ьше выиграл: Дельта Один, с удобством разместившийся в новеньком корпусе, или ставший анонимом Дельта Два. Рядом с фармацевтиком к запястью был подвешен пистолет. Единственный предмет снаряжения, который не пришлось чинить после этого жаркого субботнего денька. Невесть откуда выскочила женщина-доктор, отгородив Инглиша и Сойера от кислородной палатки, где с лоснящимся от мазей лицом, весь в бинтах, подключенный к сложной жизнеподдерживающей установке лежал Ковач. Не поднимая визора, Инглиш принялся тестировать свой новый шлем. Для начала он выдал изображение на наружный экран - так, чтобы было видно доктору. И перед ней загорелась предостерегающая надпись: ПРЕДУПРЕЖДАЮ: Я НАХОЖУСЬ ПРИ ВЫПОЛНЕНИИ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ЗАДАЧИ И НАДЕЛЕН СООТВЕТСТВУЮЩИМИ ПОЛНОМОЧИЯМИ. Он видел, как женщина гневно жестикулирует, шевеля губами. Слушать ее не хотелось, поэтому капитан, не включая звука, просто протянул руку в перчатке, схватил ее за плечо и отшвырнул в сторону. Какого черта она путается под ногами, когда пропали без вести Мэннинг и Клиари?! Когда случается такое, человек способен на все. - Сойер, разберись пока с ней, хорошо? А доктор все не сдавалась. Она снова выросла на пути капитана, этаким ангелом-хранителем во плоти. Вернее, Инглиш, борясь с искушением ее пристрелить, внушал себе, что перед ним ангел-хранитель Ковача. - Сэр... Тоби, делай то, что собирался. - Хорошо. Дрожащей рукой в перчатке Инглиш откинул край материи. И включил звук на полную мощность. Тут же в наушниках раздался предупредительный сигнал - нарушение лечебного режима. Вот уж чего ему совсем не хотелось, так это уменьшить шансы Ковача на выживание. Похоже, майор лежал без сознания. Инглиш отошел чуть в сторону, поднял визор и заговорил: - Ник, мне нужен коммуникатор - помнишь, такой черный? Где он? Ник, ты слышишь меня? Чудовищно распухшие веки Ковача дрогнули. Инглишу показалось, что под ними беспокойно забегали глаза. Потом чуть шевельнулись пальцы. И тут майор издал звук, который невозможно забыть. Нельзя стыдиться животной боли, прорывающейся наружу, несмотря на все ваши усилия. Но Ковач не стонал. Нет, он пытался что-то сказать. Инглиш наклонился над раненым так низко, что его обдало запахом гноя, обгорелого мяса, кала и черт знает чего еще. Зрелище было невыносимым, хотелось закрыть глаза, и невозможно было закрыть их. - Вспомни, Ник, - уговаривал он, - такая черная коробочка. - В переговорном устройстве раздался голос Сойера: - Тоби, эта штука уже у меня. Не мучай его. Доктор говорит, ты занесешь туда микробы, и организм с ними не справится. Ну что же: семь бед - один ответ. Главное, что коммуникатор у них. Инглиш отошел от палатки, стараясь соблюдать указания доктора: "Не дотрагивайся ни до чего, болван!" Доктор злобно швырнула черный коммуникатор в его раскрытые ладони, всем видом показывая, что ее совершенно не интересует эта чертова штука. Для медперсонала игрушки, которыми забавляются военные, ничего не значат. - Он поправится, доктор? - спросил Инглиш. - Смотря что под этим подразумевать, - ответила женщина, сердито наморщив лоб. - Будет ли он годен к военной службе? Не уверена. Если только когда-нибудь, очень не скоро. Но совсем здоровым он уже не станет никогда. Надеюсь, никому из вас в ближайшем будущем не понадобится такая операция. На Охотников за Головами мы истратили почти весь запас трансплантируемых органов, поставляемых камикадзе. - Это что, угроза? - мягко спросил Инглиш через переговорную трубку, при этом так поляризуя забрало, чтобы оно стало плоским и черным. - Нет... капитан. Это - предупреждение. У нас заканчивается плазма, синтетическая кожа и органы для трансплантации. Скоро их не останется совсем, если только кто-то из ваших друзей не погибнет, избежав при этом мощного микроволнового излучения, и органы его сохранят свои функции. Так что не усложняйте нам жизнь. Мы еще пригодимся. Уяснили, капитан? - А не пошла бы ты в задницу? - любезно поинтересовался Инглиш, помахав рукой, как бы указывая направление - при других обстоятельствах он просто съездил бы доктору по физиономии. - Позвольте заметить вам, сэр, вы сами на это напросились. - Если бы только на это, - бросил Инглиш на ходу, покидая палату. Спустя некоторое время капитан и его ординарец уже подходили к палубе, где размещался разведотдел. - Давай попробуем выяснить, кто настраивал коммуникатор на трансляцию сообщений от Ника. - Дружище, ты что - мысли мои читаешь? - Взгляни-ка на эту штуку. Перебрасываясь репликами, они шли по бесконечным переходам и служебным помещениям. Местному персоналу не часто приходилось видеть спецназовцев в скафандрах. Но люди из Электронной Разведки пользовались полной свободой передвижения. Только теперь Тоби Инглиш понял, сколько привилегий дает принадлежность к СЕРПА. Благодаря могущественной СЕРПА, стоявшей за ним, он сам не заметил, как попал на командный пункт, на котором размещались ТК. Оставайся здесь Клиари, все было бы в порядке. Коммандос как-нибудь сами добрались бы до головорезов Ника... И тут наконец он понял, что, не отправься туда Клиари и Мэннинг с оружием ближней поддержки, никто из подразделения Ковача не остался бы в живых. От этой мысли у него даже в глазах потемнело, и он едва не налетел на пульт. Пропавшие без вести... Черт! Сойер уже собрался было снять шлем, но Инглиш остановил его. Простому смертному командный пункт показался бы восьмым чудом света. Однако коммандос, сутки за сутками проводящих на станции электронного слежения, этим не удивишь. Но, бесспорно, это самый лучший командный пункт на Флоте. Они слонялись по помещению минут пять, пока кто-то удосужился спросить, что им нужно. - Вот эту штуку я нашел у моего друга. - Инглиш показал коммуникатор. - Мы хотим знать, как она у него оказалась и кто получал радиосигналы. СЕРПА нужен немедленный ответ от всех технических служб. Это их расшевелило. Все-таки в штабных учреждениях Флота дураков не держат. Кто-то принес микрочип. - Вот, сэр. Здесь использовался код СЕРПА. Существует только один экземпляр. - Тусклые глаза говорящего старались рассмотреть лицо Инглиша, скрытое забралом. "Напрасно стараешься, приятель, - подумал капитан, - ни черта ты не сможешь вынюхать. Ни кто я такой, ни что я ищу. Не твоего ума это дело". - Как насчет того, чтобы посидеть в офицерском клубе? - предложил Инглиш Сойеру по двустороннему переговорному устройству. - Пошлем кое-кому весточку через эту штуку и посмотрим, что будет дальше. - Если это тот, кого ты подозреваешь, захочешь ли ты мирно распить с ним рюмку-другую? - Нет. Но сегодня нам нужно побыть в людном месте, хотя бы часть вечера. Суббота как-никак. А война в самом разгаре - всякое может случиться. Убийство Гранта из АСР было делом нешуточным. Лучше не обсуждать его с включенной аппаратурой. Слишком много существует способов восстанавливать стертые фрагменты