пастись. Ими можно было управлять - точнее, требовались постоянные усилия, чтобы поддерживать нужное направление, - несильно дергая за кончики длинных ушей. Джулиан относился к ним, как к заправляемым сеном мотоциклам. По части интеллекта, во всяком случае, они мало чем от них отличались. Правда, управлять ими однорукому человеку было гораздо труднее, чем лошадью. Для торможения приходилось тянуть за оба уха одновременно, так что останавливаться Джулиан мог, только направив своего кролика на высокую стену. Даже так Прохвост пытался порой взять препятствие - каждый раз с непредсказуемым результатом. Прежде чем спешиваться, кролика необходимо было стреножить, что тоже прибавило Джулиану хлопот. По опыту он уже знал, что ему проще не останавливаться до самого прибытия в пункт назначения, так что он почувствовал себя везунчиком, добравшись до Олимпа засветло, проведя в пути почти двадцать четыре часа. Он почти радовался возвращению. Как говорил Джамбо, один местный вид уже стоил того. Маленькая, поросшая лесом долина угнездилась между горами, которым члены Службы присвоили имена Кука, Нанга Парбат, Маттерхорн и Килиманджаро - коренные жители Вейлов редко дают имена горам: слишком уж их было бы много. Удовольствие Джулиану портило только то, что особы, которую он хотел бы видеть здесь более других, он не застанет, ибо она уехала с миссией в Лемод днем раньше. В дороге он успел все обдумать и пришел к выводу, что тот человек в Джоалвейле скорее всего самозванец. Зэц наверняка бы только приветствовал лже-Освободителей, ведь это дискредитировало бы легенду; он мог даже сам послать этого лже-Освободителя, тем самым подстроив западню для Службы, а может, и для самого Экзетера. В тот единственный раз, когда Экзетер обсуждал пророчество при Джулиане, он уверял, что никогда и ни за что не будет пытаться исполнить его. Он не может принести смерть Смерти, говорил он, поскольку единственный способ сделать это - самому стать еще более сильным псевдобогом, а единственный способ набрать столько маны - использовать порочную тактику Палаты. Исключено, обсуждению не подлежит. Но конечно, если этот Освободитель - Экзетер, он вполне мог найти другое решение, и в таком случае лучший друг Джулиана включился в игру, стоящую свеч. Значит, он должен отправиться ему на помощь, вне зависимости от того, как к этому относится Служба. Или, может, парень просто повредился рассудком? Ведь Экзетер уже больше пяти лет знает, что Палата жаждет его крови; он метался от нее из мира в мир, каждый раз наблюдая, как вместо него гибнут ни в чем не повинные люди. Джулиан Смедли достаточно насмотрелся, что такое война, и понимал, что даже такой крепкий орешек, как Эдвард Экзетер, вполне мог съехать с катушек. Он видел, как и не такие ломались. Ответ тот же: спешить на помощь! Прохвост устало скакал вдоль берега Кама, мимо деревни Морковок. Рыжеволосая детвора выбегала поглазеть на тайку. Взрослые кланялись или поднимали руки в кольце - знак Неделимого. Вскоре показался и сам поселок, полтора десятка вилл у самого узла. В первый раз, когда он увидел его, полтора года назад, поселок был разорен прислужниками Зэца, но теперь его отстроили заново. Добавилась даже новая площадка для крикета, и несколько человек еще торчали на ней, упражняясь в лучах заката. Последним новшеством стала площадка для игры в поло. Первое, чем он займется, когда у него окончательно восстановится рука, - это попробует себя в кроличьем поло. Он проехал прямиком к конюшням, где загнал Прохвоста в угол и передал его на попечение конюхов-Морковок. К себе домой он отправился пешком, шатаясь от усталости, прекрасно понимая, что не одолел бы путь за такое время на лошадях, даже если бы менял их. Он до сих пор лелеял несбыточную мечту доставить как-нибудь на Землю кролика и проскакать на нем в Дерби, оставив остальных далеко позади уже после первого барьера. Увы, этой мечте суждено было так и остаться мечтой, ибо только людям дано переходить из мира в мир. Еще не дойдя до ворот, он увидел знакомое лицо - человек стоял в соседнем загоне, облокотившись на изгородь и болтая с конюхами. - Драконоторговец! - вскричал Джулиан. Т*лин поднял глаза, бросил что-то своим собеседникам и перебрался через изгородь. Он шел навстречу вразвалочку, не так быстро, как того хотелось бы Джулиану. Агент Политического Отдела Семьдесят Седьмой был крупным мужчиной с чудовищных размеров рыжей бородой. Его происхождение оставалось неизвестным, хотя привычка носить тюрбан позволяла предположить в нем уроженца Ниолленда или одного из соседних с ним вейлов. Его меховая куртка некогда имела синий цвет, а огромные штаны - зеленый, башмаки - красный, и можно было не сомневаться - где-нибудь на теле найдутся еще желтый и белый цвета. Все это были священные цвета Пентатеона, но в левом ухе красовалось маленькое золотое колечко Неделимого. Он подошел и сложил руки кольцом. Джулиан проигнорировал приветствие, ибо в Олимпе члены Службы не обременяли себя религиозными условностями. - Я так понял, ты встречался в Джоалвейле с Тайкой Кисстером? Ростом Т*лин был не меньше шести футов, так что он без труда смотрел на Джулиана сверху вниз. Лицо его не выражало ровным счетом ничего. - Совершенно верно, святой Каптаан. - Ты говорил с ним? - Говорил, ваше святейшество. - Если можно, называй меня здесь просто "тайкой". Семьдесят Седьмой. Так он сказал тебе, что собирается делать? Изумрудные глаза Т*лина невозмутимо изучали его из-под рыжих бровей. - Я спросил его. Он ответил только: "Проповедовать". Это я и так уже понял, ибо наблюдал за ним некоторое время. Я почти ничего не слышал из его проповеди, хотя мне показалось, что это Истинная Проповедь. - Он говорил еще что-нибудь? В зеленых глазах мелькнула искорка. - Он спрашивал, как у вас дела, ваше святейшество, и как ваша рука. Проклятие! Джулиан моментально ощутил себя выбитым из колеи. Рука сама собой скользнула за спину. - Ты точно уверен, что это настоящий Тайка Кисстер? - Совершенно, ваше святейшество. В разговоре он вспоминал те дни, когда странствовал со мной, притворяясь одним из моих людей. Никто, кроме него, не мог этого знать. И черт бы побрал Экзетера за то, что он предвидел этот разговор! - Спасибо. Это все. - Не за что, ваше святейшество, - Т*лин поклонился и отошел. Ну да, конечно, "тайка" означает "хозяин". Пусть и с рыжей бородой, Драконоторговец не был Морковкой. Джулиан неторопливо зашагал к своему бунгало. Когда он поднялся на крыльцо, Домми Прислужник вышел навстречу хозяину и почтительно поклонился. Слуга-конюх передал ему мешок Джулиана и поспешил обратно. Как и любой другой коренной житель этой долины, Домми обладал огненно-рыжей шевелюрой, правда, находясь в услужении, он коротко стриг ее. Он утратил большую часть юношеских веснушек, но служил так же преданно, как в тот день, когда Джулиан нанял его. И как всегда, на его белой ливрее не было ни складки, ни пятнышка. - Добрый вечер, Домми. Как Айета? - О, она чувствует себя очень хорошо. Тайка, спасибо. И добро пожаловать домой. - Я так рад, что наконец-то дома, - признался Джулиан, направляясь прямиком в ванную. - Мне необходимо смыть фунтов двадцать пыли. - Я согрел воду. Тайка. Он и правда согрел воду. От большой медной лохани поднимался горячий пар. Невероятно! Он ведь не мог знать точно, когда вернется Джулиан, да и вообще о возвращении ему знать не полагалось. Должно быть, уговорился с кем-нибудь в деревне, чтобы тот подал ему сигнал. В Олимпе невозможно хранить секреты - чертовы Морковки все равно все знают. Он разрешил Домми помочь ему раздеться - три руки все-таки справляются быстрее, чем одна. Джулиан покосился в зеркало на свой щетинистый подбородок. Побриться, что ли? Обычно при возвращении в Олимп безукоризненно гладкий подбородок стоял на первом месте в списке военных приготовлений. Док продолжит его поездку... но оставалась еще проблема с Экзетером. Надо подумать. Он блаженно погрузился в горячую воду. Домми хлопотал рядом с полотенцами и чистой одеждой. Теперь самое время для новостей - Домми не терпелось доложить все по порядку. - Пепперы еще не вернулись? - Нет еще. Тайка. Они задерживаются уже на четыре дня. Странно. Обычно агентам Службы полагался отпуск на Земле раз в два года, однако мировая война спутала график. Теперь, когда она наконец-то завершилась, всем не терпелось наверстать упущенное. Пепперы первыми вытянули жребий и сильно подпортили свою репутацию, задерживаясь с возвращением. Джулиану оставалось ждать своей очереди не меньше восемнадцати месяцев. - У нас тут вообще оживление. Тайка. Вы не единственный Тайка, которого отозвали. Тайку Кори, и Тайку Роулинсона, и Энтайку Ньютон, и Тайку Гарсия, и Энтаек Олафсон и Маккей. - Голова Домми на мгновение скрылась в шкафу с бельем. - Но Энтаек Кори и Резерфорд не отзывали, и Таек Ньютона и Маккея тоже. Похоже, Комитет обезумел, однако говорить так при Домми все же не стоило. Джулиан скосил глаз, чтобы посмотреть, какую одежду приготовил для него слуга. - Что, ужин? - Вы приглашены к Тайке Пинкни, Тайка. Джулиан застонал. Ему необходимо поспать! - Который час? - Скоро шесть. Я сверял часы по солнечным только утром, Тайка. - Часы в Олимпе, как правило, отличались индивидуальным характером и редко соглашались в чем-либо друг с другом. - Тогда я вздремну и опоздаю немного. - Устало потянувшись за мылом, Джулиан вдруг вспомнил про вчерашнее приключение. Черт! О вмешательстве рэндорианских властей надо доложить. Политический отдел наверняка заинтересуется этим, и необходимо предупредить других миссионеров. - Будь так добр, напиши за меня письмо, ладно? Домми расцвел. - Разумеется, Тайка! - Домми хлебом не корми, дай только показать свою грамотность, хотя о его правописании уже ходили легенды. Не прошло и нескольких секунд, как он сидел, скрестив ноги, рядом с ванной, приготовив бумагу, ручку и чернила. - Тайке Миллеру. Дорогой Дасти. Группа рэндорианских солдат устроила вчера налет на службу у Семи Камней. К счастью, они вняли голосу разума и все обошлось благополучно. Разумеется, Доку известно об этом, но в будущем мы должны быть готовы к неприятностям. Искренне Ваш. Домми осторожно подул на бумагу, чтобы чернила просохли, потом протянул листок на проверку Джулиану. Неужели он и впрямь говорил "Узз троила"? Или "Ваняли голосе ураззума"? Или "Астаюсс Ваш пакорный слугга"? - Хорошо. Спасибо. Напомни мне потом, чтобы я подписал. - Он заметил, что Домми достал бритву. - Думаешь, мне стоит побриться? - Если Тайке будет угодно... Джулиан сонно обдумал этот ответ. - Или лучше пока оставить бороду? - Возможно, так будет лучше. Тайка. Значит, Джулиан не задержится в Олимпе надолго, и Морковкам это известно. Ну и слух у них - как у зайцев! - Мне хотелось бы перекусить перед выходом. Умираю с голоду. - Сейчас, Тайка. Чай и сандвичи с курятиной вас устроят? - Ты же знаешь, я люблю сандвичи с курятиной. - Джулиан привстал, чтобы намылиться. Домми пошел к двери и вдруг остановился. - Тайка? Если это не будет дерзостью с моей стороны... - Что у тебя? - Когда вы поедете на встречу с Тайкой Экзетером... Можно я с вами? Джулиан был так поражен, что попал мылом в глаза и чертыхнулся. Проблемы с Освободителем Домми не касались! Он не помнил, чтобы Домми хоть раз покидал родную долину, да и Айета на сносях... Но когда-то он служил Экзетеру, а Экзетер всегда умел расположить к себе. Когда он был старостой по спальному корпусу в Фэллоу, младшие только что не молились на него. Если бы "Филобийский Завет" не помешал ему принять участие в войне, из него бы вышел замечательный командир. Впрочем, Домми все это не касалось. - Мне не говорили, что я должен куда-то ехать на встречу с кем-то. - Конечно, Тайка! - пробормотал Домми. - Прошу прощения, Тайка! - и вышел. Джулиан обдумал предстоящий вечер. Ужин у Пинкни может быть важнее любого официального заседания Комитета, ибо решения всегда принимаются там, за сигарами и портвейном. Хитрец Домми сумел-таки тактично намекнуть хозяину, что его подруга вернулась, в то время как ее муж - нет. 9 Свирепый ветер завывал, вихрем взметая опавшую листву, сдувая с мостовой запах вьючной скотины. Он трепал подол платья Элиэль и пытался вырвать драгоценный груз из ее рук. Он швырял ей в глаза пыль. Эта часть города