ть, что смирился. Охотник объяснил: - Вы знаете, что между Сиани и тем, кто ее атаковал, в момент нападения установилась связь. Вы сами намеревались использовать эту связь, когда достигнете владений врага. Зачем бы еще вы потащили ее с собой? С помощью простого, но тщательно подготовленного Познания вы сможете выйти на обидчика, выбрать его среди сотен ему подобных... Достойный восхищения замысел, доступный вашему разумению и вашим возможностям. Но сегодня, во время истинной тьмы, я могу сделать гораздо больше. Я могу получить преимущество, которое наш враг вряд ли предвидит. - Он слегка поклонился Сиани. - Если будет на то воля леди. Сензи видел, как сжимаются и разжимаются ее руки, как побелело от страха ее лицо. Дэмьен тоже это видел и хрипло произнес: - Ты не сделаешь ничего, что увеличило бы риск для нее. Ты понял? Она и так в опасности. Глаза Тарранта злобно сверкнули. - Не будь глупцом, священник! Риск всегда огромен. Именно ее хочет заполучить наш враг, не нас - и он попытается заявить права на нее, как только мы пересечем горы. Приведя леди так близко к его владениям, вы заставляете ее рисковать больше, чем где бы то ни было. И ты в некотором смысле прав. Я с тобой согласен. Но сейчас пора применить инструменты, которыми пользуется сам враг, потому что не воспользоваться ими, не обратить их против него любым способом - значит проиграть, преподобный Райс. К тому же позволю себе напомнить, что и я по-своему - и очень сильно - заинтересован в успехе этой миссии. Еще и поэтому я не позволю себе излишне рисковать. - Он сделал паузу. - Я понятно объяснил? Между двумя мужчинами повисло молчание: ледяное, едкое, колючее от ненависти. Пока Дэмьен не обрел голос и не заставил себя спокойно проговорить: - Продолжай. Охотник покосился на Сиани. - С ее помощью, - объяснил он, - я смогу добраться до разума ее мучителя. Это опасный процесс. Используя только земное Фэа, я никогда не смог бы этого сделать - могущество нашего врага в его владениях равно моему, и он легко обратит подобное Творение против нас. Но сейчас, в те драгоценные часы, когда на земле господствует темное Фэа... Это моя сущность, священник. Моя жизнь. Обычный человек никогда не одолеет меня на этом поприще, не принеся прежде Жертву, подобную той, что принес я. - Все это мне чертовски не нравится, - пробормотал Дэмьен. Его реакция на то, что собрался сделать Охотник, разбередила земное Фэа вокруг: поляна наполнилась запахом крови, жаром его отвращения. - И чего можно этим достичь? Если у тебя получится? - Если получится - а шансы отличные, - у нас будет куда больше информации о нашем враге, чем дал бы любой другой способ. Мы определим его местопребывание, его намерения, возможно, даже его слабости. Мы узнаем, что значит для него связь с Сиани и как он может использовать ее против нас. - А если ты проиграешь? - не отставал Дэмьен. - Если проиграю? Посвященный взглянул на Сиани, и она смело встретила его взгляд, легким кивком подтвердив - да, она понимает, чем рискует, и тем не менее хочет попытаться. Но ее руки неудержимо дрожали, и Сензи показалось, что в уголках ее глаз блеснули слезы. - Если я проиграю, - мягко сказал Охотник, - не будет смысла продолжать наше путешествие. Потому что он получит ее. Я сам отдам ее врагу. Минуту стояла полнейшая тишина. Огонь, угасая, затрещал, и последние угольки, рассыпавшись, взметнули вверх рой искр. Ракханка напряглась, словно в предчувствии битвы, но с места не двинулась и по-прежнему молчала. Дэмьен посмотрел на Сиани и прочитал что-то в ее глазах, отчего его лицо потемнело и глубокая морщина залегла меж бровями, безмолвно говоря о его опасениях. - Ну что ж, - выдохнул он наконец. - Если того хочет Сиани. Если нет другого выбора. - Я хочу, - тихо подтвердила она. А Таррант заключил: - Выбора нет. Темное Фэа. Силовые пряди медленно отделялись от земли, колышась над ней, точно паутина. Густо-фиолетовые струи энергии расползались змеями, ритмически изгибаясь, напоминая по виду - и по сути - извилины человеческого мозга. Энергия столь чувствительная, что, вздрагивая, меняла направление от простого взгляда. Энергия столь неуправляемая, что пойманные ею человеческие страхи росли и развивались самостоятельно еще долго после того, как непосредственная их причина стиралась из памяти. Энергия столь жадная, что пожирала саму тьму, поглощала самую суть ночи, чтоб умножиться еще и еще, пронизывая ночь своими пульсирующими жилами. - Вы готовы? - прошептал Таррант. Его голос был чуть слышнее ветра и так же холоден, как ночь, что стремительно опустилась на них. Сензи дрожал, наблюдая за его приготовлениями к Творению, и не только потому, что ночь была холодной. - Готова, - отозвалась Сиани. Охотник осторожно привязывал ее - запястья и лодыжки плотно прикручены к колышкам, глубоко вкопанным в землю. Еще одна веревка перетягивала ее грудь, не давая ей подняться. Эти приготовления были необходимы, как пояснил Таррант, на случай, если обидчик Сиани перехватит контроль над ее телом, но у Сензи один взгляд на это вызвал тошнотворный страх. Дэмьен рассказывал ему, как была связана жена Владетеля Меренты, когда люди обнаружили ее тело. Точно так же, подумал он. Его скрутило от одной этой мысли. - Ну вот, - выдохнул Охотник. Он оглядел каждого из них по очереди - Дэмьен попытался твердо встретить его взгляд, Сензи не смог. Как будто что-то в этих светлых глазах пробуждалось к жизни, что-то темное и жуткое. И голодное. - Мне нужна тишина. Полная. И никто не должен вмешиваться - что бы ни случилось. Чем бы ни пришлось заплатить за это Творение. Потому что прервать его на середине означает отдать ее душу врагу. Понятно? Он обращался ко всем, но его глаза неотступно следили за Дэмьеном. После секундной паузы священник принужденно кивнул и пробормотал: - Начинай. "Что бы ни случилось". Сензи уже видел, как что-то неясное формируется за их спинами, за границей круга света. Их собственные страхи оживляло и овеществляло зловещее Фэа беспросветных часов. Таррант утверждал, что пробраться внутрь не сможет ничто, - его собственная натура питается темной силой и поглотит любое ее проявление, которое как-либо минует охранительную черту, - но все равно Сензи дрожал, когда легионы тварей, созданных из их страхов, множились вокруг магического круга в поисках малейшей лазейки. Его искушала мысль ослабить свое Зрение, чтобы поблекли жуткие видения, но тогда все стало бы гораздо хуже. Вокруг них по крайней мере был свет - густо-фиолетовый сгусток могущества истинной ночи ничего не освещал, но хоть как-то поддерживал. Без этого осенняя ночь была совершенно лишена света - пещерные своды, черный потолок, и человек мог поднести руку к самому лицу и не увидеть ее; темнота, казалось, сжимала так, что было трудно дышать, и хотелось отчаянно рвануться к свету, к любому свету... только сейчас, здесь, некуда было бежать. И тьма простоит еще часы и часы. Даже слабое свечение таинственного ночного Фэа было предпочтительнее. Медленно, как клубящийся дым, Фэа начало стягиваться к телу Сиани. Сензи видел, что она вздрагивает, но не знал, от боли или просто от страха. Ей конечно же было чего бояться. Когда она вдыхала, тонкие фиолетовые струйки пронизывали воздух и проникали в ее легкие, в ее плоть; воздух, что она выдыхала, был совершенно черный, текучие завихрения и сгустки агата, из которых была выпита вся энергия. Женщина медленно опустила веки, но даже после этого Сензи видел фиолетовый свет, что мерцал под ними, словно таинственный зеленый огонь, горящий ночью в глазах кошки. Она буквально впитывала темную силу. - Повинуйся мне, - тихо приказал Охотник. Его голос переполняла ледяная нежность, от которой по спине Сензи побежали мурашки. - Каждой мыслью, каждой частицей своего существа. - И добавил почти ласково: - Ты же знаешь, что я не причиню тебе вреда. Сиани кивнула. Потом по ее телу прошла долгая дрожь, и Сензи показалось, что он услышал едва уловимый звук - стон? - вырвавшийся из ее губ. Фэа, привлеченное Творением Тарранта, плотно клубилось вокруг нее, и вскоре стала видна ее связь с внешней силой - пульсирующая живая нить, темная пуповина. Связь, по которой проходили волны в ритме неслышно бьющегося сердца. - Ты жаждешь, - властно объявил Таррант. Он мерно выговаривал слова, которые были заклинанием обладания. - Жаждешь памяти. Жизни. Кусочков прошлого, которые ты вытягиваешь из чужих душ. Жажда неутолимая, всеобъемлющая. Она мучит тебя. Она делает тебя сильным. Она влечет тебя к пище и дает тебе власть добыть ее. - В голосе посвященного звучало такое обещание, сочувствие, темное обольщение, что простой перечень свойств демона исподволь оживал. Какую часть себя самого он использовал, выстраивая этот список? Когда он дотронулся до Сиани, приложив тонкую руку к ее сердцу, Сензи словно ударило током, как будто это сделал их враг. Охотник и тот, кто ограбил Сиани, могли питаться различными эмоциями, но они служили одному и тому же темному Узору. Когда Таррант коснулся Сиани, она вскрикнула и внезапно обмякла, так что Сензи насмерть испугался за нее. Минуту она лежала как мертвая, так неподвижно, что Сензи тщетно высматривал хоть признак дыхания, малейшую дрожь биения сердца. Ничего не было. Потом она встрепенулась, глаза ее резко открылись. Они были черными, абсолютно черными, без следов белка и радужки. Пустые впадины, которые ничто не могло наполнить. - Кто ты? - властно спросил Охотник. Голос, что принадлежал Сиани, но не был ее голосом, ответил: - Эссистат са-Лема. Техирра са-Стейат. Сиани са-Фарадэй. Другие. - Мертвенный шелест вырвался из ее рта - должно быть, это был смех. - Я не помню всех имен. Таррант посмотрел на Хессет. Она коротко кивнула. Да, это имена ракхов, показывало ее движение. На этот раз она слушала так же внимательно, как и люди. Охотник вновь обратился к Сиани: - Где ты? Вновь прозвучал призрачный смех - и в то же время загадочный. - Черная шахта. Логово охотника. Подвал гроз. - Где? - настаивал Таррант. То, чем была Сиани, закрыло ее глаза. - Во тьме, - прошептала она наконец. - Под Домом Гроз. - В земле? - Нет. Да. - В пещерах? Туннелях? Ходах, прорытых людьми? Глаза женщины распахнулись, уставились на него. - Ракхами, - злобно поправила она. - Там жили Потерянные, пока мы не выгнали их. Мы и память их ели, но там было очень мало вещей, туннели, голод, безмозглая чепуха. Не сравнить с памятью других ракхов. - Сиани закрыла глаза, и волна дрожи прошла по ее телу - волна непривычного возбуждения, подобного сладострастной судороге оргазма. - И не сравнить с человеческой, - шепнула она. - С ней ничто не сравнится. Снова Таррант взглянул на Хессет, и на этот раз губы его беззвучно выговорили: "Потерянные?" Короткий кивок красти подтвердил, что ей известно, о чем идет речь, но объяснит она позже. По крайней мере, Сензи на это надеялся. Таррант вернулся к Сиани. Черная бездна ее глаз поблескивала подобно обсидиану, пока она наблюдала за ним. - Ты боишься? - спросил он. - Боюсь? - Как ракхи. Как люди. - Боюсь? Как это... "за свою жизнь?" Нет. С какой стати? - Ты чувствуешь себя в безопасности? - Я в безопасности. - Защищен? - нащупывал почву Таррант. - Да. - Хорошо защищен? Пустые глаза открылись; лучик фиолетового света шевельнулся в их глубине. - Безусловно. - Как? Сиани, казалось, заколебалась. - Лема защищает. Держатель охраняет. - Против чего? Ответа не последовало, и Таррант повысил голос: - Против ракхов? - Людей, - прошипела она. - Они идут за нами. Так сказал Лема. Они идут и несут Огонь, который может сжечь ночь. Может сжечь нас. - Но ты не испугался. - Нет! - Голос превратился в сипение. - Лема защитит. Держатель все знает. Даже теперь... Она запнулась. Вдруг задохнулась, как от резкой боли. Таррант быстро вставил: - Это требует большого труда. - Вовсе нет, - отозвалась она. Ее тело расслабилось, как-то растеклось по земле. А голос усилился. Сензи почувствовал, что какой-то барьер не то чтобы преодолен, не сломан, но как-то обойден. - Всего лишь применить Ложное Познание. Остальное зависит от нас. Сензи заметил, как что-то промелькнуло в глазах Тарранта, слишком легко и быстро, чтоб понять - что именно. Испуг? Удивление? - Ложное Познание? - повторил он. - Да. Демон сказал, что это лучше всего. Обернуть их