легчения откинулся на скамье, позволяя влаге размягчить корку засохшей крови вокруг раны. Серегил энергично намылился с ног до головы и выплеснул на себя воду из бадейки. - Ну вот, бадейка твоя, Алек. Не жалей мыла и займись своими ногтями. У меня есть намерение с завтрашнего дня повысить наш статус в обществе. - Он поежился, растираясь грубым полотенцем. - Клянусь руками Иллиора! - вздохнул он. - Как только я снова окажусь в Римини, тут же отправлюсь в приличную баню и не вылезу из нее неделю! - Я видел, как он сражается с огнем, кровью, голодом, колдовством, - заметил Микам, не обращаясь ни к кому в отдельности, - но скажи ему, что после всего этого ему не видать горячей ванны, и он устроит скандал, как шлюха, которой не заплатили. - Много ты знаешь! - Серегил развязал узел, принесенный трактирщиком, достал из него женское платье из грубого сукна и натянул через голову. Алек изумленно разинул рот, и Серегил хитро подмигнул ему: - Пришло время дать тебе еще один урок. Серегил быстро заплел волосы в косу и свернул ее на затылке, потом вытянул несколько прядей, чтобы они неряшливо висели вдоль щек. В узле оказалась баночка серой пудры, и с ее помощью он сделал волосы седыми, а кожу - увядшей. Еще там оказалась большая полосатая шаль, грубые деревянные башмаки и кожаный пояс. Глянув в осколок зеркала, Серегил остался доволен, потом спрятал самый маленький свой кинжал за пояс и отвернулся, горбясь и съеживаясь. Когда он повернулся к друзьям снова, перед ними была незаметная старушка- служанка. - Что скажут добрые господа? - спросил Серегил старческим голосом с сильным майсенским акцентом. Микам одобрительно кивнул: - Привет, бабушка. Куда это ты собралась такая нарядная? - Меньше сказано - меньше подслушано, - ответил Серегил, подходя к двери. - Пойду узнаю, куда ветер дует. Если хозяйка будет любопытствовать, скажите ей, что у меня с собой была запасная одежда. И это, - добавил он, делая старомодный реверанс и улыбаясь своей обычной кривой улыбкой, - истинная правда! Когда их выстиранную и выглаженную одежду принесли обратно. Алек и Микам вернулись в "Лягушку". В их клетушке горели свечи, жаровня на треножнике посреди комнаты бросала веселые отсветы на стены. - Как твой бок? - спросил Алек. - Лучше, но все-таки я, пожалуй, лягу на полу, - ответил Микам, глядя на кособокую кровать. - Будь хорошим мальчиком и помоги мне соорудить подстилку из плащей около двери. Алек постелил на пол одеяла и плащи, и Микам со вздохом облегчения опустился на них, положив на колени меч. - Давай-ка сюда свою рапиру, и я покажу тебе, как нужно ее точить, - предложил он, вынимая из своего мешка пару точильных брусков. Они принялись за дело, и некоторое время в комнате было слышно только пение металла, скользящего по камню. Алек так устал, что с благодарностью принял дружелюбное молчание Микама. С этим простым и добродушным человеком праздная болтовня была не обязательна. Поэтому юноша удивился, когда Микам, не отрываясь от работы, сказал: - Что-то ты молчалив, как старый пень. Ты можешь об этом и не догадываться, но я по-своему не менее любопытен, чем Серегил. Заметив колебания Алека, Микам с улыбкой пояснил: - Мне никогда и в голову не приходило, что Серегил может обзавестись подмастерьем, и уж подавно не таким простодушным лесовичком, как ты. Я не хочу тебя обидеть, ты же понимаешь. Просто ты больше похож на добропорядочного сына егеря, чем на шпиона. Так что расскажи мне, что ты думаешь о нашем приятеле? - Н-ну... - пробормотал Алек, - по правде говоря, я не знаю, что и думать. Сначала он обращался со мной как... как будто я... Алек смутился и умолк; никто до сих пор не интересовался тем, что он думает, и ему было нелегко найти подходящие слова. Кроме того, открытость Микама предполагала ответную откровенность,. но юноша не забывал, что они с Серегилом близкие друзья. - Как будто он все обо мне знает, - выдавил он из себя наконец. - А иногда - как будто он считает, что и я все знаю о нем. Он спас мне жизнь, дал одежду, учил всему. Но только иногда я понимаю, что на самом деле мне о нем ничего не известно. Я пытался расспрашивать о его доме, его семье - обо всем таком, - но он просто улыбается и переводит разговор на другое. Это у него здорово получается. Микам ухмыльнулся и кивнул. - Так или иначе, - продолжал Алек, - мне кажется, он считает, что может сделать из меня то, чем является сам, и это-то меня и смущает: я слишком мало знаю о нем, чтобы догадываться, какого поведения он от меня ждет. Ты - его друг и все такое, и я не собираюсь просить тебя раскрывать какие-то секреты, но ведь есть же, наверное, что-то, о чем ты мог бы мне рассказать? - Пожалуй. - Микам провел ногтем по кромке лезвия. - Мы впервые встретились много лет назад в верховьях Золотой реки, подружились и, когда он возвращался в Римини, я отправился с ним вместе. Там живет его старый друг Нисандер, и от него-то я и узнал большую часть того, что мне известно о нашем скрытном приятеле. Где он родился и почему оттуда ушел - это пусть он сам тебе расскажет. Я не очень много знаю об этом, за исключением одного: в его жилах течет благородная кровь, и каким-то образом он связан со скаланской царствующей династией. Он был ненамного старше тебя, когда объявился в Скале, но уже успел побывать в переделках. Нисандер - волшебник, и он взял его себе в подмастерья. Но тут что- то, похоже, не сработало: Серегил колдуном не стал, несмотря на все его чудеса с животными, хотя они с Нисандером остались друзьями. Ты наверняка встретишь его, когда попадешь в Скалу: Серегил всегда первым делом отправляется к Нисандеру, когда возвращается из своих странствий. - Волшебник! - выдохнул Алек. - Какой он? - Нисандер-то? Славный старичок, добрый, как Создатель летним днем. Многие другие маги - важные и неприступные, а этот, стоит ему выпить кружку-другую, тут же начинает создавать зеленых единорогов или заставлять ножи танцевать с ложками, хоть он и один из древних. - Древних? - Волшебники живут так же долго, как и ауренфэйе, и Нисандер - не самый молодой из них. Похоже, ему лет триста. Он знал бабку царицы Идрилейн, а она сама уже бабушка. Нисандер - любимец царицы. Она часто приглашает его во дворец, и на всех пирах он - непременный участник. - Серегил говорил, что в Римини много волшебников. - Там есть коллегия магов - Дом Орески, хотя это скорее замок, чем дом. Как я уже говорил, волшебники, по большей части самодовольный народ, считают Нисандера выжившим из ума старым дураком и даже иногда насмехаются над ним. Но только ты подожди, пока встретишь его, - тогда сам решишь, что он собой представляет. А насчет Серегила не беспокойся - он человек недоверчивый, но, если уж он взял тебя с собой, можешь не сомневаться: ты его устраиваешь, каковы бы ни были его резоны. Одну вещь могу сказать тебе наверняка: он за друга отдаст жизнь и никогда не заставит товарища отвечать за свои проделки. Никогда. Сам он может говорить тебе иначе, да и когда ты увидишь, как он живет в Римини, ты, пожалуй, усомнишься в этом, - но я хорошо знаю его и ручаюсь: на него можно положиться, как можно положиться на солнце - оно обязательно встанет на рассвете. И единственное, чего он не прощает, - это предательство, так что ты лучше хорошенько запомни мои слова. Когда-то, еще до того, как он появился в Скале, его кто-то предал, и тот случай оставил на нем след на всю жизнь. Он убьет всякого, кто его предаст. Алек обдумал услышанное, затем спросил: - Что собой представляет Римини? - Самый красивый город на свете. И самый прогнивший и полный интриг. У царской семьи больше ветвей, чем у ивы, и все они борются друг с другом за более высокое место на стволе. Политические заговоры, старые распри, тайные романы и все, что угодно. И как правило, когда кому-то из них требуется выкрасть важный документ или заполучить ценный амулет, они обращаются к нашему приятелю Серегилу. Те, кто его нанимает, никогда и в глаза его не видят, учти, но всегда известно, как вступить с ним в контакт. Нужно только спросить "Кота из Римини". Он самый широко известный и одновременно лучше всего сохраняемый секрет в этом городе. - Все это трудно себе представить, - сокрушенно покачал головой Алек. - И он думает, что я тоже способен на такое? - Я тебе уже говорил: не будь он уверен, что ты на это способен, тебя бы здесь не было. Держу пари, он видит в тебе такое, о чем ни ты, ни я не подозреваем. О, он бы спас тебя в любом случае, но должно быть что-то еще, ради чего он держит тебя при себе. - Микам подмигнул Алеку. - Вот и попробуй разгадать эту загадку - разгадку от Серегила ты услышишь едва ли. А пока не беспокойся о том, чтобы его не разочаровать. Просто держи глаза открытыми и подыгрывай ему по мере возможности. Проскользнув в каморку, Серегил сбросил шаль и растянулся на постели, разминая затекшие от сгорбленного положения плечи. Микам и Алек вопросительно посмотрели на него. - За голову Арена Виндовера назначена награда, - сообщил им Серегил. - И за твою, Алек, тоже. Есть упоминание и о неизвестном третьем человеке. Думаю, все это сделано с подачи того головореза, что улизнул от нас на дороге. - Не стоит ограничиваться только этой возможностью, - предостерег его Микам. - Кто назначил награду? Мэр Вольда? - Предположительно. Весть принес вчера почтовый голубь. В письме говорится, что мы ограбили кассу гильдии или что-то в этом роде. - И во сколько же они оценили Арена на этот раз? - В двадцать серебряных марок. - Билайри и его ворота! - ахнул Микам. - Во что же это ты оказался замешан? - Будь я проклят, если знаю. - Серегил устало провел рукой по волосам. - Где мой кошель? Алек перебросил ему кошель, Серегил вынул оттуда деревянный диск и стал его озадаченно разглядывать. - Это единственное, что мы взяли. Не могу понять, что в нем такого ценного, чтобы стоило устраивать весь этот переполох. Однако надо как следует охранять диск - на всякий случай. - Продев в квадратное отверстие кожаный ремешок, Серегил снова внимательно посмотрел на вещицу, а потом надел ремешок на шею. - Раз они так сильно хотят заполучить его обратно, тем больше оснований доставить его в Скалу. - А какая награда назначена за меня? - поинтересовался Алек. - Я в первый раз оказался вне закона. - Двадцать марок - столько же, сколько за меня. Не так плохо для твоих юных лет. За Микама предлагают только половину этой суммы. - Ты уверен, что в объявлении я не назван по имени? - спросил Микам. - Абсолютно уверен. Похоже, тебе удалось улизнуть из Вольда незамеченным. - Я там всегда появлялся и исчезал, когда мне было угодно, так что меня вряд ли хватятся. Здесь нам грозит опасность? - Не думаю. Будь у них в городе собственные агенты, они не стали бы привлекать местных жителей. Похоже, что одинаковые извещения были разосланы везде - в Сток, Балтон, Оск, даже Сарк. Кто бы ни были эти "они", их люди потеряли наш след и не очень-то довольны таким поворотом событий. Но все равно: нам следует соблюдать максимальную осторожность. - Раз они ищут двоих мужчин и мальчишку, имеет смысл разделиться. - Микам задумчиво погладил усы. - - И мне, пожалуй, стоит вернуться и по дороге взглянуть на то местечко в Черных топях, что ты видел отмеченным на карте. Я отправлюсь в дорогу до рассвета. - Ты уверен, что тебе это по силам? - Ну, ехать-то верхом нетрудно. - Прихвати с собой и наших лошадей, а главное, сообщи новости как можно скорее. Я уже позаботился о проезде до Нанты нам с Алеком. Если тебе понадобится с нами связаться, мы будем на борту торгового судна - "Стремительного". У него черный корпус с красным бушпритом. Спрашивать нужно госпожу Гветелин из Кадор- брода. - Леди Гветелин? - ухмыльнулся Микам. - Давненько я не слышал об этой красотке. Ну, Алек, мой мальчик, тебя ждет увлекательное приключение! ГЛАВА 8. дама и капитан - Красотка не выглядит ледышкой, хоть уже и не первой молодости, а, капитан Раль? - заметил рулевой. Треугольный парус "Стремительного" был наполнен свежим ветром, корабль хорошо слушался руля, и капитан Раль подошел к поручням мостика, чтобы еще раз глянуть на пассажирку, сидящую на носу судна. Капитан был коренастым черноволосым