Это жестоко. - Нет, Спархок. Это справедливо. Эти люди вполне достойны друг друга. Я только хочу быть уверенной, что они долго, очень долго будут наслаждаться обществом ближайших родственников. - Что ты скажешь насчет глотка свежего воздуха? - осведомился Стрейджен, наклоняясь через плечо Спархока. - Но ведь идет дождь. - Уверен, что ты не растаешь. - Может быть, это не такая уж плохая идея. - Спархок поднялся и отнес спящую дочь обратно в гостиную, на диван, где уже дремала Мурр, рассеянно помурлыкивая и во сне впиваясь острыми когтями в диванную подушку. Спархок укрыл обеих и вслед за Стрейдженом вышел в коридор. - Тебе неспокойно? - спросил он у талесийца. - Нет, тошно. Друг мой, я знавал немало скверных людей, да и сам я далеко не ангел, но эта семейка... - Стрейджен содрогнулся. - Тебе не случилось, будучи в Рендоре, припасти немножечко доброго яда? - Я не люблю ядов. - Это ограниченный взгляд на вещи, дружок. Яд - весьма удобный способ избавляться от неугодных людей. - Насколько я помню, Энниас был того же мнения. - Об этом я забыл, - признал Стрейджен. - Да, полагаю, эта история слегка отвратила тебя от весьма разумного решения сложных проблем. И все же с этими чудовищами нужно что-то сделать. - Об этом уже позаботились. - Вот как? И каким же образом? - Этого я говорить не волен. Они вышли на широкую веранду, что тянулась вдоль всей задней части дома, и стояли, опираясь на перила и глядя на грязный задний двор. - Дождь, похоже, и не думает прекращаться, - заметил Стрейджен. - Долго он может идти в это время года? - Спроси у Халэда. Он у нас знаток погоды. - Милорды? Спархок и Стрейджен обернулись. Это был Элрон, поэт и шурин барона. - Я хотел заверить вас, что я и моя сестра не несем ответственности за Котэка и его родственниц, - объявил он. - Мы и так в этом совершенно уверены, Элрон, - пробормотал Стрейджен. - Все, чем они владели прежде, был титул Котэка. Их отец проиграл в карты все их наследство. Мне дурно становится от того, как эта шайка нищих аристократов пытается важничать и ставить себя выше нас. - До нас дошли некоторые слухи, - Стрейджен ловко переменил тему. - Кое-кто в Эсосе говорил нам, что среди крепостных ширится смута. Мы краем уха слышали о некоем человеке по имени Сабр, и еще об одном, которого зовут Айячин. Мы никак не могли понять, в чем тут дело. Элрон огляделся с видом заправского заговорщика. - Не стоит, милорд Стрейджен, так громко произносить эти имена здесь, в Астеле, - произнес он хриплым шепотом, который наверняка был слышен по всему двору. - У тамульцев везде свои уши. - Крепостные ненавидят тамульцев? - осведомился Стрейджен с некоторым изумлением. - Мне казалось, что им не нужно так далеко заходить в поисках объекта для ненависти. - Крепостные, милорд, всего лишь суеверные животные, - презрительно фыркнул Элрон. - Их можно повести куда угодно одной лишь смесью религии, легенд и горячительных напитков. Настоящее освободительное движение направлено против желтых дьяволов. - Глаза Элрона сузились. - Честь Астела требует сбросить тамульское ярмо - вот в чем истинная цель движения. Сабр - это патриот, загадочная фигура, которая является по ночам, дабы вдохновлять народ Астела восстать и разбить цепи угнетения. Знаете, он ведь всегда носит маску. - Об этом я не слыхал. - Но это так. Необходимость, что поделаешь. На самом деле он довольно известная личность и весьма тщательно скрывает свое лицо и мысли. Днем он обыкновенный дворянин, но по ночам - повстанец в маске, факел, поджигающий патриотические чувства своих соотечественников. - Как я понимаю, у вас вполне определенные политические взгляды, - заметил Стрейджен. Элрон мгновенно насторожился. - Я всего лишь поэт, милорд Стрейджен, - самоуничижительно ответил он. - Мне интересен драматический момент нынешней ситуации - исключительно ради искусства, понимаете? - О, разумеется. - Откуда взялся этот Айячин? - спросил Спархок. - Насколько я понял, он мертв вот уже несколько столетий. - В Астеле нынче творятся странные дела, сэр Спархок, - заверил его Элрон. - Происходит то, что многие поколения сохранялось в крови истинных астелийцев. Сердцем мы знаем, что Айячин не мертв. Он не умрет, пока жива тирания. - Рассуждая практически, Элрон, - вставил Стрейджен в самой изысканной своей манере, - ведь, если я не ошибаюсь, это движение рассчитывает на крепостных как на основную свою силу. Что же их привлекает? Какое дело людям, привязанным к земле, до того, кто возглавляет правительство? - Крепостные - это скот, стадо. Они пойдут туда, куда их пожелает направить пастух. Довольно лишь шепнуть им на ушко слово "освобождение", и они с радостью ринутся за вами даже ко вратам преисподней. - Так, значит, Сабр на деле не намерен их освобождать? Элрон расхохотался. - Дорогой мой, да какой разумный человек всерьез захотел бы освободить крепостных? Какой смысл в том, чтобы отпускать на свободу скот? - Он оборвал себя и настороженно огляделся. - Я должен вернуться прежде, чем мое отсутствие будет замечено. Котэк ненавидит меня и ждет не дождется удобного случая оклеветать меня перед властями. Я вынужден улыбаться ему и быть вежливым с ним и с парой раскормленных свинок, которых он называет сестрами. Я вынужден молчать, господа, но когда настанет день нашего освобождения, Господь мне судья, многое переменится в этом доме! Социальные перемены бывают порой сопряжены с насилием, и я почти что могу поручиться, что Котэк и его сестрицы не увидят рассвета нового дня. - Его глаза сузились с заносчивой таинственностью. - Но я слишком много говорю, господа. Я должен молчать. Молчать! Он рывком запахнулся в черный плащ и с решительным видом и высоко поднятой головой удалился в дом. - Милый молодой человек, - заметил Стрейджен. - Отчего-то при виде его у меня шпага зудит в ножнах. Спархок что-то одобрительно проворчал, глядя в залитую дождем ночную мглу. - Надеюсь, что к утру дождь уймется, - сказал он. - Ни о чем я так не мечтаю, как побыстрее выбраться из этой сточной канавы. ГЛАВА 11 Утро выдалось хмурое и непогожее. Спархок и его спутники наскоро позавтракали и подготовились к отъезду. Барон и его семейство еще спали, а их гостям отнюдь не хотелось затягивать прощание. Они выехали в путь примерно через час после рассвета и галопом направились на северо-восток по дороге в Дарсос. Хотя никто не говорил об этом вслух, всем хотелось отъехать от замка как можно дальше, чтобы гостеприимному хозяину не вздумалось их нагнать. Незадолго до полудня отряд миновал белый каменный столб, который отмечал восточную границу владений барона Котэка, и все дружно вздохнули с облегчением. Всадники перешли на шаг, а Спархок и другие рыцари придержали коней, чтобы поравняться с каретой. Алиэн, камеристка Эланы, плакала, и королева и баронесса Мелидира безуспешно старались успокоить ее. - Бедняжка так мягкосердечна, - пояснила Мелидира Спархоку. - Ужасы этого жилища довели ее до слез. - Может, кто-нибудь в этом доме сказал тебе что-то неподобающее? - грозно осведомился Келтэн у плачущей девушки. Отношение Келтэна к Алиэн было странным. С тех пор, как ему запретили откровенно ухаживать за ней, он принялся не менее рьяно опекать ее. - Если кто-то оскорбил тебя, я вернусь туда и научу его хорошим манерам. - Нет, милорд, - безутешно отвечала девушка, - ничего подобного не было. Просто все они заперты в этом чудовищном месте, как в западне. Они ненавидят друг друга, но вынуждены провести вместе остаток дней и так и будут терзать друг друга до самой смерти. - Кое-кто говорил мне, что в этом есть некая справедливость, - заметил Спархок, не глядя на свою дочь. - Ну хорошо, все мы имели возможность побеседовать с глазу на глаз с бароном и его домочадцами. Кто-нибудь услышал что-то полезное? - Крепостные вот-вот взбунтуются, - сказал Халэд. - Я побродил по конюшне и прочим пристройкам, поговорил с ними. Отец баронессы, кажется, был добрым господином, и крепостные любили его. После его смерти Котэк показал свое истинное лицо. Он жестокий человек и любит применять кнут. - Что такое кнут? - спросил Телэн. - Разновидность плети, - мрачно ответил его сводный брат. - Плети?! - Это заходит куда дальше обычного. Крепостные и впрямь ленивы, Спархок. В этом сомнений нет. И они довели до совершенства искусство притворяться тупицей, больным или калекой. Сдается мне, что это всегда было что-то вроде игры. Господа знали, что крепостные притворяются, и крепостные знали, что никого не могут обмануть, - по-моему, и тех, и других эта игра развлекала. Потом, несколько лет назад, господа вдруг перестали играть. Вместо того чтобы уговаривать крепостных поработать, дворяне все чаще стали прибегать к кнуту. За одну ночь они отбросили прочь тысячелетнюю традицию и предались жестокости. Крепостные никак не могут этого понять. Котэк не единственный дворянин, который дурно обращается со своими крепостными. Говорят, то же самое творится во всем Западном Астеле. Крестьяне обычно склонны к преувеличениям, но, похоже, они все убеждены, что их хозяева перешли к намеренной жестокости, дабы попрать освященные обычаем права и превратить своих крестьян в самых настоящих рабов. Крепостного нельзя продать, а вот раба - сколько угодно. Этот тип, которого зовут Сабром, весьма искусно играет на таких слухах. Если человеку сказать, что кто-то собирается продать в рабство его жену и дочь, этот человек волей-неволей забеспокоится. - Это не слишком сходится с тем, что говорил мне барон Котэк, - вставил патриарх Эмбан. - Барон прошлым вечером выпил больше, чем следовало, и наболтал много такого, о чем в трезвом виде молчал бы, как убитый. По его мнению, главная цель Сабра - изгнать из Астела тамульцев. Честно говоря, Спархок, я слегка скептически отнесся к тому, что говорил о Сабре этот эсосский вор, но Сабр явно оказывает большое влияние на дворян. Он делает упор на расовые и религиозные различия между эленийцами и тамульцами. Котэк неизменно называл тамульцев "безбожными желтыми собаками". - У нас есть боги, ваша светлость, - мягко возразил Оскайн. - Если вы дадите мне несколько минут, я, быть может, даже припомню кое-какие их имена. - Наш приятель Сабр не теряет времени даром, - заметил Тиниен. - Дворянам он говорит одно, крепостным - другое. - По-моему, это называется "лгать и нашим, и вашим", - вставил Улаф. - Думаю, что имперские власти очень скоро испытают настоятельную необходимость узнать, кто такой Сабр, - задумчиво проговорил Оскайн. - Мы, безбожные желтые собаки, неизменно стремимся к тому, чтобы знать в лицо вожаков и смутьянов. - Чтобы их поймать и повесить, верно? - укоризненно спросил Телэн. - Вовсе не обязательно, молодой человек. Когда природный талант пробивает себе путь наверх, разве можно тратить его так бездарно? Уверен, что у нас нашлось бы применение талантам этого Сабра. - Но ведь он ненавидит вашу Империю, ваше превосходительство, - заметила Элана. - Это несущественно, ваше величество, - улыбнулся Оскайн. - Тот факт, что кто-то ненавидит Империю, еще не делает его преступником. Всякий, кто пребывает в здравом уме, ненавидит Империю. Бывают дни, когда ее ненавидит и сам император. Наличие мятежников - верный признак того, что в данной провинции что-то неладно. Мятежник полагает делом чести указать нам на проблемы, так что проще позволить ему пойти дальше и уладить их. Я сам знаю нескольких мятежников, из которых вышли очень неплохие губернаторы. - Это весьма интересное направление мысли, ваше превосходительство, - сказал Элана, - но как же вы склоняете к сотрудничеству людей, которые ненавидят вас? - Обманным путем, ваше величество. Мы просто спрашиваем их, а не смогут ли они справиться с делом лучше нас. Они, конечно, думают, что смогут, и тогда мы говорим им - что ж, делайте. Им обычно хватает нескольких месяцев, чтобы сообразить, как их провели. Должность губернатора провинции - наихудшая в мире, потому что губернаторов ненавидят все. - И как же во все это укладывается Айячин? - спросил Бевьер. - Я думаю, он просто символ для сплочения заговорщиков, - отозвался Стрейджен. - Как, например, Дрегнат в Ламорканде. - Подставное лицо? - предположил Тиниен. - Скорее всего. Трудно