разведки. Больше того, я слышал, что в этот раз даже сам Падова может спуститься с нами, так что в случае чего "Хейг" будет поджидать нас на поверхности. Поскольку никто не знал, что Инглиш слышит, о чем там заливает Сойер, то командир 92-й решил не опровергать слова своего заместителя. Насколько понимал Тоби, та информация, которую они с Сойером почерпнули из разговора между Наблюдателем и Меннинг, вполне могла оказаться правдой. Ко всему прочему, Инглиш чувствовал, что между пришельцем и офицером разведки словно проскакивают какие-то искры. И вот об этом-то Инглишу и не хотелось даже и думать - особенно, если вспомнить, что нечто подобное в последнее время наблюдалось также между Меннинг и исполняющим обязанности лейтенанта 92-й, из-за чего Сойер и пребывал последнее время в таком раздражении. И в первый раз за все время этой чертовой войны с халианами, Инглишу действительно захотелось оказаться в стороне. По крайней мере, ему не пришлось лично следить за тем, чтобы каждому из его десантников досталось подходящее по размеру снаряжение. Именно из-за такой мелочи победа часто могла обернуться поражением. Этим займется Сойер, на что у него уйдет вся ночь. Сойер просто-напросто напросился на эту работу, хотя по уставу это вообще не их дело. С точки зрения устава, в поступлении нового вооружения накануне решающего сражения не было ничего из ряда вон выходящего. Но если бы Сойер не вызвался проследить за подгонкой, Инглиш чувствовал бы себя обязанным остаться. Теперь, по крайней мере, он сможет немного поспать, от чего Сойер счел необходимым отказаться по причинам, которые, по-видимому, были связаны с Джоанной Меннинг и присутствием на борту Наблюдателя. Инглиш решил для себя, что пока эти причины не начнут мешать его лейтенанту выполнять свои функции, он вмешиваться не станет. В конце концов, это не его дело. В противном случае он давно бы уже предупредил Сойера, что валять дурака со старшим по званию офицером не слишком умно. Впрочем, Сойер и сам прекрасно понимал это, как и то, что Инглиш в курсе дела, и дело это ему очень и очень не нравится. Но даже такое соображение Сойера не останавливало. Во всей этой бодяге имелся лишь один плюс - Сойер, по причинам, пускай и не слишком приглядным, решил заняться делом именно тогда, когда Инглишу это было особенно нужно. Впрочем, так всегда происходило в "Красной Лошади". - Еще раз, ребятки, - сказал Сойер готовым к броску десантникам. Они находились во чреве скутера, освещаемого лишь короткими красными вспышками. - Приказ гласит, что мы должны по возможности захватить пленных, запомните. Для этого и предназначены "ягдташи" - сержант оскалился - и липкие ленты. Но в этом же приказе также предписывается не потерять ни одной из этих штучек, включая и ваши костюмы. Поэтому - никаких случайностей. Среди собравшихся в десантном отсеке солдат раздался ропот, на взгляд Инглиша чересчур тихий. - Короче говоря, - продолжил Сойер, - мы ничего не оставляем - ни одного сканера, ни одного ранца системы ЭЛВИС, ни одного живого халианина... и, разумеется, ни одного из этих чертовых АПОТ-ружей. - Сойер взглянул на ружье в своей руке с такой любовью, с какой посмотрел бы на гадюку. - А теперь пройдемся еще раз по этому оборудованию. Ранец системы ЭЛВИС (Электромагнитный Векторно-Интегрированный Скаляр) служит источником энергии для ружей, которые вы держите в руках. Если вы потеряете ранец, вся эта сверхсложная техника годится лишь в качестве дубинки. Ваш костюм и перчатки, когда они пристегнуты к рукавам, являются частью системы, они передают энергию от ранца к ружью. Ни в коем случае не разрывайте контакта... Этот момент ужасно беспокоил Инглиша. Конечно, другого способа объяснить людям о принципах действия системы НТО не было. Они понятия не имели о потенциалах нулевых точек, об эффектах Ахаранова-Бома в токах, текущих по кольцам из композитных металлов. Им нужно только знать, что пока сохраняется контакт с костюмом, ружье способно уничтожить все вокруг - будь то растение, животное или минерал. Но Инглиш знал несколько больше. Достаточно для того, чтобы ощущать беспокойство не только из-за бессознательных предчувствий. Достаточно для того, чтобы догадываться о том, что именно заставило Наблюдателя отправиться с ними. НТО, питаемое шестнадцатикилограммовыми ранцами ЭЛВИС и управляемое новыми электронными шлемами-соратниками, прокалывало в пространстве-времени виртуальные дыры, черпая из-под поверхности того, что Инглиш и его люди воспринимали как реальность, неограниченное количество энергии. Чем это могло окончиться для человека, одетого в сверхпроводящий костюм и держащего в руках ружье, излучающее эту самую энергию? Это был один из тех вопросов, которые не задашь представителю подразделения "Восемь Шаров", прибывшего для того, чтобы самому получить на них ответы. На жаргоне древних коллег Инглиша, дело пахло керосином. Парень, который проводит эксперименты в лаборатории, паля по макету дома - это одно. А пятьдесят мужчин, атакующих врага на площади в восемь квадратов - это совсем другое. В описании, на обложке которого, пока он собственноручно не сжег книжку, красовалась надпись: "ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕ ЭТОТ ДОКУМЕНТ: КАЖДЫЙ ПРОЧИТАВШИЙ ОТВЕЧАЕТ ЗА УНИЧТОЖЕНИЕ ЭТОГО ДОКУМЕНТА СОГЛАСНО ПРИЛАГАЕМЫМ ИНСТРУКЦИЯМ", не рассматривались такие вопросы, как минимальное расстояние между ранцами ЭЛВИС, или, что произойдет, если один навьюченный боевой системой человек получит случайный дружеский привет в виде огня другой системы. Не было там также никаких упоминаний о таких вещах, как перегрузки и возможные неисправности. Инглиш осторожно поправил свой новый защитный костюм. Он многое бы отдал сейчас за то, чтобы новое одеяние не заставляло его так нервничать. Через семь с половиной минут они должны по сигналу Сойера надеть шлемы и приступить к предпрыжковой процедуре. Тогда все неприятные ощущения, вероятнее всего, исчезнут. Тяжесть в желудке и боль в затылке были вызваны, скорее, предстоящей высадкой, чем экипировкой. Несомненно. Как только он избавится от необходимости лицезреть Гранта и Меннинг, жмущихся к мастеру по прыжкам, все встанет на свои места. Тогда ему останется беспокоиться только о том, не будет ли его Соратник забивать переговорное устройство, не замкнет ли костюм при случайном падении в какую-нибудь лужу и не поджарит ли его при этом заживо. Внизу, на Бычьем Глазу сейчас стояла дождливая, безлунная ночь - как выразилась Джоанна Меннинг, темно, как в черной дыре. Однако ничто не могло быть темнее, чем лицо офицера разведки сейчас, когда она сидела рядом с Наблюдателем, искоса поглядывая на Сойера. Инглиш попытался хоть как-то смягчить возникшее между ней и Сойером напряжение, усадив их подальше друг от друга. Но все напрасно. Скорей бы оказаться внизу. Инглиш прыгал вместе с Сойером и всей 92-й, а Джонна Меннинг, будучи важной персоной, оставалась с Грантом, мастером по прыжкам и пилотом скутера. Наблюдатель собирался приземлиться на скутере, а не прыгать вместе с мелкой сошкой. Скутер-"невидимка" должен был опуститься в точке сбора, обозначенной на карте как Десять Колец. Безопасность скутеру обеспечивали многочисленные защитные экраны, и именно из него офицер разведки и гражданский наблюдатель станут следить за всей операцией через встроенный в костюм каждого десантника камеры. На этот раз, если у них случится что-то непредвиденное или произойдет случайный сбой аппаратуры, они уже не смогут просто синхронизировать шлемы и стереть всю информацию. На этот раз все будет записываться. Командование "Восьми Шаров" желало слышать и видеть все, что произойдет во время первого противостояния системы НТО с врагом. Но больше всего Инглиша обеспокоило то, что сам Наблюдатель в костюм облачаться не стал. И прыгать тоже не собирался. Если принять во внимание характер этого человека и его работу, этот факт говорил гораздо больше о существующей опасности, чем инструкция, которую сжег Инглиш. Инглиш отлично понимал, что он чувствовал бы себя куда менее скверно, если бы Наблюдатель был стар, хром, толст, слеп или имелась еще какая-то причина, не позволявшая бы ему совершить прыжок. Хотя, надо признать, прыжок этот был отнюдь не рядовым. В этой операции вообще не было ничего рядового. Грант не захотел, чтобы кто-нибудь болтался в небе на парашюте - это еще понять было можно. Но приземление на сей раз должно быть точным, без обычного для парашютного десанта разброса. Вот это уже непонятно. Но Грант настаивал, а у Инглиша и так уже имелось достаточно неприятностей с Наблюдателем. Если бы он отказался возглавить 92-ю, кто-нибудь другой, возможно даже Сойер, занял бы его место. Грант дал понять это достаточно ясно. Поэтому, для того, чтобы выполнить хирургически точные требования доморощенных приказов подразделения "Восемь Шаров", десантники должны были командами по двое или по трое спускаться на реактивных ранцах или по десантным тросам. Инглиш не знал, так ли уж законен оказался бы этот приказ, опротестуй он его в суде, но у него не было никаких возможностей сделать это, а Падова наотрез отказался дать ему возможность запросить начальство по корабельной связи. - Делай свое дело, Тоби, и не задавай лишних вопросов. Ты же прекрасно все понимаешь. - При этом Падова вел себя прямо как отец родной, жал ему руку и бросал на него многозначительные и заботливые взгляды. Черт побери, он всегда просто ненавидел эту фазу свободного падения, и годы не прибавили ему любви к ней, подумал Инглиш. Если бы не это хитроумное задание с его неопределенными параметрами и высадкой в самую последнюю минуту, все могло быть совсем по-другому. Корабль находился в состоянии свободного падения, имитируя сгорающий в атмосфере космический мусор, обломок недавнего космического сражения, продолжающий двигаться по прежней, теперь гибельной орбите. На халианской ремонтной базе наверняка заметят его, но вряд ли они станут особо беспокоиться по поводу мертвого обломка. Разведка донесла, что на базе осталось слишком мало сил, способных стереть их с лица земли во время высадки, если только халиане не привели в порядок один из кораблей, который смог, к тому же, избежать воздействия разрушающего электронику излучения, которым силы Альянса накрыли Бычий Глаз, как только началась битва в космосе. Но никогда ничего нельзя знать наверняка. Под лежачий камень вода не течет. 92-я Инглиша была тому примером. Обычно к этому времени все уже надевали свои шлемы, но в этих новых системах имелись мощные источники магнитного поля, и никто не знал, что может случиться, когда контакты шлемов-Соратников и костюмов замкнутся. Поэтому все сидели с непокрытыми головами и каждый старался как можно лучше продемонстрировать свою готовность к бою. Вероятно, поэтому общий разговор не клеился, и возбуждение десантников не слишком бросалось в глаза. А может, Инглишу все это лишь казалось. Просто он знал больше - и, следовательно, имел больше причин для беспокойства - чем кто-либо, если конечно не считать Гранта и, быть может, Меннинг, которые не собирались покидать безопасного уюта скутера. И как раз в тот момент, когда он подумал о ней, Джоанна Меннинг встала со своего места и, согнувшись в три погибели в своем костюме старого образца, начала пробираться между рядами бронированных колен и зажатых между ними ружей. Она остановилась перед Сойером. От Инглиша ее отделяло всего несколько метров, но он не смог расслышать, что она прошептала на ухо его заместителю. Однако Инглиш заметил, что она передала Сойеру какой-то черный футляр. Этого просто нельзя было не заметить. Инглиш принял соломоново решение не обращать на сей факт внимания, что бы, черт побери, он не означал. Если это имеет к нему хоть какое-нибудь отношение, Сойер все расскажет, когда они выберутся из этой проклятой консервной банки. Он вновь вернулся к своим заботам. Определитель Цели шлемов был настроен на поиск хорьков - за тысячу метров на открытом пространстве, за двадцать метров сквозь любое препятствие. Любых хорьков по температуре тела и биению сердца. Но Инглиш понятия не имел, как будут выглядеть эти мишени на экране шлема. Решив спокойно дождаться того момента, когда сигнальная лампа перестанет мигать, что