сь. Триок вздрогнул, но рука его продолжала опускаться. - У тебя было достаточно времени, хватит. Теперь он нужен мне. Этот приказ наконец остановил Триока. Сердито сверкнув глазами, он отпрянул от Кавенанта, развернулся в сторону каменного монолита и крикнул: - Сюда! Кавенант покачнулся, вытирая глаза и не веря тому, что видел. На середине расстояния между ним и воздетым к небу каменным кулаком стояла Елена! Она была облачена в бархатное зеленое платье и держалась гордо, точно королева. Ее окутывала сверкающая изумрудная аура, которая вспыхнула, точно россыпь драгоценных камней, когда она улыбнулась. Ей не пришлось прикладывать никаких особых усилий - мгновенно стало ясно, что именно она является хозяйкой положения. Триок и Опустошители замерли в ожидании, словно подданные перед своей госпожой. В правой руке она держала длинный жезл, с обоих концов окованный металлом; всю его среднюю часть покрывали вырезанные руны и волшебные символы. Это был Посох Закона. Но Кавенант больше всего был поражен чудесным появлением Елены. Он любил ее, он потерял ее. Когда она погибла от рук мертвого Кевина-Расточителя Страны, закончилось и его прошлое пребывание в Стране. И вот сейчас она стояла совсем рядом - и улыбалась. Трепет радости пронзил его душу. Любовь, которая терзала его сердце с того самого дня, как она погибла, внезапно вновь вспыхнула в нем - с такой силой, что, казалось, оно сейчас разорвется. Радость переполняла его, горло перехватило, он не мог вымолвить ни слова. Наполовину ослепший от крови, стекающей со лба, и слез счастья, он двинулся к ней, как будто собираясь пасть ниц, целовать ей ноги. Но прежде чем он прошел половину разделяющего их расстояния, она сделала быстрый жест Посохом, и мощный толчок силы остановил его. Он упал на руки и колени. - Нет, - очень мягко, почти нежно произнесла она. - Я отвечу на все твои вопросы, прежде чем убью тебя, Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий.., любимый. - Слово "любимый", сорвавшееся с ее холодных губ, доконало его. - Но ты не должен дотрагиваться до меня. Не приближайся ко мне! Непонятная тяжесть навалилась ему на плечи, вдавила в землю. Он хватал ртом воздух, но тот лишь обжигал легкие, точно густой дым. Вся атмосфера вокруг была пропитана ядовитыми испарениями, исходящими от Елены. От нее пахло так же, как и от него, - проказой. Он заставил себя поднять голову и, тяжело дыша, изумленно воззрился на нее. С улыбкой, больше напоминающей ухмылку, она протянула к нему левую руку и открыла ладонь, чтобы он мог видеть лежащее на ней свое обручальное кольцо Белого Золота. "Елена! - беззвучно простонал он. - Елена!" Он чувствовал себя точно зажатым в тиски. Всем сердцем он стремился к ней, а она лишь тихо смеялась над ним, как будто его беспомощность доставляла ей удовольствие. Прошло время, прежде чем он сумел как следует ее разглядеть. Он лежал перед ней ниц, а она вызывающе сияла над ним, словно чистый, бесплотный дух. Однако медленно, очень медленно взгляд его начал проясняться. Как возрожденный из пепла феникс, она была изумительно хороша, но чуждой, неземной красотой. Чем-то она напоминала призрак КевинаРасточителя Страны, вызванный из своей могилы жестоким приказанием. Она была спокойна - потому что сознавала свою власть; она излучала торжество и.., тлен. Глаза ее не сияли, они были темны как ночь. Во всем облике ощущалась странная двойственность; она выглядела живой, но в то же время мир был совершенно ей чужд. Казалось, она не отдавала себе отчета в том, где она и что с ней; пристальный взгляд был устремлен куда-то в неизвестность, где находилось то, что подчиняло ее себе. Она стала слугой Презирающего. Даже сейчас, когда она стояла здесь с Посохом Закона и кольцом в руках, взгляд Лорда Фоула был неотступно прикован к ней, завораживал ее, точно взгляд змеи. В ее оскверненной красоте Кавенант видел то, что происходило со Страной. Оскверняя своей властью ее внутреннюю чистоту. Лорд Фоул испытывал особое удовольствие, точно грязный развратник, стремящийся не только завладеть телом, но и растлить душу невинной девочки. - Елена!.. - начал было он и замолчал, задыхаясь от исходящего от нее смрада. - Елена! Посмотри на меня. Презрительно покачав головой, она отвернулась от него и зашагала в сторону каменного столба. - Триок, - небрежно бросила она, - ответь Неверящему на его вопросы. Пусть узнает все. Его отчаяние доставит особое удовольствие хозяину. Триок тут же шагнул вперед и встал так, чтобы Кавенант мог видеть его. Взгляд Триока был все так же хмур, лицо напряжено, но голос звучал почти спокойно. Отрывисто, словно зачитывая приговор, он сказал: - Ты спрашивал, где находишься. Ты в Землепровале. Позади - обрыв, за ним река Лендрайдер, а прямо перед тобой Колосс Землепровала. Возможно, Лорды - слово "Лорды" Триок почти прошипел с яростью и отчаянием - рассказывали тебе о Колоссе. В течение многих веков он защищал Верхнюю Страну от трех Опустошителей. Тысячелетиями он хранил молчание - даже тогда, когда люди разрушали и губили Всеединый лес. Однако ты, наверное, заметил, что торайя и мокша не приближаются к камню. До тех пор пока хотя бы один Защитник жив еще среди остатков Всеединого леса, нельзя считать, что Колосс полностью утратил свое могущество. Он - шип, торчащий в беспредельном могуществе Презирающего. Сейчас Елена уничтожит этот камень. - Позади Кавенанта Опустошители зарычали от удовольствия, услышав эти слова. - Раньше это было невозможно. С тех пор как началась война, Елена стояла здесь и Посохом Закона помогала армии хозяина. Зима в Стране - ее заслуга; тем самым у хозяина оказались развязаны руки для других дел, связанных с войной. И это место было выбрано для нее недаром - чтобы она оказалась рядом, если Колосс проснется, и чтобы она могла при первой же возможности уничтожить его, если каменный сон будет продолжаться. Однако он надумал сопротивляться ей. - Триок говорил почти так же жестко и презрительно, как Елена. - В нем еще не умерла Сила Земли. Теперь, когда в ее распоряжении не только Посох, но и дикая магия, она осуществит задуманное, сбросит каменный Колосс с его утеса. И когда древний бастион падет, несмотря на свою нетленность и Силу Земли, которые не спасут его от мощи хозяина, - тогда Елена, жена Фоула, убьет тебя прямо там, где ты сейчас стоишь на коленях. Она убьет нас всех. - Кивком головы он указал на Баннора и Морехода. Опустошители засмеялись - по-прежнему в унисон. Корчась под властью силы, которая все еще прижимала его к земле, Кавенант спросил: - Почему теперь она. , сможет?.. Этот вопрос мог означать многое, но Триок понял, что он имел в виду. - Потому что Закон Смерти был разрушен! - прохрипел он. Ярость полыхала в его голосе. Наблюдая за тем, как, грациозно двигаясь, Елена приближается к Колоссу, он, казалось, внутренне метался, выполняя приказ и в то же время стараясь найти хоть какой-то способ остановить ее. Несомненно, он отдавал себе отчет, что его заставили, что с ним что-то сделали, и понимание этого терзало его. - Разрушен! - Он уже почти кричал. - Когда она использовала Силу Повелевать, чтобы вызвать Кевина-Расточителя Страны из могилы, она разрушила Закон, отделяющий живых от мертвых. Возможно, она сделала это ради того, чтобы хозяин забрал ее к себе - и с Посохом Закона. Потому что она - его слуга. И Посох в ее руках отлично служит ему; если бы он сам вздумал воспользоваться им, его постигла бы участь Друлла-Камневого Червя. Взгляни на нее, Томас Кавенант! Она все та же. Внутри нее по-прежнему живет дух дочери Лены. Даже собираясь уничтожить Колосс, она помнит, кем была, и ненавидит ту, кем стала. - Грудь Триока вздымалась, словно он задыхался от горя. - Так действует хозяин. Он воскресил ее ради того, чтобы превратить в руины Страну - Страну, которую она любит! Он не делал больше вид, что обращается только к Кавенанту; его голос звучал как набат - как будто это было единственное, с помощью чего он мог еще сопротивляться ее власти. - Елена, жена Фоула, - его передернуло от ужаса, когда он произнес эти слова, - теперь владеет Белым Золотом. Она служит хозяину лучше, чем любой Опустошитель. Окажись эта сила в руках торайи или мокши, они наверняка восстали бы против него. Владея дикой магией, любой Опустошитель мог бы свергнуть хозяина и занять его место в Риджик Тоум. Но Елена не станет бунтовать, не станет использовать дикую магию, чтобы освободиться. Она восстала из мертвых, и потому ее служение безупречно! Он с такой яростью произнес слово "безупречно", словно это было наихудшее оскорбление, которое ему пришло в голову. Но Елена осталась глуха к его тону - она не сомневалась в своей силе и своей победе. Похоже, она догадывалась о том, что он испытывал, но это лишь забавляло ее. Повернувшись спиной К Кавенанту и Триоку, она теперь стояла лицом к монолиту. Он угрожающе нависал над ней, но она не сомневалась, что никакая опасность ей не страшна. С Посохом и кольцом она была сильнее всех в Стране. Прекрасным жестом, в котором отражалось все ее могущество, она подняла руки, в одной из которых был Посох Закона, а в другой - Белое Золото, и запела торжественную песнь, начиная атаку на Колосс Землепровала. Ее пение резало слух Кавенанта, подчеркивая его беспомощность. Он не мог допустить, чтобы она осуществила свое намерение, и не мог противостоять ему; он по-прежнему стоял на коленях под тяжестью силы, которая удерживала и унижала его. Он был совсем рядом с ней.., но не мог сделать ничего! Мысли метались, как безумные, в поисках возможного выхода. Нужно было остановить Елену до того, как она уничтожит Колосс. Он должен был найти возможность помешать ей! - Мореход! - прохрипел он в отчаянии. - Я не знаю, что случилось с тобой... Не знаю, что с тобой сделали. Но ты должен воспротивиться ей! Ты же Великан! Попытайся остановить ее! Мореход! Баннор! В ответ Опустошители разразились саркастическим смехом, а Триок, не отрывая от Елены взгляда, произнес: - Ты дурак, Томас Кавенант. Они не в состоянии помочь тебе. Они слишком сильны, чтобы их можно было подчинить - как подчинили меня, - и одновременно слишком слабы, чтобы стать хозяевами. Вот почему она сковала их силой Посоха Закона. Жезл убивает ЛЮБОЕ сопротивление. Это доказывает, что Закон не противостоит Злу. Все мы подчинены безнадежно. - Но не ты! - быстро ответил Кавенант. Все это время от старался освободиться от сковавшей его силы; однако, хотя сердце его едва не лопнуло от напряжения, ему это не удалось. Без кольца он чувствовал себя как без рук. Без кольца он мог сделать для Страны меньше, чем кто-либо из живущих в ней. - Но не ты! - снова прохрипел он. - Я слышал, как ты говорил, Триок! Ты... Она не опасается тебя... Но она не сможет и удержать тебя, Триок! Останови ее! И вновь Опустошители засмеялись - правда, на этот раз их смех показался ему несколько натянутым. Кавенант ухитрился наконец хотя бы повернуть голову и посмотрел на Лэла и Вейна. Они все еще держались на безопасном расстоянии от Колосса, но не помогали Кавенанту и не мешали Елене. Они лишь посмеивались, точно не были способны помочь даже самим себе. Однако по их лицам можно было понять, что с ними происходит нечто странное. Пот стекал по щекам, рты были крепко сжаты. С присущим им чувством гордости и независимости, реймены пытались обрести свободу. И то же самое делали Мореход и Баннор! Каким-то образом оба нашли в себе достаточно сил, чтобы начать двигаться - слабо, едва заметно. Голова Морехода была опущена, он сжимал одной рукой лицо, точно пытаясь что-то содрать с него. Баннор пальцами царапал свои бока, рот его исказился, так что стали видны зубы. Они пытались вырваться из-под власти Елены - упорно и отчаянно. Наблюдая за этой борьбой, Кавенант с особой остротой ощутил свою собственную беспомощность. Как и реймены, они делали то, что было почти невозможно, - и все же не добились практически ничего. Они боролись так яростно, что Кавенант испугался, - а вдруг их сердца не выдержат и разорвутся от напряжения? Однако он чувствовал, что шансов на победу у них не было. Чем сильнее они старались вырваться, тем более мощным становилось воздействие Посоха. Тщетность