, он обнаружил подобные же изображения - розу, корону, орла, крошечного единорога - как бы подпись мастера. На некоторых больших полотнищах таких знаков было несколько в ряд. Алек наклонился, чтобы разглядеть их получше, и в этот момент ощутил какое-то движение у себя за спиной. Юноша повернулся, ожидая увидеть старого дворецкого и снова встретить его подозрительный взгляд. В холле никого не было. Наверное, это просто сквозняк, подумал Алек, еще раз пристально оглядывая холл. С другой стороны, любой из больших гобеленов мог скрывать проход. Как бы то ни было, юноша внезапно почувствовал себя неуютно: за ним, похоже, наблюдали. Не будучи уверенным, то ли это просто воображение, то ли предупреждение обостренных чувств, Алек на всякий случай постарался выглядеть просто безобидным деревенским парнишкой. Скоро появился дворецкий и объявил выход своей госпожи, благородной Кассарии-а-Мойриан. Женщина быстро вошла следом, натягивая охотничьи перчатки. Ей было за сорок, широкое лицо казалось суровым, держала она себя высокомерно. Алек неуклюже поклонился. - Что за разговоры насчет благородного Теукроса? - нетерпеливо спросила Кассария. - У меня послание для него, госпожа... - начал Алек, показывая свиток. - Да, да, - оборвала она его. - Но почему тебе взбрело в голову искать его здесь? - Э-э... Я первым делом отправился к нему домой, госпожа, - промямлил юноша, - и благородная Алтия сказала, что он должен был провести ночь здесь. Больше я ничего не знаю. - Боги, это меня тревожит! - обеспокоенно воскликнула женщина. - Он не появлялся здесь и даже не предупредил, что собирается приехать. Ты никого не встретил по дороге сюда? - Нет. госпожа. - честно ответил Алек. - Как странно! Я должна немедленно известить Алтию. Ты можешь отвезти ей мое письмо, мальчик. Кстати, кто тебя послал? - Господин Верик с Полотняной улицы, - ответил Алек. Серегил снабдил его и именем, и описанием: Верик был богатым купцом, который вел совместное с Теукросом дело. - Что ж, прекрасно. Я сейчас напишу записку. - Приняв решение, Кассария обернулась к дворецкому. - Иллистер, отведи мальчика на кухню. За свои труды он должен получить хоть что-то горячее на завтрак. Иллистер поручил Алека другому слуге, и они вышли через заднюю дверь. - Что за старый сухарь, - сказал тому Алек, когда дворецкий уже не мог его слышать. - Не тебе, деревенщина, судить, - с важным видом оборвал его слуга. Миновав несколько грядок с овощами и огромный черный котел, кипевший на костре, они добрались до двери кухни. Внутри две женщины месили тесто в деревянных кадушках и сажали в печь хлебы. - Кора, госпожа велела накормить мальчишку-посыльного, - бросил слуга. - И присмотри, чтобы он никуда не делся, пока его не позовут. - Как будто у нас сегодня мало работы! Мы же по горло в муке, - проворчала высокая повариха, откидывая со лба выбившуюся прядь волос. - Стеми! Эй, Стеми! Куда ты подевалась, чтоб тебе пусто было! Костлявая девушка лет семнадцати с изрытым оспой лицом появилась из кладовки, прижимая к себе огромный окорок. - Что, тетушка? Я собиралась поставить вариться ветчину, как ты велела. - Пока отложи и дай этому парню чего-нибудь поесть. Пусть сядет в уголке за печью. В кладовке давно стоят остатки пирога с крольчатиной. Для него сойдет. Алек покорно отправился в закуток за печью. Скоро все, кроме некрасивой Стеми, перестали обращать на него внимание. Девушка казалась единственным дружелюбным человеком в замке. - Подожди, пока я разогрею, - сказала она юноше, ставя на огонь горшок с остатками вчерашнего обеда. - Не хочешь ли кружечку пива к завтраку? - Да, пожалуйста. От Римини сюда не близкая дорога. - От Римини, говоришь? - тихо воскликнула девушка, бросая на свою тетку боязливый взгляд. - Боги, чего бы я только не отдала, чтобы найти работу в городе! Но ты тоже говоришь, как деревенский. Как это тебе удалось? - Получить там место, имеешь ты в виду? Ну, тут особенно нечего рассказывать, - запинаясь, пробормотал Алек. Да будет к нему милостив Создатель, он ведь должен играть роль простого посыльного! Никому из них и в голову не пришло, что потребуется придумывать детальную легенду. - Господин Верик знал моего отца, вот и все. - Повезло тебе. А я как родилась здесь, так и застряла в этой глуши, только и вижу те же лица день за днем. - Ее мозолистая рука коснулась его руки, когда девушка потянулась, чтобы помешать угли, и красные пятна вспыхнули на худых щеках. - Как тебя зовут, незнакомец? - Элрид. Элрид с Полотняной улицы, - ответил Алек, заметивший, и как она покраснела, и как стала теребить бусинку, висевшую на красной тесемке вокруг шеи. Это был обычный для деревенских девушек приворотный талисман. - Что ж, Элрид с Полотняной улицы, очень приятно увидеть нового человека, да еще кого-то, кому не нужно все время прислуживать, - добавила Стеми, закатывая глаза. - У госпожи Кассарии часто бывают гости? - Да, только все равно всегда одни и те же лица. Мне сегодня опять полночи пришлось отбиваться от лакея благородного Галвейна. И почему это всегда вольничает именно тот, на кого глаза бы не глядели? Это замечание и ласковый взгляд ясно показали Алеку, какого мнения девушка о нем. - Ты бы занялась наконец ветчиной, Стеми, - ворчливо прервала ее тетка. - Этот парень совсем взрослый, его не нужно кормить с ложечки. Ну-ка отправляйся! И нечего считать ворон! Выразительно подняв глаза к небу, Стеми взяла окорок и понесла его во двор. Быстро проглотив чуть теплое варево под неодобрительным взглядом Коры, Алек даже почувствовал облегчение, когда за ним явился Иллистер. Старик с мрачным видом вручил ему свиток и серебряную монету. - Позаботься, чтобы письмо попало в собственные руки госпожи Алтии, парень. Твою лошадь конюх напоил. А теперь отправляйся! Сжимая в руке письмо, Алек галопом проскакал по дороге полмили, потом свернул в лес и направился туда, где его ждали Серегил и Микам. - Ну что? - Я говорил с госпожой Кассарией. Она уверяет, что Теукрос не приезжал сюда, да и не собирался. То же самое сказал и привратник, когда открыл мне ворота. - Но ведь она не стала притворяться, что незнакома с Теукросом? - спросил Микам. - Нет, она просто была удивлена и немного встревожена. Она поручила мне отвезти это письмо. Серегил вскрыл печати кинжалом и прочел послание. - Ничего необычного. Она шлет привет и выражает надежду, что супруг госпожи Алтии скоро найдется. Никаких иносказаний или шифра. - Она еще спрашивала меня, не видел ли я кого на дороге утром, - вспомнил Алек. - В этом тоже ничего подозрительного, - ответил Микам. - А как тебе показался замок? - Я видел только холл, кухню и немножко - двор. У Кассарии, однако, гости. Я заметил двух оседланных лошадей, а служанка упомянула благородного Галвейна. - Молодец, - хлопнул его по плечу Серегил. - А что насчет самой Кассарии и ее людей? - Она была достаточно любезна, пожалуй. Послала меня на кухню, чтобы я поел, пока она пишет письмо. Ну а слуги - другое дело. Обращались со мной так, словно я грязь под ногами. Иллистер, дворецкий, явно решил, что я явился, только чтобы украсть серебряную чашу да испачкать ковры. Повариха вела себя так же. Дружелюбна была только судомойка. - Стала на тебя засматриваться, верно? - спросил Микам, многозначительно подмигнув. - Думаю, она просто чувствует себя одинокой, да и неудивительно. Спрашивала, как мне удалось найти место в городе. Тут мне пришлось что-то придумать, но... - Погоди-ка, - прервал его Серегил. - Эта девчонка, что строила тебе глазки... Имя ее ты узнал? - Стеми. Она племянница поварихи. Серегил одобрительно похлопал его по плечу: - Здорово сработано! Если нам когда-нибудь понадобится ключ к задней двери, Стеми может пригодиться. - А все-таки, что нам теперь делать? - спросил Микам. - Алек ведь не может отправиться ухаживать за девушкой, когда считается, что он скачет во весь опор в Римини. - В том-то и дело. - Серегил провел рукой по волосам и, наткнувшись на коротко подстриженные кудри Теро, сморщился. - Мы пока что не имеем доказательств, кроме предположения Алека, что бумаги вообще попали к Кассарии. Служанка Бариена могла и забрать их у посланца Теукроса, когда они встретились в таверне. - Это не так, судя по тому, что я слышал, - упрямо стоял на своем Алек, хотя теперь сомнения начинали одолевать и его. - Ты же слышал всего несколько слов. Неразумно строить теорию, имея так мало данных. Ты можешь в результате зайти в тупик. - А что ты думаешь насчет лошадей, которых я видел во дворе? - Среди них была белая? - Э-э... нет. Но Теукрос мог приказать оседлать себе другую. - И вернуться домой на чужом коне? - скептически поднял бровь Серегил. - Зачем это ему, если он и так не собирается скрывать, куда ездил? - Но ведь мы же своими глазами видели, как Теукрос прошлой ночью куда-то поскакал, - настаивал Алек. - И он сказал жене, что едет сюда. - Может быть, это ложь, прикрывающая его истинные намерения, - предположил Серегил. - Откуда нам знать, что он сказал жене правду? - Может быть, стоит вернуться в город и узнать, что там откопал Нисандер? - предложил Микам. - Ты предлагаешь просто взять и уехать отсюда? - спросил Алек. Что бы там ни обнаружил Нисандер, а в замке Кассарии Алек побывал сам, и обстановка там ему не понравилась. - Пока что, - ответил Серегил, направляясь к лошадям, - ты хорошо потрудился. Если это и не даст ничего больше, для тебя такая практика очень полезна. Полный разочарования, Алек бросил последний взгляд на вздымающийся над ущельем замок и поскакал за остальными. ГЛАВА 32. неприятный сюрприз Когда через несколько часов они подъехали к городским воротам, Серегил первым заметил, что число стражников удвоилось. - Что-то случилось, - пробормотал он, оказавшись вместе со своими спутниками на заполненной народом площади. - Тут ты прав, - ответил Микам, озираясь. - Нужно узнать, в чем дело. Всюду люди, сбившись в тесные кучки, что-то обсуждали; говорили они тихо, все лица были серьезны. Пользуясь тем, что старшие не обращают на них внимания, стайки детей носились между лавками и лотками, дразня друг друга и подбивая приятелей стащить с прилавка сладости, пока торговец не смотрит. Подъехав к одной такой группе горожан, Микам откинул плащ, чтобы была видна его красная ливрея Дома Орески, и обратился к какой-то женщине: - Меня не было в городе. О чем это все шепчутся? - О наместнике, - со слезами ответила женщина. - Благородный Бариен убит, бедняжечка! Алек от изумления шумно втянул воздух. - Ох, свет Иллиора! Как же такое случилось! - Никто точно не знает, - ответила женщина, вытирая глаза концом передника. - Его убили! - воскликнул стоявший рядом здоровяк. - Это поганых пленимарцев дело, вот увидите! - Да заткнись ты, Фаркус! Нечего слухи распускать, - оборвал его сосед, с подозрением покосившись на ливрею Микама. - Не знает он ничего, господин. Все мы только слышали, что наместника сегодня утром нашли мертвым. - Премного благодарен, - сказал им Микам, отъезжая. Путники галопом поскакали к Дому Орески. Бледный, но спокойный Нисандер открыл им дверь в башню. - Мы слышали, что Бариен мертв. Что случилось? - спросил Серегил. Нисандер прошел к столу и сел, сцепив руки на исцарапанной и покрытой пятнами поверхности. - Похоже, что это самоубийство. - Похоже? - Серегил чувствовал, какая буря эмоций скрывается за внешней бесстрастностью друга, но не мог прочесть его мысли. - Когда его нашли, он лежал в постели со вскрытыми венами, - продолжал Нисандер. - Кровь пропитала матрац. Ничего не было заметно, пока не откинули одеяло. - Тебе удалось поговорить с ним вчера вечером? - спросил Алек. Нисандер с горечью покачал головой: - Нет. Он уже лег, когда я приехал. Действительно, было поздно, и я не опасался, что он сбежит. Так что я... - Оборвав фразу, он протянул Микаму пергамент. - Думаю, когда я заглядывал, он как раз писал вот это. Прочти всем, пожалуйста. Последнее короткое послание Бариена было таким же деловым, как и тысячи документов государственной важности, составленные им на протяжении долгой карьеры. Почерк был тверд, ровные строчки бежали по листу без помарок, без клякс; писавший это