будет означать прибытие на место высадки, он вертел в руках шлем, играя откидывающимся экраном дисплея. Но когда Меннинг закончила свое секретное совещание с Сойером, Инглиш не смог побороть искушения попробовать увеличить шансы 92-й. - Послушайте, Меннинг, - тихо окликнул он - и все остальные тут же замолчали. Она распрямилась насколько смогла и спросила: - В чем дело, капитан? - Если вы доставите вниз вездеходы, с меня причитается. - Мы вызвали их, капитан, - сказала она, осторожно делая шаг назад между рядами бронированных коленей, - но вы же знаете, как бывает... - Она двинулась дальше, и Инглиш не смог разглядеть выражения ее лица. Голос гражданского Наблюдателя легко покрыл расстояние, отделявшее кабину пилота от десантников. - Ваши машины где-то здесь, внизу, солдат. Но зная эффективность Флота, - добавил Грант, - шансы на то, что они находятся в районе двадцати квадратов от предполагаемого места вашего приземления таковы, что я бы не рискнул поставить на кон свою жизнь. Это были отнюдь не те слова, которые могут согреть душу, но Инглиш начал первый. Но все же терпеть такие издевки перед самым боем... Инглиш поднялся со своей скамьи. Тяжелая рука Сойера толкнула его в грудь. Это могло показаться случайностью, просто два человека попытались одновременно подняться в тесноте десантного скутера, чтобы получше рассмотреть кого-то впереди. Инглиш шлепнулся обратно на скамейку. Сойер был уже в середине прохода и сказал тоном, которым пользовался при подсчете убитых и на допросах: - Будучи нашим гражданским Наблюдателем, сэр, вы должно быть знаете, насколько правдиво утверждение, что технология хорьков отстает от нашей на сто лет? - Это был не вопрос, а замаскированная попытка обострить конфликт. Но это замечание произвело чудодейственное воздействие - Инглиш, шлепнувшийся на свое место и с усилием убравший руку с пояса, где висел старомодный, работающий на кинетическом принципе, но тем не менее смертоносный пистолет, был благодарен Сойеру за его вмешательство. Если он и собирается пристрелить Гранта-Наблюдателя, то для этого у него еще масса времени и сделать это надо либо в неразберихе боя, либо найти более вескую причину, чем простое недовольство критикой Гранта в адрес Флота. Инглиш был не единственным, чье настроение резко изменилось после замечания лейтенанта. Десантники принялись обмениваться шуточками насчет халиан, и общая напряженность понемногу спала. Что было чертовски любезно со стороны Всемогущего, где бы он ни находился, ведь они были уже совсем близко от точки высадки. Через две минуты красный свет перестал мигать. Инглиш привстал со скамьи, засек время и заговорил: - Помните, мы должны захватить ремонтную базу и удерживать до тех пор, пока на смену не подоспеет милиция с Бонавентуры - это план А. План Б - мы уничтожаем их и собираемся у Десяти Колец... - Причем с пленными, - прибавил Грант. - Все слышали, что сказал этот человек? - спросил Инглиш, не осознавая, что в этот момент улыбается. - Остальные указания получите по связи. Когда начнется торможение, подключайте ваши шлемы. Тут упомянутое торможение и началось. Инглиш от толчка шлепнулся обратно на скамью. Управляемый спуск на несколько секунд сменился антирадарным маневром. Все уже надели шлемы и проверяли перчатки, зарядные сумки, ружья, энергетические ранцы и остальное снаряжение. Сквозь визор шлема интерьер десантного корабля выглядел совершенно по-другому, но это мало волновало Инглиша. Левый дисплей шлема показывал номера и условные графические изображения для каждого из его людей - голоса принятые и голоса идентифицированные: разноцветные знаки, которые нельзя было неправильно истолковать. Сквозь световой фильтр все окружающее казалось погруженным в полумрак, напоминая об узких долинах Эйриша. Инглиш отрегулировал фильтр и начал проверять настройку своих секретных каналов связи и двусторонних линий. - Сойер? - сказал он без всяких прелюдий. Соратник сейчас, же переключил его на двусторонний канал. - Да, босс, - услышал он голос Сойера. Желтый указатель над цифрой два на дисплее показал капитану, что его помощник задействовал секретный канал, разговор по которому кодировался. - Как вам это нравится? Этот Соратник действительно может читать мои мысли. Прямо опередил мое намерение сказать вам, что этот ублюдок Грант получит от меня крайне нелестную характеристику в рапорте, который я составлю после боя. - Дельта Три, нас все время записывают, - официальным тоном напомнил Инглиш своему офицеру. - Хотя это не означает, что я не согласен с вами. - Дельта Два, сэр, - ответил Сойер. - Заставим этих щенков шевелиться... если вы конечно готовы, сэр. Общий канал включался так быстро, что Инглиш даже не успел среагировать - должно быть, как написано в инструкции, Соратник получил подсказку его нервных импульсов. И тут Инглиш услышал незнакомый голос, голос, который не слышал никогда прежде и был бы до чертиков рад никогда его не слышать. Голос был ясный, немодулированный и больше всего напоминал компьютерную систему, сообщающую новый телефон старой подружки. Но голос отнюдь не сообщал никаких данных - он отдавал приказы. И доносился голос не извне, а принадлежал вделанному в его шлем электронному Соратнику, перехватившему командование. По общему каналу его слышали все подчиненные Инглиша: - Дельта один обращается к "Красной Лошади". Приготовиться команде Альфа Один-Один - шестнадцать секунд, пятнадцать, четырнадцать... - Дьявольщина, - растерянно буркнул Сойер по двусторонней линии, позволявшей переговариваться, не выходя из общего канала. - Это же мое дело... Инглиш выругался и ответил: - Это не я, а чертов шлем. - Дельта Один был кодом, зарезервированном для скутера. Через этот канал могли поступать приказы со стороны, замечания Наблюдателя и разведданные от Джоанны Меннинг. Не теряя времени на возню с дисплеями, Инглиш хлопнул по переключателю секретной линии и удостоверился в том, что она задействована. - Подождем до того момента, когда окажемся на поверхности, Сойер. Любая штуковина, изготовленная в Альянсе, должна иметь выключатель. - Чертовски надеюсь, что так, - буркнул Сойер и поднялся, чтобы проверить канаты. Мастер по прыжкам открыл люк отсека. - Кому нужен командир, которого нельзя в случае чего ненароком прикончить. Инглиш ничего не ответил. Он приводил в порядок собственные чувства, не желая десантироваться в таком раздражении. Он убеждал себя, что Соратник не стал бы вмешиваться, если бы они с Сойером действовали так, как обязаны были действовать - быстро и не рассуждая. Он сконцентрировался, стараясь успокоить пульс и замер, пытаясь угадать каждый последующий шаг исчезающих в люке десантников, пока не настал его черед ринуться с реактивным ранцем навстречу тому, что поджидало его на Бычьем Глазе. Инглиш вовсе не был любителем острых ощущений и не испытывал особой тяги к прыжкам с реактивным ранцем и тяжелым снаряжением из низколетящего скутера. Немного помогало только то, что сила тяжести на Бычьем Глазе на одну восьмую меньше, чем на его родной планете. Кроме того, кругом стояла темень, как в желудке у хорька, и Инглиш собрался было записать одно очко в пользу Джоанны Меннинг. Собирался до тех пор, пока они с Сойером не приземлились в назначенном месте и не обнаружили, что в пределах чувствительности сенсоров шлема не видно ничего, даже отдаленно напоминающего командирский джип. Ручной сканер тоже слепо мерцал пустым экраном. Поэтому Инглиш отобрал очко, авансированное было Меннинг. Значит, пока что счет один-ноль: халианам ноль, "Красной Лошади" ноль, разведке Флота ноль и командованию "Восьми Шаров" один - поскольку они проделали дьявольскую работу, разбросав ударную группу по всей координатной сетке. Инглиш и Сойер находились в постоянном контакте со всеми бойцами 92-й. Каждая пара или тройка десантников оказалась точно в том месте, где должна была оказаться. Десантники видели как раз то, что и должны были видеть. Единственная неприятность состояла в том, что эти чертовы шлемы вели людей по графику с нечеловеческой дотошностью, и раздающийся в ушах компьютерный голос действовал на нервы десантникам, обычно не отличающихся особой впечатлительностью. Однако в руководстве ничего не было сказано о деморализующем воздействии на психику того обстоятельства, что какая-то машина говорит тебе когда ложиться, а когда бежать, когда поворачивать направо, а когда налево, когда и куда целиться. И к тому времени, как Омега ввязалась в перестрелку, все были так напряжены, что Инглиш решил отнять очко, которое он мысленно присудил Гранту. Они с Сойером с трудом пробирались по колено в грязи, которая в окуляре прибора ночного видения походила на свернувшуюся кровь. Каждый из них прослушивал одновременно общий и индивидуальные каналы связи, так что командиры могли слышать тяжелое дыхание и проклятия каждого из десантников. Поэтому услышали и то, как все стихло, когда Омега попала в переделку. Вся эта хваленая техника вместе с Соратником оказалась не в состоянии обеспечить голографическое изображение на том же уровне, что и старое, надежное оборудование, к которому привык Инглиш. Он попробовал пошарить в эфире, но так и не смог отыскать того, что его интересовало. Вконец рассвирепев, он рявкнул, не обращаясь ни к кому конкретно: - Может эта чертова система показать мне, что творится там, где находится Омега? Ба-бам! Перед глазами тут же возник расщепленный надвое экран, показавший то, что видели два десантника группы Омега. Но экран не позволял видеть такие пустяки, как то, что творится под ногами десантников. Инглиш чертыхнулся. Где, черт побери, он вообще находится и что делают остальные его люди. Ослепший и ошарашенный, он споткнулся и упал на колени. - Капитан, с вами все в порядке? - раздался в наушниках голос Сойера. Сознавая, что все, что он сейчас скажет, будет записано и позже подвергнуто скрупулезному анализу, Инглиш очень медленно и осторожно произнес: - Дельта Три, со мной все в порядке. Если не считать того, что я ни черта не вижу, кроме того, что видит Омега, вступившая в бой с неприятелем. В основном деревья и вспышки выстрелов. Я собираюсь отключить эту систему и, насколько это возможно, вернуться к моему старомодному и отсталому оборудованию. От него я, по крайней мере, знаю чего можно ожидать. Тяжело дыша, Инглиш сидел в грязи и прислушивался к стуку собственного сердца, которое в этот момент звучало громче, чем двадцать других источников звуков, которые отслеживала командная система. Когда трясущимися пальцами он отыскал наконец нужный переключатель, отключил голографический экран и получил возможность видеть, что творится перед его носом, Сойер сказал: - Сэр, вы не слышали, что Омега докладывает об этой перестрелке? - Нет, я был слишком занят этими проклятыми игрушками, - пробурчал Инглиш. - Они говорят, что не могут засечь врага. У них такое впечатление, что их атакуют невидимки, роботы или что-то в этом роде. Масса выстрелов, вспышек - но ни одного халианина. - Что за черт? - скользя по грязи, Инглиш поднялся на ноги. - Что еще за невидимки? Через прозрачный щиток шлема, пересеченный координатной сеткой, Инглиш увидел фаталистически пожимающего плечами Сойера - вернее его огромный, зловещий силуэт на фоне просветленного с помощью электроники ночного неба. В одном направлении небо было немного светлее. - Не знаю, сэр. Похоже, мы влипли в какую-то передрягу. Надо выяснить в чем дело. - Сейчас, только просканируем этот квадрат для записи, Сойер. - Инглиш медленно начал крутиться на месте вокруг своей оси, методично сканируя окружающую местность сверхчувствительным прибором ночного видения. Совершив полный оборот, он отчетливо произнес. - Нет, вы только посмотрите, сержант... то есть лейтенант Сойер. Аппаратура шлема показывает полное отсутствие халиан в этом районе. Давай-ка поспешим в квадрат тридцать восемь. И Инглиш, не обращая внимания на болтающееся на груди АПОТ-ружье, направился в сторону, где на фоне ночного неба отчетливо сверкали огненные вспышки - туда, где Омега сражалась с невидимым врагом. Перекрывая бормотание динамика, по выделенному каналу ворвался голос Сойера: ...