их усилий причиняла Кавенанту большее страдание, чем собственная беспомощность. Он давно понял, что бессилен и слаб, но ни Мореход, ни Баннор не привыкли терпеть поражений. Наблюдая за тем, как это происходило сейчас, он готов был заплакать от боли и сострадания. "Перестаньте! - хотелось крикнуть ему. - Перестаньте или вы сойдете с ума!" Но в следующее мгновение в сознании мелькнул проблеск надежды - когда он внезапно понял, что именно они делали. Они не пытались освободиться, нет! Они понимали, что это безнадежно. Их действия направляла совсем другая цель. Елена была полностью поглощена тем, чем занималась - подготовкой к разрушению Колосса. Их удерживала сила, оставленная ею - она не сомневалась, что этого достаточно. Мореход и Баннор пытались воздействовать именно на эту силу, стремясь истощить ее. Пока, полностью выкладываясь, они делали это, Триок мотал головой, трясся, словно в лихорадке, щелкал челюстями - и вдруг начал медленно продвигаться в сторону Елены. Опустошители не предпринимали попыток остановить его - их собственная борьба с рейменами отнимала все силы. Тело Триока странным образом вытягивалось, точно его кости теряли свою прочность, он все время повторял дрожащим, полным мольбы голосом: - Елена! Елена? И все же продолжал двигаться; шаг за шагом он все больше приближался к ней. Кавенант не сводил с него глаз, мучаясь в ожидании того, чем все это закончится. Однако, прежде чем он подошел к ней на расстояние вытянутой руки, она сурово произнесла: - Стой! - Раздираемый противоречивыми воздействиями, он замер. - Если ты сделаешь еще хотя бы шаг, я вырву сердце из твоего жалкого, старого тела и скормлю его Джеханнуму и Хериму. Они сожрут его на твоих глазах, пока ты будешь умолять меня дать тебе умереть. Триок заплакал, вздрагивая и снова повторяя: - Елена... Елена? Не глядя больше на него, она продолжила свое пение. Однако спустя мгновение что-то отвлекло ее внимание от Колосса, и она обернулась, удивленно и гневно глядя в сторону запада. Потом она взмахнула Посохом Закона. - Лорды наступают! - в бешенстве взвыла она. - Самадхи в опасности! Как они посмели! Кавенант изумленно вытаращил глаза, услышав это. Как она узнала о том, что происходит? Однако у него не было времени разбираться в этом. - Клянусь Фоулом! - в ярости воскликнула она. - Уничтожь их. Опустошитель! Невероятная сила, скрытая в Посохе, устремилась на помощь самадхи-Шеолу - никакое расстояние не было ей помехой. Но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы люди, окружающие Елену, вырвались из-под ее власти. Пелена упала с глаз Морехода и Баннора. Вздрагивая и шатаясь, они задвигались. Опустошители тут же попытались остановить их, но им мешало противодействие рейменов. Давление на спину Кавенанта уменьшилось. Откатившись в сторону, он вскочил и бросился к Елене. Однако ближе всех к ней находился Триок, который тут же воспользовался ее промахом. С диким ревом он обоими кулаками ударил ее по левой руке. Его руки прошли сквозь ее призрачную плоть, зацепив кольцо. Не ожидая удара, от удивления она выпустила его из пальцев. Оно упало. Триок кинулся следом, схватил кольцо одной рукой и швырнул в сторону Кавенанта, рухнув на землю. Реакция Елены была мгновенной. Прежде чем Триок успел перевернуться, чтобы попытаться ускользнуть от нее, она с размаху опустила Посох прямо ему на спину. Взрывом силы ему раздробило позвоночник. Она снова подняла Посох, держа его точно копье, и тут же оказалась около Кавенанта. Кольцо, брошенное Триоком, пролетело мимо, но он успел наступить на него и поднять, прежде чем Елена смогла остановить его. Зажав кольцо в кулаке, он напружинился и замер, готовясь отразить ее нападение. Однако она тут же решила не вступать с ним в борьбу. Взмахнув Посохом, она снова сковала Морехода и Баннора, подавила бунт рейменов. Не заботясь больше о своей безопасности, она произнесла голосом, который дрожал от гнева: - Оно не поможет ему. Он не знает, как разбудить его мощь. Херим, Джеханнум - оставляю его вам. Опустошители в унисон зарычали от удовольствия, предвкушая, как будут пожирать его. Он оказался между ними и Еленой. Боясь потерять кольцо, Кавенант снова надел его на безымянный палец. Он сильно похудел, кольцо едва держалось; однако именно сейчас оно было нужно ему как никогда. Сжав пальцы в кулак, он начал отступать перед надвигающимися на него Опустошителями. В глубине души он сознавал, что Триок еще жив. Триок вызывал его - Кавенант должен был бы мгновенно покинуть Страну, если бы он умер. Но жить Триоку осталось совсем недолго. Кавенанту очень хотелось, чтобы эти оставшиеся секунды не пропали даром, но не знал, как это сделать. Отвернувшись от Опустошителей, он увидел Елену. Она неподвижно стояла перед Колоссом, разглядывая его. Выражение ее лица непрерывно менялось - то в нем сквозило ликование, то гнев. Опустошители медленно, шаг за шагом, приближались к Кавенанту, жадно протягивая к нему руки, глумливо призывая его отказаться от борьбы и броситься в их объятия. Они приближались - он отступал; Елена стояла там, где и прежде, вызывая у него непреодолимое желание прикоснуться к ней. Кольцо безжизненно болталось на пальце - просто кусок металла, больше ничего; в его руке оно потеряло все свое могущественное значение. Его захлестнула волна возмущения и протеста. - Черт побери! Черт побери! - выругался он и потом, действуя совершенно импульсивно, закричал, подняв лицо к серому ветру: - Защитник! Помоги мне! И в тот же миг искривленный венец Колосса взорвался пламенем. Под вой Джеханнума и Херима монолит засверкал зеленым огнем - огнем цвета молодой зелени и свежей травы, таким зеленым, что изумрудный блеск Камня Иллеарт не шел рядом с ним ни в какое сравнение. Влажный густой аромат распространился в воздухе, подобно яростному наступлению весны. Внезапно две огненные молнии вырвались из пламени и обрушились на Опустошителей. В вихре сверкающих искр они ударили Вейна и Лэла в грудь. Мгновение - и смертная плоть обоих рейменов превратилась в пепел и, вспыхнув, исчезла. Огненные молнии и зеленое пламя тут же погасли. Херим и Джеханнум погибли. Кавенанта потрясло все происшедшее. Забыв об опасности, забыв обо всем, он недоуменно озирался по сторонам. Новая кровь, новые жизни были принесены в жертву его бессилию. "Нет!" - хотелось закричать ему. Внезапно некий инстинкт предостерег его, заставив обернуться. Он быстро наклонил голову, и совсем рядом с ней просвистел в воздухе Посох Закона. Отпрыгнув в сторону и повернувшись, он с трудом удержался, чтобы не упасть. Прямо на него надвигалась Елена. Она держала Посох обеими руками, ее лицо пылало жаждой убийства. Она могла расправиться с ним тут же, на месте, используя мощь Посоха, но яростное безумие подталкивало ее к тому, чтобы уничтожить его собственными руками. Даже не взглянув в сторону Морехода и Баннора, она сделала еле уловимый жест рукой, и они рухнули, точно марионетки, которым обрезали нитки. Потом она подняла над головой Кавенанта свой Посох, точно топор, и с размаху опустила его. Выкинув руку, он отклонил Посох, и удар обрушился не на голову, а на правое плечо. Всю правую сторону тела точно парализовало, но он схватил Посох левой рукой, удерживая его, чтобы не дать возможности Елене нанести новый удар. Однако она тут же сжала Посох обеими руками и, надавливая на плечо Кавенанта, заставила его опуститься на колени. Опираясь онемевшей рукой о землю, он изо всех сил сопротивлялся. Однако он был слишком слаб. Она ткнула Посохом в горло. Кавенант обеими руками ухватился за него, чтобы не дать Елене попросту сломать ему глотку. Медленно, не прилагая заметных усилий, она вынуждала его все дальше и дальше отклоняться назад. И в конце концов, он оказался прижат к земле. Из последних сил отталкивая от себя Посох, он чувствовал, что все бесполезно. Он не мог больше дышать, глаза налились кровью и готовы были вылезти из орбит. Она, не отрываясь, смотрела на него пристальным, алчущим взором, как будто он был той пищей, которая одна могла утолить сосущий голод ее охваченной злом души. Казалось, над ним склонился сам Презирающий, от радости пускающий слюни. Но кроме этого было в ее глазах и еще кое-что. Триок сказал о ней правду. За яростной жестокостью он почувствовал в Елене некую непобедимую, затаенную, страдающую суть, это изменило для него все. Он не мог спастись. Для этого нужно было всего лишь ощутить по отношению к ней ту же ненависть, которой полыхали ее глаза; тогда, может быть, он был бы способен сделать еще один судорожный рывок, который, по крайней мере, дал бы ему возможность выиграть еще несколько мгновений жизни. Но как раз этого он и не мог. Она была его дочерью; он любил ее. Это его поведение привело к тому, что она стала тем, кем она теперь была; произошло то, что должно было произойти, и с такой же неизбежностью, как если бы он все время сам был сознательным слугой Презирающего. Елена была совсем рядом - чтобы убить его, но он все равно любил ее. Ему оставалось одно - умереть, не предав хотя бы этой своей любви. С последним вздохом он прохрипел: - Ты даже не существуешь... Его слова точно подхлестнули ее. Она глубоко вдохнула, словно втягивая в себя вместе с воздухом новую мощь, а потом надавила на Посох всем своим весом, и силой, и энергией - всем тем, что она получила от Фоула, когда он вызвал ее к жизни, - стремясь сделать то единственное, что оправдывало ее существование, - задушить Кавенанта. Но его руки тоже сжимали Посох, и в какой-то момент кольцо соприкоснулось с ним. Дикая магия, запертая в кольце, вырвалась наружу, подобно проснувшемуся вулкану. И вся ее мощь обрушилась на Посох. Сила пронизала каждую клеточку покрытого рунами деревянного Посоха, разорвала его на волокна, как будто это была всего лишь обитая металлом обычная щепка. В воздухе послышался такой мощный треск, что даже Колосс, казалось, и тот отпрянул. Посох Закона превратился в прах в мертвой руке Елены. В то же мгновение непрекращающийся ледяной ветер стих. Трепеща и молчаливо стеная, он припал к земле и исчез, словно удар дикой магии был копьем, угодившим в самое сердце зимы. Могучий вихрь возник вокруг Елены. Смерть вновь нашла ее; Закон Смерти, который сама же она и разрушила, еще раз отнял у нее жизнь. На глазах Кавенанта, оглушенного, ничего не понимающего, она начала растворяться в воздухе. Частичка за частичкой ее тело распадалось и исчезало, подхваченное могучим смерчем Но прежде чем это произошло окончательно, прежде чем она полностью утратила свой облик, напоследок она обрела на мгновение силы и вложила их в прощальный крик: - Кавенант! - позвала она, и в голосе ее прозвучали беспредельное одиночество и отчаяние. - Родной! Отомсти за меня! Потом она исчезла - погибла еще раз. Круговращение воздуха вокруг того места, где она лежала, постепенно утихло, становясь все бледнее, все прозрачнее.., и прекратилось совсем. Кавенант остался наедине со своими безмолвными жертвами. Ему удалось спастись - нечаянно, с помощью силы, которой он не умел управлять, - а его друзья погибли. Вместо радости победы он ощущал лишь чувство вины, как будто он только что сам, собственными руками, убил женщину, которую любил. Слишком много жертв. Он знал, что Триок еще жив, и, превозмогая боль, поднялся и подошел к нему. Триок дышал тяжело, с хрипом, кровь булькала у него в горле; мгновения его жизни явно были сочтены. Кавенант опустился на землю и положил голову умирающего себе на колени. Лицо Триока было обезображено от чудовищного страдания, которое он пережил в последнее время. Кожа в нескольких местах почернела и висела клочьями, глаза погасли. Над расслабленным ртом вился легкий пар - казалось, то были клочки его отлетающей души. Кавенант обхватил его голову руками и заплакал. Спустя некоторое время Триок каким-то образом почувствовал, кто находится рядом с ним. Собрав все силы, он прошептал: - Кавенант... - Я слышу тебя, - ответил Кавенант сквозь слезы. - Не суди ее слишком строго. Она была.., испорчена с самого рождения. Это было последнее проявление его милосердия. С последним вздохом душа его отлетела прочь. Кавенант почувствовал, что сердце Триока остановилось. Он