22 На переход через горы у них ушло четыре дня. При желании они могли бы проделать этот путь и за меньшее время, но никакой необходимости спешить не было. Несколько сеансов Познания подсказали Дэмьену, что никто за ними не гонится, и это - впервые за все время путешествия - позволило им несколько расслабиться. И после всего, на что они насмотрелись в протекторатах и что совершили там сами, отдых был им просто необходим для возобновления как физических сил, так и душевных. К счастью, девственная тишина поросших лесом горных склонов в равной мере успокоительно воздействовала и на человека, и на ракханку. Даже лошади вроде бы испытывали благодарность за то, что им на несколько дней предоставили относительный отдых. Дэмьен изо всех сил старался не терзаться по поводу Тарранта. Старался не вспоминать о том, как однажды в прошлом Охотник покинул их общество, а потом не сумел вернуться. Со времени поимки в плен посвященного произошло уже столько событий, что, казалось, все те дела случились в другой жизни... только враг оставался тем же самым. В землях ракхов он принял образ женщины, здесь он может оказаться мужчиной, или ракхом, или демоном в собственном обличий, - но Дэмьен не сомневался в том, что две злокозненные силы напрямую друг с другом связаны. Итак, Дэмьен тревожился за Тарранта, и Хессет тревожилась за Тарранта - и они оба отчаянно старались не делиться друг с дружкой этими страхами, чтобы не приумножать их. Ведь от этого все могло стать еще хуже. "Как же сильно я переменился, - подумал однажды вечером у костра Дэмьен. - Когда-то я просто-напросто повернулся бы к нему спиной, предоставив собственной участи. Когда-то мне казалось, что не может быть ничего хуже того, чтобы освободить Охотника и позволить ему возобновить свой кровавый промысел. А теперь я без колебаний бросаюсь ему на помощь и преспокойно машу ему рукой на прощанье, когда он отправляется на охоту, вознамерившись убить пару-тройку невинных". Но теперь ситуация была принципиально иной, и он осознавал это. Таррант уже несколько раз спасал жизнь ему самому, и хотя Дэмьен понимал, что Владетель делает это из чисто эгоистических побуждений (потому что из других побуждений он не делал вообще ничего), факт оставался фактом. А ведь такое изменяет твое отношение к человеку, независимо от того, нравится это тебе самому или нет. И на этот раз люди, которых он убьет, вовсе не невинны, не так ли? Убийцы заслуживают смерти. И раз уж на них не распространяется правосудие Святой Церкви, то пусть о наказании позаботится Охотник. Что бы он с ними ни сделал, это наверняка будет не хуже и не страшнее того, что они сами сделали с жителями той деревни. Не так ли? "Будь честен, - внушал он самому себе. - Эту миссию невозможно осуществить без его содействия. Вот в чем корень. Он тебе нужен, поэтому ты его и терпишь. И даже оберегаешь. Все это часть темной игры, которую мы ведем. Использовать зло для победы над злом, так написал Пророк. Если тебе повезет, то два зла взаимоуничтожатся. Неужели мне хочется именно этого? Неужели мне хочется, чтобы Таррант погиб в бою, уничтожив и то зло, против которого борется, и то, которое собой представляет?" Он закрыл глаза. Руки у него тряслись. "Не знаю. Ничего не могу сказать. Я ни в чем не уверен... Он сказал, что самим своим присутствием наведет на меня порчу. Неужели это уже началось? Именно так и воспринимается в самоощущении порча? Господи, обереги мой дух, - взмолился он. - Враг может завладеть моим телом, моей жизнью... но душу мою сохрани, молю Тебя. Пойдя на нынешний союз, я подверг ее страшной опасности. Но у меня ведь не было другого выбора. И Тебе это ведомо, правда? Все остальное непременно обернулось бы неудачей". Ночью, когда они устроили привал, он попытался рассказать Хессет о земной Фэа. Хотя бессознательно сама Хессет - как и все аборигены - манипулировала Фэа, она не видела голубых потоков, во всяком случае, не видела в том смысле, в котором видел Таррант. Поэтому она выслушала его рассказ в немом удивлении, подобно тому, как ребенок слушает волшебную сказку. А он попытался объяснить ей все. И то, как земное Фэа вырывается из-под коры планеты с силой, достаточной для убийства. И как вскоре после этого оседает и растекается по поверхности, подобно водам, как разбегается потоками и течениями, которые можно увидеть и замерить, - от самых могучих цунами до крошечной, едва заметной ряби. И поскольку люди используют земное Фэа, обращая на эту силу Творение, пояснил он ей, то все их Творения должны совпадать с потоками. Поэтому и сейчас ему самому или Тарранту доступно обратить на врага Познание - другими словами, истолковать эффект его присутствия по воздействию на земное Фэа, - но какие бы то ни было активные действия против течения Фэа потребовали бы мощи, которой они не обладают. А враг, наоборот, действует против течения - и в этом их преимущество. Так что представляется практически немыслимым извлечение информации на расстоянии в несколько сотен миль против течения, тогда как любое сообщение - или покушение, - исходящее с юга, по течению, их ни в коем случае не минует. Поэтому-то так встревожился Таррант, распознав чужое присутствие в потоках возле перевала. Если это было связано с попыткой разыскать их, то за такой попыткой наверняка стоит нечто очень могущественное и очень страшное. И, завершив все эти объяснения, он решился задать вопрос о приливной Фэа. Впервые за все время с тех пор, как они покинули землю ракхов, он осмелился задать этот вопрос напрямую. Он не был уверен и сейчас, что Хессет правильно поймет его, - в прошлом она встречала подобные расспросы с нескрываемой враждебностью, но хотя ракханка и теперь на какое-то время погрузилась в молчание, он понял, что произошло это вовсе не из-за того, что она оскорблена его вопросом, а потому, что пытается подыскать слова для того, чтобы описать нечто, не поддающееся описанию. - Это подобно сердцебиению, - в конце концов сказала она. - Как будто бьется сердце всего мира - очень медленно и очень громко. Иногда, когда мне хочется совершить Творение, я ощущаю, как кровь планеты протекает сквозь все на свете: сквозь небо и землю, сквозь меня, и моя мысль оказывает воздействие на эти потоки, как бы формируя их... а иногда мир безмолвен - и ничего не удается сформировать. Вообще ничего. И никогда не знаешь заранее, как повернется дело на этот раз. Ничего никогда не бывает предсказуемо. Потому что - хоть и говорю я о сердцебиении - речь идет не об одном ударе, а о многих тысячах, и решающее значение имеет ритм... включая биение моего собственного пульса. И все остальные ритмы моего тела. Понимаешь? Так трудно объяснить то, над чем сама даже не задумываешься. То, что люди не воспринимают. - А ты видишь это в какой-нибудь определенной форме? - Иногда. Вспышка света, если несколько ударов прозвучат одновременно. Ослепительная, как молния, если задействовано много энергии. Иногда пламенем охватывает все небо - но лишь на мгновение, - как будто весь мир превратился в разбитый стеклянный сосуд и на каждой грани и призме вспыхивает сияние. Этот свет разбивается на тысячи цветов и оттенков. И это так красиво... - Она закрыла глаза, припоминая. - Но это может быть и опасным. Я знала по меньшей мере одну ракханку, охотившуюся, когда пульсировало приливное Фэа... Свет ослепил ее - и в тот же миг она из охотницы превратилась в добычу... так что мы стараемся этим не пользоваться... стараемся этого не замечать... Это, понимаешь, вопрос выживания. Он тихо спросил: - И тебе это удается? Хессет улыбнулась: - По большей части. Но это так красиво. А именно этому мы и научились у людей: испытывать потребность в прекрасном. - Говоря, она начертила когтем на земле рисунок, представляющий собой круг, вписанный в круг, вписанный в круг, и так далее. - И это часть того, что отличает в нашем племени самцов от самок. И наоборот. Решающее различие, как бы вы это сформулировали. - Она посмотрела ему в глаза. - А ваши женщины этого не воспринимают? - Таррант говорил, что иногда кое-кто из них с трудом воспринимает. А мужчины видят порой на мгновение - и не более того. - У вас это колдовство. - Она грустно покачала головой. - Вы, люди, такие чужие в этом мире. Приходите и начинаете перестраивать его, и даже наши собственные тела лепите заново, будто они из глины, и буквально на каждом шагу и при каждом вздохе порождаете тысячи самых невероятных чудовищ... но вы здесь так и не прижились. После всех этих лет. Вы живете на нашей планете, но вы так и не стали ее частью. - Это верно, - пробормотал он. - Что уж там говорить. Дни в переходах, ночи на привалах. Роскошный распорядок, хотя и возможный только в отсутствие Тарранта. На третью ночь настала - пусть и всего на пять минут - истинная тьма. Та, в которой солнце, звезды и все три луны заходят за саму планету. Дэмьен подумал: "А уж не воспользуется ли Таррант этим редкостным феноменом?" Истинная ночь означала для большинства людей пору беспредельного ужаса, ибо в такой тьме возникают и воплощаются в жизнь самые кромешные, самые гибельные фантазии, но для Охотника она знаменовала собой время подлинного могущества и колоссального потенциала. "Возможно, - подумал Дэмьен, рассекая пополам мелкую гадину, порожденную во тьме земной Фэа, - Таррант сумеет распорядиться этим временем так, чтобы наложить руки на того, или на ту, или на то, по чью душу они сюда прибыли". Бог знает, насколько пригодилась бы любая полученная им таким образом информация. На третий день они перевалили через последнюю горную гряду и наконец увидели саму долину. Огромная, мрачная, таинственная, она не походила ни на что из виденного ими ранее. Он привык к долинам, уютно расположившимся в своего рода колыбели посреди окружающих гор, к плоским плато, которыми рано или поздно заканчиваются любые хребты. Но здесь его взору предстало нечто совершенно иное. Выглядело все так, будто земля внезапно треснула пополам - и между скалистыми горами, которые они только что миновали, и высокими гранитными пиками на восточной стороне возник глубокий разлом - может быть, на уровне моря или того ниже, - со стенами, настолько крутыми, что спуск по ним представлялся чрезвычайно трудным делом, а дно ущелья терялось в тени гор и было вдобавок скрыто от взгляда пышными кронами деревьев. Белый туман застилал, казалось, всю долину, свиваясь возле верхушек деревьев подобно белым змеям. Позднее послеполуденное солнце практически не проникало сквозь толщу этого тумана, сияя, вместо этого, в той стороне, где высились голые гранитные скалы, так что вершины утесов, казалось, были охвачены пламенем, глубины же ущелья по контрасту становились от этого еще темнее. В течение дня, должно быть, всего несколько часов солнце светило прямо в ущелье, но даже тогда густой туман оставался непроницаем, как накинутый на гигантскую долину саван. В эти часы было еще довольно тепло, и тем не менее Дэмьен почувствовал, что дрожит. - Ничего себе местечко, а? - Он выбрал именно это. Дэмьен вгляделся в даль и в глубь, попытался примериться к ним взглядом. Как будто в результате что-то здесь могло измениться. - Или пройти этой долиной, или проделать весь путь на юг по горам. - Или повернуть обратно в протектораты. - Да уж... - Их обдало зябким ветром. - Спасибо, не надо. Он обхватил себя за плечи, сделал глубокий вдох и вошел в Познание. На протяжении целой минуты Фэа никак не реагировало на это, и он испугался, что находится на слишком большом расстоянии от долины для того, чтобы проникнуть в ее секреты. Но вот появились знакомые ему очертания, и он осторожно вгляделся в них. Он не нашел никаких доказательств тому, что кто-то следит за ними, равно как и тому, что кто-то устроил на них засаду. Пока не нашел. Но повсюду здесь витало некое смутное ощущение, которое ему отнюдь не понравилось, и он испытал едва ли не разочарование, когда Фэа отказалось развеять его подозрения. Лучше уж враг, которого можно назвать по имени, нежели холодное неведение, когтистою лапою проводящее тебе по спине. - Все в порядке? - спросила Хессет. Он, вздохнув, убрал Познание. - Вроде бы да. - Он поглядел в ту сторону, где паслись лошади, увидел, как вороной Тарранта щиплет какую-то отвратительную на вид траву. Лошадь Хессет, как всегда, оказалась