записи. Восьмая Шаровая Команда, подразделение Гранта, в этом деле собаку съела. Они сами составляли технические руководства на эту тему. А посему не было места удобнее и безопаснее, чем шумный, залитый неоновым светом офицерский бар. Инглиш устроился под мигающей вывеской, издававшей достаточно треска, чтобы создать помехи любому записывающему устройству, за исключением считывающего с губ сканера, подключенного к ИИ. И говорил лишь когда подносил ко рту пивную кружку. Понадобилось совсем немного времени, чтобы составить план действий. Ведь оба были опытными убийцами, натренированными Командой Восьмого Шара и специально оснащенными Межведомственной Службой Поддержки. Сойеру не помешало бы сейчас побриться. Так же как и Инглишу... Капитан сидел с затуманенным взглядом, упрямо пытаясь нащупать на корпусе коммуникатора хоть какую-то подсказку, прежде чем выйти в эфир. Неизвестно, примут ли его сигнал. И кто примет. Чип, добытый в штабе, так и не дал на это ответа. - Может быть, отнесем эту штуку в расположение 92-й и попытаемся вскрыть там, а потом уже... - Попробуй ты, Сойер, - перебил Инглиш, протягивая коммуникатор лейтенанту. Корпус прибора был маленький, продолговатый и холодный. - Телекоммуникатор ни с чем не спутаешь. Имея такую штуку, можно переговариваться через всю Вселенную, но этот для подобной связи не настроен. Он передает сигналы на "Хэйг". Иначе как ТК получила бы сигнал бедствия от Ковача? Они собирались убить Гранта. Но вначале хотели вывести его на чистую воду. - Попробуй ты, - предложил Инглиш. - О'кей, сэр. - В слабом освещении капитан видел зрачки Сойера - две поблескивающие черные точки. - Говорит лейтенант Сойер из Девяносто второй роты Электронной Разведки. Нам нужно встретиться. Повторяю, нам нужно встретиться конфиденциально. Лучше всего на "Хэйге". Подробности при встрече. Заканчиваю связь. Попытайся сейчас Инглиш пройти на секретный объект, при идентификации его личности по радужке глаза и дактилоскопическим узорам ИИ обязательно выявил бы повышенное содержание психотропных средств в организме. Капитан понимал это, но не желал себя ограничивать. Так же, как и Сойер. У них хватило ума попытаться выманить Гранта в бар. Коммандос из СЕРПА имели право в случае необходимости нарушать субординацию. На коммуникаторе не загорелось ни одной лампочки, он оставался все таким же безмолвным и холодным. А перед самым закрытием кто-то зашел в бар, огляделся вокруг и, ничего не заказав, вышел. - Видел? - спросил Сойер. - Да. - Инглиш невольно потрогал кинетический пистолет, висящий на боку. - Я тебя предупреждал, - пробормотал захмелевший Сойер, чувствуя тяжесть на сердце, - не такие они дураки, чтобы позволить нам подстрелить эту свинью. Инглиш уже дважды побывал в туалете - никто не выполз из-под писсуара, чтобы назначить встречу. - Пойдем, - наконец сказал он, поднимаясь со стула. Значит, Грант не собирается приходить сюда. Придется придумать что-то похитрее. Но стоило десантникам выйти из бара, как с обеих сторон к ним подступили парни в штатском. - Вы из Электронной Разведки? - Да, - подтвердил Инглиш. - А в чем дело? - Через двадцать минут вам предстоит пройти инструктаж в разведотделе относительно нового задания. "Ну что же, этого следовало ожидать", - подумал капитан. Оба парня были чисто выбриты, выглядели дружелюбно, даже беспечно. - Не могли бы вы пройти с нами... Хорошо еще, что они не попытались разоружить Инглиша. Не в том он сейчас был настроении. Инглиш с трудом сдерживал себя, глядя на беспечно болтающиеся на поясе шлемы конвоиров. Но разделаться с ними - значит, не добраться до их босса. Приходилось покорно идти. Слишком уж дорого 92-й обошелся Грант. По дороге на палубу, где размещался разведотдел, Инглиш убеждал себя, что Грант просто не посмеет показаться на глаза пехотинцам. Но вот провожатые остановились у двери какого-то кабинета. - Сюда, сэр. Нельзя сказать, что в этот момент Инглиш в полной мере ощущал себя "сэром". За дверью ждал Грант. Он сидел за столом, подстриженный по моде своих родных мест, с довольной улыбкой кота, забавляющегося с мышкой. На запястье Наблюдателя красовался неизменный красный шнурок. Инглиш знал, что проиграет, если позволит Гранту заговорить первому. Сойер же рассуждал теперь более трезво. Быть хладнокровным всегда труднее, чем дать выход накипевшим чувствам. Но у лейтенанта было достаточно времени, чтобы остыть. - Хочу поручить вам одну операцию, ребята, которая... - заговорил Грант. ...Инглиш не помнил, как в руке у него оказался кинетический пистолет. И целился ли он. Не помнил, как, плавно нажав на спусковой крючок, выстрелил в человека в скафандре, сидящего за столом напротив него. Дальше события развивались стремительно. В памяти остались люди, бросившиеся к ним из коридора, и выражение безграничного страдания, застывшее на лице Сойера. Замелькали стены, полы, кулаки и рукоятки пистолетов. Потом сквозь пелену проступило лицо психиатра, укоризненно произнесшего: - Вы на редкость неудачно выбрали время, капитан Инглиш. Сражение уже закончено. Инглиш не знал, что означает эта фраза. Да и не особенно интересовался - слишком он был измотан. Капитана мучила бессонница. Стоило задремать, как ему являлись пропавшие без вести. Ему так и не позволили увидеться с Сойером. Получи капитан такую возможность, он с большей охотой разговаривал бы с этими парнями. А сейчас ему никого видеть не хотелось - за исключением Гранта. Да, вопреки его ожиданиям, Грант остался жив. Спустя некоторое время руководитель шпионского ведомства вошел в электронную камеру Инглиша, уселся по другую сторону перегородки и спросил: - Ну что, поостыл малость, капитан? Тогда давай поговорим. Ты по-прежнему нам нужен. Я притворюсь, что ничего не произошло, если и ты, со своей стороны, сделаешь то же самое. - А все-таки я тебя продырявил, - сказал Инглиш хрипло. Босс шпионов двигался слишком скованно: наверняка ему наложили швы. В одном Инглиш был уверен - сидящий перед ним человек ранен. Забыть все? Забыть пропавших без вести? И Ковача, зажавшего в руке телекоммуникатор? Возможно ли такое? - Инглиш, я пытаюсь тебе втолковать, что мы не враги. - Значит, я очень непонятливый. Пусть мое дело рассматривает военно-полевой суд. Но, допустим, я поверил вам. Что тогда? - О'кей, - произнес Грант таким же ровным голосом, каким дикторы зачитывали сводки новостей. - СЕРПА хочет, чтобы ты воевал дальше. И я этого хочу. Но сначала нам придется договориться... - Мне наплевать, выпустите вы меня отсюда или нет. Ты ведь получил мое послание. Я хочу выспаться, а заснуть не могу, потому что мои люди пропали без вести! Так что найди другого дурака и учи его обращаться с этой чертовой аппаратурой, на которой вы все просто помешались. Вы хоть сами это понимаете? - Понимаем. Я уже говорил, мы сейчас в сложном положении. Сойер уже согласился на наши условия. Пора бы и тебе сделать то же