понял, что Триок простил его; и если его прощальный дар не принес Кавенанту утешения, то в этом нельзя было винить Триока. Кроме всего прочего, если Елена и была испорчена от рождения, то ответственность за это тоже лежала на Кавенанте. Она была дочерью насилия и преступления, смыть которые не могло ничто. Не в силах ничего изменить, он сидел, держа на коленях голову навсегда смолкнувшего Триока, и плакал, ожидая конца - того мгновения, когда он исчезнет из Страны. Но конец не приходил. В прошлом он всегда покидал Страну сразу же после смерти того, кто вызвал его; однако сейчас он все еще был здесь. Минута проходила за минутой - и все оставалось по-прежнему. В конце концов до него дошло, что на этот раз, непонятно почему, он не исчезнет. Он не мог смириться с судьбой Елены. Последнее слово не было сказано - пока еще нет. Когда Баннор и Мореход зашевелились и застонали, начиная приходить в себя, он встал. Осторожно сняв кольцо с безымянного пальца левой руки, он надел его на указательный палец правой, надеясь, что здесь оно будет держаться плотнее. Потом, охваченный печалью и сожалением, он поднялся на ноги, которые, как ни странно, все еще держали его, и заковылял на помощь своим друзьям. Глава 17 Испорченные равнины Баннор пришел в себя быстрее, чем Мореход. Несмотря на свой возраст, крепость харучаев все еще жила в нем. Почти сразу же после того, как Кавенант растер ему запястья и шею, он пришел в сознание; и к нему мгновенно вернулась обычная настороженность. С характерным для него хладнокровием он пристально посмотрел на заплаканного Кавенанта, и вместе они принялись приводить в чувство Великана. Мореход лежал на земле, охваченный лихорадкой. Он судорожно оскалил зубы, массивными руками шаря по своей груди, точно пытаясь найти и уничтожить то место, где в ней притаилось Зло. Опасаясь, что он может поранить себя, Баннор сел на землю рядом с его головой и, упираясь ногами ему в плечи, схватил за запястья. Пока он удерживал его, Кавенант уселся Великану на грудь и ударил по сведенному судорогой лицу. Мореходу понадобилось совсем немного времени, чтобы вырваться. Взревев, он отшвырнул Баннора через голову Кавенанта, стряхнул Неверящего с груди и, тяжело дыша и пошатываясь, поднялся на ноги. Угрожая Кавенанту кулаком, он начал медленно надвигаться на него. Однако, проморгавшись и переведя дух, он пришел в себя и понял, кто перед ним. - Кавенант? Баннор? - спросил он, словно опасаясь, что они могут оказаться Опустошителями. - Мореход... - Слезы облегчения покатились по исхудалым щекам Кавенанта. - С тобой все в порядке?.. Медленно, постепенно напряжение начало покидать Великана - он понял, что его друзья не подчиняются ничьей чужой воле, что они живы и невредимы. - Камень и море! - вздрагивая, еле слышно выдохнул он. - Ну и ну! Друзья мои... Я не причинил вам вреда? Кавенант не смог произнести ни слова; его снова душили рыдания. Вместо него откликнулся Баннор: - С нами все в порядке.., насколько это возможно. - А... А призрак Высокого Лорда Елены? Посох Закона? Почему мы еще живы? - Она погибла. - Кавенант изо всех сил пытался справиться с собой. - Уничтожена. На лице Морехода отразилось сочувствие. - О нет, друг мой, - вздохнул он. - Нельзя уничтожить того, кто уже мертв. - Я знаю. Я понимаю это. - Кавенант скрипнул зубами и схватился за грудь, дожидаясь, пока волнение отпустит его. Постепенно он успокоился, вновь обретя хотя бы некоторое присутствие духа. - Она просто умерла - умерла снова. Но Посох... Он точно уничтожен. Это сделала дикая магия. - Не зная, как его друзья прореагируют на это сообщение, он добавил: - Я здесь ни при чем. Я ничего не делал. Она... - Он запнулся. В его ушах снова зазвучали слова Морэма: "Ты сам - Белое Золото". Разве мог он сейчас с полной уверенностью сказать, что действительно то, что случилось, не было делом его рук? Его откровения вызвали странный блеск в глазах Баннора. Харучаи никогда не могли равнодушно отнестись к сообщению о каком бы то ни было оружии, пусть даже пришедшем в негодность. Уничтожение Посоха не огорчило Баннора - напротив, он испытал чувство удовлетворения, узнав об этом. Мореход же просто не придал особого значения словам Кавенанта о Посохе - страдания, которые испытывал его друг, были для него неизмеримо важнее. - Ах, Кавенант, Кавенант, - вздохнул он, - как ты выдержал? Кто может вынести такое? - Я прокаженный, - ответил Кавенант, с удивлением обнаружив, что произносит эти слова безо всякой горечи. - Я все могу вынести. Потому что я ничего не чувствую. - Он махнул рукой, понимая, что его слезы доказывают обратное. - Все это - лишь сон. Разве сон может по-настоящему огорчить? Я.., бесчувственный. - Его лицо исказилось, когда он вспомнил о безграничном доверии, которое испытывал к Елене, и то, к чему это привело - к разрушению Закона Смерти. Ответные слезы застлали глаза Морехода. - Ты очень храбрый, - охрипшим голосом сказал он. - Я преклоняюсь перед тобой. Печаль и сочувствие Великана снова заставили сердце Кавенанта сжаться. Но он постарался взять себя в руки - слишком много вопросов нужно было задать, слишком многое хотелось срочно выяснить. Он попытался улыбнуться Мореходу, но не смог этого сделать. Чтобы успокоиться, он отвернулся, и тут Баннор обратил его внимание на то, что погода изменилась. Ветер стих. Борясь с Еленой, Кавенант не замечал перемен, происходящих вокруг, и сейчас удивился, почувствовав, как стало тихо. По крайней мере, на какое-то время ледяная зима Лорда Фоула отступила. Серые, угрюмые облака неподвижно висели в небе, точно крышка опустевшего гроба. В воздухе ощущалось тепло. Казалось, снег вот-вот начнет таять и наступит наконец весна. Тишина была такой полной, что Кавенант слышал шум далекого водопада. Баннор заметил даже то, что Кавенант упустил. Отойдя к Колоссу, он подозвал к себе Морехода и Кавенанта. Обсидиановый монолит излучал мягкое тепло. И не просто тепло - от него веяло обещанием весны, запахом набухших почек, зеленой Травы, алианты, мха и разогретой солнцем земли. Это прекрасное ощущение позволило Кавенанту наконец расслабиться. Отбросив прочь все печали, страх, нерешенные проблемы, он опустился на корточки и с благодарностью прижался спиной к могучему камню. Поискав вокруг, Мореход нашел мешок с провизией, который он захватил с собой из тайного убежища рейменов. Он достал еду, горшок с гравием, и все трое - он, Баннор и Кавенант - в молчании перекусили, сидя в тени Колосса, точно пытаясь таким образом показать ему, как они благодарны за тепло и приют. Другого способа выразить свои чувства они не знали. Кавенант был голоден; в последнее время он лишь пил тот тошнотворный напиток, которым создания Дьявольской Мглы поддерживали его силы. Однако он ел горячую вкусную пищу со странным чувством смирения, как будто не заслужил ее. В глубине души он знал, что уничтожение Посоха дало Стране всего лишь короткую передышку, только ненадолго оттянуло возможную победу Презирающего. Но даже и эта отсрочка не была делом его, Кавенанта, рук. Движение, благодаря которому пришла в действие дикая магия, скрытая в кольце, было совершенно бессознательным, непроизвольным - точно все происходило во сне. Но хотя он действовал неосознанно, результат был все тот же - еще одна жизнь добавилась к его счету. Мысль об этом и сделала его таким смиренным. Он ел и грелся, потому что знал - его дело еще впереди и никто в Стране не сделает это дело за него. Когда с едой было покончено, Кавенант приступил к расспросам. Прежде всего он хотел узнать, как друзья оказались около Колосса. При этих воспоминаниях дрожь пробрала Морехода, и он предоставил рассказывать Баннору, а сам в это время занялся обработкой раны на лбу Кавенанта. Как обычно, короткими, рублеными фразами Баннор сообщил, что рейменам удалось справиться с тварями, напавшими на их убежище, только благодаря помощи Великана. Однако бой затянулся, потери оказались очень велики; ночь подошла к концу, когда Баннор и Мореход смогли отправиться на поиски Кавенанта и Лены. ("Черт бы побрал этих юр-вайлов! - пробормотал Мореход, возясь с раной Кавенанта. - Очень может быть, что останется шрам".) Служители Гривы отпустили с ними только двух Кордов, Лэла и Вейна. В эту ночь с ранихинами что-то произошло. К удивлению и радости рейменов, мудрые лошади неожиданно устремились на юг, туда, где они могли укрыться в горах. Реймены сразу же отправились следом за ними. Лишь страх и беспокойство за Владыку Кольца заставили тех двух Кордов, которые сопровождали Баннора и Морехода, остаться с ними и помогать им во всем. Так вчетвером они начали свои поиски. Однако прошло уже слишком много времени; ветер и снег замели все следы. Они потеряли их к югу от Камышовой реки. Ломая голову над тем, куда мог отправиться Кавенант, они пришли к выводу, что, наверно, ему помог кто-то еще и он пошел на восток. Все вместе они поспешно двинулись в том же направлении - к водопаду реки Лендрайдер. Их продвижению неоднократно пытались помешать своры крешей и прочих тварей; они начали опасаться, что Кавенант уже успел покинуть Верхнюю Страну, пока они отбивались от них. Дойдя до Колосса, они наткнулись на банду юр-вайлов под командой Опустошителя, Херима-Триока, которые тащили Кавенанта. Баннор и Мореход испугались - он выглядел точно мертвый. Они атаковали юр-вайлов и прикончили их. Однако, прежде чем они попытались напасть на Херима, спасти Кавенанта и вернуть его кольцо, Херим-Триок призвал на помощь мертвую Елену, которая мгновенно явилась с Посохом Закона в руках. Без особых усилий она тут же справилась со всеми четырьмя. Чтобы помучить Триока, она отдала Вейна Хериму. Потом к ней присоединился Джеханнум и завладел телом Лэла. Остальное Кавенанту было известно. Баннор и Мореход нигде не заметили даже следов пребывания Лены. Они понятия не имели о том, почему Кавенант так долго добирался до Землепровала. Когда Баннор закончил. Мореход произнес с отвращением: - Камень и море! Я чувствую себя нечистым! Мне необходимо искупаться... Только море может смыть следы этого насилия. Баннор кивнул: - И мне тоже. Однако ни тот ни другой не двинулись с места, хотя река Лендрайдер была совсем рядом, в низине за холмами. Кавенант знал, что они полностью предоставляют себя в его распоряжение и они не хотят оставлять его одного. Да у них и самих имелось к нему множество вопросов, хотя Кавенант чувствовал, что пока еще не готов обсуждать то, что произошло. Помолчав, он спросил с болью: - Меня вызвал Триок... Но он умер. Почему я все еще здесь? Поразмыслив, Мореход сказал: - Может быть, потому, что был нарушен Закон Смерти. Кто знает, возможно, именно этот Закон приводил к тому, что ты исчезал из Страны, когда умирал тот, кто вызывал тебя. А может быть, потому, что я тоже приложил руку к этому вызову. "Да, - вздохнул про себя Кавенант. - Я обязан Мореходу не меньше, чем Триоку". Он не мог больше уклоняться от печальной обязанности вспомнить о том, что произошло с Леной. С печалью в голосе и сердце он рассказал им о ней - старая женщина, принявшая кровавый и бесславный конец, потому что в смятении своего ума она цеплялась за человека, причинившего ей зло. И ее гибель была последней, но не единственной трагедией этой семьи. Все они так или иначе пострадали от встречи с ним: гравелингас Трелл, Этиаран, его жена. Высокий Лорд Елена и, наконец, сама Лена. Он погубил их всех. Однако все случившееся изменило его, сделало совсем другим человеком. Вот почему, закончив рассказ, он смог задать свой следующий вопрос. - Мореход, - как можно мягче и осторожнее спросил он, - это, конечно, не мое дело. Но Пьеттен говорил о тебе ужасные вещи. Или он хотел, чтобы они казались ужасными. Он говорил... - Однако Кавенант не смог повторить слов Пьеттена. Он боялся, что они могли прозвучать как обвинение. Великан тяжело вздохнул, все его мощное тело обмякло. Он не отрывал взгляда от своих сцепленных рук, точно именно в них была скрыта его тайна; однако молчание не могло длиться вечно - он понимал, что должен ответить на вопрос. - Он говорил, что я предал свой род, что Великаны погибли все, до последнего ребенка, от руки торайи-Опустошителя, потому