мужчиной средних лет, и, хотя у него уже наметилась лысина, он все еще сохранял мужественную привлекательность, чем и был не прочь воспользоваться, - как могла бы подтвердить не одна женщина в многочисленных портах, куда заходил "Стремительный". - Да уж конечно. Я всегда предпочитал стройных милашек, - согласился он, не обращая внимания на замечание Скайвейка по поводу возраста женщины: по мнению рулевого, не первой молодости были все представительницы прекрасного пола старше четырнадцати лет. Хотя дама, которую они обсуждали, уже, конечно, утратила свежесть ранней юности, она, безусловно, не была старой каргой. Лет двадцать пять, пожалуй?, Госпожа Гветелин и ее юный паж прибыли на корабль на рассвете. Проследив за тем, чтобы багаж отнесли в маленькую пассажирскую каюту, она попросила у капитана разрешения посидеть на носу: она страдает морской болезнью и надеется, что свежий воздух поможет ей привыкнуть к качке. Мягкий тихий голос дамы и ее изысканные манеры очаровали капитана. На этот раз путешествие вниз по реке, похоже, обещало быть не таким уж скучным. Разглядывая теперь женщину в ярком утреннем свете, Раль решил, что его первое впечатление было верным. Ее элегантно задрапированная вуаль обрамляла тонкое задумчивое лицо. Из-под мантильи было видно дорожное платье с высоким воротом, выгодно подчеркивавшее тонкую талию и округлость груди. Конечно, любителю пышнотелых красоток ее бедра показались бы слишком узкими, размышлял капитан, но, как он уже говорил Скайвейку, он предпочитал стройных женщин. Холодный ветер с реки разрумянил ее бледные щеки, и широко расставленные серые глаза оживленно заблестели, когда она наклонилась вперед, указывая на что-то на дальнем берегу своему спутнику. Может, ей все-таки всего лет двадцать? Грузом "Стремительного" обычно бывали меха и пряности, но Раль уже давно обнаружил, что небольшая пассажирская каюта на нижней палубе изрядно увеличивает доходность перевозок. Вот и накануне вечером старушка-служанка заплатила за путешествие до Нанты молодой дамы и ее пажа. Когда капитан угостил старую сплетницу стаканом эля, та принялась расписывать красоту своей госпожи и горевать по поводу слабого здоровья, вынуждающего ту проводить суровые зимние месяцы на юге у родственников. Это было обычным делом: многие богатые купцы-северяне находили себе жен в южных краях, и эти избалованные дамы нередко предпочитали возвращаться на зиму на свою теплую родину, пока еще ледяная хватка зимы не остановила движения по дорогам. Убедившись в том, что парус ловит ветер как раз под нужным углом, капитан отправился на нос, чтобы проверить курс. Фолсвейн был широк, и плавание по нему обычно не представляло трудностей, но иногда в русле реки появлялись новые отмели. Теперь капитану были лучше видны его пассажиры, и мысли его обрели новое направление. Этот вечно торчащий рядом с дамой паж - совсем неотесанный мальчишка, несмотря на нарядный костюм и рапиру на боку... Женщина продолжала смотреть на берег, нахмурив брови и стиснув руки на коленях. Ее наряд, ее манеры, большое кольцо с гранатом на затянутой в перчатку руке - все говорило о ее принадлежности к знатному роду, но Раль уже не в первый раз задавал себе вопрос об истинных причинах ее путешествия. Ее багаж состоял всего лишь из большого саквояжа и не особенно тяжелого сундука. У пажа оказалась потрепанная, хотя и тяжелая сумка. Все это не походило на то, как обычно путешествуют благородные дамы. И слуг у нее с собой нет, и каюту ее служанка оплатила в последний момент... Нет ли тут более романтической истории? Уж не сбежавшая ли это жена? Если так, тут открываются интересные возможности... и у него еще целая неделя, слава Астеллусу, чтобы все выяснить. Хотя Серегил, знай он о впечатлении, произведенном . им на капитана, был бы весьма доволен, его настроение оставалось тревожным., Прошлой ночью, после того как он раздобыл одежду для себя и Алека, он осмотрел рану Микама и попытался уговорить друга провести несколько дней в постели. Однако все его старания пропали даром, и усталый Серегил лег на кровать рядом с Алеком и мгновенно уснул. Это к тому же был единственный способ не слышать могучего храпа Микама. Через некоторое время он проснулся с чувством приближающейся беды. За стенами каморки выл ветер, задувал в щели и стенал в трубе. Угли в жаровне еле тлели, и Серегил дрожал от холода; единственным источником тепла была голая спина Алека, прижимавшаяся к его боку. Это само по себе было странным: мало того, что он не помнил, чтобы раздевался, ложась, стеснительность парнишки едва ли позволила бы тому спать обнаженным в одной постели с кем-то. Но дело не в этом, сонно подумал Серегил. В скудном свете, отбрасываемом жаровней, он разглядел фигуру Микама на подстилке у двери. Что-то с ним не так, что-то совершенно очевидное... Если бы только затуманенный мозг начал работать!.. Выскользнув из постели, он тихо пересек каморку и приблизился к Микаму, ежась от холода неструганых досок пола под босыми ногами. Предчувствие беды стало еще сильнее, когда он наклонился над Микамом: тот никогда не спал так беззвучно. Его друг лежал на боку лицом к стене, так что Серегил едва мог расслышать его дыхание. Нет, вовсе никакого дыхания не мог он расслышать... - Микам, проснись, - прошептал Серегил, но горло его так пересохло, что не издало ни звука. Ужас - тяжелый и липкий - сгустился вокруг него. Серегил схватил друга за плечо, страстно желая, чтобы тот проснулся и заговорил. Тело Микама было таким же холодным, как доски пола. Отдернув руку, Серегил увидел на ней темные пятна сворачивающейся крови. Микам медленно перевернулся на спину, и Серегил разглядел зияющую рану на горле, из которой все еще торчал его собственный стилет. Глаза Микама оставались открытыми, на лице застыло выражение Удивления и печали. Мучительный стон вырвался из горла Серегила. Он отшатнулся и попятился от тела, занозив ногу о грубые доски пола. В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра, ставень на окне распахнулся, и угли в жаровне от сквозняка на мгновение вспыхнули ярким пламенем. В этом неверном свете Серегил заметил высокую фигуру в углу у окна. Человек был закутан с ног до головы в темную мантию, но Серегил сразу же узнал несгибаемо прямую спину, легкий наклон головы, характерный острый локоть руки, лежащей на эфесе меча. И он точно знал - благодаря какой-то ужасной смеси предчувствия и воспоминания, - как начнется сейчас разговор между ними. - Что ж, Серегил, в хорошем же виде я тебя нахожу. - Отец, на самом деле все не так, как кажется, - ответил Серегил, с отвращением слыша умоляющую нотку в собственном голосе - эхо тех же слов, произнесенных им когда-то в схожей ситуации, - но бессильный заставить себя говорить иначе. Однако теперешний - повзрослевший - Серегил еще и с беспокойством ощутил, что безоружен. - Как кажется, на полу - твой убитый друг, а в постели - мальчишка-сожитель. - Голос отца был точно таким, как Серегил его помнил, - сухим, саркастическим, полным сдержанного отвращения. - Это всего лишь Алек... - сердито начал Серегил, но слова замерли у него на языке, когда обнаженный юноша с томной грацией, совсем ему обычно не свойственной, поднялся с постели, подошел к Серегилу, прижался к нему и бросил на отца игривый взгляд. - Твой вкус в выборе компаньонов не стал лучше. - Отец, прошу тебя! - У Серегила закружилась голова, и с ощущением нереальности происходящего он опустился на колени. - Изгнание лишь усилило твои греховные наклонности, - усмехнулся его отец. - Как и раньше, ты позор для нашего дома. Придется найти для тебя какое-то другое наказание. - Потом с той особой нежностью, которая всегда захватывала Серегила врасплох, он покачал головой и вздохнул: - Серегил, мой самый младший сын, что мне делать с тобой? Мы так давно не виделись! Давай хотя бы пожмем друг другу руки. Серегил протянул отцу руку и сквозь слезы стыда заглянул под капюшон, надеясь увидеть знакомые черты. В тот же момент тошнотворное сомнение выползло откуда-то из глубин памяти; руки Алека сильнее обхватили его плечи, а рука отца сжала его руку. - Ты же мертв! - простонал Серегил, слишком поздно пытаясь освободиться от хватки костлявой руки. - Уже девять лет! Эдзриел сообщил... Ты мертв! Его отец кивнул и отбросил капюшон. Серегил увидел несколько прядей черных волос, прилипших к ссохшейся коже, на месте острых серых глаз зияли две черных дыры, носа не было вовсе. То, что было когда-то губами, скривилось в подобии улыбки, когда отец склонил мумифицированную голову, обдав Серегила запахом плесени и тления. - Верно, но отцом твоим я остаюсь, - сказало привидение, - и тебя все еще ждет заслуженное наказание. Из-под мантии блеснул меч, и фигура отступила назад, сжимая отрубленную правую руку Серегила в своих костлявых пальцах... ...И Серегил подскочил на постели, обливаясь потом и сжимая руками готовую разорваться грудь. Не было ни ветра, ни распахнувшегося ставня. Микам продолжал храпеть. Только Алек пошевелился и пробормотал какой-то вопрос. - Ничего, ничего, спи, - прошептал Серегил. Хотя его сердце все еще колотилось, он тоже попытался снова уснуть. Даже сейчас, когда отблески солнца весело танцевали на воде и за бортом что-то бормотала вода, Серегила мучило зловещее предчувствие, оставленное сном. У него и раньше бывали кошмары, но никогда ему не снился отец - с тех пор, как он покинул свой дом, - и ни один из них не оставлял после себя такой пульсирующей головной боли. Стакан подогретого вина, выпитый в таверне, помог, но теперь пытка возобновилась; к стучащим в висках молотам прибавилась горечь во рту и мучительное желание протереть глаза; но даже этого Серегил не мог себе позволить, чтобы не нанести урона тщательно наложенной косметике. - Тебе все еще не по себе, госпожа? Серегил обернулся и обнаружил склонившегося к нему капитана. - Немного голова болит, капитан, - ответил он, придавая голосу мягкость, соответствующую его роли. - Может быть, это от блеска солнца на воде, госпожа. Не стоит ли тебе перейти к другому борту? Ветерок по-прежнему будет тебя обдувать, но в тени паруса глаза не будет резать свет. И я прикажу коку согреть для тебя вина: это хорошо помогает. Предложив прекрасной пассажирке руку, Раль отвел ее к скамье у стены палубной надстройки. К его неудовольствию, которого капитан особенно и не скрывал, Алек последовал за ними и встал, опираясь на перила - Этот мальчик бдительно охраняет тебя, госпожа, - заметил Раль, усаживаясь на скамье ближе к "Гветелин", чем это было бы оправдано размерами скамьи. - Кирис - родственник моего мужа, - ответил Серегил, - и мой супруг поручил ему заботу о моей безопасности. Кирис очень серьезно относится к своим обязанностям. - Однако не кажется ли тебе, что такой юный спутник - не особенно надежный защитник? - Матрос принес кувшин вина и две деревянные чаши, и капитан собственноручно предложил вино Серегилу. - О, я уверена, что ты можешь быть спокоен за меня. Кирис - прекрасный фехтовальщик, - солгал Серегил, пригубливая вино; от его острых глаз не укрылось, что Раль налил его чашу гораздо полнее, чем собственную. - И все же, - галантно продолжал капитан, наклоняясь к пассажирке, - я считаю своим долгом оберегать тебя, пока мы не прибудем в порт. Если есть хоть какая-нибудь услуга, которую я мог бы тебе оказать - днем ли, ночью ли, - тебе стоит только сказать. Может быть, ты окажешь мне честь отужинать со мной сегодня вечером в моей каюте? Серегил скромно потупил глаза. - Ты очень добр, но я так устала после своего путешествия в Боерсби, что сегодня рано лягу. - Тогда завтра вечером, когда ты отдохнешь, - настаивал капитан. - Хорошо, завтра вечером. Я уверена, что ты знаешь о многих приключениях, рассказы о которых будут интересны не только мне, но и моему пажу. Для нас обоих твое приглашение - большая честь. Раль поднялся с легким поклоном; недовольный взгляд, брошенный им на Алека, показал Серегилу, что по крайней мере пока он одержал победу над своим настойчивым поклонником. - Капитан Раль собрался соблазнить меня, - объявил тем вечером Серегил в их тесной каюте, накладывая свежую