послушайте, мне это дерьмо совсем не нравится. Почему бы нам не попросить скутер произвести рекогносцировку? - Потому что они и так слышат нас, старина, - ответил Инглиш с огромным удовольствием представляя себе, что сейчас делается на борту десантного скутера. - И они лучше нас знают, что здесь творится. Ты хочешь, чтобы я попросил о разведывательном полете? Если он так необходим, то почему тогда Дельта Один не попросил об этом? В левом верхнем углу щитка шлема Инглиша, на контрольной панели переговорного устройства появился фиолетовый указатель. Похоже, Сойер знает это оборудование куда лучше, чем он сам. "Хорошо, если разговор в этом фиолетовом режиме на записывается", - отстраненно подумал Инглиш, вслушиваясь в слова Сойера. - Тоби, этот Грант - просто грязная свинья; ради того, чтобы доказать свое, он с легкостью бросит нас гнить здесь. А мы ведь даже не знаем, какой результат ему нужен - положительный, отрицательный или что-то третье. - Я не могу переключить свой канал на твою линию, - предупреждающе и осторожно ответил Инглиш. - Вот здесь, - Сойер потянулся к нему и переключил тумблер. Его рука в перчатке задержалась на груди Инглиша. - Меннинг сунула мне плазменное ружье, армейское. Не странно ли? Надеясь, что фиолетовый цвет означает именно то, что предполагает Сойер, Инглиш ответил: - Она хочет, чтобы ты застрелил его? - Нет, она хочет, чтобы я вернулся живым. Ты же знаешь, Джоанна не способна нарушить устав. Она ничего мне не сказала. - Вот как? - Ладно, ладно, я ведь не говорю, что это правильно. Но он просто вытирал об нее ноги, даже самое большое начальство не должно вести себя так с подчиненными. - Полегче, Сойер. Ничего с ней не случится. Кроме того, об меня он тоже вытирал ноги, да еще перед Падовой, так что я сочувствую вам. Но они там все такие. Да и она тоже не лучше, вспомни. Все они требуют от человека невозможного и полагают, что в этом и состоит их долг. - Она не дала бы мне плазменное ружье, если бы наши дела не были бы совсем плохи. - Эй, парень, мы в зоне войны. Здесь дела всегда плохи, иначе нас здесь и не было бы. Чего ты хочешь? Чтобы я вызвал их сюда, так что ли? - Кого, Джоанну? Да нет же, черт побери! Просто я подумал, что поскольку все это задумал этот Наблюдатель, он тоже должен находиться здесь и наблюдать, рискуя своей шкурой вместе со всеми нами. - Я подумаю, что можно сделать. Но должен тебе сказать, я от души надеюсь, что ты действительно знаешь, как обращаться с этими фиолетовыми указателями. - В арсенале этого человека нет ни одной следящей системы, которая бы не имела блокировки. - Тогда немедленно отключи и мою - а то мы ничего не сможем услышать. Покажи мне, как она включается, и давай вернемся к войне. Через несколько мгновений Инглиш принялся докладывать на волне Дельты Один: "...принимая во внимание сообщение о невидимом противнике, мы считаем, что возникли непредвиденные трудности. Просим Наблюдателя с Десяти Колец прибыть на место боевых действий". Ему ответил голос Джоанны Меннинг, слышимость была такая хорошая, что опознавательный знак, который она использовала, оказался излишним. - Дельта Два, Наблюдателя нет на месте. Вы нашли транспортные средства? - Никак нет, мадам. Но вероятнее всего, они все равно застряли бы в грязи, так что нам пришлось бы еще хуже. Конец связи. Они уже подходили к роще деревьев с невероятно толстыми стволами, когда по ним открыли огонь. Красные, зеленые и желтовато-белые вспышки выстрелов на мгновение перегрузили сенсорную систему его шлема. Инглиш оказался на земле прежде, чем успел услышать предупреждающий крик Сойера. До его сознания дошло тихое бормотание Соратника "...укройся, укройся; отстреливайся, отстреливайся". Соратник, опасаясь то ли за себя, то ли за своего хозяина, отключил всю дистанционную связь. Инглиш теперь не мог видеть поле боя через шлемы своих бойцов. - Проклятие, ненавижу эту штуку! Запишите, черт побери, если это кому-нибудь интересно, - сказал он в микрофон. - Этой хреновине кажется, что у меня не хватит ума ответить на огонь. Сойер уже палил по деревьям, лежа в грязи. И тут Тоби Инглиш впервые задумался о том, как может повести себя система АПОТ, когда человек, одетый в костюм, от которого она зависит, лежит в луже грязи. Приклад ружья уже покоился у него на плече, когда до него дошло, что электрическая проводимость воды не должна вселять слишком радужные надежды в человека, одетого в костюм, одна из функций которого - служить проводником. Но он постарался отогнать эту мысль. "Должны же они были об этом позаботиться". Вслух же Инглиш сказал: - Эй, Сойер! Сойер! Может быть, хватит, парень? - Лежавший рядом с ним Сойер жал на свой курок с таким остервенением, будто у него за спиной болтался неисчерпаемый источник энергии. Он палил в одну точку, туда, где раньше были деревья, а теперь стояло серо-буро-малиновое зарево с ярко светящейся сердцевиной, которую невозможно было бы описать ни в каком рапорте, поскольку... она все время менялась. Впечатление было такое, что зарево эволюционировало. Сердцевина была такой яркой, что щиток шлема затемнился, оставив чистой лишь центральную часть. Инглиш понимал, что должен что-то предпринять. Например, выстрелить из своего ружья. Может быть, Сойер не собирается отвечать ему до тех пор, пока не поразит цель? Когда целишься - не до разговоров, это понятно. Но у Инглиша действительно не было никакого желания стрелять из этого ружья, тем более, что его Соратник больше не советовал ему "отстреливаться". Собственно говоря, он даже не указывал Инглишу никаких целей для стрельбы. Прокрутив в мозгу события недавнего прошлого, Инглиш вдруг понял, что шлем вообще ни разу не сделал ничего подобного - то есть, не навел его мишень. Он советовал ему отстреливаться, но не нацелил ни на одного халианина, прячущегося за этими деревьями. - Сойер, послушай, прекрати эту чертову стрельбу! - рявкнул он в переговорное устройство. Потом решил, что, возможно, мокрая грязь каким-то образом мешает связи и, по-прежнему не сводя прицела с того места, где росли деревья, пополз к Сойеру. Но стоило ему прислонить свой шлем к шлему лейтенанта, как ему показалось, что мир вокруг него словно растворился. Все как-то странно переменилось. Инглиш чувствовал, как его тело будто пронизывает низковольтный разряд. Сначала он не видел ничего. Потом перед его глазами возникло сразу множество вещей, но ничего интересного с военной точки зрения, да и с человеческой тоже. Он видел плавающих в пространстве тварей, похожих то на гигантских зубастых головастиков, то на электрических угрей и всякую прочую извивающуюся нечисть. А на заднем фоне маячило нечто, отдаленно напоминавшее людей, или, точнее, инфракрасные изображения людей. Тогда, собрав в кулак остатки воли, он разорвал контакт и вновь повторил движение, на этот раз со всей силы ударив по шлему Сойера. Голова Сойера откинулась назад, плечо потеряло контакт с прикладом ружья, а палец соскользнул с курка. Все еще не выпуская ружья из рук, он медленно перевернулся на спину и остался лежать в грязи, согнув одну ногу в колене. Дуло АПОТ-ружья теперь было направлено в небо, и Сойер выпустил туда еще два заряда. Это было похоже на судороги, а не на разумные действия. Очень осторожно Инглиш выкарабкался из лужи. Одной рукой, уперев приклад в бедро, он направил на лейтенанта АПОТ-ружье, а другой - полез за своим личным оружием. Стоит только поднять предохранитель и нажать на курок - и от Сойера останется одно воспоминание. Никаких там взаимодействий силовых полей или проводимости, а просто аккуратная дырка во лбу или под подбородком, в зависимости от удачи и от того, какой выстрел вернее пробьет шлем и причинит меньшую боль его другу. Но сначала он должен, черт побери, удостовериться, что это действительно необходимо. Держа оба орудия наготове, Инглиш опустился на одно колено и сказал: - Сойер, скажи мне что-нибудь. Соратник, обеспечить мне связь с Дельтой Три, немедленно. Он затаил дыхание. На боковой панели связи появился указатель действующей двусторонней связи. Инглиш мог слышать дыхание другого человека. "Боже, не допусти того, чтобы мне пришлось его убить. Особенно сейчас, когда враг поблизости и, может, в этот самый момент наводит мушку на Тоби Инглиша, офицера-придурка, решившего поиграть в мишень: единственный возвышающийся предмет над равниной этой кроваво-красной грязи". - Эй, Тоби, что?.. Какого черта. Сойер так неожиданно приподнялся на локтях из лужи, что дуло ружья, которое держал Тоби ударилось о щиток его помощника. Оба заговорили разом. Голос Сойера звучал очень спокойно и тихо. - Вы хотите, чтобы я опять лег? Чтобы бросил оружие? Рассказал вам, что, по моему мнению произошло? Инглиш же почти кричал. - Не двигайся, парень. Замри, черт тебя побери, понял? Брось ружье, а потом... Ружье Сойера плюхнулось в грязь. Инглиш присел и, не сводя с Сойера пистолета, ружьем откинул оружие лейтенанта. - А теперь говори, приятель. - Я начал стрелять по этим деревьям, помните? - начал Сойер. - А потом... потом время словно остановились. Я никак не мог прекратить стрельбу. Это было немного похоже на электрический шок, но больше на гипноз. Я как сумасшедший палил по этим деревьям, а мой шлем - этот чертов Соратник - не мог выдать мне цель. Он хотел, чтобы я отстреливался, но не показал, куда стрелять, поэтому я палил по вспышкам их выстрелов... А потом вы ударили меня, и я смог снять палец с курка. Вот и все. - На мой взгляд, звучит неплохо. - Инглиш снова поставил свой пистолет на предохранитель и продолжил. - Вероятно, все дело в этой грязи. Наверное, когда ты лежал, растянувшись в ней, в системе что-то закоротило. Извини, что ударил тебя. - Только теперь он почувствовал, что у него самого от сильного столкновения ноет шея. - Но я должен был что-то сделать. - Спасибо, что не застрелили меня. Небольшая головная боль не в счет. Мне кажется, я могу уже встать... Дальше Сойер должен был поднять свое ружье, а Инглиш либо застрелить его, либо позволить сделать это. Он позволил. Они с трудом выбрались из этой чертовой грязи и поднялись по склону туда, где Сойер своей пальбой снес полквадрата, на полпути остановившись, чтобы рассмотреть поваленные деревья, которых словно разнесло взрывом. - Да, вот тебе и опытная система, - неуверенно произнес Инглиш. - Да. Вы со мной, капитан? У нас там остались люди, остались объекты, с которыми нужно разобраться. Мы должны взять под контроль большую площадь... - Да, все в порядке, Сойер. Только не стреляй из этого АПОТ-ружья, лежа в грязи, и я тоже обещаю не делать этого. Сойер, приблизившись к нему, указал на висевший у него на плече жесткий футляр, тот самый, который ему дала Меннинг. - Вспомните, что у нас есть кое-что получше, если, конечно, вы отдадите приказ пустить его в ход, сэр. Черт побери! Сойер, без сомнения, раздражен тем, что чуть было не произошло, да и он сам тоже. - Давай-ка вернемся к 92-й и посмотрим, не осталось ли и на нашу долю пары хвостов на шубу, - сказал Инглиш более сердечным тоном, чем ему хотелось бы. Голова у него все еще болела. Сойер при подъеме на холм слегка прихрамывал. Желание видеть спутника чуть-чуть впереди себя было столь сильным, что Инглиш даже не мог противиться ему, и предпочитал тащиться сзади, дабы не дать Сойеру возможности выстрелить ему в спину. И это несмотря на то, что специалист по разведке был последним человеком, которого можно бы подозревать... Но что же, черт побери, произошло? Инглиш убеждал себя забыть, подождать, пока он сможет просмотреть расшифровку записи. Если, конечно, Грант позволит ему сделать это. Это имя напомнило ему об обязанностях, и он связался с десантным скутером. Тут ему стало действительно не до подозрений. Выяснилось, что у Меннинг скопилось полдюжины рапортов об отсутствии огневого контакта с противником и сообщение о том, что Грант поджидает его на объекте, в бетонном здании, обозначенном на их схеме как 23А и фактически взял на себя руководство акцией, поскольку Инглиш "не давал о себе знать и считался пропавшим без вести". Он не собирался спорить. Как и не собирался выяснять, каким образом Наблюдатель оказался в самом сердце халианской ремонтной базы, если подразделение Дельта еще только подтягивается к ее границам. Но пока Инглиш слушал уже утратившие свою актуальность сообщения, передаваемые