что я покинул их. Это правда. "Мореход! - внутренне застонал Кавенант. - Друг мой!" Слезы вновь подступили к его глазам. Баннор произнес отрешенно: - Коеркри многого лишился в тот день. - Да... - Мореход замигал, точно пытаясь удержать слезы, но глаза его оставались сухи - сухи, точно выжженная пустыня. - Да, многого. И я был меньшей из его потерь. - Ах, Кавенант, как мне рассказать тебе об этом? Этот язык не имеет слов, чтобы выразить происшедшее. Какими словами передать любовь к потерянной родине? Или мучительное унижение от того, что народ вымирает? Или гордость.., гордость своей верностью? Только одну верность мы и могли этому противопоставить. Мой народ... Великаны.., и я в том числе, по-своему.., исполнились ужаса и отвращения.., когда увидели, что их гордость попрана.., сброшена, точно прогнивший парус ветром. Обнаружив это, они и пошли ко дну. Все их надежды на возвращение, связанные с рождением тройни, в одночасье рухнули от одного удара, нанесенного рукой Презирающего. Кто в Стране мог помериться силами с Великаном-Опустошителем? Именно Бездомные стали средством для разрушения всего, во что они так верили. Оказалось, что их верность, которой они так гордились все долгие века, не принесла им ничего и ни от чего не спасла, и мысль об этом их уязвила. За все эти долгие годы они так привыкли к мысли о своей неприкосновенности - из-за того, что были такими преданными и верными, - что им даже в голову не пришло сопротивляться. Вместо того чтобы разумно оценить то, что с ними случилось... Вместо того чтобы сражаться, тем самым рискуя, конечно, стать слугами Душегуба... Они предпочли умереть. Я тоже - по-своему, конечно - был в ужасе. Но я уже сталкивался прежде с тем, с чем им до этого сталкиваться не приходилось. Я уже научился ненавидеть. Единственный из всего моего рода, я не был поражен случившимся. Не зрелище Великана-Опустошителя ужаснуло меня, а то, как себя повел мой собственный народ. Ах! Камень и море! Он-то и привел меня в ужас. Я разозлился на своих... Я метался по всему Коеркри, точно безумный, не находя ни в ком отклика, тщетно пытаясь разжечь хоть искру сопротивления в их сердцах. Но они.., они отложили в сторону свои инструменты, затушили костры и привели в порядок дома, точно.., точно просто собирались отправиться в путь. - Он неожиданно сорвался на крик: - Мой народ! Я не мог вынести этого! Униженный их покорностью, я бежал, бежал, чтобы не стать таким же, как они, чтобы не дать унынию полностью завладеть собой. Вот почему они погибли. Я, единственный, кто мог встать на пути Опустошителя, бросил их, когда они так нуждались во мне. Не в силах больше сдерживаться, он поднялся и хрипло произнес виноватым, срывающимся голосом: - Я грязный. Мне нужно.., отмыться. Он повернулся и зашагал к реке. Чувство беспомощности, которое овладело Кавенантом, вылилось в гнев. Дрожащим голосом он пробормотал, обращаясь к Баннору: - Если ты скажешь хоть слово ему в укор, я клянусь... И тут же остановил сам себя. В прошлом он слишком часто был несправедлив к Баннору; Страж Крови только и слышал от него, что подобные угрозы. Однако Баннор лишь пожал плечами. - Я - харучай, - сказал он. - Мы тоже оказались не на высоте. Следы порчи есть и на моем лице. Укорять других проще всего - к тому же это хорошая маскировка для того, кто служит Презирающему. Его слова заставили Кавенанта внимательнее приглядеться к нему. Что-то возникло между ними, что-то такое, чего не было никогда прежде - ни у Виселицы Хау, ни в убежище рейменов. В этом был некоторый оттенок обычной для Стража Крови подозрительности - но не только; встретившись с Баннором взглядом, Кавенант понял, что за этим стояло нечто большее. Тем же ровным голосом Баннор продолжал: - Ненависть и жажда мщения - тоже неплохие маски. Кавенанту было больно видеть, насколько постарел Баннор. Волосы побелели как снег - и брови тоже; кожа стала дряблой и покрылась морщинами, которые были теперь заметно глубже, словно нанесла их своим резцом сама смерть. Однако он по-прежнему был хладнокровным и собранным. - Юр-Лорд, - спокойно произнес он, - что ты собираешься делать? - Делать? - Кавенант приложил все усилия, чтобы сосредоточиться на вопросе Баннора, хотя от мысли о том, насколько тот стар, у него все еще щемило сердце. - Да, у меня есть еще дела. Я должен добраться до Яслей Фоула. - С какой целью? - Я должен остановить его. - Высокий Лорд Елена тоже пыталась остановить его. Результат тебе известен. - Да. - Кавенант был полностью согласен со словами Баннора и все же голос его прозвучал решительно. - Я должен сделать это лучше, чем Елена. - Тобой движет ненависть? - Не знаю, - честно признался Кавенант. - Тогда зачем ты идешь? - Потому что я должен. - Он вложил в слово "должен" то ощущение безотлагательной, не подлежащей обсуждению необходимости, которое испытывал сам. Он чувствовал, что просто убежать, скрыться, как он собирался сделать, оставляя Мшистый Лес, было недостаточно. Страна и ее проблемы по-прежнему держали его в крепкой узде. - Я наделал кучу ошибок и хочу попытаться исправить их. Задумавшись на мгновение, Баннор резко спросил: - Ты знаешь, как использовать дикую магию? - Нет, - ответил Кавенант. - Да... - Он заколебался; не потому, что не знал ответа, а потому что не хотел объявлять о нем во всеуслышание. Странное ощущение, что между ним и Баннором возникла некоторая скованность, стало еще отчетливее; и речь шла не просто о недоверии. - Я не знаю, как вызвать ее и как с ней обращаться. Но я знаю, что запускает ее. - Он внезапно отчетливо вспомнил, как Баннор требовал, чтобы он помог Высокому Лорду Протхоллу, вызвав Огненных Львов Горы Грома. - Если я смогу заполучить Камень Иллеарт - я смогу все. Теперь голос Баннора прозвучал жестко: - Камень портит людей. - Знаю. - Он понимал, что имел в виду Баннор. - Знаю. Поэтому я и хочу заполучить его. Он способен изменить все вокруг. Вот почему Лорд Фоул манипулировал мной. Вот почему Елена... Елена сделала то, что сделала. И вот почему Морэм возлагает на меня такие надежды. Но Баннор по-прежнему сомневался. - Не приведет ли он к еще одному Осквернению? Постаравшись, чтобы его голос звучал твердо, Кавенант ответил: - Надеюсь, что нет. Я бы не хотел этого. Страж Крови поднялся на ноги. Сверху вниз глядя на Неверящего, он сказал: - Юр-Лорд Кавенант, я тебе не товарищ в этом деле. - Нет? - поражение спросил Кавенант - в глубине души он уже рассчитывал на поддержку Баннора. - Нет. Я больше не служу Лордам. Резче, чем ему хотелось, Кавенант внезапно охрипшим голосом спросил: - Ты решил вообще больше нам не помогать? - Нет. Помогу, чем смогу. Все Стражи Крови хорошо знают Испорченные Равнины, Раздробленные Холмы и всю остальную местность поблизости - я расскажу тебе все о них, что мне известно. Но Риджик Тоум, дом, где обитает Порча, - это уже слишком. Заветным желанием Стражи Крови всегда было сразиться с Презирающим в его доме, схватиться с ним, как говорится, врукопашную. Я больше не стремлюсь к этому. Я должен быть с рейменами и ранихинами, там, где они прячутся в горах. Кавенант почувствовал за бесстрастным тоном, которым были сказаны эти слова, боль - ощущение, которое возникало у него всегда, когда он имел дело с этим человеком. - Ах, Баннор, - вздохнул он. - Ты так стыдишься того, что с вами произошло? В ответ Баннор приподнял седые брови, как бы удивляясь вопросу, но это только лишний раз подчеркивало, насколько близок Кавенант оказался к истине. - Нет, не стыжусь, - без колебаний ответил он. - Но я огорчен тем, что понадобилось так много столетий, чтобы мы поняли предел наших возможностей. В своей гордости и глупости мы зашли слишком далеко. Смертный человек не должен отказываться от жены, сна и смерти ни ради какого служения - иначе, потерпев в этом служении неудачу, он не способен будет ее вынести. - Он замолчал, как будто заколебавшись на мгновение, но потом закончил: - Ты не забыл, что Высокий Лорд Елена, вырезая свою последнюю скульптуру из кости, сделала ее похожей и на тебя, и на меня? - Нет. - Слова Баннора взволновали его. - Я никогда этого не забывал. Баннор кивнул и сказал: - Мне тоже надо вымыться. Не оборачиваясь, он зашагал к реке. Кавенант некоторое время наблюдал за тем, как он уходит, а потом прислонился головой к теплому камню Колосса и закрыл глаза. Он знал, что надо отправляться в путь как можно скорее - чем дольше он остается здесь, тем сильнее рискует. Лорд Фоул наверняка в курсе того, что произошло; вряд ли он мог не заметить внезапного уничтожения Посоха Закона. А узнав, он выяснит, что случилось. Он мог даже еще раз заставить Елену ожить, чтобы получить от нее ответы на все вопросы. Узнав все, что его интересовало, Фоул успел бы как следует защитить свои Ясли и выслать навстречу Неверящему поисковый отряд. Но Кавенант не был пока готов отправиться в путь. Он должен был сделать еще одно признание своим друзьям - последнее и самое тяжелое. Он сидел, впитывая тепло и энергию Колосса, и ждал, когда вернутся Баннор и Мореход. Покидая место, где погиб Триок, он не хотел уносить на плечах тяжесть хоть малейшего обмана. Их долго не было, но в конце концов Баннор и Мореход появились - мокрые, они спешили обсохнуть у теплого камня. Мореход вновь обрел спокойствие. Баннор с суровым выражением стоял с ним рядом. Несмотря на разницу в росте, они ни в чем не уступали друг другу. В какой-то момент Кавенант почувствовал одиночество, как будто он был не с ними. Но это чувство было мимолетным по сравнению с другим - с ощущением доверия и близости, которое охватило его, как только они оказались рядом. Страх, колебания, неуверенность - все тут же исчезло. - Есть еще кое-что, - без проволочек сказал он, обращаясь к ним обоим. - Одна вещь, которую я должен вам рассказать. Ему не хотелось видеть, как изменится выражение их лиц, когда он им все расскажет. Поэтому, не сводя взгляда со своего безжизненного кольца, он описал, как Лорд Морэм вызывал его в Ревелстоун и как он ответил тогда отказом. Он старался не вдаваться в подробности - ни о том, что именно сказал ему Морэм, ни о том, что произошло с девочкой, из-за которой он отклонил вызов. Рассказывая, он еще раз почувствовал, что не сожалеет о своем тогдашнем выборе - он просто не мог поступить иначе. Но Страна... Для нее это было не самое удачное решение, и она дорого заплатила за то, что он не откликнулся на призыв Морэма и не отдал свое кольцо в его руки. Он попытался объяснить причину - не хотелось, чтобы у Морехода и Баннора возникло впечатление, будто он что-то скрывает от них. Закончив, он наконец посмотрел на них, и ему стало ясно, что оба - хотя каждый по-своему - были огорчены тем, что услышали. После долгого молчания Баннор произнес, как всегда, спокойно: - Твой выбор дорого обошелся Стране, Неверящий. Очень дорого. Много зла можно было бы предотвратить... Мореход прервал его: - Дорого! Можно было бы! - Он усмехнулся. - Да будет тебе! Ребенок был спасен, вот что важно. Кавенант, друг мой, этот выбор дался тебе нелегко - так же, как и тот, что пришлось сделать мне, но я рад твоему выбору. Твоя храбрость... Камень и море! Я восхищен! - Ладно, называй это храбростью, если тебе так хочется, - без колебаний ответил Баннор. - Я остаюсь при своем мнении. Страна еще долго будет истекать кровью, чем бы ни закончился твой поход к Яслям Фоула. И снова Кавенант сказал: - Я знаю. - Он отчетливо понимал, как сильно упал в глазах Баннора. - Но я не мог поступить иначе. И... И не был готов тогда. А сейчас я готов - совершенно готов. - "Я никогда не буду готов, - подумал он. - Невозможно быть готовым к этому". - Может быть, сейчас мне удастся сделать то, что тогда я сделать бы не смог. Некоторое время Баннор пристально смотрел ему в глаза, а потом резко кивнул. - Ты пойдешь сейчас? - спросил он без всякого выражения. - Порча будет охотиться за тобой. - Да. - Кавенант вздохнул, потянулся и встал; ему не хотелось уходить от Колосса. Готов или нет, какая разница? - Пора двигаться. Идя между Баннором и Мореходом, он направился к тому месту, где кончались холмы и где с крутого обрыва Землепровала видны были Испорченные Равнины внизу. Когда он