ожидать, чтобы герой из девятого столетия что-то смыслил в современной политике. - Загадочная личность этот Айячин, - заметил Улаф. - Дворянство считает его одним человеком, крепостные - другим. У Сабра, должно быть, заготовлены речи двух разновидностей. Кто же на самом деле был Айячин? - Котэк рассказывал мне, что это был мелкий дворянин, весьма преданный астелийской церкви, - вставил Эмбан. - В девятом веке эозийские войска, вдохновленные церковью, двинулись на Астел. Здесь, во всяком случае, ваш: эсосский вор был прав. Астелийцы считают нашу Святую Матерь Чиреллоса еретической. Айячин, стало быть, объединил дворян и выиграл великую битву в Астелийских топях. - У крепостных совсем иная история, - заметил Халэд. - Они верят, что Айячин был крепостным, который выдавал себя за дворянина, и его истинной целью было освободить своих собратьев-крепостных. Они считают, что победа в топях была заслугой крепостных, а не дворян. Позднее, когда дворяне узнали, кто такой Айячин, они убили его. - В таком случае, - сказал Элана, - это идеальный символ мятежа. Он настолько многолик, что каждому может предложить что-то свое. Эмбан хмурился. - Дурное обращение с крепостными просто бессмысленно, - сказал он. - Они не слишком трудолюбивы, это верно, но их так много, что проще согнать побольше народу, если хочешь, чтобы работа была закончена в срок. Если обращаться с ними жестоко, добьешься только того, что они возненавидят тебя. Последний болван способен это понять. Спархок, существует ли заклятие, которое могло склонить астелийское дворянство к такому самоубийственному поведению? - Я, во всяком случае, такого не знаю, - ответил Спархок. Он обвел взглядом рыцарей, но они дружно покачали головами. Принцесса Даная, однако, едва заметно кивнула, подтверждая, что такое возможно. - Но я не исключал бы и такой возможности, ваша светлость, - продолжал Спархок. - Если никто из нас не знает такого заклятия, это еще не значит, что оно не существует. Если некто хотел взбунтовать Астел, ничто так не благоприятствовало бы его планам, как мятеж крепостных, а если все дворяне одновременно начали бить своих крепостных кнутами - лучшего способа добиться этого мятежа и не придумаешь. - И Сабр, судя по всему, в этом крепко замешан, - сказал Эмбан. - Он настраивает дворян против безбожных желтых собак - извини, Оскайн, - и в то же время обращает крепостных против их хозяев. Кто-нибудь из вас сумел хоть что-то узнать о нем? - Элрон прошлым вечером тоже здорово нализался, - сказал Стрейджен. - Он рассказал нам со Спархоком, что Сабр ночами бродит по Астелу в маске и произносит речи. - Не может быть! - пораженно воскликнул Бевьер. - Патетично, правда? Мы явно имеем дело с недоразвитым подростком. Элрон был весьма впечатлен всей этой мелодрамой. - Еще бы, - вздохнул Бевьер. - Похоже на сочинение какого-то третьеразрядного писаки, верно? - усмехнулся Стрейджен. - Тогда это точно Элрон, - сказал Тиниен. - Ты ему льстишь, - проворчал Улаф. - Прошлым вечером он зажал меня в угол и прочел кое-какие свои вирши. "Третьеразрядный" - это слишком преувеличенная оценка его дарования. Спархок был встревожен. Афраэль сказала ему, что от кого-то в доме Котэка он услышит что-то важное, но кроме того, что перед ним обнажились некоторые неприглядные стороны баронского семейства, ничего достойного внимания он так и не услышал. Подумав об этом, он сообразил, что Афраэль, собственно, и не обещала, что важное "нечто" будет сказано именно ему, Спархоку. Вполне возможно, что важные слова услышал кто-то из его спутников. Спархок задумался над этим. Проще всего разрешить этот вопрос можно было, задав его Данае, но это значило бы в очередной раз выслушать едкие и оскорбительные комментарии насчет его ограниченного понимания, так что Спархок предпочел сам поломать голову над этой загадкой. Судя по карте, путь до Дарсоса должен был занять у них десять дней. На деле, конечно, выходило гораздо меньше. - Как ты управляешься с людьми, которые могут увидеть нас во время твоих игр со временем? - спросил он в тот же день у Данаи, поглядывая на неподвижные лица своих дремлющих друзей. - Я могу понять, как ты убеждаешь наших спутников, что мы просто едем шагом по дороге, но как насчет случайных встречных? - Я не ускоряю время при посторонних, Спархок, - ответила она, - но они бы все равно нас не увидели. Мы движемся слишком быстро. - Значит, ты замораживаешь время, как делал Гхномб в Эозии? - Нет, я поступаю наоборот. Гхномб заморозил время, и вы ехали в бесконечном мгновении. То, что делаю я... - Девочка осеклась, испытующе поглядела на отца. - Я объясню тебе это как-нибудь позже, - решила она. - Мы движемся рывками, одолевая по нескольку миль за раз. Потом мы немного едем обычным шагом, затем снова ускоряем движение. Сочетать все это - очень сложное занятие. По крайней мере, мне есть чем развлечь себя в длинном и скучном путешествии. - А эта важная вещь, о которой ты говорила, была сказана в доме Котэка? - спросил Спархок. - Да. - И что же это? - Он решил, что небольшая ранка не сильно повредит его гордости. - Не знаю. Я знаю, что это важно, что кто-то должен был это сказать, но что именно - понятия не имею. - Значит, ты не всеведуща? - Я никогда и не говорила, что всеведуща. - Может быть, это важное мы получили по частям? Два-три слова Эмбану, пара слов мне и Стрейджену, чуть побольше - Халэду? А потом нам нужно было сложить вместе все кусочки, чтобы получить целое? Принцесса задумалась. - Блестяще, отец! - воскликнула она. - Благодарю тебя. - Итак, их недавние рассуждения все же принесли свои плоды. Спархок решил двинуться дальше. - Кто-то изменяет нравы людей в Астеле? - Да, и это продолжается уже довольно долго. - Значит, когда дворяне стали жестоко обходиться с крепостными, это не была их собственная воля? - Разумеется, нет. Холодная, рассчитанная жестокость - дело сложное. Чтобы достичь ее, надо сосредоточиться, а астелийцы для этого чересчур ленивы. Эта жестокость навязана им извне. - Мог это проделать стирикский маг? - Да, с одним человеком. Стирик мог бы выбрать одного дворянина и превратить его в чудовище. - Даная задумалась. - Ну, может быть, двух. Самое большее - трех. С большим количеством ни один стирик не справился бы - он не смог бы охватить вниманием особенности каждого человека в отдельности. - Значит, когда несколько лет назад астелийские дворяне вдруг стали жестоки со своими крепостными, их подтолкнул к этому бог - или боги? - По-моему, я это уже говорила. Спархок пропустил мимо ушей эту шпильку и продолжал: - И главной целью здесь было довести крепостных до ненависти к хозяевам и готовности слушать каждого, кто станет призывать их к мятежу? - Я ослеплена твоей блестящей логикой, Спархок. - Ты можешь быть весьма ядовитой малышкой, когда задашься такой целью, - ты знаешь об этом? - Но ведь ты все равно меня любишь, верно, Спархок? Ладно, ближе к делу. Скоро уже пора будить остальных. - А внезапная ненависть к тамульцам исходит, очевидно, из того же источника? - И из того же времени, - согласилась она. - Куда проще делать все разом, чем постоянно погружаться в чужое сознание - это так утомительно. Странная мысль вдруг пришла на ум Спархоку. - О скольких вещах ты можешь думать одновременно? - спросил он. - Я никогда не считала - вероятно, о нескольких тысячах. Конечно, на самом деле никаких ограничений просто не существует. Полагаю, если б я захотела, то смогла бы разом подумать обо всем на свете. Когда-нибудь я обязательно попробую это сделать и скажу тебе - получилось или нет. - Вот оно - настоящее различие между нами, верно? Ты можешь думать одновременно о большем количестве вещей, чем я. - Ну, это только одно из различий. - А какое еще? - Ты - мужчина, а я - женщина. - Это очевидно - и не слишком существенно. - Ты ошибаешься, Спархок. Это намного, намного существеннее, чем ты можешь себе вообразить. Переправясь через реку Антун, отряд оказался в лесистой местности, где над макушками деревьев тут и там высились скалистые утесы. Погода все еще оставалась пасмурной, хотя и без дождя. Пелои Кринга явно чувствовали себя неуютно в гуще леса. Они старались ехать поближе к рыцарям церкви, и в глазах у них мелькал испуг. - Это нам бы следовало запомнить, - заметил Улаф незадолго до заката, указывая подбородком на двоих свирепого вида бритоголовых воинов, которые ехали так близко за Беритом, что их кони едва не наступали на задние копыта его скакуна. - Что именно? - спросил Келтэн. - Не заводить пелоев в леса. - Улаф помолчал, поудобнее откинувшись в седле. - Как-то летом познакомился я в Хейде в одной девушкой, которая точно так же боялась леса. Боялась до немоты. Тамошние молодые люди давно уже отчаялись подступиться к ней, хотя она была куда как хороша собой, настоящая красавица. Хейд - городишко маленький, тесный, и в домах вечно путаются под ногами тетки, бабушки и младшие братишки и сестренки. Молодые люди обнаружили, что именно в лесу можно отыскать то уединение, к которому время от времени стремится молодежь, но эта девушка к лесу и близко не хотела подходить. И тут я сделал потрясающее открытие. Девушка боялась леса, но совершенно не пугалась сеновалов. Я лично несколько раз проверил свою теорию, и ни разу она не проявляла ни малейшей пугливости касательно сеновалов или, скажем, козьих загонов. - Не вижу никакой связи, - сказал Келтэн. - Мы говорили о том, что пелои боятся леса. Если кто-то нападет на нас в этом лесу, разве у нас будет время остановиться и срочно выстроить для пелоев сеновал? - Да, я думаю, здесь ты прав. - Хорошо, так где же связь? - А ее и нет, Келтэн. - Зачем же тогда ты рассказал эту историю? - Ну, это ведь очень хорошая история, разве нет? - слегка оскорбился Улаф. Из арьергарда к ним галопом подскакал Телэн. - Я думаю, сэры рыцари, вам бы лучше вернуться к карете, - выдавил он сквозь смех, безуспешно пытаясь сдержать непонятное веселье. - А в чем дело? - спросил Спархок. - У нас появилась компания... то есть, не совсем компания, просто кое-кто наблюдает за нами. Спархок и его друзья развернули коней и поскакали к карете. - Ты должен это увидеть, Спархок, - проговорил Стрейджен, сдерживая смех. - Не гляди слишком открыто - вон, видишь всадника на вершине утеса, что слева от дороги? Спархок наклонился вперед, как бы разговаривая с женой, а сам поднял глаза к утесу, возвышавшемуся над лесным пологом. Всадник был примерно в сорока ярдах от них, и его силуэт четко выделялся на фоне заходящего солнца. Он не делал никаких попыток спрятаться. Он сидел верхом на черном коне, и его одежда была того же цвета. Черный плащ плавно ниспадал с его плеч, раздуваемый ветром, широкополая черная шляпа была низко надвинута на лоб. Лицо всадника скрывала черная мешковатая маска с двумя большими, слегка косыми прорезями для глаз. - Разве это не самое нелепое зрелище в вашей жизни? - со смехом спросил Стрейджен. - Весьма впечатляюще, - пробормотал Улаф. - Во всяком случае, он впечатлен. - Жаль, у меня нет арбалета, - заметил Келтэн. - Как думаешь, Берит, сможешь ты пощекотать его стрелой из своего лука? - На таком ветру - вряд ли, Келтэн, - ответил молодой рыцарь. - Ветер снесет стрелу, и я, чего доброго, прикончу его. - И долго он собирается так сидеть? - спросила Миртаи. - Видимо, пока не убедится, что весь отряд имел счастье его лицезреть, - отозвался Стрейджен. - Ему пришлось немало потрудиться, чтобы вскарабкаться на этакий насест. Как по-твоему, Спархок, - это и есть тот самый тип, о котором нам рассказывал Элрон? - Маска похожа, - согласился Спархок. - Всего прочего я просто не ожидал увидеть. - О чем вы? - спросил Эмбан. - Если мы со Спархоком не ошибаемся, ваша светлость, нам оказана честь лицезрения живой легенды. Я думаю, это Сабр, неизвестный в маске, совершает свой вечерний объезд. - Чем он, во имя богов, занимается? - изумленно спросил Оскайн. - Карает неправедных, освобождает угнетенных и всячески выставляет себя ослом, ваше превосходительство. Впрочем, похоже, ему это нравится. Всадник в маске драматическим движением развернул коня, и полы черного плаща взметнулись. Затем он поскакал к дальней стороне утеса и скоро