пробуждалась к обычной жизни гораздо позже, но в такую ненастную погоду темнело рано, так что ей надо поскорее покончить со своим делом и убраться отсюда еще до темноты. Сгибаясь под ветром, она спешила вперед своей неровной походкой: клип-клоп, клип-клоп-клип... Ветер то и дело пытался сбить ее с ног или сорвать тряпку, в которую она завернула свое приношение. Юрг - славный город, самый любимый во всех вейлах, но в каждом городе есть свои злачные места, и Речная улица была едва ли не самой злачной из всех, вонючим переулком, по сравнению с которым даже "Цветущая вишня" казалась невинной, как дневник девственницы. До сих пор ей приходилось бывать здесь только однажды, да и то при ярком дневном свете. Шлюхи из "Цветущей вишни" приходили сюда частенько, но тоже только днем, да и тогда Тигурб*л Трактирщик посылал вышибал охранять их. Элиэль могла, конечно, попросить этих мордоворотов проводить ее, но они под стать этим печально знаменитым обитателям Речной улицы и даже намного опаснее их. Вдруг они бы решили поинтересоваться тем, что это она несет, а потом захотели бы освободить ее от этой ноши? А то и того хуже - перерезали бы ей заодно и глотку, чтобы она не пожаловалась на них Тигурб*лу. Эта вещица обошлась ей больше чем в пять джоалийских звезд. Если она уронит это, за нее не дадут и медного гроша. Если она упадет вместе с ней - тоже. Эта поганка была размером с двухлетнего ребенка - и сил нет, какая тяжелая. Ветер задувал порывами, неровно. Мостовая была неровной. Ее походка была неровной. Клип-клоп... Клип-клоп... Клип... Даже городские мыши попрятались перед наступающей темнотой, а коты еще не вышли на охоту. Редкие прохожие, спешащие навстречу, косились на нее так, словно не верили своим глазам, - это не самое подходящее место для одинокой женщины. И чего она так вырядилась? Один плащ стоил почти ползвезды: окрашенная в темно-красный цвет шерсть ламы с белой подбивкой из гусиного пуха. Но она уже пришла. Между ветхих жилых домов, брошенных лавок и таинственных безымянных дверей стоял высокий входной портик, древнее всех этих построек, вместе взятых. Изначальный владелец портика все еще вел здесь свои дела, о чем свидетельствовал тяжелый железный молот - символ Карзона, - украшавший фронтон. Обычно все святилища в городах располагались в одном месте. Стоящие на отшибе храмы встречались так редко, что Элиэль не знала других таких примеров - казалось, проживавший здесь бог поссорился с остальными богами этого города. Это был дом Кен*та, аватара Мужа в Юрге. Она не осмелилась задержаться и перевести дух у входа, хотя сердце ее скакало словно обезумевший гепард. Если она только позволит себе еще раз все обдумать, от всей ее смелости не останется и следа. Моргая, чтобы стряхнуть выступившие от ветра слезы, она поднялась по ступенькам, крепко сжимая свой бесценный сверток. Клип-клоп-клип-клоп... Древние каменные ступени наполовину стерлись. Это позабавило ее - ведь никто не признается в том, что молился в храме Кен*та. Мать Илла, эта мерзкая жаба, говорила ей как-то, что это делают только юнцы да старики. Она не учла еще шлюх. Дверь открыта - слишком маленькая дверь для такого высокого портика. Внутренность храма казалась отсюда темной. Решимость снова оставила ее. Все внутри ее сжалось тугим комком, а руки дрожали так сильно, что она боялась, как бы вот-вот не уронить статуэтку. Это разрушило бы все ее планы! Однако к богам следует обращаться униженно и просительно, а не в такой ярости и не с этой отчаянной мольбой свести счеты. Кто вообще додумался бы обращаться за справедливостью к Мужу? Справедливость - это по части Девы, особенно ее ипостаси Ирепит, которая послала когда-то одну из своих монахинь спасти Элиэль от Жнеца, выказав тем самым некоторое к ней расположение. Увы, ипостасью Астины в Юрге была Агроэль, богиня девственности, не самая лучшая богиня для того, чтобы обращаться к ней с такой просьбой, и тем более не из тех, к кому могла бы осмелиться обратиться Элиэль Певица. "Отомстить! Д*вард еще поплатится за меня!" Она стиснула зубы и нырнула в дверной проем: Клип! Клоп! Клип! Круглое помещение - слишком маленькое для обители такого всесильного бога, но, возможно, это оттого, что Кен*т привлекал одиночек, а не толпы паломников. Элиэль облегченно вздохнула: внутри - ни души, если не считать неугомонного ветра, шевелившего занавеси на стенах и шелестевшего листвой, которую он принес в качестве своего подношения. Высокие, узкие окна пропускали мало света. В середине зала на невысоком помосте горели две масляные лампады. Язычки пламени в них беспокойно плясали - вряд ли они беспокоились хотя бы вполовину так, как она! Над ними возвышалось изваяние бога. В отличие от Юноши Мужа, как правило, изображали одетым, но здесь это, конечно же, был Кен*т. Изваяние, освещенное лампадами преимущественно снизу, казалось особенно вызывающим. В прошлый раз, когда Элиэль приходила сюда, она была совсем еще девчонкой, но даже тогда она не сомневалась, что анатомические подробности бога выдают желаемое за действительное. Теперь она знала это и по собственному опыту, однако не могла и отрицать того, что скульптор был значительно сильнее того художника, который расписал верхние комнаты "Цветущей вишни" порнографическими фресками. Мускулатура - великолепна. Поза Кен*та - руки на бедрах, голова надменно откинута назад - замечательно передавала мужчину-самца, неутомимого в любви. Выражение лица было одновременно чувственным, требовательным и грубым. Элиэль подумала о своей матери. Интересно, сама ли она пришла сюда, или он нашел ее где-то еще? Элиэль подковыляла чуть ближе. Наверное, полагалось преклонить колени, однако ей почему-то делать этого не хотелось. Сердце рвалось из груди, как птица из клетки. С шелестом отодвинулась занавеска, открыв темную маленькую комнатку. Элиэль подпрыгнула от неожиданности, чуть не выронив статуэтку. В зал вышел босой мужчина - жрец, правда, мало похожий на жреца. Мужчины, служившие другим божествам, как правило, носили длинные хламиды и часто брили лица и головы. На этом же была только зеленая набедренная повязка. Он был высок и хорошо сложен - прекрасный образчик молодого мужчины; впрочем, храму мужской силы наверняка имелось из кого выбирать. Он переступил порог и остановился возле одной из лампад, ощупав девушку одобрительным взглядом. - Добро пожаловать в это священное место, возлюбленная. Элиэль сильнее сжала статуэтку - еще немного, и та сломается. - Спасибо, отец, - отозвалась она и, к своему неудовольствию, уловила в собственном голосе дрожь. Он чуть заметно кивнул, с любопытством разглядывая ее приношение. - Я вижу, ты принесла солидное подношение. Чем могу помочь тебе? Какой милости ищешь ты от могущественного Кен*та? - Я хочу говорить с самим богом. - Возможно, слишком старый супруг? Или огорчительная задержка с зачатием? - Похоже, с божьей помощью и за значительное вознаграждение он готов был исправить эту неприятность. В ее случае он мог даже отказаться от вознаграждения. - Нет, отец. Он улыбнулся, не в силах скрыть свое нетерпение. - Или слишком успешное зачатие? Ты хочешь, чтобы бог лишил тебя этого благословения? Это тоже можно устроить, дочь моя. Как раз за этим приходят сюда шлюхи. Впрочем, ему все равно - конечно, в зависимости от желаемого результата приготовления к таинству менялись, но все ритуалы Кен*та так или иначе включали в себя совокупление. Во всяком случае, все, что касалось женщин. Того, что происходило с юнцами и стариками, она не знала, да и не хотела знать. - И не это тоже. Я хочу говорить с богом. На его лице промелькнуло раздражение. - Покажи свое подношение, соверши свою молитву, и я помогу тебе с обрядом. - Нет. Я... я хочу видеть его лично. Мужчина зажмурился, потом широко улыбнулся. - Ты самонадеянна, дочь моя! Чего бы тебе ни было нужно, я представляю бога в совершении всех его таинств. Элиэль еще не встречала мужчины, который бы не мнил о себе этого, и она сразу распознала в повадках жреца то же нетерпение. Он придвинулся на шаг. Она попятилась. Он заметил ее хромоту и нахмурился. Не найдясь, что сказать, Элиэль сдернула тряпку со статуэтки женщины-танцовщицы, привставшей на носок как бы перед прыжком. В свете лампады резной ниолийский хрусталь заиграл всеми цветами радуги. От его красоты захватывало дух. Она чуть ли не полдня торговалась с продавцом, и все равно пришлось вывернуть кошелек до последнего гроша. Уж такое-то подношение не может не привлечь внимания бога! Жрец с шумом втянул в себя воздух. - Ты принесла богатый подарок, госпожа! - признал он. - Такой подойдет. - Он перевел взгляд с изваяния на нее, обратив внимание на дорогой плащ. Она почти слышала его мысли: женщина, одевшаяся так для визита на Речную улицу, должно быть, сошла с ума. Он протянул руки: - Давай, я возьму это у тебя. - Нет! - Она отодвинула статуэтку. - Тогда поставь на помост, только осторожнее! - Нет! Я желаю отдать это лично богу. Я желаю видеть Кен*та во плоти! - Твои амбиции граничат с богохульством, дочь моя! Его тон раздражал ее. Он был ненамного ее старше. - Скажи богу, что... - Дай сюда, пока не уронила! - Он снова потянулся к статуэтке. Она снова отпрянула. Понимая, что больше не сможет уворачиваться от него, она повернулась и швырнула статуэтку к ногам идола. Звон эхом отозвался от каменных стен; сверкающие осколки запрыгали по полу. Жрец вскрикнул от ужаса. - Вот! - крикнула Элиэль. - Я передала свой дар богу! Теперь дай ему выслушать мою просьбу! Жрец попятился, с опаской глядя себе под ноги. - Ты сошла с ума, женщина! - Его голос звучал уже не так уверенно. - Ты совершила святотатство и богохульство! Изыди, пока святой Кен*т не раздавил тебя в своем божественном гневе! - Я хочу Кен*та! - крикнула она. - Мои слова только для его ушей! - Убирайся! Говорю тебе, ты сошла с ума! Надейся лишь, что он не проклял тебя, иначе ни один мужчина не совершит больше с тобой священного таинства! - Он мой отец! Молодой жрец презрительно поджал губы. - Значит, ты одна из этих? Тогда будь благодарна могучему Кен*ту за то, что он подарил тебе жизнь, и не тревожь его больше понапрасну. - Обойдя зал вдоль стены, подальше от блестящих осколков, он схватил ее за руку так крепко, что она вскрикнула. - Я должна оказать ему особую услугу! - Изыди, безумная! - Он потащил ее к двери. Она извивалась и царапалась. Он схватил ее за вторую руку и без труда потащил к двери. Все вышло совсем не так, как она рассчитывала. Она вышвырнула на ветер все свои сбережения и не получила взамен ничего. Ей не дадут отомстить. - Я хочу рассказать ему про Освободителя! - Я не сомневаюсь, что хочешь! И несомненно, у тебя наготове еще несколько пророчеств, о которых ему тоже известно. Помолись ему в тиши своей спальни, и он услышит. - Они были уже у двери. - Ступай вон! И не шатайся по этим улицам, ибо близость бога делает местных жителей дерзкими. Это не место для одиноких женщин. С этими словами жрец вышвырнул ее из храма. Дверь за ее спиной хлопнула, и Элиэль растянулась ничком на ковре. 