куда более разборчивой. - Мне кажется, что дальше нам без Тарранта идти нельзя. Лучше останемся здесь и подождем его. Она кивнула. Священник подошел к вороному и взял его под уздцы. - Пора, хватит тебе! Рядом с ним Хессет заторопила собственную лошадь, и вот уже оба животных, повернувшись задом к горе, уставились на внушительную панораму долины. Они не сказали друг другу ни слова. Это и было самым интересным. Не сказали ни слова, но действовали слаженно и согласованно. Оба понимали, что надо вновь подняться к ближайшему перевалу и миновать его, чтобы разбить лагерь на противоположном склоне горы, где их лагерь не смогли бы обнаружить обитатели злополучной долины, кем бы они ни были. Но им пришлось возвращаться, а это недоброе предзнаменование, подумал Дэмьен. Очень недоброе. Таррант вернулся на четвертую ночь - и с первого взгляда на него стало ясно, что, каковой бы ни была резня, которую он предпринял, в результате ему удалось восстановиться полностью - как физически, так и духовно. Бледные глаза горели тихой злобой, которую Дэмьен научился распознавать; и возненавидел еще в краю ракхов, а движения представляли собой безукоризненное сочетание важности и изящества. Но, вопреки неприятию, испытанному им в связи с новым великолепием Охотника, Дэмьен был рад увидеть, что тот пришел в себя. Эта метаморфоза означала исцеление, а исцеление означало силу - возможно, даже большую, чем та, которой обладал Таррант, только-только высадившись на Востоке, - а сила была именно тем, в чем они нуждались прямо сейчас, и все остальное не имело значения. Охотник занял свое место в компании так, словно не отлучался ни на минуту, однако и не подумал о том, чтобы поведать спутникам, как он провел несколько последних ночей. Да Дэмьен и не спрашивал его об этом. Если долгие месяцы общения с Охотником и научили его чему-нибудь, то главным образом тому, что есть вещи, о которых самому священнику лучше не знать. Владетель окинул внимательным взглядом весь лагерь, пригляделся также к потокам Фэа (на что ему сейчас не потребовалось практически никаких усилий), а затем объявил: - Вы здесь стоите целый день, не меньше. Исходя из этого, я не сомневаюсь в том, что вы нашли долину. - Прямо за этой грядой. - Дэмьен кивнул на восток. - И зрелище не из приятных. Охотник отправился в указанном направлении и скоро потерялся из виду. Дэмьен снял с огня котелок с кипятком и бросил туда несколько чайных листьев. Ожидание могло затянуться на неопределенный срок. Чай заварился, и Дэмьен успел выпить полкотелка к тому времени, как Таррант вернулся. Не произнеся ни слова, он подошел к костру и подсел к ним с таким изяществом, какого священник давно не видел в его повадках. "Черт тебя побери! Сколько же народу ты уничтожил!" - Ну, и что скажете? - поинтересовалась Хессет. - Сперва расскажите, что удалось увидеть вам обоим. Они переглянулись; Дэмьен заговорил первым: - Отвратительная сырая долина, практически лишенная солнечного света. Зато там, судя по всему, полно неприятных сюрпризов. Вам, впрочем, это должно понравиться. - Мне и понравилось. Солнечный свет напрямую проникает в эти глубины всего на несколько часов в сутки, а это означает, что я смогу оставаться с вами дольше обычного. Если туман не рассеивается и днем, то не исключено, что я - в случае крайней необходимости - смогу выйти из укрытия даже в полдень. А это, знаете ли, немало. - Я об этом не подумал, - согласился Дэмьен. - В потоках нет признаков нашего врага, что может означать одно из двух: или на этот раз он потерял нас из виду, или здешнее течение Фэа не позволяет ему приблизиться к нам. Будем надеяться, что имеет место и то и другое. Впрочем, с учетом интенсивности и направленности течения мне не составило бы труда Затемнить нас. - А как насчет Терата? - вмешалась Хессет. Таррант на мгновение задумался. - Я не обнаружил следов пребывания никаких существ... но и мне присуще то же коренное неведение, что и вам. Необходимо или подойти к ним поближе, или начать хотя бы приблизительно представлять себе, что это такое... а пока не произошло ни того, ни другого, мои умения не больно-то нам помогут. А вот запах человека я уловил. - Человека? - Дэмьен не смог скрыть изумления. - А мне казалось, что здесь нет никаких людей. - Мне тоже. Судя по всему, мы ошибались. - Что же это за люди? - спросила Хессет. - Пока трудно сказать. Но довольно значительная группа. Несколько десятков, никак не меньше. - И они живут там? - Вроде бы так. - Значит, Терата вовсе не так страшны, как о них рассказывают, - рассудительно заключила Хессет. - Иначе они убили бы всех людей или те давно ушли бы. Охотник пристально посмотрел на ракханку. Во тьме его глаза с расширенными зрачками казались совсем черными. Кромешно-черными. И было это не столько цветом, сколько провозглашением пустоты. - Вы видели, во что превратились здесь ваши соплеменники, - спокойно сказал он. - И видели, что за дела они совершают. Что ж, по-вашему, сила, способная в такой мере переродить ракхов, не в состоянии сделать то же самое с людьми? - А вы полагаете, что здесь произошло именно это? - вскинулся Дэмьен. - Я полагаю, что в этой долине дела обстоят предельно скверно, но выносить преждевременное суждение о чем или о ком бы то ни было, включая наших собственных соплеменников, было бы ошибкой. Я видел в потоках Фэа признаки ее порождений, но что, собственно говоря, это означает? Любая группа людей со временем сотворяет собственных чудовищ. И как издалека распознать их подлинную природу? - Кажется, вы более заинтересованы, нежели напуганы. Владетель хмыкнул: - А вас это удивляет? - Нет. - Дэмьен поневоле улыбнулся. - Думаю, нет. - Мы таковы, каковы мы есть, преподобный Райс. И я был ученым задолго до того, как стал... кем я стал. - Слабая улыбка промелькнула в уголках его губ. - И я достаточно ученый, чтобы осознавать, чего вы боитесь больше всего, преподобный. Сегодня вечером я Творением изменю погоду, с тем чтобы назавтра здешний туман рассеялся. Если это возможно, - поспешил оговориться он. - Тогда вы почувствуете себя более уверенно, не правда ли? Когда сможете своими глазами увидеть землю, занимаемую нашим врагом. - Я бы предпочел, чтобы так оно и было. - Вы отправитесь в путь задолго до заката. У вас уйдет несколько часов на то, чтобы найти безопасный спуск, а потом совершить его. Я встречусь с вами на дне ущелья. И хотя, произнося все это, он обращался к Дэмьену, взгляд его был устремлен на Хессет. На мгновение он умолк. Вокруг тихо жужжали насекомые да потрескивал в костре хворост. - Протекторат Кирстаад, - сообщил он в конце концов, - управляется ракхами. - Голос его звучал тихо, так тихо, словно он не хотел прибавлять громкости, чтобы не обидеть ее. - Точно так же, как и соседний, к северу от него. Они почти полностью приняли образ человека, но душа у них определенно ракхов, и Фэа реагирует на них так, как ни за что не отреагировало бы на людей. Дэмьену показалось, будто Хессет задрожала. - Их преображение можно объяснить только колдовством, осуществленным человеком. Я не знаю механику этой процедуры - я просто не осмелился заглянуть столь глубоко, но запах свидетельствует об этом без всяких сомнений. И мне кажется... - Он помедлил. Посмотрел на Дэмьена. - Это напоминало то, с чем я столкнулся возле перевала. То же чужое прикосновение, то же воздействие. Хессет собралась с духом. Но все равно ее речь больше походила на шипение. - Но зачем? - Она обращалась сейчас не к своим спутникам, а словно ко всей планете - и ни к кому в отдельности. - Какой в этом смысл? - По-видимому, что они собираются захватить этот континент, - объяснил Охотник. Какое-то время Хессет молча смотрела на него. Пытаясь осмыслить услышанное со всеми подразумеваемыми последствиями. - Может быть, на юге... - начала она наконец. - Может быть... хотя это не должно было превратить их в чудовищ. Но что на севере? Что с этими Матерями? Они держат в своих руках церковную иерархию, но какой в этом толк для них самих? Им приходится жить среди людей, скрывая свою подлинную сущность. Неужели это можно назвать подлинной властью? - Это достаточная власть для того, чтобы влиять на человеческое общество, - подчеркнул Дэмьен. - У здешней Церкви имеется собственный список преступлений. Возможно, путем медленной манипуляции... - Вы хотите сказать, будто мои соплеменники несут ответственность за преступления, совершаемые людьми? Янтарные глаза вспыхнули гневным пламенем. - Я хочу сказать, что наряду с правлением ракхов, а вернее, ракханок единственное, с чем мы здесь повсеместно сталкиваемся, - это деградация духа. Неужели имеет такое уж большое значение, кого - людей или ракхов - используют в качестве инструментов, если за всем происходящим чувствуется рука подлинного властителя? Мы в одинаковой мере уязвимы. Хессет чуть-чуть успокоилась, вставшая было дыбом щетина пришла в нормальное состояние. Дэмьен услышал, как она тихо рыкнула себе под нос. - Интересная концепция, - заметил Таррант. - Она может помочь нам впервые за все время по-настоящему задуматься над природой нашего врага. - Вам кажется, что он питается деградацией? Таррант покачал головой: - Он втягивает в дело ракхов, на которых не распространяется воздействие демонов, порожденных земной Фэа. Нет, конечно, нам понадобится еще многое... но для начала сойдет и это. Любая параллель, которую мы сумеем найти, послужит ключом к разгадке подлинных целей нашего врага. - И тем самым ключом к его сущности, - добавил Дэмьен. - И ключом к тому, как нам его уничтожить, - прошипела Хессет. Неприкрытая ненависть, прозвучавшая у нее в голосе, неприятно поразила Дэмьена. Не потому, что такие чувства удивляли или что он сам ненавидел остающегося неизвестным врага в меньшей степени, чем она, но потому, что впервые он услышал, как ее ненависть вплетается в контекст более широких рассуждений. И это не только поразило священника, но и расстроило. "Неужели мы тоже меняемся, - подумал он. - Неужели такова цена, которую приходится платить за наше прибытие сюда? Неужели мы позволим этому континенту привести наш дух к деградации, как он уже поступил с ракхами и со Святой Церковью? Что же произойдет, если, добравшись в конце концов до врага, мы обнаружим, что сами стали ничуть не лучше его бездушных подручных?" - Дэмьен! - окликнула его Хессет. - Со мной все в порядке, - ответил он. Но это не соответствовало действительности, и он понимал, что ей это ясно хотя бы по его голосу. - Так, задумался о своем. - Вот именно, - не без издевки хмыкнул Охотник. Дэмьену вовсе не обязательно было смотреть на Тарранта, чтобы почувствовать, что тот не сводит с него глаз. Мало того, всматриваясь в душу Дэмьена, Таррант прибегает и к Видению. - Вам бы стоило провести ночь в молитвах, преподобный Райс. Это, знаете ли, очищает душу. Дэмьен резко посмотрел на Тарранта, ожидая увидеть у того на лице насмешку. Но, к его удивлению, взгляд бледных глаз был предельно серьезен. Более того, он заметил и нечто, способное - не иди речь о Тарранте - сойти за сочувствие. Неужели такое возможно? Неужели опыт экспедиции настолько потряс Охотника, что он оказался способен на человеческие чувства? Его жестокая и безжалостная индивидуальность веками ковала и закаляла самое себя в одиночестве Запретного Леса, где единственными его компаньонами были демоны, ведьмаки и несколько особо отобранных людей, принесших в жертву предназначению весь спектр человеческих эмоций. Неужели постоянное общение с человеком настолько истончило эту роговую оболочку, что сквозь нее начал просвечивать тот, кем некогда был Владетель? "Мы сделали тебя более человечным", - подумал Дэмьен. И почувствовал при этой мысли странный озноб. Ближе к рассвету, когда Таррант покинул их в поисках надежного убежища, Дэмьен извлек из-под спуда Огонь Небесный. Хрустальный сосуд был затемнен молочного цвета насечкой, и света, пробивающегося изнутри, едва хватало на то, чтобы вычленить из мрака его руку, а чудодейственное тепло было практически неощутимо, даже когда он обнял фиал ладонью. Но это была вера. Истинная вера. Вера, дистиллированная и превращенная в материальную субстанцию, вера, устоявшая в многовековой борьбе. Совокупная вера миллионов душ в миссию Святой Церкви. Совокупная вера тысяч священников в