исчез из вида. - Погодите, - сказал Стрейджен, когда все остальные собирались уже разъехаться. - Зачем? - спросил Келтэн. - Слушайте. Из-за утеса донеслось звенящее пение рога, сорвавшееся в отчетливо немузыкальный взвизг. - У него просто должен быть рог, - пояснил Стрейджен. - Ни одно подобное представление не может обойтись без заключительного сигнала рога. - Он радостно захохотал. - Если он будет упражняться, может, еще когда-нибудь научится не пускать петуха. Дарсас, древний город, стоял на восточном берегу реки Астел. Мост, который вел к нему, представлял собой громадную каменную арку, стоявшую на этом месте, вероятно, не меньше тысячи лет, да и большинство зданий в городе выглядели не менее древними. Мощеные узкие улочки выделывали причудливые зигзаги, следовавшие, вероятно, тропам, по которым неведомо сколько веков назад гоняли на водопой коров. Хотя этот древний вид и казался странным, было все же в Дарсасе нечто глубоко знакомое. Это был эленийский город, словно явившийся из далекого прошлого, и Спархок чувствовал, как все его существо отзывается на необычный вид творений местной архитектуры. Посол Оскайн по узким улочкам и многолюдным рынкам провел их ко внушительного размера площади в центре города. Он указал на сказочный замок с широкими воротами и высокими шпилями, на которых развевались красочные стяги. - Королевский дворец, - сказал он Спархоку. - Я поговорю с послом Фонтеном, который представляет здесь императора, - он проведет нас во дворец к королю Алберену. Я сейчас приду. Спархок кивнул. - Келтэн, - окликнул он друга, - давай-ка выстроим наших людей. Небольшая церемония будет здесь весьма кстати. Когда Оскайн вышел из тамульского посольства, удобно расположившегося в здании, примыкающем ко дворцу, за ним следовал пожилой тамулец, совершенно лысый, с лицом сморщенным, как печеное яблоко. - Принц Спархок, - официальным тоном произнес Оскайн, - я имею честь рекомендовать вам его превосходительство посла Фонтена, представителя его императорского величества в королевстве Астел. Спархок и Фонтен обменялись вежливыми поклонами. - Дозволяет ли ваше высочество представить его превосходительство ее величеству королеве? - осведомился Оскайн. - Занудно, верно, Спархок? - голос у Фонтена был сухой, как песок. - Оскайн славный парнишка. Он был самым моим многообещающим учеником, но его пристрастие к ритуалам и формальностям порой одерживает верх над его разумом. - Я одолжу меч, Фонтен, и немедля зарежусь, - посулил Оскайн. - Оскайн, мне доводилось видеть, как ты управляешься с мечом, - ответил старый посол. - Если ты склонен свести счеты с жизнью, поди подразни кобру. С мечом ты будешь возиться целую неделю. - Полагаю, я присутствую при встрече старых друзей, - усмехнулся Спархок. - Мне всегда нравилось сбивать чересчур высокое самомнение Оскайна, - пояснил Фонтен. - Он блестящий дипломат, но порой ему недостает самоуничижения. А теперь отчего бы тебе не представить меня твоей жене? Она куда красивее, чем ты, а императорский гонец из Материона загнал насмерть троих коней, спеша донести мне повеления императора обходиться с нею немыслимо вежливо. Мы поболтаем немного, а потом я отведу вас к моему дорогому бестолковому другу, королю. Уверен, что он лишится чувств от невыразимой чести, которую оказал ему визит твоей королевы. Элана была рада познакомиться с послом - Спархок знал, что это правда, потому что она сама так сказала. Она пригласила престарелого тамульца, истинного правителя королевства Астел, в свою карету, и весь кортеж неудержимым потоком двинулся к воротам дворца. Капитан дворцовой стражи явно нервничал, да и кто бы не нервничал, когда к нему неумолимым шагом движутся две сотни профессиональных убийц? Посол Фонтен успокоил капитана, и трое гонцов отправились доложить королю о прибытии гостей. Спархок решил не спрашивать капитана, почему тот послал сразу троих, - бедняге и так сегодня пришлось несладко. Отряд провели во внутренний двор королевского дворца, где всадники спешились и передали своих коней на попечение дворцовых конюхов. - Веди себя прилично, - шепнул Спархок Фарэну, передавая поводья косоротому конюху. Во дворце, судя по всему, царило изрядное оживление. То и дело распахивались окна, и взволнованные астелийцы высовывались наружу, глазели на прибывших. - Полагаю, все дело в стальных доспехах, - пояснил Фонтен Элане. - Появление кортежа вашего величества у стен дворца вполне может породить в Астеле новую моду, и тогда целому поколению портных придется изучать кузнечное ремесло. Впрочем, - добавил он, пожав плечами, - ремесло это вполне полезное. В свободное время они могут подковывать лошадей. - Он поглядел на своего ученика, вернувшегося к карете. - Тебе следовало бы предупредить о вашем прибытии, Оскайн. Теперь мы вынуждены ждать, покуда весь дворец набегается досыта и подготовится нас встретить. Через несколько минут на балконе над дворцовыми дверями появились несколько трубачей в ливреях и протрубили оглушительный сигнал. Внутренний двор со всех сторон окружали каменные здания, и эхо от рева труб запросто могло бы спешить рыцарей. Фонтен выбрался из кареты и с придворным изяществом предложил руку Элане. - Ваше превосходительство исключительно учтивы, - пробормотала она. - Издержки легкомысленной юности, моя дорогая. - Посол Оскайн, - улыбнулся Стрейджен, - манеры вашего учителя кажутся мне до странности знакомыми. - Мое подражание ему - лишь слабая тень совершенств моего учителя, милорд, - Оскайн с нежностью поглядел на своего престарелого наставника. - Мы все стараемся подражать ему. Его успехи в области дипломатии вошли в предания. Будь осторожен, Стрейджен, не обманись. Своими изысканными манерами и ироническим юмором он совершенно обезоруживает людей и выуживает из них куда больше сведений, чем они даже могут вообразить. Фонтен может по одному движению брови человека прочесть весь его характер. - Полагаю, со мной ему придется нелегко, - заметил Стрейджен, - у меня вовсе нет характера, о котором стоило бы сказать хоть слово. - Вы обманываете самого себя, милорд. Вы отнюдь не так беспринципны, каким хотите казаться в наших глазах. Рослый мажордом в роскошной алой ливрее ввел их во дворец и повел по широкому, ярко освещенному коридору. Посол Оскайн шел за мажордомом, по пути вполголоса сообщая ему сведения об эленийских гостях. Огромные двери в конце коридора распахнулись настежь, и мажордом ввел королеву и ее спутников в огромный и пышный тронный зал, битком набитый взволнованными придворными. Мажордом громыхнул по полу жезлом, который был символом его должности. - Милорды и дамы, - прогремел он, - я имею честь представить ее божественное величество королеву Элану, правительницу королевства Эления! - Божественное? - прошептал Келтэн Спархоку. - Это становится более очевидным, когда узнаешь ее поближе. Глашатай в алой ливрее продолжал представлять гостей, тщательно подчеркивая их титулы. Оскайн явно проделал кропотливую работу, и теперь глашатай сдувал пыль с редко используемых ими титулов. Вышло на свет полузабытое баронетство Келтэна. Бевьер оказался виконтом, Тиниен - герцогом, Улаф - графом. Самым удивительным, пожалуй, было открытие, что Берит, простой и честный Берит, возит в своем дорожном мешке титул маркиза. Стрейджен был представлен бароном. - Титул моего отца, - извиняющимся шепотом пояснил друзьям светловолосый вор. - Поскольку я прикончил и его, и всех моих братьев, формально титул принадлежит мне - военная добыча, знаете ли. - Боже милосердный, - пробормотала баронесса Мелидира, и ее голубые глаза загорелись, - я стою посреди целого созвездия выдающихся личностей. - Судя по ее виду, у нее определенно перехватило дух. - Лучше бы она этого не делала, - простонал Стрейджен. - А в чем дело? - спросил Келтэн. - Такое впечатление, что свет в ее глазах - от солнца, которое светит в дыру в затылке. Я же знаю, что она гораздо умнее, чем кажется. Ненавижу бесчестных людей. - Ты?! - Не придирайся, Келтэн, ладно? По мере того как один за другим произносились высокие титулы гостей, в тронном зале Алберена Астелийского все властнее воцарялась благоговейная тишина. Сам король Алберен, незначительного вида человечек, чьи королевские одеяния явно были ему велики, казалось, съеживался с каждым новым титулом. Алберен, судя по всему, был близорук, и это придавало ему пугливый и жалкий вид кролика или иной такой же мелкой и беспомощной зверюшки, на которую прочие звери смотрят единственно как на подходящий завтрак. Великолепие тронного зала только делало его еще меньше и незначительней - все эти алые ковры, гобелены и драпировки, массивные позолоченные и хрустальные люстры, мраморные колонны создавали героический фон, которому он никак не мог соответствовать. Королева Спархока, прекрасная и царственная, приблизилась к трону, опираясь на руку посла Фонтена, а за ней следовала закованная в сталь свита. Король Алберен явно не знал, как ему следует себя вести. Как правящий монарх Астела он должен был согласно обычаю остаться сидеть на троне, но то, что весь его двор преклонял колени перед проходившей мимо Эланой, подействовало и на короля, и он не только встал, но и спустился со ступеней трона, чтобы приветствовать ее. - Ныне жизнь наша достигла своего венца, - провозгласила Элана в своей самой официальной и ораторской манере, - ибо мы, как было, вне всяких сомнений, задумано Господом нашим с начала времен, явились наконец перед нашим дорогим братом из Астела, коего мечтали увидеть с нежных девических лет. - Она что, говорит за нас всех? - прошептал Телэн Бериту. - У меня-то никак не могло быть нежных девических лет. - Она использует множественное число по обычаю всех королей, - пояснил Берит. - Королева - более, чем одна персона, она говорит от имени всего королевства. - Нам оказана честь, коей мы не в силах выразить словами, ваше величество, - промямлил Алберен. Элана быстро определила ограниченность своего царственного собеседника и гладко сменила стиль речи на менее официальный. Оставив церемонии, она обрушила на бедолагу всю силу своего обаяния, и через пять минут они болтали так, будто знали друг друга всю жизнь. А через десять минут Алберен готов был отдать Элане свою корону, если б только ей пришло в голову об этом попросить. После неизбежного обмена официальными любезностями Спархок и прочие спутники Эланы отошли от трона, чтобы присоединиться к дурацкому, но необходимому процессу, именуемому "светские разговоры". Говорили они большей частью о погоде. Погода - самая безопасная политическая тема. Эмбан и архимандрит Монсел, глава астелийской церкви, обменялись теологическими банальностями, предусмотрительно не касаясь тех различий в церковной доктрине, которые разделяли их церкви. Монсел был в узорчатой митре и богато расшитом облачении. Его пышная черная борода спускалась до пояса. Спархок давно уже обнаружил, что в подобном положении лучшая защита для него - грозный вид, а потому привычно стращал своим хмурым взглядом толпы придворных, которые в противном случае замучили бы его пустячной и банальной трескотней. - Вам нехорошо, принц Спархок? - услышал он голос посла Фонтена. - Судя по выражению вашего лица, у вас несварение желудка. - Это тактический прием, ваше превосходительство, - пояснил Спархок. - Когда военный человек не хочет, чтобы ему досаждали, он роет рвы и ограждает фланги и тыл рядами заостренных кольев. Грозный вид служит той же цели в светском обществе. - Да, мой мальчик, вид у тебя достаточно угрожающий. Давай-ка пройдемся по укреплениям и насладимся пейзажем, свежим воздухом, а заодно и одиночеством. Мне нужно кое о чем тебе рассказать, а это, быть может, единственный случай оказаться с тобой наедине. При дворе короля Алберена полно дураков, которые готовы жизнь отдать ради того, чтобы иметь возможность в разговоре как бы случайно упомянуть о личном знакомстве с тобой. Ты, знаешь ли, личность весьма популярная. - Эта популярность слишком преувеличена, ваше превосходительство. - Это ты слишком скромен, мой мальчик. Пойдем? Они незаметно выскользнули из тронного зала и, поднявшись на несколько лестничных пролетов, вышли на продуваемые