Дэйв Дункан. Будущее неопределенное ----------------------------------------------------------------------- Dave Duncan. Future Indefinite ("The Great Game" #3). Пер. - Н.Кудряшов. М., "АСТ", 1998. OCR & spellcheck by HarryFan, 25 February 2002 ----------------------------------------------------------------------- Посвящая свои предыдущие книги тем или иным людям, я как-то обходил вниманием того, кто заслужил посвящения больше других, - моего агента Ричарда Кертиса. Благодаря ему моя работа не только прибыльна, она еще и доставляет мне удовольствие. Так что спасибо, Ричард! Эта книга посвящается тебе (кстати, ты еще не продал права ее издания на суахили?). Говорят, я святой, затесавшийся в политику. На самом-то деле я политик, изо всех сил пытающийся быть святым. Махатма Ганди Святых надлежит считать виновными до тех пор, пока они не докажут свою невиновность. Джордж Оруэлл Во гневе сойдет Освободитель в Таргленд. Боги да бегут от него; склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его. Филобийский Завет, 1001 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПЕНТАТЕОН, ПЯТЕРО ВЕРХОВНЫХ "БОГОВ" ВЕЙЛОВ: _Висек_, Прародитель; _Эльтиана_, Владычица; _Карзон_, Муж; _Астина_, Дева; _Тион_, Юноша, собирающие обманом или устрашением ману с местного населения, столетиями разыгрывая _Большую Игру_, в которой роль пешек уготована людям... Множество их миньонов, известных как аватары [ни они, ни Пятеро верховных являются на деле не богами, а всего лишь смертными, попавшими в Соседство с Земли или из каких-либо других миров; будучи Пришельцами, они обладают харизмой - способностью поглощать ману от поклонения или молитв местных жителей], наихудшими из них - Палатой - верховодит. _Зэц_, "бог" смерти. Будучи официально аватарой Карзона, он сделался сильнее его, получая огромное количество маны от человеческих жертвоприношений, осуществляемых его слугами, так называемыми _Жнецами_... _Служба_, группа пришельцев-альтруистов, пытающихся свергнуть эту извращенную тиранию, предлагая взамен новую веру, Церковь Неделимого. _"Филобийский Завет"_, книга пророчеств, предсказывающая пришествие Освободителя, который принесет смерть Смерти, в лице сына Камерона _Экзетера_, работавшего в Службе в конце XIX века. _Штаб-Квартира_, организация пришельцев на Земле, которая периодически сотрудничает со Службой. Так, например, она дала убежище Камерону Экзетеру, бежавшему домой на Землю от угроз Зэца, надеющегося оборвать цепь пророчеств, убив его. _Погубители_, другая группа пришельцев на Земле, выполняющая время от времени грязную работу для Палаты. В 1912 году они выследили Экзетера и его жену в Ньягате, в Кении, и убили их. _Эдвард Экзетер_, единственный сын Камерона и Роны Экзетер и, следовательно, предсказанный _Освободитель_. ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ХОД ИГРЫ: В августе 1914 года Погубители развязали первую мировую войну и попутно едва не убили Эдварда. Спасенный Штаб-Квартирой, он попадает в Соседство, исполнив тем самым пророчество, согласно которому должен явиться в мир в Суссленде в дни семисотых Празднеств Тиона при помощи некоей _Элиэль_ - как выяснилось, она самая младшая в труппе странствующих актеров. Установив контакт со Службой, Эдвард отказывается исполнять напророченную ему миссию и стремится вернуться на Землю, чтобы сразиться за Короля и Отечество. Точно так же он отвергает попытки Тиона, который, пытаясь подкупить его, предлагает исцелить увечную ногу Элиэль. В результате нападения прислужников Зэца он снова лишается контакта со Службой. Не зная ни порталов для перехода на Землю, ни необходимых для этого ключей-паролей, он заперт в Соседстве. В _Нагвейле_ его друзьями становятся молодые воины из деревни _Соналби_, принявшие его в свой отряд. Как раз в это время начинается война между _Джоалией_ и _Таргией_, двумя из трех доминирующих держав Вейлов (третьей является _Ниолия_). Поскольку Нагленд считается джоалийской колонией, молодые воины призываются для участия в нападении на _Лемодвейл_, союзника Таргии. Благодаря харизме и врожденным способностям Эдвард довольно быстро становится верховным главнокомандующим и спасает объединенную джоалийско-нагианскую армию от разгрома. С помощью Карзона он ускользает от Зэца. После новых странствий Эдвард встречается с _Т*лином Драконоторговцем_, туземцем, работающим на Службу, а затем и с _Джамбо Уотсоном_, одним из ее руководителей, который доставляет его в поселение Службы, _Олимп_. Он продолжает настаивать на своем возвращении на Землю, однако Служба затягивает это из-за существующих в ее рядах разногласий, касающихся пророчества об Освободителе. В конце концов Джамбо предлагает Эдварду собственную помощь и указывает ему портал, пройдя через который Эдвард оказывается на поле сражения в Бельгии. Арестованного по подозрению в шпионаже на немцев, его спасают кузина _Алиса Прескотт_, бывший одноклассник _Джулиан Смедли_ и агент Штаб-Квартиры _мисс Пимм_. С целью предупредить Службу о том, что Джамбо - предатель, Эдвард возвращается в Соседство вместе с Джулианом, рассчитывая пробыть там всего несколько дней. Он обнаруживает, что Олимп разгромлен прислужниками Зэца, а девушка, которую он любил, убита. Разгневанный Эдвард клянется отомстить и уходит из Олимпа. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Услышьте! Возвысившись, пришел я. Я избежал нижнего мира. Дороги земные и дороги небесные равно открыты мне. Книга Мертвых, 78 1 Прат*ан Горшечник устал от ожидания смерти. Закованный в цепи, он стоял в зале суда с самого рассвета. Стоял и притворялся храбрым. Это оказалось куда утомительнее, чем он предполагал. Семнадцать его братьев-сверстников уже были допрошены, осуждены, и их вывели для порки, но он был вожаком, да и судили его уже в третий раз, так что сомнений не оставалось: его осудят и предадут смерти. Смерть уже начинала казаться ему желанным избавлением - чем быстрее, тем лучше, - и если бы джоалийские трусы не заткнули ему рот кляпом, он попросил бы их не затягивать. Он надеялся, что его казнь станет искрой, способной разжечь долгожданную революцию в Нагвейле. - Не подвергая сомнению смертную казнь как единственно возможное наказание за подобный проступок, - со скукой в голосе проговорил защитник, - должен сказать, что сажать преступника на кол - способ исключительно болезненный и мучительный. Поэтому я прошу уважаемый суд оказать снисхождение к моему подзащитному и избрать для него более милосердный способ лишения жизни. С позволения суда я бы коротко обосновал свою просьбу. - Только побыстрее, - поморщившись, махнул рукой председатель. Все трое судей были джоалийцами. Все истекали потом в положенных по регламенту одеждах и шапках с обвислыми полями - жара в зале стояла, как в печи. Прат*ан мог найти утешение хотя бы в том, что на нем нет ничего, кроме кожаного фартука и, разумеется, цепи. Здание суда было самым большим и, возможно, самым красивым в Соналби. Джоалийцы выстроили его совсем недавно как символ просвещения, которое они несут в свои колонии. В нем было целых четыре комнаты с чистыми, обшитыми досками стенами и застекленными окнами. Под зал заседаний отвели самую большую, но даже теперь, когда остался всего лишь один подсудимый, людей тут скопилось слишком много: судьи на своей скамье, два адвоката, четверо писцов и полдюжины конвоиров с мечами. Хотя дверь на галерку для народа распахнули настежь в тщетной попытке пропустить внутрь хоть немного свежего воздуха, это не помогало, разве что открывало вид на деревню из глины и камыша. Улица была пустынна. Во всем Соналби не осталось сегодня и дворового кота: смотреть, как порют твоих же сородичей, смотреть на смерть Прат*ана - ну уж нет, увольте! Жители ушли из деревни еще до рассвета, наглядно показывая тем самым свое отношение к джоалийскому правосудию. Это было не восстание - это был предел того, что они могли себе позволить. - Ваша честь очень великодушны, - вздохнул защитник. Со своим подзащитным он не обменялся и десятком слов, и все, что их связывало, - это то, что оба были утомлены. - Во-первых, я почтительно прошу заметить, что единственное совершенное моим подзащитным преступление заключается в нанесении раскраски на лицо. Надеюсь, суд простит меня, если я скажу, что и сам испытывал бы подобное искушение, будь у меня такое лицо. Судьи сухо улыбнулись. В лице Прат*ана не было ничего особенного, если не считать того, что ему не позволялось раскрашивать его так, как это на протяжении столетий делали его предки. Женщины частенько говорили ему, что он симпатичен даже со смазанной раскраской. Он попытался еще раз облизнуть пересохшее небо, и снова деревянный клин помешал ему. Челюсть болела от долгого стояния с раскрытым ртом. - Я протестую! - привстав с места, вмешался обвинитель. - Дело не в раскраске. Важно то, что губернатор издал указ, запрещающий ряд варварских обычаев вроде ритуального членовредительства. Согласно этому указу, раскраска лица относится к запрещенным ритуалам. Судья, сидевший слева, подавил зевок. - И закон требует наказания. У вас есть что еще сказать? - Да, ваша честь, - поспешно проговорил защитник. - Короче говоря, подсудимый, Прат*ан Горшечник, имеет за плечами блестящую военную карьеру. Во время кампании в Лемодвейле и последовавшего за этим прославленного вторжения в Таргвейл он командовал отрядом из Соналби, сражаясь плечом к плечу с нашими доблестными джоалийскими воинами. Когда три года назад наша объединенная армия вернулась с победой в Нагленд и была вынуждена свергать узурпировавшего власть Тариона, подсудимый при штурме дворца лично, своими руками задушил тирана. Своими военными подвигами он заслужил почет и уважение, а также удостоен личной благодарности нашего благородного Колгана Председателя. Судьи беспокойно переглянулись. Все они получили назначение на свое нынешнее место благодаря политическим связям, а Колган занимал в Клике руководящий пост, являясь, следовательно, истинным правителем как самой Джоалии, так и ее колоний. Прат*ан протестующе замычал и зазвенел цепями. Если суд примет решение обратиться за помилованием к властям в Джоале, ему придется ждать ответа целый месяц, а он не видел причины, по которой должен страдать еще столько времени. - Заставьте его заткнуться! - бросил судья, сидевший слева. Стражник больно ударил Прат*ана по почкам. Застигнутый врасплох, Прат*ан вскрикнул и упал на колени, звеня цепями, задыхаясь и борясь с тошнотой. Зал суда поплыл у него перед глазами. Его рывком поставили на ноги, чтобы он стоя выслушал приговор. Он еще не пришел в себя, и голос судьи долетал до него словно издалека. - ...