по экземпляру всех книг, -- сказала я. -- Всех книг, что когдалибо были написаны, -- поправил меня Кот. -- И еще некоторых. -- И сколько их? -- Ну, я сам не считал, но уж всяко больше десятка. Кот осклабился и заморгал огромными зелеными глазами, и я вдруг сообразила, где он мне встречался. -- Вы ведь Чеширский Кот, правда? -- Я был Чеширским Котом, -- чуть печально отозвался он. -- Но границы графства перенесли, и теперь я, строго говоря, единственный и полномочный представитель Уоррингтонских котов, но это звучит уже не так внушительно. Вам у нас понравится, здесь все не в своем уме. -- Но мне не хочется оказаться среди сумасшедших, -- возмутилась я. -- Что поделаешь, -- ответил Кот. -- Мы тут все такие. Я не в своем уме. Вы не в своем. Я щелкнула пальцами. -- Минутку! Точно такой же разговор вы ведете в "Алисе в Стране чудес", сразу после того как младенец превратился в поросенка! -- А! -- ответил Кот, раздраженно дернув хвостом. -- Думаете, сумеете написать свой собственный диалог, да? Я вижу людей насквозь. И зрелище это не из приятных. Но пожалуйста. Кстати, младенец превратился не в поросенка, а в полрысенка. -- Помилуйте, в поросенка. -- Полрысенка, -- уперся Кот. -- Кто в книге был, вы или я? -- Однозначно в поросенка, -- настаивала я. -- Ладно же! -- воскликнул Кот. -- Сейчас пойду и проверю. И вот тогда у вас будет очень глупый вид, обещаю! С этими словами он исчез. Я немного постояла, размышляя, может ли случиться со мной чтонибудь еще более странное. Когда я пришла к выводу, что вряд ли, начал снова появляться Кот -- сначала хвост, потом тело и наконец голова и рот. -- Ну? -- спросила я. -- Все верно, -- проворчал Кот. -- Поросенок. Слух у меня неважный, думаю, все изза перца. Кстати, чуть не забыл. Вас направляют стажером к мисс Хэвишем. -- Мисс Хэвишем? Из "Больших надежд"? -- А что, есть другие? Все будет хорошо, только не упоминайте о свадьбе. -- Постараюсь. Ой, подождите... Вы сказали, стажером? -- Конечно. Попасть сюда -- только половина дела. Если хотите стать одной из нас, вам придется учиться с нуля. Сейчас вы умеете только путешествовать. Когда немного попрактикуетесь, может быть, научитесь точно приземляться на нужную страницу. Но если пожелаете углубиться в предысторию или забраться дальше сносок, придется пройти полный курс. Когда мисс Хэвишем вас вымуштрует, вы сможете спокойно посещать наброски, вымаранных персонажей или давнымдавно выброшенные главы, хотя смысла в этом мало, а то и вовсе нет. Кто знает, может, вам посчастливится отыскать сущность книги, центральный нерв энергии, который связывает роман воедино. -- Вы имеете в виду корешок? -- уточнила я, еще не искушенная в тонкостях беллетриции. Кот раздраженно хлестнул хвостом. -- Нет, глупышка, идею, мысль, искру. Стоит увидеть первый замысел книги, как все, что вы когдалибо видели или чувствовали, покажется вам не более волнующим, чем старые тапочки. Постарайтесь вообразить следующее: вы сидите на мягкой травке теплым летним вечером, глядя на восхитительный закат. Откудато доносится берущая за душу музыка, а в руках у вас чудесная книга. Ощутили? -- Думаю, да. -- Отлично, теперь представьте себе большую миску теплой сметаны и прочувствуйте, как вы лакаете ее медленномедленно, пока не вымажете все усы. Чеширский Кот сладострастно вздрогнул. -- Если проделать все это и умножить на тысячу, тогда, возможно -- только возможно, -- вы получите коекакое представление о том, о чем идет речь. -- А сметану можно пропустить? -- Как угодно. В конце концов, это всего лишь мечты. И, дернув хвостом, Кот исчез. Я обернулась, ища его взглядом, и с удивлением обнаружила собеседника на другом шкафу по другую сторону коридора. -- Для стажера вы староваты, -- продолжал Кот, складывая лапы и пристально, я бы даже сказала, нахально рассматривая меня. -- Мы вас ждали почти двадцать лет. И где вас носило? -- Я... я... я не знала, что умею вот так. -- То есть вы хотите сказать, знали, что не умеете? Это не одно и то же. Но как повашему, вы способны помочь нам здесь, в беллетриции? -- Я правда не знаю, -- вполне честно ответила я, хотя в глубине души данный путь казался мне единственной надеждой вернуть Лондэна. Но я не понимала, зачем он задает мне все эти вопросы, и потому спросила: -- А выто чем занимаетесь? -- Я библиотекарь, -- горделиво ответил Кот. -- В вашем ведении находятся все эти книги? -- Конечно. Можете задать мне любой вопрос. -- "Джен Эйр", -- сказала я, желая просто узнать, где она стоит, но, когда Кот начал отвечать, поняла, что быть библиотекарем здесь совсем не то, что у меня дома. -- Семьсот двадцать восьмой пункт в списке наиболее читаемых романов, -- заученным тоном, как попугай, ответил Кот. -- Общее число прочтений на данный момент -- восемьдесят два миллиона пятьсот восемьдесят одна тысяча четыреста тридцать. Количество читающих на данный момент -- восемьсот двадцать девять тысяч триста двадцать один. Из них тысяча четыреста двадцать один читают роман, пока мы с вами разговариваем. Хороший показатель. Вероятно, на количество повлияли частые упоминания романа в новостях. -- А какая книга наиболее популярна? -- На настоящий момент или вообще? -- Вообще. Кот на мгновение задумался. -- Если говорить о прозе, то "Убить пересмешника". И не только потому, что мы от нее без ума, но еще и потому, что это единственная книга из написанных позвоночными, как следует переведенная для членистоногих. А если уж вам удалось проделать трещинку в панцире омарового рынка -- пардон за каламбур, -- то через миллиард лет вам действительно придется сбывать эти книги изпод полы. Для членистоногих ее название выглядит как "Ткилтликикислкикскли", или, в литературном переводе, "Прошлое несуществующее состояние морского ангела". Аттикус Финч превращается в омара по имени Тклики и защищает мечехвоста по имени Кликифлик. -- И как перевод по сравнению с оригиналом? -- Неплох. Хотя от сцены с креветками просто жуть берет. Кстати, благодаря читателямракообразным Дафна Фаркитт тоже попала в список лидеров. -- Дафна Фаркитт? -- удивленно отозвалась я. -- Эта чушь? -- Только для нас. Высокоразвитые членистоногие от чтения романов Фаркитт преисполняются благоговения, граничащего с религиозным фанатизмом. Понимаете, я не фанат Фаркитт, но ее лифчикораздирающая халтура "Сквайр из Хай Поттерньюз" вызвала одну из наиболее продолжительных и кровавых панциреломных войн, когдалибо бушевавших на планете. Я наконец поняла. -- Значит, вы отвечаете за все эти книги? -- Вот именно, -- беспечно отозвался Кот. -- А если я хочу войти в книгу, мне достаточно взять ее и прочесть? -- Это не такто просто, -- ответил Кот. -- Вы можете войти только в ту книгу, в которую ктото уже проложил дорогу. Все книги, как вы, наверное, заметили, имеют либо красные, либо зеленые обложки. Зеленые означают, что путь проложен, красные -- что нет. Очень просто -- вы же не дальтоник, верно? -- Нет. Значит, если я хочу попасть в книгу... не знаю, давайте возьмем навскидку... Например, в "Ворона" По, то... Но когда я назвала книгу, Кот поморщился. -- Есть места, куда лучше не соваться, -- укоризненно изрек он, хлеща хвостом по бокам. -- Одно из таких мест -- произведения Эдгара Аллана По. Его книгам свойственна некая неуравновешенность. В них есть чтото пугающее и непонятное. То же самое можно сказать и о большинстве авторов готических романов -- о де Саде, Уэбстере, Уитли, Кинге. Если вы попадете туда, то рискуете и не вернуться. Они могут втянуть вас в повествование, и вы застрянете там, даже не успев сообразить, в чем дело. Давайте я вам коечто покажу. И внезапно мы оказались в большом гулком зале, сводчатый потолок которого поддерживали дорические колонны, а пол и стены были облицованы красным мрамором. Помещение напоминало холл в старинном отеле -- только раз в сорок больше. Здесь вполне мог уместиться дирижабль, и еще осталось бы место для воздушных гонок. От высоких дверей шла красная ковровая дорожка, бронза сверкала как золото. -- Здесь мы высекаем имена убуджумленных, Буджумы -- нечто вроде зубастых дельфинов с человечьими зубами и с языком типа говяжьего (Кэрролл Л. Охота на Снарка) -- тихо произнес Кот. Он показал лапой на большую гранитную стелу высотой в две машины, поставленные вертикально друг на друга. Памятник изображал открытую книгу. С левой стороны был высечен входящий в страницу человек, прямо поверх него по странице шел текст, а справа виднелись ряды фамилий. Каменщик с резцом и молотком осторожно высекал очередную фамилию. При нашем появлении он чуть приподнял шляпу и вернулся к работе. -- Погибшие или пропавшие без вести во время исполнения служебных обязанностей оперативники прозоресурса, -- объяснил Кот, усевшись на монументе. -- Мы зовем его Буджуммориалом. Я ткнула пальцем в имя на гранитной странице. -- Эмброуз Бирс Амброз (Эмброуз) Гвинет Бирс (1842 -- 1914?) -- знаменитый американский писатель и журналист. Гений макабра, черного юмора и непревзойденный автор военной прозы. В 1913 году Бирс отправился военным корреспондентом в охваченную революционной войной Мексику. Его загадочное исчезновение не то по дороге, не то уже в Мексике до сих пор остается тайной был агентом беллетриции? -- Одним из лучших. Добрый, милый Эмброуз! Блестящий писатель, но слишком уж импульсивен. Был. Он в одиночку (!) направился в "Литературную жизнь Каквас Тама" -- рассказ По, где вроде бы нет никаких ужасов. Кот вздохнул, затем продолжил. -- Он пытался найти черный ход в стихотворения По. Как известно, из "Каквас Тама" можно попасть в "Черного кота" сквозь не совсем понятный глагол в третьем абзаце, а из "Черного кота" в "Падение дома Ашеров" путем простой уловки -- взять лошадь в Никейских конюшнях. Оттуда Бирс надеялся попасть в поэзию через стихотворение, цитируемое в "Ашерах", -- "Обитель привидений", чтобы как с трамплина прыгнуть оттуда в остальные стихи По. -- И что случилось? -- Больше мы о нем не слышали. За ним последовали двое его коллегкнигошественников. Один задохнулся, а другой, бедный Ахав, сошел с ума. Ему все казалось, будто его преследует белый кит. Мы думаем, Эмброуз замурован вместе с бочонком амонтильядо или похоронен заживо либо его постигла какаято иная печальная участь. Тогдато и приняли решение закрыть По для посещений. -- Значит, Антуан де СентЭкзюпери тоже погиб на задании? -- Вовсе нет. Он не вернулся из разведывательного полета. -- Трагично. -- Конечно, -- ответил Кот. -- Он задолжал мне сорок франков и обещал научить играть Дебюсси на рояле, жонглируя апельсинами. -- Жонглируя апельсинами? -- Ну да. Ладно. Мне пора. Мисс Хэвишем все вам объяснит. Вот через эти двери вы попадете в библиотеку, там на лифте доедете до пятого этажа, первый поворот направо. Книгу найдете гдето через сто ярдов слева. "Большие надежды" в зеленом переплете, так что трудностей возникнуть не должно. -- Спасибо. -- О, не за что, -- сказал Кот, махнул лапой и очень медленно стал таять, начиная с кончика хвоста. Он успел еще попросить меня захватить в следующий раз кошачий корм с запахом тунца, и я осталась наедине с гранитным Буджуммориалом. Под высоким потолком библиотечного зала негромко постукивал молоток. По мраморной лестнице я вернулась в Библиотеку, поднялась на одном из кованых лифтов и пошла по коридору, пока не набрела на полки с романами Диккенса. Здесь имелось двадцать девять различных изданий "Больших надежд" -- от ранних набросков до последних версий, исправленных самим автором. Я взяла самый новый том, открыла его на первой главе и услышала тихий шелест деревьев на ветру. Перевернула несколько листов -- звук менялся от сцены к сцене, от страницы к странице. Найдя первое упоминание о мисс Хэвишем, я выбрала подходящее место и прочла текст вслух, изо всех сил желая, чтобы слова ожили. И они ожили. Глава 17. Мисс Хэвишем "Большие надежды" были написаны в 1860 -- 1861 годах, чтобы возместить убытки от продаж еженедельника "Круглый год", финансируемого самим Диккенсом. Роман имел большой успех. История Пипа, подмастерья, превратившегося