не колебался. "Моя царица, - прочел Микам, - знай, что я. Бариен-и-Жал Камерис Витуллиен, в последние годы моей тебе службы совершил гнусное предательство. Мои действия были намеренными, осознанными и непростительными. Я не пытаюсь оправдаться, лишь молю тебя поверить: умер я, будучи верен своей царице. Бариен, предатель". - Клянусь глазами Иллиора, как я мог быть таким глупцом? - простонал Нисандер, закрывая лицо руками. - Но это же ничего не доказывает! - огорченно воскликнул Серегил. - Ни подробностей, ни имен - вообще ничего определенного! - Идрилейн ведь знает о нашем расследовании. Думаю, она поняла, что значит это письмо, - ответил маг. - Что ж, прекрасно, - резко сказал Серегил, поднимаясь и начиная шагать из угла в угол, - если только она вдруг не задумается о том, почему он умер сразу же после того, как началось расследование. А что, если она начнет сомневаться: не предан ли ты больше мне, чем ей? Ведь мое тело все еще в Красной башне, знаешь ли, и я хотел бы получить его обратно в целости и сохранности. Микам снова посмотрел на записку Бариена: - А не может ли это быть подделкой? Клянусь пламенем Сакора, мы наступили на хвост банде самых ловких мошенников в Римини. - И что насчет Теукроса? - вступил в разговор Алек. - Мы же только от его жены знаем - да и то Кассария говорит обратное. - что он вообще собирался посетить замок. Вместо этого он мог отправиться к Бариену. Ему легко было бы проникнуть в дом - он же родня. А потом он убивает дядюшку, оставляет записку и скрывается. Я ведь говорил вам: Бариен за что-то очень на него гневался. Нисандер покачал головой: - Ни на теле Бариена, ни в комнате нет следов насилия, да и колдовства тоже. - А на дверях? - поинтересовался Серегил. - Все были заперты изнутри. Что же касается исчезновения Теукроса, если такой человек, как Бариен, счел бы, что племянник опозорил семью, то он вполне мог и сам позаботиться об устранении молодого человека - последнем долге перед семьей. Таких примеров среди аристократии сколько угодно. Но факт остается фактом: о чем бы они ни спорили накануне вечером, это наверняка сыграло роль в смерти Бариена. - Что слышно про Форию? - спросил Микам. - Похоже, она одна из последних видела Бариена живым и к тому же посещала его по его приглашению. С ней кто-нибудь говорил об этом? - Как объявлено, наследная принцесса в глубоком трауре и ни с кем не желает видеться, - ответил Нисандер. - Это звучит довольно расплывчато, - задумчиво произнес Серегил. - Как ты думаешь, она замешана в заговоре? Волшебник, не поднимая глаз, тяжело вздохнул: - Я так не считал - пока не умер Бариен. Теперь же, боюсь, мы должны допустить такую возможность. И если окажется, что так оно и есть, то заниматься этим будем уж никак не мы с тобой. Серегил продолжал беспокойно шагать по комнате. - Так что мы остаемся все перед той же загадкой: один человек мертв, а другой исчез. Скажи, Нисандер, их дома обыскали? Волшебник кивнул: - На вилле Теукроса был найден тайник с немногочисленными поддельными судовыми документами. Там же оказались копии печатей некоторых придворных - включая твою и печати благородного Вардаруса, Бирутуса-и-Толомона, госпожи Ройян-а- Жирини. - Моя и Вардаруса - это понятно, - пробормотал Серегил, рассеянно беря со стола секстант. - А кто такие остальные? Я никогда о них не слышал. - Оба - не особенно знатные мелкие чиновники. Госпожа Ройян - начальница порта Кадумир на Внутреннем море, недалеко от Кротовой Норы. Эта должность - наследственная в ее семье. Молодой Бирутус недавно назначен интендантом - насколько я понимаю, по поставкам мяса в армию. - Не похоже, чтобы это были такие персоны, чтобы из-за них пало правительство, - озадаченно сказал Микам. - И где же эти подделки были найдены? - спросил Серегил, останавливаясь около стола. - Довольно любопытный момент, - ответил Нисандер. - Тайник обнаружили под доской пола в спальне Теукроса. - Под доской пола! - с отвращением воскликнул Серегил. - Клянусь шкурой Билайри, даже самого зеленого воришку этим не проведешь. С тем же успехом можно пришпилить документы к входной двери! Тут какая-то неувязка! Бариен имел, конечно, доступ к государственной печати, но чтобы он доверил ее такому идиоту? Чушь! - Ты же сам говорил, что он обожал своего племянника, - напомнил Алек. Серегил ткнул пальцем в пергамент: - Человек, способный столь хладнокровно написать предсмертную записку, никогда не оказался бы таким простофилей. Попомните мои слова: за этим скрывается много больше, чем видно невооруженным глазом. Все пятеро, находившиеся в комнате, погрузились в молчание, обдумывая противоречивые факты. - А как насчет тех слуг, за которыми мы следили? - наконец спросил Алек. - Да что они могут знать, - буркнул Серегил, все еще не отрывая взгляда от записки. - Ну, насчет девушки не знаю, а тот слуга Теукроса, похоже, знал, куда нужно доставлять подделки. Он ведь предложил их отнести, помнишь? Теукрос еще сказал ему, что отвезет их сам. Остальные вытаращили на него глаза, потом обменялись огорченными взглядами. - Клянусь Светоносным, как мы могли прозевать такую очевидную вещь! - воскликнул Нисандер. - Слуг из обеих резиденций держат пока под стражей. Они должны быть в Красной башне. Пойдемте туда все! - Да будет благословен день, когда я вытащил тебя из той переделки в замке Асенгаи, - засмеялся Серегил, обнимая Алека за плечи и увлекая к двери. Приказ царицы поручал Нисандеру допрос заключенных, и, поскольку Серегил все еще пребывал в теле Теро, никому и в голову не пришло усомниться в его праве сопровождать учителя. Оставив их заниматься этой работой, Алек и Микам отправились узнавать, как дела у настоящего Теро. Случаю было угодно, чтобы на дежурстве оказался тот самый тюремщик, который сопровождал Алека при первом его посещении башни. - Бедняга! - покачал головой сердобольный стражник. - Плохо ему в тюрьме, благородный Алек! В первый день он был еще веселый, настоящий аристократ. А потом вроде как скис. Последние два дня он все больше помалкивает, а уж если и открывает рот, то такого наслушаешься... Доведя посетителей до камеры, тюремщик занял свой пост в конце коридора. - Правила те же, молодой господин. Передавать ничего нельзя. Алек заглянул в окошечко: - Серегил! - Это ты, Алек? - Да, и со мной Микам. К прутьям решетки прижалось бледное лицо, и Алек ощутил знакомое противоречивое чувство: черты и голос принадлежали Серегилу, интонации были не его; общее впечатление оказалось сходным с тем, какое Серегил производил в роли Арена Виндовера. - Как ты тут? - спросил Микам, стоя спиной к тюремщику. - Очень необычные ощущения, - мрачно ответил Теро. - К счастью, меня по большей части оставляют в покое, да и Нисандер прислал несколько книг. - Ты слышал насчет Бариена? - прошептал Алек. - Да. Если честно, то я не уверен... - Хорошие новости! Хорошие новости, благородный Серегил! - перебил его стражник, провожая к двери камеры появившегося пристава. Теро снова прижал лицо к решетке. - Меня освобождают? - Да, да, господин! - Тюремщик поспешно отпер камеру. Встав рядом с дверью, пристав развернул свиток и торжественно прочел: "Благородный Серегил-и-Корит Солун Мерингил Боктерса, проживающий в Римини, с тебя снимается обвинение в измене. Имя твое чисто от подозрений. Милостью царицы, выходи на свободу". - И сказать не могу, как я рад за тебя, господин, - просиял тюремщик. Теро заморгал, попав в относительно светлый коридор. - Уж очень не хотелось бы передавать тебя в руки палачей, как сначала нам говорили. Очень бы было тяжело. - Мне было бы тяжелее, чем тебе, - резко оборвал его Теро и пошел по коридору, не оглядываясь. Тюремщик, подняв брови, взглянул на Алека: - Ты видишь, молодой господин? Алек и Микам догнали Теро около лестницы. - Ты мог бы обойтись с ним и помягче, - сердито прошипел Микам. - В конце концов, считается ведь, что ты благородный Серегил. Теро искоса бросил на них недовольный взгляд: - После двух бесконечных дней общения с крысами и с этими дураками он тоже не был бы особенно любезен. Чтобы соблюсти приличия, они сразу отправились на улицу Колеса. Рансер открыл им дверь со своим обычным бесстрастным выражением. - Меня предупредили, господин, - серьезно сказал он. - Ванна для тебя приготовлена, не соизволишь ли подняться в свои покои? - Спасибо, Рансер, конечно, - ответил Теро, стараясь подражать обычному легкому тону Серегила. - И предупреди меня сразу же, как появится Нисандер. Морщинистое лицо старого слуги мало что выдавало, но Алеку показалось, будто он заметил намек на странную недовольную гримасу, прежде чем тот поковылял на кухню. Прибыв из Красной башни, Нисандер и Серегил нашли остальных за столом, накрытым в спальне хозяина. Оказавшись лицом к лицу впервые после того, как они обменялись телами, Серегил и Теро молча разглядывали друг друга. Серегил медленно обошел вокруг своего второго "я", пораженный тем, как его собственное лицо оказывается способно выражать характерную для Теро настороженность. - Скажи что-нибудь, - не выдержал он наконец, - Мне хочется послушать, как звучит мой голос, когда им пользуется кто-то другой. - С тех пор как ты покинул это тело, оно разговаривало значительно меньше, чем обычно, - ответил Теро. - .Думаю, кстати, что мое горло окажется охрипшим от болтовни, когда я получу его обратно. Серегил повернулся к Алеку: - Ты был прав. Тембр голоса тот же самый, но обороты речи выдают другого человека. Какой интересный феномен! - К сожалению, у нас нет сейчас времени на его изучение, - прервал его Нисандер. - Нужно поскорее вернуть вас в собственные тела. Теро и Серегил взялись за руки со всем нетерпением, которое каждый из них был способен выразить; они стояли неподвижно, пока Нисандер произносил заклинание. Магия никак себя не проявила, но эффект был мгновенным. Оказавшись в собственном теле, Серегил позеленел. Отпустив руку Теро, он, шатаясь, подошел к креслу у камина и упал в него. Алек поспешно наполнил чашу и протянул ее другу. Теро тоже согнулся вдвое и с болезненной гримасой схватился за колено. - Что ты сделал с ним? - вскрикнул он, поднимая подол мантии и разглядывая воспаленный сустав. - Сделал? - Серегил слабо усмехнулся, ловя ртом воздух. - Сколько же неудобств доставило мне твое неуклюжее тело! - Своими длинными пальцами он провел по гладким щекам и коснулся волос. - Клянусь Четверкой, до чего же хорошо вернуть себе свою истинную форму! И к тому же ванна и чистая одежда! Я твой должник, Теро! Правда, думаю, что обилие мыла не доставило тебе удовольствия. - Тебе нечем так уж гордиться, - раздраженно ответил Теро, принимаясь за ужин. Все еще улыбаясь, Серегил подергал завязки рубашки. - Не могу понять, почему ты носишь все такое облегающее, ведь... Алек был единственным, кто заметил, как вдруг изменилось выражение лица Серегила. Прежде чем юноша успел спросить, в чем дело, Серегил поймал его взгляд и незаметно сделал ему знак молчать. - Что рассказали слуги? - спросил в это время Микам, которому не терпелось узнать подробности. - Их в башне не оказалось, - ответил Серегил, затягивая завязку рубашки. Его пальцы скользнули по шраму, который почему-то стал видимым. Ощущение грубого рубца заставило его волосы зашевелиться. - Вот это сюрприз! - мрачно пробормотал Микам. - А от остальных что вы узнали? - Слуги из обоих домов говорят одно и то же: Марсин, лакей Теукроса, и горничная из дома Бариена Каллия давно уже любовники. Их сотоварищи решили, что они вместе сбежали. Микам скептически поднял брови. - На мой взгляд, уж слишком много совпадений. А что насчет жены Теукроса? - Тут улов еще меньше, - ответил Серегил. - Госпожа Алтия глупая и безобидная девчонка, после года замужества все еще смотрит мужу в рот. Все, что ей известно о его делах, - это что они приносят доход, достаточный, чтобы у нее не было недостатка в драгоценностях, нарядах, породистых лошадях. - Значит, мы снова там, откуда начали, - простонал Алек. - Марсин, сам Теукрос и девушка-служанка были нашими единственными ниточками, а теперь мы лишились их всех. - Придется проверить склепы; если кто-то из этих людей был убит в