10 На ковре? Не на тканом ковре, а на мягкой шкуре альпаки. Она подняла голову и уставилась в весело потрескивающий в камине огонь. Она могла поклясться, что жрец вышвырнул ее на улицу, на ступени. Его слова подтверждали это. Слева от нее была кожаная кушетка... Справа - другая. Она находилась в комнате, в большой и уютной комнате. Она испуганно застонала и приподнялась на руках. Еще в детстве она пела в королевском дворце, и потом она давала частные концерты, так что хорошо знала, как живут богатые. Однако до сих пор ей не приходилось видеть ничего, что могло бы сравниться с этим: полы из полированного дерева, застеленные мягкими шкурами, стены, уставленные книжными полками, увешанные луками, копьями и охотничьими трофеями. Крепкая, массивная мебель, обитая потемневшей от времени кожей, подобрана со вкусом. Пахло пчелиным воском, кожей и древесным дымом. Зачарованная, она поднялась на колени. Это было логово богатого, очень богатого мужчины - уютное, дружелюбное и привлекательное. Она оглянулась в поисках двери, но увидела только темно-коричневые бархатные шторы от пола до потолка, за которыми могли скрываться и окна. В любом случае до них слишком далеко, чтобы объяснить, как она оказалась здесь. В любом случае она находилась не в той маленькой комнатке, которую видела из зала. На полке над камином стояли два золотых канделябра, золотая ваза с букетом осенних цветов... и резная хрустальная статуэтка танцовщицы. Она вскочила на ноги, не отводя от статуэтки взгляда. Та стояла чуть выше ее глаз, и в переливающемся свете канделябров казалось, что она действительно летит. Двух таких одинаковых быть не может, а она только что разбила... - Спасибо. Она очень красива. - Голос исходил откуда-то из-за ее спины. Только что там никого не было. Она знала, чей это голос, она знала, кто мог воссоздать танцовщицу. Ее мольба не осталась без ответа. Она обернулась, одновременно падая на колени, уткнувшись лицом в ковер, не осмеливаясь смотреть на бога без его разрешения. Сердце колотилось как безумное. Из всех богов Муж был самым противоречивым. Творец и разрушитель, которого полагалось бояться, которым полагалось восторгаться. Как Д*мит*рий он воздвигал города, как Крак*т разрушал их. Как Падлопан он был богом болезни, как Гарвард - богом силы. Он был богом земледелия и богом войны. Как Зэц он был Смертью, как Кен*т отвечал за новую жизнь в утробе. Как Карзон он был всеми ими сразу. Пиол Поэт много раз вставлял Мужа в свои пьесы, но как Кен*та - ни разу, хотя о Любовнике рассказывало множество красивых легенд. По большей части они являлись вариациями одной и той же трагической истории Исматон, смертной, которая зачахла и в конце концов покончила с собой, не в силах жить без его любви. Труппа Тронга никогда не ставила пьес с Кен*том среди действующих лиц. - Замечательно красивый экземпляр, - проговорил бог; его голос уже звучал ближе. - Он дорого обошелся тебе, значит, то, что тревожит тебя, действительно серьезно. - Он хихикнул. - Тебе там удобно? Чего она не ожидала от бога - так это хихиканья. - Э... да, Боже. - Она чуть приподняла голову и увидела две босые ноги. Сильная рука протянулась и подняла ее. Она все опускала лицо, пока палец не приподнял ей подбородок, и она встретила его улыбку. Раньше, пока она жила с труппой, она видела Карзона в разных его ипостасях в исполнении многих актеров - Дольма, самого Тронга, Гольфрена, мужчин из других трупп. Его всегда изображали бородатым, часто в доспехах и по возможности очень крупным. Кен*т вовсе не походил на того, каким она его себе представляла. Во-первых, он был моложе и не таким большим, хотя его руки и плечи казались достаточно мощными. У него были курчавые волосы и усы в ниолийском стиле. Он был одет в безрукавку и штаны до колен - разумеется, зеленые. По крайней мере с цветом не напутали. И все же в нем не было ни намека на божественное величие. И оглушительной, всеподавляющей сексуальности в нем она тоже не видела. Это был коренастый, жизнерадостный молодой мужчина, по-своему привлекательный, слегка надушенный мускусом и лавандой. Он ободряюще улыбался ей. Глаза его... разве вот глаза... - Почему бы тебе для начала не представиться? Она заставила себя собраться с мыслями. - Элиэль Певица, Боже. - Добро пожаловать в мой дом. - Он расстегнул ее плащ, одобрительно осмотрел его и кинул на кушетку. Он сделал шаг назад и внимательно оглядел ее. - М-м! Ты не только потрясающе красивая женщина, Элиэль Певица, но у тебя еще и изысканный вкус! Она поперхнулась, пробормотав что-то в знак признательности. Теперь у нее хватало денег на все ее капризы, и это платье было ее самым новым и лучшим, только недавно купленным на зиму. Она его еще ни разу не надевала - хорошая белая шерстяная ткань, украшенная только пуговицами из горного хрусталя и парчовой отделкой ворота. Она всегда предпочитала платья с длинным подолом, чтобы прятать тяжелые башмаки, а длинные рукава и высокий воротник - это, наверное, реакция на чисто символическую одежду, в которой ей приходилось выступать. Правда, и это платье плотно облегало ее талию и поддерживало высокую грудь; ниже талии оно ниспадало свободно. От похвалы у нее закружилась голова. Она избегала встречаться с ним глазами, чувствуя, как заливается краской. Он отвел ее к коричневой кожаной кушетке, усадил у огня и сам сел рядом. Она сцепила руки на коленях и уставилась вниз - словно четырнадцатилетняя девица на свидании с первым мужчиной. - И ты утверждаешь, что ты моя дочь? Кто была твоя мать? - Итерия Импресарио. - Не дождавшись ответа, она продолжала: - Она исчезла на две недели, здесь, в Юрге. Я почти ничего о ней не знаю. Она родила меня, а потом умерла, и меня растили мой дед, Тронг Импресарио, и его жена... то есть вторая жена, Амбрия. Она говорила, что моя мать была вовсе не плохой женщиной, просто она... - "Ее соблазнил бог!" Но вслух произнести этого Элиэль не могла. - Зачахла от любви? Кен*т едва слышно вздохнул. - Боюсь, такое случается. Я не помню этого имени. Возможно, это и был я. Обыкновенно я не такой непостоянный - всего две недели? Но возможно, возможно... - Он обнял ее. - Ты достаточно красива, чтобы быть ребенком бога. Ты зарабатываешь на жизнь пением? - Да, Боже. - Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. - Где? - О, везде, где придется. Я выступала во многих Вейлах, и в Юрге тоже много где. - Она не сочиняла. Труппа Тронга много странствовала. Тигурб*л часто устраивал ей выступления в частных домах. - С ума сойти! - мягко проговорил бог. - И ты упомянула об Освободителе! Уж не ты ли та Элиэль, о которой говорится в "Филобийском Завете"? - Да, Боже. - Отец? - Да... отец. - Она искоса посмотрела на него. Он ждал, задрав темную бровь. Он улыбался, но без издевки, совсем не так, как ухмылялся жрец. Он относился к ней совершенно серьезно. - Говори же... - Я сделала все, о чем говорило пророчество. Когда Освободитель появился, я утешила его, я омыла его. Он был очень болен, и я выходила его. Я сделала все, что от меня требовалось, отец! Кен*т нахмурился. - Знаешь, пожалуй, такое обращение мне не нравится. У меня нет опыта отцовства, Элиэль. Не мое это дело. Для этого тебе больше подойдет Висек. - Конечно, Боже. - Я бог мужской силы, - как бы извиняясь, продолжал он. - У меня свои обязанности. Если бы я следил за всеми ублюдками, которых наплодил, у меня бы не осталось времени ни на что другое. Тебе ясно? - Да, конечно. Боже. - Называй меня Кен*т. Она молчала в замешательстве. - Ну давай же! - сказал он, теперь уже с насмешкой. - Ты хотела меня во плоти. Ты получила меня во плоти, так что называй меня Кен*том! - Да, Кен*т. - Так-то лучше. С минуту он просто улыбался ей. Она улыбнулась ему в ответ, почувствовав себя увереннее. Он был хорош собой - теперь, когда она рассмотрела его получше. Хорош собой и привлекателен. Его лицо ни капельки не напоминало лица статуи. Никакой надменности, никакой грубости - наоборот, доброе, внушающее доверие и симпатию лицо. - Сколько тебе лет? - Семнадцать... Кен*т. - Значит, когда явился Освободитель, ты была еще ребенком. Он не был младенцем, конечно, хотя по тексту можно понять и так. Сколько ему было тогда? - Он говорил, восемнадцать. - Любовники? - О нет! Конечно, нет! Он нежно притянул ее к себе. - И что ты хотела рассказать мне о нем? Ага, дело может принять деликатный оборот. Ее сердце снова ускорило свой бег. - Говорят, он объявился в Джоалвейле. - Верно, ходят такие слухи. Она несколько раз глубоко вздохнула, как делала обычно перед тем, как петь особенно трудную песню. - Я думала... возможно... Мне казалось, вы могли хотеть связаться с ним. Если так, я могла бы опознать его для вас... если вы хотите... - Разумеется, в поимке Освободителя был заинтересован Зэц, но Зэц был Карзон, а Карзон - Кен*т, хотя она не представляла себе этого славного молодого человека страшным богом смерти. - Интересное предложение! - задумчиво протянул бог. - Что у тебя с ногой? Обыкновенно она приходила в ярость, стоило кому-нибудь упомянуть об ее увечье, но это все-таки был ее отец, так что его интерес можно было простить. - Одна короче другой. - Она подняла ногу, чтобы он мог увидеть толстую подошву на башмаке. - Я выпала из окна, когда была совсем маленькая. - Это не мешает тебе выступать? - Нет... Ну, конечно, мешает! Я всегда хотела стать актрисой, но не могу же я ковылять по сцене вот так! Меня не допустят на Празднества Тиона! - Вот, она все ему сказала! Кен*т пробормотал что-то сочувственное. Он понимает! - Послушаем-ка, как ты поешь. Спой мне - ничего замысловатого, что-нибудь попроще. Что-нибудь необычное. - Он убрал руку и, сунув ее за спинку кушетки, достал оттуда лютню. Профессиональным движением пробежался пальцами по струнам; инструмент был настроен идеально. - Что будем петь? Этого она не ожидала! Петь для бога! Она собралась с мыслями. - "Скорбящую женщину"? Он улыбнулся и наиграл куплет, хотя песня была не из известных. Он играл гораздо лучше Полтстита. - Выше? Ниже? - Нет, нет, так хорошо! Вы играете божественно! - добавила она, осмелев. - Еще бы! - рассмеялся он и начал вступление. Она пропела первый куплет, но затем он оборвал игру и отложил лютню. - Как я и ожидал. Голос пронзительный, ритм эксцентричный. Ты вкладываешь в слова уйму чувств и превращаешь песню в драму, но на Празднествах Тиона тебя бы не признали ни за что. - Боже! Я хотела сказать, отец... Он обхватил ее руками и крепко сжал, потом игриво поцеловал ее в кончик носа. - Тебе, должно быть, очень жарко в этом платье? - Я же ваша дочь! В его глазах загорелся хорошо знакомый ей огонек. - И я еще бог! Богам не обязательно подчиняться всяким пустяковым правилам! Потом он поцеловал ее в губы. Поцелуй был не слишком долгим. Хватило и этого. Когда он оторвался от нее, она качнулась назад и ошеломленно посмотрела на него. Она совершенно лишилась сил. Ни один мужчина еще не целовал ее так. Он довольно усмехнулся. - А теперь, Элиэль Певица, давай поговорим начистоту. Скажи-ка мне не ту правду, в которую тебе хотелось бы верить, но истинную правду. Где ты поешь? Она стиснула зубы. И кулаки. Но бог ждал, глядя на нее в упор своими большими карими глазами. - Ну, в разных местах. Я хотела сказать... иногда... ладно, в "Цветущей вишне". - Значит, ты шлюха? - Конечно, нет! Он приподнял брови: - Ба, да ты упряма, как заноза, не так ли? Что ж, попробуем чуть сильнее. Он был настойчив; он не сделал ей больно, но бороться против его стальных мышц было бесполезно. Его губы прижались к ее, его рука гладила ее грудь - платье сползло до талии, хотя она не поняла, как это вышло. Она горела с головы до ног. Она таяла, она чувствовала себя так, словно ее ударило молнией - все сразу. Возбуждение накатывало на нее волнами. Ни один мужчина не обращался так с ее телом, ничего подобного никогда не происходило с ней, она качалась в облаках розового тумана - но тут он остановился. - О, Кен*т, Кен*т... милый... - Она протянула руку, чтобы снять платье. Он взял ее руки в свои и сжал их. - Правду, и немедленно! Она слышала свой голос как бы издалека. - Да, милый. Да, я шлюха. После выступления Тигурб*л посылает ко мне в гримерную мужчин. Он говорит, я приношу втрое больше любой другой. Иногда он посылает меня выступать в частных домах... только перед мужчинами, конечно. Я не люблю этого, по другой работы для хромой певицы нет. Я так голодала! Поцелуй меня еще, пожалуйста! Он снова неожиданно хихикнул. - Ты не удивила меня, Элиэль. Ты боишься, что я отнесусь к этому неодобрительно? Ты делаешь то, что подобает женщине, - помогаешь мужчинам совершать мое священное таинство. Так что Освободитель? Она высвободила руку и начала расстегивать пуговицы у него на рубахе. - Он мне безразличен, - произнес ее голос. - Ему нужно было пойти в храм Тиона. Это все было в Суссвейле, где Юноша главный. Жрецы приказали Д*варду - это Освободителя так зовут, Д*вард, - чтобы Д*вард явился в храм, и Киртьен Верховный Жрец сказал, что я справилась хорошо и что святой Тион исцелит мою ногу, а Освободитель просто взял и сбежал. Он исчез! И моя нога так и осталась хромой... - Воспоминание об этой ужасной несправедливости прорвалось даже сквозь розовый туман. "Трус! Неблагодарный!" - Он сбежал! Он меня предал! Я хочу... Ты мой отец. Когда я узнала об этом, когда мы вернулись в Юрг, я пришла сюда и молилась тебе. До тех пор, пока меня не нашел жрец, и не сказал, что я маленькая грязная девчонка, и не выгнал меня! - Я тебя не слышал, - сердито пробормотал Кен*т. - Меня