предыдущие прегрешения более чем перевешивают все ваши военные заслуги. Вы признаетесь виновным в измене Нагианской Народно-Демократической Республике. Суд приговаривает вас к... - Подождите-ка! - раздался от дверей чей-то голос. Голос был негромкий, но все головы повернулись на него. Он принадлежал высокому юноше, одиноко стоявшему в отгороженной для публики части зала. Худой, жилистый, загорелый до черноты, черноволосый, обнаженный, если не считать сандалий и короткой кожаной набедренной повязки, - чем не самый заурядный нагианский крестьянин? Но Прат*ан узнал его сразу и мгновенно забыл про свою боль. - У тебя очень короткая память, Т*логан, - продолжал вошедший. - И у тебя, Догюрк, тоже. Помнится мне, один звался раньше Т*логан Писарь, а второй - Догюрк Книжник. Быстро же вы забыли те времена, а? Он перекинул длинную ногу через перила; бедро под кожаной повязкой оказалось неожиданно светлым, не загоревшим. Когда он перекинул и вторую ногу, один из стражников шагнул к нему, схватившись за меч. Д*вард лишь взглянул на стражника, и тот остановился, словно налетев на невидимую стену. Не торопясь, он направился к судейской скамье. Двое из троих судей побледнели как полотно. Откуда он взялся? Ни слуха ни духа все это время - и вдруг объявляется, как раз когда... - Три года назад вы трое служили под моим командованием, не забыли? Меньше четырех лет назад вам всем грозила неминуемая смерть под стенами Лемода - не от партизан, так от холода. Единственное, что спасло вас - всю вашу хваленую джоалийскую армию, - это то, что нагианцы в самый последний момент взяли город и обеспечили вам надежное убежище на зиму. Так ведь? Он стоял посреди зала, скрестив руки и нахмурившись. В наступившем жутком молчании судьи Т*логан и Догюрк кивнули. Д*вард, Д*вард! Откуда он взялся? Он исчез в Таргвейле три года назад, и с тех пор о нем никто и ничего не слыхал. Он нисколько не изменился. Прат*ан знал, что его-то некогда поджарое тело уже понемногу заплывает жирком, а волосы на висках редеют, но Д*вард - Д*вард остался все таким же жилистым юнцом, каким был тогда, - мальчишкой с черной щетиной вместо бороды. - Что все это... - начал было третий судья. - Заткнитесь! - спокойно оборвал его Д*вард. - Я почтительно напоминаю суду, что Прат*ан Горшечник третьим поднялся по канату на стены Лемода. Он спас вам жизни, вы, жалкие слизни! И ты, Т*логан, - я помню, как он бросался в ледяную воду, чтобы вытащить тебя из потока, когда мы бежали из Лемода весной. Я видел это собственными глазами! Ты обязан ему жизнью дважды. Председатель что-то прохрипел. - А что теперь? - Д*вард нахмурился еще сильнее, и на всех повеяло ледяным холодом. - А теперь Джоал поработил все население Нагвейла. О, я понимаю! Я понимаю, что вы помогаете варварам подняться к вершинам цивилизации, но варварам-то так не кажется, а полное подавление исконной культуры для меня ничем не отличается от рабства. Вы называете это цивилизацией? Только за то, что гордость Прат*ана Горшечника не уступает его храбрости, за то, что он украшает свое лицо священными символами мужественности, - только за это вы собираетесь предать его мучительной смерти? В зале суда воцарилась зловещая тишина. Набравшись храбрости, Т*логан Судья с трудом выдавил: - Освободитель! Что делаешь ты здесь? - Произнеся запретное имя, он с опаской окинул взглядом зал, словно ожидал увидеть в нем собирающихся Жнецов. - Случайно проходил мимо. Но если вы посмеете причинить зло моему брату Прат*ану, я могу задержаться здесь и организовать Армию Освобождения Нагии. И если я выберу это, то вышвырну из вейла всех джоалийцев за две недели - всех до единого. Я задавлю вас точно так же, как задавил Таргию. Я - Предсказанный Освободитель! Вы сомневаетесь в моих словах? Трое судей, сами того не осознавая, словно сговорившись, кивнули. - Тогда вы принесете подсудимому извинения и освободите его. Судья Т*логан попытался пролепетать что-то и начал вставать. - Это не... - Сейчас же! Судья опустился на скамью и переглянулся со своими коллегами. Догюрк кивнул. Триллиб неохотно, но тоже кивнул. - Освободите подсудимого! Через две минуты Прат*ан, опираясь на плечо Освободителя, выбрался на улицу, щурясь на яркий солнечный свет. Через пять минут они добрались до его лавки, и он смог наконец напиться теплой воды, прополоскать рот, опуститься на свой рабочий табурет и посмотреть на Д*варда. Боль в спине утихла. Никто их, конечно, не видел. Никто не выкликал ни имени Д*варда, ни даже его имени - а ведь он как-никак тоже теперь почти что герой, хотя бы потому, что неожиданно остался жив. Люди не вернутся в деревню до темноты, а старшие воины врачуют друг друга после порки. Под толстой камышовой крышей было немного прохладнее, чем на улице. Привычный запах глины почти выветрился за те две недели, что он просидел в деревенской тюрьме. В раскрытую дверь лился солнечный свет, игравший на округлых боках выставленных на продажу гончарных изделий - горшков, чаш, блюд, кувшинов. Мухи лениво кружились в воздухе и ползали по стенам. Прат*ан с удивлением и радостью обнаружил, что его копье и щит по-прежнему стоят у стены. Без этих предметов, с которыми он сроднился, он чувствовал бы себя оскопленным. Правда, закон запрещал выходить с ними на улицу, и ходили упорные слухи, что джоалийцы скоро вообще конфискуют все оружие в вейле. Д*вард перевернул большой кувшин для воды и сел на него. Он глубоко вздохнул, вытер со лба пот и улыбнулся Прат*ану так спокойно, словно был одним из местных, что забегают поболтать чуть не каждый день. Не было нужды спрашивать, каким образом ему удалось совершить это чудо в суде. Он - Д*вард Освободитель. Эти поразительно синие глаза и незабываемая белозубая улыбка могли кого угодно заставить сделать что угодно. - Годы были благосклонны к тебе, дружище? - Ты... Ты совсем не изменился! Улыбка Д*варда сделалась чуть напряженнее. - Внешне, похоже, нет. Да ты и сам почти все тот же, мошенник ты здоровый! Что, женился? Прат ан, не отводя взгляда, кивнул. Да, Д*вард все тот же - борода острижена по-джоалийски, коротко. Ребра... Д*вард поймал его взгляд. - Что, мои отметины доблести исчезли, да? Ну, ты же знаешь - они там были. Ничего не могу поделать, на мне все заживает как на собаке. Горшечник понемногу приходил в себя. - Я снова обязан тебе жизнью, Освободитель, и... Ох! Я ведь не могу, не должен так называть тебя, верно? - Нет, можешь! - Синие глаза грозно сверкнули. - Мое время пришло! С сегодняшнего дня ты можешь звать меня Освободителем. С этой минуты я буду с гордостью носить это имя и научу мир уважать его. Я рад, что начал с твоего освобождения. Это была чистая случайность; я пришел сюда четыре дня назад и услышал, что творится... Он задумчиво посмотрел на Прат*ана, и тот почувствовал, как от волнения все внутри него сжалось. Зачем пришел Освободитель? - Тебя не было так долго! - выдохнул он. - Мы же твоя семья. - Конечно! Но меня ждет столько трудностей в этом мире... Я заглянул проведать старых боевых друзей и обнаружил, что многие из них сидят в тюрьме. Я надеялся, что старая Соналбийская Сотня захочет помочь мне в одном опасном предприятии, но... Ого! В воздухе запахло кровью! Прат*ан в три прыжка очутился около стены и схватил свои копье и щит. - Веди, Освободитель! Я готов идти за тобой! Д*вард повернулся на своем кувшине, чтобы посмотреть на него. - Боюсь, что нет. Не ты. И не другие. Видишь ли, брат, я теперь выступаю против самих богов. Не поведу же я на них воинов, носящих знаки Пятерых - зеленый молот, синие звезды, череп... - Тьфу! Без знаков на лице можно и обойтись. Если я сойду тебе такой, как сейчас, получай меня таким. - Да? - Похоже, Д*варду с трудом удавалось сохранять серьезность. - Думаешь, мне нужны такие переменчивые помощники? Десять минут назад ты был готов принять мученическую смерть за право раскрашивать свое лицо. А теперь это уже не важно? Ну конечно же, это абсолютно безразлично! Но Прат*ан не привык искать причину, поэтому ему пришлось хорошенько поразмыслить, прежде чем ответить. - Ты предлагаешь мне выбор. Джоалийцы же просто приказывают. Это совсем другое дело. - Ясно, - рассмеялся Д*вард. - Но тут еще одно дело: вы с братьями, похоже, вот-вот устроите собственную революцию. То, что затеваю я, не имеет никакого отношения к изгнанию джоалийцев из Нагвейла. Прат*ан пожал плечами, скрывая досаду: - Я борюсь с джоалийцами только так, со скуки. Что бы ты ни задумал, я с тобой. Твои боги - мои боги. - Мне предстоит дальний путь и смертельная опасность. - Тем лучше! - Но ты сказал, что женат. Насколько я помню, женатых воинов оставляют для обороны. И как только Прат*ан мог так сглупить - посвататься к Уулуу? - Я женат... всего ничего, не больше месяца, ну, чуть больше. Никаких детей! Моя жена может вернуться к отцу в целости и сохранности. Д*вард недоверчиво поднял брови: - Ну, в то, что она может вернуться, я еще поверю, но чтобы в целости? В это что-то мне не верится, мужлан ты этакий! - Почти в целости. - Прат*ан упал на колени. Только сейчас он понял, что все три года жил ожиданием этой минуты. - Освободитель, ты же знаешь, я ни перед кем больше не преклонил бы колени. Я никогда никого ни о чем не молил, но клянусь, если ты оставишь меня здесь, я умру от стыда и отчаяния. Возьми меня, Освободитель! Я готов как всегда повиноваться тебе. Я пойду за тобой куда угодно. - И ты даже не хочешь знать, что я задумал? - Ты собираешься принести смерть Смерти, как предсказано в "Филобийском Завете"? - Ну... да. Если получится. - Я хочу помочь тебе. И остальные тоже! Гопенум Мясник, Тьелан Торговец, Догган... Д*вард скривился: - Я не вмешивался, когда их секли сегодня. Я не рискнул вмешиваться, Прат*ан, ибо не был уверен в том, что у меня достанет... хватит сил спасти тебя. Знаешь, это и так было слишком рискованно! Несколько раз мне казалось, что еще немного - и мы с тобой будем торчать на соседних кольях. Сколько времени им нужно, чтобы окрепнуть? - Они уже выздоровели! Меня так пороли не раз. Для нас, нагианцев, это - тьфу! Мы толстокожие. - Головы у вас крепкие, это точно. - Д*вард взъерошил рукой волосы - вьющиеся, густые, черные. Он состроил гримасу. - А что скажет на это твоя жена? Предупреждаю, нас ждет смертельная опасность. Многие из тех, кто выступит со мной, не вернутся. Возможно, никто из нас не вернется. Прат*ан встал, сдвинул пятки и вскинул копье на плечо, как давным-давно обучил их Д*вард. Уставившись в стену прямо перед собой, он отчеканил: - Веди, и я пойду за тобой. Д*вард тоже встал. Они были почти одного роста, только Прат*ан чуть потолще. - Я же не могу разжаловать тебя, правда? Да и не хочу. - Д*вард сжал плечо Прат*ана в традиционном приветствии братьев-сверстников. - Ты лепишь горшки, Прат*ан Горшечник. Иди за мной, и я научу тебя лепить людей. ЧАСТЬ ВТОРАЯ И он - страж мира, царь мира, властелин Вселенной, и он есть я, да будет это известно - воистину, да будет известно! Каушитаки-Упанишады, III. Адьява, 8 2 Круги от этого происшествия разбежались по всему Соналби и за несколько недель дошли до всех вейлов, подняв нешуточные волны. Не успела зеленая луна завершить и двух полных циклов, как спокойная жизнь маленькой горной долины между Наршвейлом, Рэндорвейлом и Товейлом была нарушена. Именно здесь, на севере, в маленьком селении нашла себе приют большая часть пришельцев в Соседство. Они называли это поселение Олимпом. Конечно, своими размерами резиденция Пинкни уступала дворцам монархов и верховных жрецов Вейлов, но по местным меркам она считалась просторной и даже роскошной. Ее планировка скорее напоминала бунгало, столь излюбленные белыми людьми в тропических районах Земли. В огромной роскошной гостиной, освещенной множеством свечей в серебряных канделябрах, мужчина хорошо поставленным баритоном пел "Иерусалим". Дама аккомпанировала ему на арфе - сколько Служба ни билась, рояль у местных столяров не получался. Восемь леди в вечерних платьях и шесть джентльменов в белых смокингах с благоговением внимали прекрасной музыке. И я пойду на смертный бой, Не дрогнет меч в руке моей... Еще двое мужчин выскользнули на веранду выкурить по сигаре и насладиться вечерним покоем. Небо давно уже потемнело, но воздух хранил дневное тепло, ароматы поздних цветов и кустарников. Красная Эльтиана и голубая Астина в сопровождении свиты звезд висели над покрытыми первыми осенними снегами вершинами. - Очень уж все это подозрительно. - Мужчина повыше был худ и отличался необычно длинным носом. При всем этом он сочетал изящество с уверенностью движений и - в надлежащих случаях - с сухой, неодобрительной улыбкой. Подобно большинству пришельцев, он не обсуждал ни свое прошлое, ни свой возраст. Хотя на вид ему можно было дать меньше тридцати, ходили слухи, что он служил в кавалерии еще в битве при Ватерлоо. - Никак не ожидал, что он начнет вот так. - Я вообще не ожидал, что он начнет, - признался его собеседник. - Я думал, что мы больше о нем не услышим - или до него добрался-таки Зэц, или он совсем одичал и сдружился с туземцами. - О нет. Я никогда не сомневался, что мистер Экзетер вынырнет на поверхность. Я только не ожидал, что он так открыто бросит вызов Палате и так быстро. - Тот, что повыше, затянулся сигарой, и она затлела в темноте красным светлячком. - Очень, очень подозрительно! Интересно, сам-то он что думает об этом? - Гораздо интереснее, как это он до сих пор ухитряется оставаться в живых. - Второй мужчина был пониже. Для своего возраста - а мужчины казались ровесниками - он был чуточку полноват. Он расчесывал волосы на прямой пробор и имел привычку улыбаясь жмуриться. - Именно это я и хотел сказать. Зэц уже давным-давно должен был укокошить его. Вам не кажется, что мы просто обязаны его остановить? - Остановить