а стаи млекопитающих. - Он резко подался вперед. - Видите? Женщины охотились. Не для того, чтобы показать себя, а чтобы выжить. Не для того, чтобы продемонстрировать свою отвагу, а чтобы накормить своих детей. И Фэа отвечало их желанию, как и всем местным видам. А какие два искусства важнее всего на охоте? Выслеживание и маскировка. Способность найти добычу и возможность подобраться к ней незамеченными. - Он покосился на ракханку и встретил ее взгляд. В его тоне появился вызов. - Если женщины ракхов могли Творить с помощью Фэа, не значит ли это, что они были мастерами в обоих искусствах? Именно в тех, что теперь нужны нам больше всего. Голос красти был тих, но звенел от напряжения: - Ракхи не Творят. - Не так, как мы. Без ключей, рисунков, знаков и заклинаний и прочего подспорья воображения. Им не нужно все это, как не нужно людям-посвященным. - Он помолчал, наблюдая за ней. - Но это ведь не совсем бессознательно делается, правда? На каком-то этапе твой народ научился применять Фэа, управлять этой силой. Более совершенный интеллект потребовал более совершенного контроля. Может быть, в обыденной жизни вам хватает древних способов... Но я помню, что видел в Морготе. Это было сделано преднамеренно, обдуманно и чертовски мощно. Истинное Творение, в любом смысле этого слова. - Она не ответила, и он настойчиво повторил: - Ты отрицаешь это? - Нет, - тихо произнесла она. - Если ты так это называешь... нет. - Хессет, - вступила Сиани. - Если ты сможешь сделать Затемнение... Глаза ракханки сузились. - Так говорят колдуны. Я не... - Да назови как хочешь! - прервал ее Дэмьен. - Мы подберем слово из языка ракхене, если тебе так нравится. Или переделаем его. Черт побери, разве ты не видишь", сколько от этого зависит? "Спокойнее, Дэмьен. Сбавь тон. Не отталкивай ее". Он заставил себя медленно, глубоко вздохнуть. - Тарранта нет, - сказал он тихо. - Нет Сензи. Даже если я смогу Творить сам, мои возможности в этом случае ограничены; подкрадываться к врагу - деяние, мало подходящее для Церкви. Как бы ни прикрыл нас Таррант, это прикрытие с его смертью стало слабее - если враг не Рассеял его полностью. - Ты сможешь помочь нам? - прямо спросила Сиани - Если захочешь? Смогла бы ты укрыть нас от его взгляда? Та оглядела обоих по очереди. Пересматривала свою врожденную ненависть к их роду, проверяла, как далеко та может зайти. Потом объявила, тщательно подбирая слова: - Если бы вы были моей родней. Моей кровной родней. Тогда я смогла бы прикрыть вас. - Никак иначе? Она покачала головой: - Нет. - А точно бы смогла? - засомневался Дэмьен. Красти жестко посмотрела на него. В него: сквозь оболочку, минуя наслоения сознания, в самое сердце его души. В ту часть его существа, что была животным, примитивным, чистым. Что-то незнакомое, теплое, любопытное лизнуло язычком его мозг. Приливная Сила? - Смогла бы, - призналась она наконец. - Если тебя это утешит. Но вы не моя кровная родня. Вы даже не ракхи. Сила, что отвечает мне, даже не знает о вашем существовании. - Заставь ее, - предложил Дэмьен. Она мотнула головой: - Нельзя. - Почему? - Приливная Сила не будет... - ...не захочет? Не городи чепухи. - Он нагнулся, опираясь руками о колени. - Послушай. Я знаю, чем были ракхи, когда люди впервые появились здесь. Я понимаю, что эти животные корни еще часть тебя. Должны быть частью тебя. Но ты также разумное самосознающее существо. Ты можешь укротить свои инстинкты. - Как делают люди? - Да. Как делают люди. Как еще, ты думаешь, мы попали сюда, за десять тысяч световых лет от нашей родной планеты? Из всех животных Земли мы одни научились укрощать наши инстинкты. О, это было нелегко и не всегда получалось. Я даже не смогу объяснить тебе, каким диким смешением несовместимого стал в результате наш человеческий мозг. Но если есть хоть одно определение человеческой сущности, это - победа интеллекта над животным наследием. А вы унаследовали наш интеллект! Ваш народ может стать для этой планеты тем, чем мы были для нашей. Все, что вам нужно сделать, - это научиться преодолевать первобытную ограниченность... - И посмотрите, куда это завело вас! - презрительно бросила она. - Разве это достойная для нас цель? Иметь разделенные души, когда каждая часть тянет в свою сторону? Как у вас? Вампиры не преследуют нас в ночи; призраки не тревожат наш сон. Это создания человеческого разума, эхо тех частей вас, которые вы похоронили. Отвергли. "Животный инстинкт", который визжит и рвется на свободу, замкнутый в беспросветной бездне вашей бессознательной памяти. - Она покачала головой; в ее глазах стояла жалость. - Мы живем в мире с этой землей и с собой. Вы - нет. Вот наше определение человеческой сущности. Она встала. Движение было нечеловечески плавным, гибким, кошачьим. - Я сделаю что смогу - в моих понятиях. На языке ракхов. И если сила откликнется мне... Тогда, заверяю вас, ни один колдун-человек не пробьет эту защиту. - А если не откликнется? - тихо спросил Дэмьен. Она взглянула на север, туда, где должен был быть далекий энергетический узел. Проверяла потоки? Или пыталась представить себе Дом Гроз и его хозяина-человека? - Тогда твое человеческое Творение должно быть очень хорошим. Чертовски хорошим. Или мы попадем прямиком ему в руки. 37 Энергия. Горячая энергия, восходящая от самых корней земли. Сладкая энергия, профильтрованная сквозь ужас души посвященного. Свежайшая энергия, что вибрировала от боли, и страха, и бесценной агонии абсолютной безнадежности. Вкушать ее было экстазом. Почти невыносимым. - Вы довольны? - спросил демон. - О да. - Шепот восхищения, порожденный дуновением боли. Такой изысканной боли. - Это будет долго, Калеста? Ты можешь сделать, чтобы это было долго? Фасетчатые глаза медленно мигнули; в тусклом свете лампы они были как кровь. - В тысячу раз дольше, чем обычно. - Его голос прозвучал скрежетом металла по стеклу, медленным скрипом заржавленного ножа по окну. - Его страх и боль совершенно уравновешены. Земля сама поставляет горючее. Это может продолжаться... бесконечно. - И он будет цепляться за жизнь. - Он ужасно боится смерти. - А-ах! - Глубокий вздох, постепенный, медленный, смакующий. - Как чудесно! Ты знаешь, как угодить, Калеста. - Это и мое удовольствие, - просипел демон. - Да. Верю. - Низкий смешок, полуюмор, полупохоть, сорвался с хозяйских губ. Дымящаяся энергия выплеснулась на гладкие каменные стены, окрасив их кроваво-красной Фэа. Цвет боли. Цвет наслаждения. - Смотри же, приготовь что-нибудь такое же приятное, когда она здесь появится. 38 Шел снег. Это не стало неожиданностью - Хессет почуяла его приближение, и даже Дэмьен заметил утром, что небо нехорошо потемнело, но их это не утешило. Им не хватало сейчас только ранней зимы. То и дело отряхивая куртку, Дэмьен проклинал себя, что не предусмотрел такой погоды. Теперь ему приходилось постоянно счищать с себя снег. Погоду предсказывать трудно, однако так или иначе предвестия можно было заметить за несколько дней, и Дэмьен мог бы помочь делу, если б только Увидел приближение непогоды. Чуть изменить направление ветра, может быть, самую малость, одно дуновение... Существует много способов, которыми можно повлиять на погоду, но их нужно применять загодя. А Дэмьен был слишком занят другими делами и совсем позабыл, что крепкий зимний ветер может разрушить любые их планы. Снег уже доходил до лодыжек, ветер наметал сугробы, в которые ноги коней погружались до колен; снег сыпался за воротник, за отвороты сапог, ледяные струйки просачивались под одежду. Но они старательно и упорно продвигались вперед. Они не могли позволить себе замедлить темп похода, во всяком случае - теперь. Время от времени снег сменялся градом, град падал вперемешку с ледяным дождем, и тогда они были вынуждены останавливаться. Разбитые, обессиленные путники искали какое ни на есть укрытие и пережидали, пока утихнет ливень. И тут же отправлялись в путь, злясь на потерянное время. В короткие минуты вынужденных передышек Дэмьен пытался угадать, не враг ли наслал на них такую мерзость. Такая погода была универсальным оружием, поражающим и тело, и дух. И в любом случае Дэмьен мало что мог сделать. Нет, он пытался. Но Творение над погодой всегда удавалось ему плохо, а уж отменить шторм, когда тот уже начался, - такая задача была бы кошмаром и для посвященного. Лучшее, что он мог, - тщательно Просмотреть погоду на их пути, и в результате он сообщил остальным, что самое страшное их миновало; на равнинах восточнее гор им бы пришлось куда хуже. Но студеные, пасмурные дни сменялись морозными ночами, и облегчения не наступало. "Таррант смог бы отвести от нас беду, - размышлял Дэмьен. - Таррант предвидел бы ее приход, он знал бы, что делать". Священник ожесточенно пытался изгнать подобные мысли, но они упорно возвращались. Его раздражало, что даже это признание силы Тарранта не вызывало в нем ни следа добрых чувств к Охотнику. Чем бы он ни был вначале, душа его столько веков пребывала под властью развращенной жестокости, что теперь это был скорее демон, нежели человек, и уж никак не вызывал он восхищения. Особенно у Дэмьена и его собратьев по призванию. "Но он тоже мой собрат по призванию. Основатель моей веры. Как примирить эти две сущности?" Они ехали, погрузившись в унылое молчание, нарушаемое лишь хрустом снега и льда под копытами животных. Ксанди вели себя беспокойно, что тревожило Дэмьена. Вероятно, это тревожило и Хессет, потому что, когда они наконец встали лагерем, она привязала животных, как будто это были лошади, и теперь они не ушли бы далеко. После обеда красти объяснила, что снегопады в Ниспосланных горах могут пробудить в животных миграционные инстинкты, так что те сбежали бы вниз, на равнины. Должно быть, это отвечало их врожденным потребностям. Всю ночь Дэмьен слышал, как ксанди возились и пофыркивали, пытаясь освободиться от крепких кожаных ремней. Когда подошла его очередь спать, он попытался спрятаться от шума и холода, плотно закутавшись в одеяла, но это мало ему удалось. Наконец он как-то отключился, и смутная полудрема принесла облегчение телу, но никак не нервам. Утром они продолжили путь, проваливаясь в снег по самое колено. Облака разошлись как раз настолько, чтобы проглянуло взошедшее солнце, затем плотно сомкнулись, и путников вновь поглотили бесконечные сумерки, ледяной дождь и мокрый снег. Раз скакун Дэмьена поскользнулся и чуть не упал на самом краю отвесного ущелья, но ухитрился удержаться на ногах и отскочил от опасного места. "Я как будто приношу несчастья. Как тот неразумный, что пытается Творить с земной Фэа, не имея о ней никакого понятия, - и получает в точности противоположное тому, что хотел. Только поймешь, какая беда случилась, только попытаешься ее исправить - и тут же новое бедствие..." Может быть, это результат Проклятия? Можно ли взять сознание, которое естественно воздействует на потоки, и исказить его так, чтобы воздействие стало отрицательным? Поразмышляв несколько часов, проглотив наскоро собранный холодный обед под нависшей скалой, послужившей им временным укрытием, он пришел к заключению, что такое невозможно. Требовалось просчитать столько вариантов, и так мало еще было известно о взаимоотношениях Фэа и человеческого мозга! Если ты попытаешься вмешаться Творением в работу такой системы, отдача неминуемо ударит по тебе. Только природа может изменять и исправлять биологические законы такого уровня. Но тут он вспомнил деревья в Лесу - целостную экосистему, перестроенную под потребности ее хозяина-человека, - и вздрогнул, подумав, какого рода Творением мог воспользоваться этот человек. И что за жертву он должен был принести, чтоб получить такую власть. "Тот, кто смог Сотворить Лес, может сделать и это. Может сделать все, что угодно... Только не может спасти себя самого", - угрюмо подумал Дэмьен. Пришпорил лошадь и постарался забыть о том, сколько удовольствия такая погода - мрак и холод - доставила бы Охотнику. "Он умер. И ты хотел, чтобы он умер. Так забудь о нем". Но призрак не стирался в памяти. Было ли это потому, что между ними существовал канал? Или просто так действовала сила личности? Трудно сказать. Но иногда, взглянув на Сиани, он улавливал тот же призрак - мелькнувший образ - на дне ее зрачков. Что произошло между этими двумя, пока