в джентльмена и благодаря неизвестному покровителю вошедшего в светское общество, знакомит читателя со множеством новых разнообразных персонажей: простым и честным кузнецом Джо Гарджери, Абелем Мэгвичем, преступником, которому Пип помогает в первой главе, адвокатом Джеггерсом, Гербертом Покетом, который становится другом Пипу и учит его вести себя в лондонском свете. Но именно мисс Хэвишем, брошенная у алтаря и живущая в мрачном уединении, не снимая изорванного подвенечного платья, становится звездой романа. Она -- один из самых запоминающихся персонажей. (МИЛЬОН ДЕ РОЗ. "Большие надежды": Критический анализ) Я очутилась в большом темном зале, пропахшем затхлой плесенью. Окна были закрыты ставнями, и мрак рассеивали только несколько свечей. Их скудный свет лишь подчеркивал угрюмость обстановки. В центре комнаты стоял длинный стол, некогда накрытый для свадебного пиршества, но теперь на нем громоздились лишь тусклое серебро и запыленный фарфор. В тарелках и на блюдах засохли остатки угощения, посередине возвышался затянутый паутиной большой свадебный торт, покосившийся, словно ветхий дом. Я много раз перечитывала эту сцену, но одно дело читать, другое -- увидеть собственными глазами. Наяву краски проступают яснее, да и запах гнили со страниц исходит нечасто. Я стояла в углу напротив мисс Хэвишем, Эстеллы и Пипа и молча наблюдала за ними. Пип с Эстеллой только что закончили играть в карты, а мисс Хэвишем, горделивая и величественная в своем оборванном подвенечном платье и фате, казалось, о чемто задумалась. -- Когда же тебе опять прийти? -- сказала мисс Хэвишем. -- Сейчас подумаю. -- Сегодня среда, мэм... -- начал было Пип, но пожилая дама жестом велела ему замолчать. -- Нет, нет! Я знать не знаю дней недели, знать не знаю времен года. Приходи опять через шесть дней. -- Да, мэм. Мисс Хэвишем глубоко вздохнула и обратилась к девушке, которая все это время сердито смотрела на Пипа и, похоже, втайне посмеивалась над беднягой, которому в этой странной обстановке было явно не по себе. -- Эстелла, сведи его вниз. Покорми его, и пусть побродит там, оглядится. Ступай, Пип. Перевод М.Лорие Они вышли из темной комнаты, а я наблюдала, как мисс Хэвишем рассеянно смотрит на пол, затем переводит взгляд на набитый пожелтевшей одеждой полупустой сундук, который когдато собиралась взять в свадебное путешествие. Она сняла фату, провела по седеющим волосам рукой и сбросила туфли. Затем огляделась, проверила, заперта ли дверь, и открыла бюро, в котором, насколько мне удалось разглядеть, хранились не сувениры, напоминавшие хозяйке о горестном прошлом, а безделушки, которые, возможно, скрашивали ее унылое существование. Среди них я заметила маленький переносной приемничек "Сони", пачку "Нэшнл джиогрэфик", несколько романов Дафны Фаркитт и биту с мячиком на резинке. Старая дама порылась еще немного, выудила пару кроссовок и со вздохом облегчения надела. Она уже собралась было завязать шнурки, и тут я, переступив с ноги на ногу, стукнулась о маленький столик. Хэвишем, чувства которой обострились от долгого заточения, вскинула глаза, легко различив мой силуэт во мраке. -- Кто здесь? -- резко спросила она. -- Эстелла, ты? Прятаться явно не стоило, и потому я вышла из тени. Она окинула меня критическим взглядом с головы до ног. -- Как тебя зовут, дитя? -- сурово вопросила она. -- Четверг Нонетот, мэм. -- А! Малышка Нонетот. Долгонько же ты искала сюда дорогу. -- Мне очень жаль... -- Никогда ни о чем не жалей, девочка. Пустая трата времени, уж поверь мне. Вот если бы ты и вправду постаралась попасть в беллетрицию после того, как миссис Накадзима показала тебе это в Хэворте... нет, что об этом говорить, пустое. -- Я и понятия не имела!.. -- Я редко беру стажеров, -- продолжала она, совершенно не обращая на меня внимания, -- но они собирались отдать тебя Червонной Даме, она же Красная Королева. А мы с Красной Королевой не ладим. Надеюсь, ты уже об этом слышала? -- Нет, я... -- Она либо полнейшую чушь несет, либо ерунду мелет. Миссис Накадзима очень рекомендовала тебя, но ей и прежде доводилось ошибаться, так что поостерегись: один самовольный поступок, и я вышибу тебя из беллетриции в мгновение ока. Умеешь завязывать шнурки? Вот я и завязала мисс Хэвишем шнурки -- в СатисХаусе, в пыли, во мраке и плесени, среди горестных напоминаний о ее несостоявшейся свадьбе. Отказать ей было бы невежливо, да мне это и не составило труда. Если Хэвишем согласилась быть моей наставницей, я сделаю все, что она от меня потребует -- в пределах разумного. Ведь без ее помощи мне, как ни крути, в "Ворона" не попасть. -- Есть три простых правила, которые ты должна усвоить, если хочешь остаться при мне, -- продолжала мисс Хэвишем непререкаемым тоном. -- Правило первое: делай в точности то, что я тебе говорю. Правило второе: не смей меня жалеть. Я не хочу, чтобы мне ктонибудь хоть чемнибудь помогал. Как мне себя вести и как поступать с другими -- мое дело, и только мое. Поняла? -- А третье правило? -- Всему свое время. Я буду звать тебя Четверг, а ты можешь называть меня мисс Хэвишем, когда мы наедине. В присутствии посторонних обращайся ко мне "мэм". Я могу вызвать тебя в любой момент, и ты должна явиться тотчас же. Оправданием может служить только смерть, роды или концерт Вивальди. Ясно? -- Да, мисс Хэвишем. Я встала, она быстро поднесла к моему лицу свечу и принялась внимательно меня рассматривать. Это дало и мне возможность как следует разглядеть ее: несмотря на бледность, глаза моей наставницы ярко сверкали, и она оказалась вовсе не так стара, как я думала. Ей бы хорошо питаться неделькудругую, погулять на свежем воздухе -- и она была бы еще хоть куда. У меня язык чесался, так хотелось посоветовать ей сменить обстановку, но ее властность подавляла. Ощущение было такое, будто я в школе и впервые встречаюсь с новой строгой учительницей. -- Глаза умные, -- бормотала Хэвишем. -- Честные и решительные. Но самоуверенная до отвращения... Ты замужем? -- Да, -- прошептала я. -- То есть нет. -- Нуну! -- сердито сказала Хэвишем. -- Вопросто простой. -- Я была замужем, -- ответила я. -- Он умер? -- Нет, -- промямлила я. -- То есть да. -- В другой раз задам вопрос посложнее, -- пообещала Хэвишем. -- На простые ты явно отвечать не умеешь. Ты уже встречалась со служащими беллетриции? -- Встречалась с мистером Ньюхеном и Чеширским Котом. -- От обоих никакого толку, -- отрезала она. -- В беллетриции все либо шарлатаны, либо идиоты. За вычетом Красной Королевы -- она и то и другое сразу. Полагаю, сейчас мы отправимся в Норландпарк и всех там и увидим. -- Норланд? К Джейн Остин? В дом Дэшвудов? В "Разум и чувство"? Но Хэвишем была уже в пути. Она взяла мою руку, взглянула на часы и подхватила меня под локоть. Не успела я понять, что происходит, как мы перепрыгнули из СатисХауса в библиотеку. Я еще не опомнилась от резкой смены обстановки, а мисс Хэвишем уже читала какуюто книгу, снятую с ближайшей полки. Еще один странный скачок, и мы оказались в чьейто маленькой кухне. -- Что это было? У меня голова шла кругом. Мне еще предстояло привыкнуть к мгновенному перемещению из одного текста в другой, но Хэвишем, в силу богатого опыта, проделывала подобные маневры не задумываясь. -- Это, -- ответила моя наставница, -- стандартные прыжки из книги в книгу. Если прыгаешь в одиночку, можно иногда и без библиотеки обойтись. Так даже лучше, потому, что от Котовой демагогии голова болеть начинает. Но сейчас со мной ты, и поэтому краткий визит в библиотеку, увы, обязателен. Сейчас мы находимся в предыстории кафкианского "Процесса". В соседнем зале слушается дело Йозефа К. Ты следующая. -- О, -- откликнулась я. -- И все? Мисс Хэвишем пропустила мое саркастическое замечание мимо ушей, и, пожалуй, к лучшему, а я огляделась по сторонам. Посередине скудно обставленной комнаты помещалось корыто, а за следующей дверью, судя по шуму, проходил политический митинг. Из зала суда вышла женщина, поправила юбки и вернулась к стирке. -- Доброе утро, мисс Хэвишем, -- вежливо поздоровалась она. -- Доброе утро, Эстер, -- ответила мисс Хэвишем. -- Я коечто тебе принесла. -- Она протянула женщине коробку печенья "Понтефракт" и спросила: -- Мы не опоздали? За дверью раздался взрыв хохота, быстро сменившийся возбужденным разговором. -- Сейчас закончат, -- ответила прачка. -- Ньюхен с Хопкинсом уже пришли. Не хотите присесть? Мисс Хэвишем села, я осталась стоять. -- Надеюсь, Ньюхен понимает, что делает, -- мрачно пробормотала она. -- Следователь -- темная лошадка. Аплодисменты и смех внезапно стихли, и мы услышали, как поворачивается дверная ручка. За дверью ктото громко произнес: -- Я всего лишь хотел указать вам, что сегодня вы, вероятно сами того не сознавая, лишили себя преимущества, которое в любом случае дает арестованному допрос. Я испуганно посмотрела на Хэвишем, но она покачала головой, словно успокаивая. -- Вот мразь! -- возопил другой голос, все еще изза двери. -- Ну и сидите с вашими допросами! Использован фрагмент перевода романа Ф.Кафки "Процесс", выполненного Р.РайтКовалевой Дверь отворилась, и оттуда с побагровевшим от злости лицом выскочил молодой человек в темном костюме. Его просто трясло от ярости. Он умчался, а говоривший -- я приняла его за следователя -- печально покачал головой, и все собравшиеся в зале суда принялись обсуждать выходку Йозефа К. Судья, маленький толстенький одышливый человечек, взглянул на меня и спросил: -- Четверг Н.? -- Да, сэр. -- Вы опоздали. С этими словами он захлопнул дверь. -- Не беспокойся, -- ласково сказала мисс Хэвишем. -- Он всегда так говорит. Чтобы смутить и испугать. -- И ему это удалось. Вы войдете со мной? Она покачала головой и положила руку мне на плечо. -- Ты читала "Процесс"? Я кивнула. -- Тогда ты знаешь, чего ожидать. Удачи, дорогая моя. Поблагодарив ее, я глубоко вздохнула, взялась за дверную ручку и с тяжелым сердцем шагнула внутрь. Глава 18. Процесс фройляйн Н "Процесс", загадочный шедевр Кафки, воссоздающий странный мир параноидальной бюрократии, при жизни автора опубликован не был. Кафка служил страховым агентом и умер рано, почти не снискав писательской известности. Свои произведения он завещал лучшему другу при условии, что тот их уничтожит. Сколько же великих писателей оставили после себя сочинения, действительно уничтоженные после их смерти? Чтобы получить ответ, загляните на цокольный уровень Великой библиотеки, где находятся двадцать шесть этажей неопубликованных рукописей. Там, среди писанины самовлюбленных графоманов и смелых, но неудавшихся прозаических опытов, встречаются поистине гениальные произведения. Чтобы ознакомиться с величайшим необразцом нелетристики, отправляйтесь на тринадцатый цокольный этаж, в раздел МСМЛ, шкаф 2919/В2, и там вас ожидает чудеснейшее открытие -- "Скребок для обуви у дверей Беньяна" Джона Макскурда. Но будьте осторожны: в Кладезь Погибших Сюжетов не стоит спускаться в одиночку. (ЕДИНСТВЕННЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УОРРИНГТОНСКИХ КОТОВ. Беллетрицейский путеводитель по Великой библиотеке) Зал суда был забит господами в темных костюмах, говорившими без умолку и бурно жестикулирующими. Вдоль стен тянулась галерея, где тоже, смеясь и болтая, стояли люди. Изза жары и духоты дышать было почти невозможно. Посреди этого бедлама виднелся узкий проход, и, пока я шла по нему, толпа тотчас смыкалась за моей спиной, едва не выталкивая меня вперед. Зрители вокруг болтали о погоде, обсуждали предыдущий процесс, мой костюм и тонкости моего дела, о котором они, похоже, не имели ни малейшего представления. На другом конце зала возвышался небольшой помост, где за низеньким столом помещался следователь. Дабы казаться выше, он восседал на длинноногом стуле. Лоб его блестел от пота. За ним теснились судейские чиновники и канцеляристы и болтали с зеваками и друг с другом. По одну сторону возвышения переминался с ноги на ногу печальный человек, который постучал тогда, в Суиндоне, ко мне в дверь и хитростью заставил признаться, что я ныряла в "Джен Эйр". В