успех окончательной схватки со Злом. Вера одного-единственного Патриарха в священника, которого он послал на Восток, решив - если воспользоваться его собственными словами, - что один человек может преуспеть там, где потерпит неудачу целое воинство. "Возможно, ты и прав, святой отец. Возможно, я оправдаю твое доверие". Дэмьен начал молиться. Наутро пошел дождь - короткий грозовой ливень. Вскоре после дождя ветер поменял направление, задув с такой силой, что Дэмьен не без испуга подъехал к самому краю гранитной скалы, у подножия которой зияла пропасть. Совместные усилия дождя с ветром превратили расстилающийся внизу туман в прозрачную дымку. Сквозь нее, в просветах между деревьями, Дэмьен увидел черно-бурую землю с небольшими пятнами зелени здесь и там. В одном из просветов показалась вода - может быть, река? - змеившаяся по дну ущелья, крошечно-черная на фоне вечнозеленых ветвей. Местность не из приятных, но ничего особо страшного; после того, как они тщательно осмотрели долину вдоль и поперек в подзорную трубу Хессет, Дэмьен начал думать о предстоящем предприятии с куда большим оптимизмом. Другое дело, что спуститься было крайне трудно. Проехав вдоль края гранитной стены - на высоте в несколько сотен футов над самой долиной, - Дэмьен понял, что спуск вполне может и не удаться. Крутой скалистый обрыв не предоставлял такой возможности ни конному, ни пешему. Время от времени им попадались более пологие склоны или же холмы, обращенные к долине тылом, но ни один из них не составлял и половины расстояния, которое им необходимо было преодолеть, и все до одного заканчивались обрывом, с которого вполне мог сорваться и опытный скалолаз. Не говоря уж о неопытном скалолазе верхом на лошади. Но где-то же должен был найтись спуск. Карты убеждали в этом. Место, в котором они оказались, было обозначено на карте как дорога - а что же это за дорога, если в ущелье невозможно спуститься? Заканчивайся она тупиком, упирайся в обрыв, никому бы не пришло в голову именовать ее дорогой. Верно? Логика подсказывала, что спуск должен найтись, причем где-то поблизости. Разве не так? Однако поверить в это было не просто. Дэмьену надо было найти нечто доступное, нечто более или менее Проходимое, а это означало нелегкий выбор между поросшими частым леском склонами и практически голыми скалами. Постепенно они с Хессет начали склоняться ко второму, что означало путь по самому краю, в постоянной опасной близости от пропасти. Но и лошади, казалось, предпочитали дорогу по скалам той, что шла по лесу, и Дэмьен решил положиться на их чутье. В конце концов, в этом плане животные всегда превосходят человека. В конце концов далеко за полдень они нашли то, что показалось им сравнительно безопасным спуском. Широкую трещину, в которой торчали осколки гранита, а земля шла круто под откос, но все же не под самоубийственным углом, - и они решили рискнуть. Едва не срываясь на каждом шагу, лошади кое-как пошли вниз. В результате камни, которыми был усеян склон, пришли в движение и покатились один за другим, и обе лошади не раз оказывались на грани от того, чтобы сорваться. В какой-то момент вороной захромал, и Дэмьену пришлось, с трудом остановившись, Излечить его. А пока он занимался этим, сверху градом сыпались камни и камешки. Одно к одному, подумал он, спускаться паршиво, но еще хуже было бы выбираться. Слава Богу, какой бы оборот ни приняли дальнейшие события, сюда они не вернутся ни в коем случае. Им понадобилось больше часа на то, чтобы преодолеть половину спуска. К этому времени солнце уже начало клониться к вершинам западных гор, а Кора стояла прямо над солнцем. Что ж, какое-то время они смогут ехать и при звездах. Так оно и случилось, причем Дэмьен и Хессет попеременно то ехали верхом, то вели лошадей под уздцы. В конце концов, совершенно изможденные, они вышли на ровную землю. К этому времени закатилась и Кора. Посмотрев снизу вверх на спуск, который они только что одолели, Дэмьен не смог сдержать облегченного вздоха. Впрочем, разглядел он немногое - склон уже утопал в глубокой тьме. Таррант уже дожидался их. Дэмьен, не сказав ни слова, спешился и передал Охотнику поводья жеребца из Запретного Леса. Потом посмотрел на Хессет, словно желая удостовериться в том, понимает ли она, что происходит, и не вызывает ли происходящее у нее каких-либо возражений. Но ракханка, судя по всему, пришла к тому же выводу, что и он. У нее за спиной Дэмьен устроился значительно уютней, чем за спиной Тарранта. Она была мала ростом, и они прекрасно поместились в седле вдвоем. От нее пахло пряным теплом, и этот запах вовсе не был противным, оставалось надеяться на то, что и его собственный человеческий запах не покажется ей невыносимым. Конечно, на этот счет у него имелись сомнения: нюх у нее был весьма острый, а его тело сейчас никак нельзя было назвать чистым. Разумеется, он при первой же удобной возможности мылся, но трудновато поддерживать чистоту, если запас свежего белья остался в поклаже на расстоянии пятидесяти миль позади. Правда, она дипломатично не сделала ему на этот счет замечаний. Что ж, и на том, как говорится, спасибо. Молча, преисполненные какого-то трепета, они спустились по последнему - уже пологому и поросшему мохом - склону и оказались в наполненном туманом лесу. Туман в долине оказался не таким густым, как они ожидали, за что, впрочем, следовало благодарить Тарранта, но в сочетании с полуночной тьмой он совершенно отрезал их от внешнего мира. Немногие звезды, еще остававшиеся на небе, были скрыты от взора, и даже верхушки деревьев таяли в окутывающей их мороси. Дэмьен зажег фонарь, который высветил дорогу под ногами, но озарил и туман, так что стало невозможно что бы то ни было разглядеть на расстоянии уже в двадцать - тридцать футов в любом направлении. Как будто вокруг них воздвигли хрустальный купол, переливающийся нежным янтарным светом и отражающий огонь фонаря. Создавалось неприятное ощущение замкнутого пространства, и, кроме того, их собственные возможности были теперь опасным образом ограничены. "Как будто мало нам одного этого, - думал, сидя за спиной Хессет, Дэмьен. - Но скоро и погода, накликанная Таррантом, изменится. А уж тогда пиши пропало". Они ехали в полном молчании, медленно и предельно настороженно. Хотя в нормальных условиях обычные хищники ничуть бы не взволновали Дэмьена - ведь большинство крупных животных боится человека, если только они не доведены до отчаяния голодом, - невозможность оглядеться по сторонам создавала у него ощущение особенной беспомощности. Он заметил, что и Хессет явно не по себе: ее уши стреляли вперед при малейшем шорохе, их мохнатые кончики склонялись к лежащему впереди участку дороги, метались в стороны и назад. Лишь Таррант, казалось, был всецело поглощен самой ездой, но Дэмьен знал его достаточно хорошо, чтобы распознать напряжение, скрывающееся под маской внешней невозмутимости. Охотник ненавидел ситуации, которые не мог контролировать. В конце концов Таррант подал знак остановиться. Когда лошадь Хессет нагнала его вороного, он спешился, а затем опустился на колени и прикоснулся к земле кончиком изящного пальца. Проверяет потоки. Изучает Фэа. Дэмьен и сам задействовал Видение - и тут же ему предстало мощное северное течение, пестрое и искрящееся чужими тайнами. Даже не пытаясь применить Познание, он окунулся в потоки в их естественной, не истолкованной форме. Неужели посвященные воспринимают внешний мир именно так? Или же изобилие абстрактного могущества "переводится" у них в мозгу на язык понятий и смыслов так, что им - в чисто формальном плане - не приходится прибегать к Познанию? - Странно. - Таррант встал во весь рост, но смотрел он по-прежнему на землю. - Очень странно. - Не уверен, что мне нравится то, что вы сказали. И то, как вы это сказали. - А почему это должно вам нравиться? - Владетель закусил губу, всматриваясь в потоки; Дэмьен видел, итог взгляд бледных глаз вновь и вновь пробегает вдоль линий Фэа. - Здесь что-то есть. Колдовство, по-моему. След крайне слабый, я едва могу его выделить. И все-таки... Поскольку он не договорил, Дэмьен подзадорил его: - Ну и что все-таки? - Под колдовством я в данном случае понимаю то, что кто-то сознательно изменяет Фэа. И все же структура потока не такова, чтобы я мог связать ее с Творением. - Он посмотрел на Дэмьена. - Я имею в виду нормальное Творение. - Ракхи? - спросила Хессет. Он покачал головой: - Нет. Запах определенно человеческий. - Или демонический, - негромким голосом подсказал Дэмьен. - Вот именно, - прошептал Охотник. - Такова вторая возможность. - Я ничего не понимаю! - фыркнула Хессет. Таррант, отвечая, продолжал всматриваться в потоки Фэа; выглядело это так, словно он обращается именно к ним, а вовсе не к Хессет. - Демонов порождает человечество. Они питаются людьми, они манипулируют человеческими фантазиями, некоторые из них даже думают о себе в свойственных человеку категориях. Поэтому отпечаток, оставляемый ими в Фэа, чрезвычайно похож на человеческий... иногда настолько похож, что их трудно отличить друг от друга. - Но демоны не практикуют колдовство, не так ли? - Дэмьен мучительно припоминал буквальный текст в монастырских книгах. - Они, в отличие от нас, не воздействуют на Фэа Творением, верно? Так что в этом отношении их почерк можно отличить от нашего. Какое-то время Охотник молчал. А затем заговорил, очень тихо: - Есть одна разновидность демонов, которая практикует колдовство. Так мне кажется. И все здесь выглядит так, словно мы имеем дело с одним из этой породы. - Из какой такой породы? Охотник хотел было ответить, но всего лишь покачал головой. - Я не скажу до тех пор, пока не буду совершенно уверен. Но если это так... - В его голосе послышалось нечто странное, а что именно, Дэмьен не понял. - Тогда это... все сильно усложнит. И только тут Дэмьен понял: страх. Охотник был чем-то напуган. - И все же вы намереваетесь продолжать? - спросил священник. Внезапно он и сам лишился недавней уверенности. Таррант кивнул: - Во всяком случае, это еще далеко. А когда подойдем поближе, я, возможно, сумею определить источник. Будем на это надеяться. Он вернулся в седло. Дэмьен ожидал, что он пустит коня вскачь, и уже сам взялся было за поводья, но вместо этого Таррант круто развернулся лицом к своим спутникам. - Есть кое-что еще, - признался он. - Кое-что, чего я вообще не понимаю. Я совершенно четко почувствовал, что в этой долине, где-то к югу от нас, имеется человеческая жизнь. По мере того как мы едем туда, этот след должен был становиться все сильнее и Сильнее. Он уже должен был стать доступен простому Познанию. - Посвященный растерянно покачал головой, его тонкие волосы, повлажневшие в здешнем тумане, поблескивали в свете фонаря. - Но здесь ничего нет, - пробормотал он. - Чего нет? Следа? - Вообще ничего. Никакого признака пребывания человека. Как будто в здешних лесах нет людей, кроме нас. Как будто в здешних лесах никогда и не было других людей, кроме нас. Но я понимаю, что это не так. Такого просто не может быть. - Затемнение? - предположил Дэмьен. - Если шайка разбойников из человеческого племени хочет спрятаться... - Нет. - Таррант резко, чуть ли не рассерженно покачал головой. - Даже это оставило бы какой-то след. Своего рода эхо, на которое я непременно бы вышел. Нет, все выглядит так, словно... словно они каким-то образом прекратили существование. Как будто положили конец всему, что когда-либо существовало. - Вы в этом уверены? - спросила Хессет. Охотник мрачно посмотрел на нее: - Вы сомневаетесь в моем уменье? - В страхе ракхов вас обманули, - напомнила она. Лицо Охотника потемнело. - Я, вообще-то, не полный идиот. И извлекаю опыт из собственных ошибок. - В его глазах ледяным пламенем вспыхнул гнев. - Я не говорю, будто бы непременно заметил все, что можно было заметить. Если бы практикуемое людьми колдовство было настолько элементарным, то защититься от него мог бы и круглый дурак. Разумеется, все сведения, которые я вычитываю из потоков, могут быть заложены туда нарочно, чтобы мы обратили на них внимание. Но любое Творение оставляет после себя хоть какой-то след, даже неудавшееся Познание, а поскольку я в таких вещах разбираюсь, то едва ли упущу из виду хоть что-нибудь. - Прошу прощения, - извинилась Хессет, напрягшись