кого? - послышался еще один голос. - Что это вы тут затеваете? Собираетесь устраивать какое-нибудь дельце за спиной у Комитета? - Урсула Ньютон подошла к ним и смерила их по очереди подозрительным взглядом. Роста она была чуть ниже среднего. Вечернее платье открывало мускулистые руки и необычно широкие для женщины плечи. Голос у нее был под стать плечам; впрочем, она никогда и не пыталась изображать скромницу. - Ни в коем случае! - ужаснулся тот, что пониже. - Джамбо? - Разумеется, собирались, - как ни в чем не бывало отозвался длинноносый. - Пинки как раз спрашивал у меня, кто из убийц сейчас свободен. Разве не так, Пинки? - Еще чего! - пробормотал второй. - Ничего подобного. - Дело в том, - продолжал Джамбо, - что молодой Эдвард Экзетер объявился в Джоалвейле и воззвал к черни, открыто провозгласив себя предсказанным Освободителем. - Боже праведный! - нахмурилась Урсула. - Вы уверены? - Совершенно уверены, - нервно ответил Пинки. - Агент Семьдесят Семь. Весьма толковый тип и довольно неплохо знает Экзетера. То есть, очень хорошо знает. - И сколько это продолжается? - Он находился там уже дня три, когда Семьдесят Седьмой увидел его. Семьдесят Седьмой немедленно поспешил сюда предупредить нас. Весьма разумное решение. Я поощрил его за проявленную инициативу. Впрочем, у него ушло четыре дня, чтобы попасть сюда, возможно, с тех пор ситуация изменилась. - То есть вы хотите сказать, Экзетер может быть уже мертв. Но если об этом известно нам, можно не сомневаться, что об этом известно и Палате. - Вот именно. Вот именно. В гостиной стихли аплодисменты, и баритон завел новую песнь: Я верный сын родной земли До самых смертных дней, о сэр... Мужчины продолжали молча курить, и Урсула облокотилась на перила между ними, хмуро вглядываясь в ночь. - Это может принять серьезный оборот, - заметила она. Сменяться могут короли... - Совершенно верно, - согласился Пинки. А я останусь с ней, о сэр... - Вы собираетесь послать кого-нибудь, чтобы привести его в чувство? - Именно это мы и обсуждали при вашем появлении, - кивнул Джамбо, ухмыляясь. - Это дело Комитета, - заметила Урсула, - но вы, конечно, ничего еще не говорили старине Ревуну, не так ли? Рассчитывали устроить все сами, верно? Вы двое и ваши приятели? - Вовсе и не устроить! - запротестовал Пинки. - Ей-богу, ничего подобного! Просто мы не хотели портить такой замечательный вечер разговором о делах. Но мне казалось, что Джамбо это будет интересно. Я надеялся, он придумает что-нибудь. Да и вы тоже, дорогая. Вы ведь не будете спорить, что надо послать кого-нибудь переговорить с Экзетером? - Только ли переговорить? - Необходимо тщательно оговорить средства убеждения, доступные эмиссару, - осторожно ответил Пинки. - Разумеется, он должен обладать довольно широкими полномочиями. Джамбо закашлялся, будто поперхнулся дымом. - Воистину слова, достойные джентльмена. Цезаря Борджиа, скажем, или Макиавелли. Ну, меня-то он на пушечный выстрел не подпустит - после того, что вышло в прошлый раз. - Если только у него осталась хоть капля мозгов, - сказала Урсула, - он не подпустит к себе никого из нас. Кроме разве что Смедли. Старый школьный приятель? Да, Джулиана он, пожалуй, выслушает. Пинки зажмурил глаза и улыбнулся, став очень похожим на кота. - Капитан Смедли - замечательный молодой человек. Однако он здесь, можно сказать, еще новичок. Вам не кажется, что он может не оценить всей сложности ситуации? Я не сомневаюсь, что капитан доставит ему наше послание, но выполнит ли он наше поручение с необходимой убежденностью? - Он вопросительно посмотрел на Урсулу. - Разумеется, ту грязную работу, которую вы задумали, он для вас не выполнит. Но не забывайте, у него же нет маны. Мне кажется, вам нужно послать к Экзетеру двоих - его друга Смедли и еще кого-нибудь, кто смог бы помочь капитану в случае, если потребуется немного применить силу. - А! Гениально! Я думаю, мы и сами додумались бы до этого, Джамбо, да? Но не сразу. Конечно же, послать двоих! И кто будет этим вторым? Как вы считаете? Джамбо вздохнул: - Мне это не нравится. Не нравится. Розенкранц и Гильденстерн. Нам нужен кто-то с рассудительной головой. - И не отягощенный совестью? - ехидно поинтересовалась Урсула. - Ну-ну, - успокоительно проговорил Пинки. - Не судите так строго. Я почти уверен, что мистер Экзетер внемлет логике. - Решение должен принимать Комитет. Пусть он и решает. А теперь пошли в дом, оба, и прекратите эти закулисные штучки. - Она резко повернулась и направилась в гостиную. Достойный уход... Две сигары вспыхнули одновременно. Два облачка дыма поплыли в ночное небо. - Разумеется! - заявил Пинки. - Мы и сами остановились бы на ее кандидатуре, не так ли? Рано или поздно. Джамбо снова вздохнул: - Верно написано: самки, вне зависимости от вида, значительно опаснее самцов. - О да. - Пинки опять по-кошачьи зажмурился и улыбнулся. - Совершенно верно. 3 От Семи Камней в Рэндорвейле осталось только четыре: один стоял вертикально, два покосились и один упал. Остальные три или заросли, или их давным-давно увезли. Сохранившиеся четыре располагались в центре зеленой поляны, окруженной огромными деревьями вроде земных кедров. Место было призрачное, мрачноватое, пропитанное ароматом листвы. В этот безветренный осенний полдень здесь было жарко, как в турецких банях. Спрятавшись от толпы за густым зеленым кустарником, Джулиан Смедли ощущал, как пощипывает кожу от виртуальности. Кинулусим Купец, используя упавший камень как кафедру, громовым голосом вел службу Неделимому Богу. Ему внимали четыре десятка человек, сидевших скрестив ноги на траве. Мужчины, женщины и даже дети собрались сюда из Лосби и других соседних деревушек. Сорок - уже немало. Джулиан нашел в толпе несколько знакомых лиц - обращенных. Остальные могли прийти сюда в первый раз посмотреть, что это за новая вера такая, которую исповедуют их друзья. Скоро настанет его очередь обращать их. Тем временем он облачался в рабочую одежду. Обычная рэндорианская одежда состояла из единственного, зато длинного отреза тонкой бумажной ткани. Она отлично спасала и от жары, и от насекомых, которых в Рэндорвейле немало, но Джулиана привлекало в первую очередь то, что она не требовала ни крючков, ни пуговиц. "Я словно живой рождественский подарок", - думал он, разматывая с себя ярд за ярдом марлю - в количестве, достаточном для упаковки небольшого крейсера. Когда он словно шелковичный червь показался наконец из своего кокона, Пурлопат*р торжественно подал ему облачение священника - капюшон, длинные рукава, пояс. Ему это напоминало наряд брата Тука. Облачение было унылого серого цвета, ибо лучшие цвета узурпировал Пентатеон. Пурлопат*р Дровосек приходился купцу племянником. Высокого роста, крепкий, мускулистый - на первый взгляд он казался взрослым юношей, но, присмотревшись, вы видели незащищенное лицо двенадцатилетнего подростка. В мочке левого уха он носил золотое кольцо - знак принадлежности к Церкви Неделимого, так что Кинулусиму приходилось относиться к нему как к взрослому. Собственно, Джулиан мог обойтись и без его услуг. Возможно, паренек сам вызвался помогать святому гостю, чтобы не мучиться, слушая бесконечные проповеди дяди. Проповедник из Кинулусима вышел замечательный, один из лучших в новой Церкви. Вера его была крепка, и он проповедовал ее зычным голосом, потрясая в воздухе кулаками и обличая злых демонов - богов Вейлов. Казалось, разгорячись он еще немного, и его борода вспыхнет ярким пламенем. Старина всегда умел произвести впечатление. Джулиан никогда не считал себя сильным оратором, он не слишком освоил рэндорианский диалект, да и веры Кинулусима ему недоставало. А если честно, то он никогда не воспринимал религию Неделимого серьезно. - Ваше святейшество? - взволнованно спросил Пурлопат*р неожиданным для его размеров свистящим шепотом. Он относился к тем людям, которые не способны хранить молчание и двух минут подряд. - Говорил вам мой дядя про тех военных, что он видел? - Да, брат мой, - улыбнулся Джулиан. Ему хотелось еще раз просмотреть шпаргалку с проповедью, однако апостолу положено оставаться спокойным и - верить, верить в защиту Неделимого. Новость о солдатах тревожила его. - Как вы думаете, это демон Эльтиана ввела в заблуждение короля Гуджапата? - В этом нет сомнения. Демоны вводят в заблуждение всех, кто слушает их. Пурлопат*р, округлив глаза, кивнул. - Если солдаты выступят против нас. Неделимый ведь защитит нас, ваше святейшество, да? Джулиан вздохнул и поправил галстук на шее - скорее для того, чтобы лишний раз поразмыслить. Юный дровосек искал ответ на наихудший парадокс монотеизма: почему всемогущий Бог допускает в мире зло? На такое ответ из пальца не высосешь - тем более что пальцев у Джулиана недоставало. - Я не знаю ответа на твой вопрос, брат мой. Мы должны исполнять свой долг и хранить веру в то, что Единственный в конце концов победит, даже если порой наша ограниченность и не позволяет нам видеть все обстоятельства. - Воистину так, ваше святейшество. Аминь! Джулиан похлопал паренька по плечу - отчасти для того, чтобы проверить, в самом ли деле оно столь крепко, каким кажется. Оказалось, в самом деле крепко. - Мы оба ничтожные слуги Неделимого, брат мой. Мы равны в этом. "И в моем случае, братец, можешь не сомневаться, апостол не исчезнет, бросив тебя на растерзание врагу, как сделал это подлец Педро Гарсия в Товейле. У этого апостола просто нет на такие штучки маны". Он выглянул из-за куста посмотреть, как идут дела у Кинулусима. Похоже, речь его производила на публику большое впечатление. Рэндорианцы нравились Джулиану. По большей части это были простые крестьяне, возделывавшие землю так же, как делали это их деды. Наречие рэндорианцев отличалось большей мелодичностью, чем резкий, гнусавый язык земель, расположенных ближе к Таргу, язык, который, похоже, заразил почти всех их соседей. Ростом рэндорианцы превосходят большинство жителей Вейлов, и еще они любят посмеяться - конечно, когда занимаются не столь серьезными делами, как церковная служба, - да и народная музыка у них замечательная. Получив возможность выбирать между Рэндорвейлом, Товейлом, Наршвейлом и Лаппинвейлом, Джулиан для своей миссионерской деятельности выбрал Рэндорвейл и принялся изучать его диалект. Он не жалел о своем решении - возможно, потому, что у местных жителей темнее кожа. Общаясь с ними, он почти верил, что он снова на родной планете, в одной из отдаленных частей Империи, и несет свет язычникам - неизбежное Бремя Белого Человека. Окружай его люди с таким же цветом кожи, как у него самого, он был бы лишен этой иллюзии. Тогда ему на ум шли бы всякие нежелательные мысли, например, о том, что если бы фишка легла по-другому, то нарсианцы или рэндорианцы спасали бы заблудшие души в Англии... Одним словом, мысли бы шли на ум самые неприятные. Как и большинство в Службе, он не очень-то верил в наличие души. Он проповедовал учение Церкви Неделимого не в силу теологических причин, а только потому, что это была единственная возможность свергнуть тиранию Пентатеона. Только это открывало Вейлам путь к прогрессу - вполне достойная задача, сопоставимая лишь с тем, как владычество европейцев улучшало экономическое состояние их колоний. Здесь, в Рэндорвейле, Джулиан Смедли проповедовал совершенно искренне, делая все, что мог, на благо туземцев, по возможности стараясь не вступать в противоречие с местными законами. Он уже ощущал приток маны. По мере того как купец повышал голос, приближаясь к кульминации, благоговение его слушателей перед Неделимым возрастало, усиливаясь виртуальностью узла, - так резонирует в соборе органная музыка. Пурлопат*р молчал целых тридцать или даже сорок секунд. Должно быть, не в силах выдерживать напряжение, он снова тревожно зашептал над ухом у Джулиана: - Разве не чудо то, что совершил святейший Джамбо во Флаксби четыре недели назад? Джулиан повернул голову: - Похоже, я о нем еще не слышал. Флаксби... это в Лаппинвейле? А что там случилось? Глаза у паренька расширились. - Настоящее чудо, ваше святейшество! В Лаппинвейле ведь вышел закон, по которому все преданные Неделимому караются самым жестоким образом. - Да, я знаю. Это, конечно, тоже дело рук демонов. Но что случилось со святым