Охотник был с ними? Дэмьен томился, желая узнать и не решаясь спросить. Бывает опасно задавать вопросы, когда не знаешь, что делать с ответами. Снег падал весь день. Они все ехали. И где-то шли на север ракхи, неизвестно сколько, и снег слепил их, и не ведали они, куда идут. Пятеро. А может быть, трое. Под чужими личинами, к чужой цели прокладывали они путь сквозь бушующий шторм. К своей смерти. Вдруг Дэмьен подумал, что колдовство могло рассеяться, когда умер тот, кто Сотворил его. Мысль привела его в ужас. Что, если подделка так и не вышла из исходной точки? Что, если теперь, когда Таррант мертв, отряд ничем не прикрыт? "Тогда нас должно защитить искусство Хессет". Взглянув на ракханку, он попытался оценить ее могущество. Да и захочет ли она использовать свое искусство ради них, если все другие способы защиты будут исчерпаны. "Огонь. Ослепляющий, как солнце, раскаленный добела, расплавленный, наполняющий воздух палящим жаром. Лицо Сензи - воск, оно тает, испаряется, стекает на траву, как Огонь из фляжки, впитывается в почву. Плоть растекается, как вода, кровь и кости растворяются в текучем пламени, все существо вспыхивает, рассыпается... перевоплощается. И волосы становятся золотистым сиянием Сердца, тонкие пряди свиваются в обжигающие клубки. И глаза становятся расплавленным серебром, и горячий металл, струясь, вливается в раны. И рот застывает в подобии вопля - и вопль несется, и его отзвуки сливаются с ревом пламени, и взвиваются к пылающим небесам, и низвергаются к вратам ада, и - дальше... Лицо Охотника. Глаза Охотника. Крик Охотника". Он проснулся. Внезапно. Его разбудил не сон. Он был слишком измучен, слишком нуждался в отдыхе, чтоб просыпаться от простого кошмара. Да к тому же он не впервые видел его. Может, не в такой форме, не с такой пугающей ясностью... но с того времени, как исчез Таррант, огонь преследовал Дэмьена наяву и во сне. Ему виделся Таррант в огне. Сиани тоже его видела. Священник пытался убедить ее, что такие сны вполне естественны, что они навеяны перенесенными испытаниями. Ее дремлющий мозг смешивает подробности смерти Сензи и смерти Тарранта, сплавляя две утраты в единый неразрывный кошмар. Это может пугать, но не более, уверял он. Это не имеет смысла. Это не может иметь смысла. Не может? Он потихоньку высвободился из-под одеял. Больше всего он ненавидел такую погоду за то, что она делала его уязвимым. Тугой кокон одеял, спеленавший его и защищавший от холода, стал бы ловушкой, если бы вдруг возникла опасность. К тому же он спал полностью одетым, а между тем прекрасно понимал, что если действительно хочет согреться, то надо заворачиваться в эти одеяла, раздевшись догола. Тепло его тела согреет одеяла и воздух внутри, а одежда этому мешает. Но надо было выбирать. Он уже однажды отбивался в мороз от стаи упырей, имея на себе одни носки, и не желал повторять подобный опыт. Он быстро оглядел стоянку: Сиани сжалась в комок и вздрагивает во сне, Хессет прилегла у костра с арбалетом в руке, животные в полудреме переступают с ноги на ногу. Все в порядке; по крайней мере, он не заметил ничего нового. Слава Богу, снег наконец перестал. Он перебрался поближе к Хессет и примостился рядом. Но если для ракханки поза была естественной, то его окостеневшие конечности вскоре заныли от боли, и через минуту он просто сел. - Как тут? - тихонько спросил он. Она кивком указала на привязанных животных: - Лошади беспокоятся. - А ксанди? Она покачала головой: - Тревожатся все сильней. Ясное дело, это чем-то вызвано... но черт меня подери, если я понимаю - чем. - Чуют хищника? Если кто-то преследует нас... - Я бы учуяла, - оборвала его Хессет. Дэмьен запнулся. - Да, разумеется. Я говорю... как человек. - Он попытался улыбнуться. - Извини. Красти пожала плечами. Он всмотрелся в ночь, размышляя, какие еще опасности таит эта тьма. Он думал об этом каждую ночь с тех пор, как умер Таррант. И каждый день. И утром, и вечером он задействовал Видение, проверяя потоки. Увидеть их было даже труднее, чем раньше, - мерцающие тускло-голубоватые жилки едва просвечивали сквозь толстое снеговое покрывало. Но через несколько минут ему удалось сфокусировать Зрение и различить узор. То же самое он делал и вчера, и позавчера... да он и потерял счет дням. И все то же: земное Фэа слабее, чем должно быть. Слабее, чем вообще бывает в горах. "Как будто здесь нет сейсмической активности. Вообще нет". Но этого же не может быть. Даже на Земле горы не могли быть настолько спокойными. По крайней мере, так утверждала логика. Разумеется, колонисты были хорошо знакомы с природой сейсмических сдвигов, чтобы определить уровень активности там, куда прибывали, а значит, понимали их опасность, то есть сталкивались с ними раньше. Слабые потоки. Необъяснимо стабильные горы. Прибежище демонов. И человек-посвященный, что поселился аккурат в точке соединения трех материковых плит, не обращая внимания на связанный с этим риск. Как увязать все это вместе? Дэмьену казалось, что если бы он уяснил, как связаны все эти элементы, то нашел бы ответ, в котором они отчаянно нуждались. Но чем больше он изучал загадку, тем больше ему казалось, что упущен какой-то жизненно важный элемент. Один-единственный факт, который поставил бы все на свои места. "Если б мы знали, как они поймали Тарранта, мы бы лучше их поняли. Мы бы поняли то, что нам нужно..." Он с усилием заставил мысли свернуть с проторенного пути и сосредоточил внимание на своей спутнице. Как настороженное животное, она вглядывалась в заросли вокруг стоянки, не выдавая себя ни единым движением. - Как твое Творение? - поинтересовался Дэмьен. Она пожала плечами. - Как сказали бы люди, я Позвала. Прошлой ночью, когда взошли луны и энергия прилива была сильна. Если Потерянные не очень далеко, они услышат и придут к нам - или мы к ним. Так или иначе, мы встретимся. - Она чуть заметно качнула головой, а глаза все так же обшаривали белую землю вокруг стоянки. - Ясное дело, я не могу сказать - как. Или когда. - Или - если? Она вновь передернула плечами. - Это так Зен позвал тебя к нам? - Очень похоже. Тогда я просто прочитала его послание и решила ответить. Но результат примерно тот же. Если попытка окажется успешной, мой призыв привлечет тех Потерянных, чей путь может пересечься с нашим - если такое возможно, - и тогда потоки переместятся так, чтобы увеличить шанс нашей встречи. Если Потерянная чувствует потоки, она поймет, в чем дело. Я бы поняла. Если же нет... - Красти развела руками. - Ты сказала - "она". Уголок ее рта дрогнул в подобии улыбки. - Это же ракхи, - объяснила она. - Если кто-то из них и может Творить, это наверняка женщина. Нашим мужчинам обычно не хватает... времени на подобные занятия. - А интереса? - Их интересы очень ограничены. - Хессет оглядела его с ног до головы, явно оценивая признаки его мужской стати. - Но то, что от них требуется, они делают. - Приятно хоть для чего-то годиться, - сухо хмыкнул он. - Я имела в виду мужчин-ракхов, - поправилась она. - Кто знает, на что годятся люди? Она поднялась, одним неуловимым движением изменив неудобную позу. И перебросила священнику арбалет. - Твоя очередь дежурить. А я постараюсь поспать. Тут она бросила взгляд туда, где были привязаны животные, и ее тело внезапно напряглось. Зрачки сужены, внимание нацелено... на что? Что за особые знаки, неощутимые для человека, почуяла ее ракханская натура? - Смотри за ксанди, - тихо приказала она. - Если что-то случится... а похоже, должно что-то случиться. Смотри внимательно. - Да что такое? - Не знаю, - шепнула красти. - Но мне это не нравится. - Она покачала головой. - Все это мне очень не нравится. Все тот же кошмар. Таррант, бушующее пламя, все вместе. Боль, слепящая, жгучая, что впивается в мозг раскаленными остриями. И страх - настолько сильный, настолько подавляющий, что их тела сотрясаются еще долго после того, как они проснутся, их души дрожат от нездешнего ужаса. Кошмар. Один и тот же. И вновь и он, и Сиани закрывают глаза, и вновь пытаются расслабиться. Один и тот же сон снится обоим. Но только им. Он не тревожит их проводницу-ракханку, он не тревожит животных. Как будто только люди могут видеть такие сны... а может, только те, кто связан кровью с Охотником. И Сиани Первая подняла тревогу. А может, воскресила надежду? - Я думаю, он не умер, - прошептала она. И вот они снова едут. Бесконечные мили заснеженной земли. И вопросы, которые нужно задать, даже если ответы причинят боль. - Что произошло между вами? - спросил наконец священник. Он говорил мягко, но сам же слышал, каким напряжением звенит его голос. Может ли он взять легкий тон, когда дух его в смятении? Ледяная корка трещала под копытами лошадей, под когтями ксанди. Получался какой-то сложный ритм, даже приятный на слух. - Ты вправду хочешь знать? - Думаю - да. Белая земля, заснеженные деревья. Ломкие, звонкие щелчки обледеневших ветвей. Иногда с громким треском ломался сучок и падал на тропу перед ними, взрывая снег. Буря прокатилась и исчезла восточнее гор, но еще долго будут помниться причиненные ею разрушения. - Он взял меня в ученики, - тихо поведала она. Дэмьен почувствовал, как тугой ледяной комок скрутился внутри, и едва сумел разжать смертельную хватку, сдавившую его сердце. "Ей отчаянно необходимо чародейство, любое. Что ж, может быть, оно того стоит..." - Что-нибудь еще? - сдавленно выговорил он. И она мягко ответила: - Неужели этого мало? В целом мире не могло существовать более тесной связи. Истинное ученичество накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь, даже если период обучения давно кончился. Даже если к ней вернется память, все ее Творения будут помечены Охотником. Подпорчены им. "Женщина, которую я любил, никогда не вернется. Даже если восстановится память, она будет... другой. Более темной. Порча коснется всего..." Но больнее всего ранило даже не то, что случилось. Он понимал, что она не тревожится, что те черты Охотника, которые делают его столь отвратительным для Дэмьена, у нее вызывают лишь повышенное любопытство. Никогда прежде разрыв между ними не казался таким огромным, таким непреодолимым. Никогда прежде он так ясно не понимал его природу. - А ты? - осведомилась она. - Что происходило между вами? Дэмьен закрыл глаза. - Он пил мою кровь. "И сейчас пьет". Его разбудил предостерегающий крик Хессет. Он вскочил с быстротой, отработанной неделями жизни в обнимку с опасностью, одетый, вооруженный, одним движением наполовину сбросил одеяла и сейчас освобождался от оставшихся. Домина освещала стоянку, значит, было близко к полуночи; свет округлившегося диска самого большого спутника Эрны позволял легко определить причину беспокойства... Ксанди. Они словно взбесились, они бросались на все и всех. Светлые гривы разметались, по острым рогам текла кровь. Дэмьен успел увидеть, как упала одна из лошадей, а другая билась в путах, пытаясь отодвинуться, насколько возможно, от бешеных тварей. Упавшая лошадь перестала дергаться, густая кровь текла из разорванного брюха; а ближайший ксанди все колол и колол ее рогами, как будто его бесило, что она перестала сопротивляться. Хессет уже поднималась рядом с животными, пытаясь их успокоить. - Назад! - крикнул Дэмьен. Яростное храпение и визг не дали ему услышать самого себя. - Назад! Она бешено покосилась на него, но все-таки уступила дорогу, а сама натянула арбалет. Пока Дэмьен подбирался к животным, ракханка быстро осмотрела окрестные заросли. Это было необходимо: животные оглушительно визжали, и если кто-то в этой части гор еще не знал о появлении отряда, теперь-то узнал наверняка. Дэмьен выискивал признаки, по которым смог бы определить причину беспорядка. Лошади были испуганы, но не больше, чем то вызывали обстоятельства; они пытались освободиться от пут, лишь чтобы уцелеть. И похоже, что один из ксанди - самый шумный - больше беспокоился о своей безопасности, чем стремился вырваться на свободу. Значит, причиной был другой ксанди, и если всадников осталось только трое... Он взмахнул мечом и быстро опустил его. Сияющие рога мелькнули в каком-то дюйме от его груди, как раз когда стальное лезвие рассекло ремень привязи. Дэмьен отпрыгнул в сторону. Ксанди яростно рванулся за ним, но тут осознал, что свободен. Он развернулся на месте, чуть