при этом так, что Дэмьен понял: произнести эти слова было для нее очень трудно. - Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? - Организуйте нам Затемнение, если это в ваших силах, - сухо предложил посвященный и внезапно поддал вороному коленями так, что тот с места припустил в карьер и помчался в маячивший перед путниками туман. Примерно час они ехали по покрытому туманом лесу; влажность здесь была такая, что их лица и одежда, да и конские крупы, сплошь покрылись влагой. Поскольку день со своим скудным теплом уже давно миновал, в лесу становилось все холоднее и холоднее, да и сам туман сделался чуть ли не ледяным. Они ехали медленно, но в одном и том же темпе, и Дэмьен с Хессет поочередно шли пешком, чтобы не переутомлять кобылу, которую они делили на двоих. Будь погода более приятной, подобная прогулка доставила бы Дэмьену удовольствие, а сейчас он страшно обрадовался, когда Таррант просигналил о привале. Дэмьен самую малость обтер лошадь - главным образом для того, чтобы взбодрить ее, высохнуть в здешней сырости она все равно не могла. Скорее это было чисто ритуальное действие, позволяющее к тому же свободно парить мыслям, пока руки орудуют щеткой. Он обдумывал услышанное от Тарранта, пытаясь разгадать, кто же или что же ждет не дождется встречи с ними... Но если мало-мальски разумного объяснения не смог предоставить сам Владетель Меренты, то на что было надеяться простому священнику? "Нам нужна дополнительная информация", - подумал он. И помолился за то, чтобы такая информация появилась раньше, чем опасность, о которой она могла бы повествовать. Они молча поели и отдохнули, в молчании же вновь сели в седла и продолжили путь. Таррант ехал первым. Дэмьен ощущал в душе Охотника нарастающую тревогу - или это уже имело смысл назвать страхом? - но не зная источника, он не мог и ободрить своего спутника. Они с Хессет были обречены на неведение до тех пор, пока сам Владетель не решит поделиться с ними своими опасениями. По мере того как они продвигались на юг, лес понемногу менялся. Сначала едва заметно: на смену одной породе деревьев пришла другая, один сорт дикого винограда сменился другим. Трудно было определить, где именно здешняя флора приобрела откровенно угрожающий характер, или же определить, что именно с нею не так. Все напоминало самый обыкновенный лес, правда, с сильным запахом гниения и с массой причудливых теней, которые образовывал вездесущий туман. Строго говоря, было даже странно, что в таком климате могут расти более или менее нормальные деревья. Теперь здесь преобладал дикий виноград - но это был не тот приветливо-зеленый виноград, с которым они привыкли иметь дело у себя на родине. Толстые, похожие на канат стебли обвивали стволы деревьев; огромные и сочные листья казались невиданными грибами. Этот виноград даже не был зелен, а призрачно бел, особенно при свете фонаря, который, естественно, давно уже не гасили. Дэмьен слез с лошади и пошел пешком, следя, чтобы кобыла не полакомилась здешними гроздьями. Кое-где лозы переплелись так густо, что между двумя деревьями покачивалось нечто вроде циновки; множество насекомых сновало по стеблям и по грибовидным листьям. Ближе к верхушкам деревьев дикий виноград смыкался в зеленый полог, но зелен он был лишь потому, что всосал в себя цвет и жизнь деревьев, мертвые ветви которых тихо покачивались на стылом ночном ветру. Они казались сухими черными пальцами, у самого основания которых трепетало по два-три белых листочка. Все пахло распадом и гниением, и Дэмьен не сомневался в том, что тысячи маленьких мстителей прокладывают себе дорогу сквозь тело умирающего дерева, пока оно не превращается в чучело, полое изнутри, становясь всего лишь мертвой опорой для вызревающего на нем и вокруг него винограда. "Это всего лишь природа, - убеждал он себя. Просто растения приспособились к особым условиям здешних мест". Но почему-то это казалось неправильным, даже несправедливым. В Запретном Лесу у Тарранта все было чудовищно, но: сами его части четкой согласовывались друг с другом, образуя безупречную: биологическую гармонию; и это, равновесие ощущалось: повсюду, сколь бы отвратительны ни были его составляющие. Но здесь... слишком много смерти, подумал Дэмьен. Слишком много гниения. Как будто природа перенапряглась в точке опоры, как будто что-то добавили или, наоборот, отняли, а в результате вся система вышла из-под контроля. А может, не добавили и не отняли, а изменили? И чем будет питаться виноград после того, как убьет все деревья? Они скакали мимо густых зарослей дикого винограда, покрывавшего деревья целиком, подобно одеялу. А что произойдет, когда эти заросли станут настолько густыми, что солнечный свет перестанет попадать даже на вершины деревьев? Хорошенько прислушавшись, разве не услышишь, как весь этот лес умирает? Как, войдя в коллапс, стенает целая экосистема? Мысль об этом заставила священника содрогнуться, так что Хессет обернулась посмотреть, что это с ним стряслось. Лицо у нее было мрачным, и маленький шрам, оставшийся на память о внутреннем веке, втянулся в глаз как можно глубже. Вот как. Значит, она это тоже чувствует. Что ж, по крайней мере, хоть некоторое утешение. Они скакали несколько часов, делая лишь краткие привалы, чтобы Дэмьен и Хессет смогли поесть, чтобы покормить лошадей и чтобы Таррант мог изучить потоки Фэа. Стоило им остановиться, как умирающий лес, казалось, смыкался вокруг них, поэтому все управлялись со своей пищей как можно скорее и пренебрегали отдыхом сверх самого необходимого минимума. Даже Таррант, судя по всему, чувствовал себя здесь неуютно. А разве это, если хорошенько призадуматься, не исполнено зловещего смысла, - таким вопросом задавался Дэмьен. Охотник строил существование на точности и порядке, его творческий гений вбирал в себя не только человеческую религию, но природу как таковую во всей ее комплексной необъятности. Неужели здесь он столкнулся с большей мерзостью, чем его собственная, столкнулся с экосистемой настолько испорченной, что она не поддается восстановлению? Какое-то время спустя - трудно сказать какое, он потерял всякое представление о времени, - Охотник повернул на восток. На задавая никаких вопросов, они поехали следом: его интуиция не вызывала у них сомнений. Свитый из виноградных лоз полог над головами стал еще гуще, колючие отростки, свисая, цеплялись за их волосы. Отвратительный запах гниения становился все сильнее и сильнее: даже Дэмьен с его примитивным человеческим обонянием задыхался и мог лишь представить себе, каково приходится Хессет. Отростки свисали с верхушек деревьев все ниже и ниже - так что в конце концов Тарранту пришлось, обнажив меч, прорубать себе и своим спутникам дорогу. Холодное пламя, источаемое заговоренной сталью, отражалось в каплях тумана, окрашивая весь мир в ледяные серебряно-синие тона. Побеги лозы звенели под ударами меча как стеклянные, мгновенно превращаясь в осколки льда, рассыпающиеся во все стороны, словно брызнувшие с небес звезды. И вот они вновь очутились на открытой местности. Таррант управился с последними непроходимыми зарослями - самой настоящей стеной, образованной белыми лозами и грибовидными листьями, - и лес остался позади со всеми своими мертвыми и полумертвыми деревьями, и перед ними предстал водный простор, столь чистый и незамутненный, что от одного взгляда на него Дэмьену стало легче. Таррант кивнул в сторону воды. - Мне показалось, что в создавшихся условиях вам захочется разбить лагерь на берегу реки. Несколько вычурная фраза Охотника заставила Дэмьена поглядеть на небо. Ничего хорошего; туман оставался достаточно густым, чтобы нельзя было определить, насколько темны небеса. Но слова, выбранные Таррантом, свидетельствовали о скором рассвете, а ему требуется некоторое время на то, чтобы найти для себя надежное убежище. - Вы уверены, что для вас не будет лучше остаться с нами? Таррант немного подумал. - Здесь мне не укрыться. Так что извините. По каким-то оставшимся неясными для его спутников причинам Охотник предпочел не перевоплощаться в непосредственной близости от них, а пошел в сторону по-прежнему полуночного леса. Дэмьен увидел, как он исчез в собственноручно прорубленном туннеле, а затем с явной неохотой принялся за обустройство лагеря. Он был встревожен. Весьма встревожен. Сделанное им Тарранту предложение было скорее жестом доброй воли, нежели серьезной попыткой; он знал, насколько дорожит Охотник своим дневным уединением. Но если бы Таррант и впрямь решил остаться с ними, если бы он предпочел общество Дэмьена тому неизведанному, которое здесь скрывается... Но он ушел, и то ладно. Дневной свет. Или нечто в этом роде. Туман стал темно-серым, потом средне-серым - и ни на йоту светлее. Солнечный свет с трудом протискивался на дно ущелья между двумя крутыми стенами и сквозь толщу тумана. В полдень клубящийся в воздухе пар наконец стал несколько посветлее, но лишь на очень недолгое время, - через какой-то час все вокруг снова окрасилось в серые тона. Это напомнило Дэмьену ложный рассвет, с которым ему доводилось сталкиваться в арктических пустынях, где последнее осеннее солнце один раз в сутки дразнит наблюдателя своим светом; но так и не восходит. И это, вспомнил он, производит на человека столь же угнетающее впечатление. Но даже в тумане все-таки удавалось кое-что различить: слабые шорохи жизни, порожденной Фэа, скользили по воздуху подобно летучим рыбам; Эти создания лишены вещественности, а их внешняя форма столб же непостоянна, как и сам туман, но отсутствие материальной субстанции ни в коем случае не делало их менее опасными. Судя по всему, ночью их заставляла держаться в сторонке от путников близость Тарранта, а теперь - в свете столь тусклом, что он едва ли мог причинить им существенный вред, - они нависали над Дэмьеном, ведомые слепым инстинктом демонического голода, расчувствовав в его плоти и в присущей ему жизненной силе редкостную по здешним местам добычу. Одному только Богу ведомо, чего именно они от него хотели, а сам священник и не собирался выяснять. Дважды рубанув мечом, он убедился в том, что тяжелая сталь бессильна в поединке с эфемерными существами: меч проходил сквозь призрачное "тело" примерно с тем же эффектом, с каким проволока вонзается в дым; поэтому Дэмьен решил прибегнуть к Творению. Он отогнал их от себя угрозой Проклятия, а затем очертил на земле меловой круг, предотвращая тем самым их возвращение. Пока он предпринимал Творение, его руки тряслись, - он понимал, сколь рискованно это занятие здесь, где в любую минуту может случиться землетрясение, а уж оно испепелит его мозг прежде, чем он успеет хоть что-нибудь почувствовать. Но в конце концов он со всем управился и, собрав восемь камней, разложил их на равномерном расстоянии друг от друга по меловой окружности, защитив тем самым весь лагерь. Здешние камни были далеки от идеала в охранных целях: по идее их следовало бы сперва исписать особыми письменами и украсить соответствующими символами, но пока суд да дело, сойдут и эти. Каждый из них он втиснул в землю под таким углом, чтобы они вошли в Фэа и набрались этой энергии, - и если какая-нибудь демоническая тварь вздумает приблизиться, камни отпугнут ее. А поскольку у камней нет мозга, они могут почерпнуть из Фэа сколько угодно энергии и тем не менее так и не превратиться в источник опасности для человека. Хессет наблюдала за его возней несколько насмешливо, однако воздержалась от каких бы то ни было комментариев. Вот и прекрасно. Потому что поганые твари явились сюда вовсе не по ее душу, не так ли? И лишь когда священник со всем управился и подсел к костру, где уже сидела она сама, Хессет заговорила: - А он скорее всего прав. - Кто? - Таррант. Насчет здешних людей. Дэмьен посмотрел в сторону леса, куда меж тем бежали последние порождения Фэа. - Разумеется, здесь должны быть люди. Причем достаточное количество. Потому что такое число этих тварей могут породить лишь десятки душ в своем общем невольном усилии. - Теперь, когда эти твари уже исчезли, ему стало трудно припомнить, как они выглядят, но он попытался. Какие они странные... но в самом их наличии имелась строгая логика. - Это страх перед туманом, - сказал он. - Вот что распространяет их. Страх перед туманом и передо всем, что скрывается в