оказался на краю, голова у него закружилась - обрыв уходил вниз не меньше чем на две тысячи футов. Ухватившись с обеих сторон за руки друзей, он глубоко задышал, и вскоре ему стало легче. Через минуту он уже спокойно смог различать отдельные детали. У подножия холмов, справа от него, стремительно текла река Лендрайдер, тяжело обрушиваясь в конце через край Землепровала. Обрыв выглядел как четыре или пять огромных ступенек, поэтому вода падала не сразу до самого низа, а по уступам, ударяясь со страшным грохотом. От подножия водопада река текла дальше, устремляясь на юго-восток, в бескрайнюю пустыню Испорченных Равнин. - Здесь, - сказал Баннор, - здесь и начинается тяжкое испытание этой реки. Отсюда и дальше она больше не Лендрайдер - она превращается в Отравленную реку, и ее оскверненные воды устремляются к морю. Это - темная, отвратительная вода, годная только для ее собственных поганых обитателей. Какое-то время тебе придется идти вдоль берега. Держись ее, это все же надежней, чем идти напрямик через Равнины, где тебя будет подстерегать множество опасностей. И она приведет тебя к югу от Раздробленных Холмов. - Ты знаешь, - он кивнул Мореходу, - что Испорченные Равнины представляют собой широкое мертвое пространство вокруг мыса Риджик Тоум, на котором расположены Ясли Фоула. На этих безжизненных землях находятся Кураш Квеллинир - Раздробленные Холмы. Некоторые считают, что они представляют собой остатки когда-то разрушенных гор, другие - что это шлаки и отбросы из военных пещер Порчи, из печей и клеток, где живут мерзкие твари. Они находятся там, чтобы сбить с толку, запутать любого врага, который вздумает приблизиться к Яслям Фоула. И посреди них находится Горак Крембал - Убийственный Жар. От одного морского утеса до другого, расположенных по обеим сторонам мыса, пылающая лава защищает дом Порчи, так что никто не может проникнуть в саму утробу Яслей этим путем. Ворот тут нет - они просто ни к чему. Твари Порчи пробираются в Ясли Фоула и из них по туннелям, которые имеют выходы в тайных местах среди Раздробленных Холмов. Но чует мое сердце, что таким путем ты туда не доберешься. Я не сомневаюсь, что Великан сможет найти хотя бы один туннель среди лабиринта Холмов, но все входы и выходы из них надежно охраняют многочисленные отряды тварей Фоула. Ты не сможешь пройти. Я расскажу тебе, как можно пройти через Раздробленные Холмы с южной стороны. Самое узкое место Убийственного Жара находится там, где лава выливается в море через расселину в утесе. Великан сможет перешагнуть через это место. - Он говорил так спокойно и деловито, точно обсуждал, как лучше совершить приятную прогулку в горах, а не способ добраться до Порчи, как Стражи Крови называли Фоула. - Воспользовавшись этим путем, ты, может быть, появишься в Риджик Тоум, когда там тебя не будут ждать. Мореход внимательно слушал и кивал. Баннор перешел к описанию того, как, по его мнению, можно пробраться через лабиринт Раздробленных Холмов. Кавенант тоже старался ничего не упустить, но его внимание все время рассеивалось. Землепровал притягивал его к себе; он чувствовал, что вот-вот у него снова закружится голова, и это мешало сосредоточиться. "Елена", - вздохнул он про себя. Мысленно он потянулся к ней, надеясь, что воспоминание его поддержит. Но изумрудное сверкание заставило его вздрогнуть и застонать. "Нет! - мысленно воскликнул он, чувствуя, что голова кружится. - Я не хочу! Это МОИ сон, и я могу изменять его по своему желанию". Баннор и Мореход удивленно посмотрели на него. Он тут же вцепился в них обеими руками, не в силах оторвать взгляда от грохочущего водопада, который манил его вниз, за собой. Он глубоко задышал и медленно, палец за пальцем, заставил себя отпустить руки друзей. - Давайте пойдем, - прошептал он. - Я не могу стоять тут больше и ждать. Великан поднял свой мешок, со скептическим видом взвешивая его на руке. - Я готов, - сказал он. - Наши запасы скудны.., но что поделаешь? Пополнить их негде. Будем надеяться на алианту, которую можно найти в Нижней Стране. Не отрывая взгляда от водопада, Кавенант обратился к Баннору. У него не поворачивался язык попросить Стража Крови изменить свое решение, поэтому он сказал лишь: - Ты похоронишь Триока? Он заслужил приличную могилу. Баннор кивнули потом произнес: - Я сделаю кое-что еще. - Он засунул руку под свой короткий плащ и достал обожженные металлические наконечники Посоха Закона. - Я отвезу это в Ревелстоун. Когда мое время подойдет к концу, я вернусь в горы, к харучаям. По пути я заеду в Ревелстоун - если, конечно, будут еще существовать и сами Лорды, и их Замок. Я не знаю, представляет ли этот металл какую бы то ни было ценность, но, может быть, те, кто уцелеет после этой войны, найдут ему применение. - Спасибо тебе, - еле слышным шепотом, почти беззвучно произнес Кавенант. Баннор коротко поклонился Кавенанту и Мореходу. - Ищите помощь везде, где будете идти, - сказал он. - Даже на Испорченных Равнинах власть Порчи не беспредельна. Не дожидаясь ответа, он повернулся и заспешил обратно, к Колоссу. В последний раз мелькнула его спина на вершине холма.., и у обоих возникло отчетливое ощущение, что они никогда больше не увидят его. "Баннор! - простонал Кавенант. - К чему эта разлука?" Он чувствовал себя брошенным, покинутым - как будто у него отняли половину души. - Успокойся, друг мой, - вздохнул Мореход. - Он не хочет больше мстить. Две тысячи лет непорочной службы были осквернены - и все же он сделал свой выбор не в пользу мести. Такое решение нелегко далось ему - это вообще нелегкое решение. Возмездие... Ах, друг мой, возмездие - это сладчайших из всех темных сладостных снов. Взгляд Кавенанта был по-прежнему неотрывно прикован к водопаду. Вода бурлила и пенилась, все так же маня и притягивая его. - Черт возьми! - Он заставил себя встряхнуться. - Идем мы наконец, или нет? - Идем. Кавенант чувствовал на себе взгляд Великана, но упорно смотрел в сторону. - Кавенант... Юр-Лорд, зачем тебе испытывать мучительный страх, спускаясь вниз? Закрой глаза, и я отнесу тебя вниз, как от Смотровой Площадки Кевина. Кавенант едва сам слышал, как произнес: - Это было раньше. - Он вновь почувствовал головокружение. - Я должен спуститься сам.., для себя. И он тут же едва не упал на колени. Он нашел в себе некую точку, где возникало головокружение, и понял, что единственный способ справиться с этим - заставить эту точку, этот центр подчиниться разуму. - Лучше иди впереди - в случае чего подхватишь меня. Найти, поймать, схватить, удержать центр, где возникало кружение! Мореход с сомнением посмотрел на него и начал спускаться вниз, к ближайшему от водопада утесу. Кавенант, прихрамывая, шел следом. Великан дошел до обрыва, заглянул вниз, чтобы выбрать лучшее место для спуска, - и почти мгновенно исчез из глаз, оказавшись за краем. Какое-то мгновение Кавенант колебался, замерев на краю Землепровала. Водопад манил, словно приглашая отбросить все страхи и освободиться наконец от своего бреда. Это было бы так легко... Голова у него закружилась, он почувствовал, что не сможет противостоять этому манящему призыву. Но ощущение беспредельной высоты заставило бешено запульсировать кровь в ране на лбу. На мгновение сосредоточившись на этой боли, он почувствовал, что охватившая его паника - равно как и желание прыгнуть вниз - исчезла. Мысль о том, что головокружение может быть остановлено, если он обнаружит, где центр, и сможет воздействовать на него, вернула ему надежду на то, что он сможет спуститься. Головокружение не проходило, но оно потеряло для него остроту, отступив на задний план. Пульсирующая боль во лбу медленно стихала. Он не падал. Он чувствовал себя слабым, как грешник после долгого поста; казалось, он не способен удержать даже вес собственного тела. Опустившись на колени, он свесил с края ноги. Цепляясь руками за верхнюю часть обрыва и прижимаясь к нему животом, он вслепую искал опору для ног. Вскоре он уже полз по склону Землепровала вниз - спиной к разверзшейся под ним бездне. Спуск продолжался долго, но оказался не особенно трудным. Мореход подстраховывал его на всем протяжении пути, в каждом сомнительном месте. Хотя склон становился все круче, это компенсировалось тем, что все чаще попадались уступы, трещины и кустарник, так что все время было за что ухватиться. Великан с легкостью отыскивал путь, наиболее удобный для Кавенанта; в конце спуска тот двигался уже почти целиком самостоятельно. Когда наконец спуск закончился, Кавенант сразу же направился к водоему у подножия водопада и упал в холодную воду, чтобы смыть с себя пот и страх. Пока он мылся. Мореход наполнил водой из водоема кувшин и напился. Скорее всего, это был последний источник чистой воды, которым они могли воспользоваться. Потом Великан достал горшок с гравием и разжег для Кавенанта огонь. Обсохнув, Неверящий спросил, на сколько им хватит запасов еды. Великан нахмурил брови: - На два дня. Или на три-четыре, если в первые два дня удастся найти алианту, пока мы будем двигаться по Испорченным Равнинам. Но нам еще очень далеко до Яслей Фоула. Однако, друг мой, - он ухмыльнулся, - давно известно, что голод может многому научить. Я думаю, пройдя этот путь, мы станем гораздо мудрее. Кавенант поежился. Он уже имел некоторый опыт голодания и знал, что в результате происходит с человеком. А сейчас, похоже, его ожидала длительная голодовка; на лбу у него снова была рана, весь долгий путь ему предстоит проделать босиком. Похоже, все его планы заботиться о своей жизни снова летели прахом. Стягивая плащ поясом, он раздраженно пробормотал: - Помнится, я слышал от кого-то, что мудрость важна только в том случае, если она помогает жить. Или что-то в этом роде. В таком случае, прокаженные должны быть самыми мудрыми людьми на свете. - А они действительно такие? - спросил Великан. - Ты мудр. Неверящий? - Кто знает? Если да, мудрость, несомненно, переоценивается. Мореход снова усмехнулся: - Может быть, может быть... Друг мой, мы с тобой - два мудрейших сердца в Стране - мы, которые безоружными и почти без подготовки решились отправиться в самое логово Презирающего. Поистине, мудрость подобна голоду. Возможно, она очень приятна - но кто добровольно захочет к ней причаститься? Несмотря на отсутствие ветра, воздух был все еще холодный. Когти льда обхватили водоем со всех сторон, дыхание Морехода в воздухе превращалось в пар. Кавенанту требовалось двигаться, чтобы не мерзнуть и поддерживать свое мужество. - Нельзя сказать, чтобы со мной все было в порядке, - пробормотал он, больше обращаясь к самому себе. - Но терпеть можно. Идем. Мореход убрал свой горшок с гравием, закинул мешок за плечо и повел Кавенанта вдоль реки, прочь от Землепровала. Они прошли всего три или четыре лиги, когда опустилась ночь. Однако за это время они оставили позади предгорья и последние участки обычных, живых равнин, которые существовали здесь с давних пор и тянулись от Южных Пустошей до Сарангрейвской Зыби и Великой Топи - Глотателя Жизни. Они оказались у истоков Отравленной реки. Серые, ломкие, мертвые кусты и деревья - можжевельник, некогда прекрасный тамариск - стояли по обеим сторонам потока; они росли на высохшей земле, которая когда-то была руслом реки. Но Отравленная река мелела с каждым годом вот уже в течение нескольких десятилетий, а может быть, и больше, оставляя по обеим сторонам от себя более-менее плодородные земли, где отдельные упрямые кусты и деревья умудрялись выживать до тех пор, пока пришедшая в Страну зима Лорда Фоула не доконала их. Когда тьма опустилась на землю, деревья и кусты приобрели жуткие, призрачные очертания и двигаться среди них стало почти невозможно. Кавенант смирился с мыслью о том, что придется заночевать здесь, хотя засохшая грязь заледенела, а река шумела совсем рядом, что могло помешать им заметить приближение врага. Он понимал, что безопаснее было бы двигаться ночью, но слишком устал и не очень верил, что даже Великан сможет найти дорогу в этом непроглядном мраке. Позднее, однако, он обнаружил, что поверхность реки тускло светилась, словно ярь-медянка. Этот свет шел не от самой воды, а от угрей, которые шныряли по течению туда и