собственное Познание против них. Пусть они будут уверены в том, что правы, и сами направятся в ловушку. Это единственный способ поймать посвященного, сказал Калеста. Обмануть его, используя его собственное Видение. Минуту длилось молчание. Смутные очертания всколыхнулись вокруг Тарранта, его дурные предчувствия просачивались из души, придавая форму теням. Посмертная маска. Копье. Вспышка огня. В другое время, в другом месте эти образы могли бы овеществиться, но его голодное естество впитывало их, едва они появлялись. Оставался только короткий послеобраз, черный на фоне черной ночи. - Скажи мне, - еле сдерживаясь, прошептал он. - Ложное Познание. Что это? Сиани, казалось, уже хотела произнести что-то, но остановилась. - Говори! Она беззвучно разевала рот, как вытащенная из воды рыба. Выглядело так, будто слова просто не могут вырваться наружу. Охотник подался вперед и схватил ее за руку; его энергия вливалась в женщину, как стремительный поток фиолетовой Фэа, исторгнутый его жаждой, движимый его целью. - Говори! - вновь велел он. Сиани пыталась сопротивляться, пыталась вырваться и наконец закричала, когда ледяная хватка крепко-накрепко стиснула ее душу. Сензи видел, как рванулся вперед Дэмьен и как он заставил себя остановиться. Потому что она может умереть, если он вмешается. Только поэтому. Но во взгляде его пылала смерть. - Говори, - последний раз приказал Охотник, и Сензи почувствовал, что он использует темное Фэа, чтоб выжать из нее информацию, как сок из спелого плода. - Кратер Санша! - выкрикнула женщина. И слезы побежали по ее лицу, и она неистово забилась в его руках. Слова полились из нее, как будто они жили своей жизнью и теперь рвались на свободу. - Человеческое Познание приведет их сюда по нашему следу. Они будут надеяться, что наша крепость там, под Домом Гроз. Самое главное, что и он надеется на это - их посвященный, - потому что Калеста извлек образ из его разума. Когда он смотрел на свои карты и говорил: "Вот где должен быть враг", Голодные заметили это. И Держатель позволил людям думать, что он прав, исказил его Познание, чтобы оно само завело их в западню. Минуту Таррант стоял неподвижно и молча. Взгляд его был ужасен - стыд, и ярость, и слепая, неистовая ненависть смешались с еще менее приятными эмоциями, которые Сенэи даже не отважился опознать, но Сиани, или то существо, которое обитало сейчас в ее теле, казалось, не замечала этого. Если бы Охотник не связал себя словом, что не нанесет ей вреда, он - Сензи был в этом совершенно уверен - избил бы тело, лежащее перед ним, чтобы страдания передались тому, кто владел сейчас женщиной; но он был связан клятвой, и потому подавил бешенство. - Где находится Дом Гроз? - прошипел он. Темно-пурпурные завитки его ярости растворялись в ночи. - Где крепость твоего народа? Она не ответила; его глаза холодно сузились, и она даже задохнулась. Сензи видел, как ломалось ее последнее сопротивление. - В месте могущества, - прошептала она. - Где земное Фэа изливается потоком, жаждущим покорения. Где плиты звенят от боли, когда их взламывает мощь. Где Держатель... Тело Сиани застыло. Она беззвучно пошевелила губами - и вдруг судорога боли пронизала ее, пройдя от макушки до пят, как волна. - Нет! - выкрикнула она, и это был голос Сиани, ее боль. Она вырывалась из пут с такой силой, что почти вывернула шесты из земли. - Джеральд! Но посвященный и не думал помогать ей. - Прекрати! - прошипел Дэмьен. Он снова рванулся вперед... и заставил себя остановиться, хотя кулаки его сжались в ярости. "Прервать это Творение - значит отдать ее душу ее врагу". - Прекрати это, черт бы тебя побрал! Она больше не выдержит! И как будто в ответ струйка крови вытекла из ее рта. Таррант наконец пошевелился. Он положил ладони на щеки Сиани - она попыталась укусить его, исступленно, как раненый зверь, - но он крепко прижал ее голову к земле и держал так, пока тело извивалось в путах. Пристально всматриваясь в ее глаза, он прижимал ее к земле одной силой своего взгляда. Эту власть Сензи видел - яркий пурпур, что дрожал от силы его ненависти. - Уходи, - свирепо выдохнул он. - Это не твоя плоть, не твое место. Повинуйся! Сиани вздрогнула в его руках - беспомощно, как ребенок. Кровь стекала по ее щекам, пачкала его руки, густо-пурпурная в свете Фэа. Капала на землю. Охотник не обращал на это внимания. - Повинуйся! - вновь прошептал он. И власть, что исходила от него, была столь яркой, столь ослепляющей, что Сензи отвернулся. На краткий миг все тело Сиани застыло, веревки заскрипели, когда она натянула их. Потом внезапно вся сила из нее куда-то ушла. Она лежала на окровавленной земле, как сломанная кукла, и лишь прерывистое дыхание показывало, что она жива. Чуть погодя Таррант выпустил ее. Глаза женщины - уже человеческие, покрасневшие - закрылись. Она дрожала, как от холода. - Достань Огонь, - тихо обратился Охотник к Дэмьену. - Ты уверен... - Достань! Он подождал, пока священник не исполнит его приказ, затем поспешно отошел на несколько шагов от остальных. Однако он явно не собирался далеко отходить от Сиани; он оставался достаточно близко, так что, когда Огонь был раскрыт, свет выжег полосу на лице Охотника, и она вспыхнула багрово-красным, пока он наблюдал за женщиной. Некоторое время Сензи ничего не видел: так ослепительно сверкал Огонь. Зрение затмилось. Маг-подмастерье знал, что оно не скоро восстановится, но сейчас в нем не было нужды. Темное Фэа ушло, поглощенное и растворенное силой освященного Церковью пламени. И с ним угасли последние фиолетовые отблески, окружавшие Сиани. Когда Дэмьен подошел к ней, она тихо всхлипнула и держалась за него, пока он перерезал путы. Священник поднял ее на руках и прижал к ней Огонь. - С ней все будет в порядке, - заверил его Охотник. - Держите здесь Огонь, пока не взойдет Каска. Нет. Пока не взойдет солнце. Она будет в безопасности, пока ее освещает истинный свет; ни его власть, ни моя ничего с ней не сделают. - Но если ты... - начал было Дэмьен. - Вы останетесь здесь без меня, - резко оборвал его Таррант. - Надо кое за чем приглядеть, и один я лучше справлюсь. - К тому же здесь Огонь, - спокойно заметил Дэмьен. Таррант повернулся к священнику, очень медленно, и дал ему увидеть, как заветный свет смазал его черты. Кожа на его лице и руках покраснела, стянулась, начала шелушиться, но его холодный взгляд неотступно следил за Дэмьеном, и в нем не было ни намека на боль или колебание. - Не надо меня недооценивать, - предостерег он. Кровь скопилась в уголке его глаза, и он сморгнул ее; капля потекла по щеке, как слеза. Но он не отвернулся, даже не заслонился от света Огня. - Никогда не следует меня недооценивать. - Я был не прав, - признал наконец Дэмьен. - Вот именно, - подтвердил Охотник. И поклонился Сиани - легкое движение, поспешное, но почтительное. - Ради вашего же блага, не обсуждайте то, что здесь произошло - ни слова! - пока не взойдет солнце. Иначе враг может узнать... слишком много. Леди? Ее шепот был еле слышен: - Я понимаю. Он шагнул и исчез, быстрее, чем мог уследить глаз. Покрасневшая плоть растворилась в черноте, пылающая кожа была проглочена тьмой. Исцелена особой властью истинной ночи. - Огонь не повредил ему, - прошептал Сензи. - И не похоже, чтоб... - Разумеется, повредил, - резко вставил Дэмьен. - И убил бы, если б он задержался еще немного. - Но он не казался... - Неужели? А по-моему, он стоял бы здесь, терпя боль, пока Огонь не сжег бы его до углей. Просто, чтобы настоять на своем. - Священник глубоко вздохнул и крепко обнял Сиани. - Это и делает его таким чертовски опасным, - пробормотал он. Шел дождь. Не моросящий дождик предыдущих дней, холодный, но терпимый мелкий туман, что лишь увлажнял землю, не расквашивая ее; ливень пришел с востока, его пригнал ветер, что промчался тысячи миль от самого моря, увлекая за собой испарения и туманы и превращая их в плотные черные грозовые тучи. Если Каска и взошла, они все равно не могли увидеть ее. Дождь лил как из ведра, вперемешку с градинами и кусками льда, как будто вода не могла решить, какую ей принять форму. И было холодно, темно и мокро. Женщины, съежившись, сидели в палатке ракханки - конусообразном укрытии из толстых шкур, натянутых вокруг шеста. Сензи и Дэмьен оставались снаружи, пока не соорудили примитивный навес для своих животных. Лошади беспокойно рвали привязь, а стреноженные ксанди нервно кружили вокруг стоянки, как будто начинали сожалеть о своей - подкрепленной Фэа - верности ракханке и ее спутникам. Но двое мужчин нашли неподалеку от лагеря расселину в гранитном выступе и забили щель над ней охапками веток, образовавших достаточно плотную крышу. Ливень каплями просачивался в укрытие и стеной стоял снаружи. Хватит, решил Дэмьен. В резком свете Огня, который отбрасывал черные тени на отвесные гранитные стены, они завели промокших животных внутрь и проследили, чтобы те безопасно устроились, а потом вернулись в лагерь. Таррант, как можно было предвидеть, не вернулся. Дэмьен пробормотал что-то насчет того, что тот не хочет повредить свою прическу, и Сензи притворился, будто ему смешно. Мужчины, как смогли, выкрутили свою одежду и сменили промокшее тряпье на холодное, но более сухое. В узком пространстве под навесом из шкур удобно устроиться было трудно, уединиться невозможно, но четыре теплых тела в такой тесноте уверенно согревались, и когда наконец подошел рассвет, Сензи обнаружил, что в этой вневременной темноте почти выспался. Рассвет. Они решили, что это действительно рассвет, потому что небо стало медленно сереть. Но солнце пряталось за толстым слоем серых грозовых туч, и его свет еле-еле просачивался сквозь полосы дождя. Несколько раз Сензи и Дэмьен, сгорбившись, выглядывали из маленького отверстия в палатке, щуря глаза на небо. Ждали, когда же солнечный свет прорвет завесу облаков. Потому что пока Сиани не подвергнется очищающему воздействию солнца, никто из них не осмеливался заговорить о том, что он видел, или слышал, или чего боялся этой ночью. Строить какие-либо планы тоже было нельзя. Это был самый долгий день, который они провели вместе. Ближе к закату тучи наконец разошлись. Вдали блеснул свет и разбился в дождевых каплях на тысячи блистающих драгоценностей. В просвете меж облаков сначала показалось солнце, потом Сердце. Белый свет сливался с золотым, и медленно согревал промерзшую землю, и превращал дождь в волшебный серебряный туман. Вскоре над ними появилось пятно чистого неба, потом еще и еще; тем не менее прошли часы, прежде чем Сиани смогла выдержать полный свет дня, дрожа от боли, пока солнечное Фэа выжигало последние следы Творения истинной ночи в ее теле. Джеральд Таррант вернулся на закате. Как раз перед этим они привели обратно своих верховых животных - те были злые и голодные, хотя и не слишком вымокли, - и собрали пучок сухих прутиков под палаткой, достаточно, чтобы развести хилый костерок. Четверо молча сидели вокруг огня, пока Таррант восстанавливал защитный круг. Остерегается шпионов, догадался Сензи. Наконец посвященный вроде бы успокоился и опустился на место у огня. Его волосы, заметил Сензи, были не только сухие, но и тщательно причесаны. - Я надеялся, что у нас будет еще несколько ночей, прежде чем придется принимать решение, - объявил он остальным. - У нас далеко не вся информация, которая нам необходима, и я надеялся найти ее в Лема. Но, думаю, ясно, что времени-то нам и не хватает. Наш враг ожидает нас, и в результате мы чуть не попали прямо в его лапы. Так что мы должны решить прямо здесь и сейчас - что мы сделаем и как мы собираемся это сделать. Надо спешить, прежде чем наш враг поймет, что мы его раскусили. - Спешить, не зная земли, по которой идем? - фыркнул Сензи. - Нельзя выиграть войну, позволив своему врагу диктовать ее законы. А он именно это и пытается сделать. Пришло время спланировать дальнейшие действия - быстро и тщательно. Иначе мы можем с тем же успехом отправиться в кратер Санша и просто-напросто отдать леди в их руки. - Какова вероятность, что он уже знает о том, что ты сделал ночью? - спросил Дэмьен. Таррант колебался. - Вообще-то это неизбежно. Ни один колдун такого не пропустит. Но сейчас... Я был очень, очень осторожен. И темное Фэа - моя стихия, помните; пользоваться этой силой для меня так же