тумане. Здешние обитатели, должно быть, люди пришлые - и туман вызывает у них ужас. И когда эти негативные эмоции начали воздействовать на земное Фэа, оно и выдало такие порождения. Аморфные и подобные самому туману. - Вглядевшись в пламя костра, он попробовал думать четче. Так, чтобы все сошлось воедино. - Здесь ведь нет более традиционных демонов, не так ли? По крайней мере, мы с таковыми еще не встречались. Но в большинстве человеческих общин складывается собственная фольклорная мифология - вампиры, суккубы, всяческие карлики и уродцы - задолго до того, как появляются бесплотные абстракции вроде здешних. И это странно... - Тем временем от реки на них начало наплывать нечто туманное и красноглазое; достигнув ближайшего охранного камня, оно задрожало и зависло в воздухе. - Вот мне и любопытно, почему это так получилось? - Таррант, наверное, сможет на это ответить, - пробормотала Хессет, наблюдая за демоническим существом, которое попятилось от охранного камня и растворилось в тумане. Но Таррант не смог. Вернувшись ночью, он остановился у мелового круга и последовательно осмотрел все охранные камни. Лишь покончив с этим, он подсел к костру. - Конечно, это не имеет особенного значения, - обратился он к Дэмьену. - Но сила этих камней недостаточна. А вам следовало бы учесть, что и моя мощь является демонической по своей природе и они, соответственно, реагируют на меня, как на врага. Дэмьен сконфуженно заморгал; конечно, ему следовало об этом подумать. - Прошу прощения. После того как они загасили костер и расселись по седлам, Дэмьен и Хессет рассказали Тарранту о странных демонических существах. И вслед за ними раздраженный Охотник оказался не в силах обнаружить людей, которые должны были обитать где-то в здешних лесах. - Но это не Затемнение, - рассерженно, как показалось Дэмьену, буркнул он. - Но если не Затемнение, то тогда что же? Что может позволить десятку или более того людей исчезнуть из потоков Фэа в такой степени, что оно словно и не подозревает об их присутствии? Ответа на этот вопрос не было; не было и другого выбора, кроме продолжения пути. Они вновь углубились в лесную чащу, и теперь ее замкнутость сама по себе обрадовала Дэмьена. Отрадно было видеть хоть что-нибудь, кроме непроглядного тумана, даже если этим чем-нибудь и были противоестественные здешние заросли. Всю ночь они промолчали, проезжая милю за милей по этому странному и чужому лесу, высвечивая фонарем лишь кусочек земли прямо перед ними. Разумеется, Таррант мог видеть и в свете, источаемом Фэа, а ночное зрение Хессет ничуть не уступало дневному, но вот Дэмьену казалось, будто он здесь ослеп. И, вдобавок к этому неприятному обстоятельству, лес с каждой милей менялся и становился все страннее и страннее. Ничего удивительного в том, что ко времени очередного привала он почувствовал себя полностью изнуренным. Сначала дикий виноград удушал деревья. Затем пошла полоса изломанного (кем? чем?) винограда, из изуродованных побегов течет белый сок. Затем появились черные зверьки, снующие туда и сюда по стволам деревьев, с несколькими виноградинами или с обрывком грибовидного листа во рту. Потом твари больших размеров, похожие на гигантских пауков, поедали черных зверьков. Причем вся эта живность не соседствовала друг с другом, как обстояло бы дело в обычном лесу, а проходила своеобразными полосами или волнами - и каждая новая волна пожирала лес по-новому, оставляя после себя лишь мертвые деревья, погубленный виноград и голые кости. Костей было чрезвычайно много. Они устилали землю, как по осени - сухие листья. Лежали целыми слоями, столь толстыми, что трещали под копытами лошадей буквально на каждом шагу. А запах гниения и распада был время от времени столь невыносимым, что Дэмьену приходилось зажимать платком нос и рот и совершать Творение, воздвигая вокруг себя нечто вроде обонятельного барьера. Да и Хессет выглядела такой больной, что он предложил ей аналогичную помощь - и она, к его изумлению, согласилась. Как разбирался с невыносимым запахом Таррант, так и осталось загадкой, но Дэмьен не сомневался в том, что тот что-то придумал. Охотник был человеком слишком изысканным, чтобы переносить такую мерзость, к тому же так долго. Но вот, наконец, они вновь выехали на берег реки. Здесь она стала шире, вода рябилась, протекая по скалистому ложу. Дэмьен рванулся к берегу, чтобы набрать воды для ужина, но Таррант схватил его за плечо и заставил остановиться. - В чем дело? - Характер здешнего леса. Подумайте об этом. Живое здесь пускает корни, размножается и разрушает окружающую среду. Потом то же самое совершает следующий вид. И так далее. И так далее. И так далее. Священник не сразу понял, что имеет в виду Охотник. - Вы хотите сказать, что кто-то заставляет формы жизни эволюционировать? - Природа бесконечно сложна, преподобный Райс. Кому знать об этом лучше, чем мне? Естественная экосистема всегда бывает тщательно сбалансирована, всегда подразумевает сложное взаимодействие сдержек и противовесов, эволюционирующих одновременно и параллельно. Здесь же мы не наблюдаем ничего подобного. Здесь все чрезвычайно просто - и чрезвычайно расточительно... Я чувствую за этим человеческие усилия. Усилия крайне неопытного человека, лишенного подлинного понимания происходящего, обескураженного собственной неспособностью управлять протекающими процессами. Потому что если ты стремишься вывести новый вид и подходишь к этому делу надлежащим образом, тебе приходится позаботиться и о противовесах: о хищниках, паразитах, эпидемиях, о механизме вырождения. Ничего подобного здесь не сделано. Просто приложена сила в отсутствие понимания возможных последствий. Ничего удивительного в том, что последствия оказались настолько ужасными. - Каждая форма жизни захватила собственную территорию, - подчеркнула Хессет. - Возможно. Но возможно и другое. Все здешние формы жизни созданы в едином центре, а затем им предоставили возможность свободного распространения. Сперва виноград, потом зверьки, питающиеся виноградом. Когда зверьки вышли из-под контроля, по их следу пустили хищников. И так далее. Каждая форма жизни волнообразно распространяется из общего центра. А мы с вами направляемся... - Мы направляемся именно в этот центр, - внезапно вырвалось у Дэмьена. Охотник кивнул: - Точно так. И скоро нам предстоит встреча со следующим здешним видом. Последними нам на глаза попались грызуны, причем довольно крупные грызуны. Все, что может справиться с этими грызунами, будет представлять опасность и для людей - и, соответственно, для собственных создателей. - Но их смогут уничтожить насекомые, - заметила Хессет. - Или даже микробы. Не представляющие опасности для человека. - Совершенно справедливо. И, затей все это я сам, я бы выбрал микробов. Но тот, кто строит из себя Господа Бога применительно к данной экосистеме, явно лишен подобной изощренности. Так кто же, с нашей колдовской точки зрения, может оказаться надежным - и безопасным для нас самих - убийцей? Еще один мелкий зверек? Это неэффективно. Крупный зверь? Это слишком опасно. Может быть, нечто крупное, но ограниченное в своих передвижениях так, что оно не может распространяться само по себе. Тогда смертоносного контакта с ним можно избежать. Но ведь нельзя же расположить этих убийц в выбранных наугад точках? Остальная живность научится избегать контакта с ними. Убийцы должны находиться где-нибудь в укромном месте - но все же в таком, куда в конце концов непременно придут все звери... Он на мгновение всмотрелся в траву, затем, наклонившись, поднял с земли камень. Тот был, как заметил Дэмьен, плоским, очень тонким, размером приблизительно с мужскую ладонь. Изящно вывернув запястье, Таррант бросил камень в реку, причем тот несколько раз подпрыгнул над поверхностью воды, прежде чем то ли пойти на дно, то ли потеряться в тумане. - Ловко, - усмехнулся Дэмьен. - Но я не понимаю... Река пришла в движение. Там, где плоский камень впервые соприкоснулся с поверхностью, из воды в хлопьях пены вырвалось нечто зеленое. Зеленое и поблескивающее, оно судорожно зашарило вокруг в поисках осмелившегося побеспокоить его предмета. Дэмьен разглядел зеленые щупальца, между ними мелькнуло нечто ослепительно белое и страшно острое. Голод. О Господи, он прямо-таки физически ощутил голод, исходивший от этого чудовища, почувствовал, как этот голод парализует ему конечности, лишая малейшей возможности как убежать, так и вступить в схватку... Резко встряхнув головой, он заставил себя отвернуться. И это оказалось нелегко. Какое-то время спустя шум, доносившийся с реки, затих. Еще какое-то время спустя Дэмьена оставило ощущение собственной беспомощности. Он вновь повернулся к реке, но не увидел на ее поверхности ничего, кроме легкой ряби. - Господи, - прошептал он. - Что это было такое? - Последний гамбит нашего колдуна, так мне кажется. А что может произойти, когда выйдет из-под контроля эта тварь, остается только догадываться. К счастью, следующим этапом здешней эволюции, судя по всему, тоже должно стать речное чудовище. Благодаря этому путешествие по суше выглядит до поры до времени более-менее безопасным. - Если вы правы, - заговорила Хессет, - если все это дело рук человеческих... тогда, скажите, далеко ли нам еще до встречи с этими людьми? Вы можете определить это хотя бы приблизительно? - Я бы сказал, что мы подошли к ним практически вплотную. Сколько ступеней по живой лестнице пропитания остается преодолеть, прежде чем предмет эволюции решит, что ему нравится вкус человеческого тела? Мне кажется, отныне нам надо проявлять предельную осторожность, - предостерег их Охотник. - Здешние твари с каждым разом становятся все крупнее и крупнее, а значит, и опаснее. Не исключено, что в конце концов эти исчадия окажутся даже опасней, чем местные люди. - А ваше Познание по-прежнему бессильно выяснить что-нибудь о них? - спросил Дэмьен. Таррант холодно посмотрел на него: - Увы. Я пытался. Все выглядит так, будто они исчезли напрочь. - Или были съедены, - предположила Хессет. - Я бы такое почувствовал, - невозмутимо ответил Охотник. "Предельная осторожность!" Вот о чем думал Дэмьен, пока они ехали по берегу, высматривая место для привала. Предельная осторожность. Как будто они не были предельно осторожны до сих пор! Как будто без Охотника они бы сами этого не поняли. "Он встревожен, - подумал Дэмьен. - Может быть, даже напуган. Да и случалось ли кому-нибудь пренебрегать его волей столь бесцеремонно? Но если он испуган... то какие же, к черту, выводы из этого вытекают?" Лагерь они разбили на скале над рекой. - Дэмьен! Дэмьен! Поднимайся! Встревоженный шепот проник в его сны. Прошло не меньше минуты, прежде чем он понял, кто это и почему к нему взывают с такой страстью. - Дэмьен! Проснись! Пожалуйста!! И тут наконец он понял. Сон разлетелся на тысячу обломков. Он проснулся. - В чем дело? - пробормотал он, неловко усаживаясь. В горле у него пересохло. - В чем дело? Он увидел, что Хессет вооружилась. - Кто-то идет, - прошептала она. Уши ее стояли торчком, щетина искрилась. - Я чувствую по запаху. Священник вскочил на ноги, огляделся по сторонам в поисках удобной позиции для стрельбы. Но место для привала они подыскали, исходя из того, чтобы оно было подальше от леса и в то же самое время подальше от реки, а вовсе не с учетом удобства для обороны. Он мысленно выругал - и себя, и Тарранта - за такую беспечность. - Где? - прошептал он. Ракханка кивнула в сторону юга. И, помедлив, сказала: - Их много. "Черт побери. Черт побери. Черт побери". Он выбрал небольшую группу деревьев у них за спиной, где можно было относительно надежно укрыться. Однако лошадей прятать было некуда. Не хватало времени и на то, чтобы убрать признаки лагеря. Он жестом велел Хессет подползти поближе за низкий и длинный бугор. Теперь он и сам услышал. Шорох. Голоса. Странное сочетание осторожности и беззаботности: переговаривались они тихо, а по земле топали громко, вовсю. И, черт побери, их действительно было много. Несколько человек ни за что не подняли бы такой шум. Они подошли ближе. Они подступали с юга, но затем внезапно переменили направление и пошли в западную сторону. Это означало, что они окружают лагерь. Голоса смолкли, они понимали, что их жертвы могли теперь услышать их. Выходит, им известно, где