ветром укрепления. Фонтен смотрел с высоты на город, раскинувшийся у подножия дворца. - Странный город, не так ли? - Эленийские города все выглядят странно, ваше превосходительство, - отозвался Спархок. - За последние пять тысячелетий эленийские архитекторы так и не отыскали ни одной свежей идеи. - Материон откроет тебе глаза, Спархок. Ну ладно, приступим. Астел на пороге катастрофы. Как и весь мир, впрочем, но Астел ухитрился довести это состояние до крайности. Я делаю все, что в моих силах, чтобы укрепить положение, но Алберен настолько жалок, что почти всякий может вертеть им, как пожелает. Он буквально подписывает все, что ему подсунут под нос. Ты, конечно же, слыхал об Айячине? И его глашатае Сабре? - Спархок кивнул. - Все имперские агенты в Астеле из кожи вон лезут, пытаясь узнать, кто такой Сабр, но до сих пор нам не слишком-то везло. Он походя разрушает систему, которую Империя создавала столетиями, а мы даже ничего не знаем о нем. - Это романтический подросток, ваше превосходительство, - сказал Спархок. - Неважно, сколько ему лет на самом деле - в душе он глубоко и безнадежно ребячлив. - И он кратко описал случай по дороге в лесу. - Это может оказаться полезным, - заметил Фонтен. - Никто из моих людей до сих пор не сумел даже проникнуть хоть на одно из этих знаменитых ночных сборищ, так что мы не знали, с какого сорта человеком имеем дело. Дворянство целиком и полностью под его влиянием. Пару недель назад я едва успел остановить Алберена, когда он уже собирался подписать указ, в котором сбежавший крепостной объявлялся преступником. Такой указ перевернул бы вверх дном все королевство. Побег издавна был последним ответом крепостного на невыносимую жизнь. Если он сумеет бежать и продержаться в бегах год и день - он свободен. Отбери у крепостных эту привилегию - и они неизбежно взбунтуются, а бунт крепостных настолько страшен, что о нем лучше и не вспоминать. - Это было не случайно, ваше превосходительство, - сказал Спархок. - Сабр будоражит не только дворян, но и крепостных. Ему нужен бунт крепостных в Астеле. Он использует свое влияние на дворянство, подталкивая их к ошибкам, которые еще больше разъярят крепостных. - Да о чем только думает этот человек?! - вспыхнул Фонтен. - Он же потопит Астел в крови! И тут Спархока осенило. - Не думаю, ваше превосходительство, что его заботит участь Астела. Сабр всего лишь орудие в руках того, кто поставил перед собой гораздо более крупную цель. - Вот как? И какую же? - Это лишь предположения, ваше превосходительство, но мне думается, что этот "некто" намерен заполучить весь мир и во имя этой цели легко пожертвует и Астелом, и всеми его обитателями. ГЛАВА 12 - Я даже затрудняюсь указать пальцем на что-то определенное, - говорила баронесса Мелидира вечером того же дня, когда королевское семейство удалилось в свои необъятные апартаменты. По настоянию королевы Мелидиру, Миртаи и Алиэн разместили в ее покоях. Элана нуждалась в том, чтобы ее окружали женщины - по целому ряду причин, частью практических, частью политических, а частью и вовсе непонятных. Дамы переоделись, и все, кроме Миртаи, были в неярких домашних платьях. Мелидира расчесывала густые иссиня-черные волосы Миртаи, а кареглазая Алиэн оказывала ту же услугу Элане. - Не знаю, как бы это точно описать, - продолжала баронесса. - Какая-то всеобщая грусть. Все они очень много вздыхают. - Я и сама это заметила, Спархок, - сказала Элана мужу. - Алберен почти не улыбается, а уж я могу заставить улыбаться кого угодно. - Одного вашего присутствия, моя королева, достаточно, чтобы наши лица засияли улыбками, - заверил ее Телэн. Он был пажом королевы, а заодно и членом ее разросшегося семейства. Нынче вечером юный вор был одет особенно элегантно - в бархатный сливовый камзол и того же цвета штаны до колен. Такие штаны как раз входили в моду, и Элана из кожи вон лезла, чтобы уговорить Спархока их носить. Он отказался категорически, и пришлось его жене обрядить в этот нелепый наряд своего пажа. - Из тебя хотят сделать рыцаря, Телэн, - колко заметила Мелидира, - а не придворного. - Всегда пригодится иметь запасную профессию, баронесса, - пожал плечами мальчик. - Так говорит Стрейджен. - Голос Телэна заметно ломался, перескакивая с сопрано на баритон. - Чего еще от него ожидать? - фыркнула баронесса. Мелидира относилась к Стрейджену в высшей степени неодобрительно, хотя Спархок подозревал, что неодобрение это наигранное. Телэн и Даная сидели на полу, катая друг другу мячик. Мурр с восторгом принимала участие в этой незамысловатой игре. - Кажется, все они тайно убеждены, что через неделю наступит конец света, - продолжала баронесса, неторопливо пропуская сквозь зубья гребешка черные пряди пышных волос Миртаи. - С виду они все так и лучатся здоровьем, а копнешь поглубже - сплошь черная тоска; и пьют они, как рыбы. Мне нечем доказать это, но, по-моему, они свято уверены, что вот-вот испустят дух. - Она с задумчивым видом приподняла ладонью черную гриву Миртаи. - Давай-ка я вплету тебе в волосы золотую цепочку, дорогая. - Нет, Мелидира, - твердо сказала Миртаи. - Мне еще не положено носить золото. - Миртаи, - рассмеялась Мелидира, - всякой женщине положено носить золото - если, конечно, она сумеет своим обаянием выудить его из мужчины. - Только не среди моего народа, - возразила Миртаи. - Золото - для взрослых. Дети не носят золота. - Миртаи, тебя вряд ли можно назвать ребенком. - Я останусь ребенком, пока не пройду один ритуал. Серебро, Мелидира, - или сталь. - Из стали нельзя сделать украшения. - Еще как можно, если начистить ее до блеска. Мелидира обреченно вздохнула. - Телэн, - сказала она, - подай мне серебряные цепочки. - На сегодняшний вечер обязанностью Телэна было подавать всякие мелочи. Ему не слишком нравилась эта роль, но исполнял он ее исправно - главным образом потому, что Миртаи была намного крупнее его. В дверь вежливо постучали, и Телэн обернулся, чтобы ответить на стук. Вошел посол Оскайн и поклонился Элане. - Я говорил с Фонтеном, ваше величество, - сказал он. - Он посылает гонца в гарнизон Канаи за двумя атанскими легионами. Они будут сопровождать нас в Материон. Уверен, что с ними мы все почувствуем себя в полной безопасности. - Что такое легион, ваше превосходительство? - спросил Телэн, направляясь к шкафику с драгоценностями. - Тысяча воинов, - ответил Оскайн, улыбнувшись Элане. - Имея в своем распоряжении две тысячи атанов, ваше величество могли бы завоевать Эдом. Не желаете ли получить владения в Дарезии? Хлопот будет не так уж и много. Мы, тамульцы, будем управлять ими от вашего имени - за обычную плату, конечно - и в конце каждого года посылать вам блестящие отчеты. Само собой, там будет сплошная ложь, но посылать мы их будем исправно. - Вместе с прибылями? - спросила Элана с непритворным интересом. - О нет, ваше величество, - рассмеялся он. - Не знаю уж почему, но во всей империи ни одно королевство не приносит прибыли - кроме, разве что, самого Тамула. - Зачем же мне королевство, которое не приносит прибыли? - Для престижа, ваше величество, тщеславия ради. У вас будет еще один титул и еще одна корона. - Мне вовсе ни к чему вторая корона, ваше превосходительство. У меня только одна голова. Почему бы нам не оставить королю Эдома его бесприбыльное королевство? - Мудрое решение, ваше величество, - согласился Оскайн. - Эдом довольно скучное местечко. Там растят пшеницу, а фермеры - тяжеловесный и занудный народ, их интересует исключительно погода. - Когда мы можем ожидать прибытия этих легионов? - спросил Спархок. - Примерно через неделю. Они отправятся пешими, так что будут продвигаться гораздо быстрее, чем всадники. - А разве не наоборот? - спросила Мелидира. - Я всегда считала, что всадники передвигаются намного быстрее пеших. Миртаи рассмеялась. - Я сказала что-то смешное? - осведомилась Мелидира. - Когда мне было четырнадцать, - сказала великанша, - один человек в Даконии оскорбил меня. Он был пьян. Протрезвев наутро, он сообразил, что натворил, и бежал верхом. Это было на рассвете. Я нагнала его около полудня: конь пал от измождения. Мне всегда было немного жаль это бедное животное. Обученный воин может бежать целый день. Конь - не может. Коню нужно останавливаться, чтобы поесть, потому он привык пробегать лишь по нескольку часов за раз. Мы едим на бегу, а потому продолжаем двигаться вперед. - А что стало с тем парнем, который оскорбил тебя? - спросил Телэн. - Ты действительно хочешь это знать? - Э-э... нет, не так чтобы очень, - быстро ответил мальчик. - Спасибо, Миртаи, уже не нужно. Итак, в их распоряжении оказалась неделя. Баронесса Мелидира посвятила свободное время разбиванию сердец. Молодые придворные короля Алберена вились вокруг нее стайками. Она отчаянно флиртовала, давая множество самых разных обещаний - и ни одного из них не выполняя - и время от времени позволяя настойчивому поклоннику поцеловать себя в темном уголке. Она развлекалась от души и собирала немало ценных сведений. Молодой человек, ухаживающий за хорошенькой девушкой, частенько делится с ней секретами, которые в ином случае оставил бы при себе. К изумлению Спархока и его собратьев-рыцарей, сэр Берит производил на придворных дам такое же сокрушительное впечатление, как баронесса - на молодых людей. - Это совершенно нечестно, - сетовал Келтэн как-то вечером. - Он ведь даже ничего не делает. Не говорит с ними, не улыбается им, ничего такого. Не знаю, в чем тут дело, но всякий раз, когда он проходит по залу, все девицы просто тают. - Берит очень красив, Келтэн, - заметила Элана. - Берит? Он еще даже бреется не каждый день. - Какое это имеет значение? Он высок, он рыцарь, у него широкие плечи и безупречные манеры. К тому же у него самые синие глаза, какие я когда-либо видела, и длиннейшие ресницы. - Но он же еще мальчик! - Уже нет. Ты в последнее время к нему не присматривался. Кроме того, юные дамы, которые вздыхают о нем и по ночам орошают слезами свои подушки, сами едва вышли из нежного возраста. - Больше всего меня раздражает, что он сам даже не осознает, как действует на этих бедняжек, - вставил Тиниен. - Они разве что не раздирают на себе одежды, чтобы привлечь его внимание, а он и понятия не имеет, что творится. - В этом часть его обаяния, сэр рыцарь, - улыбнулась Элана. - Если бы не эта его невинность, он и вполовину не был бы так притягателен для дам. У присутствующего здесь сэра Бевьера есть то же качество. Разница в том, что Бевьер знает, что он невероятно красив, и предпочитает не пользоваться этим из-за своих религиозных убеждений. Берит же еще не осознает своей красоты. - Может быть, кому-то из нас стоит отвести его в сторонку и растолковать, что к чему? - предложил Улаф. - И не думай, - ответила ему Миртаи. - Он хорош таким, каков есть. Оставь его в покое. - Миртаи права, - согласилась Элана. - Не вздумайте мне портить Берита, господа. Мы хотим подольше сохранить его невинность. - Лукавая улыбка тронула ее губы. - Вот сэр Бевьер - иное дело. Пора нам подыскать ему жену. Он мог бы стать превосходным мужем для какой-нибудь достойной девушки. Бевьер слабо усмехнулся: - Я уже женат, ваше величество, - на церкви. - Помолвлен, Бевьер, но отнюдь не женат. Не спеши примеривать монашескую рясу, сэр рыцарь. Я еще не отступилась от своих замыслов относительно тебя. - Не лучше ли будет приняться за дело поближе к дому, ваше величество? - предложил он. - Если вам гак необходимо кого-то женить, у вас есть наготове сэр Келтэн. - Келтэн? - недоверчиво переспросила она. - Что за глупости, Бевьер? Такого я не пожелала бы ни одной женщине. - Ваше величество! - запротестовал Келтэн. - Я тебя обожаю, Келтэн, - улыбнулась Элана светловолосому пандионцу, - но ты просто не создан для роли мужа. Я бы ни за что не решилась устраивать твой брак. По совести говоря, я не могла бы даже приказать какой-то девушке стать твоей женой. Тиниен - это еще возможно, но вас с Улафом Господь обрек оставаться холостяками. - И меня? - мягко отозвался Улаф. - Да, - ответила она, - и тебя. Открылась дверь, и вошли Стрейджен и Телэн. Оба были одеты просто и неприметно, как всегда одевались, устраивая вылазки в город. - Удалось? - спросил