обратно. Они рыскали в поисках пищи, их челюсти были полны устрашающего вида зубов. И все же благодаря им Мореход и Кавенант решили возобновить свой путь. Но далеко они не ушли. Уничтожение Посоха Закона нарушило равновесие зимы Лорда Фоула; ветер теперь не разгонял тучи, и они скапливались, набухая дождем, который в конце концов обрушился с темного неба, заливая всю Нижнюю Страну, словно рухнули своды, поддерживающие небо. В такую погоду нечего было и думать найти дорогу. Им не оставалось ничего, кроме как остановиться в этой грязи, попытаться немного согреться и отдохнуть, пока они не смогут двигаться дальше. С наступлением рассвета дождь прекратился, и Кавенант с Мореходом снова двинулись вдоль Отравленной реки в лучах мутного утреннего света. В этот день им в последний раз попалась алианта; грязь Испорченных Равнин была смертельна для ягод жизни. Есть приходилось мало и редко. Ночью дождь пошел снова и промочил их до самых костей. На следующий день в просвете между серыми деревьями они заметили орла. Он дважды близко подлетал к ним, кружась над головами, а потом улетел прочь, с издевкой выкрикивая мертвенным голосом: - Мореход! Тот, кто предал свой род! - Они следят за нами, - сказал Кавенант. Великан со злостью сплюнул: - Да. Они будут охотиться на нас. Он подобрал гладкий камень размером с два кулака Кавенанта и взял его с собой на случай, если орел вернется. Однако в этот день он больше не появился. Прошла ночь, в течение которой дождь, казалось, затопил всю Страну - точно на землю обрушилось море. И на следующий день орел прокружил над ними дважды, утром и днем. В первый раз он насмешничал до тех пор, пока Мореход не побросал в него все камни, которые смог отыскать поблизости, после чего наглая птица пролетела прямо над их головами, глумливо вопя: - Бросил свой род! Ничтожество! Во второй раз Мореход спрятал камень. Дождавшись, пока стервятник пронесся совсем низко, выкрикивая свои насмешки, он с убийственной силой швырнул в него камень. Орел уцелел, но одно крыло у него оказалось подбито; переваливаясь и едва держа высоту, он полетел прочь. - Поспешим, - проворчал Мореход. - Эта птица притащила за собой наших преследователей, и они уже недалеко. Ускорив шаг насколько возможно, чтобы только Кавенант со своими онемевшими, избитыми ногами не отставал от него, Великан пошел между деревьями. Они старались держаться под их прикрытием - чтобы не дать возможность птицам выследить их; это, конечно, немного задерживало движение. Однако больше всего им мешала быстро продвигаться вперед усталость Кавенанта. Его рана и все, что произошло около Колосса, заметно ослабили его, силы восстанавливались медленно, с трудом. К тому же спал он мало, плохо и постоянно недоедал. В результате он едва волочил ноги. В тот вечером, в сумеречном свете угрей, они доели припасы Морехода. - Что теперь? - с отсутствующим видом спросил Кавенант, отправив в рот последнюю крошку. - Нам придется смириться с неизбежным. Больше ничего нет. "О дьявол!" - мысленно простонал Кавенант. Он отлично помнил, как страдал в лесу за Небесной Фермой, когда морочил себе голову и не ел ничего, надеясь, что это ему каким-то образом поможет. Холодные мурашки побежали по телу при этом воспоминании. Этот страх навеял другие воспоминания - о бывшей жене Джоан и сыне Роджере. Ему захотелось рассказать о них Мореходу, как будто они были духами, которых можно было отогнать простым рассказом о них хорошему человеку. Но прежде чем он собрался с мыслями, на них напали. Безо всякого предупреждения банда тварей, чем-то похожих на обезьян, с треском выскочила из рощи на южный берег Отравленной реки. Без единого крика, точно призраки из ночного кошмара, в тусклом свете угрей они переплыли реку и двинулись среди хрупких деревьев, направляясь к своим жертвам. Так же внезапно, как появились, твари исчезли, не издав ни единого вскрика. Вспыхнуло голубовато-зеленое сияние - и их не стало, будто и не было никогда. Не понимая, что именно их спасло, Кавенант и Мореход тем не менее тут же двинулись вперед, стараясь отойти как можно дальше от того места, где появились твари. Вскоре дождь начался снова, обрушившись на землю точно горный обвал. Темно стало - хоть глаз выколи, и они вынуждены были остановиться. Прислонившись к стволу голого дерева, съежившись и дрожа от холода, они попытались подремать, надеясь, что такая погода отпугнет и преследователей. Кавенанту и вправду удалось уснуть, причем так крепко, что он не сразу сообразил, где находится и что происходит, когда Мореход потряс его за плечо. - Слушай! Кавенант не слышал ничего, кроме непрекращающегося шума дождя. У Великана слух был острее. - Отравленная река поднимается! Будет наводнение. Словно слепые, продираясь между неразличимыми в кромешной тьме деревьями и кустами, скользя в воде, которая уже поднялась до щиколоток, они попытались выйти из рощи и взобраться на более высокое место. Вода, однако, продолжая прибывать, подгоняла. Теперь и Кавенант сквозь шум дождя слышал рев потока. То и дело спотыкаясь в грязной воде, которая уже была ему по колено, он начал сомневаться, что им удастся спастись. Но Мореход упорно тянул его вперед. Немного погодя они наткнулись на овраг, через обрывистые берега которого с шумом переливалась вода. Великан быстро извлек из мешка полосу клинго, скрепил с ее помощью Кавенанта и себя и двинулся через овраг. Кавенант шел за ним, и ему казалось, что тьма вот-вот поглотит Морехода. Однако через некоторое время он почувствовал, что поднимается, и вскоре оказался на открытом склоне, где вода лишь заливала ступни. Когда они остановились, Кавенант, обессилев, опустился прямо в грязь. Дождь начал утихать, и, в конце концов, он снова уснул. Разбудил его холодный серый рассвет. Он протер слипшиеся глаза и сел. Мореход с улыбкой смотрел на него. - Ах, Кавенант, - сказал он. - Мы с тобой - подходящая пара. Ты весь в грязи, и я, по-моему, выгляжу не лучше. Что скажешь? Он засмеялся и посмотрел на Кавенанта весело и беззаботно, точно шаловливый ребенок. От этого зрелища на душе у Кавенанта кошки заскребли - сколько времени прошло с тех пор, когда он в последний раз слышал смех Великана? - Умойся, - хрипло сказал он, пытаясь вложить в свои слова весь юмор, на который сейчас был способен. - Ты выглядишь нелепо. - Ты льстишь мне, - ответил Мореход. Но он больше не смеялся. Повернувшись, он брызнул в лицо немного воды, чтобы смыть грязь. Кавенант последовал его примеру, хотя так устал, что ему было все равно, грязный он или нет. Сделав несколько глотков из кувшина - вместо завтрака, - он, пошатываясь, поднялся на ноги. Вдали виднелись верхушки нескольких деревьев, торчащие из широкого коричневого потока - все, что осталось от леса, тянувшегося по берегам Отравленной реки. В том направлении, куда предстояло двигаться Мореходу и Кавенанту, виднелась длинная гряда холмов. Отсюда они казались высокими, точно горы, их склоны были изъедены временем. Глядя на них, Кавенант застонал. Его тело устало, устало так, что он едва плелся по равнине, а тут... Но выбора у них не было; идти вдоль реки они больше не могли. Еще раз подкрепившись водой, они двинулись в путь. Склон оказался не так крут, как они предполагали. Если бы Кавенант был сыт и здоров, такой подъем дался бы ему без труда. Но он был предельно изнурен и еле-еле тащился вверх. К тому же рана на лбу загноилась и болела; казалось, эта боль своей тяжестью тянет голову вниз. Воздух был сырой и плотный, дышать становилось все труднее. По-видимому, время от времени он терял сознание, обнаруживая, что лежит среди камней, но не помня, как свалился. И все же, с помощью Морехода, он медленно, но верно продвигался вперед. К вечеру этого же дня они добрались до вершины холма и начали спуск. Отойдя от берега Отравленной реки, они не замечали больше за собой никаких признаков погони. На следующее утро, после ночного дождя, такого унылого и серого, как будто сами тучи впали в дремоту, они начали спуск с холмов вниз. Постепенно организм Кавенанта в какой-то степени привык к голоду; он не чувствовал себя сильнее, конечно, но его меньше лихорадило. Спускался он спокойно, без особых затруднений. Перевалив через гряду холмов, они с Мореходом двинулись на восток, углубляясь в просторы бесплодных равнин. После очередной голодной и мрачной ночи они достигли небольшой долины, безжизненное дно которой выглядело ужасающе из-за колючей растительности, которая его покрывала. Изогнутые, искривленные сучья и ветви деревьев, напоминающие заломленные в тоске руки, были усеяны колючками и тверды, как железо. Вся низина выглядела как погибший сад, в котором роль плодов играли шипы и крючья; деревья стояли извилистыми, неровными рядами, между ними тут и там виднелись прогалины, но с того расстояния, на котором находился Кавенант, невозможно было разглядеть, что там. Мореходу очень не нравилась перспектива идти через долину. Колючие деревья вряд ли могли послужить им укрытием; пока они находились внизу, их легко можно было бы заметить. Но у них опять не было выбора - обход занял бы слишком много времени, которого у них не было. Довольно долго Мореход изучал местность, стараясь разглядеть, нет ли за ними погони. Потом он повел Кавенанта вниз. Оказалось, что самые нижние ветки находились на высоте примерно метров двух над землей. Кавенант мог двигаться среди деревьев, не наклоняясь, но Мореходу приходилось сгибаться почти вдвое, а иногда даже ползти, чтобы не зацепиться за колючки. По этой причине он не мог двигаться достаточно быстро. Земля под ними была покрыта толстым слоем сухого песка и пыли. Дождь, низвергавшийся с неба на протяжении всех прошлых ночей, похоже, обошел эту долину стороной. Пыль, вздымающаяся при ходьбе, оказалась едкой - набиваясь в легкие, она мешала дышать и жгла глаза. К тому же, вздымаясь над ними, она безошибочно отмечала собой их путь. Вскоре перед ними оказалась одна из прогалин, которые Кавенант заметил еще сверху. К своему удивлению, они обнаружили, что там находилась яма, полная пузырящейся влажной глины. В противоположность безжизненным деревьям и мертвой пыли, кипящая глина, казалось, была полна странной мутной жизни; однако от нее дышало зимним холодом. Кавенант тут же кинулся в сторону, к деревьям, словно почуяв таившуюся в ней опасность, и Мореход быстро последовал за ним. Когда они находились примерно в середине долины, внезапно позади раздался хриплый крик. Обернувшись, они увидели два больших отряда тварей, мчавшихся со всех сторон. Достигнув долины, оба отряда соединились и скрылись среди колючих деревьев, устремившись в погоню за своей добычей и завывая от обуревающей их жажды крови. Кавенант и Мореход побежали изо всех сил. От страха у Ковенадта неизвестно откуда прибавилось энергии. Сначала он сосредоточился лишь на одном - на дыхании и ногах; но вскоре заметил, что Мореход отстает от него. Защищая голову от колючек. Великан был вынужден все время наклоняться и не мог бежать изо всех сил. - Беги! - крикнул он Кавенанту. - Я задержу их! - Выкинь это из головы! - Кавенант побежал медленнее, чтобы Мореход мог нагнать его. - Только вместе! - Беги! - повторил Мореход, молотя одной рукой по воздуху, словно надеясь таким образом подтолкнуть Кавенанта вперед. Вместо ответа Кавенант остановился и дождался его. Дикие крики погони, казалось, жгли ему спину, но он не отходил от Морехода ни на шаг. Он уже и так потерял слишком многих, кто был ему дорог. Внезапно Мореход остановился. - Иди, кому говорю! Камень и море! - в ярости закричал он. - Ты думаешь, мне легко будет вынести, если ты из-за меня не выполнишь то, что задумал? Кавенант тоже остановился. - Выкинь это из головы, - задыхаясь, повторил он. - Я ничего не стою без тебя. Мореход оглянулся, чтобы посмотреть, далеко ли погоня. - Тогда ты должен найти способ использовать твое Белое Золото. Их слишком много. - Я не могу этого делать на ходу! Черт возьми! Может, все же попытаться удрать? Великан наклонился, вглядываясь в лицо Кавенанта. Но потом он повернул голову, замер и перевел взгляд поверх Кавенанта сквозь ветки деревьев. Вздрагивая от вновь накатившего страха, Кавенант повернулся и