руках он держал внушительную пачку бумаг, судя по всему официальных. Я решила, что это Мэтью Хопкинс, знаменитый охотник на ведьм в Англии XVII века представитель обвинения. Рядом с ним стоял Ньюхен, но как только я подошла поближе, он спрыгнул ко мне на пол и прошептал на ухо: -- Это всего лишь формальное слушание, просто с целью установить наличие оснований для возбуждения дела. Если повезет, я добьюсь, чтобы слушание по вашему делу отложили, а потом рассмотрели в более благосклонном суде. На зрителей плюньте, это просто литературный прием для нагнетания паранойи, и к вашему процессу он не имеет никакого отношения. Мы будем отрицать все обвинения. -- Герр следователь, -- произнес Ньюхен, как только мы подошли к подмосткам, -- мое имя Острей Ньюхен, я защищаю Четверг Нонетот в деле "Беллетриция против Закона", номер сто сорок две тысячи восемьсот пятьдесят семь. Следователь посмотрел на меня, потом на часы и сказал: -- Вам следовало явиться сюда час и пять минут назад. Толпа возбужденно зашепталась. Ньюхен открыл было рот, но мне удалось его опередить. -- Я сознаю свою вину, -- сказала я, поскольку читала Кафку в юности и теперь попыталась переломить ход слушаний. -- Прошу прощения у суда. Поначалу следователь не расслышал меня и начал было повторять свою маленькую речь, дабы произвести впечатление на толпу: -- Вам следовало явиться сюда час и пять минут назад... что вы сказали? -- Я сказала, что мне очень жаль, и попросила прощения у вашей чести, -- повторила я. -- О, -- вымолвил следователь, и в зале воцарилась тишина, -- в таком случае, может быть, вы выйдете и вернетесь через час и пять минут, чтобы опоздание получилось не по вашей вине? Толпа зааплодировала, хотя я и не поняла почему. -- Как будет угодно вашей чести, -- ответила я. -- Если суд считает это необходимым, я подчиняюсь. -- Очень хорошо, -- прошептал Ньюхен. -- О! -- снова сказал следователь. Он быстро посовещался с канцеляристами, толпившимися у него за спиной, снова уставился на меня и произнес: -- Суд постановляет, что вы опоздаете на час и пять минут. -- Я уже опоздала на час и пять минут! -- заявила я, и в ответ послышались разрозненные аплодисменты. -- Значит, -- просто сказал судья, -- вы выполнили требования суда и мы можем продолжить. -- Возражаю! -- воскликнул Хопкинс. -- Возражение отклоняется, -- ответил следователь и взял потрепанную тетрадку, лежавшую перед ним на столе. Он открыл ее, чтото прочел и передал одному из канцеляристов. -- Ваше имя Четверг Н. Вы маляр? -- Нет, она... -- начал было Ньюхен. -- Да, -- перебила его я. -- Я была маляром. Толпа ошеломленно замолчала, только ктото у меня за спиной выкрикнул "браво!", прежде чем другой зритель велел ему заткнуться. Следователь пристально уставился на меня. -- Это относится к делу? -- обратился к суду Хопкинс. -- Молчать! -- крикнул следователь, а затем медленно и глубокомысленно продолжал: -- Вы хотите сказать, что одно время работали маляром? -- Именно так, ваша честь. После окончания школы и до поступления в колледж я несколько месяцев красила дома. Мне кажется, со всей осторожностью можно предположить, что я действительно была маляром, хотя и недолго. Снова раздались аплодисменты и оживленное перешептывание. -- Это правда, гepp H.? -- сказал следователь. -- У нас есть несколько свидетелей, которые могут подтвердить это, ваша честь, -- ответил Ньюхен, уловив, откуда дует ветер в этом странном процессе. Зал снова замолчал. -- Герр X., -- напрямую обратился к Хопкинсу следователь, достав платок и тщательно отирая лоб, -- кажется, в разговоре со мной вы упоминали, что обвиняемая не маляр? Хопкинс заволновался. -- Я не говорил, что она не была маляром, ваша честь, я просто сказал, что она -- оперативник ТИПА27. -- И никогда не имела никакой иной профессии? -- спросил следователь. -- Ннет, -- замялся Хопкинс, окончательно сбитый с толку. -- Однако в своих письменных показаниях под присягой вы не утверждали, что она не была маляром! -- Нет, ваша честь, не утверждал. -- Ну ладно! -- сказал следователь, откинулся на спинку стула, и тут зал ни с того ни с сего снова разразился аплодисментами и смехом. -- Если вы передаете это дело на мое рассмотрение, герр X., то я требую, чтобы мне были предоставлены малейшие детали. Сначала она просит извинения за опоздание, затем с готовностью соглашается с тем, что прежде исполняла работу маляра. Я не позволю вам бросить тень на процедуру судебных слушаний. Ваше обвинение расползается по всем швам. Хопкинс закусил губу и побагровел. -- Прошу прощения, ваша честь, -- процедил он сквозь зубы, -- но мое обвинение весьма обоснованно. Можем ли мы продолжить допрос? -- Браво! -- снова крикнул ктото сзади. Следователь немного подумал и протянул мне грязный блокнот и перьевую ручку. -- Мы проверим правдивость обвинения путем простого испытания, -- заявил он. -- Фройляйн Н., не укажете ли вы самый популярный цвет, в который вы красили дома, когда были, -- тут он обернулся к Хопкинсу и ехидно произнес, -- маляром? Зал разразился смехом и криками, а я написала ответ на обороте блокнота. -- Тишина! -- провозгласил следователь. -- Герр X.? -- Что? -- раздраженно бросил тот. -- Может быть, вы возьмете на себя труд ответить суду, какой цвет указала фройляйн Н. у меня в блокноте? -- Ваша честь, -- устало начал Хопкинс, -- какое отношение это имеет к нашему делу? Я прибыл сюда с целью предъявить фройляйн Н. обвинение во вторжении в текст, класс второй, а вместо этого занимаюсь какойто чушью! При чем тут маляры?! Я не верю, что здесь вершат правосудие... -- Вы не понимаете, -- произнес следователь, вскакивая со стула и воздевая к небу коротенькие ручки, -- как ведет дела этот суд. Обязанность обвинения -- не просто четко и кратко изложить дело перед судейской коллегией, но и полностью изучить процедуры, которые следует предпринять для достижения этой цели. Под гром аплодисментов он сел. -- Теперь, -- продолжал чиновник уже спокойнее, -- либо вы говорите мне, что фройляйн Н. написала в блокноте, либо я арестую вас за то, что вы отнимаете у суда время. Два пристава протиснулись сквозь толпу и встали по обе стороны от Хопкинса, готовые в любую минуту взять его под стражу. Следователь взмахнул блокнотом и властным взглядом пригвоздил прокурора к месту. -- Итак? -- спросил он. -- Самый популярный цвет? -- Синий, -- брякнул несчастный Хопкинс. -- Он сказал "синий"! -- вскричал следователь. В зале воцарилась тишина, а потом люди начали пихаться и толкаться, стараясь пробиться поближе к месту событий. Медленным театральным жестом следователь открыл блокнот, демонстрируя всем слово "зеленый". Толпа радостно заулюлюкала, в воздух полетели шляпы. -- Не синий, а зеленый, -- печально покачал головой следователь и дал приставам знак арестовать Хопкинса. -- Вы позорите свою профессию, герр X. Вы арестованы! -- За что? -- надменно вопросил Хопкинс. -- Я не уполномочен вам об этом сообщать, -- торжествующе ответил следователь. -- Дело открыто, и в должное время вам сообщат обо всех деталях. -- Но это же абсурд! -- прокричал Хопкинс, когда его поволокли прочь. -- Нет, -- ответил следователь. -- Это Кафка. Когда Хопкинса увели и толпа затихла, следователь повернулся ко мне и сказал: -- Вы Четверг Н., тридцати шести лет от роду, опоздавшая на один час и пять минут, работавшая маляром? -- Да. -- Вы находитесь перед судом по обвинению... в чем обвинението? Молчание. -- Где представитель обвинения? -- спросил судья. Один из его клерков чтото прошептал ему на ухо, и толпа опять разразилась смехом. -- Действительно, -- мрачно сказал следователь. -- Очень небрежно с его стороны. Боюсь, в отсутствие представителя обвинения суд не имеет другого выхода, кроме как отложить разбирательство. С этими словами он достал из кармана большую резиновую печать и с силой шмякнул ею по бумажке, в мгновение ока подсунутой Ньюхеном. -- Спасибо, ваша честь, -- умудрилась вставить я, но тут Ньюхен схватил меня за руку и, прошептав на ухо: "Бежим отсюда!" -- поволок меня к двери, продираясь сквозь толпу людей в темных костюмах. -- Браво! -- кричал ктото с галереи. -- Браво... и еще раз браво! Мы вывалились из зала и тут же наткнулись на мисс Хэвишем, увлеченно обсуждавшую с Эстер вероломство мужчин и мужа собеседницы в частности. В комнате они были не одни. Загорелый угрюмый грек сидел рядом с циклопом, голова у которого была замотана окровавленной тряпкой. Их адвокаты тихо совещались в углу о предстоящем деле. -- Как прошло? -- спросила Хэвишем. -- Отсрочка, -- выдохнул Ньюхен, отирая лоб и пожимая мне руку. -- Отлично, Четверг. Я и не подумал, что можно так ловко защититься, упомянув о профессии маляра. Здорово, ничего не скажешь! -- А после отсрочки что? -- Продолжение слушаний. Не помню, чтобы этот суд хоть комунибудь вынес оправдательный приговор. Но в следующий раз дело будет разбирать настоящий следователь, которого я выберу сам! -- А что с Хопкинсом? -- Ему придется нанимать очень хорошего адвоката! -- рассмеялся Ньюхен -- Отлично! -- сказала Хэвишем и встала. -- Пора на распродажу. Вперед! Мы уже уходили, когда отворилась дверь и следователь провозгласил: -- Одиссей! Дело о нанесении тяжких телесных повреждений циклопу Полифему! -- Он сожрал моих друзей!.. -- зло прорычал Одиссей. -- Это дело слушается завтра. Сегодня мы его обсуждать не будем. Вы следующие -- и вы опоздали. И следователь снова захлопнул дверь. Глава 19. Книговсяческая распродажа Я никогда так быстро не училась, как в беллетриции. Кажется, все ее обитатели ожидали моего появления давнымдавно. Мисс Хэвишем проверила мои способности к книгопрыганью вскоре после того, как меня к ней определили, и результат получился жалкий -- тридцать восемь из ста. У миссис Накадзима показатель был девяносто восемь, а у самой Хэвишем -- девяносто девять. Для прыжка мне всегда будет нужна книга, и мне придется из нее Учитываться, как бы хорошо я ни помнила текст. В этом есть свои неудобства, но и свои плюсы. В конце концов, я смогу читать текст, не опасаясь в нем исчезнуть... (ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ. Беллетрицейские хроники) Когда мы вышли, Ньюхен притронулся к шляпе и исчез, отправившись защищать клиента, который в тот момент маялся в долговой тюрьме. День стоял пасмурный, но теплый. Я посмотрела с балкона вниз на играющих во дворе детишек. -- Что ж, -- изрекла мисс Хэвишем. -- Ты взяла еще один рубеж и коечему научилась. Суиндонская Книговсяческая полная распродажа начинается в двенадцать, и я хочу немного поохотиться. Перенеси меня туда. -- Как? -- Подумай, девочка! -- сурово ответила Хэвишем, схватив трость и несколько раз взмахнув ею в воздухе. -- Давайдавай! Если не можешь перебросить меня прямо туда, перенеси нас к себе домой, а оттуда поедем на машине. Только торопись. Красная Королева опередила нас, а там будут собрания сочинений, на которые она спит и видит, как бы лапу наложить! Мы просто обязаны оказаться там раньше ее! -- Прошу прощения, -- заикаясь, начала я. -- Я не могу... -- Никаких "не могу"! -- вскричала мисс Хэвишем. -- Книгито, книги тебе на что, девочка моя? И тут до меня дошло. Я извлекла из кармана беллетрицейскую книгу в кожаном переплете и открыла ее. На читанной уже первой странице помещалась информация о Великой библиотеке, на второй -- отрывок из романа Джейн Остин "Разум и чувство", а на третьей -- детальное описание моей квартиры в Суиндоне, очень подробное, вплоть до потеков на кухонном потолке и засунутых под диван журналов. На последних страницах мелким шрифтом были напечатаны правила и законы, советы и рекомендации, а также список мест, которых следовало избегать. Там имелись иллюстрации, а также карты, совершенно не похожие на виденные мною раньше. А еще там оказалось гораздо больше страниц, чем могло уместиться под такой обложкой. -- Ну? -- нетерпеливо сказала Хэвишем. -- Мы идем или нет? Я открыла страницу с описанием моей суиндонской квартиры. Начала читать и ощутила, как Хэвишем костлявой рукой взяла меня под локоть, затем остроконечные