самое. - А каковы ваши условия? - Тебя не тронут, приятель, и ты опять отправишься воевать. Чистеньким. Никто не станет задавать лишних вопросов. Все будет, как прежде. Если тебе не терпится застрелить настоящего врага рода человеческого, я подберу подходящую кандидатуру. Но чуть позже. Хотя я уже сейчас считаю - недоразумение, произошедшее между нами, носило личный характер и к служебным делам никакого отношения не имеет. - Я пробыл в этой дыре... - И вправду, сколько же он здесь просидел? Трудно сказать. Не так уж долго, должно быть, если до сих пор нужен им в качестве командира 92-й роты. А с другой стороны, достаточно, чтобы его хватились. Он покачал головой. - Так что, Инглиш, - "да"? - Не знаю. А как поживает Ковач? - "Да" или "нет", ковбой? Учти, второй раз мы спрашивать не будем. Если мне придется снять тебя с должности, считай, что ты покойник. А если выберешься из этой истории, мы вместе подумаем над всеми проблемами. И недавний эпизод, как я уже сказал, будем считать досадным недоразумением. "А Грант, оказывается, крепкий орешек, - нехотя признал про себя Инглиш. - Я-то думал, что боевые действия прекратились". - Я не могу продолжать разговор до тех пор, пока ты не дашь мне положительного ответа, капитан. - Считай, что я его дал, - нехотя процедил Инглиш, тяжко вздохнув. Конечно, хорошо, если он получит свободу. Капитан уже скучал по Сойеру. И даже по своему Дельта. Хотя все его существо восставало против этой сделки. - Но учти - я обязательно разыщу своих без вести пропавших. - Я и сам на это надеюсь, Инглиш. А теперь, если у тебя есть вопросы, задавай. Черт побери, да что же нужно такое натворить, чтобы выйти из этой проклятой войны? Ему это пока не удалось. Хотя, нет, здесь дело в другом. Девяносто вторая рота - слишком ценное подразделение, чтобы его лишаться. Личные мотивы не играют здесь никакой роли, как признал сам Грант. Осознав это, Инглиш почувствовал собственную незначительность. В следующий раз, когда он отправится охотиться за людьми, у него это лучше получится. Но охотиться он будет за пропавшими без вести. "Где-то очень далеко отсюда находятся Клиари и Мэннинг. Они наверняка живы", - говорил себе Инглиш. И если он сумеет добраться до них, то игра стоит свеч. Никто другой не станет сейчас искать двух пропавших женщин - у Флота есть задачи поважнее. Капитан взглянул на человека, которого совсем недавно пытался убить, и не увидел, ничего, кроме облегчения в ясных, светящихся умом глазах Гранта. А когда начался инструктаж по предстоящей операции, Тоби Инглиш окончательно убедился, что его не надули. Он покидал тюрьму свободным человеком, о чем свидетельствовала карточка, вложенная в бумажник. Его слишком ценят и боятся потерять - по крайней мере пока идет война. Уже вернувшись на техбазу морских пехотинцев, он узнал, что пробыл в камере-одиночке всего сорок восемь часов. Поприветствовав небрежным жестом сотрудников наземного техобслуживания, приводящих в порядок свое оборудование, он отправился за скафандром. В шлеме, подвешенном на крючке, лежал черный коммуникатор. Точно такой же, какой был у Ковача. А может быть, тот самый. Но на этот раз Инглиш знал, что с ним делать. - Здравствуйте, сэр, - раздался у него за спиной голос Сойера. - Как отдохнули? - Так себе. - Он обернулся и растянул губы в угрюмой усмешке. - Собирай личный состав. Через сорок минут - инструктаж. - Ну и ну! - Сойер присвистнул. - Слушаюсь, сэр. Глядя вслед лейтенанту, Инглиш отметил про себя, что в походке и осанке Сойера сквозила прежняя тяжеловесная грация крупной собаки. И только глаза выдавали лейтенанта: во взгляде затаились боль и неуверенность. Но во время войны случаются издержки. Иначе чем объяснить, что капитан Инглиш сейчас здесь и сражается с механизмами, начиненными искусственным разумом. Клиари, милая... Мэннинг. Я делаю это ради вас. ИНТЕРЛЮДИЯ Военный кодекс Статья XXXVIII Все документы, хартии, транспортные накладные, паспорта, а также любые иные бумаги, находящиеся на борту захваченного судна и взятые в качестве трофеев, должны быть надежно защищены, и командир корабля, захватившего трофей, должен отправить оригиналы полностью и в подлинниках в Верховный трибунал Адмиралтейства... Статья XXXIX Никто из лиц, перечисленных в настоящем Акте, не имеет права изымать часть трофеев или кораблей, захваченных в качестве трофеев, а также товаров и ценностей - кроме тех случаев, когда это требуется для обеспечения безопасности или для обеспечения действий судов в период войны... Обломки погибших кораблей казались случайным мерцанием в небе Халии. Когда интенсивность боевых действий возрастала, яркие прочерки уничтоженных судов, метеорами проносившихся по небу, становились обычной картиной. Попытка адмирала Дуэйна с ходу прорвать боевые порядки Синдиката провалилась, однако вынудила противника бросить в ход последние резервы. Когда наступающие сблизились с группировкой дредноутов, битва превратилась в борьбу на изнурение противника. В таких условиях большой боевой опыт, накопленный Флотом в войне с халианами, позволил Альянсу быстро склонить чашу весов в свою пользу. Тем не менее корабли Синдиката продолжали двигаться вперед и подошли вплотную к Халии; несколько шальных ракет даже разорвалось в ее атмосфере. Тогда адмирал Дуэйн отдал приказ ракетным батареям. Под непрерывным огнем корабли Синдиката стали медленно отступать назад, прочь от Халии. Шариан Льюит. РОНИН В разгар битвы, затмившей собой все грандиозные сражения прошлого - Бетезду и саму Халию, в ангаре Клекочущих Орлов царила абсолютная тишина. Все с нескрываемым нетерпением ожидали исхода сражения. Подсвеченные схемы сияли в темноте такие же невинные, как и символы на основных экранах. На тактическом дисплее корабли не погибали в сплошных стенах заградительного огня; они превращались в фейерверки фиолетового и мандаринового цвета, не передававшие ощущения реальной смерти. Здесь, в бункере, царило ледяное спокойствие. У дисплея застыла одинокая человеческая фигура. Несмотря на то, что его окружали верные войска, Мацунага стоял в отдалении от всех. Его "люди", как он зачастую называл халиан, пытались подражать каменной недвижности своего командира - и это им вполне удавалось, хотя и противоречило их внутренней природе; для этого у халиан не было столь весомых оснований, как у Кацуо Мацунаги, не было и его жизненной потребности в каком-то аналоге молитвы. Замерев у экрана, человек внимательно следил за бешеным накалом битвы. Все прекрасно понимали, что Синдикату как воздух нужна Халия. Мацунага предупреждал об этом еще много недель назад - задолго до того, как стали поступать соответствующие доклады, и до того, как Оперативный и Разведотделы получили хоть какие-то существенные доказательства. Мацунага был уверен в этом точно так же, как в верности халиан и в том, что Синдикат стоит на пороге гибели. Он чувствовал это нутром. За