городе, их могли обнаружить и отвезти туда мусорщики, - сказал Серегил. - Этим займемся мы с Алеком и Микамом, поскольку только мы знаем, как они выглядели. Кстати, о мертвых телах: что теперь будет с Бариеном? Нисандер печально вздохнул: - По закону он должен подвергнуться порке, затем быть четвертован, выставлен на Холме Предателей и потом выброшен на городскую свалку. Микам покачал головой: - Что за конец для человека, сделавшего для своей страны столько хорошего! Это ему я должен быть благодарен за Уотермид - он предложил царице передать его мне. - По крайней мере он теперь мертв, - с дрожью сказал Серегил, прекрасно понимая, что ему грозила именно такая судьба, и к тому же живому. Но в настоящий момент предаваться печальным мыслям было некогда. - Прежде чем мы все займемся каждый своим делом, Нисандер, я хотел бы поговорить с тобой наедине. Пройдя в библиотеку, расположенную напротив, Серегил тщательно закрыл за собой дверь, потом распахнул рубашку, чтобы показать Нисандеру шрам на груди. Круглый отпечаток, оставленный деревянным диском Мардуса, зловеще выделялся на его светлой коже. - Заклинание обмена телами, по-видимому, ослабило чары, скрывавшие его, - предположил Нисандер, - хотя мне и не известно, чтобы такое случалось раньше. - Дело в другом, и ты прекрасно это знаешь, - сказал Серегил, подойдя к маленькому зеркалу на стене, чтобы получше рассмотреть шрам. Рисунок рубцов был более четким, чем когда-либо. - Может это быть делом рук Теро? - резко спросил он. - Тот сон, что мне привиделся... - Нет, нет! - воскликнул Нисандер, протягивая руку и касаясь искореженной плоти. - Он наверняка заметил бы неладное, когда принимал ванну, и сказал бы мне. Это, должно быть, случилось, когда происходил обмен телами. Придется мне снова заняться этой отметиной. Серегил схватил Нисандера за руку и сжал ее. - Что это за метка? - спросил он, пристально вглядываясь в лицо старого волшебника. - Что она означает, ради чего ты так стараешься сделать ее невидимой? Нисандер не стал освобождать руку. - Ты вспомнил что-нибудь еще из того кошмара? Того, когда тебе приснилась безголовая лошадь? - Нет. Только что я был в теле Теро и увидел глаз в своей груди. И еще - что летал. Ради милости Иллиора, Нисандер, собираешься ты или нет рассказать мне, в чем тут дело? Нисандер отвел глаза и промолчал. Отпустив его руку, Серегил в гневе шагнул к двери. - Так, значит, мне предстоит всю жизнь носить это клеймо, а ты ни словечка мне и не скажешь! - Милый мой мальчик, моли лучше богов, чтобы никогда этого не узнать, - вздохнул маг. - Такие молитвы не для меня, как тебе прекрасно известно, - бросил Серегил. На секунду злость сделала его безрассудным. - Если хочешь знать, мне известно больше, чем ты предполагаешь. Я рассказал бы тебе, если бы не... Слова замерли у него на устах. Нисандер побледнел, его лицо исказила ярость. Он быстро пробормотал заклинание, и свет в комнате померк. По прошлому опыту Серегил знал, что это значит: волшебник запечатал помещение, так что теперь никакое вторжение в него было невозможно. - Ты расскажешь мне все, - приказал Нисандер, - как этого требует твоя клятва наблюдателя. - Еле сдерживаемый гнев обрушился на Серегила, как удар. - В ту ночь, когда мы с Алеком покинули Дом Орески, - прошептал Серегил пересохшим ртом, - я отправился в храм Иллиора. - Один? - Конечно. - И что ты там делал? По коже Серегила пробежали мурашки. Черные волны гнева, исходящие от Нисандера, были почти ощутимы. В комнате стало еще темнее, словно лампы совсем погасли. Взяв себя в руки, он сообщил Нисандеру: - Я перерисовал это. - Серегил показал на шрам. - Еще до того, как ты сделал его невидимым в первый раз, я, глядя в зеркало, скопировал отметину так точно, как только сумел. В храме я показал рисунок Орфирии... Нисандер, что случилось? Нисандер побледнел еще сильнее. Шатаясь, он подошел к креслу, сел и опустил голову на руки. - Клянусь Светоносным... - простонал он. - Я должен был догадаться. Но после всех моих предостережений... - Ты же ничего мне не рассказал! - бросил ему Серегил, все еще разъяренный, несмотря на страх. - Даже после того, как я чуть не умер, после того, как Микам рассказал о том побоище в деревне в топях, ты ничего не рассказал! Так что же мне оставалось делать? - Упрямый идиот! - гневно посмотрел на него Нисандер. - Ты мог бы и выполнить мой приказ. Мог бы прислушаться к предостережению! Расскажи мне все остальное. Что сказала Орфирия? - Она ничего не могла разобрать, поэтому послала меня к оракулу. Тот во время ритуала выбрал рисунок. Он говорил о пожирателе мертвецов. Нисандер внезапно схватил Серегила за руку и заставил его опуститься перед собой на колени. Пристально глядя ему в глаза, он спросил: - Он именно это тебе сказал? Что еще? Ты помнишь его слова точно? - Он сказал "смерть" и повторил это несколько раз. Потом: "Смерть и жизнь в смерти. Пожирающий мертвых рождает чудовищ. Береги Хранителя! Береги Воина и Копье". - Это были его точные слова? - воскликнул Нисандер, до боли в своем возбуждении сжимая руки Серегила. Гнев его улетучился, его сменило что-то похожее на надежду. - Ручаюсь своей жизнью. - Он объяснил, что хотел этим сказать? Кто такой Хранитель? Воин? Копье? - Нет, но я помню, что тогда подумал: он говорит о конкретных людях, особенно о Хранителе. Отпустив Серегила, Нисандер хрипло рассмеялся: - Уж это несомненно. Еще что-нибудь он говорил? Подумай хорошенько, Серегил. не пропускай ничего. Серегил сосредоточился, потирая затекшие руки. - Когда он начал пророчествовать, он взял струну арфы и стал напевать песенку, которую я сочинил еще ребенком. Струну он оставил себе. Потом там был еще кусочек воска, которым Алек натирает тетиву лука. Оракул сказал, что Алек - дитя земли и света, а теперь - мое дитя. Он сказал, что я ему отец, брат, друг и возлюбленный. Серегил умолк, но волшебник знаком предложил ему продолжать. - После этого он говорил о пожирателе мертвых, а под конец посмотрел мне в глаза и сказал: "Слушайся Нисандера. Сожги это и больше никогда так не делай". - Надо сказать, дельный совет. Ты к нему прислушался? -Да. - Что удивительно, - проворчал Нисандер. - Но ты с кем-нибудь об этом еще говорил? С Алеком? С Микамом? Ты должен сказать мне правду, Серегил. - Никому. Я никому ничего не говорил. Если хочешь, я поклянусь в этом. - Нет, милый мальчик, я тебе верю. - Румянец вернулся на щеки старого мага. - Серегил, умоляю тебя, пойми, это не игра. Ты и представить себе не можешь, на краю какой пропасти ты танцуешь, а я все еще ничего не могу тебе объяснить... Нет, не перебивай! Я не жду от тебя клятв, но хочу, чтобы ты дал мне честное слово - ради любви ко мне, если уж на то пошло, - что ты будешь терпелив и позволишь мне делать все так, как я должен делать. Клянусь тебе клятвой волшебника - своими руками, сердцем, голосом, - теперь я уверен, что однажды смогу все тебе рассказать. Достаточно тебе этой моей клятвы, сможешь ли ты теперь быть более терпеливым? - Да. - Серегил стиснул холодные руки волшебника. - Обещаю ради моей любви к тебе. А теперь сделай эту проклятую штуку невидимой! - Спасибо, мой нетерпеливый друг. - Нисандер на секунду крепко его обнял, потом коснулся рукой шрама на груди. Тот словно растаял под его пальцами. - Ты должен сразу же сообщить мне, если он снова появится, - предостерег Нисандер Серегила. - А теперь лучше займись делами. - Другие будут удивляться, чем мы с тобой так долго заняты. - Ты иди. Я еще немножко посижу здесь. Ты меня потряс, должен сказать. - Что ж, когда-нибудь это станет мне понятно, - усмехнулся Серегил, хотя он сам тоже еще чувствовал себя не очень уверенно. - Пожалуй, мы первым делом осмотрим склепы. Вернемся мы к утру, но вряд ли кто из нас захочет завтракать. - Конечно... Серегил! - Да? - Будь осторожен, мой мальчик, и присматривай за Алеком. Сейчас еще больше, чем обычно, я полагаюсь на твою природную осторожность. - Я всегда осмотрителен, но спасибо за предостережение. - Серегил помолчал, уже положив руку на щеколду двери. - Хранитель - это ведь ты, верно? Что бы это ни значило - я ни о чем тебя не спрашиваю, - оракул ведь именно это имел в виду? К его огромному удивлению, Нисандер кивнул: - Да, Хранитель - это я. - Спасибо. - Бросив на волшебника задумчивый взгляд, Серегил вышел, не догадываясь, что был момент, когда его ближайший друг чуть не стал, выполняя свой долг, его палачом. Глава 33 у мусорщиков - Они должны... Их должны были давно сжечь! - задыхаясь, выдавил из себя юноша. - Мусорщики обязаны хранить тела несколько дней, на случай, если их востребуют, - объяснил Серегил. - Те, которые были найдены на свалках и в выгребных ямах, пахнут, конечно, ужасно. Пожалуй, лучше ты присмотри за лошадьми. Испытывая и стыд, и облегчение, Алек в открытую дверь наблюдал, как Серегил принялся за свою неприятную работу. Они с Микамом ходили вдоль рядов, всматриваясь в почерневшие лица и исследуя одежду, пока не убедились, что ни одного из троих исчезнувших среди мертвецов нет. Потом смотритель принес тазик с уксусом, Серегил и Микам вымыли в нем руки, после чего присоединились к Алеку. - Похоже, придется продолжить охоту в другом месте, - мрачно заметил Микам. Второй склеп находился неподалеку от Морского рынка. Пока они туда ехали, Алек молчал, рассеянно прислушиваясь к ровному стуку копыт Заплатки. К тому времени, когда они добрались до места, он принял решение. Он спешился, как и остальные, и вместе с ними вошел внутрь; никто ему ничего не сказал. - Подожди-ка. - Серегил заглянул в низкую боковую дверь и вернулся с намоченной уксусом тряпкой. - Это помогает. - Он показал Алеку, как обвязать тряпкой рот и нос. Прижимая повязку к лицу, Алек решительно приблизился к дюжине мертвецов, разложенных для опознания. Воздух в помещении был влажный и словно липкий, по стокам, вырубленным в камне пола, текла какая-то вонючая жидкость. - Вот знакомое лицо, - сообщил Микам с другого конца склепа. - Не из тех, правда, кого мы ищем. Серегил подошел к нему: - Экрид, нищий. Старый бедолага, ему, должно быть, было за девяносто. Его дочь побирается обычно на площади Тибурна. Надо сообщить ей. Здесь, как и в первом склепе, они не обнаружили ни Теукроса, ни слуг. С облегчением выйдя на свежий ночной воздух, Серегил со своими спутниками поскакал по гулким улицам к гавани - мимо верфей и лачуг, лепившихся к восточному берегу бухты. Серегил показывал дорогу сквозь трущобы; он остановил коня перед полуразвалившимся складским зданием, которое и служило самым большим моргом города. Вонь обрушилась на них еще до того, как они открыли дверь. - О пламя Сакора! - прохрипел Микам, прижимая к носу смоченную в уксусе тряпку. Алек поспешно сделал то же самое. Все виденное сегодня ночью не шло ни в какое сравнение с этим местом; даже Серегила, казалось, вот-вот вырвет. На грязном деревянном полу было разложено более полусотни трупов - некоторые свежие, некоторые разложившиеся настолько, что плоть слезала с костей. Факелы, пропитанные дегтем, чтобы бороться с гнусными испарениями, горели мрачным синеватым пламенем. Сгорбленная старушка в сером балахоне гильдии мусорщиков, хромая, приблизилась и протянула им корзину с полуувядшими букетиками цветов. - Цветочки для господ! - ухмыльнулась она. - Они облегчат грустный долг. Серегил бросил в корзину несколько монет. - Добрый вечер, матушка. Может быть, ты смогла бы сделать наши поиски более быстрыми. Мы ищем троих, которые могли оказаться здесь за последний день: молодую черноволосую служанку, пожилого слугу, тоже темноволосого, и молодого аристократа со светлой бородкой. - Похоже, тебе повезло, господин, - хмыкнула старуха и заковыляла в дальний угол. - Свеженькие у меня вот здесь. Не твоя ли это красотка? Нагая Каллия лежала между утонувшим рыбаком и молодым бродягой с перерезанным горлом. Ее глаза были открыты, на лице осталось выражение смутного беспокойства. - Действительно, это она, - сказал Серегил. - Просто позор, - пророкотал Микам, подбирая плащ и опускаясь на корточки рядом с девушкой. - Ей ведь не больше двадцати. Посмотрите на ее запястья! Серегил