крыши и ветхие здания стали расплываться и перед нами возникла моя собственная конура. -- Ага! -- сказала Хэвишем, с презрением оглядывая крохотную кухоньку. -- И это ты называешь домом? -- Пока да. Мой муж... -- Это который неизвестно, существовал или нет, и ты даже не знаешь, женился ли он на тебе? -- Да, -- твердо ответила я. -- Тот самый. Она улыбнулась и добавила, глядя на меня недобрым взглядом: -- И у тебя нет никаких тайных причин поступить ко мне в стажеры? -- Нет, -- соврала я. -- А может быть, ты движима какимито тайными соображениями? -- Ни в коем случае. -- Ты не собираешься заниматься книжным каперством или чемто подобным ради острых ощущений или денег? Я помотала головой. То, что мне необходимо сделать для спасения Лондэна, могло не понравиться мисс Хэвишем, а посему я решила не распространяться о своих истинных целях. -- В чемто ты привираешь, -- процедила она. -- Но никак не возьму в толк, в чем именно. Дети -- непревзойденные лжецы. Твои служанки недавно попросили расчет? В раковине громоздилась гора немытых тарелок. -- Да, -- снова соврала я, стараясь не обращать внимания на ее пренебрежительный тон. -- Домашняя прислуга в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году -- большая проблема. -- Да и в девятнадцатом веке это те еще цветочки, -- ответила мисс Хэвишем, опираясь на кухонный стол, чтобы не упасть. -- Находила я хороших служанок, но они не задерживались у меня. Их соблазняли те самые, ну, ты понимаешь, злодеи. -- Злодеи? -- Мужчины! -- прошипела Хэвишем. -- Лживый пол. Попомни мои слова, дитя, если поддашься их чарам, до добра это тебя не доведет. А они умеют обольщать как змеи, поверь мне! -- Попытаюсь удержаться, -- пообещала я. -- И строго храни целомудрие, -- сурово сказала мне она. -- Тут и говорить нечего. -- Хорошо. Могу я одолжить у тебя эту вещь? Она указала на принадлежавшую Майлзу Хоку куртку "Суиндонских молотков". Затем, не дожидаясь ответа, надела ее, заменила фату форменной кепкой ТИПА и с удовлетворением спросила: -- Выход здесь? -- Нет, это дверца в чулан. А выход на улицу там. Мы открыли дверь и нос к носу столкнулись с моим домовладельцем, который как раз собирался постучать. -- Ага! -- прорычал он. -- Нонетот! -- Вы дали мне время до пятницы, -- сказала я. -- Я отключаю воду. И газ тоже. -- Не имеете права! -- Плати шесть сотен или гони дронта версии "одиндва", -- осклабился он, -- тогда, может, и не отключу. Но его ухмылочка быстро сменилась страхом, когда мисс Хэвишем резким движением прижала его к стене, передавив тростью горло. Он закашлялся и попытался отбросить трость, но мисс Хэвишем умело его обездвижила -- она чуть посильнее нажала, и он бессильно уронил руку. -- Слушай меня! -- рявкнула она. -- Еще раз побеспокоишь мисс Нонетот -- будешь иметь дело со мной. Она заплатит тебе в срок, дрянь, вот тебе слово мисс Хэвишем! Грубиян хрипел, силясь втянуть воздух, ведь трость мисс Хэвишем пережала ему дыхательное горло. Глаза его затуманились от страха, он только лихорадочно разевал рот и послушно тряс головой. -- Хорошо, -- кивнула мисс Хэвишем, отпуская его. Хозяин сполз на пол. -- Все мужчины мерзавцы, -- подытожила моя наставница. -- Видишь, какие они? -- Не все же они такие, -- попыталась я разубедить ее. -- Чушь! -- отрезала мисс Хэвишем, спускаясь по лестнице. -- Этот еще не худший. По крайней мере, не пытался подольститься. На мой взгляд, он вовсе не так уж и плох. Машина у тебя есть? При виде замысловатой раскраски моего "порше" у мисс Хэвишем брови полезли на лоб. -- Я его уже таким купила, -- объяснила я. -- Вижу, -- проворчала, неодобрительно поджав губы, мисс Хэвишем. -- Где ключи? -- Может быть, не стоит... -- Ключи, девочка! Помнишь правило номер один? -- Делать все в точности так, как вы говорите. -- Строптивая, -- слегка улыбнувшись, заметила она, -- но память у тебя хорошая! Я неохотно протянула ей ключи. Хэвишем, сверкнув глазами, схватила их и бросилась на водительское место. -- Двигатель четырехцилиндровый? -- возбужденно спросила она. -- Нет, -- ответила я. -- Стандартный, один и шесть десятых литра. -- Ничего! -- фыркнула моя наставница, дважды нажав на педаль газа и повернув ключ. -- И такой сойдет. Мотор взревел. Хэвишем улыбнулась мне и подмигнула, а потом разогнала двигатель до красной отметки, дернула переключатель передач и отпустила сцепление. Под оглушительный визг покрышек мы вылетели на дорогу. Машина виляла задом из стороны в сторону, пока бешено вращающиеся колеса не приземлились на асфальт. Нечасто мне приходилось испытывать страх. Когда мы шли в атаку под ураганным огнем русской артиллерии, меня охватило какоето странное чувство нереальности, отстраненности, все происходящее казалось скорее неестественным, чем страшным. Не рискну назвать приятным свое первое столкновение с Аидом в Лондоне, да и второе, на крыше Торнфильдхолла, тоже. Так же неуютно я чувствовала себя во время погони за вооруженным преступником и не ощущала особой радости, дважды оказавшись под дулом пистолета. Но ни разу я не была так близка к неминуемой гибели, как во время поездки с мисс Хэвишем. Мы, наверное, нарушили все правила дорожного движения, какие только есть на свете. Едва не сбили нескольких пешеходов, чудом обошли машины и дорожные столбы и проскочили на красный свет три перекрестка, пока мисс Хэвишем наконец не остановилась, чтобы пропустить тяжелый грузовик. Она мечтательно улыбалась, и, хотя неслась, не соблюдая никаких правил, точно решив покончить счеты с жизнью, в ее манере вести машину присутствовала некая непостижимая утонченность и изящество. Когда я уже решила, что нам не миновать почтового ящика, она нажала на тормоза, переключила передачу -- и мы впритирку прошли мимо огромной чугунной болванки. -- Карбюратор немного разбалансирован! -- крикнула Хэвишем, перекрывая испуганные вопли пешеходов. -- Давай посмотрим, ладно? Она потянула ручной тормоз, и мы вильнули вбок, перевалив через бордюрный камень и едва не въехав в открытое кафе, так что сидевшая в нем стайка монахинь с визгом бросилась врассыпную. Хэвишем выбралась из машины и открыла капот. -- Нука прибавь обороты, девочка! -- крикнула она. Я сделала, как мне велели, криво улыбнувшись одному из посетителей кафе, а тот в свою очередь злобно уставился на меня. -- Ей так редко выпадает случай поразвлечься, -- развела руками я, а Хэвишем тем временем села обратно на водительское место и завела мотор, обдав посетителей кафе облаком вонючего выхлопа. -- Вот такто лучше! -- крикнула моя наставница. -- Слышишь? Намного лучше! Но у меня в ушах стоял только вой полицейской сирены. -- Господи! -- прошептала я. Мисс Хэвишем больно ущипнула меня за руку. -- За что? -- За богохульство, вот за что! Только одно я ненавижу больше мужчин -- богохульство! А ну с дороги, безбожные язычники! Несколько человек на пешеходном переходе в панике кинулись в разные стороны, возмущенно грозя нам кулаками, а Хэвишем как ни в чем не бывало пролетела мимо них. Я оглянулась и увидела голубой маячок полицейской машины, которая неслась за нами под вой сирены. Она, не сбавляя скорости, стала заворачивать за угол, а полицейские спешно начали пристегиваться. Мисс Хэвишем отпустила сцепление, мы сделали крутой левый разворот, пронеслись по тротуару, едва не сбив мамашу с коляской, и влетели на парковку. Промчались между рядами машин, но тут единственную дорогу нам перегородил фургончик. Мисс Хэвишем нажала на тормоза, дала задний ход и сумела развернуться на месте. -- Может быть, нам лучше остановиться? -- спросила я. -- Чушь, девочка! -- отрезала моя наставница, ища пути к отступлению. Полицейские в это время чуть ли не носом тыкались в наш задний бампер. -- Только не сейчас, накануне распродажи! Вперед! Держись! Удрать с парковки и не попасться мы могли, только протиснувшись между двумя цементными столбами, блокировавшими выезд, причем мне казалось, что моя машина там неминуемо застрянет. Но у мисс Хэвишем оказался более наметанный глаз, и мы проскочили между ними, вылетели на газон, впритирку обогнули статую Брунела, Известный механик и конструктор, в его честь назван Брунельский университет в Миддлсексе проехали в обратном направлении по улице с односторонним движением, затем вильнули в переулок, пронеслись мимо стелы в память самоотверженных медсестер и сиделок, вторглись в пешеходную зону и наконец, заскрежетав тормозами, остановились у огромной очереди на Суиндонскую Книговсяческую распродажу. Городские часы только что пробили полдень. -- Вы чуть не задавили восемь человек! -- выдохнула я. -- Помоему, дюжину, -- отозвалась Хэвишем, открывая дверь. -- А потом, нельзя чуть не задавить. Либо давишь, либо нет, а я никого из них даже не поцарапала! За нами остановилась полицейская машина с вмятинами на боках -- наверное, цементные столбы постарались. -- Я больше привыкла к своему "бугатти", -- поделилась моя наставница, отдавая мне ключи и захлопывая дверь. -- Но машинка неплохая, правда. Лучше всего коробка передач. Я знала обоих полицейских, и преследование их явно не позабавило. Местная полиция не жалует ТИПА, и мы отвечаем им взаимностью. Они всегда рады подловить когонибудь из нас. Парни внимательно смотрели на мисс Хэвишем, соображая, как получше выразить словами свое возмущение ее наглостью: такого вопиющего пренебрежения правилами дорожного движения им давно видеть не приходилось. -- У вас, -- выдавил один, еле сдерживаясь, -- дада, у вас, мадам, будут большие неприятности. Очень большие. Она смерила молодого полицейского надменным взглядом. -- Выбирайте выражения, юноша! -- Послушайте, Роулингс, -- вмешалась я, -- может быть, мы... -- Мисс Нонетот, -- твердо и решительно ответил полицейский, -- до вас очередь еще дойдет. Я выбралась из машины. -- Имя? -- Мисс Червонная Дама, -- величественно соврала ему Хэвишем. -- И не утруждайте себя расспросами о страховке или правах, поскольку у меня нет ни того ни другого! Полицейский на мгновение задумался. -- Пожалуйста, сядьте ко мне в машину, мадам. Я должен отвезти вас на допрос в участок. -- Я арестована? -- Если откажетесь пойти со мной, то да. Хэвишем посмотрела на меня и одними губами произнесла: -- На счет "три". Она глубоко вздохнула и направилась к полицейской машине, притворно дрожа и всем своим видом изображая дряхлую старушку, хотя до дряхлой старушки ей явно было далеко. Я посмотрела на ее руку -- она незаметно подала мне знак: сначала показала один палец, потом два и наконец, помедлив мгновение у переднего крыла их машины, три. -- Ой, что это? -- заорала я, тыча пальцем в небо. Офицеры, не забывшие о недавнем случае с "испаносуизой", послушно вскинули головы, а мы с Хэвишем дернули со всех ног в голову очереди, притворившись, будто там наши знакомые. Полицейские, не тратя времени, рванули за нами, но едва двери Суиндонской Книговсяческой распродажи распахнулись, как толпа поглотила их, а море нетерпеливых библиофилов всех возрастов и вкусов хлынуло в книжные закрома, увлекая за собой нас с мисс Хэвишем. Внутри бушевала настоящая драка, и меня вскоре оттеснили от наставницы. Передо мной двое немолодых мужчин боролись за экземпляр "В дороге" Керуака с авторским автографом. Книжка разорвалась пополам. Пробиваясь по первому этажу сквозь отделы картографии, путеводителей и самоучителей, я совсем было утратила надежду снова увидеть мисс Хэвишем, как вдруг заметила впереди шлейф красного платья, выглядывающий изпод строгого бежевого плаща. Сообразив, что краешек пурпурной ткани вотвот исчезнет в лифте, я бросилась за ним и успела просунуть ногу в щель прежде, чем створки закрылись. Лифтернеандерталец с любопытством взглянул на меня, открыл мне дверь, а потом снова закрыл. Красная Королева надменно воззрилась на меня и чуть приосанилась, дабы казаться еще более царственной. Статная и величественная, с блестящими рыжеватокаштановыми волосами, стянутыми в аккуратный пучок под короной, наспех прикрытой капюшоном плаща, она была с ног до головы в красном, и у меня закралось подозрение, что кожа под