косметику; Алек держал перед ним лампу и маленькое зеркало. - И что же ты собираешься делать? - спросил Алек озабоченно. Серегил подмигнул: - Подыграть ему, конечно. До определенного предела. - Но ведь едва ли ты можешь позволить ему... - Алек сделал неопределенный жест. - Да, я знаю, хотя знаешь ли ты, о чем говоришь, я не уверен. - Серегил оценивающе взглянул на своего юного спутника, подняв бровь. - Но ты, безусловно, прав. Позволить ему залезть мне под юбку - значило бы разрушить иллюзию, над созданием которой я так трудился. Тем не менее, - Серегил заговорил голосом госпожи Гветелин и бросил на Алека кокетливый взгляд из-под ресниц, - этот капитан Раль - симпатичный шалунишка, не правда ли? Алек покачал головой, не понимая, шутит Серегил или нет. - Ты собираешься спать со всей этой краской на лице? - Думаю, это может оказаться уместным. Раз мужчина так настойчив, что приглашает замужнюю даму в свою каюту в первый же день знакомства, я не удивлюсь, если он найдет предлог заявиться сюда посреди ночи. Поэтому я надену и вот это. - Он кивнул на тонкую полотняную ночную рубашку, разложенную на постели. - Для того чтобы путешествовать переодевшись и не оказаться разоблаченным, самое важное - не выходить из роли ни при каких обстоятельствах. Расшнуруй меня. - Серегил встал и, откинув волосы в сторону, повернулся к Алеку спиной. - Такая практика может тебе когда-нибудь пригодиться. Глядя на спутника, Алек со смущением подумал; насколько же полно его перевоплощение! Целый день, наблюдая, как Серегил играет роль госпожи Гветелин перед капитаном и командой, он чувствовал, что и сам наполовину верит: перед ним женщина. Иллюзия перестала быть такой полной, однако, когда платье соскользнуло и Серегил начал освобождаться от своих поддельных грудей. Как он с гордостью сообщил Алеку, это было его собственное изобретение: что-то вроде облегающей нижней рубашки с коническими карманами, набитыми мягкой шерстью. - Грудки получше, чем некоторые натуральные, - заявил он с ухмылкой. - Сейчас, правда, думаю, без них можно обойтись. - Он аккуратно убрал рубашку с карманами в сундук. - Как защитник моей чести, ты должен проследить, чтобы доблестный капитан, если появится, не сумел обнаружить отсутствие этой части моего тела. - Ты был бы в большей безопасности, если бы с нами был Микам. - Микам терпеть не может работать со мной, когда я переодеваюсь женщиной. Говорит, что я слишком хорошенькая и это его нервирует. - Я могу его понять, - заметил Алек со смущенной улыбкой. "Госпожа Гветелин" заставляла звучать в нем какую-то струну, которая лишала его покоя. Убедительное перевоплощение Серегила повергало его в тревогу, выразить которую словами ему не хватало умения. - Ты прекрасно справляешься. К тому же благородная женщина вправе и сама позаботиться о собственной безопасности. - Серегил, улыбаясь, вытащил маленький кинжал из рукава снятого платья и засунул его под подушку. - Как я слышал, пленимарским женщинам полагается закалываться такими, если в их спальне появится кто-то посторонний, - чтобы защитить честь своего мужа. Я сказал бы, что бедняжки страдают вдвойне. - Ты когда-нибудь бывал в Пленимаре? - спросил Алек, предвкушая интересный рассказ. - Только в пограничных территориях, в самой стране - никогда. - Серегил натянул ночную рубашку и принялся заплетать волосы в косу. - За чужеземцами там следят. Если у тебя нет веской - и убедительной для других - причины появиться там, лучше этого не делать. Насколько я слышал, шпионы там быстро прощаются с жизнью. Мне хватает занятий и в Римини. - Микам говорил... - начал Алек, но был прерван громким стуком в дверь. - Кто там? - откликнулся Серегил голосом госпожи Гветелин, закутываясь в плащ и указывая Алеку на отгороженный занавеской закуток, предназначенный для прислуги. - Капитан Раль, госпожа, - раздался приглушенный голос. - Я подумал, что чашка чая на ночь будет тебе на пользу. Алек выглянул из закутка, и Серегил закатил глаза. - Как любезно с твоей стороны. Повинуясь знаку Серегила, Алек вышел вперед и с поклоном, который помешал капитану войти в каюту, взял у него исходящий паром чайник. - Я уже собиралась тушить свечу, - зевая, сообщил Серегил. - Но чашечку чая я выпью, это поможет мне сразу уснуть. Спокойной ночи. Раль натянуто поклонился и отбыл, бросив на Алека весьма недружелюбный взгляд. Алек решительно запер дверь на задвижку и, обернувшись, увидел, как Серегил беззвучно хохочет. - Клянусь Четверкой, Алек, будь осторожен, не то получишь нож в спину. Мой новый поклонник ревнует к тебе, - прошептал он. - А уж то, как ты встретил его в дверях... - Серегил замолк, вытирая глаза. - Ах, я так спокойно буду сегодня спать, зная, что добродетель моя надежно защищена. Но такая верность заслуживает награды. Разлей чай, и ты услышишь интересный рассказ. Когда они уютно расположились на койке, держа чашки с чаем, Серегил сделал глоток и сказал добродушно: - Ну так о чем бы ты хотел услышать? Алек на секунду задумался: вопросов было так много, что было трудно выбрать, с чего начать. - Расскажи мне о воительницах-царицах Скалы, - ответил он наконец. - Прекрасный выбор. История цариц определяет всю жизнь этого государства. Ты помнишь, я тебе рассказывал, что первая царица взошла на престол во время Великой войны с Пленимаром? Алек кивнул: - Да. Ее звали Гера... - Герилейн Первая. Ее еще иногда называют Предсказанная царица - из-за тех обстоятельств, при которых она взошла на трон. Когда война началась. Скалой правил Фелатимос, ее отец. Он был хорошим правителем, но Пленимар тогда достиг вершины своего могущества, и к десятому году войны стало казаться, что Скала и Майсена обречены на поражение. Пленимар давно уже захватил земли Майсены до реки Фолсвейн и благодаря превосходству на море и ресурсам, предоставляемым плодородными северными равнинами, имел на своей стороне все преимущества. - И еще у них были некроманты, - вставил Алек. - И армии оживших мертвецов, ты говорил. - Как я вижу, некоторые темы тебя особенно интересуют. Мне кажется, я говорил, что сохранились слухи об этом. Пленимарцы знамениты своей жестокостью и в сражениях, и после них. Разве это не достаточное основание, чтобы легенды превратили их в чудовищ? Заметив, что Алек выглядит разочарованным, Серегил ласково добавил: - Но это хорошо, что у тебя чуткое ухо и цепкая память. В нашем деле приходится собирать все россказни и отсеивать правду от вымысла - так сказать, видеть основу ткани, а не вышивку на ней. Однако возвращаясь к моему рассказу... На десятую зиму войны стало ясно, что дело идет к концу. В отчаянии Фелатимос решил обратиться к Афранскому оракулу. Для этого нужно было совершить долгое и опасное путешествие, в Афру, лежащую в горах в центре Скалы. Однако царю удалось добраться туда как раз перед солнцестоянием и задать свой вопрос. Царский писец, сопровождавший его, записал ответ оракула слово в слово. По приказу Фелатимоса пророчество позднее было выгравировано на золотой пластине, и до сих пор его можно видеть в тронном зале в Римини. Оно гласит: "До тех пор, пока дочь, наследница Фелатимоса, сражается и правит, Скала никогда не будет покорена". Эти слова навсегда изменили историю Скалы. Афранские оракулы знамениты точностью и мудростью своих пророчеств, и Фелатимос, хоть и был поражен услышанным, решил подчиниться указанию. Божественная воля была объявлена народу, и четверо сыновей Фелатимоса уступили право на трон сестре, Герилейн, девушке, которой тогда было не больше лет, чем тебе сейчас, самой младшей в семье. Полководцы начали препираться и говорить, что оракул вовсе не требовал, чтобы неопытная девушка на самом деле возглавила армию, однако Фелатимос решил строго следовать предсказанию и, объявив дочь царицей, приказал своим генералам обучить ее военной науке. Как рассказывают, те имели свой взгляд на вещи. Они научили ее ездить верхом. преподнесли ей роскошные доспехи, а потом, дав ей почетный эскорт, отправили в тыл армии. Но во время сражения Герилейн собрала вокруг себя отряд, пробилась в первые ряды и своей рукой убила Верховного Владыку Хризетана Второго. Хотя после этого война длилась еще два года, победа в той битве дала Скале и Майсене передышку, а тем временем прибыли ауренфэйе. С того дня никто не подвергал сомнению божественное право Герилейн. - И с тех пор в Скале правят только царицы? - спросил Алек. - Никто и никогда не усомнился в пророчестве? - Некоторые пытались. Пелис, сын Герилейн, отравил свою сестру, чтобы захватить престол, и начал говорить, что оракул на самом деле имел в виду "дочь Фелатимоса", а не наследницу, принадлежащую к царской семье. Однако, на его несчастье, на второй год его правления случился ужасный неурожай, за которым последовала эпидемия чумы. Сам царь умер, так же как и сотни других. Но как только на трон взошла его племянница Агналейн, дела пошли на поправку. - А что, если у царицы не окажется дочерей? - Такое несколько раз случалось за последние восемь столетий. У царицы Марнил было шесть сыновей, но передать престол ей было некому. В отчаянии она отправилась в Афру, и там оракул посоветовал ей найти себе нового супруга - человека, прославившегося смелостью и благородством. - А как отнесся к этому ее муж? - поинтересовался Алек. - Эту проблему действительно было нелегко разрешить, тем более что пророчество оракула оказалось довольно туманным. Но идея была ясна, и с тех пор не одна царица воспользовалась ею. Некоторые даже превратили возможность стать мужем царицы во что-то вроде награды. Бабка царицы Идрилейн, Элестера, сменила больше тридцати супругов, так что даже скаланцы сочли, что это уж чересчур. - И как же царице удается обзавестись законной наследницей, если она спит с любым, кто ей приглянется? - воскликнул шокированный Алек. - Что, в конце концов, значит "законной"? - смеясь, ответил Серегил. - Царю можно - и даже совсем нетрудно - наставить рога, а потом уверить его, что дитя любовника царицы - его собственное. Но любой ребенок, рожденный царицей, - несомненно ее, кто бы ни был отец, и таким образом является законным наследником. - Да, конечно, - согласился Алек с явным неодобрением. - А бывали в Скале плохие царицы? - За такой длительный срок случалось всякое - в обычной пропорции. Божественное право божественным правом, но они остаются людьми. Алек встряхнул головой и улыбнулся: - Вся эта история... Как ты только помнишь столько всего! - Приходится, раз уж я имею дело со скаланскими аристократами. Знатность определяется принадлежностью к определенной ветви, тем, насколько древнее твое благородное происхождение, от какого супруга царицы ведет начало твой род, является ли твое родство с царской семьей родством по женской или по мужской линии, был ли родоначальник законным или побочным отпрыском... Продолжать можно было бы долго, но, я думаю, принцип ты уловил. - Серегил отставил чашку и потянулся. - А теперь, пожалуй, нам обоим пора на боковую. У меня завтра будет занятый денек - занятый нашим доблестным капитаном, да и тебе придется потрудиться, защищая мою добродетель. ГЛАВА 9. дама недомогает Серегил проснулся на рассвете от собственного сдавленного стона. Он попытался заглушить его, уткнувшись в подушку, но даже слабого звука оказалось достаточно, чтобы Алек появился из своего закутка. - Что такое? Что случилось? - прошептал юноша, на ощупь пробираясь через заставленную багажом каюту. - Ничего не случилось. Просто приснился кошмар. Алек положил руку на плечо Серегила: - Ты дрожишь, как перепуганная лошадь. - Будь добр, зажги свечу. - Серегил сел на постели, обхватив колени, стараясь унять дрожь. Алек быстро зажег свечу от висящего у трапа фонаря и встревоженно посмотрел на Серегила. - Ты и бледен как привидение. Иногда самый быстрый способ прогнать кошмар - это рассказать о нем. Серегил сделал долгий медленный вдох и жестом пригласил Алека придвинуть поближе единственный стул; он явно не торопился уснуть опять. - Было утро, - начал он тихо, не сводя глаз с пламени свечи. - Я оделся и собрался выйти на палубу. Я позвал тебя, но ты куда-то отлучился, так что я пошел один., В небе бурлили тяжелые лиловые