могло не быть здесь. Или я был занят. - Ну, сегодня утром я подумала, что ты можешь услышать меня, если я скажу про Освободителя. И я принесла дорогой подарок. - Она надеялась, что сможет замолчать и он снова поцелует ее. Она расстегнула его рубаху и гладила пальцами густую шерсть у него на груди. - Ты хочешь отомстить Освободителю... да нет, еще больше ты хочешь подкупить меня, чтобы я исцелил твою ногу. - Нет, нет, нет! Я только хочу помочь тебе, ведь ты мой... Я хочу помочь тебе! - Одной рукой она боролась с пряжкой его пояса. Кен*т продолжал хмуриться. - Конечно, я мог бы исцелить тебя, но я ведь бог похоти, а не целительства. Это скорее по части Тиона. Пожалуй, я мог бы заявить, что исцеление шлюх входит в сферу моих забот, тем более что он частенько пасется в моем саду, когда на него находит. Ах ты вздорная маленькая кошка, ты ставишь меня в весьма щекотливое положение! - П-положение? - поперхнулась Элиэль. - Вот именно. Если Зэц узнает, что у меня есть нить вроде тебя и я не потянул за нее... Ладно. Тебе все равно этого не понять. Почему он говорит о Зэце как о ком-то совершенно постороннем, когда тот просто его другая ипостась? Она выбросила все свои сбережения, прогневила бога, возможно, прогневила и Тигурб*ла Трактирщика, ибо она скорее всего опоздает, - и ведь ей еще надо убраться с Речной улицы так, чтобы ее не изнасиловали. Но пока все это не значило ровным счетом ничего. - Поцелуй меня еще. Ну пожалуйста! - Нет. Мне нужно, чтобы ты могла хоть немного соображать. Ладно, вот что ты сделаешь, Элиэль Певица. Ты отправишься и найдешь этого Д*варда Освободителя, слышишь? Ты подойдешь к нему и коснешься его рукой... Черный ужас вспорол розовый туман словно клинок меча. - Нет, нет! - Она забилась в его объятиях. - Ты не превратишь меня в Жнеца! - В Жнеца вроде Дольма Актера со всеми его ужасными ритуалами, с убийствами людей одним прикосновением руки, с прохождением через запертые двери, даже с призыванием самого Зэца... - Клянусь Пятью, да ты упрямишься, не так ли? Крепка как камень? - Только не Жнецом! Я не хочу, не хочу! - Я не могу сделать тебя Жнецом. Это по части Зэца. Но у меня тоже имеется в запасе один-два фокуса. Верно? - Кен*т улыбнулся и убрал ее руки со своего пояса, потом развел их в стороны и нагнулся к ней, снова прижавшись своими губами к ее. Весь мир пошел кругом. Она парила на вершинах наслаждения. Она таяла. Но снова все кончилось слишком быстро, через каких-то несколько секунд. Когда он оторвался от нее, она увидела его большие карие глаза, спокойно рассматривающие ее. Она задыхалась, она вся взмокла, она вся дрожала. Еще, еще! - Ладно, Элиэль Певица. Я дам тебе денег и пошлю жрецов, чтобы те проводили тебя до твоего борделя. Завтра ты отправишься на поиски Освободителя. Подберись к нему поближе, коснись его. Лучше всего к нему в постель, но сойдет и просто прикосновение руки. И тогда ты споешь ту песню, которую пела мне сегодня. Ты не должна петь ее ни разу до тех пор, пока не прикоснешься к Д*варду, поняла? И когда ты вернешься, я вылечу твою ногу. Я найду тебе хорошего богатого мужа... во всяком случае, богатого, ибо и то и другое сразу - большая редкость. Он отпустил ее руки, которые тут же потянулись к платью, чтобы сорвать его. - Нет! - усмехнулся он. - Оденься. Сделай все, как я тебе сказал, и ты получишь то, что хочешь, когда вернешься. Я буду с нетерпением ждать этого, честно! Но теперь ты немедленно уйдешь отсюда и забудешь про этот наш разговор. Когда жрецы доведут тебя до твоих дверей, ты забудешь даже, что была здесь. Но завтра ты сделаешь все так, как я сказал тебе. 11 Дош знал большинство проходимых перевалов в Вейлах - тех, которые используются всеми, и еще несколько "черных входов", известных только контрабандистам и Жестянщикам; собственно, это было почти одно и то же. Хотя ему уже давно не доводилось пересекать Рагпасс и он помнил его довольно смутно, он узнал его почти сразу же. Так, он вспомнил, что спуск в Носоквейл относительно пологий, зато со стороны Джоалвейла горы обрываются вниз почти отвесно. Во многих местах дорога вырублена в скале так, что представляет собой своеобразный полутуннель, и в этих местах на ней не разошлись бы и два человека. Там, где она проходила по естественным уступам, она была, как правило, шире, но часто неуютно нависала над пропастью. Все, что можно было сказать хорошего про подъем, - так это то, что он так извивался, что у сорвавшегося с дороги оставалась некоторая надежда, падая, привести в ужас одного или даже двух таких же, как он, путешественников. Убедив себя, что вся его жизнь зависит от той скорости, с какой он покинет Джоалвейл - по возможности с минимальным количеством свидетелей, - Дош больше не задерживался для разговоров с местными. Детство с Лудильщиками научило его читать следы, но отпечатки множества ног в пыли заметил бы любой дурак, а ветер наверняка замел бы их, пройди Освободитель со своей шайкой здесь раньше, чем несколько часов назад. Подъехав к основанию склона, он разглядел похожие на муравьев маленькие группки людей, ползущих по дороге высоко над ним. В теплых лучах заходящего солнца он начал подниматься верхом. Первую треть подъема он одолел относительно легко. Все, что от него требовалось, это погонять своего скакуна и бороться с острым желанием зажмуриться. Зависнуть в воздухе в семи футах над поверхностью дороги было гораздо хуже, чем идти по ней собственными ногами. Внутри его все сжималось, но по крайней мере физически он не уставал. Джоалфлэт разворачивался под ним подобно картине. Он нагнал нескольких отставших путешественников и обогнал их. По большей части это были старики или семьи с детьми - не самые обычные путешественники, - поэтому он решил, что это хвосты армии Д*варда. Он не задерживался, чтобы поговорить с ними; он только кричал им, чтобы они посторонились и не мешали ему проехать. Моа то и дело колотил его ногами о скалу. Когда они поднялись выше, к этому добавился ветер, трепавший его одежду и волосы. Одно из основных правил управления моа гласит, что моа не поднимаются выше деревьев. Должно быть. Ласточка читала учебники, поскольку вдруг решила, что полное отсутствие поблизости деревьев освобождает ее от необходимости тащиться дальше. Она остановилась как вкопанная и попыталась укусить его. Дош пришпорил ее пятками - на несколько минут это подействовало. Потом Ласточка остановилась снова. Искренне пожалев, что не захватил с собой шпор, Дош достал кинжал и кольнул скотину в плечо. Результатом явился устрашающий приступ скачков и брыкания, сопровождаемый настойчивыми попытками повернуть назад, в Джоалвейл. Камешки из-под копыт срывались с дороги и исчезали в бездне. Дош заставил-таки упрямое животное развернуться в нужную сторону и кольнул снова. Ласточка понеслась, словно копье нагианского воина. Предупрежденные его воплями, путники едва успевали прижиматься к скале, и он вихрем проносился мимо. Ясное дело, это не могло продолжаться вечно. В конце концов никакие угрозы уже не помогали, и Ласточка категорически отказалась следовать дальше. Решив, что новые уколы кинжалом только ухудшат ее и без того сволочной характер, Дош спешился. Моа можно вести в поводу - в этом случае они имеют склонность кусаться. Их зубы довольно тупы, так что до крови они прокусывают редко, но ведь от этого не легче. Моа можно также погонять - в этом случае они лягаются тяжелыми копытами. Дош решил погонять - так неразумная тварь могла хотя бы тащить его. Как он и надеялся. Ласточка слишком устала и слишком боялась узкой тропы, чтобы лягаться как следует. Они продолжили путь вверх во вполне приличном темпе. Солнце склонилось уже неприятно близко к горизонту. Джоалфлэт тянулся в бесконечность, растворяясь в дымке на западе. С моа или без, Дош был настроен одолеть этот проклятый подъем до наступления темноты. Он обогнал еще несколько отставших групп следовавшего за Освободителем сброда - это определение характеризовало их очень точно. Большую часть, похоже, составляли женщины, причем вид у всех был далеко не цветущий. Очевидно, никто из тех, чья жизнь была и без того неплохой, не бросал ее ради того, чтобы следовать за Освободителем, хотя зачем вообще кто-то соглашался следовать за Освободителем, оставалось Дошу непонятным. Только потому, что он Освободитель? Как командующий объединенной джоалийско-нагианской армией Д*вард показал себя превосходным полководцем, но эти развалины нельзя было назвать армией. И кто теперь враг? Зэц? Уж такой-то войны стоило бы избегать любой ценой. Дош всем сердцем надеялся, что завершит свои дела с Освободителем и тут же отправится на запад, в Фитвейл. Когда от солнца осталась лишь алая полоса на западе, он добрался наконец до вершины. Внезапно склон над ним исчез, и только деревья и две высокие горы по бокам отмечали перевал. Ветер дул навстречу. Насколько он помнил, начиная с этого места, дорога вела полого вниз до самого Носокфлэта. - Ну что, скотина? - сказал он моа. - Видишь: деревья! А ну за работу! Она лягнула его, и он едва увернулся. Он остановился перевести дух и оглянулся назад. Отсюда было видно половину Джоалвейла: мозаика зеленых и золотых полей, лесов, синих пятен воды. Реки казались отсюда серебряными лентами, дороги - красными нитями. Если бы не сумерки, он разглядел бы и сам Джоал. Пыль! Что-то подняло длинный шлейф пыли на дороге, по которой он ехал. Что это? Караван телег? Вряд ли. Скорее всего - отряд джоалийской кавалерии. Возможно, они не рискнут подниматься в темноте - во всяком случае, будем надеяться. И вообще, еще неизвестно, может, их послали вовсе и не за ним - или за Освободителем. Вот свинство! Жизненный опыт показывает, что всегда следует исходить из худшего, а ведь опыт его еще ни разу не подводил. Мог бы подумать о такой возможности и раньше. На небе ни облачка. Вставал Трумб, почти полный, и он теперь будет освещать мир своим зеленым светом до самого рассвета. Дош повернулся к моа. - Тебе, - мрачно процедил он, обращаясь к Ласточке, - придется сейчас бежать так, как ты еще не бегала никогда в жизни. Ласточка мастерски лягнула его в голень, швырнула на землю и добавила еще раз, уже по ребрам, когда он откатывался в сторону. К счастью, она не сломала ему ни одного ребра, и он не выпустил повода из рук. Вопрос, кому принадлежит тот или иной перевал, вызвал немало стычек, однако ответ всегда зависел от соотношения сил заинтересованных сторон. В случае, если это Джоалия и Носокия, спора не было. Правители Носокии - джоалийские марионетки - и слова бы не сказали джоалийским солдатам, даже если бы те преследовали беглеца до самого Носока и зарубили бы его на главной улице. В случае, если беглец не говорит по-носокиански и не знает тайных перевалов из Носоквейла, единственный шанс спастись - что есть сил спешить на восток. Если ему удастся достичь Ринувейла, он окажется в сфере влияния Ниолии, за пределами Джоалийской империи. Ночь освещалась всеми четырьмя лунами. Хотя Кирб*л, Иш и Эльтиана, даже вместе взятые, не могли сравниться с зеленым сиянием Трумба, они помогали освещать темные места, и Дош спускался в долину достаточно быстро. Дорога почти все время шла вдоль шумного ручья, так что он не опасался расшибить лоб об деревья. Он обгонял все новые и новые группки последователей Освободителя, и если число их, названное жилвенбийским крестьянином, хотя бы приблизительно соответствовало истине, впереди их оставалось не так уж много. Проехав еще милю или две, Дош обогнул поворот дороги и оказался в более открытой части долины. Скальные стены круто поднимались вверх - деревья были редки, в основном кустарник. Он увидел впереди мерцание костров и россыпь упавших звезд. Да, а войско-то больше, чем он ожидал. Ничто не мешало ему проехать мимо. Он мог быть в Носокленде уже к утру, пусть даже ему пришлось бы загнать моа насмерть. Так ему и следовало поступить. С другой стороны, у него больше часа форы, даже если джоалийцы рискнут подниматься на перевал при лунном свете. Он проделал весь этот путь, чтобы предупредить Д*варда, - ну, так он вполне успеет это сделать. Ох, погубит его когда-нибудь эта сентиментальность! Поворачивая Ласточку с дороги, он даже решил, что, если уж быть абсолютно честным с самим собой - чего он в себе вообще-то не