естественно, как для вас - дышать. Но если он все-таки докопается до чего-то, то обнаружит, что мы всего лишь хотели установить связь между ним и Сиани, чтобы облегчить прямое нападение. И не смогли. Другая информация в нашу сторону по этой связи не пройдет. - Он повернулся к ракханке. - Мне нужно кое-что выяснить, прежде чем мы сможем принять решение. Враг назвал несколько имен, которые мне не знакомы. Они могут решить дело. А ты, похоже, опознала их. - Потерянные. - И Калеста. Она покачала головой: - Это имя и мне незнакомо. Но Потерянные... Так ракхене называют одно племя нашего народа, пропавшее в годы Перемен. Понимаете, у нас не было тогда своего языка, и наше тело еще не устоялось; каждое новое поколение отличалось от предыдущего, так что социальная целостность общества была почти невозможна. От тех времен у нас сохранились только устные предания, и даже они недостоверны. Ведь они, естественно, изменялись при пересказе. Ракхи, что пришли сюда первыми, - те, кто выжил при переходе через Ниспосланные горы, - рассеялись по этим землям, и каждая группа обосновалась на своей территории. Это пока были даже не племена - скорее расширенные семьи. Многие поселились на равнинах, потому что эта земля была более гостеприимной. Другие ушли на юг, в мокрые земли. Или на восток. Нашим предкам требовалось много свободного пространства, так же, как вам нужна пища и вода. Вначале на наши земли вторгались люди... - Красти вздернула голову, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. - Они все умерли или ушли. Наш народ распространился повсюду. Мы изменились. Мы обрели язык. Культуру. Цивилизацию. Наконец равнинные ракхи пустились в странствия, чтобы увидеть, какой мы заполучили мир, и больше узнать о вашем мире - это входило в традицию Краст, - и медленно, постепенно разбросанные племена встречались вновь. Мы обнаружили две вещи: во-первых, хотя человеческое Творение еще определяло наше общее развитие, мы приспособились к тем землям, которые выбрали сами. Ракхи, что охотились за пропитанием в южных болотах, теперь весьма мало походили на мой народ и на другие племена; в некоторых случаях различие было столь велико, что препятствовало сближению и бракам, - согласно вашей науке, это могло означать, что мы принадлежим к разным видам. Во-вторых, мы открыли, что во время нашего рассеивания много ракхов пропало. Они выбрали для поселения горы - эти горы - и жили здесь на ранних стадиях своего развития. Мы находили следы их культуры - орудия, кучи мусора, сломанные украшения, но ни намека на то, куда они делись. Легенды говорят, - она глубоко вздохнула, - что они ушли под землю. Что это было во время ужасных холодов, когда тучи вулканического пепла отрезали нас от солнечного тепла и горы покрылись льдом. Разумеется, большая часть ракхов скорее искали бы укрытия под своей территорией, чем совсем покинули бы ее. Если и так, о них все равно больше никто не слышал. Только легенды остались. - И теперь еще это свидетельство, - кивнул Дэмьен. - "Там жили Потерянные, пока мы не выгнали их". Если бы мы знали, как давно это было... - Три века назад, - холодно вставил Таррант. - Плюс-минус десять лет. Дэмьен в удивлении воззрился на него: - Откуда ты знаешь? - Ракханочка из Лема, помнишь? Я... допросил ее. На какое-то мгновение Дэмьен потерял дар речи. Потом прошипел: - Ублюдок. Таррант пожал плечами. - Мы нуждались в информации. У нее были нужные сведения. - Его глаза темно блеснули. - Уверяю тебя, ее эмоциональное состояние было... имело второстепенное значение. Дэмьен привстал, но Сиани положила руку ему на плечо. - С этим покончено, - резко сказала она. - Ты уже не сможешь ей помочь. Мы должны работать вместе. Он заставил себя опуститься на место и буркнул: - Дальше. - Три века назад, - повторил Таррант, - Потерянные еще были живы и процветали, именно тогда они вырыли свои туннели. Или приспособили для жилья уже существующие пещеры - наш информатор, похоже, имел в виду оба варианта. Потом пришел этот чужестранный чародей. Человек - Хозяин Лема, который выстроил крепость над их муравейником. А демоны, что служили ему, нашли пристанище в нижних пещерах, выкурив оттуда их обитателей. Так что они должны быть защищены от солнечного света. - Три века, - вслух подумала Сиани. - Потерянные ракхи могут еще быть живы. - Приспособившись к темноте и поэтому став очень чувствительными к свету. Не думаю, чтобы они в нем особо нуждались, и по этой причине их подземные жилища должны быть тесно связаны между собой. Так, чтобы они могли пройти из одного в другое, не выходя на поверхность. - Включая... - начал Сензи. Таррант кивнул: - Угадал. - Подземный ход, - прошептал Дэмьен. - Если их туннели прорыты ракхами - нет. Новые владельцы должны были изолировать их, в целях защиты. Или выставить там охрану. Но если речь идет о естественных пещерах, с их бесконечным разнообразием... это реальная возможность найти какой-то путь внутрь, о котором наши враги не знают. Или самим проложить его, через примыкающие полости. - Войти через черный ход, - протянул Сензи. - Именно так. Дэмьен повернулся к красти: - Каковы шансы найти этих подземных ракхов? И связаться с ними, если найдем? - Кто знает, где они и существуют ли еще? Никто не видел их вот уже многие века. Что до общения... они не говорят по-английски, я уверена; это более позднее приобретение. Но они должны еще помнить отрывочно язык ракхене... а может, и нет. Слишком много времени прошло, чтобы что-то утверждать. - Но туннели-то там есть, не сомневайтесь, - усмехнулся Таррант. Дэмьен искоса посмотрел на него: - Думаешь, сможешь их найти? Тот хмыкнул. - А что, по-твоему, я делаю каждое утро, когда приходится искать укрытие? Обнаружить пустоты в земле - детская забава для того, кто может Видеть потоки. Это умеет и Сензи - именно таким способом он вывел нас к берегу. Но обнаружить нужные пещеры... - Посвященный многозначительно покачал головой. - Это потребует некоторых усилий. - Ну что ж, - подытожил Дэмьен. - Скажем, у нас есть возможность подкрасться к ним. И у нас есть эффективное оружие, если они чувствительны к солнечному свету. - Он погладил сумку, висевшую на его поясе. - И достаточно времени впереди, чтоб решить, как мы это используем. Что до ловушки, подстроенной нашим врагом... Теперь мы знаем, что за игру он затеял, и сможем отразить удар. И значит, остается решить один вопрос... - Куда, черт побери, мы направляемся, - подхватил Сензи. Таррант извлек из кармана сложенный в несколько раз пергаментный свиток и развернул его; это оказалась обширная карта здешних равнин и предгорий. - Я нарисовал это по памяти, когда потерял оригинал. Не гарантирую точности, но надеюсь, что общий вид не переврал. Он расстелил лист перед всеми. Это была карта земель ракхов и окружающих районов, на которую от руки была нанесена паутина чернильных линий. - Пунктирные линии, - прошептал Дэмьен. Таррант кивнул. - Мелкие я наверняка забыл, но основные границы плит на месте. Эта карта, в отличие от первой, была озаглавлена: "Великое Плато Новая Атлантида. Восточный Серпантин. Малый Континент". Таррант указал на место, где встречались три массивных плиты. - Это единственный энергетический узел в этом районе. Думаю, враг поселился где-то рядом. Однако наш информатор утверждает, что он сидит на самой вершине. - Но ведь ты говорил... - перебил его Дэмьен. - Что только глупец способен на такое? Говорил. И повторю еще раз. Не спрашивайте меня, как он удерживает там свою крепость. Одними заклинаниями этого не сделать. Он должен рассчитывать на что-то еще. Может, и на удачу. Девушка утверждала, что здесь подолгу не бывает землетрясений. Годами. - Это невозможно, - пробормотал Дэмьен. Таррант кивнул: - По крайней мере, очень странно. Маленькие, конечно, могут пройти незамеченными... но даже если так, речь о том, что здесь брешь в сейсмической активности. Только бы она продержалась достаточно долго, чтоб мы успели дойти. - Кстати, - вскинулся Дэмьен, - а нет ли какой-нибудь возможности не дать Хозяину Лема выследить нас? Кажется, он пробил твое Затемнение... - Нельзя ослепить ясновидящего, - резко заявил Таррант. - Но можно отвести ему глаза. Прошлой ночью я подготовил Творение, которое должно этому помочь. Оно подействует... здесь! - Он ткнул в точку на карте в двух днях пути на восток. - Мы находимся как раз на таком расстоянии на пути в Лема, и он это знает. Но пока наша пятерка достигнет этой точки, я принял меры, чтоб нас заменила подделка. Наши двойники продолжат наш путь, - его ноготь прочертил линию через горы, в Лема, к месту, где встречались три плато, - сюда. Он указал точку милях в двенадцати на восток от энергетического узла и вопросительно взглянул на ракханку. Та подалась вперед и передвинула его руку на несколько дюймов южнее. И кивнула. - Здесь кратер. - Она посмотрела на Тарранта. - И западня. - Пока они будут добираться туда, его Творение будет тянуться к ним. Мы станем как бы невидимы. Дэмьен гневно уставился на него. Что-то в его лице заставило Сензи поежиться. - Ты хочешь использовать людей, - тихо сказал он. - Ракхов. - Хорошую подделку нельзя сотворить из воздуха. Такая иллюзия ни на миг не введет в заблуждение посвященного. Она недостаточно материальна, и когда он захочет выяснить, что скрывается под поверхностью... - Ни в чем не повинных ракхов. Охотник потемнел лицом: - Это война, священник. А на войне бывают несчастные случаи. С невинными тоже. - У тебя нет на это права. - У меня есть власть. И хватит об этом. Я не собираюсь устраивать дискуссию. Особенно когда на чаше весов - моя собственная жизнь. Я сделал слишком большую ставку в игре, и если я умру, меня ожидает чертовски горячий прием. Так что Творение сработало. Я уже защитил его. Когда мы попадем сюда, - он сердито постучал по карте, - пять обманок достигнут кратера Санша. И так как мое Действие связано с живой плотью, они его убедят, и наш враг будет следить за ними, не за нами - пока они не умрут. - Он не спеша выпрямился. - Я не намерен погибнуть здесь, священник. Тем паче ради твоих моральных принципов. И лучше бы тебе смириться с этим. Не отвечая, Дэмьен повернулся к Сиани. - Си... - Не надо, Дэмьен. Он прав. - Женщина коснулась его руки; его передернуло, как от боли. - У нас нет выбора, неужели ты не понимаешь? Нам необходимо это Творение либо что-то подобное. Или же мы должны сдаться. Но я не могу, Дэмьен. Не могу отступить. А ты? Он молча отодвинулся от Сиани. Трудно было прочесть что-либо на его лице, но холод его заставил Сензи вздрогнуть. - Вы победили, - наконец выдавил он. - Я не буду вмешиваться. Я не смогу. Но ты заплатишь за эти жизни - кровью. Клянусь. Охотник негромко, зло рассмеялся: - За эти, за те, за тысячи других. Утро. Новый день. Она пришла к Сензи, когда он собирал топливо для костра. И это так поразило его, что он чуть не выронил вязанку. - Сиани? Солнечный свет проливался сквозь безлистые ветви над головой, выдавая ее бледность. Ее слабость. Две прошлые ночи выжали из нее больше сил, чем они могли представить. - Я думала, что ты не откажешься от компании. Слова не доходили до парня, пока он не взял себя в руки. - Ты не должна покидать лагерь. Женщина пожала плечами. Это была лишь тень ее прежних движений, да и сама она походила на тень. Даже взгляд ее словно ослабел. - Ты беспокоишься, как и он. - Она поискала, на что бы сесть, и примостилась на пеньке. - Иногда я от этого так устаю. - Вздохнув, она сползла пониже и прилегла. - Иногда так хочется убежать... от страхов, от людей. - Она поймала взгляд Сензи, задержала его. - Ты понимаешь, о чем я? Он почувствовал, как кровь прилила к его щекам; с усилием подавил желание сбежать от нее. - Это очень опасно, Си. Ты не можешь оставаться одна, даже на несколько минут. - Я знаю, - выдохнула она. - Но... когда очень многим рискуешь, чувство опасности притупляется. Ведь такое возможно? Иногда я стараюсь напомнить себе, как близко мы подошли к нашему врагу, как велико его могущество... но даже тогда ощущаю какую-то отстраненность. Нереальность. Как будто мне надо делать такую работу - бояться. - Она взглянула на свои ладони, словно надеясь найти на них ответ. И тихо произнесла: - Не было случая рассказать тебе раньше. Про воспоминания. Только отрывки, кусочки... но