со скутера, ему вспомнился разговор о том, что на этот раз Падова может приземлиться сам. Это, конечно, не обязательно означало, что поддержка с воздуха оказалась в распоряжении Гранта, а не 92-й, однако вполне могло означать. Кроме того, имелся гораздо более неотложный вопрос. Почему в роще нет трупов халиан? Сойер вынул свой сканер. - Да, здесь кажется было и впрямь горячо. Но здесь не было горячо. Совсем наоборот. Здесь царил могильный холод. И это было все, что мог показать сканер, даже несмотря на то, что в светлеющем ночном небе все отчетливее проступало нечто, весьма напоминавшее грибовидное облако, только начинавшее рассасываться. - Это дело нравится мне все меньше и меньше, - сказал Сойер, осторожно ступая по хрустящим и рассыпающимся от прикосновения обломков деревьев - все, что осталось от рощи, которую он обстрелял из своего АПОТ-ружья. Но, как оказалось, осталось и еще кое-что. - Взгляните на это! - сказал Сойер каким-то безжизненным голосом. Он повернулся к своему капитану, и Инглиш увидел в зеркальном щитке его шлема свое искаженное отражение. Этот отражение было столь же анонимно, как и то, что протягивал ему Сойер - до синевы замерзший человеческий палец с поблескивающим у основания золотым обручальным кольцом. Ниже кольца пустота. Палец был тверд, как камень. И сделан отнюдь не из гипса. Инглиш ковырнул выступающую кость, и она начала крошиться под его пальцами. - "Черт возьми, да это были люди! Так вот почему Соратник не выдал нам цели. Он искал халиан, а не людей. - Почему же тогда он не принял этих людей за своих? - Мы не требовали от него этого, а он не считал их своими - по крайней мере, я чертовски надеюсь, что это не были наши десантники или Бонавентурская милиция. Нет. В нас стреляли не свои. Этого просто не может быть. - Ну да ладно, пора проверить личный состав, - сказал Инглиш, мысли которого опять вернулись к предстоящей встрече с Наблюдателем. - И получить донесение о текущем положении дел. По дороге нам нужно будет кое-что решить. Ему казалось, что он полностью владеет своим голосом, но Сойер ответил. - Не берите в голову, сэр. Мы ведь все равно пока не понимаем, с чем столкнулись. - Ты, может быть, и не понимаешь, - бросил Инглиш, ускоряя шаг. Ему пришлось пробежать по вражеской территории почти два квадрата, прежде чем он увидел первого настоящего противника. Бывает, что человеку всерьез хочется, чтобы оказалось, что он ошибается в некоторых людях. Угодив в самую адскую переделку в истории Десантных войск, Инглиш все еще продолжал надеяться на то, что он ошибся в этом гражданском Наблюдателе Гранте. Потому что тогда он мог и ошибиться в своих подозрениях по поводу назначения системы АПОТ-Соратник, которую, сам того не сознавая, Инглиш нес на себе как некий ящик Пандоры. Но в глубине души он понимал, что сделанное еще на борту космического корабля заявление Гранта "нельзя позволить, чтобы это оборудование попало в руки врага", является самой настоящей липой. Программа была экспериментальной, относилась, по военной терминологии, к классу Икс, а это означало, что испытывающие ее десантники обречены. А он даже не мог вернуть себе свои законные командирские полномочия. На пути в халианский комплекс Инглиш имел весьма неприятный разговор с Наблюдателем, который кратко объяснил ему, что "эту акцию возглавляю вовсе не я, а ваш Соратник, Дельта Один, приятель. Так и должно быть, когда человеческие недостатки становятся помехой для дела". Во время этого разговора перед глазами Инглиша мигал фиолетовый указатель, сигналя о том, что разговор не записывается, чего по идее быть не должно. Теперь ему стали понятны причины столь странной выброски его подразделения - двойки вместо традиционных троек, в глухой местности, как можно дальше от места боевых действий. Не исключено, что Грант специально хотел, чтобы Инглиш опозорился, а Соратник показал себя во всем блеске. Отрицательные последствия были очевидны. Инглиш понимал - этого ни в коем случае нельзя допустить. Но теперь перед ним стояли более реальные проблемы, чем возможные грядущие выговоры и понижение в чине. Для всего этого надо хотя бы остаться в живых. Надо увести живыми с этой планеты своих людей, а потом уже волноваться, как все будет выглядеть со стороны. Никогда еще Инглиш не попадал в такую скверную переделку. На бегу, не отключив каналов связи, они с Сойером охрипшими голосами кричали что-то друг другу, нисколько не беспокоясь, может ли кто-либо их слышать и имеет ли это вообще значение. Огромная железобетонная верфь была так ярко освещена, что казалось, она полыхала огнем. Хотя полыхать там было нечему. Здания деформировались и светились. Вот-вот бетонные стены поплывут, уподобясь тающему айсбергу. В проходах между зданиями десантники палили по врагу кто во что горазд. И нигде ни одного халианина. Никто точно не знал, когда именно всем стало ясно, что халианскую ремонтную базу защищают одетые в форму люди. Просто это было фактом. И вследствие этого в наушниках Тоби Инглиша стояла какофония, какая не могла бы присниться в самом кошмарном сне. - Не вижу не одного гада! Боже милостивый, да что же такое творится с этим дерьмовым оружием? - истошно кричал кто-то на общей волне. - Стреляй, идиот, - послышался голос капрала Бекнелла, перекрывший шум битвы, и небо за стеклом шлема Инглиша, казалось, раскололось. Люди на дисплее замелькали то исчезая, то вновь появляясь, как в турникетах дверей. Сама реальность словно раздвоилась. Инглиш понял - это эффект АПОТ-ружья на близком расстоянии. Однако каждый раз, когда неприятель начинал поливать огнем, он рефлекторно нажимал на курок своего ружья, и всякий раз ему казалось, что сам мир содрогается у него под ногами. В какой-то момент они с Сойером обнаружили себя перешагивающими, держась как школьницы за руки, через половину трупа человека, осциллирующего на их глазах - только что это был торс, а в следующий момент уже ноги. И только кровь на грязи выглядела неизменной. Сойер переключился на двустороннюю связь с Грантом, пытаясь выяснить, как, черт побери, заставить аппаратуру Соратника опознавать противников-людей и выводить мишени на дисплеи шлемов, а Инглиш охрипшим голосом спорил с Дельтой Один, выкрикивая имена своих людей. Он должен каким-то образом сплотить десантников! Это ведь хорошо обученные, прекрасные солдаты. Просто они привыкли действовать согласно установкам, и именно установки-то и подвели их. Черт побери! Сейчас их подводило само пространство-время. Инглиш никогда особенно не интересовался физикой, если не считать законов инерции в рукопашном бою и поведения спиртных напитков, смешиваемых в коктейлях. Не интересовала физика его и сейчас. Но каждый раз, когда он стрелял из АПОТ-ружья, он начинал видеть странные вещи: деревья вместо бетонных стен. Каких-то гигантских жуков. Нечто, напоминающее жующих динозавров. Короче, видел все, что угодно, только не зону огня, по которой полз на карачках, направляясь к низкому железобетонному административному зданию, которое Грант удерживал, поливая огнем с крыши. Сойер наконец-то соединился с ним и заорал, перекрывая переполняющие эфир крики, проклятия и просьбы о помощи. - Все в порядке, сэр, неполадки исправлены, мы сможем видеть человеческие цели. Только надо быть поосторожнее, невозможно угадать, когда может появиться милиция с Бонавентуры. Соратник, конечно, отличает наше оборудование, но... Неожиданно из-за угла здания справа от Инглиша вырвался шквал пуль. Их отбросило назад и засыпало осколками бетона. Очищая щиток шлема, Инглиш заговорил: - "Красная Лошадь", ваши прицельные устройства работают. Повторяю, перекалибровка датчиков завершена. Стреляйте на здоровье. Помните, регулятор в положении парализатора. Нам противостоят люди, повторяю - люди. Можете брать пленников, но особенно не рискуйте. И следите за тем, чтобы не перестрелять Бонавентурскую милицию. Повторяю, есть опасность столкновения со своими. Снова послышался голос Бакнелла. - Говорит Бета Два. Что такое с этими ружьями? Я все время вижу черт знает что, когда я целюсь. Каждый... - Бакнелл резко прервал разговор. В том направлении, где на координатной сетке дисплея Инглиша должна была находится Бета, сверкнула яркая вспышка. Сойер отчаянно выкрикнул в микрофон. - Нелл? Эй, Нелл! Возвращайся, черт тебя побери! Инглиш тряхнул лейтенанта. Сойер повернулся к нему. - Взгляни на свою карту, Сойер. - Беты вообще не было видно на дисплее - ни одного из них. - Давай-ка лучше присоединимся к Гранту на его командном пункте. Оттуда все-таки лучше видно, чем отсюда. - Эти слова одновременно означали и очень много и в то же время, ничего. На случай, если разговор все-таки записывается. Сойер по-прежнему продолжал смотреть на Инглиша. Тот ткнул пальцем на висевший через плечо у Сойера черный футляр. Лейтенант кивнул и вытащил оружие. Инглиш переключил систему АПОТ на парализацию и, не обращая внимания ни на осколки бетона, ни на фазовые эффекты, нарушавшие работу электроники его шлема каждый раз, когда кто-либо из 92-й разряжал свое ружье, двинулся по булыжной мостовой. Он собирался взять пленного, как и предписывалось приказом. А потом убить Гранта. Черт бы побрал записывающую аппаратуру его костюма! Может, она и впрямь замечательная, поскольку защитные характеристики нового костюма превосходят все, с чем Инглиш до сих пор сталкивался. Нужно отдать должное сотрудникам подразделения "Восемь Шаров" - хоть что-то они все же умеют. Жаль только, что этих характеристик не хватило на то, чтобы защитить Бету. Жаль, что разведка Флота ошиблась в очередной раз, послав их сражаться с халианами на эту убогую планету, где халианами и не пахнет, а приходится иметь дело с коллаборационистами из рода человеческого. Жаль, что система Соратника оказалось совершенно непригодной для определения целей, на которую не была предварительно настроена. Жаль, что эта акция с самого начала пошла наперекосяк. Инглиш ведь предупреждал наблюдателя, что менять снаряжение перед самым десантированием - плохая примета. Он заметил вспышку и упал на колено прежде, чем Дельта Один успел посоветовать ему ложиться, и нажал на курок АПОТ-ружья, не дожидаясь, пока эта чертова штуковина укажет ему цель. Соратник сначала должен сравнить данные стрелявшего с хранящимися в его памяти и принять решение, является ли цель врагом. Инглиш же не собирался всего этого делать. Он должен был стрелять в каждого, кто стреляет в него - и, скрипнув зубами, он выстрелил парализующим зарядом. Чертов мир опять провалился куда-то; небо в прицеле ружья полыхнуло предрассветной синью, а вместо бетонного здания глазам предстал мирный пейзаж с кустарником на переднем плане и порхающими птичками. Ни тебе огня, ни разрушенных стен - сплошная идиллия. Но Инглиш упорно нажимал на спусковой курок, зная, что враг находится перед ним. Когда же он наконец отпустил курок, то мгновенно вернулся в мир, который он знал, как свою реальность, и тут же хлопнул по регулятору контроля микроклимата костюма, чтобы пот, стекающий по лбу не заливал глаза. Прямо перед ним, там, куда он только что целился, красовалась бесформенная горка, не то оплавленная, не то, наоборот, замерзшая. От нее поднималось маленькое, грибовидное облачко дыма. - Черт, я же точно установил на парализатор, - пробормотал он. - Вы, может быть, и установили, - произнес голос Сойера. - Но я стрелял в ту же мишень. Жаль. - Пусть жалеет начальство. - Кучка была слишком мала, чтобы терять на нее время. - Кроме того, если мне позволено будет заметить, сэр, - произнес Сойер, вскидывая свое АПОТ-ружье на плечо и вытаскивая плазменное орудие, - мы не должны одновременно стрелять из этих ружей на таком близком расстоянии друг от друга. - Если честно, то я сам об этом думал. Хотя, может быть, этот парализующий режим, как и все остальное, не функционирует. Ладно, к черту! Пленных пусть берет кто-нибудь другой. - И он указал на крышу, на которой находился Грант. - Пора нам позаботиться о разрешении другой проблемы. И Сойер побежал за ним. Они, насколько могли, старались уклоняться от перестрелок и бежали, перепрыгивая через тела, частью замороженные, частью обугленные, потом перемахнули через что-то, отдаленно напоминавшее останки Беты. Если, конечно, можно