оправила меня: -- Для вас миссис ПаркЛейн. Что вам угодно? Я услышала, как дверь у меня за спиной отворилась. Старый Лондэннонетот вернулся. -- Она позвонила в дверь, -- объяснил он матери Лондэна. -- И уходить не хочет. -- Он немного помолчал, затем тихо добавил: -- Она спрашивала о Лондэне. -- О Лондэне? -- резко спросила Хоусон. С каждой секундой ее взгляд делался все враждебнее. -- Вамто до него какое дело? -- Он мой муж. Повисла пауза, пока она обдумывала мои слова. -- У вас очень странное чувство юмора, мисс Каквастам, -- сердито ответила она, указывая мне на садовую калитку. -- Вам лучше уйти. -- Подождите минутку! -- воскликнула я, едва сдерживая смех, настолько нелепо выглядела сложившаяся ситуация. -- Если я не вышла замуж за Лондэна, то кто же подарил мне это кольцо? Я показала им левую руку, но, похоже, это не возымело действия. Я бросила на нее взгляд и поняла почему. Обручального кольца не было. -- Черт! -- ругнулась я, озадаченно осматриваясь по сторонам. -- Наверное, уронила... -- Вы очень взволнованы, -- сказала Хоусон скорее с жалостью, чем с гневом. Наверное, поняла, что странная особа не опасна, просто явно больна психически, притом неизлечимо. -- Может быть, нам комунибудь позвонить? -- Я не сумасшедшая, -- заявила я, пытаясь осознать положение. -- Этим утром, нет, меньше двух часов назад мы с Лондэном жили в этом самом доме... Я осеклась. Хоусон придвинулась поближе к мужчине в дверях. Они стояли так, как стоят давно женатые супруги, и я вдруг осознала, кто передо мной. Это был отец Лондэна. Погибший отец Лондэна. -- Вы -- Биллдэн, -- прошептала я. -- Вы погибли, когда пытались спасти... Мой голос оборвался. Лондэн никогда не видел своего отца. Биллдэн ПаркЛейн погиб, спасая своего двухлетнего сына из тонущей машины тридцать восемь лет назад. Сердце у меня замерло, и до меня стала медленно доходить суть этого нелепого недоразумения. Ктото устранил Лондэна. Я попыталась опереться на чтонибудь, чтобы не упасть, затем быстро села на садовую ограду и закрыла глаза. В голове билась тупая боль. Лондэна нет. Значит, между нами ничего не было... -- Биллдэн, -- сказала Хоусон, -- тебе лучше позвонить в полицию... -- Нет! -- крикнула я, открыв глаза и яростно сверля его взглядом. -- Значит, вы не вернулись за ним? -- медленно, хриплым голосом произнесла я. -- Вы не спасли его тем вечером. Вы остались живы, а он... Я приготовилась выслушать гневную отповедь, но этого не произошло. Биллдэн просто смотрел на меня со смешанным выражением растерянности и жалости. -- Я хотел его спасти, -- тихо сказал он. Я сдержалась. -- Где Лондэн сейчас? -- Если мы вам скажем, -- спросила Хоусон, медленно и ласково произнося слова, -- вы обещаете уйти и больше не возвращаться? -- Она приняла мое молчание за знак согласия и продолжила: -- Он на Суиндонском муниципальном кладбище... и вы правы: наш сын утонул тридцать восемь лет назад. -- Черт! -- воскликнула я. Мой разум метался, пытаясь понять, кто сыграл со мной такую страшную шутку. Хоусон и Биллдэн в страхе попятились. -- Это я не вам, -- быстро сказала я. -- Черт побери, меня шантажируют. -- Тогда вам лучше обратиться в ТИПАСеть. -- Они мне поверят не больше, чем вы. Я замолчала и немного подумала. -- Хоусон, я знаю, что у вас хорошая память, ведь, когда Лондэн существовал, мы с вами дружили. Ктото похитил вашего сына -- моего мужа, и поверьте, я его верну. Но послушайте, я не чокнутая и могу это доказать. У него аллергия на бананы, у него родинка на шее и родимое пятно в виде омара на попе. Откуда мне это знать, если я не... -- Да? -- медленно проговорила Хоусон, глядя на меня со все возрастающим интересом. -- А это родимое пятно на какой ягодице? -- На левой. -- Если смотреть спереди или сзади? -- Сзади, -- тут же ответила я. На миг воцарилось молчание. Они переглянулись, потом посмотрели на меня, и в это мгновение они поверили. Когда Хоусон заговорила, голос ее был тих, в нем звучала глубокая печаль. -- Как... каким он мог бы стать? Она заплакала, крупные слезы покатились по ее щекам, слезы скорби о том, что могло бы быть. -- Он был замечательным! -- с благодарностью ответила я. -- Остроумным, щедрым, высоким и мудрым. Вы очень гордились бы им! -- Кем он стал? -- Писателем, -- ответила я. -- В прошлом году он получил премию Берти Бедрона за роман "Злополучная кушетка". Он потерял ногу в Крыму. Два месяца назад мы поженились. -- Мы были у вас на свадьбе? Я посмотрела на них и ничего не сказала. Хоусонто, конечно же, была, она вместе с нами плакала от счастья. Но Биллдэн... Биллдэн отдал жизнь за Лондэна, когда вернулся в тонущую машину и вместо него упокоился на Суиндонском муниципальном кладбище. Мы постояли несколько минут, оплакивая Лондэна. Наконец Хоусон прервала молчание. -- Знаете, помоему, нам всем будет лучше, если вы сейчас уйдете, -- тихо сказала она, -- и, пожалуйста, больше не приходите. -- Подождите! -- сказала я. -- Скажите, не было ли там когонибудь, кто помешал вам спасти его? -- Даже не один, -- ответил Биллдэн. -- Их было пятеро или шестеро. Среди них одна женщина. Я сидел на... -- Там не было француза? Высокого, по виду аристократа? Его, кажется, зовут Лавуазье. -- Не помню, -- печально ответил Биллдэн. -- Прошло столько лет. -- Теперь вам точно надо уйти, -- решительно повторила Хоусон. Я вздохнула, поблагодарила их, и они прошаркали внутрь, закрыв за собой дверь. Я вышла из калитки и села в машину, пытаясь сдержать эмоции, чтобы ясно мыслить. Плечи у меня ходили ходуном, а костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели. Как ТИПА могло так поступить со мной? Может, Скользом таким образом пытается выведать у меня чтото об отце? Я покачала головой. Игры с временными потоками -- преступление, за которое карают с беспримерной суровостью. Трудно представить, чтобы Скользом рискнул своей карьерой, да и жизнью тоже, играя так грубо. Я глубоко вздохнула и подалась вперед, чтобы нажать кнопку стартера. В этот момент мой взгляд случайно упал на боковое зеркало: на противоположной стороне дороги припарковался "паккард". Безупречно одетый человек, опираясь на его крыло, покуривал и посматривал в мою сторону. Это был ДэррмоКакер. Похоже, он улыбался. И тут я внезапно разгадала весь план. Все дело в Джеке Дэррмо. Чем там угрожал мне ДэррмоКакер? "Корпоративной нетерпимостью"? Гнев вспыхнул во мне с новой силой. Мысленно обозвав его ублюдком, я выскочила из машины и быстро и решительно двинулась к ДэррмоКакеру, который при моем приближении заметно подобрался. Я даже не взглянула на машину, с визгом затормозившую в нескольких дюймах от меня, и, когда ДэррмоКакер шагнул было ко мне, обеими руками изо всех сил толкнула его. Он потерял равновесие и тяжело упал на землю. Я тут же кинулась на него, схватила за грудки и уже собралась от души врезать ему кулаком. Однако так и не ударила -- в слепом гневе я совсем позабыла о его дружках Хренсе и Редькинсе. Они свои обязанности выполнили прекрасно, эффективно и, как мне пришлось убедиться, болезненно. Я отбивалась, как черт, и радовалась, что в заварухе мне удалось крепко засадить ДэррмоКакеру в коленную чашечку -- он даже завопил от боли. Но триумф мой оказался не долог. Вдвоем громилы были раз в десять тяжелее меня и вскоре сломили мое сопротивление. Они скрутили меня, а ДэррмоКакер подошел ко мне с мерзкой улыбочкой на лисьей физиономии. Я сделала первое, что пришло в голову, -- плюнула ему в рожу. Мне никогда прежде не приходилось ни в кого плевать, но получилось как нельзя лучше -- попала прямо в глаз. ДэррмоКакер вскинул руку, чтобы ударить меня, но я не моргнула, а просто смотрела на него в упор, прожигая яростным взглядом. Он остановился, опустил руку и вытер лицо накрахмаленным до хруста носовым платочком. -- Потрудитесь сдерживаться, Нонетот. -- Для тебя -- миссис ПаркЛейн. -- Уже нет. Если вы перестанете дергаться, то, пожалуй, мы сможем поговорить нормально, как взрослые люди. Нам необходимо заключить соглашение. Я перестала вырываться, и двое громил ослабили хватку. Одернув жакет, я уставилась на ДэррмоКакера, потиравшего колено. -- Что за соглашение? -- Сделка, -- ответил он. -- Джек Дэррмо в обмен на Лондэна. -- Да неужели? -- ответила я. -- И что, прикажете доверять вам? -- Как хотите, -- просто ответил ДэррмоКакер, -- но лучшего вам не предложат. -- Мне поможет отец. ДэррмоКакер рассмеялся. -- Ваш папаша -- разжалованный прыгун во времени. Думается, вы переоцениваете его удачливость и таланты. Кроме того, мы так плотно накрыли лето тысяча девятьсот сорок седьмого года, что туда даже трансвременной комар не прошмыгнет без нашего ведома. Достаньте Джека из "Ворона" -- и получите вашего обожаемого благоверного. -- И как, повашему, я должна это сделать? -- Вы женщина умная и находчивая, значит, придумаете чтонибудь. Итак, договорились? Я сверлила негодяя взглядом, дрожа от ярости. Затем, почти не соображая, что делаю, приставила пистолет ко лбу ДэррмоКакера. Я услышала, как у меня за спиной щелкнули предохранители. Неразлучная парочка Хренс и Редькинс тоже четко работала. Но ДэррмоКакер даже глазом не моргнул. Он надменно усмехался, не обращая внимания на пистолет. -- Вы не убьете меня, Нонетот, -- протянул он. -- Это не в вашем стиле. Может быть, вам от этого и полегчает. Но поверьте, Лондэна вы так не вернете, а господа Хренс и Редькинс постараются, чтобы вы умерли, не успев упасть на асфальт. ДэррмоКакер знал, что говорил. Он хорошо подготовился и ни на йоту не ошибся во мне. Я сделаю все, чтобы вернуть Лондэна, и он это знал. Пистолет вернулся в кобуру. -- Великолепно! -- произнес он. -- Надеюсь, вы будете держать нас в курсе, да? Глава 10. Отсутствие различий Устранение Лондэна ПаркЛейна явилось лучшей на моей памяти операцией после устранения Вероники Голайтли. Они выдернули из потока времени только его и оставили все прочее как есть. Никакой топорной работы, как с Черчиллем или Виктором Борге Виктор Борге (1909 -- 2000) -- всемирно известный датский комик и пианист -- их мы в конечном счете вернули на место. Но вот чего я не понимаю: как они умудрились его изъять и при этом оставить ее воспоминания о нем совершенно нетронутыми? Согласен, не было смысла устранять его, если она не будет помнить, кого потеряла, но данный парадокс занимает меня уже не одну сотню лет. Устранение ведь не точная наука. (ПОЛКОВНИК НОНЕТОТ, кавалер ордена Времени, присуждаемого за выдающуюся отвагу (не существующего). Вверх по течению -- вниз по течению (неопубл.)) Я смотрела вслед их машине, пытаясь решить, что мне теперь делать. В первую очередь надо отыскать способ извлечь Джека Дэррмо из "Ворона". Это не просто сложно -- это невозможно. Но меня это не остановит. В прошлом мне уже несколько раз удавалось невозможное, и перспектива столкнуться с подобными трудностями пугала меньше, чем прежде. Я думала о Лондэне, о том, каким видела его в последний раз, когда он, хромая, шел к кафе напротив здания ТИПА. Через две недели у него день рождения, и мы хотели полететь на дирижабле в Испанию или еще в какиенибудь теплые края, отдохнуть. Мы понимали, что после рождения ребенка нам не такто просто будет выбраться куданибудь на выходные... Ребенок. После всего случившегося даже непонятно, существует ли он. Я прыгнула в машину и рванула в город, спугнув по дороге несколько рывшихся в мусорном контейнере гагар. Мне срочно требовалось попасть к врачу на Шеллистрит. Казалось, все магазины, мимо которых я проезжала, забиты колясками или детскими высокими стульчиками, игрушками и товарами для детей, а все маленькие детишки, толькотолько начавшие ходить, младенцы и беременные мамаши Суиндона стоят вдоль дороги и пялятся на меня. Я затормозила у клиники, пересекла двойную желтую линию, и женщинаавтоинспектор плотоядно воззрилась на меня. -- Эй! -- рявкнула я, тыча в нее пальцем. -- Я жду ребенка. И думать не смей! Затем бросилась в здание и наткнулась на вчерашнюю медсестру. -- Я была у вас вчера, -- выпалила я. -- Я была беременна? Она посмотрела на меня без тени удивления. Похоже, ей и не таких сумасшедших видеть