Джамбо? - Магистрат отправился арестовать его, ваше святейшество! Он захватил с собой двух солдат, и они застали святого апостола за проповедью - вроде вот этой у нас. Но святой Джамбо приказал им покаяться и наставил их на путь истинный, и - надо же! - магистрат с солдатами пали на колени и вняли словам Истинной Проповеди. А после этого они ушли с миром, вознося хвалу Неделимому! Черта с два! Еще бы им не восхвалять... - Святой Джамбо поистине скромен, сын мой. Он не говорил нам об этом, и я благодарен тебе за то, что ты поведал мне эту историю. Пурлопат*р расплылся от удовольствия. Но вообще-то эта история ему нравилась не больше чем Джулиану, хоть оба понимали случившееся совершенно по-разному. Разумеется, Джамбо воспользовался харизмой пришельца и, возможно, изрядной порцией маны, ибо трое недругов представляли собой серьезное испытание даже для Джамбо. Впрочем, он не бросил свою паству, что уже значительно лучше трусливого бегства Педро! Однако новости о гонениях на последователей новой веры в Лаппинленде заставляли крепко задуматься. Организованная Пентатеоном травля ереси Неделимого началась полгода назад в Таргленде, потом распространилась на Толенд и Наршленд. Сегодня Кинулусим говорил о солдатах в округе. Неужели настал черед Рэндорвейла? Похоже, старый пустозвон начал наконец выдыхаться. Во всяком случае, он вытер свою небритую физиономию краем одежды и перевел дух. - Сегодня мы должны возблагодарить судьбу, братья и сестры мои! Нас почтил своим присутствием тот, кто более других достоин обратиться к вам. Я всего лишь жалкий купец, не лучше любого из вас, а возможно, и хуже. Большинство вас знают меня всю свою жизнь. Откуда этому человеку знать о том, что свято, спрашиваете вы - и вы имеете право спрашивать. Но теперь я представляю вам апостола, одного из избранных тем, чье имя нельзя произносить, избранного с тем, чтобы он вел нас к истине и спас нас от вечного проклятия. Воистину он из тех, кто спасен. Он может говорить вам истину, ибо она открыта ему. Братья и сестры мои, внемлите же словам святейшего Каптаана! - Кинулусим сомкнул руки над головой и сошел с камня-кафедры. Джулиан расправил плечи, проверил, ровно ли свисают его рукава, и вышел из-за своего куста. Стоило ему оказаться на виду у собравшихся, как он ощутил прилив маны, напоминавший наэлектризованный воздух. Он вскочил на камень и благосклонно улыбнулся. Каждый раз в такую минуту он думал, что бы сказал его отец, доведись ему сейчас увидеть сына - бородатого, облаченного в длинные одежды, словно сошедшего с картинки из детской библии. Этакий Моисей с Уголка Ораторов в Гайд-парке. Собственно, он хорошо представлял себе, что сказал бы его отец. Пожалуй, старший сержант артиллерии его величества Гиллеспи не пощадил бы самолюбия сына. А он сам? Что сказал бы он сам? Хочет ли он провести несколько следующих столетии толкователем гороскопов, исцеляющим хвори одним прикосновением руки? Впрочем, сейчас не время для сомнений. Он здесь для того, чтобы творить добро. Он быстро поднял руки, сомкнув их в кольцо над головой. Народ склонил головы в ответ на благословение, так что вряд ли кто заметил его увечную руку. Он остановился на Шестой Проповеди, но прежде ему предстояло исправить небольшую теологическую ошибку, допущенную Кинулусимом. Итак, начало стандартное: - Братья и сестры! Быть сегодня с вами - истинное наслаждение для меня. В первый раз здесь, у Семи Камней, вас было только трое... - Он отбарабанил эту часть, а рука его уже горела. Теперь об ошибке Кинулусима. Он замедлил речь, стараясь придать мыслям распевную плавность рэндорианского. - Наш достойный брат Кинулусим говорил хорошо и открыл вам много великих истин. Сохраните их в ваших сердцах. Он достойный слуга Неделимого. По скромности своей он уверял вас, будто я достойнее его. Не верьте ему, пусть даже он говорил это из самых лучших побуждений. Да, я один из апостолов, но это не делает меня лучше Кинулусима - или лучше любого из вас - в глазах Господа. Неделимый избрал меня, чтобы я нес слово Его миру, не за какие-то мои достоинства. Я тоже грешен. Я всего лишь человек, как и Кинулусим... - Ну и так далее, и тому подобное. Покончив с формальностями, он перешел к проповеди. Он репетировал ее много раз, так что справлялся без особого труда. Шестая Проповедь была его любимой, он ее почти полностью заимствовал из Нагорной Проповеди. Синтетическая теология Службы всегда заставляла его ощущать себя лицемером, но этика у них была безупречна. Он сам всю свою жизнь верил в эти принципы. Блаженны нищие... Блаженны плачущие... Это действовало. Еще как действовало! Вокруг, куда ни посмотри, горящие восторгом глаза. Вскоре мана полилась потоком. Обрубок руки болел так, словно его окунули в расплавленный свинец. Он буквально ощущал пальцы своей правой руки, давным-давно, еще в семнадцатом году сгнившие в грязи где-то в Бельгии. Боль напомнила ему, что он должен держать руки по бокам. Вовсе не обязательно привлекать внимание зрителей к тому, что он носит перчатки, пусть даже мало кто из них заметит это и уж вряд ли кто осмелится спросить зачем. Впрочем, вера ничего не говорила о том, что апостолы должны обладать безупречным телосложением, хотя на деле постоянная подпитка маной и поддерживала их здоровье, позволяя им не стареть. Он не породит теологического парадокса, если откроет свое увечье. Вот если он исцелится - тогда совсем другое дело. Многие из пришедших на проповедь уже видели его раньше и - он надеялся - увидят его в будущем. Очевидное чудо - заново выросшая кисть - такое святым никогда не дозволялось, уж за этим-то Служба строго следила. Если бы о подобном чуде стало известно, в глазах людей Джулиан Смедли сделался бы сверхсвятым или даже богом - нет, такого бы Служба не пропустила. Она и так уже потеряла слишком много миссионеров, переметнувшихся на сторону противника; последней была сладкоречивая Дорис Флетчер, ныне Божественная Оис, аватара Эльтианы, покровительница новомодного искусства книгопечатания. Он оседлал любимого конька: - Заклание кур в храме не отвратит от вас гнев Неделимого, братья и сестры мои! Он судит вас не по приношениям, которые вы делаете демонам, но по каждому мгновению вашей повседневной жизни. Доброта и нравственность - вот жертвы, которые он требует от вас... Совершеннейшая банальность для человека, воспитанного в христианстве, однако для многих его слушателей это было новым и неожиданным. Всю жизнь их учили преклоняться перед богатыми и власть имущими, преклоняться и не жалеть их. Пентатеон не учил смирению и милосердию. Пятеро требовали одного лишь повиновения, ибо это давало им ману. - Не надо богатых храмов! - вещал Джулиан. Это место ему нравилось особенно. - Растрачивание ваших пожертвований на камень и позолоту не добавит чести Неделимому! Используйте лучше эти деньги на то, чтобы накормить голодающего ребенка или облегчить страдания калеки. Вот дорога, которая приведет вас к заслуженному месту среди звезд... Полнейшая чушь. Однако Пентатеон столетиями подкупал свои жертвы обещаниями того, что повинующиеся богам будут вечно обитать среди звезд. Для сохранения конкурентоспособности Единственный Истинный Бог должен предлагать по крайней мере не меньше этого, и безопаснее казалось принять местную веру, чем изобретать новую загробную жизнь. Потенциальные обращенные неохотно примут незнакомый им Рай. Слова плавно текли одно за другим; по лицу Джулиана струился пот. Краем глаза он заметил какое-то движение. Еще одно. Где-то на опушке солнечный луч блеснул на металле. Окружив рощу со всех сторон, солдаты начали пробираться сквозь кусты к поляне. В руках у всех обнаженные мечи. Проклятие! Слушатели ждали, озадаченные его внезапным молчанием. Он забыл, на чем остановился. Неужто влип? Он ободряюще улыбнулся перепуганной пастве и перепрыгнул через несколько строк, дабы быть уверенным, что не повторится. Мозг лихорадочно работал. И сердце билось столь же лихорадочно. Такого страха он не испытывал с того самого дня, когда снаряд бошей похоронил его заживо. Он ведь не Джамбо Уотсон, который способен заставить магистрат и солдат пасть на колени, у него тут тридцать - если не больше - вооруженных людей. Он и не Педро Гарсия, который в схожей ситуации улизнул с помощью магии. Джулиан Смедли не мог спастись с помощью маны, даже если бы захотел. Каждая капля маны, которую он получал, шла на исцеление его руки - это происходило не по его воле, просто происходило, и все. Когда он попал в Соседство полтора года назад, рука его заканчивалась запястьем. Теперь у него уже целая ладонь. В последнюю поездку из нее начали расти пять отростков. Еще одна такая поездка - и у него уже будет что-то, похожее на пальцы. Вот и нет! Эта поездка убьет его. Скорее всего он погибнет, пронзенный мечом, прежде чем успеет что-либо предпринять. Ладно. Первым делом надо сохранить контроль над собравшимися. Паства еще слишком увлечена его словами, чтобы заметить нежданных гостей. Если рэндорианцы ударятся в панику и бросятся бежать, все кончится кровавой баней. Он оборвал проповедь и поднял руки над головой, соединив их в круг. - Братья! Сестры! Нам оказана великая честь. У нас гости. Смотрите - целый отряд отважных солдат его величества почтил нашу службу своим присутствием. Нет! - Он возвысил голос, перекрывая испуганные вскрики. - Не бойтесь! Единым порывом молившиеся вскочили на ноги. Проклятие! - Оставайтесь на местах! Поприветствуем этих достойных мужей, пригласим же их в наши ряды во имя Истинного Господа! Добро пожаловать, друзья! Капитан, выделявшийся алым плюмажем на шлеме, вышел из кустов почти рядом с Джулианом - этакий седой вепрь, весь в броне и коже, торжествующе скаливший зубы оттого, что добыча сама идет ему в руки. - Именем короля, прекратить! - прорычал он, воздев меч. - Боже, храни короля! - в ответ ему взревел Джулиан и снова повернулся к своей парализованной страхом пастве. - Боже, храни короля! - повторил он. - Боже, храни короля! - мгновенно откликнулся хитрюга Кинулусим. - Да здравствует его величество! - Да здравствует его величество! - На этот раз его поддержало чуть больше голосов. Все сгрудились вокруг Пурлопат*ра и его дяди; молодой великан возвышался над толпой. Все перепуганные глаза с надеждой смотрели теперь на Джулиана. - Помолимся же, братья и сестры! Помолимся за то, чтобы славному королю Гуджапату была дарована долгая жизнь, пусть ему хватит сил мудро править своим народом. Помолимся за его здравие, и процветание, и ясный разум, и чтобы его возлюбленная королева... его благородный наследник... - и т.д, и т.п. Капитан стоял в замешательстве, не рискуя прерывать патриотические излияния. Его отряд тоже остановился - грозные молодые воины сомкнули кольцо вокруг еретиков, готовые по первому слову своего командира начать расправу. Джулиан, не понижая голоса, молился, молился за то, чтобы король оставался Рэндорленду возлюбленным отцом, молился за то, чтобы король избежал козней злых демонов. Истинно верующие не могли не понимать, что он имеет в виду Эльтиану, богиню-покровительницу вейла, но он изо всех сил избегал называть ее по имени, да и не только ее, но и всех местных богов - даже Неделимого. Главное - не дать капитану вмешаться. Отчаянно импровизируя, он постепенно перевел молитву в проповедь, выбрав на этот раз Номер Третий. Из всех проповедей Джулиан больше всего терпеть не мог именно эту. Он толком и не разучивал ее, поскольку никогда не думал, что она ему может пригодиться. Даже просто читая ее текст, он казался себе еще большим лицемером, чем обычно, хоть и понимал, что Номер Третий должен замечательно воспламенять толпу. ...