назвать останками пару кусочков перекрученных металлических частей амуниции и половинку сканера. Когда он и достигли перекрестка, за которым показалась взорванная дверь в административное здание, Инглиш вдруг понял, что шум в его наушниках чуть ослабел. Кроме того, переключив шлем на обычное зрение, он заметил, что вспышек стало меньше - собственно говоря, их уже почти не было. А небо выглядело так, как ему и полагалось выглядеть - занимался грязно-серый дымный рассвет. По сигналу Инглиша Сойер провел еще одну проверку личного состава и уточнение боевой обстановки. Они с Сойером бежали по пустой улице к двери в административное здание, и в них никто не стрелял. Переключив канал, Инглиш подсчитал результаты переклички. Альфа захватила семерых неприятелей в форме, не оказавших особого сопротивления. Бета молчала и была недосягаема. Гамма соединилась с Бонавентурцами и в данный момент прочесывала здания. Подразделение Эпсилон захватило одну из кораблестроительных верфей и заверяло, что находящиеся там корабли совершенно новенькие и вовсе не нуждаются в ремонте. - Не прочесывайте местность сами, - приказал им Инглиш. - Подождите подкрепления. - Они с Сойером добрались до конца списка и направили две оставшиеся тройки на помощь Эпсилону. Остальные боевые единицы, раскиданные по всей базе, отделались легкими ранениями, но были злы, как черти, и все как один жаловались на то, что ружья в парализующем режиме убивают врага. Это донесение, пришедшее, когда командиры, достигнув взорванной двери, начали подниматься по наружной лестнице, не удивило Инглиша. - "Красная Лошадь", пленных доставьте в Административное здание 23А. Остальные займитесь прочесыванием местности. - В ответ раздались тяжкие вздохи и недовольные возгласы. Но то, что последовало за этим, удивило не только Инглиша, но и Сойера. Неожиданно над их головами выросла тень. Огромная, угрожающая, угольно-черная тень на фоне светлеющего неба. Оба десантника скорчились на металлической лестнице. С воздуха они представляли великолепную мишень. До благополучного завершения этого дела оставалось совсем немного, и Инглиш был просто в отчаянии. Кто-то позволил этому халианскому кораблю взлететь. Как такое, вообще, могло случиться? Они же должны были заметить его. Неужели система Соратника настолько бездарна, что заблокировала дисплеи и не позволила заметить, как стартует столь огромная штука, как космический корабль? Хотя, если вспомнить все эти таинственные явления; все эти моменты, когда Инглиш видел, слышал и чувствовал вещи, не имеющие ничего общего с реальностью... - Матерь Божья, да это же "Хейг"! - воскликнул Сойер, сам не веря своим глазам. Инглиш чуть не свалился с лестницы. Он поднял щиток дисплея. Он больше не верил дисплею. Но то, что он увидел, и в самом деле весьма походило на корпус "Хейга". Инглиш вгляделся в опознавательные знаки - все правильно. Это его не слишком обрадовало, теперь он не мог сделать на крыше то, что собирался - висевший над головой "Хейг" непрерывно регистрировал все, что происходило внизу. Инглиш потер лицо затянутой в перчатку ладонью - ему вдруг показалось, что оно онемело. Потом опустил щиток шлема и сказал Сойеру: - Что ж, ничего не поделаешь. Тот понял, что он имеет в виду. - Значит, в другой раз. - По-видимому, - с сомнением сказал Инглиш, чувствуя, как закипевший в крови адреналин мешает сосредоточиться и осмыслить ситуацию. Инглиш весь дрожал, голова болела все сильней. Он сказал: - Давай все же поднимемся и поинтересуемся, что думает этот ублюдок. Считает ли он, что мы овладели этой его чертовой зоной... - Что ж, пожалуй... Но мы ведь победили. - Ты называешь это победой? Сойер не ответил. Инглиш с трудом поднялся на ноги, и они молча полезли дальше. По общему каналу связи Инглиш мог слышать сообщения о том, что вражеское сопротивление подавлено полностью, время от времени прерывающиеся торжествующими воплями какого-нибудь десантника, взявшего пленного. Что ж, хоть здесь повезло, и можно избежать скучной и часто опасной процедуры прочесывания. На крыше, в тени "Хэйга", словно под сенью некоего персонального зонтика, сидел Грант, перед которым полукругом стояли черные ящики каких-то электронных устройств. Грант был одет в один из защитных костюмов нового образца, но отсоединенный шлем-Соратник валялся рядом. При приближении Инглиша и Сойера Грант встал. - Хорошая работа, капитан, - сказал он. Может, все-таки пристрелить его, подумал Инглиш. Рука потянулась к поясу, где висел пистолет. - Не понимаю, что вы хотите этим сказать. Эти ваши штуки гроша ломаного не стоят. Парализующее действие - просто-напросто посмешище, а если бы вы сами побывали внизу, то увидели бы, какие странные вещи происходят, когда два или более АПОТ-ружья разряжаются вблизи друг от друга... - Потом. Рапорт представите позже, капитан. Первым делом вы должны отчитаться за каждую деталь этого оборудования. Кроме того, я желаю лично увидеть всех пленных. Соберите их вместе и позовите меня. - Он глянул вверх, потом опять перевел взгляд на Инглиша. - Весьма сожалею о потерях, капитан, но война есть война. - Объясните это вдове и детям Нелла, когда они узнают, что мы испытывали оружие класса Икс без подобающей подготовки. - Но каким образом они, или вообще кто-либо из гражданских лиц, смогут узнать? - поинтересовался Наблюдатель. Рука Инглиша судорожно сжала рукоять пистолета; И замерла. Не стоит. Если он сейчас застрелит Гранта, то Сойер должен будет застрелить его самого или ответить вместе с ним за этот поступок. - О, время от времени случаются утечки, сэр, - раздался голос Сойера сквозь решетку шлема, голос его прозвучал так хрипло и угрожающе, что Инглиш обернулся. В руках Сойер держал плазменное ружье, нацелив его прямо в грудь Гранта. Капитан отвесил себе мысленный пинок. Нелл был любимым разведчиком Сойера. Инглиш должен был понять, что Сойеру сейчас куда хуже, чем ему самому. Решение пришло мгновенно. Он, не слыша идиотского бормотания Соратника "мишень выбрана неверно! Не стреляйте. Повторяю: мишень - друг. Не стреляйте!", встал между Сойером и Грантом и резко отвел ствол ружья. Затем он перехватил ружье и вырвал его из рук несопротивлявшегося Сойера, одновременно сказав по кодированному каналу: - Полегче, приятель. Эта свинья не стоит наших жизней. В наступившем молчании Инглиш слышал учащенное дыхание Сойера. - В другой раз, - наконец произнес разведчик. По общему каналу связи Инглиш услышал голос Гранта, Наблюдатель снисходительно вещал, что этот поступок не будет иметь никаких последствий. Он, Грант, хорошо знает, как натянуты нервы у человека, вышедшего из боя. - Снимайте шлемы, ребята, отдохните. Мы можем поговорить, пока не соберутся ваши люди. Приказ приказу рознь. Инглиш и Сойер, не сговариваясь, повернулись к лестнице. Но Грант схватил Инглиша за плечо и развернул к себе лицом - быстро, твердо и очень профессионально. И прежде, чем Инглиш успел опомниться, плазменное ружье оказалось вырвано из его рук. Грант бесстрастно проговорил: - Вы свободны, джентльмены. Я хочу, чтобы через пятнадцать минут здесь стояли пленные. Приказам этого человека трудно было не подчиниться. Когда 92-я десантная собрала всех своих пленных, оказалось, что их набралось девятнадцать человек. Пленных под конвоем отвели на крышу административного здания. Горстка людей жалкого вида в незнакомой форме, предстала перед Грантом. Разведчики Сойера уже успели их допросить. Держась подальше от Гранта, Сойер сообщил ему то немногое, что успел узнать. Эти люди служили на ремонтной базе и вообще, на этой планете так давно, что никто не мог назвать точного срока. Они выглядели отнюдь не новобранцами. Для них Альянс был противником - поэтому-то они и оказались не слишком сговорчивы. - Они признались в том, что перестреляли своих собственных людей, в том числе женщин и детей, - сказал Сойер, - чтобы они не попали к нам в руки. Грант кивнул и вышел вперед. На его плече по-прежнему висело плазменное ружье Сойера. Он вскинул его. Все десантники уже стянули шлемы. Инглиш, догадавшись о намерении Гранта, глянул на Сойера. Тот тоже все понял. Места для того, чтобы совершить задуманное, не подвергая при этом опасности охраняющих пленных десантников 92-й, вполне хватало. Прищурившись, Грант выпустил в кучку пленных четыре плазменных заряда - вспышки были столь яркими, что силуэты гибнущих людей окутало зеленовато-белое сияние. Десантники отвернулись. Грант тоже. Если вы не хотите ослепнуть во время выстрела из плазменного оружия, вам не стоит смотреть на вспышку без поляризующего щитка. Грант опустил руку, ружье было полностью разряжено. Ошметки, оставшиеся от пленников, не слишком радовали глаз, как, впрочем, и вид людей, сотрудничавших с халианами в борьбе против собственного биологического вида. Поморгав, Грант неожиданно бросил ружье Сойеру, который рефлекторным движением поймал его обеими руками. - Благодарю, Сойер, - сказал Грант. Сойер не ответил. Все десантники молча смотрели на него. Гражданский наблюдатель повернулся к Инглишу и сказал: - Не забудьте, все это вооружение должно быть возвращено обратно, как только мы вернемся на корабль. Все без исключения. Потерянное в бою советую хорошенько задокументировать. И помните о том, что вы только что видели. Мы действительно не хотим распространения неконтролируемых слухов о достоинствах и недостатках этой системы. - Слушаю, сэр, - ответил Инглиш, стиснув зубы. - Вы свободны, - бросил Грант. В предрассветном небе, высоко над их головами, послышался шум приближающегося шаттла, прилетевшего за Наблюдателем. Принимая во внимание все обстоятельства, Инглиш решил снять очко, которое он записал было на счет подразделения "Восемь Шаров" за качество новых костюмов тяжелой защиты. Это превращало выброску на Бычий Глаз в игру с нулевым результатом, потому что Инглиш никогда не присуждал "Красной Лошади" очков за победу, если победа доставалась ценой гибели десантников. ИНТЕРЛЮДИЯ Дети, типичные представители трех различных рас, выбежали из кондитерской. Каждый из них с удовольствием поглощал свое любимое пирожное. Надпись на висевшем у них над головами рекламном щите гласила: "МЫ ПРОДАЛИ ПЯТЬДЕСЯТ ТРИЛЛИОНОВ, ПОТОМ ПРОСТО ПОТЕРЯЛИ СЧЕТ". - Спорим, что проглочу за десять наносекунд, - пообещал один из малышей. Затмение. И следующая картина. Серебристый корпус разумного корабля и верного товарища Ястребиного Когтя двигался по направлению к отдаленной горной цепи. Сильно пересеченная местность плавно покачивалась из стороны в сторону - корабельный глаз показывал наблюдателю все, что видел на склонах приближающихся гор. Когда они подлетели поближе, стали заметны взрывы и вспышки выстрелов. Гремя пушками, Дерв посадил корабль на склон горы, сбив при этом корабль халианских работорговцев. Внизу толпа осаждала одну из последних халианских крепостей на этой планете. Натягивая на себя боевое облачение, капитан Флота одновременно наблюдал за битвой. - В кого мне стрелять? - Голос разумного корабля звучал озабоченно. Внизу против халиан сражались тысячи бывших рабов, представители множества рас. Отличить друга от врага было непросто. Машинально приосанясь, Коготь оглядел поле битвы. - В плохих парней, - ответил он, со щелчком вставив обойму в свое плазменное ружье. - А кто здесь плохие парни? - спросил Дерв своего геройского капитана. - Только хорьки, - объяснил Коготь, готовясь вынырнуть из шлюза и присоединиться к борцам за свободу. - Ни один настоящий гуманоид не станет сражаться за халиан. Дэвид Дрейк. В ОДНОЙ УПРЯЖКЕ Большинство Охотников за Головами достаточно повидали, чтобы понять, что "Бонни Паркеру" досталось - этот зубодробительный лязг был вызван не просто турбулентностью при входе в атмосферу. - Вместо того, чтобы приземлиться поблизости... - сказал Ковач, продолжая инструктаж. С трудом различимые голографические образы колыхались перед его глазищами и глазами его бойцов, собравшихся возле люка грузового отсека, - ...