о доверие и готовность так не похожи на то, что он сам привык давать людям, с которыми имел дело в двадцатом веке, вызвали в душе Джима теплое чувство. Он знал, что сам, вероятно, не сможет ответить тем же Брайену здесь, в четырнадцатом веке. Он попытался найти оправдание в мысли, что ему не представлялось возможности доказать Брайену такую же привязанность... исключая, возможно, помощь в спасении замка Смит от морских пиратов, высадившихся на берег в надежде поживиться в ветхом замке, который они надеялись легко захватить. Но эта мысль успокоила его лишь на мгновение, ведь любой рыцарь ожидал от своего друга и соседа такой помощи. И Джим твердо пообещал себе уплатить Брайену долг верности за дружбу, которую тот постоянно выказывал. -- Прекрасно,-- сказал Джим,-- я тебе очень благодарен, Брайен. Раз ты можешь это проделать... На дальнейшее объяснение не хватило времени. Дверь в комнату без стука отворилась, и вошли Энджи с Герондой. Они были полностью одеты и стремились как можно быстрее сойти вниз. Отправились все вчетвером, и по дороге Джим объяснил, что он задумал, а Брайен засвидетельствовал свое одобрение. Энджи поначалу высказала легкое сомнение, а Геронда принялась выискивать просчеты и опасности в плане. Однако все возражения натыкались на твердую решимость Брайена, которую лучше всего можно было выразить в словах: "Это мой долг, и я его исполню!" Они вошли в зал и двинулись к своим местам, обо всем договорившись. Брайена и Геронду отвели к столу внизу, а Джима и Энджи, как и вчера, пригласили за высокий стол. К большому удовольствию Джима, в это особенное для них Рождество они сидели вместе. То, что они рядом, означало, что Энджи обязательно услышит слова Геронды, которая подойдет к Джиму с сообщением от Брайена -- сообщение, конечно, предназначалось не только для ушей Джима,-- и это позволит разумно объяснить всем, почему Джим в сопровождении Энджи и Геронды должен незамедлительно поспешить к Брайену. Как и вчера. Агата Фалон сидела рядом с графом. Во время разговора слышался только ее голос, льстящий этому благородному и еще нестарому человеку. Граф, казалось, был на седьмом небе. Вино уже оказало свое действие, а возможно, он просто на время забыл о боли в локте, пострадавшем при падении с лошади. Трость с набалдашником была прислонена к стулу. Графу было тяжело не только передвигаться, но и просто председательствовать за столом. Приятная полная леди в летах, которая вчера сидела по левую руку от Джима, вновь оказалась рядом. Она с удовольствием поведала Джиму и Энджи об основных событиях, ожидавшихся во время парадного обеда. Они увидят представление, изображающее морской бой, окончившийся победой над французским флотом при Слуйсе. Граф, который тогда был значительно моложе и, несомненно, подвижнее, проявил себя в этой битве героем. Представление состоится в конце обеда. Между тем, как отметили Джим и Энджи, между двумя длинными столами уже показали свое искусство фокусники. За ними должны были последовать на время перемены блюд акробаты. Музыканты, усевшиеся на возвышающейся справа галерее, пиликали, дудели и тренькали на своих инструментах, хотя большинство гостей, казалось, не обращали на них внимания. Ирландская арфа тоже была здесь, но ее глубокие то печальные, то счастливые звуки, так любимые Джимом, терялись среди других инструментов. Джим мысленно вздохнул -- у него было много поводов для огорчения; Энджи и пожилая леди заговорили через голову, и он отклонился, давая им возможность видеть друг друга. Джим был не расположен к беседе. Женщины не только весело болтали, но успевали при этом выпивать и закусывать. Джим тоже ел, но от вина воздерживался. Он с огорчением отметил, что Энджи ведет себя за средневековым столом гораздо естественнее, чем он. Где и когда она этому научилась, Джим не мог даже вообразить. Дома, в Маленконтри, они пользовались ложками и вилками. Джим считался магом, и мог делать что хочет; Энджи, будучи его женой, следовала его примеру. Поэтому они обычно ели, как в двадцатом веке, лишь иногда уступая застольным привычкам средневековья. Здесь не имелось вилок, и гости пользовались своими ножами, висевшими на поясе, чтобы отрезать кусок мяса или другой закуски, хотя еду обычно подавали уже разрезанной, как и другую твердую пищу, которую раскладывали на подававшихся каждому толстых ломтях хлеба. Ложками пользовались, только когда ели жидкую пищу, как правило соусы, которыми повара четырнадцатого столетия особенно гордились. Джим научился пользоваться за столом кинжалом, почти как все обитатели четырнадцатого века, но сложность заключалась в том, что, отрезав что-то, надо было подцепить пищу из общего блюда, как можно изящнее снять кусок кончиками пальцев и отправить в рот. Если пальцы запускали слишком глубоко в соус, соседи косились, а слуги подходили с водой и полотенцами, чтобы невежа смыл с рук остатки жира. Энджи изящно брала куски мяса или пирожного кончиками пальцев, легонько макая их в блюдо или чашу с подливкой, как было принято, а затем ловко отправляла лакомые кусочки в рот. Это были действительно лакомые кусочки. Общество не одобряло также и набитые рты. Энджи и пожилая леди брали время от времени маленькие кусочки, но это путешествие совершали множество таких кусочков. В конечном счете обе леди съедали все, что предлагалось за столом. Энджи всегда отличалась хорошим аппетитом. Джим обнаружил, что голоден, как волк, едва уселся за стол,-- холодные залы постоянно требовали топлива для тела. Но теперь он уже заморил червячка и поэтому спокойнее относился к пище. Он почти не пил вина, и ему не хотелось переедать за час до того, как он выйдет из замка и отправится в лес, чтобы преобразиться в дракона и лететь в Маленконтри. Он обратил внимание на еще одно преимущество есть маленькими кусочками, как делали Энджи и его соседка слева. Маленькие кусочки во рту позволяли разговаривать. Это было чисто академическое замечание в данный момент, потому что Джиму совсем не хотелось разговаривать. Во всяком случае, он понял, что разговаривать с кем-то, кроме Энджи или соседки справа, для него затруднительно. Продолжая есть, пить, окунать пальцы в чаши с ароматизированной водой и вытирать их полотенцем, Джим почти впал в дрему и обнаружил, что пытается репетировать доводы, которыми мог бы убедить Мнрогара сотрудничать в поисках другого тролля. Энджи и пожилая леди все еще продолжали оживленно беседовать, будто его здесь не было и их разделял пустой стул. В его голове разрешалась проблема тролля и графа как двух наследственных врагов. Он выстроил великолепный сценарий, внес в него и тролля, и графа и заставил обоих участвовать в конференции, в которой сам председательствовал... Они разрешали свои противоречия, выясняли, что любят друг друга и согласны совместно вести хозяйство замка. Граф только что поведал троллю, что в стене одного из коридоров замка есть тайное отверстие и он знает способ по очереди провести всех гостей мимо него. Тролль мог бы осмотреть каждого через отверстие, принюхаться и обнаружить скрывающегося под личиной человека противника. И тролль, конечно, очень обрадовался этой... Мечтания Джима внезапно прервал дикий вопль в дальнем конце зала. Джим тотчас оглянулся и взглянул в сторону, откуда раздавался звук, подобно сидевшим за высоким столом, а также всем остальным в зале. Многие из гостей поднялись с мест, чтобы лучше видеть. Джим и его соседи по высокому столу имели преимущество -- они сидели на возвышении и могли лучше рассмотреть источник странного звука; произошло то, чего втайне опасался Джим: Брайен перестарался. За головами людей, столпившихся возле Брайена, но не приближавшихся к нему из осторожности или по другим причинам, Джим видел покрытый тростником пол. Брайен лежал навзничь в центре образовавшегося крута -- ноги напряженно вытянуты, руки раскинуты крестом. -- Брайен! -- Энджи посмотрела на Джима встревоженно и со значением. -- Да? -- Голос Джима звучал слегка напыщенно и ненатурально даже в его собственных ушах.-- Что с ним случилось? -- Наверно, надо пойти к нему! -- Энджи соскочила со своего стула.-- Я думаю... А вот и Геронда! К ним действительно спешила Геронда. Она подбежала к замершей Энджи, изо всех сил сдерживая дыхание: -- Анджела, помоги мне! Мы говорили о Гробе Господнем, который так хотел увидеть мой отец, когда собирался участвовать в крестовом походе, Брайен хотел заметить что-то по этому поводу, и вдруг его лицо исказилось, будто он увидел призрака. Он закричал и упал! -- Я с тобой! -- воскликнула Энджи -- Мы оба идем,-- громко, чтобы все слышали, произнес Джим. Ему пришлось заговорить, потому что Энджи с Герондой вели себя так, будто уйдут, позабыв о нем.-- Возможно, магия поможет мне понять, что с ним случилось. -- Я тоже иду! -- прозвучал сильный голос с другого конца стола. Это был епископ.-- Если он думал о святых вещах, когда увидел призрака, это дело церкви и... -- Поспешим...-- тиха сказал Джим Энджи и Геронде. Они буквально слетели по ступенькам с возвышения, на котором располагался высокий стол, и поспешили вниз, причем идущий впереди Джим продирался сквозь толпу. Видя, кто перед ними, люди расступались, пропуская их. Помня о приближавшемся епископе, Джим склонился над неподвижным телом Брайена, который лежал, плотно закрыв глаза, -- Обморок,-- громко возвестил он жадно внимающим гостям и незаметно коснулся Брайена ногой.-- Полагаю, он скоро очнется. Брайен не шевельнулся. -- Да,-- произнес Джим чуть громче, и вновь касаясь Брайена ногой,-- глаза уже открываются. Глаза Брайена внезапно широко распахнулись. -- Джеймс! -- сказал он вполне нормальным, даже чересчур нормальным голосом.-- Что случилось? -- Ты упал в обморок. Можешь подняться? Я помогу тебе. Он наклонился и схватил Брайена за руку -- как раз вовремя, чтобы помешать тому энергично вскочить. -- Помедленней...-- тихо прошептал он. Брайен понял намек и позволил, чтобы ему помогли. -- Ему надо немедленно пустить кровь! -- произнес голос за правым плечом Джима. Джим обернулся и увидел сэра Гаримора Килинсворта, рыцаря, обменявшегося с Брайеном резкими словами в первый день их пребывания в замке. -- Не думаю, что это необходимо...-- поспешно начал Джим. -- Сэр Джеймс! -- сэр Гаримор закрутил кончик уса.-- Ты маг, как всем здесь известно, но, осмелюсь заметить, ты можешь не знать, что следует сделать для рыцаря в обмороке. Хорошее кровопускание... -- Самонадеянные грешники, вот вы кто! -- прогремел голос епископа за спиной Джима.-- Дорогу князю церкви! А ты, сэр Гаримор, исцели сперва самого себя и позаботься о своей смертной душе, прежде чем осмелишься высказывать свои суждения о рыцаре, на которого, возможно, снизошло божественное видение! -- Он обошел Джима, чтобы взглянуть на Брайена: -- Ты не помнишь, что видел, сэр Брайен? -- Я... я...-- начал заикаться Брайен, совершенно выбитый из колеи и поставленный перед необходимостью или солгать епископу, или объяснить всем, что он притворялся. -- Сейчас он не может вспомнить,-- поспешно вмешался Джим.-- Ему необходимы уединение и покой... и время, чтобы вспомнить, что он видел... если, конечно, он вообще вспомнит, пока видение не рассеялось! -- Оно не может рассеяться! -- прогремел епископ. Он пристально взглянул на Брайена: -- Когда ты в последний раз исповедовался? -- Нынче утром, милорд,-- ответил Брайен.-- Я хотел пойти на исповедь в полночь до последней мессы рождественского поста, но мешало то одно, то другое... -- Нынче утром! Великолепно! А ты выполнил свою епитимью? -- Да, милорд. Я... -- Прекрасно! Великолепно. Очищенная душа... Можно надеяться.-- Он круто повернулся к Джиму: -- Сэр Джеймс! Я полагаю, ты наилучшим образом подходишь для этого дела. Проследи, чтобы сэра Брайена препроводили в его комнату и он смог пользоваться тишиной и покоем, чтобы прийти в себя. В этот святой день мы не можем рисковать потерей того, кто удостоился видения. Оно слишком драгоценно. Поэтому я возлагаю на тебя ответственность... и хочу напомнить тебе, сэр Джеймс, о соглашении, по которому святая церковь разрешила таким, как ты, использовать свои знания, известные как магия. Это соглашение ставит тебя в подчинение церкви и может в любое время потребовать послушания ее властям, представителем коих я являюсь. Приказываю тебе обеспечить сэра Брайена всем, чтобы он мог вспомнить свое видение. -- Да, милорд,-- ответил Джим.