поощрял, - он с удовольствием провел бы ночь у костра с Д*вардом, болтая о старых добрых временах. Так он по крайней мере узнает, откуда весь этот шум вокруг Освободителя. Он правил на костры и детский плач. Он разглядел шаривших по кустам людей и решил, что они собирают ягоды. Сколько ягод надо набрать на сотню голодных желудков? Человек возник словно из ниоткуда, заступив ему дорогу. На нем была только кожаная юбка - не самая подходящая одежда для холодной ночи в горах, - и в руках он держал копье и круглый щит. - Стой! - приказал он. Дош остановился. С копьями не спорят. - Изложи свое дело! - Часовой говорил со знакомым выговором, и неожиданно лицо его тоже оказалось знакомым. - Догган! Догган Пастух! Это же я - Дош! - Пять богов... тьфу! Я хотел сказать. Господи! Это ведь сам Двуличный! Что ты здесь делаешь, говнюк? - Могу спросить то же самое у тебя. - Дош подумал, не спешиться ли ему, но остерегался больше зубов Ласточки, чем копья Доггана. "Интересно, - подумал он, - много ли здесь старых однополчан Д*варда? Наверное, хватает. Нагианцы фанатично преданы своим сверстникам-односельчанам и все делают сообща". - Где твоя раскраска, воин? - Краска вся вышла, - спокойно ответил Догган. Это был невысокий, коренастый мужчина, славившийся скорее развитой мускулатурой, чем сообразительностью. Похоже, его нимало не беспокоило, что такие слова в устах нагианца натуральная ересь. - Я спросил тебя, чего тебе нужно. - Я приехал поговорить с Д*вардом. Догган подумал немного, потом сделал знак копьем: - Иди за мной. И если ты позволишь этому ублюдку укусить меня, я пущу его на котлеты. - Веди. - Дош уже на ходу менял стратегию. Отряд нагианских воинов для джоалийцев - грозный противник. Если Д*вард согласится защитить его, возможно, он будет в безопасности. Через несколько минут они вышли к костру. Стреножив Ласточку, он устало поковылял на свет. Нога болела в том месте, куда пришелся удар копытом моа. Полдюжины озябших нагианцев собрались у огня и внимательно слушали то, что говорил им сидевший на камне Д*вард. Он прервался на полуслове, и зубы его блеснули в улыбке. - Ба, посмотрите-ка, кто здесь! Наш старый вестовой! Добро пожаловать, Дош! - На нем была темная хламида жреца с длинными рукавами. Из-под капюшона виднелись пряди черных курчавых волос и коротко остриженная борода, но он был бы больше похож на жреца, если бы побрил лицо и голову. Хорошо, что он этого не сделал. - Спасибо. - Дош придвинулся к огню, и остальные освободили ему место, даже слишком много места, словно он разносчик страшной заразы. Он съежился, чтобы согреться, понемногу узнавая людей вокруг - все из старой соналбийской сотни - Прат*ан Горшечник, Бурташ Колесник, Гопенум Мясник и другие. Любой из них порубил бы себя на кусочки, попроси их об этом Д*вард. Молчание угнетало его; он поднял взгляд и увидел - Д*вард ждет, что он скажет. - Я услышал, что ты в Жилвенби. Об этом сказал мне один военный в Джоале. Я решил, что мне стоит предупредить тебя. Даже в неровном свете костра глаза Д*варда блеснули синим. - Ты поступил как настоящий друг, Дош. Джоалийцы мне не страшны, но все равно очень мило с твоей стороны. Он не изменился. Если он хочет, чтобы его считали вождем, ему стоило бы отрастить бороду подлиннее. Нет, такое можно сказать про кого угодно, только не про него. Вид у него, конечно, слишком юный, но его абсолютное спокойствие означало, что он полностью контролирует отряд - и себя самого тоже. Дош снова ощутил волшебство в действии. Это был человек, которого уважали, которому повиновались беспрекословно, пусть даже сам он и не просил об этом. Он говорил с богами. О нем гласило пророчество. Он вызывал доверие - и уверенность. - Это был не совсем простой военный, - объяснил Дош. - У него на теле был знак Владычицы. Здоровяк Прат*ан хмыкнул, но что он хотел этим сказать, осталось неясным. Д*вард задумался. - Единственная известная мне мужская секта Эльтианы - это Хранители Матери. Говорят, свой знак они носят на довольно интимном месте. - Вот именно. Улыбка сбежала с лица. Взгляд сделался жестким. - И как ты обнаружил это, Дош? Двое воинов что-то пробормотали. - Нет, - возразил Д*вард. - Если он посвящен Эльтиане, он бы не стал делать этого. Ну? - Я его убил. Д*вард вздохнул: - За что? - Он хотел, чтобы я тебя предал. - Дош с надеждой обвел взглядом сидевших у костра. Если он и ожидал одобрения, он его не увидел. Эти тупицы всегда терпеть его не могли. Они позволяли ему дышать только потому, что так приказал им Д*вард. Собственно, ему плевать на их мнение, но хотелось бы верить, что Д*вард одобряет то, что он для него сделал. В его жизни почти не было других мужчин, к которым он относился бы так... вообще не было, во всяком случае, сейчас он таких не помнил. - Полагаю, именно этим объясняется то, что ты ехал через перевал ночью, - заметил Д*вард. - Откуда это у тебя моа? - Украл, разумеется. - Ты ведь ни капельки не изменился, не так ли? - А вот и нет, я стал еще лучше. Д*вард почесал бороду; вид у него был скорее раздраженный. - Спасибо тебе за новости насчет Эльтианы. Хранители делают для нее грязную работу - они не так опасны, как Жнецы, конечно, но все-таки... Мне только жаль, что ты раздобыл эту информацию таким образом. Проведешь ночь с нами или ты спешишь полюбоваться новыми местами? Боюсь, особых удобств мы тебе не предложим. Все взгляды обратились на гостя в ожидании его ответа. Нагианцы явно ждали, что он уберется. Чего хотел Д*вард, Дош понять не мог. Он устало протянул руки к огню. Воздух остывал; ночь становилась все холоднее и темнее. И неуютнее. - Там еще отряд джоалийской кавалерии... - Его языку явно не хотелось уходить отсюда, так что его приходилось пришпоривать. Гопенум подбросил в огонь веток. Дым и искры взметнулись к звездам. - Это не за нами, - сказал Д*вард. - Я не думаю даже, чтобы они проверяли, убрались ли мы, - выданное нам разрешение действительно еще три дня. Они поднимаются к перевалу или будут ждать утра? - Не знаю. - Дош встал, пошатываясь на затекших ногах. - Ладно, я сказал все, что знаю. Мне лучше ехать дальше. - Он подумал о долгом, одиноком спуске в Носоквейл. - Мы приветствуем новобранцев, - негромко проговорил Д*вард. - Мы будем рады видеть тебя с нами. Прат*ан зарычал. Д*вард цыкнул на него, и Прат*ан пошатнулся, словно от удара кнутом. Дош опустился на колено, выбрав своего рода компромисс - вроде бы и не ушел, и не остался. - С вами? А что вы задумали? - Скажи ему. Большой брат. Мускулистый горшечник хмуро посмотрел на Доша. - Освободитель исполняет пророчества. Мы - Свободные, и мы держим путь в Таргвейл, где он принесет смерть Смерти, как это и было предсказано. Сущее безумие. Но Дош слишком хорошо знал Прат*ана, чтобы спорить. Голова горшечника была пуста, как его горшки. - И на каких условиях? - А! - Д*вард подумал немного. - Ты убийца, вор, лжец, половой извращенец, и ты - предатель. Это достаточно точно описывает тебя? Бурташ заржал. Д*вард покосился на него. - Извини, Освободитель, - пробормотал тот, виновато опустив голову. - Пожалуй, ты перечислил все мои лучшие стороны, - кивнул Дош. - Я еще напиваюсь до бесчувствия и курю мак, когда могу себе это позволить. - Мы не можем принять такого человека. - Тогда к чему тратить время? - Дош начал подниматься. - К тому, что ты можешь обещать бросить все это. Дош подумал, что ослышался, да и у остальных вид был озадаченный. Будь это кто угодно, а не Освободитель, он решил бы, что его разыгрывают, но в глазах Д*варда не было усмешки, только вызов. - Мне безразлично, кем был человек раньше, Дош, мне важно, кто он теперь. - Ты хочешь сказать, ты поверишь мне на слово? Мне? Ты считаешь, что, если захочу, я сдержу свое обещание? - Да. Ты говорил как-то, что крепче тебя ублюдка в армии не найти, и я тогда поверил тебе. Я верю тебе и сейчас. Если ты пообещаешь мне, что откажешься от всего этого, ты сдержишь слово. Костер затрещал громче; дым уносился по ветру. Откуда-то из темноты слышались негромкие голоса, детский плач. Кто-то завел песню, похожую на гимн. Кто такие эти Свободные? Только отряд из Соналби или все это сборище разного сброда? Присоединиться к ним? Ему? - Боги! - Все это сплошное безумие. - Здесь только один бог. Твое решение? - Д*вард неожиданно рассмеялся. - Я никогда еще не видел тебя таким напуганным, Дош! Он боялся. Еще как боялся! У него дрожали руки. - Я не могу! - Можешь! Ведь именно это хотел он услышать от Д*варда, верно? Тогда почему он не верит в это? Освободитель пристально посмотрел на него: - Мы знаем тебя как Доша Вестового. Если солдаты спросят о тебе, какое бы имя ты ни носил сейчас, мы можем ответить, что не знаем такого. - Он улыбнулся. - И потом, ты ведь действительно станешь совсем другим человеком... Другим человеком? Такое решение нельзя принимать, не подумав как следует. Дош больше не будет одиночкой. Он будет одним из этих безмозглых сектантов Освободителя, одним из тех, кто направляется на верную смерть в Таргвейле. Он ведь был уже одним из них. Недолго. - Как это тебя до сих пор не отловили Жнецы? Д*вард только пожал плечами. - Жнецы? - сипло расхохотался Гопенум. - Хочешь посмотреть на Жнецов? У нас их тут дюжина, если не больше. Стоит им оказаться рядом с Освободителем, как они уже больше не Жнецы. - Что? - Не обращай внимания, - сказал Д*вард. - Ты уклоняешься от ответа. Дош еще раз неуверенно огляделся по сторонам. Он не мог разглядеть на лицах презрения, но знал - оно там. Они скрывали это из уважения к Д*варду, только и всего. Он с трудом встал - казалось, он весит больше их всех, вместе взятых. - Желаю удачи. Вы все сошли с ума. Ступайте, несите смерть Смерти, если сможете. Я уж лучше постараюсь сохранить жизнь жизни. Он повернулся и пошел. Он не сделал и трех шагов, когда услышал голос Д*варда: - До встречи в Носокленде. Он продолжал идти не оглядываясь. 12 Первые дома пришельцев в Олимпе строились по периметру узла. Когда места в круге больше не осталось, начали еще один, внешний, образовавший другую сторону улицы. После того как Палата уничтожила поселок, его отстроили заново по тому же плану. Как младший офицер Джулиан жил в дальнем, еще только-только строящемся квартале. Местоположение дома ясно обозначало статус его владельца, и это не было просто чванство - внутренние жилища обеспечивали некоторое оккультное преимущество. Если почитатели Неделимого в Вейлах молились апостолам, небольшое количество маны перепадало и тем, кто жил на узле. Конечно, в сравнении с той энергией, которую получали боги от своих почитателей в храмах, это сущие пустяки, но мана за долгие годы понемногу накапливалась. Когда небо над горными вершинами окрасилось кроваво-красным, Джулиан ступил на дорожку, ведущую через сад Пинкни ко входной двери. Как всегда, он ощутил легкое покалывание виртуальности. Через открытые окна доносился негромкий смех развлекающихся энтаек. Не прошло и трех минут, как он уже держал в руке стакан тошнотворной жидкости, сходившей здесь за шерри, и притворялся, будто ему интересен рассказ хозяйки о новом саде камней, который строят для нее Морковки. Сбежав при первой же возможности от Ханны Пинкни с ее садоводческой сагой, он начал переходить от группы к группе. Ему предлагалось обсуждать поло и крикет - Морковки обучились играм и, представь себе, старина, здорово в них преуспели - и, разумеется, погоду. Об Освободителе не было сказано ни слова. - Потрясающие новости из Фитвейла! - громко воскликнул Проф Роулинсон. - Похоже, Имфаст приказала своим жрецам сменить цвет с красного на синий! - Правда? - удивилась Долорес Гарсия. - А... а кто такая эта Имфаст? - добавила она, немного подумав. - Богиня... гм... женской зрелости. Так или иначе, она переметнулась от Эльтианы к Астине! Важный ход в Большой Игре! - Потрясающе! Проф пустился в пространные объяснения. Джулиан ничего не знал об Имфаст, да и не хотел знать. Он двинулся дальше, разведывая, кто здесь есть, а кого нет. Некоторые из присутствующих были здесь только для украшения, и они не имели никакого отношения к вопросу об Экзетере - например, Ханна. Так, пустое трепло. Другие, несомненно, собрались неспроста: Проф Роулинсон, Джамбо Уотсон и двое других, про которых Домми говорил, что их срочно вызвали в Олимп. Где-то сзади слышался голос