спиной одинокого наблюдателя появился халианин. Мацунага ощутил его приближение и медленно повернулся. Несколько месяцев прошло, прежде чем он научился спокойно воспринимать удивительный запах этих заросших шерстью тел. - Можем мы подготовиться теперь, сэр? - спросил вошедший. Всего лишь несколько месяцев назад Мацунага презрительно называл этих существ "хорьками", теперь один из них стал самым преданным его помощником. - Нет, еще рано, Ашеко, - мягко ответил Мацунага. - Терпение. Халианин издал невнятный рык и обнажил зубы. Аборигены вели себя, как маленькие дети, хотя их беспощадная ярость не знала преград. Да, они были очень полезны. Мацунага постоянно напоминал себе об этом, когда запах влажной шкуры и не подвластная рассудку неприязнь к странным существам становились уж слишком невыносимы. Неужели его древние предки могли при необходимости совершенно владеть своими эмоциями? Не эта ли власть над собой служила основанием их гордости и благородной самоуверенности? И неужели их дальний потомок не выдерживал никакого сравнения с ними - только из-за того, что жил сегодня, а не тогда, и служил не конкретному хозяину, а всей человеческой расе. Эти вопросы пробудили воспоминания. Он вытерпел достаточно, чтобы теперь быть абсолютно уверенным: при необходимости задуманный план сработает. Внутренний голос подсказывал, что такой необходимости может и не быть, но другой - более громкий - молил Бога, чтобы это произошло. Только так в конечном итоге Кацуо Мацунага смог бы подтвердить свою преданность человечеству. И вновь он подумал о своей удивительной жизни. Еще ребенком Кацуо слушал рассказы матери о сорока семи Ронинах - каждую ночь в течение трех лет. Когда их Властитель был предан и вынужден покончить с собой, Ронины не последовали вслед за ним в небытие. Три года они терпеливо выжидали и сносили упреки в малодушии. Они были Ронинами, бандитами - пасть ниже самурай не может. Их история стала всеобщим достоянием; все уверились, что они совершенно обесчестили себя и покрыли несмываемым позором. А Ронинам пришлось выжидать долгие годы, прежде чем удалось наконец отомстить виновнику гибели их Властителя. Выполнив свой долг, они все покончили жизнь самоубийством - так же, как и их господин. Во время скучных школьных уроков Кацуо представлял себя Ронином; с раннего детства он знал, что нет чести выше, чем вынести страдания ради свершения священной мести. Ронины стали героями его грез. Кацуо Мацунага мечтал стать точно таким же героем. Флот дал ему этот шанс. Среди Клекочущих Орлов Мацунага был одним из лучших. На фюзеляже его истребителя красовались двадцать семь оскаленных шерстистых морд: двадцать семь раз выйти победителем в космических поединках - задача не из легких. Для этого, кроме мощных лазерных пушек и точных гироскопов, требовалось еще и мастерство настоящего аса. В схватке один на один с рейдером халиан есть что-то магическое. Противник быстр, ловок и изворотлив, как дьявол. Он может подрезать вам хвост на максимальной скорости и тут же выпустить в вас всю обойму. Хорьков не мутило на скоростных поворотах и при скоростных перепадах. Они могли уйти от преследования с огромным, невероятным ускорением. Требовалось высочайшее напряжение интеллекта и хладнокровное мужество, чтобы сражаться с халианами. Каждый пилот обливался холодным потом, когда при эскортировании тяжелых беззащитных грузовиков или на исходе долгого многочасового патрулирования на экранах внезапно появлялись хорьки - это бывало только внезапно. Исход сражения определяли первые мгновения. На больших дистанциях корабли Флота имели явное преимущество, их торпеды были намного быстрее и снабжались надежными взрывателями. Однажды направленная на цель, торпеда находила врага, как бы тот ни изворачивался. Но в ближнем бою использование торпед становилось опасным. Мацунага знал парня, который в самый разгар битвы напоролся на собственный снаряд. Но эскортное патрулирование было однообразным и долгим, и ничего не стоило прозевать появление противника, упустить первые несколько секунд, когда флайеры еще обладают определенным преимуществом, - те секунды, за которые противник может приблизиться вплотную. С Кацуо такое случалось дважды, и оба раза он оказывался на волосок от гибели. Его _Сенсея_ ужаснуло бы такое неумение концентрировать внимание. А ведь именно концентрация внимания позволила ему уничтожить двадцать семь врагов. И не только торпедами, но и в ближнем бою. Рейдеры превосходили в скорости, однако Мацунага знал, что его истребитель вынослив, имеет достаточно топлива, и терпеливо поджидал появления противника. Некоторые уроки, преподанные старым _Сенсеем_, вошли в его плоть и кровь. Крейсеры также заслуживали добрых слов. "Жанна д'Арк" имела на борту семнадцать истребительных групп для эскортирования, и это было практически единственное ее вооружение. Пилоты отлично знали друг друга, в отрядах царила теплая, почти семейная атмосфера. Набитые доверху товарами грузовики порой платили охранявшему их конвою черной неблагодарностью, тогда все истребители окружали транспорт - и конфликт решался полюбовно. Лучший винный погребок во всем Флоте находился, конечно же, на борту "Жанны д'Арк". Жизнь на таком судне была веселой и насыщенной. Мацунага подходил для нее больше, чем кто-либо. Выйти и драться на смерть, а затем знаменитый винный погреб, музыка, парилка - и прекрасные девушки из экипажа. Рай, а не жизнь. Это было как раз перед падением Бетезды. Во время первых стычек в небе над Целью пилоты чувствовали приятно будоражащий трепет: каждое новое столкновение приближало миг полного освобождения космоса от проклятых хорьков. Тогда, выиграв бой и с триумфом вернувшись на базу, истребители обнаружили, что их провели, как слепых котят. Оказалось, что эта планета не имела ничего общего с халианами. Радость победы развеялась как дым. Бетезда была разгромлена начисто, и он при первой же возможности с радостью вернулся обратно в космос. Но теперь и "Жанна д'Арк" перестала быть блестящим прогулочным судном. Что-то случилось там, над Бетездой, когда безжалостные и неукротимые хорьки впервые показали, на что они способны. Пышность и блеск отошли на второй план. Вино, видеозаписи и деликатесы перестали быть главной заботой пилотов. Наступил черед избавиться от хорьков раз и навсегда, стерев с лица галактики их логово. Теперь это стало главной целью, перед которой померкли все радости жизни. Судя по всему, предстояла настоящая битва, и Мацунага был вполне готов к ней. Он рвался в бой, как мальчишка. Однако теперь он был уже заслуженным опытным асом, а не зеленым новичком. В сражении у Халии "Жанна д'Арк" попала в самое пекло. В момент ее гибели Мацунага был далеко от основных сил. Он должен был находиться в непосредственной близости от крейсера. Но, к несчастью, "Киллеаном" командовал не он. Так что не его вина в том, что он уцелел в этом бою. В тот день еще с утра у него было нехорошее предчувствие: что-то - о судьбе корабля, тень нелепой мысли. Описать это ощущение словами невозможно. Иногда подобные прозрения посещали умудренных опытом ветеранов. Мацунага погнался за двумя рейдерами, уворачивавшимися столь быстро, словно танцевали "Танец с саблями". Огонь его пушек настиг обоих врагов, но "Жанне" это уже ничем не могло помочь - корабль, ставший за это время его настоящим домом, погиб. Погиб вместе со всеми людьми, столь много значившими для него с тех пор, как он покинул Сеймпо. Память была уже не в силах собрать воедино разбитую мозаику его дел и поступков. Он направил свой корабль вниз, к поверхности, и не снимал побелевших пальцев с гашетки плазменной пушки, пока было чем стрелять. Он полностью уничтожил целый отряд рейдеров, ожидавших взлета на своих стартовых площадках; Мацунага камнем свалился на них. За этот подвиг его наградили Галактическим Крестом. Но это ничуть не обрадовало его. ...