тучи, свет, пробивавшийся сквозь них, был резким и желтоватым - знаешь, как бывает перед самой грозой. Наш корабль представлял собой жалкое зрелище - мачта сломана, парус наполовину свешивается в воду, палуба засыпана обломками. Я снова позвал тебя, но на корабле не было никого, кроме меня. Вода за бортом казалась черной и маслянистой, и всюду вокруг плавали отсеченные головы, руки, ноги, тела... - Серегил провел рукой по губам. - Насколько я мог разглядеть берег, там тянулась безжизненная пустыня - обожженная и развороченная земля. Почва с погибших полей плыла по реке и у меня на глазах, казалось, собиралась вокруг корабля в огромные кольца и полосы. По мере того как они приближались, я начал слышать звуки. Сначала я не мог определить их источника, но потом понял, что они доносятся отовсюду вокруг меня. Это были... были плавающие в воде части тел. Они все двигались, руки сгибались, ноги брыкались, головы гримасничали. Серегил услышал, как Алек ахнул от отвращения: для последователя Далны не было ничего ужаснее расчлененного трупа. Серегил порывисто вздохнул и заставил себя продолжать: - Тут корабль качнулся, и я понял, что нечто карабкается по полощущемуся в воде парусу. Я не мог видеть, что это такое, но оно дергало судно, как поплавок. Я вцепился в поручень, ожидая появления этого нечто. Я знал, что оно невыразимо мерзко, что один вид его вдребезги разобьет мое самообладание, но даже в пучине этого ужаса какая-то крохотная часть моего рассудка кричала, что есть нечто невероятно важное, о чем я обязательно должен вспомнить. Я не знал, спасет ли меня то, что я должен вспомнить, но понимал всю необходимость подумать об этом до того, как погибну. И тут я проснулся. - Серегил выдавил из себя бодрый смешок. - Вот и все. Звучит довольно глупо. - Нет, это по-настоящему плохой сон! - Алек поежился. - И ты все еще выглядишь неважно. Как ты думаешь, тебе удастся теперь уснуть? Серегил бросил взгляд на светлеющий квадрат окна. - Не стоит, скоро утро. А ты отправляйся в постель. Нет смысла нам обоим бодрствовать из-за ерунды. - Ты уверен? - Да. И ты был прав: нужно было рассказать сон. Он уже потускнел, - солгал Серегил. - Все будет хорошо. Пока Серегил занимался утренним туалетом, сон действительно начал тускнеть в его памяти, но на смену ему пришло сильное чувство беспокойства. Головная боль вернулась тоже, сделав Серегила раздражительным и лишив аппетита. К полудню он так плохо себя чувствовал, что снова уселся у бушприта, рассчитывая, что там его никто не побеспокоит. Путешествовать переодевшись всегда непросто, но Серегил обнаружил, что выбранная им на этот раз роль еще более обременительна, чем обычно. Он определенно был не в настроении должным образом реагировать на несвоевременные заигрывания Раля. Капитан же постоянно находил предлоги появляться рядом с госпожой Гветелин: то обращая ее внимание на достопримечательности, мимо которых они плыли, то интересуясь, удобно ли ей, то предлагая всевозможные развлечения ее молодому пажу. Он принимал ее застенчивые извинения вполне добродушно, но был тверд в своем намерении угостить их ужином вечером., Вскоре после обеда, поданного в полдень, Серегил извинился и удалился в свою каюту отдохнуть. К тому времени, когда Алек разбудил его и напомнил, что пора одеваться к ужину, Серегил чувствовал себя гораздо лучше. - Мне жаль, что пришлось оставить тебя в одиночестве на палубе, - извинился он перед Алеком, пока тот возился с запутавшейся шнуровкой. - Завтра госпожа Гветелин решит не выходить из каюты, а паж будет ей прислуживать: пора продолжить твое обучение. Для фехтования здесь нет места, ну да мы что-нибудь придумаем. Может быть, займемся пением или потренируемся в фокусах. Этим нужно заниматься все время, иначе теряешь сноровку. Серегил сбросил помявшееся платье и вынул из сундука новый наряд. После того, как Алек туго зашнуровал его, Серегил набросил на волосы тонкую вуаль, закрепил ее шелковой лентой и расправил складки так, чтобы они изящно легли на плечи. К кольцу с гранатом, которое он носил раньше, добавились другие украшения: тяжелая золотая цепь и серьги из крупных жемчужин. - Клянусь пальцами Иллиора, я умираю с голода, - сообщил он Алеку, заканчивая туалет. - Надеюсь, я сумею вести себя за столом, как положено даме. Что будет на ужин? Алек, ты меня слышишь? Юноша смотрел на него с озадаченным выражением. Вспыхнув, он моргнул и ответил: - Рагу из дичи. Я ощипывал птичек по просьбе кока, пока ты спал. - Он сделал паузу, потом добавил, усмехаясь: - И я наслушался разговоров матросов: твой маскарад производит на них впечатление. - Да? И что же они говорили? - Кок уверяет, что он никогда еще не видел, чтобы капитан так увлекся женщиной. Другие заключали пари, добьется ли он от тебя милостей до тех пор, как мы прибудем в Нанту. - Весьма маловероятно. Надеюсь, ты будешь верен долгу и защитишь мою добродетель, пока мы не ступим на берег, мой дорогой Кирис. На их стук дверь открыл сам капитан Раль. Ради торжественного случая он нарядился в старомодный бархатный кафтан и даже подстриг бороду. Стеная в душе, Серегил протянул ему руку и позволил проводить себя к столу. - Добро пожаловать, прекрасная госпожа! - воскликнул Раль, подчеркнуто игнорируя Алека и удерживая руку Серегила в своей. - Надеюсь, тебе все здесь понравится. Маленький столик был накрыт на троих, вино уже налито в бокалы, восковые свечи - вместо вонючего масляного фонаря - зажжены. - Ах, ты свежа, как весенняя роза на рассвете, - продолжал капитан, усаживая Серегила с обретенной долгой практикой галантностью. - Мне больно было видеть, какой поникшей ты выглядела сегодня днем. - Мне гораздо лучше, благодарю, - пробормотал Серегил. Алек подмигнул ему за спиной Раля. И дичь, и вино оказались превосходны, однако беседа во время еды носила не особенно оживленный характер. Раль продолжал не замечать Алека и довольно резко оборвал его, когда юноша намеренно заговорил о гипотетическом супруге госпожи Гветелин. К этому времени, однако, Алек освоился со своей ролью и начал получать от нее удовольствие. - Не расскажете ли вы нам о новостях с юга, капитан, - предложил Серегил, когда над столом повисла особенно напряженная пауза. - Ну, я думаю, ты уже слышала о пленимарцах? - Раль потянулся за большой почерневшей трубкой. - Ты позволишь, госпожа? Благодарю. Перед тем как мы отчалили из Нанты две недели назад, пошли разговоры о том, что старый Верховный Владыка, Петасариан, снова болеет и долго не протянет. Это ничего хорошего нам не сулит, если ты хочешь знать мое мнение. Я ведь скаланец по рождению и не очень люблю пленимарцев, но Петасариан по крайней мере соблюдал заключенные договора. Молодой же его наследник Клистис - это совсем другое дело. Говорят, последний год он является фактическим правителем, и многие считают, что он опять готовит войну. По слухам, и к болезни старика он руку приложил, если ты понимаешь, что я хочу сказать. К тому же многие в Пленимаре считают, что Двенадцатый Куросский договор не должен был быть подписан; поэтому они хотят, чтобы Петасариан не путался под ногами у сына, когда тот примется наводить порядок. - Так ты думаешь, что будет война? - Серегил с легкостью придал своему голосу женственное очарование. Раль важно пыхнул трубкой. - Скала и Пленимар не знают, чем себя занять, когда не воюют друг с другом, хотя я считаю, что это Пленимар раскачивает лодку. Да, я думаю, что они снова собираются напасть друг на друга, и попомни мои слова, на этот раз пустяками не обойдется. Те купцы, что имеют дела в Пленимаре, говорят, что в портах вовсю строят новые корабли. По всему побережью орудуют вербовщики, и матросы побаиваются сходить на берег. Это было новостью для Серегила, но прежде, чем он смог расспросить капитана более подробно, появился юнга, чтобы убрать со стола. Пока юнга уносил тарелки и менял скатерть, Раль отпер шкафчик над своей койкой и достал оттуда пыльную бутылку и три маленьких оловянных бокала. - Выдержанный коньяк из Зенгата. Настоящая редкость, - сообщил он, наполняя бокалы. - Мои деловые контакты в Нанте дают мне возможность приобретать такого рода вещи. Давай, молодой господин Кирис, выпьем за здоровье нашей прекрасной дамы. Да будет она радовать глаза и сердца тех, кто удостоится чести видеть ее! Хотя капитан обращался к Алеку, он при этом не отрывал взгляда от Серегила. Тот скромно потупился и пригубил огненный напиток. Алек поднял кубок в ответ и, демонстрируя искреннее ликование, провозгласил ответный тост: - И за здоровье благородного младенца, которого она носит под сердцем, моего будущего кузена! Раль поперхнулся коньяком. Серегил бросил на Алека веселый изумленный взгляд, но успел взять себя в руки, пока капитан не прокашлялся. - Я не стала бы касаться этой темы, если бы не юношеский энтузиазм моего дорогого родича, - пробормотал Серегил, отставляя кубок. Майсенские благородные дамы были известны своей сдержанностью и скромностью. Однако Раль явно был обескуражен меньше, чем рассчитывал Алек. Серегил мог догадаться, какие мысли промелькнули за этими темными глазами: "В конце концов, если поле уже вспахано и засеяно, а красотка все еще хороша, так в чем же дело?", - О госпожа, я и не имел представления!.. - Капитан похлопал ее по руке с еще большим жаром. В этот момент появился кок с подносом, на котором было несколько закрытых чаш. Раль поставил одну из них перед Серегилом. - Неудивительно, что ты не очень хорошо себя чувствовала. Может быть, десерт восстановит твои силы. - Действительно. - С улыбкой предвкушения Серегил поднял крышку и застыл в неподвижности, смертельно побледнев. В чаше, полной отсеченных ушей и языков и вырванных глаз, извивались черви. Серегила обдала горячая волна тошноты и паники. Со звоном уронив крышку чаши, он бросился вон из каюты. - Не пугайся, мальчик, - услышал он за спиной голос Раля. - Это вполне обычно для женщин в ее положении... Добежав до поручней, Серегил перегнулся через борт, и его вырвало. Только через несколько секунд он смутно осознал, что рядом стоит Алек. - В чем дело? - спросил юноша испуганным шепотом. - Отведи меня вниз, - простонал Серегил. - Быстро, отведи меня вниз. Алек почти в охапку отнес его по трапу в каюту, и Серегил рухнул на койку и закрыл лицо руками. - Что случилось? - умоляюще спросил Алек, обеспокоенно склоняясь над ним. - Может быть, сходить за капитаном или принести тебе коньяка? Серегил отчаянно замотал головой, потом взглянул на юношу: - Что ты видел? - Как ты выбежал из каюты. - Нет! В чаше. Что ты в ней видел? - В чаше с десертом, имеешь ты в виду? - непонимающе переспросил Алек. - Печеные яблоки. Серегил поднялся, подошел к единственному маленькому окошку, открыл его и глубоко вдохнул холодный воздух. Его мучил страх, острый, как лезвие кинжала. Все его инстинкты требовали, чтобы он защищался, а главное, бежал - бежал куда угодно. Голова его снова раскалывалась, а пустой желудок, казалось, завязался узлом. Повернувшись лицом к Алеку, он тихо проговорил: - Я видел совсем другое. Чаша была полна... - Он умолк, вспоминая ужасное, непреодолимое чувство паники, охватившее его при взгляде на чашу. - Не важно. Только это вовсе не были печеные яблоки. По его телу прошла судорога, и Серегил прислонился к стене. Перепуганный еще больше, Алек подвел его к койке и заставил сесть. Серегил забился в угол, прижавшись спиной к переборке. Но он все же достаточно владел собой, чтобы послать Алека к капитану Ралю с извинениями от имени госпожи Гветелин: по-видимому, в ее теперешнем состоянии дама не переносит запаха некоторых блюд. Когда Алек вернулся, он обнаружил, что Серегил беспокойно мечется по каюте. - Запри дверь и помоги мне снять это проклятое платье! - прошипел он; ему было трудно стоять спокойно, пока Алек возился со шнуровкой. Потом Серегил натянул кожаные штаны под ночную рубашку, закутался в плащ и снова уселся ; в углу койки, спрятав рапиру между подушкой и стеной. - Иди сюда, - прошептал он и указал Алеку на место рядом с собой. Сидя плечом к плечу с Серегилом, Алек чувствовал, как того время от времени сотрясает озноб, хотя тело его горит лихорадочным