они опять появились. Когда Джеральд проводил Творение. Как будто, пока эта тварь занимала мое тело, я воспринимала ее разум. Моя память заключена в ее плоти. - Она подняла взгляд на подмастерье. Карие глаза блеснули на солнце. - Я вспомнила... как ты пришел ко мне. Ты помнишь, Зен? Это было так давно, в таком чужом мире, к которому уже не было возврата, что ему понадобилось время, чтоб воскресить все в памяти. Воскресить себя тогдашнего. - Да, - тихо сказал он. И поморщился, окончательно вспомнив. - Ты был молод. Так молод! Помнишь? Образ, что сохранился с нашей первой встречи. Твое лицо. То, что я увидела в нем... что Прозрела в тебе. Но больше всего запомнилась твоя юность. Боги, ты был так юн... - Мне и сейчас всего тридцать четыре, - защищаясь, вставил подмастерье. - Действительно. Еще молод. Тело еще не стареет - хотя бы не так быстро. Еще в том возрасте, когда Фэа может восстановить плоть... - Она помолчала, обдумывая какую-то мысль. Потом что-то решила для себя. - Ты помнишь, зачем пришел ко мне? Чего ты хотел? Его лицо уже пылало. Он отвернулся: - Пожалуйста, Си... - Тут нечего стыдиться. Он покачал головой, закусив губу; его поразило, что память прошлого может до сих пор вызывать живую боль. - Это не стыд, Си. Это... Я не понимал. Ничего не понимал. Я хотел, чтобы мир был другим, чем он есть. - Ты пришел ко мне в поисках Видения, - мягко проговорила она. - Не власть, не здоровье, даже не бессмертие... Тебя не интересовало то, чего ищут другие. Только Зрение. Он старался совладать со своим голосом, но на это уходили все его силы. Внутри все в нем тряслось, душа трепетала от унижения. - А ты объяснила мне истину. Что я никогда его не получу. - Да. Я сделала это. Служение, подобное твоему, заслуживает честности, хотя правда может ранить очень больно. И если она действительно ранила, так это потому, что многие люди лгали тебе - заставляли тебя верить, что есть какая-то надежда, но они не были... - Они не были посвященными, - быстро вставил он. - Они не могли знать. - Это так... Прости меня, - прошептала она. Он зажмурился; душа его ныла от горя, от боли разбитой мечты. - Ты сделала то, что должна была сделать. - И я в это верила. Мы все в это верили. Что посвященность - природное свойство; никто не может получить его или утратить. Это не дело человека, не способ Творения. Способность Видеть существует в том, кто родился с нею. - Он услышал, что она глубоко вздохнула. Набирается храбрости? - Я ошибалась, Зен. Он резко обернулся. Он не сразу понял ее слова и то, что они могут означать. Потрясение было слишком велико. - Я верила в то, что сказала тебе. И любой посвященный сказал бы то же самое - любой честный. Но только никто из нас не жил так долго, чтобы понять... Она внезапно остановилась, как будто собственное признание чрезвычайно расстроило ее. Сензи ощущал, как дрожат его руки от надежды и страха, как будто он балансирует на краю пропасти. На краю зияющего провала, и вот-вот упадет... - Понять - что? - Подмастерье едва мог справиться со словами. - О чем ты говоришь, Сиани? И она прошептала - украдкой, будто боялась, что кто-нибудь их услышит: - Человек не может достичь такого, говорила я. Человек не может сосредоточить в своих руках такую власть, чтобы сломать барьеры в своей душе... Один человек, - подчеркнула она. - Но что, если сотни чародеев сложат свои умения, что, если тысячи сольют свою жизненную энергию, все свои надежды и мечты в одном всевластном Творении - что тогда? Может быть, этого хватит? Разве законы Эрны не могут измениться под таким давлением? Сензи смотрел на нее в растерянности и не мог вымолвить ни слова. - Джеральд поведал мне, в чем дело. Показал мне схему действия. Он ведь был рядом, когда впервые была вызвана эта энергия, он видел своими глазами, что она может сделать... Но я не думаю, чтобы он собирался ее использовать. Или сказал бы тебе, если б использовал. - Она подалась вперед, обхватив колени. Ее голос звучал на редкость низко, что-то лихорадочное сквозило в ее тоне. - Огонь, Зен. Вот что это такое. Могущество тысяч, сконцентрированное в крохотном флаконе. Усмиренное, чтобы послужить воле человека. - Сиани остановилась, давая словам время проникнуть в разум. Их смысл опалял, словно пламя. - Я верю, что он может освободить тебя. Я верю, что он может дать тебе все, чего ты захочешь. - Она встала и подошла к подмастерью; не так близко, чтобы коснуться, но все же очень близко. - Я еще не восстановила все свои знания, - закончила она. - Я не знаю, точно ли это сработает. Но вот что еще рассказал мне об этой энергии Джеральд: ее использовали во времена Священных Войн. А еще я думаю... - Она глубоко вздохнула. - Огонь может изменить тебя, Сензи. Дать тебе то, о чем ты мечтал тогда. Ты ведь еще хочешь этого? - О боги, да... Возможно ли это? Он так старался похоронить эту надежду, что чуть не похоронил с нею свою жизнь. И теперь решиться на это снова, после стольких лет... Минуту он ничего не мог произнести в ответ. Он боялся, что вместо слов может выйти что-то менее благородное - слезы, вздохи или просто бессловесная дрожь. Эмоции были слишком сильны, чтоб их вынести. - Он знает? - еле выговорил Сензи. - Дэмьен... Ты сказала ему? - Как я могу? - мягко сказала она. - Он никогда не позволит тебе овладеть этим. Такое использование будет... богохульством для него. - Но разве это - то, что ты здесь, - разве это не похоже на предательство? - Я не разделяю его веру, - напомнила ему Сиани. - Но не будет же он... Я имею в виду, Дэмьен... - Ты неправильно понял меня. Я глубоко уважаю его, но с философской точки зрения... - Женщина, казалось, колебалась. - Порою кажется, что мы с ним из разных миров. Вера, которой он служит... - Она раздраженно тряхнула головой. - Это не значит, что я не уважаю ее или его, но боги! Эти люди живут в придуманном мире, наполненном смутными надеждами и ложно понятыми страстями... а я простой прагматик. Я реалист. Это мой мир. Я его приняла. Я живу в нем. И если бы мне дали источник такой власти, я использовала бы его - как предназначено богами. Она ласково коснулась щеки парня; но внутри него бушевала такая буря эмоций, что это прикосновение он воспринял совершенно отстранение, как будто отдельно от себя. - Роман между мужчиной и женщиной - такая мимолетная вещь, - мягко произнесла она. - Ты как никто знаешь это. Но преданность истинной дружбе... она сохраняется навеки. Я так же верна дружбе, как и была. И буду верна до могилы. В Сензи боролись столько дурных предчувствий, столько страхов, но их все заглушал суматошный стук сердца, пока ему не стало трудно сосредоточиться на какой-то одной мысли. Он слабо, машинально запротестовал: - Это его оружие. Наше оружие. - И ты думаешь, это умалит его силу? Станет ли целая пинта Огня меньше, если пролить всего лишь несколько капель? Он ведь довольно много истратил на свое оружие, там, в Мордрете. И потом, среди ракхене. - Ее шепот едва пробивался сквозь шелест листьев под ветром, но он слышал каждое слово, как будто это был крик, чувствовал, что их смысл врезается в его душу огненным узором. - Одна капля, от силы две... - уговаривала она. - Этого хватит. Я знаю. И подумай, Зен, если это сработает... Тогда ты будешь нашим оружием. Ты сможешь сделать все, что угодно, когда это будет внутри тебя. Тебе больше не надо будет подавлять свои мысли. Возьми жажду всех этих лет и обрати ее во власть... А у него еще останется почти вся фляжка. Он даже не заметит пропажи! И, Зен, тогда ты сможешь помочь нам, как не мог раньше никогда. Разве это не будет честной сделкой? И если ты сможешь это сделать, нам больше не потребуется полагаться на... Она внезапно умолкла, стиснув руки, словно ее собственные слова поразили ее. - Охотника? - Да, - выдохнула она. Осторожно подбирая слова, Сензи постарался справиться со своим голосом: - Дэмьен не даст мне. - Никогда. По доброй воле не даст. - А как же тогда? Она явно колебалась. А парня одолевали смешанные чувства - восторг, ужас, жажда переполняли его душу. - Сиани... - Я могу Отвлечь его, - тихо сказала она. - Джеральд научил меня. Он даже не представляет, зачем это мне... Но ему и не нужно знать, правда? Я навею Дэмьену сны. Удержу его внимание, и он не сможет проснуться. А позже... - Она порывисто вздохнула. - Потом ты сможешь Творить сам. Как посвященный, Зен. Ты станешь посвященным. Он закрыл глаза, чувствуя, как неудержимо дрожит все его тело. Мечта, тоска... Это слишком трудно вынести. Надежда была слишком властной, неодолимой - как океанский прилив, она грозила захлестнуть его. - Опасно... - Власть Солнца? Сила Церкви? С какой стати? Это мощь, порожденная чистым благодеянием, связанная очищающей целью. Что может быть безопаснее? Ты видел, как священник использовал ее прошлой ночью, видел, как он держал Огонь надо мной, защищая меня от темной Фэа. Разве он сжег меня? Мог ли он сжечь меня? - Он не ответил, и женщина настойчиво продолжала: - Какое единственное Творение признает его Церковь, даже сейчас? Исцеление. Это основа его веры, Зен. Основа его силы. Вот что такое Огонь. Он утратил дар речи и с ним последние остатки сопротивления. Мечта завладела им целиком, и жажда, что так долго томила его, вспыхнула с новой силой, в новом обличье - как любовное обольщение, больше не лихорадочный жар, но холод, знобящее блаженство, как прикосновение к женщине, кожа которой овеяна ночной прохладой, летучий лед, поток страсти, вновь вспыхнувшая мучительная жажда... Она приложила палец к его губам и прошептала - так тихо, что он едва расслышал: - Мы больше не сможем говорить об этом, понимаешь? Между мной и Дэмьеном существует связь, настолько прочная, что он через нее может прочитать твои намерения. А Джеральд... - Сиани отвернулась, дрожь прошла по ее телу. - Я теперь ничего не могу от него скрыть. Ничего. С тех пор, как разрешила ему подчинить свою душу. - Она покачала головой. - Это еще опаснее, понимаешь? Он полагается на свое мастерство посвященного, чтоб контролировать отряд. И меня. Если он хоть на мгновение подумает, что таким образом я хочу, чтобы ты позарился на его главенство... Он вздрогнул в страхе, но и страх манил его. Бросить вызов Тарранту? - Понимаю... - прошептал он. - Думаю, я смогу удержать его от Познания - на какое-то время. Несмотря... на то, что связывает нас. Но я только тогда смогу справиться, если смогу сделать вид, что ничего не случилось. Притвориться, что не знаю о твоих планах. Так что больше мы не сможем говорить об этом. - Но если ты так сделаешь, тогда как ты... - Смогу помочь тебе? - Она повернула к нему лицо. Глаза ее ярко блестели. - Я внушу Дэмьену сон. Как научил Джеральд. Если я это сделаю, а потом ты подойдешь к нему, когда он будет спать, его разбудит только землетрясение. Обещаю. Тебе даже не понадобится сообщать мне свое решение. Будет безопаснее для нас обоих, если ты не станешь этого делать. Но... - Она поколебалась. - Если ты решишься, это надо делать быстро. У нас слишком мало времени до... О боги! - Она задрожала и опустила голову. - Мы войдем на их территорию, - выдохнула она. Сензи едва разбирал тихие слова. - Очень скоро. - Си. Все будет в порядке. Обещаю. Он обнял ее за плечи - такое холодное тело, такая бледная кожа, а она взяла его руку в свои ладони и пожала ее. И такая нежная любовь проявилась в этом простом движении. Такая поддержка. Ему до боли захотелось узнать, как вернуть это чувство. Если только он овладеет мастерством посвященного, он сможет Творением отыскать ответ... От одной этой мысли он загорелся желанием. Старые мечты вновь взяли над ним верх. Прежнее отчаянное безрассудство. "Скоро", - сказал он себе. Если Огонь освободит его, тогда все правила изменятся. К лучшему. - Будь осторожен, Сензи, - прошептала она. Когда в отряде четверо, дежурят по двое. Двое спят, двое бодрствуют, и состав пар меняется. В трех днях пути от западной границы Лема обстоятельства сложились так, что у Сензи наконец появилась возможность, в которой он нуждался. Или он наконец уговорил себя. Потому что "ждать и надеяться" легче и безопаснее, чем "делать". "Я не хочу власти только для себя, - думал он, ворочаясь от бессонницы, вытирая холодный пот вины и страха. - Я хочу получить возможность помочь Сиани. Я хочу иметь возможность