Спархок. - Мы нашли его, - ответил Стрейджен, отдавая свой плащ Алиэн. - Он не из тех людей, которые мне по душе. Он карманник, а из карманников обычно получаются плохие вожаки. Не тот у них характер. - Стрейджен! - запротестовал Телэн. - Ты не настоящий карманник, мой юный друг, - сказал ему Стрейджен. - Для тебя это лишь временное занятие, пока не подрастешь. Так или иначе, местного воровского вожака зовут Кондрак. Надо отдать ему должное, он быстро смекнул, что устойчивость власти выгодна и нам, и ему. Грабить дома во время мятежа - дело весьма выгодное, но недолгое. Хороший вор куда успешней работает в мирные времена. Само собой, Кондрак в одиночку не может решать за всех. Ему нужно посоветоваться со своими напарниками в других городах Империи. - Но на это уйдет год, если не больше, - сухо заметил Спархок. - Отнюдь, - покачал головой Стрейджен. - Воры путешествуют куда быстрее, чем честные люди. Кондрак собирается разослать гонцов с известием о нашем предложении. Он представит его в наивыгодном свете, так что, вполне вероятно, воры всех королевств Империи присоединятся к нашему делу. - Как же мы узнаем, что они решили? - спросил Тиниен. - В каждом крупном городе по пути я буду наносить визиты вежливости, - пожал плечами Стрейджен. - Рано или поздно я получу официальный ответ. Долго ждать не придется. К тому времени, когда мы доберемся до Материона, мы уже наверняка будем знать, каково окончательное решение. - Он испытующе глянул на Элану. - За последние годы ваше величество узнали много о нашем тайном правительстве. Как по-вашему, можем мы сделать эти сведения государственной тайной? Мы, воры, от чистого сердца готовы сотрудничать с вами и даже оказывать кой-какую помощь, но нам не хотелось бы, чтобы другие монархи были чересчур хорошо осведомлены о нашем образе действий. Какой-нибудь ретивый поборник порядка, чего доброго, решит расправиться с тайным правительством, а нам это причинит некоторые неудобства. - Во что ты оценишь мое молчание? - поддразнила она. Стрейджен посерьезнел. - Это ты должна решить сама, Элана, - сказал он, отбрасывая прочь изыски этикета. - Я всегда старался помочь тебе, чем мог, потому что искренне люблю тебя. Однако если ты проболтаешься и другие монархи узнают то, что им знать не положено, я, увы, больше не смогу помогать тебе. - Вы покинете меня, милорд Стрейджен? - Никогда, моя королева, но мои собратья по ремеслу непременно меня прикончат, а в таком состоянии я вряд ли сумею быть вам полезен, не так ли? x x x Архимандрит Монсел был крупным, внушительного сложения мужчиной с пронзительными черными глазами и громадной черной бородой. Это было могучее, напористое, во всех смыслах выдающееся украшение, и архимандрит использовал его в качестве тарана. Борода предшествовала ему на ярд, куда бы он ни шел. Борода встопорщивалась, когда архимандрит бывал раздражен - а это случалось частенько, - и в сырую погоду завивалась крутыми завитками, точно полмили спутанной рыбачьей лески. Когда Монсел говорил, борода раскачивалась в разные стороны, как бы подкрепляя его высказывания. Патриарх Эмбан был совершенно зачарован бородой архимандрита. - Это все равно что беседовать с ожившей изгородью, - сказал он Спархоку, когда они шли извилистыми коридорами дворца на личную встречу с архимандритом. - Каких тем мне следует избегать в разговоре, ваша светлость? - спросил Спархок. - Я плохо знаком с доктриной астелийской церкви и не хотел бы ввязываться в теологические дебаты. - Наши разногласия с Астелом, Спархок, лежат в основном в области церковного управления. Чисто теологические различия наших доктрин невелики. У нас светское духовенство, а их церковь монашеская. Наши священники - просто священники, их - еще и монахи. Разница, уверяю тебя, невелика, но все же она существует. Кроме того, у них намного больше священников и монахов, чем у нас, - примерно десятая часть всего населения. - Так много? - О да. В каждом дворянском поместье Астела имеется своя церковь и свой священник, и священник "помогает" прихожанам принимать решения. - Откуда же они набирают столько желающих стать священниками? - Из крепостных. Жизнь церковника имеет свои недостатки, но это лучше, чем быть крепостным. - Да уж, церковь куда предпочтительнее. - Намного, Спархок, намного. Монсел отнесется к тебе с уважением, поскольку ты принадлежишь к религиозному ордену. Да, кстати, поскольку ты исполняешь обязанности магистра Пандионского ордена, формально ты считаешься патриархом, так что не удивляйся, если он обратится к тебе "ваша светлость". Длиннобородый монах ввел их в покои Монсела. Спархок уже заметил, что все астелийское духовенство носило бороды. Небольшая комната была отделана панелями темного дерева. Ковер был темно-коричневого цвета, а тяжелые занавеси на окнах - черного. Повсюду валялись книги, рукописи и свитки пергамента с загнутыми уголками. - А, - сказал Монсел, - это ты, Эмбан. Что тебе здесь понадобилось? - Сею зло и раздоры, Монсел. Я тут занялся просвещением местных язычников. - В самом деле? Где это тебе удалось отыскать язычников? Я думал, что все они обитают в чиреллосской Базилике. Присаживайтесь, господа. Я пошлю за вином, и мы сможем потолковать о теологии. - Ты уже знаком со Спархоком? - осведомился Эмбан, когда они уселись в креслах у открытого окна, где легкий ветерок колыхал черные занавеси. - Немного, - ответил Монсел. - Как поживаете, ваше высочество? - Сносно. А вы, ваша светлость? - Как ни странно, лучше, чем обычно. Зачем нам понадобилось разговаривать с глазу на глаз? - Все мы духовные лица, ваша светлость, - сказал Эмбан. - Спархок по большей части облачен в стальную рясу, но тем не менее он принадлежит к духовенству. Мы хотели обсудить кое-что, касающееся вас в не меньшей степени, чем нас. Сдается мне, я знаю вас достаточно, чтобы заключить, что вы человек практический и не станете цепляться за то, что мы преклоняем колени перед Господом на свой лад. - То есть? - удивился Спархок. - Мы опускаемся на правое колено, - пожал плечами Эмбан. - Эти бедные непросвещенные язычники предпочитают левое. - Ужасно! - пробормотал Спархок. - Полагаете, ваша светлость, нам надлежит явиться сюда при оружии и силой вынудить их перейти на правое колено? - Видишь? - обратился Эмбан к архимандриту. - Именно об этом я тебе и говорил. Ты бы должен пасть на колени, Монсел, и возблагодарить Господа за то, что Он не усадил тебе на шею рыцарей церкви. Я подозреваю, что втайне они поклоняются стирикским богам. - Только младшим, ваша светлость, - мягко поправил Спархок. - Со старшими богами у нас некоторые разногласия. - Он говорит об этом так небрежно, - Монсела передернуло. - Эмбан, если мы исчерпали тему коленопреклонения, почему бы тебе не перейти прямо к делу? - Это строжайший секрет, ваша светлость, но наш визит в Тамульскую империю не совсем то, чем кажется. Это была, разумеется, идея королевы Эланы. Она не из тех людей, что отправятся куда угодно, стоит им приказать, - но вся эта тщательно продуманная кутерьма с государственным визитом служит не чем иным, как прикрытием нашей истинной цели - доставить Спархока на Дарезийский континент. Мир трещит по швам, и мы решили, что Спархоку следует подлатать прорехи. - Я всегда считал, что это дело Господа. - Господь сейчас занят, и потом, Он полностью полагается на Спархока. Впрочем, как я понимаю, и все остальные боги. Глаза Монсела расширились, борода встопорщилась. - Расслабься, Монсел, - сказал Эмбан. - От нас и не требуется верить в существование других богов. Все, что нам надлежит делать, - выдвигать смутные предположения о возможности их существования. - А, это другое дело. Если речь идет о предположениях, тогда все в порядке. - Есть кое-что отнюдь не из разряда предположений, ваша светлость, - заметил Спархок. - У вас в Астеле неспокойно. - А, так вы заметили. Вы весьма проницательны, ваше высочество. - Возможно, вы об этом не осведомлены, потому что тамульцы предпочитают держать эти сведения в тайне, но в других дарезийских королевствах творятся весьма похожие дела, и мы уже столкнулись с той же проблемой у нас, в Эозии. - Порой мне кажется, что тамульцы скрытничают ради собственного удовольствия, - проворчал Монсел. - У меня есть друг, который говорит то же самое о нашей эозийской церкви, - осторожно заметил Спархок. Они еще не до конца выяснили политические пристрастия архимандрита. Одно-два неверных слова не только исключат всякую возможность получить его поддержку, но и могут провалить всю их миссию. - Знание - это власть, - сентенциозно сказал Эмбан, - а только дурак делится властью без особой на то нужды. Позволь мне говорить прямо, Монсел. Какого ты мнения о тамульцах? - Я не люблю их, - кратко ответил Монсел. - Они язычники, они принадлежат к другой расе, и разгадать, что они думают, просто невозможно. - Сердце Спархока упало. - Однако я должен признать, что когда они включили Астел в свою Империю, это было лучшее событие из всех, что когда-либо происходили с нами. Любим мы тамульцев или нет - это неважно. Их пристрастие к порядку и стабильности только на моей памяти не раз предотвращало войну. Бывали в прошлом и другие империи, и их рост всегда сопровождался нескончаемым страхом и бедами. Полагаю, нам следует прямо признать, что тамульцы - наилучшая имперская власть во всей истории человечества. Они не вмешиваются в местные обычаи и верования. Они не разрушают сложившийся общественный строй и управляют через уже имеющиеся местные правительства. Их налоги, сколько бы на них ни сетовали, на деле весьма умеренны. Они строят хорошие дороги и поощряют торговлю и ремесла. Во всем прочем они оставляют нас в покое. Прежде всего они требуют, чтобы мы не воевали друг с другом. По мне, так это требование вполне терпимо - хотя некоторые мои предшественники страшно тяготились тем, что тамульцы не позволяют им огнем и мечом обращать соседей в истинную веру. Спархок вздохнул с облегчением. - Однако я отвлекся от темы, - сказал Монсел. - Вы, кажется, говорили о каком-то всемирном заговоре? - Говорили мы об этом, Спархок? - спросил Эмбан. - Думаю, что да, ваша светлость. - У тебя есть конкретные подтверждения твоей теории, сэр Спархок? - спросил Монсел. - Прежде всего логика, ваша светлость. - Я охотно прислушаюсь к логическим доводам - если только они не будут противоречить моей вере. - Если в одном месте происходит ряд событий, схожих с событиями, происходящими в другом месте, мы вправе заключить, что у всех этих событий имеется, возможно, общий источник. Вы согласны с таким выводом? - В качестве временного - да. - Иного у нас пока и быть не может, ваша светлость. Похожие события могут происходить в двух разных местах и тем не менее быть простым совпадением, однако когда сталкиваешься с пятью или десятью схожими случаями, о совпадении уже не может быть и речи. Нынешние волнения в Астеле с появлением Айячина и его подручного по имени Сабр как две капли воды повторяют беспорядки в эозийском королевстве Ламорканд, а посол Оскайн заверил нас, что нечто похожее творится и в других дарезийских королевствах. И происходит все время одно и то же. Вначале расходятся слухи о возвращении знаменитого героя древности. Затем какой-нибудь смутьян начинает будоражить народ. У вас, в Астеле, ходят невероятные слухи об Айячине. В Ламорканде говорят о Дрегнате. Здесь имеется человек по имени Сабр, в Ламорканде - некий Геррих. Я совершенно уверен, что нечто подобное мы найдем и в Эдоме, Даконии, Арджуне и Кинезге. Оскайн говорил нам, что там являются во плоти и их национальные герои. - Спархок избегал упоминать имя Крегера. Он все еще не был уверен в симпатиях и антипатиях Монсела. - Ты создал весьма основательную теорию, Спархок, - признал Монсел. - Но разве не может этот хитроумный заговор быть направленным исключительно против тамульцев? Ты ведь знаешь, они не пользуются особой любовью. - Ваша светлость забыли о Ламорканде, - сказал Эмбан. - Там нет никаких тамульцев. Это лишь догадка, но я бы сказал, что заговор - если уж мы так будем это называть - направлен в Эозии против Церкви, а здесь - против Империи. - Стало быть, организованная