огнем. Однако голос Серегила был тверд, хотя еле слышен. - Со мной что-то происходит, Алек. Я не уверен в том, что именно, но ты должен обо всем знать - неизвестно, что будет со мной дальше. - Серегил рассказал Алеку о кошмарном видении и о сопровождавшем его чувстве всеобъемлющего ужаса. - Это или безумие, или колдовство, - заключил он мрачно. - Не знаю, что хуже. Я никогда ничего подобного не испытывал. Это... это в чаше... Я видывал вещи во сто раз ужаснее и внимания на них не обращал. Обо мне многое можно сказать, Алек, но назвать трусом меня нельзя. Что бы со мной не происходило, боюсь, что все станет еще хуже, прежде чем пойдет на лад. - Он рассеянно потрогал деревянный диск, висящий на шее. - Если ты захочешь продолжать путешествие без меня, я пойму. Ты мне ничего не должен. - Может быть, и нет, - ответил Алек, стараясь не думать о том страхе, который внезапно охватил его, - но мне это кажется неправильным. Я остаюсь. - Что ж, я не буду требовать от тебя выполнения обещания, но все равно спасибо. - Подтянув колени к подбородку, Серегил опустил голову на руки. Алек собрался было уйти в свой закуток, когда ощутил, как Серегила снова начал бить озноб. Прислонившись к стене, он молча просидел рядом с ним всю ночь. ГЛАВА 10. Серегил унижен Как раз перед рассветом Серегил высвободился из цепких когтей очередного кошмара. Распахнув окно, он быстро оделся и сидел, глядя, как светлеет небо. Беспокойство, вызванное сном, постепенно уходило, но головная боль росла вместе с разгорающейся зарей. Вскоре он услышал. как Алек завозился в своем закутке. - У тебя снова была тяжелая ночь, - сказал он, и это не было вопросом. - Иди сюда и подержи зеркало, пожалуйста. - Серегил открыл коробку с косметикой и принялся за дело. Его запавшие глаза были окружены темными кругами; рука, когда он протянул Алеку зеркало, была не столь твердой, как неделю назад. - Думаю, госпожа Гветелин по большей части будет оставаться у себя в каюте. Я не способен сегодня к бесконечному притворству. Кроме того, это даст нам возможность заняться твоей подготовкой. Тебе давно пора научиться читать. Заниматься нашим делом без этого невозможно. - А это трудно? - Ты легко усваивал до сих пор все, что я тебе показывал, - успокоил Алека Серегил. - Научиться предстоит многому, но как только ты запомнишь буквы и их произношение, дальше все пойдет быстро. Давай только сначала немного погуляем по палубе. Мне нужно подышать воздухом, прежде чем пытаться завтракать. И пусть капитан увидит, какой больной я выгляжу, - может быть, тогда он оставит меня в покое. Этим утром шел снег; влажные рыхлые снежинки образовывали тяжелый занавес вокруг корабля, глуша все звуки и делая невозможным разглядеть что-нибудь за пределами палубы Каждая снасть и каждая поверхность на корабле была белой, а сама палуба оказалась покрыта мокрым месивом Капитан Раль стоял около мачты, отдавая команды матросам. - Скажи Скайвейку, пусть держится середины фарватера, если знает, где он! - крикнул он одному из матросов, ткнув пальцем в сторону рулевого. - И продолжай закидывать лот, пока хоть немного не прояснится. Меньше опасность сесть на мель, пока мы держимся фарватера Клянусь Старым Мореходом, ветер сегодня такой слабый, что даже девственница... Э-э, доброго утра тебе, госпожа Ты себя чувствуешь лучше, надеюсь? - Качка плохо на меня действует, - ответил Серегил, для большего правдоподобия опираясь на руку Алека - Боюсь, что остаток путешествия мне придется провести внизу - Верно, верно, погодка паршивая, и чертовски рано пошел снег в этом году - мы ведь уже в южных краях. И ветер . При таком ветре нам повезет, если доберемся до Торберна завтра к вечеру. Так что денек предстоит нелегкий, и ты уж извини меня .. Кирис. принес бы ты госпоже подогретого вина с камбуза. С этими словами Раль повернулся и направился на нос. - Не знаю, радоваться мне или чувствовать себя оскорбленной, - тихо хихикнул Серегил. - Пойди раздобудь завтрак. Я буду ждать тебя внизу. Несмотря на те странные видения, что преследовали его накануне, Серегил не ожидал увидеть в миске с овсянкой то, что увидел. Отодвинув миску подальше, он снова уселся на койку. - Опять, да? - нахмурившись, спросил Алек. Серегил кивнул, но предпочел не описывать копошащееся нечто, увиденное в миске, и зловоние, которое издавал налитый в чашку чай. Собрав посуду, Алек унес ее и вернулся с кружкой воды и куском хлеба. - Ты должен съесть и выпить хотя бы это, - настойчиво сказал он, протягивая Серегилу кружку. Серегил кивнул и быстро выпил воду, стараясь не обращать внимания на то, как что-то защекотало его язык. - Этого недостаточно, - обеспокоенно пробормотал Алек. - А проглотить немного хлеба ты не можешь? Смотри, он совсем свежий, только что из печи. - Он развернул салфетку, и Серегил увидел, как от еще теплого каравая идет пар, ощутил божественный запах свежеиспеченного хлеба; у него забурчало в пустом животе. Но стоило ему протянуть руку, и ломоть покрыли черви, посыпавшиеся из-под пальцев Алека на стол. Серегил с гримасой отвернулся. - Нет. И я думаю, лучше, если ты будешь есть в другом месте, пока это не кончится Иди и закончи завтрак, а потом я, как и обещал, начну учить тебя грамоте Позже они и в самом деле занялись обучением Алека. В потертой кожаной суме Серегила оказались несколько небольших свитков пергамента, перья и бутылочка с чернилами. - Теперь попробуй ты, - сказал Серегил, вручая юноше перо. - Скопируй каждую букву рядом с написанной мной, а потом я скажу тебе, какому звуку каждая соответствует. Алек имел представление о том, как обращаться с пером, не большее, чем о фехтовании, поэтому Серегилу пришлось сначала учить его азам каллиграфии. Скоро Алек весь перемазался в чернилах, но Серегил придержал язык: паренек делал успехи. После того, как он освоил буквы, Серегил отобрал у него перо и быстро написал их имена, а также слова, обозначающие лук, меч, корабль и лошадь. Его элегантный почерк казался особенно красивым рядом с каракулями Алека. Алек следил за ним со всевозрастающим интересом. - Вот это слово: оно обозначает меня? - Оно обозначает любого, кто носит имя Алек. - А вот "лук". Похоже, что эти маленькие значки обладают собственной силой. Я смотрю на них, и у меня в голове появляется изображение вещи. Настоящая магия. Буквы совсем не похожи на лук, но теперь, когда я знаю, как они звучат, я не могу, посмотрев на них, не представить себе лук. - А как насчет этого? - Серегил написал "лук Алека "Черный Рэдли", затем прочел написанное вслух, показывая Алеку каждое слово по очереди. Алек, довольно улыбаясь, повторил за ним. - А теперь я представляю себе свой собственный лук. Это на самом деле магия? - Не в том смысле, какой ты имеешь в виду. Обычно слова просто передают мысли, однако ты должен соблюдать осторожность: слова могут лгать или быть неправильно поняты. Написанные буквы не содержат в себе ничего волшебного, но они обладают властью. - Не понимаю. - Ну вот, например: мэр Вольда написал письмо мэру Боерсби, что- то вроде "Арен Виндовер и его подмастерье украли у меня деньги. Прикажи их схватить, за их головы я назначаю награду". Мэр Боерсби знаком с мэром Вольда, он читает и верит написанному. Но разве мы украли деньги? - Нет, мы просто обыскали те комнаты, и ты... - Да, да, - резко оборвал его Серегил. - Я хочу сказать вот что: достаточно оказалось всего нескольких слов на клочке бумаги, чтобы мэр Боерсби поверил в нашу виновность. Серегил внезапно замолчал: он обнаружил, что почти кричит. Алек попятился от него: казалось, он ждал, что тот его ударит. Серегил стиснул кулаки и глубоко вздохнул. У него снова сильно разболелась голова, и вместе с болью на него обрушилась неуправляемая волна гнева. - Я не очень хорошо себя чувствую, Алек. Не пойти ли тебе погулять на палубе? - Спокойные слова дались Серегилу с трудом. Упрямо подняв подбородок, Алек, не говоря ни слова, вышел. Обхватив голову руками. Серегил боролся с раздиравшими его противоречивыми чувствами. Ему хотелось догнать Алека и извиниться, но что он мог сказать парню? "Прости, Алек, но на меня напало желание придушить тебя"? - Проклятие! - Серегил заметался по тесной каюте. Головная боль усилилась настолько, что он почти ничего не видел. Помимо боли, он начал ощущать смутный позыв, быстро превратившийся во всеобъемлющее стремление. Оно заполнило все его существо, и губы Серегила раздвинулись в ужасной волчьей улыбке. Ему хотелось ударить, вцепиться, рвать в клочья... Он хотел... И тут, вместе с ослепительной вспышкой перед глазами, все прошло - даже головная боль. Когда он снова смог отчетливо видеть, Серегил обнаружил, что сжимает рукоять перочинного ножа. Каким- то образом он всадил его в крышку стола с такой силой, что лезвие сломалось. Серегил даже не помнил, как взял нож в руку. Комната закружилась вокруг него, когда он выпрямился, глядя на сломанный нож. - Иллиор, помоги мне! - хрипло прошептал он. - Я схожу с ума! Обиженный и смущенный, Алек мерил шагами палубу. До прошлой ночи Серегил не проявлял в отношении него ничего, кроме доброты и заботы; если он не всегда оказывался разговорчив, то, во всяком случае, был ровен и великодушен. А теперь, как гром среди ясного неба, такая несправедливость... Однако острота обиды постепенно проходила, и гнев сменился тревогой. Именно о чем-то подобном Серегил пытался предупредить его прошлой ночью, понял Алек. Конечно, он знает только от самого Серегила, что раньше с ним такого не случалось; что, если он всегда был безумен? Но Алек не мог забыть своего разговора с Микамом Кавишем в Боерсби. Алек с самого начала их знакомства доверял Микаму, а теперешнее поведение Серегила никак не соответствовало тому, что тогда говорил ему воин. Нет, решил Алек, Серегил не виноват в своей вспышке. "Он совершенно не обязан был освобождать меня из замка Асенгаи, - напомнил себе Алек сурово. - Я обещал, что буду верен ему, и обещание сдержу". И однако, он еще раз пожалел о том, что Микам не отправился с ними вместе на юг. Ночью Алек снова оказался на палубе, беспокойно шагая от борта к борту, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросали на него матросы. Серегил странно вел себя весь день, а вечером, не в силах ничего есть, стал еще более возбужденным и раздражительным. Алек пытался успокоить его, но только разозлил. В конце концов Серегил снова приказал ему уйти, медленно цедя слова сквозь стиснутые зубы. Было слишком холодно, чтобы спать на палубе, так что Алек спустился по трапу вниз и сел, прислонившись спиной к двери каюты. Он совсем уже засыпал, когда появился капитан Раль. - Что ты здесь делаешь? - изумленно спросил капитан. - Что- нибудь не так с твоей госпожой? Алек сумел без запинки произнести приготовленную заранее ложь: - Мой храп беспокоил госпожу и не давал ей уснуть, так что я вышел сюда. - Он стал растирать затекшую шею. Раль, нахмурившись, несколько мгновений смотрел на него, потом предложил: - Ты можешь расположиться на моей койке: не похоже, что мне самому она понадобится, при такой-то погоде. - Спасибо, но мне лучше остаться здесь, поблизости, на случай, если госпоже что-нибудь понадобится, - ответил Алек, удивляясь неожиданной щедрости капитана. В этот момент в каюте раздался хриплый вопль, за ним последовали звуки чего-то похожего на борьбу. Вскочив на ноги, Алек попытался помешать Ралю ворваться в каюту. - Нет! Позволь мне .. Дородный капитан отшвырнул его с дороги, как ребенка; обнаружив, что дверь заперта изнутри, он одним ударом взломал замок и сделал шаг внутрь. Алек в панике смотрел на него; тот резко остановился, и рука юноши скользнула к рукояти длинного ножа на поясе. - Что, черт возьми, здесь происходит? - прорычал Раль. Алек в отчаянии застонал. Бледный и осунувшийся, Серегил, шатаясь, стоял в углу каюты с рапирой в руке. Его ночная рубашка была разорвана на груди, так что никаких сомнений в том, что из себя представляет "госпожа Гветелин", не оставалось. Мгновение Серегил смотрел на них так, будто готов был напасть. Однако вместо этого он потряс головой и бросил рапиру на койку. Жестом худой руки он пригласил их войти в каюту. Алек подошел