Джефферсонианская милиция, которую мы должны выручить, умудрилась выброситься прямо на цель, зенитную батарею халиан. "Бонни Паркер" все еще слушался управления. Но даже если бы дело обстояло иначе, находившаяся в чреве корабля 121-я десантная рота все равно ни черта не смогла бы поделать. Охотники за Головами сидели на корточках попарно, спина к спине, готовые заняться своим делом, как только корабль коснется земли и откроются люки. Но получилось так, что в распоряжении Ковача не оказалось даже половины того времени, которое требовалось, чтобы объяснить, в чем же именно заключается их задача. Да и сам он не знал половины того, что надо было бы знать. Корпус корабля вздыбился. Наполнился пронзительным, на пределе слышимости, звуком, похожим на гул работающего огромного гидравлического двигателя; затем опять воцарилась относительная тишина свободного падения. Толчка, который должен был последовать за этим, не произошло. И это тоже было плохим признаком. Капрал Сенкевич, писарь роты Ковача и его личный телохранитель, обладала двухметровым ростом и весьма мощным телосложением, что позволяло ей вдобавок к обычному снаряжению таскать на себе стреляющую с плеча плазменную пушку. С оскалом, почти напоминающим улыбку, она пробормотала старшему сержанту Бредли: - Спорим на три упаковки пива против одной, Топ: до места мы не дотянем. - Они решили, что смогут прижать халиан к земле кассетными бомбами до самого своего приземления, - сказал Ковач, наблюдая за бледными, туманными голограммами, проецируемыми его шлемом. Вместо того, чтобы воспользоваться кораблем Флота, Джефферсониане использовали собственный корабль и свою команду - это было ясно как белый день, но их камеры и коммуникационные линии соответствовали стандартам Альянса. - И тогда ракетные установки халиан не смогли бы наклониться достаточно низко, чтобы поразить корабль. Зенитная батарея представляла из себя бетонное здание в виде пентаграммы с расположенными на концах каждого из лучей пусковыми установками. Ее четкие контуры на голограммах дрожали от электронных помех разлетающихся противопехотных бомб. Красная вспышка и гриб дыма отметили попытку сопротивления халиан - как только ракета сорвалась с направляющей, шрапнель подорвала ее. И словно в такт этому взрыву, корпус "Бонни Паркера" вновь содрогнулся. На этот раз это было действительно попадание. - Рубка вызывает грузовой отсек, - прохрипел искаженный динамиком голос Джарви, старшего пилота. - Три минуты до приземления. Джефферсониане, эти отчаянные анархисты - должно быть имели при себе раз в пять больший запас кассетных бомб, чем обычно - именно это, да еще удача спасли их шкуры во время спуска. Этот лишний груз был также одной из причин того, что поверхность планеты приближалась с такой быстротой. - Им удалось это, - продолжил Ковач спокойным голосом, он был хладнокровен и тверд, как тверда и была его рука, лежавшая на прикладе ружья. - Приземлились с открытыми люками, и половина выпрыгнула еще до того, как катер окончательно сел. Неясные образы стали еще более расплывчатыми, когда редактор - искусственный интеллект корабля поддержки - переключился на передатчик одного из находившихся на поверхности десантников. Солдаты, тяжело вооруженные и неуклюжие в своей амуниции, пошатываясь, бежали к батарее, посылая очереди трассирующих пуль в отстреливающихся халиан. Батарея служила для противостояния атакам с воздуха и не предназначалась для обороны против высадившейся на ее территории пехоты. На дрожащий голографический образ упала тень. Картина, которую наблюдал Ковач, изменилась. Джефферсонианин с передатчиком оглянулся через плечо, и в поле его зрения оказался корпус приземляющегося транспортника. В люках гроздьями повисли десантники, готовые к высадке. Когда выпрыгнул очередной десантник, весивший, казалось, не меньше пяти тонн, корабль дрогнул. Внезапная потеря массы привела к тому, что пилот, и так с трудом справлявшийся с кораблем вследствие чересчур стремительного снижения, окончательно потерял управление. От этого толчка корабль подскочил метров на десять. Прежде, чем пилот сумел исправить положение, одна из пусковых установок изрыгнула полосу дыма. Ракета, не набрав скорости, угодила в корпус корабля, но ее боеголовка и не нуждалась в дополнительной кинетической энергии, чтобы сделать свое дело. По краям голографической картинки, там, где вспышка не мешала видимости, можно было видеть разлетающиеся обломки горящего металла. Потом изображение пропало. - В центре батареи расположен склад... - сказал Ковач, продолжая свой инструктаж, руководствуясь сведениями, полученными из панических и обрывочных сообщений, поступивших на орбиту после того, как была потеряна связь с десантным кораблем. Ряды осветительных ламп в отсеке "Бонни Паркера" погасли. Зажегся желтоватый свет аварийного освещения, и носовые люки, как с правого, так и с левого борта начали раздвигаться. Они раскрылись не более, чем на полметра, но этого вполне хватило, чтобы внутрь с завыванием ворвался холодный ветер, хлестнувший по десантникам. В наушниках Ковача послышалась чья-то молитва. Поскольку по линии связи передавался инструктаж, голос мог принадлежать только кому-нибудь из командиров взводов. Ковач знал своих офицеров далеко не первый год, но сейчас не смог определить, чей это голос. - ...в котором наши пленные товарищи ждут-не дождутся подмоги, - продолжил Ковач таким тоном, словно не ощущая, что его ладони покрылись ледяным потом. Он не верил, не хотел верить, что их ждет та же участь, что постигла корабль джефферсониан и только что их собственный скутер. Сержант Бредли проскользнул между рядами десантников и хлопнул одного из парней по плечу. Молитва заглохла на полуслове. Ковачу было неважно, кто это был, совершенно неважно. На какое-то мгновение ему даже показалось, что это мог быть его собственный голос. - Мы приземлимся... - он инстинктивно заговорил чуть громче, хотя знал, что система связи должна компенсировать завывания ветра, усилив его голос в наушниках Охотников. Аварийное освещение "Бонни Паркера" померкло, но через мгновение вновь вспыхнуло. Кормовой люк по правому борту, у которого замерли артиллеристы, медленно пополз вверх. - Рубка вызывает грузовой отсек, - сообщил динамик голосом О'Хара. Если говорил О'Хара, то значит, у первого пилота дел по горло. Или он мертв. - Приготовьтесь. Высадка через шестьдесят секунд. Повторяю, приготовьтесь к высадке. - Охотники вызывают рубку, - сказал Ковач, отключая канал связи со своими офицерами. Командиры четырех взводов оказались без связи, впрочем, они и не нуждались в приказах, на которые к тому же не было времени. Командиры проверяли новичков своих подразделений, которые, быть может, впервые в жизни совершали боевой прыжок с разрядными проволоками. - Окажемся ли мы на дистанции прицельного огня? Раздался лязг, это артиллеристы сбрасывали за борт свои плазменные пушки и барабаны с боеприпасами. Пушки были слишком тяжелы для десантных разрядных ранцев, входившие в снаряжение Охотников. - Вы сможете высадиться. Охотник! - прокричал О'Хара. Его голос перекрывали не то помехи, не то звуки, раздававшиеся в самой рубке. - Некоторые из вас, по крайней мере. Но домой вам, скорее всего, придется добираться самим. На голографическом дисплее перед глазами Ковача высветилось сообщение о готовности первого и третьего взводов. Когда появилась зеленая точка, свидетельствующая о готовности артиллеристов, он снова переключился на общую линию и сказал: - В нашем распоряжении только один люк, так что будем прыгать группами. Сначала Дельта, потом Гамма... Появилось сообщение о готовности третьего взвода, но Ковач решил договорить. - ...потом Альфа и последней Бета. Информация о координатах заложена в ваши шлемы. Они приведут вас в нужную точку приземления... - Прыгайте! - отчаянно выкрикнул динамик. - Прыгайте же, черт побери! - Вперед! - рявкнул Ковач. Артиллерийский взвод уже освободил подходы к люку, один десантник было задержался, но Бредли дал ему хорошего пинка под зад. Третий взвод уже занял исходные позиции по другую сторону люка - сгорбленные фигуры возились с катушками проволоки, закрепленными на ремнях. Еще несколько секунд тому назад никто не собирался прыгать, все надеялись, что "Бонни Паркер" коснется поверхности планеты и оборудование для прыжков не понадобится. Теперь же десантники прекрасно понимали: если катушка отцепится, они окажутся в свободном полете, а неподсоединенная к разрядному ранцу тридцатиметровая проволока, на противоположных концах которой должны поддерживаться статические заряды, будет попросту болтаться в воздухе. - Гамма, вперед! - рявкнул лейтенант Мендрикар, и третий взвод оказался в воздухе прежде, чем Ковач успел решить, готовы ли они к этому. Двое немного задержались, но потом тоже нырнули в люк, такие неуклюжие и массивные из-за нагруженного на них боевого снаряжения, что походили на парочку роялей, сброшенных с балкона. Он надеялся, что они смогут скоординироваться в воздухе, прежде, чем заработают разрядники. Если две проволоки перехлестнутся, произойдет замыкание и тогда... - Альфа... - приказала лейтенант Сили по общему каналу. Она подтолкнула одного из десантников, споткнувшегося при очередном толчке "Бонни Паркера"; корабль дернулся снова, заставив десантников покачнуться, как кегли, но на этот раз никто не упал, и Сили закончила... - вперед! Прыжковый люк опустел. Внезапно отсек "Бонни Паркер" наполнился треском и вспышками разрядов - это один из новичков второго взвода, проверяя в последний раз десантную катушку, задел переключатель ручной подачи. Проволока заплясала вокруг, как взбесившаяся кобра, вызывая короткое замыкание каждый раз, когда ее кольца касались металла. Через две секунды вспышки прекратились, но на сетчатке глаз мерцали пурпурные пятна. Десантник остолбенело замер, а его проволока, теперь совершенно бесполезная, неподвижно лежала вокруг. - Я займусь им, Плачидо, - сказал Ковач, шагнув к новичку прежде, чем опомнился лейтенант, командующий вторым взводом. Он отпустил ремень своего штурмового ружья, опытными пальцами ловко справляясь с креплениями, одной рукой снял десантную катушку с пояса и одновременно другой отцепил бесполезное устройство с новичка. - Бета вперед! - приказал Ковач. Плачидо задержался у люка. Не все из его взвода вовремя заняли позицию - те, кто оказался готов, прыгнули, а оставшиеся начали вываливаться из люка вразнобой, как только освобождалось место. Новичок тоже собрался было прыгнуть и ринулся к люку, прежде чем к его поясу прикрепили новую катушку. Мальчишка инстинктивно предпочитал скорее погибнуть, чем остаться в корабле из-за своей катушки. Но далеко он не ушел. Капрал Сенкевич ухватила его за ремни портупеи, а от ее хватки никому еще не удалось уйти. Ковач прикрепил катушку, хлопнул парня по плечу, крикнул "Вперед!" и повернулся, чтобы взять у Бредли запасную катушку, которую тот вытащил из рундука, стоявшего метрах в пяти от Ковача. Сенкевич с силой отшвырнула парня в направлении люка. Он с криком провалился вниз, следом отправился лейтенант Плачидо. - Держите, сэр! - крикнул сержант Бредли, бросая запасную катушку Ковачу. В этот момент "Бонни Паркер" начал вибрировать, как ударная часть отбойного молотка. Ковач поднял руки, но, поскольку корабль в это время встал на дыбы, плавная траектория катушки, от которой зависела его жизнь, превратилась в винтовую линию. Одну из дверей отсека сорвало и унесло воздушным потоком. Ковач так и не смог разобрать, куда запропастилась катушка, потому что в это время все шестнадцать ламп аварийного освещения вспыхнули ярким зеленым светом. Ковача закрутило, и первое, что он смог увидеть после этого, был нависший над ним, раскачивающийся в темном небе гигантский цилиндр "Бонни Паркера", от которого отлетали сверкающие обломки. "Бонни Паркер" был доброй лошадкой, своим парнем. Для десантников, которых он доставлял из одной части ада в другую, корабль был другом - настолько, конечно, насколько мертвый механизм мог быть другом человеку из плоти и крови. Но в их деле рано или поздно удача оставляет тебя. Теперь настала очередь "Бонни Паркер", и единственное различие между неуправляемым кораблем и капитаном Михалом Ковачем, беспомощно падавшим в атмосфере враждебной планеты, состояло в размерах воронки, которая останется после их падения на поверхность. - Где я? - требовательно спросил Ковач, и его шлем послушно спроецировал в проносящемся мимо воздухе голограмму отчета. Три километра до