слоем пудры у нее тоже красноватая. -- Доброе утро, ваше величество, -- произнесла я как можно вежливее. Королева хмыкнула в ответ и хмуро сказала: -- Стало быть, ты -- стажер этой уродины Хэвишем? -- С нынешнего утра, мэм. -- Значит, утро прошло впустую, несомненно. У тебя есть имя? -- Четверг Нонетот, мэм. -- Если хочешь, можешь сделать книксен. Я сделала книксен. -- Ты пожалеешь, что не попала в ученицы ко мне, дорогая. Но ты всего лишь дитя, а в таком нежном возрасте трудно отличить добро от зла. -- На какой этаж, ваше величество? -- спросил неандерталец. Лучезарно улыбнувшись, Красная Королева посулила ему герцогский титул, если он поставит на верную карту, и затем, спохватившись, изрекла: -- Четвертый. Повисла одна из тех смешных пауз, какие возникают только в лифтах и в приемной у дантиста. Мы смотрели на указатель этажей, пока кабинка медленно ползла наверх. Наконец лифт остановился. -- Третий этаж, -- объявил неандерталец. -- История, аллегория, историческая аллегория, поэзия, драматургия, теология, критика и карандаши. Ктото попытался войти, но Красная Королева рявкнула "Занято!" таким тоном, что этот ктото попятился. -- И как поживает Хэвишем? -- поинтересовалась она деланно безразличным тоном, когда лифт снова пополз вверх. -- Думаю, неплохо, -- ответила я. -- Вы должны спросить ее о свадьбе. -- Мне кажется, не стоит ее об этом спрашивать, -- возразила я. -- Конечно же стоит! -- Красная Королева захохотала раскатисто, словно морской лев. -- Зато потом будет умора. Насколько я помню, вроде извержения Везувия! -- Четвертый этаж, -- объявил неандерталец. -- Фантастика, популярные книги, авторы от С до Я. Двери открылись, и нашим взорам предстала толпа библиофилов, самым неприглядным образом дравшихся за действительно неплохие книги по взаправду низким ценам. Мне и раньше доводилось слышать о приступах острой библиомании, но видеть -- ни разу. -- Вот это уже другой разговор! -- Радостно потирая руки, Красная Королева выпрыгнула из лифта и сбила с ног какуюто старушку. -- Где ты, Хэвишем? -- завопила она, глядя по сторонам. -- Она, наверное, тут... Да! Вот она! Эй, Стелла, старая кляча! Мисс Хэвишем застыла на месте и уставилась на Королеву. Одним движением она выхватила из складок своего изорванного подвенечного платья пистолет и выстрелила в нашу сторону. Красная Королева пригнулась, и предназначенная ей пуля отбила кусок штукатурки с карниза. -- Полегче на поворотах! -- крикнула Червонная Дама, но Хэвишем уже исчезла. -- Ха! -- вскричала венценосная особа, бросаясь в гущу драки. -- Черт ее побери, она пробирается к любовным романам! -- К любовным романам? -- переспросила я, вспомнив ненависть Хэвишем к мужскому полу. -- Чтото на нее не похоже! Красная Королева пропустила мои слова мимо ушей и ринулась в обход фэнтези, минуя свалку у прилавка с Чейзом. Я знала магазин лучше ее и протиснулась между Хаггардом и Цвейгом как раз вовремя, чтобы заметить первую ошибку мисс Хэвишем. Она второпях толкнула маленькую старушку, которая покупала современную прозу, предлагавшуюся в рамках акции "Купи две книги и получи третью бесплатно". Старушка, хорошо знакомая с тактикой книжных боев, искусно парировала удар мисс Хэвишем и подцепила ее за щиколотку ручкой зонтика. Моя наставница рухнула, глухо ударившись об пол, да так и осталась лежать, еле дыша. Я опустилась на колени рядом с ней, а мимо нас, громко смеясь и бодро напевая, проскакала Красная Королева. -- Четверг! -- охнула мисс Хэвишем, когда через нее перепрыгнули несколько пар ног в одних чулках. -- Подарочное издание сочинений Дафны Фаркитт вон там, в витрине орехового дерева... Бегом! И я пустилась бегом. Фаркитт была так плодовита и популярна, что под ее книги выделили особый шкаф, а последние ее романы с продолжением быстро сделались раритетом -- неудивительно, что за них разгорелась настоящая битва. Я бросилась в оголтело дерущуюся толпу следом за Красной Королевой, и мне тут же заехали по носу. От удара я отлетела в сторону, ктото сильно стукнул меня сзади, а другой -- наверное, соучастник -- в ту же секунду огрел меня по ногам тростью. Я потеряла равновесие и шлепнулась на жесткий деревянный пол. Это было не самое безопасное место. На четвереньках я выбралась из свалки и нырнула к мисс Хэвишем, которая пряталась под витриной с опусами Шелдона, продававшимися с большой скидкой. -- Не так просто, как кажется, да, девочка? -- улыбнулась моя наставница. А улыбалась она редко. Пожилая леди поднесла кружевной платочек к моему разбитому носу. -- Ну что, как близко к Фаркитт пробилась эта венценосная карга? -- Видела ее в бою гдето между Уайльдом и Уитменом. -- Черт! -- выругалась Хэвишем. -- Послушай, детка, я выбыла из игры. Нога подвернута, и, думаю, мне хватит. Но ты, может быть, и сумеешь пробиться. Я посмотрела на дерущуюся толпу, и тут неподалеку от нас на пол упал револьвер. -- Так я и думала, -- продолжала она, -- на этот случай и взяла карту. Моя наставница развернула листок почтовой бумаги из СатисХауса и показала, где мы сейчас, по ее мнению, находимся. -- Через весь этаж ты живьем не пробьешься. Придется перелезть через шкаф с уголовнопроцессуальной литературой, пробраться за кассой и отделом возврата, проползти под бестселлерами, а потом пробить себе дорогу через оставшиеся шесть футов к Фаркитт. Это ограниченный тираж в сто экземпляров, мне никогда больше не выпадет такого шанса! -- Это безумие, мисс Хэвишем! -- возмутилась я. -- Не стану я драться за романы Дафны Фаркитт! Пожилая леди сердито посмотрела на меня, но тут раздался выстрел из малокалиберного ружья и чтото с глухим стуком упало на пол. -- Ну так и есть! -- хмыкнула она. -- Штаны уже мокрые! И как же ты собираешься усмирять чуждые сущности в беллетриции, если не в состоянии справиться с несколькими ошалевшими фанатами, охотящимися за дармовыми книгами? Ваша стажировка окончена. Удачи, мисс Нонетот. -- Подождите! Это что, проверка была? -- А ты как думала? Чтобы я, обеспеченная женщина, тратила время, сражаясь за книжки, которые могу прочесть в библиотеке даром? Я едва удержалась от соблазна брякнуть: "Да запросто!" и вместо этого ответила: -- Вы подождете меня тут, мэм? -- Подожду, -- ответила она, зачемто подставив ножку оказавшемуся рядом библиоману. -- А теперь иди! Я развернулась, быстро пробежала по ковру и забралась на шкаф с юридической литературой прямо у касс, где агенты книжных магазинов наперебой заключали по телефону сделки, демонстрируя почти религиозное рвение. Прокравшись за их спинами через пустой отдел возвращенного товара, я проползла под столиком бестселлеров и вынырнула в какихнибудь двух футах от подарочного издания Дафны Фаркитт. Чудом никто еще не успел схватить заветный многотомничек. А скидки оказались действительно немалые -- вместо трехсот фунтов всего пятьдесят. Краем глаза я заметила, как слева от меня сквозь толпу продирается Красная Королева. Она перехватила мой взгляд и крикнула: -- Только попробуй меня опередить! Я глубоко вдохнула и бросилась в водоворот покупателей, образовавшийся вокруг популярной прозы. Почти сразу же получила в челюсть и по почкам, вскрикнула от боли и быстро отступила. У шкафа с Фарреллом мне на глаза попалась женщина с глубокой ссадиной над бровью. Она потрясенно сообщила мне, что майор Арчер появляется и в "Беспорядках", и в "Сингапурском капкане". Красная Королева прокладывала себе дорогу сквозь толпу, разбрасывая всех, кто попадался ей под ноги, и явно надеясь меня обставить. Она торжествующе усмехнулась и боднула даму, попытавшуюся ткнуть ее в глаз отделанной серебром закладкой. Я хотела уже нырнуть в бешеную людскую круговерть, но вспомнила о своем положении и рассудила, что беременным лезть в распродажные драки не след. Поэтому я набрала в грудь побольше воздуха и выкрикнула: -- Мисс Фаркитт подписывает свои книги на цокольном этаже! На миг воцарилась тишина, а затем начался массовый исход к лестницам и лифтам. Попавшую в поток Красную Королеву толпа бесцеремонно увлекла за собой. В несколько секунд зал опустел. Дафна Фаркитт, как всем известно, ведет уединенный образ жизни и редко появляется на публике, а значит, вряд ли найдется хоть один фанат, который не ухватился бы за шанс ее лицезреть. Я спокойно подошла к романам Фаркитт, совершенно беспрепятственно взяла их, расплатилась и вернулась к мисс Хэвишем, которая лениво перелистывала "Ребекку" за полками с Дюморье. Я продемонстрировала добычу. -- Неплохо, -- ворчливо похвалила меня наставница. -- Чек взяла? -- Да, мэм. -- А где Красная Королева? -- Гдето между этим этажом и цоколем. Губы мисс Хэвишем на мгновение тронула едва заметная улыбка. Я помогла ей встать. Вместе мы не торопясь миновали толпу дерущихся библиофилов и направились к выходу. -- Как это тебе удалось? -- Я сказала, что Дафна Фаркитт на цокольном этаже подписывает свои книги. -- Правда подписывает? -- выдохнула мисс Хэвишем, рванувшись к лестнице. -- Нетнетнет! -- Я схватила ее за руку и потянула к выходу. -- Просто я им так сказала. -- О, поняла! -- воскликнула моя наставница. -- Очень, очень хорошо. Остроумно и находчиво. Миссис Накадзима была права: стажер из тебя получится неплохой. Мгновение она смотрела на меня, думая о чемто своем. Наконец кивнула, еще раз улыбнулась, что с ней бывало нечасто, и надела мне на мизинец простенькое золотое колечко. -- Это тебе. Никогда не снимай! Поняла? -- Спасибо, мисс Хэвишем, оно очень красивое. -- Самое обычное, Нонетот. Прибереги изъявления признательности для настоящих благодеяний, не растрачивай их по пустякам, девочка моя. Пойдем. Я знаю отличную кофейню в "Крошке Доррит". Угощаю! Снаружи санитары хлопотали вокруг жертв, по большей части все еще сжимавших в руках остатки книг, за которые они так отчаянно сражались. Моей машины не было -- скорее всего, ее увез эвакуатор, поэтому мы как можно быстрее, насколько позволяла вывихнутая лодыжка мисс Хэвишем, свернули за угол, и тут... -- Не торопитесь! Дорогу нам преградили полицейские -- наши недавние преследователи. -- Ищете чтото? Может быть, это? Моя машина и вправду стояла на эвакуаторе. -- Мы поедем на автобусе, -- с запинкой произнесла я. -- На машине, -- поправил меня полицейский. -- На моей машине. Эй, вы далеко собрались? Он обращался к мисс Хэвишем, которая, зажав под мышкой Фаркитт, затесалась в стайку женщин, дабы за их спинами незаметно нырнуть в книгу -- в "Большие надежды", или в кофейню в "Крошке Доррит", или еще куданибудь. Мне страстно хотелось последовать за ней, но, увы, на это моего умения пока не хватало. -- Мы хотим задать вам несколько вопросов, Нонетот, -- мрачно начал полицейский. -- Послушайте, Роулингс, я плохо знаю эту женщину. Как она сказала, ее зовут? Червонная Дама? -- Ее фамилия Хэвишем, Нонетот. Но ведь вам и самой это известно, не так ли? Данная особа очень хорошо знакома полиции, поскольку за последние двадцать два года совершила семьдесят четыре вопиющих нарушения правил дорожного движения. -- Правда? -- Правда. В июне ее поймали, когда она вела "хайэм спешиал" с мотором "либерти" на Мчетыре с превышением скорости, да еще с каким! Выжимала сто семьдесят одну с половиной милю в час. И это не единственное преступление, за которое ей предстоит ответить. Она... Вы чего это смеетесь? -- Да так. Полицейский уставился на меня. -- Похоже, вы неплохо ее знаете, Нонетот. Почему она все это вытворяет? -- Может быть потому, что там, откуда она пришла, нет автомобильных дорог. И нет двадцатисемилитрового "хайэм спешиала". -- И где это, Нонетот? -- Понятия не имею. -- Я могу арестовать вас за пособничество преступнику в побеге изпод стражи. -- Ее же не арестовали, Роулингс, вы ведь сами сказали. -- Ее, может быть, и нет, а вот вас -- да. В машину. Глава 20. Хоули Ган В 1983 году лидером вигов стал молодой политик Хоули Ган. В ту пору виги были маленькой партией с весьма невнятной программой, а стремление вернуть к власти аристократию и лишить избирательного права всех, кроме домовладельцев, превратило их в аутсайдеров на политической арене. Милитаристская позиция в вопросе о Крымской войне и желание объединить Британию помогли им получить поддержку националистов, и к 1985 году у вигов насчитывалось уже три представителя в Парламенте. В своих декларациях они опирались на популистскую тактику, выступая, в частности, за снижение пошлин на сыр и разыгрывая герцогские титулы в национальной лотерее. Тонкий политик и умный тактик, Ган стремился к власти всеми возможными средствами. (А.