к Серегилу, Раль же остался, где был - рядом со взломанной дверью. - Я спрошу тебя только об одном, - произнес он медленно. с трудом сдерживая гнев. - Что бы ты ни затеял, опасно ли это для моего корабля или для команды? - Не думаю, - ответил Серегил спокойно. Раль долгое мгновение разглядывал их обоих. - Тогда чего ради, во имя Билайри, ты околачиваешься здесь в женских тряпках? - Мне нужно было скрыться от... некоторых людей. Если я расскажу тебе больше, тогда и ты окажешься под угрозой. - Вот как? - Раль скептически поднял бровь. - Ну, тогда одно из двух - или тут замешана политика, или ты улепетываешь от ревнивого мужа какой-нибудь красотки. Ведь "Стремительный" был не единственный корабль у причала Боерсби. Зачем было взваливать это на меня? - Как я слышал, ты - человек чести... - Ах ты дерьмо! Серегил слегка улыбнулся. - К тому же не секрет, что ты не пылаешь любовью к пленимарцам. - Это правда. - Раль бросил на Серегила долгий взгляд. - Я понял, во что ты хотел бы, чтобы я поверил. Но даже если предположить, что я куплюсь - а это еще не факт, - как ты объяснишь весь этот балаган? Ты заставил меня играть роль простака, что мне совсем не по нраву. Серегил устало опустился на койку. - Объяснять свои мотивы я не собираюсь - они тебя не касаются Что же до твоих авансов несчастной госпоже Гветелин, мы делали все, что могли, чтобы отвадить тебя. - Ну, с этим я могу согласиться, хотя не знаю, что мне мешает отправить вас, прекрасная парочка, за борт. - Тебе пришлось бы объяснить это своей команде, разве нет? - Серегил многозначительно поднял бровь. - Будь ты проклят! - Раль растерянно поскреб бороду - Если кто- нибудь из моих людей пронюхает - история мигом разнесется от истоков до устья Фолсвейна! - Этого легко избежать. Завтра мы прибудем в Торберн. Госпожа Гветелин может сойти там на берег по причине нездоровья. Я знаю, матросы заключают пари - удастся ли тебе затащить ее к себе в постель. Если хочешь, я устрою так, чтобы меня видели выходящим из твоей каюты утром: с играющей на губах нежной улыбкой и... Раль потемнел, как грозовая туча. - Последи лучше за тем, чтобы не высовывать носа из каюты до прибытия. Играй свою роль, пока тебя видит хоть кто-нибудь из команды, а потом не попадайся мне на глаза! Капитан в ярости развернулся и вышел из каюты, столкнувшись в проходе с первым помощником. Тот только и успел ухмыльнуться; Раль прорычал: "Занимайся своим делом, Нитлс!" - и дверь капитанской каюты с грохотом захлопнулась. - Должен признаться, это один из самых неловких моментов в моей жизни, - простонал Серегил; бравады как не бывало. - Нелегко спорить со здоровенным и злющим моряком, когда на тебе ничего, кроме женской ночной рубашки. - Ты отбросил рапиру! - удивленно воскликнул Алек, прикрывая дверь. - Если бы я этого не сделал, была бы драка. Этого мы с тобой не могли себе позволить, кто бы в ней ни победил. Как бы мы все объяснили, если бы я его убил? Сказали бы, что ты защищал мою честь? Команда расправилась бы с тобой в секунду, и страшно даже подумать, что сделали бы они с госпожой Гветелин. Если бы он убил меня, тоже ничего хорошего. Нет, Алек, всегда лучше договориться, если только это возможно. А теперь, я думаю, никто не сохранит наш секрет лучше, чем капитан. Кроме того, он меня заинтересовал. Хоть он и хвастун, похоже, он умен и ловок конечно, когда дело не касается женщин. Никогда не знаешь, когда подобный человек тебе пригодится. - Но почему ты думаешь, что он согласится помогать тебе? Серегил улыбнулся и пожал плечами: - Интуиция, наверное. Я редко ошибаюсь. Алек уселся и потер глаза. - Что за переполох ты устроил - перед тем, как мы явились? - Ох, снова один из моих кошмаров, - ответил Серегил. делая вид, что не придает этому особого значения. Ему и думать не хотелось о том, что могло случиться, находись Алек в каюте, когда он во сне стал прокладывать себе путь клинком. Серегил потянулся за плащом, лежащим на сундуке, и порванная ночная рубашка соскользнула с его плеча. При этом стало видно красное пятно на груди, чуть пониже ключицы. - Что это? - спросил Алек, протягивая руку, чтобы отвести в сторону висящий на шее Серегила деревянный диск. Ледяные пальцы сжали сердце Серегила. Объятый внезапным приступом ярости, он схватил Алека за запястье и грубо отшвырнул его руку. - Держи свои руки при себе! - прорычал он. Завернувшись в плащ, он снова забился в угол. - Отправляйся спать. Ну! Много позже, свернувшись калачиком в своем закутке, Алек услышал, как Серегил пошевелился. - Алек, ты не спишь? - Нет. Последовала долгая пауза. - Прости меня. - Я все понимаю. - Алек долго размышлял, и у него появился смутный, но постепенно принимающий более ясные очертания план. - Микам говорил, что ты знаешь волшебника в Римини. Как ты думаешь, он мог бы помочь тебе? - Если он не поможет, не знаю, кто и мог бы. - Снова последовало молчание. Алеку показалось, что он услышал невеселый смех, и от этого звука волосы зашевелились у него на голове. - Алек... -Да? - Будь осторожен, слышишь? Сегодня ночью был момент... Алек сжал эфес рапиры, которая лежала у него на коленях. - Все будет в порядке. Спи. Последний день на борту "Стремительного" показался Серегилу и Алеку ужасно длинным. Серегил провел все утро, мрачно глядя в окно. Алек на всякий случай держался от него подальше, занятый собственными планами. К полудню он решил, что готов вытерпеть гнев Раля, и отправился наверх. Он устроился на носу, надвинув пониже капюшон плаща, чтобы защититься от холодного ветра. К тому времени, когда они на закате подошли к Торберну, он сумел поговорить с рулевым и некоторыми матросами, не попавшись на глаза капитану. Если ему предстоит доставить их обоих в Римини, нужно знать, как это сделать. Раль испытал огромное облегчение, когда госпожа Гветелин появилась из своей каюты уже после того, как корабль встал на якорь в Торберне. Первый помощник не держал язык за зубами, и матросы, посмеиваясь исподтишка, приняли как должное и молчаливость дамы, и внезапную холодность к ней капитана. Команда понимающе кивала и толкала друг друга локтями, когда наконец госпожа Гветелин направилась к сходням. Никто, кроме Раля, не заметил, однако, что дама сунула что-то ему в руку, когда капитан помогал ей сойти на берег. Позже, развернув в своей кабине шелковый лоскуток, он обнаружил кольцо с гранатом, которое носила его странная пассажирка. - Чудной тип, это уж точно! - прошептал капитан и, качая головой, спрятал кольцо подальше. ГЛАВА 11. темная погоня Тележка подпрыгивала на рытвинах проселочной дороги, ведущей через холмы Майсены. Серегил сидел, закутавшись в плащ, позади Алека на единственном сиденье - доске, прибитой к поперечине. В этих краях морозы еще не ударили, но снег мог выпасть в любой момент, и промозглый холод пробирал до костей. Серегил обнаружил, что если сидеть совершенно неподвижно, то можно сохранять голову ясной, удерживая и боль в висках, и все учащающиеся приступы бессмысленной ярости в пределах, когда он еще не теряет контроль над собой. Это было очень утомительно, и в редкие моменты просветления он испытывал облегчение, видя, как хорошо справляется со всем Алек, хотя то обстоятельство, что парень не бросил его, несмотря на множество поводов и полную возможность это сделать, продолжало удивлять его. Свою первую ночь в Торберне они провели в крошечной каморке в гостинице на берегу, где и переоделись в свою прежнюю запятнанную дорожную одежду. Тогда же Алек спокойно сообщил Серегилу о своем плане - Ты болен, - начал он очень решительно. - И раз ты думаешь, что единственный, кто может тебе помочь, - это Нисандер, я считаю, что нам следует как можно быстрее добраться до Римини. Серегил кивнул. Сделав глубокий вдох, Алек продолжал: - Тогда решено. Как я понимаю, самый быстрый путь в это время года - добраться по суше до Кестона, а оттуда плыть в столицу на корабле - по каналу, который начинается в Цирне. Я не знаю здешних мест. Ты можешь помочь или я буду спрашивать дорогу, но так или иначе мы доберемся. Серегил начал пристегивать ножны с рапирой, потом, после секундного колебания, протянул оружие Алеку. - Лучше пусть она будет у тебя. И эти тоже. - Он отдал Алеку и кинжал, который носил на поясе, и острый как бритва клинок, спрятанный в капюшоне плаща. Алек взял их, никак не комментируя решение Серегила, потом сказал извиняющимся тоном: - У тебя есть еще один. - Верно, есть. - Серегил достал стилет из сапога и протянул Алеку, стараясь сдержать очередной взрыв яростного гнева. Оба они чувствовали себя неловко, отлично сознавая, что все эти предосторожности окажутся бесполезны, если уж Серегил решит вернуть себе оружие. Алек, заметил Серегил, теперь всегда держал собственный кинжал под рукой. - Сколько дней понадобится, чтобы добраться до Кестона? - спросил Алек, когда со сборами было покончено. Серегил откинулся на постели и вперил взгляд в потолок. - Два, если скакать быстро, но сомневаюсь, что это мне по силам. Его голова болела снова; как скоро начнется следующий приступ? Прогулка на свежем ночном воздухе могла бы помочь, но он был слишком слаб для этого. Лучше сосредоточиться на том, чтобы помочь Алеку все организовать. - Мне понадобятся деньги, - сказал Алек после небольшой паузы. - Сколько у тебя осталось? Серегил бросил ему свой кошелек: в нем оказалось пять серебряных марок и те драгоценности, что он надевал на "Стремительном". Порывшись в собственных карманах, Алек добавил к этому два медных гроша и скаланскую серебряную монету. - Украшения прибереги на будущее, - посоветовал Серегил. - Ты недостаточно хорошо одет, чтобы на тебя не обратили внимания, если ты захочешь их сбыть. А вот одежду продай. - За нее много не дадут. - О руки Иллиора! Деньги - не единственное средство приобрести что-нибудь. Я думал, ты учился у меня достаточно, чтобы понять это. К тому времени, когда Алек пришел на рыночную площадь Торберна, уже стемнело. Только немногие лавки были еще открыты, но он в конце концов нашел одну, где торговали одеждой. Ее хозяин, как выяснилось, умел торговаться, и разочарованный Алек ушел от него со всего четырьмя серебряными пенни. Он тяжело вздохнул, пряча монеты, и подумал: "Эта сделка не очень-то облегчает мне дело". Проходя мимо торговки, жарившей на жаровне колбаски, он замедлил шаг, испытывая соблазн утолить голод, но потом двинулся дальше. Через час, охрипнув от препирательств с продавцом, Алек стал владельцем ободранной тележки. Хотя она и была всего лишь большим ящиком, укрепленным на единственной оси, она казалась достаточно прочной. После этой сделки и приобретения немногих припасов Алек остался с двумя медными грошами и скаланской монетой. О покупке лошади явно нечего было и думать. "Пора мне сделаться настоящим вором", - сказал он себе, все еще переживая упрек Серегила. Он вернулся в гостиницу, отдохнул несколько часов и бесшумно спустился по лестнице перед рассветом. Выскользнув через боковую дверь, он натянул сапоги и направился к конюшне. Посеребренные низкой луной облака величественно плыли по небу. Сердце Алека гулко забилось в груди, когда он поднял щеколду на воротах конюшни. Произнеся в душе молитву Иллиору, покровителю воров, он на цыпочках вошел. Тусклый фонарь давал достаточно света, чтобы Алек благополучно миновал пьяного конюха, храпевшего в пустом стойле. На глаза ему попался лохматый рыжий с белым пони. Накинув веревку ему на шею, юноша вывел его в безлюдный переулок, где он оставил тележку, и запряг лошадку. Благополучно завершив приготовления, он поспешил обратно в гостиницу. Серегил не спал и был готов в дорогу. Один взгляд на него сказал Алеку, что тот провел беспокойную ночь. Несмотря на это, когда Серегил увидел тележку и пони, на его лице появилась знакомая кривая улыбка. - За что из этого ты платил? - спросил он тихо. - За тележку. - Молодец. К рассвету они уже изрядно отъехали от Торберна в направлении Кестона. Дорога вилась через по-зимнему голые поля и леса, и им навстречу попадались лишь редкие повозки да немногочисленные патрули местной милиции. После окончания жатвы и закрытия Золотого пути на зиму Майсена становилась тихим