цели, что для него уже было неважно, и, согласно лазерному альтиметру, четыре километра семьсот метров до поверхности. Собственно говоря, это тоже не имело никакого значения, но цифры менялись не так быстро, как он ожидал. Он раскинул руки и ноги, это должно затормозить падение и, несмотря на тяжесть амуниции, в момент падения скорость вряд ли превысит тридцать метров в секунду. Связь по-прежнему работала, хотя в ушах стоял оглушительный шум помех, посторонние разговоры и раздражающий звук, напоминавший треск рвущейся ткани. Это действовало плазменное оружие. - Шестой - всем Охотникам, - прокричал Ковач в ларингофон. - Мы должны приземлиться к югу от цели, во всяком случае большинство из нас. Атакуйте южную сторону. Попробуйте собраться и обрушить часть стены. Хотелось бы обойтись без ненужных осложнений, но помните - если мы не будем действовать быстро, освобождать будет некого. Ковач набрал в легкие воздух. Потом сказал то, что осталось сказать. - Дельта Шесть, передаю тебе командование. Подтверди. Перехожу на прием. - Вас понял, Шестой, - ответил лейтенант Уокинг спокойным тоном - хотел бы Ковач, чтобы его голос звучал также спокойно. Уокинг не был старшим по званию, но прослужил в 121-й дольше трех остальных офицеров, а артиллерийский взвод должен был первым достичь поверхности. - Пусть каждый прикончит за меня по одному лишнему хорьку, - сказал Ковач, слезы застилали бесполезные уже голограммы. Кто-то ухватил его за правую руку. Ковач поднял голову. Из-за опушенного щитка шлема он не мог узнать, кто это, но, без сомнения, это был Бредли. Сержант еще не включил свой статический разрядник. Но его ранец все равно не выдержит вес двух человек, особенно, если это десантники в полной амуниции. Такое уже пробовали не раз, и все кончалось тем, что обреченный на смерть утаскивал с собой на тот свет и товарища. - Отпусти! - крикнул Ковач, не включая переговорное устройство. Но мышцы Бредли были натренированы, дабы удерживать оружие даже в момент боевого приземления, и Ковач не смог вырвать руку. Тут за левую руку Ковача ухватилась капрал Сенкевич. Как раз в тот момент, когда Ковач удивленно оглянулся на нее, оба одновременно привели в действие свои разрядные катушки. Когда энергия начала поступать по длинным проводам, от катушек, с которых они разматывались, полетели фиолетовые искры статических разрядов. Статический заряд действовал наподобие своеобразного электрического рычага, создавая сильные отрицательные заряды на верхнем конце проволоки и внизу под самой катушкой. Их взаимное отталкивание старалось поднять человека, на котором крепилась катушка - до тех пор, пока стабильно работал силовой ранец. Статические разрядники были небезупречны. Прыгать с ними в грозу было так же самоубийственно, как и с обычным парашютом, хотя в первом случае главную опасность представляли молнии, а не воздушные потоки. С другой стороны десантник - или вернее искусственный интеллект десантных шлемов - мог изменять наклон проволоки и направлять спуск под углом до сорока пяти градусов, вне зависимости от направления ветра, достигая таким образом необходимой точности. Да, разрядники небезопасны, но в конце концов никто из тех, кто записался в Десантные Войска не рассчитывал умереть в своей постели. - Ничего из этого не выйдет! - крикнул Ковач, стараясь перекрыть шум рвущегося навстречу воздуха. - Лучше попробовать, чем потом всю жизнь корить себя! - крикнула в ответ Сенкевич. - Начинайте-ка выбирать местечко помягче. Оба десантника шли на сознательный риск, который, как они полагали, был частью их работы, впрочем, так же, полагал и Ковач, когда отдал новичку свою разрядную катушку. Что он еще мог сказать им? Какого черта! В конце концов, может, на этот раз у них получится. Вертикальный десант был достаточно опасной штукой даже в наилучших условиях, а ночная выброска - это опасность в кубе. Хотя лазерный высотомер и показывал Ковачу точную высоту, его глаза говорили, что они болтаются над черной бездной - и желудок верил глазам. В трех местах тьма нарушалась пятнами тускло-оранжевого света, но не было никакой возможности оценить их протяженность. Горящие города или горящие транспортные средства? А может, и горящие десантные корабли, вроде "Бонни Паркер", подбитые в воздухе зенитками халиан. Неожиданные вспышки выстрелов из плазменных орудий расцвечивали ночь с такой интенсивностью, что перед глазами еще долго продолжали мерцать голубые пятна. Чуть реже внизу возникали пятна послесвечения. Еще реже в точке попадания возникали вторичные взрывы, белые, оранжевые или пузырчато-красные. Но звук даже самых сильных взрывов достигал ушей Ковача как замедленный и приглушенный рокот, еле слышимый за шумом воздушного потока. Ему казалось, что они падают строго вертикально. - Топ, ты направляешь куда-нибудь? - спросил Ковач, когда на высотомере четырехзначные числа сменились продолжающими быстро убывать трехзначными. - Вы с ума сошли? - поинтересовалась Сенкевич прежде, чем Бредли успел ответить. - У нас хватает забот с тем, чтобы не дать проволокам перепутаться. - После паузы она виновато добавила. - Сэр. - Да, конечно, - смущенно сказал Ковач. Уж кто-кто, а он должен был помнить об этом. Вероятно, он рановато счел себя мертвецом и отключился от реальности. А это уже точно верный способ сыграть в ящик. Они были уже достаточно низко, чтобы разглядеть под собой узор из огоньков - полдесятка домов, окруженных слабо освещенным периметром. Какое-то транспортное средство с мощными фарами, описав в темноте дугу, на большой скорости приближалось к огражденной территории. На свою беду, а может, на счастье десантники должны были приземлиться внутри периметра как раз в тот самый момент, когда машина въедет в ворота. - Как только коснемся... - начал Ковач. Его прибор показывал 312 метров... а мгновение спустя, когда прямо под ними скользнул зачерненный и покрытый антирадарным составом космический корабль, уже 270. Кто-то - он не расслышал кто - из его товарищей чертыхнулся. Затем они оба дернулись, стараясь избежать проволоки от перехлестывания и замыкания. Висевший на руках товарищей Ковач смотрел на то, как приближается совершающий посадку корабль. Он лихорадочно отмечал мельчайшие подробности конструкции корабля и все перемещения вокруг него, хладнокровно оценивая их шансы... Это было лучше, чем ожидать треска энергетического разряда сверху и падения на землю со стометровой высоты. Столь же верная смерть, как и падение с пяти километров. - Приготовьтесь! - крикнул он. Корабль миновал предполагаемую точку их приземления и замедлил ход. Они вновь скользили над его корпусом в направлении противоположном его движению, спускаясь не совсем перпендикулярно. Из центра огороженного участка вырвалась струя пара и тумана, бешено крутясь вокруг корпуса корабля и его посадочных дюз. Там, где на туман падали бело-голубые лучи фар только что въехавшего в ворота транспортного средства, образовалась колеблющаяся стена. Корабль был халианский. На его вертикальном стабилизаторе, выпущенном для полета в атмосфере, виднелись красные каракули, которые халиане употребляли для письма. - Давай! - приказал Ковач. Все трое сгруппировались, и земля начала приближаться чертовски быстро. Они скользнули над металлической крышей какого-то здания и, покатившись кубарем, приземлились, чуть было не врезавшись в другое сооружение - судя по простоте конструкции и отсутствию окон, это был какой-то склад или нечто подобное. В ранце Бредли осталось еще достаточно энергии, упав на крышу, проволока сердито зашипела, бешено извиваясь разъяренной змеей. Сенкевич была на тридцать килограммов тяжелее сержанта, не говоря уже о весе плазменной пушки и целой кучи другого дополнительного вооружения, заботливо прихваченного на всякий случай. Ее проволока испустила одну-единственную искру и замерла. Вовремя. Как раз вовремя. Но это было еще не все. Ковач, как мог, приготовился встретиться с поверхностью на большей скорости, чем обычно, но Бредли выпустил его правую руку на мгновение раньше, чем Сенкевич левую. Ковач перевернулся в воздухе и, вместо того, чтобы, как он рассчитывал, сгруппироваться и покатиться по поверхности, приземлился на левую пятку, словно не вышедший из мертвой петли аэроплан. Левое колено врезалось ему в грудь, он стукнулся ранцем и шлемом о землю, и в следующий миг автомат, болтавшийся на эластичном ремне, со всей силы шарахнул по бедру и лицевому щитку. От боли на глазах выступили слезы, но руки, теперь свободные, машинально сжали автомат. Боль ничего не значила. Он жив, и перед ним халиане, которых надо убить. - Шлем, - приказал Ковач, - перевод с халианского, - этими словами он запустил программу на тот случай, если скоро ему придется услышать лающую речь врага. - Моя сторона, - прошептал Бредли, указывая дулом в направлении одного конца пятиметрового прохода между складами, в котором они приземлились. Он говорил на третьей волне, зарезервированной для переговоров на близких расстояниях. Маломощные передающе-приемные устройства позволяли им координировать свои действия, не пытаясь перекричать окружавший их шум. А шум теперь, когда в ушах не стоял заглушающий все рев проносившегося мимо воздуха, оказался довольно значительным. - А это моя, - откликнулась Сенкевич, направляя дуло своего оружия в другую сторону, чтобы прикрыть своего командира и дать ему время оценить обстановку. - Есть тут какие-нибудь двери? - спросил Ковач, проклиная колющую боль в левом боку и надеясь, что через пару шагов она пройдет. Он неуклюже метнулся мимо Бредли, в сторону дальнего угла здания. Вдвоем они обошли склад в противоположных направлениях, а Сенкевич прикрывала их сзади. В другой стороне стартовые дюзы космического корабля рявкнули, поднимая в воздух куски обугленного дерна. На жалобной ноте взвыла сирена, установленная, должно быть, на только что прибывшем транспортном средстве, который видели десантники. Здания примыкали к забору, и никто из их обитателей не проявил интереса к космическому кораблю, только что совершившему посадку в центре огороженного места. - Никаких дверей с этой стороны, - доложил Бредли со своего конца здания. Он говорил несколько возбужденно, может, нервничая, а может, просто сказывался адреналин, кипевший в крови. - Мы пойдем вот сюда, - пробормотал Ковач, доставая сорокасантиметровый резак, который заранее отстегнул, предчувствуя, что он может ему понадобиться. Когда алмазные зубцы разрезали изъеденную коррозией металлическую стенку, жалобный скрежет сменился довольным урчанием. Для этого собственно предназначался резак, хотя вряд ли он пользовался бы такой популярностью у десантников, если бы не был столь эффективен в схватке лицом к лицу - или, вернее, лицом к морде. Ковач направлял снабженное силовым приводом лезвие по дуге, его спутники приготовились стрелять внутрь, если заметят там движение после того, как упадет вырезанный кусок стены. Губы Ковача чуть раздвинулись. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что на его лице играет свирепая усмешка. На самом же деле он просто напряженно ждал выстрелов. Халиане, затаившиеся внутри склада, могли начать стрелять в центр того куска стены, который вырезал его резак. Если так, то он узнает об их намерениях только тогда, когда пули застучат по листу металла. Прорезав три четверти окружности. Ковач наткнулся на стойку; отрезанная часть задрожала, как кожа барабана. Сенкевич отогнула вырезанный кусок ногой, ворвалась внутрь и тут же растянулась на полу, наткнувшись на мебель. - Черт побери! - рявкнула она, вскакивая на ноги, но датчики шлемов уже показали, что внутренности склада были необитаемыми. Рассмеявшись, Ковач и Бредли перелезли через мебельную баррикаду. Не зажигая света, Ковач осмотрел заставленное вещами помещение. Сенкевич наткнулась на софу. Как и вся прочая мебель в чехлах из прозрачной пленки, софа отличалась богатством отделки. И, несомненно, предназначалась для гуманоидов. Коротконогим халианам она показалась бы столь же неудобной, как людям метровые спальные ниши хорьков. - Пошли, - сказал Ковач, но его спутники уже скользили между рядами ящиков самых разных размеров. Сквозь расположенные по фасаду здания окна, закрытые жалюзи, проникал свет, исходивший из какого-то источника в центре огороженной площади. Амуниция, навьюченная на жилистого Бредли, придавала облику сержанта какую-то неуклюжесть. Шаг правой ногой был чуть короче, чем левой, и дергающийся в такт шагам ранец только усиливал впечатление асимметричности движений. Ковач посмотрел на него. Бредли в ответ тоже глянул на него, но за щитком шлема прочитать выражение его лица было невозможно. - Нет проблем, кэп, - ответил он на немой вопрос командира. - Мы же не на спортивных соревнованиях. Он вытащил из-за пояса трубу пятизарядного гранатомета, пальцем зацепил регулятор задержки, положение которого определяло время детонации гранаты. Ковачу не надо было видеть лицо Бредли, он и так знал, что на губах сержанта сейчас гуляет ухмылка. Ухмылка тигра, вонзившего зубы в горло своей жертвы. Ухмылка, которая часто появлялась на лице самого Ковача. Окна были узкими, но зато во всю высоту склада. На стене имелась дверь, открывающаяся изнутри вручную. Пока Ковач и Бредли разглядывали площадь сквозь жалюзи, Сенкевич бесшумно открыла дверь, держа плазменную пушку наготове. Помещение, в котором они находились, освещалось только светом, проникающим сквозь окна. Не было никакой опасности, что кто-нибудь снаружи обнаружит готовящихся к бою охотников. Халианский корабль был слишком мал для межзвездных перелетов - цилиндр не более шестидесяти метров в длину, но в отличие от "Бонни Паркера" он не был предназначен для посадки в любом, даже неприспособленном месте; Пилоту не удалось удержать его на весу с помощью стартовых двигателей, и корабль встал на землю. Узкие посадочные стойки, предназначенные для того, чтобы удерживать равновесие на гладком бетоне космодрома, вошли в почерневший от огня дерн, как нож в масло; брюхо летательного аппарата провалилось так глубоко, что любая попытка запустить ракетные двигатели при старте угрожала взрывом. Около сотни человек столпились у корабля. Те, что стояли почти вплотную к корпусу шаттла, яростно кричали на остальных, требуя немного отступить, иначе они поджарятся у раскаленной обшивки. Люк корабля открылся, выпустив облачко пара. Не обращая внимания на шумные протесты толпы, к шлюзу бесцеремонно подъехала огромная сверкающая машина на воздушной подушке, колеса которой были опущены на землю. Подали трап, дверь машины открылась, и из машины выбрался человек весьма солидного вида. Его пестрое одеяние однозначно свидетельствовало: этот господин богат и на военной службе не состоит. - Скажите, когда, - потребовала Сенкевич, приготовившись распахнуть дверь ногой и пальнуть из плазменной пушки. Она не могла видеть, что творится снаружи. - Скажите же, когда! - Сэр, что, черт побери, там происходит? - шепотом спросил Бредли. - Они не... я хочу сказать, что они... - Да, - тихо и спокойно ответил Ковач, - стреляй прямо в люк, а потом сразу падай. Топ, мы с тобой метнем гранаты с трехсекундной задержкой - большим пальцем он зарядил кассету с микрогранатами, зная, что в это мгновение Бредли проделывает то же самое, - так, чтобы гранаты разорвались в воздухе. - И отступаем обратно, кэп? - спросил сержант. - И атакуем корабль, Топ, - поправил его Ковач, выказывая при этом не больше эмоций, чем при изучении грузовых накладных три недели назад в Порту на Тау Кита. - На борту не успеют закрыть люк. После того, как Си подпалит их. Человек, приехавший на машине, направился по трапу. Толпа - насколько мог видеть Ковач, там были одни мужчины - торопливо расступилась перед ним, словно он все еще ехал на своем броневике. Внутренний люк шлюза, вероятно, был также открыт, потому что когда человек достиг верха трапа, из корабля шагнула фигура в серебристо-черной униформе и преградила ему дорогу. Некоторое время эти двое орали друг на друга на языке, который Ковач не знал. Неожиданно человек в униформе пнул штатского в живот, после чего тот скатился назад по трехметровому трапу. Толпа издала коллективный вздох, слышный даже за шипением и свистом работающих на холостом ходу двигателей корабля. - Сэр, - умоляющим голосом спросила Сенкевич, глядя на глухую панель перед собой. - Сэр, когда же? Толстый поднялся на ноги, в ярости что-то крича. Из корабля появилась еще одна фигура и встала рядом с человеком в форме. Вновь появившийся был халианин. Он залаял что-то человеку в форме, программа перевода в шлеме Ковача немедленно включилась. - Чего вы ждете? Неужели вы не понимаете, что даже сейчас ракета может быть в воздухе. - Приготовьтесь, - сказал Ковач, держа ружье вертикально в левой руке и кассету с гранатами в правой. Человек в форме обернулся к халианину и пролаял в ответ. - Пристрелите этого, - перевел шлем, - а остальных мы как-нибудь впихнем. Халианин поднял автомат. Толстый с испуганным воплем бросился к своему автомобилю. - Давай, - прошептал Ковач. Сенкевич с грохотом распахнула дверь ногой, и через мгновение в ночи молнией сверкнула вспышка плазменного ружья. Плазменный заряд угодил прямо между двумя фигурами, стоящими в шлюзе, попал в переборку внутри корабля, и входная камера превратилась в огненный шар. Взрыв отбросил халианина и человека в форме метров на десять от шлюза, их шерсть и волосы вспыхнули. Всякий, кто находился внутри корабля, если только он не был отделен от шлюза закрытой дверью, должен был получить ожоги. Что же касается толпы снаружи... Кассеты с гранатами по крутой дуге взлетели высоко над толпой, потом сработало разрывное устройство и разделило каждую кассету на пять гранат. Мгновением позже гранаты разорвались со звуком древесной ветки, ломающейся под тяжестью налипшего снега. Вылетевшая оттуда шрапнель разлетелась по двору склада; толпа полегла, как скошенные колосья пшеницы. Когда разорвалась последняя граната, Ковач был уже в движении. На правом запястье расплывалось пятно крови, он чувствовал, как постепенно немеет рука, но это не мешало ему действовать. Гранаты выбрасывали шрапнель из стеклопластика, которая быстро теряла скорость в атмосфере, но даже за двадцать метров от места разрыва она все еще была опасна. На более же близком расстоянии... Сенкевич хотела было дать очередь из автомата по людям, оказавшимся за пределом радиуса поражения гранат, но в луже крови. Пули ушли в ночное небо, но это уже не имело никакого значения. Те, кто мог передвигаться, в ужасе размахивая руками, разбегались во все стороны. Некоторые ослепли, некоторые истекали кровью... Разрывное устройство разбросало гранаты достаточно широко, и большая часть людей осталась на месте. Халианин бился в агонии среди корчившихся людей. Ковач на бегу три раза выстрелил в него из автомата, а бежавший на полшага позади Бредли разнес вытянутую звериную морду выстрелом из своего помпового ружья. Не стоит экономить боеприпасы, когда имеешь дело с халианами. Ковач первым достиг трапа и, несмотря на вес своей амуниции, одним прыжком взлетел наверх. Его компаньоны инстинктивно огляделись вокруг, так поступил бы и он сам, если бы первым оказался кто-нибудь другой. Бредли выстрелил по спинам удирающих людей, дабы у них не возникло желания повернуть назад. Для его ружья расстояние было слишком велико, но одна из мишеней взмахнула руками и упала, не добежав какого-то метра до укрытия. Сенкевич с хирургической точностью прошила очередями ветровое стекло и двигатель машины. Работающая на холостом ходу турбина взвыла, потом лопасти остановились, и машина осела на землю. За решетками двигателя показались язычки желтого пламени. За спиной Ковача щелкал соленоид, кто-то из оставшихся в живых членов команды лихорадочно пытался закрыть дверь, но струя плазмы, вероятно, расплавила или пережгла какую-то электронную схему. Ковач ввалился в шлюз, выжженный зарядом плазмы. В металлической переборке, прямо напротив люка, было проплавлено отверстие около метра в диаметре. Все, что могло воспламениться, либо еще горело, либо уже сгорело, включая и труп, слишком обожженный, чтобы его можно было идентифицировать. Открытая дверь вели на корму, где виднелись две каюты и закрытые инженерные помещения, и налево - на нос к рубке. Ковач выстрелил в правую и прыгнул в левую дверь, выпустив еще одну короткую очередь; пули отрикошетили от пола и стен прохода, что должно было очистить его. Но ни одна из этих пуль не задела халианина, выпрыгнувшего из рубки с автоматом в одной руке. Ковач не ожидал встретить настоящего сопротивления. Он постарался повернуть дуло в нужную сторону, но в этот момент врезался боком в палубу, и пули прошли под подпрыгнувшим в этот момент халианином. Единственной удачей было то, что его противник был так же ошарашен и постарался оглушить десантника своим автоматом. Вместо того, чтобы стрелять, как должен был подсказать ему здравый смысл, он прыгнул на свою жертву. - Грязная обезьяна, - рявкнул автопереводчик, и стальной ствол автомата обрушился на прочный пластик шлема Ковача. Свободная лапа хорька вцепилась в плечо десантника, изо всех сил пытавшегося не дать противнику запустить свои когти под подбородок... И тут Бредли разрядил свой дробовик в висок халианина. На мгновение Ковач оглох. Кроме того, он ничего не мог видеть, пока не поднял забрало шлема, забрызганного содержимым черепа врага. Люк на другом конце короткого прохода закрывался. Ковач сунул в щель свое ружье. Пластиковый приклад затрещал, но бериллиевая ствольная коробка выдержала, хотя и погнулась. Бредли вытащил кассету с гранатами. - Не надо! - крикнул Ковач. Он направил автомат халианина в середину люка рубки и нажал на курок. Ничего не произошло. - Сэр, они спрячутся в противоперегрузочных камерах! - крикнул Бредли. - И придут в себя! Кассета была помечена тремя красными полосками - она предназначалась для подавления укрепленных огневых точек. Над самым спусковым курком автомата, слишком близко для руки человека, но в самый раз для короткопалых халиан, располагался рычажок. Ковач перевел его и дал пару очередей. - Нам нужно, чтобы этот корабль взлетел, - крикнул он, потянувшись за своей кассетой с гранатами. Люк начал открываться. Он бросил кассету во все расширяющуюся щель и прыгнул вслед за ней. Кассета была не заряжена. Забравшийся в противоперегрузочную камеру пилот-халианин, сжимавший в руках пистолет-пулемет, замер в ожидании, когда она взорвется, чтобы вскочить и расстрелять врагов. Он так и не понял своей ошибки, автоматная очередь прошила его морду. - Проверь кормовые кабины, - приказал Ковач. - С рубкой все в порядке. Ковач повернулся и посмотрел на панель управления. Она казалась неповрежденной - ни отверстий от пуль, ни следов расплавленного металла, ни едкого запаха сгоревшей электроники. Но и ничего знакомого тоже. - Выкуриваю из норы! - предупредил голос Бредли в наушниках шлема. Ковач замер. Раздалась нестройная очередь глухих взрывов, через несколько мгновений сдетонировала вторая кассета. - Каюта с правого борта очищена, - лаконично доложил Бредли. Он бросил две кассеты с двухсекундной задержкой. Халиане, выскочившие из укрытия после первого взрыва, как раз подоспели ко второму. Теперь там, конечно, сплошная каша. Четыре противоперегрузочные камеры рубки были адаптивны к форме, то есть, будучи включены, они принимали форму находящегося в них тела. Три камеры съежились настолько, чтобы принять халиан, но одна из крайних все еще сохраняла форму человеческого тела. - Каюта с левого борта закрыта! - крикнул Бредли, в его голосе слышалось беспокойство, которого не было еще секунду тому назад. - Сэр, хотите, чтобы я подорвал ее? Не можете ли вы меня прикрыть? Значит, люди все-таки способны управлять этим чертовым кораблем. Все дело было в том, что ни один из находившихся на борту людей не умел этого делать. И если Ковач правильно понял значение того, что тот халианин выкрикнул за мгновение до того, как заряд плазмы отправил его в ад, корабль давал им единственную надежду пережить следующий... - Кэп, - доложила Сенкевич, - я взяла пленного, и он говорит... Ковач уже было тронулся с места, когда радиосвязь прервалась взрывом помех, значительно более громким, чем вызвавший его треск выстрела плазменного оружия. Сержант Бредли припал к палубе. Его дробовик был направлен на дверь каюты, которую он нашел закрытой. Бредли то и дело оглядывался через плечо, стараясь разглядеть, что творит