не опрокинувшись, и побежал прочь от лагеря, как будто свобода свела его с ума. Хессет посмотрела на оставшихся животных, потом на Дэмьена: - Дальше что? Священник тоже оглядел оставшихся скакунов. Они еще были раздражены, но как будто успокаивались. Он тряхнул головой. - Нас не разделили. Нас не лишили никакого имущества. Все говорит о том, что это была попытка разъединить или ограбить нас. Так. Света довольно; дорога хорошо видна. Собираемся и отправляемся. - Может быть, это ловушка, - предположила Сиани. Ее голос чуть заметно дрожал. - Может быть, - согласился он. - И поэтому мы должны быть чертовски осторожны. - Он кивнул туда, куда минуту назад убежал ксанди. - Но если мы не выясним, что, черт возьми, произошло - и почему, - это может повториться. И мы останемся без коней. Они быстро разобрали лагерь. В несколько минут все снаряжение было упаковано и навьючено на трех оставшихся животных. Тщательно затянуть ремни и закрепить седла стоило трудов - лошади еще нервничали. Дэмьену пришлось пожертвовать драгоценной минутой и провести Успокоение, только тогда лошади дали себя оседлать. Потом он опустился на колени около упавшей лошади. В боку ее зияла огромная рваная дыра; лошадь трудно дышала, и на губах ее пузырилась кровавая пена. Дэмьен убрал меч, отцепил с пояса нож и быстро полоснул по шее бедолаги. Быстро и глубоко. Ни звука, ни движения - только кровь хлынула широким потоком, окрашивая кармином белый снег. Животное умерло. Ухватив вожжи Таррантовой лошади - единственной, оставшейся в отряде, - и вскочив в седло, он поймал взгляд Сиани. - Сонная артерия, - пояснил он. - Смерть почти мгновенная. Дэмьен встал во главе отряда. Сиани он указал место позади него. - Держись посередке. Все время. Если ты дашь себя схватить... "Тогда все потеряет смысл", - мысленно закончил он. Она хмуро кивнула в знак того, что поняла, и встала за Дэмьеном. Следом за ней - Хессет, и они отправились... В лес. Обледеневшие ветви ломались, крошечные лавины скатывались на землю впереди и позади отряда. Дэмьен держал арбалет наготове, прижимая локтем приклад, палец на крючке. Другой рукой он вцепился в вожжи. Не в первый раз ему вспомнилась собственная лошадь - ею-то он мог управлять одними коленями, а руки были свободны для боя. Но она погибла, давным-давно - и что вспоминать? Теперь у него было другое животное, спасибо, хоть прирученное. А впрочем, Таррант не взял бы плохую лошадь. Держаться следа не составляло труда, но идти по нему было трудно - беглый ксанди взрывал снег, описывая круги меж деревьев и скал, будто сам не знал, куда ему нужно. А может, и в самом деле не знал. Может, чье-то Творение подхлестывало его под зад, и он мчался слепо, не имея ни малейшего понятия о цели пути. По крайней мере, хоть это обнадеживало. Если бы ксанди должен был завести их в ловушку, он скорее всего избрал бы прямую дорогу, а они следовали бы за ним в нужном направлении, с нужной скоростью, в нужном состоянии духа. Дэмьен поднял арбалет и обвел прицелом верхушки деревьев, ловя какое-нибудь движение. Но в отличие от деревьев Запретного Леса здешние с приходом зимы сбросили листву; луна ярко освещала безжизненные кроны. Здесь неоткуда было грозить, негде спрятаться. Вскоре они догнали беглеца. На открытом пространстве, ярко освещенном луной. Лошадь Дэмьена провалилась сквозь корку наста, и фонтан ледяной воды захлестнул его икры. Родник, занесенный метелью. Дэмьен махнул рукой остальным, чтобы остереглись. Ксанди стоял перед ним, яростно фыркая, а глаза его, налившиеся кровью, бессмысленные, таращились в никуда. Казалось, он сопротивляется, но Дэмьен не мог понять чему. Как будто невидимая привязь оттаскивала его назад, а животный инстинкт понуждал спасаться бегством; тело напряглось, сопротивляясь неощутимой власти, которая медленно, но неумолимо пересиливала его. На его губах запеклись пузырьки розоватой пены; животное копнуло землю, и Дэмьен увидел, что кровь струится и по его ногам. Священник с тревогой оглянулся на остальных ксанди, но безумие как будто их не коснулось, поразив лишь одного. Как будто властный зов был направлен очень точно и слышен только одному, оставив остальных в покое. Дэмьен поежился. Вдруг ксанди отпрыгнул назад, и почва подалась под его ногами. Сперва точно под ним, потом трещина расширилась - земля потеряла опору и посыпалась в образовавшийся провал. Животное взвизгнуло и попыталось выбраться, но ему не на что было ступить, земля разверзлась, ксанди опрокинулся, в воздухе мелькнули ноги и пропали в темной дыре. Вопль разорвал ночь. Одинокий, ужасный вопль. Боль, страх, бессилие - все смешалось в нем, в крике души, агонизирующей в невыносимом ужасе. По коже Дэмьена пробежал мороз, он рванул вожжи, удерживая лошадь. Женщины позади пытались справиться со своими животными; Дэмьен мельком оглянулся. Хессет лихорадочно обшаривала взглядом поляну, держа руку на спуске арбалета. Лицо Сиани было белым, но она тоже сжимала меч; страх не заставил ее потерять голову. Хорошо. И вдруг настала тишина. Абсолютная тишина, не нарушаемая ничем, кроме прерывистого дыхания троих животных. Дэмьен быстро спешился. Сапоги его глубоко ушли в сугроб; лошадь беспокойно фыркнула. Сиани встретилась с ним глазами; похоже, она что-то хотела сказать, но только молча перехватила его вожжи. Он медленно, осматриваясь, продвигался вперед, пробуя дорогу, как тростью, длинным мечом. Впереди лежал глубокий снег, и неизвестно, была ли под ним земля, так что Дэмьен ступал вперед, только определив, надежна ли опора. Он не мог позволить себе потерять равновесие. Теперь он слышал какие-то звуки оттуда, куда свалился ксанди. Тихое шуршание, как будто одежду волокут по снегу. Или тело? От этой мысли по спине его побежали мурашки. Дюйм за дюймом он прокладывал путь туда, где зияла дыра в земле. И вышел к огромной яме, заляпанной кровью. Со дна торчали деревянные колы, добрых шести футов длины и где-то на расстоянии двух футов друг от друга. Толщиной с руку мужчины и заостренные, как шилья. Острия торчали, как солдаты в строю, ожидая, пока кто-нибудь не провалится сквозь землю и не нанижется на них. Результат был очевиден. Вот он, их ксанди, в центре ямы. Бесформенная куча мяса и костей, которая когда-то была ксанди. Распластанная на кольях окровавленная туша, пародия на живое существо. Переливчатые рога, покрытые кровью, торчали безобразно и бессмысленно, и трудно было представить, что их обладатель всего несколько минут назад резво мчался по земле. "Охотничий призыв, вот что это было. Зверь захотел есть, и его голод задействовал Фэа. - Дэмьен повнимательней оглядел ловушку и поправился: - Не зверь". - Дэмьен? - окликнула его Сиани. - Посмотрите-ка. Только осторожней. Что-то шевельнулось в глубине ямы между торчащими кольями. Какая-то смутно различимая тень то скрывалась во тьме, то вновь показывалась; а вот и еще одна. Явно млекопитающие, хотя кожа их чем-то напомнила Дэмьену слизняков. Один из них посмотрел наверх. Отдельные детали можно было разглядеть: голый, как у крысы, хвост. Огромные бледные глаза, покрытые толстым слоем слизи. Руки по форме напоминали человеческие, но пальцы, чуть ли не вдвое длиннее нормальных, переплетались и скручивались, как раздраженные змеи, пока их обладатель глазел на Дэмьена. Нет, это не кожа. Короткий, плотно прилегающий мех. Плоские уши прижаты к черепу, но на концах видны маленькие кисточки. И в глазах... отблеск янтаря? Он оглянулся. Сиани и Хессет стояли рядом, животные привязаны к деревьям в отдалении. - Кто это? - выдохнула Сиани. Она как раз подошла к краю ямы. Но смотрела она на красти. Та подобралась к обрыву, присмотрелась и вдруг отшатнулась с шипением, выпустив когти, как будто готовясь к битве. Уши ее прижались к черепу, довершая родство. Или сходство. - Это ракхи, - сказал Дэмьен. - Потерянные. Их было пятеро. Вид их мертвенно-бледных глаз и скрученных конечностей чуть не заставил желудок Дэмьена вывернуться наизнанку, но он подавил отвращение. Глаза-студни, пальцы-щупальца... Он взглянул на Хессет и увидел, что та дрожит от ненависти. Реакция на чужое, без сомнения, ответ инстинкта на присутствие своих-не-своих. - Хессет. - Он прошипел это очень тихо, так что получилось совсем по-ракхански. Подождал, пока она не обернется к нему, потом заговорил снова: - Тебе нельзя сейчас подчиняться инстинкту. Не имеешь права. Это хорошо при спорах за территорию, но там, куда мы идем, это не поможет. - Глаза ее полыхали дикой злобой. - Хессет. Ты слышишь? Чуть погодя она сухо кивнула. Казалось, судорога прошла по телу красти, как будто ее внезапно поразило болью. Верхняя губа задралась, обнажив клыки; раздалось предостерегающее шипение. Но уши слегка приподнялись; огонь в глазах приугас. Когти наполовину втянулись. - Человеческие фокусы, - прорычала она. Дэмьен хмуро кивнул: - Именно так это и называется. Там, внизу, четверо бесформенными пятнами припали к земле, выжидая чего-то. Пятый подобрался к туше ксанди и стал обдирать ее, отрывая небольшие куски при помощи грубого обсидианового ножа. Но и это существо держалось настороже, бросая быстрые взгляды на путников, стоявших над ней, убеждаясь, что они по-прежнему наверху. Она. Четверо из пятерых были самками. Пятый - самец, но телосложением он напоминал своих товарок. Недомерок, понял Дэмьен, он занимается женской работой - добывает пищу. Дэмьен понадеялся, что самца устраивает его роль, иначе им бы пришлось состязаться с ним в мужественности. - Поговори с ними, - попросил он Хессет. - Посмотрим, поймут ли они тебя. На мгновение она, казалось, утратила дар речи. Потом быстро издала несколько отрывистых звуков. Ей явно было трудно заставить себя говорить вообще, тем более - мирным тоном. Недомерок посмотрел на нее, выражения его чужого лица было не разобрать. Потом он отступил к своим товарищам, гибкие пальцы плотно обхватили рукоять ножа. - Поздоровайся с ними, - предложил Дэмьен. Красти окинула его яростным взором, но все же повернулась к Потерянным. И пролаяла еще что-то, что прозвучало не то как приказ, не то как оскорбление. На этот раз они отреагировали. Самец оглянулся на спутниц, затем протянул одной из них свой нож. И нырнул во тьму, что скрывала заднюю сторону ямы. - Плохо, - пробормотал Дэмьен. - Пошел за подкреплением? - Почему плохо? - спросила Сиани. - Мы вооружены, а им понадобится время, чтоб выбраться из ямы... - Не будут они выбираться. Сама видишь, что они сделали с ксанди. - Он поморщился. - Их враги сами приходят к ним. Сиани повернулась к Хессет: - Ты что им сказала? - Что надо, - сердито буркнула та. - На словах, поскольку они утратили все остальные языки. Дэмьен оглядел сверху настороженную четверку и вдруг понял, какая преграда будет мешать их общению. Искаженная физиология изменила язык тела, ясно, что они больше не понимают знаков... остались только слова, а слова всегда имели вторичное значение в общении ракхов. Неудивительно, что Хессет в ярости. "А еще и ее инстинкты. Дай Бог ей силы преодолеть их... И желание тоже". Они ждали. В тишине нервно переминались и фыркали животные позади. Дэмьен осторожно переменил позу - снег под ногами растаял, и вода затекла в ботинки. Больше никто не шевелился. Вдруг в глубине ямы ожили тени, из тьмы вынырнуло несколько фигур. Недомерок. Двое таких же, как он. И кто-то вдвое больше ростом, самец, явно не первой молодости. Мех его торчал клочками, кожа, изборожденная морщинами, свободно болталась вокруг конечностей, как будто он напялил одежду не по размеру. К тому же кожа его была проткнута во многих местах, да, собственно, по всей поверхности тела. Колючки, заостренные щепки, резные костяные иглы, блестящие каменные осколки торчали из складок кожи жуткими украшениями. Палочка, выточенная из раковины, явно очень ценной, торчала из щеки, на ее более толстый конец были нанизаны бусы. Тонкие иголки из резного янтаря прошивали насквозь кожу пениса. У Дэмьена при виде такого волосы встали дыбом. Утыканный самец обратился к ним - он обладал несомненным авторитетом, это было ясно без перевода. Авторитет окружал его, как аура, струился, как кровь из его бесчисленных ран. Не советуясь с людьми, Хессет ответила. Ей некогда было переводить - вопрос следовал за вопросом, жуткая фигура быстро