Ревуна Резерфорда, нынешнего председателя. Из женщин иметь отношение к делу могли только три: Долорес, тело которой лишало мужчин рассудка, но, увы, по слухам, она единственная верная жена в Олимпе; Урсула Ньютон с плечами борца и замашками старшего сержанта; Ольга Олафсон - незамужняя, пышная нимфоманка. Поговаривали, что она преследовала даже Морковок. Он обошел стороной Ревуна - тот льнул к Кэти Чейз, в свою очередь изображавшей на лице скучающее безразличие, хотя всем известно, что они любовники. Внебрачные связи - основное развлечение в Олимпе, однако по негласному уговору все делали вид, что никто ничего не знает - чтобы Морковки не судачили. Притворство было второй по популярности игрой. Следует признать, что в столь отсталой стране других игр почти и не было, однако Джулиан все же считал это нелепым ранневикторианским лицемерием. Правда, многие из этих людей и в самом деле принадлежали к ранневикторианской эпохе. На деле каждый прекрасно знал, кто с кем спит. А если и не знал, всегда мог спросить у своих Морковок. Служба и так представляла собой довольно странное сборище, но в тот вечер странность эта была заметна, как никогда, - Джулиану потребовалось довольно много времени, чтобы понять, в чем же тут дело. В самом ужине не было ничего особенно подозрительного: дюжина мужчин, дюжина женщин, пара Морковок, подававших напитки, и еще десятка два слуг, хлопотавших где-то в доме. Разговор перескакивал с банальностей на тривиальности и обратно. Ярко горели канделябры. Мужчины - все как один во фраках, женщины - в длинных вечерних платьях. Званые ужины такого рода имели место почти каждый, вечер, ибо общественная жизнь в Олимпе не зависела от времени года. Даже новичок не спутал бы их со зваными ужинами в Лондоне. Ему наверняка бы бросились в глаза вышедшие из моды платья. Он наверняка бы обратил внимание на причудливую мебель, вежливо поинтересовавшись, из каких колоний родом вот это или это, хотя вряд ли не оценил бы нарсианские ковры или ниолийскую медь - уж это не уступало сделанному, скажем, где-нибудь в Бенаресе. С другой стороны, собрание являло собой точную копию аналогичных собраний в удаленных форпостах Империи где-нибудь на Земле, например, ужин у губернатора его величества. Служба не имела отношения к Империи, На Просторах Которой Не Заходит Солнце, но руководствовалась теми же альтруистическими мотивами, что и колониальные чиновники. Как и они, обитатели Олимпа занимались подъемом культуры отсталых дикарей. Они просто находились чуть дальше от родины, только и всего... или совсем рядом с ней, если кому-то больше нравилось считать так. Ничего себе парадокс. Ведь узел, рядом с которым стоит дом, - это портал. Выйди на травку, исполни ритуал-ключ, и ты мгновенно окажешься дома. Конечно, если ты не передашь Штаб-Квартире, чтобы тебя встречали, ты окажешься там нагим и без гроша, и, разумеется, ты снова станешь смертным. Ну и ладно! Куда лучше совершенствовать жизнь туземцев здесь, в Вейлах. И тут он понял, что странного в этом званом вечере. Вечеринка, которой полагалось бы быть буйной, как в день чествования старых выпускников в Оксфорде, была чинной, как собрание медицинского общества. Пришельцы не старели, а обсуждать возраст считалось дурным тоном, но он-то прекрасно знал, что в сравнении с ними он все равно что дитя малое. Никому из них уже никогда не бывать двадцатидвухлетним. Ольге, возможно, уже несколько столетий. Джамбо, Пинки и Урсула Ньютон стояли у истоков Службы вместе с Камероном Экзетером и Моникой Мезон - пятьдесят лет назад. Но все равно в подобных обстоятельствах пришельцы резвились обычно, как сборище подростков. Сегодня же все они казались умудренными опытом стариками. На их лицах не было морщин, а в волосах - седины, и тела их были крепки и свежи, но настрой выдавал их. И дело вовсе не в Джоалвейле. Присутствие Церкви Неделимого ощущалось в Джоалвейле слабее, чем где бы то ни было, так что и терять ей в случае, если бы Экзетер спровоцировал власти на враждебные действия, было нечего - на самом деле несколько мученических смертей за веру даже пошли бы на пользу Церкви, хоть говорить этого вслух и не стоило. Нет, опасность таилась в Палате - как, впрочем, и всегда. Однако Служба боялась "Филобийского Завета" почти так же сильно, как Зэц, ибо любая попытка исполнить его вызвала бы открытую войну, выиграть которую у Олимпа не было бы никакой возможности. Тогда и мужчины, и женщины из Службы оказались бы перед неизбежным выбором - смерть и бегство на Землю, где они снова стали бы смертными. Всему их уютному барству здесь пришел бы конец. Им было что терять! Он нашел Марселя Пирана и Юфимию Маккей в укромном уголке за какими-то растениями в горшках и без приглашения встрял в их беседу. Юфимия могла валить мужчин с ног одним только взглядом своих зеленых глаз, а по сравнению с типично ирландским рыжим цветом ее волос даже Морковки казались слегка блеклыми. Культура и интеллигентность не входили в число ее сильных сторон, зато она обладала поистине дьявольской смекалкой и замечательными способностями к перевоплощению - одним словом, она была просто прелесть. Увы, при этом она обладала худшим в обоих мирах чувством стиля. Сегодня, например, она облачилась в ярко-синее атласное платье, плохо сочетавшееся с цветом ее волос и кожи и портившее ее фигуру. Она гораздо лучше смотрелась бы вообще без одежды. Почти сразу же Марсель тактично удалился переговорить с Ханной. - И как поживает моя сладкая Венди? - осведомился Джулиан страстным шепотом, одновременно делая вид, будто любуется чертовыми цветами. Юфимия обвела комнату безразличным взглядом. - Бешусь, как уличная кошка по весне. А как мой капитан Крюк? Готов к абордажу? Наточил ли свой палаш? - Все пушки начищены, заряжены и наведены. Почему бы нам не укрыться ненадолго за спинкой дивана? - Ну... можно разик, но не спеша и чуть позже. - Только разик? Что-то не похоже на тебя, Венди, - успокаиваться на одном разике. - Право же, ты меня искушаешь! Как может простая девушка устоять перед этим? Эта словесная игра была прервана появлением Ольги и хозяина, Пинки Пинкни. Разговор зашел о последних новостях с Родины, теперь уже двухнедельной давности. - Это неприлично со стороны Пепперов заставлять Голдсмитов ждать! - возмущался Пинки. - Деборе так не терпится снова повидать Лондон! - Ты не слышал, что их задержало? - спросила Юфимия. - Разумеется, нет. Через несколько дней должны вернуться Монтгомери - возможно, они знают, что с ними стряслось. - Никаких вестей от Штаб-Квартиры? - Боюсь, Штаб-Квартира до сих пор не оправилась от военных потрясений. Они уже не те, что были когда-то. Она вздохнула, и ее платье протестующе зашуршало. - Нам с Уильямом еще сто лет ждать своей очереди! Пинки сочувственно вздохнул. Он был скользок как намасленный угорь и расчесывал волосы на прямой пробор. - Ты действительно в этом уверена, дорогая? Мне казалось, пока тебя не было, в график внесли кое-какие изменения. - Правда? - спросила Юфимия с неожиданным интересом. - Долорес должна знать точно. Пошли спросим, ладно? Даже не извинившись, этот прохвост увел ее в противоположный угол комнаты. Джулиан отхлебнул еще этого противного шерри. - Не смотри так свирепо, милый, - раздался за его спиной гортанный шепот. - Могут подумать, что ты ревнуешь. Он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Ольга была нордической блондинкой головокружительной красоты, викингом женского пола - такое смог бы передать только Вагнер, да и то если бы осмелился. Сегодня она была в алом платье, столь тесно облегавшем фигуру, что казалось, оно готово лопнуть при первом же глубоком вдохе. - Ревную? Юфимию к Пинки? Между ними ничего нет. Золотые ресницы Ольги дрогнули. - Судя по тому, как Пинки смотрел на нее, милый, последние несколько часов между ними и впрямь, возможно, ничего не было. Джулиан одним глотком осушил стакан. Ольга раздражала его сразу по нескольким причинам. Во-первых, он не имел ни малейшего представления о ее происхождении - она говорила по-английски слишком хорошо, чтобы это был ее родной язык; она вообще могла быть родом не с Земли. Во-вторых, по возрасту она была самой старшей в Службе, ибо была обращенной. До этого ее знали как незначительную богиню, аватару Эльтианы. И в-третьих, она была донельзя развратна. Ни одна другая женщина в Олимпе не осмелилась бы смотреть на него так, как смотрела сейчас она. Возможно, она делала это просто ради развлечения, ибо повесила скальп Джулиана на пояс почти два года назад, спустя всего несколько дней после его прибытия в Соседство. Он надеялся, он очень надеялся, что она только развлекается, но по крайней мере с Ольгой можно было не следить за своим языком. Шокировать ее невозможно. К тому же сейчас она скорее помогала ему. - Мне кажется, ты ищешь какие-то недостойные мотивы в абсолютно невинной беседе. Миссис Маккей и мистер Пинкни... - Горят желанием трахнуться, милый. По крайней мере он. Он возбужден как вапити во время гона. - Кто такой, черт возьми, этот вапити? И даже если он и... с какой стати Юфимия... Ольга театрально закатила глаза цвета морской волны. - Джулиан, дорогой, я надеялась, что излечила тебя от невинности много лет назад. Только не говори мне, что я тратила силы понапрасну! Разве ты родился не в Индии? Уж ты-то мог бы знать, что изгнанники из Метрополии повсюду одинаковы. - Соседство - это не колония, - возразил он. - Империя еще не дотянулась сюда... во всяком случае, пока. Она сардонически улыбнулась. - Им нравится притворяться, будто это колония. Олимп ведь скопирован с поселка британской колониальной администрации где-нибудь в джунглях, не так ли? И не спорь, ты и сам знаешь, что это так. Помыкать туземцами, одеваться к обеду... Помнится мне. Ревун пытался уговорить нас врыть флагшток, чтобы мы могли поднять на нем "Юнион Джек". Камерон грозился задушить его, если он сделает это. Джулиан зажмурился. Он и не знал, что Ольга находится в Олимпе так долго: Камерон Экзетер вернулся на Землю тридцать лет назад. - Какое отношение это имеет к... - Ты ведь не очень огорчился, милый? - промурлыкала она. - Во всяком случае, не из-за Пинки, - упрямо процедил он, надеясь, что не покраснел - все-таки он здорово повзрослел: как-то бы он отреагировал на коготки Ольги два года назад? Сегодня ночью Пинки ничего не светит - да и в любую другую ночь тоже, - поскольку Юфимия считала Пинки занудой и мерзкой жабой. Так что в постели с Юфимией сегодня будет лежать не Пинки, а капитан Смедли (отставной артиллерист его величества), и чем скорее, тем лучше. Он удрал от Ольги так быстро, как это только могли позволить приличия - он не хотел, чтобы его уход выглядел постыдным бегством. Никто так и не объяснил ему причину вызова или время, когда его ждут на ковер к Комитету. Впрочем, если бы его и пригласили в Комитет, это было бы пустой формальностью, поскольку все решения в Олимпе принимались в узком кругу. Это было еще одной характерной чертой Службы: никто никому не доверял; слишком многие переметнулись к врагу. В их рядах были предатели, один из которых чуть было не погубил Эдварда Экзетера, послав его на Землю прямо в самое пекло боя во Фландрии. Кроме того, мана действовала как наркотик, а у Пентатеона было что предложить. Даже самый незначительный бог собирал в своем храме гораздо больше маны, чем проповедник, устраивающий тайные проповеди в лесу. Юфимия и Пинки вернулись, но все попытки Джулиана продолжить ухаживания снова и снова разбивались о Пинки, цеплявшегося к Юфимии как клещ до тех пор, пока его жена не пригласила всех в столовую. Ко всему прочему Джулиан обнаружил, что сидит рядом с Ольгой, продолжавшей беззастенчиво заигрывать с ним. Хорошо хоть напротив сидели Джамбо и Ирис, далеко не худшая компания. Юфимию, к его досаде, посадили рядом с Пинки. Ужин протекал как обычно, за пустой болтовней. Все было обставлено до омерзения чопорно: накрахмаленные скатерти, серебряные блюда, бесшумно порхающие слуги. Хотя после Рэндорвейла, где ему и сейчас полагалось бы испытывать на себе все прелести крестьянского гостеприимства, снова вкусить плоды цивилизации было даже приятно. Единственный раз разговор коснулся их общего дела, когда кто-то упомянул чудо, совершенное Джамбо во Флаксби, - обращение магистрата