коснулся темных синяков на бледной коже. - Ее связали и засунули в рот кляп. Видите, углы рта поцарапаны. Ежась и сдерживая тошноту, Алек заставил себя смотреть, как Серегил обследует жертву. Все, что он видел здесь, слишком оглушило его, чтобы юношу смутила нагота служанки. Последние часы были для него удушающим ночным кошмаром, проникающим до глубины души. Спереди тело не пострадало, если не считать синяков на запястьях. Когда же труп перевернули, обнаружилась единственная маленькая ранка между ребрами слева. - Работа профессионала, - пробормотал Серегил. - Через артерию прямо в сердце. По крайней мере смерть была мгновенной. Где ее нашли, матушка? - Бедный ягненочек! Ее вытащили из-под причала в конце улицы Угря, - ответила мусорщица. - Я-то приняла ее за шлюху. У нее есть семья, чтобы позаботиться о похоронах? Серегил осторожно опустил тело на пол и выпрямился. - Я узнаю. Проследи, чтобы ее здесь подержали еще денек-два, ладно? Выйдя наружу, все трое с благодарностью вдохнули пахнущий смолой и дегтем ветер, но запах уксуса от собственных рук и одежды, казалось, сохраняет вокруг них ауру смерти. - Мне хотелось бы прыгнуть в море прямо в одежде, - поежился Алек, глядя с вожделением на блестящую водную поверхность. - Я бы тоже не прочь, только выйдем мы из воды грязнее, чем были, - ответил Серегил. - Вот хорошая горячая ванна - это то, что нужно. - Это твое решение любой проблемы, - с хитрецой заметил Микам. - В данном случае, однако, я с тобой согласен. - По крайней мере теперь точно известно, что мы на верном пути, - с надеждой сказал Алек. - Интересно, где обнаружатся Теукрос и Марсин? - Если они когда-нибудь обнаружатся, - поморщился Серегил. - С тем же успехом они могли разделаться с девушкой сами, и тогда они теперь уже далеко. С другой стороны, оба могут валяться где-нибудь на свалке. Однако, учитывая все, особенно внезапную смерть Бариена, можно предположить, что где-то у нас еще много врагов и, кто бы они ни были, они теперь настороже. Теукрос кому-то о чем-то проболтался! ГЛАВА 34. признание Фории После самоубийства наместника прошло два дня. В полдень тело Бариена должны были публично подвергнуть казни - символическому наказанию за предательство, в котором тот признался. Микам решительно отказался присутствовать при этом. Пока Серегил заканчивал свой туалет, Микам вышел из спальни на балкон и стал смотреть, как Алек в саду тренируется в стрельбе из лука. Терпеливо оценивая каждый свой выстрел, юноша посылал стрелу за стрелой в мишень - мешок с соломой, укрепленный в развилке ветвей дерева. Накануне вечером Алек скрепя сердцем предложил отправиться на казнь вместе с Серегилом. но Серегил и Микам в один голос принялись его отговаривать. - Там не будет ничего, что тебе следовало бы увидеть, - убеждал его Серегил, тактично не упоминая того факта, что после посещения склепов юноша теперь просыпается каждую ночь с криком из-за преследующих его кошмаров. Алек явно испытывал облегчение, хотя и явился к завтраку с виноватым видом. Пока Микам следил за его тренировкой, внезапный порыв ветра бросил прядь волос в глаза юноше, и стрела не попала в цель. Без всякого раздражения Алек отбросил прядь и отправился собирать стрелы, чтобы начать все сначала. "Какая жалость, что ты не столь же заботлив по отношению к себе, как к луку и стрелам", - подумал Микам, возвращаясь в теплую спальню. Серегил перед зеркалом примерял широкополую черную шляпу. Сдвинув ее набок, он отступил подальше, чтобы оценить достигнутый эффект. - Как тебе кажется, так хорошо? - спросил он. Микам критически оглядел простой серый бархатный кафтан и более темный плащ. - Никому в голову не придет, будто ты явился на свадьбу. Серегил поклонился ему с невеселой улыбкой. - Элегантно, но строго, а? Прекрасно. Пусть никто и никогда не скажет, что благородный Серегил не знает, как одеваться для такого случая. Алек все еще стреляет? - Да. Но знаешь что: может быть, ты зря отговорил его от поездки. Он теперь переживает, не подвел ли тебя. Серегил пожал плечами: - Возможно. Но ведь в конце концов он сам так решил. Ты же видел: он заставил себя отправиться в склеп, потому "то знал: это важно. Сегодня такой необходимости нет, и ему о том известно. Он просто недоволен собой за брезгливость. Черт возьми, я и сам бы не пошел, если бы не был должен. По Римини и так уже ходят слухи, обо мне уже поют баллады: несчастный изгнанник безвинно брошен в тюрьму и прочие вопли и сопли. Так что я должен появиться, вот я и отправляюсь. По крайней мере этот бедолага облегчил нам предстоящее дело, заблаговременно убив себя. Когда такой казни подвергают живого человека, я сам потом мучаюсь от кошмаров. Эшафот находился в нескольких милях от города. На голой возвышенности рядом с пустынной дорогой, ведущей в Цирну, известной как Холм Предателей, была сооружена каменная платформа. Виселица и иссеченная топором плаха говорили о неумолимом правосудии царицы. Серегил поглубже нахлобучил шляпу, проклиная в душе долг, заставивший его отправиться в дорогу в столь ненастное утро. Зима уже месяц как сковала морозом северные края, но здесь, на побережье, только теперь настали настоящие холода. Легкий снежок припорошил поля на рассвете; вдали сверкали ледяными шапками горные вершины. Вокруг эшафота уже собралась изрядная толпа. Аристократы верхом на породистых лошадях жались друг к другу; от толпы - зевак, нищих, любителей кровавых зрелищ - их отделяло небольшое, но хорошо заметное пространство. Зрители окружили платформу, перебрасываясь приветствиями и шутками, словно на ярмарке, закусывали в тени виселицы и подначивали друг друга подойти достаточно близко к плахе, чтобы до них долетели капли крови жертвы. Не обращая внимания на внезапное волнение и крики в толпе, вызванные его появлением, Серегил подъехал к Нисандеру и Теро, стоявшим с краю группы аристократов. Теро поднял брови, увидев его. - Алек не поехал с тобой? Серегил сразу же ощетинился, ожидая, как обычно, колкости от молодого волшебника. - Может быть, это и к лучшему, - спокойно сказал Нисандер. - То, что здесь произойдет, не принадлежит к вещам, которыми общество Скалы могло бы гордиться. Очень жаль, что такая жестокость оказывается столь эффективной уздой для злоумышленников. Этим утром Нисандер казался еще более озабоченным, чем обычно, заметил Серегил. Несмотря на наличие неопровержимых доказательств, старый маг все-таки не мог поверить в предательство Бариена. Серегил знал Нисандера достаточно хорошо, чтобы понимать: переживания его гораздо мучительнее, чем просто разочарование в человеке; как самый близкий советник и царицы, и наместника, Нисандер винил себя в том, что вовремя не разглядел такого серьезного заговора. К несчастью, сейчас обсуждать это с ним было совершенно неуместно. Сохраняя приличествующее случаю мрачное выражение лица, Серегил успешно уклонился от попыток некоторых любопытных придворных втянуть его в разговор. Вместо этого он с определенным сардоническим удовольствием прислушивался к болтовне вокруг. Господа и дамы, которые только неделю назад пировали за столом наместника, теперь многозначительно говорили о неожиданно пришедших им на память подозрительных обстоятельствах, о разговорах за столом, которые теперь представлялись им доказательством предательства. Время приближалось к полудню; серое небо стало понемногу светлеть. Толпа, которой надоело ожидание, начала проявлять беспокойство, и в ответ всадники в синей форме городской стражи стали наводить порядок. Озябший и недовольный, Серегил поежился в седле. - Процессия должна была бы уже появиться. - Он прав. Не взглянуть ли мне в магический кристалл, Нисандер? - предложил Теро. - Может быть, мы... - Старый волшебник умолк и поднес руку ко лбу, вглядываясь вдаль. - Нет, пожалуй, в этом нет надобности. По дороге во весь опор мчался всадник. Когда он приблизился, стало видно, что это царский глашатай. - Ад и все его дьяволы, - завопил кто-то, - сейчас нам испортят все удовольствие! Предположение казалось справедливым, и толпа заворчала, но раздалась, чтобы дать дорогу глашатаю. Спешившись, тот поднялся на подножие виселицы, развернул свиток и громким ясным голосом объявил: - По приказу царицы Идрилейн Второй показательная казнь Бариена-и-Жала откладывается. Сегодня четвертование не состоится. Да здравствует милосердие царицы! Раздался свист и недовольные крики зевак, но аристократы по большей части повернули коней к городу с выражением облегчения. - Что случилось? - пробормотал Серегил. - Представить себе не могу, - ответил Нисандер. - Подозреваю, однако, что в Доме Орески меня ждет вызов к царице. Нисандер оказался прав. Он поспешил во дворец; Идрилейн и Фория ждали его в кабинете царицы. Идрилейн сидела в кресле, рядом, вытянувшись по стойке "смирно", застыла Фория. Обе женщины были чрезвычайно мрачны. - Садись, Нисандер. Я хочу, чтобы ты кое-что выслушал, - коротко бросила Идрилейн, указывая ему на единственное, кроме ее собственного, кресло в комнате. - Фория, повтори Нисандеру то, что ты рассказала мне. - Благородный Бариен не принадлежал к леранцам, - начала Фория так же невыразительно, как армейский сержант доложил бы о смене караула. - Он умер потому, что решил, будто, сам того не зная, помог заговорщикам, поскольку и он, и Теукрос пользовались услугами Албена и наживались на этом. - Значит, он узнал Албена тогда на допросе? - спросил Нисандер, вспомнив странное выражение лица наместника. Фория покачала головой: - Нет, он никогда не видел этого мошенника и даже имени его не слышал. Все делалось через Теукроса. Это началось три года назад. Благородный Теукрос оказался втянут в крупную спекуляцию недвижимостью в западных провинциях, которая кончилась провалом. - Я помню тот скандал, - сказал Нисандер. - Я, правда, не знал, что Теукрос был в нем замешан. - Он был разорен, - сообщила Фория. - Под конец он должен был благородному Херлеусу, который все затеял, несколько миллионов. - Херлеусу? - Нисандер порылся в памяти, но не смог вспомнить этого человека. - Он был убит кабаном на охоте в том же году, - напомнила ему Идрилейн. - После его смерти выяснились некоторые обстоятельства, говорящие о том, что он был одним из леранцев, но доказать тогда это не удалось. - Ах, я начинаю догадываться... - Теукрос был разорен, - повторила Фория. - Даже у Бариена не было достаточно денег, чтобы выручить его, а Херлеус ничего не хотел слушать. Бариен говорил мне, что он советовал племяннику признать свой позор и отправиться в изгнание. Сначала Теукрос согласился. На следующий день, однако, он явился к дяде и предложил план для спасения чести семьи. - В этот план входила подделка некоторых документов, к которым, кроме самой царицы, имел доступ только Бариен? Фория неохотно кивнула: - По-видимому, Теукрос отправился к Херлеусу, чтобы последний раз умолять его об отсрочке. Тогда-то Херлеус и предложил ему использовать высокое положение Бариена, чтобы золото, доставляемое по Золотому пути, попало не в царскую сокровищницу. Херлеус познакомил Теукроса с Албеном, который мог подделать необходимые документы. Короче говоря, Бариен не мог вынести, что его бесхребетный негодяй племянник будет опозорен, и на все согласился. Им нужна была моя помощь в этом деле, и я ради Бариена не стала отказываться. Мы оба потом жалели об этом, но думали, что тем случаем все и ограничилось, пока не всплыли обстоятельства, связанные с ролью Албена в деле благородного Серегила. Нисандер задумчиво погладил бороду. - Мне нужно будет, конечно, узнать все подробности того плана по присвоению золота, но я все же не понимаю, как Бариен, который, как ты говоришь, ничего не знал об Албене, понял во время допроса, что между мошенником и его племянником имеется связь. Фория тяжело вздохнула: - Албен назвал "Белый олень". Так назывался корабль, на который украденное золото было погружено в Цирне. Нисандер кивнул, ему сразу стала понятна важность этого обстоятельства. - Поскольку ты командовала теми кавалерийскими частями, которые охраняли золото при перевозке, нужен был твой приказ, чтобы изменить пункт назначения. И