-- Дадут ли мне в помощь двух слуг, чтобы поддерживать его и довести до комнаты... -- Ты их получишь. Все назад! Ты там, поставь кувшин и подойди сюда, а ты, с пирожными, немедленно отложи их и тоже иди сюда. Двое прислуживавших за столами явно заинтересовались, что случилось с сэром Брайеном, но не осмеливались оставить свое занятие; теперь оба с удовольствием бросили свои обязанности и бегом присоединились к Джиму, Брайену, Геронде и Энджи. -- Тебя донести, сэр Брайен,-- спросил Джим,-- или ты сам с нашей помощью дойдешь до своей комнаты? -- Дойду,-- поспешно ответил Брайен. И добавил, попытавшись заставить голос звучать слабее; -- Мне еще трудно идти, но с помощью слуг... -- Я сказал -- назад! -- звучным голосом приказал епископ. Толпа гостей расступилась перед маленькой группой с Брайеном посередине -- так Красное море расступилось перед народом Израиля, позволив ему уйти от преследования колесниц египетского фараона. Глава 12 Брайен был явно огорчен, когда, оказавшись в своей комнате, понял, что Геронда и Энджи могут вернуться к столу, а для него путь туда заказан, принимая во внимание приказ епископа отдыхать и вспомнить видение. -- Мне очень жаль, что так случилось,-- сказал Джим.-- Не знаю, как тебе, Брайен, помочь. Но я помогу, обещаю, что помогу. -- О, я тебя ни в чем не виню. Все произошло потому, что я слишком хорошо сыграл свою роль. Но я погибну здесь без еды, питья и общества. -- Я останусь с тобой,-- поспешила сказать Геронда.-- Ведь именно этого от меня и ждут. -- Я тоже останусь, если ты хочешь,-- предложила Энджи,-- Мне не интересен этот обед, если честно. -- Ну что ты, Анджела,-- сказала Геронда.-- Возвращайся. Все ждут тебя. А кроме того, ты можешь там, за высоким столом рассказать, что он заснул, а я дежурю около него. Мол, мы надеемся, что, когда проснется, он вспомнит свое видение. -- Хорошо.--Лицо Энджи просветлело.-- Если подумать, я могу даже сказать, что Брайен считает, будто видение было для него посланием или уроком и что оно, возможно, вернется не сразу, а гораздо позже, когда этот урок научит его чему-то важному для будущей жизни. И Брайен, и Геронда посмотрели на нее с сомнением. -- Ты можешь сказать подобное епископу, Анджела? - неуверенно спросила Геронда. -- Конечно! Ведь это может быть правдой. Действительно, откуда нам знать, что у Брайена не было видения, даже если он считал, что притворяется? Вполне возможно, его притворство предназначалось как раз для того, чтобы у него возникло настоящее видение. Конечно, он его не помнит, но откуда ему знать, что он не вспомнит все в будущем, когда ему придется принимать решение. -- Верно! -- внезапно воскликнул Джим.-- Скажи, Брайен, разве ты ничего не почувствовал, когда опрокинулся на спину и закрыл глаза? Разве нельзя предположить, что ты так хорошо сыграл свою роль потому, что падение привело к частичной потере сознания? Конечно, сейчас ты об этом не помнишь, но ведь что-то вроде видения у тебя было? -- Кажется, я действительно ударился сильнее, чем требовалось,-- задумчиво проговорил Брайен. Он почесал в затылке.-- И не знаю, сколько времени я лежал, хотя мне думается, недолго. -- Мне представляется, Брайен, что у тебя могло быть видение, а то, что я просил тебя притвориться, было лишь чудесным совпадением, которое заставило тебя усомниться в этом и забыть его до того времени, пока не понадобится все вспомнить. Брайен, Геронда и даже Энджи уставились на него. -- Ты считаешь это возможным, Джеймс? -- спросил Брайен, понизив голос. -- Брайен,-- торжественно произнес Джим, избегая взгляда Энджи,-- все возможно. Брайен перекрестился. То же проделала и Геронда, за ней Энджи и, наконец, Джим. -- Понимаете,-- начал Джим,-- если случилось именно так, то видение может не возвратиться, и только потом, в нужное время, ты вспомнишь его. Поэтому просто продолжай жить и действовать, как обычно. И, наверное, ты можешь вскоре вернуться в Большой зал и сказать, что не должен ни о чем говорить. Тогда тебя даже не станут расспрашивать, и ты останешься за столом. -- Я хотел бы еще раз увидеть представление о великой морской битве при Слуйсе,-- сказал Брайен. -- Брайен,-- вмешалась Энджи,-- Джим сказал, что такое могло случиться, он не сказал, что так и случилось. -- Нет,-- сказал Брайен,-- или у меня было видение, но оно забылось, или у меня его не было, и тогда я ничего не должен говорить. -- Брайен...-- начала Геронда, но он твердо остановил ее: -- Я принял решение! Я возвращусь в зал и скажу милорду епископу и всем остальным, что мне нечего сообщить им.-- Он немного успокоился и улыбнулся Геронде: -- Ты пойдешь со мной. Ты поддержишь меня, когда я буду рассказывать о своем быстром исцелении. Ты станешь свидетелем того, что у меня могло быть видение, но сейчас я его не могу вспомнить, а так как я почувствовал внезапный прилив счастья и сил, то решил возвратиться к столу. -- Что ж,-- медленно произнесла Геронда,-- возможно... Лицо Брайена внезапно омрачилось. Он повернулся к Джиму. -- Но что же с тобой, Джеймс, ведь ты намеревался... -- Я все еще намереваюсь. Объяви всем, что твой обморок напомнил мне о чем-то жизненно важном и я тотчас отправился на поиски Каролинуса. -- А какое отношение имеет ко всему этому Каролинус? -- спросила Энджи. -- Ну, в общем-то это другое дело, но в связи с тем, что мне надо уйти, я могу рассказать ему и о таком важном деле, как видение Брайена. Сейчас я отправляюсь в наши комнаты и переоденусь. Если пойдешь со мной, я тебе все объясню по дороге. -- Хорошо, я иду. -- Ты понимаешь,-- начала Энджи, когда они направились в свои комнаты,-- что Брайен начал верить, будто у него действительно было видение. -- Что ж, это облегчит ему объяснение с епископом. -- Не в этом дело, он просто очень впечатлителен. Но ты-то должен стыдиться своего поведения! -- Никому не помешает, что он так думает. -- Конечно! -- воскликнула Энджи.-- Никому, кроме него! Джим мысленно нахмурился. Они шли по длинному коридору к своим комнатам. -- Бог с ним, с Брайеном, и с видениями тоже,-- сказала Энджи,-- мне надо возвратиться к столу. Что, по-твоему, я должна рассказать? -- Только то, что я сказал Брайену. Правду. Я отправляюсь за Каролинусом, он должен быть там, где он нужен. Ты не обратила внимания, что его нет поблизости? Вчера на обеде он тоже не появился, вообще я не видел его с тех пор, как встречался с троллем. -- Я об этом даже не подумала,-- сказала Энджи.-- Я ведь мало выхожу из комнат из-за малютки Роберта. По-твоему, его нет в замке? -- Я в этом совершенно уверен. В том-то и дело. Чтобы найти его, мне потребовался бы день-другой. Как только я покину замок, я смогу использовать магию, чтобы разыскать его, но сначала, конечно, я увижусь с Секохом и выясню, какие такие неприятности нам угрожают. -- Надеюсь, это не очень серьезно? -- спросила она. -- По всей видимости, нет. Но мне не нравится, что Каролинус так и не появился.-- Он замолчал. -- А может, Арагх что-то знает? -- Думаю, это не исключено. Будь мы в Маленконтри, мы могли бы выставить сигнал. Арагх увидел бы его и начал выть, а я вышел бы к нему навстречу. Но у графа я не имею никакой возможности воспользоваться сигналом. Может, я использую магию, чтобы найти его, если так и не найду Каролинуса. Я действительно не понимаю, что вытворяет Каролинус. Гость он здесь или не гость, в конце-то концов? -- Это совсем на него не похоже,-- протянула Энджн. -- Я тоже так думаю,-- мрачно отозвался Джим.-- Меня тревожит, что он может знать больше, чем рассказал; он выкидывал такое и раньше. Во всяком случае, ты должна прикрыть меня перед графом и гостями. Не стоит говорить им, что меня не будет день-другой. Оставь этот вопрос открытым, чтобы сказать что-нибудь, если тебе позже придется обсуждать эту тему. -- Хорошо,-- согласилась Энджи. Они находились достаточно далеко от двери, чтобы стража могла их слышать.-- Если Брайен с Герондой возвратятся к столу, мне лучше появиться там раньше, поэтому я не буду ждать тебя. Я хочу убедиться, что Брайен сам начнет разговор с епископом, так мне будет спокойнее. -- Хорошо,-- сказал Джим. Он немного постоял, глядя, как она повернулась и вышла в коридор, осторожно приподнимая юбку, затем повернулся и вошел в свои комнаты. В первой комнате никого не было, и он заглянул в другую. Роберт мирно спал в своей кроватке, кормилица дремала на полу на соломе. Служанка Энджи отсутствовала. Джим спокойно собрал теплую одежду, доспехи, меч и перенес их в другую комнату, чтобы одеться перед недавно разожженным в камине огнем,-- теперь он весело пылал. Джим натянул на себя несколько слоев одежды, надел кольчугу, пристегнул к поясу меч, покрыл голову шлемом с подкладкой и набросил сверху длинный серый плащ с капюшоном. Джим был уже готов к выходу, когда вдруг сообразил, что забыл пристегнуть шпоры. Он, конечно, возьмет коня, которого оставил в конюшне графа, и, как только окажется в лесу, попытается с помощью магии перенести с собой и коня. Однако он был не совсем уверен в своей способности передвигаться с помощью магии в возбужденном состоянии. Так, например, как мгновенно перемещался с места на место Каролинус. Кроме того, неприятности обрушились на него неожиданно, поэтому лучше быть на коне, чем на собственных ногах. Прежде всего, потому, что конь намного быстрее унесет его от опасности, чем собственные ноги. Едва Джим пристегнул шпоры и повернулся к двери, как в пустой комнате неожиданно раздался голос: -- Милорд? Милорд, подожди, подожди! Джим резко повернулся, но голос уже обрел материальную оболочку. Над пламенем камина сидел Гоб Первый. -- Я все пытался перехватить тебя, милорд,-- упрекнул его Гоб Первый,-- но ты всегда с кем-то! -- Разве я должен быть всегда один? -- возразил Джим.-- В чем дело? Мне надо идти. -- Я согласен, что обычно это безопасно, но как можно быть полностью уверенным в этом случае? Я ничего не могу поделать, ведь я не здешний. Когда увидел тебя в первый раз, я просил разрешения гоблина из кухни графа повидаться с тобой в твоей комнате. -- Понимаю. -- Конечно,-- сказал Гоб Первый, гордо задрав курносый нос,-- после того, как ты дал мне новое имя, я могу ему приказывать. В общем-то, он всего-навсего кухонный гоблин. Я уже указал ему на это. -- Указал? -- переспросил Джим, слегка испуганный результатами почти случайного переименования этого маленького существа. -- Конечно! -- И он... гм... не возражал? -- Варлет! -- сказал я ему.-- Я Гоб Первый де Маленконтри. Время от времени я буду посещать твой замок. Впредь я не собираюсь утруждать себя разговором с тобой. Если ты мне понадобишься, я ожидаю от тебя должного уважения, как и положено, имея дело со старшими! -- Че...-- Джим вовремя спохватился. Произнести здесь "черт побери" было бы просто неприлично. Он продолжил: -- Но мне надо уйти... -- Но, милорд!.. -- воскликнул Гоб Первый, тотчас забыв о надменности.-- Ты так и не выслушал сообщение от Секоха, дракона, помнишь... - Я знаком с Секохом. И как раз собираюсь это сделать, возвратившись в Маленконтри. Я повидаю его... если он, конечно, еще там. А он там? -- Да, конечно, милорд. Я слышал, как твой управляющий Джон говорил твоему начальнику стражи, что нужны воины, чтобы выставить дракона из замка, но он полагает, что делать этого не надо, потому что дракон твой друг. Поэтому дракон остался в замке -- он ест и пьет вино и все злится на меня. У него довольно зубов, чтобы разорвать меня на части. Да он хуже тролля. Ты знаешь, что в подземелье здешнего замка живет тролль? -- Я с ним разговаривал. -- О! Ну да, ведь ты великий рыцарь и маг, у тебя есть меч и все такое, однако гоблины, даже такие, как я, Гоб Первый из Маленкотри, ни с кем не сражаются. Наша главная забота оставаться невидимыми. - Понимаю. И все же я спешу к Секоху, и чем раньше отправлюсь, тем лучше. Мне некогда стоять здесь и разговаривать. Если можешь оказаться там быстрее меня, скажи ему, что я иду. -- О, я могу оказаться там уже через несколько минут. Я полечу на струе дыма. -- Хорошо. Отправляйся и предупреди его. Прощай.