находится лагерь. Скорее всего, известно и то, на кого предстоит охота. Черт побери. Еще какая-то пара минут - и они с Хессет окажутся в окружении. А тогда не останется ничего другого, кроме как бежать к реке. Стремительно рванувшись на север, они бы еще сумели вырваться из смертоносного круга... нет, это означало потерю лошадей и всех припасов. А без провианта, снаряжения и лошадей им все равно ни за что не добраться до цели. Дэмьен почувствовал, что им овладевает отчаяние, но вместе с тем принялся хладнокровно просчитывать варианты. И все они сводились к одному-единственному шансу, который у них еще оставался. Он потянулся к Хессет, взглянул ей в глаза, кивнул на лошадей. "В седло, - гласило выражение его лица, - и прочь отсюда". На север. Можно держаться реки - но не слишком близко к ней, - там лошади смогут развить галоп. И не исключено, что от этой оравы удастся просто-напросто оторваться. Конечно, поднимется страшный гвалт, но человеку не угнаться за лошадью. Ехать придется долго, чтобы уйти от преследователей с гарантией, но другого шанса у них просто не было. Но как раз когда он бросился к лошадям, заросли винограда на опушке леса раздвинулись, и он понял, что опоздал: враг вышел на открытое место, а это означало, что лагерь уже окружен. Возвращаться за бугор времени уже тоже не было, так что и с этой опорной точкой следовало проститься. Кроме того, вернувшись, он выдал бы тем самым, где прячется Хессет. Надо было предоставить шанс хотя бы ей. Сердце у него в груди бешено заколотилось. Взяв оружие на изготовку, он повернулся лицом к противнику. Первым, что бросилось в глаза, было лицо. Чудовищное лицо с искаженными очертаниями и самым страшным и нелепым образом размалеванное. В своем взвинченном состоянии он даже не сразу понял, что это такое. Но тут появилось и второе лицо - столь же гротескное, столь же размалеванное. Это были лица из его детских кошмаров - именно такими рисовало подсознание ночных демонов задолго до того, как он столкнулся с ними в действительности. Да нет, это и впрямь оказались не лица, а маски. Он в недоумении наблюдал за тем, как из леса выскакивали все новые и новые вооруженные страшилища в масках, пока они наконец не окружили весь лагерь. Воители в демонических масках явно рвались в бой, от их заляпанных грязью тел веяло кровью и смертью, деревянные копья с костяными наконечниками и примитивные луки были в чем-то липком и буром - и Дэмьен ни на мгновение не усомнился в том, что это кровь, кровь бесчисленных жертв, которыми кишат здешние леса. Следовало напасть на них, пока они не выстроились в боевой порядок. Или вернуться к Хессет. Следовало сделать хоть что-нибудь. Но он не мог. Он, не веря собственным глазам, глядел на нападавших. Это были дети. Не меньше двадцати детей окружили лагерь, он не стал тратить время на подсчет их точного числа. Лишь немногие из них были ростом ему по грудь. Какая-то часть наверняка была из семи- или восьмилетних малышей, остальные были самую малость постарше. Судить о возрасте детей в масках и примитивных кожаных доспехах было трудно, и все же Дэмьен предположил, что лишь двоим или троим исполнилось больше десяти лет. Странно. Чудовищно - и в то же время невероятно странно. Все дети были вооружены, а их оружие - при всей своей примитивности - наверняка ничем не уступало взрослому. Пока они подступали все ближе и ближе, Дэмьен понял, что ему остается одно из двух. Он может наброситься на них, воспользовавшись преимуществом, которое предоставляют ему рост, сила и опыт. Или он может сдаться и попробовать потянуть время до возвращения Тарранта. Последнее явно претило ему, и он уже начал прикидывать, каким образом проще всего справиться с такой оравой... но это же были дети. Дети! Как же он сможет рассекать мечом эти тщедушные тельца? Да и сможет ли? Внезапно он утратил уверенность в этом. Руки его, сжимавшие оружие, задрожали. Выскочив из укрытия, к нему присоединилась и Хессет. Он услышал, как ракханка горестно зарычала, поняв, с кем и с чем приходится иметь дело. - Кто вы? - спросил Дэмьен. - И что вам нужно? Ему ответил мальчик - один из самых рослых: - Вы пойдете с нами. Немедленно. Положите на землю оружие и пойдете с нами. - Или мы вас убьем! - вмешалась малышка, по плечам которой вились нечесаные белокурые волосы. - Так что живо, - скомандовал мальчик. Дэмьен посмотрел на Хессет и увидел у нее в глазах отражение той же душевной сумятицы, которая охватила и его самого. Возможно, какую-то минуту назад он смог бы убедить себя в том, что это не люди, а оборотни, смог бы, зажмурившись, изрубить их мечом или извести колдовством... но не сейчас. Не когда они заговорили. Все человеческое в нем восставало против насилия по отношению к детям. Детей следует защищать, а вовсе не убивать. Если бы они набросились на него, он, возможно, оказал бы сопротивление. Если бы создалась реальная опасность для его жизни. Если бы они повели себя яростно или бесновато, если бы решили убить его, а не взять в плен. Если бы... Но они этого не сделали. И никак себя в этом смысле не проявили. Он опустил оружие. Дети ждали. Он посмотрел на Хессет - ее уши по-прежнему стояли торчком, и она тихо шипела, но, перехватив его взгляд, кивнула, и он положил оружие. И отступил на шаг. Конечно, все это было в каком-то смысле жестом. С учетом его физической силы и когтей Хессет они были в этой толпе не такие уж и беззащитные. Но, казалось, дети в масках требовали от них именно этого. Он проследил за тем, как собрали все их припасы и взяли лошадей под уздцы. Повадки у них не детские, подумал Дэмьен. Слишком деловитые. И слишком скованные. Он обнаружил, что за ними трудно наблюдать с близкого расстояния. Трудно на мало-мальски длительное время сфокусировать взгляд на ком-нибудь одном. Возможно, это остаточный эффект Затемнения? Во всяком случае, ощущение было странным. В конце концов дети собрали и забрали все, кроме того, что показалось им не заслуживающим внимания. Забрали оружие и у самого Дэмьена, и у Хессет. Стройная девочка в маске хищного зверя взяла его меч вместе с ножнами: меч был больше ее самой. - Кто они? - прошептала Хессет. - Кто или что? Рослый мальчик расслышал эти слова. Дети уже взяли Дэмьена и Хессет в круг, изготовившись вести пленников в глубь леса и далее, одному Богу известно куда. И теперь рослый мальчик встал лицом к лицу с ними, широко расставив ноги и опершись на воткнутое в землю копье. И заговорил. Заговорил с вызовом и торжеством. - Терата, - объявил он, и хотя лицо его было скрыто под маской, Дэмьену показалось, что он ухмыльнулся. - Вот мы кто такие. Терата! 23 Руки ему скрутили за спиной. Покоряться Дэмьен не хотел, но другого выбора не было. В конце концов, он же уже сдался им на милость. Когда руки стягивали грубой веревкой, он, конечно, постарался напрячь мышцы и утолщить запястья, чтобы позднее можно было высвободиться, а они сделали вид, будто ничего не заметили. Покончив с ним, они занялись Хессет, а он покрутил руками, определяя крепость узлов, и с удовольствием обнаружил, что те поддаются, что означало, что связали его хоть и крепко, но неумело. С учетом этого и "задела" в виде напряженных запястий, позже он сможет освободиться без труда. Убедившись в том, что пленники надежно связаны, Терата погнали их в лес. Подталкивая копьями в спину, чтобы они шли веселее. Сперва Дэмьена и Хессет вели густыми зарослями вдоль берега, потом завернули в туманную глубь леса. Однажды священник споткнулся, и острый наконечник копья немедленно кольнул его между лопатками; ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не выругаться вслух. "Это же дети, - напомнил он себе. Подняться без помощи рук оказалось непростым делом. Он чувствовал, что по спине тонкой струйкой течет кровь. - Самоуверенные по природе и не обладающие достаточным разумом, чтобы управлять своими действиями... Рассердишь их - и реакция окажется совершенно непредсказуемой. Так что будь поосторожней, Райс!" Откуда же они взялись, эти размалеванные дети под масками? Какая цепь обстоятельств привела их сюда? Кое-как ковыляя по темному лесу, он мог лишь задаваться этими вопросами. И надо было идти быстро, иначе какой-нибудь горе-вояка кольнет его еще раз. Хессет держалась молодцом, хотя торчащие уши и постоянное шипение свидетельствовали о том, что она далеко не в восторге от того, какой оборот приняло их путешествие. "Да уж, - мрачно подумал он. - Нам обоим не позавидуешь". Терата вели их на юг. По лесу, с нижних ветвей в котором листья слизало какое-то травоядное - или же это очередное колдовство?.. Голые стволы деревьев пестрели отметинами чьих-то зубов: из дерева выпивали сок, и оно умирало. Над головами нависали полые, высосанные изнутри и состоящие почти из одной коры ветви, иногда Дэмьен задевал их волосами. Теперь, когда Таррант истолковал загадочный характер происходящего, Дэмьен повсюду находил новые подтверждения его правоты. Но в отличие от Владетеля, так и не понявшего, что за существа способны на это и, более того, хотят этим заниматься, Дэмьен нашел ответ и на этот вопрос. Ограниченный разум. Неискушенный и неопытный. Разум, не способный охватить взаимосвязанную сущность природы с тем, чтобы научиться пользоваться ее дарами. Детский разум. И это означает, напомнил себе Дэмьен, что по меньшей мере один из этих детей обладает колдовскими способностями. Если только один. Потому что мощь, необходимая для того, чтобы Творением создать или изменить целый вид, должна быть огромной; эти Терата, конечно, не обладают разумом взрослого человека, но применительно к экстраординарным возможностям они едва ли уступят и опытному колдуну. Здесь было над чем призадуматься, перешагивая через валежник и по возможности избегая контакта с бесчисленными колючками, то и дело цепляющимися за одежду. Но тут впереди показалось нечто, заставившее его остановиться, - и на этот раз никто не кольнул его в спину. Уставившись на совершенно непроходимый бурелом, он подумал о том, как же им удастся расчистить дорогу, не обладая ничем, кроме копий, луков и нескольких коротких ножей. Проходили ли здесь эти дети раньше? Маловероятно... Сбоку резко вспыхнул свет. Обернувшись, Дэмьен увидел в руке у одного из мальчишек зажженный факел, чадное пламя разгоняло туман на расстояние в несколько ярдов вокруг. Нагнувшись, мальчик вырвал из земли клок травы и поджег его; черный дым, густой и удушливый, рванулся в небо. Затем он передал факел рослому мальчику, который заговорил с Дэмьеном при первой стычке и который, судя по всему, был у них главарем. Бросив короткий взгляд на пленников, мальчик подошел к преграде из бурелома и начал всматриваться в нее, словно изучая. В свете факела стали видны огромные, размером с человеческую ладонь, колючки, да и толщиной они были в палец. На остриях колючек поблескивала какая-то темная влага, и что-то в ней очень не понравилось Дэмьену. К этому лучше не прикасаться, подумал он. Когда мальчик приблизился к бурелому, тот тихо затрепетал - или у Дэмьена всего лишь разыгралось воображение?.. И тут он поднес пылающий факел к нижним ветвям, и те окутались дымом... Мертвые ветви задрожали. Колючки принялись дергаться. С ужасом и изумлением Дэмьен наблюдал за тем, как сухие и безжизненные на первый взгляд ветви пришли в движение подобно тысячам рук, как в ярости изготовились для удара колючки. Мальчик сунул факел еще глубже в трепещущее месиво, и оно, словно вдруг ожив, отпрянуло. В непроходимой преграде образовался проем - и мальчик теперь расширял его, водя факелом из стороны в сторону, отпугивая факелом ветки, которым вздумалось вернуться на прежнее место, пока наконец не образовался проход или лаз, достаточный для человека. К главарю подошла маленькая девочка, держа в руке факел, который она зажгла от уже горящего. Работая вдвоем, они вырубили туннель высотой примерно в шесть футов и достаточно широкий, чтобы через него можно было провести лошадь. - Вперед, - распорядился мальчик. Терата быстро исполнили приказание. Пока они проходили по туннелю, ближние к ним ветви трепетали, и у Дэмьена не было ни малейших сомнений насчет того, что, стоит дыму поредеть хотя бы на миг, и ветки сомкнутся, убив путников. Но крошечная девочка и рослый мальчик управлялись с факелами с поразительным