ему,  что у него столько магических
сил, что  он  может  возвратить и себя, и Энджи  в двадцатое столетие. И ему
вдруг пришло в голову, что, получая магическую энергию со своего повышенного
счета -- пусть небольшими порциями, чтобы  не привлекать внимания, но все же
такими,  чтобы  создать  достаточный  запас на обычном  счету,--  он мог  бы
возвратиться в двадцатое столетие уже нынче. Энджи родила бы ребенка в мире,
где  они оба выросли. Он  сделал бы только доброе дело для Каролинуса и всех
своих друзей в этом мире; теперь такая возможность появилась, и не стоило  о
ней забывать. Эта мысль  притаилась в укромном уголке его мозга, но он знал,
что она будет развиваться и чуть позже принесет плоды.
     Он заставил себя вернуться к действительности,
     --   Прекрасно.  Тогда  всего   доброго,--   ледяным  тоном  проговорил
Каролинус.-- Он опять повернулся к Джиму: -- Ну, что ты здесь стоишь? Вызови
Департамент Аудиторства и получи немного сверхмагических сил.
     -- Департамент Аудиторства,--  немного поколебавшись,  позвал Джим.  Он
никогда не чувствовал себя достаточно раскованным, чтобы перекинуться словом
с Департаментом Аудиторства, как это постоянно проделывал Каролинус.
     -- Да? -- ответил низкий бас.
     -- Могу  ли я получить...  скажем,  удвоенный  обычный запас магической
энергии для уровня С на моем счету?
     - Сделано.
     - Благодарю,-- сказал Джим, но Департамент Аудиторства не ответил.
     -- Ну что ж. все наконец улажено,-- подытожил Каролинус.-- Теперь самое
малое, что ты можешь сделать, это  перенести нас  троих в Большой зал, чтобы
твой старый и опытный наставник не делал этого за тебя. Давай-давай.
     И Джим это проделал.
     Внезапно  они трое появились  на возвышении,  где  стоял высокий  стол.
Брайен  с  Герондой  сидели  за  столом, пили  вино  и наслаждались сладкими
пирожками --  кухня замка  уже начала  печь  их для предстоявшего Рождества,
ведь до праздника оставалось всего пять дней, а нужно было приготовить много
еды.
     У  Брайена,  опытного   рыцаря,  было  квадратное   худощавое  лицо   с
выступавшим вперед массивным подбородком  и  горящими  голубыми  глазами над
длинным крючковатым носом. Джим случайно узнал, что Брайен, по меньшей мере,
несколькими  годами  моложе  его,   но   Брайен,  возможно  из-за  покрытого
небольшими  шрамами обветренного лица, выглядел  не  только  на  десяток лет
старше, но и искушеннее в жизни. Джим много бы  дал за то, чтобы производить
такое же впечатление.
     Геронда была ниже Энджи ростом  на добрых четыре дюйма и уже в кости, а
потому  казалась  довольно  хрупкой.  По  правде  говоря,   она   напоминала
черноволосую, с  голубыми, как у Брайена, глазами очень хорошенькую куклу  в
человеческий рост -- классический  случай обманчивой  внешности, если верить
опыту Джима. На ней было дорожное платье цвета палой осенней листвы, узкое в
талии, с высоким воротом и очень пышной юбкой.
     В целом, подумал Джим,  могло показаться,  что ее очень легко  сломить,
если  бы не уродливый шрам на левой щеке,  оставленный сэром Хьюго де Буа де
Маленконтри,  бывшим владельцем замка,  в котором теперь жили Джим  и Энджи.
Сэр  Хьюго  был  скорее  мужланом, чем рыцарем.  Он  получил  замок  Малверн
обманным путем  и подчинил себе его защитников.  Он требовал, чтобы  Геронда
стала его женой, и тогда он стал бы еще и лордом Малверном.
     Геронда  отказалась.  Он нанес ей глубокую рану на левой щеке, пообещав
поступить  так же и с правой, еще  через  день  выдавить левый глаз, а потом
правый, продолжая так до тех пор, пока Геронда не сдастся.
     Зная Геронду, как он знал ее теперь,  Джим понимал, что  она никогда не
сдалась бы. Их  с Герондой первая встреча  произошла,  когда  он пребывал  в
обличье  дракона,  в  которого  его личность  неосторожно  вселилась в  этом
альтернативном мире  четырнадцатого столетия. Он долетел до  вершины главной
башни замка,  и стоявший  в  одиночестве на посту часовой  скатился  вниз по
лестнице. Когда Джим поспешил вниз сам, он встретил Геронду,-- она шла прямо
на  него с копьем,  предназначенным  для  охоты  на кабана.  Позднее Геронда
мечтательно  поведала  Джиму,  что очень  надеялась  захватить  когда-нибудь
своего  тюремщика,  сэра Хьюго де Буа, и поджарить  его на медленном огне. И
она  сделала бы это, потому что Геронда, очень  верная и ласковая, по мнению
общества  четырнадцатого  столетия,  была  не  из  тех, кого  здравомыслящий
человек пожелал бы иметь врагом.
     Сейчас  оба, и она, и Брайен, при виде Джима  и  Энджи поднялись  из-за
стола. Геронда  и Энджи обнялись. Брайен тоже  обнял  Джима -- сердечно,  но
неуклюже,  ведь на обоих  были кольчуги с  их  гербами.  Затем он расцеловал
Джима в обе щеки.
     Джим  уже   вполне   смирился  с  обычаем  мужчин  четырнадцатого  века
целоваться  при  встречах.  Он освоил  этот  способ  приветствия с  разумным
изяществом и иногда при необходимости сам прибегал к нему. К счастью, на сей
раз Брайен был чисто выбрит, возможно потому, что приехал с Герондой.
     -- Великолепные новости, Джеймс! -- с воодушевлением вскричал Брайен.--
Великолепные! Ты, оказывается, будешь с нами все Рождество... Но у меня есть
для тебя  и другие,  более  интересные  новости. Давай  сядем и поговорим. Я
только  что  дал  твоему управляющему  и оруженосцу  несколько  советов, как
подготовить  тех,  кто  отправляется с  тобой  к  графу,  а  также тех,  кто
останется охранять замок в твое отсутствие.
     Джим взглянул на  управляющего  Джона, высокого  грузного  мужчину  лет
сорока  пяти,  гордившегося  тем, что  ему  удалось  сохранить большую часть
передних  зубов. Рядом с  ним стоял  Теолаф, человек с суровым темным лицом,
бывший начальник  стражи Джима,  а  ныне  его оруженосец. Оба стояли у  того
конца стола, где сидел Брайен.
     -- Ну,  теперь  вы оба  можете  идти, -- обернулся к  ним Брайен.-- Сэр
Джеймс  или леди Анджела укажут вам, что сделать. Мы же поговорим. Садитесь,
все садитесь.
     Каролинус не нуждался  в приглашении. Он сидел за столом с момента, как
появился. Энджи оставалась на ногах, как и Геронда.
     -- Мне надо наверх,-- обратилась к подруге Энджи,--  Поднимемся вместе,
Геронда. Я хочу поговорить с тобой. Они удалились.
     -- Между прочим,-- Брайен всех  оглядел,-- Геронда  знает, о чем я буду
говорить. Во всяком  случае,  я хотел бы услышать, как вы попали в осаду;  и
еще  я должен  рассказать о  новостях... Великолепных новостях, Джеймс... По
зрелом размышлении, с них, видимо, и следует начать.