выкрикивала что-то с вызовом в голосе, и ракханка не могла медлить с ответами. Но Дэмьен, не понимая ни слова и еще меньше разбираясь в жестах, все же улавливал смысл разговора. "Кто вы? - кричал утыканный ракх. - Откуда вы? Что вам здесь надо?" Дэмьен не знал, что отвечала Хессет, и никак не мог прервать разговор, чтобы посоветоваться. "Потерпи, - уговаривал он себя. - Она гораздо лучше тебя сумеет войти к ним в доверие. Она гораздо лучше тебя знает свой народ". Он разглядывал утыканного иглами ракха, пока тот говорил, и невольно вздрагивал, представив себе, что тот чувствует. Какое положение он занимает в социальной иерархии и почему он... так выглядит? Ничего подобного Дэмьен не видел у равнинных ракхов. Он позавидовал своим предкам, на чьей родной планете было столько разнообразных культур; как облегчила бы понимание привычка к разговору с теми, кто отличен от тебя! Наконец утыканный коротко взмахнул рукой. За его спиной, в тени, возникла быстрая суета. Потом прозвучали шаги. Потом скрежет металла по камню, как будто что-то с усилием вытягивали из темноты. И вытянули на освещенное место. Меч Тарранта. Такой же сверкающий, каким его помнил Дэмьен, и такой же зловещий. В мертвенно-слепящем сиянии лица людей казались одутловато-бледными, а шкуры Потерянных оно просто обесцветило. Но при этом тени, лежавшие на дне ямы, ничуть не рассеялись, виднее не стало. Тьма по-прежнему скрывала тайный проход в глубине. Она, казалось, наоборот, еще сильнее сгустилась. Тени обрели резкие границы, стали почти материальными. Снизу подул ледяной ветер, и Дэмьен вздрогнул, когда подземное дыхание коснулось его, и не только от холода. Утыканный вновь обратился к ним. Что-то отрывисто спросил. Хессет перевела: - Он спрашивает, это твое? Дэмьен судорожно вздохнул и оглянулся на Сиани. Но ее взгляд - и внимание - были прикованы к мечу. То, что меч оказался здесь... - Скажи ему... это принадлежит одному из моего народа. Моему родичу. Казалось, она едва заметно кивнула с одобрением, переводя ответ. Видно было, что диалект Потерянных очень отличается от ее языка - это могло объясняться их долгой изоляцией, - но общих корней хватало, чтобы утыканный понял. - Спроси, где он это нашел, - тихо подсказал Дэмьен. Она так и сделала. - Он говорит, на юге, очень далеко. Много переходов. Кто-то из его народа... почуял, что там что-то есть, и пошел на разведку. - Она запнулась. - Язык совсем другой. Я плохо поняла. Может быть - услышал? - Спроси, не было ли рядом тела. Вот что нужно узнать. Священник торопил ответ, он хотел услышать... - Он говорит - нет. Сиани за его спиной сжалась в комок. Дэмьен заставил себя говорить спокойно: - А где-нибудь поблизости? Она переспросила и получила тот же ответ. - Нет. - Может, они нашли части тела? Или... что-нибудь еще? Хессет посоветовалась с утыканным; похоже, они уточняли значение терминов. Наконец красти повернулась к Дэмьену: - Ничего. Только меч. И никаких признаков того, кто его принес. - Значит, он жив, - прошептала Сиани. - Или был жив, когда его поймали. Хессет остро взглянула на них: - Вы уверены? Дэмьен покачал головой. - Нет. Но это соответствует логике. Если бы им нужно было просто убить его, они бы бросили тело на месте. Или то, что от него осталось. Если б им нужно было как-то подчинить его тело, получить какую-то власть над трупом, трудно представить более подходящее для этого орудие. - Он указал на меч. - Даже если его убили и затем избавились от тела, они должны были включить меч в свои планы. Он помог бы им надолго удержать его дух. Но если он был нужен им живым... что еще может означать брошенный меч? Значит, так было безопаснее для них. Хессет задумчиво облизывала языком клыки. Медленно, один за другим. Это выглядело страшновато. Утыканный вновь подал голос. Это прозвучало как приказ. Хессет застыла, потом резко рявкнула в ответ. Утыканный попятился. Ракхи в яме подобрались, похоже, готовясь к бою. - В чем дело? - насторожился Дэмьен. - Он говорит, если это принадлежало твоему родичу, значит, это твое. Спустись и возьми. Дэмьен посмотрел на сияющее лезвие, чувствуя, как внутри все сжимается при мысли о том, чтобы прикоснуться к нему. - Хорошо, - тихо сказал он. - Я возьму. - Имеется в виду... - Хессет с трудом подбирала слова. - Он вызывает тебя. Тут Дэмьен понял. Затронут социальный статус ракха, положение критическое. И рискованное. "Женщины сражаются за пищу. Мужчины сражаются за статус. И чем сильнее жертва, тем выше честь". - Хорошо, - кивнул он наконец. И стал выбирать место, где спуститься, надеясь, что правильно разгадал ситуацию. - Без оружия, - добавила Хессет. - Как? - Без оружия. Так он сказал. Собственно, он сказал "без угрозы". Дэмьен посмотрел на утыканного. И какая-то темная пружина задрожала внутри - то, на чем держался его дипломатический такт, казалось, вот-вот сорвется. - Скажи ему, что я с радостью оставлю оружие, - холодно заявил он, - если он спрячет зубы и когти. - У них нет когтей. - Переведи остальное. Она как-то странно посмотрела на него, но перевела. Утыканный фыркнул, но ничего не промолвил. - Будем считать, что он согласен, - пробормотал священник. - Дэмьен... - начала было Сиани. Помолчала и шепнула: - Будь осторожен. Он с усилием улыбнулся; от движения губ в бороде зазвенели кристаллики льда. - Это Мы уже проходили. Он нашел место, где ближайший кол отстоял на несколько футов от стенки ямы, и стал спускаться. Но земля, на вид утрамбованная, раскрошилась под его пальцами, и он проехался по стене, поскользнулся на обледеневшей почве и неуклюже шлепнулся на бок. Потерянные молча смотрели. Дэмьен быстро вскочил, заметив на будущее, что земля здесь не послужит надежной опорой. Снежная кашица, подтаявшая на солнце, стекала вниз и замерзала на ночном морозе. Он осторожно пробирался между острыми кольями, замечая, что их основания глубоко впаяны в лед. Постоянно действующий капкан. Почти постоянно. На грубо обтесанных стволах, когда он цеплялся за них, оставались клочки его одежды; пару раз он с трудом протискивался между кольями. "Если б я взял сюда меч, что бы я с ним делал?" Он миновал труп ксанди, ощутив внезапную острую жалость при виде того, во что превратилось столь грациозное создание. Обогнув еще несколько стволов, он предстал перед Потерянными. Вблизи они были выше ростом, чем казалось сверху; от них несло затхлой вонью, смрадом тесных нор. Еще священник разглядел какие-то зеленоватые потеки на их шерсти, как будто неведомая плесень приспособилась к такому местообиталищу; круглые бледно-серые пятна покрывали плечо одного ракха, грязно-бурая корка запеклась на ляжках другого. Эти новообразования источали собственную вонь - пахло гнилью и разложением. Вдобавок, казалось, некоторые украшения утыканного служили услаждению обоняния: острый аромат сосновых игл вперемешку с едким мускусом поднимался, подобно испарениям, от его шкуры. Этакие своеобразные духи. Он подошел как мог близко к своему сопернику и встал лицом к лицу с ним. Потерянный был выше ростом, но намного тоньше, к тому же ему недоставало съемных шкур, какие были на Дэмьене. Абориген попытался принять позу повнушительней, но сильное тело священника явно смотрелось выигрышнее - да и ритуальная враждебность ракха не могла сравниться со сдержанной яростью, что скрывалась под маской невозмутимости человека и только ждала повода вырваться наружу. - Одно неверное движение, - прорычал Дэмьен, - и я оторву твою дерьмовую голову. Не переводи, - предупредил он Хессет. - И не подумаю. Утыканный что-то злобно прошипел, но не сделал попытки напасть на священника. Вместо этого он отступил, и меч, который он закрывал спиной, оказался на виду. Зловещей мощью Повеяло от него, лицо Дэмьена словно обжег арктический холод; он постарался не выказать своих чувств, чтобы Потерянные не приняли их за слабость. Чувствуя, как в животе его скручивается тугой ледяной комок, он шагнул туда, где лежал меч. И остановился рядом. Оглянувшись, проверил, соблюдают ли Потерянные дистанцию - те не двинулись с места, - потом потянулся к мечу и крепко ухватил рукоять. ...И боль взорвалась в руке, когда ледяные острия внезапно вонзились в тело. Словно все тепло его плоти устремилось к ладони, вытекая через нее, пожираемое жадной сталью. Он стиснул зубы и поднял меч. Пальцы его онемели, обожженные холодом, но он не разжимал их, терпя боль, сдерживая страх, что поднимался в душе. "Охотник питается страхом, - напомнил он себе. - Его оружие Действует так, чтобы вызвать страх". Он поборол панику и заставил себя крепче сжать обтянутую кожей рукоять, пока смертоносная мощь поражала его тело, его внутренности, его сердце. Однажды он подчинился холодному огню Тарранта - здесь было то же самое, в сотни раз сильнее, в тысячи раз ужаснее, но то же самое. Он зажмурился и вспомнил то испытание, стараясь хоть так укрепить себя, пока жуткая мощь подавляла его, изменяла его... и испытывала его, сверяясь с неким темным и страшным образцом, и вдруг отошла, и боль стала утихать, стала почти терпимой, ледяные острия еще кололи его, но уже не грозились уничтожить. Он повернулся к Потерянным, все еще крепко стискивая рукоять. Рука онемела от холода, но лезвие, казалось, ожило. Дэмьен не сомневался теперь, что сможет владеть им. "И он будет пить жизнь, как делал его хозяин. Он будет пить ужас тех, кого ранит..." Утыканный заговорил. В его тоне прозвучал вызов. - Он говорит, эта вещь убила многих. "Действительно. - Священник видел, что меч обмотан веревкой, за которую его и вытащили из норы. - И он не убил меня только потому, что я связан с Таррантом. Меч почуял родство". - Это принадлежит моему родичу, - повторил Дэмьен. Меч в его руке был тяжел, как кусок льда, но священник подавил желание положить его на землю. Утыканный опять что-то просипел. - Он говорит, это ест души. Дэмьен глубоко вздохнул, пытаясь обдумать ответ. - Скажи ему... Мы пришли убить пожирателя душ. Того, кто ест души ракхене. Скажи ему... иногда убийцу приходится убивать его же оружием. Когда Хессет переводила, он наблюдал за их реакцией. И ждал. Темная власть пульсировала в его руке, ползла вверх, проникала в его мозг. "Убей, - шептала она. - Убей, покончи с ними". Он крепче стиснул рукоять и постарался не слышать. Тонкие ручейки чужой злобной воли еще струились в его мозгу, но он отказался понимать. - Здесь есть только один пожиратель душ, - переводила Хессет. - В... - Она запнулась. - Думаю, он имеет в виду Дом Гроз. - Что он говорит, как можно точнее! - Я не уверена. Язык совсем другой... - Не пытайся перевести понятия - просто повтори эти слова. Ее брови сошлись к переносице, пока она силилась передать смысл. - Место... голубого сияния? - Голубого сияния? - Я не уверена. Я... - Голубого? - Я только думаю, что так это переводится. А что, это так важно? Он припомнил небо над Джаггернаутом, когда сотрясалась земля. Ослепительные стрелы, вырвавшиеся из-под земли, озарившие светом небеса. То был почти дневной свет, только в сто раз ярче. И голубой - земное Фэа голубое - в противоположность белому свету дня. И еще то, что описывала Хессет там, в своем селении. "Сияние, - говорила она, - небо светилось месяцами. И гремел гром, такой, что и говорить было невозможно". Вот что это такое. Вот что за грозы это были. Не было там никакого света. Это энергия; связанная энергия. "Боже мой, вот оно что..." - Расскажи им, что нам нужно, - приказал он, пытаясь придать голосу твердость. Этому народу следует демонстрировать силу, от этого так много зависит. - Спроси его, может ли он помочь нам. "Избыток энергии, вот что там горит. Но откуда избыток? Землетрясений здесь не бывает. А земные потоки очень слабые..." Так трудно было собраться с мыслями, когда власть меча Охотника еще леденила мозг. Несмотря на это, он чувствовал, что у него в руках недостающий элемент головоломки. Последний. Только надо понять, куда, в какое место общей картины его пристроить. И они узнают, куда можно ударить... "Таррант должен был понять это. - Но тут же он хмуро поправил себя: - Таррант может понять". - Он отведет нас. - Хессет наконец закончила переговоры. - В... "место-нет", так он сказал. - Запретная зона? - предположила Сиани. - Не знаю. То, что он говорит... в нашем языке нет таких