приходилось. -- Конечно, -- ответила она. -- Подтверждение получите по почте. Вы хорошо себя чувствуете? Я тяжело опустилась на стул и зарыдала, испытывая просто невыносимое чувство облегчения. Мне удалось сохранить не только воспоминания о Лондэне, но и его ребенка. Я потерла лицо руками. Четверг Нонетот перенесла множество трудностей и даже смотрела в лицо смерти на войне и на службе в полиции, но никогда не переживала такой эмоциональной встряски. Лучше снова встретиться с Аидом, чем еще раз пройти через такое. -- Дада, -- радостно заверила я сестру. -- Лучше не бывает! -- Хорошо, -- просияла она. -- Чемнибудь еще я могу вам помочь? -- Да, конечно. Скажите, где я живу? Обшарпанные многоквартирные дома в старом городе мне не понравились, но кто знает, куда меня могло занести без Лондэна. Я быстренько взбежала по лестнице на верхний этаж к шестой квартире. Глубоко вздохнула и отперла дверь. Из кухни послышалось царапанье, и навстречу мне, как всегда, выскочила Пиквик, и, как всегда, с подарком в клюве -- на сей раз с обрывком ежемесячника ТИПА27. Я захлопнула дверь ногой, пощекотала дронтихе горлышко и внимательно осмотрелась. С облегчением убедилась, что, хотя дом мне попался ветхий, окна квартирки выходили на юг, в ней было тепло и вполне уютно. Конечно, я ничего не могла в ней припомнить, но порадовалась, что яйцо Пиквик попрежнему на месте. Я тихо обошла квартиру, осматривая свое новое жилище. Похоже, без Лондэна я гораздо больше рисовала -- все стены были увешаны незаконченными холстами, в том числе несколькими портретами Пиквик и членов моей семьи. Я точно помнила, как писала некоторые из них, другие словно всплыли из пустоты, не оставив по себе никаких воспоминаний. К сожалению, ни одного портрета Лондэна не обнаружилось. Я посмотрела на другие холсты и удивилась, почему на нескольких изображен десантный самолет. Села на диван; Пиквик подошла и ткнулась в меня клювом. Я положила руку ей на голову. -- Ох, Пики, что же нам теперь делать? Вздохнув, я попыталась научить Пиквик стоять на одной ноге, приманивая ее зефиринкой, но ничего не вышло. Потом заварила чай, приготовила ужин и принялась тщательно обыскивать остальную часть квартиры. Большинство вещей удивления не вызывали. Платьев в шкафу висело больше, чем обычно, а под диваном даже валялись несколько экземпляров "КРОТкой мисс". Холодильник был забит едой, и, похоже, в этом безлондэновском мире я оказалась вегетарианкой. Но попадалось много вещей, которых я, помоему, никогда не покупала: например настольная лампа в виде ананаса, большая эмалированная рекламная вывеска средств для ухода за ногами доктора Пемзса. А еще в корзине с бельем обнаружилась пара носков большого размера и мужские трусы на резинке, и это меня уже насторожило. Я порылась еще и нашла в ванной две зубные щетки, обнаружила на крючке большую куртку с эмблемой "Суиндонских молотков" и несколько футболок размера XXL с надписью "ТИПА14 Суиндон". Я тут же позвонила Безотказэну. -- Привет, Четверг, -- сказал он. -- Ты слышала? Профессор Спун на сто процентов уверен, что "Карденио" подлинный. Я никогда не видел, чтобы он смеялся! -- Это все хорошо, -- рассеянно отозвалась я. -- Слушай, мой вопрос может показаться тебе странным, но... у меня есть парень? -- Кто? -- Парень. Ну, сам понимаешь. Мужчина, с которым я регулярно встречаюсь, обедаю, езжу на пикники и... и все такое, понимаешь? -- Четверг, с тобой все в порядке? Я глубоко вздохнула и потерла шею. -- Нет, -- пробормотала я. -- Понимаешь, моего мужа сегодня днем устранили. Я отправилась в ТИПА1 и не успела войти, как стены изменили цвет и Брекекекс нес какуюто чушь, а Скользом не знал, что я замужем -- полагаю, уже не замужем, -- затем Хоусон не узнала меня, и оказалось, что вместо Биллдэна на кладбище похоронен Лондэн, и "Голиаф" говорит, что вернет его, если я вытащу Джека Дэррмо из "Ворона", и я подумала, что потеряла ребенка Лондэна, но, к счастью, нет, и все было прекрасно, но уже не прекрасно, потому что я нашла лишнюю зубную щетку и мужскую одежду у себя в квартире! -- Тише, тише, -- остановил меня Безотказэн. -- Не тараторь так и дай мне немного подумать. Повисла пауза, пока напарник переваривал все, что я на него вывалила. Когда он ответил, в его голосе слышалось беспокойство -- и сочувствие. Я знала, что он настоящий друг, но в полной мере смогла оценить его только сейчас. -- Четверг, успокойся и выслушай меня. Вопервых, это должно остаться между нами. Устранения мы никогда не сможем доказать -- только проговорись об этом комунибудь в ТИПА, и врачи отправят тебя в отставку как полного психа. Нам это ни к чему. Я попытаюсь вернуть тебе все утраченные воспоминания, которые могут оставаться у меня. Как, говоришь, звали твоего мужа? -- Лондэн. Его подход к делу придал мне сил. Всегда можно положиться на человека, который склонен анализировать проблему, какой бы странной она ни казалась. Безотказэн заставил меня рассказать о событиях этого дня как можно детальнее, и это меня успокоило. Я снова спросила его, нет ли у меня парня. -- Не уверен, -- ответил Прост. -- Ты довольно замкнутый человек. -- Ну должно же быть хоть чтонибудь? ТИПАслухи, шепотки в нашем отделе... -- Разговоры ходили, но я не особенно прислушивался, я же твой напарник. А твои романы -- предмет тихих догадок. Тебя ведь называют... Прост замолчал. -- Так как меня называют, Безотказэн? -- Тебе не понравится. -- Говори. -- Ладно, -- вздохнул мой напарник. -- Тебя зовут Снежной Королевой. -- Снежной Королевой? -- Прозвище как прозвище, не хуже других, -- продолжал Безотказэн. -- Меня, например, за глаза зовут Дохлым Псом. -- Дохлым Псом? -- повторила я, пытаясь сделать вид, что никогда прежде такого прозвища не слышала. -- Значит, Снежная Королева? Что ж, звучит немного банально. А получше ничего придумать не могли? Короче, есть у меня парень или нет? -- Ходили слухи о комто из ТИПА14... Я взяла куртку с эмблемой крокетного клуба, пытаясь понять, высок ли этот безвестный красавчик. -- А имяфамилия у него есть? -- Помоему, это просто слухи, Четверг. -- Говори, Безотказэн! -- Майлз, -- выдал он наконец. -- Майлз Хок. -- Это серьезно? -- Понятия не имею. Со мной ты об этом не говорила. Я поблагодарила его и дрожащей рукой положила трубку. Меня мутило от страха. Ребенок попрежнему при мне, но теперь возник вопрос: кто его отец? У меня был случайный знакомый по имени Майлз, так что отцом в конечном счете мог оказаться вовсе не Лондэн! Звонок маме ничего не дал, ее сейчас куда больше занимала духовка, чем разговор с дочерью. Я спросила, когда в последний раз я приводила домой парней, и она ответила, что если память ей не изменяет, то за шесть лет у меня не было ни одного и, если я не потороплюсь выйти замуж, ей придется взять приемных внуков или украсть ребенка возле универмага "Теско", а это гораздо легче. Пообещав ей срочно найти когонибудь, я повесила трубку и принялась нервно расхаживать взадвперед по комнате. Если я не представила этого Майлза моей мамочке, то, вполне возможно, все несерьезно. Но если он оставил у меня свое снаряжение, то, несомненно, у нас с ним не просто интрижка. Мне пришла в голову одна мысль, и я принялась рыться в тумбочке возле постели. Там обнаружилась упаковка неиспользованных презервативов трехлетней давности. У меня вырвался вздох облегчения. Это уже похоже на меня, разве что этот самый Майлз не приносил свои, -- но если я беременна, то наличие резинок дела не меняет, потому что мы ими явно не пользовались. Или, может быть, эта одежда вовсе не принадлежат Майлзу? А что тогда с моими воспоминаниями? Если они сохранились, тогда Лондэнмладший непременно будет похож на Лондэнастаршего. Я села на кровать и сняла с волос резинку. Провела пальцами по волосам, упала навзничь на кровать, закрыла лицо руками и заплакала -- громко, навзрыд. Глава 11. Бабушка Нонетот В то утро, как я и предполагала, пришла малышка Четверг. Она только что потеряла Лондэна, точно так же как много лет назад я -- своего мужа. Правда, она молода, не утратила надежды, и, хотя она сама этого не осознает, в ней много того, что мы называем "инакостью". Я надеялась, что она мудро распорядится своими необыкновенными способностями. В ту пору даже ее собственный отец не знал, насколько она необычна. От нее зависела не только жизнь Лондэна. От нее зависела вся жизнь вообще -- от простейших организмов до сложнейших форм. (Из бумаг, найденных в ходе следствия по делу бывшего ТИПАагента Нонетот) Утром я первым делом отвела Пиквик в парк. Может быть, уместнее сказать, что это она отвела меня, ведь ей не терпелось порезвиться на свободе. Я сидела на скамеечке, а она жеманно заигрывала с другими дронтами. Рядом со мной села сердитая старушка, которая оказалась миссис Хворостайн, моей соседкой снизу. Она сказала, чтобы я больше так не шумела, и тут же, не переводя дыхания, дала мне несколько советов о том, как незаметно выводить и вводить домашних животных в дом. По дороге домой я взяла номер "Совы" и толькотолько стала переходить дорогу перед домом, как возле меня остановилась патрульная машина и водитель опустил стекло. Это был агент Кол Стокер из ТИПА17 -- отдела истребления вампиров и оборотней, или сосунков и кусак, как они сами предпочитали себя называть. Я однажды помогла ему в переделке с вампиром. Разбираться с нежитью не особо забавно, но Кол мне нравился. -- Привет, Четверг, говорят, ты натянула нос Скользому? -- Добрые вести не лежат на месте, не так ли? Но последнее слово осталось за ним: меня временно отстранили от работы. Он заглушил мотор и немного подумал. -- Если тебя вышвырнут окончательно и бесповоротно, могу предложить договорную работу за наличные в "Сосунках и кусаках". Минимальные требования к поступающим: "любой псих, готовый со мной работать". Я вздохнула. -- Прости, Кол. Не могу я. Не сейчас. У меня с мужем беда. -- Так ты замужем? Когда это ты успела? -- Тото и оно, -- сказала я, показав ему безымянный палец без кольца. -- Ктото устранил моего мужа. Кол шлепнул ладонью по рулю. -- Ублюдки. Мне очень жаль, но, знаешь, это еще не конец света. Несколько лет назад устранили моего дядю Барта. Правда, устранители напортачили и оставили моей тете коекакие воспоминания о нем. Она подала апелляцию, и через год его снова восстановили. Понимаешь, после того как его убрали, я ведь и забыл, что у меня есть дядя, а когда он вернулся, забыл, что его некоторое время не существовало! Могу только на тетины слова полагаться. Это тебе чтонибудь говорит? -- Двадцать четыре часа назад я бы сказала, что это чушь собачья. Теперь же -- Пиквик, прекрати! -- для меня все ясно как день. -- Хмм, -- протянул Кол. -- Ты вернешь его, не волнуйся. Слушай, вот если бы они загнали в какоенибудь отклонение времени всех этих вампиров и оборотней! Тогда бы я пошел работать в Соммаленд или еще куданибудь... Я облокотилась на его машину. ТИПАсплетни -- хорошее средство отвлечься. -- У тебя еще нет нового напарника? -- спросила я. -- Чтоб кто пошел в этом дерьме рыться? Шутишь! Но все же хорошие новости есть. Посмотрика. Он достал фото из нагрудного кармана. Фотография запечатлела его самого рядом с хрупкой блондиночкой, едва достававшей ему до локтя. -- Ее зовут Синди, -- любовно протянул он. -- Красотка! И умница. -- Ну, всех благ. А как она относится к вампирам там, к оборотням всяким? -- О, тут все в порядке! Ну, или будет, когда я ей расскажу. -- Он помрачнел. -- Ой, мать... Как же я ей расскажу, что загоняю заостренные колья в нежить и охочусь за оборотнями, точно пес какой? -- Он замолчал и вздохнул, а затем с надеждой в голосе спросил: -- Ты ведь женщина, да? -- Вроде бы. -- Ага, может, ты придумаешь мне... ну, не знаю... какуюнибудь стратегию? Мне очень не хочется терять и ее тоже. -- А сколько держались твои девушки, когда ты им признавался? -- О, они обычно замечательно реагировали, -- рассмеялся Кол. -- Держались этак четырешесть... а то и больше... -- Недель? -- спросила я. -- Секунд, -- печально ответил Кол, -- и это еще те, которым я понастоящему нравился. Он тяжело вздохнул. -- Мне кажется, ты должен сказать