-- Он направился к двери. -- А как ты пойдешь? Знаешь, милорд, я могу взять тебя с собой. Джим остановился и обернулся: -- Можешь? -- О да, это одна из тех немногих вещей, которые мы, гоблины, умеем делать,-- катать людей. Обычно мы этого не делаем, конечно. Иногда, впрочем, мы берем с собой детей. Они такие же маленькие, как мы. Они нас любят, и если и рассказывают потом взрослым, им никто не верит. Поэтому все безопасно. Ты оказал мне честь, дав новое имя, и я хотел бы помочь тебе, милорд. Не хочешь ли прокатиться со мной на струйке дыма? -- Я собирался взять коня,-- нахмурился Джим. -- У тебя же есть лошади в Маленконтри,-- робко возразил Гоб Первый. Это, конечно, верно. Джим почувствовал легкое смущение. -- Что ж, тогда все в порядке.-- Он посмотрел на весело горевшие в камине дрова. Пройти по ним было небезопасно.-- Как я пройду? -- Просто дай мне руку. Гоб протянул свою маленькую коричневую лапку, и Джим взял ее в свою руку. Мгновение спустя Джим уже летел вверх по дымоходу, так и не поняв, как начал путешествие. Он ожидал, что камин окажется тесным, вымазанным сажей и подниматься будет очень неудобно. Но средневековый камин был намного больше и шире, чем камины в двадцатом столетии; кроме того, не обошлось без природной магии гоблинов, потому что Джим промчался по дымоходу, даже не запачкав своего широкого плаща. Они выбрались наружу так быстро, что он не успел ни о чем подумать. И почти сразу они оказались в воздухе, над вершинами голых деревьев и покрытой снегом землей. Сначала Джиму показалось, что они почти не двигаются, затем он решил, что они поглощают расстояние каким-то иным образом; полет отличался от того, на который он был способен, когда принимал облик дракона. Это было очень спокойное и легкое движение, намного легче, чем парение в воздухе, знакомое ему по воздушным перемещениям драконов. Вес дракона заставлял его использовать крылья, чтобы поддерживать себя в воздухе, а это чрезвычайно утомительно. Сейчас Джим несся по воздуху, как во сне. Это было восхитительно. Джим вспомнил, как впервые пустился в полет в облике дракона, его покорило прекрасное чувство быстрого полета, когда он парил или устремлялся на несколько сот футов вниз в свободном падении. Но сейчас все было еще чудеснее. Он летел -- со скоростью больше ста миль в час, но хорошо чувствуя полет -- над черно-белым ночным пейзажем. -- Ни следа троллей,-- громко проговорил Джим, бездумно глядя вниз, на быстро проносившийся под ним снежный покров, на котором не было ничего, кроме редких следов зверей. Он попытался вообразить, какие следы оставляют большие неуклюжие лапы тролля, огромные пальцы которого оканчивались острыми когтями. -- Это потому, что они под снегом,-- неожиданно раздался за его спиной голос Гоба Первого. Джим обернулся, чтобы посмотреть на гоблина. Тот сидел на тонкой струйке дыма. Джим глянул вниз -- под ним была такая -- Под снегом? -- удивился он.-- Я говорил о троллях. -- И я о них,-- отозвался Гоб и мрачно прибавил: -- Мне не нравятся тролли. И драконы. И ночные призраки, и тени на песке, и большие кухарки с огромными ножами... -- Как это -- под снегом? -- спросил Джим.-- Даже если снег достаточно глубок, чтобы скрыть... -- О, они не ждут, когда их покроет снег, милорд. Они выбирают места, где снега будет особенно много, и там ложатся. Холода они, конечно, не боятся... конечно... Они могут прятаться под снегом сколько угодно, пока кто-нибудь не пройдет мимо. Тогда они выпрыгивают из снега, хватают несчастного и сжирают... Обычно какого-нибудь оленя или кролика. Но это может быть кто угодно... даже такой домашний гоблин, как я! -- Я думаю, здесь нет никого, кто может проделать это с тобой,-- утешил его Джим.-- Тролль из замка говорит, что не допускает на свою территорию других троллей вот уже тысячу восемьсот лет. -- Он-то говорит. Но тут их сотни. Я видел, как они укладывались там, внизу, в ожидании снега. Это было, когда я начал разыскивать тебя и снег только начинался. -- Сотни? Вряд ли ты прав. -- Нет, я прав, милорд,-- серьезно сказал Гоб Первый.-- Я всегда узнаю троллей, а их тут сотни. По меньшей мере. У Джима засосало под ложечкой. -- Если их здесь так много, почему тролль из замка этого не знает? Он очень настаивал на том, что его территория свободна от них все эти годы. -- Не знаю. Я ведь только домашний гоблин. -- А зачем они тут? -- осведомился Джим. -- Не знаю, милорд,-- ответил Гоб. Джим понял, что сейчас скажет резкость, упрекнув Гоба в том, что тот ничего толком не знает. Но сдержался. В конце концов, сказал он себе, этот бедняга только тот, кто он есть. От существа, проводящего дни и ночи в камине на кухне, вряд ли можно ожидать больших знаний об остальном мире, даже если он иногда и выходит в него. Подавив раздражение, Джим вспомнил слова Энджи, которые она произнесла после того, как они покинули Геронду и Брайена. Как обычно, ее высказывание припомнилось позднее и начало его беспокоить. Конечно, она права. Он воспользовался невежеством Брайена и его внушаемостью, что явно нехорошо по отношению к лучшему другу в любом столетии. Что ж, к счастью, Брайен скажет всем, что позабыл все, что должен был вспомнить о видении, и происшествие вскоре позабудется. Но все же, пообещал себе Джим, в будущем надо найти способ загладить свое не очень честное поведение. Проблема в том, что он пока не знал, как это сделать. -- Мы почти на месте.-- Голос Гоба Первого прервал размышления Джима, Он посмотрел вниз и увидел лужайку, и там, на ней, стены и башни Маленконтри. Он удовлетворенно вздохнул, но потом вспомнил, что возвращение в замок не обещает облегчения, проблема, ждущая решения, все еще стоит перед ним. К тому же Секох сейчас обрушит на него мешок с неприятностями. Джим на время выбросил из головы эти мысли. Сейчас, увидев свой замок, он по-настоящему оценил скорость, с которой они летели. Замок, казалось, несся ему навстречу. -- Спускаемся! -- почти счастливо пропел Гоб Первый, и они нырнули в камин, который, по предположению Джима, вел в буфетную, как раз ту комнату, что рядом с Большим залом. Туда приносили из кухни блюда, которые полагалось сохранять теплыми. Сама кухня, как и в большинстве замков, находилась вне главного здания и была деревянной. Пожары постоянно угрожали жителям замков, пользующимся открытым огнем для приготовления пищи. Вокруг было темно, но Джим вдруг понял, что опускается обеими ногами прямо в камин, в котором уютно потрескивал огонь. Однако это оказалась не буфетная или какое-то другое знакомое ему помещение замка. Он был в маленьком домике у Звенящей Воды, который находился в милях заснеженного пространства от Маленконтри. Перед Джимом в комнате, освещенной только пляшущими тенями от камина, стоял сам Каролинус и сердито смотрел на него. Пляшущие тени то приближали, то удаляли удивительно яркий свет от хрустального магического кристалла в форме рыбьего пузыря. -- Не спрашивай меня ни о чем! -- рявкнул Каролинус.-- Это не твоя вина, но я не могу тебе помочь. Глава 13 Джим уставился на старика. Каролинус выглядел как обычно. Он был в красном халате, покрытом пятнами, которые всегда появлялись на его одежде после одного-двух дней носки, то ли от еды, то ли это был побочный результат заклятий магией. Вокруг глаз старика собрались усталые морщинки, и Джима не обманула его злость. Каролинус был не в своем обычном ворчливом настроении, Каролинус что-то скрывал, прикрываясь ворчанием. -- Я пришел не за помощью. По крайней мере, не в том смысле, который ты имеешь в виду. Я должен кое о чем рассказать тебе и кое-что обсудить. Но сейчас я летел поговорить с Секохом, хотя рад, что вместо него попал к тебе. Я полагаю, это ты изменил мой путь. -- Да,-- признал Каролинус. -- Тогда начну с главного. Целая армия троллей окружает замок графа. -- Он знает. Я ему сказал,-- послышался знакомый голос, и на свет из танцующих теней от камина вышел Арагх. Он выглядел вдвое меньше обычного. И был похож на дьявола со своими желтыми глазами в свете свечи и магического кристалла. -- Ты их видел? -- спросил Джим. -- Они прятались под снегом,-- ответил Арагх,-- но я их учуял. Лес переполнен троллями, а нос у меня не то что у тролля, оленя или ежа. Я почуял бы и одного тролля, даже под снегом, толщиной в фут. -- Но Мнрогар говорил так, будто не знает об этом,-- сказал Джим.-- А снег закончился только к утру следующего дня, значит, если они укрылись под снегом, то не раньше, чем к утру, -- Так и было,-- подтвердил Арагх. -- Почему же Мнрогар вел себя так, как будто ничего не знает? Его беспокоил только тролль, который скрывается наверху под личиной гостя. -- Они не на его территории,-- объяснил Арагх.-- К тому же ветер не дует прямо в тоннель, а даже если и так, Мнрогару не учуять их в своем подземелье на таком расстоянии. -- Они что, были в лесу, когда ты ушел от нас? -- спросил Джим.-- Тебе пришлось проходить мимо, и все сошло гладко? Арагх беззвучно рассмеялся: -- Ведь они не лежат под снегом плечом к плечу. Тролли не любят друг друга и не верят друг другу. Между ними достаточно пространства, чтобы даже медлительный зверь, если повезет, прошел мимо. Что уж говорить обо мне. Да и что ждет тролля, если он выскочит из-под снега передо мной? Только смерть. А они там не для этого собрались. Джим повернулся к Каролинусу: -- Они там ради замка, графа и его гостей? -- Нет,-- ответил Каролинус. Его выцветшие голубые глаза яростно сверкнули под седыми бровями.-- Они там ради территории Мнрогара. Только один из них может захватить ее, схватившись один на один с Мнрогаром. Кроме того, победитель должен отстоять ее от притязаний других троллей. Они там потому, что Темные Силы уже давно ищут предлог лишить тебя магической энергии и оставить беззащитным. И я не могу тебе помочь. Я должен оставаться в стороне. Я должен оставаться в стороне, потому что ты мой ученик. Джим уставился на него. -- Не понимаю,-- сказал он, немного помолчав.-- Что это значит: лишить меня магической энергии? И что означает вся эта история с магической энергией? Насколько я понимаю, раз замок освящен... -- Замок в безопасности,-- перебил его Каролинус.-- Все гости в безопасности, даже если епископ покинет замок. Рискуете только вы с Мнрогаром. -- Что ж, если гости замка в безопасности, это уже большое облегчение,-- вздохнул Джим.-- Ты считаешь, что тролли не атакуют замок единой армией? -- Только не они! -- ответил Арагх.-- Они начнут сражаться все вместе, только если все ваши воины в боевом порядке потеснят их и загонят в угол, только тогда, или я ничего не понимаю в троллях. Если это неправда, то неправда и то, что существуют солнце и луна. -- Тогда нам не стоит беспокоиться,-- заявил Джим.-- Но почему же я в опасности и при чем здесь Темные Силы? Каролинус нахмурился: -- Ты, кажется, так и не понял того, что я столько раз тебе объяснял. Речь идет о равновесии между Случаем и Историей, это равновесие необходимо поддерживать, а Темные Силы всегда стремятся нарушить его. Мы, маги, должны быть настороже, чтобы помешать им. Таков закон всех вещей -- сохранение равновесия. Начнем с того, Джим, что Темные Силы не имели ни малейшего понятия, что ты окажешься так силен. Они вообще не ожидали твоего появления. И вот ты являешься неизвестно откуда, и твои знания выше их понимания. Позднее они лучше узнали тебя и начали маневрировать в поисках способа обратить твою силу против тебя же. Сейчас они нашли этот способ. Джим немного помолчал. Он знал, о чем пытается сказать Каролинус. Это называется технология -- технология двадцатого века. Слово, которое он считал само собой разумеющимся в том мире, откуда пришли они с Энджи: которое было синонимом развития его страны, опережающей эту на шестьсот с лишним лет. Каролинус был прав, когда в самом начале их знакомства пытался объяснить Джиму, что магия -- это искусство. Крохи обыденных для двадцатого века сведений о механике, о медицине, о людях и обществе в целом создали магию, которую Джим развивал как нечто уникальное; так же действовал всякий подлинный маг, создавая свою неповторимую магию. Именно это позволяло Джиму решать проблемы так, как не мог даже представить никто в средневековье. -- Я не понимаю...