Нет, Мацунага хранил воспоминания где-то в самых укромных уголках подсознания. Ребята с "Элизабет" сделали все наилучшим образом и почли за благо оставить его одного. В больничной палате он вел себя исключительно корректно, играя в шахматы с другими пациентами, а каждый четверг присоединялся к гудящей толпе, чтобы посмотреть вечернее шоу "Омни", жалуясь соседям на дрянную больничную пищу. Возможно, именно эти жалобы показали медикам, что Кацуо Мацунага выздоровел окончательно - и телом, и душой, и его выписали. Но теперь больше не было его подразделения, куда Мацунага мог бы вернуться; таких родных ему Клекочущих Орлов с заплатами на плечах и каллиграфически расписанными повязками на головах. Несколько выживших членов экипажа "Жанны д'Арк" были разбросаны по различным подразделениям. Поначалу Мацунага работал автоматически, совершенно не осознавая, что делает. Но он сумел собрать коллекцию из всех халианских рейдеров, а это что-нибудь да значило. Каждый раз, оказываясь рядом с крошечными одноместными аппаратами с мощным вооружением и двигателями, но плохим управлением, он готов был прыгать от счастья. И перенестись в прежние деньки... Младший лейтенант Кацуо Мацунага получил приказ собрать все, что сохранилось от халианских рейдеров в семнадцатом секторе - даже их искромсанные ржавые останки. Поначалу он с радостью погрузился в эту работу - пока его контакты с халианами не стали более сложными. Ему требовалось изучить немало нового, чтобы понять, где именно хорьки спрятали лом и запасные модули. Он изучил их язык - по крайней мере техническую лексику. Чем больше он узнавал бывших противников, тем больше вспоминал уроки о том, как должны жить и бороться настоящие воины; о том, что честь воина и слепая ярость несовместимы. Галактический Крест начал искоса и с откровенной издевкой поглядывать на своего младшего лейтенанта - ничего героического в его действиях пока что не было. Благодаря халианам что-то зашевелилось в глубинах его памяти. Это что-то затронуло самые глубокие пласты - гораздо глубже сознания, глубже родовой памяти человека вообще. Внезапно он со всей ясностью обнаружил, что эти примитивные на первый взгляд существа живут именно так, как, по словам его _Сенсея_, и должен жить настоящий воин. Никаких отставок, никаких капитуляций - напряженная воля жить _сейчас_, в настоящем. Сейчас - только в этом времени - жизнь имела смысл. Это нашло отражение даже в их языке, глаголы которого лишь очень смутно выражали категорию времени; героические события легендарного прошлого, достоверные факты настоящего, а также вымыслы мифов - все сплеталось воедино в грандиозную поэтическую ткань эпических саг Халии. Странности языка и способа мышления халиан заставили Мацунагу вновь вспомнить о парадоксе, забытом им точно так же и в то же самое время, как он забыл свой огненный полет в халианском небе. Ксенодоги Флота оказались правы: смыслом жизни халиан была война. Жизнь и неизбежная смерть взаимно дополняли и уравновешивали друг друга, и каждый важный момент жизни не был ни жизнью, ни смертью - это был пылающий меч личной чести, придававший смысл и существованию, и гибели. Постепенно Мацунага пришел к заключению, что понимает глубинные мотивы души халиан. Их морды все еще казались ему отвратительно непроницаемыми, речь неприятно резала слух, запах тел был почти невыносимым, но все-таки что-то в его душе начинало шевелиться каждый раз, когда ему приходилось сталкиваться с ними. Корысть или эгоизм не были движущим мотивом поступков халиан - эти существа были теми самыми "буши", которых его сенсей считал безвозвратно канувшими в седой древности. Именно такими и представлял себе настоящих "буши" Мацунага; именно так он мечтал и сам продолжить славные деяния подлинных самураев древней, покинутой Японии. Он заметил, что понятие "человек" в языке халиан стало обозначаться другим словом: из "лишенной волос беззащитной добычи" человек превратился в "опасного врага". Нет бесчестия в поражении от более сильного противника; нет его и в том, чтобы с момента поражения начать служить победителю. Именно этого никак не могли принять коллеги Мацунаги. Лейтенант Жермон Ривес признался в этом, когда ярким факелом догорал последний обнаруженный ими рейдер. - Что-то не нравится мне, что они так легко позволяют уничтожать свою армаду, - задумчиво произнес Ривес. - Не верю я им. Один из этих рейдеров наверняка окажется ловушкой и рванет отсюда до Тау Кита. Все это "уважение к победителю" - дешевая демагогия, на которую мы купились. Мацунага выслушал его молча - он понимал халиан гораздо глубже своего напарника. Этика настоящих воинов, которую исповедовали халиане, затронула самые интимные струнки его сердца. Это было недоступно Ривесу. Жермону Ривесу никогда не приходилось подметать после соревнований и тренировок садик для стрельбы из лука: он бил сразу и без промаха - даже при качке, даже с завязанными глазами. Большинство офицеров Флота не понимали всей мощи ни самих себя, ни халиан. Он играл с халианскими школьниками, обучая их первым катам древнего японского единоборства; разве можно придумать лучший повод для контакта, учитывая славное военное прошлое Халии? И разве общение с детьми - не самый простой способ заслужить доверие общества? Слушая долгие рассказы аборигенов, Мацунага узнавал халиан все лучше. В конце концов деликатность Мацунаги к чужой и своеобразной культуре была достойно вознаграждена. Молодой халианин - младший брат Ашеко, восхищенный собранностью, безукоризненным воспитанием и педантизмом человека, открыл Мацунаге бункер. Подземный командный пункт находился в полной боеготовности и практически не пострадал при штурме планеты. Без сомнения, это был один из тайников, оставленных Синдикатом на крайний случай. Мацунага с уважением подумал о халианах, сначала построивших это грандиозное сооружение, а затем открыто демонстрировавших его победителю. Эти