ДЖ.П.ШВЕЙКЕР. Новые виги: От прозябания к Четвертому рейху) Я битых два часа пыталась внушить полицейским, что не смогу сообщить им о мисс Хэвишем ничего, кроме адреса. Тем не менее они упорно искали и нашлитаки в пожелтевшем от времени своде законов малоизвестное уложение 1621 года о "допущении развратной персоны к управлению запряженной лошадьми повозкой". Причем слова "запряженная лошадьми повозка" были перечеркнуты, а над ними красовалось выведенное от руки "повозка, движимая лошадиными силами" -- видно, совсем отчаялись. На следующей неделе я должна предстать перед судом. Только я собралась ускользнуть из полицейского участка домой, как вдруг... -- А, вот ты где! Я обернулась, надеясь, что мой стон никто не услышал. -- Привет, Корделия. -- Четверг, с тобой все в порядке? У тебя какойто помятый вид! -- Побывала в водовороте библиомании. -- Больше не делай глупостей. Сейчас пойдем со мной, ты должна встретиться с супружеской парой, которая выиграла мою викторину. -- Без этого нельзя обойтись? Торпеддер сурово посмотрела на меня. -- Очень тебе советую это сделать. -- Ладно, -- ответила я. -- И где они? -- Я... ну... точно не знаю. -- Прикусив губу, Корделия взглянула на часы. -- Они обещали быть здесь еще полчаса назад, а их все нет. Можешь подождать минутку? Мы немного подождали, Корделия поглядывала то на часы, то на дверь. Спустя десять минут гости так и не явились. Я откланялась и заглянула в кабинет литтективов. -- Четверг! -- воскликнул при виде меня Безотказэн. -- Я сказал Виктору, что ты простудилась. Как Осака? -- Очень хорошо. Мне удалось проникнуть в книгу без помощи Прозопортала! Я худобедно могу это делать сама! -- Шутишь! -- Нет. Лондэн уже почти спасен. Я видела "Процесс" изнутри и только что побывала на Книговсяческой распродаже вместе с мисс Хэвишем. -- И какая она? -- с интересом спросил Безотказен. -- Странная. Никогда не пускай ее за руль. Похоже, внутри книг существует нечто вроде собственного ТИПА27. Это еще предстоит выяснить. А как здесь дела? Он показал мне номер "Совы". Заголовок гласил: "В Суиндоне найдена новая пьеса Уилла!" "Крот" объявлял: "Сенсация ?Карденио?!" "Жаб", как нетрудно предсказать, открывал номер заголовком: "Крокетную звезду Суиндона Обри Буженэна застукали в ванной с шимпанзе!" -- Значит, профессор Спун установил подлинность рукописи? -- На все сто, -- ответил Безотказэн. -- Один из нас должен сегодня днем отвезти СкоккиМаусу отчет. А вот и то, о чем ты просила. Он передал мне пакет с розовой массой и отчет из судебной ТИПАлаборатории. Я поблагодарила его и со смешанным чувством заинтересованности и растерянности прочитала анализ образца желе, который дал мне папа. -- Сахар, жир, животные белки, кальций, натрий, мальтодекстрин, карбоксиметилцеллюлоза, фенилаланин, сложные углеводородные соединения и следы хлорофилла. Я пролистала отчет до конца, но не нашла там ничего вразумительного. Аналитики честно ответили на мой запрос. Они провели анализ, но я так и не узнала природу этой дряни. -- Что это значит, Без? -- Откуда мне знать, Четверг? Они пытаются сопоставить образец с известными химическими соединениями, но пока ничего не получается. Может быть, скажешь, где ты его взяла? -- Боюсь, это небезопасно. Отчет по "Карденио" отвезу СкоккиМаусу я -- очень хочется смыться от Корделии. Скажи аналитикам, что от их работы зависит будущее планеты, думаю, тогда они засуетятся. Мне во что бы то ни стало надо выяснить, что представляет собой эта розовая слизь. В вестибюле маячила Торпеддер с двумя ее гостями, которые всетаки нашлись. К несчастью для них, мимо проходил Кол Стокер, и Корделия, жаждавшая хоть както развлечь победителей своей викторины, опрометчиво попросила его сказать несколько слов о работе. Выражение ужаса на их лицах и отвисшие челюсти говорили сами за себя. Прикрывшись отчетом о вновь обнаруженной пьесе Шекспира, я проскользнула мимо -- пусть сама разбирается со всем этим, как хочет. На служебной машине я подъехала к обветшавшему, но ныне куда более оживленному СкоккиТауэрсу. Поместье осаждали репортеры, стремившиеся не упустить ни одной подробности, связанной с сенсационной находкой. На заросшем сорняком гравии стояло с десяток радиофицированных фургончиков, в недрах которых кипела бурная деятельность. Тарелки уставились в небо, транслируя изображение на установленные на дирижаблях передающие станции, в свою очередь отправлявшие его напрямую алчущим новостей зрителям по всему миру. Для обеспечения безопасности привлекли ТИПА14. Их агенты лениво слонялись по поместью, вяло переговариваясь друг с другом. Речь шла в основном о шимпанзе и Обри Буженэне. -- Привет, Четверг! -- окликнул меня дежуривший у парадного входа симпатичный молодой агент ТИПА14. Это меня встревожило, ведь я не узнала его. После устранения Лондэна со мной часто подружески здоровались совершенно незнакомые люди. Пора бы уж привыкнуть. -- Привет, -- ответила я незнакомцу так же поприятельски. -- Что тут творится? -- Хоули Ган проводит прессконференцию. -- Да? -- Меня вдруг охватили смутные подозрения. -- А какое отношение он имеет к "Карденио"? -- Ты что, не слышала? Лорд СкоккиМаус передал пьесу в дар Хоули Гану и партии вигов! -- А какое отношение, -- медленно проговорила я, учуяв политическую интригу невероятного масштаба, -- имеет лорд СкоккиМаус к этому мелкому правому прокрымскому уэльсоненавистнику? Агент пожал плечами. -- Может, все дело в том, что он лорд и хочет вернуть себе былые привилегии? В этот момент мимо прошли двое других агентов, один из них кивнул парню, с которым я разговаривала, и спросил: -- Все нормально, Майлз? Симпатичный агент ТИПА14 ответил, что все в порядке, но он ошибался. Все было совсем не в порядке -- по крайней мере, для меня. Я понимала, что рано или поздно наткнусь на Майлза Хока, но не настолько же внезапно. Надеюсь, потрясение не сильно отразилось у меня на лице, хотя таращилась я на него во все глаза. Он бывал у меня дома и знал меня намного лучше, чем я его. Сердце бешено забилось, требовалось срочно произнести чтонибудь изысканное и остроумное, но мне удалось выдавить только: -- Астерфобулонгус? Майлз растерянно посмотрел на меня и слегка подался вперед. -- Извини, ты о чем? -- Да так. -- Четверг, когда я тебе звонил, ты была явно не в себе. Мы вроде бы договорились, а теперь ты против? Я несколько секунд пялилась на него в тупом молчании, затем промямлила: -- Ннет, конечно нет... -- Отлично! -- сказал он. -- Тогда назначим день. Или два. -- Да, -- машинально кивнула я. -- Да, надо. Мнепорапока. И торопливо зашагала прочь, прежде чем он успел чтонибудь добавить. Только перед дверью в библиотеку я остановилась перевести дух. Когданибудь придется поговорить с ним начистоту. И помоему, лучше поздно, чем рано. Я открыла стальные двери и вошла в библиотеку. Хоули Ган и лорд СкоккиМаус сидели за столом, рядом стоял мистер Свинк, а два охранника расположились по обе стороны от красовавшейся за пуленепробиваемым стеклом пьесы. Прессконференция была в самом разгаре, и я тронула за локоть Лидию Сандалик, которая оказалась поблизости. -- Привет, Лидс! -- прошептала я. -- Привет, Четверг, -- отозвалась журналистка. -- Я слышала, вы провели первичную идентификацию? И как? -- Очень хорошо. Отдельные фрагменты не уступают "Буре". Что тут творится? -- СкоккиМаус только что официально объявил, что передает пьесу в дар Хоули Гану и вигам. -- Почему? -- Кто знает? Подожди, я хочу задать вопрос. Лидия встала и подняла руку. Ган кивнул ей. -- А что вы собираетесь делать с пьесой, мистер Ган? По слухам, за нее предлагали около ста миллионов фунтов. -- Хороший вопрос, -- ответил, вставая, политик. -- Мы, партия вигов, благодарим лорда СкоккиМауса за щедрость. Мое мнение таково: "Карденио" не может принадлежать какойто отдельной группе или одному человеку, поэтому партия вигов согласна разрешить постановку пьесы всем желающим. Журналисты, осознав широту этого жеста, возбужденно зашептались. То был акт ни с чем не сравнимого благородства, особенно со стороны Гана. Более того, хитрец сделал абсолютно правильный политический ход, и пресса внезапно преисполнилась к Хоули симпатии. Как будто не он два года назад предлагал осуществить вторжение в Уэльс, а год назад -- ограничить избирательное право. У меня моментально зашевелились смутные подозрения. Последовало еще несколько вопросов о пьесе, Ган дал на них хорошо подготовленные ответы, как будто превратился из былого экстремиста в заботливого и щедрого отца нации. Когда прессконференция закончилась, я пробилась вперед и подошла к СкоккиМaycy, который в первое мгновение посмотрел на меня странно. -- Это отчет Спуна об установлении подлинности... -- сказала я, передавая ему кожаную папку. -- Мы думали, вам захочется на него взглянуть. -- Что? Ах да, конечно! СкоккиМаус взял папку, просмотрел ее по диагонали, а потом передал Гану, который выказал к отчету гораздо больше интереса. Он даже не взглянул на меня, но, поскольку я явно не собиралась уходить, будто какаянибудь девочка на посылках, СкоккиМаус представил меня. -- Ах да! Мистер Ган, это Четверг Нонетот, ТИПА27. Ган оторвался от отчета, внезапно сделавшись очаровательным и любезным. -- Мисс Нонетот, как я рад! -- воскликнул он. -- Я с интересом читал о ваших подвигах, и, поверьте мне, ваше вмешательство значительно улучшило сюжет "Джен Эйр"! Но его деланная любезность меня не обманула. -- Вы рассчитываете поднять рейтинг партии вигов, мистер Ган? -- Партия сейчас переживает процесс перестройки, -- ответил он, пронзая меня суровым взглядом. -- Старая идеология отринута, и виги с новой надеждой смотрят в политическое будущее Англии. А будущее Англии -- за властью мудрого правителя и избирательным правом только для крупных собственников, мисс Нонетот. Слишком долго мы скатывались в пропасть, и все изза безответственного демократического правления. -- А Уэльс? -- спросила я. -- Что вы сейчас думаете об Уэльсе? -- Исторически Уэльс является частью Великобритании, -- заявил Ган чуть осторожнее. -- Валлийцы наводнили английский рынок дешевыми товарами, и пора их остановить. Но я не планирую насильственного воссоединения. Я несколько мгновений смотрела на него. -- Сначала вам надо прийти к власти, мистер Ган. Улыбка сползла с его лица. -- Спасибо, что доставили отчет, мисс Нонетот, -- торопливо вмешался лорд СкоккиМаус. -- Не желаете чегонибудь выпить перед уходом? Я поняла намек и направилась к двери. Во дворе остановилась и задумчиво окинула взглядом фургончики прессы. Хоули Ган знал, что делает. Глава 21. "Дез Ар Модерн де Суиндон"85 Пренепотребнейший Джоффи Нонетот являлся служителем первой в Англии церкви Всемирного Стандартного Божества. ЦВСБ вобрала в себя понемногу от всех религий, исходя из постулата, что если Бог действительно един, то мишура и суета материального мира Ему совершенно безразличны, а потому унификация верований вполне в Его интересах. Верующие приходят и уходят, когда им хочется, молятся так, как им нравится, и свободно общаются с остальными членами ЦВСБ. Данное течение достигло некоторого успеха, но что на самом деле думает по этому поводу Бог, одному Богу известно. (ПРОФЕССОР М. БЛАЖЕНСОН, преподобный (в отставке). Всемирное Стандартное Божество) Я забрала машину со штрафной стоянки, подписав чек, который наверняка не смогу оплатить, поехала домой, перекусила и приняла душ, а потом отправилась в Уорнборо на первую выставку "Дез Ар Модерн де Суиндон", организованную Джоффи. Он просил меня позвать коллег, дабы придать начинанию солидности, поэтому я рассчитывала