-- начал он. -- Нет,-- почти нежно произнес Каролинус,-- тебя нельзя винить. Помнишь, ты использовал нечто, что назвал гипнозом? Это часть твоей магии, позволившая тебе подчинить колдуна Экотти и французского короля до того, как ты и твои друзья бежали через Английский канал. -- Да.-- Джима удивила явная смена темы разговора. -- А помнишь, как из-за этого мне пришлось участвовать в состязании с восточным магом ранга В? Он утверждал, что то, что ты называешь гипнозом, лишь часть восточной магии. И что ты не обучен магом, специалистом в восточной магии. -- Конечно! -- сказал Джим. Каролинус легко выиграл в этом поединке, хотя пребывал в то время в унынии; победа слегка приободрила его. Тогда он все же дал понять Джиму, что это было ненастоящее состязание, так как он выступал против мага ранга В, а не против волшебника его уровня. -- Тогда ты помнишь, конечно, и имя моего противника. Его звали Сан Ван Фон. С тех пор он постоянно следит за твоим статусом. Сейчас он собрал известных магов, склонных согласиться с его оценкой твоей квалификации. -- Ты полагаешь, он затаил злобу? -- Конечно, нет. Маги не таят злобу на других магов.-- Он закашлялся, а потом продолжил: -- Конечно, если это квалифицированные маги, чей ранг выше твоего. Нет, просто он несколько консервативен во взглядах. Вспомни его отношение к превращению обычных минералов в драгоценные металлы, например. Впрочем, это неважно. Ты не знаешь предшествующей истории, и не следует тратить время, обсуждая это теперь. Однако, возвращаясь к нашему разговору,-- нам следует вести его в полной тайне. Позволь мне попросить о небольшой помощи. Он поднял в воздух длинный палец, и раздался легкий музыкальный звон. Они постояли немного в молчании и услышали ответный звон из темного угла комнаты. Оттуда появился прекрасный крылатый эльф не больше колибри. Эльф застыл в воздухе, а потом ухватился маленькой ручкой за палец Каролинуса. -- А, Звоночек,-- произнес Каролинус.-- Надеюсь, я не оторвал тебя от важных дел. Звоночек что-то прозвенел. -- Приятно слышать,-- ответил Каролинус.-- Я хочу попросить тебя о помощи. Очень важно, чтобы мы трое могли обсудить кое-что и никто нас не подслушал. Не мог бы ты перенести нас... Ну, ты знаешь, куда. Маленький эльф что-то прозвенел в ответ. -- Благодарю,-- ответил Каролинус,-- мы это высоко ценим. Как мило с твоей стороны. Эльф вновь зазвенел. -- Ну что ты, что ты! -- возразил Каролинус.-- Я очень ценю твои услуги. Господи, если бы ты делал это для любого мага, который об этом попросит, ваш остров был бы перенаселен. Я это прекрасно понимаю и ценю. В любое время, как только будешь готов. В следующее мгновение они перенеслись на полянку, окруженную высокими, похожими на тропические деревья с тяжелыми листьями, крупными, как слоновьи уши. Под ногами расстилался зеленый ковер. Над деревьями простерлось высокое небо. День стоял ясный. Но деревья и их зеленый убор были достаточно густы, и на полянке царил приятный полумрак. Звоночек вновь что-то прозвенел и исчез. Вскоре появился человек, одетый в зеленую рубаху и поношенные серые штаны с красным поясом, на котором висели два пистолета и абордажная сабля. Он вежливо приподнял свою черную соломенную шляпу перед Каролинусом. Каролинус рассеянно кивнул в ответ. - Я чую соленый воздух,-- сказал Арагх, поднимая нос и вдыхая слабый ветерок, который чувствовался между деревьями. -- Естественно,-- отозвался Каролинус,-- море совсем близко. Но перейдем к более важным делам. Джим, слушай меня внимательно! -- С тех пор, как я с тобой, я всегда так делаю. -- Ну-ну. Что за характер, постарайся держать себя в руках, Джим. Прислушайся к моим словам, будь всегда любезен и спокоен. Последнее замечание лишило Джима дара речи. Ведь он явно сразу схватывал суть всего и выказывал спокойствие, которого требовал Каролинус. -- Так вот. О чем бишь я? Ах да. Как я говорил, Сан Ван Фон собрал значительное число магов, которые придерживаются его взгляда на вещи. Если не входить в законы, законоположения и прецеденты, которыми он обосновывает свое заключение, его точка зрения такова. Ты представляешь собой потенциально раздражающий фактор как для Истории, так и для Случая. И мы должны лишить тебя возможности быть таковым. Если мы не можем отослать тебя туда, откуда ты пришел, надо найти другой способ сделать тебя беспомощным. -- Вы хотите отослать меня обратно? -- спросил Джим, и внезапно внутри у него все оборвалось. Если маги отошлют его обратно, то, конечно, они отошлют и Энджи, а это решит все их проблемы. Они с Энджи вернутся в двадцатое столетие, и четырнадцатый век этого мира вновь станет счастливым и восстановит равновесие. Впрочем, счастливым лишь относительно. -- Почему Сан Ван Фон так уверен, что я нарушаю равновесие Истории и Случая? -- спросил Джим. -- Я как раз собирался объяснить это тебе, когда мы были в моем доме, но понял, что это можно сделать, только когда нас не слышит. -- Кто-нибудь вроде Сан Ван Фона, я правильно догадался? -- Чепуха! Маг не будет... но даже если захочет, он не сможет услышать нас, а в доме мог бы. -- А где мы? -- прогрохотал Aparx. -- Не твое дело! -- рявкнул Каролинус.-- Это не положено знать всяким волкам! -- Он сверкнул глазами в сторону Джима: -- И ученикам тоже! Однако Джим уже понял, где они. Они находились на Острове потерявшихся мальчиков из пьесы Джеймса Барри "Питер Пэн". Но мысль, что они с Энджи могут вернуться в двадцатое столетие, так ярко горела в его мозгу, что ему было все равно, где они сейчас. -- Почему ты уверен, что нас не услышат? -- спросил он. -- Потому что то, что свершается здесь, фиксируется на все времена,-- ответил Каролинус.-- То, что ты видишь, существует только в книгах или на сцене. Это не что иное, как история, о которой рассказывается в пьесе. Ее нельзя изменить. Прошедшую Историю также нельзя изменить. То, что Сан Ван Фон относится к тебе так...-- Каролинус замолчал, явно подыскивая подходящее слово.-- Гм... так раздраженно, вполне объяснимо. Он считает, что, находясь здесь, ты можешь внести изменения в Историю. -- Возможно, он прав.-- Джим подумал, что не повредит, если он как-то ускорит их с Энджи возвращение в мир двадцатого века.-- Я сам обратил внимание на то, что в вашем мире некоторые вещи отличаются от того, что известно о них в моем собственном мире... Некоторые исторические даты... кое-какие события здесь происходили раньше или позже, чем я изучал по истории... -- Нет сомнения, что твоя история ложна. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что всегда прав, Джим? -- Ну, конечно, нет,-- сказал Джим.-- Но... --- Никаких но! -- рявкнул Каролинус.-- Аргументы Сан Ван Фона, по-моему, достаточно солидны. В них нет изъяна. Но не в этом дело. Даже если большинство магов не согласится с ним, мне все равно придется отказаться от тебя как ученика и лишить тебя магической энергии, которой ты владеешь, не считая, конечно, той, которую ты заработал собственным трудом. Думаю, ты уже давно ее растратил, а также большую часть той магии, которой я снабдил тебя, когда ты стал моим учеником. -- И все это сделает меня уязвимым для Темных Сил до тех пор, пока меня не вышлют? -- Совершенно верно. Тебя... и Энджи. Энджи... Это несколько меняло планы на будущее. Если Джима лишат магической энергии, Энджи станет уязвимой вместе с ним, что бы это ни означало. За себя Джим еще мог побороться, но рисковать Энджи -- совсем другое дело. -- Что я могу предпринять в этом случае? -- Джим стал очень серьезным. - Я не знаю, что ты можешь сделать,-- ответил Каролинус.-- Что-нибудь удалось бы сделать, если бы я мог тебе помочь. Но я не могу. Никто не может помогать своему ученику, если против того высказался маг ранга В или выше. Я мог бы победить в состязании с Сан Ван Фоном, будь его утверждение понято как оскорбление мне, а не как обвинение против тебя. Но...-- Каролинус вздохнул. -- Что такое? -- Джим увидел, что Каролинус поник и стал выглядеть тем, кем действительно был,-- хрупким старичком на пределе сил. -- Боюсь, что, помогая тебе, я только еще больше наврежу,-- сказал Каролинус.-- Я стремлюсь облегчить тебе жизнь, ведь ты явно этого заслуживаешь и нуждаешься в этом. Но, если рассматривать все с точки зрения доводов, которые выставляет Сан Ван Фон, это нехорошо. Ты помнишь, что я сделал для тебя после того, как тебе удалось уладить дело с полыми людьми. Я добыл для тебя более высокий ранг и исключительное разрешение заниматься магией от Департамента Аудиторства. Далеко не все, имеющие ранг С, могут претендовать на подобное. Это вызвало раздражение других учеников и, несомненно, их учителей. По крайней мере, некоторые из учителей раздражены. -- Что я могу сделать, чтобы устранить недопонимание старших магов? Во все это трудно поверить. Должно же быть что-нибудь! -- Да,-- прогрохотал Aparx. -- Действительно,-- подтвердил Каролинус,-- существуют три способа. Хотя не понимаю, как ты ими воспользуешься. Во-первых, можно оспорить довод о твоем влиянии на Историю, так как никто ничего не знает о будущем и о том, как станут действовать в будущем законы Истории, ведь они зависят от событий настоящего, которые ее формируют. Однако мне неясно, как это можно доказать. -- Мне тоже,-- задумчиво ответил Джим. -- Можно атаковать и самого Сан Ван Фона, хотя это несколько самонадеянно. Маг ранга С формально ученик. А ты действительно ученик. И этот ученик обвиняет мага класса В, мага признанного. У всех магов просто глаза на лоб полезут, и большинство признанных магов выступят против тебя. Поэтому атаковать Сан Ван Фона бессмысленно. Третьей возможностью может послужить накопление запаса магической энергии в нашем мире и времени, создание абсолютно новой магии. Магия, как я тебе объяснял, непрерывно переходит из сферы наших профессиональных знаний в обыденную жизнь. Поэтому мы постоянно ее теряем. Только случайно ее запас пополняется создателем новой магии. Постепенно магия совсем уйдет из нашего мира. Но, Джим, я действительно не понимаю, как ты можешь создать новую магию. Ее не создавали уже восемьдесят лет, и единственный, кто что-то сделал, имел ранг ААА. И надо сказать, этой магии было очень немного. Воцарилось долгое молчание. Мысли Джима бешено закрутились. Покидая замок, он был уверен, что и на этот раз связывается с трудностями, которые его совершенно не касаются, но которые он каким-то образом вынужден разрешить. Ситуация скверная, но не угрожающая. Теперь он понял, что оказался в опасности, которая угрожает только ему и Энджи. Он должен разрешить возникшую проблему по очень личной причине -- чтобы уберечь Энджи и себя от смерти. А может, и чего-то худшего -- он даже не мог вообразить, от чего. Джим вдруг почувствовал себя так, будто он находится в центре круга и на него нацелены копья, которых не избежать. -- Мне очень жаль, Джим,-- очень мягко сказал Каролинус,-- ответственность лежит на мне, ты не попал бы в такое положение, если бы я все предвидел. Я, конечно, могу пойти к Сан Ван Фону и выяснить, не согласится ли он на твой немедленный отъезд. Я догадываюсь, ты предпочел бы его тому, что может случиться с тобой и Энджи, лишенными магии в нашем мире. По крайней мере, вы оба возвратитесь в мир, к которому привыкли, неважно, хорош он или плох, в мир, правила которого вы знаете. У меня нет никакой надежды, что ты сумеешь разрешить эту проблему иначе. -- Дай ему время,-- прорычал Арагх. Джим и Каролинус взглянули на волка. Тот лежал на боку, будто их разговор настолько скучен, что ему лень вставать, чтобы послушать. Волк зевнул и клацнул зубами на пролетавшую муху. Муха улетела, но это его нисколько не обескуражило. -- Охоту, которая принесет много еды, надо подготовить, маг. Дай ему время, и он найдет ответ, и наверно такой, какой тебе и не приснится. - Он получит время... немного, конечно,-- ответил Каролинус. - Это я могу для него сделать. Они с Энджи получат время до конца двенадцати рождественских дней. Но если он последует моему совету, то использует это время для подготовки к тому, что может случиться с ним и Энджи. Кстати, волк, почему ты считаешь, что он сумеет чудесным образом все решить? Арагх вновь зевнул. -- Я это чую.