     С тяжелым  чувством Джим опустился на стул с обивкой и высокой спинкой,
из тех, которыми гордился Большой зал в Маленконтри. По удобству эта  мебель
приближалась  к  стульям двадцатого  века настолько, насколько Джим  и Энджи
могли себе позволить подобное в это время и в этом месте.
     --  Человек, наполни кубок своего лорда! -- рявкнул  Брайен.--  Клянусь
святым Ивом, будь  ты  моим слугой, ты бы у  меня побегал.  Можешь в этом не
сомневаться.
     Слуга,  молодой  человек с большим  улыбчивым  ртом, выглядел  необычно
трезвым  и уже  приготовился  наполнить кубок  Джима. Несмотря на леность, в
которой Брайен  только что обвинил слугу, Джим подозревал, что его ничуть не
обескуражила угроза,  прозвучавшая в голосе  рыцаря.  Слуга знал  -- так  же
хорошо, как и  сам  Джим,-- что это лишь проявление  желания защитить Джима.
Брайен  частенько  обходился  с  Джимом  как  с  несмышленышем  по  понятиям
средневекового общества.
     --  Что ж,--  сказал Брайен, когда слуга  удалился вслед  за Теолафом и
Джоном,-- теперь здесь только ты, я и Каролинус... А где же Каролинус?
     Джим огляделся. Каролинус исчез.
     --  Должно  быть,  что-то  случилось,--  дипломатично  заметил Джим. Но
подумал, что Каролинус и не собирался оставаться.
     -- Пей! Все  в  порядке, Джеймс.  Выпей кубок доброго старого вина.  Ты
будешь удивлен и обрадован тем,  что  я  тебе скажу, Мне следовало бы самому
приехать и просить тебя, даже умолять  ехать с нами в любом  случае,  еще до
того,  как  Каролинус  нашел  нас и сказал, что  ты  все же будешь.  Неужели
потому, что ты раньше нас узнал о принце?
     -- О принце? -- удивился Джим.-- Нет.
     -- Боже, ведь он тоже будет на празднике у графа. Приедет Джон Чендос и
много  других  достойных  рыцарей, которых  в ином  месте  не встретишь.  Ты
поражен?
     Джим кивнул. Из  уважения к Брайену он даже издал несколько междометий,
которые должны были свидетельствовать о его удивлении.
     --  И Жиль де Мер там будет, возможно, я уже сказал это тебе.  Он хотел
приехать!  -- продолжал  Брайен.-- Помнишь, я обещал ему поединок на копьях,
чтобы научить его двум-трем трюкам в единоборстве? Я с огорчением узнал, что
в этом году рождественский турнир у графа, возможно, не состоится. Граф -- я
сам слышал -- беспокоился о предстоящих издержках.
     --  О?  --  удивился  Джим.  Он  полагал,  что  рыцарский  турнир   был
неотъемлемой частью рождественских собраний у графа.
     -- Да,-- подтвердил Брайен.-- Двор замка  тесен для  приличного разгона
всадника  с  копьем  наперевес,  не  говоря  уже  о шатрах  и  прочем,  чего
потребуется очень много. Поэтому придется  обойтись пространством вне замка,
но ты  же знаешь  окрестных крестьян... у них  ничего  не допросишься. А они
должны  все  подготовить, работать  в дни  праздника,  надо  убрать  снег  и
расчистить как  следует  площадку  для турнира. Однако, если  они будут этим
заниматься, придется им платить, когда-то в старину богатым это удавалось...
а теперь, ты понимаешь, Джеймс, они почти вольные люди.
     -- Да,--  подтвердил Джим.  Его  собственные  арендаторы  не  преминули
напомнить  ему  об этом,  вежливо  и  услужливо  -- как  все  вместе,  так и
поодиночке.
     --  Мне кажется,-- продолжал Брайен,-- что эти  свободные люди --  ведь
они, как  и  гости, по крови все англичане  -- с  нетерпением ждут  турнира.
Поэтому они предложили  помочь  совершенно  добровольно.  Конечно, их все же
надо  прилично кормить и  поить, придется давать им  всякие поблажки, а  еще
отвести им места перед другими простолюдинами,  которые придут  поглазеть на
турнир.
     -- Понимаю, но ты сказал, что ожидается приезд Жиля.
     -- Да! Я получил от него письмо... Вообще-то это письмо  от его сестры.
Жиль не в ладах с грамотой, да  ты и сам, наверно, это знаешь. Но он обещал.
Как приятно будет снова увидеть его!
     -- Да! --  охотно  согласился  Джим. Ему тоже нравился сэр Жиль де Мер.
Воспоминание  о нем было связано с общим делом по спасению наследного принца
Англии от мага ранга ААА, который неожиданно превратился в черного колдуна.
     Жиль  был силки.  Это  значило, что,  будучи  человеком  на  земле,  он
превращался  в тюленя,  как только попадал  в море. Джим припомнил, что Жиль
действительно выглядел настоящим тюленем, когда находился в  своей пригодной
для морской жизни форме.
     В   остальном  это  был  жизнерадостный,   задорный  молодой  рыцарь  с
великолепными стоящими торчком  светлыми усами, очень выделявшими  его среди
других  рыцарей,  большинство которых  были  или  чисто выбриты, или  носили
аккуратные  маленькие  усики  над  верхней  губой  и  вандейковскую  бородку
клинышком.
     Он  был  родом из  Нортумберленда и жил на  севере  Англии, как  раз на
границе  с  независимым  королевством  Шотландией.  Жиль  мечтал  о  великих
рыцарских подвигах. Узнав, что Брайен не только  часто сражался на рыцарских
турнирах, но не менее часто выходил  победителем, он  захотел, чтобы  Брайен
научил его всему, что умел, для участия в этих жестоких играх. Впрочем, надо
признаться,  что, живя на  границе, ему  ни разу не  удалось поучаствовать в
турнире. В тех местах это было не принято.
     Между тем Брайен продолжал  перечислять тех, кого ждали  у графа. Среди
гостей будет и Джон Чендос, он состоит в свите принца. Эта свита должна быть
большой и, следовательно,  для  Брайена и  Геронды, а теперь  и  для  Джима,
является простой вежливостью -- уменьшить число сопровождающих  их вассалов.
Требовалось   также   соблюсти    необходимое    равновесие   между   числом
сопровождающих не только  для представительства,  но и  для  защиты  в пути.
Кроме того, у  графа ожидалось много гостей, и  ему было бы трудно содержать
всех. Поэтому следовало подумать, как кормить и поить своих людей  в течение
двенадцати праздничных дней.
     -- Так как леди Анджела и Геронда еще не вернулись,-- продолжал Брайен,
умерив тон и бросив взгляд на дверь, в которую  должны были  войти те, о ком
он  говорил,--  возможно,  тебе  будет   интересно  услышать  о  поездке   в
Гластонбери, которую я совершил полтора месяца назад.
     -- Господи, конечно...
     -- Геронда  была со мной, но ей неизвестно о некоторых мелочах, которые
случаются в путешествии,-- начал Брайен.-- А случилось  так, что в первом же
трактире, где мы остановились, жена  владельца оказалась весьма  миловидной.
Конечно, я  не обратил  на  нее  никакого внимания, к тому же, со  мной была
Геронда. Мы сразу прошли к себе в комнату и  поужинали.  Однако Геронда рано
отправилась  в постель, а мне почему-то не спалось. Я  оделся и сошел  вниз,
чтобы немного выпить и,  если повезет, поболтать.  В  трактире в этот  вечер
оказался еще один рыцарь...