понятий. - Можем мы подобраться оттуда к Дому Гроз? - спросил Дэмьен. - К туннелям под ним? Больше ничего не нужно. - Он говорит... это место смерти. Проходы под Домом Гроз наполнены смертью. Там место... "место-нет". - Она мотнула головой. - Прости. - Табу, - догадался Дэмьен. - Как любое место, где поселились демоны. - Он посмотрел на утыканного. - Скажи ему, что мы согласны. Скажи, чего мы хотим. Что нам нужно. Он вгляделся в грязную стену за спиной Потерянных, в устье туннеля, который ждал их. Где-то на другом его конце был их враг. Тот, кто напал на Сиани. И - почти наверняка - на Тарранта. - Вот он, вход, - тихо промолвил он. 39 Над восточными равнинами бушевал зимний ветер, с воем и свистом бросался на все и вся, слепил, засыпал снегом. Он нес с собой арктический холод и влагу, которые впитал, пронесшись над Триозерьем и Змеей, и ледяная сырость его пронизывала до костей. При таком ветре всякая тварь прячется в укрытия, пережидая ненастье, и почти все обитатели восточного Лема так и сделали. Местные ракхи позалезали в палатки, тесно скучились вокруг костров и выжидали, пока кончится шторм. Звери забрались в пещеры и норы и улеглись там, их потихоньку баюкало завывание ветра, и сладкая дрема - предвестие зимней спячки - затмевала сознание. Даже зимние хищники вынуждены были искать убежище и в тесноте потаенных укрытий без конца сновали из угла в угол, с нетерпением ожидая, пока стихнет ветер и они смогут выбраться наружу и по свежим следам на гладком снегу побегут за добычей. Но сейчас надо было прятаться, и это понимали все жители Лема. Все, кроме троих. Они двигались как люди, хотя тела их были телами ракхене. Противоестественное сочетание, как будто в них вселился чуждый дух. Их покрывал мех, они кутались в накидки, но ветер, что несся над голой землей, пронизывал толстую ткань, как если б ее вовсе не было. И под жидким мехом тепло живой плоти уже оледенила смертельная белизна. Сначала то, что было снаружи: пальцы на руках и ногах, потом - носы, губы, щеки... ледяное дыхание первой зимней бури врывалось в их рты, и влага, выходящая из легких вместе с воздухом, смерзалась на губах. Их ноги погружались в сугробы до колен, а они даже не знали, зачем идут. Их вело вперед, их тащила сила, которой они не могли постичь и которой не могли сопротивляться. Она отобрала у них память, эта чуждая сила, она подменила их сознание. Теперь в из разумах мелькали странные картинки и невнятные слова; там звучали чужие имена и помнились чужие селения, и жажда, и голод, и все чужие чувства были столь сильны, что их собственные казались лишь тенями на задворках сознания. Тенями, что стирались по мере того, как день сменялся ночью, и снова день, и снова бесконечный путь, а впереди - недостижимая цель, да и существовала ли она вообще?.. Внезапный порыв ветра. Один из путников упал. Это была женщина, самая младшая из троих, только-только достигшая совершеннолетия. Измученная, обессиленная, она лежала на снегу, кожа на обмороженном лице потрескалась, и кровь сочилась из ран. Дыхание ее с трудом вырывалось наружу, вот-вот собираясь прерваться. Двое тупо смотрели на нее. Это были ее отец и сестра, кровная ее родня... но они только смотрели, и в их глазах не шевельнулось ни тени родственного чувства. Ни тени сопротивления той силе, что столь бессмысленно тащила их на север. На минуту воцарилась тишина. Тишина в них и вокруг них; драгоценное мгновение небытия, когда утихает чуждый зов и в опустелом мозгу ни единой мысли; единственный миг за все их кошмарное странствие, когда на измученные души нисходит мир. Но вот опять зазвучал шепот. И вновь покорились тела и души. "Достаточно двоих, - шептал голос. - Вперед. Оставьте ее умирать". Женщина, поколебавшись, отвернулась. Мужчина чуть дольше смотрел на свою дочь. Что-то скользнуло по краю его сознания, память памяти, тень родства... и пропало, смытое волной чужих образов. Человеческих образов. Какое-то мгновение он пытался бороться с ними, но сила, овладевшая им, оказалась сильнее - и он уступил, и память умерла. Еле-еле он двинулся в путь. И все также медленно они пошли вдвоем, утопая по колено в сугробах. Вдвоем. Но двоих достаточно. Так говорила сила, связывавшая их. А позади них, в неглубокой могиле из снега и льда, подделка - их родная кровь - испустила последний вздох. 40 Они отпустили на волю лошадь и ксанди. Вряд ли удалось бы затащить их под землю, а поблизости не было надежного убежища, где животные могли бы подождать, пока они не вернутся. Если они вернутся. Так что животных отпустили. Ксанди были рождены дикими и могли легко одичать вновь. Что до лесного коня... Дэмьен подумывал убить его, чтобы избавить от более жестокой смерти от холода или голода. Но лошадь столько времени провела рядом с ксанди, что, когда их освободили, она поскакала вслед за ними, как будто считала себя одной из них. "Ну и ладно, - подумал Дэмьен. - Это, в конце концов, животное Охотника, а уж он-то наверняка научил его защищаться". Другой проблемой был меч. Нет, его-то надлежало взять с собой, тут споров не было. Но даже завернутый во многочисленные одеяла, он прямо-таки излучал власть, и ее зловещий ореол был столь мощен, что Дэмьен сомневался, сможет ли он вообще нести его. От самой мысли о том, чтобы прикоснуться к заговоренной стали, кровь его стыла в жилах и в памяти оживал голос - и лицо, - которые Дэмьен, будь его воля, постарался бы поскорей забыть. "Он верен себе. Даже смерть его действует нам во зло. - И хмуро поправился: - Или его пленение". Навьючив на себя самое необходимое из вещей - остальное частью закопали, частью отдали Потерянным, - они вошли в узкий туннель, который открывался в задней части ямы-ловушки. Земля сомкнулась вокруг них - слишком близко стены, слишком низко потолок, и все это сочится влагой, смердит плесенью и гнильем. Дэмьен видел, что Хессет вздрагивает от отвращения, спускаясь под землю в густую враждебную вонь, и мысленно просил ее сдержаться. Ее обоняние было стократ чувствительнее человеческого, и запах пробуждал в ней первобытные инстинкты - сражаться или бежать. Священник мог только надеяться, что она сумеет - и захочет - оказаться сильнее своих инстинктов. Ко всеобщему благу. Свет лун угас позади, и здесь не было другого света, достаточного для человеческих глаз. Утыканный, казалось, определял дорогу при свете земной Фэа, бледные глаза его широко раскрылись, блестели зрачки величиной с Дэмьенову ладонь. Если туннели уходят очень глубоко, думал Дэмьен, из освещения останется только темное Фэа. Ему очень хотелось использовать остаток Огня или зажечь хоть маленькую лампу. Наконец он попросту задействовал Видение и наконец-то смог смотреть, подобно туземцам. Он повернулся к Сиани, желая помочь ей сделать то же, и, к удивлению своему, обнаружил, что в этом нет необходимости. Она тоже задействовала Видение, применив приемы, которым научил ее Таррант. "Вот и хорошо", - подумал он. Но душа его протестовала, ибо он знал, чем платят за такое Творение. Тьма медленно пускала корни в ее душе. "Она никогда не будет такой, как прежде". Но даже не поэтому он хмурился. Не потому, что это происходило, не потому, что он не знал, как это остановить. А потому, что это ничуть ее не беспокоило. Она даже не понимала, в чем дело. "Все это для нее - та же самая власть. Охотник - просто еще один посвященный. Более странный, чем другие, но потому и более притягательный. Плата же... не значит ничего". Так они и спускались в свете темной Фэа, они уже были так глубоко, что лишь редкие завитки земной Фэа тянулись за ними; Дэмьену даже почудилось, будто его раздели догола, отрезав от этой вездесущей мощи. Он осматривался, осторожно Творя, пытаясь перехватить малейшую угрозу, прежде чем она заденет отряд. Но обнаружил, что не способен толком Творить на такой глубине, и слова Тарранта, когда-то так задевшие его, оказались правдой. "Сила исходит не изнутри нас, а собирается извне". А значит, здесь, где так скудно земное Фэа, плодотворное Творение просто невозможно. Временно. Все, что они могут, - это поддерживать свое измененное Зрение, и кто знает, надолго ли? Если способность Творить изменит им, они окажутся в ловушке в кромешной тьме, в сотнях футов под землей. Абсолютно беспомощные. Он инстинктивно потянулся к рукояти своего меча, успокаивая себя тем, что уж его-то удержит в руках при любых превратностях судьбы. Но неожиданно его пальцы сомкнулись на рукояти меча Тарранта. Дэмьен приторочил его к той же перевязи, чтобы не беспокоиться лишний раз. Оглушающая, леденящая мощь пробила его руку. Он попытался высвободиться, но рука не подчинялась. Ледяная энергия захлестнула его, и туннель внезапно осветился фиолетовыми переливами. Переплетающиеся струи света пронизывали воздух окрест, такие яркие, что больно было смотреть. Нити обвивали его ноги, присасывались к одежде, будто пытаясь добраться до кожи под нею. И вспыхивали ослепительным пурпуром. Он заставил себя разжать хватку, и через мгновение - очень и очень долгое мгновение - энергия успокоилась. И вместе с тем подчинилось Зрение. Он обнаружил, что медленно, глубоко вздыхает. "Темное Фэа". Эта сила внушала благоговейный ужас, она была так не похожа на все, что он когда-либо видел. "А как она выглядит для него?" Невероятно, чтобы человек, которому так по душе тьма, жил бы в окружении такого света. И ведь загасить эту иллюминацию он не может - его Видение всегда в действии. "Вот, что нужно Сиани. Это именно то, что она потеряла". И ладони его сжались в кулаки при мысли о том, что сделала с ней эта потеря. "Это именно то, что мы собираемся ей вернуть". Утыканный ракх без единого слова вел их вперед, через головокружительный подземный лабиринт. Естественные туннели сходились и расходились, пересекаясь с проходами, выдолбленными руками ракхов, которые двоились и вновь сливались, и выходили в нерукотворные залы с тысячами закоулков и расщелин, в которых таилось темное Фэа... Дэмьен пытался запомнить путь, но это было невозможно. А значит, нечего надеяться, что они смогут вернуться тем же путем или найдут выход сами, без помощи утыканного. От такой беспомощности он злился, еще более раздражаясь тем, что не мог ничего изменить. Но вот туннели ракхене изменились. Своды стали глаже, пол - ровнее. А стены... Потерянные разукрасили их костями своих жертв. Берцовые и лучевые кости были намертво вцементированы между выступами хрупкого известняка, точно арматура жуткой скульптурной композиции. По мере продвижения отряда кости все гуще покрывали стены, щедрое их изобилие придавало туннелю сходство с ребристой глоткой неведомого чудища. Затем туннели уступили место огромным пещерам, которые разукрасила уже природа: колоссальные сводчатые залы, чьи купола увешаны были, как сосульками, каплевидными натеками известняка; застывшие водопады кальцита, сверкавшего, как снег на морозе, в свете темной Фэа; подземные озера, глубина которых вряд ли превышала один-два дюйма, но они казались бездонными - и всюду колыхалась пелена колдовской темной Фэа, она раздвигалась перед ними подобно шелковым занавесям и медленно смыкалась во мгле за их спиной. Видимо, их страхи не имели власти в присутствии утыканного, и это было большой удачей для всех. Дэмьен изнемогал - и от странствия, и от Творения. Когда они наконец остановились передохнуть, он зажег небольшую коптилку и дал отдых измученным глазам. Обессиленная Сиани опустилась наземь, и Дэмьен заметил, как она осторожно потирает глаза, словно обожженные. Он ласково коснулся ее руки, но это было все утешение, которое он мог предложить. Разве что шепотом сказать, что больше не будет гасить лампу, - ее свет, конечно, очень слаб, но Творение им долго не удержать. - Но мы все же попытались! - шептала Сиани. И несмотря на красноту, глаза ее вспыхнули на миг гордостью, потому что она Творила так же долго, так же успешно, как и он. Было ужасно трудно вновь подняться и идти дальше. Даже Хессет, казалось, сгорбилась под тяжестью своего рюкзака, хотя он вдвое полегчал с начала пути. Утыканный молча оглядел их. Он как будто не нуждался в отдыхе; его тело было гораздо лучше приспособлено к подземным переходам. Именно его взгляд и заставил их двинуться в путь: глаза, покрытые слизью, упорно выискивали в них