Пятеро обещают вам вечную жизнь среди звезд - они лгут! Пентатеон и все их аватары вовсе не боги, они злые демоны, которые в Судный День падут от руки Единственного Истинного Бога, и всех, кто поклоняется демонам и служит им, всех постигнет кара... Ну что за вздор! Кому известно, что будет после смерти? Наверняка уж не Профу Роулинсону и не другим писакам из Службы, которые накатали все эти тексты. Хорошо хоть, они не сделали бога слишком жестоким, им хватило ума не обещать грешникам вечные муки. Представления об аде в Вейлах сводились к вечному мраку и одиночеству, и Служба удовлетворилась тем же. Для пущей убедительности Джулиан добавил от себя немного серы. Он продолжал все так же громко и напористо, на ходу додумывая то, что забыл. Краем сознания он отмечал - действует. Он завладел ситуацией! Волки и овцы вместе, его слушатели застыли на месте, завороженные потоком слов. Трижды ура харизме! Но этого все-таки мало. Не может же он продолжать так до бесконечности. Стоит ему прерваться, капитан и его люди выйдут из транса и исполнят свой долг. Он начинал уже повторяться. Боль в руке стихла. Он был мокрый как мышь, но он купался в мане, нет - в волнах маны, ведь они находились на узле, и довольно мощном. Он ощущал ману словно потрескивание наэлектризованного воздуха, и он, должно быть, посылал ее обратно собравшимся так быстро, что она не успевала коснуться его руки своей исцеляющей силой. Вот он, ответ! В первый раз с тех пор, как он попал в Соседство, он сам оказался способен пусть на небольшое, но все же волшебство. Если бы он был Педро Гарсией, он использовал бы портал, но он как-никак истинный англичанин, он не побежит с корабля, как крыса. - Вы просите доказательств? - возгласил он, хоть никто не издал ни звука. - Вы хотите доказательства могущества Неделимого? Так смотрите же! - Он вытянул руку. - Вот ты, Пурлопат*р Дровосек! Ты ведь знаешь меня не меньше года, верно? Молодой здоровяк кивнул, широко раскрыв глаза. - Тогда скажи братьям и сестрам, почему я ношу перчатку! - У тебя только одна рука, о святой, - пискнул Пурлопат*р. - Неверно! У меня была только одна рука. Моя правая была отрезана у запястья, так? Смотри же, какая она теперь! - Он сорвал перчатку. - Моя рука отрастает заново. В следующий раз, когда я вернусь к вам, братья и сестры, она будет такой же, как левая. Вот так Тот, Чье Имя Не Может Быть Названо, награждает тех, кто служит ему! Да, это уж точно не понравится Службе. Она обвинит Джулиана Смедли в пропаганде суеверий, возбуждении ложных надежд, возвеличивании самого себя. Но в сложившейся ситуации его мало волновало мнение Службы. Все, чего ему хотелось, - это остаться в живых. - Чудо! - вскричал старый Кинулусим, падая на колени. - Чудо! - хором откликнулись верующие. Юный Пурлопат*р пал ниц словно подрубленный кедр. На ногах остались только солдаты. Капитан стоял, разинув рот. Джулиан повернулся к нему и простер свою исцеленную - ну, почти исцеленную - руку. Он собрал это потрескивающее от напряжения ощущение маны и мысленно швырнул его в тупого вояку. "На колени, чтоб тебя! На колени!" По меркам Пятерых или их аватар это количество маны было ничтожным, но и его хватило, чтобы одолеть старого, закаленного в боях солдата. "Кайся же, кайся!" Медленно, неохотно капитан опустился на колени, и сразу же по всему периметру поляны его воины последовали примеру своего командира. "Иисусе!" - Помолимся же! - рявкнул Джулиан. - Возблагодарим за дарованное нам свидетельство доброты и милости... Он задохнулся от охватившей руку нестерпимой боли. Он совладал с собой и продолжил. Мана кипела в его руке не только от охваченных священным ужасом верующих, но и от тридцати новообращенных. Он свершил чудо. Теперь он святой. Капитан рыдал, а половина его людей побросала мечи. 4 Аморгуш уснула у Доша Кучера на руке, но он ухитрился высвободиться, не разбудив ее. Громко сопя, она перекатилась на бок. Он выскользнул из постели и опустил ноги на мягкий ковер. В окна струился солнечный свет, играя на шелковых простынях, мраморных стенах и отполированной до зеркального блеска мебели. Даже одной из этих картин в тяжелых золоченых рамах хватило бы, чтобы спокойно дожить до старости... или оказаться на виселице. Ухоженный парк за окнами тянулся до самого берега Джоалуотера. На туалетном столике лежали драгоценности Аморгуш. У него зачесались кончики пальцев, и он поскорее отвел глаза от этого небольшого состояния. Если он и дальше хочет жить за счет старой Аморгуш, ему придется бороться с искушением. Он нагнулся и подобрал с ковра одежду, сброшенную им полчаса назад. Это была дорогая одежда. Надо отдать должное старой жабе - она щедра. Да, пожалуй, это все, что можно сказать о ней хорошего. Аморгуш утверждала, что ей сорок, - и как это боги еще не поразили ее за столь явную ложь? Одна из богатейших женщин во всем Джоалвейле, она была и одной из самых глупых, правда, не настолько, чтобы верить словам восхищения, которые он шептал ей ежедневно в это время. Она знала, что он всего лишь наемная сила. Он натянул розовые льняные штаны и башмаки из ягнячьей кожи, потом любовно затянул свой широкий кожаный пояс. Пояс попал к нему не от Аморгуш. Скорее всего он был изготовлен в Рэндорвейле, хотя Дош стянул его пару лет назад в Мапвейле. Один поворот высвобождал богато украшенную пряжку, а вместе с ней и тонкую полоску стали, гибкую и острую с обеих сторон как бритва; что ни говори - восхитительная вещица. Он любил ее. Маленький бедный Дош всегда ощущал себя нагим и беззащитным, если на теле его не было спрятано хотя бы какого-нибудь оружия. Он застегнул шелковую рубаху изысканного лилового цвета, искусно расшитую разноцветными полевыми цветами, и постоял минуту у зеркала, восхищаясь собой. Потом пригляделся повнимательнее - не видно ли следов от любовных укусов? Нет, вроде бы все в порядке. Он не без раздражения заметил мелькающую сквозь кудри кожу. Блондины всегда рано лысеют, а он был далеко уже не так молод, как ему хотелось бы. На лбу можно было разглядеть намечающиеся морщины. Он недовольно отвернулся от зеркала. Старая жаба еще спала, и притом громко храпела. Ну и хорошо, это избавит его от прощального объятия. Его жизнь у Аморгуш была легкой и беззаботной - еще бы, он вполне заслужил такую. Дош довольно ухмыльнулся и направился к двери с сознанием честно выполненного долга. После любовных утех с Аморгуш его обязанности на конюшне казались сущим отдыхом. В коридоре - ни души. Восхищаясь окружающим его великолепием, он торопливо зашагал к лестнице, намереваясь наскоро принять ванну, чтобы смыть с себя вонь ее духов. Если подумать, его место в доме Бандропса было подарком судьбы. Во-первых, Джоал - самый красивый город во всех вейлах, он предлагал человеку все, о чем только можно мечтать. Во-вторых, платили ему достаточно - денег хватало на все его запросы, даже на самые необычные. Но главное - ему не приходилось опасаться гнева ревнивого мужа, ибо Бандропс прекрасно знал, чем занимается его кучер в часы сиесты. Собственно, именно Бандропс и взял его в этот дом. Бандропс Адвокат был восходящим политиком - в Джоале это означало человека с повадками паука-убийцы, - от которого ожидали, что при освобождении следующей же вакансии в Клике он купит себе это место. Он женился на Аморгуш ради ее денег, ибо сам предпочитал кого-нибудь вроде Доша. Какое-то время Дошу приходилось ублажать обоих, а это было непростым занятием, впрочем, вскоре хозяин нашел себе нежного пажа помоложе, так что услуги конюха требовались ему лишь изредка. Когда Дош подошел к лестнице, по ней как раз поднимался не кто иной, как тот самый Пин*т Паж, вспотевший, раскрасневшийся и положительно желанный. Он остановился, и оба не без подозрения покосились друг на друга. Дош слегка опасался, что Пин*т нацелился на его место в кровати Аморгуш. Пин*т же, в свою очередь, опасался посягательств Доша на него самого, хотя до сих пор с завидным упорством сопротивлялся любой попытке Доша сблизиться с ним. - Жарко? - поинтересовался Дош. - Осень что-то выдалась необычно теплой. - Ты и сам, похоже, перегрелся немного, - отвечал этот поганец. На лбу его красовался искусно уложенный завиток - хотелось бы Дошу знать, как парень ухитряется сохранять свои волосы в таком идеальном порядке. - Я искал тебя. - Отлично! Я как раз собирался в баню. Пошли вдвоем. Пин*т оскорбленно надул губы. - Тебя хочет видеть хозяин. Дош с сожалением распростился с мыслью о прохладной ванне. В это время суток Бандропсу скорее всего нужны услуги кучера, а не любовника. Он пожал плечами: - Тогда мне лучше идти прямо к нему. А ты пока подумай о моем предложении. - С чего ты взял, что я соглашусь? - По опыту, мой мальчик, по опыту! - бросил Дош, спускаясь. Проходя мимо пажа, он попытался нежно похлопать его по выпуклой части, однако тот был начеку и отодвинулся. - Я могу научить тебя кое-каким полезным приемам. - Вот уж не думаю, - отозвался Пин*т. В этом он наверняка ошибался. Дош постучался и получил разрешение войти. Кабинет хозяина - роскошный, залитый солнцем - выходил окнами в ухоженный парк. Одни ковры стоили больше, чем можно заработать за всю жизнь. Все свои финансовые дела Аморгуш оставила на усмотрение разумного мужа. Постоянная сутулость Бандропса только подчеркивала огромный размер его туши. Дош никогда не видел таких пышных и черных бровей, как у Адвоката, и такой совершенно гладкой, сияющей лысины, хотя все прочие части тела Бандропса поросли густой черной шерстью. Бандропс Адвокат был одет в свою любимую свободную шелковую блузу небесно-голубого цвета. Он сидел, положив кулаки на резной стол. Бандропс приветствовал своего кучера неодобрительным хмурым взглядом. - Извини, что пришлось оторвать тебя от работы. - Разумеется, я весь к вашим услугам, господин, - безмятежно отозвался Дош, мягко ступая по роскошному, многоцветному ниолийскому ковру. Его гораздо больше интересовал второй человек, стоявший у окна. Этот второй был моложе и стройнее. Его холодный пристальный взгляд таил в себе возможную угрозу. Он тоже был одет в обычный джоалийский наряд. В отличие от Бандропса на мускулистых руках его почти не было волос, а сами руки были заметно светлее загорелых кистей. И ноги тоже. Щеки над коротко остриженной бородой, напротив, были темнее лба и ушей. - Вот этот парень, Краанард, - объявил Бандропс. - Дош, это Краанард Юрист. Он нуждается в твоих услугах. - Как прикажете, господин. - Дош поклонился незнакомцу, гадая, какого рода услуги нужны этому солдату. И зачем человеку, носящему обычно латы, поножи и шлем, выдавать себя за юриста. Кранаард взглянул на него с нескрываемым презрением: - У тебя есть моа, парень? Если бы Дош посмел дерзить, он задал бы встречный вопрос: откуда у жалкого слуги вроде него столько денег, чтобы держать моа? Но имелось в виду вовсе не это. Моа всегда сопротивляются незнакомым седокам с необычной яростью; на то, чтобы приучить моа, человеку требуется обычно несколько месяцев. Помимо искусства обольщения, Дош преуспел и во многом другом. Он умел запрягать хозяйский тягловый скот в карету и править ею. Вообще-то именно этим и должна была ограничиваться его служба. Когда Бандропс нанял Доша, он начал приручать одного из хозяйских моа - по большей части для того, чтобы эта скотина отомстила хозяину в случае, если ему пришлось бы исчезнуть без предупреждения. Бандропс знал об этих его попытках, ибо время от времени отпускал шуточки насчет синяков и отметин зубов, заработанных Дошем в процессе приручения. Чего он, возможно, не знал, так это того, что Дош не сдался. Впрочем, говорить неправду тоже не имело смысла, ибо об этом все равно знали другие слуги. - Есть один, с которым я более или менее справляюсь, господин. Мужчины довольно переглянулись. - Ты поедешь со мной, - объявил Краанард. - Это всего на несколько дней. Вообще-то Дошу удалось прожить так долго только благодаря обостренному чувству опасности. Вот и теперь в голове его звенел тревожный колокольчик. Было во всем этом что-то особенно подлое. Он прикинулся наивным дурачком - уж что-что, а это у него всегда получалось. - Боюсь, господин, я не справлюсь с Ласточкой так долго. По части моа я всего лишь любитель. Бандропс побагровел, но ответил военный: - Дело слишком важное. Каждая твоя царапина будет щедро оплачена. - Я не удержусь в седле, господин. Ласточка может убежать. Глаза Краанарда недобро сузились. - Ты не будешь один. Мы отловим ее для тебя. Они никогда не убегают далеко. Понемногу все начинало вырисовываться: отряд улан! - Если вам нужен наездник на моа, господин, в Джоалии найдутся сотни наездников куда опытнее меня. Двое мужчин снова переглянулись. Краанард сделал несколько шагов и остановился перед Дошем, с нескрываемой угрозой глядя на него сверху вниз - да, он оказался заметно выше. - Однако, насколько я понял, ты знаком с человеком по имени Д*вард? Если он хотел ошеломить, ему это удалось. Дош почувствовал себя так, словно его окунули в ледяную воду, и на мгновение самообладание изменило ему. - Освободитель? Краанард остался доволен реакцией. - Некоторые называют его так. Он здесь, в Джоалвейле, где-то неподалеку от Жилвенби. Д*вард! Прошло больше трех лет. Они странствовали тогда с шайкой Лудильщиков, родным народом Доша. Дошу надоело жить в нищете, и он сбежал от них. Но прежде... - Нет! Угрожающее молчание... - Что это значит? - спросил наконец Краанард. - Это значит, что он хочет денег, - буркнул Бандропс из-за спины Доша. - Это алчный тип с душой шлюхи, но за несколько серебряных звезд он продаст родную мать. Мать - возможно, но не Д*варда! А почему, собственно, не Д*варда? Дош сам не знал ответа. Ему нужно время все обдумать. Краанард ухмыльнулся. Он взял Доша за волосы и отогнул ему голову назад. - Тридцать звезд тебя устроят, парень? И все, что от тебя требуется, - это чтобы ты опознал его для нас. Всю грязную работу мы берем на себя. С тобой ничего не случится. Дош жалобно вскрикнул, притворившись, что ему больно. На самом деле его захлестнула необъяснимая ярость. Тридцать звезд? Не много ли? Они его что - держат за наивного дурака? Тридцать звезд! Да таких денег у него за всю жизнь не было. - Что он для тебя, этот Освободитель, парень? - спросил Краанард. От его дыхания воняло рыбой. Неплохой вопрос! - Господин, вы делаете мне больно! - взвыл Дош, не прекращая лихорадочно думать. В самом деле, что для него этот Освободитель? Предавать друзей всегда было одной из его профессий, так с чего он должен относиться по-другому к Д*варду? Может, потому, что Д*вард, прекрасно зная, что представляет собой Дош, всегда обращался с ним как с равным, как с человеком? Он - почти единственный, кто так с ним обращался. Дош вытащил из-за пояса нож. Военный не заметил этого движения. Осклабившись, он еще сильнее дернул Доша за волосы. - Отвечай! И Дош ответил. Гибкое лезвие труднее втыкать, но он мастерски воткнул его как раз между ребер Краанарда. По роду занятий он хорошо разбирался в анатомии - он-то знал путь к сердцу мужчины. Так же, без усилия, нож выскользнул обратно, и тело осело на пол. Бандропс поперхнулся, потом бросился вокруг стола к двери. На бегу он открыл рот, чтобы крикнуть. Кричать надо было с самого начала. Дош метнулся, нагнал его и перерезал ему горло. Он вытер лезвие о подол рубахи Бандропса - кровь все еще хлестала из горла Адвоката. Дош думал не переставая. Убийство совсем не взволновало его - и не возбудило; сердце его билось ровно, как обычно, однако он-то вел себя совсем не как обычно. С чего, интересно, он отказался от целых тридцати звезд, какими бы призрачными ни казались шансы получить их? И что еще интереснее: откуда властям известно, что кучер Бандропса Адвоката может опознать Освободителя? Ни одного толкового объяснения этому он не находил, а это означало только одно: во всем снова замешаны боги. Дош не почитал ни одного бога. Точнее, он презирал их - в особенности Тиона, Юношу. Какой бог вмешался на этот раз? Многие мужчины и женщины посвящают себя одному из богов, нося на себе знаки принадлежности к таинству. У Тиона, например, имелось Братство Тиона и, возможно, еще и другие секты; таргианские воины принадлежали к союзу Крови и Молота, посвятив себя Карзону. Дош опустился на колени рядом с трупом Краанарда и заглянул ему под воротник рубахи в надежде увидеть цепочку - ничего. Тогда он расстегнул ворот - да, покойный не носил на себе амулетов. Он сорвал с убитого рубаху и начал осматривать тело - отличное, мускулистое тело. Он с гордостью отметил про себя, как мала ранка и как мало крови из нее вытекло. Словно змеиный укус, гордо подумал он. Он не нашел того, чего искал, пока не снял с трупа и штаны. Высоко на внутренней стороне правого бедра Краанарда он обнаружил маленькое красное родимое пятно в форме "Ш". Дош готов был поспорить на собственную голову, что пятно это у него не с рождения. Отлично! Он-то ожидал найти пятиконечную звезду, символ Девы. Астина - богиня-покровительница Джоалии; ее главный храм находился меньше чем в миле отсюда. Ольфаан, ее аватара, - покровительница солдат. Если джоалийский солдат посвящал себя какому-нибудь божеству, то это была Астина, однако "Ш" - символ Эльтианы, Владычицы. Знак еле заметен, значит, секта самая что ни на есть тайная. Владычица - богиня страсти, материнства и сельского хозяйства. Насколько он помнил, ее воплощения не особо опасны: некоторые из них требовали от своих почитателей ритуальной проституции, но Дош против этого ничего не имел. Он похлопал убитого по щеке: - Ну ты, ублюдок! Ты шпион или даже убийца, так? Я недооценил тебя! Однако правда оставалась правдой: за Д*вардом охотится Владычица, и вряд ли она при этом разделяет его интересы. Дош поднялся и окинул взглядом учиненную бойню. Всего несколько минут назад эти двое были богаты и могущественны, а он - беден и ничтожен. Теперь они мертвы, а он все еще жив. Что ж, такова жизнь. Впрочем, убив влиятельного гражданина и военного, бедняга Дош в одну минуту может оказаться таким же мертвым, как они, если вовремя не уберется из Джоалвейла. Лишь в этом случае он мог быть уверен, что его не ждет скорая и публичная смерть. И еще одно: что бы ни делал Д*вард в Джоалвейле, этого безумца необходимо предупредить об интересе, проявленном к нему Эльтианой. Никто не осмелится тревожить хозяина еще часа полтора-два. За это время Дош успеет унести ноги из города. Вдруг его осенило: надо раздеть и труп Бандропса - это собьет с толку преследователей, хотя бы ненадолго. Изучив тайник в столе, Дош обнаружил там пухлый кошель, в котором на глаз было пятьдесят или шестьдесят звезд. Увы, драгоценности, лежавшие там при предыдущих проверках, исчезли. Он подумал, не стоит ли сбегать наверх за побрякушками Аморгуш, но старая корова наверняка уже проснулась. Повесив кошель на пояс, он направился к двери. Жилвенби находился на северо-востоке, у самого Джоалволла. Быстрый моа одолеет это расстояние за день, и что бы он там ни наплел этим двум мерзавцам, он неплохо умел обращаться с Ласточкой. Он вообще много чего умел. 5 Солнце уже клонилось к снежным вершинам Рэндорволла, когда Джулиан Смедли возвращался в Лосби через зеленую мозаику рисовых полей и садов, разделенных извилистыми изгородями из кустов кровоягоды. Растительность в Рэндорвейле пышная; это немного напоминало Джулиану юг Франции, если не присматриваться, конечно, к листве или не спрашивать, что это за горы. Культя болела отчаянно - ростки пальцев уже заметно длиннее, чем утром, - наплевать на боль, он не шел, а почти летел. Он все еще дрожал от избытка маны. Старый купец шествовал справа от него в торжественном молчании, а с другой стороны юный Пурлопат*р делал гигантские скачки, которым позавидовал бы моа, и визгливо верещал о чуде, которым Единственный одарил верующих. Представление и впрямь вышло хоть куда. Три дня назад, покидая Олимп, Джулиан запасся двумя дюжинами золотых колец-сережек для тех, кого рассчитывал обратить в новую веру. Он считал себя излишне оптимистичным, однако израсходовал уже восемнадцать штук. Восемнадцать за день - возможно, это рекорд Службы. Он слышал, что Пинки Пинкни удалось как-то обратить двенадцать. Семнадцать солдат, включая самого капитана Груд*рарта, тоже жаждали принять веру прямо на месте, но согласно правилам им предстояло пройти курс наставлений. Конечно, некоторые из них передумают, но только некоторые! Заполучить верующих союзников в королевском войске - да, это дало бы Неделимому значительное преимущество, возможно, им удастся даже проникнуть в само рэндорианское правительство. Когда Джулиан Смедли вернется в Олимп и представит письменный отчет, этот отчет выйдет весьма и весьма необычным. Новичок добился оглушительного успеха. Плохо, конечно, что он добился этого, продемонстрировав собственное чудесное исцеление, и об этом пойдут теперь слухи. Ну и плевать! Все лучше чем смерть, а уж этого-то Служба от своих агентов не требовала. Он не сбежал через портал, как Педро Гарсия. Итак, вместо неизбежной катастрофы - настоящий триумф. Он обошел даже Джамбо Уотсона. Они уже подходили к дому Кинулусима на окраине Лосби. Рядом с домом виднелся сарай, где купец хранил пряности, и чуть дальше стоял маленький загон. В загоне были два кролика. - Кто-то приехал! - взвизгнул Пурлопат*р. Этот "кто-то" наверняка из Олимпа, и первой мыслью Джулиана было то, что теперь у него наконец есть перед кем похвастаться. Второй - что перед друзьями не хвастаются, а третьей - что кто бы это ни был, он услышит всю эту историю от Пурлопат*ра и Кинулусима. Вот черт! А он-то надеялся без комментариев описать все в отчете, не устраивая лишней шумихи. Их появление не осталось незамеченным. Из дома им навстречу вышел невысокий человек в коричневых штанах и рубахе - обычном джоалийском наряде, хорошо подходящем для верховой езды, но сразу же напомнившем Джулиану о его собственном нелепом одеянии. Смедли мгновенно узнал гостя, и на смену радости пришла злость. Никто не мог угадать возраст Алистера Мейнуоринга - его полнота и темно-русые (ни единого седого!) волосы вводили всех в заблуждение. Его английский сильно отдавал шотландским прононсом, проявлявшимся даже тогда, когда он говорил по-джоалийски, и еще сильнее - по-рэндориански. Он считался одним из лучших миссионеров Службы. В Олимпе его называли "Док", а за его пределами - "святой Док", хотя он защитил диссертацию по антропологии, а вовсе не по медицине. Он возглавлял рэндорианский отдел, будучи, таким образом, непосредственным начальником Джулиана. Смедли терпеть не мог этого ворчливого ханжу. Неужели он проделал такой долгий путь только для того, чтобы проверить, как идут дела у его младшего помощника? Они встретились, и Джулиан поднял сцепленные руки над головой, показывая тем самым, что ему нечего опасаться и что он, следовательно, контролирует ситуацию в округе. Остальные трое тут же повторили это движение. Должно быть, на Кинулусиме" и Пурлопат*ра произвело большое впечатление то, что Лосби одновременно почтили своим присутствием два апостола. Старый купец наверняка мучился вопросом почему. Как всегда, когда он не в духе. Док тянул на все пятьдесят. Внешние проявления возраста зависят у пришельцев от настроения, так что одна только тяжелая дорога вряд ли так на него повлияла. Одежда вся пропылилась, он, судя по всему, приехал совсем недавно. - Благослови вас Господь, дети мои. Приветствую, святой Каптаан. - Ваше святейшество всегда желанный гость в моей скромной обители. - Кинулусим взволнованно потирал руки. - Могу я надеяться, что вы окажете мне честь, задержавшись здесь хоть на несколько дней? - Он мог бы растянуть цветистое приветствие еще минут на десять, но Док был явно не в настроении трепаться с туземцами. - Возможно... это было бы славно... но, боюсь, святому Каптаану скоро придется покинуть нас. Мне надо переговорить с ним. Тщетно стараясь скрыть обиду на столь неделикатно выраженную просьбу оставить апостолов наедине, Кинулусим заверил высокого гостя, что он, конечно, все понимает и что он проследит за тем, чтобы подали соответствующие освежающие напитки, и так далее, вслед за чем, сердито ворча, удалился в дом. Сопровождавший его великан дровосек с детским любопытством оглядывался на гостей. Алистер отошел на обочину и с усталым вздохом присел на траву. - Как дела, старина? - Похоже, он ожидал услышать в ответ одни оправдания. Все еще переполненный маной, Джулиан не испытывал ни малейшей нужды садиться, и уж тем более ему не в чем было оправдываться. - Неплохо. - Я слышал, в округе видели солдатню - надеюсь, ничего страшного? - Ничего такого, с чем бы мы не справились. Док пожал плечами и сменил тему: - У меня странные новости. Ваш приятель Экзетер, по слухам, всплыл в Джоалвейле. Он разгуливает повсюду, говоря всем и каждому, что он и есть Освободитель из "Филобийского Завета". Джулиан был так поражен, что смог пробормотать лишь "Пардон?". Экзетер? Вышел из подполья? Разгуливает на публике? Боже праведный! Он же мертвец, стоит