     Сэр Брайен продолжил свой рассказ,  все понижая  голос, и  вскоре Джиму
стало ясно, какой оборот приняло дело. Другой  рыцарь тоже заметил, что жена
трактирщика  приятна  на  вид. И  случилось  так, что  каким-то образом этот
рыцарь вообразил --  конечно, совершенно напрасно,-- что и сэру  Брайену она
приглянулась.
     --  Не представляю,  что могло  навести его на такую  мысль,--  пояснил
Брайен.
     Это была, конечно же, как он утверждал, совершенная напраслина.
     Кроме  того, с ним была Геронда,  а в ее присутствии он не мог смотреть
на других женщин.  Однако  эта вздорная мысль явно  не давала  покоя другому
рыцарю. И все развивалось так, что они оба вышли из трактира, чтобы спокойно
продолжить свою беседу об этом предмете на мечах.
     -- ...Слово за слово,  ты сам понимаешь,-- рассказывал Брайен,-- и этот
рыцарь  потерял выдержку.  Теперь  уже  и у меня не было  иного выхода,  как
приготовиться к игре с мечами. И вот, чтобы сократить рассказ, я...
     Но было уже  слишком поздно сокращать  рассказ -- в  дверном проеме, за
которым Джим и Брайен следили краем глаз, показались Энджи и Геронда.
     Они  вошли  в  зал   и  присоединились  к  мужчинам.  На  лицах  женщин
сохранилась  печать тайного удовлетворения, которая  часто свидетельствует о
том, что свершилось нечто особое и разрушить это уже никто не в силах.
     -- Прекрасно, прекрасно!  -- прервал свой рассказ Брайен  чуть громче и
сердечнее,  чем  следовало.-- Приятно  видеть вас,  дорогие леди!  Нам  было
скучно и одиноко без вас, не правда ли, Джеймс?
     -- Да. Да, конечно.
     Брайен вылил все, что осталось в бутылке,  в свой кубок и выпрямился на
стуле.
     --  Ну, что ж,--  обратился он  ко всем,-- вот мы здесь сидим, заутреня
давно  кончилась,  а  до третьей четверти осталось совсем недолго. Мы узнаем
обо  всем  уже  в  полдень,  если  отправимся  в  путь  прямо  сейчас.  Надо
переночевать в  монастыре  Эдсли, если мы хотим добраться  до  графа в  день
святого апостола Фомы.  Если мы не доберемся к  этому  времени...  меня  уже
сейчас трясет при мысли, какие нам тогда достанутся комнаты. По коням!
     Джим  рывком  поднялся.  Третья  четверть  была каноническим  временем,
которое  соответствовало девяти часам  утра.  Не такой уж  ранний  час, если
вставать  на рассвете,  чтобы  успеть к  заутрене,  первой церковной  службе
начинающегося дня.
     -- Отлично,-- отозвался он.-- Я пойду по...
     -- Обо всем уже позаботились,-- вставила Энджи.
     -- Конечно,-- подтвердила  Геронда своим милым  голоском.-- Маленконтри
не пропадет, пока нас не будет. У леди Анджелы хорошая прислуга, а свита уже
на конях.
     -- Разве тебе не надо собраться? -- Джим уставился на Энджи.
     -- Все уже готово.
     Опять все  делалось без  его участия. Что ж, протестовать  ни  к  чему.
Поездка к графу началась.
     -- И ты  тоже  сможешь помериться со  мной  силой на  копьях, когда  мы
доберемся,  Джеймс!  --  радостно  вскричал  Брайен,  будто это было  лучшим
рождественским подарком, который он мог преподнести своему близкому другу.
     Джим выдавил из себя слабую улыбку,


        Глава 4

     Выяснилось, что  они  возьмут с  собой  только  пятнадцать  вооруженных
всадников  из  Маленконтри,  а также Теолафа,  оруженосца  Джима, обязанного
сопровождать   своего  господина  в  подобных  случаях.  Итого,  шестнадцать
вооруженных вассалов, Еще с ними отправлялись трое служанок, две для Геронды
из Малверна и одна  для  Энджи. Таким  образом,  общая численность,  включая
девять вооруженных  всадников из замка Брайена  и двадцать пять из Малверна,
составила пятьдесят три лишних рта, которые придется кормить графу.
     Конечно, будь все  эти люди  свитой только одного гостя, гостеприимству
графа грозили серьезные испытания. Но гостей было четверо, причем все весьма
благородные люди, и такая свита не могла вызывать возражений.
     У Джима оставалось лишь несколько минут, чтобы переодеться в подходящую
для верховой езды в зимний день  одежду. Он надел кольчугу и легкие доспехи,
как у Брайена. Остальное снаряжение следовало  за  ним на вьючной лошади под
присмотром  одного из воинов.  У Джима не  было стальных лат,--  они еще  не
вошли в общее  употребление,  и только люди знаменитые и богатые, такие, как
Джон  Чендос  и  прочие  из  окружении самого короля, имели их.  Однако  его
вооружение отвечало всем нуждам, которые могли возникнуть за двенадцать дней
праздников, не хватало, правда, одной вещи для участия в турнире.
     -- Я одолжу  тебе  свой  шлем,--  весело  проговорил Брайен, когда  они
усаживались на коней.--Ты получишь мой  лучший шлем,  меня вполне устраивает
старый. Впрочем, я  все  равно хотел  взять оба  шлема,  думал,  что  второй
придется одолжить Жилю.
     -- Ты слишком добр ко мне.
     -- Джеймс! -- В  голосе Брайена звучало подлинное  огорчение.-- Никогда
не говори так!
     Джим почувствовал себя грязной скотиной.
     Поездка верхом  в зимний  день -- к счастью, снег  прекратился --  была
приятна  и вначале даже бодрила. Однако  к полудню,  когда  пришлось сделать
привал,  чтобы перекусить,  а  затем  продолжить  путь  до  заката,  хорошее
настроение резко  пошло  на  убыль, и  все уже с  приятностью подумывали  об
ожидавшем их за стенами аббатства Эдсли уюте.
     -- Я  бы  сказал,--  начал Брайен,  когда они остановились, чтобы  дать
отдых коням после длинного и извилистого подъема по лесному склону,-- что мы
сейчас  в  двух милях от аббатства. Там нас  могут  и  покормить, только  не
скоромным, конечно, ведь сейчас пост,  который окончится только к Рождеству.
Но я не сомневаюсь, что леди Анджела припасла в багаже немного  разрешенной,
но более приятной еды. Я знаю, что Геронда это сделала, а что нам еще надо?
     Он привстал в стременах, и Джим последовал его примеру. Лес впереди был
достаточно  густой и  скрывал все  даже  на  небольшом  расстоянии.  Но  они
расслышали стук копыт галопом скакавшей им навстречу лошади. Через несколько
секунд показался  вооруженный всадник, один из трех, которых сэр Брайен, уже
научившийся кое-чему в борьбе с возможными неприятностями, выслал вперед  на
разведку.
     -- Милорд! -- тяжело дыша, проговорил  всадник,  имени которого Джим не
смог сразу вспомнить. Он заставил своего коня остановиться перед Брайеном.--
Мы услышали шум справа от дороги, и Альфред  поехал  посмотреть, что там. Он
обнаружил неподалеку  еще  одну  тропу, которая  пересекается  с  нашей.  На
перекрестке кто-то подстерег и убил  нескольких путников. Альфред вернулся и
рассказал нам. И тогда мы  снова услышали  шум, от  которого  у  нас  волосы
встали дыбом,-- тот же шум, что  и  прежде, похожий на писк птицы, но вокруг
не было  ни  единой живой души, чтобы его произвести.  Мертвые -- мужчина  в
годах  и  молодая благородного  вида  женщина,  две простолюдинки  и  восемь
солдат. Всех убили. Всех ограбили.