ей правду. Девушки не любят, когда им лгут, если только это не касается неожиданных вечеринок, колечек и всего прочего. -- Я так и знал, что ты скажешь чтото вроде этого, -- задумчиво поскреб подбородок Кол. -- Но потрясение будет!.. -- Так ты не говори ей напрямую. Разбросай заранее по дому несколько номеров газеты "Ван Хельсинг". -- О, я понял! -- после долгого раздумья ответил Кол. -- Вроде как постепенно приучить -- к кольям, к крестам в гараже... -- И можешь иногда упоминать в разговоре об оборотнях. -- Отличный план, Чет! -- радостно воскликнул Кол. -- Минутку! Рация затараторила о какомто мерзком происшествии близ Бэнбери. Он завел мотор. -- Надо ехать. Если тебе понадобится работа, то у меня всегда найдется! И его автомобиль, взвизгнув покрышками, укатил. Я осторожно пронесла Пиквик в квартиру и села читать газету. Новости о "Карденио" еще не просочились в печать, и это меня порадовало, но успокоиться никак не удавалось. Немного посмотрела в окно, пытаясь придумать, как вернуть Лондэна. Покопаться в книгах? Непонятно даже, с чего начинать. По здравом размышлении я решила, что это подождет. Пора отправиться к тому, кто являлся для меня почти что дельфийским оракулом, -- к бабуле Нонетот. Я разыскала бабушку в ТИПАдоме престарелых "Сумерки". Бабушка играла в пингпонг. Она просто рвала в клочья свою противницу, которая была как минимум лет на двадцать моложе, но тоже преодолела девяностолетний рубеж. Сиделки нервничали, готовые остановить ее, пока она не упала и не сломала руку или ногу. Бабушка Нонетот была стара. Понастоящему стара. Ее розовая кожа казалась морщинистее сушеной черносливины, а лицо и руки покрывала россыпь старческих пигментных пятнышек. Она была в своем всегдашнем синем бумазейном платье. Когда я вошла, она помахала мне рукой с дальнего конца комнаты. -- Ау! -- крикнула она. -- Четверг! Хочешь, сыграем? -- Тебе не кажется, что на сегодня ты уже достаточно размялась? -- Чушь! Бери ракетку, и сразимся до первого проигрыша! Только я успела взять ракетку, как мимо просвистел шарик. -- Я еще не подготовилась! В ответ на мое возмущение через сетку перелетел второй шарик. По нему я тоже не попала. -- Готовиться надо как следует, Четверг. Ято думала, ты это понимаешь лучше других. Я чтото проворчала и отбила очередной шарик, который тут же снова отлетел ко мне. -- Как ты себя чувствуешь, бабуля? -- Как положено старухе, -- ответила она, совершенно не постарчески ныряя в сторону и яростно обрушивая на меня крученую подачу. -- Я старая, усталая, за мной нужно присматривать. Костлявая с косой гдето рядом, я почти чую ее запах! -- Ба! Она пропустила мой удар и заявила: "Не считается!" -- а потом решила минутку передохнуть. -- Хочешь узнать секрет, малышка Четверг? -- сказала она, опираясь на стол. -- Давай, -- ответила я, воспользовавшись передышкой, чтобы подобрать шарики. -- Я обречена жить вечно! -- Может, это тебе просто кажется, ба? -- Нахалка! -- ответила она, отбивая мою подачу. -- Я не дотянула бы до ста восьми лет на одной физической силе или капризе статистики. Твоя подача. Я снова подала и не успела отбить ее шарик. Она на мгновение остановилась. -- В юности я попала в странный переплет и в результате не могу вырваться из этой спирали земного бытия, пока не прочту десять самых занудных произведений классики. Я посмотрела в ее ясные глаза. Она не шутила. -- И как успехи? -- поинтересовалась я, неудачно отбивая очередной шарик -- он перелетел через стол. -- Так себе, вот в чем беда, -- ответила она, снова посылая мне шарик. -- Я думала, что прочла самые скучные книги на свете. Закрывала последнюю страницу, засыпала с улыбкой на лице и просыпалась утром, чувствуя себя лучше, чем прежде! -- А ты не пробовала прочесть "Королеву фей" Эдмунда Спенсера? -- спросила я. -- Шесть томов зануднейших спенсеровских строф, единственное достоинство которых в том, что автор не настрогал двенадцати таких томов, как задумывал. -- Все прочла, -- ответила бабушка. -- И остальные его поэмы тоже, так, на всякий случай. Я отложила ракетку. Шарик проскакал мимо. -- Ты победила, бабуль. Мне надо поговорить с тобой. Она неохотно согласилась, и мы отправились к ней в спальню -- маленькую комнатку, обитую мебельным ситцем, которую она мрачно именовала своим "залом ожидания". Мебель в комнате почти отсутствовала, а на стенах красовались фотографии -- моя, Антона, Джоффи и мамы -- рядом с несколькими пустыми рамками. Как только мы сели, я сказала: -- Они... они устранили моего мужа, ба. -- Когда они его убрали? -- спросила она, глядя на меня поверх очков, как обычно смотрят бабушки. Она ни на секунду не усомнилась в моих словах, и я как можно быстрее изложила ей все, что знала. Не рассказала только о ребенке. -- Хмм, -- протянула бабушка Нонетот, когда я закончила. -- Моего мужа они тоже убрали. Я тебя понимаю. -- Но почему? -- По той же причине, что и твоего. Любовь -- чудесная вещь, дорогая моя, но она делает тебя уязвимой, любящего легко шантажировать. Только дай волю тиранам, и все будут страдать так же, как ты, если не хуже. -- Значит, мне не вернуть Лондэна? И пытаться не стоит? -- Вовсе нет! Просто хорошенько подумай, прежде чем помогать им. Им наплевать на тебя и на Лондэна, они хотят одного -- получить назад Джека Дэррмо. Антон все еще мертв? -- Боюсь, что да. -- Как жаль. Ято надеялась увидеть твоего брата раньше, чем сама откину копыта. Знаешь, что хуже всего в смерти? -- Что, ба? -- Так и не узнаешь, как все обернется. -- А тебе удалось вернуть мужа, ба? Вместо ответа она вдруг положила руку мне на живот и улыбнулась всезнающей полуулыбочкой, которую, похоже, изучают все бабушки в школе бабушек вместе с вязанием крючком, тактикой боя на январских распродажах и удивленным возгласом "а что это ты там делаешь"? -- В июне? -- спросила она. С бабушкой Нонетот никогда не надо спорить и выяснять, откуда она все знает. -- В июле. Но, ба, я не знаю, от Лондэна он, или от Майлза Хока, или от кого еще! -- А ты спроси у этого самого Майлза. -- Не могу! -- Тогда трясись дальше, -- ответила она. -- Черт возьми, бьюсь об заклад, что отец -- Лондэн! Ты же сказала, что воспоминания твои устранить не удалось, так почему бы и ребенку не остаться? Поверь мне, все будет хорошо. Может быть, не так, как ты думаешь, но все обязательно кончится хорошо. Хотелось бы мне разделять ее оптимизм! Она убрала руку с моего живота и легла на кровать -- игра в пингпонг взяла свое. -- Мне надо както попасть в книги без Прозопортала, ба. Бабушка открыла глаза и посмотрела на меня очень проницательно, что было странно для человека ее лет. -- Ха! Я прослужила в ТИПА семьдесят семь лет. В разных отделах. Я прыгала во времени взад и вперед, а порой и в сторону. Я выслеживала преступников, по сравнению с которыми Аид -- святой Звлкикс, и восемь раз спасала мир от уничтожения. Я повидала много такого, чего ты даже и представить себе не можешь, но все равно не имею ни малейшего понятия, как Майкрофт умудрился забросить тебя в "Джен Эйр". -- А... -- Прости, Четверг, ничем помочь не могу. Будь я на твоем месте, я подошла бы к решению проблемы с тыла. Кого из книгопрыгунов ты видела последним? -- Миссис Накадзима. -- И как ей это удавалось? -- Она просто вчитывалась в книгу, и все. -- А ты не пыталась? Я покачала головой. -- Может, стоит попробовать, -- посоветовала бабушка с убийственной серьезностью. -- Когда ты в первый раз попала в "Джен Эйр", разве это был не книгопрыжок? -- Думаю, да. -- Возможно, -- сказала она, наугад взяв книгу с полки над головой и бросая ее мне, -- тебе стоит попробовать. -- "Сказки крольчихи Флопси"? -- Ну так надо же с чегото начинать! -- хихикнув, ответила бабушка. Я помогла ей снять синие бумазейные тапочки и уложила поудобнее. -- Сто восемь! -- пробормотала она. -- Я чувствую себя как розовый кролик в этой самой рекламе батареек "фьюжнселл", помнишь, тот, что рекламирует марку "икс". -- Ты для меня моя "фьюжнселл", ба. Она слабо улыбнулась и снова откинулась на подушки. -- Почитай мне книжку, дорогая. Я села и открыла маленький томик Беатрис Поттер. Посмотрела на бабушку -- она лежала, закрыв глаза. -- Читай! И я прочитала, от корки до корки. -- И что? -- Ничего, -- печально ответила я. -- Даже запаха от кучи компоста не почувствовала и далекого жужжания газонокосилки не услышала? -- Нет, ничего. -- Ха! -- сказала бабушка. -- Прочти еще раз. Я прочитала еще и еще раз. -- Попрежнему ничего? -- Нет, ба. Я начала уставать. -- А как тебе миссис Крошка Мышь? -- Находчивая и умная, -- ответила я. -- Возможно, любит посплетничать и похвастаться знакомством с важными особами. Куда умнее кролика Бенджамина. -- А откуда ты это знаешь? -- спросила бабушка. -- Ну, Бенджамин разрешает своим детям, таким хрупким и уязвимым, спать на открытом воздухе, значит, родительского опыта у него совсем мало, хотя себято он бережет, можешь не сомневаться. Именно Крольчихе Флопси приходится его разыскивать, и, похоже, такое и прежде случалось. Понятно, что Бенджамину нельзя доверять детей. А мать должна проявлять сдержанность и мудрость. -- Может, и так, -- ответила бабушка, -- но что за мудрость торчать в окне, когда миссис и мистер Макгрегор обнаруживают, что им подсунули гнилые овощи? В чемто она была права. -- Этого требовала логика повествования, -- заявила я. -- Помоему, тут больше высокой драмы, если проследить, к чему привели кроличьи уловки. Не так ли? Мне кажется, если бы все решения принимала Флопси, она сразу вернулась бы в норку, но в этом случае вынуждена была подчиниться воле Беатрис Поттер. -- Интересная теория, -- отметила бабушка, вытягивая ноги на покрывале и шевеля затекшими пальцами. -- А мистер Макгрегор какой мерзавец, правда? Прямотаки Дарт Вейдер из детской книжки. -- Ошибаешься, -- сказала я. -- Классической злодейкой мне кажется миссис Макгрегор. Вроде леди Макбет. То, что Макгрегор с трудом считает и подурацки хихикает, может свидетельствовать о некоторой степени слабоумия, а значит, он легко поддается влиянию более агрессивной миссис Макгрегор. Мне кажется, их брак тоже под угрозой. Она называет его старым дураком и старой развалиной и заявляет, что гнилые овощи в мешке -- его тупая выходка, что он просто хотел так ее разозлить. -- Еще чтонибудь? -- Да ничего. Думаю, это все. Хорошая сказочка. Да? Но бабушка не отвечала -- она просто тихонько хихикала себе под нос. -- Значит, ты все еще здесь, -- спросила она, -- а не попала в домик мистера и миссис Макгрегор? -- Нет. -- В таком случае, -- ехидно начала бабушка, -- откуда ты знаешь, что она называет его старой развалиной? -- Так это в тексте есть. -- А ты проверь, Четверг, малютка моя. Я нашла нужную страницу и действительно обнаружила, что миссис Макгрегор ничего такого не говорила! -- Странно, -- сказала я. -- Наверное, я это просто придумала. -- Может быть, -- ответила бабушка. -- Или подслушала. Закройка глаза и опиши кухню Макгрегоров. -- Стенки сиреневого цвета, -- пробормотала я, -- большая плита, чайник весело свистит на огне. У стены шкаф с глиняными кувшинами в цветочек, на выскобленном кухонном столе стоит ваза, и в ней букет... Я осеклась. -- И откуда тебе об этом знать, -- торжествующе спросила бабушка, -- если ты действительно там не побывала? Я быстро пролистала книжку, пораженная и восхищенная дразнящим отблеском иного мира, который проступал сквозь яркие акварели и незамысловатую прозу. Я сосредоточилась изо всех сил, но ничего не вышло. Может, я хотела слишком многого, не знаю. После десятого прочтения перед глазами остались просто слова, напечатанные типографской краской, и больше ничего. -- Это только начало, -- подбодрила меня бабушка. -- Вернешься домой -- попробуй почитать другую книгу, но не жди результата слишком скоро. И я очень рекомендую тебе найти миссис Накадзима. Где она живет? -- Она поселилась в "Джен Эйр". -- А до того где жила? -- В Осаке. -- Так, может, тебе поискать ее там? И ради бога, отдохни! Я пообещала, что так и сделаю, поцеловала ее в лоб и вышла из комнаты. Глава 12. Дома, наедине с воспоминаниями "ЖАБньюс" -- ведущий информационный