сделать свою часть дела, как она сказала. И если Огонь освободит меня, я ее сделаю". Он отчаянно желал этого. И так же отчаянно боялся. Больше всего он хотел, чтобы кто-нибудь решил за него, хотел, чтобы ужасные весы, на чашах которых лежали жажда и предательство, качнулись в ту или другую сторону, и он был бы избавлен от внушающей страх ответственности. "Это не предательство. Я возьму то, что даст мне Огонь, и использую на благо других. Какое же это предательство? Сиани, мне так нужен твой совет!" Но ее предостережение еще звучало в памяти: если он заговорит с ней, могут услышать все. Этого он не мог допустить. Если хотел решиться. Любой из них может остановить его. Любой из них... "Дэмьен, я хотел бы довериться тебе. Я хотел бы довериться твоей вере". На второй день во время послеобеденной смены его час настал. Хессет и Сиани взялись дежурить вместе, переместившись к ближней скале, с которой могли наблюдать за окрестностями. Дэмьен и Сензи остались отдыхать... но не было и речи о том, чтобы Сензи заснул. Еще долго после того, как Дэмьен завернулся в одеяла, кутаясь от холодеющего к вечеру воздуха, после того, как его легкое похрапывание дало знать, что он наконец задремал, сердце Сензи возбужденно колотилось, и избыток адреналина в крови заставлял тело дрожать от желания. "Давай, ну же!" Он осторожно выбрался из-под одеяла. Оделся, стараясь не шуметь. Теплая рубаха, куртка, стоптанные кожаные башмаки. Недели странствия собрали дань с их гардероба; почти вся одежда была истерта и зачинена во многих местах. Одевшись, он подкрался к лежавшему неподалеку Дэмьену и присел рядом, наблюдая за ним. Священник спал одетым, как всегда, и его меч лежал под рукой. Готов к бою, даже спящий. Готов отреагировать на любую тревогу стремительным броском отточенной стали... "Стой!" Холодная испарина покрыла лоб парня, пока он разглядывал спящего. Сработает ли Творение Сиани? Устоит ли оно? И как он узнает, когда - и если - это случится? Но тут прямо на глазах что-то изменилось, что-то стало твориться со священником. Его зрачки быстро забегали под закрытыми веками, как будто оглядывали какой-то внутрисонный горизонт. Он задышал с трудом, брови его плотно сдвинулись. Руки легко задрожали, как у спящего животного, и мышцы на плечах вздулись, как бы готовясь к битве. Что бы ему ни снилось, он был полностью во власти сна. "Теперь!" Подмастерье осторожно стянул со священника одеяло до пояса, нервно пригнулся и подождал, не проснется ли спящий. Не проснулся. Дрожащими руками он потянулся к маленькой кожаной сумке, что была привязана к поясу священника, и кое-как расстегнул застежку. Дэмьен что-то пробормотал, но явно в ответ чему-то угрожающему во сне, не Сензи. Осторожно, тихо-тихо Сензи вытянул серебряный флакон из футляра. Золотой свет согрел его руку, кожу от возбуждения покалывали иголочки. Даже несколько капель жидкости, что остались в хрустальном фиале, имели огромную силу; сколько же власти было в его руках, в этой драгоценной пинте? Трясущимися руками он ухитрился снова закрыть сумку. Следовало оставить все так, как было, чтобы Дэмьен, если он сейчас проснется, не заметил перемены. Сможет ли Сиани продлить действие Отвлечения настолько, чтобы Сензи успел вернуть Огонь на место? Неизвестно - надо было спросить. Но это беспокоило его в последнюю очередь. К тому времени - если допустят боги - он и сам станет посвященным, способным защитить свои тайны. Минуту он просто сидел и баюкал серебряный флакон в ладонях; его тепло успокаивало нервы, изгоняло озноб - он, оказывается, давно дрожал и не замечал этого. Если раньше он и боялся, что Огонь может повредить ему, прикосновение света совершенно его успокоило. Как солнечный свет, чьим подобием он был, Огонь не имел власти ранить обычного человека; убийственная его сила была направлена на рожденных в ночи, демонов, тварей, что шарахались от источника жизни, даже если питались его дарами. Сензи осторожно выбрался из лагеря. Лишь боги знают, что случится с ним, когда он глотнет Огня, какую форму может принять трансформация души; он не рискнул бы разбудить Дэмьена и одновременно справиться и с его гневом, и с Огнем. Стиснув в кулаке драгоценный флакон, парень углубился в заросли вокруг лагеря и не останавливался, пока деревья не скрыли его от товарищей. Только тогда, укрывшись на крошечной полянке, осмелился он разжать пальцы и посмотреть на гладкий блестящий металл - казалось, свет пробивается даже сквозь его поверхность. - Боги Эрны да хранят меня, - прошептал он. И трясущимися от возбуждения руками раскупорил маленький контейнер. Свет разлился над ним облаком чистейшего золота. Даже в сверкающем солнечном свете он был видим, изгоняя послеполуденные тени, что наполняли полянку, и заливал воздух чистым, расплавленным сиянием. Одно мгновение Сензи просто смотрел на него, наслаждаясь впечатлением, упиваясь обещанным могуществом. И страшась его. Голод в нем был так силен, что он с трудом мог удержать свою руку, и прошло несколько минут, пока он отважился капнуть несколько капель драгоценного эликсира. С предельным тщанием он вылил их себе в ладонь. И поднес руку к губам, чтобы его тело могло впитать эту очищающую мощь. "Я добровольно принимаю изменение, в какой бы форме оно ни произошло. Я добровольно принимаю разрушение всего того, чем я был, ради создания того, чем я стану". Он коснулся языком этих прекрасных капель и дрожал в страхе и тоске, пока его плоть принимала в себя нектар. И волна жара захлестнула его, вызванная еще не Огнем, нет, чем-то более человеческим: жар в чреслах, что заставлял его корчиться от желания, жажда его души, что поднималась со дна его плоти. Сердце его неистово билось, пока он глотал освященную Творением Церкви жидкость, и удары его так громко отдавались в ушах, что он не смог бы услышать своих товарищей, если б они позвали его. Предвкушение побежало по его жилам, захватило его целиком и вспыхнуло головокружительным экстазом, в тысячи раз сильнее сладострастного возбуждения, пьянящим больше, чем грамм чистого опиума. Он почти кричал от его силы. Чистейший голод, чистейшая жажда хлынули в его вены подобно крови; его потрясла внезапность атаки, охватила боль ее, слезы брызнули из его глаз, когда отчаянная жажда всей, полной жизни слилась в один пылающий миг. "Сделайте со мной что хотите, - взмолился он. К своим богам, к Огню, к кому угодно, кто мог услышать. Слезы текли по его щекам - обжигающие, словно пламя. - Чего бы это ни стоило. Как бы это ни изменило меня. Пожалуйста..." Огонь был уже внутри него, и его колдовской жар прорастал языками в его теле. Его мышцы скрутила внезапная боль, когда пламя рванулось наружу, жар пронизал его плоть раскаленными добела ножами. Боль пульсировала все горячей, горячей, с каждым новым ударом сердца: агония колдовского приступа, содрогания трансформации. Скрежеща зубами, он терпел, хотя все его тело корчилось от боли. Из глаз хлынули слезы; они жгли его лицо, как кислота, текли по щекам и капали на землю; ему казалось, он слышит шипение, когда они прожигали траву, и густой запах дыма сухой листвы наполнил его ноздри, вытесняя кислород. Сердце, также во что-то превращаясь, отчаянно пыталось удержаться внутри него, и его удары отдавались лихорадочной барабанной дробью в ушах. Он зажмурил глаза при первой бешеной атаке боли; теперь, однако, он попытался открыть их. Деревья вокруг него чернели наготой, будто опаленные огнем, и ему виделось меж темными, резкими стволами солнце, в тысячи раз ярче и ужаснее, чем положено быть солнцу. Одной частью сознания он понимал, что смертельно опасно глядеть на пылающую сферу на таком расстоянии, но теперь он знал с полной определенностью, что все изменяется, что он изменился и что никакой простой свет не может повредить ему. И тогда он стал смотреть на него с вызовом, хотя новый прилив боли терзал его плоть; он не отводил взгляда, хотя мышцы его сводили судороги, тело его одолевали вспышки безумной огненной боли. Сам лес над ним, казалось, охватило пламя, такое чистое, белое, как само солнце; он слышал его рев, перекрывающий удары его сердца, слышал, как с тонким сипением пламя вторгается в самую сердцевину его костей. Полянку накрыл огонь, и белое пламя пожара взметнулось над ним, задымилась одежда, обожгло тело. Он боролся с неодолимым желанием бежать, визжать, пытаться порвать связующую силу, что перевоплощала его... "Чего бы это ни стоило!" - повторял он, когда новая боль пронизала его тело. Кровь грохотала в ушах, шипела в пальцах, ее красные струйки вскипали в нем. "Чего бы это ни потребовало!" Все небо было в огне, весь лес был охвачен светом - и он был частью этого, его тело обугливалось, его объяло пламя, его кровь испарялась в перегретом воздухе. Вдруг боль с новой силой вспыхнула в его глазах, и зрение мгновенно исчезло; густая жидкость, жгучая, как кислота, потекла по его щекам. И только тогда ему стало страшно. Не так, как прежде, но с новой и ужасающей ясностью. Что, если он не сможет поглотить Огонь, что, если Огонь поглотит его? Что, если эта мощь попросту слишком велика, слишком необъятна, чтобы обычное человеческое тело могло вместить ее? Он попытался передвинуть свое тело, но обугленное мясо, в которое превратилась его плоть, не пожелало подчиниться. "Свет дня не может повредить тебе", - сказала Сиани. Но ведь может, вдруг понял Сензи, еще как может! Он может сжечь, иссушить, покрыть смертельными язвами... Еще одна попытка двинуться с места, добиться хоть какого-то контроля над телом, но бесценные нервы, что несли мысль к цели, шипели в бессилии, и тело не отвечало. Неподчиняющиеся кости беспомощно корчились на сухой, растрескавшейся земле. Пламя взлетало к небесам, грохоча, как землетрясение, и вдруг смолкло, потому что механизм, позволявший ему слышать, харкнул и съежился в черные лохмотья, выпустив последнюю каплю влаги в ревущий пожар. И где-то посреди между его последними бредовыми мыслями - где-то в этой бушующей боли, нескончаемом горении - знание пришло к нему. Не то знание, что он придумал себе, но то, что было в нем всегда: последний острый укус страдания, чтобы сделать умирание еще более болезненным, так, чтобы тварь, которая пожирала его, могла бы полностью насытиться. Знание: резкое, жаркое и ужасное. Отчаяние обожгло его изнутри, как кислота, когда он увидел, как она приближалась, увидел не глазами, которых больше не было, видение возникло в его разуме. Сиани. Холодная, темная на фоне огня. Она подошла к нему и опустилась на колени. Бесстрастная, равнодушная... и голодная. Он почувствовал, как жаркий язык ее голода слизнул его страдание, и соскользнул в безумную, совершенную, безнадежную мглу. Последнее, что он увидел, были ее глаза. В них отражалось пламя. Блестящие, фасетчатые глаза. Глаза насекомого. "Сиани!" Дэмьен беспокойно оглядывал небо. На западе солнце уже село, и кроваво-красный испод дальних облаков являл собой последний след короткого, но буйного заката. Скоро за ним последуют звезды и в небесах останется одинокий полумесяц Домины. Тьма, уже почти полная тьма. Где, черт возьми, его носит? - Там. - Сиани указала вверх. - Видишь? Вдали: белые крылья, серебристо мерцающие в вечернем небе. Не в первый раз Дэмьен задумался, почему Охотник выбрал этот цвет; черный был бы более в его духе - и пугает больше, и маскирует лучше. Конечно, всегда можно предположить, что ему просто нравится дразнить священника. Это еще более в его духе. Пока трое нетерпеливо ожидали, Таррант описал два круга над лагерем, осматривая окрестности, прежде чем приземлиться. Чего он ищет, думал Дэмьен. Может, его птичьи глаза уже разглядели все, что произошло, и объяснения не понадобятся? Или он опустится на землю в таком же неведении, как были они, и тем развеет их последнюю лихорадочную надежду? Что-то сжималось в груди Дэмьена, пока он наблюдал. "Он не знает, что произошло, - сказал он себе. - Так что, если он ничего особенного не увидит в потоках, значит, он просто не знает, куда смотреть". Охотник приземлился перед ними, плавно сложив крылья, так неуловимо прервав полет, что это походило на балет, победный танец человека, чья воля сделала его чем-то большим, чем просто летающая плоть. Вспыхнуло холодное пламя, охватило его; перья растворились в теле с отлично