увидеть там коекого с работы. Даже Корделию пригласила, с которой, надо признаться, бывало весело, пока она не принималась строить из себя крутого пиарщика. Художественная выставка проводилась в храме Всемирного Стандартного Божества в Уорнборо, и открывал ее Фрэнки Сервелад. Открытие состоялось за полчаса до моего приезда. Когда я вошла, там собралось уже довольно много народу. Все скамьи убрали, и художники, критики, пресса и потенциальные покупатели толпились вокруг эклектичного собрания произведений искусства. Я цапнула бокал вина с подноса у проходившего мимо официанта, потом вдруг вспомнила, что пить мне нельзя, жадно вдохнула винный аромат и поставила бокал на место. Джоффи, очень эффектно смотревшийся в смокинге и рубашке с воротничкомстойкой, едва завидев меня, бросился навстречу, улыбаясь во весь рот. -- Привет, Дурында! -- Он горячо обнял меня. -- Молодец, что выбралась. Ты знакома с мистером Сервеладом? Не дожидаясь ответа, он потащил меня к пухлому человечку, одиноко стоявшему в углу. Брат наскоро представил меня и удрал. Фрэнки Сервелад вел программу "Назови этот фрукт!" и в жизни походил на жабу куда больше, чем на телеэкране. Казалось, он вотвот молниеносно высунет длинный липкий язык и поймает зазевавшуюся муху, но тем не менее я вежливо улыбнулась. -- Мистер Сервелад? Он взял мою протянутую руку своей влажной ладонью и крепко пожал. -- Польщен! -- хрюкнул он, пытаясь заглянуть мне в декольте. -- Жаль, нам так и не удалось убедить вас поучаствовать в моем шоу, но, наверное, вы все равно рады познакомиться со мной лично. -- Как раз наоборот, -- заверила я его, вырывая руку. -- А! -- сказал Сервелад, улыбаясь в полном смысле слова до ушей. Я даже испугалась, не отвалится ли у него макушка. -- Тут у входа мой "роллсройс" припаркован. Не желаете прокатиться? -- Лучше пожую ржавых гвоздей, -- ответила я. Но это его вовсе не обескуражило. Он еще шире расплылся в улыбке и сказал: -- Жаль, что такие мощные клаксоны зря пропадают, мисс Нонетот. Я уже наладилась съездить ему по физиономии, но в этот момент решила вмешаться Корделия Торпеддер. -- Снова за старое, Фрэнки? Сервелад скривился. -- Чтоб тебя, Дилли, ты мне всю песню испортила! -- Пошли, Четверг, тут полно идиотов покруче, не стоит на этого время тратить. Торпеддер сменила яркорозовый костюм на более скромный, но все равно могла засветить пленку с сорока ярдов. Она взяла меня за руку и подвела к одному из произведений искусства. -- А ты порядком поводила меня за нос, Четверг, нечего сказать, -- проворчала она. -- Десять минут уделить не могла? -- Прости, Дилли. Появилось срочное дело. Где твои гости? -- Ну, -- протянула в ответ Корделия, -- они оба собирались играть в "Ричарде III" в "Рице". -- Собирались? -- Но опоздали к началу. Очень прошу, встреться с ними завтра. -- Попытаюсь. -- Хорошо. Мы подошли к маленькой группке. Известный художник представлял благоговейно внимающей публике свою последнюю работу. Публика в основном состояла из критиков, делавших какието пометки на полях каталогов. Причем все как один были в черных костюмах без воротника. -- Итак, -- произнес один из критиков, глядя на картину сквозь очки в форме полумесяца, -- расскажите нам о своем творческом замысле, мсье Дюшан2924. Дюшан, Марсель (1887 -- 1968) -- французский художник, крупнейший представитель дадаизма и сюрреализма и один из величайших новаторов в искусстве XX в. -- Я назвал этот артобъект "Безликая внутренняя сущность", -- тихо заговорил молодой художник, сцепив кончики пальцев и стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Облаченный в длинный черный плащ, он носил бачки, подстриженные так, что при резком повороте головы наверняка выколол бы соседу глаз. Юноша продолжал: -- В моем артобъекте, как в жизни, символически отражаются многочисленные слои условностей и ограничений, которыми стесняет и парализует нас сегодняшнее общество. Его внешний слой символизирует защищающий нас снаружи твердый панцирный экзоскелет -- жесткий, но тонкий и даже ломкий, а под ним таятся мягкие слои таких же очертаний и почти такой же толщины. Погружаясь вглубь, можно обнаружить множество различных оболочек, каждая из которых тоньше, но не мягче предыдущей. Конец путешествия будет ознаменован слезами, а достигнув центра, мы поймем, что там почти пусто и схожесть внутренних слоев с внешней оболочкой в какомто смысле иллюзорна. -- Это же луковица, -- громко сказала я. Зрители и искусствоведы онемели от изумления, воцарилась тишина. Некоторые критики посмотрели на меня, потом на Дюшана2924, потом на луковицу. Я надеялась, ктонибудь из критиков произнесет нечто вроде: "Спасибо, что обратили на это наше внимание. Мы чуть было не выставили себя круглыми идиотами", -- но как бы не так. Они просто спросили: -- Это правда? Судя по ответу мсье Дюшана2924, предложенная формулировка соответствовала скучной фактической истине, но никоим образом не передавала предметноизобразительную глубину его творения, и, словно для того, чтобы подчеркнуть свою мысль, он извлек из недр плаща луковую косицу и добавил: -- А теперь я хотел бы показать вам еще один артобъект. Я назвал его "Безликая внутренняя сущностьдва (групповая инсталляция)". Артобъект представляет собой группу концентрических трехмерных предметов, расположенных вокруг устойчивого ядра... Корделия оттащила меня от критиков, с любопытством вытянувших шеи, чтобы получше рассмотреть инсталляцию. -- От тебя сегодня одни неприятности, Четверг, -- улыбнулась Торпеддер. -- Идем, хочу кое с кем тебя познакомить. Она представила меня молодому человеку в безупречном костюме и с безупречной стрижкой. -- Это Гарольд Гибкинсон, -- сказала Корделия. -- Агент Лолы Вавум и большая шишка в киноиндустрии. Гибкинсон с благодарностью пожал мне руку и заявил, что обалденно рад со мной познакомиться. -- Вашу историю просто необходимо поведать широкой публике, мисс Нонетот, -- восторженно продолжал юноша, -- и Лола мечтает об этой роли. -- О нет, -- торопливо ответила я, сообразив, к чему он клонит. -- Нетнет. Никогда. -- Выслушай Гарри, Четверг, -- взмолилась Корделия. -- Он из тех агентов, кто может заключить очень выгодную для тебя сделку и фантастически поднять популярность ТИПАСети. И будь уверена, твои пожелания и мнения будут учтены в сценарии вплоть до мельчайших деталей! -- Фильм? -- недоверчиво переспросила я. -- Вы что, спятили? "Шоу Эдриена Выпендрайзера" видели? ТИПА с "Голиафом" обглодают ваш сценарий до костей! -- Но мы подадим фильм как фантастический, мисс Нонетот, -- объяснил Гибкинсон. -- Даже название придумали: "Дело Джен, или Эйра немилосердия". Как вам? -- Помоему, вы оба чокнутые. Прошу прощения. Я оставила Корделию и Гибкинсона шепотом плести интриги и направилась к Безотказэну, который пялился на мусорный контейнер, набитый бумажными стаканчиками. -- Они хотят сказать, что это произведение искусства? -- спросил он. -- Это же точьвточь мусорное ведро! -- Это и есть мусорное ведро, -- ответила я. -- Потому оно и стоит рядом с фуршетным столиком. -- Ох! -- ошеломленно выдохнул мой напарник, а затем поинтересовался, как прошла прессконференция. -- Ган борется за голоса, -- резюмировал он, выслушав мой отчет. -- Оно и понятно. За сто миллионов можно купить хорошее эфирное время для саморекламы, но, отдав "Карденио" обществу, он получит голоса шекспирианцев, а эту группу избирателей ни за какие коврижки не купишь. Об этом я не подумала. -- Чтонибудь еще? Безотказэн развернул листок бумаги. -- Да. Вот, пытаюсь понять, в каком порядке завтра вечером выдавать со сцены анекдоты. -- Сколько тебе дали времени? -- Десять минут. -- Дай посмотреть. Он попытался обкатать свое выступление на мне, но я уклонилась под предлогом соблюдения чистоты эксперимента. Самому Просту все анекдоты казались несмешными, хотя он понимал, в чем соль. -- Начать можно с пингвина на льдине, -- сказала я, изучая список, пока Безотказэн делал заметки, -- затем перейти к домашней сороконожке. Потом попробуй белую лошадь в пабе и, если сработает хорошо, переходи к черепахе, на которую напали улитки, только смотри, говори с выражением. Затем переходи к собакам в приемной ветеринара и заканчивай тем, который про встречу с гориллой. -- А как же лев и бабуин? -- Хороший анекдот. Можно вместо белой лошади, если сороконожка не сработает. Безотказэн сделал пометку. -- Сороконожка... не... сработает. Понял. А как насчет охотника и медведя? Я рассказал его Виктору, он так фыркнул -- аж всего меня чаем облил. -- Оставь на закуску. Он длинный, три минуты, но не торопись, пусть напряжение растет. И опять же, если публика будет немолодая и консервативная, то я бы отказалась от медведя, бабуина и собак, а вместо них включила бы волкодава и скакунов или два "роллсройса". (???????????текст погрызен??????????????????) -- Бутербродик, дорогая моя? Мама протянула мне тарелку. -- А с креветками больше нет? -- Сейчас посмотрю. Я проводила ее в ризницу, где она и еще несколько представительниц Женской федерации готовили еду. -- Мам, а мам, -- начала я, направляясь следом за ней в уголок, где абсолютно глухая миссис Хиггинс раскладывала по тарелкам салфеточки, -- мне надо с тобой поговорить. -- Я занята, сердечко мое. -- Это очень важно. Она оставила работу, отложила все в сторону и отвела меня подальше, к изъеденной временем каменной статуе, долженствующей изображать последователя святого Звлкикса. -- И что у тебя за дело такое, даже важнее канапе, о дочь моя Четверг? -- Ну, -- начала я, не зная, как бы все это сформулировать, -- помнишь, ты сказала, что хочешь стать бабушкой? -- Ах это, -- рассмеялась она и собралась вставать. -- Я давно заметила, что в булочке есть изюминка, только все ждала, когда ты сама мне расскажешь. -- Минуточку! -- Я почувствовала себя обманутой. -- Тебе же полагается восхититься и разрыдаться! -- Да я уже порыдала, дорогая моя. Могу я задать нескромный вопрос: а кто отец? -- Надеюсь, мой муж. И прежде чем ты задашь следующий вопрос, я отвечу: его устранила Хроностража. Она притянула меня к себе и горячо обняла. -- Это я могу понять. Ты встречаешься с ним, как я с твоим отцом? -- Нет, -- печально ответила я. -- Он живет только в моей памяти. -- Бедняжка! -- воскликнула моя мама, снова обнимая меня. -- Но возблагодари Бога даже за эту малость -- ты хотя бы помнишь его. Многие из нас и того лишены. Просто смутно чувствуют, будто в прошлом у них чтото было... Тебе надо какнибудь вечерком сходить со мной в Общество анонимных утратотерпцев. Поверь, утраченных куда больше, чем ты можешь себе представить. Я никогда не говорила с мамой о том, как устранили моего отца. Все ее друзья списывали нас с братьями на грешки маминой бурной юности. Моя высоконравственная родительница воспринимала это не менее болезненно, чем потерю отца. Но мне не хотелось принадлежать ни к одной организации, в названии которой фигурирует слово "анонимный", поэтому я решила немного сменить тему. -- Откуда ты узнала о моей беременности? -- спросила я, когда она накрыла мою ладонь своей и ласково улыбнулась. -- Да это же на милю видно. Ты ешь, как волк, и все время смотришь на детишек. Когда на прошлой неделе приехал маленький племянник миссис Сардинос, ты его просто с колен не спускала. -- А что, раньше я вела себя подругому? -- Никакого сравнения нет. И грудь у тебя пополнела -- это платье никогда так хорошо на тебе не сидело. Когда рожать будем? В июле? Я замолчала. При мысли о неизбежности материнства меня охватило уныние. Когда я впервые узнала о том, что у меня будет ребенок, рядом со мной был Лондэн и все казалось куда проще. -- Мам, а что, если я окажусь плохой матерью? Я же ничего не знаю о детях. Я всю жизнь ловила преступников. Могу с закрытыми глазами разобрать винтовку М16, сменить мотор в броневике и попасть в монетку с тридцати ярдов восемь раз из десяти. Боюсь, колыбелька у камина -- это не по мне. -- Я тоже так думала, когда носила вас, -- призналась мама, ласково улыбаясь. -- Не зря же я скверно готовлю. Прежде чем познакомиться с твоим