местом. Серегил весь день хранил мрачное молчание и отвечал Алеку так неохотно, что тот в конце концов прекратил попытки поддерживать разговор. Когда они остановились на ночь в придорожной гостинице, Серегил сразу же улегся в постель, предоставив Алеку в одиночестве коротать вечер за кружкой эля. К следующему утру голод, который испытывал Серегил, превратился в сосущую боль; но даже мысль о глотке воды вызывала у него тошноту. К его мучениям добавлялось чувство вины перед Алеком. Юноша оказался слишком благороден, чтобы бросить его, но как же он должен жалеть о своем обещании! Серегил собрал все силы, чтобы хоть развлечь паренька в дороге приятным разговором, но тут ему показалось, что слева от них что-то шевельнулось. Серегил протер глаза, подумав, что это мерещится ему из-за слабости, но тут мелькание повторилось - на самом краю поля зрения. - В чем дело? - спросил Алек, бросая на него озадаченный взгляд. - Да ничего. - Серегил обвел глазами пустые поля. - Мне показалось, будто я что-то заметил. Раздражающее мелькание преследовало Серегила весь день, сделав его еще более напряженным и ушедшим в себя, чем раньше. Может быть, это какое-то новое проявление безумия, подумал он, хотя тренированные чувства говорили ему иное. Но к вечеру головная боль так усилилась, что отупевший и затуманенный мозг был не способен обдумать это как следует. Серегил завернулся в плащ, защищаясь от холодного ветра, и лишь боролся с желанием уснуть. На этот раз они ночевали на сеновале рядом со стоящей на отшибе фермой. Кошмары особенно мучили Серегила, и он проснулся перед рассветом весь в холодном поту. Он ощущал какую-то смутную тревогу; вспомнить детали сна он не мог, но настороженный взгляд Алека сказал ему, что ночью он был еще более беспокоен, чем обычно. Серегил как раз собрался спросить об этом юношу, когда заметил, как ему показалось, движение в темном углу сарая. Алек был занят тем, что запрягал пони, и не видел, как Серегил напрягся и потянулся за клинком, которого не было у него на поясе. Но в сарае никого больше не оказалось. "Уже четвертый день он обходится без еды", - думал Алек под стук колес. Вялый, с запавшими глазами, Серегил, однако, держался гораздо лучше, чем Алек ожидал; то есть физически - что касается его странного поведения, оно становилось все более пугающим. Сегодня он сидел в тележке, сгорбившись, как старик, равнодушный ко всему за исключением моментов напряженной бдительности. Тогда в его глазах появлялся яростный блеск, а кулаки сжимались с такой силой, что, казалось, кости вот-вот прорвут кожу. Это новое его состояние, в совокупности со странными происшествиями прошлой ночи, ничего хорошего не предвещало. Алек начал, признавался он себе, бояться не только за Серегила, но и его самого. Предыдущей ночью он собирался бодрствовать, но усталость последних дней навалилась на него, и он уснул. Проснувшись посреди ночи, он обнаружил Серегила, сидевшего, пригнувшись, не более чем в футе от него; глаза того горели в темноте, как у кошки, дыхание было таким шумным, что почти походило на рычание. В полной неподвижности он пристально смотрел на Алека. Алек не знал, как долго они, замерев, смотрели друг на друга, но Серегил наконец отвернулся и бросился ничком на солому. Остаток ночи Алек провел, наблюдая за ним с безопасного расстояния. Утром ни один из них не заговаривал о происшествии. Алек не был уверен, помнит ли о нем Серегил вообще. Однако случившееся, вкупе с нервной настороженностью на протяжении дня, укрепило его решимость не смыкать глаз до тех пор, пока он не сможет надежно запереть своего спутника в каюте корабля. Однако сидя вместе с ним в тележке и глядя на него при свете дня, Алек не мог не видеть, как сильно страдает Серегил. Сунув руку под сиденье, он вытащил одно из их потрепанных одеял и накинул на плечи Серегила. - Ты не очень хорошо выглядишь. - Ты тоже, - прохрипел тот сухими губами. - Если мы будем ехать и ночью, может, доберемся до Кестона завтра к середине дня. Наверное, я смогу какое-то время править, чтобы ты поспал. - Да нет, я прекрасно справлюсь, - поспешно ответил Алек. Слишком поспешно: Серегил отвернулся и снова погрузился в мрачное молчание. Ощущение преследования становилось все сильнее. Теперь уже Серегилу удавалось более отчетливо разглядеть то, что гналось за ним: то движение на горизонте, то темную фигуру, мгновенно исчезающую из поля зрения Когда полдень миновал, Серегил вздрогнул так сильно, что Алек положил руку ему на плечо. - Что с тобой? - спросил он. - Такое случается все чаще со вчерашнего дня. - Нет, ничего, - пробормотал Серегил; на этот раз он был уверен: он на самом деле видел кого-то на дороге далеко позади. Вскоре после этого, перевалив через гребень холма, они встретили похоронную процессию адептов Далны. Несколько хорошо одетых мужчин и женщин и двое детей стояли у дороги, распевая гимн и глядя, как молодой пахарь гонит вола по голому полю. Замерзшая земля с трудом поддавалась лемеху плуга. За пахарем шла пожилая женщина, кидая пригоршни пепла из деревянной чаши в свежую борозду. Когда последний пепел был рассеян, она тщательно протерла чашу горстью земли и высыпала ее тоже. Пахарь развернул вола и медленно повел его обратно, засыпая борозду. Легкий снежок начал падать на поле и людей, когда Алек и Серегил проезжали мимо них в своей тележке. - Здесь делают все так же, как и у нас на севере, -сказал Алек. Серегил равнодушно оглянулся. - Я имею в виду, запахивают пепел умерших в землю. И гимн, который они пели, был тот же самый. - Я не заметил. Что за гимн? Обрадованный тем, что его спутник проявляет интерес хоть к чему-то, Алек запел: Все блага, что щедрой рукою, о Дална, Создатель могучий, при жизни даруешь ты людям, В день смерти тебе возвращаем и сами становимся частью творенья великого бога. Прими же умершего в лоно твоей земли плодородной, пусть новая жизнь весною взойдет на полях из пепла. Так пусть же и в сев, и на жатве умершего мы не забудем! Ничто не теряется в мире, который ты создал, о Дална. Серегил кивнул: - Я слышал этот... - Он резко оборвал фразу, схватил вожжи и натянул их, останавливая пони. - Клянусь Четьеркой, посмотри туда! - вскрикнул он, отчаянным жестом указывая в поле слева от дороги. Высокая, одетая в черное фигура стояла меньше чем в сотне ярдов от них. - Куда? Что там? - Прямо перед тобой! - свистящим шепотом ответил Серегил. Даже на расстоянии полета стрелы Серегил мог различить какую- то ужасную неправильность в облике этого существа, какое-то жуткое нарушение пропорций, и это испугало его больше, чем очевидный факт: Алек никого не видел. - Кто ты? - крикнул Серегил, испытывая скорее ужас, чем гнев. Темная фигура молча повернулась к нему, низко поклонилась и начала какой-то гротескный танец, подпрыгивая и кружась; это выглядело бы смешным, если бы не было таким отвратительным. Серегил почувствовал, как все его тело онемело от этого зрелища. Дрожа, он сунул вожжи в руки Алека. - Скорее уедем отсюда! Алек, не задавая вопросов, хлестнул пони. Когда Серегил оглянулся, зловещее видение исчезло. - Что все-таки случилось? - громко спросил Алек, перекрикивая тарахтенье тележки. Все еще дрожа, Серегил вцепился руками в сиденье и ничего не ответил. Когда через несколько мгновений он поднял глаза, существо шествовало по дороге перед тележкой. Теперь Серегил разглядел, что оно было выше человеческого роста: расстояние между плечами и головой оказалось слишком велико, а между бедрами и плечами - слишком мало; руки были ужасно длинными, их движения неуклюжими, но мощными. Существо оглянулось через покатое плечо и поманило Серегила, как будто торопя его к какой-то цели. - Посмотри туда! - воскликнул Серегил помимо воли, хватая Алека за плечо и показывая вперед. - Тот, в черном! Клянусь глазами Билайри, теперь-то ты должен его видеть! - Но я не вижу ничего! - ответил Алек, и в голосе его прозвучал страх. Серегил отпустил его и прорычал: - Ты что, ослеп? Оно высокое, как... Но в этот момент существо исчезло, помахав на прощание рукой. Серегила окатила ледяная волна ужаса. Весь остаток сумрачного дня его мучитель играл с Серегилом в зловещие прятки. То Серегил видел его вдали, кружащегося и прыгающего посреди чистого поля, то секундой позже он оказывался на дороге и шагал рядом с тележкой, так близко, что его можно было коснуться рукой. Им встретился отряд майсенской милиции, и Серегил смотрел, как существо лавирует между всадниками, не замечаемое ими, а через несколько минут оно проехало мимо тележки, усевшись на крыше встречного крестьянского фургона. Алек явно не мог его видеть, и Серегил скоро оставил попытки привлечь внимание юноши. Что бы ни означало видение, оно было предназначено ему одному. Самое худшее началось, когда солнце скрылось за горизонтом. Серегил не видел призрака уже около получаса, когда вдруг его коснулось дуновение леденящего холода. Шатаясь, он вскочил на ноги в тележке и увидел тварь, сидящую на заднем сиденье; руки ее были простерты вперед, как будто хотели прижать Алека и его самого к груди. Один из черных рукавов даже коснулся головы Алека. И тут оно рассмеялось. Издевательское хихиканье донеслось из глубины черного капюшона, и вместе с ним Серегила обдало такое зловоние склепа, что пустой желудок ощутил позыв к рвоте. Серегил попытался вырвать у Алека его рапиру. Сделав очевидный вывод, что Серегил окончательно лишился рассудка, Алек начал с ним бороться, и оба они вывалились из тележки и тяжело упали на землю. Пони продолжал идти, потом остановился. Подняв глаза, Серегил обнаружил, что тележка пуста. Он с трудом встал на ноги, задыхаясь и прижав руки к груди. - Посмотри на меня! - сердито потребовал Алек, тоже поднимаясь и встряхивая Серегила за плечи. - Не обращай внимания на пони. он никуда не уйдет. Ты должен объяснить мне, что происходит. Я ведь хочу помочь тебе, Серегил, но, черт возьми, ты же мне ничего не говоришь! Серегил медленно потряс головой, все еще глядя через плечо на тележку. - Нужно свернуть с дороги, прежде чем стемнеет! - прошептал он. - Аура Элустри малрей... - Скажи мне, что ты видел! - воскликнул Алек, в отчаянии снова встряхивая его. Глаза Серегила наконец остановились на Алеке, и он вцепился в тунику юноши. - Мы должны свернуть с дороги! Алек долго смотрел на него, потом безнадежно покачал головой. - Свернем, - пообещал он. В сумерках они добрались до обветшалой придорожной гостиницы. Ноги Серегила подкосились, когда он слезал с тележки, и Алеку пришлось помочь ему дойти до дома. - Мне нужна комната. Нет, две комнаты, - отрывисто бросил Алек трактирщику. - Вверх по лестнице, - ответил тот и с беспокойством взглянул на Серегила: - Твой приятель не болен ли? - Не настолько болен, чтобы это нельзя было уладить деньгами, - выжал из себя улыбку Серегил. От него потребовалось напряжение всех сил, чтобы эти слова прозвучали убедительно, и, как только они оказались одни, он тяжело оперся на Алека. Он неожиданно ощутил себя таким усталым! Он уже почти уснул, когда Алек опустил его на кровать. Серегил засыпал, просыпался, снова засыпал. Какое-то время рядом был Алек; парень пытался напоить его, но пить не хотелось, хотелось только отдохнуть. Наконец Алек ушел, и Серегил расслышал, как в замке повернулся ключ. Это было очень странно, но он был слишком сонным, чтобы думать... Повернувшись на бок, Серегил провалился в мутные глубины сна. Через некоторое время он проснулся, дрожа. В комнате стало холодно, и Алек сталкивал его с кровати, толкая острым локтем в спину. Повертевшись, Серегил отвоевал себе какое-то место на постели, но все-таки было слишком холодно, чтобы снова уснуть. Может быть, окно открылось? Да и было ли в комнате окно? Серегилу казалось, что не было. Наконец Серегил не выдержал и открыл глаза, чтобы посмотреть, в чем дело. Оказалось, что ночник все еще горит. - Черт возьми, Алек, подвинься... - Слова замерли у него на языке. К нему прижимался вовсе не Алек, а его мучитель, черное привидение. Оно лежало кверху лицом, сложив руки на груди в ужасающей пародии на приготовленный к погребению труп. Оно было абсолютно неподвижно, и Серегил заставил себя