только Зэцу услышать об этом. Кто-то же должен вмешаться... Нет, это невозможно! Он перебил объяснения Дока: - Это наверняка ошибка! Это же самоубийство! Я хочу сказать, он никогда... - Простите, старина. В этом нет ни малейшего сомнения. - Не может быть! - Может. Это рассказал нам Семьдесят Седьмой, а он знает его, как никто другой. Это точно Экзетер, и он называет себя Освободителем, причем открыто. Джулиану сделалось дурно. - Зэц же его изжарит. - Скажите лучше, старина, почему Зэц не изжарил его до сих пор? - О чем это вы? Алистер ехидно заломил бровь. - По нашим сведениям, Экзетер начал неделю назад или даже раньше. Конечно, новости уже устарели, но если он еще жив, значит, он неуязвим для Жнецов, не так ли? - Чушь какая-то! - Джулиан понял, что ничего не добьется, выйдя из себя. Да и как защищать Экзетера, если он даже не знает, в чем тот виноват? - Вы ведь провели здесь достаточно времени, чтобы знать правила. Если Экзетер может защититься от убийц Зэца, значит, он набрал чересчур много маны. Я хочу сказать, порталы хорошо использовать, если за тобой гонятся местные увальни, но для того, чтобы иметь дело с Зэцем, требуется кое-что посильнее. Как он добился этого? - Док ухмыльнулся. Джулиан совладал с собой в самый последний момент. Вот, значит, откуда ветер дует? Служба пальцем о палец не ударила ради Эдварда Экзетера, при том, что его отец был одним из ее основателей. Она похитила его, не желая иметь с ним ничего общего, мешала ему и пыталась убить его. Теперь она намерена заклеймить его как ренегата. Отличный предлог для того, чтобы еще меньше помогать ему в будущем! - Как собрал столько маны? Ясное дело как - человеческими жертвоприношениями или ритуальной проституцией. Так же, как это делает Палата. Еще в шестом классе он получил медаль за человеческие жертвоприношения. Долгая поездка верхом на кролике не располагала к юмору - глаза Дока сердито сверкнули. Джулиан не сдавался. - Я не слышал от него ни слова, если вас это интересует. Я знаю о том, что он задумал, не больше, чем вы. - Почти два года назад, сразу после резни в Олимпе, Экзетер ушел оттуда и исчез. Возможно, он сошел с ума? Не самая достойная мысль для его друга. - Так что вам нужно от меня? - Или его тоже заклеймят как предателя? Док пожал плечами: - Комитет хочет, чтобы вы вернулись в Олимп. Для консультаций. Я продолжу поездку за вас. - Он не стал говорить, что сделает это гораздо лучше, но его поведение не оставляло сомнений - именно это он имел в виду. Проклятие! Комитет, должно быть, из кожи вон лезет, пытаясь решить, как им поступить. Похоже, они считают, что, раз Джулиан учился с Экзетером в одном классе, он знает его лучше, чем кто бы то ни было. Но ведь это было столько лет назад! С тех пор утекли реки крови. Что ж, приказ есть приказ, тем более он не может отказаться от всего, что связано с Экзетером, каким бы невероятным это сейчас ни выглядело. - Тогда мне пора? - Вы хотите сказать, что поедете ночью? - удивленно заморгал Док. - Ночь ясная. Луны сегодня должны светить ярко. Почему бы и нет? - Вам виднее. - Кряхтя, Док поднялся на ноги. - Пойду завалюсь в деревенскую баню. - Тогда увидимся, когда шишки разберутся со мной, - радостно проговорил Джулиан. Если повезет, он сможет скрыться за горизонтом раньше, чем кто-нибудь расскажет Алистеру о восемнадцати обращенных. Эта мысль грела. 6 Время приближалось к полуночи, а ночь в "Цветущей вишне" выдалась неудачная. Половина столиков пустовала, и шум разговоров был настолько тих, что игру Полтстита Лютниста можно было расслышать даже с другого конца большого полутемного зала. Настоящий артист, говаривал дедушка Тронг, принимает плохую аудиторию как вызов своему мастерству. Поэтому Элиэль Певица работала с публикой, переходя от столика к столику, улыбаясь, смеясь и болтая с клиентами. Куда ни посмотри, одни мужчины - бесконечное множество бородатых, раскрасневшихся лиц. Молодые мужчины, старые мужчины, просто мужчины. Женщины рядом с ними или навалившиеся на них были из обслуги. В воздухе стоял запах дешевого вина, несвежей еды, чада и немытых тел. Столики стояли тесно, но это позволяло ей опираться при ходьбе на плечи мужчин или спинки стульев, скрывая хромоту. На ней был черный кожаный лифчик и короткая кожаная юбка, украшенные медными побрякушками. Наряд не из тех, какие нормальная девушка наденет на улицу, однако актер одевается так, как того требует роль, и потом, это единственный наряд, который оправдывал необходимые ей тяжелые башмаки. Ее пышные черные волосы свободно падали на плечи. Если не считать короткой ноги, ее тело - лучшее в этом доме, чем и объяснялись убийственные взгляды, которыми награждали ее шлюхи за столиками. И еще, они-то не могли петь. А Элиэль могла. Ей предстояло петь через несколько минут. Она знала почти всех местных завсегдатаев, но не находила среди них тех, кого искала. Она пофлиртовала и подразнила их - всего лишь чуть-чуть, разбудив в их глазах похотливый огонь. Впрочем, она не про них. Они знали, что она не из здешних шлюх. Неожиданно ей представилась возможность доказать это. Мозолистая лапа скользнула по ее бедру. Она резко обернулась и ударила изо всех сил. Обладатель мозолистой лапы чуть не свалился со стула, а шлепок был слышен даже сквозь музыку Полтстита Лютниста. И ее голос тоже - она профессионально возвысила его так, чтобы его слышно было во всех закоулках "Цветущей вишни". - Если тебе это нужно, здесь есть те, кто это продает. Только не я! Дружки Мозолистой Лапы зашлись от хохота и дернули его обратно на стул - он все-таки попытался встать. Ничего, если он будет буянить, Тигурб*л Трактирщик пошлет своих вышибал. Лампы освещали маленькую сцену. Полтстит Лютнист закончил свое соло и потянулся за бутылкой, стоявшей у ножки его стула. Аплодисментов не последовало. Рядом с ним возник Тигурб*л - бесцветный, похожий на ящерицу человек, такого "красавчика" можно увидеть только во сне после того, как перебрал дешевого ароматизированного вина. Он потер свои длинные, худые руки и облизнул губы бледным языком. - Господа! Его обычное приветствие было встречено обычными же насмешками. Он как ни в чем не бывало продолжал заученную речь, представляя публике Ельснол Танцовщицу - великую, чувственную, соблазнительную Ельсиол Танцовщицу, на что публика отозвалась пьяными выкриками. Ельсиол была великой, чувственной, соблазнительной бочкой жира с тараканьими мозгами. Ноги ее по толщине не уступали ногам хорошо откормленных свиней; впрочем, они, должно быть, состояли из крепких мускулов, если выдерживали весь этот вес. Похоже, дело сегодня было дрянь, если она так скоро вышла на сцену. Полтстит подстроил струны и заиграл. Элиэль Певица потихоньку продвигалась к сцене. Ее выход - следующий, а она еще не нашла никого из своих приятелей. Почти каждую ночь в зале находилось полдюжины ее поклонников, тех, которые приходили сюда специально ради Элиэль Певицы, а уж в удачную ночь... Нет! Вон один, сидит за столиком у самой стены. Она направилась в его сторону. Как там его зовут? С тех пор как он в прошлый раз заходил сюда, прошло четыре или пять ночей. Тронг всегда говорил, что отличная память - непременное требование к артисту, но она никак не могла вспомнить. - Милый! - Она грациозно опустилась на соседний стул и чмокнула его в щеку. - Милый, как чудесно снова видеть тебя! Ему было около пятидесяти, он был рыхлый и болезненный, словно его терзала хворь. Его усы начинали седеть, а лицо покрылось морщинами, но он все же выделялся из посетителей "Цветущей вишни" хотя бы одеждой. Он явно принадлежал к весьма удачливым дельцам, что объясняло, как он может столь щедро покровительствовать искусствам. Он улыбнулся, сжал ее руку, и они обменялись любезностями. На сцене Ельсиол сбросила шаль, и публика взорвалась одобрительными воплями и пожеланиями продолжать в том же духе. Жир толстухи трясся и перекатывался. Полтстит сфальшивил несколько нот, но поправился. В молодости, задолго до того, как Элиэль появилась на свет, Полтстит играл при дворе. Будучи в форме, он и теперь играл неплохо, но в форме он бывал редко. Весь свой заработок и редкие подачки от посетителей он мгновенно спускал на вино. Обыкновенно в начале вечера его пальцы тряслись, где-то ближе к полуночи они обретали крепость, а иногда и необычайную ловкость, но задолго до рассвета теряли и то, и другое. Сегодня, похоже, это происходило быстрее обычного. Время идти на сцену. А! Вспомнила - Гульминиан Торговец. Торгует готовым платьем. - Гульминиан, милый, мне, право же, пора! Мой выход следующий. Но мы не виделись лет сто! Не смейте убегать, не поговорив по-человечески. Зайдите ко мне сразу же после выступления, ладно? Вы разобьете мне сердце, если не зайдете! Гульминиан обещал. Элиэль с изрядным облегчением дружески похлопала его по плечу и продолжила свой путь к сцене. Она чувствовала себя такой оскорбленной, если никто из поклонников не заходил поздравить ее после выступления. До сих пор такого еще не случалось. Мало ли что может прийти в голову Тигурб*ла, если это вдруг случится. Она оперлась рукой о спинку еще одного стула и склонилась над следующим столом, включив улыбку. Снова только один человек... - Элиэль? О боги! На мгновение она отвернулась, борясь с желанием убежать. Потом заставила себя встретить его взгляд, хоть внутри ее все сжалось. Пиол Поэт. Как же он постарел! Маленький, сморщенный, словно ему тысяча лет. Его лицо было таким же белым, как редкие волосы, худое-прехудое. Он склонился над столом, стиснув тонкими пальцами стакан - бутылки видно не было. Обычно ему не дали бы занимать целый столик с таким скудным заказом, но клиентов в этот вечер так мало, что радовались, наверное, и ему. Он поднял на нее глаза, и Элиэль прочитала в них мольбу. Она заставила себя снова улыбнуться. - Пиол! - Она опустилась на свободный стул рядом с ним, не в силах стоять. - Сколько лет! Как ты? - Я в порядке, - задыхаясь, проговорил он. По голосу ясно было, что он далеко не в порядке. Да и по виду тоже. - А ты? - О... у меня все хорошо! Публика восторженно взревела и заколотила кулаками и кружками по столам - еще большая часть Ельсиол открылась взглядам. Полтстит сбился с ритма, поправился и продолжал играть. - Чем ты занят сейчас? - поспешно спросила Элиэль. - Кто играет твои пьесы? - Интересно, каждый ли день он ест? Он несколько раз моргнул. - В настоящий момент никто. Над несколькими вроде бы работают. Я надеюсь услышать вскоре о двух или трех. Можешь не сомневаться, на следующих же Празднествах Тиона мое имя прозвучит снова. - Это замечательно! - Замечательный вздор. Пьесы Пиола мало стоили без Тронга, а Тронга больше нет в живых. Старик порылся за пазухой. - И у меня вышла книга. Вот - я принес тебе экземпляр. Она взяла книгу, поблагодарила и поздравила его. Насколько она помнила, Пиол всегда презирал печатные книги. Подобно автору, книжка была довольно тощей. - Я с удовольствием почитаю. Можно часть их положить на музыку? - Возможно. Можешь использовать стихи по своему усмотрению. - Его сухие губы неуверенно улыбнулись. - А что ты? - О... Целая вечность пройдет, пока о тебе заговорят. Но за последние две недели я дала несколько концертов. - Тоже вздор. Она небрежно отмахнулась от "Цветущей вишни". - Это так, чтобы не терять форму. Без этого мне скучно. - "Если только в мозгах старого Пиола осталась хоть одна извилина, он поймет, что заработать деньги на музыке можно, только исполняя драматические роли, а певице-калеке нечего и надеяться на сценический успех". - Я помню, как ты пела во дворце у короля, - вздохнул он. - Только как член труппы. Ничего, я еще пробьюсь туда сама. - Не раньше чем реки потекут вспять. - Э... Что слышно об остальных наших? Он вздохнул и покачал головой - хотя вряд ли можно было назвать "головой" обтянутый кожей череп, который, казалось, вот-вот упадет с тонкой, морщинистой шеи. - Слышала, что Гольфрен вернулся к крестьянскому труду? Испольщиком, конечно. И что Утиам наконец-то подарила ему сына? Клип вступил в Лаппинскую армию. Какие это новости... Только подумать, Утиам - красавица, замечательная актриса - работает в поле, растит детей! Возможно, она растолстела, как Ельсиол. Гэртол умер. До Элиэль