нужно было вмешательство Бариена, чтобы изменить записи поступлений в сокровищницу. Уж название-то корабля вы оба не могли не знать. Фория мрачно выдержала его взгляд. - Мне следовало отказаться. Я должна была остановить его. Мне нечем оправдать свои поступки. Идрилейн взяла со стола свиток и протянула его Нисандеру. - Это завещание Бариена, написанное три года назад. Ты увидишь, что все свои владения он завещал Скале. Они стоят больше, чем причиненный им урон. Идрилейн ударила кулаком по столу, вскочила и начала шагать по комнате. - Как будто я не простила бы его и не постаралась бы помочь! Это его прекрасное распроклятое старомодное чувство чести! Оно стоило мне лучшего советника, какой только у меня был, не говоря о том, что чуть не лишило моего доверия наследную принцессу. И все ради молодого идиота, не стоящего веревки, чтобы его повесить! Фория скривилась: - Я, конечно, напишу отречение от всяких прав на трон. - Ничего подобного ты не сделаешь! - рявкнула Идрилейн, оборачиваясь к дочери. - Назревает война, леранцы затевают беспорядки в моем собственном доме, и уж чего нашей стране не нужно, так это скандала вокруг твоего отречения. Ты сделала ошибку - по глупости, из-за дурацкой гордости - и увидела, к чему это привело. Как будущая царица ты должна брать на себя ответственность за свои действия и ставить интересы государства выше собственных интересов. Как командующая кавалерией ты останешься на своем посту и будешь выполнять свои обязанности. Понятно это тебе? Бледная как смерть, Фория преклонила колено и подняла кулак в военном салюте: - Слушаюсь, моя царица! - Ох, встань и доскажи Нисандеру остальное. - Идрилейн с отвращением отвернулась и снова уселась в кресло. Поднявшись, Фория снова застыла неподвижно. - Насколько мне известно, золото было доставлено на "Белый олень", как и намечалось. Бариен никогда больше не говорил со мной об этом - до той ночи, когда он умер. На секунду в ее похожем на маску лице что-то дрогнуло. Впервые за многие годы Нисандер увидел отражение хоть какого-то чувства - за исключением гнева - в ее чертах. Однако оно исчезло так же быстро, как и появилось. - Бариен отправился к Теукросу и потребовал у него ответа, почему тот не прекратил отношений с мошенником, - продолжала Фория. - Очевидно, Теукрос отрицал свою причастность к леранскому заговору и попытке погубить Серегила, но признался в том, что продолжал использовать таланты Албена для сомнительных финансовых делишек. - Тут-то и кроется секрет его богатства, как я подозреваю, - пробормотал Нисандер. - Я и не подумал бы, что он способен на такую прыть; похоже, мы недооценивали этого мерзавца. Принцесса Фория, не думаешь ли ты, что Бариен позаботился о том, чтобы Теукрос был убит той же ночью? - Ничего подобного он мне не говорил. - А ты сама не приказывала убрать Теукроса? - Нет. - В первый раз Фория посмотрела Нисандеру в глаза, и он почувствовал, что верит ей. - Ты можешь еще что-нибудь рассказать про "Белого оленя"? - Ничего, кроме одного: Бариен никогда так и не смог выяснить, что же случилось с золотом, - ответила Фория. - Херлеус перестал требовать долг, а через несколько месяцев погиб. Когда его наследники получили состояние Херлеуса, о долге Теукроса и речи не шло. Впрочем, это неудивительно. Им наверняка хватило припрятанного где-то золота. Получив сообщение Нисандера о происшедшем во дворце, Серегил и Алек исчезли на целый день. Они вернулись в башню уже в сумерки, одетые, как и положено исследователям, в мантии с капюшонами, покрытые пылью книгохранилищ. Микам, который провел день с Нисандером, обменялся с ним многозначительными улыбками. Серегил и Алек оба были похожи на гончих, взявших свежий след. Такими довольными их не видели уже давно. - У Херлеуса не было наследников! - радостно сообщил Серегил, протягивая озябшие руки к огню. - Совсем не было? - Нисандер с удивлением поднял мохнатые брови. - И не только это, - возбужденно добавил Алек. - После его смерти все имущество было распродано для уплаты долгов, и никаких следов золота там и в помине не было! - Значит, вы перерыли городские архивы? - И еще раз побывали в Нижнем городе, - сказал Серегил. - О, мы с Алеком сегодня потрудились. И завтра мы отправляемся в Цирну. - Подождите, подождите, я уж совсем ничего не понимаю, - взмолился Микам. - Что вы искали в Нижнем городе? - Записи смотрителя порта, - ответил Серегил- - "Белый олень" принадлежал семейству Тиремиан, живущему в Римини, но их контора в Цирне, и там же хранятся все документы. Если, конечно, хранятся. Микам медленно покивал головой: - Так ты думаешь, что между пропавшим золотом и заговором против тебя есть какая-то связь? - Похоже на то, что в обоих случаях действовали одни и те же люди; скорее всего это все-таки леранцы. Если я не прав, тем более нужно все выяснить. Микам подозрительно прищурился: - Снова твоя интуиция за работой, да? - Даже если это всего лишь интуиция, думаю, Серегил может оказаться прав, - сказал Нисандер. - То, что Теукрос оказался в долгу у человека, заподозренного в симпатиях к леранцам, говорит о хитром замысле. Что могло бы быть лучше для леранцев, чем поймать в свои сети Бариена - через его обожаемого племянника? Мы должны любой ценой постараться выяснить, куда же в конце концов попало золото. Если, как справедливо заметил Серегил, документы все еще существуют. - Всегда есть какой-то шанс, - ответил Серегил. - Ты поедешь с нами, Микам? Тот покачал головой: - Не похоже, чтобы я вам там понадобился, а Кари ждет не дождется, когда же я вернусь. Я доеду с вами вместе до Уотермида. Вы сможете передохнуть у нас, если захотите. - Спасибо, но я предпочел бы не задерживаться. В зависимости от того, что мы узнаем в Цирне, мы можем погостить у тебя на обратном пути. - Лучше я ничего не скажу об этом Кари, - шутливо поморщился Микам. - Если вы явитесь, как снег на голову, и увезете меня, я смогу свалить всю вину на вас. Сколько времени, по твоим расчетам, вы пробудете в Цирне? - Зависит от того, что мы там узнаем, - ответил Серегил. - "Белый олень" был каботажным судном, плававшим вдоль берегов по обе стороны от канала. Если придется отправиться в какой-нибудь отдаленный порт, на это могут уйти недели. Серегил помолчал и повернулся к Нисандеру: - Еще одно. Сколько понадобилось бы царских пропусков, чтобы переправить золото в нужное заговорщикам место? - Только один, мне кажется. - Нисандер вопросительно поднял брови. - Это имеет какое-нибудь значение? - Может быть, - задумчиво протянул Серегил. - Как я припоминаю, ты говорил, что Албен признался в подделке двух таких пропусков, но в доме Теукроса ничего подобного обнаружено не было. Значит, где-то гуляет дающий очень большую власть документ, снабженный всеми необходимыми печатями. Нисандер представил себе все возможные последствия этого и встревоженно нахмурился. - О боги! ГЛАВА 35. Цирна Алек разорвал цепкие объятия сна, все еще ощущая мерзкий запах склепа. Откинув полог кровати, он обнаружил, что в окно светят первые лучи рассвета. Запах, который он теперь чувствовал, был всего лишь ароматом поджаривающихся на кухне колбасок. - Благодарю тебя, Создатель! - прошептал он, проведя рукой по покрытому потом лицу. Этой ночью он спал плохо; его преследовали кошмары, в которых ужасная черная фигура кралась за ним по склепам. Гнет страшного сна преследовал Алека, пока он одевался и спускался вниз. Серегила и Рансера он нашел в главном зале; они обсуждали достоинства расставленных на полу дорожных сундуков. "Благородный Серегил" собирался совершить поездку, чтобы развеяться после перенесенных испытаний, в сопровождении "благородного Алека". Все должны были видеть, как много багажа необходимо им для длительного путешествия. - Все это мы оставим в Уотермиде, - говорил Серегил, когда Алек вошел в зал. - Что мне отвечать тем, кто будет интересоваться тобой и благородным Алеком, господин? - спросил Рансер. - Говори всем, что я был слишком потрясен пережитым, чтобы заранее решить, когда вернусь. О, Алек, доброе утро. Мы выезжаем сразу же, как только ты позавтракаешь. И поторопись. - Благородный Микам возвращается домой? - спросил Рансер. - Уж в этом можешь не сомневаться, - ухмыльнулся Микам, появляясь в дверях столовой. - Можешь сообщать всем, кто будет спрашивать, что я отправился домой, где меня ждет самая прекрасная женщина в Скале, и натравлю собак на всякого, кто попробует потревожить нас в ближайшую неделю. Рансер с серьезным видом поклонился. - Посетители не останутся в неведении насчет твоих чувств, господин. Пока Алек расправлялся с колбасками и пил чай, Серегил непоседливо шагал по столовой. - Когда вернемся, снова поселимся в "Петухе". - Замечательно, - радостно откликнулся Алек. Изысканные манеры и слишком подобострастные слуги успели ему надоесть. Поспешно закончив завтрак, он следом за Серегилом и Микамом вышел на улицу, где у крыльца их ждали лошади и целый небольшой караван с багажом под бдительным присмотром Рансера. Путешественники были одеты, как подобает благородным господам, отправляющимся в путешествие; конюх оседлал для них Цинрила и Ветерка, но среди вьючных лошадей были Лохматый и Заплатка. День был ясный и прохладный - очень подходящий для прогулки верхом, и к полудню они добрались до поворота на Уотермид. Переехав через мост, Алек и Серегил спешились и в кустах переоделись - дальше им предстояло путешествовать как простым торговцам. - Собираешься остановиться на ночлег в "Пони"? - спросил Микам. Серегил посмотрел на солнце. - Думаю, мы туда доберемся, если поднажмем. - Передай от меня привет Кари и девочкам, - сказал Алек. В глубине долины над трубой Уотермида поднимался светлый дымок. Юноша со сладкой грустью представил себе запах свежего хлеба, копчений, сухих трав. Серегил оседлал Лохматого и Заплатку и привязал ауренфэйских коней к цепочке вьючных животных. - Когда мы вернемся, я не знаю. - Он вручил Микаму поводья. - Желаю удачной охоты, - ответил Микам, пожимая им руки. - Будьте осторожны на тех козьих тропах, которые в Цирне почему-то называют улицами. Там ведь не туда ступил - и полетишь кувырком в бухту, не успеешь и глазом моргнуть. Алек и Серегил снова пересекли мост и галопом поскакали на север. Пологие холмы скоро уступили место более крутым склонам. Голые скалы слева обрывались к морю, так что путешественники могли любоваться прибрежными островами и просторами Осиатского моря, уходящими к горизонту. Когда наконец они сделали привал, чтобы дать отдохнуть лошадям, Серегил, откинув капюшон плаща, издал радостный вопль: - Клянусь Четверкой, до чего же хорошо снова сбежать с улицы Колеса! - Ты тоже это чувствуешь? - с удивлением повернулся к нему Алек. - Мне там теперь просто нечем дышать! - воскликнул Серегил. - Не хотелось бы в этом признаваться, но последние годы я чувствую себя там как в западне. Это была маска, а теперь она обрела собственную жизнь. Поживешь подольше - поймешь. - Поэтому ты никогда и не рассказывал мне о своей жизни на улице Колеса? - спросил Алек. Воспоминание о последнем ночном кошмаре вместе с обстоятельствами его первого появления в доме Серегила придали его словам неожиданную резкость. Серегил с удивлением посмотрел на него: - Что ты имеешь в виду? - Я говорю о всех тех неделях, что мы провели в городе: ты же ни разу не упомянул о доме на улице Колеса - до тех пор, пока не понадобилось устроить мне испытание. - Только не говори мне, что ты все еще злишься по этому поводу! - Наверное, все еще злюсь, - пробормотал Алек. - Ты ведь все время так - ничего мне не говоришь. - Клянусь пальцами Иллиора, Алек! Последние два месяца я только и делаю, что рассказываю тебе о чем-нибудь. Думаю, никогда в жизни я еще не говорил так много! О чем же это я тебе не сказал? - Ну, для начала хотя бы об улице Колеса, - огрызнулся Алек. - Заставил меня влезть в дом, как вора, а потом по твоей милости я оказался посреди гостей... - Но я же все тебе объяснил! И не говори мне, будто ты не гордился успехом, когда пришел в себя. - Дело не в этом. - Алек изо всех сил старался выразить свои противоречивые чувства словами. - Просто