анархия? - Довольно противоречивый термин, ваша светлость, - заметил Спархок. - Я не уверен, что мы уже готовы разобраться в причинах происходящего - пока что мы пытаемся разобраться в следствиях. Если мы верно заключили, что весь этот заговор исходит от одного и того же лица, то перед нами некто, составивший обширный план, отдельные части которого он приспосабливает к отдельным народам. Хорошо бы нам узнать, кто такой Сабр. - Чтобы расправиться с ним? - укоризненно спросил Монсел. - Нет, ваша светлость, это было бы непрактично. Если мы убьем его, на смену ему придет другой - тот, кого мы вовсе не знаем. Я хочу знать, кто он такой, что из себя представляет, - словом, все, что можно о нем узнать. Я хочу знать, что он думает, что им движет, каковы его личные побуждения. Зная все это, я мог бы обезвредить его и не убивая. Откровенно говоря, ваша светлость, Сабр сам по себе нисколько меня не интересует. Мне нужен тот, кто стоит за ним. Монсел был явно потрясен. - Эмбан, - сдавленно пробормотал он, - это ужасный человек. - Я бы сказал точнее - непримиримый. - Если верить Оскайну - а я думаю, ему можно верить, - кто-то во всей этой истории прибегает к магии, - сказал Спархок. - Именно для таких случаев и было создано Рыцарство церкви. Бороться с магией - наша задача. Наша эленийская религия не в силах справиться с ней, потому что в нашей вере нет места волшебству. Нам пришлось выйти за пределы веры и обратиться к стирикам, дабы научиться противостоять магии. Это открыло кое-какие двери, которые мы предпочли бы оставить закрытыми, но такова уж цена, которую мы платим. Кто-то - или что-то - в лагере наших врагов прибегает к магии высшего уровня. Я призван остановить его - и убить, если это потребуется. Когда его не станет, атаны легко управятся с Сабром. Я знаю одну атану, и если все ее соплеменники таковы, я уверен, что мы можем рассчитывать на их основательность. - Ты встревожил меня, Спархок, - признался Монсел. - Твоя преданность долгу кажется почти нечеловеческой, а твоя решимость заходит еще дальше. Ты пристыдил меня, Спархок. - Он вздохнул и смолк, подергивая бороду, погруженный в глубокую задумчивость. Наконец он выпрямился. - Ну что ж, Эмбан, можем ли мы отступить от правил? - Что-то я не вполне понял вашу светлость. - Я не собирался говорить вам об этом, - продолжал архимандрит, - прежде всего, чтобы не вызвать споров о вероучениях, но главным образом потому, что мне не хотелось делиться с вами этими сведениями. Твой непримиримый Спархок переубедил меня. Если я не поделюсь с вами тем, что знаю, он разберет весь Астел по косточкам, чтобы дознаться правды, не так ли, Спархок? - Мне бы очень не хотелось делать этого, ваша светлость. - Но ведь сделал бы, верно? - Если б не было другого выхода - да. Монсел содрогнулся. - Вы оба духовные лица, так что я намерен нарушить правило тайны исповеди. Ведь у вас в Чиреллосе оно тоже существует, Эмбан? - Если только Сарати не отменил его за время моего отсутствия. Во всяком случае, мы даем тебе слово, что ни один из нас не передаст твоих слов другому лицу. - Кроме лиц духовного звания, - уточнил Монсел. - Настолько далеко я готов зайти. - Хорошо, - согласился Эмбан. Монсел откинулся в кресле, поглаживая бороду. - Тамульцы не имеют представления о том, насколько влиятельна церковь в эленийских государствах Западной Дарезии, - начал он. - Причина прежде всего в том, что их собственная религия представляет собой скорее набор церемоний и ритуалов. Тамульцы даже не думают о религии, а потому неспособны постичь глубину веры в сердцах подлинно верующих - а крепостные Астела, пожалуй, самые верующие люди в мире. Со всеми своими проблемами они приходят к священникам - и не только со своими, но и с проблемами своих соседей. Крепостные есть повсюду, видят все и все рассказывают своим священникам. - В бытность мою в семинарии это называли "наушничество", - заметил Эмбан. - Во времена моего послушания это звалось еще хуже, - вставил Спархок. - По этой причине происходило большинство несчастных случаев во время упражнений. - Наушников нигде не любят, - согласился Монсел, - но нравится это вам или нет, а астелийскому духовенству известно все, что происходит в королевстве, - буквально все. Конечно, мы должны сохранять эти сведения в тайне, но мы прежде всего чувствуем ответственность за духовное здоровье нашей паствы. Поскольку наши священники происходят по большей части из крепостных, они попросту не обладают достаточным теологическим опытом, дабы справляться со сложными проблемами. Мы нашли способ помогать им нужным советом. Священники-крепостные не раскрывают имен тех, кто им исповедался, но с серьезными проблемами приходят к своим настоятелям, а настоятели обращаются ко мне. - Не вижу в этом ничего дурного, - объявил Эмбан. - Поскольку имена не оглашаются, можно считать, что тайна исповеди не нарушена. - Вижу, Эмбан, мы с тобой поладим, - коротко усмехнулся Монсел. - Крепостные считают Сабра своим освободителем. - Об этом мы уже догадались, - сказал Спархок. - Однако в его речах, похоже, недостает последовательности. Он говорит дворянам, что Айячин стремится свергнуть тамульское иго, а крепостным объявляет, что истинная цель Айячина - их освобождение. Более того, он подталкивает дворян к жестокому обращению с крепостными. Это не только отвратительно, но и бессмысленно. Дворянам нужно бы стараться привлечь крепостных на свою сторону, а не превращать их во врагов. С точки зрения здравого смысла Сабр не более чем подстрекатель, да к тому же не слишком умный. Политически он незрелый юнец. - Это уже слишком, Спархок! - запротестовал Эмбан. - Как же быть тогда с его успехами? Болван, каким ты его описал, никогда не смог бы убедить астелийцев принять на веру его слова. - Они верят не его словам. Они верят Айячину. - Спархок, ты случайно не спятил? - Нет, ваша светлость. Я ведь говорил уже, что наши враги прибегают к магии. Именно это я сейчас и имею в виду. Эти люди действительно видели Айячина. - Что за чушь! - не на шутку возмутился Монсел. Спархок вздохнул. - Ради теологического спокойствия вашей светлости назовем это явление галлюцинацией - массовой иллюзией, сотворенной искусным шарлатаном или же переодетым соучастником, который загадочным образом появляется и исчезает. Как бы то ни было, если то, что происходит здесь, напоминает происходящее в Ламорканде, ваши соотечественники абсолютно убеждены, что Айячин воскрес из мертвых. Сабр, вероятно, произносит какую-нибудь речь - набор бессвязных банальностей, - а затем во вспышке света и грохоте грома появляется видение и подтверждает все его слова. Это, конечно, только догадка, но, скорее всего, она недалека от истины. - Значит, это искусное мошенничество? - Если вам предпочтительнее так думать, ваша светлость. - Но ведь ты так не думаешь, Спархок? - Я приучен к тому, чтобы не отвергать невозможное, ваша светлость. Да и не в том дело, реально ли явление Айячина, или это только хитрый трюк. Важно, что думают люди, а я уверен, что они искренне считают, что Айячин воскрес и что Сабр - его глашатай. Вот что делает Сабра таким опасным. С призраком Айячина он способен убедить людей в чем угодно. Вот почему мне необходимо разузнать о нем все, что только возможно. Тогда я знал бы его намерения и сумел бы помешать ему. - Пожалуй, я поступлю так, будто верю тебе, Спархок, - обеспокоенно проговорил Монсел, - хотя в глубине души я уверен, что ты нуждаешься в духовной помощи. - Лицо его посерьезнело. - Мы знаем, кто такой Сабр, - сказал он наконец. - Нам известно это уже год с лишним. Вначале мы думали то же, что и ты, - что Сабр всего лишь беспокойный фанатик со склонностью к мелодраме. Мы полагали, что тамульцы сами с ним управятся, а потому не считали нужным вмешиваться. Впрочем, в последнее время я немного изменил свое мнение. Если вы оба поклянетесь никому, кроме духовных лиц, не открывать того, что я скажу, - вы узнаете, кто такой Сабр. Вы согласны с этим условием? - Да, ваша светлость, - сказал Эмбан. - А ты, Спархок? - Разумеется. - Что ж, отлично. Сабр - молодой шурин одного мелкого дворянчика, владеющего землями в нескольких лигах к востоку от Эсоса. В мыслях Спархока все, доселе виденное и слышанное, с громким лязгом легло на свои места. - Имя дворянчика - барон Котэк, тупой и ленивый осел, - продолжал Монсел. - И ты был совершенно прав, Спархок. Сабр - незрелый юнец со склонностью к мелодраме, и зовут его Элрон. ГЛАВА 13 - Это невозможно! - воскликнул Спархок. Монсел был захвачен врасплох этой внезапной вспышкой. - Но у нас имеется больше, чем простое свидетельство, сэр Спархок. Крепостной, который сообщил об этом, знает его с детства. Ты, кажется, знаком с Элроном? - Мы укрывались от бури в замке барона Котэка, - пояснил Эмбан. - Знаешь, Спархок, Элрон вполне может быть Сабром. У него самый подходящий склад ума. Почему ты так уверен, что это не он? - Он... он не смог бы так быстро нагнать нас, - запинаясь, проговорил Спархок. Монсел недоуменно глянул на них. - Мы видели Сабра в лесу по пути сюда, - сказал Эмбан. - Это было зрелище, которого вполне можно было от него ожидать - человек в маске, весь в черном, верхом на черном коне, силуэт на фоне закатного неба - словом, я в жизни не видывал ничего глупее. Но, Спархок, мы не так уж быстро ехали. Элрон вполне мог нас нагнать. Спархок не мог объяснить им, что на самом деле они ехали даже слишком быстро для того, чтобы кто-то мог их догнать, - тогда пришлось бы говорить об Афраэли и ее играх со временем. Он прикусил язык. - Я просто удивился, вот и все, - солгал он. - В тот вечер в замке барона мы со Стрейдженом разговаривали с Элроном. Мне трудно поверить, что он мог бы раздувать недовольство среди крепостных. Он относится к ним с глубочайшим презрением. - Быть может, это поза? - предположил Монсел. - Попытка скрыть истинные чувства? - Не думаю, ваша светлость, что он на это способен. У него что на уме, то на языке - вряд ли ему доступна подобная хитрость. - Не суди слишком поспешно, Спархок, - предостерег Эмбан. - Если в дело замешана магия, вряд ли может иметь значение, какой человек сам Сабр. Разве нет способа с помощью чар управлять его поведением? - Есть, - признал Спархок, - и даже не один. - Я немного удивлен, что ты сам не подумал об этом. Ты ведь искушен в магии. Личные взгляды и пристрастия Элрона не играют здесь никакой роли. Когда он изображает Сабра, говорит не он, а тот, кто стоит за ним - наш истинный противник. - Мне бы следовало самому подумать об этом. - Спархок был зол на себя за то, что упустил из виду такое очевидное объяснение - и не менее очевидную причину того, что Элрон сумел нагнать их. Другой бог наверняка мог сжимать пространство и время с той же легкостью, что и Афраэль. - Собственно, насколько широко распространено это презрение к крепостным, ваша светлость? - обратился он к Монселу. - К несчастью, принц Спархок, почти повсеместно, - вздохнул Монсел. - Крепостные неграмотны и суеверны, но они далеко не так глупы, какими полагает их дворянство. В докладах, которые я получил, говорится, что Сабр, действуя среди дворян, чернит в их глазах крепостных не меньше, чем тамульцев. "Лентяи" - самое мягкое слово из тех, которые он при этом употребляет. Он уже наполовину преуспел в убеждении дворян, что крепостные заключили союз с тамульцами в некоем мрачном и повсеместном заговоре, конечная цель которого - освобождение крепостных и передел земель. Понятно, какие чувства вызывают у дворян такие речи. Вначале в них возбудили ненависть к тамульцам, затем уверили, что их же крепостные в союзе с тамульцами и что этот союз грозит их владениям и титулам. Они не смеют прямо выступить против тамульцев, опасаясь атанов, а потому вымещают всю свою ненависть на крепостных. Было уже немало случаев беспричинно жестокого обращения с людьми, которые после своей смерти должны бы единым строем отправиться на небеса. Церковь делает все, что в ее силах, но много ли мы можем сделать, пытаясь сдержать дворян? - Вам не помешало бы иметь рыцарей церкви, ваша светлость, - мрачно проговорил Спархок. - Мы всегда отменно справлялись с наведением порядка. Если вырвать у дворянина