     Энджи и Геронда, которые ехали сразу за Джимом и Брайеном и  до сих пор
мирно беседовали, приблизились.
     -- Расскажи об этом шуме! -- велела Энджи.
     -- Я уже сказал, миледи,-- ответил всадник,-- он походил на писк птицы,
но ни одной живой души...
     -- Я хочу взглянуть на это!
     Энджи и Геронда пришпорили лошадей и пронеслись мимо Джима и Брайена.
     -- Подождите,  черт возьми!  --  закричал  Брайен и  пустил своего коня
следом.
     Джим последовал его примеру.
     -- Прошу прощения, леди, сейчас же остановитесь!
     Брайен и Джим уже поравнялись  с женщинами. Брайен повернулся в седле и
отдал  приказ оруженосцам  и вассалам,  находившимся  позади. Добрая  дюжина
вооруженных людей, пришпорив коней, догнали и окружили Энджи и Геронду. Джим
и  Брайен  возглавили скачку,  держась за  всадником, принесшим  известие  о
происшествии на лесной дороге. Вся армада мчалась к месту кровопролития.
     Там  они  обнаружили  еще одного разведчика,  в  котором  Джим  признал
Альфреда, о котором  недавно  упоминали. Тот сидел на коне в позе  часового.
Перед   отрядом  открылась  картина  злодеяния.   Человеческие  тела  лежали
вперемешку  с  убитыми  лошадьми,  и  все это на небольшой  покрытой  снегом
полянке среди деревьев.
     -- Вы слышали? Опять шум!  -- закричала Энджи, едва они  приблизились к
месту происшествия.
     Поджидавший разведчик повернулся к ней:
     -- Ужу третий раз,  миледи, но он  длится  ровно столько, сколько  надо
доброму человеку, чтобы произнести "Отче наш". Я успел сказать только: "Отче
наш, иже еси на небесах..."
     -- Когда это случилось в последний раз?
     --  Да  вот только  что,  миледи.  Но поблизости нет  жилья.--  Альфред
суеверно покосился на место злодеяния.
     Открывшаяся перед ними картина надолго останется в их памяти, но никто,
подумал Джим, не назовет эти воспоминания приятными.
     Дорога, по которой  проехали убитые путники, была  всего лишь тропинкой
среди деревьев и, кроме следов копыт, на ней не было ничего.
     Как  раз  на этом месте она переходила в полянку около тридцати ярдов в
длину  и шириной не больше  пятнадцати.  Эта овальная полянка  была окружена
тесно  растущими деревьями. Нападавшие  могли свободно расположиться всего в
нескольких ярдах от тех, на кого они направили свои стрелы.
     --  Всем слушать! -- распорядилась Энджи.-- Если звук повторится,  надо
выяснить, откуда он исходит.
     Голос Энджи был напряжен.  Но Джима занимали  не таинственные звуки,  а
открывшаяся  перед ним картина. Черные стволы и голые сучья  деревьев, серое
послеполуденное  небо  над  головой  и  мертвенная  белизна  снега придавали
окружающему сюрреалистический вид.
     Было  очевидно, что большинство  путников убиты  стрелами, пущенными  с
очень близкого  расстояния  из-за густого кустарника  и  деревьев,  вплотную
подступавших  к злополучному месту.  Потому-то стрелы легко пронзили кожаные
куртки,  которые  носили   солдаты;  ведь,   если  бы  стреляли  с  обычного
расстояния, кожа могла защитить.
     На  земле лежало только  восемь солдат -- слабая защита, чтобы пересечь
дикий  лес по тропе, которой нечасто пользовались,  да еще  в  такое  время,
когда   беглые   преступники  умирали   от   голода   и   становились  порою
бесчеловечными  из-за  страданий  и  нужды.  Вероятно, все  солдаты  погибли
мгновенно.  Те же двое, которых лишь  ранили, умерли не сразу. Вероятно,  их
стащили с лошадей и, не дав даже встать на ноги, перерезали им горло.
     Кроме мертвых солдат, здесь было  еще четыре трупа. Мужчина, высокий  и
худощавый, лет пятидесяти пяти, если не  больше. На нем были стальные латы и
нагрудник с гербом, но дорогого рыцарского меча в ножнах не обнаружилось,
     Стальной шлем валялся рядом, обнажив седоватые волосы,  шевелившиеся от
ветерка,  который  сегодня чувствовался даже среди деревьев.  Лицо его  было
странно спокойным для человека, которого так безжалостно убили. Он тоже умер
мгновенно  --  древко  стрелы торчало  из  верхней части груди. У него  было
величественное и умиротворенное  лицо  с  высоким лбом и спокойными голубыми
глазами, которые теперь смотрели невидящим взглядом на темнеющие над головой
облака. Он и мертвая женщина рядом были достаточно богато одеты, чтобы сразу
определить их принадлежность к сельской знати.
     Женщине  выпала не  столь легкая  смерть. Стрела  угодила в живот, и ей
перерезали  горло. Она  лежала  не  на  спине, как  пожилой  мужчина,  и  ее
искаженное страхом лицо свидетельствовало,  что  ей не больше  двадцати пяти
лет. Она лежала  на боку, лицом в снег, который покрывал землю в густом лесу
не более чем на три дюйма.
     Серое дорожное платье женщины и мужской темно-красный плащ были порваны
и  изрезаны  явно в спешных поисках чего-то  наиболее ценного,  что эти люди
могли носить на себе. Тела остальных не  тронули, если не считать похищенных
сапог и оружия воинов и рыцарского меча.
     -- Мне кажется,  они услышали,  как  мы подходим, сэр Брайен,--  сказал
Альфред.--  Кто  бы это  ни совершил,  они  не  задержались, чтобы  поискать
получше, а еду и  ценности забрали сразу. Когда мы добрались сюда, тела были
еще теплыми, даже в такую погоду.
     --  Тише!  --  сказала Энджи.-- Всем слушать.  Если еще раз  послышится
пищащий звук, надо определить, откуда он доносится!
     Она проехала несколько шагов и остановилась рядом с Герондой.
     --  Это  точно?  --  усомнился Джим.--  Разве тело не  остается  теплым
пятнадцать--двадцать минут? Сейчас холодно, но все же не настолько.
     -- Этот человек прав,-- раздался  резкий голос  откуда-то снизу.--  Они
бежали, услышав, что подходят ваши люди. Они были в лохмотьях, и дело заняло
у них всего несколько минут, а потом все было кончено.
     Волк  появился,  как  всегда,  из  ниоткуда. В  свете уходящего  дня он
выглядел  крупнее обычного.  Среди лошадей  он  казался почти  пони.  Лошади
шарахались от него.
     -- Ты просто стоял и наблюдал? -- резко спросила Геронда.-- И ничего не
предпринял?
     -- Я английский волк! -- ответил Арагх.-- Какое мне дело до того, зачем
вы,  люди, убиваете или отнимаете что-либо  друг  у друга? -- Он обвел  всех
взглядом и затем продолжил уже не так грубо. -- Когда все началось, Геронда,
меня  не  было  рядом,  хотя я слышал, как  они  переговаривались.  Слышал и
приближение людей, которых они убили, не говоря уже о ваших стражниках.
     -- Но,  когда  они  подъехали,  ты ничего  не  сделал!  --  воскликнула
Геронда.