мне хотелось бы, чтобы мое мнение тоже учитывалось. Если подумать, с того времени, как мы встретились, я никогда не принимал участия в принятии решений. И это после всего, через что мы прошли! Потроха Билайри, Серегил, я же в конце концов спас тебе жизнь! Серегил открыл было рот, собираясь ответить, потом молча пустил Лохматого рысью. Алек последовал за ним, все еще в гневе, но уже стыдясь своей вспышки. Почему это сильные эмоции всегда сваливаются на него как снег на голову? - Пожалуй, ты имеешь основания так думать, - наконец произнес Серегил. - Серегил, я... - Да нет, все в порядке. Не нужно извиняться за то, что ты сказал правду. - Опустив глаза, Серегил сокрушенно вздохнул. - Когда мы только встретились, все было иначе. Ты был просто мальчишкой, который нуждался в помощи и мог быть полезен. До того, как мы покинули Вольд, я не был еще уверен, стоит ли брать тебя с собой на юг. - Покинули Вольд! - Алек резко повернулся к нему; его гнев снова разгорелся. - Так ты мне лгал? Все эти разговоры про Скалу, про то, как я стану бардом, пока мы пробирались по глуши? Серегил пожал плечами, все еще не поднимая глаз. - Не знаю, наверное. Я хочу сказать, тогда это представлялось мне удачной мыслью. Но я на самом деле не знал, сможешь ли ты быть мне полезен, пока мы не забрались в дом мэра. - И что бы ты сделал, если бы я не оказался "полезен"? - Оставил бы где-нибудь в безопасном месте, снабдив деньгами, а сам бы исчез. Я часто раньше так поступал с людьми, которым приходилось помогать. Но ты оказался не такой, как другие, так что я отказался от этой мысли. Алек удивился странному чувству общности, когда их глаза встретились. Тепло, как от глотка вина, разлилось по его телу. - Так что да, сначала я тебя обманывал, - продолжал Серегил. - Ты только вспомни, скольким людям тебе пришлось лгать с тех пор, как ты связался со мной. Такова природа нашей работы. После Вольда, однако, я был с тобой честен, насколько это вообще для меня возможно. Я собирался рассказать тебе больше, подготовить тебя, но тут меня свалила болезнь. - Он помолчал. - Сомневаюсь, что, окажись я на твоем месте, я проявил бы такую же преданность. Но так или иначе, после Вольда и той засады в лесу я стал думать о тебе как о своем друге - первом новом друге за многие годы. Я считал, что ты это понимаешь, и за эту свою уверенность я прошу у тебя прощения. - В этом нет необходимости, - смутившись, пробормотал Алек. - А я думаю, что есть. Проклятие, Алек, ты для меня такая же загадка, как и я, наверное, для тебя. Я все время забываю, как ты молод, как мы с тобой отличаемся друг от друга. Мы с Микамом были почти ровесниками, когда познакомились. Мы одинаково смотрели на мир. А уж Нисандер! Он, по-моему, всегда знал, о чем я думаю, прежде чем я сам это осознавал. А с тобой - все не так. С тобой я Двигаюсь на ощупь и, похоже, причиняю тебе боль, не понимая этого. - Да не так уж, - промямлил Алек, выбитый из колеи этой неожиданной откровенностью. - Просто иногда кажется... кажется, будто ты не доверяешь мне. Серегил невесело рассмеялся: - Ах, Алек! "Рей форил тос токун ме бритир, вре шруит я". - Что это значит? Серегил протянул Алеку свой кинжал рукоятью вперед. - "Ударь меня ножом в глаз, я не поморщусь", - перевел он. - Это старая клятва, означающая полное доверие, и я даю ее тебе от всего сердца. Можешь ударить меня кинжалом, если хочешь. - Ты это сейчас придумал? - Нет, это действительно старинная клятва. И я готов дать тебе еще десять столь же суровых, если это убедит тебя, что я на самом деле сожалею о своем поведении. - Да помилует меня Создатель, я ведь просто хотел, чтобы ты рассказал мне про улицу Колеса! - Ладно, про улицу Колеса. - Серегил снова сунул кинжал в сапог. - Все началось после того, как я не смог осилить науку Нисандера. Я сбежал и несколько лет вел тяжелую жизнь. Тогда-то я и научился воровать. Когда я вернулся в Римини, я увидел, что интриги скаланской знати могут обеспечить меня занятием. Мне нужно было только зарекомендовать себя, а это оказалось нетрудно. Мое пестрое прошлое, интерес ко мне как к родичу царицы и как к ауренфэйе, мои воровские таланты и пронырливость... - Серегил шутливо развел руками. - Все это обеспечило мне успех. Благородный Серегил, раскаявшийся изгнанник, скоро приобрел репутацию человека, с симпатией выслушивающего любого, охотно угощающего выпивкой, гуляки не особенно строгих правил. В общем, человека незначительного, а потому такого, с кем все болтали без всяких опасений. Я сделался любимцем молодых знатных шалопаев, а у них мне удавалось узнавать весьма ценные сведения. После этого было уже нетрудно пустить слух, что благородный Серегил, при всех своих прекрасных качествах, не всегда вращается в самом лучшем обществе. Просочились намеки, что я иногда могу посодействовать, если нужно нанять ловкача, готового за соответствующую плату выполнить деликатное поручение. - "Кота из Римини"! - ухмыльнулся Алек. - Именно. Мой секрет был известен только Нисандеру, и он с радостью воспользовался моими услугами. От меня ему гораздо больше пользы было как от шпиона, чем как от подмастерья. Но даже тогда я слишком любил свободу, чтобы играть роль аристократа все время. Поэтому я купил "Петуха" и оборудовал там себе убежище. Нисандер по моей просьбе нашел для меня Триис. Силла тогда была не старше, чем теперь Иллия... - Да, но все же как насчет улицы Колеса? - настойчиво спросил Алек, которому хотелось услышать конец этой истории до того, как стемнеет. Серегил, раз уж начинал рассказывать о чем-то, не упускал ни единой детали. - Опять я отвлекся? Так вот, время шло, и молодые шалопаи, с которыми я водился, остепенились и сами обзавелись молодыми шалопаями-сыновьями. Ауренфэйе я или нет, от меня ожидали того же. Чтобы сохранить доверие клиентов, я должен был создать видимость такой же солидности. Я начал вкладывать деньги в морскую торговлю и преуспел в этом, что, впрочем, неудивительно, если учесть, к какой информации я имел доступ. Помимо денег, мои предполагаемые деловые интересы давали мне прекрасное оправдание для длительных отлучек. К сожалению, вся эта конструкция стала со временем уж очень громоздкой. Если бы я так не любил Римини, я мог бы покончить с благородным Серегилом и начать заново где-нибудь в другом месте Для тебя, однако, это означает, что благородному Алеку из Айвиуэлла предстоит еще многому научиться - К тому времени, когда я выучу половину того, что ты хочешь, я буду стариком с бородой до колен. Ухмыльнувшись, Серегил повернулся к широко раскинувшемуся перед ними морю. - Ну, в этом я сомневаюсь. Очень, очень сомневаюсь. Они переночевали в "Пони", респектабельной придорожной гостинице, а на рассвете следующего дня отправились дальше. Еще до середины дня путешественники добрались до перешейка, соединяющего Скаланский полуостров с материком. Вздымающаяся из морских вод скалистая перемычка, похожая на выбеленный солнцем хребет, нигде не достигала в ширину больше пяти миль. Дорога шла по самому верху, и Алек видел водные просторы с обеих сторон: блестящее стальным блеском Осиатское и более мелкое голубое Внутреннее море. Вскоре после полудня они добрались до заставы, охраняющей развилку дорог. Отсюда можно было попасть к двум мостам - восточному и западному - через канал и портам у его оконечностей - Цирне и Талосу. Свернув направо, Серегил и Алек скоро увидели восточный мост, изящной дугой вздымающийся над провалом канала. Это было основательное сооружение, достаточно широкое для того, чтобы даже самые большие телеги могли с легкостью на нем разминуться. - До чего же отсюда потрясающий вид, верно? - сказал Серегил, натягивая поводья. В этот момент к мосту с противоположной стороны приблизилось несколько фургонов; за ними следовал кавалерийский отряд. Алек почувствовал, как на спине выступил холодный пот, стоило ему бросить взгляд в открывающуюся под ногами пропасть. Он бывал на дне ее, мог оценить глубину. Поэтому огромный мост представлялся ему не более чем паутинкой над бездной. - Пальцы Иллиора, да ты побледнел! - воскликнул Серегил, взглянув на юношу. - Может, тебе лучше спешиться и вести коня в поводу? Очень многие чувствуют себя не в своей тарелке, когда впервые попадают на мост. Не в силах оторвать взгляд от зияющего провала, Алек быстро помотал головой: - Нет, нет. Со мной все в порядке. Мне... мне просто никогда еще не приходилось пересекать такую бездонную пропасть. Стыдясь своей внезапной слабости, Алек решительно тряхнул поводьями и подхлестнул Заплатку. Стараясь, насколько позволяло движение, держаться середины моста, он сосредоточил внимание на караване мулов, трусивших впереди, и постарался не думать о том, что лежит внизу. - Послушай, это же совершенно безопасно, - заверил его Серегил, ехавший рядом. - Мост такой же надежный, как дорога по перешейку. Алеку удалось заставить себя кивнуть. Из глубины провала доносился скрип весел и снастей парусников; голоса моряков долетали оттуда, как шепот привидений. - Смотри, отсюда хорошо виден западный мост, - показал влево Серегил. Алек посмотрел, куда было велено, и почувствовал тошноту. Отсюда западный мост выглядел как построенный ребятишками игрушечный мостик из палочек, хрупкая игрушка, оставленная над головокружительной бездной. Закрыв глаза, он постарался изгнать внезапно возникшее перед его мысленным взором зрелище крошащихся опор моста, рушащегося вместе с ним в черную пустоту. - Как им удалось построить мосты? - задыхаясь, спросил он. - Древние строители и маги знали цену предусмотрительности. Они сначала построили мосты, а потом уже под ними рыли канал. Оказавшись на противоположной стороне моста, Алек с трудом разжал стискивавшие поводья пальцы и с облегчением перевел дух. Извивающаяся змеей дорога вела вниз, к гавани у подножия могучих скал. Цирна была странным городом: на узких улочках, иногда таких крутых, что всадники с трудом не съезжали на шеи своих лошадей, стояли квадратные, лепящиеся друг к другу здания. Местные жители, по-видимому, предпочитали передвигаться пешком, поскольку в некоторые части города можно было попасть вообще только по узким лестницам. Алек крепко уцепился за луку седла и стал смотреть на бухту; отсюда были видны блестящие колонны Астеллуса и Сакора, первое, что он запомнил по прибытии в Скалу. Теперь в гавани стояло на якоре гораздо меньше судов: зимние штормы загнали в порты все корабли, кроме немногих смельчаков, все еще совершающих каботажные плавания. К тому времени, когда путники добрались до таможни на берегу, оба были рады вновь ступить на ровную землю. Войдя в оштукатуренное и побеленное здание, они обнаружили там коренастую женщину в покрытых морской солью сапогах; она сидела за заваленным документами столом, запечатывая воском свиток. - Добрый вам день, - приветствовала она вошедших, кончив возиться с печатью. - Я Катия, смотрительница порта. Чем могу быть вам полезна, господа? - И тебе тоже добрый день, - ответил Серегил. - Я Мирус, купец из Римини, а это мой брат Альсандер. Мы прибыли сюда, чтобы попытаться узнать судьбу груза, пропавшего три года назад Женщина с сомнением покачала головой: - Вам предстоит в этом случае нелегкая работа. Знали бы вы, сколько кораблей проходит через гавань каждый год! - Нам известно название корабля и месяц, когда он прошел по каналу, - сказал Алек. - Это не может помочь? Мы ищем шхуну "Белый олень", принадлежащую семейству Тиремиан, приписанную к Цирне. Она встала здесь на якорь в начале эразина. - Ах, ну с этого по крайней мере можно начать поиски. - Открыв дверь, ведущую в глубь здания, женщина ввела их в комнату, с пола до потолка уставленную полками со свитками. - Если корабельные документы сохранились, они где-то здесь. Вообще-то архивы трехлетней давности должны были бы быть уже выброшены, но прежний смотритель порта умер, не закончив работы, а у меня до этого руки так и не дошли. Пройдя в глубь комнаты, Катия оглядела полки и наугад взяла свиток с одной из них. Пыль, толстым слоем покрывающая документ, взлетела в воздух, заставив женщину и посетителей расчихаться. - Открой-ка окно, молодой