существа, несмотря на их необычность, понимали в душе, что служение сильнейшему - единственный путь завоевать истинно бессмертную славу. Итак, он оказался прав. Потерпев сокрушительное поражение, халиане стали преданными союзниками и помощниками Альянса - именно этого никак не могли понять во Флоте. В служении победившей в честном сражении расе было что-то чертовски изящное и благородное - это было самое настоящее _буши_, и Мацунага принимал такую позицию всем сердцем. Халиане и в самом деле были примитивной расой, но в этом заключалось и их преимущество. Вера и реальные поступки для них были единым, неразделимым целым. Подобная внутренняя полнота и цельность всегда восхищали Мацунагу. Именно к этой цельности он безуспешно стремился, лишаясь ее каждый раз, когда его стрела поражала цель. Он по-прежнему был меток - даже с завязанными глазами, но выпущенная стрела всегда становилась чем-то чужеродным. Истинная гармония стрелы и мишени отсутствовала. А ведь в такой гармонии и состояла суть Дзэн-Буддизма, _буши_ - всего того, чему втайне молилась его обращенная в седую древность душа. И именно это оставалось недосягаемым для Мацунаги. Он мог вызвать десантников сразу после посещения бункера, от тайника не осталось бы и следа. Но двадцать четыре крошечных прекрасно вооруженных рейдера, смертоносные и изящные, как наконечники стрел, были слишком совершенны, чтобы превратить их в груду металлического мусора. Мацунага смотрел на них не отрываясь, и одно из неприятных предчувствий вновь ожило в его мозгу. Несмотря на приказ и боевой план, он внезапно понял, что уничтожение этой грозной силы может оказаться самым настоящим воинским преступлением. Смертельная угроза и так нависла над Флотом. "Когда-нибудь они еще понадобятся Флоту", - послышался внезапно в его голове голос далекого сенсея. Мацунага не страдал психическими расстройствами и даже не верил в телепатию, но нечто подобное вполне мог бы сказать и Ито. Сенсей всегда требовал от ученика абсолютного внимания к мелочам, чтобы использовать все преимущества природы и _ками_ и поддерживать безупречное равновесие всех элементов - только в таком случае смертное существо может ощутить подлинное ВА - состояние внутренней гармонии. Именно эта гармония и являлась священной сутью и целью поединка, сердцевиной _бушидо_. Мацунага получил прямой приказ уничтожить все уцелевшие корабли противника, но истинный воин не мог позволить себе разрушить что-либо необдуманно. Он поинтересовался у молодого халианина, кому еще известно о существовании бункера. Юноша свирепо взглянул человеку в глаза. - Моему брату и его подразделению Домашней Обороны, - гордо проскрежетал он. - Даже Синдикату ничего неизвестно об этом сооружении. - Они ведь сами построили его, - настойчиво произнес Мацунага. Собеседник залился лаем, который Мацунага смог интерпретировать как вызывающую насмешку. - Его строили наши пленники, а среди них и в самом деле были граждане Синдиката. Но про других я ничего сказать не могу. Домашняя Оборона никогда не участвовала в боевых действиях. Что же, это неплохо, подумал Мацунага. Использование юношей и стариков на самых последних рубежах обороны втайне импонировало ему. Он мог только порадоваться, что его однополчане не смогли заставить халиан поступиться своим кодексом чести. Мацунага сохранил их секрет, потому что доверял им - каким бы странным ни был исходящий от них запах; а также потому, что сумел убедиться в их лояльности; и в конце концов потому, что преданность подразделения Домашней Обороны Флоту была в первую очередь преданностью лично ему. Кацуо Мацунага был командиром халиан, которые были бы счастливы умереть по его приказу - они были достаточно благородны для этого. - Мы ждать не любим, - проскрежетал халианин; Мацунага совсем забыл о его присутствии. - Мы любим нападать. Кацуо кивнул головой. - Мы атакуем, когда будет нужно, - проговорил он; халианам вообще часто приходилось повторять очевидные вещи. В обдуманных и хладнокровных решениях больше благородства, чем в попытках его продемонстрировать, не считаясь с обстоятельствами. Халианин тихонько хрюкнул в ответ. Мацунага надеялся, что тот еще не узнал об отключении хоккейного канала "Омни", за передачами которого следил, как ребенок. Как только он узнает, что линия безнадежно повреждена, совладать с его гневом и яростью станет почти невозможно. На экранах мониторов можно было разглядеть погибшие корабли - плавающие сгустки света, постепенно тускнеющие и исчезающие совсем. Силы сторон были примерно равны, ярко-голубых точек кораблей Флота на экранах было как будто несколько больше, однако кричаще-оранжевый цвет обозначал более мощные и тяжелые боевые суда противника. Неопределенность положения заставила Мацунагу внутренне напрячься. В позиции было нечто скрытое, что-то, что не сразу бросалось в глаза. Корабли Синдиката медленно отходили назад. И тут Мацунагу осенило: это была лишь имитация отступления. Противник, судя по всему, осуществлял обманный маневр, пытаясь оттянуть истребители Флота как можно дальше от кораблей-носителей, увлекая тяжелые корабли - острие боевых порядков - в глубь открытого космоса. Мацунаге захотелось громко выругаться. Флот явно заманивали в ловушку - хотя, надо признаться, заманивали методично и осторожно. Он понимал это, но предупредить экипажи кораблей уже не мог: точку зрения только что прошедшего курс восстановления психики Мацунаги, лишенного летного патента и теперь предлагающего доверить халианам охрану тылов, мог воспринять всерьез разве что конченый идиот. Глотка его внезапно пересохла, и бессильный гнев готов был вырваться наружу: прямо у него на глазах Флот медленно, шаг за шагом, подступал к тщательно расставленному капкану. Мацунага хорошо знал слабые места Флота - его обучил этому сенсей, в свое время прошедший великолепную тактическую школу во Флоте. Кацуо охватило страстное желание вспомнить уроки, которые давал ему старик на ровном белом доджо у себя дома. Еще тогда Мацунага обнаружил, что старик понимал больше, чем весь Генеральный Штаб; лишь гораздо позднее он узнал, что старик был адмиралом Флота Ито. Но, кроме Ито, были и другие. Мацунага знал, что был сейчас абсолютно прав, в том самом смысле, в каком был прав всегда - чувства и знания никогда не подводили его. Вполне возможно, исходи смутные подозрения от адмирала Ито, они вызвали бы более уважительное отношение. У Адмирала наверняка хватило бы власти и решимости прекратить опрометчивую погоню за медленно откатывающимся противником. Но Мацунагу попросту не стали бы слушать. На огромном экране изображение позиций снова изменилось. Приманка оказалась на этот раз еще дальше. Теперь конус растянулся и опасно удалился от Халии, несмотря на явно имеющиеся у врага резервы. Фланговый обход теперь казался совершенно неизбежным, но Синдикат выжидающе медлил. Мацунага внимательно следил за схемой