     -- А что бы это изменило? -- ответил Арагх.-- Разве  мертвых возвратишь
к жизни? Не суди меня по меркам двуногих, Геронда!
     -- Я полагала,--  ледяным тоном заметила  Геронда,-- что  даже волку не
помешает побольше чести!
     -- К чему  мне честь? -- возразил тот.-- Мне известно, что подобные вам
живут и умирают ради чести, но для меня  честь  -- ничто. Испокон  веков все
убивают всех, так было и будет. Меня тоже когда-нибудь убьют... как этих.
     -- Тихо, я сказала! -- злым шепотом произнесла Энджи.-- Слушайте!
     Она  направила  свою лошадь вперед  и  оказалась совсем  рядом с  двумя
убитыми служанками  -- они явно  сопровождали рыцаря  и  леди. Одна служанка
была убита  первой  же  стрелой.  пронзившей ее грудь.  Вторая  лежала  чуть
подальше,  скорчившись. Стрела торчала у  нее  из спины,  казалось,  женщина
сгорбилась, прежде чем упасть на землю.
     И тут они опять услышали этот звук.
     Тонкий,  едва  слышный,  раздавшийся среди тишины,  он  был  достаточно
отчетлив. Но трудно было понять,  откуда он исходит. В нем присутствовало то
странное  качество, которым  отличаются некоторые звуки,--  кажется, что они
раздаются со всех сторон.
     -- Не нравится мне это,-- пробормотал Альфред.
     Но Энджи уже соскочила  с  лошади  и подбежала к трупу второй служанки.
Она  взяла тело за плечи и  перевернула на спину.  Показалось лицо  девушки,
почти подростка, большая грудь распирала ее одежду, ворох  одежд надетых для
зимней поездки через лес.
     Не обращая  внимания на мертвую  девушку, Энджи  схватила то,  что было
спрятано  на  груди девушки.  Как только Энджи подняла сверток, пищащий звук
отчетливо возобновился, и все поняли, что это кричит ребенок.
     --  Ребенок! -- вскричала Геронда  и,  ухватив поводья,  провела лошадь
Энджи  до места,  где стояла  ее  хозяйка,  поглаживавшая что-то похожее  на
сверток, привязанный для крепости к доске.
     -- Сядь, Анджела! На земле ты в опасности!
     -- Нисколько, пока я здесь,-- донесся резкий голос Арагха, державшегося
около них,
     Геронда посмотрела на него:
     -- Все это время ты знал, что он здесь! Почему ты ничего не сказал?
     --  Мне  хотелось посмотреть,  сколько времени  займут  поиски.-- Пасть
волка  оскалилась в  неслышном  смехе.--  Но я не стал бы ждать, когда щенок
умрет. Конечно, я даже мог бы спасти девушку, у которой он был.
     -- Передай  мне ребенка, Анджела,-- властно  проговорила  Геронда,  ибо
Энджи пыталась вскарабкаться в седло, не выпуская сверток из рук.
     Анджела нехотя протянула свою находку Геронде, которая держала сверток,
пока Энджи не уселась в седло и тотчас же не вернула ребенка себе.
     -- Ты слышал? -- спросила Энджи.--  Она пыталась защитить ребенка ценой
собственной жизни, но они ее все равно убили!
     --  Она  была  всего  лишь  глупая служанка, и  только!  -- нетерпеливо
прервала ее  Геронда.-- Взгляни, ребенок завернут в  такую же тонкую шерсть,
как и  та,  из  которой  сшита одежда  его  мертвых родителей. Девушка  была
простой служанкой. Посмотри на ее одежду!
     Но Энджи не слушала. Она баюкала младенца на руках, не обращая внимания
на  неудобство,   которое  доставляла   привязанная  к  его   спинке  доска.
Удивительно, но ребенок, который лежал на снегу, хотя,  конечно,  он упал на
спину и избежал прямого удара о землю, умиротворенно гукал ей в ответ сквозь
маленькое  отверстие  в платке,  которым его укутали так,  что не видно было
лица. Но вскоре радостное гуканье  прекратилось, и  опять раздался тоненький
раздраженный крик.
     -- Наверно, он голоден,-- сказала Энджи.
     -- Что ж, кормилиц  среди нас нет! -- решительно произнесла  Геронда,--
но в моем багаже есть немного сахара. Можно растворить его в воде и свернуть
кончик платка, чтобы ребенок мог его сосать.
     -- Воду нужно вскипятить,-- быстро решила Энджи.
     --  Вскипятить? -- удивился Брайен.-- Миледи, мы в лесу, скоро  ночь, а
аббатство Эдсли довольно далеко. Вряд ли надо разбивать лагерь, только чтобы
вскипятить  немного воды. Вокруг сколько угодно снега, который можно в любой
момент растопить. Но вскипятить -- это совсем другое дело...
     -- Брайен прав, Анджела.
     -- Но  воду надо вскипятить! --  упрямо повторила Энджи и посмотрела на
Джима.
     -- Да,--  подхватил он, поняв ее призыв.--  В  таких  случаях воду надо
кипятить, чтобы... чтобы видение смертей не отразилось на будущем ребенка!
     Никто не возразил. Так решил  маг  и, даже если его слова непонятны, не
могло  быть  и  речи  о  том,  чтобы  их  оспаривать.  Брайен  тотчас  отдал
необходимые распоряжения.
     --  Альфред, скачи вперед, вели взять  один из  моих  стальных шлемов и
набить его  снегом, чтобы получилась  чашка  воды. Заметь, только  чашка.  И
пусть ее вскипятят  на  костре. Она  должна  кипеть к тому  времени, как  мы
подъедем.
     Альфред помчался выполнять распоряжение и исчез среди деревьев.
     -- А вы, четверо,-- обратился Брайен к оставшимся воинам,-- сделайте из
ветвей  носилки и  оттащите мертвого рыцаря и его леди  туда,  где  нас ждут
остальные.  Мы отвезем их в аббатство Эдсли для христианского  погребения. А
другие, кто не займется этим, отправятся с нами.
     Брайен  посмотрел   на  трупы,  лежащие  на   снегу,   перекрестился  и
пробормотал несколько  слов, которые,  несомненно,  были  молитвой.  Геронда
последовала  его примеру, затем оба повернули коней к дороге. Джим,  Энджи и
оставшиеся без  дела  воины  последовали  за ними;  они  придерживали  своих
лошадей,  будто красуясь, но не ради собственного удовольствия, а потому что
Энджи отказалась ехать быстрее, боясь растрясти ребенка.
     Когда они  подъехали к остальным,  костер уже пылал. Растопленный  снег
подогревался на  огне, шлем был  искусно укреплен  на  концах двух поленьев,
слишком толстых, чтобы прогореть, пока не вскипит вода.
     Вода, конечно, еще не кипела. Но никто не  отпускал замечаний по  этому
поводу. Всех людей  отвели в сторону, чему они весьма радовались, а Анджела,
Геронда и три их служанки суетились над ребенком, пытаясь накормить его.
     Прошло немного времени.
     <i>--</i> Черт меня  побери,-- произнес Брайен, но тихонько и обращаясь только
к Джиму, конь которого беспокойно  перебирал ногами  возле коня Брайена. Оба
находились от остальных в  стороне. Брайен вздохнул. Глаза его встретились с
глазами Джимa.-- Ну ладно!
     К  этому моменту  ребенок почему-то затих,  а вскоре  подошли женщины и
сказали, что он заснул.
     Оставшийся  путь к  аббатству в свете угасающего дня прошел беспокойно.