отработанным эффектом - зрелище, которым можно было восхищаться без конца. Но на этот раз Дэмьену было не до зрелищ, и несколько минут, что заняло возвращение Тарранта в человеческий облик, показались маленькой вечностью. Когда наконец холодный огонь угас, он тревожно всмотрелся в лицо Охотника, ища хоть намек на то, что этот человек мог узнать. Но лицо посвященного было таким же, как всегда: холодное, собранное, каменно-гладкая маска была непроницаема для любопытствующих глаз. Если он и видел что-нибудь полезное, по лицу этого было не прочесть. Тогда священнику пришлось заговорить самому - и он сделал это, разом признавая и факт, и отсутствие каких-либо объяснений. - Сензи исчез. Охотник порывисто вздохнул. Ему это понравилось не больше, чем им, хотя причина могла быть иной. - Погиб? Дэмьен почувствовал во рту горечь. Опять ощущение беспомощности, с чем он боролся все время после полудня. Бессилие неведения. Стыд вынужденного бездействия. - Исчез. Где-то после полудня. Он был в лагере, как и я, спал... А когда я проснулся, его не было. - Он с усилием поднял голову. - Понятия не имею, почему и куда он ушел. - Вы искали его с помощью Фэа? Лицо Дэмьена потемнело от раздражения. - Естественно! И нашли след, который ведет до опушки леса. А там обрывается. Как отрезало. Как будто... - Кто-то стер его, - договорил Охотник. Дэмьен почувствовал, как что-то шевельнулось внутри - не то страх, не то злость. - Возможно. - А сами вы искали его? Телесно? Ответила Сиани: - Насколько осмелились. Услышав дрожь в ее голосе, Дэмьен поймал ее руку и сжал. Ладонь женщины была почти так же холодна, как и его собственная. Он объяснил: - Это значило разделить отряд, так что кто-то из нас должен был остаться один. Или покинуть лагерь без охраны. Мы не решились... - Хорошо, - коротко одобрил Охотник. - Если кто-то подстерег мистера Риса специально с целью разделить вас и тем самым ослабить, вы бы сваляли дурака, сыграв ему на руку. - Он взглянул на животных, навьюченных, взнузданных, готовых в путь, и на стоянку, уже очищенную от всех признаков пребывания людей. - И вы нашли... - Ничего, - буркнула Сиани. И опустила голову. - Ни следа, кроме того, что вел к краю лагеря. Ни следа. - Вряд ли мы могли обыскивать лес наугад, - вставил Дэмьен. - Вы сделали именно то, что могли, и - что более важно - вы сумели не сделать того, что могло привести вас к гибели. - Серебряные глаза задержались на Дэмьене, казалось, просверливая его насквозь. - Не следует винить себя. - Это мое дело, - отрезал священник. - И если я желаю чувствовать себя мерзко, потому что мой друг оказался в опасности - а возможно, и погиб, - пока я сидел здесь и бил баклуши, дожидаясь ночи... Не лезь, ладно? Это дело людей. Ветер поменял направление, дохнув на них холодом с востока. Таррант моргнул несколько раз, как будто что-то в холодном воздухе резало ему глаза. - Как хочешь, - спокойно отозвался он. - Что до следа или его отсутствия... - Он повернулся к ракханке. - Ты искала с ними? Ее губы слегка раздвинулись, показав острые клыки. - Я убирала лагерь. - Она раньше никогда не выслеживала в лесу, - заметил Дэмьен. - Я спрашивал. Она там не разберется в следах... - Может, и нет. Но есть чувства, которые атрофировались у людей, но могут еще сохраниться у ракхов. И если наш враг еще не знает, что один из нас - не человек, он может не учитывать этого. - Ты имеешь в виду, что для нее след может еще быть видным? - Именно так. Его попытки затемнить... Таррант вдруг закашлялся и бессознательно поднес руку ко рту - заглушить звук. Это было так нехарактерно для него, что никто ничего не сказал, просто смотрели, как он вдохнул опять, с трудом, как будто пытался втянуть воздух. И опять закашлялся. Когда наконец показалось, что приступ прошел, он отнял руку ото рта и попытался что-то сказать. Потом взглянул вниз, на свою руку, и слова замерли на его губах. Вся краска сбежала с его лица, оставив выцветший пергамент, кожу трупа. У Дэмьена кровь застыла в жилах. - Джеральд? - Голос Сиани. - Что?.. Он молча приоткрыл ладонь и повернул ее так, чтоб они увидели. В лунном свете поблескивало пятно темного кармина. Кровь. Его. - Что-то не так, - прошептал Охотник. Он посмотрел вверх и дальше, сквозь ночь. Это напомнило Дэмьену охотничью собаку, вынюхивающую в воздухе запах добычи. А может, оленя, чующего запах хищников. Наконец он повернулся к священнику. Глаза его покраснели, зрачки сузились в точки. Лицо его горело, как в лихорадке. Или в солнечном свете? Сдавленным голосом Охотник спросил: - Где Огонь? Дэмьену понадобилось время, чтобы понять, о чем он спрашивает и почему. Когда же понял, он потянулся к сумке на боку и встряхнул ее в ответ. Но весила она неожиданно мало. Трясущимися руками священник расстегнул замок. Хрустальный фиал еще лежал внутри и светился успокаивающим сиянием, но серебряная фляжка, его спутница, исчезла. Исчезла. Он посмотрел на Охотника. Тот поднял одну руку, другой прикрыл глаза. Видимо, Творил - или пытался. Ему явно было трудно и больно дышать. Через минуту ветер сменил направление. Еще через минуту вернулся на прежнее. Охотник опустил руку, открыв глаза, - красные, до ужаса красные, как шары свернувшейся крови, - и хриплым шепотом спросил: - Возможно ли, что мистер Рис обманывал вас? - Нет! - выкрикнула Сиани. Дэмьен поддержал: - Нет. Только не это. - Вы уверены? - Таррант оглядел каждого по очереди, всматриваясь в них глазами в кровавых прожилках. - Так уверены? А что, если наш враг пообещал ему то, чего он хотел больше всего на свете, - Зрение посвященного, и всего лишь за небольшой обман? Могло это соблазнить его? Дэмьен покачал головой, но что-то в нем сжалось, что-то холодное, неназываемое. - Соблазнить - может быть. Подкупить - нет. Не Сензи... - Его голос был твердым, как будто он пытался убедить не только Тарранта, но и себя. Убедил ли?. - Не может быть. Сиани предположила: - Он мог уйти в одиночку, если думал, что может так что-нибудь сделать, помочь... - Ему недостало бы храбрости, - резко прервал ее Таррант. - Ему достало храбрости, чтобы рисковать жизнью ради друга, - так же резко возразил Дэмьен. - Это на моей совести. - Ты можешь найти его? - спросила Сиани. - Ты можешь использовать Огонь? Охотник взглянул на нее; краснота уже проходила, но вид был ужасен. - Я не могу никаким способом, ни в какой форме, ни в каком виде использовать Огонь. Но мы сейчас определили направление поисков. - Он посмотрел на восток, откуда дул насыщенный Огнем ветер. - У нас есть направление и есть чутье Хессет. Мы можем напасть на след. - Он обернулся к ракханке, та кивнула. - Только одно тревожит меня... - Ветер не случайно дует, - предположил Дэмьен. Охотник остро взглянул на него. - Ты чувствуешь? Дэмьен показал головой: - Можешь считать, что я догадался. - В погоду явно вмешалась чужая рука. Отпечаток еле заметный... но Огонь светит слишком ярко. Я не могу определить его источник. Но держу пари, что кто-то - или что-то - хочет, чтобы мы пошли за ним. Священник отошел туда, где была привязана его лошадь, и потрепал ее по холке. Натянул тетиву арбалета, наложил стрелу. - Теперь мы вооружены, - сказал он. - И будем чертовски осторожны. Так? На этот раз все согласились. Они нашли его на небольшой полянке примерно в миле от лагеря. Хессет уловила запах смерти и повела группу, так что они уже знали, что именно найдут. И все равно испытали настоящий шок, когда увидели его тело, безжизненное, безнадежно безжизненное. Какое-то время никто не мог произнести ни слова, только стояли и в молчаливом ужасе смотрели на труп своего товарища, пока значение потери медленно доходило до них. Сензи был мертв. И смерть его была нелегкой; это было более чем ясно, стоило увидеть труп. Рот его был открыт, словно в крике. Широко распахнутые глаза выкачены, так что суженные в точки зрачки прятались под самыми веками - их едва можно было разглядеть. Каждый мускул его тела окостенел, как будто смерть моментально заморозила его, запечатлев страдание; на шее, на запястьях, на лице узловатыми веревками вздулись жилы, сделав его похожим на мумию. Его тело выгнулось дугой, словно труп высох на солнце, и пальцы были растопырены - тщетная уродливая пародия на знак Творения. - Он умер в страхе, - заметил Охотник. - А может быть, от страха. Дэмьен шагнул вперед. За спиной услышал легкий шелест травы - Сиани последовала за ним. Она подошла к телу. Священник же сдвинулся в сторону, туда, где в лунном свете поблескивало серебро, свидетельство еще одной ужасной потери. Он лежал там, на подстилке из опавшей листвы. Серебряный флакон. Откупоренный. Пустой. Там, где он упал, еще улавливалось слабое мерцание над землей, но свет этот был таким тусклым в сравнении с Огнем, что стало совершенно ясно: выжженная земля впитала влагу в себя, в глубину, откуда никакими стараниями человеку ее не вернуть. То немногое, что еще оставалось в воздухе (и заявило о себе, принесенное к ним ветром), сейчас рассеялось. Огня больше не было. Священник подобрал пустой сосуд. Металл был холоден на ощупь. Почти так же холоден, как его рука. Внутри осталась лишь черная, жуткая пустота, словно все привычное тепло его души покинуло его. Печаль заняла его место. А за ней пришел стыд. Он вернулся к телу. Там на коленях стояла Сиани, сжимая руку Сензи в своих ладонях, будто надеялась вернуть его к жизни. Но во взгляде ее не было надежды. - Его нет, - прошептала она. Прерывающийся голос был еле слышен. Она обхватила Сензи руками. - Я... Я не могу... - Она посмотрела на священника; ее глаза застилали слезы. - За меня, - выдохнула она. - Он умер из-за меня. - Он сделал то, что посчитал должным. - Слова утешения приходили автоматически, всплывая издалека, из хранилища священнической мудрости. - Только это мы и можем делать. Тебе не за что винить себя. - Огня больше нет? - осведомился Охотник. Дэмьен зажмурился, чувствуя неизъяснимый стыд. "Будь ты проклят, Таррант. Будь ты проклят". - Нет, - тихо проговорил он. - Огня нет. - Он покосился на Сиани, чувствуя, что плачет, как и она. - Мы похороним его. На что Охотник заметил: - Здесь больше нет души, которой надо оказывать почтение. Мы все это знаем. Тратить время, отправляя обряд над пустой оболочкой... - Похороны - не для мертвеца. - Дэмьен взглянул на Тарранта, увидел, что его глаза и кожа уже исцелились. Подумал, смогут ли раны его собственной души залечиться так же быстро. - Это делается для живых. Это часть Исцеления. - Пусть так, но мы не можем... - Охотник! - Дэмьен почувствовал, как его взгляд наполняется холодом льда, как леденит его голос. - Ты не понимаешь. Ты не можешь понять. Эта часть тебя умерла так давно, что ты не можешь вспомнить, даже если б и пытался. Но ты не пытаешься. - Он почти шипел. - Ты хотел убить в себе это. Тебе удалось. У жизни - свои нужды. У тебя - свои. Так что уходи и оставь нас одних. Стань на страже, если хочешь, или пойди кого-нибудь убей, если это доставит тебе удовольствие. Делай что хочешь. Только уйди. Тебе нет места здесь. Лицо Тарранта было непроницаемо - и на этот раз Дэмьен не имел желания разбираться в его тайнах. Охотник повернулся и в вихре своей накидки исчез в густой тени. Скрылся из виду в глубине леса. Тихое сопение Хессет заставило священника посмотреть на нее. Ракханка достала откуда-то маленькую лопатку - часть их лагерного снаряжения - и протянула ему. Он молча взял ее. И стал копать. И молился: "Прости меня, Господи. Прости за мою человеческую слабость. Прости за неумение возвыситься над суетой повседневной жизни, направь мой дух на Твои идеалы. Прости, что в миг потрясения я забыл Твой самый важный урок: потерянную вещь можно найти, испорченную работу переделать, к проигранной битве вернуться... но человеческую жизнь, раз утраченную, никогда не восстановить. Прости, что я забыл самое главное. Прости за то, что, когда я пришел сюда, первая мысль моя была об Огне - простой вещи! - а не о потерянной человеческой жизни, не о горе живущих". Он глубоко вонзал лопату в холодеющую землю, изо всех сил надавливая башмаком, чтоб лезвие резало глубже. "И помоги мне самому простить себя". 