даже доходили слухи, будто бы молодой Клип погиб в какой-то местной заварухе, но она не слишком-то доверяла досужим сплетням. Интересно, сколько плохих новостей Пиол от нее утаивает? - Славные были времена! - Она мечтательно вздохнула. Труппа Тронга... да... но вовсе не ее дед удерживал всех их вместе. Никто особенно и не задумывался над этим до тех пор, пока Амбрия в одночасье не умерла от лихорадки и вся труппа не лопнула, как перезревший гриб-дождевик. Тронг умер - сердце не выдержало. Труппа заменяла Элиэль семью, другой она и не знала. У них никогда не было денег, даже в лучшие времена, но они были дружны и радовались этому. - В твоем возрасте самые лучшие дни еще впереди, Элиэль, дорогая. - Надеюсь, - рассмеялась она. Не то чтобы дни были так уж плохи, но вот ночи... Ельсиол разошлась вовсю, прыгая по сцене в облаках пыли и криках ободрения. Ей осталось скинуть с себя каких-нибудь два лоскутка. Элиэль пора идти и приветствовать поклонников. Деликатничать некогда. - Ты ешь нормально? Где ты живешь? Тебе нужны деньги, Пиол? Он отчаянно замотал головой, раздвинув губы в подобии улыбки. - Нет, нет! Со мной все в порядке! - Послушай, это не бог весть какое место, но платят здесь неплохо. Ты уверен... Он опять качнул головой, ткнув в книгу, которую она все еще держала в руках. - У меня комната над печатной мастерской... помогаю набирать, иногда проверяю набор. Раздался оглушительный рев. Ельсиол разоблачилась почти до нитки. Элиэль отодвинула стул. - Мой выход! Замечательно было встретить тебя, Пиол. - Она не кривила душой, хотя было бы лучше, если бы ее не видели в таком месте. Интересно, как Пиол нашел ее и сколько других бывших членов труппы знают об этом? - Я хочу как следует поговорить с тобой, правда. Он улыбнулся: - Мне не терпится услышать, как ты поешь, Элиэль. Возвращайся сюда после того, как закончишь, ладно? - Для человека, некогда считавшегося литературным гением, Пиол всегда отличался почти детской наивностью. - Э... не сегодня, боюсь. Я... я договорилась с приятелем. Извини. Может, лучше как-нибудь днем? Его ответ потонул в реве - Ельсиол осталась в чем мать родила. Несколько ее поклонников вскочили с мест и бросились вперед, не дожидаясь конца аплодисментов - в надежде навестить звезду в ее гримерной и поздравить ее, конечно, как и положено поклонникам. Элиэль надеялась, что кто-нибудь придет навестить и ее. Условия Тигурб*ла Трактирщика на эту ночь будут довольно умеренными. Элиэль похлопала Пиола по костлявой, бородавчатой руке и поднялась. - Заходи как-нибудь днем! - крикнула она и повернулась, чтобы идти на сцену. Он изогнулся и протянул к ней руку: - Элиэль! Она обернулась. Ей уже пора было выходить. - Элиэль... - Голос Пиола дрогнул. - Я забыл тебе сказать. Ты слыхала новости об Освободителе? Она пошатнулась, словно он ударил ее. - О ком? Пиол на мгновение зажмурился и улыбнулся. - По городу ходят слухи, будто Освободитель объявился в Джоалвейле. Вот мне и интересно было, слышала ли ты? - Д*вард? - Насколько я понимаю, это должен быть Д*вард. Она окаменела, почти не замечая того, что Тигурб*л уже вышел на сцену объявлять ее выход. Д*вард! После стольких лет! Пол ходил ходуном у нее под ногами. Д*вард! Этот мерзавец? Пиол, казалось, не замечал, что с ней творится. - Это очень странно! Я совершенно не понимаю, как он осмелился открыто объявить свое имя, зная про "Филобийский Завет". Я хочу сказать, не может быть, чтобы об этом не узнал Зэц. Так что, возможно, это и не Д*вард вовсе, а какой-нибудь самозванец, хотя самозванцу глупо провозглашать себя Освободителем. Но в случае, если это все-таки Д*вард, мне казалось, тебе будет интересно узнать, ведь я помню, как увлечена ты была... - Увлечена? Ты хочешь сказать, увлечена Д*вардом, старый дурак? Улыбка сбежала с лица Пиола. - Что не так? Мне казалось, тебе... Что не так? О, как же он глуп! Ей хотелось схватить его за тонкую шейку и хорошенько потрясти. Она попробовала крикнуть, но смогла лишь прошептать: - Все в порядке, Пиол. Все в полном порядке! Я с удовольствием повидалась бы снова с Д*вардом! "И вырвала бы его чертовы легкие, и заставила бы его сожрать их, и все равно это было бы не хуже того, что есть сейчас. Это по его вине я служу шлюхой в борделе". ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Встаньте, выйдите из среды народа моего. Ветхий Завет. Вторая книга Моисеева. Исход, гл.12, 31 7 Все утро Дош Кучер наслаждался неспешной поездкой по Джоалвейлу. Он приехал в Жилвенби где-то около полудня. Моа одолел бы это расстояние и быстрее, но он не слишком погонял его, ибо не опасался погони. Небольшое вчерашнее недоразумение вряд ли будет обнаружено раньше чем через несколько часов, и потом, откуда им знать, что он отправился именно на восток? Краанард наверняка из военных, но даже если он и выступал в качестве официального лица, его начальству потребуется некоторое время, чтобы организовать преследование. Его братья по секте Эльтианы, конечно же, тоже пожелают наложить лапы на виновного, но они скорее всего не узнают о произошедшем еще несколько дней, так что Дош все-таки надеялся, что он в безопасности. До сих пор его жизнь не баловала. Но ведь он заслужил богатство, а теперь и заработал его благодаря сообразительности и предусмотрительности - очень кстати оказались его попытки приручить моа. Жилвенби была заурядной деревушкой, примерно такой, какой он ее себе и представлял, - горстка глинобитных домишек под раскачивающимися на ветру пальмами, окруженная со всех сторон полями. Жители ее наверняка были честными, работящими, нищими и скучными, как глина, из которой слеплены их хибары. Единственное, что отличало это место, - так только то, что фоном ему служили живописные горные вершины, припорошенные первым снегом; впрочем, то же самое можно сказать почти про любое место в Вейлах. Первым делом ему надо найти Д*варда. Вряд ли это будет трудно в такой дыре, разве что он живет здесь под чужим именем - судя по всему, именно поэтому Краанарду понадобился кто-то, кто может опознать его. Человек, заполучивший себе в личные враги бога смерти, иначе не прожил бы и дня. Возможно, он скрывался в этом свинарнике все эти годы, зарабатывая на хлеб собственным горбом, - страшненькая мысль! Деревенские мужланы, как правило, недолюбливают чужих, но все это имело и оборотную сторону. Если Д*варду удалось завоевать расположение местных, они отнесутся с большой подозрительностью к любому чужаку, расспрашивающему о нем. Ничего, серебро обыкновенно развязывает языки. Деревушка стояла на противоположном берегу маленькой речки. Когда Ласточка одолела брод, Дош заметил крестьянина, что-то жующего в тени деревьев-зонтиков. Судя по инструментам, разложенным вокруг него на травке, он занимался починкой ограды. Простое благоразумие подсказало Дошу, что неплохо бы разнюхать обстановку, прежде чем приниматься за поиски в самой деревне. Он подъехал к крестьянину, заставил Ласточку лечь, легко соскользнул с седла и стреножил моа, захлестнув повод вокруг его ноги. Вынув из седельного мешка свою снедь, он подошел поближе, напустив на себя равнодушный вид человека, достаточно богатого, чтобы владеть моа. - Привет, братец. Славный денек выдался. Мое общество не помешает, а? "Братец" оказался седым, тучным субъектом, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки. На его небритом лице застыло кислое выражение. Вместо ответа он откусил здоровенный кусок от краюхи хлеба и продолжил молча жевать. "Да, с этой деревенщиной требуется терпение". Дош выбрал полоску мха в тени с наветренной стороны от седовласого "братца" и уселся, с облегчением вытянув ноги. Ехать верхом на моа довольно удобно, но он не привык к долгим поездкам и изрядно сбил себе промежность. Он развернул узел, выбрал кусок колбасы и принялся за еду, наслаждаясь осенним солнцем. Эта часть Джоалвейла лежала выше, чем он предполагал: зеленые холмы перемежались темными скалами и полосами снега. Ветвистые деревья покачивались в ленивом танце. Ласточка паслась, выщипывая траву большими зубами. - Вы опоздали, - проворчал мужлан. - Он уже ушел. Теперь настала очередь Доша молча жевать, обдумывая это странное заявление. - Кто ушел? - спросил он наконец. - Освободитель. "Отлично!" Он пожевал еще. - А кто это такой? - Тот, предсказанный. Был здесь три, может, четыре дня. Он да его сброд. Саранча! - Трудяга сплюнул. Эта информация - не колбаса, ее следовало переваривать получше. Все его предположения оказались неверными. Так, и что же дальше? - Ни разу не слышал о таком. Что еще за сброд? Что они делали? - Затоптали все мое поле, изгороди повалили, стояли здесь лагерем, жгли костры, намусорили, распевали всю ночь гимны, проповедовали всякую ересь. - Крестьянин оживился, распаляя в себе справедливый гнев. - Их под конец, поди, сотня собралась, и все новые подходили. - Он подозрительно покосился на Доша. - Только не я! Я вообще не слышал ни о каком Освободителе. Куда, говоришь, они пошли, чтобы я не наткнулся на них? - Они говорили, собираются через Рагпасс. - В Носоквейл? О, тогда все в порядке. Я все равно не проеду на моа через Рагпасс, верно? - Почему нет? - Мне казалось, перевал слишком высокий для моа. - Не... - Мужик продолжал пристально разглядывать его. - А вы куда тогда? Хороший вопрос, и нельзя ошибиться с ответом. Если Д*вард объявил себя Освободителем, возглавив своего рода религиозное восстание, все предыдущие предположения Доша не стоят и ломаного гроша. Джоалийское правительство будет действовать против потенциального мятежника куда быстрее и решительнее, чем против одинокого беглеца. Если покойный Краанард Воин действовал официально, его смерть могут счесть свидетельством того, что заговор проник уже в столицу. Власти отнесутся к этому делу серьезнее, чем Дош надеялся раньше. Короче говоря, погоня может быть гораздо ближе, чем он думал. Самое время позаботиться о ложном следе. - Я? Я направляюсь по дороге в Суссвейл. - Через Монпасс моа не перевести, - торжествующе проговорил мужик. - Да и через Шампасс навряд ли. - У меня там приятель - он присмотрит за моа, пока меня не будет. Мужлан принялся молча чесаться; подозрительности у него явно прибавилось. Если. Д*вард не скрывается и у него сотня сторонников, ему, наверное, и не нужна информация Доша о служителе Эльтианы, да и знак на ноге Краанарда скорее всего не имеет значения, ибо восстание должно тревожить больше его военное начальство, чем Владычицу. Но теперь бедный Дош оказался в западне в восточном Джоалвейле с единственным перевалом, по которому мог пройти моа. Похоже, все идет к тому, что ему придется следовать за Освободителем в Носоквейл, хочет он того или нет. Он зажевал быстрее. - И что именно проповедовали эти недоумки? - Не знаю, - ответил крестьянин. - Да и знать не хочу. По мне, так и Дева хороша, да сияет имя ее. - Аминь! - благочестиво произнес Дош. Ему хотелось узнать еще, как далеко до Рагпасса и намного ли опережает его Д*вард. Во всяком случае, никого в Жилвенби он спрашивать об этом не собирался. 8 На джоалийском, основном языке Вейлов, название животного, к которому члены Службы привыкли относиться как к "кролику", звучало как "роллих". Английские этимологи проследили корни слова "кролик" вплоть до старофламандского, однако оно, несомненно, было занесено на Землю каким-то неизвестным уроженцем Соседства, попавшим к нам много столетий назад и употребившим джоалийское "роллих" применительно ко внешне похожему местному животному. Конечно, кролики из Соседства были гораздо крупнее. Кроме того, у них были бивни. От концов бивней до кончика короткого хвоста они превосходили в длину лошадь, зато рост имели почти вдвое меньший, из-за чего всадникам приходилось сидеть, задрав ноги, - это положение становилось крайне неудобным уже через несколько часов верховой езды. При достойной восхищения выносливости и захватывающей дух скорости кролики имели один, но весьма существенный недостаток: они не умели поддерживать эту скорость постоянно. Они неслись во весь опор минут пятнадцать - двадцать, а затем начинали замедлять ход до тех пор, пока ощутимый удар пяткой не посылал их снова вперед. Примерно через каждый час им требовался перерыв, чтобы немного по