Энджи наконец убедили  -- главным  образом  Геронда  --  привязать ребенка к
спине лошади, как он, несомненно, и путешествовал и к чему привык, пока были
живы его  родители. Она нехотя сдалась, и всем немного полегчало. Солнце еще
стояло  над горизонтом, когда кавалькада выехала из леса в  поле, окружавшее
строения из темного камня. Это оказался настоящий замок, и их пропустили без
всякой  задержки,  как  только часовому  были  объявлены  имена и  положение
Брайена и Джима. Джим был чрезвычайно рад возможности проехать на своем коне
через  ворота во двор замка, а еще больше спешиться, отдав поводья одному из
своих людей, и войти в освещенную переднюю.  Внутри было так же холодно, как
и снаружи, разве что ледяной ветер не пробирал до костей.
     Воинов провели в конюшни, где  масса  соломы и одежды, которая была при
них,  помогла им  зарыться и устроить лежбище, чтобы не замерзнуть ночью.  А
если  бы  кто-то  и   замерз,  аббатство  должным   образом  опечалилось  бы
случившимся, но... на  все воля божья. Оруженосцы --  и Джима, и Брайена  --
зашли в  замок, где  обоих разместили  возле кухни,  в  каморке чуть  больше
собачьей конуры.
     Джим и его спутники, войдя в замок, обнаружили лишь несколько каминов с
еле  тлевшими дровами, но  в  комнате с  голыми каменными  стенами  и  узким
закрытым ставнями  окном  горел  большой  огонь. Комната предназначалась для
Энджи и Джима.
     Однако Джим тут же обнаружил, что его гонят из теплого местечка --  оно
в  момент  превратилось в  детскую,  которую заняли Энджи, Геронда и женская
прислуга.  Оказалось, что ребенок нуждается в массе  вещей,  ведь он попал к
ним без запасной одежды или няньки, которая ухаживала бы за ним,
     Джим смутно помнил, как все происходит там, в мире двадцатого века, где
даже  бездетные женщины  могли накормить  младенца  молоком. Энджи, конечно,
могла об  этом  знать. Тем временем оказалось -- Джим понятия не имел, каким
образом, -- что  известие о прибывших успело распространиться по всей округе
и аббатство уже послало в  соседние села, которыми владело, просьбу прислать
сюда  кормящую мать.  Джима  отослали  в каморку Брайена  -- ее  трудно было
назвать комнатой,-- где тот уже разместился.  Тем не менее, здесь тоже горел
камин и, благодаря небольшим размерам, комната быстро обретала обжитой вид.
     Брайен  с  удобством расположился за небольшим столиком с вином и едой,
предоставленными хозяевами. Красное вино  искрилось  и  выглядело заманчиво,
вероятно, его доставили из подвалов для высокопоставленных гостей. Однако из
еды имелась лишь  рыба, которую здесь называли сушеной сельдью. Запах сельди
Джим почувствовал, как только  вошел. На селедку  Брайен даже не  глядел  --
постная пища его мало интересовала.
     --  Сядь и выпей, Джеймс! -- воскликнул Брайен. Он вольготно раскинулся
на бочкообразном табурете, вытянув ноги. Мокрые подметки его походных сапог,
похожих  на кожаные  чулки  без  каблуков,  какие  носили  в  средние  века,
покоились на  багаже,  рядом  с  горящим  камином.-- Нет, не из  графина. Из
бутыли, что стоит за ним.  Я взял с собой  прекрасное  вино. Грех растратить
его впустую, если какой-нибудь случайный гость графа забредет ко мне там.
     Джим  немедленно  последовал  совету  друга.  Он  уселся  с  кубком  на
единственную оставшуюся в  комнате мебель, такой  же  бочкообразный табурет,
стоящий  перед  огнем.  Вытащил  бутыль  с  кипяченой водой  из собственного
багажа, добавил в свой кубок скромный глоток и с наслаждением выпил.
     Жар от камина уютно охватил  его, согрел руки и уже начал подбираться к
телу, тогда как вино  из бутыли Брайена позаботилось  о его горле и желудке.
Вино и  впрямь  хорошее, признал Джим и вспомнил, что, когда он попал в этот
мир, то различал вина только по цвету.
     Джим блаженно вздохнул.
     -- Конечно,-- заметил Брайен,-- приятно согреться  и  изнутри,  правда,
Джеймс?  Кто  бы мог подумать, что  ты и  леди  Анджела приедете к  графу  с
ребенком на руках? Детей  не приглашают на рождественские праздники,  разве,
когда они повзрослеют, чтобы самим  искать  себе развлечение, но даже в этом
случае это выглядело бы необычным. И все же...
     -- Долго нам завтра добираться до графа?
     -- Меньше половины дня. Если  я хоть немного соображаю,  то лучше  тебе
поспать у меня. В комнате леди Анджелы будут ночь напролет толочься женщины.
     --  Скорее  всего,  ты  прав. Трудно  предположить, что  есть  реальная
опасность  попасть в  передрягу  по дороге отсюда, особенно теперь,  когда у
Энджи появился требующий заботы ребенок.
     --  Нет-нет,--  успокоил его Брайен,-- местность  там по большей  части
открытая. Теперь не о  чем беспокоиться. У меня нет никаких опасений  насчет
завтрашнего дня.
     Он  протянул  свободную руку  к  столу,  взял одну из сушеных селедок и
начал с философским видом жевать, глядя в огонь и запивая рыбу вином. Брайен
был явно доволен жизнью.
     Джим  сидел,  попивая  вино,  с гораздо меньшим  удовольствием, чем его
друг.  Он  не  обращал  внимания на сушеную рыбу, отвратительно  вонявшую и,
наверняка, еще  более  мерзкую на  вкус. Брайен всегда  радостно воспринимал
все,  что ему приходилось делать, дурное  или  хорошее.  Джиму не  удавалось
достигнуть  такого  уровня  самодисциплины.  Вот  и  сейчас  его  тело могло
пребывать с Брайеном, а мысли витали рядом с Энджи и женщинами в ее комнате,
где находился  внезапно  обретенный  ребенок.  Несмотря  на замученный  вид,
женщины, казалось, были счастливы заполучить нового члена своего общества. И
было бы  преуменьшением сказать, что Энджи тоже счастлива. Она ощущала нечто
гораздо большее,  чем счастье. Это-то и являлось настоящей причиной,  почему
Джим не был так доволен, как Брайен.
     Сегодня  все  обстояло  просто  прекрасно,  но  Энджи  придется  отдать
ребенка. В голове у Джима  еще не сложилось четкой картины, как это случится
и когда до этого дойдет, но смутное предчувствие все же беспокоило его.
     У Джима были опасения.


        Глава 5

     - Прекрасно. Это уже на что-то похоже,-- сказала Энджи.
     Джим  согласился. Слова Энджи относились  к  двум  комнатам, которые им
предоставили  у графа.  Они  оказались намного  лучше,  чем  ожидал Джим, но
достались  им  только потому,  что  Джима  принимали  как  барона. Это  было
следствием поспешной лжи  Джима,-- появившись  в  этом мире, он представился
бароном из Ривероука.
     Ривероук был небольшим городком, где  находился колледж, который  они с
Энджи закончили и где работали в качестве младших преподавателей.
     Но даже это, размышлял Джим, не давало им права на <i>две</i> комнаты, если бы
не ребенок. Не  то  чтобы ребенок много значил в этом мире, когда немыслимое
число детей не задерживалось на свете и  полугода после рождения, но хорошая
история всегда много значила.