-- Он лениво потянулся на траве и положил голову между лап. Его поза выражала крайнее пренебрежение. В голове у Джима вдруг прояснилось. Поддержка Арагха была неожиданной и очень приятной. Она вывела его из состояния подавленности. И дело совсем не в возвращении, которого Энджи уже давно желала и с которым он внутренне согласился. Речь шла об огромной опасности. Если их не отошлют, может случиться нечто ужасное. Понимание этого вначале, казалось, парализовало его. А теперь он чувствовал себя так, будто ему ввели дозу адреналина. -- Вообще-то у меня есть одна идея,-- сказал Джим.-- По этой причине я и стремился поговорить с тобой, Каролинус. Глава 14 Когда Джим покидал замок, у него действительно возникла одна идея, которой он хотел поделиться с Каролинусом. Но то, что он хотел предложить, было решением проблемы замка, а совсем не новой неожиданной ситуации. Однако вдохновленный симпатией Арагха, который выразил абсолютную уверенность, что он справится с Сан Ван Фоном, Джим смог лучше оценить идею, которая давно зрела в его мозгу. Возможно, если удастся разрешить ситуацию с Мнрогаром и армией троллей, которая окружила замок, и убедить Мнрогара и графа договориться, оставив пока в стороне таинственного тролля, скрывающегося среди гостей, это даст ему определенные преимущества в споре с Сан Ван Фоном. Каролинус послал Джима на праздники к графу, чтобы тот выведал причину необычной активности, которая могла быть признаком вмешательства Темных Сил. Джим великолепно справился с этим, обнаружив ряд странных происшествий,-- в этом не было никакого сомнения. Правда, он еще не определил, какие из них свидетельствуют о вмешательстве Темных Сил. Следовало решить, представляют они опасный заговор или нет. Возможно, решая эти проблемы, Джим тем самым усиливал свои позиции в споре с магами. Это стоило хорошенько обдумать. Одна из причин, которая, как Джим надеялся, поможет его идее сработать, заключалась в том, что прежде он всегда успешно использовал опыт и знания двадцатого века для разрешения проблем века четырнадцатого. И ни к чему убеждать лично Сан Ван Фона, если можно произвести впечатление на мировое сообщество магов, чтобы те согласились на отбытие из этого мира его и Энджи, ведь Энджи хотела этого. Единственная подлинная опасность заключалась не в том, что их заставят покинуть мир четырнадцатого века, а в том, что Джима лишат магической энергии. Тогда он не сможет защитить их обоих от Темных Сил. -- Оставим на время в стороне мои дела, Каролинус,-- предложил он.-- Я хочу поделиться с тобой одной мыслью. Надо обнаружить неизвестного тролля под личиной гостя. Если, конечно, это возможно. Тогда мы поможем Мнрогару запугать противника, который привлек к замку целую орду троллей.-- Он повернулся к Арагху: -- Как ты полагаешь, если Мнрогар победит тролля, претендующего на его территорию, остальные тролли уберутся? -- Я никогда не видел ничего подобного,-- ответил Арагх.-- Но, если Мнрогар победит, им незачем оставаться, если, конечно, они не ищут смерти от его когтей. -- Каковы, по-твоему, шансы Мнрогара, если другой тролль бросит ему вызов? Я думаю, этот другой вряд ли настолько большой и сильный, как Мнрогар. Или такой опытный, ведь Мнрогар утверждает, что ему уже тысяча восемьсот лет. Так как же его противник может надеяться на победу? -- Мнрогар не потерпит поражения из-за слабости, Джеймс,-- отвечал Арагх.-- Тролли не таковы, как вы или я; мы со временем становимся старыми и медлительными. Тролли же,-- становятся старше, просто крупнее, сильнее и опаснее. Мнрогар оказался способен так долго удерживать свою территорию потому, что в течение первых ста пятидесяти лет ему везло, он не сталкивался с другими троллями, достаточно крупными, чтобы убить его. Поэтому он вырос таким большим, что никакой другой тролль не смел ему бросить вызов. -- Так почему же этот тролль посмел? -- Он увидел какой-то шанс для себя. Не знаю, какой. Но спроси меня, что я об этом думаю, и я тебе скажу. -- И что ты об этом думаешь? -- А вот что. Хотя тролли не стареют с годами, их сердце и воля слабеют. Чтобы жить, им нужно одиночество, и, может, из-за того же одиночества они теряют желание жить. Помнишь, я сказал ему, что с ним неладно, когда мы беседовали в подземелье? -- Гм,-- буркнул Каролинус. -- Это случается со всеми,-- хрипло сказал Арагх,-- Так почему не с троллем? Он может считать себя не связанным с остальными. Возможно, ему это нравится. Тролли не сходят с ума, как люди. Но они могут впасть в безразличие, не беспокоясь о том, что с ними. Тролль, который соперничает с Мнрогаром, наверно, решил, что это уже произошло. Арагх вновь замолчал. -- А если это случилось? Что тогда? -- спросил Джим. -- Господи, Мнрогар может не хотеть победы. Когда воля покидает людей, животных и даже богов, они умирают. Где теперь старые боги? Потеряв волю, умирают все. Смерть, которая не трогала свою добычу раньше, теперь легко овладевает ею. Тролль, который считает, что Мнрогар утратил волю, может вызвать его на бой в надежде победить. Я не могу себе представить, чтобы другая причина побудила соперника бросить вызов Мнрогару. -- Когда Брайен и я говорили с Мнрогаром,-- обратился Джим к Каролинусу,-- в первый день в подземелье замка, мне показалось, он почти неестественно огорчен мыслью, что другой тролль пробрался в замок. Но, когда я отменил команду "стоять!", он бросился на землю и, как ребенок, забился об пол, будто от беспомощности перед этой ситуацией. - Однако ты хватил, Джим,-- сказал Каролинус и взглянул на Аратха: -- Ты полагаешь, Мнрогар дожил до таких лет? -- Да, такой шанс есть. Я не могу представить другой причины. Я не такой великий мыслитель, как ты.-- Он хитро поглядел на людей.-- Я всего лишь прямодушный, здравомыслящий английский волк, который имеет дело с тем, что он знает. И я рассказал все только потому, что это может помочь Джиму.-- Арагх поднялся.-- А теперь отправимся обратно в твой дом у Звенящей Воды, Каролинус. Не знаю, как вы, возможно, вы проговорите еще три дня, но у меня дела. -- Подожди,-- закричал Джим.-- Каролинус, мне нужно еще кое-что узнать. Арагх поднял голову и откинул ее назад, как королева Виктория в Англии девятнадцатого столетия, когда она произнесла свои знаменитые слова о том, что ее это "не забавляет". -- Говори, говори,-- с отвращением произнес волк.-- Насколько мне известно, люди больше всего на свете любят поговорить. Что ж, я уделю тебе еще немного времени. -- Спасибо,-- сказал Джим.-- Я тебя не задержу.-- Он вновь повернулся к Каролинусу: -- Я подумал, что могу убедить графа и тролля начать переговоры о том, в чьем владении находится замок и территория вокруг него. Обменявшись взглядами, они могут стать почти друзьями. Во всяком случае, настолько, чтобы граф устроил троллю выход наверх, в замок. А там тот может спрятаться, принюхаться к гостям и добраться до тролля, который, как он считает, находится среди нас. Если ему не удастся никого обнаружить, он поймет, что не прав, и успокоится. Каролинус и Арагх заговорили одновременно. -- Чепуха! -- начал Каролинус.-- Граф никогда... -- Ты не знаешь троллей,-- сказал Арагх. Джим взглянул на волка,-- челюсти Арагха открылись в безмолвном смехе. -- Думай, что хочешь,-- упрямо проговорил Джим,-- но, если мне удастся заставить их встретиться за одним столом... скажем, где-нибудь вне замка... Могу ли я рассчитывать на вас обоих, если мне удастся устроить их встречу? -- Какая тебе нужна помощь? -- осведомился Арагх. -- Я не хочу, чтобы они вступили в поединок. Пусть говорят друг другу все, что взбредет в голову, но я не хочу, чтобы они сражались, потому что тогда не будет уже никакой возможности свести их вместе... -- Тогда,-- вставил Арагх,-- уцелеет только Мнрогар, но не будет графа. -- Точно,-- подтвердил Джим,-- Или граф. Арагх недоверчиво хмыкнул. -- Во всяком случае,-- упрямо продолжил Джим,-- тролль может послушать тебя, Арагх. А ты, Каролинус, мог бы использовать магию, чтобы противники при встрече не задирали друг друга. Вот почему я считаю, что смогу заставить их вести переговоры где-нибудь в лесу. Главное, чтобы встреча состоялась не в замке, а там, где освящение не помешает действию магии. -- Что ж,-- задумчиво промолвил Каролинус.-- Конечно, я ни на минуту не верю, что ты можешь заставить их встретиться и начать... какое слово ты употребил? -- Вести переговоры. Это значит спокойно обсуждать различия в своих позициях и тем самым разрешать их,-- если не дружески, то совместно. Я явлюсь в облике дракона, это поможет в какой-то мере сдерживать их. Думаю, даже Мнрогар вряд ли захочет сражаться с драконом. -- Только не он,-- подтвердил Арагх.-- Тролли не дураки. Они ненавидят драконов, потому что драконы слишком велики, чтобы тролли могли их убить. Я думаю, правда в том, что они боятся драконов. Это, конечно, не означает, что они откажутся от борьбы, если дракон затеет схватку и загонит их в угол. -- Переговоры...-- повторил Каролинус, словно смакуя это слово во рту, чтобы понять, насколько оно съедобно. -- Да,-- подтвердил Джим.-- Мы часто прибегали к ним там, откуда я пришел. Он мысленно сложил пальцы крестом, надеясь, что никто из собеседников не спросит, насколько часто там, откуда он пришел, переговоры приносили успех. К счастью, никто не попытался это выяснить. - Хорошо,-- сказал Каролинус,-- если тебе удастся заставить их сесть за один стол. Ты полагаешь, это сработает. Тогда я могу встать рядом и использовать все знания мага ранга ААА+, чтобы силой волшебства помешать им причинить друг другу зло. Это явно отвечает закону магов использовать свою силу для обороны, а не для наступления. -- Думаю, я тоже в этом поучаствую,-- пообещал Арагх,-- Теперь я пойду? - Да. Каролинус поднял палец, и маленький эльф тотчас ухватился за него. -- Ты, однако, проворен, Звоночек! -- одобрительно произнес Каролинус. Эльф прозвенел. -- Но ты не ясновидящий. Только люди могут быть ясновидящими. Ни привидения, ни демоны, ни сверхъестественные существа не способны быть ясновидящими. Эльф прозвенел еще раз. -- Извини, дорогой, но тебе следует знать свои возможности для твоего же блага. Послышался раздраженный звон. -- Я же сказал! -- нахмурился Каролинус.-- Подозреваю, ты появился так скоро, потому что подслушивал. Послышался продолжительный звон, на сей раз возмущенный. -- Ладно-ладно. Считай, что я этого не говорил. Мы очень обязаны тебе, и, зная твое благородное сердце, я полагаю, что ты забудешь опрометчивые слова, которые я произнес, и не будешь злиться. Прозвучал более спокойный звон. Все вокруг изменилось. Внезапно Джим обнаружил, что стоит в буфетной, рядом с Большим залом Маленконтри. Ни Арагха, ни Каролинуса рядом не было. -- Эльф явно подслушивал,-- задумчиво произнес Джим.-- Иначе откуда он узнал, что мы решили разойтись? Некое подобие звона, слегка напоминающее хихиканье, прозвучало в его ушах. -- Эльф говорит, что ты прав,-- проговорил за спиной Джима тоненький голосок Гоба Первого. Джим обернулся и увидел гоблина в камине, в котором уже догорел огонь и оставались только тлеющие угли. Легкий дымок поднимался от углей, и Гоб Первый сидел на нем, скрестив ноги, -- Я рад, что ты вернулся, милорд. Он в отчаянии. Произнося последние слова, гоблин глядел мимо Джима. Обернувшись, Джим увидел Секоха -- тот сидел в нише в небольшом переходе, ведущем из комнаты для прислуги в зал. Секох действительно выглядел отчаявшимся. И крайне утомленным, даже уши повисли. Удрученный вид Секоха не поразил бы Джима так сильно, если бы сам он не побывал в теле дракона и не научился разбираться в оттенках настроения этих существ. -- Милорд...-- растерянно произнес Секох и беспомощно умолк. Он лишь глядел на Джима. -- Что такое? -- спросил Джим, ощутив угрызения совести и внезапную тревогу.