и двух солдат. Джулиан уже знал об этом от Пурлопат*ра, но сюда новость дошла уже после его отъезда. Невозможно было не любить Джамбо. Высокий, стройный, с длинным носом, который его ничуть не портил и которому он был обязан своим прозвищем, Джамбо обладал довольно странным чувством юмора и подобающей скромностью. - Ничего особенного! - запротестовал тот. - Я не собирался делать никаких чудес! Я так перепугался при виде их мечей, что начал нести сам не знаю что. Прежде чем я сообразил, что делаю, эти бедолаги валялись на коленях, моля о пощаде, - должно быть, хотели, чтобы я заткнулся. Если я и потратил немного маны, она вернулась ко мне с лихвой. Собственно, все это даже смешно. Видели бы вы лицо этого магистрата... - В общем, он превратил все случившееся в забавную историю. Все смеялись. Джулиан не стал говорить о своем приключении в Рэндорвейле. Разговор свернул на необычно теплую погоду. Если не любить Джамбо было невозможно, то не доверять ему было вполне в силах Джулиана. В конце концов, разве не он послал Экзетера на верную смерть в битве при Ипре? Джамбо оправдывался тем, что его ввел в заблуждение Жан Сен-Джон, однако Жан погиб или бежал при нападении на Олимп Жнецов Зэца, так что подтвердить это или опровергнуть было некому. Джамбо дружил с обоими Экзетерами - отцом и сыном, - когда те, каждый в свое время, находились в Олимпе. Он был последовательным противником исполнения пророчества насчет Освободителя. Джулиан, стараясь не зевать, поддерживал беседу. Общество было встревожено, более того - напугано и не могло этого скрыть. С едой было покончено, и гостей ждали на боковых столиках графины. Хозяйка окинула взглядом стол, чтобы убедиться, все ли закончили есть. Нет, Ханна Пинкни все-таки довольно пустая особа - задуманный ею сад камней интересовал ее гораздо больше, чем деятельность Службы по просвещению дикарей или грязное приставание ее мужа к Юфимии. Сегодня она оделась в розовый шифон с кружевами - вполне в ее духе. - Ладно! - радостно воскликнула она. - Не оставить ли наших мужчин с их сигарами, леди? За этим последовал соответствующий шорох - мужчины поднялись отодвинуть стулья своих собеседниц... Ольга убрала руку с бедра Джулиана. - Я тоже не откажусь сегодня от сигары! - раздался чей-то громкий голос. Ханна поочередно оглядела всех присутствующих и уперлась взглядом в Урсулу Ньютон. В глазах миссис Пинкни промелькнул ужас. Джулиан с трудом удержался, чтобы не хихикнуть. Урсула вовсе не перебрала лишнего. Вид она имела сердитый и весьма опасный. Не лишенная некоторой привлекательности, она все же была слишком мощна для своего роста и напоминала сложением викторианский платяной шкаф красного дерева - одни мышцы, ни грамма жира. Одним словом, никакого женского изящества. Зато по части проповедей она давала сто очков вперед многим, да и на теннисном корте ей не было равных - в общем, она добивалась замечательных успехов во всем, что ее интересовало. Сегодня она облачилась в лиловое платье, открывавшее ее мощные руки и ноги и приглушавшее загар. Юфимии недоставало вкуса в одежде; Урсуле просто было на все наплевать. - Ты это не серьезно, дорогая? - проблеяла Ханна. - Я хочу сказать, нам не жаль сигары, но... Урсула начисто игнорировала ее, хмуро глядя на Пинки. - Нет, насчет сигары я пошутила. Я не шучу насчет Комитета. Мне надоело, что все решено еще до того, как случилось. Вы намерены допросить сегодня капитана Смедли, а завтра расскажете остальным какую-нибудь ерунду. Пинки вежливо улыбнулся, но его глаза оставались холодными. - Тебе не кажется, что ты немного несправедлива к нам, дорогая? Ведь не будешь же ты спорить с тем, что мы вольны обсуждать все что хотим, точно так же, как и вы, леди. Уж наверняка ты не предлагаешь нам изгнать капитана Смедли из-за стола, нет? Ведь это было бы несправедливо, да? Верно, несправедливо. Если ты имеешь претензии к тому, как Комитет ведет свои дела, адресуй их лучше к председателю. И в письменном виде. Председателем в этом году был Ревун Резерфорд. Это ничего не меняло. Несмотря на то что Служба на всех перекрестках кричала о своих демократических принципах, все нити власти вели к Пинки Пинкни - так было и так будет. Ревун, шумный, крупный и неотесанный тип, этакая румяная живая волынка, по-своему даже не был лишен некоторой привлекательности - типичный капитан сельского регби-клуба. В ответ на заявление Урсулы он испустил носом звук, достойный паровой сирены. - Я заверяю, что у Комитета достаточно возможностей... - Я вам не верю! - заявила Урсула. - Вы собираетесь разделаться с капитаном Смедли так же, как с тем человеком, который принес эти новости. Резерфорд расхохотался - звук напоминал ослиный вопль. - Урсула, старушка, если ты заявишь, что Пинки приглашал этого вонючего драконоторговца на обед, он вызовет тебя стреляться на крокетном поле. Ханна засмеялась, но ее никто не поддержал. Урсула твердо взглянула в глаза Пинки: - Если ты дашь мне честное слово, что ни один человек здесь ни разу не упомянет даже имени Эдварда Экзетера до окончания вечера, я с радостью уйду. Если нет, я остаюсь. И Ольга тоже. Мужчины сели. Стоило Джулиану опуститься на стул, как Ольга возобновила свои приставания. Ольга наверняка входила в закулисную группу, разбирающуюся с кризисом вокруг Освободителя, - он мог бы догадаться и раньше. Ее, должно быть, завербовали в первую очередь, ибо никто лучше не знал, что думает Пентатеон. Пинки сдался, сонно прищурив глаза. - Да оставайся, если хочешь. Я полагаю, нам стоит переговорить. Почему бы и нет, в конце концов? Разве мы не всегда так? Все, кто хочет остаться, вольны остаться. Если деловые разговоры утомляют кого-то, он может тихо и спокойно перейти в гостиную. Это справедливо? Я бы сказал, совершенно справедливо. - Он кивнул Морковке, ожидавшему знака, чтобы внести портвейн. Разумеется, все решили остаться, и мужчины отказались от сигар, что огорчило Джулиана, нуждавшегося в хорошей затяжке. Произраставший в Соседстве табак на вкус напоминал жженую сосновую хвою, зато содержал лошадиную дозу никотина. Портвейн пустили по кругу. Урсула налила себе стакан; большинство женщин просто передавали бутылку дальше. Разговор ни о чем продолжался до тех пор, пока не вышли Морковки. Потом Пинки кивнул Ревуну. - Надеюсь, Док уже сказал вам, капитан? - послушно взревел тот. - Эдвард Экзетер вырвался на волю в Джоалленде, объявив себя этим обещанным парнем. Освободителем. Раз уж Т*лин Драконоторговец так уверен, нет смысла сомневаться. - Да, сэр. - Что это он, гм, задумал? - Не имею ни малейшего представления. Я не слышал о нем ничего с тех пор, как он ушел отсюда. - Джулиан почти физически ощущал, как взвешивается каждое его слово. Никто из сидевших за столом ему не доверял, что в общем-то справедливо, поскольку он не доверял им. - Вы знаете его лучше нас всех, капитан, - вмешался Педро Гарсия, тот самый, что позорно бежал в Товейле, оставив свою паству платить по счету. - Да, мы дружили в школе, но с тех пор я почти не видел его - один раз, совсем недолго, два года назад. Все вы на самом деле знаете его гораздо лучше. Вздор! В тысяча девятьсот семнадцатом году Эдвард оставался все тем же стариной Экзетером, каким покидал Фэллоу в четырнадцатом. Он принадлежал к тем людям, которые не меняются. В восемнадцать лет он был таким же независимым и самостоятельным, каким будет в восемьдесят - или в восемьсот, если он, конечно, останется в Соседстве на все это время. Он будет идти собственным путем, направляемый только собственным представлением о долге, не позволяя никому и ничему сбить себя с курса. Он всегда был честен и скромен - вообще положителен, - таким и останется. Гарсия пожал плечами - скользкий, как португальский рыботорговец. - Он отуземился. Джулиан стиснул кулак. - Правда? Я считал, что он вернулся на Родину, чтобы вступить в армию и исполнить свой долг. Во всяком случае, планировал он именно это. - Ольга стиснула его бедро, но было ли это предостережением или, наоборот, одобрением, он не знал. Да и не хотел знать. - Так ли, капитан? Уходя, он объявил Морковкам, что собирается исполнить пророчество. - А что ему оставалось? Это пророчество сломало всю его жизнь. Оно убило его родителей. Из-за него в Англии его считают убийцей. Это пророчество не дало ему уйти на войну. Оно косит его друзей одного за другим. - "Оно убило девушку, которую он любил, хотя Исиан была туземкой и говорить об этом не стоило". - Он ушел из Олимпа, чтобы спасти нас. Если бы он остался здесь, Зэц нанес бы новый удар по Службе. - Послушай, Педро. Старик, послушай, - встрепенулся сидевший прямо напротив Джулиана Джамбо, - ты несправедлив. Экзетер прожил свои первые два года в Соседстве без всякой помощи с нашей стороны. Вряд ли это можно назвать словом "отуземился"! Я бы назвал это "выживанием в неблагоприятных условиях", "восприятием некоторого местного колорита", если тебе так больше нравится. Когда он в конце концов попал сюда, в Олимп, он снова стал джентльменом. Джулиан благодарно улыбнулся ему и потянулся за своим портвейном. Он надеялся, что дискуссия завершилась и он сможет улизнуть в постель. В постель к Юфимии. Резерфорд прервал затянувшуюся паузу, прокашлявшись со звуком, напоминавшим церковный перезвон. - Мы тут думали, капитан... Вы не знакомы с молодой дамой по имени Алиса? Джулиан отхлебнул из рюмки. Они все в сговоре против него. - Это напоминает какой-то лимерик: "Ах, Алиса, у нее большая крыса?" - Мы все можем придумать удачную рифму для последней строчки, - фыркнул Джамбо, - но я не уверен, что наш председатель имел в виду именно это. - Алиса Прескотт, кузина Экзетера? Да, сэр, я с ней встречался. А что? - Так, интересно! - прогрохотал Ревун. Его лицо уже слегка раскраснелось от портвейна. - Если бы мы попросили ее оказать влияние на Экзетера, как вы полагаете, она согласится? - Право же, не знаю, сэр. - Это прозвучало достаточно вызывающе. - Я встречался с ней всего раз или два. - Да, собственно говоря, и не важно. Ну что ж, раз с делами все, то... - Нет. - Джамбо явно имел другое мнение на этот счет. Серого вещества у Джамбо было заметно больше, чем у Ревуна, возможно, даже больше, чем у Пинки. - Позвольте мне. Я никогда не делал тайны из своего неприятия пророчества. Отец Экзетера полностью соглашался со мной в этом. Головы кивнули в знак согласия, но глаза оставались прикованы к Джулиану. Он молча ожидал главного. - Во-первых, - продолжал Джамбо, - выступать против Зэца - безумие. Официально он не входит в Пентатеон, но он, несомненно, сильнее любого из них. Пятеро смертельно боятся его. - Человеческие жертвоприношения! - вздохнула Ольга. Ее рука не оставляла бедро Джулиана в покое. Должно быть, она решила, что капитан снова отрастил скальп. - Никто из богов не опускался до этого. Джамбо кивнул. - И ведь это будет не только Зэц. Пентатеон может и не любить Зэца, но богам не понравится неизвестно откуда взявшийся пришелец, который осмеливается говорить о реформах, так что Экзетер не может рассчитывать на поддержку со стороны Пятерых. Во-вторых, местным властям вряд ли понравится, что сотни людей сорвались за новым пророком. Мы и так уже встречаемся с сопротивлением, а ведь мы не представляем собой такую угрозу для власти, как Освободитель. - Власть всегда хочет оставаться властью, видите ли, - проницательно заметил Пинки. Пинки и сам служил тому отличным подтверждением, так что Джулиан не мог с этим спорить. Они обрушились на него, потому что он был другом Экзетера. Что ж, друзей надо поддерживать. - С местными властями можно разобраться, сэр. Вы ведь сами доказали это во Флаксби. - Нельзя, если за их спиной будет стоять Пентатеон! - Джамбо устало покачал головой, сделавшись сразу на двадцать лет старше. - Следующим действием будут чума и пожары, вы же понимаете. У нас недостаточно маны, чтобы защитить церковь от прямых нападений. - Этот аргумент можно повернуть и по-другому. Экзетер как Освободитель может отвлечь внимание Палаты. Они не будут обращать внимания на нас до тех пор, пока их тревожит он. Джамбо было не так-то просто переубедить. - Гораздо вероятнее они все свалят в кучу и объявят генеральный погром. Экзетер - угроза всем нам и всему тому, что мы пытаемся делать. Мы все еще уязвимы. Лет через сто