господин, ты с ним рядом стоишь, - иначе мы тут задохнемся, - пропыхтела Катия, вытирая нос. Алек распахнул ставни. Катия развернула свиток и поднесла его к свету. - Вот, смотрите, господа, каков порядок: сверху название корабля и имя капитана, дальше дата прибытия и перечень грузов, которые здесь выгружены и которые погружены. Снизу печати капитана и тех торговцев, которые зафрахтовали судно. Вот эта большая печать в правом нижнем углу - отметка смотрителя порта. Дальше разбирайтесь сами и не забудьте закрыть ставни, когда закончите. Только кладите свитки на прежнее место. Никакой системы, кроме соблюдения приблизительной хронологии, в расположении свитков не было. Просмотрев несколько документов и сверив даты, Алек и Серегил скоро ограничили свои поиски немногими наиболее подходящими полками. Клубы пыли вздымались вокруг них, заставляя чихать, пока они перебирали ряд за рядом пожелтевшие, заплесневевшие пергаменты. Записи, сделанные на качающейся палубе стоящего на якоре судна, было не так легко расшифровать - особенно Алеку, умение которого читать было далеко от совершенства. Задумчиво покусывая губу, он с трудом разбирал каракули: "Собака", "Крыло ласточки", "Два брата", "Прекрасная Ригель", "Серебряное перо", "Кориола", "Морской туман", "Королева"... Алек был так поглощен разными - один неразборчивее другого - почерками, что чуть не пропустил смазанный заголовок: "Белый олень". - Вот! Нашел! - воскликнул он с триумфом. В очередной раз чихнув, Серегил весьма неэлегантно вытер нос рукавом. - Я тоже нашел. "Олень" был каботажным судном, перевозившим грузы на короткие расстояния по обе стороны канала, поэтому в интересующем нас году к нему должны относиться многие документы. Продолжай искать, нам нужно просмотреть архивы и за некоторое время после того, как корабль исчез. Не годится пропустить хоть что-нибудь. В конце концов они нашли восемь свитков и разложили их в хронологическом порядке. - Этого я и боялся, - пробормотал Серегил, когда прочел их. - "Олень" по большей части совершал регулярные рейсы. Вот смотри - продовольствие в три маленьких городка на западном побережье, потом обратным рейсом - кожи, костяные и серебряные изделия. Маршрут на восток - к шахтам на берегу Внутреннего моря; туда он доставлял инструменты и продовольствие, масло для ламп, ткани, медикаменты. То же самое и здесь, и здесь. - А не было ли дополнительных рейсов? - Алек присел рядом на корточки и заглянул через плечо Серегила. - Хороший вопрос. Были. Куры в Миль, вино в Накрос, шелка, ароматические свечи, три больших гобелена госпоже Вере из Ареуса, сотня мотков шерстяной пряжи... - Все это трудно было бы спутать с двумя сотнями слитков золота. - Совершенно верно. Думаю, наши приятели-леранцы были достаточно догадливы, чтобы спрятать золото среди чего-то тяжелого, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вот тут есть изделия из железа, горняцкие инструменты, доски... - От этого мало прока, - перебил его Алек. - Прошло ведь три года. Как мы узнаем, который именно рейс нам нужен? Это же невозможно! - Может быть. - Серегил подошел к окну, бросил взгляд на тонущую в сумерках гавань и снова чихнул. - Потроха Билайри! Неудивительно, что тут мы ни до чего не можем додуматься. Забирай- ка эти свитки, Алек. Только свежий воздух может нам помочь. Давай- ка прогуляемся, чтобы проветрить мозги, и промоем глотки доброй кружкой местного эля. Здесь, в тени скал, ночь наступила быстро, но почти полная луна освещала лабиринт улиц за причалами. Серегил задумался и в отличие от обычного был молчалив; почти час они бродили по городу, не обменявшись и словечком. Наконец Серегил и Алек оказались на площади, откуда открывался великолепный вид на бухту. Огромные факелы на башнях у входа в канал бросали яркие отблески на темную воду гавани; чистый лунный свет мешался с ними, как серебряные монеты с пригоршней червонного золота. - Такое место нам и нужно, - пробормотал Серегил, поворачивая к ближайшей пивной. Таверна оказалась уютной, полутемной, битком набитой. Пробравшись сквозь толпу, заполняющую дымную комнату, Серегил и Алек устроились в уголке со своими кружками. Серегил опять принялся читать свитки, потом откинулся с безнадежным вздохом. - Похоже, мы в тупике. - Серегил сделал большой глоток из кружки и раздраженно скатал пергамент. - Конечно, мы ни на что особенно и не рассчитывали, но иметь эти проклятые документы в руках и быть не в силах выжать из них хоть какое-нибудь указание - это хуже, чем если бы мы вообще ничего не нашли. Алек склонился над пергаментами. - Ты думаешь, ключ на самом деле здесь, верно? - Меня сводит с ума мысль, что мы, возможно, что-то упускаем. - Серегил сделал еще один глоток и мрачно уставился в кружку, словно ожидая, что на поверхность всплывет ответ оракула. - Давай-ка еще раз просмотрим свитки. Нет, ты лучше читай мне их вслух. - Это же займет целую вечность, - запротестовал Алек. - Ты же знаешь, я плохо умею читать. - Ничего. Когда я слушаю, я лучше соображаю, так что читай помедленнее. Ограничься списками того, что они грузили в Цирне. Повернувшись так, чтобы на пергамент падал свет от очага, Алек с сомнением приступил к делу. Серегил откинулся, привалившись к стене, и закрыл глаза. Казалось, его совсем не интересует содержание свитков; он только изредка помогал Алеку разобрать непонятные слова. Так дело шло, пока Алек не добрался до середины четвертого документа. - "Три ящика пергамента, десять ящиков сальных свечей, - читал Алек, ведя пальцем по списку. - Шестьдесят пять мешков ячменя, сорок бочонков сидра, тридцать мотков толстой веревки, пятьдесят топоров, двести железных клиньев, три дюжины молотков, два ящика мрамора, двадцать рулонов кожи..." Глаза Серегила неожиданно широко раскрылись. - Этого не может быть. Ты, должно быть, перескочил на список привезенного в Цирну. - Ничего подобного, - возразил Алек, показывая ему пергамент. - Здесь написано: "Товары, отправленные из Цирны", а дальше "пергамент, свечи, ячмень"... Серегил наклонился вперед, вчитываясь в указанное Алеком место. - Ты прав, здесь действительно написано "мрамор". Но ведь этот груз предназначен для шахты на Осиатском побережье. - Его голос упал до шепота. - Нет, даже не шахты, для каменоломни! Здесь написано, что место разгрузки - Иллендрийские карьеры. - И что? Серегил опустил тяжелую руку на плечо юноши и многозначительно поднял брови. - Кому вздумается платить за доставку двух тяжелых кусков мрамора в карьер, где мрамор добывается? Глаза Алека расширились. - Штаны Билайри! Вот оно! - Может быть. А вдруг это действительно был мрамор, который по какой-то причине решили вернуть? Но все равно выглядит подозрительно. - Ну и где мы оказались в результате? - В настоящий момент? - Серегил ухмыльнулся и сгреб свитки. - Мы оказались в дешевой таверне, где за шесть медяков можно получить койку на чердаке. Мы с тобой заслужили лучшее пристанище, не говоря уже об ужине. Пошли. А завтра посмотрим, что еще удастся раскопать в гавани. - А как насчет каменоломни, этих Иллендрийских карьеров? Не стоит нам отправиться туда? - Только в крайнем случае. Туда и обратно - неделя пути, да и наверняка золото уже не там. Сомневаюсь, что местные вообще знали о содержимом ящиков. Нет, подозреваю, ответы мы найдем гораздо ближе. ГЛАВА 36. неприятности на дороге Следующие несколько дней они провели на продуваемых всеми ветрами причалах, отслеживая суда, ходящие по тем же маршрутам, что и "Белый олень". Хотя нашлось несколько таких кораблей, никакие расспросы не принесли полезной информации. На четвертый день, однако, в порту появился тупоносый маленький шлюп с малоподходящим названием "Стрекоза", по самые борта нагруженный строительным камнем. Алек вместе с Серегилом стоял, прислонившись к составленным на причале ящикам, и смотрел, как грузчики сгружают на набережную каменные блоки разной величины и формы. Грубо обтесанные глыбы строительного камня были обернуты веревочной сеткой, чтобы не поцарапали друг друга в пути, а более хрупкие мраморные плиты оказались заключены в дощатые футляры. - Должно быть, это продукция нескольких каменоломен, - пробормотал Серегил. - Будем надеяться, что и Иллендрийского карьера тоже. - шепотом ответил Алек. Подойдя поближе, Серегил и Алек стали осматривать разные блоки, словно прикидывая, какие из них купить. Они все еще были одеты, как богатые купцы, и их добротная одежда скоро пробудила интерес капитана "Стрекозы". - Не торгуете ли вы камнем, господа? У меня сегодня отличный товар, - окликнул он их с палубы. - Это я вижу, - ответил Серегил, проводя рукой по плите из блестящего черного гранита. - Но мне нужен мрамор, подходящий для изготовления статуй. - О, тебе повезло, господин, - затопал вниз по сходням капитан. - На этот раз у меня замечательный выбор, - сказал он, подводя их к стоявшим отдельно ящикам. - Розовый, черный, серый и чистейший белый - белый, как горлышко голубки. Дайте-ка вспомнить: где тут кусок из Корнивара? Самый лучший мрамор. - Сверяясь со знаками на ящиках, капитан поднял крышки некоторых из них. - Вот прекрасный блок, господин, - белый. Тебе нужно что-то определенное? - Ну, - протянул Серегил, заглядывая в ящик, - я не большой знаток, сказать по правде, но мне говорили, что самый лучший мрамор - из Иллендрийских карьеров. - Может, это и было правдой во времена твоего батюшки, господин, но теперь оттуда мало что поступает, - снисходительно объяснил ему капитан. - Иллендрийские каменоломни в основном истощены, хотя небольшие плиты они еще поставляют. У меня здесь есть несколько, но, думаю, тебе больше понравятся другие. - Может быть, и так, - ответил Серегил, потирая подбородок, - но все же я хотел бы посмотреть на иллендрийский мрамор, если тебе не трудно. - Как прикажешь. - Капитан поискал и наконец подвел их к небольшому ящику, наполовину скрытому за другими. Вскрыв его, он показал Серегилу невзрачный блок сероватого камня с рыжими прожилками. - Сам видишь, качество не первоклассное. - Эта каменоломня принадлежит благородному Томасу, верно? - с невинным видом поинтересовался Серегил, с интересом оглядывая камень. - Нет, господин, там хозяин старый Эммер. Он с племянниками занимается камнерезным промыслом, хоть и еле сводит концы с концами. Их продукция идет главным образом на верстовые столбы и другие подобные надобности. Ящик был невелик, и, чтобы заглянуть внутрь, Алеку пришлось обойти приземистую фигуру капитана. При этом он заметил на досках выжженные знаки; один из них показался ему очень знакомым - маленькая свернувшаяся ящерица. - А что означают эти эмблемы? - спросил он, стараясь не выдать своего внезапного волнения. - Это пометки, нужные для того, чтобы разобраться, откуда, куда и кем перевозится груз. Стрекоза - это моя эмблема, дальше идет знак десятника грузчиков... - А чья эта маленькая ящерица? Серегил бросил быстрый взгляд на Алека, почувствовав, что с его стороны это не праздный интерес. - Это эмблема каменоломни, господин. Мы зовем ее иллендрийский тритон. - Мне нравится расцветка - камня, я хочу сказать, - продолжал Алек, стараясь отвести Серегила в сторону, не привлекая к этому особого внимания. - Мне кажется, это то, что нужно, правда, братец? - Для сада - пожалуй, - подыграл ему Серегил. Продолжая поглаживать подбородок, он задумчиво прищурил глаза. - Хотя, мне кажется, матушка хотела большую статую для ниши в зале. И ты же знаешь, как она любит белый мрамор. Как ты думаешь, не взять ли нам этот вместе с тем белым блоком, который рекомендует капитан? Алек нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока Серегил расплачивался и договаривался о доставке, потом потащил его прочь. - Что на тебя нашло? - прошептал Серегил. - Иллендрийский это мрамор или нет, камень никуда не годится... - Я совсем не имел в виду, что его нужно покупать, - перебил его Алек. - Дело было в эмблеме - этом иллендрийском тритоне. Мне уже случалось его видеть! Серегил остановился на месте. - Где? - В замке Кассарии Эмблема была на одном из старинных гобеленов в главном холле - вроде как знак производителя. Не