35 "Это должно быть где-то здесь. Близко", - думал Джеральд Таррант. Огромное пространство восточного удела под его крыльями рябило от потоков, разливавшихся вокруг скал, - сверкающее синью земное Фэа, радужное мерцание приливных сил, пряди трепещущего пурпура, что шевелились над самыми густыми тенями, как будто проверяя, есть ли снаружи солнечный свет. На востоке от него небо уже светлело, чернота полночи и мрачная синева уступали гнетуще-серому цвету сумерек, первому предвестнику рассвета. Он уже должен быть в укрытии. Он уже должен был найти место глубоко под землей и обосноваться в нем. Чтобы энергия, недостижимая для света, могла окутать его своим успокаивающим холодом и восстановить его растраченные силы. "Еще немного. Еще пару минут, еще пару миль. Это должно быть где-то рядом..." Темно-серый цвет неба на востоке медленно сменялся болезненно-зеленоватым; он вздрогнул, когда свет опалил его перья, но удержался на лету. Он с умыслом выбрал белую форму, и это ненадолго спасало; случайный прямой луч солнца отразился бы от защитной оболочки. И все же глаза его ощутили жар и болезненное прикосновение, и его когти раздраженно сжимались и разжимались с каждым взмахом крыльев. Пора было снижаться, и поскорей. Следовало искать укрытие. Сколько минут осталось до восхода? Вот-вот рассветет. "Рискуешь, Охотник? Не в твоем стиле. Дьявол! Все это проклятое путешествие не в твоем стиле". Он тщательно осматривал землю внизу, ища... что? Как могут выглядеть пещеры Потерянных, как это отражается в потоках над ними? Каким знаком они сообщат о себе и откуда он узнает, как его прочитать? Главное - найти этот знак до того, как солнечный жаркий свет опять прижмет его к земле, чтобы не возвращаться к своим спутникам без проблеска надежды в который уже раз. "Будь они прокляты, - мрачно размышлял он. - И будь проклята судьба, что завела меня сюда". Он не мог бы сказать точно, что заставляло его продолжать поиски, хотя небо уже совсем посветлело, и все труднее давался каждый взмах крыльев, все труднее было сосредоточиться на какой-то разумной мысли. Он уже нашел две пещеры, что могли послужить подходящим укрытием от наступающего дня, но не спустился ни в одну. Вместо этого он повернул к северу в поисках хоть какого-то признака Потерянных, какого-то знака надежды, который он мог бы принести опечаленному отряду. И даже во время поисков его раздражало, что он о них заботится. Он уже достаточно потрудился, рискуя болью солнечного ожога. Это было слишком опасно. Это было слишком по-человечески. Но одно чувство не давало ему покоя, не давало отмахнуться от чужого дела. Отнюдь не сочувствие - злость. "Я промахнулся", - думал он угрюмо, вспоминая тело Сензи. Не смерть человека беспокоила его, эта жизнь так же не имела значения, как и любая другая; и в другом месте, в другое время он мог бы раздавить ее сам, испытав не больше волнения, чем если бы раздавил комара. Нет - угнетал его тот простой факт, что его, Джеральда Тарранта, обвели вокруг пальца. Обманули. Его собственное Творение обернули против него же, а он даже не почувствовал. Вот что жгло его больше, чем свет Домины, больше, чем наступающий день. "Тебе придется умереть, враг мой, и не самым приятным образом. Я тебе это обещаю". Он рыскал по земле глазами посвященного, читая потоки, текущие внизу. Отыскать обычные пещеры было нетрудно; завихрения, что возникали над ними, делали их видимыми, подобно скалам в бегущей воде, и он легко определял их свойства - размер и приблизительные очертания. Но на этот раз его интересовало другое. Может, густые испарения, может, изменчивая рябь над пещерами особого рода, над подземной путаницей ходов, вырытых не природой, но ракхами. И как раз когда нижний край неба окрасился запретным для него золотом, как раз когда он понял, что должен укрыться без промедления, и плевать, достигнута цель или нет, он увидел это. Его внимание привлекла полость в земле. Он снизился и разглядел место вблизи. Да! Вот оно. Неповторимый узор земного Фэа отмечал западный склон горы под ним, последовательность кругов и завихрений слишком напоминала рукотворную схему, чтоб быть естественной. Вид у туннелей был такой, как будто они совсем одинаковы. Он осмотрелся, увидел и другие склоны с тем же рисунком; целый район, должно быть, был продырявлен, как сыр. Он переборол порыв исследовать дальше и ринулся к земле, высматривая укрытие. Его мышцы уже горели в лучах рассвета; над ним уже гасли звезды Обода. Он быстро проверил землю внизу, выискивая какие-нибудь признаки присутствия врага; нет, ничего такого не было. Наконец, убедившись, что кругом безопасно - по крайней мере, сейчас, - он дал потоку подхватить себя. Дал своей плоти раствориться в нем, так что только вера теперь поддерживала искру его жизни. Это было ужасно, и ужас нисколько не уменьшился за многие годы, что он практиковался в этом искусстве. И уж никак не делалось легче в ракханских потоках, где сложно поддерживать даже простое Творение, много более легкое, чем это, смертельно трудное. Но надо делать то, чего требует выживание. Другого пути нет. Изменение истощило его последние силы, и поскольку людей здесь не было, он позволил себе обессилеть, он безрассудно тратил драгоценные секунды, он потворствовал себе, наслаждаясь блаженством полного изнеможения. Он страшно уставал по ночам, вынужденный поддерживать силы с помощью примитивных ракхов, а иной раз и еще более примитивных существ. Если бы он использовал собственную силу, а не собирал ее вокруг, ему давным-давно пришлось бы перестать Творить. Люди понятия не имеют, как это путешествие изматывает его - и, черт их возьми, не собираются понимать. Разумеется, он не боится. Уж никак не этого наглого, надутого дурака-священника. Это больше вопрос... гордости. Упрямства. И безусловно, самозащиты. "Но все это тебе ничем не поможет, если ты останешься снаружи после рассвета". Он изучал узор земного Фэа, который показывал что-то вроде входа. Рядом начинались туннели, так почему бы здесь не быть отверстию? Он искал целую минуту, применив все свое искусство и всю силу, и наконец нашел. Очень вовремя. Первые жгучие копья восходящего солнца уже пронзили небо, и западные пики загорелись предупреждающим огнем. Даже этого отраженного света было достаточно, чтобы сжечь его, и он чувствовал, что его незащищенная кожа краснеет и шелушится, но он уже раздвигал спутанные заросли, что скрывали вход в туннели ракхене. Как нельзя более вовремя он прополз внутрь. И пробрался туда, где за большой выступающей глыбой начиналась настоящая тьма. Здесь он и отдыхал, пока рассвет медленно заливал покинутую им долину и устье пещеры за его спиной. "Валяешь дурака, Охотник". Он пощупал кожу на лице, почувствовал под пальцами, как лопается волдырь. "Дьявольски близко". Над ним сомкнулась прохладная тьма. Совершенно черная, ласковая и освежающая; целительная власть абсолютного бессветия. Первый раз после Творения, вызвавшего одержимость Сиани, он почувствовал что-то сходное с оптимизмом. И когда часть его сил вернулась к нему - не вся, что уж там, но достаточно, - он оттолкнулся от скалы и стал пробираться в темный лабиринт. И скоро темное Фэа стало собираться вокруг его ног, подземная энергия потрескивала и гудела. Эта песня была нежной симфонией в сравнении с ревущей какофонией дневного света, и он с облегчением впитывал изысканную гармонию потоков. За спиной в трещины и дыры с грохотом ломился день, но свет - и звук - не могли вторгнуться так далеко. Он облегченно вздохнул, зная, что теперь наконец в безопасности. И полез дальше, в древнее логово Потерянных. Подземные ракхи поселились в системе пересекающихся ходов, изменяя природную схему, только если была необходимость. Крупные пещеры остались в точности такими, какими изваяла их природа, - сводчатые храмы, залы, за миллионы лет эрозии покрывшиеся известняковыми осадками. А вот пересекавшиеся ходы явно были расширены, и следы зубила остались на камнях там, где потолок и стены стесывались ради удобства прохода. Но нигде никаких признаков нынешних обитателей. Таррант нашел один-единственный след - тонкое лезвие ножа, сделанного из осколка обсидиана, - но оно валялось на полу под таким толстым слоем известняковой пыли, что, похоже, пролежало здесь несколько веков. "Вот наконец отличное место для отдыха. А он-то мне и нужен". Отоспаться в безопасном месте - значит получить хороший шанс восстановить себя, а ему это было отчаянно необходимо. Когда тьма залечит его раны, у него будет время осмотреться. Внезапно позади него раздался шорох. Слабый шепот, словно шелест шелкового платья. Но этого было достаточно. Он ведь Видел, что здесь, в этих пещерах, не было ничего живого, иначе никогда не стал бы искать здесь убежища. Он напряг силы для Творения, истратил драгоценную секунду, чтоб связать внешнюю энергию своей волей, потом обернулся... И замер. Только на миг - но этого хватило. Его сосредоточение разбилось вдребезги. Фэа, которое он связал, вырвалось из-под его власти и рассеялось бесформенным облаком. В одно мгновение, в одно кошмарное мгновение он понял, как близка, как велика опасность, и выхватил меч в последней попытке спастись; холодный огонь вырвался из заговоренной стали, заливая пещеру ледяным светом. А она ступила вперед. Безупречно прекрасная, как была в тот день, когда он убил ее. Золотисто-рыжие волосы разливались по ее плечам, как светлая заря; теплая кожа и нежный румянец бросали вызов тусклому свечению Фэа. Алмея... Этого не может быть. Этого нет. Мертвые не возвращаются, если Смерть призывает их; скорее всего это Посланец, без памяти и души, принявший ее образ, чтобы добраться до него. Или демон, с какой-то особенно мрачной целью. Он попытался шевельнуться, ударить, но было уже слишком поздно, он прочитал это в ее глазах. Как только он сделал первое движение, она немедленно среагировала. Нежные руки повернули и наклонили предмет, поверхность которого от этого легкого перемещения вспыхнула пурпурно-голубым. Зеркало. Как раз когда он поднял меч, оно, приняв нужное положение, поймало и удержало на месте тонкий лучик, который как-то пробился сквозь трещину в скалах... Свет. Он ударил его прямо в лицо с такой силой, что отшвырнул спиной на каменную стену. Охотник зажмурился от жгучей боли, беспомощные руки его скрутила судорога, меч со звоном стукнулся о каменный пол. Темное Фэа зашипело и задымилось вокруг него, наполняя ноздри густым смрадом гибели. Он попытался пошевелиться, бежать, найти хоть какое-нибудь укрытие - любое! - но луч безжалостно преследовал его. Он попытался Творить, скрежеща зубами от боли, которую вызвала эта попытка, но то ли земное Фэа было здесь слишком слабо, то ли он уже просто ничего не мог - от боли невозможно было сосредоточиться... Он нащупал непослушными руками скалу за спиной и обернул трясущиеся пальцы в толстые складки своей накидки. И поднял руку так, чтобы одежда прикрыла глаза. Хоть так он получил драгоценную темноту. Но как только он сделал это, свет ударил сверху. Призма, спрятанная глубоко в расщелине, поймала луч и размножила его. Зеркала в камнях отразили его еще и еще раз - тысячи раз, - пока вся пещера не наполнилась лучами - дикая какофония света, симфония огненного буйства. Свет сплелся вокруг него, как паутина, и пронзал его кожу в каждой незащищенной точке - буравил одежду, жег тело под ней, так что его мышцы отказались подчиняться, и он беспомощно рухнул на влажный каменный пол и не мог больше защищаться. Линии света пересеклись, связались, сплели страшную тюрьму боли, которая окружила его со всех сторон. Сияющие зеркала отразили смертоносный свет солнца вниз, прямо на него, призмы разделили его на тысячи лучей, тысячи цветов, и каждый звучал отдельной нотой агонии, вонзался отдельной вспышкой пламени в его плоть. Постепенно его движения замерли. Его тело, выведенное из строя светом, больше не подчинялось ему; только воля осталась, пойманная, как запертый в клетке зверь. Но даже это истощало его силы. Свет сиял огромным сверкающим кристаллом, и он был в самом его центре; и спасения не было. Медленно-медленно тьма сошла на него - горячая тьма, лишенная утешения, - и запах дымящейся серы, что пришел за ней, почти заставил его вновь сражаться. Почти. Но солнце иссушало его плоть, выжигало жизнь, не оставляя ничего - только страх. Боль. И абсолютную уверенность в том, что ожидает его там, за порогом смерти. Последнее, что