боя, молясь в душе, чтобы Дуэйн увидел то же, что и он. Собственные уроки терпения и настойчивости давались ему даже болезненней, чем неистовым халианам. Мацунага подождал, сосчитав по-халиански до двадцати; этот трюк он освоил лишь в прошлом месяце. После этого заговорил: - Пора. Приготовьтесь. Никому не двигаться вплоть до моей команды. - Отдав приказ, Мацунага покинул командный центр. Халиане не могли относиться с уважением к командиру, который не предводительствует в бою. Да и сам Мацунага не мог сопротивляться страстному желанию ринуться в самую гущу сражения. Он сразу направился на борт рейдера, выбранного им для себя. Рейдер не был таким грациозным, как скутеры Флота, или таким мощным, как средства наземной обороны, однако и его боевые возможности были вполне внушительны. Мацунага включил систему предстартового тестирования, и постепенно консоль заполнилась голубыми огоньками. Корабль был готов стартовать. - Номер Семь готов. - Красный Мяч готов. - Первая Смерть готов. Один за другим халиане докладывали о готовности своих аппаратов, занимая места в иерархии, согласно группе и номеру, боевому опыту и одержанным победам, чистоте и рвению. Мацунаге по-прежнему приходилось сдерживать их. Предчувствия снова сдавили его грудь: впереди поджидали неприятные сюрпризы. - Неожиданность - наше самое мощное оружие, - объяснял ему, еще мальчику, Ито, попивая чай на чистом доджо пола. - Она важнее ловкости твоего тела, тренированности, технического уровня и даже уровня интеллекта. Настоящий мастер способен победить любого противника, какой бы техникой тот ни обладал. Внезапность, изящество, терпение. Битва - это упражнение в гармонии. Если ты полностью отдашься стихии боя, существование и деяние становится одним и тем же, и тогда невозможно отличить победу от поражения. Освободись от всех желаний, стань совершенно пуст. Позволь стреле твоей жизни и воли свободно лететь к цели. Стань стрелой. Стань луком. Стань целью. Стань целью. Бесплодные ледяные пространства космоса струились вокруг Кацуо. Оторвавшись от своего тылового прикрытия. Флот уже углубился в расставленную ловушку. Враг по-прежнему оставался в стороне, накапливая силы для решающего удара. Фланговые группировки Синдиката не пытались приступить к окружению прорвавшихся кораблей Флота. Враг не сомневался в удаче, а потому не спешил. ...Стань целью. Если бы к его мнению прислушались раньше! В прошлом совершилась чудовищная ошибка, но теперь прошлого уже не существовало. Единственной реальностью было настоящее, а в настоящем имелось двадцать четыре крошечных рейдера, которые нужно было использовать ради спасения Флота. Однажды Мацунага решился осуществлять служение человечеству через служение Флоту. Когда он сообщил Ито, что принят на курсы офицерской подготовки, старик выслушал его с ледяным спокойствием. - Пей чай, - ответил сенсей. - Если однажды то, чему ты служишь, разрушит твое сердце и от дальнейшей службы не будет никакого проку - что тогда? Мацунага до сих пор хорошо помнил, насколько был тогда сконфужен. Флот просто не мог потерять смысл - более совершенной организации не существовало со времен отречения Шогуната. Ему потребовалось время, чтобы подобрать ответ, и еще больше - чтобы понять весь смысл вопроса. Когда он приготовился ответить, его чайная чашка опустела. - Сенсей, - произнес он, - честь состоит в выполнении долга, а не в том, как именно используют мое служение. Мой долг - это служба не личности и даже не социальному институту, но всему человечеству; всем, кому потребуется помощь. Старик тихо вздохнул. - Хороший ответ, Кацуо, - произнес он наконец. - Но между словами и делами - долгий и извилистый путь. Больше он не сказал ничего. Мацунага выпил еще чашку чая и удалился. Теперь, когда он узнал, что Ито был величайшим иконоборцем и ниспровергателем основ в Генеральном Штабе, он уже не мог вновь посетить старика и объяснить, что по-прежнему следует данному слову. Истинное положение вещей сильно отличалось от его юношеских мечтаний, но это уже не имело никакого значения. Он был прилюдно опозорен, разжеван и выплюнут системой, но при этом сохранил свою честь. Компьютерный синтезатор, имитируя человеческий голос, сообщал Мацунаге о попаданиях и промахах - теперь необходимость следить за обстановкой на тактическом дисплее отпала. Схема боя стала совершенно ясной; он развивался по своей логике, и боевые порядки стремились двигаться по неизменным траекториям, пока не встречали сильный отпор на своем пути. И поддавались давлению лишь в том случае, если отпор оказывался тактически грамотно. Тайна бункера, ради сохранения которой он пожертвовал своим добрым именем, через минуту будет открыта. Мацунага хорошо понимал и раньше, что настанет момент, когда положение смогут спасти лишь его двадцать четыре машины. Такой момент всегда существует в совершенном и бесконечном настоящем. Не было ничего - ни прошлого, ни будущего, только настоящее. Нечего было желать, не на что надеяться. И нечего терять. Вокруг были лишь движущиеся подразделения, и бытие Кацуо Мацунаги кончилось - он стал одной из крошечных песчинок, занявшей свое место в исполинском небесном хороводе. Он не помнил, как отдал приказ стартовать и почему сделал это. Он не мог ждать, пока Синдикат выложит свой главный козырь, который неожиданно появится между Халией и защищающим ее Флотом и отрежет последнему все пути отхода. Теперь Мацунага ни на что не обращал внимания, инстинктивно действуя в вечно возвращающемся в свое начало свершившемся настоящем. Без него и его действий, без наступающей за ним фаланги халианских рейдеров это мгновение не было бы полным. Картина требовала нескольких последних мазков кисти; участники хоровода вынуждены были бы остановиться, не в силах продолжать незавершенное действо. И вылетевшая из лука стрела уже не стремилась к цели, но объединилась с мишенью в единое целое. ...