признаки слабости. Хотя бы малейшие признаки. И лишь спустя многие часы, многие мили - кто знает, сколько они шли и куда забрались? - поблизости повеяло жизнью. Наконец-то. Сначала они ее учуяли: пахнуло затхлым запахом жилья, запахом Потерянных. Потом откуда-то потянуло дымком, он раздразнил обоняние и пропал, едва только они принюхались. Потом в ноздри ударил едкий душок плесени, угнездившейся в меху ракхов, - теперь они видели, что та покрывает влажные стены пещер так же плотно, как и шкуры их хозяев. И напоследок в проход вырвалась волна тепла, порожденного настоящим костром, благословенного жара, который изгнал последний след зимнего холода из их усталых членов и обещал хотя бы краткое послабление на столь утомительном пути. Коридор повернул и расширился. И перед ними распахнулось громадное пространство, и бесчисленное множество большеглазых Потерянных наполняло его. Они собирались в небольшие группы - семьи? - члены которых, тесно сгрудившись, поддерживали небольшие костерки, скребли и полировали кости, вырезали украшения, выискивали друг на друге паразитов. Когда появился их маленький отряд, головы тех, кто поближе, повернулись, и Дэмьен отметил отблески огня на украшениях, тонких каменных резцах и осколках раковин, продетых через щеки, ноздри, даже сквозь веки. Большей частью это были мужчины. Сильнейшими, очевидно, были те, на ком больше всего болталось таких украшений, причем натыканных в самые болезненные места. Какая особенность поведения вызвала такую странную моду? Дэмьен увидел, что их утыканный проводник оглядывает присутствующих с видом превосходства. Он, по-видимому, здесь кто-то вроде вождя. Или священника. Есть ли у ракхов священство? На стенах, богато, хотя и примитивно разукрашенных, многочисленные рисунки древесным углем и пятна лишайника сливались в грубый, но достаточно сложный узор. И здесь Потерянные укрепляли стены каркасом из костей съеденных животных, но тут они, казалось, служили более декоративным, нежели практическим целям. Отполированные до сияющей белизны, кости мерцали, как драгоценные камни, в неверном свете ракханских костров. Косточки ступней и кистей, тонкие фаланги пальцев были выложены наподобие мозаики и скреплены каким-то природным цементом... Дэмьен присмотрелся поближе к этим блестящим безделушкам. И что-то внутри него сжалось. Он негромко зашипел, совсем как ракх; мышцы его напряглись. Он еле-еле удержался, чтоб не схватиться за меч. "Не здесь. Не сейчас. Сначала найди выход из этого проклятого муравейника". Он постарался загородить спиной узор на стене, чтобы его не увидели женщины, надеясь, что больше нигде такой выставки нет. Отчаяние поднималось в нем, слабость, что пришла вслед за осознанием собственного бессилия. Но он и вправду был бессилен: его обессилила тьма, и лабиринт, и отсутствие Фэа, пригодного для Творения, но более всего всевидящая власть врага, который и теперь, быть может, обшаривал земли ракхов, разыскивая их. Хоть это немного утешало - пока они остаются под землей, есть шанс, что он их не обнаружит. Пещерные ракхи стали подходить поближе, кто на двух, кто на четырех конечностях, они подбирались, сколько хватало храбрости, и отскакивали, шумно фыркая, когда чуждый запах достигал бледных ноздрей. Хвосты возбужденно били по бокам, свиваясь и развиваясь, как змеи. Как это они чуют запахи в такой вони, подумал Дэмьен; в такой тесноте смешанный смрад плесени и звериных тел был невыносим. Он привлек Сиани к себе, прикрывая ее; Хессет держалась позади - ее "свой-не-свой" запах мог спровоцировать агрессию. Утыканный окликнул людей. Выждав мгновение, он разразился резкой речью, обрушив на Хессет серию ракханских фраз, звучавших как угрозы. Еле сдерживаясь, она стала переводить: - Он говорит, это крайний народ, они живут на самой границе места... "места-нет". Он говорит... - Она судорожно вздохнула; ей приходилось стоять и переводить, хотя все ее животные чувства криком кричали, что нужно спасаться бегством. - Он - видящий-во-сне, и они будут делать то, что он скажет. Он попросит их, и они оставят нас здесь, и мы будем спать в... нет... Не могу... - Волнуясь, она прервала речь. - Я не знаю, о чем он. Но утыканный упорно продолжал. - Отсюда они могут провести нас к Дому... к месту голубого света, - поправилась Хессет. Дэмьен слышал, как натянуто звенит ее голос - признак жесткого самоконтроля, не присущего ни ей, ни ее народу. "Умница, - думал он. - Так и держись". - Он говорит, прямо под этим местом туннели, которые нам нужны, но по ним нельзя ходить. Они очень узкие, а стены... "сейчас-падать", так он сказал. Это заброшенные туннели. - Ее тонкие ноздри раздувались в ужасе, невольно реагируя на неведомую угрозу. Она еще раз глубоко вдохнула - медленно, словно с усилием втягивая воздух. - Очень опасно. - Перевела ли она слова этого сновидца или откликнулась на собственные мысли? - В прежние времена там много умерло, в этом "месте-нет". Теперь ракхи туда не ходят. Ни один ракх туда не пойдет. Утыканный оскалился, показав кривые зубы. - Но я пойду, - переводила Хессет, а он гулко стукнул себя в грудь, задев при этом одно из торчащих украшений, так что из ранки брызнула кровь. - Я видящий-во-сне, я храбрый, я знаю, где "место-нет", и отведу вас туда. - Покрытые пленкой глаза уставились на Дэмьена с явной враждебностью. - Полагаю, это для него способ самоутвердиться... - Я понял. Разумеется, очень знакомый социальный механизм. Примитивный, животный... но так поступают и самцы-люди. Он припомнил маленького мальчика, храбро переждавшего истинную ночь в одиночку, чтобы добиться признания, какого заслуживали лишь отчаянные смельчаки. Это была бравада. Все это - одна сплошная бравада. - Ответь ему "да", - резко приказал Дэмьен. - Скажи ему, что я хочу видеть, осмелится ли он провести нас туда, куда не ходят ракхи. Я хочу знать, что сильнее - его... видение или его страх? Так и скажи, - распорядился он. Пока утыканный слушал вызывающую речь, Дэмьен следил за его лицом. Поэтому он не видел лиц тех ракхов, что окружали их, только слышал, как кто-то из них шумно вздохнул. Но утыканный только коротко кивнул, как бы принимая вызов. - После сна. После того, как вы увидите светящееся место. Тогда пойдем. - Он махнул рукой одной из женщин, и она, семеня по-крысиному, скрылась во тьме. - Крайний народ даст вам приют для отдыха. Вы не будете спать вместе, так что... - Мы будем вместе, - резко оборвал его Дэмьен. И почувствовал, раньше, чем увидел, что в глазах Хессет промелькнуло облегчение. - Все время. Утыканный уставился на него бледными глазами, будто пытаясь сразить его взглядом. "Ну погоди!" - подумал Дэмьен. И ответил ему таким же упорным взглядом. Наконец ракх несколько принужденно кивнул. - Все трое вместе, - согласился он. Частокол на его щеках делал его мимику гротескной пародией на человеческую. - Вы пойдете, а крайний народ принесет еду... - Никакой еды, - отрезал Дэмьен. И повторил, так как утыканный, похоже, колебался: - Никакой еды. Ему показалось, будто кто-то из младших ракхов хихикнул - из толпы донеслось какое-то бульканье, - и тошнота накатила на него, когда он понял возможную причину веселья. Но он постарался держаться твердо, напыжившись не хуже самцов-ракхов. И после некоторого молчаливого сопротивления утыканный принужденно отступил. - Не будет еды. Идем. - Ракх жестом разогнал воняющую плесенью толпу, чтоб дали пройти. Через какое-то время Дэмьен почувствовал, что воздух почти пригоден для дыхания. Он по-прежнему прикрывал рукой Сиани и следил за Хессет - за ними шли. - Ты там что-то загораживал, - тихо сказала Сиани, когда они вышли из общего зала. - Не собираешься объяснить, что там было? Дэмьен оглянулся на оставшуюся позади пещеру, на ее разукрашенные стены и вздрогнул. - Давай не будем сейчас об этом, - так же тихо ответил он. - Не спрашивай, пока мы здесь. "И никогда на спрашивай", - мысленно взмолился он. И вспомнил отполированные кости, укрепленные на стене, останки съеденной добычи, украшавшие жилье. Люди шьют себе одежду из шкур тех, кого убивают, думал он, и головы их вешают на стену. А там были сотни костей, гладкие, блестящие, некоторые изрезаны причудливыми рисунками... И среди них - рука, которая не принадлежала ни одному животному. Он вспомнил - очень отчетливо, будто вновь увидел, - тонкие косточки пальцев с когтями на концах. Видоизмененные когти равнинного ракха. И это тоже было вцементировано в стену, чудовищный трофей, милое воспоминание о прошедшем пире. Он всей душой надеялся, что Хессет этого не видела. Он всей душой хотел бы сам никогда этого не видеть. - Не думаю, что нам подошла бы их пища, - пробормотал он. Темнота. Теснота. Ледяной камень со всех сторон. Утрамбованная земля под спинами. В расщелине, отведенной для сна, было так тесно, что им троим пришлось прижаться друг к другу, словно семье Потерянных. Принимая во внимание обстоятельства, это было не так уж плохо, только вот невозможно было бы отбиваться, если бы на них напали. Дэмьен пристроил фиал с остатками Огня на своей груди, и свет его разогнал темное Фэа, что и сейчас пыталось добраться до них. Едва ушли пещерные ракхи, как щупальца подземной силы потянулись к ним, овеществляя их страхи, и какие-то неясные образы уже окружали лежащих. Но так продолжалось только до того, как Дэмьен достал Огонь. Золотистый свет не подпускал к ним темные призраки, и Дэмьен собирался держать его так, пока не вернутся Потерянные. После одного сна, сказали они. Черт его знает, что это значит. Пристроив голову на его груди, Сиани постанывала во сне, во власти какого-то кошмара. Он тихонько потряс ее, рассчитывая прервать дурной сон, но не разбудить. За спиной беспокойно ворочалась Хессет, неразборчиво что-то ворчала, шипела, вперемешку с музыкальным посвистыванием. А сам Дэмьен... Он отчаянно хотел спать, но не мог позволить себе даже думать об этом. Слишком много неизвестного было вокруг - и слишком много опасного. Если Потерянные считают своих родичей подходящей едой, как отнесутся они к людям, которые даже не похожи на них? Со всей остротой он понимал, что каменный потолок слишком низок, что меч нельзя достать, не выкарабкавшись из расщелины. Но занять оборону снаружи означало оставить своих спутниц или остаться самому без поддержки Огня, а это было бы глупо - слишком чувствительно темное Фэа, слишком многочисленны их страхи. Их раздавит в одно мгновение. Так что лучшее, что он мог сделать, - остаться где был и дремать, как делал в Разделяющих горах, - на короткий миг провалиться в сон и тут же проснуться. Мгновения беспамятства, долгие часы дежурства. Слишком долгие. Слишком долго он бодрствует. Но кто скажет, прошла ли ночь в мире, который никогда не видел света? - Так вот он где. Они стояли на голом гранитном гребне, с которого ветер начисто смел снег, силясь привыкнуть к резкому утреннему свету. В отдалении, и все же видимый невооруженным глазом, высился Дом Гроз, поднимаясь над землей подобно злокачественной опухоли. Земля вокруг была плоской, безжизненной пустыней, и тем явственней виден был замок врага. Какие бы средства он ни применял для своей защиты, невидимость его не устраивала. - Не Твори, - предупредил священник Сиани. - Делай что угодно, но не Твори для того, чтоб увидеть. И ни для чего другого. - Не зная, как много она помнит, точнее, как мало, он объяснил: - Какой бы канал мы ни установили, его можно будет использовать и против нас. Мы слишком близко от цели, чтобы рисковать. - Это помогло бы ему узнать, что мы пришли? - Если только он до сих пор не знает, - хмыкнул Дэмьен. - Какие шансы, что так оно и есть? - спросила Хессет. - Трудно сказать. С нами ничего не произошло с тех пор, как умер Таррант. Наши ряды не поредели. Но, возможно, он просто считает, что мы и так достаточно ослаблены. - Или его внимание отвлекла подделка. Он колебался. Животный инстинкт протестовал против того, чтобы возлагать все надежды на успех обмана. "Никогда не полагайся на то, чего не можешь Увидеть", - предупреждал его учитель, но отбирать надежду у Сиани было бы слишком жестоко. - Будем надеяться, - пробормотал он. И поднял к глазам маленькую подзорную трубу. Крепость словно подскочила к нему; он терпеливо навел фокус. И когда наконец прояснились ее