кнут и тем же кнутом от души пару раз вытянуть его по спине, он очень скоро узрит свет истины. - Хотел бы я, чтобы у астелийской церкви были свои рыцари, - вздохнул Монсел. - К несчастью... Знакомый холодок - и то же самое темное пятно, назойливо маячащее на краю зрения. Монсел осекся и завертел головой, пытаясь разглядеть то, что увидеть было невозможно. - Что та... - начал он. - Посещение, ваша светлость, - напряженным голосом пояснил Эмбан. - Не сверните себе шею, разглядывая нашего гостя. - Он слегка повысил голос. - Как я рад снова увидеть тебя, дружище! Мы уж думали, что ты совсем забыл о нас. Тебе что-нибудь нужно? Или просто соскучился по нашему обществу? Мы, конечно, весьма польщены, но сейчас, видишь ли, мы немного заняты. Почему бы тебе не пойти поиграть? Поболтаем как-нибудь в другой раз. Холодок вдруг резко сменился обжигающим жаром, и темное пятно налилось чернотой. - Эмбан, ты спятил? - только и сумел выдавить Спархок. - Не думаю, - ответил толстяк патриарх. - Твой мелькающий приятель - или приятели - раздражает меня, только и всего. Тень исчезла, и воздух в комнате стал прежним. - Что все это значит? - вопросил Монсел. - Патриарх Укеры только что оскорбил бога, а быть может, и нескольких богов, - ответил Спархок сквозь стиснутые зубы. - На какое-то мгновение все мы были на грани гибели. Пожалуйста, Эмбан, больше так не делай - во всяком случае, пока не посоветуешься со мной. - Он вдруг рассмеялся с некоторым смущением. - Теперь я понимаю, что время от времени испытывала Сефрения. Нужно будет извиниться перед ней при следующей встрече. Эмбан довольно ухмылялся. - Я, кажется, немного вывел их из себя? - Больше так не делайте, ваша светлость, - умоляюще повторил Спархок. - Я видел, что боги способны сотворить с людьми, и мне бы не хотелось быть поблизости, когда вы и в самом деле оскорбите их. - Наш Бог защитит меня. - Ваша светлость, Энниас молился именно нашему Богу, когда Азеш выжал его, точно мокрую тряпку. Помнится мне, ему это не пошло на пользу. - Да, - признал, помолчав, Эмбан, - это и вправду было глупо. - Рад, что вы понимаете это. - Я не о себе, Спархок. О нашем противнике. С какой стати он обнаружил себя именно в этот момент? Он мог бы сдержать свои пылкие порывы и спокойно подслушивать наш разговор. Он узнал бы все наши планы. Более того, он обнаружил себя и перед Монселом. До его появления Монсел знал о его существовании только с наших слов. Теперь он видел все собственными глазами. - Может, все же кто-нибудь будет любезен объяснить мне, в чем дело?! - не выдержал Монсел. - Это были Тролли-Боги, ваша светлость, - сказал Спархок. - Что за чушь? Троллей не существует, так откуда же у них могут быть боги? - Это займет больше времени, чем я думал, - пробормотал Спархок едва слышно. - Собственно говоря, ваша светлость, тролли все-таки существуют. - И ты видел их собственными глазами? - с вызовом осведомился Монсел. - Только одного, ваша светлость. Его звали Гвериг. Среди троллей он считался карликом, так что в нем было всего футов семь роста. Его было очень трудно убить. - Ты убил его?! - воскликнул Монсел. - У него было кое-что, без чего я не мог обойтись, - пожал плечами Спархок. - Улаф, ваша светлость, видел куда больше троллей и может многое вам о них порассказать. Он даже умеет разговаривать на их языке. Я и сам умел когда-то, да, скорее всего, подзабыл. Так или иначе, у троллей есть язык, что позволяет отнести их к полулюдям, а стало быть, у них есть и боги, не так ли? Монсел беспомощно поглядел на Эмбана. - Даже не спрашивай меня, друг мой, - развел руками толстяк патриарх. - Это за пределами моих теологических познаний. - Пока что вам обоим придется поверить мне на слово, - сказал Спархок. - Тролли существуют, и у них есть боги - пятеро и не слишком симпатичные. Тень, которую патриарх Эмбан так легкомысленно прогнал прочь, и были эти боги - или нечто, весьма на них похожее, - и именно это и есть наш противник. Именно это стремится уничтожить Империю и Церковь - или, возможно, даже обе наши церкви. Простите, что я так резок с вами, архимандрит Монсел, но вы должны знать, с чем имеете дело. Иначе вы окажетесь совершенно беззащитны. Вам вовсе не требуется верить в то, что я сказал, - довольно будет и того, чтобы вы вели себя так, будто верите мне, потому что иначе у вашей церкви не будет ни единого шанса уцелеть. Атаны прибыли через пару дней. Дарсас необычно притих, горожане спешили укрыться - не было человека, который не припомнил бы свои провинности при виде двух тысяч стражей закона. Атаны оказались великолепно сложенными великанами. Две тысячи воинов обоего пола стройной колонной по четыре в ряд вбежали в городские ворота. На них были короткие кожаные кильты, нагрудники из блестящей стали и черные сапоги. Обнаженные золотисто-смуглые ноги бегущих мелькали в свете утреннего солнца, лица были суровы и непреклонны. Хотя атаны несомненно были солдатами, их вооружение отличалось разнообразием. Они были вооружены самыми разными мечами, короткими копьями, топорами и прочим оружием, названия которому Спархок не знал. Вдобавок к этому все атаны носили в ножнах на руках и ногах по несколько кинжалов. Шлемов у них не было - головы атанов охватывали золотые обручи. - Бог ты мой, - прошептал Келтэн Спархоку, когда они стояли на крепостной стене дворца, наблюдая за прибытием своего сопровождения. - Не хотел бы я встретиться с этими молодцами на поле боя. От одного их вида кровь стынет в жилах. - В том-то все и дело, Келтэн, - так же тихо отозвался Спархок. - Миртаи сама по себе выглядит внушительно, но когда увидишь перед собой пару тысяч Миртаи, поневоле поймешь, как тамульцам удалось без особого труда покорить весь континент. Полагаю, что целые армии сдавались в плен без боя при одном виде атанов. Колонна атанов заполнила площадь перед дворцом и выстроилась перед резиденцией тамульского посла. Золотокожий великан направился к дверям резиденции таким решительным шагом, что ясно было - если дверь ему не откроют, он попросту снесет ее, не замедляя шага. - Почему бы нам не спуститься? - предложил Спархок. - Думаю, Фонтен сейчас приведет этого парня познакомиться с нами. Следи за своим языком, Келтэн. По-моему, у атанов совершенно отсутствует чувство юмора. Уверен, шуток они не понимают. - Это уж точно, - едва слышно пробормотал Келтэн. Спутники королевы Эланы собрались в ее покоях, с некоторым беспокойством ожидая прибытия тамульского посла и его генерала. Спархок не сводил глаз с Миртаи - ему хотелось увидеть, как примет она встречу со своими соплеменниками после стольких лет жизни на чужбине. Миртаи оделась так, как прежде никогда не одевалась, - очень похоже на своих сородичей, только вместо стального нагрудника на ней был облегающий жилет из черной кожи, а на голове серебряный, а не золотой обруч. Ее серьезное, торжественное лицо не выражало ни беспокойства, ни нетерпения. Она просто ждала. Наконец появились Фонтен и Оскайн, и с ними - самый рослый человек, которого Спархоку когда-либо доводилось видеть. Его представили как атана Энгессу. Похоже, слово "атан" было не только названием народа, но и чем-то вроде титула. Энгесса был семи с лишним футов ростом, и когда он вошел, комната как будто стала меньше. Возраст его определить было невозможно, быть может, из-за принадлежности к тамульской расе. Он был худощав и мускулист, лицо хранило каменно-суровое выражение - непохоже было, чтобы этот человек хоть раз в жизни улыбнулся. Едва войдя в комнату, он направился прямиком к Миртаи, как будто здесь никого больше не было. Он коснулся кончиками пальцев закованной в сталь груди и склонил голову. - Атана Миртаи, - вежливо приветствовал он ее. - Атан Энгесса, - отозвалась она, повторяя его приветственный жест. Затем они заговорили по-тамульски. - О чем они говорят? - спросила Элана подошедшего к ним Оскайна. - Это ритуал встречи, ваше величество, - ответил Оскайн. - Встречи атанов всегда сопряжены со множеством ритуалов - видимо, это помогает избежать кровопролития. Сейчас Энгесса расспрашивает Миртаи, как случилось, что она осталась ребенком - он имеет в виду серебряный обруч, знак, что она не проходила обряд Перехода. - Тамулец замолчал и прислушался к ответу Миртаи. - Она объясняет, что еще в детстве была разлучена с людьми, и до сего дня у нее не было возможности принять участие в обряде. - Разлучена с людьми? - возмутилась Элана. - А мы тогда кто же такие? - Атаны считают себя единственными людьми во всем мире. Я до сих пор не знаю, кем они считают нас. - Посол заморгал. - Неужели она и впрямь убила столько людей? - изумленно спросил он. - Десятерых? - уточнил Спархок. - Она сказала - тридцать четыре. - Это невозможно! - воскликнула Элана. - В последние семь лет она была при моем дворе. Если бы она убила кого-нибудь, я бы знала об этом. - Если б это случилось ночью - вряд ли, моя королева, - покачал головой Спархок. - Каждую ночь она запирает нас в спальне. Она говорит, что делает это ради нашей безопасности, а на самом деле, быть может, для того, чтобы отправиться на поиски развлечений. Может быть, лучше нам запирать на ночь eel - Да она просто вышибет дверь, Спархок. - Да, верно. Но ведь можно на ночь сажать ее на цепь. - Спархок! - задохнулась Элана. - Обсудим это позже. К нам идут Фонтен и генерал Энгесса. - Атан Энгесса, - поправил Оскайн. - Энгесса ни за что не принял бы генеральского звания. Он - воин, "атан", и других титулов ему не надо. Назови ты его "генералом", ты бы оскорбил его, а это не самая лучшая идея. У Энгессы был низкий негромкий голос, и говорил он по-эленийски с запинкой и сильным акцентом. Он старательно повторял имена всех, кого представлял ему Фонтен, явно запечатлевая их в памяти. Статус Эланы он принял без вопросов, хотя идея правящей королевы, скорее всего, была для него странной. Спархока и прочих рыцарей он признал воинами и потому отнесся к ним с уважением. Зато статус патриарха Эмбана, Телэна, Стрейджена и баронессы Мелидиры явно его озадачил. Зато к Крингу он обратился с традиционным пелойским приветствием. - Атана Миртаи сказала мне, что ты стремишься заключить с ней брачный союз, - заметил он. - Это правда, - слегка задиристо ответил Кринг. - У тебя есть возражения? - Посмотрим. Скольких ты убил? - Больше, чем я мог бы сосчитать. - Значит, либо ты убил слишком многих, либо ты не умеешь считать. - Я могу считать до двух сотен, - объявил Кринг. - Солидное число. Ты - доми своего народа? - Да. - Кто изрубил тебе голову? - Энгесса указал на шрамы, покрывавшие обритую голову и лицо Кринга. - Мой друг. Мы поспорили, кто из нас более достоин быть вождем. - Как ты допустил, чтобы он нанес тебе эти раны? - Я был занят. В это самое время я воткнул саблю в его живот и выяснял, что у него там внутри. - Тогда это почетные шрамы. Я уважаю их. Он был хорошим другом? Кринг кивнул. - Самым лучшим. Мы были как братья. - Ты избавил его от неудобств старения. - Это верно. С тех самых пор он не стал старше ни на день. - Я не возражаю против твоего ухаживания за атаной Миртаи, - заключил Энгесса. - Она - дитя, лишенное родителей. Как первый взрослый атан, встреченный ею, я должен стать ей отцом. Есть у тебя ома? - Спархок будет моим ома. - Пришли его ко мне, и мы с ним обсудим это дело. Могу я называть тебя другом, доми? - Это большая честь для меня, атан. Могу я также называть тебя другом? - Это большая честь и для меня, друг Кринг. Надеюсь, что мы с твоим ома сможем назначить день, когда ты и атана Миртаи получите свои клейма. - Да приблизит Бог этот день, друг Энгесса. - Мне кажется, я только что был свидетелем сцены из первобытных времен, - прошептал Келтэн Спархоку. - Как думаешь, что было бы, если б эти двое не понравились друг другу? - Полагаю, здесь было бы очень грязно. - Когда ты хочешь отправиться в путь, Элана-королева? - спросил Энгесса. * Элана вопросительно взглянула на своих друзей. - Завтра? - предположила она. - Ты не должна спрашивать, Элана-королева, - жестко выговорил ей Энгесса. - Приказывай. Если кто-то станет возражать, Спархок-рыцарь убьет его. - Мы стараемся обходиться без этого, атан Энгесса, - не моргнув глазом ответила