положение, возможно, и изменится. Все серьезно закивали. "Вот чертово сборище трусов!" - Исторически, - скромно заметила Ольга, - если один из Пятерых набирал слишком много маны, остальные четверо сразу же ополчались против него... или нее. Они не придавали значения силе Зэца до тех пор, пока не стало слишком поздно. Она расстегнула пуговицу у Джулиана на ширинке. Он отвел ее руку и застегнул пуговицу. По части того, что там находилось, она получила свое два года назад. Тем временем в обсуждение включился Проф Роулинсон: - Есть ведь и еще один момент. Разве не говорил Т*лин Драконоторговец, что Экзетер проповедует веру Неделимого? - Роулинсон был бесцветным, хитрым жучком. Он обладал непрактичным умом и педантичными манерами студента-богослова. В прошлом он входил во фракцию тех, кто поддерживал идею Освободителя. В Службе всегда существовал раскол по этому вопросу; теперь, похоже, угроза объединила всех. На стороне Экзетера не осталось никого, кроме Джулиана Смедли. - Насколько я понимаю, вряд ли у него имелся особый выбор, - протянул Пинки. - Он ведь вел для нас кое-какую миссионерскую работу, помните? В основном в Товейле, кажется? Да, в Товейле. Ему ведь нужны тексты проповедей. Одного "Завета" ему явно не хватает. Далеко с ним не уедешь, верно? Так что вполне естественно, что он использовал нашу теологию. Она как бы специально создана для его целей. - Ты хочешь сказать, он украл нашу церковь? - вскричала Ханна и осеклась под тяжелым взглядом мужа. - Так что если Экзетер рискнет и потерпит поражение, - проговорил Джамбо, не сводя взгляда с Джулиана, - он может потопить вместе с собой и нас. - Хуже! - пискнул Проф. - Допустим, несмотря ни на что, ему все-таки удастся победить. Если он сможет исполнить пророчество, значит, он станет сильнее Зэца. Во что он превратится? Что он будет делать с такой властью? Похоже, это было слишком неправдоподобно - общество пропустило вопросы Профа мимо ушей, но Джамбо все же не оставил это без ответа. - Именно это тревожило его отца. Камерон не хотел, чтобы его сын сделался еще одним псевдобогом. Все явно были настроены против Экзетера, вне зависимости оттого, победит он или проиграет: Зэц, Пентатеон, Палата, многочисленные правители Вейлов, Служба - все были против. Джулиан решил, что настала его очередь. - Вас интересует мое мнение? - Валяйте, - сказал Пинки. - Вам все карты в руки. Дюффи, не зажимай портвейн! - Я в это не верю. Я знаю Эдварда Экзетера, и он был настроен против исполнения пророчества не меньше, чем все остальные. Тут какая-то ошибка. - Семьдесят Седьмому можно верить. - Но он местный, сэр. Уж не ожидаете ли вы от Экзетера, чтобы он открыл все свои планы какому-то драконоторговцу? - Это любопытная точка зрения, капитан. Очень любопытная. - Пинки наполнил свой стакан. - Однако факт остается фактом: Экзетер называет себя Освободителем. Причем публично. Надеюсь, у нас нет разногласий в том, что его надо остановить? Не в этом ли смысл нашего собрания? - Он с улыбкой оглядел собравшихся, пряча глаза за тяжелыми веками. - Если, конечно, кто-то не передумал. Что он хочет сказать этим "остановить"? Джулиан рискнул налить себе еще из графина. - Сэр, Зэц уже тридцать лет пытается оборвать цепь пророчества. Слишком поздно что-то делать с "Заветом". Единственный способ остановить все это - убить самого Экзетера. Ханна и несколько женщин вскрикнули. - Вздор! - буркнул Ревун, старательно пряча глаза от Джулиана. Только Джамбо смотрел теперь на Джулиана - в упор, с вызовом. - Возможно, Экзетер сам пытается оборвать цепь, совершая самоубийство. - Только не тот Экзетер, которого я знаю. - Вот, значит, как обстоят дела, - упрямо буркнул Ревун. - Чертов дурак! Ради его же блага мы обязаны привести его в чувство. Вот оно... Однако вопрос прозвучал из уст Джамбо: - Вы согласны с нами, капитан? Джулиан поднял руку - ту, что без пальцев. На него нахлынула ярость и досада. - Да, я согласен со всем, что вы сказали насчет опасности исполнения пророчества. Я полностью поддерживаю те принципы, на которых стоит Служба, - и, насколько мне известно, Эдвард Экзетер тоже. И еще я считаю, что Зэц олицетворяет все зло в Пентатеоне, и наш долг - как можно быстрее свергнуть его. Я надеюсь, в этом вы согласны со мной! Это было бы величайшей услугой, которую мы могли бы оказать народам Вейлов. - Интересно, что важнее Службе - процветание туземцев или их собственное выживание? - В некотором роде он сродни кайзеру. Мы бились в чудовищной войне, чтобы остановить его - там, в Европе. Победа дешево не дается. Он обвел взглядом стол. Похоже, он не особенно поднялся в глазах слушателей. - Война обошлась нам в миллионы жизней, но она того стоила. Уничтожение Зэца тоже потребует жертв, так что я не могу выступать против того, что делает Экзетер, пока я не знаю больше о том, что он задумал. Может быть, ему известно что-то, до чего не додумались мы. Я считаю, вы должны выслушать его, прежде чем заклеймить. Пинки снова зажмурился. - Все верно. Весьма разумно. Нам надо выяснить, как в действительности обстоят дела. Не хотите ли вы, капитан, отправиться и побеседовать с ним? Выведать, что и как? - Я буду рад. Мне всегда хотелось побывать в Джоалвейле. Я выеду завтра же утром. Пинки благодарно кивнул: - Мы весьма признательны вам, капитан. Так нам будет гораздо спокойнее. Но это долгое путешествие. Вы уж простите меня, но у вас нет того опыта, что у нас. Одна голова хорошо, а две лучше, верно? Разумеется, это не к тому, что мы вам не доверяем. Они доверяли Джулиану не больше, чем разбойнику с большой дороги. Он решил облегчить им задачу. - Я буду только рад обществу, сэр. Вы ведь знаете, я не могу использовать ману. Она ко мне не идет - точнее, идет, но только в одно место. Он предпочел бы, разумеется, чтобы его спутником стала Юфимия и чтобы все так и решили, однако говорить этого вслух не стоило. С другой стороны, лучшим сторожевым псом наверняка будет Джамбо. Он дружил с Экзетером и с его отцом, и он был одним из основателей Службы; он категорически выступал против пророчества. И потом, Джамбо довольно веселый парень, так что путешествовать с ним будет приятно. Ревун Резерфорд вспомнил вдруг о своих обязанностях председателя и оглушил всех новым потоком децибел: - Это чертовски мило с вашей стороны, капитан! Чем скорее вы отправитесь и вразумите своего юного друга, тем лучше. Мы можем послать кого-нибудь на Родину найти мисс Прескотт и попросить ее о помощи, но это потребует времени. Это, конечно, абсолютная ерунда, предназначенная только для того, чтобы усыпить бдительность Джулиана. Служба уже приговорила Экзетера. Как далеко они готовы зайти, чтобы остановить его? Вид у Джамбо что-то уж больно хитрый - не готовят ли Джулиана на роль Иуды? Черт подрал, не может же он идти на свидание к другу, ведя с собой убийцу! Однако что бы там ни было, цель, поставленная перед собранием, достигнута. Завтра Джулиан Смедли отправится на север искать Экзетера. Единственное, что ему оставалось, - это отделаться от Ольги, добраться до спальни Юфимии и исполнить свой долг любовника. 13 - Я выезжаю завтра утром. - Джулиан натянул пижамную рубаху. - Собери мой мешок, будь так добр. Домми прикрыл шкаф и повернулся, улыбаясь. - Я уже позаботился об этом, Тайка. На всякий случай я уложил ваши теплые вещи - зима на носу, а потом, вдруг вы отправитесь на драконе и будете срезать через горы. - Молодец. Гм... Домми... - Джулиан вдруг сообразил, что, какие бы козни ни готовил Джамбо Уотсон, в Олимпе имеется один человек, готовый поддерживать Эдварда Экзетера хоть в аду. На самом деле, конечно, туземец мало что может сделать против пришельца, но друг всегда поможет в трудную минуту. - Я собираюсь на север, искать Тайку Экзетера. Я не уверен, что смогу найти дракона для тебя, но, если он найдется, я буду рад взять тебя с собой. Если ты еще не передумал, конечно. Домми расплылся в улыбке. - Это для меня большая честь, Тайка! Почему этот человек бросает свою жену, да еще в такой момент? Таких причуд от Морковок обычно не ожидают, но спрашивать об этом было бы невежливо. - Я уверен, ты поможешь мне. Кажется. Это пока все, спасибо. Спокойной ночи, Домми. - Спокойной ночи. Тайка. Хотите, чтобы я открыл окно пошире? - Да. В комнате немного душновато. Домми открыл створку еще на фут и исчез, бесшумно прикрыв за собой дверь. Джулиан накинул халат и скользнул к окну. Халат был черного цвета. Любовь всегда занятие странное, а в Олимпе - еще более странное, чем где бы то ни было. Слова "пока смерть не разлучит нас" превращались в пустой набор звуков, когда срок жизни измерялся трех- или четырехзначным числом. Весь вечер он и его возлюбленная вежливо переглядывались через стол, обменялись несколькими ничего не значащими фразами - в общем, вели себя, как все остальные гости. Таковы правила игры, и олимпийцы строго придерживались их. Но все халаты в Олимпе были черного цвета. Он перебрался через подоконник. Ничто не мешало ему просто выйти в дверь, однако определенные вещи полагалось делать так, как велит традиция. Ночь - как по заказу, свежая, но не холодная, освещенная красной и голубой лунами и миллионом звезд, благоухающая ароматами бесчисленных местных цветов. Горы выглядели словно декорации, расставленные гениальным художником, а пение похожих на белок соловьев в кронах деревьев-тыкв почти не уступало пению соловьев на Земле. Он спешил, стараясь держаться в тени. Не очень приятно было бы встретить сейчас кого-нибудь, хотя по молчаливому уговору в подобных обстоятельствах все друг друга как бы не замечали. Полное отсутствие света в окнах вовсе не означало, что обитатели домов спят сном праведников. Путь его снова лежал в глубь поселка, и снова к древнему как мир трепету любовника, спешащего на встречу с подругой, добавилось знакомое покалывание виртуальности. Когда он проходил мимо дома Ольги, откуда-то выплыла мышь-сова, сделала над его головой несколько кругов, проверяя, не дичь ли он, потом решила, что нет, и исчезла за деревьями. Добравшись до дома Маккеев, он свернул на боковую дорожку, упиравшуюся в садовую скамейку, которая по счастливой случайности находилась как раз под окном. Которое оказалось закрытым. Право же, эта женщина! О чем она думает! Она же знала, что он придет. Весь вечер они только и делали, что подавали друг другу знаки "пью за тебя, дорогой" и перемигивались в ожидании встречи. Уильям все еще наставляет неверующих на путь истинный где-то там, далеко, - впрочем, Уильяму абсолютно наплевать, кто спит с его женой. Кажется, в последнее время сам он спит с Айрис Барнз. Джулиан встал на скамейку и постучал ногтями по стеклу, потом подождал. Пели соловьи. Он дрожал от возбуждения и виртуальности. Он постучал громче, костяшками пальцев. Штора шевельнулась, за ней мелькнул и вновь пропал свет. Бледная фигура опустилась на колени с той стороны оконной рамы. Створка приподнялась на дюйм. - Уходи, - прошептала Юфимия. - Нет. Что случилось? - Ничего. Все. Прошу тебя! Не сегодня. - Певучий ирландский говор возбудил его еще сильнее. Он всегда говорил ей, что ее голос напоминает ему шелест дождя по торфу, правда, потом пришлось объяснять, что он хотел сделать ей комплимент. Она плакала! - Юфимия, милая, что случилось, скажи! Нет, впусти меня сначала. - Уходи... пожалуйста! - Никуда я не уйду. - Кошмарное видение: Пинки в розовой пижаме... - Если только у тебя там нет еще кого-то. - Нет! Ну пожалуйста, Джулиан! Не сегодня. Мы можем поговорить, когда ты вернешься из Джоалвейла. - Почему? Нет! Что-то не так? Послушай, если ты не пустишь меня здесь, я обойду дом и буду колотить в дверь до тех пор, пока не перебужу всех Морковок до одного. - Это должно подействовать: все женщины в Олимпе жили в постоянном страхе - что скажут о них Морковки, хотя каждая прекрасно знала - все остальные занимаются тем же и что Морковкам это абсолютно безразлично. Единственное, что не позволялось совсем, - это заниматься этим с Морковками. - Ты расстроена. Я хочу помочь тебе. Я люблю тебя, милая! Юфимия совсем неромантично шмыгнула носом. - Послушай, я же не собираюсь насиловать тебя! - возмутился Джулиан, отложив прямое соблазнение в качестве крайней меры. - Мы можем просто поговорить, если это все, чего ты хочешь. - Если это все, чего он может добитьс