причудливые очертания, он судорожно вздохнул. - Дэмьен? - Нет окон. Вообще нет. - Но эти слова не могли выразить его ощущения. - Он ублюдочный псих, вот что. То, что вырастало из земли в отдалении, больше всего походило на тщательно отполированный обелиск, высеченный из цельного камня; лоснящаяся поверхность не нарушалась ни дверьми, ни амбразурами, ни даже соединениями плит. Как будто его не строили, а просто вырубили из единой скалы. Монолитный, холодный, безжизненный камень, немыслимо гладкий. Он и не нуждался в дверях или окнах. Дэмьен разглядывал его поверхность и боролся с желанием задействовать свое Видение. Слишком опасно. Он искал соединительные швы, хоть какие-нибудь признаки структуры, хоть намек на то, что этот мрачный памятник воздвигли смертные, но ничего такого не было. Ни одной трещины на полированной поверхности, за которую могла бы уцепиться рука. Ни намека на вход, сквозь который могло бы проникнуть оружие или газ. "Или проворный чужак". Страх, страх подвергнуться нападению - вот что написано было на каждом дюйме причудливого строения. - Хорошо спрятался, - проворчал Дэмьен. - Ничего не скажешь. Он протянул трубу Сиани, услышал, как она ахнула, поймав в фокус жуткий обелиск. И быстро взглянул на нее, подумав, что здесь, так близко от замка ее мучителя, могут проснуться старые воспоминания. Рука, державшая трубу, слегка вздрогнула, прерывистый вздох вырвался из груди. Нет, не может быть. Она не потеряла память, ее начисто стерли. Отобрали. И если он повторит ошибку Сензи - примет отсутствующее за подавленное, - он может нарваться на смерть так же, как и тот. - Си? - Я в порядке. Только как-то... - Она неловко повертела в руках трубу, все еще вздрагивая. - Это и есть оно? Куда мы шли? - Или это, или то, что под ним. - Дэмьен отобрал у нее трубу и передал Хессет. Та с кошачьим любопытством оглядела ее со всех сторон и только потом подняла к глазам. Голый камень, отполированный до льдистого блеска. Шестигранная башня, что возвышалась над землей, как базальтовая колонна, как будто сама Эрна извергла ее из глубин своей мантии. Сооружение это еще и расширялось вверху, так что стены имели обратный наклон, вдвойне обескураживая тех, кто попытался бы одолеть его. Это было совершенно невозможно. Немыслимо. Пусть землетрясений здесь не бывало, но солнце-то светило, и сменялись времена года, как и везде. И любая другая глыба такой величины, такого строения, давно бы уже растрескалась по всем законам природы. Неравномерное расширение и сжатие, разъедающее действие ветра и льда, давление собственного непомерного веса... Такой монумент не может существовать, значит, он не существует. Вот и все. Никакие охранительные Творения не защитили бы его от действия природных сил. Значит, здесь что-то другое. - Иллюзия? - подумал он вслух. Женщины обернулись к нему. - Думаешь? - недоверчиво спросила Сиани. - "Когда встречаешься с невозможным, просто невероятное становится правдоподобным при сопоставлении". Помнишь эту цитату из... - Он внезапно остановился, словно слова застряли в горле. Но все-таки закончил: - Из Пророка. Из его рукописей. - Джеральд, - прошептала Сиани. Дэмьен промолчал. - Значит, он там? Голос ее был тих и ровен, но в нем скрывалась такая тоска, такое страдание, что сердце его заныло. - Его прячут там. - Очень может быть. Он знал, произнося эти слова, что не "может быть", а совершенно точно. Он чуял нутром, будто связь его с Таррантом помогла прорасти изнутри этому знанию, и ему даже не пришлось прикладывать усилий. - Или то, что от него осталось. - Он понизил голос. - Вспомни сны про огонь. Сиани кивнула. Это были больше, чем просто сны, но они еще не доходили до уровня Познания. Насколько им можно было доверять? Она подняла взгляд на далекую цитадель. - Ему больно. - Больно. - Дэмьен заставил себя посмотреть туда же. - Как и тем несчастным, чью жизнь он разрушил. Не говоря уже о тех, кого он убил. - Дэмьен... - Сиани. Прошу тебя... - Он знал, что за этим последует, и боялся этого. - Он выбрал сам. Если он... - Мы должны ему помочь, - прошептала женщина. Что-то стиснуло его грудь - страдание или ярость. Но прежде чем он ответил, она быстро добавила: - Не потому, что ему нужна помощь. Тебя это не трогает, я знаю. Но потому, что он нужен нам. - Тонкие руки ее вцепились в Дэмьена, и он оказался с ней лицом к лицу. - В этой крепости - или под ней - сейчас находятся трое. Человек-колдун, который уже доказал, что способен убить кого угодно. Могущественный демон, которого защищают десятки - если не сотни - ему подобных. И человек, обладающий властью, о которой мы с тобой можем только мечтать, и если ему удастся освободиться, он вновь обретет эту власть, чтоб защитить нас. Разве ты не понимаешь? - Сиани вскинула голову, сверкающие глаза не отрывались от Дэмьена. В уголке одного глаза блеснула слеза. - Это не сентиментальность, Дэмьен, и этические соображения тут ни при чем. Это попросту единственный наш шанс. Боги, как я хочу выбраться отсюда и остаться в живых! Я хочу, наконец, разделаться со всем этим. Но Огня у тебя нет, Сензи убит... Так неужели мы откажемся от помощи Тарранта, от нашей единственной надежды? - Я бы скорее сам отправился в ад, чем помог этому человеку вернуться в мир, - ответил Дэмьен. - Ты хоть понимаешь, кто он такой? Ты хоть понимаешь, что он сделал? Он замучил сотни людей, и он замучит еще тысячи - и только потому, что нам понадобилась его помощь! - Ты заключил с ним соглашение. Ты говорил, что пока он идет с нами... - И я чертовски точно соблюдал каждую букву этого соглашения, я поддерживал его вместо того, чтобы убить, и отвечу за это в Судный день. Я и пальцем не шевельнул против него, пока мы шли вместе, но Бог мой, Си, неужели я должен отправиться за ним в ту же ловушку? Рисковать своей жизнью, спасая его? - Он попался из-за меня... - Он попался, потому что ставил свою дерьмовую жизнь в сто раз выше, чем твою - или мою, или нас обоих! Потому что один маленький пунктик в контракте, связывающем его, гласит, что он должен защищать свое существование! И все! Этот человек - чудовище, а что еще хуже - это чудовище когда-то было человеком. Это куда ужаснее, чем твои демоны. Думаешь, он и вправду заботился о тебе? Думаешь, он способен заботиться о чем-либо, кроме собственной жизни? Он бы раздавил тебя в лепешку, если б ты встала на его пути! - Слова вырывались из него бурным потоком, и вместе с ними - весь накопившийся гнев. Вся ненависть к этому человеку, к тому, чем он был. Все, что держалось под спудом все эти недели. - Ты знаешь, что он сделал со своей женой, со своей семьей? Думаешь, ты лучше них, если ему понадобится ради собственной выгоды убить тебя? Думаешь, тебя он оценит выше, чем ценил собственную кровь? Да он убьет тебя не раздумывая - разве что прикинет, как извлечь побольше пользы. - Не считай меня дурой, - тихо проговорила она. - У меня нет никаких иллюзий насчет него. Может быть, я понимаю его даже лучше, чем ты, - глаза ее сузились, - поскольку меня не ослепляют теологические предубеждения. Позволь, я расскажу тебе, кто он такой. Убери его меч, и его ошейник, и все атрибуты его зла... и останется просто посвященный. Такой же, как я. - Она помолчала, чтобы смысл ее слов дошел до него. - Мы с ним - одно и то же. Он и я. - Сиани... - Послушай. Попытайся понять. Я знаю, ты не хочешь этого слышать. Почему, думаешь, я молчала раньше? Как бы мы ни были близки, эту часть меня ты никогда не понимал по-настоящему. Ту часть, о которой ты знать не хочешь. Ту часть, которую никогда не поймет непосвященный... только Зен мог бы, наверное. Иногда я думаю, что он понимал. - Она дотронулась до его руки, но прикосновение было холодным и странно чужим. Неуютным. - Мы родились не такими, как вы. Вы появляетесь на свет в понятном мире, ваши родители знают, с какими бедами вы столкнетесь, и могут подготовиться... Большинство же посвященных умирают во младенчестве. Или вырастают безумными. Мозг ребенка не справляется с тем, что обрушивается на него: хаос информации, не поддающийся контролю. Мы всю жизнь пытаемся приспособиться, отыскать хоть какой-то порядок во вселенной. Он так жил, и я тоже. Пути у нас различны, но конечная цель одна: покой. В наших душах, в наших мирах. - И теперь вдруг ты об этом вспомнила? - резко оборвал ее священник. Он готов был убить себя за эти слова, ведь они больно ранили ее. Но ненависть словно сорвала заслонки - он уже не мог сдерживаться. - Я Разделила его воспоминания. Он сам предложил. - И Сиани продолжала, не давая перебить себя: - А почему бы и нет? Это тоже способ обучения. Там не было воспоминаний о... о том времени, когда он уже изменился. Нет, о нет. Только о его человеческой жизни. И - боги - какое богатство, какая глубина... Он зажмурился. Он понял все. Вот оно, темное пятно. Та порочность, которую он ощущал в ней, хотя пока не мог определить. Таррант влил часть своей души в ее душу, заполнив пустоту. На короткое время это даже как-то успокоило его. Теперь у нее есть твердая основа знаний, заменившая то, что она потеряла, это придаст ей уверенности. Но потом... Дэмьен быстро отвернулся, чтобы она не увидала, какая ярость бушевала в его глазах. Какая ненависть. И печаль... Она уже не сможет забыть его. Физически не сможет. Точка. Что бы он ни говорил, что бы ни делал, она не выйдет из-под его влияния. - А что до его качеств, так ведь это просто приспособление, - говорила она. - Разве ты не понимаешь? Ты можешь думать о них все, что угодно, - это вопрос веры или гордости, - но для меня это именно так. Это страшное приспособление, верно, я не отрицаю, но разве оно не достигает своей цели? Он жив. Он в здравом уме. Не многие из нас требуют от жизни большего. - Смотря как понимать здравый ум. - Дэмьен. - Женщина говорила так мягко, так ласково, что ее голос пробуждал в памяти иные места, лучшие времена. Ладонью, стынущей на зимнем ветру, она нежно коснулась его щеки. - Разве ты не хочешь, чтобы он был с нами? Чтобы такая власть была на нашей стороне? "И жить с этим до самой смерти?" Он содрогнулся. "И знать, что именно я выпустил Охотника на волю? Сотни несчастных, которых он еще замучит, убьет, чьи страдания доставят ему удовольствие... все будет на моей совести. Все невинные жертвы остались бы в живых, если бы не я". - Я не могу, - прошептал он. Воцарилась тишина. Потом его руки коснулась другая рука. Острые, сильные когти прошли сквозь материю рукава. Это была не Сиани. Он открыл глаза. Перед ним стояла Хессет. - Послушай, - тихо заговорила она. Голос ее был полушепотом, полушипением. - Здесь рискует не только твоя раса, ты помнишь об этом? Меня послали с вами, потому что здесь умирают ракхи, на каждой пяди этой земли. Народ такой же настоящий и такой же "невинный", как те люди, о которых ты так печешься. И страдают они не меньше, чем жертвы твоего Охотника. Их жизни не заслуживают твоего внимания? - Красти оглянулась на Сиани. - Я презираю твоего спутника-убийцу. Я сочувствую вашей ненависти. Но я еще тебе скажу: у нас не останется надежды на успех, если его не будет с нами. - Она предостерегающе оскалила зубы. - Ты говорил мне, чтобы я переборола свои первобытные инстинкты и думала головой. Сейчас твоя очередь следовать собственным советам. Если мы проиграем, мы обречем весь мой народ на такие же беды, какие творятся здесь, в Лема. А потом они проникнут за Завесу, потом подвергнется нападению ваш народ. Ты этого хочешь? Чтобы все наши усилия были затрачены зря? - Из ее горла вырвалось рычание. - Мы пойдем туда и посмотрим, что можно сделать. Если есть хоть какой-то доступ к нашему врагу, мы им воспользуемся. Но если его нет, зато можно освободить вашего Охотника... Мы будем глупцами, если не сделаем этого, священник. А я не потерплю глупости, которая может угрожать моей жизни. Какое-то время он не мог ответить. Слова бурлили внутри, как шипучее вино. Вот-вот разразится взрыв. Но он потихоньку выдохнул, медленно, очень медленно. Приходя в себя. Еще раз вздохнул. И еще раз. И наконец вымолвил, очень ровно, без всякого выражения, как будто все его чувства не были поражены услышанным: - Хорошо. Как скажешь. Мы сначала осмотримся, потом будем решать. Втроем. Он чувствовал себя оскверненным, опозоренным, как будто его предали... Кто? Его народ? Ракхи? Это был слишком сложный вопрос, чтобы ответить просто. Но и сам он словно предал свою веру - и себя, - и стыд жег его, точно пламя. Он отвернулся, чтобы не увидели, как горят его щеки. Чтобы не догадались о его позоре. Чтобы не поняли, что за яростной ненавистью к Тарранту он скрывал кое-что еще. Острое чувство облегчения при мысли о том, что в последней битве сила Тарранта будет на их стороне. И это было самым большим позором. "Будь ты проклят, Таррант. Будь проклят навеки". - Хорошо, - хрипло прошептал он, как будто слова резали его горло. - Мы так и сделаем. "Ты не заслужил этого, ублюдок". 