проследил за взглядом Великана. Весь восточный склон долины усыпали юр-вайлы. Их было множество, вся пустыня, казалось, кишела ими, и они становились в три клина. Оказавшись на дне долины, они остановились; вожаки подняли свои жезлы и.., стали поджигать мертвые деревья. Сухие деревья вспыхнули мгновенно. Пламя с ревом распространялось по ветвям от дерева к дереву, каждый ствол тут же превращался в факел. Прошло совсем немного времени - и стена огня отрезала Кавенанта и Морехода от восточного выхода из долины. Мореход крутил головой то назад, то вперед, его глаза под массивными бровями яростно вспыхнули жаждой боя. - Ловушка! - гневно закричал он, словно сама возможность такой ситуации оскорбляла его. - Но они просчитались! Мне огонь не страшен, я могу пробиться сквозь него и напасть на них! - Зато мне он страшен, - в оцепенении откликнулся Кавенант. Он наблюдал за все возрастающей яростью Великана с отвратительным, тошнотворным ощущением. Он знал, что нужно было ответить. Мореход гораздо лучше него был приспособлен к борьбе с Презирающим. Он, Кавенант, должен был сказать: "Бери мое кольцо и иди. Может быть, ты найдешь способ использовать его. И ты можешь пройти мимо юр-вайлов". Но он не смог выдавить из себя ни слова. Им овладел такой страх при мысли о том, что Мореход сам попросит дать ему кольцо, что он прохрипел, пытаясь найти другой способ выпутаться: - Ты смог бы залезть в плывун? Великан взглянул на него с таким видом, будто то, что он произнес, было лишено всякого смысла. - Грязевые ямы! - объяснил Кавенант. - Мы можем спрятаться в одной из них и переждать, пока пройдет огонь. Конечно, если ты придумаешь, как сделать, чтобы мы не утонули. Мореход все еще смотрел на него непонимающим взглядом. Кавенант испугался, что ярость настолько сильно овладела Великаном, что он не в состоянии понять, о чем идет речь. Но Мореход быстро справился с волнением, подавив в себе желание немедленно кинуться в бой. - Да! - закричал он. - Пошли! - И тут же бросился прочь от огня. Они понеслись, пытаясь отыскать подходящую яму, прежде чем преследователи их догонят. Они очень торопились - даже сквозь дикий рев огня слышны были истошные крики врагов. Но как на зло, ни одной ямы не попадалось. Жар бушующего неподалеку пламени жег глаза, Кавенант наполовину ослеп. Они были слишком близко к огню, он подбирался к ним по верхушкам деревьев, точно ненасытный зверь. Кавенант закричал от ужаса, но его голос утонул в шуме яростно бушующего пожара. Великан схватил его за руку и потащил за собой. Пригибаясь, он устремился к яме, находившейся прямо рядом со стеной огня. Ветки ближайших деревьев взорвались горячими оранжевыми цветками, как будто огонь вдохнул в них новую жизнь. Мореход прыгнул в яму. Глина накрыла их с головой, но Великан тут же оттолкнулся мощными ногами от дна, и они вновь вынырнули на поверхность. Казалось, от жара сейчас вспыхнет кожа на лицах. Однако больше этого Кавенант боялся утонуть в грязи. Он забился, как сумасшедший, но потом вспомнил, что самый быстрый способ дать себя засосать трясине - это пытаться выбраться из нее. Борясь с паникой, он заставил себя двигаться медленней, чувствуя, что за его спиной Мореход делает то же самое. Теперь из грязи торчали только их головы. Они не погружались. Они плавали во влажной глине, едва осмеливаясь дышать, а огонь проносился над ними; лицо Кавенанта пылало, он никак не мог дождаться, когда утихнет пожар. Наконец жар как будто спал. Набрав побольше воздуха, Кавенант собрался крикнуть Мореходу, что им пора вылезать, но тут глубоко в толще булькающей под ним глины чьи-то руки ухватили его за щиколотки и потянули вниз. Глава 18 Порча Кавенант отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на поверхность. Но вязкая глина сковывала движения, с каждым его усилием засасывала все сильнее, а руки, схватившие за лодыжки, неумолимо тянули вниз. Он хотел уцепиться за Морехода, но не нашел его. В какой-то момент он почувствовал, что провалился глубже дна. Боясь задохнуться, он сдерживал дыхание. Инстинкт упрямо заставлял бороться за жизнь, хотя он и понимал, что, скорее всего, ему не удастся выбраться из этой ледяной глубины. Напрягшись, он согнулся, пытаясь руками дотянуться до пальцев, схвативших его за ноги. Он чувствовал их влажное прикосновение, но его собственным рукам никак не удавалось нащупать их, хотя пальцы, казалось бы, касались тех мест, где они должны - обязаны! - были находиться. На мгновение у него возникло ощущение, что в Белом Золоте появилась пульсация; однако сил у него от этого не прибавилось, и пульсация, если она и была, исчезла так быстро, что он тут же забыл о ней. Запас воздуха в легких подходил к концу, под веками замелькали красные всполохи. Он дико вскрикнул: - Нет! Нет! И тут же ощутил, что направление движения изменилось. Легкие, казалось, готовы были в любое время лопнуть, а невидимые руки, протащив его некоторое время горизонтально, потянули за собой наверх. С чмоканьем они извлекли его из грязи, и он оказался в темном влажном пространстве. Кавенант судорожно, жадно задышал. Воздух был спертый и зловонный, точно он оказался в пропитанном миазмами склепе, но даже такой, он означал жизнь, и Кавенант с наслаждением его вдыхал. Глаза залепило грязью, он ничего не видел вокруг. Но когда дыхание успокоилось, он протер глаза и заморгал, пытаясь разглядеть, где находится. Темнота вокруг казалась непроницаемой. Кавенант лежал на влажной глине; подвинувшись, он левым плечом коснулся стены. Встав на колени, на высоте вытянутых рук над собой он нащупал потолок. Казалось, он находился в комнате, вырубленной в глине, у одной из ее стен. Глухой голос неподалеку произнес: - Он не видит. Голос звучал тоненько и испуганно, но этот неожиданный звук заставил Кавенанта в страхе прижаться к стене. - Это хорошо, - откликнулся другой, столь же робкий голосок. - Иначе он мог бы причинить нам вред. - Нет, это нехорошо. Пусть ему станет светло. - Этот первый голос звучал, казалось, несколько тверже, но все равно в нем чувствовался страх. - Нет! Нет! Нет! - На этот раз Кавенант понял, что протестующих голосов было несколько - восемь или десять. Твердый, первый голос продолжал настаивать: - Если мы не собираемся помогать ему, зачем понадобилось его спасать? - Он может причинить нам вред! - Еще не поздно. Лучше утопим его! - Нет. - Твердый голос был неумолим. - Мы ведь сами решили рискнуть. - Ох! Если Творец узнает... - Мы сами решили, я говорю! Спасти и потом убить - вряд ли такое понравилось бы Творцу. Уж пусть лучше он причинит нам вред. Я... - Голос испуганно вздрогнул. - Если нужно, я сам сделаю так, чтобы ему было светло. - Приготовиться! - запели голоса, и Кавенант снова испугался, не зная, чего ему теперь ожидать. Немного погодя раздался звук, более всего похожий на тот, который издает палка, выдергиваемая из вязкой грязи. Рядом с лицом Кавенанта в темноте возникло красноватое свечение, исходящее, как ему показалось, от самой стены. Однако он тут же понял, что ошибся. Свет исходил от странной глиняной фигуры, стоящей на полу комнаты. В высоту она достигала не многим более полуметра и выглядела, точно ее вылепили неумелыми детскими руками. Неуклюжие конечности, грубой формы выпуклости и впадины, лишь отдаленно напоминающие уши, рот и нос. Эта странная коричневая фигура тускло светилась красноватым светом. Кавенант обнаружил, что находится в конце туннеля. Рядом с ним была яма, полная булькающей грязи, а за ней виднелись стены, пол и потолок, образующие само пространство туннеля, дальняя сторона которого тонула во мраке. В слабом свете он разглядел чуть больше десятка глиняных фигур вроде той, что стояла прямо перед ним. Они не двигались, не издавали ни звука и казались неживыми, словно их просто забыли здесь строители туннеля. Однако поблизости не было никого, способного разговаривать. С удивлением разглядывая эти угловатые создания, Кавенант попытался придумать, как ему лучше обратиться к ним. Неожиданно грязь в яме забурлила. Из нее показалось несколько глиняных созданий, волочащих за собой две огромные ноги. Светящаяся фигура быстро отступила в глубину туннеля, чтобы освободить для них место. В один момент они вытащили из грязи Морехода и отступили назад, к тем созданиям, которых прежде заметил Кавенант. Гигантские легкие Морехода отлично послужили ему - он почти не задыхался. Загромоздив собой все узкое пространство, он с ворчанием потянулся в сторону глиняных созданий, угрожающе размахивая кулаком. И тут же снова стало темно. Пронзительно вереща от страха, создания бросились в дальний конец туннеля. - Мореход! - воскликнул Кавенант. - Они спасли нас! Он услышал, что Великан замер, тяжело дыша. - Мореход! - повторил он. - Великан! - Друг мой? - неуверенно спросил Мореход сдавленным голосом. - С тобой все в порядке? - В порядке? - Кавенант почувствовал, что нервное напряжение внутри достигло апогея и вот-вот готово прорваться истерикой, но постарался сдержать себя. - Они не хотят причинить нам вреда, Мореход. Они спасли нас. Самообладание, похоже, вернулось к Великану. - Да, - тяжело вздохнул он, - да. Теперь я понял - они боятся нас. - Повернувшись в сторону туннеля, он закричал: - Пожалуйста, простите меня. Вы и вправду спасли нас. Я слишком несдержан... Да, я легко впадаю в гнев, очень легко. Однако я не хотел причинить вам вред. Я испугался за своего друга, испугался, что он умер... Отчаяние овладело мной. Страж Крови Баннор советовал нам искать помощи везде, где мы будем идти, а я, дурак, не поверил ему и не рассчитывал на помощь так близко от владений Душегуба. Когда вы схватили меня, я ужасно разозлился. Пожалуйста, простите меня. Ответом ему была полная тишина. - Ах, послушайте! - настойчиво продолжал он. - Вы спасли нас от рук Презирающего. Не бросайте нас теперь. После непродолжительного молчания голос из темноты произнес: - Мы не хотели вмешиваться в дела Творца. Наше намерение состояло не в этом. - Не верьте им! - закричали другие голоса. - Они - твердые. Послышались шаркающие шаги. Существа возвращались к Кавенанту и Мореходу, некоторые из них светились, так что в туннеле стало заметно светло. Осторожно приблизившись, они остановились, не доходя до Великана. - Мы тоже просим простить нас, - сказал главный, стараясь, чтобы голос его не дрожал. - Ах, вам не нужно извиняться, - откликнулся Мореход. - Может быть, до меня медленно доходит, кто мои друзья. Но уж если я понял, им не приходится опасаться меня. Я - Мореход Идущий-За-Пеной, - он сглотнул, словно эти слова душили его, - последний из Великанов-Мореплавателей. Мой друг - Томас Кавенант, юр-Лорд и Владыка Кольца. - Мы знаем, - ответил главный, - мы слышали. Мы джехерины - ауссэт джехерины Бефилам. Здесь, рядом с домом Творца, от джехеринов ничто не скроется. Против вас кое-что затевается. Джехерины обсудили и решили помочь. - Если Творец узнает, - произнес дрожащий голос сзади, - мы пропали. - Это правда. Если он догадается, что мы помогаем, нам придется плохо. Мы опасаемся за свою жизнь. Но вы - его враги. А легенды говорят... Внезапно замолчав, главный отвернулся, чтобы посовещаться с остальными джехеринами. Очарованный, Кавенант не сводил с них глаз, пока они шептались друг с другом. Издалека все они выглядели похожими один на другого, но при более близком рассмотрении становилось ясно, что они различаются - как различались бы фигурки из глины, вылепленные разными детьми. Эти различия касались размеров, формы, цвета, а также большей или меньшей робости и тона голоса. Однако все они казались странно мягкими. Во время движения их тела колыхались, точно внутри тонкой кожи, обтягивающей их, была не слишком густая глина и любой удар мог превратить их в бесформенную лужицу. После короткого совещания главный вернулся. Дрожащим голосом, словно страшась собственной дерзости, он спросил: - Зачем вы пришли? Вы осмеливаетесь... Каковы ваши намерения? Мореход ответил непреклонно - так, чтобы у джехеринов не осталось никаких сомнений: - Наше намерение - уничтожить Лорда Фоула, Презирающего. Откровенность Великана заставила Кавенанта вздрогнуть, но как еще можно было сформулировать то, что