отцом и родить тебя и твоих братьев, я служила в ТИПА3. Да и сейчас порой им помогаю. -- Значит, на самом деле вы с ним познакомились не во время поездки в Портсмут? -- медленно проговорила я, не уверенная, хочу ли услышать то, что сейчас услышу. -- Да нет же. Это было совсем другое место. -- ТИПА3? -- Если я тебе скажу, ты ни за что не поверишь, значит, и говорить не стоит. Но пойми одно: в свое время я была счастлива иметь детей. Несмотря на ваши бесконечные детские ссоры и подростковые перебранки, это было замечательно. Когда погиб Антон, мое счастье немного померкло, но в целом быть матерью все равно лучше, чем ТИПАагентом. -- Она на мгновение умолкла. -- Но я, как и ты, опасалась, что не готова, что буду дурной матерью. И как я справилась? Она посмотрела на меня и мягко улыбнулась. -- Прекрасно, мам. Я крепко обняла ее. -- Я помогу тебе, чем смогу, радость моя, только сразу скажу: никаких пеленок и горшков, и не приглашай меня сидеть с младенцем по вечерам во вторник и в четверг. -- ТИПА3? -- Нет, -- поправила мама. -- Бридж и кегли. Она протянула мне платок, и я промокнула глаза. -- Все будет хорошо, милая моя. -- Спасибо, мама. И она заторопилась к бутербродам, пробормотав, что ей еще целую ораву кормить. Я с улыбкой смотрела ей вслед. Я думала, что знаю свою мать, а оказалось, что нет. Дети редко знают своих родителей. -- Четверг! -- воскликнул Джоффи, когда я вышла из ризницы. -- На фиг ты тут нужна, раз ничего не делаешь? Если познакомишь этого богатенького Гибкинсона с неандертальским художником Зорфом, буду весьма тебе признателен. О господи! -- пробормотал он, уставившись на дверь. -- Это же Обри Буженэн! Так и было. Мистер Буженэн, капитан суиндонской крокетной команды, невзирая на недавний скандал с шимпанзе, как ни в чем не бывало блистал на презентациях и вернисажах. -- А шимпанзето он с собой взял? -- полюбопытствовала я, но Джоффи пронзил меня гневным взглядом и бросился пожимать Обри руку. Торпеддер и Гибкинсон обсуждали работы валлийского художникаминималиста Тегвина Ведимедра, тяготевшего к такому минимализму, что его картин вообще не было видно. Они смотрели на голую стену с крюком для картины. -- И что это, потвоему, значит, Гарри? -- Да ничего не значит, Корди, но это совершенно особое "ничего". Сколько она стоит? Корделия склонилась к ценнику. -- Она называется "Сверхсатира" и стоит тысячу двести фунтов. Копейки. А вот и Четверг! Ну как, не передумала насчет фильма? -- Ага, щас. А вы не знакомы с неандертальским художником Зорфом? Я подвела их к кучке людей, столпившихся вокруг Зорфа. Он пригласил нескольких друзей, я узнала Брекекекса из ТИПА13. -- Добрый вечер, Брекекекс. Он вежливо кивнул и представил меня молодому неандертальцу в рабочем комбинезоне, густо заляпанном разноцветными пятнами краски. -- Добрый вечер, Четверг, -- ответил адвокат. -- Это наш друг Зорф. Молодой неандерталец пожал мне руку, а я представила им Корделию и Гарри. -- Что же, очень интересная работа, мистер Зорф, -- начал Гибкинсон, разглядывая беспорядочные зеленые, желтые и оранжевые мазки на холсте площадью шесть квадратных футов. -- И что тут изображено? -- Разве не понятно? -- ответил неандерталец. -- О, конечно! -- воскликнул Гарри, подходя к картине то слева, то справа. -- Это нарциссы, верно? -- Нет. -- Закат? -- Нет. -- Ячменное поле? -- Нет. -- Сдаюсь. -- Давно пора, мистер Гибкинсон. Если приходится спрашивать, значит, вам не понять, Для неандертальца закат означает всего лишь конец дня. Зеленая рожь на картине Ван Гога -- всего лишь неумело изображенное поле. Единственные художники сапиенсов, которых мы понимаем, это Кандинский и Поллок. Они говорят на нашем языке. Наша живопись -- не для вас. Я посмотрела на кучку неандертальцев, с восхищением взиравших на мазню Зорфа. Но Гарри, старое трепло, все еще надеялся угадать. -- Могу я еще раз попробовать? -- спросил он, и Зорф кивнул. Киношник уставился на холст и завращал глазами. -- Это... -- Надежда, -- послышался рядом голос. -- Это надежда. Надежда неандертальцев на будущее. Отчаянное желание иметь детей. Зорф и прочие неандертальцы одновременно уставились на того, кто это произнес. Это оказалась бабушка Нонетот. -- Так я и думал, -- провозгласил Гибкинсон, никого не обманув, но выставив себя идиотом. -- Сударыня демонстрирует проницательность, недоступную ее сородичам, -- сказал Зорф, похрюкивая, что, по моему мнению, означало смех. -- Не угодно ли леди сапиенс внести свой вклад в наши художественные искания? Вот это действительно великая честь. Бабушка Нонетот шагнула вперед, приняла у Зорфа кисть, окунула ее в бирюзовую краску и добавила несколько легких мазков слева от центра. Неандертальцы ахнули, неандертальские женщины быстро прикрыли лица вуалями, а мужчины, включая Зорфа, подняли головы и уставились в потолок, тихо бормоча чтото себе под нос. Бабушка сделала то же самое. Мы с Корделией и Гибкинсоном, ничего не понимая в иноплеменных обычаях, растерянно переглянулись. Потом они затихли, женщины подняли вуали, и все неандертальцы один за другим стали медленно подходить к бабушке, обнюхивать ее одежду и легонько проводить по ее лицу огромными руками. Через несколько минут они завершили ритуал, вернулись на свои места и снова принялись рассматривать произведение Зорфа. -- Привет, крошка Четверг! -- обернулась ко мне бабушка. -- Давай поищем тихий уголок. Надо поговорить. Мы отошли к церковному органу и уселись на жесткие пластиковые стулья. -- Что ты там нарисовала? -- спросила я, и бабушка расплылась в самой сладкой своей улыбке. -- Возможно, комуто оно покажется не совсем пристойным, -- призналась она, -- но мне хотелось их както поддержать. Я ведь раньше работала с неандертальцами и знаю их обычаи и привычки. Как благоверный? -- Все так же, -- мрачно ответила я. -- Ничего, -- серьезно произнесла бабушка, взяла меня за подбородок и заглянула в глаза. -- Надежда есть всегда. Ты, как и я в свое время, увидишь, что все обернется весьма забавно. -- Я понимаю. Спасибо, ба. -- Мать будет тебе надежной опорой, не сомневайся, на нее ты всегда сможешь положиться. -- Кстати, она здесь, если хочешь с ней повидаться. -- Нетнет, -- поспешно ответила бабушка. -- Думаю, сейчас ей не стоит мешать. А пока мы тут, -- она сменила тему, не переводя дыхания, -- может, придумаешь еще какие книжки из категории "десять самых занудных классиков"? Уж очень помереть хочется. -- Бабушка! -- Извини, крошка Четверг. Я вздохнула. -- "Потерянный рай" читала? Бабушка испустила долгий стон. -- Ужасно! Я потом неделю еле ноги волочила. Он же способен навсегда отвадить от религии! -- "Айвенго"? -- Скучновато, но местами ничего. Думаю, в десятку не попадет. -- "МобиДик"? -- Увлекательность и живость чередуется с тупейшей дурью. Дважды перечитывала. -- А "В поисках утраченного времени"? -- Что на английском, что на французском -- тягомотина и есть тягомотина. -- "Памела"? -- А! Вот тут ты попала в точку. Я продиралась сквозь нее еще подростком. Может, в тысяча семьсот сорок первом она и имела успех, но сегодня единственным откликом на нее будет храп обманутого читателя. -- А "Путешествие паломника"? Но бабушка уже отвлеклась. -- У тебя гости, дорогая. Смотри, вон там, между чучелом кальмара внутри пианино и "фиатом", вырубленным из замороженной зубной пасты. Там маячили двое в мешковатых темных костюмах, явно чувствовавшие себя неловко. Разумеется, ТИПАагенты, но не Трупп и не Броддит. Похоже, в ТИПА5 опять стряслась беда. Я справилась у бабушки, обойдется ли она без меня, и направилась к ним. Они тупо рассматривали лежащую на земле расплющенную трубу с надписью: "Неделимая тройственность смерти". -- Что скажете? -- спросила я. -- Не знаю, -- нервно начал первый агент. -- Я... я не большой спец в искусстве. -- Даже будь вы экспертом, здесь это вряд ли помогло бы, -- сухо ответила я. -- ТИПА5? -- Да, а как вы... Он спохватился и нацепил темные очки. -- Нет. Я никогда не слышал о ТИПАСети, тем более о ТИПА5. Их не существует. Черт. Боюсь, у меня не очень получается. -- Мы ищем человека по имени Четверг Нонетот, -- прошептала его напарница, едва шевеля губами. И на случай, если до меня не дойдет, добавила: -- По служебному делу. Я вздохнула. ТИПА5 со всей очевидностью не хватает добровольцев. И это неудивительно. -- Что случилось с Труппом и Броддитом? -- Они... -- начал первый агент, но напарница ткнула его в бок и отчеканила: -- Мы никогда о них не слышали. -- Четверг Нонетот -- это я, -- сообщила я им, -- и, помоему, вы даже не осознаете, какой опасности подвергаетесь. Откуда вас перевели? Из ТИПА14? Они сняли темные очки и нервно заморгали. -- Я из ТИПА22, -- сознался первый. -- Моя фамилия Агниц. А это Резник, она из... -- ТИПА28, -- закончила за него женщина. -- Спасибо, Блейк, я ведь, знаете ли, не немая. И позвольте мне самой с этим разобраться. Прямо рот раскрыть нельзя, чтоб вы меня не перебили. Агниц погрузился в угрюмое молчание. -- ТИПА28? Вы налоговый инспектор? -- Ну и что? -- дерзко ответила Резник. -- Ради повышения приходится рисковать. -- Мне это хорошо известно, не сомневайтесь, -- ответила я, подталкивая их в тихий уголок за моделью гигантской спички, целиком составленной из обломков здания Парламента. -- Но хорошо бы знать, куда влезаешь. Так что сталось с Труппом и Броддитом? -- Они переведены, -- сказал Агниц. -- То есть погибли. -- Да нет! -- удивленно воскликнул Агниц. -- Переведе... Господи! Так вот что это значит! Я вздохнула. Эти двое вряд ли доживут до вечера. -- Оба ваших предшественника мертвы, ребята. Как и два их предшественника. Четыре агента погибли меньше чем за неделю. Что случилось с отчетами Броддита? Неужели их случайно уничтожили? -- Не смешите меня! -- рассмеялся Агниц. -- Мы их получили целехонькими. Но потом какойто новый сотрудник отдела пустил рапорты в бумагорезку, приняв ее за ксерокс. -- У вас есть хоть чтонибудь для начала? -- Как только они сообразили, что это бумагорезка, я -- простите, они -- выключили ее, и у нас осталось вот это. Он протянул мне два обрывка бумаги. На одном листке помещалась фотография молодой женщины, выходящей из магазина с пакетами и свертками. Ее лицо как раз угодило под ножи, и зрелище получилось жутковатое. Я перевернула снимок. На обратной стороне ктото написал карандашом: "А.А. выходит из магазина сети ?Дороти Перкинс?, расплатившись краденой кредитной карточкой". -- "А.А." означает "Ахерон Аид", -- доверительным тоном сообщил Агниц. -- Нам позволили заглянуть в его файл. Он умеет лгать словом, делом и мыслью. -- Знаю. Я сама это писала. Но здесь не Аид. Ахерона нельзя снять на фотопленку. -- Тогда за кем же мы охотимся? -- спросила Резник. -- Понятия не имею. А это что за список? Второй обрывок представлял собой просто страничку с заметками, сделанными Броддитом в процессе слежки непонятно за кем. Я прочитала: -- "...Девять тридцать четыре. Контакт с объектом на распродаже в ?Кэмп Хопсон?. Одиннадцать ноль три. Легкий завтрак -- морковный сок и овсяные лепешки. Уходит, не заплатив. Одиннадцать сорок восемь. ?Дороти Перкинс?. Двенадцать пятьдесят семь. Ланч. Четырнадцать сорок пять. Продолжает делать покупки. Семнадцать двадцать. Перебранка с менеджером ?Трикотажной девчонки? по поводу возврата шерстяных носков. Семнадцать сорок пять. Контакт потерян. Двадцать один ноль три. Контакт восстановлен в ночном клубе ?Хотбокс?. Двадцать три ноль две. А.А. уходит из клуба вместе с мужчиной. Двадцать три шестнадцать. Контакт потерян..." Я опустила листок. -- Неужели так описывают действия преступникааса? -- Не так, -- угрюмо согласилась Резник. -- Какой у вас приказ? -- Служебная тайна, -- заявил Агниц, уловивший стиль работы ТИПА5 ровно в тот момент, когда это требовалось меньше всего. -- Пристал как репей, -- пожаловалась Резник, гораздо лучше понимавшая ситуацию, -- и каждые полчаса посылает в штабквартиру ТИПА5 три варианта отчета. -- Вас используют как живую приманку, -- сказала я им. -- На вашем месте я как можно быстрее сбежала бы обратно в ТИПА22 и 28