Стань целью. Он говорил это халианам очень часто, но они были не в состоянии понять всей мудрости Ито. И теперь Мацунага, находящийся в вечном круговороте настоящего, осознал, что именно халиане были его стрелой: точно так же, как бункер - луком. Они стали точным и современным оружием, взятым на изготовку его крепкой рукой. И теперь Мацунаге открылось, что вся его жизнь была лишь преддверием этого момента. Он подготовился к своей задаче как нельзя лучше. Даже Синдикат, поддерживавший контакты с Халией на протяжении нескольких поколений и обеспечивавший снабжение халиан в войне с Альянсом - даже он не смог понять, сколь благородно халианское сердце. Дух халиан был крепок, как стальной клинок. Вся их жизнь была сплошной борьбой, и исходом ее могла быть лишь победа или смерть. Халиане были просты и круты; сознание их всегда оставалось ясным. Взлетали они с включенными коммуникаторами. Халиане были молчаливы. Он сам обучил их этому, и они восприняли его уроки как религиозное откровение. Кацуо ощущал присутствие своих "людей" как слабый энергетический сдвиг. Ито учил, что это реальное ощущение совокупной воли, устремленной к единой цели. Из тьмы расположенного глубоко под поверхностью планеты бункера эскадра в яркой вспышке вырвалась в голубое небо Халии. Постепенно голубизна растворилась в фиолетовом. Облака исчезли, и их место на дисплеях заняли мириады звезд. Далеко впереди различались мерцающие всполохи: там шла ожесточенная схватка. Здесь не было никакого масштаба; сражающиеся корабли находились еще слишком далеко и выглядели, как яркие безделушки. Чуть ближе - и начнут появляться темные пятна и рубцы, неизбежные спутники войны. Члены отряда Мацунаги специально готовились им для этой операции. Рейдеры выстроились в ряд и терпеливо ожидали приказа, хотя Мацунага знал, как искушают их яркие вспышки впереди. Дистанция теперь была не очень большой, и некоторые ракеты дальнего радиуса действия вполне могли найти свои цели. Но теперь все халиане и он вместе с ними были объединены в единое целое. На экране радаров они представляли собой одно светящееся пятно, которое было намного больше каждого их корабля в отдельности. Истребители Синдиката не пытались атаковать халиан. Да и зачем? Много лет хорьки были преданными Синдикату головорезами, да и теперь вряд ли представляли угрозу. По включенному в пассивный режим интеркому Мацунага мог прослушивать внутренние переговоры кораблей Флота; их содержание вполне удовлетворило его. - Поднялись халианские рейдеры, вектор два-ноль-двадцать. Прямо у нас на хвосте. - Парни, проверьте свои шестерки, - раздалось с одного из крейсеров - Мацунага сразу определил источник. Передатчики на крейсерах были намного мощнее, и сигнал от них четче. - Никогда не доверял этим хорькам, - прорычал еще кто-то. Сюжет о сорока семи Ронинах и в самом деле повторялся. Нетрудно догадаться, что история не входила в число изучаемых на Флоте дисциплин. А тем более история Сеймпо. Мацунаге захотелось выйти на связь и объяснить всем, что происходит. Для него было бы лучше действовать открыто. Но услышанное неожиданно натолкнуло его на мысль, где именно его небольшой отряд из двадцати четырех рейдеров мог нанести наибольший урон врагу: именно здесь, в тылу, куда вот-вот должен был проникнуть ударный отряд Синдиката. Рейдеры крошечными бусинками висели в пространстве вокруг корабля Мацунаги - он знал, какая мощь вопреки природе халиан сдерживается в них. Его команда слишком дисциплинированна, чтобы открыть огонь без приказа. И вот момент наступил. Три огромных крейсера Синдиката с выпученными корпусами уселись, как пауки, прямо на ось блинообразного боевого построения Флота. Вокруг них вился целый рой юрких истребителей. Совершенно проигнорировав отряд Мацунаги, крейсеры быстро проходили сквозь строй халиан. Хорьки были союзниками Синдиката не один десяток лет. Как и Флот, Синдикат имел самое смутное представление о бушидо, которое может заставить целую расу за считанные месяцы изменить данной прежде присяге. Кроме того, связисты противника тоже прослушивали внутренние переговоры Флота. Двадцать четыре рейдера, конечно же, будут драться не на стороне Альянса. Враги могли просто не успеть осознать свою ошибку - Мацунага был уверен, что так долго они не проживут. Он вновь сдержал свой порыв. Энергия вокруг и внутри него превратилась в огромную несокрушимую волну. Теперь не было ни выбора, ни решения. Не было также и мысли - только полное и невыразимое СЕЙЧАС, момент, парадокс и тишина. И в этой странной тишине Мацунага ощутил себя стрелой и луком, стрелком и мишенью, которые объединились в бесконечно малой точке внутри его существа. Бой кристаллизировал реальность и уравновесил ее, и теперь бороться значило искать свет высшей мудрости. Об этом он никогда не говорил с халианами - их раса владела этим знанием изначально. Мацунага дождался того момента, когда смог различить невооруженным глазом нанесенные на корпуса вражеских кораблей цифровые обозначения. И в этот миг, не произнося ни слова, он открыл огонь из всех орудий по единственной точке впереди. Рейдеры халиан в то же мгновение открыли огонь, сосредоточившись на остальных огромных крейсерах. То ли крейсеры не могли применять оружие без предварительной подготовки, то ли опасались пройтись косой по окружавшим их истребителям, немедленно бросившимся покарать предателей - хорьков... Вопроса "почему" уже не существовало. Три крейсера исчезли в слепящих вспышках, прежде чем успели осознать, что произошло. Гигантская огненная воронка поглотила и истребители, выплюнув в вечную ночь космоса бесформенные обломки. Когда пламя угасло, в живых оставалось лишь семнадцать рейдеров, но эти семнадцать ревниво относились к неувядаемой славе, которую уже успели стяжать остальные. Они уделяли мало внимания тонкостям тактики космического боя, направляя огонь своих орудий туда, где он мог нанести максимальный урон врагу. Они не рассеялись в пространстве и не отошли назад после столь эффективного внезапного удара. Но это стало уже неважно. Противник был полностью разгромлен. Корабли Синдиката, первоначально столь уверенные в неизбежной победе, в панике бежали. Никто из халиан не вернулся обратно на базу - это было бы недостойно Ронинов; по крайней мере так полагал Мацунага. Сам он не пережил даже первого взрыва. В течение года учитель тактики Ито вместе с несколькими молодыми студентами из его доджо, а также Жермон Ривес досконально исследовали бункер и убрали все чужеродные механизмы. Они застелили ангар деревянным полом и покрыли стены материалом БОККУН. Экраны в центре боевого управления стали серебристо-серыми, их свинцовые корпуса были разобраны на части, а скамьи составлены для ежедневных упражнений ЗАЗЕН и медитирования. Но наилучшим местом, без сомнения, было поле для стрельбы из лука во дворике за главными воротами. На натянутых канатах развешивались мишени, и студенты упражнялись в стрельбе по раскачивающейся цели. Несколько учеников были слепы, остальные впервые взяли в руки древнее оружие. Здесь собрались представители всех разумных рас, какие только входили в состав Альянса, - большая их часть была людьми. Здесь же были и халиане. В первую очередь халиане. Флот полагал, что эта затея - пустая трата времени и денег, да и бункер мог пригодиться для настоящего дела. Но память о подвиге Кацуо Мацунаги была еще слишком свежа. Среди учеников встречались и юные офицеры Флота в новенькой форме. Как и остальные, они с увлечением пускали стрелы в саду. Это были офицеры, которые никогда не могли забыть старого терпеливого сенсея, вечно повторявшего: "Стань целью". ПОСЛЕСЛОВИЕ В книге использованы выдержки из подлинного Военно-Морского Кодекса. Документ был создан в 1866 году по распоряжению королевы Виктории и практически дословно восстановлен Су Лин Эллисон для применения на Флоте Альянса. Некоторые вещи непреходящи...