-- Извини, что я не сразу вернулся, Секох, я не знал, что это так необходимо. Я был очень занят в последние два дня. Глядя на трагическое выражение морды Секоха, можно было предположить, что извинение Джима прозвучало очень слабо. -- Все в порядке, милорд,-- произнес Секох. Но его голос не соответствовал виду и поведению. Судя по ним, дракон доживал последние минуты своей жизни. -- Так в чем же дело? -- Милорд, я принес послание от клиффсайдских драконов... то есть не совсем послание. Они хотят, чтобы я поговорил с тобой и объяснил ситуацию. Мы уже слышали об этом времени, я хочу сказать, о времени, которое сейчас... времени, которое вы, люди, называете рождественскими праздниками. Ты знаешь, что лет пятьсот назад мы не обращали внимания на такие вещи, потому что... ну, пятьсот лет назад все было не так. Тогда мы, болотные драконы, были такими же большими и сильными, как и клиффсайдские, что тебе, конечно, известно. Но мой пра-пра-пра-прадедушка говаривал: "Взгляните на Презренную Башню, она еще уничтожит нас",-- Секох немного успокоился, и его речь стала менее загадочной.-- Кажется, его слова запомнили, потому что, как ты знаешь... ну, наше сегодняшнее состояние... трудно объяснить это, милорд, но для нас это очень важно. Действительно очень важно. Как говаривала моя пра-пра-прабабушка... Глаза Секоха вылезли из орбит, и он вновь понес околесицу. Джим заметил, что Секох все же боролся с естественным для всякого дракона желанием начать все с самого начала. Когда дракон хотел что-нибудь сказать, он обязательно приплетал столетия своей истории, спускаясь с этой вершины к нынешнему дню. Джима внезапно посетила весьма мудрая мысль: почему же сейчас перед ним выступает Секох, а не один из клиффсайдских драконов? Секох был меньше всех доживших до сегодняшнего дня болотных драконов -- результат воздействия Презренной Башни, как и предсказал пра-пра-пра-прадедушка Секоха. Когда Джим впервые встретил Секоха, тот был скромнейшим и покорнейшим из созданий, которых только можно вообразить, хотя он обладал качествами настоящего дракона. Но это было до того, как он встретил Брайена, Деффида ап Хайвела, валлийского лучника, и Смргола, прадядюшку дракона Горбаша, телом которого воспользовался Джим. Смргол был очень стар и разбит ударом, но еще крепок; его помощь весьма пригодилась, чтобы выиграть решительную битву с Темными Силами у Презренной Башни. Секоха не рассматривали как будущего члена их отряда. Однако Смргол не оставил болотному дракону выбора. Секох героически сражался и содействовал победе. С тех пор его характер изменился. Он стал полной противоположностью скромности и послушания, начал бродить повсюду, бросая вызов всем и каждому, задирая драконов, которых встречал на своем пути, хотя они и превосходили его размерами. Его собственное представление о себе полностью изменилось. Он убедился в своей храбрости и считал, что не может проиграть. Конечно, у более крупного дракона хватило бы сил разорвать Секоха на части, но смерть принесла бы ему еще большую славу, ведь он бросил вызов сильнейшему. Со своей стороны, крупные драконы уклонялись от стычек с Секохом. Они считали, что у них нет против него никаких шансов. Даже если бы удалось заставить Секоха подчиниться или убить его, это была бы победа над очень маленьким и слабым драконом. Кроме того, Секох стал столь безрассудным, что мог здорово поранить противника. Причина того, что явился именно Секох, а не другой дракон, была проста: остальные боялись встретиться с Джимом лицом к лицу. Любопытно. -- Конечно, драконы знают, что ты дружески относился ко мне, милорд,-- промямлил Секох,-- а потому думают, что лучше, если с тобой поговорю я. Как сказал однажды мой прапрадядюшка: "Если не просишь свою долю добычи, скорее всего не получишь ничего..." -- Значит, они хотят что-то попросить у меня? -- спросил Джим, чтобы помочь болотному дракону наконец перейти к делу, -- О нет, милорд! Они не просят, они никогда не просят. Молят! Я принес тебе мольбу клиффсайдских драконов. Мольбу о содействии, о разрешении... о помощи в это время года. Джим удивился, что клиффсайдским драконам нужна его помощь, особенно в это время года, когда они уже попрятались по теплым пещерам и, веселые и довольные, пьют вино, рассказывают друг другу всяческие истории и вообще ждут прихода весны. Поэтому он спросить напрямик: -- Чего же они хотят? -- Милорд,-- Секох обратил к нему свой трагический взгляд.-- Они хотят... Мы все хотим принять участие в праздновании Рождества. Джим в недоумении уставился на Секоха: -- Они хотят... -- И они считают,-- выдавил наконец из себя болотный дракон,-- что ты можешь это устроить. Глава 15 Постепенно Джиму удалось извлечь обрывки нужных сведений из лавины рассказов о предках Секоха, истории драконов, как пещерных, так и болотных, и получить более-менее связное представление об отношениях между драконами и Джорджами, как драконы называли людей, Некогда драконы охотились на Джорджей, как и на прочую живность, но со временем обнаружили, что те довольно трудная добыча. И с каждым разом охота на них становилась все более и более затруднительной, а в последние несколько лет, когда Джорджи стали пользоваться щитами, доспехами и особенно арбалетами и луками со стрелами, просто опасной. В конце концов перед Джимом вырисовалась некая картина, объясняющая мольбу драконов, которую принес Секох. В более поздние века драконы постепенно перестали охотиться на людей и старались избегать их. Только после битвы у Презренной Башни они начали проявлять подлинный интерес к людям. Тогда они сражались бок о бок с Джорджами, что и послужило толчком к проявлению любопытства. С этого времени между драконами и Джорджами установился мир. Случилось так, что Секох ускорил этот процесс. Он вернулся домой и рассказал о приключениях, во время которых он подружился с Джимом, Брайеном и остальными. В результате легенды, которые были известны людям, узнали и драконы. Конечно, эти легенды были распространены в основном среди лесорубов, землепашцев и прочего необразованного люда, другими словами, среди людей, живущих замкнуто, вдали от всех. Эти легенды зародились в местах, где трудно даже поставить ловушку на дракона в глупой надежде поймать его и познакомиться с ним поближе. Такой контакт мог быть оправдан тем, что, как любил повторять Смргол, когда был еще жив, драконы и Джорджи нуждались в знаниях друг о друге. Как и люди, клиффсайдские драконы обращали больше внимания не на то, что говорил их собрат при жизни, а на воспоминания о нем после его смерти. При жизни Смргол вызывал своими замечаниями только пререкания. Когда же он умер, о спорности его утверждений забыли, к ним привыкли и начали находить в них некую особую мудрость. Мудрость Смргола принесла плоды. Драконы любили всякие истории. Истории стояли на следующем месте после вина, которое занимало второе место в списке ценностей, почитаемых драконами. И вот они открыли, что люди тоже любят истории. Более того, люди особенно ценили истории о чудесах и странных или жестоких происшествиях,-- драконам они тоже очень нравились. Лучшие из этих историй обычно восходили к библейским рассказам, некоторые их них были подлинными, а некоторые созданы безвестными авторами, выдававшими свои труды за произведения знаменитых святых угодников. Подобные истории распространились и среди драконов. Им вот уже несколько веков была известна история о святом Георгин и драконе. Удивительно, но первые пятьдесят или восемьдесят лет их возмущало, что дракон в этой истории играет роль злодея, более того, злодея, который проигрывает битву. Потом легенда стала привлекательной историей, вызывавшей веселые споры о том, как следовало бороться с Георгием, чтобы победить доброго святого. Почти каждый дракон в последующие времена имел собственную теорию насчет того, как сражаться со святым и победить. Побочным результатом этого явилось то, что драконы стали называть людей Джорджами. Интерес драконов к легендам людей и чудесам рос и рос. Наконец он распространился на легенду, которую Джим с трудом восстановил в памяти по весьма искаженной версии Секоха. Эта история могла возникнуть только на основе апокрифических книг Нового завета. Произведение неизвестного автора получило во времена и в мире Джима название "Псевдоматфей". Легенда клиффсайдских драконов была связана с празднованием Рождества Христова. Переплетение этих мотивов задевало чувства драконов. В двух словах, история, которую Джим читал в "Золотой сокровищнице" Пола Грейва, рассказывала о временах, когда Святое семейство бежало в Египет, чтобы избежать предпринятого Иродом избиения младенцев. Как известно, Ирод, который позднее стал царем иудеев, услышал, что один из младенцев может лишить его трона, и приказал убить в Израиле всех младенцев до двух лет. Ирод вообразил, что устранит опасность до того, как она реализуется, убив всех детей, родившихся во время, подходящее для восшествия на трон. Иосиф, Мария и младенец Христос бежали от Ирода в Египет; согласно прочитанному Джимом и услышанному Секохом, их свита состояла из всех видов существующих на земле животных,-- лев и вол, волк и овца, хищник и добыча в великолепной гармонии шли рядом, как почетная стража Марии, Иосифа и младенца Христа. Согласно "Псевдоматфею", Святое семейство остановилось отдохнуть недалеко от пещеры. А может, это были скалы,-- Джим не помнил точно... Но утром, когда они проснулись с первыми лучами солнца, из пещер неожиданно появились драконы, крупные могучие создания, с которыми охране Святого семейства было не справиться. Иосиф испугался. Но младенец Христос, который, как помнил Джим, едва умел ходить, успокоил отца. "Не бойся,-- сказал он Иосифу.-- Эти добрые создания только исполняют пророчество Давида: "Да хвалят Господа все земные твари, и драконы и звери". Пусть они приблизятся". И он протянул свою маленькую ручонку к драконам, приглашая их подойти за благословением. Такова была легенда, которую вспомнил Джим. Прошло всего шесть лет с тех пор, как он изучал "Золотую сокровищницу" Пола Грейва в двадцатом столетии, но за эти шесть лет многое произошло, особенно за последние три года, которые он прожил в четырнадцатом веке. Секох знал легенду намного лучше, чем она осталась в воспоминаниях Джима. Но тоже не очень хорошо: к тому, что он знал, каким-то образом примешивалась сегодняшняя жизнь и имена современников. Тем не менее, на сей раз Джиму оставалось только слушать, Секох кипел, как распечатанная бутыль шампанского, трудность состояла в том, чтобы остановить его, не дать ему излиться до конца, как шипучему напитку. Секох говорил: -- Понимаешь, вот что, как они говорят, случилось.-- Для всех драконов понятия "рассказ" и "история" были тождественны.-- "Да хвалят Господа все земные твари, и драконы, и звери". Пусть они приблизятся". -- А... -- Ага, ты все понимаешь! Ты дракон, как и мы, если даже какое-то время должен быть Джорджем. Ты знаешь, каковы мы, драконы. Сложности с Джорджами заключаются в том, что они считают нас животными, наряду с прочими. Но мы не таковы. Они -- просто животные, а мы -- драконы! Наконец они подошли к зерну всей истории, освобожденному от легендарной шелухи. Джим понял. Когда он впервые появился здесь в обличье дракона, тогда он не понял ничего. А сейчас понял. Начал понимать, когда искалеченный Смргол буквально заставил Секоха участвовать в битве у Презренной Башни. Смргол сказал тогда Брайену, Дэффиду и Джиму: "...и позволив Джорджу войти туда, куда он войти не осмеливался! "Малыш,-- сказал я ему,-- брось эту глупость, что ты только болотный дракон. Болотные драконы не имеют ничего общего с тем, кем ты являешься на деле. Из какого же ты явился мира, если все мы бродим вокруг тебя и разговариваем подобным образом?" -- Слова, звуча набатом, вылетали из его пасти. Потом Смргол передразнил кого-то, говорившего высоким голосом, но ему удалось подняться только до полубаса: -- "О, я просто дракон пастбищ и пахотной земли. Вы должны меня извинить, я дракон, живущий в полдороге от скал..." - "Малыш! -- сказал я ему.