канал, а Лидия Сандалик -- его ведущий репортер. Если произошло какоенибудь важное событие, то можете поставить свой самый звонкий доллар на то, что "ЖАБ" сделает из него громкую новость. Когда русским в качестве репарации отдали ТанбриджУэллз, не было события громче -- за исключением, конечно, миграции мамонтов, рассуждений насчет приключений Бонзовундерпса в следующей серии и вопроса, бреет Лола Вавум подмышки или нет. Мой отец говорил, что в томто и заключается изысканно странная -- и угрожающе саморазрушительная -- причудливость человеческой природы, что людям куда интереснее бессмысленные пустяки, чем настоящие новости. (ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ. Жизнь в ТИПАСети) Поскольку меня до сих пор официально числили временно отстраненной от работы до конца слушаний в ТИПА1, то я вернулась домой, сбросила ботинки и насыпала Пиквик в миску фисташек. Сварила себе кофе, позвонила Безотказэну, и мы долго болтали, пытаясь сообразить, что еще изменилось с момента устранения Лондэна. Оказалось, немногое. С Антона попрежнему не сняли обвинения в провале атаки легкой танковой бригады, я попрежнему прожила в Лондоне десять лет, точно так же вернулась в Суиндон и так же днем раньше побывала на пикнике в Уффингтоне. Както раз папа сказал, что прошлое на редкость неохотно воспринимает изменения. И он был прав. Я поблагодарила Безотказэна, повесила трубку, немного порисовала, пытаясь расслабиться. Когда это не помогло, отправилась пешком на прогулку в Уффингтон. Присоединилась к туристам, собравшимся посмотреть, как грузят в трейлер расплющенную "испаносуизу". Компания "Левиафан эйршип" начала расследование и предложила одному из своих директоров взять на себя обвинение в покушении на убийство. Злополучный чиновник уже начал семилетнюю отсидку, надеясь таким образом отвратить от компании опасный и сулящий миллионные убытки судебный процесс. Вернувшись домой, я обнаружила на пороге какогото мерзкого типа, появление которого не предвещало ничего хорошего. Я никогда прежде его не видела, но он меня явно знал. -- Нонетот! -- взревел он. -- Платите за три месяца вперед, или я вышвырну вас вместе со всем вашим барахлом в мусорный бак! -- Вперед? -- ответила я, отпирая дверь и надеясь проскользнуть внутрь как можно скорее. -- Вы не можете такого требовать! -- Могу, -- ответил он и сунул мне под нос потрепанный экземпляр договора о найме. -- Домашние животные по условиям договора строго запрещены! Глава семь, пункт "б" под заголовком "Домашние животные -- только по специальному разрешению". Теперь платите. -- Здесь нет домашних животных, -- с невинным видом отозвалась я. -- А это что такое? Пиквик тихонько заклацала клювом и высунула голову изза двери, пытаясь увидеть, что тут творится. Очень не вовремя. -- Ах, это. Это мой друг. Едва владелец дома пригляделся к Пиквик, как глаза у него загорелись, а Пиквик тут же спряталась за дверь. Она была редкой версией одиндва, и, похоже, мой домохозяин в этом разбирался. Он окинул мою любимицу жадным взглядом. -- Продайте мне дронта, -- сказал он, -- и я освобожу вас от платы на четыре месяца. -- Она не продается, -- твердо ответила я. Пиквик дрожала у меня за спиной. -- Ах так? -- сказал домовладелец. -- Тогда два дня на оплату счетов, или я дам пинка под твою ТИПАзадницу. Усекла? -- Вы очень любезны. Он злобно глянул на меня, сунул мне счет и пошел дальше по коридору пугать других жильцов. Денег, чтобы заплатить за три месяца вперед, у меня не было, и он это знал. Порывшись в своих бумагах, я в конце концов нашла соглашение о найме и увидела, что он прав: такая статья в договоре присутствовала, правда, распространялась она явно на какихто крупных и опасных тварей вроде саблезубого тигра, но он был в своем праве. Карточки мои давно опустели, а кредит почти иссяк. ТИПА платит ровно столько, чтобы хватало на еду да на крышу над головой, покупка машины выгребла мои сбережения подчистую, а я даже еще не видела счета из гаража за ремонт. С кухни послышалось тревожное щелканье. -- Я скорее себя продам, -- заверила я Пиквик, которая выжидательно стояла, держа в клюве ошейник с поводком. Сунув банковские счета в коробку изпод обуви, я приготовила ужин и уселась перед телевизором, включив "ЖАБньюс". -- Глава русской делегации на переговорах согласился с предложением министра иностранных дел принять ТанбриджУэллз в качестве репараций, -- похоронным тоном вещал ведущий. -- Маленький городок площадью в две тысячи акров станет русским анклавом на территории Англии и будет переименован в БочкомостИсточник, а все население новой русской колонии получит двойное гражданство. С места событий передает Лидия Сандалик. Лидия, как дела? На экране возникла неповторимая репортерша "ЖАБньюс" на фоне главной улицы Танбриджа. -- Население сонного кентского городка пребывает в изумлении и смятении, -- мрачно ответила Сандалик, окруженная стайкой слегка озадаченных пожилых людей с тяжелыми сумками. -- Паническая скупка теплой одежды сменилась гневом по адресу министра иностранных дел, который принял подобное решение, даже не упомянув о пакете компенсаций. Рядом со мной кавалерийский офицер в отставке, полковник Виловбокус. Скажите, полковник, как вы отреагировали на сообщение о том, что через месяц ваша фамилия может поменяться на Вилобоков? -- Ну, -- скорбным тоном произнес полковник, -- я в ужасе, это решение отвратительно! Ничего более гнусного я и вообразить не могу! Я сорок лет сражался с русскими не для того, чтобы, выйдя в отставку, менять фамилию! Мы с миссис Виловбокус уедем, безусловно! -- Поскольку Российская Империя -- вторая из богатейших стран мира, -- продолжала Лидия, -- ТанбриджУэллз может оказаться, подобно острову Фетлар, важной оффшорной зоной для размещения капиталов богатой русской знати. -- Безусловно, -- согласился полковник, как следует подумав. -- Я бы подождал и посмотрел, как все обернется, а уж потом принял окончательное решение. Но если после передачи этого города русским у нас начнутся морозные зимы, мы вернемся в Брайтон. У меня, знаете ли, от холода суставы опухают. -- Вот и ответ на ваш вопрос, Карл. С вами была Лидия Сандалик, "ЖАБньюс", ТанбриджУэллз. На экране снова возникла студия. -- У телеканала "КротТВ" неприятности, -- продолжал ведущий. -- Тяжелым ударом для продюсеров популярного многосерийного шоу исторической реконструкции "Кортес жив, Кортес будет жить!", посвященного завоеванию империи ацтеков, стало решение жрецов не просто исключить одного участника шоу из тайного совета Теночтитлана, но принести его в жертву богу Солнца. Шоу закрыто, начато расследование. "КротТВ" заявляет, что "сожалеет о случившемся", но указывает, что "шоу осталось самым популярным на ТВ даже после кровавого жертвоприношения". Бретт? На экране опять появился диктор. -- Спасибо, Карл. Мамонт Майкл, две с половиной тонны весом, молодой самец из киркбрайдского стада, первым достиг пастбища в Редруте сегодня вечером в шесть часов двадцать семь минут. Репортаж Поля Перрекатти. Поль? На экране раскинулось ничем не примечательное корнуолльское поле. Толпа телерепортеров и зевак почти скрыла усталого мамонта. Поль Перрекатти, как всегда, щеголял в комбинезоне стрелка зенитной батареи и вид имел весьма разочарованный -- онто мечтал о репортажах с крымского фронта, а пришлось рассказывать о какомто косматом травоядном. -- Спасибо, Бретт. Что же, настал наконец сезон миграций, и все букмекерские конторы гудят, ведь первым оказался Майкл, и он принесет тем, кто на него поставил, двести процентов выигрыша... На соседнем канале шла викторина "Назови этот фрукт!", тошнотворное шоу. Я переключилась на документальный фильм о связях вигов с бэконианскими радикальными группировками в семидесятые годы. Затем пробежалась по остальным каналам и опять вернулась на "ЖАБньюс". Зазвонил телефон, пришлось снять трубку. -- Это Майлз. Он говорил запыхавшись, будто только что отжался сто раз за три минуты. -- Кто? -- Майлз. -- А! -- обалдев, сказала я. Так значит, это Майлз. Майлз Хок. Хозяин трусов на резинке и безвкусной спортивной куртки. -- Четверг? С тобой все в порядке? -- Со мной? Все отлично. Хорошо. Все в полном порядке. Лучше и не бывает. Лучше, чем... а как ты? -- Мне прийти? Ты както странно разговариваешь. -- Нет! -- ответила я несколько резковато. -- То есть нет, спасибо... мы ведь виделись... ааххх... -- Две недели назад? -- Да. И я очень занята. Бог знает как занята. Никогда такого завала на работе не было. Уж такая я. Занятая, как пчелка... -- Я слышал, ты показала дулю Скользому. Я забеспокоился. -- Скажи, мы с тобой когданибудь... Я не могла спросить о том, о чем так хотела узнать. -- Мы с тобой -- что? -- Мы с тобой... -- Мы с тобой когданибудь... ходили смотреть на миграцию мамонтов? Черт побери! -- Мамонтов? Да нет. А надо? Четверг, с тобой действительно все в порядке? Меня охватила паника -- глупость полная, учитывая обстоятельства. Ведь сталкиваясь с такими людьми, как Аид, я вовсе не паниковала. -- Да. То есть нет. Ой, в дверь звонят. Наверное, такси. -- Такси? А что с твоей машиной? -- Это пиццу привезли! На такси развозят пиццу! Мне надо идти! Не дав ему продолжить, я бросила трубку. Стукнула несколько раз себя по лбу, приговаривая: -- Идиотка... идиотка... идиотка!.. Я забегала по квартире как чокнутая, задергивая все шторы и выключая свет на случай, если этот самый Майлз вдруг приедет меня проведать. Сиделасидела в темноте, слушая, как Пиквик бродит по квартире, наталкиваясь на мебель, а потом решила, что совсем спятила и надо лечь да почитать на сон грядущий "Робинзона Крузо". Я взяла с кухни фонарик, разделась в темноте, забралась в постель, поудобнее улеглась на новом матрасе и начала читать, в душе надеясь повторить относительный успех со "Сказками крольчихи Флопси". Я дошла до сцены кораблекрушения и спасения Крузо на острове, пропустила занудные философствования и размышления о религии. На мгновение я остановилась и окинула взглядом спальню, чтобы посмотреть, не изменилось ли чтонибудь. Все оставалось попрежнему. Единственной переменой были лучи от фар, скользившие по стенам, когда машины сворачивали с дороги напротив моих окон. Послушав, как сама с собой щелкает клювом Пиквик, я вернулась к чтению. Оказывается, я устала куда больше, чем думала, и едва снова взялась за чтение, как, сама не заметив, задремала. Мне приснился какойто остров, жаркий и сухой. От легкого ветерка лениво покачивались пальмы, сияло яркоголубое небо, солнечный свет заливал песок. Я босиком шла по воде вдоль берега, и волны холодили мне ноги. На рифе в нескольких сотнях ярдов от меня лежал разбитый корабль с переломанными мачтами и спутанными снастями. На моих глазах на борт вскарабкался нагой человек, пошарил на палубе, натянул штаны и исчез в трюме. Я подождала немного, но он больше не появлялся, и я двинулась дальше. И там, в тени пальмы, увидела Лондэна. Он сидел и с улыбкой глядел на меня. -- На что ты смотришь? -- спросила я, улыбнувшись в ответ и прикрывая глаза от солнца. -- Я и забыл, как ты красива. -- Ой, перестань! -- Я не шучу, -- ответил он, вскочил на ноги и крепко обнял меня. -- Я так по тебе скучал. -- Я по тебе тоже. Но где ты? -- Точно и сам не знаю, -- с растерянным видом ответил он. -- Честно говоря, мне кажется, меня вообще нигде нет -- разве что здесь, в твоих воспоминаниях. -- Это мои воспоминания? И как они тебе? -- Ну, -- ответил Лондэн, -- есть тут понастоящему великолепные места, но есть и страшные. В этом они чемто похожи на Майорку. Чаю хочешь? Я огляделась в поисках чая, но Лондэн просто улыбался. -- Я тут недолго, но уже усвоил парочку трюков. Помнишь то местечко в Винчестере, где мы ели булочки с пылу с жару? Помнишь, на втором этаже, когда на улице лил дождь и человек с зонтиком... -- "Дарджилинг" или "ассам"? -- спросила официантка. -- "Дарджилинг", -- ответила я, -- и две порции сливок. Мне с земляникой, а моему другу -- с айвой. Остров исчез. Теперь мы сидели в чайной в Винчестере. Официантка чтото записала в блокнотике, улыбнулась и ушла. Почти все столики занимали