     В  этом-то  и  заключалась  причина  --  общество  получило   настоящую
романтическую историю об убийстве в лесу. Кроме того, уже опознали и убитого
рыцаря -- его  опознали по сделанному Брайеном описанию герба, имевшегося на
доспехах рыцаря.  Им оказался сэр Ральф Фалон, мечтатель,--  и  правда, кто,
кроме  дворянина  со  свихнувшимися  мозгами,  мог  путешествовать  с  таким
небольшим  эскортом  в здешних местах?  Разве  что богатый и  могущественный
барон  из  Шена.  Нашедшие  рыцаря привезли его  для погребения  в аббатство
Эдсли. Туда же  привезли и  тело бывшей  с  ним леди, которая оказалась  его
молодой третьей женой. Тот факт, что ее тоже убили и из всех остался в живых
только ребенок, делало историю  достойной  своего времени. Особенно  же всех
покоряло  то,  что  история  эта  приключилась в праздник рождения  младенца
Христа, что придавало Джиму и его свите почти библейскую ауру.
     Все  это  дало графу  возможность широко, почти по-королевски, проявить
себя -- такая возможность всегда высоко ценилась среди великих мира  сего  в
средневековом  обществе.  Граф  поднялся  на  уровень,  который  давала  эта
возможность, проявляя большое  рвение  во всем, что  касалось Джима, Энджи и
ребенка. Он позаботился о том, чтобы их обеспечили всем самым лучшим. Лучшее
включало  и две комнаты, по  средневековым понятиям, большие, чистые, хорошо
обставленные и даже с  плотными  ставнями на двух  высоких  окнах,-- комната
располагалась в главной башне.
     Джим  и Энджи  получили  то, что  можно было  приравнять  к  маленькому
личному  королевству, одну  из комнат которого  отвели под детскую;  там  же
поселилась и мокрая от слез  кормилица  из  аббатства. Женщину смогли нанять
потому,  что ее собственный ребенок  умер. Вторая комната королевства  стала
гостиной  и спальней.  В обеих  комнатах имелись приличные камины  и не было
недостатка в дровах.
     Кроме того, благодаря ребенку,  ни один  из подгулявших гостей графа не
осмеливался постучаться  в дверь Джима и Энджи после  полуночи, чтобы выпить
еще  немного с  соседом.  Джиму  и Энджи даже  позволили  поставить у дверей
охрану.
     -- Да,-- признал Джим,-- это намного лучше, чем я ожидал.
     Сейчас  они  находились  одни  в комнате, дверь  которой, выходившая  в
коридор,  была  заперта. Во  второй, внутренней комнате, двери  не  было, ее
заменял  плотный гобелен, закрывавший проход  между помещениями. До Джима  и
Энджи доносились голос капризничающего ребенка и звуки, производимые большим
хозяйством замка, но этого уже было не избежать.
     --  Этот  крошка,-- начала Энджи, усевшись у огня  рядом  с  Джимом  на
табурет и взяв в руки кубок вина, которое Джим налил добрых два часа назад и
которое она едва пригубила,-- этот крошка -- барон Шен!
     --  Не  уверен, что  его  можно  считать  бароном  уже сейчас,-- сказал
Джим.-- Может случиться, что  его необходимо сначала признать в суде или ему
должно  исполниться  сколько-то  лет до  того,  как он по  закону  наследует
баронство.-- Он немного помолчал и продолжил: -- Во всяком случае, сейчас он
находится под опекой короля.
     -- Короля! -- повторила Энджи и выпрямилась.
     -- Да,-- подтвердил Джим, стараясь  не глядеть  на жену. Он сознательно
подбросил  эти  сведения,  чтобы  подготовить  Энджи к  тому,  что  ребенка,
возможно, придется отдать в другие руки почти  без предупреждения.-- В любом
случае, когда  умирают супруги-землевладельцы высокого ранга, а  их  ребенок
остается в живых, его опекуном становится король. Король же, в свою очередь,
может передать опеку тому, кто пожелает.
     -- Этот  пьяный  старикан  в  Лондоне?  Да он способен  отдать  Роберта
любому! -- Имя ребенка было вышито на его вещах.
     --  Он  не все  время пьян,--  утешил ее Джим,-- Кроме  того, вопрос об
опекунстве над таким богатым ребенком,  возможно,  решает даже не король,  а
влиятельные люди из его окружения, такие, как сэр Джон Чендос.
     -- А сэр Джон любит тебя,-- подсказала Энджи.
     -- Да, пожалуй,-- согласился  Джим,-- но это  только один голос.  Более
существенно, что  король обо  мне в целом  хорошего  мнения  из-за истории с
Презренной Башней, которая прибавила ему популярности.
     Речь шла о появлении во множестве народных баллад, воспевавших спасение
Энджи от Темных  Сил, которое как раз  и случилось в Презренной Башне. Этому
способствовали  Брайен,  Aparx,   валлийский  лучник  Дэффид  ап   Хайвел  и
Каролинус. Первые  сказители, чтобы воспеть это событие,  придумали  вводную
часть,  повествующую,  как  Джим  сначала  встретился  с королем и  испросил
разрешения  на  битву со  злом  в  Презренной  Башне. Король  милостиво  дал
разрешение.  Таким  образом  создавалось  впечатление, что  все  сделано  по
приказу короля. Король это любил.
     -- Это верно.-- У Энджи немного отлегло от сердца.
     Заметив  это,  Джим  решил рискнуть  и добавить  еще  чуточку  скверных
новостей.
     -- По правде говоря, сестра сэра Ральфа Фалона сейчас здесь, у графа.
     Энджи вновь застыла на своем табурете. Она отставила  кубок, так  и  не
притронувшись к нему:
     -- Сестра?
     --  Да,  леди  Агата  Фалон.  Младшая  сестра  сэра  Ральфа.  Они  были
единственными детьми  предыдущего  барона. Вообще-то,  я  полагаю,  что она,
скорее, его сводная сестра. Агата родилась от брака барона со второй  женой,
той,  что была перед  Мери Бритен, но она все же претендует на поместье...--
Он постарался, чтобы последнее сообщение прозвучало непринужденно. -- Но раз
у сэра  Ральфа была  новая  молодая  жена и раз  его сын жив, это, вероятно,
исключает сестру из числа наследников.
     -- Разве? -- мрачно поинтересовалась Энджи.
     - Да.
     -- Что ж, это только справедливо. Малютка Роберт должен получить все. В
конце  концов,  он единственный, кому  предстоит готовить  рыцарей от своего
баронства и  вести их на  битву за короля. Когда станет взрослым, он сделает
это, а она, скорее всего, никогда ничего не сделает за всю свою жизнь!
     Джим с  трудом мог представить  знакомых ему в этом средневековом  мире
женщин, которые бы никогда ничего не сделали в своей жизни. Все они казались
безнадежно сверхдеятельными, чуть ли не в  большей  степени, чем мужчины. Но
он  хорошо знал Энджи, а потому воздержался и не произнес этого вслух. Кроме
того, у него в запасе имелась еще одна горькая пилюля.
     - То, что она  проявит  интерес к этому,  вполне  нормально.  Кто бы ни
получил опекунство  над юным Робертом,  он  будет  пользоваться  доходами от
владений  Шенов,  пока  Роберт  не  достигнет  соответствующего возраста.  А
владения Шенов -- ты же  слышала --  богаты даже для герцога. Не знаю, какие
дикие  соображения  заставили барона  поехать на праздник к  графу  всего  с
восемью вооруженными вассалами -- в таких-то местах!
     -- Ты полагаешь,-- спросила Энджи, не обратив внимания  на остальное,--
что Агата заинтересована в  доходах от  имения  Шенов,  во всяком  случае на
время опекунства?