-- Ты ДРАКОН! Пойми это раз и навсегда! И дракон ВЕДЕТ СЕБЯ как дракон -- никак иначе!" А затем случилось так, что Брайен и Джим отправились во Францию с секретной миссией. Однажды, посреди ночи на постоялом дворе, где остановился Джим, появился Секох. Не желая, чтобы горожане узнали, что в его комнате объявился дракон, и напали на него, Джим превратил Секоха в человека. Поначалу Секох был в восторге от мысли, что изменит обличье. Но, едва он взглянул на собственное поджарое человеческое тело -- обнаженное, конечно, ведь драконы не носят одежды,-- его обуял ужас. -- О нет! -- вскричал он. Благодаря этому происшествию Джим наконец понял, что драконы совсем не считали себя более низшим видом, чем люди, просто они были другими. Более того, они даже не подозревали, что джорджи классифицируют их как разновидность животных. Сама эта мысль приводила драконов в ужас. Им всегда казалось, что мир иерархически разделен на драконов и Джорджей, которые стоят ниже, а уж за Джорджами, еще ниже, стояли другие животные. Можно вообразить их гнев и возмущение, когда они обнаружили, что каждый Джордж, с которым они встречались, считал само собой разумеющимся, что они просто большие животные,-- возможно, полудемоны, но во всем остальном обычные звери. Эта мысль жгла и мучила каждого дракона со времен исторической дуэли святого Георгия. Теперь Джим знал, что так взволновало клиффсайдских драконов и почему Секоха послали к нему с поручением и мольбой, чтобы Джим понял и помог. -- Драконы и звери,-- повторил Секох.-- Понимаешь, милорд? Младенец Христос сам это сказал. А раз он пришел из Лондона с твоим другом сэром Джоном... Джим вздрогнул. Общение с драконами всегда чревато новыми, непредсказуемыми поворотами. Ему никогда не приходило в голову, что через сотни лет драконы умудрятся спутать Христа с молодым принцем Эдуардом, приехавшим к графу. Ясно, что Секох и остальные драконы твердо придерживались мнения, что рождение Христа или состоится сейчас, в праздники, или чудесным образом повторяется каждый год. Они также верили, что эпизод со зверями и драконами и прочее, упомянутое в легенде, может случиться в любой момент праздника Рождества. -- Итак, если ты не против,-- Секох, похоже, подбирался к концу,-- мы очень хотели бы, чтобы я и несколько других драконов пришли в замок, где ты сейчас находишься, и могли в должное время почтить младенца Христа и получить благословение. Именно об этом и идет речь в истории, ты же знаешь. Он благословляет нас. А что это значит, милорд? Что такое благословение? -- Ну, ты будто получаешь незримый подарок,-- сымпровизировал Джим.-- Ты его не чувствуешь, не чуешь, но благословение делает тебя счастливее, а значит, с этого момента ты как дракон становишься лучше. Глаза Секоха округлились от возбуждения: -- Насколько больше? -- Лучше, а не больше. Ты становишься красивее и храбрее. -- Я и так очень храбрый. -- Что ж, тогда ты удивишься, ведь нет границ храбрости. Все поразятся, насколько ты стал храбрее. Может, твое имя даже войдет в историю. Секох заулыбался. Это хорошая черта драконов, подумал Джим. Они способны позабыть о неприятностях и в мгновение ока почувствовать себя счастливыми. -- Если речь идет о том, чтобы подготовить тебя к празднованию Рождества, то это более сложная проблема, чем я могу объяснить. Я не уверен, что это будет легко устроить. Но, видишь ли, рождественские праздники длятся двенадцать дней, а прошел только один, значит осталось еще одиннадцать. Возможно, того, о чем мы говорили, не случится до самого последнего дня. -- О! -- Да,-- сказал Джим,-- возвращайся и объяви клиффсайдским драконам, что, если удастся, я сделаю все возможное, чтобы вы все могли отпраздновать Рождество. Возможно, это мне не удастся, но я буду очень стараться,-- вы знаете, что, когда я очень стараюсь, то обычно достигаю всего. -- О да! Мы никогда не беспокоимся, если знаем, что ты пытаешься что-то сделать, ведь тебе всегда все удается. -- Что ж...-- начал Джим, чувствуя себя виноватым. Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что гоблин все еще сидит на струйке дыма.-- А теперь пусть Гоб Первый как можно скорее, отнесет меня в замок графа, чтобы я мог приступить к делу. -- Благодарю тебя, милорд. Просто не знаю, как тебя и благодарить. Никто из клиффсайдских драконов не знает, как тебя отблагодарить. Мы будем очень стараться. -- Это хорошо.-- Джим почувствовал себя еще более виноватым.-- Что ж, тогда до свидания, надеюсь, мы скоро увидимся. -- Непременно увидимся,-- горячо подтвердил Секох. Плохо, думал Джим, пока Гоб Первый нес его обратно в его комнаты у графа через каминную трубу, что не один или два клиффсайдских дракона хотят вместе с Секохом пожаловать к графу для участия в легендарном событии; Джим не имел ни малейшего представления, как это устроить. Если позволить прийти одному, захотят явиться и все остальные драконы. И если среди гостей замка найдется хоть один рыцарь, у которого потекут слюнки при мысли потягаться в бою с драконом, то эта мысль придет в голову всем. Короче, если Джиму удастся дать драконам то, чего они хотят, это, почти наверняка, станет поводом для атаки рыцарей на нежданных противников, и в результате получится всеобщая драка, которая, наверняка, войдет в историю. Возможно, это лет на триста отбросит всякую надежду на дружбу между людьми и драконами. Джим вдруг осознал, что стоит напротив камина в своей комнате, а Энджи выходит из-за гобелена. Она вздрогнула и вскрикнула. -- Перестань же, наконец, пугаться, когда я возвращаюсь с мощью магии,-- проворчал Джим.-- Сколько лет прошло с тех пор, как я впервые... -- Это совершенно невозможно! -- раздраженно возразила Энджи.-- Я же не ожидаю тебя в любую минуту, ты знаешь. А раз не жду тебя, как же мне не пугаться, когда ты так появляешься? Логика железная. Джим подумал, ему никогда не переспорить Энджи. -- Полагаю, ты права,-- сказал он. -- Еще бы я была не права! -- воскликнула Энджи. Она былa очень взвинчена и, похоже, в любую секунду могла взорваться. Но она взяла себя в руки, успокоилась и улыбнулась Джиму: - Хорошо, что ты возвращаешься. Она подошла к нему. Они поцеловались. -- Ах...-- Энджи открыла глаза и высвободилась из объятий мужа. Она толкнула его в кресло и уселась напротив,-- Джим, ты должен что-то сделать с этой женщиной, Агатой! -- Почему я? -- Она уже дважды приходила сюда сегодня. Мне это не нравится! - Естественно, то есть я хочу сказать,-- почему тебе это не нравится? -- Она приходила посмотреть на малютку Роберта! -- Энджи говорила фальшивым сладким голосом, заламывая руки. Она прикрыла глаза с преувеличенным выражением ангельской кротости.-- Ведь он теперь ее единственный живой родственник! Теперь, когда ее бедный братец убит! Будто я не знаю, что он был только ее сводным братом и они вряд ли обменялись словом за последние десять лет. -- Откуда ты это знаешь? -- с любопытством спросил Джим.-- Ну, что они не разговаривали последние десять лет? -- О, это все знают. Не в этом дело. Дело в том, что меня ей не обмануть. Ее интересует не Роберт, а его состояние. Она хочет получить опекунство и воспользовалась визитом, надеясь обнаружить здесь что-нибудь, оправдывающее ее претензии на опекунство. К счастью, она ничего не нашла. -- Ты уверена? Энджи прекратила передразнивать Агату, выпрямилась и серьезно посмотрела на Джима: -- Уверена? В чем? -- Ну, в двух вещах. Что она интересуется только опекунством и что она выискивала предлог, чтобы использовать его для доказательства, что мы плохо заботимся о Роберте. -- Конечно, уверена. Это же не двадцатый век, Джим. -- Я знаю,-- раздраженно бросил Джим. -- Она ничего не знает о ребенке, ничего не знала, пока не услышала, что ее брат направлялся сюда со своей новой женой и сыном. Как она может утверждать, что испытывает привязанность к Роберту? Оставим в покое даже тот факт, что она вообще не способна на привязанность. Говорю тебе, я знаю эту женщину. Я раскусила ее с первого взгляда. Да и все ее знают. Она честолюбива. Все эти годы она жила на содержание, которое ей давал брат. Но честолюбие требует денег, а деньги очень способствуют честолюбию, например стремлению стать королевой Англии. Получить опекунство над состоянием Роберта, значит получить большие деньги до его совершеннолетия. Уколы совести не помешают ей воспользоваться своим положением опекуна. Потому что позднее, если ей повезет, никто не осмелится проверить, как она вела дела, и, даже если ей не повезет, ничего не изменится. Именно так и поступали большинство людей, когда добивались опекунства над сиротами вроде Роберта. -- Ты, несомненно, права. А что с моим вторым вопросом? Меня интересует, почему ты так уверена, что она не нашла здесь ничего, что можно использовать для получения опекунства. -- Ах, это? Конечно, я ее ждала и сделала все, чтобы представить нас образцовыми воспитателями, исходя из понятий этого общества. Я даже туго спеленала бедняжку. Это единственное, что меня беспокоит. Она могла услышать, что я распеленала его и положила в люльку, а это даст ей какую-то нить. Но я не могла вынести, чтобы он все время лежал в пеленках в ожидании, когда она пройдет мимо. Правда, часовой у двери получил приказ под каким-нибудь предлогом задержать ее, если она появится. И только потом войти и получить разрешение впустить ее. Ей это явно не понравится, но она не сможет ничего противопоставить этому. -- Полагаю, что нет. -- Конечно, нет. Это еще одно доказательство нашей заботы о Роберте. Разумеется, я извиняюсь после того, как она приходит, и она понимает, что стоит за этими извинениями, но ничего не может поделать. Кроме того, у нас всегда есть время вынуть Роберта из люльки, спрятать люльку, а его запеленать. И всякий раз, когда явится, она увидит Роберта в пеленках, согласно здешней традиции. -- А,-- обрадовался Джим,-- Так вот что значит позаботиться о нем. -- Так было,-- возразила Энджи,-- но нет никакой уверенности, что она не придумает что-нибудь новенькое. Я говорила с Герондой, но от нее никакой помощи. -- Никакой помощи? -- Ты же знаешь Геронду. Должен был узнать за это время. Здесь она моя лучшая подруга, но ее способ мыслить иногда ставит меня в тупик. Ее самым удачным предложением было нанять нескольких, готовых на все, разбойников. Они устроят засаду, когда Агата покинет замок. С ней только двадцать вооруженных людей, их можно легко убить. Правда, Геронда пояснила, что всех убивать необязательно. Главное, удостовериться в смерти Агаты. И Геронда придумала способ свести концы с концами. Нужно спрятать в лесу отряд, захватить тех, кто напал на Агату, и убить. Они никому не смогут рассказать, для чего их наняли. Все будет выглядеть так, будто вновь пришла помощь, только эта помощь немножко запоздала, как в случае с ее братом. -- Но я не смогу этого сделать,-- возразил Джим. -- Конечно, нет,-- согласилась Энджи.-- Это просто предложение Геронды. Решать тебе, Джим. С помощью магии или еще чего-нибудь, имеющегося в твоем распоряжении, ты должен лишить Агату всякой надежды получить опекунство над малюткой Робертом. Как только она поймет, что у нее нет никакой надежды, она бросит эту мысль, и малютка будет спасен. Джим мысленно улыбнулся. Он получил новое невыполнимое задание -- на сей раз от Энджи. Обычно такие задания исходили от Каролинуса, или неожиданные события вынуждали его что-то предпринимать. Но на этот раз он кое-что приготовил. Энджи будет поражена. -- Думаю, не стоит беспокоиться об этом,-- сказал он.-- Скоро все эти заботы перестанут нас волновать. Энджи, я только что устроил так, что здешние маги, соединенными усилиями, вышлют нас обратно в двадцатый век. Вскоре мы будем там. Как тебе это нравится? Энджи уставилась на него. Лицо ее медленно бледнело. Она продолжала смотреть на Джима, пока он не почувствовал неловкость. Наконец дар речи вернулся к ней. -- Но мы не можем сейчас вернуться в двадцатое столетие. Может, лет через восемнадцать- двадцать... Глава 16 Весь средневековый мир, в котором он жил, вся Вселенная -- все вдруг рухнуло. -- Лет через восемнадцать-двадцать...-- ошеломленно повторил Джим. -- Ну, может, только восемь... или шесть. Мы должны убедиться, что ты добьешься опекунства над Робертом и нам хватит времени вырастить его до возраста, когда он получит право управлять людьми в этом мире. Назовем это ближайшим будущим. Конечно, мы могли бы взять его с собой в двадцатое столетие... Джим был совсем не уверен, что им это позволят. Скорее, наоборот, им это запретят. Но Энджи продолжала: -- ...