он собирался делать? Джехерины снова начали шептаться, после чего главный произнес быстро, с явной тревогой: - Это невозможно. Идите с нами. Неожиданность последних слов придала им характер приказа, хотя голос главного дрожал и был лишен всякого намека на властность. Кавенант хотел запротестовать - не потому, что у него были возражения против того, чтобы следовать за джехеринами, а потому, что его задела безаппеляционность заявления о том, что его намерение не выполнимо. Но они не дали ему произнести ни слова; один за другим они исчезали в глубине туннеля, и с уходом каждого становилось все темнее. Пожав плечами. Мореход жестом кивнул Кавенанту в том же направлении, куда они уходили. Тот пригнулся и пошел вслед за джехеринами. Оступаясь на каждом шагу, они неожиданно быстро то ли побежали, то ли заскользили по уходящему вниз туннелю. Кавенант не поспевал за джехеринами. В тесноте, согнувшись, дыша спертым воздухом, он торопился изо всех сил, однако ноги у него постоянно разъезжались в скользкой грязи. Мореход двигался еще медленнее - из-за низкого потолка он был вынужден почти ползти. Но некоторые из джехеринов специально держались около них, чтобы указывать встречные повороты и перекрестки. Постепенно туннель понемногу начал расширяться, разветвления попадались все чаще, потолок становился все выше. Вскоре Кавенант уже мог стоять не пригибаясь, а Мореход - передвигаться на корточках. Здесь они пошли гораздо быстрее, Это продолжалось довольно долго. Пробираясь запутанными переходами с ноздреватым полом, они то и дело замечали другие создания, торопившиеся в том же самом направлении. Грязь под ногами стала влажной и липкой, в стенах все чаще появлялись угольные жилы; они отражали свет, исходящий от джехеринов, и вскоре стало заметно светлее. Однако с каждым шагом Кавенант двигался все медленнее. Уже два дня у него во рту маковой росинки не было и около десяти дней он толком не отдыхал. Воспаленный лоб покрылся коркой грязи и болезненно пульсировал. Онемение рук и ног - то самое онемение, не имеющее отношения к холоду - распространялось все дальше. И все же, хоть с трудом, но он продвигался вперед. Он больше не беспокоился о том, что может пораниться; этот вечный страх прокаженных не имел теперь над ним власти. Онемевшие ноги, разрываемая болью голова, голод - именно в таком состоянии он прибыл в Страну, значит, существовала большая степень вероятности, что он мог в ближайшее время оказаться выброшенным в свой собственный мир. Именно эта мысль подгоняла его, а вовсе не страх проказы, о которой он сейчас даже не вспоминал. Двигаться становилось все легче. Вместо глины под ногами теперь были скалы, воздух стал заметно свежее, теплее и чище. Все это помогало Кавенанту продолжать идти, так же как внимание и забота, которые постоянно проявлял по отношению к нему Мореход. Лига за лигой незаметно оставались позади. Постепенно им овладела дремота. Он не замечал больше ни того, что их окружало, ни своих спутников, ни даже собственной усталости. Не чувствовал, что Мореход крепко держит его за плечо, время от времени разворачивая в нужном направлении. Оказавшись совершенно неожиданно для себя в большой пещере, высеченной в скале, среди множества удивительных созданий, он принялся недоуменно оглядываться по сторонам, не отдавая себе отчета в том, как тут оказался. Большинство созданий держалось на почтительном расстоянии от Кавенанта и Морехода, но некоторые протолкались вперед, неся глиняные чаши с водой и пищей и разглядывая своих гостей со страхом. И все же они подошли достаточно близко, чтобы поставить свои чаши поближе к Мореходу и Кавенанту. Кавенант протянул было руку, но Мореход удержал его. - Ах, джехерины, - с оттенком официальности произнес он, - ваше гостеприимство делает вам честь. Мы, конечно, очень не хотели бы обидеть вас своим отказом принять то, чем вы нас угощаете. Но мы не такие, как вы.., мы другие. Ваша пища может оказаться вредной для нас. Эти слова заставили Кавенанта встряхнуться. Заглянув в чаши, он пришел к выводу, что Мореход прав. То, что там лежало, походило на полужидкий известняк и пахло гнилью - точно покрытая давнишней плесенью мертвая плоть. Но вода оказалась свежей и чистой. Мореход взял чашу, в которую она была налита, благодарно кивнул и как следует напился, передав чашу Кавенанту. И только тут до Кавенанта дошло, что Мореход потерял свой мешок, когда они бежали среди колючих деревьев. Большое количество воды, булькающей в пустом желудке, окончательно развеяло его дремоту. Он осушил чашу до дна, с наслаждением смакуя каждый глоток - как будто не очень верил в то, что ему еще когда-нибудь придется пить что-то столь же свежее и чистое. Возвращая чашу дрожащему от страха джехерину, он поклонился - так же, как Мореход. Потом он оглянулся по сторонам. В пещеру уже набилось несколько сот созданий, и с каждой минутой их становилось все больше. Так же, как и те джехерины, которые спасли их, все они казались ожившими статуэтками, вылепленными из глины. Их странные, необычные фигуры выглядели уродливыми и.., забавными, как будто тот, кто их лепил, был большим шутником; казалось, они были лишены всех известных Кавенанту органов восприятия. И все же он с удивлением отметил, что их можно было разделить на несколько отличающихся друг от друга типов. Кроме тех коротышек, которых он видел вначале, в какой-то степени все же похожих на людей, были два-три вида, напоминающие животных; они выглядели как не очень удачные попытки вылепить из глины коней, волков, пещерников и даже змей. - Мореход, - пробормотал он, объятый неожиданным страхом. - Кто они такие? - Они говорят на языке Старых Лордов, - негромко ответил Мореход таким тоном, как будто тоже почувствовал некоторую опасность, угрожающую им, - и называют себя в соответствии с тем, как выглядят. Те, которые спасли нас - это ауссэт Бефилам джехерины. Другие Бефилам, которых ты видишь - фаел Бефилам, - он указал на змееподобных, - а те - родже, пещерниковая форма джехеринов. Я слышал кое-что из их разговоров, когда мы шли, - добавил он, не объясняя, что именно ему удалось услышать. У Кавенанта возникла догадка, от которой его замутило. Он настойчиво повторил: - Кто они? Несмотря на грязь, засохшую на лице Морехода, Кавенант увидел, как он стиснул челюсти. Его голос едва заметно дрожал, когда он сказал: - Спроси их об этом. Пусть они сами расскажут тебе, если захотят. - Он оглядывался по сторонам, стараясь не встречаться с Кавенантом взглядом. - Мы будем говорить, - раздался холодный, мрачный голос. Один из фаел Бефилам джехеринов подполз к ним поближе. Двигаясь, он скользил по влажному каменному полу; оказавшись перед ними, он некоторое время лежал, задыхаясь, точно рыба, вытащенная из воды. Во всем его облике ощущались боровшиеся друг с другом решимость и страх. Однако Кавенант не испытывал по отношению к нему отвращения или неприязни; вид джехеринов вызывал у него прежде всего сострадание. - Мы будем говорить, - повторил змееподобный джехерин. - Вы твердые... Вы - угроза для нас. - Они погубят нас, - прошелестело множество голосов. - Мы сами решили им помочь. - Но мы не думали, что это может нам повредить! - закричали голоса. - Мы сделали свой выбор. Вы.., легенды говорят... - Джехерин в смятении запнулся. - Мы решили рискнуть. - В его голосе теперь явственно звучали нотки страдания. - Мы умоляем вас... Не подведите. Мореход сказал спокойно и твердо: - Мы никогда по своей воле не причиним зла джехеринам. Ответом ему было молчание, в котором явственно ощущалось недоверие. Потом, точно устав сражаться сами с собой, ктото из джехеринов произнес: - Хорошо, говорите. Мы сделали свой выбор. Змееподобный джехерин заявил: - Мы будем говорить. Мы сделали свой выбор. Человек, у которого есть Белое Золото, ты спрашиваешь, кто мы такие. Мы - джехерины.., мы - мягкие.., мы - создания Творца. Когда он заговорил, свет в пещере начал пульсировать, точно реагируя на грустные интонации его голоса. - Творец трудится глубоко под землей, в своей крепости, создавая для себя воинов. Он берет живую плоть, если вы знаете, что это такое, и своей властью изменяет ее, наделяя такой же силой и злобностью, которыми обладает сам. Но то, что у него получается, не всегда соответствует его желаниям. Иногда его создания оказываются слабыми.., или слепыми.., или калеками, а иногда даже мертворожденными. Такое.., потомство.., он выбрасывает в безбрежную трясину, состоящую из горячей глины, чтобы она поглотила их. Дрожь ужасных воспоминаний пробежала по пещере. - Но эта бездна тоже обладает могуществом. Мы не погибаем. Пройдя через ужасные страдания, мы становимся джехеринами - мягкими созданиями. Мы преображаемся. И тогда мы выползаем из глубин. - Мы выползаем... - точно эхо, повторили голоса. - В темных пещерах, забытые Творцом... - Забытые... - ..мы молимся о том, чтобы уцелеть. - Уцелеть... - От самых окраин колючей пустыни до стен крепости Творца скитаемся мы в грязи и, дрожа от страха, ищем... - Ищем... - ..слушаем... - Слушаем... - ..ждем. - Ждем. - Мы не можем находиться на поверхности земли - стоит солнечному свету прикоснуться к нам, и мы гибнем. Мы не можем также рыть землю, строить новые туннели, которые позволили бы нам покинуть эти места. Мы слишком мягкие. - Брошенные... - И мы боимся как-нибудь ненароком вызвать раздражение Творца. Мы терпим.., мы все терпим, а он лишь смеется над нашим унижением. - Забытые... - И все же в нас остается что-то от тех существ, на которых мы похожи. - Голос задрожал, как будто его обладатель опасался, что будет тут же наказан за свою дерзость. - Мы - не слуги Творца. Трепет пробежал по рядам джехеринов. - Многие из наших пещер и туннелей вплотную примыкают к галереям в крепости Творца. Мы находим нужную стену и слушаем. Мы слышим все.., все секреты Творца... Мы знаем, что он враждует с вами; нам известно, что он затевает против вас. Во имя того, о чем рассказывают древние легенды, мы посовещались и сделали свой выбор. Мы окажем вам любую помощь.., при условии, что об этом не узнает Творец. Когда змееподобный джехерин закончил, остальные замерли в молчании, наблюдая за Кавенантом, обдумывающим ответ. Какой-то частью своей души он страстно жаждал заплакать, просто обнять эти уродливые создания и зарыдать вместе с ними. Но он тут же напомнил себе, что сейчас не время для таких чувств - сейчас, когда перед ним стояла задача уничтожить Лорда Фоула. - Но вы... - хрипло произнес он. - Они говорили, что это невозможно. Что этого нельзя сделать. - Нельзя, - дрожа, ответил джехерин. - Туннели Творца под Раздробленными Холмами охраняются. Сами Раздробленные Холмы - настоящий лабиринт Огонь Убийственного Жара защищает крепость Творца В залах его крепости множество злобных слуг Мы слышали. Творцу не утаить от нас своих секретов - И все же вы помогли нам, - задумчиво произнес Великан. - Вы рискнули вызвать гнев Творца. Вряд ли вы пошли бы на это без серьезной причины. - Это так. - В голосе джехерина звучал страх перед тем, что Мореход собирался сказать дальше. - Несомненно, вы все-таки можете оказать нам какую-то помощь. - Да. Да... Об Убийственном Жаре нечего говорить. Но мы знаем все ходы Раздробленных Холмов. И.., и в самой крепости Творца тоже . Это уже кое-что Но... - Говорящий запнулся и замолчал - Но, - настойчиво произнес Мореход, - вы оказали нам помощь, у вас на уме что-то есть Я не глухой и не слепой, джехерины Не ради того, чтобы сообщить нам об этом, вы пошли на такой риск. - Легенда... - Джехерин сглотнул и неожиданно заскользил к своим собратьям, чтобы вновь посовещаться с ними. Пока они горячо шептались, Кавенант попытался отогнать ощущение надвигающегося кризиса. По какой-то непонятной ему самому причине, он надеялся, что джехерины не станут рассказывать легенду, о которой неоднократно упоминали Однако, когда змееподобный джехерин вернулся. Мореход требовательно сказал. - Расскажи Молчание, полное ужаса, воцарилось в пещере, когда джехерин ответил. - Мы расскажем - Хор жалобных голосов зазвучал в воздухе, несколько десятков джехеринов выбежали, не в силах справиться с волнением. - Расскажем. Так надо Другого пути