симпатичные супружеские пары средних лет, сплошь в твидовых костюмах. Все было так, как я запомнила, -- и неудивительно. -- Ловко! -- воскликнула я. -- Я тут ни при чем! -- рассмеялся в ответ Лондэн. -- Это все ты. До самых мелочей. Запахи, звуки -- все твое. Я огляделась вокруг в молчаливом изумлении. -- И я все это могу вспомнить? -- Не совсем, Чет. Еще раз посмотри на наших соседей. Я повернулась на стуле и окинула чайную взглядом. Все пары были болееменее похожи. Все средних лет, в твидовых костюмах и все говорили с характерным столичным произношением. На самом деле они и не ели, и не разговаривали понастоящему -- просто создавали видимость многолюдной чайной. -- Замечательно, правда? -- возбужденно сказал Лондэн. -- Поскольку ты не можешь как следует вспомнить всех, кто там был, твой разум просто заполняет комнату обобщенными образами тех, кого ты могла бы увидеть в этой чайной в Винчестере. Так сказать, мнемонические обои. Здесь все кажется знакомым. Столовые приборы как у твоей мамы, картины на стенах -- пестрая смесь тех, что висели у нас дома. Официантка -- гибрид Лотти, подававшей ланч вам с Безотказэном, и женщины из фастфуда. Все белые пятна твоих воспоминаний заполнены чемто, что ты действительно помнишь. Это примерно как подтасовка фактов для затыкания дыр. Я снова посмотрела на наших соседей, которые теперь показались мне безликими. Вдруг я вспомнила коечто, и это "коечто" меня ужасно встревожило. -- Лондэн, ты, случаем, не забирался в мои подростковые воспоминания? -- Конечно нет. Это все равно что читать чужие письма. Услышанное меня обрадовало. Меньше всего мне хотелось посвящать Лондэна в историю своего идиотского увлечения парнем по имени Даррен и потери невинности с этим неумелым идиотом на заднем сиденье угнанного "моррисавосемь". Впервые я пожалела, что у меня хорошая память и что дядя Майкрофт не усовершенствовал свое устройство для ее очистки. Лондэн налил мне чаю и спросил: -- А как дела в реальном мире? -- Мне надо както пробраться в книги, -- поведала я ему. -- Завтра утром придется поехать на гравиметре в Осаку и попробовать найти миссис Накадзима. Далековато, но кто знает, может, выгорит? -- Осторожно, не... Лондэн осекся, словно ктото за моей спиной привлек его внимание. Обернувшись, я увидела того, кого меньше всего хотела бы здесь встретить. Я вскочила, отшвырнула в сторону стул, выхватила пистолет и направила его на высокого мужчину, который толькотолько вошел в чайную. -- Не поможет! -- осклабился Ахерон Аид. -- Единственный способ убить меня здесь -- забыть обо мне, но ты скорее о своем милом муженьке забудешь. Я посмотрела на Лондэна, и он возвел очи горе. -- Извини, Чет. Я собирался рассказать тебе о нем. В твоих воспоминаниях он живехонек -- но безобиден, уверяю тебя. Аид велел паре рядом с нами убираться, если им жизнь дорога, и сел на их место, принявшись за их недоеденное печенье с тмином. Он выглядел в точности таким, каким я видела его в последний раз на крыше Торнфильда, -- одежда на нем до сих пор немного дымилась. Я даже ощущала сухой жар углей, оставшихся от старого дома Рочестера, почти слышала треск огня и страшный предсмертный вопль Берты, когда Аид сбросил ее вниз. Злодей надменно усмехнулся. В моих воспоминаниях он был в относительной безопасности и знал это: прогнать его я могла, только проснувшись. Я сунула пистолет в кобуру. -- Привет, Аид, -- сказала я ему, садясь на место. -- Чаю? -- Мне? Как любезно. Я налила ему чаю. Он положил в чашку четыре ложечки сахара, перемешал, посмотрел на Лондэна оценивающим взглядом, а потом спросил: -- Так значит, вы и есть ПаркЛейн, да? -- То, что от него осталось. -- И вы с Нонетот любите друг друга? -- Да. Я взяла Лондэна за руку, словно подтверждая его слова. -- Когдато и я был влюблен, знаете ли, -- проговорил с отрешенной печальной улыбкой Аид. -- Даже до безумия -- посвоему, конечно. Мы вместе планировали гениальные преступления, а на первую годовщину нашего союза подожгли большой жилой дом. А потом сидели на высоком холме поблизости и смотрели на огонь, озаряющий небеса под вопли перепуганных жителей -- они звучали для нас словно симфония. Он грустно вздохнул. -- Но у нас ничего не вышло. Путь настоящей любви редко бывает гладок. Мне пришлось ее убить. -- Вам пришлось ее убить? -- Да, -- вздохнул он, -- но я не причинил ей боли и сказал, что мне очень жаль. -- Какая душещипательная история, -- пробормотал Лондэн. -- Мы в чемто похожи, мистер ПаркЛейн. -- Искренне надеюсь, что нет. -- Мы живы только в воспоминаниях Четверг. Она не избавится от меня до самой смерти, как и от вас, -- в этом есть некая ирония, не правда ли? Мужчина, которого она любит, и мужчина, которого она ненавидит!.. -- Он вернется, -- решительно ответила я. -- Вернется, как только я вызволю Джека Дэррмо из "Ворона". Ахерон рассмеялся. -- Я не стал бы так доверять обещаниям "Голиафа". Лондэн мертв, как и я, а то и прочнее -- я, по крайней мере, не погиб в раннем детстве. -- Но я прикончила тебя, Аид, -- сказал я, передавая ему джем и ножик, чтобы он сделал себе тартинку, -- и с "Голиафом" тоже разделаюсь. -- Посмотрим, -- задумчиво ответил Ахерон, -- посмотрим. Я подумала о воздушном трамвае и упавшей с неба "испаносуизе". -- А ты не пытался вчера меня убить, Аид? -- Если бы! -- ответил он, со смехом размахивая ложечкой для варенья. -- С другой стороны, почему бы и нет. Правда, здесь я только в облике твоего воспоминания обо мне. Очень надеюсь, что я всетаки не погиб, и существую гденибудь в реальном мире, и замышляю, замышляю, замышляю зло! Лондэн встал. -- Пошли, Чет. Пусть этот паяц облопается нашими булочками. Помнишь, как мы впервые поцеловались? Чайная внезапно исчезла, ее сменила теплая крымская ночь. Мы снова находились в лагере Аардварк и смотрели на обстрел Севастополя на горизонте. Самый замечательный фейерверк на свете -- если забыть, что там происходит на самом деле. Приглушенный расстоянием грохот орудий почти убаюкивал. Мы оба были в полевой форме и стояли рядом, но не прикасались друг к другу -- один бог знает, как нам этого хотелось. -- Где мы? -- спросил Лондэн. -- Там, где впервые поцеловались, -- ответила я. -- Нет! -- воскликнул он. -- Я помню, как мы с тобой смотрели на бомбардировку, но в тот вечер мы только разговаривали. На самом деле я впервые поцеловал тебя, когда ты везла меня на передовые позиции и мы застряли на минном поле. Я громко рассмеялась. -- Когда доходит до романтических воспоминаний, выясняется, что у мужчин память дырявая! Мы стояли рядом и отчаянно хотели прикоснуться друг к другу. Ты положил руку мне на плечо, притворившись, будто хочешь чтото мне показать, а я обняла тебя... вот так. Мы ничего не говорили, но когда обнялись, нас словно током прошило! Мы прикоснулись друг к другу. Все так и случилось. Дрожь пронзила меня, прошла по моему телу с головы до ног, стремительно вернулась в сердце и выступила на шее капельками пота. -- Что ж, -- тихо произнес Лондэн через несколько минут. -- Твоя версия мне больше нравится. Но если мы поцеловались здесь, тогда ночь на минном поле была... -- Да, -- сказала я. -- Да, правда. И мы оказались там. Это было две недели спустя. Как на необитаемом острове, сидели мы возле маленького броневичка ночью, в мертвой тишине посреди минного поля, отмеченного, вероятно, самым большим количеством знаков "Стой! Опасная зона!" в округе. -- Подумают, что ты это нарочно, -- сказала я ему, когда невидимые бомбардировщики прогудели у нас над головой, направляясь кудато, чтобы разбить когото в лепешку. -- Насколько я помню, все ограничилось выговором, -- заметил он. -- И потом, разве мы случайно туда попали? -- То есть ты нарочно заехал на минное поле, дабы меня там поиметь? -- со смехом спросила я. -- Ничего подобного, -- возразил Лондэн. -- Да и опасности никакой. Он торопливо достал из кармана карту. -- Капитан Птитс нарисовал ее для меня. -- Ах ты коварный негодяй! -- воскликнула я, бросая в него пустой жестянкой изпод НЗ. -- Я ж перетрусила до ужаса! -- Ага! -- ухмыльнулся мой супруг. -- Значит, в мои объятия тебя швырнула не любовь, а ужас? -- Ну, -- пожала я плечами, -- может быть, того и другого понемножку. Лондэн наклонился ко мне, но тут я кое о чем вспомнила и приложила палец к его губам. -- Но ведь тогда получилось не самым лучшим образом, да? Он помолчал, улыбнулся и прошептал мне на ухо: -- А на мебельном складе? -- Это уже в твоих мечтах, Лондэн. Хорошо, я намекну. Твоя нога все еще при тебе, и у нас недельный отпуск -- по счастливому совпадению, в одно и то же время. -- Это не было совпадением, -- улыбнулся Лондэн. -- Опять капитан Птитс? -- Две сотни плиток шоколада, но они того стоили! -- Лонд, ты знаешь, что ты развратник, а? Но ты самый лучший развратник на свете! Короче, -- продолжала я, -- мы решили проехаться на велосипедах по Валлийской республике. Пока я говорила, броневичок исчез и ночь растворилась. Мы шли, держась за руки, по небольшому леску к берегу реки. Стояло лето, вода весело бормотала, стекая по камням, пружинистый мох теплым ковром ложился нам под ноги. В голубом небе ни облачка, лучи солнца сквозили в зеленой листве у нас над головами. Мы раздвинули низкие ветви и двинулись на шум водопада, а потом набрели на два прислоненных к дереву велосипеда. Футляры на седлах были открыты, и палатка почти готова, осталось только воткнуть несколько колышков. Сердце у меня забилось сильнее, когда на меня снова нахлынули воспоминания об этом солнечном дне. Мы занялись было палаткой, но на мгновение остановились, охваченные страстью. Я сжала руку Лондэна, а он обнял меня за талию. Он улыбнулся мне своей забавной полуулыбкой. -- Когда я был жив, часто возвращался к этим воспоминаниям, -- признался он. -- Это одни из моих любимых, и, что удивительно, твоя память большинство деталей сохранила в точности. -- Правда? -- спросила я, а он в ответ нежно поцеловал меня в шею. Я вздрогнула и провела пальцами по его обнаженной спине. -- Абсолютная -- щелк! -- правда! -- Что ты сказал? -- Ничего -- щелкщелк! -- а что? -- О нет! Только не сейчас! -- Что? -- спросил Лондэн. -- Мне кажется, я... -- ... просыпаюсь. Но я уже разговаривала сама с собой. Я снова лежала в своей постели в Суиндоне, мое путешествие по воспоминаниям грубо прервала Пиквик, которая смотрела на меня с ковра, держа в клюве поводок и тихонько пощелкивая. Я бросила на нее гневный взгляд. -- Пики, ну ты и паразитка. Толькотолько чтото хорошее началось -- и тут ты! Она уставилась на меня, не понимая, в чем ее обвиняют. -- Я собираюсь оставить тебя у мамы, -- сообщила я ей, садясь в постели и потягиваясь. -- Мне надо на пару дней в Осаку. Она склонила голову набок и с любопытством воззрилась на меня. -- Вы с малышом будете в хороших руках, обещаю. Под ноги попалось чтото жесткое и щетинистое. Я посмотрела на предмет и усмехнулась про себя. Добрый знак. На ковре лежала старая скорлупа от кокосового ореха. Более того, ноги у меня были в песке! В конечном счете мое вчитывание в "Робинзона Крузо" оказалось не совсем безрезультатным. Глава 14. Гравиметро К концу десятилетия мы намерены создать транспортную систему, которая сможет доставить человека из НьюЙорка в Токио и обратно всего за дватри часа... (ДЖОН Ф. КЕННЕДИ, президент США) Первоначально для массовых перевозок по земному шару использовались железнодорожный транспорт и дирижабли. Железные дороги были быстры и удобны, но не годились для пересечения океанов. Дирижабли могли покрывать огромные расстояния, но двигались медленно и зависели от погодных условий. В пятидесятые годы путешествие из Австралии в Новую Зеландию обычно занимало десять дней. В 1960 году была введена новая транспортная система -- гравиметро. Она позволяла без задержки доставлять пассажиров в отдаленные уголки планет. Поездка в любой пункт назначения -- Окленд, Рим, ЛосАнджелес -- занимала около сорока минут. Возможно, гравиметро -- самое большое достижение инженерной мысли за всю историю человечества. (ВИНСЕНТ ПСИХХ. Гравиметро -- десятое чудо света) Пиквик не желала слезать со своего яйца всю