искусством, им даже удалось настолько расширить проход, что гривы лошадей практически не прикасались к ветвям. Войдя в туннель, Дэмьен: осмелился применить Познание - и увиденное им колдовским образом едва не заставило его застыть на месте. Но в спину священника уперлись детские ручонки - и его вытолкнули из туннеля так, что он повалился на колени, ударившись о камни уже на безопасном расстоянии от чудовищного бурелома. Пропустив всех вперед, последними из туннеля вышли двое с факелами. И сразу же пропал дым, и сразу же заходил ходуном, занимая прежнее положение, бурелом, послышался страшный треск, напоминающий, пожалуй, рев гигантского зверя. Но дети уже отошли на безопасное расстояние, и самые длинные колючки не дотянулись до них, пусть и всего на несколько дюймов. А бурелом все еще трепетал, постепенно успокаиваясь. Глядя на эти судороги неутоленного голода, Дэмьен горько пожалел о том, что рядом нет Тарранта. И не только потому, что его могущество оказалось бы в сложившейся ситуации как нельзя кстати. "Ты ошибся, Охотник. Они не сразу додумались до того, чтобы заслать своих убийц в реку. Они не оказались настолько дальновидными. Сначала они посадили убийцу в землю и дали ему возможность свободно произрастать. И так все и продолжалось до тех пор, пока животные, которыми питался убийца, не научились избегать встречи с ним. И тогда его единственной добычей стали сами Терата". Поднимаясь на ноги, он услышал тревожно-яростный шорох сучьев. Изголодавшихся сучьев. Изголодавшихся посреди такого изобилия сучьев. "Но эти дети учатся на собственных ошибках, - мрачно подумал он, следя за тем, как Терата гасят факелы. - И это следует иметь в виду". Они шли и шли, милю за милей. Дэмьену было трудно поспевать за этими детишками - сил у них было хоть отбавляй, и, хотя их шаг был куда короче взрослого, шли они на удивление быстро. От него же требовали не только поспевать за ними, но и идти в ногу. И как только он машинально удлинял шаг, наконечник копья или кончик ножа заставлял его горько пожалеть об этом. Даже не оглядываясь через плечо, он понимал, что спина и бока его залиты кровью. Хессет этот переход дался легче: она двигалась с грацией хищного зверя и не создавала детям повода для недовольства. Что-то ненормальное крылось и в манере ходить этих детей. Так думал Дэмьен, поглядывая то на троих вожаков, идущих впереди, то краешком глаза на тех, что шли рядом. При том, что все они были детьми, при том, что все они, несомненно, еще росли и, соответственно, были несколько неуклюжи, чувствовалась в их движениях и другая - более общего плана - аномальность. Он никак не мог понять, что это такое, - стоило ему пристально вглядеться в одного из детей, и перед глазами начинали плыть круги, так что он спешил поскорее отвернуться. Но о наличии аномалии говорила ему интуиция или, если угодно, чутье: эти дети наверняка были еще более странными, чем казались. А в чем эта странность - необходимо было разобраться как можно быстрее, потому что от этого, несомненно, зависела его жизнь. Прошло еще несколько часов. Было уже сильно за полдень. Усталость охватила его тело, его душу, похоронила под спудом его надежды. В конце концов проклятущий лес поредел, и лишь изогнутая полоска тумана стелилась над грязной и топкой дорогой. Дэмьен, еще ничего не увидев, по запаху определил, что они подходят к реке. Теперь выглядела измученной даже Хессет. Переход вымотал их обоих. В конце концов они действительно вышли к реке, сверкающей холодным блеском под проникающими сквозь туман лучами солнца. Строго говоря, здесь она была скорее озером, огромным озером, расстилающимся до самого горизонта. Во многих местах в воду с берега повалились деревья, на них и вокруг них прижились водные растения, постепенно заткавшие всю поверхность воды чем-то вроде паутины. С коряги на корягу перепрыгивали мелкие зверьки, чувствуя себя в нескольких дюймах над поверхностью озера в такой же безопасности, как на ветках в родном лесу. Кое-где виднелись отмели, а может, искусственные песчаные насыпи. Или эти насыпи сами по себе были намыты быстрой в верхнем течении рекой? А посередине... На расстоянии примерно в полмили от берега из воды поднимался остров - туда им совершенно определенно и предстояло отправиться. По берегам его валялись огромные каменные валуны, лишь кое-где покрытые зеленью. Отметины прилива были видны на высоте в добрых десять футов по сравнению с нынешним уровнем воды, и лишь выше этой черты росли деревья и более или менее крупные кусты - но и они выглядели жалко, чудовищно, искривленно и представлялись тем самым идеальным кровом для Терата. Дэмьен подумал о том, уж не создали ли Терата и эту уродливую растительность. Или, набравшись горького опыта в связи со своими предшествующими экспериментами, они предпочли оставить остров таким, каким его создала природа? Подталкивая Дэмьена, вся орава отправилась на берег. Он не без ужаса взглянул на воду, памятуя о хищниках, живущих выше по течению. Но хотя идти пришлось по воде, Терата знали брод до ближайшей отмели или насыпи. Дэмьен шел как можно осторожней и невольно радовался тому, что у лошадей нет разума, способного оценить риск, которому все сейчас подвергаются. Дно тем не менее оказалось довольно твердым и ничуть не напоминало хлипкую грязь на берегу, и это было так удивительно, что Дэмьен, на мгновение остановившись, применил Творение, чтобы разглядеть это дно Видением. Но и Видение не помогло. Оно появилось, но почему-то заскользило, ни на чем не сфокусировавшись. Как будто его взгляд уперся в толстое стекло и растекся по его поверхности. Странно. Он никогда не сталкивался ни с чем подобным, да и теперь не мог найти происходящему мало-мальски разумного объяснения. Однажды, в одной из первых их встреч, Тарранту удалось отвести от себя Творение священника, но и это ничуть не походило на нынешнее ощущение. И, должно быть, такую же досаду испытал недавно сам Охотник, когда его Видение не принесло никаких результатов. Странно и пугающе. А мальчик во главе процессии уже сошел с отмели, но хотя вода была ему теперь по щиколотки, дно, судя по походке, оставалось таким же твердым, как и раньше. Сойдя в воду, он взял курс несколько влево, и все остальные последовали его примеру. Дойдя до конца отмели, Дэмьен мысленно ободрил себя: раз уж эти дети с таким спокойствием идут по холодной горной воде, то и ему, наверное, нечего опасаться... Но шагнув в воду, он даже не промочил ног. Да и дно под ногами оказалось вовсе не таковым, каким выглядело. Предательская гладь обточенных течением камешков, скользкая из-за водорослей и ила, со многими тысячами крошечных рыбешек, оказалась под ногой похожа на древесину... Неужели такое возможно? Старая сырая древесина. Он вновь попытался войти в Видение - и при этом, споткнувшись, едва не полетел в воду, - но даже если вода у него под ногами была своего рода оптическим обманом, то Видение никак не отреагировало на это. Сквозь эту воду ничего не было Видно. Более того, сквозь нее не было Видно и следов каких бы то ни было Творений, а ведь любое Творение непременно оставляет след. Исключений из этого правила не существует, думал Дэмьен, осторожно следуя за детьми. Но если здесь и было задействовано колдовство, то он оставался на сей счет в полном неведении. "Таррант бы разобрался, - горько подумал он. - Таррант сообразил бы, что происходит". Он поглядел на небо - или, вернее, в стелющийся над головой туман - и понял, что скоро уже стемнеет. При этой мысли ему полегчало и даже усталость, казалось, несколько спала. "Нам только и нужно дотянуть до его возвращения". В конце незримого помоста начинались вполне зримые ступени, по которым можно было подняться на остров. Дэмьен осторожно взобрался по этой лестнице, хорошо понимая, что со связанными руками он может сорваться в результате одного неверного движения. Из-за спины до него доносились звуки возни: дети с трудом тащили за собой упирающихся лошадей. Но в конце концов животных тоже заставили подняться - может быть, применив колдовство, подумал Дэмьен, - и вскоре все оказались на вершине прибрежного холма, откуда открывался вид на лагерь Терата. Тот, как и сами Терата, был неряшлив и во многом нелеп. Кое-как поставленные кожаные палатки, часть из которых повалилась набок, - и дети прямо на глазах у Дэмьена бросились чинить их. Отвратительный запах, разносящийся по всему острову, - запах скверно выделанных шкур, протухшего мяса... А сколько здесь оказалось детей! Минимум еще две дюжины в дополнение к похитителям Дэмьена и Хессет, включая нескольких карапузов, похоже, только что научившихся ходить. Без масок и оружия дети выглядели на редкость уязвимыми, чтобы не сказать беспомощными, и хотя сложены они были вполне нормально, Дэмьену показалось, будто он видит у них в глазах следы лишений, мучений и унижений, жестоко изранивших юные души. Увидев вновь прибывших, обитатели лагеря тут же сбежались к ним со всех сторон и весело загалдели, как поступили бы на их месте любые другие дети. Казалось, они сейчас начнут клянчить у взрослых сласти. Маленькие личики, загорелые и измазанные грязью, выглядели вполне здоровыми. Пока не заглянешь в глаза. Пленников препроводили под караулом на середину скалистого острова. Здесь зияла разинутая пасть входа в пещеру, тянущуюся, судя по царившему там мраку, в самую глубь острова. Дети принялись подталкивать Дэмьена, явно требуя от него, чтобы он вошел в пещеру. Он оглянулся на Хессет. Ей все это не нравилось, как, впрочем, и ему самому, и все же она держалась достаточно уверенно. В конце концов Дэмьен утвердительно кивнул и, пригнув голову, вошел, подгоняемый частыми ударами в спину. В пещере было скользко, и он едва не упал, однако ухитрился в последний момент не только удержаться на ногах, но и увернуться, давая пройти Хессет, тут же очутившейся во тьме рядом с ним. Едва оба пленника оказались в пещере, как вход в нее перекрыли толстой деревянной решеткой, и Дэмьен услышал снаружи скрип примитивного засова. Решетка представляла собой цельные стволы деревьев, стянутые пенькой. Разбить ее было бы трудно, но вовсе не невозможно. Оставалось порадоваться тому, что дети не сумели обзавестись чем-нибудь металлическим. - Повернись, - прошептала Хессет. И когда он повернулся, она припала к веревке, которой были стянуты его запястья, и перегрызла ее. После этого он развязал и ее саму и размассировал себе затекшие руки. Для начала неплохо. Осталось всего несколько часов до возвращения Тарранта, и он не сомневался в том, что им с Хессет удастся продержаться. В убывающем свете солнца, просачивавшемся сквозь решетку, он принялся осматривать их темницу. Это, несомненно, было творением самой природы, причем весьма грубым творением. На мгновение он подумал о том, не обследовать ли здешние лазы и подземные ходы - а вдруг какой-нибудь из них выведет на волю? Но тут же вспомнил о том, что имеет дело с детьми. Маленькие, быстроногие и невероятно любопытные, они наверняка обшарили здесь все закоулки, прежде чем прийти к выводу, что пещера может послужить темницей. А если тут и нашелся какой-нибудь лаз на волю, то они наверняка давно заделали его. Так что надеяться в этом плане не на что. Он переступил с ноги на ногу так, чтобы его же собственная тень не падала на и без того темную стену, повернулся налево... И увидел глаза. Хессет, должно быть, увидела эти глаза одновременно с ним, потому что священник услышал, как судорожно она вздохнула. На мгновение ему показалось, что две светлые точки во тьме были глазами какого-то небольшого зверька, но тут он вспомнил, что за создания держат его в плену и какого они роста. Да, конечно, это тоже был ребенок. На этот счет не возникало ни малейших сомнений. Испуганный ребенок, забившийся в угол, стоило Дэмьену подойти поближе, и тихонько заскуливший от ужаса. Девочка? Во тьме это было трудно определить, но голосок звучал по-девчачьи. - Убирайся! - закричала она. Голос звучал хрипло, надрывно, похоже, она сорвала его, крича со всей мочи. - Убирайся! Я знаю твоего Бога! Ему не взять меня! Священник замер на месте. В пещере внезапно наступила такая тишина, что ему был слышен стук собственного сердца. Затем он, медленно и осторожно, отступил на шаг. Глаза по-прежнему смотрели на