он услышал, был смех его мертвой жены. 36 - Он не вернется. Минута молчания. Слова повисли в воздухе меж ними, как нож. Ледяной, острый нож. Даже в свое отсутствие Охотник имел над ними власть. Сиани дрожала, охватив себя руками. - Иначе он бы уже появился, - прошептала она, вглядываясь в ночь, как будто та спорила с ней. - Он не вернется, Дэмьен. Священник сдержал по крайней мере дюжину ответов - жестокие ответы, лишенные надежды, никак не подходили для нее. Что-то холодное росло и сжималось внутри. Опасение? Ужас? Он с усилием подавил его, пытаясь совладать со своим голосом. - Что-то случилось, - согласился он. Заставляя себя говорить ровно, бесстрастно. Теперь больше, чем когда-либо, его сила нужна была отряду. Теперь больше, чем когда-либо, он нужен был ей. Сумерки. Вечер. Ночь. Они прождали все время от заката до темноты и не получили ни слова, ни знака, что объяснили бы отсутствие Охотника. Сколько нужно ждать, прежде чем лишиться надежды? Прежде чем признать, что политика врага "разделяй и властвуй" успешно служит ему, когда нужно схватить и уничтожить одного человека. Даже такого, как Таррант. Невероятно могущественного. Предельно осторожного. Если враг смог захватить его, есть ли надежда у оставшихся? Он попытался не думать об этом. Не получилось. - Что теперь? - причитала Сиани. - Что нам делать теперь, Дэмьен? Он ответил принужденно спокойным голосом, хотя спокойствия в нем не было ни на грош. - Мы пойдем. - Он потянулся к ней, ласково коснулся и притянул к себе. И почувствовал, как она оттаивает, словно ее тело было тугим глиняным комком, согреваемым теплом человеческих объятий. Оцепенение ее медленно проходило, страх уступил место слабости и отчаянию, и наконец она беспомощно разрыдалась. Она плакала, спрятав лицо в толстой грубой шерсти его куртки, плакала, уступив давлению последних недель и дав всему вылиться, всему ужасу, и надежде, и усилиям, и потерям. "Это слишком много, - думал он, сжимая ее в объятиях. - Это слишком много для кого угодно". Он чувствовал, что в нем самом рождаются слезы, слезы бессилия и гнева, но загнал их поглубже внутрь; она нуждалась в нем, и нельзя ему обнаружить слабость. Смерть Сензи. Утрата Огня. И теперь... это. Его мысли беспорядочно метались; страх, скорбь, и ненависть, и ужас - все переплелось так тесно, что невозможно было выделить какое-то одно чувство, чтобы определить, откуда оно взялось. Ну и хорошо. Не ко всему следует приглядываться. - Мы пойдем, - повторил он. - Как мы можем? - Женщина запрокинула голову и посмотрела на него. Ее глаза покраснели, покрылись кровавыми прожилками от недосыпания. Вдруг его поразило, какой она стала хрупкой - на себя не похожа. Когда ее сила уступила место вот этому? Или он сам себя обманывал, и только сейчас ее уязвимость бросилась ему в глаза? - Если они добрались до Джеральда... - начала она. - Это ничего не значит, - твердо заявил он. Тщательно скрывая нотку сомнения в голосе. Чтобы ее успокоить, следовало говорить как можно убедительнее. - Таррант тоже уязвим. Да, он силен, искусен и безжалостен... но в Творении, которое поддерживало его жизнь, был фатальный изъян. Помнишь, что сделал с ним Огонь, даже на расстоянии? Все, что потребовалось нашему врагу, - не дать ему отыскать убежище до наступления дня. И с ним покончено. Вот и все. Даже не нужно самому вступать в бой. - Он передохнул и продолжил: - Если он знает, как это сделать. Нет, правда, как он подманил Охотника? Вот что сразило Дэмьена - враг догадался, смог понять, но как. - Он мог оставаться с нами. Мы бы защитили его. - Мог. Может быть. - Дэмьен глубоко вздохнул, пытаясь успокоить потрясенные нервы. - Но маловероятно. Он доверял мне не больше, чем я ему. И теперь мы оба расплачиваемся. "Он платит больше. В тысячу раз больше. Что за ад ожидает подобного человека? - Священник попытался представить себе это, и его затрясло. - Не пожелаю такого никому. Даже ему". - Что теперь? - спросила ракханка. - Какие планы теперь, без убийцы? Дэмьен повернулся к ней. В свете полумесяца Примы она выглядела особенно свирепо, бело-голубой свет высвечивал ее зубы, как искры холодного огня. Такая сила утрачена. Такое смертоносное могущество. - Мы подождем ночь, - распорядился он. - Дадим ему время добраться до нас, если он еще может. Если же к утру он не вернется... тогда и будем строить планы. "Планы, которые не будут включать ни Охотника, ни Огонь. Ни Сензи. - Он постарался, чтоб выражение его лица не выдавало опасений. - Слишком много потерь. Слишком все сразу. Как это возместить?" Дэмьен вытянул свой меч из ножен, ощутил в руке тепло обтянутой кожей рукояти. По краям лагеря уже сгустились тени, что были темнее самой тьмы: огрызки ночи, притянутые независимой волей - и голодом - к дурным предчувствиям отряда. Смогут ли эти твари стать материальными в здешних ослабленных потоках? Сколько еще их слоняется вокруг лагеря, принюхиваясь к запаху человеческого разума, который может помочь им вырасти? С тех пор как Таррант присоединился к отряду в Кали, одно его присутствие отгоняло такую угрозу, и они принимали это как должное. Сколько же их собственных страхов Дэмьен должен теперь убить - или хотя бы отогнать, - прежде чем рассвет очистит землю от чудовищ? "Будь ты проклят, Таррант, - хмуро думал Дэмьен, заново привыкая к мечу. - Ты выбрал самое дерьмовое время, чтоб умереть". Карты. Их освещало солнце, на них там и сям пестрели тени от листвы, пятнами покрывая их поверхность, как лишаи. Ветер шевелил, приподнимал их края, прижатые камнями. - Это все, что у нас осталось, - хмуро сказал Дэмьен. - Это не обзорная карта. - Нет. Надо было взять ее у него, когда... еще тогда. Безопаснее было молчать о том, что произошло. Разговоры вызывали вопросы, а те вызывали желание Узнать. А Познание было опасно. Сила, что захватила Тарранта, могла караулить неподалеку, и если они установят связь с ним, она захватит их всех. Они не могли позволить себе рисковать. Даже чтоб уменьшить жалящую остроту неведения. - Я скопировал важнейшее, так что у нас есть хотя бы копия. На случай, если придется разделиться. Он увидел в глазах Сиани мятущийся страх, потянулся к ней и ласково сжал ее руку. Рука была холодная, глаза покраснели. Ее лицо исхудало от усталости; спала ли она вообще после смерти Сенэи? Его беспокоило, что он даже этого не знал. - Мы должны рассчитывать и на это, - вразумляюще проговорил он. - Мы должны предусмотреть все. Мне это нравится не больше, чем тебе, но поступать иначе равносильно самоубийству. Стратегия врага ясна: выбить нас по одному, прежде чем мы доберемся до его крепости. - "Оставив только того, кто ему нужен. Тебя". Но он не сказал этого вслух. - Бог знает, как он подобрался к Тарранту, но в случае с Сензи мы рискнем угадать. И если надо встретиться с врагом, который может так играть на твоих слабостях... мы должны быть готовы, Си. Ко всему. - Ты еще думаешь, что есть надежда? - обессиленно прозвучал ее шепот. - Даже теперь? Он поймал ее взгляд и задержал его. Попытался влить силу в свой взгляд, чтобы она могла почерпнуть в нем храбрость. - Очень небольшая. - Хотел бы он иметь мужество солгать ей. - Но ее всегда было очень мало. Что до наших шансов теперь... Помни, мы планировали это путешествие еще до того, как встретили Тарранта. Мы справимся без него. - И без Зена? - тихо спросила она. - И без Огня? Дэмьен отвернулся. Заставил свой голос звучать твердо: - Да. Мы ведь должны, правда? Он подтянул ближнюю карту к себе и принялся изучать ее, надеясь, что Сиани последует его примеру. Хессет молчала, но ее нечеловеческие глаза следили за каждым их движением. Он осторожно очертил несколько самых важных объектов. Кратер Санша. Северный энергетический узел Лема. Спусковой крючок, который Сотворил Таррант, так что, когда они достигнут его, их копии - их подделки - начнут свой рискованный путь в западню. У этого плана был отвратительный привкус, но его уже нельзя было остановить. И где-то в глубине души Дэмьен чувствовал, что благодарен Тарранту. Видит Бог, как им сейчас нужно хорошее Затемнение. Никогда оно не было нужнее. Он ненавидел себя за эту благодарность. "Будь ты проклят, Охотник. Даже после смерти ты преследуешь меня". - Согласно карте, мы достигли точки, которую наметил для нас Таррант. - Он посмотрел на восток, как будто простым взглядом мог пронзить скалы, преодолеть мили и увидеть этих пятерых обреченных двойников. Четырех? Трех? Сколько? - Значит, как раз в эту минуту подделки отправились в путь вместо нас. - Так что внимание врага будет направлено на них. - Будем надеяться. "Он сказал, это произойдет автоматически. Сказал, что, когда мы достигнем этой точки, пять ракхов отправятся к кратеру, приняв наши обличья. Но нас уже не пятеро. Предвидел ли он такую возможность? Он был очень осторожен, он предвидел так много... но мог ли он принимать в расчет собственную смерть?" Дэмьен не представлял себе, чтобы Таррант мог допустить такое. А если нет, значит, вся схема летит к черту: пять невинных ракхов направляются к смерти бессмысленно. Потому что как только враг пересчитает их, он поймет: что-то не так. От этой мысли Дэмьена скрутила тошнота, но он пытался не думать, что его беспокоит больше - смерть пятерых невинных или провал уловки Тарранта. Он аккуратно свернул карты: - Идем на север. К Дому Гроз. И попытаемся связаться с Потерянными. Если нам повезет - и Творение Тарранта сработает, - нас не заметят. - А если нет? - поинтересовалась ракханка. Он посмотрел на нее. И проклял ее чуждую природу - не прочитать на лице, о чем она думает. - Не знаю. - Ты сможешь поддержать Затемнение? - спросила Сиани. - Чтобы оно не было связано с Таррантом, если подделка... - Она в замешательстве остановилась. - Не сработает? - тихо осведомился он. Она кивнула. - Это было бы очень опасно, - сообщил он, стараясь не встречаться с ней взглядом. - Между мной и Охотником существует... канал. - "Не спрашивай о нем, - молча взмолился он. - Не заставляй объяснять". - Если я попытаюсь Творить сейчас, когда на нас еще лежит отпечаток его собственного Творения... Я могу открыть свободный проход между нами и той силой, что убила его. "И то, что справилось с Таррантом, возможно, раздавит нас, не пошевельнув и пальцем". - Значит, нам надо рассчитывать только на то, что сделал он, - тихо решила Сиани. Голос ее дрожал, глаз она не поднимала. - Возможно. Она посмотрела на него. - Я не могу сделать это. И ты не можешь. Но остается еще кое-кто. - Он многозначительно взглянул на Хессет. - Полагаю, именно сейчас ее мастерство может нам понадобиться. Губы красти слегка раздвинулись; она тихо зашипела, стиснув острые зубы: - Я не знаю колдовства людей. - Но это же не колдовство людей! И это не привлечет той Фэа, которой могут управлять люди. Разве нет? - Ракхи не Творят, - холодно заявила она. - Разве? - Он повернулся к Сиани. - Позволь мне рассказать кое-что из того, что я знаю о ракхах. Помнишь, прошлой ночью я просматривал записи Зена и нашел кусок раннего текста, который он где-то откопал и скопировал. Про предков ракхов. Похоже, они были исключительно плотоядными. В отличие от наших всеядных предков, они, добывая пищу, полностью зависели от охоты. У них не было ни земледелия, ни особо сложных общественных взаимоотношений, которые породили бы сельское хозяйство. - Он пристально взглянул на ракханку. - Они были стайными животными. Как мы. Но их социальная структура заметно отличалась от нашей. Мужчины проводили жизнь, состязаясь друг с другом, растрачивая большую часть энергии на сексуальные демонстрации и бои. Когда они охотились, они собирались большими стаями, и только если предстояла опасная игра. Риск был важнее, чем сама пища, и после каждой охоты они либо подтверждали свое место в социальной иерархии, либо получали новое. А то, что они убивали, либо съедалось на месте, либо его бросали гнить. - Я знаю таких мужчин, - хмыкнула Сиани, и Дэмьен заметил, что по лицу Хессет вроде бы скользнула улыбка. И мгновенно пропала, сменившись настороженной враждебностью. - Для остальной стаи охотились женщины, - объяснил он. - И кормили их в соответствии с местной иерархией. Сначала самцов-лидеров, потом детей, потом ели сами. Если что-то оставалось - недомеркам. Доведенная до совершенства структур