она. - Так трудно потом отчистить ковры. - А, - сказал он, - я так и думал, что на это есть причина. Значит, завтра? - Завтра, Энгесса. - Я буду ждать тебя с первым светом, Элана-королева. - С этими словами Энгесса развернулся и твердым шагом вышел из комнаты. - Этот парень не из болтливых, - заметил Стрейджен. - Да уж, - согласился Тиниен, - слов попусту не тратит. - Спархок, - сказал Кринг, - можно тебя на два слова? - Конечно. - Ты ведь будешь моим ома? - Само собой. - Не обещай ему слишком много коней. - Кринг нахмурился. - Что он имел в виду, когда говорил о клеймах? - Ах да, - вспомнил Спархок. - Это брачный обычай атанов. Во время церемонии счастливую пару клеймят. Они носят клеймо друг друга. - Клеймят? - Насколько я понял - да. - А если супруги захотят расстаться? - Думаю, тогда клейма зачеркивают. - Как же можно зачеркнуть клеймо? - Видимо, каленым железом. Ты все еще намереваешься жениться, Кринг? - Разузнай, где ставят клеймо, Спархок, а уж тогда я буду решать. - Полагаю, есть местечки, где тебе не очень бы хотелось ставить клеймо? - Несомненно, Спархок, несомненно. x x x Они покинули Дарсас следующим утром на рассвете и направились на восток, к городу Пела, стоявшему в степях центрального Астела. Атаны с трех сторон окружали колонну эленийцев и пелоев, без труда поспевая за бегом коней. Беспокойство Спархока о безопасности его королевы заметно уменьшилось. Миртаи кратко - и даже безапелляционно - сообщила своей хозяйке, что будет путешествовать со своими соотечественниками. Она даже не спрашивала дозволения. В золотокожей великанше произошла странная перемена. Куда-то исчезло ее всегдашнее настороженное напряжение. - Я не могу точно определить, в чем дело, - призналась Элана, когда около полудня они обсуждали эту перемену в Миртаи. - Она просто кажется не такой, как всегда, вот и все. - Ваше величество, - сказал Стрейджен, - она и есть не такая, как всегда. Она вернулась домой, вот и все. Более того, присутствие взрослых позволяет ей занять свое естественное положение среди атанов. Миртаи все еще ребенок - во всяком случае, в собственных глазах. Она никогда не рассказывала о своем детстве, но я полагаю, что вряд ли это было счастливое и безопасное время. Что-то случилось с ее родителями, и ее продали в рабство. - Но ведь все ее соотечественники - рабы, милорд Стрейджен, - возразила Мелидира. - Рабство бывает разным, баронесса. Рабство народа атанов - скорее обычай, узаконенный государством. Миртаи же была самой настоящей рабыней. Ее еще ребенком разлучили с родителями, поработили и вынудили учиться самой стоять за себя. Теперь, когда она снова среди атанов, ей предоставился случай вернуть себе хотя бы часть детства. - Стрейджен помрачнел. - Мне-то такого случая никогда не представится. Мое рабство было врожденным и несколько иного толка, и смерть моего отца не освободила меня. - Вы уделяете этому чересчур много внимания, милорд Стрейджен, - сказала Мелидира. - Не стоит, право, так упорно делать средоточием всей своей жизни свое внебрачное происхождение. В жизни есть вещи гораздо важнее. Стрейджен остро глянул на нее, но тут же рассмеялся, заметно смущенный. - Неужели я и впрямь так заметно жалею себя, баронесса? - Не так, чтобы очень, милорд, но вы постоянно поминаете свое происхождение. К чему так беспокоиться, милорд? Присутствующим здесь безразлично, родились вы в законном браке или вне его, так с какой же стати вам-то маяться? - Вот видишь, Спархок, - сказал Стрейджен. - Именно это я и имел в виду. Она самая бесчестная особа из всех, кого я встречал в жизни. - Милорд Стрейджен! - воскликнула Мелидира. - Но это правда, дорогая баронесса, - ухмыльнулся Стрейджен. - Вы лжете не словами, а всем своим видом. Вы ведете себя так, словно в голове у вас ветер, а потом - раз - одной фразой обрушиваете здание, которое я возводил всю свою жизнь. "Внебрачное происхождение", Бог ты мой! Вы ухитрились обесценить трагедию всей моей жизни. - Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? - осведомилась она, округляя глаза с нарочито невинным видом. - Сдаюсь, - сказал Стрейджен, в комическом отчаянии поднимая руки. - Так на чем я остановился? Ах да, очевидная перемена в Миртаи. Я думаю, обряд Перехода очень важен для атанов, и это другая причина, по которой наша красавица-великанша ведет себя, как лепечущий младенец. Очевидно, когда мы доберемся до Атана, Энгесса намерен устроить для нее этот обряд, и сейчас она вовсю наслаждается последними днями детства. - Можно мне проехаться с тобой, отец? - спросила Даная. - Да, если хочешь. Принцесса поднялась с сиденья кареты, вручила Ролло Алиэн, а Мурр - баронессе Мелидире и протянула руки к Спархоку. Он усадил ее на обычное место перед собой на седле. - Прокати меня, отец, - попросила она голосом маленькой девочки. - Мы скоро вернемся, - сказал Спархок жене и легким галопом поскакал прочь от кареты. - Стрейджен иногда бывает так утомителен, - едко заметила Даная. - Я очень рада, что Мелидира решила им заняться. - Что? - ошеломленно переспросил Спархок. - Где твои глаза, отец? - Я особенно не присматривался. Они и в самом деле неравнодушны друг к другу? - Во всяком случае она. Стрейджен узнает о своих чувствах, когда Мелидира будет готова ему об этом сказать. Что произошло в Дарсасе? Спархок помолчал, борясь со своей совестью. - Можно ли считать тебя духовной особой? - осторожно осведомился он. - Это какой-то новый подход к делу. - Ответь на вопрос, Даная. Имеешь ты отношение к религии или нет? - Разумеется, да, Спархок. Собственно, я и есть средоточие религии. - Стало быть, в общих чертах тебя можно было бы назвать... э-э... духовным лицом? - Спархок, к чему ты клонишь? - Просто скажи "да", и все. Я иду на цыпочках по грани нарушения клятвы, и мне нужно хотя бы формальное обоснование. - Все, сдаюсь. Да, конечно, меня можно формально назвать духовным лицом, имеющим отношение к церкви - к другой церкви, конечно, но это не меняет сути дела. - Благодарю. Я поклялся не раскрывать этой тайны никому, кроме духовного лица. Ты - духовное лицо, так что тебе я могу все рассказать. - Спархок, это же чистой воды софистика. - Я знаю, но она позволяет мне обойти клятву. Сабр - это шурин барона Котэка Элрон. - Спархок с подозрением глянул на нее. - Ты опять мошенничаешь? - Я?! - Даная, - сказал он, - ты слегка нарушила предел допустимых совпадений. Ты ведь все время знала то, что я тебе сейчас сказал, верно? - Во всяком случае, не в подробностях. То, что вы, люди, зовете "всеведением" - чисто человеческое понятие. Его выдумали, чтобы уверить людей, что они не могут справиться со всем на свете. У меня бывают намеки, догадки, краткие вспышки знания. Я знала, что в доме Котэка мы отыщем что-то важное, и знала, что если вы все будете слушать внимательно, то ничего не упустите. - Значит, это что-то вроде интуиции? - Это самое подходящее слово, Спархок. Наша интуиция более развита, чем ваша, и мы внимательнее прислушиваемся к ее голосу. Вы, люди, предпочитаете пропускать его мимо ушей - в особенности мужчины. В Дарсасе случилось кое-что еще, верно? Спархок кивнул: - Нам снова явилась тень. Мы с Эмбаном в это время разговаривали с архимандритом Монселом. - Кто бы ни стоял за всем этим, он очень глуп. - Тролли-Боги? А разве они и в самом деле не туповаты? - Спархок, мы не можем быть до конца уверены, что это Тролли-Боги. - А разве ты могла бы в этом разобраться? Я хочу сказать, разве нет способа определить, кто наш противник? Даная покачала головой: - Боюсь, что нет, Спархок. Мы, боги, очень искусно прячемся друг от друга. Впрочем, глупость этого явления тени в Дарсасе определенно говорит о том, что мы имеем дело с Троллями-Богами. Нам до сих пор так и не удалось растолковать им, почему солнце встает на востоке. Они, конечно, знают, что утром солнце взойдет, но вот где именно - так и не уверены. - По-моему, ты преувеличиваешь. - Разумеется. - Даная нахмурилась. - И все-таки, Спархок, не стоит нам цепляться исключительно за мысль, что наши противники - Тролли-Боги. Я чувствую кое-какие мелкие отличия... хотя, быть может, причиной их стали события в храме Азеша. Ты ведь тогда очень испугал Троллей-Богов. Я склонна скорее подозревать, что они заключили союз с кем-то еще. Тролли-Боги действовали бы куда прямолинейней. Однако если у них и впрямь есть союзник, он тоже простоват. Он, по всей видимости, давно не был во внешнем мире. Он окружил себя не самыми умными помощниками и судит о всех людях по своим поклонникам. Это его явление в Дарсасе было весьма серьезным промахом. Ему не стоило так поступать, и все, чего он на самом деле добился, - подтвердил то, что ты рассказывал архимандриту - ты ведь рассказал ему обо всем, верно? - Спархок кивнул. - Нам совершенно необходимо заехать в Сарсос и потолковать с Сефренией. - Ты опять ускоришь время? - Нет, я, пожалуй, придумаю кое-что получше. Я не знаю еще, каковы планы наших врагов, но они по какой-то причине заторопились, так что нужно и нам постараться от них не отстать. А теперь, Спархок, верни меня в карету. Стрейджен, должно быть, уже вдоволь покрасовался своей образованностью, а от запаха твоих доспехов меня уже мутит. Хотя три разных отряда, составлявшие свиту королевы Эланы, объединяли общие интересы, Спархок, Энгесса и Кринг решили по возможности не смешивать пелоев, рыцарей церкви и атанов. Различия в обычаях и привычках сделали бы такое смешение просто опасным. Причин для недоразумений было слишком много, чтобы легкомысленно от них отмахнуться. Каждый командир усиленно требовал от своих подчиненных внимания и вежливости к остальным, и это лишь усиливало общее неловкое напряжение. В сущности, атаны, пелои и рыцари были скорее союзниками, чем друзьями, и то, что лишь немногие атаны могли говорить по-эленийски, лишь больше разделяло три составные части небольшого войска, продвигавшегося в глубь безлесных степей. С восточными пелоями они повстречались неподалеку от города Пелы, что в центральном Астеле. Предки Кринга покинули эти обширные травянистые равнины примерно три тысячи лет назад, однако несмотря на время и расстояние, разделявшее их, две ветви пелойского народа были на удивление схожи и внешностью, и традициями. Единственным, похоже, существенным различием было то, что восточные пелои явно предпочитали дротики, в то время как подданные Кринга отдавали предпочтение саблям. После ритуального обмена приветствиями и слегка затянувшейся церемонии, во время которой Кринг и его восточный родич восседали, скрестив ноги, на земле, "деля соль и беседуя о делах", а два войска настороженно замерли друг перед другом, разделенные тремя сотнями ярдов степной травы, было явно решено сегодня не воевать друг с другом, и Кринг подвел своего новообретенного друга и родственника к карете Эланы, чтобы представить его всем присутствующим. Доми восточных пелоев звали Тикуме. Он был немного выше Кринга, но тоже с обритой головой - обычай, который уходил корнями в древнюю историю этого кочевого народа. Тикуме вежливо поздоровался со всеми. - Немного странно видеть пелоев в союзе с иноземцами, - заметил он. - Доми Кринг рассказывал мне о жизни в Эозии, но я тогда еще не знал, что она может привести к такому вот необычному союзу. Конечно, мы с ним не беседовали вдвоем вот уже десять лет, а то и больше. - Вы встречались прежде, доми Тикуме? - удивился патриарх Эмбан. - Да, ваша светлость, - сказал Кринг. - Несколько лет назад доми Тикуме побывал в Пелозии, сопровождая короля Астела. Он счел обязательным погостить у меня. - Отец короля Алберена был намного умнее, чем его сын, - пояснил Тикуме, - и много читал. Он заметил много схожего между Пелозией и Астелом, а потому нанес государственный визит королю Соросу. Он пригласил с собой и меня. - На лице Тикуме выразилось явное отвращение. - Если бы я знал заранее, что он собирается плыть на корабле, я бы, наверно, отказался от этого путешествия. Меня тошнило не переставая два полных месяца. Мы с доми Крингом хорошо поладили. Он был так добр, что пригласил меня с собой на болота поохотиться за ушами. - А он поделился с тобой прибылью, доми Тикуме? - невинно осведомилась Элана. - Пр