знаю, почему я обратил на нее внимание - просто она мне понравилась. - И ты уверен, что гобелен был старинный? Что он висит в замке на протяжении жизни нескольких поколений? - Гобелен? - недоверчиво переспросил Алек: опять не вовремя Серегил проявляет свои художественные интересы. - Ну, я так подумал. Гобелен был похож на те, что ты показывал мне в Доме Орески, - те, что с узорами по краям. Я еще запомнил, как ты сказал: они нравятся тебе больше, чем которые производятся теперь. Серегил с довольной усмешкой обнял Алека за плечи. - Пальчики Иллиора, у тебя такая же цепкая память, как и у меня самого! Ты уверен, что ящерица была точно такая же? - Да, только какое это имеет отношение к тому, старые гобелены или нет? - озадаченно спросил Алек. - Потому что, если бы гобелены были новые, их могли купить, и эмблема оказалась бы чистым совпадением. Очень старые гобелены скорее всего вытканы кем-то из родственников Кассарии - кем-то, кто жил в замке, развлекался ткачеством и использовал тритона как свою подпись. Держу пари, я знаю, кому принадлежала каменоломня, пока не истощилась! - Готов проспорить тебе тот мерзкий мраморный ошметок, что это была благородная Кассария-а-Мойриан! Разговор с капитаном "Стрекозы" подтвердил это предположение. По словам того, благородная Кассария пять лет назад передала захиревшие каменоломни старому слуге за долгую беспорочную службу. Старик все еще использовал эмблему в знак почтения к своей прежней госпоже. - Похоже, нам снова в путь на юг. - Серегил с довольным видом потирал свои затянутые в перчатки руки, когда они направились к гостинице, чтобы забрать лошадей. - Побывать в каменоломне не надо? - Нет. Благодаря твоему вечному любопытству, я думаю, мы нашли ключ к нашей маленькой загадке. Мы успеем добраться до Уотермида еще до полуночи, завтра уже будем в Римини, а потом - отправимся в замок Кассарии. Похоже, твоя влюбчивая посудомойка нам все-таки пригодится. - Ты это предвкушаешь, да? - ухмыльнулся Алек. Серегил ответил ему мрачной кривой улыбкой. - Вернуть себе честное имя было облегчением; дать леранцам хороший пинок в зад будет настоящим удовольствием! В спешке и радостном возбуждении ни один из них не заметил, как двое грузчиков отошли от товарищей и пошли за ними следом, прячась за спины прохожих. Они снова пересекли перешеек и двинулись вдоль берега. Этим вечером на дороге было немного путников; за несколько часов они встретили только несколько телег и военный патруль. Вскоре после заката, обогнув скалу, они оказались перед каменным завалом. Проехать было можно, но это означало бы очень рискованную попытку пробраться по самому краю пропасти. Дорога в этом месте была особенно узкая: с одной стороны вздымалась отвесная скала, с другой - такие же отвесные утесы обрывались к морю. - Похоже, оползень совсем недавний. - Серегил, нахмурившись, натянул поводья и стал осматривать камни. - Иначе тот патруль, что мы встретили, расчистил бы дорогу или по крайней мере предупредил нас. Алек взглянул на узкую полоску ровной земли между каменным завалом и краем обрыва. - Лучше вести лошадей в поводу, - сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал его страха. - Хорошая мысль, - согласился Серегил. - Накинь плащ на голову Заплатке, чтобы она не испугалась. Иди первым. Алек покрепче обмотал поводья вокруг руки и двинулся вперед, успокаивая нервную лошадь ласковыми словами, когда камни у нее под ногами начинали качаться. Сзади до него доносился голос Серегила, уговаривавшего Лохматого по- ауренфэйски. Алеку оставалось до безопасного участка дороги футов десять, когда он услышал красноречивый скрежет над головой. - Берегись! - закричал он, но было уже поздно. Всюду вокруг них сыпались камни. Заплатка отчаянно взвизгнула, сильно натянув поводья. - Иди же! - рявкнул Алек, морщась, когда острый обломок задел его щеку. Он услышал, как позади него Заплатка взвилась на дыбы, и Серегил прокричал какое-то неразборчивое предостережение. Резко взмахнув головой, лошадь сбросила плащ и рванулась вперед. Алек не смог освободить руку от намотанных поводьев; рывок сбил его с ног и швырнул вниз с утеса. На какой-то ужасный момент он повис над пропастью, глядя на волны, разбивающиеся о скалы в тысяче футов внизу; в этот же момент краем глаза он заметил какое-то движение, и что-то - человек, животное или камень - пронеслось мимо и рухнуло в море. Прежде чем он успел разглядеть, что это было, Заплатка снова взвилась на дыбы, выдернув Алека и закинув его себе на шею, как рыбак вытаскивает попавшуюся на крючок рыбину. Алек отчаянно уцепился за седло, другой рукой ухватился за гриву; лошадь рванулась вперед и каким-то чудом вынесла его на безопасное место. Алеку наконец удалось усесться в седло, перехватить поводья и остановить Заплатку. Бешеная скачка унесла их далеко от оползня. С сердцем, колотящемся где-то в горле, Алек повернул коня и галопом помчался искать Серегила. Теперь дорога была перекрыта полностью; последний обвал воздвиг огромную кучу камней, тянущуюся до самого обрыва. Ни Серегила, ни его коня видно не было. - Серегил! Серегил, ты где? - крикнул Алек, молясь о том, чтобы услышать ответ из-за груды каменных обломков. Он не в силах был заставить себя взглянуть туда, где вероятнее всего мог увидеть Серегила. Озираясь со все возрастающим ужасом, Алек вдруг заметил яркое пятно высоко на осыпи, там, где она начиналась у отвесной скалы. Это было похоже на обрывок ткани - красной ткани, такой же, как та, из которой был сшит кафтан Серегила. Вскарабкавшись по камням, он нашел друга, лежащего на боку, наполовину засыпанного каменными осколками и пылью. По его лбу медленно текла струйка крови из раны на голове; из угла рта тоже капала кровь. - Да дарует нам Создатель свою милость! - ахнул Алек, откапывая Серегила. - Пожалуйста, окажись живым! Не умирай! Правая рука Серегила дернулась, один серый глаз приоткрылся. - Слава Четверке! - воскликнул Алек, чуть не плача от облегчения. - Ты сильно поранен? - Пока еще не знаю, - прохрипел Серегил, снова закрывая глаза. - Я подумал, ты упал с обрыва... - А я думал, что ты упал! Серегил судорожно вздохнул: - Лохматый, бедняжка Лохматый... Алека передернуло, когда он вспомнил, как что-то пролетело мимо него, висящего на поводьях, в пропасть. - Этот конь был у меня восемь лет, - тихо простонал Серегил, и что-то похожее на влагу сделало пыль у него на лице более темной. - Сволочи! Эти подлые твари устроили засаду и убили мою лучшую лошадь! - Засаду? - переспросил Алек и забеспокоился: не бредит ли Серегил. Но серые глаза смотрели ясно. - Когда камни начали падать, я взглянул вверх и увидел силуэт человека на фоне неба. Алек с беспокойством огляделся, но никого не увидел. - Когда я сейчас скакал обратно, я заметил тропинку, ведущую вверх на скалы. Она начинается за следующим поворотом. Держу пари, он мог подняться по ней. - Вот тебе и объяснение. - Но если они все еще там наверху, они видели, как я вернулся. Нужно отсюда выбираться. - Нет, подожди. - Серегил снова закрыл глаза, размышляя. - Кто бы это ни был, свое дело он знает. Если мы обратимся в бегство, они просто догонят нас и докончат начатое. - А как насчет военных постов? Мы, должно быть, милях в пяти от одного из них. - Побольше, я думаю. Имея всего одну лошадь, в темноте мы туда не доберемся. - Значит, мы в ловушке! - Спокойно, Алек, спокойно! Если повезет, мы сможем сами подстроить западню этим гадам. Только тебе придется разыграть спектакль. - Он слегка повернулся, протянул руку к левому бедру и тихо застонал: - О, дьявол, я потерял рапиру! Она, должно быть, отцепилась, когда я карабкался сюда. - Моя все еще цела, - успокоил его Алек; его больше беспокоило, не страдает ли Серегил от серьезной раны. - Она привязана к седлу. - Тащи ее сюда, но незаметно. Притворись, что я умираю, и ты совсем потерял голову. - Хочешь заманить его - чтобы он явился прикончить нас, да? - Именно, только их больше, чем один, как я подозреваю. Нужно, чтобы они поверили, будто имеют дело с растерявшимся мальчиком и умирающим. Пощупай в сапоге. Мой кинжал на месте? - На месте. - Значит, я не совсем беззубый. Отправляйся, у нас мало времени Алек полез по камням обратно на дорогу, ожидая каждую секунду, что стрела вонзится ему в спину. Всячески изображая панику, он спрятал рапиру под вынутыми из сумы одеялами и фляжкой с водой и вернулся к Серегилу. Несмотря на многочисленные ушибы, кости у Серегила остались целы. Солнце уже совсем село в море, и Серегилу с Алеком теперь оставалось только ждать. Алек привалился к скале, спрятав обнаженную рапиру под вытянутой левой ногой. Серегила он приподнял и устроил так, чтобы одеяло скрывало кинжал Долго ждать им не пришлось. Когда последняя скопа полетела к гнезду, Серегил расслышал стук копыт по камню. Всадники приближались оттуда, откуда он и ожидал: из-за поворота дороги слева от них. Через минуту появились два человека, гнавших лошадей уверенной рысью. Разглядывая их в красных лучах заката, Алек увидел двух головорезов в грубой дорожной одежде. Один был тощий, с растрепанными седеющими волосами и длинным унылым лицом. Его спутник оказался толстым и краснолицым, с лысиной, окаймленной курчавыми рыжими волосами. - Это они, - прошептал Серегил. - Хорошо играй свою роль, дружок. У нас есть единственный шанс. Всадники не скрывали своих намерений. Подъехав к оползню, они спешились и вытащили мечи. - Как там твой приятель, парень? - спросил лысый, ухмыляясь. - Он умирает, сукин ты сын! Неужели не можешь дать человеку умереть спокойно? - воскликнул Алек, не скрывая вполне искреннего страха. - Было бы жестоко оставить его мучиться, разве не так, парень? - безразлично ответил второй. Он обладал такой спокойной уверенностью, какую Алек наблюдал у Микама Кавиша: это был убийца, хорошо знающий свое дело. - Да и с тобой нам нужно разобраться, верно? - Что вам от нас нужно? - хрипло выдавил Алек, крепче сжимая эфес рапиры. - Я ничего против тебя и твоего приятеля не имею, - ответил седой, начиная карабкаться по камням. - Но есть люди, которым не нравится, когда в их дела суют нос. Так что будь хорошим мальчиком, и я быстро с тобой кончу. Ты умрешь прежде, чем поймешь, что случилось. - Я совсем не хочу умирать! - Алек поднялся и начал швырять в головорезов камни левой рукой. Те легко уворачивались, и Алек стал пятиться, словно пытаясь убежать. - Займись вторым, Трейк, - приказал седой, показывая на Серегила. который по-прежнему лежал неподвижно, как будто при смерти. - Я разделаюсь со щенком. Алек сделал еще несколько шагов назад, потом замер, как испуганный олененок. Дождавшись, когда его убийца окажется в пределах досягаемости рапиры, он выхватил клинок и ударил. В самый ответственный момент камень под ногой подался, и его удар не оказался смертельным, но все же рапира сильно стукнула седого по ребрам; тот потерял равновесие, неуклюже развернулся и попытался достать Алека мечом, но вместо этого упал и тяжело покатился вниз - почти до самого края обрыва. В этот момент позади Алека раздался приглушенный крик, но он не рискнул обернуться. Его противник был уже на ногах и снова двигался к нему. - Шутить изволишь? - прорычал он. - Я свяжу тебя твоими собственными кишками, мальчишка, и вобью тебе в горло... Алек не был достойным противником головорезу и знал это. Не задумываясь, он схватил камень и швырнул его. Удар пришелся убийце в лоб. Оглушенный, тот покачнулся и снова скатился к обрыву. Он мог бы и удержаться, но его падение сдвинуло с места камни на краю осыпи. С грозным скрежетом целая груда - как раз ниже того места, где стоял Алек, - заскользила и рухнула в пропасть, увлекая с собой человека. Отчаянно взмахнув руками, Алек опрокинулся на спину и тоже поехал по склону оползня ногами вперед - к неминуемой смерти. Он был охвачен таким ужасом, что даже не вскрикнул и только смотрел в закатное небо, понимая, что это последнее, что он увидит в жизни. Неожиданно сильная рука схватила его за плечо. Алек вцепился в нее, проехал еще несколько футов и наконец остановился на самом краю - ноги его повисли в пустоте. Едва осмеливаясь ды