дорогу до маминого дома и принималась нервно щелкать клювом, как только скорость превышала десять миль в час. Я устроила ей гнездо в сушильном шкафу, и она тут же стала хлопотать над яйцом, а остальные дронты тянули шеи, заглядывая в окно в надежде узнать, что же там творится. Пока мама делала мне сэндвич, я позвонила Безотказэну. -- У тебя все нормально? -- спросил он. -- Твой телефон не отвечал! -- Все в порядке, Без. Что нового в конторе? -- Новости просочились. -- О Лондэне? -- О "Карденио". Ктото проболтался газетчикам. СкоккиТауэрс сейчас осаждают репортеры. Лорд СкоккиМаус наорал на Виктора за то, что ктото из нас якобы выдал тайну. -- Не я. -- И не я. СкоккиМаус уже на этом наварил полмиллиона фунтов -- все издатели на свете жаждут получить права на первое издание. И кстати, ТИПА1 полностью тебя оправдали. Они считают, что раз снайпер из ТИПА14 вчера утром застрелил Киэлью, то, наверное, ты всетаки была права. -- Как любезно с их стороны. Значит, мой вынужденный отпуск закончился? -- Виктор хочет с тобой поговорить как можно скорее. -- Скажи ему, что я заболела, ладно? Мне надо съездить в Осаку. -- Зачем? -- Лучше тебе не знать. Я перезвоню. Я повесила трубку, и мама подала мне тост с сыром и чашку чая. Она села напротив и принялась листать захватанный номер "КРОТкой мисс" за последний месяц, тот, в котором напечатали мое фото. -- Мам, есть какиенибудь новости о Майкрофте и Полли? -- Я получила из Лондона открытку, они живы и здоровы, -- ответила она, -- но там еще говорилось, что им нужна банка маринованных овощей и динамометрический гаечный ключ. Оставила все это в мастерской Майкрофта, а в полдень прихожу -- ничего уже и нет. -- Мам? -- Да? -- Ты часто видишься с папой? Она улыбнулась. -- Почти каждое утро. Он заходит поздороваться. Иногда я даже даю ему с собой бутерброды... И тут ее перебил такой рев, будто несколько тысяч труб взвыли разом. Он прокатился по дому, так что даже чашки в шкафу задребезжали. -- Господи! -- воскликнула она. -- Только не это! Опять мамонты! Она выскочила за дверь. Это и вправду был самый настоящий мамонт, заросший густой бурой шерстью и огромный, как танк. Он проломил садовую ограду и теперь подозрительно принюхивался к глициниям. -- Пшел вон! -- завопила мама, лихорадочно ища какоенибудь оружие. Дронты благоразумно обратились в бегство и спрятались за садовым сарайчиком. Бросив глицинию, мамонт осторожно копнул кривым бивнем грядку с овощами, подцепил морковку и отправил ее в пасть, медленно, с явным удовольствием пережевывая. Мою маму чуть удар не хватил от злости. -- Опять! -- гневно закричала она. -- Отойди от моих гортензий, ты... ты... животное! Мамонт, не обращая на нее внимания, залпом всосал все содержимое декоративного пруда и в щепки растоптал садовую мебель. -- Оружие! -- вскричала мама. -- Дайте мне оружие! Я потом и кровью поливала этот сад, и никакое "возрожденное" травоядное не сожрет его на обед! Она исчезла в сарае и через мгновение появилась с метлой в руках. Но мамонт мало кого боялся, даже мою мать. В конце концов, он весил в пять раз больше, чем мы обе вместе взятые. И привык делать что хочет. Хорошо хоть сюда все стадо не вломилось. -- Пшел вон! -- взвизгнула мама и замахнулась метлой, пытаясь хлопнуть мамонта по заднице. -- Оставьте его! -- послышался сзади громкий голос. Мы обернулись. Через ограду перепрыгнул мужчина в костюме охотника на сафари и бросился к нам. -- Агент Даррелл, ТИПА13, -- задыхаясь, представился он, показав маме жетон. -- Только стукните мамонта -- и отправитесь под арест. Гнев моей матери обрушился на ТИПАагента. -- Значит, он будет пожирать мой сад, а я должна стоять и смотреть? -- Ее зовут Лютик, -- поправил Даррелл. -- Остальное стадо прошло западнее Суиндона, как и планировалось, но Лютик чтото замечталась. И вы будете стоять и смотреть. Мамонты охраняются законом! -- Отлично! -- негодующе воскликнула моя мать. -- Если бы вы делали свое дело, как положено, законопослушные граждане вроде меня до сих пор имели бы сады! Некогда цветущий оазис теперь выглядел так, словно подвергся массированному артобстрелу. Лютик, набившая брюхо маминой зеленью, перешагнула через ограду и удовлетворенно потерлась об уличный фонарь, переломив его, как лучинку. Фонарь упал на крышу машины и разбил лобовое стекло. Лютик еще раз победоносно затрубила, и ее рев наперебой подхватили сигнализации нескольких машин, а вдалеке послышался ответный трубный зов. Мамонтиха постояла, немного послушала и радостно затопала по дороге. -- Мне надо идти! -- воскликнул Даррелл, протягивая маме визитку. -- Позвоните по этому номеру для получения компенсации. Наверняка вам еще выдадут бесплатную брошюрку "Как сделать ваш сад менее уязвимым для хоботных". До свидания! Он приподнял шляпу и перепрыгнул через ограду, где его напарник заводил лендровер ТИПА13. Лютик снова затрубила, и лендровер, взвизгнув покрышками, рванул прочь, оставив нас с мамой одиноко взирать на руины сада. Дронты, поняв, что опасность миновала, выбрались изза сарайчика и, тихо перещелкиваясь, принялись клевать и рыть раскиданную землю. -- Может быть, устроить японский садик? -- вздохнула мама, отшвыривая метлу. -- Ох уж эта мне генная инженерия! Когда же кончится восстановление вымерших видов? Говорят, в НьюФоресте уже живут дикие диатримы! -- Городская легенда, -- заверила я ее, и она начала приводить садик в порядок. Я посмотрела на часы. Если хочу попасть сегодня вечером в Осаку, надо торопиться. На поезде я доехала до крупного международного терминала гравиметро "Сакнуссум" к западу от Лондона, там вышла и на платформе долго изучала расписание, выяснив, что следующий челнок до Сиднея уходит через час. Я купила билет, прошла контроль и десять минут отвечала на бессмысленные и нудные вопросы представительницы антитеррористической службы. -- У меня нет сумки. -- Она недоуменно посмотрела на меня, так что мне пришлось добавить: -- То есть она у меня была, но я ее потеряла, когда путешествовала в последний раз. Кажется, гравиметро ни разу не возвращало мне сумку после поездки. Она немного подумала, а потом сказала: -- Если бы у вас была сумка, если бы вы сами ее укладывали и если бы вы не оставляли ее без присмотра, имелись бы в ней следующие предметы? Она протянула мне список запрещенных к провозу предметов, и я покачала головой. -- Вы будете ужинать во время поездки? -- А у меня есть выбор? -- Да или нет. -- Нет. Она посмотрела на следующий вопрос в своем списке. -- С кем рядом вы предпочитаете сидеть? -- Рядом с монашкой или старушкой с вязанием, если можно. -- Хмм, -- задумчиво протянула девушка, тщательно изучая список пассажиров. -- Все монашки, бабушки и интеллигентные мужчины, не склонные приставать к женщинам, уже заняты. Боюсь, остались только занудный технарь, адвокат, недовольный судьбой алкоголик и ребенок, которого постоянно тошнит. -- Тогда технарь или адвокат. Она отметила мое место, а затем заявила: -- О небольшом опоздании челнока на Сидней будет объявлено с небольшим опозданием, мисс Нонетот. Почему запаздывают с объявлением опоздания, пока не известно. Другая девушка на контроле чтото прошептала ей на ухо. -- Мне только что передали, что причину задержки с объяснением опоздания тоже обнаружат с опозданием. Как только мы выясним, почему объяснение причины задерживается, мы вам сообщим в соответствии с правительственными инструкциями. Если вас не удовлетворяет скорость получения объяснений, можете получить возмещение морального ущерба в размере одного процента. Счастливого пути. Мне выдали посадочный талон и сказали, к какому выходу идти, когда объявят посадку. Я поблагодарила девушку, купила себе кофе с печеньем и стала ждать. Похоже, гравиметро поразила эпидемия опозданий. Вокруг меня сидели усталые пассажиры, ожидавшие своего рейса. В теории каждая поездка занимала меньше часа, вне зависимости от пункта назначения, но даже если когданибудь изобретут скоростной челнок, за двадцать минут доставляющий вас в другое полушарие, вы все равно четыре часа просидите на каждом конце, дожидаясь получения багажа или таможенной проверки. Снова ожил громкоговоритель. -- Вниманию пассажиров челнока рейсом на Сидней: отправление в одиннадцать часов четыре минуты! Задержка вызвана слишком большим количеством объяснений задержки, предлагаемых службой объяснений гравиметро. А сейчас мы рады сообщить вам, что, поскольку найдено применение избыточным объяснениям, челнок на Сидней, отправление в одиннадцать часов четыре минуты, готов вас принять. Вход номер шесть. Я допила кофе и стала пробираться сквозь толпу туда, где нас ждала капсула. Мне уже несколько раз доводилось ездить на гравиметро, но на глубинном челноке -- никогда. Свое последнее кругосветное путешествие я проделала на надмантиевых капсулах, больше похожих на поезда. Я прошла паспортный контроль, вошла в салон, и две стюардессы показали мне мое место. Застывшими улыбками они напоминали чемпионок по синхронному плаванию. Моим соседом оказался мужчина с копной черных растрепанных волос, читавший номер "Занимательных историй". -- Привет, -- сказал он негромко, без всякого выражения. -- Раньше на глубинке ныряли? -- Никогда. -- Это лучше американских горок, -- решительно заявил он и вернулся к своему журналу. Я пристегнулась. Рядом со мной сел высокий мужчина лет сорока в мешковатом клетчатом костюме. Физиономию его украшали пышные рыжие усы, а в петлице торчала гвоздика. -- Привет, Четверг! -- дружески поздоровался он, протягивая руку. -- Разрешите представиться: Острей Ньюхен. Я в изумлении уставилась на него, и он рассмеялся. -- Нам необходимо поговорить, к тому же я никогда прежде не ездил на гравиметро. И как функционирует эта штука? -- Гравиметро? Это туннель, проходящий через центр Земли. Всю дорогу до Сиднея мы проделаем в состоянии свободного падения. Но... но... но как вы нашлито меня? -- У беллетриции везде есть глаза и уши, мисс Нонетот. -- Ньюхен, пожалуйста, давайте начистоту, или я стану самым сложным вашим клиентом. Адвокат с интересом рассматривал меня, а стюардесса монотонным голосом зачитывала правила техники безопасности, под конец предупредив, что, пока сила тяжести не восстановится до сорока процентов, туалетом пользоваться нельзя. -- Вы ведь работаете в ТИПАСети? -- спросил Ньюхен, как только мы устроились и поместили весь багаж в мешки на молниях. Я кивнула. -- Беллетриция -- это полиция, следящая за порядком внутри книг ради сохранения целостности популярного чтива. Печатное слово только с виду прочное, но в наших кругах выражение "подвижная литера" имеет куда более глубокий смысл, чем в вашем мире. -- Финал "Джен Эйр", -- прошептала я, внезапно осознав, в чем дело. -- Я же его изменила, да? -- Боюсь, что так, -- кивнул Ньюхен, -- только не признавайтесь в этом никому, кроме меня. Это самое большое вторжение в литературный шедевр с тех пор, как ктото затеял такую свару с Великаном Отчаянием у Теккерея, что нам пришлось уничтожить весь текст целиком. -- До начала падения осталось две минуты, -- объявил пилот. -- Просим вас занять места, пристегнуться и проверить, пристегнуты ли дети. -- И что теперь? -- спросил Ньюхен. -- Вы правда ничего не знаете о гравиметро? Мой собеседник огляделся по сторонам и понизил голос. -- По мне, в вашем мире все какоето странное, Нонетот. Я прибыл из страны наглухо застегнутых черных пальто и глубоких теней, запутанных сюжетов, запуганных свидетелей, криминальных боссов, любовниц гангстеров, баров с сомнительной репутацией и пугающих развязок за шесть страниц до конца. Наверное, вид у меня был растерянный, потому что он еще понизил голос и прошептал: -- Я выдуманный, мисс Нонетот. Я из детективного сериала о Перкинсе и Ньюхене. Надеюсь, читали? -- Боюсь, что нет, -- призналась я. -- Ограниченный тираж, -- вздохнул Ньюхен. -- Но у нас хороший отзыв в "Книжном обозрении". Меня там назвали "хорошо выписанным и забавным персонажем... с несколькими запоминающимися чертами". "Крот" поместил нас в списке "Книг недели", но "Жаб" был не столь благосклонен... впрочем, кто станет слушать этих критиков? -- Вы -- из книги? -- наконец сообразила я. -- Только никому об этом не говорите, ладно? -- поспешно сказал он. -- А теперь расскажите мне про гравиметро. -- Ну, -- ответила я, собираясь с мыслями, -- через несколько минут капсула войдет в воздушный шлюз и начнется разгерметизация... -- Разгерметизация? Зачем? -- Трение необходимо свести к минимуму. Никакого сопротивления воздуха. Сильное магнитное поле не дает капсуле касаться стенок шахты. Мы просто пробудем в свободном падении все восемь тысяч миль до Сиднея. -- Значит, из любого города можно "глубинкой" добраться до любого другого? -- С Сиднеем и Токио связаны только Лондон и НьюЙорк. Если вы хотите попасть из БуэносАйреса в Окленд, вам надо сначала надмантиевым рейсом добраться до Майами, затем до НьюЙорка, нырнуть до Сиднея, а потом снова в надмантиевой капсуле до Окленда. -- И как быстро движется капсула? -- чуть нервничая, спросил Ньюхен. -- Четырнадцать тысяч миль в час, -- отозвался мой сосед изза журнала, -- не больше и не меньше. Мы будем падать все быстрее, но с уменьшающимся ускорением до самого центра Земли, где достигнем максимальной скорости. Как только минуем центр, скорость начнет снижаться, а в Сиднее упадет до нуля. -- Это не опасно? -- Нисколечко! -- заверила я его. -- А что, если нам навстречу попадется другая капсула? -- Такого не может быть. В каждой шахте только одна капсула. -- Это верно, -- подтвердил мой занудный сосед. -- Беспокойство может внушать только потенциальный отказ магнитной системы, которая не дает керамической шахте и нам вместе с ней расплавиться в жидкой магме. -- Не слушайте его, Ньюхен. -- А такое возможно? -- спросил адвокат. -- Прежде никогда не случалось, -- мрачно ответил технарь, -- а если и случалось, нам об этом точно не рассказывали. Ньюхен некоторое время сидел в задумчивости. -- До начала свободного падения осталось десять секунд, -- снова послышалось объявление. Трансляция сообщений из кабины прекратилась, и все напряглись, подсознательно отсчитывая секунды. В первые мгновения спуска кажется, будто на огромной скорости съезжаешь с горбатого моста, но легкая тошнота, сопровождавшаяся охами пассажиров, вскоре сменилась странным и почемуто даже радостным ощущением невесомости. Многие только для этого и "ныряют". Я повернулась к Ньюхену. -- Как вы? Он кивнул и выдавил слабую улыбку. -- Немного... странно, -- сказал он наконец, глядя на плавающий у него перед носом кончик собственного галстука. -- Значит, меня обвиняют во вторжении в художественное произведение? -- Вторжение второго класса в художественное произведение, -- поправил Ньюхен, громко сглотнув. -- Не такое тяжкое обвинение, как в случае намеренного вмешательства, но даже если мы сумеем доказать, что вы улучшили сюжет "Джен Эйр", возбудить дело все равно придется. В конце концов, мы не можем позволить людям вламываться в текст "Маленьких женщин", чтобы спасти Бет, правда? -- А вы способны им воспрепятствовать? -- Конечно нет. Они все равно пытаются. Когда предстанете перед судом, отрицайте все и притворитесь, что даже не понимаете сути обвинения. Я постараюсь добиться отсрочки по причине горячего одобрения читателей. -- А это поможет? -- Помогло, когда Фальстаф незаконным образом проник в "Виндзорских насмешниц" и подгреб под себя весь сюжет, изменив повествование. Мы думали, его вышлют назад во вторую часть "Генриха IV". Но нет, его поведение оправдали. Судья оказался фанатом оперы, может быть, это и повлияло. А про вас случайно оперу никто не написал, Верди там или ВоанУильямс? Ральф ВоанУильямс (1872 -- 1958) -- знаменитый английский композитор -- Нет. -- Жаль. Ощущение невесомости длилось недолго. Скорость торможения возросла, и мы постепенно начали снова ощущать собственный вес. Когда сила тяготения достигла сорока процентов нормальной, в кабине погасли предупредительные огни и нам разрешили передвигаться по салону. Технарьзануда справа от меня опять забубнил: -- Но настоящая красота гравиметро -- в его простоте. Поскольку сила тяжести всегда одинакова, вне зависимости от наклона шахты, поездка в Токио занимает ровно столько же времени, сколько и до НьюЙорка, и точно столько же мы добирались бы до Карлайла, не будь удобнее обычным поездом. Да что там, -- продолжал он, -- если бы мы могли использовать волновую индукцию для разгона капсулы на всем протяжении туннеля, мы вылетали бы из него на скорости свыше семи миль в секунду, на второй космической! -- А потом полетели бы на Луну, -- сказала я. -- Уже летали, -- заговорщически прошептал технарь. -- На темной стороне Луны уже построена база для секретных правительственных экспериментов. Там установлены передатчики, контролирующие наши мысли и действия путем трансляции излучения на Эмпайрстейтбилдинг по межпланетным каналам, а принадлежат они инопланетянам, которые хотят завладеть нашим миром и для этого заключили специальное соглашение с корпорацией "Голиаф" и вступили в тайный сговор с мировыми лидерами, известный как "ложковилка". -- Только не говорите мне, что в НьюФоресте живут настоящие диатримы. -- Откуда вы знаете? Я отвернулась, и через тридцать восемь минут после отправления из Лондона мы прибыли в Сиднейский док. Еле слышно щелкнул магнитный замок, не давая капсуле соскользнуть обратно в туннель. Когда погасли предупредительные огни и давление в шлюзе достигло нормального уровня, мы вышли наружу и убрались подальше от технаря, а то он уже вознамерился поведать всем желающим, что корпорация "Голиаф" виновна во вспышке оспы. Ньюхен, которому, видимо, понастоящему понравилось "нырять", проводил меня до багажного отделения, потом посмотрел на часы и заявил: -- Что же, мне пора. Спасибо за беседу. Мне надо вернуться и в очередной раз защищать Тесс. В оригинальном замысле Харди ее оправдывают. Послушайте, постарайтесь придумать какиенибудь смягчающие обстоятельства. Если не получится, соврите какнибудь покрасочнее. Чем невероятнее, тем лучше. -- И это ваш лучший совет? Давать ложные показания? Ньюхен вежливо кашлянул. -- Сообразительный адвокат может потянуть за разные ниточки, мисс Нонетот. Они собираются выставить свидетелями против вас миссис Фэйрфакс и Грейс Пул. Расклад не ахти, но пока дело не проиграно, оно не проиграно. Говорили, что у меня не получится снять с Генриха Пятого обвинение в военных преступлениях -- это когда он приказал перебить французских военнопленных, -- но мне это удалось. Та же история с Максом де Винтером и обвинением его в убийстве. Никто и не думал, что он вообще сумеет отмазаться. Кстати, а вы не передадите вот это письмо той самой красотке, Торпеддер? Очень буду вам благодарен. Он достал из кармана мятый конверт и уже собирался уйти. -- Постойте! -- окликнула его я. -- Где и когда состоится слушание? -- Я не сказал? Простите. Обвинение выбрало "Процесс" Кафки. Поверьте, я тут ни при чем. Завтра в девять двадцать пять. Вы говорите понемецки? -- Нет. -- Тогда возьмем английский перевод романа. Входите в конец второй главы. Наше дело после господина К. Запомните, что я сказал. Пока! И прежде чем я успела спросить, как попасть в головоломный шедевр хитросплетений кафкианской бюрократии, он исчез. Спустя полчаса надмантиевое гравиметро доставило меня в Токио. На улицах было почти пусто, я пересела на воздушный трамвай до Осаки и вышла в деловом районе в час ночи, спустя четыре часа после отъезда из "Сакнуссума". Я сняла номер в отеле и просидела всю ночь, глядя на мерцающие огни и думая о Лондэне. Глава 15. Осака. Все чудесатее и чудесатее Кэрролл Л. Алиса в Стране чудес Впервые я узнала, что обладаю странной и необыкновенной способностью нырять в книги, еще девочкой, когда училась в английской школе в Осаке, где преподавал мой отец. Мне велели встать и прочесть для всего класса отрывок из "ВинниПуха". Я начала с девятой главы: "Дождик лил, лил и лил", а потом внезапно замолчала, потому что ощутила, как вокруг меня быстро вырастает лес, простирающийся на сто акров. Я захлопнула книжку и вернулась в класс, мокрая и испуганная. Потом я уже спокойно перенеслась в этот лес из собственной спальни и пережила там чудесные приключения. Но даже в нежном возрасте я была осторожна и никогда не меняла главных сюжетных линий. Разве что научила Кристофера Робина читать и писать. (О.НАКАДЗИМА. Книгофессиональные приключения) Осака уступал Токио в суматошности, но жизнь в нем тоже кипела. Утром я позавтракала в отеле, купила номер "Дальневосточного Жаба" и, прочитав новости с местной точки зрения, взглянула на русские дела под новым углом. За завтраком я размышляла, как найти однуединственную женщину среди миллионного городского населения. Какиелибо сведения о ней, кроме фамилии и того, что она прекрасно владеет английским, у меня отсутствовали. Первым делом я попросила консьержку скопировать для меня все номера всех Накадзим из телефонной книги. И пришла в ужас, когда узнала, что Накадзима -- весьма распространенная фамилия. Их оказалось две тысячи семьдесят девять. Я позвонила наугад по первому попавшемуся номеру, и со мной в течение десяти минут беседовала очень любезная миссис Накадзима. Не поняв ни единого слова, я горячо поблагодарила ее, вздохнула, заказала большой кофейник в номер и принялась за работу. Поговорив по телефону с триста пятьдесят первым Накадзимой, который не умел нырять в книги, усталая и злая, я уже начала подумывать, что занимаюсь бесполезным делом: если миссис Накадзима переселилась в далекую предысторию "Джен Эйр", то вряд ли у нее под рукой имеется телефон. Я вздохнула, потянулась как следует, со стоном, похрустывая затекшими суставами, допила кофе и решила немного прогуляться в надежде расслабиться. По дороге я просматривала скопированные страницы, пытаясь придумать, как бы сузить зону поиска. Но тут мое внимание привлекла куртка какогото молодого человека. На Дальнем Востоке очень популярны куртки и футболки с английскими надписями. Порой они не лишены смысла, порой это просто набор слов, кажущихся молодым японцам столь же модными, сколь изысканными представляются нам иероглифы кэндзи. Мне попадались куртки со странными надписями вроде "100% Шевроле ОК летчик", "Эскадронный фильм Пратта и Уитни", так что я уже была готова ко всему. Но куртка, которая замаячила передо мной сейчас, превосходила все мыслимое и немыслимое. Это была хорошая кожаная куртка с вышитой на спине надписью: "СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ, МАЛЫШКА НОНЕТОТ!" Так я и поступила. Прошла за молодым японцем около двух кварталов и тут заметила вторую куртку с такой же надписью. За мостом мне попалась на глаза куртка с надписью "ТИПА, сюда", а потом "Джен Эйр -- форева!" Я бросилась за "Плохим парнем Голиафом". Но на этом сюрпризы не заканчивались: словно следуя какомуто загадочному зову, все люди в таких куртках, кепках и футболках шли в одну и ту же сторону. В голове внезапно зашевелились воспоминания о рухнувшей с неба "испаносуизе" и засаде на воздушном трамвае. Я нашарила в кармане энтроскоп и встряхнула: рис и чечевица слегка разделились. Энтропия падала. Я быстро развернулась и пошла в обратном направлении, сделала три шага, и тут у меня сложился рискованный план. Собственно, а почему бы не заставить падение энтропии работать на меня? Я дошла по надписям до ближайшей торговой площади и там увидела, что рис и чечевица, невзирая на встряхивания, образовали спиралевидный узор. Плотность совпадений достигла максимума: все, кто только попадался мне на глаза, щеголяли соответствующими надписями. "Майкротех", "Шарлотта Бронте", "Испаносуиза", "Голиаф" и эмблема воздушного трамвая "Скайрейл" виднелись на шляпах, куртках, зонтиках, рубашках, сумках. Я озиралась по сторонам, отчаянно пытаясь угадать, где находится эпицентр совпадений. И он нашелся. На пятачке посреди шумного рынка, по какойто необъяснимой причине свободном, перед маленьким столиком восседал старичок, смуглый, как ореховая скорлупа, и совершенно лысый, а изза столика у меня на глазах поднялась молодая женщина. Закрепленный на чемоданчике старика помятый лист картона на восьми языках сообщал, что его хозяин