но нет. Конечно, мы не можем вернуться сейчас в двадцатое столетие. Об этом нечего и думать! -- Нечего и думать,-- тупо повторил Джим. Энджи поднялась с кресла, склонилась над мужем и, усевшись к нему на колени, обняла его. -- Ты не думал, что до этого дойдет, Джим? -- спросила она, ласкаясь к нему.-- Я не знала, что это так много для тебя значит. Я считала, что тебе здесь очень нравится и ты хотел вернуться домой только ради меня. -- Так и было,-- промямлил Джим, чересчур оглушенный, чтобы сказать неправду. -- Ты такой добрый. Ты всегда поступаешь хорошо. И я должна была понять, что ты и остаешься таким. Разве ты не понимаешь, что надо подождать, по меньшей мере, до тех пор, пока мы не полним опекунство? Но даже после того, как мы его получим, следует помочь Роберту начать взрослую жизнь. Нечестно привезти его в двадцатое столетие, в семью двух полуголодных ученых. А здесь он будет богат. -- Полагаю, ты права,-- неохотно согласился Джим. Энджи продолжила: -- Ты же знаешь, сколько детей умирает в этом мире. Здесь слишком многое мешает им вырасти. А Роберт такой хрупкий. Если бы ты подержал его на руках, как держу я, ты бы понял, что мы не можем бросить его в этом жестоком мире. Ему придется расти или умереть одному, а тут еще люди вроде Агаты, которые желают, чтобы он поскорее исчез с лица земли. Да и обычные опасности, всякие детские болезни, об этом мы с тобой знаем больше, чем кто-либо здесь, и беспечность окружающих. Небрежность служанок, даже его кормилицы, которые считают, что заботятся о нем. Пусть даже кормилица любит его, как женщина, которая ухаживает за ним сейчас, но ее темнота может стать причиной гибели Роберта. Разве ты не понимаешь, Джим? -- Я понимаю. -- Не говори так,-- начала уговаривать Энджи,-- Для нас это будет тоже радостью. Как приятно иметь дома малыша, которого мы будем растить какое-то время. Ведь мы не можем его оставить, а если мы не можем его оставить, то должны быть рядом, пока он сам не сможет бороться за существование. Разве ты не согласен с этим? -- Наверно, согласен. Справедливо было и остальное, о чем говорила Энджи. Положение Роберта было, мягко говоря, сомнительным. Во всяком случае, Джим вряд ли мог покинуть ребенка, пока король не назначит ему достойного доверия опекуна. Джим подумал, не рассказать ли Энджи о том, что, если они останутся здесь, его могут лишить магической энергии, и все они, а не только Роберт, окажутся беззащитными. Он мог даже потерять способность превращаться в дракона, хотя об этом следовало поговорить с Каролинусом. Возможно, превращение в дракона было личной особенностью Джима. Он уже обратился драконом до того, как стал учеником Каролинуса, а потому могло случиться так, что эта его способность не пропадет. Но, скорее всего, это будет единственным достоянием, которое ему оставят. Затем он подумал, что не стоит поднимать этот вопрос. Если рассматривать все без преувеличений, нужно просто найти способ остановить Сан Ван Фона и магов, которые с ним согласны. Должен же быть какой-то выход. И Джим мог найти его, а значит незачем тревожить Энджи вопросами, которые она не в силах разрешить. Сделать это он мог лишь сам. А раз он должен все делать сам, то правильнее держать это в тайне и не огорчать Энджи. -- Ты права,-- сказал он.-- Нам надо остаться, по крайней мере сейчас. Не знаю, что изменится в будущем, возможно, позже все станет яснее. Накопилось столько проблем... -- Дорогой! -- Энджи крепко прижалась к мужу.-- Я знала, что ты поймешь. Слушай! Я ведь говорила тебе, что подумаю о тролле из подземелья и о другом, который, как считает здешний, находится среди гостей графа? -- Что? Ах это! Да-да, ты говорила. -- Так вот, я кое-что придумала! -- И Энджи с победным видом опустилась ему на колени.-- Хочешь узнать, что? -- Конечно! -- Джим постарался изобразить восторг. -- Тебе это понравится.-- Глаза Энджи, как с удивлением отметил Джим, заблестели.-- Ты знаешь о представлении морской битвы при Слуйсе, где отец принца сражался с французским флотом? Ты ушел до окончания обеда и поэтому не видел его. Но ты помнишь, что это должны были разыграть? -- Помню,-- сказал Джим. -- Так вот, все было разыграно с большим усердием, актеры вопили, прыгали, делали трюки. Все происходило перед высоким столом, лицом к сидевшим за ним, но задом ко всем остальным, сидевшим в зале. И никто не обиделся.-- Она замолчала, чтобы передохнуть.-- Они поставили какие-то ящики для актера, который играл короля Эдуарда. Предполагалось, что все это навалено на верхней палубе, откуда король руководит другими английскими кораблями. И там были всякие лестницы, переносные подмостки, которые помогали изобразить другие палубы. Один из актеров был окружен легкой загородкой, это означало, что он английский лучник, который стреляет специальными стрелами по французским судам. И зритель должен был вообразить, что актеры, стоявшие наверху лестницы, над головой Эдуарда, находятся на нижней палубе. А еще надо было вообразить, что корабли сближаются и матросы перелезают на другое судно, хотя они стояли на голом полу, где и начали схватку, делая вид, будто переходят с борта на борт... На самом деле было весело. Я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Джим улыбнулся, хотя ему было совсем невесело: -- Представляю. Вся постановка держалась только на воображении зрителей. Действительно, публике требовалось сильное воображение, чтобы смотреть такой спектакль. -- Да уж, этого хватало, даже с избытком! -- Энджи вскочила с места.-- Видел бы ты реакцию гостей, хотя они смотрели представление с другой стороны. Впрочем, не совсем, ведь актеры постоянно вертелись. А когда изображали бой, вынуждены были не смотреть в сторону высокого стола. Но зрители все проглотили. Я и не подозревала, как много значит для этих людей любое развлечение, любой спектакль. -- Пожалуй, и я не подозревал,-- задумчиво произнес Джим. Он вспомнил, как изобретательны исполнители баллад,-- они придумывали всякие подробности о собственном участии в битве у Презренной Башни, когда пели об этом. -- Помнишь, как ведут себя дети, когда им что-то рассказывают? Они просто живут рассказом. Если говоришь об ужасном, они пугаются. Если говоришь о вкусном, они пробуют это. Если рассказываешь о замке, они видят замок, для них он реален. Так вот, гости за столом вели себя так же. -- Правда? -- невольно заинтересовался Джим. -- Абсолютная,-- подтвердила Энджи.-- Я бы не поверила, если бы не видела сама. И я клянусь, большинство мужчин едва сдерживались, чтобы не броситься на сцену и не вступить в сражение. Женщины тоже были зачарованы. Более того, восхищены были все сидевшие за высоким столом. Граф, епископ, Чендос,-- все! Они были так же захвачены представлением, как и гости за двумя длинными столами. -- Неудивительно, что Брайен не хотел его пропустить. Знаешь, я даже не догадывался, чего он мог лишиться. Я чувствовал себя виноватым из-за того, что заставил его разыграть обморок. А все произошедшее потом, в результате этого обморока? Я ведь не думал, что он придумает видение... -- Я знаю, что ты этого не хотел. Это все епископ, он подбросил ему и остальным эту мысль. Но граф, епископ, Чендос,-- все увлеклись выдуманной битвой, как дети! -- Что ж, постараюсь не пропустить следующей постановки этого спектакля. Когда нам покажут еще один? -- По правде говоря, нам предстоит увидеть даже два, но, по сравнению с битвой при Слуйсе, это пустяки. Битву представляли только потому, что сегодня Рождество. Знаешь, Джим, это навело меня на блестящую мысль. А почему бы нам не разыграть для них спектакль? -- Спектакль? -- С Джимом столько всего случилось за последние дни, что его мозг уже не мог переварить новое предложение.-- Мы? Почему? -- Неужели ты не понимаешь? Весь замок будет там, даже прислуга. Во время представления битвы при Слуйсе слуги столпились у всех дверей Большого зала. Никто их не прогонял, даже старшие слуги на них не кричали,-- все глазели на битву. Так вот, если все они соберутся в одном месте, ты можешь вывести тролля из подземелья, пусть себе вынюхивает по всем углам... Может, ты сделаешь его невидимым... - Ты забыла, что епископ благословил... -- Ax да! Но я уверена, что-нибудь можно придумать. Главное, собрать всех вместе и тайком привести твоего тролля наверх, чтобы никто его не увидел. Подумай, Джим, разве это не чудесная мысль? -- Энджи вопросительно посмотрела на Джима. -- Я думаю. -- Я считаю, что нам надо представить сцену в хлеву. Помнишь младенца Христа в колыбели? -- Полагаю, да.-- Джим не верил в плодотворность идеи. -- Знаешь, можно построить что-то, похожее на хлев. Ручаюсь, мы найдем настоящих вола и осла... и, конечно, Марию с Иосифом. Можно принести настоящей соломы и привести пастухов и трех волхвов. -- Я не уверен, что волхвы и пастухи явились одновременно. Но это вполне можно сделать. Хотя здесь явно не хватает действия. -- Ну и что, разве мы не можем придумать действие? Джим заметил облачко разочарования на лице Энджи. -- Я не отбрасываю всю идею целиком,-- поспешно произнес он.-- Идея действительно великолепная, но вот детали... Прежде всего, сегодня Рождество, и что-то подобное придуманному тобой, должно свершиться в день Рождества, ты так не считаешь? И еще подумай, ведь это религиозная сцена, и, вероятно, лучше поговорить сначала с епископом и выяснить, нет ли у церкви каких-либо возражений. -- Откуда возьмутся возражения? -- Не знаю, но не забудь, это средневековая церковь. Никто здесь никогда не упоминал о сцене в яслях. Если они обычно этого не представляют, значит, возможны какие-то сомнения.-- Энджи выглядела огорченной.-- Не знаю, я просто оцениваю ситуацию,-- добавил Джим.-- Конечно, я не считаю, что это нельзя сделать. Я не особенно понимаю, как можно незаметно для всех привести тролля, чтобы он всех обнюхал. И как он обнаружит запах другого тролля в полном народа зале? Мне кажется, для него это чересчур сложно. Но позволь, я подумаю и об этом. Спасибо, Энджи. Это поистине прекрасная мысль. Только дай мне время обдумать детали и понять, насколько это все выполнимо. Мы же не хотим все начать, а затем, когда будет уже поздно, выяснить, что просмотрели что-то важное. Прежде всего, надо помнить, что, если мы всех огорчим, это может помешать нам получить опекунство над Робертом. -- Я не подумала об этом. Ты прав Джим. Лучше уж разберись со всем, а я пока подумаю, как нам одеться. -- Конечно, послушай,-- сказал он,-- ведь Рождество еще продолжается, верно? -- Рождественский вечер,-- ответила она, придерживая гобелен, прикрывавший вход в соседнюю комнату. Она явно собиралась оставить Джима.-- А что? -- Не знаю, что-то у меня мысли путаются. Я думал Рождество праздновали вчера. Кажется, я просто устал. Сегодня слишком много всего произошло, хватило бы на целую неделю. Энджи оставила гобелен и вернулась в комнату: -- Что случилось? Джим широко зевнул. -- Думаю, я не готов рассказать тебе все сейчас. Я... За дверью послышались голоса. Разговаривали громче обычного. -- Прочь, черт тебя побери! -- прорычал один голос.-- По какому праву ты меня расспрашиваешь? -- Миледи приказала мне сначала спросить, затем осторожно заглянуть в комнату и узнать, можно ли кого-то впускать,-- возразил другой голос. -- О? Тогда спрашивай! -- вскричал первый голос уже несколько тише.-- Ты знаешь меня. Спрашивай же! -- Да, сэр Брайен! Дверь отворилась, и часовой просунул в комнату бледное лицо. -- Миледи... милорд? -- Бледное лицо уставилось на Джима, который не проходил мимо часового и, тем не менее, оказался в комнате. Часовой сглотнул и взял себя в руки: -- Милорд, миледи, сэр Брайен испрашивает разрешения... -- Пусть войдет,-- разрешила Энджи. Вошел Брайен. Он остановился, расставив ноги. Он не был пьян, но явно выпил. -- Джеймс! -- закричал он так, что Джим услышал бы и в пятидесяти футах от него.-- Рад тебя видеть. Ты уже вернулся... -- Тише! -- прошипела Энджи, и голос Брайена тотчас упал почти до шепота: -- Меня попросили подняться наверх, Джеймс, и узнать, есть ли известия от тебя. Спустись вниз, мы все в комнате над Большим залом. Ты просто об