     --  Судя  по тому,  как  обстоят  дела в  этой  точке  истории,  трудно
предположить, что это ее не интересует.
     Тут  раздался сильный  удар в дверь, за которым после паузы последовали
два осторожных тихих, будто стучавший внезапно вспомнил, что находится перед
комнатой, куда не входят без разрешения.
     -- Да? -- повысил голос Джим.
     Дверь  со  скрипом  отворилась,  и  показалось  худое, озабоченное лицо
Брайена.
     -- Джим,  Анджела! --  приветствовал  он их.-- Каролинус попросил  меня
зайти  и  убедить вас спуститься и присоединиться к другим гостям  в Большом
зале. Там сейчас собрались все.
     Джим поднялся.
     -- Мне лучше пойти,-- сказал он  Энджи.-- Ты можешь  проводить  большую
часть времени здесь, Энджи. Но от меня ждут, чтобы я был с остальными.
     Он направился к двери.
     --  Гм,-- рассеянно  отозвалась  Энджи, поднимаясь и направляясь в свою
комнату. Она помахала Джиму рукой и скрылась за закрывавшим вход гобеленом.
     Большой  зал, когда вошли Джим и  Брайен, был, конечно,  уже переполнен
благородными господами и  дамами, а также другими гостями графа,  прибывшими
на праздники.  Все  они, подобно Джиму, поднялись на заре ради обязательного
посещения заутрени, первой церковной  службы начинавшегося  дня. После этого
многие гости поспешили сделать то, что обычно делал в  таких случаях Джим, а
именно: вернуться  в  свою  комнату и вздремнуть. Наступавшая  полночь  была
первым часом Рождества -- рождественского бдения, и  Джиму следовало сделать
вид, что он провел большую часть дня вместе со всеми.
     После заутрени многие гости, энергичные и сильные  мужчины, отправились
охотиться  на кабана и все холодное утро рыскали с собаками по лесам, но так
и не повстречали  ни  одного зверя. И все-таки почти все  были, как и сказал
Брайен,  в  Большом  зале. Почти  все  приглашенные  собрались  здесь, хотя,
конечно,  пригласили  далеко не  каждого  рыцаря  и  леди из  Сомерсета. Сэр
Губерт,  вздорный  ближайший сосед  Джима,  был из  тех, кого не позвали. Но
присутствовало   достаточно   гостей,   чтобы   тесно   заполнить   комнату,
отгороженную от верхней  части  Большого  зала, принадлежавшего  графу.  Это
помещение,  по   большому  счету,  в  глазах  представителей  высшего  света
четырнадцатого  века   приравнивалась  к  семейной   комнате,  комнате   для
развлечений. Вдоль одной из  стен  стоял  так  называемый  постоянный  стол,
который не  убирали  в перерывах между трапезами,  как  обычно поступали  со
столами. Он всегда стоял накрытым для проголодавшейся знати. Как и все столы
уважающих себя людей, его покрывала белоснежная льняная скатерть.
     В данный момент на скатерти  стояло несколько  блюд,  соответствовавших
правилам,  установленным для постящихся. Другими словами, пища без мяса, яиц
или молочных продуктов  вроде  масла или сметаны. Но имелось много  блюд  со
свежей  рыбой,  умело поджаренной,  запеченной, сваренной или приготовленной
каким-либо  другим способом.  К  большинству кушаний  полагалась подлива,  в
которой сливки из измельченного миндаля заменяли коровьи, а также масло.
     Недостатка в винах,  естественно, не  ощущалось. Были здесь и маленькие
турноверы  из  теста,  не содержащего запретных продуктов,  но была и  масса
вкусных блюд, вероятно готовящихся на том же миндальном, а не обычном молоке
или сливках, как было принято.
     Высокородные господа могли выпить кубок вина и  закусить, стоя, беседуя
или разглядывая сквозь большое окно простолюдинов из поместья  графа. Многие
из этих людей, видимо, просто развлекались, сгребая  выпавший за ночь  снег,
ведь,  работая,  они  совершали  бы грех.  А  потому  представители  высшего
сословия  могли  беседовать, глядя, чем занимаются  простолюдины, что всегда
приятно для глаз.
     Большинство из гостей Джим ранее не встречал. Он заметил, что Каролинус
поглощен беседой с сэром Джоном  Чендосом и крупным  мускулистым мужчиной  с
прямыми седеющими волосами и  квадратным лицом. Ему было под пятьдесят, одет
он был  в  черную сутану  ордена святого Бенедикта, За день  до  этого Джиму
показали на  него как  на епископа  Бата и Уэльса. Он  совсем  не походил на
епископа, скорее на  человека, в чью обязанность входило вытаскивать на свет
божий грешников, а не утешать раскаявшихся.
     Джим и Брайен потянулись к столу, Брайен запасся кубком вина  и горстью
турноверов.  Джим  тоже  налил  себе  вина,  но взял  только три  турновера.
Приближалась пора полуденной  трапезы. Они отошли от стола, дав  возможность
другим приблизиться к еде.
     -- Ты не должен быть связан  этим  ребенком и  заботами о  нем Анджелы,
Джеймс,-- начал Брайен.-- Ты... Ха!
     Взгляд Брайена скользнул по лицу Джима, поднялся  выше и остановился на
чем-то, находившемся позади. Выражение его лица сменилось,-- к несчастью, на
то,  которое  Джим  видел  на  лице  друга  всегда,  когда Брайен  собирался
ввязаться в драку.
     Джим повернулся и увидел, как Брайен двинулся навстречу человеку тех же
лет, чуть  выше  его  ростом и  более стройному, но  в основном похожему  на
Брайена. Тот тоже  был рыцарем, он носил рыцарский пояс, конечно, без  меча,
как и подобало гостю. Волосы у него были черные, глаза  карие,  явно дорогой
кафтан цвета сливы спускался на серые штаны, завершали наряд изящные  черные
сапоги без каблуков.
     -- Ха! -- повторил Брайен, остановившись в шаге от незнакомца.
     -- Ха! -- отозвался тот.
     Их  восклицания  перекрыли  общий   шум  и  бормотание  присутствующих.
Разговор стих, и все взгляды устремились на Брайена и другого рыцаря,-- было
ясно, что  оба "ха" -- не  простые приветствия, а нечто, значившее несколько
больше.
     -- Сэр Гаримор! -- рявкнул Брайен.-- Я вижу, ты здоров?
     У  сэра  Гаримора  были  небольшие тщательно  подстриженные  усики  над
верхней губой. Кроме них, на его бритом лице не было растительности. Кончики
усов были не  столь длинны, чтобы их закручивать,  но сэру  Гаримору удалось
закрутить один из них.
     -- Великолепно себя чувствую, сэр Брайен,-- рявкнул он в ответ.-- А ты,
сэр?
     -- Слава Богу, я никогда не был в таком здравии!
     -- Ха! -- воскликнул сэр Гаримор, крутя ус.
     -- Ха! -- отвечал ему Брайен.
     <b>--</b> Значит, я увижу тебя здесь в ближайшие дни? -- спросил сэр Гаримор.
     <i>--</i> Сэр, ты увидишь!
     <b>--</b> Надеюсь!
     -- Я тоже!
     Когда  прозвучало последнее  слово, оба, сэр Гаримор  и Брайен, похоже,
поняли,  что  вокруг них повисла тишина. Они напряженно кивнули  друг другу.
Сэр Гаримор повернулся к двум дамам и мужчине, с которыми беседовал до того,
а Брайен воз