предсказывает судьбу и гадает. Английская надпись гласила: "У меня есть ответы на все ваши вопросы". Разумеется, все, что он скажет, непременно сбудется, и, если учесть, какими изощренными способами мой незримый враг пытался со мной покончить, старичок, весьма вероятно, предскажет мою гибель, хотя вряд ли она воспоследует немедленно, прямо за его столиком. Я подошла поближе к гадателю и снова встряхнула энтроскоп. Узор стал более четким, но зерна не разделились пополам, как я хотела. Старичок заметил мое смятение и поманил меня рукой. -- Парасю! -- прочирикал он. -- Парасю сюда! Весе саказу! Я остановилась и огляделась в поисках подвоха. Ничего. Совершенно мирная площадь в процветающем районе большого японского города. Что бы ни припас для меня мой неизвестный враг, он точно использует эффект неожиданности. Я все еще колебалась, не зная, стоит ли подходить к гадателю. Дело решила футболка, надпись на которой не имела ко мне никакого отношения. Стоит упустить этот шанс, и мне уже никогда не найти миссис Накадзима. Достав из кармана шариковую ручку, я нажала на кнопку и решительно зашагала к улыбавшемуся мне во весь рот человечку. -- Ходи сюда! -- зазывал он на ломаном английском. -- Весе саказу! Хоросо саказу! Но я не остановилась. На подходе к гадателю я сунула руку в сумку и вытащила наугад один листок из списка Накадзим, а поравнявшись со смуглым старичком, ткнула наугад ручкой в страницу и пустилась бежать. И тотчас же в то место, где я стояла секунду назад, ударила молния, поразив неудачливого предсказателя. Толпа испуганно ахнула. Я неслась сломя голову, пока снова не оказалась среди простых рубашек поло и обычных фирменных лейблов, там, где мой энтроскоп снова показывал случайный разброс зерен. Я рухнула на скамейку перевести дух, снова ощутила тошноту, и меня чуть не вывернуло в ближайший мусорный контейнер, к великому ужасу сидевшей рядом маленькой пожилой женщины. Мне чуть полегчало. Я посмотрела на проткнутый ручкой адрес. Если совпадения достигли максимума, как я надеялась, то это просто обязана быть та миссис Накадзима, которая мне нужна. Я повернулась к своей соседке, чтобы спросить дорогу, но ее и след простыл. Пришлось выяснять у прохожих, как добраться до моей миссис Накадзима. Похоже, небольшое количество отрицательной энтропии еще осталось -- до цели оказалось не больше двух минут пешком. Многоквартирный дом, к которому я направлялась, имел довольно обшарпанный вид. Замазанные строительным раствором трещины успели разойтись заново, а грязь на отслаивающейся краске висела клочьями. Внутри, в маленьком вестибюльчике, пожилой консьерж смотрел японскую версию "Моржстрит, 65". Он направил меня на пятый этаж, где в конце коридора и обнаружилась квартира миссис Накадзима. Лак на двери потерял блеск, бронзовая дверная ручка потускнела и покрылась пылью. Тут уже давно никто не бывал. К моему удивлению, ручка легко повернулась и дверь чуть приоткрылась. Я постояла, огляделась по сторонам, распахнула дверь и вошла. Миссис Накадзима жила в совершенно обычной квартире. Три комнаты, ванная и кухня. Стены и потолок беленые, пол -- из светлого дерева. Впечатление складывалось такое, будто она уехала отсюда несколько месяцев назад и забрала с собой почти все. Единственным заметным исключением являлся маленький столик у окна в гостиной, на котором помещались четыре тоненькие книжки в кожаных переплетах и бронзовый светильник. Я взяла верхнюю книжку. На обложке было вытиснено "Беллетриция", а под надписью -- незнакомая мне фамилия. Открыть книгу мне не удалось. Попыталась открыть вторую книжку -- с тем же успехом, но затем увидела третью и остановилась. Легко коснулась тонкой брошюрки, кончиками пальцев смахнула слой пыли на корешке. Волосы на голове зашевелились, по телу пробежала дрожь. Но не от страха. Просто меня осенило: эта книга откроется обязательно. Потому что на обложке стояло мое собственное имя. Меня ждали. Я открыла книгу. На титульном листе миссис Накадзима записала для меня четким почерком краткие указания: "Для Четверг Нонетот, в предвкушении плодотворного сотрудничества и приятного времяпрепровождения в беллетриции. Я впустила вас в книгу, когда вам было девять лет, но теперь вы должны проделать это самостоятельно -- вам это по силам, и вы это сделаете. Также советую поторопиться: пока вы это читаете, по коридору шагает мистер ДэррмоКакер, и пришел он явно не ради сбора пожертвований для детей погибших агентов Хроностражи. Миссис Накадзима". Я подбежала к двери и успела задвинуть щеколду, как раз когда дверная ручка задергалась. Повисла пауза. Затем в дверь забарабанили. -- Нонетот! -- послышался знакомый голос ДэррмоКакера. -- Я знаю, вы здесь! Впустите меня, и мы вернем Джека вместе! За мной следили, однозначно. До меня вдруг дошло, что "Голиафу" куда важнее узнать способ проникновения в книги, чем заполучить обратно Джека. У них в бюджете отдела по разработке передового оружия зияла дыра в несколько миллиардов, и Прозопортал -- любой Прозопортал -- как раз поможет ее залатать. Я послала его к чертям и вернулась к книге. На первой странице под большим заголовком "СНАЧАЛА ПРОЧТИ МЕНЯ!" содержалось описание какойто библиотеки. Второго приглашения мне не требовалось. Дверь прогнулась под тяжелым ударом, и краска возле замка пошла трещинами. Если это Хренс и Редькинс, створки долго не выдержат. Я расслабилась, глубоко вздохнула, откашлялась и громко, четко и уверенно прочла текст. Никогда еще я так не читала. -- Это был длинный, темный, обшитый деревянными панелями коридор, уставленный шкафами с книгами от самого пола, устланного роскошным ковром, до сводчатого потолка... Я читала, а удары становились все крепче. Наконец дверная рама треснула возле петель и рухнула внутрь вместе с Хренсом, который тяжело приземлился сверху, а на него навалился Редькинс. -- По ковру шел геометрический узор, а потолок украшали рельефы со сценами из античных... -- Нонетот! -- вскричал ДэррмоКакер, просовывая голову над копошащимися друг на друге в попытках встать Хренсом и Редькинсом. -- Вы почему поехали в Осаку? Мы так не договаривались! Я же велел держать меня в курсе! Ничего с вами не случится... Но чтото и впрямь происходило. Нечто новое, нечто ИНОЕ.Отвращение, питаемое мной к "Голиафу", желание убраться отсюда как можно скорее, ясное понимание того, что, не попав в книгу, я никогда больше не увижу Лондэна, -- все это придало мне сил и помогло пересечь границу, остававшуюся почти непреодолимой с того дня, как я впервые попала в "Джен Эйр" в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году. -- Высоко над головой через равные промежутки виднелись красивые круглые окна, сквозь которые проникал дневной свет... ДэррмоКакер вроде бы бросился ко мне, но начал расплываться, сделался смутным и бесплотным, и, хотя губы его шевелились, звук долетал до меня лишь через секунду. Я не отрываясь читала, и комната вокруг меня начала исчезать. -- Нонетот! -- заорал голиафовец. -- Вы еще пожалеете об этом, обещаю! Я упорно читала дальше. -- ...подчеркивая торжественную атмосферу библиотеки... -- Сука! -- услышала я крик моего преследователя. -- Хватайте ее!.. Но слова его растворились в пустоте. Комната словно наполнилась утренним туманом, потом все потемнело. По телу пробежала легкая дрожь -- и в следующее мгновение меня не стало. Я дважды моргнула, но Осака осталась гдето далеко. Закрыв книгу, я аккуратно убрала ее в карман и огляделась. По обе стороны от меня простирался обшитый деревянными панелями длинный темный коридор, вдоль которого от покрытого роскошным ковром пола до сводчатого потолка высились бесконечные книжные шкафы. По ковру шел элегантный геометрический узор, потолок украшали рельефы на античные темы, а с каждого карниза взирал бюст писателя. Высоко над головой через равные промежутки виднелись круглые окна, сквозь которые проникал дневной свет, отражаясь на полированном дереве. В библиотеке царила торжественная атмосфера. Вдоль стен тянулся длинный ряд читальных столов с бронзовыми лампами под зелеными абажурами. Библиотека казалась бесконечной, оба конца коридора терялись в полумраке. Но это не имело значения. Описывать библиотеку -- все равно что любоваться картиной Тернера и при этом рассказывать о красоте рамы. Полки от пола до потолка были заставлены книгами. Сотни, тысячи, миллионы книг. В твердом переплете, в мягком, в кожаном, неправленые гранки, рукописи -- все. Я подошла ближе и легонько провела пальцами по старинным фолиантам. Они оказались теплыми на ощупь. Я наклонилась и приложила ухо к корешкам. До меня донесся далекий гул, разговоры людей, шум машин, крики чаек, смех, шуршание прибоя по камням, ветер в зимнем лесу, далекий раскат грома, смех играющих детей, молот кузнеца -- миллионы звуков одновременно. И тут на меня снизошло озарение, словно застилавшие разум тучи на мгновение раздвинулись и я с беспредельной ясностью осознала, что представляют собой все эти книги. Это были не просто слова на бумаге, призванные вызывать в нас ощущение реальности, -- каждая из этих книг сама являлась реальностью. И сходства с теми, что я читала дома, они имели не больше, чем фотография с оригиналом. Эти книги были живыми! Я медленно шла по коридору, осторожно ведя пальцами по корешкам, наслаждаясь этим мягким, уютным постукиванием и то и дело примечая знакомые названия. Через несколько сотен ярдов передо мной возник перекресток -- один коридор пересекал другой. Посередине виднелась круглая шахта, куда уходила приваренная к стене винтовая лестница с коваными перилами. Я опасливо заглянула в бездну. В какихнибудь тридцати футах внизу виднелся еще один этаж, в точности такой же, как этот. Но в середине его я заметила еще одно круглое отверстие, сквозь которое различила еще один этаж, а за ним еще и еще. Я подняла голову. Надо мной маячило то же самое -- круглый колодец и винтовая лестница, уходящая в головокружительную высоту. Я оперлась на перила и снова обвела взглядом огромную библиотеку. -- Ну что же, -- произнесла я в пространство, -- похоже, я уже не в Осаке. Глава 16. Разговор с Котом Чеширский Кот был первым персонажем, повстречавшимся мне в беллетриции, а его неожиданные появления изрядно скрасили мое пребывание в мире книг. Он надавал мне множество советов. Некоторые оказались полезны, некоторые -- так себе, а иные нелогичны до абсурда: как вспомню о них, голова идет кругом. Но за все это время я так и не выяснила, сколько ему лет, откуда он взялся и куда исчезал. Это одна из тайн беллетриции, пусть и не самая величественная. (ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ. Беллетрицейские хроники) -- Надо же, посетитель! -- воскликнул ктото у меня за спиной. -- Какой приятный сюрприз! Я обернулась и с изумлением обнаружила у себя за спиной огромного роскошного полосатого кота, устроившегося на самом краешке верхней полки. В его взгляде неповторимым образом сочетались безумие и благодушие. Он сохранял полную неподвижность, только время от времени подергивал кончиком хвоста. Я никогда прежде не встречала говорящих котов, но, как утверждал отец, хорошие манеры еще никого не подводили. -- Добрый день, мистер Кот. Кот широко раскрыл глаза, и улыбка с его морды исчезла. Он несколько секунд оглядывал коридор, а затем спросил: -- Это вы мне? Я подавила смех. -- Я больше никого здесь не вижу. -- А! -- снова расплылся в улыбке Кот. -- Это потому, что вы временно страдаете кошачьей слепотой. -- Никогда не слышала о такой болезни. -- Это необычная болезнь, -- беззаботно ответил он, лизнув лапу и пригладив усы. -- Думаю, вы слыхали о курительной слепоте, когда не видишь куриц? -- Куриной, не курительной, -- поправила я его. -- Да какая разница. -- А если у меня кошачья слепота, -- продолжала я, -- то как же я вижу вас? -- Может, сменим тему? -- парировал Кот, обводя лапой коридор. -- Как вы находите библиотеку? -- Она очень большая, -- прошептала я, глядя по сторонам. -- Две сотни миль в диаметре, -- небрежно заметил Кот и заурчал. -- Тридцать один этаж над землей и тридцать один внизу. -- Наверное, у вас тут