передвинуться к ногам кровати, потом спустил ноги на пол. Слишком поздно он вспомнил щелчок ключа в замке: он был заперт. - Алек! Алек, помоги! - закричал он, стуча в дверь. Слепая паника сжала его грудь, как железные оковы. - Никто тебя не услышит. Голос твари походил на завывание ветра в голых ветвях - саркастический, нечеловеческий, олицетворение безнадежности. Серегил обернулся и увидел, как существо село на кровати странным механическим движением, как будто сложился нож. Потом таким же неестественным образом оно встало. Казалось, огромная фигура занимает всю тесную каморку. Серегил попытался закричать опять, но ни единого звука не сорвалось с его губ. - Теперь он не может помочь тебе. - От привидения шли волны леденящего холода и тот же самый гнусный запах. - Что ты такое? - спросил Серегил полупридушенным шепотом. Привидение сделало шаг в его сторону, сразу вдвое уменьшив расстояние между ними. - Ты здорово заставил погоняться за тобой, - раздался тихий стонущий голос. - Но тебе не скрыться, таким, как ты, нет прощения. Серегил прижался к стене и обвел глазами комнату в надежде найти убежище. Спрятаться было негде. - Чего ты от меня хочешь? - Разве ты не знаешь? Должно быть, грустно умирать в неведении. Но мы едины. Ты вор, Серегил из Ауренена, и мы хотим получить обратно то, что ты украл. Тебе больше не удастся скрываться от нас. - Скажи мне, что это! - потребовал Серегил. Гнев и отчаяние немного потеснили страх, и к нему вернулись остатки сил. Вытянув вперед руки, ужасная тварь обдала его снова запахом тления. Он умрет, понял Серегил. Умирать, не узнав, за что, казалось ужасной несправедливостью. Привидение снова засмеялось и потянулось к нему, и звук этого смеха окончательно погрузил Серегила в пучины безумия. - Нет! - зарычал он и кинулся на противника. На долю секунды его руки, казалось, сомкнулись на нечеловеческом теле, потом он врезался в стену комнаты. Когда он обернулся, тварь стояла у двери. Прежний приступ кровожадной ярости обрушился на Серегила. На этот раз он приветствовал его, ту силу, которую давал гнев. Он жаждал крови и исходил ненавистью, когда снова кинулся на черное существо. Ночник оказался опрокинут и погас, но Серегил и в темноте нашел врага, ощущая его по источаемому холоду; тварь снова и снова ускользала от него. Неожиданно пальцы Серегила сомкнулись на чем-то материальном. Он усилил хватку, стремясь стиснуть горло врага. Тот словно играл с ним, позволяя нападать, но не нанося ответных ударов. Однако игра длилась недолго. Огромные когти внезапно вонзились в его грудь, мир взорвался ослепительной вспышкой боли, и сознание Серегила милосердно угасло. Полузадушенный, Алек лежал на холодном полу рядом с Серегилом. В темноте он не мог разглядеть, что случилось с его рукой, но болела она ужасно. - Что там творится? - раздался сердитый голос хозяина из другого конца коридора. - Я не потерплю этих безобразий посреди ночи, слышите! - Принеси свечу, быстро! - задыхаясь, прохрипел Алек, поднимаясь на колени с помощью одной руки. Трактирщик появился в дверях, сжимая в одной руке свечу, в другой - суковатую дубинку. - Вы шумите так, как будто кого-то убивают... Он замер на месте, когда свет упал на Серегила и Алека. Серегил лежал без сознания, его грудь и шея были залиты кровью. Алек подумал, что и сам он, пожалуй, выглядит не лучше. Из носа, разбитого Серегилом, текла кровь, лицо и горло покрывали глубокие царапины. Согнув левую руку, Алек увидел посередине ладони вспухший круглый ожог. - Опусти свечу пониже, - попросил он. Встав на колени рядом с Серегилом, он удостоверился, что его друг еще дышит, потом распахнул ворот его рубашки и охнул в ужасе. Тогда на "Стремительном" он видел покраснение на груди Серегила. Теперь на его месте была кровавая рана. Подняв свою пульсирующую болью руку к свету, Алек обнаружил, что рана и ожог на ладони - в точности одинаковой формы и размера. На полу рядом с Серегилом валялся деревянный диск, бесполезная безделушка, которую Серегил украл в доме мэра, считая, что такой мелочи никто не хватится. Осторожно подняв его за обрывок кожаного ремешка, Алек сравнил диск с раной на груди Серегила и с ожогом на собственной руке. Соответствие было полное. Приглядевшись внимательнее, Алек даже смог разглядеть отпечаток квадратного отверстия посередине. "Оно же все время было у нас перед глазами, - подумал он горько. - Как мог он не заметить? И почему я не понимал?.." Алека разбудил грохот в комнате Серегила, и он пошел посмотреть, в чем дело. В спешке он не захватил лампу и отчаянно ругал себя за это, потому что никак не мог попасть ключом в замочную скважину. В коридоре было темно, в комнате, когда он все же отпер дверь, еще темнее. Хотя Алек и слышал шум, он оказался совсем не готов к нападению, которому подвергся, как только переступил через порог. Когда ледяные пальцы Серегила стиснули его горло, единственной мыслью Алека было - как защититься, не причинив вреда другу. Он пытался получше ухватить тунику Серегила, чтобы оттащить его от себя, когда его рука скользнула по груди Серегила и нащупала кожаный ремешок. Алек потянул за ремешок, потом почувствовал, как он выскользнул из руки - Серегил в этот момент откинулся назад, - и тут пришла эта ужасная боль. - Что все это значит? - потребовал объяснений трактирщик, заглядывая через плечо Алека. Потом он попятился. делая знаки, отвращающие зло. - Ты убил его при помощи колдовства! Алек убрал диск. - Он не умер. Вернись и посвети мне. Но хозяин уже убежал. Ругаясь сквозь зубы, Алек на ощупь добрался до своей комнаты и высек огонь. Что ему делать с этим проклятым диском? Сжечь в печке казалось самым мудрым, но сомнение остановило Алека: Серегил счел диск достаточно ценным для того, чтобы украсть, а потом говорил, что обязательно хочет доставить его в Римини. Не прикасаясь к диску и держа его за ремешок, Алек нашел в сумке старую тунику Серегила и завернул в нее безделушку. Засунув сверток на самое дно мешка, он отнес их вещи вниз и поспешил обратно за Серегилом. Трактирщик и его семья забаррикадировались в кладовке и, несмотря на уверения и просьбы Алека, отказывались выйти. В конце концов Алеку пришлось нести Серегила по лестнице одному, взвалив бесчувственное тело на плечи, как тушу убитого оленя. Добравшись до кухни, он положил Серегила на стол и вернулся к кладовке. - Эй вы там! - крикнул он сквозь дверь. - Мне нужны припасы. Я оставлю деньги на каминной полке. - Ответа не последовало. На столе в подсвечнике стояла свеча. Алек зажег ее угольком из остывающего очага и стал искать еду. Большая часть продовольствия хранилась в той самой кладовке, где заперлись трактирщик и его домочадцы, но ему все же удалось обнаружить миску с крутыми яйцами, бутылку бренди, кусок хорошего майсенского сыра, каравай свежего хлеба и мешок яблок. Отправившись к колодцу за водой, он обнаружил там кувшин молока, спущенный вниз, чтобы молоко не прокисло. Алек присоединил его к своей добыче. Сложив припасы под сиденье тележки, Алек из своих одеял и нескольких, прихваченных в гостинице, соорудил что-то вроде постели. Когда все было готово, он уложил Серегила и старательно закутал его. Если бы не затрудненное дыхание, Серегил казался бы мертвецом. - Что ж, ему не станет лучше, если мы задержимся здесь, - мрачно пробормотал Алек, хлестнув пони вожжами. - Я обещал ему, что мы отправимся в Римини, и мы туда отправимся. ГЛАВА 12. в одиночестве Спят ли мертвецы? Какая-то крохотная часть его сознания чувствовала, как проходит время. Что-то менялось, только что? Очень постепенно он начинал воспринимать боль, но ощущение было слабым, как будто доходящим с огромного расстояния. Как странно... Вместе с болью начали возвращаться и запахи: запахи болезни, неблагополучия, его собственного немытого тела, от которых его чистоплотная натура стала страдать сразу же, как вернулась способность обонять. Может быть, он все-таки не мертв? Он не мог найти ни объяснения своему теперешнему состоянию, ни хоть какой- нибудь зацепки, которая позволила бы вспомнить прошлое; даже боль снова куда-то исчезла. Безмолвно и безрезультатно он приказывал ей вернуться. Он был один. И одиночество... Алек ехал так быстро, как только мог, желая во что бы то ни стало добраться до порта к следующему дню. Он останавливался лишь ради того, чтобы дать отдых пони и перевязать рану Серегила. Ожог на его собственной руке отдавался болью до самого локтя, но уже подсыхал Рана же Серегила, когда он осмотрел ее при дневном свете, оказалась воспаленной и начинающей гноиться. Алек зашел в первый же крестьянский дом, мимо которого ехал, в надежде выпросить какие-нибудь целебные травы и чистое полотно для перевязки. Старая женщина, которая открыла ему дверь, бросила единственный взгляд на Серегила и сразу же отправилась на кухню за корзинкой, в которой оказались мазь из зверобоя, листья алоэ, чистые льняные тряпки, бутылка с отваром коры ивы, молоко, сыр, свежий хлеб и полдюжины яблок. - Я... Я не смогу заплатить тебе, - пробормотал Алек, смутившись от такой щедрости. Крестьянка улыбнулась и похлопала его по руке. - И не надо, - сказала она с сильным майсенским акцентом. - Создатель замечает любое доброе дело. Поля сменились пологими холмами, когда тележка стала приближаться к Кестону. К середине следующего дня путники оказались в более населенных местах. Ветер здесь пах иначе. Ветер нес влагу, но к тому же и еще какой- то незнакомый Алеку запах. В воздухе кувыркались чайки, гораздо более крупные, чем те черноголовые птицы, которых Алек видел на Черном озере. У этих были желтые клювы и серые крылья с черной каймой. Огромные стаи птиц пролетали над головой или искали пропитание на убранных полях и мусорных кучах. Перевалив через гряду холмов, Алек увидел в отдалении то, что могло быть только морем. Пораженный, он остановил пони и долго глядел на открывшуюся картину. Первые оранжевые лучи заката протянули сверкающую дорожку по зеленовато-серебристым волнам. Несколько островов лежали недалеко от берега, как пригоршня кубиков, брошенных ребенком, - некоторые покрытые деревьями, другие - просто голые скалы. Дорога петляла, спускаясь к берегу, и вела к городу, раскинувшемуся по берегам широкой бухты. - Ты, должно быть, житель далеких от моря мест, - обратился к Алеку старый жестянщик, поравнявшись с тележкой. Сухонький кривоногий старичок сгибался почти вдвое под тяжестью большого мешка, из-под полей потрепанной шляпы выглядывало лицо, темное от небритой щетины и дорожной пыли. - Ты смотришь на море так, будто видишь его первый раз в жизни. Такой разинутый от удивления рот может принадлежать только сухопутному жителю. - Старик хрипло засмеялся. - Это больше всего, что я видел! - А вот когда окажешься далеко от берега, оно покажется еще больше, - сказал жестянщик. - В молодости я был моряком, пока акула не пообедала моей ногой. Откинув в сторону полу запыленного плаща, он показал Алеку на деревяшку, привязанную к культе левой ноги. Она была искусно вырезана, так что напоминала настоящую ногу, и даже заканчивалась деревянным башмаком, в точности таким же, как и на здоровой конечности. - Как походишь целый день, так уж и не знаешь, какая нога больше болит. Не подвезешь ли попутчика до города? - Забирайся. - Алек протянул руку, чтобы помочь старику. - Очень тебе обязан. Ханнок из Бритии, к твоим услугам, - представился жестянщик, усаживаясь. Последовала вопросительная пауза. - Арен... Арен Силверлиф. - Алек почувствовал себя глупо, назвавшись старику вымышленным именем, но это уже стало привычкой. Ханнок коснулся пальцем полей шляпы. - Рад познакомиться. Арен. Что случилось с твоим другом? - Упал и поранился, - быстро ответил Алек. - Скажи, ты хорошо знаешь Кестон? - Еще бы. Чем я могу тебе помочь там? - Мне нужно продать эту тележку и найти корабль, который довезет нас до Римини. - Римини? - Старик потер заросший подбородок. - Клянусь Старым Мореходом, тебе повезет, если вообще удастся найти судно, отправляющееся в Римини, когда зима на носу. И это обойдется дорого, много дороже, чем ты сможешь выручить за эту развалюху и твоего одра. Но не грусти, сынок. У с