него. Он отступил еще на шаг, потом еще на один... Когда расстояние между ним и девочкой составило примерно двенадцать футов, Дэмьену показалось, что она самую малость подуспокоилась. - Кто ты? - как можно мягче спросил он. Ее странное обвинение по-прежнему звучало у него в ушах. "Твоему Богу меня не взять". - Почему ты здесь? - Прочь! - выдохнула девочка. - Уберите их прочь! Их. Она имеет в виду детей? Что здесь происходит? Он посмотрел на Хессет. Но лица ракханки - и, соответственно, выражения этого лица - ему не было видно. И все же ему показалось, что она кивнула. - Ладно, - по-прежнему мягко сказал он. - Мы не будем к тебе подходить. Он выбрал сравнительно чистое место на грязной земле и сел. Сквозь решетку дул холодный ветер, на нем остывал горячий пот. Дэмьен чувствовал, что эти глаза смотрят на него, что они его изучают, но сам старался на девочку не смотреть. Животным иногда нужно время на то, чтобы привыкнуть к чужому запаху; возможно, испуганная девочка переживает нечто аналогичное. Что ж, спешить некуда. Чего-чего, а времени у них предостаточно. Несколько минут прошло в полном молчании, а потом шорох снаружи, из-за решетки, известил Дэмьена о том, что кто-то идет. Это оказался мальчик без маски, но в боевой раскраске, в грязи и с деревянным копьем. Он подошел к решетке и заглянул сквозь нее в темницу - и тут же из дальнего угла вылетел какой-то маленький, грязный, насмерть перепуганный комок плоти, - вылетел так стремительно, что Дэмьен аж подпрыгнул на месте. Девочка подбежала к решетке, упала перед ней на колени, вцепилась в толстые прутья; все ее тело тряслось от невыразимого ужаса. - Уберите их, - взмолилась она. - Пожалуйста! Это же священник, неужели вы не видите? Они убьют нас всех! - Бог городов тут не властен, - указал ей мальчик. - Или ты забыла? А что касается этих... - Он кивнул в сторону Дэмьена и Хессет. - Они останутся здесь только до жертвоприношения. - Его глаза жадно сверкнули. - Думаю, старик Пучеглазый слопает их в один присест. Да что там! Одним глотком!.. Слопает, а кости выплюнет нам на потеху. Так что не бойся. Жертвоприношение. Это слово крайне не понравилось Дэмьену. Сколько же еще ждать наступления тьмы. Ох, как нужен им Таррант, просто позарез! Хессет первой сообразила задать вопрос: - А когда состоится жертвоприношение? Мальчик поглядел на нее. Судя по всему, его не заинтересовало то обстоятельство, что глаза и уши у нее были не очень похожи на человеческие. - Завтра, - объявил он. - Как только Ему будет угодно. Он кивнул куда-то вдоль тропы, но не той, по которой сюда привели пленников. Из-за решетки можно было разглядеть небольшую поляну, в центре которой высилась статуя черного камня - возможно, это был обсидиан, - примитивно изображающая человеческую фигуру. Только не совсем человеческую. Тело-то было вполне человеческим - с поправкой на неопытность ваятеля, и руки были разведены во вполне человеческом жесте, но вот лицо... что-то с этим лицом было не так. Глаза слишком большие и разрез у них явно не гуманоидный. И все же они показались Дэмьену странно знакомыми. Он подождал, пока чуть-чуть не рассеется туман, пока сквозь него не пробьется достаточно света, чтобы озарить черты лица... И тут он вспомнил. Вспомнил это лицо. Вспомнил эти глаза. Они смеялись, следя за ним поверх женского плеча, вот как было дело. И происходило это в кристальной башне в стране ракхов за несколько минут до того, как подземный толчок, вызванный Творением Тарранта, разрушил стены могучей цитадели. Фасетчатые глаза, как у мухи. Гладкие, как зеркало. Пока солнечный свет падал на них, они, казалось, следили за Дэмьеном с явным интересом. Казалось, или следили на самом деле. - Кто это? - выдохнул священник. Даже эта простая фраза далась ему с превеликим трудом. Мальчик ухмыльнулся: - Это наш бог, горожанин. И ты с ним скоро встретишься. Он просунул сквозь решетку несколько мелких кусочков чего-то и примитивный деревянный кувшин. Какая-то еда. Девочка схватила один из кусков полусырого мяса, завернутый в большой зеленый лист, и побежала в свой угол. Очутившись на месте, она накинулась на еду, как после длительной голодовки. А смотрела при этом, не отрываясь, на Дэмьена. Через какое-то время за двумя другими порциями отправилась Хессет. Обнюхав, она передала половину Дэмьену. Священник не шелохнулся. Он не отрываясь смотрел на статую - на чудовищный и вместе с тем хорошо, слишком хорошо знакомый ему образ. В воздухе вокруг статуи уже начали сгущаться сумерки, а в небе - которого ему было отсюда не видно - рассыпала золотые лучи заходящая Кора. Солнце, должно быть, уже село. Наступил вечер. Но где же Таррант? Неужели связующая их двоих нить не дает ему почувствовать, в какую опасность попал Дэмьен? Неужели он не знает, что ему следует поторопиться? Калеста. Теперь он вспомнил имя этого демона. Того самого, который стал мучителем Тарранта. Служителя Дома Гроз. Того самого, который стоял за плечом у пленителей самого Дэмьена, подстрекая их ко все новым пыткам, называя пытки лучшим способом утвердить собственное превосходство. Прошло уже много месяцев, но эти воспоминания заставили священника содрогнуться, а одного звука имени было достаточно для того, чтобы кровь заледенела от ужаса. Они, конечно, знали, что Калеста может оказаться здесь, знали, что он, возможно, в союзе с тем, побороться с кем они сюда прибыли... но не это же? "Если они страстно верят в него, это может превратить его в бога. И придать ему соответствующее могущество". Две дюжины обезумевших детей, и бог, купающийся в страданье. Ничего удивительного в том, что этих Терата так боятся горожане. Ничего удивительного в том, что Терата окружили легендами, что их предпочитают считать дикими животными, или порождениями Фэа, или даже демонами... чем угодно, лишь бы не людьми. Лишь бы не теми, кто они на самом деле. - Скорее же, - прошептал он, как будто Таррант мог его услышать. - Как можно скорее. Ты нам нужен. 24 Охотник облетел долину не то пятнадцать, не то шестнадцать раз, но так и не смог найти своих спутников. Соблюдая необходимую осторожность, он всмотрелся в потоки Фэа, но и там не обнаружил их следа. В конце концов он Творением вызвал ветер, продувший всю долину насквозь и рассеявший туман, но и в условиях улучшившейся видимости ничего не обнаружил. Что было, грубо говоря, невозможно. Если бы они продолжили путь верхом, если бы спрятались куда-нибудь, если бы даже умерли, - в любом случае после них что-нибудь да осталось бы. Даже примененное Затемнение оставило бы по себе хоть какой-то след, слабое эхо недавнего действия, которое можно было бы обнаружить в потоках Фэа. А сейчас не было ничего. Ничего! Как будто они просто-напросто исчезли... или никогда не существовали. "Как и все остальные люди в этих местах", - мрачно подумал Таррант. Он опустился на голую вершину скалы, сбросил оперение, принял человеческий образ. Ветер хлестал по бокам его длинной туники, пока посвященный, сжав кулаки от бессильной ярости, спускался в долину. "И все же они должны быть где-то здесь", - думал он. Деваться им некуда. И если он не может найти их, то этому имеется лишь одно объяснение. Объяснение не из приятных, но в конце концов он готов и к такому повороту событий. Сделав глубокий вдох, он весь собрался для Творения. Горный воздух был холоден - и на легких у него осела ледяная пленка. И вот он изменил земное Фэа, вложив в подходящий поток воззвание. Разумеется - и он теперь понимал это, - Вызов сам по себе вовсе не обязателен для того, кто Вызван. Но ему не хотелось ограничиваться простым Приглашением, хотелось вложить в призыв не только желание встретиться, но и собственную мощь, собственную решимость. "Если он все еще на Востоке", - подумал он. И демон явился. На это ему потребовалось полчаса, но Таррант был готов к этому. Он был готов, если понадобится, ждать хоть пять дней. На этот раз Кэррил явился без каких бы то ни было декоративных изысков, без воссоздания ложной панорамы. Возможно, он почувствовал, в каком настроении пребывает Таррант. Возможно, осознал, что любые иллюзорные эффекты лишь подтолкнут Охотника и спровоцируют с его стороны ничем не обузданную насильственную реакцию. - Ага, - буркнул Таррант, когда перед ним материализовался знакомый образ. - Значит, ты, как я и думал, остался на Востоке. Кэррил быстро огляделся по сторонам: горы, ночное небо, дальние холмы... но не посмотрел в долину, и Таррант отметил это. Туда он смотреть не хочет. - Что тебе нужно? - спросил демон. - Преподобный Райс и ракханка исчезли. Мне нужна твоя помощь, чтобы найти их. Демон изумленно посмотрел на него: - Ты же знаешь, что мне запрещено вмешиваться в эту историю. Уж не хочешь ли ты снова... - Возможно, мне следует рассказать тебе о сопутствующих обстоятельствах. - Голос Охотника походил на змею, он как будто извивался и сочился ядом. - Еще три ночи назад там были люди. - Он указал на долину, в которую они спустились две ночи назад. - А потом они исчезли. Прошлой ночью Хессет и преподобный Райс разбили лагерь у реки. А теперь исчезли и они. - Ледяные глаза, потемневшие от ненависти, уставились на демона. - Но они не умерли. И не бежали. И даже не подверглись Затемнению. Они просто пропали. - Ну и что? - В голосе демона послышалась бравада, но глаза его нервно забегали. "Он чувствует мою ярость, - подумал Гаррант. - И понимает, что я вот-вот обрушу ее на него". - Так чего ты хочешь от меня? - Чтобы ты нашел их. Кэррил промолчал. - Или объясни мне, как я сам смогу найти их. Демон отвернулся. "Боится посмотреть мне в глаза?" - Я же говорил, что не имею права... - Вмешиваться? Не валяй дурака, Кэррил, ты уже вмешался! Земные колдуны так не действуют, я тут за милю чую запах чего-то иного. И простой демон на такое не способен, это мне ясно тоже. - Посвященный сделал шаг по направлению к демону и с удовлетворением отметил, что тот занервничал еще сильнее. Этот демон во многих отношениях поразительно походил на человека. - Должно быть, это иллюзия. Да и чем это может быть еще? Пелена ложной реальности, затемняющая их путь. Но на этой планете есть лишь один класс существ, способных создать столь совершенную и не поддающуюся разоблачению иллюзию. Не так ли, Кэррил? - Мне ничего не известно о колдовстве, - прошептал демон. - Но ты можешь менять внешний образ мира своей мыслью, не так ли? Ты можешь создавать образы материальных объектов, настолько реальные, что человеческий разум воспринимает их существование как непреложную истину. Такими иллюзиями ты способен даже убивать - хотя я сомневаюсь в том, что лично ты хоть раз пытался это сделать. - Охотник ненадолго замолчал. - Все Йезу обладают такими способностями, не так ли? Именно этим и отличается ваше племя? Кэррил промолчал. - Только Йезу способны создавать подобные артефакты. Только Йезу может Затемнить целую долину в такой степени, чтобы там оказалось бессильно человеческое колдовство, - и при этом не оставить в потоках Фэа следа, который свидетельствовал бы о подобном вмешательстве. Только Йезу, Кэррил. И демон вновь промолчал. - Ты меня слышишь? - Слышу. - Мне нужны ответы, Кэррил. Причем немедленно. - А что, если ты их не получишь? - насмешливо поинтересовался демон. - Что тогда? Ты Свяжешь меня? Или Рассеешь? Я же объяснял тебе, что такому мы не поддаемся. - Ах да. Это стало для меня неприятным сюрпризом. Но я немало поразмышлял над этой проблемой с тех пор, как ты поставил ее передо мной... и знаешь, какие выводы отсюда напрашиваются? - Охотник помолчал, давая демону возможность что-нибудь сказать, а затем, так и не дождавшись ответа, продолжил: - Все Творения, предпринимаемые человеком, базируются на определенной ментальной формуле. Для этого необходимо найти словесное определение того, кто применяет Творение, потом того, на кого оно направлено, и выработать контур Фэа, который связал бы этих двоих друг с другом. Вот я и подумал: а что же в этой формуле не срабатывает применительно к тебе? Разумеется, не связующий контур, а какая-нибудь менее броская деталь. Возможно, все дело заключается в словесном определении. То есть Вызов, или Связывание, или Рассеяние срывается лишь потому, что я недостаточно знаком с природой того, кому соответствующее Творение адресовано. - Он не был в этом полност