41 Пещеры. Не такие, как туннели Потерянных, - где выдолбленные, где заваленные, скрепленные штукатуркой и покрытые рисунками для удобства и удовольствия жильцов. Здесь камень буравили пустые проходы, совершенно безжизненные, и лишь изредка нарушало тишину падение капли, просочившейся сквозь какую-нибудь трещинку. Коридор шести футов высотой поначалу вскоре стал норой, по которой можно было только ползти. Полости, которые могли вместить четверых, чем дальше, тем больше сжимались, превращаясь под конец в простые расщелины, и приходилось стаскивать с себя рюкзаки, то и дело ударяясь о стены, - иначе пройти было невозможно. Крутые спуски упирались в глухие стены, обрывались в неведомую глубину, мелкие озерца, как черные зеркала, таили неизвестные опасности. Так что продвигались они очень медленно. Обманчивое освещение, нехватка самого необходимого снаряжения, враг, который мог использовать против них их же Творения, - все это сводило с ума. Они знали, что цель близка, но здесь не было прямых путей, а неимоверно запутанный подземный лабиринт вызывал бессильную ярость. Иногда казавшийся наиболее верным путь поворачивал назад и замыкался в кольцо, приводя их на место, которое они оставили много часов назад. Утыканный делал вид, будто ведет их, но даже его ракханское чувство направления мало помогало в этих местах. Шаг за шагом, поворот за поворотом они тащились вперед, надеясь, что хотя бы не отдаляются от цели. Им помогало сознание того, что у них, собственно, нет иного пути. Если они не могут вломиться в цитадель снаружи, то должны попытаться хотя бы попасть в лабиринт под нею. И они упорно пробирались дальше, сжимая в руках оружие, отдавая себе отчет, что, если демоны нападут на них, им не дадут ни света, ни времени, ни милосердия. Наконец, совершенно выбившись из сил и понимая, что сейчас они - легкая добыча, они отыскали нишу, более защищенную, чем другие, и заснули в ней. Мгновенно. Не имея понятия, сколько времени прошло с тех пор, как они впервые вошли в этот лабиринт, и ночь или день сейчас наверху. Они дежурили попеременно, как делали на поверхности, но Дэмьен про себя сомневался в эффективности такого распорядка. Если демоны, за которыми они гоняются, сбросят человеческие личины, от них здесь не укрыться: толща земли пронизана бесчисленными трещинами и щелями, провалами, выводящими на новые уровни подземного лабиринта. Так что он пододвинул поближе меч, уселся поудобнее и положил арбалет на колени. Сколько времени уйдет у них на поиски? Хотел бы он знать. Даже Творение Тарранта, благодаря которому отряд получил прикрытие, работало только до тех пор, пока были живы их двойники. В тот момент, когда несчастные обреченные достигнут кратера Санша и ловушка захлопнется, обман навсегда потеряет силу. И в тот же момент враг, который знает - или хотя бы догадывается - о цели их пути, начнет прочесывать свои владения частым гребнем в поисках настоящего отряда. Он надеялся, что подделка продержится дольше, чем понадобится им для достижения цели. И ненавидел себя за эту надежду. Ненавидел себя за то, что полагался на обман, за то, что вместо него шли на смерть невинные. Но хуже всего было сознание, что он благодарен Тарранту за то, что тот сделал свое дело, не спрашивая их разрешения. За то, что не позволил им вмешаться. Вот что разъедало его душу, и он не знал, как выжечь эту постоянно растущую язву. Или не хотел выжигать. "Это то, что он обещал сделать со мной, - мрачно думал Дэмьен. - В точности, как он описывал". И при мысли о том, что этого-то человека они и собираются выручать, ему стало совсем плохо. Но чем дальше продолжался путь, чем ближе становилась цель, тем скорее Дэмьен готов был признать, что Охотник им нужен. Что до последствий... Он подумает об этом позже. И когда он заснул, ему приснился огонь. Пламя вспыхнуло в его мозгу с такой силой, что, проснувшись, он увидел, что кожа его лихорадочно багровеет, как будто внутри него еще горел огонь. С того места, где, скрючившись, лежала Сиани, доносились мучительные стоны, и он знал, не спрашивая, что ею овладел тот же сон. Ни Хессет, ни утыканного эти видения вроде бы не тревожили, но кто знает, может быть, их сны порождаются не тем механизмом, что у людей? Трудно было сказать, в чем дело, то ли потоки отзываются только на людей, то ли - и это звучало куда тревожнее - сам Таррант служил причиной этих видений, используя свою связь с Дэмьеном и Сиани, чтобы передать им через символы то, чего был лишен возможности передать на словах. Но огонь? От Охотника? Пока они шли, Дэмьен перебрал ряд возможных причин, и все они вызывали нервный озноб. После одного такого сна - они отдохнули в чистой, сухой пещере - ему пришло в голову посоветоваться со своими спутниками-ракхене. К его удивлению, утыканный немедленно ответил. - Это "огонь земли", - перевела Хессет. Судя по ее колебанию, фраза была более сложной и не имела соответствия в ее языке. - Он живет в том месте. Дэмьен услышал, как Сиани со свистом втянула воздух; его тоже охватило возбуждение: - Огонь земли? Что это, спроси его! Красти спросила. Выслушала ответ, переспросила еще о чем-то и только тогда повернулась к людям. - Я не очень уверена, его язык темен. Сплошь состоит из символов. Но похоже, что где-то здесь, в этих пещерах, издавна горит огонь, и сама земля поддерживает его. Он говорит, огонь вспыхнул, когда его народ впервые пришел сюда, и горел все то время, что они здесь жили. Пока их не прогнали отсюда. Он имел... духовное значение, что-то вроде того. - Религиозное, - поправил Дэмьен. - Продолжай. - Это все, что он знает. Они не пересказывают легенды и истории, как мы; он помнит только отрывочные сведения, видимо, они были очень важны. - Хессет слегка улыбнулась. - Думаю, они пугали своих малышей, что бросят их в огонь, если те слишком расшалятся. - Огонь земли, - прошептала Сиани. Дэмьен кивнул. Отвечая не словам ее, а мыслям. Спорить было не о чем: огонь земли и был огнем Тарранта, тем ярым пламенем, которое врывалось в их сны, в их мысли, которое хранило секрет исчезновения их темного спутника. Как только Дэмьен уловил возможную связь, он понял, что это правда. Как будто в мозгу сомкнулись звенья цепи - или канал между ним и Таррантом наконец открылся во всю ширину и дал пройти знанию через расстояние и разобщенность, разделявшие их. И он знал, не спрашивая, что Сиани испытывала то же самое. - Огонь Тарранта, - пробормотал он. - И земля его кормит? Похоже на какие-то горючие ископаемые. Или твердые, или выходят из какой-нибудь трещины в земле. - Несмотря на то, что земля здесь давно не трескалась, - заметила Сиани. - Вряд ли так уж совсем. Может, это была маленькая подвижка, неспособная потрясти большую массу, а может, ее вообще никто не заметил, но она была. Должна была быть. - Он повернулся к Хессет. - Спроси его, знает ли он, где это. Спроси, сможет ли он объяснить нам, как туда попасть. Красти вновь обратилась к утыканному, и на этот раз он явно оказался в затруднении. Запинаясь, он объяснял, а Хессет переводила: - Глубоко внизу. Очень глубоко. Не пойму, он говорит о нижних туннелях в этой системе или о нижних туннелях, не залитых водой. Или о нижних туннелях, не проделанных ракхами. Здесь должны быть проходы, прокопанные ниже этого уровня, но позже. - Этого достаточно, - задумался Дэмьен. - О чем ты? - Сиани коснулась его руки; он заметил, что она дрожит. - О чем ты думаешь? - Должен найтись безопасный путь. - Священник положил ладонь поверх ее руки и ободряюще сжал. - Мы не можем Познать пещеры, потому что наш враг сразу же Увидит нас. Мы не можем Выследить Тарранта, потому что в тот же миг откроется канал, через который наш враг нападет на нас. Но огонь? Простой огонь? Творение, направленное только на него... это вдвойне безопасно, потому что этого враг никак не ожидает. Откуда он узнает, что мы что-то услышали об "огне земли"? Как он может предвидеть, что мы поняли его значение? Это можно сделать, Сиани. Это безопасно. Мы узнаем, как туда попасть. Очень тихо, очень осторожно Сиани спросила: - Ты пойдешь за ним? Ледяное молчание подземной тьмы повисло меж ними; потом, тщательно подбирая слова, священник ответил: - Я сказал, что отыщу туда дорогу. Я сказал, что выполню все, что нужно для успеха дела. "Тебе не понять, во что обходится мне попытка освободить Охотника. Во что обойдется миру его свобода. Но Хессет права. Если его сила, его знания помогут положить конец беде, могу ли я колебаться? Надо использовать любое пригодное оружие". - Может быть, таким образом мы доберемся до цели. Видит Бог, нам это необходимо. - Дэмьен взял ее руки в свои, согревая ладони. - Между вами такие отношения, что ты должна знать его лучше меня. - Он пытался придать словам нейтральный оттенок, ни жестом, ни голосом не выдавая, как ему больно. - Охотник знает, что я испытываю к нему отвращение. Что я презираю его и все, что он собой представляет. Скажи мне, если можешь... Если он оказался в беде, если его схватили, если он терпит мучения, если он беспомощен, - разве он подумает, что я приду к нему на помощь? - Женщина не ответила, и он продолжил: - Подумает, что я позволю кому-то из вас помочь ему? А может быть, он уверен, что я брошу его подыхать, да еще и спасибо врагу скажу? Сиани долго молчала, в упор глядя на священника, как будто желая прочитать его мысли. Но его лицо было непроницаемым. Наконец она отозвалась: - Сомневаться не приходится, так ведь? - Он думает именно так. Она нехотя кивнула: - Он совершенно уверен. Теперь она кивнула быстрее. - К чему все это? - осведомилась Хессет. - Если наш враг из народа ракхене - ни к чему. Но будем исходить из того, что наш враг поступает подобно колдуну-человеку, что он использует Тарранта, как фокус любого связывающего нас Творения. - Он извлекает из его мозга информацию о наших планах? - Вот именно, или использует, как... фильтр, скажем. Применяя обычное Познание, отфильтровывает нужное. В любом случае... - Дэмьен сжал руку Сиани. Знакомое возбуждение пробежало по его жилам, гоня прочь усталость и расстройство. Вот он, тот подступ, который им нужен; многолетний опыт подсказывал ему, что он прав. - Таррант не ожидает нас. Таррант уверен, что мы не придем. Почему враг должен думать иначе? А значит, там почти не стерегут, может, совсем не стерегут. И нет Творения против нас. Но самое главное... Мы можем не бояться, что нас подстерегают в этом чертовом лабиринте, слава Тебе, Господи. - Он передохнул. - И если есть надежда, что мы освободим этого ублюдка... Он отпустил Сиани, поднял арбалет и проверил механизм натяжения. - Он еще должен будет отработать свое. Пещеры. Так глубоко под землей, что земное Фэа почти не напоминало о себе - слабый след влияния, едва щекочущий нервы. Мелкая лужица, не пригодная для Творения, ничем не походила на мощные, вихрящиеся потоки, текущие по поверхности планеты. Но для того, что собирался сделать Дэмьен, хватало и этого. Он сконцентрировал волю на зеркальной глади и тихонько попытался взволновать ее - медленно, осторожно, - и вот уже появилась легкая рябь. Он даже не увидел, а почувствовал ее - тень мысли, промелькнувшая в мозгу, - и Фэа сдвинулось. И медленно потекло. Не так, как на поверхности, где потоки постоянно подпитывала энергия сейсмических сдвигов. Но оно явно двигалось, и сохраняло направление. Этого было достаточно. - К огню, - прошептал Дэмьен. Они задействовали свое Видение и последовали за проводником. Шлепая в подземных ручьях, они шли за еле уловимым движением, а ручеек Фэа полз по источенному водой камню, отмечая, где им идти. Утыканный молчал, звенящие украшения его прикр